Церковный устав Типик, его образование и судьба в Греческой и Русской Церкви

Ставя во главе издаваемого нами труда это заглавие, считаем необходимым предпослать ему несколько предварительных объяснений и точнее определить границы нашего исследования.

Церковный устав, в его наиболее полных и законченных представителях, соединяет в себе два больших отдела: литургический и дисциплинарный и даёт решения по вопросам, касающимся а) церковной службы, б) монашеской жизни и в) общехристианского поведения. Из этих трёх, неравномерно развитых, частей типика мы избрали для своих занятий одну первую, а дисциплинарной стороны касались лишь настолько, насколько это было нужно для уяснения вопросов литургических и ближайшего знакомства с судьбой типика, как известной записи или письменного памятника.

Но и в этих пределах мы сделали далеко не всё, что предполагалось и что должно было войти в намеченную нами программу, за невозможностью воспользоваться всеми данными, необходимыми для её оправдания. Прежде всего, нам остались неизвестными материалы для истории греческого устава в его древнейшую пору, – в переходный период от кратких записей до образования полных письменных его изложений. То, что мы имели для знакомства с последними из московских библиотек, ограничивается десятком греческих списков, по которым было бы очень смело делать широкие обобщения и восстановлять судьбу типика в период его первоначального образования. В значительной степени этому делу могли бы помочь заграничные библиотеки, но, к сожалению, находящиеся в них материалы оказались для нас недоступными, и мы могли воспользоваться ими лишь в самой малой мере по каталогам Ламбеция, Монфокона, Гардта и др.

Из области старорусских уставов в нашем сочинении остались нетронутыми местно-русские церковные чины, представителями которых служат монастырские обиходники и уставы соборной службы. Этот отдел нашей литургической письменности настолько богат по содержанию и важен по своим выводам, что мы не решились касаться его в беглом очерке. В виду уже изданных материалов этого рода и начавшейся их разработки, исследование местно-русских уставов ожидает специальной монографии.

Желательно было бы издание большего числа материалов для истории греческого и славянского устава, а в издаваемых нами отрывках и выдержках – сохранение палеографических особенностей текста. Но выполнение первого требования зависело от затруднений чисто материального свойства, а несоблюдение второго объясняется ближайшей задачей нашей работы.

Что касается источников, на основании которых составлен этот труд, то всё, более ценное в этом отношении, будет указано нами в тексте сочинения. Не приводим подробного перечня этих материалов {как} раз потому, что специальной литературы по нашему вопросу не существует, а есть несколько сочинений и сборников литургического содержания, имеющих положительное значение в разработке вопроса о типике; а потом, если бы даже перебрать все эти сочинения и передать их содержание, мы и тогда не получили бы исторического очерка научной разработки данного вопроса, а имели бы перед собой ряд отдельных сочинений, не связанных преемством труда, а появлявшихся на свет скачками и случайно. Исследование вопроса о типике не имеет истории и не составляло ясно намеченной задачи в богословской науке. Предлагаемое сочинение имеет в виду обследовать судьбу типика на Востоке в возможно цельном очерке и, возбудив внимание к этому обойдённому вопросу, тем самым способствовать дальнейшей разработке его источников.

Церковный устав, как систематический указатель (регулятор) порядка служб суточного, триодного и месяцесловного круга есть одна из позднейших церковно-служебных книг и образовался в ту пору, когда уже эти три порядка сложились, и каждый из них получил устойчивый вид. Не создавая ничего нового относительно содержания службы и опираясь на существующий служебный материал, эта книга только упорядочивает его и даёт руководство к правильному им пользованию, согласно с условиями церковного года. Полный типик явился как результат тех затруднений, которые оказались на практике при отправлении службы по разным книгам и вследствие столкновения суточного строя службы с её составом по триоди и минее. Поэтому судьба типика неотделима от общего хода развития церковной службы и идёт с ней рука об руку, отражая в своём движении различные перемены, которые испытывала эта последняя.

Образование церковных служб началось с суточного круга, и в христианском употреблении всего ранее становятся известны те дневные часы молитвы, которые соблюдались в храмовом богослужении иудеев и в их домашнем быту. Это – третий, шестой и девятый часы дня, утро, вечер и полночь. К ним примыкает система седмичного круга, в составе которой выделяются, в качестве особых литургических дней, воскресенье с субботой, среда и пятница. Ежегодный праздник в воспоминание воскресения Христова (πάσχα ἀναστάσιμον), с предшествующей ему неделей страданий Христовых (πάσχα σταυρώσιμον), полагают начало триодному делению церковного года, а позже всех устанавливается порядок по месяцеслову и складывается служба по минее. Эти три главных периода в истории церковного года определяют три главных ступени в образовании устава службы и позволяют приурочить его обработку к трём редакциям. Первая, самая ранняя, от которой не дошло до нас цельных записей; состоит из кратких указаний служебного содержания в разного рода литургических сборниках и уставах монашеской жизни.

В этих источниках дело идёт о порядке суточной службы, и сообщаются весьма важные сведения относительно древнего монашеского быта, послужившие основанием дисциплинарной части в уставах позднейших¹.

Вторая редакция разрабатывает преимущественно триодную часть Церковного года и имеет вид кратких записей относительно ведения службы в продолжение Пятидесятницы и её отличий в годовые посты и главные недели по триоди.

Третья редакция представляет полные типики в составе трёх главных частей: общей (суточный круг), триодной и месяцесловной. Эта редакция, в отличие от предшествующей, опирается на содержание служебных миней, вводит изложение суточных служб и отличается подробным и систематическим изложением литургического материала.

От первого периода устава, как мы сказали, не сохранилось особых его записей, а имеются только материалы для истории типика в разного рода сборниках и литургических сочинениях. Поэтому и задача нашего исследования относительно этого периода будет заключаться в обзоре относящихся сюда источников и в извлечении из них материала для знакомства с составом тогдашнего богослужения. Эти источники мы делим на две группы: к первой относятся сборники литургического содержания, ко второй – сочинения церковных писателей, имеющие литургическое значение, и между ними, как особый отдел, правила и уставы жизни монашеской.

Если взять за предельную точку этого периода краткую запись студийского устава (конец IX – половина X веков), то более ранних и современных ей служебных сборников найдётся весьма немного, и они известны наперечёт. Да и из них некоторые имеют лишь отдалённое отношение к нашей цели и могут служить материалом для истории частных служб. Перечислим известные нам.

1) Евхологии. Первое место между ними занимает евхологий VIII–IX в. из Барбериновой библиотеки, прежде принадлежавший монастырю св. Марка во Флоренции, а потому называемый у Гоара «Codex Barberinus S. Marci». Некоторые службы из него изданы Гоаром в известном его Evchologium sev rituale Graecorum. Перечень заключающихся в нём статей сделан в сочинении Бунзена: Hippolytus und seine Zeit, В. II, S. 535.

Евхологий из собрания преосвященного Порфирия (теперь Императорской Публичной Библиотеки) – относимый владетелем ко второй половине VII века, но без достаточных оснований, – по составу близок к барберинову и принадлежит к одной с ним редакции. (Сведения о нём у Порф.: Первое путешествие на Афон, ч. II, отд. 1, 455–464 и в нашей статье об евхологие, изданном Гейтлером, в Прибавлениях к Твор. Св. Отец. 1883 г., книга 3).

Для изучения устава евхологии дают немного. Кроме известных теперь молитв священника на вечерне и утрене, они заключают в себе молитвы суточных служб трёх-антифонного строя, теперь уже вышедшие из употребления, но имевшие место в древне-церковной практике, также молитвы на хвалитных – вседневные и в посты. К сожалению, о содержании и числе этих последних мы не имеем никаких сведений из других источников, а ссылаемся на них по указанию Бунзена, в перечне которого отмечены orationes ad Lavdes (в барбер. евхологии стр. 134–156) и ad Lavdes in jejuniis (стр. 156–170). Кроме того, здесь записаны ектеньи на освящение воды в день Богоявления, на умовение ног в Великий четверг, молитвы Пятидесятницы и целый ряд молитв заамвонных на праздники и воскресные дни Великого поста. Остальные молитвы и последования относятся к составу требника и не имеют отношения к уставу.

2) Псалтирь с разделением на кафизмы и с библейскими песнями, из бывшего собрания преосвященного Порфирия, 862 г. В этой псалтири мы имеем древнейший остов утрени и вечерни, как они отправлялись до времени появления песненных канонов; в ней записаны, кроме 20-ти кафизм, разделённых каждая на три антифона, символ веры, молитва Господня и библейские песни в числе одиннадцати с разделением их на стихи, и общим итогом последних. Первые семь песней называются ᾠδαί 8-я ὕμνος, 9, 10, 11 – εὐχαί (т.е. песнь Богородицы, пророка Захарии и Симеона Богоприимца). Далее следуют: песнь – Свете Тихий и утренний гимн, προφητέια Ἠσαΐου (с нами Бог), блаженны и молитва Манассии царя Иудейского. Судя по записи, рукопись эта писана по повелению блаженного отца Ноя, епископа христолюбивого великого града Тивериады, рукой Феодора Диакона Св. Воскресения Христова, в лето от создания мира 6370, индикта 11-го, следовательно, в 862 году. Таким образом, эта замечательная псалтирь употреблялась в Палестине, на родине устава иерусалимского, а потому и порядок службы, в ней записанный, называется псалмопением, как оно совершается в церкви Святого Воскресения: ψαλμωδία καθὼς ψάλλομεν ἐν τῇ ἁγίᾳ χοῦ τοῦ θοῦ ἡμῶν ἀναστάσει. (Описание её арх. Амфилох. в Чт. Общ. Люб. Дух. Просв., Октябрь 1873 г.².

3) Евангелия с указанием чтений на праздники. К нашему периоду относятся: а) из библиотеки преосвященного Порфирия, писанное в 6343 (835) г., б) из Синодальной библиотеки VIII–IX в. № 42, в) Евангелие IX–X века, месяцеслов которого издал Морчелли под заглавием: Calendarium ecclesiae Constantinopolitanae 1788 г., г) Евангелие из библиотеки Синайского монастыря, писанное пресвитером Евстафием в 6475 (967) г. (Кондаков. Зап. Новорос. Унив., т. XXXIII. Приложения стр. 127), д) четвероевангелие из собрания преосвященного Порфирия, относимое им к VIII–IX и др.

Для истории устава эти евангелия апракос важны по своим указаниям на состав тогдашнего церковного года по триоди и месяцеслову, по служебным заметкам, в них содержащимся, и вообще, как основание для статьи в иерусалимском уставе о том, как читаются евангелия и их сказания.

4) Паремейники или профитологи. К нашему периоду могут быть отнесены: а) паремейник из Савостьяновского собрания в Румянцевском музее IX–X в. (Викторов, Описание рукописей Савост. № 1), б) Солунского монастыря Влантион Чауш (из бывшего собрания Порфирия)³, относимый владельцем рукописи к X веку. Кроме того, известен лекционарий Св. Симеона, относимый к X в. (Сodex S. Symeonis exhibens lectionarium ecclesiae graecae. Edidit. R. Maria Steininger 1834 г.). Паремейники имеют то же значение для древнейшей истории устава, что и служебные евангелия. В паремейниках содержатся библейские чтения по триоди и месяцеслову, а в службе навечерия Рождества Христова, Великой субботы и некоторых других праздников сделаны краткие служебные замечания, вошедшие потом в содержание полных уставов⁴.

Из литургических сборников, сохранившихся в позднейших списках и известных в печатных изданиях, заслуживают внимания следующие. 1) Постановления Апостольские. Этот сборник, первые семь книг которого относятся к III веку, а последняя (восьмая) к IV, содержит весьма много сведений касательно перво-христианского богослужения, церковного управления и быта. В качестве литургического источника Апостольские Постановления всего ближе подходят по содержанию к евхологию, но к области устава относятся лишь стороной и заключают сравнительно небольшое количество данных. В этом последнем отношении особенно замечательны некоторые главы из II, V и VIII книг этого сборника. Так, в 59-й главе 2-й книги речь идёт о вечерних и утренних собраниях для молитвы, в 13–20 главах V-й книги указывается состав тогдашнего церковного года, в 34–39 главах VIII-й книги – круг суточных служб и порядок отправления некоторых из них; в 33-й главе содержится перечень праздников или нерабочих дней. Кроме того, здесь записаны молитвы и песнопения, из которых некоторые доселе употребляются при богослужении, а другие послужили образцами для позднейших⁵. Начало VIII-й книги важно для нас и по своей терминологии. Мы встречаем здесь несколько выражений, которые были усвоены в позднейшем литургическом языке для обозначения церковного устава и родственных с ним представлений о порядке или чине службы, Как известно, VIII-я книга начинается статьёй о духовных дарованиях, которая составляет отрывок из потерянного сочинения Ипполита Римского «περὶ χαρισμάτων» и служит введением к следующим главам, где дело идёт об обрядах рукоположения в епископа и о совершении литургии и таинств, посредством которых сохраняются в церкви и передаются верующим эти духовные дарования. «Теперь слово приводит нас к главнейшему предмету (ἐρὶ τὸ κορυφαιότατον) – о церковном устройстве (διατυπώσεως), чтобы наученные нами этому порядку (τὴν διάταξιν – чину) и поставленные нами, по мысли Христа, епископы всё совершали по преданным нам заповедям...» и вот (4-я глава) «мы, двенадцать Апостолов Господа заповедуем вам эти божественные распоряжения о всяком церковном чине (περὶ πάντος ἐκκλησιαστικοῦ τύπου)». Итак, мы имеем здесь выражения: «ἐκκλησιαστικός τύπος», от которого в позднейшей форме происходит «τυπικὸν» или устав, «ἐκκλησιαστικὴ διατύπωσις» начертание, изображение, «διάταξις» чин, порядок отдельных служб. К числу тех же уставных терминов нужно отнести и слово «ἀργία» в значении свободы от трудов – праздника (L. II, с. 36, VII, с. 36, VIII, с. 33). В студийских уставах этим словом выражалось облегчение от службы и работ, которым пользовались монахи в известные праздники. Это называется «ἀργία τῶν ὡρῶν или ἕργων», а по славянскому переводу – «пороз».

Далее, Апостольские Постановления входят в область устава сведениями о постах и правилами относительно их провождения. В ряду других источников по этому предмету наш сборник занимает особенно видное место в силу своей древности и по тому руководительному значению, каким он пользовался в позднейших уставах при установке и разъяснении вопросов касательно поста. Кроме еженедельного поста в среду и пятницу, разрешаемого только в период 50-ницы, Апостольские Постановления упоминают ещё о двух годовых: перед Пасхой и после Пятидесятницы. Сверх этих общеобязательных постов, некоторые постились и по личной набожности: предоставляя исполнение этих последних усердию каждого. Постановления высказываются неодобрительно о посте в понедельник и четверг, так как эти дни совпадали с постами фарисеев, которые имели обычай поститься во второй день по субботе и в пятый (L. VII, с. 23).

Заключающиеся в Апостольских Постановлениях правила касательно постов и праздников имели решающее значение и обязательную силу. На них ссылались в этом смысле: 1) Св. Епифаний Кипрский в подтверждение обычая проводить в строгом посте страстную неделю, а также среду и пяток каждой седмицы. Это место из Епифания приводится Никоном Черногорцем в 57-й главе пандект, откуда перешло в славянские списки иерусалимского устава и его старопечатные издания. 2) Анастасий Синаит в 64-м ответе своих «ἐρωτήσεις καὶ ἀποκρίσεις περὶ διαφορῶν κεφαλαίων». 3) Автор трактата «De sacris jejuniis», издаваемого между сочинениями Иоанна Дамаскина в доказательство сорокадневной продолжительности Великого поста (Patr. Curs, compl. ser. gr. t. 95, p. 63–78). 4) Анастасий Антиохийский в трактате «De tribus quadragesimis» (Cotel. Monum. Eccl. Gr. III, p. 429. sqq. Cf. Rhally et Potly t. IV, p. 580 sqq). 5) Никон Черногорец по многим вопросам литургического и дисциплинарного свойства. 6) В уставах иерусалимских в главе о постах четыредесятницы и Св. Апостолов и о празднике Пасхи. 7) В студийском уставе Синодальной библиотеки (№ 382–905) сделано дополнение о посте в Великую субботу со ссылкой на «ино уставление в составе Святых Апостол». Судя по приводимой далее выдержке, видно, что под составом разумеются Апостольские Постановления, называемые в других местах расчинением. У Анастасия Синаита эти правила приводятся сокращённо и в ином чтении, которое перешло и в наши уставы.

Резюмируя эти разности текста, оказывается следующее: у Синаита пост страстной недели продолжается до субботы включительно, тогда как по Постановлениям – условно до пятницы и субботы. Поэтому слова «μέχρις παρασκευῆς» у Синаита не читаются. Выпущены также слова «удерживайтесь в эти дни от вина и мяс», как не соответствующие представлению о строгом посте. В Постановлениях пост после 50-цы продолжается неделю, у Синаита – о продолжительности его говорится неопределённо и конечно потому, что в его время постились уже не одну неделю, а несколько. К недозволенным постам, каковы понедельник и четверг, у Св. Анастасия присоединяется и суббота, в видах протеста протий западного обычая поститься в этот день.

В пандектах Никона (слово 57) славянский перевод согласен с текстом Анастасия Синаита и повторяет его особенности.

В иерусалимских уставах бо́льшая часть ссылок на Апостольские Постановления взята из Никоновых статей в Тактиконе и вошла в типик вместе с последними. В позднейших, более полных его списках и некоторых старопечатных изданиях, введено отсюда же несколько новых статей, например, о провождении 50-цы. Начало: «Ведети подобает о Св. Пятидесятнице яко (како) должно есть праздновати по завещанию Святых Апостол» ... Затем, после небольшого вступления, где говорится о собрании всех Апостолов и о письменном изложении ими полученных от Спасителя наставлений, идёт речь о том, что́ было постановлено ими относительно 50-цы и приводится из Апостольских Постановлений выписка, начинающаяся словами «воскресшу Христу принесете жертву вашу» ... Конец: «яже поститися лепо есть, а не праздновати». Выдержка взята из 19-й главы (с конца) и 20 V-й книги Апостольских Постановлений с весьма большими пропусками, и из 23-й главы VII-й книги, также в сокращении. В этом сокращённом виде та же статья, только без введения, читается у Никона Черногорца в 57-м слове пандект.

2) Кондакарные произведения Романа Сладкопевца и некоторых писателей до IX в. Они дошли до нас в позднейших греческих сборниках, каковы: Московской Синодальной Библиотеки XII–XIII в., № 437, Корсиниев и Ватиканский XV в. Два последних исследованы и изданы кардиналом Питра (Analecta sacra Spicilegio Solesmensi parata. 1876), a Синодальный сборник – арх. Амфилохием (Кондакарий в греческом подлиннике XII–XIII в. Синодальной библиотеки № 437, 1879 г.). В истории устава кондаки св. Романа важны как материал для ознакомления с одной из древнейших форм церковной гимнографии, имевшей широкое литургическое употребление до появления канонов и вследствие вытесненной другими родами церковных песнопений. Кроме того, в кондакарях содержатся указания на некоторые праздники и на их литургическую обстановку (подробнее о кондакарных произведениях и их содержании см. приложение I).

3) Κανὸν ἀντιφώνων τῶν ψαλμῶν τῆς τοῦ Θεοῦ μεγάλης ἐκκλησίας. Под этим заглавием, с именем Константинопольского патриарха Анфима (535–536 г.), Питра издал, с Ватиканской рукописи XI века (№ 342), порядок исполнения псалмов, с антифонными припевами, по уставу Великой Церкви (Pitra, Monum. jur. eccl.: Gr. t. II). Хотя, за неимением положительных указаний, и можно сомневаться в авторстве патриарха Анфима по отношению к настоящей статье, но существование и широкое употребление такого рода псалмопения составляет неоспоримый исторический факт и глубоко входит в область древнехристианского песнопения. В этом перечне антифонных припевов около половины псалмов имеют припевом: аллилуйя, а остальные распределяются между следующими: κατόρθωσον, οἰκτέρησον, σῶσον, φύλαξον, ἐράκουσον, ἐλέησον, βοήθησον, ἀντιλάβου, μνήσθητι и др. с прибавлением к каждому μὲ или μοῦ κύριε; псалмы 86 и 140 надписываются «κατὰ λύχνους», а это показывает, что их пели на вечерне.

4) Сочинение «De cerimoniis avlae Byzantinae», хотя и выступает несколько за пределы до-уставного периода, но отмечаемая им литургическая практика принадлежит более раннему времени и знакомит нас с состоянием богослужения VIII–IX веков. Впрочем, для нашей цели это сочинение даёт немного, и главный его интерес заключается и тех сведениях, которые оно сообщает об обрядах патриаршей службы, об обстановке царских выходов и как материал для знакомства с древнейшим уставом Великой Церкви. Для типика общецерковного в книге «De cerimoniis» рассеяно немало отрывочных данных касательно тогдашнего церковного года, праздничной службы и способа исполнения церковных песнопений. В отношении гимнографии весьма важны образцы тех гимнов, которые произносились при встрече царя, и по содержанию своему составляют особый вид, средний между тропарями и произведениями тогдашней светской антологии. В противоположность другим источникам, известия византийского обрядника знакомят нас с особенностями соборной службы в больших городах, с её преобладающей певческой обстановкой и разъясняют происхождение многих обрядов, которые имеют своё основание в обычаях митрополичьих церквей, а отсюда перешли в общецерковную практику и сделались достоянием типика. Например, обряд воздвижения креста, лития в день новолетия, вынос креста и служба ему 1 августа, обряд православия и др.

Особый, более содержательный отдел источников для истории церковного устава составляют правила монашеской жизни на востоке, дошедшие до нас в уставах Пахомия Египетского, Василия Великого, сочинениях Кассиана Римлянина и в отрывочных известиях о быте древних монастырей, каковы: Саввы Освященного, Александра, основателя обители неусыпающих, преп. Авксентия и других. Важным дополнением к названным памятникам могут служить древнейшие уставы монастырей западных: Венедикта Нурсийского, организатора западного монашества, – правила, известные под именем Цезария Арльского, Исидора Севильского и др. Возникнув в то время, когда западная и восточная половина христианского мира жили общей церковной жизнью и оказывали взаимное влияние друг на друга, западные уставы древнейшей эпохи помогают восстановить первоначальные нормы церковного порядка и сами сложились по образцу и под живым воздействием обычаев востока. Отличительную особенность этого рода источников составляет подавляющий перевес дисциплинарной части перед литургической и чрезвычайно слабое развитие последней. Правила быта и церковной службы ещё не отделяются друг от друга и не составляют двух особых частей, как в полных типиках, но излагаются слитно и вперемежку. Исключение составляют некоторые западные уставы, где обе эти части заметно обособляются. Даже объём литургической части и её относительное развитие стоят в них на высшем уровне и отличаются более систематической обработкой. Благодаря этому обстоятельству, они получают особенно важное значение и могут служить не только материалом, но и положительными представителями церковного устава в его первоначальной форме. Что же касается восточных памятников этого рода, то они, в рассматриваемый нами период, оставались в недоразвитом виде и значительно отстали от образцов западных в обработке литургической части. На востоке составители монашеских правил преследовали главным образом практические цели – определить условия внешнего быта и поведения целым рядом кратких, но точных правил, обнимающих главные обязанности членов монашеской общины. Что же касается порядков церковно-служебных, то наблюдение за ними принадлежало особым должностным лицам, а исполнение служб происходило по псалтири, сборникам библейских чтений, церковных песней и молитв, которые вполне удовлетворяли тогдашним несложным литургическим требованиям. Регулировать эти требования учредители монастырей находили излишним, а если и допускали в свои уставы литургическую часть, то лишь стороной, мимоходом, насколько это было необходимо для целей дисциплинарных. Впрочем, не смотря на эту неравномерность в постановке главных частей, восточные уставы, этого времени, по характеру своему, однородны с западными и представляют один родственный с ними тип.

Этот тип, как вы уже заметили, характеризуется преобладанием дисциплинарной части и слабым развитием литургической. Последняя ограничивается строем суточной службы и немногими заметками о её особенностях в праздники. Таким образом, устав пошёл с дисциплинарной части и первые его записи были вызваны задачами практическими: литургическая сторона привходила в неё мало-помалу, и по мере того, как устраивались внешние отношения монашеской жизни, развивалась полнее и занимала более широкое место в составе типика. Дальнейшая его судьба оправдывает это движение и представляет постепенное нарастание служебной части в параллель с постепенным сокращением дисциплинарной. Из устава жизни он превращается мало-помалу в устав церковной службы, и на обработке этой стороны сосредоточивается теперь деятельность его составителей. В полных записях устава дисциплинарная часть доведена до минимума, ограничиваясь несколькими главами, а некоторые уставы и вовсе её не имеют, оставаясь при изложении одних порядков службы. Обработка литургической части началась с определения суточных часов молитвы: это было основное литургическое зерно, послужившее точкой отправления для образования последующих, более сложных форм, которые примкнули к дням церковного года и развивались одновременно с обработкой триоди и миней.

Основатель общежительного монашества на Востоке, св. Пахомий Египетский († 348), устроив киновию на берегу Нила в Тавенне, дал ей устав, полученный им от ангела на медной доске. Ни из Иерониемова перевода, ни из Лавсаика, ни из других источников, мы, к сожалению, не можем определить первоначальный вид Пахомиева правила; теперь оно известно в двух главных редакциях: более полной или латинского перевода, сделанного блаж. Иеронимом, и сокращённой – в греческом тексте. Иерониемова редакция, в свою очередь составляет уже вторую версию этих правил, потому что первоначально они были написаны на коптском языке, затем переведены на греческий и уже с этого последнего был сделан перевод Иеронимом. Весьма вероятно, что под общим именем Пахомиева устава он заключал и правила других начальников монастырей, усвоивших себе начала Пахомиевой организации. И действительно, западные монахи, жившие в Фиваиде, для которых был сделан перевод Иеронимом, замечают, что не знают греческого языка, «quo Pachomii et Theodori et Orsiesii praecepta conscripta sunt.» Эти последние получили устав от ангела, подобно Пахомию, пользовались большим почтением между фиванскими монахами и легко могли в своих «praecepta» примкнуть к авторитетному имени Пахомия. На этот сборный характер даёт намёк и сам Иероним. В предисловии к своему переводу он делает общий очерк содержания Пахомиева устава и, что замечательно, упоминает при этом о таких правилах, которые в его переводе не известны. Очевидно, они были заимствованы или прямо из практики, или внесены переводчиком из других письменных источников, например, § 3 о предпочтении братий по старшинству поступления их в монастырь, § 7 об общем собрании в главный монастырь в день Пасхи, § 8 о подобном же собрании в начале августа для обсуждения братских дел. (О последних двух обычаях говорится и в письмах преп. Пахомия)⁶. Для знакомства с порядком службы у фиваидских монахов правила Пахомия дают немного и могут лишь годиться в качестве вспомогательного материала при объяснении других, более полных источников. Они занимаются главным образом дисциплинарной стороной дела и касаются литургической лишь мимоходом, насколько она имела отношение к первой. Вот главные черты литургического строя по уставу Пахомия Великого. Собрания для молитвы бывали частные по кельям (collectae domûs) и общие для всей братии (majores, hoc est omnium fratrum § 181), упоминаются утренние молитвы (orationes matutinae § 25), полуденные (collecta meridiana § 24), вечерние и ночные. О часах нет положительных известий, и они справлялись, вероятно, частным образом по кельям. Собрания состояли из молитв, но, сколько их полагалось для каждой службы, не видно, за исключением вечерни, на которой несколько раз указывается произносить ни больше, ни меньше, как шесть молитв (§§ 121, 125 и 126). Согласно с этим нужно исправить показание Лавсаика, где говорится, что ангел назначил «ἐν τῶ λυχνικῶ ποιεῖν εὐχὰς δώδεκα». Чтение Лавсаика удержано и у Никона Черногорца. Молитвы чередовались с псалмами и соответствовали числу последних (§ 155); к ним присоединялось чтение из Св. Писания, которое предстоятель произносил наизусть (memoriter § 6); в воскресенье совершалась литургия (§ 17). После утрени каждый дом слушал поучение своих надзирателей, и происходили беседы по поводу слышанного (§ 20–21). Эти беседы (disputationes) называются оглашениями (catecheses) и предлагаются предстоятелем два или три раза в неделю (§§ 21, 156), особенно же во время постов (§ 138). Некоторые из этих обычаев были повторены в позднейших уставах, и наибольшей известностью пользовалось правило о чине суточных молитв, которое часто приводилось в богослужебных книгах и статьях о келейном правиле. Правило о поучениях и оглашениях по окончании службы нашло себе место в студийском уставе и перешло отсюда в иерусалимский. Обширнее было применение дисциплинарной части, например, наказания за опоздания к службе и другие провинности, запрещение есть незрелый виноград; настоятель за столом отдаёт распоряжение посредством звонка (signi sonitû § 33), ударом в ладоши для остановки чтения (§ 6); кто ударяет в било перед обедом или перед молитвой должен размышлять о чём-нибудь назидательном (§ 36). Отсюда – позднейшее правило, по которому во время благовеста к всенощной парамонарь должен читать про себя 17 кафизму, или известное число раз 50 псалом.

В сочинениях Василия Великого заключаются два рода данных, имеющих отношение к уставу: а) известия о круге суточных служб с указанием способа их отправления и б) целый ряд сведений о быте, правилах жизни и взаимных отношениях монахов между собой и к настоятелю. Этой стороной письменные труды Каппадокийского архипастыря тесным образом входят в область устава дисциплинарного и примыкают к тем произведениям этого рода, которые нам известны с именами древнейших организаторов монашеской жизни.

Круг суточных служб в общем очерке излагается у Василия Великого в 1 слове о подвижничестве (Орр. Bas. М. Edit. Garn. II, p. 448. Творчество Василия Великого в русском переводе, часть V, стр. 74), а в более подробном виде, с указанием читаемых псалмов – в пространном изложении монашеских правил. (Ὅρος κατὰ πλάτος. Ed Garn. II, p. 536, русский перевод 178–179.) В чём состояла тогдашняя утреня, или лучше сказать бдение, описывает Василий Великий в письме к Неокесарийцам. Этим, собственно говоря, и ограничиваются литургические сведения, доставляемые Василием Великим, но несравненно более дают его сочинения для знакомства с дисциплиной и бытом тогдашнего монашества.

Имя Василия Великого в этом отношении пользовалось широкой известностью, как у западных, так ещё более у восточных писателей. Григорий Богослов усвояет ему «νομοθεσίαι μοναχῶν ἔγγραφοί τε καὶ ἄγραφοι», Иероним упоминает о его сочинении «ἀσκητικὸν», Руфин перевёл монашеские правила Василия Великого и говорит, что они читались в церквах во время службы. Кассиан, называя Иеронима и Василия Великого самыми авторитетными писателями для знакомства с правилами монашеского быта на Востоке, во многих случаях пользовался их сочинениями как источником. Венедикт Нурсийский правило или устав Василия Великого считает одним из главнейших руководств к достижению совершенной жизни.

К сожалению, труднее решить вопрос, о каких именно сочинениях Василия Великого идёт речь в указанных цитатах и какие из аскетических произведений принадлежат ему бесспорно. Гарньер – последний из учёных издателей сочинений Василия Великого, – разобрав патрологическую литературу по этому вопросу и взвесив различные мнения pro и contra, пришёл к тому заключению, что Василию Великому, несомненно, принадлежат правила монашеские в вопросах и ответах как краткие, так и пространные, но монашеский устав и три слова подвижнические принадлежат другому писателю. Для нашей специальной цели эти разногласия между патрологами не имеют большой важности, потому что и в бесспорных его сочинениях заключается много данных для устава, а оспариваемые, если не современны Василию, то, во всяком случае, появились в близкое к нему время и, как утверждают на основании Созомена, составлены Евстафием Севастийским. Заручившись этой оговоркой, мы не будем отделять первых от последних, тем более что такого различия не делали ни уставы, ни церковные писатели, ссылаясь на аскетические сочинения Василия Великого.

Высокое уважение, каким пользовались правила Василия Великого на Востоке и Западе, было причиной их широкого практического применения, вследствие чего многие из них вошли в уставы общежительных монастырей, а ссылки на них читаются и в теперешнем типике. Так, Феодор Студит положил ἀσκητικὰς διατύποσεις Василия Великого в основу организации своего монастыря и руководился ими, исправляя слабые стороны тогдашнего студийского быта. Аскетические сочинения Василия Великого составляли его любимое чтение, и плодом его занятий ими может служить его «σχόλιον εἰς τὰ μερικὰ ἀσκητικὰ του μεγάλου Βασιλείου». Применив их к устройству своего монастыря, пр. Феодор одним из них дал прямой практический ход, а другие подтвердил в своём завещании⁷, таким путём они перешли в студийские уставы, хотя и без указания на источник; например, о недоступности мужских монастырей для женщин (Синодальный устав № 330–380, лист 230; подвижн. слово русский перевод 74), о свидании монахов с женщинами и монахинь с мужчинами только в случае крайней нужды и в присутствии двух старших членов братства (Устав императрицы Ирины с. XVII, Василий Великий слово подвижн. русский перевод 84. Прав. подр. излож. вопр. 33 русский перевод. 166–167), о принятии детей в монастырь, где их обучают грамоте, и об отдельном их содержании здесь, чтоб они не считали себя равными со старшими (устав № 330–380 Василий Великий, вопрос 15, русский перевод 132). В статье о монашеской одежде по Синодальному уставу, № 330–380, составитель её ссылается на «Великого Василия священное одеяние ... еже и до ныне цело есть», и приводит собственные слова его. Впрочем, что касается подробностей одежды и её описания, то здесь между указаниями Василия Великого и цитируемой статьёй оказывается большая разность, и правила Василия Великого отличаются большей строгостью. Он дозволяет монаху иметь только одну перемену одежды – даже и двух риз не нужно иметь (вопрос 23, русский перевод 154, ibid. 259); но по уставнику патриарха Алексия не позволяется только «ничесоже двогубо виною зимы носити» (не надевать по две одежды для большего тепла), а в кратком Начертании студийской обители монах обязательно имеет по паре каждой одежды и обуви и две мантии: – одну большую, другую малую (Patr. Curs, compl. t. 99, col. 1720). Палестинские общежительные монастыри также руководствовались правилами Василия Великого, как можно заключать из замечания Феодора Студита о Феодосии Великом (Schol. in S. Basil. ascetica Patr. 99, col. 1685.). В позднейший иерусалимский устав ссылки на Василия Великого перешли частью из Никона Черногорца, частью из соответствующих статей устава студийского.

Более литургических данных имеем мы в сочинениях преп. Кассиана Римлянина. Кассиан, по своему происхождению, принадлежал Западу, но бо́льшую часть жизни провёл на Востоке и сроднился с его церковным бытом. Родом из Прованса в Южной Галлии (около 350–360 года), он рано почувствовал склонность к монашеской жизни и вместе с другими своими соотечественниками избрал для этой цели Египет, который уже успел получить громкую известность, между тем как на Западе монашеская жизнь находилась только ещё в зародыше. Поселившись в самой ранней юности между египетскими монахами, он два раза посещал скитскую пустыню и Фиваиду для ознакомления с тамошними порядками, вёл беседы с тамошними подвижниками и, наконец, прибыл в Константинополь, где Златоуст посвятил его в диакона и был его наставником в богословии. (De incarn. L. VII, с. 31.) После низложения Златоуста он отправляется отсюда в составе посольства от константинопольского клира, с жалобой на это незаконное дело, к папе Иннокентию. Вернулся или нет отсюда Кассиан на Восток, положительно неизвестно; вероятно, он остался на Западе и здесь применил к делу правила монашеской жизни, усвоенные в Египте, и распространял их известность на Западе⁸.

Кастор епископ Аптенский (Aptensis), в Южной Галлии, обратился к Кассиану с просьбой сообщить ему в простом и общедоступном изложении правила монашеской жизни в Египте и Палестине, чтобы ввести их в устроенном им монастыре, не имевшем определённого устава. Кассиан с полной готовностью отозвался на желание своего епископа и написал двенадцать книг, известных теперь под именем «De coenobiorum institutis». Отсюда видно, что в сочинении Кассиана мы имеем дело не с подлинной записью устава, действовавшего на Востоке, и не с оригинальными памятниками тамошней практики в переводе, а со свободным их изложением, как того требовало самое их назначение: поэтому мы немного встретим в них буквально сходного с правилами Пахомия и Василия Великого, но содержание их тождественно и стоят они на одинаковой литургической и дисциплинарной почве.

Кассиан сообщает немало литургических сведений. Особенно замечательны в этом отношении вторая и третья книги. «De coenobiorum institutis», из которых в первой идёт речь о порядке ночных собраний для молитвы (de canonico nocturnarum orationum et psalmorum modo), a во второй – о дневных часах молитвы и вигилиях. Вместе с указанием на число молитв и чтений из псалтири для каждой из этих служб, здесь сообщаются подробные сведения о способе их произношения и указываются обычаи разных монашеских общин. Для знакомства с порядком суточных служб у древних египетских монахов сочинения Кассиана дают весьма ценные для литургиста сведения, значительно пополняя известия об этом предмете других однородных источников. Но что особенно замечательно, – между ними есть несколько новых литургических данных, не известных из других писателей. Так, Кассиан упоминает о первом часе, который составлял завершение утрени, и делает более систематическое распределение служб суточных. У него находятся известия о вигилиях с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье, – о том, как по воскресным дням и праздникам служба часов сокращалась и ограничивалась только третьим и шестым – перед литургией.

Хотя сочинения Кассиана были писаны для Запада и на латинском языке, но это не мешало им пользоваться большой известностью на Востоке и оставить значительный след в области позднейшего устава. Сведения, в них передаваемые, были заимствованы Кассианом или непосредственно из личных наблюдений, или из уставов и правил восточных отцов, между которыми авторитетнейшими наш писатель считает Иеронима и Василия Великого⁹. Греческие церковные писатели также не мало пользовались Кассианом: так авва Дорофей у него заимствовал объяснение продолжительности Великого поста в смысле десятины от целого года¹⁰, Иоанн Лествичник приводит место из его беседы De discretione (Patr. t. 88, col. 717), Фотий в своей Библиотеке с большим уважением отзывается о письменных трудах Кассиана и упоминает о трёх его сочинениях (βιβλιδάρια λογίδια), из которых в первом говорится об устройстве монашеского общежития в Египте, во втором идёт речь о восьми греховных помыслах, а в третьем содержится наставление преемнику епископа Кастора об управлении монастырём. Правила эти, по словам Фотия, сохраняли полную силу и в его время: там, где они прилагались к делу, оказывали самое благотворное влияние и наоборот, – где не соблюдались, жизнь монашеская оставалась неустроенной и находилась в опасности крушения. (Phot. Bibl. № 197. Patr. gr. t. 103, col. 661–663), Иоанн Антиохийский (XII в.), между древнейшими писателями о монашеской жизни на Востоке, указывает на книги об этом предмете «τοῦ ὁσίου Kaσιᾳνοῦ». (De monasteriis laicis non tradendis. Cotel. Monum Eccl. graec. t. I, p. 167. Patr. t. 132, col. 1125.). Не мудрено поэтому, если древние греческие уставы не только представляли много статей и правил, общих с обычаями, записанными у Кассиана, но и прямо ссылались на них при решении тех или других дисциплинарных вопросов. Прямых ссылок на Кассиана в позднейших уставах немного, но общих статей довольно. Так 12 глава II книги De coenob., об уединении в келье и о хранении молчания после служб, может служить образцом для статьи студийского и иерусалимского уставов о том, что иноки не должны ходить друг к другу под пустыми предлогами, и о пребывании каждому в своей келье в свободное время между службами. Наказание опоздавшим к службе (Ibid. L. III, с. 7), о двукратном столе в праздники (prandium et coena с. 12), некоторые замечания об одежде (L. IV, с. 10), изложение епитимий за разные провинности (с. 16), о чтении за столом (с. 17), о распределении работ (с. 19), об обычае сидеть на циновках после службы (Collat. I, с. 23)¹¹, о том чтобы ничего не брать со стола и не иметь съестного в кельях (L. IV, с. 18), о разрешении поста для странников и приходящих братий (II, с. 26), – имеют весьма близкое сходство с соответствующими статьями из правил Феодора Студита, равно как в уставах студийских и иерусалимских.

Прямые ссылки на Кассиана находятся у Никона Черногорца в пандектах и Тактиконе, а отсюда перешли в позднейший иерусалимский устав и остаются в нём доселе. Никон относится к Кассиану, как к одному из авторитетных источников монастырской жизни и рекомендует в обителях «написана имети и общежительная устроения святого Кассиана» (Такт. слово 1, лист 16). Говоря о том, что монаху запрещено касаться пищи до окончания литургии и раздаяния антидора, ссылается на «общежительные воображения Кассиана» (Ibid. лист 24 оборот)¹². Как поступать с монахами, которые не желают оставаться в монастыре, как после увещания снимают с них камилавку или покров с неё и отпускают в мирских одеждах – заимствовано также из Кассиана (лист 26)¹³. На него же ссылается Никон Черногорец в статье о чередовании братии в трудах монастырской службы или послушания (лист 27)¹⁴. Первые две цитаты приводятся только в древних списках устава, а последняя остаётся и в теперешнем печатном издании.

Из западных уставов рассмотрим устав Венедикта Нурсийского († 543), – знаменитого организатора западного монашества¹⁵, который, говоря словами его биографа, написал правило монашеское, замечательное по рассудительности и ясности изложения. К сожалению, ни составитель жизнеописания Венедикта, ни позднейшие западные писатели, касавшиеся его устава, не говорят, какими источниками руководился он при составлении своего правила и ограничиваются на этот счёт общими, не имеющими исторической ценности замечаниями. Ответ на этот вопрос приходится искать в самом уставе, сравнивая его содержание с более ранними памятниками этого рода на Востоке и принимая в соображение указания языка и особенности обряда. В этом отношении замечательно заявление самого составителя устава в последней, 73-й его главе, где говорится, что изложенные правила заключают только первые, элементарные требования нравственной жизни, а для стремящихся к высшему совершенству указывается на collationes patram (известное сочинение Кассиана), на instituta et vitas eorum и на устав (regula) Василия Великого, которым Венедикт мог пользоваться в латинском переводе Руфина. При ближайшем знакомстве с уставом св. Венедикта оказывается возможным расширить это заявление и с полным правом утверждать, что Монте-кассинскому настоятелю не только были известны все эти сочинения, но во многих случаях он пользовался ими как источником¹⁶.

Устав Венедикта Нурсийского обнимает все стороны монашеской жизни, и заключает правила дисциплинарные и литургические. Как и в других древнейших уставах, подавляющий перевес остаётся на стороне первых, а последние ограничиваются порядком суточной службы, впрочем, со значительными подробностями, каких мы напрасно стали бы искать в уставах, выше рассмотренных. Regula Benedicti состоит из 73-х глав и излагается, далеко не систематично. Более порядка замечается в первой половине, но вторая трактует о разных дисциплинарных вопросах, частью повторяя прежде сказанное, частью внося новые предметы без связи и соотношения между ними¹⁷. Для суждения о тогдашнем строе суточной службы в уставе Венедикта заключаются сведения более полные, чем в современных ему греческих источниках. Прежде всего, мы находим здесь общий очерк суточных служб (с. XVI) в составе восьми, причём ночная служба (nocturnum) отделяется от утрени (matutinum), а первый час выработался в особое последование. Кроме того, упоминается заключительная дневная служба complctorium, соответствующая теперешней павечернице. Бдения вседневные (будничные) отличаются от праздничных, описывается порядок тех и других с указанием количества псалмов, чтений и библейских песней, положенных для каждой утрени. Это указание весьма важно для истории богослужебных канонов и первоначального употребления библейских песней в составе утренней службы. В уставе Венедикта, кроме того, замечаются первые следы седьмичного строя службы и указаны особые псалмы, которые произносятся на утрене в каждый день недели (с. XIII), так, что, начиная воскресной всенощной, псалтирь за неделю прочитывалась вся; делаются замечания об особенностях службы применительно к праздникам по месяцеслову, именно в дни памяти святых (с. XIV). Триодный порядок службы выражается в особом употреблении аллилуйя от Пасхи до Пятидесятницы и от Пятидесятницы до Великого поста, но вообще говоря, деление церковного года намечено у Венедикта лишь в общих чертах и находится как бы в зародыше. Из триодного круга у него упоминается о неделе Пасхи и Пятидесятнице, а дальнейший распорядок церковного года приурочивается к летней и зимней его половине¹⁸.

В заключение приведём одно, весьма важное в литургическом отношении, известие о том, как совершалась воскресная служба в монастыре аввы Нила на Синае, со слов Софрония Иерусалимского и Иоанна Мосха¹⁹. В рассказе речь идёт о порядке воскресной вечерни и всенощного бдения, причём изображается сухой, монотонный способ ведения службы без тропарей, стихир, канонов и вообще певческой обстановки, с помощью одного стихословия псалтири. В этом состояла особенность службы у монахов ригористов, между тем как в церквах мирских и некоторых, монастырских допускалось в значительной степени участие певческого исполнения, и таким образом псалмопение мало-помалу осложнялось прибавкой тропарных произведений. К тому же роду источников относится рассказ ученика аввы Памво о службе, которую он слушал в соборной церкви в Александрии и рассуждение о том же предмете между Каппадокийским настоятелем Павлом и Нитрийскими монахами.

Познакомившись с источниками устава за первый период его существования, и определив его отличительные особенности, перейдём теперь к изложению заключающегося в них обрядового содержания и по этим данным определим приблизительный уровень, до которого поднялся церковный обряд в своём развитии. Говорим, – приблизительный, потому что имеющиеся для этой цели сведения, далеко не полны, отличаются случайным характером и, вообще говоря, стоят ниже действительности. Само собой разумеется, что мы будем иметь дело с теми только сторонами церковного обряда, которые входят в область типика, оставляя в стороне содержание евхология и других церковно-служебных книг. Для этого очерка мы воспользуемся не только данными из рассмотренных нами памятников, но и другими источниками тогдашней церковной литературы. Не имея притязания исчерпать вполне обрядовый материал этой эпохи, мы изложим здесь лишь те сведения, какие могли собрать в доступных нам источниках, предоставляя более подробное изучение лицам, находящимся в лучших условиях для такой работы.

Круг суточных служб ведёт своё начало из обычая отмечать молитвой главные периоды естественного дня (суток): утро, первую четверть (3-й час), полдень (6-й час), вечер (9-й час и вечерня) и ночь. Утро и вечер были главными обще-соблюдаемыми сроками молитвы, а остальные составляли дело личной набожности. Из иудейской церкви они перешли в христианский быт и получили литургическую обработку под влиянием монашеских обычаев.

Более всего сохранилось сведений об утрене и вечерне, и не мудрено, – потому что это были главные службы суточного круга, между тем как часы представляли слишком мелкое дробления времени, были очень несложны по составу и даже в монастырях не всегда справлялись открыто в общем собрании. Павечерница только что складывалась и долго не могла занять прочного положения в составе суточной службы; полунощница входила в состав одиночного правила, а ночная служба частью совпадала с ней, частью сливалась с утреней.

Говоря об утрене, прежде всего надо восстановить смысл этого названия и объяснить, в каком значении оно употреблялось. Утреня (ὄρθον, matutinum), и по смыслу самого слова, и по положению в тогдашней практике, означала ту часть суточной службы, которая справлялась на рассвете, с наступлением утра (πρωὶ, ἴωθεν, mane, diluculo), и, таким образом, составляла особую часть от ночного богослужения (νυκτερινὴ ἀκολουθία, μεσονύκτιον, nocturnum officium). Но это отдельное положение она не всегда сохраняла в первохристианскую пору, потому что в южных странах (Палестина и Сирия), где зародилась система суточных служб, ночи были очень коротки, и ночная служба сама собой переходила в утреню. Начинаясь ночью, она продолжалась до рассвета и захватывала часть утра. Резко отделяются эти два рода службы у Кассиана, Венедикта, Пахомия Великого; в Апостольских Постановлениях: у первых двоих утреней называется последняя часть ночной службы, приходившаяся на рассвете, когда пели хвалитные псалмы и благодарили Бога за дарование утреннего света, почему она и называется «matutinum, solemnitas matutinorum». По другим известиям эти службы сливаются, особенно когда дело идёт о бдениях (ἀγρυπνία vigiliae). В этом последнем виде представляет утреню Василий Великий в письме к Неокесарийцам, но у него же, когда речь идёт о вседневном порядке служб, μεσονύκτιον и ὄρθρον перечисляются отдельно, как особые часы молитвы; в Апостольских Постановлениях утреня также представляется службой на рассвете и отличается от молитвы «во время петлоглашения» (ἀλεκτοροφωνία), которым возвещается наступление дня (L. VIII, с. 34).

Главными источниками для знакомства с составом древнейшей утрени служат: а) известия Кассиана и Венедикта, б) рассказ о синайской утрене аввы Софрония и Иоанна, в) Апостольские Постановления и г) письмо Василия Великого к Неокесарийцам.

Состав утрени по этим источникам слагается из псалмов, молитв, чтений и песнопения; но число, порядок, последовательность и нормальная полнота этих актов ещё не определились и не получили устойчивости. Зерном, из которого развилась эта служба, был утренний псалом, который перешёл из иудейского храмового богослужения и упоминается в Апостольских Постановлениях, у Афанасия Великого и в каноне Анфима. Этот псалом обставляется бо́льшим или меньшим числом других, и в этом отношении обычаи разных местностей были различны. По словам Кассиана, их было так же много, как и отдельных монашеских общин: одни читали 18, 20, 30 псалмов и даже более – 50, 60, другие держались числа 12, которое считалось более принятым и пользовалось особенным авторитетом, так как вело своё начало от евангелиста Марка, и было подтверждено в правиле, данном Пахомию Великому ангелом. (L. II, с. 5–6.) Какие именно псалмы входили в состав этих двенадцати, Кассиан не говорит, но упоминает только о псалме: «Боже, Боже мой, к Тебе утреннюю», который, по его словам, произносился утром ежедневно (quotidie). Но был и такой порядок, по которому на каждой службе читалось ни больше, ни меньше как по шести псалмов²⁰. Эти 12 псалмов послужили точкой отправления для обработки утрени в её теперешнем составе. Первые шесть псалмов, отделились и составили особую часть, которая стала известна под именем шестопсалмия. О шестопсалмии на утрене ясно говорится в известии о синайской всенощной, а о шестопсалмии на вечерне речь идёт у Пахомия Великого, который несколько раз упоминает о шести вечерних молитвах; но молитвы, как известно, чередовались с псалмами и соответствовали числу последних. По уставу Венедикта, в ночной службе выделяются две группы псалмов по шести в каждой; из них первая отошла к первой части службы и составила так называемый «primum nocturnum», а последние шесть ко второй «secundum nocturnum». И замечательно, что это число, не смотря на колебания в составе службы летом и зимой (что зависело от неодинаковой продолжительности ночи), служит как бы нормальным пределом псалмопения и более не сокращается. Начиналась ли ночная служба непосредственно этими псалмами, как можно думать из описания синайской утрени, или им предшествовали другие части вроде предначинательного псалма, греческие источники оставляют в неизвестности, но, по всей вероятности, дело было обставлено полнее, и на эту предварительную часть указывают выражения «πρωτολογία τῶν ὕμνων» и «συμπλήρωσις τῶν προιμιακῶν ὕμνων» у Иоанна Лествичника²¹. На Западе эта обстановка уже сложилась в VI-м веке, и в уставе Венедикта ночная служба, точно также, как и все другие, открывается предварительным стихом: «Боже, в помощь мою вонми», после которого настоятель трижды произносит versum apertionis: «Господи, устне мои отверзеши», причём три раза крестил рот, и передавал продолжение службы очередным лицам. Затем читались 3-й и 94-й псалмы, из которых последний называется пригласительным (iuvitatorius), и с него-то, собственно, начинается служба, так как монахи к этому времени должны были собраться и занять свои места. Согласно общему порядку псалмопения, шестопсалмие не читали, а пели антифонно, сопровождая каждый псалом молитвой. У Венедикта шесть псалмов поются с антифонами и аллилуйя. По словам Василия Великого, присутствовавшие на утрени делились на два хора и попеременно пели псалмы, затем произносил псалом представитель хора, а прочее подпевали. У Кассиана способ исполнения псалмов во время ночной службы обозначается выражением «cantare, psallere», т.е. раздельное, внятное, с интонациями совершаемое, произношение псалмов на два хора или поочерёдно. (De inst. coenob. L. II, с. 11–12.) Один монах на утреннем правиле, по словам Apophtegmata Patrum, пел пять псалмов, произнося по шесть стихов за один приём и каждое такое отделение сопровождал аллилуйя. (Patr. с. compl. t. 65, c. 277.)²². В житии Саввы Освященного рассказывается, что он однажды ночью, до призыва к молитве звуком била (πρὸ τοῦ κρούματος ὥρα), услышал в соседней келье пение псалмов, как бы целым большим собранием и со сладкогласным исполнением одного стиха из псалма (μετὰ μέλους ἠδυφώνου). Думая, что уже началась служба, преподобный будит канонарха и, взяв кадило со свечами, идёт в келью старца, откуда слышалось пение. (Cotel Monum. Eccl. Gr. IV, p. 287). Из приведённого рассказа видно, что ударял в било канонарх, что во время ночной службы употреблялись свечи и курение, что псалмопение производилось целым собранием сообща, причём псалмы пели по стихам сладкозвучно. Кроме того, известно, что псалмы чередовались с молитвами, и число первых соответствовало числу последних. Вот откуда ведут своё начало читаемые теперь священником молитвы на вечерне и утрене. Об этом чередовании определённо говорят преп. Кассиан и Пахомий Великий. (De coenob. instit. L. ΙΙ, с. 5, 12) Имея в виду ту же практику, Авва Варсануфий говорит о скитянах, что они «на конец коегождо псалма, вместо славословия, аллилуйя глаголют и творят молитву»²³ (Ник. Черног. Панд. слово 29). После шестопсалмий пели: «Бог Господь»; так было на синайской утрене. Из продолжения рассказа о ней в пандектах видно, что этот стих пели по праздникам на глас, и таким образом исполнение его очень рано сделалось отличием утрени праздничной. О разделении псалтири на кафизмы, в составе теперешних двадцати частей, ничего не известно из цитируемых нами источников, и самое это слово (кафизма) не употреблялось в отношении псалмопения, потому что во время чтения псалмов стояли, а не сидели. Впрочем, для выработки этой системы мы имеем из рассматриваемой нами эпохи следующие данные: а) псалмы читались не подряд, но с известными промежутками и замыкались чтениями (Лаод. соб. прав. 17); б) чтение отдельных псалмов и целые их отделения заканчивались молитвами, произнесением: слава и аллилуйя; в) во время чтений, следующих за псалмами, сидели, и это называлось «κάθισμα». Так слагались известные отделы псалмов, которые в начале, конечно, не были устойчивыми группами, но по отношению к теперешним кафизмам важны, как первые опыты деления псалтири на части, применительно к условиям службы, и как основание позднее установившейся системы с её славами, аллилуйя и молитвами²⁴. В противоположность теперешнему названию «κάθισμα» (сидение) эти отделы псалтири назывались «στάσεις» (стояниями) и были иногда так велики, что обнимали в три приёма целую псалтирь (синайская утреня). В уставе Венедикта на долю кафизм всего естественнее приходятся вторые шесть псалмов, сопровождаемые аллилуйя, или антифонными припевами. Эта группа псалмов входила в содержание второй части утрени, которая называлась secundum nocturnum. Более подробные сведения о делении псалтири на чтения и о количестве псалмов для каждой службы излагаются в 18-й главе Венедиктова устава. Основное правило состоит в том, что вся псалтирь должна прочитываться раз в неделю, начиная с вигилии на воскресенье; на каждой утрене обязательно читаются 12 псалмов, остальные распределяются по дневным службам в течение недели, а то, что остаётся недочитанным, отходит к утрене и присоединяется к двенадцати нормальным псалмам. Отсюда видно, что в Монте-Кассинском монастыре, сравнительно с уставом греческим, псалтирь читали немного, и что в состав шестопсалмия входили не одни и те же псалмы, а приходились на каждый день разные; во всяком случае, одного из наших псалмов, именно третьего, не было в этом числе: он произносился в самом начале утрени после «versus apertionis» и отделялся от шести следующих псалмов per psalmum invitatorium. В промежутках между псалмами полагались чтения: они выбирались из Ветхого и Нового Завета, к ним присоединялись толкования на Священное Писание, поучения и сказания о святых. Определить с точностью их положение в составе утрени едва ли возможно по недостатку положительных данных и благодаря разным обычаям, которые держались на этот счёт в разных местах. Дальнейшие подробности можно проследить по описанию всенощных бдений или вигилий. Вигилии справлялись по воскресеньям, большим праздникам, в дни памяти мучеников и продолжались целую ночь вплоть до утра. Как факт исключительный и одиночный, следует отметить вигилии субботние, которые, по словам Кассиана, справлялись египетскими монахами в память бодрствования Апостолов в ночь распятия Христова²⁵. По обычаю, державшемуся в монастыре Саввы Освященного, бдения полагались неотложно (ἀπαραλείπτως) в воскресенья и господские праздники. Евфимий Великий незадолго до своей смерти положил совершать бдение в день памяти Антония Великого, и эта служба называется в одном и том же месте «ἀγρυπνία» и «παννυχίς». Бдения справлялись также накануне освящения церквей и сопровождались блестящим освещением храма. Ещё более находится известий о бдениях накануне Богоявления, Рождества Христова и других праздников; Василий Великий упоминает о бдении на память мученика Евпсихия, который считался патроном Кесарии и ежегодно чествовался в день его кончины. У Венедикта в XIV главе говорится о том, как справляются вигилии in natalitiis sanctorum. Вигилии обнимали вечернюю, ночную и утреннюю службу, между которыми допускался более или менее краткий перерыв. Так, на Синае за вечерней следовал ужин, у Кассиана и Венедикта, после nocturnum полагается роздых перед утреней и первым часом. Состав бдения ничем существенно не отличался от обыкновенных служб, которые в него входили, но в количественном отношении выделялся из них прибавлением псалмов, чтений и более протяжным исполнением псалмов и песнопений. Чтоб растянуть службу на целую ночь, нужно было ввести такое подавляющее количество кафизм, какое имело место в синайской утрене; в других случаях прибавляли к трём ежедневным чтениям четвёртое (reg. Bened. с. XI) и увеличивали число библейских песней. Эти последние на синайской службе следовали за кафизмами и чтениями из Нового Завета, занимая приблизительно то же место, что и теперь. Сколько их было числом, прямо не говорится, но упоминаются третья, шестая, восьмая и девятая; после двух первых полагались какие-то добавочные, промежуточные песни, называемые в нашем источнике «μεσώδια», после восьмой – тропари, а после девятой – всякое дыхание. Вместо них синайский авва заканчивал песни канона произнесением «Отче наш» и «Господи помилуй». Вот первоначальная основа теперешнего канона, который у западных литургистов называется tertium nocturnum, третье отделение ночной службы. Теперь полный канон состоит из девяти песней, но все ли они в древности исполнялись на каждой утрене, затрудняемся сказать положительно. Думаем, что не все, и этому сокращённому употреблению их не препятствует то обстоятельство, что библейские песни в древнейших часословах и кодексах Библии записываются в полном числе. Ничто не мешало делать из них выбор. Наши трипеснцы составляют отголосок этого неполного употребления библейских песней и отчасти объясняют самый порядок их выбора.

По уставу Венедикта, на праздничных бдениях полагаются три песни по назначению настоятеля, и каждая из них сопровождается припевом: аллилуйя. Таким образом, тропарей канона ещё не видно. О том, сколько и какие песни исполнялись на будничной службе, в уставе Венедикта не говорится; определённее становятся его сведения на этот счёт в изложении утрени. Для субботней утрени берётся вторая песнь, а для других недельных дней – какая-нибудь из следующих²⁶, согласно обычаю Римской церкви. К этому прибавлялась песнь из евангелия и песнь трёх отроков, которая у Венедикта называется «benedictiones», а употребление её на Востоке, в качестве ежедневной утренней песни, подтверждается целым рядом свидетельств; о ней говорят, как о всюду употребительной: Афанасий Великий, Златоуст, Руфин, патриарх Прокл, жизнеописатель св. Авксевтия, Цезарий Арльский в описатели синайской утрени²⁷.

В чём состояла утреня? Самое полное известие о ней даёт устав Венедикта; здесь даже отличается вседневная утреня от воскресной или праздничной. В синайском бдении она не отделялась, как особая часть, а составляла его окончание. В уставе Венедикта «matutinum» начинается 66-м псалмом для сбора монахов, так как после «nocturnum» наступал промежуток, и они выходили из церкви; затем следовали три псалма, из которых 50-й был постоянным, а два другие изменялись по дням недели. У Кассиана также упоминается 50 псалом, который произносился после хвалитных²⁸. Василий Великий упоминает о пении на рассвете, под конец бдения, покаянного псалма, который и был, без сомнения, псалом 50²⁹. За псалмами следовала, в праздник, 8-я песнь (benedictiones), а в будние дни одна из рядовых библейских песней, далее – хвалитные псалмы или Laudes, согласно с Кассианом³⁰ и известием о синайской утрене³¹. В это время священник читал молитвы ad Laudes, о которых мы знаем из евхология барберинова. Дальнейшей порядок утрени определяется в уставе Венедикта и состоит из следующих частей: чтения из апостола или апокалипсиса в воскресенье, 9-й песни канона, Амвросиева гимна, литании и отпуска. На Востоке пели в это время великое славословие с особенной песнью в славу воскресшего Христа³², произносился символ веры. Господи помилуй, и вся служба оканчивалась краткой молитвой настоятеля, заменявшей отпуск: «Сыне и Слове Божий, Иисусе Христе, Боже наш помилуй нас и помоги и спаси души наши». По окончании утрени настоятель произносил поучение к братии, и происходили рассуждения о предметах веры между монахами; от этих бесед ведут своё начало поучения или оглашения, приуроченные в позднейшем уставе к первому часу, и капитулы или особые собрания для этой цели на утрене в западных монастырях. Оканчивал утреню настоятель отпуском. Перед началом канона или службы монахи испрашивали благословение у настоятеля словами: «повели и благослови» (κέλευσον πάτερ εἰς τὸν κανόνα. Patr. t. 87, col. 2988.). Это называлось благословением. Что касается читаемых теперь на утрене молитв священника, то они в рассматриваемый нами период, несомненно, существовали и записаны в евхологиях барбериновом и преосв. Порфирия.

Особый тип утрени излагается в Апостольских Постановлениях: здесь она применена к положению оглашенных и рассчитана на их присутствие в церкви, но о ней будет речь далее.

Перейдём теперь к дальнейшим суточным службам и прежде всего скажем о часах. Что касается отправления их, то оно имело очень однообразный характер и состояло из известного числа псалмов, сопровождаемых молитвами и чтениями. По словам Кассиана, одни из египетских монахов, читали на каждом часе столько псалмов, сколько означала цифра самого часа, т.е. три, шесть и девять (De coenob. II, с. 2), – другие по шести, как и в прочих службах, но более принятым обычаем было употребление трёх псалмов и такого же числа молитв³³. Первый час долго не был известен в качестве самостоятельной службы и впервые упоминается Кассианом, как учреждение недавнее и дотоле неизвестное. При существовании утрени, как такой службы, которая имела место на рассвете, – в самом начале дня, – первый час сам собой сливался с нею, и для него не находилось места в общем распорядке суточных часов молитвы. Кассиан говорит, что эта служба была впервые введена на Востоке в Вифлеемском монастыре, а в других местах оставалась неизвестной. Оттого у Кассиана являются как бы две утрени: одна – в том виде, как мы её описали выше под именем matutinum (L. III, с. 3. in fin.), а другая, называемая, по его словам, первым часом, «учреждена не по древнему преданию, но изобретена (adinventa) в его время» (ibid. с. 4), и притом в видах дисциплинарных, чтобы лишить нерадивых монахов возможности употреблять на спаньё свободное время между утреней и третьим часом. С введением её получилось полное число семи суточных служб согласно со словами псалма: «седьмижды исповедахся Тебе». Старцы, введшие первый час, по словам Кассиана, не привнесли ничего произвольного в ущерб прежде соблюдавшимся службам. Ночное псалмопение осталось в прежнем виде, точно так же, как и его окончание в виде хвалитных псалмов, составлявшее утреню. На долю же первого часа (huic novellae solemnitati) были отнесены три псалма: 50-й, 62-й и 89-й, из которых последние два по характеру своему выражают утреннюю молитву. Василий Великий, говоря о необходимости утренней молитвы, приводит в подтверждение 3-й и 4-й стих 5-го псалма, а этот псалом и теперь читается на первом часе. Для третьего и шестого у него указано по два псалма: на третьем – 50-й и 142-й по воспоминанию о Святом Духе (из них теперь только 50-й псалом входит в состав третьего часа), на шестом – 54-й и 90-й, – те самые, что и теперь. Псалмы девятого часа не указаны. Так как девятый час соединялся иногда с вечерней и по значению своему сходился с нею, то этим объясняется 18-е правило Лаодикийского собора, которым постановлено одни и те же молитвословия (λειτουργίαν τῶν ἐυχῶν) совершать на девятом часе и на вечерне. Значит, в то время, служба девятого часа ещё не обособилась и не получила самостоятельного вида. Состав часов несколько изменялся по воскресеньям, когда обедня совершалась до полудня, а после неё полагалась трапеза, тогда как в будние дни пост продолжался до девятого часа. Поэтому в праздники третий и шестой час соединялись и составляли одно последование, которое может служить первоосновой позднейшей формы этой службы в виде тритекти (τριθέκτη – третьешестия). В отличие от обыкновенных, воскресные часы справлялись торжественнее «solemnius», с прибавлением чтений, и примыкали к следующей за ними литургии³⁴. Вот общий исторический ответ на вопрос о теперешнем обычае читать перед литургией третий и шестой час, и вот откуда ведут своё начало великопостные паремии на шестом часе. В арабских канонах первого вселенского собора, молитвы третьего и шестого часа объясняются в связи с литургией, и как последование, приготовительное к евхаристии. Молитвы третьего часа по этой аргументации совершаются в воспоминание того часа, когда Дух Святой сошёл на учеников Господа, а мы должны приготовлять себя к святейшей жертве евхаристии. Молитва шестого часа, совершаемая в час смерти Спасителя на кресте, приурочивается к тому времени, когда мы вкушаем святейшее Тело Христа и пьём Его драгоценную кровь (Martene de ritib. eccles. L. IV, p. 2). Св. Иоанн Златоуст в толковании на 118-й псалом, объясняя значение шестого часа, замечает, что Христос на кресте уничтожил рукописание, враждебное нам. Отсюда, вероятно, заимствованы слова теперешней молитвы на шестом часе. По другому известию, обедня в воскресенье следовала непосредственно за утреней, а после обедни отправлялись на трапезу. Так говорит Епифаний. Отголоском этого обычая может служить рассказ, передаваемый в Луге духовном, об одном приходском священнике, который откладывал совершение литургии до девятого часа и этим возбудил ропот в своих прихожанах, которые обратились на него с жалобой к епископу за нарушение общепринятого церковного обычая (Patr. t. 87, col. 2873.). В уставе Венедикта часы излагаются несколько полнее и состоят каждый из начального стиха, «Боже, в помощь мою вонми», особого гимна, трёх псалмов, чтения, прокимна пророчества (versus), Господи помилуй и заключительной молитвы. В случае большего собрания псалмы поются антифонно, в противном случае – просто (in directum). В том же порядке отправляется и completorium – павечерница, о составе которой мы не имеем известий в других источниках, но намёки на её существование, как особой службы, встречаются у Златоуста, Василия Великого и других. Подобно первому часу, она принадлежала к числу наименее устойчивых часов молитвы и, по-видимому, вызвана была желанием довести число суточных служб до семи³⁵. Она следовала за вечерней и составляла молитву перед сном; в позднейший устав она вошла из монашеской практики и долго оставалась одиночной молитвой или келейным правилом. У Златоуста о ней упоминается едва ли не у первого под именем молитвы «postremo cum ad somnum nos conferimus», в арабских канонах она называется «oratio dormitionis, cum cubitum itur», у Амвросия Медиоланского – «cum denique cubitum pergimus», y Василия Великого – молитвой при наступлении ночи «τῆς νυκτὸς ἀρχομένης», у Венедикта – completorium. О составе её за этот период можем сказать очень немного. По словам Василия Великого, молитва при наступлении ночи заключала прошение: «чтобы упокоение наше было непреткновенно и свободно от мечтаний» и при этом читался 90-й псалом. В теперешних молитвах павечерницы эти выражения повторяются буквально³⁶, точно так же, как и продолжается чтение 90 псалма. В псалтири 862 года уже записаны после «Свете Тихий» и великого славословия: προφητεία Ἡσαἶου: «μεθ ἡμῶν ὁ Θεὸς» с разделением на стихи применительно к пению и молитва Манассии, которой псалтирь и заканчивается. В уставе Венедикта, completorium состоит из трёх псалмов, произносимых просто, без антифонов за ними следует гимн, одно чтение, Господи помилуй, благословение и отпуск.

Состав вечерни, судя по известиям, дошедшим от этого периода, представляется весьма близким к теперешнему, и определился не только в главных своих чертах, но и во многих подробностях. Точкой отправления для образования вечерни послужил вечерний псалом (140-й) «Господи возвах к тебе», около которого группировалось большее или меньшее число других, согласно местным обычаям. По уставу преп. Пахомия, на вечерне читали шесть псалмов и столько же молитв; по словам Кассиана, египетские монахи пели двенадцать псалмов (L. II, с. 4. Cf. с. 6), в промежутке между которыми читалось одиннадцать молитв, а последний псалом заканчивался аллилуйя. В Постановлениях Апостольских также упоминается вечерний псалом, а в каноне Анфима 140-й и 85-й называются «κατὰ λύχνους». У Венедикта Нурсийского на вечерне исполняются четыре псалма с антифонными припевами (с. XVII). Эти псалмы читались или нараспев, по стихам, или к каждому стиху присоединялся какой-нибудь припев. Таким припевом к вечернему псалму, как видно из канона Анфима, служили слова «εἱσάκουσον μὲ κύριε» (услыши мя Господи), что́ как нельзя лучше совпадает с теперешним исполнением его на вечерне, где антифонная прибавка: «услыши мя Господи» повторена два раза в продолжение двух стихов и заменяет собой начало следующего псалма «да исправится молитва моя». В древности, когда вечерний псалом пели весь, вышеприведённый припев повторялся при каждом стихе, и таким образом пение чередовалось между двумя исполняющими сторонами. Впоследствии, когда порядок вечерних псалмов установился строже, псалом «Господи возвах» приходился последним и за ним следовал вход; поэтому теперешняя молитва входа на вечерне называется в Барбериновом евхологии «ἐυχὴ ἑσπερινὴ ῆ εἰς τὸ κύριε ἐκέκραξα» – т.е. восьмая вечерняя молитва на Господи воззвах.

Что касается стихир на «Господи воззвах» и других, то этого названия мы не встречаем в известиях о вечерне за рассматриваемый нами период, хотя остаётся несомненным, что они в то время существовали и появились в употреблении едва ли не одновременно с припевами псалмов, так называемыми «ἐφύμνια ἀκροτελευτία, ὑπόψαλμος, ὑπακοαί». Стихиры составляют их дальнейшее развитие, в виде более полных и округлённых строф, которые исполнялись в промежутке между стихами псалмов и служили для них антифонными припевами. В известии о синайской службе мы имеем положительные указания, что в то время стихиры входили в состав вечернего псалмопения и имели широкое литургическое употребление. Слушатели синайской вечерни был удивлены, что в монастырьке Аввы Нила «Господи воззвах» пели без тропарей (так назывались стихиры вместе с другими родами церковной гимнографии в силу своего певческого исполнения) и обратились по этому случаю к настоятелю с вопросом: πῶς σὺ ἀυτὸς οὑ ψάλλεις εἰς τὰ ἐσπερινὰ... εἰς τὸ κύριε ἐκέκραξα τροπάρια?

Особенность древней вечерни, сравнительно с позднейшей, состояла в том, что светильничные и другие молитвы, теперь читаемые священником тайно и зараз, прежде произносились вслух и относились к известным псалмам, замыкая собой их чтение, а потому в евхологиях Барбериновом и Порфириевом записаны под именем антифонов первого, второго, третьего и т.д. Что были за молитвы, которые, по словам Кассиана, произносились во время вечерних собраний у монахов египетских, остаётся неизвестным. Кроме теперешних светильничных молитв, которые вошли в состав сейчас названных евхологиев, в это время употреблялись на вечерне ещё особые молитвы трёх-антифонного строя (о них будет речь несколько ниже) и кроме того, известны три молитвы такого же назначения из Апостольских Постановлений. Первая из них, в виде ектеньи, заключает прошения об ангеле мира, о христианской кончине и о мирном безгрешном вечере и ночи. Вторая, произносимая епископом, замечательна по некоторым выражениям, вошедшим в состав молитв Пятидесятницы, третья – над преклонившимися при возложении на них руки епископа, – может служить образцом теперешней вечерней молитвы главопреклонения (Constt. Арр. L. VIII, с. 36–37).

За псалмами следовали чтения, по словам Кассиана в будние дни два: одно из Ветхого, другое из Нового Завета, а в праздники и в продолжение Пятидесятницы – оба из Нового Завета (De coenob. II, с. 6). О чтениях после псалмов упоминается в уставе Венедикта (с. 17). Кроме названных частей, в состав древней вечерни входили гимны или духовные песни. Этот отдел вечерней службы сохранился до нас в нескольких представителях, из которых самым ранним следует назвать «вечерний гимн», составленный по подражанию утреннему, но по содержанию не имеющий прямого отношения к вечерней службе. (Constt. L. VII, с. 48. Cf. Bunsen, Hippol. und s. Zeit II, 88–99). Песнь: «Свете Тихий» в некоторых списках называется произведением мученика Афиногена, а по другим усвояется патриарху Софронию. Но ни то, ни другое надписание не может быть признано исторически верным. Что касается до усвоения её мученику Афиногену, то оно произошло от неверно понятых слов Василия Великого, где идёт речь об этой песни. «Отцы наши, – говорит Василий Великий, – не хотели в молчании принимать благодать вечернего света, но как скоро он; наступал, приносили благодарение». Хотя мы не можем утвердительно сказать, кто был творцом этих изречений (ρημάτων – можно перевести: молитв, песнопений, возглашений) светильничного благодарения, впрочем, народ повторяет древний голос, когда произносит: «поем Отца, Сына и Святого Духа». Может, быть эти слова взяты из какой-нибудь другой, неизвестной нам песни, но буквальное совпадение их со словами из гимна «Свете Тихий» заставляет относить их к последнему. Затем Василий Великий говорит о гимне Афиногена, в котором заключается учение о Святом Духе, и таким образом выделяет последний из того, что им было сказано о славословии Пресвятой Троицы во время вечерней службы. Вот собственные слова его: «если же кто знает и песнь (ὕμνον), которую он (мученик Афиноген) оставил, как предсмертный завет присутствующим, идя на огненную смерть, тому будет ясно, какую мысль имели и мученики о Святом Духе». Нельзя без натяжки отождествлять эти два места и относить последнее к песни: «Свете Тихий». Ещё труднее решить, на чём основывается мнение о происхождении этой песни от св. Софрония: во всяком случае, она ранее этого имени, потому что записана в Александрийском кодексе библии и упоминается в описании вечерни, которую Софроний и его спутник слушали на Синае. Вероятно, это известие было причиной неправильного надписания, в котором рассказчик, по недоразумению, был принят за составителя.

На Западе употреблялись во время вечерни гимны Амвросия Медиоланского, Илария Пуатьерского, Пруденция и др., – в уставе Венедикта упоминается на вечерне canticum ex evangelio. Под этим именем известны в древних часословах и псалтирях три песни: Захарии отца Предтечи, Богородицы и Симеона Богоприимца. В приводимом месте, всего вероятнее, разумеется последняя песнь, так как она была особенно прилична для службы, отправлявшейся при окончании дня, и на самом деле читается между вечерними песнями в Постановлениях Апостольских и упоминается в рассказе о синайской вечерне.

В 90-м правиле Трулльского собора говорится о входе священнослужителей в алтарь на вечерне в субботу (ἐν τῶ σαββάτω ἑσπερινῆ τῶν ἱερωμένων πρὸς τὸ θυσιαστήριον ἐίσοδος) и, начиная с этого времени до вечернего входа в воскресенье, запрещаются коленопреклонения. Что разуметь под этим входом и когда он совершался? Что здесь разумеется не начало вечерни в смысле вступления в церковь, а особый обряд вхождения в алтарь, это видно из названия его входом в алтарь, а лицами, в нём участвующими, признаются священнослужители, а не весь народ. Совпадало ли это вхождение с началом вечерни, или происходило позже, остаётся неизвестным, но по всему видно, что оно составляло принадлежность праздничной вечерни и символически изображало собой доступ к небу, открывшийся людям с воскресением Христовым; поэтому на будничной вечерне такого входа не было. О подробностях этого обряда мы ничего не знаем, и нет оснований представлять его в теперешней обстановке: несомненно только, что из этого обычая выродился теперешний вход на вечерне с его символическим значением. Позднейшие толкователи оставляют это место без объяснений, – за исключением Вальсамона, который идёт гораздо дальше и в интересе апологетическом приурочивает этот акт к концу вечернего псалмопения, доказывая, что не следует преклонять колен с окончания вечерни субботней до конца воскресной.

В VI–VII веке состав вечерни уже определился весьма близко к теперешнему, как видно из рассказа о синайской вечерне Софрония и Иоанна. По словам их, служба началась малым славословием, которое произнёс, в качестве настоятеля, авва Нил; затем следовало: «блажен муж», «Господи воззвах» без тропарей, «Свете Тихий», «сподоби Господи», «ныне отпущаеши» и проч. Но этими указаниями, конечно, не исчерпывается полный её состав. Свидетели передают только главные части вечерней службы и особенно те её подробности, которые расходились с порядками, принятыми у них дома, о чём и возникло у них рассуждение с аввой. На то же указывают и заключительные слова рассказа: «σὺν τοῖς ἐξῆς». И действительно, в нём не сказано ни слова о вечерних молитвах, о предначинательном псалме, о ектеньях и литии. Из продолжения рассказа в пандектах оказывается, что тогдашняя обстановка вечерни и утрени была гораздо сложнее, и монотонная синайская служба стояла много ниже действительного уровня, до которого поднялся тогдашний обряд в своём развитии, особенно когда служба исполнялась при участии певческих хоров и большего числа клириков. Особую, дополнительную часть вечерни составляла лития. Очень вероятно, она замыкала собой все главные суточные службы (это видно из полных уставов), но за этот период мы имеем любопытные известия о вечерней литии в житии патриарха Евтихия. Здесь рассказывается, что он умер в Фомино воскресенье, в девятом или десятом часу дня, когда совершалась на вечерне лития (τοῦ λυχνικοῦ λιτάνια) и народ отвечал единогласным «Господи помилуй», на слова литийной молитвы: «помилуй нас Боже по велицей милости твоей, Господи услыши и помилуй» (Vita S. Evtych.Patr.T. 86, pars 2, col. 2381).

Кроме обыкновенного способа отправления, службы суточного круга исполнялись за этот период ещё особенным образом, от которого остались до нас лишь слабые следы в древнейших служебных книгах и в известиях церковных писателей. На основании этих данных можно установить три следующие типа древне-церковной службы: а) в виде монотонного келейного правила, б) по образцу трёх-антифонного строя и в) отправление её применительно к участию оглашенных.

1) Первый тип характеризуется ведением службы с помощью псалтири, – вообще библейского материала, – и подавляющим перевесом чтения над пением. Этот способ имел место в практике строгих монашеских общин Востока и составлял противоположность более живому, певческому исполнению служб в церквах мирских и некоторых монастырских. Державшиеся этого способа остановились на библейском материале службы и неохотно допускали к употреблению произведения церковной гимнографии; так как последняя исполнялись певчески, по гласам и напевам античной музыки, почему и сделались известны под общим названием тропарей. (Τρόπος==ἥχος; отсюда τροπάρια) Противоположность этих двух направлений выразилась со всей ясностью в IV веке и имела сильное влияние, как на обработку церковного пения, так и на самый состав службы в церквах городских и монастырских. Для характеристики этих направлений и их влияния на строй тогдашней службы мы имеем два замечательных рассказа, из которых один уже несколько раз цитировали, говоря о синайской утрене, а другой передадим вкоротке словами источника. Авва Памво послал одного из своих учеников в Александрию для продажи братского рукоделия. Молодой монах пробыл 16 дней в городе и, не имея постоянного жилья, приходил ночевать в паперть собора св. Марка. Здесь он познакомился с порядком тамошней службы и узнал о пении тропарей. Возвратившись домой, он стал скучать монастырской службой и на вопрос старца о причине такой перемены, отвечал: мы не поём ни канонов, ни тропарей³⁷, как это заведено в Александрии. «Горе нам, чадо, отвечал на эти слова старец, вот наступают дни, когда и монахи, оставив твёрдую пищу, будут гнаться за песнями и гласами³⁸. Ибо какое умиление, какие слёзы рождаются от тропарей? Какое умиление возможно для монахов, когда они, стоя в церкви или в келье, возвышают голос подобно волам?». Следующий рассказ переносит нас в самые подробности службы и выясняет различие, которое образовалось в её ведении, благодаря преобладанию певческого исполнения. Рассказчиками являются авва Софроний и Иоанн, посетившие монастырёк Нила Синайского, где он спасался с двумя своими учениками. Дело было накануне воскресенья, и служба началась вечерней. Старец открыл её славословием, затем стали читать «блажен муж» и «Господи воззвах» без тропарей, далее «Свете Тихий», «сподоби Господи», «ныне отпущаеши» и проч. Утреня состояла из шестопсалмия, за которым следовало «Отче наш», и чтение 150 псалмов, в три приёма по 50 псалмов за каждый раз. Прослушавши, таким образом, псалтырь в полном её составе, начали медленно песни, без тропарей, не делая ни на третьей, ни на шестой песни междопесней (μεσώδια), но только «Отче наш» и «Господи помилуй». Дело идёт о той части утрени, которая теперь занята каноном; в синайской службе произносились на этом месте библейские песни, послужившие основанием теперешнего канона, и произносились не певчески, но медленно, без тропарей, которые, значит, в других местах были уже тогда в употреблении. Хвалитные псалмы шли также без тропарей: не пели тропарей на «Господи воззвах» и «Бог Господь», а на стихологии псалмов опускали седалены (καθίσματα ἀναπάυσιμα). Из дальнейших замечаний Софрония и Иоанна видно, что синайские отшельники пропускали тропари на восьмой песни, и на «всякое дыхание» а на великом славословии – какую-то песнь, прославляющую воскресение Христово. Такова положительная сторона вопроса о составе монашеского правила в службе синайских анахоретов и об отношении её к службе тропарной, песненной. Остаётся дополнить эти сведения теми соображениями, которые высказал авва Нил относительно недоумений, выраженных его посетителями. Эти соображения приводят к тому заключению, что сухой монотонный строй синайской службы существовал рядом с другой, более живой, развитой и певческой, что первая держалась преимущественно в монашеских общинах, последняя в церквах приходских и соборных, что первая была рассчитана на исполнителей, не имеющих иерархической степени и входила в состав одиночного келейного правила. С этой последней точки зрения и оправдывал её состав синайский авва, доказывая в продолжительной речи, что не «имеющим рукоположения на сия дерзати не подобает» (Пандект. Ник. слово 29, лист 257 оборот)³⁹. В частности, что касается до распределения певческих элементов службы между наличными исполнителями, то в этом отношении авва высказал следующие соображения, с которыми согласились и его собеседники: обязанность певцов состоит в том, чтобы предначинать с пением и гласом (μέλος καὶ ἥχος) «Святый Боже», «аллилуйя», антифоны, прокимны, «иже Херувимы» и причастные стихи; к обязанности священников относится начинать в большие праздники «Бог Господь», песнь трёх отроков, «всякое дыхание» и тропарь воскресению в конце великого славословия. Монаху же, кто бы он ни был – старец или новоначальный – следует только «с благоговением и смиренномудрием» петь давидские псалмы, читать жития и словеса Святых Отец, поучаться священным книгам и таким путём «привлекать к себе силу Св. Духа». Впрочем, воззрения эти не имели практического успеха; они нашли себе оправдание только в одиночном келейном правиле, и даже устав скитский, назначенный «для пребывающих на внешней стране», заимствовал значительную долю своего содержания из устава общего в виде стихир, тропарей, седальных и других песнопений.

2) Сущность трёх-антифонного строя службы состоит в том, что каждая из служб суточного круга слагается из трёх псалмов, которые называются антифонами и сопровождаются таким же числом, промежуточных молитв между ними. На вечерне и утрене к этому прибавляются ещё молитвы об оглашенных и верных, и всё последование заканчивается молитвами главопреклонения и отпуска. Этот тип службы начинает выделяться в самую раннюю церковную эпоху и складывается в особую систему, которая находит себе широкое приложение в области обряда. Кассиан первый знакомит нас с этим распорядком псалмопения, когда, например, говорит, что вигилии распадались на три отделения: первое состояло из трёх антифонов, которые монахи пели стоя, второе – из трёх псалмов, которые читались кем-либо из братии и сопровождались припевом со стороны присутствующих (uno modulante respondent), третье – из такого же числа чтений (De coenob. Lib. III, с. 8). Отголосок той же системы можно заметить и в описании синайской утрени: там также три кафизмы и три чтения. В этом же смысле составилось «ино правило древних, святых отцев, иже в ските и в Египте, како пояху 12 псалмов», которое мы цитируем по рукописной праздничной минее нашей академической библиотеки (№ 77 лист 353). По этому правилу псалмы делятся на четыре группы, по три в каждой, и каждая из них заканчивается тремя тропарями. Конечно, не может быть и речи, чтобы тропари, записанные в цитируемой минее, принадлежали времени первых скитников – они происхождения позднейшего, – но для нас важен здесь самый приём исполнения псалмов, выделяющий трёх-антифонный состав всего служебного строя. Ещё ранее и ещё твёрже удержалась та же система в строе часов и утрени в смысле древних Lavdes, ἄινοι. Так как первая часть литургии была организована одинаково с другими общими часами службы и составилась из тех же главных частей, что и эти последние, то само собой понятно, при установке её состава трёх-антифонный строй был принят за основание и проведён очень рано, как видим из толкований на литургию патриархов Софрония и Германа. Первый ещё более говорит в нашу пользу, выставляя на вид аналогию между построением первой части литургии и началом прочих служб, как утренних, так и вечерних (Литург. пис. отцев т. I, 277, § 12). В литургии этот строй нашёл себе самое прочное применение и пережил ломку, какой подверглись древние формы церковной службы с введением стихир, канонов, тропарей и других обрядовых подробностей.

Более полные сведения об этом строе службы находятся в древних евхологиях, где помещены молитвы трёх-антифонного типа с окружающей их обстановкой. Они читаются в евхологиях преосвященного Πорфирия и Барбериновом, кроме того, известны по греческому евхологию XI–ХII в. из Савостьяновского собрания в Румянцевском музее, по славянскому Синодальному евхологию XIV в (Описание рукописей С. В. т. III, 138–144) и требнику Архим. Дионисия XVII в., из библиотеки МДА, № 183. Часть их была издана Гоаром (Evchol. pp. 44–46; 55–56), но остальные до сих пор остаются в рукописях. Впоследствии они вошли в состав соборной службы и упоминаются Симеоном Солунским в изложении песненного последования⁴⁰.

3) Особый тип утрени и вечерни, применительно к участию оглашенных, излагается в Апостольских Постановлениях. Общий ход этих служб представляется здесь в самом неразвитом виде, ограничиваясь указанием только утреннего и вечернего псалма, главную же часть составляют молитвы при оглашенных и верных, приноровлённые к наступлению утра и окончания дня. Служба начинается в присутствии оглашенных утренним или вечерним псалмом, затем следует молитва о них, а также о кающихся и бесноватых, – та самая, что читается на Литургии оглашенных в Апостольских Постановлениях (L. VIII, с. 6–9.) По удалению оглашенных произносится диаконом ектения, далее – молитва епископа о верных, приглашение диакона преклонить головы, заключительная молитва и отпуск. Из этого очерка видно, что в древности молились за оглашеных и верных не только во время литургии, но и на прочих суточных службах, по крайней мере, на главных из них. Состав вечерни и утрени при такой постановке, конечно, был гораздо обширнее, чем указано в Апостольских Постановлениях и в него, без сомнения, входили те части, которые мы отметили выше на основании разных литургических источников, но молитвы об оглашенных и верных, во всяком случае, составляли своеобразный придаток, благодаря которому суточные службы приближались к строю первой части литургии.

Так как уставы первой редакции разрабатывают преимущественно порядок суточной службы, то в них мы находим сравнительно немного сведений о составе церковного года по триоди и минее (выражаясь позднейшим языком) и о его служебных особенностях. Первыми литургическими днями у христиан были дни седмичного круга, и с них-то, собственно, начинается развитие церковного года. Поэтому и неделя – говоря вернее – седмица – является основной единицей церковного года, а в составе её выделяются несколько дней, отмеченных особенным религиозным значением, именно: воскресенье, суббота, среда и пятница. Эти дни первыми христианами преимущественно избирались для молитвенных собраний и совершения литургии. Особенно торжественно праздновали они день воскресный, а среда и пятница, по воспоминанию о предании и смерти Спасителя, сделались у них первыми постными днями и получили название «dies stationum», т.е. днями усиленного бодрствования и религиозных упражнений. Параллельно недельному кругу и в тесной связи с ним, вырабатывается круг триодный, или такой распорядок церковного года, который ведётся по неделям, начиная с Пасхи. Этот круг так же древен, как самый пасхальный праздник и возникает одновременно с ним. Зерном, из которого выродилась и развилась эта система, был праздник Пасхи, который одними из восточных христиан праздновался вместе с еврейской Пасхой, в 14-й день месяца Нисана, а другими в следующее за ним воскресенье. Как скоро последний обычай получил законную силу, и праздник Пасхи был перенесён на воскресенье, вся, следующая за ним, неделя примкнула к нему и стала считаться его продолжением под именем недели пасхальной, или «πάσχα ἀναστάσιμον». Первым придатком к этому зерну, почти неотделимым от него хронологически, является страстная неделя, или «πάσχα σταυρώσιμον», сначала в числе одного или двух постных дней – пятницы и субботы, в память страданий и смерти Христовой, – а потом выработавшаяся в целую пред-пасхальную или страстную неделю. Дальнейшее развитие пошло по ту и другую сторону этой основной грани, через прибавление к страстной неделе предшествующих ей недель Великого поста, а к пасхальной примкнул, как её продолжение, период 50-цы, в составе которого выделился ряд недель и праздников, вошедших в круг цветной триоди. Число их было всегда одинаково, но цифра великопостных недель колебалась между шестью и семью, пока, наконец, не превысила и этого числа прибавкой восьмой недели у некоторых сектантов. Эта восьмая неделя у православных не принадлежала к составу великопостных, но служила приготовлением к посту четыредесятницы и называлась «ἕβδομας προνήστιμος», или неделей пред-постной. Из неё выродилась сырная неделя, но уже под влиянием соображений полемических, – в видах противодействия обычаю сектантов проводить её как великопостную. Неделя мытаря и фарисея, первые известия о которой относятся к VIII веку, первоначально не была известна с этим именем, и не имела отношения к Великому посту. В рассматриваемый нами период, она пользовалась известностью благодаря так называемому арцивуриеву посту, который держали в эту неделю армяне, и таким образом выдвигается вследствие отношений полемических. Совершенное разрешение её от поста, даже в середу и пятницу, показывает, что эта неделя не считалась приготовительной к четыредесятнице, и армянский пост, приходившийся на эту неделю, противоречил тогдашним церковным обычаям. Ранее примкнули к великопостному кругу суббота и воскресенье мясопустные, потому что, замыкая собой мясоед, составляли таким образам непосредственный переход к посту. Та неделя, которая теперь называется неделей блудного сына, долгое время не имела связи с этим периодом, и одним из поводов к включению её в эту систему было название «неделя перед мясопустом» (κυριακὴ προ τῆς ἀποκρεὼ), с которым она известна в древнейших евангелиях апракос. Таким образом, дальнейшее нарастание триодной системы шло от недель постных и мало-помалу захватывало одну неделю за другой, пока не достигло своих теперешних пределов. Во всяком случае, установление триодного круга в этих границах нет основания относить ко времени ранее IX–X века и приурочивать к деятельности Феодора Студита. Составителем триоди обыкновенно считают Феодора Студита, который вместе с братом своим Иосифом Солунским написал трипеснцы на Великий пост. Но это заключение основано на недоразумении и произошло от неверно понятого свидетельства Никифора Каллиста. В синаксаре на неделю мытаря и фарисея он говорит, что Феодор и Иосиф Студиты, подражая Косме Майюмскому, составили трипеснцы и на прочие недели (кроме страстной) Великого поста и ввели их в употребление в Студийском монастыре, но ни слова не упоминает о неделях предшествующих⁴¹. Отсюда следует, что триодь времён Феодора Студита была короче теперешней и начиналась не раньше субботы мясопустной, в которую справлялось последнее общее поминовение перед постом и фактически признавалось наступление последнего. К тому же заключению приводит и счёт недель по древним евангелиям и апостолам апракос. Счёт начинается первой неделей по 50-це и продолжается до 17-й, которая называется неделей нового лета. От 17-й ведётся новый счёт неделям, и они обозначаются первой, второй, третьей и т.д. от нового лета; так продолжается до 17-й недели, или 33-й по 50-це, в которую положено евангелие о мытаре и фарисее. Следующая – 34-я, в которую читается евангелие о блудном сыне, называется неделей перед мясопустом, 35-й мясопустной, 36-й сыропустной. Таким образом, точкой отправления для недель триодного круга служит 35-я неделя с особым названием мясопустной, а предшествующие ей или подведены под общий счёт, или заимствуют от неё своё название. В древнехристианскую пору триодный круг сливался с другой системой церковного года, который начинался праздником Рождества Христова. Так, в V-й книге (глава 13) Апостольских Постановлений, где излагается порядок праздничных дней на круглый год, перечень их начинается с Рождества Христова, или 25 Декабря, и обнимает следующее дни: Богоявление (ἡ ἐριφάνιος ἡμέρα) 6 Января, за которыми (μεθ’ ἅς) следует пост четыредесятницы; он начинается с понедельника и кончается пятницей (таким образом – общая продолжительность его не обозначена, а указано только, какие дни поститься и какие нет). Далее следует пост Пасхи (νηστεία του πάσχα, или ἡ ἁγία του πάσχα ἕβδομας), который продолжается шесть дней, не исключая Великой субботы и кончается на рассвете в воскресенье. Первое воскресенье или восьмой день по Пасхе называется праздником, в который воспоминается неверие Фомы и испытание им рёбер Христовых. Через сорок дней от праздника Пасхи полагается праздник вознесения, через десять дней от него или в пятидесятый от Пасхи – большой праздник в память сошествия Св. Духа. По окончании 50-цы отмечается одна неделя праздничная, а другая постная. На этом перечень прерывается. В VIII-й книге Постановлений этот предмет снова затрагивается в статье о днях, в которые рабы должны быть освобождаемы от урочных работ. Тут принят за основание другой порядок и выделяются две группы праздников: первая начинается со страстной недели и кончается 50-цей, вторая открывается днём Рождества Христова, упоминает о крещении, о праздниках апостолов, первомученика Стефана, прочих мучеников и таким образом значительно расширяет пределы, церковного года, сравнительно с изложением его в пятой книге⁴². Таким образом, начало церковного года колебалось между счётом от Рождества и от Пасхи, т.е. от двух главных пределов астрономического года. Первый из них совпадает с периодом самого краткого дня, а второй – с весенним равноденствием⁴³. Первая система нашла себе полное приложение в западном календаре, где церковный год начинается адвентом, т.е. несколькими неделями перед Рождеством Христовым, а на Востоке оставила следы в древних паремейниках или профитологах, которые начинаются чтениями в навечерие Рождества Христова и Богоявления; затем следуют паремии в недели приготовительные к посту, далее чтения великопостные вплоть до 50-цы и наконец, в особой группе, помещается сравнительно небольшое число паремий на главные праздники по месяцеслову. Следы этого порядка сохранились и в теперешнем уставе, где упоминаются недели перед Р. X. и Богоявлением и после оных, неделя перед Воздвижением и др.; но этот порядок не проведён последовательно и от него осталось лишь несколько оторванных звеньев. Что же касается порядка триодного, то он, кроме триоди и уставов, нашёл себе выражение в евангелиях и апостолах апракос. Здесь евангельские чтения начинаются со дня Пасхи евангелием от Иоанна, идут через всю 50-тницу и затем располагаются по неделям вплоть до Великого поста, образуя как бы сомкнутую цепь, концы которой соприкасаются между собой и составляют непрерывный круг. По этому-то кругу располагаются евангельские чтения в следующем порядке: из Иоанна, Матфея, Луки и Марка.

Сделаем теперь несколько замечаний о службе и особенных обрядах, которые, имели место в течение триодного круга за рассматриваемый нами период.

Первые известия об особенностях службы в недели, приготовительные к посту, относятся к концу нашего периода и имеют случайный, отрывочный характер, по которому нельзя составить себе цельного представления об этом отделе постной триоди. В оглашениях Феодора Студита уже упоминается неделя мясопустная, в которую читалось евангелие и канон о страшном суде, а миряне прекращали с этого дня употребление мяса (Serm. 50 Patr. t. 99, col. 577.). В книге De cerimoniis avlae Byzantinae в числе дней, справлявшихся при дворе, отмечается и неделя мясопустная, в которую устраивалась во дворце трапеза для бедных. Во вторник сырной недели патриарх приглашал царя к себе на трапезу и после обедни угощал его в своих палатах вместе со свитой; в четверг патриарх с высшим духовенством обедал во дворце (De cerimoniis. edit. Bonn, p. 759–760.).

Автор сочинения De sacris jejuniis, издаваемого под именем Иоанна Дамаскина, называет сырную неделю, «προνήστιμος ἕβδομας», неделей предпостной и замечает, что её проводили в воздержании от мяса и в посте до вечера (следовательно, всю неделю, а не среду и пятницу) и что в эту неделю не полагалось часов и преждеосвященной литургии (μηδαμῶς τρίτης, ᾗ ἕκτης ἤ ἑννάτης ἤ τῆς τῶν ἁγίων προηγιασμένων τελετῆς γενομένης), между тем как в продолжение шести следующих недель те и другие совершались. Как видно из замечания сочинителя, этот обычай был в употреблении в Иерусалимской области (Patr. Gr. t. 95, col. 63–78).

Неделя сыропустная, или последнее воскресенье перед Великим постом, отличалась в некоторых монастырях обрядом прощания братии перед выходом на одиночное провождение поста в пустыне. Обряд этот описывается в житии Марии Египетской, приписываемом патриарху Софронию, и состоял в следующем: «в воскресенье, предшествующее первой неделе поста, совершалась литургия, за которой все приобщались Святых Таин. Затем после малой трапезы все собирались в церковь, где, после продолжительной молитвы и коленопреклонения, старцы целовали настоятеля и друг друга, прося прощения и молитв на предстоящий подвиг. При этом монастырские ворота отворялись и братия за исключением больных и старых, да нескольких лиц, оставшихся в монастыре для надзора, выходили при пении псалма: «Господь просвещение мое и Спаситель мой кого убоюся», и расходились в разные стороны» (Vit. S. Mar. Aegypt. Patr. T. 87, col. 3703–3704). Впоследствии в общежительных монастырях выродился противоположный обычай на всё время Великого поста не выходить из монастыря, поэтому главные ворота затворялись вплоть до Лазаревой субботы, а игумену строго запрещалось оставлять монастырь во время постов.

Теперешнее обозначение недель Великого поста установилось довольно поздно и не известно даже по полным триодям студийским и древнейшим иерусалимским. В древности к этим неделям были приурочены другие службы и памяти. В рассматриваемый нами период из круга великопостных недель выделялась средопостная неделя или, теперешняя крестопоклонная (μέση ἕβδομας τῶν νηστέιων). Так называется она в пасхальной хронике, и на этой неделе, 18 февраля 453 г., была обретена глава Иоанна Предтечи (Patr. Gr. t. 92, col. 8–13). «В средине поста, – говорит Софроний Иерусалимский, – предложено нам животворящее древо честного креста, а по средине земли оно было водружено на спасение наше». Кондакарь Романа Сладкопевца в честь креста, первый кондак и икос которого употребляются теперь в службе четвёртой недели Великого поста, мог бы служить твёрдым доказательством существования и во времена Сладкопевца службы средо-крестной недели, если бы в содержании самого кондакаря были на этот счёт положительные указания, но за отсутствием их, диалог между сатаной и адом может с таким же правом относиться к Великой пятнице, как и неделе крестопоклонения.

Неделя ваий считалась окончанием поста и открывала собой страстную седмицу, которая имела особый счёт и не входила в состав великопостных. По выражению Анастасия Синаита τεσσαρακοστὴ πληροῦται εἰς τὴν ἑορτὴν τῶν βαἷων. Из слов аввы Дорофея видно не только существование этого праздника, но и обряда встречать в этот день Христа с оливковыми ветвями. (Patr. t. 88, col. 1793.) Роман Сладкопевец посвятил воспоминанию этого праздника особое песнопение, которое употреблялось в службе этого дня и предполагает присутствие богомольцев с пальмовыми ветвями (строфа 12) Как выражение духовной радости, пальмовые и финиковые ветви употреблялись у некоторых египетских монахов при проводе покойников (Patr. t. 34, col. 1105).

Первые дни страстной недели были посвящены воспоминанию тех же лиц и событий, о которых идёт речь на страницах теперешней триоди. Таковы: целомудренный Иосиф, мудрые и юродивые девы, страшный суд, жена грешница помазавшая Христу ноги, Иуда предатель. Подтверждением может служить содержание первых строф Романова кондакаря целомудренному Иосифу, из которых ясно видно, что это песнопение было назначено для первых дней страстной седмицы (Pitra, Analecta sacra p. 67). У Сирийцев понедельник страстной недели назывался perfugium portûs, прибытием к пристани, как день окончания постного поприща. Согласно с ним и Ефрем Сирин в гимне на праздник ваий говорит: о qui maris aquas innatatis ad tranquillum portum vos comparastis. (Assem. Bibl. Oriental. T. I, p. 24).

Содержание следующего кондакаря Романа, заимствованное из притчи о десяти девах и из речи Спасителя о страшном суде, весьма удобно применяется к службе великого вторника. История жены блудницы, отречение Петра, предательство Иуды как нельзя лучше соответствуют середе и четвергу. В словах Ефрема Сирина на страстную неделю воспоминаются следующие события: во втором слове помазание ног Христовых женой грешницей и отправление учеников для приготовления пасхи, в третьем – умовение ног апостолам, в четвёртом установление таинства Евхаристии, в пятом предание в суд над Христом, в шестом, – страдания Его, распятие, смерть, погребение и сошествие во ад, в седьмом – воскресение. (S.Ephr. Syri hymni et sermones. Edit. Lamy 1882, p. 543–566). Что касается Великого четверга, то его литургические особенности начинают выделяться очень рано и вырабатываются довольно полно за рассматриваемый нами период. В этот день, как исключение из общего правила о посте, совершалась Евхаристия, т.е. полная литургия и даже, что особенно замечательно по отношению к древним порядкам, справлялась она вечером после трапезы по воспоминанию о времени совершения Евхаристии И. Христом и согласно обычаю, державшемуся первые четыре века в некоторых местностях. Это исключение в пользу Великого четверга, заявленное, на соборе Карфагенском (правило 48), было отменено 29-м правилом Трулльского собора, который мотивирует своё решение тем, что таким обычаем нарушается строгость поста. Необходимым условием постного дня в древней церкви было употребление пищи не ранее девятого часа, дня, а когда трапезу ставили раньше обедни, следовательно, ранее вечера, пост тем самым нарушался. Из Иоанна Златоуста, Прокла патриарха, жития Марии Египетской и других источников видно, что Великий четверг был общепринятым днём приобщения, точно также, как и праздник Пасхи, но литургия в этот день совершалась вечером.

Обряд омовения ног справлялся сначала над лицами, приготовлявшимися к принятию крещения. К купели таинственного возрождения требовалось приступать чистыми не только нравственно, но и физически, поэтому и неделя ваий называлась в народе «dies capitilavii» (день мытья головы – детям, которые готовились к миропомазанию и вообще мытья их перед крещением. Du Cange Capitilavium. Not. ad Isidor Hispal. p. 763). Этот обычай характерно изображает Фульгентий Руспийский рассказывая, как подвергавшиеся этому обряду дети плакали, кричали, отбивались, как бы подражая примеру апостола Петра, не дававшего умыть свои ноги Спасителю (Cf. Höfling Sacr. der Taufe I, 545). Собор Ахенский упоминает о совершении этого обряда по монастырям в Великий пост, особенно же в Великий четверг над монахами аббатом, причём пели особо положенные на этот случай антифоны. То же самое относительно галльских и испанских церквей постановляет собор Толедский, называя исполнителями обряда епископов и пресвитеров (Apud Martene De ritibus p. 99). В служебных евангелиях греческих полагаются чтения, πρὸ τοῦ νιπτήρος и μετα τὸ νίψασθαι. Исидор Севильский говорит, что в этот день мыли полы, стены и престолы в церквах, чистили церковные сосуды, освящали миро (De eccles. offic. L. I, c. 29). В этот день давалось публичное разрешение кающимся. В Великий четверг и пятницу давали бедным милостыню хлебами, мёдом и вином и это называлось евлогией (Prat. spirit. Patr. t. 87, col. 2941). К литургическим особенностям Великой пятницы относятся: вынос и поклонение кресту в Иерусалиме (Pavl. Nolan, ер. 31), совершение преждеосвященной литургии и причащение из остатков Св. Даров, освящённых накануне (Kliefot. S. 400). Служба часов была более продолжительна и дополнялась чтениями и песнопениями, соответствующими этому дню. Из слова Леонтия Византийского видно, что в Великую пятницу (как и во всю страстную неделю), читалась книга Иова. Он берёт содержание для своего слова из 7-го и 8-го стихов 42-й главы книги Иова, которую только что выслушали присутствовавшие, а самое слово было произнесено в тот день, когда «совершилось восстановление Адама и помилование разбойника, был запечатан гроб и отверзлось небо, Христос принял заушение, а человек получил освобождение» (Patr. Gr. t. 86 [2], col. 1993). Образцом древнейших церковных песнопений, исполнявшихся в этот день служат два кондакаря Романа Сладкопевца: на страсть Господа (Pitra Analecta sacra p. 123–124) и на плач Богоматери, из которых некоторые строфы до сих пор поются на службе Великой пятницы и многое заимствовано Иосифом Песнописцем (ibid. р. 121). На утрене в Великую пятницу читались двенадцать евангелий; они отмечены в евангелии преосвященного Порфирия 835 года. В Великую субботу, в день пребывания Спасителя во гробе, собирались для молитвы за городом на гробы мучеников и на кладбища. Ещё св. Златоуст говорил об этом обычае, а затем о нём упоминает Григорий Антиохийский в слове о погребении Христа и о мироносицах, на которое ссылаются позднейшие уставы в качестве чтения на этот день. Проповедник отмечает похвальный обычай собираться в этот день «ἐν τῶ θησαυρῶ τῶν νεκρῶν», где, в кладбищенской церкви, и произнёс вышеупомянутое слово (Patr. t. 89, col. 1848). В гимнографическом отношении оно замечательно как источник, из которого позднейшие песнописцы заимствовали мотив, а отчасти и литературные приёмы, для изображения посольства Иосифа Аримафейского к Пилату и его плача при погребении Спасителя. В конце слова есть указание на крещение оглашенных в Великую субботу, говорится о помазании их миром и о причащении⁴⁴. Подобный же намёк делается и в слове на Великую субботу, издаваемом с именем патриарха Прокла (Patr. t. 65, col. 788), а в первом слове на Пасху его же рисуется картина сошествия Спасителя во ад и смятение ада в выражениях, сходных со стихирами на вечерне Великой субботы, и вероятно последние заимствовали отсюда своё содержание⁴⁵. Аналогия тем более понятная, что в древней церкви стихиры «днесь ад стеня вопиет» полагались на вечерне первого дня Пасхи, а воскресение Христово изображалось в древне-церковном искусстве под образом сошествия во ад.

Не будем приводить свидетельств о Пасхе и пасхальной неделе: они слишком известны и дают очень немного литургического материала. Кроме того, что сказано было нами об образовании пасхального круга, можно прибавить название после-пасхального воскресенья «κυριακὴ δευτεροπρῶτη» (Vit. Evtych. Patr. t. 86, col. 2381), упоминание о дне преполовения под именем «ἡ ἁγία μεσοπεντεκοστὴ» (Пасхал. хрон. Patr. t. 92, col. 1004) и ссылку на четвёртую неделю по Пасхе, как на срок для открытия ежегодных областных соборов (Прав. Ап. 37. Ант. соб. 20)⁴⁶.

Праздник пятидесятницы был последним днём пасхального круга и отличался некоторыми литургическими особенностями, которые отразились и в позднейшем уставе. Накануне этого дня оглашенные, готовясь к крещению, держали пост, который, весьма вероятно, разделяли с ними все верующие, вследствие чего на Западе упоминается о посте накануне 50-цы. В самый праздник происходило крещение и произносились молитвы о ниспослании Св. Духа. Обе эти черты выражены в слове Патриарха Прокла на 50-цу, где проповедник молит Бога о ниспослании Св. Духа для очищения Им грехов, как огонь, и для просвещения неофитов, как свет (Patr. t. 65, col. 808). В кондакаре Романа Сладкопевца на этот праздник под образом Апостолов, собравшихся для молитвы в сионской горнице, содержится указание на то, что христиане с коленопреклонением молились о ниспослании на них Духа Святого, и этот способ молитвы как нельзя лучше совпадал с окончанием периода 50-цы, в продолжение которого запрещено было молиться на коленах. Совершались в этот день заупокойные молитвы и поминовения умерших. Этот обычай имеет своё основание в мистическом воззрении на 50-цу, как седмицу седмиц или юбилейный период, в который, по иудейскому обычаю, прекращались обязательные работы в давались разного рода льготы. По словам Исидора Севильского, который, впрочем, повторял мысль блаженного Августина, 50-ца есть образ будущего воскресения, с наступлением которого не будет более трудов и наступит радостный покой (De offic. L. I, с. 34). В силу этого эсхатологического значения в продолжение 50-цы назначались на Западе чтения из Апокалипсиса, а на другой день праздника совершались заупокойные мессы и молитвы за умерших⁴⁷. По греческому обряду поминовение усопших начиналось накануне 50-цы и продолжалось в молитвах на вечерне этого праздника.

Следующее воскресенье было посвящено памяти мучеников. Об этом празднике мы знаем из слова Златоуста на этот день, из кондакаря Романова de omnibus sanctis, в котором Сладкопевец превозносит похвалами мучеников – «эти начатки твари, которые вселенная приносит Господу, которые составляют церковь первородных и которыми церковь украшается, как золотыми ряснами». На Западе этот праздник был установлен папой Бонифацием по случаю обращения пантеона в храм Богородицы и мучеников, а так как освящение его произошло 12 мая, то к этому дню был приурочен и самый праздник. Впоследствии папа Григорий IV сделал его общим для всего Запада и перенёс на 1 ноября (Martene. De ritibus IV, 215). Замечательно, что под этим числом он записан в Криптоферратском типике аббата Варфоломея⁴⁸. У Сирийцев его праздновали в пятницу после Пасхи, а в Низивийской области, по словам Ефрема Сирина, общая память мучеников праздновалась 13 мая, как видно из шестой его песни о бедствиях Низивии: «сошлись в один день два праздника, как один, говорит он, праздник Вознесения в празднике Твоих подвижников, праздник плетения твоего венца и память венчания Твоих рабов. Умилостивься над нами ради слияния двух праздников воедино и за усугубление нашего страдания в этот двойственный праздник, избавь нас от худых вестников скорби и разорения». (Дело идёт о нападении Сапора на Низивию. Bicckell S. Ephr. Syri. carmina Nisibena. Carm. VI, p. 89) Но по вычислению Биккеля, праздник Вознесения в этот год приходился 13 мая, следовательно, в это же число праздновалась и память мучеников, а если так, то эта память принадлежала к числу праздников неподвижных и приходилась на то же почти число, что и в древнеримском календаре. Было ли это совпадение случайным или основывается на генетической связи позднейшей римской практики с Востоком, решать не берёмся за недостатком положительных данных, но ставим на вид эту параллель, ближайшее разъяснение которой было бы очень важно для истории церковного года. Во время Феодора Студита это воскресенье уже называлось праздником всех святых, а не мучеников, как видно из его 10-го оглашения: festum est et sanctorum omnium solemnitas (Pair. t. 99, col. 522). О посте через неделю после 50-цы упоминают Апостольские Постановления: он продолжался неделю.

Что касается паремийных чтений триодного круга, то они назначались в продолжение четыредесятницы из книги Бытия, как показывают слова Златоуста и Севериана Гевальского (Bingh. Orig. Eccl. VI, p. 67–86). Феодор Студит в 60-м оглашении упоминает о чтении паремии о потопе. По словам Амвросия Медиоланского, в страстную неделю читали книгу пророка Ионы и историю Иова; Ориген и Златоуст упоминают о книге пророка Ионы (Bingh. ibid.). Леонтий Византийский берёт содержание для своего слова на Великую пятницу из 42 главы книги Иова (цитату см. выше). По словам Августина, на этой же неделе читали историю принесения Исаака в жертву, как прообраз страданий Христовых. Кроме Деяний Апостольских (De coenob. L. II, c. 6. Bingh. VI, p. 64–65) на Западе, в некоторых местах читали Апокалипсис. Впрочем, древнейшие паремейники и служебные апостолы содержат уже теперешнюю систему чтений и ничего не говорят об употреблении Апокалипсиса и книги пророка Ионы.

Общее заключение из сказанного будет таково, что пределы триодного круга, в рассматриваемый нами период устава, были несколько у́же теперешнего и заключали два больших отделения: постный период или четыредесятницу и период пасхальный или пятидесятницу. Мы не имеем только положительных указаний на существование двух приготовительных к посту недель, которыми начинается теперешняя постная триодь. Обозначение недель великопостных ещё не сложилось, а содержание недельных служб было иное.

