Глава V. Христианское служение

Рассмотренные выше рассуждения апостола в ст. 21–26 служат переходом от его речи о духовных дарованиях и устройстве тела Церкви к речи о церковных должностных лицах, которая начинается с 27 стиха, очевидно, что с этого стиха все еще продолжается речь о «теле»; только предмет рассматривается с новых сторон. Ни в каком случае нельзя думать, чтобы апостол проповедовал полное равенство всех членов Церкви и служащих в нее лиц. Глаз не равен и не может быть равен уху; голова – ноге или руке. Но не считая членов Церкви равными в смысле единообразия, апостол, по крайней мере, желает их уравнять, так скатать подставляя взамен неблагообразия некоторых членов особенное благообразие их функций и говоря, что они обладают особенною честью. В данном случае, следя за образами, употребленными апостолом, мы наблюдаем большое, как богословское, так и философское, понимание внутренней природы всякого человеческого общества – какое, может быть, и во сне не снилось ни одному языческому философу. С христианской точки зрения все люди равны, все дети Отца небесного. Но, с другой стороны, они и не равны, вследствие разнообразия получаемых ими даров, то больших, то меньших, распределяемых Духом по Его собственной воле. Это необходимо для самого существования Церкви. Желая, так сказать, облегчить участь и утешить тех, которые терпят в чем-либо недостаток, апостол проповедует, именно, не только практическое, но и идеальное равенство всех людей, и при том совсем не уничтожая разнообразия в человеческом обществе, не заставляя всех, если можно так выразиться, строиться в один ряд, не навязывая всем одинакового идеала, не внося в жизнь какого-либо невозможного, или утопического равенства. Многие члены в христианском обществе, как бы ни была незначительна их красота или положение, должны знать, что деятельность их, по своему достоинству, значению и общественной пользе, не только равняется деятельности, отличающейся наибольшим блеском и наиболее удивительной для обычного взгляда, но и превосходит ее. И это происходит не от людей, а от Бога, который так устроил, что люди невольно, даже, может быть, вопреки своим желаниям, исключительно только вследствие вложенного в них Богом инстинкта, воздают своим собратьям, которые терпят в чем-либо недостаток, большую честь в сравнении с людьми, которые не имеют недостатков и в особенной чести поэтому не нуждаются.

Деятельность членов относится к человеческому обществу, в котором она имеет свой центр. Члены служат телу. Общее наименование этого служения, как у ап. Павла, так и вообще в Новом Завете, есть διακονία¹⁹⁸.

Что служение основывается на духовных дарованиях, это ясно из 1Петр. 4:10, где апостол говорит: «служите (служа = διαρονοῦτες) друг другу, каждый тем даром (χάρισμα), какой получил, как добрые домостроители многоразличной благодати Божией». У апостола Павла разные служения, которые он перечисляет в 28 стихе, поставляются также в очевидную связь с духовными дарованиями, – что яснее всего можно видеть из того, что некоторые служения, перечисленные в 28 стихе, даже совсем в не отличаются от харизм, перечисленных в 8–10 ст. «Каждым даром вызывается и требуется служение; всякое служение указывает на полученную и испытанную благодать»¹⁹⁹.

Разные виды церковного служения перечисляются апостолом в 27–30 стихах. Чтобы выяснить речь апостола об этом предмете, мы должны обратиться прежде всего к краткому рассмотрению общего новозаветного учения о христианском служении, в котором, как увидим, принимал участие и апостол Павел, не делая от него никаких отступлений, а напротив – утверждая его своим словом и примером.

Мнения о первоначальном, основанном на харизматическом озарении верующих, служении или вообще устройстве Церкви иногда сильно разнятся. Напр., одни говорят, что перечисленные в 1Кор. 12:28 апостолы, пророки, учители и проч. были должностными (официальными) лицами в Церкви; другие – что в первоначальной Церкви никаких должностей не существовало, во все в ней основывалось на нравственных отношениях к Церкви служивших в ней лиц. Наконец, некоторые утверждают, что в первоначальной Церкви не было ничего, похожего на последующее церковное устройство, что это первоначальное устройство, бывшее при апостолах, больше никогда не повторялось, что изучая историю первоначальных общин, мы не имеем дела ни с епископальным устройством, ни с пресвитериальным, но с своеобразно-апостольским²⁰⁰. Хотя это последнее мнение и выражено не довольно ясно, однако вероятность сильно говорит в его пользу. Необходимо при этом иметь в виду, что мы имеем здесь дело не с развитым церковным устройством, каким оно сделалось впоследствии, а с младенческим состоянием христианского общества. В связи с этим, однако, возникают весьма важные вопросы: должна ли эта молодечествующая Церковь по своему устройству служить идеалом для всех последующих Церквей, или же следует считать ее недостаточною, не определившеюся, несовершенною и потому не могущею служить образцом для последующего времени христианской Церкви. Мы уже отчасти ответили на этот вопрос, который так же, как и предыдущий, решается различно. Хотя первоначальная Церковь и была младенчествующею, однако, жизнь ее, с каких бы сторон мы ее ни рассматривали – подлинник и образец. Все остальное – вывод или рассуждение по поводу данного подлинника, и главный вопрос – о том, насколько вывод согласен с подлинником; другими словами – не представляет ли он каких-либо искусственных уклонений от подлинника или даже повреждений его. Предмет этот вообще труден и, по-видимому, не поддается точным определениям, чем и объясняется разница в воззрениях на него, иногда доходящих до полной противоположности.

Однако, каковы бы ни были выводы и каковы бы ни были последствия, мы должны рассматривать предмет так, как он дан. Мы не должны рассматривать памятников первоначального христианства непременно и исключительно с тою целью, чтобы оправдать на их основании истинность устройства какой либо современной церкви. Делая так, мы можем отвергать то, что нам не нравится и, наоборот, навязывать первоначальной христианской Церкви идеи и воззрения, какие в действительности не были ей свойственны. Так делается чаще, чем можно предполагать. Но это – прием не научный. Нигде, может быть, ни в одной области исследования более, чем здесь, не имеет важности афоризм, высказанный у Ксенофонта: ἀναβλέφωμεν ὀρθοῖς ὄμμασιν (взглянем прямыми глазами).

