I. Краткий очерк истории Болгарской православной церкви
Государственная история Болгарии
Из двух больших общих групп, на которые разделяются народы славянского племени по степени близости своего взаимного сродства, болгары принадлежат к группе так называемой юго-восточной, которая кроме их состоит из нас – русских и из сербов с хорватами и словенцами (другую группу – западную образуют из себя поляки, чехи с моравами и словаками и представляющие остаток славян полабских или балтийских – саксонские лужичане).
Не составляя одного общего государственного союза, а живя мелкими отдельными племенами, славяне болгарские, подобно нам – русским, первоначально не имели одного общего, собирательного для всех частных родственных племен имени, и получили свое настоящее имя в позднейшее время от покорившего их (точнее говоря, значительную часть их) не славянского народа.
Оставив в неизвестное нам время первоначальное место своего жительства за северным склоном Карпатов и перешедши в древнюю Дакию, нынешние – Трансильванию, Валахию и Молдавию (Шафарика Древности II, 1, 19 fin. sqq и 241), славяне, получившие впоследствии имя болгар, начали переселяться отсюда за Дунай, в пределы Византийской империи, в восточную половину древней Мизии, нынешнюю собственно так называемую Болгарию, не позднее как с конца четвертого или с начала пятого века по Р. X.1 Переселение, совершаясь мирно и будучи поощряемо или по крайней мере не будучи препятствуемо византийскими императорами, происходило постепенно и незаметно, так что о нем вовсе ничего не говорят греческие летописцы (cfr Шафарика ibid. II, I, 24, 255, 259). Заняв большую часть Мизии, славяне переступили Балканы и в продолжение трех столетий (с пятого по седьмое) расселились по Фракии до самого Адрианополя, по Македонии до Солуни, затем но всей территории нынешних Албании, Фессалии и Ливадии, и наконец даже простерлись в Пелопоннес и на соседние с ним острова2. Что касается до отношений этих новых жителей Балканского полуострова к константинопольскому правительству, то, смотря по большей или меньшей отдаленности занятых ими областей от столицы империи, т. е. смотря по меньшему или большему удобству для императоров предъявлять им свою власть, они были различны. Славяне, селившиеся в восточной Фракии, т. е. в местностях ближайших к столице и находившихся не с края, а в средине государства, окруженных греческими городами, а следовательно и греческими военными гарнизонами со всех сторон, нет сомнения, с первого же прибытия на место, признавали себя и постоянно потом оставались подданными или данниками империи, хотя во внутреннем управлении, вероятно, и пользовались большей или меньшей свободой. Славяне пелопонесские весьма долгое время успевали сохранять совершенную независимость от империи (см. Фальмерайера Geschichte d. Halbinsel Morea, т. I, стр. 215 sqq, быв за то, впрочем, вскоре после покорения совершенным образом еллинизованы или погречены). Славяне мизийские и македонские, по предположениям Шафарика (Древн. II, I, 260, 266), сначала находились в подданстве греков, потом только в зависимости от них, управляясь собственными князьями и старейшинами, а наконец, с течением времени усилившись, старались и совершенно избавиться от всякого им подчинения.
Во второй половине седьмого века часть славян Балканского полуострова, именно славянские племена, жившие в древней Мизии или в нынешней собственно так называемой Болгарии, подпали власти иноязычных завоевателей, которые собрали их, под своею властью, в один государственный союз и которые дали всем славянам полуострова одно общее имя. Этими завоевателями были родичи гуннов и угров я вообще народ урало-чудского племени – болгары3. Из своих становищ между Волгой и Доном болгары начали производить вторжения за Дунай в пределы империи с восьмидесятых годов пятого века, и продолжали их в течение почти целого столетия; с половины шестого до сороковых годов седьмого века они находились под властью авар, от которой освобождены были князем своим Кубратом. Пятеро сыновей Кубрата после его смерти начали оспаривать друг у друга власть над народом, и один из них, по имени Аспарух, с частью болгар оставил родину и двинулся на запад; сначала он поселился в «углу» (по-гречески ὀ’κλοσ, ὀ’γλοσ) между Днестром, Прутом, Дунаем и Черным морем, или нынешнем Буджаке4, а потом вторгнулся через Дунай в империю, и здесь, несмотря на сопротивление импер. Константина Погоната, занял населенную славянами Мизию, чем и положил начало болгарскому государству, которое, получив свое имя от завоевателей, народность удержало побежденных. Это событие имело место в 678–80 году (Memor. pop. II, 442 sqq, 495 sqq, Шафар. Древн. II, I, 274, 262, 599).
Что касается до первоначальных пределов основанного Аспарухом государства, то восточная граница его, начинаясь с устья Дуная, шла по берегу Черного моря за Варну (Memor. pop. II, 508), – южная граница, начинаясь немного южнее Варны, шла по северным отрогам Балканов, с которых оставляя влеве Софию, еще находившуюся во власти греков (см. ниже), приблизительно на р. Нишаву у нынешнего Пирота или Шарыкиоя и потом по сей последней и по болгарской Мораве, – западная граница шла или по соединенной Мораве от верховьев до устья или с ее верховьев, отклоняясь от нее влево, на нижнюю Саву и захватывала древний Сингедон, нынешний сербский Белград5. Северная граница остается неизвестною: после Аспаруха болгары владели по сю сторону Дуная более или менее значительной частью Баната с Трансильванией и Валахии с Молдавией, но нет сведений, кому принадлежало это завоевание. Если оно было сделано самим Аспарухом, то граница шла, неизвестно на каком расстоянии от Дуная, по сейчас указанным областям; если же после Аспаруха кем-нибудь из его преемников, то границу составлял самый Дунай.
Преемниками Аспаруха были:
2) Тербел или Тербелий.
3) Комерсий или Кормесий. Оба воевали с греками; при первом границей между империей и Болгарией назначены были Мелеоны во Фракии, остающиеся впрочем по ближайшей своей местности совершенно неизвестными (Memor. pop. II, 511 sqq, 517 sqq, Шафар. Древн. II, I, 278; см. также у Свиды в лексиконе под словом Βου’λγαροι). Если не Аспарух, то который-нибудь из сих двух его преемников распространили свою власть на левый берег Дуная, завоевав более или менее значительную часть Баната с Трансильванией и Валахии с Молдавией, о чем сказано нами сейчас выше6.
В 762 г. возмутившиеся болгары истребили весь царствующий дом Кубрата, и на место убитого Комерсия был избран
4) Телесий или Телец, за которым следовали
5) Сабин.
6) Поган. Среди смут, происходивших в Болгарии, все трое правили весьма неподолгу, между 762 и 764 годами (Memor. pop. II, 622 Шафар. ibid. II, I, 278 sqq).
7) Умар7.
8) Токта. Оба в продолжении одного (766) года (Memor. рор. II, 626 sqq, Шафар. II, I, 279). Все пятеро воевали с греками, и большею частью несчастливо.
9) Целиг или Телерик, неизвестно когда занявший престол; в 774 г. воевавший с греками, в 776 г. убежавший в Константинополь, где был крещен, женат на родственнице императора и сделан патрицием (Memor. рор. II, 528 sqq, Шафар. Древн. II, I, 280).
10) Кардам, упоминаемый под 791–797 годами, с переменным счастьем воевавший с греками (Memor. рор. II, 332, Шафар. ibid. II, I, 281).
11) Крум или Круб (также Крем, от чего в наших русских хронографах Кремль), взошедший на престол около 802–7 г., основатель новой династии, знаменитый воитель, страшно громивший и опустошавший империю и выведший из нее огромное количество пленных (Memor. рор. II, 535 sqq, Шафар. ibid. II, I, 281). Он расширил пределы государства, отняв у греков Сардику, нынешнюю Софию (Memor. рор. ibid.), и распространил свою власть (впрочем, совершенно бесполезным образом для государства) в юго-восточной Венгрии над бывшею там другой болгарской ордой и остатками аваров до р. Тисы или Тейссы (Шафар.ibid. II, I, 281 sqq). Ему наследовал около 815–20 г. сын его –
12) Мортагон или Муртагон (у западных летописцев Омортаг, у архиепископа Феофилакта в Тивериупольск. мучениках Омбритаг). Держал мир с греками, но воздвиг гонение на христианских пленников, распространявших христианство между его подданными (Memor. рор. II, 563 Шафар. ibid. II, I, 284 fin., Кедрин, вMemor. рор. ibid., неправильно называет Мортагона Критагоном)8.
13) Относительно преемника Мортагонова свидетельства византийцев несогласны. По Константину Порфирогениту (Memor. рор. 11, 154 sqq, 575), после Мортагона правил Пресиам, бывший отцом следующего государя Бориса-Михаила. Архиепископ Феофилакт (в Тивериупольск. мучениках, уМиня в Патрол. т. 126, § 31 sqq) говорит, что Мортагон (которого он называет Омбритагом) оставил после себя трех сыновей: Енработу (Ἐνραβῶτας) или Бонна (Βο’ινος), Звеницу (Ζβη’νιτζη) и Маломира, что преемником ему был младший сын Маломир и что преемник этого последнего Борис-Михаил был сын не его, а второго брата Звеницы. Неизвестно, которое свидетельство справедливее; мы с своей, стороны склоняемся более в пользу Феофилакта, потому что если он решается противоречить своему предшественнику, то, как мы думаем, не без достаточных оснований. (Можно, и даже должно предполагать, что свой рассказ о тивериупольских мучениках Феофилакт составляет на основании готовых, болгарских или греческих, о них записей; но в этих записях могло быть и о государях болгарских).
14) Борис-Михаил, по Константину Порфирогениту сын Пресиама, по Феофилакту сын Звеницы, – креститель болгар (вступил на престол между 852–856, передал его преемнику между 888–892 годами). О нем подробнее скажем ниже9.
15) Владимир, старший сын Бориса, поставленный отцом, пожелавшим под старость принять монашество, при своей жизни, но через четыре года им же лишенный престола, как недостойный.
16) Симеон, младший сын Бориса, поставленный им на место Владимира (между 892–896 гг.), – знаменитейший из всех болгарских государей; через принятие титула царя или императора (βασιλεύς – imperator) уравнявший себя с императорами византийскими и мечтавший было совсем заступить их место, нещадно громивший и едва совсем не сокрушивший Греческую империю; возведший свое государство на, высокую, хотя и непрочную, степень блеска и славы; окончательно утвердивший в стране христианство и с величайшим усердием старавшийся о водворении в ней просвещения, († 927)10.
Мы видели выше, что балканская часть болгарского государства первоначально представляла из себя не очень широкую полосу, простиравшуюся по правому берегу Дуная, и что из преемников Аспаруха только Крум несколько увеличил ее присоединением от греков Софии. Но Борис и Симеон – первый чрез подчинение своей власти соседних независимых славян, а второй посредством завоеваний у греков весьма широко раздвинули пределы здешних своих владений, так что при преемнике второго из них болгарам принадлежала значительнейшая, а грекам только меньшая часть полуострова. Восточная граница государства простиралась по берегу Черного моря от устья Дуная до Бургаса за южным склоном Балканов (причем, впрочем, приморские города Месемврия и Анхиал если не постоянно, то большею частью оставались во власти греков). Южная граница шла от Бургаса на Балканы, затем Балканами и с отрога Коджа-Балканы, пересевая верховья Марицы, поворачивала (идя мимо Татар-Базарджика и Чепены) на юго-запад на Родопские горы; отсюда шла на Стримон, который пересекала около нынешнего Демир-Гиссара (захватывая лежащие за левым берегом этой реки города Раслог и Мельник или Менлык), с Стримона на Вардар немного повыше устья, с Вардара на нижнюю Быстрицу (Индже-Карасу, ниже Веррии), с этой последней или по западному берегу Солунского залива, или не в дальнем расстоянии от него по горному хребту Олимпа на нижнюю Саламврию (др. Пеней), и наконец отсюда по более или менее прямой линии, наклоняющейся с северо-востока к юго-западу, на верхнюю Саламврию, между городами Стагус-Калабаком и Трикалой, и на берег Адриатического моря около устья р. Каламы или Каламаса. Западная граница шла по берегу Адриатического моря, обходя только некоторые приморские города с их округами, еще остававшиеся во власти греков (напр. Диррахий, нынешний Дураццо); дошед до устья Дрина, она сначала поворачивала на северо-восток и шла по более или менее прямой линии на верховья р. Топлицы и на болгарскую Мораву ниже впадения в нее Нишавы; потом поворачивала на северо-запад, и с низовьев болгарской или с верховьев соединенной Моравы шла на нижнюю Саву11. Что касается до задунайских владений болгар, то находившиеся в вассальной зависимости от них восточная Венгрия и Трансильвания в начале десятого века навсегда были заняты уграми (см. Фесслера Geschichtevon Ungarn, 2 изд., Лейпциг, 1867, т. I, стр. 57 sqq, cfr Шафарика Древн. II, I, 286), а Молдавия и восточная Валахия, быв сначала ненадолго заняты этими же уграми (Фесслер ibid. стр. 49, Палацкий Geschichte von Böhmen I, 147), потом довольно продолжительное время были занимаемы прогнавшими сих последних печенегами (Константин Порфирогенит De administer. imperio cap. 37, 40 и 42, ed. Bonn. р. 164, 173, 177, Memoriae pop. III, 776 sqq).
17) Петр, сын Симеона, – государь слабый и недеятельный, совсем не походивший на своего великого отца; женатый на греческой царевне, большую часть жизни находился в мире с греками и под их влиянием. Под конец его правления неожиданно разразилась над Болгарией гроза, приведшая к падению государства. Смиренное миролюбие болгарского царя возбудило в деятельном императоре Никифоре Фоке желание сделать попытку – сокрушить возросшую силу северных варварских соседей, и он накупил на них в 967 г. оружие русского вел. кн. Святослава. Когда Святослав, в два похода (967 и 969 г.) овладевший почти всею Болгарией, обманул надежды греков, так как хотел завоевать страну не для них, а для себя, то греки соединились было с болгарами для его изгнания. Но за сим преемник Никифора (с конца 969 г.) Цимисхий, успев в этом последнем (971 г.), вместе с тем подчинил своей власти и значительную часть Болгарии, именно всю часть ее, находившуюся между Балканами и Дунаем (на западе по округи Софийский и Виддинский не включительно) и за Балканами во Фракии. Это было уже после смерти Петра (который † 968 г.), при его сыне и преемнике –
18) Борисе 2-м, который, после недолгого правления в занятой русскими Преславе, взят в плен Цимисхием, и по лишении царского сана получил от него достоинство магистра (см. Льва диакона Memoriae рор. II, 60 sqq, Черткова Описание войны вел. кв. Святослава против болгар и греков. Москва, 1843, Гильфердинга Письма об истории сербов и болгар, выпуск I, стр. 156 sqq).
В оставшейся непокоренною Болгарии македонской избраны были в правители сыновья одного знатного боярина, по имени Шишмана Мокра, четыре брата – Давид, Моисей, Аарон и Самуил, из коих, после случившейся в непродожительном времени смерти троих первых, остался правителем и принял титул царя последний.
19) Самуил, правивший до 1014 г., – человек чрезвычайно мужественный, неутомимо и успешно боровшийся с. греками, оставивший по себе память как государь знаменитый12, которому наследовали: его сын –
20) Радомир-Роман или Гавриил, правивший менее года (убитый следующим, Memor. рор. II, 634 sqq, Шафар. Древн. II, I, 311, Гильфердинга Письма об истории сербов и болгар, период 2, стр. 157), и его – Самуилов племянник, сын Ааронов –
21) Иоанн-Владислав. Ослабляемые внутренними раздорами и страшно уже разгромленные болгары, несмотря на все свои усилия, не в состоянии были далее противостоять воодушевленным успехами грекам, и в 1019 г., после смерти Владислава (павшего при осаде одной греческой крепости), вся страна покорилась императору греческому Василию, получившему за это окончательное одоление болгар титло Булгароктона (болгаробойца), чем и кончилось существование первого болгарского царства (Memor. рор. II, 635 sqq, Шафар Древн. II, I, 311, Гильфердинга Письма, период 2, стр. 161 sqq).
Под игом греческим болгары находились в продолжении слишком полутора столетий. После нескольких неудачных попыток восстания (в 1040 г. под предводительством самозванца Петра Делеана или Долина, Тихомира и внука Шишманова Алузиана, Memor. рор. II, 650 sqq, в 1073 г. сербского княжича Константина – Петра Бодина, ibid. II, 661 fin. sqq), наконец удалось свергнуть иго в 1185 г., принадлежавшим к сословию болгарских бояр, двум братьям Петру и Асеню, с которых и начинается второе болгарское царство.
1) Петр и Асень большую часть времени (с 1185 по 1195 г.) правили вместе, при чем именовался царем и носил царский венец старший из братьев; после смерти второго (павшего от руки убийцы) недолго (в продолжение того же 1195 или 1195–96 г.) один первый (погибший таким же образом). Они успели отнять у греков почти всю Болгарию предбалканскую или собственно так называемую (за исключением Софии и приморских Варны и Анхиала), с принадлежавшей к ней подунайской частью нынешней Сербии, и северную часть, по Прилеп и Пелагонию, Болгарии албано-македонской.13
2) Иоанн Калиян (Калуян, т. е. Калоиоан, просто Иоанн, а также Ioannitius и Иваница), младший брат предшествующих, с 1195 или 96 по 1207 г. Воюя счастливо с греками, а с 1204 г. с занявшими Константинополь крестоносцами, расширил свои владения в Македонии включительно по Верию, а во Фракии почти по Димотику и Адрианополь; на северо-запад в нынешней подунайской Сербии границы его государства простирались сначала по Белград и Саву, а потом, после отнятия Белграда и его области венграми, по соединенную Мораву, обнимая так называемую область браничевскую. Возбуждаемые свежими еще воспоминаниями недавно свергнутого рабства, как двое предшествующих, так и Калиян, вели свои войны против греков с беспощадною жестокостью; последний, подражая Василию болгаробойцу, наименовал себя грекобойцем (ромеоктоном)14.
3) Борис 3-й или Борил (и Борила), племянник предшествующих, сын их сестры, – с конца 1207 по 1221 г. (Memor. рор. II, 721 sqq). При нем Болгария лишилась большей части своих владении в Македонии (ibid. 722 нач., 724). Вторые семь лет правления провел в междоусобной войне с двоюродным братом, которому наконец и принужден был уступить престол (по взятии в плен быв им ослеплен, ibid. 722).
4) Иоанн Асень 2-й, сын Асена 1-го, с 1221 по 1241, или вероятнее по 1245 г., – знаменитейший из государей второго болгарского царства. По его собственным словам и по словам других свидетелей, он владел большею частью Фракии, за исключением Константинополя и ближайших к нему городов, Македонией со включением Солуни и Афонской горы, Фессалией, Албанией и северо-восточной Сербией по Белград включительно. Константинополем и ближайшими к нему городами владели латиняне; но и эти последние были в вассальной от него зависимости: но «и те – говорит он в одной записи – под руку царства моего повиновахуся, понеже иного царя не имеяху, разве мене и мною ради (т. е. мною довольные, подо мною счастливые) дни своя испровожающе бяху, Богу тако повелевшу» (см. статью Даскалова: Открытия в Тернове, в Чтениях Общ. Ист. и Древн. 1859 г., кн. 2, стр. 19). До такого блеска и могущества, хотя блеск был весьма непродолжителен и могущество весьма непрочно, не доходила Болгария даже при самом Симеове. Отзываясь с величайшими похвалами об его личном высокогуманном и благородном характере, византийские летописцы говорят, что он был любим не только своими варварами (болгарами), но даже и ромеями (греками)15.
5) Калиман или Коломан 1-й, сын предшествующего от первой жены (венгерки, почему и имя венгерское), или с 1241 по 1245 г., или в продолжение одного 1245 г., вступивший на престол двенадцатилетним ребенком, ничем неизвестный (Memor. рор. II, 732 sqq).
6) Михаил 1-й, брат предшествующего от другой жены Асеня (гречанки), – около 1245–1257 гг. Воевал с греками и с сербами, и должен был уступить первым довольно значительную часть завоеваний отца во Фракии и в Македонии (Memor. рор. 11, 733 fin. sqq).
7) Калиман (или вероятнее Калиян) 2-й, двоюродный брат предшествующего, виновник его смерти; правив весьма недолго, был согнан болгарами с престола16.
8) Константин, сын Тиха или Теха, происходивший из сословия бояр, избранный последними на место предшествующего в 1257–8 году и правивший до 1277 г.; чтобы приобресть некоторое право на владение престолом и причислить себя к прежнему царскому роду, он развелся с своей женой и вступил в брак со внучкой Асеня 2-го по матери, дочерью императора Феодора Ласкаря 2-го (который 1255–1259), почему и называется в грамотах и записях Асенем; в войнах с греками он должен был уступить последним и еще некоторую часть завоеваний Асеня 2-го17.
9) Кордокува или Лахана (Бордокува неправильно вместо Вордокува, что есть болгарское бръдоква, по-русски брюква; Лахана есть греческий перевод болгарского, λα’χανα – овощи, огородные зелия), происходивший из низкого состояния, дерзкий авантюрист или может быть горячий патриот, что по византийцам решить весьма трудно, сначала предводивший толпами гайдуков, отражавших набеги Татар, овладевший престолом около 1277 г. (после того как Константин в происшедшем между ними сражении лишился жизни). Правив весьма недолго, был согнан с престола (в 1279 г.) императором греческим Михаилом Палеологом, который желал посадить своего кандидата, и потом, по проискам того же императора, был убит (в 1280 г.) татарами, к которым отправился было искать себе помощи (Memor. рор. II. 764 sqq).
10) Иоанн Асень 3-й (в одной записи 1279 г. Иваил (sic), см. Гласника XX, 245 fin.), внук по матери Асеня 2-го (сын того Мичи, о котором в примеч. 13), достигший власти при помощи названного выше императора греческого Михаила Палеолога (в 1279 г.); после весьма недолгого правления, вследствие опасений за свою жизнь от искавшего престола под ним одного знатного боярина, по имени Тертерия, бежал (в 1280 г.) в Константинополь (Memor. рор. II, 768 fin. sqq).
11) Тертерий (Тертер) 1-й. В 1280 г. занял престол после бежавшего Иоанна; в 1293 г., страшась угроз и нашествия хана татарского Ногая, бежал к грекам (Memor. рор. II, 783 sqq, 792).
12) Смилец, из болгарских бояр, после бегства Тертериева поставленный в 1291 г. ханом татарским Ногаем, во скоро согнанный с престола сыном Ногая Чакой (Tzacas) (Memor. рор. II, 796).
13) Феодор Святслав (т. е. Святослав, у греков Освентислав)18 сын Тертерия, поставленный в том же 1294 г. названным выше сыном Ногая и зятем Тертерия – Чакой, который, после поражения его отца ханом Тохтой, бросился с остатками его орды в Болгарию и подчинил ее своей власти. Правил сначала как подручник Чаки, а потом, захватив и убив его, как самостоятельный государь (Memor. рор. II, 792 sqq) до 1322 года (ibid. 813 fin.). Воевал с греками и завладел от них несколькими городами, прилежащими с юга к Гему, также приморскими городами Анхиалом и Месемврисй (ibid. 799 fin., 804 § 378, 810 § 388, 804 § 380). Из этих завоеваний его узнаем, что после Константина Тиха болгары лишились всех своих владений во Фракии; а из сербской истории известно, что тогда совсем не были их владений и в Македонии, которая принадлежала частию сербам, частию грекам. (Во время правления Святослава, пытался было завладеть болгарским престолом, с помощию императора греческого, Михаил, сын Константина Тиха, но не успел в своем намерении:Memor. рор. II, 794 sqq; вероятно, считая его законным претендентом, греки и после продолжали называть его царем. См. у Григоровича в Путешествии по Турции стр. 73 хризовул импер. Андроника.)
14) Георгий Тертерий 2-й, сын предыдущего, с 1322 по 1324 г. (Memor. рор. 813 fin., 817), завоевал у греков провинцию Родопскую и Филиппополь (ibid. 814 § 395).
15) Михаил 2-й, сын деспота или удельного владетеля виддинского Срацимира или Шишмана, избранный болгарскими боярами после умершего без наследников Георгия Тертерия (Memor. рор. II, 817; см. также Животи кральева и архиепископа српских, изданные Даничичем, Загреб, 1866, стр. 117 sqq). Греки противопоставляли ему, впрочем безуспешно, соперника в лице Воисилы (Βοησι’λας), сына Тертерия 1-го и дяди Тертерия 2-го (Memor. рор. 813, 815, 817, 819); при нем отошла к империи некоторая часть владений Болгарии (ibid. 815 § 397); убит в войне с сербским королем Стефаном Дечанским, с которым враждовал из-за бывшей за ним в замужестве и отвергнутой им по вступлении на престол для греческой царевны, сестры последнего (Memor. рор. II, 838 ssq, Животи кральева, изд. Данич., стр. 178 sqq), в 1330 г. (Monumenta Serbica Миклошичар. 100).
16) Стефан Шишман, сын предшествующего от первой жены его, дочери сербского короля Стефана Милутина или Уроша 2-го; возведенный на престол дядей, названным выше Стефаном Дечанским, и управлявши недолго под опекой матери, был прогнан болгарами (в 1332 г. См. Животи кральева, изд. Данич., стр. 195 sqq, Memor. рор. II, 840 sqq, 852 fin. sqq).
17) Иоанн – Александр, племянник Михаила 2-го, сын деспота (вероятно, также виддинского) Срацимира (Memor. рор. II, 842 и в помянутом выше синодике Бориса стр. 13), возведенный на престол, после изгнания предшествующего, в 1332 г. (ibid.), возвратил от греков утраченное болгарами после смерти Михаила (ibid. § 435 fin.) и владел северной Фракией по Филиппополь включительно (Ibid. 866 § 465); был жив в 1359 г, и умер, как кажется, после 1364 г., именно, если верить одному довольно вероятному показанию, в 1371 году19.
18) Иоанн Шишман и Иоанн Срацимир, сыновья Иоанна – Александра, последние болгарские цари, управлявшие разделенною на двое страной одновременно и владевшие – первый Терновом и восточной Болгарией с остававшеюся за государством частью Фракии, – второй Виддином и Болгарией западной20.
Не задолго перед тем явившиеся в Европе турки быстро совершали свое завоевание Балканского полуострова, и болгарскому царству первому суждено было пасть под ударами их оружия, что́ и случилось при сейчас названных государях.
Ближайший к занятой турками средней Фракии, Иоанн Шишман впервые подвергся их нападению при самом начале своего правления (в 1371–72 г.). Успев на этот первый раз спасти себя от них тем, что уступил им часть своих владений, признал себя их подручником и отдал в замужество султану (Амурату) свою сестру; он держался было потом на престоле более двадцати лет21. Но наконец он снова привлек на себя страшное оружие, и в 1393–94 г., после взятия столицы государства Тернова и низложения его самого, царство его окончательно прекратило свое существование22.
Область Срацимира, загороженная дотоле владениями Шишмана, была покорена в непродолжительном времени после сих последних; именно – Виддин был взят султаном в 1398 г., т. е. на четвертый или на пятый год после взятия Тернова23.
Первые государи болгарские, будучи предводителями кочевой орды, имели свое пребывание не в каком-нибудь городе, а подобно нашим ханам монгольским в ставках переносного аула. Переселение из шатра под кровлю дома имело место не ранее того, как из кочевых болгар они превратились в оседлых славян, что́ случилось после Крума, который жил еще в ауле (Memor. рор. II, 536, 538), около времени Мортагона, сыновья которого носят уже славянские имена (см. выше).
После этого в период первого царства до покорения предбалканской Болгарии Цимисхием, столица была в Преславе, находившейся недалеко от нынешней Шумлы; после Цимисхия до Василия Булгаробойца, в Болгарии македонской, она была переносима из города в город, – сначала была в Пресне, потом в Битоле (Memor. рор. II, 623 и 636) и наконец не задолго до падения царства перемещена была в Ахриду. В период второго царства с самого начала и до конца столицей был существующий до настоящего времени город Тернов.
Не все славяне Балканского полуострова были покорены во второй половине седьмого века болгарами, но все они в последствии приняли одно общее имя болгар. Нынешнее расселение их на полуострове, которого они занимают большую часть, см. на приложенной карте. Так как в Турции вовсе не производится точных переписей, подобных нашим ревизским, то общее число болгар в настоящее время сколько-нибудь достоверным образом вовсе неизвестно, и определяется так сказать на глазомер, по заключениям от занимаемого ими пространства, одни считают их от 4½ до 5 миллионов, другие от 7 до 7½.
Обращение болгар в христианство
1. Начатки христианства до Бориса
Славяне, обитавшие в Дакии, как говорили мы выше, начали переселяться в Мизию и другие задунайские области империи с конца четвертого или с начала пятого века. Те племена этих славян, которые заняли именно Мизию, прежде чем покорены были болгарами (в 678 г.), довольно долгое время – в продолжение трех или двух с половиной веков – находились в зависимости от греков. На этом основании следует думать, что первое распространение христианства между славянами Мизии, позднейшей Болгарии, имело место еще в период времени, предшествовавший прибытию в нее болгар. Правда, что тогдашние греки нисколько не исполнены были ревности к делу апостольского проповедничества и что, не имея за сим своекорыстных побуждений к пропаганде в той идее всемирного духовного господства, которая уже одушевляла тогда латинян, они водились по отношению к славянам единственно чувством отвращения в ним, как к варварам. Но христианство должно было распространяться между славянами Мизии, как и большею частию других славян полуострова, несмотря и на всю незаботливость об этом со стороны самих греков. Есть известия, что уже в пятом веке славяне поступали на службу империи, в ее войска (таково известие об императоре Иустине). С первой половины шестого века мы находим их в византийской армии целые огромные толпы24. Обращение в христианство, конечно, не было поставляемо условием принятия на службу, потому что не столько искали ее славяне, сколько старались искать и вербовать их на нее греки; но эти полки, набранные из славян-язычников, были помещаемы на житье в греческих христианских городах, и продолжительное обращение с жителями сих последних необходимо должно было приводить к тому, чтобы более или менее значительное количество славян-солдат принимали христианство. В десятом веке между нашими киевскими русскими, служившими в Константинополе, мы видим целые отряды или роты, составленные из одних крещенных (Constant. Porphyrog. De ceremon. aulæ Byzantinæ, ed. Bonn., р. 579 fin.): нет сомнения, что то же самое было относительно успехов христианства прежде них и с славянами мизийскими, служившими в войсках империи. Но эти крещенные солдаты, возвращаясь со службы в свои деревни, должны были распространять христианство в своих семействах. Бесспорно, что подобные проповедники, несмотря на всю свою многочисленность, не могли иметь быстрых и больших успехов и что самое христианство в их проповеди не могло быть слишком чистым или совершенно подлинным. Тем не менее однако ж было бы несправедливо не придавать всему этому и совершенно никакого значения. Если каждый славянин-солдат, возвращавшийся на родину христианином, приобретал христианству еще только одного нового члена, то в общем итоге должно было составляться количество хотя и не очень значительное, но с другой стороны и не вовсе ничтожное. Что касается до внешнего существования христианства у славян мизийских в это первоначальное или доболгарское время – были или не были у них храмы и священники, то ничего этого неизвестно. С первого взгляда представлялось бы вероятнейшим думать, что они не имели еще ни тех, ни других; но если наши киевские христиане времен Игоря, несмотря на свою сравнительную малочисленность и несмотря па весьма большую сравнительно трудность получать священников, имели и храмы и священников, то в виду этого примера мы более наклонны думать, что храмы и священники были и у славян мизийских25, хотя вероятно и в весьма ограниченном числе.
В 678 г. болгары покорили Мизию с обитавшими в ней славянами и основали в ней свое государство. О положении христианской веры в новом государстве мы не имеем никаких сведений до начала девятого века. Относительно победителей болгар самое вероятное есть то, что во все это время неизвестности она оставалась совершенно им чуждою и нисколько не имела между ними прозелитов. Нет никаких прямых указаний и нет никаких оснований предполагать, чтобы приходили к ним греческие миссионеры; тем путем, о котором говорили мы выше, христианство также и могло между ними распространиться, потому что из собственного государства они не ходили служить в войсках чужого. Таким образом, единственными проповедниками между ними христианства могли быть только побежденные ими славяне; но, во-первых, это были проповедники слишком мало способные к проповедничеству сколько-нибудь настоящему, каковое требовалось для успеха не между своими домашними; а во-вторых, проповедь их слова и примера, прежде чем победители их не слились с ними в один народ и не утратили своего к ним пренебрежения, во всяком случае не могла иметь особенного успеха. Относительно побежденных славян мы, наоборот, думаем, что господство болгар вовсе не подавляло бывших у них начатков христианства. Отличались пли не отличались болгары веротерпимостью, по христианство их подданных славян еще не имело ни такой внешней организации, ни такой внешней обстановки, чтобы сколько-нибудь резко выставляться на вид и чрез то привлекать на себя особенное внимание; а поэтому всего вероятнее, что болгары просто вовсе не замечали его существования. Если же и замечали, то христианство это, будучи в тесных семейных кругах содержимо и наследуемо, но не будучи открыто распространяемо, еще не заявляло себя с истинным своим характером веры враждебной всем другим верам; а вследствие сего, как никому и ничему не грозившее, оно еще не могло подвергаться гонению даже и в этом последнем случае.
Положительные сведения о христианстве в Болгарии, как мы говорили, начинаются с начала девятого столетия. В первых годах второй половины этого столетия последовало всеобщее крещение страны; но прежде чем принимать новую веру по собственной воле, государи болгарские содействовали ближайшему приготовлению к ней народа против своего желания и намерения. Страшный бич империи Крум, не довольствуясь опустошением областей и разрушением городов греческих, обыкновенно захватывал и уводил в плен всех жителей завоеванных местностей, и в продолжение последних четырех лет своего правления, ведя непрерывную и постоянно счастливую войну с греками, переселил их такое неизсчетное множество, что должен был переполнить ими всю Болгарию26. Эти-то, наполнившие всю страну, греческие пленники и сделались проповедниками в Болгарии христианства. Проповедь должна была идти тем успешнее, что, с одной стороны, между пленными вместе с двумя епископами было весьма большое число проповедников по долгу и призванию – священников, а с другой стороны – что весьма значительную часть их составляли единоплеменные и единоязычные с большинством населения Болгарии славяне, – сельское население северной Фракии, из которой выведена была Крумом наибольшая часть его пленников, состояло почти исключительно из одних славян, и эти славяне, быв с самого времени поселения не просто мало зависимыми данниками, а настоящими подданными империи, нет сомнения, уже все давно были обращены в христианство. Преемник Крума Мортагон, заметив быстрое распространение христианства в своем народе и опасность, грозящую язычеству, хотел остановить успех проповеди мерами преследования: епископа адрианопольского Мануила «и иных многих, обвиненных в том же» (слова Конст. Порфир.), т. е. в распространении христианства, он приказал предать смерти27. Но известно, что гонениями скорее достигается противоположная цель нежели та, которая имеется в виду, потому что они возбуждают ревность проповедников и последователей гонимой веры. Терпя неудачи в войнах с греками, Мортагон был потом принужден возвратить им Крумовых пленников (Memor. рор. II, 564), и таким образом проповедники христианства оставили Болгарию; но, во-первых, в продолжение пяти или шести лет пребывания они имели время совершить свое дело настолько, что в дальнейшем существовании оно могло быть предоставлено уже и самому себе; во-вторых, была выведена большая часть пленников, но не безусловным и буквальным образом все, – из бывшей сотни тысяч их осталось в Болгарии, вероятно, не одна сотня единиц, и между этими оставшимися, как дают знать последующие известия (о монахе Феодоре Куфаре), были люди и из числа наиболее способных к продолжению проповеди. Насколько вообще успело распространиться и утвердиться христианство в Болгарии при Круме и Мортагоне, положительным образом неизвестно; но по весьма вероятному показанию одного из византийских повествователей «многие (из болгар) привлечены были к истинной Христовой вере и во многих местах (их страны) посеяны были семена христианского учения» (Константин Порфирог. в Vita Basilii, ed. Paris, р. 136, у Ассемана в Kalendaria II, 353).
Не знаем, до какой степени заслуживают веры слова архиепископа Феофилакта, но в своем сказании о тивериупольских мучениках он утверждает, что еще прежде крещения Бориса имел место случай обращения в христианство членов болгарского княжеского дома. Он рассказывает, что между пленниками, выведенными Крумом из Адрианополя, был некто Кинамон, юноша прекрасный телом и душою. Доставшись при разделе добычи сыну Крума Омбритагу (так называет Феофилакт Мортагона других византийцев), Кинамон весьма любим был князем и всеми его окружающими, но только последних сильно печалило, что он был не одной с ними веры, и поэтому князь употребил все убеждения, чтобы заставить его отказаться от христианства. Несмотря ни на что, юноша остался непреклонно тверд, и отвечая князю на его увещания проповедью о Христе и укоризнами бездушным идолам, наконец так разгневал его, что тот приказал возложить на мужественного исповедника жестокие раны, а потом бросить в темницу, в которой и оставался Кинамон до смерти Омбрнтага. После Омбритага остались три сына – Енработа, Звеница и Маломир, и престол отцовский наследовал младший между братьями – Маломир. Енработа, который иначе назывался Бойном, вспомнив «по божественному вразумлению» о Кинамоне, послал к Маломиру просить, чтобы он отыскал и прислал к нему узника; и когда тот исполнил его просьбу, то представший пред князя Кинамон скоро успел убедить его в истинности христианства, и князь решился отречься от идолов и принять крещение. Правитель всей страны Маломир, когда узнал о крещении брата, призвал его к себе и потребовал, чтобы он возвратился к вере отцов, угрожая в противном случае смертною казнию. Но Енработа хотел лучше умереть за Христа, чем отречься от Него, почему и действительно запечатлел свое исповедание мученическою смертью (Historiæ martyrii XV martyrum § 29 в Патрол. Миня т. CXXIV, стр. 191 sqq).
2. Крещение Борисом всего народа
Чрез пятьдесят лет после невольного распространителя христианства в Болгарии Крума последовало добровольное обращение к христианству всей страны, совершившееся при князе Борисе.
Древних сказателей, повествующих о крещении болгарского государя, мы имеем с излишком достаточное количество; именно – о событии говорят, во-первых, все писавшие о данном времени византийские летописцы и некоторые из частных византийских повествователей, – во-вторых, многие из летописцев западных Франко-немецких, и в-третьих – большая часть легенд о Константине и Мефодии. Но, к сожалению, в этом множестве сказателей весьма мало повествователей современных и достоверных, а большею частию позднейшие, которые или сами выдумывают что им нравится, или повторяют чужие готовые измышления. Относя нарочитую речь о них в примечание28, мы здесь ограничимся только передачей самых результатов, которые получены нами из их взаимного сличения и вообще изучения.
Прежде всего, вопреки почти общепринятому мнению, должно быть признаваемо за несомненное, что не принимали никакого участия в обращении болгар к христианству первоучители славянские Константин и Мефодий, ни оба вместе, ни который-нибудь в отдельности29. Равным образом, и рассказ о том, будто Борис решился принять христианство, быв поражен зрелищем написанной для него картины страшного суда, хотя бы даже написавшего картину живописца Мефодия и не считать за Мефодия брата Константинова, должен быть признаваем не более как за позднейший вымысл, принадлежащий тому самому византийцу, который первый его сообщает30. Не знаем, до какой степени заслуживает веры рассказ византийского летописца о сестре Бориса, которая, быв взята греками в плен и быв крещена и наставлена ими в христианской вере, после того как возвратилась домой, настоятельно увещевала брата к принятию христианства31. Может быть рассказ этот и действительно справедлив, и поэтому увещания сестры может быть и действительно имеют некоторое значение в событии обращения Бориса к христианству. Но как бы то ни было, во всяком случае необходимо думать, что государь болгарский решился оставить язычество и вознамерился принять христианство главным образом не вследствие чьих-нибудь увещаний и не проповеди перед ним каких-нибудь проповедников, а по своему собственному, добровольному и непосредственному решению; что при этом первоначальным побуждением для него (подобно тому как и для крестителя Руси Св. Владимира) служило не столько непосредственное убеждение в ложности язычества и истинности христианства, сколько сознание государственной необходимости, оставив свою прежнюю веру, принять веру своих соседей, или – одним словом – что его решимость переменить веру первоначально исходила не столько из побуждений непосредственно религиозных, сколько государственно-политических32.
Каждый из новых европейских народов рано или поздно, но необходимо должен был принять христианство, потому что это было условием, без которого ни для одного из них невозможно было сделаться действительным членом общей семьи этих народов, – и вот сознание именно этой-то необходимости и было для государя болгарского побуждением отказаться от своего язычества, которое было отдельною верою только его народа, и принять христианство – общую веру остальных народов Европы33. Сознание не являлось у предшественников Бориса, потому что могло явиться не вдруг. Первые государи болгарские, быв предводителями дикой кочевой орды, думали только о хищнических набегах на своих соседей, и живя в аулах, не могли еще помышлять о том, чтобы ввести свое государство в общий состав европейских государств. Но время шло своим неизбежным чередом, вожди кочевых наездников превратились мало-помалу в настоящих государей, и – как государство европейское – Болгария скоро или не скоро, но неизбежно должна была стать засим государством христианским, и след. рано или поздно, но необходимо должен был явиться государь, который бы сделал то, что сделал Борис. Пробуждению и развитию великих, подобно как и малых, мыслей содействуют разные частные обстоятельства и условия. Имея крайне скудные сведения о жизни первого христианского государя болгар, мы не можем сказать с уверенностью, какие именно обстоятельства содействовали пробуждению в Борисе его мысли и решимости сделать этот шаг, необходимо требовавшийся для того, чтобы окончательно ввесть свое государство в круг европейских государств, т. е. принять христианство. С самого времени вступления на престол, Борису довелось войти в близкое и тесное общение с государями христианскими и принять участие в их делах, – именно, желая пользоваться оружием болгар против моравов, постоянно искал союза с государем болгарским король немецкий34: мы думаем, что это обращение с государями христианскими и содействовало главным образом пробуждению в Борисе решимости принять христианство, поскольку на опыте могло показать ему всю необходимость этого дела для действительного и окончательного вступления в семейство государей европейских. Есть довольно достаточные основания полагать, что Борис также и прямо увещеваем и побуждаем был к этому самим королем немецким35.
Решившись принять христианство, государь болгарский затем должен был решить для себя честнейший вопрос: от кого именно взять его, т. е. с кем именно вступить чрез него в ближайшее политическое общение – с греками или с западными латинянами. Первоначально он хотел было принять христианство от латинян, чрез посредство немецкого короля36; но потом, вероятно, не нашед выгодными для себя условия, предложенные королем, и усмотрев могшую произойти от слишком тесного сближения с немцами опасность для своей страны, он переменил свои мысли. К грекам обратили Бориса случившиеся обстоятельства. Болгарию постиг страшный голод: ища оружием и военным грабежом добыть себе хлеба, а также может быть желая приобрести себе и более плодородные поля, болгары сделали вторжение в пределы империи. Нападение было успешно; но когда собравшиеся отразить его греки предложили мир и – как нужно подразумевать – согласились удовлетворить предъявленным требованиям, государь болгарский принял мир, и при этом-то случае и изъявил желание обратиться с своим народом в христианство37. Не видно по существующим источникам, сам ли первый изъявил Борис желание принять христианство, или заставил предлагать себе это греков; вероятнее последнее, чем первое, т. е. вероятнее, что государь болгарский, хотя и имел намерение принять христианство, заставил просить себя об этом греков, чтобы таким образом выговорить как можно более выгодные для себя условия при заключении мира.38 – Так принял Борис от греков христианскую веру. Что касается до частных обстоятельств его крещения, то, по словам единственного, сообщающего известия о таковых обстоятельствах, византийского летописца39, решившись креститься тотчас же, на самом месте мирных переговоров, он крещен был в присутствии самого императора (Михаила III), который был его крестным отцом и нарек его в христианстве своим собственным именем. Есть основания полагать, что и совершителем таинства крещения был сам константинопольский патриарх, которым был тогда знаменитый Фотий40.
Возвратившись домой, Борис немедленно приступил к крещению своих подданных. Но если сам он сознавал необходимость для своего народа в принятии христианства, то еще далеко не разделяли этого его убеждения и все его бояре. Многие из числа сих последних, после того как принуждены были креститься, составили против него заговор с целью убить его и возвести на его место другого – язычника; выбрав время, они явились, к великокняжескому дворцу для исполнения своего замысла в сопровождении огромной толпы возбужденного ими простого народа. Дело впрочем, кончилось тем, что Борис, неустрашимо явившись среди бунтующих в сопровождении немногих оставшихся ему верными бояр, успел тотчас подавить восстание, после чего с неумолимою строгостью казнил его зачинщиков (приказал умертвить не только самих виновных, но и всех их детей, т. е. совсем истребил их дома). После этого мы не имеем дальнейших – разумеем, достоверных – известий о распространении христианства в Болгарии: сам Борис в послании к папе Николаю говорит, что им крещены были все подданные еще прежде сейчас упомянутого воcстания бояр; но если тогда приказ его был исполнен не всеми, то нет сомнения, что все спешили исполнить его теперь, видя этот пример неумолимой строгости, показанный над бунтовщиками; и так. обр. следует думать, что вся Болгария была крещена в самое непродолжительное время после крещения самого князя41.
Что касается до года крещения Борисова, то он пока может быть указан не с совершенной, а только с некоторой определенностью. Положительным и достоверным образом в настоящее время пока известно, во-первых, что Борис оставался язычником не менее как до 864 года, – во-вторых, что он крестился или в сем 864 году или в начале следующего 865-го42.
3. Отпадение болгар от греков к папе и возвращение от второго к первым
В весьма непродолжительном времени после крещения, Борис отложился от греков, своих крестителей, и обратился к римскому папе.
На вопрос о причине этого поступка ученые отвечают, что, находясь в церковной зависимости от слишком близких соседей, Борис опасался утратить государственную самостоятельность43. Но если тут разумеют вообще какую бы то ни было Форму церковной зависимости от греков, то ответ будет несправедлив; если бы это было так, то Борис уже и после никогда не захотел бы возвратиться к грекам, между тем как он возвратился весьма скоро. Действительно, государя болгарского заставила обратиться от греков к папе церковная зависимость, но не вообще какая бы то ни было, а именно зависимость в той ее Форме, в какой греки хотели было установить ее первоначально. Во-первых, не подлежит никакому сомнению, что, в видах господства над болгарами, греки первоначально не хотели дать болгарам своего собственного отдельного митрополита; а во-вторых, с весьма большою вероятностью следует думать, что, в слишком усердных стараниях об этом господстве, они не хотели дать им не только своего митрополита, но даже и своих епископов, и полагали ограничить их одними священниками44: и вот нежелание состоять в подобной, действительно опасной для самостоятельности государства, церковной зависимости от кого бы то ни было и заставило Бориса обратиться к папе. Не получая удовлетворения своим требованиям от греков, Борис имел полное основание рассчитывать на большую податливость со стороны папы, потому что папа должен был оказаться податливым за тем, чтобы привлечь его на свою сторону от греков.
Посольство от Бориса к папе прибыло в Рим в августе месяце 866 года45. Чего именно государь болгарский просил от папы на этот первый раз, ясно не видно. Как кажется, не прося отдельного митрополита или архиепископа, пока он просил только епископов; а что касается до первого, то только еще спрашивал, имеют ли болгары право получить его, при чем, расширяя на всякий случай вопрос, спрашивал, что если имеют право получить митрополита, то не имеют ли права получить даже и своего особого патриарха46. Одновременно с папой, Борис отправил посольство к своему союзнику королю немецкому, прося у него также епископа и священников47. Папа решил дать болгарам на первый раз одного епископа для всей страны48; на вопрос о патриархе и митрополите отвечал, что ничего не может сказать, пока не возвратятся к нему и не донесут ему о состоянии у них христианства его легаты, которых он к ним посылает, – что в последствии времени, когда у них будет открыто несколько епископских кафедр, без всякого сомнения, могут они надеяться получить если не патриарха, то архиепископа49. Для принятия Болгарии во власть папы, для обозрения в ней христианства и утверждения католичества и для поставления епископа посланы были из Рима, в ноябре того же 866 года, два епископа – Павел популонский и Формоз портуенский50. Так как болгары вместе с своей главной просьбой об епископах прислали папе целый свиток разного рода церковных вопросов, то папа послал им с своими легатами ответы и на эти их вопросы51.
По прибытии в Болгарию, папские легаты, как узнаем из свидетельства, патр. Фотия, немедленно приступили к утверждению в ней учения и обычаев латинских вместо православных, – заставляли читать символ с прибавлением Filioque, отвергая миропомазание священническое, снова миропомазывали, предписывали держать пост в субботу, внушали отвращаться, как недостойных, священников женатых и пр.52
В непродолжительном времени после первого посольства к папе, Борис прислал к нему второе (в конце 867 г.). Решившись присоединиться в латинской церкви, он прогнал от себя всех чуждых, т. е. греческих священников, и поэтому просил папу, чтобы на место удаленных были присланы священники из Рима. Затем он просил, чтобы ему поставлен был в архиепископы один из находившихся в Болгарии папскими легатами епископов, именно Формоз портуенский53, – позднейший судебный приговор над Формозом, не знаем насколько справедливо, говорит, что он до такой степени успел вкрасться в расположение болгарского государя, что взял с него клятву не просить себе в архиепископы никого другого, кроме него54. Исполняя первое требование Бориса, папа немедленно собрал к себе большое число священников и выбрав между ними достойнейших послал их в Болгарию; с священниками послал двух епископов (Доминика тривенского и Гримоальда полимартиенского). На просьбу о поставлении в архиепископы болгарские Формоза папа отвечал, что Формоз не может быть поставлен, так как он уже имеет свою епархию и не должен быть с нее переводим, а что пусть государь изберет в кандидаты на архиепископию и пришлет для поставления в Рим кого-нибудь из посылаемых к нему священников (эти священники с названными выше епископами были избраны папою Николаем I, но после его смерти, случившейся 13 ноября 867 г., посланы были его преемником Адрианом II)55.
Ответ папы относительно архиепископа не удовлетворил Бориса, и он послал в Рим третье посольство (во второй половине 869 года)56. Получив отказ в Формозе, Борис хотел иметь своим архиепископом не иначе как кого-нибудь из лучших лиц римского клира, и требовал с этим новым посольством, чтобы поставлен был в архиепископы или лично и хорошо известный ему диакон Марин (Борис узнал Марина, когда этот, быв в числе легатов, посланных в 866 г. в Константинополь вместе с легатами, посланными тогда к самому Борису, шел через Болгарию), или кто-нибудь из достойных занять кафедру архиепископскую римских кардиналов. Но и на этот раз, по странному, или лучше сказать счастливому для православия, упрямству папы, дело не могло кончиться чем-нибудь. Отказав в Марине, потому что он послан был легатом в Константинополь (т. е. это в другой раз, – вместе с епископами Донатом остиенским и Стефаном непезинским он послан был в июне или июле 869 г.), папа избрал в архиепископы и послал в Болгарию какого-то иподиакона Сильвестра. Немедленно воротив этого Сильвестра, Борис снова настоятельно просил, чтобы дан был или Марин или Формоз. Ничего не отвечая о двух сейчас названных и не посылая от себя никакого другого кандидата, папа отвечал государю, что охотно поставит в архиепископы всякого, кого бы сам он ему ни указал57. Но последний уже не хотел более терпеть подобных проволочек...
Нет сомнения, что болгары скоро или не скоро, но все-таки возвратились бы от папы к грекам и от латинства к православию: крайне странное поведение папы сделало то, что они возвратились весьма скоро. Греки, желавшие через церковь как можно более подчинить себе болгар в отношении политическом, первоначально не хотели дать им епископов; но когда, вместо ожидаемого, возможно бо́льшего, подчинения, следствием этого оказалось совершенное отпадение от них болгар, они увидели себя в необходимости уступить: теперь они начали употреблять всевозможные усилия, чтобы, отвлекши Бориса от папы, заставить его принять архиепископа от них58. Несмотря на все свои старания, может быть они успели бы в этом не вдруг; но, быв раздосадован папой, Борис решился внять их настоятельным приглашениям. Тот же самый посол, который принес от папы его последний, по-прежнему неудовлетворительный, ответ, немедленно по своем возвращении (в начале следующего 870 г.)59 был отправлен Борисом в Константинополь, где и договорено было о возвращении болгар под церковную власть греков60. После этого патриарх константинопольский (Игнатий), поспешил назначить в Болгарию архиепископа и потребное число епархиальных епископов, а Борис тотчас же прогнал из нее латинское духовенство61.
Так кончилось это непродолжительное господство в Болгарии латинян, которое, нет сомнения, и вовсе не имело бы места, если бы не до такой степени неразумия были своекорыстны расчеты византийской политики. Что касается до пап, то они долго старались снова получить страну в свою власть, грозно требуя е уступки от греков и настоятельно убеждая к возвращению под кров св. седалища самого Бориса62; но все их усилия были совершенно напрасны: государь болгарский, в воле которого было тут все дело, более не хотел их власти. С 870 г., в котором греки дали болгарам своего архиепископа и епископов, страна их навсегда осталась православною. В последствии времени был один случай, что болгары, вынуждаемые своими государственными обстоятельствами, решились принять приглашение папы вступить с ним в церковный союз, но уже никогда более дело не доходило до того, чтобы являлось в Болгарию проповедовать свое учение и вводить свои церковные обычаи латинское духовенство.
Первоначальная решимость Бориса принять христианство, как мы говорили, исходила из побуждений не столько непосредственно религиозных, сколько политических. Но приняв христианство, он стал самым искренним и самым усердным христианином (в этом случае опять совершенно подобно нашему Св. Владимиру). Летописец западный, но дошедшим даже до его земли слухам, говорит о необыкновенном благочестии новокрещеного Бориса, что днем он являлся перед народом одетый в царские одеяния, а ночью надевал вретище и входя в церковь распростирался на помост церковный для молитвы63; а туземный свидетель архиепископ Феофилакт говорит, что его святая жизнь запечатлена была после его смерти многими чудесами от его телесных останков64. Пробыв на великокняжеском престоле 36 лет и ненарушимо блюдши вовсе это время, данное грекам при принятии христианства, обещание содержать с ними братский мир Борис хотел провести последние годы своей жизни в подвигах уединенного благочестия; поэтому, передав бразды правления своему старшему сыну, он принял монашеское пострижение.65 После немалых лет, проведенных в монашестве, он скончался в 907 году66.
Русский летописец о просветителях Руси христианством – Св. Владимире и его сыне Ярославе говорит, что как бывает в земледелии, что один разорет землю, а другой засеет ее, так и Владимир взорал и умягчил, то есть крещением просветил, а Ярослав насеял книжным учением сердца верных людей. Совершенно то же было прежде Руси в Болгарии: после Бориса, который крестил ее и утвердил в ней христианство внешним образом, она имела Симеона, который с величайшим усердием заботился, чтобы в переводах с греческого дать новокрещеным все нужное для них учение книжное, и таким образом сделать возможным утверждение в них христианства и внутреннее. Просветительной деятельностью Симеона завершается история введения и утверждения христианства в Болгарии.
Мы говорили выше, что Константин и Мефодий должны быть считаемы не принимавшими никакого участия в обращении болгар к христианству. Когда болгары заимствовали из Моравии, совершенный первоучителями в сей последней стране, перевод богослужебных книг на славянский язык? Точного ответа на этот вопрос, к сожалению, не может быть дано. С одной стороны, необходимо думать, что еще при самом Борисе, а не после него при Симеоне, потому что если по чему-нибудь сами болгары медлили заимствованием, то во всяком случае принесли к ним славянские книги перешедшие из Моравии в Болгарию некоторые ученики Константина и Мефодия; а это последнее было еще при первом из государей, а не при втором. С другой стороны, нужно думать, что при Борисе не ранее как уже после 870 г. или воссоединения болгар с греками, потому что если бы ранее, то по тогдашним обстоятельствам болгар это непременно должно бы стать нам известным, и что таким образом по крайней мере до 870 г. болгары принуждены были молиться, находясь под властью греков, на греческом, а находясь под властью папы – на латинском языке67. Позволив его особым исключительным обстоятельствам сделать славянский перевод богослужебных книг для моравов, греки в действительности смотрели на него почти теми же самыми глазами, как и латиняне; поэтому не может подлежать сомнению, что появление славянских книг в Болгарии они встретила весьма недружелюбно; но кроме тех бессильных порицаний которые передает нам черноризец Храбр, они не имели против них в своем распоряжении никаких более действительных средств.
Болгарская иерархия
1. Архиепископия-патриархия первого царства и времен греческого ига. 870–1185
Мы уже говорили выше; что болгары получили от греков своего особого митрополита или, как он называется в известиях, архиепископа не при самом своем обращении в христианство, а после возвращения от папы в 870 г.
Так как на просьбу о патриархе был получен решительный отказ и от самого папы, то Борис по необходимости принужден был удовольствоваться подчиненным патриарху константинопольскому архиепископом68. Но преемники его не оставляли его замысла, и сначала провозгласили своего архиепископа патриархом без спроса и помимо греков, а потом добились некоторого призвания его в этом сане и от сих последних.
Архиепископы-патриархи первого царства и времен греческого ига
Известный в настоящее время, не совсем полный, ряд архиепископов-патриархов болгарских до 1185 г. есть следующий:
1) Иосиф, первый архиепископ, данный греками Борису, как об этом сообщает одно современное и достоверное болгарское сказание69. Неизвестно, с чьих первых слов и на каком основании, многие из старых и новых исследователей утверждают, что болгарский архиепископ, поставленный патриархом Игнатием после собора 869–870 г., был Феофилакт, но этот Феофилакт или просто вымышлен, или явился вследствие смешения с знаменитым Феофилактом позднейшим70. Архиепископ, поставленный патриархом Игнатием после собора 869–70 г., был первый болгарский архиепископ, и следовательно он был не кто иной, как сей Иосиф.
2) Георгий. Об этом Георгии читается в письме папы Иоанна VIII к Борису от 16-го апреля 878 года (у Миня в Патрол. т. 126, стр. 760, cfr Jaffe Regesta № 2357). В письме он называется просто епископом; но что он был архиепископ болгарский, видно из того, что он поставлял (как говорится в самом письме) болгарских епископов.
3) Агафон, сомнительный. Между архиереями, заседавшими на константинопольском соборе 879–80 года, в ряду митрополитов упоминается Ἀγαθὼν Μορα’βων – Агафон моравский (см. Lequien’а Oriens II, 289, Ассемани Kalendaria III, 138; в издании актов соборных в Το’μοςχαρᾶς патр. Досифея, стр. 34 нач. – Μορράβων; в ряду присутствовавших на соборе он поминается между митрополитами навпактским и диррахийским, на 55 месте общего счета всех митрополитов). Что под Моравами тут не может быть разумеема страна – Святополкова Моравия задунайская, а должен быть разумеем город Балканского полуострова, это не подлежит сомнению, потому что, как положительно известно, в 879 г. архиепископ Моравии был не Агафон, а Мефодий первоучитель, и она была подведома не патриарху константинопольскому, а папе римскому. Если не ошибка в известных в Настоящее время списках деяний соборных, то городов Балканского полуострова, носивших требуемое имя, известен только один; это именно город, который у летописцев византийских вместо τὰ Μορα’βα называется τὸ Μορα’βον и который лежал при впадении соединенной Моравы в Дунай, что в нынешнем княжестве сербском71. Так как этот город Моравы или Морав находился в черте тогдашних владений болгарского государства, то представлялось бы думать, что присутствовавший на соборе митрополит его был не кто иной, как болгарский архиепископ; но мы с своей стороны не считаем этого вероятным. Правда, что у болгар и в последствии кафедра архиепископа была не в одном и том же городе с столицей государства; но чтобы она могла быть Первоначально учреждена в городе, который находился от этой последней в таком крайнем отдалении, а между тем совершенно ничем особенным не был замечателен, это представляется нам чрезвычайно сомнительным. Дело очень легко может быть объяснено иным образом. Город Морав находился на берегу Дуная; но так как нам известно несколько примеров других прибрежных городов (Месемврии и Анхиала на Черном море, Диррахия на Адриатическом), что, находившись в черте владений болгар, они оставались за греками (по причине решительного превосходства их над болгарами в морском военном деле), то и о нем есть полная возможность думать, что в 879 г. он принадлежал еще не первым, а последним. А таким образом и об архиерее его, заседавшем на соборе сейчас указанного года, весьма возможно думать, что он был не архиепископ болгарский, а митрополит греческий (если бы в Мораве действительно находилась некоторое время кафедра болгарского архиепископа, то, по перенесении ее в другое место, в нем, конечно, была бы учреждена взамен ее кафедра епископская; но положительно известно, что после времен Бориса между епархиями болгарской архиепископии не было епархии моравской, см. ниже. В фульдской летописи под 873 г. говорится, что приходил к королю немецкому послом от императора константинопольского архиепископ или митрополит Агафон: если считать этого Агафона, как все считают, за одно и то же лицо с нашим, то по хронологическим данным будет следовать, что он не был архиепископ болгарский).
4) Леонтий.
5) Димитрий.
6) Сергий.
7) Григорий.
Всех четверых поминает в приведенном порядке, как болгарских патриархов, болгарский соборно-недельский синодик (читавшийся при так называемом соборовании в первую неделю вел. поста), дошедший до нас с последними записями начала пятнадцатого века, но первоначально написанный при царе Бориле или Борисе III-м в 1210 г. (напечатан г. Палаузовым в 21 кн. Временника Общ. Ист. и Древн., стр. 14). Синодик не указывает времени их жизни; но они должны быть поставлены именно здесь, потому что дальнейшие патриархи-архиепископы первого царства, бывшие родом из болгар (а не из греков), за каковых необходимо должны быть принимаемы записанные в синодике, нам известны, как это с вероятностью следует думать, в непрерывном порядке, и остается в других источниках пробел относительно именно данного промежутка времени. Мы полагаем, что синодик называет их патриархами непроизвольно, а потому, что они действительно так именовались и таковыми были. О непосредственном преемнике или одном из ближайших преемников последнего между ними мы имеем известие, что он был признан в сане патриарха властями греческими: зная крайние медлительность и неохоту, с которыми греки удовлетворяли подобного рода требованиям, мы думаем, что болгары, прежде чем успели добиться их признания, сами провозгласили своего архиепископа патриархом (подобно тому, как в последствии сделали это сербы). Этот решительный поступок, по всей вероятности, принадлежал не самому Борису, а его второму преемнику Симеону. В намерении совершенно сравнять себя с царями или императорами византийскими приняв тот же самый титул царя или императора, Симеон, действительно, не мог терпеть, чтобы церковь болгарская оставалась по-прежнему при простом архиепископе, потому что царство, как учили и сами греки, не может быть без патриаршества (см. послание царя болгарского Калияна к папе Иннокентию III, у Миня в Патр. т. 215, стр. 156), т. е. что независимый и самодержавный (а не вассальный по отношению к кому-нибудь) государь, что заключало в себе понятие царя, не может терпеть зависимости и подчиненности кому-нибудь своей церкви. Синодик называет своих патриархов патриархами преславскими, т. е. утверждает, что они имели пребывание в столице государства Преславе. Но это второе свидетельство его едва ли может быть признано за достоверное, и гораздо вероятнее, что оно есть просто собственное предположение его составителей, которые думали, что в период первого царства кафедра патриархов находилась в одном городе с престолом государей, заключая так по своему собственному времени. Если бы при Борисе и Симеоне, современниками которых должны быть считаемы названные четверо, кафедра архиепископов-патриархов действительно находилась в столице государства, то, конечно, она уже не была бы потом вынесена из этой последней; а между тем мы имеем заслуживающее полной веры свидетельство, что в правление Петра она находилась не в Преславе, а в Доростоле или Дристре (нынешней Силистрии, – свидетельство в одном из хризовулов импер. Василия Болгаробойца, о которых см. ниже).
8) Дамиан. В греческом каталоге болгарских архиепископов, составленном, как нужно полагать, при ахридской архиепископской кафедре в половине двенадцатого века72, о нем читается: «Дамиан (имевший кафедру) в Доростоле, нынешней Дристе, со времени которого и Болгария почтена автокефалией; по приказанию императора Романа Лакапена он наименован от императорского синклита патриархом; но напоследок низведен Иоанном Цимисхием». Роман Лакапен сидел на престоле с конца 917 по конец 944 г.; Иоанн Цимисхий овладел забалканской частью Болгарии в 971 г., – именно Доростол, изгнанием из которого нашего великого князя Святослава завершились завоевания, взят был в конце июля месяца этого года (см. Черткова Описание войны великого князя Святослава против болгар и греков, Москва, 1843, стр. 254 sqq). Принимая во внимание, что Дамиан после смерти императора Романа находился на патриаршей кафедре с лишком 26 лет, следует думать, что он признан греками в сане патриарха не в первую, а во вторую половину правления этого последнего (потому что иначе выходило бы слишком продолжительным его собственное правление), и следовательно при болгарском государе не Симеоне, а его сыне Петре. Всего вероятнее, что событие имело место в 932 г., когда Петр женился на внучке Романа (Дюканжа Familiæ Byzant., ed. Paris., р. 313), и что благосклонность императора была следствием этого брачного союза73. Что в правление Петра кафедра патриархов болгарских действительно находилась в Доростоле, показание об этом каталога подтверждается свидетельством одного из хризовулов императора Василия Болгаробойца, данных болгарскому патриарху в 1019–20 году (о сих хризовулах см. ниже). Низведши Дамиана, Цимисхий подчинил завоеванную часть Болгарии ведению своего константинопольского патриарха. Признав патриархом этого Дамиана, греки не хотели признавать патриархами его преемников, – не оспаривая и не отнимая у них права автокефалии или независимости от патриарха константинопольского, они по-прежнему именовали их просто архиепископами.
9) Герман или Гавриил. О нем в каталоге Дюканжа: «Герман, он же и Гавриил (имевший кафедру) в Водинах и в Преспе». Герман заведовал не всей Болгарией, а только тою ее частью, которая осталась незавоеванною греками, именно македоно-албанской, на северо-восток к предбалканской Болгарии по Сардику или Триадицу (нынешнюю Софию), а на север по Виддин включительно. Кафедра архиепископии-патриархии, подобно столице государства, была переносима из города в город (прежде Водин, по свидетельству одного из хризовулов императора Василия Болгаробойца, она была еще в Сардике) потому, что вследствие происходившей тогда непрерывной войны с греками постоянно нужно было искать более безопасных мест.
10) Филипп. В каталоге Дюканжа: «Филипп (имевший кафедру) в Лихниде, называвшейся в древнее время Сассарипой74, ныне Ахриде». Филипп перенес свою кафедру из Преспы в Ахриду, нет сомнения, потому, что в последней тогда утверждена была (быв перенесена из Битоля) столица государства (Memor. рор. II, 638, 640 низ и 641 fin.). В позднейших представлениях болгар Ахрида, как известно, затмила все другие их города и считается у них, подобно тому, как у нас Киев, матерью городов болгарских; но это совершенно несправедливо, и единственно вследствие неведения и заблуждения. Сделавшись столицей государства и центром народной жизни не ранее как под самый конец существования первого царства и весьма не на долгое время, она потом навсегда стала городом, в котором утвердилась не духовная жизнь болгар, а церковная власть над ними греков, и в котором было средоточие не поддержки, а подавления славянства.
11) Давид. Упоминается под 1015–19 годами, т. е. был архиепископом болгарским в самый год окончательного завоевания греками первого болгарского царства (Memor. рор. II, 638 и 641; в житии князя Владимира, у Мартынова в Annus Eccles. р.136, col. 2, называется епископом и выставляется не совсем с хорошей стороны именно этот архиепископ Давид, cfrMemor. рор. II, 638). Так как по завоевании немедленно поставлен был в архиепископы другой, то, вероятно, он был низведен императором.
12) Иоанн. Поставлен был императором Василием тотчас по завоевания болгарского царства, т. е. в 1019 г. При его поставлении император не только подтвердил ему неприкосновенность его архиепископского округа в тех пределах, которые, имел последний в минуту окончательного завоевания, но и предоставил было ему право возвратить себе все то, чем владела его кафедра в правление царя Петра, что однакож ему и его преемникам удалось не более как только отчасти (см. ниже). В каталоге Дюканжа о нем читается: «Иоанн и этот (также имел кафедру) в Ахриде; он был из Девры (Дебри), области агноандникской, из игуменов тамошняго монастыря Богоматери»75.
13) Лев. В каталоге Дюканжа: «Лев, первый из римлян (т. е. греков), хартофилакс великой церкви (т. е. константинопольской патриархии), построивший нижнюю церковь во имя святой Премудрости Божией» (что он был действительно первым, поставленным из греков, см. деяния Константинов. собора 1156 г., в издании Анжело Майо SpicilegiumRomanum, t. X, р. 26, где он называется πρωτοπτο’βλητος). Все преемники Льва также назначаемы были из греков, а не из болгар, и таким образом архиепископия ахридская, заведуя народом болгарским, совершенно превратилась из болгарской в греческую. Церковь Софии, о которой говорится в каталоге, была построена Львом в Ахриде. Он принадлежит к числу греческих церковных писателей (известно в настоящее время несколько полемических сочинений против латинян, и одно – 50 глав о невольных искушениях, – аскетическо-нравоучительное, см. Удина Comment. de Scriptoribus Eccles. t. II, р. 604, Lequien’а Oriens II, 292) и известен как самый ревностный помощник патриарха Михаила Келуллария в его борьбе с латинской церковью (см. хронику Сигиберта гемблурского под 1053 г., у Миня в Патрол. т. 160, стр. 210). Умер в правление императрицы Феодоры (которая 1054–1057, см. Скилицу у Кедрина, ed. Paris, р. 792, в Memor. рор. II, 659), после 1054 г. (в этом году на него произнесено было вместе с патриархом Михаилом Келулларием церковное отлучение папскими легатами, см. Барония Annal. Eccles. an. 1054, n. XIX. Патриарх иерусалимский Досифей из одного этого Льва делает целых Трех – Λε’ων Βουλγαρι’ας, Λε’ων Πρεσλα’βας ἠ’τοι Μαρκιανουπο’λεως – вероятно, ошибочно разумея тут нашего Льва τῆς ἐν Πωσι’α Πρεσθλα’βας, Λεω’ν Ἀχριδινὸς, см. его Истории иерусалимск. патриархов кн. 10, гл. 3, стр. 1144). Преемники Льва, все избиравшиеся из греков, были назначаемы и утверждаемы не собором болгарского духовенства и не патриархами константинопольскими, а самими императорами (см Нила Доксопатра у Алляция в De perpetua consensione Eccles. lib. I, cap. XXV, § IV, р. 432).
