VI. Состояние её от времени выхода в свет труда последнего до введения в духовно-учебные заведения устава 1867 г.

1860-й год замечателен для нас в том отношении что в течение его появился в печати (Спб.) первый том обширнейшей системы науки Нравственного Богословия, принадлежащей прот. П. Ф. Солярскому ⁴⁵³ и известной под заглавием :«Записки по Нравственному православному Богословию». Следующие два тома вышли: второй – в 1862 г. и третий – в 1863г. (Спб.)⁴⁵⁴.

Вся нравоучительная система о. Солярского распадается на две части. Первой предшествует довольно обширное «введение», где, помимо обычных, так называемых, предварительных вопросов, излагается, напр., «краткий очерк истории нравственного учения»... Часть первая предлагает выяснение общих основ, принципов нравственности вообще и христианской в особенности, трактуя «о нравственном закона Божием и нравственных действиях человека вообще». В частности, здесь речь автора идет «о нравственной природе человека и его высоком достоинстве и назначении (глава 1), о настоящем нравственном нашем состоянии и о высших силах и средствах, дарованных нам для достижения нашего назначения (гл. 2), о нравственном законе вообще и в особенности о законе христианском (гл. 3), о главном начале христианской нравственности (гл. 4), о побуждениях к исполнению нравственного закона (гл. 5), о нравственном вменении (гл. 6), о добродетели (гл. 7), грехе (гл. 8)» и «о средствах для сохранения, укрепления и возвышения в себе нравственной христианской жизни (гл. 9)». Часть вторая, содержащая в себе, так сказать, специальное христианское нравоучение или, по словам самого автора, «частное изложение обязанностей христианина», выясняет и раскрывает 1) «обязанности к Богу (отделен. I): обязанность Богопознания и Богопочитания вообще», сущность «Богопочтения внутреннего» (о трех богословских добродетелях), «внешнего (о молитве, – о Богопочтении домашнем и Богослужении общественном: о свящ. местах, временах и действиях Богослужения», – об «особенных действиях внешнего Богопочтения: о исповедании веры, клятвы, обетах») и, наконец, смысл, значение... «почитания и молитвенного призывания святых», – 2) «обязанности христианина к самому себе (отдел. II): общие или основные (самопознание, – истинное уважение к себе и христианское смирение, христианскую любовь к себе и самоотвержение) и относительные к душе своей, – к своему телу и временной жизни вообще» и в виду «внешнего благополучия»), – и 3) «обязанности христианина к ближним (отделен. III): общие – как к членам одного рода человеческого (обязанность познания, уважения и любви к ближним; обязанности в отношении к душе, телу и внешним благам ближних) и частные (в церковном отношении, в состоянии гражданском» и «в обществе домашнем или семейственном»). Затем после «заключения» к своей нравоучительной системе о. П. Ф. Солярский предлагает особое к ней «прибавление», трактующее а) «о христианском благоразумии» и б) по вопросу об «обязанностях к животным», чем весь курс данной науки и заканчивается.

Отзывов критики о нравоучительном труде о. П. Ф. Солярского очень много, что и естественно: он представлял собою единственное и необычное для той эпохи явление, и пройти мимо его было невозможно лицам, сколько- нибудь прикосновенным к рассматриваемой нами науке. Этим трудом действительно стали пользоваться⁴⁵⁵, изучать его. Но он, по-видимому, не удовлетворил читателей. По крайней мере, известно относительно многих из числа последних, что они – невысокого о данной книге мнения. Подобного рода мнение высказывали, напр., такие компетентные лица, каковы: проф. М. А. Олесницкий⁴⁵⁶, проф. А. И. Гренков⁴⁵⁷ и друг.⁴⁵⁸ Действительно ли «Записки», о которых идет речь, таковы? Рассмотрим дело хотя бы и кратко лишь.

Какие источники легли в их основу? Ответив на этот вопрос, мы узнаем как о степени самостоятельности автора, так и о научной разборчивости его в деле отношения его к пособиям, о количестве и качестве последних, об их влиянии на качества написанного под их воздействием труда и проч. Выпуская в свет третий том нравоучительной системы, в «предисловии» к нему о. П. Ф. Солярский говорит, что «первым поводом к настоящему сочинению служило глубокое впечатление, какое произвели в» нем «своим содержанием некоторые листочки из Риглера, случайно доставшиеся в 1827 году»... Этот Риглер, по заявлению автора, «во многом служил для» него «одним из главных пособий». «Кроме» него, автор «пользовался иногда Штапфом, Шрейбером и некоторыми другими иностранными писателями». Затем, помимо данных Слова Божия и святоотеческих творений, автор прибегал к помощи «академических уроков митроп. Исидора», к «трудам еп. пензенского – Иннокентия, арх. херсонского – Иннокентия, арх. черниг. Филарета, арх. могилевск. Евсевия и арх. харьковского Макария»⁴⁵⁹.