Третий порядок церковного года располагается по дням месяца и составляет содержание так называемой синаксарной или месяцесловной части устава. Эта система сложилась позднее предшествующих и завершила собой развитие церковного года. К концу рассматриваемого нами периода круг главных праздников и памятей уже составился, и образовался праздничный месяцеслов, памятниками которого могут служить календари при служебных апостолах и евангелиях. Но литургические особенности минейного круга ещё не успели сложиться и получить устойчивый вид. Дело началось с того, что первые христиане составляли гимны в честь мучеников и святых и пели их во время своих собраний в дни их памяти. Но эти архаические произведения церковной лирики не дошли до нас, и мы знаем о них по отрывочным известиям древних церковных писателей, а если что и сохранилось, то уже в переработанном виде под именем позднейших песнописцев или в произведениях анонимных. Самое раннее, что мы имеем в этом роде, принадлежит перу Романа, творца кондакарей, и церковным песнописцам VII–VIII вв., каковы: Феодор Сикеот † 622 г., Софроний Патриарх † 644, Геортий Сицилийский † 699, Андрей Критский † 712–720, Герман † 740, Иоанн Дамаскин, Феодор Студит, Иосиф песнописец и др. Перечень стихир и канонов, составленных этими песнописцами (арх. Серг. Агиол. 17–20), показывает, что праздничный месяцеслов того времени был широко обставлен в литургическом отношении и имел немало песнопений, посвящённых праздникам и святым. Этот служебный материал, по мере своего накопления, приводился в порядок и вошёл в состав двух главных сборников – чтений и песнопений.

Согласно общему ходу развития службы, прежде других появились в употреблении сборники чтений в виде служебных евангелия, апостолов, паремейников. В них содержались ветхо- и новозаветные чтения на главные праздники и памяти святых по месяцеслову, но не как отдельные записи, а в виде дополнений к чтениям по триоди. В этих сборниках были положены первые основания минейной службы, а суточная получила осложнение применительно к составу церковного года по месяцеслову. Греческие паремейники, как мы видели, не дошли до нас ранее IX в., но на Западе появляются гораздо раньше и позволяют отчётливее проследить их происхождение. С течением времени к сборникам чтений стали присоединять литургические дополнения, сначала непосредственно относящиеся к обстановке чтений (прокимны, аллилуйные, стихи, тропарь пророчества), а потом и более общего содержания; далее эти чтения были подведены к известным группам святых и под именем общих паремий, евангелий и апостолов вошли в содержание устава и стали записываться на его страницах. Так, в паремейниках Румянцевского музея и пр. Порфирия записаны некоторые подробности службы накануне Рождества Христова и Богоявления, в Синайском канонаре помещены прокимны, паремии, апостолы, евангелия, причастные стихи на большие праздники по месяцеслову. В греческом апостоле из библиотеки МДА XI–XII вв. эти замечания простираются не только на большие праздники, но и на памяти многих святых (о нём см. ниже).

Сборников песнопений по месяцеслову (тропологии, кондакари, стихирари) не дошло от этого периода за исключением кондаков Ролана Сладкопевца, да и те известны уже в далеко позднейших списках и с дополнениями гимнографов VIII–X вв.; но что сборники подобного рода тогда уже существовали и находились в большом употреблении, это не подлежит никакому сомнению и подтверждается положительными известиями. VIII и IX века – период напряжённой гимнографической деятельности в главных центрах тогдашнего византийского мира – дал такую массу стихир, канонов и тропарей, которая необходимо требовала систематизации и могла уместиться лишь в объёмистых сборниках. Эти песнопения размещались в порядке месяцеслова и положили основание служебных миней сначала кратких – праздничных, а затем подробных – вседневных. Если верить Анжело Маи, в Ватиканской библиотеке находится отрывок праздничной минеи на сирском языке, относимый им к IX веку (Агиол. 148). В видах большего удобства при отправлении службы, минеи мало-помалу начинают принимать в себя материалы месячной службы из сборников чтений и оттеснять последние на второй план. Так, в минеях пр. Порфирия (XII в) за стихирами помещаются паремии, по шестой песни – синаксарь, по девятой – апостол в евангелие.

Таково было состояние материалов месячной службы за рассматриваемый период, но обработка его в уставе ещё не началась, и особенности её не были формулированы. Разобранные нами источники проходят молчанием этот порядок службы и не делают на него никаких указаний. Только в уставе Венедикта XIV глава касается, этого предмета и определяет особенности бдений в дни памяти святых сравнительно с воскресными, но этих особенностей немного. Бдения в дни святых, по словам устава, справляются так же, как и воскресные «за исключением псалмов, антифонов и чтений».

Церковный год по минее начинается с сентября месяца, и в самых ранних месяцесловах записывается под этим числом начало индикта, сиречь нового лета. Что такое индикт и индиктион? Индиктионом называется пятнадцатилетний период, составляющий единицу этого времясчисления, а индиктом – каждый из пятнадцати годов, составляющих этот круг. Существуют три главных мнения о происхождении этого летоисчисления. По мнению Савиньи, индикт вначале составлял административную единицу деления применительно к раскладке и собиранию податей в Римской империи. Через каждое пятнадцатилетие назначалась проверка населения, и приводились в известность платёжные силы. Собственно Indictio или ἐπινέμησις назывался тот срок, в который назначено было взимание податей, а затем это название перешло и на весь период времени, в продолжение которого имела силу эта раскладка податей. Росси, основываясь на том соображении, что древнейшие индикционные даты идут из Египта, приурочивает происхождение этого летосчисления к Египту и считает эту страну его родиной. Слабые стороны того и другого мнения указаны Тардтгаузеном в его Griech. Palaeogr. S. 203–204, куда и отсылаем читателя. Более силы и исторического значения остаётся за объяснением тех византийских писателей, которые возводят происхождение индикта к Константину Великому и приурочивают эту систему к 312 году, когда Константин одержал знаменитую победу над Максентием, и совершилось объединение Востока и Запада под его скипетром. И действительно, на этот, или 313 год, падает самая ранняя индикционная дата в кодексе Феодосиевом. Вообще к IV веку относятся первые определения времени по индикту, и по этим данным становится возможным довести первые следы этой системы до начала IV века. Папирус Летронне указывает по индикту 355 год, Афанасий Александрийский определяет им год собора Антиохийского, бывшего в 341 году и употребляет его в пасхальных письмах, которые начинаются 329 годом. В хронологии христианских надгробных надписей индикт проникает с VI века. Различают три рода индикта: а) индикт константинопольский, самый употребительный, начинающийся с 1 сентября, б) индикт царский, начало которого ведётся с 23 сентября (в греческих месяцесловах, как и в Остромировом евангелии и других, под этим числом иногда записывается «νέον ἔτος», и к этому сроку приурочивается новолетие в древнейших росписях евангельских чтений⁴⁹, в) третий и последний индикт римский, употреблявшийся на Западе, ведёт начало церковного года с 25 декабря⁵⁰.

Пересмотренные нами источники церковного устава за первый период его истории далеко не исчерпывают всего, что было сделано по этой части в разбираемую нами эпоху. Несомненно, были и другие его записи как дисциплинарного, так и служебного содержания, но они не дошли до нас, и мы знаем об их существовании лишь из отрывочных указаний церковных писателей. Большие монастыри имели свои порядки, которые перенимались монастырями младшими и филиальными; порядки эти передавались письменно и составили самую раннюю запись устава. Так, Савва Освященный перед смертью передаёт своему преемнику предания монастырские в письменном изложении (ἐγγράφως); автор письма «De sacris jejuniis» упоминает об ὅρος καὶ νόμος церкви св. Воскресения в Иерусалиме, патриарх Евтихий в своих летописях отзывается о типике Мар-Савы, как о письменном изложении правил служебных и дисциплинарных. В предисловии к краткому Начертанию Студийской обители составитель его говорит, что в разных монастырях были разные порядки, предания и начертания, между которыми порядки студийские выдавалась наибольшими достоинствами, а потому считались самыми лучшими. Афанасий Афонский даёт знать, что на Афоне, до принятия студийского начертания, уже существовали уставы, «как письменно изложенные, так и неписанно преданные», которые он и убеждает соблюдать, «как в церкви Божией, так и на трапезе» (Заметки поклонника Святой горы, стр. 175).

Но из этих древнейших памятников церковного устава подлинных записей не сохранилось; весьма вероятно, они вошли по частям в состав позднейших, но выделить отсюда их содержание и приурочить его к тому или другому местному типику становится невозможным. Самостоятельной будущности они не имели, уступив место более авторитетным и состоятельным. Из этих местных записей взяли перевес студийская и саввина: они легли в основу всего последующего развития типика и отразили на себе дальнейшее его движение. Так как первоначальная запись Иерусалимского устава не сохранилась, то нам придётся иметь дело со студийской первоосновой типика и по ней судить о составе его первых систематических записей. Она появилась в IX–X веке, на основании порядков, державшихся в Студийском монастыре при Феодоре Студите, и была составлена неизвестным монахом, который скрыл своё имя под неопределённым «ἡμεῖς». В X веке эта запись была принята в полном составе на Афоне, а по частям вошла в уставы позднейшие. Впрочем, это не был какой-нибудь особенный порядок службы, сочинённый для монастыря Студийского и только здесь имевший место; нет, если выделить черты местной практики, мы будем иметь в нём чин церковной службы, выработавшийся в то время на Востоке и принятый повсеместно. Не будь этого, не могли бы студийские порядки так легко ассимилироваться с другими отраслями устава и войти в разные его записи почта буквально. А между тем мы видим, что изложение пасхальной утрени по начертанию повторено в уставе Афанасия Афонского, вошло в состав Синайского канонаря, встречается в полных записях студийского и иерусалимского устава и нашло место в древнейших триодях. В студийской записи была сформулированы главные особенности тогдашней службы, на основании действовавших служебных книг, но изложены свободно и применены к условиям студийского быта. Так в нём упоминается о звонке водяных часов, по которому поднимаются монахи к пасхальной утрене, о билах, которые висели внизу и вверху (объяснение см. ниже); о чтении оглашений Феодора Студита, о чтении книг из монастырской библиотеки и некоторые другие подробности. Таким образом, в студийском Начертании мы имеем первую, систематически изложенную запись служебного устава, которую и ставим во главе типиков 2-й редакции.

Эта редакция отличается от первой и по содержанию, и по изложению. Она разрабатывает преимущественно триодную часть и излагает порядок службы по неделям церковного года. Не касаясь основного строя суточной службы, как уже определившейся, она ставит на вид и разъясняет её особенности, при столкновении со службой Великого поста, пятидесятницы и некоторых больших праздников. Так, например, общий порядок вседневной и праздничной утрени уже сложился и окреп. Спрашивается: чем отличается от него ход утрени пасхальной? Уставы второй редакции отвечают на этот вопрос указанием, с какими особенными обрядами начинается утреня пасхального дня, чего в ней недостаёт против вседневной, и что в ней есть против неё лишнего. Те же вопросы разъясняет она и относительно других недель, и дней по триоди. Что же касается месяцесловной или синаксарной части, то ей отведено в этих уставах самое незначительное место, и указания на этот счёт носят, так сказать, мимоходный, отрывочный характер. Отмечены только особенности службы на некоторые большие праздники по минее; например, Благовещения и попразднств, общие правила относительно кафизм в господские праздники и др. Более подробные указания относительно службы по минее даёт Синайский канонарь, где на главные памяти кроме чтений указаны прокимны, причастны, иногда тропари, стихиры и особые обряды; но и здесь эти сведения очень коротки и отрывочны, ограничиваясь выдержками из служебных евангелий и паремейников.

Чем объяснить такое слабое развитие уставов второй редакции в синаксарной части? Это обстоятельство зависело от двух причин. 1) Синаксарь, как мы сказали, установился позднее триодного круга, и в то время, когда последний определился в своих размерах, продолжает ещё развиваться и излагался различно относительно количества и состава памятей в разных месяцесловах и служебных книгах. Даже в XI в. Никон Черногорец составляет таблицу праздников по разным источникам и заимствует содержание своего сводного календаря из различных синаксарей и местных обычаев. Что же касается триодного круга то пределы его, как мы видели, выяснились в предшествующий период и установился порядок недель великопостных и пятидесятницы. Во вторых, – и это самое главное – не невелики были отличия праздничной службы по минее сравнительно с вседневной и, во всяком случае, они были менее значительны, чем по триоди. Общие отличия службы в большие праздники можно было оговорить, и действительно они оговорены, не прибегая к систематическому изложению по дням месяцеслова, но таких крупных отличий было немного. Частные же особенности в виде канонов, стихир, тропарей, причастных, прокимнов и других подробностей можно было находить в минеях, служебных апостолах и евангелиях, евхологиях, и других литургических сборниках. Вот почему позднейший устав, где синаксарная часть уравновешена с триодной, заносит под эту рубрику сведения, извлечённые из сейчас названных источников, не создавая ничего нового и пользуясь ими как готовым материалом. Даже содержание триодной службы в древнейших уставах очень небогато и ограничивается указанием главных особенностей, которыми эта последняя выделяется от порядка вседневного. В студийских же уставах полнота триодной части объясняется введением в неё подробностей из общего, суточного порядка службы, так что и с этой стороны типичного остаётся немного. Таким образом, слабое развитие синаксарной части и совершенное отсутствие общей или суточной составляет отличительный признак уставов второй редакции со стороны содержания. Что же касается их изложения, то сравнительно с источниками первой редакции оно отличается более систематическим распорядком. В уставах 2-ой редакции литургическая и дисциплинарная часть распадаются на два особых отдела и заметно уравновешиваются. Для последней выбираются такие стороны, которые имели более прямое отношение к служебному делению года и определяли самонужнейшие вопросы монашеского быта: например, главные лица монастырского управления или обязанности, образ жизни монахов, качество стола, преимущественно в посты и праздники, правила об одежде и другое. Богослужебная часть начинается пасхальной неделей, согласно с древнейшим составом церковного года, и идёт вплоть до недели всех Святых и Петрова поста; затем вкоротке излагается служба Великой четыредесятницы и некоторых праздников.

Записей устава этой редакции сохранилось очень немного и конечно потому, что они недолго существовали в практике и скоро были вытеснены полными типиками. Нам известно их только четыре: 1) Υποτύπωσις или краткое Начертание Студийской обители, 2) устав Афанасия Афонского (то же начертание с некоторыми изменениями), 3) изложение службы по триоди в Синайском канонаре и 4) древний устав Римской церкви (Ordo), изданный Мартене с рукописи IX–X вв. Марбахской библиотеки. Все они составляют переход к полным уставам и предупреждают дошедшие до нас его записи на полтора или два столетия.

Первое место между ними и по времени происхождения и по внутреннему значению должно принадлежать студийскому Начертанию. Оно представляет довольно последовательный очерк богослужебных и дисциплинарных обычаев, принятых в Студийском монастыре, и состоит из двух главных частей: из устава службы по триоди цветной и постной и из правил относительно поведения, стола и одежды, – словом внешнего быта – студийской братии.

Отлагая более подробное изучение этого памятника со стороны содержания до изложения литургической части студийского устава, здесь мы заметим только, что обозначение статей в этой записи принадлежит позднейшему её излагателю и взято из содержания ближайшего к оглавлению параграфа, а потому не всегда соответствует составу целого отделения. Впрочем, эти заглавия удержаны и в позднейших рукописных уставах.

Устав преп. Афанасия Афонского (Διατύπωσις) составляет лишь небольшую переделку студийского Начертания применительно к условиям и практике монастырей святогорских. В нём опущено введение, где говорится о происхождении студийской записи, некоторые статьи прибавлены, другие опущены или изложены иначе. Более разностей замечается в дисциплинарной части, особенно в статье о соразмерности служб. Здесь против Начертания прибавлено несколько правил относительно содержания рабочих и больных, введены параграфы о братиях, оставляющих монастыри, об обязанностях привратника и других служителей. Статья об одежде монахов читается иначе, но это могло зависеть от неточности и неполноты её перевода в Заметках поклонника св. горы при тождестве подлинника. Последний параграф в уставе Афанасия, начинающийся словами: «таково всё, что мы узаконили», показывает, что подлинник в афонском изложении подвергся значительным изменениям, которые дали право составителю считать эту запись как бы своим делом и выдать её от своего лица, как устав особенный.

Чтобы яснее представить взаимное отношение записей студийской и афонской, сравним ту и другую между собой и покажем, в чём они расходятся.

Отмечаем при этом только главные особенности.

В изложении дисциплинарной части замечается ещё более разностей. Разности эти состоят в самом содержании и количестве правил. Правила на счёт стола в афонском изложении вообще много строже, особенно в посты Св. Апостолов и Рождественский.

§ 31 О Благовещении изложен в обоих уставах с местными оттенками.

Студ.: сходимся в дом пренепорочной Богородицы (Успенский собор?).

Афанас. просто: сходимся в церковь, затем с литией идём к Св. Николаю, а если есть время, то и к Предтече. Таких церквей не было в Студийском монастыре.

§ 33. Статья о соразмерности в студийском уставе изложена короче, а в афанасиевом очень подробно и с местным оттенком;

например: «если кто не имеет душевного покоя в нашей лавре» и т.д. Упоминается в числе рабочих монастырских корабельники.

Синайский канонарь состоит из служебных указаний по неделям триодного круга и на главные праздники церковного года по месяцеслову. Он найден архимандритом Антонином в Синайской библиотеке и состоит из двух пергаменных тетрадок, которые первоначально были приложены к одному греческому евангелию и служили указанием чтений на круглый год. В первой тетрадке, заключающей триодный порядок, был 81 листок, во второй месяцесловной – 32. Судя по письму, они относятся о. Антонином к IX веку, но евангелия, от которого отделены, доселе не найдено. Другой весьма близкий по содержанию канонарь был найден в той же библиотеке, но он позднее первого на целое столетие и относится к X–XI веку. По этим-то двум спискам и издан Синайский канонарь архимандритом Антонином в русском переводе, в Трудах Киевской Духовной Академии (1874 г. май и июнь). В сравнении с другими указателями чтений при евангелиях апракос, синайский сборник отличается большей полнотой, особенно в изложении триодных подробностей – и в этом отношении весьма близко подходит к кратким записям устава⁵¹. О происхождении и употреблении его нет никаких положительных данных, но судя по составу памятей, эта рукопись относится к семье месяцесловов с сильным западным влиянием и, может быть, происходит из южной Италии, будучи занесён на Синай случайно (А. Сергия. Восточная Агиол. Х, 74–76). На это предположение наводят и некоторые аналогии между ним и обрядами южно-италийских типиков у Тоскани; например, и там и здесь вход и чтение евангелия на утрене полагаются после великого славословия. Есть в нём и одна местная черта – упоминание о храме пророка Илии, в службе понедельника Фоминой недели, – но применить её к делу мы не можем, по невозможности приурочить этот храм к какой-либо определённой местности. Арх. Сергий предполагает его на Синае, где всего естественнее было праздновать память пророка Илии, но это соображение остаётся одним вероятным предположением и не имеет за себя фактической опоры. Положительно можно утверждать только следующее: 1) литургические замечания в Синайском канонаре выбраны из служебного евангелия и сведены в один состав по порядку недель церковного года, начиная с Пасхи и кончая субботой страстной недели. 2) Характер вошедших в него, служебных замечании зависел от источника, из которого они извлечены. Здесь записаны: апостол, евангелие, прокимен, причастен в тропарь праздника, – те именно части службы, которые отмечались в евангелиях и апостолах апракос. В большие праздники, имевшие особую службу, иногда излагается её содержание; например, в Пасхальную неделю, в день Пятидесятницы, в Великий четверг, пятницу и субботу, описывается обряд воздвижения креста 14 сентября и некоторые другие. 3) Основа обряда в Синайском канонаре тождественна с записью студийской, но в частностях расходится с ней и в некоторых подробностях службы праздничной указывает на иной источник и на иные служебные порядки. 4) Синайская запись была назначена не для монастырского употребления, а для службы в церквах мирских. Не упоминается в ней об игумене и бранях, выключено перед пасхальной утреней замечание о будильнике и вовсе нет части дисциплинарной. Не говорится о постах, кроме Петрова, который ограничивается одной неделей после воскресенья всех Святых и признаётся обязательным «для всякого христианина».

Чтобы разность между студийской записью и Синайским канонарем была виднее, резюмируем содержание пасхальной утрени потому и другому источнику и укажем более крупные отличия последнего. По Синайскому канонарю утреня начинается возгласом священника и ектенией, во время которой священник читает молитву: «благодарим тя, Господи Боже наш, воскресившего нас от мертвых» и заканчивает её возгласом. Подробности пения канона все опущены. Упоминается о пении великого славословия, после него полагается вход и чтение евангелия. По окончании евангелия целование его, после целования отпуст. В службе Великой субботы упоминается о крещении оглашенных, но крестили не в монастырях, а в соборных храмах. Обряд воздвижения креста совершается архиереем.

«Ordo Romanus» составляет служебную запись особого типа в сравнении с сейчас рассмотренными. Мы относим её к уставам 2-й редакции по способу изложения литургического материала, но по содержанию она отличается от них столько же, сколько церковный год и обрядность в латинской церкви от нашей. Общее содержание Ordo передаётся в заглавии следующим образом: «во имя верховного Бога начинается сокращённое изложение церковного устава (breviarium ecclesiastici ordinis), каким образом в общежитиях верно служащие Господу, по установлению кафолической и апостольской Римской церкви и по порядку устава св. Бенедикта, должны совершать службу при отправлении мисс, также в праздники святых и во время дневного и ночного богослужения, на круглый год, с Божией помощью, как предано в святой Римской церкви мудрым и достопочтенным отцам».

Согласно с распорядком западного церковного года, устав начинается с адвента, обнимает праздник Рождества Христова и период, за ним следующий вплоть до Великого поста; далее следуют правила о паремиях на целый год, о совмещении праздников господских и богородичных с службой воскресной, об особенностях службы по триоди постной (период этот, начинающийся приготовительными неделями к посту называется у них septuagesima) о службе страстной недели и пасхального дня, и всё это заканчивается краткими указаниями на счёт следующих недель пятидесятницы, от которых уже следует переход к адвенту.

Особого изложения общей части уставы 2-й редакции не дают, но в них разбросано множество мелких служебных указаний, собрав которые можно будет составить довольно подробное представление о строе тогдашней суточной службы, определить её составные части и познакомиться с тогдашней литургической терминологией. Сравнительно с предшествующим периодом, краткие записи устава подвигают нас далеко вперёд и значительно пополняют те пробелы, которые остались незанятыми в период, нами рассмотренный. Они составляют переход к полным уставам. Мы соберём здесь служебные указания этого рода из кратких Начертаний, сведя их в одно целое, и сгруппируем по порядку служб.

Вечерня начиналась предначинательным псалмом – προόιμιων – (Stud. § 9, 13), за ним следовало на вечерне воскресной и господских праздников пение «блажен муж» на глас 8-й в три приёма, которые называются «ἐνάρξεις» (начатие § 4). На вечернях в самый день больших праздников, имеющих попразднство «блажен муж» не поётся, но тотчас за предначинательным псалмом следует «Господи воззвах» (§ 13). В будничные дни вместо «блажен муж» поётся «ко Господу внегда воззвах» (Афанас. 203). В господские праздники «Господи воззвах» исполняется на глас стихир праздника (т.е. стихир по минее). Воскресные стихиры в субботу на вечерне поются по трижды (τρισσέυονται § 17). Упоминаются прокимны: вечерний, утренний и на литургии с промежуточными стихами из псалтири. Вечерня оканчивалась отпустительным тропарём, который называется ἀπολυτίκιον (§ 2).

На утрене упоминается шестопсалмие; оно читается круглый год кроме пасхальной недели (§ 2); за ним следует «Бог Господь» на глас (§ 3) и кафизмы. В большие праздники кафизм не полагалось, именно в Пасху, Пятидесятницу (§ 9); в праздники, имеющие попразднство, вслед за «Бог Господь» (ἐυθὺς), т.е. минуя кафизмы, читали канон. От Пасхи до Воздвижения полагается одна кафизма, а с этого времени до Великого поста – две (§ 13. Афанас. 204). В Великий пост по Афанасиеву начертанию – три (204), а по студийскому – четыре (§ 14). Между кафизмами полагаются чтения и седальны (καθίσματα) Они называются также «τροπάρια τῶν καθισματων»; когда их полагалось два, между ними произносили стих, называемый μεσοστίχος (§ 13). В субботу за первой кафизмой следовали непорочны (§ 12). Далее упоминаются: 50-й псалом, степенны (§ 3), прокимен «всякое дыхание», евангелие, воскресение Христово видевше (§ 6), канон с чтениями, по 6-й песни кондак (о пасхальной утрене Афан. 200), каноны: воскресные, в субботу заупокойные (νεκρώσιμοι), трипеснцы Великого поста (τριώδιον § 14); на песнях канона ставилось большее или меньшее число стихов (8 на будничной и 10 на праздничной утрене. Афанас. 203); за каноном следовал екзапостиларий (§ 8, 12), стихиры стиховны (στιχηρὸν τοῦ στίχου, § 15) и хвалитные (§ 17), утреннее трисвятое (τὸ ἐωθινὸν τρισάγιον § 15), или великое славословие, после великого славословия «воскрес из гроба» (Син. кан. 497). Повечерия бывают двух родов: полные в дни непраздничные и неполные от «с нами Бог» в праздники (§ 3). После повечерий с Фоминой недели правятся панихиды, или заупокойная вечерняя служба. Часы в Великий пост правятся с кафизмой. К этому нужно прибавить, что в уставе Афанасия Афонского даются ссылки на обычный ход службы, на её принятый порядок, который таким образом предполагается сложившимся. Устав отмечает те особенности, которые из этого обычного порядка выступали. Таковы, например, замечания: «и прочее последование... по чину недельному» (217). В Великий четверг на часах тропари св. страстей «со всем прочим последованием». В Синайском канонаре на вечерне Пятидесятницы, после молитв колекнопреклонения, читается: «и прочее последование вечерни».

(Уставы полные)

Третью и последнюю редакцию типика составляют полные его изложения, в которых не только обработан материал суточной службы и её особенности по неделям триодного года, но и показано содержание службы по месяцеслову, т.е. так называемая, часть синаксарная. Таким образом, определилось полное содержание устава, и его основные отделы получили равномерную обработку, и пришли в равновесие.

Небольшое расстояние отделяет появление первого полного типика от того времени, к которому относятся краткие записи уставов второй редакции. Студийское Начертание относится в концу IX века, или началу Х века, Афанасиево к последней половине Х века, того же приблизительно времени и Синайский канонарь, а самое раннее из дошедших до нас полных изложений типика появилось во второй четверти XI века и было составлено патриархом Константинопольским Алексием для основанного им Успенского монастыря⁵². Нет необходимости считать этот устав фактически первой записью, как можно было бы подумать на основании предисловия в уставнику, или дисциплинарной части этого типика. Не говоря о существовании кратких записей, вошедших в его содержание, мы идём дальше и находим возможным допустить, что в это время уже находились в обращении более полные записи устава, и вот почему. Во второй половине XI века Никон Черногорец уже имел под руками много разных списков типика иерусалимского и студийского, из которых ни один не сходился с другим. Он собирал их, сличал между собой, делал из них выписки и обращался для разъяснения возникавших при этом недоумений к старцам и знатокам древних церковных порядков в монастыре Саввы Освященного. Что списки, бывшие под руками у Никона, не были коротенькими записями, видно из того, что в своём сводном, толковом типике (Тактикон слово 1), где сличаются показания наличных уставов, наш автор касается иногда таких подробностей службы, о которых ничего не известно из кратких Начертаний, а между тем сам же замечает, что так ведётся дело по уставу студийскому, а так по иерусалимскому. Следовательно, ему были известны изложения устава более полные, чем те, которые разобраны нами в предшествующем отделе. Но что особенно замечательно, приводимые им данные касаются таких подробностей суточной службы и её отправления, о которых хранят молчание краткие записи, и чего мы напрасно стали бы искать в известиях предшествующего периода. Из его слов видно, что тогдашние типики уже заключали последование и чин всего лета, но, к сожалению, Никон в своих литургических параллелях не заходил глубоко в содержание современного ему устава и большей частью ограничивался изложением порядков суточной службы (полунощницы, павечерницы, часов) и поверкой правил относительно постов и праздников со стороны дисциплинарной. Этой, более подробной обработке, краткие записи типика подверглись в больших монастырях⁵³.

В записях полной редакции обработка устава сделала крупный шаг вперёд, и его содержание определилось со всех главных сторон. Чтобы судить о степени его развития сравнительно с предшествующим, возьмём два старейших представителя этой группы: славянский синодальный устав № 330–380 и греческий типик той же библиотеки № 456. Первый открывается изложением службы по неделям постной и цветной триоди до поста Петрова включительно. Этот круг начинается неделей Мытаря и Фарисея, и таким образом его пределы расширились до нормальной величины. Эту первую часть мы будем называть триодной. Следующая заключает службу по дням месяца от сентября по август включительно, избирая дни более крупных памятей. Это вторая часть, синаксарная, или месяцесловная, доселе встречавшаяся лишь в случайных отрывках. За ней, в особом отделе, и под особым заглавием, идёт уставник, или дисциплинарная часть. Он взят из быта студийских монахов и по местам применён к устройству монастыря патриарха Алексия. С 245 листа на обороте начинается особый отдел, в виде дополнения к литургической части, под заглавием: «главы церковного правила подобны первому уставнику», т.е. одинакового содержания с первой частью уставника – богослужебной. Здесь излагается общий ход суточной службы, начиная с утрени и кончая ночным келейным правилом, причём указано, с какими обрядами исполнять эти службы, как, и в каком порядке совершать пение. Эту часть мы будем называть общей. В изложении патриарха Алексия она представляет смесь литургического содержания с дисциплинарным, носит местный отпечаток и следы личных отношений составителя, который и начинает, и ведёт этот отдел от своего лица, по обычаю уставов ктиторских. В последних статьях (начиная с листа 270 о панихидах) речь идёт о некоторых особенных обрядах и обычаях, не имеющих прямого отношения к общему типику и составляющих дополнение случайное.

Те же самые части входят и в состав типика иерусалимского № 456. Он начинается общей частью, за ней следует синаксарная, далее – триодная, Марковы главы, несколько статей из дисциплинарной и разные прибавления служебного содержания, которых в студийском типике не встречается. Таким образом, из одного этого беглого перечня уже видно, как разрослось и упорядочилось содержание устава в первых полных его списках, и в какой широкой обработке вошёл в них литургический материал, намеченный в типиках предшествующего времени. Собственно говоря, этими рубриками закончилось развитие их состава, и типики последующего времени, не исключая старо- и новопечатных, представляют лишь более или менее значительную модификацию этого основного типа.

Итак, церковный устав, в последний период своего развития, выделил две главные отрасли: студийскую и иерусалимскую. Хотя они ведут своё начало издалека и проходят через всю историю образования типика, но в более решительной форме определились уже в памятниках последнего типа и здесь нашли себе более твёрдое и устойчивое выражение. Является вопрос: каково взаимное отношение этих отраслей, где типичные признаки, отличающие одну от другой, а название студийского и иерусалимского в приложении к уставу имеет ли за себя положительное основание в самой истории церковного обряда и в содержании типиков, известных под этим именем? Вопрос этот – очень старый по происхождению – был поставлен ещё 8-м веков тому назад Никоном Черногорцем; но основания для его решения, предложенные этим почтенным литургистом и канонистом, не далеко подвинулись вперёд и до сих пор повторяются исследователями, как скоро заходит речь об отличии типика студийского от иерусалимского. Первый, сколько нам известно, поставил их на вид, со слов Никона Черногорца, преосвященный Филарет в сочинении о песнописцах и песнопении греческой церкви. За ним следуют: автор статьи о типиках в Чтениях Общества Истории и Древностей, архимандрит Сергий в Антологии, проф. Голубинский в Истории Русской Церкви и другие. Далее пошёл в обработке этого вопроса г. Дмитревский автор критических статей по истории богослужения русской церкви в Православном Собеседнике, воспользовавшийся для этой цели богатым материалом из рукописных типиков и других церковно-служебных книг. Вот эти основные пункты отличия, выставленные Никоном: 1) по уставу студийскому не полагается всенощных (ἀγρυπνία), но вечерня и утреня совершаются каждый день особо, без различия дней праздничных от будничных⁵⁴. 2) По студийскому уставу не полагается на утрене великого славословия⁵⁵. К этому прибавляют ещё признак, отмеченный патриархом Нектарием, что в студийском монастыре читалась преимущественно каноны студийских составителей и соображение Тоскани, что студийский устав по объёму службы короче иерусалимского. Этими четырьмя пунктами, собственно говоря, и ограничивается разделительная черта, проводимая исследователями между названными отраслями типика, но, не говоря про то, что она далеко не исчерпывает всех разностей, некоторые из пунктов раздела имеют ещё сомнительное достоинство и могут быть приняты не иначе, как с ограничением. Указания Никона Черногорца, без сомнения, имеют большой вес: кому, как не ему, имевшему под руками целую массу различных списков устава, и полную возможность черпать отсюда самые обстоятельные фактические сведения, – посвятившему на изучение их столько труда, кому, говорим, было лучше знать отличительные особенности двух направлений в уставе и очертить их взаимное отношение? Но чтобы воспользоваться этими указаниями как должно, и настоящим образом оценить их достоинство, не следует упускать из виду, что Никон имел дело преимущественно с уставами своего времени, а известно, что полные их записи стали появляться в обращении незадолго до него и, стало быть, не успели ещё сказать своего последнего слова. Поэтому было бы односторонне пробавляться выставленными им формулами, не признав на помощь других источников. Скажем больше, – ограничиться, указанными пунктами различия, значило бы оставаться в долгу не только перед исторической постановкой вопроса, но и перед самим Никоном, – потому что для этой цели он даёт гораздо больше, и первое слово Тактикона, представляя сводный толковый устав, собранный из разных типиков, собственно говоря, всё состоит из таких указаний, а эти последние то и дело сопровождаются замечаниями: так ведётся дело по студийскому уставу, так по иерусалимскому, святогорскому и по другим источникам. С помощью этих данных разделительная черта может быть намечена твёрже, глубже и резче. Предпочтение двух первых пунктов различия сложилось вследствие большего удобства выделить их из массы других признаков, не отличающихся, такой яркостью и определённостью, а потому имеет характер условный. В своём месте мы подробно разберём литургический материал в сочинениях Никона Черногорца и оценим его значение для устава, теперь же перейдём к разъяснению поставленного нами вопроса, разберём сначала четыре вышеназванные пункта, а потом выясним и другие отличительные признаки.

Первый из них – отсутствие всенощных – вообще говоря, верен и выдерживается последовательно во всех студийских уставах. Устав иерусалимский был назначен для монахов келлиотов, которые жили не вместе, но в кельях, разбросанных на большем или меньшем расстоянии одна от другой; поэтому им неудобно было собираться к службе каждодневно, и они избирали для этой цели кануны воскресных и праздничных дней. Сходясь с вечера, они продолжали службу целую ночь, и затем расходились снова. В монастыре студийском, как общежительном, такого неудобства не существовало, а потому братия собирались вместе на каждую службу и отдельно слушали вечерню и утреню. Впрочем, целонощная служба не была исключительной принадлежностью келлиотского быта, но в некоторых случаях имела место в монастырях общежительных и церквах мирских.

Разумеем так называемые παννυχίδες и ἀγρυπνίαι, которые справлялись под большие праздники и в кануны местных торжеств. Два-три раза они встречаются и в студийском уставе. Кроме того, о них упоминается в книге de cerimoniis, в житии Стефана Нового, в житии Андрея Юродивого, в месяцеслове, изданном Морчелли, ἀγρυπνία τῶν παθῶν или последование страстей Христовых полагается в студийских минеях; служба великого канона по студийскому уставу⁵⁶ начиналась с вечера в среду и тянулась всю ночь. Нельзя того же сказать о прочности второго признака. Несомненно, что великого славословия не пели в будние дни, и студийские уставы не упоминают о нём в изложении службы воскресной и праздничной. Здесь к стихирам хвалитным и стиховным нет прибавления в виде великого славословия, но вместо того говорится о пении трисвятого. В этом, по-видимому, смысле нужно понимать указание студийского устава № 330 в неделю крестопоклонную, что вынос креста (также и на утрене 14 сентября) совершается «по Святый Боже». В службе же Великой субботы прямо говорится о входе служащих в алтарь после «слава в вышних Богу» «на славу такового пения» (лист 34), т.е. при пении слава и ныне на трисвятом в конце великого славословия. На пасхальной утрене упоминается «утреннее пение потиху слава в вышних Богу» (лист 37), а в цветной триоди XI–XII века студийского происхождения (Типограф. библ. № 255) к этому присоединяется дополнение «якоже и всегда» (лист 55). Ещё яснее говорится об употреблении великого славословия на утрене в дополнительной части синодского студийского устава № 880, где замечено, что монахи в известном порядке стоят «донелѣже ᲂутрьнѧꙗ пеⷭ҇ сирⷱ҇ сла^в҇ въ вышьниⷯ҇ Боу҃ пѣто боуде^т҇» (лист 260). Может быть, Никон имел под руками неполные списки устава студийского, где этой последней части не было, или просмотрел немногие положительные указания на этот счёт и таким образом от большинства случаев сделал заключение к целому.

Что касается до двух последних признаков, то выставленный Тоскани, вообще говоря, верен, но слишком не определён и сам собой вызывает вопрос: от чего зависит относительная полнота иерусалимского типика и краткость студийского? Второй же признак положительно неверен. Кроме того, что замечено на этот счёт в Агиологии архимандрита Сергия, нужно прибавить, что число канонов местных составителей в студийских уставах очень незначительно и ограничивается несколькими именами; остальные же общи ему с уставом иерусалимским. Обмен канонов и служб между Иерусалимом и Студийским монастырём происходил очень быстро.

Обращаясь к составу суточных служб по тому и другому уставу, мы находим между ними следующие разности:

Нет в студийском уставе малой вечерни, что само собой вытекает из отсутствия в нём всенощных. В иерусалимском, как известно, она поставлена на том месте, где должна, стоять вечерня обыкновенная, а эта последняя с некоторыми дополнениями отходит к утрене и в соединении с нею составляет то, что называется на языке устава всенощным бдением. Круг праздничных служб по иерусалимскому уставу начинается малой вечерней (ἐίδησις μιχροῦ ἑσπερινοῦ), которая есть не что иное, как сокращение обыкновенной, а потому в будние дни её не полагается. По студийскому уставу вечерня отправляется как особая служба, отдельно от праздничной и будничной утрени, а потому и искусственное её замещение в виде малой вечерни, как в уставе иерусалимском, оказывается излишним. Нет в уставе студийском полунощницы. Здесь она не имеет значения самостоятельной службы, а входит в состав келейного правила и состоит из молитв, тропарей и псалмов, обязательно исполняемых каждым монахом среди ночи, или ἀκολουθία νυκτερινὴ, по уставу императрицы Ирины. Ни в триодной, ни в синаксарной части, сколько помним, ни разу не упоминается о полунощнице, но о ней идёт речь в дополнительной части, когда указывается, какие псалмы и тропари «в полоунощие подобает когождо пети» (лист 269); в это же время полагается и келейная молитва за умерших. Общая служба, на которую все собирались, начиналась с утрени, перед которой будильник ходил по кельям и будил монахов. В Криптоферратском уставе у Тоскани накануне Благовещения полагается полунощница (Ad typ. Gr. animadv. p. 56), но была ли эта служба постоянной, неизвестно. По уставу императрицы Ирины, полунощница справляется перед утреней и отличается от ночного последования. По иерусалимскому уставу (№ 456 и др.), если монастырь келлиотский, полунощница справляется в кельях, а если общежительный, то в притворе или в самой церкви.

Повечерие, по уставу студийскому, справляется каждый день, не исключая и дни Пасхи с пасхальной неделей, для которых повечерница назначается особого состава. В последние дни страстной седмицы (в четверг и субботу) она отменяется, а накануне Рождества и Богоявления поётся в кельях. По краткому же Начертанию и в эти дни её не полагается (§ 20). Замечательная противоположность с иерусалимским уставом, по которому повечерие накануне Рождества Христова и Богоявления справляется полное и соединяется с утреней.

Относительно часов нужно заметить, что по студийскому, и вообще по древнейшим уставам, они справлялись не ежедневно, а только в дни будние и постные. Оттого в студийском уставе «ἀργία τῶν ὡρῶν», – освобождение от часов выставляется как признак праздничного или нерабочего дня. Из одного оглашения Феодора Студита (Serm. V. Patr. t.199, col. 515) видно, что часов не пели в Пасху и во всё продолжение 50-цы. То же замечание в кратком Начертании (§ 7), а отсюда перешло в устав Афанасия Афонского. В большие посты (Великий, Петров и Рождественский) часы пелись с кафизмой и поклонами (в Великий полагались и чтения), чем отличались от часов в обыкновенные постные дни. В студийском уставе не упоминается о часах в навечерие Рождества и Богоявления. Обращаясь к уставу иерусалимскому, мы находим, что часы составляют здесь неотменную часть вседневной службы (см. статью о часах в общей части иерусалимских уставов) и только отличаются особыми прибавлениями, когда поются в посты. В уставах этой отрасли первый час показывается в конце праздничной утрени, а о прочих в типиках хотя и умалчивается, но в часословах они записываются: 3 и 6 час, между утреней и обедницей, 9-й перед вечерней. Выразителем древнейшей практики иерусалимской в отношении часов может служить Никон Черногорец в статье «о часах всего лета» (Тактикон слово 1, лист 12), где упоминаются и «междочасия», по студийским источникам вовсе неизвестные. Часы в навечерие Рождества и Богоявления также принадлежат к особенностям устава иерусалимского, а составление их приписывается патриарху Софронию, с именем которого связывается восстановление устава палестинского после погрома, нанесённого Саввиной лавре от Сарацин.

Из обрядовых особенностей суточной службы отметим лишь более видные: а) Лития. Она не была особенностью только праздничной вечерни, но справлялась после каждой службы, а потому называется в Ordo Филофея «συνήθης λιτὴ ἐν νάρθηχι». б) Благословение хлебов по окончании праздничной вечерни. Обряд этот заменял стол для монахов, который в обыкновенные дни полагался после вечерни, но накануне праздников, вследствие соединения вечерни с утреней в форме всенощного бдения его ограничивали благословенными хлебом и вином в промежутке между этими двумя службами. В студийском уставе, по которому вечерня и утреня справлялись каждая отдельно, в своё время, этот обряд не имел места. в) На утрене число кафизм по иерусалимскому уставу было больше, чем по студийскому. После 2-й кафизмы на воскресной утрене поются непорочны с евлогитариями, полагается полиелей (теперешний порядок этого обряда принадлежит позднейшей поре иерусалимского устава) и величания, на 9-й песне даются свечи братиям; в конце утрени или на первом часе в большие праздники даётся елей братии и совершается помазание маслом от лампады, горящей перед иконой праздника. г) Разности относительно литургии преждеосвященных. По студийскому уставу она совершалась Великим постом ежедневно, не исключая первых дней 1-й седмицы и Великой пятницы. Устав говорит: «на всяк день творим литургию постную». По иерусалимскому, вследствие того, что до среды не разрешали поста, отменено было совершение литургии преждеосвященных, и она справлялась только по средам и пятницам. По той же причине не служили и в пятницу страстной недели⁵⁷. д) Во вторник страстной недели по студийскому уставу справлялось последование страстей Христовых – особая служба на часах, соответствующая великопятничной, в субботу Пасхи – отдание праздника. Другие, более мелкие особенности, касающиеся вариантов в исполнении одного и того же обряда, выбора и способа исполнения песнопений, мы отметим далее при изложении литургической части обоих уставов, а чтобы нагляднее представить взаимное их отношение, помещаем в приложении IV параллельные выписки: а) о службе 8 и 14 сентября по уставу студийскому № 330–380 и иерусалимскому греческому № 456-й с указанием некоторых вариантов из других уставов; б) суммарный очерк службы в день Богоявления и Сретения по студийскому уставу № 330–380 и славянскому иерусалимскому из Синодальной библиотеки № 327–383, в день Благовещения, первую неделю Великого поста, и некоторые дни других недель по тому же студийскому и иерусалимскому Синод. № 332–385.

Что касается обработки или системы, в какой излагается литургический материал в типиках студийских и иерусалимских, то и с этой стороны они представляют крупные отличия и имеют вид двух особых записей. Мы, конечно, не знаем, в каком виде был изложен иерусалимский устав времён Дамаскина, или даже в XI веке, а потому не можем судить о древнейшей его обработке; но если взять для сравнения самые ранние списки иерусалимского устава и сравнить их с ближайшими к ним по времени студийским, то различие окажется само собой. Иерусалимский устав надписывается именем Саввы Освященного и приурочивается к иерусалимскому округу: студийские никакого надписания не имеют. Иерусалимский устав открывается общей частью, в которой излагается порядок вседневной службы, начиная малой вечерней, и это изложение прерывается разного рода литургическими замечаниями, относящимися большей частью к кругу суточной службы. В студийском этой части нет в начале, а ряд статей подобного же содержания, но совершенно различных по изложению и применённых к обычаям студийского монастыря, помещается в самом конце двух полных студийских уставов (№ 330 и № 905), в виде дополнительной части. Собственно же студийский устав начинается триодной частью, за которой следует синаксарная, а в позднейших, наоборот, предшествует синаксарная: в иерусалимском они изложены в этом последнем порядке вслед за общей частью. В студийском уставе есть часть дисциплинарная: в греческих иерусалимских списках её или нет вовсе, или приводятся выдержки из краткого Начертания, да и то в двух-трёх списках. Очевидно, в самом иерусалимском уставе их не было, а взяты они из студийского. В славянских списках иерусалимского устава (поздних) отсутствие этой части вознаграждается введением дисциплинарных статей из Никона Черногорца. Наконец, только в одних иерусалимских типиках помещаются Марковы главы, в виде особой статьи, и наставление игумену о тщательном исполнении правил устава. Остальные дополнительные статьи не перечисляем: они различны в разных списках иерусалимского устава и существенного значения не имеют. Таким образом, общая схема обоих типиков будет такая: в студийском – сначала триодный устав, затем синаксарный, дисциплинарный и общая часть, в иерусалимском – общая часть, синаксарный устав, триодный и Марковы главы.

Впрочем, как ни велики отмеченные разности, отношение между той и другой отраслью устава остаётся самое тесное, родственное. Обе они образовались на одной общей литургической основе, имеют одно и то же содержание, один и тот же строй службы и, во всяком случае, известны нам в списках смешанного состава, где студийские обычаи слились с иерусалимскими и обратно. Всё их различие сводится к нескольким местным видовым отличиям, имеющим частный характер и не заключающим в себе ничего существенного и типичного.

Происхождение Студийского монастыря относится к половине V века. В правление Императора Льва Великого прибыл из Рима в Константинополь вельможа по имени Студий, которого византийские писатели называют патрицием и консулом⁵⁸. Вероятно, ещё много раньше, при Константине Великом, выселились в Византию предки Студия, за которыми, в виду более выгодного положения, эмигрировали из Рима и другие их родичи. Глика (Annal VI, 462), в числе 12 римских сенаторов, выселившихся с Константином Великим, называет и Студия, а потом лица с этим именем упоминаются несколько раз в числе должностных лиц империи (Du Cange. Cplis Chr. L. IV, p. 103). Оставшись на житьё в Византии Студий ознаменовал своё пребывание в новом отечестве делом набожности, которое доставило ему громкую историческую известность и поставило его имя во главе знаменитой монашеской общины, имевшей выдающееся значение в церковной и общественной жизни христианского востока. Он основал храм в честь Предтечи и положил основание Студийскому монастырю. Началось с того, что при этой церкви поселились вызванные Студием монахи из обители неусыпающих⁵⁹, а затем, когда число насельников увеличилось, составилась целая монашеская община, от которой и повёл свою историю монастырь Студийский. Громкое название монастыря, в теперешнем смысле слова, конечно далеко не принадлежало скромному учреждению Студия, и показание Кодина, который считает первых насельников этого монастыря тысячами (Codin. р. 102. Edit. Bonn), грешит очевидным преувеличением. Гораздо вернее чтение у анонимного описателя константинопольских древностей, который эту смелую цифру заменяет неопределёнными выражениями: «и первый водворил здесь монахов» (Banduri Imper. Orient. t. I. Anon. p. 21). Благодаря своему положению и богатым вкладам, которыми было обеспечено его существование, монастырь Студиен вскоре достигает цветущего состояния и приобретает широкую известность. Здесь находят себе посмертный покой знатные лица города, например, Вонос наместник Ираклия и начальник охраны столицы во время осады её Хозроем (Chronic. paschal. sub an. 627. Patr. t. 92, col. 1017). Императоры делают сюда ежегодно выход, который подробно, описывается в книге De ceremoniis⁶⁰. Из этого описания видно, что главная монастырская церковь была устроена в больших размерах и снабжена такими пристройками, которые предполагают применение широкого церемониала, как например, помещение митатория, открытый двор, переходы; было и женское отделение, показывающее само собой, что женщины имели вход в монастырь и допускались к службе. Такому представлению о студийском храме вполне соответствует и выражение биографа Феодора Студита. Он называет его «περιώνυμος τοῦ Στουδίου ναὸς» (Vit. Theod. p. 166), a число монахов в первое время игуменства преп. Феодосия доходило до тысячи (Vit. Nicol. Stud. Patr. t. 105, col. 901). При Копрониме монастырь много потерпел от иконоборцев: монахи были угнаны, рассеялись по безопасным местам и здесь группировались в маленькие общинки и монастырьки, которые продолжали называться студийскими, и уже одно это название, говоря словами писателя, располагало в их пользу и привлекало новых насельников. Со смертью Копронима, главный монастырь стал снова заселяться: в него сначала вернулись 12 монахов, а потом и прочие, так что в короткое время монастырь поправился и пришёл в прежнее цветущее положение. Наибольшей известности он достигает при Феодоре Студите⁶¹, и с его настоятельством связаны блестящие страницы из истории Студийской обители. Он становится во главе сторонников иконопочитания, энергично ратует за это дело и высоко поднимает знамя церковной независимости среди насилия и деспотизма, к которым прибегает иконоборческая сторона, опираясь на поддержку официальной власти. Под определениями 7 вселенского собора первым за епископами подписался Савва архимандрит и игумен монастыря Студийского. Цимисхий поручает Студийскому игумену Евфимию уладить несогласие между святогорцами, и первый устав для тамошних общежитий был составлен с его одобрения (Порф. Афон. I, 89). Грамотой патриарха Матфея (1381 г) студийскому игумену усвояется первенство между архимандритами или, лучше сказать, подтверждается, право, которым он пользовался издревле. Второе место занимает настоятель Манганского монастыря, третье – Предтечи в Петре (Acta Fatriarchat. I, p. 22–23) Студийские настоятели принимают участие в делах церковных, стоят в близких отношениях ко двору, дают из своей среды патриархов, а их имена занимают почётное место в подписях и правительственных актах. Наконец, перед нами проходит целый ряд царственных лиц и знатных византийцев, которые добровольно, или поневоле, принимают здесь монашество и ищут покоя от треволнений и интриг тогдашней общественной жизни. Между покровителями монастыря особенно выдаётся император Константин Дука, проведший здесь остаток дней по отречению от престола, и его супруга. По словам Скилицы, она украсила пречестный храм Предтечи и так много сделала для монастыря, что описать всё это было бы трудом Геркулеса (Patr. t. 122, col. 380. Cf. Du Gang. Famil. Byzant. p. 170–171). Приняв монашество в Мирилейском монастыре, она просила студийского игумена похоронить её на братском кладбище. При занятии Константинополя крестоносцами, Студийский монастырь много пострадал от неприятелей и сделался жертвой пожара, но не был разрушен совершенно. Это видно из слов Георгия Акрополита, который, рассказывая о торжественном въезде Михаила Палеолога в отнятую у Франков столицу, говорит, что император ехал с иконой Одигитрии от Влахернского монастыря и по дороге заезжал в Студийский монастырь. Здесь он оставил икону, и, сев на коня, направился к Софийскому собору (Georg. Acrop. Annal. Patr. t. 140, col. 1217). Константин Палеолог восстановил монастырь, и в этом виде он продолжал существовать до завоевания Константинополя. За этот период времени, кроме греческих писателей, мы находим известия о Студийском монастыре у наших паломников. Вместе с другими византийскими достопримечательностями им показывали и Студийский монастырь, в котором кипела тогда деятельная церковная жизнь, и останавливались выходцы из России, занимаясь здесь списыванием книг⁶². Таково известное свидетельство Стефана Новгородца, по словам которого, он и его спутники целовали здесь мощи св. Саввы (Сахар. Сказ. рус. люд. стр. 53) и удивлялись великолепию этого монастыря, особенно же его поместительной трапезе, которая устроена вельми чудно, паче всех монастырей⁶³.

Турки обратили студийскую церковь в мечеть, и теперь она известна под именем «Имрахор-Джамиси». Пётр Гиллий, французский путешественник XVI в., нашёл Студийский монастырь уже в развалинах, сохранились только остатки колонн древней базилики, о которых любознательный турист сообщил несколько любопытных сведений (De topograph. Constantinop. L IV, с. 9. apud Banduri Imper. Oriental. I, 419–420). Из новейших исследований о студийском храме, как архитектурном памятнике, следует назвать: Зальценберга «Baudenkk. von Konstantinop.» S. 12–13, архитектора Пюльгера археологический атлас «Les anciennes églises de C-ple», 1880. Pl. I, статью Унгера «Griechische Kunst» в энциклопедии Эрша и Грубера, и др.

Перейдём теперь к внутренней стороне студийского быта, насколько она имеет отношение к его устройству и проясняет судьбу принятых здесь церковных порядков. Студий, основав монастырь, не дал ему особенного устава, и, вызвав монахов из неусыпающих, конечно, предоставил им держаться тех обычаев, которые были у них приняты. Да и, во всяком случае, этот маленький монастырёк, возникший из религиозных побуждений Студия, как ктитора из мирян, не имевшего за собой авторитета в монашеской жизни, по необходимости должен был примкнуть к тем учреждениям, которые получили известность на этом поприще и были испытаны на практике. Вообще, остаётся неизвестным, какие порядки держались в Студийском монастыре до Феодора Студита, и только с этого времени его внутренняя жизнь начинает проясняться. Преп. Феодор положил в основу монастырского устройства общежительные правила Василия Великого, к которым питал особенное уважение и с которыми был знаком в совершенстве, будучи ещё монахом Саккудионского монастыря⁶⁴. Следуя этим правилам в своей личной жизни, он, как скоро сделался настоятелем, постарался применить их к устройству целого общежития. Тоже уважение к ним разделял и его учитель в монашеской жизни «духовный отец» Платон, его дядя по матери, бывший настоятелем Саккуддионского монастыря, где Феодор Студит принял монашество и по смерти Платона был настоятелем (Lavdat. s. Platon, ibid., col. 825). Но так как аскетические сочинения Василия Великого определяли порядок монашеского быта, а не богослужения, то понятно, что и употребление их в студийской практике освещает для нас дисциплинарные отношения, не давая ничего для знакомства с тамошними порядками службы. Немного вносят в эту область и собственные сочинения преподобного Феодора. В них высказываются его воззрения на задачу монашества и поведение иноков, осуждаются злоупотребления, вкравшиеся в монашескую, жизнь, рисуются обычаи тогдашних монастырей, но всего менее – их литургический строй, – то, что мы называем уставом службы. С этой-то именно стороны изображает биограф деятельность Феодора Студита, как настоятеля. Он говорит, что при увеличившемся до очень крупных размеров числе братии преп. Феодору не доставало ни времени, ни сил во всё входить, самому и лично следить за порядками, – и вот он учреждает целый ряд должностных лиц, помощников себе по управлению монастырём и для заведывания разными частями администрации и хозяйства. Таковы: епистимонархи, таксиархи, будильники, эконом, его помощник и другие (Vit. Theod. p. 148). Но биограф напрасно называет эту меру изобретением (ἐννοεῖ) Феодора Студита. Она не была нововведением. Со многими из этих лиц мы встречаемся в известиях о быте более ранних монашеских общин на Востоке. Феодор Студит только воспользовался опытом предшествующего времени и применил к делу то, что было известно в монастырской практике гораздо раньше. Для руководства этим лицам он издал, выражаясь словами биографа, письменные наставления в ямбических стихах (Ibid. р. 149), где изложил обязанности, начиная с игумена и кончая последним из братий⁶⁵. Далее жизнеописатель говорит об епитимиях, изложенных Феодором Студитом за разные провинности братии. В каком составе вышли они из-под пера студийского настоятеля, решить трудно, но что они были уже записаны при нём, и эта запись начиналась такими правилами, которые читаются в дошедших до нас списках, это видно из перечня их содержания в жизнеописании Феодора Студита⁶⁶. Скажем только, что в том составе, как они изданы у Миня и читаются в некоторых списках, не могут принадлежать одному Феодору Студиту, но появились в разное время и постепенно дополнялись, вследствие чего оказались между ними повторения и даже противоречия. В печатном издании они распадаются на два отдела: первый⁶⁷, под именем епитимий общих всей братии, обнимает 110 правил и представляет древнейшую, подлинную часть. Но это заглавие не соответствует их содержанию и относится лишь к первым 35-ти статьям, за которыми следуют особые наказания для лиц должностных. Второй отдел, под именем ежедневных епитимий для монахов, состоит из 65-ти правил разнообразного содержания и изложенных без системы. В некоторых из них повторяются правила первой части, в других излагаются подробнее, а в некоторых случаях расходятся с ними и даже выступают из прямых задач монастырской дисциплины, упоминая например, о мирянах и мирских священниках. Очевидно, мы имеем здесь неуместную прибавку какого-нибудь позднейшего собирателя. Что же касается значения этих епитимий, как литургического источника, то в этом отношении они дают немного и важны главным образом для знакомства с бытом, дисциплиной и взаимными отношениями студийского братства.

Более дают для этой цели оглашения Феодора Студита⁶⁸. Они рисуют главным образом идеал, но нередко касаются и практики тогдашней монашеской жизни. В них заключается немало сведений для знакомства со студийским церковным годом и его местными памятями и указаний на особенности службы и церковного устава, но все эти указания разбросаны по разным поучениям и делаются мимоходом, помимо литургических целей. Оставляя подробности особому отделу, в настоящем случае мы отметим лишь тот факт, что при Феодоре Студите порядок службы был не только фактически установлен, но относительно некоторых сторон и передан письменно⁶⁹. Но эти краткие записи до нас не сохранились и, вероятно, вошли в студийское Начертание и полные уставы.

Фабриций, основываясь на указаниях некоторых рукописей, а затем пр. Филарет⁷⁰ приписывают Феодору Студиту: а) краткое Начертание устава Студийской обители, но, как увидим далее, этот труд не был составлен самим преп. Феодором, а появился в его монастыре уже после, б) правило о количестве и качестве пищи (περὶ τῆς τῶν ἐν βρώμασι ποσότητος καὶ ποιότητος). Но эта статья есть не что иное, как отрывок из того же краткого Начертания или переделка одной из его частей, рассуждающей об этом предмете и носящей то же заглавие. в) Определение о неделе сырной, по которому не принимающие в эту неделю сыра подвергаются отлучению (Ἐκ τοῦ ὅρου περὶ τῆς ἑβδομάδος τῆς τυροφάγου). Не имея под руками этого правила и судя о нём по одному заглавию, приводимому у Ламбеция (L. VIII, р. 451), трудно сказать определённо, о чём идёт в нём речь. Вероятно, оно составлено на основании известного постановления о сырной неделе Никифора Исповедника и составляет его изложение в новой версии, а может быть, и в более строгой форме. Никон Черногорец, рассуждавший о посте сырной недели, не упоминает об этом слове, и если бы оно существовало, конечно, не прошёл бы его молчанием, как документ авторитетный⁷¹.

В области церковной службы имя Феодора Студита занимает видное место, как гимнографа, и в этом отношении церковный устав был обязан ему значительным дополнением, касающимся, впрочем, не порядка службы (потому что этот порядок установился раньше), а её состава и округлённости. Дополнение это, прежде всего, относится к службе великопостной, для которой преп. Феодор составил утренние трипеснцы, продолжив то дело, которому положил начало Косьма Майюмский, написавший трипеснцы на страстную неделю⁷². Поэтому Феодор Студит вместе с братом своим Иосифом Солунским и называется составителем триоди⁷³.

В 1876 г. кардинал Питра, известный своими изданиями греческих церковных памятников, издал по Корсиниеву тропологию 27 кондаков с акростихом τοῦ στουδίτου и Θεοδώρου, которые признаёт произведениями Феодора Студита⁷⁴. Что под этими именами разумеется никто другой, как знаменитый настоятель студийский, на это нет положительных оснований в содержании названных песнопений: ещё менее данных приурочивать к нему те (впрочем, весьма немногие) кондакари, которые носят в акростихе имя ἀσώτου и ἑωσφόρου. Последний из них «на погребение монахов» составлен по подражанию того же содержания кондакарям Романа и Анастасия. Произведения этих песпописцев были, без сомнения, известны Феодору и находились в тогдашнем церковном употреблении. Весьма вероятно, они входили в состав того тропология, о котором упоминает Студит в одном письме, говоря, что он взял его с собой в темницу вместе с другими книгами и им утешал себя в горькие минуты заключения (ibid. Pitra р. VIII). В одном из ямбов св. Феодора есть даже выражение, по-видимому, заимствованное из Романова кондакаря, начинающегося словами; τρανωσόν μοῦ γλῶσσαν. Разумеем его 20-й ямб «εἰς κοιμητήριόν», где читаются следующие слова: γλῶσσαν τρανῶν μοῦ πρὸς τὸ μέλπειν εὐτόνως». Из одного письма Феодора Студита видно, что он составил канон монаху Иакову, умершему страдальческой смертью за иконы, но этот канон не дошёл до нас, а кондаки, хотя и сохранились в рукописях некоторых западных библиотек, но не осталось сведений, какое положение занимали они в составе студийской службы, долго ли употреблялись и как широк был круг их известности. Ни слова не говорится о кондаках преп. Феодора и в студийских уставах.

В студийском синодальном уставе (№ 330–380) отмечаются следующие произведения Феодора Студита: канон в субботу мясопостную (№ 330 лист 2. Филар. о песнописц. 232), в неделю мясопустную «канон о втором пришествии глас 6, помощник и покровитель, творение Феодора» (лист 4, Филар. 233). От сырной недели до цветной на стиховнах поются стихиры св. отца (лист 5), на утрене в понедельник 1-й недели Великого поста третий седален из триоди св. отца, а трипеснцы Иосифа и Феодора. В неделю православия на вечерне на стиховнах стихиры св. отца Феодора. На 3 неделе канон кресту глас 1, воскресенья день, творение св. отца (cf. Филар. 288. Изд. Patr. t. 99, col 1757). В тот же день на утрене читается слово св. отца на поклонение честного креста, а второе Иосифа Солунского (первое издано Сирмондом, а второе Гретзером). Во вторник 6 недели на вечерне поют стихиры преп. отца; на вечерне в Великую субботу, на Господи воззвах, шесть стихир и поют стихиры три глас 8, по двоицы, святого Феодора (это не теперешние стихиры Великой субботы, а другие). 25 сентября в день памяти преп. Евфросиния поют стихиру самогласну, 2 гласа, преп. отца: «пречистая чистоты твоея». 11 октября в день памяти св. отец 7 вселенского собора «поют стихиры три святым иконам, творение св. Феодора». 7 декабря в день памяти студийских иноков, погибших в море, читается «оглашение св. отца и о умертвии реченные братия изложено». Канон им – творение св. отца.

Ему же приписывается в этом уставе установление 72 аллиллуиариев по 9 на каждый глас. Разумеются аллилуйные припевы по кафизмах и других псалмах. На каждый глас их положено по 9, так что общее число составляет 72, и они известным образом чередуются между собой, как показано в уставе⁷⁵.

Иоанн Антиохийский (половина XII в) упоминает о песнословии (ὑμνολόγια) Феодора Студита в честь всех святых⁷⁶. По одной рукописи Бодлейянской библиотеки, Феодору Студиту усвояется составление степенных антифонов в числе 75, по три антифона (из трёх стихов каждый) на каждый глас, за исключением восьмого, на котором положено четыре антифона или 12 степенных⁷⁷.

Теперь перейдём к анализу главного труда по части устава, известного с именем Феодора Студита. Разумеем Ὑποτύπωσις τῆς καταστάσεως τῆς μονῆς τῶν Στουδίου или Στουδίων⁷⁸. Из предисловия к этой записи видно, что она появилась уже после Феодора Студита и составлена на основании обычаев, державшихся в его монастыре и освящённых его авторитетом. «При множестве разных преданий, которыми исстари управляются разные монастыри, говорится в предисловии к этой записи, то, которое мы приняли от великого отца нашего и исповедника Феодора и которого держимся не только мы, но и большая часть добрых монахов, есть наилучшее и совершеннейшее, чуждое излишеств и недостатков». Это предание, по приказанию одного студийского игумена, было письменно изложено неизвестным монахом, который скрыл своё имя под неопределённым выражением «ἡμεῖς σήμερον», в непреходящую память последующим поколениям». Затем, призвав на помощь молитвы о себе пастыря (т.е. игумена), составитель переходит к изложению полезных и спасительных заповедей преподобного отца нашего (т.е. Феодора Студита) и полагает начало изложению (ἀρχὴ τῆς συντάξεως) службой пасхальной утрени. Кроме того, он упоминает и об оглашениях Студита.

По составу своему эта запись принадлежит к древнейшей редакции типика, когда ещё не успел образоваться церковный год по месяцеслову, а был обработан порядок службы по триоди. Студийская запись отличается этим преобладанием триодного порядка и почти полным отсутствием службы по месяцеслову. Эта последняя была разработана и изложена уже в полных студийских уставах соответственно развитию тогдашнего церковного года. Ὑποτυπωσις состоит из двух частей: из устава службы по триоди цветной и постной и из правил относительно поведения, стола, одежды – словом, внешнего обихода студийской братии. Запись начинается подробным изложением пасхальной утрени, за которым следует краткий очерк главных особенностей, службы в период 50-цы (§ 1–9), в Петров пост (§ 11) и на некоторые из великих праздников (§ 12–13). Затем, более подробно излагаются особенности службы в Великий пост (§ 14–16, 21, 23), и эта статья служит переходом к части дисциплинарной⁷⁹. Сначала эти правила (дисциплинарные) записываются вперемежку со служебными (например, 18, 19 – дисциплинарные, 21, 21 – служебные, 22–27 дисциплинарные), но затем излагаются более последовательно и идут в таком порядке: περὶ τῆς ἑν βρώμασι καὶ πόμασι ποσότητος καὶ ποιότητος καὶ τῆς ἑν τᾶις τραπέζαις εὐταξίας (§§ 28–29), т.е. ο количестве и качестве пищи и пития и о благочинии на трапезе; περὶ τῆς ἀγίας καὶ μεγάλης τεσσαρακοστῆς (§ 30), ο святой и великой четыредесятнице; περὶ τῆς ἐν διαχονίαις συμμετρίας (§ 33), ο соразмерности в службах, т.е. братских работах; περὶ τῆς ποσότητος ἐνδύματος τε καὶ ὑποδύματων καὶ καταστάσεως στρωμνῆς καὶ τῶν τοιούτων (§ 38), ο количестве одежды и обуви и об устроении постели и тому подобном. Этим параграфом устав и оканчивается⁸⁰.

К какому времени может быть отнесено происхождение краткой записи студийского устава? Положительных данных для решения этого вопроса нет, но приблизительно этот срок определяется промежутком между половиной IX (Феодор Студит умер 826 г) и X века, потому что в устав Афанасия Афонского († 980) студийская запись вошла уже в полном виде, получив переработку и дополнение применительно к условиям быта и обряда монастырей святогорских. Весьма вероятно, потребность в письменном изложении студийских порядков сделалась особенно ощутительной при преемниках преп. Феодора, которые, не имея его авторитета в среде братии, нуждались для поддержания порядка в точной записи тех правил и обычаев, которые были положены в основу студийского общежития и держались во время игуменства св. Феодора. Такая запись и была составлена неизвестным монахом в так называемом «Начертании устройства студийской обители». В нём записано только главное и существенное, а подробности были предоставлены наблюдению настоятеля, установившейся практике и указаниям опыта. Не указан в этой записи и общий порядок службы (он предполагается известным из книг суточного круга), а отмечены и определены особенности обряда применительно к условиям церковного года по триоди и минее⁸¹.

Ещё менее может принадлежать Феодору Студиту другое сочинение литургического содержания, называемое διδασκαλία или κατήχησις χρονικὴ τῆς μονῆς τοῦ στουδίου (Patr. t. 99, col. 1693. sqq). Начинаясь принятым в оглашениях Студита обращением: отцы и братия, оно говорит сначала о трёх годовых постах (Великий пост, Св. Апостолов и Рождественский), доказывая нормальность этого числа. Затем переходит к постным дням седмичным, перечисляя те праздники, в которые пост среды и пятка отменяются, далее ведёт речь о посте перед Воздвижением, о количестве и качестве пищи в посты Петров и Рождественский в навечерие Рождества Христова и Богоявления, в неделю мясопустную, сырную, в Великий пост, о столе в период пятидесятницы и, наконец, о посте Богородицы, о дне Преображения и Усекновения Предтечи⁸².

О том, какие богослужебные порядки держались в монастыре, основанном Студием, мы не знаем ничего положительного до времени игуменства преп. Феодора Студита. Известие Феофана, что Студий вызвал в свой монастырь монахов из числа неусыпающих, даёт основание предположить, что вначале псалмопение производилось здесь по их обычаю, но как долго продолжался этот порядок, и когда был принят здесь обще-служебный устав, остаётся неизвестным. Первые положительные известия о составе студийского церковного года и о некоторых литургических обычаях, имевших здесь место, дают сочинения Феодора Студита, и по ним-то мы, прежде всего, познакомимся с тамошними порядками, оговариваясь наперёд, что эти сведения очень невелики, отрывочны и случайны, а потому не могут дать цельного представления о строе тогдашней студийской службы. Для знакомства с ней весьма ценные указания заключаются в кратком Начертании, а сочинения Феодора Студита знакомят нас главным образом с составом тогдашнего церковного года и с кругом местно-студийских памятей.

Церковный год, как видно из оглашений, распадался на два отдела: по триоди и месяцеслову. Если судить по их заглавиям, окажется, что с особенной полнотой был развит круг триодный, и в него входила уже большая часть дней теперешней триоди. Месяцесловный круг представлен гораздо беднее. Но для истории монастыря и особенностей студийского быта даёт более ценные указания эта последняя часть, где идёт речь о местных святых и о способе их чествования.

1 сентября праздновалось начало нового лета. Это видно из первых слов 24 оглашения (col. 541): fratres patresque, anni jam primus est ingressus. Содержание этого слова заимствуется из пророчества Исаии о Мессии: Дух Господень на мне, и, следовательно, евангелие читалось теперешнее.

14. – Праздник воздвижения креста (Sermo 24 col. 543).

6 ноября. – Память Павла Исповедника, константинопольского патриарха († 350) В этот день читалось описание его мученичества (S. 30, col. 550). В первых числах ноября Феодор Студит опасно заболел, 6 ноября, в день памяти Павла исповедника, он почувствовал себя лучше и служил, но потом снова ослабел и умер 11 ноября, в воскресенье, в день памяти мученика Мины (Navcrat. De obitu. Theod. Stud., col. 1845).

– Память Фаддея Студийского. Скиф по происхождению и раб, он, получив свободу, принял монашество в Студийском монастыре, за иконопочитание подвергся преследованию и умер мученической смертью (S. 29 col. 548. S. 43, col. 568). В письме к Навкратию преп. Феодор превозносит его до небес, называет агнцем Христовым (col. 1124), новым мучеником (col. 1182 – это из другого письма), святым и просит молитв за себя и за братию, называет его кровь миром, а останки – орудием освящения для прикасающихся к ним (Ер. ad Navcr. V, col. 1125). В какой день праздновалась его память при Феодоре, не видно, но в уставе патриарха Алексия она положена 22 ноября.

– В славянском списке оглашений Феодора Студита упоминается о памяти Саввы Освященного, которая чествовалась бдением, а на другой день с таким же торжеством праздновали память Николая Чудотворца⁸³.

– Память св. Златоуста справлялась накануне дня памяти Ефрема Сирина (S. 42, col. 565), но в какое именно число месяца, не видно. По древним синаксарям, так же как в теперешних святцах, память перенесения мощей Св. Златоуста положена 27 января, а преп. Ефрема – 28 того же месяца.

– В день памяти Антония Великого читалось в Студийском монастыре его жизнеописание. Об этой памяти упоминается, между прочим, в оглашении на пятницу мясопустной седмицы (S. 49, col. 576). Очень может быть, что в день первого произнесения этого слова, память преп. Антония, 17 января, приходилась в пятницу недели мясопустной или в ближайший к ней день. Празднование св. Антония ведёт начало из иерусалимской области и впервые вошло в устав палестинский.

– Память 40 мучеников. О ней упоминается в 62 оглашении (S. 62, col. 590).

– 14 мучеников в Болгарии, из христианских пленников, пострадавших за свою твёрдость в соблюдении Великого поста, Феодор Студит посвящает им целое слово (S. 63), говорит об этом обстоятельстве как о событии, недавно случившемся, но справлялась ли их память ежегодно, неизвестно⁸⁴.

– Праздник Благовещения. Феодор Студит называет его τῶν δεσποτικῶν ἑορτῶν ἡ πρῶτη (S. 64, col. 592).

– Память блаженного Домитиана. В какой день она совершалась и справлялась ли ежегодно, как правильно повторяющийся праздник, сказать не можем, но из 2-го оглашения видно, что в Студийском монастыре память его чтили, как святого, вскоре после Пасхи, и что он был из братий студийской обители (S. 2, col. 510–511).

– Память преп. Платона, дяди и духовного наставника Феодора Студита. Скончался в 814 году, в Лазареву субботу (Laudat. s. Plat., col. 848). Память его уже праздновалась при Феодоре, о чём упоминается в 32 оглашении: «вчера, говорит он, мы совершали память блаженного отца Платона, причём пели в честь его духовные песни и имели утешение» (Consolationem, т.е. праздничную трапезу). В 69 оглашении (col. 602) он сравнивается с Иоанном Предтечей за обличение противозаконного брака Константина VII с Феодотой и называется преподобным отцом, которого память обычно совершается сегодня, но какое именно число месяца разумеется под этим «сегодня», из оглашения не видно. Таким образом, ежегодное празднование памяти Платона исповедника началось вскоре после его смерти, и при Феодоре Студите память его вошла в студийский месяцеслов (соображения о дне памяти см. Сергия под 5 апреля).

– Память преп. Пахомия. О ней Феодор Студит упоминает в 7 оглашении, говорённом незадолго перед праздником Вознесения (Migne Patr., col, 517).

– Память Феодора Стратилата (8 июня). Глухо упоминается о ней в 14 слове (col. 528).

– Память Михаила Синадского († 818, 23 мая). По словам Феодора Студита, он заболел в понедельник Духова дня и через три дня скончался (Lib. II. Ер. 200, col. 1613). Кроме того, о нём упоминается в 21 оглашении, где он называется «sanctissimus, cujus vita est laudata et illustris sermo est; eumque credimus inter coeteros patres ac confessores ad Deum opitulatorem habere in confessione praesenti» (col. 537)

– Предпразднство Преображения. В 20 оглашении (col. 535) упоминается profestus (dies) transfigurationis divinae. Если слово profestus (dies) составляет перевод греческого «προεόρτιος ἡμέρα», то речь идёт о предпразднстве, но за отсутствием подлинника решение это оставляем под сомнением.

Вообще надобно заметить, что в Студийском монастыре было немало своих местных памятей, но, к сожалению, студийский синодик до нас не сохранился, а служебные синаксари при уставах и церковных книгах удержали из этих памятей лишь очень немногие. Так что главным источником для этой местной стороны студийского культа остаются для нас сочинения преп. Феодора, который чутко отзывался на нравственные доблести своих собратий, извлекая отсюда уроки назидания. Эти лица по смерти записывались в монастырский синодик и удостаивались ежегодного поминовения в день смерти не как заурядная братия, но как подвижники и исповедники. Эти памяти, вращаясь в тесном кругу местных почитателей, редко выходили за пределы студийской практики и, за исключением немногих, не удержались даже в студийских синаксарях. Не получив общецерковной санкции, они не могли приобрести и прочного положения в составе церковного года. В Миелийском монастыре умер на пути из Студийского монах Дионисий. Превознося похвалами его жизнь и деятельность, Феодор Студит замечает, что его мощи составляют великое сокровище для монастыря, и что его память чтится вместе с другими равночинными ему святыми. В 38 оглашении, говоря о необходимости подражания святым, чему научают нас и жития их, он указывает и на живые примеры нравственного совершенства в деятельности некоторых студийских отцов, причём отзывается о них в следующих выражениях: «подражайте не древним только святым, но и (подвижникам) из нашего общества. Подражай блаженному Домитиану в его пламенной вере, блаженному Зосиме, беззаветно послушному, блаженному Марку, который пребыл твёрдым в своём подвиге, несмотря на укоризну и бесславие, – блаженному Терентию, который, в продолжение многих лет, служа на кухне больным, не предавался унынию... подражай прочим, весьма многим братиям, прославившимся послушанием, и которых имена написаны в книге жизни» (col. 560 cf., col. 1125). Переводя последнее выражение на обыденный язык того времени, мне представляется весьма удобным под книгой жизни разуметь не что иное, как монастырские диптихи или синодики, куда вписывались имена умерших братий и откуда более известные и почтенные имена переходили в синодики святых (которые читались в неделю православия), а отсюда на страницы синаксарей под теми числами, когда праздновалась их память.

Что же касается вообще состава тогдашнего церковного года по месяцеслову, то он был уже настолько полон, что обнимал собой большую часть года и заключал памяти святых едва ли не на каждый день. Наличные месяцесловы того времени, правда, не подтверждают этого заключения и ограничиваются перечнем главных памятей, но у Феодора Студита есть одно очень важное место, из которого видно, что на каждый день приходилась память какого-либо святого. Монахине Анне он даёт совет в домашней молитве, после обращения к Богородице, Предтече и Апостолам, призывать и дневного святого «καὶ τὸν κατὰ τῆν ἡμέραν μνημονευόμενον» (Ερ. 42, col. 1064).

Из дней триодного круга упоминается у Феодора Студита: седмица мясопустная (Sermo 49), или дни, предшествующие заговенью на мясо, которую некоторые позволяли себе проводить крайне невоздержно, подражая праздникам языческим⁸⁵. Неделя мясопустная (S. 50), в которую читалось евангелие и канон о страшном суде, а миряне прекращали с этого дня употребление мяса⁸⁶, неделя сырная – непосредственно предшествующая посту, – но самого названия «сырная» не употребляется⁸⁷.

– В 60 оглашении говорится о чтении паремии о потопе, и приводятся по этому случаю слова из евангелия Матфея о том же предмете (Мф. 24:27). Судя по тому, что паремия о потопе положена на вечерне в четверток третьей недели Великого поста, можно и самое оглашение относить к этому дню. Sane historiam legis audivimus diluvii atque hanc in Evangeliis dominicam sententiam (S. 50, col. 588). Оглашение надписывается: tertiae hebdomadis quarta.

– Преполовение поста⁸⁸.

– Поклонение кресту на четвёртой неделе Великого поста (col. 693, 695).

Одно из оглашений в списке у Фабриция (36-ое) надписывается: о воздержании и целомудрии, в субботу акафиста; но так как это поучение не издано и по славянскому сборнику не известно, то мы и не можем сказать, насколько это заглавие соответствует его содержанию и подтверждает ли существование известного с этим именем последования. Основываться же на одном надписании нельзя, так как оно сделано впоследствии применительно к течению церковного года.

– В перечне Фабриция приводится заглавие поучения (38-ое) в среду шестой недели перед открытием монастырских ворот (προ τῆς ἀνοίξεως τοῦ μοναστηρίου), но за неимением этого слова в подлиннике, им должны повторить замечание, сделанное нами по поводу субботы акафиста. В Студийском монастыре на Великий пост главные ворота затворялись, и входить за монастырь никому не дозволялось до окончания поста. В уставе патриарха Алексия ворота положено отворять в пятницу на 6-й неделе.

– Лазарева суббота, неделя ваий и страстная неделя упоминаются вообще, без указания на подробности службы.

– В оглашении на Пасху⁸⁹ приводится известное с именем Златоуста поучение на Пасху, начинающееся словами: «аще кто благочестив». Феодор Студит приводит его как произведение Иоанна Златоустого, и тем самым подтверждает подлинность этого слова, признаваемого Монфоконом за подложное. Из этого указания открывается, что слово «аще кто благочестив» принималось за произведение Златоуста в VIII–IX веках, употреблялось на пасхальной службе, хотя и разделяло эту честь с некоторыми другими чтениями, как увидим далее. Включив это слово в свою пасхальную речь, студийский проповедник присоединил к нему и своё обширное поучение, отчего слово Златоуста является как бы в оправе.

– Преполовение пятидесятницы – μεσοπεντεκοστὴ – упоминается в 6 oглaшeнии (col. 516).

– Понедельник Св. Духа считался днём праздничным и отмечается как нарочитый⁹⁰.

– Неделя всех святых была собственно днём празднования мученикам и следовала за пятидесятницей⁹¹.

– Из постов, кроме Великой четыредесятницы, упоминается только о четыредесятнице св. Апостолов. Был, конечно, и пост перед Рождеством Христовым, но о нём в сочинениях Студита не упоминается⁹².

Из особых обычаев, которые имели место при Феодоре Студите и отмечены в его сочинениях, заслуживают внимания следующие: ежегодное общее поминовение умерших и погребённых на монастырский счёт в начале индикта и в продолжение пятидесятницы. При этом устраивались агапы, т.е. поминальные столы для братии (ἀγάπη παρακλήσεως σωματικῆς⁹³).

Накануне Богоявления происходило освящение воды в сосудах, источниках и реках⁹⁴.

В день Богоявления кающиеся, исполнив епитимию, получали разрешение (col. 1044). В неделю ваий отправлялась лития или крестный ход вокруг монастыря, и Феод. Студит воспользовался этим обстоятельством, чтобы выразить публично чествование икон и открыто протестовать против иконоборцев (Vit. Theod. с. 78, р. 186). Обряд отпевания и вообще заупокойные службы называются παννυχίδες. Перед смертью принимали елеосвящение (col. 230). Феод. Студит советует ежедневное приобщение Св. Таин, но, по его словам, причащались только по воскресеньям, а в другие дни недели этого не делали (col. 647). После приобщения ополаскивали рот (διάκλυσμα р. 1661). Замечательно свидетельство о ежедневном приобщении у пустынников без посредства священника (col. 1116). Из особенностей пасхальной службы следует отметить, что в эту неделю и во всё продолжение 50-цы чтение часов отменялось. Horae non canuntur ob resurrectionem (S. V. col. 515). Феодор Студит приводит выдержку из молитвы венчания и упоминает о любопытном обряде, по которому вступающему во второй брак венец клали не на голову, а на плечо (col. 1093).

С дальнейшим развитием церковной службы в студийском уставе знакомит нас краткое Начертание, или Ὑποτύπωσις. В отношении церковного года оно разрабатывает преимущественно триодную часть, и в этом отношении, сравнительно с извлечениями сейчас представленными, делает видный шаг вперёд; относительно же месяцесловного круга не даёт почти ничего кроме краткого замечания о службе Благовещения и ещё менее кратких указаний насчёт Рождества Богородицы, Успения, Сретения и Богоявления. Но то, что даёт этому источнику важное литургическое значение, состоит в тех указаниях, которые делаются касательно триодного порядка службы и которые замечательны, сколько для характеристики тогдашнего богослужения, столько же и по своим особенностям сравнительно с уставом позднейшим. Но так как краткое Начертание и другие памятники той же редакции устава имеют ввиду представить главные особенности службы в период пасхальный, вплоть до пятидесятницы, и указать её отличия в посты и некоторые праздники, то вот причина, почему мы не можем искать в них цельного воспроизведения вседневной службы и её нормального состава – пробел тем более чувствительный, что и от предшествующего времени мы не имеем такого цельного изображения, и до нас не дошло книг, по которым совершалась тогдашняя служба. О нормальном порядке этой последней мы можем делать заключение обратное по тем особенностям, которые указываются при соединении её со службой праздничной. Особенности эти представляют уклонения от общепринятого порядка: там, где они указываются, предполагается замена обычного хода службы какой-либо новой чертой, объясняемой требованием дня, и по количеству этих последних можно судить, насколько изменялся нормальный порядок службы применительно к системе триодной и месяцесловной. Отправляясь от указанных нами источников, следует заключить, что эти особенности были не очень большие (предполагая, разумеется, что они в Начертании указаны все, или, по крайней мере, отмечены главные, а этого не принять нельзя) и укладывались в 30–40 коротеньких пунктах, резюмировавших эти литургические отличия.

Как известно, Начертание открывается службой пасхального дня. Особенностей её показано немного, и, несмотря на теперешнее представление об этой службе, как особенной, в главных чертах она держалась на основе общей праздничной утрени, с некоторыми дополнениями и сокращениями применительно к пасхальному дню. Братия поднимались к утрене в начале седьмого часа ночи (приблизительно в 1-м часу по теперешнему счёту. В уставе Афанасия и прочих – в 3-ю стражу, т.е. между 12 и 3 часом утра) по зову будильника, собирались на паперти и здесь ожидали, когда священник, обкадив храм, взойдёт в притвор. После каждения в притворе, они входили за ним в церковь, и здесь начиналась утреня. Начального возгласа священника не показано, и служба описывается с того времени, как священник, вышедши из алтаря и став пред очистилищем, т.е. пред царскими дверьми, произносит известные пасхальные стихи. В полных уставах начало утрени – пред жертвенником «θυσιαστήριον». В отличие от обыкновенной утрени пасхальная не имела шестопсалмия и начиналась троекратным пением тропаря «Христос воскресе», произнесением некоторых стихов 117 псалма с припевом на каждый «Христос воскресе», а это соответствует той части утрени, которая следует за Шестопсалмием и состоит из пения тропаря праздничного со стихами на Бог Господь (известный приём антифонного исполнения). Кафизм также не было, а потому за антифонами непосредственно следовал канон с двумя чтениями, – вероятно на 3 и 6-й песни. Это видно из замечания: после второго чтения псалом 50. В Начертании Афанасия Афонского говорится, что 50 псалом читался после кондака на 6-й песни, затем служба шла в обыкновенном порядке вплоть до конца, на котором происходило целование, завершавшееся отпуском. Синайский канонарь дополняет эти указания некоторыми подробностями в начале и конце утрени. Здесь упоминаются начало, ектенья, молитва священника в притворе, затем вход в церковь... на конце утрени – великое славословие и вход, прокимен и евангелие, во время целования два тропаря с аллилуйя и отпуск. В пасхальную неделю не читали шестопсалмия и кафизм, а во всё продолжение 50-цы не полагалось часов и поклонов (§ 2, 7). Повечерие в пасхальную неделю было очень краткое, и только в субботу светлой недели оно начиналось от «с нами Бог» (§ 2). С Фомина воскресенья начиналось шестопсалмие, но кафизм не полагалось; за шестопсалмием – обычное Бог Господь, затем степенны, прокимен, всякое дыхание и евангелие «καὶ τὸ ἐν τᾶις νυξί» (что разуметь под этим, не знаем), 50-й псалом и канон с двумя чтениями. На вечерне 1-я кафизма. Служба понедельника Фоминой недели отличается праздничным характером, как будто бы справлялось попразднство: на утрене поётся «Бог Господь», читается одна кафизма и канон воскресный с 3 чтениями (§ 1, 3). Афанасиев устав прибавляет к этому 1-ое воскресное евангелие, но упоминает только о двух чтениях на каноне, с замечанием: «этот понедельник мы празднуем точь-в-точь как воскресенье». С этих пор повечерия справляются полные за исключением субботы вечера и праздников, в которые она начинается от «с нами Бог». По Афанасиеву уставу полагаются после повечерий ещё панихиды, т.е. заупокойные последования, на которых, в продолжение 50-цы, полагался канон (вероятно заупокойный) и непорочны, а с недели всех святых прибавлялись чтения из псалтири, разделённые на три статьи или стояния – в числе 6 или 12 псалмов.

С Фоминой недели до 50-цы поются на вечерне прокимны дневные (§ 3, а не особые праздничные, как в неделю Пасхи). До Вознесения воскресные стихиры на кафизмах предшествуют умилительным и апостольским (§ 5).

В субботу накануне Пятидесятницы совершается поминовение умерших. Оно состояло в том, что на утрене, после экзапостилария, при пении стихиры «память скончавшихся Господи», отправлялись на братское кладбище и там пели стихиры дня и оканчивали утреню. По Афанасиеву – пели и другие заупокойные стихиры. Таким же порядком справлялось поминовение и в субботу мясопустную (§ 8). Заупокойные службы не правились на Пасхе, но начинались с Фоминой недели. Обыкновенно же их правили по субботам, и пели вместо экзапостилария «в память вечную будет праведник» (§ 12, 2). В праздник 50-цы на вечерне, после предначинательного псалма пели «Господи возвах» но кафизмы не читались, так как понедельник считался днём праздничным, и в первый раз после Пасхи – полагалось три коленопреклонения. На другой день, в понедельник Св. Духа, утреня правилась без кафизм, и всю эту неделю часов не служили (§ 9).

Служба Петрова поста отличается следующими особенностями: каждый день правятся часы, но в отличие от вседневных с кафизмой, по окончанию которой говорим «Господи помилуй, Христе помилуй», а потом кладём три великих поклона, во время которых слегка поднимаем руки к Богу. Читалась ли при этом какая молитва, не говорится, но замечено только, что кроме указанных трёх делается ещё двадцать малых поклонов с возможной скоростью, ὡς ἔχει τάχους ἔκαστος. В Начертании различаются поклоны от коленопреклонений. На повечерии коленопреклонений 50, а на утрене – 40 (§ 10).

В праздник Успения Богородицы, на вечерне в этот день, не полагается кафизмы, а на утрене следующего дня, после шестопсалмия следует «Бог Господь» и канон; следовательно, кафизм не читалось. Это служба праздничная – ради попразднства. Попразднство полагается ещё в Рождество Богородицы, Рождество Христово, Богоявление и Сретение; в другие же праздники, кроме этих, праздновать два дня не должно. И так, в Студийском монастыре с попразднством (продолжавшимся один день) правились пять великих праздников. Возникает недоумение только относительно Рождества Христова и Богоявления: неужели они имели попразднство только однодневное, как можно было бы заключить на основании прямого смысла выражения: «διπλῶς ἑορτάζειν» (§ 13)?

О числе кафизм на круглый год. В Пасху и большие праздники кафизм вовсе не бывает. От недели Фоминой до Воздвижения полагается одна кафизма на утрене и одна на вечерне кроме праздников, именно: «ко Господу внегда скорбех»; от Воздвижения до Великого поста, – две с тропарями и с двумя чтениями на каждой. В субботы к кафизмам прибавляются ещё непорочны, в Великую четыредесятницу четыре кафизмы.

Служба Великой 40-цы. На утрене поётся триодь, а минея и служба святым дня оставляется. Между утреней и 1-м часом полагается небольшой промежуток для отдыха братии. 1-й час справляется перед рассветом с кафизмой без чтения, на 3, 6 и 9 часе полагаются и чтения. На каждой славе кафизмы читается священником или дьяконом молитва. По окончании утрени в среду, пятницу и воскресенье на каждой седмице читаются оглашения Феодора Студита, а потом игумен и от себя наставляет братию, затем после Отче наш и обращения священника к братии – благословение и отпуск. По уставу Афанасия, если в понедельник первой недели случится праздник, полагается только одна кафизма с двумя чтениями и кроме трипеснца – канон; но первый час правится с кафизмой, хотя бы и канон пели, т.е. справлялась служба празднику. По студийской записи в страстную неделю часы правятся, как и в предшествующие недели поста, кроме Великой субботы. Из службы этого дня упоминается утреннее трисвятое, которое поётся после стихир стиховных, а за ним прокимен, апостол, пророчество и евангелие (известный придаток в велико-субботней утрене). Устав Афанасия отличается от Начертания в одном пункте: по нему в Великий четверг и пятницу часы поются просто (без кафизм), но с присоединением тропарей святых страстей.

О числе поклонов. Поклоны продолжаются весь Великий пост до великого славословия в Великую субботу, в следующем количестве: на часах и на вечерне – 30 на павечернице – 100, на утрене – 80. По Афанасиеву уставу поклоны прекращаются с Великой середы.

О павечернице. Повечерия не бывает: в навечерие Рождества Христова и Богоявления, в Великий четверг и субботу, а полагается только трисвятое в трапезной, по окончании стола. На повечериях в Великий пост игумен или кто-либо из старших братий, искусных в слове, произносит поучение к братии. После павечерницы совершается обряд взаимного целования рук, крестообразно сложенных, в знак примирения между собой после дневных огорчений.

О времени начатия некоторых служб. В постные дни, когда трапеза полагается в 9 часов, литургия начинается в 6 часов; если же едим в 6 часов, то в 3-м. То же бывает и в те дни, когда по уставу не бывает часов, но от работы братия не освобождается. По окончании литургии, три раза ударяют в било, собираются все братия вместе (предполагается и те, которые были на работе) и, после пения изобразительных и принятия антидора, отправляются в столовую (§ 27). Разъяснением этого правила может служить § 38, где говорится, что в те дни, когда не бывает часов, но полагаются работы, работающие отправляются на своё дело утром, и продолжают занятия до обеда, а потом отдыхают до 8 часов. Следовательно, обед был раньше восьми часов. Этот порядок удерживается для рабочих и в те дни, когда поются часы, и трапеза для прочих монахов полагается в 9 часов. Рабочие иногда обедают в 6 часов.

Особенности службы в некоторые праздники. В Благовещение вечерня начинается в 6 часу, в присутствии немногих, а прочие в это время отправляются с литией или крестным ходом вокруг монастыря; по возвращении процессии бывает вход (εἴσοδος) и совершается полная литургия (§ 31). В среднюю неделю Великого поста поклонение кресту бывает после 9-й песни канона (§ 32). В навечерие Богоявления после литургии полагается освящение воды, для чего все выходят в паперть к купели (εἰς τὸν λουτῆρα). Чин водоосвящения отличается от нынешнего. Он начинается пением тропаря: «во Иордане», затем произносится ектенья диаконом; по окончании её священник читает молитву освящения воды; после освящения и окропления братии – тропарь: «глас Господень на водах» троекратно со стихами, и второй тропарь «одеяйся светом божественным», также трижды. Заключается последование молитвой священника, после которой идут на трапезу. В Великий четверг после литургии совершается умовение ног, а после него – идут за трапезу (§ 37).

На вечерне накануне недели ваий, при пении «Господи воззвах», хоры переменяются местами: правый переходит на левую сторону, а левый на правую (§ 34). Это замечание буквально повторяется и в уставе патриарха Алексия, в службе на этот день.

Кроме того, в Студийском монастыре существовал обычай, по которому игумен на утрене выходил со своего места, при начале 4-й песни канона, садился и принимал исповедь от братии (§ 22), а во время чтений, на утрене, обходил братий будильник и будил заснувших (§ 18).

После каждого чтения на утрене присутствующие вставали, произносили 12 раз «Господи помилуй», и затем служба шла в своём порядке (§ 11)⁹⁵.

В таком положении остаются наши сведения о студийском уставе до половины XI-го века. С этого времени в судьбе его происходит крупный переворот и появляется его полная запись, известная под именем устава патриарха Алексия. Но он вышел не из студийского монастыря и не для него был написан, а составлен на основе студийской практики для Успенского монастыря, основанного этим патриархом близ Константинополя. Патриарх Алексий занимал Константинопольскую кафедру с 1025 по 1043 год и до вступления на патриаршество был монахом и должностным лицом в монастыре Студийском. По одним он был игуменом, а по другим екклесиархом, т.е. ближайшим помощником настоятеля, и, следовательно, в совершенстве знал устав студийский⁹⁶. По словам Кедрина, вступление его на кафедру совпало с днём смерти императора Василия Болгаробойца († 1025). Пользуясь личной известностью и расположением императора, Алексей прибыл к умирающему со знаменитой студийской реликвией – главой Иоанна Предтечи – и тут же был назначен на вакантную, после Евстафия, кафедру столицы и провозглашён патриархом через императорского протонотария Иоанна. Это была уже предсмертная воля императора, который в тот же вечер и скончался. Кедрин отмечает несколько фактов, характеризующих личность нового патриарха, и представляет его сторонником правительственных распоряжений даже в вопросах, не согласовывавшихся с церковными канонами. Так по смерти Васильева соправителя Константина († 1029), преемником его, с согласия императора, был провозглашён Роман Аргир, с условием жениться на дочери покойного, Зое. Но так как Аргир был уже женат и притом доводился родственником умершему императору, то брак с Зоей мог состояться не иначе, как с разрешения духовной власти. Недоумение было решено патриархом в положительном смысле и Роман повенчан с Зоей⁹⁷. В благодарность за это Роман оказал щедрую помощь Великой Церкви и, будучи хорошо знаком с её хозяйством в качестве эконома, положил отпускать ежегодно из государственного казначейства на её нужды «ὀγδοήκοντα χρυσίου λύτρας». Когда Роман был предательски убит заговорщиками, подосланными от Михаила Калофата, с которым Зоя находилась в связи, патриарх в ту же ночь был вытребован во дворец и в виду настойчивого требования (καταναγκάζει) повенчать Михаила с Зоей, должен был уступить, и в награду за согласие получил лично для себя 50 литр золота и столько же на нужды Софийского храма (ibid., col. 239). Умев удержаться на патриаршем месте при трёх императорах, несмотря на колебания придворной политики, Алексий умел отстранить притязания на патриаршество брата Михаила Калофата – Иоанна. Патриарх Алексий пережил и этого императора. Он скончался уже при Константине Мономахе, в 1043 году, занимая патриаршую кафедру 18 лет, а его преемником был знаменитый Михаил Керуларий. Летописец, упомянув о смерти Алексия, прибавляет, что императору было донесено о каком-то денежном кладе, хранившемся в монастыре патриарха. Назначено следствие, и посланные, действительно, нашли здесь до 25 кентинариен, которые были отобраны в казну (ibid., col. 284).

Таковы немногие сведение о деятельности Алексия как патриарха. Переходим к известиям о нём, как о составителе устава. За девять лет до своей смерти, в 1034 г., патриарх основал близ Константинополя монастырь во имя Успения Божией Матери⁹⁸ и написал для него устав, который, к сожалению, не дошёл до нас в подлиннике, но сохранился в нескольких позднейших славянских списках. Древнейшими из них нужно считать синодальный список XII-го века типографской библиотеки – того же времени, и СПб. духовной Академии, – XIII в. Во всех этих списках устав Алексия своим основанием возводится к Феодору Студиту, а письменное его изложение усвояется патриарху. Эта мысль высказывается в предисловии к уставнику (или правилам монашеского быта) и представляет его происхождение таким образом: «уставник... уставлен убо не по писанию в монастыри студийстем преподобным отцом нашим, исповедником Феодором, бывшим в нём игуменом, предан же писанием от Алексия святого и вселенныя патриарха в поставленном им монастыри во имя Божественные Матере» (№ 330–380 лист 196 оборот). Основываясь на этих словах, можно было бы подумать, что патриарх Алексий первый изложил письменно порядок службы и монашеского быта, державшегося в Студийском монастыре; но такое заключение было бы неверно и противоречило ясным указаниям, заключающимся в самом Алексиевом уставе. Из этих указаний видно, что он располагал готовыми записями; только они не обнимали полного состава службы и не были систематическими. Алексий пересмотрел их, дополнил и в этом редактированном виде воспользовался для своего устава, но многое написал и составил вновь, подобно составителям ктиторских уставов. Это нужно заметить, прежде всего, относительно уставника и последней – дополнительной части. Здесь изложение ведётся от лица патриарха, и это придаёт его записи характер ктиторского устава, где на первый план выступает личная воля устроителя⁹⁹. Что отдельные записи существовали в Студийском монастыре и до Алексея, на это есть несколько намёков в самом его уставе. Так, например, сказавши, что не выходить из монастыря в продолжение Великого поста есть правило весьма древних отцов, составитель, прибавляет, что оно «не в студийстем убо честнем монастыре писано есть» (лист 215 оборот) и затем ссылается на беседовательное оглашение преп. Феодора, которым повелевается отворять монастырские ворота с пятницы шестой недели Великого поста (ibid., лист 216). Кроме краткой записи (ὑποτύπωσις)¹⁰⁰, вероятно, существовали в его время и другие более полные, заключавшие службу по триоди и минее. Уже Никон Черногорец, спустя 20–30 лет после патриарха Алексия, имел под руками разные списки студийского устава, а они не могли образоваться в такой короткий промежуток времени; и ни один из них он не приводит под именем Алексия. По этим-то записям и была составлена служебная часть его устава. Она отличается от остальных частей по изложению и ведётся в третьем лице.

Кроме студийских записей, Алексей пользовался правилами древних устроителей монашеской жизни¹⁰¹, обычаями Великой Церкви¹⁰², порядками службы и быта других монастырей¹⁰³, но главным образом руководился практикой Студийского монастыря, на которую, без сомнения, и ссылался в выражениях «по чину, по обычаю, по обдержащему уставу». Как относится устав патриарха Алексия к этим последним? Правилами студийскими составитель всего чаще пользуется как готовым материалом, и нередко принимает их даже в той местной окраске, которую они получили применительно к условиям студийской службы и быта, так например, удержано предпразднство Феодору Студиту с 8 ноября, записаны памяти студийских святых, не имевшие общецерковного значения, и приняты во внимание другие местные подробности, о которых мы будем говорить в изложении литургической части студийского устава. Но назначая устав для своего монастыря, излагатель относился к ним свободно, по местам не соглашался с ними и опускал неудобное¹⁰⁴. Своё отношение к студийским порядкам он определяет, как последование правилам и преданиям Феодора Студита, не распространяя этого отношения на все стороны тамошней практики и не придавая им безусловного значения. «Церковную службу предахом, преблагого отца нашего исповедника Феодора стопам в след ходящи» – вот собственное его выражение (лист 245 оборот), из которого видно взаимное отношение обоих уставов. Таким образом, устав Алексия имел сборный, компилятивный характер, где, рядом с заимствованиями из разных источников, идёт личная работа составителя и применение существующих порядков к быту и условиям монастыря Успенского. Этих приспособлений особенно много в уставнике и дополнительной части, но по местам попадаются они и в уставе службы. Очень вероятно, уставник и дополнительная часть были изложены отдельно, особыми статьями, и уже впоследствии были присоединены к уставу службы, составив с ним одно целое. Это видно из предисловия к уставнику и дополнительным правилам. В первом упоминается о прежде принятых книгах (прежде изложенных, принятых записях = βίβλοι), в которых было подробно изложено всё, что касается духовной пищи (сице бо слово священное пение нарицает), но ничего не сказано о пище и трапезе телесной. Желая пополнить этот пробел, патриарх и составляет уставник, начиная его правилами о порядке за трапезой и затем ведёт речь о пище на круглый год. В предисловии к дополнительной части он ссылается на «другие книги», в которых был изложен порядок службы (разумеется триодный и месяцесловный), в дополнение к которым «подобает нам в сущее учинение – инех глав помянути... и ничтоже оставити сущих о мнишестве». В статье о том, когда братия стоят в церкви со свечами, отсылает за подробностями к другому уставу, в котором об этом писано¹⁰⁵. Вот почему уставник и дополнительные статьи встречаются не во всех списках Студийского типика, а некоторые заключают одну только служебную часть по триоди и месяцеслову. К тому же эти дополнения отличались местным характером, а потому легко могли быть обойдены и заменены другими, более пригодными в дисциплинарном отношении. Благодаря этим условиям, студийский устав явился в различных списках и представляет в дошедших до нас его представителях две главные редакции: греческую и славянскую. Греческая, насколько мы знаем о ней по южно-италийским уставам, исследованным Тоскани, составляет особую ветвь, которая непосредственно примыкает к греческим записям типика, вышедшим из Студийского монастыря, и о которых упоминает Никон Черногорец¹⁰⁶. Славянская редакция, во главе которой стоит Синодальный устав № 330–380, представляет переработку студийского типика применительно к порядкам монастыря Алексиева и во многих местах составлена заново под пером его ктитора.

Дошла ли до нас подлинная запись этого устава? Думаем, что нет, и самый ранний его список синодальный носит уже следы, позднейших дополнений и не мог в этом виде выйти из-под пера патриарха Алексия. Появившись спустя столетие после своего изложения, и притом в славянском переводе, этот список едва ли мог передать в точности подлинный текст Алексиевой записи и подвергся редакционным переделкам. Так в его месяцеслове записана память Бориса и Глеба, в заглавии уставника имя патриарха читается в третьем лице, как принято говорить о людях, уже сошедших с земного поприща. В наставлении монахам молиться за основателя монастыря приводится самый текст заупокойной ектеньи о патриархе в следующих выражениях: еще молимся о рабе Божии Алексие, покоя тишины и т.д. Едва ли патриарх при жизни мог ввести в свой устав эту молитву и называть себя в третьем лице. В других, известных нам, ктиторских уставах дело ведётся проще и ограничивается просьбой ктитора молиться за него и справлять заупокойную литию. Последние слова введения к синаксарю также намекают на позднейшее дополнение и, притом, сделанное славянином. Сказавши, что синаксарь начинается с сентября месяца, он заключает свою речь следующими словами: «в т бо день начаток всего лета многих ради вин греком мнится». Греческая церковь уже давно начинала год с сентября, и нечего было делать на этот счёт особенного замечания. Другое дело славянин переводчик: он имел право сделать эту оговорку в объяснение, почему церковный год начинается с этого месяца, и откуда ведёт начало этот обычай¹⁰⁷.

Дальнейшие перемены, которым подвергся первоначальный список, состоят в следующем. С устава Алексиева были сделаны списки для других монастырей; от применения к местным условиям правила его так или иначе изменялись, а личные отношения составителя сглаживались. В таком виде изложен типографский устав № 1236. Так как устав Алексия был ктиторским и состоял из нескольких отделов, записанных каждый особо, то при употреблении его в других монастырях и церквах уставник с дополнительной частью оставляли и обходились одной службой. Полных списков студийского устава мы имеем только два, и оба из Синодальной библиотеки: № 330–380 и № 905–382. Старший типографский заключает одну триодную часть, с кондакарем, младший – синаксарную и триодную; такого же состава и синодальный второй, а от софийского сохранилась лишь незначительная часть. В позднейших списках местно-студийские памяти исключаются и вводятся новые, частью славянские, частью греческие, из других синаксарей. Эти дополнения замечаются во всех списках, но особенно богат ими синодальный № 905. В нём между прочими читается замечательная статья о посте в Великую субботу, составленная под влиянием афонских, иерусалимских и студийских обычаев, причём выразилось и участие славянского переводчика в убеждении соблюдать этот пост «славянского ради нашего нового просвещения». Из этого прибавления видно, что оно произошло в очень давнее время, когда славяне ещё могли называть себя ново-просвещёнными¹⁰⁸ и первоначально читалось в каком-нибудь раннем списке, от которого перешло и в именуемый нами синодальный.

Память о патриархе Алексие, как составителе устава, в студийских списках больше и больше вытесняется, и на первом плане выставляется его происхождение из Студийского монастыря. Были и такие списки, где перед синаксарной частью помещалось второе предисловие, в котором говорится, что устав этот ведёт своё начало от Феодора Студита, который, впрочем, не изложил его письменно, а этот труд был исполнен неизвестным монахом, который записал устав преподобного с благословения игумена. Не называя себя по имени, он говорит в предисловии следующее: «написания же ныне трудолюбне когождо сложихом да не от света потаено будет и в забвения тьмы глубокие... се устав есть Студийского монастыря молитвы же и нас на се повелевше преподобным отцем, глаголем се.» (Типографский устав № 287, лист 27) За этим предисловием следует устав службы по месяцеслову, начинающийся сентябрём. Составитель, по-видимому, имел в виду предисловие к краткой записи студийского устава и воспроизвёл его с несколькими изменениями в слоге¹⁰⁹.

Что касается греческих списков студийского типика, то, сколько мы знаем о них по исследованию Тоскани, они составляют особую редакцию, отличную от славянских списков и, вероятно, ведут своё начало от той записи, которая образовалась в самом Студийском монастыре, до переработки её патриархом Алексием. Как эта последняя нашла себе употребление в славянском мире, так первая была принята и держалась в южно-италийских областях, среди тамошних православных Греков. Подобно славянской, даже раньше её, она стала подвергаться переделкам и появилась в разных изложениях. Уже Никон Черногорец имел под руками много греческих списков, несходных друг с другом, и приводил из них выдержки, но, к сожалению, не дал точных сведений о составе современной редакции Студийского типика и не взял на себя труда подвести её списки к особым группам. Видно только, что они отличались от теперь известных славянских к южно-италийских, представляя особые записи, теперь уже не существующие¹¹⁰. Из греческих списков с годом самым ранним нужно считать устав 1205 г., затем следует тот же список в более полном составе 1292 г. и другие. Все они принадлежат к группе южно-италийской и значительно отклоняются от чистого греческого типа, составляя переработку студийских порядков применительно к обычаям Итало-Греков. Так устав 1205 г. писан пресвитером Иерофеем для монастыря св. Николая Касульского в Сицилии (по указанию Тоскани. Cod. Barber. № 76), другой XIII в. составлен применительно к правилам, установленным Иосифом, основателем этого монастыря (ibid. Cod. Vallic. D. 61). Затем этот устав получил дополнения и изменения в Крипто-ферратском монастыре под рукой Варфоломея крипто-ферратского и одного из его преемников по управлению монастырём аввы Власия (ibid. р. 13). В них замечаются следы западного влияния в составе и группировке памятей и в некоторых обрядах, заимствованных из Римской церкви. Так, например, под 2 ноября записывается память всех умерших и положено справлять заупокойную службу «κατὰ τὴν συνήθειαν τῆς ἁγιωτατης ἐκκλησίας Ρώμης»¹¹¹.

Сколько можно судить по выпискам у Тоскани, южно-италийские уставы отличались от славянских списков не только изложением, но и некоторыми особенностями в службе и составе памятей. Прежде всего, в них нет части дисциплинарной, а только одна служебная. Вместо кафизм на праздничных утренях полагаются только три антифона, или три избранные псалма с особыми припевами¹¹², везде показывается великое славословие, после каждой песни канона на утрене Рождества Христова полагается чтение и седален¹¹³, на утрене и день Благовещения вход полагается после слава в вышних Богу¹¹⁴. По уставу XIII в. на вечерне, накануне Вознесения, справляется поминовение: «γίνεται καὶ ἐκτενὴ τῶν κοιμηθέντων, τὸ κύριε ἐλέησον ῖβ καὶ ἀπόλυσις». Если столько и таких крупных различий нашли мы на основании небольших выписок, приведённых Тоскани, то что сказать о количестве их в полных уставах этого рода. Тогда и вывод получился бы более широкий.

Имел ли влияние на обработку студийского типика устав иерусалимский? Ставя этот вопрос, мы не имеем в виду говорить об общих тому и другому основах и объяснять процесс их развития в первый период истории устава. Наша задача в данном случае несколько иная и касается изменений, которые испытал уже сложившийся, записанный студийский устав со стороны палестинской отрасли. Уже из одного того обстоятельства, что до нас дошли студийские списки от XV–XVI веков, – от такой поры, когда на Востоке вошёл в полную силу устав иерусалимский, – само собой возникает предположение в пользу этого влияния, и наоборот становится невероятным, чтобы, при широком, развитии иерусалимских порядков службы, студийская редакция осталась вне всякого к ним отношения.

При фактической проверке этого предположения оказывается, впрочем, что влияние первого на последний было очень незначительно и имеет в свою пользу немного данных. Прежде всего, к сфере иерусалимского влияния, мне кажется, нужно отнести перемену в расположении отделов студийского устава по его позднейшим спискам, на которые всего скорее мог действовать типик иерусалимский. В более ранних студийских списках части его размещены таким образом: сначала служба по триоди, потом по месяцеслову. В позднейших, наоборот, минейная часть предшествует триодной и что особенно замечательно, этот порядок удерживается с явным нарушением плана, принятого для студийской редакции устава¹¹⁵. Далее, на это указывает статья о посте в Великую субботу (из устава № 905). Здесь замечается переход от прежних снисходительных правил к более строгим, принятым в иерусалимском уставе, и приводится в защиту место из Апостольских Постановлений – то самое, которое имел в виду Никон Черногорец, и на которое ссылается теперешний устав. Наконец, из надписания некоторых южно-италийских уставов видно, что чистый тип студийского устава был потерян в XIII веке, и порядок службы возводится в них не к одному Феодору Студиту (как представителю студийских порядков), но вместе с ним это право разделяют Савва Освященный, типики афонские и уставы ктиторские. Таким образом, прежняя связь студийского устава с его родиной упала, а значение других отраслей типика усилилось.

В каких местностях и долго ли действовал устав студийский? К сожалению, на этот вопрос, чрезвычайно важный для статистики и истории церковного обряда, при теперешних научных средствах, не может быть дано положительного ответа и придётся составлять заключение лишь по немногим отрывочным данным. В самую цветущую пору своего существования студийский устав был принят в константинопольском патриархате и некоторых областях Малой Азии. Из Константинополя он перешёл на Афон, в южную Италию и был принят в монастырях русских. Всего дольше он держался в монастырях южно-италийских, которые, по самому своему положению, стояли в стороне от общего течения церковной жизни на Востоке и отличались большей устойчивостью в сохранении древнего типа устава. В половине XVI в (1558) г. инок Гавриил из Константинополя переписывает студийский устав для собора Бовенского, в 1292 г. Павел коринфский, уроженец Трани – для монастыря Богородицы – Мили в Сицилии. Таким образом, в итало-греческих областях употребление его продолжается вплоть до вытеснения отсюда греческого обряда и замены его латинским. В России он держался до половины XIV в. и только с этого времени начинает уступать иерусалимскому, но по местам оставался в ней гораздо дольше, как показывают списки его, относящиеся к концу XIV и XV века¹¹⁶. В некоторых монастырях русских он оставался до последнего времени. По словам Димитрия Ростовского, были монастыри, которые держали студийский устав и в его время. По свидетельству патриарха Нектария, на Синае он употреблялся в ΧVII веке. Но это были, без сомнения, случая единичные. В Константинополе студийские обычаи долее других сохранялись в Великой Церкви, как например, совершение преждеосвященной литургии в Великую пятницу и на сырной неделе. Вот почему Симеон Солунский, говоря об этом обычае, как о продолжающемся или прекратившемся только недавно, приурочивает его к практике Великой Церкви и ничего не знает об уставе студийском. На Афоне в XII веке студийские обычая были ещё в силе, как видно из того, что строгие правила Николая Грамматика относительно поста возбудили здесь недоумения, и святогорцы ссылались в оправдание своих обычаев на уставы Феодора Студита и Афанасия Афонского.