14) Феодул. В каталоге Дюканжа: «Феодул, игумен Св. Мовия (в Константинополе), создавший верхнюю великую церковь (Софии В Ахриде) при вспомоществовании Иоанна τὀ’ν Ἀντζῶ» Скилица, дополняя каталог, говорить, что Феодул был родом из Иконии, из города Тетраполя, что внешней мудрости он был совершенно непричастен, а божественною с преизбытком напитан, и что поставлен был в архиепископы на место умершего Льва императрицей Феодорой (у Кедрина, ed. Paris., р. 799, в Memor. рор. II, 659), следовательно до 1057 г.
15) Иоанн Лампен. В каталоге Дюканжа: «Иоанн Лампен от горы Олимпа». По Скилице, Иоанн, называвшийся Лампеном от родины своей Λαμπὴ (в Малой Азии), был на Олимпе соподвижником и сотрудником Иоанна Ксифилина и поставлен в архиепископы ахридские императором Константином Дукой вскоре после избрания Ксифилина в патриархи константинопольские (ed. Paris. р. 817), следовательно после 1064 г. Умер, по свидетельству того же Скилицы (ed. Paris. р. 867) во время прохода чрез Ахриду бунтовщика Василаки, следовательно в 1078–79 г. (о Василаки см. у Анны Комненой и Нинифора Вриенния:
16) Иоанн трезвый (Ἀοῖος – не пивший вина). В каталоге Дюканжа: «Иоанн трезвый, игумен монастыря Ариция (той Арпфоо)». У Скилицы: «по смерти предстоятеля Болгарии Иоанна, умершего во время прохода Василакиева, император (Никифор Вотиниат, который уступил престол Алексею Комнену в апреле 1081 г.) избрал на его место другого, по имени также Иоанна, который прозывался трезвым, потому что совсем не пил вина» (ed. Paris. р. 867, в Memor. рор. II, 667).
17) Феофилакт. В каталоге Дюканжа: «Феофилакт из Еврипа, бывший ритором (проповедником) и диаконом великой церкви». Этот Феофилакт есть тот известный греческий писатель, которому принадлежат толкования на весь Новый Завет (за исключением Апокалипсиса) и на некоторые из книг Завета Ветхого (и которого толкование на евангелистов, переведенное в неизвестное древнее время на славянский язык, в позднейшее время стало известно у нас под именем Благовестника). Показание каталога, что он был родом из Еврипа (город Еврип, называвшийся иначе Халкисом, был на острове Еврипе, который есть нынешняя Евбея или Неграпонт), подтверждается его собственными словами (см. письмо ed. Finetti II, у Миняв Патрол. т. 126, стр. 311). Когда поставлен был в архиепископы, точным образом неизвестно; но во всяком случае нужно думать, что не ранее года 1084–85-го Когда умер, также неизвестно; полагают, что или в 1107 г., или вскоре после этого года (см. его краткую «жизнь» при I-м томе его Благовестника, изданного казанск. дух. академией, Казань, 1855). В его сказании о тивериупольских (или струмицких) мучениках читаются довольно важные известия о начале христианства в Болгарии (сказание уМиня в Патрол.,. в 126 т. всей греческой серии и в 4 т. самого Феофилакта); для внутренней истории болгарской церкви, вообще покрытой глубоким мраком неизвестности, имеют значение его письма (у Миня в том же томе; из этих писем между прочим можно видеть и то, как пастыри-греки чувствовали себя среди славянской паствы, см. у Миня стр. 308, 323, 333, 337, 443, 503, 507, 542 и некоторые другие); житие Климента белицкого усвояется ему надписанием сего последнего несправедливо.
18) Лев Мунг. В каталоге Дюканжа: «Лев Мунг, родом из иудеев, бывший учителем язычников» (χρηματὶσας διδα’σκαλος τῶν ἐθνῶν; Lequien Oriens, II, 294, и Ассемани Kalendaria, V, 163, переводят это: qui magistri gentium officio fungebtur, но такой должности, сколько известно, не было, и вероятно слова нужно понимать не об официальной должности, а о частной миссионерской деятельности). Патриарх Досифей в своей Истории иерусалимских патриархов, кн. 3, гл. 2, § 4, ссылаясь на Георгия Акрополита, говорит о нарушении ахридским архиепископом Львом (этим или предшествующим, неизвестно) церковных правил при поставлении одного епископа (у Акрополита желаемого места мы искали, но не нашли).
19) Михаил по прозванию Максим. В каталоге Дюканжа: «Михаил, по прозванию Максим, бывший остиарием (дверником) между патриаршими чиновниками и диаконом великой церкви, евнух».
20) Василий. В известиях, не вполне достоверных, о Св. Филофее ардгишской в Валахии (см. у Мартынова в Annus Eccles. р. 301, col. 2) называется Василий архиепископ болгарский под 1139 годом.
21) Евстафий. В житии Илариона меглинского или могленского, принадлежащем патриарху терновскому Евфимию, говорится, что архиепископ ахридский, ставивший Илариона в епископы, назывался Евстафием (житие находится в рукописях; мы имеем его под руками в нескольких рукописях библиотек московской духовной академии и троицкой сергиевой лавры). По другим источникам (не знаем впрочем, насколько достоверным) известно, что Иларион скончался в 1191 г., пробыв на своей кафедре 30 лет (см. у Мартынова в Annus. Eccles. р. 956, col. 1). Следовательно, его посвящение архиепископом Евстафием должно быть относимо к 1134 г.
22) Иоанн Комнен, в мире Адриан, сына Исаака Комнена, старшего брата императора Алексея Комнена (который 1081–1118; в каталоге Дюканжа, который на сем архиепископе кончается). Когда именно был поставлен и умер, неизвестно; присутствовал на константинопольских соборах 1143 и 1156 годов (деяния первого собора, бывшего против зараженных богомильскою ересию двух епископов и одного монаха, у Алляция в De perpetuaconsensione Eccles. Lib. II, сар. XII, р. 671 sqq, и у Ралли и Потли V, 83 sqq, – здесь архиепископ, вероятно, не задолго перед тем посвященный, еще с своими мирскими чинами и титулами – πανσε’βαστος σεβαστὸς καὶ με’γας Δργγα’ριος; деяния второго собора, бывшего против Пантевгена Сотериха, в издании Анжело Майо Spicilegium Romanum, t. X, рр. 61, 85 и 89. Палаузов, в статье о синодике Бориса, в 91 кн. Временника стр. 7, утверждает, что архиепископ Иоанн присутствовал еще на константинопольском соборе 1140 года; но на сем последнем соборе архиепископа болгарского не было, см. его деяния у Алляция ibid. р. 644, и у Ралли и Потли V, 76).
23) Константин I-й. Поставлен неизвестно когда до 1160 г.; по участию в происходившем тогда у греков одном богословском споре, за сопротивление голосу большинства осужден вместе с другими упорными и низведен с престола константинопольским собором 1166 г. (см. Алляция De perpetua consensione Eccles. Lib. II, cap. XIV, р. 689, cfr синодик в Древн. Росс. Вивлиофике ч. VI, стр. 430; о самом споре, который велся о словах Писания: Отец мой болий Мене есть (Ин.14:28), см. Киннама кн. 6, гл. 2, Хониата кн. 7, гл. 5, у Hefele в Conciliengeschichte 13, 55, 604, а самые деяния соборные в издании Анжело Майо Scriptorum veterum nova collection, t. IV сначала).
24) Неизвестный по имени. Под 1183 г. упоминается не названный по имени болгарский архиепископ, венчавший запрещенный патриархом константинопольским брак императора Алексея Комнена II (Хониат ed. Paris. 168, в Memor. рор. II, 671; 1180 год выставлен у Стриттера неправильно, – брак венчан после удаления с престола патриарха Феодосия, а он удален в 1183 г., см. Lequien’а I, 272).
25) Иоанн Каматер. Поставлен в архиепископы после 1183 г. (Хониат ed. Paris. р. 176, в Memor. рор. II, 671: он поставлен после смерти императора Алексея, а сей последний убит в 1183 г., см. Дюканжа Familiae Byzantinae p. 188).
О последующих ахридских архиепископах, после восстановления болгарского царства, будем говорить ниже.
Относительно времени предшествующего покорению предбалканской части Болгарии Цимисхием, как мы говорили, для ответа на вопрос о месте архиепископско-патриаршей кафедры у нас имеются – во-первых, заслуживающее полной веры свидетельство, что в правление Петра она находилась в Доростоле или Дристре, – во-вторых, позднейшее свидетельство, что при Симеоне она находилась в столице государства Преславе, и в-третьих – некоторое основание для предположения, что первоначально она учреждена была в городе Моравах или Мораве. Что касается до нас лично, то, считая весьма невероятным предполагать последнее и еще более невероятным думать, чтобы раз внесенная в столицу государства кафедра могла быть потом из нее вынесена, мы с своей стороны полагаем, что с самого времени учреждения кафедра постоянно находилась в одном и том же городе, именно – помянутом выше Доростоле. После завоевания предбалканской Болгарии Цимисхием, по свидетельству приведенного выше каталога и хризовулов импер. Василия Болгаробойца, кафедра была переносима из города в город, именно, прежде окончательного своего утверждения в Ахриде, перебывала, преемственно в одном за другим, в четырех городах – в Сардике или Триадице, в Воденах, в Могленах и в Преспе.
2. Епархиальное разделение болгарской церкви или епископские кафедры в Болгарии в период первого царства и греческого ига
Епископские кафедры впервые учреждены были в Болгарии одновременно с тем, как дан был ей греками свой отдельный архиепископ, т. е. после возвращения болгар от папы, в 870–71 году (см. Константина Порфирогенита в жизнеописании Василия Макед., ed. Paris., р. 210, в Memor. рор. II, 574, § 81, – год у Стриттера неладно).
Сколько открыто было кафедр первоначально и сколько существовало их при Борисе, относительно этого положительных сведений мы пока не имеем. Основываясь на словах Константина Порфирогенита, который говорит, что Борис не отказался принять от императора вместе с архиепископом многих епископов (ibid.), и заключая от числа епархий, которое находилось па болгарской территории его княжения в последующее не слишком далекое время, с вероятностью должно полагать, что им учреждено было кафедр количество очень значительное, именно – как следует предполагать на основании данных последующего времени – не меньшее, если не большее, 10-ти76. Из общего, пока точным образом неизвестного, числа первооткрытых кафедр прямо называются в памятниках, как существовавшие при Борисе, следующие пять: 1) проватская, 2) дебельтская, 3) брегальницкая, 4) ахридская, 5) белградская.
Сколько было епархий при Симеоне и при Петре, из коих первый весьма широко раздвинул пределы государства, а второй владел государством в его новых пределах, это также остается нам пока неизвестным. Но мы имеем почти что полные сведения, сколько было епархий на болгарской государственной территорий времени Петра, спустя полстолетия после него, именно при окончательном покорении первого царства императором Василием Болгаробойцем в 1019 г., – эти сведения мы находим в хризовулах сейчас названного императора тогдашнему болгарскому архиепископу77. В 1019 г. на болгарской государственной территории времени Петра, за исключением той предбалканской ее части, которая в 971 г. была завоевана Цимисхием, существовало 29 епархий. Они были следующие: 1) ахридская, 2) касторийская, 3) главеницкая, 4) могленская, 5) битольская, 6) струмицкая, 7) моровиздская, 8) вельбуждская, 9) триадицкая, 10) нишская, 11) белградская, 12) скопийская, 13) приштинская, 14) липенийская, 15) виддинская, 16) враницкая (браничевская), 17) трамская, 18) сервийская, 19) орейская, 20) черникская, 21) химерская, 22) адрианопольская, 23) вутротская, 24) янинская, 23) козильская, 26) петрская, 27) стажская, 28) веррийская, 29) неизвестная по имени (которое в нашем списке хризовулов пропущено). Из епархий предбалканской Болгарии, покоренной Цимисхием, в хризовулах называется только одна – дристрская, обнимавшая тогда (в 1019 г.) под собой все остальныя епархии этой части бывшего царства, как их митрополия; сообразно с данными предшествующего и указаниями последующего времени, этих остальных епархий нужно будет предполагать здесь от трех до пяти78, и таким образом общее число всех епархий будет 32–34. Очень может быть, что не все это количество епархий существовали в правление Петра и что некоторые были открыты уже после него; но если и предположить, что епархий пять-шесть учреждены были позднее, то все-таки наименьшее число, которое мы будем иметь для времени самого Петра, будет не менее епархий 23-ти.
С правления преемника Петрова Бориса II, вместе с сокращением пределов государства, начали сокращаться пределы и болгарской архиепископии-патриархии.
В 971 г. Цимисхий покорил предбалканскую или верхнемизийскую часть Болгарии. Епархии завоеванной местности он не оставил по-прежнему в заведывании болгарского архиепископа, но образовал из них особую митрополию, с кафедрой митрополита в Дристре или Доростоле, подчинив эту последнюю ведению константинопольского патриарха.
С 999 года между болгарами и греками началась непрерывная война, окончившаяся через 20 лет падением болгарского царства, и последние, прежде чем достигнуть сейчас указанного результата, в продолжение этих 20-ти лет делали на территории первых частные приобретения, постепенно отнимая у них отдельные города и местности. Так как отнимаемые города и местности в церковном отношении тотчас перечисляемы были из-под ведения архиепископа болгарского в ведение патриарха константинопольского, то вместе с сим в данный промежуток времени постепенно умалялась и область болгарской архиепископии. В минуту окончательного покорения царства диоцез архиепископии состоял из 17-ти епархий, именно: 1) ахридской (собственной архиепископа), 2) касторийской, 3) главеницкой, 4) могленской, 3) битольской, 6) струхицкой, 7) морозвиздской, 8) вельбуждской, 9) триадицкой, 10) нишской, 11) враницкой (браничевской), 12) белградской, 13) трамской, 14) скопийской, 15) приштинской, 16) липенийской, 17) сервийской. (Из принадлежавших прежде отошли от архиепископии, во-первых, епархии южной части диоцеза, албано-македонские – черникская, химерская, адрианопольская, вутротская, янинская, козильская, петрская в веррийская, – во-вторых, северо-западной части, составляющей западный угол нынешней Болгарии и восточную половину княжества сербского – виддинская, враницкая и орейская).
После окончательного покорения Болгарии, в 1019 г. импер. Василий решил оставить страну при отдельном и самостоятельном управлении как гражданском, так и церковном. Что касается до архиепископа, то, признав за ним его прежнюю автокефальность или его независимость от патриарха константинопольского, император не только сохранил ему его округ в тех пределах, с которыми нашел в минуту завоевания, но и положил было восстановить этот последний (вследствие представлений тогдашнего архиепископа) в том его обширном объеме, какой он имел в правление Петра, и таким образом присоединить к нему все те, существовавшие в данную минуту и не принадлежавшие к нему, епархии, местность которых при названном государе входила в состав болгарского государства; для этого император издал несколько своих указов (хризовулов на имя архиепископа, о которых выше). Однако ж на деле архиепископу удалось возвратить себе свои прежние владения не более как только отчасти. Относительно епархий албано-македонских нет положительных сведений, и вероятнейшее есть то, что если не все отошедшие, то по крайней мере значительнейшая часть их более уже никогда не возвращалась к архиепископии; затем, что касается до этих сведений положительных, то епархия виддинская с епархиями местности, лежащей на запад от нее и составляющей восточную половину нынешнего княжества сербского, были возвращены, а митрополия доростольская или дристрская с своими епископиями по-прежнему осталась за патриархом константинопольским.
В продолжение одиннадцатого столетия и первой половины двенадцатого в архиепископии болгарской было открыто несколько новых епархий, именно известны, как таковые, епархии 1) моравская, 2) дебрьская, 3) малешовская и 4) гревемская. В половине двенадцатого века, по свидетельству непосредственного современника Нила Доксопатра, округ архиепископии болгарской состоял более чем из 30 епископий (ἐ’χει ἡ Βουλγαρι’α ἐπισκοπὰς πλει’ους τῶν τρια’κοντα, см. у Алляция De perpetua consensione Ecclesiarumlib. 1, cap. XXV, р. 432). Между этими, более чем 30, епископиями должны быть полагаемы, во-первых, те 16 епархий, которые состояли за архиепископией в минуту окончательного покорения царства (считая без ахридской, собственной архиепископа) и которые, вероятно, все продолжали существовать и в последующее время, – во-вторых, сейчас названные вновь явившиеся 4 епархии. Что касается до недостающих епархий десяти-двенадцати, то следует думать, что число их составлялось отчасти из епархий также вновь открытых после 1019 года, но пока вам неизвестных79, а отчасти из епархий, которые, на основании хризовулов импер. Василия, архиепископам удалось получить себе от соседних митрополитов.
Митрополии доростольской или дристрской, как мы сказали, архиепископы не могли возвратить себе от патриархов константинопольских. В половине двенадцатого века, по свидетельству того же Нила Доксопатра (ibid. р. 412), округ митрополии состоял из 5 епископий; но какие это именно были епископии, остается пока совершенно неизвестным.
В правление царей Петра и Самуила, или по крайней мере второго из них, по свидетельству тех же хризовулов импер. Василия Болгаробойца, архиепископия болгарская кроме владений внутренних имела еще так сказать владений внешние. В соседнем с Болгарией княжестве сербском тогда еще не было своего особого митрополита, а один только на всю страну епископ (имевший кафедру в городе Расе); по всей вероятности, вследствие того, что самое княжество находилось в вассальной зависимости от Болгарии, и епископ его состоял под властью болгарских архиепископов.
1) Епархия преславская, предполагаемая. В Болгария были (если впрочем не ошибаются греческие летописцы) две Преславы – малая и большая (Кедрин и Зонара в Memor. рор. II, 628, Ephraemius ed. Bonn. р. 127). Первая находилась неизвестно где (полагают, что где-нибудь на Дунае; но если на основании слов Анны Комненой, в Memor. рор. II, 619 прим., то последняя говорит о большой, а не малой Преславе, и слова ее inter Istro circumpositas вовсе не должно понимать так, что на самом Дунае; если на основании слов вашего летописца, Собр. Летоп. т. I, стр. 27 sqq, то и он также разумеет под Переяславцем несомненно большую, а не малую Преславу, и его обозначение «в Переяславци на Дунай» есть или неверное, или употребленное в обширном смысле. Если действительно существовала эта малая Преслава, то, на основании Кедрина и Зонары, Memor. рор. II, 628, и снося сих последних со Львом диаконом, ed. Hase р. 85, и Анной Комненой, Memor. рор. II, 668, – о Плискубе или Плескове, о котором у Шафар. Древн. II, 1,860 нач., – должно думать, что она была где-нибудь недалеко от большой Преславы). Вторая, большая или великая Преслава, под именем Маркианополя (и Мегалополя, см. Анну Комнену в Memor. рор. II, 619), бывшая у греков главным городом провинции нижней или второй Мизии и кафедральным городом второго гемимонтскаго, т. е. балканогорского митрополита (Hieroclis Synecdemus, ed. Bonn, р. 391, Lequie Oriens Christ. I, 1217, – первый гемимонтский митрополит – адрианопольский), а у болгар со времени Бориса или одного из его ближайших предшественников (Крум жил еще в ауле, Memor. рор. II, 536, 538) столицей государства, находилась где-то на северном склоне восточных Балканов (см. Никиту Хониата в Memor. рор. II, 628 прим., Кедрина ibid. 619, Льва диакона ed. Hase р. 89), имея ближайшим к себе городом Проват, нынешний Праводи (Memor. рор. II, 689 нижний текст), и была недалеко от нынешней Шумлы (потому что столица митрополита ярославского в настоящее время в сем последнем городе. Болгары в настоящее время считают и называют Преславой городок Ески-Стамбул80, находящийся недалеко на юго-запад от Шумлы, на р. Буюк-Бамчик, см. Черткова Описание войны Святослава стр. 189; хотя это и противоречит показанию некоторых древних, по которым Преслава на половине дороги из нынешней Силистрии в нынешнюю Варну, см. у Lequen’а I, 1217, но весьма вероятно. У Черткова ibid. о местоположения великой Преславы неладно). Как мы уже говорили выше, относительно правления Петра известно положительным образом, а относительно времени предшествующего необходимо должно быть предполагаемо, что кафедра архиепископов-патриархов болгарских находилась не в Преславе, а в Доростоле. Но если не в ней, а в другом городе было местопребывание первостоятелей болгарской церкви, то со всею вероятностью следует предполагать, что она имела по крайней мере своих собственных епископов, хотя об этих последних пока и неизвестно никаких упоминаний. Это нужно предполагать, во-первых, потому, что трудно допустить, чтобы государи болгарские, не имея при себе архиепископов, могли обходиться даже и без епископов (лишая самих себя и столицу торжественности архиерейского служения), – во-вторых, потому, что даже и в период второго царства, когда Преслава уже не была столицей государства, в ней была своя особенная епископская кафедра. После покорения предбалканской Болгарии Цимисхием, Преслава осталась в диоцезе образованной им из этой части болгарского патриархата митрополии доростольской; в половине двенадцатого века в этой последней было пять епископий, но, к сожалению, имена их пока остаются совершенно неизвестными.
3) Доростольская или дристрская. Доростол, по перестановке букв Родостол, у болгар Дръстр, у позднейших греков с болгарского произношения Дристра, в нашей летописи Деревъстр и Дерестер, – в настоящее время Силистрия, на Дунае. Как мы неоднократно говорили выше, Доростол был престольным городом болгарских архиепископов-патриархов в правление царя Петра и должен быть предполагаем как таковой с самого учреждения их кафедры. На вопрос: почему кафедра архиепископов была учреждена не в одном городе с столицей государства, не имея никаких положительных указаний, мы можем только отвечать, что так было не у одних болгар, а и у многих других народов (из православных народов так было сначала у нас и так постоянно было у сербов). Что касается до того, что именно избран был Доростол, то это, нет сомнения, потому, что он был одним из лучших городов Болгарии, может быть даже лучшим, чем самая Преслава (см. Льва диакона ed. Hase р. 85). Завоевав в 971 г. предбалканскую часть болгарского государства, Иоанн Цимисхий поставил в Доростоле на место удалившихся архиепископов-патриархов болгарских подведомого патриарху константинопольскому митрополита, которому и была поручена в управление вся завоеванная местность. В 1019 г., после окончательного покорения болгарского царства, импер. Василий Болгаробоец предоставил было архиепископу болгарскому право возвратить митрополию с ее диоцезом под свою власть; но это последнему не удалось, и она оставалась под властью патриарха константинопольского до самого восстановления царства в 1185 г. В половине двенадцатого века округ митрополии доростольской состоял из пяти епископий, имена которых, как мы сказали выше, пока остаются неизвестными.
3) Проватская. Проват (Προ’βατον), у болгар в древнее время в переводе с греческого Овче, т. е. овча, в настоящее время Праводи (на иностранных картах Pravady), находится в 50 верстах к западу от Варны и в 40 верстах на юго-восток от Шумлы. Епископская кафедра открыта была при Борисе, на константинопольском соборе 879 г. присутствовал епископ проватский Мануил (см. Το’μοςχαρᾶς, стр. 36; на соборе присутствовали, или по крайней мере так по списку в Το’μος χαρᾶς, два проватских епископа – Лев Προβα’των и Мануил Προ’βατου; мы считаем нашим последнего потому, что в каталоге архиерейских престолов, так называемом императора Льва мудрого, у Ралли и Потли V, 483, наш Проват по-гречески не Προ’βατα, а Προ’βατον; о другом Провате или Проватах см. ниже). После покорения предбалканской Болгарии Цимисхием, епархия проватская вошла в состав учрежденной им митрополии доростольской (по сейчас помянутому каталогу, носящему в своем надписании имя импер. Льва, но в действительности принадлежащему гораздо позднейшему времени, она была отчислена к митрополии адрианопольской, у Ралли и Потли ibid.; но это весьма невероятно).
4) Дебельтская или загорская. Город Дебельт, названный болгарами и в настоящее время называемый Загорой (он приходился от собственной Болгарии за горами), находится в северо-восточном углу Фракии, недалеко от Черного моря, верстах в 20 к западу от приморского города Бургаса. Вместе с своим округом Дебельт был уступлен греками болгарам при крещении Бориса. Епископская кафедра существовала у греков в Дебельте с древнего времени (Lequien I, 1183), и болгарская епископия, вероятно, была непосредственным продолжением греческой; во всяком случае она уже существовала при Борисе, – на константинопольском соборе 879 г. присутствовал епископ дебельтский Симеон (см. Το’μος χαρᾶς Досифея, стр. 36). После завоевания предбалканской Болгарии Цимисхием, если верить некоторым не совсем надежным показаниям (помянутого выше каталога, ibid.), епархия дебельтская не была оставлена в митрополии доростольской, а была отчислена к митрополии адрианопольской.
Не совсем точно известны юго-восточные границы первого болгарского царства при последних христианских его царях, именно – остается неизвестным, принадлежали или не принадлежали тогда болгарам находившиеся в черте их владений приморские города Месемврия и Анхиал. Как кажется, они оставались за греками; но если принадлежали болгарам, то в них, подобно тому как прежде и после под греческим владением (см. Lequien’а I, 1180 и 1190), были епископские кафедры и при владении государей болгарских (епископы обоих городов, присутствовали на константинопольском соборе 879 года, Lequien I, 1181 и 1191, по изданию деяний соборных вΤο’μος χαρᾶς анхиальского нет).
5) Брегальницкая. Город Брегальница, существующий в виде села, вероятно, до настоящего времени, по крайней мере существовавший в половине прошлого столетия (см. у Финетти в предисловии к Тивериупольским мученикам Феофилакта, по новому изданию Миня в Патрол. т. 125, стр. 442 § XXIV), находился на реке Брегельнице (что нужно произносить Брегальница, а не Брегланица, см. в. Речнике Даничича под словом Брегальница), которая впадает с левой стороны в р. Вардар немного пониже Велеса или Кюлрили: (и на которой, верстах в 20–30 от устья, стоит город Истиб или Штип), в пяти часах, т. е. верстах в 25 от города Струмицы (см. у Финетти ibid. Так как в пяти часах от Струмицы, то вероятно находилась на верхней, а не на средней или нижней Брегальнице. Реку Брегальницу см. на карте при 2-м изд. Reise Гана, а отдельно ее верхнее течение на 2-й карте при Reise Барта). По свидетельству архиепископа Феофилакта в Тивериупольских мучениках (у Мине в Патрол. т. 126), епархия брегальницкая была открыта при Борисе. В последующее время о ней нет никаких упоминаний; вероятно, что после недолгого существования она соединена была с соседней (и после нее открытой) епархией струмицкой.
Мы упоминали выше, что на константинопольском соборе 879 г. присутствовали епископы двух проватских епархий (Προβα’του и Προβα’των). Первая была в восточной части нынешней собственно так называемой Болгарии (в нынешнем Праводи); но возможно предполагать, что и вторая находилась также в пределах тогдашнего, т. е. времен Борисовых, болгарского государства. Принадлежавшая во времена Борисовы к болгарскому государству большая область, лежащая между левым берегом Вардара, тем же берегом впадающей в него Пшини (на половине его течения между Скопией или Ускюбом и Велесом или Кюприли) и правым берегом впадающей в него Брегальницы, и между городами Велесом или Кюприли, Каратовой или Кратовой и Истибом или Штипом, как в древнее время носила, так и в настоящее время носит, соответствующее греческому названию Πρόβατα, славянское название «Овче Поле» (см. Речник Даничича, приложенную ко 2-му изд. Reise Гана карту сербский Родослов, по изд. Даничича стр. 108 fin., Гласника XIII, 296 и Известий Акад. Наук VI, 395 sqq, – по записям, напечатанным в двух последних – Злетово и находящееся недалеко на север от него, на р. Штоне, впадающей справа в Брегальницу, Лесново в области Овчепольской). Очень может быть, что в каком-нибудь из городов именно этой области Овчепольской и была епархия, существовавшая в 879 г. и называвшаяся τῶν Προβα’των.
6) Ахридская. Мы упоминали выше о хризовулах императора Василия Болгаробойца, данных им в 1019–20 г. архиепископу болгарскому. В хризовулах этих при перечислении епархий, принадлежавших к диоцезу архиепископии, довольно о многих сообщаются подробные сведения относительно их пространства, именно – перечисляются все принадлежавшие к ним города. Епархию ахридскую, по хризовулам, составляли города: Ахрида, Преспа, Макр (Мокр) и Кичав. Ахрида или Охрида (первое по греческому, второе по болгарскому произношению), у греков прежде завоевания болгарами Λυ’νιδος и Λυκινι’δος, находится на северо-восточном берегу Ахридского озера (подробнее см. о ней ниже). Преспа, – в настоящее время небольшое село, на картах по-прежнему называемое Преспой, но у местных жителей Агиль (по имени Св. Ахиллия, мощи которого перенесены были из Лариссы в Преспу в 978 г, Memor. рор. II, 623), находится на перешейке, разделяющем два Преспанские озера, верстах в 50 на юго-восток от Ахриды. См. Григоровича Очерк путешествия по Европейской Турции, Казань, 1848, стр. 134. Мокр – Μόκρος; (в другом списке Макр – Μα’κρος). Архиепископ Феофилакт два раза упоминает в своих письмах об области Мокре как о принадлежащей к провинции и епархии ахридской (см. в Патрол. Миня т. 126, стр. 483 fin., письмо ed. Meursio LXV, – ὁ δὲ Μο’κρος τῆς Ἀχρι’δος τμῆμα, и стр. 338 письмо ed. Finetti XV). В позднейшее время область Μο’κρος стала называться и до настоящего времени называется Μο’κρα, т. е. вместо Мокра Мокрой, и ее полное позднейшее и нынешнее название есть Ηκο’ρα(Χῶρα или Κο’ρα, т. е. гора) καὶ Μο’κρα – Гора и Мокра (в наших русских известиях семнадцатого века – Мокрая гора, см. ниже). Она прилегает к западному берегу Ахридского озера, имея главным своим местом селение Bagoraditza (Bogradetz или Bogradessi, т. е. Богородица), которое находится недалеко от северо-западного берега Ахридского озера, см.Albanesische Studien Гана, Иена, 1854, стр. 28, прим. 33, Albanien, Rumelien undösterreichischmontenegrische Gränze Миллера, Prag., 1844, стр. 69 и карту (по Аравантиносу, Χρονογραφι’α τῆς Ἡπει’ρου, ἑν Ἀθῆναις, ч. II под словом Σταρόβα, селение называется еще Подгорицей; о монастыре Успения Богородицы см. у Григоровича ibid. стр. 127. По Pouqueville’ю, Мокра и Гора суть две особые, смежные между собой, области, – первая, начинаясь у юго-западного угла Ахридского озера, простирается к северу по западному берегу сего озера, а вторая, начинаясь в верховьях реки Гисмы, текущей в Адриатическое море, простирается отсюда на юг к северо-западному углу названного озера, Voyage de la Grèce, ed. 2, t. III, рр. 47 fin sqq, 57, 67 прим. и приложенная к VI т. карта. Нынешнее название части области – Gora, Гора, может быть от горной цепи Βαγαορὰ – Bagora, которая, по карте Кинерта, тянется параллельно западному берегу Ахридского озера и не в дальнем от него расстоянии, и о которой у архиепископа Феофилакта, по изд. Миня, ibid. р. 584: «ἡ Βαγορὰ ὀ’ρος δὲ αὐ’τη πα’μμεγα καὶ τοῖς Βουλγαρικοῖς καὶ Ἀυῤῥαχικοῖς ὀ’ρε σι μασιτευ’ον »). Что касается до города Мокра, то в древних памятниках упоминаний о нем не встречается, а по свидетельству одного из новейших описателей Епира – не знаем, насколько достоверному – он существует до настоящего времени и находится недалеко на запад от Ахридского озера, на левом верхнем берегу реки Шкумби (Μο’κρα и Μα’κρα, см. Аравантиноса Χρονογραφι’αν τῆς Ἡπει’ρου II, 102). Кичав (Κιτζα’βις), в настоящее время Кичево (на большей части карт и у некоторых путешественников Кричево), на р. Треске, впадающей в Вардар, верстах в 60–70 на северо-восток от Ахриды. См. Григоровича Путешествие стр. 113, Hahn’аReise von Belgrad nach Salonik, Wien, 1861, S. 189 (Феофилакт в одном из своих посланий упоминает о Кичаве, Κι’τταβα, как о принадлежащем к его епархии, см. epist. Ed. MeursioХХVII, у Миня т. 126, стр. 416). Мы говорили выше, что архиепископская кафедра перенесена была в Ахриду перед самым падением болгарского царства: епископия была учреждена в ней при Борисе, – на константинопольском соборе 879 г. присутствовал епископ ахридский Гавриил (Το’μος χαρᾶς, стр. 34).
7) Касторийская. По хризовулам императора Василия ее города были: Кастория, Курест, Колона, Деавол, Вооза и Мор. Кастория, у болгар и сербов Костур, у турок Кесриё, при озере Касторийском, верстах в 80–90 на юго-восток от Ахриды (см. Pouqueville’я Voyage III, 4 sqq). Курест –Κουρεςὸς (в другом списке Κουρεὸς) пока остается неизвестным; может быть ошибка вместо Κορυτζὰ – Корица или Горица (и Горча – Gortscha), которая находится верстах в 50 на северо-запад от Кастории, недалеко от левого берега верхнего Девола (и в которой века с XVI-XVII существует особая епархия корицкая или горицкая). Колона – Λολω’νη, нет сомнения, одно и то же с Κολω’νεια. О городе Колония упоминают Кедрин (Memor. рор. II, 646 нач.), Пахимер (lib. II, сар. XI, ed. Paris. р. 68) и Кантакузен (lib. I, сар. LV, ed. Paris. р. 172); называясь иначе Стария (см. в Сборнике Мосолова Отрывки из путешествии по восточным областям Европейской Турции, Спб., 1868, стр. 234), он находится на юго-запад от Кастории, в верховьях р. Дешницы, впадающей в Воюцу (область, в которой он находится, называется также Колонией, см. карту Киперта при Albanesische Studien Гана, Pouqueville’я Voyage de la Grèce t. I, р. 243 и Аравантиноса Χρονογραφι’αν τῆς Ἡπει’ρου II, 89). Деавол – Δεαβο’λις(у других Δια’βολις), по-болгарски Девол (см. Miklosich’а MonumentaSerbica р. 3). Городов с именем Девол было два – большой и малый (см. Георгия Акрополита гл. 49); оба они находились в верховьях реки Девол, которая, выходя из Сухой горы между Преспой, Битолем и Касторией (см. карту Киперта при Albanesische Studien Гана), течет поперек Албании и, по соединении с Узумом или Бератино получив новое имя Семени или Ергента (у Гана ibid. S. 7), впадает в Адриатическое море (Акрополит ibid. и Ephraemius, ed. Bonn., p. 349 и 350). В настоящее время известны – во-первых, городок Девол, находящийся на левом верхнем берегу р. Девола, – во-вторых, развалины города, называемые Ески-Девол или Старый Девол и лежащие недалеко на юго-запад от городка Девола (Pouqueville Voyage dela Grèce t. III, р. 41 sqq и прилож. к VI т. карта): древним они соответствуют – развалины Ески-Девол, по всей вероятности, большому, а городок Девол малому Деволу. Вооза – Βοῶσα. Река Вооза, по-славянски Воюца, начинаясь в юго-восточной Албании, северо-восточнее Янины, течет поперек Албании, в направлении от юго-востока к северо-западу (см. указанную выше карту Киперта); город Вооза или Воюца находился где-нибудь в верховьях этой реки, потому что средина и низовья ближе к другим епархиям; он приходится от Кастории довольно далеко (на юго-запад), но из слов императора (о числе чиновников, о чем см. в прям. 71) видно, что епархия касторийская была одна из более обширных. Где искать в епархии касторийской город Мора (Μωρὸς) остается нам пока неизвестным.
8) Главиницкая. По хризовулам императора Василия ее города были: Главиница, Канина и Неаниска. Главиница (Γλαβινι’τζα, но и Главеница –Γλαβη’vιτζα), первоначально называвшаяся Акрокеравнией (см. в каталоге архиерейских престолов императора Льва митрополию диррахийскую, у Ралли и Потли V, 484), находилась на мысу Акрокеравнии, ныне называемом Глоссой, в южной Албании, ниже Авлоны (см. у Анны Комненой кн. III, гл. 12). Канина – доселе существующий город в южной Албании, недалеко от берега Адриатического моря, на юго-восток от Авлоны (см. о ней в Albanesische Studien Гана стр. 72, cfr Miklosich’а Monumenta Serbica р. 178. Область Кавинская в правление архиепископа Феофилакта, как следует заключать из одного его письма, была пограничною с округом митрополии навпактской, см. epist. Ed. Lamio XXVII, у Миня т. 126, стр. 543). О Неаниске (Νεα’νισκα или может быть раздельно Νέα Νίσκα) пока ни у кого не встречали мы никаких указаний. Из последующего времени известия о существовании епархии главиницкой и об ее принадлежности к архиепископии болгарской читаются в посланиях архиепископа Феофилакта (см. у Миня т. 126, стр. 322, ed. Finetti VII и стр. 553 ed. Lamio XXXII; каталог так называемый Льва мудрого, причисляя эту епархию к митрополии диррахийской, говорит неправду).
9) Могленская. По хризовулам импер. Василия ее города были: Моглены, Просак, Мирихова, Сетина, Остров и Заодрия. Моглены – τὰ Μο’γλαινα, у болгар Мъглин или Меглин (также Меглен, Меглян), – город в настоящее время не существующий, находился недалеко от существующаго до настоящего времени городка Нотья (Memor. рор. II, 637), а сей последний за правым берегом Вардара, на верховьях р. Могленицы, верстах в 30 на северо-восток от Водевы (см. карту, приложенную ко 2-му изданию Ганова Reise von Belgrad nach Salonik; что в настоящее время нет города Моглен, а есть только область Моглена, это нами слышано от А. Ф. Гильфердинга, который сам лично был на месте, см. также у Аравантиноса II, 110). Просак – Προ’σακος, славянское Просек, находился в горном ущелье на р. Вардаре, имел сильную крепость; по некоторым – нынешний Демир-Капу, находящийся на Вардаре, на северо-восток от Нотьи (см. Тафеля De Thessalonica стр. 295, Memor. рор. II, 996, 249). Мириховаχοβα, – на карте Турции Киперта и на путевой карте, приложенной ко 2-му изданию Reise Гана, область Морихово (у первого Morikhova) – на восток от Битоля, на р. Черной или Карасу, впадающей в Вардар (немного ниже ее заворота с юга на север) и по южным склонам горного хребта Бабуна. О городе или селении Морихова, существующем до настоящего времени, упоминается в одном письме известного болгарского патриота Д. Миладинова (газеты День, 1862 г., № 46, стр. 17), но местности его из письма не видно. Сетина – Ζετι’νη, у Кедрина Сетена (Memor. рор. II, 639), находилась где-нибудь на восток от Моглен (по Шафарику, Древн. II, I, 372, на р. Месте или Карасу, во Фракии под Родопскими горами, но это неладно). Остров – Ὀ’στροβος, – село Острово (у некоторых Каракайя) при озере, верстах в 20 на восток от Водены. См. Гризебаха Reise durch Rumelien und nach Brussa, 1841, В. 2, S. 155, Григоровича Путеш. стр. 110, Гана Reise von Belgrad nach Salonik S.112 sqq. Заодрия – τὰ Ζαο’δριαостается нам пока неизвестною. Ревностный защитник православия против наполнявших Болгарию разных еретиков, Св. Иларион меглинский, подвизавшийся в первой половине двенадцатого века (родом не славянин, как думают некоторые, а грек), был епископом именно этих Моглен.
10) Битольская. По хризовулам импер. Василия ее города были: Пелагония, Прилеп, Декрета и Велес. Пелагония, в древнейшее время Ираклия, в настоящее время Битоль (на картах Битолия, по-гречески Βουτα’λις), Толи-монастирь и просто монастир, – большой и хороший город, верстах в 50 на юго-восток от Ахриды, на речке Драгор, составляющей приток реки Черной, впадающей в Вардар. См. Гризебаха Reise durch Rumelien B. 2, S. 177 sqq, Григоровича Путеш. 140 sqq, Гана Reise, 1-го изд. стр. 113, 2-го 183. Прилеп. (Πρι’λαπος) или Прилип в восьми часах пути (верстах в 40) на северо-восток от Битоли. См. Гризебаха ibid. 8. 214, Григоровича 137, Гана Reise, 1-го изд. стр. 108, 2-го 175. Деврета – Δευριτὴ остается неизвестною, может быть одно и то же с Δευρὴ, о которой говорит, как о маленьком городке, находящемся между Кичавой и Прилепом, монах Ефремий, ed. Bonn. р. 366. Велес, по-турецки Кёнрили, на р. Вардаре, верстах в 50 на северо-восток от Прилепа. См. Гризебаха ibid. 223, Григоровича 140, Гана Reise, 1-го. изд. стр. 101, 2-го 166.
11) Струмицкая. По хризовулам импер. Василия ее города: Струмница, Радовиште и Коньча. Город Струмница – Ζτρουμνι’τζα, или правильнее Струмица (греч. Ζτρουμμι’τζα), у греков называвшийся Тивериуполем (Ралли и Потли V, 405 fin.), находится на р. Струмице, впадающей с правой стороны в Струму (Стримон) или Карасу, верстах в 40 на юго-восток от Истиба или Штипа. См. о ней Никифора Грегораса кн. 8, гл. 14, в Memor. рор. 11, 824, предисловие Финетти к Тивериупольским мученикам Феофилакта, в Патрол. Миня т. 125, стр. 433 sqq, Тафеля в De Thessalonica стр. 294 и 297, Даничича Речник под словом Строумица, Григоровича 142. Город Радовиште Ραδο’βιστον на полпути между Истибом и Струмицей (на юго-восток от первого и на северо-запад от второй), у Григоровича 141, у Барта в Reise durchdas Innere der Evropäisch. Türkei, Berlin, 1864, S. 110 sqq, и на хороших картах. Коньча -Konetsὴ (о славянском произношении cfr Речник Даничича и Григоровича Путеш. 53), в настоящее время деревня, находится на юго-запад от Радовиштя и на северо-восток от Струмнцы, см. Барта ibid. S. 112 sqq и 2-ю приложенную к книге карту, также карту во 2-м изд.Reise Гана (принадлежит к округу радовиштскому, Барт ibid. 8. 113 прим.). Епархия струмицкая, как необходимо заключать из Феофилактова сказания о тивериупольских мучениках, открыта не при Борисе и не при Симеоне, а после них (иначе не стали бы переносить при них мощей названных мучеников из Струницы к епископской кафедре брегальницкой, § 97, 47, если бы к первой была своя кафедра)81. На основании слов Дюканжева каталога о Клименте, – известном писателе, действительном или мнимом ученике Константина и Мефодия, – что он был епископомΤιμαριοπο’λεως (читай Τιβεριουπο’λεως ἠ’ τοι Βελι’κας) (см. Familiae Byzantinae, ed. Paris., р. 174), следует думать, что епископия струмицкая называлась еще белицкой, по горному хребту Белице (на иностранных картах неправильно по-греческому Velitza), который тянется между реками Стримоном и Вардаром в направлении от северо-запада к юго-востоку (см. хорошие карты и у Григоровича в Путеш. 142, 146, 148), и что Климент был епископом именно этой струмицко-белицкой епархии (в греческом житии Климента Δρεμβι’τζας ἠ’ τοι Βλι’τζας, вероятно, ошибка вместо Ζτρομβι’τζας ἠ’ τοι Βελι’τζα_Σ).
12) Моровиздская. По хризовулам импер. Василия ее города: Моровизд, Козян, Славище, Злетова, Луковица, Пияница и Малешова. Моровизд – Μοροβι’σδος, в славянских памятниках четырнадцатого века Морозвизд, находился где-то недалеко на юг от Злетовой, о которой сейчас ниже (см. Monumenta Serbica Миклошича р. 565; у Шафарика, Древн. II, I, 356, о местности Морозвизда неправильно). Козак – Κοζιακὸς, в настоящее время деревня, находится верстах в 15–20 на востоко-северо-восток от Прилепа, см. у Барта в Reise 2-ю карту и текста 8. 133 sqq, также карту при 2-м изд. Reise Гана (вернее у первого, который сам был на месте, чем у второго). Славище – Ζλαβιστὴ находилась где-то недалеко на юг от города Врани, который па верхней болгарской Мораве немного ниже Гилана (Monumenta Serbica Миклошича р. 565). Злетова – Ζθλετοβὰ, в настоящее время Злетово, находится на речке Злетовой, впадающей с правой стороны чрез Штону в Брегальницу (впадающую слева в Вардар), на северо-восток от Истиба или Штипа (см. карту, приложенную ко 2-му изданию Reise Гана). Луковиц – Λουκο’βιτζος, может быть одно и то же с селом Луково, о котором упоминается в одной записи четырнадцатого века (Известий Акад. Наук VI, 387 и Гласника XIII, 293) и которое находилось недалеко на север от Злетова (близ Леснова ibid., которое см. на карте во 2-м над. Reise Гана, упоминается область Луковица, Гласн. XI, 134 нач. и ХШ, 371, но приходившаяся, кажется, в другой епархии). Пияница – Πιανι’τζα, в славянских известиях Пианец (см. Григоров. Путеш. 42 fin. и сербский Родослов архиеп. Даниила, по изд. Даничича, стр. 109 нач.) находилась недалеко от Злетова (Григоров, и Родосл. ibid.; Пияница, нет сомнения, была городом болгарского племени пиянцев, а эти последние населяют местность на восток от Злетова, преимущественно между правым берегом верхней Брегальиицы и тем же берегом Струмы или Стримона, см. статью Берковича «Описание быта болгар, населяющих Македонию» в Известиях Московск. Университета, 1868 г., № 3, стр. 18, cfr у Барта в Reise 2-ю карту, где Царево село, составляющее по Берковичу центр области пиянцев, называемой Пиянецо, названо Tserova Sella, и где к югу от сего последнего Piantsa Ovasi, т. е. Пиянецкое поле). Малешова – Μαλεσο’βα. По словам Берковича, город Малешова, с средним окончанием Малешово, существует до настоящего времени, ibid. стр. 18 fin.; напротив, по уверениям Барта есть только каза или волость Малеш (и Мадеш) или Малешовская, Reise 8. 105. Если город Малешово действительно существует, то его, не указанное у Берковича, положение где-нибудь при подошве горы Малеш или Малешовской, которая находится на северо-восток от г. Струмицы и на восток от Радовища, за правым берегом верхней Брегальницы, см. у Барта в Reise 8. 103 sqq и 2-ю карту, и у Гана во 2-м изд. Reise карту (вернее, должно быть, опять у первого, а не у второго), cfr Верковича ibid. Каза или волость Малеш или Малешовская прилегает к сейчас названной горе Малеш, у Барта ibid. S. 105 (главное селение в ней по Барту, ibid., есть Bedjowa или Petchowa, лежащее недалеко на восток от истоков Брегальницы, см. у него же 2-ю карту. В гражданском отношении Μαλεσο’βα принадлежала в одиннадцатом веке также к одному округу, ἐπα’ρχια, с городом Моравиздом, см. Fontes rerum Austriacarum, ed. Tafel, Wien, 1856, t. XII, р. 278).
13) Вельбуждьская. Но хризовулам импер. Василия ее города: Вельбужда, Сунтиаск, Германия, Теример, Стоб, Като-Сундеаск и Раслога. Вельбужда – Βελεβου’σδα, в древности по некоторым Велентиуполь (Ралли и Потли V, 496), в славянских памятниках Вельбуждь и Вельблужль (см. в Речнике Даничича), находилась где-то недалеко от Софии, на юг или на юго-восток от нее к горам Родопским, см. Речник Даничича под словом Вельбоуждь, в Fontesrerum Austriacarum, издаваемых Тафелем, I. XII, р. 278, Memor. рор. II, 787 и монаха Ефремия,ed. Bonn., р. 342 нач. (Григорович, Путеш. стр. 204 прим., полагает, что Вельбуждь есть нынешний Кюстендил; в одном сказании семнадцатого века Вельбуждь называется «баней бельбушкой» (sic), см. Гласн. XXII, 216, cfr Monumenta Serbica р. 100). Сунтяск – Ζουντι’ασκος, вероятно славянское Сутеск, остается нам пока неизвестным; есть города Сутески (см. Речник Даничича), но совсем в других местностях. Германия – Γερμα’νεια. О городе Γερμανὰ (Γερμανὸς) в средиземной Дакии, которой главным городом была Сардина, нынешняя София, упоминают грамматик Гиерокл и Прокопий Кесарийский в шестом веке (первый в Синекдеме или Дорожнике, ed Bonn., р. 393, второй в De aedificiis lib IV, сар. 1 и 4) и Константин Порфирогенит в десятом веке (De thematibus, ed. Bonn., р. 56). Вероятно, он находился на р. Герман, о которой упоминается в Евфимиевом житии Св. Иоанна Рыльского (см. Гласника XXII, 298 и Мартынова Annus Eccles. под 19 октября, стр. 251) и которая впадает или в верхний Стримон, с левой стороны, между рр. Дубницей и Рилчицей, или в которую-нибудь из этих последних (cfr. Гласн. VII, 186 нач., в хризовуле Шишмана о Германчице). Григорович упоминает о селе Герман, находящемся в окрестностях Софии (Путеш. стр. 160); если слово окрестность понимать у него не слишком в тесном смысле, то вероятно, что это село и есть наш бывший город Германия (если не ошибается Барт, то Djerman’ом, что есть то же, что Герман, у него, в Reise на 2-й карте, названа та самая река, на которой стоит Дубница, а село Djerman или Герман поставлено на одном из южных притоков р. Djerman’а, недалеко на юго-восток от Дубницы). Теример (Τερ’μερος) – пока нигде не встречали никаких указаний. Стоб – Ζτο’βος, имевший у греков свою епископию (Lequien II, 75), ныне в развалинах, находился недалеко от Рыльского монастыря, на запад или юго-запад от него, см. хризовул Шишмана в Гласнике VII, 186 нач. и Григоровича Путеш. 148 (Ган, в Reise стр. 175 fin., и другие определяют место развалин Стоба неладно). Като-Сундеаск – Κατω–Ζουδε’ασκος (Нижний Сутеск) остается пока неизвестным. Раслога – Πασλο’γα, в настоящее время Раслог (Разлук) – верстах в 30–40 на юго-восток от Рыльского монастыря, в верховьях р. Месты или Карасу, см. о нем Барта Reise S. 68 нач.
14) Триадицкая. По хризовулам импер. Василия ее города: Триадица, Перник, ἡ Ζυ’κοβος и ἡ Ζβενε’απος. Триадица – Τρια’διτςα, в древности Сардика, у славян Средец и София, в настоящее время София82, известный большой город Европейской Турции, находящийся к западу от Балкан, на р. Искар или Искер, см. Григоровича Путеш. 158 fin. У греков Сардика была главным городом провинции Дакии средиземной и также имела своих епископов, которые упоминаются с первого вселенского собора до конца шестого века, Lequienll, 301. Перник – Πέρνικος, бывший знаменитою у болгар крепостью, находился к югу или к юго-востоку от Софии между нею и Филиппополем. См. Memor. pop. II, 631, 641 и Даничича Речник под словом Перьникь. Ζυ’κοβος и Ζβενε’απος пока остаются неизвестными (первый может быть есть нынешний город Самоков, находящийся на юго-восток от Софии в верховьях той же р. Искара).
15) Нишская. По хризовулам импер. Василия ее города Ниш, Мокр,Κο’μττλος, Топлица и Сврьлиг или Сверлиг. Ниш (Νι’σος, Ναι’σ–ς), родина Константина Великого, имевший и до болгар своего епископа (Lequien II, 313), находится на р. Нишаве, впадающей в болгарскую Мораву, недалеко от границы Болгарии с Сербией (см. о нем Гана Reise, 1-го изд. стр. 10, 2-го 31). Топлица, нет сомнения, находилась где-нибудь на реке того же имени, а эта последняя течет близь юго-восточной границы княжества сербского и впадает слева в нижнюю болгарскую Мораву. Сврьлиг (Ζφελι’γοβος, Ζφερλι’γοβος) находился недалеко на северо-восток от Ниша, на сврьлижском Тимоке (см. Каница Reise in Süd-Serbien und Nord-Bulgarien, Wien, 1868, S. 24 fin. sqq и приложенную к книге карту, Даничича Речник под словом Сврьлиг). Мокр – Μο’κρος и Κο’μπλοςостаются пока неизвестными.
16) Враняцкая, браницкая – браничевская. По хризовулам импер. Василия ее города: Βρα’νιτζα Μορο’βισκος, Ζφεντε’ρομος, Προ’τος, Διβι’συσκος, Ἰστρααγλα’γγα и Βροδα’ρισκος. Так как городов с именем Браница или Враница неизвестно, то мы предполагаем, что в рукописи хризовулов Βράνιτζα ошибкой вместо Βραβι’τζοβα; этот последний город, по-славянски называвшийся Браничево, находился в нынешнем княжестве сербском, при впадении р. Млавы в Дунай (на месте находившегося тут римского города Viminacium, см. Memor. pop. В Jndex’ах под словом Branitzova, Шафар. Древн. II, I, 347 и подробно у Каница в сочинении Serbien, historisch-ethnographische Reisestudien, Leipzig, 1868, S. 406 sqq).Μορο’βισκος, – если верно наше предположение о Βρα’νιτζα, то под ним, поправляя чтение в Μορα’βισκος (Моравьск), можно будет разуметь тот город Морав, о котором говорено было нами выше и который находился недалеко на запад от Браничева, при впадении в Дунай Моравы. Ζφεντε’ρομος, – под тем же условием верности помянутого выше предположения, можно будет принимать его за Смедерево (Семендрия), которое находится на Дунае недалеко на запад от сейчас помянутого бывшего города Морава (по летописным известиям, Смедерево построил в первой половине пятнадцатого века сербский деспот Юрий Бранкович; но это должно разуметь о построении не совсем нового города, а только нового на месте старого, – существование тут города должно быть возводимо еще ко временам римским, см. у Каница ibid. S. 7 sqq). Относительно остальных четырех, называемых в хризовулах, городов пока мы не можем сделать никаких предположений. (Кроме Браничева есть еще город, имя которого близко к названию Βρα’νιτζα; это именно город Браня, находящийся на верхней болгарской Мораве (на некоторых картах он – Wiwarina, см. о нем Гана Reise, 1-го изд. стр. 44, 2-го 82); но мы не полагаем, чтобы он мог быть разумеем под Βραvι’τζα ей, потому что по-гречески он αἱ Βρανε’αι, и написать τῆς Βρανι’τζης вместо τῶν Βραvεῶνбыло бы со стороны переписчиков хризовулов не допустить ошибку, а сделать намеренное изменение.)
17) Белградская. По хризовулам импер. Василия ее города: Белград,Γρα’δειτζη, Ομτζος, Γλαβεντῖνος и Белая Церковь. Белград, иначе и преимущественно называемый Бератом, также Арнаут-Белградом (у греков Берит – Γρα’δειτζη, Ομτζος, Γλαβεντῖνος Βη’ρυτος и потом Пулхериуполь), находится в средней Албании, на р. Узуми или Бератино (и Ljum-Beratit), по соединении с Деволом впадающей под новым именем Семени и Ергента в Адриатическое море (см. у Гана в Albanes. Studien S. 7 и карту; на старых картах неладно), верстах в 80-ти на юго-запад от Ахриды. Γρα’δετζη, иначе Γρα’διτζα, Γραδι’στα – Градец, Градиште, находится верстах в 80 на юг от Белграда, на правом берегу нижней Воюцы (см. Pouqueville’я Voyage de la Grèce, 2 ed. 1, 840 sqq, карту при Alhanes. Studien Гана и Ἰστορικὴν περι’γραφην τῆς μητροπο’λεως Βελεγρα’δων митр. Анфима, ἐν Κερκυ’ρα, 1868 Г., стр. 29). Ὀμτζὸς, Γλαβεντῖνος и Белая Церковь (Ἀ’σπρη ἐκκλη’σια) остаются пока неизвестными. Епархиябелградская принадлежит к числу епархий, учрежденных при самом Борисе, – о ней упоминается в послании к Борису папы Иоанна VIII от 878 г. (у Миня в Патрол. т. 126, стр. 760, – упоминается по тому обводу, что некий священник Сергий, быв извержен из своего сана латинским епископом Болгарии, – когда последняя до 870 г. находилась под властью папы, – несмотря на это извержение, греческим болгарским архиепископом был после возведен в сан епископа, – именно белградского.)
В тогдашней Болгарии были два Белграда83 – этот албанский и потом еще сербский, находящийся при впадении Савы в Дунай и составляющий нынешнюю столицу княжества сербского (в дославянские времена называвшийся Сингидоном или Сингедоном и Сигиндоном). В последнем до 1019 г. не было епископской кафедры, потому что о ней не упоминается в хризовулах импер. Василия; но неизвестно, не была ли она учреждена в нем в дальнейшее время настоящего периода. В той части болгарской архиепископии, которая составляет северо-восточную половину нынешнего княжества сербского, по свидетельству одного послания болгарского царя Калияна к папе Иннокентию III, перед 1204 годом было пять епархий84: так как Белград принадлежал к числу значительнейших городов данной местности, то со всею вероятностью следует полагать, что одна из епархий находилась именно в нем; но очень может быть, что все эти пять епархий были открыты еще до 1188 г. или до восстановления болгарского царства и до возвращения Белграда от греков к болгарам (архиепископ Феофилакт в одном из своих посланий упоминает об епархии белградской – τῆς Βελεγρα’δης, у Мини т. 126, стр. 525, ed. Lamio XIII, но так как упоминает без всяких точнейших обозначений, то остается неизвестным, епархия которого именно Белграда должна быть у него разумеема; вероятнее впрочем, что Белграда албанскаго, потому что Белград сербский, отнятый венграми у греков в 1078 г., кажется, не был возвращен последними во все Феофилактово правление, см. Фесслера Geschichte von Ungarn, 2-го изд., т. 1, стр. 167, 232 и 233).
18) Трамская – τῆς Θρα’μου. Остается пока по своей местности совершенно неизвестною.
19) Скопийская. По хризовулам императора Василия ее города: Скопия,Βι’νετζης, Πρεαμο’ρος, Λυκο’βα и Πρι’νιπος. Скопия (τὰ Ζκοπι’α) и Скопие, также Скоп ль и Скопле, потурецки Ускюб, в древности называвшаяся Ζκοῦποι (Ζκο’ποι) и бывшая главным городом провинции Дардании (Hierociis Synecdemus, ed. Bonn., p. 393), находится на верхнем Вардаре, при завороте этого последняго с востока на юг (см. о ней Гризебаха Reise durch Rumelien II, 227 sqq, Гана Reise 1-го изд. стр. 58, 2-го 103). Остальные города епархии остаются пока неизвестными (еслиΛυκο’βα читать по-славянски Лукова, то в одной позднейшей записи упоминается село Луковица, находившееся на юг от Скопии, Гласи. VIII, 143, а Βι’νετζης может быть есть одно и то же с нынешним селом Бинач, находящимся недалеко на север от нее же, Гана Reise 1-го изд. стр. 174).
20) Приштинская. По хризовулам императора Василия ее города: Приштина, Κοσνὸς, Αεασκουμτζὸς и Βραιτὸς. Приштина (τὰ Πρισδρι’ανα ошибкой вместо τὰ Πτισδι’ανα, как это у византийских летописцев) находится на северо-запад от Скопии, на знаменитом Косовом поле (см. Гана Reise 1-го изд. стр. 72 и Гильфердинга в XIII т. Записок Географич. Общ. стр. 239). Χοσνὸς по всей вероятности есть Хвостно; так называлась область, лежащая на запад от Приштины, в которой где-нибудь и был город одного с нею имени (см. у Даничича в Речнике под словом Хвостьно; писалось Хвосно и Фосио). Λεσκουμτζὸς, нет сомнения, есть Лесковец, который находится на северо-восток от Приштины, на речке Ветернице, недалеко от ее впадения в болгарскую Мораву (см. у Гана ibid. стр. 27 и карту). Βραιτὸς остается неизвестным (слово Βραιτὸς в той рукописи, с которой преосвящ. Порфирий сделал свой список, написано сокращенно, и он читает так по догадке: не скрывается ли под этим неведомым Βραιτὸς город Враня, который находится на юг от Лесковца, недалеко от левого берега болгарской Моравы, и который по своей местности именно приходится в епархии приштинской?). После хризовулов импер. Василии, об епархии приштинской (Πρισδι’ανης) упоминается в письмах архиепископа Феофилакта (у Миня т. 126, стр. 323, epist. ed. Lamio XIII).
21) Липенийская. Городок Липений – Λιπαι’νιον, по свидетельству Анны Комненой, находился на границе Болгарии с Сербией, в 12 греческих стадиях от сербского города Звечана (кн. IX, гл. 4, в Memor. pop. II, 170 sqq), а развалины сего последнего близь нынешнего городка Митровицы, находящегося на р. Ибаре, недалеко от впадения в нее Ситницы, на северо-западном конце Косова поля (о Звечане см. Гильфердинга в Записках Географич. Общ. т. XIII, стр. 205. На 1-й карте в 1-м изд. Reise Гана есть село Lepinja на р. Ситнице, немного выше впадения в нее речки Грачаницы, также село Lepena на речке Лепенце или Лепенице, текущей в южном конце того же Косова поля и после соединения под Качаником с Нередимкой, впадающей слева в верхний Вардар; но если верно показано у Анны Комненой разстояние Ляпения от Звечана, то ни первого, ни тем более второго нельзя принимать за этот древний Липений. Всего вероятнее видеть его в самой нынешней Митровице). Подобно предшествующей, епархия липенийская упоминается в письмах архиепископа Феофилакта (уМиня ibid. стр. 344, ed. Finetti XVII, и стр. 348, ed. того же XVIII).
22) Сервийская. Город Сервия (τὰ Ζε’ρβια), Серфидже или по-турецки Сельфидже, находится в южной Македонии, почти на самой границе ее с Фессалией, недалеко от правого берега Быстрицы или Индже-Карасу (см. о ней Pouqueville’я Voyage III, 85, Барта Reise S. 167 и карту, Тафеля De Thessalonica р. 59, cfr ШаФарика Древн. II, I, 395). После завоевания болгарского царства Василием Болгаробойцем, епархия сервийская недолго находилась в ведении архиепископов ахридских; как кажется, быв тогда же оспариваема у них митрополитами солунскими (о чем следует заключать из двукратного подтверждения императором прав на нее архиепископа, см. прим. 71), она потом навсегда отошла от них к этим последним (при архиепископе Димитрие Хоматине, в последних годах XII и первой четверти XIII века, она принадлежала уже митрополитам-солунам, и притом, как кажется, отошедши к ним довольно задолго перед тем, потому что Хоматин уже не изъявляет на нее своих притязаний, см. у Гардта в Catalogue codicum manuscripts Biblioth. Bavaricae t. I, № LXII, p. 864, оправдательное его послание к патр. Герману по поводу поставления им епископа сервийскаго; при Феофилакте епархия, как кажется, принадлежала еще к архиепископии, см. его послание ed. Finetti VIII, у Мивя р. 821).
23) Виддинская. Город Виддин (Βυδι’νη, Βιδι’νη), у болгар Бъдин, Бдинь, находится на Дунае, недалеко от границы Болгарии с Сербией. Импер. Василий успел отнять у болгар этот город в самом начале своей с ними войны (в 1002 г., Memor. pop. II, 630), вместе с чем и епархия виддинская отошла от архиепископии болгарской к патриархату константинопольскому; по всей вероятности, она причислена была к митрополии доростольской. После 1019 г., когда император возвратил архиепископу право на все его прежние владения, епархия снова присоединена была к архиепископии, за которой и состояла все дальнейшее время настоящего периода (после хризовулов императора Василия о ней читаются упоминания в письмах архиепископа Феорилакта, у Миня ibid. р. 336 fin., ed. Finetti XVI, и р. 526, ed. 24) Орфйсвая – τῦς Ω’ραι’ας. Города Ω’ραι’α пока неизвестно, но был город Horreum Margi, который по-гречески писался Ὀῤῤεον и Ο’ῤῤεα (см. Птоломея, Гиерокла и других) и который находился в нынешнем княжестве сербском, на реке соединенной Мораве, близь нынешнего города Чуприя Весьма вероятно, что в этом именно городе и была наша епархия.
25) Червинская – τοῦ Τζερvι’κου. По каталогу архиерейских кафедр, так называемому императора Льва мудрого, епископия τοῦ Τζεριvι’κου, что нет сомнения есть одно и то же с Τζερvι’κου, в митрополии диррахийской (у Ралли и Потли V, 484). Следовательно, неизвестный город Черник находился где-нибудь в средней или северной Албании.
26) Химфрская. Городок Химера или Химара (Химарра) находится в южной Албании, на берегу Адриатического моря, немного выше острова Корфу (см. Pouqueville’я Voyage I, 80 и карту при Albanes. Studien Гана). Епархии черникская и химфрская, как видно из хризовулов императора Василия, перед 1019 г. отошли от архиепископии к митрополии диррахийской.
27) Адрианопольская. Город Адрианополь, Юстинианом переименованный было в Юстинианополь (Procop. De aedific. 1. IV, с. 1), позднее называвшийся Дринополем, находился в южной Албании, где-нибудь недалеко от города Аргирокастро (Pouqueville’я Voyage I, 105, 130 и II, 1 sqq), – округ и епархия аргирокастрские доселе называются дринопольскими, см. у Pouqueville’a ibid, и списки архиерейских кафедр в Христ. Чтении.
28) Бутротская. Город Бутрот (Βου’θρωτον, но у позднейших, подобно тому как в хризовулах, и Βοθρῶτον) находился в южной Албании, на берегу Адриатического моря, против северовосточного берега острова Корфу (см. Lequien’a Oriens II, 140, Pouqueville’fl Voyage II, 38 sqq).
29) Козильская – τῦς Κοζιλῆς. В последующее время город Κοζι’ληпринадлежал к епархии химарской (Acta Patriarchat. Constantinop. Миклошича I, 411) и следоват. находился где-нибудь недалеко от города Химары. Удавалось ли архиепископам болгарским после 1019 г. возвратить себе сейчас названные четыре епархии, остается неизвестным; но есть указания, заставляющие полагать, что не позднее как со второй половины одиннадцатого века они принадлежали к митрополии навпактско (в одном из посланий архиепископа Феофилакта дается знать, что пограничной областью болгарской архиепископии от митрополии навпактской тогда была область канинская, у Миня р. 543, epist. ed. Lamio XXVII; но все эти епархии южнее области канинской. Положительное свидетельство о принадлежности второй и третьей между ними к митрополии навпактской в начале тринадцатого века см. у Ралли и Потли V, 107).
30) Янинская. Янина (τα Ἰωα’ννινα) – известный большой город южной Албании, находящийся при озере того же имени. Неизвестно, возвращалась ли епископия янинская после 1019 г. под власть архиепископов болгарских; но перед 1318 г., когда она возведена в митрополии, она принадлежала к митрополии навпактской (Acta Patriarchat. Constantiпор. Миклошича 1, 93 fin. А в начале тринадцатого века ее в митрополии навпактской как будто еще не было, см. у Ралли и Потли V, 107).
31) Петрская – τοῦ Πε’τρου. В рукописи хризовулов написано Πέτρου, по всей вероятности, ошибкой вместо Πε’τρας. Город Петра, в виде села с монастырем, существующий до настоящего времени, находился в северо-восточной Фессалии, не очень далеко от западного берега Солунского залива, на полдороге между городами Влахоливадо и Катерина (см. Барта Reise S. 181, 201 sqq, 204 и вторую из приложенных к книге карт; средневековые известия в Memor. pop. II, 308 и у Тафеля в De Thessalonica р. 61.) Епархия петрская существует до настоящего времени и принадлежит к епископиям митрополии солунской; епископ в настоящее время имеет пребывание во Влахоливадо, см. списки кафедр в Христ. Чтении.
32) Стажская (стагонская). Город Стаг или Стаги (Ζτα’γος, Ζτα’γοι и Стагон – Ζταγὼν), в настоящее время Стаг-Калабак (Stagus Kalabak), находится в средней Фессалии, на р. Саламврии (др. Пенее) при подножии гор Метеорских (Pouqueville’a Voyage III, 338). Возвращалась или не возвращалась епископия стажская после 1019 г. под власть архиепископов болгарских, остается неизвестным; не позднее как с половины четырнадцатого века она принадлежит к митрополии ларисской (Гласника XVIII, 197 sqq).
33) Веррийская. Город Веррия (Βερροι’α), тот самый, о котором говорится в Деяниях апостольских XVII, 10, находится в южной Македонии, недалеко от границы с Фессалией, на западо-юго-запад, в расстоянии дня пути, от Фессалоники или Солуни. Возвращалась или не возвращалась епархия веррийская к архиепископии болгарской после 1019 г., свидетельства относительно этого несогласны, – по одним, она возведена была в тринадцатом веке в митрополии из епископий именно сей последней, напротив по другим – из епископий митрополии солунской (у Ралли и Потли V, 492; при Феофилакте она как будто принадлежала к архиепископии, см. его послание ed. Finetti VIII, у Миня стр. 321). В шестнадцатом веке архиепископ ахридский Прохор, ссылаясь на хризовулы византийских императоров (по всей вероятности, именно на хризовул императора Михаила Палеолога с приводимыми в нем хризовулами Василия Болгаробойца), хлопотал было у турецкого правительства снова присоединить эту епархию (тогда снова бывшую епископией митрополии солунской) к своим владениям (см. у Крузия в Turcograecia lib. II, р. 163 fin. sqq).