Выбор о. П. Ф. Солярским иностранных руководственных пособий вообще не может быть признан удачным: ни Штапф, ни Риглер, ни Шрейбер не были особо выдающимися моралистами на Западе, где в тоже время известностью, при том, сильною и заслуженною, пользовались многие богословы⁴⁶⁰, вследствие очевидного незнакомства с которыми русский автор нравоучительной системы только и мог взять себе в руководители сравнительно менее компетентных лиц, хотя, впрочем, безотносительно к другим, и не лишенных известных достоинств. О Staffʼе мы уже имели случай неоднократно говорить⁴⁶¹, и снова возвращаться к речи о нем не видим какой-либо надобности. На знакомство с ним о. Солярского навело то, конечно, внимание, каким Stapf, как мы уже видели раньше, пользовался со стороны наших отечественных богословов: арх. Платона, И. Смоленского... Трудно было игнорировать авторитет, завоевавшей себе симпатии среди наших моралистов уже давно. Словом, здесь о. П. Ф. Солярский, так сказать, заплатил дань своей эпохе. Что же касается Schreiber’a, то он стоит под «влиянием», шедшим со стороны Канта – «Влияние» последнего было разносторонне. Ему поддались особенно, из числа «католических» моралистов, «Sebastian Mutschelle, мюнхенский профессор», пользовавшийся большим уважением даже и «со стороны протестантов»⁴⁶². Известна его «Moraltheologie oder theologische Moral (München, 1801)»⁴⁶³. В «духовном родстве с Mutschelle» состоит «несколько позднее» выступивший "Heinrich Schreiber (в Фрейбурге»), о котором у нас здесь и идет речь, как об одном из руководителей о. Солярского. «И он также» пользуется «основными Кантовскими мыслями», а затем, будучи католическим богословом, однако же, обращается за «помощью» и содействием к «протестантам (Аммону и Де-Ветте), за что» и был сильно упрекаем другими католическими моралистами. «После тщательного исследования формальных и материальных принцинов Шрейбер приходит к такому результату: чего, не достигнуть при посредстве философской морали (именно уничтожить, с её точки зрения, контраста материального и формального), то происходит благодаря богословской» (где, «т. е., мораль» выводится «из религии»), «соединяющей условного человека с безусловной Первоосновой – Богом. Если чувственной природе человека недостает абсолютного бытия (nooúmenon), а его разумной природе – сравнительного (фainόmenon), и если, следовательно, между ними имеет место решительный контраст,– то они все же соединяются в третьем, именно в Первообразе Божием, который равномерно открывается в природе и духе. Подобно двум математическим величинам, которые равномерно содержатся в третьей, точно так же и эти два нравственных фактора стоят один в отношении к другому. Что в человеческом (поскольку это понимается обособленно само по себе) враждебно противостоят, как бытие и явление, то находит полное свое примирение, коль скоро человеческое вступает в отношение к божественному... Царство Божие» – нечто такое, «на» чем «покоится религиозно-нравственное общество по его происхождению, как относительное, историческое и положительное, – следовательно, как церковь». Сопоставляя «Lehrbuch dor Moraltheologie (Freib. im Breisgau; 1831; 2 Theile)» Schreiber’a с указанным сочинением Mutschelle, Gass находит, что первый труд, в отношении к «систематическому изложению» раскрываемых в нем положений, «гораздо ученее и основательнее», хотя и отличается « своеобразною сухостью»⁴⁶⁴. Впрочем, такая похвала труду Schreiber’a еще не уполномочивает нас и вообще ставить его высоко: многие труды выше его, наприм., принадлежащей «католику» же Sailer'y: «Handbuch der christlichen Moral (München, 1817)»⁴⁶⁵ и друг. Особенно резким недостатком книги Schreiber’a служит проглядывающий в ней до известной (довольно заметной) степени «рационалистический» элемент⁴⁶⁶ ), в виду которого обращение с нею русского богослова-моралиста должно было быть осторожным. – Но особенное влияние на о. П. Ф. Солярского, как было сказано выше, оказал Riegler. Это все – такого рода лица, которые обыкновенным читателям не знакомы и которые, поэтому, должны быть с этой стороны как-либо охарактеризованы. Riegler’y принадлежат: «Christliche Moral (1825г.)» ⁴⁶⁷, «Compendium der christlichen Moral, nach der Grundlage der Ethik des M. v. Schenkl (Augsburg, 1836). Риглер находился под влиянием воззрений Шенкеля (до известной степени), который сам, в свою очередь, «писал под влиянием Кантовским» ⁴⁶⁸. В виду значения Риглера для о. Солярского, что выше было уже оттенено, позволим себе поближе познакомить читателей с планом позднейшего Риглерова произведения,– указанного его «Compendium’a». Последний представляет собою огромный том. В нем вслед за «введением в христианскую мораль», – где, помимо более или менее обычных вступительных в рассматриваемую богословскую науку вопросов, предлагается, наприм., «очерк истории христианского Нравственного Богословия», – идут «четыре части» нравоучительной системы. Предмет первой части – «общая христианская мораль или общие предварительные сведения (о нравственной природе, назначении, свойстве и достоинстве человека, – о природе, правилах и нравственности человеческих поступков,– об обязанностях, добродетелях, грехах и пороках вообще)», – второй – «общее учение об обязанностях христианина к Богу, к себе, к другим)», – третьей – «учение об особенных обязанностях (об обязанностях в некоторых состояниях, – об особенных обязанностях людей в известном возрасте и в союзах») и, наконец, четвертой – «христианская аскетика (о препятствиях к христианской добродетели и совершенству, – о вспомогательных средствах нравственности, христианской добродетели и совершенства; афоризмы аскетики, морали и благоразумия)». Риглером, нужно заметить, щедро пользовались различные богословы в его отечестве даже, но этому можно только удивляться в виду «научной» его «незначительности» ⁴⁶⁹. – Очевидно, почтенный о. П. Ф. Солярский остановил свое особенное внимание на Stapfʼe, Schreiber’e и особенно Riegler’e потому главным образом, что эти богословы-моралисты были для того времени новинкой и что весть о них, благодаря случайным причинам, дошла до русских богословов той эпохи, между тем как другие из западных ученых, более видные, по случайности остались у нас тогда неведомыми. Случайное проникновение тех или иных западных образцов в нашу богословскую литературу, отсутствие в среде представителей её систематического и серьезного изучения западной – все это могло только невыгодно отразиться на деле, что отчасти выше уже и отмечалось нами.

Влияние иностранных образцов на нашего русского богослова-моралиста, не скрываемое, как мы видели, и самим последним, было сильное: оно отразилось и в плане его нравоучительной системы, что ясно уже при самом поверхностном сопоставлении её с системами Riegler’a, Stapf’a...,– и в содержании её: в постановке и раскрытии тех или иных нравственных вопросов. Все это – никем неоспариваемый факт, – очевидный, о котором и говорить более – излишне. В свое время нами уже говорено было, в каком отношении к Stapf’y стоял арх. Платон, автор нравоучительной системы 1854-го года ⁴⁷⁰. Нужно заметить, что хотя о. Солярский и не уипоминает о системе арх. Платона на-ряду с системами других богословов-моралистов, бывшими в его руках в качестве» «пособий», но несомненно, что книгою этого русского моралиста он пользовался в достаточной степени ⁴⁷¹; в некоторых случаях он, конечно, мог заимствовать материал, имеющийся у арх. Платона, не из книги последнего, а непосредствено из сочинения Stapf’a, который служил источником и для самого Платона, но в других – заимствования делались непосредственно из системы этого, в чем убеждает взаимное сопоставление сторон. Примеров приводить не видим надобности: каждый, заглянув в сравниваемые книги, без труда уверится в истинности наших слов.

Выбор о. Солярским русских пособий, правда, не слишком полон, но за-то вообще удачен. Это, конечно, надлежит сказать об известных уже нам и охарактеризованных нами сочинениях: «еп. Иннокетия пензенского» ⁴⁷² и «арх. Иннокентия херсонского» ⁴⁷³ и отчасти о названных соч. «арх. Евсевия могилевского» ⁴⁷⁴. Все они, как специально относившиеяся к нравственной области, могли помочь о. Солярскому, насколько сами обладали научными данными. Что же касается остальных пособий, то одни из них («академ. уроки митр. Исидора») принадлежали начинавшему лишь свое ученое поприще богослову) ⁴⁷⁵, а другие (произведения «арх. черн. Филарета» и «арх. харьк. Макария») вообще мало соприкасались с областью Нравственного Богословия и потому ни первые, ни последние не могли существенно содействовать разсматриваемому нами богослову в исполнении им центральных частей его дела.

Названные – иностранные и русские – пособия и определили собою внутренние и внешние особенности труда о. Солярскгоо, да и самое его содержание, хотя это последнее и не совсем. Дело в том, что о. Солярский в значительной степени ввел в свое произведение элементы: библейский и святоотеческий. Если в отношении к первому о. Павел находил помощь в указанных нами пособиях, где он собран в желательной степени и распределен по группам, хотя и не всегда освещен так, как это сделано разсматриваемам богословом-моралистом, – то в отношении к последнему, т. е., святоотеческому элементу, о. Солярский должен был проявить ту или другую самостоятельность по части собирания его и извлечения, впрочем, из русских обыкновенно переводов.

Извлекши из пособий значительный (хотя и не всегда высокой ценности, что стояло в непосредственной зависимости от качества самых пособий) материал, о. П. Ф. Солярского задался слишком большими целями: он «желал сделать труд свой, сколько возможно, общеполезным, не для школы только, но преимущественно для жизни, во всех многоразличных её отношениях, и для духовных пастырей, и для наставников и воспитателей юношества, и для детей, и для родителей, и для всякого благомыслящего и благонамеренного читателя, ищущего полезного чтения для назидания своего ума и сердца»; при этом, по его собственным словам, предложил «не мало замечаний и на современные некоторые вопросы и на разные другие стороны нравственной христианской жизни» ⁴⁷⁶.