Когда и при каких условиях произошла замена студийского устава иерусалимским, – это один из самых трудных вопросов в истории типика и не поддаётся положительному решению. На основании тех данных, которые были в нашем распоряжении, такая категорическая постановка вопроса представляется невозможной и составляет, по нашему мнению, результат априорного отношения к делу, не допускаемого положительными источниками. В такой общей форме к этому вопросу подойти нельзя, потому что сама по себе она уже заключает недоразумение и отзывается поспешностью. Когда речь идёт о замене студийского типика иерусалимским и о принятии последнего на место первого, необходимо наперёд выяснить, как понимать слово: принят, заменён. Несомненно, что, при близком сходстве того и другого устава в служебной части, совместное существование их в практике не представляло выдающегося явления и не било в глаза. Оно было тем возможнее, что монастыри не обязаны были следовать известному типу устава (за исключением тех случаев, когда монастырь был ктиторским), и церковная власть в эти порядки не вмешивалась. Отсутствие официальных распоряжений в этом смысле и широкие права, какими пользовались ктиторы в устройстве своих монастырей, показывают, что в одной и той же области, в одно и то же время, могли иметь место разные уставы и существовать разные порядки службы. А раз это так, – вопрос о замене одного типика другим должен быть поставлен частнее и сводиться к другому, более конкретному «о первых следах появления иерусалимских порядков в той или другой местности». Но и присутствие этих следов ещё нисколько не говорит о господстве известной практики, о вытеснении ей других уставов и способов службы. Оставаясь последовательными, в виду подобных фактов можно только сказать, что здесь или там начинают появляться известные порядки, – но не больше. Существование их не предполагает даже принятия известного типика как записанного кодекса в полном составе и в известном изложении.

Далее – как скоро заходит речь о принятии студийского или иерусалимского типика, необходимо ограничить вопрос указанием местности. В одно и то же время иначе происходило дело в Константинополе, иначе в Антиохийском патриархате, на Афоне, в южно-италийских областях и в землях славянских. Так, например, архимандрит Сергий, говоря о замене в XII в. студийского типика иерусалимским, совершенно справедливо ограничивает свои соображения пределами Константинопольского патриархата, но едва ли научно прав, утверждая, что этот устав был принят здесь «в окончательной редакции» (Агиол. I, 131).

Подходя к вопросу с этими оговорками, мы вправе прийти к следующим заключениям.

Существование в Константинополе иерусалимских порядков и местно-палестинских обычаев началось очень давно в силу непосредственного обмана влияний и заноса обычаев одной страны в другую. Например, иерусалимские праздники и каноны иерусалимских песнописцев были приняты в Константинополе почти одновременно с их возникновением и нашли себе место в краткой студийской записи и уставе Алексиевом. Принятие первых имело положительное значение в обработке церковного года по разным уставам, а введение в состав службы канонов повлияло на установку утрени. Благодаря этой связи с Иерусалимом за последней частью утрени утвердилось название «ἀκολουθία τοῦ ἁγιοπολιτοῦ», которым пользуется Вальсамон, говоря о той части утрени, которая начинается каноном¹¹⁷. Краткая студийская запись изложена уже на основании этого порядка. Саввина лавра имела свои выселки и филиальные монастыри вне Палестины: между прочим, упоминается такой монастырь в Риме¹¹⁸. Во многих учреждениях Феодора Студита были повторены обычаи монастырей палестинских. Даже те разности, которые служат отличием студийской практики от иерусалимской, выделились позднее и не имели места в древнейший период иерусалимского устава (например, разрешение поста для великих и средних праздников). Автор предисловия к краткому начертанию, без сомнения, имел в виду положение дел в Царьграде, когда говорил, что разные монастыри управлялись разными уставами, и что устав студийский есть только лучший из других, которому следует большинство. Сношения между Константинополем и Иерусалимом были постоянные. Не говоря о переписке Феодора Студита с монастырём св. Саввы, о его великом уважении к имени этого палестинского подвижника, в одном из оглашений Студита говорится о правиле по божественному Савве, о чествовании его памяти бдением и он называется великим наставником иноческой жизни. Патриархи иерусалимские присутствовали на соборах в Константинополе¹¹⁹, а между патриархами Царьградскими в XI–XII веках было несколько лиц из Иерусалима и Антиохии¹²⁰. Марк Отрантский, прежде своего поступления на южно-италийскую кафедру, был монахом Саввиной лавры и экономом церкви св. Мокия в Константинополе. Вот почему и историю иерусалимского устава в Константинопольском патриархате нельзя начинать с первого известия об иерусалимских порядках службы в уставе императрицы Ирины. Он уже предполагает существование этих порядков и застаёт их в Константинополе готовыми. Составитель ссылается на синаксарь (устав), в котором были изложены более полные и точные, недоговорённые Ириной – сведения относительно службы в Великий пост и разъяснено, в какие именно праздники должны справляться бдения¹²¹. В студийском уставе таких рубрик о бдениях не было, и мы встречаемся с ними лишь в записях иерусалимского типика, где положена на этот счёт особая статья. Но, как видно из устава Ирины, иерусалимские порядки существовали тогда совместно с другими и уживались с обычаями студийскими и афонскими¹²². Это был иерусалимский устав в более мягких формах относительно поста, – в том виде, как он существовал до принятия строгих порядков, заявленных Никоном Черногорцем и Николаем Грамматиком. Следы иерусалимских обычаев в Константинополе можно проследить ещё раньше. В известном послании Николая Грамматика к проту св. горы не упоминается о литургии преждеосвященных в середу и пятницу сырной недели, но говорится только о девятом часе и вечерне, по окончании которых предлагается трапеза и разрешается на сыр, рыбу и вино¹²³. Этого обычая, по словам его, держались монастыри, но какие именно не сказано. Следовательно, иерусалимский порядок был принят в то время во многих местах. Пятницу и субботу патриарх советует проводить совсем без пищи (ἄσιτως διαμένειν § 14. Ibid). Очень может быть, в этом случае высказывается личное мнение патриарха без отношения к каким бы то ни было местным порядкам, но для нашего вопроса важно предпочтение, какое высказывается здесь строгим палестинским правилам и разлад со снисходительными обычаями студийскими, Таким образом, иерусалимские обычаи уже имели место в Константинополе в конце XI и начале XII века¹²⁴. Только десять-двадцать лет отделяют нас от времени Никона Черногорца; но тут, к сожалению, приходится поставить точку за невозможностью сделать какие-либо положительные заключения о состоянии дел в Константинополе. Не обнаруживая ничем присутствия здесь порядков иерусалимских, Никон даёт только несколько косвенных указаний на состав тогдашнего студийского устава и на изменение его прежних правил в более строгом направлении¹²⁵. Видно, что тогдашний студийский устав имел сборный, компилятивный характер, и в него вошли некоторые правила из студийского начертания, из устава Афанасия Афонского и вообще из практики святогорских монастырей. В это время на Афоне были уже выходцы из разных сторон христианского мира и, между прочим, из Палестины. Главным центром тогдашнего монашества считался Иерусалим и Чёрная гора. Сюда-то стремились любители иноческой жизни, чтобы побывать в высшей школе монашеского благочестия, и толпами шли пилигримы поклониться святым местам. Таким поклонником был в половине XI в. Георгий Грузинец, один из первых деятелей Иверского монастыря. На Чёрной горе он занимался переводом на грузинский язык греческих книг, а его преемник Георгий III († 1072) перевёл устав Саввы Иерусалимского. Но студийские порядки были здесь ещё очень сильны, а иерусалимские обычаи, проникавшие из Константинополя, встречали на Афоне противодействие. Святогорцы настаивают на разрешения поста для средних праздников и высказывают недоумение насчёт поста Успенского. Впрочем, эта борьба продолжается недолго и разрешается в пользу порядков иерусалимских. Савва Сербский вводит в Хиландарском монастыре те же правила, что и царица Ирина в Константинополе три четверти столетия тому назад. Он руководится её уставом и во многом повторяет его буквально. Сношения Саввы Сербского с Иерусалимом и Чёрной горой ставят, вне всякого сомнения, влияние иерусалимских порядков на строй службы и дисциплины в тогдашнем афонском мире.

Но если где всего раньше встречаемся мы с иерусалимским уставом, так это в Антиохийском патриархате, в областях, пограничных с Палестиной и Сирией. В Лаодикии устав этот был известен до Никона. Он нашёл в библиотеке Спасо-Лаодикийского монастыря древний иерусалимский типик, присланный сюда из Саввиной лавры настоятелем Никодимом по просьбе лаодикийского митрополита. Этот экземпляр, как авторитетный подлинник, хранился в Лаодикийском монастыре, а списки с него обращались в тамошней области. Никон перенёс этот экземпляр на Чёрную гору и рекомендует его для списывания (Тактикон слово 1, лист 62).

Но, как и всегда бывает при столкновении одного порядка с другим, прежние обычаи вытесняются не вдруг, сходят со сцены не зараз, но продолжают существовать одновременно с новыми и в свою очередь оказывают на них влияние. То же случилось и с уставом. Иерусалимские порядки сначала заходили в Константинополь как заносный обычай и нимало не стесняли принятых здесь обычаев студийских, но затем, по мере своего усиления, вступают с ними в борьбу и оттесняют их на задний план. В этот период перевеса иерусалимского типика отношение между двумя отраслями устава проявляется в виде двух отдельных течений: студийские порядки не только продолжают действовать, но даже находят себе место на страницах служебных книг иерусалимской редакции. Два студийских обычая держались дольше других в эпоху иерусалимского устава и не хотели уступать своего места: литургии преждеосвященных в Великую пятницу и всенощные. Несмотря на отсутствие первого из этих обычаев на страницах устава, он продолжает сохранять своё место в служебных евангелиях и апостолах, и это продолжается до XV–XVI века, когда устав студийский уже отошёл в область прошедшего, а если где и действовал, то в виде исключения и спорадически. Обычай служить в этот день (а также по средам и пятницам сырной недели) преждеосвященную литургию продолжался и в XV веке, во время Симеона Солунского; но, судя по его словам, соблюдался, по-видимому, в одной Солуни, в тамошней соборной службе, а в других местах был оставлен¹²⁶. Что же касается до служебных книг прежней редакции, то в них это правило ещё оставалось, и книги эти находились в употреблении¹²⁷. У нас на Руси то же явление имело место до XVI в. и далее, обнаруживаясь во многих евангелиях и апостолах апракос. Существование этих рубрик не всегда, впрочем, говорит за то, что они исполнялись на самом деле: в большинстве случаев они вносились механически из прежних списков и на практике не соблюдались, но в XIV–XV веках ещё не вышли из употребления, как видно из указаний Киприана и Фотия.

В полных студийских уставах порядок службы излагается в 3-х отделах: в уставе по триоди, месяцеслову и в заключительной части. По местам делаются указания на обряды службы и в уставнике, но там эти указания появляются случайно и в связи с вопросами дисциплинарными.

В первых двух отделах ход службы излагается применительно к условиям церковного года, а в заключительной части содержится изложение вседневных служб – тот неизменный литургический порядок, относительно которого триодный и месяцесловный круг являются дополнением и осложнением. Но предварительно изложения этих особенностей, сделаем несколько замечаний о составе церковного года по студийским уставам.

Сравнительно с записями второй редакции, в полных студийских уставах церковный год по триоди получил полную обработку, и хотя на этой ступени дальнейшее его развитие не остановилось, но объём и главные части остались неизменными, получив тот законченный вид, в каком существуют доселе. Начинаясь неделей мытаря и фарисея, этот круг заключает в себе: три приготовительные к посту седмицы¹²⁸, семь недель поста, семь недель пятидесятницы и неделю покаяния; в заключение излагаются правила относительно службы в пост св. Апостолов. Таким образом, триодная часть обнимает 18 недель и представляет одно последовательное целое, распадающееся на несколько групп или отделений.

Вот порядок триодных недель и их обозначение в древнейших литургических памятниках, особенно же в уставах студийской отрасли.

Триодный круг начинается 1) неделей мытаря и фарисея, которая называется «κυριακὴ προσφωνήσεως». За ней следует 2) неделя о блудном сыне: в субботу, следующую за ней, или мясопустную, назначается общее поминовение умерших. 3) Неделя мясопустная, называемая иногда неделей о втором пришествии (Постная триодь Синод. Библ. XII в. № 319–423). 4) Суббота сыропустная; неделя сыропустная, в которую совершается память Флавиана, патриарха Константинопольского и Льва, папы римского, царей Маркиана и Пульхерии (Устав Типографский старший № 1206 и Синайский канонарь). 5) Первая неделя поста – неделя купелей «κολυμβήθρων» – или как поправляет издатель канонаря – коливов «κολύβων». Суббота первой седмицы – память Феодора Тирона – вероятно, по совпадению её с днём памяти этого святого, в месяцеслове. Воскресенье первой седмицы – память Моисея и Аарона, Давида и Самуила (Триодь постная С. В. Устав типогр.), неделя православия. 6) Вторая неделя – блудного (Синайский канонарь) и о делателях в винограднике; память преподобного Поликарпа, вероятно Смирнского – по совпадению с днём его памяти в месяцеслове. 7) Третья неделя – крестопоклонная – средняя, средокрестная: среда третьей недели – преполовение поста. 8) Четвёртая неделя – о впадшем в разбойники (по содержанию канона) и о мытаре и фарисее (Синод. триодь); память преподобного Дометия (Устав Типогр.). Память Св. Дометия положена 8 марта, через две недели после св. Поликарпа. В среду этой недели великий канон, а в субботу чтение акафиста. 9) Пятая неделя о богатом и Лазаре (Синод. триодь); Марии Египетской (студийские уставы). Суббота этой седмицы называется – праведного Лазаря. 10) Неделя шестая – цветная или ваий. 11) Пасхальная неделя – называемая неделей обновления, светоносной, пороздной или праздничной. В понедельник светлой недели по студийским уставам, служба Апостолам, во вторник – Богородице, далее по одному Синайскому канонарю: в среду – Богородице, в четверг – Иоанну Богослову и брату его ап. Иакову, в пятницу – апостолу Петру, и субботу – Иоанну Предтече, в понедельник антипасхи – память пророка Илии. Недели пятидесятницы перечисляются в том же числе и под теми же названиями, как ныне. Первая неделя Петрова поста называется в Синайском канонаре неделей первой, так как с неё начинается счёт недель после пятидесятницы и этот период открывается чтением евангелия от Матфея. Затем следуют вторая, третья неделя и так далее до 17-ой, которая называется первой по новом лете (с неё начинается евангелие от Луки); от неё идёт счёт до недели мытаря и фарисея, которой открывается круг триодный. В сравнении с этим последним круг синаксарный развит гораздо слабее и в более ранних памятниках студийского типа стоит немного выше современных ему синаксарей при служебных евангелиях и апостолах. К этому нужно прибавить, что литургические памятники студийской отрасли не сходятся между собой в календарных показаниях и не следовали какому-либо определённому образцу.

Мы не имеем возможности восстановить древнейший студийский синаксарь, хотя бы в том виде, как он существовал при Феодоре Студите: то, что известно на этот счёт из его бесед и писем, не отвечает действительному положению дела, носит случайный характер и представляет лишь незначительную частицу тогдашнего, церковного года; в месяцесловах при служебных книгах IX–X в. таких дней записано гораздо больше. В этом составе нарочитых памятей синаксарь, как мы видели, установился уже в IX в., и его главные памяти были приурочены к определённым числам месяца. В каком отношении стоит к этой общецерковной основе синаксарь студийских уставов и имеет ли он свои отличительные особенности? Для решения этого вопроса необходимо наперёд установить положительные признаки, по которым можно было бы судить о самостоятельности студийского месяцеслова и его отношении к другим синаксарям. Такими руководящими признаками могли бы служить в данном случае: а) особый состав церковного года и б) особая группировка памятей. Под особым составом мы разумеем памяти, праздники и обряды, которые получили происхождение в Студийском монастыре и известны только по студийскому синаксарю, а под группировкой – такое расположение календарного материала, которое свойственно только памятникам этой отрасли и выдерживается в них последовательно.

Прилагая эти признаки к делу, мы находим, что преобладающий состав студийского синаксаря покоится на той же общецерковной основе, что и во всех прочих древнейших месяцесловах. Так из 108 памятей в синаксаре Синодского устава № 330–380 оказывается только несколько неизвестных по другим современным ему источникам, и его относительная полнота объясняется не внесением новых дней и имён, а более полной записью существующих. В Студийском монастыре служба, конечно, справлялась полная и каждодневно, а потому и синаксарь изложен подробнее; но, не смотря на то, в него вошли только главные памяти, для которых существовала особая служба, а меньшие записаны в самом незначительном числе и без обрядовых указаний. Кондакарь при Типографском уставе также перечисляет нарочитые дни, имевшие свой кондак и икос, оставляя в стороне памяти заурядные. Прочие уставы, появившись два-три столетия позже, понятно заключают гораздо более памятей и не оставляют пустым ни одного дня; но в них многое заимствуется уже из источников иерусалимских и записываются даже памяти славяно-русские. Здесь осложнение синаксаря идёт рука об руку с увеличением пределов церковного года и одновременно с развитием синаксаря, независимо от влияний студийских. Понятно, что в уставе 1389 г (С. Б. № 905–382), несмотря на его тождество с более ранними студийскими типиками, памятей должно было явиться гораздо больше, чем в тех же уставах XI–XII в.

Типичным отличием студийского синаксаря могли бы служить местные памяти и праздники. Но замечательно, что в полных студийских уставах этих памятей сохранилось очень немного, гораздо менее, чем сколько их было в студийском Церковном быту и домашнем студийском синаксаре; эта цифра даже стоит много ниже указаний Феодора Студита, о которых у нас была речь в предшествующей главе. Нужно прибавить к этому, что полные студийские уставы прошли особую редакцию под пером патриарха Алексия, который значительно сгладил следы студийского элемента в синаксаре, чтобы тем легче применить его к употреблению в своём монастыре и согласить с практикой Великой церкви. Из этих местно-студийских памятей им были удержаны следующие:

1 сентября свв. мучеников Ермогена, Евода и Каллиста, мощи которых находились в Студийском монастыре.

16. – Евиота Студийского.

11 ноября с особой торжественностью по обычаю Студийского монастыря справляется день памяти Феодора Студита, а память свв. Мины, Виктора и Викентия переносится на 10 ноября.

12 – Попразднство святого отца.

22 – Память Фаддея Студийского.

7 декабря память в море утопших братий наших.

26 января перенесение мощей Феодора Студита и брата его Иосифа Солунского.

15 июля – Иосифа Солунского.

Замечательно, что эта цифра местных памятей последовательно выдерживается в дальнейших списках студийского устава и миней. Значительное число их выпадает на долю месяцеслова при Нанианском апостоле, о котором сообщает сведения Мингарелли (Mingarelli codices Naniani № 170). Но он, к сожалению, ограничился только немногими выписками из этого месяцеслова и указал следующие памяти: 20 июня – Студия патрикия, основателя монастыря, 17 февраля – семнадцати Болгар, пострадавших в Сирии и 26 января – перенесение мощей Феодора и Иосифа Студитов. Из дальнейших прибавлений местного характера следует назвать день освящения главного храма в монастыре патриарха Алексия 14 августа 1034 года (Синодальные уставы № 333–381, № 905–382), день поновления притвора Предтечи под 23 июля (Устав № 905–382). Вот, собственно говоря, всё, что есть местно-студийского в дошедших до нас его славянских уставах; другие отличительные признаки относятся уже к области обряда, и будут объяснены нами в своём месте.

Что касается группировки памятей, то и в этом отношении студийские синаксари не представляют ничего типичного. В помещении памятей под числами они в большинстве случаев сходятся с древнейшими и позднейшими месяцесловами, а при разногласиях дело объясняется случайными условиями и влиянием других записей, где имели место эти варианты. Наконец, в этом отношении расходятся между собой и сами студийские памятники, так что синаксари при уставах много отличаются в количестве и расположении календарного материала от синаксарей в минеях (Подробнее арх. Сергий. Агиология I, 151–161¹²⁹).

Сделаем теперь несколько замечаний о классификации праздников по студийскому уставу и об их отличительных признаках.

В древнейших студийских уставах праздники не обозначаются названиями великих, средних и малых и не сопровождаются условными знаками, как у Никона Черногорца и в уставах иерусалимских, но различаются по характеру службы и по степени усвоенных тому или другому дню льгот от поста, службы и работ. На основании этих признаков, значительное большинство дней церковного года принадлежит к числу праздничных и распадается на несколько групп.

1) Дни, в которые не положено особой службы, а указывается только читать житие святого, и не говорится ни о каком разрешении. Это дни не праздничные: когда они приходились в середу или пятницу, то имели пост до девятого часа и поклоны. Таких дней очень немного.

2) Дни памяти некоторых святых, в которые не положено часов и поклонов, но рабочие не освобождаются от урочных трудов. На техническом языке устава это называется «пороз или празднство часом и кланянию» с прибавлением «а не делу, или ручным делом». Эти дни имеют большей частью тропарь и Бог Господь, но иногда и аллилуйя. Трапеза полагается в шесть часов.

3) Дни памяти известных святых, на которые полагается освобождение от часов, поклонов и ручных дел с той разницей, что для одних дней эта льгота простирается на весь день, а для других только до половины или до обеда.

4) Дни, в которые полагается «пороз отинудь или празднство от всего до обеда».

5) Пороз или празднство от всего и отинудь безусловно на целый день – отличительный признак великих праздников. В уставе студийском, несмотря на колебание этого счёта в разных списках, таких дней гораздо больше, чем в теперешнем месяцеслове. К этому разряду принадлежат: а) все, так называемые теперь двунадесятые праздники; б) дни Апостолов; в) Рождество и Усекновение Предтечи; г) дни некоторых нарочитых святых, и д) некоторые предпразднства и попразднства. Эти дни принадлежат к категории тех праздников, о которых сказано, что для них разрешается на сыр и яйца, в какой бы день недели они не случились, т.е. хотя бы в середу и пятницу. «В прочие же среды и пятки (за исключением особых недель не постных), ни сыра, ни яйца, ни рыбы же ясти мнится, аще не господский праздник кде или ин кый настанет нарочитых» (Устав № 330–380, лист 207).

В большие праздники упоминаются следующие части службы; на вечерне – блажен муж, вход, чтения, по время которых в самые большие праздники бывает доле седание и горе седание, прокимен; на утрене – по первой кафизме ипакои, по второй – седален или ипакои (в самые большие праздники, например, Рождество Христово и Благовещение после ипакои на слава и ныне богородичен), степенны, евангелие, 50-й псалом, иногда великое славословие; на литургии – антифоны из избранных псалмов с припевами. Иные песнопения назначается пополнять певчески «по хейрономии» (Χειρονομία – см. Ducang Glossar sub. h. voce).

В средние праздники записываются на вечерне: стихиры на Господи воззвах, слава и ныне богородичен, стихиры стиховные, тропарь, иногда чтение; на утрене – по пении кафизм седальны и чтения, канон с указанием на третьей песни седальна, а на шестой – кондака, светилен «небо звездами», хвалитные и стиховные стихиры. Для малых праздников положены только стихиры на Господи воззвах, а иногда и тех нет, и чтение.

Общие соображения о литургических особенностях уставов студийской отрасли мы изложили в своём месте: в настоящем случае нам предстоит выяснить отношение полных студийских уставов к краткому Начертанию и войти в некоторые подробности обряда и литургического языка, по этим записям, принимая за основание текст Синодального устава 330–380.

Что касается отношения Начертания к полным уставам, то с этой стороны последние представляют развитие того же богослужебного порядка, который был изложен в кратких записях и от него отправляются в обработке литургического материала. И в эпоху краткого Начертания многие обряды исполнялись именно так, как записано в полных уставах, только эти подробности не были ещё тогда изложены письменно и исполнялись на основании установившегося обычая. Оттого некоторые пункты Начертания вошли в полные уставы буквально, другие получили новую, более подробную обработку, а некоторые записаны вновь. Составитель полного устава держался на почве краткого Начертания, но в течение ста лет, прошедших между появлением краткой и полной записи, многое могло измениться в практике службы, вследствие чего устав разошёлся с Начертанием в некоторых частностях и переработал их согласно с изменившимися условиями службы. Так, например, в оглашениях Феодора Студита и Начертании не положено часов в неделю Пасхи: в полных уставах уже записан особый чин «в часов место». По Начертанию положено попразднство только для Рождества Христова, Богоявления, Сретения, Благовещения и Успения: в полных уставах попразднство назначено для всех двунадесятых. Некоторые из попразднств записаны в синаксаре, другие же предполагаются составом службы. Относительно продолжительности попразднств также замечается разница. Другие отличия смотри Агиология I, 118–119. Со своей стороны, прибавим, что замечание Тоскани, будто по студийскому уставу не полагалось кафизм во всю 50-цу и в большие праздники, не имеет основания и противоречит его же собственным выдержкам из уставов южно-италийских.

По окончании утрени в неделю блудного сына полагается выход в крило церковное¹³⁰ для пения заупокойной литии по храмоздателю (и поют тропарь за создавшего); а если не будет большого праздника, то читается и оглашение. Разумеются огласительные слова Феодора Студита, которые, как мы видели из Начертания, читались три раза в неделю на конце утрени. В основе обряда исхождения лежит совершение литии по окончании утрени, для чего выходили в притвор, и это называлось – исхождением. В данном случае обряд этот осложнялся пением заупокойных тропарей по храмоздателю. В ктиторском уставе Михаила Атталиата назначается после утрени заупокойное трисвятое о ктиторе (Σάθας. Μεσαιωνικὴ βιβλ. 1, p. 22).

В субботу мясопустную совершался обряд общего поминовения умерших. Он имел место в конце утрени, после 9-й песни канона, для чего все выходили в покоище братий [на монастырское кладбище: покоище – κοιμητὴριον – усыпальница, кладбище; по Начертанию – «εἰς τούς τὰφους τῶν ἀδελφῶν»]. Служба здесь начиналась пением хвалитных стихир и затем стиховных заупокойного содержания; далее следовала заупокойная ектенья и отпуск. В этом обряде мы имеем образчик той же заупокойной литии, что́ и в предшествующее воскресенье, только в субботу мясопустную она происходила несколько ранее и отправлялась более полным и торжественным образом.

Тот же обряд полагается справлять и в субботу пентикостии. День этот; считался праздничным, и в Синод. уставе 330–380 его назначается «праздновати всем отинудь».

В неделю мясопустную и сыропустную отменяется лития или исхождение в крило церковное после утрени, и кроме того, как в эту, так и сырную неделю, не поются стихиры и канон святым, т.е. отменяется служба по минее.

В среду и пяток сырной недели положена литургия постная, которой предшествуют часы. В Типографском уставе записано в этот день следующее: «по отпущении обедняя идут на трапезу и ядят сыр и яйца и рыбы, сице же и в пяток». В неделю сыропустную «изменяются лежащая индития на святей трапезе и полагается постная».

Служба в понедельник первой седмицы поста начинается утреней, которая поётся позже «ради вечернего утешения»¹³¹, именно – в начале 1 часа – и состоит из шестопсалмия и трёх кафизм; по первой – седален в октоихе, по второй – «тропарь дневной иже в пармии тритек.», т.е. тропарь пророчества на паремии 6-го часа. Третий и шестой час соединялись в одну службу, которая называлась тритекти (см. нашу статью о песненном последовании). По третьей паремии седален в триоди св. Отца (т.е. Феодора Студита), который поётся по разу певцом и людьми. Затем «певец говорит стих, а людие седален». Вместо канона поются два трипеснца Иосифа и Феодора по 10 стихов на каждой песни. На стиховных по хвалите Господа стихира подобна Феодора Студита и затем самогласная, мученичен и богородичен. О великом славословии не упоминается. Первый час поётся «оприснь» (отдельно) заутрени, уже светающего дня, третий – в начале 3-го, шестой – в начале 5-го, девятый – в начале 7-го; на 9-м часе упоминается чтение, вероятно не паремий, а из слова Анастасия мниха Синайской горы от 6-го псалма, или из Ефрема Сирина. Эти чтения положены на первом и девятом часе в первую неделю. Затем следует вечерня и литургия постная, на которой братия приобщались Св. Таин и по окончании её входили на трапезу для обеда, как и в прочие дни первой седмицы. После небольшого промежутка (мало посидеть) – павечерница, к которой клеплют «прежде захода солнца». В следующие дни утреня начинается ранее, – в конце 3-го часа ночи и продолжается до 10-го часа.

Особой службы в пятницу 1-й недели в честь Феодора Тирона не положено; говорится только, что вечерня с литургией в этот день, равно как в субботу утреня и литургия, справляются и церквице его имени, а павечерница в пятницу поётся малая «не субботы ради, но праздника ради Св. Феодора». Несомненно, что это был день праздничный, как видно и из устава о пище. В службе 1-й недели Великого поста даётся значительное место воспоминанию о пророках, согласно с назначением этого дня по древнейшему уставу до установления службы в память торжества православия. Положены три стихиры пророкам на Господи воззвах и три канона, между которыми последний «пророкам» глас 3-й Германа. В некоторых древнейших триодях службы Православию вовсе не положено, а справляется одна воскресная по октоиху и пророкам. Аллилуйный стих после апостола избирается применительно к тому же случаю «Моисей и Аарон во пророцех его», апостол и евангелие пророкам.

В неделю 3-ю поста полагается обряд выноса и поклонения кресту. Из особенностей его отметим следующее: по 2-й кафизме крест выносится из сосудо-хранильницы (σκευοφυλάκιον – ризница, отделение, соответствующее теперешнему диаконику, и составлявшее особое от алтаря помещение) и полагается на престоле. По 9-й песни канона выносится из алтаря и кладётся на особом, покрытом паволокой столе, который ставится перед алтарём. На конце утрени (после Св. Боже на великом славословии) отпуска не бывает, но совершается поклонение кресту при пении тропаря: «кресту твоему поклоняемся» и стихир крестных; затем – ектенья и отпуск. После утрени назначается хождение с крестом внутри монастыря, по братским кельям, причём крест несёт священник на голове (ίερέυς – чиститель), предшествуемый диаконом с кадилом, парамонарём со свечой и в сопровождении всей братии. По возвращении в церковь св. крест полагается – по Типографскому уставу – в сосудо-хранильнице, а по Синодальному – «в сосуде своём» (σκεῦος – рака, футляр, влагалище). В прочие дни этой седмицы до пятницы включительно поклонение кресту совершается на конце 9-го часа, для чего, при пении блаженн, выносится крест из сосудо-хранильницы, а по окончании обряда снова возвращается в неё.

По Типографскому уставу великий канон поётся в среду 5-й недели «вечер в третий час нощи» (следовательно, было всенощное бдение), а по Синодальному – в четверг на утрене.

В субботу 5-й седмицы на утрене – чтение акафиста. Оно начинается по 6-й песни канона и происходит следующим образом: вслед за кондаком «взбранной воеводе» поют «прочее 20 и 4 икоса и на тех не седети». Так говорится в Синодальном уставе (№ 330 лист 17), а по Типографскому «поют икос 24 не седающе». О значении выражения 24 икоса в отношении строя древнего акафиста см. в нашей статье: о кондакаре XII–XIII в. из Синодальной библиотеки в Прибавлениях к Творчествам Святых Отец 1880 г. По окончании акафиста следует 7-я песнь канона и далее служба идёт своим порядком.

В 5-ю неделю на утрене поют два канона, из которых второй преподобные, творение Марка глас 8, посечённого несек., т.е. канон Марии Египетской, творение Марка Идрунтского. Подробнее говорится о службе Марии Египетской в уставе Типографском.

В Лазареву субботу на утрене «евангелие не глаголется» (в иерусалимских уставах исключение делается для храмового праздника), но поётся «Воскресение Христово видевше» (следовательно, служба справляется праздничная, в виду чего мог возникнуть и вопрос o евангелии); на конце песней канона «глаголются ирмосы иже на Пасху». На литургии вместо трисвятого «елицы во Христа крестистеся», прокимен «Господь просвещение мое». Вероятно, в древности этот день был избираем для совершения крещения, как видно и из содержания кондака этого дня; «спогребшеся тебе крещением твоим Господи».

На вечерне в субботу ваий по окончанию «блажен муж» переменяются стороны (хоры певцов): правая переходит на левую, а левая обратно; пение «Господи воззвах» начинается с левой стороны.

В Типографском уставе упоминается на вечерне «мефимон малый»; так называется здесь повечерие.

На утрене в неделю ваий после евангелия не поётся «воскресение Христово видевше». В Типографском уставе описывается обряд раздаяния ваий, при пении 50-го псалма (см. описание этого устава приложение III), но в Синодальном № 330–380 об этом обряде не говорится, а описание его внесено в дополнительную часть. Полагается канон творения Косьмы (Майюмского) «явишася источницы», но со следующей оговоркой: «аще ли ветхыи обычаи дьржѧ. (если же держаться древнего обычая) да и ка҃н (канон) андрѣовъ поетⷵь глаⷵ д҃ въспоим пⷵѣ бо҃ꙋ съ реⷱ҇нымь ка҃нъмь поѥтⷬ҇ь добрѣѥ было въ неⷣ (неделю) то оставльшемъ тъкмо пѣти козьмы мьниха. ꙗко подобае^т҇ того ка҃н истиха и потишиѥ пѣ́ти. по съкончанииже коеꙗждо пѣⷭ҇ поютⷭ҇ь ірмоⷭ҇ в перисъ мѣсто» (лист 21).

По окончании утрени перед обедней совершался крестный ход в монастыре (по хрьстех идут), при пении тропаря, «общее воскресение». Крестный ход справлялся в этот день и при Феодоре Студите, как видно из его жизнеописания, где рассказывается, что для этой процессии было вынесено множество икон в сопровождении всей монастырской братии, при пении тропаря «пречистому твоему образу»¹³². Таким образом, Феодор Студит воспользовался обычаем тогдашнего устава, чтобы открыто выразить свою ревность о почитании св. икон и протест против иконоборцев. По окончании крестного хода или литии, с возвращением процессии в церковь, начинается литургия. Из особенностей её, или лучше сказать каждой праздничной обедни, следует отметить пение 4-й и 5-й песни праздничного канона (чаще же 3-й и 6-й, что́ на языке церковном называется τριτέκτη¹³³. Далее упоминается о входном стихе, т.е. стихе сопровождающем вход священника в алтарь на малом входе¹³⁴. В обыкновенную обедню таким стихом служит: «приидите поклонимся», в праздничные же дни назначается особый стих, применительно к содержанию праздника, например, в неделю ваий: «благословен грядый во имя Господне»... В славянских уставах эти стихи называются: входное, (входный стих, а в греческих – εἰσοδικὸν. Много таких стихов применительно к празднику указано в Синайском канонаре.

Во вторник страстной недели поётся последование страстей Христовых. Оно состоит из 12 тропарей, исполняемых по три на каждом часе, с особой паремией, чтением апостола и евангелия.

Со середы страстной недели отменяется пение на утрене трипеснцев. «Андреева творения», а назначаются трипеснцы Косьмы Майюмского с 8-ю стихами на 3-й песни, 12-ю на 8-й и 14-ю на 9-й. Отсюда видно, что в начале всю неделю были в употреблении каноны Андрея Критского, но затем вытеснены произведениями более позднего, но более известного песнописца, – и, вероятно, не без влияния на эту перемену со стороны иерусалимской практики.

В Великий четверг полагается обряд yмoвeния ног перед литургией, между 6-м часом и началом вечерни, согласно с обычаем Великой Церкви, a нe Студийского монастыря, в котором этот обряд справлялся после обедни¹³⁵, как принято и в уставах иерусалимских. Подробное изложение этого обряда по студийскому уставу Софийской библиотеки, теперь СПб. духовной Академии, сделано И. И. Срезневским в Памятниках русского письма и языка; а извлечения из статьи об этом по Типографскому уставу см. ниже в описании этой рукописи (приложение III).

В древнейших триодях, как славянских, так и греческих, положено совершать умовение ног после литургии. Таким образом, практика, записанная в славянских списках студийского устава, выражает местный обычай монастыря Алексиева и составляет подражание патриаршей службе. Преимущество этого обыкновения составитель устава оправдывает в особой статье под заглавием: «ꙗко прѣже бжⷭ҇твьныꙗ литꙋргиѧ подобаѥ^т҇ ᲂумыванию быти по ᲂуставᲂу великыꙗ црⷦ҇ве» (лист 27). Приводим из неё несколько выдержек.

«О бжтⷭ҇вьнѣмь ᲂумывании. ᲂуже ꙗвлено ѥсть. гл҃емъ ᲂубо. ꙗко аще и благочьстьныи манастырь стꙋдиискыи. ѿ кого ᲂубо и коѥꙗ ради вины не вѣмь. обаче прѣꙗтъ по сщ҃енᲂумᲂу таиньствᲂу се съвьршати. нъ мы ᲂубо по обычѧю ст҃ыꙗ тоꙗ и великыꙗ црⷦ҇ве ꙗко закона вьсего чьстьнѣиши послѣдьꙋющи. прѣже ст҃ыꙗ литꙋрⷢ҇ повелѣваѥмь ѥмᲂу быти ꙗко и ѿ бо҃прѣданых словесъ. таковᲂумᲂу чинᲂу наᲂучѧѥмсѧ»¹³⁶. Это доказывается а) из евангелия «еже въ ст҃ыи великыи четвертⷦ҇ъ чьтомоѥ»... б) из одного места в трипеснце Косьмы Майюмского «того ради бог҃ласьныи козма иже даръ бжⷭ҇твьнаꙗ¹³⁷ ѿ свѣтомъ оц҃ѧ приимыи. прѣжесщ҃ныхъ причѧщениⷤ и тъ ᲂумываниѥ поѥть бывати (лист 28) таковоѥ ᲂумъвениѥ или ѥже на вьсѧкыи съборъ прѣдъ таиною трѧпезою ст҃ителеви же й йерѣамъ. ᲂумываниѥ рᲂукамъ назнаменᲂуеть» (посему, богогласный Косьма, который получил дар воспевать божественное от Отца светов, и тот в своих песнопениях прежде священного приобщения, говорит, должно быть умывание. На таковое умовение указывает умывание рук святителя и иереев, совершаемое на каждой литургии перед таинственной трапезой). Обыкновенно умовение ног совершалось перед литургией: «ꙗвлено ѥсть, и ѿ замᲂудѣнинꙗ¹³⁸ великыꙗ црⷦ҇ве. и ѿ бжтⷭ҇вьныхъ же словесъ. (къ подобаѥть и ѿ разложениꙗ) великыꙗ цр҃кве обычѧꙗ избираемь. и се заповѣдаѥмь. дьржати же. и хранити въсѣми».

Литургия в этот день назначается Василия Великого с проскумисанием – проскомидия, – по окончанию которой идут на обед. Павечерница в кельях. Об утрене и часах в Великую пятницу см. Описание Р. С. Б. III, 243. В этот день назначается помовение церкви, вследствие чего вечерня справляется не в главной церкви, а в церквице святого Георгия¹³⁹. Об этой чистке церкви к празднику есть особая статья в дополнительной части устава (издана арх. Амфилохием).

Вечерня в Великую пятницу соединяется с преждеосвященной литургией. Особых обрядов никаких не положено, только стихиры на Господи воззвах, в числе шести, взяты из 12 тропарей страстей Христовых, а не те, которые поются теперь. Павечерница малая.

Особенности утрени Великой субботы. «Блаженни непорочнии» поются с тремя аллилуиариями: 7-м, 8-м и 9-м, как следует в службе не заупокойной. Под аллилуиариями разумеются припевы аллилуйные к стихам 117 псалма. На каждый глас таких припевов полагалось 9 групп: «девяти бо сущим аллилуиарем на каждый глас присно».

Теперь точное значение этих уставных терминов для нас сделалось недоступным и потеряно вместе с практикой асматиков и вытеснением древнего тропология. Подробности об аллилуиариях изложены в дополнительной части устава, где о них и будет сказано подробнее. «Воскресение Христово видевше» не поётся. Положены 2 шестипесненные канона и четверопеснец Косьмы Майюмского (об этих канонах см. в триоди цветной из Синодальной библ. Описание III, 527). Выноса плащаницы не показано. Особенность велико-субботней утрени, применительно к памяти погребения Христова, состоит в том, что после великого славословия, при пении последнего трисвятого на слава Отцу («на славу же таковаго пения», как говорится в уставе) совершается вход в алтарь с евангелием. Преподав мир всем, священник всходил на горнее место и садился на нём; затем читались паремия, апостол и евангелие. В Синодальном уставе иерусалимской редакции № 383–328 к этому прибавляется новая подробность, состоящая в том, что после «святый Боже», при входе священника в алтарь, «мнихи поют тропарь благообразный Иосиф». Дальнейшее развитие этого обряда можно проследить по уставам древнерусских монастырей, где он и сложился в его теперешнем виде. Так например, в Иосифо-волоколамском уставе из Синодальной библиотеки № 389–337 (XVI в) на основе первоначального простейшего обряда слагается следующий чин: «после славословия игумен и иереи с ним все облекутся во священнические одежды и диаконы во все стихари по чину своему и исходят со евангелием и со воздухи на главах своих носят (sic) и абие братия целуют св. евангелие и воздух на немже образ положения во гроб Господа нашего Иисуса Христа такоже целуют и полагают св. евангелие во алтари на св. трапезе, с ним же и воздух полагается на св. трапезе даже до Фомины недели» (Описание С. Б. III, 325). Но, как видно, вначале этот сложный обряд совершался лишь в монастырских храмах и соборных церквах, где было большое число служащих, а в церквах приходских дело ограничивалось по-прежнему выносом и целованием евангелия. Такие воздухи с вышитым на них изображением положения Спасителя во гроб, на церковном языке греков, назывались «ἐριτάφιον» (надгробие, надгробная пелена), а у нас получили название плащаницы. В Троицком уставнике XVI в. такой воздух прямо называется плащаницей и при описании обряда Великой субботы говорится, что «попы понесут над архимаритом плащеницу, а потом другие плащеницы» (Описание С. Б. III, 345). После целования воздух вносили в алтарь, клали на престол, где он и оставался во всю святую неделю (ibid. 403).

Вечерня, соединяемая с литургией, начинается в 11-м часу, (т.е. 5-м вечера); стихир на Господи воззвах полагается три, из которых каждая поётся по дважды на 6-й глас. Какие именно стихиры – не обозначено, но что это не воскресные 1-го гласа, как теперь, понятно из указания гласа и из того, что они называются творением св. Феодора (Студита). На слава и ныне стихира «днешний день» (замечательно разногласие с иерусалимским уставом). Число паремий не обозначено, – а последней показана песнь трёх отроков. Вместо аллилуйя перед евангелием: «воскресни Боже», причём весь псалом поётся на три стиха (отделения) с припевом на каждый со стороны певца «воскресни Боже»; при пении этого стиха священники встают, и стоят, обратившись на восток, а при пении стихов псалма сидят. Во время евангелия они также стоят «на восток зряще» (лист 35 оборот). В уставе Синодальном № 905, весь псалом поётся антифонно между дьяком и хорами. После литургии полагается трапеза, по окончании которой поётся «Святый Боже» и 12 раз «Господи помилуй», затем отпуск и все расходятся, совершая по своему усмотрению келейное правило. Павечерницы не положено. Таким образом, по студийскому уставу не было в обычае проводить пасхальную ночь без сна за чтением в церкви, но позволялось спать и будильник перед утреней ходил с фонарём по братским спальням и пробуждал спящих. Как на переход к нынешнему порядку можно указать на замечание устава № 905, в котором сказано, что «по захождении солнца поётся канон погребению и положению Христа во гробе» (лист 188 оборот).

Утреня пасхальная начинается в третьем часу ночи (по прошествии третьей стражи ночи, рекше в 9-й час) и излагается согласно с краткой записью, к объяснению которой и отсылаем читателя. Особенности её в сравнении с последней следующие: упоминается о раздаянии приставником свечей братии, при пении кондака и икоса по 6-й песни братия стоят (следовательно, по обыкновенному порядку можно было сидеть). «Помилуй мя, Боже» не читается; на хвалитных положены стихиры, теперь не употребляющиеся, но известные по древнейшим рукописным триодям: «воскресения день, плод сотворим, светлого и славного». Подробно описывается обряд целования, и упоминается о чтении слова Златоустого: «аще кто благочестив»¹⁴⁰.

Вопреки указаниям Начертания и оглашений, по уставу Синодскому часы справлялись не только особо в келье (иже особь поёт), но и вообще перед литургией. Уступка в пользу древнего обычая сказалась в том, что часы положены особые, краткого состава, и это прибавление называется «пением за часы». По составу они короче употребляемых теперь в уставе иерусалимском, и едва ли не заимствованы были в студийскую практику под влиянием последнего. Замечательную редакцию представляют эти часы в изложении Синодальной псалтири следованной XIV в (№ 325–431. См. Описание С. Б. III, 545–546). Крупная особенность в отправлении литургии состояла в том, что за исключением антифонов она «совершалась внутри божественного алтаря священниками», а евангелие читал игумен перед престолом, имея по сторонам двух диаконов, которые держали евангелие. В таком порядке происходила служба в течение всей пасхальной недели, а по прошествии её прокимен, апостол, аллилуйя (перед евангелием) и евангелие читались уже вне алтаря «по обдержащему уставу» (т.е. по действующему обычно порядку). Вероятно, исполнение литургии в алтаре ограничивалось сейчас указанными частями и не простиралось на дальнейшие; но и том или другом размере оно допускалось, из него исторически объясняется происхождение обычая совершать пасхальную службу при открытых царских вратах, что само собой требовалось перенесением её внутрь святилища и участием священников. В таком случае при закрытых дверях многое было бы потеряно для слушателей. Отсюда же ведёт начало обычай читать евангелие на пасхальной обедне священнику и диакону по очереди¹⁴¹. Когда служение литургии было выведено из алтаря и перешло к обычным исполнителям, чтение евангелия, в виде исключения, осталось за священником, а диакон присоединился к нему, и евангелие стало читаться вдвойне. Обряда с артосом, или чина панагии не записано.

На вечерне поются на «Господи воззвах» теперешние три стихиры Великой субботы: «днесь ад стеня вопиет», каждая по два раза; да слава и ныне первая из этих стихир. Употребление их на пасхальной вечерне имеет близкое отношение к представлению воскресения Христова в древне-церковном искусстве под образом сошествия во ад. Этот момент, как олицетворение совершившейся воочию победы над смертью, принят был византийской иконографией за основание для изображения воскресения Христова, а подробности этой картины были заимствованы из так называемого евангелия Никодимова. Христос, стоящий на разрушенных вереях ада, попирающий сатану и извлекающий из его власти узников, есть художественная иллюстрация пасхальной стихиры «днесь ад стеня вопиет», а эта последняя, с двумя дальнейшими однородными ей, может служить комментарием древней иконографии воскресения.

Павечерница коротенькая, по образцу часов, с тремя поклонами.

В понедельник святой недели полагается перед литургией крестный ход. На вечерне в этот день поются, кроме пасхальных, три стихиры о схиме, так как некоторые из братий «желали в тот праздник украситися скимой».

Служба в пятницу на вечерне и в субботу на утрене отличается преобладанием пасхального содержания, более чем в другие дни св. недели. Пение «Христос воскресе» прекращалось с субботы на Пасхе, как замечено в уставе: «от того бо дне не поют ктому «Христос воскресе» ни на вечерни, ни на утрени» (лист 44). Суббота и была, вероятно, днём отдания Пасхи, почему накануне Вознесения нет признаков службы отдания.

Служба понедельника антипасхи имеет праздничный характер: в воскресенье на вечерне полагается вход, в понедельник на утрене «Бог Господь» с воскресным тропарём, степенна, прокимен и евангелие, воскресение Христово видевше, один из канонов – воскресный. Монахи освобождаются от ручных дел (листы 46–47). Как видим, здесь повторены особенности службы этого дня по Начертанию студийскому. Особенности службы от недели антипасхи до дня 50-цы см. Описание С. Б. III, 246.

На вечерне в день Пятидесятницы замечательно упоминание только о трёх молитвах коленопреклонения, которые священник читает «на слусе всем аз алтаря всем на колену лежащим», а диакон перед каждой из них говорит ектенью с приглашением стать на колена.

Отличительной особенностью службы в Петров пост служит исполнение часов, каждого отдельно, с чтением из псалтири (что, как известно, составляет признак службы постной); за шестым часом следует литургия, которая начинается, после третьей славы пение псалтырного, обрядом проскомидии, которую, по Синодальному и Типографскому уставу, совершает диакон; по окончании её, когда братия произносят заключительное «Господи помилуй» на 6 часе, совершается вход в алтарь и начинается литургия; после литургии 9-й час с блаженнами «и абие входят братия на обед, поюще 144 псалом» (полную выписку см. Описание С. Б. 247–248).

На утрене в праздник Рождества Богородицы поются две кафизмы, хотя по уставу прибавление 2-й кафизмы должно начинаться с 14 сентября; исключение из этого правила сделано для 8 сентября «ради праздника и ранния ради утрени». На вечерне пения псалтырного не бывает «преже варившего ради труда», т.е. предшествующей продолжительной праздничной службы.

Отдание полагается 12 сентября, причём поётся «все празднику, якоже и в тот празднственный день».

Под 14 сентября о воздвижении креста не говорятся, а упоминается только о его выносе и целовании. Но что этот обряд уже имел место в Студийском монастыре, видно из замечания о стократном произношении «Господи помилуй» по окончанию целования креста (а в таком именно числе произносили «Господи помилуй» при воздвижении) и из особой статьи о совершении этого обряда в дополнительной части устава (лист 261 оборот)¹⁴². Как обряд торжественный и требовавший сложной обстановки, воздвижение креста совершалось в церквах соборных и значительных монастырских, но безразлично епископом или пресвитером. Из ответов Нифонта видно, что в некоторых монастырях исполнялся он даже чернецом не игуменом (ответ 21). Подробное изложение этого обряда, кроме сейчас указанной статьи в Синодском уставе № 330–380, находится в Синайском канонаре под 14 сентября (Труды Киевской Духовной Академии, май 1874 г. стр. 198. Здесь воздвижение креста совершается на амвоне архиепископом) в уставах иерусалимской отрасли и в обряднике Константина Порфирородного (De cerimoniis avlae Byzant. I, с. 22)¹⁴³.

Попразднства этот праздник не имеет, но ему предшествует предпразднство с 10 сентября. Причина такого раннего чествования объясняется из обычая Великой Церкви совершать в этот день (10 сентября) вынос креста из царских палат и предлагать для поклонения. Крест остаётся открытым до 14 сентября и затем переносится в палату «и абие праздник престает». Но в Студийском монастыре и 16 сентября «пели праздничное смотрения ради бывшего труда и малаго некоего братии покоя имже пения псалтырного несть». Таким образом, нормальная практика следовала обычаю Великой Церкви, а введение попразднства в Студийском монастыре объясняется особыми, домашними соображениями. По иерусалимскому уставу отдание полагается 21 сентября.

11 ноября служба Феодору Студийскому имеет праздничный характер и справляется с большой торжественностью. С 8 ноября начинают чести житие преп. отца (лист 91 оборот) нашего и исповедника Феодора игумена Студийского и полагается, «пороз от всего весь день». Служба святых Ореста, Мины, Виктора и Викентия, положенная по уставу на 11 число, переносится на 10-е. Служба Феодору Студиту излагается отдельно. На вечерне после входа – «Свете Тихий» и три чтения. На утрене по первой кафизме ипакои и читается «завет (завещание) преп. отца»; на второй кафизме – другой ипакои, исполняемый «по херономии», чтется житие и устав св. отца, степенна, прокимен, евангелие и два канона; Климента творение (Климента Студита) и Феофана (начертанного). По 3-й песни читается 1-я половина Послания игумена Навкратия о смерти Феодора Студита, а по 6-й вторая его половина. По 9-й песни «поюще светилен, идут в притвор св. Алексия (этот притвор находился в монастыре Успенском, и таким образом мы имеем в данном случае дело с практикой монастыря Алексеева) свещами предыдущема и поюще ту хвалите Господа»... В Студийском монастыре на хвалитных ходили к раке преп. Феодора, точно так же как и накануне на вечерне на «сподоби Господи». В монастыре Алексеевом, как говорится в уставе, вместо того «на сподоби Господи и на утрене на хвалите Господа в притвор св. Алексия подобает братии ходити». И тот и другой выход возникли в связи с обрядом литии и выродились из заупокойных выходов, которые имели место в это время службы, как видно из описания панихид в субботу мясопустную и пред пятидесятницей. В позднейших студийских уставах многих подробностей этой службы не записано.

5 декабря преп. Савве Освященному служба средняя и положен «пороз часам, кланянию и ручных дел до обеда» (102 оборот).

7 декабря справлялась служба по утопших в море братиях, посланных на службу в день преп. отца (т.е. во время Феодора Студита). На утрене читается «оглашение св. отца и о умертвии реченые братия изложено»; канон братий – творение св. отца. Кроме того, положены некоторые стихи заупокойные. В Алексиевом монастыре служба правилась Амвросию Медиоланскому и таким образом местно-студийская память мало-помалу приходила в забвение.

Служба в навечерие Рождества Христова имеет несколько замечательных особенностей: не упоминается о часах, а только об утрене; литургии, вечерне и келейной павечернице. о чтениях на часах этого дня нет указаний в древнейших паремейниках как греческих, так и славянских. Тоже видно из замечания устава на этот день: «имеют пороз часам, кланянию кроме дел» (лист 112 оборот).

Если навечерие случится в пост, т.е. в один из первых пяти дней недели, в таком случае литургия Василия Великого соединяется с вечерней, которая «начинается при девятом часе дня». После входа на вечерне, во время чтения обычных паремий полагается «доле седание». Доле седание, которому противополагается седание горе в студийских уставах, относится, собственно, к служащему священнику и означает в первом случае сидение его внизу, а во втором – на горнем месте. Первое происходило во время чтения паремий, второе во время трисвятого. Где именно место первое, точных указаний в уставе нет, но по всему вероятно ему следовало быть на солее, на тех боковых стасидиях этой возвышенности, которые назначались для духовенства, согласно с общим назначением солеи быть местом стояния монахов клириков. «Попове убо да стоят пред олтарем на запад зряще», говорится в уставе № 330. Вероятно, вначале дело происходило таким образом, что служащие, совершая вход на «Свете Тихий», не входили в алтарь до начала литургии и пения «Святый Боже», а оставались на солее во всё время чтения паремий, и уже по окончании их, когда, по словам устава, «бывает ектенья от диакона и Святый Боже», вступали в алтарь и здесь-то происходило «горе седание». Устав № 330, равно как и другие древнейшие, не оправдывает, по-видимому, нашего объяснения и предполагает, что священно-служащие входили в алтарь тотчас после «Свете Тихий» и, следовательно, там имели «доле седание»¹⁴⁴:

Но мы разъясняем древнейшую основу обряда и выделяем его из-под наслоившихся литургических деталей позднейшего времени. Любопытные подробности для характеристики этой службы дают южно-италийские уставы и древнейшие паремейники. По указанию первых, по входе на вечерне во время паремий происходило малое сидение (γίνεται μικρὰ καθέδρα, по другим ἡ πρῶτη καθέδρα. Toscani p. 44, 46); по прочтении трёх паремий все вставали, а певцы начинали тропарь: «тайно родился еси», за которым следовали остальные чтения до восьмого включительно, после которого начиналась литургия антифонами и молитвами священника. Входа же не бывает (так как он происходил на «Свете Тихий»), но священник возглашает «яко свят еси», затем следует трисвятое и бывает «большое сидение» (ἡ καθέδρα καθέδρα μεγάλη) и литургии продолжается в обыкновенном порядке. Таким образом, южно-италийские типики представляют попытку при слиянии литургии с вечерней исполнять первую в наибольшей полноте, удержав даже и начальную часть её до трисвятого, которая в большинстве уставов ассимилируется с соответствующими частями вечерни и заменяется ими, как аналогичными. Следует заметить и то, что чтений в навечерие Рождества Христова по древним паремейникам положено 8, в навечерие Богоявления 12, а в Великую субботу 16. Кроме того, в Савостьяновском греческом паремейнике «Εἲσοδος» полагается по окончании чтений, а литургия открывается затем пением «Единородный Сыне» и трисвятого. Это краткое указание может служить подтверждением нашего предположения о времени входа в алтарь и о месте «дольнего седания».

Павечерница поётся в кельях, а утреня рождественская начинается шестопсалмием, как и всегда. В южно-италийских уставах упоминается краткое повечерие, отдельное от утрени.

По студийским уставам утреня рождественская не имеет выдающихся особенностей; но зато в южно-италийских есть несколько типичных черт, отвечающих, вообще говоря, строй праздничной службы по этим типикам. Вместо двух кафизм (как в студийском № 330) здесь положено стихословить три антифона из избранных псалмов: 134, 109, 86. После каждой песни канона положено чтение; прибавив к этому чтение после антифонов, число их на утрене будет простираться до 10-ти.

Служба в навечерие Богоявления излагается сходно с рождественским кануном и также не имеет часов. После входа на вечерне, по произнесению священником: мир всем «бывает доле седание», после паремий, ектений и молитвы трисвятого «горе седание». По заамвонной молитве совершается обряд освящения воды. Он называется крещением (хрьстити воду), а купель, в которой освящается вода; крестилом и крестилищем. Братия исходят в притвор, со свечами в руках, при троекратном пении тропаря: «глас Господень на водах»; диакон обходит купель и кадит, затем следуют чтения (паремии) св. крещения (т.е. водоосвящения) и ектенья, во время которой священник тайно читает 1-ю молитву над водой «Господи, единочадный Сыне Отеч», затем вслух всех 2-ю молитву «велий еси Господи» и тайно 3-ю молитву главопреклонения. Затем следуют: окропление св. водой братии от попа при пении тропаря «во Иордане крещающуся», и ещё другого: «днесь Троица в единстве божества», ектенья, в которой поминается игумен и братия, раздаяние антидора (εὐλογία) и отпуск. Таков древнейший чин водоосвящения, или св. Богоявления, в его краткой первоначальной форме. Дальнейшую обработку этот обряд получает уже в уставе иерусалимском.

Обряд освящения воды накануне Богоявления выродился из обычая крестить в ночь этого праздника оглашенных, а этот последний обычай в свою очередь стоит в связи с вигилиями, справлявшимися накануне больших праздников¹⁴⁵. Самая молитва богоявленского водоосвящения взята из обряда крещения, и есть не что иное, как позднейшая её переработка. Поэтому древнейшие известия приурочивают обряд богоявленского водоосвящения к вечеру и ночи накануне этого праздника, а не к самому дню Богоявления¹⁴⁶. А в более раннее время этот обряд и вовсе не отделялся от крещения, и, служа приготовительным к нему актом, совершался, как и большая часть таинств в связи с литургией во время канона евхаристии. На это обстоятельство указывает между прочим одно тёмное известие об Иакове, епископе Саругенском, у Ассемани (Bibl. orient. I, p. 286). Здесь рассказывается как Иаков, будучи трёхлетним ребёнком, в празднике Богоявления был принесён своей матерью в церковь. Дело было во время литургии, и вот во время молитвы освящения даров ребёнок вырвался из рук матери и устремился в алтарь. Здесь, поклонившись трижды перед святой трапезой, он протянул руку и зачерпнул три горсти воды. По всему видно, что речь идёт о богоявленской воде, которая стояла в алтаре около престола и над которой епископ или уже совершил, или намеревался совершить invocatio. В связи с этим известием весьма правдоподобно объясняется у Ассемани известие Феодора чтеца о том; что Пётр Фуллон первый ввёл в обычай совершать водоосвящение богоявленское под вечер и замечание о Петре Едесском (498 г), что он установил совершать этот обряд в своей церкви in nocte praecedente festum epiphaniae. И в том, и в другом месте речь идёт не о происхождении обряда, а о его выделении от литургии и прикреплении к вигилиям (Assem. I, 286). Так установилось однократное освящение воды в навечерии Богоявления. Обычай этот держится до XI–XII века и уступает позднейшему двукратному под влиянием устава иерусалимского. Так об однократном освящении говорится в книге de cerimopiis avlae Byzantinae¹⁴⁷, в кратком Начертании студийского устава (см. выше), в полных славянских уставах студийской отрасли, в древнейших триодях и других источниках¹⁴⁸. Никон Черногорец стоит на рубеже двух эпох: в его время обычай двукратного освящения воды начинает входить в употребление, но он не разделяет этого нововведения и не находит для оправдания его никаких оснований ни в письменных источниках, ни в практике Великой Церкви, ни уставах иерусалимских и студийских¹⁴⁹. Но несмотря на протест Никона, обычай этот усиливается и приобретает положительное значение в греческих типиках иерусалимской отрасли и служебных книгах того же происхождения. Двукратное водоосвящение записано в Савостьяновском уставе XIII в. и Синодальном № 456 того же времени¹⁵⁰. Здесь кроме кануна, обряд водоосвящения совершается в самый день праздника после утрени на источнике (а не в притворе) по обряду навечерия; по возвращении в церковь бывает целование креста и затем окропление св. водой хозяйственных зданий и монашеских келий. В уставах славянских иерусалимской редакции говорится то о двукратном, то об однократном водоосвящении и что особенно замечательно – первый случай иногда имеет место вслед за выпиской из Никона Черногорца, направленной против этой практики, отчего выходит явная несообразность, зависевшая от сборно-эклектического характера, которым отличается славянская редакция иерусалимского устава. Вместе с типиками это правило распространялось и по другим служебным книгам, например, минеям и требникам¹⁵¹. Максим Грек писал особое письмо в защиту этого обычая, о том, как совершать водоосвящение на источниках и какой имеет смысл (соч. Макс. Грека III, ч. 118. Казанское издание). Вопрос об этом был предложен Арсением Сухановым для разрешения патриарху и был решён положительно¹⁵². Собор Московский 1667 г. повторяет то же разрешение с осуждением Никона, который запретил двукратное водоосвящение¹⁵³.

26 января в день перенесения мощей Феодора. Студита и брата его Иосифа Солунского¹⁵⁴ в службе этого дня по студийскому уставу положены: на слава и ныне стихиры перенесению, слово на перенесение мощей и канон перенесению, творение Иосифово (лист 138 оборот) Пороз отъинудь.

В уставах № 333–381 и № 905–382 содержится описание литии перед литургией в годовые праздники освящения церквей. Здесь об этой службе упоминается под 14 августа по случаю освящения главной церкви в монастыре патриарха Алексия во имя успения Божией Матери (1034 г) и под 23 июня по случаю поновления (ἐγκαὶνια – обновление, освящение) притвора святого Предтечи, – в каком монастыре не известно, но, вероятно, в том же. Литургия начинается в обыкновенном порядке: поются уставные псалмы, 3 и 6 песнь канона, блаженны, антифоны; по окончании третьего антифона процессия с крестным ходом (упоминается, впрочем, только крест и евангелие со свечами и кадилом), сопровождаемая братией со свечами в руках, при пении «слава тебе Христе Боже»... выходит из церкви «дверми иже к прибоженку» (прибоженок – придел, но какой именно, точно не определяется; вероятно «притвор св. Димитрия», о котором упомянуто несколько строк выше в описании этого обряда) и направляясь северной стороной, обходит вокруг церкви, обогнувши её, достигает до прибоженка, находящегося на южной стороне (следовательно, тот, из которого вышли, был на северной стороне) и при пении «непроходимая дверь», входит малыми дверьми, которые приводят к крестилу (к купели или фиалу, стоящему в притворе храма), и останавливается перед царскими дверями (т.е. главными, вводящими из притвора внутрь храма). В это время в церкви зажигаются крести и кандила и темьян в черепех (в № 905 – свещи и кандила), и храм наполняется курением. В это время певцы, остановившись вместе с процессией в притворе, начинают петь: «возмите врата»... а стоящие внутри церкви отвечают им словами: «кто есть сей царь славы»... Во время этого пения «поп стояй перед дверми (разумеются, ведущие из притвора в церковь) говорит молитву священия (т.е. освящения храма), прилагает же к ней входную иже на литургии» (т.е. присоединяет к ней и молитву малого входа). После троекратного пения сейчас показанных стихов изнутри и извне, двери ведущие в церковь отворяются, и процессия вступает в храм при пении реченного тропаря; затем совершается проскомидия и следует литургия в обыкновенном её порядке.

Мы передали этот обряд по изложению его в уставе № 333–381. Описание его в № 905–382 (Описание С. Б. III, 275) в главных чертах совершенно сходно, представляя лишь некоторые мелкие отличия, зависящие частью от иного устройства церкви, о которой здесь идёт речь, и от внесения некоторых подробностей обряда, опущенных в первом источнике. Можно отметить из этих подробностей следующие: процессия выходит южными дверями притвора, обходит церковь с востока и приходит к трапезнице, к дверям, приводящим «к малой лохани» (т.е. малой купели в притворе). Таким образом, об этих годовых праздниках «ἐγκαινίων» и приуроченных к ним обрядах подробно говорится в книге De cerimoniis и у Симеона Солунского, к которому и отсылаем желающих иметь об этом предмете более обстоятельные сведения. (Patr. t. 155, col. 328).

Общий порядок суточной службы, как мы сказали, изложен в дополнительной части устава (лист 245 оборот) под особым заглавием «главы церковного правила подобны первому уставнику... к церковной простирающися службе» и имеется только в двух списках: № 330 и № 905. По этим источникам служба начинается утреней и последовательно ведётся до поздней ночи, оканчиваясь павечерницей и келейным правилом в полночь.

Согласно этому порядку, в первой главе говорится о времени благовеста к утрене на целый год, затем о пробуждении братии будильником, о собрании их в церкви, о начале утрени, о том, в каком порядке должны стоять братия в церкви и как вести себя. Конец этой статьи составляет переход к дальнейшему изложению утрени, которое начинается статьёй о пении «Бог Господь» и троичных песней, применительно к чину праздников, случающихся на неделе; затем, после нескольких водных глав, – о способе пения шестопсалмия и некоторых вечерних песней, о стоянии мнихов, – следует продолжение утрени: сколько и когда петь на утрене кафизм, об аллилуиариях, о кафизмах на вечерне, о том, как петь «Бог Богом» и хвалитные псалмы, об исполнении псалтири на часах, о стихословии библейских песней (на каноне) и о том, как и с какими припевами исполняются хвалитные псалмы, великое славословие и стихиры стиховные.

О вечерне говорится очень мало и сделано только несколько замечаний о припевах на «Господи воззвах» и о том, когда соединяются хоры для совместного пения. Из первой части литургии указываются праздничные припевы на входном стихе, и вся эта часть службы называется «уставными – τὰ τυπικὰ».

Изложению павечерницы посвящается несколько статей. Сначала речь идёт о том, в каком порядке должны стоят монахи, когда павечерница отправляется в церкви, или вне её в паперти, и подробно описывается обряд целования или прощания; затем говорится, когда поётся павечерница в церкви и вне её, полная и сокращённая, как справляется повечерие великопостное и келейное правило, перед сном. Так как в состав последнего входили и молитвы за умерших, то это служит переходом к статье о числе годовых панихид и о том, в каком порядке они справляются. Следующие за тем главы: о службах, во время которых братия стоят со свечами, о погребении и об освещении церкви в праздники и будничные дни не имеют непосредственного отношения к часослову и касаются его лишь стороной.

Уже из одного перечня этих статей видно, что студийское изложение далеко не охватывает всего состава суточных служб, но занимается главным образом дисциплинарной стороной дела и даёт указания на способ пения. Мы не имеем здесь того материала, который дают иерусалимские типики в общей части, а скорее какую-то выборку из неё, которая своими пробелами и перерывами даёт косвенное указание на существование более подробных систематических записей вседневной службы вроде того, что мы называем часословом. Исчезновение их не было делом простой случайности, чем-то вроде бесследной пропажи от дурного хранения: подобное явление на глазах сравнительно недалёкого времени было бы невозможно, если бы дело не объяснялось проще из сходства между студийским и иерусалимским уставом в постановке и ведении суточной службы. Последний легко воспринимал и ассимилировал особенности первого, а что не могло слиться с ним, отпадало само собой и осталось надолго памятником борьбы, некогда происходившей между этими порядками.

В виду этого обстоятельства тем дороже для нас становятся указания на местно-студийский порядок вседневной службы, сохранившийся в дополнительной части уставов № 330 и № 905; а потому мы передадим её содержание в подробном очерке, придерживаясь его изложения в подлиннике.

В положенный час ночи встаёт будильник и идёт к игуменской келье. Остановившись перед ней, он делает земной поклон и просит у игумена благословения словами: «благослови и помолися за мя, отче святый». Получив в ответ: «Бог да спасёт тебя», будильник произносит громогласно: «благословите святии», и по этому знаку начинают клепать в верхнее било гостиницы. В это время будильник обходит братские кельи, произнося громким голосом «благословите святии», и все встают. По окончанию этого обхода, парамонарь идёт клепать в нижнее било, затем в малое, а братия собираются в церковь и в молчании становятся в паперти с игуменом, причём попы и дьяконы стоят впереди, а прочие за ними по сторонам притвора. Чередной поп входит в церковь и, став пред алтарём, берёт поданную ему парамонарём кадильницу. Сделав кадилом знак креста, поднимается на ступени, ведущие к алтарю, входит в него, трижды кадит перед престолом, делая кадилом знак креста, и по разу на каждой его стороне. По выходе из алтаря, его встречает один из чтецов и предшествует ему со свечой во всё время каждения церкви. Каждение начинается с северной её стороны, и так продолжается до тех пор, пока священник не дойдёт до царских врат, т.е. до дверей, вводящих из церкви в притвор. Сделав кадилом однократно знак креста перед ними, он возглашает «благословен Бог наш», а братия отвечают: «аминь, приидите поклонимся» и начинают шестой псалом. Кадящий священник через царские врата проходит в притвор, обходит кругом его, кадя стоящих здесь, начиная со священников и, дошедши до царских врат, останавливается перед ними, обращается лицом к алтарю и произносит: «яко свят еси ныне» (вероятно тот же возглас, что и на литургии пред трисвятым). Затем входит в церковь, сопровождаемый братией, кадит южную сторону храма и, вступив в алтарь, произносит перед престолом: «слава святей единосущней...» братия отвечают аминь и начинают шестопсалмие. Поют его со всем вниманием не громко, но так чтоб было слышно слегка, не предупреждая друг друга, удерживаясь во всё продолжение пения от кашля и протязания (потягивание) и соглашаясь в пении с парамонарём (или канонархом), стоящим посредине между двумя сторонами поющих. Впрочем, так бывает от Пасхи до Воздвижения, но с Воздвижения собираются к утрене не на паперти, во в церкви и становятся не около стен, на местах, а по средине: впереди попы, за ними дьяконы и рядовые монахи, а по средине впереди всех – «старей обою сторону» (старейшина над обеими сторонами, таксиарх), чтобы священник мог свободно кадить стены и образа вокруг церкви. Возглас «благословен Бог наш» священник произносит перед алтарными дверьми, в притвор для каждения не входит, но, обошедши кругом церкви, останавливается перед престолом... и тогда братия отходят к стенам и занимают свои обычные места. По окончании шестопсалмия в праздники (в светлые дни) поётся «Бог Господь» с дневным тропарём, а в будние – троичные песни с аллилуйя. Порядок в пении троичных бывает различный и зависит от числа праздников, случающихся на неделе. Если не бывает ни одного праздника, в таком случае 1-й троичен поётся в понедельник и вторник, каждый день по три раза, в среду и четверг – второй, в пятницу и субботу – третий. Если же встретится на неделе только один непраздничный день, в таком случае поются на утрене все три троичны, каждый по разу.

О числе кафизм. От понедельника антипасхи до Воздвижения полагается одна кафизма, с Воздвижения до Великого поста – две. Каждая кафизма делится на три отделения, заканчивающиеся пением аллилуйя, и это называется аллилуиариями. От недели всех святых до Воздвижения по субботам полагаются две кафизмы: 1-я «рече Господь Господеви моему» с аллилуйя и 2-я, «блаженни непорочнии» без аллилуйя. На третьем аллилуиарие первой кафизмы ударяют для сбора в церковь рабочих (во внимание к трудам, она вставали позднее). После непорочных следует чтение и 50-й псалом, который поют стоя (во время чтения сидели). С Воздвижения до Великого поста, когда полагаются в субботу две кафизмы и затем третья – непорочны, рабочие собираются на конце второй кафизмы. Если случится в субботу праздник, то непорочны поются с аллилуйя и разделяются на три части: так они поются в 1-ю субботу Великого поста, в лазареву и в Великую субботу «праздника ради». Если же непорочны поются за мёртвых (т.е. бывает заупокойная служба), в таком случае они разделяются на две части, и каждая из них сопровождается заупокойной ектеньёй и молитвой священника «Боже духов». После второго отделения произносятся: два тропаря за мёртвых (святых лик и со святыми упокой), благословен еси, Господи; покой Боже рабы своя, – два раза с тем же стихом, на слава и ныне трижды аллилуйя.

На вечерне в субботу и накануне господских праздников полагается первая кафизма, в будние дни – «ко Господу внегда воззвах». Далее, применительно к порядку утрени, говорится о том, как петь. Бог Богом и хвалите Господа, хвалите имя Господне (полиелей), стихи песней канона и часы.

Суть этих статей состоит в указании, когда, на какой глас, и с какими аллилуиариями петь положенные на утрене псалмы и песни. Основанием для этого правила служит система аллилулиариев (или припевов аллилуйных), введённая Феодором Студитом. По словам устава, он положил на каждый глас по 9-ти аллилуиариев, так что полное число их на все гласы составляло 72. Эти девять аллилуиариев чередовались, судя по гласу и по значению дня. Для одних псалмов, и в известные дни, полагались первые три, для других следующие три, или последние 7-й, 8-й и 9-й. «Хвалите имя Господне», или 134 псалом, в недели от 1-го до 4-го гласа, исполняется на 4-й глас, а в следующие четыре – на 6-й. Псалом 135-й поётся несколько, иначе; именно – к первому его стиху: «исповедайтеся Господеви, яко благ» прибавляется сугубая аллилуйя и антифонный припев «яко в век милость его» с аллилуйей простой (т.е. однократной). К этим двум полиелейным псалмам прибавлялся и третий (136-й) «на реках Вавилонских»; только его пели не с сугубой аллилуйей, а с простой.

На утрене стихи песней канона (разумеются основные библейские песни, послужившие основой канона) следует петь сполна и дожидаться, пока каждая сторона окончит свой стих. О распределении этих песней по седмичным утреням и о припевах к ним замечено, что вторая песнь поётся во вторник, если не будет праздника, в полном виде и разделяется на четыре отделения, из которых первое с начала до стиха 14-й «масло кравие», поётся с припевом «слава тебе Боже», второе – с 15-го стиха до 22-го – имеет припевом «сохрани мя Господи»; с 22 по 39 припевом служит: «праведен еси Господи»; от 39 «видите, видите» и до конца – «слава тебе Боже». В четверг поётся четвёртая песнь с одним припевом «слава силе твоей Господи». В субботу – седьмая песнь с припевом «отец наших Боже благословен еси» (лист 259). Выписанная статья очень замечательна по своим указаниям не только на древнейшее антифонное исполнение библейских песней, но и по отношению к вопросу о происхождении и строении песненных канонов, как известной гимнографической формы. Строфы или тропари канона заменили собой эти первоначальные антифонные припевы и стали чередоваться между стихами библейских песней.

Далее говорится, с какими припевами поются хвалитные псалмы 148, 149 и 150. Замечательны, по отношению к ходу службы, указания на припевы к последнему из этих псалмов. Первые два стиха имеют припевом «Сыне Божий, помилуй нас», третий – «слава Тебе, подавшему нам свет» (этим определяется происхождение теперешнего возгласа перед великим славословием и место последнего в утрене); остальные – «Тебе слава подобает Господи» (лист 260). При пении стихир на «хвалите Господа», стороны или хоры соединяются; к ним, сошедши со своих мест, присоединяются попове и дьяконы. Пропев богородичен, они снова расходятся, занимают свои места и стоят таким образом «донележе утренняя песнь, сиречь слава в вышних Богу пето будет», а на вечерне хоры соединяются при пении стиха «яко утвердися милость его» равно как и на стихирах стиховных.

Правила относительно литургии ограничиваются следующими замечаниями: а) парамонарь перед началом клепания к литургии должен взять молитву (благословение) от игумена, а в случае его отсутствия, от эконома, или от первого из попов. б) Припевы к стиху «приидите поклонимся» назначаются разные применительно к праздникам. Время, когда они поются на литургии, обозначается таким образом: «на уставных (т.е. на изобразительных τὰ τυπικὰ, – на псалмах положенных в уставе) иже на литургии на входе поповстем» (лист 264).

Павечерницу, которая в различных местах студийского устава полагается большая, средняя и малая, – павечерницу иногда пели в церкви, и тогда каждый должен был занимать назначенное ему место, а начальник сторон стоял впереди между хорами и подавал согласие в пении. Когда же павечерница справлялась в притворе – попы стояли впереди, с правой и левой стороны, за ними дьяконы, а за этими – вся остальная братия.

По окончании повечерия происходил обряд целования игумена с братией и монахов между собой. Расходясь ко сну, они провожали день, прося друг у друга прощения. В кратком Начертании студийского устава об этом обычае упоминается под именем «ὁ διά χεφῶν σταυροειδὴς ἀσπασμὸς» (№ 19), у Никиты Стифата «περὶ τοῦ διά χειρῶν ἀσπασμοῦ» (Patrol. t. 99, col. 1711), a в студийском Синодальном уставе он очень подробно описывается в статье о целовании (лист 265). Обряд происходил таким образом: перед окончанием службы выходили со своих мест игумен и эконом и, поднявшись на солею, встречались перед алтарной преградой, причём эконом кланялся игумену до земли. Затем тот и другой складывали свои руки крестообразно. Эконом клал свою правую руку между рук игумена, а левую прикладывал ладонью снаружи к правой его руке, и оба целовали образовавшийся от такого сложения рук крест. По окончании обряда расходились и становились: игумен у правого столпа алтарного, а эконом у левого. К ним подходили сначала священники, диаконы и прочие великосхимники – стоящие на правой стороне к игумену, а по левой – к эконому, и между ними происходил обмен той же обрядности. Но когда подходили малосхимники, то сначала кланялись в ноги игумену или эконому, потом, скрестив руки, стояли, наклонив голову. Игумен или эконом касался головы их крестообразно сложенными руками и целовал последние как бы голову подходящего, причём подходивший говорил: «благослови и помолись за меня», и получал в ответ: «Бог да спасёт тебя». Между собой малосхимники ограничивались поклоном и словами: «Господи благослови и помолися за мя». После всех подходили два епистимонарха (благочинные – «хитроначальники») и, исполнив обряд целования по образу священников, с равными себе, отступали на средину церкви, становились один по одну, другой по другую сторону «старейшины обеих сторон» (так называется таксиарх, или главный надзиратель за братией в церкви) и делали земной поклон. Служащий священник произносил «яко свят еси Боже наш»... после чего присутствующие делали три земных поклона, с произнесением на каждый из них 12 раз «Господи помилуй» и, соразмеряя свои движения с действиями игумена. В заключение пели 6-й псалом, Святый Боже, Господи помилуй 12, а священник произносил отпускную молитву, во время которой все падали на землю и затем расходились по кельям. Великопостная павечерница отличалась от вседневной особым прибавлением на конце, которое состояло в том, что после 6-го псалма произносили без пения, без разделения стихов «блаженни непорочнии», затем несколько тропарей, три молитвы: «Манассиину, и даждь нам, Владыко, величая величаю тя» и затем, после отпускной молитвы, выходили из церкви¹⁵⁵.

Павечерница была последней общей службой, по окончании которой монахи отправляли наедине особенное келейное правило (лист 264 оборот, 268). Это правило, соответствующее позднейшим молитвам на сон грядущим, состояло в том, что каждый из благоговейных мних должен был у себя в келье прочитать 12 псалмов в четыре приёма, по три псалма в каждый, с двумя тропарями и богородичным после каждого отделения. Только в последнем отделении вместо второго псалма читалась молитва Манассии, затем ещё несколько тропарей, стихир покаянного содержания и заупокойных, и всё это оканчивалось молитвами: «и даждь нам, Владыко» и «величая, величаю» (последняя называется молитвой св. Евстратия). Место полунощницы занимало келейное правило, в состав которого входили непорочны и заупокойные тропари. Кроме того, в монастыре Алексиевом ежедневно, после утрени и повечерия, отправлялась панихида за храмоздателя, патриарха Алексия, в приделе Пантелеимона, где находился его гроб (лист 271). По составу своему эта панихида весьма замечательна и много отличается от теперешней. Но псалмы 19 и 20, которыми она начиналась, не были принадлежностью панихиды царской, а входили в состав обыкновенной заупокойной литии, как видно из приписки на поле синодального устава № 330–380, где речь идёт о заупокойной службе в субботу мясопустную, и из чина младенческого погребения в требнике Дионисиевом, из библиотеки МДА. Только патриарх Алексий, применяя этот общий порядок к своему лицу, делает распоряжение заменить в последнем стихе 19 псалма выражение «спаси царя» словом «спаси раба». Кроме ежедневных панихид справлялись, по распоряжению патриарха, ещё семь особенных годовых (вроде теперешних царских) и время каждой из них точно обозначено. Первая – в субботу перед Пятидесятницей (согласно общепринятому порядку), вторая – в пост св. Апостолов, третья – 12 августа, за два дня до храмового праздника в монастыре и в память обновления главной Успенской церкви, четвёртая – в пост Филиппов, пятая – в субботу мясопустную, шестая – 15 марта, за два дня до памяти Алексия, человека Божия, – а это был день Ангела патриарха Алексия; седьмая панихида не обозначена и вероятно справлялась в день его смерти.

Из дальнейших статей заключает несколько литургических указаний глава о том, когда стоят на службе со свечами, и об освещении церкви в будние дни и праздники.

Особенно же замечательна в этом отношении обширная статья о погребении, листы 273–278 (издана с объяснениями в приложении к сочинению Митрополит Киприан в его литургической деятельности).

Первые сведения о лавре св. Саввы, с которой связано происхождение устава иерусалимского, и о порядках, которые имели здесь место при её основателе, сообщаются в житии Саввы Освященного. Оно написано Кириллом Скифопольским, спустя 80 лет по смерти св. Евфимия († 472 г), следовательно, через 20 лет по смерти преп. Саввы, на основании рассказов достоверных лиц, бывших его учеников и свидетелей подвигов, которые, во время биографа, «следовали образу жизни преподобного и освещали путь, ведущий ко Христу». Несмотря на желание собрать возможно большее число сведений, составитель жития признаётся, что ему удалось добыть этим путём лишь немногое. Но зато эти известия, по словам его, были им строго проверены и отличались такой точностью, которая не оставляла никаких сомнений в читателе. Что касается неполноты сведений, то с этой стороны, сравнительно с другими произведениями агиобиографической литературы, нельзя сделать упрёка составителю жития. Оно очень подробно и излагает в последовательном рассказе обстоятельства жизни Саввы Освященного, его деятельность по устройству монастырей, сношения с тогдашними церковными деятелями и участие в решении догматических вопросов, волновавших тогдашнюю церковь. К, сожалению, жизнеописатель гораздо сдержаннее, когда дело идёт о порядках службы и дисциплины и в этом отношении для истории устава даёт очень немного. Что же касается до особенной хронологической точности, о которой заявляет биограф, то этим качеством житие, в теперешнем его изложении, похвалиться не может и заключает немало противоречий¹⁵⁶. По словам жития, св. Савва начал свои монашеские подвиги очень рано (почти в детские годы) и сначала жил в монастыре Флавиановом (Φλαβιαναῖς), находившемся в 20 стадиях от его родного села Муталаски, близ Каппадокии. Здесь он научился псалтири и усвоил во всей строгости порядок монашеской жизни, который у жизнеописателя называется «του κοίνοβιακοῦ κανόνος χατάστασις». В чём именно он состоял, из жития неизвестно, да и едва ли порядок этого малоизвестного монастырька имел влияние на выработку устава Саввиной лавры. В этом отношении положительное значение имели те правила монастырской жизни, с которыми преп. Савва познакомился впоследствии, в лавре Евфимия Великого и преп. Феоктиста. Отданный под руководство блаженному Феоктисту, он прожил у него десять лет до самой его смерти, и затем уже начинаются у него непосредственные сношения с Евфимием Великим, Герасимом Палестинским и Феодосием Великим¹⁵⁷. Отделившись от своих руководителей, св. Савва избрал для своих подвигов одинокую пещерку близ высохшего потока, и около неё собралось до 70 человек, желавших разделить его образ жизни. Тогда Савва полагает начало своей знаменитой лавре, строит небольшую церковку, около которой под его руководством и располагается община келлиотов. Большую часть времени они проводили в своих кельях, занимаясь работой и молитвами, исправляя положенное правило, но были и общие часы молитвы, на которые собирались все вместе, и этот порядок вошёл в особенную силу с тех пор, как неподалёку от первой церкви была устроена другая пещерная, получившая название богозданной¹⁵⁸.

О порядке церковной службы в Саввиной лавре мы знаем очень немного. Службы разделялись на общие, – к чину которых, прежде всего, принадлежала литургия, затем бдения накануне больших праздников и все вообще службы в субботу и воскресенье, – и одиночные или монашеское правило, исполнявшееся каждым особо. Оно известно под общим именем «κανὼν ψαλμωδίας» и состояло из обязательного числа псалмов и молитв. Этот канон вычитывался каждым на своём родном языке, как видно из дозволения Армянам, жившим в Саввиной лавре, читать псалтирь по-армянски, но литургия и, вероятно, общие службы, справлялись на греческом языке, как церковном (р. 264). В воскресенье и дни господских праздников справлялось бдение, а на литургии в эти дни все приобщались. По окончании литургии монахи шли за стол и имели «διάκλυσμα» т.е. праздничную общую трапезу, которая приготовлялась из вина, хлеба, масла, мёда, сыра и других припасов¹⁵⁹. В частности, упоминается о ночной службе (Vit. Evth. p. 46), к которой созывали братий ударом в било (в известный час, который назывался ἡ τοῦ κροῦσματος ὣρα), и все они пели псалмы сообща, по стихам, со сладкопением, при чём употреблялись свечи и курение (р. 287). Как об особой службе говорится о вечерне (325) и о третьем часе (ἡ λειτουργία τῆς τρίτης ὣρας p. 347). Кроме того, упоминаются: обычный чин погребения (252), праздники общие и местных святых: Антония Великого (р. 79), Евфимия (р. 249), перенесения мощей св. Евфимия (р. 85), освящения церквей при монастырях (р. 93) и обновления храма в Иерусалиме, справлявшийся ежегодно (270). В служебном отношении эти дни, как нарочитые, отличались бдениями, которые в праздники обновления отправлялись особенно торжественно и при большом освещении (λαμπρὰ φωταγωγία p. 93), а в день обновления храма Воскресения игумен монастыря отправлялся в Иерусалим (р. 270). Из лиц, принадлежавших к составу монастырского управления, упоминаются следующие: окружные надзиратели, – по-теперешнему благочинные монастырей – под именем архимандритов и экзархов. Таким лицом для заведования общежительными монастырями в окрестностях Иерусалима был назначен патриархом иерусалимским Феодосий Великий, а для лавр или скитов Савва Освященный. У первого кроме того был помощник «ὁ δευτερεύων» в лице игумена Павла (р. 261–262, 332). Эконом заведовал хозяйственной частью, и под его ближайшим надзором находилась кладовая κελλάριον, где хранились съестные припасы (р. 33), и подобная же хозяйственная комната ἀρτοθήκη (ibid.)¹⁶⁰. Канонарх заведывал порядком службы в церкви и, между прочим, на его обязанности лежало ударять в било (ἐξυπνίζει τὸν κανονάρχον καὶ ποιεί αὐτόν κροῦσαι. p. 287). Было особенное лицо, в заведывании которого находилась ризница (κειμηλιάρχης см. Du Cang. Glossar. sub h. voce. Zhischman. Die Synoden. S. 107–108. Vit. S. Cyriac. p. 110), просфорник (p. 323), привратник (p. 94), надсмотрщик за вьючными животными (κτηνετοῦ ἡ διακονία p. 34), хлебник (ἀρτοκόπιος), повар (μαγεῖρος. p. 225, 293), смотритель за гостиницей, где принимали странников, надзиратель над больницей, ремесленники и рабочие при монастыре (τεχνιταὶ р. 293). Соответственно этим должностям упоминаются и особые монастырские постройки: ὀικονόμιον, κελλάριον кладовая), ἀρτοκόπιον, μαγκείπιον (хлебная), ξενοδόχειον, ἀρηστήριον (столовая – трапеза), νοσοκόμιον (больница). Из обычаев, содержавшихся в монастырях палестинских, можно отметить следующие: поступающих в монастырь отдавали под надзор старцев и помещали в особом монастырьке, где они выучивали псалтирь и монашеское правило (р. 258). В монастыре преподобного Евфимия безбородых не принимали, а отсылали в лавру Феоктиста. Строгость этого правила испытал на себе и преподобный Савва (р. 260) Запрещено было говорить между собой во время служб и на трапезе (р. 19). Вот и всё, что известно нам о порядках палестинских монастырей из жития Св. Саввы. Сведения очень бедные, по которым трудно восстановить содержание дисциплинарной и служебной части первоначального иерусалимского устава. В этом неопределённом состоянии остаются наши сведения о нём до Никона Черногорца и до появления полных его записей. На пространстве пяти с лишком веков (смерть Саввы Освященного † 532 г., деятельность Никона во второй половине XI в) мы принуждены довольствоваться несколькими отрывочными известиями, не имея под руками положительных документов для знакомства с этой отраслью устава.

Нет никакого сомнения, что монастыри палестинские при первых своих основателях имели между собой близкую связь и следовали общим порядкам, которые и составили содержание первоначального устава, известного с именем Саввы Освященного. На это указывают близкие сношения между первыми основателями палестинского монашества и позднейшее предание, по которому устав Саввы Освященного возводятся к пр. Евфимию и Феоктисту, а через них к Харитону исповеднику – этим первенцам палестинского подвижничества.

В таком виде излагается генеалогия иерусалимского устава в древнейших его списках, например, греческом Синодальном 381–369 и Савостьяновском из Румянцевского Музея № 35–491 (оба XIII века), а отсюда перешла и в позднейшие. В наставлении игумену о точном исполнении правил устава говорится: «как предано отцами, бывшими прежде нас, и узаконено в их монастырях и лаврах, именно: Евфимия Великого, Саввы Освященного, Феодосия киновиарха, Герасима иже на Иордане, которому служил зверь, Харитона и Кириака отшельника, и который (устав) великий в патриархах Софроний предал письменно для последующих поколений (τοῖς μετέπειτα). Когда же эта запись сделалась жертвой огня от варваров, премудрый Иоанн Дамаскин, как трудолюбивая пчела, вновь предал его своим преемникам, и он сохраняется даже до ныне».

Что касается этой генеалогии, то она имеет своим источником биографии главных деятелей палестинского монашества и сводит к одному результату разрозненные предания об их трудах по части монастырского устройства. Несомненно, что монастырь Саввы Освященного был центром, где вырабатывались литургические и дисциплинарные порядки: здесь они мало-помалу складывались в устойчивую форму, записывались и распространялись сначала в Палестине, а потом и в других областях. Но в какой мере и чем именно заявили своё участие в обработке этих правил каждое из названных лиц, путь к решению этого вопроса, при существующих научных средствах, потерян и может быть восстановлен лишь приблизительно. Не выходя из пределов, начерченных агиографическими источниками, остаётся возможным высказать лишь несколько общих соображений. Савва Освященный, Евфимий Великий, Герасим на Иордане, Харитон исповедник, Кириак отшельник принадлежали к семье первых деятелей палестинского монашества, находились в тесных сношениях между собой и проходили одну и ту же монашескую школу – младшие под руководством старших. Монастыри, ими основанные, возникали при одинаковых условиях, имели одинаковый контингент насельников, преследовали одни и те же цели. Так Савва Освященный провёл первое время своей жизни в монастыре преподобного Феоктиста, сотрудника Евфимия Великого, а потом под руководством последнего усваивает его «διαγωγὴν τε καὶ πολιτείαν». Из обстоятельств жизни Св. Герасима наша статья отмечает одну черту, что ему служил лев, и тем показывает, что за неимением типичных внутренних черт, воспользовались для его характеристики чертой внешней. Но что и это лицо стояло в близких сношениях с группой первых главарей палестинского монашества, на это есть указания в житии Саввы Освященного и Кириака. О Харитоне исповеднике и Кириаке отшельнике известно, что первый был старейшим представителем монашества в Палестине после Илариона Великого и основал Сукийскую лавру, в которой Кириак провёл значительную часть своей жизни и прославился подвигами. Сказавши о том, что преп. Кириак прожил более 107 лет, жизнеописатель распределяет эти годы следующим образом: 9 лет провёл он у св. Герасима, 10 в монастыре св. Евфимия, 41 год в лавре Сукийской и т.д. (Vita s. Cyriac. p. 126). В пандектах Никона приводится из жития Харитона исповедника статья о посте для иноков в дни постные, по которой полагается есть только однажды в день хлеб с солью и водой (слово 60 лист 598 оборот). На каком основании вошёл в ряд деятелей по обработке иерусалимского устава патриарх Софроний, трудно сказать что-нибудь положительное по отсутствию всяких указаний на этот счёт в его биографии и других источниках. Но этим значением он уже пользовался в первых полных записях иерусалимского устава, а некоторые из них прямо надписываются его именем. Ничего положительного не известно и о деятельности Дамаскина на этом поприще, но его значение в обработке типика, как гимнографа, было, несомненно, очень важное, и его труды по составлению октоиха и в области минеи неизбежно должны были сопровождаться крупными переменами в составе служебного устава.

Отзыв Симеона Солунского не вносит ничего нового, и есть не что иное, как перифраз цитированной нами статьи с некоторыми незначительными изменениями в её тексте. Вот слова Солунского: «божественный отец наш Савва изложил устав, приняв его от св. Евфимия и Феоктиста, а они приняли от бывших прежде них и от исповедника Харитона. Когда же устав Саввы (διατύπωσις), как мы узнали, по разорении того края варварами, был уничтожен, тогда иже во святых отец наш Софроний, патриарх святого града, люботрудно изложил (ἐξέθετο), а после него божественный отец наш Иоанн Дамаскин, опытный в богословии, обновил и предал письменно (Dе sacr. precat. Patr. t. 155, col. 556). Подобное же мнение высказано Солунским и в 54 ответе Гавриилу Пентапольскому (ibid. col. 900), но здесь речь идёт только о двух последних лицах.

Что известно о первых записях иерусалимского устава?

Назначив перед смертью своим преемником некоего Мелита, Савва Освященный, как говорится в житии, дал ему наставление неприкосновенно сохранять предания, державшиеся в его монастырях (παράδοσεις παραδοθεῖσας) и передал ему их письменно: «δοὺς ἀυτῶ τάυτας ἐγγράφως» (p. 358). Но эта запись до нас не дошла. Вероятно, она обнимала главные правила монашеского быта, и, может быть, была изложена в виде завещания, в котором настоятели имели обыкновение передавать свою волю и наставления братству. Таково завещание преп. Афанасия Афонского и Феодора Студита. Литургическая часть входила в неё лишь настолько, насколько относилась к монашескому быту и связывалась с порядком вседневной жизни. Это краткое изложение дисциплинарных порядков со временем стало пополняться замечаниями литургического содержания и принимать обычаи из других церковных местностей. Прежде всего, на него оказали влияние обычаи иерусалимской патриархии и обряды храма Воскресения. Сношения палестинских монастырей с Иерусалимом начались ещё при первых основателях тамошнего монашества и поддерживались постоянно. Оттого палестинский устав получил название иерусалимского и на первое время не отделялся от обычаев храма св. Воскресения. Так в греческой псалтири 862 г., после указания на её разделение по кафизмам и славам, сделано замечание: «καθώς ψάλλομεν ἐν τῆ ἁγία Χριστού τού Θεοῦ ἡμῶν ἀναστάσει», а самая Псалтирь была написана диаконом храма Воскресения Феодором, по повелению Тивериадского епископа Ноя. В письме к духовному брату, господину Комиту, о святых постах, которое издаётся под именем Дамаскина, также упоминается об обычаях этой церкви, как об авторитетных (Patr. t. 95, col. 63–78). Этот весьма любопытный литургический отрывок, содержит в себе несколько указаний о службе и пище в Великий пост и седмицу сырную. Не употребляя технического названия τυπικὸν, автор письма приводит эти правила под именем определения (ὄρος) и закона (νόμος) церковного, который соблюдается и в храме Воскресения, т.е. в иерусалимской патриархии: «ον (т.е. νόμον) καὶ ἐν τῆ ἁγία Χριστοῦ τοῦ Θεοῦ ἡμῶν ἀναστάσει ἐπιτελоύμενον ὄιδαμεν». Далее здесь говорится об употреблении мяса в пасхальную неделю, и, следовательно, имеются в виду миряне и обычаи церквей мирских. Отсюда же перешёл в палестинский устав праздник обновления храма Воскресения и день Воздвижения креста. На праздник обновления сходились в Иерусалим настоятели палестинских монастырей ещё при жизни Евфимия и Саввы. Что касается обычаев константинопольских, то правило патриарха Никифора о разрешении на сыр и яйца в среду и пятницу сырной седмицы появляется в палестинском уставе почти одновременно с появлением его в столице. В типик Саввин оно было внесено уже в X веке и упоминается в летописях Александрийского патриарха Евтихия, который ссылается, на typicum Mar-Sabae в доказательство того, что Мельхпты (т.е. православные Сирийцы) в сырную неделю воздерживаются от мяса, употребляя только сыр, яйца и рыбу, согласно с правилом патриарха Никифора¹⁶¹. Заканчивая свой речь словами: quemadmodum ostensum in typico ecclesiae (как показано в церковном типике), автор хроники даёт понять, что этот обычай был принят во всей иерусалимской области. Из устава Великой церкви вошло сюда правило о совершении полной литургии в Великую пятницу, когда в этот день приходится Благовещение и бывает храмовой праздник (пандекты, слово 57 лист 579). Так как Никон Черногорец уже ссылался на это правило и говорит, что оно разделялось другими типиками, то значит, оно успело войти в практику больших монастырей ранее его. Наконец, к характеристике первоначального состава этой записи нужно отнести то, что она не имела так называемых Марковых глав и тех дополнительных замечании к отделу суточной службы, которые начинаются словом «ἰστέον», или по-славянски «ведати подобает». Первоначально, общая часть содержала изложение суточной, триодной и месяцесловной службы без этих дополнений казуистического свойства. Они были составлены ввиду вновь возникавших вопросов служебной практики и присоединены к основному тексту впоследствии. Не говорим о дополнительных статьях, отдельных от текста.

В XI веке иерусалимский устав уже был известен в полной записи, но от этого времени памятников его до нас не дошло. Из слов Никона Черногорца видно, что он был распространён в большом числе списков, которые представляли значительные разности между собой и в сравнении с уставами других отраслей. Вальсамон выделяет его от студийского устава и в отличие от последнего называет «τὸ ἱεροσολυμιτικὸν τυπικὸν» (De jejuniis. Rhally et Potly t. IV, p. 566). В массе этих списков Никон отличает древнейшие записи от позднейших и ссылается на них для проверки и оценки существующих церковных обычаев. Эту авторитетную запись он называет «иерусалимским древним типиком от отец преданным» (Тактикон, слово 1 лист 21) и ссылается на неё в своих литургических параллелях, как на руководство при разъяснении спорных вопросов литургического свойства. Желая иметь более древний и компетентный список для проверка разноречивых показаний тогдашних типиков, Никон вошёл в сношение с кир Феодосием, настоятелем Спасского Лаодикийского монастыря, и вместе с ним нашёл в библиотеке этого монастыря «типик сокровен древний иерусалимский», который «изначала» (т.е. задолго до того) был доставлен игуменом Саввина монастыря Никодимом митрополиту Лаодикийскому. Никон взял его отсюда, положил на хранение в монастыре Симеона Дивногорца и предоставил желающим для списывания (слово 6 лист 62 оборот). К сожалению, список настоятелей Саввиной лавры не известен, а потому и нельзя решить, когда жил игумен Никодим, а, следовательно, как древен был самый этот апограф. К ещё большему сожалению, Никон не показал состава и особенностей этого типика и даже не ссылался на него прямо в своих сравнительных выписках, так что устав этот остаётся для науки потерянным. Впрочем, в сочинениях Никона содержится немало указаний для знакомства с современным ему уставом, и эти указания тем более ценны, что мы не имеем от XI века не только полной записи иерусалимского устава вроде той, какая дошла с именем патриарха Алексия, но даже краткого его изложения. В 57 главе пандект (лист 571 оборот) Никон приводит выдержки из иерусалимского устава о пище под заглавием: «от типика иерусалимского» и отмечает по этому уставу праздники (ibid. лист 578); а в Тактиконе указывает на его особенности в совершении павечерницы (слово 1 лист 12 оборот) и делает немало других ссылок.

К каким заключениям можно прийти на основании этих данных о составе тогдашнего иерусалимского типика? Во 1-х, это была уже полная запись, в которую вошла и часть общая в виде круга суточных служб. 2) По содержанию он был весьма близок к студийскому типику и отличался от него лишь немногими выдающимися особенностями, которые Никон старательно собрал и отметил. Мелких обрядовых разностей было, конечно, очень много, как это видно из ссылок в первом слове Тактикона, но крупных наоборот. 3) Он отличался сводным эклектическим характером и заключал немало обрядовых и дисциплинарных подробностей, заимствованных из типика Великой Церкви, студийского и святогорского. С этим характером являются самые ранние записи иерусалимского устава, которые по справедливому замечанию арх. Сергия, представляют «соединение устава студийского с иерусалимским». 4) Что касается до отношения иерусалимских типиков того времени к теперешнему и к древнейшим его спискам, то, сколько можно судить по выдержкам у Никона, тогда уже сложились некоторые типичные особенности устава иерусалимского, но были и такие правила, которых мы напрасно стали бы искать даже в списках ХIII–XIV века: например, однократное водоосвящение накануне Богоявления (Тактикон, слово 1 лист 82), окончание служб тремя великими поклонами и двенадцатикратным «Господи помилуй» (ibid. лист 14), в Великую субботу полагается трапеза, на которой «ямы мало ли яиц, ли сыра» (пандекты слово 57, лист 572), в великие праздники, также Предтечи и апостолов Петра и Павла, в какой бы день они ни случились, «ядим как в день недельный невозбранно вся» (ibid.). В четверг и пятницу страстной седмицы, если случится в эти дни Благовещение, можно есть рыбу (Тактикон, слово 1, 62, 88). Это правило читается, у Никифора исповедника, откуда, вероятно, перешло сначала в типик Великой Церкви и студийский, а затем и в иерусалимский¹⁶². Таким образом, в XI–XII веке существовала серия иерусалимских типиков особого состава, которую по времени её появления мы назвали бы первой дописьменной редакцией устава иерусалимского¹⁶³. Воспоминание об этой древнейшей поре сохранилось и в его позднейших записях, где по временам делаются ссылки на какой-то древнейший типик и приводятся из него извлечения. Так в Синодальном уставе № 456 указывается на «παλαιωτέρα τυπικὰ» в службе Феодора Тирона, в других читается целая статья, начинающаяся следующими словами: «γέγραπται ἐν τῶ παλαιῶ τυπικῶ τῶ γραφέντι ἐν Ἱεροσολύμαις оὕτως». В ней идёт речь о том, что малая вечерня накануне праздников поётся не в церкви, а притворе, и притом не певчески, но скороговоркой χύμα. Различие между старыми и новыми типиками продолжает держаться и в полных его списках XV–XVI в., но эти ссылки относятся уже не к первоначальной редакции устава (за весьма немногими исключениями, перешедшими из древнейших типиков), а только к более ранним спискам. Разделение основывается на сравнительной древности некоторых из них и, может быть, на совпадении их в известных пунктах с первоначальной редакцией. Если провести это сравнение дальше, то окажется, что в дошедших до нас письменных уставах не сохранилось многих обычаев древних палестинских монастырей, а судя по тому, что эти указания на первоначальную практику палестинскую чрезвычайно бедны и отрывочны, естественно предположить, что число пунктов разногласия пришлось бы увеличить до размеров очень крупных. Прежде всего, в древних монашеских общинах Палестины преобладал келлиотский образ жизни, а это сообщало особый характер и порядкам литургическим. Богослужение имело у них вид однообразного келейного правила, суть которого сводилась к исполнению известного числа псалмов и библейских песней без всякой драматической, обрядовой обстановки. Если и в позднейшее время скитяне и келлиоты, вследствие особых условий своего положения, расходились в обрядах с киновитами и имели особый устав скитского жития, тем больше должны были отразиться эти условия на характере службы у первоначальных палестинских иноков, когда тропари, стихиры, каноны были ещё малоизвестны и считались у строгих монахов даже неприличными и соблазнительными, благодаря мелодическому их исполнению. В позднейших списках иерусалимского устава удержались лишь отрывочные заметки об этих разностях келлиотской практики, полный же строй её был забыт, и служба совершалась ежедневно в церкви, в общем собрании братий. Все службы, которые прежде исполнялись келейно, в виде одиночного правила, вошли в этот устав на правах общей службы наравне с всенощными. Из статьи «de sacris jejuniis», передающей порядки, державшиеся в Иерусалиме, видно, что в первую седмицу Великого поста постились не сряду несколько дней, как читается в позднейших уставах, а только до вечера каждый день; наоборот, в сырную неделю, которая называется здесь «προνήστιμος ἕβδομας», пост продолжается до вечера всю неделю, а не середу и пятницу только. Часов и литургии преждеосвященных также не полагалось. В страстную седмицу назначается сухоядение и не бывает преждеосвященных. В Великую субботу вечером пост разрешается, и едят всё кроме мяса. Существовал обычай удаляться на Великий пост из монастырей в окрестные пустыни и проводить это время в уединённых подвигах. Срок этого отправления не всегда был одинаков, и первые пустынножители отправлялись 14 января, т.е. по отданию Богоявления, а затем этот срок был перенесён на последнее воскресенье перед постом, как видно из жития Марии Египетской. Происходивший при этом обряд прощания, вероятно, имел место в древнейших записях устава иерусалимского и составлял особое последование, называемое в житии Марии Египетской каноном (ὁ κανὼν). В записях устава, даже самых ранних, нет уже никакого указания на существование этого обычая, за исключением стихир недели ваий, которые остаются и до сих пор свидетелями этой некогда живой практики. Затем обстоятельства изменились так, что обыкновение это не только вышло из употребления фактически, но вызвало даже противодействие себе в известной статье устава «о точном соблюдении правил типика», где игумену строго запрещается оставлять монастырь и выходить из него, особенно же во время постов Великого, Рождественского и св. Апостолов.

Значительные дополнения устав иерусалимский получил после Никона. Прежде всего, на его обработку имели некоторое влияние литургические труды самого Никона, но это влияние весьма незначительное. Ему были обязаны появлением на страницах типика некоторые правила о посте и две-три статьи литургического содержания, но ни те, ни другие не вошли в типик с именем их составителя, а внесены сюда из его сочинений без указания на источник. Такова, например, статья о различии праздников относительно поста и службы и о разделении их на большие, средние и малые (Греческий устав Синодальная Библиотека № 381 лист 36. Издана Pitra Spicil. Solesm. IV, p. 445). Из Константинопольского патриархата вошли извлечения из правил о посте Николая Грамматика¹⁶⁴ и известное его послание к проту св. горы о праздниках и постах. Оно читается в конце (сербского) Никодимова устава; но так как этот устав переведён с греческого подлинника, взятого в Константинополе, то весьма вероятно, эта статья сначала была принята в патриархии и отсюда занесена в типики. Из студийского устава воспользовались извлечениями из краткого Начертания относительно количества и качества пищи на целый год, о должностных лицах и монашеской одежде. Так называемые Марковы главы были собраны в один состав, дополнены и изложены в двух частях также после Никона. К таким же дополнениям следует отнести и правило относительно Успенского поста, под 31 августа. Вальсамон говорит, что в иерусалимском уставе его времени ещё не было никаких указаний на пост Успенский, хотя самый пост и соблюдали (Rally р. 567). Не говорим о внесении новых памятей и служб святым.

Большие монастыри и храмы имели свои особые местные уставы службы, которые, в виде схолий или замечаний, заходили на страницы общего типика и могли иметь влияние на его обработку. Таковы, например, замечания об обычаях монастыря Павла Латрского в уставе Норовском, из библиотеки Румянцевского Музея.

Самые ранние из известных нам греческих списков иерусалимского устава относятся к XII–XIII в. Но это, конечно, не действительный предел писаных уставов этой отрасли, а предел относительной их известности. В Святогробской библиотеке, в Иерусалиме, есть устав, писаный в 6667 (1159) году Феохарисием Каппадокийцем. Более осталось их от XIII века, но мы не имели возможности познакомиться с ними лично и знаем о некоторых только по описанию в учёных каталогах заграничных библиотек и по случайным указаниям путешественников на Востоке¹⁶⁵. Поэтому было бы преждевременно пускаться в рассуждения о группах или редакциях этой отрасли устава. В самом деле, десяток наличных экземпляров, которые мы имели возможность просмотреть е начала до конца и сличить между собой – цифра слишком малая для обобщения и основательной критической работы. Но так как эти списки обнимают промежуток от XIII по XVII столетие включительно и по составу своему соответствуют известным нам из описаний, то будет совершенно справедливо признать их положительным материалом для истории типика за этот период времени и для суждения о его отличительных особенностях. По составу все они принадлежат к группе полных уставов и состоят из трёх главных частей: общей (или изложения суточной службы), месяцесловной и триодной. К ним присоединяются второстепенные дополнения в виде статей и заметок служебного и дисциплинарного содержания, каковы: Марковы главы, наставление игумену, статья о каждении, о трапезе, тропари, прокимны, указание апостолов и евангелий и др.

Второе отличие, проходящее через все без исключения списки, составляют разности в содержании обряда и особенности в его изложении. Их так много и, вообще говоря, они так разнообразны, что вполне исчерпать их можно было бы путём длинных сравнительных выписок из разных уставов. Но к этому способу мы не решаемся обратиться ввиду чрезвычайной сложности такой работы при сравнительной ничтожности достигаемых ей результатов, а потому ограничимся в настоящем случае выделением особенностей более крупных и подведением их к тем или другим объясняющим мотивам. Разница в обряде зависела иногда от того, в каком монастыре справлялась служба – в общежительном или келлиотском. Таких случаев отмечено несколько в самих уставах и видно, что более ранние из них, как например, Синодальный № 456 и Савостьяновский № 491, были рассчитаны на преимущественное употребление в монастырях келлиотских, следующие же, более позднее, уже оговаривают, как вести дело в том и другом случае. Были обряды, составлявшие принадлежность местной практики, имевшие силу только в известном монастыре, где этот устав действовал, но которые в других местностях оставались неизвестными и переходили в уставы с оговоркой, откуда заимствуются. Иные варианты обряда, появились под влиянием студийской практики, или обычаев Великой церкви и по отношению к основному содержанию иерусалимского типика составляли дополнение из источников другой руки. Некоторые, наконец, составляют результат дальнейшего развития и обработки церковного обряда под влиянием новых исторических условий, когда вводились новые обряды, а старые вытеснялись и изменялись вследствие распоряжений административных, или при столкновении с новыми порядками. Приведём пример на каждый случай. В Синодальном уставе № 456 и Савостьяновском № 491 говорится, что 9-й час в субботу братия поют в кельях своих с междочасием, но в № 381 и других прибавляется, что так бывает, если монастырь келлиотский, если же киновия, то 9-й час поётся в церкви. Так как полунощница входила в состав келейного правила, то иногда не записывалась в уставе, и отходила к часослову. Особенностей местной практики немало сохранилось в синаксаре иерусалимских уставов, куда вносились памяти местночтимые, например, Павла Латрского, Лазаря Галискийского, Михаила Хониата, а потому число бдений было не везде одинаково. В службе 14 сентября, по поводу памяти Иоанна Златоустого делается ссылка на константинопольскую практику, по которой празднование это переносится на 13 ноября. Заимствование целых статей из студийского устава показывает самым делом их употребление в практике. В более ранних уставах поклоны и молитва «Господи и Владыко живота моего» полагаются на каждой будничной утрене, т.е. когда не пели «Бог Господь»; в позднейших уставах поклоны ограничены понедельником, средой и пятницей в период внепостный, а ещё далее будничная служба с поклонами сделалась принадлежностью только поста и поставлена в особую рубрику двух четыредесятниц, т.е. постов Рождественского и св. Апостолов. Благодаря той же постепенности в обработке, появились два расписания литургийных евангелий: одно краткое, другое более полное, согласно с их изложением в служебных евангелиях. Марковы главы также записываются иногда в кратком, иногда в полном составе.

