Вышгород и Межигорье

Одну из самых приятных поездок по окрестностям Киева совершил я в отдаленный Вышгород и Межигорье, оба замечательные своею древностию и «неопасными водами». Почтенное семейство, с которым познакомился еще при первом моем посещении Киева, вызвалось мне сопутствовать и приятным обществом сократило путь. Рано утром спустились мы с крутой горы Андреевской и мимо веселых слобод и дач ехали, как бы одною тополевою рощею, до самой Кинь–Грусти. Широкая поляна отделяет сию прелестную усадьбу от густого соснового бора, который на несколько верст простирается к Вышгороду по сыпучим пескам, далее возделанные поля и вправо Вышгород, бывшее село Ольги, на горе Хоревице господствует над Днепром и всею окрестностию. Это также одно из самых очаровательных мест Киева, хотя ими так богата его природа. Широкое течение реки, усеянной островами, открывается во всем ее великолепии от Вышгорода и за Киев, вдоль низменной долины, которая ограждена мрачным бором и амфитеатром гор. Вдали Старый Киев, как бы на престоле, царственно восседает на горах своих, увенчанный многоглавым венцом всех своих обителей, и держит в руках, как некий скипетр, колокольню Печерскую. Дольний город служит ему подножием, наподобие белых мраморных ступеней, облегающих его горний престол; а вечный Днепр, его обтекающий и весь кипящий полуденным солнцем, – зеркалом его великокняжеской славы. Таков Мономахович Киев! Так им некогда любовалась отселе блаженная Ольга из своего любимого села, которое обратилось в город удельный при ее правнуке Ярославе. Нет следов древнего жилья княжеского, кроме земляных насыпей около деревянной церкви Бориса и Глеба, отколе самый лучший вид.

Церковь сия, где некогда хранились нетленные останки мучеников–князей, ныне убогая, уже в седьмой раз восстает из своих развалин. Первую соорудил великий Просветитель Руси во имя своего Ангела Василия в 989 году, не подозревая, что она сделается сокровищницею двух нежно любимых его сыновей, мученически убиенных их братом. Пожар истребил здание сорок лет спустя, и опять соорудил ее из пепла великий Ярослав. Еще через сорок лет воздвигнута была третья, тоже деревянная церковь, по обветшании прежней, при сыне его Изяславе; с торжеством перенесли туда мощи Страстотерпцев, и многими чудесами ознаменовалось сие событие. Князья Черниговские, Святослав и Олег, соорудили великолепный каменный храм на место деревянного; он был освящен при великом Мономахе, но буря монгольская чрез сто двадцать пять лет разметала до основания святилище, и с тех пор безвестны святые мощи Бориса и Глеба, сокрытые, как гласнит местное предание, под сводами храма. Тогда же разрушены были две обители Вышгорода, мужская и женская: одна, так называемая Белого Спаса, которой и теперь видны остатки, устроенная Боголюбскими, а другая женская – оттоле увезли во Владимир чудотворную икону Божией Матери, которая теперь хранится в Московском соборе, ибо Вышгород до своего разорения был всегда любимым жилищем Великих князей; там скончались великий Ярослав и сын его Всеволод.

Не скоро после разорения монгольского воздвиглась новая убогая церковь на развалинах древней каменной, но и ее разрушили до освования татары во время владычества литовского, ибо переправа чрез Днепр была против самого Вышгорода. Они употребили для моста все дерево храма и даже иконостас, а местная икона Богоматери, с помощию которой нечестивый ордынец переправился чрез Днепр, принесена была волнами к берегу Подола и там с честию поставлена в Братскую обитель. Другая местная икона – Спасителя, оставшаяся в Вышгороде, доселе носит следы нечестия татарского: на лике ее глубокая язва, нанесенная копием, и в ней запеклась кровь, как на живом теле. Это случилось в 1662 году. Семь лет спустя благочестивый полковник киевский, Мокиевский, восстановил церковь, которую чрез тридцать лет в седьмой раз перестроил, по ветхости ее, местный священник Василий Лукьянович иждивением усердствовавших к памяти святых Страстотерпцев. Но сия церковь уже пришла в ветхость и ожидает обновления более прочного от благочестивых ревнителей; память же святых Князей доселе совершается при большом стечении народа в древнем Вышгороде 25 июля, в день перенесения мощей их. С незапамятных времен сохранился подле алтаря священный студенец, оттоле черпают благочестивые богомольцы освященную воду и с верою приемлют исцеление. О если бы кто-либо из тезоименитых восстановил храм Бориса и Глеба в прежнем его величии! Оставив Вышгород, мы стали спускаться в глубокое ущелье, поросшее лесом; круто извивалась трудная дорога, доколе впезапно не открылась нам в раздвинувшейся долине белая ограда обители с двумя ее церквами и обширными келлиями, а позади нее вечный украситель всех урочищ Киевских – Днепр. Отрадно появление обители в столь диком, но живописном уединении. Иноки греческие, скитавшиеся без приюта по окрестностям Киева в начале XV века, не могли избрать себе ничего лучше сего места, между гор, отчего и обитель их получила название Межигорской. Они обновили ею память монастыря Боголюбского, Белого Спаса, который был разорен татарами. Еще на одной из соседних гор ископанные пещеры с надписями, частию обвалившиеся, свидетельствуют о давнем населении места; некоторые возводят даже их древность до времен Антониевых, как будто все пещерное ему принадлежит.

