Церковь
Цели своего бытия – блаженства в единении с Богом, человек может достигать лишь в союзе с другими людьми и при постоянной помощи Божией. Человек неотделим от человечества, он связан с ним пo своему происхождению, развитию, все духовное содержание человека созидается при воздействии окружающей его среды. Человек нуждается в других и сознает себя обязанным помогать другим. Нравственное удовлетворение в этом мире человек может находить в любви к другим, и в делах, служащих выражением этой любви. Если человек сам поднялся так высоко, что уже не нуждался бы в посторонней помощи для дальнейшего усовершенствования, то тогда он признал бы себя обязанным, по крайней мере, помогать другим в деле достижения ими своего назначения и, если бы убедился, что его личные миссионерские попытки в этом направлении не достигают цели, что его слово и пример не приносят нужной пользы людям, он, может быть, совсем оставил бы их, но и тогда, сознавая себя неспособным помогать им, он должен был бы молить о помощи им тех, кто сильнее его, или, наконец, всемогущего Бога. Таким образом, и покидая мир, удаляясь в пустыню, праведник не должен разрывать связи с людьми.
Авраам, покидая Содом, молил Бога об оставшемся там населении, Моисей молил за свой непокорный народ, Павел, уже порвавший с своим народом, горел любовью к нему и был исполнен заботами о нем (Рим. 10:1). Но, если человек нравственно обязан помогать другим, то, с другой стороны, он необходимо должен пользоваться помощью других. Животное может быть воспитано в среде себе не подобных, но человек, оторванный от рода homo, не может быть человеком в полном смысле этого слова. Человек получает от своих близких духовное наследие, которое передается ему постепенно, при воспитании, он получает язык, понятия, воззрения, миросозерцание, правила. В своих ближних человек находит и свое счастье. Счастье человека обусловливается расширением его личности, расширением своего духовного содержания, умножением своей силы. Приобретение материальных, богатств, приобретение бесплодных познаний не представляют еще собою утверждения самости, расширения личности. Человек становится богатым, когда расширяется его сердце, когда он богатеет любовью, он живет тогда чувствами других, и широта его чувств делает то, что чужие радости становятся его собственными. Чем выше становится нравственно человек, тем более он становится способным обращать любовь на высшее – на Бога, и здесь открывается неиссякаемый источник счастья. Любовь к низшим и равным, нередко, рождает и скорбь, когда приходится их видеть в скорби и, любящей душой, переживать их горе. Любовь ко всеблаженному Богу успокаивает и относительно горестей мира, и в чувстве духовного восторга перед славой Божией находит счастье. Но единственный путь, ведущий к любви к Богу, есть любовь к ближним. «Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец, ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1Ин. 4:20). Кто не любит человека, тот не может любить человечества. Любовь ищет живого и близкого объекта и разрастается по направлению от ближайшего – к дальнейшему – от семьи – к племени, от племени – к целому государству, от последнего – к человечеству. История философии знает попытки представить человека как существо, по природе не нуждающееся в любви. С точки зрения Ф. Гоббеса (1588–1679) человек есть такое же произведение природы, как и животное, и растение, но гражданское и религиозное устройство, а, следовательно, и религиозное учение созданы самим человеком, следовательно, они явились позднее, чем явился человек, потому что творец существует ранее творения. В догосударственном состоянии каждый человек, по мысли Гоббеса, был, говоря современным языком, стреджфорляйфером-борцом за свою жизнь, за свое благополучие, и тогда велась bellum omnium contra omnes, и homo был homini lupus. Такой порядок вещей был невыгоден для человечества, и вот, принцип борьбы за существование человек дополнил принципом взаимопомощи, и status naturalis сменился на status civilis. Человек не есть по природе животное общественное, как определил его Аристотель, этот эпитет с гораздо большим