Отделение II. Слова на Богородичные праздники

Не чаеми, но не отчаяваеми. (2Кор. 4:8)

Праведные Иоаким и Анна, пятьдесят лет проживши в супружестве, еще не имели детей. Это их сокрушало; ибо у евреев безчадие считалось наказанием Божиим, бесчестием, предметом поношения. Посему, и достигши старости, они не преставали скорбеть о том, что бездетны. Однажды Анна вышла в сад; севши, она глубоко вздохнула и, возводя свои слезные очи на небо, увидела на дереве птичье гнездо с молодыми птенцами. Это нанесло новую рану ее сердцу, и она горько воскликнула: «Господи, Господи! Вот и птицы небесные детьми утешаются; я только грешная лишена сего утешения».

Но в своей безнадежной скорби, она не предалась отчаянию и изливала свою душу пред Богом: «Адонаи Саваоф! Ты безчадия веси поношение; Сам убо болезнь сердца моего разреши, и хляби утробныя разверзи, и неплодную плодоносну покажи». Когда она так продолжала молиться, явился ей ангел и сказал: «Услышана, Анно, молитва твоя; слезы же твои пред Бога внидоша, и се родиши Дщерь преблагословенную» Тогда же явился ангел и ее молившемуся мужу Иоакиму и возвестил ему ту же радость. Сей Дщери преблагословенной рождество мы ныне светло празднуем.

Люди в несчастиях (а кто счастлив на земле?), в затруднительных обстоятельствах, при безуспешности своих ожиданий и желаний, расположены бывают сравнивать себя с бессловесными животными. Твари Божии не знают уныния; беззаботно ходят, летают, ни сеют, ни жнут, и однако же насыщаются, ибо Отец небесный питает их (Мф. 6:26); сообразно с своими наклонностями каждая наслаждается жизнью, и всякое дыхание хвалит Создателя. Приходит женщина к Господу и вопиет об исцелении дочери, причем даже на положение псов указывает, как на завидное: ибо и пси ядят от крупиц, падающих от трапезы господей своих (Мф. 15:27). Звери имеют логовища и птицы небесные гнезда, а иной нищий скитается, не имея, подобно обнищавшему нас ради Сыну человеческому, где главу подклонити (Лк. 9:58; 16:20). И сколько между нами таких, которые воздыхают о горькой своей доле и недовольны своим состоянием!

Гибельно чувство недовольства, если человек не имеет веры. Тогда как другие около него трудятся и удовлетворяются тем, что Бог посылает, этот несчастный только думает, смущается и если что предпринимает, не доводит до конца. Он ропщет, почему судьба не уравняла всех в благополучии; почему люди, которые, по его мнению, хуже и ниже его, благоденствуют. В малодушии он завидует иным животным, которые, как ему кажется, судьбою поставлены в более, чем он, выгодные условия жизни. Называя свое тяжкое положение безвыходным, он на все окружающее смотрит с озлоблением, а на себя с отчаянием. Оттого ныне и повторяются на языке молодых людей безумные слова: «не стоит жить»; оттого ныне нередки и самоубийства.

Совершенно напротив учили примером и словом наши учители веры. Апостолы, среди гонений и лишений, говорили о себе: «Мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; мы отовсюду притесняемы, но не унываем». Они и нам внушали: всю печаль вашу возвергните на Господа, яко Той печется о вас (1Пет. 5:7). Чем печаль глубже и продолжительнее, тем большая нужна вера, чтоб не предаться унынию, тем тверже должно быть упование. Вскую прискорбна еси, душе моя, и вcкую смущавши мя? – Уповай на Бога (Пс. 41:12). Упование не посрамить (Рим. 5:5). Но не посрамит тех, которые не малодушествуют, не ропщут, когда, по-видимому, все надежды разрушаются. Припомним праведную Анну. Грустно ей стало, когда она безчадная увидела, как и птица утешается птенцами. Но, сравнивая себя с нею, она вместо ропота на свою горькую участь перешла к мысли, что без воли Божией и птица ни живет, ни падает (Мф. 10:26) мертвая. Это снова воспламенило в ней молитву о том, о чем много лет безуспешно молилась и что наконец получила.

Так в трудных обстоятельствах не должно забывать, от Кого зависит наша «жизнь, и дыхание, и все» (Деян. 17:25). Так в самом безнадежном, по-видимому, положении не отчаиваться должно, а просить и молиться. Ибо, – как сказал один святой отец⁸⁷, – «доброму получению вождь есть прошение, и молитва – ходатай». Аминь.

Спасется же чадородия ради. (1Тим. 2:15)

Деторождение есть явление естественное, есть требование природы, общее и человеку, и животным. Однако же апостол Павел говорит о женщине, что она спасется чрез чадородие, то есть чрез рождение детей может Богу угодить и получить блаженство в будущей жизни. За что же ей такая награда, когда деторождение само по себе, как дар природы, не есть ни добродетель, ни заслуга?

А между тем не мало примеров, что матери делались счастливыми чрез своих детей, и на самый высший из таких примеров указывает событие нынешнего праздника. Жило в Назарете еврейское семейство, состоявшее из мужа и жены; имена их – Иоаким и Анна. Детей они не имели и, может быть, умерли бы в безвестности, как и другие евреи, ожидавшие Мессии – Христа. Но после пятидесятилетнего неплодства, Анна родила дочь – преблагословенную Марию, рождеством которой не только сама она получила спасение, но и послужила началу нашего спасения.

Как же рождение детей делается средством спасения для матери? На сие ответствует апостол: «Если пребудет в вере и любви, и в святости с целомудрием».

Первоначальное воспитание детей лежит на обязанности матери, а воспитание не иное быть должно, как в духе веры и нравственности. Какие же верования внушит, каким молитвам научит своих детей мать, когда она сама неверующая или не знающая, во что надобно веровать? Может ли утвердить детей в правилах любви христианской мать, которая не имеет чистой любви ни к мужу, ни к домашним, ни к ближним, и если любит детей, то любовью животною, в смысле их кормления и охранения их здоровья? Может ли мать поселить в их сердцах чувство стыдливости и отвращения от всего, что предосудительно, когда она на все смотрит легкомысленно, думает только об удовольствиях и увеселениях, допускает даже поступки, которые осуждаются во всяком порядочном обществе, и неизбежно бывают предметом раздора и соблазна в ее семействе? Соблазны заразительны, а материнские для детей неотразимы. Но как иногда о дурных привычках говорят, что они всасываются с молоком матери; так и добрые навыки, святые расположения тем бывают тверже, чем глубже укореняются в душе с малолетства. Отцы и матери должны быть сами хороши, верующие, любящие, честные, чтобы воспитать детей подобными себе, чтобы за их воспитание ожидать себе награды. Почему Иоаким и Анна удостоились быть родителями Пресвятой Богородицы? – Потому что были праведны и благочестивы. Лишение детей было тяжким для них испытанием. Но вера их не ослабевала; они молились о разрешении их неплодства, не год, не два, а пятьдесят лет. Однажды Анна случайно в саду увидела на дереве гнездо и в нем оперившихся птенцов. Грустно ей было, что и птицы небесные детьми утешаются, а она не знает сего утешения. Иная бы на ее месте возроптала на Промысл Божий; но Анна и в эту минуту обратилась со слезами и с молитвою к Богу: «Господи, Господи! Ты веси поношение безчадия. Сам убо болезнь сердца моего разреши и неплодную плодоносну покажи»⁸⁸. Тогда явился ей ангел и возвестил, что скоро она сделается матерью. А как она и муж ее были благотворительны, довольно указать на соблюдавшийся ими обычай, по которому они от своих избытков одну часть отдавали на церковные потребы, а другую – бедным.

Если жизнь добродетельная сама по себе угодна Богу; что же может прибавить к ее достоинству рождение детей? Все зависит от их воспитания. Как родители, хотя бы сами были добры, могут подпасть страшной ответственности за небрежение о своих детях, за их испорченность, за беспечность об их исправлении, чего пример указан нам в судьбе Илия первосвященника; так, напротив, те родители, которые хотя бы и не были чужды грехов юности, потщились однако же «воспитать детей своих в учении и наставлении Господнем» (Еф. 6:4), приготовить в них не только полезных членов общества, но, по выражению Златоуста⁸⁹, «ратоборцев Христу», чрез сие приобретают себе и великое утешение на земле, и награду на небе. Ответственность за детей вызвала древнее изречение: лучше умрети безчадному, нежели имети чада нечестива (Сир. 16:4). Дети же, в благочестии воспитанные, суть самые теплые и может быть самые успешные молитвенники за своих почивших родителей.

Впрочем, чадорождение отнюдь не есть общее для всех средство спасения. Спасутся и девственницы, если сохранят свое девство и пребудут в целомудрии. Знаем вдовиц, которые «постом и молитвами служили Богу день и ночь» (Лк. 2:37). И все безбрачные и бездетные могут Богу угождать воспитанием чужих детей, призрением сирот и другими добрыми делами. Путь спасения всякому открыт: иди, и спасайся. Аминь.

Лучше умрети безчадному, нежели имети чада нечестива. (Сир. 16:4)

Праведным Иоакиму и Анне, чрез пятьдесят лет их супружества, Бог даровал дщерь, преблагословенную деву Марию. До того времени они не имели детей, и много скорбели об этом, потому что безчадие у евреев считалось поношением и знаком гнева Божия.

Бывают и ныне супруги бездетные, и между ними такие, которые горько жалуются на свою судьбу, и даже на Бога ропщут за то, что у них нет детей.

Как же смотреть на безчадие? Есть ли оно наказание Божие?

Была особенная причина, почему у израильтян безчадие почиталось несчастием. Родоначальникам народа Божия было обетование о размножении их потомства, от которого произойдет благословенное «Семя Жены». Сему назначению народа избранного казались не соответствующими лица безчадные. Лишение детей тем более было тяжко для потомков царя Давида, которые, по предсказаниям (Иер. 23:5, 33:15), могли иметь надежду, что от них родится Спаситель мира. Иоаким и Анна принадлежали к роду Давидову. Однажды Иоаким принес дары свои в храм Иерусалимский. Но первосвященник Иссахар, «укорив его о неплодствии, рече: не достоит прияти от рук твоих даров, яко безчаден еси»⁹⁰. Можно судить, как тяжел был этот упрек для праведных, но неплодных супругов, и только тогда, как по неотступным молитвам их, родилась у них благословенная дщерь, они «избавились поношения безчадства» (Конд. праздн. Рожд. Богор.).

Обращается и ныне безчадие в предосуждение, но по иной причине, и только тем лицам в супружеском состоянии, которые своим прежним поведением сами себя сделали неплодными. Те же, которые не по своей виновности бездетны, должны усматривать в сем не наказание от Бога, а Его творческое промышление, которое, по своим премудрым целям, то новорожденным дает жизнь и дыхание (Деян. 17:25), то удерживает производительную силу природы. Лишение детей иногда бывает даже благодеянием свыше. Не говорим о тех затруднениях, какие испытывают родители при их воспитании. Довольно вспомнить, что и у хороших родителей могут быть худые дети. Сколько такие дети причиняют огорчений и срама своему отцу, сколько слез и мучений своей матери! «Стыд отцу развращенный сын» (Сир. 22:3), и Господь, чтобы избавить верного своего раба от сего стыда, лишает его детей. Один пустынник, недоумевая о непостижимости судеб Божиих, пошел просить вразумлений о сем к другому старцу. На пути сошелся с ним некто в виде черноризца, и оба продолжали идти вместе. На местах, куда они заходили, спутник этот вел себя загадочно, даже преступно. Ночевали они у одного благочестивого гостеприимного человека, который, отпуская их утром, просил благословить его юного сына. Вдруг тот неизвестный устремился на юношу, и мгновенно удушил его. Не быв задержаны, странники пошли дальше. Наконец пустынник спросил своего спутника, кто он и почему так поступает. Оказалось, что это был ангел, который между прочим объяснил: «я поразил того юношу потому, что со временем он сделался бы великим злодеем»⁹¹. Если по сему сообразить, от каких иногда печалей Господь избавляет супругов, не давая им детей, то можно понять всю силу того замечания, какое сделал премудрый сын Сирахов: «лучше умереть вовсе бездетным, нежели иметь детей нечестивых».

Конечно скорбящие о безчадии желают иметь детей не худых, а добрых. Но надобно не забывать, что чадорождение, как и брачное состояние, не есть обязанность. Посему, как благословил Господь подвиг девства, так и бездетное супружество предопределяется свыше. Для одних оно есть средство испытания в терпении и вере; для других – освобождение от семейных забот, чтобы тем легче и усерднее они могли нести обязанности общественные. Были угодники Божии, которые и в своем супружеском состоянии остались девственниками. Люди богобоязненные, не имея детей, а вместе и надобности сберегать имущество, употребляли свои избытки на дела благочестия и благотворительности. Так праведные Иоаким и Анна от всего, что приобретали, отделяли две части, из которых одну жертвовали на храм, а другую раздавали бедным.

Если родителям за доброе воспитание своих детей предлежит награда, на что и указывает апостол, говоря: спасется жена чадородия ради (1Тим. 2:15); то несомненно, что не лишатся мзды от Господа и те бездетные, которые, без ропота перенося свое безчадие, заботятся о воспитании чужих детей, и особенно сирот. Посему у кого нет детей, сиру тот буди помощник (Пс. 9:35). Аминь.

Слыши, дщи, и виждь, и приклони ухо твое, и забуди люди твоя, и дом отца твоего, и возжелает Царь доброты твоея, и поклонишися Ему. (Пс. 44:11, 12)

Во время введения Пречистой Богоотроковицы в ветхозаветный храм Иерусалимский, сопровождали Ее девы юные, Богу посвященные, и в сем исполнилось предсказание: приведутся Царю девы вслед Ея.

Нет ныне ветхозаветного храма, и сама Царица – Богоотроковица уже давно предстала одесную Царя. Кто же ныне будет в состоянии идти во след Ее? Возможно ли это?

Утешьтесь, новые чада Израиля! Возвеселитесь души, ищущие себе счастия дев, сопровождавших некогда Пречистую Богоневесту! Приводятся и ныне Царю девы во след Ее: только нам нужно знать путь, каким ведутся они.

Всем нам апостол, – и мужчинам и женщинам, и девам и брачным, – говорит: обручих вас единому Мужу, деву чисту представити Христовы (2Кор. 11:2). И святая Православная Церковь, с первых дней нашей жизни, уневестила души наши Небесному Жениху.

При всем том, для верного уневещения душ наших Господу немало требуется и от нас самих. Обратимся к обыкновенной жизни. Родители или воспитатели юной девы стараются сообщить ей многие, блестящие преимущества; но этого не довольно: надобно, чтобы невеста имела внутренние достоинства души и сердца, которые могли бы придать более значения тому, что получила она от воспитания и образованности. Подобное и в деле духовного уневещения: оно начинается попечением о нас святой церкви, но нужна и с нашей стороны забота, чтобы украсить душу качествами невесты Христовой. Однажды святой Григорий Богослов видит сон (Не усумнимся сон обратить в урок важного дела: сновидения святых суть откровения тайн духовного мира). Ему явились две девы в белых одеждах: все их убранство состояло в том, что они не имели уборов. На вопрос его: кто они и откуда? отвечали: «Одна из нас – Чистота, а другая – Целомудрие. Мы предстоим Царю – Христу, и услаждаемся красотами девственников. Но ты соедини ум твой с нашими сердцами, и твой светильник с нашими светильниками, чтобы тебя, просветленного, могли мы поставить пред сиянием Бессмертной Троицы». Видевший сон этот желал быть в обителях душ девственных; но вестницы, оттуда пришедшие, не вдруг восхитили его туда, а потребовали, чтобы он со светильником чистоты и целомудрия прошел прежде темные стези земной жизни. Нужно и нам позаботиться о чистоте жизни, чтобы в ней возблистали черты девственности. И у кого мы лучше можем научиться чистому житию, как не у той же Приснодевы, которая, представши Царю, как Богоневеста, соделалаеь для нас наставницею духовного уневещения, – «невестокрасительницею душ святых?»

Прежде всего святой Давид возбуждает в невесте царевой внимательность. Слыши, дщи, и виждь. Мир требует от невесты острого ума, приятного слова: Христос ищет в своей невесте целомудренного молчания и внимания Его слову. Обрученная Ему душа хорошо видит свое звание (1Кор. 1:26) во Христе, и старается хранить залог сего обручения, как таинство веры, в чистой совести (1Тим. 3:9). Имея известнейшее слово Священного Писания, она внимает ему, яко светилу (2Пет. 1:19), в темноте земной жизни, пока еще не просиял для нее свет славы из брачного, небесного чертога Христова. Вникая в дух современных событий, управляемых Промыслом, который прикровенными, но не совсем закрытыми, путями ведет человека ко благу и вразумлению, она усматривает в них побуждение и поприще к исканию Небесного Жениха: востану, говорит, и обыду, и поищу, егоже возлюби душа моя (Песн. 3:2). Нужно ли указывать сии черты в жизни Богоматери? Она молчала, когда песнословили ангелы, проповедывали апостолы, и весь мир оглашаем был слухом неслыханных событий. Она безмолвствовала, потому что соблюдала все глаголи в своем сердце. Глаголы чудных обстоятельств Ее окружавших, божественные вещания Сына Ее по плоти и Жениха по духу, предвестия лучших надежд слагались в неистленном сосуде Ее скромного и молчаливого духа (1Пет. 3:4). Вот первый след Приснодевы, открывающий христианской душе вход в небесный храм Царев.

Далее невесте Христовой объявляется новое требование, более тяжелое: забуди люди и дом отца твоего. Забудь людей... Но мир так извратил сие правило, что не нужно ли выразить его наоборот? Не соединяется ли иногда в человеке забвение людей с гордым памятованием только своих достоинств? И дом отца твоего... Как забыть дом отеческий, к которому привязывают и узы любви, и часто нужды жизни? – В сем также предшествует нам Приснодевственная Богоневеста. Рано оставляет она кров родительский, чтобы для Бога воспитатися в храме Его. Ходатаица за людей пред Божественным Сыном, Она не знает людей, живет в уединении и неизвестности. Для чего же нужно большее или меньшее, постоянное или только по временам удаление от общества? Чтобы беспрепятственнее соблюсти чистоту и целость сердца, чего от верной своей невесты желает Небесный Жених. Он говорит: даждь ми твое сердце (Притч. 23:26), или, как Аврааму: изыди от дому отца твоего (Быт. 11:1). Такое требование вовсе не противно наклонностям человеческого сердца, которое любит привитать там, где сокрыто сокровище его. Посему духовная невеста Христова, принадлежа видимо, по телесному своему составу, отечеству земному, незримо, но неудержимо стремится к отечеству небесному. Ее внимание стоит на страже помышлений, чтобы ядовитый дух мира не растлил их своим дыханием, своим языком, своими соблазнами. Сердце, которое уневестило себя Христу, так целостно объято святою любовию, что, свободное от пристрастий суетных, оно носит в себе только образ Небесного Жениха, исповедуясь Ему: Ты – сладость, весь еси желание (Песн. 5:16).

Наконец, и сие наставление пророческое относится к христианской душе: и поклонишися Ему. Мир почитает неприличным требовать от невесты поклонения жениху, поставляя ее предметом поклонения. Иисус Христос, от душ, уневестившихся Ему, достойно требует не только поклонения, но и соединенного с пожертвованием, самоуничижением, терпением. Якоже крин в тернии, тако искренняя Моя посреде дщерей, вещает таинственный глас Его (Песн. 2:2). Трудно крину сельному, когда ветер клонит книзу главу его, а терние мешает ему поднять ее: трудно чистой душе, когда ветер внешних бедствий обуревает ее, и сцепление неприятностей жизни влечет ее к унынию, препятствуя возноситься ей горе, к небесному. Но в сей борьбе торжество души девственной: ибо любовь не жалеет жертвы, а жертва служит верным знамением любви. Посему все, уневестившиеся Христу, не наружно только покланялись Ему, но чтили Его смиренною преданностию, постоянным терпением. Жизнь Пречистой Богоневесты, от Ее смущения в минуты Благовещения, до Ее сиротства не только после смерти Сына, но и по воскресении Его, была единое острое оружие, которое проходило и с каждым днем снова поражало душу Ее. И что же, глас ли болезненного ощущения слышится из уст Ее? Нет, слово смиренного Богопоклонения: Се раба Господня... Пример Ее терпения привел целые сонмы верных душ ко Христу. Не одна мученица Иустина, как свидетельствует святой Григорий Богослов⁹², желая среди скорбей мученичества сохранить чистым свое девство, просила покровительства Пречистой Приснодевы: все добре страдальчествовавшие и подвизавшиеся души, вслед за нею принесли Царю – Христу, как чистую жертву, свою девственную веру и целомудренную жизнь.

Что еще остается сказать желающим непостыдно кончить подвиг духовного уневещения? – Ждет юная дева себе жениха, но не знает, когда будет брак ее: обручена христианская душа Небесному Жениху, но не знает, когда отверзется пред нею дверь смертная, и далее дверь брачная. Для чего же опущен на духовные очи наши этот мрак неведения? Да подражаем девам мудрым, которые не допустили, чтобы светильник их бдительности и чистоты угас до сретения Жениха. Бдите убо, яко не весте дне, ни часа, в оньже Сын человеческий, Небесный Жених приидет (Мф. 25:13). Аминь.

И сестра ей бе, нарицаемая Мария, яже и седши при ногу Иисусову, слышаше слово Его. (Лк. 10:39)

О Марфе и Марии, принявших Спасителя в дом свой, сказаны эти слова. Почему же слышатся они почти во все праздники, совершаемые в честь Марии Приснодевы?

Потому, что в этом чтении евангельском ублажается чрево, носившее Господа. Но кроме сего, к нынешнему празднику относится и то, что сказано о внимательной сестре Марфиной, Марии, которая, оставив суетные заботы житейские, не убоясь негодования сестры, села при ногах Спасителя и слушала слово Его.

Трех лет от рождения, Приснодева Мария приведена была в храм Иерусалимский, чтобы священно воспитатися при нем, в обители дев, посвятивших себя Богу. Там, важнейшим из Ее занятий было чтение священных книг; Она любила учиться, часто читала Священное Писание; с старшими возрастом беседовала о том, что читала, и по мере своего возраста предавалась размышлению о дивных путях Провидения Божия в судьбе народа еврейского. В этой покорности Божию слову воспитанная, потом и во всю свою жизнь собирала Она в Своем сердце все глаголы Божественного Сына Своего, внимала делам и страданиям Его, преклонившись при подножии креста Его.

Воспоминая торжественное введение во храм Пресвятой Девы Марии и Ее воспитание здесь в духе слова Божия, обратимся к себе самим с вопросом: занимаемся ли и мы словом Божиим? чувствуем ли какую-нибудь к тому охоту? – Увы, успехов видно так мало, что гораздо естественнее и нашему маловедению приличнее вопрос: отчего в нас такая неохота к этому чистому и святому занятию? отчего эта рассеянность, когда почти невольно и случайно мы бываем вводимы в это занятие?

Заниматься словом Божиим не значит только читать изредка Евангелие, Апостол, или вообще Библию; сюда относятся: размышление о судьбах церкви Божией на земле, о подвигах угодников Божиих, о предметах веры, о законах и правилах жизни христианской, духовные беседы, отводящие душу от пороков и утверждающие ее на пути добра. Все это по своей сущности и цели неукоризненно и весьма полезно; но тем более странно, что современный человек мало чувствует усердия к сего рода занятиям.

Это нерасположение к духовным занятиям происходит от нашей испорченности, в которой родимся, и вместе есть ее признак. Нет сомнения, что душа выше тела, подобно как тело важнее одежды; а между тем, повсюду видим, как часто берет перевес тело над душою, и все вещественное над духовным, невидимым. О духовном надобно размыслить, и в том чрез веру убедиться; а вещественное видим, ощущаем, и им увлекаемся. Голод духовный, недостаток просвещения, знания, человек переносит, иногда совсем неприметно для себя; но голод телесный скоро ощутителен, и тем он мучительнее, чем тщательнее голодный старается заглушить его. Ту же разность примечаем в труде умственном и телесном: успех в трудах и заботах внешних, если он есть, то скоро бывает очевиден, и радует трудящегося; но труд умственный всегда требует бодрости душевных сил, их напряжения, и дитя не прежде, как вышедши из детских лет, начинает хорошо понимать, какая польза в том, что его заставляли учиться. Все мы дети в отношении к духовным занятиям, и нам нужна борьба с собою, чтобы полюбить предметы веры и беседы о них. Один святой старец вот что рассказывал о себе и своих учениках: «Когда я беседовал с ними о пользе душевной, на них нередко нападал такой глубокий сон, что они не могли открыть глаза. Однажды, чтоб испытать их, я заговорил о пустом предмете: братья так обрадовались, что и сон их тотчас прошел. Тогда, вздохнув, сказал я: доколе мы рассуждали о небесном, у всех вас очи отягощены были сном; а когда вышло из уст моих праздное слово, все вы охотно проснулись. Внимайте же себе, и берегитесь дремоты, когда делаете, или слушаете что духовное»⁹³.

Это предостережение тем более нам полезно, что дух нынешнего века очень хитро и успешно восстает против благочестивых духовных занятий. Правда, ученику часто говорят, что ему нужно знать закон Божий. Но почему нужно? Потому, что безуспешность в этом предмете может повредить ему на его учебном поприще, уменьшить похвальные отзывы за его успехи в иных науках, и таким образом унизить его в сравнении с сверстниками на испытаниях. Между тем не это главное; а то, что Слово Божие, как небо от земли, выше всех наук, что дух святой веры есть зерно, а все прочие знания могут служить только его оболочкой, что как бы ни были блистательны успехи нашего ума, придет наконец общее для всех нас, на страшном суде, испытание, когда не спросят нас, какие мы сделали открытия в области наук, искусств, или промышленности, но когда ясно откроется, в какого Бога кто веровал, или ни в какого не веровал, кто как жил и какие дела делал.

Чтобы отогнать от себя подобные, тревожные мысли, люди нынешнего века утверждают, что все это устарело, что человечество далеко ушло вперед, и насмешливо отзываются о тех уроках, какие, быть может, из приличия они принуждены бывают слышать в храме.

Совершенно справедливо, что вера православная стара, и добродетель, ею проповедуемая, не новая. Но позволительно ли презирать старое, ища нового? Напротив, не нужно ли изучить старое, по крайней мере для того, чтобы тем вернее оценить новое? Не сами ли защитники новых понятий говорят, что человечество должно идти вперед путем изучения прежних событий, им пережитых? А между тем, в области веры хотят судить о том, чего еще сами не знают и чего ясно различить не могут. Истекает вторая тысяча лет, как учение Христово водворилось на земле; но узнавшие его не поверхностно и ныне, и при конце мира будут повторять с одним глубокомысленным мужем⁹⁴, что «после Христа и Его Евангелия, не нужно нам иных учителей», с иным направлением. Какая польза в том, что человек меняет свои убеждения и постоянно стремится вперед? Всякой видит, как быстро переменяется цвет и вид одежд: одни выходят из употребления, выдумываются другие. Но вот вопрос: самая изящная и современная одежда может ли черную кожу сделать белою, и лицо безобразное – красивым? Так надобно думать и о душе. Меняет она свои воззрения; одни убеждения начинают быть современными, другие делаются отсталыми. Но должно быть в ней нечто такое, что составляет ее духовный облик, ее отличительное очертание. Это внутреннее благолепие не даст душе никакая современность: его дает вера, и только православная, его дополняет добродетель, и именно христианская.

Для сей цели и нужно нам поучаться в слове Божием. Все оставит человека, когда он дойдет до своей могилы: неотъемлемо только это духовное приобретение, это святое сокровище. С запасом внушений истинной веры и евангельских правил безбоязненно смотрит христианин на бурное житейское море, подобно как крепкий корабль бодро держится на поверхности той пучины, по которой плывет. Скажут: готовность к духовному учению во многих есть; но недостает хороших учителей. – Думается, что ни один, кто поставлен быть церковным учителем, не будет хвалить себя, но укорит недостоинство свое. Однако ж, кому из нас не случалось примечать, как ленивый ученик нередко слагает вину своего незнания на то, будто учитель мало толковал ему урок? Когда речь клонится к осуждению ближнего: скоро ли кто догадается, что рассказчик неискусно осуждает? но немало найдется готовых приложить свое ухо к нему; а когда судят о проповедниках, требуют, чтобы и строгость Божия закона была несколько подслащена, и речь бы текла в самых современных выражениях. Что спрашивать, много ли, мало ли ныне искусных наставников духовных? И в древние времена немного было Златоустов; но древние христиане не так занимались словом Божиим, как мы. Священное Писание было у них первою учебною, повсюду в домах настольною книгою. Были такие, которые не садились за обед, не прочитав какого-либо отделения из Библии, не ложились спать, не поговорив о каких-либо изречениях из нее, или добрых примерах из жизни святых мужей; детям, для упражнения в чтении, давали Библию, объясняя им то, что в ней проще. Иные читали ее не стоя, или сидя, а преклонив колена.

Припадем и мы к ногам Спасителя, чтобы, подобно внимательной Марии, слушать слово Его; преклоним колена душ и сердец наших пред Его учением, никогда нестареющим и всегда животворящим. Тогда и мы своею душою познаем силу изречения Христова, которым заключено евангельское чтение нынешнего дня: «блаженны слышащие слово Божие, и его соблюдающие». Аминь.

Приведутся Царю девы в след Ея; приведутся в веселии и радовании. (Пс. 44:15,16)

Пресвятая Дева Мария, трех лет от рождения, бывши введена во храм Иерусалимский, воспитывалась там до пятагонадесять года Своей жизни.

Что же Она там делала? Какой был образ Ее жизни?

Один древний учитель сказал: «Это известно только Богу, и Гавриилу архангелу, неотступному хранителю Ее».

Но сей ответ надобно понимать в том смысле, что Мария Приснодева, пoелику уготовляема была в орудие Божественного воплощения, была ведома и хранима руководительством, столько же таинственным, как и чудесным.

Между тем, тот же церковный учитель (блаженный Иероним) и другие отцы церкви сохранили нам древнее предание, по которому известно, что Пресвятая Дева, не чуждаясь рукоделья, большую часть времени проводила в молитве, чтении священных книг, в размышлении о прочитанном, в духовных беседах с старшими девами и вдовицами, жившими при храме.

«Какое не веселое занятие, – скажет иной юноша, который, сам еще не кончив воспитания, стремится образовывать других в духе современном. – Молиться, читать, думать, говорить только о духовном, – как это однообразно и утомительно! И нужно ли это человеку, живущему в обществе?»

Нет! Занятия духовные отнюдь не скучные занятия, и напрасно люди светские пренебрегают ими.

Прежде всего должно заметить, что не следует о делах и вещах судить решительно, не узнав их хорошо и верно. Между занятиями духовными важнейшее есть молитва. Но нельзя знать ее силу и сладость тому, кто давно отвык полагать на себе крестное знамение и, что собственно дурно, считает эту обязанность уделом детской слабости и неволи. Кто понимает, что душа и тело не одно и то же, что тело пойдет в землю, откуда взято, а дух пойдет к Богу, иже даде его (Еккл. 12:7), что, моляся, душа беседует не с людьми, а с самим Творцом вселенной, что молитвой низводимы были в наш грешный мир небожители, и совершались чудеса, Божии к людям милости: тот, размышляющий таким образом христианин, скоро ощутит духовную сладость молитвенного состояния, входя в него из удушливой суеты житейской, подобно тому, как всякий, вышед из душной комнаты, где воздух спертый и тяжелый, под открытое и чистое небо, тотчас почувствует, что стало на душе легко.

То же надобно сказать и о чтении духовных книг. Людям, которые отуманены увеселениями светскими, или увлечениями страстными, это занятие совсем не знакомо. Они смотрят на Библию, как на учебную книгу для лиц, готовящихся к священному сану, а на Четьи-Минеи, как на принадлежность церковных книгохранилищ. Не говорим уже о том, что Библия есть книга нашей веры и спасения; довольно припомянуть, какие важные, даже для земного счастья нашего, вопросы решаются в ней. Занимает очень современных нам человеколюбцев недоумение: откуда зло, и какие меры принять, чтобы оно не препятствовало благоденствию и развитию общества. Положительно сказать можно, что многие бедствия в обществе были бы пресечены, а многие совсем и не появлялись бы, если б мы любили читать и исполнять Священное Писание. Вот простое наставление Христово: чего желаешь себе от других, то делай и им (Лк. 6:31). Если б христиане это соблюдали, сколько таким образом было бы предотвращено взаимных между ними обид! – Чтобы видеть на опыте силу этого чистого учения, надобно бы подробно узнавать и жития святых, где описана жизнь христианская не мечтательная, а действительная. С какою жадностью читаются те повести и рассказы, в которых передается, как сердце человеческое порабощается страсти, и в борьбе с препятствиями остается верным ей! В сочувствии восклицают: «ах, как это естественно! взято прямо из жизни». – Увы! утешает ребенка то, когда он сам упал и лежит на земле, что его товарищи точно также падают... Какое утешение читать, как человек заблуждается, не сознавая даже своего заблуждения, как он гибнет, не раскаиваясь даже на краю погибели, как он рисуется своим пороком, гордясь тем, что других вовлекает в ту же яму? Не более ли занимательно видеть, как человек борется со злом и побеждает его, как оставляет свои заблуждения и является непреоборимым исповедником истины, как в трудах самообладания и в подвигах людей благочестивых обнаруживались уже не признаки естественной слабости, а знамения сверхъестественной Божией силы? Вот мученик, который, несмотря на убеждения мучителей, на страшные орудия и картины казней, отвергая с другой стороны все приманки утонченной языческой роскоши, бестрепетно повторяет: «я – христианин!». Вот младенец, который, еще не зная всей гнусности язычества, видит ласки и угрозы, отвлекающие от христианства, однако ж просится на мучения, и младенческим лепетом мужественно произносит: «и я – христианин!» – Только огрубевшее сердце не придет в восторг, смотря на такое торжество веры христианской.