Решение вопроса о том, была ли апостолы, пророки, евангелисты, пастыри, учители и проч. должностными лицами в Церкви, зависит, конечно, много от того, что мы будем разуметь под словом должность. Если мы, напр., предположим, что должность есть один из видов служения, то, конечно, вынуждены будем признать, что перечисленные как апостолом, так и другими писателями Нового Завета служебные лица была должностными. Но и при этом мы должны несколько отрешиться от современных нам понятий ни представлений. У нас, обыкновенно, должностными лицами считаются те, которые состоят на государственной службе или имеют какие-либо другие бюрократические и небюрократические аккредитивы. При нашем церковном устройстве или церковных отношениях замена одной должности другою не только не легка, но даже и невозможна. Диакон, будучи диаконом, не может быть пресвитером или епископом и наоборот. В первоначальной Церкви подобных точных определений характера деятельности разных должностных лиц не существовало. Отсюда, прежде всего, весьма значительная запутанность в терминологии. Апостолы рукоположили семь диаконов, в том числе Стефана и Филиппа²⁰¹. С нашей точки зрения, они так ни должны были бы оставаться диаконами, пока не получили бы нового рукоположения. Но на деле было не так. Мы даже не имеем точных сведений, в чем заключалась ближайшая диаконская деятельность семи диаконов. Стефан занимается преимущественно исполнением обязанностей, свойственных больше (по нашим понятиям) священнику или епископу, чем диакону: проповедует в синагоге и совершает великие чудеса и знамения в народе. При этом нужно, однако, заметить, что никакой должности чудотворца ни прежде, ни после никогда не существовало. Филипп отправляется в Самарию, проповедует там и крестит; то же было и по дороге в Газу. Некоторые лица занимали одновременно по две должности. След этого остался даже в наших богослужебных книгах. Так, напр., мы говорим: св. апостола и евангелиста Матфея, Марка, Луки, Иоанна. Отправляясь из Милета в Эфес, апостол Павел призвал пресвитеров церкви и в своей речи назвал их «епископами» (в русском Деян. 20:28 – «блюстителями», очевидно неточный и даже несколько тенденциозный перевод, вызванный, вероятно, опасением, как бы пресвитеры не возомнили себя епископами!). В начале послания к Филиппийцам (1:1) апостол обращается к церкви «с епископами и диаконами» и пропускает «пресвитеров». Из предания известно, что апостолы в некоторых случаях была епископами, напр. Иоанн в Эфесе²⁰². Миряне, апостолы и пресвитеры судят апостолов (Деян. 11:3; 15:5,6), пророки и учители рукополагают их (Деян. 13:1–3). Этого мало. Факты, рассказанные в Деян. 21:17–27, некоторыми критиками отрицательного направления даже отвергаются на том основании, что не мог апостол Павел, восстававший против обрядов, стоять в иерусалимском храме «с намазанными маслом лепешками в руках». Однако, по нашему мнению, этот факт имеет весьма большое апологетическое значение. Мы, думается, никогда не поймем его, как следует, если будем воображать, что апостол всегда и при всяких обстоятельствах был непременно апостолом. Павел был апостолом для коринфян, галатов и проч.; но явившись в Иерусалим, он, по-видимому, не только не сохраняет здесь своего апостольского звания, а является просто обыкновенным частным человеком, добровольно подчиняющимся велениях Иакова и «всех пресвитеров» иерусалимской церкви и даже их суду (Деян. 21:21). Иногда должности называются по именам, а иногда и нет. В самом деле, упоминаемые в 1 Кop. 12:28 рядом с «апостолами, пророками, учителями» κυβερνήσεις, ἀντιλήμψεις, – что это за должности?

Если от вопроса о должностях мы перейдем к вопросу об отношении харизм к должностям и наоборот, то встречаемся с такою же запутанностью, какую наблюдаем и в названиях должностей или терминологии. Попытки точно определить отношение харизмы к должности и наоборот едва ли не могут считаться тщетными. С одной стороны, мы встречаемся с названиями харизм без всякого намека на какие-либо, бывшие от них в зависимости, должности. Общее представление, как видно из вышеприведенной цитаты 1Петр. 4:10 было; но как только мы переходим к частностям, то сейчас же находим, что предмет этот отличается крайнею темнотой. Если бы харизма непременно обозначала должность или сопровождалась ею, то мы, вероятно, прежде всего получили бы не апостолов, пророков, учителей и проч., а мудрецов, обладающих «словом мудрости», ученых, обладающих «словом знания», «верующих», «чудотворцев», «целителей» и проч. (1Кор. 12:8–10). С другой стороны, трудно решить, какою харизмой обладали, напр., апостолы. Обладали ли они только одною харизмой апостольства (См. Деян. 1:25; Рим. 1:5; 1Кор. 9:2; Гал. 2:8), или еще и некоторыми другими харизмами (напр., пророчеством), или, наконец, всеми харизмами? Далее, было ли обладание харизмой постоянным явлением иди только временным? Какое отношение имело постоянное или временное пользование харизмой к должности? Если, напр., харизма пророчества прекращалась, то переставало ли и лицо, владевшее такою харизмой, быть пророком? Или, если оно переставало пророчествовать, однако считалось по-прежнему пророком? Из определений отношений харизм к отдельным должностям, какие делаются новейшими экзегетами, мы можем узнать немногое. Мейер, напр., говорит: «Христос дал лиц, а община предоставила им должность»²⁰³. По поводу этого можно спросить: если Христос дал лиц – или, может быть, лучше: дал лиц, обладающих известными дарами, – то каким образом община могла бы не предоставить им должность? Действительно ли предоставление такой или иной должности зависело всецело от одной только общины? Не более ясно выражается и пастор Лаутербург: «должность есть человеческое установление, относится к временно-историческому устройству Церкви; харизма – к духовной ее сущности»²⁰⁴. Такое определение весьма годилось бы, может быть, для церквей или Церкви в их современном состоянии, где многие должности занимаются без всяких харизм; и где многие харизмы не имеют, так сказать, должностного применения. Но каким образом перенести подобные определения на первоначальный апостольский век?

Понятие о должности отличается некоторою сложностью и в современном нам употреблении. Можно было бы указать целый ряд нелепостей, находящихся в зависимости от современных представлений о должности. Но можно сказать, что апостольскому веку эти нелепости были совершенно чужды. Самое лучшее, что мы можем сделать, заключается, по-видимому, в том, что мы должны совершенно устранить, при рассмотрении отношений апостольского века, современные нам представления о должности, официальной или неофициальной, и сказать, что употребляя выражение «должность», мы выражаемся только применительно к нашим современным понятиям м, может быть, только за неимением других, подходящих слов. Должность есть, конечно, круг обязанностей, возлагаемых на лицо обществом, соответственно таким или иным дарованиям такого или иного лица. Эти обязанности возлагаются и Самим Богом или являются следствием каких-либо внутренних или внешних побуждений. Апостол говорит в 28 стихе об апостолах, пророках, учителях и проч., конечно, в этом смысле. Однако дальнейшие, более общие, выражения его показывают, что он разумеет здесь не столько должности в нашем смысле, сколько самые служения, чуждые официального характера, или даже силы, господствующие в христианском обществе и управляющие им. С такого рода силами знаком, конечно, всякий, наблюдавший жизнь больших или малых человеческих обществ. Силы появляются и уже действуют и тогда, когда должность еще не определилась и не получала соответствующего названия. Источник ее – харизма. Внешнее выражение – в служении. Этим, по крайней мере, объясняется обстоятельство, что первоначальные должностные лица не были выборными.