Ниоткуда не видно, чтобы за этот период времени устав подвергался пересмотру и исправлениям. Если подобная работа и велась, то без всякого официального полномочия; и имела значение местное. Всего более сделано было в этом отношении Никоном Черногорцем, который задумал пересмотреть, сличить и примирить между собой разные типики на основе древне-церковной практики; но его труды не имели влияния на обработку греческого типика и гораздо более отозвались в судьбе устава славянского. Немало работы вызвано было приведением в порядок Марковых глав. В уставах XII–XIII в. они имели вид кратких замечаний под соответствующими днями месяцеслова, затем выделяются в особую статью, которая в позднейших списках излагается подробнее, а в ранних короче. Окончательная редакция их долго не могла установиться и подавала повод к большим недоразумениям. О них говорится в статье греческого Синодального устава № 380, писанного в 1542 г, для монастыря Кутлумушского. По словам её составителя, труд Марка Идрунтского в руках неумелых людей стал поводом к затруднениям и довёл к порче самого устава. Одни из них сливали эти статьи (ἑρμηνείαι) с текстом типика, другие наоборот вносили в толкование статьи из устава и таким образом перемешивали схолии к тексту с самым текстом. Благодаря этой путанице, одни правили службу так, другие иначе, и это послужило для недоброжелателей поводом к нареканиям на устав, а для любителей порядка – причиной скорби. Обстоятельство это побудило составителя статьи обратить внимание на обработку Марковых глав и положить конец недоразумениям. Он взял в соображение древние и позднейшие списки устава, старался отдать должное каждому, но не следовал тем или другим исключительно, а шёл, так сказать, средним путём (ἐν μέσοις), пользуясь уставами не очень древними и не очень новыми и не внося со своей стороны ничего произвольного¹⁶⁶. Проверяя это показание уставом, к которому оно присоединено, мы должны сказать, что автор относился к делу очень осторожно и, собственно говоря, сделал очень немного. Он соединил Марковы главы в одну статью (но это было сделано и раньше его), отнёс её к концу устава и, таким образом, отделил текст типика от этих дополнительных примечаний. Впрочем, в настоящем случае для нас важно не то, что сделано этим анонимным исправителем, а самый факт исправления и указание на слабые стороны тогдашнего устава, из-за которых велось это дело. Никакого официального значения эти исправления не имели, а принадлежали толковому святогорскому монаху, который без особых полномочий, только с благословения своего игумена, принялся за труд и сделал, что было в его средствах. Подобные же невидные работы велись и в других монастырях. Они состояли из схолия и заметок на полях устава и отмечали разности в обрядах по другим типикам, указывая, что́ из прежних обычаев вышло из употребления и оставалось на бумаге, и что́ появилось нового. Эти заметки служили руководством к сознательному ведению службы и, кроме того, объясняли смысл более трудных литургических выражений, попадающихся в тексте устава. Мы назвали бы эти объяснения глоссами, если бы они имели более систематический характер и были проведены последовательно, но на самом деле такого характера они не имеют и состоят из ряда заметок казуистического свойства, сделанных иногда писцом рукописи, а иногда рукой какого-нибудь другого книжного монаха. Есть такие заметки и в самом тексте, но, они попадаются чрезвычайно редко, и более всего мы нашли их на полях уставов: синодального Кутлумушского (№ 380), о котором сейчас говорили, и в другом синодальном № 487; две-три заметки такого же содержания сделаны в списке № 381 (XIII в). В уставе Румянцевского Музея из собрания Норова, № 385 (XIV в), отмечено на полях несколько особенностей службы в монастыре Павла Латрского¹⁶⁷. Но на дальнейшую, обработку уставов эти указания не имели влияния и остались без последствий¹⁶⁸. Более значения имели выходившие из Саввина монастыря рукописи служебного содержания. Они распространяли его практику по окрестным областям и обрабатывали её в связи с составом разного рода служебных книг, каковы: триодь, минеи, паремейники и служебники. Из записи на греческой триоди самого конца XI века, находящейся в библиотеке Синайского монастыря, видно, что эта триодь была списана в 1099 году в лавре преподобного Саввы Герасимом Антиохийцем для соборной церкви города Аскалона во имя Великомученика Георгия¹⁶⁹.

Из этой записи видно, что служебные порядки Саввина монастыря были приняты в то время в церквах мирских и содействовали распространению иерусалимского устава в этих последних.

Гораздо более сделано было в отношении устава Никоном Черногорцем. Никон был по преимуществу деятелем практическим¹⁷⁰. В пандектах он разъясняет правила поведения общехристианского и монашеского, в Тактиконе занимается устройством быта тогдашних монастырей, устанавливает порядок богослужения и даёт правила относительно поста и провождения праздников. По этим же практическим побуждениям занимался он и уставом. Жизнь тогдашних монахов не отличалась строгостью, по крайней мере, во многих монастырях сирийских: монахи не повиновались настоятелям, эти последние не пользовались авторитетом, многие избегали общежития и вели келлиотский образ жизни, которая давала более свободы и независимости. Никон поэтому рекомендовал общежитие и указывал на вредные стороны келлиотства. Чтобы обеспечить в монастырях более строгие порядки, он занялся пересмотром и оценкой действовавших уставов. Они оказались очень несходными между собой как в служебной, так и дисциплинарной части. Даже типики одной отрасли в разных списках расходились между собой и отзывались противоречиями на практике. Кроме того, Никона поражала самая бездоказательность уставных правил. Устанавливая порядки несходные, они выражались в категорической форме: «говорим се и се» без всяких разъяснений и без указания оснований и свидетельств, оправдывающих тот или другой обычай. Чтобы устранить эти слабые стороны тогдашнего устава, Никон задался мыслью сличить между собой типики в главных вопросах, касающихся службы и дисциплины, выбрать из них лучшее, обосновать их на церковных свидетельствах или, как он их называет, на божественных писаниях – и таким путём составить образцовый типик, в своём роде нормальный порядок. В 57 главе пандект он занимается выборкой дисциплинарных правил из главных уставов того времени, а в первом слове Тактикона излагает свой образцовый типик, о котором в письме к отцу Герасиму отзывается следующим образом: «аз, аще недостоин есмь... обаче по силе моей трудолюбствовав поспешением Божиим... о постах же и праздниках и прочего делательного (πρακτικὸς в противоположность θεορητικὸς) житии (правила) от божественных писаний и от тех самых типик подобающая избрав и бысть Христовой благодатью от божественных писаний свидетельствован... Книга же та оста, якоже и прочая вся зде во святом Симоне Чудотворце во утеху требующим и в нашу пользу» (Тактикон, слово 6 лист 62 оборот, 63). Не разумеет ли Никон в последних строках тот древний иерусалимский типик, который он нашёл при посредстве Лаодикийского игумена Феодосия и положил для списывания в монастыре Симеона Дивногорца? Может быть; но, сколько позволяет судить контекст славянской речи, дело идёт, по-видимому, о собственном типике Никона. Типик этот, как мы сказали, содержится в первом слове Тактикона и носит следующее заглавие: «правительник (κανονάριον?) с Богом, рекше типик, от божественных писаний избран о устроении преданных нам образ (τύπων порядков, постановлений) от святых отец во спасение душам и писанием вдан иже под нами братиям». В монастыре Раифском и у Симеона Дивногорца этот устав был принят в руководство и служил основанием тамошних порядков¹⁷¹, но общеобязательного значения не имел. Ему не доставало административно-церковной санкции, да и Никон был далёк от мысли придавать ему такой авторитет; он рекомендует его в руководство желающим, в пользование тем, которые на то «произволение имеют», и затем в самом типике делает оговорки, что это его личное мнение, что он не выдаёт его за непогрешительное правило, а продоставляет решению более сведущих.

Содержание этого устава делится на две части: литургическую и дисциплинарную. Первая изложена гораздо короче и содержит заметки относительно вечерни, затем правила о часах Пасхи и на круглый год, о павечернице, полунощнице, утрене, поклонах, о числе кафизм на круглый год (и о стихирах и великом славословии), о келейном правиле (о особнем пении), о времени литургии и трапезы в праздники большее, средние и малые. Эта статья служит переходом к дисциплинарной части, которая начинается статьёй «о ястии и питии количества и качества», о порядке за трапезой и о распределении пищи на круглый год, применительно к праздникам и постам, причём сравниваются правила на этот счёт типиков студийского, иерусалимского и святогорского. Затем следует ряд мелких статей, касающихся монастырского быта, из которых назовём некоторые: об одеждах и обуви, о служителях и прочем пребывании братнем, о посте святой Богородицы (Успенском), о праздниках в них же поётся Бог Господь. Впоследствии, мы подробно ознакомимся с содержанием этих дисциплинарных правил, а теперь сделаем несколько замечаний об общем характере Никонова типика и о том, какими источниками пользовался он при его составлении.

Компилятор по основному свойству своих трудов, Никон, остался верен этому направлению и в первом слове своего Тактикона. Типик, им составленный, носит сборный эклектический характер и изложен на основании целого ряда источников: «настоящей типик, – говорит он, – я хотел составить по преданию общежительных постановлений, от постных (т.е. аскетичных слов) Василия Великого, жития св. Пахомия, устава обители студийской и прочих древних» (Слово 1 лист 14 оборот). Содержание его он избрал «от божественных писаний и от тех самых типик» (Слово 6 лист 63, предисловие лист 11). Согласно с этим ведётся дело и в самом его типике; указаниями на эти источники он пестрит свою речь, сопоставляет между собой показания разных уставов и делает из них выдержки. Кроме уставов больших монастырей он обращается к правилам первых учредителей монашества, к сочинениям древних подвижников, к литургическим постановлениям древней церкви (Апостольские Постановления, соборные каноны) и руководится обычаями разных монастырей. Так, например, статья о литургиях заключается следующими словами: «сие же рассуждение святые службы... учими есми оно убо от типика студийского, ово же от иерусалимского и святые горы, якоже тамо о посте св. Апостол завещевает, ово же от жития св. Фалассия... Сия же главизна (статья) зде вписаная во свидетельство положися, якоже научихомся: лучшее же ведя да смотряет» (слово 1 лист 17). В этом же роде ведётся у него дело и в других статьях¹⁷².

Далее – это устав не только сводный, но и толковый. Составитель его, рассуждая о разных вопросах церковной и монастырской практики, постановляет решение на основании логических и исторических доводов, устраняя, таким образом, бездоказательность, которой страдали современные ему типики. Так, например, говоря о посте великой четыредесятницы и страстной седмицы, приводит отеческие свидетельства об этом предмете и часто ссылается на извлечения, собранные им в пандектах. С той же целью он делает выбор между свидетельствами и оценивает их достоинство, признавая одни общеобязательными, а другими пользуется как соображениями при разъяснении недоразумений. Первые у него называются «главизны законны и обдержательны», последние «смотрительными отчасти (ὀικονομηκῶς приспособительно), которые не достоит воспринимати во обдержание и законная свидетельства» (слово 1, 28 оборот).

Таким образом, Никон сделал попытку согласить разноречивые показания типиков и поставить их на более твёрдую историческую почву. Средств для выполнения этой задачи было у него довольно: он находился в полном обладании нужным материалом, но задуманной цели всё-таки не достиг и немало вопросов оставил под сомнением. Кроме того, у него были свои личные воззрения, которые он проводил очень заметно, и в пользу которых наклонил исторические доводы (например, общежитие). В вопросе о постах и праздниках он склонялся на сторону более строгих правил и нередко усиливал их, высказывая своё личное мнение. Труд Никона был только началом той обширной работы, которую задавал литургистам устав того времени. Никону принадлежит величайшая честь быть выразителем этой потребности. Он высказал чрезвычайно важную мысль о пересмотре тогдашнего типика, об исправлении его слабых сторон и приведении к однообразию. Но, чтобы выполнить эту задачу как следует, нужны были соединённые усилия многих, соглашение между патриархиями и регламентирование местных обычаев. Этих условий не было в наличности, а потому и труд Никона остался попыткой, не перешедшей в дело, замыслом, не имевшим продолжателей. И действительно, в греческий типик труд Никона не вошёл, а заходили туда только немногие его замечания и статьи, известные наперечёт, например, о разделении праздников на разряды, в греческом уставе С. Б. № 381–369. В более полном виде дисциплинарные правила нашего литургиста были приняты в славянские уставы, известные с именем Афанасия Высотского, или «Око Церковное», затем помещались в правилах о посте под соответствующими днями месяцеслова, и приняты по местам в греческих старопечатных изданиях.

Ещё далее типик подвергся пересмотру в так называемом уставе патриарха Филофея «Διάταξις τῆς ἱεροδιακονίας», или «Ordo sacri ministerii». Пересмотр этот ограничился, впрочем, незначительной частью устава и коснулся только праздничной утрени и вечерни. Задачей составителя было определить порядок этих служб в тех частях, которые исполняются священником и диаконом, и разграничить служебные обязанности последних. Что же касается общего хода службы на клиросе, то он предполагается известным из других источников, и Ordo затрагивает его лишь настолько, насколько это нужно; для определения участия в нём священнослужителей. Не внося ничего нового в строй тогдашней службы, Ordo регулирует её обрядовые подробности и закрепляет однообразный способ их исполнения. До появления Ordo практика не выработала на этот счёт определённых правил: общие рубрики устава в разных местностях и разными исполнителями применялись различно, согласно принятым обычаям. Составитель Ordo поставил задачей устранить это неудобство точным указанием подробностей священнической службы. Так, например, устав не говорит ничего о приготовлении священника и диакона к службе, в какое время и как происходит их облачение, из чего оно состоит. Ordo пополняет этот пробел и объясняет, в какое время, как и с какими обрядами оно происходит. Чем отличается начало праздничной утрени, когда она справляется отдельно от вечерни, а не в порядке бдения? Устав не даёт прямого ответа на этот вопрос: Ordo отвечает на него положительно и фиксирует эту часть применительно к действиям служащего священника. Когда отворяются царские двери? В рубриках греческого устава этой статьи нет: мы находим её в Ordo. В таком же роде ведётся дело и при изложении дальнейших частей службы, так что в целом получается последовательный очерк утрени и вечерни в тех частях, которые отходят к службе священника и диакона. Ordo начинается замечанием, в какие службы и по каким дням следует облачаться диакону; затем следует ряд указаний относительно всенощного бдения; с какими обрядами священник и диакон приступают к этой службе, как и где облачаются, подробно описывается начало бдения; далее идёт речь о чтении светильничных молитв, о начале утрени, когда она совершается отдельно от бдения, о том, сколько раз и когда отверзаются царские двери, об облачении диакона на утрене, когда бывает стихословие и когда его не бывает, – о совершении входа на вечерне, о литии, благословении хлебов, об отпуске вечерни – совершается ли она отдельно от утрени, или слитно с ней, – о литии после вечерни, о начале утрени, совершаемой отдельно от бдения, о чтении утренних молитв во время шестопсалмия, о выносе, чтении и, целовании евангелия, о каждении в начале канона, о ектеньях на каноне и так далее до конца утрени. В конце Ordo говорится об обряде помазания елеем, о праздниках, в которые совершается лития вне храма и, по связи с ними – о выносе креста в первый день августа.

Таково общее содержание Филофеева устава. В сфере затрагиваемых им вопросов он имеет несомненное влияние на обработку типика и вводит в него следующие новые стороны: а) подробно излагает обрядовую обстановку службы, о которой типик или молчит, или ограничивается более или менее общими указаниями¹⁷³. б) Там, где по разным типикам известный обряд представляется различно, Ordo устанавливает для него однообразное исполнение¹⁷⁴ и в) некоторые статьи устава излагает иначе и перерабатывает¹⁷⁵.

Но, не смотря на это значение, бывшие в нашем распоряжении списки греческого устава приводят к тому заключению, что Ordo не имел фактического влияния на редакции греческого типика и прошёл для него бесследно. Чем объяснить это явление? Вероятно, это зависело от особых задач Ordo и его непосредственного отношения к евхологию. Назначенный для руководства священникам, он никогда не сливался с содержанием устава, и его помещали в старинных требниках в виде дополнения к чину вечерни и утрени для священника. По своему содержанию и назначению он составлял продолжение устава литургии и печатался рядом с ним под общим заглавием. Только устав литургии слился с её текстом, а устав вечерни и утрени не вошёл в общее изложение этих служб и остался отдельной статьёй. Исключение составляют некоторые рубрики, которые перешли в славянские списки устава и в греческие старопечатные типики, а отсюда были приняты и в наши правленые издания. Что же касается до рукописных греческих уставов, то в них мы не нашли никаких следов пользования Ordo.

Кто был составителем этого устава? Судя по надписанию его в греческих требниках¹⁷⁶, автором Ordo признаётся известный Константинопольский патриарх и литургист XIV в., Филофей. Но это мнение не имеет за себя других положительных оснований и вызывает сильное сомнение ввиду несостоятельности принятого мнения об авторстве Филофея по отношению к уставу литургии. В греческом типике Синод. библ. № 381 мы нашли этот устав с упоминанием в молитве по освящению даров об императоре Андронике и патриархе Афанасии, из которых первый (разумеется Андроник младший) царствовал с 1287 по 1332 г.; а Афанасий занимал патриаршую кафедру в первый раз с 1289 по 1293 г., второй раз от 1304 по 1311 г. Таким образом, устав литургии по этому списку предупреждает Филофея, по крайней мере, на полстолетия (подробнее см. Митрополит Киприан 16–21, а самую запись – в описании устава№ 381, приложение III). Но устав литургии стоит в тесной связи с уставом вечерни и утрени; обе эти части носят печать работы одного лица, и обнаруживают одного редактора. Это видно из одинаковых приёмов изложения, тождественности выражений и одной общей мысли, которая проходит по всем его частям и связывает их в одно целое. Поэтому нет никаких оснований отрывать устав утрени и вечерни от литургийного и, приурочивая первый к имени Филофея, тем самым отдалять его происхождение на полстолетия и больше. Можно утверждать положительно только то, что он был составлен на основании иерусалимского типика, применительно к монастырской службе и впоследствии испытал дополнения, на что указывают встречающиеся в нём повторения и противоречия. В этом дополненном виде Ordo печатается в старейших требниках и был издан Гоаром¹⁷⁷.

Предполагая общий ход службы по иерусалимскому уставу известным, мы будем излагать здесь обрядовые особенности греческого типика сравнительно с теперешним славянским и отметим те места, которые обращают на себя внимание по типичности литургического языка.

Малая вечерня начинается до захождения солнца, около десятого часа, т.е. по-нашему около четырёх часов пополудни. «Приидите поклонимся» и псалом предначинательный поёт экклесиарх. Он же, если только нет ошибки в Савостьяновском списке, а не параекклесиарх, ударяет в било и приготовляет всё нужное для службы перед всенощной.

Всенощная начинается возгласом кандиловжигателя или параекклесиарха «κελεύσατε» (повелите). «Κελέυσατε» – это обычное обращение к лицу старшему за разрешением начать службу или открыть какой-либо официальный акт. Со словом «jubete» распорядители обращались к консулу перед открытием народных игр. «Κελέυσατε» – было обычным обращением препозита к императору перед началом какой-нибудь придворной или церковной церемонии. В нашем богослужебном языке оно применяется безразлично к епископу и священнику. В теперешнем славянском уставе, вместо «повелите», читается «возстаните». Это чтение было допущено в самых ранних славянских списках и имеет своим основанием монастырский обычай, по которому собравшиеся на всенощное бдение монахи в ожидании начала службы и сбора всей братии сидели на своих местах, и перед началом службы получали приглашение подняться со своих мест. Но так как славянский перевод не соответствовал греческому подлиннику, то в более точных списках встречается следующая оговорка: «возстаните рекше по речи искусству повелите».

Обращение «Господи благослови» произносит служащий священник, остановившись в царских вратах (ἔσωθεν τῶν βασιλικῶν πυλῶν), по окончании каждения церкви и притвора, на обратном пути в церковь. Под царскими вратами здесь разумеются главные двери из притвора в церковь. «Καὶ ποιήσας σταυρоὺς τρεῖς μετὰ τοῦ θυμιάματος» – сотворив три креста кадильницей. Древний способ каждения, подробно описываемый в статье устава «о еже како подобает кадити», состоял в том, что движением кадила делали крест, что было особенно удобно в том случае, когда каждение производилось ручной кадильницей или кацией.

«Приидите поклонимся» начинает или предстоятель (игумен), или екклесиарх, но самый предначинательный псалом – всегда екелесиарх при участии в пении его всех братий.

При пении предначинательного псалма служащий священник выходить из алтаря и «становится в своей стасидии», т.е. на своём месте около правого хора.

Светильничные молитвы священник читает, стоя перед алтарными дверьми, с непокрытой головой, во время пения стиха «отверзшу тебе руку» и продолжал чтение, вероятно, до конца предначинательного псалма. Имея в виду количество читаемых на этом месте молитв, необходимо предположить, что пение было протяжное. И действительно, в уставе замечено, что, дошедши до этого стиха, екелесиарх делает поклон настоятелю и начинает стих высшим голосом: «καὶ ἀπάρχεται τοῦ στίχου ὑψιλότερον». О чрезвычайно протяжном и искусном исполнении этой части псалма на Афоне см. в Заметках поклонника св. горы. По уставу Филофея чтение светильничных молитв начинается ещё позднее, когда поют «вся премудростью сотворил еси».

После предначинательного псалма и ектеньи поётся первая кафизма на восьмой глас в три приёма или отделения, которые называются антифонами. При пении «Господи воззвах» происходит каждение «ὡς ἔθος ἐστὶ», и затем поются стихиры.

Лития. Она состоит в том, что при пении самогласной стихиры в честь храмового святого на глас дня, священник с диаконом выходят в притвор, «λιτανέυοντες». Молитву «спаси Боже люди твоя» и следующие за ней произносит священник в слух всех. После прошений поётся «Господи помилуй» 50 раз. К последнему прошению присоединялось поминовение живых и умерших, как выражается устав: «τάδε μνημονέυει, ἐι θέλει καὶ оὔς ἔχει ζώντων καὶ τεθνεώτων». Молитву «Владыко многомилостиве», по Норовскому уставу, священник читает «нам, преклонившим колена и лежащим на земле». Теперешнее главопреклонение на этом месте образовалось уже по отмене обычая слушать эту молитву коленопреклоненными.

Благословение хлебов. По уставу Савостьяновскому, келарь полагает на аналое, а по другим спискам, на четвероножном, столе (ἐν τῆ τατραποδίω τραπέζα) – три или пять хлебов «ἔξ ὦγ ἐσθίομεν ἐν τῆ τραπέζη», т.е. обыкновенных хлебов, употребляемых во время трапезы. В позднейших уставах последнего замечания нет, а в Ordo Филофея дело представляется совершенно иначе и упоминается о просфорах, приносимых в церковь¹⁷⁸. О других веществах, предлагаемых для благословения, говорится не везде. Келарь разламывает благословенные хлебы и каждому из братии даёт по чаше вина. Раздаванием занимались особые служители, которые называются «διακονηταὶ». С этих пор, в видах приготовления к причащению Св. Таин, устав запрещает даже пить воду; следовательно, каждое воскресенье монахи принимали приобщение. Далее изображаются целебные и благотворные действия благословенного хлеба в следующих выражениях: «ὅδε ἐυλογηθεὶς ἄρτος ἔχει χαρίσματα διαφορὰ καὶ πάυει πυρετὸν πινόμενος μετὰ ὕδατος, φρίκας διῶκει καὶ πᾶσάν μαλακίαν ἴαται πρὸς δὲ τоύτους καὶ σῆτας (σῆς – червячок, моль) ἀπὸ τῶν γεννημάτων (друг. ὡρεῖων) ἀπελαύνει».

Перед началом шестопсалмия кандиловжигатель выходит из церкви и ударяет в великое било. Отсюда – теперешний второй звон. Шестопсалмие читал или особо для того назначенный монах (о ταχθεὶς μοναχὸς), или предстоятель, а иногда говорится о чтеце неопределённо: «начинаем шестопсалмие».

При пении непорочных совершается священником каждение, но о полиелее не упоминается, как и в теперешнем уставе. Первоначально полиелей был принадлежностью праздничной всенощной, и о нём говорится как в студийских, так и в иерусалимских славянских уставах. Во время пения степенн, кандиловжигатель ударяет в железное било, и это приходилось как раз перед чтением евангелия.

По прочтении, евангелие выносилось из алтаря, и к нему подходили для прикладывания. Место, где происходил этот обряд, называется «ὀμφαλίον, ὀμφαλος» (De cerim. p. 15, 63, 87, 130, 524) и μέση τοῦ ναοῦ (Ordo Philoth). «Ὀμφαλὸς» (собственно значит «пуп») означал цветной круг или овал, вставленный в церковный пол (Голубинский ИРЦ I, 2, 204). Где он находился в константинопольской Софии, можно видеть из указаний книги de cerimoniis p. 15, 63. Подобные кружки были и в приёмных комнатах дворца (ibid. р. 130, 524. Of. Ducange. sub voc. «ὁμφαλὸς» и Reiske comment, ad libr. de cerim. p. 606, 607).

По окончании утрени совершается лития в притворе «ποιοῦμεν λιτὴν ἐν τῶ νάρθηκι». Она состоит в том же, что и лития на вечерне. За литией следует первый час, на котором читается оглашение и затем конечный отпуск. Впоследствии литийные молитвы были отменены и читались только на всенощных в большие праздники на первом часе, когда совершалось помазание елеем, как замечено в Норовском уставе (текст смотри выше). Точно также и о литийных молитвах в конце вечерни на первой седмице Великого поста сделано замечание, что они читаются (в монастыре Павла Латрского) только на бдениях. В Ordo Филофея лития полагается сокращённая за исключением великих праздников, когда после утрени совершается крестный ход.

Этот отдел носит следующее заглавие: «ἔκφρασις ἐν ἐπιτομῆ τῆς ἐκκλησιαστικῆς. διατάξεως τῶν ἐν ἱεροσωλύμαις ἀγίων μοναστηρίων» и начинается статьёй о стихословии псалтири, в которой идёт речь о числе кафизм на целый год; затем следует порядок суточных служб, начинающийся статьёй о звоне или о биле. Призыв к службе обозначается выражениями «κρоὺειν» – бить, σημαίνειν – давать знак, объявлять; в славянском переводе – «знаменовать». Различаются била: «μικρὸν, μέγα, χαλκοῦν, σιδηροῦν»; в изложении всенощной встречаются выражения « κρоὺειν τὰς βαρέας» бить в тяжкая, т.е. в большие била (см. подробнее Казанский о призыве к богослужению, в Трудах I Археологического съезда и Голубинский ИРЦ I, 2, 136). Клепание составляло обязанность параекклесиарха или кандиловжигателя и происходило таким образом: перед началом всенощной били во все тяжкие, в будние дни для сбора к девятому часу ударяли в малое било, перед началом вечерни – в большое, затем в медное, или железное и уже после этого «πληρουμένης τῆς φωνῆς τοῦ χαλκοῦ», начиналась вечерня. Зов к полунощнице, по указанию уставов, совершался посредством «τῶν βαρέῶν», в которые били медленно до 50 раз. В это время братия пели полунощницу; по окончании её ударяли в железное или медное било, и начиналась утреня. На всенощной ударяли три раза; перед началом – для сбора братии, перед шестопсалмием – для второго сбора после освящения и употребления благословенных хлебов и перед евангелием, – т.е. в те же три срока, что и теперь на всенощной. В трактате Вальсамона о том, «почему в монастырях собираются в церковь по зову трёх бил».(Patr. t. 119, col. 1222) не только перечисляются три главные вида бил, но и указывается, когда какое из них употреблялось; именно: малое било перед шестопсалмием и чтением кафизм ради шести псалмов Богоотца и прочих, которые «поются на утреннем славословии прежде святоградца»¹⁷⁹. Большое било перед евангелием и каноном «ради возвещения евангелия и всего последования святоградца» – малое било по окончании канона перед отпуском утрени. Но в мирских церквах, по словам Вальсамона, употреблялось только одно большое било.

Девятый час с междучасием, равно как и полунощница, поются в кельях, если монастырь келлиотский, а если, киновия, то в церкви и без междучасия (последнее в том случае, когда положено «Бог Господь»).

Священник начинает вечерню, стоя в своей стасидии. О том, как и где помещаются братия, имеются два разных показания: а) по уставу № 456 они стоят посредине церкви на циновках, рядами – «ἰστάμεθα ἀναμέσον τῆς ἐκκλησίας στιχηδὸν ἐρι ψιάθιοις ἐν ὂρδινι», – б) в № 381 также на циновках, но в стасидиях своих. Вероятно здесь отмечены обычаи разных монастырей, но может быть и так, что стояли сначала среди церкви, а потом переходили в стасидии, на свои места. «Ψιάθια» или циновки, которые монахи плели для продажи, употреблялись ими во время службы для сидения; так было, по словам Кассиана, у египетских монахов (Collat. XXI, с. 11). Но впоследствии, когда стали устраивать стасидии с сиденьями, циновки употреблялись вместо ковриков под ноги, а глоссатор греческого синодального устава № 380 сделал в объяснение этого выражения следующее замечание: «думаю, что циновки постилаются от пыли». В славянском синодальном уставе № 331–367 это место переведено так: «стояще на местех своих на рогожах рядом». А в теперешнем печатном читается: «стояще на местех своих рядом», а о циновках не упоминается.

Последние стихиры на «Господи воззвах», начиная со стиха: «яко утвердися милость его», поются обоими хорами, которые для этого сходятся на средину церкви, а канонарх становится между ними на омфалие.

Исполнителями различных частей службы в греческих рукописных уставах называются следующие лица: а) «Παραεκκλησιάρχης», иначе называемый «κανδηλάπτης». Его обязанности состоят в следующем: ударять в било, приготовлять кадило, свечи, лампады и другие принадлежности утвари; во время службы он носит свечу, подаёт кадило и воду служащему священнику, перед началом всенощной произносит «повелите»; одним словом, отправляет обязанности теперешнего пономаря (παραμονάριος). б) «Ὁ ταχθεἰς, μοναχὸς» – особо назначенный или по очереди служащий монах. Он читает предначинательный псалом, «сподоби Господи» и др. По своим обязанностям иногда сходится с канонархом, почему в печатных изданиях и переводится этим именем. в) «Κανονάρχης». На обязанности его лежит указывать певцам, что и на какой глас следует петь (а потому он становится между хорами), а также самому читать и петь, но последнее, если канонарх не силён в пении, екклесиарх возлагает на певца. В частности, ему поручается чтение синаксаря на 6-й песни канона, паремий, апостола, чтение после благословения хлебов на всенощной и на трапезе во время обеда и ужина. Заменяя собой певца, он исполняет те части службы, в пении которых не участвуют хоры; например, поёт прокимен, «всякое дыхание» перед евангелием, аллилуйя на литургии, кондак на утрени. Кроме того, он прислуживал братии в церкви и за трапезой, подавая им воду для умывания рук после великого входа – «τὸ νιψιμου μετὰ τὴκ τῶν ἁγίων διαβάσιν», теплоту после богородичного хлеба «θερμοδοτεῖ μετὰ τὴν παναγὶαν» – и на трапезе. В славянском уставе синодальный библ. № 387–331 лист 17) эта последняя обязанность представляется следующим образом: «по прѣнесенїи ст҃ыхъ даровъ даетъ прѣжереченный канонархъ братїи ᲂумовенїе, тойже чтетъ по литургїи на трапезѣ намъ ѧдꙋщимъ. еще же и по вечерни на трапезѣ. даетъ же и на трапезѣ ᲂумовенїе братїи. даетъ же и ᲂукропецъ братїи по пресвѧтѣй творитъ же и поклонъ игᲂумену. исходѧщимъ имъ изъ трапезы припадаетъ при вратѣхъ равно съ слꙋжители. такоже и блюда всѧ и всѧ съсᲂуды трапезныѧ долженъ есть омывати по ᲂуставу стыѧ горы». В уставе № 380 замечено, что подавали воду на утрене после 50-го псалма и что эту обязанность исполнял кандилаптис. Не подавали ли в это время воду для умывания рук, так как после благословения хлебов употребление воды было уже запрещено? Как старший из служащих при братском столе, канонарх вместе с ними падает в ноги выходящим из-за трапезы, прося у них прощения. г) «Ἐκκλησιάρχης». Он заведовал общим порядком службы и наблюдал за точным исполнением устава. В круг его обязанностей входит наблюдение, чтобы стоящие в притворе монахи и миряне не входили в церковь во время пения, чтобы каждый из назначенных на службу братий находился на своём месте и исправлял положенное послушание. Как второе лицо после настоятеля он заступает его место в случае отсутствия и исполняет предоставленные ему части службы, начиная и оканчивая более важные её отделы. Так игумен, или екклесиарх произносит в начале вечерни «приидите поклонимся», поёт предначинательный псалом с участием братий, начинает пение стиха «отверзшу тебе руку», читает шестопсалмие, после седалена на третьей песни произносит двенадцатикратное «Господи помилуй», начинает первый час и др. Кроме того екелесиарх заведовал правым хором а левым – епистимонарх. д) «Ἡμερέσιος ἱερέυς» – недельный поп, или чередной священник. е) «Ἐξυπνίστης» будильник. Его обязанность в синод. уставе № 456 описывается следующим образом: в Великую четыредесятницу предстоятель благословляет будильника в церкви, чтобы он на каждом чтении, вскоре по начатии его вставал со своего места и, положив на средине три поклона, обходил тихо около братии и, если кого найдёт спящим, слегка толкал его. Последний же (т.е. заснувший), встав, идёт и делает три коленопреклонения на средине и по одному поклону к каждому хору, потом, отошедши, садится на месте своём. Но ныне этого не бывает и не находится в большей части списков (оὔδε ἐν τοῖς πλεῖοσι τῶν ἀντιγραφῶν ἐυρίσκεται), думаю, по нашей склонности к лености и потому, что некоторые не сносят обличения. Тот же будильник во всякое время собирает братий в церковь».

После этих предварительных замечаний перейдём к дальнейшему изложению особенностей суточной службы. Полунощница справлялась в кельях, если монастырь был не общежительный (№ 456 и Савостьян.), если же киновия, то собирались и пели её в притворе. Праздничную полунощницу, когда полагалось «Бог Господь», пели в притворе, а будничную «с поклонами» – в церкви (№ 456, Савостьян. и Норовск.). В тех же уставах, где имеются в виду монастыри келлиотские, полунощница не записана, как так она входила в состав келейного правила. В № 381 и др. она описывается с некоторыми подробностями, теперь уже вышедшими из употребления. Если полунощница совершалась в притворе, то параекклесиарх с зажжённым фонарём входил в церковь и, заперев из неё двери в притвор, зажигал лампады (τоῦ κανδηλάπτου ἄψαντος τοῦ φάνου καὶ εἰσελθόντος ἐν τῶ ναῶ καὶ κλείσαντος τε τὰς πύλας καὶ τὰς κανδήλας ἄπτοντος). Если же в церкви – то братия при входе делали поклон перед святыми дверьми, целовали иконы, и, заняв свои места, немного поджидали, пока соберутся все.

На конце полунощницы, перед отпуском её, происходил обряд прощения «συγχωρήσεως», который совершался следующим образом: игумен, преклонив колена, клал земной поклон и просил прощения у братии словами «благословите мя»... После игумена то же делали должностные лица монастыря до эконома включительно, подобно тому, как во время каждения: начинаясь с игумена, оно оканчивается экономом, и таким образом составляется круг. По окончании полунощницы братия входят из притвора в церковь и, положив три поклона перед алтарной преградой, садятся на своих местах и отдыхают в ожидании начала утрени. Относящееся сюда место читается в греческом уставе № 456 следующим образом: «μετά τὴν πλήρωσιν τοῦ μεσονυκτικοῦ εἰσερχόμεθα ἔνδον τοῦ ναοῦ καὶ στάς ἕκαστος εἰς τὸ στασίδιον αὐτοῦ κατὰ τάξιν καὶ προσκυνήσεις τρεῖς ἀπὸ τοῦ στασιδίου αὐτοῦ κατενώπιον τοῦ ἱλαστηρίου ποιῆσας καὶ τὸν ἐν τῶ στῆθει αὐτοῦ ἀπηωρημένον σταυρὸν ἀσπασάμενος ἔνθεν τε κακεῖθεν τоὺς χορоὺς προσκυνήσας ἐυτάκτως καθήμεθα τοῖς ἰδίοις τόποις (στασιδίοις) μίκρον ἡσυχάζοντες». Это место мы переводим таким образом: «по окончании полунощницы входим внутрь храма и ставши каждый в стасидии своей по чину и сделав три поклона со своей cтaсидии перед очистилищем и поцеловав висящий на груди своей крест и поклонившись хорам на ту и другую сторону, благочинно сидим на своих местах и немного отдыхаем». Недоумение при переводе возникает относительно того, как понимать выражение «ἐν τῶ στῆθει αὐτου ἀπηωρημένον σταυρόν», т.е. относить ли его к кресту, который монахи носили на себе, или к кресту, находящемуся над царскими дверьми, на алтарной преграде. Судя по контексту, дело идёт о кресте тельнике, потому что поклоны к алтарю и на стороны делаются из стасидии а в таком случае целование пред-алтарного креста становится невозможным. В пользу этого понимания говорят положительные указания на кресты тельники в других местах устава, где речь идёт о подобном же обычае. Так, например, говорится, что по окончании первого часа «ἀσπαζόμεθα ἕκαστος τὸν ἐν τῶ στήθει αὐτοῦ σταυρὸν ἤ τὰς ἐν τοῖς στἀσιδίοις ἡμῶν ἁγίας εἰκόνας». В Савостьяновском славянском уставе 1372 г. перед началом утрени замечено: «цѣливаемъ свои напрьсный крⷵть» (20 оборот). В синодальном уставе лист 145 «цѣлуѥⷨ҇ чтⷭ҇ныи крⷵтъ кождо нⷵа иже носиⷨ҇ или стыꙗ иконы идѣже стоиⷨ҇». Но можно дать этому месту и другое объяснение, так как «στῆθος и στῆθεα» означают ещё балюстраду перед алтарём и верхнюю часть царских врат, на которой был утверждаем крест, к которому прикладывались служащие во время малого входа и императоры, вступая в алтарь (см. στῆθος у Ducange sub. h. voc. de cerimon. avlae byzant. Замечание в этом смысле у г. Голубинского ИРЦ I, 2, 204) Но ни откуда не видно, чтобы входящие в церковь целовали царские врата: по студийскому синодальному уставу монах, входя, кладёт три поклона перед «βασιλικαὶ πύλαι» и становится на своём месте (лист 248 оборот); им запрещается во время службы молиться перед «алтарными заграды» ни на другом каком месте, но, положив земной поклон перед царскими вратами, становиться на своём месте (лист 253 оборот). В теперешнем печатном уставе говорится или о целовании икон, или «честнаго креста, на персех наших» (на конце шестого часа в понедельник 1-ой недели Великого поста).

Священник, вступив в алтарь перед началом утрени, выходит оттуда для каждения церкви «διὰ τοῦ βορείου μέρους или κλητίδος», т.е. северной дверью. В алтаре он сначала кадит св. трапезу, а потом «ἱλαστήριον ἄπαν», т.е. весь алтарь. Перед чтением утренних молитв «ἄψας κηροσχοίνιον (по другим – κηρὸς) ὁ κανδηλάπτης πήγνυσι ἐπὶ τὰ διάστυλα (по другим – εἰς τὸ διάστυλον) τῶν ἁγίων θυρίων», т.е. кандиловжигатель, зажёгши свечу, прикрепляет её к столбцам святых дверей («Διάστυλα» см. Ducange Gloss, sub h. voce). В Савостьяновском списке дело представляется проще и говорится, что священник, зажёгши свечу, начинает читать утренние молитвы в начале 102 псалма «εἰς δε την ἔναρζιν τοῦ ρ7β (102) ψαλμοῦ ἄπτων κὴρ λέγει τὰς ἐωθινἀς συχἀς»; (То же и № 456).

Песнь Богоматери стихословится, говоря словами устава, после того, как все положат земной поклон, (ἐδαφιάσαι πάντας) а иереи, вошедши в очистилище (алтарь – ἱλαστήριον), покадить святую трапезу и возгласить на 6-й глас «Богородицу в песнех возвеличим»... По 9-й песни все поют «μεγαλοφώνως» «достойно ecть» с припевом «честнейшую херувим», при чём все кладут земной поклон. В некоторых списках делается ещё следующее прибавление: «μετὰ δὲ τοῦτο λέγομεν τὸ κύριε σῶσον βασιλεῖς, σὲ τον ἀπόρτητον τεῖχος», – т.е. после сего произносим: «Господи спаси царей» и «Тя непреоборимую стену» (об употреблении этих песней на утрене после канона упоминается Симеон Солунский в изложении песненного последования). Светилен поётся иереем или канонархом следующим образом: певец, будет ли то священник или канонарх, произносит начальные слова светильна на глас дня, а братия оканчивают его; это чередование происходит до трёх раз, в четвёртый певец произносит «молитвами Богородицы», а братия припевают весь светилен.

Часы правятся ежедневно и входят в состав обычной суточной службы. В монастырях не общежительных, они читаются в кельях каждым особо, а в киновиях – в общем собрании «ἐν σύναξει». Так говорится в статье Никона Черногорца о «часах всего лета», а относительно девятого часа – в уставе № 456, и повторяется это замечание в начале малой вечерни. Когда часы читались в дни постные, то соединялись с поклонами. Под постными днями разумеются как посты, так и середа и пятница, – а впоследствии, понедельник каждой седмицы, если не падал на эти дни какой-нибудь праздник. Часы малых постов (Рождественского и св. Апостолов – об Успенском не упоминается) отличаются от великопостных тем, что поются без стихословия псалтири и чтения паремий, а в уставе № 456 прибавлено к этому: «и без прокимена» т.е. к паремиям; кроме того, в Великий пост полагается на часах чтение из лествицы. Насчёт того, как справляются часы в малые посты, устав отсылает за разъяснением к синаксарю великой четыредесятницы. Что касается междочасий, то они не были общей службой, но справлялись «в кельях наедине» и составляли часть монашеского правила. По-видимому, они были введены для того, чтобы занять урочной молитвой в келье время, остававшееся свободным в промежутке между часами. Так было в общежительных монастырях. В Часослове митрополита Киприана, междочасие первого часа поётся «отшедшим нам по отпусте (первого часа) в келья наша». Но это правило не везде и не всегда соблюдалось: в строгих общежитиях и междочасия пелись в собраниях, особенно если соединялись с соответствующим часом (так у Никона Черногорца и в уставе Ирины). Это колебание отразилось и на самом уставе, в некоторых списках которого читается замечание, что междочасия исполнялись «εἰς τὴν σύναξιν» по понедельникам, средам и пятницам. Этого замечания нет в списке № 456, и, по-видимому, оно составляет позднейшее дополнение, которого древняя практика не знала. Не пели междочасий в праздники и вообще в те дни, когда полагалось «Бог Господь». Судя по выдержкам из типика, приводимых у Дюканжа под словом «ὥρα» видно, что междочасия справлялись не круглый год, но в известные периоды церковного года, и пели их то в церкви, то в нартексе, то в кельях.

«Тὰ τυπικὰ» в значении особой службы не известны по студийскому уставу, но подробно излагаются в иерусалимском. Самое раннее известие о них находится в типике императрицы Ирины и, вероятно, попало сюда из устава иерусалимского, но известие это так кратко, что по нём нельзя составить определённого представления о том, какая здесь разумеется служба. Видно только, что «τὰ τυπικὰ» исполнялись в нартексе между часами и обедней и по своему положению в ряду других суточных служб соответствовали тому, что известно под именем «типика́» в позднейшем уставе – именно ту часть литургии, которая записывалась не в евхологие, а в уставе «τυπικὸν». Поэтому «τὰ τυπικὰ» будет значить то, что положено в уставе, а слово «изобразительные» составляет не больше, как механический переклад этого греческого названия и не даёт никакого определённого представления. Что название «типика́» не означает сокращения или подражания обедне, в каковом смысле объясняют это слово литургисты, начиная с Симеона Солунского, видно из состава этой службы¹⁸⁰. Под именем «изобразительных» – и даже более, под именем обедницы – это последование известно и в соединении с литургией, и отдельно от неё, а потому обязано своим названием не отношению своему к литургии, но существу службы. Из особенностей этого чина следует отметить, что «изобразительные» исполняются «χύμα», т.е. без пения, говором, и что на них полагается апостол и евангелие «τοῦὕφους», т.е. по рядовому чтению.

Что касается повечерия, то оно в келлиотских монастырях читалось каждым особо в келье, а в киновиях – в церкви, в общем собрании. Последние молитвы великого повечерия: «нескверная, неблазная» и – «даждь нам Владыко» в древнейшую пору иерусалимского устава читались не везде, как замечено в уставе № 456, но зато некоторые присоединяли к этим двум ещё третью молитву: «Владыко, Боже Отче Вседержителю».

Из особых статей литургического содержания в общей части иерусалимского устава отметим следующие:

1) о литургиях Василия Великого, Иоанна Златоуста и преждеосвященных даров, когда какая из них совершается. Вот относящееся сюда правило: «ἰστέον, ὅτι ἐν τᾶις κυριακαῖς τῆς μεγάλης μ′ καὶ ἐν νηστέιαις τῶν δεσποτικῶν ἑορτῶν ἡ τοῦ μεγάλου Βασιλείου λειτουργία τελεῖται καὶ ἐν τῆ μνήμη αὑτοῦ· δὲ προηγιασμένη κέκτηται τὴν ἰδίαν ἀκολουθίαν· τᾶις δέ λοιπαὶς ἡμέραις τοῦ ὅλου ἐνιαυτοῦ ἡ τοῦ ἀγίου Ἰωάννου» (№ 456 φ. 23). Т. е. «надлежит знать, что в недели великой четыредесятницы и в посты господских праздников совершается литургия Василия Великого, а также в память его; преждеосвященая же удержала своё последование; а в прочие дни всего года совершается литургия святого Иоанна». Мы имеем здесь самое общее и самое древнее решение вопроса о времени совершения названных литургий. Из этой статьи видно, что литургия Василия Великого употреблялась не по воскресеньям только Великого поста, но и в посты малые и в кануны господских праздников, как таких дней, которые предварялись постами. Так понимаем мы выражение «ἐν τᾶις νηστείαις τῶν δεσποτικῶν ἑορτῶν». Обычай служить Василиеву литургию в малые посты уже давно оставлен, но из канунов господских праздников она до сих пор удержалась в навечерие Рождества Христова и Богоявления. Выписанное нами правило не выделяет этих дней, но относится ко всем вообще канунам. С прекращением этого обычая стали упоминать о навечериях Рождества и Богоявления, а ещё дальше исключены были из этого правила некоторые воскресенья Великого поста. Что сначала служили литургию Василиеву во все кануны и постные праздники, можно заключать из позднейшего (апокрифического) известия, будто между патриархами Тарасием и Никифором возник спор, следует ли служить литургию Василия Великого в день Воздвижения и Пятидесятницы, и был решён в отрицательном смысле, по указанию Никифора исповедника, который находил подобное решение не соответствующим праздничному характеру этих дней.

2) Сколько раз и когда нужно кадить на утрене. Из сравнения указаний на этот счёт в общей части греческих уставов оказывается, что каждение происходило: а) на «Господи воззвах», б) на утрене, когда поют «περὶ τῶν βασιλέων τρισάγιον», т.е. заупокойное трисвятое о царях, а оно имело место в начале утрени перед пением 19 и 20 псалмов. О пении трисвятого в это время говорится в уставе императрицы Ирины, которая делает распоряжение, по смерти своего супруга, царя Алексея, поминать его в начале утрени, присоединяя к положенным ещё особые заупокойные псалмы и тропари... (Typic. Irenes. с. 39). О заупокойном трисвятом после утрени упоминается в ктиторском уставе Михаила Атталиата (XI в) «ποιῶσι δὲ τρισάγιον,καθ ἑκάστην ἡμέραν μετὰ τὴν ἑωθινὴν δοξολογίαν ὑπέρ ἐμοῦ τοῦ ἀμαρτωλοῦ». Σάθας. Μεσαίων. Βιβλ. I, σ. 22. В № 456 и Савостьяновском вместо этого упоминается о каждении на шестопсалмии, согласно с указанием устава вседневной утрени. в) На стихословии 9-й песни; в № 379 φ. 13. прибавлено: «καὶ τῆ κυριακῆ εἶς τὴν ἐνάρξιν τοῦ κανόνος». Но в самом уставе службы указываются и другие случаи каждения.

3) Сколько раз на литургии следует открывать голову, т.е. снимать кукуль монахам. В № 381 эти случаи перечисляются таким образом: во время евангелия, на херувимской песни, при пении «Отче наш», когда делаем семь стояний (ὅ ταν ποιοῦμεν στάσεις ἑπτὰ), при возвышении св. Даров, на «приступите» и при перенесении св. Даров с престола в предложение. В некоторых списках указывается открывать голову при пении «да исполнятся уста наша» и во время отпуска. Что разуметь под ἑπτὰ στάσεις? Дюканж объясняет это выражение таким образом: «stasis sumitur etiam pro quovis intervallo» и приводит из печатного греческого устава выписанную нами цитату. Дело идёт о семи прошениях или о семи особых отделах, на которые распадается эта молитва при произнесении. В Савостьяновском списке место это переведено так: на ижеихерᲂувиⷨ҇скᲂу пⷵѣ, стаси творимⷪ҇ и на ѡⷱ҇ наⷲ҇ ζ′ (23 оборот). В нынешнем печатном о стояниях не говорится, а сказано только: и на Отче наш. Вообще статья изложена иначе: «ведомо буди, яко на литургии открываем главы своя на входе и на слышание святого евангелия и на херувимской песни великого входа и на словеса Христовы и на достойно есть и на Отче наш и во явление Святых Таин и на входе и на вечерни (следует читать: и на входе вечерни).

Из службы по месяцеслову.

Раздаяние благословенного хлеба на всенощной в одних уставах передаётся следующим образом: «εἶτα δίδοται ὡς συνήθες τὸ κατάχλαστον» (преломление, кусок), в других: εἶτα ἐυλόγησις ως συνηθες τῶν ἄρτων καὶ ἀνάγνωσις». На 9-й песни канона на праздничной утрене раздавались братиям свечи.

Помазывание елеем имело место на конце утрени во время литии и происходило следующим образом: «ἀπέρχεται ὁ ἱερέυς καὶ θυμιᾶ τὴν ἐικόνα τοῦ ἁγίου... εἰτε ὁ προεστὼς τὴν ἱερωσύνην ἡξιῶται αὐτὸς ἐπιχρίει τоὺς ἀδελφοὺς ἐμβάπτων τοὺς ἐαυτοῦ δύο δακτύλους καὶ оὔχι τὸν ἕνα». В одном из уставов дополнено: «ἥ παπήριον ὅπερ εὔρομεν συνήθες». Т.е. «приходит иерей и кадит икону (храмовую) святого, и если настоятель удостоен священства, то сам он помазывает братию, погружая (в лампаду с маслом, горящую перед иконой святого, а не в чашу с освящённым елеем) два свои пальца, а не один (последнее замечание направлено, вероятно, против латинского обычая)... или кусок хлопчатой бумаги, как обычно бывает». Этих подробностей в теперешнем уставе нет.

Под 14 сентября в некоторых уставах читается статья, разъясняющая, почему не справляется в этот день память св. Златоуста, а переносится на 13 ноября. Статья эта в теперешнем уставе изложена очень коротко, но в рукописных греческих гораздо подробнее и представляет следующие любопытные стороны. 1) Она написана от имени неизвестного составителя, который высказывает своё мнение в первом лице: «δοκεῖ δε μοὶ ὅτι...» 2) Это перенесение почти всюду было принято, и память Златоуста записывалась под 13 ноября в большей части синаксарей. 3) Только по местам в иерусалимской области эта память справлялась по-прежнему 14 сентября и записывалась под этим числом в некоторых уставах. Настоятелю предоставлялось право совершать её и в этот день, а в случае храмового праздника даже обязательно. 4) Вследствие этого дозволения, в уставе № 381 записаны под 14 сентября некоторые особенности службы, имеющие отношение к памяти Златоуста.

В службе на праздник Воздвижения приготовление св. креста к выносу представляется следующим образом: крест выносится после малой вечерни из сосудохранильницы или ризницы, вносится в церковь и затем в алтарь, где и полагается на престоле: «καὶ φέρουσιν εἰς τὴν ἐκκλησίαν καὶ ἐριτιθέασιν αὐτὸν ἐπάνω τῆς ἁγίας τραπέζης.» Таким образом, воздвигальный крест находился в ризнице; но так как она помещалась отдельно от алтаря, даже и в том случае, когда находилась в диаконике, то чтобы попасть из неё в алтарь, нужно было пройти сначала часть церкви и подняться через солею в царские двери. По студийскому уставу процессия идёт тем же путём, только в другое время службы, именно: «по окончанию екзапсалма служащие входят в сосудохранильницу и вземше честное древо сносят в церковь... по шествии (вхождении) царскими дверьми кладут его на святой трапезе», где оно и остаётся до окончания девятой песни (№ 330–380, лист 261).

После благословения хлебов на всенощной читается слово Александра монаха о кресте «εἰς δόσιν μίαν». Δόσις значит отделение, приём, доза.

Воздвижение креста совершается следующим образом: священник берёт крест на блюде (δίσκος), выносит его из алтаря до царских врат, т.е. до входных в церковь, откуда, после небольшой остановки, идёт обратно в церковь; между тем перед алтарными дверями приготовляется четвероножный стол (τετραποὺς), на который полагается крест с ковчегом (μετὰ θήκης); стол покрывается шёлковой пеленой (паволокой – μετὰ βλατίου). Воздвижение креста совершается пять раз, или: в пять приёмов: сначала на восток, затем на юг, запад, север и опять на восток, – следовательно, посолонь (в таком, порядке излагается дело по студийскому уставу и по старопечатным греческим), при чём каждый раз произносится певцами стократное «Господи помилуй». По нынешнему уставу крест воздвигается сначала на восток, потом на запад, юг и север, священник берёт крест, обвитый васильками, в обнажённые руки (ἐρὶ χεῖραςγυμνὰς μετὰ βασιλικοῦ χλάδου). В древности, как и у нас в старину, воздвигаемый крест обвёртывали снизу пеленой, куском полотна или ручником; в таком виде изображается обряд воздвижения на некоторых миниатюрах.

По окончании литургии в навечерие Рождества Христова, полагается величание царя, архиерея и настоятеля. Обычай этот ведёт начало из Константинополя и относился первоначально к царям, которые присутствовали в этот день на службе, отчего и самые часы получили название царских. К многолетствованию царя само собой присоединилось и многолетие служившему патриарху. В монастырях эту честь стали оказывать настоятелям, затем подражание пошло ещё дальше и выразилось в том, что монахи стали собираться в келье игумена, приносили ему поздравление, чествовали многолетием и получали от него угощение. Этот обычай выродился из древне-церковного обыкновения: после обедни, в навечерие Рождества и Богоявления, ставить большой праздничный стол, во время которого исполнялись духовные песни (см. статью о коляде в Синодальном уставе № 330–380, лист 211). Византийские императоры приглашали к своему столу придворных чиновников, которые славили и поздравляли державного хозяина и пели в честь его похвальные песни. Накануне Рождества Христова цари делали подарки со своего стола придворным чинам, о каковом обычае, равно как и о порядке стола в этот день, говорится у Кодина de officiis L. I, с. 6. Обряд многолетствования излагается в Греческих рукописных уставах следующим образом: после обедни «зажегши выносные свечи среди храма и, ставши рядами (στιχηδὸν), братия поют кондак праздника, потом назначенный монах или диакон славит (εὐφημίζει) царей и архиерея, чей монастырь, или его настоятеля». В новопечатных уставах дело ограничивается пением тропаря и кондака праздника.

О том, как происходил этот обряд в игуменской келье, сообщаются сведения в некоторых славянских рукописных уставах, но в бывших у нас под руками греческих типиках не упоминается. Несомненно, впрочем, что эта статья перешла в славянские списки из греческих источников, как видно и из её изложения и грецизмов. Здесь обычай славить царей осуждается, а поздравлять игумена и принимать от него угощение считается делом совершенно неприличным. Первое свойственно мирским церквам, которые получают от царей вклады и «великодария», но никак не пустынникам, которые, находясь, вдали от мира, не пользуются такими милостями. А обычай поздравлять игумена неприличен, как потворствующий чревоугодию тщеславию и самомнению (подробное изложение этого обряда см. в приложении V, где он излагается по двум спискам: Савостьяновскому в Московском Публичном Музее и Синодальному № 387–331).

Под 31 июля записывается «προεόρτιον τοῦ τιμίου σταυροῦ» – предпразднство честного креста, а под 1 августа обряд выноса и поклонения кресту, а затем обхождения с ним внутри монастыря, по кельям и хозяйственным постройкам. Освящение воды совершалось по окончанию утрени, перед первым часом, затем следовала лития с крестным ходом; по возвращении в церковь прикладывались ко кресту, брали освящённую воду и слушали первый час. Ни этот праздник, ни обряд не известны по студийским уставам, а в иерусалимском № 381 он описывается следующим образом: «μετὰ δε τὴν ἀπόλυσιν (т.е. ὄρθρου) διερχέται ὁ τίμιος σταυρὸς μετὰ λιτῆς περὶ τὰ ἐντὸς τῆς μονῆς· ᾕγουν εἰς τὸ ἡγουμένειον εἰς τὸ ὀινόχειον εἰς τὴν τραπέζαν εἰς τὸ κελλάριον εἰς τὼ ὡρεῖον καὶ ἐν πᾶσι τοῖς κελλίοις τῶν ὰδελφῶν». Τ. е. по отпуске утрени обходит честный крест с литией кругом монастыря внутри его, игуменскую келью, винную палату, трапезу, погреб, житницу и по всем кельям братий.

В субботу мясопустную упоминается о чтении на панихиде монастырского диптиха. Для удобства чтения диптих разделяется на четыре отделения, из которых каждое прочитывается в своё время на панихиде и утрене – в три приёма; впрочем, если диптих очень велик, то прибавляется и ещё чтение.

В греческих уставах о полунощнице в понедельник Великого поста или вовсе не упоминается, или делается замечание, что оно не поётся в общем собрании (ἐν μέσω) ради вечернего утешения (διὰ τὴν τῆς έσπἑρας παράκλησιν, т.е. бывшей накануне вечером большой трапезы), а по мере сил каждым в келье. В теперешнем уставе полунощница полагается, но без поклонов.

Правило о поклонах на молитве «Господи и владыко живота моего» в греческих рукописных уставах излагается в следующем виде, несколько отличном от того, как читается эта статья в теперешнем печатном уставе. После возгласа священника: «сый благословен» говорится там, «становимся на короткое время (ἰστάμεθα μικρὸν), молясь в себе, мысленно (καθ’ ἐαυτοὺς ἐν τῶ ἰδίω λογισμῶ) молитвой св. Ефрема «Господи и владыко», затем все, преклонив колена на землю, произносим «ту же молитву с тремя поклонами (ἐν, ταῖς τρίσι μετανοίαις, или по другому чтению «ἐν ἑκάστη τῶν τριῶν μετανοίων μεγάλων... ἐν στάσεσι τρίσι), предваряемые настоятелем или экклесиархом. После же сего (кладём) другие одиннадцать поклонов (по другому списку 12) медленно, чтобы уравняться всем (т.е. всем класть их вместе, не выделяясь), на двенадцатом же поклоне произносим вышеописанную молитву, а затем встаём» (по другому чтению произносим молитву с одним великим поклоном «μετὰ μίας μεγάλης μετανοίας»). Более подробные указания, как класть большие и малые поклоны, даны в типике императрицы Ирины. Там на конце утрени, после молитвы «иже на всякое время», положено пятнадцать поклонов, из которых три большие, остальные – малые. Первые исполняются медленно и с такой расстановкой, чтобы достало времени перед каждым из них трижды воздеть руки к небу с произнесением на каждое поднятие «Боже, милостив буди мне грешному», и уже затем, преклонивши колена и склонивши голову до земли, произнести: «согреших, Господи, прости мне». Более слабые делали поклон на скамейку или подставку (προσευχάδιον), а более сильные преклонялись до земли. Остальные двенадцать поклонов делались скорее, при однократном произнесении вышеуказанных молитв (Тур. Irenes с. 23).

В пятницу первой недели после литургии преждеосвященных полагается последование св. Феодору Тирону. В студийских уставах этой службы нет. В более ранних иерусалимских типиках только упоминается о благодарственном каноне св. Феодору (εὐχαριστήριος κανὼν), в позднейших подробно излагается вся служба и – что особенно замечательно – при этом делается ссылка на некоторые из древнейших типиков (ἑτέρα τῶν παλαιωτέρων τυπικῶν), где порядок службы представляется несколько иначе. По окончании её даётся антидор «κατάκλαστον», по-славянски – «преломление». В воскресенье первой седмицы служба сохраняет ещё следы древнего последования пророкам, приуроченного к этому дню, но преобладающее содержание её заимствуется из воспоминаний о восстановлении святых икон. Обряд православия не записан.

В пятницу пятой седмицы (накануне субботы акафиста), после вечерни, недельный поп отправляется на кладбище и служит там панихиду. Это значит, что заупокойная служба, совершаемая по субботам, на этот раз отменялась по случаю чтения акафиста и переносилась на пятницу (ср. послание Киприана к Афанасию). По теперешнему уставу «канон мертвен поём в гробнице».

О чтении евангелия на часах в первые три дня страстной седмицы не упоминается в студийском уставе, но в иерусалимских об этом есть особая статья, почти буквально повторённая в теперешнем печатном издании. В греческом тексте замечено, что аналогий, на котором лежит евангелие, покрывается «μετὰ τοῦ βλατίου». βλάτιον – шёлковая ткань – по-славянски переводится иногда словом «паволока».

Умовение ног в Великий четверг совершается после литургии. Совершителем его является игумен или екклесиарх. Из замечания в одном уставе – «если угодно настоятелю», видно, что совершение этом обряда не было обязательно и в монастырях.

На утрене Великой субботы «στιχολογοῦμεν ἄμωμον μετὰ τῶν ἀλληλουια καὶ ἐυθέως ἀναστάσιμα τροπάρια». Отсюда следует, что тропарей на непорочных ещё не было, и они исполнялись как в обыкновенную субботу, с припевом «аллилуйя».

В Великую субботу на вечерне положены, как и теперь, сначала стихиры воскресные первого гласа, а затем – Великой субботы. Вообще в иерусалимском уставе замечается стремление приблизить велико-субботнюю и пасхальную службу к обыкновенному её порядку, определяемому общим уставом. Так после обедни полагается благословение хлебов, подобно тому, как этот обряд совершается на каждом субботнем бдении, а потому называется в службе Великой субботы «συνήθης, ἐυλογία ἄρτου καὶ oἶνου», и с ним соединяется чтение Деяний апостольских. Запрещение выходить из церкви до начала пасхальной утрени стоит в связи с продолжительностью велико-субботнего бдения. Поэтому в студийском уставе, где всенощных не полагалось, после вечерни в Великую субботу братья расходятся и затем собираются в положенное время к утрене. После чтения на благословении хлебов, по некоторым спискам иерусалимского устава, назначается совершать панихиду (παννυχίς), т.е. сокращённое повечерие с каноном.

Вечерня в Великую субботу начинается в десятый час «ἀλλάσσοντος τοῦ ἱερέως στολὴν λευκὴν καὶ ἐυλογοῦντος». Следовательно, в белые ризы священник облачался в самом начале вечерни, а не после апостола, как по теперешнему уставу. Этот обычай стоит в связи с совершением в этот день крещения над оглашенными; оно происходило во время чтения паремий, и архиерей, отправляясь в крещальню, надевал на себя белые ризы. Вот что говорится по этому поводу в греческом требнике Иоанна Кантакузена: (синодальный библ. № 279) «по совершении вечернего входа и после первого седания, при начале второго чтения (т.е. паремии), сходит архиерей с седалища своего и входит в скевофилактион, надевает белую одежду и белую обувь (στολὴν λευκὴν υποδήματα λευκὰ), и, вступив в крещальню, кадит купель и начинает читать молитвы над водой». Перемена одежды на литургии в Великую субботу есть воспоминание о крещальном обряде, который имел место в практике древней церкви и после которого неофиты слушали литургию и принимали причастие в белых одеждах. Поэтому в Великую субботу и поётся: «елицы во Христа крестистеся»... В силу этого обстоятельства употребление белых одежд на литургии не мешает служить полунощницу пасхальную в чёрных ризах.

В понедельник светлой недели после утрени назначается крестный ход вокруг монастыря (λιτὴ ἔξω τοῦ μοναστηρίου), а в среду и пятницу «λιτὴ ἐν τῶ κοιμητηρίω», т.е. начинается поминовение умерших. Служба живоносному источнику не показана. Она не вошла и в печатные греческие уставы, и даже в славянских печатных изданиях замечено, что эта служба изложена только в пентикостарии.

Среда, в неделю расслабленного, называется ἡ τέταρτὴ τῆς μεσοπεντεκοστῆς.

В службе Пятидесятницы, на вечерне, во всех уставах упоминается только о трёх молитвах коленопреклонения вопреки евхологиям, где их записывается шесть и семь. Устав, в этом кратком показании, сохранил первоначальное число этих молитв, соответствующее трём антифонам на вечерне. Это несоответствие между уставом и практикой вызвало следующее замечание на полях устава № 456: «ἰστέον ὃτι εὐρίσκονται ἐυχαί ἓξ ἣ καὶ ἑρτὰ καὶ λέγονται ἀνὰ δύο ἣ ὑστέραι τρεῖς (подробнее в нашей статье о песненном последовании).

При изучении Марковых глав, как известного отдела в уставе, представляются следующие вопросы: кто был их составителем, в каком виде они появились первоначально и как постепенно увеличивались в объёме и содержании. На первый вопрос существует давнишнее общепринятое решение, по которому под именем Марка разумеется Марк, епископ Идрунтский или Отрантский, церковный деятель конца IX и начала X века. По словам византийских историков¹⁸¹. Марк сначала был монахом в Саввиной лавре, потом экономом при Константинопольской церкви св. Мокия и, наконец, епископом Отранто в южно-италийской провинции этого имени, находившейся и зависимости от Константинопольского патриархата¹⁸². Сведения о его деятельности вообще очень бедны и ограничиваются двумя известиями о нём, доставившими ему место на страницах византийских летописей. Историки передают находчивый ответ Марка императору Льву по поводу покушения на его жизнь в храме св. Мокия, после процессии в праздник преполовения, и упоминают о Марке, как дополнителе четверопеснца Косьмы Майюмского на Великую субботу. Таким образом, ближайшие источники ничего не говорят в пользу его авторства на поприще церковного устава, и это молчание тем замечательнее, что о менее важном его труде – о дополнении четверопеснца – говорят настойчиво и по нескольку раз. В уставе составитель этих глав нигде не называется епископом, но грешным иеромонахом без всяких дальнейших объяснительных эпитетов («Μάρκω ἁμαρτολῶ καὶ ἱερομονάχω» устав № 456, или «Марка грешного иеромонаха», в уставах славянских). Если это название удержано потому, что Марк составлял главы ещё до епископства, живя в Иерусалиме или Константинополе, то и в таком; случае верность этого обстоятельства была бы вне сомнения только тогда, когда бы нашлись в пользу его положительные доказательства. Самое древнее из известных нам свидетельств о Марке Идрунтском епископе, как составителе глав, находится в греческом Синодальном уставе № 380 (1542 г). Здесь, в известной уже нам статье, он называется «ὁ ἱερώτατος Μάρκος Ἱδροῦντος», и ему приписывается приведение в порядок и соглашение разных литургических правил, изданных разными лицами после Дамаскина и вошедших без разбора в состав типика. Труд этот называется «τὸ ἵδιον πόνημα... и ἑρμηνεία», – такими выражениями, которые находят себе оправдание в древних записях Марковых глав и без сомнения взяты из тогдашних типиков. Но самая суть труда Маркова в этой статье представляется гораздо шире и выходит за пределы известных с его именем глав. Замечательно и то обстоятельство, что Марковы главы с именем составителя появляются впервые в уставах иерусалимских, а в более ранних по времени студийских записываются без имени автора, хотя в Константинополе всего естественнее было бы отметить его имя, как лица, хорошо известного здесь, и стоявшего в близких отношениях к патриархии. Как же случилось, что предание о нём ожило лишь в позднейшее время и нашло отголосок в уставах иерусалимских? Ввиду этих недоумений, нам представляется очень сомнительным авторство Марка Идрунтского по отношению к уставу. Но допустим, что это так, что главы действительно принадлежат ему: можно ли приписать ему их в полном составе и, если нет, то в каком приблизительно виде?..

Марковы главы записываются в уставах различно и имеют несколько редакций, из которых самой краткой и наиболее подходящей к условиям обряда времён Марка Отрантского следует признать изложение их в Синодальном уставе № 330–380. Здесь они записаны, как мы сейчас сказали, без имени автора, и имеют вид кратких заметок о совмещении праздничной службы по минее с воскресной или постной, а также с предпразднствами и попразднствами других дней. Но эта правила не выделяются из текста устава, а записываются под теми днями, к которым относятся. Наибольшее их число приходится на Благовещение и обнимается целый ряд вопросов, вызываемых различным положением этого праздника в Великий пост и страстную и пасхальную седмицу. Отличительным признаком этой редакции служит преобладание студийского строя службы, и применение к нему правил литургических. Так, ни о всенощных, ни о полунощнице, ни о малой и большой вечерне и полиелее речи нет; умовение ног предполагается в Великий четверг перед вечерней, упоминается «горе и доле седание». Далее составитель соображался с уставом Великой церкви, отдавая ему предпочтение в затруднительных вопросах практики и прямо сознаётся, что устав о благовещении изложил «последуя обычаю великия церкве». Тем же основанием руководится он и при решении вопроса о полной литургии в Благовещение, когда оно случится в Великую пятницу «понеже в синаксаре великие церкви сице обретеся». Из этого можно вывести то заключение, что составитель глав жил в Константинополе, был хорошо знаком с порядками патриархии и таким образом, если относить этот труд к Марку Отрантскому, то нужно будет признать, что он составил его в бытность свою в Константинополе. Другие правила носят следы влияния местно-студийских обычаев, и отсюда ведут своё начало; таковы, например, статьи по поводу праздников Предтечи, имеющие прямое отношение к студийскому монастырю, и не обязательные для устава вообще. Такие случаи, как неделя по празднику Рождества Предтечи и Усекновения, могли возникнуть только в студийском быту, где этот святой был патроном, и его память чествовалась храмовым праздником. Эти статьи, без сомнения, получили первоначальную обработку под пером уставщиков студийских, и в Марковых главах при иерусалимских уставах не встречаются.

В этих последних Марковы главы излагаются двояко: в более кратком виде – в тексте, под соответствующими днями месяцеслова – и распространённом – в виде особой статьи под именем Марка грешного иеромонаха. Некоторые из статей в тексте буквально сходны с изложением их в студийском уставе и тем самым указывают на один общий источник, из которого заимствованы, между тем как другие изложены в более полном виде и подверглись переработке применительно к условиям устава иерусалимского. Переработка эта, сравнительно с первой редакцией, состоит в указании на постоянные, неизменяемые части службы, иногда не имеющие отношения к данному случаю (например, вход, блажен муж), во внесении некоторых подробностей обряда применительно к иерусалимскому ходу службы (например, лития, благословение хлебов, великое славословие) и в исключении особенностей студийских. Кроме того, составитель внёс несколько новых статей сравнительно с 1-й редакцией, и некоторые из записанных в ней опустил. Эта вторая редакция глав остаётся ещё привязанной к тексту типика и стоит в тесной связи с основным её студийским образцом. Третья отличается тем, что выходит из текста и обрабатывается в виде отдельной статьи, под особым заглавием. Когда и при каких условиях произошло это выделение, исторических указаний не имеется; можно утверждать только, что оно сделано для достижения большей систематизации этого отдела, вследствие появления новых статей, для которых неудобно было отводить место в тексте и которые отличались от прежних по свойству затрагиваемых вопросов. Это была, во всяком случае, значительная редакционная работа в области уставного текста и совершилась она уже в типиках иерусалимской отрасли. Кто был этим редактором, – неизвестно. Можно сказать только не Марк ὁσιώτατος οἰκονόμος, не Марк ἱερώτατος τοῦ Ἱδρούντου, а какой-нибудь другой Марк, или просто псевдоним, прикрывшийся для большего авторитета именем Марка Идрунтского. Запись синодального греческого устава № 380 имеет в виду эту редакционную работу, когда говорит о неумелых излагателях устава, которые смешивали объяснительные статьи Марка (ἑρμηνέιαι) с текстом устава, а из устава переносили правила в текст Марковых глав, отчего выходили большие недоразумения.

В этом виде Марковы главы явились уже в полных записях иерусалимского устава и читаются в синодальном списке № 456-й в числе 95. Но замечательно, что рядом с ними в том же уставе продолжается изложение их по первой и второй редакции в самом тексте. Излагатель отдельной статьи брал материал из Марковых глав в тексте, привёл его в порядок и поместил всё это отдельно в более подробном изложении и с прибавкой новых статей, но самых статей из текста не выключил, и они продолжали оставаться на прежнем месте. Остались они в этом двойном виде частью по уважению к древнему составу типика, а отчасти по недоразумению переписчиков, которые принимали эти статьи за разные и оставляли каждую на своём месте.

В отдельном изложении Марковых глав особенности 2-й редакции были выражены резче и полнее. Стоит сравнить для этого хотя бы изложение службы на Благовещение. По студийскому уставу (1-я ред.) здесь решаются следующие вопросы: о Благовещении, если оно случится в субботу и воскресенье, в субботу Лазареву, неделю ваий, на каждый день страстной недели, в воскресенье и понедельник Пасхи. То же число статей и в тексте иерусалимского устава № 456, только дело излагается здесь с некоторыми отличиями применительно к иерусалимской службе, но этих отличий ещё немного. В отдельном изложении Марковых глав по тому же уставу (3-я ред.) введены следующие новые статьи: о Благовещении в 3-ю неделю поста, в среду преполовения поста, в четверг великого канона, в субботу акафиста, в пятую неделю поста и о Благовещении во вторник и среду Пасхи. Порядок службы изложен ещё полнее и, сравнительно с двумя первыми редакциями, здесь читаются замечания о малой и великой вечерне, о литии благословении хлебов, о непорочнах (что они не читаются), о катавасиях и ирмосах канона, о великом славословии и 1-м часе (из службы на Благовещение, если оно случится в неделю ваий). Наконец, 3-я редакция отличается особенной полнотой статей. Как мы сказали, в уставе № 456 их записано 95, почти вдвое больше того, сколько имеется в 1-й и 2-й редакции. Кроме особенной дробности в изложении прежних статей, здесь помещается ещё целый ряд новых (приблизительно с 60 главы) особого содержания и состава. Эта часть составляет труд нового излагателя, и была присоединена к Марковым главам позднее.

Новую обработку получили Марковы главы в уставах славянских: Здесь они записываются в ином числе и с дополнениями славяно-русского содержания. В некоторых из древнейших уставов славянских, например, сербском Никодимовом, совсем нет Марковых глав, в других они помещаются раздельно: главы по минее в тексте, а прочие особой статьёй. В иных те и другие собраны в один состав, но число и порядок глав не совпадают с греческим счётом и не заходят выше 86 (например, Синодальный № 384–329). В Синодальном уставе № 387–331 введены в состав Марковых глав 3 новых статьи о службе 11 октября, о совершении литии и о посте в день Усекновения. Дальнейшее увеличение их состава зависело от введения славяно-русских памятей, местно-русских обрядов в появления замечаний подобного же содержания в литургических статьях русского происхождения. Такова, например, обширная статья в Синодальном уставе № 390–334 «О останцех устава и о нужных потребах церковных», где речь идёт между прочим о храмовых праздниках и способе их отправления при столкновении с тем или другим днём по триоди. Сюда же следует отнести некоторые пункты из статьи устава № 391–335 и указ храмный от месяца сентября (ibid. лист 516–536), который составляет дополнение к предшествующим 69 главам Марковым под именем 70-й¹⁸³. Включая эту последнюю и состав Марковых глав, излагатель устава хорошо отличал их от позднейших дополнительных частей, как видно из присоединённой к этому заметки. До наибольшей цифры состав Марковых глав дошёл в Синодальных уставах № 392–446 и № 393–321 (см. Описание III, 342). В первом из этих списков они распадаются на 114 глав.

Резюмируя эти данные, мы приходим к следующим заключениям относительно происхождения и обработки Марковых глав в уставе. 1) Марковы главы не составляют принадлежности иерусалимского устава, но появились сначала в составе типика студийского. В этом первоначальном виде, очень вероятно, они произошли от Марка Идрунтского, но вообще говоря, его участие в этом труде не имеет за себя твёрдой исторической опоры. 2) Марковы главы прошли три главные редакции: а) студийская, самая краткая, состоит из служебных замечаний, помещаемых непосредственно за теми днями, к которым они относятся, б) иерусалимская краткая, – помещаемая в тексте месяцесловной части устава и заимствованная из студийского. В некоторых случаях она буквально сходна со студийской редакцией, но в других изложена подробнее и изменена согласно с иерусалимским порядком службы и в) иерусалимская пространная – в виде особой статьи – отличается по количеству статей и по особенной подробности их изложения. На этой редакции греческой типик остановился и не пошёл дальше. 3) В славянских уставах были допущены новые дополнения и новая группировка глав применительно к славянским памятям и местно-русским обрядам.

Монашеская жизнь стала распространяться на Афоне в то время, когда студийский и иерусалимский уставы уже успели достигнуть значительной обработки и в течение нескольких столетий служили регуляторами быта и служебных порядков на Востоке. Первые монашеские общины на Афоне имели келлиотское устройство, т.е. жили отдельными домами с небольшим числом обитателей, не говоря об отшельниках и исихастах, которые селились в одиночку, живя в келейках и шалашах. До устройства лавры Афанасиевой общежитий, – по крайней мере, значительных, – на Афоне не было. При таком примитивном устройстве своего быта, первые насельники Афона не знали особого устава, а следовали правилам древних устроителей монашества и руководились живыми образцами современной им монастырской жизни.

По словам Афанасия Афонского, в его время на св. горе уже существовали «уставы, как письменно изложенные, так и неписанно преданные, которые уложили святые и богоносные отцы, а мы недостойные из их писаний и предания по частям заимствовали и передали в руководство нашей лавре». Он убеждает соблюдать эти правила и в церкви Божьей, и на трапезе, и во всех других службах (Заметки поклонника св. горы 175). С внешней стороной тогдашнего афонского быта, взаимными отношениями монашеских общин и с их управлением знакомят нас типиконы Иоанна Цимисхия и Константина Мономаха, но относительно церковного устройства эти источники не дают никаких сведений (перевод этих типиков см. Порфир. История Афона 79–89, 169–179, а греческий текст там же приложения IV–V).

В конце X в. преп. Афанасий ввёл в своём монастыре порядок студийский и дал ему устройство по образцу краткого Начертания¹⁸⁴. Но это не был буквальный перевод «Υποτύσωσις», а по местам значительная его переработка с дополнениями, приноровлёнными к местным условиям, что́ особенно нужно заметить относительно дисциплинарной части. Судя по переводу арх. Антонина, в отношении правил о посте начертание Афанасиево отличается большей строгостью и занимает как бы средину между порядками студийскими и позднейшими иерусалимскими. Так, в Петров пост запрещается по понедельникам, средам и пятницам употреблять масло; к постным дням, вопреки студийской записи, присоединяется понедельник. В мясоед от праздника св. Апостолов до св. Филиппа не бывает вкушения масла и вина, в пятницу первой недели Великого поста совершается литургия преждеосвященных, а на трапезе полагается горячее со сливами, но без масла. Сравнительно со студийской записью эти правила отличаются большей требовательностью. Подобного положения держались святогорцы и в XI–XII в., когда в своих сношениях с Николаем Грамматиком отстаивали существующие у них обычаи, ссылаясь на правила Феод. Студита и Афанасия Афонского. В этом направлении идёт дальнейшее развитое афонского устава, отклоняясь понемногу от студийских обычаев и приближаясь к порядкам иерусалимским, согласно с судьбой самых этих уставов, из которых первый постепенно терял своё значение, а последний всё больше усиливался и расширял круг своего влияния. Никон Черногорец нередко ссылался на святогорский устав, как на один из главных источников литургического порядка наравне со студийским и иерусалимским. При крайней бедности положительных данных касательно содержания этого устава и при отсутствии его записей, сведения, сообщаемые Никоном Черногорцем, являются одним из важнейших источников, но, к сожалению, указания, которые он делает, очень неполны, отрывочны и касаются главным образом стороны дисциплинарной. В 57 гл. пандект он приводит три выдержки из этого устава: а) от типика св. горы о снедех и питиих количества и качества, б) о праздницех егда ямы масло и пием вино и в) от собрания (синаксаря) рекше типика св. горы, о праздницех и о работе. Судя по этим извлечениям, святогорский устав, сравнительно с его первоисточником, сделал значительный шаг вперёд относительно обработки и заключал такие подробности, каких мы напрасно стали бы искать в студийском и иерусалимском типиках¹⁸⁵. Сюда вошли целиком некоторые пункты из студийского Начертания (например, § 26 о том, как входят и рассаживаются братия за столом; из устава Афанасия – о службе и пище рабочих), но в общем тоне замечается иной характер, иное изложение, иные нравы и порядки, впрочем, всё ещё значительно тяготеющие к образцам студийским¹⁸⁶.

С XII в. начинает усиливаться на Афоне типик иерусалимский. Если верить известию, сообщаемому преосвященным Порфирием, в истории Афона, уже во второй половине XI в. иерусалимский устав был переведён Георгием грузинцем, одним из деятелей Иверского монастыря († 1072). Савва Сербский вводит в Хиландарском монастыре смешанный порядок, заимствовав его частью из иерусалимского устава, частью удержав местные афонские обычаи, особенно относительно пищи и поста (подробнее см. ниже в главе о судьбе иерусалимского устава в землях славянских). Сербские списки устава могут служить образцом первоначальной редакции иерусалимского типика, принятого на Афоне. Позднейшие афонские уставы принадлежат к той же отрасли, и относились к иерусалимскому уставу, как его списки или разновидности к первооснове. Из приписки к синодальному уставу № 456 видно, что он был пожертвован Афанасием, настоятелем монастыря св. Авксентия, монастырю Ватопедскому. Кутлумушский типик из Синодальной библиотеки (№ 380, половины XVI в) – также иерусалимской редакции, а составитель помещённой на конце его статьи о типике ведёт происхождение последнего из Палестины и, по-видимому, ничего не знает об уставах студийских и святогорских. В1432 г. монах Дионисий переписывает устав в монастыре, пограничном с великой лаврой (Афанасия Афонского), и этот типик по составу – иерусалимский (в Коален. библ. № 38). В Ватиканской библиотеке под № 107 значится устав лавры св. Саввы и св. Афанасия Афонского, писанный в 1373 г.

Весьма вероятно, на Афоне устав иерусалимский подвергся изменениям и существовал одновременно с некоторыми местными обрядами, но относительно этих последних мы не имеем определённых сведений и принуждены довольствоваться лишь немногими и очень неполными данными. Афону принадлежит крупное участие в судьбе келейного правила и значительное влияние на обработку скитского устава. По преобладающему складу своей жизни Афон был центром одиночного иночества и келлиотства, а потому для полного устройства своего быта не мог обойтись одними общежительными уставами, какими были по преимуществу тогдашние типики студийский и иерусалимский. Досифей Печерский, принёс с Афона устав келейного правила, которое удерживалось у нас в продолжение многих столетий; митрополит Киприан в своей псалтири постоянно имеет в виду одиночное отправление суточных служб в келье; царьградские патриархи Филофей, Каллист и Исидор, получившие религиозное воспитание на Афоне, хотя и оставили в полной силе действовавший тогда устав иерусалимский, но, по своим духовным симпатиям, сильно тяготели к св. горе и одиночному подвижничеству. С именем патриарха Филофея известно правило о келейном исполнении полунощницы, «яко же повеле творити ученику своему», и его же «предание к своему ученику, како внимательне седети в келлии с сущими своими послушниками».

Более видными представителями святогорского типа службы можно назвать: а) псалтирь с избранными службами из Синодальной библиотеки № 431–325 (Описание С. Б. III, 537) и б) греческий часослов монаха Фикары.

Часослов синодальный (употребляем название приблизительно верное, так как содержание этой рукописи гораздо обширнее), к сожалению, сохранился не вполне и пострадал именно в той части, вторая в данном случае для нас всего важнее; но и из того, что сохранилось, можно видеть важное литургическое значение этого списка относительно занимающего нас вопроса. Прежде всего, эта рукопись выдаётся своим эклектическим характером и носит следы святогорской, студийской и местно-русской практики. Вероятно, основой этого списка послужил какой-нибудь греческий, подлинник, с которого перевод был сделан на Афоне, и в котором святогорские обычаи были записаны наравне со студийскими. В ту пору, когда этот подлинник появился на свет, элементы церковного устава ещё не успели объединиться, и рядом с иерусалимско-святогорской практикой продолжали держаться в силе обычаи студийские. У нас этот подлинник был дополнен службами русским святым и получил новое местное осложнение. Этот «псаломник», употребляя название подлинной рукописи, содержит в себе последование суточных служб по уставу св. горы и начинается молитвами: «курогласными» (т.е. молитвами, при восстании от сна, которые исполняются при первом пении петухов), «како подобает пети в кельи мнихом дневные и нощные часы, не токмо мнихом, но и белцем боголюбивым». Утреннее правило состоит из нескольких молитв и четырёх псалмов, перечисленных в Описании синодальных рукописей. В иерусалимских часословах такого правила нет. Чин заутрени имеет ту особенность, что начинается шестым псалмом (согласно со студийским уставом) за которым следует молитва «Господи Боже наш покоивый нас сном», но того, что записано в этой части утрени по иерусалимским уставам, здесь нет. Вечерня также начинается шестым псалмом. В остальных службах особенностей не встречается.

Афонский монах Фикара, или по другому прозвищу Феодул, в области церковного обряда известен своим толкованием церковных песней, повествованием об их происхождении и изложением суточных служб для келейного их исполнения¹⁸⁷. В общем строе часослов Фикары следует порядку иерусалимских часословов, но отличается от них введением особых песнопений (ὕμνων), молитв и тропарей частью собственного сочинения, частью принадлежащих другим писателям, и особым подбором в их расположении. По объяснению Фикары, каждое песнопение в его часослове разделяется на три части, каждая часть на три славы, а каждая слава – на три хвалы. Эта система более последовательно выдерживается в расположении кафизм, а первые молитвы каждого отделения называются προοίμιον – предначатием, введением. Назначение этого часослова для келейного употребления и его близкое отношение к скитскому уставу выдаётся очень ясно, Фикара называет это последование «ἀσκητικὴ (σκητικὴ) ἀκολουθία», оговаривается, как нужно вести службу «εἰ ἐστὶ συνοδία» (в общем собрании братии), об исполнителях этих служб выражается в единственном числе, а стихиры и молитвы назначают для желающих подвизаться наедине, «κατ’ ἰδίαν» (φυλ. 133). Часослов Фикары имел на Афоне широкое практическое применение и пользовался большой известностью в быту монашеском. В предисловии даётся совет держать эту книгу в монастырской ризнице (ἐν σκευοφυλακίω) и давать желающим списывать с неё последование суточной службы с молитвами, как часть нужнейшую, а толкование гимнов и повествование о них Феодула можно опускать.

Ссылки на святогорский устав встречаются в типиках редко, и мы можем указать следующие: в студийском синодальном уставе № 382–905 указывается на святогорский обычай относительно поста в Великую субботу; в славянских уставах третьей редакции сравниваются правила о посте в страстную неделю по уставам студийскому и святогорскому; в уставах № 387, 390 делается замечание об обязанностях канонарха по обычаю святогорскому. Кроме того, помещаются: устав св. горы о панагии на пути, устав св. горы о поклонах (изд. в соч. Митрополит Киприан приложение V), о защите святого алтаря по уставу честных монастырей святой горы и царствующего града¹⁸⁸.

Записей этого устава до нас не дошло, но выдержки из него и известия о порядках службы в Великой церкви встречаются довольно часто и оправдывают его существование самым положительным образом. За отсутствием цельных изложений, конечно, нет возможности восстановить его содержание вполне, но что касается до общего типа этого устава и его отличительных особенностей, то с этой стороной дела хорошо знакомят нас указания писателей литургистов и известия об обрядах Великой церкви в некоторых уставах и других служебных книгах.

Первое место между этими источниками занимают сочинения: Константина Порфиродного «de cerimoniis avlae Byzantinae» и Кодина «de officiis curiae et ecclesiae Constantinopolitanae», в которых, наряду с придворными церемониями, описываются и обряды, совершавшиеся в Софийском храме. Далее следует назвать некоторые месяцесловы, по которым можно познакомиться с местными памятями Константинопольской церкви, и между ними греческий служебный Апостол XI–XII века – пергаментную рукопись из библиотеки МДА. В ней содержатся чтения из апостола по неделям церковного года и на некоторые памяти по месяцеслову, с прибавлениями служебного содержания, взятыми из устава. Эти-то последние и имеют особенную важность для знакомства с церковными обычаями патриархии. Употребление этого апостола в константинопольской практике видно из содержания его месяцеслова и весьма важных обрядовых указаний. Так в нём записаны памяти многих цареградских патриархов, из которых некоторые весьма редко встречаются в месяцесловах (например, память патриарха Фотия 6 февраля, Николая Хрисоверга (980–995) – 14 декабря, Трифона (928–931) – 18 апреля, Стефана (925–928) – 18 июля, Сисиния (996–999) – 24 августа), память строителей св. Софии Юстиниана и Феодоры, праздники, имеющие отношение к политической жизни Византии, дни освящения тамошних церквей, памяти трусов и пожаров. В замечаниях служебного содержания выдаются обряды Великой церкви и патриаршей службы, из которых некоторые впервые сделались нам известны из этого источника. Более подробное описание этой замечательной рукописи мы помещаем в конце главы, а теперь перейдём к характеристике устава Великой церкви и познакомимся с его содержанием по тем отрывочным данным, которые сохранились в указанных нами источниках.

Софийский собор в Константинополе, или так называемая Великая церковь¹⁸⁹, – великая и по своему внешнему виду и по своему значению, как собор патриархии – очень рано стала выделяться своими богослужебными порядками. Как собор столицы, созданный на славу, она была снабжена большим штатом служащего духовенства, многочисленными хорами певцов, богатой ризницей и отличалась торжественной обстановкой патриаршего служения и царских выходов. Что касается общего строя софийской службы, то в этом отношении она следовала движению главных отраслей устава: сначала студийского, а потом иерусалимского, но в обработке этого материала примкнула к тому типу службы, который был принят в церквах мирских и отличался преобладанием певческого исполнения и широким развитием обрядовой внешности. Когда Нила Синайского спрашивали, почему в его службе не допускается тропарей и придаточных песней к псалмам, он отвечал, что «не отвергает пения и творений соборной и апостольской церкви», но находит их неудобными в применении к монашескому быту, так как подобные обычаи «не суть иноческие, но мирских человек и украшение, и слава соборной церкви; пения бо ради люди в церквах собираются» (пандекты, слово 29). Мне думается, в этих словах не только дана характеристика двух типов службы, но косвенно указывается на порядки Великой церкви, которую всего естественнее было поставить во главе соборных церквей, а соборными (καθολικαὶ), как известно, назывались в отличие от монастырских церквей кафедральные и приходские. Не предположительно только, но уже прямо называется каноном псалмопения Великой церкви порядок пения псалмов с антифонными припевами, известный с именем патриарха Константинопольского Анфима (см. выше абзац нач.: «3) Κανὸν ἀντιφώνων τῶν ψαλμῶν τῆς τοῦ Θεοῦ μεγάλης ἐκκλησίας. Под этим заглавием»). В книге De cerimoniis, без (сомнения, имеется в виду устав Великой церкви, и его разумеет сочинитель, ссылаясь на «ἐκκλησιαστικὴ κατάστασις, ἐκκλησιαστικὴ ἀκολουθία» (p. 28) и на особые распоряжения патриарха «μανδάτον περὶ τῆς ἐκκλησιαστικῆς καταστάσεως» (p. 9). В евангелии Румянцевского Музея (№ 104 по Описанию) порядок чтений излагается, «якоже держит великая церковь». В евангелии 1092 г. Публичной библ. порядок чтений в субботы и недели от пятидесятницы до Великого поста изложен «якоже чтет великая церковь» (Древние труды М. А. Общ. т. VII, выпуск 1, стр. 32). В следованной псалтири XII в. из Флорентийской библиотеки изобразительные называются «τυπικὰ τῆς ἁγιάς τοῦ θεοῦ ἐκκλησίας τὰ κατὰ συνήθειαν ἡκριβωμένα» (Bandini catalogus p. 49). Об уставе Великой церкви многократно упоминают Никон Черногорец, синодальный устав № 330–380, Вальсамон, Симеон Солунский и другие.

Из сопоставления этих сведений оказывается, что Великая церковь имела свой устав службы и свои особенные обряды, каких не имели церкви мирские и монастырские. Эти обряды, появившись сначала в патриархии, переходили затем в практику других церквей и конечно, прежде всего, были принимаемы в кафедральных соборах и больших церквах, а некоторые из них вошли и в содержание общего типика. Этот переход происходил сам собой вследствие живого обмена влияний и был допускаем настолько, насколько был совместим с обще-установившимся порядком службы. В этом отношении Великая церковь, несмотря на свои права, как представительницы патриархии, предоставляла полную свободу общему уставу и местной практике. Иного притязания она не могла иметь уже потому, что её обычаи, в большинстве случаев, отличались местным характером и стояли в связи с церковными порядками патриархии и условиями придворного церемониала. Как определённый кодекс, устав Великой церкви не мог иметь общецерковного значения, подобно тому, как устав Новгородской Софии или Московского Успенского собора не могли служить образцом служебных порядков для всей русской церкви. Никон Черногорец, приводя большие извлечения из уставов студийского, иерусалимского и св. горы, из устава Великой церкви таких выдержек не делает. К патриархии обращались за решением затруднительных литургических вопросов и, где было удобно, перенимали её обычаи¹⁹⁰, но это не исключало разборчивого к ним отношения и оценки, которая не всегда была и благоприятной¹⁹¹. С усилением церковной централизации и увеличением прав патриарха Константинопольского в отношении подчинённых ему митрополитов и епископов, была заявляема по временам и мысль об абсолютизме обрядовом, но она никогда не проводилась на практике, и патриархи довольствовались теоретическим сознанием этого права, провозглашением его в принципе и напоминанием о нём в случае противодействия. Выразителями этой мысли, сколько нам известно, являлись частные лица, а не официальные представители патриархии, и заявлялась она не в форме официального распоряжения, а как личное мнение. Высказывая в этом виде воззрения патриаршего престола, эти лица были далеки от мысли делать из них общеобязательное правило и навязывать всем порядки Великой церкви. Когда к Вальсамону обратился патриарх Александрийский Марк с вопросом, как смотреть на литургии Ап. Иакова и Марка, и допускает ли Великая церковь их употребление, – хартофилакс патриарха отвечал отрицательно и выразился таким образом: «все церкви божьи должны следовать обычаю нового Рима или Константинополя и совершать литургию (ἱερουργεῖν) по преданиям великих учителей и светильников благочестия Иоанна Златоустого и Василия Великого; ибо 41 глава первого титла второй книги василик говорит так: о чём нет определённого закона, там нужно следовать обычаю, которого держатся в Риме» (Respous I. Rhally et Potly IV, 448–449). Но исключительное решение вопроса в пользу литургии Константинопольской отрасли (следуем приблизительно верному определению Бунзена) фактически не уничтожало значения первых, и в местном употреблении они продолжали держаться без помехи. Только когда Александрийский патриарх, явившись в Константинополь, вздумал было служить литургию по своему служебнику, – пришёл, в чужой монастырь со своим уставом – ему было отказано в этом праве. Ещё меньше простиралась эта зависимость на богослужебный язык, напротив, каждая страна имела право совершать службу на своём языке, лишь под условием сохранения православия и точного перевода, молитв и последований с подлинников греческих¹⁹². Симеон Солунский не менее сильно стоял за преимущества Константинопольской церкви в делах церковных и в решении вопросов обрядовых. Выражаясь его словами, «из этого божественного храма, как потоки, потекли по всей земле иерархи, орошая и оживляя прочие церкви и души верующих». Но замечательно, что в ту именно пору, когда заявлялись подобные мнения, больше и больше теряли силу обычаи Великой церкви, и усиливалось значение устава иерусалимского. Патриархи Филофей, Каллист и другие лица, вышедшие с Афона, распространяли принятое там монашеское правило и разрабатывали порядок общих служб на основе устава иерусалимского и применительно к монастырскому их порядку. Симеон Солунский упадок литургического значения Великой церкви ведёт с господства в Константинополе латинян и приурочивает к этому обстоятельству оставление праздников обновления церквей и особого строя службы, так называемого песненного последования. По его словам, некоторые последования Великой церкви перестали в то время соблюдаться в самом Константинополе, не говоря о других местностях. Её устав держался, по его словам, во всей силе до XIII в. и служил образцом, которому следовали все церкви – (т.е. мирские¹⁹³), но затем, вследствие стеснённых политических обстоятельств, особенно же по занятию Византии крестоносцами, древние обычаи стали приходить в упадок. С падением Великой церкви, после занятия Константинополя Турками, одни из её обычаев вовсе прекратились, а другие слились с общим уставом и вошли в состав архиерейского чиновника¹⁹⁴, требников и других служебных книг. Арсений Суханов не застал в Константинополе следов песненного последования и не заметил ничего подобного в других патриархиях: служба справлялась здесь по уставу Саввину лишь с небольшими местными отличиями.

Сгруппируем теперь особенности устава Великой церкви, насколько они нам известны, по отрывочным сведениям, из разных источников.

Отличительной чертой службы в Великой церкви было преобладание пения и обрядового драматизма. Пение производилось организованными хорами певцов, которые назывались «ἁγιοσοφίται». Этот труд разделяло с ними соборное духовенство (De cerim. p. 42, 60,47, 222). Пение было по преимуществу антифонное и исполнялось по очереди двумя сторонами, или клиросами, как видно из книги De cerimoniis. Подробности этой системы пения изложены нами и статье о песненном последовании. К тому, что сказано в этой статье (стр. 31–32) следует присоединить два известия, оставшиеся нам неизвестными. Именно: известие нашего паломника Антония Новгородца (конец XII в.) и одно из правил митрополита Иоанна. Из первого видно, что утреня начиналась в притворе, откуда служащие переходили на средину церкви и наконец, отворив двери райские, пели у алтаря. В конце воскресной утрени они начинали «пенье красное и сладкое яко ангели». В 9 правиле митрополита Иоанна говорится о продолжительном пении на утрени стиха «воскресни Господи, Боже мой» и прокимна, во время которых позволяется сидеть только служащему духовенству, но не мирянам, хотя бы то был сам князь. Естественно поэтому, что правила антифонного исполнения псалмов получили обработку в Великой церкви и изложены от имени одного из патриархов, Анфима.

Литии. Литии – учреждение очень древнее, но главные и самые торжественные справлялись в Константинополе по поводу местных церковных праздников и в дни воспоминаний о счастливых событиях или бедствиях, постигавших Византию. Эти литии были записаны и уставе Великой церкви и отправлялись по особенному обряду, который был составлен и патриархии, а затем вошёл в общий устав и другие служебные книги. Так появился в наших и греческих требниках «чин, бываемый в литию хотящии вeликия церкви исходити» (Требник Синод. Б. XIV в. см. Описание С. Б. III, 129). Таких литий в Константинополе было очень много, и чуть ли не каждый праздник они справлялись перед обедней в виде торжественной процессии или крестного хода, с патриархом во главе. В случае храмовых праздников они оканчивались обрядом «обновления» (ἐγκαίνια), за которым следовала литургия. Литии отправлялись из разных церквей, преимущественно же из Софийского собора, направлялись в разные местности города и всего чаще останавливались на городской площади ἐν φόρω, или за городом ἐν κάμπω. Ввиду этого, в славянском требнике по Описанию С. Б. № 371 (см. Описание 130) говорится: «пришедши же литии на пространное место, или в некое уставленное на се место». В надписаниях литийных молитв у Гоара (Evchol. р. 810–812) выступает очень ясно этот местный колорит. Ещё замечательнее по обилию этих топографических указаний книга De cerimoniis, календарь, изданный Морчелли, и наш академический апостол. Образчиком общей молитвы на праздничной литии может служить «ἐυχή ἐρὶ λιτῆ ἐν ἡμέρα ἑορτῆς» (у Гоара p. 811–812).

Относительно праздничных кафизм. В большие праздники кафизмы на утрене назначались особые (избранные), а не рядовые. Так можно заключать на основании статьи в уставе Синод. Библ. № 381–333 под заглавием: «а се кафизмы праздником по уставу сборные церкве» (Описание III, 273). Здесь положено по одной кафизме на Рождество Христово, Крещение, Преображение, Воздвижение, Вознесение, Сошествие Св. Духа, успение Богородицы, Введение, святителям, безмездникам и мученикам. Эту особенность разделяли с Великой церковью уставы южно-италийские. Там также на некоторые из этих праздников положено вместо обычных кафизм три антифона по псалму в каждом¹⁹⁵. Очень вероятно, что в Великой церкви праздничные кафизмы не читались, а пелись. Две-три кафизмы, при таком исполнении, потребовали бы очень продолжительного времени, а потому избирая одну, и притом с содержанием, соответствующим празднику, достигали зараз двух целей.

На литургии особые антифоны из псалмов полагались только в праздник Пасхи, Рождества Христова и Богоявления. По указанию греческого апостола, этот обычай имел место не только в Великой церкви, но и во всех прочих не монастырских (подлинные слова см. ниже в извлечениях из этой рукописи φ. 30 vers.).

По древнему уставу Великой церкви, в среду и пятницу сырной недели, равно как и в пятницу на страстной, патриарх совершал литургию преждеосвященных; но впоследствии обычай этот был оставлен, и Симеон Солунский говорит о нём как об отошедшем в область прошедшего¹⁹⁶.

Греческий апостол упоминает о панихидах в первые три дня страстной седмицы и указывает положенные на них прокимены «ἑσπέρας εἰς τὰς παννυχίδας» (φ. 140 vers.). В евхологии Иоанна Кантакузена (Синод. библ. греч. рук. № 279, стр. 34) упоминаются евангелии, читаемые на великопостных панихидах. Симеон Солунский описывает их, как одну из служб, входящих в состав песненного последования (Patr. t. 155, col. 660 sqq), по уставу Великой церкви и церквей кафедральных (подробнее об этой службе в нашей статье о Песненном последовании. Прибавление к творчествам Св. Отец. 1880, книга IV).

Евангелие в 4-ю неделю после нового лета, или 21-ю по пятидесятнице (Лк. 8:5, 15), читалось следующим образом: слова «имеяй уши слышати, да слышит» не произносились, и прибавлялось повествование о книжниках и фарисеях, искушавших Иисуса Христа вопросом: нужно ли платить дань кесарю (Лк. 20:22–25). Так замечено в греческом евангелии Синод. Библ. № 225, XI в (См. арх. Амфил. прибавление к Опис. Галичск. четвероев. стр. 93).

В Великой церкви проскомидия совершалась диаконом, и он, а не священник, извлекал из просфоры агнец для совершения литургии (так говорит патриарх Герман в толковании на литургию). О происхождении и судьбе этого обычая см. митрополит Киприан 137 и далее.

На литургии, при пении «Отца и Сына и Св. Духа, Троицу единосущную», служащие целовали одну только св. трапезу, а не святые дары (Служебник митрополита Киприана). Особенностей службы по триоди и месяцеслову гораздо больше. Отметим более видные.

В понедельник первой седмицы Великого поста, если на этот день приходилось Сретение, служили полную литургию с часами (De cerimon. avlae. Byzant. p. 156). В цитируемой главе речь идёт о том, как справлять праздник Сретения, когда он случится в понедельник на 1-й неделе Великого поста, и в конце прибавлено: ἡ τε τῆς λιτῆς ὑπάντησις καὶ ἡ τῆς θείας λειτουργίας εἴσοδός τε, καὶ προσευχὴ, ὃν τρόπον ἀνωτέρω ἐν τῆ πρῶτη καταστάσει τῆς αὐτῆς ἑορτῆς ἐξεθέμεθα. В предыдущей главе действительно говорится, в каком порядке совершается крестный ход и литургия в этот праздник. У Никона в расписании праздников, в Сретение, если оно случится в 40-цу, также полагается полная литургия, но только в случае храмового праздника (Пандекты, слово 57 лист 579).

О празднике православия. В субботу накануне, патриарх с митрополитами и епископами, какие случатся в Константинополе, в сопровождении софийского клира и духовенства столичных монастырей и главных церквей, отправляется во Влахерны и там совершает всенощную (De cerim. p. 157). Утром в самый день праздника, «ἥτις ἐστὶ κυρία τῶν ἡμέρων», патриарх отправляется с крестным ходом на городскую площадь и затем – в Великую церковь. По прибытии процессии к собору, распорядитель начинает «τὴν τῶν ἀληθινῶν δογμάτων». Затем следует литургия. Об обряде православия не говорится, но что он ведёт своё начало из Константинополя и впервые начал справляться в Софийском соборе, видно из того, что восстановление иконопочитания и память 7 вселенского собора совершились в Константинополе, и к этому присоединилось чтение синодика (Никита Хониат. Patr. t. 140, col. 176, Bandini Catalogus p. 434, Morcelli II, p. 165.,Cf. Patr. t. 127, col. 980).

В неделю ваий, в первой группе дворцовых дружин, представлявшихся государю, находится ὀρφανοτρόφος (питатель сирот) и подаёт царю символ веры (De cerim. p. 173). Это отголосок древнего обычая, по которому готовящиеся к крещению в вербное воскресенье начинали учить символ веры, чтобы потом изложить его перед принятием таинства (о должности ὀρφανοτρόφος несколько замечаний у Рейске р. 195). В среду на св. неделе этот надзиратель за сиротами входит в золотую палату и представляет царю ново-крещённых. Пресвитер с орфанотрофом отирают полотенцем следы мира на челе их, а царь по окончании этого обряда целует каждого из них в лоб (р. 90).

В тексте обрядника ново-крещённые называются «φωτίσματα». Латинский переводчик принял это слово в первом его значении «светильник» и передал относящееся сюда место таким образом: ostiarius... orphanotrophum adducit, cum quo sex candelabra (έξ φωτίσματα). Но Рейске понял это место верно и комментирует его так: sex pueri recens baptizati (Comment p. 196).

Дюканж, по-видимому, не знал этого значения слова «φώτισμα» и не указал на него в своём глоссарии.

В Великий четверг обряд умовения ног (ὁ νιπτιήρ) происходил перед литургией, а не по окончании её, как было в Студийском монастыре и по уставу иерусалимскому (Устав Синод, № 330–380 лист 27). По указанию Кодина, тот же обряд совершался в царских палатах и также перед литургией (Dе offic. с. XII, р. 102. Edit. Paris). Для этого призывались 12 человек бедняков. Во время чтения придворным протопопом положенного на этот случай евангелия царь умывал каждому из них правую ногу, отирал её полотенцем и целовал омытого.

В Великую субботу совершалось патриархом крещение оглашённых, вследствие чего обыкновенный порядок службы, несколько изменялся. Во время чтения второй паремии «светися, светися», патриарх сходил с горнего места и отправлялся в крещальню, а на горнее место клали евангелие. При чтении последней паремии, сослужащее духовенство, оставшееся в церкви, переменяло великопостные тёмного цвета ризы на белые. К концу чтений ново-крещёные, под руководством чтеца, приходили в церковь; за ними следовал патриарх в сопровождении архиереев и иереев, одетых в белые одежды, и совершал вход, за которым следовало восхождение на горнее место и т.д. (греч. апост. МДА φ. 143–144).

Надгробное пение в Великую субботу (т.е. 17 кафизма с тропарями) иначе совершалось в Великой церкви и соборах, нежели в монастырях («Како поется надгробное пение в царьградской соборной церкви и по всему митрополиям». Описание рук. С. Б. III, 215–216).

Обычай совершать полную литургию в Благовещение, в какой бы день Великого поста ни случился этот праздник, – хотя бы даже в Великую пятницу, Никон Черногорец ведёт из практики Великой церкви, откуда он перешёл в уставы студийский и иерусалимский. По словам нашего литургиста, насчёт этого вопроса правила разных уставов расходились между собой, но «обретается в соборнице (синаксаре) Великия церкви, яко в молитвенных храмех Богородицы бывати приношению (т.е. проскомидии) и совершенней службе» (Пандекты слово 57, лист 579).

В греческом тексте (Питра Spicil. solesm IV, p. 454) всё это место читается следующим образом: περὶ δὲ τοῦ γίνεσθαι προσκομιδὴν τῆ μεγάλη παρασκευῆ, εἰ τύχη ὁ ἐυαγγελισμὸς, καὶ οἱ κανόνες διηγόρευον. ἐυρίσκεται δε καὶ ἐν τῶ συναξαρίω τῆς μεγάλης έκκλησίας εἰς τоὺς εὐκτηρίους οἴκους τῆς θεοτόκου γίνεσθαι προςκομιδὴν καὶ τελείαν λειτουργίαν. Греческий текст говорит, по-видимому, за общеизвестность этого обычая и за его разрешение церковными правилами: «ὁι κανόνες διηγόρευον», но а) такие правила неизвестны: 52-е Трулльского собора говорит о Благовещении безотносительно к Великой пятнице, а 3 правило Никифора патриарха, на которое указывает Питра в объяснение этих слов Никона, разрешает в день Благовещения, когда оно случится в Великую пятницу; только употребление масла, вина и рыбы, не говоря ничего о литургии; б) славянский перевод этого места: «правила инако сказуют» находит себе оправдание в уставе патриарха Алексия, где говорится, что хотя церковные правила и не велят в дни поста быть проскумисанию, но поскольку в синаксаре Великой церкви это разрешается, то и мы «се уставляем быти». в) Наконец, разрешение совершать в этот день полную литургию допущено только там, где Благовещение – храмовой праздник – «в церквах, посвящённых Богоматери», в прочих же полагается литургия преждеосвященных (Описание р. С. Б. III, 231). Самый порядок службы, в день Благовещения, случится ли оно в один из дней Великого поста, или в неделю Пасхи, «обычаю Великой церкве вследующе уставихом», говорится в этом уставе (лист 162). По действующему ныне церковному уставу это правило распространяется на все без исключения церкви, независимо от храмового праздника. Колебание на этот счёт началось, впрочем, очень рано, как видно из правил о Благовещении в Марковых главах.

Вынос и поклонение кресту l августа. В основе праздника происхождения (πρόοδος – процессия) честных древ животворящего креста лежит местно-константинопольский обычай, по которому в ближайшее к этому дню воскресенье, из дворцового казнохранилища (σκευοφυλάκιον τοῦ μεγάλου παλατίου. De cerimon. p. 538). выносили крест и обходили с ним дворцовые помещения, останавливаясь по местам для поклонения, причём пели стихиры кресту (σταυρώσιμα). Затем ежедневно, в торжественной процессии обходили с крестом по городу и городским стенам, до 13 августа, а в этот день переносили его в прежнее помещение (ср. арх. Серг. Апол. т. II под 1 августа).

За четыре дня до праздника Воздвижения креста, в Великой церкви на 50 псалме за утреней и на третьем антифоне за литургией пели стих «кресту твоему поклоняемся Владыко», а в прочих церквах (ἐν δε ταῖς ἔξω ἐκκλησίαις) антифоны полагались обычные, и только на третьем из них пели тропарь и кондак кресту (греч. ап. φ. 149). По указанию устава патриарха Алексия, поклонение кресту начиналось «в святей велицей церкви» с десятого сентября и продолжалось до 14 включительно¹⁹⁷. В этот день крест снова переносится в палату (дворец) «и того ради праздник престает» (Описание рук. С. Б. III, 250). В Великой церкви этот праздник не имел попразднства, но в Студийском монастыре и Алексиевом на следующий за ним день пели службу празднику с опущением псалтири «бывшего ради труда в праздник» (лист 77 оборот). Таким образом, и праздник Воздвижения с его литургическими особенностями примыкает к практике Великой церкви.

25 сентября – память землетрясения и служба этому дню. Об этом местно-константинопольском празднике записано в греческом апостоле нашей библиотеки следующее: ἡ λιτὴ τοῦ κάμπου (лития с крестным ходом на поле. Поле – campus – находилось в седьмой версте от города в западной его стороне) τρισάγιον (воспоминание о песни Трисвятого) καὶ μνήμη σεῖσμου καὶ λέγεται ἐν μεν τῶ τριβουναλίω (трибунал – это помост или возвышение, которое находилось на поле – κὰμπω. Подробней Cplis Christ. L. II, p. 140–141).

31 октября – память обновления (ἐγκαίνια) придела в честь Богородицы в палатах патриарших (греч. ап. φ. 157 оборот. Ср. Агиол. II. 31 октября).

22 декабря – отверзение (τὰ ἀνοίξια) Великой церкви при освящении её после возобновления в 562 г. Это празднество (было двухдневное: 22 декабря оно начиналось открытием главных врат храма и хождением вокруг него со свечами (Серг. Агиол. под 22 декабря). Подробности службы как этого, так и следующего дня, передаются в нашем апостоле таким образом: перед литургией отправлялась лития на городскую площадь (φόρον); когда процессия при возвращении в храм доходила до великой иконы Спасителя (τοῦ, Σωτῆρος τῆς μεγάλης εἰκόνος) начинали петь: «слава тебе, Христе Боже»... а перед серебряными вратами храма (ἁργυρέαι πύλαι) «возьмите врата»... Затем следовал вход и т.д. литургия. В случае если этот день приходился в неделю св. отец, порядок службы несколько изменялся: по окончании утрени патриарх вступал в алтарь и начинал литию на амвоне, свечи и лампады внутри церкви гасили. Затем процессия отправлялась на площадь, а по возвращении её перед дверями церковными совершался известный обряд обновления (φ. 167 vers. 168).

Так называемые царские часы накануне Рождества Христова. Царскими они называются потому, что совершались в присутствии царя и оканчивались многолетием царю. Это осложнение ведёт начало из Константинополя, а самая форма многолетствования записывается в греческих чинах под таким названием: «многолетствование или как многолетствуют царей и патриарха в Великой церкви, в праздник Рождества, Светов и Великую пятницу» (Codin. De.offic. p. 84).

Если накануне Богоявления не бывает литургии, то освящение воды совершается следующим образом: после ектеньи (последней на вечерне) певцы всходят на амвон и поют «глас Господень»; патриарх входит в алтарь и совершает освящение воды перед престолом в сосуде (ἐν καλπῆ). Как понимать выражение «ἓμπροσθεν τῆς ἁγιάς τραπέζης?» Значит ли это, что освящение воды происходило внутри алтаря перед престолом, или вне его в виду престола перед царскими дверями? Судя по тому, что здесь говорится о патриархе, что он «εἰσέρχεται ἔμπροσθεν τοῦ θνσιαστηρίου», мы склоняемся к мнению, что дело происходит в алтаре. Но в том или другом случае, крупное отличие от обыкновенного порядка вoдoocвящeния состоит в том, что оно совершается не в притворе, а в самой церкви (греч. ап. φ. 176 оборот).

11 мая – память основания Константинополя (γενέθλιον τῆς πόλεως). По указанию греческого апостола, в этот день совершалась лития на форуме (φ. 191).