Если многие в обществе не любят занятий духовных, это зависит от испорченности вкуса. Не бывает ли, что в болезни человеку и приятные яства становятся противны? А разве можно назвать человека здоровым, когда он живет в вихре светских развлечений, или, что еще хуже, в порабощении страстям? Увлечения страстные, увеселения шумные заглушают слух души, и не позволяют ей ощутить, различить и оценить тех тихих утешений, какие нам ниспосылаются из мира духовного, из области веры. Дитя, поиграв, разбивает свою игрушку; когда был я младенец, младенчески думал; ныне же отвергох младенческая – говорит о себе апостол (1Кор. 13:11). Есть напротив люди, которые шутя хотят век прожить: но разве жизнь есть шутка? Те только в ней удовольствия истинны и прочны, которые не оставляют нам повода за них раскаиваться и стыдиться. А таковы именно утешения духовные: они не приводят душу в самозабвение, или самообольщение; но водворяют в ней тишину, довольство и надежду.

Как сладостна была для Девы Марии жизнь при храме: так вовсе не безотрадны труды и подвиги тех чистых душ, которые идут путем верного Ей подражания. Они ведутся Духом Утешителем в веселии и радовании, и приведутся некогда в храм Царев, – в тот небесный чертог, где уже нельзя придумывать забавы, как бы убить время, ибо и самого времени не будет, но где уготована та присносущная сладость, которой достанет на целую вечность. Аминь.

Приведутся в веселии и радовании; введутся в храм Царев. (Пс. 44:16)

Сие было предсказано о тех юных девах, которые Пречистую Богородицу, еще трехлетнюю, в храм Иерусалимский сопровождали, и особенно о тех, которые при нем воспитывались.

Подобное воспитание, которое по-нынешнему можно назвать монастырским, не для всех; но в воспитании всех весьма важно значение Божия храма. Об этом не должно забывать, когда так много рассуждают о воспитании молодого поколения.

Чем в жизни Пресвятые Богородицы ознаменовалось Ее введение во храм?

При первом вступлении Ее в храм уже обнаружилось, что Она не в обыкновенном состоянии. Ведомая до врат его родителями, трехлетняя, вдруг Она почувствовала силу взрослых, и Сама собой взошла вверх, по пятнадцати ступеням. Правда, что не стены церковные Ей помогали, а благодать, в Ней вселившаяся. Но примечательно, что присутствие сей таинственной силы открылось в Ее действиях не прежде, и не в простом доме, а тогда именно, когда юная Дева вступала под кров освященного храма.

Любимым Ее занятием скоро сделалась молитва. Величественный храм Иерусалимский, его обширные размеры и притворы, богатые украшения, таинственные входы и завесы, и, это бесчисленное множество стекавшегося к нему народа, все возбуждало и поддерживало в Ней молитвенный дух, При таком настроении стали являться Ей ангелы, и архангел Гавриил приносил Ей снеди небесные, которыми питалась Она, отдавая нищим Свою обыкновенную пищу. «Всю Ее, – сказано о Божией Матери в песнопении нынешнего праздника, – внутри храма пребывающую, и пищею небесною питаемую, освятил Дух Святой»⁹⁵. Так посредством благоговейного пребывания во святилище, сама Она «соделалась священным селением славы Божией»⁹⁶.

Конечно, воспитание Пречистой Девы, как и Ее назначение, было необыкновенно. Но если б в сердцах наших такие отпечатлевались следы нашего Ей подражания, какие остаются от ног человеческих на сырой земле, и того было бы уже немало. В каком месте человек живет, к тому привыкает; с какими людьми знается, тех и обычаи себе усвояет; каким воздухом окружен и дышит, таким весь проникается.

Кто редко в церковь ходит, или забыл, когда был в ней, тот подумает: что там особенного? не так ли ныне, как вчера?

На это замечание, которое, впрочем, обязано своим существованием невежеству и кощунству, довольно было бы отвечать вопросом: что́ в устройстве наших храмов оскорбительно для зрения, что́ в наших песнопениях соблазнительно для слуха, что́ в богослужебных действиях было бы достойно смеха? Если б даже ничего особенного здесь человек не приобрел, то ничего и не потеряет. Не лучше ли ему ходить туда, где он испортиться не может, нежели прилепляться в селениих грешничих (Пс. 83:11), где рассыпаны опасности для чистых нравов и православных убеждений?

Но не в том только сила, что всякий в храме удален от пороков и падений: есть существенная польза, какую можно получить здесь. Что́ по всей вселенной Бога возвещает, то сосредоточено в храме. Свод его, небеси подобный, алтарь, открывающий нам восход духовного солнца – Христа, священные украшения – отблеск райской красоты, сонм священнослужителей, совершающих служение ангельское, изображение святых, которые смотрят на нас с горняго мира – все это способно и грубую душу привести в состояние чистого восторга. Если бы даже внешность храма не была так воодушевительна: всегда питательно для души то, что в нем слышится и что совершается. Напрасно думают, что песнопения церковные единообразны. В них предлагаются и изъяснение догматов, и прекрасные правила для жизни, и добрые примеры, и картины великих церковных событий. Наконец, кто не знает, что литургия есть изображение целой земной жизни нашего Спасителя?

Скажут: все это для верующих и понимающих; но что могут понять тут дети?

Конечно, ничего не поймет то дитя, которого мать не умела, или еще не могла приучить к скромному стоянию в церкви. Сама Дева Пречистая не прежде трех лет введена была во святилище. Вот пример, с какого возраста нужно чаще детей водить в церковь. Нет нужды, что и трех лет они еще мало понимают, только бы скромно стояли. «Если б кто находился в мироварнице, или других подобных местах: то и не хотя облагоухался бы приятною вонею. Кольми паче человек, в церковь ходящий»⁹⁷. Притом, ежели няньки помогают дитяти, чтоб оно лучше принимало телесную пищу: не должны ли позаботиться родители и восприемники, чтоб оно приучилось усвоять пищу духовную? Богослужебные действия сильно возбуждают детское любопытство. Ребенок спрашивает мать: зачем священник то в алтаре стоит, то из него выходит? во что одет? что в руках носит? что говорит? – Если б верующая мать обстоятельно старалась отвечать на сии и подобные вопросы, то скоро бы успела утвердить в сердце сына непоколебимую веру. Одного мальчика, приведенного на мучение, спрашивали: «откуда ты узнал, чему христиане учат?». Дитя отвечало: «это мне мать объяснила. Едва я оставил колыбель, уже она меня научила верить во Христа»⁹⁸.

Итак, от юности надлежит усерднее ходить в Божий храм, и пребывать в нем с верою и благоговением. Сии благочестивые души сподобятся того, что в веселии и радовании введутся, каждая, когда определено, – в небесный храм Царев. Аминь.

И сестра ей бе, нарицаемая Мария, яже и седши при ногу Иисусову, слышаше слово Его. (Лк. 10:39)

Мария, сестра Лазаря, когда дом их посетил Христос, очень легкое имела занятие, – только молчать и слушать. Однако ж Спаситель сказал о ней, что она благую часть избрала, которой не следует у нее отнимать.

Что слушать беседу о духовных предметах есть занятие душеполезное, – это человеку верующему понятно. Но почему часть, или доля Марии, а за нею и всякой христианки, только слушать и поучаться, а не проповедывать, не поучать? – вот вопрос, тем более важный, что ныне дух времени, изъемля многие ограничения из круга деятельности женщин, кажется, готов возвести их на кафедру общественного, чтоб не сказать, церковного учительства.

Примечательно, что в этом отношении предупредили наше время некоторые раскольнические общины: у них уже давно имеются наставницы, которые распространяют между ними заблуждения и совершают даже мнимо священные обряды.

Учить в церковных собраниях не есть призвание женщины. Апостол Павел пишет: Жене учити не повелеваю (1Тим. 2:12). Жены ваша в церквах да молчат (1Кор. 14:34).

Почему же так? Какая причина побудила апостола дать такое, по-видимому, строгое воспрещение?

Сие распоряжение апостольское соответствует порядку сотворения мужа и жены. Не Адам создан был для Евы, а Ева дана в помощницу ему. Таким образом, если он учитель для последующих поколений, то она только его помощница.

Бывши второю в порядке происхождения, женщина скоро явилась первою в обстоятельствах грехопадения. Не Адам обольщен, объясняет свое запрещение апостол, – но жена, обольстившись, произвела преступление (1Тим. 2:14). Сей случай показал, что она слабее мужа, – сосуд немощнейший, как заметил другой апостол (1Пет. 3:9). Потому и не должна она предвосхищать право учительства. Сие выражая, премудрый Сирах предостерегает мужа: не позволяй жене брать верх над твоею силою (Сир. 25:28).

В том же духе строгости святые отцы изъясняли ограничение, которое наложил апостол на весь женский пол. Преподобный Анастасий Синаит, последуя Златоусту, рассуждает: «Почему апостол жене учити не повелевает? – Потому что она раз худо научила Адама, и все ниспровергла. Ее самообольщение заставило его низпасть из рая и внесло в мир много бедствий. Вот почему свел ее апостол с учительской кафедры. Ибо кто не умеет учить, тот должен учиться».

Хотя были и в христианской древности притязания со стороны некоторых женщин быть учительницами в церковных собраниях: но такое домогательство успеха не имело и в обычай не вошло. Срамно, то есть неприлично жене в церкви глаголати (1Кор. 14:35). Что это почиталось неприличным, – подтверждает и общий голос апостолов, которые в книге своих «Постановлений»⁹⁹ говорят: «Мы не позволяем женщинам учить, но только молиться и слушать учителей. Сам Господь Иисус, послав нас двенадцать учить народы, никогда не посылал женщин на проповедь, хотя и не было в них недостатка: ибо были с нами Матерь Господа и сестры Его, Мария Магдалина, Иаковлева, Марфа и Мария, сестры Лазаревы, Саломия и другие. Если б необходимо было, чтоб учили женщины, то сам Господь, первый повелел бы, чтобы они, как и мы, оглашали народ».

Из сего древнего свидетельства видно, что ограничение простиралось и на Пречистую Деву Марию, удаление которой от всякой общественной деятельности весьма внушительно для православных христианок. При храме Божием Она получила такое воспитание, которое прямо направлено было к богоугодной и полезной жизни в кругу домашнем. Рукоделье и молитва, чтение священных книг и добрая беседа, – вот в чем проходили дни Ее, после введения во храм. Сию скромную долю удержала Она навсегда. Когда проповедывал Божественный Сын Ее, Она стояла где-нибудь за дверьми, на дворе (Мк. 3:32), или еще дальше, и не привносила никакого деятельного участия к великому Его служению. Она удерживалась от сего и Своим смирением, и предупреждением от Господа. Есть предание, что когда апостолы, по сошествии Святого Духа, положили метнуть жребий, кому в какую страну идти, и из уважения к Пресвятой Богоматери, бросили жребий и о Ней: то Ей, для проповеднического подвига, досталась земля Иверская, нынешняя Грузия. Но ангел, явившись, возвестил Ей, что жребий этот для Нее не обязателен, и что Она должна оставаться в Иерусалиме.

Для истинных христианок нисколько не уничижительно то ограничение, какое наложил на них закон церковный. Божия Матерь уклонялась от всякой известности и от всякой должности: но сие не воспрепятствовало, что Ее ублажают все племена. Если христианкам мало доступна и неудобна общественная деятельность: есть в том для них выгода, – ибо к чему не обязываются, за то и не ответствуют, – и своя цель, чтобы стройнее текла жизнь домашняя, общественная и церковная. Близки сердцу мужчины дом свой и дети; но чтобы мог он на гражданскую службу и общую пользу уделять больше своих сил и времени, дана ему помощница, которая заменяет его в доме. Указывая отличительную деятельность того и другой, Златоуст говорит: «Женщине назначено домашнее хозяйство; мужчине – занятие общественными и гражданскими делами»¹⁰⁰. Сам Христос не отменил сего порядка, и если подверглась упреку Марфа, то не за свои заботы по хозяйству, а за их излишество. Христианка, не возвышая голоса во всенародных собраниях, может иметь благотворное влияние в доме на своего мужа, примером своей кротости и силой доброго совета. Что бо веси, жено, аще мужа спасеши (1Кор. 7:16)? И действительно, «многие жены потрудились в исправлении мужей, и навели их на истинный путь» (Злат.). Наконец, прямое назначение женщины есть воспитание и обучение детей, о чем много ныне говорят. Это призвание ее апостол так ценил высоко для нее самой, что сказал: спасется жена чадородия ради (1Тим. 2:15), – ради рожденных ею детей, если сама займется их обучением, и особенно в истинах веры и в правилах добрых; если сама пребудет, и их научит пребывать в вере и любви, и во святыни с целомудрием.

Такое распределение обязанностей между мужеским и женским полом, законом Божиим утвержденное, всем нам внушает, чтобы каждый уважал свое призвание и исполнением долга верен был ему. Кийждо в звании, в немже призван бысть, в том да пребывает (1Кор. 7:20). Аминь.

Благо есть мужу, егда возмет ярем в юности своей. (Плч. 3:27)

Праведные Иоаким и Анна, бездетные до преклонных лет, обещались посвятить Богу то дитя, которым разрешится их неплодство. Плодом их молитвы была святая Дева Мария. Когда Ей исполнилось три года, родители Ее, согласно данному обету, ввели Ее во храм Иерусалимский.

Имеют ли ныне право поступать таким образом родители? Могут ли свое дитя малолетнее, или только еще на свет ожидаемое, обрекать Богу, на служение Ему в чине церковном, в звании священном?

По-видимому, само Священное Писание благоприятствует раннему предназначению человека на священное служение Богу. Благо есть мужу, говорит пророк, егда возмет ярем в юности своей. Не лучше ли, чтобы заранее гибкая выя юноши преклонилась пред тем ярмом, вся тяжесть которого должна лечь на нем, когда он достигнет лет возмужалости?

Но о каком ярме говорит Пророк? Это есть ярем смирения и безропотной покорности испытующему Промыслу Божию. Хорошо человеку, если он с младенчества приучился Богу повиноваться, и нести иго последования Христу, сказавшему: возмите иго Мое на себе (Мф. 11:29).

От сего ига общего надлежит отличать частное, – иго священного служения. Первое безусловно должно быть приемлемо каждым из нас, и оно при крещении уже возлагается на нас. Последнее требует зрелости мысли, чтобы познать широту священнослужительских обязанностей и взвесить великую ответственность за них; требует решимости воли, чтобы принять их на себя; терпения, – чтобы их понести; постоянства и мужества, – чтоб не свергнуть их с себя. Честь священного сана никтоже сам о себе приемлет, но токмо званный от Бога, якоже и Аарон (Евр. 5:4). Следовательно, предназначаемый к священству должен размыслить, призывается ли он к нему. Для сего нужно ему вникнуть в тайные расположения своего сердца, любит ли оно Христа и Его церковь; ибо сам Он сказал Петру: Любиши ли Мя? – Паси овцы Моя (Ин. 21:16). Надобно испытать и чистоту побуждений: ибо ищущий корысти, наемник, – несть пастырь (Ин. 10:12). Кто приступает работати Господеви, и особенно в звании священном, должен уготовать душу свою во искушение (Сир. 2:1). Святой Златоуст измеряет способность к священству готовностью переносить оскорбления, наглые обиды, язвительные слова, насмешки, напрасные укоризны¹⁰¹. Кто же предскажет, что дитя, когда вырастет, будет ко всему этому готово? – Очевидно, прежде вступления в духовное звание, нужно внимательно испытать себя.

Если бы какие родители и обрекли свое дитя на священное служение Богу, то их обещание тогда только возымеет свою силу, когда это дитя, возрасши, само решит свою судьбу. Приснодева Мария еще до рождения посвящена была Богу. Но когда Она пришла в возраст, в котором девы, воспитывавшиеся при храме, возвращались в мир и вступали в супружество, то священники предлагали и Ей поступить таким же образом. Чистая Дева им отвечала, что Она не желает брака, и дала обещание навсегда остаться в девстве. Так волю своих родителей Она подтвердила свободным обетом. Сообразно с этим примером Приснодевы, святой Василий Великий дал такое правило относительно юных отроковиц, приводимых в женские обители: «Многих родители, прежде совершенного возраста, приводят... Таковых не должно легко приимати, доколе не узнаем собственного их расположения. Но имеющую шестнадцать, или семнадцать лет, долго испытуемую и пребывшую в намерении твердою, подобает наконец приимати в чин дев»¹⁰². Если такая осмотрительность нужна была в девических обителях, то тем менее уместна поспешность в предназначении кого-либо к священному сану: потому что священство выше монашества.

Примеры, редкие впрочем, посвящения младенцев на будущее служение Богу не могут быть, обращены в обычай и потому, что сопровождались чудесами, которые ясно показывали, что избранных ведет сила Божия необычайным путем к особенным целям. Кругом храма иерусалимского было пятнадцать ступеней. Когда родители привели трехлетнюю Марию, и поставили Ее на первой из этих ступеней, Дева Господня, одна, ни чьей рукой не поддерживаемая, взошла по всем ступеням так, как бы в совершенном возрасте. Так Господь, в младенчестве Пречистой Девы, явил Ее беспримерное назначение и Ее будущее величие.

Не только в страх, а даже в уныние может придти возрастный сын, как скоро он узнает, что без его ведома и согласия, или прежде его рождения, он обречен родителями на труды священного звания. Это повергало в ужас не только слабых, а и сильных волей и чистых сердцем. Мать святого Григория Богослова, еще до его рождения, обрекла его на священное служение Богу. Сын потом от нее самой это узнал; но когда был предложен ему сан пастырский, он стал уклоняться, боясь ответственности. Испытав внутреннее томление, принял он рукоположение, и потом он сам о себе рассказывал: «Долго боролся я мыслями, находясь между двумя страхами, из которых один удерживал меня внизу, а другой побуждал идти вверх. Среди недоумений, подобно струе, гонимой ветрами, уступил я сильнейшему: меня увлек страх оказаться непокорным. Я удалялся, чтобы себя рассмотреть, а теперь готов восхвалять Господа в церкви велицей»¹⁰³.

Итак, по смыслу настоящего праздника, не обрекать детей должно к какому-либо особенному поприщу, а чаще водить их в храм, приучить их к молитве и духовным занятиям, чтобы сами они навыкали восходить выше по ступеням полезной деятельности, и нести на себе ярмо покорности заповедям Божиим. И когда придут в возраст, они сами изберут, чем быть желают. Ибо не лишится руководительных указаний Промысла тот, кто в благочестии воспитан, и кто с сердечною мольбою обращается к Верховному Решителю наших судеб: скажи мне, Господи, путь, в оньже пойду (Пс. 142:8). Аминь.

Сей речет: Божий есмь. (Ис. 44:5)

Пресвятая Дева Мария еще до рождения посвящена была Богу, и трех лет от рождения введена в храм, при котором воспиталась, и в котором произнесла обет девства.

Пример Иоакима и Анны, посвятивших Богу еще не рожденное дитя, обязывает ли ныне родителей к подобным жертвам, и даже возможен ли для подражания?

В том смысле, чтобы обречь дитя на жизнь безбрачную, монастырскую, пример этот не обязателен. Напротив, есть закон, чтобы родители не вводили насильственно детей в иночество, и чтоб обеты девственниц принимались в зрелом их возрасте.

Но в том же примере есть сторона доступная к подражанию, даже обязательная для христианских родителей. Они должны смотреть на новорожденное дитя, как на залог, данный им свыше для воспитания, залог, который они не испорченным обязаны возвратить Богу, в духе совершенной преданности всеуправляющему промыслу Его.

Господь для высших Своих целей отделил народ еврейский, и Сам воспитывал его. Чрез пророка Исаию Он так изобразил сущность сего воспитания: Слыши, рабе Иакове! Наложу Дух Мой на семя твое, и благословения Моя на чада твоя. Сей из потомков твоих речет: Божий есмь, и другий напишет рукою своею: Божий есмь (Ис. 44:1–5). Как только рождался израильский младенец, Господь налагал на него дух Свой, – дух веры ветхозаветной, ее постановлений и правил. Законы обрядовые, нравственные и гражданские так воспитывали сына Иаковля, что он не походил ни на какого чужестранца, что он во всем чувствовал свою зависимость от храма и священства, в судьбах своих усматривал водительство промысла Божия, в своем поведении проникался страхом всевидящего ока и суда Божия, и в своих надеждах успокаивался на времени пришествия Христова. Истинный израильтянин приобретал действительное право сказать и писать о себе: «Божий есмь».

Христиане суть также народ Божий, но не привязанный ни к Палестине, ни к иной какой стране, а соединенный узами веры и благодати, живущий всегда и не могущий истребиться до скончания века, потому что семя свято стояние его (Ис. 6:13). Апостол Петр прямо называет христиан родом избранным, языком святым, людьми обновления, то есть взятыми в удел Божий (1Пет. 2:9). Как только родится христианский младенец, Господь налагает на него дух Свой, чрез таинства крещения и миропомазания, в исполнение того, что сам Он предрек: излию от Духа Моего на всякую плоть (Иоил. 2:28). Таким образом на крещенного младенца налагается печать его принадлежности Богу.

Чтобы печать эта в своем виде сохранилась, нужно попечение, воспитание. «Душа по природе – христианка»¹⁰⁴. Смысл сего изречения тот, что основные истины христианской веры присущи нашему духу, что правила христианские беспрекословно признает своими наша совесть, что надежды христианские, и только они одни могут наполнить наше сердце. В сих истинах и правилах надлежит воспитывать христианское дитя. Первое из его понятий то, что кроме земного отца есть у него Отец небесный; одно из первых слов, которые учится выговаривать язык его, есть имя Христово; одно из остережений для его поступков то, что Христос невидимо смотрит на него; ему доступна и сладка надежда, что после земного дома будет дом на небе, где душе доброй и послушной всегда будет хорошо. В таком уповании воспитанный христианин с полным правом может сказать и неизгладимо на хартии сердца своего написать: «Божий есмь».

Воспитывая детей в наказании и учении Господни (Еф. 6:4), верующие родители привыкают смотреть на них, как на свое приношение Богу, и воле Провидения предают последующую их судьбу. Угрожает ли детям бедность? – Лишь бы с нею были честны. Ожидает ли богатство? – Были бы милостивы и добры. Растут ли умными и прилежными? – Молятся о них, чтобы при уме и учености были нравственны и к вере привержены. Остаются ли в живых? – Благодарят родители жизни Подателя. Постигает ли детей смерть? – Вспоминают Иова, в подобном случае сказавшего: Господь даде, Господь отъят (Иов. 1:21). Рано лишаясь детей, иные родители успокаивали себя и тем, что избавлялись от ответственности за них. Святая Мелания лишилась вдруг двух сыновей. Окружавшие думали, что она начнет рвать на себе волосы, раздирать одежду, заливаться слезами; а она напротив, совершенно спокойно пала на колена пред изображением Христа и воскликнула: «Господи! Теперь я еще охотнее буду служить Тебе, когда Ты снял с меня мое тяжкое бремя»¹⁰⁵. – Обратимся еще к примеру праведных Иоакима и Анны. До старости они не имели детей, и много о том сокрушались. Наконец услышана молитва их. Что же? вполне ли они утешены? По человеческому расчету, не совсем завидною казалась участь их. Обрекши Богу будущее дитя свое, они приводят во храм свою трехлетнюю Марию, чтобы оставить при нем. И снова они стали одиноки, снова как бы бездетны. Им дано было вкусить сладость родительского чувства; но их утехи уже не было с ними. И однако ж они не плакали, а благодарили Бога, что освободились от поношения безчадства; торжествовали, что возвратили свою дочь Тому, Кто даровал Ее, успокоились мыслию, что она при храме сохранится чистою и святою, и стали сами готовиться к исходу в вечность, который не позволил себя долго ждать.

Итак, имеющие детей да охраняют их как дар свыше, за который надобно отвечать пред Даровавшим; лишившиеся их да памятуют Авраама, который возлюбленного сына не пощадил ради Бога, и за то был возлюблен Богом; а совсем их не имевшие сами да ревнуют тем девам, которые приведутся Царю в след Приснодевы, введутся в небесный храм Царев (Пс. 44:16). Аминь.

Плакася же Анна мати его и рече к Товиту: почто отпустил еси чадо наше? (Тов. 5:18)

Родители Пречистой Девы Марии ввели Ее во храм на воспитание при нем, когда было Ей три года, и больше Она не возвращалась в их дом.

Как же перенесли они свое разлучение с Нею? – Не плакали, не сокрушались, не раскаивались, что исполнили над Нею обет свой; а радовались, что принесли дитя свое в жертву Тому, от Кого получили его на старости лет своих. Они успокаивали себя уверенностью, что нигде лучшего не могла их дочь получить воспитания, как под сению храма Божия и в духе закона Божия.

Пример святых Богоотцев наводит на размышление о том, что родители не должны удерживать при себе детей по одной только привязанности к ним, и безропотно должны переносить разлуку с ними, если ее требуют уважительные причины.

Хотя, быть может и не без основания, думают, что ныне отношения между родителями и детьми не так нежны и крепки, как прежде, и многие дети рано начинают сами распоряжаться своей судьбой; однако же и теперь привязанность родительская, и особенно материнская, часто проявляется в чертах трогательных, а иногда и жалких. Не говорим, когда сын или дочь захочет в монастырь поступить: тут слезы, мольбы, упреки, угрозы. Такие случаи редки, чтобы юноши или девицы упорно стремились туда, и сопротивление родителей по большей части основательно. Чаще угрожает им разлука с детьми по делам житейским и гражданским. Надобно отдавать их в училище, а родители медлят и пропускают время образования, не решаясь с ними расстаться. Представится невесте жених из дальнего города: мать рыдает, не хочет отпустить ее. Назначается сын на гражданскую должность: родители унывают, зачем открылось место не в том городе, где живут они. А сколько слез проливает простой народ, отбывая воинскую повинность!

Все подобные обстоятельства особенно последнее, требуют от родителей некоторого заблаговременного приготовления к разлуке с детьми. Спрашивается: для чего нужно их воспитывать? – Родители добрые ответят: «мы желаем, чтобы сын наш был человек верующий, полезный обществу, и нам в утешение». Ответ верный, и нет сомнения, что молодой гражданин, полезный обществу, служит утешением и родителям. Но разве можно сказать наоборот, то есть, чтобы человек в обществе вредный, или только бесполезный и лишний, был предметом чистой радости для его родителей? Иные скажут: «Велико ли утешение, если сын и хорош, но за глазами и вдали от нас?» – Правда, что не полно, но нельзя сказать, чтоб и не велико. Апостол Иоанн писал о себе и своих учениках: Больши сея не имам радости, да слышу моя чада во истине ходяща (Посл. 3, ст. 4) (3Ин. 1:4). Так и о плотских чадах надобно рассуждать. Не в том вся радость отца и матери, чтобы смотреть на них телесными очами; но в том счастие родительского сердца, чтобы слышать, какую великую пользу отечеству дети приносят на поприще церковном или гражданском. Распространится ли просвещение, если родители, одни, утешаясь детьми, как игрушкою, другие, смотря на них, как на помощников в домашнем хозяйстве, не будут отдавать их в училища? Не лишатся ли общинные и судебные учреждения многих полезных деятелей, ежели родители, даже и возрастных сынов, привыкши жить с ними неразлучно, станут удерживать при себе? Процветет ли наше военное дело, будет ли для иноземцев грозною оборона нашего отечества, если бы у отца и матери закон спрашивал согласия на поступление их детей в военную службу? Святой Златоуст прямо говорит, «что невозможно спастись, если не будем пещись о пользе общей. Всякий и художник, и воин, и земледелец, и купец посвящают себя занятиям для пользы и выгоды общественной. Кто живет только для себя самого, а о всех прочих нерадит, тот лишний, тот не человек, а изверг рода человеческого»¹⁰⁶.

Повиновение родителям есть великая добродетель и необходимая обязанность детей. Но их покорностью родители должны благоразумно пользоваться, и ограничивать свое право на нее, как скоро требуют сего другие важные обязанности христианские. Апостол Павел, внушая детям слушать родителей о Господе, то есть, так, чтобы исполнением их воли не оскорбить Бога, напоминает и отцам: не раздражайте чад своих (Еф. 6:1, 4) не только жестокостью, но и неразумною привязанностью. Высший пример повиновения родителям показал Сам Иисус Христос; ибо до совершенного возраста жил неразлучно с своим мнимым отцом и Пречистою Материю, и бе повинуяся има (Лк. 2:51). Однако же и Он, когда бывши с ними в Иерусалиме остался там, и когда они, найдя Его в храме и боясь, как бы Он совсем их не оставил¹⁰⁷, заметили Ему, что с великою скорбию искали Его, – ответил: «Зачем было вам искать Меня? Мне должно обращаться в том, что принадлежит Отцу Моему». Для чего же Христос уклонился от них и возвратился в храм? Без сомнения, не для того, чтобы приобрести какие-либо сведения от учителей, ибо сами они после дивились Ему, како сей книги весть, не учився (Ин. 7:15). Нет, Он восхотел показать на Себе, что обязанность пребывания сына при родителях не есть безусловная, что им следует быть готовыми к разлуке с ним, как скоро отзовет его из дома важная потребность.

Свою неумеренную привязанность к детям родители нередко стараются прикрыть тем, что их в доме пребывание нужно для благосостояния семейства, или опасением, как бы на чужой стороне не случилось с ними какое несчастие. Это соображение и это опасение, если б и были не безосновательны, и тогда изобличали бы в родителях недостаток преданности промыслу Божию, который преимущественно печется о добродетельных. В сем отношении весьма поучительна судьба Товита и его семейства. Это был благочестивый израильтянин. Он сделался очень богат и был очень милостив к бедным; потом пришел в нищету, но не переставал быть милостивым. У него один был сын, Товия. В нуждах бедности своей вспомнил он, что некогда отдал на сохранение десять талантов серебра жившему в иноземном городе израильтянину Гаваилу. Призывает Товит сына и приказывает ему найти себе спутника и идти к Гаваилу за деньгами. Скоро спутник нашелся, под видом молодого израильтянина, будто бы Гаваилу известного, и Товия отправился, напутствованный наставлениями отца и слезами матери. Но, никогда не разлучавшись с ним, она не выдержала и стала упрекать мужа: «Зачем ты отпустил нашего сына? Не опорою ли был он для руки нашей? Серебро – сор в сравнении с ним. Сколько даст нам Господь жить, на это есть у нас». – «Не печалься, – утешал Товит жену. – Увидят очи твои сына здравым. Добрый ангел сопутствует ему, и будет путь его благоуспешен». И преста плакати. Между тем Товия на пути остановился у одного благочестивого израильтянина, дочь которого ему понравилась, и он женился на ней с большим награждением, а на брак еще прежде имел родительское благословение. Пока продолжались праздники брачные, спутник его сходил к Гаваилу и взял серебро, бывшее у него на сохранении. Таким образом Товия возвратился домой и с женою, и с богатством. Радость была неописанная. В благодарность спутнику, сопровождавшему сына, Товит предложил половину всего, что они принесли. Но отозвав обоих, он объявил им: «Благословляйте Бога. Хороша молитва с постом, милостынею и справедливостью. Я возносил молитвы ваши пред Всевышнего. Аз есмь Рафаил, один из семи ангелов, которые входят пред славу Святого. По воле Его я пришел; все дни был я перед вами; не ел и не пил, но вам так казалось» (Тов. гл. 12). С сими словами он стал невидим. Можно спросить теперь: почему же архангел Рафаил сопутствовал всюду Товии? Потому ли только, что этот юноша пошел отыскивать отцовское богатство? Причина в его воспитании и в добродетелях его родителей. Он был воспитан в страхе Божием; а его родители были милостивы к бедным и тверды верою и упованием на Бога.

Вот о чем и ныне нужно заботиться родителям. Если в юных своих детях успели они положить семена веры, если внушали им чистые правила, если внушения подкрепляли своим примером; то могут надеяться, что и вышедши из-под их крова, их дети не испортятся. А когда действительно причины уважительные будут приближать час неизбежной и может быть долгой разлуки с ними, родители не с выражениями тоски должны провожать их, но с добрыми наставлениями и благословением, и потом за них молиться, чтобы, подобно как архангел Рафаил сопутствовал всюду Товии, ангел хранитель не оставлял их и руководил их на всех путях их жизни. Аминь.

Бояйся Господа ни чего убоится и не устрашится. (Сир. 34:14)

Дева Мария, бывши введена во храм, при нем оставалась жить до пятнадцатилетнего возраста. Ее ежедневные там занятия были одинаковы. От молитвы переходила Она к рукоделью, от рукоделья к чтению, от чтения к молитве, и с нею засыпала.

Такое воспитание назовут односторонним, замкнутым, монашеским. Но вот чего при сем не должно забывать: если в нашей жизни огорчения, неудачи, несчастия неизбежны, то никакое иное воспитание не может так приготовить душу к мужественному их перенесению, как это.

Уныние от неприятностей жизни у нас явление обыкновенное. Нечего и говорить о тех припадках малодушия, которые остаются известны только в кругу семейном, о том, как раздражительно-самолюбивый человек от обстоятельств маловажных, от причин ничтожных теряет спокойствие духа, лишается сна и пищи, наводит скуку на всех, окружающих его. Укажем на самые страшные последствия огорчений, на случаи самоубийства, которое ныне в большем употреблении. Ученик худо ответил на испытании; слабодушный, он твердою рукою убивает себя. Иной дурным ведением дел расстраивает свое состояние; ужасаясь бедности, он лишает себя жизни. Еще иному отказывают от должности; считая себя обиженным, он насильственно умерщвляет себя. Если не болезнью и умоповреждением, то обыкновенно объясняют решимость на самоубийство враждебною судьбою, обстоятельствами, так неблагоприятно сложившимися, что из них будто бы не оставалось никакого выхода. Но чтоб судить об этой противоестественной решимости, не должно упускать из виду нравственных убеждений погибшего, его отношений к вере. О большей части самоубийц можно сказать, что в будущую жизнь они не верили и почитали смерть и небытие за одно и то же, или старались уверить себя, что за гробом для них не будет хуже.