правом приложим к пчелам, осам, муравьям, но он стал животным общественным, потому что это для него выгодно. Возникновение общества, государства обязано, таким образом, человеческому эгоизму. Шопенгауер (1788–1860) сравнивает людей с ежами. Когда они разместились далеко один от другого, им было холодно, когда попытались прижаться взаимно, они перекололись между собою, тогда ими был выработан некоторый modus vivendi, при котором они не расходятся слишком далеко и не сходятся слишком близко, оказывают взаимные услуги, но, в сущности, остаются чуждыми друг другу. Взгляд Гоббеса и Шопенгауера, подчеркивающий грубо эгоистические стороны человеческой природы, стоит, однако, в противоречии с существенными сторонами человеческого духа. Пчел, ос, муравьев соединяет железный закон необходимости, физический принцип разделения труда, человека связывает с человечеством начало общественности. В общении с другими он находит наслаждение, и когда человек остается один, он или обращается к изучению мыслей других (в чтении), или сам мыслит о других. Но то обстоятельство, что в жизни слишком много зла, что интересы людей пересекаются между собою, что приходится одним вырывать куски у других, что, при этом, пускаются в ход всевозможные непозволительные средства, это заставляет людей расходиться между собою гораздо дальше, чем это необходимо для ежей. Человек видит себя принужденным удаляться. Со многими можно вступать в сношения лишь по нужде. Таким образом, для достижения цели своего бытия – блаженного единения с Богом – человек должен искать помощи не в союзе с каждым встречным лицом, но в приобщении к такой избранной общине, которая жила бы служением высшей цели человечества, знала и имела бы средства для достижения этой цели. Эта община должна быть единою и святою. Все человечество может быть рассматриваемо, как некоторое странствующее племя, для которого земля служит только временной дорогой. Истинная цель человечества – новая блаженная жизнь. Но к этой цели направляется не все человечество и не с равным усердием. Движение народов сложно, пестро и многообразно. Люди движутся не только по направлению к цели, но останавливаются, колеблются, ходят боковыми и извилистыми путями. Но, однако, в этом разнообразном лагере есть некоторый авангард – лучшая часть человечества, эта часть идет прямо к той цели, для достижения которой человечество вызвано к бытию Богом. Эта община объединяется, прежде всего, в знании целей и средств.
Цель у ее членов – Бог, средства – те, которые дарованы Богом для вступления в общение с Ним. Человек не может сам определять условия, на которых он может вступать в общение с Богом, и не потому, чтобы это было недостойно Бога, но потому, что это совершенно не по силам человека. Нравственно слабый и умственно ограниченный, он постоянно ошибается в своих суждениях о земных отношениях и вещах, тем менее, конечно, он может судить о вещах небесных. Ему должно быть подаваемо свыше знание о Боге и Его воле. Такое знание не может быть подаваемо непосредственно всем. Получение сверхъестественных откровений, явное богообщение – удел немногих избранников, но усвоение истин откровения и руководствование ими в жизни – дело доступное несравненно большей части человечества. Истина, возвещенная через особых избранников Божиих и сохраняемая богоустановленными учреждениями (ибо какие человеческие учреждения могут охранить истину от искажения), содержится общиною. Так как таковая истина может быть только одной, то община таковая на земле может быть только одна. Могут сказать, что истина может открываться людям в различной мере, по степени их духовного разумения, и что, таким образом, откровение может быть даровано людям в различном виде и различной мере, и что поэтому, богоучрежденных общин, хранящих истину и ведущих ко спасению, может быть очень много. Если бы даже было так, то и тогда в ряду подобных общин была бы одна, обладающая сравнительно большей полнотой богопознания и высшими средствами для богообщения, и потому, и в таком случае, идеальной задачей каждого должно бы было быть приобщение к этой наисовершеннейшей общине. Но на самом деле – это не так.
