V. Архиепископ Сергий (Голубцов)¹⁸⁶

* 16/29.04.1906–16.06.1982

В центре Лавры между Успенским, Свято–Духовским и Трапезным храмами находится огороженный участок, где внимание посетителей привлекают несколько гранитных памятников. Среди них, рядом с архиепископом Никоном Рождественским, покоится прах насельника Лавры, которого еще, вероятно, помнят ее прихожане и богомольцы, как монаха, с трудом, с палочкой ковылявшего по дорожке из Троицкого собора к себе в келию, что находилась между Успенскими и Святыми воротами Лавры...

Это был Высокопреосвященный Сергий (в миру – Павел Александрович), бывший архиепископ Новгородский и Старорусский, пребывавший на покое в Троице–Сергиевой Лавре.

Один из младших сыновей профессора А. Голубцова, он родился 16 /29 апреля 1906 года в Сергиевом Посаде на Красюковке.¹⁸⁷

Детские и отроческие годы мальчика, в пять лет оставшегося без отца, протекали под благотворным влиянием матери, Ольги Сергеевны, – глубоко верующей христианки, преданной воле Божией. Она хорошо играла на фортепиано и рисовала карандашом¹⁸⁸, а главное, прекрасно знала Священное Писание и многое из него помнила наизусть. Поставив себе еще в девическое годы задачу самоотверженного служения Богу и ближним, она старалась исполнять ее в своей личной жизни и привить свои познания и эти христианские качества своим детям. Но и Ольга Сергеевна, как уже было упомянуто, рано ушла из жизни.

После кончины матери от черной оспы в мае 1920 года на Тамбовщине, куда она уехала с малыми детьми от голода, воспитание детей легло на их старшую сестру Наталью¹⁸⁹, которая вверила их духовному руководству иеросхимонаха Алексия. Она, как и мать, часто ездила в Зосимову пустынь и брала с собой младших братьев и сестер, приучая их к откровению на исповеди и продолжительным монастырским службам. Благодатная среда, царившая и в окружавших Сергиев Посад монастырях и скитах – Черниговском, Гефсиманском, Вифанском и Параклите – способствовала укреплению церковного самосознания оставшихся сиротами детей.¹⁹⁰

Об иеросхимонахе Алексии, который оказал на него в юности большое влияние, Владыка Сергий отзывался как о «выдающемся благодатном старце»: «Отец Алексий был замечательным духовником: строгим, но в то же время и ласковым, духовным отцом в полном смысле этого слова... От него всегда выходил я с некоторым чувством благоговения, страха и внутренней радости. Отец Алексий был очень внимателен ко всем подробностям, интересовался всеми кажущимися «мелочами». Происходило это, по–видимому, от его большой внутренней собранности и понимания, что всякая мелочь может таить в себе большее, чем мы думаем «. Иеросхимонах Алексий советовал своему духовному сыну «учиться реставрации поглубже, не разбрасываться, чтобы потом быть серьезным специалистом». Сестре Павла, Наталье, отец Алексий предсказывал, что ее брат будет епископом и прибавлял: « Только бы он не возгордился». (О предсказании этом сестра рассказала Владыке Сергию лишь в 70–е годы, когда он пребывал на покое.)

В 20–е годы Павел был также духовно близок с лаврским духовником, игуменом Ипполитом (Яковлевым), и иеромонахом Досифеем, который в Зосимовой пустыни исповедовал народ. Простота и смирение отца Досифея были необычайны. Укоряя себя в лености, отец Досифей говорил:» что, брат Павел, хорошо говорить лежа: помилуй мя, Боже»¹⁹¹.

По окончании в 1923 году средней школы в Сергиевом Посаде¹⁹² Павел решил развивать свои художественные способности, унаследованные от матери, и в 1923–1924 годах начал учиться живописи в Сергиевом Посаде у художников М.В. Боскина и Столицы. В те же годы Павел познакомился с жившим в Посаде священником Павлом Флоренским,¹⁹³ который в 1918–1920 годах был Ученым секретарем Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице–Сергиевой Лавры. В домовой церкви Убежища (приюта) престарелых сестер милосердия Красного Креста, где служил отец Павел, Голубцов иногда читал шестопсалмие. Богослужения, совершавшиеся отцом Павлом в том храме, запомнились ему на всю жизнь глубоким благоговением и одухотворенностью. Отец Павел оказал большое влияние на Голубцова. Однажды, придя домой к отцу Павлу, юноша сказал: «Я хочу творить/' «В ответ мне, – вспоминал Владыка Сергий, – отец Павел сказал: «Павлик! Надо знать, что творить/' Вскоре после беседы он отправился со мною к своему знакомому художнику В.А. Фаворскому (1886–1964), который через художников П.Я. Павлинова (1881–1966) и Л.А. Бруни (1894–1948) помог мне заняться домашним обучением рисованию и живописи». В середине 20–х годов Голубцов познакомился с другими членами Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице–Сергиевой Лавры – Ю.А. Олсуфьевым, П.Н. Каптеревым, М.В. Шиком, священником Сергием Мансуровым. Общение с ними способствовало формированию мировоззрения юноши.

В те годы в Сергиевом Посаде жило много монахов из лаврской братии, которых Павел хорошо знал. Он был близко знаком с наместником Лавры архимандритом Кронидом (Любимовым), который благословил его еще в 1923 году на монашеский путь. В последнюю их встречу, вспоминал Владыка Сергий, смиренный наместник пал в ноги смущенному юноше и сказал: «Прощай, брат Павел! Прости меня». Так протянулась одна из ниточек преемств в истории Лавры. В те годы Павел особенно близко воспринял духовный облик Преподобного Сергия, своего будущего Небесного покровителя. Его духовное водительство и молитвенную помощь П.А. Голубцов ощущал с тех пор в течение всей жизни.

В апреле 1924 года Павел по просьбе своей больной сестры Марии переехал к ней в Москву,¹⁹⁴ и с 1 июня ею был устроен на работу в Государственный Исторический музей (ГИМ), где он стал работать бесплатно практикантом по зарисовке экспонатов Отдела крестьянского быта и «временным библиотечно–техническим служащим» с окладом в 55 рублей в месяц (с 1 марта 1926 г. – «штатным техническим служащим», с 10 февраля 1928 года – «библиотечным техническим сотрудником»). С 1 декабря 1929 г. он был переведен в научные сотрудники 2–го разряда по Реставрационно–муляжному отделу ГИМа с зарплатой 80 рублей и с рабочим временем в 5,5 часов. Здесь он трудился до декабря 1929 года, но в 1927 проходил военную допризывную подготовку, по–видимому, с отрывом от работы, т.к. с 10 февраля 1928 года вновь зачислен на прежнюю должность.

Но большее время в 1925–1929 гг., как художник, он проводил на Берсеневской набережной, где П.А. Голубцов трудился в Отделе древнерусской живописи Государственных центральных реставрационных мастерских под руководством известного искусствоведа академика И.Э. Грабаря, где его учителями в реставрации были такие мастера, как Г.О. Чириков и И.И. Суслов, и где он получил высокую квалификацию реставратора, как об этом свидетельствует приводимый далее документ 1949 года.

Осенью 1928 года после сдачи ограниченного объема вступительных экзаменов он поступил в Московский государственный университет и до марта 1930 года¹⁹⁵ обучался на II и III курсах на этнологического факультета по отделению теории и истории изобразительных искусств.

В связи с поступлением в Университет он на своей работе, помимо очередного отпуска в июне–июле 1928 г., брал отпуск без содержания с 15 июля по 15 августа, а с 15 октября – на целый год (до 15 окт. 1929 г.) и затем перешел на работу на пол–оклада. В феврале 1930 года, когда Павел учился на III курсе, кто-то из его сокурсников донес «куда следует» об его негодующем отношении к сносу церковных памятников. В результате 26 марта он был арестован, уволен из Университета¹⁹⁶ и брошен в Бутырскую тюрьму, где провел несколько месяцев.

Там он в июне–июле 1930 г. умудрился написать карандашом по памяти на небольших дощечках несколько иконочек.¹⁹⁷ Вскоре был административно выслан на 3 года в Северный край по ст. 58–10. (См. следст. дело, с. 140).

24–х летний юноша очутился на юге Архангельской области на полусвободном поселении, где–то в районе станции Коноша Северной ж.д. (где отходит ветка на Котлас и далее), а затем несколько севернее – на ст. Няндома. Возможно, что первое время, в Коноше, он жил в лагере, т.к. по документам значится, что он был на каких–то хозяйственных работах. Немало тяжелых моментов было там в его жизни, воспоминания о которых ушли навек вместе с покойным. Было много искушений и переживаний. Ему приходилось противостоять ухаживаниям за ним со стороны женского пола. Но он ощущал поддержку со стороны своей покойной матери и Преподобного Сергия, усердным и глубоким почитателем которого он стал еще в юности. Однажды, насколько помню рассказ Владыки, когда ему было особенно тяжело, в день Преп. Сергия, часов в восемь утра его вызвал к себе начальник и спрашивает: «Что, Голубцов, тебе надо, почему ты всю ночь не давал мне спать?» Павел ответил, что ему тут тяжело и он хотел бы отсюда куда–нибудь уехать. Начальник ответил: «Пиши заявление. Меня переводят и я тебя возьму с собой» [вероятно, в Няндому].

Талант художника и личное обаяние спасали его. Начальники заказывали ему свои портреты. В Няндоме (после какого–то периода пребывания «на хозяйственных работах», вероятно, в конюшне) он устроился художником–оформителем в клубе железнодорожников «с окладом жалования девяносто рублей в месяц», как свидетельствует сохранившаяся справка от 5.XI.1931 г. Сохранилась и приводимая здесь фотокопия одной из его декораций с ее автором.

Вероятно, летом или осенью 1933 года он отбыл срок и вернулся, но не в Москву (где, м.б., ему нельзя было прописаться), а в Подмосковье – в Мытищи, где поселился на Владимирской ул., д. 29, как об этом свидетельствует «Трудовое соглашение», заключенное с ГИМом 5 января 1934 года. Ему было поручено (за 600 руб.) скопировать портрет XVII–го века «Боярин Потемкин – русский посол в Англии» для музея «Боярский быт XVII века». Заказ был выполнен «вполне удовлетворительно», о чем свидетельствует акт от 8–го мая того же года. Возможно, это была первая крупная договорная работа по возвращении из ссылки. С 22 июня 1935 г. он встал на профучет в Горкоме художников–оформителей в качестве художника, работающего по разовым трудовым договорам с госучреждениями, в основном, с Историческим Музеем, как показывают документы.

В общем, в 1925–1940-х годах Павел Александрович занимался реставрацией живописи в ГИМе и оформлением выставок в музеях¹⁹⁸.

Среди реставрационных работ П.А. Голубцова в 20 – 40-е годы необходимо отметить следующие:

1) участие в бригаде художника–реставратора Д.Ф. Богословского по реставрации росписных плафонов XVIII века в зданиях Государственного музея Л.Н. Толстого на Кропоткинской ул. (ныне вновь – Пречистенка) и в доме на Большой Спасской ул. в 1927–1929 годы;

2) изучение и зарисовка новгородских фресок в храмах Спаса–на–Нередице, Спаса на Ковалеве поле, Успения на Волотовом поле, Рождества Христова, пророка Илии (1927, 1930, 1943 гг.). Позднее эти фрески были варварски разрушены фашистскими захватчиками, и поэтому каждое воспроизведение их приобретало особую ценность. Копии фресок, выполненные П.А. Голубцовым, ныне хранятся в Церковно–археологическом кабинете Московской Духовной Академии;

3) укрепление фресок в храме Спаса на Ковалеве поле под руководством художника–реставратора ГИМа А.И. Попова в 1937 году;

4) переноска снятых ранее фресок бывшего Сретенского монастыря XVII в. под руководством А.И. Попова в 1940 году;

5) пробное раскрытие фресок Пафнутиево–Боровского монастыря в связи с научно–исследовательской работой и 1940 году;

6) снятие научной копии с портрета XVII в. боярина Морозова (Музей быта);

7) реставрации копии с парсуны 1693 года Святейшего Патриарха Адриана, выполненной в 1758 году

В те же годы П.А. Голубцов написал несколько научных работ.¹⁹⁹

Видимо, к этим годам относится опасное и секретное поручение, полученное, им, вероятно, от Ю.Олсуфьева, – сохранить Честную Главу Преп. Сергия, которую в 1919 году Павел Флоренский с Ю.Олсуфьевым и архим. Кронидом тайно отделили от мощей во избежание грозившего им увоза, или уничтожения большевиками.

В мощах же она была временно заменена черепом одного из захороненных поблизости князей Трубецких. Павел Александрович хранил ее футляре–коробке среди книг. После войны²⁰⁰ и открытия Лавры П. Голубцов привез эту святыню в монастырь, и она была вложена в раку Преподобного.

Ограничивая себя во всем, он смог накопить денег и купить в 1937– 1938 гг. в Посаде по Б. Кокуевской (д. 34, снесен) полдома (комнату с кухней) для бедствовавшей тогда своей сестры Анны с двумя малышами,²⁰¹ поскольку они были изгнаны из родного дома на Красюковке в начале 30–х годов, как попавшие в категорию «лишенцев» (ее муж, священник о. Алексий Габрияник, был репрессирован, начиная с ареста в 1928 г.).

Только в 1940 году, очевидно, в сентябре, Павел Голубцов был приглашен на постоянную работу в ГИМ и здесь проработал до августа 1941 г. В этот период он сделал два (или три) научных сообщения по поводу Пафнутие–Боровского монастыря и портрета патриарха Адриана, о которых речь шла раньше.

Война нарушила его творческие планы. 20 августа 1941 года Краснопресненским РВК Павел Голубцов был призван в армию и до 1945 года в звании от солдата до сержанта нес службу в 6–м запасном автомобильном учебном полку²⁰². Там он также работал в качестве батальонного, а затем полкового художника; был награжден медалью «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

После демобилизации в октябре 1945 года Павел поступил на II курс Православного Богословского института в Москве, впоследствии реорганизованного в Московскую Духовную Семинарию. После окончания ее в 1947 году Павел Александрович поступил в Духовную Академию. Перейти на церковное служение благословил его старец – схиархимандрит Иларион (в миру – Иоаким Удодов, 1863 – 15 марта 1951). Отец Иларион, с которым Голубцов познакомился в конце 20-х – начале 30–х годов, оказал решающее влияние на духовное развитие и становление будущего архипастыря²⁰³

У схиархимандрита Илариона был несомненный дар прозрения. Когда Павел спросил его в 1940 году о возможности для него принятия сана священника, отец Иларион неожиданно ответил: «Кто епископства желает, доброго дела желает, но епископ должен быть мучеником», И действительно, через 15 лет Павел Голубцов принял епископский сан.

Любовь к глубокой внутренней молитве, смирение и постоянный тяжелый телесный труд – вот основные черты, унаследованные Владыкой Сергием от схиархимандрита Илариона.

В последние годы своей жизни схиархимандрит Иларион благословил Павла Голубцова на принятие схиархим. Иларион монашества и сана. Будучи на III курсе Академии, 6 марта 1950 года Павел вступил в братство Троице–Сергиевой Лавры.

«Я знаю Вас уже 27 лет, – говорил 11 марта 1950 года наместник Лавры архимандрит Иоанн (Разумов, впоследствии – митрополит Псковский и Порховский) Павлу Голубцову, благословляя носить подрясник, – и всегда Вы были с той настроенностью, которую имеете и сейчас. Послужите Господу, и Он Вас не оставит и здесь, и на том свете сподобитесь от Него милости». 2 апреля того же года послушник Павел был пострижен архимандритом Иоанном в монашество с наречением имени в честь Преп. Сергия Радонежского. 7 апреля того же года Свят. Патриарх Алексий I рукоположил монаха Сергия во иеродиакона, а 28 мая во иеромонаха.

В 1950–1953 годах иеромонах Сергий был ответственным представителем от Московской Патриархии по реставрации Троицкого собора Лавры, в соответствии с вышеприведенным «Отзывом о П.А. Голубцове» академика И.Э. Грабаря,²⁰⁴ что в лице Голубцова «объединяются знающий археолог, и наделенный большой интуицией искусствовед, и практик–реставратор».

Иеромонах Сергий убедительно доказал государственной комиссии необходимость полной росписи стен Троицкого собора в стиле сохранившихся фрагментов фресок XVII века.

