VII. Явления в области нравственного богословия, вызванные устаном духовно-учебных заведений 1867 и 1884 г. г.

В «1867 году» – «14 мая Высочайше утверждены» новые «уставы»⁵⁹³ духовно-учебных заведений. Явилась и «программа» по разсматриваемой нами науке. При составлении её имелась в виду, – как можно заметить уже при беглом взгляде на дело, – нравоучительная система о. Солярского, которою составитель и пользовался, как руководством, в некоторых случаях позволяя себе отступать от неё, сокращать или опускать одно, а другое дополнять из других источников и т. д. «Православное нравственное Богословие» уномянутого пастыря в «программе» названо единственным «руководством» для преподавателей этой науки в духовных семинариях, для которых та, т. е., программа, и была специально составлена. Отсюда нет надобности сообщать какие-либо подробности, касающиеся содержания и вообще отличительных особенностей последней, как в той или иной мере воспроизводящей оглавление книги о. Солярского. Следует сказать кое-что только о некоторых своеобразностях «программы», свидетельствующих о том, что её составитель не удовлетворялся бывшим в его руках образцом.

Наиболее бросающеюся в глаза такого рода своебразностью является наличность в «программе» «заключительного отдела нравственного Богословия – сравнительного». Этому «отделу», – как видно из той тщательности, с какою он в программе намечен, – составителем придавалось немалое значение. Введение его в «программу», разумеется, понятно595а. «В различных христиаских церквах и обществах», – говорится в программе, – «начала христианской нравственности понимаются неодинаково». Отсюда естественною является необходимость оттенить эту «неодинаковость», тем более, что этого не делается надлежащим образом какою-либо другою богословскою наукою (далее и так называемым «сравнительным» или «обличительным» богословием, сосредоточивающим свое главное внимание на других сторонах дела, на выяснении вопросов догматического по-преимуществу характера), а между тем знание всего этого необходимо для всякого, желающего быть богословски-образованным, человека. Программою, в частности, намечаются в данном случае следующие пункты; «общий характер римско- католического нравственного воззрения, объяснявшийся из особенностей догматических и из строя и быта католической церкви [1) особенность в воззрении на искупление и оправдание человека; 2) особенности католического строя церкви, 3) особенное развитие и преобладание в богослужении и в формах Богопочтения внешности...]; частнейшее изложение особенностей нравственного учения и нравственной жизни в католичестве [1) недостаток сознательной веры, 2) фарисейство в жизни практической и поверхностность добродетели, 3) фанатизм, 4) иезуитизм с его нравственным индифферентизмом,как результат фарисейства и фанатизма]»; протестантство и отличительные особенности его «нравственных воззрений и нравственной жизни»; «частные формы протестантства, и их нравственность [1) лютеранство, 2) реформатство, 3) мистические и рационалистические секты протестантства и их нравственное учение; лютеранский пиэтизм,– методисты, гернгутеры, квакеры, – социниане, арминиане»...]. Помимо «сравнительного отдела», о котором только – что была речь, в разсматриваемой нами «программе» есть и другие, менее значительные, параграфы, какае также не имеют соответствующих себе в «записках» о. Солярского. Таковы, напр., из «введения в науку» параграфы: «религия и нравственность (взаимные отношения между религиею и нравственностью) »: «отношения Нравственного Богословия к нравственной философии и вообще к естественному учению о нравственности»; «его звачение и важность». Эти параграфы введены составителем «программы» в её объем, очевидно, под влиянием иностранных нравоучительных систем, напр., системы Adolfa Wuttke ⁵⁹⁴ , и введены несомненно резонно, если обратить внимание на значение трактуемых в них вопросов: первый успел уже вызвать к бытию обширную литературу, решающую дело и так, и сяк, и в смысле положительного взаимоотношения сторон, и – отрицательного, так что игнорирование его, т. е., вопроса, в богословской нравоучительной системе было бы совсем неудобно. Значение второго вопроса, в свою очередь, также не может подлежать каким-либо сомнениям: издавна, еще со времен, можно сказать, Аристотеля, существует так называемая философская этика, пытающаяся выяснить нравственность и все, что с нею непосредственным образом связано, имеющая огромное число своих представителей, – и игнорировать ее – эту научную отрасль, не выяснить положительного или отрицательного значения её положений и выводов, не объяснить отчетливо её отношений к Нравственному Богословию было бы большиим упущением. Третий вопрос, конечно, не имеет уже никакого значения: он сам собою в данном случае ясен и понятен. Во главе «первой части» науки в «программе» поставлен вопрос о «нравственной свободе» человека. Такое понимание значения данного вопроса яснее всего говорит о том, что составитель «программы» относился к своему делу в высшей степени серьезно и понимал его достаточно. Этот именно вопрос и необходимо было выделить впереди всех других, как исходный, – как такой, после надлежащего освещения которого затем и можно лишь вести дальнейшую речь о нравственном человеческом поступании: прежде, чем говорить о том, как и что надлежит человеку делать..., необходимо выяснить, может ли он вообще что-либо делать, обладает ли необходимою для этого силою?.. В настоящем случае составитель «программы» стоял под влиянием несомненно нравоучительной системы Christianʼa Palmerʼа ⁵⁹⁵ , пользуясь даже его языком⁵⁹⁶: «Вопрос о совести», как справедливо замечено уже А. И. Гренковым⁵⁹⁷, «взятъ» в разсматриваемую нами «программу» из книги Richard’a Rothe ⁵⁹⁸ . Этот вопрос именно в приложениии к Rothe, как известно, получает некоторый своеобразный оттенок в виду того, что, в «первом издании» своей «богословской этики»⁵⁹⁹ находя возможным трактовать о «совести», во «втором»⁶⁰⁰, по его собственным словам, «вообще этого термина он избегает», «как научно неудобоприменимого»...⁶⁰¹; «научное учение о совести», говорит он, «никогда не удавалось»⁶⁰²... Вопросы: о «нравственности вне христианства», о «нравственном состоянии язычества и нравственных воззрениях в языческих религиях», о «нравственных воззрениях философских »... были внесены в «программу» под влиянием системы, напр., Wuttke⁶⁰³ и Bittner’a⁶⁰⁴ . Введение и выяснение такого рода вопросов не только не излишне в разсматриваемой нами науке, но даже прямо необходимо, давая возможность изучающему последнюю усвоить дело в сравнительно более полном и всестороннем виде, нагляднее понять всю высоту и самодовлеемость христианского нравственного учения и проч."Collisio officiorum» и «adiaphora» – выяснение этих двух вопросов внесено в «программе» в главу, предмет которой: «закон нравственного вменения»..., – под влиянием иностранных пособий, бывших в распоряжении у составителя, каковы, напр., системы Wuttke, Bittner’a⁶⁰⁵, Rothe и др. Хотя ответ на эти вопросы незатруднителен для тех, кто постиг дух и смысл нравственного закона вообще и христианского в частности и в особенности, тем не менее, и отдельное, специальное выяснение того и другого не может быть признано излишним. Параграф «программы», трактующий об Иисусе Христе, «как образце и примере нравственной жизни, и раскрытый с некоторою сравнительною подробностью, чрезвычайно интересен и безспорно важен, что понятно уже и само собою и не требует решительно никаких дальнейших пояснений. Он внесен в «программу», как заметил уже А. И. Гренков⁶⁰⁶, «из Пальмера». У последнего – в его системе – выяснение данного вопроса действительно посвящено много места⁶⁰⁷. Дальнейший – весьма важный – параграф «программы», касающийся истории «нравственно – христианской жизни» и моментов, определяющих и обусловливающих ее, написан под воздействием многих русских (по большей части переводных – святоотеческих) произведений прежнего времени. Здесь, в частности, сказывается влияние еп. Феофана (затворника), тех его производений, какие к тому времени уже успели появиться в печати⁶⁰⁸. Апологетический элемент в параграфе об «обетах», речь об «юродстве»... изобличают в составителе «программы» известное знакомство, с одной стороны, с современным ему состоянием немецкой богословской науки, а с другой, с историей православного восточного аскетизма и вообще – серьезное отношение к своей задаче... – О других, менее значительных по их существу, своеобразностях разсматриваемой нами «программы», по сравнению её с «записками» о. Солярского, умалчиваем: они, как и сказано, не столь существенны, да и не в них – дело.

В «примечании» к «программе» составителем её перечисляются рекомендуемые им «пособия» в деле изучения данной науки, с которыми сам он, как видно из его труда, был знаком несомненно. Из иностранных называются им упоминавшиеся у нас выше системы: Wuttke, Hirscher’a. Palmer’a, Bittner’a, Rothe, – а кроме их – системы: Feucrlcin’a⁶⁰⁹, Harless’a611а; из русских – сочинение "Самарина об иезуитах» и затем «сочинения по обличительному богословию», а также «и вообще церковно-исторические». В частности, Wuttke и Bittner рекомендуются для выяснения отдела «программы» – «о нравственности вне христианства»⁶¹⁰, – Hirscher, Palmer, Harless – для главы «программы» – о «христиански-нравственной жизни вообще и средствах к нравственному усовершению» ⁶¹¹, – Rothe не рекомендуется специально ни для какого отдела « программы», – Feuerlein и Самарин – указываются в качестве «пособия» «для заключительного отдела нрав. богословия – сравнительного»⁶¹²) 614а .

Систему Hirscher’a мы уже имели случай выше характеризовать⁶¹³. Не считая, поэтому, нужным снова обращаться к речи и о ней, скажем несколько слов об остальных, еще не характеризовавшихся у нас, раньше.

Harless – автор «Christliche Ethik»⁶¹⁴. Отличительный признак нравоучительной системы этого богослова-моралиста – «решительный лютеранско-церковный» её «отпечаток, так что она может быть обозначена, как» опыт «первого и сознательного возвращения этики на подлинную Лютерову стезю»⁶¹⁵. Это – с одной стороны. С другой, Harless «держит себя» в отношении к «новейшей философии сравнительно, независимо». Система его «написана хорошо, изложена кратко, искусно, чисто – библейски»; ей присущ «практический» характер и такое же именно значение. Разсматриваемая же с «научной» точки зрения, она, по справедливому замечанию критики, обладает значительными «недостатками: понятия» установлены «не строго и не всегда» желательным образом; «ясность часто – более кажущаяся, нежели действительная, развитие мыслей» не отличается «ни строгостью, ни связностью; расчленение» системы (на части: Heilsgut, Heilsbesitz, Heilsbewahrung») «не разграничивается точно: вторая и третья части» представляют собою ту странность, что «ведь не бывает владения, обладания без сохранения» и т. д.; «общее введение» в систему «не удовлетворительно», да и вообще «книга», оцениваемая, как именно «система», является невысокою...⁶¹⁶ – Пользование Harlessʼом со стороны православного преподавателя богословия, конечно, должно было быть осторожным, в виду того, что оно рекомендуется «программою» относительно вопросов и весьма важных, и не менее того трудных, при разрешении которых впасть в ошибку всегда есть опасность.

Rothe ⁶¹⁷ проповедует «принцип – пневматизирование, т. е., усвоение материальной природы чрез посредство духа». «Нравственная задача человека» в том и состоит, чтоб «усвоять своей личности, силою свободного своего самоопределения, материальную природу». Уже здесь мы видим, до какой степени в этой «богословской этике» заявляет о себе момент не-христианский, стоящий «в полном противоречии со всем христианским нравственным сознанием». Основная идея, какую хочет провести в своей системе Rothe, раскрывается в «трех» её «частях», имеющих своим предметом: «благо, добродетель, обязанность». Подобное разделение богословской нравоучительной системы сделано у Rothe под несомненным влиянием Шлейермахера. «В первой части» обращает на себя внимание «особенно знаменитая теория о постепенном превращении церкви в государство, назначение которого – обнять когда-либо всю нравственную жизнь», и, так сказать, поглотить «в себе церковь, имеющую лишь преходящее значение», тогда как значение государства – «высшее, остающееся». «Грех» представляется «как нечто лежащее в человеческой природе, следовательно, необходимое и» имевшее место «уже в божественном мировом плане». Так как «человечество само собою не может разрешить нравственных задач, то искупление – необходимо»... Подобно высшему благу, и добродетель (во второй части) «характеризуется частию как абстрактный идеал, частью в её конкретной действительности». Третья часть, выясняя сущность обязанности вообще, отношение её к «нравственному закону», в частности трактует об обязанностях индивидуальных и «социальных». В пятитомной – огромной нравоучительной системе Rothe весьма много совершенно излишних разсуждений, которым здесь собственно и не место (напр., «о чистой материи, пространстве и времени, о движении, о притяжении и отталкивании атомов, о тяжести, о кристаллизации, кометах»...). «Богословская этика» стоит под сильным – чуждым влиянием, шедшим со стороны Шлейермахера (ср. выше), Гегеля... Уже эти имена показывают, к чему мог придти Rothe. Под этим «воздействием» он действительно и пришел к воззрениям, «чуждым христианнского миропонимания». В том, что он избрал себе такие образцы, и «лежит», – по замечанию Wuttke, – «повидимому, главнейшая ошибка», допущенная Rothe, повлекшая за собой и все остальные нежелательные стороны его системы⁶¹⁸. Не касаясь других подробностей, освещающих мировоззрение этого в известном смысле последователя Шлейермахерова⁶¹⁹, мы должны заметить, что наши русские богословы-моралисты, для которых система Rothe, как мы видели, рекомендуется «программою», естественно должны были и могли пользоваться ею с большою осмотрительностью, рискуя иначе стать па ложную – нехристианскую – точку зрения, ту самую, которою проникнута вся система Rothe. Если чему наши богословы-моралисты могли особенно и действительно поучиться у немецкого богослова, то это – постоянному стремлению проникать в самую глубь раскрываемых им вопросов, освещать их по возможности со всех, сколько-нибудь существенных, сторон. «Методологическая» сторона дела в системе Rothe весьма поучительна. Впрочем, и раскрытие и выяснение и некоторых отдельных вопросов нравоучительного характера, предлагаемое Rothe, должно быть названо прямо блестящим⁶²⁰.

