VI. Протоиерей Серафим Голубцов 1/14.07.1908 – 22.05.1981 и митрополит Елевферий (Воронцов Вениамин, 1892 – 1959, 27.03), бывший священник Марфо–Мариинской обители²³⁹

Серафим Александрович Голубцов – самый младший из детей профессора Александра Петровича Голубцова²⁴⁰. Из всех братьев прошел самую, пожалуй, тяжелую дорогу жизни. Отец его скончался, когда ему еще не было и трех лет. А года через полтора–два он сам чуть не утонул в весеннее половодье в протекавшей по соседству Корбухе. Швыряя в нее снежки, он потерял равновесие и опрокинулся в поток, который быстро его понес. Хорошо, что он был в шубке, которая держала его на плаву, и что другие малыши вовремя это заметили и подняли крик, а выбежавшая из дома старшая сестра Наташа смогла догнать его и вытащить из воды.

Десятилетним мальчиком с братьями и матерью, спасаясь от голодной смерти, отправился он в Тамбовскую губернию в сентябре 1918 г. Уже там ему пришлось приобщаться к различному труду по дому и рукоделью. В марте 1920 года его мать, Ольга Сергеевна, обронила в одном из писем такую фразу: «Симушка выучился вязать на спицах и вяжет теперь себе варежки из той шерсти, которую мне прислали в посылке... сучит нитки на самопрялке, на которой постоянною прядет Авдотья...» [9, в (ч. 3), с. 93].

В 1920 г. дети остались там круглыми сиротами, похоронив мать, умершую от оспы 10–го мая.

Там же, в селе Чашино, он начал ходить в школу. Продолжил обучение в родном Сергиеве с осени 1920 года, когда они вернулись в свой дом на Красюковке, и окончил все 8 классов средней школы II ступени, в которую обратили бывшую гимназию.

С младенческих лет приобщился он к церкви под влиянием матери и старшей сестры Наташи, бравших его в числе прочих младших детей к старцу Алексию в Зосимову пустынь.

Позднее, когда после ее закрытия в 1923 году о. Алексий переехал в Сергиев, то Сима бывал у него в 1925–28 гг., постоянно по утрам, читая у старца утреннее монашеское правило, и затем бежал в школу, которую закончил, вероятно, в 1925–26 гг. Старший брат, Иван, настаивал на учебе в каком–либо институте, но о. Алексий говорил Симе, что если поступишь в институт, то потеряешь веру. Он же перед своей смертью говорил Симе: «Если тебе будет трудно, приходи ко мне на могилку, я тебе помогу». (И Серафим впоследствии, как он считал, получал помощь от старца.)

После школы он занимался огородничеством (вместе с Николаем) около дома, или в «колхозе N 1», организованном в начале 20–х годов Ю. Олсуфьевым в районе боен, по словам Е.П. Егоровой–Васильчиковой, зимой же – заготовкой дров для дома. Кроме того, он решил заняться пошивом обуви – ходил учиться к какому–то мастеру на Кокуевскую улицу. По воскресным и праздничным дням в красюковском храме пономарил или пел на клиросе.

После смерти старца осенью 1928 года Серафим стал часто бывать в Даниловом монастыре, прислуживал у одного из архиереев, живущих там (Парфения), но послушником не был.

И вот, в волну повальных арестов духовенства, прошедшую в ночь на 29 октября 1929 года, он был арестован вместе с многими другими монахами, т.к. остался ночевать у упомянутого архиерея.

«А ты чего тут околачиваешься? – был окрик одного из чекистов. – Бери вещи и неси за ним (архиереем)... Садись и ты (в машину)».

«Я прямо опешил,» – делился он потом со своими родными.

В эту же ночь, в другом месте, был арестован его будущий тесть о. Вениамин Воронцов – один из священников моск. церкви Святителя Николая в Пыжах на Ордынке. Но тут сделаем необходимое отступление.

В Москве на Б. Ордынке, ныне причисленная к лику святых преподобномучениц вел. княгиня Елизавета Федоровна (вдова злодейски убитого И. Каляевым в 1905 г. вел. кн. Сергея Александровича) в 1909 году, 10/23 февраля, открыла Марфо–Мариинскую обитель²⁴¹ сестер милосердия – с целью активного служения обездоленным, в первую очередь – детям²⁴².

10 апреля 1910 года Елизавета Федоровна московским митрополитом Владимиром (Богоявленским, злодейски убитым 25 янв. 1918 г. и ныне причисленным к священно–мученикам) была возведена в сан настоятельницы, а накануне по специально составленному и утвержденному Синодом чину насельницы обители, прошедшие предварительно испытание, были посвящены в крестовые сестры. Они давали обет безбрачия и отречения от мира. Вновь поступавшие после испытательного срока проходили то же посвящение. Труд их был безмездным, доходы и пожертвования поступали в обительскую кассу. По сути, это был общежительный монастырь со своим уставом, утвержденным Синодом 29 апреля 1914 г.

На территории обители по проекту академика архитектуры А.В. Щусева в старинном псковском стиле был сооружен в 1908–1909 гг. храм Покрова Божией Матери (под крышу – всего за 5 недель), который в дальнейшем, до 1912 года, расписывался, в основном, М.В. Нестеровым. Хорошо сохранились (была реставрация) – известная картина «Русь, просветленная христианством» (на которой перед Христом припадающей в белом длинном платье изображена, по словам Л.Б. Максимовой – вел. кн. Елизавета Федоровна), «Христос в доме Марфы и Марии», «Благовещение» на столбах по обе стороны иконостаса и др. Резьба по камню выполнялась Тамонькиным Н. Як., тогда еще студентом Строгановского училища. Храм освящен 8 апреля 1912 года.

