Источник

Иоаннина. 11 июня вечер.

Точнее следует перевесть: Иоаннины (множественное число) с греческого: Τὰ ωάννινα. Имя города, очевидно, христианское и, даже в христианстве, не очень древнее, едва выходящее за переживаемое нами тысячелетие. Упоминается оно у историков и именно у Анны Комниной147. О начале если не города, то имени его, хронография Эпира гадает следующим образом. На самом выдающемся пункте полуострова, занимаемого теперь городом, существовал в старину подобно стольким другим пустынный монастырь, посвященный св. Иоанну Предтече. По удобству места при нем образовали поселок, поселок разросся в город, город подавил собою монастырь… повторение, значит, Битольской истории, темной, как и та, от темноты вообще средних веков. Так ли было, кто может сказать? По крайней мере, это ничуть не хуже попытки навязать городу Ктитора одного из императоров, Иоанна по имени (Цимисхия, Дуку, Комнина). Как бы то ни было, история, осветившая это место в 1081 г., находит Иоаннину уже значительною крепостию, – местом богатым и цветущим. Во все продолжение растерянного царствования Палеологов, город по необходимости разделял общую участь края, то есть подчинялся первому, кто им так или иначе овладевал, всего же более колеблясь между Императором и Деспотом, то есть владетелем Эпира и Этоло-Акарнании, распространявшим в разные времена различно пределы своих владений, и резиденцией своей имевшим нередко самую Янину. Из периода этого сохранились неложными памятниками его два Хрисовула Имп. Андроника старшего 1319 и 1321 годов. Первый относится вообще к городу, второй собственно к Янинской Церкви. Из обоих документов видно, что в начале XIV века город уже процветал действительно, а не гадательно. Из той же эпохи и приставший к Палеологам „царь“ Симеон почтил город своим хрисовулом 1361 г. Он может считаться представителем стороны Деспотов, ибо в действительности был таковым, насколько к его времени уцелело из державы первого Михаила, и второго по нем Феодора, с которым мы уже познакомились в кратком изложении Солунского царства.

Своеобразное и весьма любопытное явление представляет собою эта держава пресловутых Деспотов, в свое время игравшая такую важную или и прямо фатальную роль в делах разлагавшейся и улетучивавшейся империи, равно тяжелая и ненавистная и своим, и чужим, и равно не любившая ни Византии, ни Европы, ни славян, ни албанцев и никого на свете, кроме своего sic volo. Для того, кто привык укладывать исторические события в готовую рамку дел, лиц, мест, эпох, встретится при изучении ее целая масса неясностей, неточностей и прямых несообразностей, могущих отбить всякую охоту к исследованиям у человека. Самое простое обстоятельство: где средоточилась правительственная жизнь Деспотства в течение 200 с лишком лет ускользает от ясного представления. То Арта, то Янина, фигурируют в значении столицы, то выступают вдруг на первый план Кастория, Аргиро-Кастро, Превеза, Авлон... Впрочем, под конец эфемерного бытия державы лжеименных Ангелов, наша Янина выступает положительно с характером столицы или хотя резиденции властителя края. Находясь теперь в ней, я как-бы долгом своим считаю, насколько могу, уяснить себе и разметить по станциям тот маршрут, которым шла с 1204 по 1480 год хаотическая история отложившихся от империи областей, центром и как-бы знаменем коих, был все-таки древний Эпир, чтобы хотя какая-нибудь образовалась канва для желающего делать исторические наброски, могущие осветить темную и вообще печальную, но любопытную фазу тоже, в своем роде, „борьбы за существование“ (входящей теперь в такую моду), только борьбы не бессознательно-разумной и целесообразной, а большей частью бездельной и как-бы разумно-глупой!

Думаем, не раз уже у нас выпало слово о Комнино-Палеологах, как о чем-то цельном непрерывном, столько фатальном для Византии и унаследованного ею императорского принципа. Но между Комниными и Палеологами история поставила еще запятую, так сказать, – живую иронию под именем Ангелов, из худых наихудших державцев Константинова престола, накликавших на него первую (латинскую) катастрофу. Эта-то забракованная в Византии, затертая и развеянная по миру фамилия, вдруг ярко блеснула и загремела в далеком и глухом краю, который, кстати, тогда напомнил всем свое классическое имя Эпира. Для полноты слова, повторим еще раз родословие первого Деспота Эпирского. У императора Алексия 1 Комнина было 3 сына и 4 дочери. Имена последних: Анна (писательница), Мария, Евдокия и Феодора. Царевен тогда выдавали замуж за своих, подданных империи, славных или родом, или заслугами, или иным чем дававшим право на высокую почесть родства с царствующим домом. Младшей из упомянутых Царевен выпал, таким образом, жребий быть женою незнатного и неславного, но зато прекрасного юноши Константина, по отцу ли носившего фамилию Ангела или именно за свое пригожество так прозванного. От четы этой родились четыре сына и две дочери. Из сыновей получили известность Андроник и Иоанн. Первый был отцом Исаака и Алексия, бывших один за другим императорами. От второго Иоанна, носившего титул Севастократора, родились тоже четыре сына: Исаак, Феодор, Константин и Мануил. Но, как полагать надобно, их всех старше был незаконно прижитый родителем Михаил. Сему-то, непатентованному законностью, и суждено было начать собою ряд государей Эпирских. По завоевании крестоносцами Константинополя и по введении феодальной системы в новозавоеванной империи, Михаил, несмотря на то, что носил имя царствовавшей династии, пристал к чужеземному престолодержцу и, приглядевшись к новому двору Латинско-Византийскому, носившему в себе все зачатки несостоятельности и, в тоже время, будучи одарен предприимчивым духом, отправился из Константинополя за сильнейшим из вассалов Империи, Бонифацием Солунским искать себе счастья, но свернул с дороги и очутился далеко за Фессалоникой, в приморском городе Диррахии, правитель которого, вероятно, не знал, которой из Империй принадлежит он вместе со всем поморьем, Ласкаревой или Балдуиновой. Михаил сразу решил недоумение чиновника, женившись на его дочери и завладевши местом на правах, конечно, трех последних династий – Дук, Комниных и Ангелов. В течение какого-нибудь года, вдруг его ловкостью и неустрашимостью образовалась новая держава, по кличке греческая, в существе же сбродная и разнонародная, упиравшаяся западными пределами своими в Адриатическое море, и эластично касавшаяся с севера и востока владений Бонифация и земель славянских. На проделки мирного завоевателя некому было обратить должное внимание. Дела у всех было, как говорится, по горло. Оттого рискованное148 предприятие его и увенчалось, может быть, для него самого, неожиданным успехом. С него мы и начнем свой пробный список Деспотов Этоло-Акарнанийских.