Bittner ⁶²¹ не принадлежал к числу особенно выдававшихся католических богословов. Он в высшей степени определенно характеризуется Gass’oм, как «бездарный, но корректный и, так сказать, официальный выразитель католической нравственности»⁶²². Утверждая, по противоположности Gass’y, что Bittner’y ни в каком случае нельзя отказать в значительной талантливости, которая в его трудах проглядывает нередко, с остальною частью Gass’oвой характеристики Bittneor’a соглашаемся вполне. «Программа», как мы видели, рекомендует этого католического богослова-моралиста для уяснения отдела «о нравственности вне христианства». С этой стороны пособие, действительно, заслуживает внимания, как выясняющее свое дело кратко и в то же время обстоятельно, на основании обширного знакомства с первоисточниками, пособиями и проч., несомненно присущего автору.

Цитованная уже⁶²³ книга Feuerleinʼa, рекомендуемая «программою», как уже было сказано, для ознакомления с вопросами «сравнительного отдела нравственного Богословия», до некоторой степени могла в ту пору (но не теперь), за отсутствием других «пособий», сослужить эту службу. Автор, которому принадлежит и такой еще (капитальный) труд, как «Die philosophische Sittenlehre in ihren geschichtlichen Hauptformen»⁶²⁴ , несомненно обладал теми данными, каких всего более мог искать у него преподаватель, выясняющий нравоучительные взгляды тех или иных лиц, направление... Ныне книги Feuerlein’a отчасти устарели, а главное – превзойдены, в отношении к их достоинствам, многими новейшими трудами, уже упоминавшимися у нас выше нередко.

Wuttke оставил после себя обширную нравоучительную систему⁶²⁵. Она обращает на себя внимание прежде всего своим «введением», где, помимо прочего, предложена довольно обширная «история нравоучения и нравственного сознания вообще». Самая «система» распадается на «три части», из которых в «первой» трактуется о «нравственном самом по себе, без отношения ко греху», во «второй» – об «искажении нравственного в грехе» и, наконец, в «третьей» – о «нравственной жизни в её обновлении чрез искупление». «Программа», как мы видели, рекомендует систему Wuttke для выяснения тех же вопросов, для каких ею рекомендуется и курс Bittner’a. Отвечая в этом случае той задачи, какую к ней предъявляет наша «программа», система Wuttkе поучительна для русских богословов-моралистов и во многих других отношениях. Обладая талантливым, вдумчивым умом, прекрасно знакомый с философскими направлениями в деле решения тех или других нравственных вопросов, Wuttkе «постоянно» имеет пред собою в виду и данные – как библейские, так и принадлежащие всем вообще «прежним моралистам» -богословам, за что его некоторые критики и справедливо одобряют⁶²⁶. Многие пункты раскрыты у Wuttke поистине образцово, и вообще его система вполне заслуживает внимательного ее изучения даже и поныне. Есть в ней, конечно, не мало и слабых или, по крайней мере, кажущихся некоторым таковыми, сторон. Так, напр., Dorner с упреком говорит о Wuttke, что он «много воспользовался Rothe и Schleiermacherʼом, но в отношении к ним» оказался «неблагодарным»⁶²⁷. Не нужно забывать, что Dorner стоял в близких отношениях к системе; Schleiermacehr’a и ео ipso Rothe⁶²⁸. Впрочем, дело не в упреках, какие делались или делаются кем-бы-то-ни-было этому немецкому моралисту⁶²⁹, а в том, что его труд вообще – выдающийся и почтеннейший⁶³⁰ .

Palmer ⁶³¹ дает довольно оригинальную нравоучительную систему, состоящую из трех частей, предметом первой из которых служит «естественная жизнь», второй – «Христос» и третьей – «христианская жизнь». «Предмет морали», по представлению Пальмера, «не поступание, но жизнь в её стадиях». Отсюда «практическая» точка зрения проникает все нравственное мировоззрение Пальмера. Оно раскрывается последним под формою речи о «четырех добродетелях» (они: «христианская свобода, христианская любовь, христианская праведность, христианская правдивость») и раскрывается, – нужно сказать правду, – чрезвычайно живо и увлекательно. Критики упрекают Пальмера: или за то, что у него «слишком мало» проглядывает «систематический» элемент, или за то, что он «дает только учение о добродетелях», или за то, что опускает речь «об обязанностях», или за то, что «совершенно не упоминает о социальном положении и социальной задача христианина», или за то, что, предлагая «библейские доводы», он не дает «ученого аппарата», которого вправе были бы мы ожидать от него, и игнорирует «исторические пути», пройденные уже данною наукою, – и проч. и проч.⁶³² В той своей части, ради которой система Пальмера, как мы видели⁶³³, рекомендуется «программою», она представляет собою нечто действительно поучительное и ценное.

Самарина, рекомендуемого «программою» для ознакомления с моралью иезуитов⁶³⁴, в данном случае нельзя не одобрить: он – превосходное пособие, прекрасно вводящее читателя в рассматриваемый предмет, и составитель «программы» знал, что рекомендовать...

Переходя, после указания «пособий», рассмотренных нами выше, к речи «о методе преподавания» данной науки, «программа» справедливо отмечает, что последнее «должно иметь характер не отвлеченный только, но и практически- жизненный». Отсюда 1) рекомендуется «при определении и описании известной христианской добродетели указывать образцы её проявлений – в действительности», тем более, что «в истории» христианской недостатка в такого рода образцах быть не может. 2) Советуется «по возможности психологически и исторически объяснять значение и характер христианских добродетелей», как таких качеств, которые, будучи «сообразными с внутренними потребностями человеческого сердца», тем не менее были чужды «миру до-христианскому». 3) Рекомендуется или, по крайней мере, считается «не излишним» обращать внимание, «где нужно», и «на пороки и недостатки нравственной жизни нашего времени и в нашем обществе».

Такова «программа», явившаяся при введении в наши духовные семинарии «утвержденных» в «1867г.уставов».

При введении ныне действующего устава 1884 г. эта программа испытала некоторые изменения, главнейшие из которых мы и намерены отметить.

Сущность её осталась прежняя. В новой «программе» прямо заявлено, что она «составлена применительно к учебнику Нравственное Богословие прот. Солярского». Некоторые её параграфы отсылают за ответом к «Пространному руководству» того же автора, т. е., к охарактеризованным нами выше его «запискам», а однажды рекомендуется руководствоваться и «учебником Фаворова», также в свое время нами характеризовавшимся.

Из допущенных в новой «программе» выпусков всего более обращает на себя внимание опущение здесь «заключительного отдела нравственного богословия – сравнительного». Этого опущения нельзя признать желательным: могли быть здесь устранены некоторые подробности, о каких с успехом могло быть сказано преподавателем «обличительного» богословия и др., но «суть» – то следовало бы оставить неприкосновенною: её никто и никогда так уместно и понятно, полно... не выяснит, как именно преподаватель нравственного богословия в связи с другими вопросами этой науки. Затем в прежней «программе» вполне желателен был игнорируемый новою параграф о «проявлениях нравственности вне христианства», о «нравственном состоянии язычества и нравственных воззрениях в языческих религиях», о «нравственных воззрениях философских»... (ч. I-я, гл. II). Тоже самое надлежит сказать и о параграфе прежней программы, опускаемом новою, имеющем в виду именно «краткий обзор религиозных и философских учений, противных истинному Богопочтению» (ч. II, гл. I). Новая программа, говоря об «общих обязанностях к ближним», умалчивает о первой из этих обязанностей, отмечаемой программою прежнею, именно о «познании ближних».., – а трактуя о «видах и действиях любви к ближним», опускает речь прежней программы о «христианском дружестве», что не может быть признано явлением желательным. Не излишне было делавшееся прежнею программою выделение (в «новой» не имеющее места) особого параграфа о «состоянии вдовства» и «состоянии безбрачия». Далее, если с достаточным правом в новой программе опущен параграф трактующий о «поведении христианина в отношении к членам других народов и государств» (в виду вопросов, имеющихся в старой и новой программах выше, он совершенно излишен), то нельзя этого же сказать о непосредственно следующем далее параграфе старой программы: «есть ли обязанности к животным», – который следовало не только сохранить, но и расширить в виду особенного его значения вообще и в последние десятилетия в частности. О других выпусках, допущенных новою «программою», не говорим: они менее значительны и вообще не обращают на себя значительного внимания ⁶³⁵...

Из добавлений, делаемых новою программою к прежней, могут быть отмечены следующие. Внесены в новую параграфы: «значение в евангельском законодательстве изречений Иисуса Христа о блаженстве»; «евангельские советы и их отношение к положительным требованиям Евангелия». Оба параграфа важны. Внесены они: последний под влиянием статьи проф. А. Ф. Гусева, имеющей буквально такое заглавие⁶³⁶, а первый, быть может, под влиянием «чтений» о. Н. Фаворова «О христианской нравственности»⁶³⁷ и др. Под влиянием «Пути ко спасению» еп. Феофана весьма расширен пункт, трактующий о «ходе нравственной жизни после обращения», чего нельзя не одобрить в виду важности вопроса. Не излишне внесение «новою» программою пункта: «учение о непрестанной молитве и о молитве Иисусовой». – равно как и оттенение вопросов: «обязанность хранить единение духа в союзе мира», – «ереси и расколы». Не было особой надобности, под влиянием «Народного календаря» Калинского⁶³⁸, вводить в новую программу параграф: «взгляд на народные верования в некоторых святых, как покровителей и помощников в известных нуждах»: в рассматриваемой науке много других более насущных вопросов, которыми ей и следует заниматься ⁶³⁹…

Некоторые отделы старой программы не только дополнены теми или иными элементами, но и в отношении к сохраненным видоизменены. Здесь особенно должна быть порекомендована для сравнения первая глава первой части той и другой программе⁶⁴⁰. Изменения иногда касаются даже отдельных только слов (напр., во «введении»: вместо «религия» поставлено «вера»; в гл. IV-й второй части, в последнем отделе пункта А вместо «неверующим» поставлено «нехристианам» и т. п.)⁶⁴¹. Глава VII- я первой части разделена в новой программе на две (и вполне резонно: в одной – речь об И. Христе, как «Образце нравственной жизни»..., а в другой о «духе благодати», о «начале и ходе нравственной жизни»...). В конце первой главы второй части «старой» программы идет речь о «почитании ангелов и святых»..., о «частных обязанностях в отношении: к Богоматери, к ангелам..., к святым людям»... В «новой» программе эти вопросы отнесены к четвертой главе второй же части. Могут быть найдены достаточные основания, оправдывающие и ту, и другую программы. Тем не менее более оснований на стороне «старой» программы: удобнее говорить обо всех этих вопросах в главе, раскрывающей «обязанности христианина в отношении к Богу», и, в частности, в её параграфе, трактующем об «особенных видах... Богопочтения», нежели в главе, выясняющей «обязанности христианина к ближним, как членам общества»..., тем более, что и сама «новая» программа называет, «почитание ангелов... особенным видом истинного Богопочтения»... Есть бросающиеся в глаза изменения и во второй главе первой части: рекомендуется сравнить в этом случае ту и другую программы (помимо того, что об этой главе уже было говорено выше) и т. д.