Различие степеней духовного разумения обусловливаемое, например, возрастом, делает то, что различными лицами в различной мере усвояется одна и та же истина, преподаваемая общиною. Различие индивидуальных способностей делает то, что одни употребляют одни, а другие – другие средства для спасения. Но географическое расстояние, этнографические особенности не могут вызывать того, чтобы в одном месте под именем истины предлагалось одно учение, а в другом – другое. Если предлагаемые таким образом различные учения, по содержанию, встретятся между собою, то, исповедующие их, непременно должны будут рассматривать друг друга, как пребывающих во лжи, потому что истина может быть только одною. Таким образом, община, содержащая истинное богопознание и богопочитание, на земле может быть только одна, и это ее единство должно обусловливаться не внутренним только невидимым единением в воззрениях ее членов, но и их единством внешним. Пребывание в религиозной истине обусловливается пребыванием в общине, ее содержащей. Сам человек не может вполне положиться на свою правоспособность в понимании откровенного учения, в определении даже того, что понимать под откровением, поэтому, для него пребывание в общине является необходимым условием для пребывания в истине. А, так как таковая община только одна, то, следовательно, и все пребывающие в ней едино. Затем, если бы между лицами, право чтущими Бога, было только невидимое духовное единение, то, ведь они видимым образом могли бы оказаться врагами между собою, расходящимися в наиважнейших вопросах об истине, и они могли бы поднимать между собой борьбу и распри при обсуждении этих вопросов, и тогда царство оказалось бы разделившимся на себя, а такое царство устоять не может. Поэтому, община, содержащая истину, должна существовать на земле, как некий единый духовный организм. Будучи единой, она должна быть святою. Святым, в приложении к конечным существам, называется то, что посвящено Богу (евр. kodasch или kadosch, греч. άγιος, лат. sanctus). Община, имеющая прямой и, в сущности, единственной своей целью вступить в единение с Богом, конечно, свята, раз она в своей деятельности приближается к этой цели. Настроение ее, в общем, должно быть нравственно чистым. Пусть отдельные члены общины будут падать на трудном пути нравственного совершения, подниматься, останавливаться, но, раз община в своем целом неуклонно идет вперед, она, значит, свята, ибо в целом, остается посвященною Богу, она свята по своему учению, по своей вере, по своим идеалам и, можно сказать, по их осуществлению. Такая единая и святая община необходимо должна существовать на земле, ибо, если бы ее не было, то, значит, все человечество, как, некогда, население Гоморры, отреклось от достижения той цели, к которой оно назначено, значит, смысл существования человечества на земле уничтожился бы; но тогда Господь Бог несомненно не стал бы поддерживать то, что имело размножать только зло. Но, с другой стороны, существование такой общины необходимо предполагает в среде ее постоянное сверхъестественное воздействие, утверждающее и распространяющее общину.
Природе человека, в ее настоящем состоянии, присуще зло, говоря языком Канта, – присуще радикальное зло. Человек тяготеет ко злу, к чувственному, и это тяготение ко злу, соединенное со слабостью воли, не решающейся жертвовать близкими мнимыми благами ради отдельных благ истинных, и соединенное с слабостью разума, не умеющего от чувственного делать разумные заключения к сверхчувственному, все это постоянно упорно уклоняет человека от пути правды. Затем, если, вообще, трудно побеждать зло, и для этого нужна помощь извне, нужно приобретение духовных сил, то, ведь рост и укрепление в добре предполагает собою нужду духовной пищи. Теперь более, чем прежде любят говорить: из ничего не бывает ничего. Согласно этому положению, не могут из ничего вырасти в сердце человеческом вера и любовь. Человеческая община не может охранить себя в своем целом от умственных заблуждений и нравственных падений, и, если она непрестанно движется по пути правды, значит, она непрестанно охраняется силою свыше, и, если правда в ней разрастается, то, значит, святое воздействие в ней действует все сильнее и шире. Такая община, существование которой на земле необходимо заставляет предполагать идеальные стремления человеческой природы, конечно, в силу своих внутренних свойств, должна иметь внешние признаки, по которым, всякий идущий, мог бы найти ее (Мф. 7:7–8).
Этими признаками, прежде всего, являются чистота целей и настроения общины. Эта община не может иметь своей задачей приобретение юридических преимуществ и материальных выгод, она не может быть связана исключительно с какими-либо географическими пунктами или с теми, или другими нациями. Ее цель – утверждение и распространение повсюду религиозной правды. Члены общины, естественно, бывают, в то же время, членами других человеческих союзов – государственного, семейного, частных ассоциаций. В этих союзах они могут проявлять и неморальные стремления, и нелегальный образ действий, могут, конечно, они и свою принадлежность к религиозно-нравственному союзу эксплуатировать в лично эгоистических целях, но везде, где и таковые члены будут выступать во имя действительных целей предполагаемого нами религиозно-нравственного союза, темные стороны их природы будут отступать на задний план, и святость общины, к которой они принадлежат, сообщит и им свет, по которому и лучшие их, по природе, но, пребывающие вне этой общины, должны заключать, что эти люди стоят в союзе с высшей правдой.