Человек верующий, богобоязненный никогда не дойдет до такого погибельного состояния. «Кто боится Господа, тот не трепещет и не страшится ничего»; не убоится он ни «страха нощнаго, ни стрелы, летящия во дни» (Пс. 90:5). «На Бога», говорит, «уповах; не убоюся, что сотворит мне человек» (Пс. 55:12). Если и впадает такая богобоязненная душа в различные искушения; то претерпевает их, в убеждении, что не попускает Бог таких несчастий, которые были бы свыше наших сил (1Кор. 10:13). «Ублажая терпящия», апостол Иаков напоминает нам «терпение Иовле» (Иак. 5:11). Страшна потеря имущества; у Иова исчезло все его богатство. Мучительно сердцу родительскому, если умрет сын или дочь: Иов лишился всех детей. Тяжело переносить болезнь: Иов покрыт был такою язвою, которая возбуждала отвращение в окружающих. Смотря на его жалкое и безотрадное положение, жена его стала ему советовать: «еще ли ты держишься добродетели своей? простись с Богом и умри». Но он сказал ей: «ты говоришь так, как свойственно безумным. Итак, добро мы хотим принимать от Бога, а зло не хотим?» (Иов. 2:9,10). Жена Иова однако справедливо заметила, что надобно прежде отказаться от Бога, чтобы в полном сознании лишить себя жизни. Только неверие порождают ту боязнь, при которой малые неприятности кажутся большими, а важные невыносимыми. Один искусный наблюдатель душевных состояний изъясняет: «боязнь есть дочь неверия и сестра отчаяния. Она ослепляет ум, ослабляет сердце, удаляет людей от страха Божия и низводит в страну погибели»¹⁰⁸.

Неверие и нечестие большею частию бывают следствием худого воспитания; напротив, доброе, нравственное духовное воспитание, на законе Божием основанное, утверждает в человеке ту бестрепетную богобоязненность, при которой он ни от чего не придет в малодушие. Хотя святой Давид говорит, что нечестивые с самого рождения беззаконны (Пс. 57:4); но сим замечанием указывается именно на то, что они с ранней юности развратились, при дурном воспитании. Никто не родится неисправимо злым, и в испорченной нашей природе Господь оставил прирожденными начатки правды и добра. Развить первый росток благочестия есть дело духовного воспитания, которое вместе с уроками богопознания укрепляет в юном сердце чувство преданности промыслу Божию, постоянство в добродетели. Пишется об Иове, что он был «праведен, благочестив (Иов. 1:1). Когда же он сделался таким? – Изъясняя свою невинность, он свидетельствует о себе, что с юности своей от родителей научился добродетели (Иов. 31:18).

Еще более внушительный пример того мужества, какое дается воспитанием духовным, явила в себе Пречистая Дева Мария. Много было в Ее жизни скорбных и трудных обстоятельств. Довольно указать, что в последние годы пребывания на земле Божественного Ее Сына не только не пользовалась Она частыми с Ним свиданиями и утешительными Его беседами, но не могла не слышать, как Его уничижают и какие козни Ему готовят. Не смутилась Она прежде, получивши предсказание, что Ее «душу пройдет оружие» (Лк. 2:35), и удивительное показала мужество, когда пришло время на Голгофе сему исполниться. В трудное это время оставили Спасителя и те ученики, которые обещались неотлучно быть при Нем; а Пречистая Его Матерь стояла нетрепетно у креста Его. Чем же изъяснить эту безбоязненность? – Прежде всего тою преданностью судьбам Божиим, какую приобрела Она в годы Своего при храме воспитания, когда при чтении божественных писаний, при повторявшихся посещениях архангела, при Ее воздержании и молитвенном настроении, укрепились Ее душевные силы.

Конечно бывали случаи, что люди, без доброго воспитания, уже погибавшие, обращались к вере и делались богобоязненными. Но что легче для садовника: довести ли до приношения плодов дерево, которое им привито и от начала было под его присмотром, или исправить то, которое росло в запущении и стало болеть? Не лучше ли, чтоб юноша «в законе Господни поучался день и нощь, и был яко древо, насажденное при исходищах вод, еже плод свой даст во время свое и лист его не отпадет» (Пс. 1:2,3), или ожидать, когда горький опыт жизни покажет грешнику достоинство веры и добродетели? Нет, чем раньше доброе приобретается, тем глубже оно в душе лежит, тем для нее полезнее. Святой Златоуст сравнивает молодого человека с пловцом, который идет в море, и ему потребен кормчий. Этот кормчий есть благочестие; оно дается воспитанием и хранит душу от потопления среди житейских волн. «Посему, – заключает великий святитель¹⁰⁹, – образовывать нужно детей так, чтобы они могли переносить все и знали как поступать среди несчастий; нужно воспитывать в наказании и учении Господни» (Еф. 6:4). Аминь.

Хлеб ангельский яде человек. (Пс. 77:25)

Предание говорит, что Пресвятая Дева Мария, по введении во храм, живя при нем, вкушала пищу, которую ежедневно приносил Ей ангел. В предании изображено и то, как святитель Захария удивлялся сему. «Кая есть приносимая пища, от которого хранилища взимаемая, и которая рука той хлеб сотвори?»¹¹⁰

Что пища эта была вещественная, в сем не может быть сомнения; ибо тело Приснодевы, по закону нашего естества, требовало соответственного себе питания. Притом первосвященник Захария своими очами видел, как ангел в человеческом образе входил к Ней: «безплотный приношаше Ей пищу, питающую плоть; естеством невещественный подаваше Деве кошницу вещественну»¹¹¹.

Народу Божию не неизвестна была ангельская пища. Псалмопевец, воспоминая чудеса, какие Господь проявлял в жизни израильтян, между прочим указывал на то, что некогда хлеб ангельский яде человек. Это было, когда евреи питались манною в пустыне: «И одождил на них Господь манну в пищу, и хлеб небесный дал им» (Пс. 77:24). Почему же манна названа ангельским хлебом? «По способу получения и по существу своему»¹¹². Она ниспосылаема была с неба и подаваема была ангелами¹¹³. По существу приспособленная ко всякому вкусу¹¹⁴, она всем нравилась, и не только питала тело, но и души, ибо направляла их к вере. Почему апостол и сказал о евреях, что они брашно духовное ядоша (1Кор. 10:3).

Подобный сему хлеб приносим был ангелом и Деве Марии. Это была пища «сладкая», как заметил один святой отец¹¹⁵, следственно походившая на манну. Но лучшая ее приправа была ангельская беседа; ибо по преданию известно, что приносивший ее ангел оставался с Пречистою Девою беседовать.

Каким же хлебом питаемся мы? Ответ на это простой: тем, какой кому Бог посылает. Но при сем мы не должны забывать главное, что не о хлебе едином жив будет человек (Мф. 4:4). Слова сии первоначально сказал Моисей, подразумевая манну, которая неизвестна была израильтянам, и объясняя им, что кроме хлеба есть предметы, к поддержанию жизни способствующие, как эта самая манна (Втор. 8:3), которая по слову Господню заменяла всякую пищу, какой бы кто ни захотел¹¹⁶. Потом и Сам Спаситель подтвердил, что «не хлебом одним живет человек, но всяким словом Божиим» (Лк. 4:4). Здесь должно разуметь не только слово Божие в собственном смысле, все священное писание, но и учение церковное, а также повествования о том, как люди святые сами исполняли и других учили исполнять заповеди Божии, чему веровать, что делать, чтобы Богу угодить. При таком духовном питании, забывается часто и голод телесный. Эта пища есть хлеб душепитательный, божественный, ангельский, небесный.

Если теперь спросить, питаемся ли мы сим духовным хлебом, то многие должны сознаться, что он им разве только по слуху известен. Обыкновенно употребляется пища другая, которая есть не вещественная, но и не духовная; вернее быть может названа плотскою. Ее составляет жадное чтение тех листов печатных и книг, в которых рассказываются новости жизни современной, погрешности и ошибки разных лиц, соблазнительные происшествия и страшные преступления. Пищу эту составляют и те праздные разговоры, которые клонятся к осмеянию и осуждению ближних, или, если этого нет, к веселому развлечению собеседников, чтобы только незаметно прошло время. При такой пище, легко показаться человеком современным, но нельзя быть христианином строгим.

Ужели же не должно ни о чем современном читать и слушать и рассуждать? Нет, этого сказать нельзя. В древности христиане читали, что́ язычники в их время и об них писали; и ныне по положению, какое кто занимает, нужно знать, что делается в обществе, и чего вопросы дня касаются. Но и в выборе пищи телесной одно постоянно употребляется, как необходимое для питания, другое допускается для разнообразия. Так в занятиях умственных, самообразовательных, духовных, надобно предпочитать существенное, чистое, полезное, что обращается в жизнь души; прочее же, и притом с разборчивостью, может быть принимаемо только к сведению или в предостережение. Ибо душе, если она мечтает насыщаться пищею светскою, суетною, греховною, угрожает смерть от голода духовного. Делайте же себе не брашно гиблющее, но брашно, пребывающее в живот вечный (Ин. 6:27). Аминь.

Всяко писание богодухновенно и полезно есть. (2Тим. 3:16)

Пресвятая Дева Мария, трех лет введенная во храм и воспитываясь при нем, скоро научилась читать Библию. Это было любимым Ее занятием, и сохранилось предание, что Она предъизвещена была небесным голосом о воплощении от Нее Сына Божия, когда, после многократного чтения книги пророка Исаии, остановилась размышлением о сем предсказании: Се дева во чреве приимет, и родит Сына... (Ис. 7:14).

Пример святой Девы, любившей читать Библию, дает повод спросить: читаем ли мы эту книгу?

И что же слышится в ответ? – «Когда нам читать? Мы люди светские, заняты своими делами житейскими, общественными и домашними заботами; притом воспитание наше совсем иное, не церковное, не духовное».

Против этого нужно заметить: Как же древние христиане находили время читать Священное Писание? Во многих семействах не садились за стол, не ложились спать, не прочитав сколько-нибудь из него. Мужчины и женщины важнейшие из Библии отделения и особенно слова Христовы знали наизусть. Было также обыкновение носить с собою малое Евангелие, чтобы читать везде, где можно, при малейшем досуге. Как только дети узнавали грамоту, им давали в руки Библию; когда их учили писать, в образцах чистописания, пред ними лежащих, они постоянно встречали священные изречения. Скажут: «тогда условия жизни были иные». Хотя бы и иные, только вовсе не благоприятствовавшие удобству чтения; ибо тогда печатания не было, и нужно было все рукою списывать. А ныне по цене, бедным доступной, легко можно приобрести ту книгу, которая по своему содержанию и внутреннему достоинству выше всякой цены. Прежде многих затруднял славянский язык, на котором печаталось у нас Священное Писание; а теперь все оно переведено на русский, общепонятный язык, и в этом переводе все напечатано.

Или ныне вообще любовь к чтению не так сильна, как в древние времена? – Напротив у многих она переходит в пристрастие, в привязанность. В наше время людей читающих, с разными печатными листами и книгами в руках, можно встретить везде, – на улицах, площадях, в садах, в торговых помещениях, в общественных собраниях, в путешествиях. Нет, читают ныне много, но что́ именно, грустно сказать. С большею жадностью прочитываются сказания, которые клонятся к порицанию ближних, в которых описываются соблазнительные происшествия, или заключается одно смехотворное пустословие. Конечно христианину, как гражданину, нужно знать, что делается в обществе; есть даже обязанность узнавать, чего требует правительство; но не должно в пренебрежении оставлять того, что в области книжной превыше всего. Слово «Библия» значит книги. Это именование в исключительном смысле принадлежит Священному Писанию. Библия есть мать всех других книг, если они чисто духовного содержания. Все же прочие, хотя и не вредны, в сравнении с нею не заслуживают и названия книг; ибо она есть произведение Святого Духа. Апостол Павел, похвалив ученика своего Тимофея за то, что он еще в детстве знал Священное Писание, похвалу свою утверждает на том, что все это писание богодухновенно и полезно. Если богодухновенно, надобно пред ним благоговеть; если полезно, надобно им пользоваться. Оно дает в вере наставление, в недоумениях разрешение, в болезнях совести врачевание, в скорбях житейских утешение. Кто хочет научиться добру, тот должен читать и слушать Священное Писание, ибо оно для того и написано, да совершен будет Божий человек и на всякое дело благое уготован (2Тим. 3:17). Аминь.

Но потаенный сердца человек, в неистлении кроткаго и молчаливаго духа. (1Пет. 3:4)

Дева Мария, по введении Ее во храм, воспитывалась при нем в уединении, и все ее воспитание состояло в обучении грамоте и разному рукоделию, в духовном чтении и молитве. И впоследствии Она не искала никакой в обществе известности.

Полезно ли ныне такое уединенное и ограниченное воспитание, – ныне, когда сами родители горячо желают, чтобы дети их скорее делались известны в обществе, когда юноши и девицы стремятся принимать участие в общественной деятельности?

Бесспорно, основанием к прочному самообразованию и к доброму в общественной деятельности участию служит первоначальное воспитание. Если само оно основано на святых началах веры, на чистых требованиях семейного благоустройства, то здесь и образуется тот сокровенный сердца человек, которого украшение кротость и спокойствие, которого направление безбоязненная любовь к добру и преданность своему долгу. Великое зло, когда дети рано считают себя самостоятельными, преждевременно выходят из под влияния семейного, из ограничений состояния частного и домашнего, и с неутвердившимися или превратными убеждениями стараются действовать в обществе, недовольные тем, что есть, и преследуя, что́ несбыточно. Не в этом ли пренебрежении скромного семейного воспитания заключается одна из причин того, что ныне многие юноши и девицы привлекаются к суду за преступные против общественного спокойствия замыслы?

Далее, тунеядство есть язва общества. А рассадник тунеядцев есть пренебрежение первоначального воспитания. Кто брошен на произвол судьбы и не привык с ранних лет трудиться в доме, в хозяйстве, в ремесле, тот чрез это самое привыкает жить больше на улицах, праздно и на чужой счет. Ибо если нет родового или другого какого обеспечения, то молодые люди, без правил, без трудолюбия, обыкновенно прибегают к попрошайству и к другим более тонким, но и более преступным ухищрениям, чтобы доставать себе хлеб и даже удовольствия. Совсем дает иное ранний навык к труду. – Она, пишет святитель Димитрий о Божией Матери, – «в прядении волны и льна, в швении шелковом упражняшеся; делаше наипаче тыя дела, яже потребны священником к служению церковному; навыкаше таковому рукоделию, имже послеждо при Сыне своем питатися честно можаше; ибо и хитон нешвен, но свыше исткан Господу Иисусу своими руками содела»¹¹⁷.

«Когда делаешь добро, не труби ты пред собою», – вот наставление Спасителя (Мф. 6:2), и как часто оно забывается! При помощи гласности, которая ныне есть труба тщеславия, спешат возвещать не только о том, что́ действительно сделано для пользы общественной, но и то, что́ предполагается сделать. Исполнено ли то, что́ обещано, продолжается ли то, что́ объявлено начавшимся, об этом уже умалчивается. Но не то важно, чтобы наперед трубить о задуманном добром предприятии, а то, чтобы предприемлемое действительно исполнялось. Пред Богом многоценен потаенный сердца человек, который в неослабной силе своего усердия приносит пользу обществу. Вся слава дщери царевы внутрь (Пс. 44:14), – внутрь ее дома, в постоянстве ее скромного и полезного труда, в неистлении ее кроткого и молчаливого духа. Божия Матерь, хотя жила уединенно, имела сильное влияние на общество; благотворила бедным, давала добрые советы приходящим, утешала печальных, молилась за всех. Можно и живя дома, в уединении, приносить пользу обществу. Представьте вы цветущий луг: вы ощущаете сильное благоухание, но затрудняетесь сказать, от каких цветов больше пахнет: иногда те, которые издают более приятный запах, совсем скрываются от ваших глаз. Этим лугом было бы общество, если б в нем все трудились и благотворили, не ища известности. Аминь.

Приведутся Царю девы в след Ея. (Пс. 44:15)

Сии слова святого пророка Давида неоднократно слышатся в богослужении нынешнего праздника. Причина та, что они, но воззрению священных песнописцев, имели предзнаменовательное отношение к событию, воспоминаемому ныне. Действительно, собраны были девицы для торжественного введения юной девы Марии в храм; они вошли туда, а некоторые и остались жить при нем.

То событие было давно. Но в след Пречистой Богоотроковицы могут и ныне идти юные девы, и вам, здесь воспитывающимся¹¹⁸, открыт прямой путь к тому. Имейте пред вашими душевными очами Ее, предшествующую, и идите в след за Нею, подражая Ей в том, что доступно для вас.

В чем же вы можете подражать Ей?

Оставленная при храме, Она стала прилежно учиться. Скоро Она навыкла по-еврейски читать и писать. Ее любимое чтение составляли книги священные. Известно, что впоследствии, когда явился Ей ангел, посланный для благовещения, Она читала книгу пророка Исаии и углубилась в размышление, как сбудется его пророчество о рождестве Христовом. – Учитесь прилежно и вы; усвояйте себе те наставления и познания, какие преподаются вам здесь. В сем великая польза для вас, которую тем более вы будете ценить, чем долее на свете будете жить. В свободные часы читайте сами Евангелие; изучая его, вы приобретете спокойный взгляд на свою судьбу, и полюбите духовные книги, которые делают человека полезным и для церкви, и для общества, и для себя самого.

Пречистая Дева Мария занималась и рукодельем. Как что делать, Ей указывали старшие девицы; Она научилась разного рода рукодельному искусству, но предпочитала приготовлять одежды для священнослужителей. По преданию известно, что Она устроила нешвенный, но истканный хитон для Божественного своего Сына; а во время Его земной жизни и пропитывала Себя трудами рук своих. – Не пренебрегайте и вы рукодельем. Нисколько не унизительно для девицы, если она занимается прядением, шитьем, приготовлением пищи; но то непростительно, если она не знает свойственного ее полу рукоделья и домашнего хозяйства. Вам, воспитанницам сего церковного училища, особенно прилично заготовлять те, устрояемые швейным художеством, вещи, которые идут к алтарю Господню, вообще на употребление священным лицам.

Пречистая Дева любила молиться; были определенные часы дня, когда Она совершала молитву; но с возрастом ее молитвенное занятие становилось продолжительнее. – Навыкайте молиться и вы, в лета своей юности. Это святое занятие тем более делается сладким, чем больше душа привыкает к нему. Установлены у вас общие молитвы в свои часы дня. Но если б какая из вас и в другое время произнесла молитвенное изречение, или положила на себе крестное знамение, это похвально, и в сверстницах не улыбку должно вызывать, а подражание. У древних христиан дети приучаемы были и при обыкновенных занятиях ограждать себя крестным знамением, петь псалмы, творить молитву.

В песнопениях нынешнего дня упоминается, что девицы, сопровождавшие Деву Пречистую, были «добродетелями благоукрашены». Детские добродетели: скромность, стыдливость, приветливость, незлобие и некоторые другие; но венец всех – послушание. Деву Марию посещали, питали, с Нею беседовали ангелы; но Она беспрекословно слушала своих приставниц и учительниц. Подражая Ей, будьте детьми послушания (1Пет. 1:14); помните, что без послушания нельзя иметь полного успеха ни в учении, ни в жизни. Аминь.

Оставите детей приходити ко Мне. (Мф. 19:14)

Введение трехлетней Девы Мария во храм было торжественное. Кроме лиц возрастных, Ее провожали юные девицы, шествуя чинно, держа в руках зажженные свечи; как на пути, так и войдя в храм, они пели псалмы Давидовы, – что́ в богослужении нынешнего праздника воспоминается сими словами: «Девственнии лицы Господеви поют, псаломски воспевающе и чтуще Матерь Его»¹¹⁹. Пребывая в храме, Она с благоговением взирала на то, что там имелось и совершалось, внимательно слушала священное пение и чтение, и сама упражнялась в духовных занятиях, укрепляемая благодатию.

Вот образец для христианских детей, как они должны вести себя в храме. И чтобы их поведение соответствовало святости места и важности богослужения, не обязаны ли возрастные смотреть за ними?

Те ошибаются, которые думают, что дитяти, доколе оно мало понимает, незачем быть в церкви. Нет, как для его жизни нужна чистота воздуха и помещения, так для его души – благодать святого храма. Здесь младенец освящается и укрепляется духовно таинством причащения; здесь получает первые священные впечатления, которые на весь век его остаются утешительны; здесь он привыкает любить православную веру; здесь возбуждается его совесть, чтобы страшиться богопротивных дел; таким образом здесь он приближается ко Христу, соединяется с Ним. Но сам Христос заповедал, чтоб не препятствовали детям приближаться к Нему. Однажды, когда матери несли и вели к Нему детей, чтобы Он благословил их, апостолы стали возбранять им; благоговея пред своим Учителем, они опасались, как бы возложение рук на каждого из младенцев не причинило Ему утомления после Его продолжительного собеседования с народом (Мк. 10:1,13). Но Он заметил им: «Не препятствуйте детям приходить ко Мне».

Неприлично и подумать, чтоб между детьми, которых Он повелел допускать к Нему, некоторые были беспокойны и кричали. Он, Который утишал бури морские, укрощал бесноватых, лютых зело (Мф. 8:28), также легко мог сделать спокойными младенцев плачущих и крикливых, и из их уст совершит Себе хвалу (Мф. 21:16). Детей резвых Он указывал на торжищах и на улицах, где они сидят и упрекают своих товарищей, не принимавших участия в их забавах: «мы играли вам на свирели, и вы не плясали» (Мф. 11:17). А о тех детях, которые около Него собирались, Он говорил: таковых есть царство небесное (Мф. 19:14). Указывая на них взрослым, Он имел в виду прекрасные качества младенческой природы, – незлобие, скромность, доверчивость, послушание. Был подобный же случай в Капернауме. Спросили Его апостолы: кто болий в царствии небеснем? Он подозвал дитя и, обняв его, отвечал: «Если не будете, как дети, не войдете в царство небесное» (Мф. 18:1–3; Мк. 9:36). Нет сомнения, что отрок этот скромно стоял и с любопытством наблюдал, что в глазах его происходило. Святой Златоуст о нем так отзывается: «Что касается до дитяти, которое было поставлено пред учениками, то, по моему мнению, это было дитя в полном смысле, свободное от страстей, украшенное добродетелями, как то: простосердечием, смирением, спокойствием»¹²⁰. Существует предание, что это скромное дитя был святой Игнатий Богоносец¹²¹.

Древние христиане, воспитывая детей в наказании и учении Господни (Еф. 6:4), водили их с собой в церковь, но здесь не оставляли надзора за ними. «Было тогда обыкновение, чтобы дети в священных собраниях стояли пред святилищем, и первые после церковного клира приобщались святых тайн. Близко стоя к священникам, они возгласы их и молитвы, какие произносимы были вслух, сами знали наизусть¹²². Все непонятное для них, по мере их разумения, было им объясняемо. Одна христианка, обнаружившая свое сочувствие к мученикам, осуждена была на сожжение. При ней был ее пятилетний сын, который, догадавшись, что́ угрожает матери, пал к ногам мучителя и просил ей помилования. Он взял дитя на колени и ласково уговаривал его, чтоб оно навсегда осталось с ним. Но младенец не соглашался, и видя, что уже разожгли дрова, стал проситься на мучение с материю. Жестокий властелин спросил: «Что такое мучение?» Дитя отвечало: «За Христа умереть, чтобы с Ним жить». А на вопрос: «Где же Христос твой», – оно сказало: «Пойдем со мной в церковь, и я покажу тебе Его». Не могши убедить дитя ничем, варвар оттолкнул его, и велел одному из приближенных взять его себе. Младенца держали, когда мать вели и ввергли в огонь, но он, вырвавшись, бросился к ней, и обняв ее, сгорел вместе с нею¹²³. Спрашивается, откуда дитя знало, что в церкви можно показать и видеть Христа? Несомненно, что благочестивая мать часто брала сына в церковь, заставляла его на все там обращать внимание, и объясняла ему, что было еще для него непонятно.

Что же бывает в наших храмах? Дети во время богослужения шумно один за другим вбегают, между собою разговаривают, смеются, переходят с места на место, или также шумно и рассеянно выбегают вон. Те, которых приносят на руках, безобразно здесь кричат. Терпимо ли это в церкви, где нарушать тишину и порядок запрещает и гражданский закон¹²⁴? Скажут: «Дети – везде дети». Но правы ли возрастные, что не смотрят за ними и не удерживают их? Разве нельзя остановить дитя, когда оно, не понимая важности дела, препятствует общей молитве? Разве нельзя вынести младенца, когда он своим криком расстраивает пение и заглушает чтение? Слышать детский плач, видеть детские игры можно везде, в домах и на улицах. Для того ли собираемся в церковь, чтобы почти то же самое видеть и слышать? А притом сами возрастные должны здесь так себя держать, чтобы строгим своим поведением, примером скромности и благоговения могли обуздывать рассеянных детей. «Церковь – место ангелов, место архангелов, царство Божие, самое небо. Если бы вдруг отверзлось небо, и ты взят был туда, не осмелился бы ты разговаривать. Так точно и здесь не должно говорить; ибо и здесь небо»¹²⁵. В храме стояще славы Твоея, на небеса стояти мним. Только в таком благоговейном настроении мы имеем дерзновение произносить остальные слова этой песни церковной: Богородице, дверь небесная, отверзи нам двери милости твоея¹²⁶. Аминь.

Возжелает царь доброты твоея. (Пс. 44:12)

Вход во храм Пресвятой Богородицы потому так называется, что Она, бывши трех лет, пришла в храм ветхозаветный, иерусалимский. Почему же это особенно важно? – Приходили тогда в храм и другие девицы; приводят и ныне детей в церковь. А между тем вход Богоматери во храм есть предмет одного из великих наших праздников. Какой же смысл нынешнего праздника, какое знамение его для нас?

В одном из псалмов светлыми чертами изображена невеста царского рода, и ей было предсказано: Возжелает царь доброты твоея. В этой невесте не только впоследствии церковные учители указывали Приснодеву Марию, но и ее современники узнали предъизбранную Матерь Сына Божия; узнали потому, что ее введение во храм сопровождалось необычайными обстоятельствами. В храме было пятнадцать ступеней. Поставленная на первую, Она никем не поддерживаемая, быстро взошла на верхнюю. Видя действующую в Ней силу Божию, первосвященник Захария «сотворил вещь странну и всем удивительну». Он ввел Ее во святая святых, куда только архиерей, и однажды в год, мог входить. Там указал он Ей место для молитвенного пребывания, и там «единою, вшедши, виде ангела, с Девою беседующа и пищу Ей подающа»¹²⁷. По причине сих чудес, Ее введение во храм и воспевается, как благоволения Божия предображение, и Христа всем предвозвещение. Что́ было предсказано, то и исполнилось.

В пророчественном псалме о Богоматери сказано еще, что приведутся царю девы в след ее, и введутся в храм царев. По изъяснению святого Василия Великого, сии девы суть христианские души¹²⁸. Но приведутся не неволею, а своею свободною деятельностью; приведутся те, которые «не прияли чуждого учения», но твердо держатся православия; те, которые «молятся и все делают не на показ людям», а пред Богом; которые послушны церкви, и «не уклоняются от церковного благочиния»; которые, идя в след Приснодевы, подражают Ее качествам, хранят чистоту, кротость, преданность промыслу Божию. Об этом помышлять побуждает нас нынешний праздник. Умирает христианин, его тело несут в церковь для отпевания. А душа куда пошла? В тот ли храм царев, где теперь Божия Матерь? – Но доколе еще в теле, душа о том должна подумать, возжелает ли царь доброты ея, найдет ли в ней что доброе. Из евангельской притчи известно, что пришли девы юродивые, души беспечные к дверям небесного чертога, но услышали голос: не вем вас (Мф. 25:13). Только девы мудрые, души чистые и верующие, со светильниками своих добрых дел, будут приняты туда, введутся в веселии и радовании. Аминь.

Она же, видевши, смутися о словеси сем. (Лк. 1:29)

Ныне, по чину церковному, предложены вместе два евангельских чтения совершенно различного содержания. В одном было изображено глубочайшее смирение Девы Марии, по которому она смутилась от архангельского явления и приветствия, почитая себя недостойною принять тайну благовещения. В другом чтении, напротив, было повествуемо о двух учениках Христовых, которые возымели о себе такое высокое мнение, что готовы были сесть по правую и левую сторону Божественного Учителя своего в царстве славы Его.

Тайна благовещения принята и совершилась; Приснодева Мария соделалась Богородицею; все роды Ее ублажают: но все ли ее смирению последуют? Не больше ли найдется подражателей тем ученикам, в которых чувство собственного достоинства так быстро раскрылось и искание первенства так высоко вознеслось? – На смирение иные смотрят даже не как на добродетель, а как на признак слабости душевной, и презрительно думают, что оно имеет значение только в обителях монашеских, или вообще есть горькое достояние духовного сословия. А, напротив, чувство собственного достоинства в человеке, по мнению некоторых, есть двигатель просвещения в роде человеческом, условие его благоденствия. Чтобы дитя лучше училось, чтобы удалялось от рассеянности, надобно, говорят, в нем раскрыть чувство собственного достоинства. Чтобы любить ближних, быть честным, бескорыстным, надобно, говорят, прежде уважать в себе человеческое достоинство. На этом уважении основана та вера в совершенство ума человеческого, о которой иные восторженно восклицают, будто она делает чудеса.

Не восстает в сущности против этого чувства и учение христианское. Оно позволяет каждому уважать себя, когда само напоминает, что человек немногим умален в сравнения с ангелами (Пс. 8:6). Но так как, по самолюбию, человек сам собою, без должных оснований стремится уважать себя, то чаще слышим мы предостережения от излишнего б себе уважения. Кто думает стоять, тот должен блюстись, как бы не упасть, – говорит апостол (1Кор. 10:12). И сам Спаситель, призывая всех к Себе, всем внушает смирение (Мф. 11:29). Таким образом, по понятию христианскому, чувство собственного достоинства должно быть умеряемо в человеке сознанием своего недостоинства, смирением.

Рано, быстро развитое чувство своего достоинства бывает, большею частию, признаком самообольщения или неверного взгляда на себя. Приобретенный успех в чем-либо побуждает человека надеяться, что он многого и еще достигнуть может; побежденная трудность надмевает его мыслию, что и все затруднения для него преодолимы. Что́ приобретает человек своими дарованиями и трудом, то имеет в глазах его великую цену и заслугу, и заслоняет собою многие обстоятельства и трудности, пред которыми могут пасть его силы. Ищут два ученика первенства в царстве славы, но забывают слабость своих сил. Спаситель, желая вразумить их, предлагает им вопрос: могут ли они пить чашу Его страданий (Мк. 10:38)? В чувстве самоуверенности они отвечали, что могут. Но когда предложена была эта чаша, когда пришло время Христовых страданий, не только эти, но и вси ученики бежаша (Мф. 26:56). Если же так обманулись в себе самих лучшие из людей, апостолы, пока еще не укрепил их Дух Святой: что мы должны думать о себе? как мы можем полагаться на свои дарования? Хорошо чувство человеческого достоинства: но надобно смотреть, на чем оно держится и к чему направляется. Это было бы истинное уважение к себе, если бы, при встрече с соблазном, кто сказал: я – христианин, и не могу решиться на то, что́ противно совести и закону Христову. Но бывает и такое чувство человеческого достоинства, которое справедливо назвать можно тонким превозношением пред другими. Надменный своим умом строго держит себя в границах приличия; но нисколько не стесняет себя там, где закон приличия безнаказанно может быть пренебреженным. Он защищает свою честь, но не силою своей невинности, а искусным расположением своих действий и отношений к людям. Он готов обучать необразованных, по крайней мере, по праздникам; но не считает неприличным, без различия дней, колебать чистые верования душ благочестивых, распространять в обществе легкомысленные отзывы о предметах священных. Если ему укажут на его собственные заблуждения, и на то, что каждый человек подвержен слабостям и ошибкам, он ответит, что это так и быть должно, что чрез ошибки и заблуждения род человеческий идет к совершенству. Это значит видеть достоинство природы человеческой в том, что́ служит ее унижением: ибо нельзя же называть заблуждения успехами и порочные дела – заслугами.

Не тому учат нас неложные учители. Апостол Павел говорит: имамы сокровище сие в скудельных сосудех (2Кор. 4:7). Какое это сокровище, и какие сосуды? Это есть озарение духовное, богатство дарований Божиих; они возвышаются и умножаются только под наитием того Духа благодати, Который носится и дышит в церкви православной. Сосуды, куда влагается сие сокровище, мы сами, – это есть состав нашей природы. Сосуды сии апостол уподобляет глиняным: потому что действительно и мысль человека, и воля его, раньше или позже, но непременно разобьются, если он самовольно оставит тихое пристанище веры и охранявшей его благодати, и предастся неверному плаванию в волнах своих мудрований. Для того мы и немощны, чтобы видна была в нас сила Божия, а не наша. Видя то, чем Господь нас одарил и что́ милостиво подает нам, мы можем примечать достоинство нашей природы, христианской, освященной и к высшему совершенству предназначенной. Но в то же время, примечая свое неизбежное поползновение ко греху, свою наклонность в заблуждениям, мы чрез то побуждаемся не только не доверять себе, но и осуждать себя, смиряться пред Богом и людьми.