1. МИХАИЛ I (Иванович)149, 1204 – 1216 г. Послужной список человека, как у нас привычно выражаться, замаран не раз и неодинаковым образом. Еще юношей он был заложником со стороны своего родственника, императора Исаака, при Германском императоре Фредерике I, ведшем европейское ополчение третьего Крестового похода в Палестину, – в 1189 г. Это могло послужить для него школою шатательства по свету, автономических затей, изменчивости и лживости. Плевельные семена эти пали на весьма пригодную землю: быв раз послан императором (Алексеем II) для сбора податей в одну провинцию, он там отложился от него и сам пожелал царствовать. Случиться это могло после 1195 года. Побитый посланным против него войском, он бежал к султану Иконийскому в 1201 году, ища у него спасения и, в следующие за тем годы, с помощью его разорял города своего отечества. С падением своей династии и покорением родной страны иноземцами, пристал к последним в 1204 г. В том же и в следующем году образовал свою державу, – вассальную законного самодержца Никейского, и, насколько мог, подкапывался под чужеземцев. А в 1209 г. заключил союз с латинским властилем Константинополя и назвал себя его вассалом, но, в тоже время, сошелся и с бывшим императором Византии Алексием III. Систематически отнимал у латинцев приморские города, забранные ими, и обещал папе подчинение себя и всей страны. Так он играл вещами божескими и человеческими до самой своей кончины. Увлекаясь каким-то фатальным внушением или предчувствием, он еще в полном цвете сил, назначил себе преемника (обходя собственного сына) – сводного брата своего Феодора, проживавшего при дворе Никейском. Чуть тот прибыл на свое нежданное наследство, как Михаил кончил дни свои убитый слугою своим ночью в постели, вместе и с женою, коей имя осталось для истории неизвестным. Последовало это печальное и открытое для многих гаданий обстоятельство в 1216 году.

2. ФЕОДОР (Иванович), 1216 – 1280. Мы с личностью этой уже хорошо знакомы. Своими завоевательными планами и успехами второй Деспот далеко оставил за собою первого, и вполне оправдал расчеты и надежды того. Начиная с соседней Фессалии, он забирал в свои руки все, что уже два-три столетия привыкло переходить от одного властителя к другому, наконец, целиком взял все царство Солунское, добрался до Адрианополя, возмечтал о настоящем самодержавии и короновал себя Императором в 1222 г., как-бы совсем игнорируя и Константинопольского и Никейского венценосцев, но все шумные затеи его обратил в ничто северный сосед его болгарский краль Асень II, победивши, взявши в плен и ослепивши, по жестокому обычаю эпохи, нового Августа в 1280 году.

3. МИХАИЛ II (Михайлович), 1230 – 1267 г. Прямой наследник был Деспота Михаила I и, также как отец, незаконнорожденный, но, также как он, способный на все руки. Пока державствовал сперва в Эпире, а потом чуть не на всем Балканском полуострове его дядя, он жил где-то в неизвестности. Но чуть того постигло великое несчастие, возведшее на престол его меньшого брата Мануила, человека слабого и неспособного, он вдруг явился во владениях отца своего, на правах законного Деспота, и отделил их политически от эфемерной Империи Фессалоникской, а когда умер и Мануил, выгнанный племянником Иоанном (сыном Феодора) властвовать из Фессалоники в Фессалию, то забрал по соседству и его владения, через что и сделался настоящим государем тогдашней Эллады, оприч южной оконечности ее, отошедшей к франкам и ими мужественно отстаиваемой. Подобно отцу и дяде, он также приставал то к Никейскому, то к Константинопольскому дворам. От первого он получил санкцию своего деспотства, и чуть-было даже не женился на дочери императора Феодора II (Ватаци-Ласкара), а потом восстал против него, добиваясь, вероятно, расширения своих владений до пределов дядиной монархии, но разбит был наголову на полях Пресны императорским войском в 1259 г., что не помешало, однако же, ему потом снова быть в ладу с восстановленной в Византии Империей, и снова ополчиться против нее в 1264 году150. Неугомонный человек скончался в 1267 г. Он был женат на славной своим благочестием Феодоре, из фамилии Петралифов, от которой имел трех сыновей: Никифора, Иоанна и Димитрия 151 (иначе Михаила) и трех же дочерей, но, по блазненному обычаю времени или своего рода, имел также и двух незаконных сыновей: Феодора и Иоанна, из коих последнему – своему любимцу – дал в удел Фессалию, сам первый ослабивши, таким образом, свою державу, и из одного сделавши два деспотства. Иоанн был признан потом в своем достоинстве Палеологами и даже носил титул Севастократора (второй – по Автократоре или Самодержце), и жил до 1282 года, имея резиденщей своей город Патры152 в Пелопоннисе.

4. НИКИФОР (Михайлович), 1267 – 1288 г. наследовал отцу в укороченных пределах дедовских владений. Он также был признан Деспотом от тестя своего императора Феодора II, на дочери которого Марии (будто-бы той самой, которая была невестой отца его) он был женат. Это был из самых тихих и дружественных Империи Деспотов, не играл ни религией, ни политикой, и был правитель хороший, чем, конечно, обязан был, прежде всего, христиански-доброму материнскому воспитанию. В его время к Эпирской державе присоединены были и соседние острова Керкира (Корфу), Кефаллиния и Ифака. По смерти Марии, имел в замужестве за собою Анну (Ивановну), племянницу Михаила I Палеолога153. Отчего все последующие Деспоты Эпирские его рода, кроме Комниных-Ангелов, писались еще и Палеологами. От первой жены имел он дочь, соименную ей Марию, от второй – сына Фому и дочь Фамарь. Умер в 1288 году.

