VIII. Система науки, принадлежащая о. И.Л. Янышеву
Система о. И. Л. Янышева известна под заглавием: «Православно-христианское учение о нравственности». Это – «лекции, читанные студентам Спб. Д. Академии» и затем изданные одним из слушателей автора – известным профессором А. Ф. Гусевым (Москва, 1887 г.)749. Содержание их таково.
Во «введении» в систему обстоятельно выясняется «недостаток определенности в различных названиях науки». Здесь, в частности, рассматриваются и оцениваются все главнейшие из известных названий последней и в конце, концов предлагается, как наиболее точное, то именно, каким и озаглавлены лекции почтенного профессора. Указав, что предмет данной науки – «нравственность», далее автор пытается дать понятие о ней на основании «этимологических» разысканий, после чего устанавливает «задачу учения о христианской нравственности», намечает главные части своей системы и называет «источники», какими располагает эта богословская отрасль, и «метод», наиболее к ней приложимый.
За «введением» должны были бы следовать «три части» системы: первая – «о нравственности вообще» (так как речь о нравственности возможна не только в виду христиан, а и в виду язычников), вторая – «о нравственности православно- христианской» (в отличие её от инославной) и третья – «о проявлениях православно-христианского настроения во внешней жизни». Но из них автору удалось выполнить только первые две, впрочем, наиболее существенные и самые основные.
В первой части характеризуются «нравственная потребность в человеческой природе, нравственный инстинкт», как исходные точки при выяснении сущности нравственности. Далее в последовательном порядке выясняются дальнейшие её моменты: «нравственное чувство» и, в виду его, «нравственный закон» и «нравственная свобода», а также «чувство долга», – затем «добродетель и порок», «нравственный характер» и «совесть». Сначала уяснив «формальную сторону нравственности», автор затем выясняет и «материальную», после чего в конце концов получает возможность предложить уже окончательное «понятие о нравственности вообще». Впрочем, этим первая часть данной системы не заканчивается. В самом конце её дается освещение «эвдемонизма Аристиппа, Эпикура и Шотландской школы», предлагаются «замечания об основаниях Кантовой морали» и решается вопрос: «предположение нравственной потребности» не «есть ли contradictio in adjecto»?
Во второй части характеризуется «нравственность христианская» вообще и «православно-христианская» в частности и особенности. После некоторых предварительных рассуждений здесь выясняются три основных пункта: 1) повреждение нравственной природы человека в падении» (освещаются – как это повреждение, так и те остатки добра, какие в человеке сохранились и потом...), 2) «объективное спасение человека Богочеловеком Иисусом Христом» (характеризуются – «земная жизнь Спасителя», как «образец человеческой нравственности», – «нравственность в лице Спасителя» со сторон – «формальной и материальной» и «благодать») и 3) «объективно-субъективное спасение человека» (выясняются «обращение, возрождение, возрастание христианской жизни» и намечается «предел христианского нравственного развития»).
В системе о И. Л. Янышева всюду заявляет о себе замечательно выдержанный план, который и сам по себе обладает всеми признаками естественности и целесообразен. В самом деле, в системе Нравственного Богословия прежде всего естественно должно быть всесторонне выяснено понятие о «нравственности вообще», поскольку о ней можно говорить в приложении ко всякому человеку, как такому. Далее естественно перейти к речи о нравственности уже христианской, к указанию её специальных особенностей, при чем надлежит обособить нравственность православно-христианскую от инославной. Когда все это сделано, когда здесь выяснены все основы, опять естественно перейти к характеристике «проявлений христианско-православного настроения во внешней жизни», т. е., дать часть науки, так сказать, прикладную. Такой именно план, как мы уже и видели, и положен в основу системы, подлежащей нашему рассмотрению и, к сожалению, не доведенной до конца. Частности, имеющиеся в последней и cлyжaщие делу выполнения общего плана, находятся между собою в теснейшей преемственной связи: нельзя вырвать из средины ни одной из них, сколько- нибудь существенной, без того, чтоб не нарушилась общая гармония. «Нравственная потребность» дает ключ к уразумению сущности «нравственного чувства», а последнее, в свою очередь, дает возможность понять все остальные моменты нравственности, рассматривать ли ее с «формальной», или «материальной» сторон. Окончательный вывод первой части системы, дающий