С 1951 года иеромонах Сергий нес и весьма тяжелое послушание духовника богомольцев Лавры и ежедневно проводил исповедь перед ранними литургиями. Кроме того, дважды на буднях и в воскресенье он служил молебны у мощей Преподобного архим. Иоанн (Разумов) Сергия на него было возложено также послушание экскурсовода иностранных гостей.

Помимо реставрационных работ в Троицком соборе, иеромонах Сергий с группой семинаристов и конце 40–х – начале 50–х годов пропел уже большую работу по реставрации иконостаса и росписи трапезного Успенского²⁰⁵ храма в Новодевичьем монастыре (1946), возглавлял группу по реставрации «Царских чертогов» Московской Духовной Академии (1946–1947), за что получил благодарность от академиков И.Э. Грабаря и А.В. Щусева, возглавлял бригаду художников по реставрации живописи главного купола Богоявленского патриаршего собора в Москве (1947),²⁰⁶ вел ответственную работу в качестве помощника главного художника по реставрации настенной живописи Богоявленского патриаршего собора (1954),²⁰⁷ руководил написанием икон для иконостаса кафедрального собора в Ростове–на–Дону (1954)²⁰⁸, был членом Художественной комиссии при Строительном комитете по восстановлению храма Московской Духовной Академии (с 13 января 1955 года).

В 1951 году иеромонах Сергий успешно²⁰⁹ окончил Духовную Академию со степенью кандидата богословия за сочинение «Способы воплощения богословских идей в творчестве преподобного Андрея Рублева».²¹⁰ Советом Академии иеромонах Сергий был оставлен в ней преподавателем церковной археологии и древнееврейского языка. За два учебных года (1951– 1953) иеромонах Сергий написал курс лекций по церковной археологии с привлечением новых данных из области русской живописи и архитектуры, а также составил краткий курс лекций по древнееврейскому языку. Кроме того, в Семинарии иеромонах Сергий вел преподавание Священной истории Ветхого и Нового Заветов.

Еще будучи студентом, Павел Голубцов предложил администрации Академии создать живописный кружок и организовать Церковно–археологический кабинет. Эти идеи получили поддержку со стороны Священноначалия. Первую небольшую витрину Голубцов поставил в классной аудитории и поместил в нее несколько древних церковных предметов, ему лично принадлежавших. В 1953 году иеромонах Сергий возглавил ЦАК и кружок.

18 июля 1953 года, когда Св. Патриарх Алексий торжественно отмечал 40–летие своего епископского служения, иеромонах Сергий был награжден наперсным крестом²¹¹. Это была, конечно, заслуженная награда за понесенные труды и скорби, как явствует из затерявшегося среди его дел и документов листка, в котором он попытался подытожить пройденный им церковный путь: «В 1953 г. исполняется в марте мое трехлетнее пребывание в монастыре, где три рода испытал трудностей:

1) Учение, совмещенное с послушанием по реставрации собора – очень ответственное, трудное и мучительное по переживаниям;

2) Различные искушения и унижения от всех и во всем;

3) Служение людям через духовничество.

Итак, открывается третья часть моей жизни, самая ответственная пред Богом и людьми: «Открывается путь» – по изречению преп. Серафима. Господи, дай мне исполнить волю Твою в преданном служении Святой Твоей Церкви, которую Ты стяжал (далее низ листка отрезан, но можно догадаться, что там было)... Честною Твоею Кровию».

Сбоку приписано:

«Помни слова старца архим. Илариона: «Терпи казак – атаманом будешь» и «Большому кораблю – большое плавание».

А пока, – пока он, действительно, после юбилейных торжеств или после Казанской (в июле 1953 г.) отправился в «дальнее плавание» –в путешествие – в далекую Сибирь, чтобы навестить свою присногонимую родную сестру Наталию – монахиню Сергию, которой он многим был обязан и которой еще в июне 1940 года он послал свою карточку с надписью: «Дорогой незабвенной сестрице Наташе от глубоко любящего ее брата Павлика. Ты всегда была и остаешься для меня самой дорогой из сестер. Всегда я буду ценить твою материнскую любовь и заботливость в годы моей сиротской юности. 24. VII.40 г., снимался 6. V.40 ».

Теперь же она жила на «свободном поселении» в с. Большой Улуй, недалеко от Ачинска, где она купила в качестве домика чью–-то баню, которую, как смогла, отремонтировала, как могла, и приспособила к жилью.

Отправился он к ней, со своим братом Алексеем на три, примерно, недели. Благополучно возвратились обратно.

3 марта 1954 года Совет МДА присудил иеромонаху Сергию звание доцента. 8 июля 1954 года возведен в сан архимандрита²¹².

17 октября 1955 года Священный Синод в соответствии с пожеланием Святейшего Патриарха, видимо, в знак уважения к нему и памяти его отца, профессора А.П. Голубцова, учеником которого был Патриарх Алексий I, определил архимандриту Сергию быть епископом Старорусским. 30 октября 1955 года архимандрит Сергий за Божественной литургией в Покровском академическом храме был рукоположен во епископа Старорусского, викария Ленинградской епархии. В хиротонии, которую возглавил Святейший Патриарх, участвовали Блаженнейший Митрополит Пражский и всея Чехословакии Елевферий, митрополит Новосибирский и Барнаульский Варфоломей, епископ Волынский и Ровенский Палладий, епископ (бывший Прешовский) Алексий (Дехтярев).

Участники хиротонии: слева направо – еп. Палладий, митр. Елевферий, Св. Патриарх, митр. Варфоломей, еп. Алексий

29 октября 1955 года в речи при наречении во епископа архимандрит Сергий говорил: «В последние годы в моей душе особенно настойчиво возникала потребность в уединенной монашеской жизни, но вот, вместо дорогих, родных мне с детства стен Лавры, драгоценной, бесконечно чтимой мною раки Преподобного Сергия, с которой соединена вся моя жизнь в родном городе, мне снова предстоит идти в мир. Уже одно это обстоятельство составляет для меня, как инока, трудный путь, тем более в таком великом сане... Я усердно молюсь великому угоднику Божию Преподобному Сергию, чтобы он благословил меня на сие новое послушание и никогда не отлучался от меня, недостойного инока обители своей»²¹³.

Только приехал еп. Сергий в Старую Руссу, как Патриарх Алексий повелел ему в своем письме от 17 ноября возглавить Новгородскую епархию «впредь до замещения вдовствующей кафедры митрополита Ленинградского и Новгородского» [после смерти митр. Григория Чукова].

Начало епископского служения Владыки Сергия было связано с исполнением давнего желания новгородцев²¹⁴: в 1956 году, 19 сентября в 22 часа, в новгородском Никольском соборе были установлены честные мощи святителя Никиты, епископа Новгородского, переданные из новгородского Софийского собора в присутствии епископа Сергия, местного духовенства, зав. музеем Т.В. Константиновой и Уполномоченного по Делам Р.П.Ц по Новгородской области Ф.В. Зайцева и по согласованию с Секретарем Новгородского Обкома КПСС т. Трифоновым.

При их приеме и освидетельствовании было зафиксировано:

Св. мощи находятся в деревянном довольно ветхом саркофаге, обложенном басмой, не везде сохранившейся. С левой стороны деревянные резные украшения, равно как и басма – отсутствуют. Размер саркофага: длина 218 см., ширина 76 см., высота 60 см. Сверху саркофаг остеклен и покрыт тонкой деревянной доской с изображением Святителя, плохо сохранившимся и заклеенным предварительным бумажным креплением. Доска продольно расколота на две неравные половины.

Внутри саркофага имеется деревянный гроб в виде ящика, обитый изветшавшим темно–бордовым бархатом, в котором покоится тело Святителя Никиты. Оно обнажено и, в целом, в удовлетворительной сохранности, за исключением всех конечностей: левая прижатая к груды рука сохранилась полностью, кисть руки полуразрушена, пальцы почти отсутствуют. Правая рука выпрямлена сбоку вдоль корпуса, до локтя хорошо сохранилась, далее идет оголенная локтевая кость, не полностью сохранившаяся, кисть руки отсутствует. Обе ноги имеют оголенные берцовые кости. Стопы обеих ног отсутствуют. На остальных частях тела разрушений не обнаружено. Кожный покров с иссохшей плотью сохранился хорошо.

При внесении св. мощей в Никольский собор они были сфотографированы, каковой снимок прилагается.»²¹⁵

22 ноября 1956 года по докладу митрополита Ленинградского и Новгородского Елевферия «О выделении Новгородской епархии в самостоятельную епархию и назначении самостоятельного епископа Новгородского» епископ Старорусский Сергий был назначен управляющим Новгородской епархией (указ Священного Синода от 23 ноября 1956 года).

Получив право самостоятельного управления Новгородской епархией, епископ Сергий организовал в Новгороде епархиальное управление, а при нем – мастерские по пошиву облачений, ряс и других церковных одежд и принадлежностей, реставрации икон, столярную мастерскую и бригаду рабочих по ремонту храмов епархии.

В 1959 году были проведены большие реставрационно–живописные работы в новгородском Никольском соборе, в результате которых была выявлена художественная стенная темперная живопись XVIII в. Для проведения художественных и реставрационных работ в епархии привлекались музейные специалисты и художники. Учету, охране и реставрации подлежали древние иконы в различных приходах.

Помимо больших реставрационных работ, епархиальная деятельность Владыки Сергия характеризовалась прекрасно поставленным богослужением. По установленному правилу, дни памяти новгородских святых отмечались всенощными бдениями с пением величаний. Соборная память всех новгородских святых отмечалась дважды в год: в Неделю 3–ю по Пятидесятнице и 4 (17) октября, согласно древней местной традиции. «Праздничные службы в некоторой степени напоминали давние новгородские традиции уставностью и торжественностью своих богослужений и особенно украшались хором старейших новгородских певчих, весьма церковно исполнявших традиционные новгородские напевы священных песнопений» (из епархиального отчета за 1957 год). Всего за годы управления Новгородской епархией архиепископ Сергий совершил около 1850 служений всенощных бдений и Божественных литургий, не считая выходов на полиелеи, акафисты и молебны. Однако будничные службы были более по душе Владыке как монаху. Тогда он, облаченный в простую иноческую одежду, принимал участие в службе как псаломщик, читая или исполняя церковные песнопения на клиросе. На эти службы он приходил как обычный прихожанин, пешком, обычно без сопровождающих, часто останавливаемый на пути знакомыми и незнакомыми людьми, желавшими получить его благословение или совет по какому–либо делу или просто поприветствовать Владыку. Искренность и сердечность Владыки неизменно влекли к нему людей.

Обстановка его епархиального управления была по–монашески скудной и простой. Келейников у него никогда не было, кроме последних месяцев жизни в Лавре. Старик со старушкой, у которых он приобрел маленький домик для епархиального управления в Новгороде, остались жить там же и были единственными помощниками его в хозяйственных делах. Двери его дома так же, как и его сердце, были для всех открыты. Владыка вел переписку со многими людьми. Чтобы всем дать ответ, он был вынужден часто засиживаться за столом ночами²¹⁶.

С 5 по 30 мая 1958 года епископ Сергий принимал участие в юбилейных торжествах по случаю 40–летия восстановления Патриаршества в Русской Православной Церкви. Он сопровождал тогда армянскую делегацию, которую возглавлял Верховный Патриарх–Католикос всех армян Вазген I.

В связи с 1100–летием Новгорода 23 августа 1959 года епископ Сергий был утвержден в звании епископа Новгородского и Старорусского.

14 июля 1960 года епископ Сергий был награжден орденом в честь иконы Божией Матери «Неопалимая Купина», переданным от Архиепископа Синайского через митрополита Илию Карама,²¹⁷ посетившего Новгород. 25 февраля 1963 года Преосвященный Сергий был удостоен сана архиепископа, 12 мая того же года – права ношения креста на клобуке в ознаменование 50–летия служения Святейшего Патриарха Алексия в епископском сане и в память их «совместного церковного служения». 14 октября 1964 года на праздновании 150–летия Московской Духовной Академии архиепископу Сергию было присвоено звание почетного члена МДА.

Неоднократно по приглашению Святейшего Патриарха приезжал в Лавру на Сергиевы дни для сослужения в одном из храмов.

Управляя Новгородской епархией, Владыка Сергий не оставлял иконописания. В 1959 году он написал надгробное изображение святителя Никиты, епископа Новгородского. При этом Владыка Сергий использовал подлинные черты лица святителя, которые выявил по его святым останкам. 28 сентября 1962 года единственная церковная община Новгорода была переведена из Никольского собора, переданного музею, в церковь во имя апостола Филиппа на Ильинской улице. До 1965 года архиепископ Сергий написал иконостас для верхнего придела этого храма. В 1965 году Владыка Сергий начал большую работу по устройству иконостаса в Благовещенском приделе Георгиевской церкви в г. Старая Русса. Сам он написал для иконостаса четыре иконы.

Служебная перегрузка, нервная обстановка, множество хозяйственных дел, большие и малые недомогания привели к резкому переутомлению Владыки. В начале 1967 года у него произошел инсульт и открылся правосторонний паралич. Вынужденный соблюдать постельный режим в течение четырех месяцев, Владыка продолжал руководить епархиальными делами, а в мае снова начал совершать богослужения.

25 (7) октября 1967 года Святейший Патриарх Алексий²¹⁸ издал указ о переводе архиепископа Сергия в Казань. Но последний, в связи с болезненным состоянием, испросил благословения у Святейшего Патриарха Алексия на предоставление ему трехмесячного отпуска, который провел в Успенском мужском монастыре в Одессе. Лечащий врач признал его нетрудоспособным, и в январе 1968 года архиепископ Сергий был уволен за штат, с определением его на место–жительство в Троице–Сергиеву Лавру.²¹⁹

По рекомендации врачей он осенью в 1969–1970 гг. один или два раза ездил на Черное море – в район Гагры, где не терял времени зря, как показывает один из сохранившихся снимков.

Пока позволяло здоровье, Владыка Сергий продолжал служить в Лавре и проповедовать. В 1969–1974 годах он совершил здесь 36 рукоположений: 23 – в сан иеродиакона и 13 – в сан иеромонаха (общее количество рукоположений за все годы: в сан диакона – 44, в сан иерея – 34, количество ставленников – 65). Обладая музыкальным слухом, Владыка с детства любил церковные песнопения, особенно монастырского напева. Он в течение многих лет, пока были силы, пел в братском лаврском хоре под руководством архимандрита Матфея (Мормыля).

Его очень высокий тенор заметно выделялся в хоре. Владыка Сергий ценил в песнопениях простоту и молитвенность и был против увлечения сложными для понимания композициями.

Находясь на покое в Троице–Сергиевой Лавре, Владыка Сергий с 1970 года в качестве монастырского послушания занимался иконописанием. Он писал почти исключительно иконы Преподобного Сергия по заказу Священноархимандрита Лавры Святейшего Патриарха Пимена и его наместника для подарочного фонда. Вот почему в Лавре ныне, кроме переданных в ризницу после кончины Владыки Сергия его келейных икон, нет образов его письма. Иконы письма Владыки Сергия исполнены в строгом иконописном стиле (за исключением нескольких живописных, написанных маслом на холсте). Молящиеся ценят эти иконы за их «духовную добротность». Они знают и чувствуют, что иконы эти написаны с молитвой, что дух писавшего иконы стремился соединиться с первообразами. Всего за 1970–1981 годы Владыка Сергий написал, по его собственному подсчету, свыше 500 икон.²²⁰

Помимо иконописания в 1972–1975 гг. Владыка Сергий много времени и сил уделил составлению большого труда (в 3–х частях)²²¹, посвященного воссозданию образа горячо любимой им матери, на основании ее различных дневниковых записей и переписки.

Работал Владыка Сергий по 10–14 часов, а иногда и по 16 часов в сутки. До тяжелой болезни, случившейся от сильного переутомления и длившейся с августа по ноябрь 1980 года, распорядок дня у Владыки Сергия был приблизительно следующий: вставал он в 2–3 часа ночи; до братского молебна с полунощницей, начинающихся в Лавре в 5.30 утра, Владыка совершал все свое монашеское правило. После полунощницы он поминал и молился за ранней литургией, а если было много работы, шел сразу в келью. Почти никогда в праздники Владыка Сергий не пропускал ранних литургий и всенощных бдений, за которыми он читал братские синодики.

