БЕСЕДА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Подробности духовной брани

Отцы и братия, как вы знаете, пророк Давид хотя и был многозаботлив и имел множество хлопот, но его больше всего занимало, что скажет Бог внутри него через Свое божественное просвещение: «Услышу, что речет о мне⁶¹ Господь Бог» (Пс. 84, 9). Такое духовное устроение теперь трудно найти в нашем обществе и в нашей жизни. Но слово Божие всегда звучит в душе боящихся Бога. Кто не слушает, что Бог говорит внутри него, тот сам является виновником своей расслабленности и беспечности.

При общежительном устройстве, где многие братия собраны вместе, необходимыми качествами монахов должны быть простота и бесхитростность, потому что через эти качества осуществляется любовь. «Будете яко дети» (ср. Мф. 18, 3), – учит Господь. Какие еще качества могут быть свойственны детской простоте, как не радость и смирение, привлекающие божественную Благодать! Если мы станем подобны детям, тогда среди нас не будет ни превозношения, ни ропота или прекословия, ни всего того, что разрывает единство и узы всеобщего согласия и единодушия. В атмосфере единодушия имеют значение только такие понятия, как единство и любовь, на основе которых возникает чудное и похвальное равенство. Кто больше молится, но несет меньше физической нагрузки на послушаниях, тот молится за трудящихся, – и тогда возникает равномерность, как бывает в идеальных семьях, когда молодые поддерживают старших, а здоровые ухаживают за больными, как это отмечает и Писание: «Не преизбыточествова иже много, и иже мало, не мнее прият»⁶² (Исх. 16, 18).

Тогда только совершается воля Божия «яко на небеси, и на земли» (Мф. 6, 10), когда мы не превозносимся друг перед другом, не завидуем, но когда в нас преизбыточествует простота и любовь. Воля Божия совершается, когда мы переживаем успех брата как наш собственный успех и его неудачу – как нашу собственную неудачу. Но как это возможно, если мы проявляем беспечность и презрительно относимся к другим братиям, если мы часто совершенно не заботимся о молитве, но любыми способами ниспровергаем всякий устав и распорядок и становимся для младших дурным примером?

Напротив того, монах, имеющий истинное самоотречение, полностью предает себя на суд и произволение братии, без каких-либо своих суждений и мнений, не выбирая. Он с верой и благоговением чтит ответственных служащих Обители, потому что через них Благодать вознаграждает его собственное приношение и служение. Ведь Игумен не может находиться всегда и везде. Поэтому часто его замещают старшие на послушаниях.

Всякая попытка, направленная к стяжанию добродетелей, важна и полезна. Однако приоритет и главную заботу мы должны отдавать молитве. Молитва – это средство, через которое нашему ничтожеству передается божественная Благодать и помощь. «Без Мене не можете творити ничесоже» (Ин. 15, 5), – говорит Господь. Также и апостол Павел напоминает нам: «В молитве терпите» (Кол. 4, 2). Новоначальные монахи не должны разочаровываться, если, понуждая себя к молитве, они испытывают трудности или не чувствуют ее действия. Чтобы пришла привычка и навык молиться, необходимо усердие с нашей стороны, а потом Благодать сама утешает нас, извещает о своем присутствии и не оставляет.

Всякая брань со стороны врага имеет определенную цель: заставить нас уступить в делах и подчиниться неразумному началу⁶³, которое противно Богу. Поэтому, братия, я постоянно указываю вам, какое действие производит ваш личный подвиг на воюющую с вами страсть. Метод, который нам передали Святые Отцы из своего личного опыта, состоит в том, чтобы каждая страсть побеждалась противоположной ей добродетелью. Добродетели, как и страсти, – взаимопроникающи и взаимозависимы. Если, по необходимости, кто-либо сражается против одной страсти посредством противоположной добродетели, он должен знать, что за этой добродетелью последуют и другие. Где пребывает и где действует молитва, там за ней следует и любовь. За любовью следует радость. А где радость, там и кротость. Где кротость, там смиренномудрие. За смиренномудрием следует служение. Смиренный, видя самого себя ниже всех, с радостью стремится послужить другим. Спутник служения есть надежда; спутник надежды – вера, являющаяся чадом послушания, которое, в свою очередь, порождается блаженной простотой. Весь этот священный ряд добродетелей, как узел, соединяет нас друг с другом и с Богом, Подателем всякого блага.

