Может ли наше детство быть причиной проблем во взрослой жизни? Как понять своего «внутреннего ребенка»? Ответы на эти и другие вопросы – в четвертом издании книги, написанной психологом и психотерапевтом Наталией Ининой на основе обширной консультативной практики.
Процитируем несколько отзывов на издание.
Заведующий кафедрой общей психологии МГУ им. М. В. Ломоносова, профессор, член-корреспондент РАО Б. С. БРАТУСЬ:
«Книга бережно и доверительно говорит с читателем о сложном, подчас драматическом развитии психологии детства, о том, что оно не остается навсегда в прошлом, а продолжает жить и действовать во взрослом настоящем и участвовать в определении будущего. Как опытный психолог автор поясняет свои мысли яркими примерами из практики, рассказывая о судьбах пациентов, опыте обретения ими главных условий счастья и спасения – веры, надежды и любви».
Настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана в Шубине протоиерей АЛЕКСАНДР БОРИСОВ:
«Книга Наталии Ининой посвящена главной потребности каждого человека – быть любимым. Как любить наших детей: совсем маленьких, подростков, юношей и уже ставших взрослыми? Как найти «золотую середину», чтобы «не избаловать»? Как научиться лучше понимать самих себя и других, увидеть в проблемах взрослого детские травмы? Все это обсуждает автор, беседуя с читателем, приводя множество запоминающихся цитат и примеров, в том числе и из своего очень непростого детства. Людям нужны ориентиры любви и христианского поведения. Здравая психология, в русле которой написана данная книга, именно это и дает».
Заведующая кафедрой возрастной психологии МГППУ профессор Л. Ф. ОБУХОВА:
«В этой книге я нашла много знакомого мне как профессионалу. Однако обнаружила и то, что стало для меня открытием – это связано, прежде всего, с теми страницами, которые посвящены конкретным случаям из практики автора. За их анализом я вижу рождение нового метода, который может быть использован в общей и прикладной психологии личности. И еще хочу подчеркнуть, что книга написана блестящим русским языком, встречающимся сейчас очень редко».
Главный научный сотрудник института изучения детства, семьи и воспитания РАО, профессор, член-корреспондент РАО В. И. СЛОБОДЧИКОВ:
««Испытание детством» – это, несомненно, высокая поэзия о становлении собственно человеческого в человеке. Книга завораживает, захватывает, ее хочется читать неотрывно все дальше, и дальше, и дальше. Лишь много позднее тебя настигает рефлексия, потому как текст, хотя по-детски и распахнутый, но по-взрослому – серьезный.
Меня поразило глубокое понимание автором всей драматичности рождения и взросления внутреннего мира человека – как особой и уникальной реальности. Здесь явлена живая, судьбоносная Встреча – сретенье мира Детства и мира Взрослости; здесь – в колыбели «детско-взрослой событийной общности» – и происходит вочеловечивание, обретение каждым своего, «неслучайного выражения» лица.
Но такая Встреча – это плод особых и совместных усилий, порождающих «неслиянно-нераздельное единство» Ребенка и Взрослого. Дети без взрослых – существа невозможные, а взрослые без детей – существа бессмысленные.
Первое изумление от книги – это узнавание себя, в каждом сюжете – обо мне! Книга – это поэма о преодолении непонимания себя и других – иногда горького, иногда ранящего, о преодолении своих страхов и обретении себя. В полном соответствии с формулой Кьеркегора: познай себя, прими себя, отдай себя.
Конечно же, «Испытание детством» – подарок всем нам; ею Наталия Владимировна сказала «Да!» – себе. Теперь, при встрече с читателем, она скажет «Да!» – Другому. Из этих двух «Да!» сложится настоящий психологический гимн человеческой жизни. Очень умно, искренне, отважно написано!»
От автора
Дорогой читатель!
Встреча с Вами на страницах этой книги для меня большая радость и честь!
Но прежде чем отправиться в путь и начать наше психологическое расследование, мне хотелось бы, стоя на берегу, сказать несколько слов благодарности тем людям, без которых это путешествие не могло бы состояться. Прежде всего – это мои пациенты. Я намеренно буду и далее использовать именно это латинское слово, означающее «терпящий, страдающий», ведь настоящая жизнь, наполненная мудростью, любовью и добротой, – это всегда преодоленное страдание.
Страдание, которое становится импульсом, толчком, энергией, благодаря которой человек выходит к полноте своей жизни, созревает как личность в подлинном христианском понимании. Слова глубочайшей благодарности мне хочется адресовать и моим учителям – тем, кто поделился со мной не только профессиональными знаниями и умениями, но являл собой образец бескорыстного служения делу, достоинства и глубокого уважения к человеку, находящемуся перед тобой.
Мои учителя показали мне не только ценность учительства, но и ценность ученичества – ценность ищущего, любознательного незнания, без которого невозможно развиваться и совершенствоваться. И, конечно же, низкий поклон я адресую моим родным и близким, которые терпеливо и доброжелательно сопровождали меня в работе над этой книгой и стали моими первыми читателями.
Конкретные обстоятельства историй моих пациентов, так же как и их имена, были изменены. Главной задачей автора был не анализ «отдельного случая», а попытка понять те универсальные психологические механизмы, которые при определенных условиях либо лишают человека покоя и гармонии, разрушая его целостность, либо помогают обрести душевное здоровье, полноту и радость бытия.
А теперь, мой дорогой читатель, оттолкнемся от берега и двинемся в путь!
Пролог
На восьмом этаже обычного московского дома, на подоконнике, обхватив руками коленки и прижав лоб к холодному стеклу, сидела маленькая девочка и смотрела в окно. Белые пушистые хлопья снега, освещенные светом вечерних окон, медленно летели вниз, покрывая землю. Взгляд девочки был прикован к дороге, по которой торопливо шагали люди, с сумками, елками и подарками.
Город охватила предновогодняя суета. Однако девочка не верила в тайну и радость предстоящей новогодней ночи. Она знала, что не пройдет и пары недель, и елки будут выброшены на помойку, мандарины будут съедены, а подарки превратятся в обычные вещи. Ей все это казалось обманом, она не верила в таинственную сказку, в которую верят счастливые дети. Но у нее все же была мечта.
Ей хотелось, чтобы ее семья была обычной, как у всех, она хотела папу, здоровую маму, может быть, брата или сестру, она хотела, чтобы и в ее доме царили радость, веселье и праздник. Но за стеной болела мама. У нее было тяжелое хроническое заболевание, девочка не помнила названия болезни, зато знала ее в лицо. Мама не могла нормально двигаться, рука и нога были почти обездвижены параличом. Она не могла говорить, вместо членораздельной речи девочка всегда слышала только мычанье.
Близкие общались с мамой девочки только с помощью записок, однако девочка еще не умела читать, и ей пришлось научиться читать по губам, хотя это было очень трудно. Но самым тяжелым было видеть мамино лицо – оно было обезображено огромной опухолью, вид которой приводил людей в ужас. Девочка часто видела этот ужас, смешанный с острым и болезненным любопытством на лицах людей при встрече с ее мамой.
Взрослые, как правило, опускали глаза, но дети, существа более непосредственные, не могли оторвать взгляд от этого зрелища, кто-то показывал пальцем, призывая в свидетели родителей или друзей, кто-то смеялся, кто-то ужасался, но никто не оставался равнодушным. Девочка очень страдала из-за этого. Ей хотелось во что бы то ни стало защитить свою маму, но она была слишком мала, чтобы сражаться с несправедливостью и жестокостью людей, и ей пришлось научиться сдерживать свой гнев, свою боль и свою обиду.
Девочка пыталась найти поддержку у бабушки. Бабушка была сильной волевой женщиной, умевшей выдерживать удары судьбы. Она очень любила внучку, но ее особо беспокоили проблемы, связанные с отцом девочки – он грозился забрать дочь себе. Он хотел сделать это через суд, ведь мать девочки была тяжело больна и не могла полноценно справляться с воспитанием ребенка, главные функции родителя выполняла бабушка, которой к тому времени было около шестидесяти лет.
Боясь суда, она готовила девочку к четкому и ясному ответу на вопрос судей: «С кем ты хочешь остаться?» – «С мамой!» – должна была уверенно ответить девочка. В связи с этим девочка узнала, что папа не любил маму, издевался над ней, что он во многом явился причиной ее болезни. Отношение папы к собственной дочери также нельзя было назвать нормальным – он принес маме направление в дом малютки, когда родилась дочь.
После неудачной попытки избавиться от хлопот, связанных с ребенком, он пытался то ли отравить ее, то ли заставить постоянно спать с помощью таблеток, чтобы не «мешала». Об этом рассказывала бабушка, на глазах у которой это происходило, но страх за больную дочь и непредсказуемость зятя вынуждали ее не вмешиваться в их отношения.
Однако после того как в жесткий зимний мороз отец выкатил коляску с малышкой на балкон, прикрыв ее легким летним одеялом, мама девочки все же решилась бежать от этого человека. Она дождалась, когда он уедет в очередную командировку и, собрав небольшие пожитки, переехала к родителям.