Каждому организму свойственно стремление к развитию, к своему усилению. Организмы растут и размножаются. Так и духовные организмы – человеческие союзы – стремятся усиливаться и укрепляться, и приобретать себе, как можно больше средств, и подчинять себе другие союзы. Община, содержащая религиозную правду, имеет своей задачей только раздавать знание истины и преподавать средства для укрепления в добре. Правда, она стремится приобретать то, что дороже и выше всего – человеческие души, но не для себя и своих выгод, а для Бога и блаженства этих душ. Для этой цели она раздает, что имеет и что ей дано свыше. Невидимому, подсказывается заключение, что община с такими идеальными чертами легко должна быть узнаваема и должна бы привлекать всех к себе. Но два обстоятельства препятствуют этому. Первое – то, что ее святые свойства трудно, в действительности, бывает отделять от темных качеств, входящих в ее состав членов. Другое – то, что община, не требуя от, вступающих в нее, ничего, ради себя, должна очень много требовать от них ради их самих. Тот, кто хочет соединиться с Богом, должен отвергнуться себя, распять плоть свою со страстьми и похотьми, пленить ум свой в послушание веры, приняв обязательство подчиняться авторитету общины. Община владеет, преподанным ей свыше, знанием истины, но, ограниченному уму человеческому, часто истиной представляется заблуждение и истина – заблуждением. Отсюда, сомнения, отрицание и отречение от союза с религиозной истиной. Поэтому, не только осуществлять правду, но и найти истину оказывается нелегко. Однако, ее необходимо искать.
Ее должно искать в религиозных союзах, в религиях, существующих на земле. Ее должны характеризовать святость ее происхождения, святость утверждаемого ею настроения, святость употребляемых ею средств для ее целей.
Учение Христа есть единственное по своей возвышенности и по своему соответствию идеальным стремлениям человеческого духа. Теперь, часто противополагают христианской морали мораль буддизма. Но это учение отождествляет со злом бытие, а человек хочет жить, он считает жизнь благом, а злом считает темные стороны жизни – страдание, свои нравственные недостатки. Не от бытия хочет избавиться человек, а от недостатков бытия. Он – раб греха и зла от того, что у него нет знаний и любви. И вот, Христос говорит людям: «познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32); «любите друг друга, как Я возлюбил вас» (Ин. 13:34). Если бы закон Христов (Гал. 6:2) был осуществлен, то на земле утвердилось бы царство Божие – правда, мир и радость о Святом Духе. Скорби бытия, если они и тогда не прекратили бы своего существования, смягчались бы состраданием, а радости усиливались бы от сочувствия. Христос сказал Своим ученикам: «по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35). Но как приобрести такую любовь?
Из евангельской истории мы знаем, что, когда Господь потребовал веры от отца бесноватого ребенка, тот воскликнул: «верую Господи, помоги моему неверию» (Мк. 9:24). Помоги – для обретения в своем сердце веры, значит, нужна помощь свыше. А, наученный Христом, ап. Павел наставлял, что приобретение веры не есть еще дело труднейшее и совершеннейшее. «Если я, – говорил он, – имею всякое познание и всю веру, так, что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я – ничто» (1Кор. 13:2).
Должно ревновать о любви. Для этого должно приобщиться к источнику любви. Там, где человека утверждают в вере, там его сердце согреют и любовью. Но любовь не может явиться, и не может получить своего утверждения без веры. Человек любит разумно своего ближнего, если любит в нем образ Божий. Без этого любовь является лишенной опоры, разумности, и неустойчивой. Вот почему Христос, наставлявший людей в любви, прежде всего, требовал веры в Себя, как Господа. А апостол, истолковывавший учение Господне, сказал: «никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» (1Кор. 12:3). Должно приобщиться к общине, в которой пребывает Дух Святый, должно стать членом церкви Христовой. В вере во Христа и в исполнении Его учения – спасение человечества, «ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало нам спастись» (Деян. 4:12). Нет другого учителя жизни, который указал бы смысл жизни и указал бы путь для осуществления этого смысла. Но где хранится учение этого Учителя? Где подается Им благодатный источник сил для спасения человечества? В Его Церкви – в христианской церкви.
Три признака, несомненно, должны характеризовать истинную церковь. Во-первых, ее идеальная правда. Ее веро- и нравоучение должны отвечать идеальным стремлениям человеческого духа, стремлениям к правде. Церковь должна быть учительницей истины и проповедницей любви. Таков один признак истинной церкви.
