Православная психотерапия

Слово «душа» (η ψυχή) «принадлежит к числу наиболее сложных как в Библии, так и в христианской литературе»³⁷. Оно имеет много значений в Священном Писании и в сочинениях святых отцов. Как замечает профессор Христос Яннарас, «семьдесят толковников Ветхого Завета использовали слово ψυλή для перевода еврейского термина nephesch, имеющего много значений. Этим словом именуется все живое, всякое животное, хотя в Писании оно обычно употребляется применительно к человеку и обозначает способ проявления в нем жизни. Оно относится не к одной лишь духовной составляющей человеческого существа, в противоположность материальной, но обозначает человека как целое, как уникальную живую ипостась. Душа не просто обитает в теле, но выражает себя через тело, ибо оно, так же как и плоть или сердце, соотносится с нашим «я», с образом нашего бытия. Душа – то же, что и «человек», «некто»... «³⁸. Душа – не причина жизни, но скорее ее носитель³⁹.

Душа – это жизнь, присутствующая в каждом создании, например в растениях и животных; душа – это и жизнь, которая присутствует в человеке. Это и каждый человек, обладающий жизнью, и та жизнь, которая выражается через духовную часть нашей личности. Это и сама духовная составляющая нашей личности. Многозначность термина «душа» приводит к неясности во многих вопросах.

Ниже мы постараемся объяснить некоторые значения этого термина на основании новозаветных текстов и сочинений отцов Церкви.

Господь и святые апостолы употребляют слово «душа» в значении «жизнь». Ангел Господень сказал Иосифу, обручнику Пресвятой Богородицы: «Встань, возьми Младенца и Матерь Его и иди в землю Израилеву, ибо умерли искавшие души Младенца» (Мф.2:20). Господь, описывая Самого Себя как доброго пастыря, говорит: «Я есм пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь (την ψυλήν) свою за овец...» (Ин.10:11). Кроме того, апостол Павел пишет о Прискилле и Акиле: «...которые голову свою полагали за мою душу» (Рим.16:4). Во всех этих трех случаях термин «душа» означает «жизнь».

Как мы уже сказали, это слово используется и для обозначения духовной части нашей личности. В подтверждение этой точки зрения приведем несколько мест из Священного Писания. Господь сказал Своим ученикам: «...не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мф.10:28) (в Синодальном переводе с большой буквы: «Того, Кто...», однако из дальнейшего видно, что автор толкует эти слова как относящиеся не к Богу, а к диаволу. – Прим. пер.). Люди не могут убить душу, в то время как диавол в состоянии сделать это. Здесь имеется в виду, что мертвой является душа, не имеющая Святого Духа. Диавол – это мертвый дух, поскольку он не является причастником Бога. Он передает свое омертвение и тем, кто сочетается с ним. Хотя диавол и является живым существом, однако не существует в Боге. А в притче о безумном богаче Господь говорит этому последнему: «Безумный! В сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил»?» (Лк.12:20).

Различие между душою как духовной составляющей человеческой личности, которая по природе является смертной, но по благодати – бессмертной, и жизнью ясна и из другого поучения Христа: «...ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее» (Мф.16:25). В первом случае Господь использует термин «душа» для обозначения духовной составляющей нашей личности, а во втором – имеет в виду жизнь. Апостол Павел желает Фессалоникийцам: «Сам же Бог мира да освятит вас во всей полноте, и ваш дух и душа и тело во всей целости да сохранится без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа» (1Фес.5:23). Речь здесь идет не о так называемой трисоставности человека: под термином «душа» апостол подразумевает благодать Божию – дар, который получает душа. Но как бы то ни было, сейчас для нас существенно то, что существует различие между душою и телом. А евангелист Иоанн пишет в Апокалипсисе: «...я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели» (Откр.6:9). Тело убито, но душа пребывает рядом с Богом и даже беседует с Ним, как сообщает далее евангелист.

Кроме того, слово «душа» используется для обозначения всего человека. Апостол Павел советует: «Всякая душа да будет покорна высшим властям...» (Рим.13:1).

Полагаю, что из этого небольшого анализа становится ясной многозначность термина «душа» в Священном Писании. Ведь под ним может подразумеваться и весь человек, и духовная составляющая его личности, и жизнь, пребывающая в человеке, растениях и животных, во всем, что причащается животворящей энергии (ενέργείας) Божией. Святитель Григорий Палама, говоря о нетварном свете, который дается богоносной душе «живущим в ней Богом», указывает, что это именно энергия, а не сущность Бога, и что энергия Его зовется светом так же, как и сущность. То же самое относится и к душе. Душою называется и духовная, и биологическая жизнь: «Как от души рождается жизнь в одушевленном теле и мы называем эту жизнь тоже душой, хотя знаем, что живущая в нас и дающая жизнь душа есть что-то отличное от жизни тела, так в богоносной душе рождается свет от вселившегося в нее Бога» (Свт. Григорий Палама. Триады... С.84). Мы поместили здесь это высказывание святителя, чтобы стало ясным: отцы хорошо знают, что термин «душа» применяется не только к духовной составляющей нашей личности, но и к самой этой жизни, а также и то, что между первым и вторым значениями существует большая разница. Однако это мы яснее увидим ниже, когда разберем вопрос о различии между душою человека и животных.

Пытаясь дать некое определение души в духовном смысле, как духовной части человеческой личности, мы можем сослаться на преподобного Иоанна Дамаскина, который говорит: «Итак, душа есть сущность живая, простая и бестелесная, по своей природе невидимая для телесных глаз, бессмертная, одаренная и разумом, и умом, не имеющая формы, пользующаяся снабженным органами телом и доставляющая этому телу жизнь и приращение... независимая и одаренная способностью желания, также и способностью действования, изменчивая, то есть обладающая слишком изменчивой волею, потому что она – и сотворенна, получившая все это естественно от благодати Сотворившего ее, от которой она получила и то, что существовала, и то, что была таковою по природе» (Св. Иоанн Дамаскин, Точн. излож. прав. веры. М., Р.-Д.,1992. Репр.воспр.изд.1894г. С.81–153).

Душа наша проста и блага, «ибо такою создана от благаго Владыки своего» (Исихий Пресвитер. Добр. Т.2. С.167).

Почти такое же, как у Иоанна Дамаскина, определение дает и святитель Григорий Нисский, писавший, разумеется, ранее первого: «Душа есть сущность рожденная, сущность живая, обладающая умом; через нее органическое и чувственное тело получает способность жить и воспринимать чувственные вещи, доколе существует естество, способное к такому восприятию» (PG. Т.46. Col.29).

Святитель Григорий Палама, объясняя слова апостола Павла «первый человек Адам стал душою живущею» (1Кор.15:45), говорит, что слово «живая» в применении к душе означает «вечно живая, бессмертная, или, что то же самое, разумная, – ибо все бессмертное разумно, – и не только это, но и наделенная божественной благодатью. Ибо такова поистине живая душа»⁴⁰.

Говорят, что душа является бессмертной. Нам хорошо известно, что по своему происхождению это представление о бессмертии не является христианским, однако христиане приняли его с некоторыми ограничениями и некоторыми непременными условиями. Характерны слова профессора Иоанна Зизиуласа: «Идея бессмертия души, не будучи по происхождению христианской, вошла в церковное предание, став источником образов даже для нашей типографии. Никто не сможет отрицать ее, оставаясь на почве Церкви с ее богослужением... Церковь приняла платоновскую идею не без некоторых ограничений и условий. К этим условиям в числе прочего относятся три принципиально важных обстоятельства. Одно из них заключается в том, что души не существуют от века, но являются созданными. Второе – что душу ни в коем случае не следует отождествлять с человеком. Душа человека – это не сам человек; одно дело – душа, и совсем другое – человек, духовно-телесное существо. И третье, самое существенное, состоит в том, что бессмертие человека зиждется не на бессмертии души, но на воскресении Христовом и будущем воскресении тел» (Σύναξη. Τευχ. 6. Σ.81–82.).

Выше мы обратили внимание на то, что человеческая душа бессмертна по благодати, а не по природе. Кроме того, следует подчеркнуть, что бессмертие человека в отеческом православном предании – это не загробная жизнь души, но преодоление смерти с помощью благодати Христовой. Именно жизнь во Христе делает человека бессмертным, поскольку без нее нам грозит омертвение, в то время как благодать Христова дает жизнь душе.

Указав некоторые элементы, составляющие определение души, нам следует на некоторое время перейти к теме ее создания. Душа является тварной, поскольку она была создана Богом. Главным источником наших сведений об этом служит откровение, данное Моисею: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (Быт.2:7). Здесь для нас описывается создание души человека. Объясняя это место, святитель Иоанн Златоуст говорит, что его необходимо рассматривать «очами веры», ибо так сказано «по великому снисхождению к нашей немощи». «Самое выражение «создал Бог человека и вдунул» недостойно Бога, но божественное Писание так повествует об этом ради нас и нашей немощи, снисходя к нам, чтобы мы, удостоившись такого снисхождения, могли взойти на высоту (истинного понятия)» (Свт. Иоанн Златоуст. Указ. соч. Т.4. Ч.1. С.98–99). Способ, которым Бог создал человеческое тело и сделал его душою живою, так описывается в божественном Писании по снисхождению, ради нашей собственной немощи.

Преподобный Иоанн Дамаскин говорит, что «то, что сказано о Боге телесным образом, сказано символически и имеет очень возвышенный смысл, ибо божество – просто и не имеет формы». Поскольку же Писание говорит, что Бог вдунул в лице человека, давайте посмотрим, какое толкование дает Иоанн Дамаскин относительно уст Божиих: «Уста же и речь – то, что изъясняет Его волю, вследствие того что у нас заключающиеся в сердце помышления показываются через посредство уст и речи» (Св. Иоанн Дамаскин. Указ соч. С.30–31102–103). Разумеется, одно дело – уста, и другое – дуновение, однако я привожу это место как свидетельство, поскольку между ними существует связь и взаимная зависимость. Вообще, как говорит преподобный Иоанн Дамаскин, «все то, что телесным образом сказано о Боге, имеет некоторый сокровенный смысл, посредством того, что бывает с нами, научающий тому, что выше нас, если не сказано чего-либо о телесном пришествии Бога Слова» (там же, с.31–32103–104).

Итак, душа, как и тело, есть творение Божие (Исихий Пресвитер. Добр. Т.2. С.200).

Святитель Иоанн Златоуст, объясняя это дуновение Божие, говорит, что предположение, будто дуновение Бога было душою, душа же была передана от сущности Божией через рот Адама, «исполнено не только невежества, но и бессмыслицы». Ведь если бы это было правдой, то душа не была бы в одном человеке мудрой, а в другом – глупой и неразумной; в одном – праведной, а в другом – неправедной. Сущность Бога «не разделяется и не изменяется, но пребывает неизменной». Следовательно, дуновение Бога было «действием Святого Духа». Как Христос сказал «примите Духа Святаго» (Ин.20:22), так и божественное дуновение, «называемое так по-человечески, есть поклоняемый и Святой Дух». Согласно словам святителя, душа – это не частица Бога, но действие Пресвятого Духа, Который сотворил и создал душу, однако сам не стал ею. «Изойдя, этот Дух не сделался душою, но сотворил душу; не сам преложился в душу, но создал ее. Ибо Дух Святой созидателен, и он принимает участие и в создании тела, и в создании души. Ведь Отец, Сын и Дух Святой божественной силою творят создание»⁴¹.

Другое важное обстоятельство, выделяемое святыми отцами, заключается в том, что тело не может существовать без души, равно как и душа без тела. Создавая тело, Бог тотчас же создает и душу. Преподобный Анастасий Синаит пишет: «Ибо не было ни тела прежде души, ни души прежде тела» (PG. Т.89. Col.724). А преподобный Иоанн Дамаскин, возражая Оригену, афористично подчеркивает, что «тело и душа сотворены в одно время, а не так, как пустословит Ориген, что одна прежде, а другое после» (Св. Иоанн Дамаскин Указ. соч. С.79–80151–152).

Душа не существовала прежде создания тела, но создается вместе с ним: «Ибо Он не ставит душу до или после тела, но вместе с его возникновением создается и она»⁴².

Человек создан по образу Божию. Конечно, этот образ относится не к телу, но прежде всего и главным образом к душе. В человеке образ Божий сильнее, нежели у ангелов, поскольку, как мы увидим, человеческая душа оживотворяет соединенное с нею тело. Вообще можно сказать, что душа – это образ Божий. И подобно тому как Бог триедин: Ум, Разум (Логос) и Дух, так и человеческая душа обладает тремя силами: умом, разумом и духом⁴³. Во всей природе существуют «образные отражения» Святой Троицы⁴⁴, однако наиболее очевидны они в человеке. Святитель Григорий Палама, говоря о крещении Христа в реке Иордан и объясняя, по какой причине «при творении и при воссоздании человека является тайна Святой Троицы», отвечает на этот вопрос так: «Не только потому, что он единственный на земле является таинником и поклонником Ее, но и по той причине, что он единственный – по образу Ее. Потому что чувственные и бессловесные твари животного мира имеют в себе только дух жизни, да и тот сам по себе не в силах существовать, совершенно же лишены они ума и разума». Ангелы же и архангелы, будучи духовными и разумными, обладают умом и разумом, «но не имеют в себе животворящего духа, а поэтому и телом не обладают, которое получает жизнь от сего животворящего духа». Итак, поскольку у человека есть ум, разум и животворящий дух, дающий жизнь сопряженному с ним телу, человек – «единственный, созданный по образу Триипостасного Естества» (Свт. Григорий Палама. Беседы Т.3. С.201).

То же самое учение святитель Григорий Палама излагает в своих «Естественных и богословских главах». Человек подобен Триединому Богу, Который есть Ум, Разум и Дух. Дух, оживотворяющий тело, – это «умное рачение (любовь – ред.) людей», «происходящее от ума и принадлежащее разуму; оно пребывает в разуме и уме, а разум и ум – в нем» (Φιλοκαλία T.Δ᾿. Σ.147, λ). Духовное же и разумное ангельское естество, хотя оно и обладает умом, разумом и духом, однако «не имеет и этого животворящего духа» (там же, Σ.146, λ). Как мы заметили выше, слова «по образу» относятся в первую очередь к душе. Но, поскольку тело приобретает жизнь благодаря духу, образ этот в человеке сильнее, нежели в ангелах.

Святитель Григорий находит между образом Божиим в человеке и в ангелах и другое различие. Известно его учение о том, что в Боге следует различать сущность и энергию, которые соединены, будучи раздельными, и разделяются, будучи соединенными. Такова тайна нераздельного разделения сущности и энергии. Человек не может быть причастником сущности Божией, но может причаститься Его энергий. Поскольку же человек создан по образу Божию, святитель перенес учение о сущности и энергии и на человека. Таким образом, душа нераздельно разделяется на сущность и энергию.

Сравнивая душу животных с человеческой душой, святитель говорит, что животные имеют душу как энергию, но не как сущность. Душа каждого бессловесного животного – это жизнь «его одушевленного тела, и они (бессловесные – ред.) обладают этой жизнью не как сущностью, но как энергией, поскольку она (эта жизнь – ред.) пребывает в ином (т.е. теле. – Ред.), а не в ней (душе – ред.). Именно поэтому душа животных, обладающая только энергией, умирает вместе с телом. Напротив, человеческая душа – это не только энергия, но и сущность: «Но он обладает жизнью не только как энергией, но и как сущностью, поскольку она (жизнь – ред.) живет в ней (в душе – ред.)». Поэтому, когда тело гибнет, она не распадается вместе с ним, но пребывает бессмертной. Разумная и умная душа является сложной, но, «сама пребывая в ином (т.е. теле – ред.), не может вносить [в него] сложность» (Свт. Григорий Палама. Φιλοκαλία T.Δ᾿. Σ.143–144, λ–λγ᾿).

Преподобный Максим Исповедник в своем учении указывает, что душа обладает тремя силами: 1) питательной; 2) воображательной и побудительной; 3) разумной и умной. «Одной первой причастны растения; второй вместе с первою – бессловесные животные, третьей же вместе с двумя первыми – люди» (Добр. Т.3. С.201). Это свидетельствует о том, что человек в сравнении с бессловесными животными обладает великим достоинством. Кроме того, все сказанное делает понятной и разницу между человеком и ангелами. Поэтому Христос, вочеловечившись, принял тело человека, а не ангела; Он не Богоангел, а Богочеловек.

Сказанное дает нам возможность рассмотреть и состав души. Мы не собираемся говорить об этом предмете подробно, но изложим те необходимые сведения, которые связаны с основной темой нашего исследования.

Преподобный Иоанн Дамаскин говорит, что душа разумна и духовна. Бог дал «душу... одаренную разумом и умом (λογικήν και νοεράν)... посредством Своего дуновения» (Св. Иоанн Дамаскин. Указ соч С.79151). Основополагающее учение святых отцов заключается в том, что ум и разум ( λογική) – это два параллельных вида деятельности души. Святитель Григорий Палама, указывая, что душа создана по образу Божию, а Святая Троица есть Ум, Разум и Дух, говорит, что душа, создаваемая Богом по Его образу, «умна, разумна и духовна». Поэтому ей надлежит сохранять свой чин: всецело возноситься к Богу и видеть только Бога, украшая себя непрестанной памятью, созерцанием и самою горячей и пламенной любовью к Нему (Φιλοκαλία T.Δ᾿. Σ147, μ᾿).

Душу раздирают страсти и грехи, поэтому ее необходимо сделать единой, принося Богу. Соединение сил души достигается многими способами, и главным образом исполнением слова Христа. Феолипт, митрополит Филадельфийский, подчеркивает прежде всего значение молитвы. «И чистая молитва, соединив в себе ум, разум и дух, разумом имя Божие призывает, умом воззревает без парения к призываемому Богу, духом являет сокрушение, смирение, любовь – и таким образом преклоняет к себе безначальную Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа, Единого Бога» (Добр. Т.5. С.171–172). Разумом мы непрерывно повторяем имя Христово, умом без парения устремляемся к Богу и благодаря духу испытываем сокрушение, смирение и любовь.

Таким образом, три силы души соединяются и приносятся Святой Троице. Так достигается исцеление души, о котором мы поговорим подробнее в другой связи. Разрыв душевных сил способствует развитию болезни, объединение же – исцелению.

Никита Стифат подразделяет душу на три части, но останавливается главным образом на двух: разумной (τό λογικόν) и страстной. Разумное незримо и «неопределимо чувствами, яко вне и внутрь их бывающее». Говоря «разумное», преподобный, как мне кажется, подразумевает ум человека. Ниже мы проведем различение между разумным началом (του λογικόυ) и умом, однако здесь следует подчеркнуть, что ум связан с Богом и принимает энергии Бога; в нем открывается Бог; разум же, как действие, – это та способность, которая формулирует и выражает опыт ума. Страстная часть души распадается на ощущения и страсти. Она называется страстной, «как в страстях и страданиях проявляющаяся» (Никита Стифат. Добр. Т.5. С.147).

Преподобный Григорий Синаит, анализируя силы души и описывая, что именно господствует в каждой из них, говорит, что в разумной части (λογική) действуют помыслы, «в раздражительной – зверские страсти, в вожделевательной – скотские похоти, в уме – мечтательные воображения, в рассудке (διανοιαητικόν) – мысли» (Добр. Т.5. С.190).

Тот же святой указывает, что «когда душа чрез дуновение создана была разумною и умною (λογική και νοερά), тогда вместе с нею Бог не создал ярости и похоти скотской, но одну силу желательную вложил в нее и мужество к исполнению желаний» (Добр. Т.5. С.194–195). Душа «не получила вместе с бытием похоти и гнева» (там же, с.194) Все это пришло как результат греха.

Мы не говорим о составных частях души подробнее, поскольку соответствующие вопросы разбираются в четвертой главе, где идет речь о страстях. Здесь же следовало сказать лишь немногое, поскольку речь идет собственно о душе.

Конечно, существует некая связь и сопряженность души с телом. Но что это за связь и какова ее степень? Об этом предмете нам надлежит сказать здесь.

Человек состоит из тела и души, причем каждый из этих элементов сам по себе не составляет человека. Святой Иустин, философ и мученик, говорит, что душа сама по себе не есть человек, но зовется «человеческой душою». Точно так же и тело называется не человеком, но «человеческим телом». «Итак, если ни то, ни другое из двух само по себе не является человеком, человеком же называется то, что составляется из них обоих, а Бог призвал к жизни и воскресению человека, то не часть его призвал, но всего целиком, то есть и душу, и тело»⁴⁵.

Душа, как мы отметили, создана вместе с телом. Эмбрион «приобретает душу при зачатии». Душа создается в момент зачатия, и «после того душа действует столько же, сколько и плоть; ибо вместе с ростом тела и она проявляет свою деятельность"(Κλιμαξ. Σ.136. Σημ.2.) .

Между душою и телом существует четкое различие, поскольку «душа будет не телом, но бестелесною» (Свт. Григорий Богослов. PG. Т.10. Col.1141). Тем не менее совершенно невозможно, чтобы душа или тело оказались существующими или были так названы вне всякой связи и зависимости друг от друга. «Ибо связь неразрывна»⁴⁶.

Древние философы считали, что душа находится в какой-то определенной части тела, тело является темницей души, и ее спасение заключается в освобождении от тела. Святые отцы учат, что душа разлита по всему телу. Святитель Григорий Палама говорит, что ангелы и душа, будучи бестелесными существами, «не находятся в определенном месте, но не находятся и повсюду». Душа, которой принадлежит тело, созданное вместе с нею, «находится по всему телу, а не в одном месте, и не она содержится в нем, но сама владеет им, содержит в себе и оживляет его, имея и его по образу Божию» (Φιλοκαλία T.Δ᾿. Σ156, ξα᾿)

Тот же святой, зная о том, что одни богословы (эллинствующие) размещают душу в мозгу, как в некоем акрополе, другие же (иудействующие) «отводят ей вместилищем глубочайшее средоточие сердца, очищенное от душевного духа», говорит, что, как нам точно известно, разумная сила (το λογιστικόν) находится в сердце, но не как в сосуде, поскольку она бестелесна, и не за его пределами, поскольку она соединена с ним. По словам святителя Григория, сердце – это владычественный орган, престол благодати. Там пребывает ум и все помыслы души. Святитель утверждает, что это учение мы приняли от Самого Христа, Создателя человека. Он напоминает слово Христа: «Не то, что входит в уста, оскверняет человека, по то, что выходит из уст, оскверняет человека» (Мф.15:11), равно как и другое речение: «Ибо из сердца исходят злые помыслы» (Мф.15:19). Святитель приводит также и высказывание святого Макария: «Сердце правит всем составом человека, и если благодать овладеет пажитями сердца, она царит над всеми помыслами и телесными членами; ведь и все помыслы души – в сердце». Поэтому главная цель лечения заключается, по словам святителя, в том, чтобы вернуть «рассеянный по внешним ощущениям ум» из внешнего мира в сердце, эту «сокровищницу помыслов» и «первый телесный разумный орган» (Свт. Григорий Палама. Триады... С.43).

Мы вернемся к этому вопросу в дальнейшем, но здесь хотели бы подчеркнуть главным образом то, что душа, согласно учению святых отцов, распоряжается телом и использует в качестве своего органа сердце. Она составляет единое целое с телом, не будучи для него чем-то чуждым. Немесий Эмесский учит, что душа, «будучи бестелесной и не ограниченная местом, проходит вся через все и проникает своим светом все тело; нет освещенной части, в которой она не присутствовала бы целиком». Несмотря на это, «душа, соединившись с телом, остается совершенно неслитной» (Эмесский Немесий. О природе человека. Б.м., 1996. [Учители неразделенной Церкви] С.66).

Душа приводит в движение тело и распоряжается им и всеми его членами. Согласно учению Православной Церкви, Бог управляет миром лично, без тварных посредников, но с помощью Своей нетварной энергии. Таким образом, как Бог управляет природой, точно так же и «душа движет члены тела и направляет каждый из них к свойственному ему действию» (Св. Григорий Синаит. Φιλοκαλία T.Δ᾿. Σ42, πα᾿). Следовательно, «как дело Божие – управлять миром, так дело души – править телом» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.292).

Святитель Григорий Палама, подробно рассматривавший связь между душою и телом, говорит, что к душе относится то же, что и к Богу. В душе неизменно содержатся «все промыслительные силы тела». И даже если некоторые члены тела терпят ущерб, «если будут вынуты глаза и оглохнут уши», число промыслительных сил тела не становится меньше. Душа не сводится к этим промыслительным силам, но обладает ими. Несмотря на присутствие в ней промыслительных сил, душа «едина, проста и несложна», а не «множественна и сложна» (Свт. Григорий Палама. Триады... С.323–324).

Очень характерно, что здесь святитель сопоставляет душу в ее отношении к телу и Бога в его отношении ко всей твари. Бог управляет миром при помощи Своих промыслительных сил. Бог обладал промыслительными силами еще до того, как был создан мир. Кроме того, Он многосилен и всесилен, но единство и простота Божии не нарушаются из-за наличия у Него сил (там же). Отсюда ясно видно, что душа создана «по образу Божию». Все, что относится к Богу, по аналогии может быть отнесено и к человеческой душе.

Святитель Григорий Нисский говорит, что душа бесплотна и бестелесна, она «действует и двигается по своей природе и проявляет свои движения через телесные органы» (PG. Т.46. Col.29). Тот же святой в афористичной форме учит, что не тело обладает душой, но она сама обладает телом. Она не пребывает в теле как в сосуде или мешке, но, скорее, тело пребывает в ней, и «нет части, освещенной ею, в которой она не присутствовала бы целиком» (PG.T.45. Col.217).

Основной вывод относительно связи души с телом заключается в том, что душа находится во всем теле, и нет такой части человеческого тела, в которой не присутствовала бы душа; сердце – это главная разумная сокровищница души, там находится ее центр, но не как в сосуде, а как в некоем органе, который управляет всем телом; хотя душа и отлична от тела, но все же теснейшим образом связана с ним.

Все сказанное имеет самое непосредственное отношение к предмету данного исследования. Ибо мы не поймем, в чем состоит падение и немощь души, если не будем точно знать, что такое душа и каким образом она соединена с телом.

Церковь часто говорит о падении человека и о смерти, появившейся в результате этого падения. Телесная смерть последовала за духовной. Душа утратила нетварную благодать Божию, ум же потерял связь с Богом и подвергся помрачению. Это помрачение и омертвение он передал и телу. По словам преподобного Григория Синаита, тело «создано нетленным, каковым и воскреснет», душа же – бесстрастною. Поскольку же между телом и душою из-за их сочетания и взаимного влияния существовала теснейшая связь, то оба они растлились, причем «душа окачествовалась страстями, паче же бесами, а тело уподобилось скотам несмысленным и погрузилось в тление». Когда же душа и тело были развращены, то «составили единое скотоподобное существо, несмысленное и неразумное, гневу и похоти работное. Вот как человек приложися скотом несмысленным и уподобися им всячески, как говорит Писание (Пс.48:13)» (Добр. Т.5. С.195). В результате падения душа исполнилась страстей, тело же уподобилось скотам. Человек облекся в «кожаные ризы» тления и смертности, уподобившись бессловесным животным.

Эта немощь, пленение, нечистота и омертвение души превосходно описаны в святоотеческих сочинениях. Каждый грех является повторением Адамова греха, и каждым грехом мы подтверждаем помрачение и омертвение падшей души. Давайте же рассмотрим эти состояния души после ее падения несколько подробнее.

Когда человек предоставляет свободу чувствам и через чувства ум рассеивается из сердца, наступает пленение души. «Разрешение чувств налагает узы на душу», и эти узы равносильны помрачению. «Заход солнца производит ночь; уходит Христос из души – и мрак страстей объемлет ее, и мысленные звери разрывают ее на части» (Св. Феолипт, митрополит Филадельфийский. Добр. Т.5. С.166). Душа впадает в непроходимый мрак, и бесы действуют в ней. Человека объемлет безлунная ночь.

Это вызывает и душевную немощь. Преподобный Фалассий говорит, что «болезнь души есть злая склонность; смерть же ее есть грех, делом совершенный» (Добр. Т.3. С.302). Заболевшая душа мало-помалу приближается к смерти.

Болезнь души в действительности заключается в ее нечистоте. «Нечистота души состоит в том, что она не действует по естеству; ибо от сего рождаются в уме страстные помыслы» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.202). Нечистая же душа – это, согласно преподобному Максиму, «душа, наполненная помыслами похотными и ненавистными» (Добр. Т.3. С.164).

Исихий Пресвитер описывает, каким образом душа заболевает и в конце концов погибает. Поскольку душа создана Богом простою и благою, она «услаждается мечтательными прилогами диавола и, обольщаясь ими, подбегает к нему, злокозненному, будто к доброму... и смешивает таким образом свои помыслы с мечтанием бесовского прилога». В дальнейшем, сложившись с помыслом, она пытается посредством тела осуществить «вообразившееся ей в мысли беззаконие, на осуждение себя» (Добр. Т.2. С.167).

Святитель Григорий Палама, приводя ряд мест из Писания, в частности, слова апостола Павла: «...нас, мертвых по преступлениям, оживотворил со Христом» (Еф.2:5), евангелиста Иоанна: «Есть грех к смерти» (1Ин.5:16) и обращение Христа к Своему ученику: «...предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Мф.8:22), говорит, что душа, хотя она и бессмертна по благодати, «растекаясь, сластолюбиво стремясь к наслаждениям, заживо умирает». Так он объясняет слова апостола Павла, что сластолюбивая (вдова) заживо умерла (1Тим.5:6). Хотя душа и живет, но она мертва, поскольку не имеет подлинной жизни – благодати Божией (Φιλοκαλία T.5. Σ150, με᾿). Праотцы, отступив от памятования и созерцания Бога, преступив заповедь и сделавшись союзниками мертвого духа сатаны, лишились, «мертвые, вышнего сияния светлых и животворящих облачений и сами, увы, духом уподобились сатане» (там же). Так происходит всегда. Когда человек соединяется с сатаной и исполняет его волю, то душа его становится мертвой, поскольку сатана не только сам является мертвым духом, но умерщвляет и тех, кто приближается к нему (там же).

Душа мертва, если она не действует по естеству. «...Когда в душе нет ничего здорового, она, хотя и кажется живою, мертва... И если она не заботится о добродетели, но грабит и творит беззакония, то как я могу сказать, что у тебя живая душа? Потому что ты ходишь? Ходят и бессловесные твари. Потому что ешь и пьешь? Это делают и звери. Может быть, потому, что ты прямо стоишь на двух ногах? Отсюда всего яснее, что ты – человекообразный зверь» (Свт. Иоанн Златоуст. PG. Т.61. Col.439).

В учении апостола Павла мертвый человек зовется «плотским» или «душевным». В своем послании к Коринфянам апостол пишет, что душевный человек не принимает того, что от Духа Божия (1Кор.2:14), а так же: Ибо если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы ? и не по человеческому ли обычаю поступаете? (1Кор.3:3). По словам профессора отца Иоанна Романидиса, выражения «душевный», «плотской» и «поступаете по человеческому обычаю» имеют одинаковое значение⁴⁷. В других местах своего исследования этот автор пишет, что «плотским и душевным человеком называется весь человек, состоящий из души и тела, если ему недостает действия Святого Духа, делающего нетленным»⁴⁸. «Когда человек не следует Духу, он лишается животворящей энергии Божией и становится душевным»⁴⁹.

Все предание Православной Церкви состоит в лечении и оживлении мертвой от греха души. Все таинства и вся аскетическая жизнь Церкви служат этому лечению. Тот, кто не осознает этого, не может почувствовать атмосферу православного предания. В дальнейшем мы увидим, что такое здоровье и оживление души, а также рассмотрим некоторые способы достижения того и другого, равно как и то, каким образом функционирует здоровая и живая душа.