Вопрос, зачем отец пытался забрать ребенка себе, если разными способами пытался избавиться от него, остался открытым. Но не будем погружать читателя и дальше в пугающие подробности жизни этой несчастной семьи, беды которой были во многом реальными, но иногда, возможно, и плодом измученного воображения. Скажем лишь, что все эти испытания и их последствия маленькой героине этого сюжета пришлось преодолевать в течение всей своей жизни. Автор книги знает об этом наверняка, поскольку имеет непосредственное отношение к этой истории.
Те коллизии и препятствия, те демоны прошлого и ангелы настоящего, которых встречала на своем пути эта девочка, побудили меня, дорогой читатель, рассказать о том, как детство пронизывает нашу жизнь, отзываясь эхом в самых отдаленных моментах и изгибах судьбы; о том, как оно взывает к справедливости и любви, и о том, как оно испытывает нас на прочность, выковывая наш характер и нашу личность.
Куда уходит детство…
Вот уже много лет я консультирую людей, которые обращаются с разными психологическими проблемами. Как правило, люди жалуются на плохие отношения с родственниками, супругами, детьми или их тревожит будущее – потеря работы, стабильности, страх одиночества. Но постепенно человек открывается, и становится понятно, что главная проблема – это он сам и его отношения с жизнью.
Человеку кажется, что его жизнь зашла в тупик, все безвозвратно потеряно, и он уже ничего не может изменить; в результате он опускает руки и плывет по течению в надежде, что хуже не будет. Но часто бывает все хуже и хуже, возникает глубокое чувство уныния, глухого отчаяния, обиды на жизнь, на судьбу. И, тем не менее, человек продолжает работать, выполнять необходимые требования близких, встречается с друзьями, ездит отдыхать – в общем, внешне живет вполне обычно, как все.
Когда такой человек приходит за помощью, то за всеми его жалобами и недовольством можно увидеть главное – растерянность, страх, одиночество и огромную потребность в поддержке и участии. Но было бы наивно полагать, что достаточно предложить человеку эту поддержку, и его проблемы решатся сами собой. Очень часто человек сам не осознает, в чем именно он нуждается.
Ему трудно признать свою уязвимость, незащищенность перед трудностями жизненного пути, ему хочется выглядеть сильным и успешным, и он цепляется за эту внешнюю оболочку любой ценой. В результате возникает гигантская разница между внутренней реальностью человеческой души, доступ к которой становится все сложнее и сложнее, и внешними атрибутами, масками «состоятельности», которыми человек повернут к миру.
Это состояние хорошо изучено в психологии: речь идет о расколе целостного бытия человека, о разобщенности, рассогласованности изначального некогда единства сознательной и бессознательной части психики, которые в идеале призваны находиться в гармоничном взаимодействии, дополнять друг друга, являя тем самым всю неповторимость и уникальность человеческого бытия.
Предпосылки этого печального явления закладываются в детстве. Различные детские травмы, холодность родителей или длительная разлука с ними, жестокость воспитателей, учителей, трудности коммуникации в детской среде и отсутствие поддержки со стороны взрослых – все это серьезно влияет на будущую жизнь человека, закладывая в его характер кирпичики неуверенности, тревожности, пессимизма, эгоцентризма, а если говорить глобально – страха перед жизнью.
Многие мне возразят: разве трудное детство – это приговор? Сколько успешных и замечательных людей имели трудное детство, и это не помешало им достичь больших высот в жизни. «Каких именно высот?» – спросим мы. Часто для того, чтобы добиться в жизни одного, нам приходится жертвовать другим. Все упирается в наш собственный выбор и нашу ответственность за него.
Но не будем отходить от темы, скажем лишь, что детство – это крайне важная пора, когда в психике и душе человека формируются основы и способы человеческого бытия, и роль родителей и близких взрослых в этом процессе трудно переоценить. Не будем спорить с возможными критиками, а предложим вам, дорогой читатель, историю одной женщины, обратившейся за помощью, и вы сами решите, как отнестись к роли детства в нашей жизни.
Назовем эту женщину C. Ей было чуть больше сорока, и уже несколько лет она была в разводе. Все ее попытки построить личную жизнь заканчивались провалом. У нее была дочь, подросток четырнадцати лет, но это не спасало женщину от одиночества. Частые приступы отчаяния и тоски, с которыми она уже не могла справиться усилием воли, побудили ее обратиться за помощью к психологу. Она связывала эти приступы с отсутствием мужчины в ее жизни, все партнеры покидали ее рано или поздно.
С. отчасти винила себя в том, что не научилась быть «настоящей женщиной», отчасти была обижена на судьбу, на мужчин. Опыт подсказывал мне, что жалобы С. являлись только вершиной айсберга, истинные же причины ее плохого самочувствия еще предстояло найти. На первой встрече я предложила С. нарисовать несуществующее животное.
Есть такой замечательный проективный тест РНЖ – рисунок несуществующего животного, который позволяет проникнуть чуть глубже уровня сознания человека, отражая некое внутреннее глубинное ощущение собственного «Я», часто не совпадающего с осознаваемым. Человек рисует на листе бумаги образ, по которому можно судить о неблагополучных зонах отношений этого человека с самим собой и с миром.
Этот рисунок показывает то, что сознание человека блокирует. Например, внешне уверенный в себе мужчина средних лет может нарисовать только голову с разинутой пастью, наполненной зубами. Это будет означать с большой вероятностью, что в реальной жизни он делает акцент только на умственной деятельности, а контакта с собственным телом у него практически нет. Кроме того, будет виден уровень подавленной агрессии (зубы, пасть). На основании таких тестов нельзя делать окончательных выводов, однако определить линии поиска проблемы вполне возможно.
«Это немного детское задание, – сказала я, – отпустите свою фантазию, наверняка вы делали что-то подобное в детстве». Она нарисовала нечто аморфное, темное, похожее на кляксу, у этого существа не было рта, ушей, были только огромные испуганные глаза. Это бедное создание, следуя за фантазией С., «жило в болоте, далеко от других живых существ, оно не знало, в каком отвратительном месте оно живет, но если бы знало – погибло бы от ужаса».
Вот, оказывается, как привлекательные женщины могут ощущать себя и мир в глубине души! Надо сказать, что внешне С. была крайне интересна: яркие выразительные глаза, пышные густые волосы, чувственные ярко накрашенные губы, статная, умная, воспитанная. Так не вязался ее внешний облик с тем жалким несчастным испуганным существом, которое родилось из глубин ее психики!..
Естественно, я поинтересовалась, каким было ее детство и что она помнит о нем. «У меня было обычное нормальное детство. Папа был военным, поэтому мы жили в военном городке. Мама тоже работала. У меня есть младший брат, отношения в семье как у всех, ничего особенного», – сказала она равнодушно, будто говорила о ком-то постороннем.
К следующей встрече я попросила ее найти фотографию детского периода. Задание заключалось в том, чтобы она выбрала такой свой детский снимок, который эмоционально бы затронул ее, вызвал какие-то чувства к девочке, изображенной на фотографии.
Через неделю С. опять удивила меня. «Ничего, кроме раздражения, эта девочка у меня не вызывает», – сказала она, показывая мне фото прелестного маленького ребенка. Надо напомнить, что у С. была дочь, которую она нежно любила, и заподозрить ее в черствости и холодности я не могла.
Меня осенила догадка: «Скажите, а кто таким же образом относился к вам, когда вы были маленькой?» С. долго молчала, затем сказала: «Мама! Насколько я знаю, я родилась не вовремя, родители не планировали ребенка. Я чувствовала, что к родившемуся через несколько лет брату, которого мама хотела и ждала, было совсем другое отношение. Я всегда была при нем. Даже сейчас, когда мы оба повзрослели, он все время требует помощи от меня, и мама обижается, когда я не могу ему помочь». Я чувствовала, что мы подошли к важной теме в жизни С.
На следующей встрече я спросила ее о том, какие эмоционально сильные, яркие воспоминания детства всплывают в ее памяти. «Мне было тринадцать лет, когда я узнала, что мои родители уезжают на два года в другую страну. Они брали с собой моего брата, но меня взять не могли. Было решено, что я буду это время жить в небольшом городе у дальней родственницы, которую я плохо знала.
Я чувствовала себя ужасно, когда узнала об этом. Я надеялась, что меня тоже возьмут в конце концов, но чуда не произошло. Помню, как всю ночь перед их отъездом я плакала и целовала мамину спину». «Спину?» – переспросила я. «Да, мы спали в ту ночь вместе. Мама спала, повернувшись ко мне спиной», – сказала она грустно и как-то отстраненно. «Погодите! – остолбенела я. – Представьте, что Вам по каким-то причинам приходится уехать на два года далеко, вы спите всю ночь рядом с собственной дочерью, которую вы завтра утром покинете на долгий срок.