окончательное также понятие «о нравственности», рассматриваемой «вообще», следует сам собою из всего предыдущего, как естественное его завершение. Затем во второй части уже христианская нравственность выясняется также в строгой последовательности, которую можно назвать историческою: сначала характеризуется человек, как нравственное существо, в период его жизни после грехопадения и до явления в мир Богочеловека и затем – в период, начинающийся обращением человека ко Христу и оканчивающейся переходом его в загробную жизнь. Так как спасение содевается человеком при посредстве высшей божественной помощи, то делаемое в данной системе обособление «объективного» момента в истории нравственного совершенствования человека от «субъективного» (где это возможно) весьма ценно. Источниками, с помощью которых выполняется автором его удивительно последовательная система, являются данные Слова Божия и «самопознания» вместе с «основывающимися на нем философскими науками». Пользуясь, кроме того, и «Священным Преданием, насколько оно выражено в символических книгах православной Церкви», автор, к сожалению, должен был оставить без внимания «обширное поле» святоотеческой письменности за его «невозделанностью наукою». Выясняя рассматриваемые им нравственные истины при содействии в каждом по возможности случае тех источников и при их освещении, автор ео ipso пользуется наиболее плодотворным методом, который может быть только приветствуем, как и все вообще авторские приемы, чего бы они ни касались. Правильно понимая задачу своей науки, ясную из предшествовавшего нашего изложения, автор при её осуществлении особенное внимание обращал на точность определения нравственных понятий: отсутствие её, – как это он сознавал, быть может, лучше всех других, – всего вреднее отражается в подобного рода произведениях. Авторские стремления здесь привели его к плодотворным и желанным результатам: требуемая точность всюду у автора на-лицо, хотя она естественно далась ему не вдруг. Авторские определения нравственных понятий являются по – истине образцовыми как по их почти безпримерной вообще, а иногда и всецело несравненной точности, так и по их краткости, выразительности. В этом отношении автор оставил позади себя, можно сказать, все предшествовавшие его произведению опыты построения данной науки даже и на Западе.
Если пожелаем выделить те пункты системы о. И. Л. Янышева, которые отличаются наибольшею обстоятельностью или наиболее интересны, то окажемся в беспомощном положении: до такой степени все в системе и научно, и глубоко, и интересно (есть, конечно, немногие исключения, которые нисколько, впрочем, не портят общей картины)! Отсюда ограничимся указанием некоторых пунктов не как наилучших или интереснейших в системе, но – единственно для примера.
Так, а) интересно и весьма важно обсуждение в данной системе вопроса о названиях рассматриваемой науки. Этих названий её очень много, как это видно из предшествующих страниц нашего настоящего очерка. Обилие названий говорит, конечно, не в пользу современной постановки данной богословской отрасли. В последней отсюда происходит много нежелательных явлений: содержание её, её задачи, источники, метод... нередко варьируют до удивительной степени. Давно настояла, поэтому, надобность разобраться в таком коренном в известном смысла вопросе окончательно. Это и сделано о. И. Л. Янышевым и, при том, так обстоятельно, что дальнейшие рассуждения здесь были бы излишни. «Православно христианское учение о нравственности» – единственно точное, ясное и не ведущее ни к каким недоразумениям название нашей науки. Оно отныне и может получить права гражданства, хотя многих, быть может, смутит его длиннота, а другие окажутся долго не в состоянии, в силу привычки, отказаться от укоренившегося уже имени науки. – б) Параграф системы о. И. Л. Янышева, пытающейся выяснить «понятие о нравственности» на «этимологической» почве, весьма интересен: привлечение к делу языков – греческого, латинского, немецкого, русского открывает много ценных сторон. К сожалению, почтенный автор почему-то не пожелал расширить своих этимологических разысканий – обратиться, напр., к санскриту; тогда дело выяснилось бы окончательно и незыблемо, безусловно верно750, а данный параграф его книги стал бы классическим. Ныне же мы весьма благодарны автору за то, что им дан в рассматриваемом случае существенный толчек к дальнейшим разысканиям. – в) Вопросы: о «collisio officiorum», об «adiaphora», о «безусловной обязательности нравственного закона» решены в данной системе окончательно, по крайней мере, по их существенной стороне. Особенно назидательны авторские рассуждения