С другой стороны, в нас находятся нечистые и отвратительные страсти, стремящиеся удалить нас от Бога и лишить исполнения Его воли. Однако, по Писанию: «Врази же наши неразумливи» (Втор. 32, 31). Это значит, что было бы заблуждением с нашей стороны искать в страстях какого-либо порядка, последовательности или согласованности. Но все же некую последовательность в развитии страстей можно наметить. Так, от гнева обычно рождается ненависть, от гордости – тщеславие. И так продолжается погибельная связь: от неверия происходит жестокосердие, а само неверие рождается от беспечности; причиной жестокосердия может быть также и расслабление. Таким образом сладострастие пленяет человека, «егоже ради Христос умре» (1Кор. 8, 11), и он оказывается потерянным для вечности.

Диавол, даже когда потерпит поражение по причине настойчивого противостояния подвижника, все равно не отступает. Косвенными средствами он пытается извратить добро, которое монах приобретает, пребывая в злострадании и подвиге. Диавол тогда пытается сбить подвизающегося с прямого пути, указывая на какую-нибудь неверную цель, так чтобы сделать его намерения нечистыми перед Богом. «Всяко же, еже не от веры, грех есть» (Рим. 14, 23). Эти слова Писания учат нас быть особо внимательными, потому что лукавый выигрывает от нашей наивности и невнимательности, но больше всего – от самочиния и своенравия.

Бог не нуждается ни в вещах, ни в трудах, ни в приношениях наших, но Ему нужны наши вера и послушание, свидетельствующие о любви к Нему. Все, что мы делаем по заповеди, мы должны хранить чистым от примеси нашего ничтожного суждения. Это будет означать, что мы делаем это ради Его любви, по Его заповеди.

Отцы и братия, мы не следуем привычкам и мнениям людей, не преследуем наших собственных корыстных целей. Мы поверили в то, что Господь призвал или, лучше, привлек нас в монашеское звание, которое есть не что иное, как абсолютное послушание и подчинение Его всесвятой воле. Следовательно, мы должны стать такими, какими Он хочет нас видеть. Это и является причиной тому, что основной и первой нашей заботой становится послушание. Послушание – это не только повеление Божие, но и пример, исполненный на деле и оставленный нам в подражание Преобразившим нас Спасителем. Поэтому какая цель может быть более важной для нас, братия, как не та, чтобы мы целиком стали такими, какими нас хочет видеть Бог?

Господь наш соизволил, чтобы, призывая Его, мы называли Его Отцом и не использовали для этого какого-либо другого имени, которое могло бы быть достойным Его божественного величия. Так начинается и молитва Господня, переданная нам Самим Богом. То же самое говорит и Писание через пророков: «Сын славит отца, и раб господина своего убоится; и аще Отец есмь Аз, то где слава Моя ? И аще Господь есмь Аз, то где есть страх Мой? Глаголет Господь Вседержитель» (Мал. 1,6). Познав на опыте это состояние, апостол Павел побуждает и нас вести себя соответствующим образом: «Очистим себе от всякия скверны плоти и духа» (2Кор. 7, 1). Наш Господь повелевает нам очистить «внутреннее сткляницы и блюда, да будет и внешнее има чисто» (Мф. 23, 26).

Самые благочестивые из братии, преуспевшие, конечно, не сами по себе, но по Благодати, должны следить, чтобы не превозноситься над менее преуспевшими. Разве существует звание более чистое и просвещенное, чем звание ангельское? И, однако, за свое высокомерие один из высших ангелов, как молния, был низвержен с Небес, и ему более не дано никакой возможности покаяния!