Как вы будете спать с ней рядом?» Она задумалась и вдруг обхватила себя руками, будто бы крепко обняла. «Вот так!» – сказала она, и глаза ее наполнились слезами. «Вот так крепко обхватите эту девочку, которая живет внутри вас, которой пришлось пережить все это, и не отпускайте ее до тех пор, пока она не успокоится и не поверит, что находится в безопасности! – сказала я. – Вы почувствуете этот момент, она не даст вам ошибиться».
Через неделю С. пришла вновь. Ее глаза сияли, лицо излучало спокойную радость. «Это просто чудо, – сказала она. – За все это время, пока мы не виделись, я ни разу не испытала тоски и депрессивных состояний, хотя поводов было достаточно. Теперь, как только я чувствую, что меня что-то ранит, выбивает из колеи, я мысленно обнимаю мою малышку, и нам с ней сразу становится спокойно и легко, а моя душа наполняется любовью и благодарностью. Мы теперь вместе, и я ее больше никогда не покину!»
Дальнейшая работа была легкой и быстрой. Мы с С. поняли, что ее отношения с мужчинами разрушались именно оттого, что она хотела получить не мужскую, а родительскую любовь, она нуждалась не в мужчине, а в родителе. Это довольно трудная задача для мужчины, который строит отношения с красивой взрослой женщиной, а на деле оказывается, что перед ним маленькая испуганная девочка, нуждающаяся в родительской любви.
«Теперь у этой девочки есть вы, такая взрослая и надежная, и ей не обязательно искать поддержку других людей, чтобы чувствовать себя любимой и защищенной», – сказала я. И мы решили, что впредь отношения с противоположным полом будет определять та взрослая, умная, ответственная женщина, которой она и являлась во внешней жизни.
Через короткое время С. научилась чувствовать те ситуации и обстоятельства, в которых ее внутренняя маленькая девочка начинала бояться и страдать. С. стала для этого ребенка настоящей надежной, любящей мамой, которая всегда приходит на помощь.
В качестве награды ее женственность расцвела, и личная жизнь стала быстро налаживаться. В течение нескольких последующих лет периодически я получала звонки с благодарностью от С. «Оказывается, после сорока лет жизнь только начинается, и я абсолютно счастлива», – спокойно и уверенно говорила эта женщина.
Дорогой читатель, здесь стоит сделать некоторое отступление и ответить на резонно возникающий вопрос: что за странный метод – искать в себе кого-то, кем я не являюсь? «Я есть я, – скажет любой здравомыслящий человек, – почему во мне еще кто-то должен быть?» Это удивление, а порой и возмущение вполне понятно. В самом деле, зачем запутывать действительность?
Но возможно ли в попытке понимания сложных явлений этой самой действительности использовать простые методы? В науке это называется редукцией – упрощением, снижением уровня проблемы. Любая сфера познания, любая научная дисциплина веками нащупывала, формировала адекватные предмету исследования методы изучения. Эти научные подходы глубоко интегрированы в культуру и вызывают у общества уважение и интерес.
Никому не приходит в голову объяснять короткое замыкание плохой погодой – физика предложит более точное объяснение; любые нарушения нашего здоровья мы доверяем медицине, а не своим домыслам или интуиции. Считается, что практически во всех областях знания, за исключением психологии, существует компетентное мнение ученых.
Это исключение вполне понятно – ведь человек имеет дело с психологией почти двадцать четыре часа в сутки. Работа его памяти, способность осознавать, воспринимать, анализировать, общаться, воспитывать и так далее – все это и есть психология.
Еще Фрейд в своих письмах к Альберту Эйнштейну выражал глубокую досаду на то, что любой человек в той или иной степени считает себя психологом, полагаясь в вопросах данной науки в основном на себя, свой опыт и свое мнение, а вовсе не на мнение экспертов в данной области.
Однако современные психологические исследования показывают, что психика человека – это сверхсложная система, в которой есть уровни, слои, структуры, и лишь некоторые из них осознаются человеком. Психологическое здоровье и целостность личности напрямую связаны с качеством осознания человеком своих внутренних психологических составляющих и гармоничностью соотношения этих частей.
Не вдаваясь в подробности, коротко поясним: взаимодействие с собственным сознанием мы осуществляем через слово, мы просто можем говорить с собой. Однако язык бессознательного, то есть более глубинных слоев психики, лежащих ниже уровня сознания – это образ, символ.
Нам будет недостаточно «поговорить» с собой, чтобы воздействовать на глубинные уровни нашей психики, пытаясь помочь себе или лучше понять себя. Нам придется использовать образы, звуки, движения. Вспомните свои ощущения, когда вы смотрите на произведения искусства, живописи, слушаете великую музыку… Вас охватывает состояние, затрагивающее что-то сокровенное, и это часто трудно выразить словами.
Надо подчеркнуть, что наши глубинные пласты психики не только воспринимают что-то извне, они также могут что-то «говорить» нам о нас самих, о том, что происходит в нашей глубине. И язык этот будет всегда метафоричен. Именно с этой особенностью психики и связаны методы психологии, опирающиеся на некоторое образное представление.
В нашем случае образ «внутреннего ребенка» – это своего рода «дверь» в мир нашей памяти, а вовсе не раздвоение личности. Это возможность прикоснуться к забытым, вытесненным, иногда болезненным, травмирующим переживаниям, которые мы испытывали в детстве, но которые остались в потаенных уголках нашей психической реальности. Взаимодействуя с этим образом, мы получаем доступ к той части нашей души, которая обычно незаслуженно забыта, но об этом мы будем еще не раз говорить более подробно в следующих главах.
Надеюсь, читатель не соблазнится кажущейся легкостью описанной выше работы. Мужество, огромная внутренняя мотивация и ясный ум нашей героини были залогом быстрого, но отнюдь не легкого успеха.
Мне бы хотелось выразить свое восхищение теми многочисленными клиентами, кто посмел идти по этому пути и вышел к глубочайшей встрече с самим собой, с собственной судьбой и собственной жизнью. Однако эмоции не должны уводить нас, дорогой читатель, от анализа тех важных механизмов, которые мы попробуем разобрать на примере С., а для этого нам понадобится спокойная вдумчивость и сосредоточенность.
Представим себе маленькую девочку и мир, окружающий ее. Младший брат, очевидно, был центром семьи. Львиная доля тепла, внимания и заботы были отданы ему. Маленькая С. не знала, что может быть иначе, однако она чувствовала смутную несправедливость, одиночество и боль.
Но как обойтись с этими болезненными, негативными чувствами, которые мешали жить обычной детской жизнью, ребенок не знал, да и не должен был знать. Как сказала мне одна моя пациентка, работающая с тяжело больными детьми: «Меня поражает, насколько ребенок может приспособиться к чему угодно, к самым ужасным условиям жизни, которые трудно даже вообразить взрослому человеку!»
Да, дети и вправду удивительно адаптивны. Но какую цену они платят за эту адаптивность! Одна учительница, работающая в реабилитационном центре, рассказала мне о мальчике, которого вместе с небольшой группой детей привезли к ним из детского дома для курса реабилитации. В этот центр часто привозили детей из интернатов и детских домов на несколько месяцев, в течение которых учителя и воспитатели пытались восполнить пробел в образовании и в развитии творческих способностей.
Многие дети прошли эту программу, но этого мальчика там не забудут никогда! Он чудовищно ругался, был крайне агрессивным и грубым. Однажды учительница услышала в коридоре страшные крики мальчишек. Это был не просто шум мальчишеской потасовки, это были крики настоящей отчаянной мужской драки! Она выскочила в коридор и помчалась на звук.
То, что она увидела, ужаснуло ее – этот мальчик дрался так, будто должен был или победить, или умереть! Она инстинктивно схватила его в охапку, прижала его голову к своей груди, обхватила его плечи руками и, плотно прижав к себе, запричитала: «Мой мальчик! Мой бедный мальчик! Все пройдет, все будет хорошо, вот увидишь!» Она повторяла и повторяла эти слова, крепко держа в объятиях мальчика, отчаянно брыкавшегося и пытающегося высвободиться из ее объятий.
Какое-то время он был как натянутая тетива, и вдруг обмяк и зарыдал. Он зарыдал так горько, так отчаянно, что она зарыдала вместе с ним. Они не говорили друг другу ни слова. Слова были и не нужны. После этого происшествия мальчик переменился, он перестал ругаться, обижать окружающих, стал спокойнее и уравновешеннее.
Будто те боль, отчаяние и обида, что жили в нем всю его недолгую детдомовскую жизнь, вышли из него благодаря встрече с этой мудрой женщиной, которая не отчитала его, но обняла и поняла. Надо оговориться, что учительница действовала не из соображений профессиональных навыков или психологических знаний, ценность которых сама по себе очень важна. Она действовала интуитивно, из глубины своей любви и сострадания, которые пробили броню защит ребенка и привели к такому ошеломительному результату!
В данном случае уровень адаптации мальчика был на пределе, он уже не мог загнать свои негативные чувства вглубь, и они выплескивались грубостью и агрессией.