Не подлежат, далее, сомнению, что лица, исполнявшие такие или иные служения в первоначальной христианской Церкви, не обладали никакою внешней властью в Церкви. Новый Завет понимает слово власть совершенно не в том смысле, в каком оно употребляется обыкновенно у нас. Если бы мы стали рассматривать Новый Завет не как учение о вере и благочестии, другими словами не как религиозную, а как политическую систему, та нашли бы, что в нем дается, между прочим, и весьма своеобразное учение о власти. Внешняя власть, политическая, отчасти игнорируется, а отчасти признается. Но внутри Церкви нет и не должно быть в тени какой-либо политической власти. Тут – один из многочисленных контрастов, свойственных и вообще Новому Завету. Сила власти основывается на ее отрицании. Спаситель не велел Своим ученикам называться не только владыками или властителями, но даже простыми учителями, «ибо», сказал Он, «один у вас учитель – Христос; все же вы братья; и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, который на небесах; и не называйтесь наставниками, ибо один у вас наставник – Христос. Больший из вас да будет вам слуга: ибо кто возвышает (кто будет возвышать) себя, тот унижен будет; а кто унижает себя (будет унижать себя), тот возвысится»²⁰⁵. Подобное же учение много раз повторяется и в других случаях. Каковы бы ни были заслуги последователей Христовых, они должны считать себя рабами, ничего не стоящими (бесполезными), потому что они делают только то, что должны делать. Служители религии должны быть противоположны сильным мира сего: «вы знаете, что князья народов (у ев. Матфея 20:25: начальствующие над народами; у ев. Марка 10:42: по-видимому обладающие властью, в вольном переводе: мнимо-владычествующие, мнимые владыки) господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет быть между вами большим, да будет всем слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет всем рабом; так как Сын человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих». Подобное же рассказывается в истории о тайной вечери²⁰⁶.

Просвещенные Духом Святых, апостолы постарались в точности исполнить божественные заветы своего Учителя. Действительно, в течение всего апостольского времена мы наблюдаем полное отсутствие в среде как апостолов, так и других лиц, трудившихся на благо христианской Церкви, каких бы то ни было стремлений к внешней власти. Можно даже сказать, что такого полного и искреннего самоограничения служащих в Церкви лиц никогда более в ней не повторялось, – и это, по-видимому, отчасти и придает апостольскому веку и апостольской Церкви ту своеобразность, о которой, как сказано выше, несколько неясно выражается Гарнак. Эта Церковь является вечным укором для всевозможных последующих «папистических тенденций». Мы не находим в ней оправдания даже самых скромных и умеренных претензий на внешнее господство позднейшей иерархии. Самого слова «иерархия» ни в Новом Завете, ни в писаниях мужей апостольских не встречается. И можно думать, что только при наличности такого необычайного самоограничения и смирения могла действовать в этой Церкви и благодать Божия, обнаружившаяся в целом ряде необычайных даров и служений.

Таких образом, характеристикою деятельности лиц, трудившихся на благо Церкви апостольского века, является не ἐξουσία (власть), а διακονία (служение). Первое слово употребляется в Новом Завете во многих случаях для обозначения внешней власти, напр. в Деян. 9:14 – о власти, полученной апостолом Павлом, до его обращения в христианство, от архиереев²⁰⁷. Для обозначения деятельности апостолов вообще и в частности самого апостола Павла употребляется обыкновенно διακονία²⁰⁸. Поэтому выражения некоторых ученых, рассуждавших о первых веках христианства и о взаимных отношениях служащих в ней лиц, иногда представляются не только неточными, но и весьма странными. Неужели даже апостол Павел, сидя в тюрьме в Кесарии или Риме, мог употреблять в обращениях к христианам такие выражения, как верховная власть (Machtvollkommenheit), просто власть (Gewalt), право (Rechi), право рукоположения (Ordinationsrecht)?²⁰⁹. Если мы будем, без всяких, по крайней мере, ограничений, переносить подобные понятия в апостольское время, то допустим несомненные анахронизмы. Если бы даже и существовали идеи о власти в среде деятелей первоначального христианства, то они всецело поглощались и сглаживались идеей о христианском служении. К этому следует прибавить, что первоначальные христианские общины, основанные апостолами, скоро сделались недозволенными в государстве, а потому трудно даже и представить, чтобы их члены и руководители действительно пользовались какими-либо прерогативами, напоминавшими Machtvollkommenheit даже в сфере внутренних общинных отношений. Внешнее положение апостолов и их, так сказать, внешний вид насколько не свидетельствовали ни об их внешней власти, ни об официальном положении. Они не обладали ни серебром, ни золотом²¹⁰; казались ἄνθρωποι ἀγράμματοι καὶ ιδιῶται²¹¹; не приписывали себе ничего необыкновенного, не свойственного другим людям²¹², не желали брать власти над верою христиан²¹³, или господствовать над наследием Божиим²¹⁴; они были неизвестны²¹⁵, оружия воинствования их не были плотскими²¹⁶, они не осмеливались сопоставлять или сравнивать себя с теми, которые сами себя выставляли²¹⁷, и вполне сознавали истину, что не тот достоин, кто сам себя хвалит, но кого хвалит Господь²¹⁸. Они казались иногда невеждами в слове²¹⁹, у них недоставало сил вступать в общение с людьми, которые порабощали верующих, объедали их, опивали, превозносились над ними, били их в лицо²²⁰. Они советовали и другим ничего не делать по любопрению или тщеславию, но по смиренномудрию почитать других высшими себя²²¹. Они могли бы иногда являться с важностью, как апостолы Христовы; но было тихи среди верующих, уподоблялись кормилице, которая нежно обходится со своими детьми²²².

На такого рода отрицании внешних атрибутов власти покоилась огромная, беспримерная в истории нравственная апостольская власть!

Сознание, что истинная власть основывается и должна основываться на служении и внешнем безвластии, проходит и в дальнейшей истории Церкви, присуще, по крайней мере, некоторым ее представителям. Климент Римский говорит: «смиренномудрым принадлежит Христос, не возвышающимся над стадом Его»²²³. «Пусть всякий верует, или обнаруживает знание, или будет мудр в обсуждении речей, или чист в делах. Такому тем приличнее смиренномудрствовать, чем более великим он кажется, и искать общей пользы для всех, а не своей»²²⁴. В книге пастырь Ерма²²⁵ пастыри Церкви, без различия положений, порицаются за несогласия между собою и споры о преимуществах. Но еще ярче проведено это первоначальное христианское учение в Постановлениях апостольских, памятнике, который доставляет нам ценные сведения о внутренней жизни восточных церквей от III до V века²²⁶. Здесь повторены слова Спасителя, сказанные Им о Себе, именно – что «Господь наш Иисус Христос пришел не для того, чтобы Ему служили» и проч.²²⁷, а затем дается практическое применение Его слов: «итак, должно и нам служить братьям, подражая Христу». Постановления апостольские указывают на Моисея, «который, хотя и был человек Божий, совершил в Египте чудеса, не возвышался, однако, над соплеменниками; и, будучи призван Богом, не хвастался со своим пророком Аароном» и проч.²²⁸. «Итак», продолжает автор Постановлений апостольских, «никто из вас да не возвышается над братом, если даже будет пророк или чудотворец... Следовательно, и царь пусть не насилует подчиненных ему воинов, ни начальники – подвластных себе. Ибо если не будет подчиненных, то будут излишни и начальствующие; а если не будет воинов, то не устоит и царство. Также и епископ пусть не возвышается над диаконами и пресвитерами, и пресвитеры над народом. Ибо из тех и других составляется собрание. Пресвитеры и епископы чьи суть священники, а миряне – чьи миряне? Быть христианином среди вас и быть апостолом или епископом, или кем-нибудь другим зависят не от вас, а от Бora, преподающего дары Свои»²²⁹.