После литургии Владыка работал до братской трапезы, которую, пока были силы, всегда старался посещать. В ней Владыка видел не только трапезу телесную, но и духовную: общение монашеской семьи–братии между собой и с отцом наместником, с наставлениями из жития святого или от святоотеческих слов. Владыка Сергий очень ценил то благочиние и благоговение за братской трапезой, которое установилось в Троице–Сергиевой Лавре.

После трапезы Владыка Сергий отдыхал около 1–2 часов, а затем вновь принимался за работу и чтение святых отцов, из которых ему особенно близки были преподобные авва Дорофей, Исаак Сирин, Иоанн Лествичник, Иоанн Кассиан Римлянин и Симеон Новый Богослов. На будничные вечерние богослужения Владыка Сергий обычно не ходил; подобно своему старцу схиархимандриту Илариону, он любил иногда совершать монашеское правило так что за прошедший день оно кончалось к 12 часам ночи, и тут же снова начинал его – за следующий день.

После болезни летом и осенью 1980 года такой распорядок дня как с сокрушением говорил Владыка, «нарушился», и он вынужден был меньше посещать богослужения. Во время болезни он записывал себе для самоконтроля: «Вставать не раньше 4.15 утра. Ложиться не позже 10. Спать не меньше 6 часов». Но даже в первую седмицу Великого поста 1982 года не было утра, в которое бы Владыка Сергий не пошел на братский молебен в Троицкий собор или на утреню в трапезный Сергиевский храм.

После подготовки к печати работы «Воплощение богословских идей в творчестве преподобного Андрея Рублева» («Богословские труды», сб. 22. М., 1981) Владыка Сергий начал обдумывать новый труд по иконоведению. Сохранились тезисы, наброски и черновики ряда статей: «Духовный реализм в византийском искусстве»; «О древнерусской иконе XII–XIII вв.»; «Во Христе новая тварь»; «Тезисы по древнерусской иконописи»; «Столпники в изображении росписи 1378 г. Феофана Грека в церкви Спаса Преображения в Новгороде». Кроме того, сохранился ряд заметок («Свои мысли») об исторических путях иконописи, в которых, в частности, выявляется ценность живописных икон XVIII века и икон афонского письма. Все эти статьи перекликаются с незаконченным трудом Владыки Сергия, которым он ранее занимался – в 1953–1962 годах, – «Живописное и иконописное направления в церковной живописи и их онтологическая оценка (материалы для магистерской работы)».

Кроме иконописания и работ по иконоведению, Владыка Сергий, пребывая на покое, занимался духовничеством, которое было его призванием. С детства он привык и умел руководствоваться наставлениями духовников–старцев, старался впитывать их благодатный опыт и знание жизни и людей. Поэтому духовное окормление Владыки Сергия всегда очень ценилось теми, кто приходил к нему за помощью. Поэтому 15 ноября 1971 года, указом, Святейший Патриарх Пимен поручил архиепископу Сергию «осуществлять общее руководство братскими духовниками Троице-Сергиевой Лавры».

Владыка, прежде всего, поставил перед духовниками Лавры вопрос о соразмерности общей и частной исповеди. Он писал тогда: «У меня составилось невольное впечатление, что краткая такая общая исповедь ничего не дает при простом, по книжке или наизусть, перечислении грехов. Она не пробуждает душу, не углубляет в ней чувство глубокого раскаяния, формально проводится. То, что допустимо в монашеской исповеди, не достигает впечатления в общей исповеди мирян». Владыка Сергий составил три образца общей исповеди для разнообразия и углубленного ее проведения, а также с целью ускорения, в соразмерности с Божественной литургией, совершающейся в другом храме. Особое значение он придавал частной исповеди, «как таинству, в котором душа теснейшим образом связуется, сродняется с духовным отцом, в котором хочет видеть и любовь к ней, и авторитет духовный'. В наложении епитимий Владыка был чрезвычайно осторожен, опасаясь, чтобы епитимия не привела к отчаянию или унынию. Он предпочитал давать епитимию на короткий срок и, если кающемуся данная епитимия была по силам и приносила пользу, продлевал ее. Владыка Сергий сообразовал епитимий не только с духовным возрастом и физическими силами исповедуемого, но и с его образом жизни: близостью или удаленностью от храма, семейной обстановкой, условиями работы, возможностью молиться в одиночестве или только на людях.

Глубокая сердечность, простота, искренность, правдивость, нелицеприятие и бережное отношение к душе другого приводили на исповедь и беседы к Владыке Сергию самых различных людей: у него можно было встретить и архиерея, и монастырского дворника, и старушку, которая помнила Сергиев Посад начала века, и молодых людей, решавших вопрос о выборе жизненного пути. Кроме дара духовного окормлении, у Владыки был дар молитвы за других. Он умел принять скорбь и радость ближнего в свое сердце и вознести их к Богу.

Очень многим бедным он помогал материально, раздавая всю свою пенсию в 120 рублей, а от большей, когда она была увеличена для архиереев, он почему–то отказался,.

Конечно, у него были какие–то человеческие недостатки; иногда, но очень редко, проявлялись горячность или вспыльчивость, унаследованные от предков по отцовской линии.

В Великий пост 1982 года Владыка Сергий заболел воспалением легких, которое отяготилось приступами астматического удушья. В ночь внезапной кончины наместника Лавры священноархимандрита Иеронима (30 марта 1982) у Владыки произошло нарушение мозгового кровообращения. Состояние его было почти безнадежным. В тот же день Владыку Сергия соборовали и причастили. Ьритии Лимры приходила к нему прощаться. Он всех узнавал, называл по имени и давал каждому духовные наставления и советы. Однако к Пасхе при усердном уходе со стороны племянниц Мани (врач–терапевт) и Иры, и келейников–монахов Силуана и Андроника Владыка выздоровел, и на пасхальную службу его привезли в коляске в Троицкий собор. После этого он стал поправляться и даже начал ходить самостоятельно. На престольный праздник обители, в день Живоначальной Троицы, Владыка Сергий причастился Святых Тайн.

Скончался он совершенно неожиданно 16 июня 1982 года, около 3 часов дня, от четвертого инсульта, когда у него в келий никого не было²²².

Отпевание Владыки Сергия 18 июня в Успенском соборе Троице–Сергиевой Лавры по монашескому чину возглавил его духовный сын митрополит Минский и Белорусский Филарет и собрат архиепископ Волоколамский Питирим. В надгробном слове митрополит Филарет отметил, что Лавра и Академия знали Владыку Сергия как ревностного архипастыря, ученого, преподавателя и опытного духовного руководителя, который с необычайным смирением нес свой иноческий крест.

По благословению Священноархимандрита Лавры Святейшего Патриарха Пимена, архиепископ Сергий, много сделавший для Лавры как духовник, иконописец и художник–реставратор, бывший преподаватель в Академии и певец лаврского хора, погребен в Троице–Сергиевой Лавре, перед алтарем церкви в честь Сошествия Святого Духа на апостолов. Он завершил свой жизненный путь там, где начинал его – под покровом Преподобного Сергия, потому что был его истинным учеником.

Арестован 26 марта 1930 г., и у него отобраны²²⁴ вещи: портфель, кошелек, перочинный нож, два ключа, точилка для карандаша и три книжки; деньги: всего 8 р. 20 коп.

В протоколе допроса, произведенного и записанного 26 марта помощником уполномоченного (М. Бак? – судя по росписи), Павел показал, в частности, что он «студент литфака 3 курса I МГУ, служит в Историческом музее, холост, в Москве живут 4 братьев, все служат, младший брат, Серафим... в ссылке в Онеге, ... беспартийный», является «религиозным и глубоко верующим человеком », в Москве с 1924 года, с 1927 [?] учится в МГУ.

В показаниях по существу дела записано: «... Связь с [гор.] Сергиево я поддерживаю до сих пор, там у меня живет сестра–монашка и другая сестра, замужняя за священником. Брат мой, Голубцов Серафим, был послушником Данилова монастыря, вместе с епископом Парфением в ноябре 1929 г. выслан в Онегу, с братом я переписываюсь, оказываю ему материальную помощь.

Муж сестры Габрияник, священник, выслан в 1928 г. в Ср. Азию, в ссылке находится до сих пор, с зятем я переписываюсь, нередко посылаю ему деньги. Из моих знакомых высланы отец Сергий Мечёв в 1929 г.

В Москве знаю хорошо графа Олсуфьева, который работает в каких–то мастерских.

Вскоре после пожара через день или два в Университете я случайно встретился на ходу с преподавателем университета Федоровым–Давыдовым, который сказал студентке Литфака I МГУ Бубновой Ольге Николаевне о том, что закрыли Симонов монастырь, я будучи возмущен закрытием монастыря, с озлоблением сказал ему «что у вас сгорел Циковский дом», больше на эту тему разговоров не вел.

Записано с моих слов верно, мне цитировано. Подпись: Голубцов.

Допросила п/уп. М. Бак [л.л. 8–9]

Фотография из следственного дела.

В Анкете из 15 пунктов, заполненной лично П.А. Голубцовым 28 марта, ничего примечательного нет. Место жительства указано по Остоженке 9. кв. 7. [л. 1.].

А 8 апреля 1930 г. та же М.А. Бак, рассмотрев следственный материал по делу1 № 99740/3099, заполнила стандартный бланк Постановления (о привлечении в качестве обвиняемого) П.А. Голубцова, «установив, что ... студент I МГУ, будучи противником соввласти и религиозным фанатиком в разговоре по поводу закрытия Симонова монастыря заявил.., что мы у них за это сожгли дом ЦИКа»²²⁵. Голубцов тесно связан с антисоветским реакционным элементом, поддерживал тесную связь и оказывал материальную помощь ссыльному монаху и священнику. В Университете среди студентов занимается ведением антисоветской агитации».

Из вышеизложенного устанавливается, что... гр. Голубцов П.А., являясь противником Соввласти................

достаточно изобличается в ведении злостной антисоветской агитации и связан с контрреволюционным элементом – имеющимися в деле материалами, а потому, на основании 128 ст. Уг.-Процесс. Кодекса ПОСТАНОВИЛ: названного Голубцова П.А. привлечь в качестве обвиняемого по 58/10 статьям Уголовного Кодекса.

«Согласен»: Нач........(подпись отсутствует)

«Утверждаю»: Нач........(подпись отсутствует)

Настоящее постановление мне объявлено – Голубцов (подпись обвиняемого).

В тот же день Павел Александрович простым карандашом на полстраничке написал протест против этого лживого по своим мотивам постановления следующего содержания:

«В ОГПУ, Секретный Отдел 5 отделение Уполномоченной т. Бак

от заключенного Голубцова Павла Александровича, находящегося в Бутырской тюрьме, камера 78 корр. 17.

Заявление

Сего 8 апреля Вами объявлено мне постановление о привлечении меня к ответственности по ст. 58/п. 10 Уг. код., причем ... указано, что я будто–бы ...сказал..* «а мы у вас сожгли дом ЦИКа».

Настоящим категорически возражаю против указанной фразы, равно против указываемого ... обвинения в агитации против советской власти.

Указанной фразы не произносил, а сказал то, что мною изложено в первом моем показании, не имея в виду этой фразой выразить какое–либо антисоветское отношение, а желая дать понять Федорову–Давыдову, что мне, как знатоку, специально изучающему вопросы искусства, одинаково больно срыв Симонова храма, как ему – частичная гибель от пожара любого правительственного здания.

Бутырская тюрьма 8.IV. 30 г. Голубцов П.А.» [л. 7] г

В деле, данном для ознакомления, приложены только копии из заключения, сделанного « » мая 1930 г. помощником] Уполн. СООГПУ М. Бак, что она нашла, что:

Голубцов, будучи студентом Университета, занимался ведением антисоветской агитации в группе студентов и преподавателей по поводу закрытия Симонова монастыря, заявил: «...вы у нас Симонов монастырь закрыли, а мы у вас сожгли дом ЦЕКа»²²⁶...

Голубцов связан с контрреволюционным элементом, помогает высланным церковникам.

Допрошенный ГОЛУБЦОВ показал, что действительно будучи озлобленным по поводу закрытия церкви, сказал, что мы у них ...[сожгли дом ?] ЦЕКа.

Показал, что его брат, бывший монах, выслан, зять – священник также, ...которым он оказывает материальную помощь.

Связан с бывшим гр–ном /вместо графом] Олсуфьевым. Принимая во внимание, что гр. ГОЛУБЦОВ достаточно изобличен в преступлении, предусмотренном ст. 58/104К

Постановил:

Дело передать на рассмотрение Особ. Совещания при Коллегии ОГПУ

П/уполном. 5 отд. СООГПУ (М. Бак) [л. 17].

В выписке из протокола Особого Совещания при КОЛЛЕГИИ ОГПУ от 8 мая 1930 г. напечатано:

«Постановили (в дополнении] 3):

Голубцова Павла Александровича выслать через ПП ОГПУ в Сев.

край сроком на ТРИ года, считая срок с 28/Ш-ЗО г.

Дело сдать в архив». –

Больше документов в деле нет, кроме документа от 15.03/13.06. 1989 г. о реабилитации на основании Указа, упомянутого в конце Следств. дела И. А. Голубцова.

на тему: «СПОСОБЫ ВОПЛОЩЕНИЯ БОГОСЛОВСКИХ ИДЕЙ В ТВОРЧЕСТВЕ АНДРЕЯ РУБЛЕВА».

Вначале рецензент излагает вкратце содержание сочинения, в конце же пишет следующее:

«Исследование автора имеет не один историко–теоретический интерес, но для нашего времени не потеряло практическое значение: в творчестве Рублева мы находим лучшее выражение идеи «образа», «в видимом невидимого», причем в художественных формах. Вот чем объясняется большой интерес к творчеству Рублева не только у нас на Руси, но и за пределами ее. Достаточно указать, что но французском парижском издании 1947 г. об ангелах, из всей русской иконописи только «Троица» Рублева нашла место (фоторепродукция № 13).

Сочинение автора, как первая научная работа, имеет недостатки и достоинства. Сначала о первых.

Первый недостаток методологического порядка – отсутствие историко–критического обзора литературы о творчестве Рублева. Этот обзор автор мог сделать, т.к. литература о Рублеве сравнительно небольшая и при том исключительно искусствоведческого характера, а не иконографическая. Своим обзором автор выгодно выделил бы свое исследование, как именно иконографическое, т.к. именно иконографических работ о Рублеве нет, за исключением работы Алпатова на французском языке, («Троица» в искусстве Византии и в иконе Рублева»).

Второй недостаток сочинения автора. В первой главе он намеревался дать биографию Андрея Рублева и работы этой не выполнил. Правда, материалы о жизни и деятельности Рублева незначительны, однако автор располагал житием преп. Сергия Епифания, житием преп. Никона, сказанием о иконописцах, кроме того, побочными материалами, как, напр., постановлениями Стоглава, летописями, и на основании их вполне можно было бы воспроизвести образ Рублева с указанием основных этапов его художественного роста и развития. В представленной же биографии Рублева автор ограничился одними рассуждениями. Повторяем, материал для (представления) научной биографии Рублева у автора был вполне достаточный.

Третий недостаток работы – автор не дал обоснования принадлежности Рублеву ряда образов – икон, о композиции которых он говорит во второй главе (апп. Павел, Петр, Спаситель и др.), ограничившись глухой ссылкой: «ученые единогласно признают». Какие это ученые? Какие их доводы?

Четвертый недостаток – автор не указал иконографическую преемственность с предшествующими работами такого порядка на Руси и, в частности, с работами Феофана Грека (XV в.), который дал удивительные фресковые композиции ангелов и которые, несомненно, преемственно были восприняты Рублевым в его «Троице».

Пятый недостаток – автор не дал внешнего описания иконы Троицы и ее истории до наших дней.

Шестой–и основной недостаток работы – слишком смелое и иконографически неоправдываемое изъяснение композиции образа Троицы, как присутствие за столом у Авраама у дуба Мамврийского трех Божественных ипостасей, причем вторая Ипостась – Сын Божий – помещен на левой стороне Бога Отца.

Такому изъяснению противоречит, во–первых, библейский текст, во–вторых, святоотеческое понимание и самое главное, учитывая характер работы автора, иконографические данные. На них мы преимущественно и остановимся.

Прежде всего, ни в византийской, ни в русской дорублевской и послерубдевской иконографии Третья Ипостась – Св. Дух не изображался в образе Ангела.