«Здравие душ – бесстрастие и ведение» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.296). Душа «совершенная та, которая в добродетелях утвердилась» (Добр. Т.3. С.300). «Совершенная душа есть та, коей вожделевательная сила вся совершенно устремилась к Богу» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.212). «Душа чистая та, которая любит Бога» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.301). «Чиста душа, освободившаяся от страстей и непрестанно возвеселяемая божественною любовию» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.167).

Святые отцы описывают и некоторые способы, с помощью которых душа воскресает, животворится и исцеляется. Печаль по Боге, то есть покаяние, отнимает похоть, «похоти же отъятие есть воскресение души» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.292). Преподобный Антоний, великий раб Божий, говорил, что нам необходимо очищать ум (διάνοιαν): «Ибо я верую, что он, будучи всесторонне очищен и пришедши в естественное свое состояние, может сделаться прозорливым и видеть более и далее демонов, имея в себе дающего откровения Господа» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.197). Это значит, что святой советует нам очищать мысль. Замечено, что, когда человек удерживает свой ум в чистоте от помыслов и различных образов, он может сохранить в чистоте и свою душу.

Феолипт, митрополит Филадельфийский, учит: «Когда, прекратив внешние развлечения, ты укротишь и внутренние помыслы, тогда ум начнет воздвигаться к делам и словам духовным». Старание удержать свой ум в чистоте и освободиться от внешних развлечений приведет к тому, что в результате в нас обнаружится ум, который незадолго до этого был мертвым и как бы незаметным. Вот почему тот же Феолипт призывает: «Итак, прекрати беседы внешние и со внешними, пока обретешь место чистой молитвы и дом, в котором обитает Христос» (Добр. Т.5. С.166). Сердце, как нам придется заметить в другом месте, – это дом, где обитает Христос, и мы сможем открыть его, только когда будем подвизаться ради безмолвной жизни и бороться против господствующих в нас помыслов. Чистота ума имеет большое значение. Этот путь прост, но всеобъемлющ, и он приносит душе человека великую пользу, делая ее храмом Святого Духа.

Душа исцеляется, когда отвращается низких предметов и прилепляется к лучшему посредством любви (Свт. Григорий Палама. Φιλοκαλία T.Δ᾿. Σ.147, λθ᾿).

Святитель Григорий Палама, объясняя все предание Православной Церкви, говорит, что в результате преступления и греха мы утратили подобие Божие, «но образа не погубили». Именно потому, что этот образ не потерян, мы можем воскресить душу. Отказавшись от низких предметов, прилепившись любовью к лучшему и подчинившись ему, душа с помощью добрых дел и нравов «просвещается им и становится лучше, повинуясь его советам и увещаниям, благодаря которым вкушает и поистине вечной жизни» (там же). Проявляя послушание закону Божию, душа мало-помалу выздоравливает, просвещается и вкушает вечной жизни.

Никита Стифат приводит не только деятельный, но и иной, созерцательный, способ, служащий исцелению души. «Где любовь Божия, делание мысленных дел и причастие неприступного света, там мир душевных сил, очищение ума и вселение Святой Троицы» (Добр. Т.5. С.111). Вот почему, помимо стараний соблюсти ум в чистоте, необходимо приучить его к умному деланию и умной молитве, чтобы он приобрел любовь и рачение к Богу. Ведь, где обитает любовь, там достигается мирное состояние душевных сил и очищение ума.

В другой главе этого исследования мы подробнее скажем о том, что душа исцеляется, действуя по естеству, и объясним, каково именно естественное движение каждой из частей души. Здесь же, поскольку речь идет об исцелении души, необходимо лишь кратко выделить несколько фактов.

Святитель Григорий Палама пишет, что мы подвизаемся, чтобы изгнать из тела закон греха (Рим.8:2) и, подчинив это тело надзору ума, в дальнейшем установить для каждой способности души и каждого члена тела подобающие им законы. Ощущения мы обязываем к воздержанию, страстную часть души – к любви, разумную же улучшаем, устраняя с ее пути все, что препятствует мысли в ее восхождении к Богу, и называем это трезвением. Когда человек очистит тело воздержанием, укротит гнев и похоть божественной любовью и принесет Богу свой ум, очищенный с помощью молитвы, тогда он «получит и увидит в самом себе благодать, обещанную всем, кто чист сердцем» (Свт. Григорий Палама. Триады... С.42).

Преподобный Максим, стоя на почве православного предания, призывает: «Раздражительную силу души обуздывай любовию; вожделевательную умерщвляй воздержанием; мыслительную воскрыляй молитвою; и свет ума никогда не помрачится в тебе» (Добр. Т.3 С.225).

Исцеление немощной души, оживление мертвого ума, очищение нечистого сердца достигаются не с помощью советов или лекарств, но через аскетические предписания Церкви: воздержание, любовь, молитву и хранение ума от сатанинских прилогов, приходящих через помыслы. Поэтому мы убеждены, что православное предание имеет огромное значение для нашего времени. Только оно в состоянии освободить человека и исцелить его от угнетенности и беспокойства, этих последствий душевной смерти.

В Священном Писании и святоотеческих текстах встречается как смешение, так и разграничение терминов «душа» (ψυλή) «ум» (νους), »сердце» (καρδία) и «мысль, мышление» (διάνοια). Всякий человек, с увлечением изучающий творения святых отцов и Новый Завет, прежде всего сталкивается с проблемой смешения этих терминов и понятий. Термины эти взаимозаменяемы. Данный вопрос занимал меня в течение многих лет, и я пытался найти какое-либо решение. Ознакомившись с соответствующей литературой, я убедился, что толкователи, за немногим исключением, не в состоянии определить связь и различие между этими терминами. Вот почему в этом параграфе мы попытаемся развести эти термины и установить надлежащие рамки для каждого из них.

Ранее мы развили ту мысль, что душа человека создана по образу Божию, причем этот образ в человеке сильнее, нежели в ангелах, так как душа оживотворяет и сопряженное с нею тело. Поскольку же душа находится «во всем теле», образом Божиим можно считать и всего человека, и даже само его тело. Характерен тропарь Иоанна Дамаскина из заупокойной службы: «Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, и вижу во гробех лежащую, по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну, безславну, не имущую вида». Ясно, что слова «по образу Божию» в этом тропаре отнесены к телу, находящемуся в гробу.

В новозаветных текстах и сочинениях святых отцов душа отождествляется с умом. Термины «ум» и «душа» могут заменять друг друга. Правда, преподобный Иоанн Дамаскин пишет, что ум представляет собою чистейшую часть души, ее глаз: «...не иной по сравнению с нею самой, но чистейшую часть ее, ибо как глаз в теле, так ум в душе» (Св. Иоанн Дамаскин. Указ. соч. С.81153). По словам святого, как тело имеет глаза, так и ум является оком души.

Святитель Григорий Палама использует термин «ум» в двух смыслах. Ум – это вся душа, созданная по образу Божию, но это и одна из сил души, поскольку, как мы объяснили в другом параграфе, душа обладает умом, разумом и духом, подобно тому как Триединый Бог – это Ум, Разум и Дух. Согласно святому святогорцу, ум отождествляется с душою, но в тоже время является и одной из ее сил. Мне хотелось бы привести характерную цитату, где присутствуют оба эти значения. Святитель пишет, что после создания человека ангелы смотрели своими очами на «человеческую душу, сопряженную с чувством и плотью, и видели иного бога, который не только явился на земле по божественной благости, будучи один и тот же умом и плотью, но и по преизбытку ее и по Божией благодати был образован так, что один и тот же есть плоть, и ум, и дух и имеет совершенный образ и подобие божественное – душу, как единую в уме, разуме и духе»⁵⁰.

Из этого текста явствует следующее. В начале говорится о душе, соединенной с плотью и чувствами. Немного ниже термин «ум» занимает место термина «душа»: «будучи один и тот же умом и плотью». Далее автор различает плоть, ум и дух, подразумевая под духом благодать Духа Святого, поскольку Бог не создал человека только из души и тела, но наделил его и благодатью: «...и не сие только, но и облагодатствованную божественно. Ибо такова поистине живая душа» (там же). После этого он пишет, что душа создана по образу и подобию Божию, «как единая в уме, разуме и духе». Итак, из этого отрывка ясно, что душа создана по образу Божию, что ум иногда отождествляется с нею, а иногда рассматривается как самостоятельная сила души, око душевное, пользуясь выражением преподобного Иоанна Дамаскина.

Отождествление ума и души хорошо заметно и в другом высказывании святителя Григория Паламы. В одной из своих глав он пишет: «Ибо этим образом Божиим обладает не место тела, но, несомненно, естество ума, лучше которого по естеству нет ничего» (Φιλοκαλία T.Δ᾿. Σ.142, πζ᾿).

Душа человека, заключающая в себе образ Божий, тройственна. Она состоит из ума, разума (θυμός) и духа. Поскольку же ум в общем смысле отождествляется с душой, то, следовательно, можно сказать, что и он обладает тремя силами. Будучи одной из сил души, ум в то же время – это и вся душа. Приведем характерное высказывание святителя Григория Паламы: «Когда единство ума становится тройственным, пребывая единым, тогда он соединяется с Богоначальною Троицей Единицей... Становится же единство ума тройственным, пребывая единым, при обращении на себя и восхождении чрез себя к Богу» (´Ενθ. ανωτ. Σ.132). Таким образом, душа «есть единая многосильная вещь» (´Ενθ. ανωτ. Σ.133), одной из сил которой является ум, но, несмотря на это, и вся душа со своими тремя силами является и зовется умом.

Ранее мы убедились, что отцы относят слова «по образу Божию» к душе. Однако в то же время считается, что это выражение применяется и к уму: «Ибо этим образом Божиим обладает не место тела, но, несомненно, естество ума» (Свт. Григорий Палама. Φιλοκαλία T.Δ᾿. Σ.142, πζ᾿).

Поскольку Бог обладает сущностью и энергией, то свои сущность и энергия имеются и у души, созданной по образу Божию. Однако поскольку ум, как мы видели, отождествляется с душой, так что эти термины взаимозаменяемы, то и у ума есть сущность и энергия.

Святитель Григорий Палама с присущей ему мудростью и рассудительностью рассматривает эту реальность. Сущность души – это сердце, энергия же ее «состоит в помыслах и мыслях». Следовательно, ум также обладает сущностью и энергией. Вот почему, используя термин «ум», мы в одних случаях подразумеваем сущность, а в других – энергию. «Умом называется и действие (ενέργεια) ума, состоящее в помыслах и мыслях; ум есть и производящая сие сила, называемая в Писании еще и сердцем» (´Ενθ. ανωτ. Σ.133). Поскольку же современники святителя Григория порицали его за то, что он говорил об обращении ума на сердце, святитель пишет: «Ибо они не знают, как кажется, что одно есть сущность ума, а другое – энергия...» (Γρηγόρίου Παλαμα έργα. Т.В'. Σ.128)

Умом зовется и сущность души, то есть сердце. Это отождествление ума и сердца встречается во многих местах Священного Писания и святоотеческих сочинений, так что термины «ум» и «сердце» заменяют друг друга. Господь называет блаженными чистых сердцем: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф.5:8). Бог открывается в сердце, и там познает Его человек. Апостол Павел пишет, что в сердце совершается и просвещение от Бога: «...озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа» (2Кор.4:6). Тот же апостол молится, чтобы Бог Господа нашего Иисуса Христа, Отец славы, дал вам Духа премудрости и откровения, к познанию Его, и просветил очи сердца вашего, дабы вы познали... (Еф.1:17–18). Таким образом, сердце принимает откровение познания Бога. В других случаях слово «сердце» заменяется словом «ум». После Своего воскресения Господь, явившись среди Своих учеников, отверз им ум к уразумению Писаний (Лк.24:45). Поскольку человек познает Бога через отверзение сердечных очей и очищение сердца, выражение «отверз ум» равнозначно выражению «отверз сердце». Кроме того, я уверен, что слова «блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» соотносятся с апостольским высказыванием: «... преобразуйтесь обновлением ума вашего» (Рим.12:2).

Следовательно, ум в этом смысле называется и сердцем, так что оба термина взаимозаменяемы. Преподобный Максим Исповедник говорит, что слово Христа «Подавайте лучше милостыню из того, что у вас есть, тогда все будет у вас чисто» (Лк.11:41) сказано «уже не занимающимся вещами, до тела касающимися, а старающимся очистить от ненависти и невоздержания ум свой, который Господь называет сердцем. Ибо все оное, оскверняющее ум, не дает ему видеть живущего в нем Христа благодатию святого крещения» (Добр. Т.3. С.224). Итак, умом называется и сущность души, то есть сердце. В этом значении ум и сердце отождествляются, поскольку в уме обитает Христос.

Однако умом зовется и энергия ума, «которая состоит в помыслах и мыслях». Апостол Павел пишет в своем Послании к Коринфянам: «Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода. Что же делать? Стану молиться духом, стану молиться и умом» (1Кор.14:14–15). Здесь дух – это дар языков, под умом же подразумевается мысль. Итак, ум отождествляется здесь с мыслью, разумом (λογική). Это значение встречается во многих местах Священного Писания.

Кроме того, преподобный Максим Исповедник, характеризуя разум (λογική θόγος) и сердце, то есть ум, центр нашей личности, через который мы обретаем познание Бога, показывает различие между ними и действие каждого из них. «Чистый ум правильно видит вещи; обученный же упражнением разум виденное полагает перед очами» (Φιλοκαλία T.B'. Σ27). Именно ум (сердце) видит вещи в чистоте и потому нуждается в очищении; разум же запечатлевает и выражает увиденное. Эта цитата подводит нас к тому утверждению, что всем отцам Церкви необходимо было иметь не только чистый ум, но и обученный упражнением разум, чтобы уметь выразить, насколько это возможно, действительность, лежащую превыше естества.

Другие отцы определяют словом «ум» внимание (προσολή), тончайшее проявление мысли (Γρηγόρίου Παλαμα έργα. Т.В'. Σ.132). Феолипт, митрополит Филадельфийский, связывает ум с вниманием, разум – с призыванием, дух – с сокрушением и любовью. Когда все силы души действуют именно таким образом, «тогда весь внутренний человек службу совершает Богу». Однако возможно и такое, что мысль произносит слова молитвы, но ум (тончайшее внимание) не сопутствует ей. «Часто мысль повторяет слова молитвы, а ум (внимание) не сопутствует ей, не устремляет ока своего к Богу, к Коему и обращается беседа в молитве, но незаметно уклоняется в другие какие-либо помышления. И хотя мысль обычно говорит слова, но ум ускользает от ведения Бога. Тогда душа является неустроенною и как бы бессознательною, ибо ум ее блуждает в каких-либо мечтаниях и кружится или в том, к чему невольно увлекаем и чем окрадаем бывает, или в том, к чему сам произвольно отходит» (Добр. Т.3. С.169).

Итак, этому уму, который есть не только помыслы, но и тончайшее внимание, надлежит обратиться на сердце, сущность души, которая находится, как в некоем органе, в плотском сердце, поскольку этот плотской орган – «сокровищница разума и первый плотской разумный орган». Таким образом, нам надлежит сконцентрировать ум, который рассеивается через органы чувств, и вернуть его «в сие самое сердце, сокровищницу помыслов» (Γρηγόρίου Παλαμα έργα. Т.В'. Σ.126).

Мы не исчерпали вопрос об уме. В этом параграфе нам хотелось просто провести разграничение между терминами «ум», «сердце» и «душа», указав на их взаимосвязь и различия между ними. Мы вернемся к этим понятиям, когда будем подробнее говорить об уме, сердце и помыслах.

В общем, в этом параграфе мы хотели подчеркнуть многозначность термина «ум» в библейско-святоотеческом предании. Ум отождествляется с душой, но в то же время это и некое действие (ενέργεια) души. Как душа, так и ум являются образом Божиим. Подобно душе, ум разделяется на сущность и энергию. В Боге сущность и энергия разделяются нераздельно, и то же самое относится к уму. Вот почему отцы в одних случаях характеризуют ум как сущность, то есть сердце, с которым он в этом случае отождествляется, в других же описывают его как энергию, то есть мысли, помыслы и тончайшее внимание, которое рассеивается через органы чувств и должно быть возвращено в сердце. В основном же святые отцы называют умом сердце и вообще душу, но, как было указано, не исключают и другого употребления этого имени.

Мы утратили свое предание, и поэтому многие из нас отождествляют ум с разумом (λογική). Мы совершенно не подозреваем, что, помимо разума, существует и другая сила, обладающая большей ценностью – ум, то есть сердце. Вся наша культура – это культура утраты сердца. Неудивительно, что человек не может осознать того, чего не имеет сам. Сердце наше омертвело, а ум помрачен, так что мы не в состоянии ощутить их присутствия. Вот почему и было необходимо сделать это уточнение. Человеку, в котором пребывает Святой Дух, человеку, находящемуся «в откровении», не нужно много объяснений, поскольку он сам на собственном опыте познал присутствие и существование ума, то есть сердца.

Все сказанное до сих пор служит введением к анализу и истолкованию внутренней жизни души. Немощь и лечение души сводятся главным образом к немощи и лечению ума, сердца и помыслов. Этому предмету и будет подчинено дальнейшее изложение. Мы по отдельности рассмотрим ум, сердце и помыслы, и я полагаю, что этот анализ окажется полезным для «эндоскопии» нашего внутреннего человека.

Мы уже отметили, что термин «ум» имеет много значений в творениях святых отцов Церкви. Он то отождествляется с душою, то обозначает некую энергию души, ее глаз. В одних случаях термином «ум» обозначается сущность души, в других – ее энергия, в третьих – внимание, тончайшее мысли. В этом параграфе, посвященном немощи и лечению ума, мы будем рассматривать ум как глаз души, подразумевая под этим термином преимущественно одну из ее способностей⁵¹(Γρηγορίου Παλαμα έργα. T.В'. Σ43), а также чистейшую ее часть, именуемую глазом, согласно словам Иоанна Дамаскина: «имеющая ум, не иной по сравнению с нею самой, но чистейшую часть ее, ибо как глаз в теле, так ум в душе» (Св. Иоанн Дамаскин. Указ соч. С.81153). Этот-то глаз души, который называется умом и действует через посредство чувств, будучи подверженным осквернению и болезни, нуждается в исцелении. Подобно тому как телесный глаз, если он заболеет, омрачает все тело, так и немощный глаз души, то есть ум, омрачает всю человеческую душу. Именно это имел в виду Господь, говоря: «...если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» (Мф.6:23). Покидая сердце и отступая от Бога, ум болеет и страдает, при этом мертвеет и вся душа. В дальнейшем мы подробнее рассмотрим, как это происходит.

Святые отцы в своих творениях дают ясное определение естественной жизни ума. Согласно Никите Стифату, «Бог есть ум бесстрастный паче всякого ума и всякого бесстрастия, – свет и источник света благого, – премудрость, слово и ведение, и податель премудрости, слова и ведения» (Добр. Т.5. С.144). Человек, как образ Божий, обладает бесстрастным умом, когда этот ум находится в своем естественном состоянии и не выходит за пределы своего достоинства и естества: «Ум наш, будучи образом Божиим, имеет свойственное ему в себе, когда пребывает в сродной ему деятельности и не допускает в себе движений, далеких от его достоинства и природы. Почему охотно любит вращаться в том, что к Богу относится, и с Тем ищет соединиться, от Коего получил начало, Коим движется и к Коему устремляется по естественным своим свойствам, и Ему подражать желает человеколюбием и простотою». Как Ум-Отец рождает Слово, Слово же рождает и преобразовывает человека, так и душевный ум рождает свое слово, и, «как другие небеса, возустрояет души единоплеменных человеков, и твердыми их терпением деятельных добродетелей соделовает». Ум не просто преобразовывает словом души других людей, но и «животворит их духом уст своих». Таким образом, ум человека, стремящийся к Богу, преобразует другие души и, подражая Ему, «является устроителем мысленной твари, подражая Создателю великого мира» (Добр. Т.5. С.148). Из этих слов Никиты Стифата ясно, что по естеству своему ум стремится к Богу и соединяется с Ним, сам становясь по благодати тем, чем по природе является Небесный Ум.

Единство ума с Богом есть состояние, но в то же время и движение, поскольку совершенству нет предела. Преподобный Максим говорит в своих сочинениях о непрестанно движущемся стоянии и устойчивом движении. Человек, пребывая в Боге, постоянно движется. То же самое пишет преподобный Никита об уме: «...все умы обладают в этом Первом Уме и вечным стоянием, и бесконечным движением». Это относится не к нечистому уму, но к такому, который является чистым и прозрачным. Объединяясь с Первым Умом (Φιλοκαλία T.Г'. Σ332, κη᾿), ум становится благим и мудрым. «Благ и мудр по естеству один Бог; но бывает таковым по причастию и ум, если поревнует о том» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.299).

Описывая естественное состояние ума, мы должны дать четкое определение, каковы его естественное, противоестественное и вышеестественное движения. Эти три движения ума описывает преподобный Марк Подвижник. «Есть три мысленных места, в которые входит ум, изменяясь сам по себе: естественное, сверхъестественное и противоестественное. Когда вступит он и в свое естественное место, тогда находит себя виновником злых помыслов и причиною страстей и исповедует Богу грехи свои; когда же бывает в противоестественном месте, тогда забывает он о правде Божией и воюет с людьми, как с обижающими его неправо. А когда возводится в сверхъестественное место, тогда находит в себе плоды Духа Святого» (Добр. Т.1. С.546). Это значит, что, забывая о Боге и сражаясь с людьми, ум наш находится в противоестественном состоянии; когда же он познает причины страстей и обретает плоды Святого Духа, то, напротив, испытывает естественное и вышеестественное состояния. Именно жизнь Духа служит свидетельством естественного состояния ума и описанием его естественного пути. Когда человек заботится о соблюдении ума в его естественном движении, то пребывает чистым от вещества, и «украшается кротостию, смирением, любовию и милосердием, и осияниями Святаго Духа просвещается» (Св. Никита Стифат. Добр. Т.5. С.143).

По словам преподобного Максима Исповедника, «ум действует по естеству своему, когда содержит страсти в покорности, созерцает значение всего сущего и пребывает с Богом» (Добр. Т.3. С.220). Кроме того, святые отцы отмечают тот факт, что «ум, приемля помышления о вещах, обыкновенно соответственно каждому помышлению вновь изменяет вид свой; созерцая же оные духовно, различно преображается соответственно каждому созерцанию. Но, быв в Боге, бывает совершенно безобразен и безвиден» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.212). Поэтому для ума очень важно научиться духовно воспринимать помышления о вещах, поскольку иначе он не может жить в своем естественном состоянии, но изменяется. Если же изменился ум, око души, то неизбежно изменяется и вся душа. Ведь если одно из действий души подвергнется осквернению и немощи, то сами собою изменяются и заболевают и все другие силы, поскольку «все они состоят в общении с нею единою, по единству души» (Свт. Григорий Палама. Добр. Т.5. С.301)

Именно умом определяется общее состояние человека, поскольку ум доставляет пищу душе. Ум наш находится посреди двух сил: добродетели и порока, ангела и беса, причем каждая из этих сторон действует, как свойственно ей. В сочетании со свободой ум в состоянии следовать или противиться одной из них. «Ум имеет власть и силу последовать или противиться кому хочет» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.212). Именно ум овладевает душою и, пострадав первым, в дальнейшем оскверняет ее и увлекает за собою целиком: «...душа уклоняется к той вещи, к которой по какой-либо человеческой страсти приобретет склонность ум» (Св Никита Стифат. Φιλοκαλία T.Γ᾿. Σ330, ιζ᾿). Отличительная черта ума заключается в том, что он расширяется в том предмете, где задержался, и в дальнейшем обращает в ту же сторону похоть и любовь. Это могут быть вещи божественные, собственные, мысленные или же дела и страсти плоти (Св. Максим Исповедник. Добр Т.3. С.207). «Страсть любви предосудительная занимает ум предметами вещественными, а страсть любви похвальная прилепляет его к божественному» (Добр Т.3 С.208). Поэтому православная аскетика придает большое значение направлению движения ума. Ведь если ум, обратившись к вещественным предметам, устремится к ним и будет осквернен этими помышлениями, то он заболеет и в дальнейшем заразит своей болезнью все силы души.

Вообще о движении ума можно сказать, что оно бывает естественным, вышеестественным и противоестественным. Ум, обладающий свободой, может благодаря ей двигаться по своему желанию. Сообразно выбранному направлению и тому месту, в котором он находится, ум изменяется и затем изменяет душу в положительную или отрицательную сторону. «Ум у людей бывает обращен либо ко грехам, либо к Иисусу, либо к людям» (Авва Илия. Γεροντικόν. Σ37, ε᾿). Впрочем, это, как нам кажется, станет яснее в дальнейшем, когда речь пойдет о немощи и лечении ума.

Святитель Григорий Нисский учит, что «ум содержится не в какой-либо части нашего тела, но равным образом находится везде и во всем...» Ум сообщается с телом через невыразимую и немыслимую связь, которая «не заключается внутри (ибо бестелесное не может содержаться в теле) и не обнимает снаружи (ибо нельзя объять бестелесное); но ум, приближаясь и прилепляясь к естеству неким необыкновенным и недомыслимым путем, считается содержащимся в нем и вокруг него, не будучи ни заключенным, ни объятым» (PG. Т.44. Col. 177. ВС).

Святитель Григорий Палама, сравнивая учение преподобного Макария о том, что ум и все помыслы души располагаются в сердце, как в своем органе, и учение святителя Григория Нисского, что ум, будучи бестелесным, не располагается в теле, пишет, что эти два высказывания не противоположны друг другу, но сводятся к одному и тому же. Преподобный Макарий и святитель Григорий Нисский исходят в своей антропологии из разных предпосылок, то есть преподобный Макарий, говорящий, что ум находится в теле, и святитель Григорий, утверждающий, что ум вне тела, имеют в виду разные вещи. Высказывания святых отцов об уме не противоречат друг другу, как не противоречат друг другу утверждающий, что Бог, будучи бесплотным, не находится в каком-либо определенном месте, и говорящий, что Слово Божие некогда вошло внутрь девственного и пренепорочного чрева Богородицы. Будучи бесплотным, человеческий ум находится вне тела, но одновременно и внутри тела, поскольку невыразимо использует, как первый плотской орган, сердце (Свт. Григорий Палама. Триады… С.187). Мы уже объяснили в другом параграфе, что ум обладает сущностью и энергией и сущностью своей находится в сердце, энергией же – в помыслах, с помощью которых покидает тело и приобретает представление о вещах. В естественном своем состоянии ум входит в сердце, энергия – в сущность и таким образом восходит к Богу. Таково круговое движение ума, о котором мы скажем позднее.

Ум, как образ Божий, обладает жизнью только тогда, когда соединяется с Богом, становясь мудрым и благим. Такова жизнь ума. Апостол Павел пишет: «Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его?» (1Кор.2:16). Естественное состояние ума заключается в соединении с умом Христовым. Тогда он озаряется и просвещается. «Настоящая жизнь и истинная энергия ума» – это когда разумная часть души размышляет о божественных глаголах, воссылает Богу славу и хвалу и прилепляется к Нему неослабной памятью (Свт. Григорий Палама. Триады... С.182). Омертвение ума есть его удаление от Бога, жизнь же ума – это общение и единство с Ним. По словам преподобного Максима, жизнь ума «есть просвещение познания». Поскольку же это просвещение рождается от любви к Богу, то «нет ничего выше божественной любви» (Св. Максим Исповедник Добр. Т.3. С.165).

Подобно тому как тело для поддержки своего существования нуждается в пище, а душа не может жить без добродетели, «так духовная молитва есть пища ума» (Св. Нил Подвижник. Добр Т.2 С.220). Молитва питает ум и животворит его. Устремляясь к Богу и соединяясь с Ним, ум бывает живым и здоровым. В этом состоянии он получает утешение от Бога. В Боге ум обретает здоровье и опытность в чувстве, благодаря которой «может нелестно вкушать и различать» (Св. Диадох Фотикийский. Добр Т.3 С.22). Для духовной жизни необходимо, чтобы ум обладал жизнью, которая позволяла бы ему отличать действия и утешения Бога от действий диавола. Для здорового ума, всегда занятого божественными предметами, «и желательная часть души становится божественным орудием» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.299). Тогда здорова вся душа. Ум – это некая колесница, увлекающая душу либо к Богу, либо к диаволу и делам греха. Если ум здоров, он непременно получает удостоверение от Бога. Существует ясная заповедь апостола Павла, имеющая силу для чистого и живого ума: «Всякий поступай по удостоверению своего ума» (Рим.14:5).

Хотя ум в том смысле, как мы его рассматриваем в данном параграфе, – это лишь одна из способностей души, он и сам обладает другими силами и действиями. Преподобный Никита Стифат учит, что существует четыре силы ума, то есть разумение (σύνεση), сообразительность (αγνχσία), понимание (κατάληψη) и быстрота (εντρέχεια). Эти четыре силы ума должны быть соединены с четырьмя основными добродетелями души, то есть разумение ума – с целомудрием души, сообразительность – с мудростью, понимание – со справедливостью и быстрота – с мужеством. В результате образуется «огненная колесница, доставляющая на небо», противостоящая трем страстям: сребролюбию, сластолюбию и честолюбию (Φιλοκαλία T.Г'. Σ27, ιβ᾿).

Конечно, нам трудно понять эти подразделения ума, но святые отцы, прошедшие через подвиг и обладавшие просвещением Святого Духа, разграничили и описали все перечисленные способности, поскольку в совершенстве знали внутреннее сложение души. Человек, живущий «в откровении», просвещенный действием Святого Духа, знает все глубины души и все силы ума, неизвестные и непостижимые для тех, кто далек от благодати. Впрочем, и сам человек, стоящий далеко от Бога, становится незаметным и неизвестным.

Все сказанное нами обрисовывает естественное состояние ума, как он действует в естественном человеке, человеке Божием. «Умное дело не подчиняться помыслу того, кто тайно наговаривает на ближнего» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.312). Ум в своем естественном состоянии отвергает помыслы, происходящие от диавола, равно как и вообще всякий помысел, противный любви. Кроме того, он становится совершенным, обогащаясь ведением Бога. «Совершенен ум тот, который преисполнен ведения» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.300). Ведение это есть ведение Бога и творений, которое осуществляется неведомым образом. «Совершенный ум есть тот, который, истинною верою недоведомо познав Недоведомого, обозрел все вообще Его творения» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.212..

В падении ум потускнел, помрачился, сделался больным. Он утратил свое совершенство. То же самое происходит всякий раз, когда человек совершает грех.

Первая брань диавола бывает против ума. Бесы стремятся поработить его, чтобы человек в конце концов склонился ко греху. Преподобный Максим учит, что бесы, цепляясь за присутствующие в душе страсти, возбуждают страстные помыслы, с помощью которых сражаются с умом и вынуждают его к соизволению на грех. Происходит великая брань, цель которой – пленение ума и привлечение его к страстному помыслу. Когда ум побежден, они «вводят его в грех мысленный, а по совершении сего как пленника ведут его на самое дело греха». Однако зло не ограничивается этим. Опустошив сердце страстными помыслами, бесы уступают, но, несмотря на это, в душе остается идол греха. Преподобный Максим, ссылаясь на слово Господа: «Итак, когда увидите мерзость запустения... стоящую на святом месте» (Мф.24:15), говорит, «что место святое и храм Божий есть ум человеческий, в коем демоны, опустошив душу страстными помыслами, поставили идола греховного» (Добр. Т.3. С.183).

Такова немощь ума, который не только попадает в плен, но и заболевает, поскольку в нем остается греховный идол – незаживающая рана и причина нового греха. Мы говорим, что в этом состоянии ум пленен диаволом и страстями. «Ум, одержимый страстьми, замышляет неподобающее; обнаруживаются же его мысли словами и делами» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.303). Во всем, что говорит или делает человек, обнаруживается немощь или здоровье его ума. Поэтому люди, обладающие даром рассуждения, определяют состояние ума каждого человека по его внешним движениям и словам. «Склонность ума к чувственному делает его рабом телесных страстей» (там же, с.300). В этом случае ум, вместо того чтобы обращаться к Богу и соединяться с ним, обращается и соединяется с чувственными вещами, почему и становится рабом. В этом рабстве и пленении и заключается немощь ума, которая, естественно, доводит его до смерти.