Но этот случай, конечно же, не норма. Как правило, ребенок внешне живет вполне нормально, его окружают обычные взрослые люди, у которых нет цели и задачи испортить ребенку жизнь. Но эта жизнь состоит из деталей и мелочей. Взгляд, интонация порой говорят значительно больше, чем слова. Вспомните маму, повернувшуюся спиной к собственной дочери, которую она через несколько часов покинет на целых два года!
Не будем судьями взрослым людям, которые часто невольно причиняют боль своим детям. Но будем адвокатами многим маленьким детям, которые отвечают на черствость, холодность, невнимательность взрослых чувствами обиды, боли, страха и злости! Реакцию взрослых на эти детские чувства легко предугадать – «Как тебе не стыдно!», «У тебя нет совести!», «Я так стараюсь, а ты такой неблагодарный!».
То есть взрослые видят в поведении ребенка в основном проявления его скверного характера, не осознавая, что очень часто за этими проявлениями лежат негативные переживания, порожденные самими взрослыми. Но речь идет не о любви как таковой, не о потребности быть рядом с родителями, что само по себе является основой нормального детского развития.
Речь идет именно о чувствах, переживаниях, если хотите, о волнах на поверхности воды. Но эти волны трактуются взрослыми как недопустимые, не имеющие права на существование. В ответ взрослые часто ставят под сомнение само существование этого «водоема», если мы позволим себе развернуть эту метафору.
И тогда ребенок гасит эти волны, чтобы сохранить связь со своими родителями, но энергия этих волн уходит вглубь, внутрь водоема. Каким образом она будет трансформирована, об этом мы расскажем позже. Пока зафиксируем тот факт, что ребенок, находящийся в эмоционально трудных обстоятельствах и не получивший искренней поддержки и понимания близких взрослых, учится блокировать, вытеснять свои негативные переживания.
Именно так поступила и наша маленькая С. – она стала блокировать неприятные, болезненные чувства, время от времени переполнявшие ее. Она вытесняла обиду на маму, которая использовала ее в качестве помощницы по уходу за братом, она вытесняла ревность к брату – довольно трудно ухаживать за братом без любви, с переполненным ревностью и завистью сердцем.
И еще много чувств она вытесняла, не позволяя им выйти наружу. Но парадоксальным образом эти чувства пытались вернуться в сознание, ибо, чем сильнее мы блокируем тот реальный негативный опыт, который испытываем, тем мощнее он пытается пробиться к нашему сознанию. Если это не удается сделать напрямую, эта негативная реальность изменяет свой облик, набрасываясь на нас различными симптомами, паническими атаками, депрессиями или тоской.
«Но ведь ребенок должен любить своих родителей!» – справедливо возмутится читатель. «Да, должен!» – согласимся мы. Но ребенок – существо искреннее, цельное, еще не расколотое ложью условностей и приспособлений к сложностям жизни. Он чувствует то, что чувствует, и переживает это всем своим существом.
Утром он может нежно обожать своих родителей, а вечером злиться на них, и это совершенно нормально, потому что это всего лишь его чувства, его ответ на конкретную реальную ситуацию жизни. Это еще не показатель уровня нравственности или безнравственности, к которой порой апеллируют требовательные родители.
Я, к большому сожалению, часто вижу взрослых, на первый взгляд вменяемых и неглупых людей, обижающихся на собственных детей, которым не исполнилось еще и пяти лет. Это настолько же нелепо, насколько бессмысленно. Можно сказать жестче – эти родители еще сами являются детьми в личностном плане и потому воспринимают детей как конкурентов в тех или иных обстоятельствах.
Такие отношения крайне негативно влияют на психику детей, оставляя в них ощущение глубинного одиночества, неуверенности и страха перед жизнью.
Как же разобраться в этой сложной коллизии? Где тот золотой баланс между вызовами жизни, ее требованиями, сложностями, на решение которых тратится львиная доля жизни родителей, и обеспечением безопасной, чуткой, доброжелательной атмосферы, в которой должен формироваться ребенок?
Ответ на этот вопрос и сложен, и прост одновременно. Мой профессиональный опыт показал, что родитель должен научиться разделять и в себе, и в ребенке два уровня – более глубинный и более поверхностный. Тот, что в глубине (можем назвать его условно «КТО»), являет собой все то главное, сущностное, что представляет из себя человек. Более поверхностный (условно назовем его «КАК») – это то, каким образом реагирует человек на различные обстоятельства и вызовы жизни.
В сердце любого родителя, несмотря на все его ошибки и промахи в отношении своего ребенка, живет незыблемое чувство любви к нему. Однако особенности характера, привычки, стереотипы, собственные желания, шум внешних обстоятельств и другие атрибуты того самого «КАК» часто заглушают этот голос. И тогда связь сердца с сердцем, души с душой рвется, уступая место эгоцентризму, обидам, претензиям с одной стороны, одиночеству, страху, чувству вины – с другой.
Часто психологи дают правильный и простой совет родителям, обратившимся за помощью. «Не важно, сколько времени вы проводите со своим ребенком, важно лишь то, как вы это делаете! Насколько включенным и искренним вы можете быть в общении с ним. Ребенок – не приложение к ужину, газете или телевизору. Вы должны встретиться с ним глаза в глаза, улыбка в улыбку, интерес в интерес.
Найдите какую-то игру, которая и вам была бы интересна, и поиграйте с ребенком так, чтобы вы оба получили от этого радость и удовольствие. Тогда ваш сын или дочь не будут ощущать себя обузой. Они почувствуют, что тоже нужны вам, что вы рады им, что вам интересно с ними.
Это лучший залог для подлинной встречи с собственными детьми!» Почему этот совет так важен для нас, когда мы говорим о негативных чувствах ребенка? Дело в том, что не только радость может быть совместной. Совместными могут быть и горе, и печаль, и другие тяжелые, негативные переживания. Когда взрослый спокойно и мудро относится к негативным всплескам ребенка, когда он показывает малышу, что ничто не может нарушить той главной глубинной связи, которая есть между ними, то и ребенок перестает бояться своих негативных эмоций, легко преодолевая их.
Как-то ко мне в гости приехала семья с трехлетним малышом. Пришло время нам с отцом семейства поговорить о деле. Мама в это время пыталась отвлечь ребенка играми, чтобы он не мешал беседе. Мы увлеклись разговором, и малыш начал уставать. Он стал капризничать, вредничать, бросать карандаши, отказываться рисовать. Он все хныкал и хныкал: «Не буду! Не хочу!» На любое предложение мамы, пытающейся его отвлечь и переключить внимание, он топал ногой – «Нет! Нет!».
Я внимательно посмотрела на ребенка. Он устал, все время тер глаза, явно хотел спать, одновременно ему было скучно, он хотел нашего внимания. Короче говоря, ему было плохо. Я так и сказала ему: «Я вижу, тебе плохо. Это очень грустно!» Он на минутку перестал хныкать, а потом сказал уже менее уверенно: «Нет!» – «Тебе хорошо?» – спросила я. Он молчал.
«Нет, по-моему, тебе скучно, и ты устал». Он ничего не ответил, но как по мановению волшебной палочки перестал хныкать и капризничать. Через пять минут мама отнесла его в кресло, где он заснул мирно и спокойно.
От этого мимолетного наблюдения попробуем перейти к значительно более драматической истории нашей маленькой героини С. Если бы тогда, перед своим отъездом, мама сказала своей дочери: «Моя дорогая девочка! Мне так хочется взять тебя с собой! Но есть обстоятельства, которые выше моих возможностей и желаний!
Нам придется расстаться на долгое время, но я буду очень горевать, ведь я так люблю тебя! Я знаю, что тебе тоже будет не сладко, но мы будем вместе преодолевать это – я там, куда мне придется уехать, а ты здесь, на родине!»
Формально это ничего не изменило бы, им все равно пришлось бы расстаться, и наша героиня ждала бы родителей те же два года в далеком провинциальном городке. Но эта девочка почувствовала бы, что мама вместе с ней, что она чувствует то же самое, и тогда это стало бы более преодолимо. Тогда бы осталась боль разлуки, но не было бы глубокого одиночества и чувства покинутости, поселившихся в ее сердце на долгие годы.
Вспомним два уровня внутренней жизни человека: «КТО», то есть некую незыблемую, неустранимую, сущностную инстанцию, некую квинтэссенцию человека, и его «КАК» – те привычки, стереотипы, навыки, черты характера, – иными словами, совокупность разнообразных форм поведения, посредством которых человек, как правило, и обращен в мир.
Оба этих уровня чрезвычайно важны для осуществления полноценной человеческой жизни. Однако если происходит перекос в сторону «КАК», то человек теряет глубинную связь со своим «КТО». Иными словами, он теряет связь с точкой опоры своего существования, из которого, собственно, любое «КАК» и произрастает. Перефразируя знаменитое выражение Фридриха Ницше: «У кого есть ЗАЧЕМ жить, тот может вынести любое КАК!» – можно было бы сказать следующее: «Если есть „КТО“, то с любым „КАК“ можно справиться!»