Во–вторых, Вторая Ипостась – Сын Божий нигде и никогда не писался ниже по чину Св. Духа, чем символизируется «левая» сторона.

Как же тогда понимать «Троицу» Рублева?

Это – символ Троицы и на этом надо остановиться. Допустима лишь догадка следующего порядка, исходя из иконографических данных. Учитывая, что средний центральный Ангел облечен иконописцем в темно–красный иматий, имеет «клавий» – особую подвязку на правой руке, что является непременной принадлежностью в иконографии Господа Спасителя, можно заключить, что Рублев в образе среднею ангела дал образ Второй Ипостаси, что не противоречит ни библейско–догматическим данным (кн. БЫТИЯ, гл. XIX-XX), ни святооческому пониманию.

Таким образом, автор в идеологическом толковании «Троицы» Рублева сделал передержку: приписал Рублеву то, о чем он не думал и, даже скажем, не мог думать, т.к. иконографически, несомненно, он был человек сильный.

Однако, наряду с укачанными недостатками работа автора имеет несомненные достоинства.

– с большой любовью работал над избранной темой; творчество иконографически хорошо, личность Рублева тепло воспринята юта и уважение к иконописцу выражается хотя бы в том, что автор рисует «преподобным», хотя церковно он канонизирован не был. невского творчества с иконографической и идеологической стороны

– трактовки композиции Троицы, отмечены не только верно, но, и углубленно. Досадно лишь то, что* в третьей главе при характе-^рчества на Руси конца XIV в. автор увлекся взглядами светских искусствоведов о Рублеве – Щербакова, Свирина, Олсуфьева. В ре-|(Сь скучные и чрезвычайно туманные умозрения, рграфии «Троицы» (стр. 60–63) развернута автором основательно.

– плюс работы автора – снабжение ее прекрасными фоторепро-ht оживляют работу и придают ей большую убедительность. г I дцидата богословия автор за свою хорошую работу вполне заслу-V . ,1

4+ Доцент свящ. Н. Никольский42.

Указ Святейшего Патриарха о выделении Новгородской епархии в самостоятельную

УКАЗ СВЯТЕЙШЕГО ПАТРИАРХА МОСКОВСКОГО И ВСЕЯ РУСИ ПРЕОСВЯЩЕННОМУ ЕПИСКОПУ СТАРОРУССКОМУ СЕРГИЮ

ПРЕОСВЯЩЕННОМУ СЕРГИЮ, ЕПИСКОПУ СТАРОРУССКОМУ.

до замещения вдовствующей кафедры Митро-, Ленинградского и Новгородского, Вашему Преосвя- поручается управление Новгородской епархией. , сы от приходов Новгородской епархии на цент-,|Ые расходы Патриархии и епархиальных учреж-: Ленинграде должны направляться в Ленинградское ioe Управление через канцелярию Вашего Пре-ца в Старой Руссе.

содержание Вашего архиерейского дома определя-( месячно сумма в размере 5.000.руб. Оклад содержа-(в Преосвященства определяется также в сумме 5000 руб. месяц.

Первый рецензент, по кафедре «Церковная Археология».

«Григорий Семенович, мой отец, обзаведясь со временем семьей (в какой–то деревне) и навещая ее, как–то привез свой портрет, написанный Павлом Голубцовым углем на картоне, размером примерно 30x40 см и даже в рамке: отец сидит у окна, подперев рукой подбородок, в профиль. Прошло с тех пор 70 лет. У меня и сейчас этот портрет [как бы] перед глазами. Столько доброты и юмора , не говоря уже о сходстве. Но мама... не уберегла этот портрет от нас [детей]. Во время похорон Марии Францевны Павел Александрович (вл. Сергий) обратил внимание на моего брата Бориса. Валюшка объяснила, что это сын Григория Семеновича с Остоженки. П.А. поинтересовался, кем он работает. А работал брат в то время в Кремле реставратором–мраморщиком».

Потом П.А. попросил Валюту передать моему брату просьбу приехать к нему в Лавру. Когда тот приехал, то владыка попросил его распилить для него камень, привезенный кем–то из Палестины, якобы с Голгофы [последнее, конечно, очень сомнительно]. Распилить пополам так, чтобы на полученных плоскостях написать какие–то иконы. Камень был овальный, дынькой, величиной с два кулака, как пояснил Борис Григорьевич, и оказался очень твердым гранитом. Пришлось под него выдолбить овальное углубление в известняковой плите и зацементировать его в ней, а дней через пять распилить его вместе с этой плитой алмазным кругом под сильной струей охлаждающей воды, причем раскаленные частицы были видны в воде на глубине до двух сантиметров.

Однако не известно, реализовал вл. Сергий свой замысел. Когда Борис Григорьевич приехал в Лавру, Владыка был болен воспалением легких, и его к нему не допустили, хотя камни и передали.

В книге митр. Ювеналия о митрополите Никодиме²²⁷1 помещена статья митрополита Кирилла, в которой находится, в частности, следующий тенденциозный фрагмент, м.б., и не по вине автора:

«...Как–то, направляясь из Ленинграда в Москву на машине, он [митрополит Ленинградский и Ладожский] посетил Новгород, где тогда архиереем был почтенный старец архиеп. Сергий (Голубцов)... Он был человеком интеллигентным, церковным, но пожилым по возрасту и слабым. Митрополит обнаружил, что церковная жизнь Новгорода находится [якобы] в полном упадке. В епархии осталось только 25 храмов [из 40, т.е. 62,5 %, т.е. лучше, чем по всей стране! – С.Г.].²²⁸2 Практически всем управлял Уполномоченный... У владыки Сергия не было даже машины, чтобы приехать на богослужение – его возили в мотоциклетной коляске...»

Судя по тексту, это посещение Новгорода имело место в 1967 году, когда архиепископ перенес инсульт и в больном состоянии пытался управлять епархией. Митрополит решил тогда присоединить эту епархию к своей и убедил Патриарха и Синод в целесообразности такой меры, как сообщает митр. Кирилл. Непонятно, каким образом слабого и больного архиерея Синод направил правящим в Казань.

Что же касается машин и мотоколяски, которой пользовался вл. Сергий только тогда, когда его машина ремонтировалась, т.к. была разбита водителем при поездке без благословения Владыки в Ст. Руссу, то об этом см. далее в приложении «Состояние Новгород, епархии», где довольно хорошо отражена и позиция Владыки.

«...Даже незначительное потепление в отношениях государства и Церкви²³⁰ сказалось на положении дел в епархии. 30 января 1950 года благочинный Новгородского округа отец Н. Чернышев освятил правый придел Никольского собора в честь иконы Божией Матери «Знамение». Он же 22 мая освятил левый придел в честь преподобного Варлаама Хутынского. После ремонта в Валдае 12 июля была освящена церковь во имя Петра и Павла, в селе Юрьево Окуловского района в том же июне²³¹ освящена церковь после ремонта. Благочинный Старорусского округа отец Иоанн Копылов 22 октября освятил в с. Порожки в местной церкви придел во имя великомучеников Флора и Лавра, в с. Леохново 12 ноября освящен храм во имя Преображения Господня. Однако общее число храмов в области по–прежнему оставалось на одном уровне. В 1953 году их было только 40. Семь нуждались в ремонте.

Духовная жизнь отмечалась памятными событиями, которые давали верующим силы и радость духа. Четыре раза в 1953 году выезжал в Новгород и.о. викария (ленинградской) митрополии преосвященный Роман (Танг, † 1963)²³², епископ Таллиннский и Эстонский. 22 ноября в Спасо–Преображенской церкви с. Бронница владыка освятил новый придел в честь Всех Святых в память упокоения воинов, павших в Великой Отечественной войне. На богослужении присутствовала огромная масса народа. Свыше 30 лет местные прихожане не видели архиерейского служения. И это событие стало большим праздником в жизни верующих новгородцев.

Смерть И.В. Сталина в марте 1953 года вызвала среди российских иерархов противоречивые настроения. С одной стороны, появилась надежда на продолжение религиозного подъема, с другой – возникли опасения, что без сдерживающего влияния «вождя» многие из его соратников постараются объявить новый атеистический поход против Русской православной церкви. Начало такому грядущему походу положило постановление ЦК КПСС от 7 июня 1954 года «О крупных недостатках в научно–атеистической пропаганде и мерах ее улучшения». Активными авторами этого документа были Д. Шепилов, А. Шелепин и М. Суслов. Реакция в обществе была настолько негативной, что уже в сентябре Н.С. Хрущев вместе со своими помощниками вынужден был отступить, и 10 ноября 1954 года появилось новое постановление ЦК КПСС «Об ошибках в проведении научно–атеистической пропаганды среди населения».

Это постановление значительно улучшило атмосферу в обществе. Оно сказалось и на судьбе Новгородской епархии. С 1933 года епархия входила в состав Ленинградской митрополии. Помощником у митрополита был викарный епископ с титулом Старорусский. В 1955 году «с перемещением преосвященного Михаила (Чуба) епископа бывшего Старорусского»²³³ вакансия долгое время оставалась свободной. Митрополит Григорий обратился к Святейшему Патриарху с просьбой заместить эту вакансию и сам предложил кандидатуру: «Ввиду особых условий исторического значения древней Новгородской области имею честь представить вниманию Вашего

Святейшества, что таким кандидатом на пост епископа Старорусского мог бы быть архимандрит Сергий (Голубцов) как весьма сведущий в области церковной археологии и, в частности, в археологических ценностях Новгорода и области».

Священный Синод в своем заседании 17 октября 1955 года поддержал ходатайство митрополита Григория. После наречения и хиротонии в епископский сан, состоявшихся в Троице–Сергиевой Лавре, преосвященный Сергий, епископ Старорусский, становится викарием Ленинградской епархии.²³⁴

Но уже через год, 22 ноября 1956 года, заседание Священного Синода вновь слушало митрополита Ленинградского и Новгородского Елевферия – «о выделении Новгородской епархии в самостоятельную епархию и назначении самостоятельного епископа Новгородского». Синод назначил управляющим Новгородской епархией епископа Старорусского Сергия». В результате, с 1 января²³⁵ 1957 года древнейшая Новгородская епархия вновь приобрела свою самостоятельность.

Епископ Сергий ...начал свое святительство с посещения храмов вверенной ему епархии (будучи викарием, он редко отлучался от митрополита). Побывал почти во всех приходах. Состояние многих церквей вызывало тревогу, но на капитальный ремонт требовались средства и усилия. Пришлось определить наиболее аварийные: в Коростыни, Любынях, Подгощах и в Новгороде – Никольский собор.

Относительное благополучие Церкви, сложившееся в стране в 50–е годы, было недолговечным. В ЦК КПСС находилось много воинствующих атеистов, готовых при первой возможности возобновить антирелигиозное наступление. Да и сам первый секретарь ЦК Н. Хрущев, мечтавший о скором построении коммунистического общества, с трудом мирился с «религиозным дурманом». Сдерживало его только мировое общественное мнение, с которым коммунисты старались считаться.

Еще не было открытого гонения на Церковь, но не было и движения вперед. С 1948 года в Новгородской епархии не открылось ни одной церкви. И на 1 января 1960 года их число по–прежнему составляло 40, 6 из них – городские. На долю епископа Сергия (с 12.02.1963 года – архиепископ) выпала вся тяжесть надвигающегося нового противостояния Государства и Церкви.

Светлым моментом в этой угнетающей атмосфере стали торжества по случаю 1100–летия Новгорода Великого, прошедшие летом 1959 года. 23 августа Патриарх Московский и Всея Руси Алексий подписал указ епископу Старорусскому Сергию, управляющему Новгородской епархией: «В ознаменование 1100–летнего юбилея Великого Новгорода епископ Старорусский Сергий утверждается в звании епископа Новгородского и Старорусского».

Знаменательную годовщину Новгород отметил большими торжествами, на которые прибыли гости со всех сторон огромной страны и из–за рубежа. Приняла участие в празднике и Новгородская церковь. В Никольском соборе прошли торжественные богослужения, во время которых состоялось оглашение нового сана епископа Сергия. К торжественным дням в соборе были завершены большие реставрационно–живописные работы, открыта для обозрения темперная живопись конца XVIII века. Но это был праздник. А за его спиною стояли трудные напряженные будни, в которых шло невидимое противостояние.

Конец 50–х – начало 60–х годов стали в истории нашего Отечества трагическим периодом, когда руководство СССР сделало еще одну, устрашающую, попытку окончательно разрешить в стране «религиозную проблему». Нагнетание в обществе антирелигиозных настроении, прежде всего через средства массовой информации, через атеистическую пропаганду неизбежно вело к новому «штурму небес». Начало ему положило совещание ответственных работников отделов пропаганды, науки, школ и вузов, культуры ЦК КПСС, Госполитиздата, ЦК ВЛКСМ и т.п., состоявшееся в начале мая 1957 года. На нем было решено вернуться к исполнению откровенно антирелигиозного постановления ЦК КПСС от 7 июня 1954 года. Было предписано издавать массовый научно–популярный журнал «Наука и религия».

Объявленный поход на религию продолжило секретное постановление ЦК КПСС от 4 октября 1958 года «О записке отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по союзным республикам «О недостатках научно–атеистической пропаганды». Оно предписывало всем партийным и государственным органам, всем общественным организациям развернуть наступление на «религиозные пережитки советских людей». В соответствии с указаниями ЦК и лично Н.С. Хрущева 16 октября Совет Министров СССР принял первые антицерковные постановления: «О монастырях в СССР» и «О налоговом обложении доходов предприятий епархиальных управлений, а также доходов монастырей». Постановления запрещали применять в монастырях наемный труд, предусматривалось уменьшение земельных наделов, сокращение самого количества обителей. Кроме того, вновь вводился отмененный в 1945 году налог со строений, вводилась земельная рента, резко повышались ставки налога с земельных участков.

Следующим наступательным шагом в «антирелигиозном походе» было постановление ЦК КПСС от 28 ноября 1958 года «О мерах по прекращению паломничества к так называемым «святым местам», которое предписывало партийным и советским работникам использовать все способы в этом направлении.

30 марта 1959 года это постановление обсудил Совет по делам Русской Православной Церкви, на заседание которого были созваны уполномоченные со всей России. Правящая власть задумала в несколько месяцев разрушить вековую традицию поклонения святым местам. Методы при этом использовались давние, проверенные еще в «пятилетку безбожия». Вот как изложены они Уполномоченным по Новгородской области Г.Е. Капицей при подготовке целой кампании по закрытию источника возле д. Молочково Солецкого района.

«В свете решения ЦК КПСС и бюро Новгородского обкома КПСС «О проведении работы по прекращению паломничества к так называемым святым местам и источникам» Солецкому РК КПСС и РИКу мною даны следующие практические рекомендации:

– подготовить выступления 2–3 человек из числа местных граждан в районной газете об этом очаге шарлатанства церковников с предложениями по его ликвидации;

– усилить антирелигиозную пропаганду среди жителей Дубровского сельсовета;

– выступления в газете и ходатайства общественности использовать при вынесении решения на заседании РИКа о сносе часовни...»

В сложившейся ситуации Патриарх нашел нужным обратиться к архиереям: «...во многих епархиях держится обычай в известные дни, например, в так называемую 9–ю пятницу, в праздник Рождества Богородицы, в день Св. Николая, в Покров, в Ильин день, в Троицын день, в Казанскую, в Тихвинскую и другие заветные дни паломничать группами на реку, к колодцам и источникам, причем паломничества эти совершаются независимо от церковного служения в эти дни...» Патриарх просил преосвященных не подменять церковные обряды ложными. Он имел в виду случаи обманов и провокаций, которые могли быть при огромном стечении народа.

Спустя месяц после рекомендации Уполномоченного районная газета «Знамя победы» выпустила страницу под общим заголовком «Кому нужен религиозный дурман?». Житель д. Любитово Дубровского сельсовета В. Матвеев уверял читателей: «Я прожил 68 лет и за всю свою жизнь пришел к твердому убеждению, что Бога не было и нет, а все религиозное учение есть дурман, придуманный господствующим классом для лучшего закабаления и эксплуатации забитых и темных людей». Не надо быть большим специалистом, чтобы понять, что за подписью В. Матвеева стоит ловкий пропагандист.

Пространная статья под заголовком «Для верующих святой, а для попов золотой» подписана вымышленной фамилией Н. Кувалдин.