Далее мы, опираясь на цитаты из святоотеческих сочинений, опишем некоторые состояния и признаки немощи ума.

В Священном Писании говорится о поврежденном, плотском уме. В этой связи мы хотели бы привести несколько цитат, показывающих немощь ума. «... Споры между людьми поврежденного ума, чуждыми истины» (1Тим.6:5). Противостоящие истине – это люди, развращенные умом (2Тим.3:8). Апостол Павел, упоминая о тогдашнем еретике, говорит, что тот безрассудно надмевается плотским своим умом (Кол.2:18). Отсюда ясно, что плотской человек, лишенный действия Святого Духа, как о нем говорится в богословии апостола Павла, имеет плотской ум. В другом месте ум человека, находящегося далеко от Бога, характеризуется как «превратный» (Рим.1:28). Кроме того, апостол не желает, чтобы христиане, словно язычники, поступали и ходили по суетности ума своего (Еф.4:17). А святые отцы, например преподобный Фалассий, говорят об уклонении ума с места ведения, когда страстная часть души удаляется от добродетелей: «Подвигается и ум с места ведения, когда желательная часть отодвигается от своих добродетелей» (там же).

Немощь ума характеризуется и словом «помрачение». Ум, как образ Божий, является светлым. Однако, удаляясь от Бога и теряя свое естественное состояние, он тускнеет, помрачается. Исихий Пресвитер учит, что восемь главных греховных помыслов, в которых заключаются и все прочие такие помыслы, приходят к дверям сердца. Если они найдут сердце лишенным охраны, то «один за другим входят в него, каждый в свое время». При этом каждый из них «вводит с собою целый рой нечистых помыслов, и, омрачив таким образом ум и сердце, раздражает тело, и влечет его к совершению срамных дел» (Добр. Т.2. С.196). Множество помыслов омрачает ум. В другой связи тот же автор учит, что человек, ведущий греховную и распутную жизнь, «омрачает ум» (там же, с.173). Поэтому отеческое учение советует опасаться помыслов, «чтобы не омрачился ум твой и не стал превратно видеть вещи» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.295).

Таким образом, можно говорить об ослеплении ума, неспособного правильно взирать на вещи. Если же ум помрачен, то он уже не может найти чистого и открытого пути к ближнему. Все подвергается осквернению и помрачению со страшными и потрясающими последствиями для всей нашей жизни. Лукавые помыслы помрачают и низвергают ум, как облака закрывают солнце (Леств. 26:14). Ум помрачается и становится бесплодным, когда человек «или поговорит с кем о мирских вещах, или мысленно сам в себе поразглагольствует о них, или когда у него тело с умом суетно займутся чем-либо чувственным... тотчас непосредственно за тем теряет он и теплоту, сокрушение, дерзновение к Богу и ведение». Вот почему «поко-лику внимаем мы умом, потолику просвещаемся, и поколику не внимаем – омрачаемся» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.185). Помрачение называется и ослеплением, поскольку это настоящее ослепление ума. «Ум ослепляется тремя страстями: сребролюбием... тщеславием и желанием удовольствий» (Преп. Марк Подвижник. Добр. Т.1. С.529). По словам Никиты Стифата, «неведение перстного ума, как мгла и мрак глубокий, покрывая очи душевные, отемненною и омраченною ее соделывает к уразумению божественных и человеческих вещей, не могущею устремлять взора своего к озарениям божественного света или вкушать благ оных, которых око не видало, о которых ухо не слыхало, которые и на сердце человеку не входили» (Добр. Т.5. С.138). Ум, как и душа в целом, не в состоянии устремиться к Богу за озарением, что и означает его болезнь и смерть. В этом состоянии человек не может обрести истину. Василий Великий учит, что с умом, оком души, происходит то же, что и с глазом, который, если он непрестанно бегает по сторонам и вообще часто обращается «вверх и вниз», не может ясно разглядеть предмет. «Так и ум человека, влекомый неисчислимыми мирскими заботами, явно не может устремиться к истине» (М. Βασιλείου έργα // ЕПЕ. Т.А́. Σ. 60–62). Другое болезненное состояние ума – это окаменение, безболезненность и бесчувствие. «Безболезненность сердца ослепляет ум», – говорит Лествичник (Леств.7:13). Когда бесы входят в душу и поворачивают светильник ума, то уже нет трезвения, рассуждения, сознания, стыда, но только «беспечность, бесчувствие, нерассуждение и слепота ума» (там же, 26:9). Немощный ум – это узник, пленник. «Предосудительные страсти суть узы, держащие ум в чувственности» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.305). Это значит, что предосудительные страсти привязывают ум к чувственным вещам. Преподобный Максим говорит: «Как птица, привязанная за ногу, начавши подниматься вверх, стягивается опять на землю, влекомая за вервь, так ум, не достигший еще бесстрастия, хотя и воспаряет к познанию небесных вещей, но влекомый страстьми, стягивается опять на землю» (Добр. Т.3. С.175). Сколько бы ни пытался ум взлететь к познанию небесного, он не может сделать этого, если не избавился прежде от страстей. Страсти связывают его и держат пленником на земле. Ум, сделавшись дебелым от различных страстей, не в состоянии молиться, как должно (Преп. Нил Подвижник. Добр. Т.2. С.213). «Мнящийся быти мудрым ум есть облако безводное, носимое ветрами тщеславия и гордости» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.312). Ум, движимый страстью тщеславия, «покушается описать божество в каком-либо образе и зраке» (Преп. Нил Подвижник. Добр. Т.2. С.221). Исихий Пресвитер описывает и то, каким образом ум оказывается пленником. Если он неопытен и живет без трезвения, «то тотчас сцепляется пристрастно с представившимся ему прилогом, какой бы он ни был, и начинает с ним собеседовать, получая неподобные вопросы и давая такие же ответы. Тогда наши помыслы смешиваются с демонскими мечтаниями». И чем более размножаются мечтания, тем сильнее страдает ум (Добр. Т.2. С.188). Помимо указанных болезненных состояний ума, существует еще и его осквернение. Апостол Павел говорит: «Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть» (Тит.1:15). Осквернение ума может проистекать не только из какого-либо великого греха, но и от маленького словечка, исходящего из уст: подвижник «часто произношением одного слова оскверняет ум». Но это случается главным образом с теми, кто вкусил благодати и действия молитвы (Леств. 28:50). Иоанн Лествичник упоминает еще о набеге мысли, который «без времени, без слова и образа мгновенно представляет подвизающемуся страсть». Одним простым движением страсть «вдруг является своим присутствием в душе» (Леств. 15:74). По-видимому, ум пленяется и порабощается этим движением, которому не предшествует никакой сложный помысел. Итак, из всего сказанного следует, что немощь ума – это растление, помрачение, ослепление, равнодушие и бесчувственность, узы и пленение, прелесть, осквернение и набег мысли. Все, что отвращает ум от его естественного движения, – это болезнь, последствием которой является смерть ума. В таком состоянии немощным, оскверненным и мертвым будет весь человек.

Православная жизнь главным образом и в первую очередь предполагает лечение умной части души. Ведь по мере помрачения ума помрачается и оскверняется вся душа, а это значит, что следствием исцеления ума будет исцеление всей нашей личности. Именно о лечении ума сейчас и пойдет речь.

Чтобы сделать свою задачу более определенной, мы ограничимся двумя основными вопросами: как достигается исцеление ума и каковы бывают его результаты.

Прежде всего необходимо разобраться, каким образом достигается исцеление ума.

Основополагающее учение святых нашей Церкви заключается в том, что исцеление ума достигается его хранением, его соблюдением, которое носит имя трезвения. Соблюдение ума – это «созерцалище словес о всякой добродетели» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.174). Хранение ума было названо «светородным, молниеродным, светоиспускательным и огненосным». Оно превосходит многие добродетели. Именно хранение ума может силою Христовой превратить людей из грешных, непотребных, нечестивых, невежественных, неразумных и неправедных в праведных, благопотребных, чистых, святых, разумных. Кроме того, хранение ума позволяет людям «созерцать таинства и богословствовать» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2 С.195). Через соблюдение ума человек очищается, освящается и становится достойным богословствовать. По словам Филофея Синайского, человеку следует строго блюсти свой ум. Заметив помысел, следует воспротивиться ему и тотчас призвать Христа. «Сладчайший же Иисус, когда ты еще будешь говорить, скажет: «Се, с тобою Я, чтобы подать тебе заступление"». Но и после этого необходимо усердно внимать уму (Добр. Т.3. С.414).

Однако хранение ума – это не только блюдение помыслов, то есть противодействие их попыткам войти и поработить ум, но и сложная работа. Поскольку входящие помыслы берут начало от страстей, началом хранения ума является воздержание от яств и пития, «отвержение и отсечение всяких помыслов, а также сердечное безмолвие» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.3 С.194). Хранение ума должно сочетаться с трезвением и молитвой Иисусовой, поскольку «не преуспеет нисколько и хранение ума без трезвения со смирением и молитвой Иисус-Христовою» (там же). Это значит, что без стараний избавиться от страстей и приобрести добродетели соблюдение ума не может быть доведено до конца.

Кроме того, омертвевший ум лечат мужеством. Святые отцы подчеркивают большое значение мужества для духовной жизни. Мужественный подвижник не устает, не отчаивается даже в том случае, если ему довелось поклониться диаволу, но продолжает уповать на Бога. «Мужественная душа воскрешает и умерший ум» (Леств.13:10). «Добрый конь чем долее бежит, тем более разгорячается и ускоряет бег свой. Под бегом разумею псалмопение, а конь – это мужественный ум» (Леств.28:47). Только мужество воодушевляет человека, воскрешая мертвый от греха ум.

Однако необходимо, чтобы и ум человека предавался различным трудам. Это значит, что для оживления ему необходимо соблюдение заповедей Христовых. Ведь если смерть приходит через отвержение заповедей, то через их соблюдение должно прийти воскресение и оживление умерщвленного ума. Для этого необходимо иметь любовь к Богу, память Божию, память Царствия Небесного, память ревности святых мучеников, память присутствия Самого Бога, память святых бесплотных сил, память об исходе из этой жизни, память об истязании, мучении и вечном осуждении (Леств. 6:15). «Безмолвное уединение, молитва, любовь и воздержание – се четвероконная колесница, возводящая ум на небеса» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.291). Ум просвещается, если человек не пренебрегает деятельной жизнью (там же, с.293).

Никита Стифат, ученик преподобного Симеона Нового Богослова и продолжатель той же традиции, утверждает, что «краткий путь к стяжанию добродетели для начинающих есть молчание уст, смежение очей и ушей до глухоты заткнутие. Ибо ум, вследствие сего пользуясь бездействием сих чувств и заключив входы к себе совне, начинает всматриваться в себя самого и в свои движения... Таким образом он, как бы некий самодержавный владыка, стоя посреди помышлений, обсуждает их и разделяет худшие помыслы от лучших, и одни из них влагает в мысленную житницу свою... коими питаясь, возмогает и светом наполняется, а другие отсылает в глубину забвения, стрясая с себя горечь их» (Добр. Т.5. С.88–89).

Это место достойно всякого внимания. Из него хорошо видно, что ум, освобождаясь от порабощения чувствами через молчание уст и лишение внешних раздражителей, упорядочивает душу. Он не позволяет дурным и сатанинским помыслам проникнуть в так называемое подсознание, в глубину души. Туда входят лишь добрые помыслы, питающие и животворящие человека. Тогда все мысли и дела человека, чьим самодержавным повелителем является ум, чисты.

Преподобный Максим Исповедник предписывает еще, чтобы подвижник обуздывал любовью раздражительную часть души, умерщвлял воздержанием вожделевательную, воскрылял молитвою мыслительную. «И свет ума никогда не помрачится в тебе» (Добр. Т.3. С.225). Основополагающее требование отцов заключается в том, что в начале внутреннего умного делания, имеющего целью исцеление ума, его необходимо хранить в чистоте. Конечно, об этом необходимо заботиться и позднее. Преподобный Иоанн Синайский призывает: «Держи неудержимый ум в теле, находящемся в молве... На душевном кресте утверди ум, как утверждают наковальню в дереве... Любопытство ума обуздывай попечением о самом себе» (Леств.4:36). Однако это делание должно сочетаться со стараниями человека соблюсти заповеди Божии в жизни своей. Нужно подчеркнуть, что люди деятельные и люди созерцательные по-разному подчиняют свой ум. Сообразно духовному возрасту, в котором находится человек, существует свое хранение ума. Деятельному легко подчинить свой ум молитве, созерцательному же – подчинить молитву уму (Св. Илия Пресвитер. Φιλοκαλία T.B'. Σ299, θ᾿).

Благодаря этой деятельности достигается исцеление ума, которое на языке отцов зовется очищением. Ум, оскверненный воздействием страстей, должен быть очищен, и это дело очищения совершается действием Всесвятого Духа. «Очистить ум только Духа Святого есть дело». Поэтому требуется, кроме всего прочего, чтобы на нас почил Дух Святой, чтобы мы могли «иметь в себе светильник разума всегда светящим». «Ибо если не придет Крепльший Сей, не поймает и не свяжет хищника оного, то похищенное им никак не может быть высвобождено» (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.21).

Преподобный Никита Стифат описывает способ очищения ума. У нас есть пять подвигов, соответствующих пяти чувствам: бдение, богомыслие (μελέτη), молитва, воздержание и безмолвие (ησυχία). Необходимо сочетать зрение с бдением, слух с богомыслием, обоняние с молитвою, вкус с воздержанием, осязание с безмолвием. Таким образом человек «скорее очистит ум свой и, утончив его ими, соделает его бесстрастным и зрительным» (Добр. Т.5. С.107–108).

Исихий Пресвитер уделяет огромное внимание молитве Иисусовой, поскольку она очищает ум от вредных помыслов. Когда человек страдает от вредоносной пищи, он принимает рвотное средство и извергает ее. Такое же значение имеет молитва для оскверненного ума. «Так и ум... поглотив принятые им порочные помыслы и почувствовав душевредную горечь их, поспешит молитвою Иисусовою, из глубин сердца возглашаемою, извергнуть их вон и далеко отбросить их от себя» (Добр. Т.2. С.199).

Следовательно, задача очищения ума заключается не просто в нахождении проникших в него помыслов, но в их отвержении, которого можно добиться не логическими рассуждениями и анализом, но только молитвою Иисусовой. Когда мы говорим «молитва», то имеем в виду действие Святого Духа, приходящего в сердце при поминании имени Христова. Не случайно святитель Григорий Палама подчеркивает, что деятельность ума, состоящая в помыслах, легко очищается «у упражняющихся в молитве, в особенности однословной». Когда человек предается молитвенному деланию, деятельность ума исцеляется. Помыслы прекращаются, но это не означает чистоты всей души. Сила, рождающая эту деятельность, не может очиститься, пока не очистятся «и все другие силы души». Эти силы надлежит очищать воздержанием, любовью и так далее. Иначе человек, поверивший, что уже очистился, впадает в прелесть (Φιλοκαλία T.Δ᾿. Σ.133. Ср. Добр. Т.5. С.301). Такому очищению очень способствует воздержание от сна, то есть бдение: «Бодрственное око очищает ум» (Леств.24:4).

Если невежество ума, этот глубокий мрак, застилающий зрение души, сделает ее темной и слишком мрачной для разумения божественных и человеческих дел, то ее исцеляет покаяние. Отсюда ясна и великая ценность покаяния. Вот почему преподобный Никита Стифат, описывающий помрачение ума, показывает нам и способ лечения души покаянием. «Но, открывая очи свои покаянием, она все сие видит чисто, слышит внятно и разумеет разумно». Вместе с тем она приобретает ведение Бога и в дальнейшем «поведает всем о дивных благах оных» (Добр. Т.5. С.138). Именно покаяние, которое достигает своей полноты в глубоком плаче и сочетается с откровением помыслов, открывает душевные очи, делая их способными видеть величие Божие.

В сочинениях святых отцов много говорится об обращении ума на сердце, энергии – к сущности. Хорошо известно высказывание Василия Великого, содержащееся в письме к его другу Григорию: «Ибо ум, который не рассеивается по внешним вещам и не растекается по миру через органы чувств, обращается на себя, а через себя восходит к мысли о Боге. Озаряемый и осияваемый тою красотой, он забывает и о самом естестве и не отвлекает душу ни к заботе о пище, ни к помышлению о внешнем, но, отдыхая от земных забот, отдает все свое усердие приобретению вечных благ» (М. Βασιλείου έργα // ЕПЕ. Т.А́. Σ.64). Я привел это место целиком, поскольку оно весьма выразительно и потому что его использовал Григорий Палама в своем споре с Варлаамом.

Обращение на сердце ума, прежде рассеянного, то есть обращение энергии к сущности, – это исцеление ума, ибо именно там он обретает свое подлинное место. В ходе этого обращения ум сначала находит плотское сердце, а затем – вышеестественное, духовное. «Сходя умом в сердце свое, сначала вот это – плотяное сердце, он начинает проникать в те глубины его, которые не суть уже плоть. Он находит свое глубокое сердце, духовное, метафизическое, и в нем видит, что бытие всего человечества не есть для него нечто чуждое, постороннее, но неотделимо связано и с его личным бытием» (Старец Силуан. М., 1994 С.47). Это обращение ума на сердце есть не что иное, как его объединение, то есть союз ума и сердца. Свидетельством такого союза служат слезы умиления и сладкое чувство божественной любви. «Плач умиления при молитве есть верный показатель того, что ум соединился с сердцем и что настоящая молитва нашла свое первое место, первую степень восхождения к Богу; вот почему он так ценится всеми подвижниками» (там же, с.124). Погружаясь в сердце, ум «совлекается всякого образа, не только видимого, но мысленного» (там же, с.140). Двери сердца затворяются для всего чуждого, «и тогда душа входит во «мрак» совершенно особого порядка и затем удостаивается неизреченного предстояния Богу чистым умом» (там же, с.134).

Говоря об обращении ума на сердце, то есть его энергии к сущности, необходимо упомянуть о трех движениях ума, как их описывает святитель Дионисий Ареопагит. По словам святителя Дионисия, существуют три движения души и ума. Первое из них – круговое, «вхождение в себя извне и единообразное собирание умных сил». В этом движении душа сперва обращается на себя, собирает все свои силы и таким образом восходит к безначальному и бесконечному Богу, стоящему превыше всего сущего. Этот путь безопасен, он не дает уму возможности впасть в прелесть и, таким образом, является целенаправленным восхождением к Богу. Ум, избавившись от всего тварного, отвергает всякую мысль о твари, всякое мечтание и через покаяние соединяется с сердцем, где ему открывается Бог, так что происходит соединение ума с Богом. Это движение свойственно так называемому апофатическому богословию. Второе движение – прямолинейное, при котором душа «исходит к окружающим ее предметам и от внешних предметов восходит как бы от неких разнообразных и многочисленных символов к простым и цельным созерцаниям». Это так называемое естественное созерцание, или катафатическое богословие, которое созерцает Бога в природе. Через созерцание природы душа восходит к Богу. Этот метод подвержен прелести, поскольку многие люди, привыкнув таким образом непосредственно наблюдать творения Божий, прельщаются и начинают поклоняться твари более, нежели Творцу и Создателю. Третье движение, так называемое спиралеобразное, представляющее собою сочетание первых двух. Святые отцы отдают предпочтение первому движению, которое зовется круговым, поскольку образует некий круг. Ум обращается на сердце и через сердце восходит к созерцанию Бога. Таким образом можно избежать прелести (Дионисий Ареопагит. О божественных именах. PG.Т.3. Col.704–705). Это круговое движение достигается через умную молитву, с помощью которой подвижник старается «собрать ум в себе, чтобы он двигался не прямым, а круговым и неложным движением» (Свт. Григорий Палама. Триады... С.49).

Итак, обращение ума достигается с помощью молитвы, и главным образом так называемой умной молитвы, когда ум, чистый от всякого помысла и представления, не отвлекаясь, молится Богу. Поэтому Нил Подвижник ублажает ум, молящийся невещественно и без рассеяния: «Блажен ум, который во время молитвы хранит совершенное безмолвие. Блажен ум, который, молясь без развлечения, восприемлет все большее и большее вожделение Бога. Блажен ум, который во время молитвы бывает невещественен и нестяжателен. Блажен ум, который во время молитвы держит совершенное ко всему нечувствие». (Добр. Т.2. С.221–222)

Рассмотрев, какими способами достигается исцеление ума, обратим теперь внимание на результаты лечения. Опираясь на творения святых отцов, посмотрим, во что превращается ум после исцеления или в ходе лечения.

Одним из первых плодов является бесстрастие. «Ум, обуздавший свои страсти и ставший выше печали и радости, бесстрастен». Находясь в этом состоянии, он радуется, когда приходят скорби, и воздерживается в радостях, так что никогда не нарушает меры (Добр. Т.2. С.221–222). Это бесстрастие и есть «животворящая мертвость Господа», которая возникает благодаря действию Всесвятого Духа (там же, с.117). Освобождаясь от внешних воздействий и очищаясь от скверны греха, ум яснее видит вещи. Он видит все ухищрения лукавого и даже самый момент, когда тот готовится к брани. «Когда ум освободится от попечения о телесном, то соразмерно с тем видит он ухищрения врагов» (Преп. Марк Подвижник. Добр. Т.1. С.534). Бесстрастный ум «видит тонкие помышления и когда бодрствует тело, и когда в сон погружается» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.54). Если совесть чиста, то страстные помыслы не беспокоят ее во время сна, когда бездействует мысль.

С бесстрастием теснейшим образом связано очищение. «Чист есть ум, вышедший из неведения и просвещаемый божественным светом» (Св. Максим Исповедник Добр. Т.3. С.167). Очищение ума имеет важное значение, поскольку через него человек приобретает ведение Бога. «Чистый ум иногда Сам Бог учит... иногда же внушают ему доброе святые силы, а иногда созерцаемое им естество вещей» (там же, с.212). По словам преподобного Максима, «чистый ум пребывает или в простых помышлениях о вещах человеческих, или в естественном созерцании видимого, или в созерцании невидимого, или в свете Святой Троицы» (Добр. Т.3. С.17). Он постигает смысл Писания: тогда отверз им ум к уразумению Писаний (Лк.24:45).

Как утверждает преподобный Максим, существует некое влечение ума к знанию. «Познание Бога естественно восхищает к себе чрез любовь чистый ум» (там же, с.167). «Дух Святой, находя ум обнаженным от страстей, сообразно с тем тайно вводит его в познание уповаемого» (Преп. Фалассий Добр. Т.3. С.315). Через это человек становится богословом, ибо способность богословствовать доставляется не человеческим знанием и усердием, но действием Святого Духа, Который почивает в чистом сердце. «Ум, очищенный от всякой нечистоты, по блестящим и светлым разумениям бывает для души звездным небом, имея в себе Солнце правды сияющим и светлые лучи богословия испущающим» (Св. Никита Стифат. Добр. Т.5. С.132). Вот почему авва Сисой отвечал на вопрос аввы Аммона, следует ли совершенствовать речь чтением Писания, чтобы быть готовым к возможным вопросам: «Не нужно, но лучше чистотою ума приобрети себе и беспопечительность, и дар слова» (Γεροντικόν. Σ112, ιζ᾿).

Истинное богословие – это не плод концентрации мысли человека, но проявление Святого Духа. Очистившись, ум человека озаряется, и тогда человек, если он располагает необходимой способностью ума, то есть мудростью, может богословствовать. Поэтому можно сказать, что вся жизнь и само тело человека является богословием. Очищенный человек всецело обращается в некое богословие. Конечно, святые отцы иной раз использовали опыт отцов-предшественников, но не потому, что сами не обладали опытом, а потому, что хотели подтвердить его. Это было особенно необходимо во времена, когда существовали люди, отрицавшие такой опыт.

Через очищение ума достигается и подлинное познание себя. Философ Варлаам утверждал, что святость и совершенство невозможно обрести «без различений, умозаключений и расчленений», и потому считал необходимым изучение соответствующих приемов для всех, желающих приобрести совершенство и святость. Однако святитель Григорий Палама возражает против этого взгляда – «ереси стоиков и пифагорейцев». Мы, христиане, учит святитель Григорий, считаем истинным не такое знание, которое можно найти при помощи слов и умозаключений, но «знание, являемое делами и жизнью, которое не только истинно, но прочно и непоколебимо». Далее он говорит, что методами различения, умозаключения и расчленения никто не может познать даже себя самого, если «многотрудным покаянием и напряженным подвигом» не изгонит прежде из собственного ума гордость и лукавство. Тот же, кто не сделает свой ум таким, то есть не очистит его, не в состоянии приобрести познание своей нищеты, которое является началом познания самого себя» (Свт. Григорий Палама. Триады .. С.73).

Это место имеет огромное значение, поскольку сегодня многие учат, что человек может достичь самопознания при помощи самоанализа и психоанализа. Но это – прелесть, способная довести человека до ужасных последствий. Занимаясь самоанализом, он, скорее всего, дойдет до шизофрении. Путь же подвижничества прост. Используя описанные выше приемы, то есть хранение ума, его очищение и обращение на сердце при помощи покаяния и умной молитвы, а также соблюдение заповедей Христовых, мы стараемся освободить ум от внешних образов и порабощения чувственными вещами и, обратив его таким образом на сердце, заставить увидеть свое внутреннее запустение. Познание самого себя при этом достигается действием Святого Духа. Только тогда, когда благодать Божия при содействии нашего собственного делания просветит душу, мы сможем познать свое бытие до мельчайших подробностей. Вот почему лечение ума делает явным для нас существование страстей, когда мы, просвещаемые и укрепляемые Святым Духом, уже можем вести брань против них.

После исцеления ум пребывает немечтательным и бессластным, то есть чистым и свободным от мечтаний, и стоит превыше всякой плотской похоти (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.33).

Другой плод исцеления ума – это свобода. Прежде ум был пленником, теперь же освобождается и «радостными стопами направляется к небесному, как к собственному» (Св. Илия Пресвитер. Φιλοκαλία T.B'. Σ10, ριγ᾿). Освободившись от страстей, он, что бы ни сделал, приносит это как чистый дар Богу (Св. Илия Пресвитер. Св. Илия Пресвитер. Φιλοκαλία T.B'. Σ300, ι᾿).

Избавившись от страстей, способствующих его омертвению, ум воскресает. Вот почему можно говорить и о его воскресении. Преподобный Никита Стифат соотносит чудо воскрешения Лазаря с воскресением мертвого ума. Как Лазарь умер, так и ум умирает от греха и подвергается погребению. Как Христос приходит в Вифанию, чтобы воскресить Лазаря, так же входит Он и в мертвый ум, чтобы воскресить его от тления страстей. Как сестры Лазаря, Марфа и Мария, встретили Его со слезами и плачем, так и «мудрость и правда, погруженные в печаль об умертвии ума, в слезах сретают Его». Правда – это злострадание и духовное делание, мудрость же – умное делание и созерцание (Добр Т.5 С.142–143).

Эта связь между двумя чудесами, то есть воскрешением Лазаря и воскресением омертвевшего ума, проводится и во многих памятниках православной гимнографии. Из их числа я хотел бы привести два тропаря:

«Видение и делание, яко сопрягше, на Христову мольбу послати потщимся, умерший нам ум, якоже инаго Лазаря, яко да оживит своим предстанием страшным, ветви правды Тому принести, и звати: благословен грядый во имя Господне» (Триодь Постная. М.,1992. Ч.1.Л.359, четверток Ваий. Утро). Из этого тропаря ясно, что Марфа – это делание, а Мария – созерцание, которые вместе просят Христа воскресить омертвевший ум.

«Марфу и Марию вернии подражающе, ко Господу послем божественная деяния, яко молитвы, яко да пришед наш ум воскресит, мертв лежащий люте во гробе лености нечувственной, страха божественнаго никакоже ощущающий, и действ животных ныне не имущий, зовуще: виждь Господи, и якоже друга Твоего Лазаря древле, Щедре, предстанием воздвигл еси страшным, сице всех оживи, подали велию милость» (там же, л.357 об.; среда Ваий, вечер). Ум, будучи мертвым, находится в гробу и не имеет жизненной силы, почему нам и предлагается послать ко Христу Марфу и Марию, то есть деяния, чтобы воздвигнуть его. Ум воздержного (воскресший ум) «храм есть Святого Духа» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.306).

В этом состоянии чистый ум озаряется (Св. Никита Стифат. Φιλοκαλία T.Г'. Σ330, ιη᾿) и подвергается восхищению. Он услаждается созерцанием Бога и беседует с Господом. Разумеется, святые отцы, говорящие о восхищении и исступлении ума, имеют в виду не то, что ум покидает тело, как это происходило с Пифией (жрица храма языч. бога Аполлона в Дельфах, дававшая ответы просившим прорицания – Ред.), но что он освобождается от мирского и плотского мудрования и приносится Богу, не теряя при этом связи с миром. Человек, обладающий непрестанной молитвой, испытывает исступление ума. Это исступление называется восхищением и является одним из видов созерцания Бога.

Чистый ум озаряется, просвещается. В этой связи мы считаем необходимым сказать несколько слов об этом свете, в особенности свете ума, поскольку о нем идет речь в святоотеческих творениях.

Об этом свете ума говорит блаженный Диадох Фотикийский. Будучи знатоком всего мистического богословия, он указывает в одной из своих глав, что «ум наш, когда начнет в нем ощутительно действовать божественный свет, соделывается весь светлым, так что сам богато видит сей, сущий в нем, свет; в этом не должно сомневаться». Однако он замечает, что человек видит в уме свет только при воздействии божественного света и только избавившись от страстей, «коль скоро душа сильно возгосподствует над страстями» (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.28). Кроме того, в другом месте он говорит, что те, которые «сие святое и преславное имя непрестанно содержат мысленно во глубине сердца своего, те могут видеть и свет ума своего» (Добр. Т.3. С.38).

Учение блаженного Диадоха полностью разделяют Каллист и Игнатий Ксанфопулы (Добр. Т.5. С.418–419).

Преподобный же Нил Постник учит, что «ангел Божий, представ, одним словом прекращает в нас вражеское действие и подвигает свет ума действовать непрелестно» (Добр. Т.2. С.216).

Ум создан по образу Божию. Поскольку Бог есть свет, то и ум обладает светом. В этом смысле святые и говорят, что человек может увидеть свет своего ума. Однако это относится к естественному человеку, в то время как в падшем ум тускнеет, помрачается и заслоняется страстями. Но, освободившись от страстей и получив просвещение от Бога, человек может увидеть свет своего ума в час молитвы.

Святитель Григорий Палама затрагивает эту тему во многих местах своего труда «Триады в защиту священнобезмолвствующих». Приводя различные высказывания святых, он заканчивает следующими словами: «Ты понял, брат, что избавившийся от страстей ум видит при молитве сам себя как свет и Божиим светом озаряется?» (Свт. Григорий Палама. Триады... С.67) Конечно, «ум, видящий сам себя, видит как свет» (там же, с.68), но святитель далее говорит, что «такова всякая очистившаяся умная природа, не носящая на себе покрывала греха». Если ум не имеет такого покрывала, то «сам видится как умный свет» (там же). Этот свет ума бывает видимым благодаря действию Всесвятого Духа. «Очистившийся, просвещенный и явно приобщившийся божественной благодати ум» причащается и иных таинственных созерцаний, «и даже видя самого себя, он видит себя как другое, хотя смотрит и не на что-то другое, и не просто на собственный образ, а на сияние, запечатленное Божией благодатью в его собственном образе...» (там же, с.199).

Святые видят этот образ, преображаясь от славы к славе, «то есть, надо понимать, благодаря изобилию сияния в нас, все ярче изливаемого божественным светом» (там же, с.66). Подобно тому как чувственное зрение не могло бы действовать без светящего ему извне света, ум не мог бы ничего видеть своим невещественным зрением, если бы его не озарял божественный свет (там же, с.68).