В 1914 году был сооружен подземный храм – усыпальница, с приделом преп. Серафима. Здесь вел. княгиней было выбрано место для своего погребения, но Бог судил ей иное. Этот подземный храм она поручила расписывать Павлу Корину.

По словам Н.И. Якушевой,²⁴³ храм закрыт не ранее 1927 года и в нем позднее разместились художественно–реставрационные мастерские имени академика Н.Э. Грабаря.

Больничная же церковь во имя праведных Марфы и Марии, освященная еп. Трифоном 9–го сент. 1909 г., сооружена между больничным корпусом (лазаретом) и домом настоятельницы вел. кн. Елизаветы Федоровны. Возвышавшаяся несколько над лазаретом, церковь имела свой отдельный крытый выход на двор, и, кроме того, переходом соединялась с домом вел. княгини, а своим притвором – с палатами для тяжело больных. Закрыта в феврале 1927 г. (или 1926 г.?) одновременно или почти одновременно с основным храмом.

В настоящее время там медицинское учреждение (поликлиника). От убранства храма ничего не осталось.²⁴⁴

Для духовного окормления насельников обители и приюта Елизавета Федоровна пригласила замечательного священника из Орла о. Митрофана Серебрянского, человека лет сорока. По мере роста обители назрела нужда во втором священнике, и Елизавета Федоровна обратилась к ректору Московской Духовной Академии прислать тихого, скромного и грамотного выпускника в священном сане. Выбор пал на о. Вениамина Воронцова, выпускника (LXXI–гo курса) Академии 1916 года²⁴⁵, может быть, потому, что он был удостоен премии за лучшее произнесение проповедей (1917).

И вот он с матушкой²⁴⁶ поселился сначала в полуподвальном помещении корпуса, на 2–м этаже которого размещалась вел. кн. Елизавета Федоровна, а вскоре переселился на 1–й этаж другого корпуса, где наверху была квартира о. Митрофана и где размещалась воскресная школа (по словам Л.Б. Максимовой).

28 мая 1917 года (ст. ст.) здесь у отца Вениамина родилась девочка, в судьбе которой Елизавета Федоровна приняла живейшее участие. Она решила стать ее крестной матерью, во–вторых, убедила о. Вениамина назвать ее Анной²⁴⁷ – в честь незадолго до этого прославленной Анны Кашинской. Вскоре она подарила им большую красиво оформленную корзину детского белья для младенца. По воскресным и праздничным дням она брала девочку на руки и подносила к Причастию, а потом отдавала ее в руки служительниц приюта, которые относили ее на квартиру батюшки. Года через два–три Аннушка стала всеобщей любимицей, особенно – о. Митрофана, которого она любила встречать на дорожке, ведущей из их дома в больничную церковь, где по будням тот служил. «Мой пирожок», – шутил он, поднимая ее на руки.

Но вскоре наступили страшные дни. Елизавету Федоровну на Пасху 1918 г., на 3 или 4 день, вместе с преданной ей сестрой Варварой арестовали и увезли. Во главе обители оказалась ее заместительница Валентина Сергеевна, уже старушка,²⁴⁸ вероятно, из дворянок, поскольку она стала заниматься с Анной французским языком, когда ребенку было только три–четыре года.

Когда девочке было около десяти лет, то храмы этой обители закрыли и о. Вениамину пришлось перейти в расположенный неподалеку храм Святителя Николая в «Пыжах» (теперь Б. Ордынка, д. 27–а), где настоятелем тогда был о. Николай Концевич (1885–1959),²⁴⁹ а для семьи ему удалось снять квартиру в частном домике в районе Нескучного сада (близ Воробьевых гор). Оттуда на 7–м номере трамвая, что шел по Б. Калужской улице, о. Вениамин добирался до Калужской площади и далее пешком до храма.

Здесь в Пыжах он дослужил до осени 1929 года, до той памятной ночи с 28 на 29 октября (накануне дня его рождения – 30 октября, что особенно врезалось в память Анны), когда его арестовали и бросили в мрачные камеры Бутырской тюрьмы, где продержали, вероятно, около 3–х месяцев (как она полагает).²⁵⁰

Заботу о его семье взяли на себя о. Николай Концевич (тайно плативший ей оклад батюшки) и Тихон Пелих (1895–1983), тогда еще прихожанин, духовный сын батюшки, о. Вениамина, а в будущем – авторитетный протоиерей (Ильинской церкви) в Загорске. Вместе с осиротевшей семьей он ездил на свидание к о. Вениамину и на проводы его при высылке в Архангельск.

«Как сейчас помню, – рассказывала Анна Вениаминовна – привели их на платформу Ярославского вокзала; папа – в ряске. «Садитесь все! (на землю !)» – раздалась команда. Произвели перекличку. Провожавшие же проникли в соседний порожний поезд, стоявший рядом, и оттуда наблюдали эту сцену. Однако чуть позднее мне удалось пройти в вагон и попрощаться с отцом, который вместе с другими сидел в отделении пассажирского вагона за решеткой. Но я могла только сквозь решетку просунуть пальчик, который отец сжал в своей руке. «Не плачь, приеду» – говорил он».

Их привезли в Архангельск, как в пересыльный пункт, вытряхнули из вагона и велели найти себе временное пристанище. Отцу Вениамину удалось снять где–то комнатку или угол.