5. ФОМА (Никифорович), 1288 – 1318 г. малолетним вступил на престол отеческий и правил страною под опекой матери своей, женившей его на своей двоюродной племяннице, тоже Анне (Михайловне), дочери императора Михаила II Палеолога (не царствовавшего) и сестрее императора Андроника Младшего. По случаю брака сего, Фома тоже пожалован в Деспоты от имени императора Андроника Старшего. Супружество это было, бездетным. В 1818 году Фома был убит своим шурином, мужем сводной сестры Марии, Иоанном. С ним пресекся по прямой линии дом Михаила I. Наследство перешло на старшую сестру Марию, которой помощником, поверенным, соправителем явился муж ее.

ИОАНН, граф Кефалонский и Закинфский, 1318 – 1324 г. Он был француз родом, но из какой фамилии, неизвестно. Негде отыскать и справиться, что именно произошло между братом и сестрой или, вероятнее, между ним и ее мужем. Но его, а не другого кого, современники обвиняли в убийстве Фомы. Мотив овладения престолом был-бы самым подходящим при этом. Но Иоанн оказывается хорошим человеком. Чтобы совершенно сойтись со своими подданными, он даже перешел из латинства в православие. Борьба между императорами дедом и внуком (Андрониками Старшим и Младшим) помогла ему утвердиться на деспотстве. Властвовал он предположительно до 1324 года, оставив после себя двух детей Фому и Иоанна154. К его времени можно относить первую, неудачную попытку Империи (Андроника Старшего) поглотить в себя монархию Деспотов.

ФОМА II (Иванович) наследовал отцу. О нем известно только то, что он сосватал за себя племянницу императора Андроника (Старшего?) еще раз именем Анну (Андрониковну), которая и прибыла в Эпир, чтобы повенчаться со своим женихом, но, прежде чем это случилось, Фома был убит младшим братом. Когда и как, и почему произошло это новое братоубийство, неизвестно.

ИОАНН II (Иванович) воцарился вместо брата и женился на его невесте, которая и отравила его за его жестокости в 1835 году, имея от него трех детей, одного -мужского и двух – женского пола.

НИКИФОР II (Иванович). Вступил на престол семилетним мальчиком. Править же страною взялась мать его Анна. В виду такого ненадежного положения державы, когда-то сильной и грозной, Империя, в лице Андроника Младшего (с Кантакузиным), сделала вторичную попытку присоединить ее к себе и, на сей раз, гораздо успешнее. Последовало формальное отречение правительницы с сыном от верховных прав над страною. Анна сделалась пенсионеркою Империи, а Никифора обручили с дочерью Великого Доместика (Кантакузина). Но своего рода зилоты, ревновавшие об автономии страны, успели тайно отправить (около 1341 года) Никифора в Италию к его родственникам, а вскоре за тем, и мать его с двумя дочерьми бежала из Солуня в свои бывшие владения, но на дороге попалась в руки царского правителя Фессалии, тоже возвращенной уже Империи, для которой занялась как-бы заря обновления на ее западных пределах. Но, со смертью Андроника Младшего, новое междоусобиее императоров Иоанна V Палеолога и тестя его императора Иоанна Кантакузина испортило все. Им воспользовался третий претендент на Эпир и Фессалию, властитель севера Стефан Сильный, Душан. В 1346 году он подчинил своей власти обе бывшие Деспотии – Эпирскую и Фессалийскую, и поставил правителем первой сводного брата своего Симеона, а второй – некоего Прелюба или Прялиба (Πρεάλιμρος – у Греков) или Прилапа „мужа благоугодного“ (у Раича) „превосходившего других смыслом, смелостью и военною опытностью“155 (Кант.).

СИМЕОН или Симон (у Кантакузина), сын краля Стефана Дечанского и Марии, внучки императора Михаила I, Палеолога, подписавшийся под упомянутым нами Хрисовулом 1361 г. „Самодержцем Римлян (Греков) и Сербов“. Несомненно, это тот самый Симеон царь, с именем которого мы встретились в Касторийской ктиторской заметке 1352 г. Там он не называется, конечно, Деспотом, но что он был им, это несомненно. Хронография резиденцией его указывает город Арту – вероятно только на основании сказанного Хрисовула, но видно, что власть его простиралась и на Касторию. Чтобы совсем прикрепить себя, так сказать, в стране, подпавшей под его самодельный скипетр, Нееманич-Палеолог вздумал еще породниться и с Комнино-Ангелами, и женился на дочери последнего Деспота Иоанна и сестре Никифора II (все еще малолетнего, конечно) Фомаиде. Управлял своими областями мужественно и славно, обративши в ничто новые завоевательные покушения императора Кантакузина и отнявши у Фессалийского правителя Янину. По смерти брата Душана (1356 г.) он, уже именовавший себя царем (Βασιλεύς), предъявил права на всю его державу, доставшуюся по наследству племяннику того Стефану Урошу V. На сей конец он, выпустивши синицу из рук, погнался за журавлем в небе, по нашей пословице, отправился из своих владений воевать с племянником, слабым и неспособным человеком. Но вместо него наткнулся на храбрых воевод своего воинственного брата, напомнившего своею судьбою истории еще раз пример Александра Македонского. После разных и многократных неудач, искатель приключений вынужден был отказаться от своих затей и возвратиться в свои владения, но там оказался уже другой, настоящий, законный Деспот –

НИКИФОР II, неизвестно как и когда возвратившийся из Италии, где возросший и чем занимавшийся. Несомненно, что в виду утвердившейся в родовых владениях его новой (Сербской) династии, он поступил на службу Империи, и, вероятно, от шурина своего (императора Матвея Кантакузина) поставлен был правителем Эгейского поморья, над которым тот начальствовал. История застает его в городе Эносе губернатором. Заслышав о новых происках своего зятя-царя, он немедленно, по выбыли сего из пределов его владений, отправился туда и без труда утвердился на престоле предков своих, чему, конечно, немало помогло поднятое им знамя эллинизма, притесненного и попранного будто бы (мы видели это в Кастории Симеонова времени, неоставившего по себе никаких следов Славянства!) Сербократией. Не знаем, не было ли во всем этом более Кантакузинской, чем чисто Эллинической подкладки? Симеон был слишком Палеолог, чтобы радеть о нем и стоять за него. Скоро, однако же, Никифор убедился, что от Империи, какой бы она цвет ни носила, ему совершенно нечего ожидать. Своих сил, по удалении Сербских дружин, нет никаких чтобы бороться со врагом, а враг неотступно напирал на него с севера и запада под знаменем новой народности Албанской; вследствие всего этого, он придумал сделать отчаянный скачок по направлению к тому же Славянскому северу, но помимо своего зятя, а именно решился развестись с Деспиной Анной (четвертой по фатальному капризу истории), и искать руки сестры бывшей жены Душана, Болгарской кралевны. Привел ли он это в исполнение, неизвестно, но жену свою156 он оставил, отправивши ее сперва в Арту, а потом в Пелопоннис, где проживал на феодальном положении ее брат Мануил (Кантакузин). Затем он завел войну с беспокойными Албанцами, в которой и погиб в 1358 г. Детей по себе не оставил.