Короче говоря, согласно учению святителя Григория Паламы, ум, будучи созданным по образу Божию, является светом, однако страсти помрачают его. Только тогда, когда воссияет божественный свет и ум очистится, он сможет увидеть не просто свой собственный свет, но сияние, запечатленное благодатью Божией в его образе. Чувственное зрение само по себе ничем не может помочь человеку при отсутствии чувственного света. То же самое относится и к созерцанию божественного света в уме человека. Все это учение святитель развил, возражая Варлааму, утверждавшему, что узреть Бога и приобрести ведение Бога можно посредством человеческого знания, развивая человеческую мысль. Конечно, это совершенно неправильно.

Вот что пишет об этом естественном свете ума архимандрит Софроний в своей книге «Старец Силуан»: «Достигая этих границ света со тьмою (Иов.26:10), человек созерцает свою умную красоту, которую многие приняли за божество. Созерцаемый ими свет есть свет, но не тот Свет истинный, в Котором нет ни единой тьмы, а естественный свет ума по образу Божию созданного человека.

Этот свет ума, превышающий по своему достоинству свет всякого эмпирического знания, с таким же основанием может быть назван мраком, ибо он есть мрак совлечения или отвлечения, и Бога в нем нет; и, быть может, в этом случае больше, чем во всяком другом, должно вспомнить слова Господа: «Смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма?» (Лк.11:35). Ведь первая космическая доисторическая катастрофа, то есть падение Денницы-Люцифера, ставшего мраком, явилась следствием самовлюбленного созерцания своей красоты; созерцания, кончившегося самообожением» (Старец Силуан. С.151–152). В другом месте тот же автор пишет об этом естественном свете, то есть мраке совлечения, так: «Если искать определения духовного «места» этого мрака, то возможно сказать, что он стоит на грани явления несозданного света; но когда делание умной молитвы совершается без должного покаяния и молитвенного к Богу устремления, то обнаженная от всех представлений душа может пребыть некоторые моменты времени в этом мраке совлечения, не узрев Бога, ибо в нем, то есть мраке этом, самом по себе – Бога еще нет.

Пребывая во мраке совлечения, ум испытывает своеобразное наслаждение и покой, и если при этом он как-то обратится на самого себя, то может ощутить некое подобие света, который, однако, не есть еще несозданный свет божества, а естественное свойство ума, созданного по образу Божию. Как исход за грани временного, это созерцание приближает ум к познанию непреходящего и тем делает человека обладателем нового познания, однако, еще отвлеченного познания, и горе тому, кто мудрость сию принимает как познание истинного Бога и созерцание сие как приобщение божественному бытию. Горе потому, что в таком случае мрак совлечения, стоящий на грани истинного боговидения, становится непроницаемым закровом божества и крепкою стеною, отделяющею от Бога более, чем мрак восстания грубых страстей, мрак явных демонических наваждений или мрак потери благодати и богооставленности. Горе потому, что это было бы заблуждением, «прелестью», ибо Бога во мраке совлечения еще нет. Бог является во свете и как свет... и Своим явлением вводит человека во свет вечного божественного бытия» (Старец Силуан. С.175–176).

Для нас нелегко сопоставить суждения святителя Григория Паламы и архимандрита Софрония о свете ума, поскольку мы не обладаем соответствующим опытом. Хотя на первый взгляд создается впечатление, что между ними существует различие, я полагаю, что различие это скорее внешнее. Я твердо убежден, что оба отца, знакомые с такими состояниями на собственном опыте, описывают различные грани этого опыта. Мне представляется, хотя я и не уверен вполне, что архимандрит Софроний говорит преимущественно о рассудке (λογική), который человек обожает и любит в себе самом. Поэтому он метко говорит, что этот мрак совлечения представляет собою «непроницаемый закров божества и крепкую стену», которая отделяет человека от Бога сильнее, нежели страсти, помрачение от бесовских прилогов и забвение Бога. В действительности этот свет есть облако и мрак. Здесь архимандрит Софроний вполне согласен с Григорием Паламой. Точно так же с учением святителя Григория вполне согласно то, что созерцание Бога есть не что иное, как воздействие Бога на человека: «...созерцание нетварного божественного света невозможно, если только человек не находится по благодати в состоянии просвещения, состоянии, благодаря которому практика созерцания сама по себе прежде всего иного есть общение с Богом Живым, причастие божественной жизни»⁵². Лично я не могу найти несогласия между двумя свидетелями-очевидцами. Они просто выражаются по-разному, имея в виду различные мнения, которым хотят противостоять.

Во всяком случае, несомненно, что ум человека образует единый дух с Господом и «ясно видит благодаря этому духовные вещи» (Свт. Григорий Палама. Триады... С.77). Бесстрастие ума приводит его к созерцанию сущего (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.311). «Ум, освободившийся от страстей, делается световидным, будучи непрестанно осияваем созерцаниями всего сущего» (Добр. Т.3. С.293).

Исцелившись, ум удостаивается и созерцания Бога. Разумеется, он видит не сущность Бога, но Его энергию. Святые видят свет, когда «получают боготворящее причастие Духа», то есть, соединяясь с Богом, всякий раз видят одежды своего обожения, потому что «благодать Слова наполняет их ум славой и прекраснейшим сиянием» (Свт. Григорий Палама. Триады... С.63). Так бывает прославлен ум.

Тогда в уме возрастает духовное наслаждение, поскольку «ум, устремляясь к созерцанию духовных предметов, имеет от того неотступную сладость» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.299. Гл.46). Соединяясь с Богом, ум «бывает мудр, благ, силен, человеколюбив, милостив, великодушен и, просто сказать, почти все божественные свойства в себе носит. А удаляющийся от Него и с вещественными предметами сдружающийся, предавшись сластолюбию, бывает или скотен, или зверек, воюя с людьми из-за этого» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.197).

В результате исцеления ума исцеляется и тело. Конечно, мы не хотим сказать, что оно избавляется от болезней, хотя иной раз случается и это. Мы говорим «иной раз», поскольку многие болезни, главным образом возникающие на нервной почве, связаны с омертвением ума. Но главное здесь то, что тело избавляется от своих страстей. Преподобный Максим говорит: «Когда видишь, что ум твой благочестиво и праведно вращается в помышлениях мирских, то ведай, что и тело твое пребывает чисто и безгрешно» (Добр. Т.3. С.204). Ум, погруженный в божественное, соблюдает и тело в чистоте от так называемых телесных страстей. Сперва ум приобретает способность принять залог будущих благ, а затем устремляется к Первому Уму, так что, освящаясь, «он сам, а через него и связанное с ним тело претворяются к божественному состоянию». Это значит, что ум преображает и сопряженное с ним тело, так что и оно предваряет «поглощение плоти духом в будущем веке». Поскольку и тело вкусит вечных благ, ему также необходимо подготовиться к этому в сей жизни (Свт. Григорий Палама. Триады... С.96).

Все святые, ведущие такую жизнь, следуют тому же методу лечения и очищения ума, обретая тем самым одинаковое учение. Мы убеждены, что у святых не может быть особых точек зрения или различных позиций по догматическим вопросам. Имея единый опыт, они придерживаются одного и того же учения. Если же в каких-то вопросах мы замечаем расхождения между ними, то это потому, что пытаемся толковать их учение, исходя из ложных предпосылок. Но если мы попытаемся понять особенности выражения мысли каждого святого (ведь, несмотря на общее для всех ведение Бога, в этом отношении мудрость их не одинакова), попытаемся раскрыть истинное значение каждого слова, то не обнаружим разницы в учении. В действительности мы видим противоречия между святыми отцами лишь из-за поверхностности нашего собственного знания и неопытности в духовных вопросах, вызванной отрывом от живого церковного предания.

Апостол Павел пишет: «Умоляю вас... чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях» (1Кор.1:10). Святые мудрствуют одинаково, и святитель Григорий Палама подчеркивает, что «общим для всех верующих во Христа является это превосходящее мысль знание (υπερ έννοιαν γνωσις)» (Свт. Григорий Палама. Триады... С.252).

Из сказанного ясно, что ум, принявший действие страстей, заболевает, недугует, мертвеет, теряет свое естественное состояние и нуждается в лечении. Правила православного подвижничества описывают путь исцеления ума. Это лечение необходимо, ибо с его помощью ум очищается, познает Бога, приобретает ведение Бога, составляющее спасение человека.

Одно из основных прошений, с которыми мы обращаемся к Богу, это обретение спасения: «О свышнем мире и о спасении душ наших Господу помолимся». Кроме того, очень многие тропари заканчиваются словами «моли спастися душам нашим».

Спасение души – это не снятие с себя какой-то вещи, но облечение во Христа. Это не отрицательное, но положительное состояние и, главным образом, общение и соединение со Христом. Это общение совершается прежде всего в сердце. Поэтому обретение спасения есть прежде всего обретение сердца. После того как Бог удостоит нас обрести сердце, мы сможем идти путем спасения. Характерны слова аввы Памво: «Если имеешь сердце, можешь спастись» (Γεροντικόν. Σ102, ι᾿). «Иметь сердце» значит найти свое сердце, через которое Бог сможет направлять человека.

Объясняя слова Господа «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк.17:21), преподобный Марк Подвижник говорит, что «прежде должно возыметь в сердце действительную благодать Святого Духа и потом соответственно сему войти в Царствие Небесное» (Добр. Т.1.С.552). Поэтому многие отцы считают необходимым обрести место сердца, где действует нетварная благодать Божия, поскольку тогда наставником христианина становится Бог, а путь его безопасно направляется Святым Духом.

Когда Священное Писание и святые отцы говорят о сердце, они имеют в виду как вышеестественное (духовное), так и плотское сердце. Ведь сердце – это, с одной стороны, плотской орган, с другой же – центр нашей личности, в котором совершается наше общение и соединение с Богом. В некотором отношении эти два значения слова «сердце» совпадают, но в то же время между ними проводится и различие. В дальнейшем мы рассмотрим этот предмет подробнее.

Прежде всего давайте рассмотрим вопрос о вышеестественном (духовном) сердце. Этому духовному сердцу довольно сложно дать определение, поскольку «сердце – поистине непостижимая бездна» (Св. Макарий. Φιλοκαλία T.Γ᾿. Σ205, Στ.1–2). Ведение этого духовного сердца тем более невозможно для плотского человека, подчиненного владычеству рассудка (την λογικής) и подверженного помрачению своей жизни после падения. Поэтому нельзя найти определения, которым бы описывалось состояние, переживаемое духовным человеком. Можно охарактеризовать лишь его признаки и образы.

Духовный человек, живущий молитвою, «познает, что сердце его не есть только физический орган или орган психической жизни, но нечто не поддающееся определению, способное соприкасаться с Богом, источником всякого бытия» (Старец Силуан. С.227). Сердце – это то место, где происходит развитие всей духовной жизни, где действует нетварная энергия Божия. Как правило, это «глубокое сердце» неведомо не только окружающим, но и самому человеку. Ведь благодать Божия таинственно совершает спасение человека в его сердце. Характерны слова архимандрита Софрония: «Полем духовной борьбы для всякого человека прежде всего является его собственное сердце; и тот, кто любит входить в свое сердце, оценит выражение пророка Давида: приступит человек, и сердце глубоко (Пс.63:7). Истинная христианская жизнь течет там, в глубоком сердце, сокрытом не только от посторонних взоров, но в полноте и от самого носителя этого сердца. Кто входил в этот таинственный чертог, тот, несомненно, испытал невыявляемое изумление перед тайной бытия. Кто чистым умом погружался в напряженное созерцание своего внутреннего человека, тот понимает невозможность проследить в полноте течение своей жизни даже за короткий отрезок времени, тот сознает невозможность уловить процессы духовной жизни сердца, которое своей глубиной касается того бытия, где уже нет процессов» (там же, с.14).

Апостол Петр называет сердце сокровенным человеком: сокровенный сердца человек (1Пет.3:4). Это действительно то место, где святится Бог: Господа Бога святите в сердцах ваших (1Пет.3:15). В сердце восходит благодать Божия: ...доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших (2Пет.1:19). Хотя человек и соединяется в сердце с Богом, сердце остается меньшим, а Бог – большим: Бог больше сердца нашего (1Ин.3:20).

Мы привели эти цитаты не для того, чтобы показать, как характеризуют сердце Священное Писание и святые отцы (это мы сделаем в другом параграфе), но чтобы стало понятным, что в Новом Завете и у святых отцов многократно говорится о сердце.

В другом месте мы отметили тот факт, что ум является прежде всего глазом души. Кроме того, мы указали, что святые отцы во многих случаях ум связывают с сердцем. Действительно, сердце может отождествляться с умом. Характерны слова Максима Исповедника о старающихся «очистить от ненависти и невоздержания ум свой, который Господь называет сердцем» (Добр. Т.3. С.224). Ум – это глаз души, а сердце – центр человеческой личности и духовного мира, однако ясно, что ум и сердце связаны между собою. Очень важно отметить, что святитель Григорий Палама, сказав о чистоте сердца, в дальнейшем разбирает вопрос об уме и его чистоте (Добр. Т.5. С.300–302).

Конечно, здесь следует напомнить и о том, что было доказано в предыдущем параграфе: отцы называют умом и сущность души, находящуюся в сердце, и ее энергию, состоящую в помыслах. «Умом называется и деятельность (ενέργεια) ума, состоящая в мыслях и разумениях; ум есть и производящая сие сила, называемая в Писании еще и сердцем» (там же, с.301). Никифор Уединенник, рассматривая и описывая внимание, говорит, что «внимание некоторые из святых называли блюдением ума, иные – хранением сердца, иные – трезвением, иные – мысленным безмолвием, а иные – еще иначе как. Но все сии наименования одно и то же означают; как о хлебе говорят – укрух, ломоть, кусок, так и о сем разумей» (там же, с.248). Следовательно, согласно Никифору Уединеннику, хранение ума и хранение сердца – это одно и то же. Это и значит, что в святоотеческом богословии ум связывается и отождествляется с сердцем. Поэтому все, что мы написали в предыдущем параграфе об уме, можно отнести и к сердцу. Здесь, однако, речь пойдет в основном о сердце.

О соединении ума с сердцем говорится и у блаженного Диадоха Фотикийского. Блаженный учит, что благодать Божия с момента крещения «сокровенно начинает пребывать в самой глубине ума, утаивая присутствие свое от самого чувства его. Когда же начнет кто любить Бога от всего произволения своего», тогда она передает душе часть своих благ через чувство ума. Когда же кто-либо раздаст свое материальное богатство, «тогда обретает в себе то место, в коем укрылась благодать Божия» (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.51). В другой главе блаженный говорит, что в святом крещении благодать вселяется в глубину души, то есть в ум. Когда же мы «тепле вспоминаем о Боге, то чувствуем, что божественная любовь как бы потоком исторгается из самой глубины сердца нашего» (Добр. Т.3. С.52). В этих цитатах налицо соединение ума, души и сердца.

Поскольку во времена блаженного Диадоха было распространено еретическое представление мессалиан, согласно которому в душе одновременно пребывают благодать Божия и сатана, блаженный проводит разграничение, исходя из знания Священного Писания и из самого чувства ума. Он подчеркивает, что «прежде крещения благодать совне направляет душу на добро, а сатана гнездится в самых глубинах ее, покушаясь преграждать уму все правые исходы; с того же часа, как возрождаемся в крещении, бес бывает вне, а благодать внутри» (там же, с.50–51). После крещения сатана покидает душу, а благодать входит в нее. Таким образом, благодать и сатана не находятся одновременно в одном и том же месте. «Благодать чрез чувство ума и самое тело обвеселяет радованием неизреченным»; бесы же насильственно пленяют душу через телесные чувства, особенно если найдут человека нерадивым к духовным подвигам (там же, с.53).

Когда мы поступаем по плотской похоти, благодать Божия, находящаяся после крещения в глубине духовного сердца, заслоняется страстями. Поэтому задача человека заключается в том, чтобы раскрыть эту благодать при помощи подвижнической жизни во благодати, то есть прогнать облако, покрывающее сердце. Поскольку же диавол, по словам блаженного Диадоха, в святом крещении изгоняется из сердца, то «как же может, после такого посрамления, этот изверженный опять войти внутрь и пребывать там вместе с истинным Домовладыкою, в Своем доме упокоевающимся, как Ему благоугодно?» (там же, с.58)

Это учение блаженного Диадоха изложено здесь для того, чтобы стало ясным, что при святом крещении благодать Божия входит в «глубокое сердце», то есть в глубину духовного сердца. Когда же это сердце сокрыто страстями, мы ведем великую борьбу, чтобы открыть его.

Феолипт, митрополит Филадельфийский, учит, что сердце, то есть ум, раскрывается, когда человек живет как безмолвник. «Когда, прекратив внешние развлечения, ты укротишь и внутренние помыслы, тогда ум начнет воздвизаться к делам и словам духовным» (Добр. Т.5. С.166). Святой призывает отказаться от общения и бороться против внешних помыслов, пока мы не обретем место чистой молитвы – дом, где обитает Христос. «Итак, прекрати беседы внешние и со внешними, пока обретешь место чистой молитвы и дом, в коем обитает Христос» (там же, с.166).

Отсюда явствует, что сердце – это то место, которое можно открыть благодатным подвигом и в котором является Христос, Это известно человеку, очищающему себя от страстей и всех дел греха. У падшего же человека, живущего далеко от Бога, сердце закрывается и становится совершенно неведомым. Человек не знает, существует ли оно. Но человеку, живущему по Богу, сердце известно. Для него оно является реальностью.

Это учение подводит нас к той точке зрения, что откровение сердца есть, по существу, откровение личности. Человек, который с помощью благодатного подвига откроет сердце, где скрывается и царствует Христос, становится личностью. Ведь личность – это главным образом «подобие Божие». Итак, откровение сердца – это откровение личности.

Мы не намереваемся излагать в этой связи онтологию личности, как она представлена в учении святых отцов Церкви. Согласно учению отцов, мы верим, что образ есть потенциальное подобие, а подобие есть образ в действии. Точно так же человек, создаваемый Богом и воссоздаваемый Святым Духом, есть потенциальная личность. Поэтому мы утверждаем, что с онтологической точки зрения личностями являются все люди и даже сам диавол. Однако с сотериологической точки зрения не все мы личности, поскольку не все достигли подобия Божия. Не занимаясь специально онтологией личности, здесь мы обращаем внимание именно на аскетику личности, которою обыкновенно пренебрегают современные богословы.

В этой связи характерны слова архимандрита Софрония: «В божественном бытии ипостась образует его самое глубинное начало. Подобным образом и в человеческом бытии ипостась является самым существенным и основным элементом. Личность – это сокровенный сердца человек в нетленной красоте... что драгоценно пред Богом (1Пет.3:4), наиболее ценное ядро всего человеческого существа, проявляющееся в способности человека познавать себя и распоряжаться собою в том, что он обладает созидательной энергией и может познавать не только видимый мир, но и Самого Бога. Сжигаемый любовью, человек чувствует, как соединяется с Богом, Которого возлюбил. В этом единстве он познает Бога, так что любовь и ведение сливаются в некое единое действие» (Archimandrite Sophrony. His life is mine. London, P.44).

Личность – это сокровенный сердца человек, и для нее подходит только такое определение. Личность – это таинственное общение и единение со Христом, поэтому ее невозможно определить при помощи научных терминов. Церкви нельзя дать другое определение, кроме того, что она есть тело Христово, и то же самое относится к человеческой личности, сердцу, где совершается таинственное общение Бога и человека. «Научное и философское знание может давать свои формулировки, но личность превыше всякого определения, и, следовательно, ее нельзя познать извне, если только она не откроется сама. Как Бог есть таинственный Бог, так и у человека имеются таинственные глубины. Это не начало и не конец существования, ибо Бог, а не человек, есть Альфа и Омега. Боговидное качество человека заключено в образе его существования. Подобие же существования – это то подобие, о котором говорят Писания» (там же, p.43). Итак, если нельзя дать определения личности, то нельзя определить и сердце, которое есть личность.

Личность – это некая реальность, порождаемая благодатию Божией. «...Личность рождается свыше и не подчиняется законам природы. Личность превосходит земные пределы и устремляется в иные сферы. Ее нельзя истолковать. Она единственна и уникальна» (там же). Поскольку личность – это сердце, то можно сказать, что и сердце рождается свыше. Оно не является естественным состоянием. «Сердечное место» можно различить только при содействии благодати Божией.

Это рождение личности в действительности есть откровение. «Личность – это порождение свыше. В нас вырастает изумительный цветок: ипостась-личность. Как и Царствие Божие, личность не приходит приметным образом (Лк.17:20). Процесс вхождения человеческого духа в область божественной вечности различен для каждого из нас» (Archimandrite Sophrony. His life is mine. London, р.42). Таким образом, личность, как и сердце, порождается свыше.

Сердце – это то место, где Бог открывается как любовь и свет. «Бог открывается как любовь и свет главным образом через сердце. В этом свете человек созерцает евангельские заповеди как отражение небесной вечности и славу Христа как единородного Сына Своего Отца – ту славу, которую видели ученики на горе Фавор. Личностное откровение делает общее откровение Нового Завета духовной собственностью человека» (там же, р.44).

Все это надо было сказать для того, чтобы сделалось ясным, что человек становится личностью именно тогда, когда открывает сердце, а также и то, что сердце – это место, которое можно открыть благодатным подвигом и в котором открывается Бог. Там человек ощущает свет Божий, и оттуда наполняет его любовь Божия и любовь к Богу. Человек обретает ощущение сердца, но вся жизнь, скрытая там, остается недоступной для восприятия.

Согласно учению святых отцов, это духовное сердце находится в плотском сердце, как в некоем органе. Святитель Григорий Палама ссылается на речение Господа: «Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф.15:19) и на слова преподобного Макария: «Сердце правит всем составом человека, и если благодать овладеет пажитями сердца, она царит над всеми помыслами и телесными членами, ибо в нем заключены ум и все помыслы души». В этой связи он пишет, что «сердце наше есть сокровищница разума и первый плотской разумный орган» (Свт. Григорий Палама. Триады... С.43). Тот же святой, чтобы подтвердить учение о том, что в сердце, телесном органе, находится духовное сердце, ссылается на слова апостола Павла: «Вы – наше письмо, написанное в сердцах наших... вы показываете собою, что вы – письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живаго, не на скрижалях каменных, но на платяных скрижалях сердца» (2Кор.3:2–3) и научение Максима Исповедника: «Посетив чистое сердце, Бог удостаивает посредством Духа начертать в нем Свои письмена, как на некиих Моисеевых скрижалях» (там же, с.103–104).

Возвращаясь от своего рассеяния, ум прежде всего находит телесное сердце, а затем входит в сердце духовное, глубокое. Таков общий опыт всех делателей Иисусовой молитвы, подвизавшихся в священном делании обращения ума в сердце. «Чрез чистую умную молитву подвижник научается великим тайнам духа. Сходя умом в сердце свое, сначала вот это – плотяное сердце, он начинает проникать в те глубины его, которые не суть уже плоть. Он находит свое глубокое сердце, духовное, метафизическое, и в нем видит, что бытие всего человечества не есть для него нечто чуждое, постороннее, но неотделимо связано и с его личным бытием» (Старец Силуан. М., 1994. С.47). Следовательно, делатель этого безмолвнического подвига может ясно различить духовное сердце от плотского. Он ощущает существование и действие обоих этих сердец. Вначале ум находится в плотском сердце, а затем открывает духовное, так что может одновременно чувствовать движения их обоих.

Преподобный Никодим Святогорец, чьи творения составляют органическую часть православного предания, отмечает, что плотское сердце – это центр естественный, противоестественный и вышеестественный⁵³. Это естественный центр, поскольку сердце создается первым из всех членов человеческого тела, согласно тому, что говорит Василий Великий: «При рождении животных сердце, которое естественно образуется прежде всего, получает от природы устройство, приличное будущему животному» (Твор. иже во святых отца нашего Василия Великого, архиеп. Кесарии Каппадокийския. Т.1. М., 1845. С.180–181). Это противоестественный центр, поскольку из него исходят все страсти и хульные помыслы. Конечно, здесь необходимо объяснить, в соответствии со сказанным выше, что после святого крещения благодать Божия находится в центре сердца, диавол же действует снаружи. Апостол Петр сказал Анании: «Анания! Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому»?» (Деян.5:3). Сатана вошел в сердце Иуды: и во время вечери... диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его (Ин.13:2). Кроме того, известно учение Господа о том, что из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления (Мф.15:19). Вместе с тем сердце – это центр вышеестественный, поскольку в нем действует благодать Христова. Апостол Павел говорит: «Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: Авва, Отче!» (Гал.4:6). В другом месте он пишет также: «Любовь Божия излилась в сердца наши» (Рим.5:5). Преподобный Фалассий пишет, что «благое сердце и помышления износит благие, ибо по сокровищу его бывают и помышления у него» (Добр. Т.3. С.295).

Тот факт, что из сердца исходят и благие и дурные помыслы, не означает, что в одном и том же месте одновременно находятся благодать и сатана. «Износит сердце и само из себя помышления добрые и не добрые», но дурные мысли оно рождает не по своей природе, а потому, что помнит о прежнем зле. Большую же часть злых помыслов сердце «зачинает от злодейства демонов. Мы же все их чувствуем исходящими как бы из сердца» (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.57–58). Кроме того, блаженный Диадох подчеркивает, что благодать Божия «сокрывает свое присутствие у крещаемых, ожидая произволения души». Если человек соблюдает заповеди Христовы и непрестанно поминает Его имя, то «огнь святой благодати простирается и на внешние чувства сердца, ощутительно поедая терния человеческой земли». В этом состоянии веяние Духа Святого угашает стрелы бесовские во внешнем телесном чувстве, огненные же стрелы – еще когда они несутся по воздуху (там же, с.59).

Следовательно, в сердце совершается величайшая битва. Если Христос победил, а диавол побежден, то наступает внутренний и внешний мир. Поэтому главная задача подвижника заключается в том, чтобы он, «войдя в свое сердце, воздвиг брань против сатаны и возненавидел его» (Св. Макарий Великий. Γεροντικόν. Σ157, ρδ᾿). Будучи естественным, противоестественным и вышеестественным центром, сердце является источником плотской и духовной жизни, но может стать и источником духовной смерти.

Из написанного нами ясно, что хотя духовному сердцу и нельзя дать совершенно точного определения, однако можно сказать, что сердце – это то место, которое раскрывается при помощи благодатного подвига и в котором открывается и обитает Сам Бог. Это место ощущает человек, по-настоящему органически находящийся в рамках православного предания.

Святые отцы, пережившие эту реальность, указали некоторые отличительные черты такой жизни и начертали ее образы. В дальнейшем мы попытаемся рассмотреть эти характеристики-определения, которые яснее изображают сердце и его роль во всей духовной жизни.

Сердце – это то место, в котором обитает Бог: ...вселиться Христу в сердца ваши (Еф.3:17). Потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым (Рим.5:5). «Как угль рождает пламень, так много паче обитающий от святого крещения в сердце нашем Бог, если находит воздух сердца нашего чистым от ветров злобы и охраняемым стражбою ума, возжжет мысленную силу нашу к созерцанию, как пламень восковую свечу» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр Т.2. С.179). Поскольку в сердце обитает Бог, там находятся «все сокровища премудрости и ведения». «Открываются же они сердцу по мере очищения каждого заповедями» (Св. Максим Исповедник Добр. Т.3 С.224). В зерцале души «надлежит печатлеться и светописаться одному Иисусу Христу, Который есть премудрость и сила Бога Отца». В сердце надлежит непрестанно искать Царствия Небесного, «и зерно, и бисер, и квас, и все другое». В сердце мы обретем божество. «Сего-то ради и Господь наш Иисус Христос сказал: Царствие Божие внутрь вас есть (Лк.17:21), разумея чрез то пребывающее внутрь сердца божество» (Св. Филофей Синайский Добр. Т.3. С.412–413).

Пребывая в сердце, Бог учит догматам и Своему закону и записывает их там. Следовательно, сердце – это то место, где запечатлеваются заповеди Божии. Апостол Павел подтверждает: «Они показывают, что дело закона у них написано в сердцах» (Рим.2:15). В сердце Бог «записывает Свои законы» (Св. Максим Исповедник. Φιλοκαλία T.В'. Σ85, πα᾿.). Там человек не только познает смысл вещей, «но, прошедши их все, зрит некако и Самого Бога» (Добр. Т.3. С.245). Бог, Который находится и почивает в таком сердце, «удостоивает Духом начертывать на нем Свои письмена» (там же, с.245). Таким образом, святые, имея в сердце Бога и удостоившись начертания закона Божия, приобретают ум Христов, согласно слову апостола: «А мы имеем ум Христов» (1Кор.2:16). «Ум Христов, который приемлют святые... приходит не по лишению собственной нашей умной силы и не как существенно и лично переходящий в наш ум... но как своим качеством освящающий силу нашего ума и к одному с собою уносящий его действие». Это значит, что сила нашего ума не теряется, но озаряется действием Христовым. По словам преподобного Максима, ум Христов имеет тот, «кто о всем помышляет в Его духе и чрез все приводится к мысли о Нем» (Добр. Т.3 С.245). Человек мыслит согласно с волей Божией, никогда не теряя памятования о Боге. То же самое происходит и с вожделевательной силой. Человек постоянно желает того, что хочет Бог, и ненасытно алчет Его. Преподобный Петр Дамаскин ссылается на высказывание Василия Великого, что Бог, найдя сердце человека чистым от мирских дел и занятий, «пишет Свои догматы, как на чистой скрижали» (Св. Петр Дамаскин. Φιλοκαλία T.Г'. Σ68, Στ. 29–33.). Таким образом, можно говорить о «догматическом сознании» человека, находящегося в подобном состоянии. Человек на собственном опыте познает церковные догматы, поскольку Бог живет в его сердце. Нам необходимо подвизаться, чтобы Христос вселился в наше сердце, поскольку тогда Сам Бог «учит нас непоколебимо соблюдать Свои законы» (Авва Филимон. Φιλοκαλία T.В'. Σ246, Στ. 10–19.).

Сердце – это ад, куда нисходит Христос, освобождая душу человека. Он сошел во ад, чтобы освободить души праведников, и теперь так же сходит в тот ад, который зовется глубиною сердца. Святой Макарий учит, что, слушая о том, как Господь, сойдя во ад, освободил души, не следует думать, что все это было давно и далеко от нас. Гроб – это сердце. Господь приходит «к душам, взывающим к нему во аде», то есть в глубине сердца, и после прения со смертью, «подняв тяжкий камень, лежащий на душе, отверзает гроб, воскрешая поистине мертвого и избавляя душу от мрачной темницы» (Φιλοκαλία T.Г'. Σ219, ριστ᾿).

Сердце – это земля, на которой Господь сеет зерно горчичное. По словам преподобного Максима, «зерно горчичное – это Господь, Который сеется в сердце принимающих Его по вере их» (Φιλοκαλία T.В'. Σ71, ια᾿).

Сердце – это храм и жертвенник, то священное место, где славится и святится Господь. Апостол Петр призывает: «Господа Бога святите в сердцах ваших» (1Пет.3:15). По словам святого Макария, все видимые предметы суть тени сокровенных. Зримый храм – это образ храма сердечного. Священник, совершающий приношение святых тайн, есть образ «истинного священника, благодати Христовой» (Φιλοκαλία T.Г'. Σ217, ριγ᾿). В этом подлинном духовном храме, то есть в глубине сердца возрожденного человека, совершается непрестанное богослужение: ... назидая самих себя псалмами и славословиями и песнопениями духовными, поя и воспевая в сердцах ваших Господу ... (Еф.5:19). Сердце, воздействуемое духом и не имеющее помыслов, есть «истинное священство, еще прежде будущего жития» (Св. Григорий Синайский. Добр. Т.5. С.181). Преподобный Иоанн Синайский учит, что «иное есть прилежно умом блюсти свое сердце; и иное быть епископом сердца посредством ума». В первом случае человек просто блюдет сердце, а во втором является епископом, приносящим словесные жертвы (Леств. 28:51). Сердце – это еще и святилище, в котором находится огнь Божий (Леств. 26:8). Именно это почувствовали двое учеников по пути в Эммаус, когда к ним обратился Христос, и, вспоминая об этом, сказали: «Не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?» (Лк.24:32). Сердце – это «приемная зала Господня» (Умное делание: о молитве Иисусовой. М., 1998. С.131).