Через несколько дней он встретил в Архангельске и Серафима, которого знал еще по Сергиеву Посаду по Красюковской церкви, где служил о. Николай – тесть о. Вениамина. Они оба пошли, наивные, в НКВД и просили выслать их из Архангельска в одной партии. «Еще чего?!» – был ответ и Серафима отправили в Онегу (на запад, а о. Вениамина – на юг – в Шенкурск, вверх по течению Сев. Двины, а затем ее левого притока –реки Ваги). Там о. Вениамин снял мансарду в счет тех денег, что ему присылали из Москвы. Добираться до него было довольно сложно – поездом до Архангельска и затем двумя теплоходами по С. Двине и Ваге. И тем не менее, супруга с тремя детьми дважды в сопровождении Тихона Тихоновича Пелиха навещала его. Но во второй приезд к нему его услали на лесоповал и им пришлось долго его дожидаться. Жили они у него в его мансарде около трех месяцев. Собирали ягоды и грибы.

Серафим же Голубцов, попав на «свободное поселение» на ст. Онега, что в устье одноименной реки, впадающей в Онежскую губу Белого моря, вынужден был заняться лесосплавом. Там он сильно простудился, с трудом перенес воспаление легких и то благодаря уходу родного брата Николая, который навестил там его в октябре 1931 года. Отбыв срок, где–то весной или летом 1934 года Серафим вернулся было в Посад, но жить в Московской области ему не разрешили, и он направился в Киржач (Владимирская область), где у него были какие–то знакомые. Там он вошел в круг прихожан Катакомбной Церкви, а на жизнь подрабатывал сапожным мастерством.

Что касается Вениамина Воронцова, то он из Шенкурска смог выехать на несколько месяцев позже Серафима, вероятно, где–то осенью 1934 года, и также, не сумев прописаться в Загорске, отправился в Киржач к Серафиму, который к этому времени переехал во Владимир. Здесь Серафим, как примкнувший к общине некоего о. Симеона из Катакомбной Церкви, был вторично арестован и брошен в тюрьму. Это было в 1934–1935 г. Приехавший о. Вениамин навестил Серафима и убедил его перейти в «Сергианскую» Церковь.

Не сразу, но все же Серафима выпустили на свободу после двух–трех месяцев заключения.

Возможно, к этому периоду²⁵¹ его жизни, когда он остался без духовных старцев – руководителей, он, может быть, свободный от работы, или в отпуск, поехал на юг и пароходом прибыл на Кавказ, кажется, в Сухуми, желая встретиться с отшельниками, как он слышал, скрывавшимися и спасавшимися в горах Кавказа.

«Сижу на пристани и думаю, куда идти – не знаю, к кому обратиться – тоже не знаю, вот глупость совершил, что без всякого адреса приехал сюда», – так, примерно, думал Серафим, сидя со своим чемоданчиком, как передавал Игорь Николаевич Бируков автору в 1993 году, слышавший этот рассказ сначала от м. Сергии, а потом и от самого о. Серафима. ... «Вдруг ко мне подходит какой–то старик и говорит: 'Ну, что Серафим, приехал посмотреть, как живут старцы? Идем со мной!» – у меня язык прилип к гортани, ведь я никого тут не знал, и меня – никто.»

Повел он его вдоль какой–то реки и привел его к какому–то старцу, который ему рассказал всю его, Серафима, прошлую жизнь, настоящее положение и будущее, что сбылось, как вспоминал о. Серафим. Старец показал ему свое незамысловатое хозяйство, заведенное на каком–то небольшом островке; причем кукуруза и другие овощи были посажены вразброс, чтобы при поверхностном взгляде не создавалось впечатления обрабатываемой земли.

Затем он подвел Серафима к одному обрыву в какую–то пропасть, сказав, что туда на веревке несколько лет назад спустились несколько монахов. Раз или два в году на бечевке им туда спускали по кульку соли (и м.б. еще что, сейчас это уже запамятовано), и по тому, что ее внизу отвязывали – наверху знали, что те живы.

Вероятно, в 1936 году Серафим все же решил продолжить образование и поступил на заочное архитектурно–строительное отделение какого–то института в Ростове–на–Дону²⁵²; в связи с этим он смог устроиться на работу чертежником у одного архитектора в г. Иванове, потом – в отделе механика какого–то завода, и затем, в том же городе – в Ремесленное училище, откуда в 1941 г. и был взят на войну.

Еще в 1939 году²⁵³ он обвенчался с Анной Вениаминовной Воронцовой. Серафим знал Аню еще ребенком, когда она с матерью приезжала к своим родителям на Бульварную ул. в Посаде, поскольку дети Голубцовы приходили туда играть в городки; кроме того, дети Голубцовы Павлик и Сима ходили еще при жизни о. Николая Милославина к нему в Михайло–Архангельский храм на Красюковке и прислуживали там в алтаре. Позднее, Аня вновь познакомилась с Серафимом, уже в селе Волохово.

Свадьбу сыграли скромно в кругу близких родственников на квартире Ивана Александровича – старшего брата жениха – на Зубовском бульваре.

Возвратимся же к о. Вениамину.

Поселившийся с семьей в Киржаче о. Вениамин вскоре был направлен на служение в с. Филипповское (в 20 км от Киржача), через некоторое время его перевели в с. Волохово (под Струнино) на место смещенного некоего о. Аристарха, у которого псаломщицей в то время служила монахиня Сергия (Наталья), родная сестра Серафима. Спустя какое–то время он смог перейти во вновь открытую в Киржаче церковь Святителя Николая. Позже, в июле 1938 года, в ограде этой церкви о. Вениамин похоронил свою супругу, скончавшуюся от паралича, на Казанскую, (21 июля в 3 часа дня). Правда, в это время он уже служил в одной из церквей г. Иванова, где пробыл до 1939 или 1940 года. Здесь его обложили огромным налогом (в 90 тыс. рублей), так что ему пришлось уйти на светскую работу в какое–то медицинское учреждение. Анна Вениаминовна помнит, что он два–три года разносил акрихин (средство против малярии).