Новою «программою» рекомендуются пособия: 1) «курс Апологетики Рождественского» [для выяснения вопроса о «взаимных отношениях между верою и нравственностью»⁶⁴²],2) цитованная у нас неоднократно статья А. И. Гренкова ⁶⁴³ [для ознакомления с «историей науки«], 3) Ульрици «Нравственная природа человека» [для параграфа о нравственной «свободе» человека⁶⁴⁴], 4) «Путь ко спасению» еп. Феофана и «Добротолюбиe» [для параграфа о «благодати»]⁶⁴⁵, 5) (иером. Димитрия Муратова «Пути промысла Божия в обращении грешников к покаянию» [для выяснения вопроса об «обращении"]⁶⁴⁶, 6) книга о. Фаворова. о которой (как и о книгах о. Солярского) мы уже упоминали в речи о программах, 7) уже упоминавшийся у нас «календарь» Калинского [были названы нами отделы, для выяснения которых эти книги: о. Фаворова, о. Солярского, Калинского программою рекомендуются]. В приложении к программе, в числе «пособий» для изучения всей вообще данной науки, снова упоминаются №№ 4 (еп. Феофана) и 6 (о. Солярского и о. Фаворова). А кроме их, называются – 1) «сочинения святителя Тихона Задонского (т. I-XV)⁶⁴⁷, 2) святителя Тихона об истинах веры и Церкви в вопросах и ответах, в азбучном порядке, соч. преосвящ. Иеремии, бывшего епископа нижегородского⁶⁴⁸, 3) Письма о христианской жизни еп. Феофана (4 части)⁶⁴⁹ и 4) Православно-Нравственное Богословие, составленное по программе для духовных семинарий, Халколиванова»⁶⁵⁰. В «объяснительной записке к программе» (новой) называются еще а) «Достопамятные сказания о подвижничестве св. и блаженных Отцев»⁶⁵¹ и б) «Луг Духовный Иоанна Мосха» ⁶⁵².

В последнего рода «записке», наконец, предлагаются и некоторые «правила касательно метода изложения и преподавания» данной науки. 1) «Ею излагаемое нравоучение» должно быть «истинно-христианским, а не походить на философское, к которому только подобраны тексты». В виду этого «обязанности христианина» должны быть поставлены в «живую связь с догматами», а относительно имеющихся «в христианском нравоучении многих правил нравственности естественной» должно быть выяснено, что «они» в христианской этике окрашены специальным характером. Некоторые же «правила», «составляющие» специальное достояние последней и специфически ее «характеризующие», естественно должны быть «раскрыты с особенною обстоятельностью». 2) «При изложении грехов»... «полезно указывать на обольщения ко греху, на плотские мудрования, которыми» человек «оправдывает себя во грехе, и на печальные последствия греха»... 3) «Советы и наставления опытных в духовной жизни св. мужей» должны быть приняты в «руководство при изъяснении христианских добродетелей»...-Остальные «правила» записки совпадают с предлагаемыми (и уже отмеченными выше) «прежней» программой.

Сравниваемые между собою, та и другая программы имеют, как мы видели, и свои достоинства, и недостатки. Впрочем, как уже видно из нашей предыдущей речи, наши (сравнительные) симпатии скорее на стороне «прежней» программы, чем «новой», хотя не только этой, но и той по их существу мы не считаем вполне отвечающими их целям. Не имея намерения входить в более подробные (по сравнению с тем, что выше сказано) рассуждения по этому поводу и обещая вернуться к подобного рода вопросам после – в заключении к нашему очерку, теперь ограничимся замечанием, что существеннейшие недостатки программ объясняются тем обстоятельством, что в основу последних положена система о. Солярского, о которой уже было говорено нами выше. Через посредство этой системы в программы вошли не только её собственные недостатки, но и унаследованные ею из западных образцов, писанных, как мы уже знаем, под особым углом зрения и вообще при условиях, не всегда совпадающих с нашими. Если составитель (или составители?) «прежней» программы,– по сравнительно меньшей разработанности данной науки у нас в России, – отчасти (и даже более того) был полувынужден взять за руководство для себя систему о. Солярского, хотя и он, знакомый со многими дельными образцами иноземными, внес отсюда немало сторон более или менее новых и проч., привнеся нечто и вполне самостоятельно..., то составителю (или составителями?) «новой»,– нами кажется, – не следовало ограничиваться только пересмотром, да исправлениями, починкой (не всегда удачными) старого (которое, по исправлении, вообще оказалось, как мы уже сказали, даже еще в более нежелательном виде), а необходимо было подумать о возведении нового здания, тем более, что потребных для этого научных условий в ту пору было более или менее достаточно у нас – в России⁶⁵³. А теперь пока в этих «программах», а затем и во всех, стоящих от них в зависимости, системах все еще так или иначе проглядывают особенности старых западных образцов, в наши дни часто совсем нежелательные...

Мы позволили себе подольше остановиться на двух, рассмотренных нами, «программах», не столько имея в виду их самих по себе, сколько-то значение, какое им принадлежит в истории происхождения известного числа русских нравоучительных систем учебного характера, составители которых всегда более или менее строго придерживались указаний и предписаний «программы» и старались по возможности удержаться в намечаемых последнею рамкам. Такого рода, со специальным назначением, нравоучительные системы появляются у нас вот уж в течение тридцати слишком лет и, отмеченные особым отпечатком, являются довольно типичными для того, чтоб мы имели право и потребность на них, на некоторой их характеристике, остановиться. Одни из них написаны под влиянием «старой» программы, другие – «новой»... И так, что же это за системы?

Из учебников по Нравственному Богословию, написанных по руководству рассмотренных выше «программ» данной науки, должны быть более или менее охарактеризованы принадлежащее: 1) о. П. Солярскому, 2) о. И. Халколиванову, 3) архим. (ныне епископу) Гавриилу, 4) прот. (ныне епископу Никанору) Каменскому, 5) г. И. Пятницкому, 6) г. А. Покровскому, 7) проф. М. А. Олесницкому и 8) г. С. Никитскому.

1) «Нравственное Православное Богословие», «составленное протоиереем П. Солярским», вышло в свет в 1869 г. (Спб.), после чего оно издавалось не раз. В текущем 1901 году оно вышло шестым изданием. Обилие изданий объясняется тем, конечно, обстоятельством, что данная книга была официально признана учебником для духовных семинарий со стороны высшего начальства: «Нравственное Православное Богословие», – читаем в «извлечении из журналов Учебного Комитета при Святейшем Синоде»⁶⁵⁴ , – принадлежащее «протоиерею Солярскому, более других сочинений в этом роде, удовлетворяет современным⁶⁵⁵ потребностям для семинарии и в исправленном своем виде⁶⁵⁶ может с пользою служить учебным в них руководством». Иначе было бы невозможно ожидать столь широкого её распространения, которое, впрочем, и при данном условии ограничивалось собственно только пределами средней духовной школы. Дело в том, что данное руководство представляет собою сокращение рассмотренных и охарактеризованных нами выше «Записок по Нравственному Православному Богословию», вышедших в трех томах и принадлежащих тому же автору, т. е., о. Солярскому. Отсюда естественно ожидать (что и есть в действительности), что позднейшее произведение будет носить на себе следы раннего, в той или иной степени воспроизводя его особенности, его достоинства, а также и недостатки. Отличительные особенности «Записок» нам уже известны. Следовательно, тоже до известной степени надлежит сказать и о характерных особенностях сделанного из них сокращения. В частности, в основе последнего естественно оказываются лежащими теже вообще источники и пособия, какие, как мы видели⁶⁵⁷, лежат и в основе «Записок» о. Солярского. Те достоинства и недостатки последних, какими эти обязаны своим источникам и пособиям⁶⁵⁸, – само собою понятно, – заявляют о себе и в рассматриваемом нами опыте «Нравственного Православного Богословия», поскольку этот верен своему прототипу. Поскольку же он отступает от последнего, его достоинства обыкновенно ослабевают, а недостатки усиливаются. Так, в качестве достоинства «Записок» мы в свое время выставляли наличность в них многочисленных «выдержек библейских и святоотеческих», указывая на их большую «поучительность и назидательность», на полезность их, как «превосходного материала», «для проповедника», называя отсюда «Записки» даже «моральною энциклопедией», как предлагающие в тех выдержках «справочные сведения по» всевозможным «вопросам из нравственной области»⁶⁵⁹... Эта особенность «Записок» естественно не могла сохраниться в их сокращенному изложении, где она могла сказываться лишь в весьма ограниченной степени, так как иначе сокращение не отвечало бы своему назначению. О данном уклонении сокращения от его прототипа, хотя и необходимому все-таки приходится пожалеть: об указанной выше «поучительности и назидательности», о «превосходном материале для проповедника» и проч. отныне говорить можно лишь с большими и часто резкими ограничениями: самый жизненный сок, какой только был еще в «Записках», выдавлен или окончательно, или в тех или других местах до весьма значительной степени. Отсюда в соответственной степени слабеет и интерес к чтению сокращения «Записок», сравнительно с возбуждаемым последними данною именно их стороною. – Далее, если «Записки», как мы видели, и не достигли вполне своих целей: если, в частности, их автору «вообще не удалось придать своему труду характер современности», если ему не удалось избежать «сжатости» и «особенно сухости изложения», если у него «в действительности остались в стороне жизнь и деятельность, к которым он, по его словам, все направлял», если «желание» автора «сделать труд свой, сколько возможно, общеполезным... преимущественно для жизни, во всех многоразличных её отношениях», и другое – сделать Записки полезными для наставников и воспитателей юношества, для детей, для родителей... почти не перешли в осуществление», если автор не дал для «духовных пастырей» всего того, что обещал и что мог дать...⁶⁶⁰, – то, по крайней мере, «пользу для школы» они, т. е., «Записки», оказали «до известной степени» несомненно, «поскольку иметь в виду наличность в них нового материала»⁶⁶¹... В отношении же к рассматриваемому нами сокращению «Записок», разделяющему неуспех прототипа, нельзя применить и последней оговорки, касающейся значения его, т. е., сокращения, «для школы», так как все то, что обусловливало в данном случае успех «Записок», почти совсем устранено из сокращения. Поразительная схоластичность последнего, его совершенная, можно сказать, безжизненность, удивительная «сухость» и проч. – все это и подобное парализуют собою то допущенное нами, почти... Отсюда, если в свое время⁶⁶² мы поставили «во многих или, по крайней мере, в некоторых отношениях» учебник о. Платона Фивейского «выше» Записок о. Солярского и нашли его «для школы, пожалуй, отчасти даже удобнее» (хотя и «сравнительно только») последних, то все это же в большей еще степени надлежит сказать о сокращении их, сравнительно с вышеотмеченною книгою о. архимандрита, если принять во внимание, с одной стороны, то обстоятельство, что достоинства «Записок» вообще слишком испарились⁶⁶³ в сокращенном их изложении, а с другой, то, что недостатки тех не исчезли, а в иных случаях и усилились в этом. Тем более мы склонны и считаем себя в праве посылать упреки по адресу сокращения «Записок» или, как лучше иначе их называть, учебника о. Солярского, что в нем, во-первых, выпущено кое-что слишком существенное: напр., имевшийся в «Записках» особый пункт «об обязанностях к животным»⁶⁶⁴ – весьма важный и требовавший к себе совершенно иного отношения... Такое опущение не вызывалось необходимостью оставления в учебнике только наиболее главного: менее существенные пункты, место которым скорее в другой науке), тем не менее вошли в него: чит., напр., стран. 158-ю..., § 61-й о «начале; общественного Богослужения»⁶⁶⁵ и друг. места книги. Во-вторых, та научная сторона «Записок», которая слегка и обще нами была в свое время отмечена⁶⁶⁶ и которая им несомненно была присуща в известной, по крайней мере, степени⁶⁶⁷, не смотря на слишком скромные, пожалуй, заявления их автора касательно научности своего труда⁶⁶⁸.., в большинстве случаев и уместные⁶⁶⁹, – в учебнике существенно ослабела и даже более того – почти совершенно изгладилась. В третьих, напрасно, при сокращении «Записок», почтенный автор не пожелал воспользоваться помощью тех или иных иностранных учебных руководств, а ограничился лишь своим прежним трудом, хотя и сам не признавал его, как мы и недавно упоминали, безукоризненным и, следовательно, считал улучшения его необходимыми. И тем более ему надлежало обновить свой труд существенно, что на это прямо должны были вызывать такие, напр., западные образцы, каковы – принадлежащие Wuttke⁶⁷⁰ (в 1864– 1865 гг. вышел вторым изданием)⁶⁷¹, Palmer’y⁶⁷² и другим, и ему известные⁶⁷³. Благоразумно освеженный влиянием этого рода пособий учебник о. Солярского несомненно немало выиграл бы в своих достоинствах... Впрочем, как бы там ни было, в последних нельзя совсем отказать и ему. Написанный согласно с духом православного учения о христианской нравственности, учебник много содержателен, заключает в себе немало ценного материала, который в руках опытного и умелого читателя мог бы сослужить большую службу. Значение «моральной энциклопедии» – своего рода справочной по нравственным вопросам (в их освещении данными Слова Божия и святоотеческой письменности) книги отчасти⁶⁷⁴ сохраняет и рассматриваемый нами учебник. Вместе с «Записками», – план которых в общем и в частностях, за ничтожными исключениями⁶⁷⁵, учебник воспроизводит, почему нам и нет никакой надобности знакомить читателей к отличительными и вообще характерными его особенностями, отмеченными выше, когда шла специальная речь о «Записках»⁶⁷⁶, – учебник о. Солярского с играл большую роль в истории обучения нашего духовного юношества в семинариях: сначала будучи единственным учебником в них по Нравственному Богословию, затем разделяя свои права все с большим и большим количеством других, он, как кажется, по местам употребляется и доныне⁶⁷⁷. Насколько он (разумеем именно его, а не «Записки») своею схоластическою сухостью может возбуждать нерасположение к нему учащихся, это испытали в свое время и мы, изучая (в 1878 – 9 уч. г.) рассматриваемый нами предмет по данному учебнику (впрочем!., он в большинстве случаев заменялся учебником о. Халколиванова, о котором речь будет впереди): он сделал то, что самый жизненный предмет представлялся нам в те дни наиболее мертвенным, способным лишь только отталкивать от себя. Впрочем, даже и в тех случаях, когда учебник о. Солярского безраздельно употреблялся в той или иной семинарии, преподавателю волей-неволей по временам приходилось обращаться за помощью к другим пособиям, так как данная книга о. протоиерея не везде соответствовала требованиям программы (разумеем, конечно, программу «старую»: новая явилась через 15 лет по выходе в свет учебника). Такого рода случаев несоответствия весьма много, и перечисление их – полное – потребовало бы очень многого времени, да оно и излишне, что уже понятно и само собою. Отсюда ограничимся указанием лишь некоторых. Так, обращает на себя внимание отсутствие в учебнике разъяснения вопросов «введения» программы: о «религии и нравственности» (их взаимоотношении), об «отношениях нравственного богословия к нравственной философии и вообще к естественному учению о нравственности». В учебнике (гл. 1,ч. 1) слишком мало дано для освещения весьма важного, между тем, вопроса о нравственной «свободе», который, однако, в программе выделен весьма существенно. Учебник не характеризует (гл. 3, ч. 1) «проявлений нравственности вне христианства», не дает «краткого очерка нравственного состояния язычества и нравственных воззрений в языческих религиях», не излагает «нравственных воззрений философских»... (гл. 2, ч. 1 программы). В учебнике (гл. 8, ч. 1) не выяснены вопросы программы (ч. 1, гл. 6) о «collisio officiorum» и об «adiaphora»; вопросы: «о жизни Спасителя, как образце и примере нравственной жизни», о «подражании Христу» (ч. 1, гл. 7 прогр.), весьма важные, требовали к себе от учебника внимательного отношения, а не такого, какое в нем сказалось (ч. 1, гл. 9, стр. 96–97). В учебнике не предложено раскрытия истории «нравственно-христианской жизни до» и «после обращения» (ч. 1, гл. 7 прогр.), что составляет весьма существенный пробел... Выяснение смысла «юродства» (ч. 2, гл. 1 прогр.) было бы далеко не излишне. Об игнорировании учебником вопроса программы об «обязанностях к животным» (ч. 2, гл. 4) уже было говорено. Весь большой «заключительный отдел нравственного богословия – сравнительный», обширно намеченный в программе, учебником оставлен в стороне... и проч. В учебнике слишком ничтожно (чтоб не выразиться еще сильнее) выдвигается элемент апологетический, на который, между тем, надлежало бы обратить не только такое внимание, какое уделяется ему в программе (в тех или иных её местах), но и гораздо большее, в виду его значения не только в наше, но и в то время. Не говорим уже о том, что в учебнике в тоже время есть и многие другие недостатки, напр., касающиеся порядка выяснения вопросов, который, между тем, в программе отличается большею натуральности: чит., напр., гл. 2–3, ч. 2 учебн. и ср. ч. 2, гл. 4, § Б программы (здесь вполне естественно сначала выясняется поведение человека в семье, затем в государстве и далее – в отношении к другим государствами между тем как в учебнике сначала выясняются «обязанности в состоянии гражданском», а затем уже «обязанности в обществе домашнем или семейном»)... Словом, умалчивая об остальном, мы должны сказать, что учебник о. Солярского, как это видно уже и из отмеченных нами его сторон, являлся неудовлетворительным ни с точки зрения требований программы, ни тем более с точки зрения научных требований вообще: за ним можно было признать значение вспомогательной книги, пособия, в некоторых отдельных случаях действительно весьма ценного, в иных не излишнего..., но и только! Появление нового, более удовлетворительного, учебника, который облегчал бы ученикам дело ознакомления их с данною наукою, было необходимо.