Сердце – это сосуд с елеем, то есть божественной благодатью. По словам Макария Египетского, «оные пять бодрствовавших дев, державшие чуждый для их естества елей, то есть благодать Духа, в сосудах сердца, смогли войти в брачный чертог вместе с Женихом'6. Таким образом, сердце – это сосуд, где мудрый человек сохраняет благодать Святого Духа, чтобы таким образом войти в брачный чертог и радоваться на брачном пиру Жениха.

Сердце – это поле, где скрыто сокровище, и человек, нашедший его, продает все, чтобы купить это поле (Мф.13:44. См. также: Добр. Т.3. С.224).

Сердце – это образ Нового Завета или, вернее, Новый Завет есть образ чистоты сердца, соблюдения и хранения ума (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.181). «Образ внешних, чувственно-телесных подвигов есть Ветхий Завет, а святое Евангелие, которое есть Новый Завет, есть образ внимания или чистоты сердечной» (Добр. Т.2. С.181).

Сердце – это небо. «Где смирение, память о Боге с трезвением и вниманием и частая против врагов устремляемая молитва – там место Божие, или сердечное небо» (Св. Филофей Синаит. Добр. Т.3. С.402).

В сердце дается залог Духа: Бог запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши (2Кор.1:22).

Сердце – это скрижали, на которых Бог пишет Свое послание: Вы – наше письмо, написанное в сердцах наших... написанное не чернилами, но Духом Бога живаго, не па скрижалях каменных, по на платяных скрижалях сердца (2Кор.3:2–3).

Сердце – то место, где сияет свет Божий: Бог ...озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа (2Кор.4:6).

В сердце человек убеждается в своем усыновлении и там ясно слышит глас Божий: «А как вы – сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: Авва, Отче.!» (Гал.4:6). Поскольку Бог почивает в сердце, там Он и обращается к человеку. Там можно явственно и отчетливо слышать глас Божий.

В чистом сердце имеются и глаза, которыми оно созерцает тайны Божий: чтобы Бог Господа нашего Иисуса Христа, Отец славы, дал вам Духа премудрости... и просветил очи сердца вашего, дабы вы познали, в чем состоит надежда призвания Его... (Еф.1:17–18).

В сердце господствует мир Божий: «И да владычествует в сердцах ваших мир Божий» (Кол.3:15).

Сердце – это гусли, где струнами служат чувства, а гусляр – это мысль, которая с помощью разума непрестанно ударяет по бряцалу – памяти Божией, от чего «сладость некая неизреченная исполняет душу, и ум, чистым бывая, освещается божественными озарениями» (Бл. Каллист Патриарх. Добр. Т.5. С.425). Сердце – это источник, из которого во время горячей молитвы истекает вода «от животворящего Духа» (Св. Григорий Синаит. Φιλοκαλία T.Δ᾿. Σ.86–87).

Сердце – это наш внутренний человек (Св. Григорий ПаламаΦιλοκαλία T.Δ᾿. Σ.109).

Эти и многие другие образы и характеристики святые апостолы и святые отцы используют для того, чтобы описать сердце и выразить его сущность. Вкратце мы можем сказать, что сердце – это «наш внутренний человек», это то место, которое раскрывается при помощи благодатного подвига и в котором открывается и обитает Сам Бог. Это духовный храм, где совершается непрестанная божественная литургия, приносится непрестанное славословие Богу. Это место, неизвестное для большинства, но знакомое подвижникам, делает человека живым.

По библейско-святоотеческому преданию известно, что сердце человека, если оно прекращает отвечать воле Божией и начинает исполнять желания диавола, заболевает и мертвеет. Речь идет о болезни, окаменении, нечистоте, духовном омертвении сердца. Некоторые признаки такого больного сердца мы и рассмотрим в этом параграфе.

Диавол входит в сердце человека и пленяет его. И во время вечери, когда диаволу же вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его... (Ин.13:2). Конечно, этому предшествовало многолетнее пленение ума. «Как невозможно по одному каналу вместе проходить огню и воде, так невозможно греху войти в сердце, если он не постучится прежде в дверь сердца мечтанием лукавого прилога» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр Т.2. С.168). Именно воображение (мечтание) приводит сердце к диавольскому прилогу. После падения человека воображение, которое тоньше мысли и грубее ума, сделалось началом зла. Поэтому святые отцы советуют каждому хранить свое воображение в чистоте или, еще лучше, жить таким образом, чтобы воображение не могло действовать, а мечтательная способность была умерщвлена. Только умертвив ее великим покаянием и многим плачем, человек может богословствовать.

В творениях святых отцов говорится об утрате сердца. При этом имеется в виду, что в сердце больше не действует благодать Христова, так что оно превращается из вышеестественного центра в противоестественный. Утрата сердца – это утрата спасения.

Одна из болезней сердца – это неведение и забвение. Сердце, утратившее благодать Христову, покрыто неким облачком или покрывалом. Это замечено в отношении иудеев и еретиков, для которых Священное Писание, хотя они и читают его, остается совершенно непостижимым, поскольку сердца их покрыты. Доныне, когда они читают Моисея, покрывало лежит на сердце их (2Кор.3:15). Сердцем человек получает уверение от Бога, в сердце Бог открывается, говорит и толкует Свое слово. Если же сердце покрыто, то человек находится в глубокой тьме. Невежественное сердце есть ад. «Ад есть неведение; ибо тот и другое мрачны. Пагуба же есть забвение; ибо в обоих их пропадает нечто из бывшего» (Преп. Марк Подвижник. Добр. Т.1. С.525).

Болезнью сердца является ожесточение и окаменение. Не принимая благодать Христову, изменяющую все, сердце пребывает в ожесточении. «Жестоковыйные! люди с необрезанным сердцем и ушами!» – обратился к иудеям первомученик Стефан (Деян.7:51). Именно это ожесточение «собирает» гнев, за который человек будет осужден. Но, по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога (Рим.2:5). Люди подвергнутся осуждению за ожесточение сердца. Сердце жестокое – это «железные ворота, ведущие в город» (Деян.12:10). Закрытые врата не позволяют человеку войти во град. Но «зло-страждущему и сокрушенному они сами о себе отверзутся, как и Петру» (Добр. Т.1. С.522). Поэтому наш долг – не создавать таких условий, чтобы сердце ожесточилось и окаменело. Не ожесточите сердец ваших, как во время ропота (Евр.3:8). Ожесточенное сердце зовется и окаменелым. С такими окаменелыми сердцами много раз сталкивался Господь. После чуда умножения пяти хлебов и бури сердце их было окаменено (Мк.6:52). В другом случае Господь сказал: «Еще ли окаменено у вас сердце?» (Мк.8:17). Глядя же на людей, обращавших внимание на то, исцелял ли Он в субботу, Господь, воззрев на них с гневом, скорбя об ожесточении сердец их (Мк.3:5), исцелил имевшего сухую руку.

Болезнь сердца – это и нечистота. Естественно, что сердце, утратившее благодать Божию и подверженное воздействию лукавых бесов, является нечистым. По словам Никиты Стифата, нечистота души – это не только когда человек имеет нечистые помышления, но и когда он превозносится своими подвигами, бахвалится добродетелями и много думает о своей мудрости и ведении Бога, то есть, гордясь ими, осуждает братии как беспечных и нерадивых. «Это видно из притчи о мытаре и фарисее» (Св. Никита Стифат. Добр. Т.5. С.94). Всякая похоть, возникающая в сердце, пусть даже она и не получает внешнего проявления, есть нечистота и блуд. Господь подтверждает, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф.5:28). Но и всякая иная похоть, если даже она не является плотской в строгом смысле этого слова, однако противоречит воле Божией, есть осквернение сердца, то есть болезнь. Сердце тогда заболевает.

Кроме того, больным является несмысленное сердце. У идолопоклонников, служащих твари, а не Творцу, омрачилось несмысленное их сердце (Рим.1:21).

Болезнь сердца – это и неимение правоты. Это значит, что сердце, творящее волю лукавого, неправо, поскольку правота сердца достижима лишь в его естественном состоянии, то есть когда оно служит обиталищем Бога. Апостол Петр сказал в обвинение Симону Волхву, желавшему приобрести благодать Божию за деньги: «Сердце твое неправо пред Богом» (Деян.8:21).

Грубость – это тоже немощь сердца. Страсти, находящиеся в сердце, делают его грубым, так что эта грубость находит и внешнее проявление. Вот почему в православном предании постоянно говорится не только о внешнем, но и о внутреннем благородстве. Сердце должно быть простым, тонким. Человек с простым сердцем обладает внутренним благородством. Следовательно, существует внешнее благородство, которое не связано с благородством сердца или даже находится в явном противоречии с грубостью сердца. Есть и иное внешнее благородство, проистекающее из внутренней мягкости и отвечающее ей. Архимандрит Софроний пишет о старце Силуане: «При общении с ним в самых разнообразных условиях человек даже самой тонкой интуиции не мог бы заметить в нем грубых движений сердца: отталкивания, неуважения, невнимания, позы и подобного. Это был воистину благородный муж, как может быть благородным только христианин» (Старец Силуан. С.53). Ведь очевидно, что притворство, лицемерие, ирония, отталкивание свидетельствуют о болезни сердца, которому присущи грубые движения.

Внутреннее сластолюбие – это опять-таки болезнь сердца, проявляющаяся в том, что сердечное наслаждение не обращается к любви Божией и не радуется ей, но получает удовлетворение от плотских предметов, не угодных Богу. Сластолюбивое сердце служит темницею для души, особенно в час ее исхода. Согласно преподобному Марку Подвижнику, «сластолюбивое сердце во время исхода бывает темницею и узами для души» (Добр. Т.1.С.522). Пока существует тело, страсти души получают удовлетворение. Однако, когда душа освободится от тела, они уже не могут быть удовлетворены, поскольку материальные предметы для нее больше не существуют. Поэтому страсти, главным образом сластолюбие души, не находя удовлетворения, будут утеснять ее. Это и есть те мытарства, о которых говорится в святоотеческих трудах. Поэтому сластолюбивое сердце становится темницей и цепью для души в час ее исхода.

Больная и мертвая душа передает свою болезнь и помрачение всему психосоматическому существу человека. Все, что бы ни думал и ни желал человек, является мертвым. Поэтому авва Дорофей говорит, что, пока мы остаемся страстными, нам вовсе не следует доверять сердцу. Ведь «кривое правило и прямое кривит» (Авва Дорофей. С.188). Преподобный Марк Подвижник также советует: «Прежде истребления злых, не слушай сердца своего» (Добр. Т.1.С. 535).

Больное сердце нуждается в лечении. Если же оно не исцелено, то заболевает весь человеческий организм.

Высшая цель человека – приобрести ведение Бога, поскольку в этом заключается его спасение. Конечно, когда мы говорим о ведении Бога, то подразумеваем не умозрительное знание, но «общение в бытии (εν υπάρξει)», то есть ведение Бога есть общение человека с Богом. Где такое общение достигается, там человек обретает спасение. Однако общение это совершается в глубине сердца. Там Бог встречается с человеком, там Он передает ему Свое ведение, там человек обретает ощущение Его бытия. Для достижения этого общения и видения Бога необходимо очищение сердца. Это подтвердил Господь: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф.5:8). Больному и омертвевшему сердцу необходимо исцелиться и очиститься, чтобы оно могло принести человеку ведение Бога. Чистое сердце есть орган познания, орган православной гносеологии.

Далее речь пойдет о том, как исцеляется сердце.

В качестве первого целебного лекарства следует назвать покаяние. Сердце должно покаяться и вернуться к своему естественному состоянию. Если греховная жизнь привела его к противоестественному состоянию, то жизнь в покаянии вернет его к состоянию правильному, даст ему жизнь. Преподобный Иоанн Лествичник, рассуждая о покаянии, дает точные определения: «Покаяние есть возобновление крещения. Покаяние есть завет с Богом об исправлении жизни. Покаяние есть купля смирения. Покаяние есть всегдашнее отвержение телесного утешения. Покаяние есть помысел самоосуждения и попечение о себе, свободное от внешних попечений... Покаяние есть примирение с Господом... Покаяние есть очищение совести» (Леств.5:1). В другом месте тот же святой указывает, что осквернившим себя после крещения необходимо «очистить руки свои неослабным огнем сердечным и елеем милости Божией» (Леств.7:64). Божие благоутробие и огнь сердца исцеляют человека от его болезни.

Чем глубже покаяние, тем более возрастает сокрушение. Сердце, проходя через покаяние, сокрушается в буквальном смысле слова. Царь и пророк Давид говорит: «Жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс.50:19). В сокрушенном сердце почивает Бог. «...Приступающие просить Небесного Царя об оставлении греховного долга должны иметь неисповедимое сокрушение» (Леств.28:24). По словам преподобного Никиты Стифата, «не лицами, не внешним видом и не словами характеризуется истина, и не в них почивает Бог, но в сердцах сокрушенных, в духах смиренных и в душах, просвещенных боговедением» (Добр. Т.5. С.120–121).

Говоря о сокрушении сердца, необходимо объяснить, каким образом сокрушается сердце и что представляет собою само это сокрушение. Преподобный Марк Подвижник, начиная со слов о том, что «без сокрушения сердца невозможно совершенно избавиться от зла», определяет, что именно может сокрушить его: «сердце же сокрушается от тройственного воздержания, именно от сна, пищи и телесного покоя» (Добр. Т.1. С.559). Старание человека воздерживаться от всех этих вещей помогает ему приобрести сокрушение сердца. Телесный покой способствует сладострастию, которое принимает лукавые помыслы. Точно так же сердце делают сокрушенным «уединение разумное и молчание от всех» (Св. Григорий Синаит. Добр. Т.5. С.202). Преподобный Марк Подвижник, возвращаясь к этому предмету, подчеркивает, что «бдение, молитва и терпение находящих (неприятностей, бед, скорбей) суть стертие (сокрушение), не одни раны наносящее, но полезное (ανεπηρέαστοος και επωφελής) для сердца» (Добр. Т.1. С.521). Телесное утомление и лишение необходимых вещей создают сердечную боль, полезную и спасительную для человека. Филофей Синайский, подчеркивая, что надлежит отлагать всякое попечение, чтобы смирить возношение сердца, обращает внимание на те способы, которыми этого можно достигнуть. Сердце сокрушается и смиряется воспоминанием жизни Адама до падения и памятью о всех грехах от юности (разумеется, кроме плотских грехов, поскольку «воспоминание о них опасно»). Эта память о грехах «и слезы рождает, и ко всесердечному благодарению Бога подвигает нас, как и всегдашняя действенная (до чувства доводимая) память о смерти, которая притом рождает и плач радостный со сладостию и трезвение ума». Сверх того, истинно смиряют душу воспоминание о страстях Господа Иисуса и великие Божий благодеяния, оказанные нам (Добр. Т.2. С.406). Плотской, то есть находящийся далеко от Бога, человек отличается жестокостью и грубостью сердца. Когда же он очистится от страстей и придет в сокрушение, то становится чувствительным и смягчается.

Святые отцы описывают и вредоносное сокрушение. Согласно преподобному Марку Подвижнику, «есть стертие (сокрушение) сердца правильное и полезное – к умилению его, и есть другое, беспорядочное и вредное, – только к поражению» (Добр. Т.1.С.521). Полезное сокрушение совершается в духе умиления и в молитвенной атмосфере, то есть сердце сокрушенное непрестанно молится Богу. Оно не отчаивается, но уповает на великую любовь и человеколюбие Божие. Следовательно, признак такого сокрушения – надежда. Преподобный Симеон Новый Богослов, как опытный духовный врач, знает, что «безмерное и безвременное сокрушение сердца... омрачает и возмущает ум. Оно изгоняет из души чистую молитву и умиление, а всаждает в нее болезненное томление сердечное. Отсюда жесткость и нечувствие безмерное, а чрез это демоны обыкновенно отчаяние наводят на взявшихся жить духовно» (Добр. Т.5. С.17). Итак, сокрушение, не связанное с умилением и молитвою, лишь еще сильнее помрачает человека и создает обстановку, подходящую для того, чтобы диавол вверг его в отчаяние и безнадежность. Подлинное же смирение, не приносящее сердцу вреда, отличается, напоминаем, присутствием молитвы, сокрушения и упования на Бога.

Сокрушение сердца совершается в молитве и приводит ко множеству результатов. Анонимный исихаст так описывает преимущества этого спасительного делания:

«Сокруши, о монах, сердце свое молитвою, чтобы сила сатанинская была совершенно сокрушена в сердце твоем...

Как человек боится взять рукою раскаленное и искрящееся железо, так и диавол боится сокрушения сердца. Ибо сокрушение сердца наголову сокрушает лукавство его.

Если на пребывающее в покое и несокрушенное сердце нападет диавольское мечтание, то образ сего мечтания тотчас же бывает принят сердцем и глубоко напечатлевается в нем; но в сокрушенном сердце нет места никакому мечтанию.

От сердечного сокрушения бежит всякое сатанинское лукавство, им сожигается всякое бесовское действо...

Сокруши сердце свое молитвою, чтобы сокрушен был грех в сердце твоем...

Диавол увидел сердце, уязвленное молитвенным сокрушением. Тотчас вспомнил он раны Христовы, понесенные за человека, и потому затрясся и убоялся.

Итак, возлюбленный, сокруши диавола сокрушением сердца твоего, чтобы победоносно войти в радость Господа твоего.

Сокруши сердце свое молитвою, чтобы сокрушился на бесчисленные части сатана, прельщающий тебя»⁵⁴.

Чтобы дать некое истолкование сокрушению сердца, необходимо упомянуть о сердечной боли. Здесь прежде всего надо сказать, что под сердечной болью мы понимаем главным образом боль духовного сердца. Духовное сердце страдает и болит. Если причина заключается в благодати Божией, то от этого не будет вредных последствий для плотского сердца. Это значит, что когда духовное сердце, проходя через покаяние, сокрушается, скорбит, страдает от радостной печали, а сердце телесное следует этому естественному процессу, то это не имеет для него никаких последствий. В таких случаях кардиологи обычно не находят никаких болезненных признаков, и это именно потому, что у страдающего от сердечной боли плотское сердце не становится больным.

Сердечная боль необходима, поскольку без нее будет «притворным и суетным» даже очень строгое подвижничество (Леств.7:64). И, разумеется, эта сердечная боль, столь необходимая для духовной жизни, возможна только тогда, когда человек не насыщается телесной пищей. Ведь, говорит преподобный Марк, «как с волком не сходится овца для деторождения, так с сытостью – болезнование сердечное для зачатия добродетелей» (Добр Т.1.С.560). Через сердечную боль происходит зачатие всех добродетелей, христианская же жизнь без боли является притворной.

Сердечная боль необходима для спасения: «Надобно знать, что верный признак подвига и вместе условие преуспеяния чрез него есть приболезненность. Неболезненно шествующий не получит плода. Болезнь сердечная и телесный труд приводят в явление дар Духа Святого, подаваемый всякому верующему во святом крещении, который нашим нерадением об исполнении заповедей погребается в страстях, по неизреченной же милости Божией опять воскрешается в покаянии. Не отступай же от трудов из-за болезненности их, чтобы не быть тебе осуждену за бесплодие и не услышать: «Возьмите от него талант»(Мф.25:28). Всякий подвиг, телесный или душевный, не сопровождаемый болезненностью и не требующий труда, не приносит плода: «Царствие Божие нудится, и нуждницы восхищают е» (Мф.11:12). Многие много лет неболезненно трудились и трудятся, но ради безболезненности этой были и суть чужды чистоты и непричастны Духа Святого, как отвергшие лютость болезней. В небрежении и расслаблении делающие трудятся будто и много, но никакого не пожинают плода по причине безболезненности. Если, по пророку, не сокрушатся чресла наши, изнемогши от постных трудов, и если мы не водрузим в сердце болезненных чувств сокрушения и не возболезнуем, как рождающая, то не возможем родить дух спасения на земле сердца нашего, как написано: Многими скорбями подобает нам внити в Царствие Небесное (Деян.14:22)^**.

Греческий перевод писем Феофана Затворника местами далеко отступает от русского текста, поэтому, чтобы мысли владыки Иерофея стали более понятными, целесообразно привести ту же цитату в обратном переводе с греческого: «Следует знать, что верное свидетельство подвижничества и одновременно условие преуспеяния – это боль, мука, то есть ощущение нашего постыдного грешного состояния, когда мы с плачем и рыданием падаем перед лицом Иисуса, как кровоточивая жена припала к ногам Его в доме Симона прокаженного в Нифании, чтобы услышать: «прощаются тебе грехи твои». Не чувствующий боли не приносит плода, как говорит Исаак Сирин: «Молитва без боли – как недоношенное дитя перед Богом». Сердечная боль и телесный труд являют благодать Святаго Духа, доставляемую каждому верующему в святом крещении, которая погребается страстями из-за нашего небрежения об исполнении божественных заповедей, но по невыразимому великодушию Божию вновь воскресает, когда мы покаемся. Не отступай перед многими трудами из-за их болезненности, чтобы не быть осужденным за свое бесплодие и не услышать: «Возьмите у него талант!» (Мф.25:28). Каждое достижение, духовное или телесное, которое не сопровождается трудом и усталостью, не приносит плода: «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф.11:12). Много есть таких, которые много лет трудились и трудятся безболезненно, но из-за своего нечувствия боли они остаются чуждыми чистоте и непричастными Святому Духу, как отрекшиеся от муки, необходимой для подвига. Те, кто действует с беспечностью и безразличием, может быть, как им кажется, прилагают очень много усилий к своим делам, однако они собирают мало плодов из-за того, что трудятся без боли. Если, как говорит пророк, мы не сокрушим свои чресла, не выбьемся из сил от трудов поста и не восстановим в сердцах наших чувства боли и сокрушения о наших позорных и зловонных грехах, а также скверных чувствах и мыслях, не испытаем мук роженицы, то невозможно в земле сердца нашего родиться спасительному духу, как написано: «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян.14:22)"⁵⁵.

Если эта боль духовного сердца, которую, не испытывая вреда, ощущает и сердце плотское, развивается в соответствии с требованиями православного предания, то она необходима для нашего спасения, поскольку помогает собрать вместе все силы нашей души. Тогда ум с большей легкостью пригвождается к сердцу и обращается на него. Эта боль, в каком-то смысле представляющая собою некую рану, во многих случаях сочетается с рыданием. Тогда человек разрывается от слез, соединенных с рыданиями. Это и называется рыданием. Из творений святых отцов нам хорошо известно, что эта рана, приводящая к спасению, более чувствительна, нежели рана телесная. Человек, переживающий сокрушение сердца, переносит большую боль, нежели получивший телесное увечье. Однако, как будет видно дальше, сокрушение является причиною и невыразимого наслаждения.

Характерны слова Феофана Затворника об этой ране, причине вышеестественной боли: «Позаботьтесь только при этом не в голове быть вниманием, а в сердце, и будьте там не только во время стоянья на молитве, но и во всякое время. Потрудитесь образовать в сердце будто болячку какую... Труд постоянный скоро сделает это. Тут ничего нет особенного. Это натуральное дело (то, что болячка – болезнование покажется). Но и от этого собранности более будет. А главное то, что Господь, видя труд, дарует помощь и Свою благодатную молитву. Тогда пойдут в сердце свои порядки»^***.

По свидетельству преподобного Иоанна Синайского, основанному, вероятно, на его собственном опыте, у некоторых эта вышеестественная боль была столь велика, так сильно болело сердце, что уста их чувственным образом извергали кровь: «Видел я в некоторых крайний предел плача: от скорби болезненного и уязвленного сердца они чувственным образом извергали кровь из уст. Видев это, я вспомнил сказавшего: уязвен бых яко трава, и изсше сердце мое (Пс.101:5)» (Леств.7:65).

Следствием этой боли является и истечение слез. Господь назвал блаженными плачущих: Блаженны плачущие, ибо они утешатся (Мф.5:4). Таким образом, плач по Боге и происходящие от него слезы заповеданы нам Христом. Слезы – это образ жизни. Если образом жизни можно назвать покаяние и плач, то это относится и к слезам, которые струятся из кающегося и сокрушенного сердца. Говоря о слезах, необходимо заметить, что существуют внутренние слезы сердца и внешние, телесные слезы. Сердце часто плачет, умываясь реками слез. Подвижник духовной жизни, проникнутый духом православного предания, многократно «вынуждает» сердце плакать. В большинстве случаев эти сердечные слезы обнаруживают себя внешне. Иногда они бывают и тайными. Давайте же рассмотрим ценность слез.

Святые призывают христианина плакать, поскольку при этом сердце очищается и приобретает духовную чувствительность, избавляясь от ожесточения и окаменения. Преподобный Исаак призывает: «Омочи ланиты твои слезами очей твоих...» (Исаак Сирин. Указ. соч. С.353). Более того, тот же святой призывает просить Марфу и Марию научить нас «плачевным гласам» (там же). Преподобный Нил Подвижник учит молиться прежде всего о приобретении слез: «Прежде всего молись о получении слез» (Добр. Т.2. С.208). Точно так же слезы необходимы для того, чтобы могло исполниться любое наше прошение (Преп. Нил Подиижник. Добр. Т.2. С.208).

Ценность слез велика. Характерны слова отцов, не понаслышке знакомых с этой реальностью. Слезы – это крещение. «Источник слез после крещения больше крещения, хотя сии слова и кажутся несколько дерзкими» (Леств.7:6). Слезы – это признак возрожденного человека. По словам аввы Пимена, «плач – это путь, переданный нам Писанием и отцами, говорящими: «Плачьте. Нет иного пути, кроме этого"» (Γεροντικόν. Σ96, ριθ᾿). Это, как мы сказали чуть выше, образ жизни. Нам невозможно познать себя без слез, ибо если мы осознаем свою греховность (а это является свидетельством пребывания внутри нас божественной благодати), если приобретем дар самопознания и самоосуждения, то сразу же начинаем плакать. Ведь «никто не должен оставить своего мертвеца и идти плакать о чужом»⁵⁶. Слезы у человека свидетельствуют о том, что Христос коснулся очей его и он прозрел умственно (Преп. Марк Подвижник. Добр. Т.1. С.521). Слезы отверзают очи души. Они необходимы еще и потому, что, согласно учению аввы Арсения, человек в любом случае когда-нибудь будет плакать. Кто плачет здесь по собственной воле, не будет плакать в другой жизни. Напротив, тот, кто не плачет здесь, «вечно будет плакать там» (Γεροντικόν. Σ111, μα᾿).

Преподобный Симеон Новый Богослов, которого, как и некоторых других, можно назвать богословом слез, говорит, что слезы есть знак жизни. Младенцы, появляясь на свет из чрева матери, плачут, и это является признаком жизни. То же самое относится и к духовному рождению. Слезы есть признак возрожденного человека. Если младенец не заплачет, то становится ясным, что он мертв. Следовательно, по словам Симеона Нового Богослова, «плач вместе со слезами суть от рождения спутники человеческой природы» (SC. Vol.113. Р.184). Преподобный отметил это, поскольку в его время многие утверждали, что по природе люди разнятся между собой и, следовательно, не все могут плакать. Однако это не так. В заключение святой говорит, что, как еда и питье необходимы для тела, столь же необходимы и слезы для души. Тот, кто не плачет ежедневно и ежечасно, «голодом растлевает и губит душу» (там же). Когда же человек приобретет благое произволение, усердие, терпение, смирение и любовь к Богу, тогда «душа, ныне подобная камню, сделается источником слез» (там же, р.180). И, конечно, преподобный приводит найденные им в Священном Писании указания на то, что некоторые люди, крестившиеся во взрослом возрасте и умиленные нашествием Все-святого Духа, плакали «не мучительными и болезненными слезами, но, благодаря действию и дару Святого Духа, сладчайшими паче меда, и так безболезненно и тихо истощивши их через очи» (там же, р.182).

Из всего этого ясно, что, с одной стороны, слезы необходимы для нашей духовной жизни и, с другой – что они сами суть образ жизни и пища души. Ясно и то, что существует много видов слез. На это последнее обстоятельство мне и хотелось бы обратить внимание читателя.

Никита Стифат, ученик Симеона Нового Богослова, учит, что иные слезы проливаются от покаяния, и иные – от божественного умиления. Первые походят на реку, которая потопляет и разрушает все твердыни греха, вторые же бывают как дождь для нив и роса для злаков, «питая клас ведения и делая его многозеренным и многоприплодным» (там же). Тот же автор подчеркивает, что излияние слез иногда доставляет сердечному чувству горесть и болезнование, а иногда – радость и веселие. Слезы покаяния приносят горечь и боль, слезы же чистого сердца, достигшего свободы от страстей, суть слезы наслаждения и несказанной сладости (Добр. Т.5. С.100). Почти такая же разница существует между слезами, происходящими от божественного страха и от божественной любви, έροτος (Свв. Каллист и Игнатий Ксанфопулы. Добр. Т.5. С.380).

Слезы приносят много плодов. Они очищают сердце человека от скверны греха и в дальнейшем просвещают его. Отцы учат, что диавол, войдя в человеческую душу, напечатлевает там образы, после чего удаляется, оставив в сердце образ греха. Этот образ уничтожается слезами, которые омывают сердечное место и изгоняют облако, сокрывшее сердце человека. Следовательно, с помощью слез достигается очищение от грехов. Авва Пимен учит, что «желающий избавиться от грехов избавляется от них рыданием (κλαυθμω)» (Γεροντικόν. Σ96, ριθ᾿). В другом месте тот же святой призывает: «Будем плакать пред лицем благости Божией со всякой болезнью, пока не пошлет Он нам милость Свою» (там же, Σ96, ρκβ᾿). Поэтому там, где присутствует плач, нет и следа злословия или осужденияг (Κλιμαξ. Σ77, ιβ᾿). Действительно, засвидетельствовано всем опытом Церкви, что как вода смывает буквы, так и слеза может смыть грехи (Леств.26:229). Благодаря слезам приходит Всесвятой Дух, который почивает в сердце, очищая нас и омывая от скверны порока (Исаак Сирин. Указ. соч. С.353).

Слезы не только очищают, но и просвещают душу. В самом деле, благодать Божия, приходящая через покаяние, озаряет и освящает сердце человека. Бездна плача, то есть великий плач, ожидает утешения. Слезами достигается чистота сердца, чистое же сердце получает просвещение (έλλαμψις) «Просвещение же есть неизреченное действие, неведомым образом разумеваемое и невидимо зримое». С плачем приходит утешение, согласно Христовой заповеди-блаженству. Это утешение «есть прохлаждение болезнующей души... Заступление есть обновление души, погруженной в печаль, которое чудным образом превращает болезненные слезы в радостные» (Леств.7:57). Никита Стифат также учит, что никто не может в меру своих сил достичь уподобления Богу, «если он наперед теплыми слезами не смоет приразившейся к нему тины греховной и не прилепится к исполнению святых заповедей Христовых». Таким образом он отвергает безобразие (Добр. Т.5. С.150) и приобретает способность вкусить славы Божией.

Конечно, святые отцы обращают внимание и на слезы прелести. В некоторых случаях слезы могут производиться и диаволом. Если человек плачет и после превозносится, то он находится в прелести. Поэтому отцы заповедуют не гордиться, если наша молитва сочетается со слезами. «Не возносись, проливая слезы в молитве твоей» (Преп. Марк Подвижник. Добр. Т.1. С.521). Никому не следует превозноситься, считая себя стоящим гораздо выше, чем другие. Слезы нужны для того, чтобы ими смывалась скверна страстей. Если же мы забудем об этой цели и возгордимся, то можем впасть в помешательство: «Многие, проливая слезы о грехах, забывали цель слез и, вознеистовствовав, совратились (с правого пути, или с ума сошли)» (Преп. Нил Подвижник. Добр. Т.2 С.208).