34) Моравская. Город Морав, как мы говорили выше, находился в нынешнем княжестве сербском, при впадении р. Моравы в Дунай. Епархияморавская (τοῦ Μορο’βου вместо τοῦ Μορα’βου) упоминается в письмах архиепископа Феофилакта (у Миня стр. 525, epist. ed. Lamio XIII), и следовательно была открыта не позднее последней четверти одиннадцатого века.
35) Дебрьская. Об епархии дебрьской или дебринской (Δε’βρης) упоминает тот же архиепископ Феофилакт (у Миня стр. 488, epist. ed. Meursio LXVII), и следоват. она открыта не позднее той же последней четверти одиннадцатого века. Область Дебри (Dibra), подразделяясь на верхнюю (Dibra sibr) и нижнюю (Dibra post), лежит на север от Ахриды, по обоим берегам Черного Дрияа, вытекающего из Ахридского озера. В настоящее время в верхней или южной Дебре нет ни одного города, а только деревни; в нижней Дебре – один город, который называется также Дебрей (Dibra) и находится на правом берегу Дрина, в 8 часах или верстах в 40 от Ахриды (см. Миллера Albanien, Rumelien et caet. S. 69 fin. sqq). Византийские писатели из городов этой местности упоминают также только об одном, который назывался также Дебрей (Δε’βρη) и который должен быть принимаем за один и тот же с сейчас помянутым нынешним, потому что находился на том же Дрине (по-тогдашнему – Дримоне, Memor. pop. II, 684). По всей вероятности, в этом именно, от тогдашнего до настоящего времени существующем, городе Дебре и была кафедра епископа дебрьского (в настоящее время население города Дебри, исключительно состоящее из албанцев, все принадлежит к магометанству, и кафедра митрополита дебрьского находится в г. Кичеве).
86) Малешовская. Епархия малешовская, города Малешовы –Μαλεσο’βης, упоминается также у архиепископа Феофилакта (epist. ed. Meursio XXXII, у Миня стр. 432), а потому и о времени ее открытия должно быть сказано то же самое, что двух предшествующих. Эта Малешова, по всей вероятности, есть та самая, которая при импер. Василии принадлежала к епархии моровиздской; по крайней мере другой Малешовы пока неизвестно (что та самая, следует заключать и из слов Феофилакта, у которого, ibid., епархия малешовская – соседняя с епархией струмицкой. В настоящее время малешовская область принадлежит к сей последней епархии, Барта Reise S. 112). – Упоминается в известиях современный архиепископу Феофилакту или немного позднейший епископ малешовский (Μελεσο’βης) Николай (у Ралли и Потли V, 431).
37) Гревенская. Городок Гревена или Гревено (по некоторым, славянское – Гребень, подразумевается – горный) находится в юго-восточном углу Албания, на притоке р. Быстрины, впадающей с запада в Салоникский залив (верстах в 50–60 к северо-востоку от Янины и в трех днях пути от Солуни, см. Pouqueville’a Voyage II, 495 sqq. Сношения России с Востоком, Спб., 1860, ч. 2, стр. 29). Когда именно после 1019 г. открыта была епархия гревенская, точным образом неизвестно; но во всяком случае не позднее первой половины двенадцатого века (об епархии этой упоминается по поводу неправильного поставления в ее епископы некоего диакона Иоанна Сухорукого – Ἱωα’ννου τοῦ Κοφοχει’ρου архиепископом Львом, но которым Львом – первым или вторым, не сказано, см. у Lequien’aII, 323).
38) Девольская. Первое известное упоминание об этой епархии относится к 1199 г. (см. Jus Graeco-romanum Леунклавия, lib. III, р. 285 и у Ралли и Потли V, 103); но так как с вероятностью можно предполагать, что она открыта была еще в течение настоящего периода или до 1185 г., то мы и присоединяем ее сюда. Городов, носивших имя Девола, как говорили мы выше (в епархии касторийской), было два; оба они находились в верховьях реки того же самого имени, на юг от Ахриды и Преспы и на северо-запад от Кастории. В котором именно была кафедра епископа, остается точно неизвестным, но по всей вероятности – в том, который назывался большим и который в настоящее время в развалинах.
39) Расская. Сербский город Раса или Рас (Πα’σον) находился недалеко от южной границы нынешнего княжества сербского (не обнимающего собой древней Сербии), подле нынешнего города Нового Пазара, на р. Рашке, впадающей в р. Ибар. В десятом и одиннадцатом веке, подобно тому, как и в последующее время до начала тринадцатого века, когда учреждена была Св. Саввой сербская архиепископия, епископ расский был единственным православным епископом на все сербское великое княжество. В правление болгарских царей Петра и Самуила (или может быть только одного второго) епископ этот находился в зависимости от архиепископов болгарских, как мы говорили выше, нет сомнения, потому, что в государственном отношении сербское княжество состояло тогда в вассальной зависимости от царства болгарского. Удавалось ли архиепископам болгарским после 1019 г. снова подчинить себе епископию или, иначе, снова возвратить себе церковную власть над сербским княжеством, положительным образом пока неизвестно; но в конце двенадцатого – начале тринадцатого века, пред самым учреждением сербской архиепископии, великие князья сербские действительно как будто признавали своим высшим пастырем не патриарха константинопольского, а именно архиепископа ахридского (см. ниже).
Патриархат второго болгарского царства
Основатели второго болгарского царства, братья Петр и Асень, позаботились об устройстве самостоятельного церковного управления в своей стране немедленно вслед затем, как провозглашена была ее государственная независимость. Так как Ахрида, с находившимся в ней престолом прежнего болгарского архиепископа, осталась во власти греков, то поставлен был новый архиепископ в стольном городе нового царства Тернове, которому и подчинены были все болгарские епископы (находившиеся пред этим – одни в заведывании подчиненного патриарху константинопольскому митрополита доростольского, другие – под властью архиепископа ахридского). Это было или в 1185 или 1186 году85. Только что отложившись от греков и находясь еще крайне во враждебных отношениях с ними, государи болгарские, нет сомнения, действовали при учреждении своей архиепископии без всякого спроса у этих последних и без всякого с их стороны согласия. В минуту отпадения болгар от империи епископские кафедры отпадшей части прежнего царства, более чем вероятно, все замещены были греками. Каким образом эти епископы-греки решились поставить отдельного болгарского архиепископа и тем посягнуть на права своих греческих – патриарха константинопольского и архиепископа ахридского, при отсутствии всяких речей об этом у летописцев, остается совершенно неизвестным; но несомненно, что архиепископ был поставлен, и следовательно так или иначе, но епископы были преклонены это сделать.
После сего, прежде чем восстановлен был церковный мир с греками, имел место эпизод подчинения болгар власти папы. Известный своими ревностными стараниями о привлечении славянских народов под кров св. седалища, папа Иннокентий III (1198–1216) всего менее мог оставить между этими народами без своего внимания недавно возвративших себе независимость болгар и преминуть воспользоваться теми политическими обстоятельствами, в которых они находились. Свергнув иго греческое, новые государи болгарские ео ipso стали действительными и законными государями своей страны: но мало было того, что таковыми признавали они себя сами и были признаваемы от своих подданных; тогда, так же как и в настоящее время, важны были отношения международные, и необходимо было, чтобы признавали их не простыми бунтовщиками против императора греческого, а действительными государями их соседи. Но достигнуть этого последнего по отношению к соседям западным, между которыми весьма важны были непосредственные соседи венгры или мадьяры, возможно было не иначе как через посредство папы, т. е. не иначе как получив признание и утверждение в своем достоинстве от этого последнего, потому что по тогдашним понятиям католических народов только папа мог творить действительных и законных государей. Зная эту нужду в себе, Иннокентий III и не преминул обратиться к болгарам; в конце 1199 или в 1200 году он отправил к тогдашнему государю болгарскому Калияну своего посла, с которым, выражая государю свое благоволение за его будто бы приверженность к апостольскому седалищу, предлагал ему вступить с римским престолом в теснейшие сношения. Калиян принял сделанное предложение именно так, как расчитывал папа, т. е. с величайшею готовностью, и таким образом и состоялось кратковременное подчинение болгар римской церкви. После недолго веденных переговоров, папа прислал в Болгарию своего легата, который венчал королевским венцом Калияна и возвел в звание примаса терновского архиепископа (в ноябре 1204 года), а болгары с своей стороны дали торжественное обещание признавать папу своим верховным главой и неизменно пребывать в его подчинении.
Нисколько не думая на самом деле присоединяться к римской церкви, а водимые единственно указанными нуждами политическими, болгары хотя Формальным образом не тотчас же разорвали с папою свой союз как дали ему свое торжественное обещание, но в действительности считали его прекращавшимся именно там, где папа видел его начинавшимся, т. е. именно с той самой минуты как получили от него все, что желали получить в видах государственных86. За сим следует небольшой промежуток времени, в продолжение которого дела болгарской церкви остаются для нас в совершенной неизвестности. Скоро прекратив сношения с папою, болгары, как кажется, не возобновляли и тесного общения с греками, а пребывая в православии, остались одни сами с собой.
В 1231 году, через пятьдесят лет после восстановления государства, возобновлено было в Болгарии и прежде бывшее в ней патриаршество. Тогдашний император греческий Иоанн Дука Ватацес (1222–1255), ища в бедственном положении своей империи, сокрушенной крестоносцами, заключить тесный союз с могущественным болгарским царем Асенем II или великим, просил руки дочери этого последнего для своего сына; когда брак состоялся и государи съехались для венчания детей (в Лампсак, на азиатском берегу Геллеспонта или Дарданельского пролива), то царь болгарский при этом случае и испросил титло патриаршее своему архиепископу у императора и патриархов греческих. Болгарское сказание о возобновлении патриаршества дает знать, что Асеню стоило немалых усилий достигнуть исполнения своего желания; очень может быть, что он поставил это императору условием sine qua non брачного союза, и что только таким образом удалось ему принудить последнего энергически потребовать у патриархов их согласия. Что касается до подробностей дела, то, по словам того же болгарского сказания, император писал к патриархам иерусалимскому, антиохийскому и александрийскому, настоятельно прося их прислать свои рукописания, в которых бы они изъявили свое согласие даровать архиепископу терновскому равную им степень патриаршескую; когда получены были требуемые рукописания патриархов, собран был (в Лампсаке) торжественный и многочисленный собор, состоявший из всех митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов и игуменов с одной стороны греческих, а с другой болгарских, а также всех монахов, находившейся тогда под властью и покровительством болгарского царя, горы Афонской; торжественно нарекши патриархом тогдашнего архиепископа болгарского Иоакима, патриарх константинопольский Герман и все присутствовавшие на соборе греческие архиереи составили грамоту, которую, «своими сигиллиями печатлевше, вдали царю болгарскому и новопоставленному патриарху в вечное поминание неотъемлемо»87. Подлинные, относящиеся к делу, акты, если они действительно только существовали, неизвестны в настоящее время, и поэтому мы не знаем, насколько справедливо говорит болгарский сказатель, что император требовал у патриархов согласия возвести архиепископа болгарского на равную им степень патриаршества и было ли об этом равенстве прямо сказано в утвердительной грамоте, которую дал патриарх константинопольский Герман с собором греческих архиереев. Но как бы то ни было, только несомненно, что в последующее время патриархи греческие, не отнимая совсем у патриархов терновских имени и титла патриаршего, вовсе не думали признавать их патриархами настоящими или действительными и совершенно им самим равными.
1. Архиепископы-патриархи второго царства
Известный в настоящее время, и начиная со второго из ниже именуемых, по всей вероятности, совершенно полный ряд архиепископов-патриархов второго царства есть следующий:
1) Василий I. Он поставлен был в архиепископы, как мы говорили выше, или в 1185 или 1186 г., и следовательно немедленно после того как было свергнуто греческое иго. Оставаясь архиепископом при Калияне, вместе с этим последним, он вступил в союз с папою Иннокентием III, от которого в 1204 году был возведен в примасы болгарской церкви (последующие болгарские писатели и его также называют патриархом, см. напр. Евфимиево, дополненное Владиславом, житие Иоанна рыльского, в Гласнике кн. XXII, стр. 285).
2) Иоаким I. Неизвестно когда вступил на кафедру архиепископскую, в 1234 г. получил сан патриарха. Умер в 1237 г. (Memor. pop. II, 730). Этот Иоаким и все известные в настоящее время его преемники, кончая последним болгарским патриархом Евфимием, поминаются в болгарском соборовнике или синодике XIII-XV века, о котором говорили мы выше и который напечатан в 21 кн. Временника Общ. Ист. и Древн.; по всей вероятности, запись их имен в синодике есть полная и относительно хронологического порядка правильная.
3) Василий II. Вступил на престол, вероятно, вскоре после смерти Иоакима; когда умер, неизвестно. Упоминается кроме синодика в житии Параскевы терновской патр. Евфимия как встречавший мощи этой Святой, принесенные в Тернов при Иоанне-Асене II88.
4) Иоаким II. Пока ничего неизвестно, кроме имени (в синодике).
5) Игнатий. Когда вступил на престол и скончался, неизвестно; в записи на одном Евангелии упоминается под 1273 г. (см. Григоровича Путеш. стр. 183 fin.).
6) Макарий. Называется священномучеником (в синодике), но от кого и когда пострадал – неизвестно.
7) Иоаким III. Когда вступил на престол, неизвестно. Упоминается под 1283 годом (Memor. pop. II, 797). В 1291 г. к этому патриарху и тогдашнему болгарскому царю Георгию Тертерию I, по просьбе сербской кралицы Елены, писал увещательные послания о присоединении к римской церкви папа Николай IV. Кралица Елена, родом из страны латинской (точно неизвестно какой), была горячей ревнительницей католичества; желая сделать попытку привлечь к латинству болгарского царя с его народом, она и просила папу поддержать ее в ее стараниях своими посланиями в Болгарию. В послании к патриарху папа утверждает, что в 1277 г. или он сам, или другой, бывший тогда патриархом, присутствовал на константинопольском соборе, и здесь вместе с другими дал обещание покорности римскому престолу (си. у Ассемани в Kalendaria V, 45 sqq, 182 sqq и у Райвальда в Annal. Eccles an. 1291, о. 38 sqq. На константинопольском соборе 1277 г., устроенном императором Миханом Палеологом и патр. Иоанном Векком, была принята греками уния с латинянами, см. у Райнальда an. 1277, п. 34, у Алляция De perpetua consens. lib. II, cap. XV, § V, p. 746 sqq. Присутствовал ли на соборе патриарх болгарский, остается неизвестным). Неизвестно положительно, но должно думать, что послания папы остались без всякого действия (Колоти и за ним Мартынов, см. у последнего в Annus Eccles. р. 326, col. 1, считают Иоакима приверженцем унии, но строя ни на чем не основанные предположения, единственно потому, что это так им хочется). Иоаким был убит (быв сброшен со скалы) в 1294 г. по приказанию жестокого сына Тертериева Святослава, вследствие подозрения в тайных сношениях с татарами и желании предать им Болгарию (Memor. pop. II, 794).
8) Дорофей.
9) Роман.
10) Феодосий I.
11) Иоанникий I.
Всех четверых пока известны один имена (в синодике).
12) Симеон. Упоминается под 1346 годом как участвовавший в венчании царским венцом сербского краля Стефана Душана (см. Майкова Историю сербского языка, Москва, 1857, стр. 240 нач.).
13) Феодосий 11. При нем в пятидесятых годах четырнадцатого столетия, в правление царя Иоанна-Александра, был в Тернове собор на возмущавших тогда в Болгарии христианство иудеев и на богомилов (см. житие препод. Феодосия терновского в Чтениях Общ. Ист. и Древн. 1860 г., кн. 1, л. 8. В напечатанном списке жития год собора 1360, но это неправильно; собор был созван главным образом по настояниям преп. Феодосия, а сей последний навсегда удалился из Болгарии в 1356 г., см. ниже о патр. Евфимии). Или этим Феодосием, или его предшественником Симеоном был незаконно поставлен в митрополиты русские известный Феодорит, один из соперников Св. Алексия. По отзыву патриарха константинопольского Каллиста (в житии Св. Феодосия терновского, ibid. л. 5 об. fin.), патриарх Феодосий был человек «прост сый», т. е. недалекий.
14) Иоанникий II. Вероятно тот самый, который на соборе, бывшем при патриархе Феодосии II, присутствовал в сане архимандрита, первого по степени между болгарскими монастырями, Терновского монастыря (лавры) 40 мучеников (в житии Феодосия терновск., ibid. л. 8).
15) Евфимий, последний болгарский патриарх, известный своими письменными трудами и своим несчастием пережить падение своего отечества. Довольно достаточные сведения о нем находим в похвальном слове ему, написанном соотечественником и современником его Григорием Цамвлаком89; только, в сожалению, слово, как всякое ораторское, а не историческое произведение, не отличается желаемою точностью и обстоятельностью. Возымев намерение отказаться от мира еще в юных летах, Евфимий принял пострижение в монашество в монастыре Параорском (находившемся где-то недалеко на север от Адрианополя, на границе Болгарии с Грецией, в пределах первой, си. житие Феодосиятерновского в Чтениях Общ. Ист. и Древн. 1860 г., кн. 1, л. 2 об. и житие Григория Сянаита в Афонском Патерике, Спб., 1860, ч. 1, стр. 873, – в местности, в которой есть озера, «ихже жителя места оного виры наричют», см. выписки из жития Св. Ромила болгарского в Гласн. IX, 253), и здесь усердно упражнялся в подвигах монашеских под руководством тогдашнего настоятеля обители преп. Феодосия, бывшего учеником одному из вводителей в монастырях греческих так называемого умного делания – Григорию Синаиту (основателю Параорского монастыря; о Григории и Феодосии см. сейчас указанные их жития). Пробыв в монастыре Параорском довольно долгое время и достигнув в подвигах монашеских, и между прочим и в умном делании, такого совершенства, что принят был Феодосием в помощники в духовном руководстве братии, Евфимий вместе с своим наставником принужден был оставить свою пустыню вследствие того, что вся окрестная местность постоянно была воюема турками (о вторжениях турок во Фракию и Македонию прежде окончательного взятия ими Адрианополя и Филиппополя в 1361–62 г. см. Гаммера Histoire d’Empire Ottoman, в переводе Dochez’a, Paris, 1840, 1.1, livre V); так как Феодосий желал видеться с своим соучеником у Григория Синаита, тогдашним патриархом константинопольским Каллистом (это говорится в житии Феодосиевом), то они отправились в Константинополь (прямо в Константинополь по Цамвлаку; по патр. Каллисту, в житии Феодосия, этот последний по удалении из монастыря Параорского, до путешествия в Константинополь, подвизался три года в одной пустыне близ Тернова. Феодосий вместе с Евфимием и другими тремя учениками отправился в Константинополь после того как получил от патриарха Каллиста соборный ответ на свое к нему послание о болгарских церковных делах, см. житие Феодосия; ответ этот, нет сомнения, есть тот самый, который читается в Acta Patriarchatus Constantinopolitani, напечатанных Миклошичем, Vindobonae, 1860, t. 1, p. 436; a так как он от декабря 1355 г., то прибытие Феодосия с учениками в Константинополь должно быть относимо к следующему 1356 г.). После смерти Феодосия в Константинополе, последовавшей не в очень продолжительном времени после прибытия в этот город (сравнивай житие Феодосия:, Евфимий сначала остался подвизаться в одном из тамошних монастырей, именно монастыре Студийском, а потом перешел на Афон и подвизался в лавре Св. Афанасия и в столпе или пирге Селина (если только правильно написано название столпа в единственном, известном в настоящее время, списке жития). Быв оклеветан некоторыми из монахов прибывшему на Афон императору константинопольскому, будто притворяясь бессребренником скрывает у себя состоящее в деньгах и в ценных вещах весьма большое богатство, Евфимий был послан императором, который требовал от него и не получил не существующего богатства, в заточение на остров Лемнос (в списке ошибочно вместо Лимнос – Мимнос; что разумеется именно Лемнос, видно из того, что расстояние острова от лавры Св. Афанасия полагается в шестьдесят поприщ); но, по дознании клеветы, скоро был с честью возвращен из заточения, и получить от императора извинение нарочито вызываем был в Константинополь (императором греческим тогда был Иоанн Палеолог, занимавший престол с 1356 по 1391 г.; на Афоне он был, по всей вероятности, проездом в Рим куда путешествовал для признания церковной власти папы и для испрошения у него помощи против турок в 1369–70 г.; денежные дела его были в таком худом положении, что на возвратном пути из Рима он был было задержан в Венеции своими кредиторами: а поэтому и нет ничего удивительного, что он хотел было бесцеремонным образом воспользоваться мнимыми капиталами болгарского монаха). Из Константинополя, несмотря на просьбы тамошних жителей, Евфимий решился возвратиться в свое отечество – Болгарию, и здесь, избрав местом своих подвигов один неизвестный пустынный монастырь (вероятно тот самый, в котором подвизался Феодосии по удалении из монастыря Параорского до путешествия в Константинополь, потому что как один, так и другой называются пещерой; монастырь Феодосия отстоял от Тернова на двадцать поприщ, которые у Цамвлака равняются или близки нашим верстам, см. у него расстояние Лемноса от Афонской лавры Афанасия). В монастыре, как кажется, быв избран в его настоятели (что у Цамвлака не ясно), Евфимий, между прочим, занимался весьма важным трудом исправления неисправного текста болгарских церковных книг чрез сличение его с подлинным текстом греческим и чрез усовершенствование в отношении литературном, а также вероятно и писанием своих, известных в настоящее время, сочинений (о том и другом подробнее скажем ниже, в особом отделе о древней церковной письменности болгар). Наконец, когда упразднилась кафедра патриарха терновского, по единодушному желанию епископов и всего народа, он был избран в верховные пастыри болгарской церкви. Год избрания у Цамвлака (говорящего тут вообще до крайности неясно) не указан; но приблизительно – последнее должно быть относимо к годам 1375–78. Что касается до пастырской деятельности Евфимия в сане патриарха, то панегирист об этом почти ничего не сообщает; похваляя его ревность о чистоте православия пасомых, он рассказывает об одном случае успешной борьбы его с проповедниками ереси Варлаама и Акиндина, – похваляя его ревность о чистоте нравов паствы, он упоминает об одном, клонившемся к сему, его церковно-правительственном распоряжении, – и только. После неизвестного числа лет управления (приблизительно лет 15–18-ти), Евфимий дожил до несчастия быть свидетелем порабощения своей родной страны. Каких-нибудь новых и обстоятельных сведений о взятии турками столицы болгарской Тернова у нашего автора, к сожалению, также нет; но по крайней мере есть сведения о самом Евфимии. Когда, после отчаянного сопротивления, город был взят (о годе взятия нет, см. о нем выше), то патриарх своим мужественным предстательством успел до некоторой степени укротить ярость раздраженного упорством победителя (по Цамвлаку, это был сам царь, т. е. султан, каковым был тогда Баязид I-й); что касается до него самого, то, изгнанный из своей соборной церкви (которая, конечно, тогда же была обращена в мечеть), он принужден был перенести свою кафедру к другой церкви, именно церкви Верховных апостолов (по всей вероятности, одной и той же с церковью Двенадцати апостолов, при которой находится кафедра митрополита терновского в настоящее время). Спустя непродолжительное время после взятия города, оставленный для управления им турецкий начальник, т. е. паша (по необъясняемым у автора побуждениям и поводам) задумал избить знатнейших его граждан, вместе с которыми осужден был на смерть и сам патриарх. Собранные посредством хитрости в одну церковь, пали под топором палача сто десять человек; но когда после всех приведен был Евфимий, то, по словам Цамвлака, сохранен от смерти тем, что занесенная рука палача внезапно чудесным образом онемела. Оставив жизнь, паша, по приказанию султана, вскоре сослал патриарха в ссылку, куда-то в неназываемое место Македонии (одновременно с ним разосланы были в ссылку по разным местностям Македонии и многие из граждан Тернова; по свидетельству митрополита виддинского Иоасафа в похвальном слове Филофее терновской, это было в первый же год после взятия турками названного города); в ссылке, неизвестно долго ли еще жив, он и скончался естественною смертью.
С заточением Евфимия кончилось существование второго болгарского патриархата. Неизвестно каким образом, но грекам удалось получить от турок, что кафедра патриаршая была закрыта и все епархии бывшего болгарского царства подчинены были ведению константинопольского патриарха (в то время с султаном Баязидом, начавшим было осаждать Константинополь, грекам удалось ценою унижений заключить на несколько лет перемирие, см. Гаммера Histoire d’Empire Ottoman, в переводе Dochez’a, Paris, 1840, t. I, p. 108 нач.). После ссылки Евфимия, епархия терновская, низведенная в ряд с другими и переименованная в митрополии, оставалась без архиерея, и в августе 1391 г. послан был из Константинополя для заведывания ею поставленный было в митрополиты молдавлахийские, но не принятый своей паствой (см. ниже), грек Иеремия (грамота ему в Acta Patriarchatus Constantinopol. Миклошича t. 2, p. 223).
2. Епископские кафедры болгарского патриархата в период второго царства
При восстановителях царства Петре и Асене и в начале правления их преемника Иоанна Калияна границы Болгарии были следующие: Дунай, Черное море, за исключением приморских городов Варны, Месемврии и Анхиала, которые оставались во власти греков; Балканы, с которых мимо остававшейся еще за греками Софии на верховья Струмы или Стримона; эта Струма, не доходя немного до впадения в нее Страницы; поперечная черта, шедшая со Струмы на Истиб и Кюприли и загибавшая на северо-запад к Косову полю; продольная, вероятно, шедшая по естественной горной границе, линия с северо-западного угла Косова поля на болгарскую Мораву немного выше Алексинца; низовья болгарской и верховья соединенной Моравы и потом в сей последней косая черта на низовья Савы; т. е. в продолжение указанного периода времени владения болгар обнимали всю предбалканскую или собственно так называемую ныне Болгарию, за исключением некоторых отдельных в ней мест, северо-восточную половину нынешней Сербии и северную часть Македонии. На этом пространстве перед 1203 г. при Иоанне Калияне существовали в болгарской патриархии (тогда еще архиепископии) епископские кафедры: 1) преславская, 2) вельбуждьская, 3) скопийская, 4) приштинская, 5) нишевская или пишская, 6) бравичевская, 7) виддинская и 8–12 неизвестные по именам пять кафедр в области заморавской (составляющей северную часть западной половины нынешнего княжества сербского (см. послание, писанное в этом году всеми болгарскими епископами к папе Иннокентию III, в Патрол. Миня т. 215, стр. 289, – недостающий епископ браничевский сам ходил тогда послом к папе; о пяти епархиях в области заморавской, которая перед 1203 г. была отнята у Калияна венгерским королем, см. его послание к Иннокентию в Monumenta Slavorum Meridionalium Тейнера t. I, p. 30). Что касается до последующего времени, то нужно отличать постоянные владения болгар от временных. С конца правления Калиянова болгары постоянно владели до самого падения царства всей собственно так называемой в настоящее время Болгарией (за исключением приморских городов Варны, Месемврии и Анхиала, о которых см. ниже) с присоединением на юго-западе области Софийской. В этой постоянной части болгарских владений в последующее время существования их государства, кроме сейчас помянутых двух епархий – преславской и виддинской, были еще пять епархий, именно – 1) червенская или рущукская, 2) ловечская, 3) средечская или софийская, 4) овечская или праводская, 5) дристрская или доростольская (т. е. силистрийская; о всех пяти в болгарском синодике, Времен, стр. 14 sqq). История остальных владений болгарского царства, а с ним и болгарской патриархии, есть следующая. Иоанн Калиян, быв вынужден перед 1203 г. уступить венграм область заморавскую, под конец своего правления овладел всей Македонией включительно по Веррию и почти всей Фракией, за исключением юго-восточного угла от Адрианополя и Димотики к Константинополю; таким образом, после этих его завоеваний в состав болгарской патриархии (тогда еще собственно архиепископии) входили архиепископия ахридская со всеми своими епископиями и большая часть фракийских митрополий и епископий константинопольского патриархата. Лишившись своих приобретений в Македонии при преемнике Калияна Борисе, болгары при преемнике этого последнего Иоанне-Асене II не только снова возвратили их, но и расширили пределы своего государства до естественных пределов Балканского полуострова, так что на нем остался не принадлежащим их власти один только Константинополь с ближайшими к нему городами, а равным образом и на западе в нынешней Сербии снова возвратили все то, что было отнято у Калияна венграми. Вследствие этого, при Асене II в состав болгарской патриархии, кроме архиепископии архидской, входили: 1) митрополия солунская с своими епископиями 2) все до одной фракийские митрополии константинопольского патриархата, начиная серрскою и кончая адрианопольскою, и 3) в нынешней Сербии кроме епархии браничевской была еще восстановленная после венгров в области заморавской, уничтоживших в ней все пять ее епископских кафедр, епархия белградская. После смерти Асеня началось быстрое сокращение владений болгарского государства. В непродолжительном времени была утрачена вся Македония по город Кюстендил и по местность Косова поля включительно, а владения во Фракии, то уменьшаясь, то увеличиваясь, почти никогда не переступали на юг границы, шедшей по Морице от верховьев до Адрианополя, а отсюда по прямой линии к Агатополю, по-турецки Ахтеболу, на Черном море, при чем Адрианополь почти постоянно оставался во власти греков, а Филиппополь и приморские города выше указанной черты постоянно переходили из одних рук в другие. Сообразно с этим сокращением южных границ государства сократилась и забалканская область болгарской патриархии (в указанной, переходившей из одних рук в другие, части Фракии были – митрополия Филиппопольская с своими епископиями, епископии митрополии адрианопольской и в позднейшее время – отделенные от этих митрополий архиепископии литицкая и созопольская). На западной границе от Сербии (от нынешней и от тогдашней) сначала, вероятно тотчас после смерти Асеня, мадьяры отняли область белградскую, потом сербский король Стефан Милутин (1275–1320) – обширный край, лежащий на запад от черты, проведенной с верхнего Стримона на верхний Тимок и от сего последнего до его впадения в Дунай (неизвестно, со включением или за исключением области нишской), и наконец сербский король Стефан Дечанский (1321–1336) – города Дубницу, Ихтиман и Самоково с их округами (и если не Милутин, то не позднее как он же – область нишскую).
Выше мы указали архиерейские кафедры, существовавшие в предбалканской или собственно так называемой Болгарии, какие упоминаются в известных в настоящее время памятниках; очень может быть, что фи указали их не все и что в действительности число их было несколько значительнее. Что касается до административных степеней этих кафедр, то разделения на митрополии и подведомые епископии, как кажется, никогда не было, а все они постоянно были равноправными епископиями, непосредственно зависевшими от самого архиепископа-патриарха. Ставшее употребительным у греков в позднейшее время, титулярное наименование митрополита (т. е. митрополита, не имеющего подчиненных епископов) некоторым из епископов, по всей вероятности, дано было одновременно с тем, как архиепископ признан был греками в сане патриарха, а под конец существования государства90 оно было усвоено всем епископам до одного (т. е. всем семи, названным выше, – о шести см. в синодике, о седьмом – виддинском ниже).
Мы говорили выше, что в период второго царства почти постоянно было подведомо болгарской патриархии то или другое (в последние годы правления Калиянова и при Асене II весьма значительное) количество митрополичьих и епископских кафедр патриархата константинопольского. Что это действительно было так, т. е. что болгары, захватывая у греков те или другие части их владений, не оставляли архиереев завоеванных местностей по-прежнему в ведении константинопольского патриарха, а подчиняли своему патриарху терновскому, это не подлежит никакому сомнению. Во-первых, мы имеем относительно этого прямые и документальные свидетельства в актах греческих (см. ниже выписку из грамоты патриарха Антония от 1392 г.). Во-вторых, что касается до памятников болгарских, то хотя не встречается в них таких же общих прямых свидетельств, но в них упоминается в разные времена, как действительно подлежащие ведению патриарха терновского, некоторые отдельные митрополии константинопольского патриархата; так, о временах Асеня II говорится, что тогда принадлежали к терновской патриархии греческие митрополии серрская и филиппская (в синодике)91; о временах Иоанна-Александра говорится, что тогда принадлежала к ней греческая митрополия филиппопольская (в житии Феодосия терновского л. 8).
1) Тернов. Стольный город второго болгарского царства и второй болгарской патриархии Тернов (у греков Τρίνοβος, Τρίναβος, Τόρνοβος) находится на реке Етре или Янтре, впадающей в Дунай, верстах в 50 от этого последнего. Будучи расположен на высоких обрывистых скалах (отрогах Балкан), он сильно укреплен самою природою, почему, вероятно, и был выбран в столицы государства; вместе с этим его местоположение, по отзывам путешественников, чрезвычайно величественное и красивое. Важнейшей святыней болгар в нем были: 1) церковь Вознесения Христова, «матерь церквам болгарского царства», в которой находилась кафедра болгарского патриархата; 2) церковь Св. Димитрия Солунского, в которой короновались болгарские цари; 3) построенная Асенем II в 1230 г. и служившая для болгарских царей усыпальницей «Великая лавра» сорока мучеников. В настоящее время, за исключением церкви Двенадцати апостолов, при которой находится кафедра митрополичья, не остается в нем почти ничего древнего. Что касается до нынешнего населения города, то из 5000 с небольшим домов его 3800 принадлежат туркам и 1200 болгарам (при покорении болгарского царства турки поступили в Тернове так же, как после в Константинополе, – город заняли сами, а болгар выгнали в. предместья. (См. Григоровича Путешествие, стр. 171 ftn. sqq, Барта Reise S. II, sqq, статью «Открытия в Тернове, во 2 кн. 1859 г. Чтений Общ. Ист. и Древн., написанную одним болгарином краткую историю Болгарии, под названием Царственник, напеч. в Буде 1814, стр. 47, житие Феодосия терн, в 1 кн. 1860 г. Чтен. Общ. Ист., л. 8, синодик царя Бориса в 21 кн. Временника Общ. Ист., стр. 10. План Тернова см. при Reise Барта).
2) Епархия преславская. Под 1203 годом упоминается преславский епископ, возведенный в этом году папою в митрополиты, Савва (см. послание болгарских епископов к папе Иннокентию III, в Патр. Миня т. 215, стр. 289 и в Monumenta Slavorum Meridionalium Тейнера, 1.1, р. 29; у Минявместо Sabbas ошибочно Saccas). В болгарском синодике (разумеем напечатанный в 21 кн. Времени, и многократно упоминаемый выше так называемый синодик царя Бориса) перечисляются следующие 12-ть митрополитов времен второй патриархии: Стефан, Дмитрий, Лев, Григорий, Герасим, Аарон, Мелетий, Савва, Дорофей (вероятно тот, который присутствовал на терновском соборе, бывшем при царе Иоанне-Александре, см. житие Феодосия терн, в Чтен. Общ. Ист. 1860, кн. 1, л. 8), Виссарион, Макарий (Времени, стр. 15). Преславские митрополиты были «протофронами», т. е. первыми после патриарха митрополитами (житие Феодосия терн., ibid. л. 8).
3) Вельбуждьская. В первое время по восстановлении царства Вельбуждю почему-то придаваемо было особенное значение, – в 1203 г., при заключении унии с Римом, епископ вельбуждьский вместе с епископом преславским возведен был в митрополиты, и притом поставлен был первым после патриарха (или примаса, во что собственно возведен был папою архиепископ терновский)92; но в последующее время кафедра вельбуждьская была просто епископией. Под 1203 г. упоминается митрополит вельбуждьский (Belesbudiensis) Анастасий (Патрол. Миня т. 215, ст. 290); в болгарском синодике (Временн. стр. 15) упоминаются епископы вельбуждьский: Анастасий, Епифаний и Дмитрий (очень может быть, что Анастасий синодика есть одно и то же лицо с митроп. Анастасом 1203 года, т. е. что синодик называет последнего епископом, не признавая за ним сана, полученного от папы). Территория епископии вельбуждьской в половине тринадцатого века отошла от болгар к грекам (а от сих последних к сербам), при чем и кафедра епископская была закрыта.
4) Скопийская. Под 1203 г. упоминается епископ скопийский Марин (уМиня т. 215, стр. 289). Территория епархии скопийской отошла от болгар сначала к грекам, а потом к сербам, одновременно с территорией епархии вельбуждьской; епископская кафедра осталась при этом незакрытою. Кафедральною церковию епископа скопийского в 1203 г. была церковь Богородицы (у Миня ibid.).
5) Приштинская. Под 1203 г. упоминается епископ приштинский Авраам (у Миня т. 215, стр. 289). Во второй половине тринадцатого века область епископии приштинской отошла от болгар к сербам; неизвестно, когда была закрыта епископская кафедра, но под владением последних ее уже не существовало.
6) Нишевская или Нишская. Под 1203 г. упоминается епископ нишский Кирик (у Миня т. 215, стр. 289); в болгарском синодике упоминаются епископы Кирилл и Дионисий (Временн. стр. 15). В 1203 г. кафедра епископа нишского была при церкви Св. Прокопия (у Миня ibid.). В конце тринадцатого или в первой половине четырнадцатого века область епископии нишской отошла от болгар к сербам, причем и епископы нишские перешли под ведение сербских архиепископов.
7. Браничевская. Под 1200–204 годами упоминается electus (кандидат, назначенный в епископы), а потом епископ браничевский (по-лат. Brandizuberensis и Brandiburznensis) Власий (у Миня т. 214, стр. 1113 sqq, и т. 215, стр. 280 sqq); в болгарском синодике упоминаются епископы браничевские Иаков, Порфирий и Иоанникий (Временн. стр. 15). В последних годах тринадцатого или в первой четверти четырнадцатого столетия город Бравичев с своей областью отошел от болгар к сербам; при этом епископская кафедра браничевская, перешел из-под власти патриарха болгарского под власть архиепископа сербского, осталась существовать по-прежнему (см. ниже в истории сербской церкви).
8) Белградская. Белград, нынешняя столица княжества сербского, принадлежал к болгарскому государству в первый период его существования, как мы говорили выше, не позднее как со времени Бориса. В 1019 г. при окончательном покорении Болгарии Василием Болгаробойцем он достался вместе с остальными болгарскими владениями грекам, у которых в 1078 г. отнят был венграми и которыми возвращен был от сих последних, как кажется, не ранее 1129 г. (см. Фесслера Geschichte von Ungarn, изд. 2-го т. I, стр. 167, 238). При восстановлении болгарского царства братьями Петром и Асенем (в 1185 г.) он снова было стал болгарским, но перед 1203 г. был отнят у преемника сейчас названных государей Калияна венгерским королем Емерихом. Быв возвращен от венгров Асенем II, он принадлежал болгарам в продолжение правления сего последнего, но тотчас или вскоре после его смерти отошел от болгар снова, и уже навсегда (дальнейшую его историю см. в истории сербской церкви). До 1019 г. в Белграде не было епископской кафедры (потому что иначе она упоминалась бы в хризовулах императора Василия). Когда она была открыта потом, остается неизвестным, но вероятно, что по крайней мере не позднее второй половины двенадцатого века: в заморавской области Болгарии, в которой находился Белград, перед 1202–203 годом, когда эта область была завоевана венграми, существовало пять епископских кафедр (см. выше), и так как Белград принадлежал к числу значительнейших городов области, то со всею вероятностью следует думать, что одна из кафедр была именно в нем. Относительно правления Асеня II, возвратившего область от венгров, имеются положительные свидетельства93, что при нем существовала епископия белградская (если она была впервые открыта до 1202–203 г., то поскольку венгры по завоевании области уничтожили все бывшие в ней пять епархий, нужно будет представлять дело так, что Асенем она была восстановлена). Из болгарских епископов белградских, бывших при Асене и после него, в синодике записаны: Савва, Феодосий, Димитрий и Симеон (Временн. стр. 15).
9) Виддинская. Под 1203 г. упоминается епископ виддинский Климент (у Миня т. 215, стр. 289, у Тейнера в Моnutenta Slavorum Meridionalium t. I, p. 29; у первого вместо Bydmensis ошибочно Hydmensis). В 1381 г. удельный деспот виддинский Иоанн Срацимир, вероятно, находясь во вражде с братом своим царем Иоанном Шишманом и желая разорвать всякую связь с Терновом, изъял епархию виддинскую, тогда уже митрополию, из-под ведения патриарха болгарского и подчинил патриарху константинопольскому: по его просьбе этот последний (Нил) поставил в митрополиты присланного им иеромонаха Кассияна, а на находившегося перед тем в Виддине митрополита, посвященного патриархом терновским, наложил свое запрещение (Acta Раtriarchatus Constantinopolitani Миклошича t. II, № 345, р. 28). В 1392 г. на место оказавшегося недостойным Кассияна патриарх константинопольский (Антоний), по просьбе того же Срацимира, поставил в митрополиты виддинские иеромонаха Иоасафа (ibid. t. II, № 434, р. 161. В росписи архиерейских престолов императора Андроника старшего, 1282–1327, митрополия виддинская упоминается в числе епархий, подведомых константинопольскому, патриарху, см. Ралли и Потли V, 494; ни это в нынешних списках росписи, нет сомнения, позднейшая вставка. Свидетельство Кодина от 1387 г., что митрополия виддинская присоединена была к константинопольскому патриархату только в недавнее перед тем время, см. у Ралли и Потли ibid. стр. 502 нач.). В 1203 г. кафедра епископа виддинского была при церкви Богородицы (см. у Миня т. 215, стр. 289. В болгарском синодике, на который приходилось нам многократно ссылаться и который есть синодик терновской патриаршей соборной церкви, читавшийся в неделю православия, нет имен виддинских митрополитов, по всей вероятности, потому, что Виддин с своею областью составлял особое удельное княжение, которое притом иногда, а может быть даже и часто, находилось с Терновом во враждебных отношениях. Кроме Иоанна Срацимира, в начале четырнадцатого столетия упоминается деспот виддинский Срацимир Шишман, отец царя Михаила II, см. выше; деспот Иаков Святислав, доставивший в 1262 или 1270 г. Кормчую книгу нашему митрополиту Кириллу II, см. у Восток. Румянц. Муз. стр. 290 sqq и Memor. pop. II, 763, вероятно, также был деспот именно виддинский).
10) Червенская или рущукская. Рущук, вероятно, называвшийся у болгар в древнее время Червеном, находится на Дунае. Когда открыта была кафедра червенская, неизвестно. В болгарском синодике упоминаются митрополиты червенские: Неофит, Каллиник и Захария (Времени. стр. 14. Епархия рущукская и до настоящего времени называется червенскою).
11) Ловечская (ловчанская). Город Ловеч (Ловец, Ловац) находится на реке Осме, впадающей в Дунай, на запад от Тернова. Когда открыта епархия ловечская, неизвестно. В синодике упоминаются митрополиты ловечские: Логгин, Мелетий, Киприан, Симеон I и Симеон II (Времени, стр. 14); на терновском соборе, бывшем при царе Иоанне-Александре, присутствовал митрополит ловчанский Парфений (житие Феодосиятерновск. в Чтен. Общ. Истор. 1860 г., кн. 1, л. 8).
12) Сердечская или софийская. Архиерейская кафедра, открытая в Средце (нынешней Софии) еще при первых болгарских царях, никогда не была потом закрываема. Она не упоминается в числе кафедр, подведомых терновскому архиепископу, под 1203 г. потому, что Средец тогда принадлежал еще грекам и епископ средечский был еще подведом ахридскому архиепископу. Быв взят у греков вскоре после 1203 г. (тем же Иоанном Калияном), Средец оставался потом за болгарами до самого падения царства. Из митрополитов средечских упоминаются в синодике: Дионисий, Дамиан, Леонтий (вероятно тот самый, который присутствовал на терновском соборе, бывшем при паре Иоанне-Александре, житие Феодосия терн. ibid. л. 8), Дометиан и Парфений (Временн. стр. 15). После 1381 г. епархия средечская (триадицкая), вероятно, принадлежавшая тогда к уделу виддинского деспота Иоанна Срацимира, по просьбе митрополита виддинского, присоединена была патриархом константинопольским к епархии этого последнего (Miklosich’a Acta Patriarchal Constantinopol. t. I, № CCXCVI, p. 551, – акт помещен в кодексе не совсем на своем месте).
13) Овечская или праводская. Когда восстановлена была существовавшая в период первого царства епархия овечская или праводская, неизвестно. В синодике упоминаются митрополиты овечские: Феостирикт и Лазарь (Временн. стр. 15), – последний, вероятно, один и тот же с Лазарем, присутствовавшим на терновсном соборе, бывшем при Иоанне-Александре (житие Феодосия терновск. лист. 8).
14) Дристрская или силистрийская. Мы говорили выше, что Цимисхий, покорив в 971 г. предбалканскую Болгарию, образовал из нее в церковном отношении подведомую патриарху константинопольскому митрополию, с кафедрой митрополита в Доростоле или Дристре, и что эта митрополия с 971 г. продолжала существовать до восстановления болгарского царства в 1185 году. После восстановления болгарского царства сама собою должна была прекратиться зависимость митрополии от константинопольского патриарха, а равным образом был уничтожен и ее особый округ или диоцез, т. е. входившие в состав сего последнего епархии были поставлены в непосредственную зависимость от архиепископа терновского. Почему не упоминается об епархии дристрской в известиях 1203 г., в которых говорится обо всех тогдашних болгарских епархиях, остается нам неизвестным. Из архиереев дристрских последующего времени в синодике записаны митрополиты: Кириак, Аверкий, Феодул, Иосиф, Дионисий, Каллиник (Времени, стр. 15); на терновском соборе, бывшем при Иоанне-Александре, присутствовал митрополит Захария (житие Феодосия терновск. л. 8).
15) Месембрийская. Месембрия не постоянно принадлежала болгарам, а между ними и греками переходила из одних рук в другие. В синодике упоминаются митрополиты месембрийские: Василий, Марк, Никодим, Прокл, Дорофей и Парфений (с половины четырнадцатого века Месембрия, вероятно, постоянно принадлежала грекам; греческие месембрийские митрополиты упоминаются в 1357, 1369, 1372, 1381, 1387, 1391, 1392 годах, см.Acta Patriarchal. Constantinop. Миклошича t. I, pp. 367, 502, 593, t. II, pp. 28, 37, 39, 109,153,160).
Находившиеся подобно Месемврии в черте постоянных болгарских владений, приморские города Варна и Анхиал (немного ниже Месемврии), одинаково с этой последней, не постоянно находились под властью болгар, а переходили от них к грекам и обратно. В те промежутки времени, когда они принадлежали болгарам, конечно, они состояли и йод церковной властью патриарха болгарского. Но в первом из этих городов архиерейская кафедра была впервые открыта, а во втором была возобновлена, по всей вероятности, уже после того как они окончательно остались за греками, а поэтому мы и не упоминаем об их епархиях на ряду с другими епархиями болгарского патриархата. (В Анхиале существовала архиерейская кафедра, постоянно или с перерывами, со второго столетия до конца двенадцатого, см. Lequien’a Oriens Christ. I, 1190; но потом он принадлежат к епархии месембрийской, и свой архиерей, – сначала не митрополит, а архиепископ, – снова является в нем только уже около восьмидесятых годов четырнадцатого столетия, см. Acta Patriarchat. Constantinop. Миклошича 1.1, pp. 867, 502, t. II, pp. 10,11, 28, 3994. Когда именно открыта митрополия варнская, называвшаяся иначе тивериупольской (см. Ралли и Потли V, 198, 500), остается неизвестным; она упоминается в каталоге архиерейских престолов императора Андроника старшего (ibid. У, 493), который правил в 1282–1328 годах, при чем дается знать, что существовала и прежде написания каталога (потому что низводится в нем с высшей степени на низшую). Вероятно, она открыта не ранее как при самом Андронике; а с его времени или по крайней мере с последних годов его правления, как положительно известно, она постоянно принадлежала патриархату Константинопольсколу, см. Acta Patriarchal. Constantinopol. Миклошича t. 1, pp. 135, 144, 195, 219, 221, 230, 237, 368 нач., 528, 541, 594, t. II, pp. 6, 11, 19, 28,115, 138, Lequien’a Oriens Christ. I, 1239. (О пространстве епархии варнской около 1369 г. см. у Миклошича ibid. t. 1, р. 502, cfr 95 fin. Упоминаемый тут город или городок η Προβα’τους (sic), нет сомнении, не одно и тоже с названным выше болгарским Приводи, – он находился где-нибудь на самом морском берегу, которым одним владели греки.)
В заключение этого отдела кратко скажем о церковных сношениях болгар с папами и о взаимных церковных отношениях между болгарами и греками.
Случаев вступления болгар в церковный союз с папою было два, – первый при Борисе, вскоре после принятия христианства, второй при Иоанне Калияне, вскоре после восстановления царства (о том, что вовсе не было церковных сношений с папою при Симеоне, Петре и Самуиле, см. конец примеч. 75).
Первый случай не представляет ничего слишком особенного и требующего объяснений. Болгары отложились от греков и перешли к папе; но при этом не возникает вопроса: как они решились изменить православию. Во-первых, это было и всего на второй или на третий год после их крещения, и следовательно когда они еще вовсе не могли утвердиться в привязанности к православию и отвращении к латинству и когда греки и латиняне еще не могли стать для них – одни православными, а другие еретиками, но когда те и другие еще просто были для них совершенно одинаковыми христианами; во-вторых, и главное, это было еще до разделения церквей или до отпадения латинян от православия, и следовательно болгары, переходя от греков к папе, вовсе не отпадали от православия к ереси, а просто переходили от одного православного патриарха к другому столько же православному. Совсем иное дело второй случай, – на этот раз вступление болгар в союз с папою действительно было не чем иным как отпадением от православия. Как же понимать подобный поступок болгар? Несомненно, что их отступление от православия было только притворным, а не действительным. Что побудило их к этому притворству, мы ухе начинали объяснять выше. Во-первых, для них весьма желательно было, чтобы папа признал в царском сане их новых царей, потому что это был единственный путь, посредством которого можно было получить указанное, весьма важное и нужное для них, признание со стороны западных, католических соседей; во-вторых, получить от папы утверждение в царском сане для царя и сан патриарха для архиепископа не могло не представляться им (болгарам) отличной демонстрацией против греков, т. е. самым верным средством вынудить потом то же самое от этих последних; наконец в-третьих, обаяние имени, всемогущего в то время в западно-европейском мире, папы было так велико и сильно, что получить искомое из его, хотя и не признаваемых, рук не могло не льстить их тщеславию. По всему этому и поспешили они притворным образом принять предложенный папою церковный союз, имея в виду, – как это и действительно сделали, – прекратить его тотчас же, как получат то, чего искали. Поведение в этом случае болгар никак не может быть признано благовидным и заслуживающим похвал: взамен того, что получали от папы, они давали ему ложные клятвы во всегдашней и неизменной покорности его власти, и вообще решались недостойным образом кривить совестью в таком деле как вера. Но мы не должны слишком строго и осуждать их; то же самое, что делали они, и еще более того, точно таким же образом делали и другие южные славяне (сербы), и если мы русские свободны от упрека в подобном грехе, то мы не столько должны хвалиться этим, сколько благодарить Бога, что, быв поставлены вне круга влияний папы, мы избавлены были от искушения впасть в названный грех95.
Вступая в притворные союзы с папою, болгары оставались верными православию; но оставаясь верными православию, они вовсе не могли похваляться своими отношениями к старейшим членам православной церкви – грекам. Впрочем, в настоящем случае вина лежит если и на них, то столько же, и даже более, и на противной стороне. Болгары постоянно стремились вполне уравнять свою церковь с церковью греческой, – не только освободить ее из-под всякой зависимости от этой последней, но и поставить как совершенно ей равноправную и единодостойную: греки то совсем отказывали болгарам в их притязаниях, то, удовлетворяя их, хотели удовлетворять не вполне, а только отчасти; вследствие этого не только была почти постоянная холодность во взаимных отношениях, но по временам и совершенный перерыв всяких сношений, или между обеими странами некоторого рода церковный раскол. Второй христианский государь Болгарии Симеон, пытавшись или не пытавшись получить согласие греков, изъял болгарского архиепископа из-под зависимости константинопольскому патриарху и провозгласил самого патриархом: мы не имеем прямых сведений, каким образом греки заявили свой протест против самовольного поступка; но так как новый патриарх не был признан ими, то необходимо предполагать, что они не имели с ним и церковного общения и что таким образом существовал между обеими церквами раскол со времени учреждения Симеоном патриаршества в Болгарии до признания этого последнего греками при преемнике Симеоновом Петре. В правление Петра, вероятно, вследствие родственной связи, заключенной им в 932 г. с домом императорским, дотоле самозванный патриарх болгарский был признан законным патриархом и со стороны греков. Но уступая ему имя патриарха и автокефалию управления, греки столько же мало думали признавать его за патриарха совершенно равного своим собственным патриархам, как и в последствии патриарха второго болгарского царства (признав имя и сан патриарха за архиепископом Дамианом в 932 г., греки потом снова называли его преемников просто архиепископами, см. византийских летописцев); а за это непризнавание, как необходимо предполагать, и патриарх болгарский платил подобною же монетой, именно – что как патриархи греческие не поминали его имени при богослужении, так и он с своей стороны не поминал имен этих патриархов, и что таким образом если не доходило между обеими церквами до совершенного раздора, то вовсе не было и сколько-нибудь тесного единения, а было взаимное холодное отчуждение. Как смотрели греки на болгарских патриархов в позднейшее время, после возобновления патриаршества при Асене II в 1234 г., это открывается из одной грамоты константинопольского патриарха Каллиста I (от 1355 г.). Именно, Каллист говорит, что терновскому епископу, вследствие настоятельных просьб болгарского государя (Асфня II в 1234 г.), дано было по снисхождению имя патриарха, но что он вовсе не причислен был к остальным патриархам, так как истинными патриархами навсегда должны оставаться только те патриархи, которые утверждены в сем звании вселенскими соборами, и что сам патриарх Герман, давший терновскому епископу имя патриарха, оправдываясь в своем поступке, говорит в одном из своих списаний, что он дал терновскому епископу имя патриарха и право автокефалии не безусловно, а с условием, чтобы он оказывал патриарху константинопольскому знаки повиновения и почтения как один из подведомых ему митрополитов96. Из послания Каллиста узнаем, что в половине четырнадцатого века как патриарх константинопольский не возносил при богослужении имени патриарха болгарского, так я сей последний, платя равным за равное, не возносил имени патриарха константинопольского. Но послание дает знать, что патриархи константинопольские и никогда не возносили имени патриархов болгарских, потому что, не признавая их равными себе и действительными патриархами, не считали себя к этому обязанными, а на этом основании если не необходимо, то весьма вероятно предполагать, что и патриархи болгарские поступали указанным образом точно также не изредка, а постоянно, и что таким образом, разъединение и необщение церквей не наставало только по временам, как явление случайное, а имело место, будучи явлением обычным и всегдашним, или во все время, или по крайней мере в большую часть времени существования болгарского патриаршества97. Как в период первого царства от простой холодности доходило до Формальных разрывов, так точно случалось это и в период второго царства. Мы говорили выше что в период второго царства, со времени Иоанна Калияна постоянно состояло под властью болгарского патриарха то или другое количество епархий константинопольского патриархата: негодование на присвоение болгарами этих-то епархий и заявляли иногда патриархи константинопольские посредством Формального разрыва церковного общения с болгарским духовенством. Как часто это случалось, неизвестно; о существовании вражды, дошедшей до подобного разрыва, упоминается в одной грамоте константинопольского патриарха Антония от 1392 года; болгарские епископы, – говорит патриарх, – не бояся божеских и не стыдясь человеческих законов, присвоили себе многие из наших церквей, «почему справедливо отлучены и от нашего общения (δι᾽, читай – ἀπεσχίσθησαν), поскольку мы не позволяем себе быть в сослужении с иереями явно беззаконнующими и творящими законопреступное» (Acta Patriarchat. Constantinop., изданные Миклошичем, II, 161).
Архиепископия Ахридская (мнимая первой Юстинианы), со времени восстановления болгарского царства до конца своего существования. 1185–1767.
Архиепископия ахридская, пережившая терновскую патриархию почти целыми четырьмя веками, представляет собой в настоящий второй период своего существования замечательный пример того, как права вымышленные оказываются иногда гораздо действительнее всяких прав действительных.
Выше нами изложена предшествующая история ахридской архиепископии. Она была продолжением болгарской архиепископии первого болгарского царства: в 1019 г. первое болгарское царство окончательно покорено было греками, но виновник этого дела импер. Василий Болгаробоец не присоединил болгарской архиепископии к патриархату константинопольскому, а сохранил и подтвердил ей ее прежнюю автокефальность или самостоятельность, вследствие чего она и осталась существовать на будущее время. Как можно заключать по известному нам первоначальному поведению импер. Василия, он руководился при этом своем решении между прочим тою мыслью, чтобы сохранить болгарам их собственное национальное духовенство, т. е. чтобы при автокефальности архиепископии сохранить им возможность избирать архиепископа и епископов по-прежнему из природных болгар98; а во всяком случае такая автокефальность болгарской архиепископии после покорения болгарского царства могла иметь некоторый смысл и находить себе некоторое оправдание в глазах греков только при этом последнем условии. Но вскоре после импер. Василия, если только еще не при нем самом, найдено было неудобным оставлять болгар при их собственных пастырях, и к ним начали быть назначаемы в архиепископы и епископы не болгары, а греки, так что архиепископия ахридская в непродолжительном времени после 1019 г. по составу начальствующих лиц перестала иметь что-нибудь болгарское и совершенно превратилась в греческую. Это превращение архиепископии из болгарской в греческую, естественно, возбуждало вопрос: с какой же стати остается она в виде отдельного, независимого от патриарха константинопольского, диоцеза, когда по сущности своей она стала совершенно тем же, что подведомые сему последнему греческие, митрополии? Вопрос должен был задаваться со всей настоятельностью в особенности после того, как в 1185 году было восстановлено болгарское царство. Если до сего времени защитники самостоятельности архиепископии могли ссылаться еще на то, что, превратившись в греческую de facto, она продолжала сохранять значение особой архиепископии бывшего болгарского царства de jurë то после восстановления этого царства и после учреждения в нем новой архиепископии (терновской) совершенно теряло свою силу и это призрачное основание. Каким же образом случилось, что архиепископия ахридская, почти тотчас же после перехода под власть греков утратившая в глазах сих последних всякия права на автокефальность или независимую самостоятельность, успела сохранить эту последнюю на такие долгие времена? Случилось это, по некоторым обстоятельствам, довольно просто, именно чрез измышление или подстановку новых мнимых прав для ее автономии. С пределами позднейшей архиепископии ахридской значительно совпадали пределы существовавшей в древнее время, основанной императором Юстинианом, знаменитой автокефальной архиепископии первой Юстинианы: защитники ахридской архиепископии, когда с постепенно выступавшею безрезонностью ее независимости начали угрожать ей опасности, пустили мысль, что ахридская архиепископия есть нечто иное как эта древняя архиепископия первой Юстинианы, и что таким образом, имев и утратив временное значение архиепископии болгарской, она должна навсегда оставаться потому, что навсегда учреждена одним из древних греческих императоров. Так как мысль эта имела полную кажущуюся вероятность (потому что пределы архиепископия древней первой Юстинианы, как мы сказали, действительно довольно много совпадали с пределами архиепископии ахридской), то всеми принята была без всяких возражений; а таким образом архиепископия ахридская и осталась существовать на будущее время под именем и с правами архиепископии первой Юстинианы99.
Архиепископия первой Юстинианы была учреждена импер. Юстинианом в 535 г. Желая прославить свою безвестную родину – селение Таврезий (Ταυρήσιον, Tauresium), Юстиниан устроил на его месте большой город и, переименовав последний в свое имя (Justiniana prima, первая Юстиниана100, – в отличие от других нескольких городов, названных им по своему имени), основал для него в отношении гражданском особую префектуру, а в отношении церковном особую автокефальную архиепископию. Что касается до этой последней, то архиепископ первой Юстинианы, сохраняя только некоторую тень зависимости от своего патриарха (папы римского, от которого тогда зависела местность новосозданной архиепископии), имел быть избираем и поставляем собором митрополитов своей диоцезии и пользоваться во внутреннем управлении епархиями своей архиепископии или своего округа совершенно полной самостоятельностью или властью совершенно равною с властью патриархов (см. новеллу XI и новеллы GXXXI главу 3-ю). Где находился существовавший весьма недолгое время город первая Юстиниана, остается до сих пор точно неизвестным. Утвержденное в позднейшие времена защитниками архиепископии ахридской мнение, что первая Юстиниана есть именно Ахрида, совершенно несправедливо; первая Юстиниана, как положительно известно из новелл самого ее основателя, находилась в средиземной Дакии (Dacia mediterranea)101, а Ахрида, по древнему Лихнид, совсем в другой и даже вовсе не соседней с нею провинции (по тогдашнему разделению в новом Епире, отделявшемся от Дакии средиземной Превалитанией и Дарданией, см. Συνέκδημον или Дорожник Гиерокла, ed. Bonn., р. 393 и исторические атласы). Из нескольких мнений относительно ближайшей местности первой Юстинианы наиболее вероятное есть то, что она находилась или около, или на самом месте нынешнего Кюстендила102. Провинции, имевшие входить в церковном отношении в состав архиепископии первой Юстинианы, были следующие: 1) самая Дакия средиземная, в которой находилась Юстиниана (другие города из существующих в настоящее время в средиземной Дакии были: Сардика, ныне София, перед Юстинианой бывшая главным городом провинции, Ναίσος – Ниш); 2) Дакия прибрежная (Dacia ripensis, – занимала южный берег Дуная, между впадающими в него Искером или Искаром и Тимоком); 3) первая или верхняя Мизия (находилась на южном Дунае между впадающими в него Тимоном и Савой; в новелле XI – Mysia secunda ошибочно); 4) Дардания (города в ней были Скопия или Скупы – нынешний Ускюб, Улпиана – находившаяся недалеко от нынешнего Кюстендила на границе с средиземной Дакией); 5) Превалитания (в новелле СХХХI Трибаллия, с городами Скодра – нынешний Скадар или Скутари в северо-западной Албании, на границе с Черногорией, Λίσσος – нынешний Алессио или Леш, на нижнем соединенном Дрине, на юг от Скадара); 6) вторая Македония (с городами Стобы – не нынешний Истиб, как думают некоторые, а находившийся где-то недалеко от впадения р. Рила в Стримон: см. Гласника VII, 186 нач., Пелагония – нынешний Битоль); 7) часть второй Паннонии (прилежащий к нижней Саве и Дунаю юго-восточный угол австрийской Сербии). По нынешнему именованию и разделению земель, архиепископия первой Юстинианы обнимала юго-восточный угол австрийской Сербии, все княжество Сербское с Черногорией и старой Сербией, западную часть Болгарии (на восток по р. Искер или Искар), северную Албанию, северо-восточную Македонию на юго-западе по Битоль включительно и почти по Ахриду. Архиепископия первой Юстинианы существовала весьма недолгое время; с первых годов седьмого столетия о ней нет совершенно никаких упоминаний (последнее упоминание о ней в посланиях папы Григория I от 601 г.), и необходимо полагать, что город Юстиниана или в первой четверти, или не позднее первой половины этого столетия был разрушен аварами, которые производили тогда непрестанные и опустошительные набеги на империю.
Итак, тень этой-то, недолго существовавшей, архиепископии через пять веков после ее уничтожения и была вызвана защитниками архиепископии ахридской, чтобы спасти эту последнюю от угрожавшей опасности закрытия. Новое заявление относительно прав ахридской архиепископии, будто она есть не что иное как учрежденная импер. Юстинианом архиепископия первой Юстинианы, было провозглашено или в половине, или – что гораздо вероятнее – в конце двенадцатого века, и, как мы думаем, именно по тому честнейшему поводу, что, с восстановлением (в 1185 г.) болгарского царства и учреждением болгарской архиепископии в Тернове, архиепископия ахридская оказалась без всяких даже и видимых причин к своему дальнейшему существованию. Кто был первый, напавший на счастливую мысль присвоить архиепископии ахридской права Юстинианы первой или производить архиепископию ахридскую от импер. Юстиниана, остается пока точно неизвестным. Не имея пока оснований утверждать положительно, мы подозреваем, что этот первый был известный греческий писатель и законовед Димитрий Хоматен, бывший в последней четверти двенадцатого века хартофилаксом при ахридском архиепископе Иоанне Каматере, а в первой четверти тринадцатого века его преемником на архиепископской кафедре103.
В каком виде была первоначально заявлена мысль – так ли, что архиепископия ахридская есть непрерывно со времен импер. Юстиниана существующая и только получившая впоследствии новое имя – архиепископия первой Юстинианы, или так, что архиепископия первой Юстинианы была после импер. Юстиниана уничтожена и потом снова восстановлена греческими императорами, остается неизвестным.
Утверждая, что архиепископия ахридская есть не что иное как архиепископия первой Юстинианы, первоначально, кажется, не утверждали относительно города Ахриды, что он есть одно и тоже с городом первой Юстинианой; но с четырнадцатого века, со времени известного Никифора Каллиста (см. его Церк. Ист. кн. XVI, гл. 37) и другого Никифора, по прозванию Грегораса (кн. 2, гл. 2), и это последнее мнение стало всеобщим мнением.
Архиепископы ахридские имели весьма значительные права, пока были и просто ахридскими архиепископами: не имея имени патриарха, во всем остальном они были почти совершенно равны действительным патриархам и пользовались во внутреннем управлении своею диоцезией такой же независимостью и такою же верховною властью, как и эти последние. Превратившись в архиепископов первой Юстинианы, архиепископы ахридские увлеклись до мечты о приобретении себе прав и о создании себе положения совершенно новых и совсем особого рода, примера каких никогда не бывало в церкви греческой. В издании церковных правил гг. Ралли и Потли (Σύνταγμα Κανόνων V, 219) напечатан любопытный памятник, свидетельствующий об этих мечтаниях позднейших ахридских архиепископов. Памятник представляет собой XI новеллу императора Юстиниана, говорящую об учреждении архиепископии первой Юстинианы, но не в подлинном ее виде, а с дополнениями и со вставками; на эти последние нельзя иначе смотреть, как на выраженные в форме действительного закона или осуществленного факта указанные мечты ахридских архиепископов, и их происхождение нельзя объяснять иначе, как желанием этих последних, с помощью фальсификации законодательного акта, перевести свои мечты в действительность. Кроме всего того, что усвояет архиепископам первой Юстинианы подлинная новелла императора Юстиниана, новелла интерполированная дает им еще следующее: «сверх же всего сего (сверх всех церковно-иерархических преимуществ, о которых говорится выше в подлинном тексте новеллы), держава царства моего дарует твоему блаженству (архиепископу Юстинианы, на имя которого писана императором новелла) превысочайшую честь и достоинство мирские, делаем и наименовываем тебя крантором и династом104 (одним из самых высших сановников) обеих наших священных римских империй, комитом священной нашей палаты105, – повелевая навсегда отправлять тебе с величайшею силою и крепостью всякую мирскую власть в вышереченном диоцезе, в городах и в областях (губерниях, Τόποις καὶ ἐπάρχιαις) производить в саны и в достоинства, делать комитов, всадников, патрициев, благородных, законников, риторов, законосудей с ромфеями106 суда, то есть с правом судить, пересужать и осуждать на жизнь и на смерть; кроме сего (даем тебе) законно принадлежащее (тебе) право чеканить золотую и серебряную монету, с приличным и соответственным изображением; кроме сего, как подобает крантору и да почтим тебя в величайшем архиерархическом достоинстве, определяем, установляем и утверждаем, чтобы в посланиях, грамотах, указах и вуллах все будущие архиепископы нашего отечества Юстинианы были удостаиваемы всех почетных наименований (титулов), как кранторы нашей империи, и чтобы именовались яснейшими (γαληντάτοι вполне соответствующее латинскому serenissimus), никому не подлежащими и не подчиненными, как самовластные и самоправные владыки; кроме сего определяем и повелеваем, чтобы ты и будущие архиепископы нашего отечества первой Юстинианы были уравнены с подчиненными нашей империи королями (sic, ῥήγεσι) и кранторами; и к сему украшаем вас и даруем вам (кранторское одеяние, которое за сим подробно описывается, и далее), да имеете право во всех церковных и гражданских общественных собраниях пользоваться сими и всеми остальными преимуществами, отличиями и почестями, принадлежащими королям и кранторам» (у Ралли и Потли V, 221 sub fin. sqq). В этой вставке архиепископы ахридские мечтают ни более ни менее как о том, чтобы стать в своем диоцезе верховными правителями не только духовными, но и гражданскими, или теми архиепискоиами и вместе удельными князьями, которые под именем духовных князей были в позднейшей западной римской империи. Кому из архиепископов ахридских принадлежат такие не худые мечты, остается неизвестным; можно подозревать, что все тому же Димитрию Хоматену107. Впрочем, мечты эти и остались не более как мечтами. Несколько счастливее были радетели архиепископии ахридской с другой своей подделкой в новелле Юстиниана, именно с подделкой границ архиепископии первой Юстинианы. Кроме провинций, подчиняемых архиепископии подлинной новеллой, наша фальсифированная новелла причисляет еще к ней верхнюю Албанию, Фессалию, £пир, Ливадию и остров Еврип (см. у Ралли и Потли 220 нач.). Фессалии, Ливадии и Еврипа архиепископам ахридским никогда не удавалось подчинить своей власти; но находившаяся в Албании митрополия диррахийская (Диррахий нынешний Дураццо или Драч), в период первого царства и греческого ига быв подведома патриарху константинопольскому, в позднейшие неизвестные времена действительно перешла в архиепископию ахридскую.
