234. Зрелища и увеселения близ народных святынь

Измученным сердцем пишу я эти строки. Сил нет терпеть поругание всего, что этому сердцу дорого, что для него свято.

Вчера я прибыл в родную мою Троицкую Сергиеву Лавру. Прибыл на два-три дня, чтоб немного отдохнуть душою от сует, от тревог и волнений столичной жизни, чтобы освежиться нравственно воспоминаниями дивных судеб Божиих, совершившихся здесь, на протяжении 550–570 лет, чтобы мысленно пережить те скорби и радости, какие волновали мое сердце на протяжении почти тридцати лет моего здесь пребывания, повидаться с теми, с кем делил эти горести и радости, и помолиться на могилках тех из них, кто отошел уже ко Господу.

Поклонившись до праха земного великому печальнику Русской земли, преподобному Сергию, и облобызав его нетленные мощи, я направился в свою келью, расположенную в лаврском саду. Как здесь тихо, каким миром веет от этих кедров, которые я сажал здесь когда- то, лет тридцать пять назад, зернышками из шишек, присланных с Толги и которые теперь настолько выросли, что под их тенью можно и отдохнуть, и о прошлом поразмыслить, и с друзьями побеседовать. Слава Богу за все!

Настал вечер. Вдруг откуда-то понеслись звуки плясовой музыки, послышались песни, как будто где-то тут, неподалеку от стен святой обители, был какой-нибудь театр или иное увеселительное место... и звуки все росли, все усиливались: чувствовалось, что под их музыку отбивают страстный танец мирские люди.

Господи, перекрестился я: да что же это такое? Ужели и в эти места, освященные стопами и окропленные молитвенными слезами преподобного Сергия, проникла та мерзость духовного запустения, которая так оскорбляет верующее сердце в городах на каждом шагу? Ужели и тут, куда стремятся миллионы православных душ, на протяжении пяти с половиной веков, чтобы излить свое горе, поведать угоднику Божию свои скорби и – хотя редко – и радости, тут, где живым ключом бьет здоровая струя народной церковной жизни, и в этом святом месте народной молитвы и общения с небом, дозволил кто-то открыть место “позорищное», место служения страстям человеческим, от чего с таким отвращением бегали наши благочестивые предки – даже миряне: говорить ли о преподобном Сергии, об его учениках и духовных потомках? Кто допустил такое поругание народной святыни? Кто дерзнул внести сюда эту мерзость духовного запустения?..

И сердце мое болезненно сжалось, и не мог я примириться с мыслию, что вижу и слышу это не в кошмарном сне, а в действительности. И видят и слышат сей позор православные русские люди, со всех концов родной земли сюда притекающие, и поведают Преподобному сердечную скорбь свою на таковое беззаконие, и внемлет им угодник Божий. Два года назад уже было творящим сие беззаконие предостережение: стали они в свой театр, называемый “клубом», заманивать объявлениями о том, что будет представлен какой-то “танец сатаны», и вскоре после того дом стал добычею пламени².

Да вразумит и ныне творящих неподобная, но не гневом, а милостью, тот, коего места подвигов они так дерзко оскорбляют!

Переношусь мыслию в недалекое прошлое. То было десять лет назад, в 1904 г., пред самою войной с Японией. В начале января месяца я встретился в вагоне железной дороги с одним православным торговцем-простецом из жителей Посада. Он сообщил мне, что скоро в Посаде будет строиться так называемый “народный дом». В то время я был казначеем Троицкой Сергиевой Лавры и как член Духовного Собора оной, казалось бы, должен был знать это, но это было для меня новостью. Все дело велось в глубокой тайне от начальства Лавры, и, по справке, оказалось, что губернский комитет попечительства о народной трезвости, по ходатайству уездного комитета, уже составил план, смету и постановил ходатайствовать, где следует, об отпуске 30 000 р. на постройку “народного дома» в Сергиевом Посаде. Чем вызвано было тогда такое “ходатайство?» Да видите ли: в Посаде постоянно проживает не менее 20 000 чел., преимущественно, это бедный, трудящийся люд: “не имея в Посаде решительно никаких развлечений, большинство населения проводит массу свободнаго времени в трактирах!.. « Далее писали, что в духовной академии хотя и ведутся беседы, но помещения там недостаточны для вмещения всех желающих слушать эти беседы. А главное, необходимость устройства в Посаде народного дома со свойственными ему развлечениями вызывается-де тем, что “в Троицкую Лавру стекаются ежегодно сотни тысяч богомольцев со всех концов России: видя наглядно благотворную деятельность народного дома, его полезность – богомольцы разнесут о нем весть по всей России, и, несомненно, это вызовет учреждение таких домов в различных уголках далекой провинции». Так писали тогда в жидовских газетах, приветствуя мысль об устройстве народного дома в Сергиевом Посаде.