Когда родитель способен к встрече со своим ребенком на уровне «КТО», то есть когда он искренне, уважительно относится к ребенку как к отдельной личности, а не как к собственному продолжению или приложению, то тогда и ребенок вместе со взрослым узнает это свое «КТО».
Иными словами, он видит себя отраженным в зеркале взрослого отношения к нему. Мы как бы говорим нашим детям: «Ты являешься ценностью сам по себе, совершенно не важно, хорошо ты сделал уроки или убрал комнату. Мне важно, что ты – есть!»
Однажды я попросила одного папу рассказать о своей дочери, которая в тот момент переживала тяжелый кризис переходного возраста. Я задала ему вопрос: «Какой была ваша дочь, когда она была маленькой?»
Ответ был и очень показательным: «Она была послушной!» – «Вы говорите о том, какой она была для Вас. А я спросила Вас о ней самой», – уточнила я. Мужчина растерялся и не нашелся, что ответить. Этот очень простой и частый пример того, как взрослые относятся к своим детям: как к удобному приложению, как к проекту, как к обузе и так далее.
Но если взрослому удается передать иное отношение к ребенку, если он способен увидеть в нем уникальность и неповторимость Божьего замысла, то тогда мы смело сможем сказать: «Да! Этот родитель любит своего ребенка безусловной любовью!» И это значит, что ребенок вынесет из такого опыта общения бесценный дар – встречу с самим собой, ощущение ценности собственной жизни, доверие к собственным родителям и, как следствие, – отсутствие страха перед жизнью.
Именно это фундаментальное основание бытия – одна из важнейших опор жизни – было потеряно у нашей героини С. в ее далеком детстве. И задачей работы было не восстановление тяжелых событий детства, а встреча с этой маленькой девочкой, которая не потерялась в лабиринтах времени, а жила в душе, в сердце нашей взрослой героини.
Нашей задачей было понять этого ребенка и помочь ей пережить боль и страх, с которыми она тогда не смогла справиться в одиночку. И когда это произошло, когда расколотый в детстве мир был собран в целостное пространство, тогда все встало на свои места: ребенок обрел любящего понимающего взрослого, взрослый обрел благодарного и радостного ребенка, женщина стала женщиной в полной мере и обрела свое долгожданное женское счастье.
Родители, или Потерянный рай
Для многих взрослых людей воспоминание детства похоже на приятную, хотя и бессмысленную игру, до которой редко доходят руки. Когда все дела сделаны, а время еще осталось, можно сесть в удобное мягкое кресло, достать из дальнего угла старый потертый сундук памяти и, раскрыв его, обнаружить на дне несколько скомканных воспоминаний.
Их приятно держать в руке, можно, разгладив складки, рассмотреть что-то забытое, вспомнить что-то дорогое… А потом, бросив взгляд на часы, быстро сложить эти обрывки обратно и забыть. Зачем бередить воспоминания, ворошить прошлое, ведь оно так далеко от нас сегодняшних! Наше настоящее бережно пригнано к нам, как хорошо сшитый костюм – и модно, и удобно, и презентабельно…
В сознании подавляющего большинства людей представления о своей жизни и о себе соотносимы с учебниками истории – вектор времени неустраним. Сорок лет назад я пошел в детский сад, спустя тринадцать лет я закончил школу, это было, когда мои родители развелись. Через восемь лет я женился, затем у меня родился сын… И так далее, и тому подобное.
Эту жизнь можно изобразить как длинную горизонтальную линию, на которой мы ставим зарубки, отмечаем рубежи значимых событий. И точка, из которой мы делаем это – вспоминаем прошлое или планируем будущее, – является центральной для нас. Это наше настоящее, полное забот, задач, вызовов жизни. Здесь нет времени и места давно ушедшим в прошлое событиям.
Однако человек – не горизонтальная линия. Его жизнь не линейна, ее нельзя развернуть, как свиток, разделив на части. Значимые факты, этапы развития, безусловно, существуют, их можно определить, зафиксировать, отнести к конкретному временному промежутку, однако этим нельзя исчерпать той внутренней реальности, которая определяет нас и нашу жизнь.
Помните игрушку матрешку? В одной большой и красивой матрешке, когда вы открываете ее, скрыта другая, такая же, только поменьше, а внутри еще одна, и еще… Так вы открываете одну за другой, много раз, пока доберетесь до той крошечной, едва заметной куколки, которую уже нельзя раскрыть, потому что она – последняя.
Так и наше детство, значимые события, люди, оставившие глубокий след в нашей жизни, все, что было дорого и любимо нами, – все это внутри нас, а не только в прошлом. Этот сокрытый мир может стать нашим даром, богатством и опорой, а может стать нашим проклятием, болью и тюрьмой.
О том, как сделать правильный выбор и как превратить наше прошлое в творческий ресурс для нашего настоящего, мы и поговорим в этой главе.
Начнем опять с той девочки, что жила на восьмом этаже обычного московского дома…
Я думаю, дорогой читатель, вы догадались, что та история не заимствована из чужой жизни. Это история моего детства, живым свидетелем и участником которого осталась только я. Поэтому позволим себе, никого не тревожа, прикоснуться к этим драматическим событиям и понять их далеко идущие последствия.
Напомню, моя мама была тяжело больна, когда я родилась. Отец не был рад моему появлению. Не думаю, что он не испытывал чувств ко мне, полагаю, что заботы и трудности просто взяли верх, когда он предложил маме отдать меня на время в детский дом. «Она подрастет немного, а ты тем временем поправишься. Тогда мы заберем ее домой», – сказал он жене и уехал в очередную командировку.
Маме было очень трудно справляться с грудным ребенком; ее мама, моя бабушка, и родная сестра, моя тетя, были бы рады помочь, однако папа был категорически против этой помощи. Что происходило между моими родителями, никто не знал, но после очередного инцидента мама не выдержала и, собрав меня в охапку, сбежала к своим родителям, моим бабушке и дедушке.
Отец, вернувшись из командировки (а был он журналистом и по тем временам часто уезжал по городам и весям) и обнаружив пропажу, не забил в колокола, а, насколько я знаю, просто исчез на время из нашей жизни. Однако примерно год-два спустя дома пошли разговоры о том, что он хочет через суд забрать дочь себе. Я плохо помню этот период, но огромная тревога и страх, исходившие от мамы и бабушки, сохранились в памяти.
Первой ласточкой последствий был мой нервный тик, начавшийся после единственного визита отца в детский сад, куда я стала ходить. Правда, на этом его попытки увидеть собственную дочь закончились, прервавшись однажды смешным и грустным эпизодом. Я с подругами играла на школьном дворе, нам было по восемь лет, подошедший к школьной ограде мужчина средних лет спросил: «Кто из вас Наташа?»
Я до сих пор помню боль, стыд и обиду. Именно эти чувства описывают мне и мои пациенты, которые пережили подобный опыт встречи со своими отцами после большой разлуки. Ясно, что и отцам трудно в этой ситуации, они растерянны, не знают, как себя вести, и так далее. Но мы все же будем на стороне детей, которые оказались невинными маленькими жертвами взрослых драм и трагедий. «Как же так, – обиженно думала я, – неужели нельзя было отозвать меня в сторону, зачем же при всех задавать такой дурацкий вопрос?..
Он даже не узнал меня, – что-то болезненно сжалось у меня в груди, – неужели я совсем не похожа на него?» Разговор не получился, игра остановилась, девочки растерянно замерли, мужчина постоял молча и ушел, я пришла домой и расплакалась. Через год мы уехали из этого района Москвы. Я уверена, что этот переезд был связан с желанием родных увезти меня подальше от отца.
Жизнь текла своим чередом, мы стали жить очень близко от моей тети и ее мужа. Я гордо говорила всем, что у меня исключительная ситуация: у меня две мамы – моя мама и моя тетя, и один папа – мой дядя. Эта находка устроила всех – у тети не было детей, и я практически росла в двух семьях. Однако болезнь мамы прогрессировала, и к моим двенадцати годам она находилась в тяжелейшем состоянии, плохо совместимом с жизнью. Именно эта безнадежность ситуации побудила врачей рискнуть и сделать практически невозможное: удалить опухоль вместе с нижней челюстью.
Такие операции в те времена были исключительной редкостью, но чудесным образом мама выжила, и угрозы жизни больше не было. Не будем погружать читателя в чудовищные детали обыденной жизни человека, оказавшегося в такой ситуации, но поклонимся мужеству и стойкости этой женщины, научившей меня любить и ценить жизнь, несмотря ни на что!
Итак, за всеми этими жизненными перипетиями тема отца и вовсе растворилась за горизонтом. Я всегда испытывала удивление, недоумение и даже досаду, когда кто-то выражал мне соболезнования по поводу того, что я выросла без отца. Я с гордостью кивала на мужа моей тети, которого всю свою сознательную жизнь называла дядей. Там, поверьте, было чем гордиться – физик и лирик, ученый и поэт, блестящий представитель славных шестидесятых прошлого века!