Достоверно известно, что не только в составе редакции не было сотрудника с такой фамилией, но и в самом городке она не значилась. Что стоит за этим укрывательством? Трусость? Нежелание, чтобы люди знали того, кто осмелился выступить против прадедовских святынь? «Но те огромные доходы, которые получало духовенство за счет религиозного одурманивания и эксплуатации народа, им казались недостаточны. Поэтому они придумали открыть «святой» источник возле деревни Молочково...», – писала газета.

13 апреля 1959 года Солецкий райисполком принял решение № 122 – о закрытии часовни в Молочкове:

«Учитывая пожелания и просьбы трудящихся о закрытии часовни в Молочкове, которая используется в корыстных целях и наносит вред народу, исполком решает удовлетворить просьбу трудящихся закрыть часовню в Молочкове и запретить в том месте сбор народа в религиозные праздники...»

Предвидя тщетность словесных постановлений, местные власти постарались проявить активность в действиях. За неделю до праздника Успения Божией Матери, который является престольным в Молочкове, председатель РИКа и секретарь райкома КПСС вместе с подъехавшим уполномоченным Г.Е. Капицей наметили меры для предотвращения паломничества. Райисполкому вменялось принять обязательное постановление, которое бы воспрещало гражданам собираться возле источника. Нарушившие этот запрет облагались штрафами в сумме 100 рублей или приговаривались к исправительным работам на 1 месяц. Районная газета опубликовала это постановление с дополнительным антирелигиозным толкованием. Райисполком оповестил соседние районы о принятом решении.

Несмотря на запретительную политику властей настоятель молочковской церкви отец Ф. Пузанов не отказался от богослужения. За саботаж он моментально был снят с регистрации, а службы были отменены. Как сообщал потом в отчете уполномоченный Г.Е. Капица: «В ночь на 28 августа 1960 года и днем богослужений не было, колхозники – в поле. Таким образом, с паломничеством к источнику вблизи д. Молочково можно считать поконченным».

Но эта победа, как показала жизнь, продержалась лишь сезон.

В следующем году паломничество возобновилось.

Более крутые меры наступления на «святые места» предприняла районная власть в Пестове. Председателю Охонского сельсовета было приказано ликвидировать «святой колодец» в лесу за селом Охоной. Правящему епископу Сергию уполномоченный настоятельно рекомендовал отменить свой приезд в Охону на богослужение в 9–ю пятницу, а настоятелю церкви Бахтину – зачитать прихожанам обращение патриарха о недопустимости паломничества к источникам. Колодец разобрали и закрыли.

Была снесена часовня у источника между д. Мышкино и с. Воскресенское, где случилось явление иконы св. великомученицы Параскевы. На месте источника разместили летнюю свиноферму и огородили его территорию.

Святой источник возле д. Кюльвия завалили землей под предлогом «борьбы с малярией». Сам источник к тому же был «замазутен». «Лиц, восстанавливающих эти места и наносящих ущерб колхозу, привлекать к суровой материальной ответственности,» – объявлялось в постановлении Пестовского РИКа №209 от 18 июня 1960 года.

Были уничтожены и две купальни на территории бывшего боровичского монастыря «За будущих родителей». Лесхоз осушил их, распахал, засадил лесом. Такая же участь досталась и водному источнику возле боровичской деревни Серафимовка: «часовню занял под склад совхоз им. Кирова, рядом соорудил скотный двор, а воду источника направил на ферму».

Печальная судьба и у далеко известного источника «Семь ключей», что в двух километрах от д. Великуша Окуловского района (ныне – популярная минеральная вода с таким же названием). До 2000 человек приходило к нему в праздник святого целителя Пантелеймона. До 1937 года над источником возвышалась старинная часовня. Икону из нее долго хранили местные жители. Источник был завален землей, территория распахана под лесопитомник и огорожена. Районный отдел милиции выставил посты через железнодорожный мост, дабы останавливать паломников, а также взял на учет всех владельцев лодок, которые перевозили паломников через Мету.

Такая же расправа была уготована и святому источнику «Глухая Керссть», что вблизи д. Кересть Пятилипского сельсовета Новгородского района. Паломники приходили сюда даже из соседних областей. Как сообщал в отчете уполномоченный, «вследствие принятых мер со стороны РК КПСС и райисполкома моления у источника были сорваны. Источник заранее был завален землей...» В сельсовете состоялась «проработка» активистов паломничества.

Из 33 святых мест в эту кампанию тридцать одно было ликвидировано. Остались святое озеро возле шимской деревни Менюша и источник у д. Дубровка Новгородского района, на месте бывшего Перекомского монастыря.

В сентябре 1969 года обком КПСС снова вернется к вопросу о прекращении паломничества к уцелевшим двум святым местам, снова будут предприниматься административные меры к «нарушителям», в областной газете появятся разгромные статьи, но ликвидировать окончательно паломничество так и не удастся.

Сейчас, через расстояние в тридцать лет, можно осознать в каком же бесправном состоянии пребывали граждане нашей страны, какой произвол властей даже на местном уровне приходилось им испытывать, и это при декларировании закона о свободе совести.

Следом за источниками пришел черед многострадальным храмам: снова поднялась волна закрытия церквей. Справка уполномоченного, датированная 8 декабря 1960 года, так и озаглавлена: «О проведенной работе по сокращению сети церквей за 1960 год». К началу этого года в области действовали 40 православных церквей. Уже к декабрю были сняты с регистрации 5 религиозных общин. Здания тотчас же оказались изъятыми и переданными общественным и государственным организациям. В селе Горцы Шимского района церковь переоборудовалась под клуб совхоза «Прожектор» и школьный спортивный зал, при этом совхоз затягивал предназначенные на его долю работы. В д. Косицкое Батецкого района, как отмечал автор справки, была «организована интенсивная работа по переоборудованию этого здания под клуб». Были закрыты церкви в Голино Шимского района, д. Верехново Волотовского, Устье – Мстинского районов. На погосте Чижово деревянная церковь оказалась снесенной.

О позиции самого Совета по делам Русской Православной Церкви в обстоятельствах атеистического разгула свидетельствует ответ, полученный уполномоченным Г.Е. Капицей 18 октября 1960 года на жалобу верующих д. Косицкое Батецкого района: «Разъясните заявителям, что Совет не находит оснований к пересмотру решения по этому вопросу. О наличии столь большого числа подписей под этой жалобой доложите обкому КПСС и облисполкому на предмет выявления организатора сбора таких подписей и принятия мер по пресечению подобных случаев в будущем».

Много страданий и унижений выпало на долю прихожан Успенской кладбищенской церкви в Боровичах. Городские власти задумали провести реконструкцию городского парка, вплотную примыкавшего к кладбищу. В феврале 1960 года Боровичский горисполком принял решение с большевистским размахом: кладбище ликвидировать для расширения территории парка, церковную общину выселить в другое здание на окраине города, а в церкви устроить лекторий и телевизионное ателье.

Началась разъяснительная работа в массах, в печати – о необходимости принятых мер. На предприятиях и в учреждениях прошло 20 собраний рабочих, ИТР, служащих. Не согласиться с решением горисполкома смогли, конечно, единицы. Раздавались даже требования закрыть совсем общину, а не переводить ее в другое помещение.

Верующие пытались отстоять предоставленные им Конституцией права на свободу совести: 6 заявлений–жалоб ушло в различные инстанции, нашлись ходоки, которые отправились искать правду в Москву. Они побывали в Совмине, в Совете по делам Русской Православной Церкви. С ними–было письмо с подписями 1549 человек.

Тем временем на кладбище уже сносили надгробия, перепланировали территорию, высаживали кусты, деревья... Когда–то Александр Сергеевич Пушкин завещал нам хранить «любовь к отеческим гробам». Без этого чувства не может быть любви к родному дому, своей семье, своей родине. У многих боровичан, голосовавших за снос кладбища, покоились на этом кладбище не только деды и прадеды, но и родители. Не вняли они заветам предков.

С религиозной общиной обошлись жестоко и цинично: из прекрасного, недавно отремонтированного храма ей предложили переместиться в полуразрушившиеся остатки бывшей когда–то церкви св. Параскевы. Кроме такого административного насилия общину при этом грубо ограбили: все ее имущество – различные дорожки, мебель, обиходную утварь описали и отдали горкомхозу. Тот, ничто же сумняшеся, ковры и дорожки направил в гостиницу, а остальное – на распродажу. Все, как в далекие 20–е годы.

И никто не усомнился в правомерности таких действий, тогда как изымать имущество по закону полагалось только при полной ликвидации общины.

Вполне понятно, что при таком атеистическом натиске в течение 1960 года не поступило ни одного ходатайства об открытии церквей, регистрации общины. На 1 января 1961 года в области действовало 5 городских церквей и 29 – сельских.

Музей в Новгороде в это время пополнил коллекцию икон за счет поступивших «в результате осмотра памятников культуры в январе 1961 года»: 25 – из косицкой, голинской, коростынской и 16 – из только что закрытого Ильинского собора в Соль-цах.

Этот собор (сооружен в первой четверти XIX столетия) впервые был закрыт в августе 1936 года, во время войны в нем снова стали совершаться богослужения. С 11 ноября 1945 года богослужения снова возобновились и продолжались до 1960 года. Все эти годы храм не давал покоя местным властям. Еще в 1948 году под видом спасения урожая от гибели райисполком попросил верующих временно уступить летнее помещение под склад зерна, которое находилось под открытым небом. Община уступила этой просьбе.

Далее события повторили сюжет русской народной сказки о «заюшкиной избушке»: к обещанному сроку контора «Заготзерно» помещение не освободила. Все обращения оказывались безответными. Кроме того, в течение пяти лет «Заготзерно» не платило никаких налогов, никаких страховок за использование помещения. Здание варварски эксплуатировалось и подвергалось разрушению. Стекла в скором времени оказались выбитыми, водосточные трубы исчезли. Стала разрушаться настенная живопись – копии картин художника Васнецова. Местами ее просто разбивали лопатами, которыми засыпали зерно. В 1952 году в летнем помещении собора установили механический двигатель для сортировки зерна, который стал извергать клубы дыма и пыли, слоями оседавшие на ценной живописи. Эта же грязь стала проникать в зимнее помещение собора, которое в дни праздников не могло вместить всех верующих. Ни на одно заявление о возвращении общине незаконно занятого помещения ответа не последовало. Такова была политика местных партийных и советских органов.

,– Наконец, склад «Заготзерно» убрали и без согласия с церковным советом помещение тотчас же передали совхозу «Победа» – под хранение комбикормов. 28 апреля 1953 года, ссылаясь на то, что «летняя часть храма с 1948 года церковной общиной не используется по прямому назначению и не ремонтируется, а Солецкий РПС (райпотребсоюз) испытывает большой недостаток в складских помещениях», Солецкий райисполком решил «изъять летнюю часть церкви в г. Сольцы из пользования церковной общины и передать ее Солецкому РПС под склад». На сей раз райпотреб–союзу было предложено выплачивать все налоги и страховки за аренду помещения.

Стойкость верующих заслуживает уважения и современников, и потомков. Они не смирились с таким беззаконием райисполкома и продолжили защиту своего права на владение храмом. В январе 1955 года летнее помещение собора в отвратительном состоянии было возвращено. Но прошло пять лет, и снова поднялась волна закрытия храмов. На этот раз верующим сельчанам отстоять свой собор не удалось. Наступление на него началось с проверенной практики подготовки общественного мнения. 12 и 13 июня на всех 30 предприятиях и учреждениях города прошли собрания, на которых присутствовало 2200 человек. Расклад голосов был уже предопределен – 2160 «за» закрытие собора, 40 – воздержались. Днем позже Солецкий РИК своим решением изъял у общины верующих Ильинский собор, а 29 июня уже Новгородский облисполком утвердил это решение и разрешил исполкому переоборудовать здание под городской Дом культуры, на что выделил 100 000 рублей».

Снова во все инстанции пошли заявления с протестом, в Москву отправились ходоки. Встали на защиту собора и священнослужители. В архиве епархиального управления остались два ходатайства о сохранении собора в руках верующих. Его настоятель отец Николай Прокофьев в августе 1960 года обратился к правящему архиерею: «...ценнейшая внутрицерковная живопись известных русских мастеров Васнецова и Нестерова покрывает стены, арки, колонны и купола картинами из жизни Ветхого и Нового заветов... в нем венчался великий русский полководец фельдмаршал Кутузов. По заявлению старожилов города, до революции в храме находилась мемориальная доска об этом событии».

Архиепископ Сергий, специалист в художественно–реставрационном деле, также направил письмо – в Патриархию, пытаясь найти поддержку в защите храма: «...Ильинский собор является архитектурным украшением города, а своею живописью, мастерски передающею кисть художников Нестерова и Васнецова, по праву может быть назван уникальным художественным достоянием Новгородской области. Мягкость живописи, ее высокое художественное достоинство и почти полная сохранность поражает каждого посещающего храм. Прошу поставить вопрос о сохранности...»

Но все попытки сохранить храм в пользовании церкви оказались напрасными.

Следует привести рекомендации уполномоченного Г.Е. Капицы, которые он выдал солецким властям 3 сентября: «...воздержаться от осуществления в настоящее время принятого решения об изъятии у общины здания собора, а осуществить его по прошествии 2–3 месяцев, когда прекратятся хождения граждан в Совет...» Райисполком точно исполнил предписание, и только 12 декабря 1960 года создал комиссию по изъятию храма. С удовлетворением отмечал Г.Е. Капица в своей докладной записке в Совет по делам Русской Православной Церкви об огромной разъяснительной работе, которую провели райком партии, райисполком и райком комсомола при его непосредственном участии.

Дому культуры так и не довелось разместиться в соборе. На крыше были разрушены четыре барабана, на том и закончилась реконструкция. Здание на двадцать с лишним лет превратили в склад. И только в 1990 году его вернули верующим. Подобная судьба у десятков храмов области.

О том, как жилось православным священнослужителям в атмосфере нагнетаемого атеизма, можно представить, если познакомиться с жизнью только одного правящего архиерея архиепископа Сергия (Голубцова). Уполномоченный Совета Г.Е. Капица неоднократно сообщал по инстанциям «о фактах нарушения епископом Сергием советского законодательства о культах».

Чем же нарушал Владыка правовые устои нашего государства? Первенствующей виной, которую никак не могли простить власть предержащие, была... благотворительность. Государство, декларировавшее права и свободы человека, свою гуманность и социальную справедливость, на практике попирало одно из самых человеческих прав – право помочь слабому, нуждающемуся, сирому. С первых дней Советской власти благотворительность была признана пережитком прошлого и изгнана из общества и его сознания.

В марте 1961 года правительство утвердило «Инструкцию по применению законодательства о культах» уже применительно к 60–м годам.

Разработана она была по заданию ЦК КПСС. Это документ запрещал религиозным обществам организовывать детские и женские собрания, кружки, паломничество к святым местам, использовать средства для возрождения затухающих церквей и монастырей и т.п. Запрещение благотворительности дошло до того, что власти стали требовать от священнослужителей изгонять нищих из храмов.

Ужесточался порядок налогообложения церковно– и священнослужителей, вводилось ограничение колокольного звона, прежде всего в городах. Новгородский горисполком еще в декабре 1960 года запретил колокольный звон в Новгороде «в часы отдыха трудящихся, а также в дни революционных праздников». Через полгода, в мае 1961 года колокольный звон был ограничен одним разом в сутки, не ранее 8 часов утра, не позднее 22 часов, не долее 0,5 минуты.

Но самым вопиющим попранием законности стало то, что эта Инструкция была утаена от заинтересованных лиц, т.е. от духовенства. М.И. Одинцов приводит слова Председателя Совета по делам Русской Православной Церкви В.А. Куроедова: «Не следует знакомить с новой Инструкцией религиозные организации, прежде всего потому, чтобы не дать возможности церковным деятелям толковать Инструкцию как какой–то новый курс Советского государства по отношению к религии и Церкви. А такого рода представления и всяческие кривотолки, безусловно, имели бы место, и они не служили бы на пользу дела. Я уж не говорю о том, что подобный факт дал бы повод иностранной прессе вызвать новую волну антисоветской клеветы и дезинформации по вопросам положения Церкви в СССР'.²³⁶

Запрет на благотворительную деятельность лишал Православную Церковь возможности проявлять одно из главных достоинств христианства – заботу о ближнем. А без этой заботы немыслимо священнослужение, поэтому проявлялась она самым неожиданным способом, »...бывший настоятель церкви в д. Бронница Мстинского района Чесноков, как установлено, систематически составлял ведомости на раздачу мелких сумм попрошайкам, скапливавшимся около церкви в дни религиозных праздников». Приводя этот пример, уполномоченный перечисляет и другие распоряжения епископа Сергия о выдаче пособий заштатным священникам, бывшим старостам. «Благотворительная деятельность, как известно, из ведения Церкви изъята, – подчеркивал он в своей справке. – Однако в ряде приходских общин это положение грубо нарушалось. Сергий не только [не] пресекал эти нарушения, а наоборот, давал письменные указания в приходы о выплате отдельным лицам различного рода пособий...»