Что для выполнения взятых на себя задач, о. Солярский употребил много труда, «труда усердного, добросовестного» ⁴⁷⁷ ..., это не подлежит никакому сомнению. Что в его «записках» отсюда имеется весьма много достоинств, безспорно и это: особенно должно быть подчеркнуто обилие приведенных здесь выдержек библейских и святоотеческих. Чтение тех и других весьма поучительно и назидательно, не смотря на их отрывочность. Они могут служить превосходным материалом для проповедника, обладающего искусством оживлять в своей речи все, что становится её предметом. Да и вообще в «записках», о которых идет речь, можно отыскивать справочные сведения по вопросам из нравственной области, в частности – данные, говорящие о том, как отвечают на те вопросы: Слово Божие, представители святоотеческой письменности..? Отсюда «записки» действительно «могут быть названы моральною энциклопедиею»⁴⁷⁸. Таковое наименование им до значительной степени принадлежит по праву. Автором положено много усилий для того, чтобы внести свою лепту в дело развития нравоучительной богословской науки в нашем отечестве, и он, безспорно, успел в своих намерениях отчасти, – по крайней мере, поставив эту богословскую научную отрасль в России на одну линию с произведениями из этой области, принадлежащими многим западным богословам-моралистам той эпохи: до многих из них он, конечно, не возвысился (особенно до представителей научной этики среди протестантских богословов того времени, к какому относится появление его «записок», и отчасти до некоторых католических), но со многими (преимущественно с католиками, хотя и не со всеми) сравнялся. И уже в этом его заслуга! Нельзя же было от него потребовать сразу полного же успеха, – нельзя же было предъявлять к нему требования, чтоб он стал выше своего времени (достигнуть подобного рода успеха, т. е., перегнать свое время, удел редких). Поэтому надлежит снисходительно относиться и к недостаткам его нравоучительной системы, общим у него с западными, – потому что с большим правом можно было бы упрекать эти последние, как имевшие позади себя очень длинную историю и, тем не менее, не освободившаяся от старинных промахов. Мы лично с уважением и почтением относимся к замечательному труженику, оставившему после себя обширнейшую нравоучительную систему, весьма богатую содержанием, написанную по недурному плану, стройно и с большою любовью к делу, и вполне извиняем автору её недостатки и промахи.

Эти последние, как уже достаточно намечено нами раньше, являются достоянием той эпохи, когда автор жил, а в известной степени объясняются особенностями тех пособий (по преимуществу иностранных), какими он руководствовался, проглядев, – по недостаточному вообще знакомству тогдашних русских богословов с иностранною богословскою литературою, – пособия – прекрасные, которые могли бы существенным образом видоизменить его нравоучительную систему и ео ipso приблизили бы его к тем целям и задачам, какие им преследовались и какие теперь оказались – увы! – не осуществленными или всецело, или до некоторой, по крайней мере, степени. Так, характер «современности» придать своему труду о. Солярскому вообще не удалось: ведь нельзя принимать в серьезный расчет некоторых его случайных в этом роде и вообще неудачных вылазок. Общий же характер его системы отдает особенностями схоластического прошлого, столь излюбленными у богословов прежнего времени, в известной степени, впрочем, остающимися у некоторых наших отечественных моралистов и поныне, преимущественно же у нынешних католических западных богословов. А повторяя в общем старинные со схоластическим отпечатком образцы, о. П. Ф. Солярский естественно не мог оказаться на высоте научных требований и запросов. Впрочем, и сам он не преследовал этого рода высоты, как вожделенной своей цели: «я», говорит он, «не смею льстить себя надеждою, чтобы мог удовлетворять современным требованиям науки; не интересы собственно науки, не возбуждение новых каких-либо вопросов и идей и не новые какие-либо взгляды и ученые изследования были моею задачею»⁴⁷⁹... Но, оставив в стороне строия научные требования, «не стесняясь», как он сам говорит, «условиями науки», автор не достиг и тех целей, осуществление которых он предпочитал делу удовлетворение требований указанного рода: «сжатость и сухость изложения», которые им избегались, имеются в его «записках» налицо, особенно последняя; «жизнь и деятельность, к» которым он, по его словам, «все направлял», остались в действительности в стороне, лишь предметом одних чаяний и стремлений,– так как того немногого, что в этом роде автором достигнуто, не видим оснований серьезно принимать в расчет. Поэтому удивительным кажется нам заявление автора, что его «желанием было – сделать труд свой, сколько возможно, общеполезным... преимущественно для жизни, во всех многоразличных её отношениях»⁴⁸⁰. Против наличности в сознании о. протоиерея подобного желания, конечно, не имеем оснований возражать, но об осуществлении его говорить почти не приходится, по крайней мере, – как и замечено выше, – серьезно. В пользе книги «для школы» о. Солярский, повидимому, не сомневался.⁴⁸¹ Здесь он был прав лишь только до известной степени, поскольку иметь в виду наличность в «записках» нового материала, не имевшегося в прежних нравоучительных произведениях, напр., у арх. Платона и др. Но, что касается того, как этот материал в «записках» изложен, – насколько он был ценен в смысле удовлетворения современным научным требованиям и пр., – это – совершенно другой вопрос, ответ на который будет не совсем в пользу о. Солярского: здесь книга о. Платона во многих или, по крайней мере, в некоторых отношениях будет стоять выше (особенно должно быть подчеркнуто то единство духа, каким система о. Платона проникнута, как придерживавшаяся одного по преимуществу образца, чего нельзя сказать о «записках» о. Солярского, на которых отразились самые разнородные влияния) и для школы, пожалуй, будет отчасти даже удобнее (сравнительно, впрочем, только). «Желание» авторское «сделать» книгу «полезною для наставников и воспитателей юношества, для детей, для родителей»⁴⁸²... также, в свою очередь, почти не перешло в осуществление: «для детей» она мало подходит, «родителям» немного даст, а «наставникам и воспитателям», особенно первым, придется обратиться скорее к другим пособиям. Впрочем, в этом случае не следует все же игнорировать того «почти», высказывающегося в пользу о. протоиерея. «Для духовных пастырей»⁴⁸³ последний, конечно, мог бы, безспорно, дать многое, как человек, «пред» которым издавна (еще с «1835 года») «были открыты тайны сердца человеческого во всей наготе их»⁴⁸⁴ и который, следовательно, обладал огромным и ценным в настоящем случае материалом...; но, к сожалению, этот материал так и остался в личном лишь распоряжении автора, и «тайны человеческого сердца», – как говорит один ученый, – ⁴⁸⁵ «так и остались тайнами, и в записках о. Солярского не» оказалось «ничего тайного, а – доктринальные разсуждения о многоразличных христианских обязанностях, к которым подведены цитаты из свящ. писания и свящ. предания»... Впрочем, как бы там ни было, а вообще – то материала – библейского и святоотеческого – в книге о. Солярского достаточно для проповедника, как и сказано уже нами выше. Не мало здесь найдет и «каждый благомыслящий и благонамеренный читатель»⁴⁸⁶ , если не побоится сухости и схоластичности изложения.

К числу недостатков курса о. Солярского можно отнести и наличность в нем не относящегося существенно к делу материала: напр., «некоторых подробностей при изложении обязанностей относительно общественного Богослужения» ⁴⁸⁷и проч.

