Беседа 29: От этики к онтологии¹⁸⁷

«Покайтесь!»: от этики к онтологии. Евангельский пример богатого юноши. О разных уровнях: Мария и Марфа. О вопросе персоны. «У великого Бога проси только великое». О страданиях Адама: Христос как ответ на них. О понимании «языка» Христа через следование Ему. Через терпение дается ощущение бытия. О сыноположении: «Твой есмь аз».

Да будет благословен час сей, который дает нам благий наш Господь. В мире и спокойствии мы можем говорить об отдельных пунктах нашего долгого пути.

Чуден наш путь – он превосходит наш ум; и изнемогает дух наш следовать за «примером» Христа (ср. Ин.13:15), Бога нашего, «принесшего на землю огонь» любви Отчей (см. Лк.12:49).

Сегодня я остановлюсь на вопросе покаяния и сыноположения. Несмотря на то что в своих предельных формах эти состояния убегают от всякого человеческого слова, мы все-таки будем «безумствовать» и будем говорить, по силе нашей, о вещах, которые беспредельно, неизъяснимо велики и грандиозны.

Сколько раз уже повторялось, что мы начинаем наше путешествие с маленького шага покаяния. Конец же этого пути, по нашим понятиям, есть обожение человека. Когда мы дерзаем говорить о таких вещах, многие боящиеся люди стесняются и стыдятся. Но если бы они знали, каким страхом полна наша душа ошибиться в каком бы то ни было слове, касающемся святейшей всех и вся – Любви Отчей!

Но как подойти к этой теме? – Итак, отложив на время некоторые детали, мы будем говорить о существе дела.

Начало проповеди Христа есть слово «покайтесь» (Мф.4:17). И когда мы рассматриваем его, то, как и в многих других словах Христа, находим очень много, я бы сказал, «уровней»; и мы еще должны найти язык для всего этого. И вот, я бы назвал два уровня покаяния: один – в пределах этики, другой – когда говорится уже не об этических вещах, а о самой вечности, то есть о Боге. Первое касается уровня человеческого творческого разума, и человек не может и не понимает даже, как возможно различить эти два вида покаяния. Первый я бы назвал «этическим актом», другой же – «переходом с одной орбиты на другую, вечную». Сейчас не будем пытаться объяснить, возможно или невозможно от временного перейти к вечному или от этического к онтологии.

Пример глубокого и красивого акта покаяния можно видеть в евангельском юноше, который жаждал Божественной вечности и спросил Христа, что должен он сделать, чтобы перейти от времени к вечному. Господь с любовью посмотрел на этого юношу и говорит:

– Сохрани заповеди...

– Какие?

– Не убивай; не прелюбодействуй; не кради...

Отвечает юноша:

– От юности моей я сохранил это; чего еще не доделал?

Тогда Господь говорит ему:

– Если хочешь быть совершенным, то оставь все прочее, все твои имения, все твои знания и нищий следуй за Мною.

Не выдержал юноша (см. Мф.19:16–22).

Из евангельского повествования мы видим, что этот юноша был благочестивый еврей того времени, когда свершилось ожидание человечеством Мессии. В нравственном смысле, этически, он стоял на высокой степени, но есть другая, большая, – которая относится уже к сфере Божественного, Нетварного и Изначального Бытия. Итак, этот пример показывает, что есть много разных градаций духовных состояний людей. И переход от временного к вечному кажется невозможным, как невозможен переход от числа к бесконечному в математике. Это две вещи несравнимые.

Другой пример: были в Вифании две сестры – Марфа и Мария. Обеих любил Христос, и обе любили Христа и веровали, что это Он – Мессия. И вот, когда Он пришел к ним, Марфа заботилась о многих вещах, оказывая гостеприимство и занимаясь хозяйством, а Мария, когда приблизился к ней Носитель такого Духа, каким был Христос, села у ног Его в жажде слушать каждое Его слово. И что же? – Когда Марфа, перегруженная ежедневными работами и заботами и всеми неловкими вещами хозяйства, обратилась ко Христу и сказала: «Скажи Марии, чтобы она мне помогла», то Господь ответил с любовью: «Марфа, Марфа, ты заботишься с такою любовью сейчас о приеме, но Мария большую часть избрала. Эта часть уже не отымется от нее» (см. Лк.10:38–42).

