§ 29. Важность догмата о Пресвятой Троице и особенная высота его

Догмат о Пресвятой Троице есть отличительный и необходимейший догмат святой веры нашей. Отличительный: ибо единого Бога исповедуют Иудеи и исповедовали лучшие из язычников, а Пресвятой Троице поклоняется один христианин. Необходимый: ибо на нем утверждается возможность истинного боговедения. Мы потому знаем невидимого Бога, что Сын Божий открыл нам Его, и Дух Святый просвещает нас. На нём утверждается вся надежда на спасение. Мы спасены и искуплены единородным Сыном Божиим, сошедшим с неба на землю, и усвояем себе заслуги Его благодатью. Но вместе с тем догмат этот есть один из самых таинственных и непостижимых для ума, почему и называется по преимуществу таинством веры. Св. отцы для успокоения пытливых умов при изъяснении возвышенного догмата о Пресвятой Троицк обычно употребляли в подобие солнце, которое, будучи одно, дает природе свет и теплоту, или всего чаще обращали внимание на собственную душу, как образ Божий, которая одна, но имеет три главных силы: ум, чувство и волю. Символическим изображением подобия тайны Св. Троицы может служить и фигура треугольника, в котором три угла так необходимы, что, если мы отнимаем один из них, вся фигура уничтожается. Само собою понятно, что эти аналогии только приближают тайну единства и троичности к нашему пониманию, но не изъясняют ее. Что же касается вопроса о необходимости признания в едином Божестве раздельности Лиц, то этот вопрос, необходимо решается самым понятием о совершенстве Божества и Его единстве. Бесконечно совершенное существо Бог должен быть единым, но безусловное единство без признания проявления его в раздельных равных личностях исключает возможность любви и счастья, – необходимых признаков совершенства и выразителей внутренней жизни.

Любовь по самому существу её есть ни что иное, как стремление к общению с другими и поэтому немыслима вне взаимообщения лиц. При отсутствии достойного предмета любви это чувство сосредоточивается единственно и исключительно на одном себе, превращается в себялюбие. При утверждении единоличности Божества, любовь Божия таким образом почти неизбежно превращается в себялюбие. Правда, предметом божественной любви служить мир, но независимо от того, что мир не вечен, на нем, вследствие его ограниченности, не может проявиться любовь Божия во всей её безграничной полноте. Высочайшая любовь требует и высочайшего предмета для своего полного проявления. Поэтому, если бы божественное Лицо было одно, то оно могло бы любить вполне достойно лишь только Себя. А себялюбие, как убеждает нас наша богоподобная совесть, есть не совершенство, а величайший недостаток, чего нельзя допустить в понятие о Боге, как существе совершенном.

Кроме того, совершенное существо необходимо должно быть безгранично счастливо-абсолютно блаженно. А истинное духовное блаженство заключается не в самозамкнутом самодовольстве, а в единодушном общении равных себе. Выходя из понятия о любви и блаженстве, как свойств Божиих, один отечественный апологет (профессор Глаголев) приходить к мысли о необходимости в едином Боге раздельности Лиц путём такого сравнения. Он представляет пример одинокого человека, поселенного на необитаемый остров, снабжённого там всеми внешними удобствами жизни и окружённого всевозможными животными и птицами, на которых он может изливать свое чувство любви. Представив возможность такого одиночества, апологет задаёт вопрос, будет ли счастлив этот человек без общения с равными себе, и получает ответ отрицательный. С этим сравнением, кажется, можно согласиться, имея в виду, что человек есть образ Божий, и ответь отрицания признать правильным на основании собственного сознания.

Быть может, подобные соображения заставляли и лучших представителей древней философской мысли в своих соображениях о Боге приходить к заключению о необходимости признания в Боге раздельности Лиц. Замечательно при этом то, что в учении этих философов мы находим некоторые, хотя слабые следы учения о троичности Лиц Божества. Подобные слабые намеки на необходимость признания троичности Лиц в Боге мы находим в учении Платона и в учении пифагорейцев, которые число три считали священным и основным, произведшим другие числа.