Запорожская Сечь, защищавшая край сей от ярости крымцев и насилия поляков в течение двух столетий, приняла обитель Межигорскую под свое особенное покровительство и сносила туда свои сокровища. Кошевой атаман Кальношевский соорудил в ней церковь во имя верховных Апостолов Петра и Павла. Другая же церковь, более древняя, празднует Преображение Господне, как храмовый день прежней обители Белого Спаса; она воздвигнута усердием Патриарха Иоакима в последние годы его жизни, ибо святитель был сам постриженником сей обители, и там доселе хранится портрет его. По странному и жалкому стечению обстоятельств в бытность Императрицы Екатерины в Киеве, накануне того самого дня, когда хотела она посетить Межигорскую обитель, внезапный пожар истребил ночью обе церкви, и Государыня, которая столько слышала о красоте места, не захотела уже видеть пепелища. Горестное последствие имел пожар сей для Межигорского монастыря: его упразднили по преставлении князя Таврического, который в свою очередь упразднил в своих владениях другую столь же древнюю и знаменитую обитель, Святогорскую, ныне восстановленную благочестием его наследников. О если бы восстановилась и Межигорская, и это очаровательное место, созданное для жилища иноков, возвратилось опять безмолвию пустынному! Тогда бы горы огласились вновь ликами иноческими, а старый Днепр, встрепенувшись при столь отрадном звуке после полувекового безмолвия, на быстрых волнах своих донес бы гул сей в обрадованную матерь городов Русских. Тогда бы опять лавра, как средоточие молитвы, на десять поприщ вверх по реке до Межигорья и на десять вниз до Китаевой пустыни, ограждена была возникшими из нее обителями, которые, как передовая стража, охраняли бы сию древнейшую духовную твердыню всея Руси. Может быть, и сбудется когда-нибудь благоговейное желание. Было время, когда незабвенный наш историограф грустил о запустении древней обители Симоновской: «Часто прихожу, – писал он, – на то место, на котором возвышаются мрачные готические башни Симонова монастыря, и почти всегда встречаю там весну. Туда же прихожу и в мрачные дни осенние, горевать вместе с природою. Страшно воют ветры в стенах опустевшего монастыря, между гробов, заросших высокою травою и в темных переходах келлий. Там, опершись на развалины гробовых камней, внимаю глухому стону времен, бездною минувшего поглощенных, стону, от которого сердце мое содрогается и трепещет. Иногда вхожу в келлии и представляю себе тех, которые в них жили, – печальная картина!» И вот обитель Симоновская опять во всем ее блеске! А в Межигорской нет такого запустения, как было некогда в Симоновой; все еще цело и даже обновлены обе церкви, келлии и часть ограды; недостает только иноков для богослужения. Но какая очаровательная Фиваида в лесистых удолиях Межигорья! Как уединенно и отрадно звучит прозрачный горный ключ, прозванный Звонками, ибо во дни благосостояния обители частые струи его, падая на металлические полосы, издавали гармонические звуки. Малая беседка его осеняет любимое отдохновение отшельников Межигорских; там любили они погружаться в созерцание под тению развесистых ракит и тополей в живописной долине, по которой струится между деревьями светлый ручей. Какое обилие виноградников, вишен, яблонь и груш на обеих горах, как бы нарочно раздвинувшихся, чтобы дать место обители!–Это были плодовитые сады ее, которыми издавна она славилась, и как хорош этот синий Днепр, со своим диким Заднепровьем в каменистой раме утесов! На обрыве его стоит монастырь; вокруг него одни только горы, лес и воды, лишь изредка оживляемые белым ветрилом, но уже не запорожским, и не причаливают более легкие челноки Сечи, ходившие добывать за море, в дальний Трапезунд, сокровища Анатолии для украшения любимой своей обители.