15 июня – память собора единения (ἑνώσεως τῆς ἐκκλησίας). Собор происходил в Константинополе в 920 г. в июне месяце (Theoph. Cont. p. 746. cf. Leichii Comment. ad vit Const. Porph. p. 44) для yлaжeния раскола, возникшего между сторонниками удалённого патриарха Николая и его преемника Евфимия и для решения вопроса о третьем и четвёртом браке по поводу четверо-женства императора Льва Мудрого. Память этого собора с тех пор ежегодно праздновалась в Константинополе, а постановление собора торжественно провозглашалось с амвона великой Церкви: ὅς καὶ (т.е. τόμος τῆς ἑνώσεως) κατὰ τὸν ἰούλιον μῆνα ετήσιως ἐπ’ ἃμβωνος ἀναγινώσκεται. Patr. t. 119, col. 1260). В Константинополе в этот день справлялся крестный ход в церковь св. Ирины, откуда процессия направлялась в Софийский собор, где патриарх в присутствии царя совершал литургию (De cerimon. p. 188). В греческом апостоле под 15 июля записано: «κυριακὴ πρὸ τῆς ὃ συνόδου ἡ ἕνωσις τῆς ἐκκλησίας» (лист 198), т.е. неделя перед четвёртым собором и единение церкви. 16 июля, действительно, празднуется память четвёртого вселенского собора, но дополнение «ἡ ἓνωσις τῆς ἐκκλησίας» не показывает ли, что с этим днём соединялась и память собора единения? В месяцесловах этой памяти нам не встречалось: нет её и в Агиологии о. Сергия.

День пророка Ильи (20 июля) справлялся в Константинополе с большой торжественностью, как видно из книги de. Cerimoniis (p. 114–118). Накануне служба начиналась вечерней в Фаросской церкви, и это называется παραμονὴ. По окончании её пели тропарь сочинения императора Льва Мудрого¹⁹⁸ – какой именно – не сказано, но замечено только, что он исполнялся антифонно, по напеву «спогребшеся тебе», между дворцовыми певцами и дворцовым клиром. По окончании службы лицам царской свиты раздаются серебряные крестики (такие крестики σταυρία раздавались и в другие праздники: с ними стояли за службой, держали месте со свечой и ходили за крестным ходом. См. Ducang. sub h. voc. et annott. Reiskii). По словам Вальсамона, кресты и свечи раздавал патриарх народу в неделю ваий (De incensis Rally et Potly IV, 526). На другой день патриарх служил обедню в приделе пророка Ильи, в так называемой Новой церкви (ἐυκτήριον τοῦ ἁγίου Ἠλιοῦ, p. 117). На основании этого указания следует исправить мнение Дюканжа и других (Cplis Clhrist. p. 97), будто Новая церковь была посвящена имени архангела Михаила и пророка Илии. Оказывается, что в Новой церкви был особый придел в честь последнего. Пророк Илья, вместе с Георгием Победоносцем, великомучениками Димитрием, Прокопием и архистратигом Михаилом, считался покровителем Византии, а уважение к нему особенно возросло с тех пор, как вступил на престол Василий Македонянин, матери которого явился пророк Илия и объявил об избрании на престол её сына. В память этого события Василий устроил в Новой церкви придел пророка Ильи, а Лев Мудрый написал ему тропарь. Изображение императора Василия, как храмоздателя, находилось в Новой церкви, и перед ним в этот день зажигали свечи¹⁹⁹, равно как и в день памяти освящения Новой церкви (ibid. р. 121).

Под 24 августа в греческом апостоле (φ. 207) записана память Сисиния, патриарха Константинопольского. Известны два патриарха с этим именем: Сисиний I святой (426–427 г) и Сисиний II (996–999), но ни один из них не известен по месяцесловам, и в Агиологии арх. Сергия не упоминается.

Местно-константинопольский характер имеют следующие две молитвы, помещённые у Гоара и известные по некоторым греческим и славянским требникам:

1) Молитва о святителе (патриархе), когда он отправляется в путешествие или возвращается оттуда (Goar evchol p. 871. Описание С. Б. III, 145).

2) Молитва, которую произносит патриарх в четверг на Пасхе при представлении императору для поздравления (Goar р. 993. Описание III, 144–145). Описание этого представления см. de cerimon. с. 14, р. 91–96. Cf. Codin de offic. с. XIV.

Было бы весьма любопытно восстановить месяцеслов патриархии или Великой церкви, но, к сожалению, этот вопрос не может быть решён на основании тех незначительных данных, которыми мы располагаем. К указанному нами перечню источников для знакомства с уставом Великой церкви можем прибавить описание греческого служебного Апостола из нашей Академической библиотеки. Рукопись эта остаётся до сих пор неизвестной в учёной литературе²⁰⁰.

Рукопись эта вывезена А. И. Муравьёвым с Востока и пожертвована Академии. Начало и конец её утрачены. На первом сохранившемся листе записано чтение из Деян. Апостолов на литургии в пятницу третьей недели по Пасхе со слов: оὖτω ξενίζεται ἐν ὁικία Σύμωνος βυρσέως (Деян. 10:32), а на предшествующих 10 листах, писанных поздней рукой на бумаге – чтения среды светлой недели. Таким образом, начала и здесь недостаёт. На конце рукопись прерывается чтением на литургии заупокойной, к которому приписано на бумаге той же рукой, что и в начале: воскресные прокимны, аллилуарии и последование часов в Великой пяток. Первоначальный текст писан на пергаменте в два столбца, по 24 строки в каждом, тетрадями по 8 листов. Сначала идут чтения по неделям, начиная с Пасхи, а затем по месяцеслову, и сопровождаются аллилуйными стихами и причастным, а на большие праздники сделаны и другие, более подробные служебные указания.

Служба в субботу шестой недели по Пасхе называется заупокойной, но чтение положено рядовое из Деян. 20:7. В неделю святых отец первого вселенского собора записаны кроме апостола тропарь и кондак, прокимен и аллилуйные стихи. Следующий за сим понедельник называется понедельником Пятидесятницы. В субботу накануне Пятидесятницы положены аллилуйя и причастен заупокойные (φ. 30). На литургии в день Пятидесятницы записаны три антифона: первый с припевом «молитвами Богородицы», второй «спаси нас Утешителю благий»; припевом к третьему служит тропарь 50-цы. Затем читается следующее замечание: «ἀλλὰ ταύτα μὲν τὰ ἀντίφωνα ψάλλονται, ἐν τῆ μόνη τῶν στουδίων μονῆ. ἐρεὶ ἡ μεγάλη ἐκκλησία καὶ αἱ λοιπαὶ τὰ κατὰ συνηθε ἰαν. καὶ γὰρ αὐτὴ τρίων ἑορτῶν παρέλαβε τύπον τοῦ ψάλλειν ἀντίφωνα. τοῦ πάσχα τῶν Χριστοῦ γεννῶν καὶ τῶν φώτων, ταῦτης δὲ оὔχι. ἀλλὰ τὰ κατὰ συνηθείαν» (φ. 30 vers). Τ. e. эти антифоны поются в одной Студийской обители, поскольку Великая церковь и прочие поют их по обычаю. Она же (Великая церковь) приняла правило петь их только в три великих праздника: Пасхи, Рождества Христова и Светов, а в сей праздник – нет, но по обычаю (поётся служба).

Следующая неделя называется первой по Пятидесятнице и так далее. Чтение во вторник 18-й недели прерывается за утратой следующих листов вплоть до апостола в неделю 20-ю. 33-я неделя называется неделей мытаря и фарисея, а 34-я – неделей блудного сына, 35-я седмица – мясопустной, а 36-я – сырной. В неделю мясопустную положен причастен «радуйтеся праведнии». Он называется малым, а при исполнении во время причащения Св. Даров – двойным. Из этого замечания следует, что в упомянутое воскресенье братия принимала Св. Тайны, и тогда этот причастен произносился или два раза, или избиралось для него большее число стихов. Вот подлинные слова замечания: «κοινωνικὸν· ἀγαλλιάσθε τὸ μικρὸν. καὶ ὄτε. φθάσει ἡ ἁγία κοινωνία τὸ διπλοῦν ἀγαλλιάσθε καὶ τὸ πληρωθήτω (φ. 131 vers).

В субботу сырную совершается память всех умерших священномучеников, иерархов и преподобных. Последование заупокойное (φ. 133 vers). В первую неделю Великого поста «память Православия и святых пророков Моисея, Аарона, Самуила и прочих».

φ. 140 vers. 141. Записаны прокимены, поемые в Великую неделю вечером на панихидах (εἰς τὰς παννυχίδας) и сопровождаются следующим замечанием: «Нужно знать, что в три дня (страстной недели) на «да исправится» говорится псалом Давидов 4-й и евангелие. В святый великий четверг – тропарь на поклонение честному копию, глас 2-й: «покланяемся копию, пронзившему животворящее ребро Твоея благости и неисследное Твоё снисхождение славим». Тот же тропарь произносится и на «Господи воззвах» и на вечернем входе. Нужно знать, что в Великий четверг трисвятое не произносится, ни ектенья, но после входа тотчас бывает восхождение на горнее место (η ἄνω καθέδρα) и чтение и прочее последование». Таким образом, в Великий четверг на вечерне совершалось поклонение копию, которым было прободено ребро Христово. Из книги De cerimoniis видно, что в Великую пятницу было поклонение копию Христову в Софийском храме (Edit. Bonn. p. 179); на подобный же обряд намекает и Синайский канонарь в службе Великой пятницы, где этот тропарь произносится на малом входе.

φ. 141 vers. До́лжно знать, что после третьего и шестого часа μετὰ τὴν γ′ς′ (т.е. по третьешествии τριθέκτη) бывает измовение святой трапезы; после того выходят в притвор и бывает вечерня и умовение (ног).

φ. 142. В тот же день бывает освящение мира. Нужно знать, что измовение святой трапезы, умовение (ног) и совершение святого мира – эти три действия никем другим не совершаются, кроме патриарха.

В Великую пятницу, на малом входе тропарь глас 2-й «покланяемся копию» и другой глас 1-ый «распявшуся тебе, Христе, потребилось мучительство (τυραννὶς), престала сила вpaжия, ибо ни ангел, ни человек, но сам Бог спасе нас. Слава».

В Великую пятницу положен причастен, а отсюда следует, что в этот день совершалась литургия (φ. 142 vers).

φ. 143 vers. Τῶ ἁγίω καὶ μεγάλω σαββάτω έσπέρα λέγονται ἀντίφωνα δύο· τὸ ᾶ καὶ τὸ τελευταίον εἶτα τὸ κε7 ἐκέκραξα μετὰ τοῦ τροπαρίου τоύτου· ἥχ πλ’ β′ · τὴν ζωήφο, ρον σοῦ ἔγερσιν δοξάζομεν· τὴν σωτῆριον σοῦ ἔγεβσιν δοξάζομεν φιλάνθρωπε· καὶ εἰσοδέυει μετὰ τοῦ μέγαλείου· καὶ μετὰ τὸ δοξάσαι ἀνέρχεται ὁ πατριάρχης ἐν τῶ συνθρόνω καὶ εἰρηνέυει· καὶ ἐυθέως λέγεται προκείμενον ἤχ πλ’ δ′. πᾶσα ἡ γὴ προσκυνησέτῶ... ἀλαλάξατε τῶ κυρίω... εἴπατε τῶ θεῶ ὥς φοβερὰ... εἴτα ἀναγνώσματα· εἰς δὲ τὸ δέυτερον ἀνάγνωσμα· τὸ φωτίζου φωτίζου κατέρχεται τοῦ συνθρόνου ὁ πατριάρχης καὶ ἀπέρχεται εἰς τὴν μέγαν βαπτιστῆρα (?) καὶ ποιεῖ ἐκεῖ τὰ βαπτίσματα· ἐν δὲ τῶ συνθρόνω εἰς τὴν καθέδραν αὐτοῦ τίθεται τὸ ἁγίον ἐυαγγέλιον· ἔως оὐ μέλλει γίνεσθαι ἡ β′ εἴσοδος· ἀπο δὲ τοῦ ς′ ἀναγνώσματος λέγει ὁ ψαλτὴς· ὠδὴ τῆς ἐξόδου κα ,λέγεται ἡ α′ ὠδὴ. ἄσωμεν τῶ κῶ ἐνδόζως γὰρ δεδόξαται· εἶτα τὰ ἑτέρα ἀναγνώσματα· καὶ ἀπὸ τοῦ τελευτάιου τε ἀναγνώσματος λέγει ὁ ψαλτὴς τὸν ὕμνον τῶν γ′ παιδῶν καὶ λέγουσι τὸ εὐλογεῖτε πάντα τὰ ἔργα τὴν ὅλην ὠδὴν· Ἐν δὲ τῶ ψάλλεσθαι τὸ εὐλογεῖτε κατέρχονται οἱ ὄντες ἐν τῶ συνθρόνω ἱερεῖς ἀλλάσσουσι στιχάρια ἄσπρα· ὅμοιως καὶ οἱ διάκονοι· καὶ μετὰ τὸ τελέσαι ταύτα ἔρχεται ἕτερος ψαλτὴς ἀπὸ τοῦ μεγ. βαπτιστηρίου μετὰ τῶν νεοφωτιστων προάγων καὶ ὀψικεύων τὰ νεοφωτίστα καὶ ψάλλων τὸ εἰς τὸ φώτισμα προκείμενον ἡχ βαρύς· μακάριοι ῶν ἀφέθησαν... μακάριος ἀνὴρ ω μὴ λογίσεται· στίχος β′ λέγει εἰς τὰς ἀργυρὲας πύλας· ἡχ γ′ εἴπα ἐξαγορεύων· στίχος γ′ λέγει ἐν τῶ ἀμβώνι· ἡχ γ′ καὶ σὺ ἄφηκας τὴν ἀσεβείαν τῆς καρδίας μοῦ· φορὼν ἀσπροκαμίσιν καὶ διωκὼν τὸν ψαλλόντα τὸ εὐλογεῖτε·.

Εἶτα ἔρχεται ὁ πατριάρχης μετὰ ἀρχιερέων καὶ ἱερέων μετὰ καὶ τῶν βαπτίσαντων διακόνων λευχειμονοῦντων. καὶ γίνεται ἡ β′ εἴσοδος ἠσυχῆ. μετὰ δὲ τὴν εἰσόδον εὐθὺς ἀντὶ τοῦ τρισαγίου· ὅσοι εἰς Χν ἐβαπτίσθητε· συναπτὴ δὲ оὐ λέγεται оὔτε ἐυχὴ ἀλλ’ ἐυθέως ἡ ἄνω καθέδρα καὶ ὁ ἀπόστολος· προκέιμενον δὲ оὔχι. Далее следует чтение из апостола, по окончании которого «ἀντὶ τοῦ ἀλληλ. λέγεται τοῦτο. ἀναστά ὁ θς и т.д.

κοινωνικὸν τὸ μέν ἀρχαῖον (слово, которым начинается этот прокимен, написано на краю листа и так затёрто, что его нельзя прочесть), τὸ δὲ νέον ἕτερον ἡχ (затёрто обозначение гласа) ἐξηγέρθη ὥς ὑπνῶν Κ′σ... ἀλληλ²⁰¹.

Этим оканчивается служба Великой субботы и вместе устав службы по триоди. Далее следуют чтения по месяцеслову, сопровождаемые некоторыми указаниями служебного содержания. Отмечаем из них наиболее замечательное в литургическом отношении.

φ. 145. Под первым сентября сделано следующее замечание: служба Богородице совершается в Халкопратийском монастыре, а на городской площади (φόρον) совершается лития. В Великой же церкви отправляется служба индикту. Показаны чтения из апостола для службы Богородице и новолетию.

φ. 148. Суббота перед Воздвижением – последование заупокойное.

φ 148 vers. Под 10 сентября записан апостол на поклонение честному кресту. Тот же праздник упоминается под 11, 12 и 13 числом того же месяца.

φ. 149. О пении на литургии в продолжение четырёх дней, предшествующих празднику Воздвижения, вместо антифонов «кресту твоему покланяемся», см. выше.

φ. 149 vers. 15 сентября записана память прозрения Савла, сосуда избрания.

φ. 151. 25 сентября – память труса и установления трисвятого. Лития на поле.

φ. 154 vers. 6 октября – преподобного отца нашего исповедника Никиты монаха (του μονομάχου † 835). Агиол. II под 6 и 13 октября.

φ. 157 vers. 31 октября – обновление придела Богородицы в патриархии, в нём, же лежит честная глава св. отца нашего Аверкия (См. Агиол. II, под 31 октября).

φ. 158 vers. 5 ноября – неделя перед 6 ноября, когда читается притча о богатом и Лазаре.

φ. 160 vers. 11 ноября – преподобного отца нашего и исповедника Феодора, игумена Студийского. Служба преподобным, но не записана.

φ. 161. 14 ноября – память совершаем царей Иустиниана и Феодоры. Прокимен, апостол и евангелие заупокойные.

φ. 166. 12 декабря – преподобного Спиридона и победа (τὰ ἐπινίκια) над Персами.

φ. 166 vers. 14 – память великого землетрясения (557 г. в Царьграде).

16 – память Николая патриарха (Николая Хрисоверга 984–995).

18 – отверзение и обновление храма Богородицы в Халкопратиях.

φ. 167. 20 декабря – τοῦ ὁσίου πατρὸς ἡμῶν ράββου (Об этой памяти сведений не имеем).

22 декабря – отверзение святой великой Божией церкви. Перед литургией крестный ход.

φ. 167 vers. Καὶ ὅτε κατέλθη ἡ λιτὴ πλησίον τοῦ σωτῆρος τῆς μεγάλης εἰκόνος· ἄρχεται τοῦ δόξα σοι· χ′ε ὁ θ′ς ἀποστόλων καύχημα· ἔως τῆς ἁργυρέας πύλης τῆς μεγάλης ἐκκλησίας. εἶτα λέγουσι τὸ ἄρατε πύλαι καὶ γίνεται ἡ εἴσοδος· καὶ μετὰ τὴν εἰσόδον τὸ κοντάκιον ἥχ δ· ὡς τοῦ ἄνω στερεώματος· εἰτоύτως τὸ τρισάγιον· προκέιμ ἥχ γ′· ὁ ἁπόστολος.

Εἰδὲ λαχῆ τῆ αὐτῆ ἡμέρα ἡ κυριακὴ τῶν ἁγίων πατέρων γίνεται ἡ ἀκολουθία оὔτως· μετὰ τὴν ἀπόλυσιν τοῦ ὄρθρου κατέρχεται ὁ πατριάρχης διὰ τῆς πλαγείας καὶ εἰσέρχεται εἰς τὸ θυσιαστήρον καὶ γίνεται ἡ ἔναρξις τῆς λιτῆς ἐν τῶ ἀμβώνι καὶ κινεῖται ἡ λιτὴ. καὶ ὅτε ἔλθη εἰς τὸ τρίτον ποταμίον ὁ πατριάρχης ἄπτουσι οἱ κανδηλάπται ἔκ τοῦ φατλίου τοῦ πατριάρχου καὶ ποιοῦσι τὸ φωτοδρόμιρν· ἐρειδἠ μετὰ τὴν συμπλήρωσιν τοῦ ὄρθρου ἐυθέως σβέννυουσι τὰ φώτα τῆς ἐκκλησίας καὶ ἀπέρχεται ἡ λιτὴ ἐν τῶ φόρω καὶ γάνεται κατὰ τάξιν ἡ ἀκολουθία καθὼς προεγράφή (168) ἀποστρέφουσης δὲ λιτῆς καὶ τῆς πύλης κλειόμενης τῆς βασιλικῆς κατὰ τον τόπον τῶν ἐγκαινίων γίνεται κατὰ τάξιν ἡ εἴσοδος καθὼς ὄπισθεν προεγράφη²⁰².

φ. 168. 23 декабря – обновление святой Великой Божьей церкви. На литургии вместо «иже Херувимы» поётся «да молчит всякая плоть человеча».

φ. 170 vers. 26 декабря – собор или праздник родин Богородицы «τὰ ἐριλόχεια τῆς Θεοτόκου». Нужно знать, что в продолжение 12 дней (между праздниками Рождества Христова и Богоявления) в Великой церкви и на литиях её поются антифоны.

φ. 181. 19 января – память чуда, бывшего иже во святых от отца нашего Василия Великого в Никейской митрополии (Ἐv τῆ Νικαὶων μῥοπο, Агиол. под 19 янв.).

φ. 184 vers. 6 февраля – память Фотия, патриарха Константинопольского.

φ. 187. 11 марта – память преподобного Георгия, лежащего внутри Дииппа (Ἔνδον τῶ Διίππω. о местности «Diippos – см. Ducang. Cplis Chr. L. I, p. 74).

φ. 189. 18 апреля – Трифона, патриарха Константинопольского (928–931).

φ. 191. 11 мая – память освящения города, т.е. Константинополя.

φ. 193. vers. 5 июня – память нашествия варваров и Аваров.

φ. 194 vers. 22 Июня – преподобного отца нашего Василия, игумена монастыря в Пателарии.

φ. 198 16 июля – неделя пред четвёртым вселенским собором и память единения церкви.

φ. 199 vers. 18 июля – память Стефана патриарха Константинопольского (925–928).

φ. 202 vers. 7 августа – память нашествия Аваров во времена Ираклия царя и патриарха Сергия.

9 августа – память Константина, архиепископа Константинопольского († 674).

φ. 203. 16 августа – воспоминание нашествия Агарян во времена Льва Исаврянина, память землетрясения и от Едессы принесения святого убруса.

φ. 204. 24 августа – память Сисиния, патриарха Константинопольского.

Первое печатное издание греческого устава вышло в 1577 году в Венеции из типографии Иакова Леонкина, под редакцией иеромонаха Феофана, протосингелла и логара критского²⁰³, под обычным заглавием «τυπικὸν, τῆς ἐκκλησιαστικῆς ἀκολουθίας», но с прибавлением «ἔτι δὲ καὶ ἐν ταῖς κατὰ τόπον ἁγίαις τοῦ Θεοῦ ἐκκλησίαις», т.е. что богослужение по чину этого устава, кроме лавры Саввиной и монастырей, совершается и в других церквах, – замечание, аналогичное с тем, которое читается в заглавии наших печатных уставов: «подобне и в прочих святых Божьих церквах».

На обороте заглавного листа помещено обращение к читателям от имени издателя, Андроника Иуния Керкирского, и затем предисловие, любопытное в том отношении, что бросает некоторый свет на происхождение первопечатного типика и выясняет отношение к этому делу трудившихся. Составитель предисловия выражает удивление, почему издатели церковных книг не позаботились до сих пор о печатном издании такого важного руководства к церковной службе, как устав. Соглашаясь, что не небрежность и скупость были тому причиной, он переходит к своему личному участию в этом деле и представляет его в таком виде. Имея в своём распоряжении большое число разных списков типика, приобретённых с большими трудами, он сличал их между собой и исправлял, результатом чего явился издаваемый им полный и верный список (ὁλόκληρος καὶ ὑγιὴς), не имевший себе соперников между другими. Передавая его печатному станку, издатель имел в виду облегчить приобретение типика и дать ему широкое распространение в тысячах оттисков. Сотрудником своим, принявшим на себя все издержки по печатанию, он называет некоего христолюбивого мужа Дамиана. Считая излишним распространяться о важности этой книги, составитель предисловия следующим образом определяет её руководительное значение: «кто не знает, други и честные отцы, что устав есть как бы устой, мерило и образец для желающих жить православно, ибо по нему можно узнать, когда следует питаться мясом и бескровными рыбами и когда не следует, какие дни проводить как праздничные и какие – как постные, когда совершать всенощное бдение и славословие и когда – нет. Таким образом, эта книга напечатана и издана на пользу общую». В заключение он просит благосклонно принять этот труд, снисходительно отнестись к допущенным в нём погрешностям и помянуть в церковных молитвах трудившихся: ἀμφοτέρων ἡμῶν – разумеет себя и Дамиана.

Следующее издание вышло в 1603 г. под справой иеромонаха Иоасафа и наблюдением Гавриила, митрополита Филадельфийского. Оно составляет перепечатку первого издания за исключением предисловия, которое опущено и пасхалии, начинающейся с 1604 г. и кончающейся 1623 г., тогда как в первом издании она начинается с 1577 г. и кончается 1617 г.²⁰⁴.

Греческие печатные типики состоят из двух частей: служебной и дисциплинарной. Если исключить разности изложения и некоторые дополнения, то окажется, что в служебной части они представляют замечательное сходство с допечатными списками устава, о которых мы говорили в предыдущих главах. Видно, что издатели руководились этими последними в самой широкой степени и позволяли себе отступать от них лишь в редких случаях. Сравнительно с нашими печатными изданиями, греческие типики отличаются значительным однообразием в редакции и, за исключением дисциплинарной части, повторяют установившийся его рукописный тип. К более видным отличиям принадлежит новое разделение на главы и некоторые дополнения, отвечавшие новым условиям развивавшегося церковного обряда. В печатных типиках, так же как и в рукописных, – три главные части: общая, месяцесловная и триодная. Они разделяются на 57 глав, из которых на долю первой части приходится 10 глав, второй – 14 (от 11 по 25 включительно), третьей – 31 (от 26 по 57). Трудно сказать, на чём основано это деление: внутренней основы и систематического характера оно не имеет и, вероятно, придумано для удобнейшего пользования типиком, разбивая его содержание на мелкие рубрики, начинающиеся более видной статьёй. Далее – под особым счётом помещены, в числе 95, Марковы главы и несколько дополнительных статей от 96 до 100 включительно²⁰⁵. Новых статей, сравнительно с известными нам уставами, в этой части очень немного, да и из этой группы некоторые, по всей вероятности, должны отойти к позднейшим спискам устава, только не бывшим у нас под руками. Это, между прочим, видно из ссылок на новейшие и позднейшие типики (νεωτέρα καὶ μεταγενέστερα τυπικὰ), которые делаются по поводу этих дополнений. Отметим эти новые статьи.

1) Глава 7. Περὶ τοῦ ποῖους κανόνας προτιμητέον (о том, какие каноны нужно предпочитать). В этой статье разъясняется следующий случай: когда на память какого-либо святого положено в минеи несколько канонов, то предпочтительно перед другими нужно употреблять каноны Косьмы Майюмского, а ему предпочитаются каноны Дамаскина, из других песнописцев – каноны, Феофана и Иосифа песнописца.

2) Глава 12. Записывается κυριακὴ μετὰ τὴν ὕψωσιν, с прибавлением, что в этот день, в Великой церкви читается синодик шестого Вселенского собора.

3) Глава 12. В службе Предтечи, вслед за указанием великого славословия, читается следующее замечание: «μὴ θαυμάσης περὶ τῆς μεγάλης δοξολογίας ἔξεστι γὰρ ὡς ὁ τὸ τυπικὸν συγγραψάμενος λέγει καὶ τῆς ὡκτοήχου ψαλλομένης. καὶ ἐν ἑτέρω τυπικῶ οἴδαμεν τοῦ τὸ κυρίω ἄδομεν λεγομένου ποιῆσαι καὶ μεγάλην δοξολογίαν». Τ.е. не удивляйся о великом славословии; ибо оно прилично и при пении октоиха, как говорит составитель устава, и в другом типике мы видели, что великое славословие употребляется при пении «поим Господеви». Это замечание вошло в славянский печатный типик, о чём будет речь далее.

4) Глава 15. Под 12 декабря о службе в день памяти св. Спиридона, замечено: «в некоторых местах совершают бдение и поют великое славословие: посему совершаем и мы, если желает настоятель, по уважению к святому²⁰⁶.

5) φ. 72. Записан обряд православия в первую неделю Великого поста. «Χρὴ εἰδέναι ὅτι μετὰ τὴν ἀπόλυσιν τοῦ ὄρθρου λιτανεύομεν κοινῶς μετὰ τῶν ἁγίων τοῦ σταυροῦ ξύλων καὶ τῶν σεπτῶν ἐικόνων· ἀνερχόμεθα ἐν τόπω ὡρισμένω, ὅπου δεῖ ἀναγινώσκειν τὸ συνοδικὸν. Πορευομένων δὲ καὶ ἀναστρέτοντων ἡμῶν ψάλλομεν τὸν κανόνα τοῦ ἁγίου πατρὸς ἡμῶν Θεοδώρου τοῦ Στουδίτου ἡχ πλ’ β′. πρὸς «βοηθὸς καὶ σκεπαστὴς» χαριστήριον ὠδήν· καῖ ὅτε φθάσωμεν τὸν ὡρισμένον τόπον λέγομεν τὸ τρισάγίον «τὴν ἄχραντον σοῦ εἰκόνα» δόξα καὶ νῦν ἥχ β′. καὶ «ὁ χορὸς τῶν προφητῶν» καὶ ἆυθις τὸ προόιμιον «ἐροφειλομένοι πρὸς θεὸν ἐτήσιως εὐχαριστία» καὶ τὰ λοιπὰ τοῦ συνοδικοῦ καὶ μετὰ τὸ τέλος πολυχρονίζομεν τοῦς βασιλεῖς καὶ τὸν προεστώτα καὶ ποιοῦμεν τελείαν ἀπόλυσιν». Т.е. нужно знать, что по отпуске утрени совершаем общую литию со святыми крестами и честными иконами и отправляемся в назначенное место, где должен быть читаем синодик; при отправлении же и возвращении нашем, поём канон отца нашего Феодора Студита глас 6-й по образцу: «помощник и покровитель», как благодарственную песнь, а когда достигнем назначенного места, произносим «пречистому Твоему образу», слава и ныне глас второй, «лик пророческий». Затем начинаем чтение синодика, а по окончании многолетствуем царей и предстоятеля и совершаем конечный отпуск.

6) Во вторую неделю Великого поста, согласно указанию новейших типиков (ὠς ἐν τυπικοῖς νεωτέροις ἔυρομεν), поётся последование иже во святых отца нашего Григория архиепископа Солунского чудотворца, называемого Палама, составленное святейшим патриархом Филофеем.

7) В четвёртую неделю Великого поста, по указанию позднейших типиков, положено петь последование святого Иоанна списателя лествицы. В этом смысле сделано замечание и в наших печатных типиках.

8) В пятую неделю поётся последование преподобной Марии Египетской, также согласно указанию позднейших типиков.

9) В службе литургии Великой субботы сделано следующее замечание относительно времени совершения проскомидии и перемены чёрных риз на белые: «священники и диаконы монастырские по достижении стиха: «падут во мрежу», положив поклон, уходят, облачаются и совершают проскомидию. При пении «воскресни Боже» иереи, встав со своих мест, снимают чёрные фелони и одеваются в белые». О замене Херувимской песни песней: «да молчит», говорится условно «εἰ θέλεις».

10) В главе 100 – последней из дополнительных к Марковым главам – под заглавием «περὶ τοῦ πῶς μέλλουσιν ψάλλεσθαι τὰ προκείμενα ὑπὸ τοῦ ἀναγνωστοῦ» изложено правило о поклонах, которые должны делать настоятелю, или месту его, канонарх и чтец, приступающие к чтению, священник – перед службой, кандиловжигатель – перед началом благовеста и о поведения хоров во время пения.

Дисциплинарная часть в первопечатных греческих типиках составляет особый отдел, которого в рукописных уставах вовсе не имеется. Она непосредственно следует за литургической, не отделяется от неё особым заглавием или рубрикой и состоит из нескольких статей относительно поста и провождения праздников. Их-то и имел в виду издатель типика, когда в предисловии указывал на руководительное значение этой книги, при помощи которой каждый может научиться законному употреблению пищи и должному провождению дней постных и праздничных. Не вдаваясь в подробности содержания этих статей, мы, в данном случае, ограничимся общим замечанием, что они носят эклектический характер и заимствованы из разных источников, не всегда достаточно объединённых, отчего между ними оказываются разногласия. Перечислим эти статьи:

1) Ἐκ τῶν νομικῶν διατάξεων ἐρώτηοεις (φ. 130–131 оборот) начало «εἰ δεἰ μεταλαμβάνειν». Вопрос состоит в следующем: можно ли разрешать мирянам на мясо, а монахам на сыр и яйца в великие праздники господские и богородичные и нарочитых святых, когда они случаются в среду и пятницу, а также – в среды и пятницы 50-цы и в среду накануне Вознесения? На этот вопрос даётся подробный ответ. Начало: Ἡ ἐυπόρος καὶ βασιλικὴ ὁδὸς». Статья, как видно из надписания, составлена на основании разных источников, из которых некоторые названы по имени (Апостольские правила, правила Феофила Александрийского), а из других приведены извлечения без указаний на сочинителя; например, выдержки из католикоса Исаака, Никона Черногорца, Николая Грамматика. Этими данными отчасти определяется время происхождения названной статьи, а равно и упоминанием в ней о богомилах, которые гнушаются употреблением мяса, как нечистой пищи: «ἤν (γνώμην) καὶ νῦν οἱ λεγόμενοι βογομίλοι στέργουσι». Но статья, конечно, гораздо позже названных источников и составлена неизвестным нам излагателем, который по местам высказывается своё собственное мнение, выражаясь о себе в первом лице.

2) Νικολάου τοῦ ὁσιωτάτου πατριάρχου τοῦ Κονστάντινουπόλεως πρὸς Ἀναστάσιον καθηγούμενον τοῦ Σινᾶ ὄρους διὰ στίχων. Начало: «Πολλάκις μέ ἡξιώσας» (φ. 132–134). Это известное послание патриарха Николая Грамматика к проту св. горы. Оно написано силлабическими стихами и имеет следующее содержание: отвечая на настоятельные просьбы неизвестного нам монаха, автор послания сначала излагает общие правила веры и нравственности христианской, затем перечисляет обязанности монахов и особенно подробно говорит о провождении праздников и постов в течение целого года. Издаваемо было несколько раз: кроме старо-печатных греческих типиков – Анжело Маи (Scriptt. vett. IX, p. 611), Питра (Spicil. Solesm. IV, p. 489, в отрывках), Минем (Patr. Gr. t. CXI, p. 891), преосвященным Порфирием (История Афона, приложение №76, русский перевод – там же 205). Древнеславянский перевод в сербском типике Никодима из Белградской библиотеки.

3) Ἀναστασίου ἐρισκόπου Καισαρείας τῆς Παλαιστίνης περὶ τοῦ ἀρτζιβουρίου (φ. 134 оборот). Начало: «Τῆ ἑβδομάδι πρὸ τῆς ἀποκρεοῦ ἠν νηστέυουσιν οἱ ἁρμενίοι». Фабриций упоминает об этом слове в X т. Bibl. Gr., p. 606–607, относя Анастасия к самому концу XI в.; и Аллляций, в своём трактате De libr. Gr., p. 3. not. д. Издано, у Котелера in not. ad. Const. App., a оттуда перепечатано Минем (Patr. t. I, p. 665). Содержание слова состоит в том, что монахи не должны разрешать всю седмицу мытаря и фарисея под предлогом обличения поста арцивуриева, но довольно в этих видах не поститься один день. В заключение приводится известное правило патриарха Никифора о разрешении поста в среду и пятницу недели сырной. В несколько иных выражениях слово, известное под именем Анастасия, читается у Николая Грамматика в послании к проту св. горы, но совершенно совпадает с ним по содержанию.

4) Τῶν ἐν Ἀντιόχεία ἁγίων πατέρων περὶ τῆς μεγάλης ἑβδομάδος. Начало: «Ἔστω γινώσκειν ἀσφαλῶς» (φ. 134 оборот). В этой статье речь идёт о числе седмиц, в которые разрешается по средам и пятницам на сыр и яйца и о нарочитых праздниках, пользующихся этим преимуществом. В заключение порицаются разрешающие среду и пятницу седмицы мясопустной и употребляющие в пищу кровь убитых животных.

5) Ἐκ τῶν ἀποστολικῶν διατάξεων (φ. 135). Под эту рубрику вошли извлечения из Апостольских постановлений:

а) «Τὰς ἡμέρας τοῦ κυρίου τῶν ἑορτῶν φυλάσσετε». Конец: «ὅπερ νηστέυειν προσήκει οὺχ ἑορτάζειν» (Constt. App. L. V, C. 18 sqq).

б) Διάταξις Πέτρου καὶ Παύλου. Начало: «Ἐγὼ Πέτρος καὶ Παύλος διατασσόμεθα». Конец: «τῶν τοῦ φωτὸς ἔργων (φ. 135 оборот). Constt. Арр. VIII, с. 33–34. Речь идёт о том, в какие дни рабы освобождаются от урочных трудов.

в) Περὶ δε τῶν ἐκκλησίων. Начало: «εἰ μὴ δύνατον ἐν ἐκκλησία προϊέναι». Конец: «οὕτως οἱ ἐναγεῖς μιαίνουσίν» (Constt. VIII, 34) Продолжение предшествующей главы. Речь идёт о собрании на молитву в доме в случае невозможности собираться в церкви при преследовании от неверных.

г) Без заглавия: «τοῦς δὲ ἐρὶ τὸ ψάλλειν ἐν ἐκκλησίαις». 75-е правило Трулльского собора о благочинном пении в церкви.

6) Εἴδησις ἐν ποῖαις ἡμέραις ποιοῦσιν ἀργίαν οἱ μοναχοὶ καὶ ἐν ποῖαις λύουσι τὴν νηστείαν τοῦ ὅλου ἐνιαντοῦ (φ. 136). Краткие указания о том, в какие дни монахам разрешается на вино, масло и рыбу и на всё, со значительным отличием против подобных же замечаний, помещаемых в месяцесловах при следованных псалтирях, а в навечерии Богоявления способ пощения предоставляется на усмотрение каждого: «ἐν τῆ παραμονῆ τῶν ἀγιων Θεοφανείων εἰς τῆν ἐκάστου ὡς βούλεται γνώμην καὶ προαίρεσιν. δἰ οὖ καταλύσμεν τὸ δωδεκαήμερον καθως εἴρηται ἔκ τῶν ἀποκρίσεων τοῦ πανιερωτάτου τοῦ Ἰωάννου ἑρίσκοπου Κίτρας... εἰς κέφαλ. ΙΘ».

7) Без особого заглавия статья, начинающаяся словами: «χρὴ καὶ τουτο εἰδέναι ὄτι τὰς κατάλύσεις τῆς νηστείας». В ней речь идёт о разрешении поста в памяти нарочитых святых по обычаю киновий и лавр (извлечение из Никона Черногорца. Пандекты слово 57, лист 572), о пище в посты св. Апостолов и Рождественский, в кануны великих праздников, когда они случатся в среду и пятницу, о разрешении недели мытаря и фарисея, и всё это заканчивается наставлением от имени Афанасия Великого о ненарушимом хранении поста в среду и пяток за исключением 50-цы и дня Богоявления. Первые слова этого правила: «μὴ καταλύε νηστείαν κύρίου» заимствованы из статьи «от счетания (Σύνταγμα) св. Афанасия», помещённой между прочим в 57 слове Никоновых пандект²⁰⁷.

8) Περὶ ἐγκρατείας καὶ γαστριμαργίας (φ. 137 vers). Начало: «πίνε τὸν οἴνον ἐλάχιστον». Небольшая статья, в которой заключается наставление об умеренном употреблении вина, об однократном принятии пищи в продолжение дня и об избегании разнообразия в яствах.

9) Βίοι τῶν τεσσάρων εὐαγγελιστῶν (φ. 138). Из синопсиса Дорофея Тирского.

10) Δήλωσις διαλαμβάνουσα τῶν ἁγίων εὐαγγελίων ἀνάγνώσεις. Подробная запись о порядке чтения евангелий по евангелистам на круглый год.

11) Περὶ τῶν τριακόντα ἁργυρίων, св. Максима исповедника и мученика (φ. 138 vers).

12) Περὶ τοῦ πῶς δεῖ πιστέυειν.

13) Κεφάλαια παραινετικὰ διὰ γνωμολογίας (φ. 140–142).

На самом конце, без пагинации, под особой заставкой, – пасхалия со следующим заглавием: ἀρχὴ σὺν Θεῶ ἁγίω πασχάλίον τοῦ ὀγδοοῦ αἰώνος περιέχον τὰ ἀπὸ κόσμου ἔτη 1577–1617 πονηθέν παρὰ Θεοφάνους ἱερομονάχου λογάρα τοῦ Κυπρίου.

Следующие печатные издания греческого устава были повторением, с более или менее значительными изменениями, первопечатного типика и служили главным руководством при отправлении службы. Одновременно с ними держались в силе и местные уставы – святогорский синайский Великой церкви и уставы ктиторские в тех монастырях, для которых они были даны их основателями. Так продолжалось дело до 30-х годов нынешнего столетия, когда в судьбе греческого устава произошёл крупный переворот, благодаря изданию типика Великой церкви и его распространению в практике городских и сельских церквей. Устав этот был издан в 1838 г. Константином, протоисалтом Великой церкви, под заглавием «τυπικὸν έκκλησιαστικὸν κατὰ τὴν τάξιν τῆς τοῦ Χριστοῦ μεγάλης ἐκκλησιάς» и затем повторён в 1851 и в 1868 г²⁰⁸.

Объясняя побуждения и цели, руководившие им в издании этого устава, Константин протопсалт указывает, с одной стороны, на крайнюю редкость прежде изданных типиков и на оказавшиеся неисправности и разногласия в отправлении службы. «При недостатке опытных в уставе предстоятелей, екклесиархов, канонархов и уставщиков (τυπικαρίων), – говорит он, – появилось немало безчиния в церковном последовании: в один и тот же день, в разных церквах правилась служба разным святым, а иногда одним и тем же, но разная». Не придавая своему изданию общеобязательного значения и предоставляя монастырям пользоваться прежним типиком и своими ктиторскими уставами, составитель назначает свой труд главным образом для употребления в приходских церквах и в руководство при решении затруднительных вопросов церковно-служебной практики. А относительно прав церковной власти издавать такие уставы и вводить их в общее употребление, высказывает следующее соображение: устав службы в общих чертах, в своей основе, остаётся неизменным, но ввиду особенных обстоятельств и согласно с местными и временными потребностями людей, собирающихся в церковь на молитву, предстоятелям церкви предоставлено право видоизменять и переделывать эти уставы (διαρυθμίζειν – или, как переведено в славянском издании – чинорасполагать); ибо в одних условиях совершают службу живущие в сёлах и городах, в иных – живущие в пустынях, находящиеся в путешествиях и войсках, и в иных – живущие в общежительных монастырях и в уединении. Кроме того, справляются по местам особые праздники в честь местных святых и в память особых церковных событий. Вследствие этого, на основе общецерковного типика, появились уставы местные и частные, тождественные с первым по существу, но расходившиеся в частностях; таковы например, иерусалимский св. Саввы, афонский, синайский и Великой церкви. К числу таких же местных типиков К. протопсалт относит и издаваемый им «церковный устав по чину Христовой Великой церкви». Сравнительно с уставом иерусалимским и полными списками из других его отраслей, новое греческое издание отличается краткостью состава, сокращением общей служебной части и разъяснением главным образом казуистических подробностей относительно службы по минее и триоди. Издатель, предполагая общий ход службы известным, поставил своей целью дать руководство, как вести службу при стечении более важных памятей по месяцеслову с праздниками триодного круга.

Это сокращение всего больше коснулось первой, общей части устава. Сравнительно с печатным типиком, от неё осталась только статья о неделях (περὶ τῶν κυριακῶν), заключающая порядок вечерни, утрени и литургии в воскресные дни, когда на эти дни приходится память великого святого; затем – несколько замечаний о вечерне в господские и богородичные праздники и о том, когда совершается литургия Василия Великого, Иоанна Златоуста и преждеосвященных даров. Далее приведены: 75-е правило Трулльского собора (о неприличии в пении), 15-е правило Лаодикийского собора (о чтении на амвоне лицами, состоящими в клире) и выписка из иерусалимского устава о том, что певцы не должны вести бесед в церкви. В отделе по месяцеслову (р. 16) изложен порядок службы в праздники и дни главных святых с указанием на особенности в её отправлении при стечении более значительных памятей со службой воскресной и триодной. Следовательно – это устав, осложнённый Марковыми главами. Что касается месяцеслова, то он очень не полон и заключает всего 92 дня, из которых бо́льшая часть имеет по одной памяти. Самый богатый памятями месяц – сентябрь – имеет службу на 17 дней, а самые бедные – март и апрель – только на два дня. Понятно, что в это число вошли только главные праздники и более известные памяти, а из последних преимущественно те, которые имеют особенности в отправлении службы. Из памятей местно-греческих, не известных по древним уставам и нашему славянскому, отметим, под 24 сентября, память бывшего чуда Богоматери на острове Кифрском (Корфу). Первый тропарь Богородице на этот день сочинён Кириллом, константинопольским патриархом, а второй – Констанцием Византием. Служба находится в Филладе, но нет её в греческой и славянской минее. Память великомученицы Екатерины положена не 24 ноября, а 25. Память великомученицы Евфимии (11 июля) имеет торжественную службу ради того обстоятельства, что в Великой церкви, в приделе τῆς Παμμακαρίστου, находятся её святые мощи. Третья часть устава на триоди (р. 174) обнимает службу от недели мытаря и фарисея до Великой субботы включительно. Затем, под рубрикой «начало пентикостария» следует изложение службы от недели Пасхи до недели всех святых, но о посте Петровом ничего не упоминается.

В заключении (р. 223) помещено несколько статей литургического содержания, относящихся большей частью к евхологию, затем объяснения некоторых названий церковных песнопений, роспись о времени благовеста к службе в большие праздники, в какие праздники патриарх всходит на трон, правила относительно браковенчания и чин последования об умерших.

Отметим теперь более крупные обрядовые особенности этого устава сравнительно с печатным изданием. Прежде всего, в типике Великой церкви нет всенощных бдений и малой вечерни. Праздничная служба начинается великой вечерней, с которой утреня не соединяется, а совершается в своё время и начинается полунощницей. На вечерне не положено литии, но она совершается перед утреней в некоторые нарочитые праздники, а благословенные хлебы, после обычного освящения их на вечерне, раздаются по окончании воскресной утрени (это называется ἀρτοκλασία), также – некоторых праздничных (р. 98) и после «да исправится» на литургии преждеосвященных даров (р. 100, 106). На воскресной утрене евангелие читается по 8-й песни канона, но в двунадесятые праздники, хотя бы они приходились и в воскресенье, полагается после степенных, равно как и в праздники нарочитых святых, если они случаются на неделе, кроме воскресенья. Порядок и обстановка этой части утрени, в статье о неделях, представляется следующим образом: по 8-й песни канона иеродиакон произносит: «Господу помолимся», затем «всякое дыхание» и утреннее евангелие, далее – «воскресение Христово видевше», 50-й псалом, «воскрес Иисус от гроба», «спаси Боже люди Твоя», «Богородицу и Матерь света», 9-я песнь и т.д. Это называется в уставе «обычным чином утреннего евангелия». Во время великого славословия совершается проскомидия, а ектенья, за ним следующая, читается священником тайно в алтаре, так что, по окончании утрени, тотчас же начинается обедня.

Утреня в день Рождества Христова начинается литией, за которой следует шестопсалмие²⁰⁹; ни малого, ни великого повечерия, как у нас, нет. Богоявленское водоосвящение совершается дважды; в навечерии, после литургии, и утром после великого славословия (р. 72–73). Если память св. Харалампия (10 февраля) случится во вторник первой седмицы Великого поста, полагается на утрене лития, полиелей, великое славословие, часы без чтений (λιταί-про́сти) и литургия преждеосвященных (р. 99–100). То же правило соблюдается в день обретения главы Предтечи и в память сорока мучеников.

Если Благовещение случится в Великую пятницу или субботу, празднование его переносится на день Пасхи, ввиду несоответствия этого праздника с содержанием службы Великой пятницы и субботы. Но это правило соблюдается только в городских и сельских церквах; что же касается монастырских, то в них древний устав сохраняется «непременным и неподвижным». Впрочем, обычай перенесения – происхождения сравнительно недавнего и был принят Великой церковью столетие тому назад для устранения затруднений, которые возникали при отправлении службы в церквах приходских (мнение патриархов Византия и Григория VI, р. 127–128). 1 августа не положено празднование кресту и обряда выноса его, но сделано только замечание, что последование предпразднства кресту поётся в обителях по древним уставам (р. 160).

Более замечается обрядовых особенностей в службе по триоди.

На утрене в неделю мытаря и фарисея и следующие за нею, тропари: «покаяния отверзи ми двери» и прочие поются после евангелия, которое читается по 8-й песни канона. Великий канон читается на повечериях первой седмицы после великого славословия, а на самом конце повечерия положено евангелие²¹⁰. В пятницу первой седмицы о последовании в память св. Феодора Тирона и чине колива не упоминается. В субботу, после вечерни, патриарх совершает поминовение всех усопших отцов и братии. В неделю православия патриарх совершает литургию Василия Великого с 12 избранными архиереями, по окончании её восходит на седалище, по сторонам которого становятся архиереи, и вместе с ними поминает всех прежде отшедших «от конец до конец вселенной и всюду». Об обряде православия не упоминается. Вынос креста на утрене в неделю крестопоклонную происходит после великого славословия при пении «асматика» (ψαλλομένου τοῦ ἀσματικοῦ, p. 188, – т.e. при протяжном певческом исполнении стиха Святый Боже). По целованию креста, архиереи и чиновное духовенство подходят к патриарху и получают от него цветы. Великий канон читается или в среду пятой седмицы, после малого повечерия, или на утрене в четверток, после третьей песни дневного канона, и продолжается в три приёма до 9-й песни. Последование акафиста совершается в пятницу после малого повечерия, в промежутках канона Богоматери. Сначала патриарх читает первую статью икосов (τὴν ᾶ στάσιν τῶν οἴκων, p. 193); после третьей песни канона митрополит Кесарийский – вторую, после шестой Ефесский – третью, после девятой Ираклийский – четвёртую²¹¹. Раздаяние ваий на утрене недели ваий и целование иконы полагается на хвалитных. На утрене в понедельник страстной седмицы совершается «ἀκολουθία τοῦ νυμφίου»; в начале утрени великий архимандрит кадит с кацией (με τὸ κατζὴ), или, как переведено в славянском издании, «кадит с ручкой». Также и на утрене в Великий пяток. В Великий четверг, в первый час ночи, поётся последование страстей Господних. Первое евангелие, которое называется евангелием завета, читает патриарх. Вынос плащаницы (ἐριτάφιον) в особо устроенную кувуклию совершается после вечерни в Великую пятницу; а на плащаницу кладут благоуханные цветы. Патриарх раздаёт цветы при целовании её. В Великую субботу стихи на погребение Христово (ἐγχώμιον) читаются по 9-й песни канона, на три отделения. После великого славословия плащаница обносится вокруг церкви и полагается на престоле. На вечерне в Великую субботу, положено только три паремии.

Пасхальная утреня начинается исхождением из церкви со крестами, при пении «воскресение Твое Христе спасе» и чтением евангелия вне храма на уставленном месте; затем – «слава Святей единосущней», ектенья, начало канона, и процессия возвращается в церковь. Для не участвующих в крестном ходе вся эта часть службы отправляется в храме одним из оставшихся архиереев. Слово Златоуста «аще кто благочестив» читается патриархом после заамвонной молитвы на литургии в день Пасхи. На вечерне евангелие читается патриархом и архиереями на различных языках. В пятницу светлой недели поётся служба Живоносному источнику, и положены два тропаря, составленные Константином Византием. В греческом и славянском уставах этой службы не положено, но она читается в триоди цветной или пентикостарии (о службе этого дня Lambec. Comment. VIII, p. 119). В день 50-цы на вечерне не упоминается о чтении молитв коленопреклонения.

Что сказать о характере этого устава? При ближайшем знакомстве с делом оказывается, что это не есть древний типик Великой церкви, с которым мы познакомились в одном из предшествующих отделов, но его позднейшее изложение и переделка. Мы не встречаем здесь очень многих обрядовых особенностей, которые отметили в уставе первоначальном и которые составляли принадлежность древней софийской службы. На эту черту указывается и в самом заглавии этого устава, где он называется «типиком по чину Великой Христовой церкви», приноровлённым к общецерковному употреблению. Но в виду этой последней цели, из него следовало бы устранить все те особенности, которые имеют место лишь в практике Великой церкви, в обстановке патриаршего служения, но не приложимы к службе обыкновенной. Если греческая церковная власть нашла нужным дать авторизованное руководство к отправлению службы в мирских церквах и заменить им тяжёлый и неудобный для пользования древний устав с его монастырским строем службы, то это руководство достигло бы своей цели только в том случае, когда из него было бы исключено всё местное, личное, условное, и исполнитель имел перед собой общеупотребительный, нормальный чин службы. Но это требование остаётся неудовлетворённым, и в уставе К. протопсалта удержано немало подробностей, не применимых к обыкновенной приходской и даже монастырской службе. Не говоря о частых упоминаниях о совершающем службу патриархе, архиереях и иеродиаконе, некоторые обряды представлены в таком виде и с такой обстановкой, как они совершаются только в патриархии, и надобно отвлекать эти подробности, чтобы добраться до основного зерна обряда и получить его обычную, всюду применимую форму. Так изложена первая статья о воскресной утрене, обряд поклонения кресту на третьей неделе Великого поста, служба Великой пятницы, субботы и пасхальная. Записаны такие обряды и службы, которые, по сознанию самого устава, имеют место только в практике Великой церкви и нигде в этом виде не справляются. Так, например, чин воздвижения креста на утрене 14 сентября сопровождается замечанием; что «всё сие бывает в одной Великой церкви» (р. 27), о службе великомученицы Евфимии, как она изложена в этом уставе, замечено, что так совершается она только в Великой церкви ради святых мощей преподобной, находящихся в приделе (παρεκκλήσιον) τῆς παμμακαρίστου²¹² (p. 154).

По местам имеются в виду монастырские обычаи, и на малом входе нередко упоминается с тропарём дня и тропарь святого обители. По затруднительным вопросам церковной службы указываются решения патриархов и между ними выдаются имена Констанция I, Византия и Григория VI, а также вводятся тропари и стихиры местных песнописцев новейшего времени. Но всего замечательнее в этом отношении примечание о посте Воздвижения, идущее от лица составителя устава и изложенное в виде его личного мнения. Сказавши, что этот праздник имеет смешанный характер, так как соединяет в себе воспоминание радостное и печальное, составитель заключает свою речь следующими словами: «посему думаю и справедливо (δίκαιόν ἐστιν, οἶμαι) поститься всем православным в этот всечестный день» (р. 28), который приравнивается к Великой пятнице. Это «думаю» в данном случае неуместно, раз как не компетентное, а потом, как основывающееся на таких доводах, которые были высказаны гораздо прежде. Но допустив эти мелкие замечания и особенности местной практики, устав, к удивлению, проходит молчанием церковные посты и ни одним словом не упоминает ни о Рождественском, ни об Успенском, ни о Петровом посте, равно как и не указывает особенностей постной службы. К числу тех же местно-казуистических явлений можно отнести следующие факты: в одной из стихир стиховных, в службе великомученику Елевферию (15 сентября)., есть намёк на почитание его в Греции, как покровителя родильниц, и он называется «τῶν ἐπὶ τόκων γυναίων, πατέρ, κηδόμενος... καὶ τοῖς νοσοῦσιν ὑγείαν σὺ χορηγεῖς» (p. 54)²¹³. По поводу славника в день апостолов Петра и Павла сделано следующее замечание: «не прилично в нашей церкви выражение Рим, так как Апостол Пётр был учителем и светильником не одного Рима, но и всего мира. Собственно же он первый основал церковь в Антиохии».

В службе 6 декабря запрещается петь стихиры сочинения Николая Малакса и произносится следующий приговор о его произведениях (приводим его по славянскому переводу этого устава): «Николай Малаксас, священник Пелопонисский и протопоп Навплийский живяше около 1640 лета, муж искусен в еллинском языце. Но благоговением или паче самолюбием побеждаем восхоте быти и песней церковных сочинитель: темже и сочинив стихиры, яже на вечерне святого Николая «киими похвальными венцы», яже на вечерне подобне св. Григория, «киими похвальными венцы» и в 27 януария такожде Иоанна Златоустого подобны «званный свыше», посла сия в Венецию и, согласився с тамо сущими тогда типографы, напечата их в новоизданных греческих минеах, своепроизвольным мнением. Чесо ради той убо от иже в Константинополе священного Синода проповедася яко новосечец (καινοτόμος), предваршие же напечататися песни его определено бысть оттоле, да не поются в церквах Христовых».

Первые положительные известия об иерусалимских порядках службы в славянском мире идут из южнославянских земель и связываются с именем Саввы Сербского. Для устроенного им Хиландарского монастыря он дал устав, который может считаться первым славянским памятником устава иерусалимского. Но это не чистый его тип, а смешанный. Он близко подходит к уставу императрицы Ирины, иногда буквально повторяя его правила, и представляет соединение порядков афонских с иерусалимскими. Как и устав Ирины, типик Саввы Сербского не имеет служебной части и заключает одну дисциплинарную с кратким изложением суточной службы²¹⁴. В уставе Карейской кельи также замечаются следы иерусалимских порядков, хотя в целом он представляет своеобразный строй службы, отличающийся от всех известных уставов и приноровлённый к келейному правилу²¹⁵. Этот порядок службы преп. Савва ввёл в Сербии (Житие Крал. Сербск. 84, 106) и впоследствии имел ещё более возможности с ним познакомиться во время своего путешествия в Чёрную гору, в Иерусалим и Синай)²¹⁶. В начале XIII века, в Сербии служба правилась уже по иерусалимскому уставу, как видно из службы преподобной Параскеве в Дубровачском прологе 1211 г. Здесь упоминаются: малая вечерня, великая вечерня с утреней, а вся служба называется бдением (Гласн. Серб. Др. кн. ΧΧΧΙ, 1871. 320). Полного типика Сербы не имели до начала XIV века, довольствуясь кратким уставом Саввы для монастырского обихода и богослужебными книгами для отправления службы. Полный устав был введён в 1319 г., в славянском переводе архиепископа Никодима. Подлинник его, снабжённый собственноручной записью переводчика, хранится в Белградской публичной библиотеке, а предисловие к нему издано Даничичем²¹⁷. Из этого предисловия мы узнаём, что Савва Сербский не успел завершить церковного устройства своего отечества, но возложил это дело на обязанность своих преемников. Исполняя волю первопастыря сербского, архиепископ Никодим решился пополнить один из важных пробелов; в церковном быту своей паствы и, ещё будучи Хилаидарским архимандритом, имел возможность познакомиться с иерусалимским уставом в Константинополе, куда был отправлен для улаживания династических усобиц и где, как сам говорит, видел «устав трудолюбезный тех мужей (восточных патриархов, с которыми встретился в Царьграде) держащих типик по обычаю святого града Иерусалима, по уставу святого Саввы пустынножителя». Это было в патриаршество Нифонта 1313–1315 г. Сделавшись архиепископом Сербским, он обратился в Константинополь и через своего посланца получил список иерусалимского устава, который и «преложил в свой язык от письмен греческого языка»²¹⁸. Замечательно, что Никодим берёт подлинник устава не с Афона, с которым был так хорошо знаком в бытность Хиландарским игуменом, а из Константинополя; а это показывает, что на Афоне в то время был свой особенный устав, расходившийся с принятым в патриархии. Иначе, незачем было бы Никодиму выписывать его из Константинополя и переводить, а было бы гораздо легче воспользоваться его готовыми святогорскими списками. Нельзя оставить без внимания и того обстоятельства, что Никодим получает устав из монастыря «св. Предтечи и Крестителя Иоанна». Более чем вероятно, что здесь речь идёт о монастыре Студийском, а если это так, то оказывается, что роль студийского устава была в то время закончена на месте его происхождения, и он уступил своё место другой отрасли. Принятый в Сербии, он отсюда, под авторитетом митрополии, переходит на Афон и принимается в Хиландаре. Так в 1331 г. переписывает его грешный Роман по распоряжению игумена Гервасия. Этот список хранится в Берлинской публичной библиотеке.

Никодимовская редакция в своём первоначальном виде недолго продержалась в Сербии и, спустя 30–40 лет по своём появлении уступила место другой, более полной, переведённой с другого греческого списка и дополненной некоторыми местно-сербскими особенностями. В таком виде представляют дело устав савостьяновский в Румянцевском музее (№ 1458) и из Императорской Публичной библиотеки. Судя по пасхальным таблицам, помещённым в начале первого устава, он был написан в 1372 году. В нём на полях сделано несколько заметок о днях памяти сербских кралей, которые называются святыми; например, под 29 октября «преставися великий, всемилостивый святый краль Сербов Стефан Урош», 11 ноября «Евфросиния монаха, сожительница Лазаря», 10 декабря «Иована деспота» Углеша, 21-го память «Стефана первовенчанного». На литии возносится прошение «о кралѣ имр҃къ» (лист 11) и призываются в молитве свв. Симеон и Савва. После полунощницы на ектеньи читается прошение «о державѣ, благочестивых и свѧтых наших цр҃ь ли крⷧ҇а... и об архиепископе сербском» (лист 20). Значит, первоначальный список составлен до патриаршества. В месяцеслове записаны преподобные Савва, Симеон и Арсений Сербские. В сравнении с уставом Никодима, савостьяновская рукопись отличается по составу и разностями в языке. Она составляет перевод с греческого типика, заключавшего наблюдения над службой и поправки неизвестного составителя, который сличал обычаи разных местностей, ссылался на практику Великой церкви и высказывал свои личные соображения. Сербский переводчик удержал все эти заметки, сохранив даже форму первого лица. В противоположность никодимовскому списку, здесь нет послания Николая патриарха, но есть на конце несколько статей из 2-й части Марковых глав и затем под особым заглавием: «неудобьзная» и т.д. подробное изложение Марковых глав в составе обеих частей и с включением тех статей, которые были помещены несколько выше. Наконец, в нём читается весьма любопытная статья о славлении (после обедни в рождественский сочельник), в которой идёт речь о неприличии поздравлять игумена, пить гликизму и говорится, почему в пустынных монастырях не бывает такого величания и царям (подробности об этом уставе см. приложение XII).

Устав Императорской Публичной библиотеки по составу и изложению тождествен с савостьяновским и отличается от него тем, что имеет Марковы главы в самом начале рукописи, а в конце несколько лишних дополнительных статей, именно: непорочны с тропарями на Великую субботу, полиелейные псалмы и избранные стихи из псалмов на большие праздники и в дни великих святых по группам, но припевов к ним или величаний не положено. Во всём прочем состав и расположение служебного материала совершенно сходны со списком савостьяновским, так что особенности последнего вполне приложимы и к уставу Публичной библиотеки. Можно сделать только одно вероятное предположение, что список этот употреблялся и в русской практике, как можно заключать из того, что в нём вытерты слова: краль, кралевство, сербский архиепископ – не имевшие смысла у нас; нет в нём замечаний о смерти сербских владетелей, между тем, как и то и другое читается в списке савостьяновском (подробнее см. приложение VIII).

У нас на Руси поворот от студийского устава к иерусалимскому начался ещё в то время, когда первый был в полном ходу и ясно обнаруживается в XIII в. Дело началось с того, что к нам заходили с Востока обычаи, имевшие основание в принятом здесь уставе иерусалимском, и, расходясь с порядками студийскими, вызывали вопросы и недоумения. На Востоке в это время уже происходило соглашение богослужебных книг студийских с требованиями иерусалимского устава. Такие книги, появляясь в обращении у нас, возбуждали недоразумения, за разъяснением которых наши церковные власти обращались к патриархам и вообще к сведущим лицам. Те давали решение в смысле у них принятой практики и таким образом открывали ход иерусалимским порядкам, несмотря на то, что действующим уставом оставался у нас студийский. Например, следует ли совершать литургию в среду и пятницу сырной недели, а также в пятницу на страстной? Мы, следуя студийскому уставу, в XIII и XIV в. служили в эти дни литургию преждеосвященных, но на Востоке этот обычай был уже оставлен. За решением этих вопросов Сарайский епископ Феогност обращался от имени митрополита Кирилла к патриаршему собору в Константинополе (1276 г) и получил ответ в смысле иерусалимского устава, что не следует²¹⁹. Несколько позже, митрополит Максим в своём правиле о посте на круглый год сделал попытку согласить тогдашний устав о трапезе с типиком иерусалимским и во многих случаях приводит из него выдержки под именем устава св. Воскресения (т.е. иерусалимского храма этого имени²²⁰. Но всего более было сделано в этом отношении нашими митрополитами Киприаном и Фотием. В их время противоречие между действовавшим на Востоке уставом и нашей практикой, между только что входившим у нас в употребление иерусалимским типиком и прежними служебными порядками приняло такую острую форму, что далее оставаться в этом положении было невозможно. Киприан задумал произвести это соглашение в широких размерах, и памятником его деятельности в этом направлении может служить его следованная псалтирь, где порядок службы изложен согласно с уставом иерусалимским и куда внесены целиком служебные особенности последнего по триоди постной и по минее²²¹. То же направление замечается в его послании к Афанасию и в грамотах к псковскому и новгородскому духовенству, где Киприан при решении спорных вопросов придерживается обычаев иерусалимских²²². Но ни тот, ни другой из названных митрополитов нового устава к нам не принёс и не переводил: и при них, и до них у нас уже, несомненно, были славянские списки иерусалимского устава, только они не успели распространиться, войти, в общее употребление и устранить рознь, которая происходила от столкновения прежних порядков с новыми. Она продолжалась и в XV в., как видно из ответов Фотия псковскому духовенству, где он ссылается на иерусалимский устав и приводит из него выдержки²²³. Этот устав был уже известен псковскому духовенству, но видно ещё не был принят, и с его порядками не успели освоиться²²⁴. Тем не менее, остаётся неизвестным, когда, кем именно и в каком списке принесён был к нам устав иерусалимский. Молчание об этом церковных источников само собой показывает, что замена студийских обычаев иерусалимскими не была каким-нибудь административным актом и не имела характера официального. Как на Востоке смена типиков не оставила следов в сфере административной и не вытеснила прежних способов совершению службы, так происходило и у нас. Под влиянием авторитета патриархии наши митрополиты скоро стали на сторону нового устава и мало-помалу распространяли его в церковном употреблении. Да повсеместное и одновременное распространение нового порядка было и немыслимо при тех ничтожных средствах, которыми производилось исполнение наших церковных библиотек и снабжение причтов служебными книгами.

От XIV в. до появления печатных изданий мы имеем до 6 редакций устава, из которых наибольшей устойчивостью отличались четыре, о которых мы и поведём речь²²⁵. Что же касается разностей в изложении, составе и языке, то их так много, что едва ли найдутся два совершенно сходных списка. И замечательно, что эти разности начинают обнаруживаться в самых ранних памятниках этой отрасли и уже в XIV веке, несмотря на небольшое число сохранившихся от этого времени списков типика, можно отметить три редакции. Первой из них по времени была сербская, введённая Никодимом. Нам известны шесть её списков; Белградский (Никодимов подлинник), Берлинский 1331 г.²²⁶, Савостьяновский в Московском Публичном музее 1371 г²²⁷, два в Императорской Публичной библиотеке²²⁸ и один в Новоиерусалимской²²⁹. Последние три не имеют хронологической даты, но по письму и другим признакам относятся к XIV в. Вероятно, это была первая известная на Руси редакции иерусалимского устава. Хотя в ней не видно следов местно-русского приспособления (кроме разве вытертых в списке Ново-иерусалимском и Публичной библиотеки сербских прозвищ – краль, кралевство и замены их словом царей) и не записано русских праздников и святых, но за возможность употребления её в русской практике говорят наши сношения с Афоном и Сербией, особенно при Киприане, уважение к имени Саввы Сербского и большое число служебных книг сербского извода, оставшихся от XIV, XV вв. в наших библиотеках, а они, без сомнения, стояли в тесной связи с изложением самого устава, принятого тогда в Сербии. К тому же общее содержание этой редакции взято целиком из устава греческого. Списки этой редакции отличаются краткостью изложения и систематическим построением. В них записана общая часть, служба по минее и триоди, а дополнительных статей очень немного (о каждении с дополнением, когда отворяются царские врата, прокимны, аллилуарии светильны и послание Николая патриарха к проту Афонской горы). В сравнении с вводными частями в позднейших уставах, число их очень ограниченно и сообщает типикам сербской редакции сжатый и последовательно проведённый план. В более ранних из них нет ни Марковых глав, ни извлечений из Никона Черногорца. В списке Воскресенской библиотеки Марковы главы приписаны позднее, иным почерком, на другой бумаге и приплетены особо, в савостьяновском же и Публичной библиотеки записаны вполне.

Полных с точных представителей этой редакции в греческих рукописях нам не попадалось. Но она весьма близка к греческим синодальным спискам, что особенно нужно сказать о савостьяновском и Публичной библиотеке. Здесь общая и триодная часть сходны почти буквально. Разница заключается в дополнительных частях и в присоединении новых памятей. Что сербские списки составляют перевод с греческого, это ясно из предисловия к Никодимову списку и из множества греческих слов, оставшихся непереведёнными, но степень этой близости не одинакова в разных списках и может быть определена только дословным текстуальным сличением.

Следующая редакция, № 383–328, № 384–329 из Синодальной библиотеки, отличается двумя особенностями. Она составляет местно-русскую переработку греческого типика и служит переходом от уставов студийских к иерусалимскому. Первая черта выражается в объяснениях малопонятных и технических греческих выражений словами русскими, введением в месяцеслов памятей русских святых, без упоминания о южнославянских. Это показывает, что дополнителем и переводчиком устава был русский, а не южный славянин, который, без сомнения, дал бы место своим памятям предпочтительно пред другими, как показывают сербские типики первой редакции. На то же указывает и замечание, как справлять воскресные бдения там, где чувствуется недостаток в искусных певцах, а продолжительные осенние и зимние ночи требуют долгой службы. Об особенной продолжительности осенних и зимних ночей, конечно, не знали ни на Афоне, ни в Палестине, ни в Константинополе. Это замечание сделано от имени излагателя устава и, вероятно, принадлежит славянскому переводчику, который имел в виду свои местные географические условия. Упоминается о посте Богородицы – Успенском (№ 328 лист 11 оборот), о котором в греческих типиках ещё не говорится. Влияние студийского устава видно из статьи о трапезе, которая проводится по славянскому её переводу в уставе патриарха Алексия. Существование этой статьи даёт два важных указания для характеристики тогдашнего устава: а) что он ещё не освободился от влияния студийской практики и б) что дисциплинарная часть иерусалимского типика была неизвестна. В этом отношении вторая редакция, имеет сходство с теми греческими типиками, в которых помещены статьи из краткого студийского Начертания, с той, впрочем, существенной разницей, что в славянских уставах, о которых теперь идёт речь, статья о трапезе берётся не с греческого подлинника, а из славянского перевода устава Алексеева. К этой статье присоединяется чин панагии, о котором в студийском делаются только намёки, но подробно говорится в уставах иерусалимских и святогорских. В наших уставах чин панагии (на пути) называется заимствованным из устава св. горы.

В сравнении с предыдущей редакцией здесь нет мелких статей служебного содержания, относящихся к суточной службе, также послания патриарха Николая, но есть Марковы главы; в № 328 первая часть их помещена под соответствующими днями в месяцеслове, а вторая отдельно – после него; в № 329 та и другая соединены и изложены отдельно в конце месяцеслова. Кроме того, в № 329, сравнительно с предшествующим, дополнительных статей помещено более.

Во главе уставов 3-й редакции стоит имя русского церковного деятеля Афанасия Высотского и переведённый им в Константинополе устав, так называемый «Око церковное». Перевод был сделан в 6909 г (1401 г) в монастыре Цареградском Иперивлепто²³⁰, как видно из последования некоторых уставов этой редакции²³¹, но самый подлинник его не сохранился, и мы можем судить о нём по позднейшим спискам, которых дошло до нас довольно. Это показывает, что труд Афанасия пользовался широкой известностью и имел большое практическое применение. Самый ранний список с годом (1409 г) находится в Императорской Публичной библиотеке (F. № 25) прежде из собрания гр. Толстого (См. Описание рукописей Толстого № 11). Следующий, из Румянцевского музея (Описание 445), написан в 1428 г. в Саввине Сторожевском монастыре, список 1429 г, из библиотеки Казанского университета, написан в Сергиевой лавре повелением игумена Саввы рукой инока Ионы. Список Синодальной библиотеки (№ 385–332) подарен в 1441 г. Хутынскому монастырю Евфимием, архиепископом Новгородским. К той же редакции принадлежит синодальный № 386–678 (с некоторыми дополнениями), Троицкой лавры №№ 239, 240, сходные по составу с синодальным № 385, из собрания Ундольского № 114 одинакового состава в первой части, Московского Успенского собора 1438 г. (Снегирёв Пам. М. Д. 43)²³². Таким образом, в течение менее полустолетия устав этот распространяется в Новгороде, Москве, Троицкой лавре, Саввине монастыре и берёт перевес над другими. Макарий Новгородский называет действующий в его время устав «Оком церковным»²³³. Между его списками замечаются значительные разности: младшие отличаются большей полнотой и вводят новые статьи, так что увеличение их объёма идёт прогрессивно и соответствует времени происхождения.

Третья редакция отличается сборным, компилятивным характером и особенной полнотой в изложении общей части сравнительно со списками предшествующими. Она состоит из 67 глав²³⁴ и заключает следующие новые статьи: а) извлечения из Тактикона Никона Черногорца дисциплинарного содержания, б) пять глав (40–44) неизвестно откуда заимствованных и в) в месяцесловной и триодной части сравнение устава студийского, святогорского и иерусалимского в правилах о пище, также из Никона. Составитель этого устава имел перед собой несколько типиков разных отраслей, сравнивал их между собой, дополнял из других источников, и таким способом обработал свой литургический труд. Это не был перевод с готового греческого подлинника, это даже не сбор подходящего материала из разных источников, но по некоторым вопросам сравнительное обозрение разных типиков и суждение об их относительных достоинствах. Поэтому, Афанасий Высотский (если только ему действительно принадлежит этот труд) был не переводчиком только устава, но излагателем или списателем его (συγγραφέυς), употребляя книжное византийское выражение. Да предисловие и не говорит о переводе, а выражается о труде составителя, как о самостоятельной работе, что он коснулся трудолюбно книги сея, что на это трудное дело (к таковой купле труда) его расположила ревность, что хотя и не вполне совершенно выполнен им этот труд, но «обаче трудне края достигохом». При изложении общей части он пользовался греческим списком устава с подробной записью казуистических правил вроде греческого синодального № 456, но в котором первая часть Марковых глав была слита с текстом месяцеслова. Он внёс в свой труд самые последние новости литургические, едва ли успевшие прочно войти и в типики греческие, например, упоминает о синаксаре Никифора Ксанфопула, о трудах патриарха Филофея, берёт целиком правила из уставов второй редакции и параллельно с ними приводит статьи о том же предмете в другом изложении, свойственном третьей редакции (например, правило о посте Успенском). Вводит статьи из Никона Черногорца²³⁵, именно 23 статьи из первого слова Тактикона. Как мы уже видели, эти статьи имеют дисциплинарное содержание и пополняют очень заметный пробел в иерусалимском типике. В полных его списках эта часть долго не могла установиться. В одних брали подходящие статьи из студийского устава, или из его краткого Начертания, в других помещали послание патриарха Николая к проту Афонской горы, иные же уставы вовсе не имели дисциплинарных правил и ограничивались одной служебной частью. Никон своими замечаниями и выписками из разных уставов выработал целый ряд этих правил и поместил их в своём Тактиконе, откуда они и были взяты в уставы с некоторыми сокращениями и изменениями.

Ни в рукописных, ни в печатных греческих типиках этих статей нет, и вероятно они обязаны своим появлением в славянском уставе русскому излагателю. Замечательно, что первый славянский перевод Тактикона совпадает со временем Афанасиева устава и был сделан в Новгороде в 1397 году для Рождественского монастыря на Лисичьей горе писцами монахами Яковом и Пименом, а самый подлинник, с которого делали этот список, был вывезен с Афона игуменом Илларионом, предшественником Варлаама, при котором был исполнен этот труд²³⁶. В древнейшем славянском списке Тактикона из Синодальной библиотеки (№ 227–189), который, по соображению описателей, относится к концу XIV или началу XV века, замечаются следы новгородского произношения (Описание II, 3. 34). Не доказывает ли это, что названный список сделан с новгородского извода и составляет копию с хутынского списка? Далее – если бы можно было доказать сравнением перевода никоновых статей в списке Афанасия их тождество с хутынским списком, в таком случае оказалось бы, что Афанасий воспользовался для своего труда каким-нибудь славянским списком Тактикона одного перевода и редакции с новгородским. Из Никона заимствуются и некоторые замечания о посте в месяцеслове, но источник, откуда они взяты, не показан. Отсюда же буквально взята статья о том, что не должно совершать водоосвящения в день Богоявления, а только накануне и др. Что касается новых статей от 40 до 44 главы включительно, то подлинника их мы не знаем, и не можем указать, откуда они заимствованы. По содержанию они не новы и передают уже сложившийся порядок службы и правила христианской жизни: 41 глава – «о еже когда подобает бывати в пяток вечер о усопших последование на трапезе, за приливок по усопшим и над коливом по усопших, и, на трапезе за приливок о здравии царем и князем», 42 – «о еже како вжигаются свещи в церкви на праздники», 43 – «о житии, рекше, о пощении и разрешении всего лета», 44 – «о еже како подобает пети молебен за всяко прошение». Первые две главы и последняя составляют естественное продолжение 2-й части Марковых глав, но 43 имеет дисциплинарное содержание и примыкает к извлечениям из Никона Черногорца. Судя по упоминанию о приливке за умерших, можно думать, что глава 41 вошла в устав из южнославянских источников, а самый обряд этот читается в хиландарском уставе 1331 г (Starine книга V, 1873). 42 глава о том, какие и когда зажигаются свечи на службах, хотя и в другом изложении, записана в синодальном уставе № 330–380 (издана архимандритом Амфилохием) и в типике Ирины. В славянских уставах она обработана применительно к иерусалимскому типику и упоминает о малой вечерне и бдениях, 43 глава «о житии, рекше, о пощении и разрешении всего лета», составлена на основании Никона Черногорца и послания патриарха Николая, но, по изложению отличается от того и другого источника и появилась, вероятно, в славянском мире. 44 – о том, как петь молебен содержания обще-литургического.

Наконец, к числу особенностей уставов этой редакции нужно отнести объяснения малопонятных греческих слов литургического содержания соответствующими выражениями славянскими, а в месяцеслове введение памятей и праздников славяно-русских. Видно, что составитель назначал свой устав для употребления в церквах славянских, имел в виду упростить пользование им (и применить его к русской практике. Так, в начале великой вечерни, слово «κελεύσατε» объясняется «рекше встаните, рекше повелите» (3 оборот), метание, «рекше поклон, настоящий сий типик, еже есть устав (10 оборот), святый имеяй многомилостиво» (полиелей), упоминается о князьях; вместо книжного иерей – обиходное поп, налой с паволокою – вместо покрытый пеленой и т.п. В статье о братской трапезе в Великую субботу, приведши известное на этот счёт правило из греческого устава, где говорится об укрухе хлеба, смоквах и финиках, составитель дополняет эту статью, применительно к славянским обычаям, следующим замечанием: «а идеже в неимущих странах вина, да испивают братия квас или от меда или жита; смокви же обретаются на множайших странах» (лист 109 оборот. Ссылки сделаны по уставу Публичной библиотеки № 25)²³⁷.

Благодаря этим условиям, устав Афанасия получил особенно важное значение на русской почве, и с него начинается первый крупный шаг на пути переработки греческого типика и его выделения, как славянского. Уже то одно обстоятельство, что многих статей «Ока церковного» мы не видим в греческом типике, даёт понять, что в уставе Афанасия выступили на сцену новые литургические элементы, которые затем прочно осели в русских редакциях и составили их непременное содержание. «Око церковное» сообщило свой характер дальнейшим памятникам этого рода на русской почве и дало толчок к выделению русского церковного устава от греческого. Дальнейшие списки нашего устава, при всём их разнообразии, отправляются от этого типа и усваивают себе отличительные его особенности, видоизменяя и дополняя содержание Афанасьева устава статьями вводными.

Уставы: синодальный № 381–331 (так называемый Тверской, 1438 г), Румянцевского музея, № 447, Троицкой лавры, № 242, Типографской библиотеки № 288–289²³⁸ составляют особую редакцию – 4-ю и имеют свои особенности в составе и расположении частей. Эти особенности, сравнительно с уставами 3-й редакции, показаны в Описании рукописей С. Б (III, 307–308) и могут быть резюмированы следующим образом. В начале устава помещается наставление игумену о точном исполнении правил типика – статья, известная из греческих уставов гораздо ранее. Первая часть заключает те же самые статьи, что и предшествующая редакция, но они иначе размещены и дополнены несколькими новыми главами: например, 10 – «о наченшем ли́це», 21 – о будильнике с замечанием, что этот обычай теперь не исполняется и объясняется почему (это дополнение читается в греческих, более ранних, уставах и очевидно заимствовано отсюда); 79 – «о еже како подобает творити литию еже есть исхождение» (есть в сербском уставе), 81 – о посте в день усекновения Предтечи²³⁹. Считается последней между Марковыми главами, но приставлена случайно и к составу этого отдела не принадлежит. Вместо 67-ми глав, из которых состоит общая часть в предыдущей редакции, здесь она распадается на 125, идущих в таком порядке: первые 22 главы заключают общий порядок службы вседневной с замечаниями к нему; с 23 по 25 включительно – дополнения к ним неизвестного происхождения (то же что в предыдущих №№ главы 41, 43 и 44); 26–44 статьи из Никона Черногорца (взятые в полном составе) с 44 по 125 записаны Марковы главы (числом 81) в составе двух частей (1-я из 53 глав, 2-я из 28) под особым заглавием, и отнесены таким образом к концу 1-й части. В изложении службы по месяцеслову эта группа примыкает к уставам 3-й редакции и повторяет некоторые её особенности. Например, приводятся выдержки относительно постов и трапезы из Никона, сопоставляются указания на этот счёт разных уставов, назначается освящение воды в навечерие Богоявления с запрещением противоположного обычая словами Никона, и вообще удерживаются особенности, отмеченные в Описании С. Б. III, стр. 299.

Славянские уставы XVI–XVII в. по изложению главных частей (разумеем общую, по минее и триоди) примыкают одни к 4 редакции (например, синодальный №№ 399, 390), другие к 3-й (№ 389 Троицкой лавры № 244), иные не подходят ни к той, ни другой и имеют свои довольно крупные особенности. На основании этих особенностей можно было бы насчитать ещё несколько редакций, но так как едва ли не каждый устав имеет свои отличия, и разрастание их состава идёт прогрессивно, то будет более удобным изложить дальнейшее движение типика в общем очерке и отметить главные стороны происходившей над ним работы. До сих пор разделение на главы было принято только для общей части и для Марковых глав; начиная с синодального № 388 этот перечень идёт дальше и захватывает не только месяцесловный и триодный отдел, но и статьи дополнительные. В греческом типике эта нумерация началась ещё ранее, как видно из устава по дополнительному каталогу к синодальным рукописям (описание его см. в приложении III). Эти деления со своими, разумеется, особенностями, продолжались в уставах позднейших. Так в синодальном уставе № 391 (Авраамия Палицына) счёт ведётся таким образом: 1, 2 и 3 часть с дополнительными статьями обнимает 73 главы, за ними следуют Марковы главы в 69 и прибавочная 70-я о службе храмовой, с 71 по 83 статьи дополнительные. В № 392 иной счёт. Здесь Марковы главы в составе 144, а статья храмовая в 47 главах. Служба по минее и триоди с дополнительными статьями остаётся вне счёта. Устав из собрания Ундольского, № 115, имеет 235 глав (см. Описание рукописей Ундольского стр. 122–233), устав Румянцевского музея № 449 (1608 г) состоит из 151 главы и количеством дополнительных статей превосходит все известные нам списки этого рода.

Увеличение объёма типиков в XVI–XVIΙ веке составляет выдающийся факт в их истории и имеет своим основанием с одной стороны деятельность русских литургистов, а с другой зависело от множества вводных статей церковного содержания, не имевших иногда с уставом ничего общего. Если сравнить между собой уставы этого времени, например, из Синодальной библиотеки, то увидим, что каждый из них имеет свои особенности в составе, в количестве дополнительных статей, а если привлечь к сравнению списки устава из других собраний, то число этих вариантов увеличится ещё больше. Отправившись от общего типа греческого устава в иерусалимской редакции, наши излагатели и переводчики вносили в него свои дополнения и перерабатывали применительно к русской практике. Уставы этого времени, по-видимому, стремятся захватить как можно больше служебного материала, дать как можно больше практических указаний на отправление службы и оттенить местные особенности обряда. И это происходило в то время, когда велись оживлённые прения из-за слова «огнем», устав, отпечатанный Логгином клирошанином, был предан сожжению, а церковная власть чутко следила за проявлением новшеств и западных обычаев. Что же нового привзошло теперь в устав и до такой степени увеличило его содержание? Дополнения коснулись всех частей типика и особенно обнаружились в статьях вводных, добавочных. Были уставы, в которых не находилось налицо даже главных частей, а имелись только некоторые из них²⁴⁰. Всего менее испытала изменений первая часть. Она осталась всего ближе к своей греческой первооснове, хотя, разумеется, число Марковых глав и статей из Никона было и разных списках не одно и то же, и размещались они различно. Сравнительная стойкость этой части зависела от того, что в ней заключались общие нормы службы, которые всегда оставались неизменными, а приложение их к местным церковным обычаям разъяснялось в месяцеслове, триоди и дополнительных статьях. Иногда, впрочем, и в эту часть входили местные дополнения, например, в уставе № 391, глава о том, как правятся вечерня и утреня накануне праздников «в особых обителях, где не бывает всенощного бдения». Но так как эта глава составляет дополнение, то в общий счёт она не вошла и помещена отдельно от общего порядка суточных служб. К таким же дополнениям относятся 7 и 8 главы названного устава (Описание III, 332) статья о наченшем ли́це и извлечения из обиходников, например, об утрене, вечерне и всенощной как они справляются в известнейших монастырях. Гораздо бо́льшим изменениям и переработке подверглась вторая часть. Здесь помещались памяти и службы русским святым, разные церковные чины из обиходников и целые своды таких чинов для более удобного отправления службы. В этих статьях выразилось местно-русское направление устава, которое начинает обнаруживаться в XVI в., особенно усиливается в XVII и мало-помалу вытесняется в печатных его изданиях.

Обработка богослужебных книг с этой стороны началась у нас, впрочем, много раньше и обнаружилась в первых переводах греческого типика. Так, в древнейших списках студийского устава, рядом с нетронутой иноземной стихией в виде малоизвестных студийских памятей, мелких подробностей обряда и целой массы непереведённых греческих терминов и оборотов, пробивается другая струя, другое течение, которое нельзя иначе назвать, как славянским. Переводчики более или менее удачно борются с затруднениями подлинного текста и передают его особенности с помощью своего родного словаря, иногда даже создавая по образцу иноземного слово своё собственное, хотя бы искусственное и книжное. Таким путём образовались выражения: простославный (ὀρθοδόξος), покоище (κοιμητήριον), унота (девственник), порозная неделя (пасхальная), обедня, месячник (μηναίον), разчинение (διάταξις), прибоженок (παρεκκλήσια), стол (горнее место), церквица. Ещё сильнее выражается этот местно-русский характер в употреблении слов и выражений из бытового, обиходного языка и в осмыслении иноземного обряда с точки зрения славянских нравов и обычаев. Укажем, например, на статью об умовении ног в Великий четверг. Переводчик греческого устава, передавая обстановку этого обряда, воспользовался некоторыми выражениями из бытового русского языка и употребил вместо τετραποὺς, слово – столец, вместо пелены – паволока, а слово лентион перевёл выражением убрус и понява. Ещё более подобных выражений встречается в уставнике, где речь идёт о монашеском столе, его обстановке и принадлежностях. И филолог, и этнограф найдут здесь весьма ценный материал для знакомства с древнейшим языком славян и бытовой стороной их жизни, таковы, например, выражения: поварница (кухня), огнище (печь, горн), магерие рекше вариво, ревиф пряжен, капуста, солона, уха, узи (орузи – ὀρύζα), рекше сорочинское пшено, гърнец, кутник, свита, кожух, наногвы, плесницы, укроп.

В позднейших славянских уставах иерусалимской отрасли то же направление выражается в приноровлении греческого обряда к условиям русской жизни, в объяснении греческих литургических терминов соответствующими славянскими и наконец в самостоятельных дополнениях, обязанных славянским излагателям. Например, «промиакон псалом 103, сиречь претчеобразный (притчеобразный) всея твари, келепсаите рекше вставите, рекше по речи искуству – повелите, кафигумену, сиречь истому вождю». Там, где в греческом уставе упоминается о царях, в славянском тексте нередко читается о князьях или о благоверном князе нашем. Но если в XIV–XV в. мы пользовались преимущественно сербскими переводами устава и других служебных книг, как видно из языка и состава памятей, в это же время возникает и другая редакция славянского типика, которая выдвигает на более видный план национальные условия обряда и даёт возбудительный толчок к дальнейшей его обработке в этом направлении. Разумеем устав Афанасия Высоцкого или «церковное Око». Здесь мы находим ряд статей из Никона Черногорца, неизвестных по греческим типикам, ссылки на некоторые славянские обычаи, а в месяцеслове – значительное число славяно-русских памятей. Раз начавшееся движение продолжается затем с новой силой, и в XVI–XVII вв. достигает таких широких размеров, что сообщает уставам этого времени выдающееся национальное направление и яркую местно-русскую окраску.

До XVI в. цифра славяно-русских святых и праздников в наших уставах очень незначительна и колеблется между шестью – десятью. До последней цифры не достигает ни один из известных нам списков устава, но мы ставим её предельным пунктом, до которого доходил итог славянских памятей по разным спискам этого последнего.

Самый полный по количеству славянских памятей, сколько нам известно, есть устав из библиотеки Троице Сергиевой лавры № 239, XV в., в котором записано восемь славянских памятей (Описание. Р. Т. Л. № 239); в синодальном студийском уставе 1389 г. их значится шесть, в псалтири митрополита Киприана семь южнославянских святых и между ними только один русский – Пётр митрополит (ср. Агиол. I, 139–140 и перечень славянских святых на конце 1-го тома). Было, конечно, за этот период немало местных памятей, но они справлялись в своих областях и не заходили на страницы общего типика.

XVI в. имел большое влияние на судьбу нашего месяцеслова и обогатил его значительным вкладом новых памятей. Сто́ит сравнить между собой уставы и минеи XV и XVI вв., чтобы убедиться в крупном численном перевесе славяно-русских памятей в служебных книгах XVI в. Явление это стоит в близкой связи с подъёмом национального сознания на Руси и с переменой отношений тогдашней русской церкви к греческой. В половине XV в. самостоятельное политическое значение Византии окончилось, а вместе с ним упало и значение самой греческой, церкви. Наоборот, для России XV и XVI в. были эпохой возвышения государственной и церковной власти, ознаменовались подъёмом народного духа, сознанием национальной независимости и преобладающего значения Руси в ряду других православных обществ. Возвысить значение отечественной святыни и поднять культ отечественных святых было совершенно в духе и потребностях того времени. Политические условия, со своей стороны, немало содействовали развитию этого направления и его проведению в жизнь. Киев, Псков, Новгород, Тверь, Суздаль и другие центры древнерусской жизни, потеряв самостоятельность, присоединились к Москве и подчинились влиянию центральной церковной власти. Местные святые древних городов русских, дотоле праздновавшиеся у себя дома, теперь являются как всероссийские святые, и память их торжественно устанавливается на Московских соборах 1547 и 1549 года. Около объединённой Москвы группируется целый сонм святых обширной земли русской, и первый русский царь особенно любил призывать помощь и покровительство новоявленных русских чудотворцев. К этому времени относятся несколько агиологических памятников с более подробным, чем прежде, перечнем русских святых. Таковы: синодальный устав № 336–388, вклад архимандрита Феодосия в Коломенский собор 7056 г., устав из библиотеки Лютикова монастыря XV–XVI в (Известия Имп. Арх. Общ. т. V, выпуск 3), торжественник Румянцевского музея № 434 и служба новым русским чудотворцам, составленная суздальским иноком Григорием (рукопись МДА № 209, ср. Агиол. I, 312). Избирая из этих памятников месяцесловы при уставах, мы должны сказать, что ни один из дошедших до нас от XVI в. не исчерпывает полного числа русских святых, канонизованных на соборах 1547–1549 г., а это показывает, что соборное постановление не имело обязательного значения и оставляло место выбору между памятями той или другой их группировок. Так, названный сейчас синодальный устав 1548 г., как появившийся через год после первого Московского собора, – уже заключает в себе значительное число памятей, утверждённых на нём, но с другой стороны, и некоторые, из более поздних уставов оказываются ниже этого числа и стоя́т, по-видимому, вне всякого влияния Московских соборов. Таков, например, устав Синодальной библиотеки № 389–337, написанный в 1553 г. для Иосифо-Волоколамского монастыря и отличающийся в этом отношении замечательной бедностью (перечисление памятей см. в Описании III, 323).

К категории более полных записей этого рода могут быть отнесены уставы Троице-Сергиевой лавры № 242–244 и синодальный № 390–334, – все из второй половины XVI в. и с подробным перечнем русских праздников, между которыми встречаются даже такие малоизвестные памяти, как убиение Глеба на Смядине (5 сентября). И всё-таки, несмотря на относительную полноту русского агиологического содержания, эти уставы не имеют многих памятей, утверждённых на соборе 1549 г. Замечательно, что и в Троицком уставе № 241, во главе которого помещено постановление собора 1547 г., в виде послания к игумену Троицкому Ионе, – и здесь из общего перечня канонизированных святых записаны лишь немногие.

В XVII в. состав славяно-русских памятей увеличивается ещё более, и появляются особые их перечни в виде отдельных статей, извлечённых из миней, уставов и других источников. В противоположность месяцесловам при служебных книгах, это были сборники одних славянских памятей и образцы местного русского месяцеслова с дополнениями литургического содержания. К этой категории относятся рукописи МДА № 209 «книга, глаголемая о российских святых» и № 201 – «выписки из святцев помесячно». В первой из них святые расположены группами по местностям, где они жили и прославились, что оказывалось необходимым при отсутствии сведений о дне смерти многих из упомянутых здесь лиц и при неимении их памятей в месяцесловах. Этот перечень появился, вероятно, в начале XVII века и, совпадая с началом патриаршества, как нельзя лучше соответствует по своему направлению эпохе наибольшего развития церковной власти на Руси и сознания церковной самостоятельности. В этом духе составлено послесловие к этим святцам, в котором проводится мысль, что православие на востоке пало, и Византия должна уступить церковное первенство России, что здесь сосредоточились, после магометанского погрома, важнейшие святыни христианства, и притязания греков на свои старинные церковные преимущества потеряли всякую силу. На Руси, по воле Божьей, явился ряд столь же великих святых, как и греческие, число их так велико, что «не токмо изчислити, но и умом человеческим невозможно постигнути, колико во святей России угодников Божиих просияша к славе и похвале Божией». Если бы все эти памяти собрать и расположить по дням месяца, «возможно было бы, говоря словами нашего памятника, во весь год русским святым, праздником Спасовым и Богородичным и святым чудотворцам праздновати» (это послесловие издано нами. См. отчёт о XXI присуждении премий гр. Уварова). Рукопись № 201 относится ко второй половине XVII в., памятями ещё богаче и составлена в Троицкой лавре (Агиол. I, 311). Далее следует назвать статью из синодального устава № 394 «о святых великороссийских чудотворцех, како празднества положити их в уставе» и из устава № 392–946 «указ о святых, великих, новых чудотворцах, празднуемых от понедельника светлой недели и до недели всех святых». В литургическом отношении особенно замечательна первая, как по большому числу записанных в ней памятей, так и по тому, что эти памяти сравниваются со старорусскими уставами и печатными изданиями часослова. Отметим ещё один замечательный памятник этого рода в уставе Московского Успенского собора, изданном Археографической Комиссией, в IV томе русской Исторической Библиотеки. Здесь помещено описание службы и особых церковных обрядов, которые справлялись по праздникам в Успенском соборе. В ряду этих праздников наиболее выдающуюся часть составляют славяно-русские памяти. Перечисляются те же самые, что и в статье о великоросийских чудотворцах, лишь с небольшими разностями в расположении их по чинам и с прибавлением праздников в честь Богородичных икон. Дальнейшее развитие и окончательную обработку, славянский месяцеслов получил уже в печатных изданиях устава и миней.

По мере того, как устанавливался круг местно-русских святых, разрабатывался и определялся самый порядок службы в память их, или сторона служебно-обрядовая. Первые основания службы русским святым были положены на их родине, в тех местах, где они прославились чудесами и где, переходя из рода в род, сохранялись предания об их подвигах. Сочинение канона и изображение святого на иконе составляли первый акт местного чествования и предшествовали общецерковному их признанию. Более известные святые и праздники, например, Борис и Глеб, и некоторые из русских митрополитов имели службу общецерковную, которая правилась с бдением, другие – только тропарь и кондак, а иные записывались в уставе без всяких служебных указаний. В уставах XV–XVI в. уже делается попытка подвести эти памяти под известную систему и отметить знаками, указывающими на их относительное достоинство. В этом случае русские литургисты руководились значением памяти и, приурочивая её к соответствующей группе греческих праздников, назначали и сообразную с этим службу. Оттого одни из них являются с бдением положительно, иные условно «аще волит настоятель», другие с полиелейной службой, иные – с рядовой. Но однообразие в этом отношении долго не могло установиться, и разные уставы представляют службу отечественным святым различно. Прежде всего, они определяют неодинаково разряд или степень важности праздника и при обозначении её колеблются между знаками креста в кругу, креста и трёх точек в полукруге. Мы сравнивали в этом отношении четыре синодальных устава XV–XVI в. № 387–390 (по новому каталогу), – которые для краткости будем называть 1, 2, 3, 4, – и нашли между ними значительные разности не только в составе памятей, но и в характере положенной им службы. Сравнительно с предшествующими, в них видно желание выдвинуть литургическое значение русских памятей, усилить их служебную обстановку и сравнять с соответствующими греческими, но эта задача не была выполнена последовательно. Так, например, праздник Покрова Богоматери, в уставе № 1, судя по знаку, отнесён к разряду малых, в № 2 – к великим, в № 3 – оставлен без знака, в № 4 – опять к великим. Память Петра митрополита в 1 уставе оставлена без знака, в трёх прочих обозначена крестом. Савва Сербский в № 1 – крестом, во 2 – крестом в круге, в двух остальных – крестом. А чтобы судить о разностях в изложении самой службы, приведём из тех же уставов выдержку, как править службу в день Покрова Богородицы.

№ 1. Всенощного бдения не положено, но упоминается вход, богородичные паремии, лития со стихирами Покрову, записан тропарь и кондак, евангелие богородичное, два канона.

№ 2. Кроме Покрова записана память Саввы Вишерского. Положена всенощная с литией и благословением хлебов. Службы преподобному нет, а есть апостолам Анании и Роману.

№ 3. Бдение Покрову, аще хощет настоятель. Память Саввы Вишерского записана, но службы ему не положено.

№ 4. Память Покрова и Саввы Вишерского. Поётся служба их с рассужением настоятеля. Положена полная служба Савве, но не всенощное бдение.

Вообще говоря, по этим уставам бдение положено только Покрову Богородицы, Арсению Сербскому, Савве Сербскому, на память перенесения мощей Николая Чудотворца, Феодосию Печерскому, Алексию митрополиту, перенесению его мощей, Борису и Глебу, Варлааму Хутынскому, Сергию преподобному, Иоанну Рыльскому, Димитрию Прилуцкому, да и тем не во всех уставах, а только в некоторых, и большей частью условно. Замечательно, что эту судьбу разделяют с крупными праздниками и такие незначительные памяти, как, например, Димитрия Прилуцкого, которому, по уставу 3, положены малая и великая вечерни с литией, т.е. бдение. Вообще, южнославянские памяти имеют службу более полную, и это, конечно, зависело от степени обработки её на родине. Сербы и Болгары в этом отношении были плодовитее и энергичнее нас и даже снабжали Русскую церковь трудами своих ораторов и гимнографов. Бо́льшая или меньшая полнота службы тому или другому из русских святых обусловливалась сколько значением чествуемой памяти, столько же и знакомством излагателя устава с источниками этой службы. Чем ближе он стоял к месту деятельности святого, где память его чтилась торжественнее и служба справлялась полнее, тем подробнее излагал её в уставе. То же обстоятельство имело место, когда известная память была храмовой. И из самых уставов видно, что полная служба была известна не везде, а потому в одних местах справлялась полнее, а в других короче и проще. Так например, служба Знамению Пр. Богородицы справлялась в Новгороде по уставу Иоанна Новгородского, а там, где её не было, дело ограничивалось более коротким последованием, которое записывается в уставе № 3²⁴¹. Относительно памяти Феодора Ярославского и чад его, в уставе № 3 замечено: «аще восхощет настоятель, да поет князем чудотворцем; аще есть стихиры и канон», и вслед за тем записывается подробная им служба.

Так как славянские памяти иногда совпадали с днями, имеющими свою службу по триоди или с другой какой праздничной по минее, то нужно было определить их взаимное отношение, а это повело к дополнению Марковых глав статьями, относящимися к праздникам русским. Эти дополнения, начавшись всего вероятнее в монастырях, где служба шла продолжительнее, и местные памяти справлялись торжественней, перешли отсюда в общий устав и слились с Марковыми главами. Сначала этих дополнительных статей было очень немного, и они ограничивались более известными памятями, или такими случаями, когда эти последние сталкивались с днями больших праздников по минее и триоди; например, память Петра митрополита 22 декабря со службой предпразднства Рождества Христова. В XVII в. была сделана попытка выделить местно-русские памяти в особый состав и поместить их отдельно от греческих, как это видно в «указе о святых великих новых чудотворцах, празднуемых от понедельника святые недели до недели всех святых». В этом виде они перешли и в уставы старопечатные.

Видную дополнительную часть к уставу службы по месяцеслову составляет в славянских типиках XVI–XVI в. так называемый устав храмный или указание, как справлять службу в тех случаях, когда известные памяти святых приходятся храмовыми. В греческих типиках нам не встречалось особых статей на этот счёт, но что и там дни храмовых праздников имели свои служебные отличия, видно из многих литургических указаний. Так, в древних греческих месяцесловах некоторые памяти связываются с известными храмами, где торжественно справлялась им служба и от которых они как бы заимствовали свою силу и известность. Такие праздники назывались «σύναξεις» и совершались всего чаще в тех храмах, которые носили их имя «ναὸς ἐπώνυμος». На эти дни назначались всенощные бдения, сверх положенного уставом числа, и падали другие литургические преимущества. Например, литургию 3латоустову, в Великую пятницу, всегда в этот день приходилось Благовещение, назначается служить только в тех церквах «иже суть св. Богородице обручени». То же замечание делается у Никона Черногорца относительно Сретения, если оно случится в Великий пост (Pitra Spicil. Solesm. IV, p. 454). Наконец, праздники освящения церквей иногда приходились в день памяти их патрона, а известно с каким торжеством справлялись дни обновлений (ἐγκαινίων). Для большего убеждения в важности этих праздников, на конце храмовой главы помещается статья, в которой разъясняется их высокое значение из свидетельств церковных писателей.

Основанием для решения вопросов, возникавших в связи с храмовой службой, были приняты Марковы главы, а потому храмный указ иногда соединяется с ними и составляет их продолжение, а иногда с этой целью делаются прямые ссылки на подходящие статьи из Марковых глав. Так, например, если день храмового святого случится после святой недели, в таком случае указывается, как основание, устав службы великомученику Георгию и Иоанну Богослову. Впрочем, каково бы ни было отношение этого отдела к типику греческому, храмовой устав, не том виде, как он изложен в наших уставах, носит несомненные признаки русской работы и обнаруживает сильное участие наших излагателей, особенно в ссылках на обычаи русских монастырей²⁴².

Более известные монастыри и соборные храмы издавна имели у нас свои особые порядки службы. Эти особенности, не выступая за пределы общего типика, состояли в более торжественной обстановке служения архиерейского и игуменского, в некоторых добавочных обрядах – каковы: звоны, молебны, крестные ходы, панихиды с приливками и коливом, водосвятия, – в наблюдении особых праздничных дней местно чтимых, в принятых обычаях относительно поста, праздничной и будничной трапезы, занятий монахов и т.п. Изложение этих особенностей службы и обихода составило содержание так называемых монастырских; обиходников и уставов соборной службы. В них мы имеем образец местно-русских церковных порядков и опыт последовательного разъяснения греческого типика, применительно к условиям русского быта и обряда. Кроме литургических подробностей обиходники сообщают много весьма важных сведений для характеристики старорусской бытовой жизни и для знакомства с внутренним бытом наших монастырей. Например, в статье о монашеской трапезе мы встречаемся с указаниями на столовое хозяйство наших предков, узнаём главные кушанья, входившие в состав их стола. Образ жизни и келейные занятия монахов знакомят нас с условиями тогдашнего времяпровождения и т.п. Поминальные трапезы, или кормы, которые ставили христолюбцы по своим родным, вносят в панихидные обряды такие подробности, начало которых коренится в семье и доме. Для исторической судьбы устава важно то, что извлечения из обиходников заходили нередко в общие уставы и шли вперемешку с правилами греческого типика; большей же частью они входили в содержание последнего и дополняли его основный текст подробностями местной практики. Таковы, например, дополнения о службе в праздник Успения Богородицы и чин часов царских по уставу московского Успенского собора, особые порядки в службе всенощной по обычаю Троицкой лавры и других монастырей русских.

Самостоятельным дополнением устава на русской почве за этот период следует отнести и некоторые руководительные статьи по вопросам служебной практики. Их довольно встречается в тогдашних уставах, но более полными и значительными следует назвать: «о останцех устава и о нужных потребах церковных», «цветы, взятые из устава на весь год» и как их продолжение, – «указ всегодищного устава». Приведём полное заглавие той и другой статьи, чтобы лучше познакомиться с их содержанием: «потребно есть и должно ведати о останцех устава, о нужных потребах церковных во всё лето, о праздниках и о евангелиях и о четыредесятницы и о пятидесятницы, избрано преподобными и богоносными отцы о праздниках владычных и богородичных о великих святых, о нихже в типицех сокращенно реша то зде распространиша ясно и изложиша». Заглавие второй статьи: «цветы, взятые из устава на весь год, указуют типик от месяца сентября с первого числа и до месяца августа», строго говоря, должно относиться к уставу службы по месяцеслову, но на самом деле под эту рубрику вошли статьи из общей части устава и несколько дополнений к ним русского содержания, а служебные заметки по месяцеслову собраны далее и изложены под заглавием «указ всегодищного устава». Любопытную особенность этой статьи составляет то, что в ней дело ведётся не по дням месяца, а применительно к однородным памятям вроде того, как это делается в окозрительном уставе Геннадия, – но при этом записывается не вся служба, а только главные обрядовые её особенности в нарочитые дни, между которыми видное место занимают праздники новые, т.е. памяти славяно-русских святых. Далее – делаются указания, как править службу при встрече праздников по минее с праздниками триодными и храмовыми, кое-где отмечаются отличия монастырской службы от приходской, сравниваются обычаи разных монастырей, приводятся выдержки из обиходников, а правила насчёт стола принимаются к нашему столовому обиходу. Не ограничиваясь месяцесловными указаниями, замечания этого рода простираются на службу Великого поста и пятидесятницы. В таком же смысле происходила и обработка правил о праздниках, постах и поклонах. Основанием для неё служили, как и прежде, древне-церковные постановления и указания уставов, но к этим основным источникам стали присоединять извлечения из сочинений позднейших литургистов, например, Никона Черногорца, особенно же из уставов русских монастырей, из требников, епитимийников, а нередко вносили безымянные статьи неизвестного происхождения и не имевшие церковного авторитета. Составители последних, не обладая нужными сведениями в канонических правилах, разрабатывали эти вопросы по своим личным соображениям, обращая особое внимание на условия русской жизни, на порядок нашего церковного года и местно-русские нравы.

В массе статей обще-литургического содержания эти дополнения составляют, конечно, незначительный процент, но они важны по своему направлению, и без них обходится редкая статья дисциплинарного содержания в уставах XVI–XVII века, что сообщает им пёстрый, смешанный характер. Даже больше – иногда прежнее изложение расходится с новым, и между двумя статьями об одном и том же предмете является противоречие. Образчиком могут служить статьи: «о святем посте великия четыредесятницы» (№ 389–496), «от правил святых отец... сице лепо есть поститися всякому православному крестьянину» (№ 391 лист 328, там же лист 149 оборот и следующие, где речь идёт о пище в Великий пост).

Что касается дополнительных статей разного содержания, то число их в уставах XV–XVI в. постепенно возрастает, сопровождаясь непомерным увеличением состава типика. В более ранних уставах помещалось очень небольшое число таких дополнений и записывался лишь самый необходимый материал, не умещавшийся в предшествующих частях: например, прокимны, богородичны, апостолы, евангелия, и некоторые извлечения из часослова, службы на разные потребы и т.д. В XVII веке устав, в некоторых его списках, обращается в какую-то справочную книгу и принимает в себя весьма много статей, имеющих лишь отдалённое отношение к задачам типика. Выбор их, по-видимому, не определялся никакой твёрдой целью, но зависел от личных приёмов излагателя и переписчика. Несмотря на свою полноту, устав немного выигрывал от того в качестве руководителя и, расплывшись в массе мелких казуистических вопросов, смешивал важное с неважным, необходимое со случайным и не выработал систематического плана. Всего понемножку, и весьма мало существенно важного – вот девиз, который можно поставить во главе этих дополнительных статей. В качестве келейного устава и настольной книги для чтения дома, типик значительно увеличился в объёме, принял много статей аскетического и обще-назидательного характера и сделался в своём роде bibliotheca ascetica selecta, забывая своё прямое литургическое назначение. Таков устав № 396, из Типографской библиотеки и № 449 из Румянцевского музея (1608 г), отличающийся особенным разнообразием в содержании и богатым выбором отрывков едва ли не по всем отраслям тогдашней церковной письменности. Оба они могут служить наглядными образцами этого компилятивного направления.

К более полным обработкам церковного устава на русской почве относятся так называемый устав скитский и окозрительный уставец Геннадия Новгородского, на которых мы остановимся несколько подробнее.

Устав скитский, как показывает его название, отличается от других, нами рассмотренных, употреблением его между монахами скитскими, а не в монастырях общежительных, или церквах мирских. Сущность этого устава состоит в одиночном исполнении положенного келейного правила, т.е. известного числа псалмов, молитв, канонов и других религиозных упражнений. Главные черты этого правила авва Варсонофий представляет следующим образом: «часове и песни церковные суть предания и добре умышлена быша соглашения ради всех людий и во общих житиях такожде согласия ради множеству: скитяне же ни часов имут, ни песни глаголют, но наедине рукоделие и поучение и помале молитву» (Пандекты слово 29, лист 247). Таким образом, скитский устав приноровлён к условиям быта иноков, живущих в одиночку; а так как этот род иночества столь же древен и распространён, как и общежитие, то и самый устав скитский существовал одновременно с общецерковным, выработанным в монастырях общежительных, и имел не менее обширное применение. Если он не получил такой широкой известности и обработки, как первый, то это зависало не от малоупотребительности скитского правила, а от особенных условий его применения. Скитская служба была вообще проще и короче, обходилась без обрядовых подробностей, выработанных уставом общим, не требовала для своего отправления участия священника и состояла главным образом из чтения псалтири и молитв. В тех случаях, когда скитники совершали правило по часослову и исполняли обычный круг суточных служб, они пользовались общепринятыми богослужебными книгами, только сокращая и применяя их содержание к одиночному исполнению в келье. В этом смысле всего чаще был излагаем часослов, так как в нём заключался круг ежедневных служб, обязательных для каждого инока, к какой бы группе он ни принадлежал по своему образу жизни. Известно также, что некоторые службы исполнялись келейно и в монастырях общежительных.

Самыми ранними памятниками скитского устава служат правила и наставления древних подвижников относительно келейной молитвы и известия об образе жизни скитских отцов, передаваемые в патериках и других аскетических сочинениях. Назовём некоторые из них.

1) Аввы Варсонуфия ответ на вопрос некоего старца: «како подобает пребывати сущему наедине» (Пандекты, слово 29, лист 247). В ответе содержится краткое наставление о пении псалмов в келье, о числе вечерних и ночных псалмов и чередовании их с молитвами, о чтении житий святых и испытании помыслов²⁴³.

2) Подобного же содержания ответ аввы Исайи на вопрос некоего брата: «како должен есм быти в келлии» (Ibid. лист 250).

3) Рассуждения Нила Синайского об особенностях скитской службы сравнительно с богослужением в мирских церквах и монастырях общежительных. Когда Софроний и Иоанн, по окончании синайского бдения, обратились к авве Нилу с вопросом, почему в его монастырьке служба правится без тропарей и пения, вопреки обычаю, принятому в церквах соборных, то он дал такой ответ: исполнение некоторых песнопений во время службы составляет обязанность клириков; так пение аллилуйя, прокимнов, седальных и антифонов предоставлено чтецам, певцам и иподиаконам, а «Бог Господь», песнь трёх отроков – пресвитерам. Скитники, не имея в своей среде лиц, принадлежащих к клиру, по тому самому не имеют права употреблять и этих песнопений, дабы не восхитить преимущества лиц иерархических. Далее он указывал на то, что молчальникам, удалившимся от мира, чтобы оплакивать свои грехи, тропари и песнопения даже и не приличны, что искусственное пение возбуждает чувственные помыслы, отвлекает от богомыслия и препятствует самоуглублению. «Пение бо и тропари, – скажем словами аввы, – не толико пользуют иночествующих, елико вредят; сия бо не суть иноческая, но мирских человек и украшение и слава соборные церкве, пения бо ради и людье в церквах собираются. Нам же иночествующим подобно есть не высочайший изволяти путь, но худейший и преклонения коленом и слезам источники, ещё же посты, бдения и низолегания» (лист 261 оборот).

4) Устав Карейской кельи, или правила, составленные Саввой Сербским для руководства брату, живущему в устроенной им келье безмолвнице²⁴⁴. Порядок службы по этому правилу близко подходит к обычному церковному и обнимает те же часы суточной молитвы, что и часослов, разница состоит в следующем: псалтирь по карейскому уставу должна прочитываться ежедневно в целом составе, а то, что остаётся непрочитанным во время служб, должно быть окончено в промежутке между ними. На утрене, в продолжение всего года, читается по три кафизмы, точно так же, как на третьем, шестом и девятом часе. В субботу вечером совершается всенощная особого состава. В самом её начале, после трисвятого и «помилуй мя Боже», читается канон и глава из тетро-евангелия, а после шестопсалмия – три или четыре кафизмы. Далее служба идёт в обыкновенном порядке, но библейские песни стихословятся отдельно, и уже за ними следует канон воскресный, или святому.