Умалчивая о других сторонах и особенностях книги (написанной православным пастырем и в строго-православном духе), – потому что и так уже наша речь о ней вышла сравнительно слишком длинною, – в заключение скажем, что нравоучительная система о. П. Ф. Солярского с играла большую роль в истории обучения нашего духовного юношества:по ней изучали разсматриваемую нами науку многие поколения, а в некоторых местах, кажется, продолжают руководствоваться ею и поныне. Попытки заменить ее другими, более целесообразными, книгами в большинстве случаев желательного успеха не имели: упрекать книгу легко, нетрудно и глумиться над нею, как то у нас издавна принято по отношению к системе о. Солярского (не смотря на все её недостатки, все же заслуживающей иной её оценки, как то мы и видели выше), самое упоминание о которой сплошь и рядом вызывает у собеседников улыбку (!!) на устах, – но написать книгу лучшую ея, оказывается, более, чем трудно, как то показал 40-летний опыт (немногие исключения в счет идти не могут) – период достаточно продолжительный...

Из произведений, относящихся к области Нравственного Богословия и вышедших в свет в течение разсматриваемого нами периода времени (с 1860-го до 1867 г.), заслуживают некоторой характеристики в настоящем месте еще « Очерки нравственного православно христианского учения» – «записки проф. прот. Н. А. Фаворова»⁴⁸⁸, «изданные» впервые в «1863 г.»⁴⁸⁹. Цель издания была – дать студентам киевского университета – слушателям о. протоиерея – руководство, которое «облегчало» бы им дело «приготовления к экзаменам по богословию»⁴⁹⁰ . Лекции о. Фаворова в свое время пользовались большою известностью в Киеве⁴⁹¹ , что и неудивительно в виду солидных их достоинств, сохранившихся и в печатном (хотя, без сомнения, сокращенном их издании⁴⁹².

Изложив «основные понятия о нравственности», о. Н. А. Фаворов затем раскрывает «обязанности христианина: к Богу, к себе самому, к ближним»..., в заключение характеризуя «главные церковные заповеди». Общий план нравоучительной системы о. Фаворова, как видим, прост и ничего необычного в себе не заключает. Обращает на себя наше внимание, поэтому, совсем другое: то именно, как выясняются почтенным профессором обычные в нравоучительных системах вопросы? Профессор обладал завидною способностью – в кратких словах выяснять самую сущность затрогиваемого им вопроса, при – том, давать ответ на него языком простым, ясным и в тоже время строго-научным. Отсюда для университетских студентов, как нуждавшихся еще в «млеке» богословском и неспособных переварить твердой пищи, подобные лекции о. Фаворова были истинной находкой. Они давали им возможность без особого труда и напряжения усвоить основные элементы нравоучительной христианской науки. При этом, ясность и общедоступность лекций не вредила в существенном их известному научному характеру, о поддержании которого профессор всюду по мере возможности, доступной ему в его условиях, заботился, равно как и о том, чтобы его чтенья носили характер современности, так или иначе отвечая на современные запросы науки и жизни. Поэтому он обращает свое внимание на ознакомление своих слушателей с учениями школы «утилитаризма», с «теорией естественного нравственного долга», мастерски характеризует таких моралистов, каков, напр., был Кавелин, не игнорирует и пресловутого идола малосмысленной части интеллигенции (?!) нашей – графа Толстого... Для того, чтобы высказываемые им – о. протоиереем – положения были по возможности тверже обоснованы, он обращается к данным Слова Божия и отчасти – Св. Предания, а также к произведениям авторитетных отечественных богословов, преимущественно – Филарета, митрополита московского. Отсюда воззрения автора, – что и само собою понятно, конечно, – строго – православны. А чтоб оживить изложение своих лекций, профессор обращается к данным из хорошо известной его слушателям исторической области (в широком смысле слова): у него выступают на сцену – Сократ, Платон, Ксенофонт, – Лукиан, Ювенал, Сенека..., из новейших лиц – Ренан и т. д. Словом, лекции о. Фаворова вообще стояли на подобавшей им высоте и были вообще удовлетворительны для специальных их слушателей, которым здесь дано в существенном почти все, в чем они нуждались по своему положению. В отношении к светским именно студентам получает особый смысл и значение, напр., отдел о «заповедях церковных» и проч. Данные лекции получают тем большую важность, что во время классных уроков профессор, несомненно, излагал их с надлежащими подробностями, которые могли быть опущены в печатном, конечно, сокращенном (ср. выше), издании. Равномерность, с какою в последнем раскрываются все, входящие в него, нравоучительные пункты, делает честь автору и служит новым достоинством его лекций. – Если б автор читал свои лекции студентам духовной академии, то они, конечно, приняли бы совсем иной вид и характер, соответственно тем (неизмеримо более строгим) требованиям, какие академическими, прекрасно в семинариях богословски-подготовленными, слушателями к нему были бы предъявлены. Но теперь приходится довольствоваться и тем, что он дает нам. Оцениваемые с точки зрения вызвавших их появление условий, эти лекции, как и сказано нами выше, вообще отвечают их назначению», хотя в некоторых отношениях все же требовались бы улучшения. Напр., вопрос о дозволительности клятвы, как вопрос современный (хотя бы, напр., в виду графа Толстого) выяснен и обоснован далеко недостаточно: слушатели могли остаться неудовлетворенными. Тоже нужно сказать и о некоторых других вопросах. По местам встречаются и промахи, которые, впрочем, могут быть отнесены на счет неисправности корректора (напр., слова одного лица приписываются другому...). В произведении выдающегося богослова, писавшего то, что предварительно им было, как видно, глубоко прочувствовано и продумано, не желательно было бы встречать обидных и досадных недостатков случайного происхождения.

В виду их прямого назначения, отмеченные в общем элементарным характером или близким к этому, хотя и сохраняющие необходимый научный отпечаток, насколько позволяла это богословская подготовленность слушателей, лекции о. Фаворова, не смотря на всю их симпатичность, движенно разсматриваемой науки вперед вообще не содействовали, что и естественно и что не набрасывает ни малейшей тени на данного профессора.

С начала 1860-х годов, благодаря неустанным трудам о. П. А. Преображенского, стали появляться в русском переводе творения «мужей апостольских» и «древних христианских апологетов»⁴⁹³) ⁴⁹⁴. Эти творения могли предлагать русским читателям немало нравоучительного материала. Отсюда, в целях уяснения характерных особенностей последнего, скажем о нем несколько слов, чтобы видно было, чем мы здесь располагаем.

Отличительный характер творений мужей апостолъских – безъискусственная передача того, что заключается в свящ. новозаветных книгах. Однако, они не остались невнимательными к тому, что происходило и вокруг них. Еретические лжеумствования, раздававшиеся в их время даже в христианском обществе и производившие различного рода смуты и несогласия, вызывали с их стороны известного рода опровержения.

По учению 1) св. Климента Римского, должы быть развиваемы и укрепляемы нами «надежда, вера, любовь, смирение, послушание, миролюбие»..., должна быть утверждаема нами наша внутренняя «гармония» и – искореняемы качества противоположные: «зависть, высокомерие»... Эти и подобные им положения напоминают мировоззрение св. ап. Павла, хотя вопрос о взаимоотношении между «верою и делами» здесь, т. е., у Климента Римского (в 1-м посл, к Коринфянам), и не выяснен с наиболее желательной стороны. «Так называемое 2-е Климентово послание» призывает к «покаянию», а также к «исповеданию Искупителя за то, чем мы Ему обязаны», к проявлению этого исповедания в «исполнении заповедей» Господних, в «любви к ближнему»... Здесь же встречаемся с учением о «плоти» и её значении в противовес воззрениям известного «Карпократа» – гностика и – «эпикурейскому антиномизму». Интересно намечено значение «милостыни, покаяния, поста, молитвы, любви»⁴⁹⁵...