Превратившись в архиепископию первой Юстинианы, архиепископия ахридская не оставалась под властью греков до самого падения их государства. В первой половине тринадцатого века она два раза переходила от греков к болгарам; в конце первой половины четырнадцатого века она досталась сербам, за которыми потом и состояла почти до самого порабощения турецкого. Но как болгарские, так и сербские государи, уважая права мнимой первой Юстинианы, не дерзали посягать на ее существование. Неизвестно положительным образом, в какие отношения поставляем был архиепископ ахридский, находясь под властью болгар, к патриарху терновскому, т. е. был, или не был подчиняем ему как один из его митрополитов: гораздо вероятнее второе, а не первое; но во всяком случае несомненно то, что не был кассируем или уничтожаем его архиепископский диоцез, т. е. что если и был он подчиняем патриарху как один из его митрополитов, то по-прежнему оставляемы были в его заведывании, как митрополита, все те епископии, которые находимы были под его властью в минуту перехода его кафедры под государственную власть Болгарии. Несомненно это потому, что будь диоцез болгарскими государями уничтожен, то он после них не был бы уже и восстановлен, и тем бы и кончилось его существование: от болгар архиепископия опять возвращалась к грекам, и патриархи константинопольские, терпев ее с величайшим неудовольствием как существующую, никогда не дозволили бы восстановлять ее, после того как она была бы уничтожена. Что касается до сербов, то относительно времени нахождения архиепископии под их государственной властью положительно и достоверно известно как то, что не был уничтожаем ее диоцез, так и то, что архиепископ не был подчиняем патриарху пекскому как один из его митрополитов, а оставался столько же от него независимым, как и прежде от патриарха константинопольского (см. ниже).
Честнейшим образом история переходов с 1185 г. архиепископии ахридской в государственном отношении из одних рук в другие есть следующая. В 1185 г., при восстановлении болгарского царства, она осталась за греками, быв только весьма урезана болгарами в своих границах (о чем ниже). В 1204 г., вместе со всей остальной европейской частью византийской империи, она была завоевала крестоносцами, при чем в некоторых городах ее открыты были латинские епископские кафедры (упоминаются кафедры: касторийская, девольская и другие, см. собрание писем папы Иннокентия III у Миня в Патрол. т. 214 и след.). В 1206–7 г. она была отнята у латинян болгарским царем Иоанном Калияном. Вскоре после смерти Калияна (в 1207 г.), при его преемнике Борисе она была завоевана у болгар Феодором Комненом, деспотом епирским (в 1222 г. принявшим титул и венец императора греческого). С 1230 г. до смерти Иоанна Асеня II (в 1241 или 1245 г.) снова принадлежала болгарам (в 1230 г. Асень, разбив Феодора, взял его в плен со всеми его боярами и присоединил к своему государству все его владения). После Асеня в продолжении около столетия опять находилась под властью греков, а в половине четырнадцатого века, с целыми Албанией, Македонией и Фессалией, была завоевана сербским царем Стефаном Душаном (который 1335–1355). О позднейшем времени от распадения сербского царства (вскоре после Душана) до окончательного завладения турками всем Балканским полуостровом известия темны и недостаточны; северо-восточная часть Македонии почти по самый город Ахриду принадлежала туркам уже около 1400 г. (Memor. pop. II, 885); остальная часть ахридской Македонии и Албания находились под властью разных мелких деспотов или удельных владетелей, оставшихся после бывшего сербского царства, при чем ближайшая с запада к городу Ахриде область с 1449 по 1466 год составляла удел знаменитого Георгия Бастриота или Скандербега (имевшего резиденцию в Крое, на северо-запад от Ахриды, недалеко от моря, см. о нем Гаммера Histoire de l᾽Empire Ottoman, traduit par Dochez, Paris, 1840, t. 1, p. 211, col. 2 sqq, 266, 284 col. 2 нач. sqq), а самый город Ахрида принадлежал туркам уже перед 1456 г. (см. ниже об архиепископе Дорофее). После смерти сейчас названного Скандербега окончательно подпала власти турок вся территория (обстоятельнее о времени после Душана см. ниже в истории Сербии).
Границы ахридской архиепископии, какие она имела до 1185 г., указаны нами выше. В настоящий второй период ее владения были на половину меньше, чем в предшествующий (собственно владения внутренние, потому что по временам были еще внешние). Мы говорили выше, что болгары и сербы, получая архиепископию в свою государственную власть, оставляли ей неприкосновенным ее диоцез. Это должно быть разумеемо не о тех случаях, когда они отнимали у греков только ту или другую часть территории, принадлежавшей в церковном отношении архиепископии, но о тех, когда доставалась в их руки самая архиепископия или самая Ахрида с ее архиепископской кафедрой; напротив, когда они отнимали у греков только некоторые епархии архиепископии без нее самой, то они не оставляли епископов этих епархий по-прежнему в заведывании архиепископа, который в таких случаях оставался для них иностранным и правил бы епархиями из чужого государства, а присоединяли их к своим собственным патриархиям108 (получая в свою власть самую Ахриду с архиепископской кафедрой, государи болгарские и сербские оставляли архиепископу неприкосновенным его диоцез в том виде, в каком находили последний в минуту этого перехода под их власть его самого, но не возвращали ему того, что ими же было отнято у него прежде). Отложившись в 1185 г. от греков, болгары возвратили себе от них свои прежние владения по города Приштину и Скопию включительно; вместе с этим, так как все отнятое перешло в церковном отношении к патриарху (тогда еще собственно архиепископу) терновскому, зараз сократился на целую свою половину и диоцез архиепископа ахридского. В продолжение следующего за сим столетия, границы архиепископии, то немного еще сокращаясь (последовавшей вскоре после сего утратой области Софийской), то немного снова расширяясь (возвращением греками при Борисе II северной Македонии), в главном оставались теми же самыми, какими стали при этом отпадении болгар. В конце тринадцатого и в начале четырнадцатого века, прежде чем не завладел самой архиепископией Душан, ее область значительно была урезана государями сербскими Милутином и Дфчанским. После Душана (который, присоединив к своим владениям самую архиепископию, оставил ей неприкосновенным ее диоцез в том виде, в каком нашел в минуту завоевания, но не возвратил ей того, что было отнято у нее его предшественниками) архиепископам удалось значительно исправить границы своих владений, вероятно во времена господства мелких сербских деспотов (наставшего вскоре после Душана). Относительно времен турецких, мы имеем точные сведения, какие границы имела архиепископия в минуту ее уничтожения (в 1767 г.). Сведения эти мы находим в султанских бератах, даваемых патриархам константинопольским после закрытия архиепископии ахридской и патриархии пекской, – в бератах этих города бывших архиепископии ахридской и патриархии пекской обыкновенно перечисляются отдельно от собственных городов константинопольского патриархата (списки боратов см. в Гласнике II, 227 и в Блъгарских Книжицах 1858 г., № 8, стр. 137); так как турки во всяких церковных делах и порядках греков более наклонны были к поддержанию status quo, чем к каким-нибудь изменениям, то со всею вероятностью следует думать, что границы эти были те же самые и во все время существования при них архиепископии или с начала пятнадцатого века. Они суть следующие: на северо-западе, на берегу Адриатического моря, пограничный пункт был севернее Дураццо и Тиранны, приблизительно против Крои или Акгиссара; начиная отсюда, северная граница шла – сначала на северо-восток на нижний Черный Дрин, с Черного Дрина несколько на юго-восток на средний Вардар у города Beлеса или Кюприли (который был крайним северным пунктом владений архиепископии на сей реке)109, с Вардара от Велеса – сначала несколько на юго-восток, оставляя влеве город Истиб или Штип (который принадлежал патриархии пекской), потом за Истибом на северо-восток, вероятно, по р. Брегальнице до половины ее течения, идя с низовьев к верховьям (но во всяком случае, не поднимаясь к северу до городов Каратова, Егри-Паланка и Кюстенднл, которые принадлежали патриархии пекской), а с средней Брегальницы на Стримон или у самого города Джумы, или несколько его ниже (в бератах упоминается в числе городов, принадлежавших в архиепископии ахридской, город Джума; но так как городов этого имени два, один настоящий, другой – находящийся в южной Македонии, на границе с Фессалией, недалеко на юго-запад от Веррии, и оба с одинаковою вероятностью могут быть причисляемы к владениям архиепископии, то и остается нам неизвестным, который именно должен быть разумеем)110; восточная граница, начиная от Джумы или немного ее ниже, шла вниз по левому берегу Стримона, оставляя влеве Меленик или Мельник (который принадлежал к патриархату константинопольскому) и захватывая Демир-Гиссар, и кончалась немного южнее сего последнего и севернее Серреса (который к патриархату константиноп.); южная граница – сначала шла с Стримона на Вардар, немного севернее Дойрана (который к патриархату констант.), потом вниз Вардаром приблизительно до дороги из Бодены в Солунь (южнее Енидже), с Вардара на юго-запад в некотором отдалении от левого берега Быстрицы или Индже-Карасу, оставляя влеве г. Веррию (который к патриархату констант.) и также оставляя или может быть захватывая г. Джуму, на сейчас названную Быстрину, ниже Гревено, и с нее на верховья Саламврии (древнего Пенен, находящийся на самых истоках Саламврии, город Маlakassis, Малакащи, принадлежал архиепископии), с верховьев Саламврии на верховья Воюцы и но левому берегу сей последней до Тепелена или Тепеделена, захватывая как его, так и Премеди, и наконец от Тепелена по прямой линии к морю южнее Авлона и Банины; засадную границу составляло Адриатическое море.
Что касается до архиерейских кафедр ахридской архиепископии после 1185 года, то относительно древнейших времен известий нет. В половине семнадцатого века общее число их было семнадцать, причем но памятникам этого и предшествующего столетий прямо известны шестнадцать, именно – митрополии: 1) касторийская111, 2) воденская, 3) корицкая или горицкая, 4) пелагонская или битольская, 5) струмицкая или тивериупольская, 6) гревенская, 7) белградская, 8) диррахийская или дураццкая, 9) авлонская; епископии: 1) молесхонская, 2) преспанская, 3) горомокрская, 4) спатинская, 5) дебрьская, 6) могленская, 7) сисанийская112. В начале осьмнадцатого века епархий было двенадцать, именно – митрополии: 1) касторийская, 2) битольская, 3) воденская, 4) корицкая или горицкая, 5) белградская, 6) струмицкая, 7) гревенская; епископии: 1) сисанийская, 2) могленская, 3) преспанская, 4) кичавская, 5) горомокрская (закрытые пять из названных выше были присоединены – диррахийская к ахридской, авлонская и спативская к белградской, иолесхоиская к могленской, дербьская к преспанской)113. В 1767 г., перед самым закрытием архиепископии, епархий было тринадцать, именно сейчас названные и потом – опять отделенная дебрьская и вновь открытая велесская114.
Географические сведения о большей части городов сих епархий сообщены нами выше. Город Водена по-греч. Воδενὰ и Βοδηνὰ, в древнее время называвшийся Едессой (см. Таαеля De Thessalonica р. 308 прим.), знаменитый своим прекрасным местоположением, находится в 18 часах пути, следовательно верстах в 90, на северо-запад от Солуни, см. о нем Pouqueville’a Voyage III, 96, Гризебаха Reise durch Rumelien II, 82, Григоровича Путеш. 109, Гана Ρeise S. 124. Город Корица или Горица, также Горча (Κορυτζὰ, Гоρυτζὰ, Γοριτζὰ), находится на левом берегу верхнего Девола, не очень далеко на юго-юго-восток от Ахридского озера, см. Pouqueville’a ibid. III, 40 и Аравантиноса Χρονογραφίαν τῆς Ἡπείρου II, 41; полнее титул митрополита корицкого ὁ Коρυτζὰς καὶ Σελασφόρου (Хризанфа Синтагмат., у Цахариф в Beilrage S. 20 и Сношений с Востоком ч. II, стр. 52), – Селасфор есть древнее название одного из двух Деволов (см. у Ралли и Потли V, 495), о которых говорено было выше (и след. епархия корицкая была продолжением епархии девольской). Город Диррахий, в древнее время у греков Епидамп, в настоящее время Дураццо, Драч, находится в средней Албании, на берегу Адриатического моря, см. о нем Albanesische Studien Гана S. 74. Город Авлона находится в южной Албании, на берегу того же Адриатического моря, см. о нем ibid. S. 60. Город Μολεσχὸς или Μολισχὸς, как кажется в настоящее время не существующий, находился где-то между Прилепом, Могленой, Островом и Битолем и принадлежал в древнее время в гражданском отношении к одной области со вторым из сейчас названных городов, см. в Fontes rerum Austriacarum, издаваемых Тафелем, в т. XII – грамоту импер. константиноп. Алексея III, стр. 263 и 278, и акт о раздел Греческой Гимпфрии крестоносцами: стр. 486, также Memor. pop. II, 639. Γόρα или Κόρα καὶ Μόκρα – те самые, о которых говорено было прежде. Епархия дебрьская по-гречески большею частью пишется во множественном τῶν Δεβρῶν или Δευρῶν; это потому, что область Дебря, как мы говорили, подразделяется на две – на верхнюю и нижнюю; в некоторых позднейших надписаниях епархия эта-Δίβρας ἢ Δαρδανίας (см. у Цахарие в Beitrage S. 21), – последнее не совсем правильно по древней области Дардании. Область (но не город) Σπάθια в настоящее время принадлежит к епархии белградской (см. Ἰστορικὴν περιγραφὴν τῆς μητροπόλεως Βελεγράδων митр. Анфима, ἐν Κερκύρα, 1868, стр. 49) и след. лежит где-нибудь около города Белграда или Берата. Титул епископа сисанийского полнее ὁ Σισανίου (или Σισανίων) καὶ Συατιστῆς (Хризанф ibid., у Цахарие ibid. S. 20). Город Сисаний или Сисани, по одной из находящихся у нас карт, верстах в 20–25 на юго-восток от Бастории; город Сиатиста или Шатиста верстах в 40–50, в том же направлении, от той же Бастории (см. Pouqueville’я Voyage III, 78 sqq).
Кроме сейчас указанных нами владений, так сказать внутренних, архиепископы ахридские имели еще по временам владения внешние. В конце двенадцатого и в начале тринадцатого века, в правление сербских великих князей Стефана Немани и его сына Стефана первовенчанного, прежде чем Св. Саввой не была учреждена в Сербии собственная архиепископия, как следует предполагать, находилось в зависимости от архиепископов ахридских уже и прежде бывавшее под их властью духовенство княжества сербского115. В конце четырнадцатого и в половине пятнадцатого века вместо патриарха константинопольского признавали власть архиепископа ахридского митрополии угро-влахийская и молдовлахийская (валашская и молдавская). В половине шестнадцатого века и ранее архиепископ ахридский заведовал православным духовенством греческим, находившимся в Италии для живших там греков (см. ниже).
Полный титул, который усвоили себе архиепископы ахридские в позднейшее время, был следующий: «Архиепископ Иустинианы первыя, Ахриды и всея Болгарии и Сербския земли и Арвании (Албании) и Волошския и Молдавския и иных» (см. Сношений России с Востоком ч. 1, стр. 168, брошюру Bulgarie Chretienne, Paris, 1861, р. 56 fin., Гласника VII, 178). Патриархи константинопольские в своих грамотах к ним употребляли приветствие: «Блаженнейший (в позднейшее время – и Богочтивейший, Θεοσεβέςατε) архиепископ первой Иустинианы Ахридския (Ίουστιανῆς Ἀχρίδων) и всея Болгарии, во Св. Духе возлюбленный брат нашей мерности и сослужитель» (см. Ралли и Потли V, 198, Фабриция Biblioth. Graec., еd. Hamburgi, 1724, t. XIII, р. 483).
Известный в настоящее время, не совсем полный, ряд архиепископов ахридских с 1183 по 1767 год есть следующий:
1) Иоанн Каматер, на котором остановились мы выше. В мире был одним из придворных κανίκλείος – собственно заведующий императорскою чернильницей с пурпуровыми чернилами (нечто вроде кабинетного императорского секретаря); поставлен в архиепископы после 1183 года, неизвестно – когда именно (см. выше). С его времени архиепископы ахридские начали слыть за архиепископов первой Юстинианы.
2) Димитрий Хоматен. Из хартофилаксов ахридских при Иоанне Каматере; его преемник на архиепископской кафедре, которую занимал в последних годах двенадцатого и в первой четверти тринадцатого века116. Принадлежит к числу известнейших церковных законоведов своего времени; в мюнхенской королевской библиотеке (см. у Гардта t. 1, № LXII) находится весьма важный рукописный сборник, большею частью не изданных, канонических его посланий и решений, из коих в некоторых есть данные, как следует предполагать по надписаниям статей и как прямо утверждают ученые, видевшие сборник (см. Zhishman’a Das Eherecht der orientalischen Kirche, Wien, 1864, S. 47 прим.), весьма важные для тогдашней церковной истории болгар и сербов. Пользуясь благоприятными для себя обстоятельствами, именно тем обстоятельством, что император и патриарх константинопольские находились тогда в отдаленной Никее, он стремился поставить власть архиепископа ахридского на возможно высокую степень независимости. В 1222 г. деспот или удельный владетель епирский, Феодор Комнен, решившись присвоить титул императорский, обратился с просьбою о возложении на него императорского венца к митрополиту солунскому; когда последний самым решительным образом отказал в незаконной просьбе, он обратился к архиепископу ахридскому; последний – Димитрий Хоматен – немедленно изъявил свою готовность, «потому что, пишет Георгий Акрополит (гл. 21, в Memor. pop. II, 723), архиепископ ахридский, как сам ои утверждал, был совершенно независимый (αὐτονόμος) и не обязан был никому давать отчета в своих делах, почему и имел право кого бы, когда бы и где бы то ни было, помазывать на царство». О наших подозрениях относительно участия Хоматена в превращении архиепископии ахридской в архиепископию первой Юстинианы мы говорили выше.
3) Иоанникий,
4) Сергий –
Занимали один после другого архиепископскую кафедру в правление болгарского царя Иоанна Асеня II, к государству которого принадлежала вся территория архиепископии с 1230 г. (когда он победил и взял в плен Феодора епирского) по конец правления (по 1241 или 1245 год; записаны в болгарском синодике). Что, получив в свою власть Ахриду, Асень не уничтожил диоцеза архиепископии, это, как мы говорили выше, само собою необходимо следует из того, что если бы диоцез был уничтожен, то после никем уже и не был бы восстановлен. Неизвестно, в какие отношения была поставлена архиепископия к патриархии терновской, т. е. была ли оставлена при своей прежней автокефалии, или подчинена патриархии, как одна из ее митрополий; гораздо вероятнее первое, чем последнее. В критику прав архиепископии на самостоятельное существование государь болгарский, разумеется, не вдавался, а смотрел только на то, что было прежде него. Но прежде него автокефалия архиепископии была признаваема и уважаема (хотя и не с особенным удовольствием) даже патриархами константинопольскими. А поэтому и предположить, чтобы он решился посягнуть на права, которые были считаемы законными самою церковью греческою и которые уже выдавали себя тогда, никем не будучи оспариваемы, за права, идущие из такой глубокой древности и от такого знаменитого царствователя (импер. Юстиниана), весьма трудно и невероятно.
5) Константин Кавасил. Вскоре после смерти Асеня, диоцез архиепископии ахридской в государственном отношении снова возвратился от болгар к грекам. Архиепископ Константин Кавасил, неизвестно посредственный или непосредственный преемник Сергия, был при императоре Феодоре Ласкарисе II (который 1255–1259) и в начале правления императора Михаила Палеолога (1260–1282), см. Георгия Акрополита гл. 80 (Цахарие, Beitrage S. 24 fin., считает Кавасила преемником Димитрия Хоматена несправедливо; весьма также сомнительно и то, чтобы он был один и тот же с Константином Кавасилом, митрополитом диррахийским).
6) Иаков Проархий. Был современником Никифора Влеммида, который посвятил ему одно из своих сочинений (см. Алляция De perpetua consens. lib. II, cap. XIV, p. 716 sqq и самое сочинение у Райнальда в Annales Ecclesiastici в приложении к 1-му или, общего с Баронием счета, 13-му тому), и немного старше константинопольского патриарха Иоанна Векка (который 1275–1282, у Алляция ibid. р. 715), следовательно, вообще был в шестидесятых годах тринадцатого столетия. Иоанн Векк в одном из своих слов дает знать, что он недолго был на кафедре, и удалился с нее для уединенных подвигов на Афон (у Алляция ibid. р. 715). Принадлежит к числу греческих писателей (писал церковные слова, у Алляция ibid. 715, Leqnien’a II, 296 и Патрол. преосв. Филарета ч. 3, § 280, у). Близкие отношения его в Влеммиду, похвалы ему Венка (у Алляция ibid. р. 715) и то в частности обстоятельство, что посвященное ему Влеммидом сочинение есть трактат об исхождении Св. Духа от Отца чрез Сына, заставляют думать, что он принадлежал к числу сторонников унии с папой.
7) Адриан, неизвестно когда именно живший, но упоминаемый патр. иерусалимским Досифеем, в числе писавших против латинян, впереди следующего архиепископа – Геннадия (Истории иерусалим. патриархов кн. 8, гл. 10, § 2 нач., стр. 795 и 1143. Lequien, И, 294, считаем его за одно и то же лицо с Иоанном, в мире Адрианом, Комненым, но едва ли справедливо, – у Досифея было бы это замечено или он называл бы его Иоанном, а не Адрианом.
От 1272 г. сохранился до настоящего времени хризовул импер. Михаила Палеолога, данный неизвестному (не называемому в нем) по имени архиепископу ахридскому. Архиепископ, представив императору Михаилу три хризовула импер. Василия Болгаробойца, которые даны были сим последним болгарскому архиепископу Иоанну тотчас после завоевания болгарского царства и в которых не только подтверждалось архиепископу право на все епархии, состоявшие за ним в минуту завоевания, но и возвращалось право на все епархии, принадлежавшие к архиепископии в правление царя Петра и отошедшие от нее после сего до 1019 г., просил императора, чтобы приведены были в исполнение остававшиеся дотоле бездейственными хризовулы Василия относительно последних из названных епархий, т. е. чтобы епархии эти были вое присоединены к его диоцезу. В своем хризовуле, данном вследствие сего архиепископу, император постановил, что архиепископ имеет право и может отыскивать в свою власть те из этих епархий, которыми митрополиты, их присвоившие, владеют самовольно, но что он уже не может более изъявлять притязаний на те из них, которые утверждены были за митрополитами грамотами последующих после Василия государей. Для памяти император вписал в свой хризовул и все три хризовула сего последнего (хризовул сей, данный в августе месяце 1272 г., в отрывке напечатан у Ралли и Потли V, 266 sqq, а в полном виде читается в одной синайской рукописи, из которой списан преосвященным Порфирием Успенским, см. о нем выше).
8) Геннадий. Был недолго в начале правления импер. Андроника старшего (который 1288–1828, см. Пахимера в Андрон. старш. кв. II, гл. 18). Есть его сочинение об похождении Св. Духа против латинян (си. Алляция De perpetua consens. lib. II, cap. XVIII, § 18, p. 871).
9) Макарий. Был при том же Андронике старшем. Упоминается под 1295 и 1299 годами (см. Григоровича Путеш. стр. 116 прим, и Пахимера в Андрон. старш. кн. IV, гл. 4, в Memor. pop. II, 215 нач.).
10) Григорий. Был в двадцатых годах четырнадцатого века; похваляется как человек красноречивый, мудрый и образованный (у Кантакузена кн. 1, гл. 46); известны – его небольшое сочинение канонического содержания и несколько посланий (Lequien II, 297). По жалобе этого архиепископа Григория имя его неизвестного предшественника, дан был в 1312 году императором Андроником Палеологом указ, воспрещавший гражданским чиновникам, несправедливо присвоенное ими себе в ахридской архиепископии, вмешательство в дела церковные (именно – в случае смерти самого архиепископа или одного из подведомых ему епископов, чиновники гражданские присвоили себе право во время вдовства кафедры заведовать духовенством и доходами епархии, что и запрещается указом на будущее время. Указ напечатан в приложениях к Historiae juris Graeco-romani delineatio Цаxapиe, Heidelb., 1839, р. 134 и в Jus Graeco-romanum его же, Lipsiae, 1857, t. III, p. 633).
11) Анфим Метохита. Был в конце правления импер. Андроника III (который † 1341) и при импер. Иоанне Кантакузене (1341–1355); упоминается в числе присутствовавших на константинопольском соборе, низведшем патриарха Иоанна Калеку, который был в 1341 г. Похваляется как человек многоученый; писал против латинян об исхождении Св. Духа и в защиту Паланы, которого был горячим приверженцем, против Никифора Грегораса (Lequien II, 297).
12) Матфей. Сего Матфея ставит после Анфима Lequien, II, 298; во когда он действительно жил, неизвестно. Он известен только потому, что упоминается в числе писавших против латинян (см. Алляция De perpetua consensione Eccles. lib. II, cap. XVIII, § 8 fin., p. 878).
18) Николай. Упоминается как бывший или при Стефане Душане в первую половину правления (1386–1346, до принятия Душаном царского титула), или незадолго перед ним (Гласи. XI, 136 fin.).
С половины четырнадцатого до половины пятнадцатого века, в продолжении целого столетия, ни в византийских, ни в славянских, известных в настоящее время, памятниках не встречается ни одного имели архиепископов ахридских. Известны только два-три упоминания о них безыменныя. В сербских сказаниях о венчании короля Стефана Душана царским венцом в 1346 г. говорится, что Душан, не хотев получить на сие благословения от патриарха константинопольского, поискал его только от патриарха терновского и от архиепископа ахридского (см. Животи кральева и архиепископа, изданные Даничичем, Загребе, 1866, стр. 380). Посланием от июня месяца 1367 г. патриарх константинопольский Филофей приглашает, ее названного по имени, архиепископа ахридского прибыть с собором подведомых ему архиереев в Константинополь на предполагавшийся через два года после сего вселенский собор о соединении с папой (послание в Acta Patriarchal. Constantinop., изданных Миклошичем, t. 1, р. 491, с русским переводом в приложении к Речи о Сербии Григоровича, Казань, 1859, стр. 80; в послании год прямо не означен, но оно помещено в Кодексе патриаршем между актами 1367 г, и индикт его года, как прямо в нем сказано, был 5-й, а 5-й индикт именно был в 1367 г.; вместо έ ἰνδικτίωνος Григорович читал ἐβδόμης ἰνδικτ., почему и относит послание к 1369 году). В послании от неизвестных последних годов четырнадцатого столетия патриарха константинопольского Антония IV (был с января 1389 по июль 1890 и во второй раз с августа 1891 г. по апрель 1397 г., см. Acta Patriarchat. Constantinop. t. II), к воеводе угро-влахийскому или валашскому Мирче I (был с 1383 по 1418 г., см. у Когальничана в Histoire de lа Vаlachie, Berlin, 1837, р. 88 sqq и в книге Палаузова Господарства Молдавия и Валахия, Спб., 1889, стр. 24 fin. sqq) содержится свидетельство, что в то время церковь угровлахийская была подведома архиепископу ахридскому (послание в Acta Patriarchat. Constantinopol. t. II, p. 230, с русским переводом у Григоровича ibid. стр. 88; Григорович прямо относить его к 1394 г., вероятно, потому, что оно стоит в Кодексе между актами этого года).
С пятидесятых годов четырнадцатого столетия по неизвестные точным образом годы первой половины пятнадцатого столетия архиепископия ахридская в государственном отношении находилась под властью сербов. Как мы говорили выше, достоверным образом известно, что государи сербские не только не посягали на существование диоцеза архиепископии, но и не подчиняли архиепископа с сохраненным ему диоцезом своему патриарху пекскому, а по-прежнему оставили его совершенно независимым и самостоятельным, так что архиепископия во время их владения, по всей вероятности, вполне удержала и свой греческий характер (т. е. что архиепископ, избираемый собором епископов диоцезии, и эти последние, избираемые архиепископом без вмешательства государственной власти, по-прежнему были все или большею частью избираемы из греков). Относящиеся сюда свидетельства отчасти приведены вами сейчас выше. Мы сказали, что в 1367 г. патриарх константинопольский Филофей приглашал архиепископа ахридского с подчиненными ему архиереями117 прибыть в Константинополь на предполагавшийся вселенский собор о соединении церквей. Это приглашение представляет собой положительное доказательство того, что архиепископ ахридский не был тогда зависим от патриарха пекского. Во-первых, если бы архиепископ ахридский был в то время подчиненным патриарху сербскому митрополитом, то патриарх константинопольский обращался бы к нему не непосредственно, а чрез посредство этого последнего, потому что, будучи подчиненным митрополитом, он бы не мог принять участия в предполагавшемся соборе без ведома в дозволения своего высшего главы, и след. если патриарх константинопольский обращается к нему с своим приглашением непосредственно, то необходимое отсюда заключение, что он оставался тогда столько же ни от кого независимым, сколько и прежде. Во-вторых, если бы архиепископ ахридский был в то время подчиненным патриарху сербскому митрополитом, то патриарх константинопольский вовсе не обращался бы к нему с своим приглашением ни посредственно, ни непосредственно, потому что сербская церковь находилась тогда в открытой вражде с патриархатом константинопольским и под Формальным отлучением от этого последнего118. Следовательно, если патриарх константинопольский обращался к архиепископу ахридскому с своим приглашением, то ясно, что он не считал его членом сербской церкви, из чего необходимо заключать, что архиепископ и действительно не был подведом патриарху сербскому, а оставался по-прежнему представителем своей особой, греческой по составу начальствующих лиц, церковной округи119. В записи о событии, имевшем место ранее 1367 г., именно об упомянутом выше венчании царским венцом сербского короля Стефана Душана, сделанное самим этим последним, читаем, что ом венчан «благословением (и) рукою преосвященного патриарха Иоанникия (сербского) и всеми архиереи собора сербского, такожде благословением и рукою преосвященного патриарха болгарского кир Симеона и всеми архиереи собора болгарского... паче же и от архиерея престола греческого и веско собора» (см. в Истории сербского языка, Майкова, Москва, 1857» стр. 839 fin.). Так как было бы совершенно непонятно, почему Душен, говора о патриархе константинопольском, стал бы называть его не прямо патриархом константинопольским, а архиереем престола греческого120; так как во наиболее заслуживающим веры свидетельствам он не получал благословения от патриарха константинопольского ни прежде, ни после венчания на царство121; так как, наконец, другие сказатели, повествующие о венчании Душана царским венцом, прямо и ясно дают знать, что в приведенной записи его под архиереем престола греческого должен быть разумеем архиепископ ахридский122: то по всему этому в ней необходимо разуметь под архиереем престола греческого действительно сего последнего. Но если Душан говорит об архиепископе ахридском отдельно от патриарха сербского и, говоря о нем, прибавляет даже «паче же», т. е. не только равняет его с патриархами сербским и болгарским, но даже ставит его как бы выше их, то ясно, что архиепископ ахридский не был при нем подчинен и подведом патриарху сербскому123. Мы сказали выше, что в конце четырнадцатого столетия находилась в зависимости от архиепископа ахридского церковь угровлахийская или валашская. Об этом мы знаем из источника совершенно достоверного; но если это так, то из этого необходимо следует, что сам архиепископ вполне сохранял тогда свою автокефалию или независимость. Если бы архиепископ был тогда подведомым патриарху сербскому митрополитом, то угровлахийцы, отложившиеся по неизвестным причинам от патриарха константинопольского, под которым состояли прежде, и обратились бы непосредственно к власти самого патриарха сербского, а не стали бы подвергать себя непонятному уничижению, подчиняя себя в свою очередь также подчиненному и навязывая себе две инстанции внешней власти (подчиняя своего митрополита, которого они тогда уже имели, также просто митрополиту). Об этой зависимости угровлахийской церкви в конце четырнадцатого века от архиепископа ахридского нам известно из послания константинопольского патриарха Антония к воеводе угровлахийскому Мирче (см. выше). Отвечая на спрос воеводы об одном весьма важном церковном деле, при котором подвергались нарушению церковные законы, патриарх пишет, что если ко всем обстоятельствам, извиняющим в данном случае нарушение законов, присоединяется еще и то, что дело дозволено и благословлено их высшим церковным начальником – архиепископом ахридским, то он – патриарх ни подвергает его новому суждению, ни отменяет дозволения (ἡμεῖς ὅτε ἀνακρίνομεν, ὅυτε καταλύομεν). Если патриарх константинопольский не находил законным и приличным посягать на автономию архиепископа ахридского, то ясно, что он не был подчиненным митрополитом патриарха сербского.
14) Никодим. Упоминается в одной надписи под 1452 г. (см. Григоровича Путеш. стр. 126 fin.).
15) Дорофей. Из грамоты к сему архиепископу воеводы молдовлахийского Стефана IV от 1456 г. и из ответной грамоты его к воеводе от того же года видно, что при нем зависели в это время от архиепископии ахридской митрополии молдавлахийская и угровлахийская (см. грамоты в Гласнике, кн. VII, стр. 177, в Блъгарских Книжицах 1858 г. № 9, стр. 26 sqq и в статье Архиепископия первой Юстинианы, напеч. в Чтен. Общ. Ист. 1866 г., кн. 4, стр. 56). В грамоте архиепископа читается еще, может быть замечательное, но, к сожалению, темное известие, что незадолго пред тем произошел в его епархии раздор между духовенством (клиросом церковным) и между болярами или знатнейшими мирянами (по другому чтению вместо болярами – болгарами т. е. вообще мирянами, которые могли быть так названы в противоположность неболгарской национальности высшего духовенства архиепископии, состоявшего из греков), и что вследствие этого султан приказал ему с некоторыми из боляр (другое чтение – болгар)124 из духовенства переселиться в Константинополь (под этим раздором едва ли не должно разуметь попытку болгар избавиться от духовенства греческого и приобрести свое собственное болгарское).
16) Марк Ксилокараб. Быв сначала патриархом константинопольским, занял кафедру ахридскую по низложении около 1470 г. с патриаршего престола; правил недолго (см. Turcograeciae р. 23 и 127, Philippi Cyprii Chronicon, ed. Hilarii, р. 839, Lequien’a I, 315, Захария Мафу в Христ. Чтен. 1862 г., ч. 1, стр. 617).
17) Николай и
18) Захария были один за другим или прежде Марка Ксилокараба, или после него; упоминаются в житии константинопольского патриарха Нифонта II (см. Афонский Патерик, Спб., 1860, ч. II, стр. 11 fin.).
19) Зосима. Упоминается в записи о построении одной церкви как бывший «при нечестивом чрно амире солтань мехмете» (см. у Гана в Reise von Belgrad nach Salonik, 1-го изд. стр. 240 fin.). Так как султанов, носивших имя Магомета, было целых четыре, то время его жизни и остается точным образом неизвестным; но, как кажется, тут должен быть разумеем Магомет II, правивший с 1431 по 1481 год (остальные султаны этого имени были: 1-й в 1403–1421, 3-й 1595–1603, 4-й 1647–1687 гг. В записи прибавляется, что «тогда, т. е. в год или около года построения церкви, и гирить взят бысть», т. е. турками; но что такое этот «гирить», по которому может быть можно было бы определить время, остается нам неизвестным).
20) Прохор. Был современником константинопольского патр. Иеремии I во второе патриаршество этого последнего (1523–1543). Добивался было от турецкого правительства возврата» себе, некогда принадлежавшую архиепископии ахридской, епархию веррийскую (Turcograeciae р. 163 fin., Philippi Cyprii р. 397, Leqnien II, 298). В 1542 г. написана по его повелению одна славянская рукопись (см. Григоровича Путеш. стр. 185), из чего можно заключать, что был родом славянин, а не грек.
21) Паисий. В январе 1565 года присутствовал на бывшем в Константинополе соборе (для низложения патриарха Иоасафа125a II, см. Torcograeciae lib. II, р. 172, Philippi Cyprii Chronicon р. 407). В июле 1566 г. возвел в сан митрополита Италии, Апулии, Амбракчио, Василикатов126, Калаврии, Сицилии, Мальты, Далмации и всего запада, с правами екзарха всех этих стран, тамошнего греческого епискоаа Тимофея (см. о грамотах в Журн. Мин. Нар. Проев, ч. LV, стр. 180 и в Херсонских Епархиальных Ведомости», 1867 г. № 2, стр. 95, а одну из них, вполне напечатанную в издававшемся в Москве болгарском сборнике «Братски труд», книга 3, 1860, стр. 22).
22) Софроний. Занял место Паисия или в том же 1566, или в следующем 1567 году, потому что в грамоте константинопольского патриаха Иоасафа II, писанной в неизвестном непродолжительном времени после его низложения с престола, которое последовало в январе 1565 г., архиепископом ахридским называется не Паисий, а уже он – Софроний (см. Turcograeciae Крузия р. 290). Есть послание его самого в «новому» константинопольскому патриарху, который не называется по имени, но под которым должен быть разумеем второй преемник Иоасафов Иеремия II-й, занявший кафедру в мае месяце 1572 г. В послании Софроний ищет защиты у патриарха против своего соперника, какого-то Григория Ματζούκι (Turcograeciae р. 339. Содержится в послании архиепископа и еще известие, которое может быть также относится к нам же. Прося патриарха подвергнуть Григория Ματζούκι с его сообщниками церковному запрещению, он пишет: «ἐξωστράκισον αὐτούς καὶ παίδευσον αὐτούς ὡς δεῖ: ὡς καθὼς τούτους εῖχαν ἐξωστρακισμένους εἰς τὸν καιρὸν τοῦ Νικανῶρος τεσσαράκοντα ἀρχιερεῖς, т. е. извергни их и накажи как надлежит, подобно тому как во времена господина Никанора извергли их сорок архиереев»: так как около того времени не было Никанора между патриархами константинопольскими, то может быть тут должен быть разумеем один из предшественников его самого (Софрония) на кафедре ахридской).
23) Гавриил. Упоминается под 1581 г., см. в Chronicon’е Philippi Cyprii, ed. Hilar., в непагинованном Appendix’е т. с, лист 8 обор. В 1586 г. был в России за милостыней (см. Сношения России с Востоком по делам церковным, Муравьева, Спб., 1858, ч. 1, стр. 167 sqq). На возвратном пути из России был у короля польского Стефана Батория и испросил у него грамоту127 к папе Сиксту V о невозбранении приходить в Италию, для тамошних греков, православным греческим епископам. Если этот именно архиепископ должен быть разумеем в письме Герлахия от ноября 1575 г., приводимом у Крузия (Turcogr. р. 194, прим, х ), то он был племянник тогдашнего великого визиря (происходившего, как и большая часть тогдашних великих визирей из христианских ренегатов, боснийца Магоммеда Соколли, о котором см. у Гаммера) и был поставлен в архиепископы в конце 1574 г. (Turcogr. р. 197, прим. λβ).
24) Феодул. Упоминается под 1588 г. (Сношений с Востоком ч. 1, стр. 185).
25) Иоаким. Был перед 1593 г. (Сношений с Востоком ч. 1, стр. 270 fin.).
26) Гавриил. Упоминается под 1593 г. (Сношений с Востоком ч. 1, стр. 270 fin.), может быть вторично тот же, который выше.
27) Нектарий. Упоминается перед 1604 г., в числе приезжавших в Россию за милостыней (ч. 1, стр. 324 fin.).
28) Порфирий. Был около этого времени, но неизвестно когда именно. Лев Алляций упоминает о нем как о первом из ахридских архиепископов семнадцатого века, принимавших унию с папой (см. De perpetua consensione Fccles. lib. Ill, cap. XI, § VIII, p. 1092).
29) Афанасий. В 1606 г. был в России за милостыней (Сношений с Востоком ч. 1, стр. 303); упоминается еще около 1614 г. (ibid. ч. 2, стр. 129). У Льва Алляция разумеется, вероятно, этот Афанасий в числе архиепископов ахридских, вступавших в унию с папой (De perpetua consensione lib. Ш, cap. XI, § VII, p. 1092).
30) Нектарий. Упоминается около 1616 г. (Сношений с Востоком ч. II, стр., 29); в 1622 г. приезжал в Москву за милостыней (ibid. ч. II, стр. 3). В Illyricum Sacrum (котораго мы не имеем под руками, но извлечения из котораго мы имеем в книжке La Bulgaria chretienne, Paris, 1861, – p. 56) t. VIII, p. 198, упоминается какой-то архиепископ ахридский Нектарий, бывший в 1632 г., неизвестно за чем, в бельгийском городе Антверпене. Вероятно, это есть сей же самый Нектарий, скитавшийся по Европе и может быть пробиравшийся снова в Россию после добровольного или невольного удаления с кафедры.
31) Митрофан. Упоминается под 1623 г.; быв в то время уже низложен с своей кафедры, жил и занимался интригами в Константинополе (см. Захария Мафу в Христ. Чт. 1862 г., ч. 1, стр. 635).
32) Иоасаф. Упоминается под 1628 г. (Сношений с Востоком ч. 2, стр. 51 fin.).
33) Аврамий. Упоминается под 1629 г. (Сношений с Востоком ч. II, стр. 69); в 1634 г. был в Москве за милостыней (ibid. ч. II, стр. 158). У Льва Алляция под именем Аврамия Мезапсы, бывшего прежде митрополитом Новых Патр, вероятно, этот Аврамий разумеется в числе архиепископов ахридских, принимавших унию с папой (De perpetua consensione lib. III, cap. XI, § VII, p. 1092).
34) Харитон. Упоминается под или перед 1643 и под 1644–46 годами (Сношений с Востоком ч. II, стр. 838,851 нач. и 352 fin., ч. III, рук. ля. 523, 544 fin., 553 и 573 об., – в последний раз вместе с константинопольским патриархом Иоанникием II, который вступил на престол в 1648 г.).
35) Мелетий. Упоминается одновременно с Харитоном, быв или его предшественником и потом остававшись без места, или на время восхищавши у него архиепископскую кафедру; после смерти иерусалимского патриарха Феофана (в 1644 году) пытался было занять иерусалимский патриарший престол, но за интриги был казнен великим визирем (Сношений с Востоком ч. II, стр. 343). У Льва Алляция поставлен в числе архиепископов ахридских, вступавших в унию с папой (De perpetua consensione lib. III, cap. XI, § VII, p. 1892).
36) Даниил. Упоминается под 1650 г. в малом, так называемом раскольничьем, проскинитарии Арсения Суханова, – он встречен был последним в Торговище, в Валахии, где жил тогда, может быть уже будучи в отставке, у валашского митрополита (см. Записи о беседах 11 мая и 2 июня; в нашей нового письма рукописи он называется вместо архиепископа епископом и вместо ахридонского архндонским).
37) Дионисий. Приезжал в Москву за милостыней в 1653 г. (Сношений с Востоком ч. 3, л. 711, и ч. 4, л. 1976, – недовольный полученной от царя дачей, подавал челобитную о прибавке, представляя, что он есть не простой епископ, а архиепископ, имеющий под собой 17 епископов; из записей не видно, получил ли он прибавку, но всего ему дано было 60 рублей и кроме того жалованная грамота на приезды за милостыней через каждые четыре года). Умер в Валахии, где жил, вероятно в отставке, перед 1665 годом (ibid. ч. 3, л. 881 об.).
38) Афанасий. В сборнике Illyricum Sacrum, t. VIII, р. 201 (неизвестно нам опять по той же книжке La Bulgarie chretienne, – p. 57, и по книге Пихлера Geschichte d. kirchlich. Trenung zwischen dem Orient und Occident, München, 1864, Bd. I, S. 540), приводится письмо архиепископа ахридского Афанасии к папе Александру VII (1655–1667), в котором архиепископ выражает усердное желание приступить к унии с римской церковью (с предшествующим сей Афанасий не должен быть смешиваем, потому что Лев Алляций, упоминающий о том, писал до 1648 г.). У Lequien’a, II, 300, под безъименным ахридским архиепископом, пришедшим при папе Александре VII в Рим и принявшим унию, разумеется, вероятно, этот именно Афанасий.
39) Феофан. Удалился с престола в 1665 или 1666 г. (Сношений России с Востоком ч. и, рук. л. 1076).
40) Мелетий. Поставлен в преемники Феофану из митрополитов софийских в 1666 г. Через год (в 1667 г.) оставил свой престол, и жил сначала в Молдавии, потом шесть лет в Малороссии; в 1687 г. из Малороссии приезжал в Москву за милостыней (Сношений с Востоком ч. 4, рукоп. л. 1075 об. У Lequien’a, II, 300, вероятно, разумеется сей же Мелетий).
41) Нектарий. Упоминается под 1673 годом (Сношений с Востоком ч. 8, рукоп. л. 986 об.)
42) Григорий. Был перед 1688 г. (см. Σύντομον ἰστορικὴν περιγραφὴν τῆς ἱερᾶς μητροπόλεως Βελεγράδων, митрополита белградского Анфима Алексуди, ἐν Κέρκυρᾳ, 1868, стр. 121 прим., – полагаем, что автор заимствует свои сведения о сем и других перечисляемых им архиепископах из источников надежных, именно из современных, официальных записей).
43) Герман, преемник Григория с 1688 г. (у митроп. Анфима ibid.).
44) Григорий, особый от предшествующаго, бывший в 1691–92 г. (у митр. Анфима ibid.).
45) Игнатий, бывший в продолжение 1693–95 годов (у того же ibid.).
46) Зосима, бывший в 1696 г. (ibid.).
47) Рафаил, бывший в 1699 г. (ibid.).
48) Диоснисий, упоминаемый в 1706–7 г. (Сношений с Востоком ч. 5, рукоп. лл. 126 и 129, – называется тут сначала митрополитом болгарским, потом митрополитом сербским).
49) Зосима, во второй раз, бывший в 1708–9 г. (у митр, Анфима ibid.).
50) Дионисий, бывший перед 1714 г. (у митр. Анфима ibid, cfr у Фабриция в Bibliotheca Graeca, ed. Hamburgi, 1726, t. XIII, p. 483).
51) Филофей, преемник Дионисия с 1714 г. (у митр. Анфима ibid.). За корыстолюбие быв согнан турецким правительством с престола, в конце 1721 г. приехал к нам в Россию; быв назначен св. Синодом на епархию смоленскую (в 1722 г.), и у нас скоро подверг себя нареканиям в том же корыстолюбии и в совершенном нерадении о своих архиерейских обязанностях (Сношений с Востоком ч. 5, л. 190 об. fin., в сочинении г. Чистовича «Феофан Прокопович и его время», Спб., 1868, стр. 98 прим. 2; у Lequien’a II, 300).
52) Иоасаф, упоминаемый под 1718–21 годами (у митр. Анфима ibid, и Lequien’a II, 300).
53) Зосима, упоминаемый перед 1736 г. (см. Neueste Веschreibung deren Griechischen Christen in der Turkey, von Iakob Eisner, Berlin, 1737, S. 100).
54) Иоасаф, бывший в продолжение 1736–43 годов (у митр. Анфима ibid.).
55) Иосиф, бывший в продолжение 1746–51 годов (ibid.).
56) Дионисий, бывший в продолжение 1752–54 годов (ibid.).
57) Иосиф, бывший в 1755 г. (ibid.).
58) Дионисий, бывший в 1756 г. (ibid.).
59) Мефодий, бывший в продолжение 1757–59 годов (ibid.).
60) Кирилл, упоминаемый в декабре 1762 г. и согнанный с престола в непродолжительном после сего времени (см. Гласника VII, 172 и брошюру Τὰ κατὰ τὰςἀρχιεπίσκοπας Aχριδῶν καὶ Πεκί, ἐν Κωνσταντινώπολι, 1869, стр. 16 и 75).
61) Иеремия, преемник Кирилла, бывший недолго перед маем 1763 г. (см. сейчас названную греческую брошюру ibid.).
62) Анания, поставленный в архиепископы патриархом константинопольским в мае 1763 г. (ibid.).
63) Арсений, последний архиепископ. При нем 16 января 1767 г. была уничтожена автокефальная ахридская архиепископия и присоединена к патриархату константинопольскому128.
Мысль об уничтожении ахридской архиепископии не была у константинопольских патриархов мыслью внезапно явившеюся в половине восемнадцатого века. На эту, странным образом изъятую из-под их власти, митрополию их патриаршего округа они смотрели с величайшим неудовольствием с давнего времени. Но пока существовала Византийская империя, ее охраняло от их притязаний то благоговение, которое питали императоры к памяти великого мнимого виновника ее автокефалии – импер. Юстиниана (а также, вероятно, не мало и то обстоятельство, что, усвоив себе самим право назначения архиепископов, и таким образом как бы сами став по отношению в ним их патриархами, императоры не могли иметь охоты расстаться с подобной, льстившей их самолюбию привилегией, cfr патр. иерусал. Досифея в Истории иерусалимских патриархов кн. II, гл. 3 нач., стр. 1163). После взятия Константинополя турками не могло более действовать обаяние имени импер. Юстиниана. Но, во-первых, турки слишком любили status quo, т. е. оставлять дела в том положении, в котором заставали; во-вторых, казне султана, которая получала с архиепископов ахридских подобную же подать, как и с патриархов константинопольских129, конечно, приятнее было получать две подати, чем только одну, и наконец в-третьих – и главное, архиепископы нашли себе, не совсем ожиданным образом, постоянных сильных оберегателей своей автономии между турецкими влиятельными чиновниками. Это именно были местные паши или гражданские правители в областях архиепископии; принимая решительное участие в избрании самого архиепископа и в замещении подведомых ему епископских кафедр, паши имели в этом постоянный источник значительных доходов; а поэтому они и была самыми горячим защитниками перед Портой прав архиепископии130. Патриархи константинопольские могла выиграть дело против сейчас названных своих противников, только когда уже сами приобрели себе сильных ходатаев перед высшим турецким правительством, что случилось не ранее как именно в восемнадцатом веке, когда составлявшие штат их патриарших бояр (светских чиновников) греки фанарские успели навсегда утвердить за собой весьма важную должность великого драгомана Порты и добыть в свои руки княжества – валашское и молдавское и вообще стать в правительстве людьми весьма влиятельными. При усердном содействии этих-то греков фанарских, несмотря на все противодействие пашей, и удалось наконец патриархам константинопольским, именно знаменитому своею ученостью, твердостью своего характера и своими административными и дипломатическими способностями Самуилу I, привести к концу давно желаемое и несколько раз прежде пытанное дело подчинения ахридской архиепископии (а несколько прежде сего, именно в 1766 г., достигнуть того же самого по отношению к сербской патриархии пекской)131.
Мы уже неоднократно говорили выше, что архиепископии ахридская почти с самого перехода своего под власть греков (при импер. Василии Булгаробойце в 1019 г.) до самого конца своего существования была вовсе не болгарскою, а совершенно греческою. Что касается до первых трех с половиною веков ее существования, или времени от падения первого болгарского царства до половины четырнадцатого столетия, то положительно и достоверно известно, что во все это время, за исключением 10 или 15 лет царствования болгарского Асеня II-го (1296–1240 или 1245), архиепископы постоянно были из греков, а не из болгар. Во все это время, за исключением указанного краткого промежутка, архиепископия находилась в государственном отношении под властью не болгар, а постоянно греков; а поэтому, решим превратить ее из болгарской в греческую почти тотчас же после завоевания болгарского царства, они постоянно оставляли ее таковою в во все дальнейшее время своего владения ее территорией. С половины четырнадцатого до двадцатых годов пятнадцатого столетия областью архиепископии ахридской владели сербы, и об архиепископах ахридских за этот промежуток времени мы пока не имеем совершенно никаких сведений. Но что сербы, оставив неприкосновенными прежние права архиепископии (о чем выше), вовсе не думали посягать и на греческий характер состава ее правительственных лиц, это ясно видно из того, что престол ее назывался престолом греческим (см. выше после 13-го архиеп. Николая). Турки при своем завоевания нашли состав правительственных лиц архиепископии (разумеем самого архиепископа и подчиненных ему митрополитов и епископов) чисто греческим, и не думая о каких-нибудь намеренных или не намеренных изменениях, оставили его таким, каким нашли; а поэтому до самого конца ее существования он и оставался тем же греческим. Очень может быть, что в этот последний период времени архиепископы и подведомые им митрополиты и епископы не буквально все до одного постоянно были греки, и что изредка как на первую, так и на последние кафедры восходили болгары (и также сербы). Но, во-первых, эти мелькавшие между десятками греков единицы болгар не могут быть принимаемы в счет, и изменять общего характера дел к лучшему сколько-нибудь прочным образом были не в состоянии; во-вторых, эти единицы болгар во всяком случае могла быть только из болгар еллинофилов, т. е. из болгар отрекшихся и отказавшихся от своей народности, потому что при постоянном решительном преобладании на кафедрах диоцеза архиепископии архиереев-греков могли добиваться от них избрания именно только такие болгары – еллиофилы132.
В период существования под властию турок архиепископия ахридская представляла из себя то же печальное и позорное зрелище непрерывного действия интриг и подкупов и непрестанной смены одних искателей престола другими, какое представляла и доселе отчасти представляет собою патриархия константинопольская133. Если прибавим к этому, что из архиепископов например семнадцатого века целые пятеро известны как люди ходившие торговать своей верой к папе, то довершится непривлекательная картина.
В заключение скажем о самой Ахриде, этом мнимо-дорогом для болгар городе (болгары, как уже замечали мы прежде, произносят не Ахрида, а Охрида; но мы держимся греческого, а не болгарского произношения, потому что для русского органа речи легче первое, а не второе). Ахрида находится на северо-восточном берегу Ахридского озера. Расположенная на двух высоких прибрежных холмах и по скатам этих последних, она имеет чрезвычайно красивое и живописное местоположение; но внутренность ее нисколько ие соответствует ее внешности, – внутри она есть бедный и грязный, хотя и не весьма малолюдный, городишка. Население Ахриды в настоящее время состоит из болгар, валахов, турков и отчасти греков и албанцев; большинство составляют болгары, из которых довольно значительная часть, – около трети, – потурчившиеся магометане; всех жителей в сороковых годах нынешнего столетия было от 8 до 9 тысяч (см. Григоровича Путешествие, стр. 113 sqq, Миллера Albanien, Bumelien und Österreich. – montenegr. Gränzen, Prag., 1814, S. 86 sqq). Епископская и потом архиепископская кафедра в Ахриде была до одиннадцатого века при неизвестного имени церкви, построенной крестителем Болгарии великим князем Борисом (см. пространное греческое житие Климента, епископа белицкого, § XXIII); с половины одиннадцатого века при церкви св. Софии, построенной двумя первыми из греков архиепископами ахридскими Львом и Феодулом (см. выше) и возобновленной в начале четырнадцатого столетия некиим Григорием134 (Григорович ibid. стр. 118; существует и до настоящего времени, но подобно всем соборным христианским храмам превращена турками в мечеть); в половине шестнадцатого века при церкви Благовещения пресв. Богородицы (см. статью Архиепископия первой Юстинианы в Чтен. Общ. Ист. и Древн. 1866 г. кн. 4, стр. 58); в тридцатых и в пятидесятых годах семнадцатого века при церкви Введения Богородицы (Сношений с Востоком ч. 2, стр. 158 и ч. 3, л. 523 об.). В настоящее время кафедра митрополичья находится при церкви Успения Богородице (и св. Климента славянского), построенной в Конце тринадцатого века (Григорович ibid. стр. 115). Всех церквей в Ахриде в настоящее время восемь: Остатков древностей в весьма мало, и между последними, как и естественно, вовсе нет славянских (Григоровича ibid. стр. 20).
Епархии бывших терновской патриархии и ахридской архиепископии после уничтожения той или другой до настоящего времени
При уничтожении терновской патриархии поступлено было так, что при самой кафедре бывшего патриарха был образован, чрез подчинение ей в виде епископий некоторых из бывших ее митрополий, небольшой митрополичий округ, в лице самого митрополита терновского, разумеется, подчиненный патриарху константинопольскому, а прочие находившиеся под ней кафедры, быв подчинены патриарху константинопольскому, были оставлены в прежнем их виде, именно в виде безъепископальных или не имеющих под собой епископских кафедр митрополий135.
Округ митрополита терновского был образован из трех бывших митрополий патриархии терновской, именно из епархий: 1) ловечской (Λόφτζου), 2) преславской и 3) червенской (Τζερβένου) или рущукской136. Из этих, трех, неизвестно когда после начала восемнадцатого века, епископия преславская была возведена в митрополии, а на ее место была открыта в митрополии терновской новая епископия – врацкая137 (Βράτζας, см. Синтагматион Хризанфа, Цахарие Beiträge S. 34, Смита De Graecae Ecclesiae Statu hodierno p. 63, Fabricii Biblioth. graec., ed. Hamb., 1726, XIII, 492, Ралли и Потли V, 514). В недавнее время (после 1864 г., см. списки кафедр в Христ. Чтен. 1865 г. кв. 1 и 1868 г. кн. 1) возведена в митрополии епископия червенская или рущукская.
Из епархий бывшей терновской патриархии оставлены в прежнем виде без епископальных митрополий и продолжали существовать в последующее время епархия: 1) софийская138, 2) дристрская или силистрийская, 3) виддинская139. Кроне помянутой выше епархии врацкой, вновь открыта была в 1761 г., быв отделена от митрополии Софийской, епархия (неизвестно прямо митрополия, или сначала епископия) нишавская. (см. выписку из бумаг константинопольского патриаршего архива в брошюре Τὰ κατὰ τὰς ἀρχιεπισκόπας Ἀχριδῶν καὶ Πεκίου, стр. 26 прим. а́).
В настоящее время в бывшей патриархии терновской находятся архиерейские кафедры:
а) в той ее части, которая постоянно оставалась под ведением терновского патриарха во все время существования патриархии и которая перешла под власть патриарха константинопольского непосредственно после завоевания болгарского царства турками, причем была уничтожена патриархия терновская:
1) митрополия терновская, имеющая под собой епископии: 1) ловечскую (ловчанскую), 2) врацкую (врачанскую),
2) митрополия виддинская,
3) митрополия дристрская или силистрийская,
4) митрополия софийская,
5) митрополия преславская (кафедра в Шумле),
б) митрополия чфрвенская или рущукская,
7) митрополия нишавская (кафедра в Ойроте или Шаркёе на реке Нишаве вверх от г. Ниша);
8) в той части патриархии, которая отошла от болгар к сербам ранее падения болгарского царства и которая перешла под власть патриарха константинопольского в 1766 г., после уничтожения сербской патриархии:
1) митрополия нишская (Νύσσης),
2) митрополия скопийская или ускюбская,
3) митрополия кюстендильская и истибская (Κεστεντηλίου καὶ Στηπίων), открытая в позднейшие неизвестные времена (кафедра кажется не в первом, а во втором городе, cfr Григоровича Путеш. стр. 141).
4) митрополия самоковская, открытая в позднейшие неизвестные времена (город Самоков на верхнем Искере или Искаре на юг от Софии);
5) епархии приморских городов, находившихся в черте постоянных владений болгар, но не постоянно находившихся под их властью, а только по временам переходивших к вин от греков:
1) митрополия месемврийская,
2) митрополия анхиальская,
3) митрополия варнская.
(Сильбернагль в своем Verfassung und gegenwärtiger Веstand sämmtlicher Kirchen des Orients, Landshut, 1866, S. 82, и Neher в своей Kirchliche Geographic und Statistik, Regensburg, 1866, II, 496, говорят о православной греческой архиепископии в Никополе дунайском. Но сколько известно, у болгар не бывало в Никополе кафедры архиерейской и в древнее время, и положительно известно, что ее нет в нем и в настоящее время, см. списки кафедр в первых частях Христ. Чт. за 1868, 1866, 1867, 1868, 1866 и 1868 годы и у Ралли и Потаи V, 613 sqq. Не предполагают ли они в Никополе православную кафедру потому, что в нем была, если только не ошибается Когальничане, Histoire de la Valachie t. 1, р. 456, кафедра латинская?)
Диоцез архиепископии ахридской перед ее уничтожением состоял из митрополий и из подведомых митрополиям епископий. При уничтожении архиепископии произведет была та перемена, что епископии не оставлены по-прежнему в заведывании митрополитов, а быв возведены или в митрополии или в архиепископии, также все подчинены были прямому и непосредственному ведению константинопольского патриарха. Что касается до самой епархии ахридской, то вероятно из опасения, чтобы ее мнтронолиты не стали делать попыток снова восстановит свой автокефальный диоцез, она была совсем закрыта и присоединена к митрополии преспанской.
В настоящее время в пределах бывшей архиепископия ахридской находятся следующие архиерейские кафедры (все до одной митрополии): 1) преспанская и лихнидская (Πρεσπῶν καὶ Λυχνιδῶν; митрополит без титула экзарха, т. е. принадлежащий к низшему разряду митрополитов; кафедра в Архиде),
2) касторийская,
3) пелагонская или битольская,
4) сисанийская и сиатистская (кафедра во втором городе),
5) струмицкая и тивериупольская (надлежало бы струмицкая или тивериупольская, потому что Тивериуполь не особый город, а древнее название Струмицы),
6) белградская или бератская,
7) горская (Γκόρας) и диррахийская (кафедра в Дураццо),
8) воденская,
9) корицкая или горицкая и селасфорская,
10) гревенская,
11) могленская (кафедра митрополита по Аравантиносу, Хроναγραφία τῆς Ἡπείρου II, 110, в деревне Ἀμπορία),
12) дебрьская (кафедра в Кичеве, как сообщал нам А. Ф. Гильфердинг, сам бывший в сем городе),
13) велесская (Βελίσσου) или кюпрюльская.
Нынешние епархии константинопольского патриархата, как принадлежавшие, так и не принадлежавшие к бывшим патриархии терновской и архиепископии ахридской, но – болгарские по своему населению.
Славянские родственные между собой племена, составляющие в настоящее время один болгарский народ, как мы говорили выше (в государственной истории Болгарии), в продолжение V-VII столетий наполнили собой чуть не весь Балканский полуостров. Ими заняты были – вся нынешняя собственно так называемая Болгария, значительнейшая часть Фракии и почти вся Македония (принимая это последнее название в обширнейшем его смысле, т. е. разумея под Македонией всю местность на юг от Болгарии между Фракией и Албанией); потом они расселились в весьма большом числе по нынешним средней и южной Албании, по Фессалии, Ливадии и Морее. Немалая часть этих славян давно перестали быть славянами и, погречившись или превратившись в греков, могут быть теперь узнаваемы только по сохранившимся славянским названиям мест их поселений и по славянизмам и славянским словам в их греческом языке; именно – таковы суть все славяне морейские, ливадские и фессалийские и большинство славян южно-албанских. Но за сим сравнительно наибольшая половина всего числа этих славян, именно славяне трех первых названных выше областей – собственно так называемой Болгарии, Фракии и Македонии, хотя в текущий период турецкого рабства, по устроившимся несчастным для них обстоятельствам, и сами готовы было были отказаться от своей народности (см. ниже), остались и остаются совершенно чистыми славянами до настоящего времени.
Все эти сохранившиеся до настоящего времени славяне называют себя одним общим именем болгар и сознают себя одним и нераздельным болгарским народом. Но далеко не все они постоянно принадлежали своими территориями к составу болгарского государства во времена существования этого последнего. Постоянное болгарское государство составляла нынешняя собственно так называемая Болгария (лежащая между Дунаем и Балканами). Затем, что касается до Македонии, то она довольно долгое время принадлежала к болгарскому государству в первый период его существования (остававшись свободною от ига греческого в продолжение 50 лет долее даже самой собственной Болгарии), и весьма недолгое время во второй; в забалканской Фракии совсем не утверждали своей постоянной власти государи первого царства, и только не очень значительной в ней северной полосой владели государи второго. Все болгары полуострова соединяемы были в одно болгарское государство весьма не на долгое время в правление Иоанна Асеня II.
Точное и подробное обозначение границ болгарских поселений на западе с албанцами и сербами, на востоке и юге с греками и теми же албанцами, пусть читатель смотрит на карте и в приложенном к ней объяснении. Здесь, не вдаваясь в подробности, мы просто перечислим существующие в настоящее время епархии константинопольского патриархата, которые по своему населению или вполне, или отчасти суть болгарские.
Перечисление начнем с запада от Сербии.
Епархия нишская – смешанная, сербо-болгарская.
Епархии – нишавская, виддинская, врацкая, ловецкая, терновская, рущукская, силистрийская и преславская (шуменская) – чисто-болгарские (за исключением того, что во врацкой, ловецкой и силистрийской есть некоторое количество православных влахов или румынов).
На берегу Черного моря епархии варнская и анхиальская – смешанные, болгаро-греческие (а находящаяся между ними епархия месемврийская, ограничивающаяся, вероятно, только береговой, населенной греками, полосой, есть чисто греческая; по крайней мере сами болгары не причисляют ее к своим епархиям, см. официальную записку болгарских депутатов, поданную правительству в 1866 г., в болгарск. газете Время 1866 г. № 37).
Епархия созопольско-агатопольская (приморских городов Созополя и Агатополя, которые по-турецки Сизебол и Ахтебол). Нам неизвестно пространство этой епархии: если она ограничивается только береговой полосой, то есть чисто греческая; если же значительно подается внутрь страны, то смешанная, греко-болгарская.
Епархия визийско-мидийская (городов Визы и Мидии, из которых второй на берегу Черного моря, а первый на запад от второго) – смешанная, болгаро-греческая.
Епархии адрианопольская, литицкая140 и дидимотихская – смешанные, греко-болгарские, причем первая из них есть гораздо более болгарская, чем греческая.
Обширная епархия Филиппопольская – почти-что чисто болгарская; есть в ней небольшое число греков, но сравнительно с общим количеством населения совершенно незначительное.
Епархии драмская, серезская, кассандрийская (на полуострове Кассандре), кампанийская (епископия митрополии солунской, кафедра в Колакии на нижнем Вардаре), – смешанные, болгарогреческие, и две первые из них, вероятно, более болгарские, чем греческие (может быть должна быть причислена к ним же от чисто греческих и епархия южной Фракии ксанфийская, которой кафедра в Енидже, за левым берегом нижнего Карасу).
Епархия касторийская – смешанная, болгаро-греческо-албанская.
Епархии горицкая и дебрьская – смешанные, болгаро-албанские (вторая если не исключительно, то преимущественно албанская. Незначительные болгарские поселение есть в албанских епархиях белградской или бератской и диррахийской).
Епархия рамско-призрфнская (в северовосточной Албании, кафедра в Призрене), если ее округ на юго-восток доходит до верхнего Вардара, есть также епархия не чисто сербская, а сербско-болгарская.
За сим, начиная на востоке от Фракии, епархии меленикская или Мельницкая141, струмицкая, полянинская или полянская142, воденская, могленская, битольская, преспанская и лихнидская или ахридская, велесская, снопийская, кюстендильская, софийская и самоковская суть епархии чисто болгарские.
Ересь богомилов
Об ереси богомилов – первоисточники: Козьмы пресвитера болгарского «Слово на еретики препрение» (рукопп. М. Д. Акад. №№ 160 и 173, -часть, слова, содержащая учение богомилов, напечатана в Akriv’е Сакцинского, кн. IV, 1857 г.), Евфимия Зигабена Паноплии часть 2-я, титло ХХIII, напеч. в Maxima Biblioth. Patrum t. XIX (отдельно титло ХХIII напечатано Гизелером под заглавием: Euthimii Zigadeni narratio de Bogomilis sea Panopliae. tit. 23, Gottingae, 1842 г.), патр. терновского Евфимия житие Илариона меглинского (Волоколамск, рукоп. № 629), патр. константиноп. Каллиста житие Феодосия терновского (напеч. в Чтениях Общ. Ист. и Древн. 1860 г. кн. 1-я); исследования: Christoph. Wolfii Historia Bogomilorum, Vitembergae, 1712 г., Енгельгарда die Bogomilen, в Kirchengeschichtliche Abhandlungen, Erlangen, 1832, §. 151–250, Гильфердинга письма об истории сербов и болгар, выпуск 1-й, стр. 171 sqq, в Полном Собрании сочинений т. 1-й, стр. 226; Петрановича «Богомили, церква босаньска и крьстьяни» у Задру, 1857 г., Франца Рачкого Bogomili и Patareni в загребском Rad’е кн. VI и следующие. К первоисточникам о богомилах прибавь: Анны Камненой Alexias libb. XIV и XV, ed. Paris. рр. 450 – 454, 486 – 495, Никиты Хониата в Thesaurus orthodoxae fidei (остающийся в рукописях) tomus 19 (cfr Фабриция Biblioth. Graec. ed. Hamburg. VI, 427), Константина Арменопула De haeresibus n. 19, в Патрол. Миня t. 150, р. 28, Матфея Властаря Синтагмы гл. 2, у Ралли и Потли VI, 66 (одно и то же с Арменопулом). Указание других греческих источников см. у Мелетия Афинского в Церковной Истории ч. 2, стр. 418, а указание некоторых латинских важных источников в Загребском Rad’е кн. I, стр. 241 sqq. К новым исследованиям прибавь статью свящ. В. Левицкого: «Богомильство, болгарская ересь X-XIV века», напечатанную в 1 части Христ. Чтен. за 1870 г.
В болгарской церкви, почти с самого ее начала и до позднейших недавних времен, постоянно существовала одна еретическая секта, именно – секта богомилов или бабунов.