СИМЕОН (вторично). Не успевши в своих замыслах в Сербо-Болгарии, „Палеолог“ наш возвращался на свое „царство“, но нашел там уже другого монарха, и притом своего близкого родственника, выгнать которого или не хотел, или не мог, и удовольствовался тем, что оставил за собою клочок земли от Кастории до Бодены. Но чуть он проведал о бедственной кончине шурина, поспешил завладеть обоими южными деспотствами. В Эпире он мог сделать это беспрепятственно, но в Фессалии встретил сильного конкурента, некоего славо-грека (?) Клапена или Хлапена, женатого на дочери покойного правителя страны Прелюба, и потому тоже как бы законного Деспота. Проходимцы Греко-Славяне поладили между собою без войны. Симеон даже выдал дочь свою Ангелину157 за шурина Клапенова и Прелюбова сына, Фому. Между тем, Эпироты, в отсутствие Симеона, соскучились правлением Деспины Фомаиды, и потребовали себе у „царя“ особого правителя, – кого-нибудь из его родственников. Тот, к удивлению, охотно согласился на их просьбу, и послал к ним своего новоприобретенного зятя, сам же остался на прежнем положении.

ФОМА III (Прелюбович) принял, таким образом, бразды правления в 1367 году. Эпироты и в частности Янинцы, приняли его восторженно, но вскоре жестоко поплатились за свою преждевременную радость. Человек оказался самых дурных наклонностей – скряга, тиран и нечестивец. Особенно таким он стал выявлять себя по смерти своего тестя (неизвестно когда последовавшей). После долгого правления своего, он был убит собственными телохранителями 28 декабря 1385 г. в 5-м часу ночи, с согласия, как говорят современники158, жены его, влюбившейся будто-бы в одного юношу иностранца, по имени Исава или Изаула. Жители столицы (Янины) немедленно объявили правительницей страны оставшуюся вдову, Деспину Ангелину, вызвав на первый раз в советники ей из Фессалии ее брата Иоасафа159, тамошнего Деспота, сына же Фомы Прелюба совсем устранили от престолонаследия. Впрочем, сейчас же оказалось, что „кесарю» (так титуловался Иоасаф) неудобно жить вне своих владений, а Ангелине одной неудобно править государством. Всем миром присудили потому вызвать из Кефалонии брата тамошней Дукиссы Марии (жены некоего Леонарда) для управления страною. И сей оказался... Изаул!

ИЗАУЛ (может быть Исав, может быть Саул, Савл...) не замедлил прибыть в Янину и 30 января 1386 г. сочетался браком с Ангелиной, и в том же году получил из Константинополя знаки Деспотского достоинства, а в следующем году ловкий человек ездил уже на поклон к Баязету в завоеванный сим последним Солунь, служа, по пословице, и нашим – и вашим. Надобно думать, что он не забыл, в то же время, сделаться и православным. По смерти Ангелины в 1395 г. женился вторично на дочери албанского вождя Иоанна Спаты160, Ирине. В 1399 г. пошел войной на другого предводителя албанцев Гкиона, был разбит и взят в плен. Родственники его флорентинцы выкупили пленника за 10 000 флоринов. После 17-летнего бесславного управления, умер в 1408 г. Чуть его не стало, неугомонные албанцы со всех сторон устремились на одряхлевшую за 200 лет существования державу Ангелов, взяли Янину и другие города, и всю администрацию места обратили в хаос. Не вынеся такого насилия, эпироты еще раз обратились за море, с поисками правителя себе. Таковой нашелся в лице управлявшего Ионическими островами (оприч Керкиры) от имени Неаполитанского Короля, итальянца из фамилии Тонков. Имя его –

КАРЛ, родственник Изаула, предпоследний владетель Эпирский. Согласившись на просьбу эпиротов, он действительно усмирил албанцев и переселился совсем с островов своих на твердую землю. Управлял страною с переменным счастьем, нося также звание Деспота или, как видно из одного турецкого документа, военачальника, – Дуки. Когда именно принял он в свои руки бразды правления, в Хронографии не говорится, – по-видимому ранее 1410 года. Печальным эпизодом его правления можно считать борьбу его с претендентом на шаткий престол его, сыном Фомы III, Прелюбом. Этот деспотич обратился к султану Мусе (сыну Баязета) с просьбою возвратить ему владения отца его. Турок, давно подсматривавший Эпиро-Фессалию, рад был случаю вмшаться в дела ее, но не взял стороны претендента, а напротив, чуя в нем более опасную силу – законность династического преемства, засадил его в тюрьму и выколол ему глаза. Освободившись, таким образом, случайно от него, Карл продолжал деспотствовать бесцветно по 1430-й год. Умер в июне сего года, владевши краем долее всех своих предместников, и завещав по смерти своей часть своих владений – собственно Этолию и Акарнанию – трем сыновьям своим (всем – незаконорожденным) Мемнону, Турну и Эркулию, а Эпир – племяннику своему тоже Карлу, сыну упомянутого Леонарда и шурину Императора Константина XII Палеолога. Брак его с Афинскою принцессою Францискою был бездетен.