2) Послание св. Варнавы противопоставляет отжившему свое время ветхозаветному закону, закону внешнему «новый – Христов закон, внутренний, закон свободы. Христианская вера» характеризуется здесь «в отличие от иудейской праведности. Получив прощение грехов», христиане заботятся о воспитании в себе «любви, страха к Богу, любви к ближним, веры и надежды на» Господа.

Любовь к людям должна проявляться в том, чтоб, храпя «простоту сердца, мы избегали двуязычиая», блюли «правдивость, прощали» тем наносимые нам обиды, «благодетельствовали» им, не забывали о «милостыне... Языческие пороки» не могут практиковаться в христианской среде... – В данном памятнике, носящем очевидные следы павлова влияния, намечаются, наконец, «два пути», один «света», а другой – «мрака», получающие место, смотря по отношению человека к своему долгу⁴⁹⁶...

3) Св. Игнатий в своих посланиях заботится об «единении» всех членов христианской церкви, достигаемом чрез «подчинение» их руководству представителей её, так что отсюда все «поведение» христиан должно быть отмечено «церковным характером». При этом условии мы и можем исполнять свой основной долг – «подражать Христу». В частности, на этом пути «началом и целью жизни» являются «вера и любовь, из» которых «выростает все христианство», в которых «заключается все другое». Впрочем, на первом месте стоит все-таки «любовь. Высшее осуществление любви ко Христу – мученичество». Советуя подавлять в себе «страсть к деньгам, мирские пожелания», жить «трезвенно в молитве и посте, исповедании креста»..., св. Игнатий чужд крайностей в учении об «аскетизме» (по вопросу о «браке» и «безбрачии» и пр.) ⁴⁹⁷...

4) Св. Поликарп в «послании к филиптийцам» подчеркивает значение «благодати» в противовес значению «дел» и в ней усматривает условие «нашего спасения». По нему «вера – мать всех нас», так как «из нее произрастает новая жизнь; за ней», т. е., верой, «следует надежда; а любовь к Богу и Христу, к ближнему предшествует ей». Исполняющий веления этих трех заповедей осуществляет все, что от него требуется. «Имеющий любовь далек от всякого греха... По противоположности окружавшему миру», христиане должны быть «осторожны и кротки, воздерживаться от всего языческого»; кроме того, они должны «молиться» за представителей земной власти и даже «за гонителей и врагов креста». Значение молитвы, как «избавляющей» человека «от смерти», велико. Послание носит следы сильного влияния апп. Павла и Петра и пр. (кн. Товита)⁴⁹⁸..

По «противоположности» точке зрения «язычества и иудейства», 5) Послание ⁴⁹⁹ к Диогнету учит о «новом нравственном духе христианства..., о внутренней свободе» христианина по отношению ко «всему земному... Христиане живут, как другие люди, и, однако», в тоже время «совсем иначе...; они – во плоти, но живут не по плоти, – на земле, но» в тоже время «на небе; повинуются существующим законам и» в тоже время «стоят выше их своими жизненными нравами; любят всех и всеми ненавидимы»... Всем «обязаны они Богу», пославшему им Спасителя... «Христианство – нравственная сила внутреннего обновления».. ; центр тяжести его учения – в «любви»⁵⁰⁰...

6) «Пастырь Ерма» примыкает к посланию св. Иакова и – Апокалипсису. Его характер – «иудеохристианский», впрочем, не стоящий в явном противоречии с павловыми ни. Особенно подчеркивается здесь «оправдание делами», настаивается на «аскетизме», рекомендуются – «пост, соблюдении божественных заповедей»... Советуется создать в себе такое настроение чтоб человек смотрел на свою «жену так, как если бы она была сестрой». Второбрачие «неодобрительно», впрочем, и «не грех». «Главные грехи»: любовь к «богатству, затрудняющему доступ в небесное царство, невоздержность, сомнение, сварливость»... Противоположного рода качества – «добродетели». «Живя здесь, как бы в чужой земле, христианин раздает свое богатство вдовам, сиротам, сам» довольствуясь лишь «необходимейшим».. Мученичество, страдания за имя Сына Божия» имеют огромное значение. «Кто делает что-либо хорошее помимо заповедуемого Богом, тот приообретает себе более высокую славу и почет» в очах Божиих. Здесь, таким образом, пред нами – зачатки католического учения о «сверх-должных заслугах». Там и сям в памятнике заявляют о себе элементы «эвионитские»... Ригоризм, здесь проглядывающий, «реакция против наступившей уже шаткости» в области нравов ⁵⁰¹ .

Во втором уже веке в Христову Церковь вступают образованные язычники, воспитавшиеся в знаменитых языческих школах того времени, стоявшие на высоте философского просвещения той эпохи. Они были особенно дороги для христианской Церкви, так как являлись способными состязаться с языческими философами, нападавшими на христианское учение, которые отныне поражались их же оружием и на их же почве (чего не могли делать мужи апостольскиe – люди простые и не получившие научного образования).

Из «восточных апологетов второго века» могут быть нсколько охарактеризованы следующие.

1) Св. Иустин – мученик и философ († «ок. 165 г.») в своих Апологиях трактует о преимущественных достоинствах христианского учения о нравственности пред воззрениями язычников, а в Разговоре с Трифоном – удеем доказывает превосходство того же учения пред ветхозаветным – Моисеевым. «Возвышенность христианской морали» явствует из той «нравственной перемены», какую та, т. е. мораль, обусловила собою в людях. Выставляется на вид у апологета содержание «нагорной беседы» Спасителя: отмечаются «чистота» христианина «от страстей сердца, любовь и к врагам»...; рекомендуется «послушание» представителям земной «власти», поскольку это не препятствует христианину быть христианином; «ложь» в христианском обществе неуместна... Словом, язычникам доказывается, что христианская мораль «в основе» имеет «общую разумную мораль». Ясно, что ее, как такую, не имеют права как-либо порицать те. А так как язычники в данном случае владеют лишь «отчасти» тем, чем христиане «вполне», то естественно, что первые должны и усвоить себе христианское, «древнее, как мир», мировоззрение... В виду иудеев говорится, что христианством возвещается хотя и «новый» нравственный «закон», но – такой, который в тоже время есть и «древний, до – моисеевский и всеобщей» (т. е., совпадающей с законом «всеобщей разумной морали»: ср. выше), каковой, поэтому, преимуществует пред Моисеевым. «Обрядовая» сторона последнего отныне потеряла значение; осталось значение Моисеева закона лишь «типическое»... Новый «закон свободы и любви» требует от человека, ищущего «прощения грехов», непременного, для этого, условия – «покаяния». «Вера, послушание Богу, любовь к Нему и ближним» .. – вот о чем заботятся христиане... – Объединить тесно между собою «элементы – специфически-христианский и античный, разнородные» св. Иустину, как и другим многим, не удалось, однако⁵⁰²...

2) В «Речи против Еллинов» Татиан, «в противовес эллинскому язычеству и греческому образованию, восхваляет варварскую философию – христианство». Подобно св. Иустину усматривая «основу нравственности в возрождении», Татиан в дальнейшем развитии своих воззрений заявил себя проповедником «ригористического мироотречения». С течением времени «на этом пути он ушел еще далее», проповедуя «дуалистический – энкратистический аскетизм, отрицая брак, употребление вина, мяса, смешивая этическое с физическим»... и вообще «затерявшись в гностических» бреднях⁵⁰³...