по последнему вопросу, в виду крайней неустойчивости, какую здесь обнаруживали нередко прежде, а отчасти обнаруживают и теперь многие отечественные богословы. Установление, при том, научно обоснованное, твердой точки зрения в области подобного рода вопросов авторитетнейшим моралистом – весьма ценное дело. – г) Отдел системы, говорящий об Иисусе Христе, как «Образце», показывающем, как мы должны созидать свою нравственную жизнь, составленный с обычною тщательностью, весьма поучителен для русских читателей. Материал, имеющийся по данному вопросу в Слове Божием, извлечен в данной системе в весьма достаточном числе и освещен вполне надлежащим образом. На рассматриваемый отдел в нравоучительных богословских системах вообще следовало бы обратить наиболее центральное внимание, – и честь автору данных лекций, что он выдвинул его на видное место. – д) С особенною благодарностью к автору данной системы отмечаем отдел её, где раскрывается христианское учение о «благодати». Вопрос этот, при его трудности, недостаточно выяснен в нашей богословской литературе, о чем особенно приходится пожалеть, приняв во внимание его огромную важность и значение. Попытка о. И. Л. Янышева в настоящем случае является, можно сказать, почти единственным исключением: тогда как одни богословы трактуют вопрос или поверхностно, или даже ошибочно, а другие хотя и правильно, но без достаточной подробности или без желательной научной обстоятельности и убедительности и проч., этот отечественный богослов дает вполне научный опыт вполне правильного освещения дела. Один этот отдел системы его, представляющей собою довольно обширное исследование, мог бы составить кому угодно высокое научное имя, и он, надеемся, никогда не потеряет своего огромного значения и ценности: все другие исследователи вопроса превзойдены в этой системе и оставлены позади. Глубина и тонкость анализа, которым приходится всюду вообще удивляться при чтении данного курса науки, особенно дают себя чувствовать в отделе его о благодати, за выяснение сущности которой может взяться ум, только обладающей особыми высокими качествами... – е) С удовольствием можно обратить внимание читателя системы о. И. Л. Янышева на критический элемент последней, там и сям нередко о себе заявляющий: различные философские и богословские мнения рассматриваются автором спокойно, без какой бы то ни было тенденциозности, сущность их выражается кратко и метко, их сильные и слабые стороны отмечаются с замечательным искусством..., так что, читая автора, вообще невольно с ним соглашаетесь. Один этот критический элемент системы своими особенностями красноречиво говорить о том, каким сильным и глубоким умом, какими обширными и до основания продуманными знаниями (философскими и богословскими) обладает автор! ж)Необыкновенно ценными страницами в первой части «лекций» о. И. Л. Янышева должны быть признаны те, между прочим, где известные нравственные понятия выясняются при посредстве данных Слова Божия: дело в том, что здесь, как сказано, характеризуется «нравственность вообще», присущая всем людям без различия», – и из указанных страниц явствует, что откровенный и естественный нравственный закон, совпадая между собою по их основной сущности, являются, следовательно, законами единого автора, т. е., Бога. Выяснение этого положения под талантливым пером автора может быть только приветствуемо... Не желая удлинять своей речи, о других пунктах системы уже умалчиваем.
Если бы в системе, подлежащей нашему рассмотрению, мы нашли еще некоторые стороны освещенными, тогда её значение усилилось бы в существенной степени. Напр., интересно было бы найти здесь изложение, хотя краткое, исторических судеб данной науки. Под пером автора оно, бесспорно, вышло бы обычно-замечательным по своей краткости и выразительности, передавая все сколько-нибудь характерное и устраняя все иное, а не было бы столь бесцветным и малосодержательным, каким оно является обыкновенно в охарактеризованных выше учебниках. В новом издании этой системы, – которое надеемся увидеть, – быть может, это pium desiderium наше и найдет свое осуществление [и, кстати, не будет на-лицо некоторых, очевидно, случайно происшедших исторических оговорок в роде той, напр.. что будто бы «нравственное богословие, в виде науки, отдельной от догматического богословия, впервые явилось только... из-под пера... Георгия Каликста»...751]. Еще более интересно было бы видеть, по крайней мере, в новом издании «лекций» критическое освещение принципов этики эволюционизма, столь дерзко ныне поднимающего свою голову. Слово просвещеннейшего автора было бы весьма ценно и назидательно. Тоже надлежит сказать и о