Такое смирение не есть признак слабости: ибо оно всегда содружественно с чувством собственного достоинства, так что от самого человека зависит различать случаи и обстоятельства, когда ему держаться только в пределах терпеливого смирения, и когда в броне своей невинности выходить на защиту своего достоинства. Сам Иисус Христос, смиривший Себя до смерти крестной, и претерпевший биения и заушения, не умолчал пред судиями Своими, когда дерзкий слуга ударил Его в ланиту за мнимое будто бы неуважение к сану первосвященника, и в защиту Своего человеческого достоинства сказал, что оно не иначе может быть подвергнуто унижению, как по законном и судебном изобличении (Ин. 18:23). По чувству своего достоинства, и апостол Павел неоднократно пользовался правом римского гражданина: однажды, чтобы поддержать честь проповедника Христова, а в другой раз, – чтобы освободиться от опасности жизни, о конце которой еще он не был тогда свыше предъизвещен и продолжение которой он посвятил своему апостольскому делу (Деян. гл. 16 и гл. 22 и 23). То же видим и в жизни христианских подвижников, которые, водясь духом смирения, знали однако ж, в чем состоит истинное человеческое достоинство. К одному из них пришли его знакомые, и желая испытать его терпение, стали называть его гордецом, пустословом, ленивым. Старец смиренно на все соглашался. Но когда назвали его еретиком, он никак не принял этого упрека на себя. На вопрос: почему на первые клеветы соглашался, а последней не принял? – он отвечал: «первые те пороки я признаю за собою, ибо это признание полезно душе моей; а быть еретиком, значит быть отлученным от Бога: но быть отлученным от Бога, я не хочу»¹²⁹.

Какая же польза признаваться в том, в чем определительно совесть не упрекает? – Всегда есть польза признаваться в греховности. Не забудем, что безгрешного человека нет на земле; а только безгрешный может совершенно быть чистым от упреков совести. Найдется ли такой человек, кто бы в жизни не имел мысли горделивой, не почувствовал лености, не сказал пустого слова? Поэтому всякое напоминание о наших недостатках доставляет нам повод поскорбеть о прежних, и сильное побуждение избегать новых. Талантливый художник не обольщается своим искусством, не увлекается своим достоинством; но как скоро сам, или по указанию других, приметит недостатки своей работы, истребляет, или исправляет картину, уничтожает, или переделывает статую. Так и тот, кто живописует в своей жизни образ христианских добродетелей, всегда недоверчив к своим силам и подвигам, и при малейшей опасности самоуслаждения ищет на своей картине темных пятен прежней жизни, сокрушает изваяние мечты, готовое сделаться сердечным кумиром. Никто еще не потерпел вреда от того, что сам себя судил строго; но много вредят и себе и другим те, которые думают о себе слишком высоко и, быть может, не знают иной на свете веры, кроме обожания собственного достоинства.

Последуем же духу истинной веры, которая нам внушает, что смирение есть лучшее украшение всякого истинного достоинства. Аминь.

Како будет сие, идеже мужа незнаю? (Лк. 1:34)

Сии слова Пресвятой Девы Марии свидетельствуют, что Она была девой по обету, и вместе показывают всю ту строгость, с какою Она смотрела на этот обет Свой, и ту твердость, с какою хранила его. Является архангел и благовествует, что Она родит Сына, Его же царствию не будет конца. Но не вдруг доверяется Она небесному вестнику, и возражает, что при обете девства Ей невозможно соделаться матерью. Только уверение новое – о наитии на Нее Святого Духа, убедило Ее покориться высочайшему призванию Своему.

Пример Божией Матери поучает нас, с какою твердостью мы должны соблюдать свои обеты Богу.

Честь человека требует, чтобы он тверд был в своем слове, и бесчестен тот, кто не исполняет данных обещаний. Но в священных обетах христианин делает себя должником не пред людьми, а пред Богом, и потому кто не исполняет их, тот является лжецом пред Богом. Ананию, который обрек свое имение на богоугодные дела и часть хотел утаить, апостол Петр упрекал так: Почто сатана исполни сердце твое солгати Духу Святому? Не человеком солгал еси, но Богу (Деян. 5:3). Все, обрекаемое Богу, становится достоянием Божиим, предметом священным. Посему, кто не отдает обещанного Богу, тот виновен не только в обмане, но отчасти и в святотатстве. Он мог жертвовать и не жертвовать; но как скоро вещь посвящена Богу, уже не принадлежит тому, кому дотоле принадлежала, и удерживать ее, значит похищать чужое, Божие.

Большею частию обстоятельства печальные и тяжелые побуждают человека что-либо обещать Богу. Но достоин осуждения, кто в несчастии умилостивляет Его обещаниями, а в благополучии не думает об исполнении их. Когда избалованный ребенок впадает в проступок, изобличенный в нем подвергается опасности наказания, – он плачет, раскаивается, обещает исправиться; но если избавится от этого неприятного положения, снова становится рассеянным и спешит возвратиться к прежним шалостям. Подобным образом поступают и не дети. Иной в болезни, в беде, в расстройстве своих дел проникается чувством раскаяния, обещает и в церковь жертвовать дорогие вещи, и обиженных вознаградить, и бедным милостыню раздавать, и пост на себя налагать, и привычки дурные оставить; а как только гроза пройдет и счастье улыбнется, он легко забывает, что обещал, и снова предается своим постыдным слабостям. Но непреложно Божие слово: Аще обещаеши обет Господеви Богу твоему, да не умедлиши воздати его, яко взыская взыщет Господь Бог твой от тебе (Вт. 23:21).

Это взыскание не всегда приметно, и потому мало внимательны в нему нарушители священных обетов, подобно как люди, привыкшие обманывать других и не платить долгов, даже и не вменяют себе этого в порок и ответственность. Но такая беспечность не ведет к добру. Она служит признаком, что человек презирает свои обязательства священные и нравственные, а Бог поругаем не бывает (Гал. 6:7). Бывали такие случаи, что люди за нарушение своих Богу обещаний впадали в большие прежних бедствия. Посему и замечено в советах Соломона: «Лучше тебе не обещаться, нежели обещавшись не отдать» (Еккл. 5:4).

Могут быть однако же в жизни обстоятельства, по которым исполнение обета не только извинительно отложить, но нужным оказывается и совсем отменить. Кто обещается раздать бедным часть своего достояния, но внезапно, от несчастного случая, сам лишится всего имущества: тот конечно лишается вместе и возможности исполнить этот свой обет. В законе Моисеевом приведен такой пример: «Если женщина даст обет Господу, и услышит отец ее, и промолчит: то все обеты ее состоятся. Если же отец, услышав, запретит ей: то все обеты ее и обязательства, которые возложила она на душу свою, не состоятся, и Господь простит ей; потому что запретил ей отец ее» (Числ. 30:4–6). Долг зависимости, повиновения, человеколюбия не должен быть оставляем для произвольных дел благочестия: ибо и сам Спаситель требовал милости, а не жертвы (Мф. 9:13; 12:7).

Пoелику же препятствия, не допускающие выполнить обещанного Богу, всегда тяжелы для верующей души; то Священное Писание заповедует не спешить обещанием, и не медлить исполнением. «Прежде, нежели дашь обет, обдумай лучше, и не будь как человек, искушающий Господа» (Сир. 18:23). «Если же обещаешь что Господу, не замедли отдать» (Еккл. 5:3). Только точность в исполнении обещанного низводит милость Божию на обещавшего. Закхей, человек грешный, обещал половину имения раздать нищим; Спаситель, видя, что он верно исполнит это, сказал о нем: днесь спасение дому сему бысть (Лк. 19:9). Аминь.

Аз есжь алфа и омега, начаток и конец, глаголет Господь, сый, и иже бе, и грядый, Вседержитель. (Откр. 1:8)

Ныне благовещение и распятие, радость и ужас, жизнь и смерть, начало и конец.

Это совместное воспоминание противоположных событий наводит мысль нашу на ту тесную связь, какая положена между рождением и смертию. Если мы живем, то значит родились. Если мы живем, то несомненно, что некогда умрем. Наша жизнь так скоротечна, а любовь наша к ней так велика, что и юноша мечтает о столетней старости, и старцу дряхлому еще хочется жить.

Так и страх смерти преследует нас, более или менее, смущает всех, а иных повергает в совершенное уныние.

Только взгляд на распятого Господа, только вера в Него, с ее таинствами, может отогнать это уныние, уяснит ту таинственную связь, какая неизбежно существует между рождением человека и его кончиною.

Иисус Христос тридцать три года с половиною жил на земле. Сам в Себе имевший власть положить душу Свою, Он сам мог продолжать и жизнь Свою. Почему же Он не благоволил долее жить на земле? – Потому что жить долее было не нужно; потому что Он совершил Свое дело; Его жизнь имела свое великое значение, и прешла, как скоро оно достигнуто. А, между прочим, краткостью ее хотел Он и нам внушить, что как бы ни было нам хорошо на земле, но на небе лучше.

Православным христианам должно быть известно, как исполнил Он то, за чем сшел с небес. Довольно сказать, что великое слово – «совершишася» – произнес Он не прежде, как уже был на кресте, и именно тогда, когда был готов преклонить главу и испустить дух.

Как в азбучном алфавите первая и последняя буквы суть границы всего счета букв, из которых слагается множество слов, выражений и книг: так Иисус Христос благоволил название буквы первой и последней усвоить Себе в том смысле, что Он есть связь всего существующего, начало и конец всего, что пределы Его власти беспредельны и ее распоряжения, подобно письменам, из букв составляющимся, бесчисленны, и что если б действия Мироправителя записывать, то всему бы миру не вместить написанных книг. Христос есть начало: ибо без Него ничто же бысть, еже бысть, и Сам Он был прежде, нежели существовал Авраам (Ин. 8:58), прежде, нежели создан был Адам. Христос есть конец: ибо, кроме Его спасительного, несть иного имене под небесем, даннаго в человецех, о немже подобает спастися нам (Деян. 4:12), и достигнуть блаженства небесного. Сам Он сказал: Аз есмь путь, и истина, и живот; никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною (Ин. 14:6).

Теперь, как бы ни была таинственна связь между нашим рождением и нашею смертью, тайна сия становится к уразумению доступна, если мы веруем в Того, Кто есть начало и конец всего. По Его воле родимся мы в мир сей; по Его определению отходим отсюда, кто раньше, кто позже. Каждому свое здесь назначение. Кто способен, и кто еще нужен: тот здесь остается. Кто не нужен, тот отъемлется отсюда. Продолжительная жизнь исчезает, как мгновение ока, и только след ее – в делах; но это быстрое исчезновение наших дней – прямое нам указание, что не здесь цель нашего существования, а в жизни иной, в Боге, Который – конец всего. Было бы страшно разлучение с телом, если б наши надежды все покрывались землей и могилой. Но мы Слышим глас Господа, умершего за нас: «Я живу, и вы живы будете» (Ин. 14:19).

Правда, нельзя не бояться смерти, и есть особенная причина сего страха, именно та, что за смертию следует суд: определено человеку единою умрети, потом же суд (Евр. 9:27). Этот страх ощущали и те, которые не беспечно проводили жизнь: ибо, как сознавались они, в «оный страшный день и час, не защитит ни брат, ни сродник, ни начальство, ни власть, ни богатство, ни слава; но будет лишь человек – и дело его»¹³⁰. Один подвижник повторял: «Я боюсь трех событий: когда душа моя будет выходить из тела, когда предстану Богу и когда будет произнесено последнее определение о мне»¹³¹.

Чтобы отогнать этот неотвязный страх, люди гордые умом, но нечистые совестию, прибегают к помощи неверия. Бессмертие души, по их мнению, мечта: все должно кончиться с разложением тела. Но поразительно то, что неверующий по гордости должен верить по неволе: рождение и смерть требуют веры. «Если спросить этого невера, кто его отец и мать, – он укажет. Но если еще спросить, знает ли он, когда зачался, видел ли, когда родился, то сознается, что не знает и не видел; однако ж верит тому, чего не видел, потому что, не сомневаясь, указывает, кто его отец и мать»¹³². Если ж неверующий верит, что тело получил от родителей, то должен верить, что сами собою не могли они дать ему душу живую и разумную. Очевидно, что это не от них зависит: в мертворожденного никто не может вдохнуть жизнь. Следовательно, не сила природы творит душу разумную, а Тот, Кто есть Творец самой природы, дает силу родить разумное существо. Потому, когда тело умирает, еще не следует, чтоб уничтожалась и душа; но несомненным остается, что возвратится персть в землю, якоже бе, и дух возвратится к Богу, Иже даде его (Еккл. 12:7). Какое же несчастие для умирающих во мраке упорного неверия! В предсмертный час они предчувствуют свою ошибку, и для окружающих одр их становится ясно, что смерть их люта (Пс. 33:22).

Иначе и гораздо успешнее борется со страхом смерти, кто боится ее не по малодушию, а по чувству греховности своей. Он верит, что в жизнь рода человеческого грехом введена смерть (Рим. 5:12), и что только кровь Сына Божия очищает нас от всякаго греха (1Ин. 1:9), – и эту веру сопровождает покаянием, исправлением, добрым направлением всей земной жизни, как таланта, в употребление данного. Когда нападают волны бедствий, или колеблют возбуждения страстей, он, подобно мореходцам, в безбрежном море направляющим путь по течению светил небесных, возводит очи свои к Живущему на небеси, отъонудуже помощь идет (Пс. 122:1). Если же и еще страх смерти тревожит пловца в море житейском, он, препобеждая немощь естества, предает свою судьбу Пролиявшему за нас кровь Свою, и гласом крепкой молитвы вопиет к Нему: «Иисусе, надеждо в смерти моей, и животе по смерти моей! Иисусе, утешение мое на суде Твоем, не посрами мене тогда! Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя!»¹³³. Аминь.

В месяц шестый послан бысть ангел Гавриил от Бога, во град Галилейский, емуже имя Назарет, к деве обрученней мужеви, емуже имя Иосиф, от дому Давидова; и имя деве: Мариам. (Лк. 1:26, 27)

Величайшего из чудес и таинств был провозвестником архангел Гавриил: он был послан благовествовать Деве Марии воплощение от Нее Сына Божия.

По как скромно веление Божие было исполнено, и как таинственно благовещение дано! Куда прибыть намереваются, где будут витать, где желают встреченными быть цари земные, – все это заблаговременно в своем месте делается известно, и самые заботливые начинаются там приготовления к достойному принятию высокого посетителя. Вот Царь неба и земли пришел воплотиться и вочеловечиться: и кто тогда это приметил? кто, кроме Пречистой Девы, ощутил минуту благовещения? Какие деланы были торжественные приготовления к приятию Вечного в пределы времени, к явлению Бога бестелесного в девственной и чистой плоти? – Никаких. Тихому молчанию содержащу вся... всемогущее Слово Твое, Господи, с небес в средину погибельныя земли сниде (Прем. 18:14 ).

Когда евангелисту Луке внушено было свыше повествовать о благовещении, ему, для последовательного описания, нужно было употребить некоторые частные указания, дабы поставить вне сомнения действительность этого чудесного события. Что же он указывает?

«Послан был ангел Гавриил в Назарет». Одно имя этого города могло иудея вести к недоумению: зачем туда был послан ангел? Ибо сей город в таком был у иудеев презрении, что нередко они повторяли вопрос: «из Назарета может ли быть что доброе?» (Ин. 1:46).

«Послан в Деве, обрученной мужу, именем Иосифу». Говорит евангелист так, как обыкновенно говорится о самых простых людях. И действительно, если кому и известен был Иосиф, то разве как ремесленник, древодел. Почему о Спасителе впоследствии говорили: не сей ли есть тектонов сын (Мф. 13:55)?

Потом, хотя евангелист и присовокупил об Иосифе, что он был «из рода Давидова», но о Божией Матери только заметил: имя деве: Мариам. Для чего такая сжатость в описании? – Евангелист сказал сколько было нужно, чтобы не скрыть истины и открыть ту неизвестность, в которой пребывала Пречистая Дева. Если Иосиф обручник был из дома Давидова; то и Дева Мария также. Ибо роды колен иудейских не смешивались, и он, как потомок Давида, по закону Моисея, не мог обручиться с Девою не из этого рода. Но евангелист не говорит прямо о царском происхождении Девы Марии, очевидно, для того, чтобы сим умолчанием указать на глубокое ее смирение, по которому всегда Она предпочитала жить в неизвестности, скрывать Свое достоинство, не делать гласною знаменитость Своего происхождения, да научимся и мы, по ее примеру, ценить и любить скромную долю в жизни, неизвестность в обществе.

Для всякого труда нужна свобода, беспрепятственность и некоторая тишина. Чтобы воспитать и усовершенствовать себя духовно, или, что тоже, трудиться ради спасения души, – требуется свобода от мирских препятствий, тишина от светских увеселений, сосредоточение в себе, удаление от других. Было свыше сказано преподобному Арсению:, «Бегай людей, и спасешься». Это не значит: возненавидь людей, и презирай их. Мальчик учится писать; другой намеренно мешает ему. В таком случае прилежное дитя уходит от докучливого товарища куда-нибудь в уединенное место, чтобы беспрепятственно продолжать свое дело. Подобное испытывает и делает человек, пекущийся о душе своей. Дух мира и его праздные слуги на каждом шагу ставят препону благочестивым начинаниям. Себе внимающий хочет начертывать на своем сердце письмена Божиих велений, добрых правил и примеров; а закон светских приличий, нужда являться в обществе, участвовать в его не всегда невинных увеселениях, неизбежные встречи с соблазнами, возмущающими покой воображения и совести, – все подобные обстоятельства прерывают духовное упражнение. И вот истинные подвижники благочестия ищут уединения. Людей, как собратий, отшельники любили; но их страстей боялись, от их соблазнов удалялись.

Человек светский (в крайнем смысле сего слова) не может оценить всю пользу неизвестности в обществе. Ему трудно удержаться, чтобы не кружиться в вихре света, а жить уединенно в кругу своего семейства. Известность, по его понятию, есть жизнь; оставаться неизвестным в обществе, значит умирать душой. Он так гоняется за известностью, что готов жертвовать для нее миром семейным и супружескими обязанностями, здоровьем, имуществом, даже своими убеждениями, которые решается ежечасно менять, чтобы только показаться не отставшим от современности. Он не хочет понять, что и для него самого, светского человека, истинный покой духа в тишине уединенного трудолюбия, в исполнении своего долга, в благословенных удовольствиях честного супружества, в православном воспитании детей, в их невинных ласках и быстрых успехах. Высоко поставляя всякую известность в обществе, он даже не верит, чтобы стали пренебрегать ею лица, от мира отрекшиеся и на степенях священноначалия поставленные; а потому иногда так же хвалит их неумеренно, как и порицает незаслуженно: за малое воздержание величает их великими постниками, за исполнение должного – подвижниками самоотвержения, и таким образом, людей еще смущаемых помыслами и впечатлениями не безгрешными, записывает едва ли не в разряд бесстрастных и святых.

Увы! Если б мы не знали, что зависть, к чему бы она ни относилась, есть порок, что покорность Промыслу есть общая наша обязанность, что по апостольскому вразумлению, никтоже сам о себе приемлет честь, но токмо званный от Бога (Евр. 5:4), и каждый в том звании, в которое призван, должен пребывать (1Кор. 7:20): то мы позавидовали бы многим, живущим в скромной неизвестности, христианам, которые, по влечению своего благочестия, могут распоряжаться своим временем, и в тишине уединения, домашнего ли то, или пустынного, почерпать себе наслаждение, духом горяще, Господеви работающе (Рям. 12:11). Кто занимал видную должность, и не ослепился честолюбием, тот знает, как трудно стоять на виду и идти впереди. «Поставьте над собою другого, который бы всем угодил, – взывал некогда к своим слушателям великий святитель, Григорий Богослов; – а мне отдайте пустыню, сельскую жизнь и Бога. Ему одному угожу даже простотою жизни. – Пусть для других будут почести и труды; а для меня, углубляющегося в самого себя, довольно жить, как могу»¹³⁴.

Да не сетует же тот, кому в удел определена скромная доля неизвестности: в лице и жизни Божией Матери открыт ему сокровенный сердца человек, в нетленной красоте молчаливого духа, еже есть пред Богом многоценно (1Пет. 3:4). А тот, кто, по своему положению в обществе, сам открыт не только для незаслуженных порицаний, но и для непрошенных похвал, когда услышит, что его «хвалят, должен, по совету одного святого отца (Иакова), помышлять о грехах своих»¹³⁵. Ибо, как замечает другой подвижник (Сисой), «если Бог не прославит человека, то слава человеческая ничто¹³⁶. Аминь.

И видевше ученицы, дивишася глаголюще: како абие изсше смоковница? (Мф. 21:20)

В понедельник страстной седмицы, между прочим, воспоминает церковь об иссохшей смоковнице. Несмотря на то, что ныне в этот же день празднуется Благовещение Пресвятой Богородицы, несчастная смоковница не забыта; напротив, грозное напоминание о ней неоднократно слышится среди радостных песнопений праздничных.

За что́ же проклято и засушено это дерево и печальному воспоминанию о нем какое придает значение радостный праздник Благовещения?

Причина, за что́ Господь проклял смоковницу, ясно указана в Евангелии: за ее неплодие. Однако и сами апостолы немало дивились, увидев, что бедное дерево мгновенно засохло, как скоро Христос, не нашед на нем плодов, произнес над ним Свой страшный приговор. Они недоумевали, как Господь, всегда любящий, ко всем кроткий и терпеливый, в чудотворениях Своих благодеющий, а не карающий, прогневался на растение, которое не одушевлено и не сознавало обязанности приносить плоды.

В судьбе смоковницы преподан тот урок, что людям, для добра бесплодным, нельзя хорошего ожидать конца. Фарисеи и книжники знали Христа, как святого, как великого Чудотворца; но по зависти умышляя убить Его, не предполагали найти в Нем всемирного судию, карателя их преступных деяний. Чтобы обличить это их самообольщение, Христос восхотел показать опыт Своего суда и отмщения. Он мог бы врагов Своих иссушить, как негодное дерево; но предвидя, что они сами возьмут Его кровь на себя, и щадя их, как людей, Он для последнего их вразумления явил силу Своего праведного гнева над бездушною тварью, над бесплодною смоковницей. Чудо было тем поразительнее, что смоковница – дерево очень сочное, – и вдруг лишилась соков, стала совсем сухою. Это прямое указание на фарисеев: они имели силы, но не имели добродетели; хвалились благочестием, но благочестие их было похоже на зеленые листья смоковницы, под которыми не нашел Господь плодов.

Находим в учении церковном и другое таинственное гадание о том, за что́ Христос проклял смоковницу. Известно, что наши прародители, тотчас по грехопадении, ощутив душевную и внешнюю наготу, думали прикрыть ее опоясанием. Это опоясание они устроили себе именно из листьев смоковницы (Быт. 3:7). Но такое скудное покрывало не могло успокоить их совести, и осталось навсегда памятником их греховного стыда. Наследовав грех и стыд, грешник, в покаянном каноне Андрея Критского, воспоминает и об этом рубище: «Обложен есмь одеянием студа, якоже листвием смоковным, во обличение моих самовластных страстей»¹³⁷. Христос, прокляв бесплодную смоковницу, осудил в ней ту лиственную одежду, которою человек падший самоизмышленно возмечтал покрыть свою греховную наготу, свое душевное безобразие.

По справедливому замечанию церковному, «повесть об изсохшей смоковнице умиления ради положися»¹³⁸. Но какое значение сия грустная повесть имеет ныне, в радостный праздник Благовещения?

Если смоковница засушена за неплодие, и если она есть образ бесплодной души: то настоящий праздник внушает нам, каких плодов Господь ожидает от нас. – Дева Мария, по жизни святая, была предъизбрана от всех родов к тому величию, чтоб быть Богоматерию. Но потому ли Она соделалась свята, что была предъизбрана, или потому предъизбрана, что была свята? Несомненно, что Господь предвидел Ее добродетели, и сотворил Ей величие, Сильный. От ранней юности Своей Она уже являла в Себе духовные плоды – кротости, милосердия, терпения, безмолвия, поста, чистоты, благоговения, совершенной преданности божественному Промыслу. Вся жизнь Ее есть «древо светлоплодовитое, от негоже», чрез подражание, «питаются вернии»¹³⁹. Возревнуем же, по примеру святой Девы, о делах добрых, о плодах духовных, – и мы избегнем участи иссохшей смоковницы.

Правда, сладок и удобен к исполнению грех, а добродетель горька и трудна. Как скудно оказалось то смоковничное одеяние, которым думал грешник прикрыть свою наготу, так слабы наши усилия переменить себя к лучшему. Но нынешний праздник утверждает нашу надежду успехов в добродетели и спасения в вечности. Благовествуется ныне воплощение Христово. Для чего же Сын Божий воплотился? «Нас ради человеков, и нашего ради спасения». Воплотился, чтобы наши немощи понести, и нам, страстями искушаемым, против них помочь; воплотился, чтобы оживить омертвевшее естество наше, и дать нам силу свыше для плодоношения духовного; воплотился, чтобы отнять у нас рубище греховной срамоты, и даровать нам одежду светлую – оправдания, очищения, освящения, достойную неба и жизни небесной.

Всякое несчастие, наше или чужое, дает нам урок. Когда упала башня Силоамская и задавила осмнадцать человек, Христос, услышав о сем, сказал окружавшим: аще не покаетеся, вси такожде погибнете (Лк. 13:5). Возьмем же предостережение и от того дерева, которое проклято Господом. «Изсохшия смоковницы за неплодие прощения убоявшеся, плоды достойны покаяния принесем Христу, подающему нам велию милость»¹⁴⁰. Аминь.

Радуйся, благодатная, Господь с тобою. (Лк. 1:28)

В акафисте Божией Матери очень часто повторяется слово радуйся. То самое, что для душ благочестивых служит возбуждением и предметом умиления, люди легкомысленные обращают в повод к глумлению. Им кажется странным и не имеющим значения это частое воззвание: радуйся!

Нынешний праздник вразумляет неведущих, как это речение многозначительно в отношении к Божией Матери, и как руководит нас к истинной радости.

Сим речением начинается целая беседа между Пресвятою Девою и Гавриилом архангелом, принесшим Ей благовещение. Хотя словом «радуйся» выражалось в древности желание здравствовать; но в отношении в Деве Марии оно имеет особенное значение, ибо указывает и на высоту Ее состояния, и на великую тайну воплощения Бога Слова. Не просто говорит Ей ангел: радуйся; но приветствует Ее благодатною. Сие значит, что в Ней сокровище и человеческих совершенств, и чрезвычайных Божиих даров: почему и введена Она в теснейший союз богосообщения. Господь с Тобою – утверждает дальше ангел. Господь с Нею не в том только смысле, как был Он и есть с людьми праведными, в сердца которых вселяется верою (Еф. 3:17) и в которых почивает благодатию, но чрез вселение ипостасное: потому что заимствовал от Нее чистейшую плоть, и родился, как человек, не преставая быть Сыном Божиим.

Отселе делается понятно, почему и в акафисте Божией Матери повторяется слово «радуйся». Оно принято в основание сего протяженного песнопения, в котором проведена та мысль, что Ей единой, паче всех жен в мире, и в исключительном смысле подобает радоватися¹⁴¹. Ибо не только сама Она, как Богоматерь, вошла в веселие вечное и высшее, но соделалась виновницею радости и для всего рода человеческого. Наше спасение, устроение нашей жизни нравственной, надежды нашей жизни будущей стоят в основной зависимости от того великого события, что Она родила Сына, Спасителя миру. Посему «достойно есть блажити Тя, Богородице! Тобою бо к нам Вышний сошел есть; Тебе ради бысть Господь сил с нами»¹⁴².

Радость, которою приветствуем Приснодеву, была приготовлена Ее добродетелями и увенчана вселением в Ней Христа Бога нашего. Вразумимся из сего, где источник прочной радости, которой многие целую жизнь ищут и которую редкие приобретают.

Знает малое дитя, что когда оно сделает доброе дело, исполнит должное, оно спокойно и весело; а когда впадает в проступок, доходит до слез. Так с ранних дней наших приятное расположение нашего духа тесно зависит от нашего поведения. Кто нечист в своих действиях и потому неизбежно беспокоен в душе: что земное и надолго ли может развеселить его? Видит он смеющиеся лица, слышит пение и лики, окружен предметами роскоши и изысканными удовольствиями; но ежели дела преступны, не может человек избавиться тайной грусти, хотя и вынужден бывает показывать веселый вид, подобно тому, как злая болезнь разрушает грудь иного юноши, хотя краска жизни и здоровья выступает на лице его. Стремится ли кто насытить себя выгодами корысти, или забыться в обаянии чувственности? Неутолимо и строго совесть отмщает за то, что́ покупается ценою ее спокойствия. Потому так решительно и неоднократно глаголет Господь: нет радоватися нечестивым (Ис. 48:22; 57:21). От таких людей удаляется Бог: а без Него нет истинной радости. Кому не случалось видать, как голубое небо отражается в прозрачной воде, и на чистых струях ее играют лучи солнца? Ничего подобного нельзя видеть на воде тинистой и грязной. Так утешения веры наполняют только чистую душу и лучи от духовного солнца – Христа оживляют верующее сердце движением священного восторга. Непорочность есть условие истинной радости. Веселися, юноше, в юности твоей; но буди непорочен (Еккл. 11:9) «Если мы, – поучает Златоуст, – утвердимся в добродетели, то уже ничто нас печалить не будет. Ибо добрые надежды внушает она тем, кои приобрели ее, делая их угодными Богу и почтенными пред людьми. Нет ничего приятнее неукоризненной совести и доброй надежды!»¹⁴³ При таком расположении души, мало трогают ее житейские неудачи и утраты. «Бог дал; Бог взял» (Иов. 1:21), – рассуждает она. Один благочестивый христианин спросил своего духовного старца: «Надобно ли скорбеть, когда потерплю убыток?» – Ответ был такой: «Отнюдь не надобно печалиться о вещах мира сего, а только – об одних грехах»¹⁴⁴.

И примечательно, что такая печаль приводит к радости, и совмещается с ней. Ныне радуюсь, пишет апостол ученикам, что вы опечалились, к покаянию, ради Бога (2Кор. 7:9). На совмещение радости с такою печалию указывает и настоящая неделя крестопоклонная. Горькому источнику уподобляет церковь четыредесятницу, «сокрушения ради и сущия от поста печали»¹⁴⁵. Как Моисей, вложив кусок дерева в горькую воду, усладил ее: так святые отцы, среди постного времени, чтобы не изнурилась душа от трудов покаяния, учредили празднование древу крестному, в услаждение надеждою, что Господь, в конце поста, возведет нас к торжеству Своего светлого Воскресения. Сеющие слезами покаяния пожинают радость прощения, очищения, умиления и блаженства в Боге. Аминь.

Воставши Мариам во дни тыя, иде в горняя со тщанием во град Иудов (Лк. 1:39)

Во все богородичные праздники читается Евангелие, которое начинается сими словами. В нем сама Дева Мария говорит, что сотворил Ей величие Сильный; посему и воспоминаются эти слова Ее в праздники, которые служат выражением Ее величия.

Но Евангелие это ближе относится к нынешнему празднику. Восставши Мария во дни сии, с поспешностию пошла в нагорную страну. В какие же во дни сии? – В первые после того, как архангел Гавриил возвестил Ей воплощение от Нее Сына Божия. Для бо́льшего уверения в сем благовещении он сообщил Ей сведение, дотоле Ей неизвестное, о том, что родственница Ее – Елисавета, которую уже давно звали неплодною, зачала сына в старости своей. Елисавета была сестра Анны, матери Пресвятой Богородицы. Услышавши от архангела, что и этой старицы разрешил Господь неплодство, ее Племянница спешит навестить ее. Дом Захарии и Елисаветы был в Хевроне, городе между горами, на расстоянии восьми часов от Иерусалима. Туда Дева Мария из Назарета предприняла путь, не близкий и не легкий. Что же влечет Ее? – Или пожелала Она увериться, правду ли сказал Ей ангел об Елисавете? Но Она уже ему ответила: буди Мне по глаголу твоему: следовательно всему, что он говорил Ей, поверила. Более сообразно с обстоятельствами другое побуждение в сему путешествию. У евреев как неплодство почиталось бесчестием, так плодоношение – знаком благоволения Божия. Посему Дева Мария, узнавши об Елисавете, что возвеличил Господь Свою милость над нею, и Сама принявши призвание быть Богоматерию, поспешила к ней, чтобы разделить с нею и ее и Свою радость.

Остановимся мыслию на этом побуждении. Сорадование есть чувство возвышенных душ, отличительное украшение истинных христиан. Многие готовы веселиться с другими, идти в домы пиров и удовольствий; в местах общественных увеселений, по-видимому, все довольны и смеются; но в тоже время одни другим завидуют и зложелательствуют. Тут нет еще сорадования; оно есть утешение, почерпаемое в благополучии и счастии других. Такое бескорыстное чувство невозможно без благожелательства. Чтобы сорадоваться ближним, надобно их благо почитать как бы за свое приобретение; нужно препобедить свое самолюбие, которое склонно на чужое добро смотреть завистливо. Напротив, чужой печали и беде никто завидовать не станет. Потому и замечают, что гораздо легче плакать с плачущими, нежели радоваться с радующимися. «К соболезнованию, – говорит Златоуст, – влечет нас сама природа, и нет такого каменного человека, который бы не прослезился при виде несчастного. А чтобы, видя счастливого, не только ему не позавидовать, но еще разделить с ним его радость, на сие потребна душа очень благородная»¹⁴⁶. Вот почему апостол и напоминает нам о том, чтобы радоваться с радующимися (Рим. 12:15). Как злорадство есть чувство бесовское, так сорадование есть расположение ангельское; ибо сам Господь нам открыл, что ангелы на небе радуются, когда видят что-либо доброе в человеке (Лк. 15:10). Души незлобивые, искренно радующиеся благополучию ближних, сами уподобляются чистым ангелам и привлекают на себя благодать Божию. Припомним, что произошло при радостной встрече Елисаветы и Девы Марии. Та исполнилась тотчас Святого Духа, и по внушению Его уразумела, что пред собою видит не простую свою родственницу, но Матерь Господа своего. Равно и Мариам в восторженном чувстве сорадования, получила вдохновение, чтобы изречь эту священную Песнь: Величит душа моя Господа.