5) Печерский игумен Досифей в начале: ΧIII в. вывез с Афона келейное правило, которое помещается в наших старинных сборниках под следующим заглавием: «а се правило святые горы калугером и инокиням внесл архимандрит печерский Досефей»²⁴⁵. По этому известию, келлиоты на Афоне, как старцы, так и послушники, держали следующее правило: каждый день они прочитывали пол-псалтири, произносили шестьсот молитв иисусовых и клали одни триста – поклонов, а другие пятьсот; те же, которые не умели грамоте, держали по 7,000 молитв иисусовых кроме поклонов. Подвижники на Руси изменили это правило в том смысле, что имели обычай в Великий пост и другие «молвити всю псалтирю, а опричь поста ни псалма не молвят». Каждый брат должен иметь в своей келье «иконостас» и «кадить его, а кто не может, тот пусть совершает установленный канон перед крестом и кадит, по крайней мере, один раз в день». А кому невозможно кадить по уставленному, «и он по единому днем».

В Палестине, Малой Азии и на Афоне особенно процветала скитническая жизнь, и спасалось великое число пустынников по образу одиночного подвижничества. Это видно из жития Саввы Освященного и его сотрудников, из аскетических сочинений сирских и египетских отцов, из указаний Никона Черногорца и уставов иерусалимских. Не повторяя того, что было нами сказано о значении Афона в обработке скитского правила, довольно указать на Никона Черногорца. В его время келейный или «особный» способ пения был в полной силе и составлял своеобразный чин богослужения, резко отличавшийся от устава монастырей общежительных. О каждом из этих порядков службы Никон говорит в своих Пандектах особо и разъясняет их особенности словами церковных писателей. Так, в 29 слове он говорит «об образе молитвы и пребывания отшельнического, и яко неключима суть отшельников, яже в церквах певаемая». В 30 слове речь идёт «об образе молитвы с пением, иже в дружине сущим и пребывании же в церквах собирающимся». Отдавая предпочтение общежитию перед другими способами иночества, он положительно запрещает монахам киновитам следовать уставу келейной службы и даёт такого рода наставление: «ни молитвы, ни петия лепо есть имети особь по преданью, говорит он, но вся во общине; в кельях же она точию достоит пети, яже воображена быша» (Тактикон, слово 1, лист 25, ср. ibid. лист 15). В Кутлумушском уставе из Синодальной библиотеки, в заключительной статье о типике, содержится указание на скитское правило в следующих словах. Сказавши, какой порядок нужно соблюдать во время общего пения, составитель статьи делает следующее замечание: «впрочем за невозможностью не всегда бывает общее пение, но как у сынов Израиля было установлено не ежедневно входить во храм, а только в определённые времена и годовые праздники, то же самое имеет место и здесь у нас» (Прибавления к Творчествам св. отец 1884 г., книга 2, стр. 790–710).

Окончательную обработку скитский устав получил на русской почве в эпоху устава иерусалимского. Обстоятельство это было, конечно, вызвано усилением у нас скитского образа жизни и желанием дать келлиотам положительное правило, как отправлять службу по праздникам сообща, а в будние дни каждому особо, в своей келье. Скитское правило, как оно изложено в наших славянских списках, представляет попытку регулировать образ жизни и молитвы скитников, ввести однообразие в их быт и определить отношение к обиходу монастырей общежительных.

Скитский устав встречается в некоторых славянских рукописях служебного содержания и сборниках, начиная с XV в. в виде особой статьи под следующим заглавием: «предание по уставу пребывающим (или – устав иже на внешней стране пребывающим) иноком скитского жития, правило о келейном трезвении катадневном (καθημερινὸς – ежедневном) пении, еже и мы прьяхом от отец наших»²⁴⁶.

Мы не знаем греческих списков скитского устава и склоняемся к мысли о составлении его на Руси, не распространяя, впрочем, этого заключения на основное содержание скитского устава, которое всецело принадлежит восточному монашеству: славянский излагатель не только стоял под сильным влиянием греческих отцов, но иногда буквально повторял их правила и изречения²⁴⁷. Не говоря о предисловии к уставу, которое всё состоит из таких ссылок, это заимствование особенно живо чувствуется в изложении келейного правила; что же касается устава праздничной службы, то в нём участие русского излагателя обнаруживается гораздо сильнее. Не довольствуясь келейным правилом, кто-то из русских деятелей на поприще скитского жития в эпоху его наибольшего распространения на Руси²⁴⁸ задумал изложить письменно порядок общей службы для монахов, живущих наедине, и таким образом появился устав скитский. Кто был его составителем? К сожалению, ответа на этот вопрос не даёт ни устав, ни другие источники. «Сия от отца нашего прияхом держати в нашем пребывании, да изложим произволяющим и любящим сих», – говорится во введении. «Сия бо от отца нашего навыкохом, тако поведа нам», говорится в статье о всенощном бдении. Но кто был этот отец и кто это мы, приявшие и изложившие это правило, остаётся без ответа. Преосвященный Макарий делает предположение, что устав скитский «написан, может быть, одним из учеников преп. Нила Сорского, на основании преданий и порядков, заведённых им в его ските» (ИРЦ VII, 80). Но эта догадка не имеет за себя положительных оснований и противоречит хронологии более ранних списков этого памятника. Скитский устав мы имеем в списках второй половины XV в., – но Нил Сорский скончался в самом начале XVI в., а потому правила скитской службы, преданные от отца нашего держати (если бы то был преп. Нил) не могли появиться в письменном изложении в эту пору. Наши старинные книжники иногда сближали этот устав с именем знаменитого деятеля в области скитской жизни и умного делания, чем и объясняется появление названного устава в сборниках сочинений Нила Сорского, и даже надписывали его именем некоторые статьи этого устава. В волоколамском списке № 771, вслед за скитским уставом, читается известное «предание» Нила Сорского под заглавием: «зачало списанием отца Нила о жительстве от святых писаний». Но в этом случае имело место, скорее, сближение внутреннее: собиратель руководился мыслью о Ниле, как об устроителе жития скитского, правила которого он начертал в предании о жительстве скитском. В частности, что касается заметки «Нилово», на полях статьи о скитских всенощных, то здесь, вероятно, имеется в виду не Нил Сорский, а кто-либо из древних подвижников, известных под этим именем²⁴⁹.

Скитский устав состоит из трёх частей: предисловия, изложения общей службы и одиночного келейного правила²⁵⁰.

В предисловии составитель говорит, что для скитников не обязательно исполнение общежительных соборных уставов и в частности не прилично употребление при богослужении песнопений, «рекше часовы, каноны, тропари, седальны, прокимены, но токмо труды иже по Бозе и трезвение ума», что эта свобода от общепринятого церковного устава подтверждается примером древних скитников, из которых одни сами составляли себе устав, а другие следовали правилам своих отцов и руководителей. Уступая в трудах подвижничества этим великим светилам, «мы немощные, говорит излагатель устава о себе и своих сотрудниках, противу своея немощи сия от отца нашего прияхом держати в нашем пребывании», и затем переходит к изложению самого устава службы.

Устав этот начинается изложением всенощной. Всенощных полагается на каждую неделю две: под воскресенье и четверг, но последняя отменяется в том случае, когда на неделе случится праздник господский или память великого святого. Если скитники живут близь монастыря, они собираются в монастырскую церковь, и тогда служба идёт по уставу общему, если же скит далеко и «невозможно в церковь на бдение приходити», тогда живущие поблизости собираются в общую (соборную) келью или церковь и там отправляют службу в особом порядке, который и составляет содержание статьи о всенощных. Всенощное бдение начинается вечерней, о составе которой ничего не говорится, а замечено только, что по окончания её поют тропарь празднику. После вечерни, если день не постный, полагается трапеза, и «причащаемся пищи мало». По окончании трапезы небольшой промежуток (пождати время), во время которого ведутся духовные беседы и происходит чтение писаний, а если кто желает, может и уснуть до начала бдения. Бдение начинается в первом или втором часу ночи и совершается следующим образом: после обычного начала читаются три кафизмы и канон Богородице, или другой какой, причём на 8-й песни происходит каждение. Затем все садятся и, по распоряжению настоятеля, начинается чтение, во время которого желающие предлагают вопросы по поводу непонятных мест, а другие открывают греховные помыслы прошедшего дня и получают от настоятеля советы и вразумления²⁵¹.В таком занятии проходят два или три часа времени, после чего читаются другие три кафизмы (они называются второй статьёй) и канон Иисусу, затем третья статья из такого же числа кафизм, стихиры литии в случае господского праздника²⁵², а в воскресенье троичный канон и отпуск. Эта часть бдения, соответствующая по положению своему великой вечерне, представляет большое сходство с синайской утреней, где чтение псалтири также распадалось на три статьи по 50-ти псалмов в каждой, и как бы указывает на своё происхождение из древнего монашеского правила. Что же касается следующей за тем скитской утрени, то она совершается в порядке общего устава и отличается лишь отсутствием кафизм после шестопсалмия, на месте которых положены непорочны.

Особенность службы в будние дни заключается в том, что опускается шестопсалмие в следующие затем части утрени вплоть до 50-го псалма, который поётся «приспевши нощи к зарям дне». Таким образом, каждый день прочитывается 10 кафизм или пол-псалтири.

В том случае, когда по отдалённости расстояния, или малонаселённости скита, могут собираться лишь немногие – двое или трое, изложенное правило службы не соблюдается, и бдение ограничивается чтением псалтири в числе не менее 10 кафизм; но кто в силах, может отпевать и более, даже прочитывать псалтирь в целом составе, разделяя её на четыре статьи по пяти кафизм в каждой. Не умеющие же читать и петь, при отсутствии грамотных братий, пусть поют трисвятое и молитву (вероятно иисусову), «вервницу держа в руце своей», и занимаясь в келье рукоделием.

В следующей статье под заглавием «о прочих днех повседневнаго устава трезвение» дело идёт о келейном правиле для умеющих читать (словесных). В этом отношении год разделяется на два периода: а) от сентября месяца до апреля или до Пасхи и б) от апреля до сентября. В первую половину назначается отпевать на каждый день пол-псалтири, произносить от 600 до 1000 молитв и класть от 300 до 600 поклонов, а из соборных служб читать часы, обедницу, вечерню, павечерницу и полунощницу. Для нежелающих петь часы ежедневно, признаётся обязательным исполнять их, по крайней мере, во вторник, четверг, субботу и воскресенье, – особенно же в Великий пост²⁵³. Пищу принимать позволяется после девятого часа, но для немощных это правило не обязательно. В летний период, от Пасхи до сентября «ради умаления нощнаго и дневнаго служения» количество чтения из псалтири уменьшается до 7 кафизм, а часы и молитвы оставляются на произволение каждого. Вся эта статья заканчивается словами: «сие убо еже о словесных (грамотных) дозде». За ней следует келейное правило для неграмотных и разные статьи об образе жизни и упражнениях скитников, имеющие не столько литургическое, сколько дисциплинарное значение; а потому мы и не будем передавать их содержания...

Таким образом, отличительная особенность скитского устава, сравнительно с обще-монастырским, заключается в преобладании чтения псалтири, в ограничении тех частей службы, которые принято исполнять певчески, в усилении одиночной келейной молитвы и уменьшении числа общих собраний. Там же, где эти последние имели место, служба происходила очень близко к общему уставу и существенно отличалась от него лишь в построении первой части праздничного бдения. В ней нет ни предначинательного псалма, ни стихир на «Господи воззвах», ни входа, ни стихир стиховных, а происходит усиленное чтение псалтири. Часть эта сохранила всего более сходства с древне-монашеской службой, в которой певческая сторона была поставлена очень узко и подавлена усиленным стихословием псалтири. Введение в таком крупном объёме псалтири объясняется, сколько сокращением певческой части, столько же и требованиями практическими. У пустынников не было ни хороших певцов, ни певческих хоров; при обыкновенном чтении служба должна была идти скоро, и бдение должно было бы окончиться очень рано. Усиленное чтение псалтири и канонов служило средством к удлинению службы и к достижению большей продолжительности бдения.

Другая выдающаяся черта скитского устава состоит в том, что он приноровлён к отправлению службы без участия священника, а потому из неё или вовсе исключены те обряды и действия, совершение которых предоставлено священнику и предполагает существование алтаря (например, вход на «Свете Тихий», молитвы светильничные и утренние, молитвы литии), или упрощены и приспособлены к отправлению их лицами, не имеющими священства. Устав оговаривает те случаи, когда совершителем известных обрядов является священник, или кто-либо из лиц, принадлежащих к клиру, и таким образом разграничивает круг литургических действий священника от обыкновенного монашеского правила.

С именем Геннадия, архиепископа Новгородского († 1505), известен окозрительный (наглядный) устав, под следующим заглавием: «типик, рекше устав окозрительный, творение господина нашего архиепископа великого Новгорода и Пскова владыки Геннадия, изложен бысть вкратце (сведено бысть вкратце – по списку Ундольского № 118) от устава великого иже во святых отца нашего Саввы» (полное заглавие см. в Описании рукописей С. Б. III, 348–349).

Труд этот имел задачей упростить пользование общим уставом и дать решение касательно отправления службы в однородные праздники или при стечении нескольких памятей в один день. Мы уже видели, как увеличился объём типика с увеличением состава месяцеслова, и как должно было затрудниться ведение службы, когда на один день приходилось несколько памятей неравного достоинства, или когда нужно было править службу славянским святым, не имевшим определённого последования. Прибавим к этому статьи храмовые и распространённое изложение глав Марковых. Чтобы помочь разобраться в этом материале, Геннадий подвёл праздники и памяти под известные рубрики, отметил каждую из них особым знаком и перенёс эти знаки под соответствующие дни месяцеслова. Таким образом, появились две части окозрительного устава: а) главы окозрительного устава, или собрание знаков с приуроченными к ним служебными указаниями, и б) устав избран по знаменем. Способ пользования ими объясняется следующим образом: «аще узриши в святцах (так называется вторая часть устава, заключающая месяцеслов) у Христова праздника или у нарочитого святого трезвонного какого знамя и ты такого знамени ищи в сем уставе и по тому знамени пой празднику, аще что скажет устав». Первым основанием для такой работы послужило Геннадию известное Никоново деление праздников на три категории, затем Марковы главы с дополнением из статей храмовых, местно-русские церковные обычаи и, быть может, некоторые частные попытки в этом роде, бывшие до него. Не придавая последнему предположению значения несомненного, отметим лишь тот факт, что таких систем по старым уставам нам известно несколько: самая полная, в синодальном уставе № 391–335 (начало XVII в), состоит из 42–43 знаков и сходится с Румянцевским уставом 1608 г. № 449²⁵⁴; вторая, в окозрительном уставе Синодальной библиотеки № 395–953, заключает 40 знаков; третья, в числе 35 (синодальный устав № 401–902, XVI в) отличается от окозрительного устава не только по составу групп, но и по содержанию и была дополнена после Геннадия (Описание III, 388). Четвёртая (синодальный устав № 392–946, 1653 г. Ундольского № 121, XVII в), – более краткая с иной семиографией и иной группировкой литургического материала.

Если, что вернее предположить, эти разновидности окозрительной системы появились уже после Геннадия в подражание ему, то нельзя не согласиться, что труд Новгородского владыки оказался не совсем удовлетворительным и, вызвав подражателей, повёл к новым опытам, которые также находили себе место на страницах устава.

Труд Геннадия становится известным спустя целое столетие по его появлении и помещается уже в уставах XVII в. Это показывает, что он не скоро достиг известности и не пользовался авторитетом. Как частная попытка к упрощению порядка службы, и притом вышедшая из-под пера местного, хотя и очень популярного деятеля, окозрительный устав сначала был принят в пределах Новгородских²⁵⁵ и появился в виде особой статьи, которая уже потом примкнула к типику и стала записываться на его страницах. Таким путём труд Геннадия сделался известным в Московских уставах и вошёл в монастырские обиходники; но большого практического значения и влияния на обработку типика не имел и остался опытом без будущности. Несмотря на стремление к упрощению пользования уставом и обобщению его правил, в окозрительном уставе оказалось так много рубрик, что нужно было немало умения и навыка, чтобы воспользоваться им как следует и не затеряться в массе служебных указаний. Да притом, такая, до мелочей выдержанная служба, составляла своего рода роскошь, и если где отправлялась, то разве в больших монастырях, но там, в лице канонархов, екклесиархов и уставщиков всегда были такие знатоки устава, для которых окозрительное руководство оказывалось совершенно лишним. Вот почему труд Геннадия потребовал новых упрощений, которые также не имели успеха. Не имея церковной санкции, оно испытало участь однородных с ним литургических статей русского происхождения, которые в большом числе появлялись в уставах XVI–XVII в. и, как несущественное дополнение, сами собой выпали из типика или удержались кое-где в некоторых его списках. По имеющимся в нашем распоряжении данным, даже нельзя утвердительно решить вопрос, внёс ли Геннадий свой труд в типик и если да, то в какой именно и сохранился ли его труд без изменения? Принято таким подлинным списком считать синодальный устав № 395, на основании подписи «книга Геннадия, архиепископа Новгородского уставец»; но подпись не только не современна рукописи, но сделана гораздо позже в 1797 году и относится не ко всему уставу, а только к первой его статье, заключающей окозрительные правила. Что же касается остальных, то они не входят существенно в содержание устава и принадлежат к разряду статей дополнительных.

Быть не может, чтобы Новгородский владыка связал свой труд с таким типиком, который для церковного употребления не годился, а скорее мог иметь место в келье в качестве назидательного сборника; к тому же, некоторые из этих статей появились позднее Геннадия, например, келейное правило, преданное казанским архиепископом Иеремией, который был рукоположен в 1576 г. (Описание III, 353), и статья о запоне алтаря, изложенная словами Стоглава. Но что особенно говорит против такого заключения, так это неоконченность окозрительных правил и, следовательно, негодность их к употреблению. Судя по введению, за указанием литургических групп (главы окозрительного знамени) должны были следовать «святцы», в которых «против дней грядущего святого» стояло соответствующее ему знамение, по которому и следовало искать подходящую службу. Но таких святцев в синодальной рукописи не оказывается, а в подлинной Геннадиевой они, несомненно, должны были находиться, иначе его труд не достигал бы своей цели. Замечательно, что помеченных этими знаками святцев нет и в списке Ундольского, хотя этот последний имеет Новгородское происхождение и сопровождается заметками о службе тамошних архиепископов Леонида и Пимена. Объяснительные знаки приложены к месяцеслову в синодальном уставе № 392–946 (1653 г) вслед за «сказанием окозрительному знамению». Но, во-первых, здесь семиография совсем другая, а потом записаны позднейшие памяти, например, Макария Калязинского и перенесение мощей царевича Димитрия, а из ссылки на уставы Троицкий и Кирилловский видно, что эта запись сводная и составлена из источников разноместных.

На основании этих данных мы приходим к тому заключению, что до нас не дошёл подлинник Геннадиева устава и даже отдельные его списки, а вносилась в устав большей частью статья с объяснением окозрительных знамений. Это обстоятельство, в связи с отсутствием приноровлённых к этой цели святцев, показывает, что система, придуманная Геннадием, не имела большего практического значения и не привилась к типику, как авторитетное служебное руководство.

Резюмируя на основании этих данных судьбу славянского типика, мы вправе прийти к следующим заключениям: а) славянский устав значительно отклонился от греческого типа и получил крупную переработку и дополнения под пером славяно-русских излагателей. б) Эта переработка не была каким-нибудь официальным актом, но обязана деятельности частных лиц, более или менее компетентных в этом деле. в) Церковная власть не придавала значения однообразию типиков и предоставляла монастырям и церквам полную свободу пользоваться теми или другими его списками. Что касается первого вывода, то в пользу его говорит целый ряд данных, с которыми мы сейчас имели дело. Кроме особенностей литургического языка, кроме русских памятей, обрядов и правил о посте, внесённых в славянские списки из обиходников, греческий устав получил у нас и значительную редакционную переработку. За немногими исключениями славянские списки полнее греческих, и этим качеством особенно отличается общая часть в некоторых списках 3-й редакции. В греческих она изложена много короче и систематичнее, ограничиваясь порядком суточных служб с относящимися к ним служебными замечаниями. Славянские списки, не исчерпывая каждый полного числа этих замечаний, вводят следующие новые статьи: а) из Тактикона Никона Черногорца, б) три главы (об освещении церкви, о пище на круглый год и о панихиде с приливком) из неизвестного источника, в) Марковы главы то в составе второй части, то в полном их объёме, г) в месяцесловной и триодной части приводятся выдержки на счёт поста и праздников из Никона Черногорца и делается сравнительная оценка типиков иерусалимского; студийского и святогорского, д) заносятся постановления о посте Успенском преимущественно из Никона. Немало вошло в славянские уставы статей из студийского типика, неизвестных нам из греческих списков, например, правила о трапезе по славянскому переводу этой статьи в уставе патриарха Алексия²⁵⁶, служба Пасхи, когда этот праздник случится в день Благовещения и другие²⁵⁷. Видно, славянские излагатели устава, принимая за основание его списки иерусалимской отрасли, обращались по временам к студийским порядкам и вносили их в состав иерусалимской службы, тем более что в XIV–XV веке у нас студийский устав ещё не был вытеснен совершенно, и его порядки по местам держались в полной силе.

Заходили в славянские уставы и объяснения служебного содержания вроде тех, с которыми мы познакомились, говоря об исправлении греческого устава. Некоторые из замечаний наших уставов совпадают с греческими, но есть и такие, которые, несомненно, принадлежат излагателям славянским и появились на русской почве. Таково, например, уже известное нам замечание о недостатке искусных певцов, о продолжительности осенних и зимних ночей, и о том, как нужно изменить форму греческого многолетия царям применительно к русским князьям²⁵⁸. Наконец, все эти разнообразные дополнительные статьи, с которыми мы сейчас имели дело, составляют также самодельный труд русских литургистов и говорят о широкой деятельности их на этом поприще. Эту разницу в составе славянских типиков, сравнительно с греческим, особенно же те осложнения, которым они подвергались на русской почве, необходимо иметь в виду для суждения о строе славяно-русского типика в момент появления первых его печатных изданий и для уяснения той работы, которая выпала на долю наших справщиков XVII века.

Исправление и обработка письменных уставов, как мы сказали, имела частный характер и стояла вне официального контроля. Справедливость этого заключения оправдывается всей историей допечатного устава и отсутствием каких-либо указаний на правительственные мероприятия в этом смысле. Лица и, обстоятельства, при которых происходило это дело, остаются или совсем неизвестны, или являются с характером частным, случайным. Деятели, известные на этом поприще, трудятся по собственному почину и мало чем отличаются от переписчиков наших служебных книг. Афанасий Высотский, так много сделавший для обработки устава, не был уполномоченным лицом, трудился не по вызову церковной власти, но занимался в тиши монастырского уединения, как книжный любитель, снабжённый всеми лучшими средствами для успешного ведения дела. Более всего подходит к типу официальных деятелей митрополит Киприан. Он исправляет и переписывает разные чины служб, снабжает исправленными списками служебных книг Псковичей, распространяет свои труды на Москве, пропагандирует употребление известного извода или редакции, но и он не ввёл обязательного устава службы, а только старался согласить с иерусалимскими порядками действовавшие у нас служебные книги и упростить его положении и нашей практике. Более скромные деятели на этом поприще, писцы уставов, приступали к делу с благословения игумена и назначили свой труд для употребления в том монастыре, где жили, не думая о дальнейшем его распространении в качестве образцового списка и не придавая ему обязательной силы²⁵⁹.

У нас возникали вопросы по тем или другим предметам церковной практики, являлись недоумения относительно постов, праздников, ведения службы. Эти вопросы вызывали решения со стороны представителей церковной власти (Киприан, Фотий); наши митрополиты, делали личные распоряжения относительно порядка службы в случаях затруднительных. Но эти меры не обобщались до пересмотра или исправления известной служебной книги, до обязательного употребления известного, авторизованного её списка. Целая отрасль устава, с крупным переворотом в составе службы, сменилась у нас другой, не оставив следа в официальных памятниках, но заявив о себе борьбой студийских обычаев с иерусалимскими и одновременным употреблением книг той и другой отрасли. Когда вошёл в силу устав иерусалимский, он распространяется у нас во множестве различных списков, которые существуют одновременно, и право пользования тем или другим из них не встречало противодействия. Даже в одном и том же монастыре, в продолжение каких-нибудь 50 лет, перебывало несколько уставов, и, следовательно, каждый из них мог иметь практическое употребление. Так, устав из библиотеки Троицкой, лавры, № 245, судя по приписке, был в 1594 году переписан игуменом Преображенского на Всходне монастыря Ивакхом (sic) и вновь переплетён в 1627 г. при архимандрите Дионисие. По составу принадлежит к 4-й редакции. Устав № 116, из собрания Ундольского, судя по записи, в 1535 г. был пожертвован в Троицкую лавру чернецами Иоаннам и Пафнутием. По составу отличается от предшествующего. Синодальный устав № 391–335, вклад келаря Авраамия Палицына, представляет особый тип, как по выбору статей, так и по расположению. Наконец, в 1645 г. был написан для лавры обиходник (библиотека Троицкой лавры № 249). Итак, мы имеем, в продолжение 50 лет, четыре устава, действовавшие в Троицкой лавре. Судя по этому примеру авторитетного русского монастыря, подобный порядок вещей был в духе времени и церковная власть, оставаясь равнодушной к вопросу об употреблении того или другого списка устава, не заботилась установить на этот счёт однообразие.

В таком-то приблизительно положении застаёт наши рукописные уставы первое их печатное издание, вышедшее в Москве в 1610 году. Какие задачи предъявили к нему издатели, и, в каком виде вышло из-под печатного станка наше editio princeps?

В истории каждого письменного памятника печатное его издание составляет явление большой важности, потому, что содействует распространению его во множестве тождественных копий и предполагает если не пересмотр и исправление рукописи, то, во всяком случае, выбор из наличных лучшей и более удовлетворительной. Передавая печатному станку известную рукопись служебного содержания, выбирали лучший её список, или, по крайней мере, пускали в ход такую, которая считалась более стоящею распространения. Подобными соображениями руководились и издатели первопечатного типика. Действительно, это был первый опыт его официального пра́вления. Здесь положено было начало той работы, которая занимала целое столетие нашу церковную власть, – выразилось сознание неудовлетворительности прежних списков типика и желание заменить их одним образцовым, авторизованным. В велеречивом предисловии к первому печатному типику 1610 года говорится, что «изволением Божиим воссиял луч света всемирного просвещения в сердце скиптроносца российской державы богомудрого царя и великого князя Василия Ивановича... об исправлении божественных писаний..: Слово царского изволения в дело произыде и начася сия божественная книга печататися... с благословения первопастыря... крайнего святителя, отца отцем, кир Ермогена патриарха Московского... по совету преосвященных митрополитов, архиепископов и епископов и всего освященного собора». «Повелением великого Государя... и благословением духовного великого архиерея с свидетельством», – говорится в другом месте. Таким образом, мы имеем здесь не одиночный труд лица, более или менее компетентного, но правительственный акт, в котором участвовали представитель и высшие члены русской иерархии. Путём печатного станка издатели не только хотели облегчить возможность пользоваться этой важной церковно-служебной книгой и усилить её обращение: они делали выбор между многими списками тогдашнего устава и имели в виду издать его в лучшем виде, пополнив вкравшиеся в него пробелы и исправив недосмотры. «От многих бо лет книга сия, говорится в предисловии, егда от греческого языка на словенский преведена, мнози преводницы или преписующеи, или изрониша, или в чем погрешиша; того ради убо таковое великое дело... в начало происходит». Но кто заведовал этим великим делом, как оно велось, кому был поручен труд редакционный, предисловие хранит упорное молчание, и словоохотливый его составитель не обронил ни одного слова, чтобы объяснить читателю, какими силами приготовлялся устав к печатанию и какими соображениями руководились его издатели. Архивных данных также не сохранилось: по крайней мере, в Типографской библиотеке приходо-расходные книги Печатного двора начинаются с двадцатых годов XVII-го столетия, а более ранние документы сделались жертвой пожара во время Московской разрухи.

Издателем устава 1610 года был известный Троицкий головщик, а потом уставщик, Логгин, по прозванию Шишелев²⁶⁰. Ни в предисловии, ни в послесловии он не назван, но его имя сделалось известным благодаря полемике, возникшей по делу об исправлении требника архим. Дионисием и его сотрудниками, ярым противником которых выступил Логгин вместе с Троицким уставщиком Филаретом. Они огласили это исправление еретическим и поддерживали против него обвинение официально на соборе 1618 года, осудившем Дионисия и его сотрудников. Обвинённая сторона, защищаясь против нападений, ссылалась в своё оправдание на некомпетентность обвинителей и указывала на то, что Логгин не может быть судьёй в этом вопросе, потому, что сам, при издании устава, допустил в нём много ошибок и напечатал с большими неправильностями. Главным образом, они упирали на то, что Логгин допустил несоответствие в возгласах молитв с обращением их к тому или другому лицу Пресвятой Троицы. Та же несообразность имела место и в молитвах требника, почему исправители и поставлены были в необходимость изменять формулы возгласов, или как они выражались, «марать концы молитв». Других неправильностей не указано, но и этого было довольно, чтобы, при изменившихся обстоятельствах, набросить тень подозрения на труд Логгина и подвергнуть его строгому осуждению. Так поступил патриарх Филарет, по распоряжению которого наш первопечатный устав был изъят из обращения, отобран и предан сожжению. Это строгое решение было мотивировано тем, что «те уставы печатал Троице-Сергиева монастыря крылошанин черный Логгин без благословения... патриарха Гермогена и всего освященного собору, и многие в тех уставах статьи напечатаны не по апостольскому и не по отеческому преданию своим самовольством»²⁶¹. Оправдание для такой резкой меры слабое и голословное. Неправда, что устав был выпущен без благословения патриарха: из предисловия, напротив, ясно видно, что он был одобрен патриархом со всем освящённым собором. Представители русской церковной власти вполне сочувствовали этому изданию и допустили в предисловии назвать его святым делом, пречестным делом и свыше сходящим дарованием небесным. Другое дело – насколько их отношение к делу было сознательно и строго. В этом есть основание сомневаться, потому что устав такого лестного мнения о себе не оправдывает, и очень вероятно, патриарх с освящённым собором дали одобрение без внимательного просмотра типика, лишь по доверию к опытности исправителя. Приняв на себя это дело, он вынес его на своих плечах, оставаясь главным, если не единственным, деятелем как справщик и, по-видимому, от его лица было составлено предисловие, в котором, ведя речь безлично, он раз обмолвился и выразился о себе в первом лице, как человек, заправлявший всем делом: «с любовью се возвещаю, яко щедротами и человеколюбием Божиим сподобихся начало положити и совершение видети дела сего честного и вся превосходящего». Даже печатный мастер Онисим Радишевский и тот принимал настолько видное участие в судьбе этого издания, что считал возможным обратиться к своим читателям с мольбой не поставить ему в вину, если что в этой книге «недоумением его укратися, или приложися, или отменися». Простой печатник, которого труд был проверяем справщиком, не мог бы так сказать о себе, если бы не пользовался известной долей самостоятельности и со стороны редакционной. Что дело велось неосмотрительно и без должного контроля, видно из замечания Ивана Наседки, что «безсловесне и неразумне от наборщиков печатных как кому на ум взбрело, так концы молитв и совершают» (Описание С. Б. II, 3. 852), что «минею общую три раза исправляли, а ни единой описи не исправили» (Макарий ИРЦ X. 190). При таких порядках Логгин был хозяином дела, и его труд без дальних околичностей утвердили в том виде, как он вышел из-под его редакции.

Другое основание, – что многие статьи в этом уставе напечатаны не по отеческому и апостольскому преданию, а самовольством его, т.е. Логгина, – осталось не выясненным и не подтверждено никакими доводами. Патриарх мог высказать эту мысль под влиянием тех отзывов, которые были сделаны о Логгине Дионисием с его сотрудниками, во время спора о прилоге «огнём». Логгину, по поводу неудачной редакции возгласов в некоторых молитвах, было поставлено в вину, что он допускал ересь Савеллия, «сливая лица пресвятой Троицы, смешивая несмесное, хотя то было не ересью, но от неразумия» (ИРЦ Макария X, 189). Почва для обвинения, таким образом, была готова, и чтобы пустить его в ход, довольно было сослаться на эти промахи и тем больше, что их немало оказывалось в уставе. Но патриарх и не имел надобности оправдывать себя в этом отзыве. Он состоялся уже в 1633 году, когда справщики устава, они же и противники Дионисия сошли со сцены, два патриарха особыми грамотами осудили прилог «огнём», и некому было оспаривать справедливость принятой меры. Уставщик Филарет умер в 1619 году, Логгин в 1624, из товарищей их оставался в живых Маркел (он умер в 1635 году²⁶². Недовольство уставом, конечно, сложилось у патриарха много ранее, но он не спешил с окончательным решением, в ожидании выхода второго издания типика, им задуманного и приведённого в исполнение. Оно было начато в 1630 году 17 декабря, а вышло из печати 1633 года 20 февраля, вероятно, под редакцией Арсения Глухого, который в то время находился на печатном дворе справщиком. Вскоре за этим последовало и распоряжение отобрать и сжечь экземпляры прежнего устава. Когда именно оно состоялось, нам неизвестно, но судя по тому, что устав патриаршей казны был обречён на сожжение 10 мая 1633 года (Р. И. Ц. III, 902), а распоряжение Архангельского епископа Макария объявлено 20 июня того же года, оказывается, что судьба устава была решена спустя 2 месяца по выходе его второго издания. Но это распоряжение не было строго выполнено, и на уставе 1610 года из Типографской библиотеки, № 629, читается любопытная вкладная запись, из которой видно, что 1636 года этот устав был пожертвован «в дом к Успению и к чудотворцам Косме и Дамиану Соломонидой Ивановой на помин по её родителям и родственникам». Экземпляры этого устава сохранились кое-где и в настоящее время²⁶³. Мы пользовались им из библиотеки Типографской.

Такова была участь нашего первопечатного типика – участь, как нам кажется, незаслуженная. Мы не хотим этим сказать, чтобы издание Логгина было безупречным. Нет: оно было ведено лицами неподготовленными, без ясно намеченного плана и при средствах далеко недостаточных, а потому вышло неудачным²⁶⁴. Но все эти слабые стороны не составляли чего-либо особенно выдающегося сравнительно с прежними его списками и от них не свободны были даже последующие издания вплоть до устава 1682 года. В Логгиновом уставе этих недосмотров было больше, и они были по местам грубее, но самовольств, противных апостольскому и отеческому преданию, не было. При ближайшем знакомстве с типиком 1610 года оказываются в нём крупные промахи в составе и редакционном отношении. Он заключает много лишнего и представляет собой сборник, куда вошло много неподходящего материала, а материал этот набран случайно и не упорядочен. В интересах издания некоторые статьи следовало бы исключить вовсе, а другие поместить отдельно. Ещё больше допущено было неправильностей в тексте, которые особенно заметны в противоречии между разными статьями однородного содержания, в неточном изложении подробностей обряда и неверном его представлении. Но все эти неисправности не были делом преднамеренного искажения или умничания: сколько можно судить по известным нам данным, они были повторением ошибок, прежде допущенных, и перешли из тех списков устава, которыми пользовались неопытные справщики нашего первоначального устава, так что большая часть вины падает на списки более ранние.

Гораздо более говорит предисловие о составе издаваемого типика и о значении этой служебной книги в церковном быту. В этом отношении оно весьма любопытно и даёт несколько полезных исторических указаний. Объяснив вкоротке происхождение и судьбу церковного устава, оно ведёт его начало от основателей палестинского монашества и, не говоря в сущности ничего нового, повторяет то, что известно из наставления игумену о сохранении устава и из Симеона Солунского. Эти сведения дополнены указанием «на иных многих предивных святых, их же имена Богу и святей его церкви ведома и предивными сими святыми вся потонку объявлена суть». Чистый тип иерусалимского устава, как мы видели, был в то время уже давно утрачен и принял направление сборное, эклектическое, а потому издатель говорит о своём типике, что он избран святыми отцы «от многих типик иерусалимского, и святые горы, и от студитова, и от многих святых отец, и от вселенских святых собор».

В этом составе видное место занимают и статьи славяно-русского содержания, правда, не оговорённые в приведённом тексте, но вошедшие в оглавление под своим именем. Обилие этих статей даётся первопечатному уставу национально-русское направление и сообщает местную окраску, которая с замечательной последовательностью выдерживается и в дальнейших его изданиях вплоть до устава 1682 года. В предисловии между статьями обще-служебного содержания упомянуты следующие русские: «указ о святых великих, имущих полиелеос... о новых чудотворцех, празднуемых от понедельника святые недели до недели всех святых... и последование церковного пения и собрания вселетного... с новыми чудотворцы». Не говорим о множестве статей вводных и дополнительных. Видно, что издатели зорко следили, как бы чего «не изронить» и собирали подходящий материал из разных уставов. Этим путём они довели свой труд до такой полноты, которую в последующих изданиях пришлось понемножку убавлять и сокращать. Определённого, плана или нормального списка у них, по-видимому, не было, но зато редкая из вошедших в состав его статей не встречается там или здесь между списками XVI–XVII века.

Устав 1610 года начинается длинным, многоречивым, риторическим предисловием, в котором идёт речь о появления на свет первого печатного издания; далее говорится о происхождении устава вообще и делается подробный перечень его содержания. Всё это заключается похвалой изданию и наставлениями читателю, как пользоваться этой важной книгой. Это оглавление ведётся по образцу предисловия к синодальному уставу Авраамия Палицына и охватывает не только статьи, относящиеся к уставу, но и те, которые служат к нему введением. Распространившись на эту тему и увлёкшись своим бойким пером, составитель предисловия был прав, заметив, что «сия вся превосходящая вещь предисловия требоваше кратчайших глагол, множайше же разума».

За этим предисловием к печатному изданию следует предисловие к уставу, или известное наставление игумену о точном соблюдении типика. Далее помещено «предисловие к типику св. Иоанна Златоуста» (это та же статья, что читается в начале Синодального устава, № 390, и в Типографском № 288). Затем без особого заглавия киноварью «упование по вере имея коснухжеся трудолюбно книзе сей»... или выдержка из послесловия к уставу Афанасия Высотского, оглавление 57 статей первой части типика и о числе братий в древних монастырях – то же, что в Синодальном № 890 и Типографском № 288.

Самый типик состоит из 3-х частей: 1-я общая, в числе 57 глав, не подходит по составу ни к одной из известных нам рукописей и заключает следующие статьи: а) общее изложение суточных служб с дополнениями казуистического содержания из позднейших уставов (например, к 21 главе присоединяется замечание, как служить, если нет миней месячных, к 28 главе – чин за приливок по уставу русских монастырей, наипаче же в велицей лавре преподобного и Богоносного отца нашего Сергия Чудотворца, иже в Маковце). б) Особенно широко поставлена часть дисциплинарная. Она заключает в себе: статьи из Никона Черногорца. Они перемешаны с обще-литургическими и разбросаны между ними без порядка (статья о литургиях занимает 4-ю главу, об одеждах и обущах – 13-ю, остальные – между 32–49 главами; 55-я о преставльшихся братиях, 57 о праздниках, в которые поётся Бог Господь и о разделении праздников). Сюда же введены статьи из студийского устава: о второй трапезе, о больнице, странноприимнице и монашеском быте, чин на произведение эконома или келаря. Статьи о праздниках и постах неизвестного происхождения. Таковы: 29 глава о житии, пощении и пребывании всего лета с дополнением от правил св. отец и от преданий апостольских сице лепо есть поститися всякому православному христианину; 30 глава – о посте в день усекновения Предтечи с прибавлением статей о посте в праздник Воздвижения и в Филиппов пост; 51 – устав св. горы, аще кому случится или иноку изыти из монастыря. Из этого обзора видно, что издатели имели под руками разные списки устава с русскими дополнениями и казуистическими правилами, что они выбирали статьи для первой части из разных источников, и не следовали какому-нибудь одному списку. И действительно, большая часть этих вводных глав читается в разных уставах XVI–XVII века. Всего больше их находится в Синодальном уставе (№ 391) Авраамия Палицына (первые 20 глав изложены в одном с ним порядке), а другие в других списках.

За общей частью следуют: в) Марковы главы под особым счётом, в числе 143, и с особым оглавлением. Кроме общих введены и памяти славянские. После 143-й главы читается следующее замечание «дозде Марка иеромонаха списание достолюбезно». В таком виде изложены Марковы главы в Синодальном уставе № 392 (1653 года).

г) Устав о службе славяно-русским святым, имеющим полиелей или бдение и празднуемым в период пятидесятницы. «Сей указ имать глав 25». На самом деле указана служба на 21 день, и вся эта статья оканчивается следующим замечанием: «сия главы совершишася дозде, подобны суть Марковым, списание трудолюбезно» (См. устав № 392).

д) Храмовые главы. Последняя, 46 глава, под особым заглавием: «о храмех святых на самые их храмовая праздники» содержит увещание к чествованию святых, имени которых посвящается храм.

Затем в обычном порядке следует устав по месяцеслову и триоди.

Следующее издание устава вышло в 1633 году, и было направлено против слабых сторон типика логгиновского. Устав 1633 года по составу близко подходит к уставам 4-й редакции и отличается от первопечатного издания большей краткостью и некоторыми редакционными поправками. В нём опущены первые два предисловия к уставу 1610 года, оглавление слито с текстом извлечения из «Ока церковного» и начинается словами: «устав еже есть око церковное избран св. отцы». Первая часть состоит из 44 глав. Статьи её размещены иначе (1–21 общий порядок службы, 22–24 статьи неизвестного происхождения, 25–44 извлечения из Никона Черногорца), исключены выписки из студийского устава и некоторые дисциплинарного содержания, Марковы главы, в числе 80, с иным оглавлением и в ином изложении (в них нет памятей русских святых и праздника Покрова); исключена статья о русских святых, празднуемых в течение пятидесятницы; но есть и прибавления. Например, в начале – статья от посланий Никонских первого слова об общежительном чине Златоустого, в конце – молитва над кутьёй²⁶⁵.

Не прошло года со времени выхода из типографии устава 1633 года, как было предпринято и окончено печатанием новое в 1634 году. Это было не что иное, как перепечатка предшествующего издания и буквально повторяет его послесловие. Чем оно было вызвано, остаётся для нас неизвестным. Исправлена только неверная пагинация устава 1633 года, в котором, начиная с 100 листа, начинается счёт по страницам вплоть до 120. В уставе 1634 года восстановлено правильное обозначение по листам, а потому общий счёт их расходится. В уставе 1634 г. счёт идёт непрерывно до 305 листа; но затем с 25 декабря начинается новый с единицы и продолжается до 315, т.е. до конца устава. В конце помещена новая статья – пасхалия, под особой пагинацией (1–34) и послесловие, тождественное с изданием 1633 года (листы 316–319)²⁶⁶.

Лица, ведшие это издание, не названы, но, судя по расходным книгам Печатного двора, это были тогдашние справщики: старец Арсений Глухой (упоминается с 1627 г), старец Сергий (с 1632 г), Григорий Анисимов и Богоявленский игумен Илья²⁶⁷. В 1644 году между справщиками упоминается Кожеезерского монастыря игумен Авраамий (№ 17, лист 3 оборот), в 1645 старцы Савватий и Варфоломей.

Из сравнения с уставом 1610 года оказывается, что редакторы второго издания имели в виду сократить первое и исключить из него статьи русского происхождения, заимствованные из монастырских и соборных обрядников. Этим путём они хотели ввести типик в его нормальные границы и положить конец разрастанию его содержания. По местам вводили более строгую редакцию текста, исправляя недосмотры первого издания. В этом отношения оно может назваться более удачным, но далеко не устранило тех ошибок и недоразумений, которые были удержаны в первопечатном уставе, а в него зашли из списков более древних. Справщики не имели определённого плана и не провели его последовательно в своём труде. Замечательно, что в следующем издании, которое появилось спустя восемь лет (1641 г), издатели отказались от сделанного их ближайшими предшественниками, и обнаруживают поворот к уставу 1610 года. Так, согласно с первопечатным уставом, в этом издании исключена статья «от посланий Никонских», прибавлены: о числе мних в разных обителях, об общем содержании устава, в третьей главе общей части – о том, как справляется служба в русских обителях, замечание, как править службу при неимении месячных миней, статья «от правил св. отец и от преданий апостольских сице лепо есть поститися», постный устав на Усекновение и Воздвижение. В уставе 1610 года приведены два правила насчёт поста в Воздвижение: подробное из Тактикона Никона и краткое из греческих уставов; в уставе 1633 приводится только последнее, а в издании 1641 оба. О посте Успенском в уставе 1610 г. две рубрики; согласно с ним и в 1641. Даже в редакции текста справщики устава 1641 года следовали во многих местах чтению устава 1610, предпочитая его более правильному в некоторых случаях тексту издания 1633 года. Впрочем, это не исключает редакционных поправок и улучшений в тексте²⁶⁸.

Следующее издание было предпринято десять лет спустя в 1651 г. при патриархе Иосифе, и мало отличалось от своего предшественника²⁶⁹. Несравненно более значения имело издание 1682 г., о котором в бумагах Печатного двора читаем следующее: «4190 году марта в 19 день по указу великого государя и по благословению святейшего патриарха (Иоакима) начаты печатати книги устав в десть по заводу тысяча двести книг и для начинания тех книг дано на молебен и на свечи и всяких чинов мастеровым людям на колачи три рубля двадцать алтын две денги... Да к той же даче дано для излишные работы трёх сот книг тередорщиком и батырщиком осмидесяти человеком по четыре денги человеку и того рубль двадцать алтын» (№ 80, лист 12). Указ великого государя и святейшего патриарха (о печатании типика) сказал преосвященный Симеон архиепископ Сибирский и Тобольский (№ 82 лист 3).

Следующее московское издание было в 1695 г. Таким образом, в XVII веке типик выдержал у нас семь изданий, и, полагая каждое из них в 1100 экземпляров, окажется, что в течение первого столетия у нас разошлось 7700 экземпляров.

Устав 1682 г., сравнительно с предшествующими изданиями, представляет первый опыт последовательного пересмотра и исправления типика, на основании заранее выработанного, определённого плана. В типографской библиотеке сохранился самый подлинник этого издания с собственноручными пометками исправителей и со многими весьма любопытными замечаниями для истории этого издания и вообще книжной справы²⁷⁰. Исправитель взял печатный устав 1641 года и на нём делал отметки. Книга правлена им с начала до конца и вся исчерчена поправками. Они делаются чернилами, или киноварью и помещаются то над текстом, то на полях книги, а там, где приходилось делать большие изменения и вставки, записывались на особых листках, и приклеивались к книге. Статьи и места, подлежащие исключению, зачёркиваются киноварью, иногда с объяснением на полях причины, но чаще без оговорок.

Из предисловия к типику 1682 г. видно, что поводом к его исправлению послужили «многие разности и нeсоглacия» в чинах и последованиях типика «и оттого смущение и во храмах Господних бываемая молва: зане всюду постиже самочиние и своеволие». Дело дошло до того, что общие правила типика отошли на задний план, и «кто в коем монастыре или церкви навыче каковаго чина, тако и в присутствуемых местех творити тщится, не последуя типика церкви преданному чину». В виду такого печального положения дел, патриарх Иоаким «со всеми российскими архиереи советова; совещаша же синодально еже бы пределов отец и типикоположений не преступати ниже что нововводное и самочинное, паче же рещи безчинное вполагати». Но прежде чем состоялось соборное решение о печатании, была собрана, по распоряжению патриарха, комиссия для пересмотра и исправления типика. Это дело было поручено «в типицех ведущим и в божественных писаниях тщателем священномонахом», которые должны были «из многих древних переводов греческих и славянских харатейных рукописных и печатных типиков рассмотряя избрати и церковный типик древнейшим типиком последующе написати». После немалого делания в дому святейшего патриарха они «с тех многих переводов, с древних греческих и славянских рукописных харатейных и печатных греческих и московских и львовского печатного анфология, написаша и пред всем священным собором в крестовой палате... чтоша при всех российских архиереех... и еже что прилично ктому соборне исправиша». Особенно же они следовали типику московской печати, изданному в 142 году, при святейшем патриархе кир Филарете. На этом образце выбор их остановился вследствие того соображения, что этот устав более прочих (паче) согласен с греческими и славянскими рукописными и печатными. Выслушав правленый типик, собрание одобрило его и скрепило своими подписями²⁷¹.

Таким образом, в издании 1682 г. была сделана первая у нас попытка систематического пересмотра и исправления устава. Справщики 1682 г. располагали для этой цели едва ли не всеми пособиями тогдашней литургической литературы и кроме славянских рукописных и печатных изданий типика пользовались его греческими списками. Из других служебных книг, кроме уже названного Львовского анфология и Филаретовского устава, они имели под руками большое число других печатных книг и рукописей, с которыми соображались при правлении. Судя по типографскому экземпляру, видно, что справщики пользовались правленым служебником, шестодневом, уставом Филофея, часословом, печатным шестодневом последнего выхода, печатными правилами, греческими печатными и харатейными минеями и отмечали несходства прежнего устава с киевскими часословами и другими служебными книгами. Справщиками состояли лица компетентные, владевшие в совершенстве греческим языком и основательно знакомые с богослужебными книгами. Они составляли особый кружок, работавший под непосредственным наблюдением патриарха в его кельях и на основании особой инструкции, говоря по-теперешнему. Кроме того, они обращались к патриарху за разъяснениями в случаях затруднительных, отмечая подобные недоразумения на полях словом: «доложить, спросить».

Сравнительно с прежними изданиями, справщики устава 1682 г. держались определённого плана и главным образом имели в виду «установить общеобязательное содержание типика, исключив из него всё местное, частное, случайное». Наш устав в XVI, а особенно в XVII веке, как мы видели, разросся до чрезвычайно широких размеров, и в него вошло много статей, не имеющих ничего общего с содержанием типика, не говоря об извлечениях из чинов местно-русских. Первые печатные издания не озаботились выделить это случайное содержание и отвели широкое место обрядовым статьям русского происхождения. Здесь, конечно, сказалась национально-русская черта, уважение к родным церковным обычаям и мысль о самостоятельном содержании русской церковной жизни. Благодаря этому убеждению, статьи русского происхождения сделались как бы сибболетом народности, а местные обряды получили широкое распространение наравне с греческими, и не только шли рядом с ними, но нередко сливались и перепутывались между собой. До тех пор, пока пра́вление велось по славянским источникам, эти вводные статьи сохраняли полную силу в практике и на страницах устава, а если и сокращались, то в видах редакционных, для достижения большего порядка и системы. Но когда стали при исправлении книг держаться греческих переводов, и при Никоне особенно усилилось влияние восточных патриархов, на эти местно-русские чины стали смотреть как на уклонение от нормы греческого обряда, вследствие чего они оказались в противоречии с типом чистого греческого устава и явились чинами самомненными. Старообрядческая партия, протестуя против исключительного преобладания греческого обряда, особенно горячо настаивала на удержании местно-русских обрядов, но увлёкшись этой, мыслью, ударилась в крайность, объявив некоторые места, исправленные с греческого образца, новшеством. Но это было новшество условное по отношению к славянским спискам, равно как и защищаемая старина нередко была происхождения сравнительно недавнего. Вследствие этого протеста, местные обряды, сами по себе безразличные и державшиеся сотни лет, не возбуждая к себе недоверия, были объявлены «самочинием и своеволием», а соблюдение обрядов, к каким кто привык в своём монастыре, и перенесение их в другие места, оказалось «непоследованием типика церкви преданному чину». А потому, справщики и издатели устава 1682 года поставили своей задачей «пределов отец и типикоположений не преступати... ниже что нововводное и самочинное, паче же рещии безчинное вполагати». Это направление выдержано было с замечательной последовательностью и выразилось в исключении из устава 1682 г. многих статей русского содержания, имевших место прежде. Так в правленом типографском экземпляре зачёркнут чин службы по уставу обители Сергиевой и других русских монастырей «зане сицевым образом служба нигдеже обретается», как заметил в своё оправдание справщик. Исключены особые обычаи службы в русских монастырях (лист 130 правленого устава), чин царских часов по уставу Сергиевой лавры, русские названия блюд на трапезе (353 оборот) в месяцеслове – многие службы русским святым, чин целования плащаницы по уставу русских монастырей и другие.

Отсюда сама собой следует и вторая черта иоакимовского издания типика – пра́вление его преимущественно по греческим образцам. Эта особенность проходит яркой полосой по всему содержанию устава 1682 г. и придаёт ему своеобразный характер. В типографском оригинале вот какое замечание сделано рукой справщика в начале месяцеслова: «по указу святейшего патриарха с apxиереи велено последовать во всем греческим уставом и минеом и славянским правленым часословом и трефолою лвовскому и словянским уставом и филаретову». В печатном предисловии указаны те же источники, но Филаретовскому типику отдано предпочтение за то, что он «во многих указах и чинах паче согласен с греческими и славянскими харатейными списками». Как широко пользовались справщики указаниями греческого типика, видно из замечаний на полях правленого экземпляра. «Заметки эти большей частью относятся к греческому уставу: на основании сходства или несходства с ним ведётся редакция текста и зачёркиваются целые статьи русского происхождения; в месяцеслове исключено много памятей на основании того соображения, что их нет в греческих минеях: по той же причине изменены или вовсе исключены, тропари и кондаки разным святым, вошедшие в устав 1641 года. Таким путём вычеркнуто до 50 памятей и между ними несколько славянских святых по неимению их в греческих службах.

Кроме широкого пользования греческими источниками, в издании 1682 г. видна попытка согласить устав с прежде правлеными и изданными служебными книгами. На этом основании исключены некоторые статьи, прежде печатавшиеся в уставе, и читатель отсылается к тем изданиям, где они нашли себе место. По ним большей частью исправляется редакция молитв, возгласов и обрядов, причём на полях делаются отметки вроде следующих: «писать из часослова, сие последование о усопших напечатати с печатного шестоднева последнего выхода, писать из служебника, с триоди» и т.п. Благодаря этому соглашению, мало-помалу уничтожалась рознь между однородными служебными книгами и устанавливалось однообразие в изложении обрядов и тексте последований. Но главным образом здесь был затронут, хотя и не вполне решён, вопрос о соглашении устава с триодью и минеями, где всего более сказывалось разлада не только в служебной части, но и в памятях и правилах о посте.

Что касается собственно редакционной работы, то она состояла в следующем. Исправители изменяли заглавие статей, придерживаясь греческого текста, заменяли слова технические и малопонятные более простыми и известными, давали более правильную конструкцию речи, изменяли порядок статей, прежние статьи излагали по-новому, но главным образом сокращали их применительно к греческому тексту. Не говорим о поправках корректурных, касающихся орфографии и пунктуации.

Для более полного ознакомления с приёмами и вообще детальной стороной этого дела, проследим подробности исправления по названному типографскому подлиннику и воспроизведём более характерные отметки справщика. Само собой понятно, что эти выдержки далеко не исчерпывают всей массы редакционных указаний: отмечаем только более важное и крупное.

В начале правленого устава читается следующая запись: «устав церковный казенного приказу книгопечатного дела. Дана в книгохранильную палату книгохранителю иеродиакону Феофану²⁷² (sic) впредь для переводу» (т.е. для образца).

Исправление начинается с заглавия типика. В уставе 1641 г. оно читается следующим образом: «устав церковной службы иже в Иерусалиме святые лавры преподобного и богоносного отца нашего Саввы имеяй всю службу и устав церковный. Сий же устав и служба бывает и в прочих сущих во Иерусалиме честных монастырех. Устав о малей вечерни егда хощет настоятель всенощное бдение творити». Место это исправлено таким образом: «типикон сиречь изображение церковного последования в Иepycaлиме святые лавры, преподобнаго и богоноснаго отца нашего Саввы. То же последование бывает подобно и в прочих святых божьих церквах. Чин малыя вечерни». На поле заметка рукой справщика: устав греческий, служебник правленый.

В конце предначинательного псалма по уставу 1641 г. «поем аллилуия аллилуия слава тебе боже дваⷤ҇ спроста таⷤ҇ въ г҃ поют розводно аллилуия аллилуия слава тебе боже». Всё это место зачёркнуто, и, как благоприятствующее мнению о сугубой аллилуйе, исключено в издании 1682 г.

«Диакон глаголет премудрость прости, свете тихий и мы поем святые славы бессмертнаго». Исправлено таким образом: «диакон глаголет премудрость прости и мы поем свете тихий»... Следовательно, по прежнему уставу первые слова этой песни произносил диакон, а певцы уже продолжали её²⁷³.

В службе малой вечерни зачёркнуто всё изложение её от начала до «свете тихий», а вместо этого на приложенном лоскутке чернилами записан ход службы гораздо короче. Справщик, переводивший эту выписку, с греческого, сделал над словами несколько отметок и указал на источник справы – устав греческий и шестоднев. Против последней ектеньи, где говорится о царе, архиепископе, предстателе, на поле замечено: «писати из служебника лист 42 на обор.».

«Возгласит келевсаните (sic) сиречь востаните или искуству повелите». Вместо этого оставлено «возгласит востаните», а остальное зачёркнуто.

Далее зачёркнуто о каждении иконы святого, его же есть храм, а оставлено о каждении по ряду святых икон на правой и левой стороне.

Зачёркнуты припевы второй и третьей статьи на «благослови душе моя Господа».

Название «вечерние молитвы» исправлено – светильничные, согласно греческому тексту «εὐχαὶ τοῦ λυχνικοῦ».

«На входе иерею просту» (т.е. с непокрытой готовой). Просту – зачёркнуто и дополнено из устава Филофея: «опущену имущу фелонь». Обстановка входа изложена по тому же уставу на особом листке, а на поле отмечено киноварью: «из шестоднева и служебника».

На литию священник с диаконом исходят святыми дверьми. Исправлено – северными.

Молитву: «спаси Боже люди твоя», отмечено на поле, «напечатать с служебника».

Молитву: «владыко многомилостиве» произносит иерей обратився к западом. В правленом экземпляре изменено: «зря на восток». В уставе 1682 г. оставлено по-прежнему – к западом.

Священник произносит утренние молитвы «восприим на ся епитрахилий». К этому приписано на поле: «сущую на тамошнем гвозде» (т.е. епитрахиль, висящую на гвозде у царских дверей), но потом зачёркнуто. Прибавка эта в уставе 1682 г. заменена словами «сущий у святых дверий», которые теперь оставлены.

Выход с евангелием для целования его и чин целования изложены по уставу Филофея. На поле замечено: «писать из служебника и из шестоднева», а на приложенном листке сделана соответствующая выписка.

Вместо «и о сподобитися нам достойно послушати» исправлено – слышания.

На конце утрени (лист 18) замечено на поле: «зде положити чин о панагии как укажут собором». В уставе 1682 г. чин о панагии действительно записан на этом месте.

С 19 по 26 лист оборот зачёркнуто. Здесь речь идёт о том, как справляется служба в обители преп. Сергия и других русских монастырях. По оглавлению устава 1641 г. это глава третья. Исключение её объясняется следующим замечанием: «сицевым образом служба нигдеже обретается».

Сильному изменению подверглась статья о каждении. По уставу 1641 г. каждение совершается следующим образом: сначала священник кадит алтарь. Вышедши из него северными дверями, кадит царские двери, потом иконы на южной стране, игумена и правый лик, затем, возвратившись к святым дверям, кадит иконы, находящиеся на северной стороне, левый лик и должностных лиц, стоящих здесь от параекклесиарха до эконома. Таким образом, он делает при каждении венец или круг и возвращается к царским дверям. Далее говорится о каждении притвора и стоящих в нём. Вошедши отсюда в церковь, он делает кадилом знак креста перед великими дверьми церковными, кадит игумена, царские врата, икону храмового святого и входит в алтарь через северные двери. После исправления статья эта получила другой вид, и путь кадящего священника представляется таким образом: вышедши из алтаря, священник кадит иконы с правой и левой стороны (царских врат), игумена, оба лика и всю братию, стоящую в церкви, входит в притвор, и, возвратившись отсюда, кадит царские врата и икону Спаса на правой стороне, а на левой – Богородицы. Разность состоит в следующем: до исправления каждение происходило в два приёма – на южной и северной стороне церкви отдельно, каждый раз начинаясь от царских врат. По исправленному тексту сначала кадят иконы с правой и левой стороны царских врат, потом настоятеля, оба лика, и всю братию. О каждении параекклесиарха и должностных лиц зачёркнуто. По выходе из притвора отменяется каждение пред церковными дверьми, а вместо этого говорится о каждении царских дверей. О каждении иконы храмового святого зачёркнуто, а вместо этого сказано: кадит икону Спаса Христа, а на левой Богородицы и на аналогии. Поправка сделана применительно к устройству тогдашнего иконостаса и закрепляет однообразное расположение местных икон. В этом же смысле правлена и статья о зажигании свеч в церкви. Везде здесь имеется в виду то же размещение икон: с правой стороны от царских дверей предполагается образ Спасителя и икона храмового святого; с левой – Богородицы, между тем как в тексте устава до исправления упоминаются только иконы «егоже есть храм и поклонная, яже уставлена на поклонение, сиречь дневнаго святого празднуемого». Она же называется и стоящей на аналогии. В правленом экземпляре название иконы поклонной не употребляется, а говорится о зажигании свечи пред аналогием.

Впрочем, в рубрике о молебнах, находящейся в уставе 1641 г., даётся понять, что были иконы и в алтарной стене: «а на молебнах, говорится здесь, вжигаем храму (т.е. храмовой иконе), что промеж алтарных дверей да святого образу, аще коему поется молебен». В статье о литургии, упоминается «об образе Пречистыя, что промеж дверей в олтарь идя». Но оба эти, места в правленом экземпляре зачёркнуты.

В главе 11-й о запоне алтаря зачёркнуты слова: «по уставу святые горы честных монастырей царствующего града». Последние два слова перечёркнуты очень густо и конечно затем, чтобы, согласно с задачей устава, устранить обычаи местно-церковные. С этой же мыслью в конце статьи об отверзании запоны зачёркнута следующая заметка: «аще кто требуя хощет последовати... заблудиша увы яко же аз» (лист 34 оборот).

Глава 14 о канонархе вся зачёркнута и на поле сделана заметка: «сей чин ныне не совершается и весьма от нерадения упразднися».

В 16 главе, «когда монахи открывают головы» зачёркнуты последние слова: «неции же повелеша и на отпусте откровенным стояти нам». И здесь исключается местный обычай, основывающийся на частном мнении.

В чине утрени вычеркнуто, что монахи стоят в церкви «на рогожах, преклоняют колена и восстают равно со опасением». В другом месте «на рогожах рядом» заменено выражением: «на местех своих».

На конце утрени вместо «иерей возглас не глаголет, но точию Господи помилуй 12, таже молитва Христе свете истинный, и отпуст» исправлено так: «иерей возглас, Господи помилуй 12, и мы аминь, таже молитва Христе свете истинный и взбранной воеводе, аще изволит настоятель».

К главе 26 «о пении псалтири во все лето» прибавлено: «писать с часослова», а слова «празднуем (т.е. упраздняем псалтирь) до субботы светлые по пасхе» изменены так: «оставляем псалтирь до недели антипасхи». Последняя редакция точнее.

К главе 30 «о усопших последование», сделано замечание: «сие поcледoвaние о усопших напечатати с печатного шестоднева последнего выхода и положити её под службой субботней аллилуйною». Поэтому статья оставлена неправленой и в уставе 1682 г. помещена за службой субботней.

Чин на трапезе над коливом и за приливок сопровождается замечанием: «вместо сего чина поется ныне лития».

Глава 31 о молебне: «сий чии молебна положен в часословах, а о потребах различных в требниках». Статья осталась неправленной, и в уставе 1682 г. исключена.

Устав по месяцеслову подвергся сильному исправлению, относительно состава памятей и выбора тропарей и кондаков. Какими пособиями руководились при обработке этой части устава справщики, видно из следующего замечания, записанного на нижнем краю первого листа: «по указу святейшего патриарха со архиереи велено последовати во всем греческим уставом и минеом и словенским правленым часословом и трефолою львовскому и словенским уставом харатейным и филаретову во именах и тропарях и кондаках непременно». Но, как видно из заметок на полях, главным образом соображались с минеями и уставом греческими.

Так, против кондака индикту «в вышних живый Христе царю» замечено на поле: «сего кондака в греческих переводех несть».

Против кондака преп. Феоктисту (3 сент.): «в греческих и харатейных минеях сего кондака несть».

Сентября 4 зачёркнута память «иже с ним (Вавилой) триех младенцев и другого священномученика Вавилы в Никомидии бывшего учителя и сущих под ним младенцев св. мученик Ермиона и Евтиха по плоти братий свят апостолу Филиппу». На поле: «в греч. пророку (т.е. Моисею), подоб. яко добля» и «в бури безплот.» Тропарь пророку: «на высоту добродетелей» также зачёркнут с отметкой: «в греч. пророка твоего». На поле: «в греческом несть».

5-го зачёркнуто убиение благоверного князя Глеба, 7-го – память Иоанна Новгородского. Но далее ему положена служба со следующим замечанием: «совершается бдение идеже лежат мощи его и идеже храм его; в прочих храмех новгородских предел пети полиелей. Определися сице соборне».

В статье, как править службу в праздник рождества Богородицы, если он случится в неделю, зачёркнуто замечание о чтении воскресного евангелия после великого славословия. Эта замечательная подробность древне-церковной службы, исчезнувшая из теперешнего нашего устава, представляется в уставе 1641 года таким образом: «после славословия, поющим «св. Боже», глаголет поп «премудрость», мы же входное, тропарь воскресен... таже прокимен воскресен гласу и евангелие воскресно». В правленом экземпляре всё это зачёркнуто. Итак, с устава 1682 г. был отменён обычай читать на праздничной утрене, если она приходилась в воскресенье, два евангелия: праздничное и воскресное. В новом греческом типике этот обычай удержан (о входе и чтении евангелия после великого славословия см. о песненном последовании).

11 сентября память преп. Феодоры. На поле прибавлено: «зде же споется служба и священномученику Автоному». Против памяти Симеона Иерусалимского (18 сентября: «сея службы несть ни в едином уставе ниже в минеи и часословах». Служба зачёркнута.

Служба благоверному князю Михаилу Черниговскому полагается, «идеже лежат его мощи».

Лист 173 сделано следующее замечание: «о началах стихир велико бе прение, чтобы не именовати их во всем уставе, а именовани не делом и ни на кую потребу». Смысл замечания тот, что между справщиками было большое разногласие: обозначать или не обозначать в уставе начало стихир. Решено было не писать.

Сергию Преподобному (25 сентября) бдение «во обители его и в храмех, в прочих же полиелей». В уставе 1682 г. приписаны ему тропарь и кондак.

Октября 1-го о службе Покрову Богородицы: «в греческих ни в каких несть». Затем на особом листе записана служба апостолу Анании и св. Роману сладкопевцу из греческого устава, и только на конце замечено: «аще восхощет настоятель Покрову и ап. Анании и Роману творит сице». Следует переход к печатному изложению. Служба св. Андрею юродивому зачёркнута с замечанием «в греческих никаких книгах несть».

14-го приписана память Косьмы Майюмского.

29-го Авраамия Богоявленского, Ростовского чудотворца. Оставлено имя, но служба зачёркнута.

Особо записана подробная служба Николаю Чудотворцу и чин часов на Рождество Христово, но опущено заглавие, что это есть «чин святые соборные и апостольские церкви успенского собора русской митрополии». Чин часов по уставу Сергиевой лавры также зачёркнут.

Зачёркнута статья о поздравлении игумена в его кельях в рождественский сочельник.

По уставу 1641 г. на литургии в день Благовещения полагается петь: «да исправится». В правленом экземпляре это место зачёркнуто и на полях сделана заметка: «писать здесь о да исправится». И действительно, на приложенном к сему листке написано следующее: «Иоанна постника. Обретаем в неких типицех еже петися в сем дни честного сего праздника «да исправится» и сие не вемы киим нравом определися. Неции бо из произволения и неучения многая приложиша; аз же, яко мню, сего не попущати в Златоустого совершенней литургии и в шестом часе и проскомидии бывшей. Глаголет бо, в яковом дни случится праздник божественнаго благовещения литургисуем Златоуст (т.е. Златоустову службу) и на трапезе разрешение рыбы, яков аще день случится. Сие бо прияхом от божественных отцев, еже ясти рыбы в день божественнаго благовещения. Да исправится же в преждеосвященных литургии зачинися петися и в девятом: не бо требствует коему плача знамению в сем дни петися. Чествуем бо той яко главизну нашего спасения. Списася сие из минеи марта греческия». С именем Иоанна постника такой статьи неизвестно, но она приписана ему потому вероятно, что о трапезе в Благовещение идёт речь в его епитимийнике.

Зачёркнута статья, запрещающая петь литургию Златоуста, если Благовещение случится в какой-либо из воскресных дней Великого поста.

Апреля 13 кроме свв. Аристарха, Пуда и Трофима положена память Мартина папы. 19-го замечено: «в греческом Пафнутия мученика» 24 – Елисаветы.

Мая 20 св. мученика Фалалея и обретение мощей Алексия митрополита. В уставе 1641 г. положена служба святителю Алексию. В правленом экземпляре приложена выписка из греческого устава о службе мученику Фалалею.

Июня 12. Замечание на поле «в греческих минеях службы Петру (Афонскому) несть». В уставе 1641 г. излагается иной устав о всенощном бдении преп. Онуфрию. В правленом зачёркнут.

Исключены следующие памяти: октября 15 – Евфимия нового, 17 – бессребреников Косьмы и Дамиана иже от Аравит и перенесение (честных мощей Лазаря друга Божия от Кипра в царствующий град при Льве велицем, 18 – священномученика Садофа и с ним тысячи двухсот восьмидесяти мученых при Саварии (Сапоре) царе в персах, и преподобного отца нашего Иоанна Рыльского. Егда мучим бе святит. Христов Садоф, тогда рече: верую Богу моему, яко христиане имут развзяти мощи моя, и иже аще призовет Бога, имени моего ради спасение обрящет. 20 – Илариона Меглинского, 24 – Афанасия патриарха цареградского и Елевзоя царя Эфиопского; 4 ноября – священномученика Григория, 5 – Патрова, Ерма, Лина, Гаия и Филолога из 70 апостолов, 9 – Иоанна Колова, 10 – Феоктиста в Символах, 14 – Ипатия Гангрского и Григория Солунского, 26 – освящение церкви в Киеве у Золотых ворот, 27 – Палладия, 28 – Феодора Ростовского; 2 декабря – Филарета милостивого, 3 – Феодула, 18 – Арсения в Латре, 19 – Григория Омиритского; 2 января – Феоктиста иже в Кукуме Сикелийском; 14 февраля – Кирилла Катанского и Михаила Черниговского, 16 – Порфирия, 28 – Протерия архиепископа Александрийского, 12 марта – Григория Двоеслова, 20 – Фотинии Самаряныни; 3 апреля – Агафьи и Ирины, 4 – преп. Зосимы погребшего Марью Египетскую, 7 – Григория Митилинского. На поле: «в греческой минее служба муч. Халиопу (?), 8 – Флегонта и Ерма; 18 – Косьмы Халкидонского; 16 мая – Георгия Митиленского, 26 – Георгия нового; 4 июня – Лукиана Тарсийского, 13 – «Трифиллию в греческих минеях службы несть»; 4 июля – Марфы, матери Симеона Дивногорца, с тем же замечанием, 9 – Феодора Едесского, святых постников 10 тысяч, 12 – мученика Голиндухи, 17 – Лазаря Галисийского; 4 августа – мученика Елевферия, 13 – обретение мощей Максима юродивого, 16 – Иоакима Сарандинорского, 19 – число пострадавших с Андреем стратилатом 2500 поправлено на 2593.

Устав службы по триоди правлен меньше, но приёмы и характер исправления одинаковы с прежними, а потому, опуская подробности, отметим только редакцию правила о великопостных поклонах. В уставе 1641 г (лист 927) дело представляется так: «и творим поклоны 4 великие с молитвою святого Ефрема Господи владыко... и прочих 12 и посем молитву всю вкупе Господи владыко... и поклон един». По этому изложению, благодаря, может быть, неточности редакции, выходит, что клали 17 поклонов. В правленом экземпляре вместо четырёх первых поставлено три, а последний поклон квалифицирован словом «поклон великий». В среду сырную на утрене положены «поклоны четыре великие с молитвой св. Ефрема и прочих тринадцать». В итоге опять 17 поклонов. В правленом экземпляре вместо четырёх поставлено – три, вместо тринадцати – двенадцать. На листе 946 оборот сказано ещё определённее: «и творим поклонов 17 с молитвой: Господи владыка». Как известно, патриарх Никон начал свою деятельность по исправлению богослужебных книг с того, что издал память относительно поклонов на св. четыредесятнице, чтобы православные не клали одних земных многочисленных поклонов (числом до 17), как делалось у нас тогда, но клали поклоны поясные, кроме только четырёх земных (Макарий Патриарх Никон в деле исправления церковных книг – 15). Но из приведённых справок оказывается, что обычай, против которого восставал Никон, имел основание в тексте наших уставов: о семнадцати поклонах на великопостной молитве говорится определённо, но, сколько из них должно быть больших и сколько малых, не видно. Придерживаясь подлинного текста, нельзя выводить ни того, что все они были земные, ни теперешнего порядка. Этот последний устанавливается в поучении о поклонах, которое печатается в уставе великопостном, но эта статья была составлена при патриархе Никоне в разъяснение возбуждённого им вопроса о поклонах, а в уставы вошла с издания 1682 года. В уставе 1641 г. её ещё нет, и уже в правленом экземпляре рукой справщика замечено на листе 952 оборот «зде написати поучение о поклонех». В уставе 1682 г. оно действительно и положено на этом месте. Теперешний текст молитвы: «Господи владыко» также установился незадолго перед тем, и в уставе 1641 г. читается иначе. Кроме того, по уставу 1641 г. на 12 малых поклонах положено говорить втайне: «Господи Иисусе Христе сыне Божий помилуй мя грешного». В правленом экземпляре положено по-теперешнему: «Боже, очисти мя грешного». Таким образом, теперешнее чтение молитвы св. Ефрема, порядок и число поклонов и слова, произносимые на промежуточных 12 поклонах, – всё это установилось в конце XVII века и тесно связано с изданием устава 1682 года.

Первоначальная справа в свою очередь прошла несколько пересмотров и исправлений, прежде чем была одобрена к печати и вошла в издание 1682 г. Ближайший пересмотр она испытала в рукописи Синодальной библиотеки № 314–394. Рукопись эта содержит, впрочем, не полный устав, а часть его, списанную с типографского правленого экземпляра и дополненную несколькими новыми поправками. Они делаются, как и прежде, в виде отметок на полях со ссылками на греческие образцы для оправдания сделанных изменений. Судя по почерку, пересмотр был ведён тем же лицом, что и в типографской рукописи. Дальнейшую редакцию представляет синодальный список № 321–393. Он переписан с правленого синодального экземпляра № 814, и в свою очередь заключает несколько новых поправок²⁷⁴. Это была последняя, третья по счёту справа, и с неё-то было сделано печатное издание типика 1682 г. Особенности его сравнительно со списком № 314 совпадают с поправками, сделанными в этом последнем и перешедшими, за немногими исключениями, в № 321. Предисловие в списке № 321 писано дважды: одно впереди, с собственноручными подписями архиереев, вероятно, служило документом, а другое составляет копию с него и служило оригиналом для печати. Подписей, впрочем, здесь меньше, чем показано в печатном издании: их всего 13, а в печатном предисловии – 16. Излишек, вероятно, составился из лиц, которые не участвовали непосредственно в комиссии, свидетельствовавшей устав, но дали своё согласие письменно.

Следы правления сохранились ещё в синодальной рукописи № 337–389, заключающей устав, писанный для Иосифова-Волоколамского монастыря в 1553 г.²⁷⁵. Но когда, кем и для какой цели было предпринято это исправление, остаётся для нас неизвестным. Можем утверждать только, что не для издания 1682 г., так как во многих случаях оно расходится с редакцией последнего и не имеет ссылок на греческие источники. Но приём, какого держится исправитель, тот же самый, что и в подготовительных работах для иоакимовского издания типика. Дополнения и поправки выносятся на поля рукописи, в затруднительных случаях делается замечание: доложить, приводятся указания на печатный устав, на печатное евангелие, упоминаются потребник и устав Хутынский харатейный. На основании этих данных, а также ввиду замены названия архиепископ словом патриарх, видно, что исправление имело место в XVII веке и производилось с ведома патриарха. В этом уставе мы имеем лишь небольшой отрывок из цельной работы по исправлению устава, ведённой для какого-либо из его изданий». Оно простирается лишь на небольшую его часть и доведено до недели сыропустной. В сравнении с типографским экземпляром, это была лишь слабая попытка справы. Она ведена без плана с большими пробелами, и, весьма вероятно, задумана для какого-либо издания устава ранее 1682 г. Но так или иначе, во всяком случае, волоколамский список может служить значительным дополнением к известным уже материалам для истории книжной справы и особенно для знакомства с той работой, которая была ведена в XVII веке по исправлению типика.

Мы сказали, что устав 1682 г. был первой попыткой систематической справы нашего типика, и в основу этого издания были положены определённые требования, которые можно резюмировать в трёх следующих пунктах: а) исправление текста по греческим образцам, б) соглашение его с правлеными служебными книгами и в) исключение из его состава статей местного и личного характера. В предисловии первое и последнее условия были поставлены на первом плане, а второе выходит само собой из тех указаний и ссылок, которые мы привели выше. Но иное дело выставить условия и иное – их выполнить. Поэтому, в отношении каждого хорошо задуманного и проведённого издания естественно спросить: насколько оно оправдывает предъявляемые им требования; и стоит ли в уровень с задачей, которую предположили себе издатели?

При ближайшем изучении текста устава 1682 г. приходится согласиться, что ни одно из этих требований не было проведено последовательно, и исправители, теряя по местам руководящую нить, сбивались в сторону. От этого выходили противоречия и недосмотры, которые бросаются в глаза при внимательном чтении и могут служить затруднением для отправителя церковной службы. В других служебных книгах эти недосмотры не так заметны, но в уставе, который объединяет в себе содержание прочих церковно-служебных книг и регулирует их употребление, они составляют весьма крупный недостаток и могут служить поводом ко многим недоразумениям. Устранить их было тем более необходимо, что эти отступления не вызывались никакими особенными соображениями издателей, а произошли или от недосмотра, или от уважения к букве текста, не имевшей на своей стороне никаких особенных преимуществ. В других случаях подобные места исправлялись, или просто зачёркивались, но тут почему-то остались нетронутыми, вопреки принятым приёмам исправления.

Справщики 1682 г., как мы видели, задались мыслью исключить из типика всё местное, личное, случайное, и на этом основании удалили личные соображения составителей типика, местные обряды и чины. Но пожертвовав с этой целью статьями из русских обиходников, они удержали несколько замечаний такого личного характера.

Например, 31 глава – об обязанностях будильника – сопровождается следующим замечанием: «сие же ныне не бывает и во множайших уставех не обретается: мнится же ми, яко за леностное наше прилежание, и зане не терпим с любовью обличения. Сего ради умолчано некиими». Это замечание читается в некоторых греческих уставах, а отсюда перешло в славянские его списки (некоторые) и печатные издания. Личное мнение составителя этой статьи: «οἶμαι δὲ διὰ τὸ ραθυμίαν ἐπιρρεπὲς ἡμῶν» не имеет ни особенного веса, ни особенных прав на сохранение.

В 35 главе, взятой с сокращениями из Никона Черногорца, введено дополнение об обряде возвышения панагии на трапезе, по обычаю русских монастырей, со следующим замечанием (лист 24 оборот): «здеже обычай имамы диакону сия действовати». Замечание тем более неудобное, что читатель остаётся в совершенном неведении, о какой местности идёт здесь речь, и откуда заимствована вся эта статья.

Глава 37 «о пении не подобает кроме собора особно пети» также взята из Никона и начинается словами: «достоит и сие ведати, зане якоже предрекохом о пении». Не говоря о личном характере этого замечания, – ссылка «предрекохом» сделана Никоном на одну из предыдущих статей, которая в его Тактиконе действительно читается, но в наш устав не вошла.

В главе 40 о том, с какими обрядами высылаются из монастыря монахи, не желающие жить в нём, сделано замечание: «уведехом же о сем и нечто другое и зело изрядно на горе св. Авксентия обоепол Константина града, во обители глаголемый кир Антониеве» (лист 61). Взято из Никона Черногорца.

Под именем Иоанна Постника приводится правило, которым запрещается в день Благовещения петь на литургии «да исправится». От имени неизвестного составителя здесь говорится: «и сие не вем киим нравом определится; неции бо из произволения и неучения многая приложиша. Аз же яко мню, сие не попущати» (лист 300). Правило это читается в греческом печатном уставе 1577 г., а туда взято из мартовской служебной минеи.

Относительно пения великого славословия на утрене 23 сентября устав ссылается на какое-то «от устава списание» (лист 104 оборот) о котором «выше речеся». Ссылка взята из греческого печатного типика, где читается следующее: «ἐξέστι γάρ ὡς ὁ τὸ τυπικὸν συγγραψάμενος λέγει». Какой именно устав здесь разумеется, остаётся неизвестным, а так как на него нигде выше не было сделано указания, то и прибавка «якоже выше речеся» не имеет смысла. В нынешнем уставе это место несколько исправлено и читается: «возможно убо есть; якоже устав изъявляет», но какой устав и где изъявляет – остаётся по-прежнему непонятным (см. выше, абзац сноски № 142),

Правила о посте по уставам разных монастырей приводятся из Никона Черногорца без оговорки и указания на источник (лист 461).

На листе 463 оборот оставлено без изменения следующее замечание, идущее от лица неизвестного редактора устава о службе первой седмицы Великого поста: «се убо яко предписася един день святых постов прилежно испытавше предложихом любви вашей». Ἶδου ουν ὡς προγέγραπται μίαν ἡμέραν τῶν ἁγιών νηστείων ἀκριβῶς ἐξετάσοντες παρεθήκαμεν τῆ ἁγάπη ὑμῶν.

В службе понедельника 2-й седмицы Великого поста говорится, что «неции чтут (в этот день) сказание о чудесех... Богородицы... яже пречистой иконою ея содеяшася, яже и римляныни нарицатися обыкши» (лист 475 оборот).

Приводится личное мнение Никона Черногорца об однократном освящении воды накануне богоявления, без всякой оговорки, откуда оно взято и против кого направлено. «Ныне же видим некия с вечера убо и заутра сие творящих и не обретохом о сем от писания свидетельства». Далее сказав, что пренебрежение церковных правил весьма опасно, составитель продолжает: «паче же ныне (т.е. во время Никона, в XI веке) внегда за еже не последовати божественным писанием языком предани бехом» (лист 224 оборот). Отсылая за историческим разъяснением судьбы этого обычая к изложению литургической части в студийских уставах, здесь мы заметим только, что запрещение двукратного освящения воды противоречит постановлению Московского собора (1667 года), который разрешил, разрушил и ни во что вменил повеление и клятву, еже не рассудно ю положи Никон, бывший патриарх, о действе освященныя воды на святых богоявлений, еже действовати единощи точию в навечерии (Материалы для исторических рассказов т. 2, стр. 237). В уставе 1682 г. говорится только о водосвящении накануне Богоявления, и в оправдание этого обычая приводится известное нам замечание из Тактикона. В следующих изданиях типика эта статья исключена и положено водоосвящение двукратное.

Отношение справщиков к греческому уставу мы уже определили и доказали целым рядом выписок из правленого экземпляра, что греческий типик составлял главный источник, которым они руководились при издании устава 1682 г. Желание приблизиться к типу греческого устава: было совершенно в порядке вещей и даёт себя чувствовать в редакции прочих служебных книг. В предисловии к постной триоди 1672 г. даже сказано, что триодион этот был новопереведён с греческих книг, и только Марковы главы изданы со старых печатных московских, «понеже устав ещё с греческого не переведеся». Таким образом, за десять лет до появления в печати правленого устава уже намечен был его характер и определено отношение к типику греческому. Оставалось это предположение привести в исполнение, но тут-то и начались затруднения, перед которыми справщики оказались бессильными. Дело в том, что наш тогдашний устав был составлен из разновременных и разнохарактерных источников и имел очень разнородное содержание. Большую часть он взял из древнего греческого устава, затем в него вошли статьи из старославянских уставов, не имевшие места в греческом (например, дисциплинарные правила из Никона Черногорца, о пище и постах – по русским источникам) и наконец, обширные выдержки из монастырских обиходников и местно-русских чинов. Всё это было переведено, или изложено применительно к русским обычаям и особым условиям, среди которых совершалось богослужение у нас. Вследствие этого – рядом с техническими выражениями из греческого церковного языка попадались слова и обороты местно-русского происхождения, где иноземный обряд и его изложение осмысливались и до известной степени перерабатывались на русский лад. Эта разнохарактерность содержания сильно затрудняла задачу справщиков и ставила их в невыгодные условия относительно типика греческого. Им приходилось то и дело сталкиваться с такими статьями, которых в греческом уставе или вовсе не было, или которые были изложены в нём иначе...

Руководясь одним греческим текстом, им оставалось подобные статьи или вычёркивать, или переводить с греческого вновь, как они в огромном большинстве случаев и поступали. Но, пожертвовав русскими обрядами и исключив целый ряд статей местно-русского происхождения, они, однако, не провели этого начала вполне последовательно и остановились на полдороге. Чтобы довести дело до конца в этом направлении, им пришлось бы исключить около половины первой части устава, значительно сократить некоторые статьи во второй и, третьей, а взамен вычеркнутых из первой части ввести несколько статей дисциплинарного содержания из печатных греческих типиков. Таким образом, устав 1682 года и по изложению, и по составу далеко не подходил к строю тогдашнего греческого типика и составлял, как и теперь составляет, нечто среднее между тем и другим. Исправители, конечно, очень хорошо знали и не могли не заметить, что статей из Никона Черногорца и студийского устава не было в греческих печатных и рукописных типиках, но они, тем не менее, удержали их, только с некоторыми сокращениями и изменениями против прежней редакции. В таком виде остались 34–46 главы первой части. Исправители удержали неверный перевод греческого «κελευσατε» словом «востаните», упоминание об образе Христа и Богородицы около царских врат в статье о каждении, чин о панагии в главе 35, статью от правил св. Апостол и святых отец о великой четыредесятнице (глава 32), о разрешении всего лета (33), – выражения: бывает росход, в неимущих странах пием пиво (лист 202), трезвон в двои, о выносе плащаницы, в Великую субботу и многое другое.

Не достигли они и полного соглашения с тогдашними печатными изданиями. Исправление церковных книг происходило у нас постепенно: правились книги одна за другой по мере приготовления их к печати. Более всего устав 1682 года расходился с минеями, которые подверглись исправлению уже после его выхода, но, кроме того, соборные правила приводились в нём по старославянскому не исправленному переводу. Ещё больше допущено было недосмотров и противоречий в редакционной части. Под этим именем мы разумеем самое изложение обрядов и текст последований, входящих в состав типика. Как книга, назначенная в руководство при отправлении служб, объясняющая порядок и приёмы их совершения, устав требует особенной точности в изложении, выработанности терминологии и полного согласия в своём содержании от начала до конца. Здесь не должно быть недоразумений относительно употребления и смысла известного слова, но каждому литургическому термину должно принадлежать одно определённое значение. Устав 1682 г. далеко не безупречен в этом отношении и оставляет многого желать со стороны изложения текста и выработанности литургического языка: в сравнении с предшествующими изданиями типика, устав этот, конечно, стоит гораздо выше и подвергся более строгой редакционной работе, но это качество выдержано далеко не везде, и недостаток строгой обработки чувствуется тем сильнее, что устав 1682 г. положен в основание дальнейших его изданий и, за немногими исключениями, перепечатывается до сих пор без изменений. Таким образом, недосмотры первого правленого издания остаются до сих пор, спустя 200 лет после его появления. Отметим некоторые из них более крупные, объяснив, каким образом они появились, и каком способом можно их исправить.

В первой части устава названия древо и било заменяются большей частью словом кампан или камбан, т.е. колокол (campana). По крайней мере, в изложении общего порядка службы это выражение употребляется постоянно, но в месяцесловной и триодной части чередуется с названиями колокол, древо и било. Исправители устава отступили в этом отношении от греческого текста, где употребляется ξύλον, σήμαντρον, βαρέα, но о кампанах не упоминается. Зачем было употреблять и до сих пор удерживать это книжное, малопонятное название, когда у нас уже существовали и были приняты в XVII в. выражения: колокол, звонить в колокола, благовестить в колокола, трезвон и др.? Эти выражения мы встречаем в житейском языке того времени и в тогдашних обиходниках. Сами справщики допустили их в уставе (см. например, листы 455–457) к явной выгоде изложения.

Перед началом великой вечерни параекклесиарх ставит зажжённую свечу на свещнике «прямо царских врат». Несколько строк ниже эта свеча называется стоящей среди церкви (кандиловжигатель же прием свещник, стоящий среди церкве). В Уставе 1641 г. это место изложено несколько иначе: там сказано, что кандиловжигатель ставит свечу «посреде церкве прямо царским дверем поблизко». Согласно этому обозначению и далее говорится: «посреде церкве»; но в правленом издании слова: «посреде церкве» и «поблизко» опущены. Оставаясь последовательным, справщик должен бы был и дальше опустить слова: «посреде церкве», но он этого не сделал, и вышло недоразумение: где собственно должен стоять этот свещник? Придерживаясь греческого текста, выходит, что он стоит перед царскими дверьми «κατενώπιον τῶν ἁγιών θυρῶν», и слов «посреде церкве» там нет. Далее, что разуметь здесь под царскими, вратами? Сличая это место с греческим подлинником, где стоит «κατενώπιον τῶν ἁγιών θυρῶν», видно, что дело идёт о дверях алтарных. Но известно, что название алтарных дверей царскими не точно: по-гречески они называются святыми дверьми, а название царских – βασιλικαὶ πύλαι – усвоено вратам, вводившим из притвора в церковь. И действительно, в дальнейшем ходе службы алтарные двери называются святыми. Это название удерживается за ними до светильничных молитв, для чтения которых «иерей приходит пред царские двери». Дело очевидно идёт о дверях алтарных. Он же, совершив благословение хлебов, говорится в нашем уставе, «шед станет пред царскими враты зря к западом».

В начале великой вечерни священник «кадит святую трапезу крестообразно окрест и весь жертвенник». Жертвенником у нас принято теперь называть предложение, и можно подумать, что, о нём идёт речь в данном месте. Но это не верно. Точнее следовало бы сказать: кадит св. трапезу... и весь алтарь. Недоразумение произошло от неудачного перевода слова θυσιαστήριον словом жертвенник. По терминологии греческих служебных книг θυσιαστήριον значит алтарь. В уставе 1641 г. это место было изложено правильно: «весь св. олтарь» и оставлено без изменения в правленом экземпляре, но в издании 1682 г. допущен буквальный перевод с греческого, где стои́т: «καὶ ὅλον τὸ θυσιαστήριον».

Великая вечерня начинается тем, что кандиловжигатель (заметим, кстати, что несколько строк ниже он называется параекклесиарх, в других местах – церковник, церковный служитель и свещевжигатель) возглашает «востаните». Перевод не верный. Следовало бы перевести: «повелите», согласно с греческим подлинником, где стоит «κελεύσατε». Правильно передаётся это слово в архиерейском чиновнике, в чине литургии преждеосвященных даров и во многих других местах, так что передача его в уставе составляет нелегко объяснимое исключение из целого ряда правильных переводов этого технического термина. Но как произошло оно, см. выше в объяснении литургической части иерусалимского устава. Предпочитая перевод неправильный, некоторые наши древние уставы, тем не менее, сознавали эту неправильность и прибавляли к обычному «востаните» объяснение: рекше по искусству повелите. С этим дополнением перевели слово «κελεύσατε» и справщики устава 1682, как видно из правленого экземпляра, но в издании печатном оставлено по-прежнему «востаните» (подробнее см. выше: Общий порядок воскресной службы).

Певец правого лика поёт следующий ему стих предначинательного псалма «легко со гласом». В греческом стоит: «ἀργῶς μετὰ μέλους», а потому следовало бы перевести: «медленно с пением». Устав хочет сказать, что этот стих должно исполнять не бегло, речитативом (χύμα); а нараспев. К этому подходит старорусское выражение: «петь розводно».

Часто встречаются выражения: начертать крест с кадильницею, назнаменовать с кадильницею и т.п. Здесь предлог «с» (μετὰ) совершенно лишний по свойству славянского языка, где действие посредством чего-либо выражается творительным без предлога. Переводчик устава без нужды держался буквы греческого текста, где стоит «μετὰ τοῦ θυμιάματος». Этот грецизм повторяется много раз и проходит по всему уставу.

Во время пения «Свете Тихий» священник входит в алтарь, «и затворяются святыя двери». В греческом уставе о закрытии в это время алтарных дверей ничего не говорится; нет этого замечания в уставе 1641 года и в правленом экземпляре. Это дополнение впервые встречается в уставе 1682 г. и заимствовано из Ordo Филофея, где на этом месте читается следующее: «καὶ κλείονται τὰ ἅγια θύρια». У нас это правило не соблюдается, и царские двери затворяются уже после прокимена.

После стихир стиховных поставляются свещники «предукрасившуся четвероножцу, на нем же лежит со пшеницей и пятью хлебы блюдо, еже имамы обычай приносити в церковь». В греческом печатном типике это место читается таким образом: «ὁ δὲ κελλαρίτης προτίθησιν ἐν ἀναλωγίω ἄρτους ε′ ἐξ ὦν ἐσθίομεν ἐν τῆ τραπέζη». И буквально значит: «келарь же предлагает на аналогии пять хлебов, от которых едим на трапезе». В рукописных уставах иногда говорится только о трёх хлебах, иногда о пяти (см. выше). Справщики, очевидно, руководились каким-то другим источником²⁷⁶, и всего вероятнее, Ordo Филофея, где этот стих читается: καὶ τα μεν μανουαλια τίθενται παρ’ ἐκατερα του προευτρεπισθεντος τετραποδιου ἐν ω κειται μετα σιτου καὶ πεντε ἁρτων δίσκος, ων εχομεν εθος προσφερειν εν τη ἐκκλησία». Из сравнения славянского и греческого текстов видно, что «предукрасившуся четвероножцу» есть буквальный, хотя и невразумительный, перевод греческого выражения «προευτρεπισθέντος τοῦ τετραποδίου», что собственно значит наперёд приготовленный четвероножный столик. Далее он действительно и называется столом. Местоимение «еже» (еже имамы обычай), по-видимому, относится к слову блюдо и вызывает вопрос, о каком блюде идёт здесь речь. Но по справке с греческим текстом оказывается, что вместо «еже» стоит в греческом «ὧν», относящееся к пяти хлебам, и славянский перевод сделан неправильно. Устав хочет сказать, что для благословения на вечерне приносятся не хлебы, подаваемые к братскому столу, «ἐξ ὧν ἐσθίομεν ἐν τῆ τραπέζη», а особенные, приготовляемые для церковного употребления.

Переход к утрене, или лучше сказать, к чтению шестопсалмия представляется таким образом: по окончании чтения из Деяний апостольских, параекклесиарх уходит и клеплет, «воставшу же предстоятелю и всем братиям начинает аминь, слава в вышних Богу». Тут являются два вопроса: кто начинает, и можно ли начинать словом аминь, которое по церковному обычаю всегда завершает собой известный возглас или молитву? Из того же устава (1682 г) видно, что чтение шестопсалмия составляет обязанность настоятеля (глава 7, лист 21). На утрене будничной оно называется обычным делом настоятеля («предстоятель же глаголет шестопсалмие, яко же обычай»), которое иногда разделяет с ним екклесиарх. В уставе 1641 г. шестопсалмие начинает игумен, и это замечание оставлено без изменения. К какому же возгласу относится аминь? Теперь он заканчивает обращение священника к народу: «благословение Господне на вас» и т.д., но в уставе, с которым мы имеем дело, это обращение отделяется от шестопсалмия употреблением благословенного хлеба и чтением из апостола.

Замечание о том, чтò читает на службах настоятель и чтò – чтец, составлено применительно к изложению службы вседневной и не сходится с порядком службы воскресной.

Глава 9-я начинается словами «пред вечером мало кандиловжигатель... знаменует в кампан» для сбора к службе 9-го часа. В греческом это место читается: «πρὸ τοῦ λυχνικοῦ μικρὸν ταχύτερον», т.е. немного пораньше вечерни, между тем как славянский перевод даёт несколько иной смысл и значит: «незадолго до вечера».

Лист 25. «Должно есть и се ведати, яко по отпущении ея не подобает иноком творити беседы». К чему относится слово «ея»? Так как выше шла речь о повечерии, то, без сомнения, к нему. В таком случае, местоимение не согласовано в роде со своим существительным.

Прибавление к 10 главе (лист 31 оборот) о том, когда совершается литургия Василия Великого, Иоанна Златоуста и преждеосвященных Даров, редактировано не точно. Здесь говорится, что Васильева литургия совершается «в неделях святого и великого поста». Нужно добавить: за исключением недели цветной, так, как и эта неделя входит в состав триоди постной. Второй случай, когда она совершается – это «навечерие господских праздников, рекше Христова Рождества и Богоявления». Имея в виду установившийся теперь обычай, упоминание о навечерии господских праздников следовало бы исключить. Слова эти попали из древних списков устава, когда Васильева литургия совершалась накануне всех больших праздников, как дней постных (подробнее см. выше, пункт 1 после сноски № 180). Кроме того, не упомянуто, что эта литургия совершается в Великий четверг и субботу. Не верно изложено и правило о литургии преждеосвященных, что она поётся «точию в св. четыредесятнице в среды и пятки».

Перейдём теперь к статьям дисциплинарного содержания, заключающим в себе правила о постах и монашеском обиходе.

Ко времени появления первых печатных изданий устава правила о посте существовали у нас в разных изложениях и представляли целый род статей и заметок, заимствованных частью из Никона Черногорца, частью из греческих уставов и статей славяно-русского происхождения. Задача правленых изданий устава должна была состоять, прежде всего, в пересмотре этого материала и в выборе из него таких статей, которые бы могли иметь руководящее значение и общеобязательный характер. Затем их нужно было редактировать, согласить между собой и издать в правильном изложении. Этой цели не сразу достигли наши справщики, и первое печатное издание устава осталось весьма далеко от неё, а последующие, приближаясь к ней мало-помалу, едва ли достигли своей задачи и в настоящее время. Много подобных статей русского происхождения было введено в устав 1610 г. и составило одну из существенных его особенностей.

Рядом с ними шли извлечения из Никона Черногорца, дисциплинарные статьи из славянских уставов и заметки из греческих – в месяцесловной и триодной части. Собран был, таким образом, весьма сложный материал, но, подбирая его механически и руководясь мыслью, как бы «чего не изронить», излагатель нашего первопечатного устава, оставил его без обработки и не привёл к соглашению. От этого между разными статьями оказались довольно крупные противоречия, особенно между содержанием русской статьи «от правил святых отец и от предания апостольским о посте» и между извлечениями из Никонова Тактикона о том же предмете. Эти противоречия бросали невыгодный свет на всё издание, и, может быть, послужили поводом к тому резкому приговору, который был высказан насчёт этого устава и его издателя патриархом Филаретом. Устав 1633 г., вышедший после запрещения, постигшего устав, редактированный Логином, был направлен против его слабых сторон и действительно, устранил многие недостатки этого editio princeps. Состав дисциплинарных статей был сокращён, они были соглашены между собой, и противоречия между ними большей частью устранены. Сокращения коснулись не только количества статей, но и самого их объёма, что особенно заметно в выдержках из Тактикона. Но главное, что было сделано уставом 1633 г. в этом отношении, так это исключение статьи «от правил св. отец» и возвращение к духу греческих правил о посте. Эти сокращения, упрощения и исправления текста дают уставу 1663 г. видное преимущество сравнительно с его предшественниками и обличают в исправителях серьёзный критический такт. Но, к сожалению, издание 1641 г. не только не пошло дальше по этому пути, но сделало ещё несколько шагов назад и обнаружило поворот к типу первопечатного устава. Большая часть выпущенных статей была введена снова, извлечения из Никона увеличены в объёме, но рядом с этим сделано и несколько новых исправлений, за которые нельзя не отдать справедливости издателям. Более серьёзным переделкам подвергся текст дисциплинарных статей при правлении их для печатного издания 1682 г. Задачей его было исключать по возможности всё лишнее и не относящееся к делу, согласить выдержки из разных источников между собой и с установившейся практикой, изложив всё это в более доступной форме. Работа была задумана широко и ведена гораздо последовательнее, чем прежде, а потому в результате справы явился текст так сказать профильтрованный, где недоразумения были обойдены, противоречия устранены и дело поставлено на более прочную почву. Но и эта редакция не решила вполне своей задачи; оказалось в уставе 1682 г. немало промахов, и промахов довольно крупных.

Так определена не точно продолжительность Успенского поста (глава 33 лист 58): «в пост (в издании 1867 г. корректурная ошибка «в пяток») Святыя Владычицы нашей Богородицы успения 15 дней, кроме Преображения, «постимся», – сказано здесь. Если даже считать от первого до последнего дня без вычетов, и тогда продолжительность этого поста будет не 15, а только 14 дней.

В главе 35 «рассуждение о ястии и питии в субботы и недели... и о трапезном устроении», (заимствовано из Никона Черногорца) вместо двух ястий в неделю и господские праздники положены три ядения (лист 54), но эта поправка обличает сама себя и стоит в противоречии с тем, что читается несколько ниже (лист 58 оборот), где сказано: «в неделю... ясти два варения аще ли послет Христос... подобает ясти и третье... по нужди. – Не достоит же се приимати в устав».

В главе 36 о сочиве и овощах (лист 58 оборот) говорится, что «в неделю, в 3-й час, рекше (т.е.) на конце его, лепо есть поставляти трапезу». Но это определение времени для воскресной трапезы несколько расходится со статьёй о литургиях (глава 8), где было сказано, что в неделю, в начале 3-го часа следует начинать литургию, яко да станет трапеза в начале четвёртого часа».

Лист 59. В великие праздники, к которым отнесено, между прочим, и усекновение Предтечи, в какой бы день недели оно ни случилось, назначается употреблять пищу как в день воскресный; но это противоречит правилу того же устава о посте в день усекновения (лист 432 оборот, 433) и статье о разрешении всего лета (глава 33 лист 52 оборот), где запрещается в день усекновения и воздвижения есть рыбу. Снисходительная редакция в статье о сочиве и овощах отвечает тексту Тактикона, когда правило о строгом посте в этот день ещё не установилось (подробнее в сочинении Митрополит Киприан, стр. 197 и далее).

Глава 39 «о одеждах и обущах» (из Никона Черногорца), рядом с механическим повторением старославянского перевода, заключает значительную переделку текста, не везде, впрочем, удачную. Так, сказав, что нужно избирать одежду местного приготовления и дешёвую, устав продолжает (лист 60 оборот): «аще ли от иные страны обретаются (одежды) и суть малоценнейша и проста и немятежна есть и неукрасима (то должны быть употребляемы малоценнейшие, простые, скромные и ненарядные) и подобает удобнейшее во всем гонити». В старославянском переводе дело представляется иначе, и всё это место читается таким образом: «аще ли от иные страны обретаются, и суть малоценнейша и просто немятежное и неукрасимое и неудобнейшее подобает во всем гонити». Т.е. словом (и просто) должно стремиться во всём (гонити) к скромному, ненарядному и неудобному. Исправитель принял слово гнать в противоположном значении – отвергать, избегать – и переделал текст подлинника в этом смысле. «Такожде и верхняя мантия от нищетных и простых волн имети подобает, яко да служат зиме». В старославянском переводе это место читается иначе: «такоже и верхняя мандия от нищетных, и чехлы едины, яко да служат зиме». Тут нет и слова о шерстяных мантиях, а говорится о чехлах, которые употребляются зимой. «Шапку должно есть имети едину и плат имущ покров». Под шапкой здесь разумеется нижний головной покров монахов (подкап, как пояснено это слово на полях) а под платом – кусок шерстяной, или другой какой материи, служащий для неё покрывалом.

Эти неточности и противоречия не устранены до сих пор и продолжают оставаться в печатных изданиях. Чтобы исправить их, следует вновь пересмотреть текст дисциплинарных статей, сличить их между собой и уладить противоречия. Далее следует строже определить объём извлечений из Тактикона и восстановить их правильное чтение согласно с подлинником. Это, конечно, нимало не исключает тех изменений в тексте, которые оказались бы необходимыми для соглашения никоновых правил с указаниями иерусалимского устава и других источников. Для достижения точной редакции этих статей необходимо принять во внимание как старославянский перевод Тактикона, так и древние списки уставов, куда вошли эти извлечения. Греческие меры, технические названия предметов стола и одежд, местно-греческие бытовые и литургические термины должны быть объяснены на полях или в подстрочных примечаниях и, где можно, заменены соответствующими, более понятными, выражениями из языка общецерковного и местно-русского. Наши справщики обращали внимание на эту сторону дела, но не довели задачи до конца, ограничившись полумерами. В таком положении начатого, но не оконченного, остаётся дело до сих пор, и теперешний печатный типик не удовлетворят ни верному изданию подлинного текста этих статей, ни общедоступному, вразумительному их изложению.

В службе по месяцеслову вынос креста и поклонение ему в праздник Воздвижения представляются таким образом: накануне «во время вечера» и, как будет видно далее, именно перед началом малой вечерни, «иерей входит в сосудохранильницу и полагает честный крест с благоуханными василки на жертвенник, на мисе». Затем следует малая вечерня, по окончании которой «екклесиарх с иереем диаконом и параекклесиархом входит в жертвенник... и, кадив честный крест... взимает его с блюдом на главу, вносит в алтарь... и полагает... на святой трапезе на евангельском месте». Таким образом, совершаются два переноса креста: один из сосудохранильницы (скевофилакия, ризницы) в жертвенник перед малой вечерней и другой – из жертвенника в алтарь и на престол, после малой вечерни. Как смотреть на это двукратное перенесение, и было ли оно на самом деле? Ни рукописные, ни печатные уставы, как греческие, так и славянские, не знают о таком обычае, и мы полагаем, что его никогда не было, как нет и теперь. В названных источниках говорится только об одном переносе креста из сосудохранильницы в алтарь, после малой вечерни, и этот обряд представляется таким образом: «τῆ αὐτῆ ἡμέρα (13 сентября) μετὰ τὴν ἀπόλυσιν τοῦ μικροῦ ἑσπερινοῦ ἀπέρχεται ὁ ἱερέυς καὶ ὁ ἐκκλησιάρχης σύν τῶ κανδηλάπτη ἐν τῶ σκευοφυλακίω... λαμβάνουσίν τὸ τίμιον ξύλον τοῦ σταυροῦ καὶ φέρουσιν αὐτὸ εἰς τὴν ἐκκλησίαν καὶ τιθέασιν ἐράνω τῆς ἀγίας τραπέζης» (т.е. «в тот же день по отпуске малой вечерни приходит иерей и екклесиарх с кандиловжигателем в судохранильницу... берут честное древо креста и несут его в церковь и полагают на св. трапезе». Судохранильница, где сберегалась церковная утварь, находилась вне алтаря и не имела с ним связи, а потому, для перенесения из неё креста, в алтарь, нужно было пройти с ним через церковь). Так говорится в печатном уставе греческом. С ним согласны древние рукописи как славянские, так и греческие, за исключением разве синодального устава № 330, по указанию которого вынос креста из скевофилакия совершался после шестопсалмия и с некоторыми особенными обрядами.

Как же объяснить появление в нашем уставе двукратного переноса? Вероятно, у нас был обычай переносить св. крест в алтарь перед малой вечерней. Этот обычай и записан в уставе в его местной окраске, как видно из слова миса, а под жертвенником, куда крест переносили, нужно разуметь не что иное, как алтарь, согласно греческому θυσιαστήριον. Но по греческому уставу крест переносили после малой вечерни. Несмотря на то, что это, в сущности, один и тот же обряд, его так же внесли в устав, и записали отдельно. А так как крест перед малой вечерней был уже вынесен в жертвенник, то после вечерни его переносят с жертвенника в алтарь. Таким образом, благодаря смешению одного и того же обряда, только совершавшегося в разное время, образовалось двукратное перенесение креста в нашем уставе: в жертвенник и в алтарь. В сущности, это одно и то же, только под разными и при том неточными названиями жертвенника и алтаря. Чтобы восстановить ход этого обряда в его подлинном виде, следует обратиться к изложению выноса креста в неделю крестопоклонную и на утрене 31 августа. Там этого противоречия нет, и дело ограничивается переносом креста из скевофилакия в алтарь. По окончании праздника Воздвижения, в день его отдания, крест, как говорится в уставе, переносится из церкви в алтарь и оставляется на престоле. Выходит, таким образом, что крест, хранившийся в ризнице и отсюда перенесённый для поклонения, к месту своего хранения не возвращается, а остаётся на престоле. Это противоречие произошло от того, что в нашем уставе смешан древнейший обряд крестовоздвижения с позднейшим. По древнейшему, более сложному обычаю, соблюдавшемуся в соборных и больших монастырских церквах, для поклонения, действительно, выносили особый крест из скевофилакия, а впоследствии для этой цели стали употреблять св. крест, лежавший на престоле. Обряд, о котором упоминается в день отдания, стоит в связи с последним обычаем.

Переходим к службе по триоди.

О том, как класть поклоны на молитве св. Ефрема: «Господи владыко живота моего» сказано: по сих (т.е. трёх больших поклонах) творим и прочих 12 «излегка утомления ради» (лист 456). В греческом последние слова читаются: ἀργῶς διὰ τὸ ἰσάζειν πάντας, и потому их следует перевести: медленно для уравнения всех, т.е. чтобы всем класть их одновременно). Так действительно и переведены они на листе 468: «и творим косные (косно я), за еже уравнятися всем». Неправильность перевода произошла, может быть, от того, что переводчик вместо ἰσάζειν читал ἡσύχάζειν или следовал некоторым спискам, где читается «истомления ради».

О пении на 1-м часе тропаря: «заутра услыши глас мой», сказано, что в первый раз его поёт учинённый чтец или иерей, став среди церкви, а затем оба лика, а стихи к нему глаголет певец (лист 456). Тут вводится, по-видимому, новое лицо, но на самом деле певец – это те же чтец или иерей, о которых было сказано выше. И в самом деле, на третьем часе о певце уже не упоминается, а на шестом сказано: «глаголет же чтец и стихи».

На конце 9-го часа «иерей: Боже ущедри ны и поклоны 3 великие и прочие 12, яко же многажды указася» (лист 460). Дело идёт о поклонах на молитве св. Ефрема; но число их означено не верно: Должно быть не 15, как здесь, а 16. Ошибка эта исправлена в уставе о преждеосвященной литургии, где упоминается на этом месте о 16 поклонах (лист 468). Таким образом, между двумя изложениями одного и того же места оказывается разность. В первом случае удержана греческая редакция текста, а во втором он приводится в исправленном виде.

О времени окончания повечерия на 1-й неделе Великого поста сказано: «егда повечерия отпущают быти знамению дне сиречь прежде сомрака». По сличению с греческим текстом, где это место изложено: ὑπαρχειν αχμην ἡμέρας ηγουν προ τοῦ συνοψιασμου, следовало бы перевести так: быти еще дню смречь (лист 463 оборот).

Несколько строк ниже: «воображенныя от святых отцев поклоны... несть лепо презирати ниже великому законоположителю». По-гречески: «τυποθεισας απο των ἁγιων πάτερων μετανοιας ας ουκ εξεστιν παραλογιζεσθαι ουδε τον αγαν νομοθετην». По другому чтению последние два слова читаются: «τον αγονοθεστατον», что будет значить: величайшему подвижнику. Мы стоим за последнее чтение, так как здесь речь идёт о соблюдении единообразия в количестве поклонов и молитв, от которого не должны отступать и подвижнейшие из монахов. Слово «воображенныя» следовало бы перевести: положенные, изображённые».

Перед службой 4-й недели поста сделано следующее замечание: «инии же последнейшии определиша петися последованию св. Иоанна Лествичника» (лист 484). Кто это инии последнейшие? По справке с греческим печатным уставом оказывается, что речь идёт здесь о позднейших типиках: τίνα δε τῶν μεταγενεστέρων τυπικῶν.

В пяток пятой седмицы вечером «канон мертвен гласа поем в гробнице» – следовало бы сказать в усыпальнице или на кладбище, согласно с греческим «κοιμητήριον».

На утрене в субботу пятой седмицы акафист читается в четыре приёма по шести строф или отделений в каждом. Акафист, как известно, состоит из 24 строф, расположенных по алфавиту, из которых 12, оканчивающихся словом «аллилуйя», называются теперь кондаками, а заключающиеся – «радуйся», носят название икосов. Но в древности как те, так и другие, назывались безразлично икосами. Поэтому в рукописных и в старопечатных греческих уставах речь идёт только об икосах, в числе 24, и дело представляется таким образом: по шестопсалмию читается шесть икосов, после непорочных следующие шесть, по третьей песни шесть дальнейшие, а после шестой – шесть остальные. «Καὶ ἀναγινώσκομεν ἀπὸ τῶν οἶκων ἕξ» сказано в греческом уставе о чтении первого отделения акафиста. В славянском печатном это место изложено применительно к позднейшему делению акафиста на кондаки и икосы: «чтем икосов и кондаков шесть» (лист 488). Кроме неопределённости этого обозначения (по три ли кондака и икоса читается на отделении, или по шести тех и других), с этим чтением стоят в противоречии дальнейшие слова: «тии же икоси суть по алфавиту, сиесть24». Если икосов 24, то для кондаков в акафисте уже нет места. Слова эти составляют буквальный перевод с греческого: «οἱ αὐτοὶ δὲ οἷκοι κατὰ ᾶβ (ἀλφάβητον) ἤγουν κ′δ». Чтобы устранить противоречие, нужно что-нибудь одно – или выкинуть из предшествующего стиха слово «кондаков», или прибавить его к последнему, где говорится только об икосах. Тогда выйдет другое чтение: тии же икоси и кондаки суть по алфавиту, сиесть 24, что и будет отвечать теперешнему делению акафиста... Далее говорится: чтем от слова акафиста (разумеется сказание о неседальном) на даяния два, т.е. в два приёма.

О посте в страстную неделю замечено следующее (лист 498 оборот): «на трапезе же ядим сухоядение и сим удовляемся. И якоже в первую седмицу святого сего поста, сице и в сия дни: в великий понедельник, во вторник и среду постити подобает». Таким образом, пост первых трёх дней страстной недели по своей строгости приравнивается к посту первой недели и, следовательно, – должен состоять в совершенном неядении до среды вечера. Но этому противоречат первые слова выписанного правила, где на эти дни положено только сухоядение. По греческому уставу также назначается сухоядение вплоть до Великого четверга, как видно из следующих слов: «καὶ εἰσερχόμεθα εἰς τὴν τράπεζαν καὶ ἐσθίομεν ξηροφαγίαν μέχρι τῆς μεγάλης πέμπτης». Об уравнении же поста страстной недели с первой ничего не говорится.