Ересь богомилов была продолжением и видоизменением ереси армянских павликиан143. Императоры византийские, желал обезопасить северную границу своего государства от вторжений варваров, неоднократно переселяли из Армевии во Фракию (под Филиппопол) отличавшихся особою воинственностию павликиан, чтобы образовать из них пограничную охранную линию (первое известное переселение было при импер. Константине Копрониме, 741–775, см. Амартола по взд. Муральта стр. 648; второе при Иоанне Цимисхии в 970 г., см. Анны Комненой Alexiad.lib. XIV, ed. Venet. р. 356, Зонары lib. XVII, ed. Venet. II, 164, Глнки VI, ed. Bonn. p. 623). От этих-то, поселенных в непосредственном соседстве, еретиков болгары и заразились их лжеучением. Когда ересь начала распространяться именно между болгарами, остается неизвестным. Пресвитер болгарский Козьма (конца десятого века) в своем Слове на богомилов говорит, что «первие нача учити ереси в земле болгарстей» поп Богомил, живший «в лета православного царя Петра» но едва ли она не успела проникнуть в Болгарию еще гораздо ранее. Георгий Амартол в своей Хронографии говорит о павликианах своего времени (первой половины девятого века), что они считали в своем исповедании шесть частных или поместных церквей, именно – τὴν Μακεδόνιαν, ἤτις ἐςίν Κάςρον κολωνίας, Кибоссу и пр. по изд. Муральта стр. 607). Κάςρον κολωνίας есть одно и то же с Колонией или Старией, находящейся на юго-запад от Кастории, в верховьях р. Дешницы (см. выше в епархии касторийской, cfr Pouqueville Voyage de la Grèce t. 1, p. 243), а местность этого города с древнего времени была чисто болгарскою. Равным образом и экзарх болгарский Иоанн, живший при царе Симеоне, уже говорит о пошибеных и скверных манихеях в больгарской земле (см. в четвертом слове его Шестоднева, Горского и Невоструева Описания синодд. рукопп. №54, л. 110; II 1, 9). Впрочем, как бы то ни было; во всяком, случае, согласно с свидетельством пресвитера Козьмы, сейчас помянутого попа Богомила должно считать если не первым вводителем, то решительным распространителем ереси между болгарами. От него ересь получила и свое название (а не от Бог и милуй, как объясняют греческие писатели и как за ними принимают все западные исследователи). Некоторые сказание называют помощником Богомила попа Иеремию, (см, напр. у Горского и Невоструева в Описании синода. рукопп. №322, л. 266, II, 3, 641); но как кажется, вероятнее думать, что Иеремия и Богомил есть одно и то же лицо, т. е. что в скрещении имя ересиархи, было Иеремия, а славянское Богомил144. Исторические сведения о ноне Богомиле ограничиваются тем, что он жил в правление царя Петра (Козьма пресвит.) и что он был священником «в навек на Верзиулове колу» (другие списки «на Верзилове колу», см. Калайдовича в Иоанне экзархе стр. 210, у Горского и Невемструева Описания № 391, л. 333 об., III, 1, стр. 339, – в других списках это говорится о ноне Иеремии, см. Летописи занятий Археогр. Коммиссии, выпуск 1-й, стр. 38). Еретики назывались еще бабу ванн по горному хребту и по р. Бабунам; из которых первый тянется в направлении от севера к югу, на восток от городов Прилепа и Бистоля, а вторая, выходя из сейчас названного хребта, течет в направлении на северо-восток и впадает справа в Вардар немного ниже Велеса или Кюприли (см. вторую карту при 2-м изд. Reise von Belgrad nach Salonik Гана и в тексте S. 172 sqq, также Григоровича Путеш. по Турции стр. 139 fin.), и где вероятно был один из главных центров или притонов секты. В письменных памятниках греческих и славянских еретики называются также манихеями, мессалиянами, евхитами, армянами и павликианами (у Горского и Невоструева в Описании № 155, л. 287 об., II, 2, 280). Некоторые писатели называют их еще фундаитами или фундагиагитами (φουνδαΐται, φουνδαγιάγιται), что производят от средневекового греческого φούνδα – мешок, так как богомилы скитались с мешками, собирая милостыню (у Вольфа Hist. Bogomil, р. 6 sqq).
Учение богомилов, которое по существующим источникам не может быть изложено с надлежащей полнотой и обстоятельностию145, было дуалистическое.
1) Они признавали верховного Бога доброго, Который, по их учению, сотворил невидимый, духовный мир, и отпадшего демона злого, который сотворил видимый, вещественный мир.
2) О падшем демоне они учили, что он есть сын Бога и назывался Сатанаилом, что он есть старший Сына-Слова и превосходнейший Его как первородный; что он был управителем дома и занимал второе место после Отца, быв одеян тем же самым одеянием, но что, глупо возгордившись своим достоинством, помыслил об отпадении и, улучив некоторый случай, соблазнил служебные власти сбросить с себя ярмо служения и восстать против Отца, за что последним низвергнут был с неба (Зигаб. §VI).
3) Низверженный с неба Сатанаил, поскольку не мог поселиться на водах, так как земля была невидима и неустроена, а между тем сохранял еще божественный вид и власть творить, решился сотворить для обитания себе землю. Сотворив землю и всю видимую природу (как рассказывается о том в книге Бытия), он сотворил тело человека; но поскольку не мог вдохнуть душу живу, то послал послов к доброму Отцу просить, чтобы Тот послал дух Свой, и обещал, что Они будут владеть человеком сообща и что из его племени будут пополнены седалища низверженных ангелов (Зигаб. § VI).
4) Скоро раскаявшись в своем обещании, Сатанаил исполнился зависти к человеку и начал творить ему ковы. Он обманул Моисея и, взошед на гору Синай, дал ему закон, чрез который погубил бесчисленные тысячи людей (Зигаб. §§ VII и X). Таким образом, богомилы учили, что Ветхий Завет от лукавого. То же самое они учили о книгах моисеевых и пророческих и вообще о всех книгах ветхого завета, и принимали только Евангелие и Апостол. (Так, по Козьме пресвитеру и по патр. Евфимию; напротив по Зигабену, §§. 1 и XI, богомилы признавали некоторые книги и ветхозаветные, именно Псалтырь и пророков, так что всего принимали семь книг: 1) Псалтырь, 2) пророков, 3–6 четыре Евангелия, 7) Апостол с Апокалипсисом, при чем ссылались на слова Писания: Премудрость созда себе дом и утверди столпов седмь. Может быть это есть разногласие частных богомильских толков, которых по свидетельству Козьмы пресвитера было чрезвычайно много.)
5) Прельщая простых людей, будто веруют в Отца, Сына и Св. Духа, богомилы на самом деле усвояли все эти имена одному Отцу (Зигаб. § II), а о Сыне и Св. Духе учили, что Они, получив бытие от Отца через пять тысяч пятьсот лет от сотворения мира, когда Бог решился искупить человека, по совершении искупления снова разрешились в Отца, Который таким образом снова стал в одном лице (Зигаб. § III).
6) Об искуплении богомилы учили: будучи угнетаемы жестоким господством демонов, люди страшно погибали, так что оставались в части Отца и восходили в чин ангелов весьма немногие, именно из всех ветхозаветных людей только те, которые записаны в родословиях Иисуса Христа у евангелистов Матвея и Луки. Но наконец Отец некогда приметах, что Его проводят и коварно обманывают, что между тем как Он дал лучшую часть человека, Он лишается большей части людей. Посему сжалившись о душе, которую вдунул, Он отрыгнул из сердца Своего, в пять тысяч пятисотом году, Слово, Которое есть Михаил архангел, ибо сказано: наречется велика совета Ангел, и Которое называется Иисусом, поскольку врачует всякую болезнь и всякую язву, и Христом, поскольку помазано было плотью. Слово сошло с небес и воплотилось не действительною плотию, а только привидением, вошед чрез правое ухо Девы и вышед тем же путем; устроив из Своей жизни призрачное зрелище, Оно обмануло Сатанаила, связало его толстою и тяжелою цепью, заключило в тартаре и отняв от его имени ил оставило ему только сатана. Исполнивши Свое служение, Слово возвратилось к Отцу и снова разрешилось во чреве Его, в котором было заключено прежде (Зигаб. § VIII).
7) О крестных страданиях Христовых богомилы учили, что Он распят был не по Своей воле и не за спасение человеческое, но по нужде (Козьма пресвит.); что демоны измыслили крест, чтобы погубить Его (Зигаб. § XV). Посему они называли крест враждой Богу и говорили: «аще кто убиет царева сына древом, может ли то древо любо быти царю, такоже и крест Богу (см. рукопп. Троицкой лавры № 205, л. 427 об., Кормчая гл. 90). На этом основании они не только не почитали изображений креста, но и ругались над ними (и посекали кресты, поставленные на возвышениях, где прежде стояли кумиры, Козьма пресвит. Как примирять этот пункт с предыдущим, не совсем ясно).
8) О новозаветной христианской церкви богомилы учили то же самое, что и о ветхозаветной, т. е. что она не от Христа, а от диавола. Поэтому они отвергали церковь со всем ее учением, со всеми ее таинствами, обрядами и учреждениями (о таинствах они говорили, что в них не благодать Св. Духа, а сила диавола; за иконопочитание они называли православных идолопоклонниками; о мощах святых они говорили, что при них сидят демоны и что эти-то демоны и творят при них кажущиеся чудеса). Считая истинно христианским одно собственное общество, они одним самим себя и называли «Христианами» а православных они называли «ромеями», книжниками и Фарисеями и пр. (Амартол по изд. Муральта стр. 608 нач., патр. Фотий de Manichaeis у Вольфа Hist. Bogomil, р. 8, Зигабен).
9) Богомилы не признавали воскресения тел, и говорили о своих последователях, что они изменяются как бы во сне и без всякого труда скидают это грязное одеяние плоти, и надевают бессмертную и божественную одежду Христову, а тело, которое сняли, разрешается в пепел и прах, и никогда более не восстанет (Зигаб. § XXII).
10) Как мы сказали выше, они признавали только книги новозаветные – четыре Евангелия и Апостол. При этом они толковали Св. Писание по-своему, аллегорически, приспособляя толкования к своему учению и к истории своей секты (образцы толкований у Зигабена § XXVIII sqq).
Так как богомилы весьма не жаловали людей образованных и не принимали их в свое общество (Зигаб. § XLVIII); так как Св. Писание, как мы сейчас сказали, они толковали аллегорически, по своему произволу; так как наконец, по свидетельству пресвитера Козьмы, между последователями секты была необыкновенная страсти к учительству, так что чуть не каждый желал быть учителем; и измышлять что-нибудь новое: то по всему этому заслуживает полной веры свидетельство писателей древних, что учение их было исполнено множества самых нелепых сказок и бредней.
ЧЧто касается до собственной церкви богомилов и их богослужения, то они не имели особых мест для общественного богослужения или храмов. Они говорили, что Вышний живет не в рукотворенных храмах, но небо Его жилище (Зигаб. § XVIII), и называя храмами распутия (Козьма пресвит.), совершали молитву каждый у себя дома146. Называя литургию все общественное богослужение христиан многоглаголанием, они принимали одну молитву «Отче наш» и совершали свои моления – одни по четырежды днем и четырежды ночью (Козьма пресвит.), иные по семи раз днем и до пяти риз ночью, иные по десяти раз – по пятнадцати (Зигаб. § XIX), а также наконец непрестанно томились в молитвах (Козьма пресвитер и патр. Евфимий. Первый не совсем понятным образом, противореча себе, сначала говорит, что они принимали одну молитву «Отче наш», а потом – что «молитвы их прелести тысящи суть». Что кроме «Отче наш» богомилы имели и другие, многие или немногие, молитвы, это дает знать и Зигабен, когда говорит, что при перекрещивании православных, переходивших в их секту, были петы непотребные молитвы, § XVI). Относительно крещения частные общины или толки не сходились между собой, – одни крестили детей и перекрещивали совращавшихся в секту (Амартол по изд. Муральта стр. 610, 14, Зигаб. § XVI); другие более строгие не допускали никакого подобного обряда (Косьма прес., Лаврск. Троицк. Кормчая № 205, л. 367). Не соблюдая и не признавал христианских праздников (Козьма пресввт.), они соблюдали христианские посты, именно они постились в понедельник, среду и пятницу (Зигаб. § XXV). Иерархическое устройство у богомилов состояло в том, что каждая частная община или церковь имела своего учителя, который имел под собой двенадцать учеников, именовавшихся апостолами (Анны Комненой Alexiad. lib. XV, ed. Venet., t. XV, p. 884 и 887, Acta Patriarchal Constantinop. Миклошича). Впрочем, богомилы всех вообще последователей своей секты называли священниками и диаконами (парт. Каллист), и сами себя исповедали и решили не только мужчины, до и женщины (Козьма пресв.).
Нравственное учение богомилов было сурово-аскетического характера.
1) Так как по их мнению не только весь этот видимый мир, но и самое тело человека от диавола, то они ушли бежать из мира (Козьма пресвит.) и наставляли земную задачу человека в том, чтобы побеждать плоть духом посредством подвигов самоумерщвления и самоотрицания; вообще они предписывали своим последователям христианские добродетели не только в том их объеме, который обязателен для каждого христианина, но и в том, который в церкви только добровольно принимают на себя монахи. Так как богомилы учили безженству и все вообще обыкновенно носили монашеское платье (Анны Комненой Alexiad. lib. XV, ed. Venet., p. 384, Зигаб. § ХLIII, и по-монашески воздерживались от мяса и вина, Козьма пресвит.), то секта их может быть представляема как монашеский христианский орден, с нехристианским догматическим учением147.
2) Заповедуя своим последователям все вообще христианские добродетели (Зигаб. § XXVI), богомилы учили особенно нестяжательности и произвольной нищете. Ссылаясь на слова Писания: «не делайте брашно гибнущее, но пребывающее в живот вечный» и «не пецытеся, что ясте или что пиете» и пр., они заповедывали не заботиться о завтрашнем дне, и сами по большей части брали на себя подвиг нищеты, питаясь тем, что ходили из дома в дом и собирали милостыню (при чем нередко были и злоупотребления, именно – что многие, под видом нищеты ничего не делая, упивались и объедались на чужой счет, патр. Каллист, Козьма пресвит., Зигаб. § XXXV и XLIII).
3) Признавая учреждение брака делом диавола, богомилы заповедовали и содержали безбрачие и питали величайшее отвращение к детям, хотя бы происшедшим и от законных супружеств (Козьма пресвит., а некоторые доводили учение о безбрачии до того, что заповедовали обрезывать тайные уды, патр. Каллист, Лавр. Кормчая № 205, л. 397).
Секта богомилов была не только противоцерковная, но и противогосударственная. Вероятно, считая учреждение существующих человеческих обществ делом того же диавола, они, по свидетельству пресвитера Козьмы, учили своих последователей «не повиноваться властям своим, хулили богатых, царей ненавидели, ругалися старейшинам, укоряли боляры, мерзки Богу творили работающих царю и всякому рабу не велели работать господину своему».
Как значительно распространена была в Болгарии ересь богомилов, положительных известий об этом мы не имеем; как кажется, следует думать, что ее последователи были не так многочисленны, как это обыкновенно представляют. Во-первых, ересь была характера строго-аскетического, а к строгому аскетизму (и монашескому безбрачию) наклонны не многие; во-вторых, так как еретики проводили жизнь безбрачную, то их общество пополнялось не путем естественного нарождения, а только путем совращения извне.
Как ересь слишком противоцерковная и даже противогосударственная, богомильство постоянно подлежало строгому государственному запрещению и преследованию (об этом говорит уже Козьма пресв.). Броме того против еретиков по временам предпринимаемы были исключительные церковные и государственные меры, именно – собираемы были церковные соборы и поднимаемы были нарочитые розыскания и казни148. Но так как у еретиков возведено было в догмат самое строгое притворство и запирательство, то все меры не в состоянии были совершенным образом подавить ереси, и она продолжала существовать, как мы сказали, до позднейших недавних времен, именно до половины прошедшего столетия, после чего еретики обращены были отчасти в православие, а главным образом в католичество (см. ниже).
О первых учителях богомильских есть известия, что они предавали свое учение письмени; в одном сказании о книгах истинных и ложных говорится: «творци быша еретическим книгам в болгарьской земли поп еремеи да поп богумил» (Горск. и Невостр. Описания № 322, л. 260 об., II, 3, 641). Но сохранились ли какие-нибудь сочинении богомилов до настоящего времени, решить этот вопрос весьма не легко, потому что между известными в настоящее время апокрифическими сочинениями, не имея прямых указаний, очень трудно отличить бредни богомилов от бредней самих православных.
Монах иерусалимский Афанасий в своем «написании о древе разумном добру и злу» к какому-то Панкови, пишет этому последнему: «а иже то почел еси слово еремея прозвитера еже о древе честнем и о извещении святыя троица, то басни лживыя чел еси» (рукоп. Троиц, лавры № 214, л. 384, в Памятниках Кушелева-Безбородко III, 84, cfr у Калайдовича в Иоанне экзархе статью о книгах истинных и ложных, стр. 210). Может быть это есть известное слово о древе крестном, в котором говорится, что Христос распят на древе, изросшем из главы Адамовой (напечатано в Памятниках отреченной русской литературы Тихонравова, т. I, стр. 305 sqq, efr ibid. стр. 17 и в Памятниках старинной русской литературы гр. Кушелева-Безбородко, выпуск 3, стр. 7 sqq).
Так как богомилы отличались особенною ненавистью к браку и к женщинам, то с некоторою вероятностью можно приписывать им если не все, то некоторые из слов о злых женах.
Так как богомилы восставали против винопития, то с вероятностью можно усвоят им сказание о происхождении винокурения от беса (напечатано в Памятниках Кушелева-Безбородко, вып. 1, стр. 137), а также сказание будто древо познания добра и зла было виноградное дерево и будто Адам и Евва упились соком его (рукоп. Троицкой лавры № 214, л. 381 обор., у Кулешова-Безбородко III, 84).
Из апокрифических сказаний, напечатанных к Памятниках Тихонравова и Кушелева-Безбородко, с вероятностью можно усвоят богомилам149: 1) «слово святых апостол Петра и Андрея, Матфея и Руфа и Александра» о проповеди названных апостолов у человекоядцев, потому что в нем говорится о разлучении мужей от жен и о ненависти к женскому полу (в основе своей слово, вероятно, греческое, но или переделано, иди интерполировано богомолами, у Тихонравова, вып. 2, см. стр·8 и 9); 2) «слово о Иисусе Христе Господе нашем» или «о прении Господни со диаволом» в пустыне, потому что в нем подозрительно говорится об измышлении демонами креста Спасителю (cfr выше в догматич. учении § 6, у Тихонравова II, 282, у Кушелева-Безбородко II, 86).
Известная притча «ют болгарских книг» о человеке, хотевшем убежать от старости и смерти (Горек, и Невостр. Описания № 230, л. 52, II, 3, 58), с некоторою вероятностию, также может быть считаема богомильскою.
Павликиане, продолжателями которых были богомилы, кроме известных 14-ти посланий ап. Павла, имели у себя еще какое-то послание его к лаодикийцам (см. Herzog’a Real-Encyklopedie für Theologie под словом: Paulicianer, t. XI, S. 229 нач.). Не принимали ли этого послания и богомилы, и не есть ли оно то таинственное Лаодикийское послание, которое переведено на славянский язык дьяком Федором Курицыным (М. Д. Акая. № 103, л. 109) и которое напечатано Востоковым в Описании Румянцевского Музеума (таблицы к стр. 5)?
Древняя болгарская письменность
После крещения народа необходимо было озаботиться об его просвещении, т. е. о переводе с греческого языка на славянский христианских вероучительных и просто учительных книг.
Что было сделано в этом отношении при самом крестителе болгар – Борисе, остается неизвестным. Но со второго его сына и преемника Симеона самым усердным образом приступлено было к выполнению сейчас помянутой задачи.
По свидетельству одного, почти непосредственного современника, Симеон был воспитан при византийском дворе и получил отличное, по тогдашнему времени, греческое образование150. Судя по тому, что в переводах, совершенных по его поручению, проглядывает не случайность преднамеренные система и выбор, можно думать, что, не ограничиваясь простыми переводами книг, он думал ввести в Болгарии настоящее греческое образование, и таким образом, если бы после его смерти не настали для Болгарии несчаствые времена, то ей может быть действительно суждено было бы стать преемницею и продолжательницею византийского образования, чего, как известно, не случилось ни с одною из славянских православных земель. Бак бы ни было, Симеон, во-первых, сам, несмотря на свои непрестанные войны с греками, находил время, чтобы трудиться над переводом с греческого, во-вторых – он собрал вокруг себя кружок способных и просвещенных людей и поручал каждому из них те или другие работы, так что, по свидетельству одного из них, исполнил книгами своя полаты (Калайд. Иоанн экзарх стр. 102, предисл. к Святославову Изборнику).
Бак труд самого Симеона – известен «Златоструй»151 или перевод 135 избранных слов Иоанна Златоустого (в Императорской Публичной библиотеке есть пергаменный список Златоструя двенадцатого в., Палаузова Век болгарского царя Симеона стр. 84, прим. 77, в библиотеке М. Д. Академии есть пергаменный список Златоструя, писанный в Киево-печерской лавре в 6982 году; что слов 135, а не 136, см. Палаузова ibid, примеч. 77).
Другие деятели после самого Симеона известны:
1) Константин, сначала пресвитер, потом епископ неизвестной кафедры в Болгарии, ученик первоучителя Мефодия, и след. пришедший в Болгарию из Моравии. В 894 г., по убеждению етерых верных человек, он составил поучения на все воскресные дни года (числом 51), выбрав их главным образом из Иоанна Златоустого, а отчасти из Кирилла Александрийского и Исидора Пелусиота, приделав к большей части из них свои краткие вступления и заключения (и одно поучение, 12-е, на текст из Луки XVII, 12,о десяти прокаженных, сполна, составив сам, Горского и Невоструева Описания № 163,11,2, 109 sqq). Перед 907 г. или в этом году, по поручению князя Симеона, он перевел четыре слова Афанасия Александрийского против ариан (ibid. № 111, ΙΙ, 2, 32 sqq).152
2) Иоанн, пресвитер и экзарх болгарский153, знаменитый своею жизнью и деятельностью, так что на них указывали как на пример подражания для пастырей писатели последующих поколений (Козьма, пресвит, болгарок.) Ему принадлежат: 1) Шестоднев или шесть слов о творении мира, которые он составил для князя Симеона отчасти сам, отчасти на основании Василия Великого и Севериана Гевальского (Горского и Невоструева Описания № 54, II, 1, стр. 1; составил в то время, когда Симеон был не князем, а уже царем, см. конец 6-го слова, рукоп. id. л. 250 sqq, Калайдовича Иоанн экзарх болгарский, Москва, 1824); 2) перевод избранных глав (48-ми изо 160) из книги «о правой вере» или из догматического богословия Иоанна Дамаскина, который он совершил по настояниям черноризца Дукса (у Калайд. Иоан, экз. стр. 129, Горского и Невоструева ibid. №155, II, 1, 288). 3) Иоанн экзарх принадлежит к числу церковных проповедников; в настоящее время известны его четыре церковныя слова (на Преображение, Волокол. рукоп. № 432, л. 94, на Вознесение, ibid. № 431, л. 276, на Благовещение Иоакима и Анны, ibid. № 432, л. 161, о погребающихся в церквах, в Макарьевской Минее под 16 января, -первое слово напечатано в Чтец. Общ. Ист. и Древн. 1848 г., № 7, второе у Калайд. в Иоан. экз. стр. 174. В рукописях приписывается еще Иоанну экзарху перевод Грамматики и Диалектики Иоанна Дамаскина, но по исследованию гг. Горского и Невоструева, ни тот, ни другой не могут быть ему усвояемы, а Грамматика должна быть считаема не принадлежащею и Иоанну Дамаскину, ibid. стр. 311 sqq).
3) Черноризец Тудор или Феодор Доксов, который в 907 г. переписал Константинов перевод слов Афанасия александрийского (Горского и Невостр. Описания № 111, II, 2, 32 fin.), по всей вероятности, есть одно и то же лицо с нашим черноризцем Дуксом. Предположение, будто под этим Дуксом или Доксовым скрывается сам Борис-Михаил, нам представляется не имеющим никакого основания (о р. Тыче, на устьи которой писал Тудор Доксов, см. у Палаузова в книге Век болгарского царя Симеона, стр. 110, прим. 122).
4) Григорий, «пресвитер, мних всех церковник болгарских церквей»154, переведший по приказанию князя Симеона Хронограф Иоанна Малалы в греческом подлиннике, обнимающий время от сотворения мира до импер. Юстиниана и дополненный в переводе: 1) Палеей или историей ветхого завета, 2) Александрией или баснословным сказанием об Александре македонском (см. о нем кн. Оболенского или В. У идольского предисловие к летописцу Переяславля суздальского во Временнике Общ. Ист. и Древн., кв. IX, стр. VIII sqq, Калайд. Иоан, экзарх стр. 15).
5) Черноризец Храбр, живший в то время, когда еще живы были некоторые люди, лично знавшие первоучителей Константина и Мефодия, и след. в последних годах девятого или в начале десятого века, и написавший: 1) сказание о славянских «письменех», в котором сообщает, кто и для кого изобрел славянскую азбуку и совершил перевод, и в котором защищает этот последний от нареканий недоброжелателей, нет сомнения – греков; 2) некоторые другие сочинения, которые пока остаются неизвестными (предполагаем другие сочинения на том основании, что Храбр говорит: «суть же и ини ответи, яже инде речем», у Калайд. Критический разбор сказания о письменех И. И. Срезневского в Журн. Мин. Нар. Просв. 1848 г., № 7, см. также Калайдовича в Иоанне экзархе 189 стр., у Бодянского О времени происхождения славянских племен стр. 51 и примеч.).
6) Козьма, пресвитер болгарский, живший одновременно с мнихом Храбром (после царя Петра, но до разрушения болгарского царства греками в 1019 г. и когда еще живы были многие звавшие Иоанна экзарха) и написавший «Слово на еретики препрение», в котором излагает и обличает лжеучение богомилов (рукопп. М. Д. Академия №№ 160 и 173, Arkiv’а Сакцинского кн. IV, Горского и Невоструева Описания № 188, II, 2, 512).
7) Климент, епископ словенский или, по надписанию его пространного греческого жития, белицкий (но не велицкий), неизвестно бывший епископом в Болгарии или в какой-нибудь из областей империи греческой, заселенной славянами, обыкновенно считаемый учеником Константина и Мефодия, но едва ли таковым бывший, хотя вероятно и живший около времен Симеона. Если верить пространному греческому житию, то Климент писал: 1) похвальные слова на все праздники в году; 2) жития многих пророков и апостолов; 3) жития и подвиги мучеников (по изд. Менщикова и Шевырева §22). Климент известен как церковный проповедник, именно от него сохранилось 12-ть церковных поучений на разные случаи (см. письмо Ундольского к Бодянскому в Чт. Общ. Ист. и Древн. 1848 г., №7 и Палау зова Век болгарского царя Симеона стр. 80).
По приказанию князя Симеона переведен был неизвестным лицом знаменитый Изборник Святославов, сохранившийся в рукописи 1073 года и содержащий «сбор от многих отец вкратце сложен, на память и на готов ответ», содержащий многочисленные выписки из творений святых отцов и представляющий как бы справочную энциклопедическую книгу не только но богословию, но и по всем отраслям тогдашнего знания (Горского и Невоструева Описания № 161, II, 2, 365, Шевырева Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь, Москва, 1850, ч. 2, стр. 30 sqq).
После Симеона, несмотря на постигшие Болгарию несчастные времена, дело перевода учительных книг совершаемо было с таким же усердием, как и при нем, хотя имена дальнейших тружеников и остаются неизвестными. В продолжение десятого-двенадцатого столетий (когда на помощь болгарам явились сербы) в Болгарии неизвестными в настоящее время лицами переведены были творения отцов и вообще учительные книги: 1) огласительные поучения Кирилла иерусалимского (у Горского и Невоструева № 114, Описания Румянц. Муз. Востокова стр. 244, Григоровича Статьи, касающиеся древнего славянского языка, Казань, 1852 г. стр. 77); 2) некоторые из слов Григория Богослова (есть список одиннадцатого в., содержащий 13 поучений Григория Богослова, см. Ученых Записок 2 Отд. Акад. Наук кн. 2, выпуск 2, 1856, стр. 75 и у Горек, и Невостр. № 117); 3) слова Ефрема Сирина155 (их любил читать Аврамий смоленский, см. житие в Правосл. Собеседнике 1858 г., сентябрь, стр. 142 и в Истории русской церкви Макария, III, 182 и прим. 273); 4) Беседы Иоанна Златоустаго к антиохийскому народу (андриатис, у Горск. и Невостр. № 125) и другие 19-ть слов в Codex’е Suprasliensis, ed. Miklosich.; 5) поучения Феодора Студита (Макария История русской церкви 11, 83 и 166); 6) пандекты или поучительные слова (числом 130) инока Антиоха (у Горского и Невоструева № 153); 7) Лествица Иоанна Лествичника (ibid. № 141, Востокова Румянц. Муз. стр. 253); 8) толкование на Псалтырь, приписываемое в славянских рукописях Афанасию александрийскому (у Горек, и Невостр. № 64, Восток. Румянц. Муз. стр. 469); 9) толкование на Псалтырь Феодорита кирского (Григоровича Статьи, касающиеся и пр. стр. 75 и Востокова стр. 469); 10) сводное толкование на 16 пророков неизвестного, списанное в 1047 г. попом Упирем Лихим (у Горек, и Невостр. № 78 sqq); 11) толкование неизвестного на послания апостола Павла (у Горек, и Невоструева № 95); 12) толкование на Апокалипсис Андрея кесарийского (у Горск. и Невостр. № 105); 13) пролог156 или краткие жития святых (Макария Истории русской церкви III, 176, Ипатьевской Летоп. стр. 223); 14) неизвестно многие или не многие жития и мучения святых пространные (см. Несторово житие Бориса и Глеба, изданное по Сильвестровскому списку Срезневским, Спб., 1860 г., col. 7, cfr Григоровича Статьи, касающиеся и пр. стр. 73 и Ипатьевской Летоп. стр. 223, а в Codex’е Suprasliensis содержатся жития святых за целый месяц март); 15) Палея или священная история ветхого завета (см. предисловие к Переяславск. летописцу во Временнике Общ. Ист. и Древн. кн. 9, стр. IX и Сухомлинова о Летописи стр. 54); 16) Хронограф Георгия Амартола (Сухомлинова ibid. стр. 86 и Чтений Общ. Ист. и Древн. № 4, смесь, стр. 73. Есть сборник, написанный для кн. Святослава. в 1076 г., но что в нем содержится, пока подробно никем не описано, см. Кеппена Список Русских Памятников стр. 29 и Макария Истории русской церкви II, 168. Некоторые считают древним перевод Слова о последних временех Мефодия Патарского (напеч. у Тихонр. в Памятниках II, 213) на том основании, что им пользовался наш древний летописец (Макар, ibid. II, 169); но кем и когда внесена выписка из Мефодия в Летопись (Полн. Собр. 1, 107), это еще составляет вопрос. Некоторые относят к девятому веку перевод Бесед на Евангелия Григория Двоеслова (Макар, ibid. II, 167, но сличи у Горского и Невоструева № 119).
О древней болгарской письменности сравнивай: И. И. Срезневского Древние памятники письма и языка юго-западных славян, Спб., 1865, его же Древние глаголические памятники сравнительно с памятниками кириллицы, Спб., 1866, его же и других статьи в Извест. Акад. Наук т. I, стр. 82 sqq и т. X, стр. 2 sqq, Григоровича Статьи, касающиеся древняго славянского языка, Казань, 1852, Шафарика Разцвет славянской письменности в Чтен. Общ. Ист. и Древн. 1868 г., кн. 7, Филарета Обэор русской духовной литературы ч. 1-я, Палаузова Век болгарского царя Симеона, Спб., 1852, Макария Истории русской церкви II, 166 fin. sqq.
Из средневековых болгарских писателей нам известны пока только весьма немногие, именно:
1) Монах и пресвитер Дионисий, ученик Феодосия терновского, жившего в половине четырнадцатого века. О нем говорится в житии Феодосия, что он многи книги преложи с греческого языка на славянский (в Чтен. Общ. Ист. и Древн. 1860 г., кн. I, л. 5). Какие это именно книги, пока остается неизвестным.
2) Иоасаф, митрополит виддинский или бдинский, поставленный в 1392 г. (см. Acta Patriarchat. Constantinop. Миклошича t. II, р. 161). Он написал похвальное слово Филофее терновской, мощи которой на другой год по взятии турками Тернова перенесены были из Тернова в Виддин (новый список слова с одной рук. Рыльского монастыря у А. Ф. Гильфердинга).
3) Евфимий, последний патриарх болгарский. Он принадлежит к числу наиболее плодовитых болгарских писателей и вместе с тем к числу наиболее замечательных болгарских пастырей. В настоящее время известны его сочинения: а) церковные слова: 1) похвальное царям Константину и Елене (рукопп. Троицкой лавры № 199, л. 310 об., №№ 712, л. 415 в № 734, л. 174), 2) на Введение во храм Пресв. Богородицы (ibid. № 669, л. 304 и № 670, д. 523), 3) три похвальные слова Св. неделе (Григоровича Путеш. стр. 188 нач.); б) жития в повести: 1) житие Параскевы терновской (ibid. № 630, л. 366), 2) житие Филофеи терновской (ibid· № 754, л. 291 об. и .№ 676, л. 745), 3) житие Иоанна рыльского (попечатано в Гласнике кв. XXII), 4) житие Феодосия терновского (Известий Акад. Наук VII, 155, Григоровича Путеш. стр. 188), 5) повесть об обновлении храма Воскресения (иерусалимск., Троицкой лавры № 664, л. 201 и № 665); в) послания: 1) к Киприану монаху, жившему в св. горе Афонской (ibid. № 748, л. 445 и № 762, л. 207 об.),
2) к Никодиму священноиноку, иже в Тисмене (в Валахии, новый список послания с одной рукоп. Рыльского монастыря у А. Ф. Гильфердинга), 3) к митрополиту угровлахийскому Анфиму (ibid), 4) в трех рукописях Венской Императорской библиотеки есть Ἐπιςολὴ Εὐθυμίου μοναχοῦ τῆς Περιβλέπτου μονῆς ςαλεῖσα ἀπὸ Κωνςαντινουπόλεως καὶ τῆς εἰρημένης μονῆς πρὸς τὴν αὐτοῦ πατρίδα, ςηλιτεύουσα τὰς αἰρέσεις τῶν ἀθεωτάτων καὶ ἀσεβῶν πλανώντων τε φουνδαγιαγιτῶν ἤτοι Βογομίλων καὶ Μασσαλιανῶν и пр. (Ламбеция lib. У, cod. ССХIII, CCXLVII в CCXLVIII, p. 85 и 284). Ламбеций и Фабриций (Bibliotb. Graec., ed. Harles, VIII, 341 нач.) считают это послание принадлежащим Евфимию Зигабену; но едва ли не вероятнее, что оно принадлежит именно нашему Евфимию и было послано им из Константинополя (о чем см. выше) в Болгарию по тому поводу, что не задолго перед его отбытием из Болгарии в Грецию, по инициативе его учителя Феодосия, царем Иоанном-Александром предпринято было истребление в Болгарии богомильской ереси (см. выше и житие Феодосия терновского в Чтен. Общ. Ист. и Древн. 1869 г., кн. 1, л. 8). Патр. Евфимий в некотором смысле может быть назван болгарским патриархом Никоном, потому что он сделал в Болгарии то, что в России было сделано Никоном, именно – предпринял и совершил исправление оказавшихся к его времени неисправными церковно-богослужебных книг.
Григорий Цамблак, выражаясь не совсем вразумительно и не совсем обстоятельно, говорит: «заеже книгам болгарским многими леты старейшим и от самых начал крещения языка оного суших (sic), но и великого в святых сего святыя учивша книги и даже до дний наших достигшаго (sic), вем и сие аз и несть инако, но первий преводителей ли заеже ельлиньского языка же и учения не в конец видети (ведети) или своего языка дебелости служити, яже (sic) издаша книги несложны в речех явишася и разумений греческих писаний несогласны, доблестном (дебельством) же связаны и негладки к течению глаголному, и от еже именоватися благочестивых книги верное имеху, мног же вред в них крыешеся, истинным догматом спротивление, тем же и многи ереси от сих произыдоша, яже вся древня втории съи законодавец (т. е. Евфимий) упразднив, якоже некия бо писанныя скрижали с высоты умныя гории сшед и рукама нося, имиже и трудися церкви предаст скровище воистину небесное, вся нова, вся честна, евангелию согласна, непоколебима в крепости догматом, яко жива вода благочестивым душам, яко нож еретическим языком, яко огнь, тех лицем и вопияше с Павлом: древняя мимоидоша, и се быша вся нова, коликим похвалам се достойно, рци ми» и пр. (Похвальное слово Евфимию, Толстовск. рукоп. отд. II, № 205, л. 266.
В одной сербской Триоди, написанной в 1374 г., говорится, что она, заключая в себе «все на редоу, и сь тииикомь и сь охтаихомь», списана с «извода нового воугарскаго езыка» (Ученые Записки II Отд. Акад. Наук кн. II, вып. 2, стр. 102), при чем под изводом новым, по всей вероятности, разумеется именно извод Евфимиев.
Константин костенчьский (родом не серб, а болгарин из округа терновского) говорит в своей «книге о правопису», что «в терновских странах письмена погибла было, но царь и патриарх (именно – Евфимий), просветише», называет Евфимия «великим художником словенскыих писмен», утверждает, что он составил какое-то «утверждение письмен», и сообщает о себе, что свою науку о правописании заимствовал от некоего Андроника, который был учеником Евфимия, см. Загребский сборник Starine, кн. 1-я, – выписки из книги, которой мы еще пока не имеем» под руками, сообщены нам г. Дриновым, cfr «словеса вькратце избранна от книги Константина Философа костенчьского» у Григоровича в Статьях, касающихся древнего славянского языка, где он говорит о терновских добрых изводах славянских книг, стр. 37 и 38. Из трудов Евфимия, относящихся к богослужебным книгам, известен наконец перевод с греческого языка на славянский литургии ап. Иакова (рукоп. Моск. Дух. Ак. № 168). Иеромонах и проигумен хилендарский Паисий, составивший около половины прошедшего столетия историю болгарского народа, не знаем – справедливо ли, утверждает, что он между прочим пользовался каким-то летописцем терновским и какими-то историческими сочинениями патр. Евфимия (история в рукописи, в частных руках, – она та самая, о которой извещал г. Гидьфердинг, Голоса 1869 г. № 69). Служебник «кир Евфимия патр. терновского» напечатан в Гласнике кн. XXV, стр. 289 sqq. В одном списке статьи о книгах истинных и ложных неизвестный составитель статьи говорит: «ни мирскых составленных псалмов глаголати в церкви, ни не исправленых книг чести: но токмо исправленыя Ветхого Завета и Нового Завета» у Калайд. в Иоан. экз. стр. 208. Говорит это не Евфимий ли, исправивший Ветхий и Новый Завет?)
4) Владислав, по прозванию грамматик, что значит книжный образованный человек, бывший сначала дьяком, а потом монахом монастыря Богородицы в подкрылии Черныя горы в пределе жеглиновецком, живший во второй половине пятнадцатого века (Григоровича Путеш. стр. 188). Он приписал к житию Иоанна рыльского, составленному патр. Евфимием, «слово о обновлении монастыря Рыльского и како паки принесен бысть (Св. Иоанн) из Тернова в тот же монастырь» (напечатано в Гласнике кн. XXII).
5) Монах Феодосий. Он написал житие болгарского Святого Петра коришского (новый список взятый из одной рукописи Рыльского монастыря у А. Ф. Гильфердинга).
6) В библиотеке Ундольского, № 231, л. 236 есть житие Антония Великого, написанное Афанасием александрийским, на конце которого (л. 309 об.) не назвавший себя по имени переводчик говорит, что житие это, а также житие Петрова ученика Панкратия, переведены на славянский язык по поручению «строителя церковного Иоанна, господина архиепископа болгарския земля, яко несущим преложеным ни коли же пред нами». Под архиепископом Иоанном, вероятно, должен быть разумеем Иоанн, поставленный, в 1019 г. (о котором выше стр. 40).
7) Афанасий, монах иерусалимский, неизвестно когда живший. Он написал: 1) слово о древе разумнем добру и злу, которое адресовано к какому-то Панкови и в котором доказывается, что древо познания добра и зла не было виноградное дерево, как учил Панка, и опровергаются другие заблуждения этого последнего (напечатано А. Л-м в № 3-м Московских Епархиальных Ведомостей за 1871 г.); 2) слово о наузех и о стрелце громней (Царск. № 213, л. 164 и № 214, гл. 95). 3) Вероятно, ему же принадлежат небольшие статьи: а) о кресте, иже на земли и на леду пишут, б) о кресте Христове (о подножии Христове, иже на кресте), потому что в рукописях они, обыкновенно, помещаются между двумя названными выше сочинениями Афанасия (Царск. № 214, л. 610, Лаврск. Троицк. Кормч. № 205, л. 434 об.). Что Афанасий был не грек, а болгарин, это ясно из того, что он знал и читал сочинения еретика попа Богомила, которые, конечно, не были переведены на греческий язык.
8) Григорий, епископ Пелагонии (Битоля) и Прилепа Григорович в Очерке путешествия по Европейской Турции, стр. 188, не совсем обстоятельно сообщает, что в монастыре Трескавце, близь Прилепа, он между прочим нашел «Григория, епископа Пелагонии и Прилепа, перевод из Метафраста».
9) Паисий, иеромонах хилендарский, половины XVIII века. Он написал историю болгарского государства, которая по списку Румянцевского Музея, № 1022, принадлежавшему прежде Ю. Венелину и списанному для последнего А. Априловым в 1836 году, надписывается: «История славено-болгарская о народех и царех и святых болгарских и о всех деяния и бытия Болгарского народа. Собрано и нарежденно Пайсием некоторым иеромонахом хилендарском, еще же и от других повествователны достоверных на ползу роду Болгарскому157, в лето 1762-е». В вариантах из других списков, которые сделаны Априловым и приложены к нашему списку, говорится о Паисии, что он был родом из епархии самоковской и был младший брат тогдашнего игумена хилендарского Лаврентия. В послесловии писца история называется Царственником. Произведение Паисия содержится на 52 листах нового письма, и будучи замечательно как первый известный опыт в своем роде, почти не имеет никакого значения научного, потому что страдает совершенным отсутствием критики и наполнено баснословием. Люди, имевшие возможность сличать несколько списков истории, уверяли нас, что списки, вследствие позднейших поправок, значительно между собою расходятся.
Так называемый болгарский церковный вопрос и вообще духовное возрождение болгарского народа
Мы говорили выше, что при покорении болгарского царства турками грекам удалось уничтожить независимый болгарский (терновский) патриархат и подчинить болгар бывшего царства непосредственной власти константинопольского патриарха.
Эта утрата своего собственного отдельного патриарха была величайшим несчастием для болгарского народа. Чтобы какой бы то ни было народ не рассыпался в простое случайное собрание людей, говорящих одним языком; чтобы он сознавал себя единым и живым целым или вообще народом – для этого необходимо, чтобы он имел для себя один общий центр, к которому бы притягивался и вокруг которого бы объединял себя, чтобы он имел одно общее знамя, под которым бы мог сознавать себя единым народом.
Утратив царство, но не утратив патриаршества, болгары сознавали бы и сохраняли бы себя единым народом под своим общенародным верховным пастырем; утратив вместе с царством и патриаршество, они остались без всякого связующего и объединяющего центра. Таким образом, с этой совершенной потерей средоточных пунктов и внешних символов единства, должно было исчезнуть их внутреннее сознание, и болгары не только в чужом, но и в своем собственном представления весьма на долгие времена перестали существовать как целый и единый народ, и превратились в ничем не связанных между собой просто жителей известных турецких провинций и известных греческих епархий, в разрозненные толпы и единицы, сознающие свою принадлежность только к известным селам и городам, ноне имеющих сознания ни о каком высшем и сколько-нибудь внутреннем единстве... Несравненно счастливее болгар были их участники по бедствиям рабства – их братья сербы. С потерей царства, сербам удалось сохранить свое патриаршество, в собранные вокруг этого, оставшегося им народного представителя, они ни на минуту не теряли, как то случилось с болгарами, живого сознания своей народности, и чтобы стряхнуть чужеземное иго, им не нужно было наперед еще трудиться над воссозданием из самих себя имевшего бороться с игом цельного народа.
Человек, утративший сознание своей собственной народности или переставший сознавать себя живою частью своего собственного исчезнувшего целого, неизбежно стремится пристать к какому-нибудь другому народу, потому что он не может оставаться межеумком или ни тем ни сем, и необходимо должен иметь это целое, которого бы он мог сознавать себя частью. Так это и было с несчастными болгарами. Перестав существовать как народ болгарский, они волей-неволей должны были устремиться к действительному слитию с тем или другим народом, к которому были внешним образом приписаны, т.е. с этими успевшими получить их в полную добычу себе греками. И вот история болгарского народа со времени падения болгарского царства и болгарского патриархата, или вообще со времени ига турецкого, представляет собой не что иное как грустную историю ревностных усилий так называемой передовой или высшей части этого народа (той части, что в более просвещенных странах называются интеллигенциальною) стрясти с себя ставшую пустым словом национальность болгарскую и приобрести реальную национальность греческую, или иначе, переродить себя из болгар в греков (само собою разумеется, что при этих своих стараниях о духовном самоубийстве болгары заслуживают не обвинений и укоризн, а глубочайшего сожаления, так как это отступничество от своей народности было единственным и необходимым для них исходом).
Мы не можем сказать – быстро или медленно шло это несчастное перерождение, но к началу реакции или к тридцатым годам настоящего столетия оно было совершенно полное. К этому времени в той части болгарского народа, для которой существует вопрос о национальности, именно – в части его городской, на всем протяжении Балканского полуострова не оставалось буквально ни одного болгарина, который бы хотел сознавать и признавать себя за болгарина, а не за еллина, и который бы хотел говорить (и молиться) своим родным языком, а не греческим. Как всегда бывает с несчастными отступниками от своей народности, эти мнимые и самозванные еллины хотели относиться ко всему болгарскому и славянскому даже гораздо с большими ненавистью и презрением, чем относятся к нему настоящие еллины или греки.
Таким образом к тридцатым годам настоящего столетия народность болгарская как бы совсем погибла в болгарском народе; она оставалась целой и неотрицаемой единственно в том сельском или деревенском его населении, для которого вовсе не существует вопроса о национальности, а только вопрос о насущном хлебе (и которому у всех народов суждено быть бессознательным, но тем не менее самым надежным и верным хранителем своей национальности). Каким образом случилось пробуждение болгар от их глубочайшего национального усыпления? Первые попытки напомнить им об их народности и их родном языке начинаются с первых годов настоящего столетия; они идут от некоторых отдельных лиц между самими болгарами, живших вне своего отечества, в которых мысль о своей народности, нет сомнения, была пробуждаема зрелищем чужих, исполненных жизни или начинавших воскресать к ней, народностей. Эти попытки, идя оттуда же, несколько усиливаются в двадцатых годах. Но все они были слишком незначительны и оставались совершенно бесплодными и бессильными. Действительным и почти внезапным пробуждением своим болгары обязаны призывному голосу пророка, посланного к ним со стороны, это именно голосу долженствующего быть вечно незабвенным для них Юрия Венелина.
Болгары не хотели быть болгарами и всеми силами стремились переродиться в греков потому, что считали безвозвратно погибшею свою народность и что таким образом хотели избавиться от жалкой роли существовать в виде обломков целого, которое давно навсегда исчезло. Чтобы снова возвратить их к самим себе и пробудить в них желание остаться болгарами, нужно было вызвать в их памяти их славное прошедшее, и на основании этого прошедшего создать им веру в свое будущее, т. е. веру, что они, жалкие membra disjuncta не существующего целого в своем настоящем, имеют в своем будущем – возродиться в тот цельный и не совсем ничтожный народ, которым они были при своих царях Симеоне и Асене. Это и сделал Юрий Венелин в своем исследовании «Древние и нынешние болгаре» (напечатанном в 1829 г.) и в других своих сочинениях, посвященных болгарскому народу. Исполненный страстного одушевления, его призывной голос наконец действительно имел силу пробудить несчастных, погибавших для самих себя, людей. Раздавшись столько же неожиданно, как оглушающий удар грома при ясном и безоблачном небе, сначала он произвел между болгарами одно величайшее смущение и недоумение: «какие тут Болгария и болгары, когда ничего этого нет, – пусть не смеются над нашим легковерием, рассказывая нам небылицы, и оставят нас несчастных, «безродных сиротин» в покое», – таковы были первые мысли болгар. Но тем сильнее был порыв начавшегося вслед за сим национального движения. Раздались первые отдельные голоса: не хотим быть греками, хотим быть болгарами, – и на их зов быстро вставали целые толпы. Немедленно приступлено было к открытию народных болгарских училищ, т. е. училищ, в которых бы дети болгарские учились не греческой грамоте, как это было прежде, а своей болгарской, и в которых бы все остальное после грамоты также преподавалось не на греческом, а на том же болгарском языке; и таким образом с этими училищами положено было действительное основание возрождению болгарского народа и болгарской народности (первым местом, в котором открыто было народное училище и которое поэтому имеет полное право на имя колыбели болгарского возрождения, было большое, в роде вашего Иванова, село Габрово, находящееся в 40 верстах на юго-запад от Тернова, на той же реке Янтре, на которой сей последний; училище открыто в нем 2 января 1835 года).
В настоящее время возрождение болгарского народа подвинулось так далеко, что уже должно быть считаемо не подлежащим более никакому сомнению относительно своего будущего. Но с другой стороны, дело о нем вовсе еще и не в таком положении, чтобы могло быть считаемо совершенно оконченным: ряды грекоманов между болгарами и до сих пор еще остаются очень густыми, и защитникам народности, нет сомнения, еще долго придется вести с ними свою страстную и ожесточенную борьбу (если только не положит конца этой борьбе в пользу народолюбцев освобождение болгар от ига турецкого, а с ним и от ига греческого). Не все должным образом ценят и понимают великую услугу, оказанную болгарам Венелиным. Так как его исследования по болгарской истории оказываются с научной стороны во многих отношениях весьма слабыми и неудовлетворительными, то находят, что благоговение болгар к его памяти, доходящее до обожания, – слишком преувеличенное и детское, основанное более на их невежестве, чем на чем-нибудь другом. Но это вовсе не так. Совершенно справедливо, что в научном отношении исследования Венелина исполнены весьма больших недостатков и в настоящее время почти совсем устарели, но заслуга его главным образом не в том, что он создал болгарскую историю (хотя впрочем и здесь всегда будут служить исходной точкой труды его же, а не кого-нибудь другого), а в том, что он воссоздал или воскресил самый болгарский народ, что он был виновником возрождения совсем было погибавшей болгарской национальности. Эта услуга, нет сомнения, есть величайшая услуга, какая только может быть оказана народу; а поэтому он по всей справедливости заслуживает и того глубочайшего благоговения, с каким чтут его имя болгары; и последние были бы неблагодарный и недостойный народ, если бы помнили о нем менее, чем сколько помнят на самом деле.
Болгарский церковный вопрос, к которому мы теперь обращаемся, представляет собой нечто иное как одно из частнейших практических проявлений общего национального движения болгар, и необходимым образом должен был возникнуть немедленно вслед затем, как началось это последнее. Со времен падения болгарского царства народ болгарский совершенно лишился своего собственного высшего духовенства: подобно архиепископии ахридской, архиерейские кафедры которой давно находились в полном обладании греков (и которая при уничтожении в 1767 г. изменилась только во внешней форме своего существования, но не во внутреннем национальном характере), безусловной собственностью тех же греков стали и все епархии уничтоженного патриархата терновского, перешедшие во власть патриарха константинопольского158. Архиереи-греки, как само собою понятно, старались не о том, чтобы поддерживать между болгарами их национальность болгарскую, а о том, чтобы как можно более содействовать их еллинизации; вследствие этого они заботились не о сохранении у болгар их родного богослужения славянского, а о возможно большем распространении у них богослужения греческого. Оставив на произвол судьбы счастливый на сей раз деревенский люд, они сосредоточили свое внимание на городах, и – не знаем, скоро или не скоро шло дело, но в конце концов успели достигнуть того, что во всех болгарских городах может быть не оставалось и одной церкви, в которой богослужение совершалось бы на родном славянском языке159. Таким образом архиереи-греки (или грекоманы) на всех болгарских кафедрах и исключительно греческое богослужение во всех болгарских городах – вот что представляла страна перед началом национального движения. Пока болгары находились в своем плачевном усыплении, такое положение дела нисколько не могло тяготить их и представляться им неестественным; отчаявшись в своем будущем, они и сами изо всех сил стремились превратиться из болгар в греков, а таким образом греческое духовенство и греческое богослужение не только не были противны, а напротив вполне соответствовали их собственным желаниям и стремлениям. Но смысл вещей мгновенно изменился в их глазах, когда они очнулись и снова захотели быть болгарами. Иметь богослужение на своем собственном, а не на чужом языке, есть одна из самых главных и самых существенных потребностей каждого, желающего оставаться или стать самим собой, народа; иметь высшее руководящее духовенство свое собственное, родное, а не пришлое и чужое, есть одно из самих необходимых условий к пробуждению и утверждению в народе духа его собственной народности. По всему этому болгары, воскресив в себе желание снова стать болгарами, естественно должны были тотчас же вслед затем прийти к желанию избавиться от духовенства греческого и получить, свое болгарское. А таким образом, когда формально было заявлено болгарами это последнее желание и когда патриархат константинопольский оказался совершенно не расположенным удовлетворять его, и возник болгарский церковный вопрос или спор между болгарами и патриархатом константинопольским о болгарском высшем духовенстве.
Этот вопрос или спор, конца которого едва ли скоро дождаться болгарам, приобрел печальную знаменитость по тому чувству и по тем действиям беспощадного озлобления, с которыми ведется дело стороной неправой, т. е. греками. На церковную власть над болгарами греки не имеют ни малейшего права (это совершенно несомненно, что бы ни утверждали как сами греки, так и наши русские их защитники); но вопрос о том, удержат ее или не удержат, имеет для них величайшую важность, почти-что равняется вопросу: быть или не быть. Во-первых, тут замешаны высшие интересы национально-политические. Как болгары, так и греки в настоящее время имеют уже твердую веру, что игу турецкому скоро или не скоро, но необходимо должен настать конец. Но образовать новую империю греческую из одного населения чисто греческого, не включив в нее более или менее значительной части болгар, значило бы образовать государство далеко не такое, о каком хотят мечтать греческие патриоты. Поэтому и весьма важно для греков сохранить над болгарами свою власть церковную, чтобы таким образом сохранить себе возможность в последствии наложить на них свою власть государственную. Во-вторых, с вопросом связаны не слишком высокие, но едва ли еще не более дорогие для слабого людского рода, интересы денежные. Утратить церковную власть над болгарами, это значит – для патриарха константинопольского потерять более чем половину своих доходов, – для всех вообще греков – потерять более чем половину доходных церковных мест патриархии. Так по обеим этим причинам, греки (и консервативные и либеральные) и встретили желание и домогательства болгар иметь свое болгарское духовенство, равно как и все их национальное движение, с величайшей и крайне ожесточенной враждой. Сама патриархия константинопольская ведет себя еще с некоторым внешним приличием, не проповедуя открыто крестового похода против этих жалких, имевших дерзость возмутиться, склявов. Но архиереи греческие, сидящие на болгарских епархиях, с своими приспешниками, не стесняясь изливают на словах и на деле свои воспламененные еллинские сердца: не только провозглашается, что желание совершать богослужение на славянском языке есть богохульная ересь (sic), не только проклинается этот славянский язык и буквально топчутся ногами славянские богослужебные книги, но даже, если верить болгарам, с возмутительным вандализмом истребляются памятники древней болгарской письменности. Что касается до прямых мер к подавлению национального движения болгар и к устранению их церковных требований, то тут и низшими и высшими властями пускается в ход весь запас знаменитой греческой ловкости и не менее знаменитой греческой, и особенно греческо-фанариотской, нравственной бесцеремонности; именно, главнейшие между этими мерами суть – всевозможным образом ссорить и мутить болгар между собою, всевозможным образом клеветать на них перед турецким правительством, прямо обвинять и преследовать главнейших двигателей народного дела, и т. д.
Что касается до самой истории вопроса, то она так длинна и до такой крайней степени скучна, что мы не решаемся передавать ее во всех ее подробностях большинству наших читателей (немногие желающие пусть смотрят посвященное этим частным подробностям примечание 99-е).
Мысль о своем собственном, народном духовенстве, как мы говорили, явилась у болгар немедленно вслед затем, как произошла так называемая реакция, т. е. пробудилось между ними национальное движение. Но не вдруг могли они заявить эту мысль, в виде положительных просьб, пред высшим турецким правительством. Различая своих христианских подданных не по их народностям, а только по их исповеданиям, правительство турецкое с самого времени завоевания смотрело на болгар не как на отдельный народ, а только как на часть тех райев (христиан), которые имеют своим церковным главой патриарха константинопольского, – и всякая попытка болгар совсем или до некоторой степени освободиться от власти этого последнего была бы встречена им (правительством) враждебно, как проявление духа непокорности и мятежа. На помощь болгарам подоспел гатти-гумайюн 1856 года, этот знаменитый акт подневольного турецкого прогрессизма, который приводил в такой восторг и который таким жалким образом заставил разочароваться в своих надеждах всех сангвиничесских доброжелателей «больного человека»160. Правда, гатти-гумайюн также ничего не говорит о народностях, а только о вероисповеданиях, но требования болгар вытекали из него как бы сами собою: он обещает реформы и улучшения в церковном быте христианских подданных империи, но церковный быт болгар мог быть улучшен именно только заменой у них духовенства греческого духовенством их собственным – болгарским.
Гатти-гумайюн обещает, что все подати и оброки, которые архиереи собирают с своих епархий, будут заменены для них на будущее время определенным жалованьем. С этого началось дело. Давно выводимые из терпения поборами своих архиереев-греков, болгары (в конце 1856 г.) потребовали, чтоб было приведено в исполнение обещание султанской грамоты. Когда патриархия решила отказать им в этом, они прямо объявили (в следующем 1857 г.), что не хотят более оставаться в порабощении у греков, что или пусть дано будет им свое особое церковное управление с отдельной болгарской патриархией, или при единстве по-прежнему сей последней пусть будут назначены на их болгарские епархии архиереи из природных болгар, а в заведывании общих дел церкви будет предоставлено им право совершенного равенства с греками, – и таким образом и явился этот, так долго тянущийся и едва ли еще скоро дождущийся своего конца, болгарский церковный вопрос. После несколько-кратных, смотря по обстоятельствам, колебаний относительно объема требований, болгары окончательно формулировали их в 1861 году (в так называемых восьми точках, т. е. пунктах). С тех пор до последнего времени они требовали от патриархии: 1) чтобы болгарским епархиям предоставлено было право самим избрать кандидатов в свои архиереи, т. е. иначе – чтобы им предоставлено было право иметь архиереев из природных болгар; 2) чтобы в избрании патриарха, общей главы обоих народов, им – болгарам предоставлено было право участия наравне с греками; 3) чтобы члены синода, состоящего при патриархе и заведующего общими делами церкви, состояли на половину из архиереев греческих и на половину из болгарских; 4) чтобы болгарские архиереи, будущие члены синода, составляли из себя с таким же числом болгар – мирян (шести и шести) болгарский народный совет, который бы ведал все дела болгарского народа, не касающиеся религии, при чем духовный и светский председатели совета, имеющие входить от его лица в сношения с турецким правительством, не могли бы быть сменяемы патриархом; 5) чтобы архиереям было назначено жалованье.
Заявленные в первый раз правительству в 1857 г. требования болгар, по приказанию этого последнего, сначала были обсуждаемы в так называемом национальном совете греческой нации (комиссии из представителей от народа), который вследствие обещаний гатти-гумайюна, по приказанию того же правительства, составлен был в 1858 г. при патриархии для устройства и улучшения дел церковных. Когда совет самым решительным образом отказался признать какие-нибудь притязания болгар, учреждена была (в 1862 г.) специально для исследования и решения этого спора особая так называемая смешанная комиссия, состоявшая из представителей обеих сторон. Но занятия и сей последней, продолжавшиеся около полугода и ознаменованные самыми горячими и бурными прениями между сторонами, вследствие непреклонной неуступчивости греков, должны были окончиться ничем. После этого, по приказанию правительства, учреждаемо было еще несколько комиссий и неоднократно обсуждаем был вопрос в патриаршем синоде или в нарочитых соборах архиереев. Но конец всей сказки, до последнего времени, был тот, что греки безусловно отвергали все искания болгар, и только нынешний константинопольский патриарх Григорий изъявил готовность (в прошлом 1867 г.) сделать некоторые уступки.
Напряженные и признающие себя справедливыми ожидания, быв обмануты, обыкновенно вызывают бурю раздражения. Так это было и в настоящей тяжбе болгар с греками. Когда национальный греческий совет презрительно отверг требования болгар, как ни на чем будто бы не основанные, раздражение против греков не знало пределов, и наконец разрешилось печальным взрывом: немногим, оставшимся на их стороне, архиереям они запретили поминать на богослужении имя патриарха и Формальным образом объявили разорванным свой с ним церковный союз (это было в апреле 1860 г.). Не знаем, доходило ли после этого до тех взаимных проклятий, о которых говорят некоторые болгарские известия (см. дня 1864 г. № 22, стр. 19, col. 2), но во всяком случае после этого было и есть до настоящего времени то, что во многих болгарских епархиях архиереи были прогнаны с своих кафедр, что во многих других епархиях архиереи остающиеся должны собирать свои подати с не признающих их паств при помощи турецкой полиции, что архиереи вновь назначаемые должны занимать кафедры, так сказать, с бою при содействии той же полиции... Зрелище вообще до последней степени непривлекательное и грустное.
Борьба, идя перед правительством, в то же время самым деятельным образом ведется в журналистике обеих стороy, и так как правительство или не находит рассчетливым сдерживать языки враждующих, или может быть, к своей на сей раз чести, просто не доросло еще до европейской благодетельной цензуры, ведется с тою бесцеремонностью, к которой способны люди, дошедшие до последней степени взаимного озлобления. Если болгарам приходится выслушивать весьма нелестные уверения относительно своей народности и своего умственно-нравственного состояния, т. е. уверения, что они мерзкие варвары, склявы – рабы, что они стадо жалких и скотоподобных невежд, и проч. и проч., то и они не остаются в долгу относительно лиц своих противников и честят архиереев фанариотов совершенно в полную волю.
Упорно стоя за свою власть над болгарами собственно потому, что, во-первых, желают сохранить их для своей будущей византийской империи, – что, во-вторых, в настоящем желают получать с них свои доходы, греки, как само собою разумеется, хотят защищать и доказывать свое право. Резоны, которыми они хотят сделать это, своей смелостью и своей бесцеремонной нахальностью напоминают аргументацию наших поляков, доказывающих свои права на юго-западную Русь. Одни из греческих защитников своей гегемонии стоят на том, что вовсе нет этого болгарского народа, от имени которого заявляются притязания. В первое время, как только болгары предъявили свои требования и когда они действовали еще не слишком общенародно, названные господа утверждали, что болгарский народ действительно существовал когда-то прежде, но что потом он исчез, и теперь уцелели только ничтожные его остатки, которые не могут быть принимаемы в расчет и не имеют права заявлять себя в качестве отдельного народа. После того как болгары поднялись поголовно и когда, сделавшаяся таким образом возможною, так сказать, открытая поверка их числа ясно показала, что это не ничтожные остатки народа, а действительный целый народ, у находчивых людей явились новые речи, замечательные впрочем в этот второй раз не столько своей ложью, сколько своей курьезностью, именно – они говорят, что большинство этих бунтовщиков, называющих себя болгарами, вовсе не болгары, а те же еллины, только усвоившие варварский язык от поселившихся между ними в старые времена варваров, и следовательно волей-неволей должны быть возвращены к своей первоначальной народности. Хороша теория – неволей возвращать людей к народности, которой они не хотят признавать, во еще неожиданнее почесть, которую оказывают греки болгарам, объявляя их за еллинов. Дело в том, что городское население болгар, кроме своего болгарского языка, все знает еще и язык греческий, что в недавнее время оно не только знало греческий язык, но и желало быть считаемо за еллинское, а не за болгарское, и что еще в настоящее время в каждом городе остается то или другое число болгар, которые предпочитают слыть за еллинов: указывая на этих последних болгар еллиноманов, греки и утверждают, что большинство болгар – бежавшие из-под своего настоящего знамени еллины. Другие не так решительны, чтобы совсем отвергать существование болгарского народа, но они полагают, что имеют достаточно оснований для своей власти над ним в праве историческом; именно – они утверждают, будто болгары всегда находились под властью патриарха константинопольского и будто заслуги греков по отношению к ним так велики, что они купили себе ими право на свое господство (что касается до всегда, то во-первых, см. у нас выше в истории болгарской церкви, во-вторых, если бы и действительно всегда, то было бы слишком оригинально, чтобы неискание своих прав предками обязывало к тому же и потомков; что касается до заслуг греков перед болгарами, то единственные действительные заслуги их состоят в том, что во времена до-турецкие они развращали своим примером их политические нравы и тем содействовали расслаблению и падению их государства, что во времена турецкие они четыре столетия эксплуатируют болгарский народ и стремятся в. подавлению его народности). Третьи хотят решать дело с точки зрения христианства. По апостолу, говорят они, несть (в христианстве) иудей, ни еллин,... вси бо едино о Христе Иисусе (Галат. 3, 28), следовательно, нет народностей, и следовательно болгары не должны предъявлять своих прав в качестве особого народа. Истинный смысл слов апостола тот, что в христианстве нет народностей высших и низших, что все народности равны, из чего истинное заключение то, что греки не имеют никаких преимуществ перед болгарами, что права их совершенно одинаковы; по новым греческим богословам, нет в христианстве места различению народностей, и следовательно одна народность должна находиться в порабощений у другой, болгары в порабощении у греков (не подумает читатель, что это в шутку; напротив, это совершенно серьезно, и это есть один из аргументов, считаемых наиболее сильными). Четвертые, имея в виду действовать собственно на турецкое правительство, переносят вопрос с точки зрения религиозной на точку зрения политическую. Действительно есть, говорят они, народности греческая и болгарская, но как народности порабощенные они не имеют права предъявлять себя в качестве особых народностей, и допустить это со стороны правительства значило бы допустить образование государств в государстве; в глазах правительства оба народа должны быть только христианской общиной, и следовательно, подразумевается затем, – в этой общине, к которой не должно быть даваемо места притязаниям народностей, все должно оставаться по-прежнему, т. е. греки по-прежнему должны господствовать над болгарами. Наконец, пятые, не отрицая ни существования болгарского народа, ни его прав, хотят в частности подрывать собственно этот так называемый церковный вопрос; именно – они утверждают, что все эти требования своего духовенства вовсе не требования целого болгарского народа, который нисколько не думает возмущаться против благодетельной власти греков, а только весьма небольшой в нем партии, которая руководится и возбуждается извне, при чем самих болгар (а также и нас – русских) хотели бы убедить, что это есть дело латинской пропаганды, а правительству турецкому внушают, что это есть махинации русской дипломатии (см. Богобоева Question bulgare в Union chretienne 1865–66 г. № 8, стр. 59 sqq. Из подлинных греческих источников мы имели под руками брошюры: τὸ Στρατηγεῖον ἢ ὁ θρίαμβος τοῦ αἰῶνος и Ἡ φονὴ τῆς ἀδελθείας ὑπὸχριστιανοῦ ὀρθοδόξου).
Несомненно, что греки не имеют на болгар ни малейшего права, ни естественного, ни исторического, ни канонического; но в то же время, к сожалению, весьма сомнительно, чтобы последние скоро успели добиться сколько-нибудь полного удовлетворения своих совершенно законных требований. Сами собой греки никогда не согласятся сделать достаточно значительной уступки, ужасами какой бы огромной унии вы их ни стращали161; а турецкое правительство никогда не согласится принудить их к этому силой. Во-первых, пока греки находятся в ссоре с болгарами, они составляют для турок по отношению к последним даровую и в то же время отличную тайную полицию. Во-вторых, для турок всего желательнее, чтобы вопрос оставался никогда не решенным – за тем, чтобы над греками постоянно держать его в виде угрозы, что вот-де отнимем у вас болгар, перед этими последними постоянно держать его в виде приманки, что вот-де решим в вашу пользу. При этом наконец и латинская пропаганда, которая может рассчитывать на успех только при продолжении вражды болгар против греков, имея к своим услугам посольства Французское и австрийское, конечно, никогда не преминет действовать на советников султана через эти последние сообразно своим видам. Влияние России, хотя бы правительство наше было и совершенно на стороне болгар, к несчастью, ничего не может тут сделать, потому что всякие сколько-нибудь решительные настояния с нашей стороны только бы усилили подозрение турок и противодействие западных держав.
Мы сказали выше, что нынешний константинопольский патриарх Григорий VI изъявлял готовность сделать болгарам некоторые уступки. В проекте соглашения, поданном турецкому правительству в 1867 г., он предложил, чтобы из общего числа подведомых патриархии 28-ми болгарских (с сербскими) епархий были отделены 13-ть (между которыми собственно болгарских 9-ть), чтобы в епархии эти назначаемы были архиереи из болгар и чтобы они образовали в патриархии свой особый (впрочем все-таки весьма строго подчиненный ей) болгарский экзархат (подробно см. в примеч. 98-м). Когда получено было в России известие об этих уступках, а вместе, и о том, что болгарские народные представители отвергли их, газеты наши, вслед за некоторыми из самих болгарских публицистов, поспешили осудить представителей за их неразумное упрямство. Мы готовы были бы присоединить свой голос к ним же, но по некотором размышлении находим, что это будет пожалуй поспешно. Согласиться на уступки, предлагаемые патриархом, хотя они и не очень велики и хотя даются им с величайшими предосторожностями, было бы для болгар в интересе их народного дела чрезвычайно важно, и собственно для этого последнего они могли бы удовольствоваться и ими, потому что тут сила не в том, чтобы получить архиереев непременно на все болгарские епархии, а в том, чтобы получить хотя некоторое их число, только достаточно прочно объединенное в одном общем представителе, и таким образом в этой сплоченной корпорации своих 'архиереев приобрести достаточное и надежное руководительство для народа в его национальном развитии. Но как быть с личными интересами епархии? В продолжении десяти лет все болгарские епархии борются с греками за то, чтобы иметь своих болгарских архиереев, – и вдруг представители народные согласятся на то, чтобы имели их только некоторые: чем же виноваты остальные? Если бы можно было убедить остальные епархии, что их самопожертвование необходимо для народного дела, что они жертвуют собой только на время..., но всякий поймет как неудобоисполнимо это на практике.