Таков был характер харизматического служения Церкви. Впоследствии все это, с течением времени, утратилось, извратилось и изменилось, заменилось лицемерием и одними риторическими фразами без внутреннего содержания. Однако, след первоначальных, так сказать, первобытных церковных отношений остался; и даже римский папа, как ни лицемерно его смирение, находясь на самой высоте своей епископской власти, никогда в своих буллах не забывает все-таки называть себя servus servoium Dei – рабом рабов Господних.

Ко всему сказанному остается только прибавить замечание немецкого пастора Лаутербурга о том, что «нет надобности предполагать (вместе с Тиршем, который следовал здесь воззрению Баура), что Церковь находилась в то время в состоянии анархии. Харизмы вытекали из свойственного общинам общественного духа жизни, и им с самого начала присущ был в их взаимодеятельности дух организации. Именно διακρίσεις πνευμάτῶν и κυβερνήσεις производили своею деятельностью известные ограничения и дисциплинарные установления. Община, как целое, выражала свое одобрение или неодобрение отдельных проявлений духа (κωλύειν, μή κωλύειν, 1Кор. 14:40)²³⁰.

27. ὑμεῖς δέ ἐστε σῶμα Χριστοῦ καὶ μέλη ἐκ μέρους. 28. καὶ οὓς μὲν ἔθετο ὁ θεὸς ἐν τῇ ἐκκλησίᾳ πρῶτον ἀποστόλους δεύτερον προφήτας τρίτον διδασκάλους ἔπειτα δυνάμεις ἔπειτα χαρίσματα ἰαμάτων ἀντιλήμψεις κυβερνήσεις γένη γλωσσῶν. 29. μὴ πάντες ἀπόστολοι μὴ πάντες προφῆται μὴ πάντες διδάσκαλοι μὴ πάντες δυνάμεις. 30. μὴ πάντες χαρίσματα ἔχουσιν ἰαμάτων μὴ πάντες γλώσσαις λαλοῦσιν μὴ πάντες διερμηνεύουσιν;

Вы же тело Христово и члены от части. И некоторых Бог поставил в Церкви, во-первых, апостолами, во-вторых пророками, в третьих учителями, потом поставил силы, потом – дары исцелений, вспоможения, управления, роды языков. Неужели все апостолы? Неужели все пророки? Неужели все учители? Неужели все имеют дары исцелений? Неужели все говорят языками? Неужели все истолковывают?

У одних и тех же церковных писателей, напр. Оригена, Евсевия, Феодорита, встречаются в 27 стихе разночтения ἐκ μέρους (отчасти) и ἐκ μέλους (от члена). Севериан (V в.) объясняет: апостол не сказал –«члены ох членов», но «члены многие от члена одного». Ибо глава есть член всего тела. Чтение άντιλήμψεις подтверждается Син. AFG; но ἀντιλήψεις принято в Эльзев. взд., CEKL и многих других.

После всего, что было говорено выше, не трудно понять выражение: «вы тело Христово». Самое слово «тело» означает уже здесь не просто «тело» человеческое, как в 12 и след., но истинное тело Христово. Выражение это сходно с 1Кор. 3:16, где верующие называются «храмом Божиим». «Храм», как и «тело» в 12:27, употреблены без члена, который следует, однако, подразумевать «в соответствии с смыслом контекста и образами, употребленными апостолом в других местах»²³¹. Поэтому выражение ст. 27: «вы тело Христово» нельзя понимать в том смысле, что вы – одно из тел Христовых. «Идея о множественности «тел», подразумевающаяся в таком переводе, здесь, очевидно, недопустима»²³². Говоря: вы тело Христово, апостол напоминает коринфянам об идеальном единстве, которое они должны иметь в виду. У них не должно быть разделений. Они не простое тело, но тело Христово, которое чуждо разных недостатков. Их поведение должно согласоваться с достоинством их призвания. – «Вы» ст. 27 усиливает речь, хотя и могло бы быть опущено. «Вы, несмотря на все свои партии и испорченность»²³³. Выражение «от части» довольно трудно и издавна обращало на себя внимание толкователей. По Златоусту апостол хотел этими словами показать коринфянам, что они составляют часть Церкви вселенской (in loc.). Такое толкование просто и естественно. Оно означает: вы, коринфяне, – члены частной церкви, которая есть часть Церкви вселенской. Объяснения католических писателей, основывающихся на переводе вульгаты «от члена», отличаются некоторою искусственностью. Корнелий Ляпид объясняет выражение апостола так: вы тело Христово и члены от члена, т.е. члены Христа, чрез служение другого члена, т.е. Павла, присоединены к главе – Христу и телу – Церкви. Но чтение «от члена», по крайней мере по мнению многих лучших экзегетов, мало вероятно. В наших древних славянских рукописях – везде «от части» и только в рукописи Троице-Сергиев. лавры XIV в. (Б10) прибавлено «от части тела Его». Для апостола было важно только установить, что коринфские христиане могут составлять в одном отношении – тело Христово, в другом – быть членами этого тела. Некоторые перефразируют так разбираемое место: «теперь, прилагая то, что было сказано, к вам лично, – вы, в целом, тело Христа, а, индивидуально, члены его; каждый в своей собственной, назначенной ему, функции»²³⁴. Такой перифраз правилен. Апостол выражает две мысли: 1) что коринфяне вместе со всеми другими христианами – тело Христово; 2) что в своей церкви, частной, они – ее члены. О какой-либо частной церкви в Св. Писании никогда не говорится, как о члене тела Христова, а об отдельных христианах – как о теле Церкви. Но это нужно допустить, если принять чтение «от члена». Первая мысль, что христиане составляют тело Христово, будет тогда выражена в словах: «вы – тело Христово»; вторая, что верующие в Коринфе, как церковь, составляют члены Христа – в выражении «члены от члена», – подобно тому, как, напр., палец есть член другого члена – руки или ноги. Едва ли можно думать, что апостол хотел сказать именно это.