2) Новый учебник вскоре и явился. Разумеем «Православное Нравственное Богословие» протоиерея И. Халколиванова (1872 г., Самара). Но насколько он, в свою очередь, оказался на высоте своих задач? Появление его вызвало резкую «библиографическую заметку», принадлежащую проф. А. И. Гренкову⁶⁷⁸. Данные о. Халколивановым объяснения вызвали, в свою очередь, новую статью того же профессора⁶⁷⁹. Помимо этого обмана мыслей между указанными сторонами, производившегося на страницах «Православного Собеседника» в 1872–1873 гг., было сказано там же (1872 г., III ч.) о. Халколивановым два-три слова и по поводу других еще рецензентов его книги⁶⁸⁰. Так как последняя была представлена автором в «Учебный Комитет при Св. Синоде» с целью получить отсюда признание за нею прав учебника для дух. семинарии, то вскоре⁶⁸¹ стал известен отзыв о книге, сделанный и этим учреждением⁶⁸². Впрочем, мы не имеем ни желания, ни надобности, ни возможности в нашем сравнительно кратком очерке вести особую речь о всех подобных рецензиях, напр., данной книги. Наша задача другая... Книга о. Халколиванова «составлена по программе», о которой у нас в свое время речь была специальная. Отсюда, поскольку она обязана своими достоинствами и недостатками программе, говорить не будем. Интересно то, насколько ей удалось выполнить требования программы, понять и передать дух последней... С этой стороны отзыв Учебного Комитета справедливо делает книге о. Халколиванова много существенных, притом, упреков. В частности, он указывает на то, что она игнорирует «заключительный-сравнительный отдел» программы, что является-де «важным опущением». Да и вообще в книгу о. Халколиванова «вошли-де не все, а «почти все вопросы», поставленные в программе. Это – раз. Затем, помимо неполноты новой учебной книги сравнительно с программою, в ней, по словам отзыва, «не все вопросы даже поставлены и поняты правильно; точка зрения на некоторые вопросы односторонняя; другие вопросы изложены очень обще и не вполне удовлетворительно, по недостатку анализа», «упускается из внимания психологическая сторона нравственных проявлений и требований»; «обилие общих мест, отвлеченность, без содержательность изложения, скудость содержания, сухие рубрики, простой перечень, сухая номенклатура» – вот отличительные черты книги. Далее, «частные мысли» иногда «не совсем верны или выражены неточно и возбуждают недоуменья». Все эти и подобные положения отзыва подтверждаются примерами, извлекаемыми из самой книги. Отсюда, хотя «язык» последней, по словам отзыва, и отличается «ясностью», достаточною «точностью, простотою, правильностью» и хотя книге присущи известные и положительные достоинства её содержания, она «циркулярным указом Св. Синода 28 августа 1873 г.» за «№ 36» признана лишь «учебным пособием», а не «руководством по» рассматриваемому нами «предмету»⁶⁸³. Значение руководства, таким образом, и теперь осталось за учебником о. Солярского, как более ценным с точки зрения у помянутого отзыва ⁶⁸⁴.

Но неутомимый и, можно сказать, почти всюду сурово принятый о. Халколиванов не упал духом, и в 1875 г. выпустил в свет свою книгу уже «вторым – исправленным и дополненным изданием», а в рукописи представил ее в Учебный Комитет еще раньше⁶⁸⁵. Относительно нового издания отзыв названного учреждения⁶⁸⁶ делает также несколько существенных замечаний. Так, по поводу внесения в книгу весьма важного «сравнительного отдела», чем новое издание пополняло собою старое, отзыв справедливо замечает, что затрагиваемые здесь вопросы «раскрываются недостаточно ясно и полно», что «главное, чем страдает» данный отдел в учебной книге о. Халколиванова, «это – отсутствие выводов, к которым направлены положения программы». «Что имеет значение общих посылок или общих тезисов, нужных для заключений о характере католической или протестантской, нравственности, то у о. Халколиванова развито с излишнею полнотой, а то, что составляет самую сущность дела, т. е., вывод из этих положений о характере и строе религиозного быта для заключений об особенностях нравственного воззрения католиков и протестантов, – остается почти совсем не выясненными». Трактуя о «католичестве», автор предлагает много совершенно лишнего и в то же время не дает того, что ближайшим образом от него требовалось. Его «рассуждения о нравственности», как ее понимает «протестанство», по словами отзыва, «еще менее удовлетворительны: ясности и раздельности во взгляде на характере протестантской нравственности нет»... Затем и здесь лишних рассуждений также не мало⁶⁸⁷. Далее, отзыв находит «еще более слабою в научном отношении вновь составленную автором статью: «Проявления нравственности вне христианства»: здесь «источники», легшие в основу рассуждений авторских, «часто лишены всякого научного значения; философия перемешана с религией; много исторических ошибок; длинные перечисления и указания имени и учений совершенно без характерны и почти ни к чему не сведены..; чего не было в языческой нравственности, это остается невыясненными»⁶⁸⁸... Если в прежнем издании книги о. Халколиванова «не все вопросы поставлены и поняты правильно», то подобное же надлежит сказать и о втором издании. Если в первом решение вопросов признано не достигающими своих целей, то это же должно утверждать и в отношении к рассматриваемому ныне второму (таковы, напр., вопросы «о свободе, о грехах смертных» ...)⁶⁸⁹. Если в первом издании, по словам отзыва, иные «вопросы изложены обще и неудовлетворительно (по недостатку анализа)», хотя и «поняты верно».., то второе в данном случае дает «много значительных улучшений» (чит. «о совести», о «моментах обращения грешника»)..; «но за то» здесь -автор впадает часто в тон проповедника»⁶⁹⁰. «Обилие общих мест, отвлеченности и без содержательности изложения» – все это «во многом» заметно и во втором издании (чит., напр., пункт об «Иисусе Христе», как «образца высочайшей нравственной свободы»...)⁶⁹¹. Здесь, впрочем, иногда заявляет о себе «другая крайность»: вместо «общих мест» иногда встречаются «частности и дробности часто временного, случайного значения или содержания» (чит. «о военных», о «ремесленниках»)⁶⁹². Заявляют о себе по местам «не совсем правильные или странные взгляды и суждения» (чит. о «рабстве»...)⁶⁹³. «Язык» в новом издании «простой и ясный, хотя не везде правильный и всегда бесцветный, не выразительный»⁶⁹⁴. В виду всего этого за вторым изданием сочинения о. Халколиванова Учебным Комитетом оставлены прежние, не усиленные, права «учебного пособия»⁶⁹⁵.

При сравнении книги о. Халколиванова с учебником о. Солярского оказывается, что последний во многих отношениях содержательнее первой (это надлежит сказать особенно касательно библейского⁶⁹⁶ и святоотеческого элемента), а в других, наоборот, менее содержателен сравнительно с нею (это следует сказать, – помимо «заключительного отдела» книги, отсутствующего, как знаем уже, у о. Солярского,– особенно о тех её местах, которые имеют философский характер, касаются вопросов – современных)... Рассматриваемые вместе – обе книги взаимно пополняют – одна другую, что, бесспорно, является немало-важным моментом, во всяком случае имеющим известное значение. И уже в виду одного этого, нам думается, в свое время должны были чувствовать некоторую признательность к автору новой учебной книги те, для кого она ближайшим, образом предназначалась последним. Продолжая сравнения двух учебных книг, находим, что принадлежащая о. Солярскому значительно в большей степени отличается сухостью, безжизненностью, схоластичностью, чем написанная о. Халколивановым, хотя наличность и в последней так называемых общих мест, бесцветных рассуждений нередко делает запоминание ее страниц весьма трудным: подобные места и рассуждения быстро улетучиваются из сознания ученика, которому здесь не к чему, так сказать, прицепиться⁶⁹⁷. Что книга о. Халколиванова не отличается особою самостоятельностью, это, конечно, не велика беда: тоже надлежит сказать ведь и о большинстве других учебников, следующих руководству программы и пользующихся различными пособиями иногда в очень широком размере; да, при том, для учебника важно главным образом то, чтоб он сообщал ученикам достаточные сведения из известной области, а не то, самостоятельно ли они добыты автором издаваемой книги; кроме того, о. Халколиванов обыкновенно с достаточною точностью указывает свои источники и пособия (чего не находим у многих других в такой, по крайней мере, степени: напр., у о Солярского и иных – позднейших); не говорим уже о том, что ему, за известными исключениями, все же нельзя отказать в уменье выбирать пособия – и недурные, и сравнительно новые... Конечно, книга о. Халколиванова, тем не менее, не может быть, – как и сказано выше, – признана удовлетворительным учебником, – конечно, надлежало желать и в 1875 году появления нового, более отвечавшего существу дела, учебника; но, однако, нам кажется, что критики вообще отнеслись к ней слишком строго: недостатки программы не должны быть относимы на счет написанной, по её руководству, книги; затем, у нас автор был до известной степени беспомощен; далее, не смотря на все это, им дан посильный ответ на большинство поставленных в программе вопросов, не лишенный некоторого значения; не выше данной книги стояли некоторые и католические и отчасти даже протестантские учебники с их научной именно стороны, хотя от них-то следовало ожидать совершенно иного (ведь на западе данная наука разрабатывается уже давно)... Более приветливое отношение к книге о Халколиванова было бы и более справедливо (это – бесспорно!), и способствовало бы появлению других учебников (а то теперь многие молчат из понятного нежелания иметь дело с критикой, пытающейся всюду усматривать одни только недостатки и часто умалчивающей о действительных достоинствах), словом – успеху дела...