Дальнейшую историю вопроса до настоящего времени см. в примечании162.
Уния болгар с папою по случаю ссоры с греками
Эта знаменитая уния, наделавшая в свое время столько шума и возбудившая такие великие надежды в католическом мире, а также немало напугавшая и мир православный, в действительности, к величайшему счастью болгар, оказалась делом более смешным и жалким, чем серьезным и опасным. Сообщим ее историю.
Латинская пропаганда, с давних пор работающая в пределах Турецкой империи, стала обращать свое особенное внимание на болгар с сороковых годов настоящего столетия, или с тех пор как болгары впервые начали заявлять себя особым народом. Известный болгарский патриот иеромонах Неофит Бозливи (или Бозвели), своими стараниями пробудить народный болгарский дух и в особенности своею проповедью к болгарам, что нисколько не грех и не противно уставам церкви вместо греческого духовенства желать им своего собственного болгарского, возбудил против себя ненависть константинопольского патриаршего правительства (см. в парижском православном журнале Union chretienne 1865 года, № 2, статью Богобоева Question bulgare, р. 14, col. 1 fin). Когда в 1843 г. он вытребован был в Константинополь на суд, латинские агенты употребили все усилии, чтобы привлечь его на свою сторону, рассчитывая, конечно, совратить вслед за ним, так как он пользовался величайшим уважением своего народа, то или другое число и из этого последнего. Но первые попытки их были неудачны; Неофит не только остался совершенно глух к их внушениям, но когда патриарх послал его в ссылку на Афон, писал отсюда своим соотечественникам послания, настоятельно убеждая их беречься угрожающих им козней. Нисколько не обескураженные первым неуспехом, католические деятели решились правильным образом организовать свою пропаганду между болгарами, и с этою целью учредили в Константинополе особую миссионерскую станцию (дело поручено монахам конгрегации лазаристов, и члены преимущественно выбираются из поляков, так как им по единоплеменности не трудно выучиваться болгарскому языку; резиденция миссии в монастыре Св. Бенедикта, находящемся в одной из зазаливных частей Константинополя, называемой Галата; начальник станции со времени ее основания и до настоящего времени некто Боре, человек весьма ловкий и между прочим отлично знающий болгарский язык; см. о нем. Union chretienne 1866 г. № 24, стр. 188 fin. В одном ив предместий Константинополя, называющемся Бебек и находящемся на север от города вверх по проливу, миссионеры имеют свою коллегию, в которой обучается до двух сот человек мальчиков и девочек (см. Дня 1863 г. № 7, стр. 19). В 1867 г. болгары неожиданным образом заявкам веред турецким правительством требование, чтобы им дано было свое собственное болгарское духовенство, и папские работники, по-видимому, дождались своего времени. Прежде всего они поспешили основать особую газету (она называлась «Болгария», издавалась на французском языке, во для болгар переводилась на болгарский язык одним продажным их соотечественником, известным поборником унии, Драганом Цанговым, иначе Димитрием Тиковым или Кирияковым, см. Union chretieone 1865 г. № 24, стр. 190 и статью Раковского «Неколко речи о Асеню пьрвому великому царю бьлгарскому» стр. 80 sqq), в которой с одной стороны выступили самыми горячими защитниками требований болгар и самыми усердными благоприятелями их народности, а с другой стороны старались убедить их, что напрасны все их просьбы в патриарху, что греки никогда ничего им не уступят, что единственное для них спасение в признании власти св. отца, что в этом последнем случае они приобретут величайшее расположение западных католических держав, и пр. и пр., – вообще сулили золотые горы. От письма почтенные отцы скоро имели возможность перейти к самому делу. Болгары епархии полянинской или Полянской (г. Полянина или Поляна, по-турецки называемая Доираном, по-гречески Πολυανὴ, находится верстах в 60 на север от Солуни; епархия Полянская есть епископия подведомая митрополиту солунскому; по другому своему городу Букушу или Кълкъчю, на иностранных нартах Kilkitsch и Kelkitsch, находящемуся на полдороге между Солунью и Доираном, она называется также кукушской), быв весьма недовольны своим архиереем-греком (Мелетием, см. о нем дня 1862 г. № 21, стр. 14, col. 8 и № 46, стр. 17, col. 2), требовали, чтобы он был сменен и чтобы им дан был архиерей из природных болгар; когда им было в этом отказано, они заволновались. В константинопольском монастыре Св. Бенедикта это тотчас же было узнано; немедленно оказался на месте действия сам настоятель миссии ловкий Боре, и по некотором времени смущенные болгары узнали, что в полянинской епархии многие из их соотечественников подписали акт унии с папой. Но этот второй опыт пропаганды между болгарами, слишком было успешный при своем начале, оказался столько же безуспешным по своему концу. Из Константинополя, вследствие стараний болгарских патриотов, прислан был в Полянину для успокоения здешних взволнованных умов, в качестве экзарха патриаршего, болгарин родом и известный болгарский патриот, епископ Иларион (тот самый Иларион, который потом стал во главе разорвавших союз с патриархией константинопольской); при содействии другого болгарского патриота, Д. Миладивова, он успел образумить неразумных унионистов, успел также согласно их желанию выхлопотать им у патриархии архиерея из природных болгар (Парфения, который поставлен в октябре 1859 г. и о котором см. в приме·). 98-м), и пропагандисты с разорванным актом унии и ни с чем должны были возвратиться в Константинополь (для всего сказанного см. статью Богобоева Question bulgare в Union chretienne 1866 г. №№ 24 и 27, стр. 187 sqq и 212 sqq).
Сейчас рассказанное нами об епархии полянинской происходило в 1859 году. В следующем 1860 году в Константинополе и Риме торжествовали и знаменитую так называемую общеболгарскую унию. К сожалению, мы не знаем всех мелких подробностей дела; но вообще краткая сущность его состоит в том, что в 1860 г. вражда болгар к грекам достигла самой крайней степени (в апреле месяце этого года последовал тот печальный взрыв, о котором упоминали мы выше, т. е. формальное отторжение болгар от власти патриарха константинопольского), и что Боре с братиею, не думая зевать при таком страшном возбуждении умов и самым усердным образом содействовав ему с своей стороны (cfr Правосл. Обозр. 1863 г., т. 10, Заметок стр. 81 fin., Христ. Чт. 1861 г., кн. 2, стр. 357), успели посредством всевозможных убеждений и обольщений навербовать между болгарами до двухсот с небольшим человек163, из которых одни в слепом неразумии думали действовать в интересах своего народа, а другие с ясным разумением под личиной патриотизма рассчитывали устроить дела свои собственные, и которые все решились подписать унию с папой. Эти болгары, давшие увлечь себя папским вербовщикам, были: архимандриты Макарий и Иосиф Сокольский, священники Федор и Дмитрий Габриль или Гавриил (последний унией спасал себя от патриаршей тюрьмы, в которую был несправедливо посажен и из которой бежал к лазаристам), диакон архим. Иосифа Виссарион (Рафаил), банкир из города Ески-Загры Маноли, известные болгарские западники или Франкофилы Стояв Джейков и Николай Сапонов и около двух сот человек константинопольских торговцев из корпорации или цеха абаджиев164. 18 декабря 1860 г. упомянутые лица подали константинопольскому апостолическому или папскому викарию монсиньеру Брунони просьбу на имя папы, в которой пишут, что «они, нижеподписавшиеся клирики и миряне болгарской нации, объявляют от имени своих собратьев, что признают его святейшество главой всей кафолической церкви, как преемника св. Петра и наместника Иисуса Христа, и объявляют, что исповедуют все истины, которым учит св. римская церковь, согласно с актом исповедания веры, которой они (болгары) представили их эминенциям – викарию апостолическому монсиньеру Брунони и армянскому константинопольскому примасу монсиньеру Гассуни»165 и проч. Для нового стада немедленно была устроена временная церковь я истребовано ему у турецкого правительства призвание как особого «миллета» пли особой неподведомой патриарху константинопольскому церковно-политической общины (Annuaire des deux moodes 1861 г., стр. 544), а 8 апреля 1861 г. архимандрит Иосиф Сокольский, самим Боре доставленный из Константинополя в Рим (в сопровождении одного диакона и двух представителей от мирян), был торжественно посвящен папою в архиепископы болгарской униатской церкви (Annuaire des deux mondes 1861 г., стр. 544, Kirchliche Chronik Matthes’a 1861 г., S. 159, Христ. Чт. 1861 г., кн. 2, стр. 358), при чем папа данной того же числа (в. ст. 21 апр.) на имя монсиньера Брунони грамотой заявляет свою необыкновенную радость по поводу столь вожделенного события, как воссоединение болгар, моля Бога о довершения начатого дела (грамота напечатана в той же брошюре Bulgarie chretienne р. 85).
По возвращения нового архиепископа в Константинополь, было приступлено к хлопотам испросить ему у турецкого правительства титло болгарского патриарха (Annuaire des deux mondes 1861 г., стр. 544, Правосл. Обозр. 1863 г., т. 10, Заметок стр. 82), я за сим латинская пропаганда, конечно, мечтала, что столь дорогое для болгар и составляющее для них предмет таких пламенных желаний титло быстро соберет вокруг него весь болгарский народ..., по случилось другое. «Когда в 1860 г. я пришел в Константинополь, – пишет сам Иосиф в одном своем послании к болгарам, – я увидел себя окруженным людьми, которых считал сочувствующими нашему народу; они говорили мне, что, приняв унию, мы освободимся от епископов греческих и что мы вступим в сношения с цивилизованным миром запада и в особенности с Францией; по своей простоте и неопытности я дал увлечь себя, и тотчас же я был увезен в Рим и представлен главе римского католичества Пию IX; папа был по отношению во мне весьма предупредителен: он похвалил перед мной болгарский народ, как народ добрый, умный и трудолюбивый, – с великим почтением он называл болгарских святых и в особенности Кирилла и Мефодия, – он уверял меня, что православие будет оставлено неприкосновенным, что наши обряды, наши обычаи церковные не будут ни переменены, ни изменены; после этих уверений, вышедших из уст Пия IX, я возвращался в Константинополь с убеждением, что я служил моему отечеству; но – какой обман! – не прошло и двух недель, как мои иллюзии исчезли и я был разочарован: я едва возвратился в Константинополь, как иезуиты обратились с своими нападениями на православную церковь и начали требовать от меня принятия в символе Filioque...; поведение иезуитов открыло мае глаза, я сознал опасность, я увидел бездну, в которую стремился, желая увлечь с собой также и других; я почувствовал жестокие угрызения совести и страшно мучился; я искал какого-нибудь выхода из этого горестного положения»166, – и через три недели по возвращении в Константинополь, 18 июня того же 1861 года167, только что признанный турецким правительством патриарх внезапно скрылся от своих благодетелей (укрывшись сначала в патриархии константинопольской, он затем удалился в Россию, где жил сперва в Одессе, а потом переселен в Киев, в котором, проживая в Печерском монастыре, остается и до настоящего времени). Вскоре после Иосифа возвратились к православию и все священники, которые вместе с ним и потом вслед за ним приняли было унию168, и таков был печальный, хотя, к сожалению, и не совершенный, конец возбудившего было необузданные ликования между католиками начала.
После бегства Иосифа и возвращения священников, между самими болгарами-униатами не оставалось никого, кого бы поставить в настоятели их общины, так что константинопольская пропаганда принуждена была обратиться к своим католикам. В таковые настоятели или администраторы поставлен был получивший образование в Риме филиппопольский болгарин (из болгар-католиков, прежде бывших богомилов или павликиан) священник Петр Арабаджесский ила Арабаджийский (он признан был Портой в качестве администратора болгар-униатов в феврале 1862 г.); но так как он не хотел отказываться от католичества и служить для униатов по православному обряду, то в помощники ему, для совершения служб, дав был другой, неизвестный нам по вмени поляк, очень хорошо знающий церковно-славянский язык и отлично умеющий совершать службу по православному (см. Annuaire ties deux mondes 1861 г. стр. 345, 1862–63 г. стр. 638 и 1864–65 г. стр. 604 fin., дня 1863 г. № 15, стр. 21 и № 7, стр. 20, Правосл. Обозр. 1863 г., т. X, Заметок стр. 83). С своей стороны сама болгары-униаты делали было попытку привлечь на свою сторону одного на болгарских православных архиереев; именно – они посылали депутацию (в которой участвовала главные поборники унии Цанков и Джейков) в Исмит к находившемуся там в заточении митрополиту Авксентию, от которого, несмотря на все обещания, получали решительный отказ (Дня 1862 г. № 45, стр. 17).
После понесенного сильного афронта, пропаганда с своими жалкими униатами некоторое было время держала себя довольно смирно, но потом, скоро оправившись, снова принялась за свои прежние, хотя пока, к счастью, по-прежнему бесплодные хлопоты. На место газеты – Болгария, которая скоро потеряла всех своих подписчиков и поэтому должна была прекратить свое существование с 1864 года, с той же целью я в том же духе предпринято было издание новой газеты (под названием Turquie, т. е. Турция, на французском языке, см. Богобоева в Union cbretienne 1865 г. № 25, стр. 197; она издаётся и до настоящего времени). Не довольствуясь администратором священником, решили дать униатам в администраторы снова архиерея, хотя на этот раз уже и не патриарха, а просто епископа. Этот новый администратор есть болгарин Рафаил Попов (или Поп-Рафаил, как иначе называют его болгары), человек еще весьма молодой, бывший православный диакон, принявший унию одновременно и ездивший в Рим вместе с архимандритом Иосифом, а после того заведывавший адрианопольской униатской общиной (см. дня 1863 г. № 15, стр. 21, Union chretienne 1865 г. № 50, стр. 400); по отзывам православных болгар, не знаем – насколько справедливым, Рафаил есть человек крайне посредственный и просто жалкий, так что они издеваются над тем обстоятельством, что этот «бедный диакон» Рафаил вдруг стал монсиньер Рафаил, см. в Union chretienne 1865–66 г. № 7, стр. 53, № 19 стр. 148 и № 30 стр. 240, Время года 1-го № 44, л. 2). Посвященный в епископы в ноябре 1865 года169, он имеет свою резиденцию в Адрианополе170, и по газетным известиям передпрошлого года, разъезжает по болгарским деревням, предлагая неведущим крестьянам, хотя впрочем и безуспешно, подписывать листы, содержащие просьбу к нему – епископу Рафаилу о принятия в союз с истинною материю всех церквей – св. церковью римской (см. Union chretienne 1865–66 г. № 7, стр. 53, № 19 стр. 150, № 25 стр. 198, № 27 стр. 215, болгарскую газету Время 1866 г. № 46, л. 2, col. 3 и № 50, л. 1 об., col. 4, cfr ibid. № 36 л. 1 об. нач., список просьбы, развозимой Рафаилом, напечатан в Union chretienne 1866 г. № 19, стр. 150 и в болгарском Времени 1866 г. № 26, л. f об.). Вместе с этим я несколько раньше этого пропаганда позаботилась увеличить число и усилить средства деятельности (посредством размещения по стране) трудящихся над тем же делом унии и своих агентов прямо католических или своих миссионеров, – о них мы скажем сейчас ниже.
Точных статистических данных о болгарском униатстве мы не имеем ни за настоящее, ни за прошедшее время. Из городов Турецкой империи, по уверению болгарских газет, униатские общины находятся только в Константинополе и Адрианополе (см. Время года 1-го, 1866 до августа, № 26 нач.), из коих первая состоит человек из десяти-пятнадцати (Union chretienne 1866 г. № 19, стр. 150, прим. 2; община имеет, как мы замечали выше, свою особую церковь), а вторая человек из десяти, и образовалась не из местных жителей, а из разного пришлого сброда, желавшего приютиться от тех или других невзгод под кровом здешних латинских миссионеров (болгарск. Время года 2-го, 1866-го с половины августа, № и, л. 2 об. нач.; в Адрианополе также была у униатов своя церковь еще до посвящения Рафаила, Дня 1862 г. № 17, стр. 14 fin.). Что касается до сел я деревень болгарских, то есть некоторое, кажется – довольно значительное, число униатов в епархии адрианопольской, именно в большом селе Тернове (находящемся верстах во 100 на северо-восток от Адрианополя) и в малых селах соседних (в Тернове в 1866 г. было 96 униатских домов, и Рафаил устроил для них свою церковь; другое село – Мегалово, неизвестно как большое, было все почти униатское; в остальных селах было униатов по нескольку отдельных домов); причиной здешней унии, ведущей начало от 1861 года, были поборы, притеснения, нерадение и эллинская мания адрианопольского митрополита, фанариота Кирилла (одно село, названное выше, Мегалово, отпало в унию, потому что митрополит, несмотря на все мольбы жителей, не хотел просить у правительства позволения построить церковь; другое село – потому, что митрополит слишком дорого просил за поставление священника болгарина, а униаты посвятили его в Константинополе даром, см. болгарские газеты: Съветник 1864 г., № 37, л. 2, Время 1-го года, 1866 по август, № 60, л. 1 об., col. 4). Потом есть несколько униатов (или по крайней мере было в 1862 году) в Деревнях епархии димотикской, в округе города Узюн-Кёпри (недалеко на юго-восток от Димотики, смот. Дня 1862 г. № 17, стр. 14 fin.), и также, если верить некоторым показаниям, филиппопольской (Барт в своем Reise durch das Innere der europäischen Türkei, S. 54, если только не ошибается, говорит, что в большом селе Солапица – Solapitsa, находящемся на полдороге из Филиппополя в Татар-Базарджик, половина жителей униаты, имеющие свою особую церковь). Наконец, пытались латинские миссионеры (в конце 1865 и начале 1866 года), но, как кажется, безуспешно, произвести совращения в епархиях варнской и месемврийской (см. болгар. Время 1-го, 1866 г. по август, № 26, л. 1. Здесь между прочим рассказывается следующее: латинский миссионер, объезжая деревни варнской епархии, расспрашивал поселян, не имеют ли они нужды в болгарских священниках, когда обрадованные поселяне спрашивали, где тот благодетельный архиерей, от которого можно получить их, он отвечал, что этот архиерей есть болгаро-униатский епископ Рафаил; на новый вопрос: что такое униатский, он отвечал, что совершенно православный, и отличающийся от других православных только тем, что вместо патриарха константинопольского признает папу римского; вследствие этого, не ведущие жители некоторых сел действительно решились было искать себе даровых болгарских священников у совершенно православного епископа, но потом, наведши справки у людей более знающих, они узнали, что это за православный епископ. – О действиях православного месемврийского митрополита, выбивавшего с болгар подати при помощи турецкой полиции, см. Дня 1864 г. № 1, стр. 20).
Римское католичество и католическая пропаганда в Болгарии
Между православным населением Болгарии не было уклонений в католичество ни в старое, ни в новейшее время171. Во есть небольшая частичка болгарского народа, которая перешла в католичество не из православия. Это именно прежние болгарские еретики богомилы или павликиане, имеющие свои поселения в двух пунктах страны, – во-первых, в уезде никопольском (на Дунае), близ пригорода Свиштова, и во-вторых – в уезде Филиппопольском и самом городе Филиппополе. Относительно их обращения в католичество наши сведения недостаточны. Что касается до богомилов никопольских, то первые начатки его между ними, вероятно, относятся к 1866 г., когда король венгерский Людовик, захватив область виддинскую, силою перекрещивал здешнее православное население и когда, по словам действовавших тогда здесь миссионеров, богомилы (называемые у сих последних патаренами и манихеями) изъявляли добровольную готовность внимать их проповеди (см. у Райнальда ап. 1866, n. 11); а потом оно, вероятно, распространялось между ними постепенно и незаметно172. Богомилы Филиппопольские обращены в католичество173 только уже в позднейшие, не очень давние времена; граф де-Марсильи, сам лично посещавший их в конце семнадцатого века, видел их еще еретиками (см. его книгу «Военное состояние Оттоманской Империи», русск. перев., Спб., 17В7, части 1-й стр. 18), и следоват. их обращение должно быть относимо к неизвестным годам прошедшего столетия174. Обыкновенно называемые у своих латинян павликианами (пауланами), а у болгар шопами, эти болгары-католики, как мы сказали, живут в уезде никопольском, где им принадлежат четыре села (см. Григоровича Путешествие по Европейской Турции, стр. 177), в уезде Филиппопольском, где им принадлежит шесть сел (Григор. ibid. 166), и в самом городе Филиппополе. Общее число их, по более достоверным показаниям, от семи до десяти тысяч (см. Neher’a Kirchliche Geographic II, 494 и 495)175.
Церковными делами Филиппопольских павликиан или болгар-католиков до последнего времени заведывали простые священники, присылавшиеся из Италии (Григоровича Путеш. стр. 166); но недавно открыто в Филиппополе особое апостолическое викариатство. Нынешний викарий епископ Андрей Канова; епархия его разделяется на пять приходов, в которых от пяти до восьми тысяч душ (Neher’a Kirchliche Geographic II, 494). В 1863 г. Канова открыл при своей кафедре училище для детей всех вероисповеданий) см. болгарск. Съветник 1868 г., № 31, л. 1 об.). Павликиане никоппольские также имеют своего особого епископа, который называется никопольским, но который, поскольку есть в то же «рема апостолический викарий и для Валахии, живет не в Никоиоле, а в Букаресте176; болгарская часть его епархии разделяется тоже иа пять приходов, в которых около двух тысяч душ (Neher ibid. 495).
(Католические епархии – антиварская, скутарская или скадарская, заппская, дураццкая и презрендская или ускюбская, о которых см. Миллера Albanien, Ruuielien und die Österreichisch-montenegrische Gränze, Prag., 1844, S. 38 fin. sqq, и Neher’a Kirchliehe Geographie II, 506 sqq и 500, – существуют для католиков-албанцев.)
Мы говорили выше, что с целью пропаганды между болгарами в пятидесятых годах учреждена была в Константинополе особая миссионерская станция. Позднее с тою же целью учреждены еще две станции в самой стране, именно в городах Адрианополе и Битоле. Адрианопольская станция со времени основания своего, в 1862 или в 63 году, предназначена служить центром униатской пропаганды в Болгарии и в настоящее время руководит деятельностью имеющего здесь пребывание болгаро-униатского епископа. В 1865 году она состояла из шести монахов конгрегации лазаристов, которые все до одного были поляки, присланные из Рима и перед отправлением на деятельность принявшие унию за тем, чтобы иметь возможность служить по униатскому обряду и удобнее совращать простодушный народ (Union chretienne 1885 г. № 22, стр. 174 fin.), а в 1868 г. она сосстояла из четырнадцати монахов, – Французов, поляков и италиянцев (ibid. 1868 г. № 4, стр. 148 fin.); при миссии находится школа, в которой в 1866 году обучалось более 60 мальчиков (ibid. 1865 г. № 22, стр. 174). В Битоле, где станция учреждена в 1855 г., трудятся над делом Совращевия болгар два лазариста, в школе которых в 1862 г. было до 80 мальчиков (Neher’a Kirchliche Geographie ИЬ 467 fin.), а в 1868 г., если верить показанию русского путешественника, 50 мальчиков и 87 девочек (Дня 1863 г. № 7, стр. 19)177. Обе станции так же, как и станция константинопольская, подведомы в административном отношен» константинопольскому апостолическому викарию, архиепископу Брунони (Neher ibid.)178. К этим деятелям пропаганды ех professo должны быть еще причислены состоящие при находящихся по разным городам Турецкой империи Французских, австрийских и итальянских консульствах католические священники. Некоторые из этих последних занимаются делом пропаганды не менее усердно, чем первые (см. напр. о священнике австрийского консульства в Бургасе, в Дне 1863 г. № 7, стр. 18 sqq).
Протестантская пропаганда в Болгарии
Протестантские, преимущественно американские, методистские миссионеры, желающие, как говорят они, не навязать болгарам ига какого-нибудь нового духовного властительства, а дать лучшее и совершеннейшее христианство, впервые явились в Болгарии в 1856 или 1857 году (см. Прав. Обозр. 1863 г., т. 16, Заметок стр. 83 fin., в Дне 1863 года № 10, стр. 8, – в атом последнем подробно). Получая средства от миссионерского комитета американских методистов и состоя в заведывании константинопольской американской миссии (Христ. Чт. 1861 г. кн. 2, стр. 359, Дня 1863 г. № 10, стр. 10, col. 1), они ведут свою проповедь весьма во многих пунктах страны,* именно их станции находятся – в Тульче, Тернове, Шумле (Дня 1863 г. № 10, стр. 10), в Филмопополе, Адрианополе (см. Барта Reise S. 44 sqq), в Софии (болгарск. Время 1866 г., № 37, л. 2) и других городах.
Способы их пропаганды, немало рассчитывающей на ту же вражду болгар с греками, состоят в проповеди после богослужения, которую стекаются слушать любопытные болгары, в раздаче написанных на народном болгарском языке трактатов и книжек, в частной беседе с жителями, в обращении с которыми они преимущественно входят посредством своих услуг в качестве врачей, и наконец, подобно католикам, в заведении при станциях своих училищ179. Еще в 1863 г. у них был готов для болгар, переведенный на болгарский язык, протестантский катехизис (День ibid.). Взрослых между болгарами они привлекают к себе своей безукоризненной нравственной жизнью и своей готовностью оказать всякую помощь (ibid.), а молодежь болгарская прельщается тем вольномыслием, которому дается место их проповедью, – и хотя они не считают своих прозелитов тысячами, но некоторое распространение их нравственного влияния несомненно и единицы обращенных они уже имеют (протестантские идеи проникают даже в среду духовенства болгарского и монахов, см. в Дне 1863 г. № 10, стр. 11, написанное в протестантском духе заявление пяти терновских священников о желаемых ими преобразованиях в церкви, – вероятно, впрочем, тут не столько сознательное вольномыслие, сколько неведущее, что говорит и творит неразумие, – и в болгарском Времени года 2-го, № 4, л. 2 об., рассказ о монахе Рыльского монастыря, который, побывав у константинопольских миссионеров, сбросил рясу с клобуком и женился).
* * *
Шафарик относит начало переселения болгарских славян за Дунай к концу пятого века по Р. X. (Древн. II, I, 255 sqq). Но императоры Юстин и Юстиниан, несомненно бывшие родом славяне, происходили из одной славянской деревин, находившееся в Болгария или в окрестностях, или на самом месте нынешнего Кюстендила (на юго-запад от Софии, за верхним Стримоном). Юстин, вступивший на престол в 518 г. на 68 году жизни, родился в 450 или 451 году, и, следовательно, если были славянские деревни в Болгарии и притом довольно далеко вглубь страны в половине пятого века, то необходимо относить начало переселения сюда славян если не к концу предшествующего, то, по крайней мере, к началу этого пятого века. Говоря о славянах болгарских не как о коренных жителях их нынешней территории, а как о позднейших на ней поселенцах, мы повторяем мнение большинства; однако при этом должны заметить, что и противоположное мнение, защищаемое некоторыми и имеющее в свою пользу нашу древнюю летопись, вовсе еще не может быть считаемо окончательно и совершенно опровергнутым.
Известно свидетельство импер. Константина Порфирогенита, который говорит о Пелопоннесе: έβ θλαβώθη πᾶσα ή χώρα καὶ γέγονε βάρβαρις, De thematibus, ed. Bonn., p. 53. В одном латинском житии под 723 г. южный Пелопоннес называется славянской землей: et inde (е Sicilia) navigantes venerunt ultra mare adriaticum ad urbem Manafasiam (Μονεμβασία, Napoli di Malvasia) in slavinica terra, Acta Ss. Болланднстов, 8 Julii p. 504.
С щекотливым славянским патриотизмом некоторых славянских ученых, будто болгары были не урало-чудь, а славяне, не имеем ни малейшей охоты спорить. Специалисты не предубежденные знают, а не специалистов не предубежденных просим верить, что неславянское происхождение болгар есть факт совершенно доказанный славянскою, наукою и не подлежащий ни малейшему сомнению. И наш русский летописец вслед за византийцами, свидетельствует: «Словеньску же языку живущю на Дунай, придоша от Скуф, рекше от Козар, рекомии Болгаре, седоша на Дунаи, населници Словеном быта...».
Сейчас указанная местность, действительно представляющая собой угол, носила славянское название потому, что была обитаема одним из наших русско-славянских племен, именно племенем, получившим свое имя от своей местности Угличей (нынешнее турецко-татарское название области Буджаг есть перевод славянского, т. е. значит угол).
Западная граница простиралась до пределов Аварии (Mentor. pop. II, 509 нач.), которые точным образом неизвестны; мы указываем ее, следуя Шафарику (Древа. II, I, 265 fin.). Для людей не знающих покажется неожиданным, что подунавье сербское и Белград могли принадлежать болгарам. Но подунавье и Белград начали принадлежать сербам только с четырнадцатого века, а до того времени вовсе были не сербскими и переходили из рук в руки между греками, болгарами и мадьярами или венграми (самый Белград с ближайшим округом и с четырнадцатого в. принадлежал сербам не постоянно, а только по временам, и окончательно, укреплен за ними уже господством турецким).
В правление Крума, в начале девятого века, Болгария (бывшая для византийских летописцев) по ту сторону Дуная (βουλγάρια ἐκεῖθεν τοῦ Ἴστρου ποταμοῦ), т. е. обнимавшая ту или другую часть Баната с Трансильванией и Валахии с Молдавией, представляется у летописцев как завоеванная прежде (Memor. pop. II, 553, 558, cfr ibid. 542, 556). Но из предшественников Крума это завоевание с наибольшею вероятностию может быть усвояемо именно или Тербелу или Комерсию.
В одной редакции славянских хронографов недавно открыта болгарская запись о первых болгарских государях. Кубрат называется в ней Куртом, Аспарух, первый перешедший за Дунай в Мизию, Есперихом; преемники Аспаруха: Тервель, Твиремь, Севар, Кармнсошь (Кормесий), Винех (?), Телец, Уганн (?), Сомор (?), Алтем (?), Умор (см. Обзор хронографов русской редакции, А. Попова, выпуск I, Москва, 1866, стр. 25 fin. и у Гильсердиига в Собрания сочинений т. 1, Спб., 1868, стр. 20, прим.). О Круме см. еще Annales современного западного писателя Ейнгарда под 813 г. (называется Crumas). Об Омортаге или Мортагоне у него же под 824 г. Покорение болгарами славян паннонских Ейнгард относит к 827 г., под которым пишет: Bulgari quoque Slavos in Pannonia sedentes, misso per Dravum navali exercitu, ferro et igne vastaverunt, et expulsis eorum ducibus, Bulgaricos super eos rectores constituerunt.
Менологий импер. Василия, под 22 января, в сказания о мученичестве епископа адрианопольского Мануила и прочих с ним (t. II, р. 182, в древнем славянок, переводе см. в статье Ламанского «О некоторых рукописях в Белграде, Загребе и Вене», составляющей приложение № 1, VI т. Записок Акад. Наук 1864, стр. 100 fin.) преемника Крумова, под которым, вероятно, разумеет Мортагона, называет Цоком (Τζο’κος, в славян. Цокь). По Славянскому Прологу (под 22 января, о мученичестве еп. Мануила и прочих), после Крума государями болгарскими один за другим были: Дукум, Диценг, Муртагои.
Продолжатель Амартола (в ed. Paris, под именем Георгия монаха р. 530, в изд. Муральта стр. 725) и Лев грамматик (ed. Paris, p. 458, оба в Memor. pop. II, 567 нач.) перед Борисом Михаилом говорят о государе болгарском Валдимере, плевяннике Крума и отце пронявшего после власть Симеона. Должно ли разуметь у них под Валдимером самого Бориса, или особое от него лицо, и в последнем случае считать их показание ошибочным – не видно.
Византийцы в Memor. pop. II, 576 sqq; Лиутпранд кремонский, в своей Historia gestorum, regum et imperatorum lib. III, n. 29, сообщающий не многие, но важные, сведения о Симеоне, в Патрол. Миня t. 136, col. 847 нач.; см. также Шафарика Древн. II, I, 305 fin. sqq, Гильоердннга Письма об истории сербов и болгар, выпуск 1, стр. 107 sqq. Хотя слова Льва диакона εὶς ἀ’κο’νοιαν την Ζκυθκὴν καὶ συνη’θη ἐπαρθεὶς αι’τοκρα’τορα ἐαυτο’ν ἀνακηρι’ττειν Πωμαι’οις ἐχε’λευεν, ed. Haase ρ. 75, значат не то, что Симеон приказал именовать себя царем ромейским или греческим, как неправильно толкуют их некоторые ученые, а то, что ромеям или грекам он приказал именовать себя царем болгарским (безумие Симеона по летописцу греческому при этом состояло в том, что он дерзал присвоят себе титло, которое греки считали исключительным достоянием своих собственных государей, принимая свыше предустановленным существование на земле только единого христианского царства); но действительно положительным образом известно, что он мечтал, и стремился и считал себя свыше призванным занять место императоров византийских (см. письма к нему константинопольского патриарха Николая Мистика, в издании Анжело. Майо Spicilegram Bomanum t. X, рр. 181, 201, 220, 224, 231 sqq, 235, 244 fin. sqq, 263). – Думают, что для получения церковного благословения на принятие царского венца Симеон входил в сношение с папою, но это совершенно несправедливо (см. о сем ниже); он или не обращался за ним ни к кому, или просто получил его от своего архиепископа (или может быть считал таковым благословение, преподанное ему патриархом константинопольским, названным выше Николаем Мистиком, о котором Memor. pop. II, 583 fin. верхнего текста).
После принятия Борисом христианства, греки отдали болгарам землю от Сидиры, которая была прежде границей «между обоими государствами, по город Дебельт или Загору (см. ниже), – Дебельт ми Загора верстах в 20 на запад от приморского Бургаса, на западном берегу соединяющегося с бургасским заливом озера, а Сидира, по Шафарику, нынешнее селение Чаликавак, находящееся на юг от Шумлы по ту сторону северных Балкан (Древн. II, 1, 361 fin.). На юго-восток от Триадицы (Софии) К Филиппополю граница была в горах Родопских в верховьях р. Марицы, Memor. pop. II, 632. За левым берегом Стримона, Раслог и Меленик принадлежали болгарам (см. ниже о границах болгарской архиепископии-патриархии и Memor. pop. II, 636 нач.), и поля болгарские простирались до Сереса (Memor. pop. II, 687), который принадлежал грекам (ibid. II, 622); на Вардаре граница была южнее Просева (см. о нем ниже, ibid. U, 705) и соприкасалась с округой или уездом Солуни, см. Камениату в Scriptoribns post Theophanem, ed. Paris., p. 322. На юг в Фессалии и Епире после Симеона в правление Петра болгарам принадлежали города: Веррия, Сервия, Стагус-Балабак, Янина, Бутрот (см. о границах болгарской архиепископии-патриархии). На северо-запад и запад от Сербии граница шла по Дрину (Memor. pop. II, 634), захватывала область Хвостно (см. ниже об епархиях), на Косовом поле была между Липением и Звечавом (о которых ниже, ibid. 170, Анна Комнена говорят тут о позднейших границах, но в позднейшее время они не были расширяемы), подходила к Расе или нынешнему Новому Пазару (ibid. 575 fin.). В правление Самуила Диррахий некоторое время принадлежал к владениям болгарским (Memor. pop. II, 627); но он завоеван был не ранее как самим же этим государем. Это видно из того, что когда в 1019 г., после покорения первого болгарского царства греками, архиепископу болгарскому предоставлено было право возвратить себе в церковном отношении всю ту территорию, которая в правление Петра принадлежала к болгарскому государству, то на Диррахий он не изъявлял своих притязаний (см. ниже). Что касается до Белграда и нижней Савы, то при Борисе и Симеоне владения болгар простирались включительно до них не вероятно только, а несомненно. После не совсем надежного автора жития Климента белицкого, по которому сидел в Белграде наместник Бориса (§ XVI), смотри: 1) летопись Фульдскую, которая, рассказывая под 892 годом о сношениях немцев о болгарами (в немецком переводе Rehdantz’a стр. 111), ясно дает звать, что владения болгар прилегали к самой Саве; 2) анонима венгерского, который вод последними годами девятого века прямо говорит, что Белград принадлежать к владениям Симеона (у Фесслера в Geschichte von Ungarn, изд. 2, т. I, стр. 61 нач. и fin.); 9) Кедрина, который, рассказывая под 1640 г. о возмущении болгар против греческого правительства (Memor. pop. II, 650), ясно дает знать, что жители Белграда и его округи принадлежали до падения болгарского царства к числу его подданных и, быв или не быв болгарами по своему племенному происхождению, сознавали себя таковыми в смысле государственном; 4) Вильгельма Тирского, который под 1096 годом прямо называет Белград, в 1019 г. вместе со всеми остальными болгарскими владениями доставшийся грекам, а тогда, как кажется, временно находившийся во власти венгров, городов болгарским (в Патрол. Миня т. 201, стр. 238, 239 и 254). Если Константин Порфирогенит говорит, что сербы до его времени никогда не признавали над собой власти болгар (De administr. imperio cap. 32), то слова его значат не то, что до его времени болгары никогда не овладевали Белградом, а то, что, как замечали мы выше и как это и у него самого, Белград не должен быть разумеем в числе владений сербских. Из сейчас указанных общих приобретений Бориса и Симеона что принадлежало первому и что второму, точным образом определить довольно трудно. Но во всяком случае первым расширены были пределы государства в северной Македонии и в северной Албании не менее как по города Истиб и Белград или Берет включительно (см. ниже об епархиях брегальницкой и албано-белградской). Мы сказали, что он сделал своя приобретения не посредством завоеваний у греков, а посредством подчинения себе независимых славянских пленено: мы предполагаем это, или иначе – мы предполагаем, что подчиненные им славяне северной Македонии и северной Албании были независимы от империи, основываясь на существующих и достойных веры свидетельствах, что при своем крещении он дал грекам обещание постоянно иметь с ними братский мир и что потом во все время своего правления он ненарушимо соблюдал свое обещание (см. ниже).
См. Memor. pop. II, 621 sqq, Шафар. Древн. II, I, 316, Гильфердинга Письма об истории сербов и болгар, период 2, 215 стр. 127 sqq (перед 995 г. мы видим в руках Самуила город Диррахий, которого не покорял даже Симеон, а перед 1003-м годом он владел Преславой, из чего следует заключать, что на некоторое время им отнята была у греков большая часть завоеваний Цимисхия, Memor. pop. II, 627 и 628). – Г. Гильфердинг, считая Самуила убийцей отца и всех братьев, представляет его отвратительным злодеем и вообще человеком ненавистным; но это, как кажется, довольно поспешно. Об убийстве одного из братьев говорят византийцы (Memor. pop. II, 622); но эта столь обычная нравам древних времен жестокость, быв вызвана подозрениями в измене отечеству, хотя не может быть совершенно оправдана, во по тогдашнем обстоятельствам болгар может быть до некоторой степени понята и извинена. Что же касается до напечатанного г. Гильфердингом (ibid. стр. 132) латинского свидетельства об убийстве отца и остальных братьев, то достоверность его еще сильно нуждается в подтверждении. Если бы Самуил действительно был слишком нехороший человек, то византийцы, которых он был таким заклятым врагом, не преминули бы выставить его не только в ого истинном, но и в преувеличенно черном свете; а между тем из всех их отзывов о нем следует заключать совершенно противное.
Из византийских летописцев о Петре и Асене главным образом должно смотреть Никиту Хониата (а не противоречащего ему несколько Георгия Акрополита), который был непосредственным их современником и сам лично участвовал в военных против них походах († после 1206 года); выписки в Memor. pop. II, 672 sqq; есть русский перевод, Спб., 1860. Смерть Асеня Дюканж (в Familiae Byzantinae, ed. Paris, p. 319) относит к 1189 г.; но мы предпочитаем следовать Стриттеру (Memor. р. II, 448), потому что Никита Хониат прямо говорят о Петре (убитом или в 1195 или 1196 г.), что он правил после смерти Асеня весьма недолго (Memor. pop. II, 693, § 240), – а Георгий Акрополит о самом Асене, что он правил девять лет (11859 1194, ibid. 690 fin.). Что касается до владений болгар при Петре и Асене, то из Мизии во Фракию они не переступали за Балканы, Memor. pop. II, 680, 682, 684, и в первой из них, как мы сказали, София, Варна и Анхиал (и должно быть Месембрия) оставались еще во власти греков, ibid. 680, 681, 683, 685, 704; на восток в северной Македонии бонтары владели но р. Стримон, ibid. 688 fin., на юг по города Струмнцу, Просек, Прилеп и Пел агонию, которые все еще оставались за греками, ibid. 693, 696, 703, также 687 и 689. Кем именно – Петром ли и Асенем, или их преемником Калияном была завоевана у греков подунайская Сербия, положительно неизвестно, но по всей вероятности первыми, а не последним. Никита Хониан говорит об Асене, что, не довольствуясь собственной Мизией, он старался возвратить от греков все владения первого болгарского царства (Memor. pop. II, 677 нач.); но между этими владениями он прежде всего должен был позаботиться о сербском подунавьи, потому что иначе, оставаясь в сем последнем, греки могли бы действовать против него с двух сторон.
Иоанном Калуяном называет сего государя патр. Евфимий в житии Филофей терновской (Троицк. Лаврск. ркп. № 676, л. 763 об.), просто Иоанном византийские летописцы, Joannitins’ом папа Иннокентий III в первом к нему послании (у Миня в Патрол. т. 214, стр. 825), Иваницей – Виллегардуин (см. у Дюканжа в Familiae Byzant., ed. Paris., p. 319); сам себя в посланиях к папе Иннокентию он называет Calojonnes. Выписки из говорящих о нем византийцев Никиты Хониата и Георгия Акрополита в Memor. pop. II, 693 sqq. О границах и могуществе Болгарии под конец его правления ibid. 713, 716 fin., 717, 720 (у греков оставались во Фракия только Селиврия и Визия, у латинян Константинополь, Адрианополь и Дидимотика) и в житиях Филофеи терповской и Илариона меглннского, принадлежащих патр. Евфимию (Лаврск. ркп. № 676, л. 763 об. и Волоколамск, ркп. № 629, л. 241 об. fin.). Северо-западная граница в 1204 г. была насупротив находящегося за левым берегом Дуная городка Кубина, по тогдашнему Keve (см. послание папы Иннокентия III к венгерскому королю в Monumenta Slavornm Meridionalium Тейнера т. I, стр. 34 и в Патрология Миня т. 215, стр. 411, а это будет именно устье соединенной Моравы. Перед 1204 г. венгерский король отнял у Калияна область, в которой находилось пять епископских кафедр (см. послание Калияна к Иннокентию III у Тейнера ibid. стр. 30, у Миня ibid. стр. 291; область не называется по имени, но под ней необходимо разуметь область белградскую, потому что ведьм разуметь никакой другой. О страшной жестокости, с которою пустошили империю и вели себя по отношению к грекам Калиян и его два предшественника, см. Memor. pop. II, 690, 693, 711 нижний текст, 714, § 266, 718, § 272. Есть хризовул Калияна от 2 февраля 1192 г., см. Slavische Bibliothek Миклошича т. I, Wien, 1851, стр. 154; но вероятно, он был дан им, когда еще он был только участником братьев в правлении (cfr Хониата в Царствовании Алексея Комнена гл. 6, Акрополита гл. 12). Что Калиян один остался на престоле после братьев действительно не ранее 1196 г., об этом следует заключать из одного его собственного послания к пане Иннокентию III (у Миня в Патрол. т. 215, стр. 155; в этом послании, отправленном в июне 1203 г., давая знать папе, что пытался войти с ним в сношения с самого вступления на престол, он говорит, что от начала попыток прошло шесть лет).
О владениях болгар при Асене см.: 1) в записи, сделанной им самим в 1230 г. по случаю сооружения в Тернове церкви Сорока Мучеников (в Чтен. Общ. Ист. 1859 г. кн. 2, в статье Даскалова «Открытия в Тернове», стр. 19); 2) в грамоте неизвестного года, данной им же рагузским купцам (в издании Миклошича Monamenla Serbica, Viennae, 1858, р. 2, – грамоту эту, несомненно принадлежащую Асеню II, Шафарик и Миклошич несправедливо усвояют Асеню I); 3) в житии Параскевы терновской, принадлежащем патр. Евфимию (мы имели под руками несколько списков, см. напр. Волоколамск. № 644, л. 234 об.). Евфимий говорит, что Асень владел всей Македонией, Сером или Сересом, всей Афонской горой, Солунью со всей Фессалией, Тривалами (Сербией) и Далматией (с востока и с юго-востока прилежащей к Черногории нынешней северной Албанией, – см. ниже в истории Сербии), Арванитской державой (Албанией) даже и до Драча или Дураццо. Выписки из византийцев об Асене в Memor. pop. II, 722 sqq; дополнения из западных летописцев у Дюканжа в Familiae Byzant., ed. Paris., p. 320. Отзывы Акрополита об его личном характере Memor. pop. II, 725 sqq, § 281 в 732, § 290. Годы у византийцев вообще не очень надежны; из новых исследователей 1241 г. полагает годом смерти Асеня Дюканж (в Familiae Byzant; р. 320), более вероятный 1245 г. – Стриттер (Memor. pop. II, 449); что касается до начала правления, то сам Асень, начиная счет неизвестно с окончательного ли завладения престолом, или с более раннего времени, 1230 год считает 12-м годом своего царствования (см. в статье Даскалова «Открытия в Тервове» стр.19).
Так говорит о преемнике Михаила Георгий Акрополит, см. Memor. pop. II, 751 нижний текст. По Никифору Грегорасу (ibid, верхний текст), преемником Михаила, не оставившего наследников, был муж его сестры Мича (Μιτζης), которого некоторые из новейших считают за сына жившего в Венгрии русских) князи Ростислава Михайловича, сына Михаила Черниговского (см. в Журн. Мин. Нар. Просв., ч. LXXI, статью г. Палаузова «Ростислав Михайлович князь Мачвы»). Но Георгий Акрополит есть непосредственный современник (род. ок. 1212 г. † 1282), а Никифор Грегорас есть писатель позднейший, живший спустя целое столетие († после 1359 г.), и отдавать последнему предпочтение перед первым, как это делает Стриттер, нет ни малейшего основания. Мы сказали, что вероятнее Калиян, а не Калиян: должно думать, что он был сын брата Асфиева Александра Севастократора (Memor. pop. II, 722, Болгарск. Синодик во Времен. кн. 21, стр. 11 fin.), и вероятно есть один и тот же с Калиеном Севастократором, о котором в записи Гласн. VII, 190 нач. Что касается до предположения, будто Мича был сын Ростислава Михайловича, то во-первых, оно не имеет ни малейшего действительного основания потому, что об отношениях к Миче Роза-Ура Акрополитова, в котором думают видеть Ростислава Михайловича, Грегорас не говорит ни единого слова (и г. Палаузов просто создает их из своего воображения), – и во-вторых, тут выходили бы невозможные по правилам церковным перекрестные браки (Михаил был жевать на дочери Роза-Ура или Ростислава Михайловича, а Мича, принимаемый за сына этого последнего, был по Грегорасу мужем сестры Михайловой).
О вступлении Константина на престол и женитьбе на дочери Феодора Ласкаря см. Memor. pop. Π, 751 eqq (важнее нижний текст, Акрополитов). Об утратах при ныть болгар в войнах с греками ibid. II, 754, § 321, 758, 760. Хризовул Константина, в котором он не совсем попятным образом называет себя внуком сербского жупана Стефана Немана (был женат на дочери Немани его отец?), см. в Путешествии по Турции Григоровича стр. 38 и в Памятниках письменности южных славян Шафарика стр. 23 sqq, записи, относящиеся к его времени, у Григоровича ibid. стр. 182 fin., Гласника VII, 190, Восток. Румянц. Муз. стр. 290, col. 2. Что был жив в 1359 г., см. запись, напеч. в Херсонск. Епарх. Ведом. 1867 г. № 2, стр. 94.
Истинное болгарское произношение имени Святслав см. в синодике Бориса 3-го, напеч. во Временнике Общ. Ист. и Древн. кн. 21, стр. 13. Полнее Феодором Святславом называется сей государь в записи на Евангелии, написанном в 1322 г. по приказу его сына и преемника Георгия Тертерия. (Евангелие находится в афонском хиландарском монастыре, и список с записи виден нами между выписками преосвящ. Порфирия Успенского.)
В Acta Patriarchatus Constantinopolitani, изданных Μиклошичем, есть грамота к не названному по имени болгарскому царю от патриарха константинопольского Филофея, писанная во второе патриаршество этого последнего (t. I, 353, – с русским переводом эта грамота напечатана Григоровичем в приложении к Речи о Сербии, Казань, 1859, стр. 76): под царем, как кажется, тут должен быть разумеем Иоанн Александр, а не его преемник Иоанн Шишман, потому что в грамоте говорится, что между царем и императором существует союз уже довольное время, πρὸ καιροῦ ἱκανοῦ; но патр. Филофея во второй раз взошел на патриарший престол в октябре 1364 г. (см. указанные Acta Patriarch. Constantinop. t. I, p. 448). К 1371 г. относит смерть Александра одна Румынская летопись (см. в прибавлении к Речи о Сербии Григоровича стр. 18). Потому ли, что дом Шишмана, из которого происходил Александр, был в родстве с прекратившимся домом Асеней, или потому, что после Асеней усвояли себе их имя и все последующий болгарские государи, только Александр называется в грамотах Асенем (см. Acta Patriarchal Constantinop. t. I, p. 432).
Писатель конца шестнадцатого – начала семнадцатого века Мавро Орбини или Мавроурбин утверждает, что Срацимир был старший сын Александра, рожденный от первой жены, и что он обойден был в престолонаследии по влиянию второй жены, матери Шишмана, см. его «Книгу историографию почитания имене, славы и разширения народа славянского», Спб., 1722 г., стр. 532 sqq, также у Дюканжа в Familiae Byzantinae, ed. Paris., p. 324 и у Ранга в История славенских народов кн. II, гл. XI, § 36 (Шишман действительно был сын второй жены, – древнее свидетельство об этом в Болгарском Синодике, Временн. кн. 21, стр. 13). По словам того же Мавро Орбини, Срацимир, будучи лишен отцом престола терновского, все-таки был оставлен им на уделе виддинском, который получил от него прежде; но относительно этого последнего обстоятельства гораздо вероятнее думать, что Срацимир удержался на своем уделе самовольно. Кроме Виддина, в котором имел резиденцию, Срацимир владел Никополем и Софией или Триадицей (см. у Райнальда в Annates Ecclesiastici an. 1366, n. 11 и an. 1368, n. 18 fin. сербские летописи в Памятниках письменности южных славян Шафарика стр. 74 и Acta Patriarchatus Constantinopolitani Миклошича t. II рр. 28 и 161, и t. I, р. 331, – из помещенной в последнем месте Актов записи явствует, что в церковном отношении София подлежала ведению митрополита виддинского; но так как митрополит виддинский в то время не признавал власти патриарха терновского в подчинялся патриарху константинопольскому, то помянутый город ног подлежать его ведению только в том случае, когда и в гражданском отношении принадлежал не Шишману, а Срацимиру; впрочем, позднее он едва ли не перешел от второго к первому, cfr хризовул Шишмана в Гласнике VII, 188 нач.). Подобно Шишману, Срацимир именовал себя и именуем был от других царем, а не деспотом (си. надписи на его монетах в Гласнике III, 231, помянутые выше Acta ibid., похвальное слово преп. Филофее терновской современного ему митрополита виддинского Иоасафа и у Райнальда ibid. an. 1366, n. 11).
Memor. pop. II, 884, Румынская летопись, напечатанная Григоровичем в Речи о Сербии, Казань, 1839 г., прибавл. стр. 18, Болгарский Синодик во Времени, кн. 21, стр. 13, Гаммеpa Histoire de l’Empire Ottoman, traduit par Dochez, Paris, 1840, t. I, 1. V, p. 80, col. 1 fin. Основываясь, вероятно, на турецких известиях, Гаммер относит настоящее первое нападение турок на Шишмана к 1375 г., но это несправедливо; по документальному свидетельству одной грамоты валашского воеводы Владислава от 1372 г., государь болгарский воевал против сего последнего в союзе с турками или в этом 1372 г., или в предшествующем 1371 году, а следовательно и подручником турок он сделался не позднее сейчас указанных годов (выписку из грамоты см. у Фесслера в Geschichte von Ungarn, изд. 2, т. 2, стр. 155, прим.).
После продолжительных напрасных поисков, нам удаюсь было наконец найти современное прямое свидетельство о годе взятия турками Тернова; но, к сожалению, оказывается неисправною рукопись, в которой встречено нами содержащее его сочинение. Свидетельство читается в похвальном слове препод. Филофее терновской, принадлежащем Иоасафу митрополиту бдинскому или виддинскому, который был совершенно непосредственным современником печального события и который на другой год после взятия Тернова перенес из сего последнего в Виддин мощи сейчас названной Святой [О посвящении Иоасафа в митрополиты виддинские в сентябре 1393 г. см. в Acta Patriarchal Constaotinop. Миклошича t. ΙΙ, p. 161 sqq.] (о чем говорится в самом слове). По находившемуся в наших руках списку слова [Он есть новый список, снятый для А. Ф. Гидьфердинга с рукописи Рыльского монастыря (той самой, о которой у Григоровича в Путеш. стр. 187 fin. sqq). Ошибка, как полагаем, принадлежит писцу самого оригинала.] у Иоасафа читается, что Тернов взят турками 6902 г. индикта 3-го, но тут год и индикт не соответствуют один другому, потому что в 6902 г. индикт был 2-й, а индикт 3-й есть индикт 6903 года. В индикте несомненно ошибка, потому что мы имеем документальные свидетельства (о которых сейчас ниже), что Тернов взят турками не позднее 2-го индикта или 6902 г.; но так как в рукописи допущена одна ошибка, то мы не можем ручаться, чтобы в ней не было и другой, т. е. чтобы правильно написан был в ней и год [Не можем впрочем не сообщить к сведению специалистов в пасхалии и хронологии замечательной странности, что в одном сербском хризовуле, сохранившемся до настоящего времени в пергаменном подлиннике, подобно тому, как и в слове Иоасафовом по нашему списку, индикт поставлен не текущего, а следующего года, именно год 6829, а индикт 5-й (тогда как он должен бы быть 4-й, см. в Monumenta Serbica Миклошича, Viennae, 1858, р. 90).]. Оставаясь таким образом без прямого достоверного свидетельства, мы в настоящее время можем однако ж положительно сказать, что столица Болгарии покорена была турками или в первой половине 1394 г., или в 1393 г. Это известно нам из следующего: в августе месяце 1394 г. (индикта 2-го) патриархом константинопольским послан был в Тернов один из его митрополитов для исправления там обязанностей местного архиерея (см. Acta Patriarchatne Constantinopolitani, изданные Миклошичем, t. 2, р. 223); по обстоятельствам дела необходимо вред полагать, что митрополит послан был тотчас или вообще в самом непродолжительном времени после того, как низведен и сослан был турками в ссылку тогдашний терновский патриарх Евфимий (потому что иначе патриарх константинопольский, искавший подчинить себе патриархию болгарскую, должен был опасаться, что болгары успеют испросить себе у турок нового патриарха); но патриарх Евфимий, как свидетельствует названный выше митрополит Иоасаф в помянутом своем слове, послан был турками в ссылку в первый же год после взятия ими Тернова. Что касается до честнейших обстоятельств, сопровождавших покорение Болгарии турками, то в вашей Никоновской летописи под 1393 г. (IV, 252) приписано: «того же лета Амуратов сын Челюбин Амиря турскии взя землю болгарскую и град их славный Тернов, и царя их и патриарха и митрополита (-ты) и епископы их плени, а мощи святых пожже, и соборную церковь в мизгит (мечеть) претвори» (согласно с Никоновской летописью относят к 1393 г. покорение Болгарии и сербские летописи, в которых под сим годом читается: «прими царь Паязить Трновь и друге градове июлиа 17», см. Гласника XI, 149, Памятников письма южных славян Шафарика стр. 74 и у Григоровича в Речи о Сербии прибавл. стр. 51). Относительно дальнейшей судьбы самого Шишмана известия не согласны, – по одним, он был умерщвлен, по другим – ему сохранена была жизнь (Румынская летопись в Речи Григоровича о Сербии прибавл. стр. 22, Гаммера Histoire de l’Empire Ottoman t. I, p. 89, col. 2 нач. и 102, col. 1). Один из сыновей его, по имени также Шишман, взятый вместе с ним в плен, после принял магометанство и сделан был губернатором одной из азиатских провинций (у Таймера ibid. р. 102); другой сын, по имени Фружин – Frusinns, убежал к венгерскому королю, от которого получил довольно значительные поместья в Темешварском Банате (Фесслера Geschichte von Ungarn, 2-го изд. т. 2, стр. 257 fin.; начало нынешних болгарских колоний Баната, вероятно, было положено спутниками Фружина, cfr Geschichte des Temeser Banats, von Leonh. Böhm„ Leipzig, 1861, Th. II, S. 245).
См. сербские летописи в Памятниках Шафарика стр. 74 и в Arkiv’е za povjestnicu jngoslavensku Сакцинского III, 17 нач. и Румынскую летопись у Григоровича в Речи о Сербии прибавл. стр. 25 (у Гаммера в Histoire de l’Empire Ottoman, t. I, 1. V, р. 88 sqq и I. VI, р. 102, fin. sqq, как кажется, Срацимир и Шишман перемешаны, и вообще известия не представляются надежными). По одним показаниям, Срацимир по взятии Виддина был лишен султаном престола, по другим – был оставлен на нем в качестве данника; если действительно был оставлен, то следует думать, что весьма не на долгое время. О дальнейшей судьбе самого Срацимира ничего неизвестно; сын его Константин, именовавшийся при нем младым царем (см. помянутое выше слово митр. Иоасафа), умер скитаясь вне отечества – по одним известиям в 1419 г., по другим – в 1422 г. (сербские летописи в Arkiv’е Сакцинского III, 18 и в Памятниках Шафарика стр. 76. – В первые годы правления, когда турки были еще далеко, Срацимир должен был ведаться с своими западными соседями венграми: в 1365 г. он был захвачен ими в плен и хотя скоро получил свободу, но от вассальства, при котором венгерские гарнизоны находились в его городах, мог избавиться с чужою помощью только в 1369 г. (см. Фесслера Geschichte von Ungarn, 2-го изд. т. 2, стр. 152 fin. и 156 нач., у Райнальда в Annales Ecclesiastici an. 1366, n. 11, van. 1368, n. 18). Современный писатель Константин костенчский в житии Стефана деспота (Волокол. ркп. № 655, л. 202 об.) сообщает, что царь Константин, сын Срацимира, царя болгарского, умер в сербском Белграде, пришед с Угор, в 1422 г.
Шафар. Древн. II, I, 256. При импер. Юстиниане Ринотмете было в войсках империи более тридцати тысяч, см. Амартола по изд. Мурадьта стр. 616 fin. и 617.
Положительное свидетельство относительно этого думают видеть в словах болгарских послов на константинопольском соборе 869 г. (см. Анастасия библиотекаря в жизни папы Адриана II, у Миня в Патрол. т. 128, стр. 1392). Но слова эти не должно принимать слишком буквально. Болгары оказываются тут памятливыми до мелких подробностей просто потому, что это так нужно было по обстоятельствам данной минуты; нов действительности они, конечно, вовсе не могли в 869 г. помнить, нашли или не нашли они в Мизии за два столетия тому назад греческих священников.
В 812 г. он взял город Дебельт, – нынешнюю Загору, находящуюся недалеко от Черного моря, верстах в 20 к западу от Бургаса, – и увел в Болгарию всех жителей ее вместе с их епископом; в 813 г. он вывел «превосходящее число» или бесчисленное множество пленных из Македонии и из Фракии, и между прочим жителей и епископа взятого им города Адрианополя; в 814 г., взяв город Аркадиополь, – во Фракии, нынешний Бергази или Араба-Бергаз, верстах в 80 на юго-восток от Адрианополя, – он вывел пятьдесят тысяч пленных. Memor. pop. II, 542 нач., 557 sqq, 561.
О мученичестве епископа Мануила и иных с ним говорят импер. Константин Порфирогенит, а за ним Кедрин, Куропалат и Зонара (выписки из них см. в Kalendaria Ассемани, II, 353 sqq, в Memor. pop. II, 363 sqq, в Acta Sanetorum Болландистов Jannuarii t. II, p. 441), потом Менологий импер. Василия (под 22 января, славянский перевод см. в статье Ламанского «О некоторых славянских рукописях в Белграде, Загребе и Вене», составляющей приложение № 1 к VI тому Записок Академии Наук 1864 г., стр. 109 fin.) и Славянский Пролог (под тем же числом). Менологий импер. Василия неладно говорит, что были умерщвлены все греческие пленники; по Прологу всего пострадало триста семьдесят семь человек и в числе их епископы – Мануил адрианопольский, Георгий дебельтский, Лев никейский (разумеется Никея не вифинская, а одна аз двух, бывших во Фракии) и Петр – неизвестного места.