Следующее затем перечисление видов церковного служения встречается не в одном только рассматриваемом месте, а еще в Рим. 12:6–8 и Ефес. 4:11–12. Второе из этих трех перечислений (1Кор. 12:28) менее отвлеченно, чем первое (Рим. 12:6–8) и менее конкретно, чем третье (Ефес. 4:11–12)²³⁵. Ни одно из них не относится собственно к коринфской церкви, потому что в ней не было апостольства (см. ст. 8–10), а к вселенской²³⁶. Здесь, следовательно, опять общецерковный и обширный опыт, направленный к освещению частно-церковного и узкого опыта коринфян. Здесь же замечается и еще одна любопытная подробность, которая может быть истолкована различно. Хотя у коринфян и не было апостолов, но они знали о них; а пророков и учителей могли и постоянно видеть пред собою. Но остальных церковных должностных лиц они не видели и, может-быть, слышали о них только смутно. Чтобы быть понятным коринфянам, апостол говорить сначала о том, что им было хорошо известно, а затем выражения его становятся более общими. Были ли у коринфян «вспоможения» и «управления», отлились ли эти дары в какую-либо определенную, конкретную форму, или же они имели о них только общие представления?

Из ближайшего сравнения указанных трех списков видно, что апостол не имеет в виду дать вполне точных разъяснений относительно достоинства или ранга, какой должны занимать в церкви различные должностные лица. Другими словами, он не имел в виду изложить точной и строго установленной доктрины о степенях церковной иерархии. Такого, однако, мнения придерживаются не все толкователи; а некоторые сектанты (напр. ирвингиане) строят на рассматриваемых местах целые нелепые доктрины о различных иерархических рангах. Но если бы, как справедливо возражают против подобных доктрин, апостол имел в виду изложить точную, строго формулированную доктрину об иерархических степенях, то, конечно, не допустил бы невозможных ошибок, – не забыл бы упомянуть в Рим. 12:6 об апостольстве, а в Ефес. 4:11 не вставил бы «евангелистов и пастырей» и, кроме того, везде постарался бы соблюсти одинаковый порядок в перечислении иерархических лиц. Но этого он не сделал. Во всех этих трех списках мы, следовательно, находим только простое перечисление различных служений, основывающихся на сообщении людям разных духовных даров, перечисление, сделанное без всякой системы и даже без соблюдения одинакового порядка. Это во-первых. Во-вторых, если бы апостол хотел изложить свое учение о взаимной подчиненности иерархических лиц, то такое изложение противоречило бы основному новозаветному воззрению на христианское служение, разъясненному в начале настоящей главы. Наконец, филологически вполне можно доказать, что в 1Кор. 12:28 апостол не говорить о степенях или рангах. На право, преимущество, ранг или степень не указывают употребленные апостолом в 28 стихе числительные «во-первых», «во-вторых», «в-третьих» и затем наречия «потом». Это правда, что πρῶτος (первый) в Новом Завете иногда употребляется для означения достоинства; но в таких случаях это слово ставится, обыкновенно с членом, напр. Лук. 15:22; Деян. 17:4 и проч.; или же употребление его для обозначения именно достоинства, преимущества, в случаях, напр., показанных Гриммом, не вполне ясно²³⁷. Сам Гримм, указывая случаи подобного употребления слова πρῶτος, не относит, однако, к ним 1Кор. 12:28, а поставляет это место (под цифрою 3 и подразделением b) в значение «перечисления многих, – первый, потом и проч.» Если бы апостол имел в виду посредством различных числительных обозначить преимущества или достоинства, то его речь, с одной стороны, можно было бы понимать и в смысле первенства апостолов пред пророками, учителями и т. д., а с другой – и в совершенно обратном смысле, – в смысле низшего достоинства апостолов в сравнении с последующими пророками, учителями, а самое высшее место в церковной иерархии можно было бы тогда предоставить упомянутым в конце «родам языков» или говорящим языками. Это лучше будет видно из примеров. Мы могли бы употребить те же самые греческие числительные в такого рода речи: ученик изучает во-первых (πρῶτον μέν), числа от 1 до 100, во-вторых (δεύτερον δέ) арифметику, в-третьих (τρίτου δε) алгебру, потом (ἔπειτα) геометрию, потом (ἔπειτα) тригонометрию, потом (ἔπειτα) аналитическую геометрию и т. д. Отсюда, конечно, ни в каком случае не следовало бы, что наука, которая называется аналитической геометрией, должна была бы считаться по своему достоинству ниже, чем простое исчисление чисел от 1 до 100. У классиков подобные же перечисления встречаются редко, но все-таки встречаются. Так, напр., Плутарх говорит: «во-первых (πρῶτον μέν), как мне кажется, правильно говорили древние, что существуют три рода философских умозрений: логика, этика и физика. Затем (ἐιτα) первою (πρῶτα μέν) из них следует считать логику, второю (δεύτερα δέ) этику, третьею (τρίτα δέ) физику. А из физики последнее слово – о богах. Поэтому физические предания и назвали таинствами (ultima sacra)»²³⁸. Можно было бы привести и еще несколько подобных же примеров; но приведенного, полагаем, достаточно, и из него можно ясно видеть, что физика, где речь идет о богах, не может ни в каком случае считаться ниже логики. «Мы ни в каком случае не можем думать, что в 1Кор. 28 и след. апостол Павел проводит весьма значительное различие между харизмами апостолов, пророков, учителей, с одной стороны, и прочими харизмами, с другой, таким образом, что первые своим обладателям давали право занимать известное положение (ранг) в общине, а δυνάμεις, ἀντιλήμψεις и проч. – нет. Весь отдел 12:12–31 направляется как раз в ту сторону, чтобы уничтожить мысль о личных преимуществах между членами общины. И как согласить с выдающеюся, от Господа сообщенною τιμή апостолов, пророков и учителей, если только Павел придавал им особенное достоинство, стих 24: ὁ θεὸς συνεκέρασεν τὸ σῶμα, τῷ ὑστερουμένφ περισσοτέραν δοὺς τιμίγν? Неужели именно апостолы, пророки и учители и должны быть этим ύστερούμενον? И почему ап. Павел, если он действительно с такою обдуманностью указывал каждому подобающее ему положение, при перечислении даров в 1Кор. 12:8 и след., поставил προφητεία почти на последнее место? – Чтобы выразить богатство даров, употребляет он, где перечисляет лиц, числительные πρῶτον, δεύτερον, τρίτον и повторяет после также ἔπειτα еще раз; но рангового положения не хочет указать»²³⁹. К этому можем прибавить, что защитники «рангового положения», разбирая рассматриваемое место, впадают в довольно значительное противоречие с самими собой. Даже католические писатели (напр. Энгльман) под «дарами управления» (κυβερνήσεις) подразумевают между другими лицами и епископов, в то же время считая их и преемниками или наследниками (Erben) апостолов. Но если действительно под κυβερνήσεις следует подразумевать и епископов, то, вопреки теории об их первенстве, апостольское ἔπειτα было бы для них не совсем лестно.