В Великий четверток после литургии «входим в трапезу и ядим варение с елеем пием же и вино и ино сухоядение, занеже поется аллилуйя» (лист 503 оборот). Зачем здесь говорится о сухоядении, когда в то же время сказано об употреблении на трапезе варения, да ещё с маслом и вина? Действительно, должно быть что-нибудь одно: или горячее с маслом ради праздника, или сухоядение ради постного дня, «занеже поется аллилуйя». Здесь, собственно, соединены два правила и два разных обычая: одно строгое, отголоском которого служит сухоядение, основывается на 50 правиле Лаодикийского собора, по которому «в четверток последней седмицы четыредесятницы не подобает разрешати пост... но поститися с сухоядением²⁷⁷, а другое – мягкое, представителями которого служат древние уставы: студийский и иерусалимский, по которым в эти дни разрешается на вино и полагаются два варения с маслом.

В службе Великой субботы тропари, присоединяемые к стихам непорочных, сначала называются похвалами (согласно с греческим τὰ ἐγκώμια), а потом припевами. Впрочем, и в греческом уставе нет на этот счёт определённой терминологии, и эти тропари называются то ἐγκώμια, то τροπάρια, то στίχοι.

«По отпусте же (литургии Великой субботы) исходим из церкве в трапезу, и сядет кийждо на месте своем» (лист 513 оборот). Так и в греческом уставе. Но в славянской триоди иначе: «не исходим из церкве», но сидим на местах своих.

О времени прекращения поста в Великую субботу делается ссылка на завещания св. Апостол (513 оборот). Разумеются Апостольские постановления. Название их завещаниями есть остаток старославянского перевода и, как неупотребительное теперь, может подать повод к недоразумениям. Вообще же вся эта статья, начиная со ссылки на Апостольские постановления, заимствована из Никона Черногорца и не находится в греческом уставе. Редактирована она далеко неудовлетворительно. «Ясти ничто же ино, говорится в ней, но хлеб и овощи и мало вин (sic) якоже мню» здесь поставлена точка, но в подлиннике речь продолжается, и выражение: «яко же мню» относится к следующим за ним словам, зачёркнутым справщиком «за еже не достизати апостольския и соборные церкви». В уставе 1641 года эти слова действительно читаются и исключены, вопреки логической связи, уже в уставе 1682 года.

Правило оставлять на светлой неделе алтарные двери открытыми во всё продолжение литургии читается в этом виде лишь с устава 1682 г., а в предшествующих изданиях выражается со следующим ограничением: «да будет ведомо, яко дверей царских во всю светлую седмицу не растворяют, но всюду по церквам точию затворяют на просфиромисании и после переноса» (устав 1641 г. лист 45 пятьдесятн.).

В подтверждение того, что сыр и яйца, приносимые для благословения в день Пасхи, не должны быть вносимы в церковь, приводится 3-е правило Апостольское и 99 – Трулльского собора, но приводятся в старорусском переводе, несогласном с подлинником. Необходимо изложить их по книге правил.

Порядок и способ чтения молитв коленопреклонения на вечерне в день Пятидесятницы представляется таким образом: после прокимена на вечернем входе и приглашения диаконом преклонить колена «иерей чтет молитвы в алтаре велегласно на люди». Но указано только начало одной первой, как будто одной ею и ограничивается состав коленопреклонных молитв первой группы; на самом же деле, в древних и новых требниках, по которым эти молитвы читаются, их положено в первой группе – две, во, второй также две, в третьей – три. Согласно с этим и следует исправить счёт молитв в начале и конце каждой группы. Так, например, вместо: «чтет иерей вторую молитву» нужно сказать – третью, ибо первая молитва второй группы приходится по общему счёту третьего. На третьем коленопреклонении иерей чтет уже не третью по счёту молитву, а пятую, к которой присоединены и иные две. Эта неточность не есть, впрочем, особенность славянской редакции устава, а ведёт своё начало из греческих типиков и не устранена даже в печатных его изданиях. Поводом к её появлению послужило то, что в древнейшую пору церковного обряда, когда слагались первые основы церковной службы, на вечерне Пятидесятницы действительно читались только три молитвы, по числу антифонов, а остальные были присоединены впоследствии и остались в уставе вне счёта. Но как бы, впрочем, ни произошло это изложение, в настоящее время оно сделалось неточным и расходится с текстом требника, где каждая молитва записывается отдельно, и общий счёт их гораздо больше.

Следующее печатное издание устава вышло в 1695 году и завершило собой процесс исправления нашего типика. Что было предпринимаемо и сделано в этом отношении далее, вплоть до последнего издания 1877 г (включительно), ограничивается незначительными изменениями в тексте и поправками корректурными, оставляя в прежнем виде текст молитв и последований. Не устранены даже некоторые ошибки и недосмотры, допущенные справщиками 1695 г., и дело остаётся в том же почти положении, как было 180 лет тому назад. С редакционной стороны наш теперешний устав также не далеко подвинулся вперёд и, за немногими исключениями, составляет перепечатку с издания 1695 г. Это последнее, называемое в предисловии «вторым во исправлении» вышло по благословению патриарха Адриана и было соглашено «в месяцесловии с новоизданными минеями в тропарях и кондаках и во всём последовании». Отсюда видно, что, сравнительно с уставом 1682 г., адриановское издание отличалось пересмотром месяцесловной части и соглашением её с правлеными минеями последнего выхода. А потому, чтобы судить об особенностях этого типика, нужно наперёд познакомиться с печатным изданием миней, вышедшим после устава 1682 г., и определить, в чём состояло их исправление.

Первое печатное издание служебных миней было предпринято в Москве, при патриархе Гермогене, и в 1607 году вышла из царской друкарни сентябрьская книга миней месячных. Как видно из предисловия, предварительно печатания, патриарх соборно свидетельствовал «вселетное обхождение (круг) книг дванадесять месяцев миней». Поводом к этому пересмотру послужило то, что «от многих лет книги сия, егда от греческого языка на словенский преложены быша» подверглись порче от переводчиков и переписчиков, вследствие чего появились изводы весьма неудовлетворительные, в которых многое было изронено, смешано и погрешено²⁷⁸. Но какими пособиями пользовались при этом соборном свидетельствовании миней, и как вообще велось дело их пересмотра, остаётся неизвестным. Видно только, что исправители не имели под руками греческих списков, а обходились одними славянскими. Второе, третье и следующие издания, кончая после-никоновским 1666–1667 года, были ведены на тех же условиях и повторяют, с небольшими изменениями, высказанное в послесловии к первому их изданию. Так продолжалось до патриаршества Иоакима, при котором, вместе с систематической справой устава и других служебных книг, было предпринято первое просмотренное и исправленное по греческим образцам издание миней служебных. Это издание было связано с уставом 1682 г. самым тесным образом и составляет эпоху в истории текста наших месячных миней. Оно было задумано в широких размерах и передано особой комиссии справщиков, во главе которых стоял известный старец Евфимий. Это было в 191 году. Но его труд вышел неудачным и подвергся запрещению, навлёкши на главного редактора царскую немилость и удаление от должности справщика (Приб. к тв. св. отц. 1883 г. книга IV, 534–535). Минеи, правленые Евфимием, вышли в составе трёх месяцев, от сентября по ноябрь, в 198 г. ранее июня, потому что царский указ, которым это издание было остановлено и запрещено, состоялся 1 июня 198 года. Несколько месяцев спустя, именно 11 декабря того же года, было приступлено к новому их изданию²⁷⁹, которое окончилось печатанием и вышло в свет 200 года, сентября в 30 день (Ibid. 573).

При таких-то обстоятельствах появилось первое правленое издание служебных миней, относимое нашими библиографами к 1689–1691 году. В предисловии к сентябрьской его книге сделаны весьма любопытные указания, какими соображениями было вызвано это дело и чем руководились справщики в своей работе. «Оные книги, говорится в извещении к сентябрьской минее, оные книги уже многолетно нигде же словенским языком печаташася²⁸⁰; которые же прежде сего минеи месячные и общие печатаны быша с рукописных, ещё же и первопечатных, и кто каковый где перевод обрете, тако и напечаташася без поправления. Сего ради во многих местех быша в них несходства: ово от преписателей неискусных, ово же книг в то время к поправлению не имуще». Вследствие этого «оные книги 12 миней повелени быша правити с преводов греческих и славяно-российских письменных и печатных и в поправлении сущих книг... и в согласие по уставному соборному типику, печатному в лето 7195»²⁸¹. Над этим делом трудились в доме патриарха искусные мужи духовного чина под особым наблюдением архиереев и архимандритов. Исполняя требование, выраженное в царском указе по поводу Евфимиева дела, справщики о каждом случае исправления доводили до сведения патриарха, указывали на источник, которому следовали, и уже после доклада, получив разрешение, вносили эти поправки в текст и отдавали в печать. Кроме того, они приводили текст миней в соглашение с прежде правлеными книгами, каковы: триодь постная и цветная, октоих, а ирмосы сверяли с печатным ирмологием. «А кое речение греческое или славянское, или стихи поправишася, говорится в извещении, и с книг, все именно писано в переводах, которые ныне во истинное свидетельство всякому на печатном дворе в царской книгохранительной палате соблюдаются». Некоторые из этих переводов (к сожалению, далеко не все) сохранились и до сих пор в Типографской библиотеке в виде правленых экземпляров с собственноручными отметками справщиков. Благодаря им, мы имели возможность наглядно ознакомиться с ведением этого дела и с теми средствами, которыми располагали издатели миней 1689 и следующих годов²⁸². В сущности, они мало чем отличались от своих предшественников по редакции устава 1682 г. кроме большей точности в указании источников и осторожности в изменении текста. Заметки делаются на полях книги киноварью, мелким очень неразборчивым почерком, и с большими сокращениями. Места, подлежащие исправлению, зачёркиваются, и над ними делаются соответствующие поправки, а на полях, против них, отмечается, откуда они взяты. Из этих отметок видно, что справщики чаще всего пользовались греческими печатными минеями и славянским уставом, – далее соображались с греческой триодью и псалтирью, с львовским трофологием, печатным охтаем, пентикостарием, шестодневом и общей минеей, а службу Николаю Чудотворцу (9 мая) указано писать с книги жития его.

Если эту массу исправлений сгруппировать по источникам, которыми руководились справщики, то окажется, что бо́льшая часть поправок была делана на основании греческого текста миней и славянского типика 1682 г. На долю прочих пособий остаётся сравнительно небольшое количество ссылок.

По греческим минеям был проверяем состав служб, текст стихир и канонов и восстановляемы акростихи. Когда в греческом подлиннике не оказывалось стихир, или других каких песнопений, или оказывались иные и в ином переводе, справщик делал на поле отметку: «сих стихир, или просто, сего несть в греч.» Такого рода места большей частью зачёркиваются, но иногда остаются нетронутыми, сопровождаясь отметкой о ненахождении их в греческих книгах. В отличие от устава 1682 года, и, может быть, вследствие неудачного пользования греческим текстом у Евфимия, эти ссылки были очень редко принимаемы в соображение и не служили препятствием к удержанию подобных мест в исправленном издании миней. Это даёт понять, что правление по греческому тексту не было проведено последовательно и применялось к исправлению текста служебных миней, а не состава их.

С устава 1682 г. были правлены: тропари, кондаки, Марковы главы и проверялся состав памятей. Там, где нужно было соображаться с этим источником, справщик ставил на поле отметку: «писать с устава», или просто, «устав», а в одном месте записал следующее: «не быть для того, что в уставе несть». Что при этих ссылках имели в виду издание 1682 г., легко убедиться из сравнения правленых мест с текстом названного устава. За весьма немногими и неважными исключениями, тропари и кондаки буквально сходны с переводом их в уставе 1682 г., и издатели миней, очевидно, переписывали их отсюда слово в слово. Но ещё яснее видно это из следующей ссылки, помещённой под 8 мая. «Если, говорится в ней, праздник Иоанна Богослова случится в неделю мироносицкую, расслабленного или о слепом, то правило о службе в этот день назначается «писать с устава лист 335», а в которых службах писаны тропарь или стихиры святого, вместо того писать апостола». По справке с уставом 1682 г. оказывается, что на листе 335 говорится о том, как править службу, если в одну из названных недель случится память великомученика Георгия. На эту же статью, под 8 мая (лист 346), сделана ссылка, а в позднейших уставах она перенесена под 8 мая и применена к службе этого дня. В связи с этим перемещением становится понятными замечание справщика о перемене имени святого на имя Апостола в стихирах и тропарях.

Наконец, значительную долю участия в правлении миней имел и Львовский трофологий. Хотя в предисловии к минеям о нём и не упоминается в числе пособий справы, но ссылки на него то и дело пестрят поля правленых экземпляров и тем самым дают понятие о значении этого источника. Не забудем, что Львовский трофологий был принят одним из главных руководств при издании устава 1682 г., и его имя занимает видное место между пособиями, которые, были даны в руководство справщикам!

Что это за издание – Львовский трофологий, и какое право имел он на такое широкое пользование? Львовский трофологий (точнее тропологий) или авфологий есть не что иное, как праздничная минея, с некоторыми дополнениями из устава. Первое издание этой книги вышло в 1632 году, во Львове, и было третьим по счёту правленым изданием служебной минеи²⁸³. Как видно из предисловия, этот трофологий был правлен по греческим образцам, затем просмотрен и одобрен к употреблению четырьмя восточными патриархами. Выражаясь словами предисловия, книга эта «аки небесной росой довольне напоенна и достоверне с истиннословии еллинскими изведена и третицей исправлена, соборным повелением и благословением не токмо древним, но и новописменным утверждением от четверопрестольных пастырей вселенских вам истинным сыном моим принесеся и предадеся на пользу душевную». Так как это издание подверглось крупному пересмотру и во многом оказалось не сходно с прежними, то издатели нашли нужным обратиться к читателям с объяснением, откуда взялись эти несходства и как смотреть на них. «Темже да не блазнитеся, говорят они, порицающе в сем, яко множайшая зде нова паче перво- и второ-изданных напечатана суть, но да увесте, яко не суть нова, но ветха в исполнениих: сокровенна бо суть тайны Божия и не всем всюду ведома. Аще бо в единех еллинских и словенских изданиих несть, поне в других ближних своих во всем месяце прилежно поискавшем обретаются. Вопросит же кто от вас: како не обретошася дозде, то разумеете, чада любимая в России, яко день дни отрыгает глагол и нощь нощи возвещает разум: леностнаго же ради тщания и оскудения зводов и преводник и краткости ради вся сия быша»²⁸⁴.

Таким образом, в то время, когда в Великороссии и на Москве служебные книги издавались по славянским рукописям и печатным изданиям, в Южной Руси уже была сознана потребность пользоваться греческими образцами, и эта мысль находила себе осуществление в целом ряде изданий²⁸⁵, между которыми Львовский трофологий занимал выдающееся место и сослужил большую службу московским справщикам.

С этими-то правлеными минеями адриановского издания и был соглашён в месяцесловной части устав 1695 года, – «второе во исправлении» издание нашего устава – как выражается о нём предисловие²⁸⁶. От устава 1682 г. он отличается изложением службы по минее, а в общей и триодной части почти везде сходится с ним дословно. Справщики несколько изменили состав памятей, ввели некоторым святым новые тропари с кондаками, а другие исправили или изложили в ином переводе. Во всех этих случаях они руководились готовым текстом миней 1689–1691 г., так что везде, где оказывается разность между уставом 1682 и 1695 г., она имеет основание в тексте миней и представляет излишек, которым правленые минеи отличаются в месяцеслове от устава 1682 г. Мы сгруппируем эти разности в особом приложении XI, к которому и отсылаем читателя, а здесь заметим только, что в состав месяцеслова при уставе 1695 г. вошло 12 или около того, новых памятей, сравнительно с изданием 1682 г., и из них более половины святых русских. Наши справщики в лице адриановских миней и устава сделали как бы поворот в сторону от того исключительно греческого направления, которое было принято в уставе 1682 г. Кроме того несколько памятей исключено, и между ними 14 мая память преподобного Евфросина Псковского, и 27 июня св. Николая Качанова.

Что касается перевода тропарей и кондаков в уставе 1695 г., то преимущество большей правильности и точности во многих случаях должно остаться за уставом 1682 г. Справщики миней, руководясь этим последним, по местам находили нужным изменять и подновлять перевод церковных песней. От этого оказались в минеях разности изложения, которые увеличивались ещё более от того, что издатели их имели под руками греческий текст иной редакции, чем справщики 1682 г. В устав 1695 года эти изменения вошли без проверки, и в этом виде тропари и кондаки печатаются в уставе до сих пор.

Отметим некоторые из этих особенностей перевода и сравним их с текстом греческих миней венецианского издания 1647 г., с анфологием 1672 и с часословом 1676.

Кондак Симеону Столпнику. В уставе 1695 г. и теперешнем читается: вышних ищай, вышним совокупляяйся. В уставе 1682 г. нижним совокупляяйся; в печатом греческом – τὰ ἄνω ζητῶν τοῖς κάτω συναπτομενος. Мысль та, что преподобный, взошедши на столп (τὰ ἄνω), не прерывал общения и с миром людским, отзываясь на его духовные нужды. В греческом кондакаре из Синодальной библиотеки «τοῖς ἄνω»; в славянском кондакаре Типографской библиотеки XI–XII в. «в вышними совокупляяйся; в минее XV–XVI в. Синодальной библиотеки «нижним» (Сл. арх. Амфил. Кондак., стр. 52).

Кондак священномученику Анфиму (3 сентября). В уставе 1695 г. и теперешнем: в священницех благочестно пожив; 1682 – известно пожив; в кондакаре синодальном εὐσεβῶς, в часослове 1676 ἀκριβῶς.

Тропарь предпразднства Рождества Богородицы. В уставе 1695 г.: радостью бо радуются всяческая и обновляются: срадуйтеся купно небо и земля, восхвалите ю отечествия язык; 1682 – тем же и радуется вся обновляемая, срадуется же, купно небо и земля и восхваляют я отечествия язык. В греч. анфологие: χαρᾶ γὰρ χαίρει, ἡ συμπάσα, καὶ καινουργεῖται, συγχάρητε, ὁμοῦ ὁ οὐρανὸς καὶ ἡ γὴ ἀινέσατε αὐτὴν αἱ πατρίαι τῶν ἐθvῶv. B часослове 1676 – Διὸ καὶ χαίρει ἡ συμπάσα καὶ καινουργεῖται συγχαίρειτε... ἀινοῦσι...

Кондак св. Григорию Просветителю (30 сентября). В уставе 1695 г.: восхвалим бодрого пастыря и учителя Григория всемирного светильника; 1682 – восхвалим Григория пастыря и учителя светлого светильника. В синодальном кондакаре: «ἐυφημήσωμεν γρηγόριον ποιμένα καὶ διδάσκαλον τὸν ἔκλαμπρον φωστήρα τὸν παγκόσμιον; в святцах 1323 г. – τὸν ἔκλαμπρον γριγόριον; в часослове 1676 как в кондакаре (Амфил. 61).

Кондак Амфилохию Иконийскому (23 ноября). В уставе 1695: божественный гром, труба духа, веры садоделателю и сечиво ересей иерарше; 1682 – божественный гром, труба духовная, веры насадителю и отсекателю ересей святителю. По-гречески «πιστῶν φυτουργὲ καὶ πέλεκις τῶν αἱρέσεων» (Μην. Νοεμβρ, Ἐνετίης. 1644).

Кондак преп. Савве (5 декабря). В уставе 1695 г.: Савва блаженне садоделатель быв благочестия, тем же был еси преподобных удобрение гражданин же пустынный достохвален; темже зовем ти: радуйся Савво пребогате; 1682 – Савво блаженне, тя прежде бытия твоего ведущему был еси... житель же пустынный достохвален; темже зову ти: радуйся отче приснопамятне. По-гречески Σάββα μακάριε τῷ σἐ πρὶν γεννηθῆναι ἐρισταμένῳ ἐχρημάτισας ὁσίων ἐγκαλλώπισμα, πολιτής τε τῆς ἐρήμου ἀξιέπαινος. διὸ κράζω σοι. χαίροις πάτερ ἀοίδιμε (Оролог. 1676). Σάββα μακάριε φυτοῦργὸς ἐχρημάτισας εὐσεβείας, ὅθεν πέφυκας ὀσίων ἐγκαλλώπισμα. χαῖρε Σάββα πανόλβιε (Анфол. 1672).

Кондак св. Патапию (8 декабря). В уставе 1695: цельбу недугов просят прияти, решение же в житии прегрешенных: ты бо всех сущих в нуждах предстатель; в уставе 1682 – цельбу недугов просяще прияти и разрешение прегрешенных ими: ты бо всем иже в нуждах заступник. По-гречески: ἵασιν τῶν νοσήματον λαβεῖν αἰτοῦνται λύσιν τε τῶν ἐν τῷ βίω πλημμελημάτων. σὺ γάρ πάντων τῶν ἐν ἀνάγκαις προστάτης (Ibid. μην. Δεκεμβρ). Так и в синодальном кондакаре.

Кондак мученице Марине (17 июля). В уставе 1695: чудесы просветившися исцелений, благочестно мученице прияла еси почесть победы; 1682 г. – чудесы просветилася еси исцелений и почесть победы прияла мученице благодать создателя твоего. По-гречески καὶ τῆς νικῆς τὰ βραβεῖα ἐδέξω μάρτυς χειρὶ τοῦ κτίστου σοῦ (Оролог.). Ἐυσεβῶς μάρτυς εδέξω βραβεῖα τῆς σῆς ἀθλήσεως (Анфолог.).

Кондак мученику Дометию (7 августа). В уставе 1695: не хотяща чтити Христа истинного Бога; 1682: – не хотяща чтити Христов образ.

Кондак Максиму исповеднику (12 августа). В уставе 1695 г.: свет трисиянный всельшийся в душу твою, сосуд избран показа тя всеблаженне, являюща божественная концем неудобопостижных разумений ты сказуяй блаженне и Троицу всем Максиме воспроповедуяй ясно пресущную безначальну; 1682 – свет трисиянный вселися в душу твою, сосуд избран показа тя всеблаженне, сказуя божественная концем неудобь разумная; ты бо Троицу всем проповедал еси ясно преблаженне Максиме пресущну и безначальну. По-гречески φῶς τὸ τριλαμπὸς οἰκῆσαν ἐν τῆ ψυχῆ σοῦ σκεῦος ἐκλεκτὸς ἀνεδειςε σε παμμάκαρ σαφηνίζης τὰ θεῖα τοῖς πέρασι δυσεφίκτων τε νοημάτων τὴν δήλωσιν μακάριε τριάδα πᾶσι. Μαξιμε, ἀνακηρύττων τρανῶς ὑπερούσιον ἄναρχον. (Ibid).

Отметим неточный перевод кондака в неделю православия, который читается в уставе 1682 и теперешнем следующим образом: неописанное Слово Отчее из тебе Богородице описася воплощаем (следовало бы – воплощаемо σαρκούμενος т.е. Λογός) и осквернившийся образ в древнее вообразив божественною добротою смеси (к божественной доброте примеси, τῷ θεῖῳ κάλλει συγκατέμιξεν).

Таким образом, различие в переводе тропарей и кондаков зависело от различных текстов, которыми пользовались славянские переводчики, а иногда от неодинаковой передачи одного и того же греческого выражения. Но на чём основывалось предпочтение одного текста другому – об этом мы не имеем положительных сведений и принуждены довольствоваться предположениями. Можем высказать лишь одно пожелание, чтобы текст церковных песней в уставе был подвергнут строгому пересмотру, сверен с греческими источниками и в случае надобности исправлен.

Произведения Романа Сладкопевца, известные под именем кондакарей, принадлежат к разряду так называемых ипофонических или ипакойных песнопений, т.е. назначенных для исполнения между двумя сторонами, из которых одна, в лице певца, произносит строфу, а хор заканчивает её припевом, который проходит через целый ряд строф в продолжение всего песнопения. Припевы эти в поэмах св. Романа занимают то же место и имеют то же значение, что и responsoria в гимнах Ефрема Сирина. Таким образом, кондакарные произведения относятся к разряду тропарей и характеризуются теми же двумя главными признаками, что и эти последние – т.е. подобно тропарям они исполняются на глас и способом антифонным. Последний признак в кондаках Романа получил более широкое развитие, благодаря тому обстоятельству, что припев является здесь заключительным стихом не для отделений псалма, а для отделений или строф сложной лирической пьесы. Таким припевом для двадцати пяти-строфного кондакаря на Рождество Христово служат заключительные слова первого кондака: «отроча младо превечный Бог», для других – другие, но для каждого – свой. В силу первого признака, т.е. исполняемости по известному напеву – кондакари вошли в состав тропологиев, как таких сборников, которые заключили в себе церковные произведения, исполнявшиеся певчески²⁸⁷.

Кондакари Романа Сладкопевца имеют вид более или менее продолжительных песнопений, распадающихся на известное число равностишных и равносложных строф, расположенных в порядке акростиха, или по алфавиту. Их литургическое назначение видно, как из свидетельств церковных писателей о Романе Сладкопевце, так и из самого содержания приписываемых ему гимнов. Историческая, или лирическая картина, которую развёртывает перед слушателями св. Роман, большей частью оканчивается молитвой или обращением к Богу с просьбой о помощи, а в некоторых произведениях этот молитвенный характер выдерживается очень последовательно и проходит по всем строфам кондакаря. В содержании их есть ясные указания на то, что они исполнялись в церкви при многолюдном собрании богомольцев, по случаю праздников²⁸⁸; присутствующие выражали в них своё религиозное настроение и принимали участие в их пении. Сюда целиком вошли отрывки из церковных молитв и слышатся привычные мотивы церковной гимнографии, особенно в обращениях ко Христу, Богоматери и Святым²⁸⁹.

При пользовании кондаками Романа, как литургическим источником, существенное значение имеет вопрос об их подлинности, т.е. все ли кондакари, которые надписываются самогласными и имеют в акростихе имя Романа, действительно принадлежат Сладкопевцу и могут быть признаваемы его произведениями. О шаткости первого признака мы уже имели случай высказать своё мнение, остаётся прибавить к сказанному, что не всегда можно доверять и акростиху. Некоторые из них были подделаны впоследствии, как это разоблачил кардинал Питра в своих комментариях к изданию кондакарей²⁹⁰. В виду этого обстоятельства значительно ослабляется сила кондаков Романовых как литургического источника, и ими можно пользоваться только с большой осторожностью.

После этих замечаний, сделаем литургический анализ песнопений Романа Сладкопевца, следуя изданию их у Питра в «Analecta Sacra».

Ряд их начинается песнопением на Рождество Христово. Из содержания его видно, что праздник этот отделялся от сродного ему Богоявления и был посвящён воспоминанию о Рождестве Христове и поклонении волхвов. Следующие строфы в честь первомученика Стефана, хотя и надписываются в сборнике 27-м декабря, но это надписание принадлежит позднейшему собирателю и не может служить доказательством, чтобы память св. Стефана была уже приурочена к этому дню во времена Сладкопевца. Песнь о страшном суде и антихристе, из которой кондак и икос читаются теперь в службе недели мясопустной, также не дают основания предположить, чтобы они были назначены на этот день и не предполагают существования недели мясопустной. В самом кондакаре на это нет указаний, и следующая затем песнь по умершим «ὡς ἀγαπήτα σκηνώματα σοῦ» также не имеет непосредственного отношения к субботе мясопустной, но как видно, составлена в память какого-то умершего игумена, исполнялась в день его поминовения, а потом, с небольшими изменениями, стала употребляться и при погребении каждого монаха (см. строфы 14–30, относящиеся к монашескому быту и жизни). Песнь в славу креста, начальная строфа которой «уже пламенное оружие» составляет кондак недели крестопоклонной, в сборнике Питра надписывается «на третью неделю Великого поста и пятницу страстной седмицы»; но на эти ли именно дни была первоначально написана, остаётся неизвестным. Кондаки на неделю ваий имеют несомненное отношение к этому празднику и некоторые из них читаются в теперешней триоди. Кондакарь целомудренному Иосифу надписывается: «в святый и великий понедельник» и по содержанию своему соответствует воспоминанию, приуроченному к этому дню в триоди постной. Первые два кондака, стоящие во главе этого песнопения, могут служить положительным доказательством, что в эпоху Сладкопевца понедельник страстной недели был уже посвящён воспоминанию об Иосифе и о бесплодной смоковнице, а страстная седмица не считалась в ряду постных. Вот что говорится в первом кондаке: «всемудро прошедши поприще поста и с любовью совершая начатие страстей Господа, приидите братие, поревнуем святому усердию целомудренного Иосифа, но устрашившись бесплодия смоковницы, иссушим прелесть страстей милосердием и ревностью, дабы предварив воскресенье, принять как миро прощение свыше, потому что над всем назирает неусыпающее око». Второй кондак: «достигших страсти твоей удостой поклониться и воскресению Спаситель, неусыпающее око». В следующих икосах рассказывается история обольщения Иосифа египтянкой и в пространном диалоге между ними передаются подробности этого обстоятельства.

Содержание песни о десяти девах заимствовано из евангельской притчи этого имени и из беседы о страшном суде, т.е. из евангелия, которое читается во вторник страстной недели, почему этот кондакарь в Корсиниевом кодексе надписывается «в великую середу». В самом кондакаре нет указания на употребление его в страстную неделю, но совмещение двух евангелий, усвоенных вторнику этой седмицы, составляет весьма веское основание для заключения положительного. Песнопение о Богоматери при кресте (р. 101) вполне соответствует Великой пятнице, и действительно, некоторые строфы этого кондакаря вошли в службу этого дня. Оно начинается следующими словами: «распятого нас ради приидите вси воспоем, ибо увидела его Мария на древе и сказала: хотя Ты и на кресте пребываешь, но Сын еси и Бог мой».

В кондакаре на пятидесятницу собрание апостолов в сионской горнице, в ожидании содействия Св. Духа, представляется в чертах, заимствованных из тогдашних церковных собраний, имевших место в этот праздник. Возбуждая присутствующих к молитве, апостол Пётр обращается к ним со словами: «ἄνω σχῶμεν τὰς καρδίας» и, став посреди их, восклицает: «δεηθῶμεν, γόνυ κλίνομεν, αὶτήσωμεν, ἐκκλησίαν τὸ δωμάτιον τοῦτο ποιήσωμεν... κλαύσωμεν καὶ κραυγάζωμεν», – т.е. помолимся, преклоним колена, будем просить, обратим эту горницу в церковь, восплачем и воскликнем к Богу: пошли нам Духа Твоего Всеблагого, да путеводит всех к земле Твоей правой, которую Ты предуготовил чтущим и славословящим Всесвятого Духа. Итак, мы имеем здесь три литургические черты, весьма важные для характеристики тогдашнего богослужения: общие собрания в церкви в день пятидесятницы, коленопреклонение и молитву о ниспослании Св. Духа. Последняя строфа в кондакаре на усекновение Предтечи даёт самое раннее указание на связь между этим праздником, как днём памяти великого постника, и позднейшим церковным обычаем поститься в этот день. К нему, как жителю пустыни и великому воздержнику, песнописец обращается со следующими словами: дай нам силу поститься, да будем подражателями твоими по мере сил наших, да не владычествует над кем чрево наше, но мы да владеем над ним... Мы, последователи Христа, постившегося волей и снявшего с нас древний голод, которым алкал Адам ради временной сладости» (р. 185). Разумеется, из этих слов ещё нельзя заключать, чтобы в то время существовал пост в память Предтечи, но замечательно, что этот мотив проводится в позднейших поучениях и правилах относительно поста в день усекновения Предтечи. В заключение, мы должны прибавить, что бо́льшая часть кондаков и некоторые икосы Романа сладкопевца перешли в наши церковные книги и до сих пор читаются в службе великих праздников, а другие послужили образцом для позднейших песнописцев и под именем последних вошли в состав триоди и минеи.

Близким к Роману Сладкопевцу деятелем на гимнографическом поприще, и по времени и по значению, был св. Авксентий²⁹¹. Он принадлежал к кружку первых царьградских песнописцев и находился в близких сношениях с пресвитером и экономом Великой церкви, Маркианом. Другим его товарищем житие называет Анфима, быть может, того самого, о котором говорит Феодор чтец, как об одном из первых составителей тропарей. Вместе с Авксентием они ходили в мирские церкви и там заправляли пением во время праздничных бдений. Потом, когда в монастырёк св. Авксентия стало собираться много народа на ночные вигилии, Анфим ввёл между ними общее хоровое пение, разделив богомольцев на две стороны, из которых на одной пели мужчины, а на другой – женщины. Сам же Авксентий приобрёл известность и на поприще гимнографическом, составляя тропари, которые биограф его называет весьма приятными и полезными (τροπάρια λίαν τερπνα καὶ ἐπωφελῆ). По его словам, это были коротенькие строфы, состоявшие из двух или трёх стихов, что как нельзя лучше соответствует песнопениям, которые приводятся под именем тропарей св. Авксентия в его жизнеописании. Каждую из таких строф пели по нескольку раз, сначала на одной стороне, потом на другой; затем переходили к следующей и так продолжали до конца²⁹². Каждый тропарь оканчивался коротеньким стишком или припевом, подобно кондакарям Романа Сладкопевца и согласно структуре гимнов ипофонических. Последовательный порядок их пения обозначается в греческом тексте жития словами: μετὰ τοῦτο (латинский переводчик передал их неправильно, «cut eo autem»), εἶτα, καθεξὴς καὶ πάλιν. В пении участвовали все, приходившие в преподобному, проводя за службой одни до трёх, другие до шести часов: сам же он, говоря словами жизнеописания, произносил (’ἐπεφωνησε) по стихам песнь трёх отроков, на которые народ отвечал припевом: «хвалите и превозносите его во веки». Отпуская своих духовных детей, он напутствовал их поучением. В заключение отметим тот замечательный факт, что в монастыре Авксентия вилигии справлялись под субботу и воскресенья: вот почему, может быть, пятница считалась здесь праздничным днём, в который наёмники освобождались от работ. Составитель жизнеописания, ученик преподобного, работал резные деревянные крестики и раздавал их на благословение приходящим.

Глава VIII. О ночном богослужении.

В зимнее время, т.е. от календ ноябрьских до Пасхи, по расчёту до́лжно вставать в восьмой час ночи, так чтобы ударять немного позже полночи, а встать с переварившим желудком. Время, остающееся свободным после бдений, братия не имеющие псалтыри или чего-либо другого для чтения, пусть употребляют на размышление. От Пасхи же до названных календ ноябрьских время должно быть распределено так, чтобы после самого короткого промежутка, в который братия выходят для исполнения естественной нужды, тотчас же следовала утреня, которая должна начинаться с рассветом.

Глава IX. Какие псалмы должно читать в ночные часы.

В зимнее время, предпославши стих «Боже в помощь мою вонми, Господи помощи ми потщися», затем произносят трижды «Господи устне мои отверзеши и уста мои возвестят хвалу твою». К этому должен быть присоединён третий псалом и слава, затем псалом 94, исполняемый с антифонными припевами, или без них, просто (certe decantandus), далее следует гимн Амвросьев, а за ним – шесть псалмов с антифонами. По прочтению их и по произнесению стиха (versu), аббат даёт благословение. В то время как все сидят на скамьях, читаются по очереди братьями по книге на аналое три чтения, в промежутке между которыми поются и три респонсория. Два из них произносятся без «славы», а после третьего чтения поющий должен произнести «слава». Как только певец начнёт её, все встают со своих сидений ради чести и благоговения к Святой Троице.

На бдениях читаются книги как Ветхого, так и Нового завета, а также и толкования на них, составленные известнейшими православными учителями и вселенскими отцами. За этими тремя чтениями с их респонсориями должны следовать прочие шесть псалмов, поемые с аллилуйя, за ними – чтение апостола наизусть (ех corde), стих и литийное прошение, т.е. «Господи помилуй», которым бдение и кончается.

Глава X. Каким образом совершается ночная служба летом.

От Пасхи до ноябрьских календ исполняется полное количество псалмопения (как сказано выше), за исключением чтений по паремейнику (in codice), которых вовсе не полагается вследствие краткости ночей, но вместо этих трёх чтений произносится на память только одно из Ветхого Завета, за которым следует краткий респонсорий. Всё же прочее исполняется, как выше сказано, т.е. на бдениях никогда не читается менее чем 12 псалмов, не включая в это число псалма 3-го и 94-го.

Глава XI. Каким образом справляются бдения (vigiliae) по воскресеньям.

В воскресенье встают для вилигий позднее. При совершении их соблюдается известная мера (mensura); именно: по исполнению певчески шести псалмов (modulatis) и стиха, читаются (in codice) четыре чтения с их респонсориями, как сказано выше, и в это время все сидят на скамьях в известном порядке et disposite. Только на четвёртом респонсории поющий произносит «слава», и как только начнёт её, все сидящие тотчас благочинно встают. После этих чтений следуют по порядку другие шесть псалмов с антифонами и стих. После них читаются другие четыре чтения со своими респонсориями в том же порядке, как и прежде, а после них три песни из пророков, какие назначит аббат, и эти песни исполняются с аллилуйя. Затем, по произнесению стиха и по благословению от аббата, читаются четыре иных чтения из Нового Завета в том же порядке, как и прежде.

После четвёртого респонсория аббат начинает гимн «тебе Бога хвалим», а по произнесению его читает из евангелия со страхом и трепетом, причём все стоят, а по окончании его чтения отвечают «аминь!». К этому аббат присоединяет «тебе подобает хвала» и, давши благословение, начинает утреню. Этот порядок бдений да сохраняется во всякое время и летом, и зимой, а также и по воскресеньям, разве только (чего не дай Бог) вставши попозднее, сократят что-нибудь из чтения или респонсориев, но нужно остерегаться, чтобы этого не было. Если же случится, то пусть за это умилостивит достойным образом Бога тот, по чьей небрежности это произошло.

Глава XII. Каким образом совершается утреня (matutinorum solemnitas).

На утрене в воскресенье, прежде всего, произносится 66 псалом без антифонов (in directum), после этого 50 псалом с аллилуйя, а за ним 117 и 62. Затем следуют благословения (benedictiones: песнь трёх отроков, состоящая из обращений «благословите...) и хвалитные псалмы, чтение из апокалипсиса и респонсории, гимн Амвросия, стих, песнь из евангелия, литания и отпуск.

Глава XΙΙΙ. Каким образом совершается утреня в обыкновенные дни.

В обыкновенные дни утреня справляется таким образом: сначала произносится 66 псалом без антифонов умеренно редко, как в воскресенье, чтобы все могло поспеть к 50 псалму, который произносится с антифонами. Затем читаются два других псалма по обычаю, т.е. в понедельник 5 и 35, во вторник 42 и 56, в среду 63 и 64, в четверг 87 и 89, в пятницу 75 и 91, а в субботу 142 и песнь Второзакония, которая разделяется на две славы. В другие же дни произносится какая-нибудь другая песнь из пророков по одной на каждый день, как поёт римская церковь. После того – хвалитны, за ними чтение из апостола, произносимое на память, респонсорий, амвросиев гимн, стиховная песнь из евангелия, литания и конец.

Глава XIV. Как совершаются бдения в дни памяти святых.

В праздники же святых и во все торжественные дни служба должна справляться так, как сказано в день воскресный, кроме того, что в дни святых произносятся псалмы, антифоны и чтения, принадлежащие этому дню, но в порядке вышеизложенном.

Глава XV. В какие времена произносится аллилуйя.

От св. Пасхи до Пятидесятницы неопустительно произносится аллилуйя, как на псалмах, так и на респонсориях, а от 50-цы до начала 40-цы только в ночных службах на шести последних псалмах. Во всякое воскресенье, кроме 50-цы, на утрене полагаются песни; первый, третий, шестой и девятый час читаются с аллилуйя, а вечерня с антифонами; респонсорий же никогда не произносится с аллилуйя кроме периода от Пасхи до Пятидесятницы.

Глава XVI. Как совершается ежедневное богослужение.

Как говорит пророк: седмижды в день исповедахся тебе. Это священное седмичное число будет выполнено нами в том случае, когда мы исполним обязанности службы по время утра, первого, третьего, шестого, девятого часа, вечера и повечерия (completorii), потому что об этих дневных часах говорится: седмижды и день исповедал тебя. А о часах ночных тот же пророк говорит: среди ночи и вставал, чтобы исповедать тебя. Вот в какие сроки дня мы возносим хвалы Создателю нашему за суды правды Его; именно – утром, в первый, третий, шестой и девятый час, вечером и в повечерие, а также и ночью вставать для исповедания Ему.

Глава XVII. Сколько псалмов должно петь в эти часы.

Мы уже изложили порядок псалмопения на ночной и утренней службе: теперь скажем о следующих часах. На первом часе произносятся отдельно (singillatim), а не под одной славой, три псалма, а гимн часа – после стиха «Боже в помощь мою вонми», до начатия псалмов. По окончании трёх псалмов произносится одно чтение, затем стих, Господи помилуй и отпуст. На третьем, шестом и девятом часе служба да совершается таким же образом, т.е. – стих, гимны, три псалма усвоенные каждому часу, чтение, Господи помилуй и отпуст. Если собрание велико, псалмы поются с антифонами, – если же малое, то просто без них (in directum).

Вечерняя служба состоит из четырёх псалмов с антифонами, после которых произносится чтение, далее – респонсорий, Амвросиев гимн, стиховная песнь из евангелия, литания, молитва Господня и отпуск. Повечерие ограничивается произнесением трёх псалмов. Псалмы эти читаются просто, без антифонов, после них – гимн этой службы, одно чтение, стих. Господи помилуй, благословение и затем отпуск.

Глава XVIII. В каком порядке должны произноситься псалмы.

Прежде всего, на каждом дневном часе произносится стих: «Боже в помощь мою вонми, Господи помощи ми потщися» и слава, – потом гимн часа; затем на первом часе в воскресенье, должны быть прочтены четыре отделения (capitula) 118 псалма, а на остальных часах – три отделения этого псалма.

Полные студийские уставы известны нам в греческих и славянских списках. Последних имеется налицо очень немного, наперечёт шесть: три в Синодальной библиотеке, два в Типографской и один в библиотеке СПб. духовной Академии, прежде Новгородской Софийской. Из греческих типиков подходят к этому роду уставы южно-италийские, перечень которых мы приводим по указанию Тоскани. В русских библиотеках греческих уставов студийской редакции не имеется.

Славянские списки студийского устава.

На первом месте, в небольшой группе уставов этого рода, должен быть поставлен синодальный устав № 330–380, выдающийся с одной стороны своей древностью (по письму он относится к XII веку), а ещё более своей полнотой и сохранностью. Соперником его можно считать только синодальный список № 905, но и этот последний, при одинаковости состава, уступает ему в чистоте типа и во времени происхождения. Благодаря своему выдающемуся значению в качестве материала для богослужения и быта древнегреческих и русских монастырей, этот памятник уже давно получил известность в нашей учёной литературе и сделался предметом исследования. Самое лучшее, что мы имеем для знакомства с ним, это описание рукописей Синодальной библиотеки. В последнем выпуске этого капитального труда дано было описание 26 славянских уставов, во главе которых поставлен и тщательно обследован патриарх синодальных типиков № 330 (Описание III стр. 239–270). Проф. Казанский подробно ознакомил с содержанием дисциплинарной части этого устава в своей истории монашества, а проф. Голубинский в своей Истории Русской Церкви (I, 2, 503–517) кроме того привёл значительные выписки из триодной службы по этому уставу (ibid. 653–666) и издал месяцеслов. Архимандрит Сергий дал общую характеристику студийских типиков и восстановил месяцеслов этого устава в более полном и исправном виде. Не говорим о кратких известиях у И. И. Срезневского, г. Дмитревского, архимандрита Саввы и других исследователей. Выдержки, относящиеся к устройству храмов по этому уставу и целую статью о посвете церковном издал архимандрит Амфилохий в Чтениях Общества любителей духовного просвещения. Устав о погребении издан нами в приложении к сочинению «Митрополит Киприан в его литургической деятельности», а статья о колядах в статье о песненном последовании. Наименее известной остаётся последняя общая часть, изложенная в Описании очень кратко, но представляющая большую важность для суждения о порядке тогдашней студийской службы. Ввиду этого мы изложили её содержание в более подробном обозрении стр. 161–168.

После того, что сделано для знакомства с этим уставом в Описании рукописей Синодальной библиотеки дальнейшее его описание становятся излишним и может иметь значение лишь относительно последней дополнительной части. Вот почему мы воздерживаемся от попытки более подробного изложения его содержания, предоставив себе войти в некоторые подробности при изложении литургической части студийских уставов, но не можем не выразить желания, чтобы этот высокой важности памятник был издан в полном составе и с соблюдением палеографических особенностей.

В богатом собрании древних памятников славянской письменности, принадлежащих библиотеке Московской синодальной типографии, особенного внимания заслуживает отдел рукописей богослужебного содержания, между которыми находятся самые древние служебные минеи с годом и близкий к ним по времени славянский устав, принадлежащий и по составу, и по языку к семье первейших памятников этой литургической отрасли. Этот устав, к сожалению, не вполне сохранившийся, если не старше, то, во всяком случае, ровесник древнейшему синодальному и, будучи одной с ним отрасли, отличается от него по составу и незначительными особенностями в изложении. Первое известие об этом памятнике, сколько нам известно, сообщил И. И. Срезневский в своих Памятниках русского письма и языка. По палеографическим признакам он отнёс его к XII веку и дал общее понятие о внешней стороне рукописи (Пам. р. письма 38). Затем типографским уставом пользовался в своей Агилогии архимандрит Сергий. Познакомив с составом служебной части этого устава, он привёл из него значительные выдержки и представил соображения о его происхождении и назначении (но они оказались неудачными) точно так же, как и других, находящихся здесь уставов (Вост. Агиол. т. I, 120–126, Cf. приложение 7); а кондаки с икосами выписаны из него и изданы архимандритом Амфилохием в сборнике «Кондакарий в греческом подлиннике XII–XIII в.». В предлагаемой статье мы делаем подробное описание этого замечательного памятника и приводим из него те места, которые представляют интерес в литургическом отношении, а также выдержки из церковных песней, замечательные по особенности языка и перевода.

Начнём с внешней стороны рукописи. Она писана на пергаменте, уставом в четверть, тетрадями по восемь листов в каждой, но теперь несколько тетрадей в начале утрачено, да и не каждая из оставшихся сохранилась в полном числе листов. Каждую тетрадь писец перемечал цифрой, которая показывала порядок и число их. Судя по тому, что теперь на первом листе стоит буква «и» (8) можно догадываться, что утрачено семь предшествующих тетрадей или 56 листов. Всех тетрадей теперь 17 и ещё один лист. При полном числе листов в каждой, рукопись должна была бы состоять из 137 листов, но против этого счёта недостаёт 10 листов, утерянных в разных местах, так что некоторые тетради состоят только из 6 и 7 листов. В дополнение внешней физиономии рукописи нужно прибавить, что пергамент в некоторых местах, бывших чаще в употреблении, обветшал, чернила на некоторых листах вылиняли от времени или вытерты, а в других подновлены по старому тексту. Единство почерка выдержано везде и обличает руку одного писца, который на обороте 124 листа оставил своё имя в разобранной Срезневским глаголической записи: «Михаил псал, Микоуле», а на 44 листе записал: «Микоулины книгы». Этому же неизвестному труженику принадлежат несколько заметок на полях рукописи, проскользавших по местам во время занятий списывания. Так в одном месте он пишет: «Господи помилуй», в другом сопровождает припев: «судье праведный» припиской на поле: «того бо ся и бой о душе».

Писец типографского устава, как видно, обладал не одними каллиграфическими способностями, но был в то же время рисовальщиком, и его перу принадлежат несколько миниатюр, помещённых на полях рукописи. Эти рисунки, при всей бедности технического исполнения, сделанные пером от руки, ценны уже по тому одному, что принадлежат к числу немногих древнейших образчиков нашей миниатюры и могут соперничать, конечно, по времени, но не по исполнению, с известными миниатюрами Святославова изборника. Некоторые из них имеют отношение к тексту рукописи и составляют его художественную иллюстрацию, другие же, а таких гораздо больше, – по-видимому, стоят вне связи с содержанием текста и имеют одно декоративное значение. К первому роду принадлежит на стр. 24-й изображение человека, на которого нападает лев или барс, что очень идёт к содержанию записанной на этом листе службы на избавление человека от нападающей на него печали. Изображение на листе 7 утрудившегося делателя любопытно со стороны исторической, потому что даёт понятие о земледельческих орудиях (лопата) и об одежде земледельца того времени. Такое же значение имеет и рисунок на стр. 18, представляющий человека, молящегося перед церковью. Одежда этого человека исполнена во вкусе византийских костюмов того временя, но длинные рукава рубашки напоминают позднейший покрой русского кафтана и очень вероятно, что рисовальщик соображался здесь с особенностями тогдашней русской одежды. Подобные рукава нередко попадаются в миниатюрах к временнику Георгия Амартола (рукопись из библиотеки МДА XIII–XIV века). Внешний вид церкви, несмотря на схематизм рисунка, также даёт понятие о древнейшем типе наших деревянных церквей и таким образом дополняет небольшое число известных изображений этого рода новым любопытным экземпляром²⁹³.

После этого предварительного знакомства с внешней стороной рукописи перейдём к изложению её содержания.

На первом сохранившемся её листе записано окончание утрени в неделю мясопустную. Именно: назначается после второй степенны читать евангелие, а затем петь два канона: воскресный и о втором пришествии.

В среду и пяток сырной седмицы полагается читать часы: первый по заутрени, третий и шестой перед вечерней, вечерня без псалтыри, «да ся исправится» не поётся, но вместо того «да уповает израиль» с пением стихов попеременно между диаконом и народом. О совершении литургии прямо не говорится, но из дальнейшего замечания о времени трапезы для монахов видно, что в среду и пяток совершалась литургия преждеосвященных. «По отпᲂꙋщении же обѣдьнꙗꙗ идоꙋтъ на трапеꙁоꙋ и ѥдѧт сыръ ꙗйца и рыбы, сице же и въ пѧⷦ҇тъ».

Лист 1. оборот. Служба в субботу и неделю сыропустную. Неделя сыропустная – память святых архиепископов Константинограда Флавиана и Леонта, память благоверных царей Маркиана и Пульхерии. Затем целый лист утрачен. На следующем записано окончание литургии в субботу второй седмицы.

Лист 2. Неделя 2-я поста, в нюже творим память преподобного Поликарпа. Тропарь: нравом причастник.

В неделю третью поста совершается обряд поклонения кресту следующим образом: «на заутрене... по к҃ кафизме (в синодальном уставе № 330: по пении двух кафизм, типограф. № 287 по двою каф.) сноситься крест и полагается на святеи тряпезе, по песни Ѳ҃ поставляется стол пред олтарем и паволоце простерте. полагается крест на нем и по святый Боже поют трепарь кресту твоему покланяемся и поклонению бывшю. по сем октения и поминается игумен и братья и рекут Господи помилуй и отпущение по сих оболкьшся поп и дьякон в ризы (лист 2 оборот) и попови несущю крест на главе и диакону кадящю и свещи единой предыдущи обиходят келья поюще: кресту твоему».

Неделя 4 поста, в нюже бывает память святого Доментиа. В среду 5 недели вечер в 3 час нощи поют канон великий.

Лист 3. В субботу пятой недели на утрене полагается чтение акафиста в таком порядке: после Бог Господь тропарь глас 4-й «послан бысть Гавриил... и по пении псалтирнем поют канон 3, по шестой песни кондак глас 8-й: «въꙁбраньноꙋмоꙋ воѥводѣ и пою^т҇ икоⷵ дк҃ неседающе и ꙁ҃ пⷵ и вьсе по рядоу.

В пятую неделю поста поют стихиры и канон Марии Египетской, чтется и житие её в ту неделю.

Лист 3 оборот. Тропарь в субботу Лазареву читается следующим образом: Общеѥ воскрѣшениѥ преⷤ҇ своѥѧ моꙋкы иꙁвѣщаѩ иꙁ мъртвыихъ въскрѣси еси лаꙁорѧ х҃е б҃е нашь тѣмьже и мы ѩко отроци побѣдьныѩ обраꙁы приносѧще тебѣ побѣдителю съмьрти въꙁъпиѥмъ осанна въ вышнихъ блгⷵнъ грѧдыи въ имѧ гнⷵѥ.

На литургии в трисвятого место «елико во Христа». То же и в неделю цветную.

В субботу цветную на вечерни по отпетии блажен муж пременяетася стороне: левая убо преходит на десную, а десная на левую и починает левая сторона господи воззвах, якоже и в ины субботы.

Лист 4. Описывается обряд раздаяния ваий со следующими подробностями: на утрене после евангелия «игумен в олтарь входит кукулем главу покрыв и целующе братья евангелие идут по чину к игумену; он же приемля от кутника ваия с свещами раздает им, псалму 50-му поему не поетжеся тогда воскресение Христово и поют канон глас 4 Козмы творение «явишася источницы».

Лист 4 оборот. В неделю ваий после заутрени полагается крестный ход: по утрене же в 1-й час ударяют в било трижды и сбираются все в церковь и бывшу початию вземлюще крест обходят монастырь весь поюще: общее воскресение.

Лист 5. Изложение службы в страстную седмицу. Замечательна по обрядовым особенностям и по способу певческого исполнения служба в Великий вторник. Во вторник великия недели поетася 12 трепарей св. страсти по 5-жды, поет же ся сице: «починает десная страна тогоже трепаря и паки десная сторона слава рекше и паки левая тогоже глаголя и ныне и пение единаго трепаря обою сторону по двоицы. И починает паки тогоже трепаря десная сторона поет же с нею и левая. Тем же образом и прочии трепари поются». Т. е. каждый из 12 тропарей поётся по пяти раз в следующем порядке: сначала поёт правый хор, потом левый, затем опять правый и за ним левый поют тот же тропарь на слава и ныне. В пятый раз поют его оба хора вместе. По кончании же трепарей обою сторону поет певец прокимен, потом поется тойже прокимен от людей: певец стих, людье прокимен. Посем чтется паримия а по ней апостол и евангелие. Посем начинают другой трепарь. Се же поют свечи держаще вси в руках.

Служба Великого вторника прерывается за утратой целого листа. На следующем записана служба Великого четверга, именно окончание 9-го часа. Затем на листе 6 излагается чин омовения ног по уставу Великой церкви. «По 9 часе и благослови душа моя Господа клеплют вечернюю и поют блаженна. Посем сбираются в паперть²⁹⁴ вси, идеже умывание бывает и поставлену бывшу стольцу пред царскими дверьми (т.е. пред входными дверьми в церковь) и верху его паволоце простерте полагается еуаггелие и посем обълъкся поп и дьякон творита початие умыванию сице... поются трепари яже прежде умывания яже суть в триоди и по трепарех кадит оба полы стольца... егда дойдет (в чтении евангелия), встав с вечери и положи ризы и взем поняву и препоясася, престанет дóндеже игумен препояшется понявой верху риз своих. Посем речет поп посем влия воду в умывальницю, престанет доидеже игумен от слуги взем съсуд теплы воды, приречет поп и глаголет: приде же к симону петру и прочая до коньца её простая кончает. По окончании же евангелия еще мнихом умыемом, начинают пети трепарь на умовение, иже в триоди писано. По умовении всех отрешит точию поняву и възложит на ся епитрахиль и облечется в фелонь и станет пред стольцем. Посем диакону покадившу им же образом первое евангелие и посем рекшу: и о сподобитися нам, игумен речет мир всем и чтет евангелие от Иоанна: егда умы нозе. Преже чтении такового евангелия от игумена и ещё трепарем поемым поп, иже первее чтет евангелие, пред стольцем стоя глаголет молитву другую²⁹⁵ умывания отай. По скончании реченного евангелия от игумена абие творит ектению, игумен по скончании возгласит: яко милостив и человеколюбец, посем рекшу диакону премудрость, бывает отпущение умыванию.

За умыванием следует вечерня и литургия Василия Великого с пением вечери твоея тайныя вместо херувимской песни. По окончании литургии «идут на обед».

Лист 7 оборот. В великую пятницу «на первом часе поет певец на глас 2-й: кто не плачется Июды кто не жалует ученика яко и внуши сгреши и пребыв разумем неуправлен аще бо быв следовал слову разума не бы навел нечаяния темьже подажь нам Хе Бе глаголати и творити спасьная яко человеколюбец. Таже певца, посем тъже трепарь, и певец приречет конец того трепаря (припевает последние слова тропаря). Так назначается петь соответствующие тропари на каждом часе.

Лист 8. В Великий пяток «вечерня поется в церкви помовения ради церкви; псалтирь же не поется. После указания апостола и евангелия на вечерне в великий пяток замечено: «а литургия постная».

Лист 8 оборот и лист 9. Служба в Великую субботу. На утрене воскресение Христово «не молвится». На хвалитных на и ныне полагается: преблагословенна еси Богородице «якоже великая церкы поет». Слава в вышних Богу «певчески». На слава же такового пения входит поп с диаконом имуща евангелие и свещы предыдущи и входят на стол и, дав мир, сядет и речет прокимен глас 4-й «воскресни Господи помози нам», затем апостол и евангелие: чтетьже ся от полу в олтари (объяснение и перевод см. выше, третий абзац после сноски № 138).

К вечерне и литургии в Великую субботу клеплют в 11-й час. По благослови душе моя Господа (поётся) Господи воззвах глас 2-й и поют стихиры три по двоицы святого Феодора, на слава и ныне глас 6-й; днесь тайно, посем вход с евангелием.

Лист 10. Служба в день Пасхи (Издана архимандритом Сергием, Агиол. I, 38).

Лист 12. На вечерне в день Пасхи начинают Господи воззвах глас 8-й и поют стихиры три по двоицы; днесь ад стоня вопиет; на слава и ныне первую стихиру, посем бывает вход от диакон и попов с евангелием и кадильницей и свещам предыдущим. По вечерне полагается мефимон особого краткого состава с тремя поклонами. Так поётся вечерня и павечерница во все дни святой недели. «Подобает же се ведети, яко в тъ день по хрьстех (с крестами, с крестным ходом не ходят) реченая же служба великые неделя утреняя и литургия без целования и без чтения слова Златоустого иже благочестива стваряется всю неделю. И се же ведети есть яко по миновении великыя неделя не внутрь олтаря ктому прокимен и апостол и евангелие глаголется но вне олтаря по одержащюму уставу». О чтении евангелия в день Пасхи замечено, что оно чтется от игумена близь престола стоя двема диаконома поддержащема евангелие.

Лист 12 оборот. В понедельник Пасхи при часе 2-й дня клеплют в било трижды и сбираются вси в церковь и попом оболкшемся сиречь по хрстех в чистыя ризы бывает початие и идут с кресты и обиходят около монастыря поюще Христос воскресе... и возвращеся клеплют и начинают литургию.

Блюсти же подобает, яко аще хотят в тъ праздник нецин от братья украситися скимой, поется в понедельник вечер по стихирах пасхи стихиры три о скиме.

В понедельник память творим святых апостол. Во вторник праздныя недели собор творим святей Богородицы. Полагается на литургии прокимен величит душа моя Господа, аллилуйный стих «воскресни Господи в покой твой».

Следующий лист утрачен.

Лист 13 начинается замечанием об оставлении в неделю Пасхи службы дневным святым, кроме великомученика Георгия, евангелие Марка, ап. Иакова, «тех бо токмо стваряется праздник», но и то в таком лишь случае, когда эти праздники не случатся в самый день Пасхи, или в понедельник пороздныя недели.

Лист 14. В неделю третью память мироносицам. Канон поется великия субботы, глас 6-й «волною морскою». В неделю четвёртую служба о расслабленном.

Лист 15. Во вторник и среду служба преполовению. Выписываем тропарь: прѣполовльшюсѧ праꙁдьникѹ жажющюю дш҃ю мою блговѣриꙗ (εὐσεβείας=благочестия) напои воды ѧко всѣмъ сп҃се въꙁъпилъ ѥси жажан да грѧдет къ мънѣ и пиѥть истоүьниче жнвота моѥго Хе҃ Бе҃ слава тебѣ.

Затем целый лист, заключавший службу вознесения, вырезан.

Лист 16. Устав об отправлении павечерницы от понедельника антипасхи до вознесения. Полагается павечерница полная, с поклонами кроме суббот и господских праздников «яже обрящеши на своих местех назнаменаны». В субботу шестой недели служба св. Отец 1-го Никейского собора.

Лист 17. В субботу пентикостии служба за усопших, как и в мясопустную субботу. Тропарь пятидесятницы читается следующим образом: Блгⷵнь ѥси Хе҃ Бе҃ нашъ ꙗвлий ловьцѧ прѣмѹдрыꙗ и постлавъ имъ дх҃ъ ст҃ъ тѣми ѹлови вселеннѹю үлв҃колюбүе слава тебѣ. В антифоне на литургии пятидесятницы из 19-го псалма читается: и олъкаоутоматы (ὁλοκαύτωμά – всесожжение) твоя тучьна боуди.

Лист 18. На вечерне в день пятидесятницы читаются в три приёма три молитвы коленопреклонения, но ни начала их, ни содержания не указано, сказано только, что поп чтет из олтаря на слусе (вслух) всем 1-ю молитву, всем на колену лежащем (Тур. Iren. Aug. p. 202. Mon. eccles. Gr. IV, ἀναγιγνώσκειν εἰς ἐπήκοον πάντων).

Лист 19. В пяток тоя недели провожается праздник.

Лист 19 оборот. На утрия в понедельник (после недели всех Святых) начинается пост св. апостол. После изложения вечерни в неделю всех Святых замечено, что с этой недели с вечера начинается и кланяние аче не в церкви, а в келиях, покланяния же бывают в пост св. апостол на день и на нощь 200.

Лист 20. Время же часьного пения (т.е. пения часов) есть сице. Начинающю 2-му часу дне клеплют и поется 3 час, начынающюже 3-му – клеплют 6 час и 2 слава отпевше и егда начнут 3 славу, поп и диякон идета в олтарь и покланявшася у святые тряпезы шедъша поклонитася игумену и обълкся диякон проскумисает (так и в синодальном уставе: «и проскумисает диакон». В типографском уставе № 287 «поп с диаконом... облачитася и проскумисаета, (лист 25 оборот) и все доспеет и якоже отпоют славу и святый боже и отче наш и господи помилуй и яко начнут глаголати (вероятно: Господи помилуй, потому что далее, когда вход с евангелием уже совершён, братия кончают, зовуще: Господи помилуй 40), идет понамонарь (sic) и клеплет клепание литургийное и в том чину внидет диакон с евангелием и поп створит входную молитву и братия кончают зовуще: господи помилуй 40 и диакон речет: премудрость и рекут: приидите поклонимся, единочадный сыне, таже слава и трепарь за мертвыя помяни господи и ныне богородичен. Прокимен за мертвые прикладается; благослови душе моя господа и хвали душе моя господа не поётся и блаженна не глаголется. После литургии девятый час и идут на трапезу».

Лист 21 оборот. Помещается особая глава под киноварью: «а се о кафизмах како подобает пети кафизмы». От понедельника антипасхи до воздвижения полагается на вечерне и утрене по одной кафизме, от воздвижения до недели сыропустной по две. На последней строке того же листа киноварью записано: «о панюхиде да бывает же панухида» и затем на следующем листе 22 продолжение чернилами: «летом в притворе св. Пантелеимона идеже и наш гроб есть». Панихиды назначается править в следующие дни: 1) в субботу пятидесятницы, 2) в пост св. апостол, 3) 12 августа²⁹⁶, 4) в пост ап. Филиппа, 5) в пяток вечера в неделю мясопустную, 6) 15 марта. Дня для седьмой панихиды не назначено. То же и в уставе синодальном № 330–380 (лист. 270 оборот). Вся эта статья заимствована из устава Алексиева и читается в синодальном списке № 330.

Затем читается заповедь или наставление монахам от лица составителя устава, которую мы выписываем дословно: «сиже заповедаем известуем· да по отшествии нашем к господу· да ходят мниси на всяк день и вечер на гроб усъпъших (на общее братское кладбище) по отпущени павечерница· и да творят за ны молитву к богу скрушенным сердцем и смереным духом по речевому образу· сбравшеся вси· да начинают сице· придете поклонимся тоже 19 псалом услышит тя господь обаче в царя место глаголет господи спаси раба своего и услаши ны· другой псалом 22 господь пасет мя, 3 псалом 21 к тебе господи вздвигох· посем стыи бе и оче наш· таже трепарь покой спасе наш, помяни ти яко благ глубинами мудрости содетелю и творче, слава с святыми си покои и ныне тя град и станице; таже ти помилуй 40 тихы. Посем 3-жды помолшеся за ны· да снодобят ны ть с угодившими ему· да отпущени будут игуменом молитве бывши. Тогоже и по коньчании утреняя да творять. Мы убо надеющеся· благоговеинству мних, яко никому же преслушати им сея заповеди си заповедаем не зело временьна (бременна) суща, ни тяжька от житель благыих и доброразумьныих; аще ли ти о сих о нихже молим изнемогати начьнуть· прочее добре ведети яко рассыплют аще им не глаголет.

Лист 22 оборот. Особая глава о службах, в которой показаны: прокимен, апостол, аллилуйя на глас со стихом, евангелие и причастен на литургии каждого дня седмицы.

Служба ангелом; ищи сентября в 6-й день (под шестым сентября в кондакаре этого устава записана память архангела Михаила). Служба Предтечи во вторник. Служба св. Богородицы, ищи сентября в 8-й день (под восьмым сентября в кондакаре служба рождеству Богородицы). Служба св. апостол, ищи июня в 30-й день (в кондакаре на этот день не положено никакой памяти, но в других месяцесловах собор 12 апостолов). Служба кресту, служба пророкам (лист 23-й), ищи службы без апостола июня 14-го, апостол же есть к Коринфянам; братие, не дети бывайте (в кондакаре нет памяти на 14 июня, но в древних минеях, как и теперь, празднуется в этот день память пророка Елисея). Из этих ссылок видно, что в первоначальной рукописи была и служба по месяцеслову, но утрачена впоследствии.

За перечислением служб седмичного круга помещено несколько служб на особенные случаи, именно: служба бездождью, на пришествие поганых тоже и страха ради, служба трусу, служба недужным (лист 23 оборот), служба хръстинам, служба граду (на заложение города), служба страху и рати, служба на победу (24 лист), служба на мир, служба печали человеку.

Лист 24 оборот. «Кондакарь с богом починаем. Месяца сентября в 1-й день кондак св. Симеона, гл. 2 самогласно». Под этим заглавием помещены в уставе кондаки и икосы по дням церковного года в порядке месяцеслова, начиная сентябрём. Вслед за обозначением дня памяти святого или праздника здесь записывается: а) кондак сначала обыкновенным и затем растяжным письмом, приноровлённым для пения, с кондакарными нотными знаками над текстом, с обозначением гласа и подобна, или с надписью «самогласно», когда кондак исполняется собственным напевом; б) икос с обозначением подобна. Икосы сопровождаются кратким припевом, во главе которого стоит слово: людие, а стих, или припев, состоит в повторении заключительных слов кондака. Например, после икоса на рождество Богородицы читается: людие «неплоды рожает тя Богородицу и питательницу жизни нашея». Впрочем, припевы не всегда поставлены и самое слово людие «иногда опускается, точно также не все кондаки положены на ноты».

Лист 27. В кондаке на Воздвижение читается: «взвесели силою своею верьного князя нашего». Но этот местно-русский характер перевода выдержан не везде и в кондаке муч. Евфимьи читается: вражия шатания под ногама црⷭь (цесарь – старославянское вместо царь βασιλεύς) наших покорити молися (28 лист). Начало кондака на день св. Иоанна Богослова, 26 сентября, читается: «величья твоя уното кто исповесть».

1-го октября праздника Покрову не положено, а записана память апостола Анании.

11-го ноября после мучеников Мины, Виктора и Викентия положена память Феодора Студийского с кондаком и икосом, впрочем, без певческих знаков. Ноября в 21-й день положен кондак на внесение святые Богородицы.

Св. Николаю положено два кондака: первый «в мьрех святый святитель явися» и другой, после икоса, «светлый житием облистав яко солнце». Оба эти кондака положены на ноты.

Кондак рождеству Христову читается следующим образом: Дѣва днⷵе пребогатаа ражаѥт и ꙁемлꙗ вьртьпъ неприкосновенᲂу приноситъ аггли съ пастыри славословестьвꙗть. вълсвн же съ ꙁвѣꙁдою пᲂутьшьствᲂуютъ насъ бо радн родисѧ отроүа младо превѣүьный бог.

11 января память пр. Феодосия. В кондаке читается следующее обращение к святому: стадоначальниче божествьныих дворов.

После кондака и икоса на день свв. Афанасия и Кирилла (18 января) следующий лист утрачен.

Лист 53. В икосе на перенесение мощей св. Златоуста читается: свеща дел моих уныла бысть.

Лист 55. Праздник Сретения называется: внесение Господа нашего Иисуса Христа. В кондаке на этот праздник читается: нъ ᲂумири въ браньхъ житиѥ наше и къ дьржавѣ кнѧꙁѧ ѥгоже възлюби.

На праздник Благовещения положен кроме кондака и икоса акафист. Но начало его до половины 2-го икоса утрачено за утратой листов. Заключительные слова «радуйся невесто неневестная», также «аллилуйя» припевают людие, но сам чтец не произносит этих слов. После 6-го икоса, кондак «взбранной воеводе» начинает певец, а народ продолжает его и доканчивает.

24 Июля положена память святых Бориса и Глеба – единственная во всём кондакаре из русских святых, но, к сожалению, лист, на котором записано начало кондака, вырезан и сохранилось только его окончание и полный икос.

Выписываем сохранившееся: въ рацѣ мощии ваю и цѣлениꙗ дары приѥмлемъ. къі бо бжъствъꙗ враүѧ ѥста· икⷵѡ. поⷣ҇ едема виѳлеомъ. раꙁᲂумьноѥ житиѥ сьвершаꙗ преблажене црⷭ҇ъкыимъ вѣньцемъ. ѿ ᲂуности ᲂукрашенъ. пребогате романе власть велиꙗ вс҃ своѥмᲂу отьүьствᲂу и вьсе тварн тѣмь видѧ твои ᲂуспѣхъ Хс҃ъ Бъ҃ сᲂудъмь своимъ на мꙋүениѥ приꙁва тѧ и крѣпость ти подавъ съ н҃бсе да побѣдиши врага съ давыдъмъ мꙋжьскы съ братомъ си пострадавъшимъ и живъшимъ съ тобою· люⷠ҇ вы бьжествьнаꙗ враүѧ ѥста.

С 79 листа на обороте помещается кондакарь триодный, начинающийся неделей блудного сына и оканчивающийся неделей всех Святых. Так же как и в кондакаре синаксарном здесь записываются кондаки и икосы.

Листы 79–80. Неделя о блудном сыне. Суббота мясопустная за вся усопшая. Кондак со святыми покой. Икосов два: 1-й – Ты един еси бессмертне, 2-й – неведе кде ныня душа отходят (на ноты не положены).

Лист 80 оборот – 81. Неделя мясопустная и сыропустная. Между 81 и 82 листом пропуск. Лист 82 начинается последним словом кондака 2-й недели Великого поста и затем тот же кондак помещается певчески.

В неделю 3-ю поста кондак глас 7-й самогласно то же и на средокрестие: уже пламеньное оружие. Лист 83. В икосе той же недели читается: кто въдруживии гвоздь в сердце мое... чрево мое болезнует, чувствия моя жюют дух мой и нудим есмь отригнути адама.

Кондак великого канона читается следующим образом: душе моя душе моя встани что дремлеши, конец приближается и молвити (θορυβεῖσθαι) имаши възникни вопиющи да пощадит тя Христос Бог въсьде вьсячьская исполаняй. Лист 86. В кондаке Великой среды читается: яко да простыню (прощение) ми яко владыко подаси. Лист 87. Начало кондака Великой субботы: бездну затворивый мертв видится и понявой и плащаницей обит. Затем ряд кондаков прерывается со дня Пасхи до недели расслабленного за утратой двух листов.

Лист 90 оборот. Суббота пред пентикостием за мертвыя.

Листы 92–94. Помещены вне порядка кондаки и икосы на память Григория Богослова, Игнатия Богоносца, на освящение церкви и кондак молебный Богородице с икосом.

Листы 94–97. Кондаки воскресные и икосы. Под этим заглавием помещены воскресные кондаки и икосы октоиха, с указанием подобна и припевов, но на ноты не положены. В кондаке главы 5 ошибочно читается: к адамови (аду, адови) спасе мой сшел еси.

С 97-го листа до конца помещены разного рода песни, входящие в состав тропология. Этот отдел составляет обычное дополнение древних кондакарей и читается в сборниках Синодальном и Корсиньевом. Состав этой части различен, но при всём разнообразии как нельзя лучше подходит к содержанию сборников, известных под именем тропология и заключающих асматики, т.е. тот материал церковной службы, который исполняется певчески по гласам.

Лист 97. Начаток б҃г г҃ь из восьми глⷵа. Под этим заглавием помещён тропарь воскресный 1-го гласа, богородичен, троичен и стихи из псалмов с аллилуйя того же гласа. Последние во всех гласах положены на ноты. Нотные знаки по начертанию отличаются от тех, которые поставлены над кондаками и принадлежат к системе так называемых крюковых знамен.

Лист 98. Начаток с Богом степенныим из осми глас. Степенны положены на крюковые ноты.

Лист 100. Начаток Бог Господь глас 2 и т.д. до пятого включительно. Затем изложение тропарей по гласам прерывается на листе 100 новой статьёй под заглавием «начаткъ аллоуиам», в которой помещены припевы из псалмов на разные праздники и дни памяти Святых.

Лист 117 об. 124. Без особого заглавия новая статья, в которой помещены подобны всех гласов, положенные на крюковые ноты. Число подобных не для всех гласов одинаково, а некоторые из них оставлены без нотных знаков.

Лист 122 разорван вдоль и оторванная часть утрачена.

Лист 124. Пение похрестное глас 6. Под этим заглавием помещены покаянные и молебные тропари к Богородице, исполняемые во время литии, молебнов и других служб. Записаны 15 тропарей, из которых некоторые замечательны по особенностям древнеславянского перевода, например, милосердия источник (переводчик читал πηγὴ вместо πύλη) отверзи нам; спаси от бед град твой Богородице; Богородице вьсецесарице простославных (вместо православных) похвало. Конца последнего тропаря недостаёт за утратой следующего листа.

Лист 126 и последний занят тремя воскресными кондаками 6-го, 7-го и 8-го гласа, писанными растяжным письмом, приноровлённым к пению. Лист этот стоит не на своём месте, но должен составлять продолжение 97-го листа, на котором изложение воскресных кондаков октоиха прервано на пятом гласе.

На поле этого листа той же рукой, но почерком не столь тщательным, записано несколько слов, из которых можно разобрать: брати... челобитье ѿ филипа ѿ дьяка к господину (?) ко... Внизу листа подпись на двух строках, наполовину выскобленная. Можно разобрать только с начала каждой строки по нескольку букв: мц҃а... мр^т҇ѧ. Вероятно, это была запись о принадлежности книги какому-нибудь монастырю или подпись её владельца.

Устав церковный, рукопись Новгородской Софийской библиотеки, теперь СПб. духовной Академии, № 1136²⁹⁷, писан на пергаменте, почерком XI–XII века, сходным с уставом типографским. Рукопись не полная, писана тетрадями по 8 листов в каждой; сохранилось 13 тетрадей и то не вполне.

На сохранявшемся первом листе записано окончание вечерни в неделю сыропустную и общее замечание о павечернице в этот день, что она поётся великая с пением. Затем идёт служба в понедельник 1-ой седмицы поста и т.д.; лист 21 оборот служба в день Пасхи; триодный порядок оканчивается на листе 46 об. 47 уставом о службе в пост Св. Апостолов. На листе 47 оборот читается заключительная статья к триоди: «устав убо о славословии» (то же что в синод. лист 66 оборот и типограф. лист 26), служащая переходом к изложению службы по минее. С листа 48 вплоть до конца служба по месяцеслову, оканчивается 17-м января «памятию препод. отца нашего Антония Великаго». Остальное не сохранилось. Таким образом, в этой рукописи недостаёт начала службы по триоди постной и более половины месяцеслова с января по сентябрь. Были ли правила монашеской жизни – неизвестно, вероятно, их не было, как и в большей части славянских уставов студийской отрасли. И по составу, и по изложению софийский список очень сходен со старшим синодальным. 6 сентября показаны 3 стихиры архистратигу Михаилу и ина 3 стихира св. мученика Курила (лист 50). Вероятно, это св. Кирилл епископ Гортинский, которого память положена под этим числом в минеях студийских (Арх. Сергия Агиол. I т., прил. 8). 11 октября, кроме показанных у Сергия и Голубинского, записана память «Филиппа одного из 7 диаконов» (на полях позднейшей рукой приписана краткая служба) лист 65. 3 ноября преп. Иоанникия (а не 4-го, как у Сергия). 15-го – «чтется чудо и мучение святых исповедник», позднее приписано: «Гурия, Самона и Авива», лист 73. Тропарь введению «Днⷵь бл҃говолѥннѥ бж҃иꙗ проображениꙗ· и сп҃сениꙗ үл҃вүѧ проповѣданнѥ· въ црⷦ҇ви бж҃нн· ꙗсно дв҃а ꙗѧвлѧѥтьсѧ· и ха҃ всѣмъ бл҃говѣстᲂуѥть тои· и мъі съгласно въꙁпиѥмъ радᲂуисѧ смотренниѥ ꙁижителѥва сконүаниꙗ. (74 оборот) 2 января предпразднство просвещения и поют на господи воззвах и на стиховных предпразднству и святых. л. 95 об. 3-го – чтется похвала св. Василия св. Гордию. 13-го – провожается праздник просвещения. Память Ермила и Стратоника 13-го, но ради провождения праздника служба им накануне (103).

Замечательный список представляет и другой типографский устав студийской отрасли № 287, XIV или XV века. О синаксаре его у Сергия Агиол. I, 126. Он не имеет особого заглавия и начинается изложением службы по триоди постной, именно неделей мытаря и фарисея. Писан крупным тщательным полууставом; на первом листе находится красивая заставка из переплетённых драконов и фантастических птиц, рисованных по голубому полю в орнаментальном вкусе заставок XIV–XV века. На втором и третьем листе на нижнем поле записано скорописью: Деревяницкого монастыря. По составу своему устав этот значительно отличается от типографского списка № 285, заключая меньшее число статей и опуская те из них, которые входят в содержание октоиха, праздничной минеи и отчасти требника. Он состоит из двух частей: из устава службы по триоди постной и цветной и устава службы по месяцеслову или синаксаря, который начинается сентябрём, а оканчивается за утратой листов 17 мая. Между этими отделами (лист 26) помещено предисловие (то же, что в синодальном уставе), статья о воскресных евангелиях по гласам октоиха и другое предисловие (неизвестное по студийскому № 330) в виде увещания от его составителя.

Листы 1–26. Изложение службы по триоди.

Лист 26. С особой строки идёт, в виде особенной статьи, запись о происхождении и назначении сего устава и замечания о синаксаре, составляющие переход к изложению служб по месяцеслову. Выписываем эту статью дословно и развёртываем титла.

Устав убо о славословии в великий (пост) ксемуже и во дни по пасхе (в синод. № 330 иже по пасце) и в прочая праздникы· и не подобным иже в мсцⷵьницѣ (минее) и еже (т.е. τυπικόν) по заповеди предан бысть и подобает ему яко светилу светящю на неблазньную стезю наставляющю внимати. и преданого чина никакоже превращати. достойно (№ 330 постижьно) же нам в кьиждо мцⷵь нарочитых днов (дней) и реченое иже в них должное пения соблюдати правило. тако оубо вся купля бывающи всего неверствия не чрес дело книгы· противные изменяти. всяко же ищемого удобь ему и беспечальное подасть разумение. и ничьтоже беспечально еже от первейшего к божественному отцу и исповеднику Феодору. и преданыи устав инокому исполнению. в святых сборех его створити оставить. начаток же сущих книг в а҃ семтября месяца. вът бо день начаток всего лета многых ради вин греком мнится.

Затем следует сказание ряду евангелием воскресным и гласом октоиха от недели всех святых до Великого поста.

Лист 27. Снаксарь (sic) иже есть устав.

Уставленный имея всем временем о церковнем служении и о псалтирнем пении и о канунех. и в которыя дни и празднуим. от общаго делания. и в которые памяти святым творити. праздника ради бывающих. имеюще же ина некая. иже и на сборе церковнем бывают. якоже си уставленая. к отцу нашему и исповеднику феодору вдано. неписанием же но по веданию. покоегождо схранено. написаная же ныне трудолюбне. когождо сложихом да не от лета потаено будет и в забвения тмы глубокия испытания их презрения. се устав есть студийскаго монастыря молитвы же и нас на се повелевше преподобным нашим отцем глаголем се.

Следует устав службы по месяцеслову, начиная сентябрём. Отмечаем из него более замечательные праздники и памяти.

Лист 31. Праздник воздвижения креста. Один из утренних тропарей этого дня, начинающийся словами: живящий крест твоея благости, заключает в переводе следующий местно-русский оттенок: «тебе приносим молитву спасай князя и люди любящие тя».

16-го сентября память мученицы Евфимии и преподобного отца нашего Евиота студийского. Стихиры положены сначала мученице, а потом преподобному. Видно, что этот день справлялся как праздничный, потому что прибавлено о монахах, что они имеют «пороз разве ручных дел».

23. Зачатие Иоанна Предтечи. «Бывает пороз от всего».

1-го октября записан праздник Покрова Богородицы, но службы не положено, а служба правится ап. Анании и Роману сладкопевцу.

11-го ноября память Феодору Студиту одному, а мученикам Мине, Виктору и Викентию отнесена на 10 число. Чтется по первой кафизме завет св. Феодора игуменом в едино чтение, а по 2-й кафизме ипакои той же глас по херономии и чтется житие и успение его. После седальна на 6-й песни читается в два приёма послание студийского игумена Навкратия. Апостол: повинуйтеся игуменом.

26-го ноября св. мученика Георгия, служба 23 апреля. Русский праздник освящения храма великомученика Георгия в Киеве.

Под 5 января записано, в какие дни совершается литургия Василия Великого, именно: во все недели Великого поста кроме цветной, накануне Рождества и Крещения, в день памяти Василия Великого, в Великий четверг и в Великую субботу. Накануне Богоявления полагается хождение на воду после литургии, где совершается освящение воды, но в самый день крещения освящения воды не показано. 30-го января памяти трёх святителей не записано. 2-го мая перенесение мощей Бориса и Глеба (служба вся 24-го июля). Февраля 14-го св. Кирилла учителя славянскому языку. 7-го марта память епископов Херсонских. 17-го марта Алексия человека Божия, литургия постная. 6 апреля Кирилла философа и блаженного Мефодия. 20-го апреля. Память преподобного Феодора власяного (трихины). 4-го мая память Феодосия Печерского.

Синодальный устав № 333–381 (Описание Р. С. Б. III, 270–274) состоит из синаксарной и триодной части. В изложения службы короче № 330–380 и опускает многие обрядовые подробности, записанные в этом последнем. В уставе по месяцеслову обозначаются: число стихир на ти воззвах, чтения, стихиры стиховны, тропарь. На утрене: каноны, один из которых в параклитике (выражение, которое в студ. № 330 заменяется словом «октоих»), по 3 песни седален, по 6 кондак и икос (последний не всегда), светилен и хвалитные стихиры. На литургии: прокимен, апостол, аллилуйа со стихами из псалма, евангелие, киноник. О трапезе не упоминается и только в триодной части делается иногда замечание о «праздновании отъинудь». Замечательно, что на утрене в большие праздники по месяцеслову евангелие показывается после кондака, икоса и прокимна по 6-й песни канона, затем следует 50-й псалом. Эта особенность встречается и в некоторых других литургических памятниках (например, в канонаре синайском и греческой триоди из Савостьяновского собрания XIII века), но в службе по триоди евангелие везде помещается перед каноном. Предисловие к уставу также не записано. Замечательно в синаксаре отсутствие некоторых памятей (например, утопших 7-го декабря, Иосифа студ. 26-го февраля), имевших местно студийское происхождение и отмеченных в более полных уставах, точно также и опущение некоторых подробностей в службе, имеющих студийский отпечаток. Это произошло, конечно, от того, что устав назначался для употребления в монастыре, не имевшем ничего общего со студийским, и появился в такое время, когда студийская практика больше и больше забывалась, уступая место уставу иерусалимскому. Дополнения и осложнения этого первоначального типа наиболее замечаются в синаксарной части. Вообще записано памятей гораздо больше, чем в № 330 (см. Описание стр. 271), и между ними несколько славянских. Триодная часть, сравнительно с уставом № 330, изложена короче и не имеет многих обрядовых замечаний. Из дополнительных статей записаны три: а) перечень воскресных евангелий от Пасхи до пятидесятницы, б) указание кафизм праздничных по уставу великой церкви и в) антифоны в неделю антипасхи.

Синодальный устав № 382–905, XV века (Описание Р. С. Б. III, 274–276), – один из самых поздних по времени написания, отличается полнотой состава и заключает, кроме синаксарной и триодной части, ещё уставник (т.е. правила монастырского быта), дополнительную часть о вседневной службе и епитимии Феодора Студита. Представляя вообще полное сходство в изложении с уставом № 330, список этот всего более отличается от него в синаксарной части и расположении служебного материала. Прежде всего, он имеет особое заглавие «божественаго исповѣⷣнка препѡⷣ҇бнаго ѡц҃а Феодора бъівшагⷪ҇ игумена монастъірѧ стунскагⷪ҇ ᲂуставъ ѡ славословии въ великии пѡⷭ҇т» и т.д., как в предисловии № 330, но прибавочной статьи о синаксаре, которая читается в младшем типографском уставе, здесь нет. Как справедливо замечено в Описании рукописей С. Б., предисловие записано здесь не на месте (оно служило переходом от триоди к синаксарю) и наперекор его точному смыслу, служба по минее поставлена на первом плане, а триодная на втором, тогда как следовало бы разместить их наоборот. Так же как и с предшествующем списке, обойдены некоторые студийские памяти и особенности местной практики, но, вообще говоря, он стоит к № 330 ближе, чем предшествующий. Замечательным дополнением может служить память освящения притвора Иоанна Предтечи (24 июня), о которой не говорится ни в студийском № 330, ни в других нами названных.

Что касается уставника, то, кроме небольших разностей в изложении текста и иной передачи технических выражений, он повторяет дословно текст № 330 и даже такие случайные его ошибки, как например, описка: «телесные ради кости» вместо «пакости». Заглавие уставника тоже совершенно сходно, если не считать ошибок писца, который вместо «от Алексея нашего владыки» написал: «от олександрия нашего владыки». После заглавия читается: «господи благослови», а это значит, что уставник читали перед братией на трапезе, или когда в другое время. Кроме того, пропущен конец последней статьи уставника «о издании», где говорится о выдаче ежедневной известной меры хлеба для сторожей. Так как эта статья последняя в уставнике, то вслед за ней (лист 269 оборот) идёт общая часть, которой заглавие читается в нашем списке несколько иначе, чем в № 330 и может служить к восстановлению правильного чтения в этом последнем.

В № 330 лист 245 оборот оно читается следующим образом: «глава церковного правила подобны первому уставнику различных глав к церковней простирающися службе». В списке № 905 вместо «глава» написано «главы», в № 330 «различных глав», в № 905 «от различных глав» [т.е. главы церковного устава, подобные первому уставнику (т.е. изложенным в первой части устава) из различных (состоящие) статей, относящихся к церковной службе]. По этому же списку можно восстановить и более правильное чтение в конце этой статьи: в № 330 – «и о всякой по началу утренних песний службы же ина», в № 905 – «и ово всяко по началу утренних песний службу же и чина». Начало утрени изложено в № 905 несколько короче и опущено несколько замечаний о биле, опущено также и начало статьи о том, с каким вниманием до́лжно стоять монахам в церкви; именно – исключены слова составителя устава, служащие переходом к изложению правила.

В статье об останцах церковных, епитимии и взыскания, неоконченные в уставе № 330, здесь продолжены и доведены до конца. Между ними читается и одно прибавление русского происхождения, – именно о встрече князя при посещении им монастыря. Выписываем эту статью: аще ц҃рь или епⷭ҇пъ хотѣтн наүне^т҇ въ монастырь да иꙁидетъ игᲂуменъ сбра^т҇ею преⷣ монастырьскаѧ врата и стану^т҇ ѿ верен поүⷭ҇иши по ѡба полᲂу пꙋти й егда блиꙁь иⷯ бꙋде^т҇ кнѧзь поклонитсѧ и рүеть се слово. блⷣгть бж҃ѧ бᲂуⷣ стобою црⷵю стъіи ꙁане потрудилсѧ есн во имѧ ст҃го. (Намёк на то, что монастырь, которому принадлежал этот устав, был устроен в честь какого-то святого) аще лн есть митрополи^т лн епⷭ҇пъ то рку^т҇т поклоняющеⷭ҇ блгⷭ҇ви влⷣко (лист 312).

На предпоследнем листе записано постановление о посте в Великую субботу. Оно называется уставом св. горы и Студийского монастыря и составляет переход от снисходительной на этот счёт практики старой студийской к позднейшей, которая принята и установилась в типиках иерусалимских. Причём запрещается есть «скорома и рыбы» и приводится известное место из постановлений апостольских о совершенном неядении в пятницу Великую, а если можно, то и в субботу²⁹⁸. Правило это, до извлечения из Постановлений, выписано в Описании III, 276. Что же касается выдержки из Постановлений, то она не буквальная и заканчивается от имени апостолов следующими словами: «тⷨ҇ⷨ повѣлеваемъ поститиⷭ҇ ꙗкоⷤ и мы постихомсѧ», которых в подлиннике нет. В этой статье сошлись три влияния: студийское, святогорское и иерусалимское, и выразилось участие славянского переводчика в прибавлении «славянского ради нашего нового просвещения», указывающем на его происхождение в очень давнее время, когда славяне ещё могли называть себя новопосвящёнными.

Греческие списки студийского устава

1) Typicum Casulanum (Bibl. Barber. № 76) под заглавием, которого полный текст сообщён Алляцием (De libr. Gr.) и Дюканжем (Glossar. sub voc. Τυπικὰ κτητορικὰ), составлен по преданию от святых отцов Саввы Освященного, Феодора Студита, отчасти – типика св. горы и преп. отца нашего Иосифа, ктитора Касульского монастыря. По словам Тоскани, этот монастырь находился in agro Hydruntino. Монастырь Николая Касульского в Царьграде был основан Иосифом песнописцем (Агиол. I, 120–121). По определению Тоскани год, выставленный в рукописи, нужно читать σψιγ (6713–1205). Тоскани и Алляций называют его переписчиком монаха Иерофея. Основываясь на имени «Иосифа, ктитора Касульского монастыря», Алляций относит этот типик к числу «κτητορικὰ» наравне с уставом Ирины, но едва ли справедливо. По словам Тоскани, этот типик, хотя неполный, содержит устав по триоди постной и цветной, начиная неделей мытаря и фарисея.

2) Дополнением к нему служит другой типик из Барбериновой библиотеки, № 236, совершенно сходный с ним по изложению, за исключением некоторых заметок на полях, и следующей летописью: Typicum pars prior et posterior (т. e. по триоди и по минее?) ex vetusto quoddam codice M. S. qui extat apud Antonium Arcudium archipresbyterum terrae Soleti, Hidruntinae diocoesis, transcripta et ab eo nobis in urbem tvansmissa et accepta die 13 mensis julii 1583. Заметка на листе 148 показывает, что переписчиком его был Стефан Рипа, Солетский священник. Следовательно, древний подлинник этого списка находился у Аркудия, а с него был сделан снимок в 1583 году. Питра (Spicil IV, р. 568) упоминает об этом уставе под именем «Typicum monasterii Casuleusis» и говорит, что он помещён в начале анфология, изданного Аркудием в 1598 г. – Cf. «Allat. de libris p. 67, Du Cang, index auctt. ad Glossarium infimae graecitatis. Antonii Arcudii Archipresbyteri Soleti Νεον ἀνθολόγιον edit. Romae» 1598 г. Об этом издании упоминает Алляций p. 17 и 18, a у Врето приводится его полное заглавие под № 24.

3) Typicum Studitanum из Барбер. библиотеки по указаниям Тоскани, р. 9, и Анжело Маи, Nova Bibl. p. 102. Заглавие его перепечатано у Миня Patr. I, 99, р. 1691–1692.

4) Типик монастыря Богородицы «τοῦ Μηλι или Μιλι» в Сицилии, – в семи милях от Мессины (Sanctae Mariae de Mili pervetustissimum ordinis S. Basilii coenobium in pago Flomariae de Mili ab urbe Messana 7 mil. possuum meridiem distat), существующего до сих пор. Написан Павлом Коринфским, уроженцем города Трайны ҂гѿ, 1292 г (Трани, Tranium, Tranum, город на южном берегу Апеннинского полуострова. Xeher. I. S. 147. Cf. Rodota I, p. 367. Rocc. Pirra Sieil. Sacra II, p. 1024). Этот монастырь основан Рожером Сицилийским в память победы над сарацинами и предоставлен был греческим монахам. Первым его настоятелем был Михаил, monachus Basiliensis. Сохранилась дарственная грамота (сигиллий) Рожера этому храму (cf. Rodota. Dell’ origine progresso e stato del rito greco in Italia. Rom 1760 II, p. 200).

5) Typicum Bovense²⁹⁹, из Барб. библиотеки № 75, написан в 1552 г. неким Гавриилом из Константинополя для главного соборного храма введения Богородицы в городе Бове.

6) Из библиотеки Валличеллиевой типик, судя по письму XIII в. (Toscani р. 8).

7) Типик Крипто-ферратский 1300 года переделан аббатом Крипто-ферратского монастыря Власием с устава, составленного Варфоломеем, одним из настоятелей этого монастыря (Toscani 9–14). Полное его заглавие приведено Тоскани.

8) О студийском пергаментном типике из библиотеки Ватопедского монастыря упоминает Никодим святогорец в своём сочинении Ὁμολογία πίστεως σ. 24. «ὅπερ τυπικὸν ἐπιγράφεται ὅτι εἲναι τῶν στουδιτῶν».

Греческие списки иерусалимского устава

Греческих списков иерусалимского устава сохранилось значительное число, но они рассеяны по разным библиотекам как у нас, так ещё более за границей и известны по описаниям этих последних. Так как немного было охотников заниматься этой отраслью, то описания греческих уставов страдают чрезвычайной краткостью. По ним невозможно догадаться о полном содержании рукописи, и всё дело ограничивается отметкой самых крупных её отделов. Даже описание Маттеи не составляет в этом отношении исключения и не прибавляет ничего к тем общим рубрикам, по которым знакомят нас с греческими типиками каталоги Гардта, Ламбеция, Монфокона и других. Более даёт в этом отношении монография Тоскани «Аd typica graecorum animadveisiones», но она имеет в виду уставы южно-италийские и знакомит главным образом с календарной их стороной, а не с составом рукописи и содержанием записанного в ней обряда. Не много прибавляют к этим описаниям каталоги греческих библиотек преосвященного Порфирея, архимандрита Антонина, Сафы, а также указания Питра и Анжело Маи. Для непосредственного знакомства с греческими типиками оказали нам наибольшую услугу московские книгохранилища, преимущественно Синодальная библиотека и собрание рукописей в Московском Румянцевском музее. В Синодальной библиотеке имеются в настоящее время 6 греческих уставов иерусалимской отрасли, вошедших в описание Маттеи, и каталог преосвященного Саввы. В Румянцевском музее имеется небольшое собрание греческих рукописей, вывезенных с Востока Норовым, Григоровичем, Савостьяновым, но эти собрания, как случайно составленные и притом лицами, не интересовавшимися памятниками богослужебной письменности, не отличаются ни полнотой, ни систематичностью, и составляют результат случайных приобретений. Здесь, кроме нескольких номеров евхология, триоди, псалтири и служебного евангелия, сохранились два замечательные по древности, списки устава, – один из собрания Савостьянова № 491–35, а другой № 385–7 – Норова. Мы помещаем в этом Приложении обозрение более замечательных греческих уставов, с указанием их состава и более крупных особенностей в изложении обряда. Но наперёд сделаем перечень известных нам греческих памятников этой отрасли устава из других источников.

Первая запись иерусалимского устава вышла из рук Саввы Освященого и была передана им его преемнику. Об этой записи, со слов Кирилла Скифопольского, сказано нами выше, абзац сноски №160.

Иоанн Дамаскин упоминает об уставе иерусалимском в трактате De sacris jejuniis. Patr. т. 95, col. 72.

Патриарх Александрийский Евтихий в своей хронике называет «Typicum sancti mar. Sabae и typicum ecclesiae» (Patr. т. III, col. 1090 cp. Aliat. De libr. graecor. p. 3 not. f).

Никон Черногорец ссылается на древний список иерусалимского устава, переписанный и изложенный в исправленном виде Никодимом, настоятелем Саввиной лавры, для Лаодикийского митрополита (см. выше, абзац, следующий за абзацем сноски №160).

Самый древний иерусалимский типик, с годом, находится в библиотеке Синайского монастыря и, как видно из надписи, написан в 1214 году – для монастыря Богородицы на Синае. Подлинный текст этой записи сообщён преосвященным Порфирием (см. 2-е путешествие в Синайский монастырь 357–358) и в русском переводе гласит следующее: «устав по чину лавры преподобного отца нашего Саввы, находящейся близь Иерусалима, жертвуем и посвящаем всечестному и святому монастырю Богородицы, сооружённому на святой горе, где чествуется и боговидец великий пророк Моисей. Приобретён по повелению святительствующего здесь всесвятейшего и преподобнейшего отца нашего монаха кира Симеона, месяца февр. индикта 2 лета 6722 (1214)»³⁰⁰.

О нескольких экземплярах типика в синайской и святогробской библиотеках упоминает преосвященный Порфирий, и два из них относит к XIII веку.

В библиотеке архимандрита Антонина – типик иерусалимский 6900 – 1392 г.

В Синайской библиотеке – типик, писанный в 6973 – 1465 г. иереем Георгием Цангоропулом.

В Коаленевой библиотеке: типик 6868 – 1360 г. написан Иоанном Алеки. Montfauc. Bibl. Coisliana № 215 f. 24. Gardtb. S. 355 и 326.

№ 361. Пергаментный типик XIV в. Писан иеромонахом Софронием «συντεθὲν καὶ συγγραφὲν παρὰ τοῦ ἁγιωτάτου πατρὸς καὶ ἱερομονάχου κυροῦ Σωφρωνίου». Филарет Черниговский видит здесь указание на Софрония патриарха, как на составителя иерусалимского устава (О песнописцах стр. 178 изд. 1860 г.) Gardthaus. S. 338.

№ 216. Типик того же времени и того же состава.

№ 38. Τυπικὸν τῆς ἁγίας καὶ μεγάλης μονῆς (т.е. лавры Афанасия 6940 – 1432 г) ἐγράφη ἐν τῇ ἐμῇ μονῇ τῇ μεγάλῃ λάβρα τῆ συγκειμένη τῷ τοῦ ἀθῶνος ὄρει. Написан монахом Дионисием в 6940 – 1432 г. Gardthaus. S. 321, 358; упоминается у Питра Spicil solesm ΙV p. 567.

В Нанианской библиотеке: (Mingarelli codices Naniani) № 173, пергаменный устав XIII в., состоит из типика, Марковых глав и пасхалии.

№ 176, на бомбицине XIV в., – неполный, с замечательной записью на конце: «ἐτελειώθη τὸ παρὸν τυπικὸν τοῦ ὁσίου πατρὸς ἡμῶν Σάβα καὶ τοῦ ὁσιου πατρὸς ἡμῶν Μάρκου τοῦ ἐν τῇ ἁγίᾳ λαύρᾳ τοῦ Ἄθω. Gardth. S. 356, 1374 г.

№ 201, на бумаге, состоит из устава и Марковых глав.

В Бодлеевой библиотеке иерусалимский типик XV в (Catalog. codd. manusc. Bibl. Bodl. Miscellanea), под № 260.

Тоскани (Ad typ. graecor. animadvers. p. 7) отмечает пять иерусалимских уставов, из которых первые четыре находятся в Ватиканской библиотеке, а пятый в Крипто-ферратской.

№ 784, из Ватиканской библиотеки, написан в 1317 г. Нилом иеромонахом в городе, называемом Τυφέρει (по Алляцию) и Τήφρει (по Тоскани, которому следует архимандрит Сергий), по распоряжению и на издержки (ἐξ ἐπιτροπῆς καὶ μόχθου) Фомы Сирийца в России, в монастыре святых мучеников Феодора Тирона и Феодора Стратилата. Алляций (De Nilis p. 86) приводит запись писца «χειρὶ ἁμαρτολοῦ γραφέως Νείλου τάχα ἱερομονὰχου γραφεῖσα». Таким образом, устав писан не Фомой Сирийцем (как сказано у Тоскани и архимандрита Сергия), а Нилом иеромонахом для Фомы Сирийца, который, конечно, разумеется под именем владетеля рукописи «σὺν τῷ κεκτημένῳ αὐτὴν». О составе рукописи ничего не известно.

№ 101. Cod. Palat. Под заглавием «τυπικὸν τῆς λαὺρας του ἁγίου Σάβα καὶ τῆς λαύρας τοῦ ἁγίου Ἀθανασίου τοῦ ἄθω (соединение иерусалимского со святогорским), написан каким-то Георгием, в 1373 году.

№ 782. Из Ватиканской библиотеки неизвестного времени и писца.

№ 785. Из Ватиканской библиотеки, написан каким-то Мануилом, по мнению Тоскани, XV–XVI века. Что же касается мнимой особенности, которую Тоскани находит в прибавлении к заглавию этого типика, что «последование сие совершается и в прочих монастырях иерусалимских», то эта прибавка встречается и в других типиках и не заключает ничего выдающегося.

№ 13. Из библиотеки Крипто-ферратской, по определению Тоскани XIV или XV века.

Из Парижской библиотеки Питра отметил шесть рукописных уставов, XIII–ΧVI в., но, к сожалению, не обозначил, к какой отрасли они относятся (Spicil. Solesm. I. IV, p. 567).

Typikon Iohannis Contacuzeni. ibid. p. 567. Cf. Pitra juris eccles. Graec. mon. II, p. 152). По словам Питра, Парижский кодекс есть список «е codice Moldaviae principis descriptum». За утратой первых листов начала недостаёт, но затем вполне сохранился порядок службы на целый год и правила относительно постов. Питра упоминает ещё в перечне уставов τυπικὸν γραφεἰς (sic) ἐν ἐριτόμῳ, но ближайших указаний на содержание этой рукописи не даёт. Судя по неупотребительности этого названия для типиков, дело идёт, вероятно, не об уставе, а о каком-нибудь другого рода литургическом сборнике (р. 567). Что же касается указываемых вслед за сим: Nicolai СР. typicum и typicum montis Athonis, то под ними нужно разуметь известные ответы Николая патриарха и его статьи о праздниках и постах, помещаемые в печатных типиках. Typicum Nicephori – это правила Никифора Константинопольского, которые, под именем typicum et constitutiones ecclesiasticae, изданы далее у Питра и начинаются словами «ἐκ τοῦ τυπικοῦ τοῦ αὐτοῦ» (Spicil. IV, p. 381).

В Венской библиотеке находятся два иерусалимских типика:

а) cod. 285 (Nessel. Supplem. ad comm. Lambec. Biblioth. Caesar. Vindob. т. V, p. 390). Некоторые подробности, не представляющие, впрочем, ничего характерного, см. в самом описании. Ссылка на него, впрочем, неверная, сделана Филаретом Черниговским в обзоре песнописцев, стр. 288, примечание 57. 1860 г.

б) Cod. 325 (ibid. p. 602), половина XV в., по Гардтхаузену писан Афанасием монахом в 1459 г (Paläogr. gr. S. 315–360). Ссылка на типик Саввин в Венской библиотеке (но на какой именно – не известно) находится в примечании F. ad Allat. De libris graec. p. 3–4.

В Лаврентианской библиотеке (Bandin Catalog, mss. Laurent. Biblioth. p. 485, типик Саввин 6844 – 1336 г. Gardth. S. 326, называет его писцом Иоанна, чтеца из Сарагоссы.

В описании Эскуриальской библиотеки (Миллер. Catalogue des manuscrits grecs de la Biblioth. de l’Escurial. p. 452) отмечен типик св. Саввы XIV в.

Устав № 491–35 из савостьяновского собрания в Московском Публичном музее, писан на пергаменте, мелкой скорописью, в восьмую долю, на 175 листах, XIII в. (Викторов. Описание рукописей Савостьянова № 35). На первом листе под вытершейся заставкой из растительных форм и кругов с листьями, – заглавие рукописи, до того попорченное от времени, что можно в нём разобрать лишь несколько слов: в самом начале τυπικὸν, на конце ἡγιασμένου. Начинается «πρὸ τοῦ δύναι τοῦ ἡλίου ἡγουν περὶ ὣραν ῖ ἔρχεται ὁ κανδηλάπτης» – т.е. уставом малой вечерни (конец 1-го листа вытерт); затем следует великая вечерня с литией, благословением и раздаянием хлебов и указанием чтений во время этого обряда, всенощное бдение с литией по окончании его и первым часом, о числе всенощных на круглый год и порядок вседневной службы под рубрикой: «χρὴ γινώσκειν πῶς δεῖ σημαίνειν καθ ἐκάςην ἡμέραν». Это общая часть, оканчивающаяся на листе 20.

φ. 20. Ἀκολουθία τῆς ἐκκλησιαςικῆς ψαλμωδίας... ἀπὸ μηνὸς σεπτεμβρίου. Устав службы по месяцеслову.

φ. 112. Τῇ κυριακῇ ἐν ᾗ ἀναγινώσκεται τὸ θείον καὶ ἱερὸν ευαγγέλιον τοῦ τελώνου καὶ φαρισαίου. Устав службы по триоди.

φ. 171 vers. Дополнительная часть, или разные статьи литургического содержания: 1. запрещение игумену оставлять монастырь, особенно же выходить из него в течение трёх годовых постов. Это – окончание наставления игумену, записанного далее φ. 174. 2. о каждении; 3. прокимны воскресные 8 гласов, аллилуйя воскресные, причастны, прокимны светильны. 4) φ. 174 vers. Наставление игумену о точном исполнении устава; φ. 175 тропари или «ἀπολυτίκια τῶν ἁγίων τοῦ μηνολογίου».

Устав из собрания рукописей Норова в Румянцевском музее, № 385–74, в четвёртку, на пергаменте, 126 листов. XIV века.

φ. 1. После обычного заглавия εἰδησις τοῦ μικροῦ ἑσπερινοῦ. φ. 6. vers, ἒκφρασις τῆς ἐκκλησιαςικῆς ἀκολουθίας, или порядок вседневной службы.

φ. 15. Περὶ τοῦ πῶς δεῖ θυμιᾶν. О каждении.

φ. 16. Ἀκολουθία τῆς ἐκκλησιαςικῆς ψαλμωδίας. Устав службы по месяцеслову.

φ. 73. Ἀκολουθία τῆς ἁγίας τεσσαρακοςης. Устав службы по триоди.

φ. 125–126. Добавочные статьи. Судя по ссылкам на обычаи монастыря св. Павла в Латре, устав этот переписан с рукописи, бывшей здесь в употреблении.

Устав Синодальной библиотеки № 381–369 на бомбицине, 178 листов. В начале, одного листа недостаёт. Рукопись открывается словами: «μεγάλη φωνῆ τὸ κε7 εὺλόγησον» т.е. началом всенощного бдения (стало быть, нет малой вечерни и первых строк всенощной). Затем следует порядок суточной службы. φ. 15. Часы Великой четыредесятницы, и в посты Рождественский и св. Апостолов.

φ. 19. Наставление игумену.

φ. 22. Μονῆς τοῦ Στουδίου. Начало: ἰςέον ὂτι ἐριςημονάρχαι εἴσιν ἐν τῇ ἐκκλησία. Извлечение из краткого Начертания.

φ. 24. Περὶ τοῦ πῶς δεῖ ἐκτελεῖσθαι τήν θείαν καὶ ἱεράν λειτουργίαν. Устав литургии Златоустого без службы и молитв с указанием одних обрядов. Извлечения из него изданы в сочинении: Митрополит Киприан в его литургической деятельности. Приложение I.

φ. 31. Ἐν εἰρήνη τοῦ κυρίου δεηθῶμεν. Образцы ектений. Записаны: великая ектенья, сугубая, об оглашенных и διπλοκατηχουμένων т.е. за оглашенных и готовящихся к просвещению. Далее записаны начальные слова возгласов на великой вечерне, утрене и литургии.

φ. 34. О каждении.

φ. 36. Περὶ τῶν ἑορτῶν ἐν οἷς ψάλλεται τὸ Θ&ς Κ&ς καὶ μεγαλων ἑορτῶν καὶ μικρῶν. Речь идёт о разделении праздников на три разряда, об отличительных особенностях каждого из них в служебном отношении и перечисляются праздники. Статья эта заимствована из Никона Черногорца и издана Pitra Spicil. Solesm. t. IV, p. 445, но не есть буквальный перевод из Никона, а скорее её переработка. Древнейшая редакция этой статьи, как она изложена в Тактиконе, основывается на показаниях студийского и святогорского устава, а в позднейшей, которая внесена в иерусалимский устав, эти сведения дополнены и перечень праздников полнее. В славянском переводе читается в Киприановой псалтири, но без перечня праздников.

φ. 38. Столп воскресных утренних евангелий на целый год.

φ. 38 vers. Распределение евангелий на литургиях по неделям.

φ. 39. Правила Никифора патриарха о разных предметах.

φ. 40. Устав службы по минее.

φ. 126 vers. Устав службы по триоди.

φ. 177. Тропари поемые в день Воздвижeния честного креста на утрене после 50 псалма вместо «молитвами апостолов». Здесь помещено по одной стихире на Воздвижение, Рождество Христово, Богоявление и Сретение.

φ. 177 vers. Последование часов в навечерии Рождества Христова.

φ. 178 vers. В навечерии Богоявления и Великую пятницу. Записаны только псалмы.

Этот устав, один из замечательнейших по составу, имеет, вместе с синодальным № 456, весьма важное значение для истории развития и осложнения иерусалимского типика под влиянием практики студийской и отчасти сочинений Никона Черногорца. Правила Никифора патриарха вошли в наш устав, вероятно, в связи с его постановлением относительно сырной недели, которое вскоре по изданию было принято во все отрасли типика и распространилось в практике. А помещённый в нём устав литургии имеет важное значение как документ для решения вопроса о времени происхождения так называемого устава Филофея и той редакции литургии, которая в славянском переводе является впервые в служебнике Евфимия Терновского и митрополита Киприана.

Время происхождения этого устава определяется следующими данными: диакон, читая, по освящении Даров, диптихи живых, поминает следующие лица: εἰς πρῖαρ^χ Αθανασιου τῦχ ἡ τον δειν^α. τοῦ ἁγίω^ττ καὶ ρικουμενικου πρῖαρχ· εἱσ επισκο^π νϊφον^ος τοῦ πανιερο^ττ επίσκο^π ἡμων δειν· καὶ υπερ τοῦ προσκομίζοντος τα ἁγια δωρα κω τω Θω ἡμων ιωαννϊκϊου ιερομοναχου τοῦ τιμιου πρεσβυτεριου ὑπερ στριας (σωτηρίας) κρατους νικης... τῶν εὐσεβέστατων καὶ θεοφύλακτων βασιλέων ἡμων ἀνδρονϊκου καὶ ειρη (εἰρήνης) φ. 29 оборот 30. В сугубой ектенье содержится следующее прошение: ετι δεομεθα ὑπερ τῶν εὐσεβεστατων καὶ φιλοχριστων βασιλεων ἡμων ἀνδρονικου καὶ εἰρήνης (φ. 32). Т. е.: помяни Господи «в патриархах Афанасия, или кого случится другого, имярек, святейшего и вселенского патриарха, в епископах Нифонта преосвященнейшего епископа нашего, имярек; и об Иоанникие иеромонахе приносящем святые дары Господу Богу нашему, о честном пресвитерстве... о спасении, державе, победе... благочестивейших и богохранимых царей наших Андроника и Ирины». Патриарх Константинопольский Афанасий, преемник Григория Кипрского, вступил на престол 1289 года и отрёкся от него 1293, после четырёхлетнего управления, нажив себе недоброжелателей, благодаря крутым мерам, с которыми он принялся за исправление тогдашнего расшатанного духовенства и монашества. Преемником его был Иоанн XII. Затем вторично занимал патриаршую кафедру от 1304 по 1311 год. После вторичного отречения, она перешла к Нифонту³⁰¹. Какого же из двух Андроников – старшего или младшего разуметь в данном случае, ясно не видно, тем более что и тот и другой имели в супружестве Ирин. Андроник старший (1281–1332) вступил во второй брак с Ириной, дочерью Вильгельма VI Монфортского, в 1285 г (Du Cang. Famil. Byzant. p. 235), a Андроник III младший (1332–1341) был женат первым браком на Ирине, западной уроженке (1318 год супруж., † 1324). Судя по упоминанию патриарха Афанасия, естественнее разуметь Андроника старшего. А отсюда открывается, что устав № 381 написан в конце XIII или начале XIV в., а не в XV, как сказано в указателе преосвященного Саввы.

Греческий устав Синодальной библиотеки № 427, на бумаге, в 8-ю долю, 289 листов, XV–XVI века (по указателю).

φ. 1. Заглавие и чин малой вечерни. Заглавиями отмечаются только отделы, начало которых указывается иногда выносками на полях: ὅρα... σημείως.

φ. 31. Под витой заставкой, без особого заглавия, порядок службы по месяцеслову, начинающийся с сентября.

φ. 170 vers. Под заставкой порядок службы по триоди.

φ. 255 vers. Статья о каждении.

φ. 257 vers. Наставление игумену о строгом соблюдении правил устава.

φ. 260. Воскресные прокимны восьми гласов.

φ. 262. Марковы главы. Они записаны не вполне и оканчиваются φ. 288 уставом службы на Благовещение, если оно случатся в великий понедельник. φ. 290 не записан.

Устав Синодальной библиотеки, № 380, на бумаге, в четвертку, 262 лист. Писан на Афоне, в монастыре Кутлумушском, монахом Пахомием, в 7050 – 1542 году.