Византийцы, говорящие о крещении Бориса, суть следующие: 1) Никита Пафлагонский, 2) неизвестный продолжатель Амартола, 3) действительный, или только так называемый Симеон Логофет, 4) неизвестный продолжатель Феофана, 5) Лев грамматик, 6) Скилица, 7) Кедрин, 8) Зонара, 9) архиепископ Феофилакт. Взаимное их отношение между собой есть следующее: Никита Пафлагонский и продолжатель Амартола суть первосказатели, именно – первый из них, как современник события, нет сомнения, говорит на основании собственного непосредственного звания, а второй (десятого века) на основании источника нам неизвестного; Симеон Логофет в одной части своего рассказа есть первосказатель, именно – сообщает сведения, взятые из неизвестного нам источника, в другой – дословно повторяет рассказ предыдущего; Лев грамматик дословно воспроизводит рассказ того же продолжателя Амартолова; продолжатель Феофана переделывает Симеона Логофета; Скилица, Кедрин и Зонара повторяют продолжателя Феофанова; архиепископ Феофилакт отчасти говорит на основании источника неизвестного, а главным образом составляет свой рассказ, пользуясь Симеоном Логофетом и продолжателем Феофана. По группам они разделяются так: отдельно Никита Пафлагонский и отдельно архиепископ Феофилакт, потом трое: Симеон Логофет, продолжатель Амартола и Лев грамматик, и четверо: продолжатель Феофана, Скилица, Кедрин и Зонара. Никита Пафлагонский есть сказатель современный и поэтому заслуживающий нашей наибольшей веры. Но говоря о событии не нарочно, а случайно и мимоходом, к сожалению, он говорит о нем весьма кратко. Он упоминает о крещении болгар в житии натр. Игнатия; сказав о продолжительном землетрясений, бывшем в Константинополе в 861 г., которое он считает наказанием свыше за жестокое гонение на низведенного патриарха, и что тотчас, как оставили преследования, кончилось и землетрясение, он прибавляет: «и болгары, но божественному смотрению, быв удручаемы голодом и будучи преклонены от императора дарами, отложили оружие и были очищены водою небесного крещения» (житие напечатано в Собраниях соборных деяний Биния, Ляббея и Гардуина, и в X т. октября Acta Ss. Болландистов; наше место в нем гл. IV, , § 29 fin., отдельно самое место в Kalendaria Ассемани, III, 34). Продолжатель Амартола говорит о крещении болгар вслед за событиями, которые другие летописцы (Симеон Логоф.) относят к третьему году правления импер. Михаила. Он пишет следующее: «узнав, что болгарский народ удручается голодом, Михаил вместе с кесарем Вардою, снарядив поход, движется сушею и морем на болгарского князя Михаила [В древнем славянском переводе по сербской редакции так же, как в греческом тексте Муральта: «на Михаила кнеза бльгарскаго», см. Синод. рукоп. № 148, л. 385 об. fin., по болгарской редакции: «на князи болгарьскии», которых имен нет и вместо которых ниже так же. как в греческ. тексте и сербск. редакции, один князь, Синод. рукоп. № 732, л. 325.]. Болгары, узнав об этом, были поражены как бы громом, и прежде сражений и битв отчаявшись в победе, предложили сделаться христианами и повиноваться императору и римлянам. Император же, крестив и восприняв князя их, нарек его своим именем [В славянск. перев. по болгарск. редакции: «нарек – именем» нет.], а также крестил и бояр его, введши в город» В славянск. перев. по болгарск. ред.: «в цариградь вьведь», по сербск.: «въвед в констянтинь град». (см. Хронику Амартола, изданную Муральтом, стр. 732. Этот же продолжатель Амартола вместе с концом летописи самого Амартола напечатан под именем Георгия монаха в Scriptores post Theophanem, по парижск. изд. наше место там стр. 584). Лев грамматик, как мы сказали, буквально повторяет сего продолжателя (он напечатан в приложении к летописи Феофана, парижск. изд. стр. 462). Симеон Логофет помещает у себя два раcсказа, взятые из двух разных источников, именно один из источника неизвестного, другой из сейчас приведенного продолжателя Амартолова. Первый рассказ читается: «Когда еще Феодора содержала царство, Борис князь Болгарии, услышав, что владеет царством римским женщина, дает знать ей, что нарушит мирные договоры и пойдет на римлян войною. Но (императрица) отвечает ему: «и меня найдешь готовою выступить тебе на встречу, и надеемся покорить тебя своей власти; а если же и нет, то и в сем случае одержу над тобою верх, имея (на своей стороне) слишком явную победу, потому что ты одолеешь не мужчину, а женщину». Вследствие этого (князь болгарский) и остался в покое и возобновил союз дружбы. (Императрица в неизвестные последние годы своего правления) предпринимает намерение разыскать монаха Феодора Куфару, задолго перед тем плененного, (болгарами): почему и (государь болгарский), взявши это за повод (для себя), дает знать (императрице) о своей сестре, которая пленена была (греками) и содержалась во дворце императорском. Она (сестра государя), быв научена грамоте и христианскому уставу и наставлена относительно благочестия и вероучения, после того как возвратилась к брату, не переставала поучать (его христианству) и увещевать (его) преложиться на истинную веру. И хотя (он), будучи содержим неверием, не хотел дотоле сам собою открыть очей к созерцанию истины, но голод, снедавший страну, вынудил его переступить римские пределы». Этим кончается первый рассказ. Сказавши за сим о событиях, имевших место в третий год правления импер. Михаила, Симеон Логофет продолжает: «в четвертый год своего правления Михаил вместе с кесарем (Вардою) снаряжается на суше и на море против болгарского князя Гобора (так вместо Богора, Богориса)», – и повторяет (с незначительными изменениями) приведенный выше рассказ продолжателя. Непосредственно за выпиской из сего последняго опять по источнику неизвестному: «возвратившись домой (Борис) приказал живописцу, по имени Мефодию, написать в своем дому суд и воздаяние (т. е. картину страшнаго суда), почему еще более поднимается (против него) мятеж всех его родичей (ἐκ παντὸς τοῦ γε’νονς αὐτοῦ). Нося на себе наперстный образ божественного креста, он победил их с помощью некоторых немногих, и всех явно сделал христианами. И (после сего) дает знать императору относительно земли, так как его многочисленному народу было тесно в собственных (землях), и что он всегда пребудет единомысленным в вере и во веки будет хранить ненарушимую любовь. Император выслушал сие благосклонно и дал им остававшуюся тогда пустою землю от Сидиры, которая была тогда границей между римлянами и ими, до Девелла, который называется у них Загорой» (Scriptores post Theophanem, ed. Paris., p. 439 sqq). Рассказ продолжателя Феофанова, который, как мы говорили, переделывает Симеона Логофета, есть следующий: «Князь Болгарии, – это был Богорис, – услышав, что владеет царством женщина (т. е. Феодора), начал дерзостнее возноситься, почему послал к вей и некоторых вестников, говоря, что нарушит мирные договоры и пойдет войной на римскую землю, но она (Феодора), не имея в мыслях ничего женского или недостаточно мужского, послала сказать ему в ответ: «имена найдешь готовою выступить тебе на встречу, и надеемся покорить тебя своей власти; если же и не случится (сего последнего) и ты победишь меня, то и в сем случае одержу над тобою верх, имея (на своей стороне) слишком явную победу, потому что ты одолеешь не мущину, а женщину». «Вследствие этого (князь болгарский) и остался в покое, не дерзая безрассудствовать, и опять возобновил союз дружбы. Быв возбуждена или какими-нибудь сновидениями и явлением, или иным каким-нибудь образом, Феодора обратилась к князю болгарскому с спросом и настоятельным розыском относительно плененного задолго перед тем некоего монаха, так называемого Феодора, по прозванию Куфары, и посланием просила его найти и освободить ей сего за какой бы он ни хотел выкуп. Взявши сие за повод (для себя) отправить посольство, просил и сей (князь болгарский) о своей собственной сестре, которая некогда пленена была римлянами и теперь содержалась в императорском дворце. Она (сестра князя), искренно обратившись к вере (Христовой) и наученная во время плена грамоте и вместе с сим быв, как надлежит, исполнена величайшей преданности христианскому уставу и благочестию и вероучению, после того как возвратилась к брату, не переставала поучать и увещевать (его) и посеевать перед ним семена веры. (Итак) он (князь болгарский), – он был уже немного научен и оглашен начатками таинств от сказанного Феодора, – отослав его (Феодора), получил в обмен собственную сестру; однако пребывал, оставаясь тем, чем был, содержимый неверием и чтя свое суеверие. Но некоторая казнь, ниспосланная от Бога, – то был голод, ибо так обыкновенно наиболее вразумляются и приводятся к познанию зла те, коп загрубели и оземленели, – удручала и поедала его землю: и сей-то именно голод принудил его для отвращения бедствий призвать Бога, Которого часто проповедывали и славили (перед ним) Феодор и его сестра. Итак, получив освобождение от бедствий, прелагается сим образом к богопочтению и сподобляется бани пакибытия, и от посланного к нему из царствующего града архиерея переименовывается Михаилом по имени императора. Но говорят, что случилось при сем и нечто таковое. Поскольку князь Богорис имел чрезмерную любовь к звериной ловле (псовой охоте), то хотел, чтобы сие (т. е. сцены из звериной ловли) изображено было и в одном его доме, который он часто посещал, дабы (таким образом) иметь сии услаждения для взоров и ночью по истечении дня. Когда таким образом явилось у него это желание, призывает некоторого монаха, из наших римлян, живописца, – Мефодий имя мужу. Но когда сей предстал пред него, то по некоему божественному промышлению не приказал писать ни убийства людей, бывающего на войне, ни избиения животных и зверей, но сказал, что хочет непременно того, созерцанием чего смотрящие были бы приводимы в страх и изображением чего возбуждался бы ужас. Сей же, зная, что ни от чего нельзя более придти в страх, как видя второе пришествие Господне, его изобразил там, – и праведников, принимающих воздаяния за труды, и грешников, собирающих плоды посеянного в жизни и жестоко прогоняемых и отсылаемых к грозному наказанию. Итак, увидев сие, после того когда была окончена картина, и от созерцаемого восприняв в себе страх Божий и быв оглашен нашими божественными таинствами, во время глубокой ночи сподобляется божественного крещения. Объявившись в сем, он возбуждает мятеж целого своего народа, но, нося в недрах своих знамение божественного креста, победил их (быв) и с некоторыми немногими, и остальных уже не тайно, но совершенно явно также сделал усердными христианами. После того как преложился к благочестию, поскольку был затрудняем многочисленностью своего народа, пишет к государыне (т.-ф. Феодоре) о земле, и оросит у нее тем с большею надежностью, что уже теперь они, быв связаны неразрывным союзом веры и дружества, стали одно, а не два, и обещался подчиниться (ей) о устроить вечный и ненарушимый мир. Она выслушала его милостиво и дала бывшую тогда пустою (землю, начиная) от Сидиры, которая была тогда границей между римлянами и ими, до Дебелта, который называется у них Загорой» (Scriptores post Theophan. p. 101 sqq). Мы не будем выписывать Скилицу, Кедрина и Зонару, которые, как мы сказали, повторяют сего продолжателя. Скилица передает сполна весь рассказ его, и делает в нем только некоторые частные изменения (в парижск. изд. византийцев вместе с Кедрином, тома 2 стр. 25); Кедрин дословно повторяет Скилицу и только вопреки сему последнему и всем другим называет Куфару не Феодором, а Феодосием (парижск. изд. т. 2, стр. 539); Зонара воспроизводит рассказ продолжателя с небольшим пропуском, именно-он не говорит о картине страшного суда, написанной монахом Мефодием (парижск. изд. т. 2, стр. 155). Архиепископ Феофилакт говорит о крещении Бориса в своем сказании о тивериупольских мучениках. Рассказ его есть следующий: «Когда принял власть дивный Борис покрыло всю Болгарию облако Франков; к этому присоединился еще и страшный голод: и таким образом болгарский народ, будучи истребляем неприятельским мечем и язвою голода, находился в бедственном положении. Но Борис, хотя и был еще дитятею, познал божественный бич, и что учащий Отец и Господь наводит его, хотя обратить к истине чад и рабов. Итак тогда же отправляет посольство в царю и сенату римскому, – тогда содержал царство Михаил сын Феофила, – дабы, заключив мирный договор, проводить на будущее время жизнь ясную и немятежную, тихую и покойную, во всяком благочестии и благоговеинстве. И присоединил к сену твердое ручательство (в искренности своих слов), именно – что и сам желает принять божественное крещение; и просил, чтобы посланы были к нему священники, которые бы предали им (болгарам) все христианство. Римляне же, с удовольствием приняв то, чего никогда себе не ожидали, именно – предложения о мире, все исполнили с поспешностью. И так крестится Борис, и от воды святой купели наименовывается Михаилом, желая почтить царя римского, – так говорят они, – принятием его имени; со своей стороны и сей (царь) восхотел быть его восприемником, хотя и не присутствовал (при совершении таинства) телесно. Вместе с ним (Борисом) крестились и те, которые были между болгарами избраннейшие родом, достоинством и богатством. После сего приняли светоносное очищение и остальные, за исключением некоторых совершенно скотоподобных, но и сих, собрав на них весьма небольшое войско, поскольку вспомоществуем был Христом, без труда усмирил и привел к божественному крещению» (новое издание Феофилакта в Патрологии Миня т. 126, стр. 197 fin., § 34). Мы говорили выше, что продолжатель Феофана, которого повторяют Скилица, Кедрин и Зонара, в у которого читается разсказ о крещении Бориса отличный от рассказа продолжателя Амартолова и Симеона Логофета, не есть подобный двум предшествующим первосказатель, заимствующий свои известия из неизвестных нам источников, но что он имел своим источником. не кого иного как Симеона Логофета [Вопрос о греческом летописце, известном под именем Симеона Логофета, есть вопрос спорный и до сих пор не решенный ученой критикой: одни считают его за действительного Симеона Логофета, жившего в первой половине десятого века и известного своей обработкой житий Святых, от чего получил прозвание метафраста: другие видят в нем или носившего также имя Симеона, или неизвестного по имени византийского писателя гораздо позднейшего времени (двенадцатого века). Если справедливее второе мнение, то продолжатель Феофана не мог пе ределывать собственно этого так называемого Симеона Логофета, потому что жил раньше его (во второй половине десятого века). Но в этом втором случае нужно представлять дело так, что продолжатель Феофана пересочиняет ту древнейшую, остающуюся нам неизвестной, летопись, из которой так называемый Симеон Логофет после делал своя выписки. То же должно быть сказано об отношении к сему последнему и архиепископа Феофилакта, который, как мы замечали, отчасти пользуется известиями, читаемыми в его летописи.], и только сам собою его переделывает. Сколько помним, нам не случалось встречать у исследователей заявления о таком взаимном отношении между продолжателем и Симеоном Логофетом в вашей повести о крещении Бориса. Но как бы то ни было, это не может подлежать ни малейшему сомнению, и в этом совершенно ясно убеждает нас взаимное сличение текста того и другого. В некоторых частях своего рассказа продолжатель так самовольно обращается с своим источником, что исчезает почти всякий след заимствования; но, к нашему счастью, он поступает так не везде, – есть отделы, в которых он, не пересочиняя совсем Логофета, только немного распространяет или разбавляет его при помощи своего ораторства. И эти-то именно отделы несомненным образом и доказывают, что продолжатель имеет своим источником никого иного как Симеона Логофета, и что там, где он повествует отлично от этого последнего, он передает не более как свои собственные измышления. Таковые отделы суть – во-первых, тот и в котором он говорит об угрозе Бориса импер. Феодоре пойти на нее войной и о смирившем князя знаменитом ответе этой последней, и во-вторых, тот, в котором он говорит о размене монаха Феодора Куфары и сестры Бориса (эти отделы составляют первую четверть его рассказа): если зачеркнуть у него здесь все лишние против Логофета Фразы, то окажется, что остающееся у него за сим представляет собой не что иное как буквально речь этого последнего (операцию эту нужно делать с греческим подлинником, перевести обоих так, чтобы можно было повторить ее и с русским переводом, было невозможно). Может представляться с первого взгляда непонятным, для чего продолжатель, если имеет своим источником Логофета, до такой степени его переделывает; именно, вопреки Логофет он говорит, что причиной обращения была не война, бывшая вследствие голода в Болгарии, а самый этот голод, что Борис крестился не вне Болгарии, на месте мирных переговоров, которых по нему вовсе не было, а в самой Болгарии, для чего был присылан епископ. Но в действительности причина этой совершенной переделки известий Логофета весьма ясна, – все это ему нужно было для пересочиненного им рассказа о картине страшного суда. Превращая Логофета в сем последнем случае, он говорит, что Борис приказал написать картину страшного суда не после, а прежде крещения, и что именно созерцанием этой картины была окончательно возбуждена в нем решимость принять христианство. Но если так. обр. Борис возымел окончательную решимость принять христианство, быв поражен созерцанием написанной в его доме картины страшного суда, – если он приказал крестить себя тотчас же, то очевидно, что уже не могло быть речи о войне, т. е. что Борис был вынужден креститься сею последнею, что он крещен был не в самой Болгарии, а на месте мирных переговоров, где-то в Греции и пр. За чем автор переделывает рассказ Логофета о самой этой картине, ответ на это очень простой, за тем, что в том виде, как читается у Логофета, рассказ ему не нравился и не представлялся занимательным. Переделывая рассказ, он разумеется, не имел ни малейшей заботы о том, не удаляется ли он с своей новой редакцией от подлинной действительности; на его беду случилось это последнее, – что Борис крестился после и вследствие войны с греками, при заключении с ними мира, это есть «акт, не подлежащий сомнению, известный нам не из позднейшего Симеона Логофета, а из современника Никиты Пафлагонскаго. Относительно некоторых частностей при своей переделке автор вдохновляет себя тем же Симеоном Логофетом: последний говорит, что Борис, смирив упорных, всех явно сделал христианами, и вот в противоположение к этому «явно» сам Борис крестится у него тайно, во время глубокой ночи. Как мы видели, автор наш позволяет себе отступить от Симеона Логофета и в показании времени крещения Бориса: неправильно он хочет относить событие к правлению импер. Феодоры, без сомнения, потому, что речью о ней начинается весь рассказ, т. е. он полагает, что все частные события рассказа имеют место одно за другим в непродолжительном времени [Если бы кто-нибудь, из желания во что бы ни стало отстоять рассказ о картине страшного суда в том его виде, в каком он читается у продолжателя (некоторые ученые питают какую-то особенную привязанность к этому рассказу), вздумал утверждать, что не он переделывает Симеона Логофета, а этот последний переделывает его: то сейчас указанными, несомненно известными нам, его погрешностями отнимается всякая к этому возможность. Каким образом правильные показания Логофета (что Борис крестился после войны с греками, что событие имело место в правление одного Михаила удалении Феодоры) мог он превратить в свои неправильные, это очень понятно; но каким образом его неправильные показания мог бы Логофет превратить в правильные, это, конечно, было бы совершенно непостижимо.]. Итак, повторяем, продолжатель Феофана, с своим знаменитым рассказом о картине страшного суда, есть не более как пересочинитель Симеона Логофета и должен быть исключен из числа первосказателей и наших источников (вместе с повторяющими его Скилицей, Кедривом и Зонарой). По его исключении, нашими источниками между византийцами остаются: современник Никита Нафлагонский и позднейшие – продолжатель Амартола и Симеон Логофет (и отчасти архиепископ Феофилакт). Насколько заслуживают веры последние при сличении с первым, скажем ниже. У сказателей западных Франко-немецких о крещении Бориса читается в летописях – Вертинской (у Пертца Monum. Germ. hist. t. 1, у Миня Patrol, t. 125, р. 1218, 1232), Регинона Прюмиенского (второй половины девятаго в., у Пертца ibid. t. 1, у Миня Patrol, t. 132, р. 96), Фульдской (у Пертца ibid., в немецк. переводе Rehdantz’a S. 48 fin.), Ксантской (у Пертца ibid. t. II, в немецк. переводе Rehdanlz’a S. 147), Сигиберта Гемблаценского или Гемблурского (второй половины одиннадцатого в., у Пертца ibid. t. V, у Миня Patrol. 1.160, р. 164 fin.). Первая из этик летописей (Бертинская), если бы не ограничивалась только некоторыми обстоятельствами, сопровождавшими крещение Бориса, а передавала и самую его историю, была бы гораздо важнее для нас всех указанных выше византийцев, потому что ее показания принадлежат непосредственному и имевшему полную возможность знать дело точным образом современнику [ Непосредственно современный автор Вертинской летописи был придворным летописцем немецкого короля (см. Ваттенбаха Deutschlands Geschichtsquellen im Mittelalter, Berlin, 1858, S. 154); а так как болгары в то время находились в союзе и в частых сношениях с немцами, то он мог узнать дело от самих болгар, и притом от лиц достовернейших между сими последними.]; впрочем, во всяком случае она весьма важна для вас своим показанием о годе крещения Бориса. Многочисленные легенды о Константине и Мефодии мы подробно разбираем в нашем исследовании о сих последних, куда в отсылаем желающих. Читаются известия о крещении болгар в летописных книгах славянских, именно – во-первых, в нашей древнейшей летописи, – во-вторых, в позднейших хронографах, и в-третьих – у болгарского переводчика хроники Манассииной. Но быв составлены единственно на основании византийцев, – отчасти тех самых, о которых говорила мы выше, отчасти других, еще более поздних, – известия не имеют никакого значения. Летопись говорит о двух крещениях болгар, – об одном, действительно бывшем, под 6-м годом правления импер. Михаила, 6366-м годом от сотворения мира (Полн. Собр. 1, 8), – о другом, возникшем из недоразумения, под 2-м годом правления импер. Василия, 6377-м от сотворения мира (ibid, стр. 9). Сказание о первом крещении заимствовано и совращено ю славянского перевода продолжателя Георгия Амартола; относительно записи о втором крещении (которая вся – «в лето 6377 крещена бысть вся земля болгарская») см. ниже. В хронографах, под царствованием импер. Михаила III, читаются, во-первых, те два рассказа, которые напечатаны в Никоновской летописи ч. 1, стр. 12, и потом третий рассказ, под заглавием: «О друзем князе болгар и о крещении всех болгар, иже крестишася в лето 6371» (другие списки – 6376), начинается: «Михаил же царь с Вардою кесарем» (сего третьего рассказа в Никон. летоп. нет, см. его в Обзоре хронографов русской редакции А. Попова, выпуск 1-й, Москва, 1866, стр. 167; напечатанное в Никоновской летописи в виде двух отдельных рассказов, в некоторых хронографах соединено в один общий рассказ, но это уже позднейшая редакция; в отдельном виде последний из сих двух рассказов см. у Попова ibid. стр. 91). Что касается до первого рассказа, напечатанного в Никоновской летописи, то он заимствован из византийцев, принадлежащих к группе продолжателя Феофанова, – у кого именно, так как рассказ взят не буквально, сказать трудно: «болярином» не называет Куфары ни один из византийцев, но всего ближе подходят к этому названию эпитеты, даваемые ему Кедриным, vir praeclarus ас reipublicae utilis; вместо голода (λίμος) недуг прокажения (λοίμος) также только у Кедрина; поэтому всего вероятнее, что на основании его именно рассказ и составлен (у Кедрина Куфара называется Феодосием, а в славянском сказании Феодором; но Феодосий, вероятно, ошибка только того списка Кедрина, с которого он напечатан в Byzant. historiae Scriptores). Второй рассказ, напечатанный в Никоновской летописи, сокращен из продолжателя Амартолова. Третий рассказ: «О друзем князе болгарском и о крещении всех болгар», не напечатанный в Никоновской летописи, повествует о крещении того же самого Бориса-Михаила, о крещении которого говорит и первый, и только неправильно называет его вместо Михаила Симеоном. Рассказ этот о мнимом втором (а по счету древнейших хронографов, в которых напечатанное в Ник. лет. читается в виде двух отдельных рассказов, третьем, см. напр. Волокол. Хроногр. № 649, л. 209) крещении болгар представляет собой сокращение сказания Логофетова (о крещении Бориса-Михаила); в том списке Логофета, который был под руками у совратителя, вероятно, ошибкой или по неправильной позднейшей поправке Михаил назвав Симеоном, и таким образом вероятно и явился у него второй крестящийся князь – Симеон, под которым в действительности разумеется все тот же Борис-Михаил [Конец рассказа: «и даст им (болгарам) царица Феодора землю» пр., взятый у сказателей группы продолжателя Феофанова, вероятно, приписан после; по древнейшей редакции его в рассказе не читается, см. у Попова ibid. стр. 167]. Рассказ принадлежит не славянскому переводчику, а греческому составителю Хронографа; не имев в руках греческого подлинника, мы убеждаемся в его существовании из показания Мелетия афинского, который пользуется им в своей церковной истории (Ἐκκλησιαστικη Ἱστορι’α, напеч. в Вене 1783, тома 2-го стр. 276 fin.). Болгарский переводчик хроники Манассииной (см. его приписи о крещении болгар в исследовании Черткова «О переводе Манассииной летописи на славянский язык», Москва, 1842, стр. 98), 1 составляет свой краткий рассказ (или заимствует его из греческого хронографа, в котором он составлен) на основании византийцев, принадлежащих к группе продолжателя Феофанова.
Подробно мы доказываем это в нашем исследовании о Константине и Мефодии, а здесь заметим только следующее. Знаменитый Шафарик, авторитет которого, конечно, достаточно силен, чтобы можно было на него сослаться, из всех древних сказателей, на разные лады утверждающих, будто Болгария крещена была славянскими первоучителями, – или тем или другим из них, – находит возможным дать веру только одному продолжателю Феофана, который говорит о живописце монахе Мефодии, написавшем для Бориса картину страшного суда, при чем он (Шафарик) считает этого живописца Мефодия за одно и то же лицо с Мефодием первоучителем (Древн. русск. перев. II, I, 297). Но, как мы видели выше, рассказ продолжателя есть не что иное как простая, ему самому принадлежащая, переделка рассказа о том же Симеона Логофета. А у этого последнего Мефодий живописец не есть монах и нисколько не есть проповедник, а просто живописец, пишущий картину уже крещенному князю, так что о Мефодии первоучителе не может быть совершенно никакой и речи.
См. примеч. 23-е.
С одной стороны весьма трудно придумать побуждения и поводы, по которым могло бы быть кем-нибудь измышлено событие; но с другой стороны не менее нелегко объяснить и то, каким образом сестра государя болгарского могла попасть к грекам. Это последнее возможно было бы только в том случае, если бы грекам когда-нибудь удавалось взять, и то как-нибудь врасплох, самую болгарскую столицу, о чем летописи греческие однакож вовсе не говорят; притом, если бы удалось взять сестру Бориса, то не одну, а с другими членами семейства, между тем как говорится только об одной [Представлялось бы и еще затруднение – долговременность пребывания княжны в плену у греков, т. е. почему Борис, имея у себя греческих ценных и следоват., имея на кого обменять сестру, слишком долго не заботился о ее возвращении. Но это обстоятельство легче объяснимое, именно предположением враждебных действий между греками и болгарами, внутренними замешательствами в самой Болгарии и пр.]. Впрочем, принимая в расчет возможность разных случайностей, по которым могло иметь место необъяснимое для нас событие, т. е. этот плен болгарской княжны, кажется все-таки справедливее принимать известие, чем отвергать его.
Справедливость этого не может подлежать никакому сомнению. Если бы Борис не сам пришел к убеждению в необходимости принять христианство, а был убежден к принятию его какими-нибудь христианскими проповедниками, то у него не могло бы иметь места колебание в выборе между теми или другими христианами, но решившись обратиться, он прямо принял бы веру тех христиан, проповедниками которых был бы склонен к обращению; т. е., мы разумеем, если бы он имел своими просветителями проповедников, латинских, то прямо и принял бы христианство от латинян, а если бы имел таковыми проповедников греческих, то и принял бы христианство от греков, потому что проповедники, вместе с убеждением в истинности христианства, конечно, убедили бы его в необходимости принять последнее именно от той стороны, к которой бы сами принадлежали. Но у Бориса, после того как он решился принять христианство, мы видим колебание между тою и другою стороною христиан, – сначала он хотел креститься от немцев (см. ниже), а потом передумал и крестился от греков. Из этого-то ясно и видно, что он приведен был к решимости принять христианство не внешнею проповедью каких-нибудь проповедников, а собственным сознанием необходимости этого дела. Что не приходили к Борису проповедовать ему христианства миссионеры греческие, это достаточно дают видеть слова патр. Фотия, который говорит, что болгары крестились неожиданно (παραδο’ξως), Encycl. epist., ed. Montacut., p. 49.
Непосредственным образом новые языческие народы видели неизмеримое превосходство над собой общественного быта народов христианских. Но от этого превосходства они необходимо должны были заключать к превосходству и их веры над своими верами.
Борис вступил на болгарский великокняжеский престол не ранее 852 и не позднее 856 года (см. о сем ниже). В 853 г. государь болгарский (неизвестно, Борис или его предшественник) был союзником моравов против немцев (см. Annales Prudentii Trecensis, под 853 годом fin., у Пертца т. 1, у Миня в Патрол. т. 115, стр. 1408 fin., cfr Палацкого Geschichte von Böhmen 1, 114). Позднее, в шестидесятых годах, Борис был союзником немцев против моравов (в первый раз упоминает об этом Фульдская летопись под 863 годом, давая знать, что союз существовал ранее, у Пертца т. 1, в немецком переводе Rehdantz’a, стр. 36).
В 864 г. король немецкий доносил папе, что он надеется, что князь болгарские обратится к христианству, и просил у папы его об этом молитв (см. Capitula responsionum папы Николая послу немецкого короля, в Epistola et decreta папы Николая № LX1, у Миня Patrol, t. 119, р. 875; о годе сих капитул ниже); летописец бертонский под 864 г. говорит, что каган болгарский обещал королю немецкому принять христианство (у Миня Patrol, t. 125, р. 1218). Если король просил у папы молитв об обращении Бориса и старался получить от него самого обещание относительно этого, то ясно, что он заботился и хлопотал о крещении государя болгарского, заботился и хлопотал, разумеется, в тех видах, чтобы таким образом крепче привязать его к своему союзу. Современный крещению Бориса западный писатель Анастасий библиотекарь, защищая права своей римской церкви на Болгарию, утверждает, будто она крещена была не греками, а одним латинским священником (по имени Павлом, см. его Interpretatio Svnodi VIII generalis, praefat., в Патрол. Миня t. 429, col. 18 tin.). Если он не совсем вымышляет свое известие, то этот его латинский священник, в действительности – только пытавшийся, но не успевший крестить болгар по латинскому обряду, по всей вероятности был посылан в Болгарию именно королем немецким.
См. предыдущ. примеч.
Из двух позднейших византийцев продолжатель Амартола, очевидно, дает нам видеть не более как образец беззастенчивой греческой хвастни, когда утверждает, что греки были начавшими войну и что болгары, услышав о военных приготовлениях греков, без битв отчаялись в победе. Современник Никита Пафлагонский говорит, что болгары положили оружие, быв преклонены от императора дарами. Если положили оружие, то ясно, что поднимали его и вовсе не отчаивались в победе прежде битв; если положили оружие, быв преклонены дарами императора, то ясно, что не только поднимали его, но имели в своих враждебных действиях больший или меньший успех. Снося с словами Никиты другое позднейшее свидетельство (Симеона Логофета), что болгары, быв вынуждаемы голодом, переступили римские пределы, мы должны признать его за действительно достоверное свидетельство, т. е. что на самом деле не греки, а болгары были первые поднявшие оружие, – Симеон Логофет, как кажется, приводит известие не вполне, делая опущение с тою целью, чтобы иметь потом возможность повторить противоречащий ему рассказ продолжателя[Желательно, чтобы нашлась та греческая летопись, которая служила для него (Логофета) источником в первом отделе его рассказа, – в ней может быть мы прочли бы подлинную и обстоятельную повесть о крещении болгар.]. Таким образом, по соображении всех троих византийцев, говорящих о крещении Бориса, дело вообще должно быть представляемо так, как мы его представляем. Выше мы видели, что архиепископ Феофилакт говорит о покрывшем Болгарию облаке франков. Откуда берет он это, стоящее у него ни к селу, ни к городу, облако франков, пока мы не можем объяснить; но во всяком случае несомненно, что его показание ошибочно, – положительным и достоверным образом известно, что непосредственно перед крещением и непосредственно после крещения Борис находился в мире и союзе с немецким королем. (Не читал ли он летописи Бертинской и не понимал ли записанного в ней под 864 годом: «Hludovicus rex Germaniae hostiliter obviam Bulgaram Cagano... (пропуск) nomine, qui christianum se fieri velle promiserat, pergit», ошибочным образом о враждебном походе Людовика против Бориса?)
Симеон Логофет сообщает, что Борис, после того как заключил мир с греками и крестившись возвратился домой, просил у них и получил одну прилежавшую к Болгарии область. Может быть и действительно было так, как он сообщает, т. е. может быть это действительно было со стороны Бориса уже новым требованием сверх тех, которые предъявил и на которые получил удовлетворение при заключении мира; во едва ли не вероятнее, что уступка названной области была одним из условий, предъявленным государем болгарским именно при сем первом случае.
Т. е. продолжателя Амартолова, которого повторяют Симеон Логофет и Лев грамматик, – повествующий отличное от сего продолжатель Феофана, как мы говорили, просто сам собою переделывает Симеона Логофета. Под городом, по всей вероятности, действительно должно разуметь, как это разумеют славянские; переводчики Амартола (см. выше), тот город, который был для греков городом по преимуществу, т. е. Константинополь. Слова летописца об этом городе не совсем вразумительны; он говорит: «крестив и восприняв князя, (император) нарек его своим именем, а также крестил и бояр его, введши в город». Как понимать эту странность, что для крещения введены были в Константинополь одни бояре, а сам князь крещен был вне его? Если слова сказаны не наобум, то мы полагаем, что действительно следует понимать их так, что сам Борис крещен был вне города, в своем военном стане. Хотя и заключил мир с греками, хотя и принимал их веру, но тем не менее он все-таки мог опасаться вероломства греков, опыт которого они показали над одним из его предшественников (Крумом, см. Memor. pop. II, 553 sqq), а поэтому и не пойти в их город, где бы он был совершенно в их власти. Что касается до бояр, то по отношению к ним опасения не могли иметь места, а поэтому для придания большей торжественности действию крещения они и введены были в город.
В своем поучительном послании к Борису, писанном спустя некоторое время после крещения последнего, он называет князя дорогим украшением трудов своих, законным чадом своих духовных болезней (см. послание в русск. перев. в V т. Духовн. Беседы, стр. 128, 397). Слова эти если не исключительно, то между прочим должны быть разумеемы о наставлениях в христианской вере, преподанных им новокрещенному государю; но единственный случай, когда он мог видеть я наставлять последнего – это случай его крещения.
О заговоре сообщал папе Николаю сам Борис, и из его собственных слов узнаем о намерении бояр убить его, с тем, чтобы поставить на его место другого, и о той жестокости, с которою наказаны были им зачинщики (см. Responsa Nicolai ad consulta Bulgarornm n. XVII у Миня в Патрол. т. 119, стр. 988). Подробные и, как мы думаем, слышанные от самих болгар известия о нем передает составитель Бертинской летописи (под 866 годом, у Миня в Патр. т. 125, стр. 1232: заговорщики явились ко дворцу княжескому для выполнения своего намерения, сопровождаемые огромной толпой возбужденного ими народа; Борис вышел к ним в сопровождении всего 48 человек; казнено им после усмирения восстания 52 человека). До какой степени заслуживает веры читаемые у Симеона Логофета рассказ о картине страшного суда, зрелищем которого, как говорится у него, особенно возбуждены были против христианства болгары? Точно сообщаемое имя живописца, написавшего картину, конечно, ничего не доказывает, потому что дать вымышленному лицу любое имя ничего не стоило; отсутствие поводов к измышлению рассказа также не может быть приводимо в доказательство его подлинности, потому что народные фантазии любят обставлять общенародные события разными занимательными подробностями и без всяких поводов. Но странным образом, некоторые как будто бы намеки на действительное существование этой картины могут быть находимы в рассказе самого Бориса о возмущении папе Николаю. Он говорит, что его подданные, после того как были крещены им, восстали против него с великим неистовством, говоря, что он дал им недобрый закон. Эти слова: «говоря, что он дал им недобрый закон», наводят на мысль, что болгары каким-то образом вдруг и наглядно могли убедиться, что христианство есть недобрый для них закон; но подобным образом они могли убедиться в этом именно по картине страшного суда, на которой они должны были увидеть, что по христианству участь ожидающая грешников в загробной жизни есть несравненно худшая, нежели как они представляли себе ее по своим языческим понятиям, и что христианство очень многих осуждает как грешников, кого прежде они вовсе не считали таковыми. (Впрочем, дело может быть объясняемо и иначе: болгарам, как и другим язычникам, христианство могло показаться недобрым законом потому, что воспрещает многоженство и что после крещения им приходилось из многих жен оставлять у себя по одной.)
Что Борис оставался язычником не менее как до 864 года, это известно из показаний двух современных свидетелей западных, именно – короля немецкого Людовика и составителя летописи Бертинской. Король Людовик не только находился в союзе и сношениях с Борисом, но и принимал живое участие именно в деле его обращения к христианству, а, следовательно есть свидетель вполне и безусловно достоверный; но весной 864 г. он доносил папе Николаю чрез своего посла, – как это мы знаем из сохранившегося до настоящего времени официального документа, – что он (король) надеется, что князь болгарский (остающийся еще в язычестве) примет христианство (см. Capitula responionum папы Николая послу короля в Epistola et decreta папы Николая № LXI, n. XII, у Меня в Патрол. т. 119, стр. 875). Что касается до времени бытности королева посла в Риме, то оно определяется теми указаниями, какие даются в сейчас названных ответных главах папы относительно подвергнутого им запрещению архиепископа кельнского Гунтера. В ответных главах, во-первых, говорится, что Гунтер, несмотря на запрещение, дерзает священнодействовать, а это последний дозволил себе в Пасху 864 г., см. летопись Вертинскую под 864 годом, в Патрол. Миня t. 125, р. 1217; во-вторых, в ответных главах говорится о Гунтере как о запрещенном, но не как о низложенном, а он совсем низложен был королем вскоре после своего самовольного посягновения на священнодействие, летоп. Берт. ibid. Составитель летописи Вертинской, также бывший непосредственным современником, был в то же время придворным летописцем сейчас названного немецкого короля, и следовательно находился совершенно в такой же полной возможности знать дело достоверно точным образом, как и этот последний; под 864 г. он пишет, что король Людовик (спустя некоторое время после помянутого посольства к папе) ходил (или собирался идти) на свидание с каганом болгарским, который (еще остававшись дотоле язычником) обещался принять христианство (в Патрол. Миня t. 125, стр. 1218. Подлинные слова летописца суть: «Hludovicus rex Germaniae hostiliter obviam Bulgarum Gagano... nomine, qui christianum se fieri velle promiserat, pergit». Их обыкновенно понимают так, что король пошел против кагана войною, чтобы наказать последнего за то, что он обещался принять христианство и потом не сдержал своего обещания. Но слова hostis и hostiliter в средневековом языке кроме своих коренных значений – враг и враждебно – употребляются еще совсем в других, именно – первое в значении поход, второе в значении (снарядиться) по-походному, (отправиться) походом, в поход, см. у Дюканжа в Glossarium’е latinitatis под словом hostis, и так как не задолго перед тем посол короля доносил папе, что он – fidelis rex dispositum babeat venire Tullinam etdeinde pacem cum rege Vulgarorum confirmare (в ответных главах папы Николая), то у летописца необходимо понимать дело именно так, что король спешил отправиться в поход на свидание с каганом болгарским). Что Борис крестился или в 864 г., или в начале 865, показание об этом находим у патриарха константинопольского Фотия. В своем известном Окружном послании к восточным патриархам он пишет, что не успели пройти и два года после принятия болгарами христианства, как их страной овладели латиняне (οὐ’πω γὰπ ἐκει’νου τοῦ ἐ’θνους οὐδ’ εἰς δυ’οἐνιαυτου’ς τὴν ὀεθὴν τῶν χριστιανῶν τιμω’ντας θρησκει’αν... Photii Epistolae, ed. Montacut,, p. 49), т. е. иначе, что болгары приняли христианство или за два неполные, или – если предполагать весьма возможное некоторое преувеличение – за два полные года до того, как они отложились от греков и передались папе. Последнее событие имело место во второй половине 866 г., именно – Борис прислал в Рим свое посольстве с изъявлением желания перейти под власть папы в августе, а папа отправил в Болгарию свое латинское духовенство в ноябре этого года (см. ниже); а таким образом по сему указанию крещение Бориса именно и должно быть относимо к указанному выше продолжению времени (если Фотий считает с Борисова посольства в Рим, то, предполагая два полные года, крещение нужно будет относить к первой половине 864 г., а два не полные – ко второй половине того же года; если он считает с прибытия в Болгарию латинского духовенства, то, предполагая два полные года, крещение нужно будет относить к концу 864 г., а два неполные – к началу 865 года). Кроме сейчас приведенных свидетелей, есть еще показания о годе крещения Бориса у византийского летописца Симеона Логофета и у византийского писателя Никиты Пафлагонского. Симеон Логофет говорит, что импер. Михаил предпринял свой поход против Бориса, за которым последовало крещение этого последнего, в четвертый год своего правления (см. выше прим. 25); атак как четвертый год правления Михаила есть 860, то, на основании его слов, крещение должно быть относимо или к этому 860, или к следующему 861 году. Никита Пафлагонский в житии патр. Игнатия говорит, что болгары крестились в весьма непродолжительном времени после того, как прекратилось бывшее в Константинополе продолжительное землетрясение (см. там же); а так как землетрясение, о котором он говорит, было в августе месяце 861 г., то по его показанию крещение должно быть относимо или к концу 861, или к началу 862 года. Есть новейшие ученые, которые хотят следовать именно сим двум свидетелям (и соглашая их останавливаются на годе 861). Но делать это – значит не что иное как заведомо предпочитать неверное достоверному. Не говорим о Симеоне Логофете, который нисколько не есть писатель современный и у которого хронология если не вся вообще, то именно правления импер. Михаила несомненно весьма ненадежна (см. напр. год седьмой, п. XXVIII, ed. Paris., р. 441); но и современник Никита Пафлагонский не может быть ставим ни в малейшее сравнение с троими названными выше. О той возможности, в которой находились король Людовик и составитель летописи Вертинской, чтобы дать показание совершенно достоверным образом, мы уже говорили выше. Но то же самое и патр. Фотий. Принимая непосредственное или посредственное участие в крещении Бориса, он не мог не знать его года, а свое сочинение, в котором читается у него наше показание, он писал так немного спустя времени после события (Окружное послание обнародовано в первой половине 867 г.), что никак не мог сделать его ошибочным образом по забвению. Напротив, что касается до Никиты Пафлагонского, то он был человек к делу крещения болгар не имевший никаких особенных отношений И современник события сравнительно довольно отдаленный (он писал житие Игнатия не ранее как между 880–886 годами, см. Commentariam praevium к житию в Acta Sanctorum Болландистов, Octobr., t. X, р. 158, n. 5), а поэтому и ошибка с его стороны была возможна и легко объяснима (можно даже предполагать у него и умышленную намеренность; он говорит о беззаконности преследований против патр. Игнатия и хочет подтвердить эту беззаконность свидетельствами самого неба, – пока продолжались преследования, утверждает он, империю поражали бедствия – страшное землетрясение, война болгарская, но как только кончились преследования, прекратилось землетрясение и болгары не только положили оружие, но и приняли христианство: так как для него по его особенной цели именно нужно было, чтобы крещение болгар имело место вслед за превращением гонений на патр. Игнатия, то очень может быть, что он переносит его сюда из его действительного времени не по бессознательному неведению, а сознательным образом вследствие сейчас указанного побуждения). В наших собственных славянским записях есть свидетельство, хотя пока еще и не совершенно бесспорное, о том, что крещение Бориса должно быть относимо к пространству времени не 860–61, а именно 864–65 годов. В славянском переводе «летописца вскоре» патр. Никифора и в наших хронографах читается показание, что крещение болгар было за 80 лет до преложения книг: не может пока быть утверждаемо совершенно положительным образом, но должно быть принимаемо более чем за вероятное, что под преложением книг тут нужно разуметь не перевод богослужебных книг, совершенный Константином и Мефодием, а перевод толкового Евангелия, совершенный их учеником Константином епископом, т. е. понимать дело так, что запись, сделанная этим последним относительно расстояния времени между крещением болгар и его собственным трудом [В единственном, известном в настоящее время, списке этого последнего не читаемая, см. Описания синодд. рукописей Горского и Невоструева Ц. 1, № 163, стр. 421.], ошибочно и нелепо понята была о труде Константина и Мефодия. Но если крещение болгар, но показанию Константина епископа, было за. 30 лет до перевода им (точнее говоря – составления им) толкового Евангелия; то оно по нему было в 863–64 г., потому что перевод был совершен им в 6402 г. от сотв. м. или в 893–94 г. от Р. X. (см. у Горского и Невоструева ibid. стр. 422). В русских сказаниях о времени крещения болгар говорится, во-первых, в древней летописи, – во-вторых, в позднейших хронографах. Составитель летописи, введенный в заблуждение славянским переводчиком «летописца вскоре» патр. Никифора, принимает два крещения болгар и относит – одно из них, произвольным образом, к 6366 г. от сотворения мира и 7 году правления импер. Михаила, – другое, на основании указанного славянского переводчика, к 6377 г. от сотворения мира и ко 2 году правления импер. Василия (Собр. Летоп. т. 1, стр. 8 и 9). Славянский переводчик Никифора, как мы говорили сейчас выше, по всей вероятности, неправильным образом усвояет Константину первоучителю труд Константина епископа, и затем определяет свой год на основании хронологической записи, находящейся при толковом Евангелии сего последнего. Но эта хронологическая запись в том виде, как она была читаема переводчиком и как она читается в настоящее время, представляет собой переправку одного из переписчиков, – вместо 6406 года в ней должен стоять 6402 г. (см. у Горского и Невоструева ibid. II, 2, 163, стр. 422); атакам образом на основании ее и годом крещения болгар будет не год выставляемый переводчиком, а 6372 год от сотворения мира [Год преложения книг у переводчика не 64–06, как это в записи при Евангелии Константина, а 6405-й потому, что ин принимает не 20, как запись, а 19 лет правления импер. Василия. Крещение болгар он собственно должен бы был относить не к 6377 году, но или согласно с записью к 6376, или согласно с самим собой к 6375 году.]. Мы сказали, что составитель летописи с своими двумя крещениями болгар введен в заблуждение этим переводчиком Никифора: с одной стороны он давал веру ошибочному показанию переводчика, будто болгары крещены были при импер. Василии, а с другой – он читал у продолжателя Амартолова, что болгары крещены были при импер. Михаиле, – таким образом и явились у него два крещения. Чтобы объяснить эту странность двукратного крещения, о втором он прибавляет от себя, что тогда крещены были все болгары. Что касается до года первого (т. е. собственно единственного) крещения, бывшего при импер. Михаиле, то оно поставлено в летописи под 6366 или без всякой особенной причины, а просто потому, что нужно же было поставить его под каким-нибудь годом правления импер. Михаила (у продолжателя Амартолова, у которого заимствован рассказ, год не показан, а у летописца все события стоят непременно под годами), или если по намеренному соображению, то следующему нехитрому: по славянскому переводчику Никифора крещение болгар было за 30 лет до преложения книг, имевшего место в 6406 году [У переводчика, как мы сейчас сказали, год не 6406, а 6405-й, но летопись ставит у себя первый, а не второй, без сомнения, потому, что хочет поправлять его по служившей для него источником записи при Евангелии епископа Константина]; но в летописи над рассказом о преложении книг вместе с этим 6406 годом надписаны в одну строку не отмеченные никакими событиями и предшествующие годы, начиная с 6396 (см. Собр. Лет. т. 1, стр. 10), так что в ней говорится о преложении книг как будто под годами 6396–6406: как чрез вычитание 30 из последнего между этими числами получается год второго крещения, бывшего (будто бы) при Василии [В летописи не 6376, как бы следовало в ней быть, а 6377 г. потому, что она хочет тут быть точно согласною не столько сама с собой, сколько с переводчиком Никифора. Так как 6406–6377 не 30, а 29, то в Никоновск. летоп., восстановляющей точное вычисление годов самой древней летописи, и говорится (ч. 1, стр. 25), что от крещения болгар до преложения книг 29 лет.], так для отыскания года первого крещения, бывшего при Михаиле, вычтены те же 30 из первого числа, т. е. 6396. Если принимать эту намеренность, то следует думать, что не имеющее никакого действительного основания вычисление сделано не самим составителем летописи, а одним из позднейших ее дополнителей. В хронографах указывается год только второго из двух крещений, о которых в них говорится, т. е. крещения мнимого князя Симеона. Этот год есть один и тот же с годом крещения по переводчику Никифора, или с годом второго крещения древней летописи, именно – по поправке переводчика на основании годов летописи (6406–306376) 6376-й [В некоторых списках вместо 6376 года 6371, но это, вероятно, ошибка: в одном из двух, бывших у нас под руками, списков с этим последним годом, в надписании над сказанием 6371, а в самом тексте сказания, по переводчику Никифора, 6377 год. (Но с другой стороны редакторы хронографа, ставящие 6371 г., не имели ли у себя хронологической записи Константина епископа в ее подлинном виде, и не вычитали ли они 30, оставляя текущий год Константина, – у которого 6402, – из 6401?)] (а не 6377, как у переводчика. В бывшем у нас под руками списке хронографа одной редакции с Никоновской летописью нет сказаний о крещении болгар в самом тексте, но указывается год крещения в общей хронологической росписи событий, положенной в начале хронографа; здесь, год прямо по переводчику 6377-й). Желательно, чтобы ориенталисты попытались объяснить нам слова «етхь бехти», читаемые в приписке к Константинову переводу слов Св. Афанасия (Описания синодд. ркп. Горского и Невостр. II, 2, 33, № 111).
Гизелер в своей Церковной Истории и некоторые другие.
Что у болгар, до их обращения к папе, не было своего отдельного митрополита и что они получили его только после возвращения от папы, об этом ясно свидетельствуют 1) Responsa папы Николая ad consulla Bulgarorum, где папа (n. LXXII) отвечает спрашивающим болгарам, что если не патриарх, то архиепископ (или митрополит) может быть дан им с течением времени, – обещать только с течением времени дать то, что уже болгары имели, конечно, было бы со стороны папы весьма странно; 2) импер. Василий Македонянин, который, говоря о поставлении в Болгарии архиепископа после возвращения болгар от папы, ясно дает знать, что он тут поставляем был впервые (Vita Basil. Maced. §. XGV, в Scriptt. post Theophan. p. 210). Что болгарам действительно первоначально не было дано не только своего митрополита, но и ни одного епископа, об этом нужно заключать из того, что папа, когда обратились к нему болгары, сначала дал им только одного епископа: чтобы привязать к себе болгар, папа необходимо должен был дать им более, нежели что они имели от греков; но если он дал им только одного епископа, то следует, что от греков они не имели ни одного (см. также Responsa ad consulta Bulgarorum n. LXXXVIII, послание Фотия к Борису русск. перев. стр. 336, послание папы Адриана к патриарху Игнатию у Барония an. 871, n. XVL, где везде говорится об одних священниках; в послании папы к Игнатию под presbyteri nostri et episcopi должно разуметь пресвитеров и епископов не греческих, как неправильно разумеет Mansi, а латинских, см. Hefele Conciliengeschichte В. 4, S. 422 прим.).
Anastasii BibtiotbVita Nicolai papae у Миня в Патрол. т. 128, стр. 1374. Вместе с богатыми дарами (Анастас. ibid.) Борис прислал папе тот меч, с которым укротил восстание желавших низвергнуть его приверженцев язычества (летоп. Бертинск. под 866 г.).
Responsa ad consulta Bulgarorum n. LXXII, LXXIII, у Миня Патрол. т. 119, стр. 1007.
Летопись Бертинская под 866 г. и Фульдская под 866 и 867 годами. За чем Борис просил епископа и священников у короля немецкого, когда в то же время просил их у папы, ясно не видно; вероятно, за тем, чтобы доставить королю удовольствие и более скрепить свой с ним союз. С епископом и священниками король послал Борису на собиранные им самим и его братом Карлом священные сосуды, одежды и богослужебные книги (летоп. Бертинск. м Регинон Прюмиенск.). Епископ и священники немецкие, пришел в Болгарию, нашли уже там епископов и священников, присланных папой, почему скоро возвратились назад (летоп. Фульдск.).
Responsa ad consnlta Bulgarorum nn. LXXII, LXXIII, CVI fin.
Ibid. nn. LXXII, LXXIII.
Они отправились вместе с легатами, посланными папою в Константинополь (Anastasii Vita Nicolai у Миня т. 128, стр. 1374), а письма, посланные с сими последними к императору и патриарху константинопольским и другим тамошним лицам, от 13-го ноября 866 года, см. у Миня в Патрол. т. 119, стр. 1045, 1053,1057, 1061, 1063,1067, №№ писем ХCVIII-CIII.
Напечатаны в разных собраниях соборных деяний, в Патрологии Миня т. 119, стр. 978 sqq.
Encycl. epist. ed. Montacut. p. 49 sqq. Cfr. Anastasii Biblioth. Interpretat. Synodi VIII general, у Миня т. 129, стр. 20 нач. и Фульдск. летоп. под 867 г.
Anastas. Vita Nicolai у Миня стр. 1374 tin. sqq.
См. Jatfe Regesta pontiticum Roinanorum, Berolini, 1851, p. 264 нач., Hefele Conciliengescbichte B. 4, S. 496.
Anastas. Vita Nicolai у Миня стр. 1375 нач., Vita Adriani II ibid. p. 1383, tin. первого §.
Послы Бориса прибыли в Рим после того, как отправлены были папою в Константинополь легаты, в числе которых был прошенный болгарами Марин, а эти последние отбыли из Рима после 10 июня 869 г., – от сего числа посланные с ними грамоты к императору и патриарху см. Вагопии Annales ап. 869, n. X fin. и Hefele Conciliengeschichte В. 4. S. 363 fin.
Vita Adriani у Миня т. 128, стр. 1394 fin. sqq. Текст напечатанный у Миня сличай с текстом у Барония an. 869, n. ХСII и с посланием папы Иннокентия III к Калияну 1202 г. у Маня т. 214, стр. 1115 нач.
Об этих усилиях см. Константина Норфирогенйта в жизнеописании Василия Македонянина, в парижск. изд. Scriptt. post Theophan. p. 210, n. XCV. Константин Порфирогенит хочет представить дело так, что как будто бы виноваты были сами болгары, не хотевшие прежде брать архиепископа; но тут обычную грекам замашку лгать на других он доводит уже до нелепости.
На заседаниях происходившего тогда в Константинополе собора (так называемого у латинян 8-го вселенского) послы болгарские присутствовали в первый раз 28 Февраля 870 г., см. Anastas. Biblioth. Interpret. Synodi VIII general., actio X, у Мини в Патрол. т. 129, стр. 148.
Прибыв в Константинополь, послы болгарские предъявили происходившему тогда здесь, в присутствии уполномоченных от восточных патриархов и папских легатов, собору настоятельное желание своего государя слышать его решение: чьему ведению – папы или патриарха константинопольского должны подлежать они – болгары. На состоявшемся особом заседании собора восточные решили в пользу патриарха константинопольского, а легаты папы доказывали права этого последнего и протестовали против решения восточных (Vita Adriani II у Миня т. 128, стр. 1391 sqq, Anastasii Interpretat. Synodi VIII general. praefatio у Миня т. 129. стр. 18 sqq, у Барония 869 LXXIII sqq; восточных известий нет). Но это требование соборного решении было со стороны Бориса не более как одною Формальностью. Не потому он отложился от папы, что так приговорил собор, а потому требовал соборного приговора, что уже прежде решил отложиться. Соборное решение, присуждавшее Болгарию патриарху константинопольскому, ему (Борису) нужно было за тем, чтобы иметь чем оправдывать перед па-, пой свое от него отпадение и так. обр. не очень раздражить его и перевести его гнев с себя главным образом на греков. Анастасий библиотекарь, действительно, виня во всем почти исключительно этих последних, полагает, что если бы они не убедили Бориса прислать послов на собор, то не случилось бы и отпадения (Interpret. Synod. VIII у Миня стр. 20): в действительности наоборот, Борис не прислал бы послов на собор, если бы не задумал отпадения уже прежде. Вслед за латинянами и греками, препиравшимися о взаимных правах на Болгарию, стараются решать спор в пользу той или другой стороны и новейшие ученые. Но они хотят признавать тут права, которые не имеют ни малейшего права на признание: пока Болгария (под именем Мизин) была провинцией Греко-римской империи, она действительно должна была принадлежать к которому-нибудь из патриархов этой последней; но явившееся в вей независимое болгарское государство не принадлежало никому, кроме самих болгар, – чью хотели, ту власть они и признавали.
Вместо того, чтобы прямо изгонять латинских священников, Борис, желая не слишком раздражить папу, предпочел отделаться от них иным образом. Именно, он подкупил, бывшего тогда в Болгарии начальником латинского духовенства, епископа Гримоальда, чтобы он сам, измыслив предлоги, вывел священников из Болгарии. С Гримоальдом Борис послал папе грамоту, в которой извещал с притворным сожалением, что принимает греческое духовенство, подчиняясь определению собора (Vita Adriani у Миня т. 128, стр. 1396).
От папы Адриана сохранились два послания, одно к импер. Василию, другое к патр. Игнатию, оба от 10 ноября 871 г. В первом папа выражает свой гнев на то, что Игнатий поставил в Болгарию архиепископа, и убеждает императора заставить его отказаться от притязаний на страну; во втором, сохранившемся в отрывке, опровергает оправдания Игнатия относительно изгнания из Болгарии Латинского духовенства. Си. у Барония ап. 871, n. XII, XVI, у Jaffe в Regesta №№ 2236 и 2237. Посланий по тому же делу папы Иоанна VIII известно четырнадцать. Шесть от 16 апреля 877 г., из коих четыре в Болгарию – к Борису, к двоим из его бояр и к находящемуся в стране греческому духовенству, и два в Константинополь – к императору и патриарху: Бориса папа убеждает возвратиться к престолу Св. Петра; бояр его просит убеждать государя к тому же; греческому духовенству, находящемуся в Болгарии, под угрозою отлучения, предписывает удалиться из нее в продолжение 30 дней; патриарху, под тою же угрозою, предписывает вывести свое духовенство из Болгарии в течение указанного срока. У Миня в Патрол. т. 126, р. 758 sqq, №№ CVIII-СХIII. Пять посланий от 879 г., из коих три к Борису, одно к его боярам и одно к императору греческому, – Бориса и бояр его убеждает к тому же, к чему выше [Обещался прислать вместе с ходившим в Рим епископом хорватским Феодосием, о котором см. в послании папы к Бравимиру хорватскому у Маня в том же томе стр. 918.]; от императора требует, чтобы возвратил Болгарию папскому престолу; у Маня ibid. стр. 832,833, 843. 848, 853, №№ССХVII, ССХVIII, ССХХХI, ССХХХVI, CCXLIII. Два послания, к Борису и к императору греческому, 880 г., – в первом выражает свое удивление, что Борис не прислал, как обещался, своих послов [[Из одного послания к Борису (№ ССХХХVI) видно, что последний посылал к папе свое посольство.]]; во втором благодарит императора, что возвратил ему Болгарию (о сей напрасной благодарности у Барония ап. 880, п. I, III). УМиня ibid. стр. 909 и 919, №№ ССХСVI и СССVIII. Одно послание, к Борису, 881 г., – угрожает, в случае, если еще будет медлить непокорностью, предать отлучению. У Миня ibid. стр. 938, № СССХХХΙΙΙ.
Современник Бориса Регинон Прюмиенский, под 868 г., у Миня т. 132, стр. 97.
В Тивериупольских мучениках § 36 fin. у Миия т. 126, стр. 202.
См. послания патр. Николая к сыну Борисову Симеону у Анжело Майо, в издании Spicilegium Romanum t. X, рр. 176, 199, 247, 261 fin.
Что Борис был на великокняжеском престоле 36 лет, об этом говорит Феофилакт в Тивериупольских мучениках, § 36, у Миня стр. 202. Так как он не мог иметь никакого повода выдумывать это точное число, то, полагая, что он заимствовал его из какой-нибудь древней записи, мы принимаем его с полной верой. Под 892 г. Фульдская летопись называет королем болгарским Лаодомура (в немецк. перев. Rehdantz’a стр. 111), т. е. старшего сына Борисова Владимира, который находился на престоле четыре года (по свидет. Феофилакта в Тивериуп. муч. § 47); принимая этот 892 год за первый год его правления, восшествие Бориса на престол нужно будет относить к 856 году, а принимая за последний – к 852, в таким образом вообще вступление на престол нужно полагать между сими двумя годами, а удаление с престола между годами 888 и 892. Что Борясь провел в монашестве немалое число лет, об этом прямо говорит Феофилакт, ibid. О смерти Бориса в 907 г. свидетельствует запись при славянок, переводе слов Афанасия Александрийского, см. Горек, и Невостр. Описание синод, рукописей II, 2, стр. 38, № 111. Старший сын Бориса Владимир, как мы сказали, находился на престоле четыре года. Что касается до его удаления с престола еще при жизни отца, то, по свидетельству болгарского современного сказателя, он согнан с него братом (см. Чудо о кресте и о болгарине в Тронцк.-лаврск. Прологе № 33, л. 162 об., вапеч. г. Срезневским в Древних памятниках русокого письма и языка, Спб., 1863, стр. 259 sqq); а по свидетельству также современного западного летописца (Регинона Прюмиенского, под 868 г., у Миня т. 132, стр. 97, повторяемого Сигибертом Бемблаценским, под 865 г., у Миня т. 160, стр.165), низведен самим Борисом за то, что проводил непотребную жизнь и снова хотел возвратить народ к язычеству (longe а paterna intentione et operatione recedens, praedas coepit exercere, ebrietatibus, comessationibus et libidinibus vacare, et omni conamine ad gentilitatis ritum populum noviter baptizatum revocare. У Регинона рассказ о низведении подробный; по его словам, Борис выколол Владимиру глаза и заключил его в темницу, угрожая тем же наказанием всякому отступнику от христианства).
Что болгары не имели у себя славянских книг до 866 г. или до обращения к папе, это видно из того, что они просили папу о присылке к цим, взамен прогнанных ими священников греческих, священников латинских. Если бы они имели славянские книги, то они просили бы папу не об этом, а о том, чтобы он, прислав им епископов, поставил им. священников из их собственной среды. Что болгары не вводили у себя славянского богослужения во время господства папы, об этом необходимо заключать из того, что нет никаких намеков на это в существующих за это время известиях; между тем как если бы это было, – не только намеков, но и прямых речей необходимо следовало бы ожидать.
В западной церкви архиепископы были то же самое, что митрополиты, т. е. архиепископ – было просто другим названием митрополита, или наоборот (и по своему значению соответствовал восточных митрополитам). В восточной церкви митрополиты и архиепископы были отличены одни от других. Митрополиты, представляя собой в общей церковно-правительственной организации вторую инстанцию после патриархов, были главными архиереями и начальниками округ, на которые разделены были патриархаты и между которыми поделены были епископии сих последних. Архиепископы, все с эпитетом автокефальных (αυτοκέφαλος– самоглавный, т. е. не подчиненный тому, кому бы должен быть подчинен по общему порядку), представляли собой так сказать изъятие из общего правительственного строя и были двух родов – низшие и высшие митрополитов. Архиепископами низшими митрополитов назывались такие епископы, которые, быв освобождены из-под власти местных окружных митрополитов, зависели прямо и непосредственно от самих патриархов (этих архиепископов в позднейшее время было в Греции очень много). Архиепископами высшими митрополитов назывались такие окружные митрополиты, которые освобождены были с своими округами из-под власти своих местных патриархов и были столько же самостоятельны, как и эти последние, отличаясь от них и будучи ниже их только своим именем (таковыми архиепископами-митрополитами были: архиепископ недолго существовавшей первой Юстинианы, см. XI новеллу импер. Юстиниана, и здесь – ut primae Jnstinianae antistes non solum metropolitanus, sed etiam archiepiscopus fiat; архиепископ кипрский, см. Lequien’a Oriens II, 1087 sqq, и впоследствии архиепископ ахридский). Первый, данный греками болгарам, высший предстоятель их церкви везде в известиях называется именно архиепископом, а не митрополитом, см. славянское сказание, о котором в следующ. примеч., и Константина Порфирогенита в Memor. pop. II, 574 и ed. Paris, р. 110 fin. Так как к нему неприложимо понятие архиепископа низшего митрополитов, то оставалось бы предполагать, что он был архиепископом высшим митрополитов, т. е. что греки освободили болгарского митрополита от подчинения патриарху константинопольскому при самом учреждении их митрополии. Но это последнее до крайности сомнительно, и следует думать, что по своему значению архиепископ болгарский был обыкновенный, подчиненный патриарху константинопольскому, митрополит, а получил имя архиепископа, а не митрополита, только потому, что непосредственно перед сим были у болгар переговоры с папою о даровании им архиепископа (как преимущественно вместо митрополита употреблялось это имя на западе и как исключительно употребляется оно в переговорах болгар с папою), т. е. что для обозначения восточного понятия взято было тут западное имя (болгары, которым перед тем папа хотел дать архиепископа, не зная, что на западе архиепископ и митрополит значили одно и то же, требовали и от греков, чтобы и они дали им архиепископа, – и греки дали им митрополита с именем, но не с значением в их восточном смысле, архиепископа).
Читаемое в Прологе Троицкой лаврской библиотеки (№№ 33, л. 162 об.). Оно напечатано в Древних памятниках русского письма и языка г. Срезневского, Спб., 1863, стр. 259, col. 2 sqq.
Древнейший из известных нам писателей, который приводит известие, что первым, поставленным от патр. Игнатия, болгарским архиепископом был Феофилакт, есть Бароний (Annail. Ессиев. ап. 870, n. LII). Он приводит его не как свое, а как чужое известие, и выражает сомнение относительно его достоверности; что касается до оснований, на которых принималось известие, то он их не указывает, а говорит просто affirmant. Позднейшие писатели, повторяя известие как достоверное, также решительно ни один не указывают его источников и оснований, почему и заслуживает полной веры Ассемани, который, давая знать, что оно есть простое позднейшее измышление, прямо утверждает (в Kalendaria t. 2, р. 204), что оно принимается и повторяется nullo antique teste. По наведении точнейших справок, мы можем прямо указать, каким образом возник этот мнимый Феофилакт из смешения с Феофилактом позднейшим. Этот последний, как читается о нем в одном каталоге болгарских архиепископов (у Дюканжа в Familiae Byzantinae, ed. Paris., p. 175, и как ов сам дает знать в своих письмах), был родом из Еврипа (Θεοφιλα’κτος ο’ ἐξ Εὐπι’που), но на константинопольском соборе 879 – 880 г. присутствовал Феофилакт епископ еврипский (Θεοφιλα’κτος Εὐπι’που, см. Το’μος χαρᾶς – патр. Досифея, напечатанный в Валахии в 1705 г. стр. 34, строку 10): нет сомнения, что Феофилакт архиепископ болгарский, родом из Еврипа, был cмешан с Феофилактом епископом еврипским, и что сначала время его жизни перенесено было на девятый век, а потом, когда было узнано, что он жил не в девятом, а в одиннадцатом веке, он был раздвоен – перенесен был на свое место в одиннадцатый век, но также оставлен и на прежнем месте в девятом веке.
Memor. рор. II, 420 и 650. III, 629 нач. Город этот существовал еще при римлянах и назывался у них, также по имени самой реки, Ad Magrum и Margus. Шафарик (Древн. II, I, 356), предполагает существование многих городов с именем Морава, но это несправедливо; город известен пе77именно только один сейчас названный, а затем по рекам сербской и болгарской Моравам было несколько не городов, а жуп или волостей того же имени; считаемый им за один из воображаемых им древних городов, носивших имя Морава, город Гилан (при истоках болгарской Моравы) есть город новый, построенный в очень недавнее время, см. Гана Reisevon Belgrad nach Salonik, 1-го изд., 1861 г., стр. 86 (а под Моравой, о которой в Memor. pop. II, 251 и 861, должна быть разумеема одна из жуп болгарской Моравы: cfr Monumenta Serbica Миклошича р. 117 и у Даничича в Речнике под словом Морава). Что касается до того, что в деяниях соборных το’ Μορα’βα, а у летописцев τὸ Μορα’βον, то подобные примеры безразличного употребления иногда единственного, иногда множественного числа имеются в названиях и других городов, напр. название Белграда писалось и τὸ Βελεγρα’δον, и τὰ Βελεγρα’δα.
Каталог напечатан Дюканжем в Familiæ Byzantinæ ed. Paris. p. 174. sqq. Относительно первых трех архиепископов (Мефодия – Климента) его показания неладны, но относительно последующих (с сего Дамиана) в них нет оснований сомневаться, так как большая часть их подтверждается свидетельствами и византийских летописей. Что каталог составлен в половине двенадцатого века, об этом нужно заключать из того, что о последнем архиепископе, на котором он останавливается, бывшем именно в этой половине двенадцатого века, Иоанне Комнине, сообщаются самые подробные родословные известия, – эти известия заставляют предполагать, что каталог составлен при жизни Иоанна: Ниже для краткости мы будем называть его Дюканжевым каталогом.
Что при заключении этого брачного союза греки действительно показали к болгарам величайшую благосклонность, с полною готовностью соглашаясь удовлетворить их требованиям, касавшимся народной чести, см. Лиутпранда кремонского Relationem de legatione Conslantinopolilana § 19 в Патрол. Миня t. 136, р. 917.
Неправильно или ошибочно вместо Дассарипой.
Цахарие, см. Beiträge zur Geschichte der Balgarischen Kircbe S. 10, считает архиепископов Давида и Иоанна существовавшими одновременно совершенно несправедливо. Если импер. Василий не назначил Иоанна в архиепископы, а только утвердил его в этом сане (ibid. S. 17), то это должно понимать не так, что Иоанн был уже архиепископом до завоевания царства, а так, что импер. Василий, желая поставить на место низведенного им Давида также болгарина, а не грека, не сам выбрал кандидата (потому что между болгарами он не мог знать людей достойных), а предоставил избрать его болгарам, и что потом этого избранного болгарами он и утвердил в сане архиепископа. Что перед утверждением от императора Иоанн небыль архиепископом, а только монахом, это совершенно ясно говорится в грамоте первого (Ралли и Потлн V, 258: ευ’λαβὲςατον μοναχο’ν Ι’ωα’μμημ ἀρχιεηι’σκοπον Βαλγαρι’ας ἐκυρω’σαμεν εἰvαι).
Феофилакт был одним из наставников Константина Дуки Порфирогенита, сына импер. Михаила Дуки Парапинакиса, а Константин родился в 1074 г. (Дюканжа Familiæ Byzantinae, ed. Paris, p. 162): предполагая, что он приглашен был в наставники, когда Константину было 8–9 лет, и что находился при нем не менее двух лет, получим 1084–85 год. Думать, как хотят некоторые, что воспитание им Константина ограничивалось только немногими уроками, которые он мог давать ему во время кратковременных посещений столицы уже в бытность архиепископом ахридским (краткая жизнь при казанск. издания Благовестника, стр. 28), вовсе не представляется вероятным; а что касается до письма его к философу Иоанну, которое могло быть написано только до 1081 г. (ibid. стр. 7), то в письме вовсе нет положительных, признаков, чтобы оно было писано уже после, а не прежде поставления в архиепископы.
В правление Бориса государство болгарское простиралось на юг в Македонии и Албании не менее как по города Истиб, Ахриду и Берат включительно. В 1019 г. на территории, заключавшейся внутри этих границ, епархий было не менее 17-ти; предположив, что даже семь из них открыты были после, мы все-таки будем иметь для нашего времени именно не менее 10-ти. Архиепископ Феофилакт и современный ему или немного позднейший его автор пространного жития Климента белицкого утверждают, что Борис построил семь соборных, т. е. кафедральных епископских храмов (первый в Epist., ed. Lamio XVI, у Миня в Патрол. т. 126, 529 fin., второй в названном житии § XXIII). Если согласиться, что они говорят правду, то количество вновь построенных храмов не должно быть необходимым образом принимаемо за все количество епархий, потому что в некоторых городах храмы могли быть готовые, остававшиеся от греков.