Само собою разумеется, что всеми этими рассуждениями не отрицается догматическое учение о церковной иерархии. Мы хотим только показать, что такого учения не содержится в 1Кор. 12:28 и параллелях. Далее, нужно обратить внимание о на то, что во всяком другом смысле, кроме, так сказать, должностного, официального, апостол, конечно, проводит различие по достоинству между различными видами христианского служения, или, по крайней мере, не препятствует его проводить. Так, апостолов, особенно тех, которые избраны были Самим Христом, можно считать первыми, высшими лицами в Церкви по трудам, принятым ими для распространения евангелия, гонениям и страданиям, перенесенным ими за имя Христово, и даже по обилию харизм, ими полученных²⁴⁰. Они были свидетелями-очевидцами фактов, положенных в основание христианства, именно фактов земной жизни и служения Спасителя; а пророки были толкователями этих фактов на основании тех откровений, какие получали от Бога, и т. д. В этом смысле апостолы, пророки и другие лица могли внушать верующим и нравственную обязанность относиться к себе с большим уважением, чем к другим. Выражения такого рода обязанностей с особенною ясностью находим, напр., в послеапостольское время в посланиях св. Игнатия, епископа Антиохийского. Но по нашему мнению, не зависимо даже от «quaestio Ignatiana», ошибочно было бы думать, что св. Игнатий своим авторитетом санкционировал какие-либо последующие стремления к верховенству в Церкви Его послания, кажется, доказывают исключительно только факт, что во главе христианских общин стояли в его время превосходные люди, повиновение которым со стороны верующих могло служить залогом общего церковного единения, преуспеяния и утверждения Церкви в мире. «Справедливо замечали», говорит Робертсон, что цель (некоторых отделов из посланий Игнатия) – не возвышение иерархии, но – убеждение соблюдать церковное единение, видимым краеугольным камнем которого был епископат»²⁴¹. Если мы не согласимся с этим, то должны будем принимать некоторые выражения св. Игнатия, не говоря уже о многом другом, за риторические фигуры, свойственные последующим векам, но вообще мало приложимые к младенческому веку христианства. «Не делаю для вас распоряжений», говорят о себе Игнатий ефесянам, «как значащий что либо. Ибо хотя я и связан за имя Христово, ни в каком случае я еще не сделался совершенным во Христе»²⁴². «Я – отброс наш (περίψημα) и должен очиститься, ефесяне, вашею церковью, знаменитою в веках»²⁴³. Игнатий называет себя «малейшим»²⁴⁴, «осужденным» и «рабом»²⁴⁵, «недостойным», «последним», «извергом»²⁴⁶ и т. д. «Христианские учители (в первые века христианства)»,– говорит в своей ученой книге Августа, – «назывались служителями и домостроителями Божиими, а не человеческими, и их звание прославлялось, как возвышенное над всем и небесное. Епископы, по посланиям Игнатия, суть наместники Христа; их изречениям, так же, как и заповедям Христа и апостолов, следовало повиноваться, и почитать эти заповеди выше приказаний князей и царей и т. д. Но все эти изображения нужно только сравнить с самохвальством и выражениями философов, поэтов, художников и проч. о высшем достоинстве и положении их науки и искусства. В словах Игнатия нечто идеальное, для которого то, что имелось в действительности, нередко составляло резкую противоположность. Таковы были в первые три века взгляды на христианских епископов, которые во внешнем мире или совершенно не находили никакого признания, или находили только весьма небольшое, и изречения Христа Лук. IX:48, Матф. XI:11 и др. могли применяться к христианским учителям только в обратном смысле: что величайший в царстве небесном малейшим должен быть на земле»²⁴⁷.

Теперь обратимся к объяснению отдельных названий, встречающихся в 1Кор. 12:28 и параллелях.

а) Апостолы

Слово апостол означает посланный или посланник; редко встречается у греческих классиков, заменяясь у них словом «старец», «старейший», «глава» во множественном²⁴⁸. «Апостолами» назывались корабли, приготовленные к плаванию или же отправившиеся в море. В таком значении слово «апостол» употреблялось у греков часто и означало даже «морскую экспедицию», т.е. приготовленный к отплытию военный флот, заменяя собою самое слово «отплытие». От флота название переносилось и на его вождя (который в других случаях назывался ἀποπολρύς). Один классический писатель объясняет слово «апостол» так: «вождь, посылаемый в плавание»²⁴⁹. У LXX слово «апостол» встречается только в одном месте 3Цар. 14:6²⁵⁰. У иудеев издавна назывались апостолами лица, чрез которых рассылались циркуляры начальников синагог²⁵¹; также люди, которых, в качестве доверенных лиц, посылали старейшины народа, чтобы содействовать общенародной связи рассеянных членов еврейского народа и преимущественно для сбора пожертвований на храм²⁵². Такое апостольство существовало у иудеев до времени Юлиана и даже в кодексе Феодосия встречаются о нем определения²⁵³. Однако, доказать, что христианское апостольство примыкало к иудейскому, невозможно²⁵⁴. С другой стороны, нельзя доказать, что иудейское апостольство, как учреждение, возникло по христианскому образцу. Нужно призвать, что христианское апостольство и иудейское были учреждениями самостоятельными и не находились в зависимости одно от другого, хотя, избирая учеников, Спаситель я мог действовать в согласии с обычаями Своего времени. Первоначально было призвано Им только пять учеников; при исцелении расслабленного в Иерусалиме Он был там, по-видимому, без них²⁵⁵. Окончательно двенадцать были призваны Им к апостольству только пред произнесением Им нагорной проповеди. Во второй год Своего общественного служения Он посылал их на проповедь, при чем, не велел им ходить в города самарянские и к язычникам, а ограничиться только проповедью среди евреев, живших в Палестине. Наставления, данные Спасителем Своим ученикам пред этим первым посольством их на проповедь, показывают между прочим, что апостолы не должны были оставаться на одном месте, а переходить с одного места на другое²⁵⁶. Когда Спаситель был взят под стражу, то одиннадцать рассеялись²⁵⁷; но вскоре же после этого они снова начали собираться в Иерусалиме. Чрез 50 дней по воскресении Христа на апостолов сошел Дух Святой, и чрез несколько времени (по преданию – чрез 12 лет) они разошлись в разные стороны для проповеди евангелия. Первоначально апостольство ограничивалось только двенадцатью учениками. Но евангелия ясно говорят о том, что, кроме двенадцати, были избраны Спасителем и посланы на проповедь еще семьдесят²⁵⁸. Некоторых апостолов, избранных Спасителем, Павел называет «высшими»²⁵⁹. К ним он причисляет и себя, говоря, что у него ни в чем нет недостатка против высших апостолов. Гал. 1:19 можно понимать двояко: 1) другого из апостолов я не видел, кроме Иакова, брата (но не апостола) Господня; 2) другого из апостолов я не видел, кроме Иакова, брата Господня, который также быль и апостолом. Последнее вероятнее, хотя апостол Иаков и не принадлежал к числу 12-ти. Но вообще мнения об этом разнятся. К апостолам же Павел причисляет Тимофея (который, несомненно, не находился ни в числе 12, ни 70-ти) и Силуана²⁶⁰, Аполлоса и Варнаву²⁶¹, Андроника и Юнию,²⁶². Впрочем, известия об апостольстве этих последних лиц – не прямы. Под упоминаемыми в 1Кор. 15:7; Гал. 1:17; 1Кор. 9:5 апостолами можно разуметь и собственно ограниченный и замкнутый апостольский круг, состоявший из 12-ти, к которым остальные только причисляются вследствие таких или иных причин²⁶³. Эти двенадцать были основанием для образующихся христианских общин²⁶⁴ и выступают, как их руководители и руководящие члены. Почтя вся деятельность апостолов ограничивалась первоначально учением. Когда они основывали общины, то последние не теряли своей самостоятельности²⁶⁵.