3) Лишь только через 10 лет после выхода в свет второго издания книги о. Халколиванова появился новый опыт, принадлежащий архим. Гавриилу (ныне епископу устюжскому). За первым изданием (1885 г.) через 6 лет (1891 г.) появилось второе (Тверь), «исправленное и дополненное». В наших руках – последнее. С ним и будем иметь дело.

«Православное Нравственное Богословие» арх. Гавриила, «составленное применительно к программе семинарского курса», труд чрезвычайно обширный (951 страница!) и уже по этой причине неудобный для употребления в семинариях в качестве учебного руководства: при двух недельных уроках изучение такой книги в течение одного года немыслимо. Притом, не смотря на весь свой обширный объем, книга не исчерпывает всех тех вопросов, раскрытие которых мы ожидали бы в ней встретить, имея в виду заявление почтенного автора, что он «применялся к программе семинарского курса». Хотя книга вышла в свет после утверждения высшею властью ныне действующей семинарской программы по Нравственному Богословию, но она придерживалась «старой» программы, что, впрочем, само собой понятно (она составлялась раньше появления новой и ко времени утверждения последней, очевидно, была уже подготовлена к печати) и от чего беды никакой не происходит, тем более, что «старая» программа, как знаем уже⁶⁹⁸, сравнительно лучше новой. Отсюда в книге архим. Гавриила находим речь «об обязанностях к животным» (требуемую «старой» программой и игнорируемую «новою»), о «нравственности» в её освещении католицизмом и протестантством (так называемый «заключительный отдел», намечаемый «старою» программою и отсутствующей в «новой»)... Но, с другой стороны, уважаемый автор не игнорировал всецело (что – бесспорно) и «новой» программы. Так, „о почитании Ангелов, святых, Божией Матери» он трактует в главе „об обязанностях христианина в обществе церковном“⁶⁹⁹... [тоже видим и в «новой» программе, где речь об этом находим в пункте об «обязанностях в обществе церковном»⁷⁰⁰, тогда как в «старой» программе об этом трактовалось в самом конце главы «об обязанностях христианина в отношении к Богу⁷⁰¹]⁷⁰²»... Таким образом, автор, «применявшийся» к семинарской программе, тем не менее, позволял себе и известную самостоятельность. Эта последняя проявлялась у него многократно. Так, главы программы семинарской и книги архим. Гавриила не всегда совпадают; тоже надлежит сказать и о распределении отдельных вопросов в тех или иных параграфах книги (начиная уже с «введения» в нее) и программы. Затем не все вопросы программы, как уже и преднамечено нами выше, находят у нашего автора ответ. Так, не выяснены автором пункты: «проявления нравственности вне христианства; краткий очерк нравственного состояния язычества и нравственных воззрений в языческих религиях; нравственный воззрения философские»... (быть может, его натолкнула на это «новая» программа, где дело поставлено иначе: на вопрос последней о «недостаточности естественного нравственного закона в падшем человеке для руководства в деле нравственного усовершения» автор до известной степени уже ответил во «введении» к своей книге.– чит. здесь о «невозможности замены христианского учения философией»...); «вопрос о так называемых безразличных действиях (adiaphora)» требовал прямого и специального разъяснения; надлежало выяснить, при том, всесторонне «ход нравственной жизни после обращения»; не предложено «краткого обзора религиозных и философских учений, противных истинному Богопочтению» (полагаем, впрочем, что здесь автор следовал «новой» программе, не намечающей этого пункта); не выяснен прямо и специально вопрос об «исповедании веры»; глава книги «о личности Основателя христианской нравственности» (очень неточная по заглавию) слишком и слишком мало дает для ответа на вопрос программы (см. в ней 7-ю гл. 1-й части), весьма важный и существенный между тем; тоже надлежит сказать и о попытке автора (см. выше) сказать что-либо для ответа на вопросы «заключительного отдела» программы (существо дела оставлено без достаточного разъяснения; из числа 951-й страницы следовало бы отвести данному отделу не 11 каких-либо страничек, а значительно больше); не выяснены «современные воззрения на значение семьи и взаимных отношений между членами и особенно о значении женщины в семье и обществе»; оставлено без разъяснения и многое другое, намечаемое программой. И наоборот: в книге архим. Гавриила встречаются рассуждения, лишние с точки зрения программы: чит., напр., пространную речь автора о «грехе» и др. – Источники и пособия, какими пользуется автор, весьма разнохарактерны: очевидно, что в дело пущено автором решительно все, чем он в своем положении мог располагать. Отсюда, на-ряду с данными Слова Божия, святоотеческих писаний и других ценных и серьезных по своей научности произведений, на-ряду с данными учебных книг (о.о.Солярского, Каменского,Платона, Кочетова...), встречаются ссылки на устаревшие журнальные статьи «Христианского Чтения», «Воскресного Чтения»..., на устаревшие и бесценные сочинения, издан. 1784 г., 1799 г., 1801 г.,1802 г., 1804 г.⁷⁰³ и друг., – на издания в роде «Нового Времени», «Голоса», «Русского Архива», «Сеятеля»..., – на «консисторские архивы» и т. д. Какой-либо системы, плана в пользовании пособиями, какой- либо попытки разобраться в различной ценности их и их сообщений и пр. незаметно: по видимому, не игнорируется ничто из бывшего под руками автора и в тоже время оставляются без внимания многие новейшие ценные пособия (очевидно, трудолюбивийший автор не имел возможности их видеть). Подобное отношение автора к пособиям весьма неприятно отражается на качествах его книги. Быть может, этим обстоятельством и объясняются многочисленные ошибки, какими пестреет его книга и каких иначе постигнуть прямо-таки невозможно; напр., на стр. 44 читаем: «все философы XVIII века были деисты» (?!); чит. сообщения автора (стр. 22–23) о Фоме Кемпийском⁷⁰⁴, несогласные с истиною, и проч. Своеобразным отношением автора к пособиям только и можно объяснить некоторые и другие странности, встречающиеся в его обширнейшем труде. Так, «что в наших чет-минеях содержится много назидательного, чистого и возвышенного нравоучения», об этом автор находит «возможным заключить» на основании свидетельства Шуберта (как будто здесь есть какая- либо нужда в подобных, притом, свидетельствах!), при чем это свидетельство в передаче его нашим автором возбуждает недоумение: Шуберт, читаем у архим. Гавриила, «рассказал, как Павел Препростый носил камни с одного места на другое без всякой цели и пользы, и как худым и дырявым кувшином носил воду. Лучшего примера, доказывающего самоотвержение, автор», т. е., Шуберт, «не мог найти нигде»⁷⁰⁵... Ужели с нравственной стороны может быть назидательным действие «бесцельное» и о «самоотвержении» ли оно ближайшим образом говорит? Впрочем, достаточно примеров! – Язык книги, очень тяжелый и не всегда правильный (чит., напр., выше речь автора о «чет-минеях», нами приведенную), неудобен для учебной книги, что ясно всякому само собою. А изумительнейшее обилие и разнообразие опечаток делает книгу архим. Гавриила неудобною не только для школы, но и до известной степени для всякого читателя вообще; искажаются отдельные слова, целые выражения, неверно называются годы и пр. Перечисление подобных опечаток было бы невозможно вследствие их обилия⁷⁰⁶! Особенно неприятны такие опечатки в цитатах, по которым можно было бы проверить автора или желающему дополнить те или другие сведения. Здесь типографская неряшливость получает по местам совершенно невероятный вид⁷⁰⁷. Впрочем, в некоторых случаях недостатки в цитатах, напр., неполнота их, обесценивающая ссылки⁷⁰⁸, падает на ответственность автора, почему-то не дающего необходимых для читателя указаний, тогда как в других дающего совершенно лишние и ненужные⁷⁰⁹) ⁷¹⁰)...

Однако, довольно о недостатках книги, хотя речь о них могла бы быть очень длинною! Сочинение архим. Гавриила во многих отношениях заслуживает и одобрения, а сам автор – большой похвалы. Любовь, с какою трудолюбивейший составитель данной книги собирал для неё материал, удивительна! Этот материал весьма обширен и в некоторых случаях, как можно предполагать, дался автору после больших трудов и усилий последнего. Будь автор в более благоприятных условиях, он, – мы уверены,– собрал бы еще больший и еще ценнейший материал. Со стороны содержащегося в книге арх. Гавриила материала, она в весьма многих местах заслуживает рекомендации. Это – недурная справочная книга во многих случаях. Это – до известной степени энциклопедия в области вопросов по преимуществу библейской морали. Это – содержательная и дельная, не смотря на все её недостатки (в роде вышеотмеченных), книга для чтения, которую можно предложить всем лицам, любящим назидательные сочинения. Написана она далеко не с такою сухостью, с какою, напр., составлен учебник о. Солярского, далеко не так схоластична, как последней, далеко не страдает такою общностью рассуждений, бессодержательностью иногда их, чем страдают и книга о. Солярского, только что упомянутая, и учебник о. Халколиванова. Некоторые части книги архим. Гавриила написаны даже очень живо и по местам, пожалуй, увлекательно. Она, бесспорно, может служить хорошим пособием для преподавателей данной науки, облегчая им раскрытие вопросов семинарской программы во многих случаях. Она может быть дельным подспорьем и для учеников, помогая им разобраться в нравоучительных вопросах иногда весьма существенно. Немалое число вопросов освещено в книге обстоятельно, весьма дельно в общем. Библейские данные суммированы вообще хорошо, а иногда и очень. Добытое предшествовавшими авторами учебников по рассматриваемой науке нередко искусно принято к сведению... Если бы почтенный автор исправил в своей книге имеющееся в ней ныне на-лицо недостатки, хотя бы только выше намеченные у нас, то она выиграла бы весьма много, и её значение усилилось бы в несколько раз... Во всяком, впрочем, случае, какие-бы недостатки в ней ныне ни имелись, мы считаем себя в праве окончить речь о ней выражением известной признательности трудолюбивому и достигшему некоторых ценных результатов её автору, тем более, что многие промахи последнего могут быть, – нам кажется,– так или иначе извинены или, по крайней мере, без труда поняты... Нового, более удовлетворительного для целей семинарского преподавания, учебника по предмету Нравственного Богословия, однако, – как видим, – приходилось все ждать и ждать!

4) В 1894 году вышло «вторым изданием, напечатанным без перемен с первого», «Православно-христианское Нравственное Богословие», «составленное епископом Никанором (прежде прот. Каменским). «Первое издание» книги, как видно на обложке имеющегося у нас под руками «второго», «Учебным Комитетом при Св. Синоде в 1891 году допущено к приобретению в библиотеки духовных семинарий». В том же 1891 г. епископ Гавриил во «втором издании» своего опыта данной науки⁷¹¹ называет «труд» о. Каменского «довольно основательным и могущим быть полезным изучающему нравственное учение»...

Книга еп. Никанора «составлена применительно к семинарской программе». Разумеем программу «новую». Впрочем, автор следовал ей не безусловно рабски. Так, во- первых, им внесено кое-что, отвечающее на вопросы «старой» программы, игнорируемые прямо «новою»: чит. § 24 а, §§ 25 – 26 «краткий очерк нравственного состояния языческих народов; нравственные религиозные воззрения языческих народов; нравственные воззрения философские»)..., и внесено, бесспорно, с основанием: автор, очевидно, понимал всю важность разъяснения ученикам вопросов, подобных исследуемых в названных параграфах его книги, и за такое здравое понимание им дела его можно только одобрить. Во-вторых, некоторые из намечаемых программою (впрочем, не особенно важных по существу) пунктов автором оставлены без разъяснения: см. в программе; ч. 1-ю, гл. 2-ю, пункт главы: 2-й, примеч. 1 и 2 («нравственное достоинство гражданских Моисеевых законов; замечание о законах церковных и гражданских и об их происхождении и значении»)... Впрочем, допускаемые автором отступления от семинарской программы очень редки и малочисленны. Вообще же он руководствуется указаниями программы строго на протяжении всего своего труда, в настоящем его виде; ограничивающегося лишь ответами на вопросы «введения в науку» и «первой» её «части» и совсем не касающегося вопросов «части второй», которая, согласно с надписанием её в программе, трактует «об обязанностях христианина». Продолжение труда данного автора не является и доселе.