КАРЛ II. Не успел бедный Деспот осмотреться на своем новом месте, как на владения его устремилась последняя, и самая страшная, гроза – турецкое завоевание. И делить-то было нечего трем братьям Карловичами, между тем, двое из них отправились с жалобой в Солунь к Султану на третьего. Чувствуя беду, туда же поехал и третий. Там, в виду гораздо большей беды, они бросили усобную распрю и соединились все против племянника, требуя у Амурата защиты прав своих на все отеческие владения. Легко предвидеть, чем должна была кончиться эта позорная трагикомедия. Султан послал, под командою своего Великого Визиря Синана-паши, целую армию с приказом забрать все владения покойного Дуки Эпирского. Если бы Эпироты оказали сопротивление силе, то приказание, вероятно, тогда же было бы исполнено. Но столица Деспота Янина сдалась победителю беспрекословно. Ею и удовольствовался он. Это было в 1481 году. В руках Карла осталась Арта с ее округом. Проживая в ней, он то ссорился, то мирился со своими дядьями, тоже кое над чем властвовавшими, пока в 1449 г. накануне праздника Благовещения, оттоманские войска не взяли Арты, и не положили конца его ущербленному владычеству, а вместе с тем и всему Этоло-Акарнанийскому Деспотству. Карл вынужден был затем отправиться на свои острова, доживать свой век; дядья же его ушли в непроглядный мрак, недоступный светочу истории.

Так началось и кончилось это незаконорожденное государство, заставившее фигурировать и в начале своем, и в конце своем лиц незаконного происхождения! 14 Правителей на 250 лет ни много – ни мало. Не все они ясно очерчиваются воображением, и ни на одном из них не останавливаешься с полным историческим удовольствием. До величия всем им далеко. Едва ли кто-нибудь из них знал в точности пределы своих владений и едва ли владел совершенно тем же, чем владел его пpeдшecтвeнник. Двое из них претендовали на царское достоинство. Пятеро были греки, двое – славяне, трое – итальянцы, один француз – за ними, в перспективе времен, видятся облики Деспин, две-три Анны, Мария, Фомаида, Ангелина и Феодора, причисленная древностью к лику Святых. Личности женские еще слабее и сглаженнее очертываются историей, чем мужские. А где неясность и неопределенность, там и неудовлетворительность. Мы первые недовольны составленным нами списком владетелей страны, в которой мы находимся, за период бытия ее сравнительно недавний, но, подобно древним временам, весьма темный. Утешаемся тем, что все-таки он может послужить объединяющей рамкой хаотическому рисунку, подписываемому: Этоло-Акарнано-Эпирская Деспотия.

Все это, химерически задуманное, случайно объединившееся и, кое-как державшееся целое, пришел, тронул и навсегда рассыпал тот политический ураган, который уже десятки лет носился чуть не по всему пространству бывшей – всемирной империи, и напирал неотразимо на Византию. Окончательное порабощение края знаменоносцами ислама (1450 г.) только тремя годами упредило падение Константинополя. Янина же, как мы видели, уже прежде сего лет 20 была под игом новых римлян своего времени, забиравших все, до чего доставала долгая рука. Ее в 1481 г. взял некий самозванный „господин всего запада», неизвестный прежде, безвестный после, Синан-паша. Сохранилось его воззвание161 к жителям столицы о сдаче ее „великому государю“. Городу, переносившему столько времени невзгоду осадного положения, беззащитному топографически и политически, что оставалось делать, как не подчиниться? Да и великий государь мог быть не хуже маленького государя Фомы или какого-нибудь бродяги Прялупа. Он славился, на первых порах, великодушием и обещал общую защиту обижаемым от обидчиков. При передаче города, выговорены были жителями и некоторые льготы, из коих немаловажною было позволение христианам оставаться в крепости, где было у них 18 церквей, в числе их и митрополия. Всех же в городе было более 20 кварталов или частей. Из этого видно, какой цветущий город был в старину Иоаннины. К 1435 г. относится одно обстоятельство местное, напоминающее пресловутое похищение Сабинянок. Турецкий гарнизон города, состоя конечно из людей холостых, получил, по просьбе своей, дозволение от „великого государя“ набрать себе жен из девиц местного населения. Итак, в один из больших праздников, турки забрались в крепость, окружили Митрополию, и, по выходе народа от обедни, расхватали кому что Бог послал. Так-как при этом предъявлен был жителям и приказ Султанский, то родственники похищенных признали случай за fiat-accompli, и даже выслали пленницам законное приданое. Этим, по Хронографии, объясняется потурчение стольких христианских фамилий в Янине... „Совершившийся факт“ этот, однако же, смахивает на сказку. Как бы то ни было, но несомненно, что в разные времена, под давлением обстоятельств, много жителей христиан сделались магометанами по вере и турками по языку, и есть в городе дома, теперь чисто турецкие, заведомо бывшие некогда греческими. Эта родственная близость и свычка обеих половин населения и были, конечно, причиною, что Янина, сравнительно говоря, благоденствовала под турецким игом. Начало злых дней ее можно относить к 1612 г. В это время какой-то монах Дионисий, по прозванию „Псо-философ“, произвел возмущение в крае, имевшее в виду освобождение страны. Собрав и фанатизовав окрестных поселян, новый Варкохаб в Сентябре того года напал на жителей Янины магометан. Дело кончилось, разумеется, полной неудачей. Много горожан из христиан погибло при этом от мстительной руки победителей, обвинявших тех в подстрекательстве бунтовщиков. Так-как крепость была главным местом подвигов зилотов, то за весьма малым исключением, христиане были выселены из нее в 1413 г., а через 5 лет запрещено было кому бы то ни было из христиан жить в ней, причем, конечно, все церкви в ней были или разрушены, или обращены в мечети и школы, и другие заведения общественные. В 1685 г. многие поземельные права эпиротов, выговоренные при подчинении страны туркам, были совершенно отменены и, при том, по невероятному поводу победы над персами Эпиротов-Спагидов, бывших в армии султана в числе 12 тысяч человек, и сражавшихся будто бы под распущенными христианскими знаменами. Эта воюющая несправедливость еще раз послужила поводом к отпадению множества христиан здешних в магометанство. В „Хронографии“, кроме списка Деспотов Эпирских, есть список и Янинских Правителей, начинавшийся, впрочем, не с 1481, а с 1550 года. Почти около двух столетий (1600–1786) властвовала одна и таже фамилия. Системы этой правительство турецкое, по-видимому, намеренно держалось не только в Эпире, но и в других местах. Только подобным – на свой образец феодализмом, и можно объяснить появление такого Сатрапа-тирана, каким показал себя пресловутый Али-бей Тепеленец, о котором нельзя умолчать, бывши в Янине.