Здесь нам представляется интересный вопрос: превратилось ли апостольство со смертью 12 и 70, или продолжало существовать и после, как постоянный церковный институт? Ближе рассматривая слова ап. Павла 1Кор. 12:28 (ср. парал. место в Рим. 12:6–8) находим, что, во-первых, ап. Павел говорит здесь не о Христе, избравшем и пославшем апостолов, а о Боге, учредившем или поставившем (ἔθετο) апостолов; во-вторых, упоминание о лицах в 1Кор. 12:28 отчасти заменяется упоминанием о дарах, а в Рим. 12:6–8, вместо пророков, говорится о «пророчестве», о «диаконии», «учительстве». Можно поэтому предполагать, что и коринфянам апостол говорит не столько о лицах, сколько об учреждениях, и если не заменяет выражения «апостолов» – «апостольством», или «пророков» – «пророчеством», то делает так, может быть, только ради большей наглядности в речи и желания быть более понятным своим читателям. Для него удобнее было сказать «апостолов», «пророков» и т. д., но действительно он хотел сказать «апостольство», «пророчество» и т. д. Если бы было иначе, то он, может быть, присоединил бы к словам «апостолов», «пророков» и указание на личности, сказал бы, каких именно. Поэтому можно думать, что в 1Кор. 12:28 и параллелях он хотел именно указать на учреждения, необходимые для самого существования Церкви, на институты, на силы, господствующие в христианском обществе. Если так, то нет оснований предполагать и думать, что апостольство прекратилось со смертью первоначальных апостолов, но что оно было постоянным институтом, под теми или другими наименованиями, продолжавшим существовать и после смерти апостолов. Мы имеем об этом несколько даже прямых исторических свидетельств. Мы можем оспаривать догматическую ценность недавно открытого памятника «Учение 12 апостолов» и даже считать его прямо еретическим произведением. Но с исторической или даже бытовой точки зрения на него нужно смотреть несколько иначе. Для историка важен всякий клочок писаной бумаги, если бы было доказано, что происхождение его относится к глубокой древности. Из «Учения 12 апостолов» видно, что «апостолы» продолжали существовать, когда был написан этот документ. Время его появления определяют различно. Одни, напр. В. Соловьев, относят его к самым первым векам христианства, другие – к 4 веку и даже позднее. Гарнак определяет время происхождения документа между 120–160 годами. «Учение 12 апостолов» заповедует верующим принимать апостолов, если они придут к ним; но апостол не должен был оставаться у них более одного дня, и только в случае нужды – и на другой день; но если он останется на третий день, то он – лжепророк. Уходящий же апостол пусть не берет ничего, кроме хлеба, пока где-нибудь не остановится: если же будет просить денег, то он – лжепророк²⁶⁶. Из «Учения 12 апостолов» ясно видно, что черты, которыми характеризуется здесь «апостол», вообще не свойственны первоначальному апостольству. Но что, хотя бы и в еретических общинах, апостолы продолжали существовать – факт несомненный. С течением времени апостольство совершенно прекратилось. Однако, оно постоянно продолжало существовать в Церкви под видом миссионеров – проповедников евангелия.

б) Пророки

Апостол Павел разумеет в 1Кор. 12:28 очевидно пророков новозаветных. В послании к Римл., он, как сказано, поставляет «пророчество» на первом месте, совсем не упоминая об «апостольстве», или же апостолах. Пророки были в коринфской общине и коринфяне были знакомы с тем, что такое пророчество, как это видно из 1Кор. 14 главы. Как новозаветное, так и ветхозаветное пророчество по сущности своей было одинаково. Утверждают, что ветхозаветное пророчество не прекращалось до самого временя Спасителя и после Него, ссылаясь на Иоанна Крестителя, Анну пророчицу и других²⁶⁷. Пророки у древних евреев была известны под тремя названиями: наби, роэ и хозе²⁶⁸. Первое слово, вероятно, следует производить от евр. наба, что значит выливаться или кипеть. Роэ означает пророка-прозорливца, а хозе – пророка созерцателя или ясновидца. Древнейшим из этих названий является наби. Оно встречается в книге Бытия²⁶⁹, Исход²⁷⁰, Числа²⁷¹ и Второзак.²⁷². Роэ и хозе были вспомогательной или только особенной стороной пророческого служения²⁷³. Слово наби можно одинаково прилагать и к истинным и к ложным пророкам²⁷⁴. Кроме пророков, в Ветхом Завете существовали еще «школы пророческие» и «сыны пророческие». Эдершейм предполагает, что эти последние находились к пророкам в таком же отношении, в каком сами пророки – к Богу. Сыны пророческие были посредниками между людьми и пророками, а пророки между людьми и Богом. Но было и различие в отношениях между Богом и пророками, с одной стороны, и пророками и сынами пророческими – с другой. Бог мог сообщать людям пророческий дар в одно мгновение; но пророки не могли обнаруживать подобного же влияния на «сынов пророческих». Отсюда появление специальных учреждений, «пророческих школ», где «сыны пророческие» воспитывались и приготовлялись к исполнению своих обязанностей²⁷⁵. Особенный интерес возбуждает обстоятельство, что в Св. Писание Ветхого Завета, в некоторых случаях пророки отожествлялись с певцами и игроками на струнных инструментах. Так, в 1 Пав. 25:1 говорится об Асафе, Емане и Идифуне, которые «провещевали (вульг. «пророчествовали») на цитрах, псалтирях и кимвалах». Во 2Пар. 35:15 Идифун называется «прозорливцем царским», а в греч. пер. LXX все они, т.е. Асаф, Еман и Идифун, называются царскими пророками». Фетис говорит даже, что «все еврейские пророки были музыкантами»²⁷⁶.