Святые «старцы говорили: каждый положение ближнего должен считать своим собственным, и сострадать ему и радоваться с ним, как бы нося тоже самое тело»¹⁴⁷. По мере того, как мы благожелательствуем ближним, и радуемся их благополучию, можем ожидать и их нам сорадования, которое делает более усладительным всякое счастливое обстоятельство в жизни. Почему и святой Давид не довольствовался правотой своей совести, но искал и сочувствия своих благожелателей: да возрадуются и возвеселятся желающие правды моея, и рекут выну – да возвеличится Господь, хотящий мира рабу Своему (Пс. 34:27). Аминь.

Тогда рех: се иду. В главизне книжней написася о Мне, еже сотворити волю Твою, Боже. (Евр. 10:7)

Нынешний праздник именуется главизною нашего спасения.

Слово «главизна» не совсем понятно, особенно для малознающих язык славянский.

Главизна есть начало, или заглавие. Как на первом листе книги кратко означается ее содержание; так в лице или предмете, именуемом главизною, полагается зерно, зародыш, начало, сокращенное указание того, что должно последовать дальше.

Прежде веков предопределено, чтобы воплощением Сына Божия восстановлено было падшее человечество. Пророк Давид и апостол Павел, созерцая эту тайну, возводят и нашу мысль к началу воплощения Сына Божия. Христос, входя в мир, говорит Богу Отцу: «Жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне. Се иду, как в начале книги написано о Мне, исполнить волю Твою, Боже» (Евр. 10:5,7; Пс. 39:7–9). Какая же это воля, и в начале какой книги она первоначально была объявлена? В начале Библии, где написано Божие предопределение о том, что семя жены сотрет главу змия (Быт. 3:15). Это значит, что Сын Божий, воплотившись, сокрушит силу врага рода человеческого. Для воплощения же нужно зачатие, и та великая минута, когда архангел на землю принес благовещение, когда Дух Святый возвел естество Девы целомудренной в состояние Богоматери, означается в церковных песнопениях именованием главизны; ибо с того мгновения уже с нами Спаситель, с нами Бог.

Посему и сама Приснодева Мария в акафисте названа «велений Христовых главизною». Она не только была «чудес Христовых началом»¹⁴⁸, но от Ее судеб, от благовещения, Ей принесенного, стоят в зависимости важнейшие догматы нашей веры. Главный признак истинной веры есть исповедание Иисуса Христа, во плоти пришедша (1Ин. 4:2). Если б не было благовещенного зачатия от Духа Свята, то и рождества Христова. Если бы Христос не родился, то и не умер бы; если бы не умер, то и не воскрес. Аще же Христос не воста; тща убо вера наша (1Кор. 15:14); не было бы у нас Спасителя, не было бы нам спасения.

Се ныне день спасения – воскликнем с апостолом (2Кор. 6:2). Какого же спасения, от чего избавления? – От вражия всегубительства, ибо сего ради явися Сын Божий, да разрушит дела диаволя (1Ин. 3:8). От мрака заблуждений; ибо в учении Христовом свет и истина. От рабства страстей; ибо Христос – нам помощник в борьбе с ними и вождь к безстрастию. От угрызений совести; ибо Он исцеляет кающуюся душу благодатию всепрощения. От смерти вечной; ибо кто православно верует, добродетельно живет, усердно молится, неосужденно причащается, тот и по смерти будет жить со Христом, егоже царствию не будет конца (Лк. 1:33). Аминь.

Радуйся, Благодатная! (Лк. 1:28)

Ныне у нас два праздника: день Благовещения и суббота похвалы Богородицы. Какая же между сими праздниками связь?

Отличительное песнопение похвальной субботы есть акафист. Он входит в состав всенощного бдения, среди которого торжественно читается, разделенный на четыре части. Это хвалебное песнопение основано на обстоятельствах Благовещения. В самом начале воспоминается, как ангел-первостоятель послан был сказать Богородице: «радуйся». Это именно было ныне, когда архангел Гавриил принес Ей в Назарет приветствие: «радуйся, Благодатная». Слово «радуйся» у восточных народов значит тоже, что у нас желание здравствовать; но соединенное с названием «Благодатная», оно получает высший смысл. Архангел потому назвал Деву Марию благодатною, что Она превосходила всех Своими совершенствами, и сила Вышняго осенила Ее (Лк. 1:35). На всем протяжении акафиста указываются ее совершенства, которые раскрылись яснее со дня Благовещения, и те благодатные в Ней дарования, которые были в зависимости от сего преестественного события. Ей воспеваем: «Радуйся, чрево Божественного воплощения. Радуйся, Бога невместимого вместилище».

Итак, из события Благовещения взята основная мысль акафиста, отчего он и называется «Благовещенским»; а почему он читается в субботу на пятой неделе, тому есть своя причина. В седьмом веке Авары и Персы обложили Константинополь; спасения не оставалось. Тогда патриарх и духовенство вынесли из Влахернского храма чудотворную икону Божией Матери, Ее пояс и ризу, и с этой святынею по улицам города, в сопровождении молившихся жителей, совершен был крестный ход. В ту же ночь поднялась буря; неприятельские корабли разбились и потонули, а на войска, осаждавшие город с берега, напал страх, и они отступили. То была ночь на субботу пятой недели. Это послужило поводом к составлению Неседального песнопения; «и оттоле» ежегодно в сию субботу «молебное благодарение поется, ради бывшего чудесе молитвами Пресвятыя Богородицы»¹⁴⁹; на что указывается в самом акафисте: «Радуйся, Еюже низпадают врази».

«Но для чего много раз произносится слово «радуйся»? Приятно ли такое повторение?» – Так иногда спрашивают люди легкомысленные, и некоторые из них, приписывающие себе остроумие, осмеливаются даже кощунствовать над тем, в чем выражается прославление Божией Матери. Как это постыдно и опасно, покажет повесть о происшествии, действительно случившемся. Один лицедей, по просторечию комедиант, понося Пресвятую Богородицу, представлял Ее на позорище в насмешливом виде. Явившись ему во сне, Она спросила: «Что Я сделала тебе худого, что ты надо Мною издеваешься?» Гаиан, – так было его имя, – не вразумился и продолжал свое. Она является вторично и с тем же вопросом, но и это не подействовало. Чрез несколько дней, когда Гаиан после обеда спал, Она снова явилась ему, но ничего не сказала, а только водила перстом по его рукам и ногам. И что же? Когда он проснулся, оказалось, что ноги и руки у него совсем отнялись, и он уже не мог владеть ими¹⁵⁰. Это наказание, постигшее хульника, может служить предостережением всякому, кто бы дерзнул обращать в шутку то, что совершается в наших храмах в честь Божией Матери. Не требует Она похвал. Но как оскорбительны для Нее кощунственные против Нее словоизвержения, так привлекают ее благоволение возносимые к Ней хвалебные молитвы. Это Она сама засвидетельствовала Своими светлыми явлениями, утешая совершавших пред ее иконами молебные пения. Если же часто в сих песнопениях повторяется речение: «радуйся», то спрашивается: какими словами лучше Ее восхвалять, человеческими или ангельскими? Без сомнения, ангельскими. Сего ради и мы «архангельский глас вопием Ти, Чистая: радуйся, Благодатная!»¹⁵¹. Надобно только помнить, что кто хотя бы и ангельским языком стал вещать Ей, но не имеет любви, тот походит на колокол звучащий и бездушный. Хваля Богородицу, потщимся подражать Ее добродетелям; утвердим в себе ту любовь, которая в союзе с верою православною, далека от пороков и страстей, не своекорыстна, не знает зависти и мщения, долготерпелива к погрешающим, милосерда к нуждающимся и немощным (1Кор. 13:1–7); сохраним ту христианскую любовь, без которой нельзя спасти душу. Аминь.

Яко сотвори Мне величие Сильный. (Лк. 1:49)

Из всех праздников в честь Богородицы с большею торжественностью воспоминается и празднуется Ее славное Успение. Довольно припомнить то, как много в православных странах храмов и обителей, именуемых «Успенскими», и еще то, что праздник Успения предваряется двухнедельным постом, в честь Пресвятой Богородицы установленным. Также и песнопения церковные, если сличить их с прочими, для других праздников Богородичных сложенными, имеют преимущество всемирной радости и небесной торжественности: «Твое славят Успение силы и херувимы, и страшнии серафимы; радуются земнородные, припадают царие, со архангелы и ангелы»¹⁵².

Основание, почему Успение Божией Матери торжественнее других праздников Ее, можно усматривать в преимущественной: важности сего события, которое окружено было чудесами. Иные праздники в честь Богородицы служат воспоминанием отдельных из Ее жизни обстоятельств. Но в Успении венец и слава всей Ее жизни: тогда верующим ясно было открыто, что Приснодева Мария есть Царица неба и земли; в Ее смерти явилась поразительная, но и вместе весьма стройная и соответственная противоположность с Ее жизнию: Ее глубокое смирение покрылось божественным величием, Ее скромная земная доля пременилась в небесную славу, и Ее слава боголепная богоподобными воссияла чудесами. При жизни Сына Своего, Она редко являлась при Нем, и когда являлась, в делах Его почти не допускала участия, и даже слышала предостережение: что Мне и тебе, жено (Ин. 2:4)! А в минуту Ее кончины, сам Он идет, окруженный силами бесплотными, сретить и принять Ее душу из Ее тела, от которого Сам восприял человеческую плоть. В жизни Она любила уединение и простоту; на Ее торжественную кончину стеклись к Ней апостолы, путями воздушными на облавах несомые, и дом Иоанна Богослова, у которого Она жила, был приготовлен и украшен, как для необычайного торжества и, быть может, как никогда прежде. Во время Ее жизни струя силы чудотворной едва проторгалась из глубины Ее смирения: но бессмертный гроб Ее был источником исцелений для веровавших, и грозных чудес для устрашения неверовавших. В Успении Ее, и вместе воскресении, по прекрасному выражению, песни церковной, «стечеся чудо в чудеси». Тогда знаменательно и торжественно начало исполняться пророческое слово Божией Матери: Сотвори Мне величие Сильный.

В примере Божией Матери уясняется и для нашей жизни значение смерти. Ее достославная кончина была подготовлена смиренною жизнью. Так ли мы смотрим на свою жизнь, как на время и на средство для приготовления к непостыдной кончине? – Обыкновенно люди каждый день в своей жизни усиливаются обратить в новый случай для себя испытать удовольствия жизни. Обыкновенно думают, что наслаждение жизнью есть победа над смертью, что думать о смерти значит прежде смерти умирать. Но вернее сказать, что христианская кончина есть венец жизни, что «живот предобручает смерть¹⁵³, то есть что смерть для праведника служит залогом блаженной вечности, дверью того полного успокоения, которого напрасно душа стала бы искать на земле. Если жизнь человека есть сцепление его действий многосложных, иногда сокровенных, нередко и запутанных: то смерть есть развязка сих узлов, оценка истинных заслуг. Не бывает ли на этом свете, что жизнь иного человека промчится, как шумная колесница, окруженная пылью, след которой быстро разносит ветер? Напротив, иной трудится скромно, служит обществу по долгу и совести, безмолвно, без провозглашений о себе: а между тем, его дела так прочны, что не сокрушит их и разрушительное время; его имя так почтенно, что и далекие потомки будут благословлять его. Добросовестный труженик подвизается не для того, чтобы всем угодить и от всех заслужить похвалу; а потому, что он всегда готовится, как за свою жизнь отдать ответ Богу. Многие по суду человеческому умели жить хорошо; но по суду христианскому тот истинно мудр, кто сподобится умереть хорошо, неосужденно и непостыдно. Если всякое дело украшается концом, то не более ли должно нам заботиться и принять меры, чтоб труд нашей жизни украсился христианской кончиной? – Для этой цели один святой подвижник дает такой совет: «Помни всегда о твоем исходе, и не будет греха в душе твоей»¹⁵⁴. Аминь.

Воскресни, Господи, в покой Твой, Ты и живот святыни Твоея. (Пс.131:8)

По древнему, от апостольских времен до нас дошедшему, преданию известно, что Матерь Божия, после всечестного Своего Успения, в третий день воскресла. Святые апостолы, похоронив Ее тело в Гефсимании, не отходили от погребальной пещеры, денно-нощно воссылая моления и сливая звуки своих псалмопений с голосом небесных сил, ублажавших в то же время Пренепорочную Богоматерь. Апостол Фома, по устроению Божию, не бывший при ее погребении, и в Гефсиманию явившись уже на третий день, скорбел и плакал о том, что не удостоился получить, как другие, последнее благословение Пречистой Богородицы и проститься с Нею. Прочие апостолы, ища доставить ему отраду, решились открыть гробницу, чтобы Фома воздал последнее целование досточтимому телу. Но каким они все поражены были удивлением, когда, отвалив камень от пещеры, нашли ее пустою. В недоумении о сем событии, пребыли они до вечера, и когда, после вечерней трапезы, стали на молитву, вдруг узрели Пречистую Деву на воздухе, живую, множеством ангелов окруженную и, притрепетные, услышали ее сладостный глас: «Радуйтесь; Я с вами есмь во все дни». Тогда они уверились, что Дева Мария воскресла и вознесена на небо.

За несколько веков предоткрыто было это дивное чудо пророку Давиду. Объятый вдохновением, он воззвал ко Христу, Богу и вместе человеку: «Воскресни, Господи, в божественный покой от земных Твоих трудов, и смертного томления; да воскреснет с Тобою и Та, Которая послужила кивотом святыни, пречистой плоти Твоей»¹⁵⁵.

След мудрости Божией ясно начертан в сем предсказании и его исполнении. Только глубокое смирение Девы Марии подчинило Ее общему закону смерти. Но гроб и смерть не могли удержать той, которая жила недремлемо в молитвах и святых трудах, и в которой, по прекрасному выражению одной песни церковной, «вселися будущия жизни наслаждение»¹⁵⁶. В Ней вселился Спаситель мира, – надежда наша в смерти нашей, жизнь для нас по смерти нашей. Его благодатию Она предочищена была, чтобы быть для Него священным вместилищем; Его силою Она была так укреплена, что закон разрушения и тления не мог возобладать над Нею. Если тщательно поддерживаются храмины, в которых витали и действовали великие умы, то могло ли быть обречено на жертву тлению святое тело, которое, как поет церковь, соделалось «чертогом света» Присносущного? Как Ева, первая вкусив от смертоносного, запрещенного плода, внесла в собственное тело и на потомков своих распространила заразу разрушения, из всех жен в мире первая подверглась смерти: так Дева Мария, от Духа Святого зачавши плод жизни и спасения, Иисуса Христа, сохранила Свое тело непричастным общему в мире закону разрушения, и первая из жен воскресла, прежде общего всех воскресения.

Тайна успения и воскресения Девы Марии есть источник утешительных для души сетующей созерцаний.

Нередко жалуются женщины, как будто забыты, или унижены они Богом: их тяготит и слабость их пола, опасность, болезненность чадорождения и законом положенная зависимость от мужей. Но если пол женский много для себя невыгодного получил от своей праматери Евы; то надобно представить, как он возвеличен в лице Девы Марии? – Ни Предтеча Господень и никто из святых мужей не поставлен выше сил бесплотных. На сию почесть вознесена чистейшая из дев Матерь Божия: Ее величаем как честнейшую херувимов, и славнейшую без сравнения серафимов.

Но что́ же в том, что одна из дщерей земнородных так превознесена?

Очень многое, и притом не для женщин только, но для всех очами веры обращающихся к Ней.

Тяжело, говорят, быть в зависимости от других. Но вот Матерь Учителя чистейшей свободы провела всю жизнь Свою в зависимости, сначала при храме от его первостоятеля, потом от Иосифа обручника, далее в строгом послушании Сыну Своему, наконец была поручена ученику Его Иоанну Богослову, всегда оставаясь в удалении от общественных дел, и только упражняясь в рукоделии, чтении слова Божия, в служении ближним и несчастным, в беседовании о Божиих делах, – и однако ж посредством этой скромной доли взошла на степень высшей славы.

Нас устрашает суровый закон, что рано или поздно придется умирать. Вместо того, чтобы смущаться мыслию о последствии неизбежном, воззрим лучше на Ту, Которой кончину церковь не называет смертию, а успением, и для Которой смерть была предобручением жизни. Она не боялась умереть, даже молила Сына Своего, чтобы скорее соединиться с Ним, – и Она прожила на земле более шестидесяти лет, и безболезненно предала душу в руки Сына Своего. Чем достигла Она долголетней жизни и блаженной кончины? – Чистотою целомудрия, строгостию воздержания, постоянством молитвы, силой терпения в трудных обстоятельствах и упования на промысл Божий. По мере Ее добродетелей благодать одухотворяла Ее тело, и хотя подчинилось оно закону смерти, но только на короткое время, и как бы для того, чтобы нам показать, какими средствами мы можем умягчать для себя этот грозный закон, которого избежать не можем.

Страшна смерть; но для кого беспечальна и жизнь? Всем знакома горькая чаша несчастий. И там, где средства человеческие ослабевают, когда мрак печали окружит нас, как темная ночь, поспешим просить помощи у Той, по предстательству которой Спаситель начал совершать чудеса, и которой жизнь по смерти ознаменована потоком чудодейственных благотворений. Первое ее слово к апостолам, по вознесении на небо, было: «Радуйтесь!» Будем возносить к Ней и мы ту первую молитву, с которой обратились к Ней обремененные трудами и скорбями апостолы, когда увидели Ее в Гефсимании на высоте воздушной и в славе небесной: «Пресвятая Богородице! помогай нам». Аминь.

С семенем их пребудет доброе наследие. (Сир. 44:10)

Матерь Божия жила более пятнадцати лет по вознесении Спасителя; Она известна была в Иерусалиме всему обществу христиан, которые благоговейно Ее чтили, и конечно в житейских потребностях не забывали. Какое же Она, по успении Своем, оставила наследство? – Пояс и две одежды; одежды, по Ее завещанию, отданы были двум бедным вдовам.

«Ужели только!» – с удивлением скажут люди, которые, слыша о кончине покойника, спрашивают не о том, как он жил, и чем был примечателен, а о том, сколько после него осталось.

Так! Не нашлось на земле, по отшествии Божией Матери, ничего, кроме одежд Ее. Но если перестанешь любопытствовать о вещественных Ее стяжаниях, которых Она не собирала, и перенесешься мыслию к тому, что Ею оставлено на земле для духовной жизни человечества, для утверждения церкви православной: то окажется великое наследство, неистощимое сокровище. Наследство, Ею оставленное, есть пример Ее добродетелей; сокровище, которым христиане пользовались и пользуются, есть сила молитв Ее.

Немало нужно времени, чтобы описать святую жизнь Божией Матери. Дух Святой потому и избрал Ее быть Материю Сына Божия, что предузрел в Ней высокие качества, которые сами по себе давали Ей преимущество не только пред Ее сверстниками, но и пред всеми девственницами в роде человеческом. Довольно привести здесь древнее сказание о том, как Она жила в доме Иоанна Богослова, где и скончалась. «Матерь Божия исполнена всякой благодати: в горестях Она благодушна, в нуждах беспечальна; на обижающих Ее не гневалась, но их же благотворила; в счастии кротка, к бедным милосерда, и им помогала, сколько могла; отвращалась только восстававших на святую веру, а верным содействовала во всяком добром деле; особенно же любила смиренных, потому что Сама была глубоко смиренна»¹⁵⁷.

Как всегда поучителен пример Ее добродетелей, так неистощима сокровищница молитв Ее. Мы воспеваем ныне «в молитвах неусыпающую Богородицу»¹⁵⁸, потому именно, что Она недремлемо и постоянно за нас грешных предстательствует у престола Божия. О силе молитв Ее свидетельствует множество икон Ее, явленных и чудотворных, которые не являлись бы, если б не служили верным знамением Ее ходатайства за нас, и не чудодействовали бы, если б Ее предстательство не привлекало к нам всемогущества Божия, без которого невозможны никакие чудеса. Но иконы сии чудодействуют: «много бо может моление матернее ко благосердию Владыки»¹⁵⁹.

Если же сокровище молитв Ее повсеместно и неистощимо, то возбуждается вопрос: можем ли, и как удобнее можем воспользоваться и мы сим духовным достоянием?

На всякое наследство нужно иметь право. Кто хочет воспользоваться достоянием молитв и заступлением Пресвятой Богородицы, тот должен подумать, имеет ли право назвать Ее Материю своею и Заступницею. Первому из всех Христос дал сие право возлюбленному ученику Своему, когда сказал: Се Мати твоя (Ин. 19:27). Но не лишил Он сего преимущества и всех, в Него истинно верующих, пoелику не стыдится братиею нарицати их (Евр. 2:11). Между тем, сам Он объясняет, кто суть братия Его: иже сотворит волю Божию, сей брат Мой и сестра Моя есть (Мк. 3:35). Очевидно, прямой наследник материнских молитв Богоматери есть тот, кто заповеди Божии исполняет. Впрочем, не о безгрешности здесь речь (ибо кто безгрешен?); Матерь Божию и именуем все Заступницею грешных. Но каких грешных? – Тех, которые к вере православной сердечно привержены, и далеки от вольнодумства; чтут Божий закон, и боятся тяжких пороков; впадая в грехи, каются в них, и не продолжают упорно грешить; которые, сами видя «страстей своих смущение», взывают к Деве чистой: «Бурю утиши наших прегрешений, Богоневестная!». С таким, еще не погибшим, семенем пребудет доброе наследие молитв Богоматери.

То обстоятельство, что Она не оставила на земле вещественного наследства, внушает нам, какое и мы должны готовить достояние своим наследникам. К сожалению, властвует над людьми предрассудок, будто богатство есть надежное всегда обеспечение для их родных и лиц любимых. Но как нередко сбывается предсказание древнего мудреца: чад грешных погибнет наследие (Сир. 41:9)! Бесчестно нажитое имущество не бывает прочно, не приумножается в руках наследников, и самое потомство худого родоначальника скоро пресекается. А иногда и небезчестно собранное достояние исчезает от расточительности порочных детей: ибо есть присловье, что дурному сыну не в помощь родительское богатство. Благочестие есть лучшее для потомков достояние предков. Кто иждивает свое имение на храмы Божии, на вспоможение бедным, на благотворительные учреждения, тот может быть уверен, что не допустит Господь до нищеты детей и родных его. В сем уверяет нас богодухновенный Давид, который говорит: «Был я молод и состарелся, и не видал праведника оставленного, и детей его просящих хлеба» (Пс. 36:25).

Такова судьба людей благочестивых. С семенем их пребудет доброе наследие на земле; а самих их ожидает наследие нетленно, нескверно, неувядаемо, соблюдаемое их ради на небесех (Пет. 1:4). Аминь.

Скажи ми, Господи, кончину мою, и число дней моих. (Пс. 38:5)

Успение Пресвятой Богородицы предвозвещено Ей было свыше. Однажды, когда Она на горе Елеонской молилась, архангел Гавриил возвестил Ей о скором Ее преставлении. Пречистая стала готовиться к Своему исходу, и чрез несколько дней последовало Ее успение.

Многие сгорают желанием узнать, сколько им остается жить; но весьма немногим бывает предвестие их кончины. Отчего же ангел смерти, всем угрожающий, редко кого предваряет о приближении смертного часа? И позволительно ли искать средств, чтоб предузнать свою кончину?

Жизнь Пресвятой Девы объясняет нам, почему Она была предварена об успении Своем. Она полна была даров духовных и добродетелей: в бедах спокойна, в нуждах не предавалась скорби, на огорчавших не гневалась, к бедным милосерда и всегда смиренна. Такая жизнь приближала Ее к небу и душа Ее стремилась отрешиться от тела и вознестись ко Господу. Именно об этом Она и молилась, когда предстал Ей вестник Ее славного успения.

Есть люди и ныне, которые более, нежели равнодушны к наслаждениям жизни земной, но весьма внимательны в потребностям своей души, и так препобеждают влечения чувственной природы, что ее грубость и дебелость постепенно менее препятствует им прозревать в высоту духовного мира. В теле, как в темнице, они воздыхают, в жилище небесное облещись желая (2Кор. 5:2). При таком настроении многие благочестивые люди сподобились предузнать свою блаженную кончину.

Могут быть и другие причины, почему иные получают предвестие о своей смерти. Падают и праведные; но чтоб не погиб их труд, Бог путем откровения их судьбы, спасает их от отчаяния. В Печерской лавре был подвижник Еразм. Он имел большое богатство, и все употребил на украшение соборной Успенской церкви. Оставшись ни с чем, он впал в уныние, и стал жить рассеянно. Вскоре постигла его болезнь, и несколько дней он был как бы в беспамятстве. Но вдруг он встал здравый, и поведал окружавшим, что ему явилась Пресвятая Богородица, и сказала: «За то, что ты украсил Мою церковь, возвеличу Я тебя в царстве Сына Моего. Встань от одра, и кайся: в третий день Я возьму к Себе тебя, возлюбившего благолепие дома Моего». – На третий день Еразм скончался¹⁶⁰.

Иногда и людям нечестивым свыше объявляем был угрожавший им конец. Конечно такое предвещение не награда им и не утешение, но начало того суда, о котором сказано: лежит человеку единою умрети, потом же суд (Евр. 9:27). В сем смысле должно понимать предвещание, данное скупому богачу, которое он уже не мог обратить в свою пользу: безумне, в сию нощь душу твою истяжут от тебе (Лк. 12:20). Людям жестоким и гонителям веры особенно угрожали такие страшные предвещания. Когда, впадши в ересь, греческий император Анастасий начал преследовать православных, и двух патриархов сослал в заточение, то в одну ночь во сне ему явился муж величественный и грозный, который, показав ему раскрытую книгу, и тут же изгладив из нее число четырнадцать, сказал ему: «Вот, за твое вероломство, я изглаждаю четырнадцать лет из жизни твоей». Чрез два дня Анастасий в лютых мучениях умер¹⁶¹.

Ясно, что предвещание смерти, объявляемое некоторым, есть орудие в руках промысла Божия, утешающего праведных, восставляющего падших, карающего нераскаянных. С другой стороны и неизвестность смерти, общая для всех, имеет по назначению Божию, свою спасительную цель. И теперь многие каяться во грехах отлагают до старости, хотя не знают, доживут ли до нее. А если б каждый знал, сколько ему жить, то и рассчитывал бы на последние годы жизни, думая тогда уже позаботиться о душе своей. Посему скрывает Господь время нашей смерти, чтобы ее неизвестность побуждала нас всегда готовиться к исходу из земной жизни и суду. Помни последняя твоя, и во веки не согрешиши (Сир. 7:39).

Если же сам Бог не хочет, чтобы каждый знал время своей кончины, то неизвинительны усилия людей суеверных, которые прибегают даже к темным средствам, чтобы угадать предел своей жизни. Шестой Вселенский собор¹⁶² подвергает правилу шестилетней эпитимии тех, которые, желая знать свою судьбу, обращаются к гадателям и гадальщицам.

Однако святой Давид молился, чтоб ему сказана была его кончина. Что же? Молился, а не к гаданиям прибегал. Надобно еще вникнуть в сущность и цель молитвы его. «Скажи мне, Господи, – взывает он, – когда конец мой, и какое продолжение моих дней, чтобы я знал, как я ничтожен». Не потому просил сего Давид, чтобы пристрастен был к настоящей суетной жизни, но чтобы, видя быстротечность и краткость человеческой жизни, меньше привязываться к земле, и чаще очи возводить к Живущему на небеси (Пс. 12:2). Молитва Давида объясняется словами другого псалма: возжада душа моя к Богу крепкому живому; когда прииду и явлюся лицу Божию (Пс. 41:3).

А мы потому ли желаем предузнать кончину свою, что снедаемся желанием скорее достигнуть жизни будущего века? – Сколько между нами малодушных, которые по страху смерти и из пристрастия к настоящей жизни, ищут получить откуда-нибудь хотя слабое уверение, что им еще немало остается жить на свете! Бывают, по свидетельству Писания, и такие между людьми, которые, если б и получили предупреждение, что не прожить им долго, решаются короткий остаток своих дней отдать в жертву нечистым удовольствиям. Поощряя друг друга на худые дела, они говорят: станем есть и пить, ибо завтра умрем (2Кор. 15:32), и будем яко же не бывше (Прем. 2:1).

Но и без всяких предварений о дне кончины каждому должно быть известно, что не очень долго жить нам на земле, потому что смерть медлить не любит: помяни, яко смерть не замедлит (Сир. 14:12). Будем же, вместо прихотливых желаний в точности знать время кончины нашей, прилежно молиться, по руководству церкви, чтоб нам даровано было «прочее время живота нашего в мире и покаянии скончати». Аминь.

Бысть же умрети нищему, и несену быти ангелы на лоно Авраамле. (Лк. 16:22)

На иконе Успения Божией Матери изображается Она как бы уснувшею. У смертного одра Ее предстоит Иисус Христос, окруженный ангелами и апостолами, и в Свои руки приемлет Ее душу, излетевшую в младенческом образе из Ее пречистого тела. Что́ же, это изображение есть ли мечта иконописцев, или соответствует действительному событию?

Нет, это не мечта художников. Предание повествует, что когда для Приснодевы Марии приспело время кончины, к смертному Ее одру нисшел Божественный Сын Ее, окруженный небожителями, и Она «неизреченно веселящися и аки сладким сном уснувши, предаде в руце Его пресвятую Свою душу. И тако торжественно от небесных чинов душа Ея бе проводима в горняя, руками Господними несома. Провожаху же ю апостольская очеса, на видение то преславное смотрети сподобившияся»¹⁶³.

Повествование о том, как душа Божией Матери была восприята руками Господними, вполне соответствует и придает силу тому древнему верованию, что души людей благочестивых, по исходе из тела, приемлются ангелами и бывают ими сопровождаемы на небо. Такое верование было еще в ветхозаветной церкви и подтверждено самим Спасителем. В притче о богатом и Лазаре Он так изобразил блаженную кончину этого страдальца: «умер нищий, и отнесен был ангелами на лоно Авраамово». Не о теле это сказано, которое лежало бездыханно, но о душе. Так как ангелы посылаются Богом на служение или вспоможение тем, которые в сей жизни стараются и трудятся, чтобы наследовать спасение (Евр. 1:14); то они принимают и в час смерти телесной душу, Богу угодившую, и вводят ее в обители вечного спасения.

Отчего же при исходе души мы не видим ни ее, никого, кто бы ей сопутствовал, и об отшествии ее заключаем только потому, что уже нет в теле дыхания и других признаков жизни? – Оттого мы сего не примечаем, что существо души неудобозримо, ибо она невещественна и как в теле пребывает невидимо, так неприметно и исходит из него. Но отсюда еще не следует, чтобы она не могла никогда и нигде быть видима. Ангелы суть духи бесплотные, однако ж являлись людям в образе человеческом. Так для утверждения нашей веры в жизнь загробную бывали, по устроению Божию, случаи, когда душа, по исходе из тела, принимала вид младенца, или иное какое-либо очертание, например, голубицы, вылетающей из уст. Святой Григорий Двоеслов, которого сильно занимал этот таинственный предмет, свидетельствует, что «многие из тех, которые очищали око ума своею чистою верою и плодоносною молитвою, часто видали души, исходящие из плоти»¹⁶⁴. Он рассказывает несколько тому опытов, и один из них довольно передать теперь. Преподобный Венедикт стоял ночью на молитве. В самую полночь вдруг показался необыкновенный свет. Преподобный подошел в окну, чтобы лучше рассмотреть это явление, и видит он душу Германа, епископа Капуанского, на огненном круге несомую ангелами. Он поспешно стал звать к себе бывшего в другой комнате диакона, который, вошедши, застал еще конец видения. Послали в Капую узнать, что делается с епископом Германом. Посланный нашел его уже умершим, и оказалось, что он скончался в ту самую минуту, в которую святой муж увидел его возносимым на небо¹⁶⁵.

Для каждого неизбежен час смертный, и какая душа верующая не пожелает, по разлучении с телом, быть отнесенною ангелами на лоно Авраамово, в царство небесное? Как же удостоиться сего? – Слыша о блаженной участи Лазаря по смерти, напрасно, однако же, кто бы подумал, что нужно для этого быть нищим и лежать в страданиях. Ни бедность сама собою не спасет, ни богатство не погубит. Мало ли нищих, погрязающих в пороках, на которых прострется грозное слово: Таковая творящий царствия Божия не наследят (Гал. 6:21)? Мало ли бывало богатых, которых за их добрые дела приняли небожители в свои вечныя крови (Лк. 16:9)? Божия Матерь не была богатою, хотя при уважении к Ней современных христиан, а главное, при всемогуществе Божественного Своего Сына, могла бы быть окружена благами мира сего; не была однако ж бедна до такой степени, чтобы в потребном нуждалась; напротив, другим в нуждах помогала. Ее скромную жизнь и довольство Своим состоянием, Ее терпение в скорбях, Ее чистоту в чувствах, мыслях и словах, глубокую и крепкую веру примем себе в руководство. Подражая сим Ее добродетелям, и мы возможем при исходе из сей жизни удостоиться сопутствия и водительства ангелов к горним обителям. Аминь.

Дерзаем и благоволим паче отъити от тела. (2Кор. 5:8)

В сказании о бессмертном успении Пресвятой Богородицы пишется, что Она сама желала кончины, и слезно молилась о Своем от тела разрешении¹⁶⁶.

Что же, можем ли и мы по Ее примеру желать себе смерти?