Автор, по видимому, задался целью предложить ответы (на вопросы программы) по возможности краткие и ясные. Стремление – безусловно похвальное, если иметь в виду ближайших читателей книги. Однако, на этом пути всегда есть опасность впасть в крайность, которой иногда не удалось избежать и автору рассматриваемой учебной книги. Здесь многие пункты не столько раскрыты и выяснены более или менее достаточно, сколько лишь намечены: таков, напр., вопрос о «благодати Божией, как силе; вспомоществующей нравственному усовершенствованно человека»⁷¹², или другой: о «возрастах духовной жизни»⁷¹³, или: о «так называемы нравственно – безразличных действиях (a=òiáфora)»⁷¹⁴ , или: о «значении в евангельском законе изречений Иисуса Христа о блаженстве»⁷¹⁵ и проч. Впрочем, и в большинства таких случаев автору все же удалось так или иначе выяснить, по крайней мере, зерно дела, хотя бы и намеками лишь, иногда даже и отдаленными... При следующем издании книги автору необходимо позаботиться о более подробном раскрытии вопросов, ныне выясняемых им скупо. Опасаться, что учебник окажется слишком обширным по своему объему, нет оснований: лучше по возможности сокращенно преподавать ученикам вторую часть программы, нежели допускать какие-либо урезки в преподавании первой части – весьма важной, наиболее основной...

Для выяснения вопросов программы автор располагал дельными пособиями. Из них по преимуществу должны быть здесь названы принадлежащие о. И. Л. Янышеву, проф. А. Ф. Гусеву, еп. Феофану (бывшему владимирскому), проф. А. И. Гренкову... Особенно много могли оказать ему помощь печатные лекции первого («Православно-христианское учение о нравственности)⁷¹⁶, изданные проф. А. Ф. Гусевым⁷¹⁷ и раскрывающие основы этики вообще и христианской в частности с замечательным уменьем и глубиною. В некоторых местах книги еп. Никанора зависимость её от только что названного пособия особенно ощутительна: чит., напр., §§ 3, 13, 14, 15, 16, 17, 21, 23, 49, 54... («понятие о нравственности вообще и о нравственности православно – христианской в частности»; «основные проявления нравственной природы»; «природа нравственного чувства, его отличительные черты и проявления»; «бытие в человеке свободы, как силы нравственного самоопределения»; «различные степени нравственной свободы»; «сущность нравственной свободы и её развитие»; «о совести, как руководительном нравственном начале; действия или проявления совести»; «возражения против учения о совести и против бытия естественно-нравственного закона вообще»; «жизнь Иисуса Христа, как образец и пример нравственной жизни»; «начала нравственно-христианской жизни: обращение человека ко Христу и частные его действия (моменты»...). Влияние проф. А. Ф. Гусева сказалось, напр., в § 33 («Евангельские советы и их отношение к положительным требованиям Eвангелия»), раскрывающем вопрос, выясненный названным ученым еще в 1873 году⁷¹⁸. Зависимость автора от еп. Феофана заметна, напр., особенно в § 55 («Ход нравственной жизни после обращения»...), составленном под влиянием «Пути ко спасению»⁷¹⁹ преосвященного затворника, у которого всякий православный моралист вообще может поучиться очень и очень многому... Проф. А. И. Гренков помог нашему автору написать § 8-й, дающий «краткий очерк истории науки о нравственности». О статье проф. А. И. Гренкова, какою наш автор пользовался, мы упоминали уже не раз⁷²⁰. Влияние её на последнего сказывается ясно (чит. для примера речь еп. Никанора об источниках опыта арх. Платона Фивейского: стр. 18 –19...⁷²¹... О других пособиях, какими пользовался автор⁷²², не говорим. Указывая на пособия, мы вовсе не имеем намерения сколько- нибудь упрекнуть еп. Никанора: от составителя учебника ведь и не требуется непременно особенной какой-либо самостоятельности, особенно если те или иные отделы (как, напр., в настоящем случае) уже раскрыты ранее другими лицами с известной полнотой и обстоятельностью. Уменье, до значительной степени обнаруженное автором, извлекать из лучших, при том, пособий и лучшее, – напротив, по нашему мнению, может быть только приветствуемо.

Вообще учебная книга преосвящ. Никанора производит до известной степени приятное впечатление, и ею, по нашему мнение, не без выгоды могли бы пользоваться ученики семинарии под руководством преподавателей, которые могли бы одно в ней развить, другое несколько видоизменить, третье особенно подчеркнуть... Книга, подлежащая нашему рассмотрению, нам представляется более достигающей своей цели или, по крайней мере, сравнительно более приближающейся к последней, нежели все рассмотренные нами выше учебники: она и содержательна (за исключениями, которые отчасти намечены выше), и стоит в общем на точке современных научных воззрений в области исследуемых в ней вопросов, и отличается краткостью изложения (о крайности, имеющейся здесь, уже упомянуто выше), и написана ясно и просто⁷²³, и вообще чужда схоластичности и сухости, и проч. Отсюда продолжение и окончание начатого почтенными автором труда, конечно, желательно: здравая точка зрения, на какой автор, – особенно в отличие от многих других (чит., напр., упоминавшийся уже выше §33 и другие), – дает ему возможность сделать и дальнейшие выпуски своего труда не худшими, если не лучшими, первого, ныне нами рассматриваемого.

Впрочем, отдавая достойное хорошим качествам последнего, мы не можем не коснуться слегка и некоторых (совершенно или отчасти) нежелательных его сторон (помимо тех, какие по тем или иным поводам уже оттенены нами выше.) Их особенно много в исторической части книги преосвящ. Никанора. Так, например, на стр. 16-й читаем: «общий характер De officiis ministrorum св. Амвросия показывает, что на него имела большое влияние стоическая философия». Какое влияние? Простиравшееся на форму или и на содержание Амвросиевой этики? Следовало дать ответ на подобный вопрос хотя бы и одним-двумя словами. А то в головах учеников могут сложиться ошибочные взгляды на дело. О бл. Августине там же читаем, что он «учит, что воля человеческая не имеет вполне абсолютной свободы». Следовательно, не вполне абсолютную имеет. А между тем уважаемый автор хочет, по видимому, выразить иную мысль, таки как непосредственно далее говорит о воле, «что она извращена» (по учению бл. Августина) «грехом совершенно, так что спасение принадлежит единственно благодати». Или еще: на 17-й стр. говорится совершенно неверно: «схоластики старались излагать христианское нравоучение по форме языческих римских моралистов (Фома Аквинат)». Там же неправильно делается обобщение касательно особенностей трудов так называемых «казуистов». Там же проводится несогласная с действительностью параллель между «иезуитами» и такими, напр., моралистами, каков был «Гиршер». Или: на стр. 19-й говорится, что «И. Л. Янышев дал» (будто бы только) «целостное научное введение в учение о нравственности»... Мы не думаем, что все эти и подобные (их немало) ошибки автора произошли от его незнания истинного положения вещей; большая часть их, по нашему мнению, объясняется просто неточностью языка, а иногда, быть может, авторскою торопливостью (напр , на стр. 19-й годом издания 3-х томных «записок» о. Солярского называется только «1860-й»; на стр. 12,, является на сцену «Халибиус»...); но остальные должны быть отнесены или на счет пособия (ср. выше сказанное по поводу источников опыта арх. Платона Фивейского...), или вообще на счет незнакомства авторского с делом. Некоторые авторские перечисления сочинений следовало бы или уничтожить, или дополнить и систематизировать (напр., примечание на стр. 20-й производит странное впечатление: здесь выхвачено из литературы несколько исследований, при том, самых разнохарактерных, и дальше голого перечня их дело не пошло: тут и А. Ф. Гусев, и рядом (!) К. Кавелин...)... В других частях книги рассматриваемого автора неприятных сторон меньше, но они все же есть (помимо отмеченных выше): напр., предлагаемый в § 26-м разбор «нравственных философских воззрений» (да и самое изложение их сущности) не может быть признано удовлетворительным даже и для скромных авторских целей; конец примечания (стран. 11–12) возбуждает в читателе недоумение... и т. д.

Но достаточно о недостатках книги еп. Никанора! Во всяком случай она, – помимо адресованных нами к ней различных «addenda et corrigenda», – производит, как уже и сказано нами выше, до известной степени приятное впечатление и, смеет думать, заслуживает большей рекомендации, нежели о какой говорится на её обложке.