В связи с изменением политики в отношении к Церкви в 1943 году его вызвали в Патриархию, постригли в монашество с именем Елевферий, и затем 23.08.1943 года произвели во епископа г. Ростова–на–Дону. Туда с собой он взял и своих детей – Алексея, Лилю и Анну, у которой была уже дочка. Туда же, в Ростов, с войны в ноябре 1945 г. вернулся и Серафим²⁵⁴ и принял там сан диакона (в январе 1946 г.), а затем и священника (12 августа 1946 г.) – от руки архиепископа Серафима²⁵⁵ (Шарапова).

Епископа Елевферия Московская Патриархия вскоре направила в Чехословакию окормлять православные приходы. Туда же из детей он взял с собой Лилю с мужем, который погиб в автомобильной катастрофе в Чехословакии (его машина, «Татра», потеряла управление на большой скорости).

Осенью 1955 года митрополит Пражский и всея Чехословакии Елевферий был переведен на ответственную Ленинградскую кафедру после смерти ее предстоятеля митр. Григория (Чукова). Туда же с ним переехали и его дети – Лиля с сыном Сергеем (впоследствии – протоиерей) и Алексий – диакон. Скончался митрополит Елевферий в 1959 г.²⁵⁶ и погребен в крипте Свято–Троицкого собора Александро–Невской Лавры.

Возвратимся, однако, в Ростов, где осталась его дочь – Анна.

Осенью 1947 г., в Ростов был назначен еп. Сергий (Ларин Сергей Ив., 11.03.1908.–12.09.1967.), бывший обновленческий деятель, который, по словам Анны Вениаминовны, одно время (в 1943–1944 гг.), служил в Загорске в Ильинском храме.²⁵⁷ Он приехал из Одессы с целой свитой и даже с собаками. Секретарем при нем был игумен Пимен (Извеков), весьма строгих взглядов на монашество, по словам Анны Вениаминовны. В частности, он порицал своего патрона за ухаживания за секретаршей, потом ставшей его неофициальной женой.²⁵⁸ Ларин говаривал про Пимена, что если тот будет когда–либо архиереем, то будет гораздо более строгим в отношении к другим, чем он сам (Ларин). По характеру Ларин был очень отходчив, хотя и строг, его боялись, у него был строгий порядок. Как человек, по словам Анны Вениаминовны, он был очень хороший.

Семья Голубцовых жила в одном дворе с Лариным, который стал крестным одного из их детей – Сергея (род. 29.1.1947 г.). Чин же крещения выполнял игумен Пимен в домовой церкви во дворе их дома.

Как передавала Анна Вениаминовна, Сергий Ларин говорил, что он Пимена выручил из какой–то беды или взял на поруки, но подробностей она не знает. Еще тогда ходил слух, что будто бы Пимен был в войну адъютантом у Малиновского, но об этом не говорили ни Пимен, ни Сергий Ларин.

Сразу же по назначении в 1951 г. на Ростовскую кафедру митр. Вениамина²⁵⁹ (Федченкова Ив. Аф., 1880–1961), приехавшего еще в 1947 г. из США и занимавшего Рижскую кафедру, о. Серафим Голубцов распоряжением Свят. Патриарха Алексия, переданным по телеграфу, был назначен секретарем нового Владыки. Должность оказалась весьма нелегкой.

Новым иерархом, пользовавшимся большим авторитетом за рубежом, был крайне недоволен Уполномоченный по делам Церкви в Ростове за очень смелые проповеди Владыки, не привыкшего озираться на предержащие власти. Свое раздражение Уполномоченный неоднократно срывал на Серафиме, который обычно отвечал: «А я что могу поделать? Он мой начальник!». Все это сказывалось на здоровье и на нервах; к этому следует добавить и изматывающую жару летом, и дополнительную нагрузку по должности ключаря собора.

Как–то, будучи в Москве, он пожаловался на свое житье–бытье родному брату о. Николаю. Тот посоветовал перевестись из Ростова в Подмосковье, в чем обещал помочь. И вот весной 1955 года, даже не ставя в известность Владыку Вениамина, чтобы тот не задумал противодействовать, о. Серафим с семьей переехал в Коломну Московской области, где купил небольшой домик в три комнаты (по соседству с полотном железной дороги, что было не особенно приятно, особенно на первых порах). В единственном тогда городском храме он был оформлен как замещающий настоятеля на время его отсутствия, а по сути – третьим, сверхштатным, иереем.

В 1961 г., в хрущевское гонение о. Серафим попал под сокращение штатов и остался без места. Он направился в Москву к патриарху Алексию, который, видимо, как почитатель его отца и своего учителя по Духовной Академии проф. Александра Петровича Голубцова, перевел его в Москву, в храм свв. апп. Петра и Павла в Лефортово. Настоятелем тогда был о. Матвей Стаднюк, одним из служащих о. Вл. Диваков. Отец Матвей скоро был отправлен в длительную командировку в Америку, о. Серафим был сделан его заместителем. Правда, между ними не установились должные отношения. Стаднюк даже из Америки звонил старосте храма, который также строил козни о. Серафиму, чтобы тот не позволял занимать его (о. Матфея) помещение при храме, и поэтому Серафим вынужден был ютиться в сторожке или пользоваться приютом в доме своего брата Николая, который жил в Измайлово. Много усилий пришлось приложить о. Серафиму, чтобы перевезти свою семью из Коломны поближе к Москве. Сначала удалось было переехать на ст. Удельную (Казанской жел. дороги), где договорились о покупке дома, но, прожив там около восьми месяцев и не добившись прописки от атеистически настроенных властей, они, в конце концов, прописались на ст. Клязьма (Яросл. ж.д.) по Тургеневской улице, 42, где купили полдома. Сюда они переехали 23–24 сентября 1962 г.