3) В «Прошении о христианах» Афинагора подчеркивается «возвышенность христианской морали, как» проповедующей «любовь и ко врагам и самоотречение при взгляде на» ожидающую каждого из нас «будущую» судьбу,– «чистоту» даже «и в мыслях, видящую в других родственников». Что касается, при этом, «брака», то он признается имеющим смысл лишь под условием непосредственного его назначения – «деторождения: безбрачие, однако, выше; второбрачие есть уже «благовидное прелюбодеяние». Практикующиеся иногда «вытравление плода, выбрасывание» родившихся на произвол судьбы не должны иметь места⁵⁰⁴...

4) По учению св Феофила Антиохийского (в его «3-х кн. к Автолику»), христианская этика – «мораль праведности, целомудрия и любви и ко врагам»⁵⁰⁵..

Оглядываясь на этих апологетов, замечаем, что ими «особенно» подчеркивается аскетический момент «в отношении к половой жизни». Это знаменательно.

Из западных апологетов можно охарактеризовать Минуция Феликса, который в «Октавии» оттеняет превосходство христианской этики пред языческой. Жертвы христианские – не то, что в язычестве, – не животные, а «добрая душа, чистый дух, честная совесть». В xpистианстве равносильны друг другу: «справедливость и жертва, безпорочность и молитва»; «не обманывающий» других ео ipso «умилостивляет Бога; избавляющий ближнего из опасности закалает ео ipso лучшее жертвенное животное». Христианину «запрещено есть кровь, – более одного раза вступать в брак». В сношениях с язычниками он должен быть осторожен, избегая предлагаемых ему «почетных мест» и т. д., чтобы чрез иное поведение не погубить своего чистого настроения... Минуцием, как и другими, «мученичество» ценится весьма высоко⁵⁰⁶…

Переведенные «в 1864 г.» (в «Казани») Апостольские постановления в первых «шести книгах» (произошли во «второй половине 3-го в.»⁵⁰⁷ раскрывают учение, что Спасителем, в противовес Моисееву закону нравственности, будто бы только возстановлен и «обновлен первоначальный», известный до Моисея... В 7-й книге («из 4-го в.» ⁵⁰⁸ речь идет «о двух путях: жизни (исполнения закона...) и гибели (в грехах, пороках)». Наконец, 8-я кн. («из первой половины 4-го в.»⁵⁰⁹ «содержит богослужебные предписания»⁵¹⁰.

Таким образом постепенно все более и более становился доступным русской читающей публике обширный нравоучительный материал, содержащейся в святоотеческой литературе. Как увидим ниже, это движение не прекратилось и в последовавшие затем годы.

ПОМИМО специальных курсов, обнимавших собою в большей или меньшей мере всю систему Нравственного Богословия, а также помимо перевода на русский язык тех или иных святоотеческих творений, помогавших уяснению вопросов христианской морали, – в разсматриваемый нами период времени (с 1860-го года до 1867-го) развитию данной науки до некоторой степени могли содействовать появившиеяся некоторые отдельные издания, с одной стороны, и журнальные статьи, с другой.

Из отдельных изданий прежде всего должен быть назван «Древний Патерик, изложенный по главам»⁵¹¹, издававшийся в русском переводе, начиная с « 1861 г.»⁵¹², и содержащий в себе весьма много нравоучительного материала, имеющегося в изобилии в каждом параграфе, трактующем о том или другом предмете. Издание – высоко назидательное и весьма полезное для читателей! Каждая из «23 глав» книги⁵¹³ невольно останавливает на себе наше внимание. «Преспеяние в совершенстве, безмолвие, сокрушение, воздержание», средства «против блудных браней, нестяжательность, хранение себя от лихоимства, терпение и мужество», предостережение от «делания» чего-либо «на показ», от «осуждения» других,– «разсудительность», постоянное «бодрствование, непрерывная и бодрственная молитва, страннолюбие, милостыня, послушание, смиренномудрие, терпение зла, любовь..., боголюбезная жизнь различных отцов..., изречения старцев-подвижников, помыслы, пребывание в кельи, созерцание» – вот те вопросы, какие здесь освещаются. И многому здесь можно поучиться у свв. подвижников христианских.

Другие издания пытаются до известной степени осветить или общие вопросы из области, так или иначе соприкасающейся с Нравственным Богословием, или более или менее частные. Так, К. Трубецким выясняются «закон, евангелие и вера на основании подлинных свидетельств Свящ. Писания из Ветхого и Нового Завета»⁵¹⁴, – С. Кораблевым – «нравственность, честность и честь в приложении к практической жизни»...⁵¹⁵, – Н. Соколовым – трактуется «о нравственном развитии человека»⁵¹⁶, а П. Суходаевым – «о добродетелях и недостатках, какие замечаются на всех степенях общественной жизни, или нравственных правилах в руководство к исправлению недостатков и к утверждению добрых начал в многосторонней земной жизни для блага общего»⁵¹⁷, – о. В. Смарагдовым в «катихизических беседах» предлагается речь «о любви и десяти заповедях Божиих»⁵¹⁸ и N-м – в особой книжке высказываются его «мысли при взгляде на связь десяти заповедей Закона Божия»⁵¹⁹. Другие богословы выясняют какие-либо отдельные вопросы: напр., архим. Иринарх оставил «Беседы о молитве, составленные на основании учения Св. Писания и подвижников в молитве для разумного упражнения и преуспеяния в» ней⁵²⁰. Тем же вопросом занимался М. Архангельский – автор «катихизических наставлений», излагавших «полное православно-христианское учение о молитве»⁵²¹. Некоторые авторы изследовали вопросы семейной жизни, прямо или косвенно к ней относившиеся. Так, в «Карлсруэ» издана⁵²² книжка, посвященная речи «о христианском воспитании»; К. П. Победоносцевым, ныне; обер-прокурором Св. Синода, выпущен в свет перевод «немецкой» книги Тирша, изследующей «христианския начала семейной жизни»⁵²³; Д. Соколов в особом издании предпринял попытку выяснить «назначение женщины по учению Слова Божия»⁵²⁴ . Иером. Мисаил предложил выяснение вопроса о нашем отношении к усопшим в книжке «о необходимости и спасительных плодах поминовения умерших»⁵²⁵. Некоторые издания специально выясняют те или иные обязанности: в течение разсматриваемого периода⁵²⁶ напечатана, между прочим, известная книга «о должностях пресвитеров приходских ⁵²⁷ и проч.

Из этих изданий нисколько уже не нуждается в рекомендации только что названное нами, о котором арх. черниг. Филарет сказал, что оно «надолго останется прекрасным руководством для священников» («составлено на основании Слова Божия, соборных правил и учителей церковных..., переведено на англ. яз. доктором Пальмером, который признает его за сочинение классическое»)⁵²⁸. Затем из них могут быть выделены издания – Н. Соколова, Суходаева П., М. Архангельского, о. Мисаила и о. Иринарха, а особенно – книга Тирша, пространно трактующая о «браке, воспитании», об «обязанностях детей, прислуге, общительности». Интересно предисловие «издателя», который, между прочим, так характеризует немецкого автора: «Тирш... умел при огромной учености удержать всю живост христианского чувства, проникнутого любовью и терпимостью.