5) Должен быть особо отмечен «Опыт Православного Нравственного Богословия», принадлежащий «преподавателю ставропольской дух. семинарии Ив. Пятницкому» (Ставрополь. 1890 г.). Обращает на себя внимание этот опыт прежде всего тем, что влияние семинарской программы⁷²⁴ на нем отразилось вообще слабо (ср., впрочем, напр., §§ книги. 45, 64, 98, 101, 102, 110...), хотя автор его, в силу своего служебного положения, всего скорее должен был бы, по видимому, с ней строго сообразоваться в данном случай. Очевидно, автор не находил названной программы во всех её частях удовлетворительной для своей цели. Печально смотря на положение данной науки в нашем отечестве, объясняя его теми или иными причинами и задавшись с своей стороны целью по возможности оживить эту науку, вдохнуть в нее, насколько то доступно было в его положении, жизненный дух, автор изучил довольно значительное число пособий, помогавших затем ему на его пути⁷²⁵. Эти пособия выбраны с знанием их действительной значимости, хотя число их могло быть и гораздо большими, тем более, что автор, как должно думать, мог читать книги не только на русском языке⁷²⁶... Пособиями автор пользовался иногда очень непринужденно, что, впрочем, нимало не может быть поставлено в упрек автору – «составителю» лишь изданной им книги. – Выработанный им и самостоятельно, и при посредства пособий план нравоучительной системы в общем таков. Кроме «введения», трактующего об обычных вообще предметах, в «опыте» г. Пятницкого две части, отличительные – общие – особенности которых в общем те же, что и в других, рассмотренных нами, учебных русских книгах. В первой части сначала характеризуются основы «ветхозаветного нравоучения» и «евангельского», при чем трактуется о «выражении объективного нравственного идеала в живом лице И. Христа» (гл. 1), затем намечаются и выясняются отличительные черты «нравственного учения католицизма» и «протестантов» (гл. 2). Здесь, заметим мимоходом, автор стоит под влиянием указаний так называемой у нас «старой» программы (см. её «заключительный – сравнительный отдел»), взяв из неё то, что ему представлялось (и до известной степени справедливо) существенно необходимым. Далее, автором выясняется «христианский взгляд на добро». Так как добро может «становиться для человека благом», то автором затем и ведется речь «о верховном благе», при чем естественно выясняется и вопрос о взаимоотношении между «добродетелью и счастьем»... Установив данные понятия, автор, опять естественно, переходит к речи о самом «нравственно – действующем субъекте», т. е., о «человеке». За всесторонним по возможности выяснением антропологических предпосылок христианской этики уясняются «космологические» её «основоположения», в связи со смыслом представления о сущности которых стоит представление о «нравственном законе». Выяснение последнего, затем, сопровождается авторскою речью об «естественном органе нравственного закона – о совести» (гл. 3). При этом следует различать христианина, облагодатствованного человека, и «человека, благодатию невозрожденного», «естественного», проникнутого «грехом». Такой человек в дальнейшем и характеризуется автором, и вместе с тем предлагается разностороннее раскрытие вопроса о пороке и грехе, о вменении человеку совершаемого им. По противоположности же естественному человеку, его греховности..., христианин «свободен от греха», как такой. Известное «отношение» его «к предметам мира сего» не предосудительно; но ему вообще надлежит быть крайне внимательным в виду окружающих его «духовных врагов». «Борьба» с ними и «средства, способствующие христианину в деле нравственного усовершенствования», далее и находят у автора соответствующее выяснение. На пути указанной борьбы получает место, в той или другой степени, «подвижничество», характеристикой которого, довольно разносторонней, и заканчивается 4-я глава первой части учебника г. Пятницкого. Предшествующая речь о христианине, его поведении и еще более ранняя о человеке «естественном», необлагодатствованном требует выяснения истории «перехода человека из состояния естественного в состояние благодати». Предложив эту историю, автор характеризует «нового человека», указывает на «побуждения» его «к нравственной жизни» и говорит о «христианской добродетели», её границах, касаясь попутно католического «учения о сверх должных делах» (гл. 5). Во второй части всесторонне выясняются три добродетели: «вера, надежда и любовь», после характеристики которых в конце первой главы рассматриваются вопросы: «о так называемых евангельских советах и заповедях», об «adiaphora» и «collisio officiorum». Во второй главе идет речь о «церковных средствах христианского освящения: таинствах». Затем толкуется о «внешнем Богопочтении, почитании храма и святынь» его, «праздников и святых», о «постах», об «особенных видах внешнего Богопочтения: исповедании веры, клятве, обетах». В третьей главе выясняются «христианские начала общественной жизни», раскрывается «христианское учение о семейной жизни, христиански-нравственное учение о гражданском обществе» и христианское учение о «церкви и её значении». Заканчивается книга небольшим заключением. План, какому следует автор рассматриваемой книги, вообще может быть признан достаточно отвечающим своей цели и хорошо обдуманным. Возражения здесь могли бы быть предложены по преимуществу против первой его части, где по местам проглядывает некоторая искусственность, что нисколько приложимо, впрочем, и ко второй части. В некоторых случаях о связи между отдельными трактатами авторскими можно только приблизительно догадываться или даже измышлять ее самому читателю. Но, если оставить в стороне частности, если обращать внимание только на общую сторону дела, тогда впечатление от плана книги будет такое именно, какое вначале и указано нами. Вообще достаточно обдуманный план книги г. Пятницкого обнимает почти все, что и требовалось существом дела, что является несомненным достоинством учебника, как и вообще «опыта Нравственного Богословия», рассчитанного не на одних только семинаристов, а на всякого читателя, кто бы он ни был. Конечно, указанным «почти» мы сказали, что хотели бы видеть в данной книге и еще кое-что: напр., речь об отношении человека к животным⁷²⁷ и проч., но этот недостаток книги сказывается вообще слабо, и потому нет надобности подчеркивать его более или менее сильно, тем более, что он значительно искупается полнотой содержания книги в других отношениях: напр., приятное впечатление производит внесение автором в свою книгу речи о «ветхо-заветном нравоучении», рассматриваемом особо «в периоды: патриархальный, подзаконный, пророческий»⁷²⁸, – о морали «католицизма» и «протестантов»⁷²⁹, – или – внесение попытки «критически» осветить «эвдемонизм и утилитаризм»⁷³⁰, охарактеризовать «различные состояния нравственного духа, зависящие от связи его с телом»⁷³¹, и проч. Вводя в свой объем почти все, что требовалось существом дела, данный опыт вообще раскрывает вопросы кратко. В ясном и кратком ответе на тот или другой вопрос, разумеется, весьма, много хорошего, особенно если иметь в виду учащихся; в сравнительно небольшом отсюда объеме книги, бесспорно, заключается огромное достоинство последней, если принять во внимание, что она должна быть изучена воспитанниками в течение одного учебного года при двух только недельных уроках – но в «опыте», подлежащем нашему рассмотрению, краткость разъяснений в некоторых случаях достигает неприятных крайностей: напр., речь об «обетах»⁷³² лишь только намечает сущность дела или, по крайней мере, более намечает ее, чем выясняет сколько-нибудь достаточно. В книге не видно апологетического элемента там, где он, между тем, как нельзя более был бы желателен: напр., в параграфе о «клятве»⁷³³ и мног. других (в виду современного положения исследуемых в них вопросов): одного положительного раскрытия тех или иных пунктов часто далеко недостаточно, как бы то раскрытие ни было само по себе обстоятельно... Но вообще-то вопросы, затрагиваемые в книге г. Ив. Пятницкого, раскрыты более или менее удовлетворительно (исключения неприятного свойства малочисленны и общего впечатления не портят, тем более, что некоторые параграфы являются даже блестящими во всех отношениях). Изложение – хорошее; язык чистый, правильный; речь – вполне ясная. Само собою понятно, что точка зрения, на какой всюду стоит автор, вообще православная, – В виду всего сказанного, мы естественно считаем книгу г. Пятницкого, – рассматриваемую как учебное руководство или, лучше сказать, пособие для воспитанников семинарии при изучении ими Нравственного Богословия, – более подходящею к цели, чем рассмотренные нами выше учебные книги (из них опыта, принадлежащего еп. Никанору, как незаконченного, в расчет не принимаем): в ней план целесообразнее плана последних (с точки зрения плана она и самостоятельнее их); содержание её более отвечает ближайшим потребностям учащихся, чем содержание более ранних учебников (исключения здесь, как и в других случаях, во внимание не берутся нами); объем её вполне отвечает количеству имеющегося в распоряжении учеников времени⁷³⁴ (чего нельзя сказать о книге архим. Гавриила); книге г. Пятницкого чужды схоластичность, сухость, безжизненность (свойственные, напр., учебнику о. Солярского), наличность общих мест (за немногими исключениями), свойственная в более значительной степени книгам о. Халколиванова и о. Солярского; изложение ее лучше, чем в книгах о. Солярского и архим. Гавриила, и проч. Отсюда нам представляется удивительным то обстоятельство, что книга г. Пятницкого вообще мало распространена в наших семинариях, а еще гораздо менее в остальной публике, можно сказать, прямо с нею незнакомой (как, впрочем, и с большинством других богословских произведений). Поскольку иметь в виду семинарии, то причина, быть может, кроется в том, что книга не рекомендована (насколько знаем) высшим начальством (представлена ли была она последнему на рассмотрение, или нет, незнаем, да, впрочем, не в этом дело). Поскольку иметь в виду публику вообще, то здесь, помимо обычных условий, пожалуй, играет роль недостаток рекламы, вполне понятный со стороны скромного провинциального автора. Проходят книгу последнего или совершенным молчанием⁷³⁵, или ограничиваются одним только упоминанием о ней⁷³⁶ и где лица, от которых, по видимому, можно было бы ожидать более благосклонного к ней отношения⁷³⁷. – Заканчивая речь об «опыте», принадлежащем г. Пятницкому, высказываем пожелание, чтоб почтенный автор, исправив и улучшив свой недурный труд, выпустил его в свет новым изданием.

6) Довольно распространенным в духовных семинариях учебником является « Православно-христианское Нравственное Богословие», «составленное применительно к программе» семинарской г. Алексеем Покровским ⁷³⁸ . Автор преследовал исключительно учебные цели, в виду которых его книга собственно и может только подлежать оценке. Так, план её не авторский, а взят из программы (разумеем «новую»), слабые отступления от которой кое-где проявляются лишь в ничтожных случаях расположения некоторых вопросов в том или ином порядке. Об этой стороне дела, следовательно, нечего более и говорить: достоинства и недостатки книги в данном случае должны быть отнесены не на авторский счет. Затем, преследуя указанные свои цели, автор до известной степени был прав, если позволял себе широко пользоваться различного рода пособиями: от «составителя», как такого, большего можно и не требовать. Жаль только, что эти пособия не называются и особенно там, где они воспроизводятся с особенною точностью. Мы с этим обстоятельством затрудняемся примириться, хотя оно в нашей учебной литературе заявляет о себе и нередко. Как же удалось автору – «составителю» и при этих-то условиях удовлетворить потребностям учащихся? Обращаясь к суждениям о книге г. Покровского, высказанным теми или иными лицами или учреждениями, находим следующее. Тогда как одни проходят ее молчанием⁷³⁹, а другие ограничиваются одним только упоминанием о ней⁷⁴⁰, «Учебный Комитет при Св. Синоде одобряет» ее «в качестве учебного пособия для учеников семинарий»⁷⁴¹..., – дает похвальный о ней отзыв в своей диссертации и Н. П. Архангельский⁷⁴²... Последний находит в книге г. Покровского следующие достоинства: а) она «из всех учебных систем по Нравственному Богословию представляет собою счастливое исключение в том отношении, что автор совершенно с умел избежать сухости школьных учебников и схоластической дробности в распределении материала»; б)она «написана вполне обработанным литературным языком, простым и ясным до совершенства, доступным для всякого читателя, так что читается чрезвычайно легко и может служить не только для учебных целей, но и для домашнего чтения»; в) "все, положения в первой части представляют прекрасную популяризацию последних научных данных по этому предмету», г) вторая «часть живым и увлекательным языком излагает строго православное христианское учение о том, что есть воля Божия благая и совершенная». О недостатках книги речи нет и, при том, о первом её издании (1891 г.). Имея в руках дальнейшее – «исправленное и дополненное», тем не менее, не видим в нем оправдания столь лестной аттестации книги, выданной ей названным почтенным ученым. И прежде всего вполне зачеркиваем то, что выражается напечатанными (принадлежащим нам) курсивом словами. Затем, при всей своей снисходительности, утверждаем по поводу пункта «а», что в учебнике г. Покровского «сухость» и «схоластическая дробность в распределении материала» на-лицо. Иначе и не могло быть, если принять во внимание то, что автор следовал «программе», «составленной применительно к учебнику... прот. Солярского»⁷⁴³, откуда «дробность»... естественно перешла и в «программу», и в следовавшие ей учебники. Желавший в немногом сказать многое (что, разумеется, требуется от всякого автора учебной книги) автор вообще не сумел избежать и «сухости». За эти недостатки, впрочем, не решаемся обвинять автора строго, так как источник их, – видим, – не в нем только. К его чести сказать,– он, по крайней мере, заметно и по местам с успехом старался избежать их. Хорошо и это. Стремление автора к краткости иногда влечет за собой появление в его книге «общих месть» – недостатка некоторых прежних учебников. Усвоение подобных мест учениками трудно и бездельно: чрез самое короткое время заученное улетучивается из памяти (в чем мы неоднократно убеждались на приемных академических экзаменах). Но винить автора строго за это не решаемся и здесь, если примем во внимание краткость времени для изучения данного предмета в семинариях, какую составитель учебника всегда имел у себя в виду. Пункт «б», за сделанными исключениями, вообще признаем согласным с действительностью. В пункте «в», даже и при допущенных нами выше его ограничениях, сказано слишком много. О последнем пункте «г» говорим тоже, что и о «б». При помощи данных Слова Божия, отчасти святоотеческой письменности и при содействии недурных пособий, автор действительно стоит и во второй, и в первой частях своей книги на православной точке зрения, обнаруживая здравый взгляд на вопросы, подлежавшие его обсуждению, что особенно хорошо там, где в нашей богословской литературе замечается некоторое колебание (напр., по вопросу о смысле «евангельских советов» и проч.). Говоря об авторских пособиях, мимоходом отметим, что привлечение некоторых из них неуместно в учебнике: напр., «Фауста» Гете, «Дон-Жуана» Байрона (стр. 87) и т. п.⁷⁴⁴, так как и без них дело должно быть ясно, да при том от случайного обращения к такого рода пособиям общая физиогномия учебника портится. приобретая какой-то пестрый и нескладный оттенок. Пользование другими привело автора к различного рода погрешностями одни из этих должны быть отнесены на счет пособий, а другие на счет неправильного пользования ими. Их особенно много в исторической части книги, которая, т. е., часть, и вообще написана сухо, безжизненно и в которой многое перепутано [напр., Данеус, которого автор (очевидно, здесь опечатка называет Далеусом, отнесен к XVII веку, а Каликст – к XVI-му (следовало наоборот); по крайней мере, это следует из авторского изложения, да и заслуги этих лиц подчеркнуты слишком сильно, утрированы автором (стр. 14); аттестация о. Кочетова сделана автором (стр. 15 –16) неправильно и т. д...]. Впрочем, вообще – то книгу г. Покровского нельзя назвать бесполезною: за неимением других из более раннего (до 1891 г.) времени учебников, которые были бы вполне удовлетворительны для своей цели, и она служит свою службу: где дополняет прежние учебники, где разъясняет их положения, где сокращает... Учебник г. Покровского удобнее книг – о. Солярского, иногда (не везде) о. Халколиванова, еп. Гавриила (хотя первая и третья вообще, а вторая иногда содержательнее его), но не может конкурировать с книгами – г. Пятницкого и еп. Никанора (последняя, к сожалению, не окончена), превосходя, впрочем, первую большею приспособленностью к семинарской программе (говоря это, конечно, не хотим сказать, что по такого рода причине книга г. Покровского лучше книги г. Пятницкого: выше мы уже высказали как раз противоположное мнение). Воздавая должное трудолюбивому и дельному труженику – автору рассматриваемой книги, тем не менее, в виду сказанного нами выше, заключаем речь о ней замечанием, что преподавателю семинарскому, и при существовании её, приходится, подобно пчеле, выбирать требующиеся для него данные из различных учебников и пособий и тратить на это немало времени и труда...