О периоде его служения в Петропавловском храме в Лефортово в отчете–Уполномоченного А. Трушина²⁶⁰ за 1964 год (на основе сообщения ему от Калининского райисполкома) сохранилось следующее не особенно грамотное донесение:

«... Священники храма «Петра и Павла» в Лефортове о. Серафим Голубцов и о. Александр Сложеникин, которые были предупреждены за проповеди, направленные (якобы. – С.Г.) на разжигание внутрицерковных распрей и привлечение к церкви дополнительных верующих, а именно:

22 ноября 1964 г. после поздней обедни священник Голубцов, призывая верующих к смирению и кротости, заявил: – Православные! Последнее время во многих храмах Москвы имеет место притеснение духовенства со стороны старост и особенно это происходит в нашей церкви»... На второй день верующие, возбужденные этой проповедью, блокировали церковь и, угрожая расправиться со старостой, не выпускали ее из церкви до приезда наряда милиции во главе с начальником 32–го отделения.

В день бунта (до приезда милиции) второй священник – Сложеникин – пытаясь «усмирить» возбужденных верующих, говорил: «Православные! Вы устраиваете смуту и беспорядки. Я призываю вас опомниться, так как за такие беспорядки власти могут взорвать наш храм, как взорвали Преображенский! »²⁶¹

Благодаря помощи Владыки Пимена (Извекова), тогда митрополита московского, о. Серафиму удалось в 1964 г. перейти на новое место служения, поближе к дому и семье, в храм Покрова Божией Матери в Черкизово, что близ станции Тарасовка (Яросл. ж. д.), откуда его настоятеля, о. Николая, человека уже в преклонном возрасте, перевели в Лефортово исполняющим обязанности настоятеля – отсутствовавшего о. Матвея, – но вскоре его уволили за штат за резкие проповеди.

В этом храме о. Серафим прослужил (настоятелем) около 9 лет. Здесь у него возникли осложнения с подчиненным ему по службе о. Александром Менем († 9 сент. 1990 г.). Отец Серафим, хотя и ценил о. Александра за его блестящие проповеди и исповеди, но последний вызывал беспокойство у о. Серафима (как настоятеля) тем, что хранил в алтаре много зарубежной и самиздатской литературы, и тем, что нарушал чин богослужения (в частности, «не изгонял оглашенных», т.е. опускал соответствующую ектению (что давно опускается в Греческой церкви. – С.Г.), и тем, что без должного этикета вел себя в алтаре (помню, о. Серафим жаловался, что о. Александр клал свой портфель на жертвенник) и прочее.

О. Серафим пошел к митр. Пимену – безрезультатно, потом его матушка поехала к нему: «Помогите Серафиму – А. Мень собирает своих, проводит беседы с ними без разрешения настоятеля, благочинный велел убрать все постороннее из алтаря... ».

Пимен: «Это дело политическое... ».

Матушка: «Он же не может идти к уполномоченному. Помогите Вы ему».

Пимен: «Я подумаю... ».

Так, примерно, со слов Анны Вениаминовны, протекал этот диалог. Через месяц А. Меня перевели в Новую Деревню. Но против Серафима были и староста, и регент. В результате через некоторое время о. Серафим слег со стенокардией в больницу, откуда написал прошение благочинному с просьбой перевести его в одноштатный (с одним священником) приход.

Но только в 1973 г. исполнили его просьбу, назначив его в одноплатный храм Св. Георгия–Победоносца, что в поселке Ивантеевка–2–ая, где он прослужил около 5 лет. Несмотря на гораздо более спокойную обстановку, где прихожане и церковный совет его весьма чтили, он вновь заболел (легкой парализацией) и, подав прошение, 26 декабря 1978 г. вышел за штат. Получил пенсию от Патриархии – всего 78 рублей за 31 год службы.²⁶² (Ранее он был награжден орденом св. равноапостольного кн. Владимира III–й степени.)

По словам благочинного о. Георгия Кондратьева, «протоиерей Серафим Голубцов был благочестивым и усердным служителем Церкви Божией. Он истово, с любовью совершал богослужения и проповедывал Слово Божие; всегда строго соблюдал церковный Устав и требовал этого от своих собратий, сослужителей... Был очень скромным человеком. Своей глубокой верой и благочестием он подавал пример своим пасомым.

Отец Серафим был хорошим семьянином: воспитал пятерых детей, которые получили высшее²⁶³ и музыкальное образование...»

Находясь за штатом, по возможности посещал храм в праздничные дни, в будни же занимался посильным трудом – освоил переплетное дело и переплетал церковные книги и журналы.

20 мая 1981 года в день Преполовения Пятидесятницы отец Серафим сам причастился дома Святых Христовых Тайн, затем все в доме окропил святой водой «...а через два дня, на Николу», внезапно скончался от инфаркта.

Отпевание совершали 24 мая, в воскресение, в Ивантеевском храме – месте его последнего служения – благочинный церквей Загорского округа прот. Стефан Середний, настоятель Никольского храма в г. Пушкино – прот. Димитрий Саган и настоятель Ивантеевского храма прот. Георгий Кондратьев в присутствии родного брата почившего, архиеп. Сергия, приехавшего из Троице-Сергиевой Лавры.²⁶⁴

Похоронили о. Серафима в ограде этого же храма, к востоку от него, где позднее похоронили и Анну Вениаминовну, скончавшуюся в ночь на свой день рождения 9/10 июня 1994 г. в возрасте 77 лет.