С наступлением Нового Завета дух пророчества, хотя, может быть, и не вполне прекратившийся раньше, после пророка Малахии, проявился с новою силою. Златоуст говорит о многочисленности новозаветных пророков: «не десять, не двадцать, не пятьдесят и не сто подучило (тогда) пророческую харизму, но богато излилась эта благодать, и в каждой Церкви было много пророков»²⁷⁷. Пророчество не было исключительною принадлежностью только некоторых лиц. В 1Кор. 14:1, 39 ап. Павел убеждает коринфян ревновать о дарах духовных и особенно о том, чтобы пророчествовать; а в 14:5 высказывает желание, чтобы коринфяне говорили языками и прибавляет, что лучше, если бы они пророчествовали. О пророках упоминается в евангелиях, Деяниях; они были в Фессалонике, Галатии, Коринфе, Риме; о них идет речь в Апокалипсисе²⁷⁸. В книге Деяний о христианских пророках в первый раз упоминается в 11:27 и след. Тогда (в первое время царствования императора Клавдия) пришли из Иерусалима в Антиохию пророки, и один из них, по имени Агав, встав, предвозвестил Духом, что по всей вселенной будет голод, который действительно и наступал при кесаре Клавдии. Тот же Агав приходил в Кесарию и здесь, в доме Филиппа благовестника, взяв пояс Павлов и связав им у себя руки и ноги, предсказал апостолу узы²⁷⁹. В Антиохии были пророки Варнава (он же и апостол)²⁸⁰ и Симеон, называемый Нигер, Луций киринеянин, Манаил и Савл (Павел)²⁸¹. Лет чрез десять после появления в Антиохии Агава²⁸², туда посланы были Иуда и Сила²⁸³, которые в Деян. 15:32 называются пророками. В Кесарии у Филиппа благовестника, одного из семи диаконов, были четыре дочери девицы пророчествующие²⁸⁴. Когда ученики Иоанновы крестились, то на них сошел Дух Святой и они начали пророчествовать²⁸⁵. Писатель Апокалипсиса называет самого себя одним из пророков, а свое дело пророчеством²⁸⁶. Христианская община, по Апокалипсису, состоит из святых, апостолов и пророков²⁸⁷. По словам Хеча, «второе послание Петра и послание Иуды могут считаться пророческими книгами среди канонических писаний Нового Завета»²⁸⁸.

Источником пророческой речи, как в Ветхом, так и в Новом Завете, было «откровение», сообщаемое Св. Духом. Златоуст: «пророк все говорят от Духа; учитель же и от собственного разума»²⁸⁹. Когда пророку давалось откровение, то он сообщал то, что ему было открыто, в собрании; иногда откровение получалось пророком неожиданно. Если же после этого откровение давалось и другому лицу, то первый пророк должен был молчать²⁹⁰. Самосознание пророка при получении откровения не уничтожалось. Пророки могли управлять «духами» пророческими, – способность же к самоуправлению бывает сознательною. Не все люди получали откровения, а только те, которые были способны к получению пророческой харизмы. Условием для получения дара пророчества иногда были пост и молитва²⁹¹. Предсказание было одним из признаков пророчества, как показывает и самое слово, но не исключительным. Существенною обязанностью пророков было и учение. Пример предсказаний встречается в Деян. 11:28 (Агав); пример пророческих откровений, в которых не содержалось предсказаний, может служить Деян. 13:1–2. В Ветхом Завете (так, вероятно, и в Новом) пророки изрекали не только предсказания, но, главным образом, произносили вдохновенные предостережения, увещания и поучения.

Деятельность пророков так же, как и апостолов, отличалась вселенском характером. Они не принадлежала к какой-нибудь отдельной Церкви, но, подобно апостолам о учителям, странствовали²⁹². Поэтому, естественно, если, по крайней мере иногда, возникали особенные вопросы и об их содержании, равно как и о содержании апостолов. Иисус Христос, посылая учеников на проповедь, повелел им жить насчет тех, к кому они были посланы²⁹³. Этим правом пользовался и апостол Павел, хотя и не всегда²⁹⁴. По крайней мере, из сообщений «Учения 12 апостолов» видно, что таким же правом пользовались и пророки²⁹⁵. Но «Учение» запрещает верующим слушать такого пророка, который сам просит себе денег²⁹⁶.

в) Евангелисты

Об евангелистах ап. Павел не упоминает ни в 1Кор. 12:28, ни в Рим. 12:6–8. О них упоминается в Деян. 21:8 (Филипп), Ефес. 4:11 и во 2Тим. 4:5. В последнем месте евангелистом называется Тимофей. Почему апостол Павел не упоминает об евангелистах в посланиях к Кор. и Рим., и, напротив, говорит о них в Еф. 4:11, поставляя их между апостолами и пророками, с одной стороны, и пастырями и учителями – с другой, сказать очень трудно, вследствие крайней скудости относящихся сюда материалов. Можно объяснять дело так: 1) Хотя греческое слово «евангелие» коринфянам, как грекам, было, вероятно, хорошо известно, и они могли слышать об «евангелии», в котором возвещалось о жизни и деятельности Хряста, однако самый термин «евангелист» в новозаветном смысле им не был достаточно понятен, почему апостол и не говорит им об «евангелистах». Но ефесяне, к которым Павел писал позже, это слово могли понимать²⁹⁷. 2) В специализации термина «евангелист» для коринфян не было особенной надобности, так как и сами апостолы, а может быть и пророки и учители, принимали на себя обязанности и евангелистов²⁹⁸. Но говоря об «евангелистах» ефесянам, апостол мог разуметь и собственно кого-либо из четырех наших евангелистов, кроме, может быть, Иоанна, евангелие которого появилось после 60 года – приблизительного времени послания в Ефесянам (1 Кор. написано было, вероятно, в 57 или 58 году). Не подлежит сомнению, что в апостольское время слово «евангелист» употреблялось в общем смысле. Полагают, что евангелистами в первое время существования христианской Церкви называлась так наз. «странствующие учители», о которых говорит Евсевий в своей церковной истории, называя их «евангелистами слова»²⁹⁹. Евсевий и все апостольские мужи, за исключением только Ерма, ставят этих странствующих учителей рядом с апостолами; а в «Учении 12 апостолов» именно странствующие учители, а не только 12 или 70, называются апостолами прямо³⁰⁰. Однако, с мнением, что под «странствующими учителями» можно разуметь только евангелистов, едва ли возможно согласиться. «Странствующие учители», как увидим ниже, представляли целый ряд церковных служений. Хотя евангелистов и можно было называть апостолами, но евангелисты в общем смысле не были только ими. Подобно тому, как слово «пророк» прилагалось и к Самому Иисусу Христу и к Его апостолам и т. д., так и словом евангелист означался всякий, кто сообщал людям благие вести о жившем на земле Искупителе. Может быть даже, что евангелисты разумеются даже в Гал. 6:6 под «наставляющим» в слове. Неандер, по крайней мере, сомневается, о ком именно говорится в этом месте: об учителях, или же о странствующих евангелистах³⁰¹.