Читаешь эти строки и глазам не веришь: да неужели могут так рассуждать православные русские люди? Ведь это – клевета на русский народ, это – кровная обида для него: только тот, кто совсем не знает его или намеренно хочет оскорбить его, может написать такие строки. А ведь такими соображениями руководились люди неглупые, люди, считающие себя интеллигентными: простые люди, с коими мне пришлось потом говорить, с сокрушением сердца говорили по поводу таких ходатайств своих сограждан-интеллигентов.

Грешно было молчать. Немедленно составлена была мною “записка по поводу предположения построить народный дом в Сергиевом посаде», напечатана, на правах рукописи, в 25 экз., и представлена незабвенному ревнителю православия, Великому Князю Сергию Александровичу, Митрополиту Московскому Владимиру, почившим В. К. Плеве, К. П. Победоносцеву и другим высокопоставленным лицам. А Духовный Собор Лавры возбудил ходатайство чрез Митрополита как настоятеля Лавры о недопущении таковой постройки. Между тем, грянул гром японской войны, и дело было прекращено. Так, молитвами преподобного Сергия, была устранена опасность великого соблазна для русских православных людей постройкою театра на казенные деньги в месте, освященном трудами и подвигами великого печальника Русской земли. Я говорю: “постройка театра», а не просто “народного дома», где был бы зал для чтений, библиотека и что-либо столько же скромное, приличное святому месту, ибо сам видел проект постройки и план его: большая сцена, обширный зрительный зал, фойе и все прочее, как подобает театру, и... небольшой уголок для библиотеки.

Постройка предполагалась на горе, противоположной Лавре, на той исторической “Волкуше», на которой преподобный Дионисий благословлял князя Пожарского, шедшего на освобождение Москвы от поляков и Литвы.

Быть может, именно этот случай вызвал циркуляр г. Министра Финансов всем председателям губернских, областных и особых комитетов попечительств о народной трезвости, от 9 апреля того же 1904 года за № 1178. Этот циркуляр говорит: “Одним из уездных комитетов попечительства о народной трезвости предполагалось устроить народный дом, с приспособлениями для театральных развлечений в нем, в местности, особенно посещаемой богомольцами. Находя, что в местах, чтимых русским народом по религиозным чувствам и усиленно посещаемых богомольцами, нежелательно устройство театральных развлечений, я считаю долгом просить гг. председателей губернских, областных и особых комитетов попечительств о народной трезвости преподать состоящим в их ведении комитетам попечительств указания о необходимости воздерживаться от устройства в этого рода местностях театральных для народа развлечений». Подписал: Министр Финансов, сенатор В. Коковцев. Скрепил: помощник начальника Главного Управления, член Совета Министра Финансов И. Новицкий.

По-видимому, дело кончилось тогда в благоприятном смысле не только для Сергиевой Лавры, но и для всех, подобных ей обителей, “усиленно посещаемых богомольцами», как говорит циркуляр министра. Спасибо этому министру: русским сердцем он понял все неприличие постройки народных домов в соседстве с святыми местами Русской земли. Но могут ли успокоиться темные силы, воюющие против Церкви Христовой и стремящиеся всюду сеять соблазн и искушение для православного народа? Прошло десять лет, и они нашли способ обойти начальство, испросить разрешение на зрелища другим путем и устроить открытую сцену с духовой музыкой уже не в закрытом помещении, как это было бы в народном доме, а на открытом воздухе: вы, монахи, не хотели, чтобы мы построили закрытый театр – так вот же вам: мы делаем это открыто, на виду у ваших богомольцев, да еще с духовой музыкой наших добровольных пожарных дружин, с музыкой, которая вторгается своими плясовыми звуками в ваши кельи, в ваши храмы! И нам не смеют не разрешить: у нас в уставе “клуба» есть разрешение давать спектакли, а приводимый вами циркуляр Министра Финансов – нам не указ: мы – другого ведомства.