Вопрос этот для любящих жизнь может показаться странным. Но в том и дело, что не все и не всегда любят жизнь, не все пристрастны к ней. Больной, терзаемый долговременными страданиями, потерявший надежду выздоровления, сам желает, чтобы смерть скорее окончила его мучения. Человек, усвоивший себе вредные учения, увлекаемый страстями, смотрящий на жизнь, как только на время и средство наслаждения, но встречающий препятствия своим худым наклонностям, иногда и угрызаемый своими бесчестными поступками, сам начинает искать смерти, и как она не приходит, то несчастный решается даже на самоубийство.

Такое искание смерти безусловно преступно, ибо есть следствие отчаяния, которое влечет неизбежную и вечную погибель. Но и в болезни просить смерти не совсем извинительно; ибо это есть признак малодушия, недостаток надежды на Бога, который, попуская искушение, обещает нам и облегчение, чтобы понести (1Кор. 10:13).

Совсем инея побуждения у людей благочестивых, когда они желали своей кончины и молились о ее ниспослании. О сем воздыхаем, говорят они, в жилище наше небесное облещися желающе. Живуще в теле, отходим от Господа; дерзаем же и благоволим паче отъити от тела, и внити ко Господу (2Кор. 5:7,8). Не то здесь говорится, чтобы тело само по себе удаляло душу от Господа; но то, что, пребывая в теле, живя на земле, никто не достигает полноты боговедения, ибо верою ходим, а не видением, никто не может быть блаженным, ибо нет на земле полного счастия, а бедствия и скорби неизбежны, и доколе мы в теле сем, воздыхаем отягчаеми. Тяготясь сим бременем, души благочестивые усиленно желали внити ко Господу, в Его вечные кровы, в небесное царство, где все видят Его, якоже есть (1Ин. 3:2), где нет ни печали, ни воздыхания. Для истинных рабов Божиих разлучение с телом не есть смерть, но преставление от печальнейших на полезнейшая и сладостнейшая, и на упокоение и радость¹⁶⁷; для них жизнь – Христос, и смерть – приобретение (Флп. 1:21). Посему апостол писал о себе: «Желание имею разрешиться, и быть со Христом; ибо это несравненно лучше, нежели оставаться во плоти» (Флп. 1:23,24). Так и Пресвятая Богородица пламенно молилась к Сыну и Богу своему, «да от сего плачевнаго удолия поймет Ю к Себе в горняя некончаемая радования».

Чем же приобретается дерзновение, чтобы так желать и так молиться? – Стремится девица из места воспитания в свой родительский дом, желая не только облобызать родителей, с которыми долго была в разлуке, но и порадовать их своими успехами и услышать от них похвалу, что́ было для нее немалым побуждением и учиться прилежно и вести себя неукоризненно. Горит желанием христианская душа возлететь в горнее отечество к Отцу небесному; но по сему самому во время земного воспитания не оставляет своей ревности, чтобы подвигом добрым подвизаться, возделывать данные ей от Бога таланты и получить от Него мзду. Назначение настоящей жизни требует, чтобы мы были верны своему призванию, чтобы исполняли свои обязанности. Апостол желал умереть, но хотел и еще пожить, ради своего проповедничества: еже жити ми телом, сие плод дела (Флп. 1:22). Объясняя сии слова, Златоуст говорит: «Значит настоящею жизнью должно пользоваться, чтобы приносить плод. Ежели же она бесплодна, то уже не жизнь. В нашей воле, жить хорошо, или худо. Но Бог дал тебе жизнь, чтобы ты жил для Него»¹⁶⁸.

Итак главная наша забота в том, чтобы неопустительно приготовляться к смерти покаянием и добрыми делами. Это самое мы внушаем себе сами, когда при богослужениях у Господа просим христианской кончины жития нашего не только безболезненной, но и непостыдной. Аминь.

Обаче человеческаго предъутвержденна завета никтоже отметает. (Гал. 3:15)

Когда архангел Гавриил предвозвестил Божией Матери день Ее успения, Она дозволила, чтобы собрались к Ней сродники и знаемые, и объявила им свои последние желания. «Заповеда же о своих двух ризах, да даны будут двум вдовицам, яже Ей со усердною служаху любовию. Такожде и о пречестном теле Своем завеща, да в Гефсиманстей веси будет погребено»¹⁶⁹. Все сие в точности исполнено, и поныне верные поклоняются гробу Богоматери, близ места, где божественный Сын Ее принес свою предсмертную молитву.

Если от сего умилительного примера обратимся к настоящему течению дел, то нетрудно приметить, как поверхностно и слабо уважение к последней воле отходящих из сей жизни. Умирает человек и с ним оканчиваются его начинания, рассыпаются, как прах, его заветные желания. Родственники его стараются по-видимому соблюсти все погребальные обычаи, не только церковию благословенные, но по местам и суеверные, чтобы не навлечь осуждения от молвы людской; а между тем оставляют без внимания распоряжения почившего; даже бывает, что усиливаются уничтожить письменное его завещание, или уклониться от исполнения его, и предается ими навсегда забвению тот, кому сами просили петь «вечную память».

Не так следует поступать. Всякое завещание усопшего, не противное закону, должно быть свято исполняемо.

Апостол Павел, указывая на обычай уважать завещания, обычай всюду и издревле известный, говорит: человеческаго предъутвержденна завета никтоже отметает. Когда завещание дано, и оно не противоречит установлениям ни священным, ни гражданским, то не должно быть отменяемо, или дополняемо, или нарушаемо. Его обязательная сила опирается на взаимных отношениях людей. Кто связан с завещателем дружеством, родством, полученными благодеяниями, или данным ему согласием исполнить завещаемое, тот и обязан сделать сие. Дети, как при жизни родителей, должны слушать их, так и по их кончине исполнять волю их. В книге Товита сохранилось его завещание, в котором он трогательно заповедует сыну похоронить его, почитать и покоить мать свою, удаляться греха, давать милостыню бедным, любить своих собратий, просить во всех делах успеха от Бога, и в заключение внушает: «помни, сын мой, заповеди мои, и да не изгладятся они из сердца твоего» (Тов. 4:19). В той же священной книге повествуется, как усердно исполнил почтительный сын завещание отца своего.

Изъявление последней воли умирающего имеет священное значение. Это есть не простое требование или препоручение, но мольба к ближним, соединенная с призыванием Бога Свидетеля и Судии. Часто завещатели Христом Богом заклинают, чтобы не отвергнуты были их желания, чтобы не нарушены были их распоряжения. Завещания же письменные обыкновенно начинаются словами: «во имя Отца и Сына и Святого Духа». Посему христианское человеколюбие требует, чтобы к таким убеждениям внимательны были те, к кому они обращены. Как утопающий, не имея сил бороться с волнами, взывает о помощи, так и умирающий, бессильный, видя, что пришло ему время все оставить, выражает желание своего сердца пред теми, на распоряжение которых надеется. «Не может усопший представить дел милосердия? Не может уже творить милостыню? Но можешь ты за него»¹⁷⁰, и особенно, если он оставил, что подать. Души отшедшия и в загробной жизни не престают желать, чтобы их завещания непременно исполнялись. Один благочестивый старец поведал, что ему некогда случилось проходить мимо усыпальницы, и видит он, что стоит там человек недавно похороненный, черный, как уголь. Мертвец, подозвав его, проглаголал: «Мною написано в завещании, сколько раздать на избавление души моей; но не дали ничего. Скажи, чтобы отдали: ибо если сего не сделают, таким я останусь, как видишь»¹⁷¹. Надобно посему полагать, что души томятся, если ими завещанное не исполняется, и получают отраду, как скоро приводится в исполнение.

Но и верные исполнители завещаний не забыты у Бога. Доброе дело приносит свой плод. В Священном Писании, нам в наставление, повествуется о Рехавитах, которые, получив от своего родоначальника Ионадава завещание, между прочим, о том, чтобы не пить вина, хранили строгое воздержание. Для их испытания пророк, по повелению Божию, поставил им полные чаши; но они пить отказались. Тогда объявлено им благоволение Божие в том, что не отнимется в их роде муж, «предстоящий пред лицом Всевышнего во все дни» (Иер. 35:19).

Да хранит вас Господь от рановременной утраты близких вашему сердцу и родных. Но если бы кому тяжко больной расположился доверить свои предсмертные распоряжения, долг человеколюбия требует успокоить умирающего и ответить, как Товия своему отцу: «исполню все, что ты мне завещаешь» (Тов. 5:1). Аминь.

Темже прежде времене ничтоже судите. (1Кор. 4:5)

В одной богослужебной книге пишется: «Пречистыя Девы Марии и Богородицы всего лета различная празднования и чествования церковь совершает; но праздник Успения Ее всех превосходит»¹⁷². Праздник этот чтится предшествующим двухнедельным постом; совершается с преимущественным церковным великолепием; песнопения службы успенской отличаются особенною умилительностию и силою, и продолжается празднование Успению долее других Богородичных праздников, девять дней. К сему должно припомнить, как много существует храмов приходских, соборов и монастырей, именуемых «успенскими».

В той же церковной книге указана и причина, почему день Успения поставляется выше других праздников Богородичных: «Понеже никтоже прежде смерти достойне блажим бывает». Как бы ни велики были достоинства человека, беспристрастная и полная оценка его действий и заслуг может быть только после его смерти; прославление живого преждевременно.

Пресвятая Дева Мария, как избранная Матерь Божия, как благословенная в женах, «и прежде успения бе достойна блажима быти». Хотя о Своем ублажении Она и сама предрекла (Лк. 1:48); но Ее достоинства и добродетели сокрыты были под покровом Ее смирения и не видно, чтобы при Ее жизни восписуемы были Ей какие-либо восхваления. Ее прославление на небе и на земле настало после Ее кончины. Самое Ее успение сопровождалось дивными чудесами. Оно предвозвещено было архангелом; к Ее смертному одру явились апостолы, из разных стран на облаках принесенные; святую душу Ее, видимо для окружающих, принял сам Божественный Сын Ее, и всечестное Ее тело в третий день воскресло. Затем в последующее время церковные писатели восхвалили Ее жизнь, добродетели и подвиги, речами, сказаниями и песнопениями, – Ее чистоту и целомудрие, трудолюбие, пребывание в молитве, пощение, терпение, милосердие, Ее кротость и смирение. И поныне «слава Ее боголепная богоподобными сияет чудесы»¹⁷³.

Некогда Коринфяне восхваляли апостола Павла, как своего учителя. Труды его проповеднические вполне сего были достойны. Но он ограничивал своих хвалителей. «Для меня очень мало значит, как судите обо мне вы (1Кор. 4:3). Не судите никак прежде времени, пока Господь не осветит сокрытое во мраке и не обнаружит намерения сердечные» (1Кор. 4:5).

В сокровенности души заключается главная причина, почему неудобно прославлять и достойных при жизни их. Деятельность человека имеет внешнюю, для посторонних удобопознаваемую сторону, и таинственную, в глубине души лежащую. Почему и сказано: кто весть от человек, яже в человеце, точию дух человека, живущий в нем (1Кор. 2:11)? Дела его наружные могут быть достохвальны, а побуждения сердечные и цели предосудительны. Посему иногда то, что иные предпринимали, как казалось, для общего блага, по причине их скрытого и хитрого своекорыстия, сопровождалось впоследствии великим вредом. Разве не были превозносимы похвалами, как благодетели человечества, такие общественные деятели, которые потом оказывались разорителями многих, обманутых ими, лиц и семейств? Очень нередко развращенные сердцем скрывают под личиною добродетели свои страсти и пороки, и, наоборот, лица высокой нравственности, избегая славы человеческой, таят от взора посторонних доблести души своей. Представим себе двух нищих. Один сидит, прося милостыню ради Христа и творя молитву. Болезненный вид его и худая одежда убеждают всякого, что это раб Божий, проводит жизнь в нужде и терпении. Умирает он, и в его рубищах находят зашитые деньги. Ясно, что, алкая и претерпевая лишения, он работал не Богу, а идолу корысти. Так наружность обманчива. Другой нищий просит богатого, но благочестивого человека, чтобы тот позволил ему привитать при вратах своего дома. Нищелюбец позволяет и дает ему пропитание; но странник все получаемое отдавал другим нищим, а сам довольствовался только хлебом и водою. Предаваясь молитве и другим духовным занятиям, терпя от прислуги насмешки, он семнадцать лет провел в своем подвиге. Когда он умер, кончина его ознаменовалась чудесами, и открылось, что это был родной сын того, при доме которого жил, – Алексий, человек Божий¹⁷⁴. Так Господь прославляет истинно достойных славы.

Искать славы, яже от Бога (Ин. 5:44), спасительно, и сподобиться ее, для души вожделенно; а домогаться в обществе прославления суетно и тщетно. Многие как бывают неудержимы в своем порицании ближних, так неумеренны в восхвалении тех, кого хотят или имеют надобность хвалить. Простое исполнение долга, благотворение, хотя и значительное, но по состоянию благотворителя, ничего для него не значащее, предначинание чего-либо общеполезного, не требовавшее, впрочем, от начинателя ни ума, ни труда, – все это толпа хвалителей возводит в подвиг, великое дело. Наступает какой-нибудь знаменательный день в жизни и службе начальника. Являются к нему подчиненные с приношениями и речами; в лицо ему превозносят высокие качества его души, излагают последовательно его похвальные мероприятия и деяния, описывают свое счастие быть под его управлением. Но за порогом его дома некоторые из этих самых хвалителей начинают говорить совсем противоположное. На замечание, что это двоедушно, не искренне, они отвечают, что они приходили к начальнику его приветствовать, сказать ему приятное, а не порицать его; заочно же можно о ком угодно говорить правду. С своей точки зрения такие судьи правы; ибо каждый начальник имеет свои достоинства и недостатки, и нет человека без греха. Только остается признать за несомненное то, что прославление лиц, хотя и достойных, но живых, едва ли может быть чуждо односторонности, преувеличений и лести. По замечанию святого Григория Богослова, тех хвалить ничто не препятствует, «которые уже переселились от нас, которым и льстить уже поздно, потому что они оставили, как все прочее, так и хвалителей и порицателей»¹⁷⁵.

Если кто, трудясь ради Бога и ища горней славы, при успехах своей общеполезной деятельности, колеблется мыслию и о прославлении от людей, тот да приимет предостережение от святого Златоуста, который поучает: «Желающему той и другой славы невозможно получить той и другой вместе. Правда, можно достигнуть и той, и другой, но только в том случае, если будем желать не обеих, а одной небесной, если будем убегать славы человеческой»¹⁷⁶. Отцы ублажение в лицо не только признавали опасным «для того человека, которого имя выше дел его», но и думали, что «оно вредит и достигшим в меру духовного преуспеяния»¹⁷⁷. Все же мы, не позволяя себе осуждать ближних, будем осмотрительны и правдивы и в похвалах им. Надобно при случае умолчать, а не льстить, помедлить осуждением, а не руководствоваться человекоугодием. Прежде времени ничтоже судите. Аминь.

Умре же и богатый, и погребоша его. (Лк. 16:22)

Успение есть кончина, смерть, за которою следует погребение. Ныне мы воспоминаем Успение Божией Матеря. Какое же было Ее погребение?

Когда приспело время, апостолы подняли одр с пречистым телом на свои рамена, и шествие направилось в Гефсиманию. Впереди Иоанн Богослов нес райскую ветвь, которую дал святой Деве архангел Гавриил, предсказав Ей кончину. Несомый одр сопровождали священнослужители с кадилами, и верующие с возженными свечами. На всем пути возглашалось исходное пение; Петр апостол предначинал псалмы и другие песнопения; прочие пели, часто повторяя «аллилуия». Дошедши до погребальной пещеры, положили туда одр, с пречистым телом, которому воздали последнее поклонение, продолжая еще потом псалмопения¹⁷⁸. Так просто, но благочестно и умилительно совершилось Ее погребение.

Представим себе нынешние похоронные обычаи: вполне ли соответствуют они древней христианской церковности – простой, чистой и трогательной? Не говорим о людях невежественных, которые унижают достоинство христианского погребения, присоединяя к нему суеверные действия; посмотрим на то, чем христиане небедные и образованные стараются почтить своих покойников.

Древний обычай нести тело на руках (Лк. 7:12) до могилы, соблюдаем был повсеместно и у нас; он служит выражением любви родных и знаемых к умершему. Ныне по городам вошла в употребление печальная колесница: она печальная не потому только, что на ней возлагается жертва смерти, но и потому, что с своими украшениями и принадлежностями представляет грустную картину мирской суетности, неуместной пышности и тщеславия. Похоронную колесницу окружают факелоносцы и другие приставники, в одеянии, не свойственном священному делу, которые не снимают своих шлемов и пред святыней. Народ толпами собирается, только не для того, чтобы воздохнуть к Богу о новопреставленном, а чтобы посмотреть на это движущееся зрелище и, быть может, похвалить распорядителей, если они не пожалели для него издержек. В притче сказал Господь: умре богатый, и погребоша его. Нет сомнения, что похороны эти по своему времени были великолепны, и не забыто было ничего, чтобы почтить богатого покойника; но Спаситель оставляет все это без упоминания, а внушает только нам, что этот богач, сый в муках, и увидев Лазаря в блаженном состоянии, возымел надежду получить чрез него прохладу, и не получил желаемого. Прямое отсюда заключение, что пышность похорон не поможет умершему. «Честь для него, – говорит святой Златоуст, – составляют священные песни и псалмопения и добрая жизнь. Такой человек отходит отсюда с ангелами, хотя бы никого не было при его останках. А человек развратный, хотя бы целый город провожал его, не получит от сего никакого плода»¹⁷⁹.

Правда и у нас исполняются погребальные песнопения, по чину священного отпевания. Но как исполняются? – Апостолы три дня при гробе Богоматери совершали молитвы и псалмопения. А у нас и краткое отпевание для иных отяготительно. Они или выходят из храма, или, стоя у гроба, позволяют между собою разговоры. Эта холодность к душе отшедшей произвела то, что и самый чин погребения отправляется сокращенно; не только не поются, но и не читаются песнопения «за усопшего, необходимейшие, – как заметил один церковный писатель¹⁸⁰, – к умолению Бога». Вместо полезных, для души отшедшей, песнопений, вошло ныне в обычай говорить надгробные речи, в которых допускаются напряженные и преувеличенные похвалы умершему, а иногда и выражения, достойные смеха.

К числу нынешних похоронных обычаев относится и украшение гробов цветами. Несена была при погребении Богоматери живая пальмовая ветвь. Но и та ветвь была необыкновенная, ибо испускала отблеск света неземного; и значение ее особенное: она была предвестием, что Приснодева «и по смерти жива», и вечно пребудет во свете неувядаемой славы. Покрывающие же своих покойников цветами, что отвечают, для чего это делают? Одно, что так ныне принято, из уважения к умершим. Но и язычники, не имея упования жизни будущей, для прославления своих мертвецов, между прочим, украшали их бездушные тела живыми цветами и зелеными венками. Достоин ли такой обычай подражания, показал святой Григорий Богослов, который при погребении своего брата Кесария, во всеуслышание говорил: «Прочь от меня с теми языческими обрядами, в которых насыпями, приношением начатков, венцами и свежими цветами упокоивали усопших человеков, покоряясь более отечественному закону и неразумию горести, нежели разуму»¹⁸¹.

Скажут: изменить современные обычаи не от нас зависит. – Но в нашей воле не во всем им следовать. Никто не обязывает делать то, что несогласно с духом и правилами православной церкви. «Ты хочешь почтить умершего? – Почти его милостынями, благотворениями, литургиями¹⁸². По смерти кого-либо из присных созывай нищих, проси священников молиться, чтобы умерший получил упокоение, чтобы Судия был милостив к нему¹⁸³. Из собственного его имения, или из твоего, из чего хочешь, окажи ему помощь. Он не может представить своих дел милосердия: пусть будут родственные. Не имеет совершенных им самим: пусть будут совершаемы за него»¹⁸⁴.

Но как всем неизбежно умирать, то каждому самому нужно готовиться в смерти. И в этом нас руководит пример Богоматери. Она уготовляла Себя не только святостию и молитвою, но и благотворениями. Что имела, Сама раздавала, и две Свои последние одежды завещала отдать вдовицам, которых содержала на Своем иждивении. Постараемся и мы хранить чистоту душевную, удаляясь от грехов; будем употреблять на пользу ближних то, что имеем и приобретаем; до конца дней наших пребудем верными чадами православной церкви, чтобы по исходе нашем заупокойные о нас молитвы оказались полезными душам нашим. Аминь.

Желание имый разрешитися, и со Христом быти, мною паче лучше. (Флп. 1:23)

Божия Матерь сама желала, чтобы незамедлительно послан был Ей конец земной жизни. Однажды, когда Она о сем прилежно молилась, предстал Ей архангел Гавриил, и возвестил, что чрез три дня исполнится Ее желание¹⁸⁵. Как предсказано, так и последовало Ее блаженное успение.

Не может ли каждый из нас, подражая общей нашей Матери и Заступнице, желать себе скорой кончины?

Желание смерти достохвально или предосудительно, смотря по тем побуждениям, от которых оно проистекает.

Желают смерти те самоубийцы, которые с намерением и с сознанием на себя руки налагают. Но такое желание противоестественно, ибо никтоже когда свою плоть возненавиде (Еф. 5:29), – почему и не дано нам особой заповеди о хранении жизни. Однако ж решимость насильственно прекратить ее законопреступна. Жизнь нам дана Тем, Кто мертвит и живит (1Цар. 2:6); и мы должны отдать отчет за нее до последнего естественного ее предела. Кто покушается на себя, тот восстает против Божия установления и изобличает в себе признаки неверия, гордости и отчаяния. Такие несчастные или совсем не верят в будущую жизнь, осуждая себя на ничтожество, и говоря: самослучайно есмы рождени, будем, якоже не бывше (Прем. 2:2), или сомневаются, что самоубийство непростительно, и не верят в угрожающее им осуждение, а обольщают себя мечтою, что получат прощение, насильственно отворив пред собою двери гроба и самовольно оставив подвиги земной жизни, тогда как и подвижник не увенчавается, если незаконно будет подвизаться (2Тим. 2:5). Они горделиво почитают себя властными распорядителями своей жизни, пренебрегая Того, Кто дает всем жизнь и дыхание (Деян. 17:25). Недовольные собой и судьбой своей, они ропщут, доходят до отчаянной мысли, что им незачем жить, и при новых неудачах ищут смерти.

Впрочем, бедствия иногда так продолжительны и жестоки, что ослабляют терпение человека верующего, возбуждают в нем желание смерти. Бывают, например, такие тяжкие болезни, что больные не знают ни на один час покоя, непрерывно мучаются, и поэтому желают, чтобы смерть поскорее прекратила их страдания. Это желание, хотя в нем есть недостаток мужества, по немощи нашего естества извинительно и не богопротивно, доколе не уничтожает в душе преданности воле Божией.

Желание смерти является, как доблесть души, когда оно проистекает из побуждений веры и любви к ближним. По учению Христову, нет больше любви, если кто душу за братий своих положит (Ин. 15:13). Одушевляемые самоотвержением – готовы на смерть. Старец Елеазар, восстав с семейством Маккавеев на защиту отечества, говорил окружавшим: «мужественно расстаюсь я с жизнию, и оставляю добрый пример юным охотно умирать за досточтимые законы (2Мак. 6:27,28). Так и ныне многие идут на войну, побуждаемые достохвальным желанием принести свою жизнь на жертву отечеству. – Венец мученичества также достигается решительным желанием смерти, которое поощряет сам Господь, сказав: Иже погубит душу свою Мене ради и Евангелия, той спасет ю (Мк. 8:35). Все мученики, Христа «ищуще, страдальчествовали; умирали за Него, чтобы жить с Ним». «Я связан за Христа, – писал христианам Игнатий Богоносец. – Я горю желанием умереть за Него. Лучше принять смерть за Христа, нежели царствовать над всею землею»¹⁸⁶.

Жизнь со Христом есть высшее побуждение для христианина желать себе перехода в вечность. Все святые подвижники и Божии угодники, почитая тело темницею души и землю страною пришельствия, горняя мудрствовали, вышних искали, идеже есть Христос (Кол. 3:1,2). Апостол Павел рассуждал, что оставаться ему в теле нужнее для проповеди евангельской, для блага новообращенных в христианство; но несмотря на это святое призвание, он не мог победить в себе желание отрешиться от тела. Почему же? Чтобы быть со Христом. Это, по его убеждению, «несравненно лучше». Посему и свидетельствовал о себе: Дерзаем и благоволим паче отъити от тела и внити ко Господу (2Кор. 5:8). Так Божия Матерь желала Себе кончины, не по причине скорбей житейских, ибо когда они находили, их мужественно переносила, – но «объята бысть желанием непрестанным, еже видети превожделенное лице Сына Своего и с Ним на небесех жити». Посему и Гавриил архангел, возвестив Ей успение, – «ждет, рече, Сын Твой и Бог наш пояти Тебе в горнее царство, да живеши и царствуеши с Ним в бесконечные веки»¹⁸⁷.

Если мы еще не возросли до той высоты, чтобы, презирая земное, стремиться к небесному; если не можем препобедить в себе привязанности в сей жизни: то предостережемся, да не нази обрящемся (2Кор. 5:3) от добрых дел, когда определением Божиим позваны будем в другой мир, и позаботимся «прочее время живота нашего в покаянии скончати». Аминь.

Праведник, яко финикс, процветет. (Пс. 91:13)

Приснодева Мария почитала для себя вожделенною кончину, желая пребывать в иной жизни с Божественным Своим Сыном. Однажды, когда Она по обычаю совершала молитву на горе Елеонской, и о сем молилась, предстал архангел Гавриил, и возвестил Ей, что чрез три дня последует Ее успение; при чем вручил Ей финиковую ветвь, о которой сказал, чтобы Она была несена пред Ее гробом. Возвратившись домой, Божия Матерь поведала Иоанну Богослову, у которого жила, о бывшем явлении, и завещала, чтобы он нес эту райскую ветвь пред Ее погребальным одром; что в точности было исполнено¹⁸⁸. Согласно сему священному преданию, на иконе погребального шествия в Гефсиманию с телом Богоматери, Иоанн Богослов изображается несущим впереди пальмовую ветвь.

Откуда же взял, и как мог принесть эту ветвь ангел, по существу бесплотный? – Предание не говорит о сем. Но если Бог может, Как сказано, и «из камней воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3:9); то по Его же воле и всемогуществу являлись ангелы в человеческом образе. Они ходили, говорили, пели, держали в своих руках вещи, как люди, не призрачно, а действительно. Посему и архангел Гавриил подал Богоматери пальмовую ветвь, свежую, с живого дерева снятую.

Вместо изысканий неразрешимых, предложим вопросы, не бесплодные для ума и сердца. Какое значение имела финиковая ветвь, поданная ангелом Божией Матери? И какое отсюда назидание для нас?

Пальмовое дерево, по своей крепости, постоянной зелени листьев, по цветам и плодам, издревле служило указанием превосходства, победы, торжества и бессмертия. Иисуса Христа, при входе Его во Иерусалим, «людие сретоша, ваиа от финик в руках держаще», как знамение Его победы над смертию и Его воскресения¹⁸⁹. Подобно сему и финиковая ветвь, с которою ангел явился Божией Матери, была знамением Ее превосходства, Ее торжества над телесною смертию и блаженной жизни со Христом. «Ты будешь жить и царствовать с Ним вечно», – возвестил архангел. И действительно, чрез три дня после Ее погребения, апостолы, открыв Ее гроб для утешения Фомы, тела Ее не нашли; но увидели Ее на воздухе, окруженную небесными силами и сияющую Божественною славою.

Вошло ныне в обычай окружать гробы покойников зеленью и цветами. Какой духовный смысл соединяется с этим обычаем, еще не объяснили те, которые ему следуют. Быть может, тут имеется в виду и то, чтобы запах тления заглушать благоуханием растений. Но печальная действительность дает себя чувствовать, и нередко бывают нужны более сильные средства, чтобы менее ощущалось зловоние, исходящее из гроба. Если при погребальном одре Богоматери была пальмовая ветвь, то есть здесь глубокий смысл: ветвь эта служила указанием, что Она превосходила всех людей Своими совершенствами. Ее жизнь была поучительным выражением того, что сказано в Писании: Праведник, яко финикс, процветет. Цветет он своею верою и любовию. Как пальма покрывается бесчисленными цветами и потом прекрасными плодами; так человек благочестивый украшается добродетелями и духовными подвигами, которые служат и к назиданию других. Труды его пойдут за его гробом и в иную жизнь. Блажени мертвии, умирающии о Господе. Дела бо их ходят в след их (Откр. 14:13). Тайнозритель видел их, стоящих пред престолом и пред Агнцем: они облечены были в белые одежды и в руках держали финиковые ветви (Откр. 7:9). Одежды белые означают, что они сохранили чистоту веры до конца; а пальмовые ветви служат знаком, что они мужественно перенесли скорби земной жизни, были победителями греха и ревностными поборниками правды и добра.

Не помогут покойнику цветы и венки, которыми украшает гроб его усердие близких к нему лиц. Пока мы живы, приимем урок от ветвей зеленеющих, цветущих и плоды приносящих. Требуется и от нас духовное цветение и плодоприношение, – правая вера, чистое сердце, любовь, терпение и доброе житие. Сим путем приобретается неувядаемый славы венец (1Пет. 5:4), как сам Мздовоздаятель изрек: Буди верен до смерти, и дам ти венец живота (Откр. 3:10). Аминь.

Сынове человечестии в крове крилу Твоею надеятися имут. (Пс. 35:8)

Промысл Божий всегда бдит над нами, и чтобы мы не унывали, а надеялись, проявляет себя иногда в знамениях и чудесах. Побуждением к надежде на помощь свыше служит и событие, нынешним праздником воспоминаемое.

Во время всенощного бдения на первый день октября, во Влахернском храме, святой Андрей и ученик его Епифаний видели Божию матерь, идущую от царских врат, по воздуху, в сопровождении апостолов и других небожителей. На средине храма Она остановилась, и коленопреклоненная молилась за народ православный; потом взяла в Свои руки покрывало, которое было на главе Ее, и простерла покров этот¹⁹¹ над предстоявшими тогда в храме.

Святой Давид, указав на то, что Господь не только людей, но и животных милует и хранит, в предведении восклицает: «Сыны человеческие под осенением крыл Твоих будут покойны». Они живут без боязни и спокойно, предаваясь промыслу, и если б угрожала какая опасность, уповают от нее укрыться в крове Бога небесного. Кокош собирает около себя птенцов, и они, когда чего испугаются, спешат под ее распростертые крылья. И над нами простерт вышний покров, под которым все скорбящие и бедствующие могут найти себе убежище и защиту. То, что́ видел святой Андрей, было проявлением покровительства Царицы небесной роду христианскому. Матерь Спасителя нашего, бывши началом нашего спасения, являет Себя и посредницею Его о нас промышления, «подательницею божественные благости». В сем нас уверяют чудотворные иконы Ее, в том числе и чтимая в нашей области, Касперовская. Покров, которым осенила некогда Божия Матерь молившихся в храме Влахернском, простирается и на все страны православные. Сим ободряемые «под кров Твой, Владычице, мы земнороднии прибегаем».

Но все ли прибегающие получают, чего ищут и желают? Каких сынов человеческих святой Давид разумел, о которых предсказывал, что они в крове крыл Всевышнего будут покойны? – Этих сынов человеческих псалмопевец, противополагая пребеззаконному (Пс. 35:2), и на ложи своем умышляющему беззаконие (Пс. 35:5), далее отличает, как ведущих Бога (Пс. 35:11) и правых сердцем. Следовательно, по слову пророка, надеятися имут в крове крыл Всевышнего только души верующие, кающиеся, благочестивые. Так и благодатная ткань покрова Богоматери, простертая всюду, хотя ниспускается и на грешных, но таких, которые каются во грехах своих, не хотят погрязнуть в пороках и помышляют об исправлении своей жизни. Несомненно, что в тяжелые дни, когда стала угрожать нам губительная болезнь, не одна какая-либо душа христианская, а и многие благочестивые жители града сего воздохнули о своей судьбе к Богу, приходили в храмы с сокрушенным сердцем, и слезно молились об избавлении от напасти. В сии дни Пречистая Владычица осенила нас пришествием Своего чудотворного образа, и мы слышим, что становятся реже случаи заболевания. Возблагодарим Царицу небесную, и постараемся быть достойными Ее милости, сердечно взывая к Ней: «Премени на радость печаль нашу¹⁹². Спаси нас, к Тебе прибегающих»¹⁹³. Аминь.

И рече Господь к Моисею: доколе преогорчевают Мя людие сии? И доколе не веруют Мне во всех знамениях, яже сотворих в них? (Чис. 14:11)

Кому из жителей сего града и здешнего края не известна икона Знамения? – Но всякому ли известно, почему она так называется?

Не бесполезно для незнающих изъяснить, а знающим напомнить, что означает и что нам внушает это название.

Икона Знамения весьма древняя. На ней изображены Богоматерь, молитвенно подъемлющая длани, и на лоне Ее Предвечный Младенец. Икона сия первоначально прославилась в Новгороде, где стояла в церкви всемилостивого Спаса. Во времена удельных междоусобий, в двенадцатом веке, соединенные войска нескольких князей подступили к Новгороду. Осажденным жителям его угрожала гибель неизбежная. В одну ночь тогдашний новгородский архиепископ услышал голос, повелевающий ему взять эту икону и, вознести на городскую стену. Объявив гражданам видение, он послал священнослужителей за иконою, а сам в соборе начал молебен; но посланные скоро возвратились, и с ужасом поведали, что она не двигалась с места. Все отправились в ту церковь, и в горьких слезах стали пред образом совершать молебствие. Когда запели: «Предстательство христиан непостыдное», икона заколебалась. Народ взывал: «Господи помилуй», а святитель принял икону на свои руки. Принесли ее на городовое укрепление, и там поставили ликом против неприятелей. Тучи стрел носились над осажденными. Одна стрела вонзилась в икону: тогда лик Пречистой Девы обратился к городу, и из очей Ее слезы падали на ризы святителя. В умилении архиепископ воскликнул: «Царица! Ты даешь нам знамение, что так прилежно молишься об избавлении нашем!» Вслед за сим в войсках неприятельских произошло смятение: враги стали поражать друг друга и обратились в бегство. От сего события усвоено иконе имя Знамения, и упрежден праздник в двадцать седьмой день месяца ноября.