Существует много видов слез. Это слезы сочувствия, слезы эгоистические, сатанинские, Божий и т. д. Однако нам следует подвизаться ради того, чтобы преобразить даже и сочувственные слезы. Отцы Церкви заповедали нам плач. Если даже в плаче содержится элемент эгоизма, то он может быть преображен и может внести свой вклад в дело спасения с помощью самоосуждения, если мы обратим свое внимание на себя, на свои грехи, если прекратим беседы с другими и начнем беседовать с Богом, видя свое собственное ничтожество.

Убежден, что ужасное состояние, в котором пребывают многие люди, связано с тем, что мы утратили плач. Мы не плачем. Вот почему, когда мы испытываем бремя различных трудностей, когда нервы наши на пределе, а все наше внутреннее состояние выглядит жалким, нам следует стараться плакать с помыслами самоосуждения. Если сделать такую попытку, то и Бог пошлет нам Свою благодать, так что слезы сделаются для нас образом жизни и сердце будет очищаться от страстей.

Покаяние, плач, сокрушение теснейшим образом связаны с огнем, который рождается в сердце. Покаяние становится ощутимым, когда Святой Дух возжигает огнь в сердце человека. Об этом огне, который загорается в сердце, Господь сказал: «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он у же возгорелся!» (Лк.12:49). Как мы увидим в дальнейшем, сердце воспламеняется, в том числе и из-за наличия страстей, когда Христос приближается к нему. Это тот жар, который ощутили ученики, направляясь в Эммаус: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание? (Лк.24:82).

Когда этот огонь уничтожит сердечные страсти, то переживается как свет. Апостол Павел, обладавший этим опытом, писал, что Господь осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения (1Кор.4:5). Тот же опыт апостол Петр выражает в таких словах: «...доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших» (2Пет.1:19). Вначале сердце переживает благодать Божию как огонь, попаляющий грех и страсти, а затем, когда страсти будут сожжены, воспринимает ее как свет, просвещающий всего внутреннего человека.

Учение о том, что благодать Божия сперва воспринимается как огонь, а впоследствии как свет, рассматривается у Иоанна Синайского, автора Лествицы. Преподобный говорит, что пренебесный огонь, входя в сердце, одних опаляет по недостатку очищения, а других просвещает «по мере совершенства». Ведь «один и тот же огнь называется и огнем поядающим, и светом просвещающим. Посему одни отходят от молитвы как исходящие из разжженной печи, ощущая облегчение от некоторой скверны и вещества; а другие – как просвещенные светом и облеченные в сугубую одежду смирения и радования» (Леств.28:51). Огонь, ощущаемый сердцем человека, часто чувствует и тело. Тогда человеку кажется, что он находится в аду и горит в адском пламени. Это важное и спасительное ощущение, поскольку такое покаяние исцеляет душу. И чем чувствительнее этот огонь покаяния, тем больше создается условий для созерцания нетварного света.

Бог есть огнь поядающий, согласно апостолу Павлу: «...потому что Бог наш есть огнь поядающий» (Евр.12:29). Преподобный Иоанн Лествичник говорит, что всякий труд наш есть пред нами, дондеже внидет во святилище наше огнь оный Божий (Пс.78:16). Бог же наш есть огнь поядаяй (Евр.12:29) всякое разжжение и движение похоти, всякий злой навык, ожесточение и омрачение, внутреннее и внешнее, видимое и помышляемое» (Леств.26:8).

Покаяние – это дело и время благодати, но и нам следует помогать приходу истинного покаяния, то есть огня Божия, в наше сердце. Вообще вся подвижническая жизнь – это синергия божественной и человеческой воли. Отцы учат, что мы очищаемся от страстей «или произвольными трудами, или невольными скорбями». Произвольные труды – это плач по Боге, то есть покаяние, ощущение покаянного огня. Невольные скорби – это различные испытания, бывающие в нашей жизни. «Когда то, что от воли, предупредит сделать требуемое, тогда не встречается нужды в том, что не от воли» (Св. Никита Стифат. Добр. Т.5. С.114).

Поэтому нам надлежит подвизаться, чтобы взрастить в своей душе покаяние, огнь Божий, и тем самым избавиться от невольных скорбей. Этот огнь покаяния и происходящую от него теплоту должно всегда сохранять в сердце. Диавол страшится монаха, проводящего жизнь в плаче, и не решается приблизиться к нему. Поэтому верный и мудрый инок есть тот, кто «горячность свою сохранил неугасимою и даже до конца жизни своей не переставал всякий день прилагать огонь к огню, горячность к горячности, усердие к усердию и желание к желанию» (Леств.1:27).

Чистая молитва рождается в сердце, в котором есть этот огонь. Поэтому одно из прошений нашей молитвы – о пришествии огня, который, с одной стороны, попалил бы наши грехи и страсти, а с другой – дал бы нам чистую молитву. «Огнь, пришедши в сердце, воскрешает молитву», и результатом этого бывает сошествие огня в горницу души (Леств.28:45). Поэтому ясен призыв не оставлять молитвы, пока не отошли от нас огнь благодати и вода слез (Леств.28:49).

Именно этот благословенный огонь, который возжигается в сердце с пришествием благодати, в сочетании с покаянием и слезами приносит нам духовное возрождение. С помощью этого огня преображается все наше внутреннее состояние, изменяются даже проявления телесной активности. Феофан Затворник пишет: «Когда сердце ваше затеплится теплотою Божиею, с того времени начнется собственно внутренняя ваша переделка. Огонек тот все в вас пережжет и переплавит, иначе сказать – все одухотворять начнет, пока совсем одухотворит. Пока не придет тот огонек, одухотворения не будет, как ни напрягайтесь на духовное. Стало быть, теперь все дело – достать огонька. И извольте на сие направить весь труд.

Но сие ведайте, что огонек не покажется, пока страсти в силе, хоть им и не поблажают. Страсти – то же, что сырость в дровах. Сырые дрова не горят. Надо со стороны принести сухих дровичек и зажечь. Они, горя, начнут просушивать сырость и по мере просушивания зажигать сырые дрова. Так понемногу огонь, гоня сырость и распространяясь, обымет пламенем и все дрова положенные.

Дрова наши суть все силы души нашей и все отправления тела. Все они, пока не внимает человек себе, пропитаны сыростью – страстями и, пока страсти не изгнаны, упорно противятся огню духовному. Они проходят и в душу, и в тело, забирают и самый дух – сознание и свободу – в свою власть и, таким образом, господствуют над всем человеком. Как они в стачке с бесами, то чрез них и бесы господствуют над человеком, мечтающим, однако ж, что он сам себе господин.

Вырывается из сих уз прежде всего дух. Благодать Божия исторгает. Дух, преисполняясь под действием благодати страхом Божиим, разрывает всякую связь со страстями и, раскаявшись в прошедшем, полагает твердое намерение угождать прочее единому Богу и для Него единого жить, ходя в заповедях Его» (Умное делание. С.84–85. Греческий перевод этой цитаты в общем соответствует подлиннику, однако в последнем абзаце вместо слова «дух» употребляется слово «душа» (ψυλή). См.: Νοερα άθλησις. Σ.97–98. – Прим. пер.).

Тот же подвижник пишет об этом благословенном огне: «Воспринимается, по словам Варсануфия, огнь, который воврещи на землю пришел Господь, и в этом огне начинают перегорать все силы естества человеческого. Если долгим трением возбудите вы огнь и вложите его в дрова, – дрова загорятся и, горя, будут издавать треск и дым, пока перегорят. Перегоревшие же являются проникнутыми огнем, издавая приятный свет, без дыма и треска. Точь-в-точь подобное же происходит и внутри. Огнь воспринят, начинается перегорание. Сколько при этом дыма и треска – знают испытавшие.

Но когда все перегорит – дым и треск прекращаются и внутри качествует только свет. Состояние это есть состояние чистоты; до него долгий путь. Но Господь многомилостив и всесилен... Очевидно, что тому, кто воспринял огнь ощутительного общения с Господом, предлежит не покой, а труд многий, но труд сладкий и плодный; доселе же он был и горек, и малоплоден, если не совсем бесплоден» (Умное делание. С.65–66).

По мере того как благодатный огонь сжигает страсти, он все больше воспринимается как свет, просвещающий сердце. Исихий Пресвитер учит, что «как невозможно, чтобы у того, кто взирает на солнце, не блистали сильно зрачки, так невозможно не светиться и тому, кто всегда проникает в воздух сердца» (Добр. Т.2. С.180). Естественно, что сердце, не принимающее виды, образы и мечтания лукавых духов, «рождает из себя помыслы световидные». Уголь рождает пламя. «Так много паче обитающий от святого крещения в сердце нашем Бог, если находит воздух сердца нашего чистым от ветров злобы и охраняемым стражбою ума, возжжет мысленную силу нашу к созерцанию» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.179). «Сердце, совершенно отчуждившись от мечтаний, станет рождать помышления божественные и таинственные, играющие внутри его» (Добр. Т.2. С.192). Сердце становится орудием Всесвятого Духа и приобретает ведение Бога. Все мысли и действия человека, чье сердце избавилось от страстей и мечтаний, являются богословскими. Весь человек являет собою богословие. Богословием исполнены его речь и молчание, деятельность и покой. В чистом сердце, этом «месте Божием», или «сердечном небе» (Св. Филофей Синаит. Добр. Т.3. С.402), сияет Солнце правды.

Мы уже говорили об огне, входящем в сердце, в «святилище Божие». Присутствие огня создает теплоту в сердце и теле. Ведь огонь вообще обладает способностью греть. Блаженный Диад ох Фотикийский выражает сущность этой теплоты, возникающей в сердце. «Когда душа, – говорит он, – придет в познание себя самой, тогда она и из себя самой износит некую боголюбивую теплоту. Такая теплота легко ослабевает. Однако теплота, происходящая от Святого Духа, является мирной и не престает». Она «вовне сердца не порывается, но сама собою всего человека обвеселяет любовию некою безмерною и радостию». Первая теплота является естественной, вторая же – духовной (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.49). Именно теплота, если она бьет ключом, собирает ум человека, благодаря чему совершается чистая молитва. Подвижнику этого умного делания следует знать, что духовная теплота есть приходящая «не с десной и не с шуей стороны или свыше, но в сердце источающаяся, как источник воды от животворящего Духа. Сию единую в сердце своем возжелай обрести и стяжать, блюдя свой ум немечтательным и обнаженным от разумений и помыслов» (Св. Григорий Синаит. Добр. Т.5. С.225–226). Проявление этой теплоты в нашем сердце имеет важное значение, поскольку благодаря этому там будут собраны силы нашей души и начнет совершаться непрестанная молитва. Феофан Затворник учит: «Огонек сей есть дело благодати Божией, но не особенной, а общей всем. Он является вследствие известной меры чистоты во всем нравственном строе человека ищущего. Когда затеплится сей огонек или образуется постоянная в сердце теплота, тогда бурление помыслов останавливается. Бывает с душою то же, что с кровоточивою: ...ста ток крове ея (Лк.8:44). В этом состоянии молитва больше или меньше подходит к непрестанной. Посредницею ей служит молитва Иисусова. И это есть предел, до которого может доходить молитва, самим человеком творимая. Думаю, что все сие вам очень понятно.

Далее в сем состоянии дается молитва находящая, а не самим человеком творимая. Находит дух молитвы и увлекает внутрь сердца – все одно, как бы кто взял другого за руку и силою увлек его из одной комнаты в другую. Душа тут связана стороннею силою и держится охотно внутри, пока над нею есть нашедший дух. Знаю две степени сего нахождения. В первой – душа все видит, сознает себя и свое внешнее положение, и рассуждать может, и править собою, может даже разорить сие состояние свое, если захочет. И это вам должно быть понятно.

У святых отцов, и особенно у преподобного Исаака Сирина, указывается и другая степень даемои или находящей молитвы. Выше показанной стоит у него молитва, которую он назвал экстазом, или восхищением» (Умное делание. С.33–34).

Согласно приведенным выше словам блаженного Диадоха, существует некая естественная теплота. Итак, есть два вида теплоты: естественная и вышеестественная. Об этом, как и о плодах, приносимых вышеестественной теплотой, опять-таки пишет Феофан Затворник: «Теплота настоящая – дар Божий; но есть и натуральная теплота, плод собственных усилий и свободных настроений. Они отстоят друг от друга, как небо от земли. Какая у вас – это не видно. После откроется. «Мысли утомили, не дают установиться вниманием перед Богом». Это знак, что ваша теплота не Божия, а своя. Первый плод Божией теплоты есть собрание мыслей воедино и устремление их к Богу неотходное. Тут бывает то же, что с кровоточивою. У той «ста ток крове...», а тут останавливается ток помыслов. Что же нужно? Держа свою натуральную теплоту, ни во что ее вменять, а только приготовлением некиим к Божией теплоте почитать; затем болезновать о скудости Божия действия в сердце и в болезни молить Господа непрестанно: «Милостив буди! Не отврати лица Твоего!... Просвети лице Твое!...» К этому усугубить лишения телесные... в пище, сне, труде и подобное. Все же дело предать в руки Божий» (Умное делание. С.76).

С другой стороны, надо заметить, что здесь, как и во многих других случаях, диавол способен доставить сердцу некую теплоту, чтобы отвлечь внимание человека от Бога. Когда возникшая теплота отвлекает внимание от Бога, а молитва утрачивает чистоту, так что человек может возгордиться, это является признаком сатанинского происхождения теплоты. Мудрый и добрый подвижник не восхищается собою, не позволяет уму утратить чувство греховности, опыт покаяния и неутолимое памятование о Боге посреди глубокого смирения.

В любом случае теплота молитвы передается и телу. Григорий Палама, возражая на утверждение Варлаама, что будто бы тело не принимает участия в молитве и что надлежит умертвить страстную часть души, говорит, что отеческое и православное учение не таково. Залог будущих благ получает не только душа, но и тело (Свт. Григорий Палама. Триады... С.95–96). Возрождение души влечет за собою и возрождение тела. Плач (πένθος) не ограничивается только душой, но «переходит от нее на тело и телесное чувство» (там же, с.96). Благодать Божия, находящаяся в душе, переходит и на тело. В качестве доводов святитель приводит взятый из Писания пример с Моисеем, чье лицо просияло, и Стефана, чье лицо казалось лицом ангела (там же, с.95). То же самое относится и к теплоте: теплота души переходит и на тело. «Так в напряженной молитве, когда разгорается нечувственный огонь, зажигается умопостигаемая лампада и томление ума вспыхивает воздушным пламенем духовного виденья, тело тоже странно легчает и разогревается до того, что... при взгляде на него кажется словно вышедшим из жара чувственной печи» (там же). Видящие такого человека чувствуют это. Даже пот Христа «уже говорит о том, что от упорного моления к Богу в теле возникает ощутимый жар» (там же, с.95).

Такая теплота столь необходима для духовной жизни, что преподобный Иоанн Лествичник советует в случае утраты этой блаженной и вожделенной теплоты прилежно исследовать, по какой причине мы ее лишились, и на эту причину обратить «весь труд свой и все прилежание» (Леств.1:12,5).

Присутствие в сердце благодати обнаруживается и во взыгрании сердца. Это признак здравия сердца. Святитель Григорий Палама, приводя в пример Василия Великого и Афанасия Великого, говорит, что взыграние сердца, когда оно «играет, как бы прыгая от восторга любви к добру», является признаком благодати (Свт. Григорий Палама. Триады... С.59). В другом месте святитель говорит, что «когда душа играет и как бы подпрыгивает от неудержимой любви к единому Желанному, вместе с ней приходит в движение и сердце, духовными взыграниями показывая причастие благодати и словно устремляясь отсюда к встрече Господа, по обетованию, с телом на облаках» (там же, с.94). Таким образом сердце играет, устремляясь к встрече Господа, когда Он явится на облаках. Еще сейчас оно приуготовляется к встрече Небесного Царя.

Таким путем можно исцелить сердце, очищая его от скверны греха. Страсти преображаются. Они служат уже не диаволу и делам греха, но Господу. Таким образом сердце человека очищается и приготовляется к лицезрению Бога. Далее мы рассмотрим это очищение сердца и его последствия для человека.

Господь сказал: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф.5:8). Иаков, брат Господень, призывает: «Исправъте сердца, двоедушные» (Иак.4:8). А апостол Петр заповедует: «Постоянно любите друг друга от чистого сердца» (1Пет.1:22).

Чистое сердце видит Бога «и сущие в Нем сокровища» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.224). Оно видит Бога, Который является «крайним пределом благ» (Φιλοκαλία T.В'. Σ85, π᾿). Внешний, телесный подвиг служит образом Ветхого Завета, в то время как чистота сердца – это образ Евангелия Нового Завета. Пост, воздержание, жесткое ложе, стояние, бдение и прочие телесные подвиги хороши потому, что они успокаивают страстную часть тела, препятствуя греховным движениям. Это обучение нашего внешнего человека и охранение его от страстных дел. В то же время они защищают и от мысленных грехов. Однако «чистота сердечная, то есть блю-дение и охранение ума, коего образом служит Новый Завет... все страсти и всякое зло отсекает от сердца, и искореняет из него, и вместо того вводит в него радость, благонадежие, сокрушение, плач, слезы, познание себя самих и грехов своих, памятование смерти, истинное смирение, безмерную любовь к Богу и людям и божественное рачение сердечное» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2 С.181).

Святые отцы, не пренебрегая внешними телесными подвигами, которые, несомненно, полезны для обучения, уделяют большее внимание внутренней чистоте, чистоте сердца. Внешние подвиги приготовляют почву для возрастания подвижничества внутреннего. Если же человек пребывает во внешних подвигах и не переходит ко внутренним, он переживает этап Ветхого Завета. Старание очистить сердце состоит в изгнании из сердечного воздуха облаков лукавства, чтобы мы могли увидеть Солнце правды, Христа, «и сколько-нибудь просветиться в уме словами величествия Его» (Св. Филофей Синаит. Добр Т.3. С.404).

Но что такое чистое сердце и каково оно? Такое сердце описывает преподобный Симеон Новый Богослов. Он говорит, что чисто такое сердце, которое не испытывает беспокойства ни от какой страсти и не помышляет ничего лукавого либо житейского и в котором постоянно содержится памятование о Боге вместе с неудержимой любовью (SC. Vol.51. Р.89. 32). Чисто такое сердце, которое, будучи восхищенным, «видит залоги обетованных святым благ и сами вечные блага, насколько человеческое естество способно вместить их... » (там же, P.90. 35) Другие отцы также говорят о чистом сердце. Чисто такое сердце, где нет никаких естественных движений и где Бог, как на скрижали, пишет закон Свой (Св. Максим Исповедник. Φιλοκαλία T.В'. Σ85, φα᾿). Чистое сердце вовсе не позволяет помыслам входить в душу (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.200). Чист сердцем тот, «кого сердце не зазрит в нарушении заповеди Божией, или в нерадении, или в приятии вражеской мысли» (Преп. Феодор. Добр. Т.3. С.340. Гл.86). Чистота сердца существует тогда, когда человек подвизается, чтобы вовсе не осуждать блудницу, грешников или бесчинных, но на всех смотреть чистыми глазами, «никого не уничижать, не судить, никем не гнушаться, не делать различия между людьми»⁵⁷. А святой Макарий обращает внимание на признак чистого сердца: «Если увидишь одноглазого, не осуждай его в сердце своем, но смотри на него, как на здорового; взирай на имеющего увечную руку так, как если бы она не была покалечена; на хромого – как на прямого, на расслабленного – как на здравствующего» (там же).

Как достигается чистота сердца, по сути дела представляющая собою исцеление его от страстей? Святитель Григорий Палама, рассматривая богословское учение о том, что энергия души заключается в помыслах, а сущность – в сердце, говорит, что энергия ума, состоящая в помыслах, легко очищается однословной молитвой. Однако при этом никто не должен думать, что очистился совершенно, если не очистятся все силы его души и сущность ума, пребывающая в сердце. Подумав так, человек прельщается. Когда человек видит нечистоту своего сердца, то должен воспользоваться, наряду с молитвой, и всеми другими средствами. Деланием очищается деятельная часть, ведением – познавательная, молитвою – созерцательная, и таким образом человеком достигается «истинная, совершенная и прочно установившаяся чистота сердца». Вот почему от подвижника требуется совершенство в делании, постоянное сокрушение, созерцание и молитва в созерцании (Добр. Т.5. С.301–302). По словам преподобного Симеона Нового Богослова, чистота сердца созидается исполнением не какой-либо одной заповеди, но всех заповедей. Но и тогда сердце не сможет очиститься, если на него не подействует Всесвятой Дух. Подобно тому как кузнецу требуются не только инструменты, но и огонь, поскольку без него он ничего не может изготовить, так и человек «все делает, и в качестве инструментов он пользуется добродетелями, которые, однако, при отсутствии духовного огня остаются бездейственными и бесполезными, не очищая скверны и душевной нечистоты» (SC. Vol.51. Р.88–89. 29).

Авва Пимен обращает особое внимание на действие слова Божия. Как вода мало-помалу точит камень, так и слово Божие мягко, сердце же упорно. «Но если человек часто слышит слово Божие, сердце его отверзается для страха Божия» (Γεροντικόν. Σ.101, ρπβ᾿).

Святые отцы особенно выделяют силу молитвы, прежде всего однословной молитвы. Человек очищается молитвою при содействии Всесвятого Духа. Исихий Пресвитер говорит, что «невозможно нам очистить сердце свое от страстных помыслов и изгнать из него мысленных врагов без частого призывания имени Иисус-Христова» (Добр. Т.2. С.163). Призывание имени Иисусова создает радость и тишину в воздухе сердца, однако совершенное его очищение достигается силою Христовой: «Того же, чтобы сердце совершенно очистилось, виновником бывает Иисус Христос, Сын Божий и Бог, всего доброго виновник и творец» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.176). Значение молитвы для преображения страстей и очищения сердца подчеркивают многие отцы (cм. напр.: Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Гл.170,62, 184 // Добр. Т.2. С.194–195,171,198. Свв. Каллист и Игнатий Ксанфопулы. Наставление безмолвствующим. Гл.75 // Добр. Т.5. С.392–393). Кроме того, преподобный Григорий Синаит говорит, что существуют два образа умной молитвы и соединения ума и сердца, «или, вернее, два входа с обеих сторон умной молитвы, совершаемой в сердце духом». Один из них – это когда через призывание имени Христова и через неизменную теплоту в сердце является действие Духа, уничтожающее страсти. Второй же – когда «дух увлекает ум к себе, загоняя его в глубину сердца и удерживая от обычного рассеяния» (Φιλοκαλία T.Δ᾿. Σ.71, α᾿). В любом случае, несомненно, что, когда сердце очистится, в нем постоянно совершается божественная литургия и возносятся песнопения к Богу. Осуществляется то, на что обращает внимание апостол Павел: ...назидая самих себя псалмами и славословиями и песнопениями духовными, поя и воспевая в сердцах ваших Господу (Еф.5:19). Такая молитва наиболее угодна Богу.

Конечно, человеку не следует гордиться даже тогда, когда сердце очистится. Ведь никакая тварь не может быть чище бесплотных существ, то есть ангелов; и, однако, Денница из-за превозношения сделался диаволом, нечистым. «Его высокоумие вменено ему Богом в нечистоту» (Св. Филофей Синаит. Добр. Т.3. С.405). Итак, чистота сердца – вещь очень тонкая, и достигается она великим трудом, главным образом благодаря помощи и действию Божию. Нечистое даже и от гордых помыслов сердце является слепым.

Чистота сердца приносит много плодов. Мы обратим внимание лишь на некоторые из них.

Кто подвизается ради соблюдения чистоты сердечной, «тот наставником в ней будет иметь законоположителя ее Христа, Который таинственно будет изрекать ему волю Свою» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.198).

Чистое сердце испытывает так называемое сердечное безмолвие (Добр. Т.2. С.178), переживает мир Божий. И да владычествует в сердцах ваших мир Божий (Кол.3:15). Чистое сердце побеждает робость. «Кто стяжал чистое сердце, тот победил страхование» (Св. Симеон Новый Богослов. Добр. Т.5. С.19). Чистое сердце не боится ничего, в том числе и смерти, ведь страх смерти – это последствие сердечной нечистоты. Оно освобождается «от бесовских помыслов, слов и дел» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.183), приобретает внутреннее молчание и безмолвие от всякого помысла (Добр. Т.2. С.160). «Чистое сердце, став вместилищем Духа Святого, чисто зрит в себе, как в зеркале, Самого Бога» (Авва Филимон. Добр. Т.3. С.372). Оно оставляет беспокойство, создаваемое телесными заботами, и открывается, и это означает упование на Бога. «Широта сердца есть упование на Бога, а теснота его – забота житейская» (Преп. Марк Подвижник. Добр. Т.1. С.548). У человека с чистым сердцем лицо бывает радостным, а язык – сладкозвучным в молитвах и приятнейшим в беседах. «Возделыватель же благих и бессмертных произрастений в сердце имеет лицо радующееся и улыбающееся, сладкозвучный в молитвах язык и для всех бывает приятным собеседником» (Св. Никита Стифат. Добр. Т.5. С.91). Чистое сердце, чуждое мечтаний, не согрешает: «...невозможно греху войти в сердце, если он не постучится прежде в дверь сердца мечтанием лукавого прилога» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.168).

Уже из тех результатов очищения сердца, на которые мы указали, явствует, что речь идет об исцелении. Болезнь, то есть страсти, изгоняется. Сердце выздоравливает. Однако отцы указывают, что прежде очищения, во время очищения и после него от нас требуется внимание и осторожность. Необходимо постоянное трезвение и хранение сердца. К сердцу необходимо относиться со вниманием, поскольку полученная им рана может иссушить все тело, подобно тому как все растение увядает, если повредить его сердцевину (Добр. Т.2. С.174). Авва Исайя призывает нас ежедневно испытывать сердце и извергать все лукавое: «Каждодневно испытывай себя, брат, и, усматривая в сердце своем, пред лицем Бога, что в нем есть страстного, отрывай то от сердца своего, чтоб страшное решение не постигло тебя. Внимай сердцу своему, брат, и бодренно наблюдай за врагами своими: ибо они коварны по злобе своей» (Добр. Т.1. С.461). Это внимание необходимо и тогда, когда человек еще очень грешен. «Ибо когда оставит человек грехи свои и обратится к Богу, тогда покаяние его возрождает его и делает его всего новым» (там же, с.462). «Божественное Писание, ветхое и новое, повсюду говорит о хранении сердца» (там же), и преподобный авва Исайя ссылается на такие места. «Всегда пребывающий в сердце своем далек от всех красных жизни сей вещей и, ходя духом, похотей плотских изведывать не может» (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.37). Помимо стараний соблюсти свой ум в чистоте, изгоняя помыслы и мечтания, чтобы и сердце сохранить чистым, от нас требуется воздержание языка и чрева. Ведь именно многословие и чревоугодие оскверняют своим зловонием ум, а вслед за ним и сердце, поскольку ум доставляет пищу сердцу. Некий брат спросил авву Тифоя: «Как мне соблюсти свое сердце?» И старец ответил: «Как нам соблюсти сердце, когда открыты язык и чрево?» (Γεροντικόν. Σ.122, γ᾿)

Надеюсь, что из всего сказанного стало ясным, что для того, чтобы жить сознательной христианской жизнью и обрести спасение, нам следует найти сердечное место. Некий подвижник так отвечал на вопросы различных людей: «Спроси сердце свое. Что говорит тебе твое сердце?» И, как мы объяснили, сердце – это не просто чувство, но такое место, которое можно открыть с помощью благодатного подвига и в котором открывается Бог.

Нам надлежит обрести ощущение сердца. На это нацелено всякое подвижничество во Христе. Когда же сердце будет найдено, следует приложить всяческие усилия, чтобы оно исцелилось от своих духовных недугов. Все мы страдаем пороками сердца и нуждаемся в лечении. Обретение и исцеление сердца – это, по существу, обретение спасения.

Главную роль в болезни души и ее лечении играют разум (θ λογική) и помыслы. В них появляется прилог лукавого, простые помыслы образуют сложные, а затем появляется желание, которое направляет человека к совершению греха. Поэтому православный курс лечения должен иметь в виду такой предмет, как помыслы и значение рассудка. Именно поэтому мы рассмотрим здесь, с одной стороны, разум, а с другой – помыслы, чтобы увидеть, как достигается исцеление нашей души.

Ранее мы сказали, что душа, созданная Богом, является разумной и умной (λογική και νοερά). Преподобный Фалассий пишет, что «разумное и умное естество создал Бог способным к познанию всего и Его Самого, а чувства и чувственное произвел на полезное сему употребление» (Добр. Т.3. С.311). Если у ангелов есть разум и ум, то человек, являясь микрокосмом, отражающим в себе все творение, обладает разумом, умом и чувством. Следовательно, человек познает Бога умом и разумом. Разумная сила (ενέργεια) души сочетается с умной, но они не тождественны между собою. Как мы увидим далее, разум и ум имеют разные задачи.

Говоря о душе, мы видели, что она создана по образу Божию. Поскольку же Бог троичен: Ум, Разум и Дух, то это относится и к душе: она обладает умом, разумом и духом. Однако говорится так с учетом определенных предпосылок. Первая из них заключается в том, что, согласно учению святителя Григория Паламы, об отображении в человеке Троической тайны можно говорить, имея в виду, что не триадология является «человекообразной», но антропология – «троицеобразной» (´Αμφιλόχιος ᾿Ράντοβιτς. Op. cit. Σ.47). Не человек служит основой для объяснения Триединого Бога, но Триединый Бог – для объяснения человека. Такое объяснение является не просто психологическим и человеческим, но богооткровенным. Это значит, что только человек, находящийся в состоянии откровения, пережитом всеми святыми, может воспринять эту реальность. Вторая предпосылка заключается в том, что хотя человек и обладает умом, разумом и духом, согласно троическому образу бытия, однако ум, разум и дух его – это не ипостаси, подобно Лицам Святой Троицы, но силы души. Следовательно, «эти три силы «нераздельны между собой», но не носят ипостасного характера» (там же, Σ.50).

Ум – это глаз души, и некоторые отцы именуют его сердцем. Разум же есть «врожденное, как всегда соприсутствующее ему, ведение ума» (там же). Христос, Разум, открывает волю Ума, то есть Отца, и точно так же разум человека открывает чувства и переживания его ума. Поскольку невозможно помыслить разум без духа, то и в человеке разум связан с духом (Свт. Григорий Палама. Φιλοκαλία T.Δ᾿. Σ.145, λστ᾿). И, подобно тому как Дух, представляющий собою особую ипостась, есть «неизреченная любовь Родителя к Сему неизреченно рожденному Разуму» (там же), дух в человеке – это стремление ума, «простирающееся вместе с нашим разумом во времени, нуждающееся в тех же промежутках и от несовершенного восходящее к совершенству» (там же).

Все это было сказано, чтобы показать место разума в человеческой душе и его достоинство. Именно разум выражает опыт и жизнь ума, и совершается это в духе.