Только много лет спустя, когда я стала взрослой, а за спиной уже были собственные серьезные испытания, я поняла, наконец, что отец – это не тот, кто остался на школьном дворе, так и не сумев заговорить с собственной дочерью. Этот тот, чья кровь течет в моих жилах, тот, кто передал мне свои таланты, свои черты, надежды, страхи, свою буйную и творческую натуру, которую, возможно, сам не сумел реализовать.
Это глубокое переживание, которое открылось мне, заставило меня страдать. Ведь мир, который я выстроила, защищал меня от этой боли, с которой мне не хотелось встречаться. Но я чувствовала, что больше нельзя прятаться, пора посмотреть правде в глаза.
Я никогда не произносила слова «папа». Он никогда не звонил, не писал. Я страдала от того, что он не помнил обо мне, что я не интересовала его. Мне казалось, что он живет своей жизнью, в которой мне места нет. Это вызывало во мне боль, обиду и злость, и все же огромное желание знать – любит ли он меня, нужна ли я ему? Эти чувства понятны любой девочке, которая выросла без отца, но от этого они не становятся менее болезненными. Все эти чувства были адресованы тому, кого нет, тому, кто ничего о них не знает. Их некому было отдать, не с кем было разделить, они жили внутри меня. И как змея кусает свой хвост, так и я кружилась в замкнутом круге этих тяжелых переживаний.
Мне повезло: в этот период моей жизни рядом со мной оказались мои друзья-психологи, которые очень меня поддерживали. Благодаря им я решила выйти из этого замкнутого круга.
Я знала, что в одном из последних номеров очень популярного в те времена журнала вышла большая статья моего отца. После долгих поисков, благодаря интернету, я нашла этот текст. Две недели я не могла начать читать его. Мне было страшно. Но я знала, что не сверну, что обратной дороги нет. Я должна была встретиться со своим отцом, и тогда для меня это была единственная возможность.
Когда я начала читать этот текст, я почти ничего не видела от слез. Я искала там что-нибудь о себе и своей маме, но так и не нашла. Конечно, эта статья была не автобиографичной, это был очерк о людях, не нашедших себя в перестройку, оказавшихся выбитыми из седла привычного уклада жизни. Но я с детским упорством искала свои следы в этом тексте до самой последней строчки. Но нашла я там совсем другое!
Я нашла его самого! Слог, ритм, пульс, дыхание этого текста совпали с моими. Я вдруг узнала в них мой ритм, мой пульс, мое дыхание. Я встретилась со своим отцом в этом тексте, я поняла, что получила от него в наследство, – и мне это понравилось. Впервые в жизни я сказала слово «папа», когда мне было тридцать пять лет.
Я уверена, и мои профессиональные наблюдения это много раз подтверждали, – подобный опыт что-то необратимо меняет в глубине нашей души. Это не просто озарение, освобождение, принятие. Это возвращение! Возвращение целостности, встреча с какой-то очень важной частью себя, потерянной на долгое время в лабиринтах жизни. Попробуем пояснить этот тезис.
Вернемся к моей истории, но посмотрим на нее как бы со стороны. Маленькая девочка переживает разрыв с отцом. Этот разрыв происходит тогда, когда собственного образа отца у ребенка еще нет. Он формируется, лепится другими людьми – близкими, родными, но испуганными и пострадавшими. Этот образ очевидно негативен – бросил, не звонил, забыл.
Простым и ясным критерием того, что отец в сознании ребенка запечатлен враждебным, опасным, пугающим, является нервный тик, который появляется сразу после встречи с отцом. Так нервная система сигнализирует о сильном испуге, болезненном переживании. Моя память сохранила единственный кадр этого эпизода, прихода папы в детский сад: я очень испугана, сижу на корточках, забившись под стол, а меня ищет воспитательница, чтобы подвести к мужчине, стоящему у входной двери.
Обратите внимание, мужчина только вошел, он еще ничего не сказал, ничего не сделал, но страх и опасность уже живут внутри ребенка, влияя на его поведение и реакции. Этот стереотип уже запечатлен сознанием, врезался в память, остался в душе. Проходит время, увеличиваются расстояния, фактической опасности больше нет, отец все больше превращается в номинальную фигуру, тающую в прошлом.
Но отец – это не просто дядя, память о котором можно стереть, уничтожив общие фотографии и поменяв фамилию. Это голос крови! Это поворот головы, улыбка, жест, почерк… «Ты весь в своего отца», – выкрикивают в ссоре своим сыновьям одинокие матери, пытаясь побольнее ранить. «Ты врешь! Я ни за что не буду на него похожим», – сжав зубы от ненависти, отвечают обиженные мальчики, становясь все больше похожими на своих исчезнувших отцов. Что может быть ужаснее этой перепалки!
«Ни за что я не буду на него похож» – это значит, я не возьму того, что он дал мне в наследство, что УЖЕ есть во мне, что УЖЕ течет в моих жилах, то есть Я НИКОГДА НЕ ПРИМУ СЕБЯ ДО КОНЦА, все то, что связано с отцом во мне, будет выжигаться, табуироваться, уничтожаться мною самим! Психологи это называют аутоагрессией. Такое самоотвержение, самоотчуждение очень опасно для развития человека, для становления его личности.
Из этого корня вырастают самые разнообразные комплексы, невротические формы бытия. Такая НЕВСТРЕЧА с самим собой лишает человека возможности увидеть и понять себя, осознать не только то, чем мы можем гордиться в себе, но и то, что мы могли бы изменить, исправить.
Когда-то давно я консультировала одну чудесную, но очень несчастную девушку, которой было около двадцати пяти лет. Она попала ко мне в плохом состоянии, близком к госпитализации, у нее была нервная анорексия. Когда она первый раз пришла на прием, то не смотрела на меня, сидела, вжавшись в кресло, говорила тихо и неразборчиво. Главная проблема состояла в том, что она была полностью выключена из жизни – не училась, не работала, боялась встречаться с людьми.
Близких больше всего заботил ее отказ от пищи, в результате которого ее физическое состояние вызывало огромное беспокойство. Однако ее саму волновало не это. Ее собственный вопрос был сформулирован иначе: «Я не знаю, зачем жить!» И с этой точки зрения все внешние проявления ее болезни укладывались в картину общего глубинного отказа от жизни.
Однако сам факт обращения говорил о том, что жизнь все же имеет для нее ценность, просто ей не хватает сил преодолеть какой-то внутренний раскол. В результате терапии выяснилось, что ее мать решала любые семейные вопросы только через нее. Развод родителей, переезд бабушки в другой город, смена работы, ссоры матери с друзьями и коллегами – все изобилие взрослых проблем навалилось на нее уже в детстве.
Мама назначила ее советником и конфидентом, взрослой и мудрой, хотя она была еще маленькой и неопытной и не справлялась с грузом взрослой ответственности.
Что оставалось делать бедной девочке? Только уйти от этой сложной и непонятной взрослой реальности в свой маленький и замкнутый мирок, все более отделявший ее от жизни. «Но зачем же мать, будучи взрослой женщиной, так поступала со своей маленькой дочерью?» – справедливо спросите вы.
«Она поступала с дочерью точно так же, как с ней самой поступала ее собственная мать», – отвечу я. Ее мать так же нуждалась в ком-то, кому можно делегировать ответственность за себя и свою жизнь. Этим «кем-то» обычно назначается муж, который в такой ситуации часто сбегает, поскольку нести ответственность во всем за другого человека, если это не твой ребенок, дело безнадежное.
Тогда ответственными назначаются дети, которым некуда бежать! Они тянут эту непосильную взрослую лямку до тех пор, пока их маленькие силы не иссякнут. Тогда они «сбегают» в депрессию, в невроз, в болезнь, которая защищает вполне «надежно».
Когда я встретилась с мамой моей пациентки (назовем ее О.), я увидела, что она по-своему очень переживает за дочь, но не видит подлинной причины ее тяжелого состояния. Мы обсуждали желание дочери жить отдельно, ведь ей ко времени обращения к психологу было уже двадцать пять лет, и она хотела почувствовать себя более самостоятельной. «Как вы относитесь к возможности разъехаться?» – спросила я. «Зачем ей переезжать? – обиженно и удивленно ответила О. – Она может жить в своей комнате и не встречаться со мной!»
Я внимательно посмотрела на нее. Она искренне не понимала, о чем речь! Она не чувствовала, что действительно нужно ее дочери. Она воспринимала дочь только через призму своего видения. Она не могла отстраниться от себя! Но история собственного детства О. дала мне ключ к пониманию того, что происходило с ней самой, что именно мешало ей вырваться из плена своего эгоцентризма.