Спустя более ста лет после сего события, в здешней окрестности, один зверолов нашел в лесу образ и, подняв его, увидел, что это икона Знамения. На том месте, где она лежала, показался источник воды. Слух о ее обретении привлек множество народа; а последовавшие чудеса подтвердили, что икона чудотворная. На месте ее явления построена была часовня, и приставлен священник. Но вскоре крымские татары часовню сожгли, икону рассекли на две части, а священника увели в плен. Выкупленный потом из плена, он возвратился на место, где была часовня, и к удивлению нашел там обе половины раздвоенной мечем иконы. Он сложил обе части, и они мгновенно срослись в одну целую дску. Малая и тонкая черта раздвоения, доныне с одного конца видимая, служит свидетельством, что икона была разделена, но что части ее не искусственным способом, а сверхъестественною силою совокупились воедино. Это и соединение иконы Курской также осталось навсегда ее знамением, как слезы были знамением иконы Новгородской.

Есть люди, которые на сии и подобные повествования священные набрасывают тень темного предания, и мало верят им. Доказательства истины, совершенно успокоительные для верующих, нисколько не удовлетворяют неверующих. Но как гибельно такое неверие, достаточно указать на один опыт в судьбах еврейского народа.

Исход этого народа из Египта был почти непрерывным рядом чудес. Однако ж израильтяне, скучая постною пустынною пищею и воздыхая о египетских мясах, стали роптать на Моисея и на Бога. Несколько успокоенные, уже подходили они к земле обетованной. Но чревоугодие и чувственность постепенно повергают человека в малодушие и неверие. В виду земли, текущей медом и млеком, вероломный народ колеблется мыслию, не лучше ли опять возвратиться в Египет, в землю рабства? Тогда Господь говорит Моисею: «Доколе будет пренебрегать Меня народ сей? И доколе не будет Мне верить при всех тех знамениях, которые делал я среди его?» Сколько после сего упрека ни ходатайствовал Моисей за свой народ, Бог народов и вождей изрек Свой приговор: «Все, которые видели знамения Мои в Египте и в пустыне, и не слушали гласа Моего, не увидят земли обетованной; все пренебрегшие Меня, не увидят ее» (Числ. 14:22, 23). И действительно, все, вышедшие из Египта, кроме двух человек, положили свои кости, во время сорокалетнего странствования в пустыне.

Остережемся, как бы не случилось что-либо подобное и во время нашего земного странствования. Много в нашем отечестве было знамений и чудес; бывали они и в наши дни. Знамения сии внушают нам чтить истинного Бога, Который есть один, творяй чудеса (Пс. 74:15). Если кому и не вполне известны подробности и доказательства, как совершилось то, или другое чудо, во всяком случае лучше веровать, нежели не веровать. Ибо вера есть опора души и основание надежды; а неверие есть разрушение спасительных убеждений и путь к отчаянию. Кто верует всему, что Бог сказал и сделал, тот с упованием прибегает и к заступлению Пречистой Богоматери, и спокойнее смотрит на свою будущность. А какая будущность, в ком и в чем успокоение для тех, для которых, чрез неверие, все погибло?

Итак не достаточно знать, что существует икона Знамение; а надобно веровать, что это есть действительно знамение Божией благости (Пс. 85:17), воздвигнутое среди нас для ободрения нашей надежды, для руководствования нашего ко спасению.

В таком духовном, устроении, «честнаго Твоего образа знамение празднующе, Богородительнице, верою Тебе взываем: Радуйся, Дево, христиан похвало!»¹⁹⁴ Аминь.

И другим градовом благовестити ми подобает царствие Божие. (Лк. 4:43)

Известно, что чудотворная икона Знамения, нарицаемая Курская, обретена в здешней окрестности жителем Рыльска, и первоначально переносима была в тот город; но там не осталась и, несмотря на усилия граждан удержать ее, чудесным исчезновением возвращалась на место своего явления.

Наблюдательные к путям промысла Божия могут прийти в недоумение: почему же икона Знамения не осталась в том городе, а чудесно возвращалась на прежнее место?

Скажем ли, что тогдашние жители города Рыльска были грешны и недостойны такой святыни, а будущие жители здешних мест, тогда еще пустынных, будущим благочестием своим наперед вызвали сию милость Божию? – Избави нас Бог от такого фарисейского тщеславия и осуждения других. Уже то служит к похвале городу Рыльску, что одним из его жителей и обретена икона. А их общее усилие удержать ее у себя прямо свидетельствует об их вере и благочестии: ибо цель их была та, чтобы пред новоявленной святыней всегда молиться и ее заступлению вседушно предаваться. Желание очевидно святое; но тем удивительнее, почему в населенном городе том икона не осталась и скрылась сюда в пустыню.

Пришел Господь во град Капернаум. Там Он проповедывал Евангелие и исцелял больных, какие были в городе, в том числе и тещу Петрову от горячки. Его учение и чудеса так привлекли к Нему капернаумских жителей, что когда Спаситель отходил от них в пустыню, они старались удержать Его, просили, чтобы не оставлял их. Но Христос им сказал: и другим градовом благовестити ми подобает царствие Божие, и из пустыни уже не возвратился к ним, а начал проповедывать в пределах галилейских.

Приспособительно к сему обстоятельству, можно угадывать цель промысла Божия, почему чудотворная икона Знамения не осталась в городе Рыльске, а возвратилась в здешнюю область. Не водворилась бы эта святыня здесь, если б наши окрестности обречены были на всегдашнее запустение и неудобны были к населению: ибо чудеса бывают не для мест пустынных и безлюдных, а для вразумления и спасения людей. Подобало сей явленной иконе, да благовестит и другим градовом царствие Божие. И действительно, сделавшись известною по своим чудотворениям, она в престольном граде Москве, в Путивле, в Белеграде, и особенно в окрестностях Курских благовествовала силу веры православной, и способствовала в нашем крае процветанию благочестия христианского. Нынешний, значительный город Курск обязан ей своим существованием. Разоренный татарами, он пришел в совершенное запустение, так что, когда явилась икона Знамения, на том месте, где мы теперь, рос дремучий лес. Но царь Феодор Иоаннович, узнав, какими икона эта ознаменовалась чудесами, и сам пожелал воздать ей поклонение, и дал повеление снова населить до основания срытый город Курск. Ее защите он был обязан и своим спасением от осады ляхов, после чего устроен на этом месте монастырь. А кто из нас не знает и не видит, какое стечение народа из разных, даже отдаленных мест бывает при перенесении ее в Коренную Пустынь и обратно? Не ясно ли, что, не выходя ныне из здешних пределов, эта явленная икона благовествует жителям других градов и весей царствие Божие, подавая им утешения Христовой благодати?

Чем же заслужили здешние жители такой великий дар Божий? – Очевидно, ничем. Ибо когда икона явилась, еще и населения здесь не было, а следственно и заслуг ничьих быть не могло.

По крайней мере, чем мы можем благодарить Бога за этот дар? – Верою и усердием.

При первой встрече сей иконы в городе Рыльске был поразительный случай. Тамошний князь, по неверию, уклонился от участия в этом торжестве, и за свое неверие был наказан слепотою. Да вразумятся сим случаем те, которые по надмению своему не захотели бы веровать в чудотворную силу иконы. Не верующий уже осужден есть, яко не верова (Ин. 3:18), и если не возблагоговеет верою, должен, кроме страшной участи за гробом, опасаться, как бы и в настоящей жизни не получить тяжелого урока.

Строят родители дом; добрые дети стараются украшать его. Обитатели вновь населенного Курска, по обету, устроили обитель здесь; на их потомках лежит обязанность поддерживать ее. Спаситель, когда восхотел совершить праздник Пасхи с учениками, повелел уготовать горницу велию, постлану (Мк. 14:15), то есть по возможности украшенную. Не должен ли, сколько позволяют наши средства, быть украшен и этот храм, куда чудотворная икона Знамения, изображающая того же Господа в богоматерних объятиях, входит, чтобы пребывать большую часть года, и где столь светло совершается нынешний главный праздник ее? – Бесспорно, все части сего обширного дома ее заслуживают несравненно лучших украшений, нежели богатые жилища человеческие, где ныне в обилии блестит золото, или те палаты, которые назначаются для общественных собраний.

Только при сердечной вере и при живом усердии к чудотворной иконе Знамения Божией Матери, мы не лишимся права и дерзновения произносить в молитве к Ней: «Мир граду Твоему даруй, и душам нашим велию милость». Аминь.

Се сотвори начаток знамением Иисус. (Ин. 2:11)

Сими словами евангелист Иоанн заключает сказание о чудесном изменении воды в вино на браке в Кане Галилейской. Здесь этим действием Иисус Христос положил начало Своим чудесам и явил славу Свою: ибо до тридцатилетнего возраста Своего и до крещения Он не был известен как Чудотворец.

Из сего же евангельского сказания видим, что первое чудо Христово совершилось не без участия Божией Матери, и мы не погрешим против слов евангелиста, ежели им усвоим и тот смысл, что «Живоначальный Источник содела Богородицу» начатком знамений Христовых.

Един Бог может творить истинные чудеса. Из орудий же Его всемогущей силы первое и высшее есть предстательство пред Ним Пресвятой Богородицы. Посему и в песнопениях нынешнего праздника величается Она, как «Источник чудес»¹⁹⁵. Приникнем истее к сему неиссякаемому источнику, и мы с утешением увидим, как достойно и истинно именуется Она «чудес Христовых началом»¹⁹⁶.

Как только в мире возвещено было первое обетование о Христе, соделалось известно и другое лицо, которое ублажают ныне вси роди. Сказано было первому человеку: семя жены сотрет главу змия (Быт. 3:15). Это семя есть Христос, а под образом жены предуказана была приснодевственная Его Матерь. И пoелику воплощение Бога Слова есть велия благочестия тайна (1Тим. 3:16), есть высшее, неизреченное чудо милости Божией, то Пречистая Дева Мария уже по тому самому есть Источник чудес, что от Нее родился Спаситель мира и всех чудес Совершитель.

«Слышан был Отроковицею и Девою чистою совет Вышнего. Она соделалась к приятию готова Божию, чрез Нее Невместимый с человеки поживе»¹⁹⁷. По-видимому, во время земной Его жизни не было приметно Ее влияния на Его дела, и сам Он как бы отклонял Ее в них участие. Говорят Ему: Мати Твоя и братия Твоя ищут Тебе; а Он ответствует: Кто есть Мати Моя (Мк. 3:33). Обращается к Нему сама Его Матерь в Кане, желая чуда; а Он останавливает. Ее: что Мне и Тебе, жено? Не у прииде час Мой.

Неудивительно, со стороны Богоматери, это видимое уклонение от участия в делах возлюбленного Сына Своего: на всей Ее жизни лежала печать сокровенного смирения и глубокого молчания. А что сам любящий Ее Сын ограничивал Ее участие в Его великих делах, это объясняется общим духом Его действий и некоторыми частными обстоятельствами. Для служения спасению рода человеческого нисшел Он с небес, и дело сие поставлял выше всякого родственного союза. Посему, когда Он проповедывал, и Ему сказали, что Мати Его и братия ждут Его, Он не пожелал к ним пойти, чтобы не прерывать Своего поучения к народу. Или, когда в Кане Матерь Его просила чуда, Он медлит исполнить Ее желание, чтобы, как изъясняет святой Златоуст, дать присутствующим почувствовать самую нужду чуда и всю поразительную, не допускающую никаких сомнений, действительность его. Между тем, очевидно, что совершить чудо именно Матерь Его убедила; ибо сказав: что Мне и Тебе, жено, вскоре за сим делает то, о чем Она говорила Ему. Да послужит сие обстоятельство в ободрение для тех, которые с своими нуждами и мольбами притекают в сей храм к чудотворному лику Богоматери: на браке в Кане, по Ее желанию, Милосердый Сын Ее поспешил исполнить то, чего до времени Сам не желал совершить.

Земная жизнь Спасителя увенчалась славным Его воскресением, и тогда разрушилась преграда, отделяющая горний мир от дольнего. Стали открываться явления на земле небожителей, и нетрудно приметить, как с судьбами Богоматери сопряжено было начало сих знаменательных явлений. Есть верное, благочестивое предание, что Сам Спаситель первым Своим явлением по воскресении почтил Пречистую Матерь Свою; почему и ублажает Ее святая церковь, песнословствуя: «Еже радуйся, первее, яко всех радости вина, восприяла еси»¹⁹⁸. Потом, когда праздный гроб Пречистой Девы послужил указанием, что Она с пречистым телом Своим вознеслась к Сыну Своему и Богу, Она вскоре сама явилась вестницею Своего прославления и райского торжества, и таким образом положила начало светлым явлениям праведников. После Ее успения, апостолы, пребывая в Гефсимании, услышали однажды ангельское пение, и возведши очи горе, узрели на небе Пречистую Деву, окруженную сонмом ангелов. В избытке восторга воскликнули они: «Пресвятая Богородице, помогай нам»¹⁹⁹. И неоскудевающая Ее помощь, как ключ воды живой, из горы исторгшийся, доныне изливается в знамениях и чудесах.

К Ее Святому лику относится и начало христианского иконопочитания. Первые и древнейшие из чудотворных икон суть Ее изображения. О святом евангелисте Луке повествуется, что он художественным живописанием изобразил на дске лик Пречистой Девы, носящей на руках Сына Своего, Предвечного Младенца; потом написал еще две иконы, и все три представил самой Божией Матери. Взглянув на них, Она повторила Свое предсказание: отныне ублажат Мя вси роди, и присовокупила: «Благодать Рождшагося от Мене и Моя с сими иконами да будет»²⁰⁰. Две из сих икон в нашем отечестве под именами – Владимирской и Смоленской, ознаменовались великими чудесами.

Не умолчим и мы, участники нынешнего торжества, что то же начало знамений и чудес положено и на судьбах нашего богоспасаемого града. Первое его существование ознаменовано было явлением, в окрестностях его, чудотворного образа Богоматери. Потом, восстановление нашего града, после разорения татарского, утверждено принесением сюда того же Чудотворного образа. Вскоре нашествие иных врагов грозило граду нашему новым разрушением; но великая Заступница знамениями Своими предуказывала, откуда будет нападение и какую часть города преимущественно надлежит защищать. Сами враги после говорили, что видели на стенах города жену, с шестью светлыми мужами, грозившую им. Таковы были начатки знамений Божиих граду сему.

Матери Божией, соделавшейся для нас и всего рода христианского чудес Христовых началом, прилично быть предначинательницею и церковных молитв. Если несомненно, что предстательствуют за нас святые: то столько же несомненно, что между ними Она есть первая предстательница наша. Когда блаженный Андрей увидел на воздухе собор праведников, молящихся Богу за земных своих собратий: то впереди всех молитвенников и ближе в престолу Божию стояла Пречистая Ходатаица²⁰¹. Посему и чтим мы преимущественно пред всеми святыми Богородицу «в молитвах не усыпающую и в предстательствах непреложное упование»²⁰². Посему и нет в православной церкви богослужения, в котором бы, прежде других святых заступников, не была воспоминаема и призываема на помощь Преблагословенная Владычица наша.

Итак, да приближаемся к Матери Божией, к сему источнику чудес, – да приближаемся с дерзновением и вместе со страхом: с дерзновением – в надежде на готовое Ее заступление, со страхом – за наше недостоинство. Высоко Ее заступничество; но весьма глубоко и наше падение. Отверсты двери Ее милосердия; но ничто скверное и недостойное не может привлечь Ее благоволения. Близь Она, чтобы услышать наши мольбы и внимать нашим нуждам; но и молитва должна быть достойна услышания, и жизнь не лишена качеств, привлекающих Ее внимание. Что убо сотворим мы, часто притекающие к чудотворному лику Богоматери, но не часто обретающие себе знамение во благо (Пс. 85:17)? На браке в Кане Галилейской, имевших увидеть первое чудо Ее Божественного Сына и нуждавшихся в Его чудодейственной помощи, Она предварила следующим извещением и наставлением: еже аще глаголет вам (Иисус), сотворите. Сие предупреждение относится и к нам. Вы желаете, чтобы Господь, ради молитв Пречистой Своей Матери, явил вам милость Свою: будьте готовы и творить, еже Он глаголет вам. Наполните сосуды ваших душ слезами покаяния и умиления, чистотою незлобия, духом смирения, теплотою любви к ближним: и вы узрите на себе чудеса промыслительной милости Божией. Земля, орошаемая обильною и чистою водою, покрывается сильной и цветущей растительностью; на земле безводной и песчаной напрасно стали бы мы искать признаков жизни и проявлений растительной силы, – там мертвенность и запустение. Вот образ души, иссушенной пороками, стирающей страстями, глухой к вещаниям евангельским, мертвой для дел добра и любви христианской. Скоро ли проникнет туда струя жизни и благодати из Источника чудес?

О, Владычице Чистая! Стяжавше Тя, яко необоримую стену и источник чудес, Твоею любовию к нам грешным умоляем Тебя: мир даруй граду Твоему, с благоговением чтущему Тя, и душам нашим велию милость²⁰³. Аминь.

И по Нем идяше народ мног, яко видяху знамения Его. (Ин. 6:2)

За Спасителем, в последние годы Его жизни на земле, следовало множество народа, потому что путь Его сопровождался чудесами.

Тот же Спаситель, в младенческом возрасте, с Пречистою Своею Материю, изображен на иконе честного Ее Знамения. И как усердно к сему образу православный народ притекает, в каком множестве за ним следует, тому мы сами бываем очевидцами.

Чем же объясняется такое стечение народное? – Есть ли оно следствие безотчетной веры, или потому не прекращается оно, что икона источает чудеса?

Для нас, верующих, нет сомнения в том, что икона сия есть источник чудес. Но люди сомневающиеся могут спросить: если по причине чудес чтится она, то кто их видит и когда они были?

О Спасителе евангелист замечает, что, по причине знамений, ходил за Ним народ, и непосредственно за сим замечанием повествует, как Господь пятью хлебами насытил около пяти тысяч народа. Чудо, можно сказать, было всенародное; но на другой день после этого события, между его свидетелями нашлись люди, которые обратились е Спасителю с вопросом: «какое Ты дашь знамение, чтоб мы увидели и поверили Тебе?» (Ин. 6:30). Чудо совершилось у них пред глазами; а они ищут знамения, собираясь основать свою веру на нем. И в такое ослепление впадали люди не простые, а ученые, – книжники и фарисеи. Смотря на предметы веры глазами чувственности и гордости, они утратили способность верить тому, что совершилось пред всеми. Вот опыт, как в одно и то же время, чему удивляется, пред чем благоговеет верующий, того самого не видит неверующий.

Если бы кто спросил: были ль какие чудеса от здешней иконы Знамения Пресвятой Богородицы? – по самой строгой справедливости, на сей вопрос можно отвечать, что сама эта икона есть продолжающееся чудо. Известно, что неистовыми татарами она была рассечена на две половины. Обе ее части немалое время оставались разделенными. Потом, когда священник, их нашедший, сложил их вместе, обе части дски опять составили целую икону, без повреждения лика. Нельзя думать, чтоб это сказание основывалось на темном предании. Внимание к иконе уже было возбуждено. Еще до того времени, она приносима была в Рыльск, и тамошний князь не хотел ей верить. Наказанный слепотою, он раскаялся, поверил, и снова возвратилось ему зрение. Рыльские жители располагались удержать икону, но она невидимо возвращалась на место первоначального своего явления. Такие обстоятельства не были тайною, и не могли изгладиться из памяти народной. Посему не могла остаться неисследованною и безвестною судьба сей иконы, во время и после татарского нашествия. И если б чудо мгновенного соединения ее частей не утверждалось на достоверности письменных сказаний, то издревле идущее благоговение к ней служит подтверждением благочестивого предания о чудодейственной силе ее.

Но люди, более испытующие, нежели верующие, продолжают спрашивать: почему же ныне менее чудес, или совсем не видно их?

В святых иконах мы чтим не вещество, но веществом изображаемые лики; или потому чтим и лобызаем вещество, что оно освящено наитием Святого Духа Божия. Священные иконы подобны драгоценным камням. Как эти камни, остаются ли они в земле, или подвергаются отделке, всегда хранят в себе способность воспринимать внутрь себя свет и производить его отблеск и игру: так и освященные иконы, землею ли закрытые, в воду ли ввергнутые, или на местах почетных благоговейно чтимые, сохраняют в себе дар являть чрез себя чудодействующую силу Божию. Но представим себе большое собрание драгоценных камней, одинакового цвета и достоинства. Легко можно приметить, что не все они, в одну и ту же минуту, одинаково блестят. Отчего ж зависит эта разность, тогда как вещество одно? – От движения света: те камни тотчас издают блеск, на которые сильнее и прямее ударяют лучи света; а напротив, другие, которые расположены в тени, хотя также как и первые, прозрачны, кажутся менее светлыми, или даже темными. Так позволительно судить и об иконах. По веществу внешнему достоинству, многие из них могут быть одинаковы, а по чину освящения церковного, и все они между собой равны; но различно в них действует Дух Божий. На одних является ясно и часто всемогущая Его сила; в других она присуща прикровенно, и даже не приметно. Оттого первоначальное явление некоторых икон, как и здесь пребывающего чудотворного образа, сопровождалось великими знамениями; а иные несколько даже веков остаются ничем не ознаменованными, и потом, в свое определенное время, начинают чудодействовать.

Сие направление чудотворяющей силы Божией, сие не повсеместное и не беспрерывное обнаружение ее в святых иконах зависит от особенного промышления Божественного, всегда премудрого, но не всегда нам известного. Однако же, кто не заражен язвою неверия и не предубежденными очами смотрит на прежние и окружающие нас события, тот может приближать к своему разумению дивное сплетение нитей и путей, из которых связуется таинственный узел Божия направления. – Облегают враги город; жители в страхе и в умиленной молитве; и что же? Икона Богоматери, из сухого дерева сделанная, и во время осады врагом устреленная, источает из своих очей слезы, и тем являет Новуграду знамение скорого своего заступления. – Находит на город Устюг-Великий страшная туча, обремененная каменным градом; взволнованные жители спешат к иконе Богоматерней, и вдруг от нее, как из источника, истекает миро: туча прошла, и вместо города разразилася над лесом, который поломан был и обожжен горячими камнями, из нее испадшими. – Некогда в городе Шуе показалась язва. Благочестивый иконописец пишет икону Смоленскую; ее вносят в собор, молятся пред нею умиленно, и она дала знамение во благо: ангел смерти удалился. – Иногда больные возносили свои вопли к Небесной Заступнице, и Она Сама, во сне или в видении являясь, указывала врачебную силу в той или другой своей иконе. Из сих и подобных опытов, которых множество, видно, что чудотворное качество святых икон ознаменовывается там, где это более нужно, где естественные, человеческие средства оказывались бессильными, и что благодать чудотворений соответствует степеням веры самих нуждающихся в ней. Но вообще, в судьбах нашего отечества не было столетия, не исключая и настоящего, когда бы не было чудес от иконы Богоматери. Таких знамений было бы даже больше известно, если б иногда сами участники знаменательных событий, видя на себе явную свыше помощь, не умалчивали о ней, по чувству скромности, или боязни, как бы не подвергнуться насмешкам или отяготительным вопросам. Требовать же, чтобы всегда и над всеми чудодействовала икона, было бы столько же дерзко, как и бесполезно. Для неверующего частые чудеса так же бы сделались обыкновенны, как его повседневная пища, очень просто вкушаемая, но весьма удивительно внутри тела перерабатываемая, и неприметно свои тонкие частицы в состав телесный отделяющая.

Итак, не о том нужно спрашивать, почему чудес нет; а о том всем нам надлежит заботиться, чтоб не быть лишенными милости Божией, от чудотворных икон изливающейся. Кто верит, тот еще может чего-либо надеяться; а неверующий, все отвергая, над всем священным посмеиваясь, – не получит ничего. В летнее время, после засухи, может быть дождь, столько же чудесный, как и благотворный; но среди зимы какую бы пользу принес он, если б, по какому-нибудь чуду, пролился из снежного облака? Так зима неверия есть первая противница чудес. Сжатое неверием сердце, видя, не видит чудес, слыша о них, слушать не хочет, что они были. Источник чудес пред нами. Но кто не знает, как иногда живой родник, в слоях земли, оставляя одну жилу, избирает для своего течения другую? Так и струя благодати не во всякую душу свободно вливается, но обильнее в ту, которая сама заботится о своем очищении от греховного засорения. Будем прилежно прибегать в чудотворной иконе, благодатно охраняющей наш град; но не менее прилежно позаботимся, чтобы сердца наши очищались силой веры, омовением молитвы, светом добрых дел. Аминь.

Истекает шестое столетие, как образ Спасителя, изображающий Его, в виде младенца, на лоне Пречистой Матери, явился в сей области, где потом обитатели нашего града и окрестных селений начали принимать Его в свои домы.

Обычай древний и святой! Но с надлежащим ли вниманием и благоговением он соблюдается?

Как во время земной жизни Иисус Христос и Его Пречистая Матерь нелицеприятно посещали и богатых, и бедных, знаменитых и незнатных: так и ныне Их чудотворный образ безразлично вносится в домы жителей всякого состояния, звания и значения. Как же встречают икону желающие принять ее? Их часто и сильно занимает вопрос: в чей дом нести прежде? – Один говорит, что к нему ближе; другой, – что он просил раньше; третий даже опасается, не послужило бы унижением его дому и чину, если он принужден будет несколько часов ожидать икону.

Для решения таких вопросов надобно помнить, как жители Палестины принимали Спасителя. Желавших было не мало, но не было между ними соревнования и зависти. Всякий, уверовавший в Него, почитал великим, но и требующим внимания делом принять Его у себя, и тот, на кого падал жребий этого счастливого и спасительного гостеприимства, проникнут был чувством собственного недостоинства. Так, сотник, человек с значением в обществе, видя, что Спаситель направляет путь Свой к нему в дом, в трепете воскликнул: «Господи! я недостоин, чтоб Ты вошел под мою кровлю» (Мф. 8:8). Симон Петр, прежде уже принимавший у себя в доме Спасителя, ужаснулся своего недостоинства, и произнес при другом случае то, чего бы не хотело обрадованное сердце его: «Выйди от меня, Господи; я – грешный человек» (Лк. 5:8).

Такие примеры ясно внушают всем, усердствующим принять чудотворную икону, что и им прилично не предвосхищать друг у друга честь ее принятия, а терпеливо ожидать своей очереди. Часы ожидания иконы, чем они дольше, тем больше могут способствовать к испытанию веры приемлющего ее. Кто обременится трудом пождать гостя, которого уважает и посещение которого высоко ценит? Чья не преломится гордость от одной мысли, что приготовление не останется напрасным, что вожделенное посещение, хотя и нескоро, последует? Так и приглашающий здешнюю икону, должен воспользоваться часами ее ожидания, что бы смирить себя, подумать, нет ли желающих, которые достойнее его пред Богом, расположить свою душу к безмятежному, молитвенному принятию Царицы Небесной. Бедный, долго ожидая икону в свою хижину, иногда жертвует для сего половиною своего рабочего дня: богатому ли не пождать, когда от сего ожидания он ничего не теряет?

С принятием гостя соединяется желание угостить его. Что можем воздать Господу и Пречистой Его Матери, в своем чудотворном образе посещающим домы наши? – Иные, движимые сим побуждением, учреждают угощение для знаемых, сопровождающих икону, и священнослужащих. Все это само по себе не предосудительно, и согласно с церковным уставом, который позволяет, труда ради бденного, предлагать утешение братии. Но и обычай, сам в себе чистый, перестает быть похвальным, как скоро становится неуместным. Какая соответственность между обстоятельствами, когда в храмине досточтимая, чудотворная икона, – и там же различные яства и питие; когда одни вкушают, – а другие ждут, скоро ли можно будет нести икону далее, для молебствий в иных домах? Не должно действий священных перемешивать с занятиями самыми маловажными, и, начиная духом, оканчивать плотию. Хлопотала Марфа, из доброго желания угостить Спасителя, а Он излишних забот ее не одобрил, но похвалил сестру ее, которая вовсе не заботилась об Его угощении. И апостолы разве ожидали пиршества от лиц, которые принимали Спасителя? Напротив, не рассчитывая ни на чье угощение, ходили во град, да брашно купят (Ин. 4:8).

Если бы кто захотел соединить молебствование пред иконою с благотворением: ужели только чрез угощение это сделать можно? Закхей, принявший Спасителя, говорит Ему: «половину имения моего, Господи, дам нищим, и кого чем обидел, возвращу вчетверо» (Лк. 19:8). Принимая Царицу Небесную, во имя Ее, не забудем и мы нищих, утешим скорбящих, вознаградим обиженных. А кто заботится о служителях церкви, тот может следовать совету, какой дал апостол Павел Коринфянам: «Касательно сбора в пользу святых иерусалимских поступайте так: в первый день недели каждый из вас пусть отлагает у себя, и сберегает, сколько позволит ему состояние» (1Кор. 16:1,2). Из сбереженного у всякого составится жертва в пользу братии святого храма.

Наконец, и это самое главное, – пользуемся ли мы, как следует, минутами пребывания святой иконы в наших домах? Молебен совершен: какие последствия? Просили избавления от печали: ослабы нет. Молили о счастии: оно не приходит. И думает неверующий: где же чудотворная сила иконы? не напрасна ли надежда припадающих к ней?

Вместо всякого колебания и ропота, должно обратить внимание на то, что делается в доме после принятия святой иконы. Не то же ли самое, что и прежде? Наши нравы и привычки, наши семейные отношения, наши домашние увеселения очищаются ли после молебствования пред нею? Или все дурное в них также остается неизменным, как не изменяются, по своей внешности, стены, окропленные тогда священной водой? Дом веселый, дом порочный перестает ли быть таким, только от того, что внутрь его внесена была святыня? Нет, судьба дома, от одного присутствия святыни, не изменится к лучшему, если его обитатели не позаботятся исправить себя. Один брат сказал святому Антонию: «помолись обо мне!» – Преподобный отвечал на это: «ни я, ни Бог не сжалится над тобою, ежели ты сам не позаботишься о себе»²⁰⁴. Ничье ходатайство не поможет тому, кто, соблюдая священные обряды, небрежет чистоте жизни. Какую пользу принесло иудеям предстательство за них пророка Иеремии? Господь неоднократно (Иер. 7:16; 11:14; 14:11) говорил ему: «ты и не молись об этих людях». Правда, что Божия Матерь заступница грешных: но каких грешных? Не тех конечно, которые, совершив молебствие пред ее образом, чрез то как будто возлагают на Нее обязанность молиться за них, не тех, которые продолжают вести себя постыдно и нечестно; но тех, которые сознают свои слабости, остерегаются ныне от того, чем соблазнилися вчера, – живя в шуме суеты мирской, внемлют тихому голосу совести, – не пренебрегая общественных приличий, ставят выше их закон христианский.

Сказано было некогда служителям скинии ветхозаветной: нечистоте не прикасайтеся... носящие сосуды Господни (Пс. 52611)! Тем больше нам, христианам, должно заботиться об очищении душ наших, чтобы не в осуждение, а в пользу себе, носить по нашим стогнам и домам сей, хранимый здесь кивот святыни и благодати Господней. Аминь.

И воспевше, изыдоша в гору Елеонскую. (Мф. 26:30)

К числу обрядов, которыми чествуется икона Знамения Пресвятой Богородицы, принадлежат крестные ходы. В минувшее лето²⁰⁵ они особенно были часты, более продолжительны и многолюдны, сравнительно с предшествовавшими годами. Для сердца верующего умилительно совершение крестных хождений, но и прискорбны те недостатки, в которых не невинны многие участники сих священнодействий.

К чему же теперь речь о крестных ходах: они бывают у нас больше летом, а не зимою? – Нет, они нередки у нас во всякое время. Ибо, как скоро несут икону Знамения в дом, и ее сопровождает священник с животворящим крестом: это, хотя и менее торжественный, но уже крестный ход. Притом, не тог да нужно учиться, когда исполнять; но прежде надобно узнать дело, чтобы потом в нем участвовать.

Среди торжественной тишины сего праздника, мы тем спокойнее можем вникнуть в дух и значение крестных хождений, чтобы сообразить, вполне ли чисто и благоговейно мы чтим посредством их икону, которой ныне светло празднуем.

Когда начались крестные ходы? – Для ответа на этот вопрос надобно взять во внимание, почему они называются крестными.

Ход крестным называется потому, что необходимая и отличительная принадлежность его есть крест Господень, несомый так, чтобы, по возможности, был больше виден. – Когда же и кем совершен был первый крестный ход? – Тем, кто первоначально понес на раменах Своих крест, как основание и знамение нашей веры. Сердцу христианскому не трудно угадать, кто этот первый Крестоносец. Он знает, о ком написано в Евангелии: И нося крест свой, изыде на глаголемое лобное место (Ин. 19:16). И идяше в след Его народ мног (Лк. 23:27). До сего события, крест был орудием смерти, которое преступники вынуждаемы были нести на место своей казни; но Иисус Христос понес Свой крест, как орудие искупления, как средство нашего спасения, как хоругвь победы над грехом и злом, господствовавшим на земле.