Видите, какая разница: план любви этической, или видимой, наших нормальных человеческих отношений, – похвальный, но еще не дающий нам вечности Божественной. А Господь говорит: «небо и земля прейдут, словеса же Мои не прейдут» (Мф.24:35).Читая эти слова Христа, мы невольно вспоминаем: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин.1:1). Видите, как близко две сестры жили между собою, и вместе с тем какая огромная дистанция была в их жажде. Одна, Мария, готова принять в обстановке небрежности и повседневных недоглядок, и другая же показует всю свою любовь в каждом внешнем проявлении. Видите разницу уровней: один – «В начале бе Слово», и другой – любовь «всем сердцем и всем умом» (ср. Мф.22:37), но еще не выходящая за пределы возраста духовного, который мы назвали этическим. Так и в других немногих евангельских примерах находим мы глубочайшие мысли, идеи и проявления жизни, о которых, перейдя на иную терминологию, мы скажем, что это – «вторая ступень», это уже не этика, а онтология.

Последнее время на Земле мы встречаемся с контрастным явлением: с попранием, самым невероятным по жестокости, всего человеческого, с одной стороны, и, с другой, – со стремлением постичь человеческую личность: что такое человек как персона, где ум персоны вращается.

Когда в нас начинает расти персональное начало, тогда, живя в любой тюрьме, мы уже выходим духом на безграничные пространства сотворенного Космоса. Человек уже не видит внешнего, а живет внутренним. И его созерцание беспредельных, бездонных пропастей нельзя определить никаким человеческим словом.

Что сказать о тех бездонностях, которые открываются человеку, погружающемуся в любовь Христову? Эти бездны абиссональные – какого характера и откуда они? внешние они или внутренние? – Мы не можем ни понять, ни определить этого, и только через покаяние онтологического порядка мы можем войти в этот мир. Но и тогда остается неведомым для человека: та беспредельность, которая открывается пред ним, – существует ли она «объективно», или это есть состояние нашего ума, созданного по образу Ума Творца, Самого Бога?

Сей Ум, сей Дух Господь назвал Отцом: «Бог есть Дух» (Ин.4:24). И вот мы спрашиваем себя: Сей Дух – как Он к нам прикоснется, не убив нас? В начале моей жизни на Афоне мой духовный отец сказал такие слова: «Смотри, не обращайся к Богу с малыми просьбами, но у великого Бога проси и ты только великое». Тогда получается контраст: человек, беднейший и ничего не имеющий, вдруг ощущает себя обладателем беспредельных богатств Бога во всем творчестве Его. Подход к этому происходит совершенно спокойно, в обычных житейских формах, а если есть возможность, то и физически человек освобождается от всего и живет только Сим Богом.

Да, мы можем почувствовать, что этот мир создан Умом и Волею того Духа, Которого мы называем Богом и Богом-Отцом: «Создадим человека по образу Нашему [и] по подобию» (Быт.1:26). И трудно нам избрать пункт, откуда начать говорить об этой великой трагедии, которой мы все раздавлены. Страдания всего мира, тысячелетия – становится непонятным, как Бог мог сотворить такое, когда в страданиях дальше нельзя идти? В чем дело? Что совершил Адам? Мне хотелось бы говорить об этой великой трагедии, которая меня самого раздавливала уже тысячи раз. Как возможно терпеть такие страдания всех тысячелетий, пройденных с того момента, когда сказано: «Да будет свет» (Быт. 1, 3)? – В христианской этике нас поражает картина «Человека», одного »Человека» (ср. 1Тим.2:5), восходящего на Голгофу, чтобы взять на Свои плечи всю тяготу проклятия Земли и бремя всех страстей. Итак, этически, мы не видим ничего более грандиозного, ничего более святого, чем Христос. Говорю об этом, потому что ум наш может воспринять реальность бытия Бога, но не знать еще, какого характера этот Дух великий.

В мои молодые годы пришлось мне читать слова Пушкина: «Кто меня враждебной властью из ничтожества воззвал?» Была мысль у поэта, что мир страдает, – и если страдает мир, то каков Он, Создатель этого мира? Но вот приходит Его Сын, чтобы говорить с тем человеком, который создан по образу Божию и по подобию; и мы созерцаем предвечную мысль Бога-Творца нашего о человеке. И если человек видит себя во Христе изначально таким благим, как Сам Бог, явившийся на Земле, то, конечно, если нам показано это Духом Святым, мы уже никуда не можем уйти от этого великого Акта Божественного бытия. Значит, не Создатель наш виноват в этих страданиях, а существо, подобное Ему потенциально, – человек, образ Бога-Абсолюта.

И вот, Его мы имя призываем: «Господи Иисусе Христе, Сыне Отечь, вземляй грех мира, помилуй нас. Вземляй грехи мира, приими молитву нашу. Седяй одесную Отца, Ты един воистину Свят». И нет конца нашего преклонения пред Тем Образом, по Которому создан человек.