Спешим успокоить читателя. Мы вовсе не намерены писать историю „маленького государя“ Эпира. Наметим только точки поворотов в его жизни и деятельности. Родился он в 1741 г. Явился предводителем клефтов (воров) в 1758 г. Назначен пашой Фессалии в 1786 г. Забрал в свои руки Янину с Эпиром в 1788 г. Поставлен Визирем всей Румелии в 1804 г. Подпал немилости Султана в 1819 г. Вступил в борьбу с ним в 1821 г. Убит 24 Января 1822 г. Албанец родом, клефт -ремеслом, эпикуреец – жизнью, он политически несочувствовал ни туркам, ни грекам, ни славянам, ни даже своим единокровным албанцам, социально – грабил всех и все где и как попало, религиозно – был полный индиферентист, хотя по форме и держался Ислама. Не любя и не уважая, собственно, никого, он все-таки ближе всех был к грекам православным, ценя в них, главным образом, конечно, отвагу и клефтские наклонности. Передают, что один пустынник из греков, некто Козма 162 , народный учитель и проповедник предсказал ему, когда он был еще юношей, его великую будущность, и тем предрасположил албанца к его единоплеменникам. В своей борьбе с Султаном, ища, где только мог себе союзников, он прямо поджигал греков к восстанию, и в этом отношении заносится ими в ряд своих первоподвижников (πρωταγωνιστῶν) свободы, хотя конечно – в своих видах и интересах. Он непрочь был поиграть в великодушие с христианами, и не спускал своим единоверцам их изветов на тех по делу веры. Ходит между эпиротами много рассказов о мнимой наклонности Тебеленца к Православию. Всем известен, невероятный для его времени, его поступок с одним молодым греком, искавшим принять магометанство из-за любви к одной мусульманке. Мать переметчика в отчаянии идет с жалобой на обезумевшего сына к самому Али. Тот успокоивает ее и призывает к себе сына. „Что побудило тебя оставить веру отцов своих?” – спрашивает паша. – Явление Пророка (Магомета), – отвечает тот. – О! Вот как! – восклицает Али. – И много раз он тебе являлся? – Да! Неоднократно. – Ну, так послушай же ты, пес негодный! Мне вот уже 70 лет. Я и родился мусульманином, и живу, как учит пророк, а еще вот до сих пор не удостоился видеть его. Тебе же, щенку, он явился, да еще и не раз! Пусть только пожалуется еще хоть раз мне на тебя мать, так я тебе покажу пророка!“ Не диво потому услышать, что в своё время, члены “Дружеского общества“ (Φιλικὴ ταιρία), замышлявшие освобождение греков, непрочь были провозгласить Али государем проектируемой ими Греции, в убеждении, что он склонен принять христианство. Но… довольно о сем феномене163. После него Янина сошла с пьедестала исторической известности и, вот уже около 50 лет политически прозябает, не переставая жалеть о том, что воля сильных отрезала „эллинственнейший“ Эпир от Эллады.

* * *

147

Свидетельство это находят у нее в двух местах (кн. V. гл. IV), дважды употребившей имя: Ἰωάννινα. Но можно бы еще думать, что тут описка или опечатка, и что вместо Ἰωάννινα надобно читать Κάννινα (Cannina), крепость возле приморского города Авлона. Такая ошибка указывается у нее самой хронографией только в другом месте, а именно в кн. V. гл. 1. писательницы. Но, если ей там было место, то могло быть и здесь. В обоих случаях, Император Алексий спасается, после своего поражения, в Охриде. В первый раз это было совершенно естественно. Поражение произошло у Диррахия (Дураццо), и первый надежный пункт ищущего спасения мог быть именно в Охриде. Если же предположить, что вторичное поражение его было около Янины, то между нею и Охридою можно было найти с десяток удобных для спасения мест. Да и прямо говорится (у Анны Комниной) о сем вторичном поражении, что Алексей попал в Охриду через Струш (διά τῶν Στρουγῶν). А место сего имени находится к северо-западу от Охриды, совершенно в противоположную от Янины сторону. Возражением против сего может служить то, что писательница отличает Κάνινα от Ἰωάννινα и, что, говоря о последнем городе, ставит в связи с ним округ Вагенетию (διὰ τῆς Βαγενητίας τὰ ωάννινα), упоминаемый и в сказанных хрисовулах 1321 и 1361 годов, – лежащий к юго-западу от Янины.

148

Вагабондажу, он, впрочем, мог научиться и раньше. Оба сродные братья его Исаак и Алексий, – потом Императоры – немало времени жили при дворе Египетского калифа Салах Эддина (Саладина), с которым и свели тесную дружбу. Весьма возможно, что с ними и вся семья Ангелов жила там же.

149

Для большей ясности и впечатлительности, мы позволяем себе величать Деспотов по-отчеству.

150

По уверению Дюканжа (Familiae Byzantinae. с. 32. р. 170), он отнял у Михаила Палеолога Солунь и короновался по примеру дяди, императором. Но об этом совершенно молчат Византийцы. Ссылка Дюканжа на Пахимера (кн. 1, гл. 30) сказывается ошибочною

151

Об Иоанне известно, что он жил в Константинополе, и женат был на дочери Торникия Севастократора, свояченице брата первого Палеолога – императора, именем Иоанна, тоже Севастократора. Димитрия историки называют зятем самого императора Михаила I, женившимся на дочери его Анне, а по смерти ее, на дочери Болгарского краля Тертера, уже разведенной с кралем Сербским. О потомстве обоих братьев ничего неизвестно. Третий брат, Феодор пал в Преспенской битве.

152

Вернее, что надобно разуметь Новые-Патры, город в Фессалии, называемые попросту: Патраджик, или по-ученому: Ипати (Ὺπάτη).

153

Эта вторая Анна должна быть дочь упомянутого выше Иоанна Севастократора, Михайлова брата. Надобно представлять это потому, что у обоих братьев было по дочери Анне. Множество тожественных имен в фамилиях Комниных и Палеологов вносит крайнюю сбивчивость в изложение событий времен тех. Образчик сего нам представляет ученый и осторожный Дю-канж, утверждающий, что Анна, по смерти мужа, вышла за убийцу его Фому, Кефаллинийского графа! См. XL. Stemma Palaiologorum.