Крестное шествие, как путь страданий Спасителя, началось из той храмины, где совершилась тайная вечеря. После этой первой литургии, ученики Его, вместе с Ним, воспевше, изыдоша в гору Елеонскую. Там Его была первая лития: там Он начат скорбети и тужити (Мф. 26:37), молился Сам, и неоднократно взывал к ученикам: «бдите и молитеся!» Испытав предательство Иуды (а предательство друга тяжелее нападений врага), Он подвергнут был истязаниям от судей и воинов. По стогнам иерусалимским неся крест, Он видит плачущих о Нем женщин, и сим участницам Его крестного хода внушает, чтоб они плакали о себе. Изнемогши под крестом, Он допускает, чтобы Симон Киринейский понес это священное бремя. Но и изнуренный крестными страданиями, Спаситель болезнует о людях, преданных Ему, которые дошли с Ним до Голгофы, и возлюбленного ученика поручает Матери Своей: Жено, се сын Твой. Так окончился этот крестный ход, и тотчас чудеса всему миру возвестили, как он был спасителен: ибо, не только землетрясение и померкшее солнце, но и мертвецы, восставшие из гробов, явились проповедывать силу Креста и Воскресения Христова.

Сие крестоношение Христово есть первообраз наших крестных хождений.

Прежде всего мы должны помнить, что крестный ход есть подвиг благочестия, а не простое шествие, тем паче не прогулка. К нему приготовляться и начинать его надлежит средствами духовными, – очищением сердца, воздержанием от пресыщения и страстных влечений, бдением над собой и препобеждением лености. Исшествием апостолов на гору Елеонскую, Златоуст иносказательно побуждает нас исходить «на то место, где простерты руки нищих»²⁰⁶, которые суть в духовном смысле маслины для нас же, если мы им благотворим. Литии, на перекрестках и площадях совершаемые, суть усиленные моления, к каким Господь побуждал учеников, и которые должны быть повсюду нами возносимы, чтобы все, повреждаемое грехами нашими, очистилось. По апостолу, содержа в уме, что Христос вне городских врат пострадати изволил, исходим к Нему вне нашего житейского стана, поношение Его носяще (Евр. 13:12). А какое это поношение, Симеон Солунский так изъясняет: «Недостойные рая и неба, мы исходим вне града; молим Того, Кто ходил по земле и распялся за нас; несем крест Его, исповедуя дело крайней Его благости, по которой Он излиял Свою кровь на кресте»²⁰⁷. Берем из храма иконы, и особенно икону Царицы Небесной, призывая святых на молитву за нас грешных, и преимущественно уповая предстательством Божией Матери спастись от бед и злоключений.

Если с Христовым крестоношением и истинным духом крестных хождений сравнить наши крестные ходы: то, увы, быть может, останется одна только черта сходства: и воспевше, изыдоша... то есть: мы также исходим из храма, поя священные песни, как некогда апостолы, воспев, пошли из Сионской горницы.

Существенная черта крестного хода есть всенародная молитва, а она не будет всенародною, без общего, единодушного всех участия. Иудеи, в тяжкое для них время, купно из домов истекаху на всенародную молитву. Вси же, воздевающе руце на небо, моляхуся (2Мак. 3:18). А у нас бывают такие участники крестного хода, которые за стыд почтут воздеть руки на небо, даже знамения крестного на себе не положат. Иные выходят только посмотреть на это стройное движение священнослужителей, хоругвей и прочей святыни, на эти широкие волны народа, на этих Симонов Киринеев, приходящих с села, которые несут кивот с иконою Богоматери, в тесноте, покрытые пылью и кровавым по́том.

К бдению возбуждал Господь Своих учеников. Не спят, конечно, когда идут, и участники наших крестных хождений. Но сделав несколько шагов, некоторые начинают чувствовать скуку, и чтоб развлечь себя, передают друг другу свои впечатления, не умеют воздержаться от неприличного смеха, обращают даже к священникам вопросы, вероятно думая, что и лица священные скучают также. Но если не все священнослужители могут участвовать в священном пении: то обязанность всех идти и молча молиться, как Моисей, при переходе чрез Чермное море, храня глубокое молчание, вопиял к Богу.

Постились апостолы, когда отнимаем был у них Жених (Лк. 5:35), и совершался Его крестный Путь. В подвиге ли воздержания мы приготовляемся к крестному ходу, и совершаем его? Есть, конечно, воздержные; но, вероятно, их не очень много. Иначе, на пути наших крестных хождений в Коренную обитель, зачем является такое множество палаток, которых бо́льшую часть без сомнения нельзя назвать скиниями воздержания?

Довольно и сего, чтобы судить, достигается ли, и всеми ли, то высокое назначение, ради которого учреждены крестные ходы. Не требуется слез, хотя и плакали женщины во время Христова крестного шествия; но надобно, чтоб не было и смеха, который тогда напоминает собою насмехавшихся над пригвожденным ко кресту Спасителем. Не могут все петь, подобно как древние христиане, идя крестным ходом, всенародно пели псалмы; но не следует и разговаривать, и нужна осторожность, чтоб не склонять к тому других. Не все могут нести святыню; но все должны молиться ей. Не налагается в те дни особого поста; но весьма тогда прилично ограничивать себя воздержанием, а людей бедных утешать благотворением. Кто так участвует в крестном ходе, и до конца его сопровождает святыню, тот, по совершении своего подвига, взирая на сию чудотворную икону, ощутит в сердце своем силу живительного извещения, какое со креста, от Спасители услышал верный ученик Его: се Мати твоя! Аминь.

И от того часа поят ю ученик во свояси. (Ин. 19:27)

В час крестной смерти Христовой Иоанн Богослов взял Божию Матерь в дом свой, где Она потом постоянно пребывала.

Это событие, в существе не подлежащее повторению, не недоступно однако же нашему подражанию. Каждый может Божию Матерь принять в дом свой, и притом не для минутного посещения, но для постоянного пребывания.

В последние годы жизни Богоматери умножавшиеся последователи Христовы нередко приходили Ее видеть, но неотлучно быть с Ней не могли. Чтобы духовно не разлучаться с Нею, они возжелали в снятых кистью очертаниях святого лица Ее иметь всегда средство Ее лицезрения и благоговейного с Нею сопребывания. Удовлетворяя сему желанию, первый иконописец, святой евангелист Лука, художественною живописью сделал несколько изображений Пресвятой Богородицы, носящей на руках предвечного Младенца²⁰⁸. Списки с этих икон в больших и малых размерах по времени стали между христианами распространяться. Есть даже предание²⁰⁹, что богатые римские женщины носили на себе изображения Богоматери, вырезанные на изумрудах и других драгоценных камнях, и, умирая, возлагали на своих дочерей сии знамения святой веры и благословения от Пречистой Девы.

И действительно, изображения Богоматери не были холодным напоминанием о лице Ее, а служили живым орудием Ее к верным душам приближения и благодатного с ними пребывания. Когда евангелист Лука первые из написанных Ее икон принес Ей показать, Она изрекла: «Благодать Рождшегося от Меня и Моя с сими иконами да будет». – Еще древнее сказание гласит, что когда апостолы Петр и Иоанн, устроив в Лидде, в честь Божией Матери храм, просили Ее освятить его Своим посещением и благословением, Пречистая им отвечала: «Идите, радуясь: Я буду там с вами». Они возвратились, и что же нашли? – На столбе храма нерукотворно написавшийся образ Приснодевы, совершенно сходный с чертами лица Ее²¹⁰. Иконы сии и многие другие прославились чудесами, что служит несомненным доказательством Ее милостивого к людям приближения и Ее благодатного между ними пребывания. Примечательно, что некоторые из Ее икон начинали чудодействовать в домах, а потом уже переносимы были в храмы.

Если бы кто усомнился, как Божия Матерь присутствует повсюду в своих изображениях, когда везде присутствие свойственно единому только Богу, то недоумение сие можно разрешить простым подобием. О человеке, который восстает от сна в поздние часы утра, говорят, что солнце давно пришло в его комнату, а он еще спит. Но кто ж не знает, что не солнце пришло, а лучи солнечные, проливаясь чрез окна, прерывают, наконец, дремоту соннолюбивого. Так сияет на тверди неба духовного жена облеченная в солнце (Откр. 12:1). Лучи, исходя от Нее, проникают посредством святых икон, как бы сквозь чистые стекла, в наши жилища, и пробуждают наши, погруженные в греховный сон, души. Не существом Своим Небесная Царица присутствует в Своих иконах; а благодать, дарованная Ей Божественным Ее Сыном, пребывает в них, изливается чрез них.

Отчего же, скажут, не все Ее иконы чудодействуют? Оттого, что не всегда и не везде нужны чудеса. Они даются не для того, чтоб люди праздные дивились, а для того, чтоб вера утверждалась и неведущие ее света просвещались и спасались. Бесполезны чудеса для неверов, хулящих самые средства спасения. Людей, которые, испытывая Христа, искали знамений, Он назвал родом лукавым (Мф. 16:4). Так и иконы Богоматерние чудодействуют только те, которые предопределены на сие, по премудрым целям Божия Промысла; а облагодатствованы все, как скоро они освящены по чиноположению церковному. Посему эти иконы, когда приобретаем их для домов своих и имеем их при себе, служат не только напоминанием о великих совершенствах Царицы Небесной и Ее предстательстве за нас, но и орудиями Ее благодатного с нами пребывания.

Жители сего града счастливы, что имеют, чтут и лобызают икону Божией Матери, ознаменованную чудесами. Но да позволено будет спросить: во всех ли домах находятся списки с этой досточтимой иконы, которая, как свыше нам ниспосланный сосуд, хранит в себе чудотворную силу? – Ныне вошло в обычай, в знак внимания и взаимного расположения, дарить друг другу собственные изображения. Остережемся; не в ущерб ли этот обычай нашему благоговению к лицам святых и к Святейшей между святыми? В ином доме можно встретить лицевые изображения людей вовсе не достопамятных, даже забвения достойных; но напрасно очи веры стали бы на стенах искать ликов досточтимых и присноживых, и между ними икону Той, заступлением Которой уже более двух веков охраняется наш град.

О, Пречистая! да не поглотит слабую нашу веру суета века сего, и да знаменается чудный свет лица Твоего (Пс. 4:7) в душах наших и в жилищах наших. Аминь.

Не прикасайся Мне: не у бо взыдох ко Отцу Моему. (Ин. 20:17)

Между многими знаками почтения, воздаваемыми чудотворной иконе Знамения, существует обычай целовать оную.

Обычай этот всем известен, и в часы церковных собраний, нет большого промежутка, когда бы не было стремящихся приложиться к святой иконе.

Но всем ли известны древность и значение сего обычая и соблюдаются ли при исполнении его нужные предосторожности?

Когда Иисус Христос жил на земле, весь народ искал прикасаться к Нему. Нет сомнения, что одним из видов сего прикосновения было целование Его рук и ног. Это ясно видно из поступка каявшейся грешницы, на которую с выражением одобрительным указал Спаситель фарисею Симону: сия, отнелиже внидох, не преста облобызающи Ми нозе (Лк. 7:45). Читаем также в Евангелии о мироносицах, что они, как скоро увидели воскресшего Иисуса, ухватились за ноги Его (Мф. 28:9) и, конечно, облобызали их.

По вознесении Спасителя, христиане чтили все, что было устрояемо в напоминание о Нем, и целовали не только алтарь и священные вещи, но и самые стены храма. «Приближаясь к жертвеннику, мы со страхом и радостию целуем его», – замечает св. Афанасий Великий²¹¹. И Златоуст, проповедуя в храме, указывал слушателям на тот же общеизвестный обычай: «Не видите ли, как многие лобызают преддверия и стены сего храма»²¹². – После того, как обретено было древо Креста, лобызать его народ отовсюду стекался в Иерусалим, особенно к празднику Воздвижения. Только в век иконоборства преследуем был обычай целовать священные изображения. По когда воцарилась Феодора и патриарх Мефодий пришел просить ее о восстановлении иконопочитания, она взяла икону, которую носила на груди, и с чувством глубокого благоговения поцеловала ее. Вскоре за тем, совершен был «чин православия», и этим обрядом навсегда утвержден древний обычай чтить и целовать святые иконы.

Какое значение имеет этот священный обычай?

Прежде всего, целуя иконы, мы свидетельствуем чрез то наше православие. «Мы, – писал некогда защитник иконопочитания святой Герман, – изображаем Сына Божия в доказательство, что Он принял естество наше не мнимым образом. С этою мыслию лобызаем икону Его, воспоминая воплощение Его»²¹³. Пoелику же чествование, иконе воздаваемое, возводится к лицу, изображенному на ней; то, целуя ее, мы прикасаемся мысленно к тому самому лицу. Тогда душа верующая, воображая величие напоминаемого иконою лица, наполняется радостью и страхом: «страхом, – как изъяснено сие в одной церковной песни, – греха ради; радостию, – спасения ради»²¹⁴. Действительно, представляя, как неизмеримо далеко небесное от земного, святое от греховного, мы при помощи сего противоположения легко можем перейти к живому сознанию своего недостоинства, когда прикладываемся к чудотворной иконе, и, целуя святыню, не оставляем надежды, что ее благодатная сила очистит терние наших страстей, подобно как горящий угль, коснувшись уст Исаии, уничтожил нечистоту, которую ощущала и которою смущалась душа пророка. Очистительная и целебная сила икон засвидетельствована чудесами. Как одно прикосновение к Спасителю избавляло от несчастий и страданий; как платки и опоясания, принадлежавшие апостолу Павлу, когда прикасались к ним больные, прекращали болезни (Деян. 19:12): так и от чудотворных икон многие верующие дивную получали помощь, и именно в то мгновение, когда, после одушевленной молитвы, с благоговением лобызали святыню.

Но нужна большая осторожность, чтобы неосужденно облобызать ознаменованную чудесами икону.

Не прикасайся Мне, – изрек некогда Господь Марии Магдалине. Если так было сказано той, которая и не недостойна была прикоснуться к Нему, и неоднократно этой чести была удостоена: то не с большею ли строгостию предупреждает сие предостережение тех, которые ни верности и усердия Магдалины не имеют, ни ее покаянию и исправлению подражать не стараются? Что пользы лобызать святую икону, если кто, сделав это по наружной только набожности, спешит возвратиться к своим дурным делам, с которыми расстался лишь на время, чтобы сходить в церковь? «Приближаются, – говорит Спаситель, – ко Мне такие люди, и устами чтут Меня, а сердце их – далеко от Меня: напрасно они и чтут Меня» (Мф. 15:8, 9). Никакого для души освящения не приобретут и те, которые прикладываются к иконе без искренней веры, и не лобзанием святым. «Что такое святым? – вопрошает Златоуст, – и отвечает: – Не таким льстивым и притворным, каким Иуда облобызал Христа»²¹⁵. Как это возможно? – подумают теперь слышащие. Очень возможно, если, например, иной легкомысленный юноша, в храме, из приличия, на глазах у своих домашних и старших от которых зависит, тоже прикладывается к иконе, а где-нибудь в знакомом доме истощает все свое воображаемое остроумие, смеясь и издеваясь над иконопочитанием.

Хотя у добрых христиан и чиста совесть от такого двоедушия; но все должны избирать приличное время, когда прикладываться к иконе.

Кто не знает, что, литургия есть воспроизведение важнейших событий из жизни Спасителя? Между тем, многие, оставляя следить службу вниманием и молитвой, идут, как вздумается, во время литургии прикладываться к иконе. Это неблаговременное подхождение к иконе и отхождение от нее противно приглашению церковному: «да молчит всяка плоть человека, и да стоит со страхом и трепетом»; противно и закону гражданскому, которым прямо воспрещается прикладываться к иконам во время богослужебных действий. Возьмите в соображение и догматический состав литургии. Последнее событие земной жизни Спасителя – вознесение на небо воспоминается в конце литургии, когда в последний раз являются святые дары в царских вратах, и священнослужитель возглашает: всегда, ныне, и присно и во веки веков. Совершенно было бы прилично, если бы, по вниманию к сему последнему явлению даров, или, что то же, до конца литургии, предстоящие в храме, «стояли добре», без перехождений с места на место, и не позволяли себе такого беспорядка, даже и для той благочестивой цели, чтобы устами прикоснуться к чудотворной иконе, помня предостережение изображенного на ней, сказанное Магдалине: Не прикасайся Мне: не у бо взыдох к Отцу Моему.

Правда, древние христиане и между собою лобызались во время литургии, в знак единомысленного исповедания веры и общения в христианской любви. – Но потому сей обычай и отменен, что, при умножении христиан, оказался несоответственным ни времени, ни месту. Ныне, вместо всех предстоящих, лобызаются только священники по произнесении слов: «возлюбим друг друга». Кроме того хотя они во время литургии многократно целуют престол и другие священные вещи; но каждому их целованию есть свое значение, приспособленное к порядку действий, ими совершаемых. Притом, что священники должны совершать по чину, того предстоящие не могут делать по произволу. Все же мы, принадлежащие к церкви апостольской, обязаны, при исполнении православных наших обрядов, наблюдать сие требование апостольское: Вся благообразно и по чину да бывают (1Кор. 14:40). Аминь.

Пребысть же Мариам с нею, яко три месяцы, и возвратися в дом свой. (Лк. 1:56)

Дева Мария, узнавши от ангела о Своей престарелой родственнице Елисавете, что она непраздна, пошла навестить ее и, прогостивши у нее около трех месяцев, возвратилась домой в Назарет.

О сем путешествии Божией Матери всегда читается Евангелие на всенощных и молебных пениях, в честь Ее совершаемых, потому что в сем евангельском повествовании находятся Ее пророчественные слова: ублажат Мя вси роди.

Но не производят ли на нас особенного впечатления заключительные слова сего Евангелия, когда мы исходим в сретение этой чудотворной иконы, которую вносим, торжественно в сей храм, после пребывания Ее в Коренной пустыни, продолжающегося около трех месяцев?

Границы отбытия и возвращения этой чудотворной иконы трогательно напоминают продолжительность пребывания Пречистой Девы в Нагорной стране, у праведной Елисаветы. Но не будет ли самоуверенно и произвольно, если к сему храму приложим слова: И возвратися в дом свой? Можем ли утешить себя мыслию, что этот храм есть действительно дом Богоматери, не в том только общем смысле, что всякий храм Богородицы есть дом Ее, а в некотором особенном и для нас преимущественно близком значении?

Никакой земной дом для Божией Матери более не нужен; ибо от земли прешла Она к вечным обителям. Но пoелику и в успении Своем нас Она не оставила, а пророчество Ее, что все роды (до скончания века) будут ублажать Ее непреложно: то к разным видам Ее ублажения скоро присоединился и тот, что в честь Ее созидаться стали храмы. Дом Ее в Назарете был бедный и простой, но еще в древние века христианства он превращен в благолепный храм; потом построен там же новый прекрасный, стены и помост которого одеты мрамором, а алтарь возвышен на семнадцать ступеней. По свидетельству путешественников, и теперь церковь назаретская дышит радостию и великолепием²¹⁶.

Сохранилось древнее предание, что апостолы Петр и Иоанн, соорудив в Лидде храм в честь Девы Марии, умоляли Ее, чтобы Она посетила и Своим благословением освятила его. Пречистая им отвечала: «Идите и радуйтесь: Я буду там с вами». Апостолы, снова прибыв в Лидду и вошед в церковь, увидели на одном столбе нерукотворенный образ Божией Матери, на котором Ее святой лик оказался совершенно с Нею сходен.

Подобные примеры объясняют нам, что тот храм по преимуществу должен быть именуем домом Царицы Небесной, который ознаменован Ее благодатным явлением и где находится какой-либо памятник чудодейственной Ее силы. Так было и есть на востоке; так и у нас, в России. Достаточно напомянуть, что Московский Успенский собор называется домом Богоматери, и именно потому, что туда перенесена из Владимира, и там пребывает икона Ее, писанная евангелистом Лукою.

Обратимся к судьбам этой нашей обители. В смутное время самозванцев, и здешние окрестности заняты были вражескими полчищами. Икона Знамения была тогда в Москве, и по-видимому, должна была там остаться. Но помощь Ее не оставляла сего града. При самом начале осады стали повторяться чудные видения, устрашавшие даже и врагов: по укреплениям ходила светлая Жена с двумя иноками, и осеняла город. Осажденные, уразумев, что это являлась Матерь Божия, дали обет, в случае избавлении, создать среди града монастырь и поставить в нем чудотворную икону Знамения. Освобождение не замедлило; монастырь создан, и, по прошению граждан, возвращенная икона в нем поставлена. Таким образом, сами здешние жители желали, чтобы обитель, сия была постоянным местопребыванием возвращенного образа Божией Матери, Ее благодатным домом. И пoелику уже два с половиною столетия пребывает здесь чудотворный лик Ее: то получаем дерзновение думать, что сей священный дом не неприятен Ей.

В сем обстоятельстве для здешних граждан и великое утешение, и важная обязанность. Их предки стяжали духовное сокровище, досточтимую икону Богородицы. Может ли быть для сего града более высокое стяжание? Может ли быть залог более твердый для его благоденствия и более надежное прибежище во дни скорбей, если бы по грехам человеческим и они оказались неизбежны?

Прежние жители нашего града построили сей монастырь Пречистой Владычицы. Они сделали свое дело; исполнили свой обет. Но всякий дом, по существу всего тленного на земле, требует поддержки. На ком же лежит долг пещись об этом доме Божией Матери?

Ты судил, Господи, чтобы сему священному дому подобала чудотворная святыня, в долгоу дней (Псал. 92, в). Сам утверждай в нас и в тех, которые будут после нас, ту благочестивую мысль, что святыне подобает соответственное благолепие, достойное ее украшение.

Нам, со всеми здешними гражданами, не следует забывать, что приснопамятный строитель этого храма оставил нам честь украшать его. Это не только наша честь, но и весьма важная обязанность наша. Всякий город имеет какое-нибудь священное место, куда народ собирается в случаях торжественных, радостных и печальных. Это место, где мы теперь находимся, ознаменовано чудотворным пребыванием Царицы Небесной, и внутрь сего святилища стремятся здешние граждане и облегчения искать в своих скорбях, и благодарить Бога за свои радости.

«Для этого храма не довольно ли того, что сделано; а для Царицы Небесной разве нужны какие украшения?»

Такой вопрос не от веры; а для неверующего сердца никакой ответ не нужен, точно так же, как для мертвого пища. Для укрепления же жертвующих, но современным ветром неверия колеблемых, достаточно рассказать сию священную повесть. Во дни киевского князя Изяслава некто боярин Климент, идя на брань, дал обещание, что если возвратится цел, принесет Пресвятой Богородице в Ее монастырь две гривны злата и венец на Ее икону. Возвратившись домой невредим, он забыл о своем обете. Чрез несколько дней, во сне слышит он, что зовут его по имени; воспрянув, он видит икону, и от нее, как живой, поражен был упреком: «По что, Клименте, еже обещал дати мне, не дал еси? Но се ныне глаголю тебе: потщися совершити обещание твое». Вразумленный видением, боярин не только обещанное внес в дом Божией Матери, но вскоре устроил в тот же Ее храм напрестольное Евангелие²¹⁷.

Кто не знает, что не Богоматери нужны наши дары? – Всякое украшение в ее храме служит признаком усердия жителей города и клонится к поддержанию благочестия в народе.

Приношения должны соответствовать месту. Простой, здравый смысл где ищет больше украшений: в доме ли христианина, хотя и богатого, или в храме Той, Которая славнее Серафимов?

Радуется приносящий, когда благосклонно приемлется дар. Должен Бога благодарить тот, кто своими силами или пожертвованиями служит сему дому Царицы Небесной: ибо не исчезнут пред всевидящим оком добрые труды и чистые жертвы, как не забыты были две лепты евангельской вдовицы. Аминь.

Дал еси боящимся Тебе знамение, еже убежати от лица лука, яко да избавятся возлюбленнии Твои. (Пс. 59:6, 9)

Прошедшая весна была неблагоприятна для здешнего города²¹⁸. От неосторожного обращения с огнем сгорело несколько домов и много имущества. Сухость погоды и сильные ветры увеличивали опасность от огня. Чудотворной иконы Знамения не было в городе. Как Гедеон, во время бедственной войны, усомнившись в Божием покровительстве израильтянам, сказал: «аще есть Господь с нами, и вcкую обретоша ны вся злая сия» (Суд. 6:13): так некоторые в сем городе, при повторявшихся несчастиях от огня, думали и говорили: «если бы Матерь Божия была с нами, не постигли бы нас эти бедствия». У здешних жителей есть уверенность, что ее чудотворная икона Знамения служит городу защитою и хранит его в безопасности.

Имеет ли твердое основание эта уверенность и чего она требует от нас?

В священной древности было предуказано, что даст Господь знамение, взирая на которое, Его возлюбленные могли бы избегать угрожавших опасностей. По толкованию отцов и учителей (Василия Великого и Феодорита), это знамение есть благодать, кровию непорочного Агнца Христа нам приобретенная. Она присно живет в церкви православной, и действует в таинствах и других богослужебных учреждениях, в святых мощах и чудотворных иконах. Такое чудотворное знамение, икону Пречистой Богоматери имеет и наш город, «яко необоримую стену». Немало было опытов благодатной помощи, какую обретали прибегавшие с мольбою к сей иконе. Но было время, когда жители сего города чудодейственно спаслись и от лука вражия. При нашествии ляхов видимо для них самих Царица Небесная явилась защитницей места сего; их пленные сказывали, что видали на укреплениях города жену с шестью светлыми мужами, угрожавшую им. А то в наши дни случалось, что бедствия прекращались, как скоро возвращалась сюда сия чудотворная икона.

Однако бывают же и здесь заразительные болезни и другие бедствия? – Бывают, и иные все это объясняют порчею воздуха, борьбою стихий, нарушением правильного их взаимодействия. Но спрашивается: само собой ли происходит это нарушение? Отчего огонь и вода в одном месте действуют разрушительно, а в другом в то же время не делают никакого несчастия? Лучше послушать священных мудрецов. Пророк Амос решительно отрицает, чтобы могла быть в городе беда, которую бы не Господь попустил (Ам. 3:6). А пророк Иеремия считает непозволительным подумать, будто могло произойти, что не было бы Господом повелено (Плч. 3:37). Ясно, что все бедствия по попущению Божию бывают.

Но как понять, что иному месту Бог чудодейственно покровительствовал, и в том же месте всенародные бедствия попускал? Не Сам ли Спаситель в объятиях Пречистой Своей Матери изображен на иконе Знамения, которая защищает град наш, и нельзя сказать, чтобы наш город всегда был свободен от несчастий.

К сожалению, они бывают, и нередко, по грехам нашим. Выражение: «по грехам нашим» так часто и легкомысленно употребляется, что обратилось в поговорку, лишенную значения. Но если вникнуть поглубже, то окажется, что действительно грехи наши причиной наших бед. Все обыкновенные в природе явления могут сделаться наказательными орудиями, которые праведный гнев Божий обращает туда, куда привлекают их человеческие беззакония. Стихии, сами по себе благотворные, по мановению Божию бывают и опустошительны. «Аще в наказание, аще на милость обрящет их» (Иов. 37:13) Бог. Премудрый сын Сирахов прямо утверждает, что «огонь, град, голод, вся сия создана быша на месть» (Сир. 39:36). Кому же «на месть?» – На это сам он отвечает, когда дальше, упоминая о болезнях и других несчастиях, присовокупляет, что «на беззаконных создана быша сия вся (Сир. 40:10). Один святой отец говорит: «Все, что ни случается с человеком, служит к испытанию его, чтоб он потерпел, и укорил себя, как недостойного. Скорбные приключения попускаются на нас за нерадение, или в наказание, чтоб мы покаялись» (Варсон., вопр. 518 и 699). Относительно того или другого общественного бедствия хотя неудобно судить, за какие и за чьи грехи попущено оно; но что ему предшествовала виновность, которая собрала около себя небесную кару, в этом трудно сомневаться. Всем нам известно, как часто от неосторожного обращения с огнем горят селения и города. Что же это «неосторожное обращение с огнем» есть преступление, или невинное действие? Законом гражданским оно не преследуется, ибо злого умысла тут не предполагается, и чаще сам виновник бедствий первый страдает от него. Но с нравственной точки зрения неосторожное обращение с огнем вовсе не безгрешно, ибо изобличает в человеке нерадение о благе ближних, об охранении общей безопасности. Представьте вы себе невольного убийцу. Суд гражданский не налагает ему наказания, но и не признает совесть его чистою, и отсылает его к духовному суду на церковное покаяние. Так и тот, от чьей неосторожности сделается пожар, в котором иногда погибают и люди, не судится как поджигатель; но чист ли он пред Богом, – это вопрос, на который служит ответом само происшедшее несчастие. Ибо, по суду Божию, очень нередко орудие греха обращается для грешников и в орудие наказания.

«Хорошо, – скажут, – если б только тот наказывался, кто грешит. Зачем же по неосторожности одного подвергаются бедствию другие?» – Но, во-первых, Богу одному известно, кто грешнее, тот ли, у кого загорается, или тот, чей дом горит последним. Каждый за себя говорит в покаянном псалме: «Беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну» (Пс. 50:5). Во-вторых, по закону природы нельзя вдруг остановить разъяренную стихию. А достойны ли мы, чтобы при всяком несчастье ожидать чуда? Например, когда и среди сена неосторожно обращаются с огнем и по небрежности бросают там искру, ужели позволительно желать, чтобы наше сено подобно было тому священному кусту, который пред глазами Моисея, загоревшись, не сгорал? Наконец, если бы кто и действительно без достаточной личной виновности в общем бедствии пострадал, не забудет Бог его неповинного страдания и терпения, и вознаградит его или в сей жизни, как Иова, возвращением благополучия и богатства, или в будущей соответственным венцем блаженства.

Итак хотя сия чудотворная икона дарована нам, как благодатное знамение, которое поддерживает в нас надежду избавления от угрожающих или уже обдержащих зол; но оно требует от нас и осмотрительности в жизни. Мы не должны забывать, что оно дано Богом для боящихся Его. Бояться Бога значит соблюдать Его заповеди, хранить себя от пороков, заботиться о благе общем. Есть народное присловье: кто себя бережет, того и Бог бережет. Мы обязаны остерегаться, чтобы от нашей небрежности не пострадать и нам самим, и нашим ближним. Домохозяин не за себя только ответит пред Богом, а и за своих домочадцев. С этой предосторожностью направляя жизнь свою к добру, можем в надежде защиты припадать к сей чудотворной иконе Знамения, когда она здесь; но и когда не здесь, не усомнимся простирать к Пречистой Богородице молитвенный глас наш: «Мир граду Твоему даруй!»²¹⁹. Аминь.

Возсияет вам, боящимся имене Моего, солнце правды, и исцеление в крилех его. (Мал. 4:8)

День явления Казанской иконы Божией Матери, как известно, празднуется в июле месяце. Нынешний же праздник в честь сей иконы установлен по особенному случаю.

Во времена самозванцев и несколько после, Россия страдала от внутренних беспорядков и раздоров. Враги отечества, пользуясь смутами, хотели подчинить его Польше. Уже в Москве своевольно распоряжались иноземцы. Но любовь к отечеству возбудила верных сынов его ополчиться за него. Дружины разных городов соединились под предводительством князя Пожарского. Этот вождь всегда имел при себе икону Божией Матери Казанскую. Веруя в Ее помощь, он победил врагов, и в самый нынешний день очистил царствующий град Москву от нашествия иноземцев и крамольников. Все сие было два с половиною века назад.

Не своею силою и искусством защитники отечества получили тогда успех: воинство было малое и вооружение малонадежное. Но предки наши были богобоязненны, и упованием на помощь Божию сильны. Движимые все одним чувством благочестия, они прежде всяких приготовлений к брани, наложили на себя пост и обратились с молитвою к Господу и к Пречистой Его Матери. И совершилось с ними то, что чрез пророка предрек некогда Господь народу Своему, скорбевшему в бедствиях, но веры и надежды не оставлявшему и в покаянии о помощи свыше воздыхавшему: возсияет вам, боящимся имене Моего, солнце правды, и поперете беззаконники, и будут пепел под ногами вашими. В воспоминание и веры наших предков, и чудной помощи свыше, какой сподобились они, в одном песнопении нынешнего праздника возвещается: «Источает неоскудныя милости Пречистая Богородица, предваряет на помощь, и избавляет от всяких бед и зол, благонравные и богобоящиеся рабы своя»²²⁰.

Люди поставляют в честь и гордость принадлежать к такому обществу, которое свою деятельность выражает в каких-либо трудах, примечательных и полезных в жизни гражданской. Не более ли нам чести принадлежать нашему отечеству, которое потому именуется «православным», что хранит в себе неприкосновенно веру и благочестие предков и много над собою видело знамений милости небесной? Кто хотя мало знаком с летописями отечества нашего, то знает, как многократно чудесным образом оно избавлялось от врагов. Это нас обязывает служить отечеству, на каком бы поприще и месте каждый из нас ни был поставлен. А если б иному и никакая должность не досталась, может служить обществу и его пользам своими пожертвованиями, или иным содействием и, наконец, тем, что всякому доступно, – своим благонравием. Судьба народа Божия нам показывает, как от доброй жизни семейств, от благонравия частных лиц зависит благоденствие целой страны. Иудеи, доколе были верны Богу и Его закону, благоденствовали; а после того, как оставили Бога и не уверовали в Единородного Сына Его, – рассеяны по всему свету.

Иные, нерадя о чистоте совести, и между тем впадая в несчастия, притекают к Богородице, молятся пред ее святою иконою; но, не видя избавления от зол, приходят к недоумению, готовы усомниться в чудодейственной силе святыни. Таким людям надлежит подумать: какая земная мать может быть приветлива и внимательна к лицам, которые оскорбляют ее сына? – будет ли и небесная Матерь наша милостива к жестокосердым и порочным, которые дурною своею жизнию попирают закон Божественного Сына Ее? Надобно различать веру и неверие, порочность и слабость, беспечность и покаяние. Отвергает Матерь Божия неверующих, гордых и развратных; приемлет притекающих к Ней «умиленною душою и сокрушенным сердцем», и заботящихся об исправлении жизни своей.

Будем готовы на молитву; потщимся на покаяние. Сохраним добрые нравы, – и можем надеяться, что, как крыльями, Матерь Божия будет покрывать нас благодатию святых икон Своих. Аминь.