Итак, когда человек своим умом и сердцем возводится в Божественную сферу, то после все время ум его носится именно в этих сферах. И как можно уйти «оттуда»? Все превосходит наш ум, наши возможности, и ни одна попытка ума нашего не приводит к тому, чтобы достичь откровения о глубинах Самого Божества.

Простите меня, дорогие мои. Мне уже мало времени осталось говорить вам, и потому я тороплюсь. Говоря вам, я вовсе не претендую на что-либо, кроме как передать вам биение сердца. Ибо дальше нам страшно говорить, потому что Господь призывает нас следовать за Ним. А Он куда идет? – В Гефсиманский сад, ночью, после этого на Голгофу.

Итак, становясь христианами и видя страдания всего мира, мы начинаем как-то понимать «язык» Христа. Апостолы Иоанн и Иаков попросили дать им сесть одесную и ошуюю Христа. И Христос сказал: «А можете ли вы пить чашу и креститься крещением, которым Я крещаюсь?» Они говорят: «Можем». Как Отец всех нас, Христос отвечает с любовью: «Да, вы будете пить чашу и примете крещение, которое принял Сам Я» (см. Мк.10:35–39). И мы, как дух, «пьем чашу и крещаемся, как Господь крестился». Как это мудро устроено в Церкви отцами: мы постепенно из мелких вещей вдруг возводимся в видение величия даже в мелочах. И это есть настоящий Человек, образ Бога. И за то, чтобы восстановить в себе сей омраченный грехом и низкими страстями образ, идет борьба наша – аскетическая борьба монахов. Тогда ум наш перерождается и видит вещи в ином порядке и в ином свете. Однако это совсем не значит, что он освободился от страстей...

В настоящую эпоху внешний мир отходит от Христа, и это самый печальный, трагический, ужасный аспект событий нашего времени: потерять второй раз Христа, как потерял его Адам в раю, – как возможно?! Но будем терпеть маленькие трения в повседневной нашей жизни и как бы не видеть скольжений между нами к гневу, к неприязни, к чему бы то ни было, – потому что нужно видеть страдания человека, а не его дурные стороны. По существу, это «материал» для великого бытия, о котором мы не можем еще говорить. А начинается наш путь тем, чем кончаю я почти каждое слово: в самых мелочах пребывайте умом там, где Господь, «за завесою» (см. Евр.9:3) Восьмого дня, – пребывайте умом там, а телом жить приучайтесь в этих условиях. Дух человека поставлен в них для того, чтобы начать ощущать бытие. И Господь с нами часто обращается, как будто бы Он даже не понимает нашей немощи. И нельзя было бы потерпеть такого мира, если Христос – не Бог. А если Бог, то тогда «все возможно» (Мк.9:23). И мы Сему Отцу нашему при всех страданиях говорим: «Слава Тебе, Богу вышнему, слава Тебе во веки веков».

Когда Израиль получил сыноположение? – Когда мы молимся Богу, то, по завету духовника афонского, не будем обращаться к Богу с малыми просьбами, но у Великого Бога будем просить только великое. Однако надо разделять эти два момента: где кончается этический мир и где начинается Божественная онтология.

Есть такое выражение в Псалме: «Твой есмь аз, спаси мя» (Пс. 118, 94) . Когда мы говорим эти слова, то они могут показаться чрезмерными в своем дерзновении. Как ты, человече, говоришь: «Твой есмь аз, спаси мя»? Разве Бог имеет нужду в тебе? Разве то, что ты делаешь, так велико, что и Сам Бог должен прийти тебе навстречу?

Но наступает момент, когда вдруг Бог говорит человеку: «Сын Мой ecи ты, Аз днесь родих тя» (Пс.2:7). Когда мы молимся: «Твой есмь аз, спаси мя», мы не должны перешагивать этический план. Можно просить действительно усыновления, но утверждать его мы не можем; это доступно только Самому Богу. Так в раю наш праотец сделал глупый шаг: достигнуть обожения помимо Самого Бога, – шаг наивный, младенческий.

Итак, когда Бог Сам вносит эту «поправку» и говорит: «Да, ты сын Мой», тогда усыновление принимает уже извечный характер. Но если я говорю: «Я Твой», то говорю это только в пределах моей этической натуры: «Я лучшего не вижу, чем Ты. Но Ты спаси меня. Это совсем не значит, что я Твой сын, доколе Ты Сам не свидетельствуешь обо мне, что я Твой сын».

Мы читаем в Евангелии о том, что был слышен глас Отца: «Сын Мой Еси; послушайте Его» (см. Мф.3:17; Мф.17и парал). Итак, понадобилось свидетельство Самого Отца, чтобы утвердить последнюю силу реальности этого положения, что Иисус Христос есть Сын Отца (см. Ин.12:38).