У многих отцов, как, например, у преподобного Максима Исповедника, разум называется и разумным началом (λογιστικόν). Человеческое слово (θόγος) бывает как внутренним, так и произносимым. Оно произносится внутренне, но получает и внешнее выражение. Внешнее молчание не является свидетельством отсутствия внутреннего слова. Однако, изучив святоотеческие творения, можно с некоторой осторожностью утверждать, что слово внутреннее и произносимое, соединено с умом, в то время как разумная способность (λογική), связанная с мышлением (λογική) – это тот орган, посредством которого выражается слово. Таким образом, можно считать, что существует некое тонкое различие между словом и разумной способностью, равно как и между словом и мышлением. Преподобный Фалассий учит, что «отличительная черта разумности (του λογικου) есть подчинять себя разуму ((θόγω)» (Добр. Т.3. С.296). Разумный человек должен подчиняться разуму. Мышление, по словам Григория Паламы, не является глазом души. Глаз души – это ум, в то время как мышление делает мыслимыми чувственные и умопостигаемые вещи. Характерны его слова: «Слыша же о душевных очах, самым опытом познающих небесные сокровища, не подумай, что это мышление. Ибо оно делает и чувственное и равно умопостигаемое мыслимым посредством себя самой» (Свт. Григорий Палама. Триады... С.97). Это значит, что не мышление, а ум человека познает небесные сокровища. Мышление просто делает мыслимым то, что на собственном опыте переживает ум. В уме открывается Бог, мышление же выражает этот опыт в словесной форме.

Обычно говорят, что человек есть разумное существо, имея в виду, что он обладает разумом и мышлением. Однако в святоотеческом богословии разумным считается не такой человек, который обладает лишь разумом и произносимым словом, но тот, кто разумом и «разумною силою ищет и исследует, как обрести Бога» и соединиться с Ним (Преп. Феогност. Добр. Т.3. С.386). Разумен тот, кто очищает свой ум, в котором открывается Бог, и в дальнейшем выражает этот внутренний опыт посредством слова и мышления. В противном случае человек неразумен и ничем не отличается от бессловесных животных. Конечно, такой человек обладает разумной способностью и разумом, однако, не будучи соединен с Богом, он является мертвым. Мертвая душа являет и омертвение разума.

До падения разум в человеке имел правильное употребление, то есть ум ощущал Бога, а разум выражал опыт ума. «Чистый ум право смотрит на вещи; образованный упражнением разум – виденное полагает как бы пред очами других» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.195). В богословии преподобного Фалассия, на которое мы только что сослались, признаком разумного человека считается подчинение разуму, а также стеснение и порабощение тела, в то время как «укор для разумного – подчиняться неразумному и промышлять только об удовлетворении срамных похотей». Кроме того, для разумной души «пагубно оставлять Создавшего ее и раболепствовать телу» (Добр. Т.3. С.297). Таким образом, до падения ум в человеке был связан с Богом, а разум выражал этот жизненный опыт с помощью мышления, этого особого органа.

Однако после падения произошло омертвение души, в результате чего весь внутренний мир души утратил способность функционировать нормально, а все ее внутренние действия подверглись переменам. Ум человека был помрачен, покрыт страстями и оказался под властью непроницаемой тьмы. Разум, не имея возможности выражать опыт ума, отождествился с мышлением. Таким образом, разумное начало возвысилось над умом, и после падения оно господствует в человеке. В действительности это болезнь и разума, и разумной способности. Разумная способность приобрела гипертрофированные размеры и поработила ум. Гипертрофированное разумное начало сделалось источником величайшего нестроения в духовном организме. Именно там главным образом беснуется гордость и там – все проявления эгоизма, который и является главным источником нестроения. Характерны слова архимандрита Софрония о движениях разумного начала в человеке после падения и о нестроении, создаваемом ими во всем духовном организме. Очень выразителен следующий отрывок его книги: «Многообразны духовные брани, но глубочайшая из них и тягчайшая – брань с гордостью. Гордость – противница божественного закона. Извращая божественный порядок бытия, она всюду вносит распад и смерть. Она проявляется и в плане плоти, но больше ей свойственно безумствовать в плане мысленном, духовном. Поставляя себя на первое место, она ведет борьбу за преобладание над всем, и в этой борьбе ее главным орудием является ум-рассудок (Ratio).

Рассудок, выступая со своими доводами, заповеди Христа, и среди них «Не судите, да не судимы будете» (Мф.7:1), отвергает как безумие. Он говорит, что способность суждения составляет отличительное достоинство человека, в этой способности заключено его превосходство над всем миром; благодаря ей он только и может господствовать.

Чтобы утвердить свой примат в бытии, он указывает на свои достижения, на свою культуру; он приводит множество доказательств, сильных своею самоочевидностью, показанных якобы в опыте исторической жизни, что ему и только ему принадлежит право решения, право установления, или констатации истины; он именует себя регулирующим бытие разумом.

Безличный в законах своего функционирования, являющийся, по существу, лишь одним из выявлений жизни человеческой личности, одною из энергий личности рассудок в том случае, когда ему отводится первенствующее место в духовном бытии человека, последовательно доходит до того, что начинает уже бороться со своим источником, то есть личным началом.

Восходя, как он мнит, до последних высот, нисходя, как ему кажется, до последних бездн, он стремится нащупать пределы бытия, чтобы всему дать собственное ему «определение», и, не достигая этой цели своей, ниспадает в изнеможение и решает: «Бога нет!»

Потом, продолжая борьбу за преобладание, с дерзостью, а вместе и с тоскою говорит: «Если есть Бог, то как могу я согласиться, что этот Бог не я?» (Это выражение принадлежит одному из тех, кто шел таким путем.)

Не достигнув пределов бытия и приписав себе эту беспредельность, он восстает гордым восстанием и говорит: «Я исследовал все и нигде не нашел большего себя, следовательно, я Бог».

И действительно, ум-рассудок, когда на нем и в нем сосредоточивается духовное бытие человека, царит и властвует в свойственной ему отвлеченной сфере настолько, что высшего себя не обретает и потому кончает признанием в себе божественного начала.

Это последний предел рассудочного воображения и в то же время – последняя глубина падения и мрака» (Старец Силуан. С.155–156).

Ни один мудрый человек, если он стоит далеко от Бога, не может обладать чистым разумом и разумным началом (λογικόν). Только святые являются по-настоящему разумными. Этот факт отмечает преподобный Григорий Синаит: «Настоящие разумные суть те, кои явились святыми через стяжание чистоты. Чистого разума (λόγον) никто из мудрых в слове не имел, потому что они от рождения разумную силу (το λογικόν) свою растлевают помыслами» (Добр.Т. 5. С.180).

Чтобы увидеть, как развратилась разумная способность (της λογικης) человека после падения и что она создает во всем нашем духовном организме, рассмотрим три области, в которые вторгается падший разум (λογική).

Первая из них – это наши отношения с Богом. Если прежде ум приобретал опыт богопознания, то теперь на это претендует разум. Таким образом, он пытается привести свои доводы в пользу существования Бога и, разумеется, не может предложить абсолютно удовлетворительного доказательства. Ведь единственным доказательством существования Бога может быть опыт чистого ума. Вот почему разум (το λογικόν), пытаясь продвинуться по пути богопознания, терпит неудачу: он либо вовсе не находит Бога, либо принимает за Него некий искаженный образ, созданный им самим. Таким образом в разные времена были созданы различные философские учения о Боге и различные религии. Ереси, смутившие Церковь Христову, обязаны своим происхождением именно этим хвастливым притязаниям разума (της λογικης). Поэтому отцы подчеркивают, что святые богословствуют не по-аристотелевски, с помощью логики и философии, но как рыбаки, то есть подобно апостолам, на основании собственного опыта, пройдя через внутреннее очищение и откровение ума.

В этой связи характерен спор между святителем Григорием Паламой и философом Варлаамом. Варлаам утверждал, что только разум (το λογικόν) человека, будучи благороднейшей частью его личности, достоин принять ведение Бога. Затем он доказывал, что видения пророков Ветхого Завета и апостолов на горе Фавор были символами, так что философы обладали более достоверным знанием о Боге, нежели пророки и апостолы. Поэтому он считал, что созерцание нетварного света «хуже нашего мышления (νοήσεως)». В ответ на это святитель Григорий Палама учит, что созерцание святых является не внешним, а внутренним и совершается посредством -внутреннего преображения и очищения. Следовательно, свет – это не просто внешний и материальный символ, но символ естественный, то есть действие (ενέργεια) нетварной благодати. Нетварный свет – не видение или символ, который возникает и исчезает, и, следовательно, не «действие, которое хуже нашего мышления», но «неизреченное, нетварное, вечное, вневременное, неприступное, неизмеримое, беспредельное, безграничное, незримое для ангелов и людей, первообразная и неизменная красота, слава Божия, слава Христова, слава Духа, луч божества...» (Φιλοκαλία. Т.5. Σ.191). В ответ на мнение Варлаама, что нетварный свет «хуже нашего мышления», святитель пишет: «Хуже мышления? – о земля и небо! – все созерцающие в них свет божественного царства, красоту будущего века, славу божественного естества!» (Свт. Григорий Палама. Триады... С.286)

Образ мышления Варлаама, стремившегося поднять философию гораздо выше боговидения (именно это заставило святителя Григория назвать его не боговидцем, но философом), свойствен всем еретикам, которые желали заменить откровение философией, а созерцание Бога – знанием, основанным на гипертрофированном логическом мышлении. В самом деле, человеческая логика, если она господствует над человеком, приводит его к разнообразным еретическим «построениям. Я полагаю, что именно в этом проявляется разница между философами и богословами. Первые из них философствуют о Боге, вторые же, очистив свой ум, созерцают Его. Первые, обладая помраченным умом, все объясняют односторонне, с точки зрения разума, в то время как святые отцы, истинные богословы, умом приобретают опыт боговидения, причем разум играет роль слуги ума, облекающего этот внутренний опыт в словесную форму.

Путь богопознания в святоотеческом богословии отличается от пути богопознания философов. Подлинное богопознание зиждется на смирении: Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное (Мф.5:3), на очищении сердца: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф.5:8), на соблюдении заповедей Христовых: Всякий, преступающий учение Христово и не пребывающий в нем, не имеет Бога; пребывающий в учении Христовом имеет и Отца и Сына (2Ин.9), на любви: Но кто любит Бога, тому дано знание от Него (1Кор.8:3). С помощью человеческой мудрости, то есть богатства мысли и разума, никто не может познать Бога. Премудрость Божию никто из властей века сего не познал; ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы (1Кор.2:8). И в самом деле, душевный человек не принимает того, что от Духа Божия (1Кор.2:14).

Вторая область – это отношение человека к самому себе, то есть познание самого себя. Под влиянием пифагорейского самопознания многие пытаются при помощи разума исследовать свое «я» и познать себя. Однако, по словам святителя Григория Паламы, такова ересь пифагорейцев и философов-стоиков. Пытаясь исследовать самого себя при помощи разума, человек может легко дойти до шизофрении, то есть приписать свои внутренние проблемы влиянию посторонних причин и из-за этого впасть в состояние уныния и подавленности. Путь же православного лечения и православного самопознания заключается в том, чтобы освободить ум от гордости и лукавства, но не рассуждением, умозаключением и расчленением, а многотрудным покаянием и усердным подвигом, как о том говорит святитель Григорий Палама и как мы объяснили в своем месте (Свт. Григорий Палама. Триады... С.73). Таким образом, мы достигаем познания своего внутреннего мира, но не с помощью разума, а трезвением, очищением ума, подвижничеством и покаянием. Пытаясь сохранить свой ум в чистоте, человек познает свои внутренние проблемы, открывает господствующие внутри него страсти.

Третья область – наши отношения с другими людьми. Нарушение деятельности разума проявляется и в том, как мы обращаемся с подобными нам людьми. Обычно психиатры следят за мышлением больных и погружаются в него, чтобы получить возможность разобраться в их болезни. Для этого требуется много логических рассуждений, которые могут привести к ложным выводам. Это оборачивается катастрофическими последствиями для межличностных отношений, к развитию страсти осуждения, не угодной Богу. Нашему же отношению к другим людям свойственна не логика, но любовь. Мы избегаем судить других, причисляя их к различным категориям, то есть стараемся делать нечто прямо противоположное повелениям человеческого разума. Мы стремимся не замечать грехов и неразумных поступков нашего брата, отдаваясь чувству любви и великодушия к нему. Согласно Макарию Египетскому, христиане должны подвизаться, чтобы «вовсе никого не осуждать: ни явную блудницу, ни грешников, или людей бесчинных, взирать же на всех с простодушным произволением, чистым оком...» Следует поступать таким образом, чтобы, даже если кто-то страдает от телесной болезни, мы не видели ее и не рассуждали о ней (Добр. Т.1.С. 236).

Те из нас, кто исполняет служение духовного отца, также должны видеть в человеке личность, то есть отрешиться от всякого образа, характеристики или представления, и молиться о том, чтобы Бог открыл нам действительные трудности каждого человека и просветил нас, дав возможность назначить ему подходящее лечение. Каждый человек нас интересует как личность. Таким образом, мы избегаем судить недугующего душою или причислять его к каким-либо категориям, но пытаемся указать лечение, которое будет полезным именно для него. Это и означает отношение к пришедшим на исповедь как к личностям.

Из всего сказанного ясно, что падший человек подчиняется могуществу и власти разума как в своих отношениях с Богом, так и общаясь с ближним, и даже пытаясь познать самого себя. Господство разума, на котором зиждется вся западная культура, лежит в основании всякого внутреннего и внешнего нестроения. Будучи членами Православной Церкви, мы пытаемся восстановить нормальное положение дел. Цель наша двойственна. Мы боремся за то, чтобы, с одной стороны, ограничить власть разума, а с другой – открыть свой ум. Поскольку же в падшем человеке ум находится в глубокой тьме и разум служит единственным источником существования, то ясно, что для возвращения к бывшему прежде падения состоянию и достижения естественной жизни необходимо поменять термины местами, то есть вернуть ум и разум на их подлинные места, как это было описано выше. Разум должен быть обуздан, а ум – получить развитие, чтобы разум рождался от просвещенного ума, и в дальнейшем разумная способность (λογική) облекала в слова и предложения ведение ума.

Важную роль в обуздании разума играет послушание воле Божией. Мы подвизаемся, чтобы не оказывать доверия собственному разумению и собственному мнению, этому истечению разума. Авва Дорофей говорит: «При всяком случавшемся со мною деле я никогда не желал ограждать себя человеческою мудростию, но что бы ни было я всегда делаю по силе моей и все предоставляю Богу» (Авва Дорофей. С.189). Мы избегаем доверять своему разуму и суждению. Недаром этот же святой написал целую главу под заглавием «О том, что не должно полагаться на свой разум» (там же, с.70). Диавол, обнаружив у человека некое желание или самооправдание, «тем под видом доброго вредит нам» (там же, с.71). Вместе с тем нам необходимо без рассуждения повиноваться воле Божией, согласно тому, что говорится в Писании и трудах отцов Церкви. Конечно, разум будет восставать и протестовать, однако его необходимо подчинить воле Божией. Поскольку же мы можем не знать воли Божией о столь многочисленных подробностях повседневной жизни, необходимо послушание духовному отцу, который может дать нашему духовному развитию нужное направление. По словам аввы Дорофея, «нет несчастнее и ближе к погибели людей, не имеющих наставника в пути Божием» (там же, с.70). Таким образом, преслушание – это смерть, а послушание – жизнь. Характерны замечания преподобного Иоанна Лествичника о послушании: «Послушание есть совершенное отречение от своей души, действиями телесными показуемое; или наоборот, послушание есть умерщвление членов телесных при живом уме. Послушание есть действие без испытания, добровольная смерть, жизнь чуждая любопытства, беспечалие в бедах... безбедное плавание, путешествие спящих. Послушание есть гроб собственной воли и воскресение смирения... Послушание есть отложение рассуждения и при богатстве рассуждения... потому что послушание есть неверование себе самому во всем добром, даже до конца жизни своей» (Леств.4:3–5).

Послушание – это умерщвление собственной воли, собственного разума, но не ради того, чтобы достичь умерщвления страсти, а ради ее преображения. Послушание, если оно соответствует предписанному Церковью образцу, приводит не к уничтожению разума, но к его исцелению и возвращению на подобающее место. Следовательно, это жизнь. Богатый опыт Церкви свидетельствует о том, что способный проявить послушание может исцелиться от внутренних душевных недугов и преобразить весь свой внутренний мир. Послушание есть орудие преуспеяния человека.

Вместе с обузданием разума мы стремимся через покаяние и подвижническую жизнь в Церкви очистить свой ум, чтобы он был просвещен нетварной энергией Божией. Это достигается трезвением, молитвой – главным образом так называемой умной или сердечной молитвой – и всей деятельной и созерцательной жизнью. С помощью всех предписаний, содержащихся в православном предании, ум приобретает благодать, оживает, возвышается, возвращается на свое место и в дальнейшем наделяет благодатью и разум. Таким образом разум становится служителем «облагодатствованного» ума, и человек возвращается к своему естественному состоянию.

Разум, не подчиненный «облагодатствованному» уму, является больным и создает великое множество нестроений в нашей жизни, в то время как, подчинившись уму, он становится здоровым и возвращается в свое естественное состояние. На достижение этой цели и направлен аскетический курс лечения Церкви.

В разумной части души действуют так называемые помыслы, которые, раздражая ее вожделевательную часть, пытаются пленить человеческий ум и в результате увлечь его ко греху. Совершение греха начинается с помыслов. Поэтому всякий, кто желает очистить свой внутренний мир, избавиться от греха и освободить ум из плена, должен предохранять разумную часть души (το λογιστικό) от воздействия помыслов. Вот почему в этом параграфе мы постараемся понять, что представляют собой помыслы, какие причины их вызывают, каковы их последствия для нашего духовного организма и, наконец, каковы методы лечения от помыслов. Эти вопросы имеют решающее значение, поскольку от того, насколько успешно человек противостоит помыслам, зависит его духовная жизнь или духовная смерть. Кроме того, как мы увидим дальше, последствием необузданности помыслов являются многие телесные нестроения и телесные недуги.

Что такое помыслы

Когда святые отцы говорят о помыслах, они имеют в виду не просто мысли, но образы и представления, за которыми каждый раз следуют соответствующие им мысли. Образы в сочетании с мыслями и называются помыслами. «Образы в иных случаях носят характер по преимуществу видоподобный, в иных же – по преимуществу мысленный, но более часто – смешанный. Так как и видоподобные образы влекут за собою ту или иную мысль, то всякие образы у подвижников именуются помыслами» (Старец Силуан. С.125). Различные диавольские мысли иногда входят вместе с теми сведениями, которые чувства доставляют уму, а иногда нападают на воображение и память и поражают человека, добиваясь в дальнейшем его пленения.

По словам Исихия Пресвитера, люди не знают, что «помыслы наши не что иное суть, как одни мечтательные образы вещей чувственных и мирских» (Добр. Т.2. С.191). Из этого ясно, что воображение играет главную роль в том, что внутри нас образуется соответствующий образ. Таким образом, можно сказать, что помыслы суть художники, рисующие в разумной части души (στο λογιστικό) различные образы и представления, по большей части воспоминания о прошлом. Один брат терпел брань от воспоминаний о прошлом и потому говорил: «Мои помыслы суть старые и новые художники – беспокоящие меня воспоминания и женские образы» (Γεροντικόν. Σ16).

Все предметы обладают своей речью, с помощью которой они говорят и общаются с человеком. По словам преподобного Григория Синаита, Священное Писание называет помыслами и эти речи предметов. Речи предметов называются и мыслями, и наоборот. Действие помыслов «само по себе невещественно; однако посредством вещей оно принимает различные виды и образы, так что приразившееся познается и именуется по своему облику» (Φιλοκαλία T.Δ᾿. Σ40, ζςτ᾿. Ср.: Добр. Т.5. С.191. Гл.66). Речами предметов пользуется диавол, поэтому они могут быть названы и словами бесов (Добр. Т.5. С.191. Гл. 67). Тот же святой характеризует помыслы или, вернее, их нахождение, как «речное течение», которое, слагаясь с грехом, становится наводнением, заливающим сердце (там же, гл.64).

Рассказывая о помыслах и пытаясь определить, что они собой представляют, нельзя не сослаться на их классификацию, принадлежащую преподобному Максиму. По его словам, помыслы подразделяются на простые и сложные. Просты бесстрастные помыслы, «а сложны – страстные, как из страсти и помышления сложенные» (Добр. Т.3. С.192). Воспоминание о какой-либо вещи в сочетании со страстью создает страстный, или сложный, помысел. Мне представляется, что здесь следует пояснить различие между вещью, помышлением (διανοήματοσ) и страстью, как его понимает преподобный Максим. Вещь – это золото, жена, муж и т. д. Помышление есть «простое воспоминание о чем-либо из сказанного», то есть о золоте, жене, муже. Страсть же – это «или бессловесная любовь, или безрассудная ненависть к чему-либо из того». Страстное помышление (νόημα) «есть помысел, сложенный из страсти и помышления». Поэтому нам необходимо подвизаться ради отделения страсти от помышления, так чтобы остался чистый помысел. Такое отделение достигается «посредством духовной любви и воздержания» (Добр. Т.3. С.202–203).

Страстные помыслы «или возбуждают вожделевательную силу души, или возмущают раздражительную, или омрачают мыслительную» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.198).

Авва Евагрий подчеркивает, что «из помыслов одни секут, другие посекаемы бывают; и то злыми помыслами посекаются добрые, то опять добрыми посекаются злые». Он приводит такой пример: помысел странноприимства ради Господа посекается лукавым, предлагающим помысел странноприимства ради человеческой славы. Точно так же помысел странноприимства, чтобы угодить людям, «когда находит лучший помысел, секом бывает тем, что тот направляет добродетель нашу паче к Господу» (Добр. Т.1.С. 622). Следовательно, помысел может получить начало как дурной, но с помощью наших усилий и воздействия Духа Святого преобразиться в добрый, и наоборот. Однако об этом мы подробнее поговорим в другом месте, где рассмотрим лечение от помыслов. Как бы то ни было, отсюда ясно, что существуют помыслы, которые посекают, и помыслы, которые посекаются, помыслы добрые и помыслы дурные.

Причина помыслов

Написанное нами о том, что такое помыслы, обнажает и причину, от которой они происходят. По словам преподобного Григория Синаита, «начало и причина помыслов лежит в разделении преступлением человека единой и простой памяти» (Добр. Т.5.С.190). До преступления память человека была простой, то есть свободной от страсти, и всецело была обращена к Богу. Бог стоял в центре всех душевных сил. Немедленно после преступления единая память разделилась. Преподобный Фалассий учит, что «есть три источника, из которых получаются помыслы: чувства, память и полносочие тела». Наихудшими являются помыслы, исходящие из памяти (Добр. Т.3.С.293).

Мне представляется, что отправной точкой для того, чтобы лучше увидеть, откуда происходят и чем вызываются помыслы, могут послужить слова преподобного Исаака Сирина. Преподобный учит, что «движение помыслов бывает в человеке от четырех причин: во-первых, от естественной плотской похоти; во-вторых, от чувственного представления мирских предметов, о каких человек слышит и какие видит; в-третьих, от предзанятых понятий (прежних впечатлений) и от душевной склонности, какие человек имеет в уме; в-четвертых, от приражения бесов, которые воюют с нами, вовлекая во все страсти, по сказанным прежде причинам. Поэтому человек даже до смерти, пока он в жизни этой плоти, не может не иметь помыслов и брани» (Исаак Сирин. Указ. соч. С.23–24).

Основная причина помыслов – брань диавола, и большинство помыслов являются диавольскими. Цель диавола состоит в том, чтобы ввести человека в мысленный или действенный грех. Так он нападал и на Самого Христа, хотя, конечно, ничего не добился. Бесы, непрестанно ищущие души нашей, «ищут посредством страстных помыслов ввергнуть ее в мысленный или действенный грех» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.180). Когда человек замышляет злое, то совершает мысленный грех, если же он по воле диавола осуществит и удовлетворит свое желание, то согрешит и на деле. Совершение греха называется действенным грехом. Бесы постоянно сеют помыслы, чтобы пленить ум. Святые знают «бесовские семена» и дают людям помогающие в борьбе с ними советы (Γεροντικόν. Σ6, ια᾿).

По словам преподобного Григория Синаита, «помыслы суть слова бесов и предтечи страстей». За помыслом следует осуществление греха (Св. Григорий Синаит. Добр. Т.5. С.191). Илия Пресвитер говорит, что бесы сначала борют душу помыслами, а не делами. «Дел причина – слух и зрение, а помыслов – привычка и демоны» (Добр. Т.3. С.424). Бесы постоянно сеют нечистые и постыдные помыслы. У каждой страсти есть соответствующий ей бес, и потому преподобный Иоанн Синайский подчеркивает, что «нечистые и постыдные помышления обыкновенно рождаются в сердце от беса... сего сердцеобольстителя» (Леств.15:85). Лукавство демонов в этой брани велико, и только святые, обладающие чистым умом и прозорливостью, могут в нем разобраться. Так, преподобный Иоанн Синайский пишет, что заметил однажды, как бес тщеславия сделал сразу два дела. Одному брату он внушил помыслы тщеславия, а другому в тот же самый момент открыл их, чтобы тот, ублажаемый как прозорливец, также впал в грех и страсть тщеславия (Леств.22:18). Поэтому брань диавола с нами через помыслы сильнее брани через вещи (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.175).

Однако в большинстве случаев диавол, желая развязать брань помыслов, использует страсти, уже существующие в нашей душе. Он знает об этих страстях и раздражает болезненные места души. «От лежащих в душе страстей демоны заимствуют поводы воздвигать в нас страстные помыслы» (Добр. Т.3. С.183). Поскольку же главнейшей страстью, от которой происходят все остальные, является самолюбие, то «три главнейшие страсти греховные порождение свое имеют из страсти самолюбия» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.308)5. Если сердце человека становится сладострастным, то есть склоняется к сладострастию, то оно оказывается источником дурных помыслов: «Когда сердце полно желания удовольствий, тогда возникают пагубные помыслы и слова» (Преп. Марк Подвижник. Добр. Т.1. С.534). Помыслы бывают вольными и невольными, то есть одни из них приходят без нашего участия, а другие по нашей собственной воле. Поскольку «же невольные помыслы рождаются от предшествовавшего греха, а произвольные – от самовластной воли», то можно сказать, что вольные помыслы бывают виновниками невольных (Добр Т.1 С.557). Причина помыслов – страсти, а причинами страстей являются все греховные дела (Св. Григорий Синаит. Добр. Т.5. С.190).

В общем, можно сказать, что помыслы, происходящие от бесов, пленяют ум и направляют его к мысленному или действенному греху. Когда этот грех повторяется многократно и входит в привычку, возникает страсть. Затем от страстей, которые в некотором смысле являются ранами души, происходят соответствующие им помыслы. Происходит то же, что случается с телом: по какой-либо причине тело получает рану, а рана эта в дальнейшем вызывает раздражение, так что проблема сохраняется и усиливается.

Господь во многих местах Своего учения указывает, что помыслы происходят из сердца. Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления (Мф.15:19). Евангелист Лука сообщает, что ученикам Христовым пришла мысль: кто бы из них был больше? Иисус же, видя помышление сердца их, взяв дитя, поставил его пред Собою (Лк.9:46–47). Когда Господь явился после воскресения Своим ученикам, то сказал: «Что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши?» (Лк.24:38). Все эти места свидетельствуют о том, что помышления (διαλογισμοί) происходят из сердца человека. Конечно, вначале помысел приражается к уму, но, так как именно в сердце действуют те страсти, которые диавол использует для внушения своих помыслов, говорится, что помышления происходят из сердца.

Соответствующее учение содержится у Диадоха Фотикийского. Сердце, хотя оно и производит добрые и дурные помыслы, рождает дурные помыслы «не из естества своего, но иные из них имеет оно потому, что память о недобром превратилась в нем в навык по причине прежних прельщений, большую же часть их, и притом наиболее злых, зачинает оно от злодейства демонов. Мы же все их чувствуем исходящими как бы из сердца». Ум человеческий, по действу некоего тончайшего чувства, делает своими и те помыслы, которые влагаются в него лукавыми духами. То же самое происходит и с плотью. Поскольку плоть «безмерно любит ласкательства прелести», а между душою и телом существует некое срастворение, то «помыслы, всеваемые в душу демонами, кажутся происходящими из сердца» (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.57–58). Ум поставляет пищу сердцу и немедленно передает ему все, что имеет сам, будь то доброе или дурное. Поскольку же мы обычно не обладаем достаточным духовным опытом, а передача эта происходит очень быстро, то и возникает ощущение, что помыслы рождаются прямо из сердца.

Помимо диавола и страстей, помыслы может производить и материя, из которой состоят вещи. Однако, как учит преподобный Григорий Синаит, «вещи сами по себе рождают простые помыслы, бесовский же прилог порождает помыслы злые» (Добр. Т.5. С.191). По этой причине дурною является не материя сама по себе, но внутренняя постыдная похоть, пребывающие в нас страсти и приражения со стороны бесов. Подобно тому как мельничный жернов, движимый водою, «никак не может перестать вертеться», но будет молоть все, что в него ни положат, будь то пшеница или плевелы, мысль постоянно находится в движении. От нас зависит, занять ли ее духовным размышлением или плотской работой. Поэтому если мы будем заниматься мирскими заботами и плотскими вещами, предаваясь праздным и пустым беседам, «то по роду их будут потом рождаться и помыслы, как плевелы, и давать сердцу нашему работу зловредную» (Св. Иоанн Кассиан Римлянин. Добр. Т.2. С.95–96). Следовательно, плохим может быть не общение с миром и самое его существование, но наше собственное расположение, наша самовластная воля.

Разумеется, кроме лукавых помыслов, существуют и благие, происходящие от Бога. Как можно узнать их? Будучи новичками в духовной жизни, мы должны обращаться к опытным духовным отцам, в особенности к имеющим дар различения духов. Общее же правило таково: если при появлении помысла, предлагающего нам что-либо, в душе возникает радость, то это значит, что помысел происходит от Бога. Диавольские же помыслы исполнены смущения и печали. Святой Варсонофий учит: «Если помысел предлагает тебе сделать что-либо по его воле, и ты увидишь, что в деле том есть радость, скорбь же ему противна, то знай, что он от Бога... Бесовские же помыслы, во-первых, полны замешательства и печали и скрытно влекут назад; они облекаются в овечьи шкуры, ибо прикрываются помыслами справедливости, сами же суть хищные волки»⁵⁸. Необходимо заметить, что помысел иной раз вызывает радость, но радость эта может происходить от тщеславия и сладострастия сердца. Поэтому различением помыслов может заниматься только тот, кто вкусил благодати Всесвятого Духа и очистился от душевных страстей. Тем, у кого нет этого опыта, следует обращаться к опытным духовным отцам. Ведь диавол, сам будучи неправедным, прикрывается помыслами справедливости.

Определив сущность помыслов и вызывающие их причины, следует вкратце рассмотреть их виды. Существуют помыслы, соответствующие страстям: сколько страстей, столько и помыслов. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин выделяет восемь порочных помыслов и подробно рассматривает их. Эти восемь помыслов таковы: «чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость» (Добр. Т.2. С.16).

Преподобный Фалассий говорит, что существуют три основных помысла: чревоугодие, тщеславие и сребролюбие, а за ними следуют все прочие страстные помыслы (Добр. Т.3. С.308). Эти три помысла соответствуют трем главным страстям: сластолюбию, славолюбию и сребролюбию, или любостяжанию, с которыми были связаны искушения Христа.

Необходимо упомянуть об одном постыдном и страшном помысле: помысле хулы. Преподобный Иоанн Синайский, знавший лукавство и тяжесть хульных помыслов, равно как и то, что они поражают преимущественно подвизающихся в духовной жизни, отводит целую главу их описанию и объяснению способов, с помощью которых от этих помыслов можно избавиться. Преподобный пишет, что помысел хулы происходит от гордости. Он нападает на человека «даже во время божественной литургии и в самый страшный час совершения тайн», поражая ум и отрывая его от слов молитвы. Многих этот помысел отвлекает от молитвы и отлучает от тайн; другим он изнурил тело печалью. Преподобный Иоанн советует нам не считать себя виновными в хульных помыслах. Это слова беса, которыми он старается оторвать нас от Бога и Его Церкви (Леств.23:39–46).