Детство О. было так же отдано маме, точнее, так же принесено ей в жертву. Хорошие оценки, занятия музыкой, одобренные мамой подруги, прочитанные книги, выученные стихи – все было посвящено маме. Они жили вдвоем, папа переехал в другой город, причины развода девочка не знала, но было очевидно одно – мама была настолько прекрасна, хороша, добра и необыкновенна, что просто не было на свете человека, который мог бы быть достойным ее.
Ребенок же пытался соответствовать изо всех своих детских сил той фее, которая жила рядом! Постепенно девочка росла, и образ волшебной мамы, сформированный в психике ребенка, стал трещать по всем швам. Первый протест против самовлюбленной эгоцентричной матери пришелся на выпускные экзамены. За месяц до первого экзамена маме в голову пришла мысль навестить свою сестру, которая жила на другом конце света. Она решила поехать к родственникам на все лето и прихватить дочь с собой.
«Мама, – опешила О., – у меня выпускные экзамены через месяц!» «Подумаешь, проблема! – невозмутимо возразила мать. – Договорись сдать их пораньше, ты ведь отличница, тебе пойдут навстречу!» Всю жизнь девочка из кожи вон лезла, для того чтобы удовлетворить прихоти своей матери. Но на этот раз она ответила жестко и определенно: «Нет! Я буду сдавать экзамены вместе со всеми. Ты полетишь одна!»
Мать была шокирована, устроила истерику, не разговаривала с дочерью две недели, но затем, поняв, что арсенал ее средств исчерпан и привычные методы не работают, отступила и смирилась.
Когда я узнала эту историю из уст уже взрослой О., я поняла, что стоит за многими проблемами этой женщины. Ее мать была очень красивой женщиной, а О. считала себя уродиной, прятала свою прелестную фигуру в блеклые бесформенные вещи, надежно скрывающие ее утонченную неброскую красоту. Ее мама была уверенной, артистичной, любила находиться в центре внимания, а О. была ужасно закомплексованной, стеснительной, вела себя так, будто все время извинялась за себя, будто ее присутствие требовало оправдания.
Ее мать считала себя эрудированной, образованной, интеллигентной дамой, с мнением которой окружающие должны считаться априори, а О. крайне невысоко ценила свои умственные способности, хотя ее речь и ход ее мыслей говорил с очевидностью об обратном. Итак, О. не принимала себя, в ее сознание плотно впечатался образ идеальной женщины – ее мамы, до которой ей никогда не дорасти, а потому она смирилась с ролью прислуги, убогой девочки, которой позволено было жить рядом с королевой.
Я сознательно употребляю эти слова, часто встречающиеся в сказках, для того чтобы подчеркнуть ту ролевую конструкцию из детства, в которой продолжала жить бедная О., уже давно став взрослой, красивой, умной, образованной женщиной.
Но, как мы с вами уже знаем, образ, запечатленный в детстве, – это не кирпичик, который можно взять в руки и переложить в другое более подходящее место. Часто этот образ становится краеугольным камнем, вокруг которого строится вся наша жизнь. Так и О. застряла в этом беспомощном инфантильном образе, выстраивая в соответствии с ним отношения – сначала с мужем, который не выдержал и сбежал, а затем и в общении с собственной дочерью.
О. не была похожа на свою мать, но манеры, методы, приемы воспитания, которые транслировались ей в детстве, были усвоены и адаптированы к ее типу личности, подкреплены ее собственным неврозом и расцвели пышным цветом.
Я очень хотела помочь О. Я понимала, что наша работа с ней ускорит выздоровление ее дочери, поскольку между ними была сильная эмоциональная связь. Я выжидала момент, когда она сама заговорит о своем детстве, чтобы попытаться помочь ей увидеть более полную картину происходящего.
Но с печалью в сердце могу сказать следующее: любая попытка, даже самая деликатная, поговорить об ее отношениях с мамой натыкалась на монументальную стену отрицания. «Моя мать – святая женщина! Да, у нее тяжелый характер, но это наше внутреннее семейное дело, и нечего его ворошить!» – раз и навсегда отрезала она. Это была наша последняя встреча, она решила прекратить терапию. Я отступила.
Я понимала, что волна боли, с которой столкнется О., войдя в эту реку, может опрокинуть ее. Думаю, у нее тогда было слишком мало внутренних сил, которые она без остатка сконцентрировала на своей болеющей дочке. Усилия О. не приносили плода, но глубинный страх, живущий в ней, блокировал поиски иных путей решения проблемы. Чего же боялась О.?
Вернемся к сказочному образу бедной служанки и прекрасной королевы. Этот волшебный мир поможет нам более точно показать, как ребенок видит своих родителей. Недавно я была в гостях и увидела там прекрасного пушистого кота, который вальяжно развалился на мягком коврике недалеко от дивана. Я хотела погладить его, но знала, что кота невозможно подчинить своей воле, нужно найти подход к нему, и я пристроилась на коврике рядом.
Мы оказались почти на одном уровне, я – чуть выше относительно пола. Кот чувствовал себя в безопасности, ведь я действовала крайне деликатно, так мы и замерли рядом на мягком коврике в полном взаимном согласии и удовольствии. Я подняла глаза – все вокруг было выше меня, и диван, и ручка кресла, и журнальный столик. Тут в комнату вошел мой приятель, взрослый человек, который показался мне гигантом, великаном. Я увидела его бесконечные ноги, а его голова удивленно смотрела на меня практически с потолка.
Тут я не теоретически, а вполне опытно поняла, почему психологи советуют говорить с маленькими детьми, находясь с ними на одном уровне: надо либо взять их на руки, либо сесть перед ними на корточки, чтобы ваши глаза встретились в горизонтальной плоскости. Взрослый запечатлевается в сознании ребенка как тот, кто НАД ним, всесильный и всемогущий. Постепенно на этот образ накладываются, наслаиваются другие, более поздние, однако этот первичный опыт встречи остается в глубине памяти. Если родитель мудро и чутко выстраивает доверительные, теплые, открытые отношения со своим ребенком, то этот детский опыт останется в памяти дорогим воспоминанием.
«Мой папа был тогда самым сильным, а мама – самой красивой», – скажет с нежной улыбкой взрослеющий человек, обнимая поседевшего папу-очкарика и давно располневшую и постаревшую мать. Это и будет той полнотой правды жизни, которая всегда больше, чем любые схемы и конструкции, в том числе и психологические. В самих по себе этих моделях нет ничего плохого, однако если они начинают доминировать, подменять доверие и уважение между людьми, особенно между родителями и детьми, то они могут стать глубоко патогенными.
Например, в тех случаях, когда родители продолжают поддерживать в сознании ребенка свое превосходство и непогрешимость, благодаря которым управлять ребенком становится значительно проще и удобнее. Достаточно просто обидеться на него, перестать разговаривать на пару-тройку дней, заставить почувствовать вину, страх отвержения и – простить! Вот тебе моя королевская милость – не забудь!
Стоит сказать, что все детские фотографии и маленькой О., и ее собственной дочери были сделаны только с высоты взрослого человека, на всех этих фотографиях обе девочки смотрели в объектив, задрав голову, оттого, наверное, они выглядели такими нелепыми и несчастными. Именно с этим своим детским одиночеством и несчастьем боялась встретиться взрослая О.
Ей пришлось бы признать тот факт, что ее мать, в сущности, была не очень здоровым человеком: любой психолог или психиатр разглядел бы там нарциссическое расстройство личности, при котором человек патологическим образом живет только для себя, и все вокруг должно быть подчинено его болезненным фантазиям и желаниям.
Осознать, что ты дочь такой матери, – это очень болезненное знание, оно требует много сил и мужества, ведь дальше придется встретиться с тем внутренним противоречием, которое было не под силу разрешить той маленькой девочке, выбивавшейся из сил, чтобы заслужить любовь матери. Могла ли она ее получить? Любой специалист с горечью ответит: нет. Нарциссическая патология тем и тяжела для окружающих, что люди, страдающие ею, не могут в полной мере чувствовать любовь, а тем более дать ее.
Девочка зарабатывала любовь, которую, в сущности, так и не получила. Но признать это – все равно что сказать: «Все мои усилия были напрасны, моя мама, самая прекрасная и добрая фея на земле, так и не полюбила меня! Видимо, я недостойна любви!»
Именно это зашифрованное послание к миру все время сквозило в образе взрослой О.: она входила в дом как-то боком, все время прятала глаза, извинялась по любому поводу, свои отношения с другими подкрепляла бесконечными подарками, будто сама по себе не была достаточно ценной для общения.
При этом любое подтверждение ее талантов, способностей, женской привлекательности со стороны окружающих моментально ею обесценивалось, однако если она не получала комплименты достаточно регулярно, то впадала в глубокую тоску и обиду. Создавалось такое ощущение, что некая брешь, пробоина в самом днище корабля, плывущего по волнам жизни, все время давала течь.
В психологии это называется – невротическая ненасыщаемая потребность. Человек все время пытается восполнить некий внутренний недостаток чего-то с помощью других людей, но ему никогда не бывает достаточно. Вспоминается образ лошади барона Мюнхгаузена, которая никак не могла напиться, потому что от нее осталась только передняя половина, и выпитая вода тут же выливалась на землю.