Опасаясь «антисоветской клеветы», власть приняла меры к организации церковной тематики в отечественной прессе. Областные управления по охране государственных тайн в печати – Обллиты – получили из Главлита перечень вопросов, освещение которых в печати признавалось «нецелесообразным» Не рекомендовалось, а на практике запрещалось показывать:

– число церквей и священников;

– количество закрытых церквей;

– состояние религиозности населения;

– количество совершенных обрядов;

– данные о доходах церквей.

Запрещались какие бы то ни было ссылки на Инструкцию и Постановление Совета по осуществлению контроля за соблюдением законодательства... Вполне понятно, что публикация упомянутых сведений показывала бы истинное положение в России Православной Церкви и усилившееся на нее давление.

Еще в феврале 1959 года перед правящим архиереем был остро поставлен вопрос о прекращении «благотворительной деятельности», но сетования уполномоченного поступали в Совет и в 1960, и в 1961 и во все последующие годы, вплоть до перевода архиепископа в Казанскую епархию.²³⁷11 «В фонд оказания помощи слабым приходам епископом Сергием было ассигновано из средств епархии 60 000 рублей, 30 тысяч им было предоставлено из своих денег ».

До какой мелочности доходил этот контроль, свидетельствует небольшое послание уполномоченного председателю Чудовского райисполкома, отправленное в апреле 1960 года: «При этом направляю вам заявление гр–на Потемкина, которое он послал в церковные органы с просьбою об оказании ему материальной помощи. Прошу вызвать гр–на Потемкина и разъяснить ему, что с отделением Церкви от государства из ее ведения была одновременно изъята благотворительная деятельность...»

Государство подсчитывало не только средства, потраченные на помощь нуждающимся, но даже такие мелочи, как что и сколько было съедено на архиерейском обеде. Услужливые лица предоставляли уполномоченному счета на поставляемые к столу продукты: «1 банка шпрот, 1 банка частика, 15 порций щей...» И здесь же наставление уполномоченного – расходы на обеды сократить. (Можно с уверенностью сказать, что на облисполкомовских обедах перед уполномоченным стояла не только банка шпрот и порция щей...)

Другой, не менее серьезной виной предъявлялось владыке его активная архиерейская деятельность. И в характеристике епископа, и в различных справках подчеркивалось: «Особенно большую активность церковников вызвали весьма частые выезды Сергия в приходы для совершения архиерейских служб». Если его предшественник, викарный епископ Роман, за весь 1954 год совершил 3 службы в новгородских церквах, то епископ Сергий за неполный 1956 год – 91, за 1957 – 160. «Его проповедническая деятельность остается довольно активной, чем наносится вред общему делу борьбы за снижение влияния Церкви на население», – замечает уполномоченный в августе 1961 года.

Тотчас же проявляется реакция властей: сократить, ограничить и даже препятствовать. Архиерей вынужден представлять уполномоченному расписание своих богослужений в церквах епархии. На январь 1961 года владыка запланировал пять богослужений с выездом в старую Руссу, Речки, Бронницы, Ильину Гору и Борисово. Уполномоченный, увидев это расписание 24 декабря, в тот же день по линии «ВЧ» обратился к Председателю Совета В.А. Куроедову и получил соответствующую установку сообщить епископу Сергию, «что его выезды в другие приходы допустимы только в исключительных случаях 1–2 раза в год и не больше..: Как исключение, ему разрешено выехать 15 января 1961 года в д. Борисово».

На каждый свой выезд в приход за пределы Новгорода правящий архиерей был вынужден просить разрешение уполномоченного, который практически всегда отказывал. О совершенной поездке епископ давал уполномоченному отчет. Если владыка самостоятельно, без всякого оповещения решался вырваться из города, его через некоторое время могли настигнуть в дороге милицейские патрули и вернуть домой. Одно из таких «организованных возвращений» случилось 4 декабря 1960 года. В то время нависла угроза закрытия Дмитриевской церкви в д. Городня Батецкого района. Райком партии уже провел в массах «разъяснительную» работу, райисполком готовил постановление о закрытии храма на основании «заявлений трудящихся». Владыка Сергий, болезненно воспринимавший каждую акцию ликвидации храма, что вполне естественно, отважился выступить на защиту Дмитриевской церкви. Но чем он располагал? Какими силами и властью? Только молитвой и поддержкой верующих.

Поэтому он вместе с двумя дьяконами и хором на двух автомашинах отправился 4 декабря в Городню. Доехать ему не удалось: на территории Батецкого района его встретили сотрудники милиции и райисполкома и не позволили продолжить поездку. В марте 1961 года Дмитриевская церковь будет закрыта.

Постоянно декларируя о свободе совести, ссылаясь на декрет об отделении Церкви от государства, государственные власти в это же время самочинно вмешивались во все сферы церковной жизни. Помимо запрета благотворительности, произвольного ограничения действий правящего архиерея, государственные органы контролировали всяческую хозяйственную деятельность приходов, не говоря уже о скрупулезном подсчете доходов епархии от проданных свечей, совершенных треб и т.п.

Когда прохудилась крыша церковного дома в с. Мроткино Батецкого района, протоиерей отец Ф. Шестов обратился за разрешением на ремонт к своему владыке, что вполне разумно. Но чтобы благословить эту работу, сам архиерей вынужден был обратиться к Уполномоченному – «прошу дать санкцию». И так при любых ремонтно–строительных работах. Во многих случаях разрешения на покраску храма, обновление крыши не давались.

«В деятельности церковнослужителей отмечается стремление к проведению ремонтных работ по церковным зданиям, что в известной мере ведет к активизации церковников и способствует притоку средств в церковную кассу», – отмечал в марте 1960 года Уполномоченный в письме, с которым он обратился в Хвойнинский РИК с поручением проверить, действительно ли нуждается церковь в с. Внуто в ремонте в ближайшие 2–3 года. Да что там ремонт храма?! Даже для того, чтобы митру из боровичской Успенской церкви, где она не использовалась по причине отсутствия лица, имеющего право ее надевать, передать в Никольский собор в Новгороде, епископ испрашивал согласия уполномоченного. Нужны ли какие комментарии к этим выразительным фактам?

Активная деятельность архиерея, его проповедническое мастерство, щедрая благотворительность, которая помогала существовать малосильным приходам, постоянно раздражали уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви по Новгородской области Г.Е. Капицу. В исполнении своих обязанностей он порою опережал события. В секретном отчетно–информационном докладе за 1960 год для обкома КПСС и облисполкома он изложил все случаи нарушений духовенством советского законодательства о культах. Нарушения известные: присутствие детей–школьников на богослужениях, продолжающееся паломничество к святым местам и больше всего досаждала уполномоченному благотворительность священнослужителей, как самого владыки, так и его клириков. Приведен «возмутительный» пример: в июне 1960 года священник Курицкой церкви Калиниченко попытался оказать материальную помощь гражданам д. Сергово, пострадавшим от пожара. «Выездом на место эта попытка благотворительной деятельности со стороны церкви была предотвращена», – самодовольно комментировал чиновник.

В течение года по его настоянию были сняты с регистрации три священника, один староста, два священника выведены за штат, пять священников были предупреждены.

Резюме автор [Капица] делает весьма решительное: «Вот почему дальнейшее пребывание Сергия в Новгородской области является весьма вредным, и поэтому я еще раз обращаюсь к совету с настоятельной просьбой об отзыве Сергия из Новгородской области посредством ликвидации епархии».

Вызвал неудовольствие уполномоченного и указ Патриарха о переводе священнослужителей на «твердые» оклады, что несколько облегчило налоговое бремя: «Одним из видов приспособленчества Церкви следует также рассматривать переход духовенства на твердые денежные оклады и отказ от так называемой системы причтовых доходов», – сетует Г.Е. Капица в своем докладе. Приводится такой пример: в 1960 году священники 10 церквей епархии состояли на окладах. В кассы общин поступило от треб 423 тыс. руб. По ведомостям духовенству была выплачена 321 тысяча. В пользу церкви осталась разница в 102 тыс. рублей, не обложенная налогом. Следует рекомендация: «...целесообразно было бы запретить устанавливать духовенству твердые денежные оклады, заставив их пользоваться доходами, как это было в дореволюционное время. Желательно получить по этому вопросу установку Совета, так как инспектор Совета тов. Доронин Н.Н., будучи в Новгороде, не разрешил препятствовать духовенству в переходе на оклады».

В эти годы в Совет по делам Русской Православной Церкви и другие инстанции поступали многочисленные жалобы верующих на закрытие храмов. Письма были заверены сотнями подписей. Эта «письменная» волна возмущала Г.Е. Капицу, и он обратился в высшую организацию: «...прошу Совет... принять необходимые меры к устранению установок Московской Патриархии по составлению списков верующих, так как эти установки противоречат советскому законодательству о культах».

Попытался уполномоченный посягнуть и на старорусскую святыню. В очередной секретной справке в обком партии «О деятельности церковников г. Старая Русса и района», представленной за 1960 год, он, в частности, сообщил, что в городе два раза в год проходит празднование в честь Старорусской иконы Божией Матери. На торжества собираются огромные массы людей, что, соответственно, способствует повышению доходов церкви. В заключение следовало: «В связи с этим напрашивается необходимость изъятия этой иконы из церкви для передачи в музейный фонд. По этому вопросу мною будет проведена консультация в Совете о порядке осуществления этого мероприятия».

В Борисовской церкви Г.Е. Капица заметил несколько древних икон из бывшего краеведческого музея Старой Руссы, который был разорен в годы войны. «По моему предложению Новгородский историко–археологический музей уже произвел переучет этих икон для последующего изъятия их в музейный фонд».

Государство контролировало не только каждый рубль и копейки, поступавшие в церковную кассу, – оно следило за каждым священником. Все они были обязаны проходить регистрацию в канцелярии уполномоченного (1), а потом уже у правящего архиерея. Именно уполномоченный, а не Владыка, мог снять с регистрации, а значит – отказать в служении священнослужителю, если посчитает какие–либо действия духовного лица нарушением советского законодательства о культах. Так был снят с регистрации настоятель Бронницкой церкви протоиерей Петр Чесноков, один из лучших священников епархии в послевоенные годы, пользовавшийся искренней любовью и уважением верующих большого церковного прихода. В вину ему ставилось присутствие в церкви учащихся, некоторые из которых пели в хоре, читали на клиросе, прислуживали в алтаре. Все старания епископа Сергия остались тщетны, о чем с удовлетворением докладывал властям Г.Е. Капица: «Усиленная просьба правящего епископа о снисходительном отношении к престарелому пастырю о возврате ему регистрации положительного результата не возымела».

Ни сместить, ни принять в свою епархию рядового священника архиерей не мог без разрешения уполномоченного. (Во времена Синодального периода, когда Церковь была государственным органом, обер–прокурор Синода не касался кадровых вопросов, кроме назначения правящих архиереев.)

При переезде из одной епархии в другую кого–либо из священников уполномоченный одной области делал запрос коллеге, ответ на который поступал без расторопности: «Вторично прошу выслать учетные карточки на дьякона Рубановича Бориса Ивановича и священника Маптынцева Николая Прохоровича, прибывших на службу в нашу область», – просил белгородский уполномоченный новгородского – Г.Е. Капицу.

Без учетных карточек священника не регистрировали, а значит, он не мог приступить к служению, не имел дохода. Так ли невинна нерасторопность уполномоченного?

Препятствуя любыми способами активному служению духовенства, власть в то же время стремилась сократить его состав, не допускать прихода новых молодых сил. Поэтому прикладывались все усилия к сокращению числа поступающих учиться в духовные школы. В Новгородской области, как и во всех других, юноши, пожелавшие поступить в духовную семинарию, попадали под воздействие многочисленных государственных и партийных чиновников: с ними беседовали уполномоченный, партийные и комсомольские секретари, сотрудники КГБ и военкомата. Эти собеседования доходили до прямых угроз лишения паспорта или отправки на службу в армию. Уполномоченный по Москве и Московской области уведомлял Новгородского коллегу: «...из Новгородской области хотя и не подавали заявления о приеме в семинарию на 1961/62 учебный год, но интересовался правилами приема, очевидно, с намерением поступить на учебу, гр–н Бекренев Петр Павлович... Информируя об изложенном, прошу Вас принять через местные партийно–советские органы соответствующие меры по предотвращению подачи им заявления в семинарию».

Поставленная вне закона, лишенная прав юридического лица, Русская Православная Церковь не могла оказать открытого сопротивления политике государственной власти. Не было места ее откровенному слову на страницах прессы, на волнах радио. У верующих имелось одно право: обращаться с заявлениями во все инстанции власти. И они обращались – от сельского Совета до Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Результат всегда оставался неизменным: «...все шлют на горисполком, а горисполком все решения от нас скрывает... Председатель горисполкома тов. Щербаков говорит, что хоть пишите, хоть не пишите, храм все равно закроем». (Из письма верующих.)

Правящий архиерей имел столько же прав, сколько и его паства. Он тоже не мог высказать открыто свое мнение о проводимой политике притеснения Церкви. В надежде на какую–либо поддержку он обратился к самому Патриарху Алексию: «Долгом имею почтительнейше сообщить Вам о нижеследующем. В церковной жизни Новгородской епархии наступило весьма тревожное положение. Местные гражданские власти начали проводить планомерные мероприятия по закрытию храмов не только сельских, но и городских при наличии их нормального существования.

В связи с этим я нахожусь в чрезвычайно угнетенном состоянии после изнурительных трудов по восстановлению новгородских храмов, и не имея возможности на месте противостоять закрытию храмов, официально принимаемые меры положительных результатов не приносят», – писал владыка Сергий Патриарху 5 августа 1960 года. Чуть позже он сообщал Патриарху, что закрытие храмов проводится узкопартийным кругом лиц. Опрос лиц, пожелавших закрыть храм, не соответствует подлинным фактам. « Само по себе закрытие храмов, как правило, проводится без предупреждения исполнительного органа. Последнему не предоставляется законного двухнедельного срока для обжалования до окончательного утверждения Советом. Закрытие храмов сопровождается глубокими оскорблениями религиозных чувств верующих, ломкой на их глазах икон, иконостасов, срыванием крестов, разрушением внешнего завершения храмов».

Через Патриарха архиепископ Сергий добился у Председателя Совета по делам Русской Православной Церкви В.А. Куроедова приема, который состоялся 10 мая 1961 года. Вопросов для обсуждения было поставлено несколько.

Архиепископ ходатайствовал об оставлении в ведении верующих Никольского кафедрального собора. Куроедов обещал позвонить Г.Е. Капице, чтобы перевод церковной общины в другое церковное здание был приостановлен. Это условие продержалось только год. Пользуясь случаем, архиепископ прямо попросил Куроедова защитить его от нападок Г.Е. Капицы, который контролирует каждый шаг архиерея.

На сетования по поводу изъятия от общин большого числа храмов правительственный чиновник отговорился:

– Этот вопрос находится в ведении местных властей. В основе его лежит малая доходность и посещаемость храма, с другой стороны – большое количество храмов по району с немногочисленным населением.

Вопрос об оставлении церковного звона в Новгороде Куроедов также переадресовал местной власти: «Он связан с общими мероприятиями по уменьшению шума в городе...»

От Председателя Совета не удалось получить какой–либо поддержки, да и могла ли она быть, когда действия всех органов власти и партии были направлены на сокрушение Церкви.

По настоянию центральных властей государственные и партийные органы развернули массовую атеистическую пропаганду. 16 марта 1961 года Совет Министров страны принял закрытое постановление «Об усилении контроля за выполнением законодательства о культах», подписанное Н.С. Хрущевым. Постановление в обязательным порядке привлекало местные власти к обеспечению этого контроля. 4 августа Новгородский облисполком на своем заседании утвердил Положение о группах содействия при исполкомах районных и городских Советов депутатов трудящихся по наблюдению и контролю за деятельностью религиозных общин и духовенства. (Интересно, а как было бы встречено решение Патриархии о создании церковных комиссий по соблюдению законодательства органами власти?)