7) Но вот выступил с учебником почтенный профессор киевской духовной академии – М. А. Олесницкий, издавший (1892 г., Киев) „Нравственное Богословие или христианское учение о нравственности», «составленное» им «применительно к программе для духовных семинарий». В текущем 1901 г. эта книга вышла в свет «третьим» уже «изданием». Применяясь к семинарской программе, автор, однако, позволял себе и те или иные от нее отступления, где находил это нужным. И следует сказать, что подобное отношение его к делу, проводимое всегда с ясным пониманием последнего и в разумной мере, всюду привело только к прекрасным результатам. Число глав в программе и в учебной книге, подлежащей нашему рассмотрению, одинаково: лишь только одна глава первой распадается в последней на две особых. Это во-первых. В особую главу автором выделено именно то, что намечено в примечании к 6-й главе первой части программы: «казуистика (collisio officiorum); вопрос о так называемых безразличных действиях (adiaphora)». Кроме того, здесь же автором особо трактуется о «позволенном» (что и может быть обсуждаемо лишь в связи с вопросом об «адиафорах»), а также о «сверх должном совершенстве» и «евангельских советах» (что в программе отнесено ко 2-й гл. той же части). В виду важности затрагиваемых в «примечании» программы (указанном выше) вопросов, имеющих, как известно, длинную историю и различно на её протяжении решаемых, выделение их в особую главу (а не обследование лишь поверхностное – в примечании только) может быть лишь приветствуемо, а рассмотрение вопросов о «сверх должном совершенстве» и «евангельских советах» в связи с вопросами об «адиафорах» и «позволенном» более, чем понятно: точки соприкосновения их между собою ясны и сами по себе, и из авторского изложения. Во-вторых, программа по местам переполнена дробностями, частностями. Надлежащее выяснение их требует большого уменья: иначе оно превратится в ряд отдельных параграфов, ничем внутренне между собою не связанных, что и видим обыкновенно в учебниках по данному предмету, авторы которых «применяются» к семинарской программе слишком механически и отсюда придают своим трактатам часто безжизненный, схоластический характер. Проф. М. А. Олесницкий, как и следовало ожидать, тем уменьем обладает вполне. Для него важен дух требований программы, их внутренний смысл, а не буква. Отсюда, отступая от последней там, где следование ей принесло бы делу один только вред, он не дает нам вышеуказанных дробностей, частностей и, тем не менее, все, что требуется смыслом программы, в его книге на-лицо. Ущерба для дела нет, а выгоды неоспоримы: схоластичности и мертвенности, неизбежных при буквалистическом следовании программе, у него нет; его рассуждения усвояются учениками несомненно легко, так как последние не вынуждаются напрягать память для усвоения делений и подразделений, обыкновенно быстро же улетучивающихся затем из головы. Затем, благодаря такому пониманию дела, автор получил возможность дать сравнительно небольшой по объему учебник, который, отсюда, без труда может быть изучен в течение одного года при двух недельных уроках. Это опять – немаловажное достоинство книги. В руках ученика «compendium». Здесь заложены основы, какие должны быть твердо усвоены учащимися, как своего рода катихизис. Преподаватель должен делать лишь те или иные толкования, требуемые окружающею его учащеюся средою... В-третьих, некоторые места в программе не отличаются достаточною точностью. Уклонения автора рассматриваемой нами книги от буквы программы, между прочим, устраняют и этот недостаток последней: ср., напр., надписание 8-й гл. 1-й части «программы» и 9-й гл. 1-й ч. учебника проф. М. А. Олесницкого; или: надписание 2-й ч. в той и другом; или: заглавие 1-го пункта в отделе программы об «особенных видах внешнего Богопочтения» и надписание § 55-го книги данного профессора; или заглавие пункта «Б» в 4-й гл. 2-й части (ср. относящееся сюда вопросы в «программе») и заглавие пунктов «Б» и «В» в 4-й же гл. и 2-й же части рассматриваемого учебника (ср. относящееся сюда вопросы в последнем) и т. д. и т. д. Вообще книга проф. М. А. Олесницкого показывает в её авторе мастера своего дела, умеющего писать и научно, и в тоже время общедоступно, и кратко, и с тем вместе содержательно, – и применительно к программе; – к духу, смыслу её, и в тоже время так, что неприятные её стороны (результата зависимости её от схоластического учебника о. Солярского...) под его пером стушевываются, – и в строгом библейско-отеческом духе, и с тем вместе в виду современных условий науки, соприкосновенных с трактуемою им областью (насколько все это, разумеется, требовалось от него существом его задачи)... Из отзывов критики о книге киевского профессора нам представляется верно выражающим сущность дела отзыв Н. П. Архангельского: «Нравственное Богословие или христианское учение о нравственности» киевского автора, говорит он, «предназначается быть прежде всего учебником для духовных семинарий. Но автор имеет вместе с тем и более широкие цели: построить христианское нравоучение не только на строго библейских и церковных началах, но вместе и сообщить ему научную форму и научную твердость. Этой цели он и достигает с успехом. В его «системе» на-лицо «основательное решение затрагиваемых обыкновенно в области морали вопросов, даваемое известным специалистом своего дела, притом строго выводимое из смысла Св. Писания и учения Церкви и облеченное в прекрасную, вполне доступную по изложению, форму»⁷⁴⁵. Действительно пред нами – учебная книга, которая, при скромном её виде, является бесспорно ценною.

8) Наконец, в 1899 году вышла в свет книга г. Сергия Никитского: « Учение христианской православной Церкви о нравственности или Нравственное Богословие». В свое время мы уже делали подробный отзыв об этой книге именно о «первом» её «выпуски,», какой только доселе и вышел под заглавием: «Главные элементы и проявления нравственности» (Москва)⁷⁴⁶. Прежний наш отзыв, к которому и отсылаем за подробностями желающих, был несколько строг и объясняется тем, что книга г. С. П. Никитского рассматривалась нами с особой точки зрения, а не с той, с какой рассматриваются нами ныне семинарские учебники⁷⁴⁷. С этой же последней о вышедшем выпуске новейшего учебника скажем здесь, по крайней мере, следующее. Автор, как семинарский преподаватель, издающий в печати свои уроки ученикам, естественно придерживался семинарской программы. Поскольку недостатки его книги объясняются этим именно обстоятельством, не говорим: здесь не его вина. К его чести следует сказать, что он попытался по местам проявить свою самостоятельность и в отношении к некоторым частностям плана и иногда плодотворно. Давая в первом выпуске ответы на вопросы первых шести глав первой части программы, автор для этого воспользовался ценными пособиями, которыми иногда распоряжался слишком осязательно. Впрочем, в данном отношении претензии его слишком скромны: он говорит о себе, что только «изложил» чужой материал. Следовательно, и в этом случае обвинять его, пожалуй, нет нужды. При том, от составителя учебника требуется ведь не самостоятельность непременно, а то, чтоб он давал в желательном освещении требуемый для учащихся материал. Жаль только, что автор, в некоторых случаях указывая пособия, из которых он заимствует те или другие сведения, в других этого не делает: получается и некоторая непоследовательность, и неудобное отношение к авторам. Извинением для него в последнем случае служит до некоторой степени, впрочем, укоренившийся в учебной литературе «usus». Вопросы указанной части семинарской программы выяснены автором вообще и достаточно подробно, и с пониманием дела. Не давая «краткого очерка истории пауки», требуемого программою, автор, впрочем, отчасти восполняет этот несомненный и существенный ущерб некоторыми замечаниями, напр., в своей речи о «названиях» данной науки . С другой стороны, не рассуждал ли он таким образом, что слишком «краткий очерк истории науки», какой обыкновенно предлагается в большинстве учебников по данному предмету, ничего в сущности не даст воспитанникам, а более или менее подробного дать в учебной книге невозможно? Если он не дал этого «очерка», рассуждая подобным образом, то он, пожалуй, до некоторой степени и прав. Особенно подробно для учебника выяснены вопросы «введения» в науку, затем – о «нравственной свободе'760а, «нравственном чувстве», «чувстве долга», «совести», «евангельских советах», «номизме, антиномизме», и проч. Содержательность этих и подобных им параграфов книги С. П. Никитского не подлежит сомнениям и пререканиям. Стремление его сообщить здесь по возможности новейшие и прочнейшие научные данные неоспоримо, и цели своей оно в достаточной для учебника степени достигает, благодаря подспорью со стороны таких курсов, каков, напр., принадлежащий о. И. Л. Янышеву. И вообще первый выпуск, со стороны его содержания, может служить недурным пособием в руках воспитанников семинарии, тем более, что в том, как заявляет справедливо и сам автор, освещаются им "главные элементы и проявления нравственности», выясняются, следовательно, основы науки. Он сослужит, бесспорно, еще большую службу в том случае, когда будет выпущен в свет автором в исправленном виде, где уже не окажется на-лицо некоторых совсем нежелательных его сторон, объясняемых ныне торопливостью, с какой велось автором издание, – недосмотрами корректора и проч.⁷⁴⁸ Находя возможным здесь уже закончить речь о начальном выпуске задуманного г. С. П. Никитским труда (для нашего, сравнительно краткого, очерка сказано о нем, по нашему мнению, достаточно), считаем своим долгом высказать пожелание, чтоб этот трудолюбивый и дельный автор не останавливался на том только, что им выполнено из области Нравственного Богословия, а неустанно продолжал взятое им на себя дело до конца: труд его не останется бесполезным!

Рассмотрение появившихся под влиянием семинарских программ по данной науке её систем показало нам, что более или менее свободно развиваться эта наука, при помощи таких опытов её построения, не могла: авторы волей-неволей должны были идти вперед со связанными руками и ногами, поскольку пред ними постоянно предносилась «старая» или «новая» программа с её известными требованиями. Поскольку программа семинарская производила давление на рассматриваемые нами системы, постольку в них так или иначе, но непременно отражался тот же дух, каким, как мы видели в свое время, проникнуты 3-томные «записки» о. Солярского, т. е., дух уже давно устаревших западных образцов. Поскольку же известным авторам удавалось там или сям в некоторой степени освободиться от давивших их уз, постольку, смотря, впрочем, по степени их талантливости, им удавалось сказать что-либо новое, хоть отчасти двинуть дело вперед. Если б их руки были совершенно свободны, тогда иные из них, предоставленные самим себе, правда, не написали бы и того, что написали по указке программы и тех или иных пособий, но за то другие написали бы еще лучше, нежели как написали теперь, написали бы самобытнее, несомненно оригинальнее. Это – раз. Во-вторых, несвободные в отношении к плану, учебники чаще всего наполнялись материалом, взятым их составителями из вторых и третьих рук. Между отдельными частями учебников иногда не замечается внутренней связи, в целом не всегда заметен единый дух; иногда кажется, что пред вами нисколько совершенно обособленных целых, связанных во едино лишь случайными, внешними узами. Наполняя тот или иной параграф содержанием, авторы иногда почерпали последнее даже из совершенно разнохарактерных по их направлению пособий. Эта разнохарактерность вредно отзывалась на общей физиогномии тех учебников, где она о себе заявляла. В-третьих, в виду того, что учебники предназначались ближайшими, образом или даже исключительно для воспитанников семинарии, авторы естественно должны были приспособляться к пониманию и развитию этих своих читателей. Отсюда здесь мы естественно можем ожидать только известной глубины в раскрытии тех или иных нравственных вопросов и – известной манеры изложения мыслей. В-четвертых, тем не менее, некоторый успех в деле разработки рассматриваемой нами науки все же достигнут благодаря охарактеризованным выше учебникам: привлечен к делу выяснения нравственных вопросов новый до некоторой степени материал, выдвинуты многие новые вопросы, соответственно новым условиям позднейшего времени и дальнейшему росту самой науки, – отчасти усилен научный элемент в деле разработки тех или других нравственных вопросов, самая разработка эта отчасти подвинута вперед и проч. Насколько в таком прогрессе (конечно, весьма относительном) участвовал тот или другой из охарактеризованных учебников, это видно уже из предложенной нами выше их оценки. Составление нового, сравнительно лучшего, учебника по данной науке отныне значительно облегчено, особенно если будет иметься в виду нынешняя программа её. Несколько иное придется сказать, если ныне действующая программа будет радикально изменена,(что желательно) или заменена новою (что желательно еще более), соответственно современному росту христианской этики, как науки, достигнутому ею особенно на Западе. Тогда придется составителям учебников по данной науке идти новыми путями, по крайней мере, до значительной степени. Но так как не от всех результатов, добытых прежними учебниками, придется отказаться и в этом случае, то значение последних, лучших из них, сохранится в соответственной степени и впредь.

В несравненно большей степени содействовали росту рассматриваемой нами науки у нас в отечестве произведения, писанный вне зависимости их от семинарских программах или каких-либо других, извне принудительно (до известной степени) навязываемых, и, тем не менее, имеющая своим предметом всю область её, хотя и не всегда проходящие ее, т. е., область, от начала до конца. Между такими самобытными русскими системами науки Нравственного Богословия особенно должна быть выделена принадлежащая бывшему ректору Спб. Д. Академии, ныне протопресвитеру, о. И. Л. Янышеву. К её характеристике и переходим.