И действительно: Московский губернатор, на письмо Митрополита Макария, протестовавшего против открытого театра, ответил, ссылаясь на устав “ Сергиево-Посадского общественного собрания», что он “не считает возможным воспретить собранию использовать предоставленное ему уставом право устройства увеселений». И вот они, эти “нищие, приседящие при вратах обители преподобного Сергия и питающиеся от обильно падающих крох со стола приходящих сюда богомольцев», как писал некогда о жителях Посада великий святитель Филарет, – они “устраивают увеселения», и устраивают их так, что не дают иному монаху в келье правила прочитать, ибо в окна его тихой кельи врываются звуки плясовой музыки, и торжествуют победу... только чью победу? Победу врага рода человеческого, врага Божия, сатаны, над монахами. Не напрасно же, как я сказал уже выше, не напрасно они полтора года назад и “танец сатаны» придумали поставить на своей сцене, приглашая и публику участвовать в нем. Сгорел их “клуб» – они на открытом воздухе “устраивают увеселения» свои. Оправдываясь пред начальством, они уверяют, будто их клуб был на той же улице, на которой теперь устроено зрелище, но ведь это же неправда: чтобы попасть в их клуб тогда, надо было проехать или мимо вокзала железной дороги, или же мимо церкви Вознесения Господня и завернуть в другую улицу, так что в Лавре тогда не было слышно их музыки, богомольцам не было искушения заглянуть на их сцену, притом же – устроенную не на открытом воздухе.

В самый день преподобного Сергия, 5 июля, я служил у святых мощей его божественную литургию и не вытерпел: совесть потребовала того, и я, от имени угодника Божия, обратился к совести жителей “веси, на нейже наречено имя преподобного Сергия», с жалобою на них же самих. Будет ли плод от моего слабого слова? Увы, не вижу надежды на это: по крайней мере, мне сказывали, что один из виновников открытия сего увеселения, по выходе из церкви, громко выразился по моему адресу: “И какое ему-то дело до того, что творится в Посаде? Обличает, да еще в присутствии Великой Княгини». Да, господа: обличаю и не перестану обличать такие оскорбления угоднику Божию и Церкви-матери, пока силы есть, пока не лишат меня права открыто говорить и печатать то, что совесть моя подскажет в защиту святынь народных! И не только сам обличаю, но и всех православных русских людей к тому же призываю: времена настали грозные, тучи собираются над бедною Русью, насилуемою изменниками и предателями, ведомою на заклание и в пленение иудейское. До плясовой ли музыки теперь у самого порога святынь народных, братья, еще именуемые христианами! Не гневите Господа Бога, не заставляйте угодников Божиих отвращать лице свое от нас, грешных! Не соблазняйте малых сих, отовсюду к преподобному Сергию притекающих и вас же питающих! Ведь не одни монахи, ведь и вы – Сергиевы, ибо и в Посаде его живете, и в обители его же питаетесь! И я, более чем другие, имею и право, и долг говорить правду жителям веси Сергиевы, ибо и я – тоже Сергиев, я сын его обители, искреннейше желающий добра не только святой, родной мне обители, но и всем живущим близ сей обители, ибо имя преподобного Сергия роднит нас друг с другом. Знаю заповедь древнего мудреца: не обличай злых, да не возненавидят тебе, – потому и обличаю, что злыми жителей Посада не считаю, а Премудрый дальше говорит: обличай премудра и возлюбит тя. Знаю, что не сладки грешному сердцу такие обличения, но опыт веков показывает, что – достовернее суть язвы друга паче, нежели вольная лобзания врага...