Положение предписывало создавать группы содействия при всех исполкомах, но... без опубликования в печати! (Многочисленное количество документов исполнительных органов Советской власти поражают своим непременным грифом «секретно», «совершенно секретно», «не для печати». Практически, вся церковная политика осуществлялась под грифом «секретно». Что могло скрываться за ним? Предчувствие недовольства масс? Боязнь волнений? Сознание неправомерности собственных действий?)

В состав новоиспеченных групп вводились депутаты, работники сельсоветов, культурно–просветительных учреждений, органов народного образования и т.п. Председателем назначался, а не избирался, секретарь исполкома. Что предписывалось членам этих групп?

– Систематически изучать обстановку на местах, собирать и анализировать данные о посещаемости церквей молодежью, изучать контингент верующих, влияние служителей культа на молодежь...

– Анализировать отрицательное влияние «престольных» праздников на трудовую дисциплину.

– Изучать содержание проповедей священников.

– Выявлять лиц из молодежи, которые под влиянием священников могут подать заявления в духовное училище или семинарию.

– Изучать методы извлечения доходов и своевременно информировать финансовые органы для начисления налогов.

– Выявлять посещающих святые места.

– Изучать лиц, выступающих с ходатайствами об открытии церквей...

* Этот бесконечный перечень можно изложить в трех словах: следить, доносить, препятствовать...

Одна за другой поступают к уполномоченному копии решений райисполкомов о создании групп содействия. Интересно посмотреть на динамику создания этих групп. Десять райисполкомов исполнили решение областной власти тотчас же в августе–сентябре 1961 года: Мстинский, Батецкий, Пестовский, Окуловский и др. В феврале 1962 года утвердил состав комиссии Валдайский РИК, 28 мая – Дрегельский.

Особое неудовольствие уполномоченного вызвали новгородцы: «Новгородский городской совет до настоящего времени не выполнил решение Новгородского облисполкома от 13 апреля 1961 года «Об усилении контроля за выполнением законодательства о культах» и решение от 4 августа 1961 года – не создал группу содействия при горсовете по наблюдению за деятельностью религиозных обществ,» – сообщал в справке уполномоченный 22 марта 1962 года. Группа в конце концов была утверждена 10 октября 1962.

Правительственное постановление от 16 марта 1961 года разрешило закрывать молитвенные дома не по решениям Совминов республик, а по решениям областных исполкомов при условии согласования с Советами по делам Русской Православной Церкви и религиозных культов. И по Новгородской области снова прокатилась волна закрытия храмов. В течение 1961 года было снято с регистрации шесть религиозных общин, а со времени выхода Постановления ЦК КПСС «О мерах по ликвидации нарушений духовенством советского законодательства о культах», принятого 13 января 1960 года, в области перестали существовать 12 религиозных общин. Церковная сеть за полтора года была сокращена на 30 процентов.

Среди закрытых в это время церквей уже упоминавшийся Ильинский собор в Сольцах – 12 декабря 1961 года. После решения Батецкого РИКа об изъятии у верующих здания Дмитриевской церкви в с. Городня в Москву, в Совет по делам Русской Православной Церкви, отправился гонец с письмом, в котором стояло 617 фамилий: «Второй раз просят Вас, кланяясь до земли со слезами, дать нашему представителю письменный ответ в том, как Московский Совет по делам Православной Церкви мог утвердить лживое основание местных властей на закрытие нашего храма. 10 марта 1961 г. уполномоченный приехал в нашу деревню, привез машину грузовую, полную начальников разных – областных и районных и полную грузовую машину молодых людей с топорами. Пригласили несколько случайно бывших человек и священника в храм, зачитали им приказ из Москвы, что церковь наша подлежит закрытию, как угасающая и несостоятельная. Молодые неизвестные нам люди с топорами приступили к погрому внутри храма. Через два часа вся красота храма была разломана и сгружена у дверей, а на другой день приехали и канатами сорвали кресты с куполов. Весь народ против закрытия храма, кроме кучки лгунов, которые обманывают всех нас и вас...» Ответ из Москвы был однозначен: решение местных властей отмене не подлежит.

7 декабря 1961 года Новгородский горисполком принял решение об изъятии у верующих кафедрального Никольского собора с предоставлением им церкви Ап. Филиппа, использовавшейся под склад областным управлением связи. Потребовалось время для приведения церкви в должный вид, поэтому Никольский собор был закрыт практически первого октября 1962 года – «для музейного показа», – сообщал уполномоченный и уточнял: «Религиозному обществу г. Новгорода предоставлено другое церковное здание на окраине города по размерам в два раза меньше здания Никольского собора».

С 1960 по 1962 год в Новгородской епархии были сняты с регистрации 16 религиозных общин, соответственно закрыты 16 православных храмов. В десяти районах области действующих церквей не осталось вообще.

Вместе с выходом памятного постановления Совмина СССР от 16 марта 1961 года Совет по делам Русской Православной Церкви получил разрешение–наставление: провести в 1961 году совместно с исполкомами местных Советов учет религиозных объединений, молитвенных зданий, их состояние, а также имущество церквей. При этом учитывалось имущество, как взятое верующими в пользование на арендных условиях, так и собственное, приобретенное уже на свои средства.

В эти 60–е годы Русская Православная Церковь имела ограниченные права юридического лица: у нее было право владеть имуществом, пользоваться им, но не было права распоряжаться им. Поэтому после ликвидации религиозного общества приобретенное имущество переходило в собственность государства.

На кустовом совещании уполномоченных заместитель председателя Совета по делам Русской Православной Церкви В. Фуров представил такие данные: если в России до революции действовало 77760 церквей, то перед войной их осталось 3221. В 1944–1947 годы было открыто 1270 храмов, а в 1948 году общее число составило 14329 церквей. На первое июня 1961 года в России действовало 11100 храмов.

Новгородский облисполком 17 августа 1961 года принял соответствующее решение, а следом, 10 октября, и распоряжение – по вопросу проведения единовременного учета. Учету подлежали не только действующие церкви и их имущество, но также все здания недействующих церквей, которые еще сохраняли внешний культовый вид. Требовалось дать «объективную оценку состояния и положения религии и Церкви в нашей стране».

Итоги на первое января 1962 года выглядели так: действующих церквей – 27, из них 5 – в городах: Новгороде, Боровичах, Старой Руссе, Валдае и Чудове. 20 были каменные, 2 считались памятниками архитектуры. В этих 27 храмах служило 36 священников, 7 диаконов, 16 псаломщиков. Управлял епархией на тот период епископ Сергий. Транспорт всей епархии состоял из одной грузовой, четырех легковых машин и одного мотоцикла.

В это же самое время, на 1 января 1962 года, на новгородской земле стояло 115 недействующих церквей, 102 из них – каменные, 103 были закрыты до 1941 года, 5 – в период 1941 – 1960 годов, 7 – с начала 1960 года. На учете отдела охраны памятников числилось 66 храмов. Под культурно–просветительные цели использовалось 41 здание, под хозяйственные нужды – 71; 28 – стояли забитыми и заброшенными.

Через полгода после окончания переучета Новгородское управление культуры обратилось к Уполномоченному со ссылкой на приказ Министерства культуры от 5 мая 1962 года: «О мерах по учету и сохранению памятников древнерусского искусства». В Новгородскую область направляется экспедиция Государственного Русского музея, которая вместе с сотрудниками Новгородского музея должна была осмотреть новгородские храмы. Уполномоченного просили дать разрешение на осмотр культового имущества церквей для взятия на учет, на изъятие и вывоз наиболее ценных памятников древнерусского искусства. Указывались и церкви: Успенская в Коростыни, Троицкая – в Подгощах, Покровская в Муссах, Успенская в Молочкове и Иоанна Богослова в Велебицах. Судьба вывезенных в эту экспедицию икон в имеющихся документах не просматривается.

В это же время в стране началась подготовка к XXII съезду КПСС, намеченному на октябрь 1961 года. В партийных организациях проходило обсуждение Проекта новой программы КПСС, провозгласившей построение коммунистического общества в предстоящие 20 лет. Все замечания и дополнения, прозвучавшие на собраниях, строго фиксировались, собирались воедино и регулярно отсылались в ЦК КПСС.

Надо полагать, что вполне «организованными» поступили замечания в пятый раздел второй части проекта. Секретарь парторганизации совхоза, учитель начальной школы, секретарь комсомольской организации колхоза, секретарь Солецкого РК ВЛКСМ посчитали необходимым записать в Программу партии [пункт] о борьбе с нарушителями советского законодательства о культах. Прокурор Дрегельского района рекомендовал вписать, что «примиренческое безразличное отношение к проявлениям религиозных предрассудков и обычаев несовместимо с пребыванием в рядах КПСС». Поступило и такое предложение: «Партия широко ведет наступательную и атеистическую пропаганду среди всех слоев населения».

К сентябрю в области прошло 27 районных и городских партконференций, 14 числа состоялась областная. Участники этих собраний сообща обсудили предложенный проект программы КПСС. Съезд, состоявшийся в октябре 1961 года, расширил антирелигиозное наступление. Во вновь принятой Программе в третьем разделе пятой части пункт «е» был озаглавлен: «Преодоление пережитков капитализма в сознании и поведении людей». Под ним стояли следующие задачи: «...Партия использует средства идейного воздействия для воспитания людей в духе научно–материалистического миропонимания для преодоления религиозных предрассудков, не допуская оскорбления чувств верующих. Необходимо систематически вести широкую научно–атеистическую пропаганду, терпеливо разъяснять несостоятельность религиозных верований, возникших в прошлом на почве придавленности людей стихийными силами природы и социальным гнетом...»

Новый Устав партии предписывал: «...вести решительную борьбу с любыми проявлениями буржуазной идеологии... религиозными предрассудками и другими пережитками прошлого».

Несмотря на глухое недовольство верующих проводимой церковной политикой государство предпринимает еще более жесткие меры: летом 1962 года вводится беспощадный контроль за совершением треб – теперь все крещения, венчания, отпевания заносились в специальные книги учета с указанием фамилий, данных паспортов, адресов проживания и работы. Все эти сведения ежеквартально предоставлялись уполномоченному, а он – в партийные комитеты и исполкомы.

Новгородский горисполком рассылал руководителям предприятий и секретарям парторганизаций такие сообщения:

«В соответствии с советским законодательством о культах для более точного учета религиозных обрядов среди населения с мая месяца 1962 года введено предоставление письменных заявлений о согласии родителей на крещение их детей. В результате этой проверки выявлено, что в июне месяце окрестили своих детей следующие рабочие Вашего предприятия... (следуют фамилии). Исполком горсовета предлагает Вам обратить внимание на эти факты».

Боровичане составили послание в другом стиле: «Исполком Боровичского городского Совета депутатов трудящихся отмечает, что на Вашем предприятии недостаточно проводится атеистическая пропаганда. Об этом свидетельствуют проводимые обряды как крещение детей. Только за период с 1 января 1963 года по 16 января окрестили своих детей следующие рабочие...»

Последствия таких сообщений зависели от получателей: одни по прочтении отправляли призывы в нижний ящик стола, другие созывали партийные и рабочие собрания с моральной проработкой «малосознательных» товарищей. «Коммунисты партийной организации механического, завода вынесли решение: объявить т. Гаврилову строгий выговор с занесением в учетную карточку. Подобная работа проводится партийными и профсоюзными организациями школы–интерната, совхоза «Валдайский». (Речь шла о крещении детей.)

Из 1343 младенцев, родившихся в Новгороде в 1963 году, только 578 были окрещены, из 950 браков – 6 венчаний. Эта цифра практически не изменилась и в 1964 году: 429 крещений на 1373 новорожденных, 7 венчаний на 1024 бракосочетания. В следующем 1965 году цифры вообще сократились: 72 крещения на 1353 новорожденных и одно венчание на 252 брака. Несколько постоянны цифры в масштабах области. В 1964 году было всего окрещено 3992 детей, в 1965 – 3678. Отставание Новгорода от областных показателей можно объяснить более строгим контролем, установленным за единственной действующей церковью.

В эти же годы предпринимается попытка вытеснить религиозные обряды и традиции новыми, советскими ритуалами и обрядами. Бюро ЦК КПСС по РСФСР приняло 25 августа 1962 года негласное решение: культурно–просветительные учреждения обязывались разработать церемонии торжественной регистрации рождения ребенка, вручения первого паспорта, молодежных свадеб, гражданских панихид. Фактически это означало возрождение замаскированных идей богостроительства.

Знакомство с документами приводит к выводу, что это постановление длительное время воспринималось как пожелание, совет, а также внушало надежду, что центральные органы сами разработают и предлагаемые обряды. В некоторых городах, преимущественно в районных центрах, нашлись активисты, откликнувшиеся на очередную инициативу руководящей партии. В Боровичах, Малой Вишере, Старой Руссе, Парахине попытались проводить в Домах культуры и клубах регистрацию новорожденных, играть комсомольские свадьбы. Но желаемого размаха это движение не получило. И только 23 мая 1964 года, во время новой антицерковной волны, бюро Новгородского обкома КПСС совместно с облисполкомом приняли постановление № 364 – «О внедрении в быт советских людей гражданских обрядов». Как показывает действительность, традиции и обряды складываются в течение многих лет в самой среде. Понятие «внедрение» уже несет в себе определенное насилие, навязывание со стороны тех или иных действий. Все это явно проступает в тексте партийно–советского документа: «...обязать исполкомы райсоветов и горсоветов, областное управление культуры, облсовпроф, обком ВЛКСМ обеспечить активное участие учреждений культуры и молодежи в организации и проведении народных праздников и внедрении современных обрядов». Средства массовой информации были озадачены освещением и пропагандой новых веяний, торговые организации – материальным обеспечением предпринимаемого похода.

1964 год вошел в историю взаимоотношений государства и Церкви как начало неслыханного до сего времени по силе и масштабности атеистического наступления в расчете окончательно расправиться с Церковью, подавить ее, чтобы советские граждане вошли в строящееся коммунистическое общество не обремененные религиозными заблуждениями. Инициатива очередного похода принадлежала первому секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущеву. По его указанию идеологическая комиссия при ЦК КПСС разработала «Мероприятия по усилению атеистического воспитания населения». 2 января 1964 года они вышли в свет как постановление ЦК партии и стали государственным планом преодоления религиозного сознания людей.

Ровно через месяц после выхода постановления вступила в действие главная пропагандистская сила – областная газета «Новгородская правда». Третья страница номера за среду 5 февраля вышла под общим заголовком «Активнее наступать на религиозную идеологию». Во вступительном слове газета писала: «Атеистическая пропаганда является программным требованием Коммунистической партии. Она должна вестись всюду, где еще ощущается тлетворное влияние церковников. Религия противоположна научному мировоззрению, она открыто пропагандирует чуждую советскому народу идеологию. Непримиримо и решительно наступать на мракобесие, научно объяснять мир – такова задача всех работников идеологического фронта, коммунистов и беспартийных».

В следующем номере «Новгородской правды» опубликован репортаж «Да здравствует солнце – да скроется тьма!», который рассказывал о вечере юных атеистов новгородской школы № 12. Следуя указаниям постановления, учителя школы создали клуб юных атеистов, который объединил 115 старшеклассников, руководили клубом преподаватели. Члены клуба готовили лекции и беседы для школьников, выпускали стенгазеты, устраивали различные выставки литературы, репродукций картин.

Этот факт лишний раз показывает, насколько бесправными оказались верующие граждане. Свобода совести объявлена в Конституции, но свобода пропаганды доступна только атеизму, причем атеизму воинствующему. Если школа отделена от Церкви, значит, в ней не должно быть места пропаганде учения христианства, но и пропаганде атеизма тоже. На деле же все права предоставлены только ярому безбожию. И в эту борьбу включено подрастающее поколение, которому навязываются атеистические убеждения.