Он обращается к читателю... с живым словом веры и убеждения. Везде представляет он... самый чистый и самый строгий идеал семейной жизни»... Книга Тирша не утратила своего интереса нисколько даже и в настоящее время и может быть рекомендована всем, желающим прочитать серьезное сочинение по данному вопросу. – Издания, каковы, напр., принадлежащие – только что названному немецкому ученому, затем Архангельскому, о. Иринарху [не говорим уже о Сопковском, как собственно относящемся к более ранней эпохе⁵²⁹] с известною обстоятельностью изследуя отдельные вопросы или те или другие отделы разсматриваемой нами науки, существенно содействовали росту последней: лица, желавшие выступать с цельными её курсами, постепенно получали в подобного рода трудах все большую и большую для себя поддержку и помощь.

Из отдельных изданий, непосредственно соприкосновенных с наукою Нравственного Богословия, наконец, может быть названо сочинение известного архим. Феодора (=Александра М. Бухарева): «О современных духовных потребностях мысли и жизни, особенно русской» ⁵³⁰ . Здесь, по выражению историка казанской дух. академии, «всего более между печатными произведениями» о. Феодора «попадается мыслей и отрывков из лекций, читанных» последним в названной академии «по Нравственному Богословию»⁵³¹. Читанная профессором еще в 50-е годы⁵³² «сотириологическая система», правда, «не была развита научно и, кроме того, будучи вся целиком основана на непосредственном, даже личном религиозном чувстве этого симпатичного богослова, была в постоянной опасности от вторжения в нее субъективно произвольных и особенно мистических начал»⁵³³; но она, безспорно, замечательна тем, что автор её задался целью оживить свою науку, оставив тот в общем полумертвый путь, по какому она, за немногими исключениями, дотоле шла⁵³⁴. Талантливый профессор увлекал своих слушателей своими лекциями в необыкновенной мере и вообще обладал необходимыми данными для того, чтобы со временем стать творцом оригинальной и жизненной нравоучительной системы⁵³⁵; но, к сожалению, его деятельность – как профессора Нравственного Богословия – была кратковременна⁵³⁶, и уже по этой одной причине он не создал ничего особенного, а что и успел создать, не все, – поскольку иметь в виду сделанное им по данной науке, – напечатал⁵³⁷. А по тем обрывкам, какие от него до нас там или сям уцелели, судить о нем слишком трудно и до известной степени рискованно..

Затем в течение разсматриваемого нами периода времени в русской литературе появилось несколько сочинений – как оригинальных, так и переводных, которые, специально относясь к области не Нравственного Богословия, а нравственной философии, тем не менее не были всецело безполезны и для целей первого и потому могут быть, по крайней мере, слегка оттенены нами здесь. Укажем, в частности, два из них: одно – П. Л. Лаврова: «Очерки вопросов практической философи. И. Личность» (Спб. 1860 г.) и другое – Кабаниса: «Отношения между физическою и нравственною природою человека» (с франц. яз.) (т. I-II; Спб. 1865 –1866 гг.). Лавров – «философ позитивистического направления»⁵³⁸. Отсюда наиболее существенные особенности его нравственного мировоззрения уже заранее известны. Для представителей Нравственного Богословия последнее могло иметь то значение, что вызывало их на защиту специально христианского понимания дела в противовес навязываемому этим незрелым русским мыслителем представлению его. К сожалению, наши русские богословы-моралисты того времени или не видели надвигавшейся грозы (которая, впрочем, оказалась вовсе не страшною и в последние годы уже совсем перестала пугать кого бы-то-ни было, благодаря солидным трудам наших отечественных богословов, о которых у нас будет в свое время речь), или чувствовали себя не в силах, неподготовленными с нею бороться, – и пока еще не выступали против неё, о чем можно только пожалеть и что дало возможность подобного рода гнилым, выросшим на западной закваске, воззрениям все более и более проникать в сознание русского общества того времени. – Кабанис – «материалист»⁵³⁹. Хотя он умер еще в «1808 г.»⁵⁴⁰, следовательно, задолго до разсматриваемых нами лет, и ео ipso успел уже устареть, но он, тем не менее, был переведен у нас в указанные годы потому, вероятно, что приходился по вкусу тогдашнему, зараженному материалистическими тенденциями, обществу. В данном своем сочинении Кабанис «трактует о физиологическом происхождении чувственных, ощущений, о влиянии климата, обстановки, возраста, пола, болезней, сна на все процессы психической жизни и, наоборот, о влиянии психической стороны на физическую, о темпераментах, об инстинкте. Кабанис стремится объяснить психическую жизнь человека исключительно физическими факторами: мозг, восприняв и усвоив известные впечатления, выделяет мысль; душа – не особая субстанция, а способность мозга преобразовать впечатления в ощущения и идеи»⁵⁴¹. – Такими и подобными им книгами и брошюрками в ту пору довольно обильно пополнялся наш книжный рынок, о чем, разумеется, можно лишь пожалеть, хотя верно и то, что подобные издания, каково, напр., Кабанисово, должны были пробуждать наших богословов и вызывать их на борьбу за истину...

Журнальных статей, появившихся в течение разсматриваемого нами времени и так или иначе соприкосновенных с областью науки Нравственного Богословия, было слишком много: в одних, наиболее распространенных, духовных периодических изданиях мы насчитали подобных статей более ста тридцати! Такое их обилие делает невозможным для нас полное их перечисление, да оно и излишне в виду ненаучности большинства этих произведений, а также и в виду частой невозможности усвоить им какое-либо, хотя бы и чисто практическое только, значение.

Из данных статей выделяются следующие (особенно): от 1860 года; Кудрявцева-Платонова «Безусловный прогресс и истинное усовершенствование рода человеческого»⁵⁴², арх. Феодора (уже упоминавшегося у нас выше) «О современности в отношении к православию»⁵⁴³; от 1861 г.: о. М. Боголюбского – «Мысли св. Иоанна Златоустого о христианском браке и о взаимных обязанностях христианских супругов»⁵⁴⁴, архиеп. черниг. Филарета – «Когда должно начинать воспитание человека»⁵⁴⁵; от 1862-го г.: N-а «Взгляд на современный материализм с нравственной точки зрения»⁵⁴⁶, о. В. Сперанского – «Нечто о древней и современной нам благотворительности»⁵⁴⁷, Амфиана Лебедева – «Мысли отцов и учителей церкви IV-гo и V-гo века о милостыне»⁵⁴⁸ ; от 1864-го г.: Елп. Барсова – «Христианский взгляд на нравственное зло (по сочин. Ю. Миллера – Die christliche Lehre von d. Sünde)»⁵⁴⁹, Геттингера – «О прогрессе» («речь» в переводе К. И. Скворцова)⁵⁵⁰, Е. П-вой «Эмансипация женщины»⁵⁵¹; от 1865-го: А. И. Гренкова – «Учение разума о началах нравственности пред судом христианского нравоучения»⁵⁵² [весьма интересно, – заметим мимоходом, – ему же принадлежащее «предисловие к предпринятому каз. академией изданию сказаний о святых (1866 г.)», озаглавленное: «Христианская святость»⁵⁵³] и отчасти друг. Перечисленные здесь журнальные статьи достигают своих целей и читаются с безспорным интересом, как принадлежащие несомненным знатокам в области изследуемых в них вопросов. Особенно должен быть выделен здесь А. И. Гренков, как профессор именно Нравственного Богословия в каз. д. академии, как профессор, при том, весьма талантливый, что занесено уже на страницы истории⁵⁵⁴ и о чем, следовательно, можем говорить не смущаясь, хотя данное лицо еще здравствует (и, надеемся, будет здравствовать долго). – Если б мы не боялись злоупотребить вниманием читателей, то, конечно, могли бы отметит еще несколько статей, более или менее отвечающих научным требованиям или вообще душеполезных и назидательных, но от перечисления их отказываемся⁵⁵⁵. Скажем о всех их обще и кратко. Всего менее статей, нас интересующих, в «Трудах киев. дух. академии». Здесь весьма интересны только статьи о «прогрессе», «современности» и «нигилистах»⁵⁵⁶... Немного больше имеется в «Христ. Чтении». Их содержание касается вопросов: о «вере, как основании нравственной жизни»⁵⁵⁷, о «духовно-нравственной борьбе», какую приходится вести «христианину»⁵⁵⁸, о «свободе совести»⁵⁵⁹, «христианской чистоте сердца»⁵⁶⁰, о «радостях и удовольствиях»⁵⁶¹ ... Несколько более статей на-лицо в «Правосл. Собеседнике». Одни касаются таких важных для того, да и для нашего, времени вопросов, каков, напр., о «нравственности» и значении для неё «догматов веры»⁵⁶², другие – более обыкновенных, напр., о «назначении и задаче человеческой жизни⁵⁶³,