Итак, неразлучным спутником всякого человека, который кается и подвизается, да будет смирение. Если мы внимательны, то увидим, что смирение привлекается различными средствами и способами. Так, например, поводом снизойти к смиренному о себе помышлению может стать память о наших старых прегрешениях. Не бесполезно нам вспомнить и о другой нашей вине: о том, что мы изменили всему, обещанному нами в святом Крещении, так что должны только со смирением просить Бога о помиловании. К тому нас побуждает и великий Павел. Несмотря на всю свою святость, он говорит: «Несмь достоин нарещися апостол» (1Кор. 15, 9). И снова: «Бывша мя иногда хульника и гонителя и досадителя» (1Тим. 1,13). А также: Господь «прииде в мир грешники спасти, от нихже первый есмь аз» (1Тим. 1, 15).

После таких смиренных слов апостола Павла о самом себе что остается делать нам, по-настоящему недостойным, кроме того, чтобы быть смиренными душой и телом, в мыслях и похотениях, словах и помышлениях, в своей внутренней жизни и наружном обращении, поскольку Господь «гордым противится, смиренным же (только) дает Благодать» (Иак. 4,6)?

Брань, воздвигаемая на нас врагом, – брань не однодневная и не односторонняя. Враг пытается искушать нас не только телесными страстями, расслаблением несчастного тела и прочим, о чем мы ежедневно говорим. Когда Киновия имеет устойчивую организацию и в ней предотвращаются все интриги врага, тогда он готовит брань нового рода, которую может изобрести только его злоба. Он приносит в ум неопытных и простецов или глубоко эгоистичных монахов представление о жизни пустынников и безмолвников как о якобы настоящих монахах, которые при своем великом трудолюбии и подвигах преуспевают больше. Иногда он даже представляет Игумена или Старца как людей жестких и не имеющих рассуждения, что они будто бы имеют твердость лишь в несущественных вещах и принципах, а главного, что отсутствует, не замечают. И вообще он (диавол) показывает все то, что может быть порождено его диавольским лукавством, с целью вырвать овечку из загона. Когда это достигнуто, все остальное у демонов уже получается легко.

За всю мою недостойную многолетнюю жизнь в монашестве я даже не слышал об уходе из своего монастыря внимательного и благочестивого монаха, которым бы несомненно руководил в этом Промысл Божий. Я видел только невнимательных, небрежных и неустойчивых, чтобы не сказать беспечных, которые оставили свой монастырь под тем предлогом, что они бегут из него якобы ради преуспеяния. Но впоследствии они доказали, что не это их интересовало.

Однажды, когда жив еще был мой святейший Старец, и со мной, несчастным, случилось нечто подобное. Прежде чем приехать на Афон, я посетил Палестину и прожил там четыре месяца. Мне выражали готовность предоставить любое место для служения. Я имел много предложений, однако это все делалось не в интересах спасения, а ради покрытия большой необходимости в священнослужителях. Иными словами, мне сулили золотые горы. Приехав на Афон и прожив здесь много лет, я начал вспоминать эти приглашения. К тому же меня стал беспокоить примерно такой помысел. Я хотел уйти со Святой Горы, так как мне казалось, что в Палестине гораздо лучший климат для подвигов, чем на Афоне, потому что там он жаркий, а здесь – холодный. Но, как я убедился позднее, на самом деле причина была не в этом, хотя сначала это было трудно различить. Дело было в том, что Старец за что-то отругал меня или что-то сказал перед моими собратьями в мой адрес, что мне показалось унизительным. Однако позже, когда началась брань, об истинной причине уже трудно было догадаться.

Старец даже побуждал меня рассказать ему, что о мной, так как чувствовал, что меня нечто тревожит, но я это скрывал. Наконец, я заставил себя сказать об этом моему Старцу. И только я ему об этом сказал, он ласково улыбнулся и ответил: «О, насколько я был бы счастлив иметь такого ученика, который мог бы преуспеть где-либо так, как не может преуспеть здесь! Я сам бы послал тебя туда, где бы ты больше мог преуспеть, потому что я этого желаю и с нетерпением жду! Но уверен ли ты в том, что ты уже закончил свое ученичество здесь и что я уже не способен тебе помочь? Если это так, то твои притязания справедливы».

Он еще не успел закончить своего исполненного материнской любви ответа, как помысел об уходе исчез совершенно, так что я впоследствии уже и не помнил, что этот помысел у меня когда-либо был.