На поминках, устроенных в самом храме, один из протоиереев, (о. Димитрий ?), сказал: «Мне приходится вспоминать короткий период служения с о. Серафимом, всего семь месяцев. За этот короткий период мы с ним очень сдружились. И мне было удивительно, как человек старшего возраста, обладающий таким опытом, настолько внимательно, дружелюбно относился ко мне. И всякий вопрос, все нужды он понимал, вникая в личные мои особенности. И наоборот, он очень внимательно выслушивал, когда я пытался ему что–нибудь подсказать. Он с детской простотой внимательно все выслушивал. И вот этот короткий период остался у меня в памяти, как самый прекрасный, приятный, и последующие годы подчеркивали наше взаимопонимание, наши добрые взаимоотношения. Каждая встреча была весьма приятной. Мы не могли расстаться, когда о. Серафим бывал у меня на приходе или я, бывая у него дома. Как отец, как друг, как брат, как человек понимающий все, в чем иногда мы испытываем нужду...»

Там же мать автора, Александра Венедиктовна († 31.3.1985) рассказала, как ей однажды²⁶⁵ приснилось, что, услышав звонок, пошла отпирать дверь, ведущую к лифту,²⁶⁶ и перед ней возник о. Серафим в черной рясе и с белым узелком в левой руке. Я обрадовалась так, и говорю ему: «Сима, как ты меня нашел?» (Он же у меня, на новой квартире, ни разу не был.) А он улыбается и всё... и кончилось... Я думаю: «Ну, собрался в последний путь..»

29/16 декабря (1930 г.).²⁶⁸ Понедельник.

Милые мои Марусенька и детки!

Сегодня у нас морозище в 30°С; и я сижу дома. Вчера было 28е, кое кто работал, но с полудня отпускали домой тех, кто озяб и плохо одет. Видно, лютая будет зима! У меня в комнате, конечно, не очень тепло, – но ничего, терпимо, порой 6°С тепла, а вечером, когда истоплю печь – наверно бывает и 10°. Мне, слава Богу, дровец немного привезла Марфа из Спасского, – с полвозика; обещала вскоре и еще привезти целый воз. Каждый почти раз, как возвращаюсь с работы, – захватываю с собой в мешок или сучьев, или толстой щепы [* с прибересту ?²⁶⁹] , а собирать мне часто помогает дядя Федя. Так что, пока кое–как обхожусь. Да теперь из нас и многие так живут, и даже прошлую зиму всю так и прожили. – Полушубок мой очень хорош и удобен, греет очень славно. Теплые рукавички тоже хороши; только, вероятно, скоро порвутся на работе; брезентовые мои так сильно порвались, что чинил их – чинил, теперь больше и чинить нельзя. Ведь приходится дело иметь с ломами да кирками, а теперь часто посылают на новую работу, – рубить ивняк – «вицы», приходится ходить далеко от дамбы, – к с. Спасскому, и плохо тем, что в большие морозы нельзя среди работы и отдохнуть, и чаю попить, – негде, а пить чай на улице, – боюсь простудиться; но тогда нас уже раньше отпускают с работы, – в 3 часа. Этими «вицами» варежки тоже сильно рвутся. – Новостей особых никаких не слышно у нас. Все знакомые живут так же, – среди забот и поисков продовольствия и топлива.

Тишина²⁷⁰ посылка (в 5 килогр.) уже пришла, пойду сегодня получать ее; – передайте ему от меня величайшую благодарность. – Как–то вы? Перебрались–ли в новую квартиру? Такие–ли у вас холода стоят, как и у нас? Неужели ребята в школу ходят в такие морозы? – В наше время, если морозы были в 20° и больше²⁷¹, – в школах ученья не было. Помните, – когда мы жили в Андреевке, как–то были сильные холода, – и дети не ходили в школу, – Николай Ив. перебрался жить к Дм. Ив–чу, в большую комнату, в компанию к другим. Заходил недавно в гости к Михаилу; у них – тоже холодно, а по ночам – то и дело угарают; был у Феди, – у него еще хуже и холоднее; страшная сырость по углам и воздух тяжелый. – Как папаша живет? Он мне что–то уже давно не писал; если что услышишь об нем – сообщи. Присыл ал–ли тебе письмо Николя? – мне уже давно от него ничего не было.

– Ну пока – всего наилучшего! Обнимаю и крепко целую тебя и деток! Господь вас да благословит и да сохранит! Привет от меня всем родным и знакомым!

Ваш гор[ячо] люб[ящий] В[ениамин].

Вот уже и Рождество приближается... Второй уже раз придется проводить его вдали от вас, моих дорогих... Пошли Бог и вам всем, и мне благополучно и в радости встретить и проводить св. дни!..

25/12 декабря (1930 г.) – Четверг.

Миленькие мои и дорогие Марусенька и детки!