В нескольких последующих номерах (№ 38 за 14 февраля, № 56 за 6 марта, N° 57 за 7 марта) газета опубликовала статьи о внедрении в жизнь новых обрядов, причем неоднократно приводился пример молодежной свадьбы в Сольцах. Других значительных фактов за несколько месяцев не появилось, зато всех авторов одолевали одни и те же проблемы: отсутствие средств, пристойных помещений, сценариев церемоний. Далее ...уже в мае, в № 118 газета опубликовала страницу для верующих и неверующих – «Религия – враг прогресса», 28 мая в № 125 перепечатывала статью из журнала «Агитатор» общества «Знание» – «Терпимы ли религиозные обряды в семье коммуниста?», но на этом атеистический поход областной газеты и закончился, что и понятно: в стране развивалась бурная химизация земледелия, ...правительство озадачилось повышением эффективности сельского хозяйства, поэтому все внимание редакции переключилось на освещение этих проблем.

Но волна атеистической пропаганды по стране прокатилась. В вузах в качестве обязательного курса были введены «Основы научного атеизма», значительно усилилась не только антицерковная направленность школьных программ, но и внешкольной работы. Так, Солецкий райисполком постановил «организовать при всех средних и восьмилетних школах района семинары по атеизму и учить кадры практике проведения атеистической работы среди населения. Организовать при РОНО постоянно действующий семинар по атеизму для учителей, пионервожатых и дошкольных работников». Интересен такой пункт решения: «Добиться снятия икон во всех семьях коммунистов». Он появился не ради декларации. Оказывается, из 46 домов коммунистов, членов колхоза им. Александра Невского, в 43 висели иконы, в колхозе им. Калинина – из 97 в 94. Подобное соотношение существовало и в других хозяйствах.

Летом этого же года идеологический отдел обкома партии в дни уборки урожая направил по районам области вагон–музей с атеистической выставкой. В Новгороде в конце июня состоялся областной семинар пропагандистов по атеизму. Программа была составлена на 30 часов занятий. При обкоме партии создается опорный пункт научного атеизма.

Этот опорный пункт провел социологическое исследование среди лекторов, выступающих на антирелигиозные темы. Интересен последний вопрос анкеты и ответы на него:

– к числу каких людей по отношению к религии и атеизму Вы себя причисляете:

– убежденный атеист – 88

– неверующий – 152

– безразличный – 62

– колеблющийся – 14 .

– верующий – 4.

Вопросы атеизма были включены и в систему политпросвещения. В 1963/64 учебном году в области, согласно отчетам, числилось семь семинаров по изучению вопросов научного атеизма, семь кружков. Число слушателей соответственно: 146 и 137. Для определения популярности этой темы можно привести для сравнения 188 кружков по изучению истории КПСС (3362 слушателя), 166 семинаров по конкретной экономике (3441 слушатель).

Повышенная атеистическая пропаганда тем не менее продолжалась повсеместно. Навязывание безбожия проводилось школьникам, студентам, рабочей молодежи, практически – всему населению. В отчетах об атеистической работе Крестецкого, Валдайского, Старорусского и др. райкомов... сообщалось о теоретических семинарах и открытых уроках по теме «Атеистическое воспитание через преподавание предмета», о многочисленных атеистических вечерах для школьников и родителей.

Помимо пропагандистских методов применялись и карательные. В Валдае, например, из числа учащихся старших классов был создан комсомольский патруль под руководством секретаря райкома ВЛКСМ. В дни религиозных праздников он дежурил возле церкви и не позволял учащимся и детям переступать порог храма. О встреченных сообщалось в школу.

Атеистические вопросы изучала и разрабатывала кафедра философии Новгородского пединститута. В «Ученых записках» за 1968 год были опубликованы работы о преодолении религиозных пережитков, об антинаучности представлений о личности в идеологии православия и т.п. Не стоял в стороне [и] Новгородский планетарий, разместившийся в Никольском соборе: на его базе работал городской семинар учителей–атеистов, а для посетителей читались лекции с антирелигиозным уклоном: «Путешествие по звездному небу», «Необыкновенные небесные явления». При сельских клубах и домах культуры создавались атеистические кинолектории, всего – 26. Интересно соотношение: один – в Новгороде, два – в Боровичах, по пять – в Демянском и Валдайском районах. Однако вскоре стало ясно, что фильмов подходящей тематики мало, а диафильмов не было вообще.

Лекторы областной организации «Знание» в 1965 году прочитали 1993 лекции по научному атеизму, провели около 50 тематических вечеров.

Уже к исходу 1966 года стало видно, что предпринятая атеистическая пропаганда пошла на убыль. И свидетельствуют об этом сами партийные органы. В отчетах райкомов КПСС, представляемых в обком, появились сообщения: «Без достаточных оснований прекратили работу все семинары по вопросам научного атеизма в системе партийной учебы». Ослабили работу по атеизму Батецкий, Крестецкий, Маревский, Мошенской, Окуловский, Холмский и Чудовский районы. В Боровичах в 1966 году было прочитано 90 лекций по научному атеизму из 2207, в 1967 году – только 51 из 2943. В отчете по обществу «Знание» за год подчеркивалось: «Итоги 9 месяцев показывают тенденцию к снижению размаха атеистической пропаганды. Если за 9 месяцев 1965 года было прочитано 1595 лекций в области, то за 9 месяцев 1966 – на 343 лекции меньше. Резко сократилось чтение лекций по научному атеизму в Солецкой, Крестецкой, Любытинской и Хвойнинской районных организациях».

К 1970 году пропагандистский натиск атеизма в большинстве районов практически иссяк: «Вопросы атеистической пропаганды не отражены в перспективных планах Солецкого РК КПСС и партийных организаций...» «В перспективном плане Волотовского райкома КПСС на 1970 год не планируется каких–либо мероприятий по атеистическому воспитанию, состояние религиозности в районе не анализируется...» Анализировать было что: в 1969 году в двух церквях района было крещено 60 младенцев, а за первую половину 1970 года – 57. Оценку «из рук вон плохо» заслужила и областная организация общества «Знание»: за весь 1969 год и шесть месяцев 1970 года было прочитано только 24 лекции по научному атеизму.

Словно желая поддержать угасающие старания лекторов–атеистов и пропагандистов, Министерство просвещения РСФСР 24 августа 1971 года приняло за № 389 письмо «Об усилении атеистического воспитания учащихся общеобразовательных школ и студентов педагогических учебных заведений».

Привлекает внимание тот факт, что атеистическое воспитание предписано студентам педагогических учебных заведений: делается попытка внедрить атеизм в будущих учителей, которые понесли бы эти убеждения последующим поколениям. Но, видимо, письмо не принесло ожидаемых результатов, и оно получило продолжение: № 357–М от 9 августа 1974 года – «Об усилении научно–атеистического воспитания учащихся средней общеобразовательной школы».

Тем не менее антирелигиозное наступление, предпринятое Н.С. Хрущевым и продолженное его преемником, сошло на нет, не оправдав ни надежд, ни затраченных усилий. В декабре 1965 рода был создан единый Совет по делам религий при Совете министров СССР, который превратился из посредника между Церковью и государством в орган контроля за Московской Патриархией.

В ноябре 1967 года Новгородская епархия снова вошла в состав Ленинградской митрополии, которую возглавил митрополит Никодим (Ротов). С 1961 по 1968 год в Новгородской епархии было закрыто еще 16 храмов, осталось 25.²³⁸ И все же жизнь не только продолжалась в уцелевших приходах, но и укреплялась духом, материальными средствами, что особенно досаждало властям. Какой бы ни поступал отчет от уполномоченного в областные верхи, в нем непременно присутствовали сведения о полученных доходах Новгородской епархии: за месяц, за квартал, за год. В 1968 роду доход церкви ап. Филиппа в Новгороде составил 179917 рублей, что на 16 000 превысило сумму 1967 года. По мнению уполномоченного, это увеличение связано с архиерейским богослужением митр. Ленинградского и Новгородского Никодима.

О незыблемости церковных традиций говорит и число совершенных треб. Прежде всего – крещение детей. По области эта цифра колеблется: 1966 – 3830, 1967 – 3989, 1968 – 3333 младенца. Крестят новгородцы и подросших детей – от 3 до 7 лет, соответственно: 228, 400 и 342 и от 7 до 18: 42, 72 и 40. В Волотовском, Чудовском, Солецком районах был окрещен каждый второй новорожденный. Не прекратились венчания: 34, 36 и 27. Распространилась практика заочных отпеваний; в три раза превысивших очное: 3230, 3546 и 3608.»

Запрещая Церкви заниматься благотворительностью, государство, тем не менее, предложило ей поддерживать Советский фонд мира, а также общество охраны исторических памятников. В 1967 г новгородские церкви перечислили в фонд 87370 руб. и на охрану памятников – 6500, что в сумме на 40 тыс. больше отчислений за 1966 г.

Понемногу стали укрепляться и кадры священнослужителей. В 1968 году в епархию прибыли три выпускника Ленинградской Духовной академии. Всего их стало уже пять. Более половины священников были моложе 60 лет...»

На этом мы кончаем цитацию весьма интересного труда И.Д. Савиновой, основанного на изучении обширных архивных новгородских фондов и публикаций Поспеловского, Одинцова и Шкаровского, но в котором, к сожалению, не использован личный архив архиепископа Сергия как правящего архиерея.

копия

Письмо Ленинградского митрополита ЕЛЕВФЕРИЯ

Патриарху Московскому АЛЕКСИЮ

(Копия не датирована, вероятно, октябрь 1956 г.)

ЕГО СВЯТЕЙШЕСТВУ, СВЯТЕЙШЕМУ ПАТРИАРХУ МОСКОВСКОМУ И ВСЕЯ РУСИ АЛЕКСИЮ

ВАШЕ СВЯТЕЙШЕСТВО !

На основании имевшейся между нами личной беседы – осмеливаюсь представить на Ваше благоусмотрение вопрос о возможности выделения Новгородской Епархии из состава Ленинградской Митрополии – в самостоятельную Епархию.

Основанием ж этому я бы считал следующие соображения:

1. Новгородская Епархия является одной из самых древнейших Епархий Русской Церкви и всегда была отдельной и самостоятельной церковной областью. Объединение Новгородской Епархии с Санкт–Петербургской (ныне Ленинградской) с 1775 года в лице Архиепископа, а с 1785 года Митрополита ГАВРИИЛА Петрова, продолжавшееся до 1892 года – года кончины Высокопреосвященнейшего Митрополита ИСИДОРА Никольского, как показывают исторические данные, происходило для пользы ещё неокрепшей экономически Санкт–Петербургской Епархии и проводилось, таким образом, что первенство чести оставалось за Новгородом, поскольку в титуле Митрополитов за весь стосемнадцатилетний период объединения Епархий на первом месте стоял Новгород, а уже на втором Санкт-Петербург.

Вхождение же Новгородской Епархии в Ленинградскую Митрополию с 1945 года, как известно ВАШЕМУ СВЯТЕЙШЕСТВУ, произошло по необходимости, в силу того, что Новгородская Епархия и сам Новгород сильно пострадали от немецкого погрома во время Великой Отечественной войны русского народа с немецким фашизмом в 1941–1945 гг.

Таковая необходимость, как об этом будет указано мною ниже, теперь уже совершенно исчезла.

2. Вторым, более практическим мотивом, требующим выделения Новгородской Епархии из Ленинградской Митрополии – является отдалённое положение приходов Новгородской области от нынешнего митрополитанского центра Ленинграда. Как свидетельствует в своем докладе на имя ВАШЕГО СВЯТЕЙШЕСТВА от 22.11. с.г. мой Викарий Епископ Старорусский СЕРГИЙ: «Дороги в зимних условиях (а я бы добавил: тем более весенних и осенних) очень ненадежны и иногда из–за них срывался уже объявленный приезд в приход». Это свидетельство Преосвященного СЕРГИЯ относится к его поездкам из гор. Старой Руссы, находящегося в самой Новгородской области, что же касается поездок из Ленинграда, то они настолько сложны и тяжелы, что, насколько мне известно, предшественник мой по Ленинградской кафедре Приснопамятный Высокопреосвященнейший Митрополит ГРИГОРИЙ – в продолжении нескольких последних лет так и не собрался посетить, с целью служения и личного обозрения, как сам Новгород, так равно и другие приходы Новгородской области.

3. В силу изложенного выше во втором пункте моего письма,– пребывание Викарного Епископа Ленинградской Митрополии по Новгородской Епархии – в Ленинграде, как это было при кратковременном предшественнике Епископа СЕРГИЯ по Старорусскому викариатству – Преосвященном Епископе МИХАИЛЕ – лишало фактически Новгородскую область епископского окормления; нахождение же Викария Митрополии на постоянном жительстве в пределах Новгородской Епархии, как показал опыт настоящего времени, с пребыванием Епископа СЕРГИЯ в Старой Руссе, ставит меня в неудобное и затруднительное положение с ведением дел по Новгородской Епархии.

Для облегчения меня и Преосвященного Викария в ведении дел Новгородской Епархии – на основании резолюции ВАШЕГО СВЯТЕЙШЕСТВА от 28 февраля с.г., положенной на вышеупомянутом докладе Преосвященного Епископа СЕРГИЯ, мною дано распоряжение по Ленинградскому Епархиальному Управлению от 6 марта с.г., которым Преосвященному Викарию Старорусскому даны некоторые Права самостоятельности в решении дел по Новгородской области.

Но даже и такое полусамостоятельное положение Новгородской Епархии затрудняет меня, а главным образом Епископа СЕРГИЯ, проживающего в Старой Руссе – в делах Управления. Епископ СЕРГИЙ должен каждое дело и каждое назначение согласовывать со мною и проводить через мою канцелярию, в которой ведутся дела и в которой они хранятся, как равно и весь архив Митрополии.

Полное же выделение и изъятие дел Новгородской Епархии и её архива из канцелярии Митрополии в Старую Руссу или Новгород – уже являлось бы и фактически и по существу – выделением Новгородской области в самостоятельную Епархиальную единицу.

4. Остаётся ответить на последний вопрос – уже затронутый и положительно решенный мною выше: – может ли Новгородская Епархия существовать самостоятельно в территориальном и финансовом положениях? В смысле территориальном – по внутреннему объёму – в Новгородской Епархии в настоящее время функционируют сорок церквей и две приписные церкви – в г. Сольцах и с. Юрьеве. Епархия делится на четыре благочиния (Новгородское, Солецкое, Боровичское и Старорусское). В Новгороде имеется свой Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР, каковым в настоящее время состоит – весьма благожелательно относящийся к интересам Церкви – Федор Васильевич ЗАЙЦЕВ.

С финансовой точки зрения самостоятельное существование Новгородской Епархии при учёте хорошо налаженного делопроизводства и ведения финансовых дел Ленинградским Епархиальным Управлением – представляется мне легким и вполне возможным.

По данным годового отчёта за 1955 г. общий доход церквей Епархии составляет Рб. 3.930.539–25 в том числе:

.1. По Новгородскому округу Рб. 1.603.188–92

2. «Боровичскому » Рб. 1.066.759–70

3. « Солецкому » Рб. 313.008–74

4. « Старорусскому » Рб. 947.581–89,

из коих на отчисление Епархии на 1955 г. установлены следующие годовые взносы:

1. По Новгородскому округу Рб. 228.600–

2. « Боровичскому Рб. 244.200–

3. » Солецкому « Рб. 43.200–

4. * Старорусскому » Рб. 144.600–

ВСЕГО ПО НОВГОРОДСКОЙ ЕПАРХИИ: 660.600–Рб.

Кроме того следует отметить и ежегодной рост доходности Новгородской Епархии. Так например:

В 1951 г. доход выразился в сумме Рб. 2.816.946

1952 г. Рб. 2.914.998

1953 г. Рб. 3.137.467

1954 г.. Рб. 3.746.162

1955 г. Рб. 3.930.539

На основании приведенных данных можно полагать, что и 1956 год будет выглядеть много больше 1955 года.

Учитывая, что в прошлом Псковская Епархия, которая была почти равна по доходам с Новгородской, безболезненно перешла на самостоятельное управление – следует полагать, что и Новгородская Епархия, с помощью Божией – сможет вести самостоятельное существование, которое в случае положительного решения вопроса ВАШИМ СВЯТЕЙШЕСТВОМ, желательно было бы осуществить 1–го января 1957 года.

Настоящим мои соображения почтительнейше представляю на усмотрение ВАШЕГО СВЯТЕЙШЕСТВА.

ВАШЕГО СВЯТЕЙШЕСТВА

преданный слуга и богомолец

МИТРОПОЛИТ

ЛЕНИНГРАДСКИЙ И НОВГОРОДСКИЙ [Елевферий]