Так и в нашем случае: невротическая ненасыщаемая потребность в любви, принятии и уважении, которую так и не дала мать О. своей дочери, требовала все новых и новых подтверждений, которые, в свою очередь, должны были немедленно обесцениваться, чтобы игра продолжалась и система оставалась стабильной. Важной частью этой общей игры стала бедная дочь нашей О., с которой была разделена ответственность за любые житейские ситуации – в ней О. пыталась найти опору.
Однако давайте вспомним о том, что мы говорим о девочке, а вовсе не о взрослой женщине. Ребенок по праву своего возраста не может быть советчиком взрослого, не может и не должен нести на своих плечах груз ответственности за взрослые решения! Но именно это обстоятельство полностью игнорировалось О., и, к сожалению, она исходила не из интересов ребенка, а из своих собственных эгоцентрических интересов.
Напомним, что эгоцентрическое поведение свойственно детям, именно они видят мир сквозь призму собственного взгляда, в котором пока еще отсутствует децентрация, рефлексия – еще не сформирована способность посмотреть на себя со стороны.
В качестве иллюстрации можно привести один известный в психологии случай. Одного маленького мальчика спросили: «У тебя есть брат?» Он ответил: «Да! У меня есть брат!» «А у твоего брата есть брат?» – решили уточнить взрослые. «Нет! – решительно ответил ребенок. – У моего брата нет брата!» Этот забавный пример показывает, что значит детский эгоцентризм.
В практике с этим приходится сталкиваться постоянно. Взрослые вменяемые люди, рассказывая о своих детских болезненных переживаниях, связанных с разводом родителей, часто говорят совершенно абсурдную вещь: «Они развелись из-за меня!» Ясно, что имеется в виду: именно так они запомнили свои ощущения в детстве.
Ребенок воспринимает через самого себя все многообразие окружающей его действительности. Не напоминает ли это вам, дорогой читатель, поведение нашей О. в отношениях с собственной дочерью? «Мне плохо, помоги мне!» – как бы говорит она ей, не видя, что той еще хуже.
Но как быть и где найти выход в этой запутанной ситуации? Наша О. в глубине своей души не разрешила отношения со своей мамой, которые, в свою очередь, породили не менее трудные отношения с собственной дочерью. В результате несчастная девушка оказалась на грани не просто психического срыва, а тяжелейшего заболевания, последствия которого могли быть настолько же непредсказуемы, насколько печальны.
Если бы удалось разорвать эту болезненную цепочку и вычленить ее патологические звенья, все бы стало на свои места. Тогда бы центром истории стала маленькая О., которой досталось не очень легкое детство – нездоровая мама, одиночество, трудности. Ей приходилось преодолевать их одной, испытывая при этом страх и неуверенность. Виновата ли была ее мать в этом? Конечно же, нет, виновата была болезнь ее матери, но это не отменяет всего того, что пережила маленькая О.
Что нужно ребенку, когда он находится в тяжелом состоянии? Его нужно обнять, прижать к себе и плакать над ним! Он должен почувствовать, что есть в этом мире кто-то, кто готов быть рядом с ним в трудный для него момент. Именно этот шаг и надо было бы сделать взрослой О. в отношении своего собственного детства, в отношении себя самой. Тогда бы она перестала действовать из той раненой, испуганной, неуверенной части себя, которой являлся ее «внутренний ребенок».
Она бы стала взрослой по отношению к этой внутренней маленькой девочке, она бы могла стать ей той мамой, которой не было у нее в детстве. И только из себя взрослой, из взрослого сострадания и мудрости она бы смогла простить свою собственную мать и принять ее. Тогда она бы обрела ту внутреннюю целостность, которой уже не понадобилось бы утверждаться с помощью дочери. Только тогда она бы увидела свою собственную дочь открытыми взрослыми глазами, а не глазами испуганной эгоцентричной девочки.
Наверное, вам, дорогой читатель, интересно было бы узнать – что все же случилось с дочерью нашей О.? Удалось ли помочь ей? С радостью могу сказать, что терапия была успешной. Девушка вернулась к жизни, проблемы анорексии постепенно сошли на нет, она поступила в институт, ее жизнь стала разнообразной и интересной – появились друзья, любимые увлечения, заманчивые перспективы.
Стоит сказать, что ей пришлось поменять место жительства – она переехала в другой город, подальше от своей семьи. Этот шаг не был демонстрацией, протестом против мамы, разрывом родственных связей. Это был осознанный выбор ответственного, умного и глубокого человека, которым стала дочь нашей героини.
Девушка осуществила свой переезд деликатно и человечно, и это не вызвало конфликта между ней и ее мамой. Однако в отношениях с матерью появилась разумная дистанция, благодаря которой мать утратила былую власть над дочерью, и в результате девушка стала сама определять свою собственную жизнь.
«Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи», – этот высокий и прекрасный призыв преподобного Серафима Саровского адресован каждому из нас и приложим не только к духовной жизни, но и к нашей повседневности, к нашим отношениям с другими людьми, особенно с близкими.
Но как обрести в своем сердце, в своей душе тот свет, ту радость, ту любовь, которые согреют нас и наших родных? Почему так трудно вырваться из плена обид, страхов, претензий, которые мы получаем из рук своих родителей и бережно передаем в наследство нашим детям?
«Недостаточно поняли», «недостаточно поддерживали», «недостаточно любили» – эти обвинения в адрес родителей можно услышать из уст людей любого возраста. Но те же обиды и претензии могут быть упакованы и в более изящную обертку: «я не достоин внимания и любви»; «я плохой, поэтому моя жизнь так несчастна и безнадежна»; «никто не виноват, все обречены жить в этой юдоли скорби, где нет и не может быть счастья».
Тупик! Дальше дороги нет, надо стиснуть зубы и выживать, бороться, терпеть! Но этой ли жизни желали нам наши родители? Такой ли жизнью хотим жить мы? В такую ли жизнь мы вводим наших детей? Надеюсь и верю, что нет!
Представим себе совершенно благополучную семью, где любовь, радость и счастье – не мифы и не сказки, а норма жизни. Это вовсе не значит, что люди непрерывно смеются и веселятся. Это значит, что в центре всей полноты бытия, наполненного и позитивными, и негативными событиями, есть свет любви и принятия, открытость и честность общения, искренность не только в отношениях с другими, но и в отношениях с самим собой.
Этот прекрасный мир рождается тогда, когда взрослые люди научились принимать себя во всей полноте своей сложной натуры, различать в ней главное и второстепенное, и этот бесценный опыт могут передать своим детям.
Жить так – трудная задача, ведь нам, взрослым, очень тяжело искренне, по-настоящему признать свое несовершенство, свои ошибки и промахи, от которых страдают наши дети. Нам еще страшнее сделать это в отношении собственных родителей, ведь тут мы сами выступаем в роли детей. Но если нам это не удается, если мы на самих себе не прерываем эту дурную бесконечность, то наши дети получают в наследство не только свои, но и наши неврозы. А это уже двойной, тройной груз, который может оказаться им не под силу.
Недавно я прочитала молитву архимандрита Иоанна (Крестьянкина), в которой есть страшные и сильные слова: «Господи, по великой милости Твоей сними кару наказания, проклятия, заклятия рода моего, до меня, во мне, от меня исходящего…» Мы должны осознавать и понимать, насколько серьезны и глубоки связи рода, близких людей, и насколько мы ответственны в этом плане друг за друга.
Но можно вспомнить и другие слова – апостол Павел пишет: «Любовь долготерпит, мило-сердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит…» (1 Кор. 13: 4–7).
Как совместить эти два полюса: с одной стороны – взрослую глубокую ответственность, с другой – чистую и безусловную любовь, на которую способен именно ребенок? Как найти дорогу в «потерянный рай детства»?
Ответ и сложен, и прост: если мы посмотрим в глаза реальности по-взрослому непредвзято и честно, но сделаем это с открытым сердцем, наполненным любовью, то мы сможем увидеть правду, которая не разрушит нас.
Мы сможем увидеть ошибки и промахи наших родителей, но при этом любить их, простить их, позволить им быть просто людьми, живущими свою жизнь, а не только нашими родителями.
Мы сможем увидеть наши собственные ошибки и промахи в отношениях с нашими детьми, но при этом простить и принять самих себя, чтобы были силы, радость и вдохновение двигаться дальше, ибо всегда есть куда возрастать!
И тогда наши дети, глядя на нас, опираясь на наш опыт и наши усилия, обретут право на свои собственные ошибки и промахи и начнут двигаться за нами и вместе с нами, побеждая и обретая себя! И тогда не надо будет возвращаться в «потерянный рай» детства, ибо он будет ждать нас впереди!
Рекомендовано к публикации Издательским Советом РПЦ
Из книги Наталии Ининой «Испытание детством. На пути к себе»
Фрагмент книги (15%)
Комментировать