о «сокровенности жизни христианской и несомненном её признаке в человеке»⁵⁶⁴ ... или: о «посте»⁵⁶⁵, «вере»⁵⁶⁶, «прощении обид»⁵⁶⁷, о «смерти» и её «светлых сторонах»⁵⁶⁸ и др. Еще обильнее статьями «Православное Обозрение», где предлагается разъяснение вопросов в роде следующих: о «нравоучении христианском»⁵⁶⁹, «христианин ли ты?»⁵⁷⁰, «о религии в делах обыкновенной жизни»⁵⁷¹, о «значении веры»⁵⁷², «об обязанностях христианина к Богу«"⁵⁷³ , о «веротерпимости»⁵⁷⁴ , о «невозможности любви без веры»⁵⁷⁵ , о том, что «всякий может и должен делать добро»⁵⁷⁶ , о «государстве и церкви»⁵⁷⁷ и т. п., напр., «о свободе», поскольку иметь в виду Шопенгауэра, и пр.⁵⁷⁸ Но необыкновенное обилие относящихся к интересующей нас области статей дают »Странник и «Душеполезное Чтение», причем в первом журнале обращают на себя внимание особенно статьи «критического» характера, подвергающие оценке нравоучительные произведения того времени, напр., о. Солярского⁵⁷⁹ , еп. Феофана (о нем мы будем говорить позднее, имея в виду у себя все вообще его сочинения, вышедшие большею частью после разсматриваемого нами здесь периода), Тирша⁵⁸⁰ , арх. Феодора⁵⁸¹ и др⁵⁸². Эти статьи не лишены часто значительного интереса и известной научности, и, во всяком случае, являются в данном журнале приятным и бросающимся в глаза моментом. Из авторов их особенно должен быть отмечен о. П. А. Матвеевский. За-то одною по большей части назидательностию лишь отличаются остальные, кроме вышеотмеченных, статьи, разсуждающие, то о «сущности христианства», о том, «что такое христианство»⁵⁸³, то о различных добродетельных и греховных обнаружениях жизни христианина: о «вере» и значении для неё «благодати», – «о значении веры в обществе»,– «о силе» её, – о «силе веры и молитвы», «чистоте веры», «вере и безкорыстии», – «обязанностях веры» и «обязанностях жизни общественной», – о «суеверии», «суеверии и предразсудках», «последствиях суеверия», о «современном фарисействе и саддукействе», «индифферентизме», «молитве», «обетахъ»⁵⁸⁴, – «о любви христианской», «безкорыстии и братской любви», «благотворительности», – «о вражде, как препятствии к спасительному действию таинства покаяния», о «предубеждении относительно покаяния», о «неосуждении других», об «оскорблении матери», о «вреде пьянства», о «силе страсти»⁵⁸⁵, – то о «промысле Божием» в отношении к «нашему спасению», о «благодати Божией» и её значении по отношению к «человеческим немощам», о «человеке – христианине в разных возрастах жизни», «о непрерывной усовершаемости христианина в подвигах духовной жизни», о «блаженстве христианина в Боге», «о значении обыкновенных житейских трудов в духовно-нравственной жизни христианина»⁵⁸⁶, – о «взаимных отношениях супругов»⁵⁸⁷ ... Во втором журнале, т. е., в «Душеполезном Чтении», статей, «критического» характера, подобных имеющимся в Страннике, нет. А что касается остальных, то их характер и значение соответствуют характеру и значению статей « Странника". В частности, предметами статей «Душепол. Чтения» за разсматриваемое нами время служат: то различные греховные или добродетельные обнаружения человеческие, то отчасти какие-либо общие вопросы... Различными авторами толкуется «о важности греха», «о так называвмых грехах», в частности – о причинах «недостатка в современных христианах твердости и мужества в защищении веры», о «cyeвериях и предразсудках», «о ворожбе и гаданиях», о «судьбе», «ложном стыде», «лицемерии», «небрежности в молитве и злословии», «о пьянстве», «вечеринках и балах», «увеселениях», «модах в одежде», «о житейской многопопечительности», «о корыстолюбии», «о грехе осуждения ближних», «о воровстве»...⁵⁸⁸; об «обычае начинать важное дело молитвою о благословении Божием», «об обязанностях каждого христианина поучаться в Слове Божием», «о провождении церковных праздников», «исповеди и страшном суде», «подражании святым», о «действии веры Христовой на гражданские общества», о «силе и дествии веры», «о труде"», об «утешении... в бедности», о «нуждаъ», о «добром имени, христианской кротости, любви к ближнему», «приветливости», «о христиаском девстве», «безбрачных лицах», «любви к отечеству»...⁵⁸⁹; о «действии благодати Божией в обращении грешника на путь спасения», о «действии промысла Божия в обращении грешника», о «потребности благодати Божией для нравственного преуспеяния»; о том, «грешно ли лечиться?», «о благотворительных увеселениях», – относительно «женского вопроса», решаемого «на христианских началах», о «взаимных отношениях господ и слуг», «о возстании против властей», «о дурном обращении с животными», об «эмансипации женщины»⁵⁹⁰) ⁵⁹¹…

Впрочем, как бы там ни-было. а журнальные статьи, в той или иной степени выясняя те или другие частные вопросы или отделы из области Нравственного Богословия, несомненно подготовляли почву для всех тех, кто затем пожелал бы выступить автором полного систематического курса разсматриваемой нами науки. Следовало только ближе присматриваться к этого рода журнальным произведениям и делать строгий между ними выбор, а затем – с уметь не затеряться среди различных иногда точек зрения на один и тот же вопрос, проводимых различными авторами. Эти журнальные статьи отныне стали возрастать в количественном отношении все более и более, чему, помимо всего прочего, много содействовало и возникновение нескольких новых духовных журналов именно в разсматриваемый нами период времени.⁵⁹² В общем прогрессировала и качественная сторона их, т. е., статей, что объясняется все более и более усиливавшимся в ту пору ростом богословского образования в нашем отечестве, поставлением его в сравнительно более благоприятные условия, благодаря чему постепенно стал усиливаться интерес к богословским изследованиям и вообще к занятию богословскими предметами.