φ. 1. Начало типика и затем общее заглавие. В противоположность другим типикам, этот список отличается подробным оглавлением каждой статьи в общей части и присоединением объяснительных заметок на полях. Отметим статьи более замечательные. После изложения воскресного бдения.

φ. 8 vers. Порядок вседневной будничной службы, которая называется «διάταξις τῶν ἡμέρων τῆς ἑβδομάδος ἐν αἷς ψάλλεται ἀλληλοίια».

φ. 22. Ἀκολουθία τῆς ζύμης. Церковный обряд, когда ставят тесто в монастырской хлебопекарне.

φ. 24. Служба по месяцеслову.

φ. 138. Служба по минее.

φ. 200. О каждении. После этой статьи написано: έλος τοῦ τυπικοῦ, но затем следует его продолжение.

φ. 202. Наставление игумену и т.д.

φ. 210. Марковы главы, оканчивающиеся на 258 листе.

φ. 258. Запись писца³⁰².

φ. 260. Περὶ τοῦ ὑψουμένου ἄρτου κατὰ τὴν διακαινισίμον ἑβδομαδα. Обряд возвышения артоса в светлую неделю. Εκ τῆς Φθ&(99) κατηχήσεως Θεοδώρου τοῦ Στουδίτου. Начало: «ἐπειδὴ χθὲς ὡργίσθην ὑμῖν». Это отрывок из 99-го оглашения Феодора Студита о порядке и однообразии в пении (Орр. Theod. Stud. Patr. t. 99, col. 638), составляет как бы переход к последней статье типика, начинающейся словами: ἰςέον ὅτι παροῦσα ἐκκλησιαςική διὰταξις. φ. 260 vers. – 262. Она содержит в себе краткий очерк образования иерусалимского устава, объясняет труд составителя по приведению в порядок Марковых глав и наставление о соблюдении порядка в чтении, пении и вообще в отправлении службы (статья эта издана нами в прибавлениях к Твор. св. Отец 1884 г., книга 2). На полях этого устава кое-где сделаны объяснительные замечания относительно обрядов (см. выше).

Устав Синодальной библиотеки № 379, на бумаге, XVI в., в четвёртку, 292 лист. По составу очень сходен с предыдущим, но по изложению значительно отличается. Разделение статей в общей части несколько иное, хотя состав её тот же; вместо «εἴδησις» употребляется «δήλωσις». Замечательную особенность в этих оглавлениях составляет то, что здесь служба будничная, в которую положено аллилуйя, называется службой двух четыредесятниц, т.е. «в посты Рождества Христова и св. Апостолов» (τῶν δύо τεσσαρακοςῶν ἥγουν χοῦ γεννῶν καὶ τῶν ἁγίων ἀποςόλων). Таким образом, служба малых постов приравнивается к обыкновенной будничной. φ. 22. Устав службы по минее. φ. 165. Устав службы по триоди. Из дополнительных статей. φ. 242. εὐχὴ λεγόμενη ἐπὶ πάσαν ὀπώραν (молитва на освящение плодов). φ. 244. Марковы главы. φ. 290. ἀκολουθία τῆς ζύμης.

Устав Синодальной библиотеки по дополнительному каталогу № 487, XV в., 231 лист, не полный. Не достаёт первых и последних листов. Начинается оглавлением статей общей части до 24 главы (но начало оглавления утрачено). Затем с 24 главы идёт перечень второй части Марковых глав (о праздниках богородичных) до 50 главы включительно; далее под особым заглавием: «διὰγνωσις περὶ τῶν ἀμφιβαλλομένων ἐν τῷ μηνολογίῳ» начинается (с 25 главы) перечень Марковых глав по месяцеслову; с 114 главы продолжение Марковых глав по триоди: εἴδησις περὶ τῶν αμφιβαλλόμενων εν ολω τῶ τριωδιω вплоть до 147 главы, которой оглавление оканчивается. Впрочем, содержание устава гораздо обширнее оглавления и заключает полное изложение службы по месяцеслову, триоди и некоторые дополнительные статьи; но они не вошли в перечень, и не имеют особой нумерации.

Собственно устав заключает следующие части:

1) Общую в 23 главах, φ. 1–34 vers., из которых некоторые помечены монограммой Марк.

2) Марковы главы в составе 2-й части φ. 34 vers. – 44 vers.

3) Устав по минее с введением Марковых глав под соответствующими днями φ. 45–210 vers.

4) Устав по триоди φ. 211–278. Окончание утрачено.

5) Несколько дополнительных статей φ. 279–281. Конца недостаёт.

К особенностям этого устава принадлежат также заметки и пояснения, делаемые на полях рукописи.

Устав № 456 Синодальной библиотеки 1298 г. 240 листов. Рукопись состоит из двух частей: собственно устава и придаточной тетради в начале её, другого содержания и иного письма. Первый лист вдоль разорван и от него осталась одна его половина, ближайшая к корешку. На ней можно прочитать: «Τριαδικὰ τῆς ἁγίας τεσσαρακοστῆς αλλ. αλλ. αλλ σωματικ». Τ. е. троичная святой четыредесятницы аллилуйя и начало 1-го троична. Лист 2-й цельный заключает продолжение троичных песней.

φ. 3. Προκείμενα τῆς διακαινησίμου ἑβδομάδος, прокимены пасхальной недели до четверга.

φ. 5. ἀλληλούια ἐν τῷ ἁγίῳ καὶ μεγάλῳ σαββάτῳ. Записано: «воскресни Боже»... с аллилуйя и «Святый Боже» на великом славословии. Все эти песнопения положены на крюковые ноты и написаны растяжным письмом, приноровлённым к пению.

φ. 7. Πίνας ἀκριβής τοῦ μεγάλου μεμβράνου (точное оглавление статей великого пергамента) и затем другое заглавие той же рукописи: Πίνακες σαρεῖς τοῦ πανηγειρηκοῦ βιβλίου μῆν σεπτέμβριος εἰς τὴν ε′ τοῦ μακαρίου κοσμᾶ βεστήτορος λόγος ἐγκωμιαςικὸς εἰς τὸν ἁγιον προφητ καὶ ἀρχιερέα Ζαχαρίον. Таким образом, мы имеем здесь оглавление сборника, заключавшего слова и чтения на праздники, и называемого здесь βιβλίον πανηγυρικὸν. Далее мы увидим, что таких сборников в библиотеке неизвестного монастыря, которому принадлежала эта рукопись, было несколько, и они носили особые названия. Перечень идёт с сентября по ноябрь включительно.

φ. 7 vers. Πίναξ ἀκριβὴς τοῦ κοκκίνου (оглавление другого сборника, писанного на пурпуровом пергаменте). Под этой рубрикой записано 38 названий похвальных слов и поучений на памяти разных святых и праздники. Между прочим – Иоанна Зонары слово на поклонение честному кресту, его же – на память патриарха Софрония и на Сретение Господне.

φ. 9 vers. Под заглавием: «λόγοι ἐγκωμιαστικοὶ βιβλίου τοῦ παχέως» содержится 26 названий других слов и поучений.

φ. 10 vers. Перечень подобных же статей за месяц февраль и март по минее и триоди.

φ. 11 vers. Πίναξ βιβλίου βαμβακίνου μεμβρανίου – такого же содержания. Очень вероятно, этот перечень служил указателем для справок, где и в каком сборнике находить те или другие чтения, и присоединён к уставу не случайно. Для той же справочной цели служили и заметки на полях: ζητεῖ ἕτερον λόγον... εἰς παλαίον πανηγυρικόν... εἰς τὸ βουλγαρίας (sic)... εἰς τὸ κόκκινον, a в конце упоминается βίβλιον χρυσογεγραμμένον, т.е. книга, писанная золотыми буквами. Все эти рубрики писаны чётким полууставным почерком, отличным от почерка вкладной записи φ. 13 vers, которая гласит следующее.

Н βιβλος αυτη παρα εμου πονηθεισα·:·

Του εν μοναχοις αμαρτολου ἐκ ποθου·:·

Αθανασιου ταλανος και αχρειου·:·

Του τε χοηματϊσαντος αρχιμανοριτ ου·:·

Μονης της θειας και βασιλεικοτατης·:·

Оρους τη κλησει αγιου αυξεντιου·:·

Ως εις τινα δωρον τη παναγνω παρθενω·:·

Μρ7ι του μονου Θυ μου και δεσποτου·:·

Μονης λαμπρας τε και περιφανεςατης·:·

βασιλεικης ετεθη Βατοπεδιου·:·

Μνημης ενεκα ψυχης ημετερας⁞

Οδε βουληθεις οστις και οιος ειη·:·

Στερησαι αυτην τη σεβασμια ταυτη·:·

Μονη καν ο πρ βουληθειη εχετω·:·

Затем две строки не разобраны.

Τας ς^ων οσιων θεοφορων πρ7ων·:·

Τριακοσιων οκτοκαιδεκα κληρον·:·

Аρας και παντων απας ωνος αγιων·:·

Μερις δε τουτου εςω μετα Ιουδα·:·

Και των κραξαντων αρον ςαυροσον αρον·:·

Далее киноварью

Προσετεθει δε δευτερα оκτωβρϊου·:·

Εν ετει εκτω οκτακοσιοςω τω τε εξακισχϊλϊοςω ενδεκατης ινδικτου.

Т. е. «Книга эта, приготовленная трудом моим и по желанию моему грешного в монахах и непотребного Афанасия, бывшего архимандрита божественной и славнейшей обители, в горе по прозванию св. Авксентия, как бы некий дар пречистой Деве, Матери единого Бога моего и Владыки, положена в светлую и славнейшую царскую обитель Ватопеда, в память души нашей». Далее произносится угроза на похитителя этой книги и призывается на него клятва 318 отцов первого вселенского собора и участь Иуды вместе с распинателями Христа. В заключение обозначен год пожертвования рукописи в следующих выражениях: «положена второго октября, в лето шесть тысяч восемьсот шестое (6806 – 1298) одиннадцатого индикта».

φ. 14. Начало типика под следующим заглавием: τυπικὸν τῆς ἐκκλησιαστικῆς ἀκολουθίας τῆς ἐν ἱεροσωλύμοις ἁγίας λαύρας τοῦ ὁσίου καὶ θεοφόρου πρὸς ἡμῶν Σαβα... Εἴδησις τοῦ μικροῦ ἑσπερινοῦ. Чин малой вечерни и всенощного бдения.

φ. 16. Ἔκφρασις ἐν ἐπιτομῆ τῆς ἐκκλησιαστικῆς διατάξεως. Порядок суточной службы с относящимися к ней замечаниями.

φ. 24 Ἀκολουθία τῆς ἐκκλησιαστικῆς ψαλμωδίας τε καὶ συναξεως τοῦ ὅλου ἐνιαυτοῦ ἀρχομένη ἀπὸ μηνὸς σεπτεμβρίου. Порядок службы по месяцеслову.

φ. 95. Ἀκολουθία τῆς ἁγίας καὶ μεγάλης τεσσαρακοστῆς. Порядок службы по триоди.

φ. 134. Περὶ τοῦ πῶς δεῖ θυμιᾶν. О каждении.

φ. 135. Τὰ ἀναστάσιμα προκειμενα τῶν ὁκτὼ ἥχων.

φ. 135 vers. Τὰ ἀναστάσιμα ἀλληλούια τῶν ὁκτὼ ἥχων. За аллилуйями записаны утренние прокимны, светильны, антифоны великой недели и других праздников.

φ. 140. Ὑποτύπωσις σὺν Θεῷ καταστάσεως τῆς ἐυαγεστάτης μονῆς τῶν Στουδίου. Извлечение из краткого Начертания студийской обители.

φ. 149. Περὶ τοῦ κύκλου τῆς σελήνης. Сведения из пасхалии.

φ. 150 vers. Στιχηρὰ ψαλλόμενα εἰς τὰς δεσποτικὰς ἑορτὰς καὶ εἰς ἡμέρας τῶν ἐρισημῶν ἁγίων εἰς τὸ τέλος ὄρθρου.

Начинается стихирами в день архистратига Михаила и Рождества Богородицы, затем следуют φ. 135 vers, стихиры крестобогородичные и седальны по гласам.

φ. 159–160 χερουβικὰ τῆς ἁγίας λειτουργίας. Записано: иже херувимы, ныне силы небесные, да молчит, а затем – тропари, поемые после 50 псалма, на утрене Рождества Христова, Богоявления и Сретения.

φ. 160 vers. 161. Оставлены незаписанными.

φ. 162. Оглавление Марковых глав соответственно полному их изложению на φ. 165. Число глав 95. Первые 60 излагаются в порядке месяцеслова и заключают правила относительно следующих праздников: 1) индикта и Симеона Столпника; 2) праздника обновления храма; 3) недели св. отец вселенского собора; 4) о начале Филиппова поста; 5–6) о празднике Введения; 7–10) о неделе пред Рождеством Христовым, о празднике Рождества и его отдании; 11) о празднике обрезания; 12) Богоявления; 13–21) Сретения и его отдания; 22–29) обретения главы Иоанна Предтечи; 30–31) сорока мучеников; 32–46) о Благовещении и его отдании; 47–51) о памяти великомученика Георгия; 52–56) Иоанна Богослова; 57) об отдании Пасхи; 58) о празднике Иоанна Богослова; 59) о посте св. апостолов; 60) о памяти отцов 6-го вселенского собора. С 61 главы месяцесловный порядок прерывается и начинается новый ряд статей более общего литургического свойства, решающих вопросы, не предусмотренные в главах предшествующих. Так в 61 главе речь идёт о праздниках Рождества, Введения, Сретения и Благовещения Богородицы, если они случатся в неделю. Глава 62 решает тот же вопрос относительно праздников господских. Затем с 63 главы идёт ряд статей относительно предпразднств, попразднств и отданий праздников, о совпадении дней памятей нарочитых святых с днями предпразднств и попразднств, с субботой и воскресеньем и применительно к тому, когда положено бдение, полиелей, или стихиры на 8 и 6, об употреблении богородичных, икосов, тропарей, о павечернице, панихиде, литиях и т.д.

За оглавлением следует, φ. 165, изложение самых глав под следующим заглавием: Μάρκω ἁμαρτολῶ ἱερομονάχω σύνταγμα πονηθὲν εἰς τὰ ἀπορούμενα τοῦ τυπικοῦ – Марка, грешного иеромонаха, свод, составленный им на затруднительные предметы типика.

φ. 218. Воскресные тропари и ипакои восьми гласов.

φ. 231. Κοντάκια ἅπερ λέγονται ἐν ταῖς ἑορταῖς τῆς τεσσαρακοστῆς, τῆς πεντεκοστῆς, τῶν δεσποτικῶν ἑορτῶν καὶ τῶν ἑορταζομένων ἁγίων τοῦ ὅλου ἐνιαυτοῦ. Кондаки эти изданы арх. Амфилохием в сборнике кондакарей.

φ. 237 vers. Между двумя киноварными полосками «δόςα σοί ὁ θς′ δόξα σοὶ».

Здесь кончалась первоначальная рукопись, и писец заключил свой труд благодарственным обращением к Богу. Впоследствии иным почерком, и под особой заставкой, записана служба часов в навечерии Р. Хр. и Богоявления. φ. 240. Часы Великой пятницы, но обозначено только начало псалмов.

О происхождении и употреблении этого устава даёт некоторые указания вышеприведённая запись. Из неё видно, что эта рукопись составляет труд монаха Афанасия, бывшего игуменом монастыря св. Авксентия, и подарена им Ватопедскому монастырю 6806 (1298) года. Таким образом, год рукописи и место её происхождения, по-видимому, определены точно, но в применении этой летописи к делу мнения расходятся. Ещё Маттеи отнёс эту рукопись по письму к XV веку, а вкладная запись, по его мнению, не имеет с ней ничего общего и относится к тем прибавочным передним листам, на которых записано оглавление какого-то торжественника. Это мнение разделял и покойный А. Е. Викторов (Описание рукописей Савостьянова 1881 г. 11), но преосвященный Савва в своём каталоге, арх. Сергий и другие исследователи принимают эту дату за год написания типика. Мы присоединяемся к последнему мнению и поддерживаем его на том основании, что вкладная запись писана другим почерком, чем оглавление, и составляет нечто от них отдельное. То писано полууставом, а запись скорописью, более крупной, чем текст устава, и без сокращений, которыми устав чрезвычайно изобилует, но некоторые лигатуры, как например, ἐκ, и там и здесь имеют совершенно одинаковое начертание. Рукопись, как мы сказали, писана тетрадями по 8 листов в каждой, так что запись приходится на первом листе первой тетради. Отняв этот лист, первая тетрадь состояла бы только из 7 листов; но это противоречило бы общеизвестной технике византийского письма, и тем самым подтверждает принадлежность спорного листа к составу типика. В записи речь идёт не об уставе, а о книге «βίβλος αυτὴ», но такое неопределённое обозначение очень нередко встречается в послесловиях писцов, которые называют свой труд не по содержанию рукописи, а βίβλος, βίβλιον, δέλτος. Примеры встречаются то и дело. Что же касается памяти Михаила Хониата, которая занесена в этот устав под 4 июля, то это не может ещё служить доказательством происхождения самой рукописи из Афин, как говорится в Агиологии I, 135. К концу XIII века память эта могла уже распространиться по многим областям востока и войти в служебные книги студийские, иерусалимские и константинопольские. Хотя Михаил Хониат и был епископом Афинским, но по своей последней деятельности и по своим сношениям всего ближе принадлежит столице, с которой его имя связано самым тесным образом. Сосланный в изгнание латинянами, по взятии Константинополя, и несколько лет проведши изгнанником на острове Кос, Михаил Хониат приобрёл известность исповедника не в Афинах только, но на всём востоке, и его канонизация, поэтому, всего легче могла идти из Никеи и Малой Азии, куда был перенесён центр тогдашней государственной жизни Византии. Наконец, неправда и то, будто бы эта память есть единственная и встречается только в уставе 456. Кроме этого типика из известных нам она записана в синодальном уставе № 381 под 4 июля и в Норовском, 385, где под 4 июля читается: «καὶ τῇ αὐτῇ ἡμέρᾳ ἐκοιμήθη φωσφόρος ἥλιος ἀθήνων κυρ. Μιχαὴλ ὁ Χωνίατης» (службы ему не положено). А между тем этот устав, как видно по нескольким указаниям, имел употребление в монастыре св. Павла в Латре³⁰³.

³⁰⁴

Служба в день рождества Богородицы.

Мцⷭ҇ѧ тогоⷤ. въ и҃. рожтⷭ҇во прѣст҃ыꙗ владыүиⷰ҇ нашеꙗ бц҃ѧ (ве попѣⷩ҇ блнⷤъ мᲂуⷤ № b abc) на ги҃ въꙁваⷯ. ᲂуставлѧю^т҇. стⷯ҇івъ. ѕ. и поютьⷭ҇ стіⷯ҇ра. самоглаⷭ҇ подвоиⷰ҇ глаⷭ҇ ѕ҃. днⷭ҇ь нже на раꙁᲂумьныхъ прѣсто сьи дн҃ь ги҃ь веселитеⷭ҇ люⷣ. аще и бжиѥмь велѣниѥм. на слаⷡⷡ҇. и ныⷩ҇. пьрв. посеⷨ҇. вхоⷣ. на свѣ^т҇ тнх. прⷦ҇о. дневьны. ү^т҇ь. г҃. үь^т. пьрⷡ҇ ѿ бытѧⷶ҇... ү^т҇ь в҃ ѿ пррү. иеꙁекиⷧ҇. ү^т҇ь г҃ ѿ притⷱ҇... на стих. самоглаⷭ҇. глаⷭ҇ д. вьсемирьнаꙗ радость и ина. иеплоды бещадьна анна ина. глаⷭ҇, г҃. днⷭ҇ь неплодьнаꙗ врата на сла^в҇. и ныⷩ҇. глаⷭ҇. в҃. поⷣ. доме ефрантовъ. тре^п҇. глаⷭ҇, а҃ рож҃ьство твоѥ бц҃е... тоже и на б҃ъ г҃ь триⷤ и наⷭ҇ коньць ᲂутрьⷩ҇.

На ᲂутрьⷩ҇ поѥтаⷭ҇. в҃. каⷴ. (№ b abs. № с-есть) прѣданыи ᲂубо ᲂуставъ ѿ. д҃і дн҃е сего мц҃а подобаѥ꙯҇. пѣ^т. подъвѣ. каⷴ. нъ ᲂубо и въ рожтⷭ҇ьныи днь влүⷣцѧ нашѥѧ бц҃ѧ. үьс҃тьнаго ради ѥѧ. а раниꙗ ради ᲂу^т҇рьиѧꙗ ᲂуставлено быⷭ҇ пѣ^т҇ дъва каⷴ поѥтажеⷵ по пѣиⷩ҇. дъвою каⷴ сѣⷣ҇. праздьниик. ү^т҇ьть же. сло^в҇. анⷣ҇р. нюже наүаⷧ҇. начѧло ᲂубо нам праꙁдьникомъ. поү^тьнии же степеньⷩ҇, глаⷭ҇. д҃. аще ли къ неⷣ. праꙁдьниⷦ҇ настане^т. степеньна не поютьⷭ҇ того глаⷭ҇. проⷦ҇. помѧнᲂу имѧ твоѥ; стиⷯ. слыши дьщи. еуа^т҇. ѿ лᲂуⷦ҇ въставши мр҃иꙗ. поѥт^т҇ь. проⷦ҇ въ нощьхъ въꙁдѣѧ. ѥже въинᲂу по ᲂутрьнимь еуа. поѥтьⷭ҇. посеⷨ҇. и҃ ѱмⷬ҇ъ. и посеⷨ҇. поѥтаⷭ҇. каⷩ҇ к҃ ѥдни. глаⷭ҇. в҃ творениѥ і҃ѡ. поютьже ірм҃оси съ пьрво пеⷭ҇. и тр^т҇е и үетⷬ҇вь. и шеⷭ҇ поѥдиною. а стіⷯ҇ве· подваⷤ҇. пѧтоѥ же пѣⷭ҇. и семоѥ и осмоѥ. и давѧтоѥ ірмоⷭ҇. и стнхо^в҇. подвоиⷰ҇ а дрᲂуⷢ҇. каⷩ҇. глаⷭ҇. и҃ творениѥ анⷬ҇д. поютьⷭ҇ стиⷵ ѥго и ірмоⷭ҇. по ѥдинѥ. ᲂуставлѧютьⷤ стиⷯ҇въ по к҃і. по г҃ пѣⷣ. сѣⷣ. праꙁдниⷦ҇. а по. г҃. коⷣ. глаⷭ҇. д҃³⁰⁵ (и икос № b) Иоаким и анна. свѣ^т҇. ст҃ъ г҃ь. на хвалите г҃а стиⷯ҇ра г҃. глаⷭ҇. а҃. о прѣславьноѥ үюдо. поютⷭ҇. подвоици. на сла^в҇. и ныⷩ҇ пьр҃в. на стиⷯ҇внѣ. стіⷯ҇ра. глаⷭ҇ к҃. поⷣ. доме ефра. на сла^в҇. и ныⷩ҇. ѥдннᲂу ѿ тѣхъ (бываетьже праꙁдьньство всѣм. № b abs.) На бжтⷭ҇вьнѣи литᲂурⷢ҇ (поют ᲂуставленыіѧ плⷭ҇мы и поютⷺ҇. на блнⷤьныхъ. ѿ каноⷩ. в҃· глаⷭ҇ третию и пѧтᲂую пⷵ и с нрмоⷭ҇ № b-abs.) на вьходѣ поѥтⷭ҇ треⷫ҇. праздьниⷦ҇. на сла^в҇ и ныⷩ҇ коⷩ҇ и ст҃ыи бж҃е. проⷦ҇. велнүить дш҃а м (sic) стиⷯ҇. ѧко приꙁьрѣ наⷵ стиⷯ҇ к҃... апⷭ҇лъ въѳилиⷫ҇. бра^т҇. се да сьмъіщлѧѥтьсѧ въ ваⷭ҇ алⷧ҇ѣ глаⷭ҇ и҃. слъіши дъщи суаⷢ҇ ѿ лᲂуⷦ҇. къ оноⷤ҇. въниде іс҃ъ къ вⷢ҇ кⷩ҇у үѧⷭ҇. спс҃е.

Подобаѥт вѣтⷣн ѩко или тъ праꙁднькⷩ или инъ прстъіꙗ бц҃ѧ клюүитьⷭ҇ в неⷣ и поѥтⷭ҇ все праꙁдьникᲂу съ неⷣльныⷨ. прѣди же подобаѥ^т пѣ^т. неⷣльнᲂую слᲂуⷤ҇ тоже и на бжⷭ҇твьнѣи литурⷢ҇ вываѥ^т на въхоⷣ. пьрвоѥ неⷣльнын треⷫ҇ поѥтьⷭ҇. по сеⷨ҇. рекше. слаⷡ҇. то праꙁдниⷦ҇. треⷫ҇ и нынⷩ҇. коⷢ҇ праꙁдьниⷦ҇ проⷦ҇мен же и алⷫ҇ѣ праꙁдьниⷦ҇ поѥтьⷭ҇. нелⷣ҇ьнын же апⷭ҇лъ прѣже праꙁдьниⷱ҇наго ү^тьсьⷶ҇. такоⷤ и еуаⷢ҇. Наверⷱ҇ницюже аще прꙁдьниⷦ҇ бц҃и въ неⷣлю боуде^т пою^т въ на́верⷱ҇нѥ пѧкⷤ҇а. ѿ съ иами б҃ъ и проүеѥ, аще лн в инъ дн҃ь праꙁдьниⷦ҇ бᲂуде^т. кромѣ ᲂусъпенн ѿ живъіи въ помоⷳ҇ и прочеѥ (на ᲂусъпениѥ же ѿ съ нами б҃ъ и прочаꙗ № с abs) пою^т.

72. оборот. И се подобаѥт вѣдѣти ꙗко по всѧ сᲂу^т҇тъі. въ вьсе лѣто на веⷭ҇риѧхъ. треⷫ҇. въскрⷵ иепоѥтⷭ҇ тъкмо бц҃е дво радᲂуиⷵ и проүѧꙗ ꙗже въ сноксари писана сᲂуть аще лн ᲂубо праꙁдниⷦ҇ приклюүитьсѧ. или ст҃ыѧ бц҃ или прт҃үѧ или иного стаⷢ҇ нароүита ѥгоже по обыүѧю имамы праꙁдновати· и поѥтьⷭ҇ треⷫ праꙁдьннкᲂу. и оставлѧѥтьⷵ. бц҃е дв҃о ра. (№ b abs.).

73. Мцⷭ҇а тогоⷤ҇. в памѧ^т ст҃ыма. иоакима и анны вер. пѣⷩ҇ ѱлр^т. не бываѥ^т (прѣже варившаго ради трᲂуда аще и въ сᲂутᲂу бᲂуде^т. (№ b abs., а № b abs. весь параграф).

73. Подобаѥт же вѣдѣ^т. ꙗко таковыи праꙁдньниⷦ. коиьүѧваѥть въ в҃і. ди҃ь мцⷭ҇ѧ. межюⷤ҇ сим. поютьⷭ҇; стиⷯ҇ра и канѡⷩ҇ праꙁдьниⷦ. и с слᲂуⷤ҇бою дн҃евьныхъ ст҃хъ. а октаиүьнии (с. параклетиүные) каⷩ҇нн оставлѧютⷭ҇. иъ стⷯ҇иры поютьсѧ.

74. Мцⷭ҇ѧ тогоⷤ҇ въ к҃і оставлѧѥтьⷭ҇ праꙁдьникъ рожтва ст҃ъіꙗ бц҃ѧ поѥтⷭ҇ вьсе праꙁдникⷹ ꙗкоⷤ҇ и въ тъ праꙁдьньствьныи дн҃ь (навеⷱ҇рнии и наᲂутрьиⷩ҇. раꙁвѣ степеньныⷯ҇. и еуⷢ҇. аще не въ нелⷣю к҃і мцⷭ҇а клюүитьⷭ҇. ст҃го же сіцномкⷯ҇а аᲂутонома. стірⷯ҇и. и каⷩ҇. поѥть въ а҃і мцⷭ҇ѧ. с стіⷯрами исъ канⷩ҇ъмь прпⷣбныѧ ѳеодⷬ҇о (№ b abs.).

Из греческого устава Синодальной библиотеки.

№ 456 φ. 27 vers³⁰⁶.

То γεννημα της υπεραγιας δεσποινης ημων Θκου. Εσπερα εν τη αργυπνια ςιχολογουμεν το α′ αντιφωνον·το μακαριος ανηρ. εις τε το κυρ. εκεκραξα ιςομεν στι ⷯῆ και ψαλλομεν στι ⷯ ⷯ ιⷣιⷣ (ιδιομελα) ἧχ πλ· β′· δευτερουμεν το α′ και το β′. δοξα και νυν το αυτο· σημερον ο τοις νοεροις θρονοις. Προκειμ. της ημερας και αναγνωσις. Εις τ. λιτην ιⷣιⷣ δοξα και νυν ηχ πλ. δ εν επισημω ημερα· εἰς τον στιχ. στιχηρα ιδιομ. της ημερας στιχον λεγομεν ᾶ ἀκούσον θηγατ. στιχον δευτερον το προσωπον σου λιταν. δοξα και νυν ηχ πλ δ. δευτε απαντες πιςοι. το τροπαρ ε′κ γ′ ηχ′ δ′ ἡ γεννησις σου... ειτα διδωται ως συνηθες το κατακλαςον και αναγνωσις. Δει ειδεναι οτι ει τυχοι η παρουσα εορτη εν κυριακη προηγουνται τα ανας ασιμα ου μεν τοι λεγεται ευαγγ. εωθινον αλλα και προκ. και ευαγγ. της Θκου·-και εις ταυτην την εορτην και εις την υπαπαντην και εις κοιμησιν ως δε και εις τον ευαγγελισμον εις οιαν τυχοι κυριακην εκτος της κυριακὴς των βαϊων· τοτε γαρ προτιμαται της εορτης ταυτης το εωθινον ευαγγελιον των βαϊων· εισ τε την λειτουργιαν λεγονται τα της ημερας εις τον ορθρον μετα το ς′ ψαλμον εις την ςιχολογιαν κⷴκⷴ της εορτης ως εδηλωθη. και οταν λυεται (απολυεται) αναγνωσκομεν τα εγκωμια της εορτης και εις την μεταφρασιν ειθουτως οι αναβαθμοι· το α′ αντιφων του δ′ ηχου προκ ηχ δ′ μνησθησω... στιχος εξηρευξατο ἡ καρδια μου πασα πνοη· ευαγγελιον κατα λουκαν· αναςασα Μαρ· κανονες της ειρτης του κυρ ιῶ (Иоанна – т.е. Дамаскина) ηχ β′ δευτερουμεν τους ειρμους τα τροπαρια τε ποιουμεν αυτα εις ῆ του κυρ. ανδρεου ηχ πλ δ′... και ποιουμεν αυτα εις ς′. καταβασ. σταυρον χαραξας αφ’ ς′ το κοντακιον. εις τ. Θ (на 9-й песни) διδοται κηρια τοιςαδελφοις· εξαποςειλαριον της εορτης δις· εις τους αινους πασα· πνοηστιχηρα ηχ β′ ω του πανδοξου θαυματος· ιςομεν ςιχ δ′. και δευτερουμεν το α′. δοξα και νυν ηχ πλ. β′. αυτη η ημερα κῦ και γινεται δοςολογια μεγάλη· διδοται και αγιον ελαιον παρατου ιερεως και γινεται τελεια απολυσις. εισ την λειτβργιαν τα τυπικα αντι δε των μακαρισμων εκ του κανονος του α′ ηχους ωδη γ′ και ς. εισοδος δευτε προσκυνουμεν τροπαριον... δοξα και νυν το κοντακιον προκειμ. ωδη της Θκου... ο απ. προς φιλιππησιους... αλλ. ηχ πλ δ′. ακουσον θηγατερ· στιχον το προσοπον σου λιτανευονται. ευαγγ κατα λουκαν... κοινωνικον ποτηριον σωτηριας και γινεται παρακλησις μεγαλη τοις αδελφοις. Δει γινωσκειν οτι εσπερα εις το λυχνικον στιχολογια ουκ εστι δια τον κοπον της αγρυπνιας· αλλα μετα τον ψαλμ το κε′ εκεκραξα· εορταζομεν την εορτην ταυτην ημερας ε′ (в студийском это замечание поставлено в службе вечерни на 9 сентября).

φ. 29. Των αγιων και δικαιων θεοπατορων Ιωακημ και Αννης και του αγιου μρ′ σεβηριανου· εις λυχνικον ου στιχολογουμεν (то же и в студийском).

φ. 29. vers ῖβ ακολουθια αυτου (св. Автонома) ψαλλεται εισ την ἶα κατα γαρ την ῖβ αποδιδωμεν την εορτην της Θκ′. και ψαλλεται η ακολουθια πασα της εορτης· εις τον ορθρον αναγνωσεις γινονται β′ απο του Χρ (Златоуста) και το μαρτυριον του αγιου Αυτονομου δοσιν μιαν εις τ. λειτουργιαν ακολουθια πασα της εορτης (близко к студийскому под 12 сентября).

Сравнение славянских уставов студийского № 330–380 и иерусалимского № 328–383 в изложении службы по месяцеслову.

Предпразднство Богоявления 5 января.

По студийскому вечерня в конце 9 часа дня, по иерусалимскому в 10 часов. На Господи воззвах студийский полагает 6 стихир, иерусалимский 8. студийский – на слова самогласен глас 6-й воспоим верьнии на и ныне глас 8-й ангельская воинства, иерусалимский – на слава и ныне глас 2-й преклонил еси. Студийский после входа упоминает доле седание и на святый бе горе седание, в иерусалимском этой подробности нет. По студийскому после литургии позволяется братии, кроме священников, имеющих освящать воду, пить вина помалу точию без хлеба; в иерусалимском нет этого замечания. Студийский – после литургии идут и поют трижды «глас господень на водах», затем чтения; в иерусалимском кроме того «таⷤ҇ пою^т҇ троⷫ҇рї ѿ ві глаⷭ҇ и҃. днⷭ҇ь воднїи. ꙗко үлв҃къ снце гле^т гⷭ҇ъ ко їѡ҃ану» (Греческий № 456. φ. 61. ψάλλομεν γ′ τροπάρια ἀπὸ τῶν ιβ′. σήμερον τῶν ὑδάτων ἁγίαζῖται). В иерусалимском упоминается о чтении апостола и евангелия над водой; в студийском нет. По иерусалимскому 1-ю молитву над водой поп говорит тайно, в студийском последнего замечания нет, но молитва та же. В иерусалимском описывается обряд погружения креста, в студийском «посем благословят воду» и только. По студийскому освящали воду в сосудах и перед церковью; в иерусалимском этого замечания нет. В иерусалимском – многолетствие князю по обычаю; в студийском нет. В иерусалимском – на трапезе «ямы с древяным маслием и пием вина по три чаши. Сыра же и яиц не ямы»; в студийском – после литургии «бывает правый обед», если навечерие случится в день непостный.

Устав о службе навечерия, если оно случится в субботу и воскресенье, в иерусалимском уставе изложен гораздо подробнее; в студийском – кратко, но суть дела та же. В студийском (лист 127) – павечерница не поётся в церкви, но особо каждым в келье; в иерусалимском утреня начинается павечерницей (№ 456 – тогда же ἀρχόμεθα τῶν ἀποδείπνων φ. 62) и упоминается о литии и благословении хлебов; в студийском нет. По студийскому поются две кафизмы, на той и другой особый ипакои, два чтения из Григория Богослова, степенны, прокимен и евангелие; по иерусалимскому обычное стихословие (т.е. пение псалтири) и многомилостиво (полиелей), седален праздника, чтение степенна, прокимен и т.д. И там, и здесь два канона. По третьей песни в студийском полагается седален праздника; в иерусалимском – ипакои. По отпусте утрени в иерусалимском уставе назначается крестный ход и «приходим на источницы воднии», где совершается освящение воды по обряду навечерия (лист 106); в студийском – нет. В греческом иерусалимском, № 456, обряд этот записан. В студийском на антифонах после слава и ныне, один припев: молитвами...; в иерусалимском – на слава и ныне отдельно.

На вечерне, как в студийском, так и в иерусалимском не полагается пения псалтырного. По студийскому на Господи воззвах 6 стихов, по иерусалимскому столько же, но стихиры другие.

Служба на праздник Сретения.

Студийский на вечерне на Господи воззвах полагает 6 стихов; иерусалимский – 8. В иерусалимском – исхождение или лития со стихирами; в студийском – без них. В студийском на стиховне стихира, глас 2-й «Святая святого и ины две того же гласа», на слава и ныне самогласен глас 6-й «да отверзется дверь»; в иерусалимском – самогласны три, глас 7-й «украси свой чертог» и ина два, слава и ныне осмогласника «иже на херувимах», затем благословение хлебов и т.д. В студийском – на утрене по 1-й кафизме ипакои праздника и чтение, по 2-й кафизме седален, чтение степенна, прокимен и евангелие, 50-й псалом, в иерусалимском прибавлен к этому ещё многомилостивый, прокимен пред евангелием иной. В иерусалимском – по 9-й песни даются свещи братии; в студийском ничего не говорится и не упоминается о 9-й песни. В иерусалимском по утрени исхождение из монастыря (крестный ход); в студийском – нет.

Сравнение студийского устава № 330–380 с иерусалимским № 332–385 в службе Благовещения.

(№ 330 – 150 лист, № 332 – 96 оборот).

Студийский – вечерня накануне праздника начинается в час. На Господи воззвах полагается стихир 9; сначала поются стихиры по триоди, потом праздника стихиры 3, глас 4-й, поются двоицы, самогласен «в шестый месяц», на слава и ныне ин самогласен «от века утаена», вход, чтение дневное с прокименом и 3 чтения празднику, да исправится молитва и литургия постная. В иерусалимском – на Господи воззвах 2 самогласны стихиры дню, 3 подобны в триоди и праздника на 5, слава и ныне «послан»... На трапезе с маслом, но рыбы не едим. Утреня и там и здесь записывается как особая служба. По шестопсалмии Бог Господь, тропарь трижды, две кафизмы; после 1 кафизмы в студийском ипакои глас 8-й, в иерусалимском седален триоди, после 2-й № 330 тропарь дневной и чтется слово Андрея, № 332 – седален праздника. После чтения по № 330 поются степенны, потом прокимен, евангелие и 50 псалом; по иерусалимскому № 332 – многомилостиво, степенна, прокимен, евангелие и после 50-го псалма стихира празднику. № 330. Канон глас 4-й ирмосы по 2-жды, стихи по 3-жды, поются же и трипеснци последи, по 3-й песни седален, по 6 кондак, светилен, свят Господь, на хвалитех 3 стихиры, каждая по однажды, на слава и ныне самогласен, на стиховне, если пост, поются стихиры – триоди, а если нет, то празднику. № 332. Канон с ирмосом на 14, ирмос по 2-жды, а идеже трипеснен приходит канон, поем праздника на 6 и трипеснцу на 8, по 6 песни кондак, на 9 песни даются свещи; честнейшую не стихословим, на хвалитех стихиры праздника. № 330. По утрене в пятый час дня крестный ход из церкви вокруг монастыря, а по возвращению вечерня; о часах не упоминается. № 332. После утрени 1-й час с кафизмой и знаменается святым маслом братия от кандила Пресвятыя. В 3-й час дня крестный ход; по возвращению поем 3-й и 6-й час по обычаю, при часе же 9-м бывает 9-й час, к которому присовокупляется и вечерня. На вечерне, по № 330, пения псалтири не бывает, благослови душе моя Господа и абие Господи воззвах на 9 стихов: 1 стихира триоди, 3 праздника, 1 стихира архистратигу и ещё 3 стихиры, на слава и ныне самогласен, вход с евангелием, мир всем и доле седание, дневные чтения, потом 2 чтения празднику, да исправится, ектенья, святый Боже и горе седание, апостол и евангелие; литургия Златоуста. В № 332 – сходно кроме горе и доле седания, которых нет.

Сравнение тех же уставов в службе 1-й седмицы Великого поста.

(№ 330 лист 9. № 332 лист 146).

И там и здесь служба начинается позднее ради вечернего утешения: в студийском – «начинающуся седьмому часу нощи», в иерусалимском – время не определено. В студийском утреня начинается пением трёх кафизм; в иерусалимском – полунощницей, которая в понедельник поётся без поклонов, кроме поклонов на конце её. Затем излагается общий очерк полунощницы и начало утрени с замечанием о внимательном слушании шестопсалмия. На утрене три кафизмы; по первой кафизме по студийскому седален октоиха с мученичными и богородичным, по второй тропарь дневной, паремии тритекти, по 3-й седален в триоди св. Отца по разу от певца и от людей. В иерусалимском по 2-й и 3-й кафизме седален в триоди; в студийском кроме того замечено, что так ведётся служба во весь пост. По студийскому поются 2 трипеснца Иосифа и Феодора на 10 стихов. В иерусалимском читается замечание о том, какие песни стихословят в каждый день недели, именно: 8-я и 9-я каждый день, а остальные по порядку, далее упоминается о каноне в минеи и трипеснцах Иосифа и Феодора, о промежуточных чтениях и песнях между песнями канона. По студийскому «на стиховных по хвалите Господа» стихира подобна св. Феодора, та же что на вечерне, затем самогласная, мученичен и богородичен. По иерусалимскому на хвалитных стихир не поём, но упоминается о великом славословии, которое поём тихо и кротко; После того стиховны и подробно излагается дальнейший порядок службы. По студийскому 1-й час поётся «оприснь заутрени уже свитающю дни»; по иерусалимскому вместе с ней. По студийскому 3-й час в третий, 6-й в начале пятого, 9-й в начале седьмого часа; вечерню клеплет, когда начинается чтение на 9 часе и по окончании её входят на трапезу. В иерусалимском 3-й час поётся в третий, 6-й не показано, 9-й в девятый час. После вечерни исходим в притвор, поюще обычные стихиры храма, читается обычная молитва исхождения и поминаются усопшие; о литии в студийском нет. Павечерница в студийском изложена очень кратко, в иерусалимском очень пространно.

В неделю 1-ю поста по студийскому память Моисея и Аарона и о иконах правоверия, по иерусалимскому православия. По студийскому на Господи воззвах поставляется стихов 9, и поются три стихиры воскресные в триоди, три стихиры об иконах и ещё три пророкам, слава и ныне богородичен; по иерусалимскому 3 воскресных, 3 восточных, 4 в триоди, слава стихира и ныне богородичен. На утрене, по студийскому уставу, но кафизмах ипакои воскресны, в иерусалимском седальны. По студийскому чтение из послания папы Римского Григория ко Льву еретику, в иерусалимском нет. По студийскому 3 канона: воскресный, иконам и пророкам; в иерусалимском 2: воскресный и в триоди торжеству православия, также крестовоскресный и богородичный. В иерусалимском после канона, по 9-й песни, светилен; в студийском нет. По студийскому в паперть же не исходят аще и оглашение чтется; по иерусалимскому исходим в притвор.

В четверг 5-й седмицы Великого поста, по студийскому, пения псалтири на утрене нет, по иерусалимскому показана одна кафизма дню, но не бывает полунощницы. В студийском по 3-й песни тропарь дневной, чтению не бывающу; в иерусалимском седален и чтение жития Марии Египетской. В студийском по 6-й песни седален триоди, по иерусалимскому кондак, в студийском по 6-й песни чтение из Ефрема, в иерусалимском просто чтение. В иерусалимском на 9-й песни честнейшую и светилен, в студийском нет.

В субботу акафиста, в студийском, на Бог Господь тропарь «послан бысть», в иерусалимском тропарь глас 8-й «повеленое таинство». По студийскому 3 канона: благовещения, дневного святого и за мёртвых до шестой песни, по 6-й же песни оставляется и поётся трипеснец. По студийскому уставу акафист читается по 6-й песни; в иерусалимском подробная статья о чтении акафиста.

В неделю пятую, по студийскому, на утрене поются два канона: воскресный и преподобные, творение Марка глас 8-й «посеченный насекомого», в иерусалимском не говорится прямо о памяти Марии Египетской, но неделя называется её именем.

В субботу праведного Лазаря и там, и здесь евангелие не читается, но по второй кафизме полагается «воскресение Христово»; в иерусалимском это допускается как исключение в пользу храмового праздника. По студийскому один канон, по иерусалимскому два, кроме того и там, и здесь ещё трипеснец. По студийскому ирмосы на конце песней пасхальные, «воскресения день»; вместо трисвятого и там и здесь: елицы во Христа крестистеся. По студийскому «имеют порознь отинудь». На вечерне по студийскому переменяются клиросы и стихиры начинаются левой стороной; в иерусалимском этого замечания нет. Стихир, по студийскому, 9, по иерусалимскому 10. Относительно канона в студийском читается следующее замечание: аще ли ветхие обычаи (см. выше, абзац перед сноской № 132) По студийскому полагается светилен «словом твоим слово», по иерусалимскому светилен не глаголем.

В службе Великой субботы по студийскому, тропарь «благообразный Иосиф» поётся без богородичного, по иерусалимскому – кроме тропаря поются и другие песнопения. По студийскому непорочны поются с аллилуею приключьшагося гласа с седьмой, восьмой и девятой, согласно с разделением их в студийской практике; после «блажени непорочнии», тропарь «содержай концы», слово Григория Антиохийского на погребение и воскресение. О пении псалтырном замечено глухо; «воскресение Христово» не говорится, канон гл. 6-й, стихи и ирмосы которого поются по дважды до 6-й песни, поются же с песнями Маркова творения «безумный старче»; по шестой песни поётся четверопеснец Космы творение; затем светилен, свят Господь, хвалитны, на слава: «тебе одеющагося», на и ныне: «преблагословенна», затем великое славословие и т.д. По уставу иерусалимскому канон Великой субботы глас 6-й творение Марка мниха; о выносе плащаницы ничего не говорится. В студийском не упоминается о часах, в иерусалимском час первый поём в кельях; прочие же в притворе поём с тропарями.

Вечер на Господи воззвах по студийскому полагается 6 стихов, по иерусалимскому 8. По студийскому поют стихиры три по двоицы св. Феодора, на слава и ныне самогласен: днешний день. По иерусалимскому 3 воскресные 1-го гласа, другие три Великой субботы, слава: днешний день, и ныне: всемирную славу и т.д.

(Устав Имп. Публ. библ. лист 107 оборот, 108).

По ѿтпᲂустᲂу же (литургии) поѥⷨ҇ прⷥа коⷣ (кондак) дваа днеⷭ҇ по славимь прсⷣтателꙗ. и вьходимь на трапеꙁᲂу. Ꙁри ѡ славлѥшихь како не каже похвалы цр҃смь. мню же ᲂубо ꙗко мирскоѥⷭ҇. ни бывати. тогда семᲂу. впᲂустинныхь. монастырииⷯ҇ ꙗко не вѣдᲂущїимь. монастыремь ѡ црииⷯ. ниже великодариꙗ блг҃одѣꙗти симь ᲂудобь. нь и прⷣстателꙗ славити. всако неприлиүно. тѣмже е вь бл҃гоүтⷭ҇иъіⷯ҇ монастъірыихь. станѥ^т҇ на срⷣ нѣкои ѿ мниⷯ ли слуⷤнки бжⷭ҇твныѥ таины. діꙗконь ѡблеүень. и по конⷣце (кондаке). похваⷧ҇ѥⷨ ѡбъіⷱ҇ црⷭ҇е. и архїереа. ѥгоже ѥⷭ҇ ѡбласти монастирь. прстателюⷤ глѥть. спⷵси б҃е и прости прпобнаго. ѡц҃а нашего и навинка (наставника?) сь всею нашею ѡ хѣ҃ братиѥю до трищь. и тако сьврьшаѥтсе полихронїсмо. нь ниже в келїи игᲂумено. своѥи полихронїсмо ᲂукаꙁуѥтсе. мню ꙗко ниже семѹ иногда бываѥмѹ (думаю, что этого прежде не было) гдѣ бо и үрньцемь ласканиѥ своиствноѥ҆ (свойственно есть). и по трапеꙁѣ на дрᲂуге сѣдати ᲂутѣшениѥ гликїꙁмⷨ҇о³⁰⁷ и винопитию ᲂуꙁрокь бо неклюүимь приѥмлюще вь неситно похотѣниѥ впают. ѡбаүе ꙁаѡбъіⷱ҇ꙗ раⷣ бъіваѥмаго. аще и непоⷣбно се скажемь. по ѿ трапеꙁномь ᲂубо метанїи. прѣᲂуготовлѥномь сᲂуще столомь. вь игуменїи. винᲂу же и гликїꙁмом. ѿходе игᲂумень. ѥдинь в келию свою ꙁатварꙗѥ^т дьври. икономь же еклиⷭ҇ꙗрⷯ҇мь. и всомь братиѡⷨ҇ походеть къ игумеинѡ. и вꙁглашающе пою^т҇. рожсⷣтво... и скоⷣ гл҃юще. сп҃си б҃е. ꙗкоже и в цр҃кви. и тако игᲂуменᲂу исходещю. и сь метаниѥмь иⷯ҇ приꙁивающᲂу. всѣмже сѣдещіимь. гликїꙁмомь и по ѥдином потири вина. десниүьствует ихь и тако клепало удараѥ^т параеклиⷭ҇ꙗрⷯ҇. ꙁри же ꙗко всако непоⷣбнаа үрьнцемь сиковаа.

Приведём другую редакцию этой статьи по синодальному уставу № 387–331 лист 132.

Но ни ѡсобнѣ҇ⷨ поꙁрⷣавленїи игᲂуменовѣ есть въ келїи его повелѣвае^т. мнѧть ꙗко ни сеже тогда было, и гдѣбо е свое иноко еже краситисѧ. и ѿ трапеꙁы преходити на дрᲂугᲂую трапеꙁᲂу и гликиꙁмы и҆ винаа питїа примати. Вещь бо непотребни ѿ сего прїемлюще. въ үрѣвоѡбьꙗденїа въпадаю^т но ѡбаⷱ҇ ѡбыⷱ҇ѧ ра́ и ин҃ѣ бывающеи. аще и неприлѣжно еⷭ҇ но о сеⷨ҇ вѣꙁвѣстиⷨ҇. Повъстанїи же ѿ трапеꙁы ᲂуготованѡⷨ҇ сᲂущимъ столоⷨ҇ въ игᲂуменовѣ келїи сᲂущᲂу тамо винᲂу и гликиꙁмѣ. и иде^т игᲂуменъ въ келїю свою и ꙁатвори^т двери своꙗ. икѡномже съ еклисїархоⷨ҇ и с проⷱ҇ю братїею. идᲂуть къ игᲂуменᲂу в келїю и поют велеглⷭ҇но (рождество твое, Дева днесь, спаси Христе Боже) и поклонѧтсѧ емᲂу. посемь сѣдшимь всⷨ҇ мало раꙁдаеть имъ ѿ гликиꙁмы всⷨ и по единои үаши вина.

³⁰⁸

Рукопись эта значится в каталоге Белградской библиотеки под № 6; писана на пергаменте, заключает 180 листов in quaito. Предисловие, напечатанное Даничичем, занимает три листа и оканчивается по половине третьего листа на обороте. Далее записано киноварью: «Како подобает (тут одно слово затёрто) пети» и затем чернилами: «благословен Бог наш. Царю небесный, святый Боже, Пресвятая Троице, Отче наш, приидите поклонимся, псалом 146-й: Господи услыши молитву мою, Бог Господь и тропарь святому ему же поём, потом псалом 11-й с великими аллури. Далее идут псалмы 19-й и 20-й с разделением стихов по строкам, несколько стихов из 24 псалма и т.д. до листа 10-го. На лицевой стороне листа 10 за стихами псалмов идёт: и млтве агрипиминне. и тако сврьшаѥм Хь҃ нстинн. и ѧми хлѣбъ по фнле и по роуүнои үаши вина (этой службы нет ни в воскресенском списке, ни в савостьяновском, на публичной библиотеки).

Лист 11. Үинь (образ) црк҃овнаго сьставе иже въ иѥраⷵмѣ стынѥ лаври прѣпобⷣнаго и бгⷩ҇оноснаго ѿца нашего савы. тъ (си) үинь бываѥт и въ проүихь въ иѥраⷭ҇мѣ стыих ц҃рквахъ. Сказаниѥ малыѥ веүерне (в субботу вечер). прѣжде ꙁаходл слⷩ҇нца ѥже ѥⷵ ѳ҃ үась дне. и походить поѥклиархь (кадиловжигатель) и створить метаниѥ игѹменѹ и приѥм блгвленнѥ ѿ него. и шⷣ҇ь клеплетъ въ малоѥ било.

11 оборот. Үиⷩ҇ (сказание) агрифинии ѥже ѥсть велнка веүернѧ. по ꙁашьствии слⷩ҇нца походить (вжиꙁаѧй кандила) параѥклисархь и створи^т҇ метание игᲂуменᲂу. потомь ᲂудараѥт въ великоѥ било велми нареть поюще к себѣ. бл҃жени непороүнии. казꚞмᲂу всᲂу (до конца) и по сврьшени сихь походить и вьꙁжиꙁаѥт кандила и ᲂуготовлаѥт кадилинцᲂу и полагаѥт ламбадᲂу на маломь макарии (манари – manualia – подсвечник) посрⷣ ц҃ркве и шⷣь клеплет въ великоѥ било. и потом желѣꙁно быльце (бильце). и вышⷣь станет прⷣ красныими двр҃ми.

Лист 14. В молитве литии «спаси Боже люди Твоя» читается между прочим: «и ст҃аго ѡца нашего Савы».

Лист 16. По благословению хлебов иѥрен же ошьдь станеть прⷱ҇ ст҃ыими двьрмн ꙁре к ꙁападᲂу. потоⷨ҇ г҃лет блгⷭ҇влениѥ гнⷭ҇е на всⷯ҇ нась всега нн҃ѧ. и абиѥ үтет (sic) дѣѧниѧ въ праꙁ҃ѣ. вѣди же ѧко ѿ неⷣ҇ле паски всѣхь стыихь на тоⷨ҇ чтении велиѥ веүерне дѣѧниѧ с҃тынхь апⷭ҇ль үтᲂутсе. а прочеѥ же неⷣле всего годища үтᲂутсе на агрипимии ꙁ҃ сборнынхь ѥпⷭ҇лии и ді҃ апⷭ҇ла павлаа. и афокалипси бг҃ословцѧ. Трапеꙁарь же раꙁрѣꙁавь хлѣбы и подаѥть бра^т҇ѧмь и поѥдиномᲂу потирю вина. троуⷰ҇ ради агрипимиѥ и ѧко тако ѿ ꙁачела прѣехомь ѿ стыихь ѿць. Трапеꙁарь же по послᲂужении створит ѡбыүно метаниѥ прѣ́ ст҃ыими дврми и кь обѣма странама поѥднᲂущь и исходить. ѿ того же чаⷭ҇ не имѧть никто класти испити воды ꙁа приүещениѧ стыиⷯ҇ чтⷭ҇ьныихь таинь хⷭ҇а б҃а. ѡстатки же блⷢ҇вленаго хлеба на агрипимиѥ имѧть разлиүные дарыи ᲂуставлаѥть ѡгнемъ болещиⷯ и тресавицу ѿгонить и всакь недᲂугъ ицѣлаѥть. к тому же и сифице ѿ гоинть ѿ жить иже сᲂуть гьгрнце..

Лист 17. По үтени же дѣѧниѧ (пракса) апⷭ҇льскаго блⷭ҇гвить иѥреи и поүитаетъ нарежⷣени мнихь шестипⷭ҇лме и т.д.

Лист 18. Подобаѥть же ѥликлисархᲂу имѣти испытаниѥ въ үтеинѧхь ѧко слⷣнцᲂу исходѧщᲂу быиваѥт ѿнᲂуⷭ҇ и по агрипимии не спимь ꙁа стоѥ приүещениѥ (причастие). бываѥть же литургиѧ въ неⷣлю посиютра (sic в воскресенском списке) троѵда радн агрнпимиѥ и веⷱ҇рнѧ. поѥтсе поꙁⷣнѧ к веⷱ҇рᲂу.

Лист 18 оборот. Скаꙁаниѥ агриниѧ всего гоⷣща подобаѥть вѣдѣти ѧко неⷣль ѥⷭ҇ ᲂу всемь годищи и҃в въ нихь же творимъ на всѧкᲂу нею агрифимии бываѥт же и на ксѧки гпⷭ҇одьскыи празⷣникь. Далее указывается справлять всенощные; сентября 8, 14, 26; ноября 21; декабря 25; января 6 и 17; февраля 2; марта 25; мая 8; июня 24 и 29; августа 6, 15, 29 и в Вознесение. Следовательно, всех всенощных 68. По хотению «предстателя», кроме того, справляются всенощные: 13 ноября в день Иоанна Златоуста, в память Саввы Освященного, Николая Чудотворца и преподобного Евфимия. «Аще лн ѿ сихь наиме сьꙁⷦѧна цр҃ки на паме^т҇ ѥго никакоже не ѡⷭ҇клаѥтсе».

Лист 19. Сказаниѥ вь малѣ ц҃рковнаго сьстава иже въ иѥрⷵлмѣ стых црквахь. Подобаѥть вѣⷣти ѧко поⷣбаѥтъ стиⷯ҇логиⷭ҇ти пⷭ҇лтрь чрѣꙁь все гоⷩ҇ще сице.

Лист 20. Поⷣбаѥть вѣти како клепати на всѧки днь прѣжⷣе веⷱ҇рне. малꙁаране ᲂудараѥ^т҇ параѥклисьѧрхь (вжизаяй кандила) гвоꙁдѣно бы҃лце и пою^т҇ бра^т҇ѧ ѳ чаⷭ҇ с поⷱ҇снѥмь. Потом клеплет велиѥ било, и скᲂуплѧѥмсе вѣ ц҃ркь. и блⷭ҇гвившу иѥрею ако ѥⷵ алⷢ҇ла. почннаѥ^т҇ трьсто. творещи метаниѥ стоимь же посрⷣ ц҃ркве наредь на рогоꙁинахь и т.д.

Лист 23. Подобаѥть вѣдѣти ѧко въ неⷣлю веⷱ҇рь ако се прилоуүи. въ понеⷣлниⷦ҇ аллⷢ҇у никогда не гл҃ем аллⷢ҇уѧ. подобаѥть кⷣѣ ѧко на ᲂутрни б҃ъ г҃ь стоеще тлмь такоже и аллу҃ню а нл лⷢ҇ургии на апⷭ҇лѣ ѿкриваѥмже главыи на ст҃м ѥⷢ҇улии и на херувимскои пⷭ҇ и на ѡүе нашь на немже үиним стасии седмь а на испльнетсе ᲂуста наша пⷭ҇ѣ.

Лист 24 оборот. Подобаѥть и сиѥ вⷣти бра^т не творити бесѣды стоѥще въ странаⷯ црковныихь и нисхоⷣти комᲂу ни вхоⷣти.

Лист 25. и бываѥть ѿпᲂуⷭ҇ и отхоⷣмь въ келиѥ своѥ. и мало поүинᲂувьшемь намь клеплют въ великоѥ било. и сходимсе въ ц҃рквь аще ѥ алⷢ҇луа бываѥт пѣниѥ ѧко же преже рѣхомь. аще ли ѥ б҃ь г҃ь бываѥть праꙁⷣнство. имать же хва рожьⷣства үетыредесетнице аллⷢ҇уи еі҃. подобаѥт же вѣдѣти ѧко ѥгⷣа ѥ б҃ь г҃ь метаниѧ въ ц҃ркви не творимь раꙁве на ѿпᲂуⷭ҇. поклонениѧ велика г҃ и въ келиаⷯ бывают како б҃ь подаст крѣпость комᲂу и како прѣстатель расᲂудить. сии же үинь бываеѥт неиꙁмѣино и въ посте ст҃ыхь апⷭ҇ль а паүаснѧ г҃ и г҃ чаⷭ҇ всега въ ц҃ркви поютсе раꙁвѣ агринимин (или святых). Лист 27. имже бываѥть славословиѥ. полүасиѥ же а҃ үаⷭ҇ ѥсть сице... побаⷣѥть же вⷣти ѧко въ великᲂую үетыридесетьницᲂу блгⷭ҇влаеть игоумень вьꙁбᲂуⷣтеля ц҃ркви иже хоще на всѧкомь үтени по малᲂу үтениѧ вьставь и творить метаниѧ (лист 27 оборот) г҃ посрѣ потомь ѡбьходить бра^тю всᲂу тихо егоже обрѣщеть спеща вьꙁбᲂужает его кротко ѡнже вьстав вьходить посрѣ и үинить метания г҃ и къ странамь поѥднᲂущь и ошь сѣдить на месте своѥмъ сьже вьꙁбᲂуⷣтель прѣꙁь все лѣто скᲂуплаѥть вь ц҃рквь бра^тѧ. подобаѥть же еклисархᲂу прѣжⷣ҇е клепаниѧ веⷱ҇рне принѥсти в роуцѣ типикь. тако наиде редоꙋнаго ст҃аго въ сᲂуⷠ҇тᲂу имᲂуща б҃ь г҃ь поѥмь пение сиѥ.

Лист 29 оборот. подобаѥть же вⷣти како үтутсѧ еуⷢ҇лиѧ и тльковницы ихь. Эта глава сходна с 14 главой синодального устава № 385–332. Описание III 292, за исключением того, что не указано, чтение маргарита Златоуста. В конце статьи: подобаѥть же вѣдѣти ѧко вь все пестынѥ үетыридесетьнице и вь навеⷱ҇рниѥ гоⷭ҇подскыиⷯ праⷥнь поѥтсе лу^тргиѧ ст҃аго василиѧ.

Лист 30 оборот. И по ѿтпущении не побаѥт мнихомь творити бесѣды дрꙋгь къ дрᲂуⷢ҇ нь вь своѥ келиѥ ѿхотни и үинити мало тр҃сто ѥже ѥсмо прѣѥли и поүивати ѧко сь вьниманиѥмь встаѥмь на полоунощнице и проүеѥ пѣниѥ и на сьбраниѥ цр҃квно.

В конце 30 листа на обороте начинается устав службы по месяцеслову.

Лист 123. Служба ст҃ыѥ и великиѥ четыридесдтнице.

Лист 123 оборот. Подобаѥть же вⷣтии ѧко сию неⷣ постеть трьклети армени скврны иⷯ пость нарищаѥмый арцивоурь мы же на всѧкыи дн҃ь ѧмы попирающе иⷯ догмᲂу и кресть (ересь?).

Лист 124 оборот. Неделя блудного сына.

Лист 147 оборот. Чин умовения ног в Великий четверг.

Лист 153. Служба в 50-ницу.

Лист 169. В Петров пост.

Затем следуют дополнительные статьи: лист 169 скаꙁаниѥ үина како подобаѥ^т кадити.

Лист 169 оборот. Прокимни вьскⷭ҇рни на ᲂу.

Лист 171 оборот. Николы архиѥпⷭ҇па костантина града к протᲂу стыѥ горы слово о типицѣ. влⷣко блⷭ҇гви. Наү. многоущи понᲂуⷣль ме ѥси и т.д. до листа 177 оборот, где послание кончается.

Лист 177 оборот – 180. Пасхалиѥ ст҃аго мигна (sic) архиѥпⷭ҇па српскаго начинается лѣ҃ гѡкг (6826) и оканчивается лета гѡꙁ҃ (6860).

Описание этого устава сделано было А. Е. Викторовым в Описании собрания рукописей Савостьянова, 1881 г., № 27, стр. 47–53. Общий очерк содержания этой замечательной рукописи и выдержки из неё составлены с большим знанием дела, как и всё, что выходило из-под пера такого многосведущего описателя, как покойный Викторов; но мы не можем согласиться с его заключением относительно этого памятника и признать его «прототипом всех других славянских списков устава» (стр. 49). Описатель, очевидно, переоценил значение рукописи, зная, конечно, очень хорошо про Белградский список с положительной датой (1319 г) – список, к которому савостьяновская рукопись относится как переработка и дополнение к подлиннику.

В прилагаемом обозрении мы имеем в виду преимущественно литургическую сторону и приводим выдержки замечательные в обрядовом отношении, оставляя другие подробности, известные из описания Викторова.

Рукопись заключает 246 лист и состоит из трёх главных частей: устава суточной службы, службы по минее и триоди. Затем следуют дополнительные статьи служебного содержания и Марковы главы, которыми устав оканчивается.

Рукопись начинается пасхальными таблицами, за которыми следует общее заглавие: «типик цр҃ковнаго послѣдованиꙗ. иже їерлⷭ҇мѣ ст҃ые лавры, прпдобнаго и бг҃оноснаго ѡц҃а нашего Савы» с дополнением, что это последование совершается и в прочих иерусалимских монастырях.

Порядок суточной службы, как и в других иерусалимских уставах, начинается малой вечерней. Отметим следующее примечание, которое здесь читается: вѣди ꙗко не поѥтсе на малои верⷱ҇ныи вьнѣкоихь монастыриⷯ҇ бл҃ви дш҃е моꙗ ѿ еклиⷭ҇арха. нь ѿ всѣхъ просто. поѥднѹщь.

Во время каждения на великой вечерне священник «изьшьдь же вь папрат» (паперть).

Перед входом на вечерне священник и диакон облачаются в диаконики.

На литии читается прошение: о благоверных и богохранимых «црнихь лн кралн нашемь имⷬ҇к» (лист 11). Литийные прошения говорит священник.

В молитве: Владыко многомилостиве упоминаются Симеон и Савва (лист 12).

О благословенных хлебах замечено: «ᲂуставлꙗеть ѡгнѥмь болѥщиихь испитиѥмь вь водѣ. прищеке й тресовицᲂу ѿгони^т҇... и сипице ѿ житниць ѿгони^т҇» (лист 13).

По окончании утрени упоминается о совершении литии в папрате, но тут же далее замечено, что этот обычай уже нигде не соблюдается; читаются только оглашения (поучение) и затем первый час. А там, где лития ещё бывает, она ограничивается двумя молитвами: спаси Боже люди твоя и Владыко многомилостиве. Несколько ниже замечено, что литийные молитвы читаются только тогда, когда даётся святое масло. Именно – в господские праздники и великих святых, по окончании всенощного бдения, молитвы абие начинаем: приидите поклонимся, исходяще в папрат; в будничные же дни не бывает литии, но вкупе бывает совершенный отпуст на среде, потом славим стихиру того монастыря святому (храмового святого и праздника), и ныне богородичен, исходящим нам в папрат. Затем первый час. Подобного же рода замечание читается на полях греческого устава, № 380, φ. 5. См. выше, абзац сноски № 167.

При пении стиха яко утвердися, «станет кононарⷯ҇ь посрѣ^т҇ цр҃кве ѿкрвень на коупѣ (на пупе ομφαλὸς) и оба лика поүину съвькѹплꙗютсе» (лист 17 оборот).

Перед началом вседневной утрени кандиловжигатель «отключает» двери.

После полунощницы и прошения ектенья «ѡ дрьⷤ҇ блгⷭ҇оүтивыⷯ҇ и стыиⷯ наших цр҃ь лн краⷧ҇», лик отвечает: Бог да сохранит державу царства их «ли краⷧ҇вства ѥго»... За молитвой о вселенском патриархе следует «лн архиѥпⷭ҇п срьбсцѣмь» (лист 20).

Перед началом утрени «цѣливаѥⷨ҇ свои напрь҃сныи кртⷭ҇ь» (лист 20 оборот).

После возгласа: слава святей, иерей отходит «на стояние свое» (21).

Кандиловжигатель «прилѣплѧѥ^т҇ стлтпᲂу ст҃хь дв҃рць» свечу. Ibid.

Междочасия называются поⷡ҇үасиꙗ (25 оборот).

Молитва 3-го часа: Владыко Господи Иисусе Христе во множайших типиках не полагается, неции же без писания обычай имут глаголати и ины две молитвы по чину их: едину убо по полчасии по 3-м метании: Господи Боже наш яже твой мир давый, на 6 часе такожде: Господи Боже сил (лист 26).

При пении помяни нас Господи, кладут поклоны, стояще на рагозинах (лист 26 оборот).

Служба по месяцеслову.

Под 1 сентября нет службы индикту или новому лету.

На всенощной в день Рождества Богородицы, после евангелия молитву: «спаси Боже люди твоя» говорит священник в алтаре (лист 36 оборот).

Под 17 сентября записано: святые Софие и чед ея писти елпиди и агапие (лист 44).

Памяти Покрова Богородицы нет.

28 октября нет памяти пр. Параскевы и патриарха Афанасия, а есть память Арсения Сербского.

Под 11 ноября память Феодора Студита: между прочим, читается от жития Иоанна милостивого «дании две».

5 декабря память преп. Саввы Освященного. Всенощное бдение совершается, аще волит настоятель, и в таком случае на вечерне стихологисуется первый антифон: «блажен муж». По этому случаю в славянском уставе сделано следующее замечание: и сие не вед како вьобразисе овде. небо видехом ни в едином мюнастиры сико бываемых. или бо обыч стихолог твореще. непразнуема стго ѡвлꙗѥмь ли празнующе сему ѡ҅влꙗѥмь обыч стихолог от параклисиарха едино честно и своиствьне яко мощно стихологисуетсе каф ред. ли на ф стихологисуетсе нами обще. а на вечерни стихологис блажен муж. такобо в всех монастырых видим бывающе (лист 63). То же замечание читается и в уставе Публичной библиотеки лист 103.

После литургии накануне Рождества Христова описывается обряд поздравления игумена и угощения им монахов в своих кельях (см. приложение V).

После службы в день Благовещения читается известное правило относительно службы в этот праздник, случится ли он в Великий пост или на святой неделе. Полная литургия в Благовещение, когда оно случится в Великую пятницу, совершается только там, где бывает храмовый праздник. К этому правилу сделано следующее замечание: «нь сие бывает ныня не всеми последствуемо, понеже и в прочих црквах проскомидия бывает и свершена литургия» (лист 99).

31 июля положено предпразднство кресту.

1 августа, по окончании утрени совершается поклонение кресту, и затем обхождение с литией монастыря и монастырских служб: «на лі^т҇и же ѡсща҃ѥтсе вода, и вькᲂушаѥⷨ҇ вси ѿ нѥѥ о приⷣщенїи ᲂубо сщенныѥ воды, невѣⷨ сему бываѥмᲂу, ꙁанѥ ли^т҇урїа хощеть бы или поⷵ» (лист 113). Это примечание славянского излагателя устава.

О посте Успенском не упоминается.

Лист 117. Последование типика святой четыредесятницы. В правиле о сырной неделе Никифора исповедника упоминается об употреблении сыра и яиц «по отпусте преждеосвященных» (лист 119).

В службе Великого поста замечено: внемли яко не указует (т.е. устав) кои молитвы на конце часа зане в келии нам коемуждо глаголати сие егда совершаем канон (лист 129 оборот).

На 1-й неделе в среду «ꙗмы сᲂухотьно и инѥⷤ сокь ѡвощиꙗ смедѡⷨ҇» (лист 132).

Павечерница оканчивается отпуском и молитвой предстоятеля «владыко многомилостиве». К этому присоединено следующее замечание: «по конечном трисвятом некои типики повелевают ину молитву неции же указуют сию «ѡбыⷱ҇», еже есть «нескверная чистая» таже отпуст. Множайшии типици обычно повелевают по совершении трисвятого пасти всем на землю, и затем молитва «владыко многомилостиве» (лист 134). Есть в греческом уставе.

Молитвы за готовящихся к просвещению читаются не только на преждеосвященных литургиях, но в субботу и воскресенье на полных вплоть до Великой среды: в великой же церкви даже и до Великого пятка (лист 141).

Одежда, в которую одевается игумен при омовении ног, называется убрусом и плащаницей (лист 152 оборот).

В конце триодного устава лист 183 оборот – ряд дополнительных статей, во главе которых стоит о каждении и о том, сколько раз кадить: лист 187 оборот – четыре статьи: а) о святых имущих тропарь и случающихся в субботу, б) о днях седмицы, когда поются каноны с минеей, в) о том, когда не поётся честнейшую херувим и г) когда бывает лития, – составляют извлечение из второй части Марковых глав.

Затем светильны по гласам, – чин павечерницы в Великую четыредесятницу и в пост Рождества Христова и св. апостолов; молитва над кутьёй.

Лист 192 оборот. Марковы главы под следующим заглавием: неудобьзная како типика сие книгы многыимъ многыи к разумению решить Марко инок. вь единонравных жрец (заглавие то же, что в Воскресенской рукописи). Марковы главы здесь записаны в составе двух частей, и между ними помещены те четыре статьи, о которых мы упомянули выше между прибавочными главами.

Рукопись писана на пергаменте, на 265 листах. На первом и последнем листе запись: ех museo Petri Dubrowsky.

Лист 1. В рамке голубого цвета белыми буквами заглавие Марковых глав: «неоудобь ꙁнаꙗ како ти». Продолжение, писанное чернилами и обыкновенным почерком, затёрто, но, по-видимому, одинаково с заглавием Марковых глав в рукописи из Савостьяновского собрания и Воскресенской Новоиерусалимской библиотеки, где читаются затем следующие слова: «типика сие книгы многыим многыи к разумению решит Марко инок в единонравных жрець». Изложение Марковых глав начинается статьёй о службе индикта, если этот день случится в неделю и т.д.

Лист 3. Месяца октября 11. о седмем сборе како и когда должно поется. Первая часть Марковых глав оканчивается правилами о службе 16 июля в память шестого вселенского собора.

Лист 37 оборот. Начинается вторая часть Марковых глав «о праздницех Пресвятыя Богородицы» и оканчивается на 46 листе статьёй «о днех седмице како поютсе канони их с минеом».

Лист 46 оборот. В голубой рамке заглавие устава: типикь црковнаго последования иже в Иерусалиме св. лавры преподобнаго и богоноснаго Отца нашего Савы... Сказание малые вечерне. Следует изложение первой общей части устава.

На литии великой вечерни читается молитва «ѡ бл҃говѣрнъіихь и бг҃охранимъіиⷯ. глѥ^т҇. црⷭ҇нихь ли (тут одно слово затёрто. На основании савостьяновского устава это слово должно быть прочтено: крали) наше (следующие затем две буквы затёрты. Должно было бы быть: нашем) иⷬ҇ме. ѡ др҃ьжавѣ»... (49 оборот). В молитве священника на литии между прочим читается: «прѣпоⷣ҇бныхь. и бг҃оносныⷯ҇ ѿц҃ь нашихь симеѡна и савы» (лист 50).

Лист 51 оборот. О благословенном хлебе делается такое замечание: «Блⷢ҇вении же хлѣбь имаⷱ҇ раꙁлиүние даръі блⷣти. ᲂуставлꙗѥ^т҇ ѡгнеⷨ҇ болещииⷯ҇. испитниѥⷨ҇ вводѣ, прищеве и тресавицᲂу ѿгонить. и всакь недѹг исцѣлꙗѥть. ктомᲂуже и сипице ѿжить ѿгоннть».

Лист 58. После обряда прощения на полунощнице ектенья: «ѡ дрьжавнъіихъ и блгочестивыⷯ҇ и с҃тыиⷯ҇ нашиⷯ҇ ц҃рь. ли» (затем слово затёрто. В савостьяновском уставе на этом месте стоит «краⷧ҇»). В ответ на это прошение со стороны присутствующих: бог да многолетно сохранит державу царства их «ли краⷧ҇вства ѥго», слово «краⷧ҇вства» затёрто; затёрто также слово, следующее за упоминанием об архиепископе; на основании савостьяновского списка слово это нужно читать «срьбсцѣмь». Последний лист общей части между 68 и 69 в рукописи утрачен.

Лист 69. Изложение службы по месяцеслову.

Между 103 и 104 листами несколько листов утрачено, – именно с конца службы 6 декабря по 13-е число того же месяца.

Между 155 и 156 утрачены листы, на которых записана служба 30 и 31 августа. Кроме того, вырезаны листы: между 119 и 120, где под 14 января должна быть записана память Саввы Сербского и между 126–127, где под 13 февраля память Симеона Сербского. Обе эти памяти читаются под указанными числами в уставе савостьяновском. Из славянских святых сохранилась только память Арсения Сербского под 28 октября (лист 93). 26 декабря собор Богородицы, Иосифа обручника и Евфимия Сардикийского.

Лист 107 оборот 108. Излагается обряд славления или многолетствования игумена в его келье после обеда, накануне Рождества Христова, причём игумен угощал поздравителей гликизмой. Полную выписку и объяснение этого обряда см. в приложении V и в изложении литургической части иерусалимских уставов.

Лист 156. Служба по триоди: «последование типика святой четыредесятницы»; начинается службой в неделю мытаря и фарисея.

Лист 207 оборот. Слово на святую пасху Иоанна Златоустого: «аще кто благочестив»... написано очень крупными отчётливыми буквами, конечно для удобства чтения настоятелем на пасхальной утрене. Вообще молитвы, как например, литии, лист 48 оборот, на обряде омовения ног в Великий четверг, лист 191 оборот – 193, написаны крупнее и более чётким почерком.

Лист 226. Конец устава службы по триоди цветной и начинаются статьи дополнительные; о каждении, прокимны, причастны, аллилуйя утренние и литургийные.

Лист 230. О святых имущих тропаре и празнство и т. д (статьи из второй части Марковых глав).

Лист 233. Светильны по гласам в посты.

Лист 233 оборот. Чин павечерницы в посты.

Лист 235. Молитва над кутьёй.

Лист 236. тропариѥ пѣваѥмии встᲂую и великᲂую соуⷠ҇. на непороүнахъ глѥ^т҇ прьвоѥ їереи. прьвоѥ припѣло се. прѣкрⷭ҇тившᲂу кадильницею. стоѥщи҃и же икони снетиꙗ гнⷭ҇ѩ посрⷣ҇ цр҃кве.

(Этой статьи и следующих нет в савостьяновском и других сербских уставах).

Лист 249. Полиѥлеѡ т.е. полиелейные псалмы.

Лист 250 оборот. Избранные из псалмов стихи певаемые на полиелее. Записаны одни псалмы без припевов. Сначала идут псалмы на праздники христовы и богородичные; потом предтече, апостолам, великомученикам, иерархам, преподобным.

На листе 259 оборот записано на поле: τυπικὸν καὶ συναξἄριον τῆς θείας λαύρας τοῦ ἁγίου ὰθανασίου.

Замечательные слова и выражения литургического содержания, встречающиеся в этом уставе: Типицы – τὰ τυπικὰ – псалмы, которыми начинается последование изобразительных. Панихида в смысле повечерия (лист 29). Сщенник – τὸ ἱεράτειον – алтарь (29 оборот). В других уставах переводится словом священие. Вьходник – τὸ εὶσοδικὸν – стих входный на литургии и вечерне (лист 30). Седмица обновления – δικαινισίμου – пасхальная неделя. Святые дверцы – царские двери, или средние алтарные (47). Подвижет стих высочае, – произнесет стих более сильным и высоким голосом (48). Нареждений монах – ὁ ταχθεὶς μοναχὸς – назначенный, наряженный для известного дела на службе (48 оборот). Новая неделя – неделя Фомина (54 оборот). По единому потиру вина – по одной чаше (51). Глас меднаго – φωνὴ τοῦ χαλκοῦ – звук медного била (55). Наредь – ἐν ὁρδινῳ, – по порядку, рядом (55). На коупе – ἐν ὀμφαλῶ – на пупе (56). Надневнии иереи – ἡμερέσιος, чередной священник (56 оборот). Помень ктитором (56 оборот). Проскомидия в смысле диаконика, как известного приалтарного отделения (61 оборот). Поем брьже – χύμα – скоро, непротяжно (65). Рогозина – циновка, рогожа, служившая подстилкой под ноги (ibid). Возбудитель – ἀφυπνίστης – будильник (66). Полихронисмо – многолетие (107 оборот) Гликизма – топлёное вино с разными сластями (108). Гробница – κοιαητήριον – кладбище (158). Стояние – στασιδιον – монашеское место (167). Седалище – то же. Исткмление. Говорится, что 12 малых поклонов делаются легко и равно «исткмления ради» – διὰ τὸ ἱσάζειν – для уравнения. Не читал ли переводчик διὰ τὸ ἡσυχάζειν – ради утомления (лист 173)? Разломление анафоры – куски просфоры, или антидор. Хранильница – θήκη – ковчег, ящик (179), в котором хранится выносной крест. Четвероножец или аналог – стол на четырёх ножках, аналой (179 оборот). Панагурик – πανηγυρικὸν – книга, в которой заключаются чтения на праздничные дни, торжественник (188 оборот). Полунощник – полунощница (190). Лекани – λεκανὴ – купель, сосуд, в котором совершалось освящение воды, – старославянское – лохань (191). Отключать двери – отворять, отпирать. Полчасие – μεσώρισν – мeждучасие. Дание – δοσις – приём, отдел, часть. Купельница – купель, λουτὴρ. Диаклисма – διάκλυσμος – ополаскивание рта водой, принятие воды в небольшом количестве. Платьц – κάλυμμα – покров над св. дарами. Священное одеяло – священная одежда (205 оборот). Деветница – девятый час (224). Красные двери – ὡράια πύλη – или царские, те которые ведут из церкви в притвор (227 оборот). Икона снетия Господня – снятия со креста и положения во гроб (236). Папрат, папърт – паперть, притвор.

(Устав № 383–328 для краткости означается № 1, устав № 385–332 № 2).

Пред началом всенощного бдения, келефсайте или келепсайте говорит кандиловжигатель. Так в обоих списках, но в № 2 это слово пояснено: «рекше встаните», а в № 1 оставлено без объяснения. № 1. «И все сщение кадит» (т.е. алтарь ἱεράτειον), в № 2 этих слов нет. По № 2 кадит святые иконы «иже на деснеи стране потех иже на левеи», в № 1 нет. № 1 «таже место его» (т.е. игумена); в № 2 нет. № 1 – священник начинает всенощное бдение словами: «господи благослови», в притворе, обратившись к царским дверям, в № 2 – среди церкви став «среди обою клиросу». № 2. Кадит икону «святаго его же храм», № 2 икону праздничную. «Приидите поклонимся» начинает по № 1 игумен или церкви начальник (екклесиарх), по № 2 предстатель или екклесиарх.

№ 2. Благослови душе моя поётся на «глас 8 легко и согласно соглашающим и прочим братиям»; № 1 большим гласом. № 1. Когда дойдут до стиха «вся премудростии сотворил еси», по № 1 иерей, став пред святые двери откровенною главою, читает светильничные молитвы, и по речению от канонарха «отверзшу тебе руку», екклесиарх возглашает тот же стих; по окончании псалма оба лика «совокупльшися, поют, «яко возвеличишася дела твоя» и затем «отступят в своя места». По № 2 во время пения «отверзшу тебе руку», екклесиарх возглашает тот же стих «высочайше», а иерей приходит к царским дверям, возлагает на себя епитрахиль и откровенною главою «вечерние глаголет молитвы».

№ 1. По окончании предначинательного псалма «лик же поет алеа, алеа слава тебе Боже» (лист 3 оборот). № 1. При пении «яко утвердися», совокупляются оба лика; в № 2 этого замечания нет. № 1–2. Во время этого стиха священник с диаконом входят в алтарь, облачаются и делают вход при пении стихир на слава. № 1. Прокимен поёт «мних на то уставлен»; № 2 канонарх. № 1. «Инок повеленный глаголет: «сподоби Господи»; № 2 просто «по сем сподоби Господи». № 1. Молитву «спаси Боже люди твоя» говорит диакон; № 2 иерей. То же относительно и других прошений литии. Но в конце литии в № 2 замечено, что эти молитвы произносит диакон, если он есть. № 1 Молитву «Владыко многомилостиве» иерей читает над преклонившими колена и лежащими на земле; № 2 иерей говорит её, обратившись к западу; «мы же преклоньше главы». № 1. При входе в церковь после литии «поем азбуковник алфавита г-на Иоанна припевающе стихи сия». «Господь воцарися» и проч.; № 2 – просто стихиры «припеваем же стихи их».

В № 1-м чин благословения хлебов короче. Келарь приносит и ставит на аналой хлеб 5, от нихже ямы на трапезе, сосуд полный питья и пшеницу от житницы и масло; № 2-ой – 5 хлеб на то устроенных. № 1-й. Священник берёт хлеб «и прекрестит тем прочее хлебы»; № 2-ой – «прием левой рукой хлеб, правой творит на нём крест; № 1-й. Упоминается о чтении деяний апостольских; в № 2-ом кроме того распределяются чтения на целый год, согласно Описанию III, стр. 290. № 1-ый. Раздают братии по чаше; № 2-ой – «по две чаши равно всем от настоятеля до последнего в обители». В № 2 прибавлено, когда бывает благословение хлебов (Описание 290). В № 1 этого прибавления нет. В № 1 читается наставление екклесиарху, когда кончать вечерню, и известное замечание о недостатке хорошего пения; в № 2 нет. № 1. Шестопсалмие читает предстатель; № 2 предстатель или екклесиарх. По № 1 конечные стихи всех шести псалмов произносятся по дважды (остаток антифонного пения). № 1. Священник говорит утренние молитвы в начале псалма «благослови душе моя Господа»; № 2 в начале псалма «Господи Боже спасения моего». № 1. Уставленный мних, тот же что на вечерне поет прокимен, поет Бог Господь, таже приглашает стихи а, в, г, д, и к коемуждо стиху припевает мних: «благословен грядый во имя Господне»; лики же по коемждо стихе поют «Бог Господь явися в тот же глас. Таже паки мних «Бог Господь явися» и глаголется от певец трепарь воскресный. В № 2 этого нет.

№ 1. «Посем стихословим 1 кафизму «исповемся тебе Господи» на три статьи в настоящий глас, после неё ектенья, седален, чтение и посем стихословим «блажени непорочнии» с припевами на три статьи; по 3-й статье слава и ныне, тропарь глас 5-й. «ангельский собор удивися», ектенья и поётся ипакои воскресный настоящего гласа, чтется чтение, поются степенны. В № 2 изложено гораздо короче, опущено разделение кафизм на статьи и замечания о способе их пения. № 1. Кандилантис (пред чтением евангелия) знаменает в железное: № 2 параекклесиарх ударяет в един «камбан». № 1. Священник и диакон входят в алтарь и облачаются. В № 2 нет.

№ 1. На конец 8-й песни иерей, сотворив обычный поклон настоятелю, входит в алтарь и кадит. Затем выходит, становится пред святыми дверьми и по окончании 8-й песни возглашает: «богородицу и матерь света». Начинает десная страна стих «величит душа моя... честнейшую»... иерей продолжает кадить; по 9-й песни оба лика совокупльшеся поют «достойно есть». Во № 2 гораздо короче. № 1. Посем славословие великое поётся в глас 6. В № 2 нет.

Изложение вседневной утрени в № 2 много короче и представляет дело в общем очерке. По № 1 шестопсалмие читает «един от братий», по № 2 «редовный брат». № 1-й «кротким гласом и тихим»; № 2 «тихим гласом и лёгким». В № 1 подробности относительно чтения шестопсалмия, произнесения прокимна указано искать в уставе всенощного бдения.

№ 1. После 50-го псалма и спаси Боже люди твоя, говорится «глаголем песнь 1-ю господеви поим славно, таже начинаем канон от огустеша яко и стена; уставляем на 14 стихов, аще в пост предшествуют преже канону». Затем следует подробнейшее разъяснение, как, кому и какие каноны читать на каждый день недели. № 2 упоминает о литии после 1-го часа; № 1 нет.

Служба по триоди. В № 1 указано исхождение в притвор, чтение оглашения Студитова и правило о посте арцивуриевом. В № 2 всё это есть, но изложено иначе и кроме того прибавлено замечание о пении евангельских стихир на литии от недели мытаря и фарисея до пятидесятницы.

По № 2, в службе недели сырной, на вечернем входе выходит «священник в багряной фелони с кадилом». В № 1 нет этого замечания. № 2, лист 145. Перед отпуском вечерни в неделю сыропустную после Господи Владыко «цѣлуѥмъ чтⷭ҇ный крⷭ҇тъ кождо наⷭ҇. иже носиⷨ҇ или ст҃ыꙗ иконы. идѣже стоиⷨ҇». Далее замечено, что сий образ бывает всякую неделю вечер в Великий пост. В № 1 дополнено: до пятой недели Великого поста (лист 208 оборот), а о целовании сказано «и целуем святые иконы и ставимся на своих местах по обычаю».

№ 1. В понедельник первой недели Великого поста полунощница без поклонов утешения ради вечернего. Последнего объяснения в № 2 нет. № 1. Трисвятое с тремя поклонами; № 2 – без поклонов. №1. Шестопсалмие читается со всею стражею; № 2-и – вниманием.

Изложение вечерни и литургии преждеосвященных даров. № 1. Выход священника с кадилом и свечами после 1-й паремии предваряется возгласом: келефсайте. Священник берёт кадило со свечой в правую руку, становится перед святой трапезой и, начертав крест, произносит: «свет христов»... О поклонах ни слова. № 2. Диакон говорит «повелите». Священник берёт в десную руку кадило, в левую «свещи три» и стоя пред святой трапезой, обращься к западу, глаголет: свет христов... № 1. Певец поёт да исправится; присоединяемые к этой песни три стиха поёт народ или, как читается в уставе, «мы». В № 2 вместо певца упоминается поющая страна.

№ 1. После входа с преждеосвященными дарами взимает священник оба сударя по обычаю от святых таин и покрывает паки единем обое... Егда же хощет воздвигнути «святого артоса», взимает святого взношения... диакон «вонмем», священник «прежесвященная» (216). В № 2 этой подробности нет.

№ 1–2. Указывается екклесиарху заботиться, чтобы навечерие окончилось до сумерек. В № 2 к этому прибавлена ссылка на обычай студийской обители, где павечерница справляется по захождении солнца «мнится сего ради хотящих ради братий преже павечерницы воду испити». К этому мнению склоняется и составитель устава (лист 150 оборот).

№ 1. В пяток первой седмицы Великого поста по заамвонной молитве выходим в притвор и поём благодарный канон св. Феодору, по канону же дора и по отпущении трапеза. Далее идёт замечание, что такой порядок принят от лавры св. Саввы и Евфимия. В № 2 «вземлем анафору», а на трапезе прибавлено «ямы с маслом и пием вино святаго ради» (лист 151). По № 2 в субботу 1-й недели на трапезе «едим фаву обварену с маслинами белыми и черными и расол, а варение прилучшееся и коливу; вина же пием по красовулю» (лист 152). В № 1 нет правила о пище.

№ 1. Вынос креста в неделю крестопоклонную совершается в раце на блюде... приготовлену сущу столу... и абие открыв раку, начинают кланятися (226). В № 2 вместо раки упоминается «хранильница», вместо стола – «аналой» (155 оборот). № 1. От сего дня начинает иерей «двугубо «елико оглашеннии» с молитвой даже и до среды великой недели» (226 оборот). № 2 – «оглашения сугубая».

№ 1 и 2. В четверг 5-й седмицы полагается литургия преждеосвященных, на которой причащаются достойные. Затем в № 2 положено правило о посте; «на трапезе ямы с маслом и пием вино» и сравниваются постановления разных типиков.

№ 1. Служба субботы акафиста. После 1-й кафизмы читаются 6 икосов и паки кондак тот же. Затем чтение слова о неседальном; после 2-й кафизмы кондак и следующие 6 икосов, по 3-й песни 6 икосов, а остальные по шестой. В № 2 подробнее изображается порядок чтения и его обстановка. Акафист читается в алтаре; в это время параекклесиарх ставит пред царскими вратами зажжённую лампаду и кацию с благовонными каженми... в начале же первого пения (1-го кондака) «параекллесиарх с кацией кадит святые иконы и всю братию по чину, еже творит на всех четырёх началех» (лист 158). № 2. В субботу Лазареву трапеза полагается «с маслом и аще хавьиярь (χαβίαρι – икра) имамы» по три огнии и вино. В № 1 нет.

По утрене в неделю ваий совершается крестный ход вокруг монастыря; в № 1 излагается подробнее и ближе к студийскому уставу, в № 2 замечено только: «и исхождение вне обители». № 1. В Великий понедельник входим на трапезу и ямы сухоядь даже и до Великого четвертка; в № 2 приводится в подтверждение правило Трулльского собора о провождении страстной недели (лист 162). № 1. На трапезе в Великий четверг «ямы с древяно маслием и пием питие; рыбы же не ямы (лист 238 оборот). № 2 и ямы варение без масла и ино сухоядение и пием вино занеже поеться аллилуйя. Затем под отметкой на поле «внимай» сводятся правила о посте Трулльского собора, устава студийского и св. горы. № 1. На утрени страстей Христовых седален поётся посреди церкви от певца; на седальных же не сидим, но стоим (лист 238 оборот); в № 2 приводится в объяснение этого то обстоятельство, что кадит тогда священник (лист 164 оборот). № 1–2. К вечерне в Великую субботу клеплет в 10-й час дня. В № 2 прибавлено, что в студийской обители и на св. горе клеплет в 11-й час; друзии же узакониша клепати егда солице зайдет (168). По № 2 иерей облачается в белые ризы; по № 1 сначала в багряные и уже после апостола, иерей же сволкся багряного фелоня и облачится в белый (лист 245 оборот). В № 2 песнь: да молчит... называется творением Великого Василия; в № 1 этого указания нет. В службе пасхальной по № 1, кандилантис «устраивает огнище и кадило с темьяном»; № 2 – сосуды со углием горящим. № 1. иерей кадит в начале канона. № 2. Все служащие, сколько их есть, кадят один за другим и после всех диакон. О трикириях и дикириях не упоминается ни здесь, ни там. № 1. В среду Пасхи исходим из монастыря со кресты: в № 2 не упоминается. № 1. В пятницу святой недели творим исход к усьпальници (лист 253 оборот). В № 2 также нет. № 1. С недели Фоминой полагается обычное исхождение в притвор, чтение оглашений Студитовых в притворе, поют и евангельские стихиры на слава и ныне по отпущении всенощной. Далее излагается порядок службы 1, 3, 6 и 9 часа (255 оборот); то же и в № 2, но здесь правила эти помещаются вразброс и находится дополнение о междочасиях.

Более крупные разности относительно состава и распорядка статей в сравниваемых уставах см. в Описании рукописей С. Б., т. III, № 383 и 385.

Мы имели под руками правленый экземпляр апрельской, майской и июньской минеи из библиотеки Синодальной типографии, №№ 1316 и 1144. Для правления взяты минеи Иосифовского издания, на которых деланы рукой справщика пометы и поправки. На первом листе апрельской минеи читается следующая приписка: «правлена в 192 и в 196 году». Отсюда следует, что справа миней началась спустя два года после выхода устава 1682 г. а совпадает со временем учреждения евфимиевской комиссии. Вот подлинные документы для истории подготовительных трудов по изданию миней 1689 и 1691 года. Чтобы ознакомиться с ними наглядно, сделаем несколько выписок.

В иосифовском издании под 2 апреля были положены три стихиры, начинающиеся словами: что тя именую... что тя ныне прореку... что тя ныне нареку чудне. Вместо них написаны три новые и на конце их замечено: «правлены с греч.», а на поле против прежних – «вместо сих писать стихиры стиховны с харатейной (?), а сии стихиры февраля в 18 д. Льву папе Римскому». Таким образом, в прежние издания миней по недосмотру попали в службу преп. Титу стихиры на память Льва, папы Римского.

К канону Никиты Мидикийского (3 апреля) приписано на поле «его-же акростихис кроме богородичнов; твое чествую всесветлое житие отче». К первой его песни прибавлен тропарь с замечанием «греч. хар.».

Против канона Иосифу песнописцу (4 апреля) – «сего канона в греч. несть». В минее 1690 удержан.

13 апреля – «в греч. печатной минее Артемону службы несть».

14 апреля служба Литовским мученикам: Антонию, Иоанну, Евстафию зачёркнута с замечанием «сия службы не писать понеже ея несть» (т.е. в уставе).

19 апреля кондак преп. Иоанну ветхопещернику: «воздержанием отче», зачёркнут и на поле замечено: «не быть для того, что в уставе несть и в 18 числе сей же положен». Действительно, под 18 числом этот кондак читается и положен Иоанну, ученику св. Григория Декаполата.

23 апреля стихиры великомученику Георгию, положенные на малой вечерне, зачёркнуты и отнесены на хвалите, а вместо них на особом листке записаны другие «из трефолоя львовскаго»; к стихирам на стиховне прибавлена одна «из харатейной минеи»; стихиры на великой вечерне правлены «с греч. харат. и львовск.».

2 мая зачёркнута служба перенесению мощей свв. Бориса и Глеба, а оставлена служба одному Афанасию Александрийскому. На конце, впрочем, помещена служба и нашим князьям мученикам, но она зачёркнута с заметкой: «сея службы несть», согласно уставу 1682 года.

7 мая вычеркнута память преп. Антония Печерского, согласно уставу 1682 г., и в оправдание замечено: «чисто; зде сея службы не писать для того, что в уставе сего святаго память положена маия в 10 числе, а писать службу со львовского трефология».

12 мая о стихирах св. Епифанию: «сих стихир в греч. и харат. несть». Но в минее 1691 г. они помещены и остались доселе. Против канона: «о сем каноне спросить».

14 мая, память преп. Евфросима Псковского зачёркнута, и перед службой ему замечено: «не быти сей службе». Действительно, в минее 1691 г. она исключена, равно как нет её в уставе 1682 и следующих. Празднование преп. Евфросину было утверждено на соборе 1549 года, а служба ему составлена много раньше.

Поводом к исключению её из наших служебных книг послужило, вероятно, её содержание, где превозносится похвалами преподобный Евфросин, как установитель сугубой аллилуйи, а обычай двоения аллилуйя представляется православным и утверждённым патриархом цареградским. Вот, например, как излагается это дело в стихире стиховной на слава: «егда убо, Богу споспешествующу, преподобне Евфросине, духовным желанием распалашеся о божественней тайне пресвятые аллиллуии, царствующаго града достигл еси и от святейшаго патриарха честно приемлем бываеши и благословения сподобляешися и писание приемлеши от него о пречистей аллилуии; тогда и сам зриши умныма очима в соборней церкви дважды глаголема пресвятая аллилуия, и оттуда паки к своей обители посылаем бываеши, мир и благословение братии с собой нося. Темже и обитель твоя с любовию, яко отца, восприемлет тебе, в ней же ты многа лета подвизася в посте и воздержании и трудех, еже к Богу, и писание братии предав и мир и благословение, ко Господу отходиши, того моля спастися нам, иже любовию поющим тя».

На 6-й песни канона троп. 3-й: «Иоанна Златоуста ревности последуя преподобне отче Евфросине: он бо винограда ради от царицы заточен бысть, ты же от столпа философа многа претерпе уничижения и досаждения от неразумных человек о пречистей aллилyии, и того Божиею благодатию посрамил еси».

На 7-й песни тропарь: «по божественнем преставлении, отче Евфросине, списателю пишущу твое житие и чудеса, яже ты сотвори о Христе и в недоумении ему бывшу о божественней аллилуии, вы же отци богоносии с пресвятой Богородицей и со архангелом в видении явистеся и повелевающе без сумления писати христову тайну, вопиюще: благословен Боже отец наших».

20 мая в день Алексия Митрополита положено совершать бдение всенощное. Вместо этого записано: «бдение во обители его и в велицей церкви, повсюду же полиелей». Так и в уставе 1682 г.

26 мая зачёркнута память обретения мощей Макария Колязинского и служба ему, с замечанием: «не быть сей службе, а быть службе его марта в 17 числе».

Помещая под этой рубрикой сжатый перечень памятей и тропарей с кондаками, составляющих лишек в уставе 1695 г. перед иоакимовским изданием, мы имеем ввиду показать самым делом в чём состояло соглашение устава 1695 года с минеями последнего выхода «в месяцесловии, тропарях и кондаках», как замечено в предисловии. Не исчерпывая всех отличий этого рода, отмечаем лишь главные, ставя на вид самую важную сторону той работы, которой были заняты справщики адриановского издания.

Оказывается при сличении, что около 30 святым положены вторые тропари, или кондаки; именно: присоединены к общим тропарям особые, а кондаки записываются после 3 и 6 песни канона.

На 17, или около того, памятей положены иные тропари, или кондаки, сравнительно с уставом 1682 г., и между ними несколько памятей, которые в предшествовавшем уставе не имели ни тропарей, ни кондаков.

Введены следующие новые памяти.

3 сентября – преп. Григория Пельшемского.

2 октября – Андрея Юродивого (в уставе 1682 г. он упоминается в службе, но не обозначен в месяцеслове устава).

26 ноября – память освящения церкви св. Григория в Киеве.

27 ноября – преп. Палладия.

4 февраля – благоверного князя Георгия Всеволодовича Владимирского.

2 марта – Арсения Тверского.

24 марта – иже во святых отца нашего Артемия еп. Фессалонитского (это св. Артемий Селевкийский, переделанный в Солунского вследствие неправильного чтения его имени писцами; см. Агиолог. II, 24 марта).

16 мая – преп. Ефрема Перекомского.

19 мая – Корнилия Комельского.

26 июня – Тихвинской иконы Божией Матери.

3 июля – Филиппа Митрополита.

8 июля – Прокопия Устюжского и знамение от иконы Пресв. Богородицы.

4 августа – преп. муч. Евдокии.

Исключены:

3 июня – патриарха Анатолия.

5 июля – преп. Ламнада.

7 июля – муч. Кириаки.

27 июля – преп. Николая Качанова.

Все эти разности перешли из правленых миней последнего выхода.

Основателям и владельцам монастырей в Византии было предоставлено право давать этим учреждениям особые уставы, которые, в отличие от общецерковного, называются ктиторскими – «τυπικὰ κτητορικὰ» (Ducang Glossar. sub h. voc. Theod. Bals. ad can. 1. Synod. Cpl. sub Phot.) От этой богатой отрасли памятников в настоящее время сохранилось очень немного представителей, да и те далеко не все изданы, и остаются кое-где в монастырских библиотеках на Востоке. Для истории церковного обряда они дают, впрочем, не много и, устанавливая главным образом дисциплинарную, юридическую и хозяйственную сторону монастырского быта, предоставляют исполнение службы уставу общему и вносят в эту часть лишь самые незначительные изменения. Но зато для знакомства с внутренним бытом и обиходным порядком монашеской жизни, с характером управления и имущественной частью в них заключается масса разнообразных и чрезвычайно полезных сведений.

Известнейшие монастыри были снабжаемы такими уставами или от своих владетелей, или от более энергичных настоятелей. Феодор Студит является таким устроителем в своих епитимиях, в завещании и краткой записи, патриарх Алексий в той части синодального типика № 330–380, которая называется уставником. Подобного рода типик дал своему монастырю пр. Павел Латрский, оставив его на вечные времена в руководство его насельникам (Acta Patriarch. IV, p, 306) Симеон Дивногорец передал ученикам своим правила монастырской жизии, которые и во времена Никона Черногорца сохранялась письменно. К этому разряду типиков, вероятно, относится и упоминаемый преосвященным Порфирием устав из Святогробской библиотеки 1150 г. Типик Барбериновой библиотеки, составленный «отчасти и по преданию Иосифа, основателя Касульского монастыря», относится к числу ктиторских Фабрицием (De libris Gr.) и Дюканжем (Sub voce τοπικὰ κτητορικὰ); такого же характера и типик крипто-ферратский (о трёх последних см. приложение III).

До сих пор были изданы следующие памятники этого рода.

1) Устав императрицы Ирины, данный основанному ею, около 1114 г., женскому монастырю Благодатной, в Константинополе. Издан в Analecta graeca т. I. 1688. Pavisiis, Котелером в Monumenta eccles. Gr. t. IV, p. 128 sqq. 1692, Минем в Patr. Gr. t. 127, col. 991 sqq. Перевод его, в сокращении, сделан И. С. Казанским и помещён с нашими примечаниями в Древност. Труд. Моск. Арх. Общ. т. VII, выпуск 2. Краткий очерк содержания ИРЦ Е. Е. Голубинского I. 2, 590.

2) Устав Михаила Атталиата, византийского вельможи XI в., для основанной им в 1077 г. богадельни и монастыря. Διάταξις σύν θεῷ γενομένη παρὰ Μιχαὶλ τοῦ Ἀτταλειάτου ἐρὶ τῷ παῤ αὐτου συστάντι πτωχοτροφείῳ καὶ τῷ μοναστηρίῳ. Издан Sathas Μεσαιων. βιβλ. I, 1–69. Из главы «περὶ τῆς δοξελογίας» оказывается, что Михаил определил порядок службы в своём учреждении особым уставом, нарочно для этой цели составленным, но сохранился он или нет, неизвестно.

3) Иоаким, митрополит Зихнии, основав монастырь в честь Предтечи на Афоне, ἐν τῷ ὄρει τοῦ Μενεικέως, снабдил его уставом. Сафа издал из него предисловие с кратким очерком возникновения монастыря, оглавление типика и последнюю главу о попечителе (Ibid. I, р. 202–211).

4) Τυπικὴ διάταξις, или устав Богородичного монастыря на острове Кипр, напечатанный в Венеции в 1756 г., упоминается Врето (Νεοελλ. φιλολ. № 213).

5) Из славянских – типик светого Савы за монастырь Хилендарь – издан в Гласнике Сербского учёного дружства 1866 г. книга III. Не упоминаем об уставах монастырей русских.

В славянском переводе сохранился ктиторский устав монастыря на острове Пателареи, под следующим заглавием: «святого отца нашего Иоанна Пателареи игумена устави монастыря его». Память Иоанна исповедника, игумена Пателареи, помещается в некоторых прологах и синаксарях, как греческих, так и славянских, под 3 августа. Серг. Агиол. II под этим числом. Заметка о нём у Мартынова Annus eccles. graecoslavicus p. 193. Известен также по месяцесловам и Василий Пателарейский. Остров Пателарея находился на Средиземном море между Сицилией и Тунисом.

Мы знаем два списка этого устава в синодальной Кормчей № 110 лист 549 и в рукописной Кормчей МДА № 5 XV–XVI в., лист 91 оборот.

О первом списке упоминается в Описании рукописей Московской Патриаршей библиотеки Ундольского (Чтения Общества Истории и Древностей 1867, книга II, стр. 54). Мы издаём этот устав по списку академическому, слово в слово.

Стаго ѡца ншего иѡанна прозвитера игоумена пателареп. устави монастыря его. от стых книг учащии всем спснию. всяк ѿвргыйся и пришед вчернеческыи сан спсниа ради. ти аще не сохранит сих. ꙗже хощю написати не может спсти. Егда оударят в било, да соберутся в паперть црковнып. и ꙗко приидут старейшии. да влезут в црковь. и поклонятся купно крсту и начнуть пети ѡче наш. и сотворят блгочинение песнии. или во утрении. или на вечрни. или на часех, и да станет кождо на песнии ꙗкож приал ес чин. и да не имат власти съступити с того места. и стати на ином месте. аще ли начнет тако творити. оставив место свое пакы на ино шед станет, тогда покажуть или единою, или двождь. или трижды, и аще непослушаеть да ижденуть и из собора црковнаго. також и на комкание приступают. по уставу ѡбраза своего, и на трапезу и на целование. пакыж и во дне також да държать. бгочинение ѿ пръваго чса. до третꙗго да творят млитвы трижды, и ѿ третиаго до шестаго трижды, или четыржды. и ѿ г до ѳ-го до вечерни, двожды. а в нощи трижды, сицеже да творят млтвы. глть ѿче нишъ. и мало постоявше, да поклонятся, аще суть мощни телом. то девятижды. и въставше. да воздвигнуть руце свои къ бгу просяще милости. тако да творят. г-жды кланяние. и воздеание рукама. и яко кончат да поклонятся г-жды. и поклонившеся друг ко другоу и разыдоутся: Аще ли не могут творит яко речно быс ѳ-тижды поклонитис то да поклонятся г. Також руце воздвигнуть пакы таже расходящеся. г-жды. да будет весь кі. Се в зимниа дни вели, а в летние да прилежат млтвы: Елма дние велици соут да приложат к чсу по единои млтве: Пакы же всяк хотяи спстися: и приходяи в чернеческы санъ аще еси здоров телом. Рекше мощен да постится днь: Аще ли имоуть тяжку работу, то да четверть изъядают. и чашю вина пред ѡбедом: Аще ли тело его съмилело ес и кажетси немощно, да постится винед в среду, в пят. сеꙗж заповеди иже не хощет творити. то ни спниа имать приати: Пакыж егда зберутся в клет идеж ляжоут. или на службу. нес достоино шедши друг другоу. на одре сести, не просити у него ѡроудия: Аще ли насилием держат ему что, да идет к приставником црковным. да ти ему исправят обидоу: Аще ли кто явитьс небрегы сег оустава и наказанием двожды и г-жды непослушает да изженется изманастыря: Пакы аще кого видят поимуще брата своег идуща вкелию беседующа сним. то також наказанием двожды и г-жды. тн не хощет послушати. соимет образ его изгонится изманастыря: Аще ли нужно ему что беседовати: да излезет пред црковь и пред братию став беседует емоу. да не будет блазна никомуж. також идёт кто с подругой си на поуть. ти видята дръжащася за руце. или приемлющася и любяща. також аще не послушает казания. да изженется избратиа. да ся ннии не казят зряще его. також и на клюсяте да не ꙗздита два: но розно да ходят и ездят. також и седают и ляжют: И аще кто часто беседует скым. ти не видети что беседуета подбенъ ес епитеми предлежащеи. а егда на чин песнии приходят, аще придет кто пред песнию да влез млтвъ сотворивъ станет на месте своем, аще ли кто обленится или некою виною оумедлив непридет, да станет вне цркве и яко излкзоуть братиа, припадет предними исповедая вину еяж ради не заиде. да они разумеют, игуменъ его испытает: И аще лкпо простити, то простить и. и аще ли нелепо. то задежут ему епитемю. тако да творят любо на утренюю. любо на вечрнюю. или на кую либо слоужбу. ꙗже с братьею малож да пождоуть варивше и. донележе сберутся вси. аще ли будет пакы по нужи кии. той медленее въстанется на канон, да того деля престоящеи да поют и одия (песни) прсно по целом. стихом також потом начинают пети тропари, елма нощи малы суть, по обедеж рекохом се. а велели быхом да бысте одиамъ вся стихы стрепари пели, аще мощно есть, сеж по власти стареиших мы, а прсно понужатися лепо есть, или на стых дни. или на гдьскы дни. а зиме со всяцемь тщанием понужатися. ѿ перваго стиха даже и до последняго. одия стрепари пети: црквныи же чин сице ес. зиме д҃ катизмы в же к агносме. а лете к катизме. агносма едина, о агносании же. аще не соуть братия зело трудна, и еще молитвы, да егда стоите в цркви на песни. послушаите иже глет канонархь. також поите якоже канонархисает. да не буде летыо никомуж ни словесе изменити. ни иного трепаря пети. аще и разумеете яко блазнится канонархь. точию стоящим пред да буде летью. любо слово изменити. любо ино начяти хотящи. прочнии (sic) же вси блгочинение сохраните: Аще ли кто дръзнет оуетав сеи преступити. епитемьн еси повиненъ. доле лежащии. пакы же велим да блгочинение песненое. еже навыкосте ѿ диака Иоана. тако все да поют, и аще еси кто ѿ вас навыкл. инако како пети млим и да отвергъ свое оучение пременатся к братии. о сих и миръ исповедается в братии. соборныя держиммыя литургиа. иже безо всякиа нужа. лишится пришествиа несть ему достойно комкати. аще ли начне сице чясто творити. повиненъ еси епитеми доле лежащии. со всяцемже тщанием теци к церкви, но и пачеже во стую литургию. и стойте не зело близъ дроуг друга, и егда хощете поклонятися. и млитву сотворити кождо на страну брату своему да отступит, да поклонится. да не притиснется брате своем: Пакы же егда на ꙗд взовет поведаяй. да текуть вси яко в црковь. и аще малы друзии пред придут. да пождуть мало дружины, и начнуть млтву глати над ꙗдию. иже потом придет да вопрошан будет ѿ предстояших. да аще буде леня не пришел да обратят и неядша. аще да суть зшсопуще да пребудет до тогож чса наутрея. ащели несть постны днь. то да вечра пребудет и приим. простыню тогда ясть; Аще не покается греха своего, то да не ясть. овбо инем ругается да то деля нехочет ся покорити никомуж. любо на работу взовуть братию. то також текут яко и на ꙗд. о млтвах же приставници да держат время. и ти да не клеплют присное да покло тихоу. два же боудета приставника. на блгочинение се таинем. воспоминает и аще разоумеют братие. ленивая суща исходящоу дни иде на ꙗдь сберутся. да задежоут има епитемю. глюще. яко млтвъ своих несть кончали и да не яста. на кую любо работу да не буде летию ити не вопрошавши стареишины и они рекуть им иже может да излезет и идет на дело а повелеевы седит вкелии. повелев работати друг другоу яко добро есть, и лепо вы ес любве деля дховные работати друг другоу: Аще кто прострет ризу свою вне. и да сиает на ню слнце по три оутра. да примет епитемю годины еа. сан же да идет прося епитеми яко согреши. исповесть вину свою, сицеж да творят коего любо греха. ниже ся хощет спсти. то и аще не разоумеют стареишии. то сам да весть любо очем любо данем ему. и егоже леняся небрег да приимет епитемю. да будет жива дша его. не шепчите же друг с другом, яко шептание татину вину имать. аще ли вы потреба будет беседовати. то часто беседуйте к себе. не кличюще но вмеру гласом. да не пишет беседы никтож в книгы к дроугу. аще ему нес нужи великы. и се еже есть иясопуща. понеж рехом отвещевати чистомъ гласом запрещеваемже да приставникы своя чтете яко самого бга. неточиюж старейшины. но и сами ся любве всебе и честь отдающе вси. и ѡ сем якоже рехом живи будоут дша ваша, инакобо несть вы лзе жити. Аще брат речет яко не могу с сим братом. во единой клети или на единой трапезе быти. да вопрошают его коея деля вины сотворитъ: И аще скажет по велице немощи яко не блазнитис братьи его о сем вопрошаем да попытается: Аще ли глть соблажняюся. да того деля отлоучается ѿ блгочинениа братиа и глть в келии хощоу седети един. да приведут ему попы црковные посред братиа, да кажут и аще тоу не послушает ихь. да соимут емоу ѡбраз чернеческы пред црковию. и ринут вон изманастыря. понеж всяк несохраня оустав чернеческых. и съ ними стража и блюды оуставы оуд их. чюж цркве есть: Сице глють книгы и сице да творят, любяи бо ближняго своего, даже и до смрти. дшю свою зань положит, и работает ему и ляжет сним. о сих всех оуставь оць нших стоить и храня их жив боудет.