154

В сем пункте исторического каталога Деспотов, мы следуем исключительно «Хронографии Эпира», ставящей две пары Фом и Иоаннов, одну вслед за другою. Но надобно признаться, что у современных историков (Акрополита, Пахимера, Григоры и Кантакузина) дело представляется весьма неясным. Они говорят об одном Фоме, сыне Никифора и об одном Иоанне, называемом ими то Дукой (δούξ, а по Кантакузину – Δοῦκας, т. е. из фамилии Дука), как-бы князем или, по-теперешнему, герцогом, то Контом (Κόντος – граф, comte) – по Григоре. Он самый (Кантакузин) и был женат на Анне (Андрониковне) и имел сына Никифора. Умер же в 1335 г. Чей сын был, историк не говорит. Но упоминает также вскользь и о Деспоте Фоме, женатом на дочери императора Михаила II, Анне, которого (Фому) называет сыном Деспота Никифора. Выходил бы по сему ряд Деспотов следующий: Никифор I, Фома, Иоанн, Никифор II. Иоанн этот совпадал бы с нашим Иоанном II (Ивановичем). По историку же Никифору Григоре, дело представляется в таком виде: Анна (Михайловна) выходит замуж за Фому и ее же имеет потом, убивший Фому Конт (без имени), названный племянником (ὰδελφιδούς – сын сестры или брата) убитого. При вторичном упоминании о случае (убийстве) Конт (опять без имени) называется Кефаллинийским. Наконец, безымянный убийца является у писателя уже прямо Деспотом Этоло-Акарнатийским Иоанном! Умирает же он насильственною смертью, «служившей ему, равно как и бывшему перед ним Деспоту, казнью. Ибо он убил своего брата, как тот убил брата своей матери, и тем достал себе деспотство. Поскольку казнь привыкла давать себя знать, наконец, в подобных случаях, то и он насильственно лишился жизни от тайно поданного ему женою яда. Сделала же она это, чтобы упредить свою собственную погибель. И, таким образом, она стала преемницей власти в Этоло-Акарнании, с двумя своими детьми». (Кн. XI, гл. 3). Детей писатель разумеет, конечно, Фому и Иоанна, которых вообще придают Анне II (Михайловне). Но из дальнейшего рассказа того же писателя открывается, что вдова Конта Иоанна ищет передать свои владения императору Андронику Младшему, и что она есть дочь Протовестиария Андроника (тоже из Палеологов), следовательно, это уже Анна III (Андрониковна), которая не могда быть женою Фомы I (Никифоровича) и, надобно предположить, что был другой Фома (Иванович), как это и делает «Хронография», а следовательно, и другой Иоанн, но,вероятно, различный от Конта, женившийся на ней, и имевший от нее сына Никифора и двух дочерей. Григора, таким образом, предположительно смешал двух Иоаннов убийц в одно лицо. Но, и допустивши это смешение, все же нет возможности объяснить его выражение: «он убил своего брата, как тот убил брата своей матери». Видно только, что было два убийства, походившие друг на друга. Ни действительно существовавший Фома (1-й по нашему списку), ни предполагаемый (Фома II-й) не могут идти за убийц. Таковыми выступают только Иоаннн, или лучше один Иоанн I Конт, что видно из Грегоры, отравленный своею женою, кто бы она ни была, Анна ли Михайловна, Анна ли Андрониковна или, наконец, Мария (Никифоровна). Прибавим ко всему вышесказанному, что выражение писателя: Братанич (ἀδελφιδούς) или, точнее: сестренич, невызываемое совершенно положением действующих лиц, и заставляющее племянника убийцу жениться на своей тетке, кладет окончательный мрак на неясное дело.

155

Однако же, по Лаоникову перечню, поставленных Душаном в разные области своей державы правителей оказывается, что начальннком Этолии был Прялуп, а Фессалии (τὰ ἀμφὶ τὴν Τρίκην καὶ Καστορίαν) некто Николай Жупан. О Симеоне или Синиссе (Синише – по Раичу) нет у него и помину при этом. Как согласить эту разность, не знаем. Разве предположить, что знаменитый «Romaniae, Sclavoniae et Albaniae imperator», смотря вдаль и вширь, просмотрел стоявшего обруку с ним брата, как по всему видно, крепко помнившего, что он не только кралевич, но еще и Палеолог, и чтобы дать безопасный исход его силам и помыслам, заместил им Николая Жупана или, точнее – Прялупа, которому достались Жупановы владения. Со странным именем этого Фессалийского наместника мы не знаем, как поступить. Славянин Раич читает его: Прилап. Кантакузин слышит в нем: Преалимбос, ему следует и «Хронография Эпира». По Лаонику, имя произносится: Πριαλούπις и Πριαλούπας, т. е. Прялуп. Мы предпочитаем следовать весьма точному писателю Кантакузину, слышавшему в конце слова звук славянский б (μπ), и соединяя его с Лаониковым ου, ищем в нем корня: любить, а не лупить. Во всяком случае, если Прелюб отзывается натяжкой, то все же лучше заменить его Прелепом, чем Прялупом или Прилапом.

156

Lebeau (т. XX, стр. 363) называет ее Марией, и утверждает, что из-за нее вышла у Никифора война с Албанцами, будто-бы огорченными тем, что он поступил с нею так несправедливо и жестоко.

157

«Хронография» зовет ее Ангеликой, честя ее «женщиной благочестивой и благороднейшей, достолюбимой и народожеланной». Хлапена она считает сербом, женившимся не на дочери, а на вдове Преалимба, Фому же, сына сего последнего, называет вследствие сего: πρόγονος τοῦ Χλαπένου, разумея, очевидно, под этим «пасынка». По-видимому, этого самого Клапена дочь Елена была замужем за Марком Кралевичем. Кантакузин называет его даже родственником Душана, которому он изменил раз, передавшись императору.

158

Странно, что Дюканж любовника Деспины называет Иником Давало, испанцем родом, и заставляет ее выйти замуж не за него, а за владетеля острова Кефалонии из фамилии Токков, хотя тоже утверждает, что любовник имел влияние на все дела правления, и был ненавидим всеми, кроме любившей его. Еще страннее, что Лаоник, передавая скандальную историю Деспины, называет мужа ее не Фомой, а Прялупом, у которого и «сын был того же имени». Но Деспот настолько был деспотом, тяжелым и противным народу, что имя его не могло забыться, и перешло из рода в род, и оно есть – Фома. Какая-то историческая фатальность связывается с этим именем, которой нельзя не заметить. Первого Фому убивает шурин Иоанн, второго – брат, тоже Иоанн. И третий Фома тоже падает от руки убийщы и тоже, по-видимому, родственной, так-как Изавл выходит братом Кефалонской Дукиссе, а не далее, как за одно поколение перед тем, этой Дукиссой была дочь Деспота Никифора, Мария же именем! И что всего страннее – все убийцы женаты потом на вдовах убитых ими! Не есть-ли тут вся фатальность только одно историческое недоразумение, – смешение имен, лиц и обстоятельств? Похоже как-будто на то, что у нас выражается пословицей: Слышал звон, да не знал, откуда он?