Сегодня мне удалось послать вам посылку; в ней – игрушки и кое–что из оставшейся одежды и белья; там еще – мешок и пучек суровых ниток, – это от Грани и Мариамны, которые ждут от тебя посылочку – печенье и сахару, а это – для упаковки. Получил твои письма от 16 и 20 дек[абря]. – Ах, какое несчастие было случилось у вас с этим угаром! Вас, видно, Св. Николай сохранил! Недавно такая–же история была у Михаила в доме. – Уж если так обстоит дело, то, конечно, лучше перебраться туда, наверх; но и там–то – поосторожнее будьте с печкой. – Ну, слава Богу, Тиша приехал! Что–то мало ты мне про него написала: как его здоровье? Изменился–ли он вообще, и в своих добрых отношениях к нам? Как посоветовал поступать с Николя? – Так вот какой Митроша уехал! Этого я никак не ожидал; жаль его, он больной, ему будет трудненько. – Хороших разговоров и у нас много, – но, по–видимому, это – только слухи и разговоры... Работа наша идет по–маленьку. Артель нашу рассортировали в «поденщиков»: очень мало вырабатывали мы; а теперь – делаем разное: разравниваем песок на дамбе, разметаем пути и стрелки для вагонеток, пилим и колем дрова для куба и кухни; ведь у нас теперь за 25 к. готовятся обеды – суп из конек, мяса; рабочие очень довольны; Боря частенько кушает, не пропускает случая и Николай Ив.; мяса каждому достается по фунту и больше; а Сергей Ник. так усердствует, – что даже лицо распухло и по телу пошли болячки... – Ты спрашиваешь, – продается–ли у нас 40°–ная? – до сих пор не было еще, не знаю, привезут–ли; да, ведь, некому и некогда стоять за ней в череду–то. А то, что ты советуешь про деньги, – положить их на книжку, – не знаю, дозволяется–ли это нам; да, ведь, их у меня и не так много. – Дм. Ив. из лесу вернулся по болезни, – и ходит теперь на дамбу, на «поденную». – Ах, как я жалею тебя, милочка моя, что тебе трудно одной с детьми! Конечно, – когда же тебе ходить с ними на вечера; но попрошу тебя хоть изредка заставлять их что–нибудь почитывать из Свящ. Истории или Евангелие; а то, ведь, ничего почти не знают; и летом мне из–за работы, некогда было с ними заняться.

Крепко целую тебя и деток! Кланяйся от меня Тише\ Привет мамаше и всем родным и знакомым! Спасибо деткам за письма! Написали-ли письмо Никитишне!

Все ваши знакомые, во главе с Михаилом, шлют привет! – Господи да благословит и да хранит всех вас!

Ост[аюсь] гор[ячо] люб[ящий] В[ениамин]

25 декабря (ст. ст.)/7 января (1931 г.). Среда. Рождество Христово.

Милые мои и драгоценные Марусенька и детки!

Ради великих дней праздника Рождества не хотелось бы огорчать вас, – но ничего не сделаешь, приходится. Дело в том, что меня в числе некоторых других назначили в лес, идти работать на какую–то тракторную базу верст за 60 от Шенкурска. Конечно, я указывал на свое слабосилие и неприспособленность к тяжелым работам, на порок сердца и т.п., – но ничто не помогает. Видно, придется идти, назначают идти Докучаева, Бориса Ал., и кое–кого других: Мишу – пока еще нет, Федю – кажется, тоже назначают, – но определенно еще неизвестно.

Меня, наверно, – по молодости. – Поэтому, пока погодите мне писать и посылать посылки, – пока я пришлю вам точный адрес; почта туда ходит раза 2 в неделю. Ах, ради праздника, – какое огорчение! Но во всем полагаюсь на волю Божью. Беру с собой 2 валенок, холодн. сапоги, тулуп и ватн. пиджак, 3 смены белья, чай, сахар, продукты (только что получил 2 посылки от Екат. Влад. и Андре–евск.²⁷²старичка), подушку, ватн. подрясник, одеяльце, табак, мыло, и проч. Место это, – кто знает, – хвалят, говорят, [что] условия жизни – не плохие. Ну, как Бог даст! Буду вам писать, как посылать посылки, – и что особенно нужно мне будет.

Миленькие мои! Не огорчайтесь слишком, – Бог все устраивает к лучшему! Письмецо ваше от 28 дек. получил, спасибо. Миша будет вам писать, и вы ему можете (адрес: ул. Ленина, д. 43, Озерскому). Пошли посылочку Глафир[е]. Мих.²⁷³ на её имя – что–нибудь, она ведь, будет беречь мое имущество и комнату; также я остался еще должен за стирку и Мариамне; пошли деньги Александре Васильевне, – а то я беру с собою более мелкие. На почту напишу заявление, чтобы пока за это ' время всю корреспонденцию направляли на место работы.

Ну, пока – всего хорошего! Напишу вам теперь при первом удобном случае. Молитесь за меня! Господь да благословит и сохранит вас! Крепко целую! Поклон родным и знакомым.²⁷⁴

Ост[аюсь] гор[ячо] люб[ящий] В[ениамин].

Приложение 2.

Следственное дело на Голубцова Серафима Александровича

Фрагменты из группового следственного дела лиц, арестованных в Даниловом монастыре, и именовавшегося как «Следственное дело Сафонова Сергея – Стефана Александровича»²⁷⁵ и др. .²⁷⁶

СССР Объединенное Государственное Политическое Управление

Дело № 86095от....

архивный № Р-41559, старый № 572967

Фрагменты дела просмотрены Александром Серафимовичем Голубцовым. Комментарий и редакция – составителя.

Ордер № 652

октября 28 дня 1929 г.

Выдан сотруднику оперативного отдела О.Г.П.У. тов. Жагар

на производство Ареста и обыска гр. Голубцов Серафим Александрович по адресу: Серпуховский вал, Проектированный пер. дом Голиярова, кв. 1

Зам. Председателя О.Г.П.У Начальник оперативного отдела.

Г. Ягода

Протокол

На основании ордера Объединенного Государственного Политического Управления за № 652 от 28. X мес. 1929

произведен обыск у гр. Голубцова С.А. в доме № 15, кв. 1 по ул. Новопроектированный пер.

При обыске присутствовали: Галичанова А.Е,

Согласно данным задержаны: гражд. Голубцов Серафим Александрович Взято для доставления в Объединенное Госполитуправление следующее: три фотографии обнаруженные при обыске у гр. Голубцова С.А.