Во-вторых, признаком истинности церкви должно быть ее согласие самой с собой. Если учение церкви в один из последующих моментов явится отрицанием того, что ею утверждалось в предшествующее время, то это признак, что эта церковь не пребывает в истине. Она является, в таком случае, царством, разделившимся само на себя. Правда извечна, и она непрерывно должна пребывать в церкви, как церковь должна пребывать на земле, пока существует земля. Церкви откровение подавалось постепенно. Таким образом, учение церкви постепенно расширялось. Но это раскрытие вероучения не было диалектическим процессом отрицания предшествовавших ступеней развития, а было процессом восполнения и разъяснения. Христианская церковь в истории откровения читает три периода: 1) дозаконный, 2) подзаконный, и 3) благодатный. С третьим периодом соединяется не только расширение человеческого богопознания, но и изменение отношений человечества к Божеству. Искупленные люди перестают быть чадами гнева и становятся чадами любви Божией. Период – совершенно новый, однако, не только в откровении подзаконном, но и в откровении дозаконном, уже содержатся пророчества (Адаму, Быт. 3:15; Аврааму, Быт. 12:3; в завещании Иакова, Быт. 49:10) о наступлении этого периода. Но, свыше, церкви постепенно подавались новые откровения, а сама церковь никогда не могла измышлять новых учений. Все, нужное на потребу в религиозной вере и жизни, подается церкви свыше. Дело членов – усвоение этого подаваемого, а не составление самоизмышленных символов веры. Церковь должна сохранять и разъяснять, полученную ею, истину, а не развивать ее, прибавлением к ней самоизмышленных положений. И логически, немыслимо себе представить, каким образом, если церкви не преподана истина по откровению, она может прийти к ее откровению. Религиозная истина не может быть доказана с принудительной необходимостью. Вера есть дело свободы и благодати. Человеку, искренно ищущему веры, Бог благодатным образом дает заверение в истинности его веры. Таким образом, вера есть знание внутреннего опыта. Испытывая на себе силу, воздействующую на него через церковь, в таинствах, преподаваемых церковью, в обрядах, человек получает непоколебимое заверение, что эта церковь истинна. По этому существенному свойству веры (Евр. 11:1) церковное вероучение не может быть предметом самоизмышления. Логическим путем его составить нельзя, его можно составить лишь на основании религиозного опыта, но в отношении к вероучению, этот опыт состоит в воспринятии сверхъестественного откровения.
В-третьих, признаком истинности церкви является историческая непрерывность церкви. Этот признак стоит в тесной связи с предыдущим, но он не тождественен с ним. Учение известной общины будет в согласии само с собою, когда оно будет согласно с признаваемым общиной источником вероучения (в некоторых христианских общинах претендуют на согласие с Евангелием, новым заветом, Библией) и, когда оно не будет заключать внутренних противоречий. Но подобные учения могут не иметь исторических корней. История знает возникновение многих подобных общин с самопроизвольной верой. Таковы, например, были анабаптисты в 16 столетии (Штарх, Мюнцер, Як. Матисен, Иоанн Лейденский). Они в значительной мере отрицали ветхий завет и получали откровения, стоявшие в явном противоречии с новым. Такие откровения не могут быть считаемы истинными, и такие религиозные общины не пребывают в правде. Божественный Промысл, ведущий человечество к небу, всегда вел его по этому пути. Передовой части человечества всегда сообщалась правда, одни народы могли выходить из нее и их могли сменять другие народы, но без этого авангарда человечества немыслима жизнь человечества. Прекращение жизни духа неизбежно должно влечь за собой и физическую смерть. Если первый мир был предан воде, когда в нем не осталось ничего доброго; если Содом и Гоморра, в которых не было пяти праведников, погибли ужасным образом, то и земля, когда в ней исчезнет все доброе, когда на ней не было бы совсем истинной веры, должна была бы погибнуть. Истинная церковь могла сводиться к восьми душам, но все-таки дух истины оставался на земле. Человечество есть единое целое и перерыв в существовании церкви есть разрыв, разделение развивающегося единого организма (лучшей части человечества). Истинная церковь должна быть исторически непрерывной, как она должна быть согласной самой с собою, и с идеальной правдой. Этим требованиям отвечает Православная церковь.