159

Откуда у Ангелины взялся брат Иоасаф? А что сталось с детьми Симеона, Дукой и Стефаном? Обоим им указывается место жительства (ссылки) Эллада. Отчего Симеон, исполняя просьбу Эпиротов, не послал княжить над ними которого-нибудь из сыновей? Правда, что первого из них ослепляет тесть – все тот же правитель Клапен – через что человек делается неспособным в управлении страной. Но второй? И не странно ли: Симеон не только не мстит Клапену за ослепление сына, но еще дружит с ним, и выдает за пасынка (или шурина) его дочь Ангелину! Хоть бы уже удержался от сего (он, или историк его) канонами церкви, возбраняющими брак между родными.

160

И к имени Спаты, не менее, чем к стольким другим, пристает историческая путаница. По Лаонику, не Изавл, а сам Прялуп (т. е. Фома) был женат на дочери (Иоанна) Спаты. Он же и разбит был и взят в плен... Вообще, Лаоник (или Николай) Халкокондил из ораторского педантства гонялся, кажется, более за фразой, чем за фактом.

161

Оно настолько любопытно, что решаемся сообщить его в переводе, сделавши последний с греческого текста его. Вероятно, более или менее, в нем можно видеть общий тип подобных воззваний поработителей христианского Востока, которых мы привыкли считать неумолимо жестокими варварами. Вот оно: «От головы голов и господина всего запада, Синана-паши решение и привет преосвященнейшему Митрополиту Иоаннинскому и почетнейшим начальникам: капетану Стратигопуло и сыну его капетану г. Павлу, и первомастеру Вуисаву, и первому секретарю Станице, и прочим Иоаннинцам, большим и малым. Знайте, что нас послал великий государь взять это место с его крепостями от Дуки и дал нам такой приказ: которая крепость или селитва покорится нам по добру, пусть не боится ничего, ни озлобления, ни грабежа и никакого разорения; которая крепость или селитва не покорится, приказано разрушить ее, разорить до основания, как я и сделал с Фессалоникой. Посему пишу вам и говорю, чтобы вы покорились мне добром, и не полагались на слова франков, потому что ни в чем вам не помогут, а разве только разорят вас, как разорили Солунцев. Посему-то, заклинаю вас Богом неба и земли и пророком М’хаммедом и семью чинами и 124-мя пророками Божиими и душею своею и головою своею и саблею своею, которою опоясываюсь, не иметь никакого страха (опасения), что мы сделаем между вами или плен или набор или захват детей, но и в церквях ваших пусть звонят, как водится. Владыка пусть имеет свой греческий суд и все свои церковные права. Начальники, у которых есть имения, пусть имеют свои вотчины, свои поместья и все свои вещи – без всякого прекословия. И другое, что потребуется, мы вам дадим. А если будете упорствовать и не покоритесь добром, знайте, что, как мы поступили с Фессалоникой, разоривши церкви, опустошивши и уничтоживши все, так разорим и вас и вещи ваши, и – Бог взыщет за то с вас».

162

О святом – по истине, человеке этом мы распрашивали на месте «и правых и левых», и от всех единогласно слышали отзывы восторженного удивления и сердечного увлечения. В Янине он явился лет за 15 до Али-паши, следовательно, около 1773 года. Говорил публично в церквах поучения народу, в которых требовал исправления нравов и грозил, что если сего не будет, придет зверь Алис с тремя железными носами (тремя сыновьями: Мухтаром, Вели и Зали), причинить им тысячи бед, впустить в каждый дом по змее (по солдату). Об Янине, в частности, пророчествовал что на нее придут три беды: огонь, албанцы и чума (φοτιὰ, ἀρβανιτιὰ, καὶ πανώλη). Под огнем разумел расправу Али с народом огнестрельным оружием. Албанцы напали на Янину в 1828 и 29 годах, когда все регулярные войска ушли из края на Дунай. Чума свирепствовала в 1820 и 21 годах. Пользуясь громадным значением в народе, он обходил со своею проповедью села и греческие, и албанские, и чисто турецкие. Везде принимали его, как пророка. Дошел, таким образом, и до знаменитой местности: Сули, где тоже предсказывал и о Али, и о греческом восстании, и об участии в общем деле Сульотов, говоря, что они «сотворят двери» и проч. Был и в местечке: Тепелень, где также народ – все Албанцы – стекся к нему, как к Святому. В числе других представился ему и юный Али из местных беев. Козма, увидав будущую знаменитость, ласкательно сказал юноше: «ты будешь великий человек, завладеешь всем от Стамбула до сих мест, в руках будешь иметь сокровища, и много христиан возмешь на свою шею (погубишь)». Малый шутя спросил: – возьму и Берат (столицу Албании)? – «И Берат твой будет. Там ты вспомнишь меня», – отвечал Пророк. Так-как Козма постоянно нападал на евреев и как-бы восставлял против них народ, то Янинские жиды заплатили паше тогдашнему 40 тысяч пиастров, взнесши на Святого обвинение в сообщничестве с русскими, и требуя смерти его. Паша дал приказ словить его и «порешить» с ним. Пророка удавили и тело его бросили в реку. Ученики его погребли тело, и на месте мученической кончины его воздвигли монастырь. Али, когда овладел Бератом, действительно вспомнил про Святого. Тогда глава (череп) его обносилась уже как святыня по христианским селениям. Али приказал обделать ее в золото с дорогими каменьями и невозбранно носить по Янине, первый сам благоговейно поцеловав ее. Он же помог и церковь выстроить в монастыре преподобного.

163

По смерти тирана, найдено было в казне его 30 миллионов пиастров или, по тогдашнему курсу, франков.


Источник: Из Румелии / [Соч.] Архим. Антонина, почет. чл. Имп. Рус. археол. о-ва. - Санкт-Петербург : тип. Имп. Акад. наук, 1886. - 650 с.

Комментарии для сайта Cackle