Обыск производил: Комиссар Активного отделения Жагар

[стр. 24–25 след. дела] Анкета № 652600 Для арестованных и задержанных с зачислением за ОПТУ

1. Фамилия – Голубцов

2. Имя и отчество – Серафим Александрович

3. Гражданин какого государства – СССР

4. Национальность – русский

5. Место прописки – г. Москва, 6-е отдел, милиции

6. Возраст – 21 лет

7. Отношение к воинской повинности – Допризывник – Тыловое ополчение

8. образование – в) прошел 4-й класс 2-й ступени школы

9. Партийная принадлежность – беспартийный

10. Профессия

11. Место службы в момент ареста – Псаломщик при церкви Даниловского монастыря

12/ Социальное происхождение – Сын профессора Академии Москва, Малая Тульская ул.,

13. Место жительства перед арестом – Новопроектированный пер., д. 15, кв. 1

Подпись заключенного:

С. Голубцов

октября 1929 г. [стр. 26 –27]

Администратор О.Г.П.У. Комендатура

Квитанция № 10258

Принято согласно ордера ОГПУ №

от арестованного Голубцова Серафима Александровича

1. Денег: 4 руб., (Четыре руб.), коп......

...по квитанции № 10259:

Вещи: нож перочинный, ножницы, ключ, два креста с цепочкой, три книжки.

Дежурный приема арестованных........(такой-то)

[стр. 76] О.Г.П.У

Постановление об избрании меры пресечения

1929 г. ноябрь «14'дня

Я, нач. б-го отд. Секр. отд. ОГПУ Казанский А.В.,

рассмотрев дело по обвинению Голубцова Серафима Александровича послушника Даниловского монастыря, нашел, что таковой совместно с другими служителями культа будировал верующих монастыря в связи с закрытием одной из церквей под склад, а потому, принимая во внимание изложенное, постановил:

привлечь Голубцова Серафима Александровича в качестве обвиняемого, предъявив ему обвинение по 58/10 ст. Угол. Кодекса и избрав меру пресечения уклонения от следствия и суда...содержание под стражей.

П/нач. 6–го отд. Сек/отд ОГПУ Казанский

Настоящее постановление мне объявлено.

подпись Голубцов

14 ноября 1929 г.

Протокол допроса

1929 г. ноября мес. 14 дня

Я, п/нач нач. 6-го отд. (Секретного) Отдела ОГПУ Казанский А.В. допрашивал в качестве обвиняемого гражданина Голубцова

1.

2. 3. 4.

5. 6. 7.

Фамилия Имя, отчество Возраст Происхождение

Место жительства Род занятий Семейное положение:

8. 9.

Имущественное положение Образовательный ценз

10. Партийность убеждения

– политич.

Где жил, служил л чем занимался

а) до войны 1914 года

б) с 1914 г. до февральской революции 1917 г.

в) с февральской до октябрьской революции 1917 г.

е) с октябрьской 1917 по наст, день

Голубцов Серафим Александрович 1908 г

сын профессора археологии и литургики Духовной Академии

Малая Тульская ул., Новопроектированный пер., д. № 15

служитель культа (псаломщик) и сторож Даниловского монастыря Иван – в Москве – 42 лет – служит в Центроархиве,

Сергей – 28 лет – архив МСПО; Николай – 29 лет, агроном, Алексей – 25 – на военной службе – писарь при военном Трибунале; Павел –23 лет – учится в МГУ, в каком – не знаю;

Наталья – 32 лет – дом. хозяйка, Анна 31 год – дом. хоз.

окончил школу восьмилетку в г. Сергиев Посад в 1925 году беспартийный православный христианин

до 25 года учился, был на иждивении братьев то же

13.

то же

с 25 года по 28 г. жил в Сергиеве на иждевении братьев; с 28 года – с октября – в Москве, в Даниловом монастыре Допризывник в тыловом ополчении

Показания по существу дела:

Я знаю, что высланным: епископу Федору и другим идет у нас в монастыре отчисления из общего дохода храма. Кто, конкретно ведает этим я не знаю.

Известно мне, что еще месяца полтора до закрытия монастырской церкви – собирались подписи, будто бы для перерегистрации храма и общины. Помню, что будто епископ Парфений так и объяснял верующим необходимость сбора подписей. Их набрали тогда много.

Молебны с водосвятием бывают у нас каждый почти день, так что неудивительно, если через некоторое время по уходе комиссии и был такой молебен, но молебна с освящением всего храма после ухода комиссии не было.

Показание мне прочитано и с моих слов записано верно, в чем и подписываюсь.

С. Голубцов

Выписка из протокола Особого Совещания при Коллегии ОПТУ от 23 ноября 1929 г.

Дело № 86095 по обвинению

Невахович Варвары Николаевны и других лиц²⁷⁷ Постановили:

гр. 1) Невахович Варвару Николаевну,²⁷⁸

2) Брянских Петра Арсеньевича,²⁷⁹

3) Троицкого Павла Васильевича,²⁸⁰ и

4) Сафонова Сергея Александровича [архим. Стефана, и.о.наместника]²⁸¹

– выслать через ПП ОГПУ в Казахстан на 3 года, считая срок с 28/Х–1929 г.,

5) Голубцова С.А. выслать через ПП ОГПУ в Северный край, сроком на три года, считая срок с 28/Х–1929,

6) Валерьянова Константина Валерьяновича,²⁸²

7) Лепешкина Семена Васильевича и

8) Гуреева Ивана Васильевича

– из под стражи освободить, лишив права проживать в Москве, Ленинграде, означенных областях Харькове, Киеве, Одессе озн. округах, СКК²⁸³ с прикреплением к определенному местожительству сроком на три года, считая срок с 28.Х–1929 г.

Дело сдать в архив.