критическом сопоставлении с христианскою этикою морали буддизма, стоицизма, филонизма ессейства..., ныне иногда некоторыми считаемой родоначальницею христианской. Мы знаем, что автор в области этих вопросов уже давно был прекрасно осведомлен, так что опять его глубокое слово было бы чрезвычайно важно. Хотя автор, по видимому, отказывается на-всегда ввести в свою систему,– в качестве источника для выяснения нравственных истин, – элемент патриотический по указанным уже в свое время у нас причинам, вполне конечно, уважительным, но, тем не менее, мы не можем воздержаться от искушения пожелать, чтобы этот элемент в новом издании системы был введен хотя в относительной степени: получить его из-под пера нашего авторитетнейшего богослова было бы очень интересно! Впрочем, довольно! Высказывать различные желания легко752, возлагать на чужие рамена те или другие бремена просто, но нужно же ведь войти и в положение лица, на которого последние возлагаются. Входя же в это положение, мы не особенно настаиваем на выполнении автором наших desiderata, а вместо того считаем долгом воздать последнему от лица рассматриваемой нами науки глубокую благодарность за то, что им сделано. Его имя в истории этой науки у нас – в России – не умрет. То, что им в данной области достигнуто, составляет в её истории эпоху. Отныне нет надобности обращаться за разъяснениями раскрытых в этой системе нравственных вопросов к отжившим книгам прежнего времени, проникнутым схоластическим, ненаучным характером и дающим вместо хлеба один камень. Нечего уже и говорить о том, что система о. И. Л. Янышева стоит бесспорно выше всех без исключения систем прежнего времени по её жизненности, по её глубине, по её научности и проч. Если изучение тех систем могло только отталкивать «живого» читателя от занятия исследованиями в области нравственных вопросов (о слабых исключениях не говорим), то, наоборот, ознакомление кого бы то ни было с лекциями о. И. Л. Янышева может только возбуждать во всяком желание изучать те вопросы: оно показывает жизненность там, где привыкли близоруко усматривать одну сухость и мертвенность... Но достаточно! Заговорив о достоинствах системы о. И. Л. Янышева, мы могли бы слишком долго не окончить речи, а между тем в нашем сравнительно кратком очерке мы не можем уделить нашей беседе о ней большего числа страниц, да, при том, специальный трактат о последней нами уже был в свое время предложен на страницах этого же журнала: туда и отсылает за подробностями всех желающих753. Заканчивая речь о «лекциях» нашего авторитетнейшего богослова, скажем, что отныне данная наука поставлена у нас на твердую и надежную основу, отныне дан сильный толчек к правильному и плодотворному дальнейшему её – науки – развитию, отныне схоластические приемы, как бесполезные и даже вредные, более не нужны, отныне центр тяжести полагается в выяснении внутренней стороны нравственности при помощи, между прочим, и новеших философско-психологических данных и проч. От дальнейших исследователей требуется только разумное продолжение столь блистательно поставленного начала. Те годы истекшего столетия, какие протекли по выходе в печати и в литографированном виде «лекций» о. И. Л. Янышева, свидетельствуют уже, что семя брошено на не бесплодную почву: влияние этого богослова сказалось и, при том, плодотворно, а) в вышедших после появления его системы, уже рассмотренных нами выше, учебниках для духовных семинарий, сразу, благодаря этому, изменивших свою физиогномию к лучшему, и б) в различных специальных исследованиях в области данной науки, речь о которых у нас будет ниже754...
* * *
Первоначально они печатались на страницах „Православного Обозрения“ „за 1886г“.
См. нашу статью, цитов. в 759 примечании (стран. 1099).
См. ibidem (где по этому вопросу кое-что было сказано нами). См. также нашу статью: „Забытый юбилей“ в „Хр. Чт“. 1896 г., сент.– октябрь.
Напр., можно было бы пожелать большого освещения вопросов сравнительного отдела (т. е., поскольку иметь в виду отличительные особенности инославных учений о христианской нравственности) (впрочем, говоря это, нимало не думаем сколько-нибудь упрекнуть автора, который сделал в данном случай, все, что сам предположил сделать; и проч. (напр., вопроса об автономизме...).
Чит. наши статьи об о. И. Л. Янышев в „Хр. Чт.“: 1899 г., окт.-ноябрь (они вышли и отдельною брошюрою под тем же заглавием: „ Протопресвитер И. Л. Янышев, как профессор Нравственного Богословия в Спб. духовн. академии“). Чит. также нашу статью в „Церк. Вестн.“ (1900 г., № 40): „ Что сделал для Нравственного Богословия Протопресвитер И. Л. Янышев?“.
Чит. и ibidem, т. е., в „Хр. Чт.“.