Однако помыслы – это только начало диавольской брани против нас. Помысел, посеянный диаволом, претерпевает некое развитие, пока не совершится грех, а грех не превратится в страсть. В дальнейшем мы попытаемся рассмотреть это развитие помыслов, исходя из опыта святых отцов.

Преподобный Максим говорит, что помыслы, берущие повод от лежащих в душе страстей, борются с умом, понуждая его снизойти к соизволению на грех. Когда ум потерпит поражение в этой брани, они «вводят его в грех мысленный, а по совершении сего, как пленника, ведут его на самое дело греховное». После этого бесы, опустошив душу помыслами, удаляются, однако в душе остается идол греха (Добр. Т.3. С.183). Этот идол, если его не изгонит упорное и непрестанное покаяние, становится источником нестроений духовного организма.

Таковы в общих чертах развитие помысла и проходимый им путь. Однако неплохо было бы рассмотреть, опять-таки по творениям святых отцов, и некоторые стадии этого пути.

Входя в разумную часть души, помысел стремится пленить ум. Для этого он старается вызвать страстное чувство наслаждения, гнездящееся в душе. Этот этап называется искушением, и можно утверждать, что здесь еще нет греха (Старец Силуан. С.125). «Предлагаемое страстью услаждение привлекает к себе внимание ума» (там же). Если человек не оторвет ум от наслаждения, то появляется расположение к нему, приятная беседа с ним, затем сочетание и, наконец, сложение. Продолжающее возрастать наслаждение всецело пленяет ум и даже саму волю. Таким образом, сопротивление человека ослабевает, и в дальнейшем совершается грех. «Если пленения повторяются, то они приводят к «навыку» страсти, и тогда все естественные силы человека начинают служить ей» (там же, с.126). Существование наслаждения и представление о нем очень важно для того, чтобы могло осуществиться пленение ума и действие страсти. Поэтому святые отцы советуют умертвить наслаждение, насколько это возможно, или, лучше, преобразить его, поскольку именно оно пленяет человеческий ум. Авва Дорофей говорит, что, когда в душе прозябают страстные помыслы, вслед за ними возникают страсти (АвваДорофей.С. 153).

Исихий Пресвитер пишет о том, как помыслы души смешиваются и объединяются с бесовским прилогом посредством воображения: «...смешивает (душа) таким образом свои помыслы с мечтанием бесовского прилога» и дает соизволение на самое дело (Добр. Т.3. С.167). Воображение играет здесь важнейшую роль, особенно в тех случаях, когда некий предмет или лицо находятся далеко от нас. Однако даже в том случае, когда лицо или предмет доступны зрению, то есть воображение связано с ощущением, оно дополнительно преувеличивает и приукрашивает вещи, чтобы пленить ум и склонить его к соизволению. С этой точки зрения можно сказать, что страстные помыслы волнуют и смущают ум, наполняют его нечистыми идолами и затем «силою, против воли, увлекают его к совершению греха» (там же, с.151).

Как видно, человеческая свобода допускает сложение не только в тот момент, когда она принимает искушение, это предложение бесовского помысла, но и прежде, когда с ее позволения помрачаются глаза и уши души. Как учит преподобный Филофей Синайский, «причина того, что иной блудно смотрит, заключается в том, что прежде внутреннее око соблудило и омрачилось. Также причина желания слышать срамное заключается в охотном слушании душевными ушами всего, что скверные демоны нашептывают внутри в пагубу нам» (Добр. Т.3. С.417). Человек изменяется внутренне, глаз сердца блудодействует, и уже после этого изменяются и все внешние телесные чувства. Поэтому и подвиг человека должен быть прежде всего внутренним.

Точно так же если человек удерживает помыслы внутри себя и лелеет их, то услаждение возрастает и ум дает соизволение и на греховное деяние. «Как яйца, согреваемые под крыльями, оживотворяются, так и помыслы, не объявляемые духовному отцу, переходят в дела» (Леств.26:207).

Из вышеизложенного хорошо ясно и то, каковы бывают последствия закосневших и получивших развитие помыслов. К рассмотрению этих последствий мы и переходим.

Последствия помыслов

Если помысел закоснеет в нас, мы становимся рабами пристрастия. «Закоснение помысла обличает пристрастие человека» (Преп. Марк Подвижник. Добр. Т.1. С.546). Пристрастие – это когда человек прилепляется к сотворенным вещам и только их желает приобретать. Ум, утративший связь с небесною пищей и воспоминание о небесном, постоянно стремится к чувственным и тварным вещам мира. Это и называется пристрастием. Сюда направляет ум закосневший в нем помысел.

Человек становится невоздержным, он уже не может сдерживать себя. «Тот невоздержник, кто питается помыслами» (Добр. Т.1.С. 542).

Как мы уже заметили, человек, предоставивший помыслу действовать невозбранно, вынужден будет осуществить его. «Кто не борется с грехом мысленно и не возражает ему, совершает его телесно» (Γεροντικόν. Σ.61).

Кроме того, если человек закоснеет в помысле и не будет препятствовать его осуществлению, то страсть окрепнет, так что будет бороть и мучить его еще сильнее (Авва Дорофей. С.187).

Помыслы томят и сокрушают нас, создавая затруднения даже в личных отношениях. «...Мы все время томимся от своих помыслов друг против друга и мучим себя...»⁵⁹

Помыслы оскверняют, загрязняют душу (Γεροντικόν. Σ.61), отравляют ее. «Такова хитрость лукавого, и такими-то стрелами оядотворяет он всякую добычу» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.167–168).

Оказавшись в плену у помыслов, человек теряет зрение и, даже видя греховные движения, не может понять их причин. «Увлекаемый помыслами ослепляется ими; и действия греха видит, а причин видеть не может» (Преп. Марк Подвижник. Добр. Т.1. С.535). Над принимающим помыслы диавол обретает власть и может даже довести его до самоубийства: ведь такой человек не в состоянии противостоять силе диавола.

Нечистый помысел низвергает душу долу, в преисподнюю (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.295).

Страстные помыслы «или возбуждают вожделевательную силу души, или возмущают раздражительную, или омрачают мыслительную, отчего случается, что ум слеп бывает для духовного созерцания и молитвенного восхождения» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.198). Это значит, что глаз души болен и неспособен ни созерцать духовное, ни чувствовать молитвенное восхождение. Тогда человек, лишенный Бога, становится мертвым.

Чувство постоянного беспокойства со стороны помыслов и жжение в подчревии плоти показывают, что человек далек от благоухания Духа (Св. Никита Стифат. Добр. Т.5. С.97).

Из-за этого теряется дерзновение к Богу. «Ум тогда лишается дерзновения к Богу, когда бывает собеседником с помыслами злыми и нечистыми» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.169). Бог не может общаться с человеком, чей ум постоянно загрязнен лукавыми и скверными помыслами. Бог особенно гнушается того, кто принимает нечистые помыслы, стоя на молитве, точно так же, как «земному царю мерзок, кто, предстоя ему, отвращает от него лице и со врагами владыки своего беседует» (Леств.28:54).

Человек, имеющий скверные помыслы, не только теряет дерзновение к Богу и благоухание Святого Духа, но и совершенно удаляется от Бога. «Ибо нечистые помыслы отделяют Бога от человека». Бог не открывает Своих таинств одержимому лукавыми помыслами (Γεροντικόν. Σ82–82). Не менее ясны слова аввы Дорофея, что «и один помысел может удалить человека от Бога, как скоро человек примет его и подчинится ему» (АвваДорофей. С.146).

Поскольку помыслы отделяют человека от Бога, следствием их бывают и телесные нестроения. Чувства гнета, подавленности, страха имеют причину в помыслах. Это осознали даже врачи, которые поэтому призывают не думать о плохом и не беспокоиться. Из-за одного помысла человек может провести целую ночь без сна. Поэтому можно сказать, что помыслы беспокоят человека и напрягают его нервы. Авва Феодор говорит: «приходит помысел и беспокоит меня...» (Γεροντικόν. Σ42).

Последствия дурных помыслов поистине ужасны. Мы описали их очень кратко, хотя могли бы привести гораздо больше цитат из святоотеческих трудов, и попытались изложить лишь самые главные нестроения, возникающие из-за них в нашем психосоматическом организме.

Однако никакой психотерапевтический курс невозможен без описания способов лечения от дурных, бесовских помыслов. Именно к этому мы и переходим сейчас.

Лечение от помыслов

Как и все прочие душевные и телесные болезни, помыслы требуют профилактики, а уже возникшее заболевание нуждается в определенном лечении. Мы рассмотрим оба эти случая.

Профилактика заключается в том, чтобы старательно препятствовать помыслу войти и поработить наш ум. Это достигается трезвением, вниманием, безмолвием, отсечением дурных помыслов. Апостол Павел призывает своего ученика Тимофея пребывать в постоянном трезвении: «Но ты будь бдителен во всем» (2Тим.4:5). Этот подвиг подробнейшим образом рассматривается в святоотеческих творениях.

Трезвение называется и хранением помыслов. Преподобный Иоанн Синайский учит, что «иное – хранение помыслов, а иное – блюдение ума», причем второе выше первого (Леств.26:78).

Это говорится в том смысле, который мы определили выше, а именно, что ум есть глаз души, сердце, помысел же действует в человеческой мысли. Одно дело, когда кто-либо старается удержать в чистоте мысль, а другое – старание удержать в чистоте ум, то есть сердце. Однако чистота помыслов необходима, поскольку, имея лукавые помыслы, «невозможно быть чистым по внутреннему человеку» (Св. Филофей Синаит. Φιλοκαλία T.В'. Σ207, λγ᾿. Ср.: Добр. Т.3. С.417). Отеческая заповедь требует собрать свой ум (соединить энергию души с ее сущностью), быть внимательным к помыслам и бороться с помыслами страстными: «Собери ум твой, и наблюдай за помыслами, и, которые найдешь страстными, воюй против них» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.293). Необходимо наблюдать за помыслами, мышлениями и мыслями (Γεροντικόν. Σ37, δ᾿). Конечно, чтобы ум сохранился в чистоте и постоянно имел памятование о Боге, необходимо отвергать и добрые помыслы, поскольку через их посредство ум привыкает мало-помалу удаляться от Бога. Старец Силуан учит: «Святые научились брани с врагом; они знали, что враги действуют обманом через помыслы, и потому всю жизнь не принимали помыслов; помысел сначала приходит по виду неплохой, но потом он оторвет ум от молитвы и дальше уже начнет запутывать, поэтому необходимо всякие помыслы отвергать, хотя бы и хорошие по виду, но иметь ум чистым в Боге» (Старец Силуан. С.157–158). В сердце не следует иметь никакого помысла, «ни непотребного, ни благовидного» (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.169). Необходимо охранять глаз души от всякого помысла так же, как мы охраняем телесные глаза от повреждений.

Когда этот священный подвиг отказа от всех помыслов войдет у человека в привычку, ум его вкушает благости Господней и приобретает очищение, так что может различать помыслы, и «добрые и богопосланные влагает в сокровищницу памяти, а непотребные и демонские извергает вон из вместилищ естества» (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.2. С.19–20).

Это душевное трезвение и хранение помыслов зовется умным безмолвием. Вот почему в православном учении под безмолвием (ησυχία) понимается не просто устранение внешних раздражителей (хотя и это служит началом безмолвия для новоначального), но прежде всего безмолвие сердца. Преподобный Фалассий призывает: «Заключи чувства посредством безмолвного уединения и подвергай строгому суду помыслы, восстающие в сердце» (Добр. Т.3. С.291). По словам преподобного Иоанна Синайского, «безмолвие тела есть благочиние и благоустройство нравов и чувств телесных; безмолвие же души есть благочиние помыслов и неокрадываемая мысль. Любитель безмолвия имеет мужественный некий и строгий помысел, который недреманно стоит в дверях сердца и приходящие помыслы убивает или отражает» (Леств.27:2–3). Если человек привыкнет к этому подвигу, и тем более если ум испытает пленение у Царя Небесного, то будут упразднены все помыслы, подобно тому как звезды скрываются с восходом солнца (Св. Илия Пресвитер. Φιλοκαλία T.В'. Σ308, ρα᾿).

Помимо трезвения и умного безмолвия, иной способ профилактики расстройства ума заключается в том, чтобы избегать причин, вызывающих помыслы. Преподобный Максим на следующем примере показывает, как нам необходимо подвизаться ради соблюдения чистоты сердца. Как известно, страстные помыслы «или возбуждают вожделевательную силу души, или возмущают раздражительную, или омрачают мыслительную». Поэтому монаху следует «внимать помыслам и причины их познавать и отсекать». Невоздержанность в пище и питье и частое неразумное обращение с женщинами являются причиной, из-за которой страстные образы женщин раздражают вожделевательную силу. Голод, жажда, бдение и уединение помогают человеку избавиться от этих помыслов и воспоминаний. Сластолюбие, тщеславие и любовь к вещам служат причиною того, что «раздражительную силу возмущают страстные воспоминания о людях, нас огорчивших». Страстный огорчается из-за того, что либо лишился, либо не получил чего-то. Поэтому причины, вызывающие печаль, отсекаются пренебрежением к вещественным предметам и их уничижением из любви к Богу (Добр. Т.3. С.198–199).

Кроме того, чтобы избавиться от помыслов, необходимо бороться против страстей, поскольку именно их бесы используют в качестве предлога, чтобы посеять в душе соответствующие помыслы. Преподобный Максим советует относительно блудной страсти: «Постись, совершай бдение, трудись и уединяйся»; относительно гнева и печали: «Ни во что вменяй славу, и бесславие, и прочие вещи земные»; относительно злопамятства: «Молись за оскорбившего – и избавишься» (там же, с.198).

Другой подвиг заключается в отсечении сердечного сладострастия (Преп Марк Подвижник. Добр. Т.1. С.534), поскольку помыслы стремятся раздражить чувство наслаждения и привлечь к нему ум. Одновременно с сердечным необходимо воевать и против телесного сладострастия. Подвижнику этой внутренней брани следует изгнать все, что может стать причиной телесного наслаждения и покоя. Ведь если человек отдастся сладострастию тела, то «он и против воли принужден бывает идти в Ассирию и работать Навуходоносору» (АвваДорофей. С.151). Тот, кто не проявит великой строгости к себе относительно наслаждения, не сможет ни удержать, ни приобрести внутренней свободы.

Как было замечено немного выше, необходимо избегать предметов и лиц, которые вызывают у нас помыслы. Некий подвижник в ответ на вопрос брата, которого бороли образы женщин и воспоминания о прошлом, сказал: «Мертвых не бойся, но живых избегай, и будь усерднее в молитве» (Βασιλείου Σρ). Конечно, мы не обязаны избегать всех людей. Это могут делать немногие, стремящиеся к столь совершенному очищению, чтобы всецело посвятить себя Богу. Однако нам следует избегать лиц, способных ввести нас во искушение, не столько потому, что эти люди плохи сами по себе, сколько из-за того, что мы сами внутренне немощны и склонны к болезни. Когда человек возьмет за правило блюсти ум и следить за вещами, предметами и лицами, то может понять, к чему именно он имеет страсть (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.209. Гл.78).

Страх Божий помогает нам освободиться от брани помыслов. Тот, кто получает этот дар, в течение всего дня подвизается, чтобы не сделать ничего не угодного Богу. Можно сказать, что не он подвизается, но огонь страха Божия уничтожает всякий приходящий к нему помысел. Но если даже мы не имеем такого особого дара, следует, по крайней мере, стремиться достичь ощущения присутствия Божия и грядущего Суда. «Как тает воск от огня (Пс. 67, 3), так нечистый помысел – от страха Божия» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.291). Страх Божий – это пастырь, направляющий овец, то есть помыслы. Без страха, этого пастыря, помыслы приходят в смятение (Св. Илия Пресвитер. Φιλοκαλία T.В'. Σ313, ρλστ᾿).

Вместе с тем существует такой способ лечения, как труд и подвижническая жизнь. Пост, бдение, молитва помогают уму избежать пленения приходящими помыслами. «Изможди плоть пощением и бдением, и отгонишь мучительный сластолюбный помысел» (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.291). «Преутруждай тело и чаще молись – и скоро избавишься от предвзятых помыслов» (там же, с.311). Преподобный Марк Подвижник учит: «Если хочешь, чтобы тебе не стужали злые помыслы, имей душевное уничижение и телесную скорбь, и это не отчасти, но во всякое время, во всяком месте и во всяком деле» (Добр Т.1. С.559).

Все приведенные средства человек может использовать в качестве профилактики, чтобы не заболеть помыслами. Однако и уже заболевший может прибегнуть к этим средствам для своего лечения. Но давайте посмотрим подробнее, как можно вылечить душу, уже подвергшуюся влиянию помыслов.

Прежде всего здесь не должно быть никакого смущения. Цель бесов заключается именно в том, чтобы создать в человеке смущение, а затем, среди этого смущения, решительнее вторгнуться в душу и пленить ее. Поэтому преподобный Максим учит: «Мужественно переноси волнование помыслов, особенно наводящих печаль и уныние» (Добр. Т.3. С.169). Мужественное противостояние помыслам – это второе требование. Все святые отцы советуют нам не смущаться, подвергаясь атакам сатанинских помыслов. Преподобный Варсонофий призывает: «Итак, если войдет помысл, не смущайся, но пойми, что хочет он сделать, и противодействуй без смущения, призывая Господа». Плохо не то, что разбойник войдет в дом, а то, когда он возьмет находящееся там⁶⁰.

Некоторые позволяют помыслу войти в ум и сердце, чтобы вступить с ним в беседу и победить его силою Христовой. Так поступают немногие, на ком лежит великая благодать Христова, так что они желают вступить в бой с диаволом лицом к лицу и посрамить его. Однако этот трудный и опасный подвиг недоступен большинству христиан. Таким образом, большинству из нас следует пренебрегать помыслами.

Необходимо заметить, что чем меньше опыт человека в духовных вопросах, с тем большим опозданием он замечает вхождение помысла. Люди, искушенные в этом духовном подвиге, обыкновенно замечают помысел уже тогда, когда он еще не успел войти в разумную часть души и только готовится к брани с подвижником. Некоторые обнаруживают помысел, когда происходит сочетание, или уже после сложения, или когда он находится в преддверии осуществления, или даже после того, как грех уже совершился. «Неопытный духовно человек обычно встречается с греховным помыслом уже после того, как он пройдет незамеченным первые стадии своего развития, то есть когда он приобретет уже некоторую силу, и даже больше: когда приблизится опасность совершения греха делом» (Старец Силуан. С.126) Но где бы ни встретился подвижник с помыслом, он во всяком случае должен немедленно вступить с ним в брань. По мере своего укрепления в этом подвиге он приобретает умение замечать помысел на все более ранних стадиях его развития.

Наилучший способ избежать беседы с помыслами – это пренебрежение ими и отсечение их. Архимандрит Софроний приводит учение старца Силуана о том, как лучше всего бороться с помыслами: «Старец говорил, что в опыте святых отцов можно усмотреть несколько различных способов борьбы с помыслом, но лучший из них – совершенно не вступать в беседу с ним (помыслом).

Ум, вступивший в беседу с помыслом, встретится с его непрерывным развитием, и, увлеченный этою беседою, отрывается от памяти Божией, что и составляет цель демонов, которые оторванный от Бога ум так или иначе запутают, и из беседы с помыслом ум не выйдет чистым...

Пустынник Стефан, кормивший из рук леопарда (Леств.7:50), пред кончиною, по привычке «противоречить» помыслам, вступил с ними в спор и потому находился в состоянии борьбы с бесами.

Преподобный Марк Фраческий за то, что пред исходом утешал свою душу исчислением своих трудов, был задержан в воздухе на один час, а это «на один час» значит, что существовала опасность так и пребыть...

Другие отцы были более умудренными в духовной брани» (Старец Силуан. С.65–66).

Поэтому небезопасно, тем более в начале духовной жизни, позволять помыслам входить в сердце, «но должно, как только они будут осознаны, тотчас, в самый момент нахождения их и приражения, отсекать их» (Преп. Исихий. пресвитер иерусалимский. Добр Т.2. С.168). Пренебрежение помыслами можно посоветовать новоначальным в качестве особенно подходящего для них способа борьбы.

Не вступая в пререкание с помыслом, следует отвергнуть то, что он предлагает. Благодаря этому лишается силы самая страсть: «таким образом, мало-помалу, подвизаясь и получая помощь от Бога, он одолеет и самую страсть» (Авва Дорофей С.187). Это называется сопротивлением помыслу.

Некто сказал авве Пимену: «Авва, у меня много помыслов, и я подвергаюсь из-за них опасности». Старец вывел его наружу и сказал: «Распахни одежду твою и поймай ветер». Когда же брат ответил, что это невозможно, авва Пимен заметил ему: «Если ты этого не можешь сделать, то тем более помыслам не можешь запретить войти; однако от тебя зависит противиться им» (Γεροντικόν. Σ88, χη᾿). Итак, насколько трудно поймать ветер, настолько же трудно и помешать помыслу войти в нашу душу.

Сопротивление помыслам необходимо, и состоит оно, с одной стороны, в совершенном пренебрежении ими, а с другой – в том, чтобы не выполнять их требований. «Если мы не будем выполнять их телесно, со временем они исчезают или слабеют» (там же, Σ87, κ᾿). Как змея или скорпион, помещенные в закрытый сосуд, через некоторое время умирают, «так и лукавые помыслы, посеянные бесами, истребляются терпением» там же, Σ87, κα᾿). Авва Агафон, когда у него возникал помысел осуждения, говорил: «Агафон, не делай этого», и таким образом помысел успокаивался (там же, Σ13, ιη᾿). Точно так же авва Феодор и авва Лукий пятьдесят лет насмехались и издевались над помыслами. Помыслу, который звал удалиться из места подвижничества, они отвечали: «Когда пройдет зима, перейдем отсюда». С приходом же лета они говорили: «Когда пройдет лето, перейдем отсюда». Так они поступали все время, насмехаясь над бесами (там же, Σ41, β᾿). Откладывая удовлетворение помысла на более позднее время, мы помогаем себе избавиться от него.

Другой метод лечения состоит в том, чтобы, подвизаясь, не позволять задерживаться помыслам. Смысл этой борьбы в том, чтобы не позволить простому помыслу возбудить страсти и не давать страстному помыслу соизволения на грех. «Оба же эти вида борьбы не дают замедлять в нас помыслам» (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.211. Гл.1). Ведь замедливший в нас помысел произведет другие помыслы, создаст множество затруднений в нашем внутреннем мире и пленит ум так, что мы даже не заметим этого.

Следует не только не позволять простому помыслу сделаться сложным или страстным, но и стараться сложный помысел превратить в простой. Сложный помысел состоит из страсти и помышления (νόημα). Следует посредством духовной любви и воздержания отделить страсть от помышления, и тогда останется чистый помысел (Добр. Т.3. С.203).

Поскольку помысел стремится раздразнить чувство наслаждения, которое в дальнейшем сможет пленить ум, необходимо оторвать ум от предложенного наслаждения (Старец Силуан. С.125). Преподобный Максим учит, что следует умерщвлять не только телесные страсти, но и страстные помыслы души (Φιλοκαλία T.В'. Σ89, ρζ᾿).

Помимо отсечения помыслов и пренебрежения ими их необходимо отгонять. Это достигается главным образом молитвою. Преподобный Григорий Синаит учит, что новоначальный не может отогнать помысел, если ему не поможет Бог. Сильные могут сражаться с помыслами и прогонять их, но и они делают это с помощью Божией. «Ты же, когда приходят помыслы, призывай Господа Иисуса часто и терпеливо, и они отбегут: ибо, не терпя сердечной теплоты, молитвою подаемой, они, как огнем палимые, отбегают» (Добр. Т.5. С.218). В молитве произносится имя Иисусово, которое является бичом для диавола, а присутствие божественной благодати создает сердечную теплоту. Это имя и эта теплота попаляют помыслы и отгоняют их от ума. Не имеющий же действия молитвы пусть подражает Моисею: пусть простирает руки и очи к небу, и тогда Сам Бог прогонит помыслы (там же). Как дым рассеивается в воздухе, так и помыслы рассеиваются при призывании имени Христова (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.178).

Мы не можем освободиться и избавиться от бесовских помыслов при помощи помыслов человеческих. Даже разумным людям надлежит оставить всякие помыслы и всецело возложить упование на Бога, говоря: «Господи! как Ты хочешь и как Ты знаешь, устрой это дело» (АвваДорофей. С.206). Этот пункт имеет большое значение, поскольку в час искушения многие пытаются противостоять ему силами человеческого разума. Однако, какою бы силой ни обладал разум, ему не сравниться с силою диавольского помысла. Ведь, сражаясь с помыслом, мы в действительности ведем брань не только с ним, но и с диаволом.

Молитва, совершаемая с трезвением, очищает мысль от всякого мечтания лукавых помыслов и дает ей, познав слова супостатов, ощутить пользу молитвы и трезвения (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.191). Молясь, подвижник духовной жизни может с полной ясностью понять помысел, без мечтания подвергнуть его некоему рассечению и таким образом, не совершив греха, узнать последствия этого помысла. Вот почему подвижники, опытные в этом духовном подвиге и не позволяющие помыслу войти в душу, обычно прекрасно знают течение греха и жизнь грешника, хотя и не имеют личного опыта в этой области.

Если сравнить семя врага с огнем, то упование на Бога, выражающееся в молитве – это вода, которая гасит огонь (Авва Пимен. Βασιλείου. Σ313, ρλστ᾿). Авва Иоанн Колов говорит: «Я сижу в своей келлии и вижу лукавые помыслы над собою; когда же я не в силах противостоять им, то прибегаю к Богу посредством молитвы и спасаюсь от врага» (Γεροντικόν. Σ45, ια᾿).

Действенным способом избавления от помыслов является их откровение опытному духовному отцу. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин говорит, что, «как змея, извлеченная из темной норы на свет, старается убежать и скрыться, так и злые помыслы, будучи обнаружены откровенным признанием и исповедью, стараются бежать от человека» (Добр Т 2. С.144). «Ничто столько не вредит монахам и ничто столько не радует бесов, как утаивание своих помыслов от духовных отцов своих» (там же). Из-за этого вся духовная жизнь рушится, и человек становится в руках диавола игрушкой, с которой тот может делать все, что захочет. Поэтому Иоанн Кассиан учит, что единственно возможный путь спасения заключается в том, чтобы объявлять свои помыслы рассудительнейшим из отцов и принимать от них наставление в добродетели, а не следовать собственному помыслу и собственному суждению (Φιλοκαλία T.Α᾿. Σ.92. Στ.12–16). Не сообщающий своих помыслов духовному отцу не получает исцеления: «ибо тот, кто молчит и не высказывает помыслы свои, пребывает неизлечимым»⁶¹. Поэтому нам надлежит открывать задержавшийся помысел, сообщать его духовному отцу, на котором лежит ответственность за наше спасение. «Задержавшийся же и борющий тебя помысел скажи своему авве, и он с помощью Божией излечит тебя» (там же, Σ.97, ρμγ᾿). Говоря «задержавшийся» (χρονίζοντα), мы имеем в виду такой помысел, который, несмотря на сопротивление, пренебрежение и молитву, не уходит, но продолжает бороться с нами. Это относится и к страстному помыслу, успевшему соединиться со страстью.

Преподобный Иоанн Синайский упоминает о том, как в некоем общежительном монастыре он встретил монаха, который носил на своем поясе небольшую книжку, где каждый день записывал помыслы, чтобы потом исповедать их старцу (Леств.4:39).

Рассудительный старец может быть необразованным по мирским понятиям, не знать мирской премудрости, но ведать премудрость Божию. Авва Арсений имел обыкновение спрашивать о своих помыслах одного рассудительного старца, который, однако, был простолюдином, неграмотным и необразованным. Другой брат спросил его: «Как это ты, авва Арсений, зная римскую и греческую науку, спрашиваешь о помыслах сего простолюдина?» И Арсений ответил: «Римскую и греческую науку я знаю, а вот азбуки сего простолюдина еще не выучил» (Γεροντικόν. Σ5, στ᾿). Если человек научился открывать Богу через посредство духовного отца и обнажать все раны, причиненные ему помыслами, равно как и сами помыслы, и в то же время слушается совета своего духовника, то он освобождается от всякого беспокойства, приобретает внутренний мир и на опыте познает, что такое мир Христов.

Помимо откровения помыслов духовному отцу, мы нуждаемся в его молитве и благословении. Святитель Иоанн Златоуст, ссылаясь на слово Христа, заповедавшего апостолам входить в дом с пожеланием мира, говорит, что зачастую мы безо всякого внешнего беспокойства терпим брань со стороны помыслов, смущаемся, в нас восстают лукавые похоти. Такую борьбу гасит слово святых, то есть их благословение, и это дает нам великую тишину. «Ибо стоит тому произнести слово, как всякое диавольское воспоминание и неуместный помысел обратятся в бегство из нашей души» (PG. Т.51. Col.334).

Как мы уже отмечали в другой связи, избавиться от помыслов можно, возделывая различные добродетели. Воздержание и любовь избавляют нас от страстных помыслов (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.291). «Обуздывай мужественно гнев и похоть, и скоро избавишься от худых помыслов» (Добр. Т.3. С.291). Кроме того, очень помогает бдение: «бдительный инок есть ловец помыслов, могущий удобно их усматривать и уловлять в тишине ночи» (Леств.20:6).

Чтение закона Божия и житий святых отсекает помыслы, ведь слова апостолов и отцов, как и сама их жизнь, обладают большой силой и умиряют душу.

Еще один способ заключается в возращении добрых помыслов. Конечно, выше мы заметили, что следует отсекать всякий помысел, пусть даже и добрый. Это особенно важно в час молитвы. Но в другое время, и особенно находясь на начальном этапе духовной жизни, можно возделывать добрые помыслы. Однако здесь опять-таки требуется внимание, чтобы не развить с их помощью воображение, ибо отсюда вырастает некая бесовская духовность. «Старайтесь возделывать добрые помышления, чтобы найти их там» (Авва Дорофей. С.141). Все предметы следует воспринимать с добрым помыслом. Если даже они плохи, следует относиться к ним так же, как и к другим, и тогда Бог переменит нестроение вещей. «Переплетения добра и зла принимай равным помыслом; за это Бог наконец отвратит аномалии событий в твоей жизни» (Преп. Марк Подвижник. Добр. Т.1. С.534). Можно также преображать дурные помыслы в добрые.

Один из самых лучших способов исцеления и избавления от помыслов состоит в том, чтобы держать свой ум во аде, палимым пламенем вечной муки. Старец Силуан учил: «Преподобный Макарий Великий, проходя воздушные пространства, не переставал смирять себя и, когда уже издали кричали ему бесы, что он избежал их, ответил, что еще не избежал. Так отвечал он потому, что привык держать свой ум во аде, и тем действительно избежал бесов.

Преподобный Пимен Великий, наученный долгим опытом борьбы с бесами, зная, что наиопаснейший и сильнейший враг есть гордость, всю жизнь трудился, чтобы стяжать смирение, и потому говорил своим ученикам: «Поверьте, чада, где сатана, там и я буду», но в глубине души, зная, как благ и милостив Господь, крепко уповал, что Господь спасет его.

Так смирять себя – лучший способ хранить свой ум чистым от всякого страстного помысла» (Старец Силуан. С.66).

Держать свой ум во аде, чтобы все помыслы опалялись языками адского пламени, – это состояние, которое приходит в процессе покаяния, в особенности того великого и пламенного покаяния, которое является даром благодати Христовой. Если же этого нет, то пусть человек по крайней мере держит в своей памяти мысль о предстоящей смерти и своем осуждении во ад. Самой этой мысли достаточно, чтобы человек избавился от засилия помыслов. Когда человек при помощи всей этой аскетической науки освободится от засилия помыслов, очистив свой ум и сердце, он исполняется действия Всесвятого Духа и ощущает исцеление души. Душа его избавляется от всех своих ран и становится храмом Святого Триединого Бога. Человек становится истинным священником благодати Божией и предвкушает блага Царства Небесного. Таков истинный, естественный человек, богочеловек по благодати.