Три хризовула импер. Василия Болгаробойца, данные им болгарскому архиепископу после покорения болгарского царства в 1019 г., приводятся в хризовуле импер. Михаила Палеолога, данном также болгарскому архиепископу в 1272 году. Этот последний до настоящего времени был известен в небольшом отрывке (содержащем его собственное предисловие и половину одного из хризовулов импер. Василия), напечатанном в издании Ралли и Потли Σύνταγμα κανόνων V, 266 sqq. Но известный наш русский ученый путешественник преосвященный Порфирий (Успенский) нашел его в одной из синайских рукописей в полном виде. Сняв по его благосклонному дозволению со сделанного им списка список для себя, приводим здесь из хризовула ту часть его, в которой читаются хризовулы импер. Василия. (После предисловия, которое см. у Ралли и Потли, первый хризовул Василия, половина которого также напечатана у названных выше): ολλῶν ὄντων καὶ μεγάλων τῶν παρὰ τοῦ φιλανθρώπου θεοῦ δεδωρημένων τῇ βασιλείᾳ ἡμῶνἀγαθῶν κατὰ διαφόρους καιρούς, εὐαρίθμους (sic), ὑπερβαινόντων, τοῦτο ἐςὶ παρὰ πάνταἐξαίρετον τὸ προσθήκην γενέσθαι τῇ Ρωμαίων ἀρχῇ καὶ τὴν τῶν Βουλγάρων γενέσθαι ὑπὸ ζυγὸνἔνα. Εντεύθεν οὖν καὶ τὸν εὐλαβέςατον μοναχὸν Ἰωάννην ἀρχιεπίσκοπον Βουλγαρίας ἐκυρώσαμενεἶναι, καὶ τὰ τῇ ἀρχιεπισκοπῇ προσήκοντα παρ’ αὐτοῦ ἰθύνεσθαι. Καὶ ἐπεὶ ἡτήσατο ὁ τοιοῦτοςἐγγράφως ἔχειν τούς οφείλοντας ταῖς ἐκκλησίαις τῆς ἐνορίας αὐτοῦ καὶ τῶν ἐπισκόπων αὐτοῦκληρικούς καὶ παροίκους ὑπηρετεῖν, δεδώκαμεν αὐτῷ τὸ παρὸν σιγίλλιον τῆς βασιλείας ἡμῶν, δι’οὑ παρακελευόμεθα αὐτὸν μὲν ἀρχιεπίσκοπον ἔχειν εἰς τὰ κάστρα, τῆς ἐνορίας ἀυτοῦ ἤγουν τὴνἈχρίδα, τὴν ΙΙρέσπαν, τὸν Μόκρον καὶ τὴν Κίτζαβιν κληρικούς 40, καὶ παροίκους 30 [Что означает в хрнзовуиах слово κ ά ροι κος , не можем сказать положительно; но, как кажется, светских архиерейских чиновников.]. Τὸν δὲἐπίσκοπον Καστορίας εἰς τὰ κάστρα τῆς ἐνορίας αὐτοῦ ἤγουν εἰς τὴν Καστορίαν, εἰς τὸν Κουρέων(sic), τὴν Κολώνην, τὴν Δεάβολιν, τὴν Βοῶσαν καὶ τὸν Μώρον κληρικούς 40 καὶ παροίκους 30 εἰτάχα καὶ περισσότερον εἴχε πρώην, ἀλλ’ οὖν οὐ βουλόμεθα ὑπερβαίνειν τὸν ἀριθμὸν τῶν κληρικῶνκαὶ παροίκων τοῦ ἀρχιεπισκόπου. Τὸν δὲ ἐπίσκοπον Γλαβανίτζης (sic) εἰς ἀυτὴν τὴν Γλαβίνιτζαν(sic) καὶ εἰς τὰ Κάνινα καὶ Νεανίσκαν, κελεύομεν ἔχειν κληρικούς 40 καὶ παροίκους 30. Τὸν δὲἐπίσκοπον Μογλαίνων εἰς αὐτὰ τὰ Μόγλαινα καὶ τὸν Πρόσακον καὶ τὴν Μερίχοβαν καὶ τὴν Σετίνηνκαὶ τὸν Ὀστροβὸν καὶ εἰς τὰ Ζαόδρυα κληρικούς 15 καὶ παροίκους 15. Καὶ τὸν ἐπίσκοπονΒουτέλεως εἰς τὴν Πελαγονίαν καὶ εἰς τὸν Πρίλαπον καὶ εἰς τὴν Δευρέτην καὶ εἰς τὸν Βελεσσὸνκληρικούς 15 καὶ παροίκους 15. Καὶ τὸν ἐπίσκοπον Στρούμμιτζης εἰς ἀυτὴν τὴν Στρούμμιτζαν καὶτὸν Ραδοβίςον καὶ τὸν (sic) Κονέτζην κληρικούς 12 καὶ παροίκους 12. Καὶ τὸν ἐπίσκοπονΜοροβίσδου εἰς αὐτὸν τὸν Μορόβισίον καὶ τὸν Κοζιάκον καὶ τὴν Σλάβιςην καὶ τὴν Σθλετοβὰν καὶτὸν Λουκόβιτζον καὶ τὴν Πιάνιτζαν καὶ τὴν Μαλέσοβαν κληρικούς 15 καὶ παροίκους 15. Καὶ τὸνἐπισκοπον Βελεβουσδίου εἰς αὐτὴν τὴν Βελεβούσδα, τὸν Σουνδίασκον (sic) καὶ τὴν Γερμάνειαν καὶ τὸν Τερίμερον καὶ τὸν Στοβὸν καὶ τὸν κάτω Σουνδέασκον (sic) καὶτὰ Ράσλογα κληρικούς 15 καὶ παροίκους 15. Καὶ τὸν ἐπίσκοπον Τριαδίτζης εἰς αὐτὴν τὴνΤριαδίτζαν καὶ τὸν Πέρνικον καὶ τὴν (sic) Σύκοβον καὶ τὴν Σβενέαπος (sic) κελεύομεν ἔχεινκληρικούς 40 καὶ παροίκους 40. Καὶ τὸν ἐπίσκοπον Νίσου εἰς αὐτὴν τὴν (sic) Νίσον καὶ εἰς τὸΜόκρον καὶ τὸν Κομπλὸν (?) καὶ Τόπλιτζαν καὶ τὸν Σφελίγοβον κληρικούς 40 καὶ παροίκους 40.Καὶ τὸν ἐπίσκοπον Βρανίτζης εἰς τὴν Βράνιτζαν καὶ τὸν Μορόβισκον καὶ τὸν Σφεντέρομον καὶ τὸνΓροντσον (?) καὶ τὸν Διβίσισκον καὶ τὴν Ἰστααγλάγγαν καὶ τὸν Βροδάρισκον κληρικούς 15 καὶπαροίκους 15. Καὶ τὸν ἐπίσκοπον Βελεγράδων εἰς αὐτὰ τὰ Βελάγραδα καὶ τὸν (sic) Γραδέτζην καὶτὸν Ὀμτζὸν καὶ τὸν Γλαβεντῖνον καὶ τὴν Ἄσπρην ἐκκλησίαν κληρικούς 40 καὶ παροίκους 40. Καὶτὸν ἐπίσκοπον τῆς (sic) Θράμου κελεύομεν ἔχειν εἰς πάσαν τὴν ἐνορίαν αὐτοῦ κληρικούς 15 καὶπαροίκους 15. Καὶ τὸν ἐπίσκοπον τῶν Σκοπίων εἰς αὐτὰ τὰ Σκόπια καὶ τὸν Βινέτζην καὶ τὸνΠρεάμορον καὶ τὴν Λύκοβαν καὶ τὸν Πρίνιπον κληρικούς 40 καὶ παροίκους 40. Καὶ τὸν ἐπίσκοπονΠριζδρίανων εἰς αὐτὰ τὰ Πριζδρίανα καὶ τὸν Χοσνὸν καὶ τὸν Λεασκουμτζὸν καὶ τὸν Βραίτονκληρικούς 15 καὶ παροίκους 15. Καὶ τὸν ἐπίσκοπον Λιπαινίου εἰς πάσαν τὴν ἐνορίαν αὐτοῦκληρικούς 30 καὶ παροίκους 30. Καὶ τὸν ἐπίσκοπον Σερβίων κελεύομεν ἔχειν εἰς πάσαν τὴν ἐνορίαναὐτοῦ κληρικούς 30 καὶ παροίκους 30, ἵνα ἐξκουσεύονται οἱ τοιοῦτοι πάντες κληρικοὶ ἀπὸ τεοἰκοδομίου καὶ τῶν λοιπῶν ἐπηρειῶν, ὠς ἐξκουσεύοντο καὶ ἐπὶ τοῦ Σαμουὴλ. Ὅθεν καὶ πρὸςεἴδησιν τῶν μεθ’ ἡμᾶς βασιλέων ποιήσαντες τὸ παρὸν σιγίλλιον δεδώκαμεν τῷ ἀρχιεπισκόπῳ,βουλλόσαντες τῷ βουλλωτηρίῳ τῆς βασιλείας ἡμῶν διὰ μολίβδου. Ἓν μὲν τοῦτο τοιοῦτον, ἔτερον δὲ (второй хризовул импер. Василия): Ἐπεὶ ὁ ἁγώτατοςἀρχιεπίσκοπος Βουλγαρίας ἡτήσατο τὴν βασιλείαν ἡμῶν μετὰ τὸ ἐκθέσθαι ταύτην (sic) σιγίλλιονδιαλάμβανον περὶ πασῆς ἐπισκοπῆς Βουλγαρικῆς ὁπόσην τὴν ἐνορίαν ἔχει, ποιήσαι καὶ ἔτερονσιγίλλιον περὶ τῶν λοιπῶν ἐπισκοπειῶν, τῶν μὴ συναριθμιθέντων ἐν τῷ πρωτέρω σιγιλλίῳ τῶνκατ’ αὐτὸν λοιπῶν ἐπισκοπειῶν, διὰ τὸ τούς γειτνιάζοντας μητροπολίτας καθαρπάσαι ταύτας ἐκτῆς Βουλγαρικῆς ἐνορίας καὶ πρὸς αὐτούς οἰκειῶσαι. Καὶ ἡ βασιλεία μοῦ οὐκ εὐδοκεῖ ὀδοβατεῖν τινὰ ἐξ αὐτῶν ἢ ἐκ τῶν ἀνθρώπωνεὤς ἐνὸς βήματος ἔσω τῶν τῆς Βουλγαρικῆς ἐνορίας, ἀλλὰ πάσας τὰς Βουλγαρικὰς ἐπισκοπὰς, ἃςὑπὸ Πέτρου τοῦ βασιλέως καὶ τοῦ Σαμουὴλ ἐδεσπόζοντο καὶ κατείχοντο καὶ παρὰ τῶν τότεἀρχιεπισκόπων, καὶ τὰ λοιπὰ ἀπάντα κάςρα, τὰ αύτὰ θεσπίζομεν ἔχειν καὶ διακρατεῖν τὸν νυνὶἁγιώτατον ἀρχιεπίσκοπον οὐ γὰρ ἀναιμωτὶ καὶ πόνων χωρὶς καὶ ἰδρώτων, ἀλλὰ διὰ καρτερίαςπολυτελοῦς καὶ συμμαχίας θεῖκῆς ὑπόσπονδον τὴν χώραν ταύτην ὁ θεὸς ἡμῖν ἐδωρήσατο, τῆςἀγαθότητος αὐτοῦ εὐμάλα τρανῶς ἡμῖν ἀρωγούσης, καὶ τὰ διεςώτα εἰς ἔν συναπ ούσης, ὑνὸ ζυγὸνἔνα θέμενος τούς ὄρους καὶ τὸν τύπον, τούς καλῶς παρὰ τῶν πρό ἡμῶν βασιλεύσαντωνθεσπισθέντας μηδὲν λεμηναμένης εἰ γὰρ τῆς χώρας ἐγκρατεῖς ἐγενόμεθα, ἀλλὰ τὰ ταύτης δίκαιαἀπαράσπαςα διετηρήσαμεν, ἐπικυροῦντες αὐτὰ διὰ χρυσοβούλλων καὶ σιγιλλίων ἡμῶν, καὶ τὸννῦν ἁγιώτατσν ἀρχιεπίσκοπον Βουλγαρίας τοσαύτην τὴν ἐνορίαν ἔχειν θεσπίζομεν. οἴαν καὶ πόσηνεἴχε ἐπὶ Πέτρου τοῦ βασιλέως καὶ δεσπόζειν καί διακατέχειν πάσας τάς έπισκοπάς Βουλγαρίας, οὐκὅσαι δηλαδὴ τῷ προτέρῳ σιγιλλίῳ ἔτυχον τεθεῖσαι, ἀλλὰ καὶ ὅσαι διαλαθοῦσαι οὐ ταυταῖςσυνετάγησαν καὶ αἱ διὰ τῶν παρόντων σιγιλλίων εμφανισθεῖσαι καὶ ἐξ ὀνόματος τεθεῖσαι. Καὶταύταις ὠς καὶ ταῖς λοιπαῖς κληρικούς καὶ παροίκους δωρούμεθα ἤγουν κελεύομεν ἔχειν τὸνΔρίςρας ἐπίσκοπον εἰς τὰ κάστρα τῆς ἐνορίας αὐτοῦ καὶ τὰ λοιπὰ κάστρα τὰ περὶ αὐτὴν κληρικούς40 καὶ παροίκους 40. Ἐπὶ Πέτρου γὰρ βασιλεύσαντος ἐν Βουλγαρία αὔτη μεν τῷ τῆς ἀρχιεπισκοπῆςἀξιώματι ἐλαμπρύνετο, μετὰ δὲ τοῦτο ἀπὸ τόπου εἰς τόπον μεταβαινόντων τῶν ἀρχιεπισκόπων,τοῦ μεν εἰς Τριαδίτζαν, τοῦ ἐν τοῖς Βοδηνοῖς καὶ ἐν τοῖς Μογλαίνοις, ειθ’ οὕτω ἐν τῇ Ἀχρίδη τὸννῦν εὔρομεν, ἀρχιεπίσκοπον, καὶ αὐτὴν μεν τὴν Ἀχρίδα τὸν ἀρχιεπίσκοπον ἔχειν (подразум. повелеваем), ἐπίσκοπον δὲ εἰς τὴν Δρίστραν χειρστονῆσαι (подразум. а не архиепископа, как было прежде). Τὸν δὲ ἐπίσκοπον Βοδίνης κελεύομεν ἔχειν εἰς τὰ κάστρα τῆς ἐνορίας αὐτοῦκληρικούς 40 καὶ παροίκους 40 οτι γὰρ καὶ προσφωροτάτη αὔτη μοὶ γέγονε καὶ προσδευτικωτάτηκαὶ πρὸς τὴν τῆς χώρας εὐθεῖαν ὑδὸν τὰς εἰδόσους ἀνέωξεν (т. е. при завоевании Болгарии импер. Василием), ἔδει πάντως αὐτὴν καὶ μεγίςον ἐπιτεύξασθαι ἀμοιβῶν καὶ τῶν κρειττόνων πάντως ὑπεραρθῆναι ἀλλὰδιὰ τὸ μὴ ὑπεραίρειν καὶ ὑπερκεῖσθαι τοῦ ἀρχιεπισκόπου, κληρικῶν καὶ παροίκων τὴν ἰσομοίριαντοῦ ἀρχιεπισκόπου ταύτη, δεδώκαμεν, ἐπαυξήσαντες δέκα ὑπὲρ τούς ἑβδομήκοντα τοῦἀρχιεπισκόπου. Τὸν δὲ ἐπίσκοπον Ῥάσου εἰς πάσαν τὴν ἐνορίαν αὐτοῦ κελεύομεν ἔχειν κληρικούς15 καὶ παροίκους 15. Τὸν δὲ ἐπίσκοπον Ὡραίας κελεύομεν ἔχειν εἰς πάσαν τὴν ἐνορίαν αὐτοῦκληρικούς 12 καὶ παροίκους 12. Καὶ τὸν ἐπίσκοπον Τζερνίκου κελεύομεν ἔχειν εἰς πάσαν τὴνἐνορίαν αὐτοῦ κληρικούς 15 καὶ παροίκους 15. Τὸν δὲ ἐπίσκοπον Χίμαιρας κελεύομεν ἔχειν εἰςπάσαν τὴν ἐνορίαν αὐτοῦ κληρικούς 12 καὶ παροίκους 12 τὸν γὰρ μητροπολίτην. Δυρραχίου μόνοντῷ θρόνῳ αὐτοῦ ἐκμεῖναι κελεύομεν καὶ ἀρκεῖσθαι τοῖς περὶ αὐτὸν κτήμασι καὶ χρήμασι, καὶ μὴἐπιβαίνειν ταῖς τῆς Βουλγαρίας ἐπισκοπαῖς. Τῷ γὰρ ἀρχιεπισκόπῳ Βουλγαρίας ταῦταςἐκυρώσαμεν, ὠς καὶ ἀπό παλαιοῦ τὸ κύρος ἦν αὐτῷ καὶ ἡ ἐξουσία παρὰ τῶν ἀρχαίων τετύπωται·οὐ γὰρ παραχαράττομεν τι ἐκ τῶν προτυποθέντων τῇ ἀρχιεπισκοπῇ Βουλγαρίας, ἀλλ’ εἰ καὶἠμαυρώθησαν, ἀνιςοροῦμεν καὶ ἀνατυποῦμεν διὰ τοῦ παρόντος σιγιλλίου ἡμῶν, ἀπαράθραυςα τὲδιατηρεῖσθαι καὶ ἀκαινοτόμητα πάντα τα ἐξ ἀρχαίων ἀνήκοντα τῇ ἀρχιεπισκοπῇ καὶ μήτε τὸν αὐτὸνκαὶ τούς λοιπούς ἐν ταῖς Βουλγαρίας ἐπισκοπαῖς ζυγομαχεῖν, ἀρκεῖσθαι τὲ τοῖς ἰδίοις καὶ ἐξ ἀρχαίωνὄρων βεβαιωθεῖσιν, αιδίον μένειν τῇ ἰδιᾴ δεσποτείᾴ καὶ ἀκαινοτόμητον. Τὸν δὲ ἐπίσκοπονἈδριανουπόλεως κελεύομεν ἔχειν εἰς πάσαν τὴν ἐνορίαν αὐτοῦ κληρικούς 15 καὶ παροίκους 15.Καὶ τὸν ἐπίσκοπον... (пропуск в списке преосвящ. Порфирия) κελεύομεν ἔχειν εἰς πάσαν τὴνἐνορίαν αὐτοῦ κληρικούς 15 καὶ παροίκους 15. Καὶ τὸν ἐπίσκοπον Βοθρώτου κελεύομεν ἔχειν εἰςπάσαν ἐνορίαν αὐτοῦ κληρικούς 12 καὶ παροίκους 12. Τὸν δὲ ἐπίσκοπον Ἰωαννίνων κελεύομενἔχειν εἰς πάσαν τὴν ἐνορίαν αὐτοῦ κληρικούς 15 καὶ παροίκους 15. Καὶ τὸν ἐπίσκοπον αὐτὸνΚοζίλης κελεύομεν ἔχειν εἰς πάσαν τὴν ἐνορίαν αὐτοῦ κληρικούς 15 καὶ παροίκους 15. Τὸν δὲἐπίσκοπον Πέτρου κελεύομεν εἰς πάσαν τὴν ἐνορίαν αὐτοῦ κληρικούς 40 καὶ παροίκους 40. Οὐμόνον δὲ τὰς ἐξ ὀνόματος τεθεῖσας ἐπισκοπὰς ἔχειν θεσπίζομεν τὸν ἁγιώτατον ἀρχιεπίσκοπον.Βουλγαρίας, ἀλλ’·εἰ καὶ λοιπαὶ ὑπελείφθησαν διὰ λίθην μὴ ἐμφανιθεῖσαι καὶ τῶν Βουλγαρικῶν ὄρων ἐντὸς εἰσὶ, καὶ τούτος διακατέχειν καὶδεσπόζειν παρακελευόμεθα, καὶ ὄσα ἔτερα ὑπελείφθησαν κάστρα ἐκτὸς τῶν σιγιλλίων τῆςβασιλείας μοῦ, ταῦτα πάντα κατέχειν τὸν αὐτὸν ἁγιώτατον ἀρχιεπίσκοπον καὶ λαμβάνειν τὸκανονικὸν αὐτῶν πάντων, καὶ τῶν ἀνα πάσαν Βουλγαρίαν Βλάχων καὶ τῶν περί τὸν ΒαρδάρειονΤουρκῶν, ὅσοι ἐντὸς Βουλγαρικῶν ὄρων εἰσὶ, τιμᾶν δὲ αὐτὸν καὶ σέβεσθαι μεγάλως καὶ ἀκούειντου λόγου αὐτοῦ καὶ τῆς παραινέσεως, καὶ πάντας τούς ἐν Βουλγαρίᾳ στρατηγούς καὶ λοιπούςἀπαιτητὰς καὶ ἄρχοντας, καὶ μὴ περικόπεσθαι (?) αὐτούς μήτε εἰς μοναςήριον Βουλγαρικὸν μήτε εἰςἐκκλησίαν ἠ ἐν οἰῳδήποτε ἐκκλησιαςικῷ ὅλως πράγματι, μήτε κωλύειν αὐτὸν μήτε τούς ὑπ᾽ αὐτὸνθεοφιλεςάτους ἐπισκόπους ἢ ἐμποδίζειν τούτους, ἵνα μὴ μεγάλην καὶ ἀσυμπαθῆ ὁ τοιουτος από τήςβασιλείας ἡμῶν ἀγανακτήσιν.... Ὄθεν καὶ πρὸς εἰδήσιν τῶν μεθ’ ἡμᾶς βασιλέων ποιήσαντες τὸπαρὸν σιγίλλιον, δεδώκαμεν τῷ ἁγιωτάτῳ ἀρχιεπισκόπῳ, βουλλώσαντες τῷ βουλλωτηρίῳ τῆςβασιλείας ἡμῶν διὰ μολίβδου μηνὶ μάιῳ ἔτους ἑξακισχιλιοςοῦ πεντακοσιοςοῦ εἰκοςοῦ ογδόου. Ἔτι δὲ καὶ ἔτερον (третий хризовул импер. Василия): Τῇ ἁγιωτάτῃ ἀρχιεπισκοπῆ Βουλγαρίας τὸ παρὸν σιγίλλιον ἐδόθη τῆς βασιλείας ἡμῶν, ὡσὰν ἀκολύτως κατέχει τὰς ἐπισκοπὰς ταύτας τῶν δὲ Σερβιῶν καὶ Στάγων καὶ Βερροίας, τοῖς Βουλγαρικοῖς γὰρ ὄροις καὶ ταύτας διακειμένας, διὰ τοῦ παρόντος ἡμῶν σιγιλλίου ταῖς λοιπαῖς συνετάξαμεν ἐπισκοπαῖς καὶ τῇ ἀρχιεπισκοπῇ Βουλγαρίας ἐκυρώσαμεν, καὶ ταύταις δὲ κληρικούς καὶ παροίκους δωρήσασθαι διενοησάμεθα. Τῷ μὲν Στάγων παροίκους 12 καὶ κληρικούς 12, τῷ δὲ Βερροίας κληρικούς 30 καὶ παροίκους 30, τῇ δὲ ἐπισκοπῇ Σερβίων τῷ πρώτῳ σιγίλλῳ ἐδόθη αὐτοῖς (sic) καὶ μὴ κολύηται. Самый хризовул импер. Михаила Палеолога, в котором приводятся напечатанные выше хризовулы импер. Василия, дан был; архиепископу болгарскому (не названному по имени, с тем; чтобы он отыскивал в свою власть все помянутыя выше епископии) в августе 6780 (1272) года.
В первых годах тринадцатого века упоминается епархия девольская, открытие которой, вероятно; должно быть относимо еще к настоящему периоду. В области архиепископии, составляющей северную часть западной половины нынешнего княжества сербского по ту сторону Моравы, в тех же первых годах тринадцатого века, вместо прежде известных двух (орейской и моравской), было пять епархий (см. ниже), и новые три, вероятно, также открыты были еще до 1185 года.
К стр. 52. В XVII в. городок Ески-Стамбул считался за древнюю великую Преславу (см. болгарский журнал «Периодическо Списание на българско книжовно дружество», год. I, кн. 1, Браила, 1870, стр. 55).
На соборе 879 г. присутствовал епископ тивериупольский (Τόμος χαρᾶς стр. 34); но Тивериуполей было несколько, и думать, что присутствовавший на соборе был именно епископ Тивериуполя – Струмицы, нет никакого прямого основания (Lequien, I, 798, считает его за епископа Тивериуполя фригийского).
Григорович, Путеш. 161, приводит местное предание, что древняя Сардина есть село Боян, находящееся на юг от Софии. Но предание неверно, см. Memor. рор. II, 623 fin., 638 fin. 683, где Триадица – Сардина, а castellum Bonius сам по себе. Древнее болгарское свидетельство, что Средец есть прежняя Сардина, см. в Описании рукописей синод. библиот. Горского и Невоструева II, 2, № 111, стр. 39. По некоторым старым свидетельствам, Средец начал называться Софией от того, что Милутин, король сербский, построил в нем храм Св. Софии, см. Гласника V, 60 fin.
При Борисе здесь было, за исключением дрнстрской, не менее трех епархий: две – проватская и дебельтская известны положительным образом, третья – преславская необходимым образом должна быть предполагаема. В половине двенадцатого века, по свидетельству Нила Доксопатра (которое см. ниже), здесь было, за тем же исключением, пять епархий.
См. послание в Monnmenta Slanornm Meridionalinm Тейнера t. I, р. 30 и в Патрол. Миня t. 215, р. 291. Местность епархия в послании точным образом не обозначается, но что она есть указанная нами, это следует из того, что именно эта местность была завоевана венграми, о чем говорится у Кальяна.
Первый архиепископ терновский Василий в послании к папе Иннокентию III, писанном в конце 1203 или в начале 1204 года, дает знать, что он состоят архиепископом 18 лет (см. послание в Патрол. Миня т. 215, стр. 288); следовательно, поставлен в архиепископы в 1185 или 1186 году.
Изложим эту историю сношений болгар с папою Иннокентием III в ее подробности. Основываясь на позднейших уверениях Калияна Иннокентию, будто он возымел намерение обратиться за благословениями к его св. седалищу тотчас же по вступлении на престол, но будто неоднократно посланные им послы по разным препятствиям ни однажды не могли дойти до Рима, исследователя принимают, что сношения начались по инициативе не папы, а самих болгар, и что они начались не при Иннокентии III, а еще при его предшественнике Целестине II (так принимают не одни исследователи католические, которых легковерие понятно и извинительно, а и наши православные). Но несомненно, что эти уверения Калияна суть не более как дипломатическое лганье, что сношения начались впервые при Иннокентии и что первый завязал их именно он, а не болгары. Первое послание Иннокентия к Калияну, которым он начал свои сношения с ним, не имеет даты. Но как прямо дается в нем знать (hactenus non potuimns) оно писано не тотчас, а то или другое время спустя после восшествия папы на престол, и вообще должно быть относимо к концу 1199 или к 1200 году. Обычный приступ, которым папы начинали свои сношения с православными государями, есть тот, будто дошло до их сведения об их (государей) преданности римскому престолу. Тем же приступом начинает и папа Иннокентий; но кроме этого обычного комплимента, он имел возможность сделать государю болгарскому комплимент еще совсем особого рода. Под властию болгар находилась тогда валашские румыны, которые производят себя и которые на самом деле отчасти происходят от итальянцев или римлян; намеренно или не намеренно приняв Калияна именно за такого римлянина-румына, пана пишет ему, что услышал об его происхождении от одного из благородных римских поколений и о том, что преданность к св. седалищу он с кровью наследовал от своих предков. Вся вступительная речь папы есть следующая: «Призрел Господ на твое смирение и на преданность, которую, как это ведомо, имел ты доселе к римской церкви, и среди смятения браней и опасностей войн не только крепко защитил тебя, но и дивно и милосердо ущедрил (папа разумеет счастливые войны I Калияна и его предшественников с греками, от которых незадолго перед тем они отложились). Мы же, услышав, что предки твои произошли из благородного поколения города Рима и что ты заимствовал от них как благородство крови, так и искреннюю преданность римскому престолу, которую оказывает» как бы по наследственному долгу, уже давно решили посетит тебя вашими грамотами и вестниками». За сим, оказав, что по разным препятствиям до сих пор не мог исполнить своего намерения, папа продолжает, что посылает к Калияну с этой грамотой archipresbyterum Graecorum de Brundusio Доминика, чтобы он Калиян полнее изъявил перед ним (Домиником) свою преданность римской церкви, и что после сего, когда папа уверятся в полноте его преданности, к нему будут присланы большие послы, которые обстоятельнее известят его о благоволении к нему папы (послание у Миня в Патрол. т. 214, стр. 825). Т. е. вообще Доминик послан был папой к Калияну за тем, чтобы попытаться, нельзя ли будет завязать дела об его подчинении римской церкви. На что рассчитывал папа при этом, мы уже говорили выше. Не зная, какой исход будет иметь попытка, папа в надписании послания не дает Калияну никакого титула, а просто называет его, еще никем не признанного в государях и считаемого за греческого бунтовщика, nobilis vir. Неожиданный посол папы сначала почему-то был принят Калияном весьма недоверчиво (Доминик был грек, и Калиян может быть заподозрил тут какой-нибудь подвох со стороны греков), так что едва ли даже не был посажен в заключение (по крайней мере довольно долгое время оставался так, не быв выслушиваем); наконец в несамозванстве посла государь уверен был одним надежным человеком [Каким-то Претаксатом. В другом послании папы Иннокентия (у Миня т. 215, стр. 153) упоминается о Претекстате константинопольце (в тексте письма вместо Praetextati ошибочно potestatis). Если этот Претекстат одно и то же лицо с упомянутым выше Претаксатом, то он, будучи константинополец и вероятно грек, в то же время каким-то образом был приверженцем римской церкви (см. ib.). Допуская предположение о тождестве лиц, можно думать, что Претаксат имел влияние и на готовность Калияна вступить в сношения с папою, т. е. что он постарался представить Калияну выгоды, которые может извлечь из союза с папой.] (у Миня т. 214, стр. 1133 sqq). Предложения папы были приняты Калияном с величайшею готовностью, и он немедленно отправил к нему ответное послание. В этом последнем, извещая папу о получении его грамоты, Калиян прежде всего воздает великие благодарения всемогущему Богу, «который, – говорит он, – посетил пас недостойных рабов своих по своей неизреченной благости и возвратил нас к памятованию крови и нашего отечества, из которого мы изошли» (Калиян разумеет слова папы, что он и его предки произошли от римлян). За сим он уверяет папу: «блаженной памяти мои братья (Петр и Асень) уже давно хотели послать к вашей святости, но не могли достигнуть до вас по причине многих наших врагов; и мы подобным образом однажды и дважды и трижды пытались послать к вам, но не могли успеть в том, чего желали». Снова возблагодарив затем папу, что он сам удостоил вспомнить о нем, Калиян высказывает, чего от него (папы) желает: «сего просит власть наша от апостольского седалища, чтобы мы утверждены были в римской церкви как сыновством матери; во-первых просим от римской церкви, нашей матери, венца и чести (coronam et honorem), как (ее) возлюбленный сын, подобно тому как имели это прежние наши цари (imperatores), – один быль Петр, другой – Самуил, и иные, которые предшествовали им во власти, как мы нашли это написанным в наших книгах». В заключение, если будет благосклонно принято выше заявленное, Калиян просит, чтобы папа прислал тех больших послов, о которых говорит в своей грамоте (послание у Миня т. 214, стр. 1112 sqq). Вместе с царем писал к папе свое послание и архиепископ терновский Василий. Повторяя то же самое, что в послании первого, архиепископ в заключение своей просьбы относительно царского венца прибавляет не как только-что узнанное от папы, а как будто бы давно и всегда бывшее им – болгарам ведомым: «ибо сам он I (Калиян) и все его царство имеют благую преданность римской церкви, как наследники происходящие от крови римлян» (послание ibid. т. 214, стр. 1115 sqq). Замечательно, что в этом первом послании архиепископ ничего не просит у папы самому себе. Как кажется, это должно понимать так, что первоначально надеялись добыть от папы царский венец и торжественное признание в царском сане без вступления с ним в Формальный церковный союз, отделываясь уверениями в своем сыновнем почтении только на словах и не закрепляя их какими-нибудь осязательными действиями. С Домиником, которому вручены были послания, Калиян отправил было к папе своего собственного посла, нареченного епископа браничевского (Brandisnberensem) священника Власия (у Миня т. 214, стр. 1113), который имел сообщить папе «тайные речи» царя (ibid. стр. 1116). Но Власий по каким-то препятствиям принужден был воротиться с дороги (ibid. стр. 1114); вероятно, с вин случилось то же самое, что потом с архиепископом Василием, именно – что на дороге через греческие владения он был задержан и ворочен греками. Долго не получая от папы никакого ответа на свои послания, Калиян решился отправить к нему нового посла. Решив для получения царского венца вступить с папою даже и в настоящий церковный союз и вероятно желая торжественностью посольства польстить самолюбию папы, он избрал на этот раз в послы самого архиепископа болгарского Василия. В послании, которое архиепископ имел вручить папе, Калиян, во-первых, снова настоятельным образом просит у последнего царского венца, а во-вторых, чего не просил прежде, – сана патриаршего для архиепископа: «молю (тебя), да пошлешь кардиналов, которым бы заповедала твоя святость короновать меня в цари и поставить в моей земле патриарха, да буду твоим рабом во (все) дни моей жизни». Здесь по-прежнему он уверяет папу, будто еще с самого вступления на престол неоднократно пытался послать к нему своих послов, но что они не могли пройти к нему. Чтобы побудить папу к скорейшей решимости, он сообщает ему, неизвестно – действительную правду или нарочно придуманную ин ложь, что к нему засылают греки, предлагая короновать его царским венцом и сделать его архиепископа патриархом (послание у Миня т. 215, стр. 155). Василий отправился из Болгарии в июле 1203 г.; но, подобно Власию, и он принужден был воротиться с дороги. Доехав до Диррания (Дураццо в Албании на Адриатическом море), он остановлен был здесь греками, которые не только не хотели пропустить его, но если бы не находившиеся в городе латиняне, то хотели было даже бросить в Норе. Не имея возможности проехать сам, открытым посольством, он тайно отправил к папе с грамотой двояк ив своих спутников (см. у Миня т. 215, стр. 156 и 288). Наконец прибыл и посол папы с его ответом на посланные с Домиником грамоты. Посол этот, папский капеллан Иоанн de Casemarino, отправлен был еще в декабре 1202 года (от 3 декабря 1202 г. посланные с ним грамоты см. у Миня т. 214, стр. 1115); но он имел поручение устроять церковные дела в Боснии и Венгрии (см. у Миня т. 215, стр. 153 и 200), почему и прибыл в Болгарию только в августе 1203 г. (ibid, т. 215, стр. 288 fin. sqq). Если поведение Калияна, который в первых своих посланиях, прося царского венца себе, ничего не просил архиепископу, действительно должно понимать так, что он рассчитывал получить от папы первый, не вступая с ним в формальный церковный союз: то он должен был убедиться, что папа был не такой человек, которого легко можно было провести. Не посылая пока того, что у него просили, папа поспешил прислать сначала то, чего у пего не просила, но что он должен был навязать просителям, чтобы привести их в формальное церковное себе подчинение; именно, не посылая венца царю, он прислал с Иоанном капелланом паллиум архиепископу. Вместе с этим, прежде всякого венца, Калиян должен был вручить послу клятвенную запись в том, что он и его преемники навсегда пребудут с своим царством в неизменной верности св. римской церкви и апостолическому седалищу. Так как болгары уже в сами решились теперь вступить в этот церковный союз с папой, то паллиум был принят и был возложен послом на архиепископа (8 сентября 1204 года, см. у Миня т. 315, стр. 289), при чем последний, быв возведен в звание примаса (ibid. т. 215, стр. 290), дал торжественнее обещание верности римскому престолу (ibid. стр. 289). Равным образом вручена была послу и клятвенная завись самого Калияна (она у Миня т. 215, стр. 287; ее дата – 6712 год от сотв. м. есть конец 1203 года от Р. X.). Что касается до собственного предмета просьб со стороны болгарского государя, т. е. царского венца, то папа писал в своих грамотах, что он поручает послу хорошенько разведать относительно его получения предшественниками Калияна от римского престола в их древних книгах и других документах, и что поступит согласно с донесением: «повелеваем ему (послу), – пишет папа, – чтобы о венце, который был даваем, твоим предкам, римской церковью, он прилежнее разыскал истину посредством древних книг и других документов, и чтобы рассудил с тобой обо всем, о чем должно рассудить, дабы могли мы, по получении от него и от твоих послов обстоятельнейших обо всем сведений, решить как зрелее и обдуманнее поступить». При этом папа уверяет, будто, приказав пересмотреть регесты своего собственного архива, он нашел, что в его (Калияновой) земле действительно были многие коронованные короля (sic, объяснение ниже): «ты униженно просил, – пишет папа, – чтобы римская церковь дала тебе венец, как ом, по свидетельству твоих книг, даваем был (Калиян этого не говорил) славной памяти Петру, Самуилу и другом твоим предкам: итак, чтобы получить относительно сего большую уверенность, мы приказали прилежно перечесть наши регесты» и пр. (послание к Калияну у Миня т. 214, стр. 1113 sqq; послание к архиепископу ibid. стр. 1116 sqq). С Иоанном капелланом (в конце 1203 г.) был отправлен к папе послом тот самый, бывший прежде нареченным, а теперь уже посвященным епископом браничевским, Власий, который был было посылан с Домиником. С ними посланы были грамоты: 1) от самого Калияна (у Миня т. 215, стр. 290 sqq), 2) от архиепископа Василия (ibid. стр. 288) и 3) от всех епископов болгарских (ibid. стр. 289). После различных усиленных приветствий, извещая папу, что Иоанн капеллан возложил на архиепископа паллиум и сделал его примасом, Калиян налагает ему свои просьбы; во-первых, для архиепископа в для церкви он просит следующего: «прошу и умоляю святость твою, да исполнит желание царства моего и да пошлеть жезл пастырский к пасению овец и прочее, что обычно иметь патриарху, в да сотворит сущего примаса и патриарха в святой к великой церкви Тернова, первого города всей Болгарии, и да имеет церковь сия и по смерти этого патриарха – патриарха навсегда, по повелению твоей святости; и поскольку, по причине продолжительности пути и бывающих войн, было бы затруднительно по смерти каждого патриарха прибегать к римской церкви, то да будет предоставлено церковью римскою церкви терновской право избирать и посвящать себе патриарха, дабы по его небытию не оставалась оная земля без благословения и чтобы (таким образом) твое посвящение (не было) несовершенным и не простерся грех на твою святость; еще просим, чтобы, по повелению твоей святости, в великой и святой церкви города Тернова было (освящаемо) миро для крещения христиан, ибо извещаем тебя, что когда узнают в Константинополе, что мы приняли посвящение от твоей святости, то не будут давать нам мира; во-вторых, для себя самого Калиян просит у папы следующего: «прошу у святости твоей, да пошлешь к царству моему кардинала от апостольского седалища, и да дашь ему диадиму и скипетр, и да пошлешь утвержденную грамоту запечатанную золотою печатию для всегдашнего хранения одного экземпляра ее в церкви терновской, да вручат все сие царству моему и да по, святят и венчают царским венцом царство мое». Архиепископ в своей грамоте просят папу прислать паллиумы для двух вновь наименованных (Иоанном капелланом, cfr у Миня т. 218, стр. 293) митрополитов, повторяет просьбу довершить дело относительно его самого (т. е. возвести в патриархи) и в особенности о св. мире; об этом последнем он пишет: «не имеем св. мира; мы получали его от греков, но они и нас имеют столько же ненавистными себе, сколько вас; и да ведаешь, господине ной, что (ныне) все сие осталось на твою святость (т. е. что обо всем относительно нас должен позаботиться один ты) и что ты все должен устроить, – и научи вас о святом мире, как должны мы крестить народ, и чтобы не оставался народ без св. мира и не было греха». Епископы в своей грамоте (или вероятно в своей приписке к грамоте архиепископа) просят у папы паллиума (т. е. вероятно паллиумов для двух вновь наименованных митрополитов). Кроме указанного выше, Калиян еще говорит в своей грамоте о своих недоразумениях и спорах с королем венгерским, который, вероятно, жаловался на него папе. «О границах Венгрии, Болгария и Влахии, – пишет он, – оставляю суду твоей святости, да рассудишь дело это правильно и справедливо, чтобы не имела греха душа твоей святости, и таким образом царство мое будет иметь правды Болгария и Влахии (будет владеть Болгарией и Влахией), как король венгерский имеет правды Венгрии, и прекратятся убийства христиан из-за меня и из-за него; но да знает святость твоя, что принадлежат к моему царству пять епископств Болгарии, которые захватил и удерживает король венгерский с правдами (имуществами и доходами) церквей, я самыя епископства уничтожены, и справедливо лн, чтобы это так было?» Вероятно, все ответы, принесенные Иоанном капелланом из Болгарии, папа нашел удовлетворительными, и вслед за сим послан был к Калиану для довершения дела новый больший посол, кардинал-пресвитер Лев. Посол этот не скоро мог дойти до Болгарии, – отправившись из Рима в начале марта 1204 г. (грамоты посланные с ним от 2 марта 1204 г. см. у Миня т. 215, стр. 280), он прибыл в Тернов только в половине октября того же года (см. ibid. стр. 554; в других списках – сентября, но это должно быть признано ошибкой). Он силой задержан был королем венгерским, через владения которого держал путь в Болгарию и который, относясь с величайшим неудовольствием и тому обстоятельству, что папа решил признать в одинаковом с ним сане королевском его соседа я врага, пытался было расстроить дело или по крайней мере вынудить у Балияна уступки своим требованиям в своих с ним спорах о владениях (см. у Миня т. 215, послания папы №№ CXXVI и CXXVII, Фесслера Geschichte von Ungarn, изд. 2-го, 1867 г., т. 1, стр. 301 sqq). Посол принес Калияну от папы королевскую диадиму, королевский скипетр и утвержденную грамоту или буллу о королевском сане (у Миня т. 215, стр. 279 и 293; булла ibid 277 sqq), но особенной просьбе посла Балиянова епископа Власия – освященное знамя (ibid. стр. 295) и дозволение бить монету с своим изображением (ibid. стр. 280), и с возложением диадимы торжественно помазал ого на королевство. Это последнее действие совершено было 8 ноября 1204 г. (ibid. стр. 554). Что касается до архиепископа, то папа возвел его в припасы, а ее в патриархи, утверждая, что primas el patriarcba pene penitna idem sonat (примас и патриарх значат почти совершенно одно и то же, ibid. стр. 281); архиепископ торжественно посвящен был легатом в примасы накануне коронации государя, 7 ноября, ibid. стр. 554, – папа прислал ему первосвященнические украшения (именно: caligas et sandalia, amictum et albam, cingnlnmet succinctorinm, orarinm et manipnlom, tnnicam et dalmaticom, cbirothecas et annnlnm, planetam et mitram, ibid. стр. 286), и относительно внешних преимуществ дал дозволение носить пастырский жезл (заметив, что хотя римские первосвященники и не употребляют сего жезла, но что дает право носить его по причине его исторического и таинственного значения, ibid. fin.) и ходить в преднесении креста (ibid. стр. 282). Папа дает архиепископу (возведенному в примасы) и его преемникам право миропомазывать и короновать болгарских королей; также предоставляет ему нарочито прошенное право освящать миро, а равно и oleum catechnmenorum; относительно избрания и поставления его преемников отвечает; что они имеют быть избираемы и посвящаемы собственными митрополитами и епископами Болгарии, но что паллиум имеют получать ив Рима, при чем должны давать обещание верности римскому престолу (ibid. р. 281) [Узнав от епископа Власия, приходившего в Рам с Иоанном капелланом, что епископы болгарские не миропомазуются перед посвящением, папа приказал миропомазать его и потом предписал с легатом, чтобы как миропомазаны были наличные болгарские епископы, так постоянно были миропомазуемы и все будущие (см. у Миня т. 315, стр. 383, 386, 554).]. Мы говорили выше, что Калиян требовал от папы признания и утверждения в сане царя, и что папа признал и утвердил его в сане короля. Это не ошибка не с нашей стороны, ни со стороны документов, на основании которых мы делали изложение, а действительно так было дело, представляющее едва ли не единственный в своем роде курьез. Государи второго болгарского царства, считая себя преемниками государей первого царства, восприняли тот самый титул, который носили эти последние. Этот титул был титул царя (по-гречески βασιλεύς, по-латыни imperator): его носил вслед за своими братьями Петром в Асенем и Калиян, и именно торжественного признания его за собой желал он и от папы. Но папа мог дать как Калияну, так я вообще какому бы то ни было государю только титул короля (по-латыни rex, по-гречески πύξ и ῥήγας), а не царя. По воззрениям латинян, точно так же, как по воззрениям греков, мог быть в христианском мире только один царь или император (что одно и то же); как по воззрениям греков этого единственного христианского царя представлял собой император константинопольский, так по воззрениям латинян представлял его собой немецкий так называемый император римский (преемник Карла Великого, на которого перенесен был папою титул царя или императора после того, как оказались, по понятиям латинян, недостойными своей миссии христианских царей императоры византийские), и папа уже не мог более, раздирая единое царство, ставить царей, а мог ставить только действительно или номинально подручных и вассальных этому единственному царю королей. Поэтому-то папа и не мог дать Калияну, как и кому бы то ни было из государей, титул царя, а ног дать только титул короля. Но замечательность и курьёз не в том, что папа не мог дать Калияну того, чего он у него просил, а в другом, именно – в следующем: Калиян называет себя перед папой царем (imperator Bulgarorum et Blachorum) и просит себе у него торжественного утверждения в этом носимом им сане (coronate inimperatorem, см. все указанные выше грамоты Калияна к папе); папа не возражает Калияну, что он не может признать его царем, а только королем, но проходя это совершенным молчанием, просто говорит ему: «да, мы действительно нашли в наших регестах, что многие из твоих предшественников были признаны от римской церкви королями», – и посылает ему диадиму и скипетр королевские; получив не то, что просил, Калиян принимает данное также без всяких возражений; но быв коронован от легата королевским венцом, он с благодарениями извещает папу, что получил из рук легата прошенный царский венец и, как бы действительно быв коронован в цари, по-прежнему продолжает именоваться перед ним царем (у Миня т. 215, стр. 551 fin. sqq; к послания самого Калияна стоит rex, но что это уже поправка, сделанная в папской канцелярии при занесении послания в регесты, это видно из самого послания, где после тех только однажды regnum и постоянно imperium meum, а главным и несомненным образом из послания патриарха, в котором папа извещается, что легат его coronavit et benedixit imperatori Galojoanni, стр. 554). [О взгляде западных на императорский венец Карла Великого см. у Гельмольда Бзовского в Chronic. Slavor. lib. I, стр. 3 fin. А о взгляде византийцев на своих императоров cfr у Дюканжа в примечаниях к Анне Ком неной, ed. Paris. (в одном томе с Киннамом) р. 236. ] Таким образом, папа, давая вовсе не то, что было у него прошено, притворился, будто дает именно то, чего у него просили, и Калиян, получив вовсе не то, чего просил, притворился, будто получил именно то, чего просил: другого примера подобного рода qui pro qno нам неизвестно... Что касается до папы, то он не хотел прямо говорят Калияну, что не может дать ему титла царя, нет сомнения, потому, что этим боялся оттолкнуть его от себя и испортить начатое дело о церковном подчинении себе Болгарии. Что касается до Калияна, то он без возражений принял присланный ему, вместо царского, королевский венец потому, что ему нужны были – это венчание, во что бы то ни было, рукою папского легата и эта, в чем бы то ни было, утверждающая его папская грамота, дабы с сим. Фактом и с сим документом в руках противопоставить себя как государя признанного папой своему соседу королю венгерскому: а там он мог именоваться как хотели, нисколько не опасаясь за самовольное присвоение не полученного титула взысканий со стороны папы. С саном, который дан был папой архиепископу болгарскому, было тоже самое, что с титулом, данным государю: папа возвел архиепископа не в патриархи, как было прошено, а только в примасы; но архиепископ с благодарностью извещал его после, что легат принес ему всю полноту патриаршего достоинства (portavit universam plenitudinem patriarchalis dignitatis, у Миня т. 218, стр. 554). Мы говорили выше, что болгары, вступая с папою в сношения, чтобы получить от него для своего государя торжественное признание в сане царя, едва ли сначала не рассчитывали добыть от него желаемое без формального признания его церковной власти. Но если для первого они решились на это последнее и с самого начала, то, нет сомнения, решились с таким намерением, чтобы от притворного и наружного подчинения отказаться тотчас же, как минует в нем надобность. Теперь, когда легат папы принес наконец для государя то, что было искано и прошено (мы уже говорили, что он принес не совсем то, что было прошено), эта надобность миновалась; и действительно, сношения болгар с папою весьма в непродолжительном времени вслед за сим совершенно и прерываются: они послали с легатом благодарственные грамоты за присыл всего полученного [Грамота Калияна у Маня т. 215, стр. 551 fin., грамота архиепископа ibid стр. 553. После благодарностей, Калиян говорит в своей грамоте о своих отношениях к королю венгерскому, представляя зачинщиком происходящих между ними войн сего последнего и прося папу не быть в претензии, если он (Калиян), вынуждаемый необходимостью защиты, будет иметь над ним верх, также о латинянах, незадолго перед тем взявших Константинополь, и здесь он также просит папу не гневаться, если в случае нападений латинян на его государство принужден будет дойти с ними до пролития крови. С легатом Калиян послал в Рим двух мальчиков учиться латинскому языку, чтобы иметь толмачей для перевода папских грамот, прося после того, как выучатся, возвратить на родину. О дальнейшей судьбе этих мальчиков ничего неизвестно. Один из них в грамоте архиепископа называется сыном царя, нет сомнения, ошибочно, т. е. нынешнее чтение этого места в грамоте поврежденное. О посольстве 1206 или 1207 г., неизвестно за чем ходившем, – может быть за этими мальчиками, отданными в ученье, – упоминается в грамоте папы к Калияну от июня 1207 г., у Миня т. 215, стр. 1162. Что Калиян, по уверению папской грамоты, при этом случае снова клялся в самой неизменной верности римскому престолу, то подобные клятвы означают только, что государь болгарский был хороший и не слишком дороживший клятвами дипломат.], и затем, сколько известно, еще было от них посольство в Рим всего только один раз, в 1206 или 1207 г., незадолго до смерти Калияна [ Что касается до папы Иннокентия, то известны в настоящее время еще два его послания к Калияну. Первое писано в 1205 г.; папа убеждает в нем Калияна заключить мир с константинопольскими латинянами и даровать свободу взятому им в плен (в адрианопольской битве 14 апреля 1205 г., в которой Калиян наголову разбил латинян) константинопольскому императору Балдуину (у Миня т. 215, стр. 705; вместе с царем писано было и к архиепископу или примасу ibid.); Калиян не только не исполнил ни той, ни другой просьбы папы, во и самого посла его принял не совсем почетно (ibid. стр. 1162). Второе послание от 6 июня 1207 г.; папа снова убеждает в нем Калияна заключить мир с константинопольскими крестоносцами (у Миня т. 215, стр 1162).]. Мы уже говорили выше, что сношения начались по инициативе не болгар, а папы. Это не подлежит никакому сомнению и совершенно ясно видно из первых посланий папы в Калияяу а сего последнего к папе. Калиян говорит, что начать сношения помышлял не только он сам с самого начала царствования, но еще и его братья Петр и Асень, – нет сомнения, что он дипломатическим образом лжет; но если бы он даже говорил и правду, во всяком случае его и его братьев неоднократно посыланные послы, как прямо он свидетельствует, ни однажды не могли дойти до Рима, и об этих попытках посольств папе ничего не было известно. Что касается до того, что болгары так горячо ухватились за предложение папы или с такой поспешной готовностью отвечали на его вызов, то причиной этого, как мы уже упоминали, были их тогдашние политические обстоятельства и нужды: получить для своих новых государей торжественное признание в их сане от главы западной церкви для них чрезвычайно важно было по отношению к своим западным соседям (именно королю венгерскому), и потому-то именно они и приняли предложение так, как будто сами давно о нем помышляли. Основываясь на изложенной выше переписке Калияна с папой Иннокентием, принимают (см. Барония ann. 893, n. IX, Паджи ad ann. 927, n. VI), будто государи болгарские первого царства, начиная с Симеона, находились в общении с римской церковью (т. е. так как некоторое время находился в общении с римской церковью и предшественник Симеона Борис, будто состояли в этом общении все до одного христианские государи болгарские первого царства). Но это есть не более как намеренное или ненамеренное недоразумение. В переписке дело имеет себя следующим образом. Калиян, желая показать папе, что он присвояет себе титло царя не произвольно, а по праву, и что, прося себе царского венца, просит не чего-нибудь нового и прежде не принадлежавшего болгарском государям, ссылается на пример своих предшественников, государей первого болгарского царства; он пишет: «просим у римской церкви, нашей матери, венца и чести, подобно тому, как имели наши древние цари, – один был Петр, другой – Самуил, и иные предшествовавшие им во власти, как нашли мы написанным в наших квигах (petimns а Romana ecclesia, matre nostra, coronam et honorem, tanqnam dilectns filius, secundum quod imperatores nostri veteres habuerunt; unus fuit Petrus, alius fuit Samuel et alii qai eos in imperio praecesserunt, sicut in libris aostris invenimus esse scriptum», у Миня т. 214, стр. 1113; в другом послании то же, см. ibid. т. 215, стр. 290). Т. е. Калиян вовсе не хочет сказать того, чтобы он желал получать венец от райской церкви подобно тому, как получала его от вея его предшественники, а только то, что он желает получить венец царский, подобно тому, как имели этот венец его предшественники. Но папе нужно было, чтобы предшественники Калияна получали венец (он подразумевает при этом не царский, которого папы не могли дать государям болгарским, а королевский) именно от римской церкви, и в своем ответе ему воспроизводит его слова так: «ты смиренно просил, чтобы римская церковь дала тебе венец подобно тому, как по свидетельству твоих книг он был даваем (ею) славной памяти Петру, Самуилу и иным твоим предкам» (у Миня т. 214, стр. 1114). Против желания папы представлять дело именно так, а не иначе, т. е. считать государей болгарских получавшими царский венец будто бы от римской церкви, Калиян не имел ничего возразить в данное время [А папа желал представлять дело таким образом, во-первых, за тем, чтобы по отношению к самим болгарам создать свидетельство, будто они всегда находились в подчинении римской церкви, и во-вторых, за тем, чтобы иметь оправдания перед королем венгерским. Последний жаловался, что, давая королевский венец государю болгарскому, папа делает дело никогда не бывалое, – и папа, ссылаясь на мнимое свидетельство болгарских книг и своих регестов, мог говорить, что он дает Калияну то, что уже давно было получаемо от римской церкви его предшественниками.]; а поэтому после папы и он уже пишет в своей клятвенной записи, врученной капеллану Иоанну, что по свидетельству древних книг его предшественники получали венец царства от святейшей римской церкви (у Мина т. 215, стр. 287) [Если бы писатели католические обратили внимание на то, что здесь утверждается, будто папы признавали за предшественниками Калияна сан царей (imperatores), а не королей, то, конечно, у них не было бы охоты верить мнимому свидетельству.]. Таким образом в переписке Калияна с папой мы находим это мнимое свидетельство, будто болгары вычитали в своих книгах, что их цари, начиная с Симеона, получали венец царства от римской церкви, вовсе не потому, что они действительно его вычитали, а просто и единственно потому, что так хотелось этого папе. Что государи болгарские первого царства получали венец царства не от пап, а просто от своих архиепископов, первоначально восприняв титло царей не по чьему-нибудь стороннему дозволению, а по своей собственной воле, и что они постоянно находились в общении с греческою церковью, ни однажды не обращавшись к церкви римской, это не может подлежать ни малейшему сомнению. Во-первых, если бы обращался к папе хотя один который-нибудь из государей болгарских, то документы об этом непременно сохранялись бы в папском архиве потому что подобного рода документы папы берегли весьма тщательно. Но, как это ясно и прямо открывается из собственных показаний папы Иннокентия, подобных документов не было и следа: для узнания о прежних сношениях болгар с Римом он приказал навести тщательные справки в своем архиве, – и узнал только то, что действительно было, т. е. только о сношениях с папами Бориса (см. у Миня т. 214, стр. 1114 sqq; что касается до его слов о «многих коронованных королях» (multi reges coronati), το это не более как его присочинение, в нвм он достаточно изобличает себя уже словом короли – reges). Во-вторых, что государи болгарские первого царства получив свой венец вовсе не из рук папы (а просто надели его на себя сами), это с самою положительною несомненностью доказывается тем, что он был венец царский (или – что одно и то же – императорский), а не королевский: папы, как говорили мы выше, могли дать им только последний и никогда не могли (употребляем не могло в смысле не захотели бы) дать им первого. Не имев после Бориса ни одного из болгарских государей первого царства под своею властью церковною, папы вступали с некоторыми из них в сношения просто государственно или политическо-дипломатические. Этих последних сношений известны два случая, – один при Симеоне, другой при нем же или при его преемнике Петре. В 921–924 г. присыланы были папою Иоанном X в Константинополь, для содействия к прекращению здешних церковных волнений по случаю четвертого брака импер. Льва Мудрого, двое легатов – епископы Феофилакт и Кар (см. в Прибавлениях к Творениям Св. отцеов, т. XX, статью: «Николай Мистик, патр. Константиноп»., стр. 240). После устройства дел константинопольских, епископы, по поручению папы, должны были отправиться с его посланием в Болгарию к Симеону и попытаться примирить неукротимого и неумолимого государя болгарского с императором греческим. Но так как Симеон имел иногда обычай задерживать послов, то патриарх константинопольский (Николай Мистик) не решился отпустить к нему римских епископов, а только вместе с своим письмом переслал к нему грамоту папы, чем и кончились сношения на этот раз (см. послание патр. Николая к Симеону в. издании Анжело Майо Spicilegium Romanum t. Χ, p. 272 sqq я во в полном виде у Барония в Annall. Eccles. an. 917, n. 4) О втором случае известно из деяний спалатского собора, бывшего около 928 г. [И не позднее сего года, потому что деяния соборные, быв доставлены в Рим, утверждены были папою Львом VI, а сей папа умер в начале 929 года.]; именно – здесь говорится, что собор держан был в присутствии папского легата епископа Младалберта, который непосредственно перед тем, вместе с другим папским послом (он Ioannes Dux, iliustris Dux Cumas), ходил по поручению папы в Болгарию для заключения мира между болгарами и кроатами. По приглашению которой из двух сторон папа принял участие в деле и при котором из болгарских государей это было – при Симеоне ли, умершем 27 мая 927 года, или при его преемнике Петре, из краткой и случайной заметки деяний не видно: в ней только дается знать, что посольство было успешно (Младалберт возвратился peracto negotio pacis. Деяния собора, первоначально напечатанные в Сборнике Фарлати Illyricum Sacrum, мы имели под руками в издании графа Баттиана Leges ecclesiasticae regni Hungariae, 1785, Albae Carolinae, t. 1, p. 341). Автор статьи «Прежние отношения римских пап к болгарской церкви», напечатанной в Православном Собеседнике 1865 года, ч. 3, стр. 82 прим., говорит, что «есть сказание, что Петр Симеонович входил в сношения с папою Марином II чрез одного монаха, которым был, по всей вероятности, епископ Мадалберт (читай Младалберт), посыланный папою к хорватам на сплетский собор». Но где он читал это весьма подозрительное сказание, остается нам неизвестным, а сам он, по дурной привычке многих русских ученых, своего источника не указывает. В словах Калияна, что о болгарских государях первого царства он читал в своих книгах, думают видеть свидетельство о существовании в древнее время у болгар своих летописей. Но едва ли не гораздо вероятнее понимать дело так, что он перечисляет имена государей просто на основании устного предания, а на небывалые у него книги ссылается перед папой только для придания своим речам вида большей достоверности. Во-первых, слова его довольно подозрительны и сами по себе. В первом своем послании, перечисляя прежних болгарских царей, он пропускает Симеона, и упоминает о нем только ужо во втором (см. у Миня т. 214, стр. 1114 и т. 215, стр. 290): но если бы он имел в руках летописи, то едва ли бы был возможен подобный пропуск [Что во втором послании, назвав Симеона, Петра и Самуила, Калиян прибавляет et caeterorum omnium imperatorum Bulgarorum (у Миня т. 215, стр. 290, см. также т. 214, стр. 1113), тогда как в действительности caeterorum не оставалось ни одного, на это, пожалуй, можно смотреть как на ложь дипломатическую, но едва ли также не основательнее – просто как на ложь неведения.] Во-вторых, что у болгар не было летописей, в этом, к величайшему нашему сожалению, почти несомненным образом убеждает нас болгарский переводчик хроники Манассииной. Переводчик делает у себя приписки, относящиеся к болгарской истории; но он делает эти приписки не на основании неизвестных нам болгарских летописей, а на основании просто византийцев, что было бы невозможно, если бы первые действительно существовали (приписки эти см. в сочинения Черткова о переводе Манассииной летописи).
Греческий рассказ у Георгия Акрополита ed. Paris, р. 27, в русск. перев. стр. 57 и 60, в Memor pop. II, 727, и у Никифора Грегораса, ed. Paris., р. 16 fin., в Memor. pop. ibid. Первый говорит, что перед сим епископ (т. е. архиепископ) терновский зависел от патриарха константинопольского, а второй – что от архиепископа первой Юстинианы, т. е. ахридского, но оба говорят неправду: не быв признан греками, архиепископ тервовский считал себя автокефальным и не подчинялся в чьей власти. Асень не пошел из Каллиполя в Лампсак, а отпустил туда только жену, вероятно, потому же, почему Борис во хотел идти креститься в Константинополь, т. е. не очень доверяя дружбе греков. Болгарский рассказ в так называемом Синодике Бориса, во Временнике Общ. Ист. и Древн. кн. 21, стр. 9 eqq. Он принадлежит непосредственному современнику, потому что прямо называются в нем по именам все греческие патриархи. Мы полагаем, что рукописание, о котором в нем говорится, действительно было дано патриархом Германом; жаль, что оно не сохранилось, оно бы служило к уличению греков, которые после сами отказывались от своего дела (ем. ниже слова натр. Каллиста о патр. Германе). Когда составитель рассказа говорит о многих митрополитах, архиепископах в епископах болгарского царства, присутствовавших на соборе, то он нисколько не прихвастывает: при Асене II состояли вод властью архиепископа-патриарха терновского большая часть европейских епархий константинопольского патриархата (см. ниже).
Мартынов в Annus Eccles., р. 247, col. 2, вслед за Болландистами ibid., р. 326, col. 2, относит перенесение мощей Параскевы к 1221 г. Принимая его дату, патр. Василия жития следовало бы считать не за одно и то же лицо с Василием Синодика, преемником Иоакима, а или за одно и то же лицо с Василием I, бывшим при Калияне, или за отличного от обоих этих Василиев особого Василия третьего. Но Евфимиево житие Параскевы ясно дает звать, что перенесение имело место под конец правления Асеня, когда он, совершив свои многие завоевания, был уже на верху своего могущества. В житии упоминаются встречавшими мощи мать Асеня Елена я жена Анна; но это жало служит к разъяснению дела. По византийцам, Асень имел двух жен – Марию венгерку, которая умерла в 1237 г., см. Memor pop. II, 727 и 730, и Ирину гречанку, ibid. 731; но Синодику Борисову трех жен – двух Анн и Ирину (Временн. стр. 12 fin.).
Единственный известный в настоящее время список слова находится в Санкт-петербургской Публичной библиотеке, Толстовских рукоп. отд. II, № 203, л. 257 об.–282 об. Через посредство одного из наших знакомых мы получили дипломатически верную копию с него от благодетельнейшего между библиотекарями А. Ф. Бычкова, которому и приносим здесь нашу искреннейшую благодарность.
Епархии белградская, браничевская, вельбуждьская и нишская, отошедшие от болгарской патриархии во второй половине тринадцатого – начале четырнадцатого века, называются в синодике епископиями; из этого следует заключать, что и большинство остальных епархий переименованы были из епископий в митрополии не ранее как уже после начала четырнадцатого века.
Город Ζέρραι – Сер (Серез, на иностранных картах Seres и Siroz) находится на северо-восток от Солуни, недалеко от левого берега нижнего Стримона, см. о нем Григоровича Путеш. стр. 143. Город Филиппы, в настоящее время не существующий (на его развалинах деревня Филибеджик), находился на восток от Сереза и на юго-восток, не в дальнем расстоянии от Драмы на полдороге между сей последней и приморской Кавалой.
Вероятно, хотели перенести на Вельбуждь достоинство остававшейся еще во власти греков соседней Софии.
В болгарском синодике. Что в синодике под Белградом должен быть разумеем именно Белград сербский, а не албанский, это ясно из того, что из епархий подведомых архиепископии ахридской, к числу которых принадлежал Белград албанский, в синодике прямо не упоминается ни одной, а только самая архиепископия, с которою они сами собой подразумеваются.
Кодин, см. у Ралли и Потли V, 501, утверждая, что Анхиал, принадлежавший к епархии месембрийской, получил своего архиерея немедленно вслед за тем, как епархия несембрийская из архиепископий возведе на в митрополии, говорит неправду. – В древнейшем известном в настоящее время каталоге архиерейских кафедр, у Ралли и Потли V, 457, говорится об Анхиане, находившемся в провинции родопской. Если в напечатанном списке каталога не ошибка, то кроме Анхиала, о котором говорим и который находился в провинции гемимонтской или балканогорской, был еще другой Анхиал с кафедрой архиерейской, лежавший где-то на берегу Егейского моря или Архипелага.
После Иоанна Калияна до самого конца существования царства, болгары никогда не приступали более к унии с латинской церковью; но были случаи политических или государственных союзов с папою, и римские первосвященники продолжали с своими помощниками делать попытки подчинить болгар своей церковной власти. Что касается до первых, то, отчасти побуждаемый рассчетами, отчасти вынуждаемый обстоятельствами, два раза вступал в союз (в государственный, но вовсе не в церковный, как бы хотели того иные католические писатели) с папою Григорием IX и с константинопольскими крестоносцами (в 1237 и 1238 годах) Иоанн Асень II (см. у Райнальда в Annales Eccles. an. 1236, n. 67, an. 1237, n. 69 sqq, an. 1238, n. 3 sqq). Относительно вторых известно следующее. В 1243 году писал послание к сыну и преемнику Асеня II Калинину папа Иннокентий IV (у Райнальда ibid. an. 1245, n. 11). Убеждая государя без замедления приступить к унии с святой римской церковью, папа изъявляет ему свою готовность, если бы он того пожелал, собрать для устроения дела вселенский собор. Какой ответ последовал бы от Калимана, неизвестно; но за смертью его, случившейся в том же 1245 году, ответа не было никакого. В 1291 г. писал послания к Георгию Тертерию и к патр. Иоакиму III папа Николай IV, о чем мы говорили выше. В 1365 году венгерский король Людовик захватил область виддинскую (в которой удельным владетелем был сын Иоанна-Александра и брат Шишмана Срацимир), и призванные ям латинские миссионеры, проповедуя с помощью войска или посредством меча и огня [Всех крещенных, как говорится в известиях, король приказал переписывать; это, конечно, для того, чтобы никто не мог укрытием от вынужденного крещения, в продолжение пятидесяти дней крестили (т. е. перекрестили, потому что большинство крещенных были православные, и только отчасти манихеи или богомилы) до двухсот тысяч человек или целую треть населения области; решив крестить всю завоевавную область и не имея достаточного числа рук крестящих, король требовал новых миссионеров, но болгарам скоро удалось, с помощью воеводы валашского, свергнуть его иго, в конец был тот, кто, не успевшие вовремя убраться из Виддина, пятеро Францисканских монахов были преданы ими мучительной смерти (см. у Райнальда an. 1366, n. 11 и an. 1368, n. 18, crf Фесслера Geschichte von Ungarn, 2-го изд. т. 2, стр. 152 fin. и 136 нач. Во время плена Срацимирова у короля венгерского, жена его, дочь бывшего валашского воеводы Александра и сестра тогдашнего воеводы Владислава, вероятно, удалялась на родину и вероятно в это время совращена была в католичество своей матерью ревностной католичкой, о чем см. в послании к сей последней папы Урбана V у Райнальда an. 1370, n. 5; совращенная называется в послании царицей болгарской, но Срацимир, будучи удельным владетелем, действительно навывал себя царем; что она была жена именно Срацимира, а не Шишмана, видно из того, что брат ее, воевода валашский, был родственником именно первому. Автор статьи: «Прежние отношения римских пан к болгарской церкви», помещенной в Правом. Собеседнике 1866 г., ч. 3, стр. 121 fin., говорит, что папа Бонифаций VIII отправлял в Болгарию, в правление Святослава, Францисканских миссионеров и что, рассеявшись по всей стране, они проповедовали не безуспешно. Но Бонифацием в 1299 г. были отправлены миссионеры вообще на восток (см. у Райнальда an. 1299, n. 39), и совершенно неизвестно – были ли они в частности в Болгарии.
Грамота в Acta Patriarchat. Constantinop. Миклошича 1, 436, а с старым болгарским переводом см. в Извест. Акад. Наук т. VII, стр; 156. «Ради снисхождения – говорит Каллист – дано вонскому терновскому право именоваться патриархом Болгария, но вовсе не дано ему права быть и единоравным (συναρίθμιον) остальным святейшем патриархам». О патр. Германе, давшем епископу термовскому титло патриарха, он пишет: «сам патриарх (Герман), оправдываясь относительно сего (учреждения терновской патриархии), в одном из своих описаний говорит: «наше же дело имеет себя не там, не так; помышляя о мирской общей пользе, мы почтили архиерея болгарского народа (титлом патриарха), но не написали ему (οὐκἐτονογράφησεν) всецелого права автокефалии; напротив, он связан обязательствами, то есть должен давать дани оброки почтившему его патриарху в вместе с сим возносить его имя в церкви, а если бы кто-нибудь (из патриархов терновских) изобличен был в нарушении обязательств, то имеет быть приводим к отчетам и ответам, то есть на суде».
Из упомянутого послания патр. Каллиста узнаем еще об одном замечательном обстоятельстве. Болгарские патриархи не решались присвоят себе права приготовлять для своей церкви св. миро, что, как кажется, признавалось тогда исключительным правом одного патриарха константинопольского; но в то же время, находясь в ссорах с греками, болгары не хотели брать мира и от них: чтобы выйти из своего затруднительного положения, вместо обыкновенного мира они употребляли для таинства миропомазания миро от мощей Св. Димитрия Солунского или Великомуч. Варвары (см. послания стр. 440 и 441).
Первого, после покорения царства, архиепископа предоставлено было избрать самим болгарам, а императором он только был утвержден в его сане.
Первое разоблачение истины относительно того, как архиепископия ахридская стала архиепископией первой Юстинианы, сколько знаем, принадлежат известному немецкому ученому Цахарие, см. его статью Beiträge zur Geschichte der Bulgarischen Kirche, напечатанную в Мемуарах Санкт-петербургской Академии Наук, т. VIII, № 3.
Юстиниан построил Юстиниану первую не на месте города Βεδεριανα (иΒεδεριάνα), близ которого находилась его родина-селение Таврезий, а именно при этом последнем селении; а что касается до города Βεδεριανα, то его перестроил и возобновил само по себе. У Прокопия в De aedificiis lib. IV, cap. 1, ed. Paris, p. 69, это совершенно ясно. Он говорят, что Юстиниан, желая почтить свою родину, обнес селение Таврезий стеной в форме четвероугольника и, поставив на каждом углу сего последнего по башне, назвал его Четверобашеньем (Τετραπυργία), а потом при том же самом селении (παρ᾽ αὐτὸ δὲ τὸ χωρίον) построил великолепный город, который назвал Юстинианой первой. После сего о городе Ведериане: «к сему же (еще же – ἔτι μέντοι) перестроил совершенно заново и укрепленный город (φραύριον Ведериану, сделав его гораздо более крепким, чем прежде».
Что в Дакии средиземной, а не в какой-нибудь другой провинции, это в XI новелле говорится с неоспоримой ясностью: перечисляя провинции, подчиняемые архиепископу первой Юстинианы, о Дакии средиземной император говорит: «ipsa mediterranea Dacia»; оправдывая учреждение в Юстиниане префектуры, он ссылается на удобство положения провинции, в которой она наводится, и эта провинция – Dacia mediterranea (nihil magni distat a Dacia mediterranea secunda Pannonia). Прокопий в De aedificiis. ibid., полагает Юстиниану первую не в Дакии средиземной, а в Дардании. Но так как невозможно допустить, чтобы сам импер. Юстиниан не знал точно провинции, в которой родился, то необходимо предполагать, что он (Прокопий) ошибается. По всей вероятности, он смешивает Дакию средиземную с Дарданией потому, что Юстиниана находилась в первой близ границы с последнею (или может быть слова его: Ἐν Δαοίάνοις πο τοῖς Εὐρωπαίος, οἵ δη μετὰ τούς Ἐπιδαμνίων ὅρους ὥκηνται, τοῦ φρουρίου ἄγχιςχ, ὅπερ Βεδεριανὰ ἐπικαλεῖται, χωρίον Ταυρήσιον ὅνομα ἡν и пр., должно понимать не в точном смысле о провинции Дардании, а вообще о поселениях народа дарданов, которые кроме собственной Дардании могли быть и в провинциях соседних, cfr Географии Птоломея кн. 3, гл. 9).
Мнение это, не знаем кем впервые высказанное, читается уже у Раича кн. VIII, гл. IV, § 1; из новейших держатся его Шафарик, Древн. II, I, 258 fin., Цахариф в Beiträge zurGeschichte d. Bulgar. Kirche, S. 6, и некоторые другие. Что это мнение, первоначально высказанное, как кажется, без особенных оснований, действительно есть вероятнейшее, это видно из следующего: 1) Юстиниану первую должно искать в древней средиземной Дакии, потому что по несомненному свидетельству импер. Юстиниана она находилась именно в этой провинции; 2) ее должно искать в Дакии где-нибудь на смежьи с Дарданией, потому что только этим обстоятельством можно объяснить ошибку (или неточность) Прокопия, который переносит ее из первой провинции во вторую: а всего более соответствует обоим этим условиям действительно местность нынешнего Кюстендила. Мнение тех, которые принимают за древнюю первую Юстиниану нынешнюю Скопию или Ускюб, несомненно ложно, во-первых, потому, что Скопия находилась не в Дакии, а в Дардании (Hierocli Synecd., ed. Bonp., p. 393); Юстиниана была построена на месте селения Таврезий, а Скопия и до построения Юстинианы называлась Скопией (ibid.). Думающие видеть Юстиниану в нынешнем Призрене может быть не переводят ее из Дакии в Превалитанию (границы тут точно не известны), но не согласны с Прокопием, по которому она должна быть полагаема далее к востоку. (Автор статьи «Архиепископии первой Юстинианы», напечатанной в Чтениях Общ. Ист. и Древе. 1866 г. кн. и, стр. 20, принимает за Юстиниану нынешний Гилан, на верхней болгарской Мораве, совершенно произвольно, единственно ради своей предзанятой, неправильной мысли.)
Когда именно впервые было пущено мнение, что архиепископии ахридская есть древняя архиепископия первой Юстинианы, точным образом это пока остается неизвестным. Что оно не было изобретено до пятидесятых годов двенадцатого столетия, это доказывается молчанием о нем тех тогдашних греческих писателей, которые в противном случае должны бы были о нем упоминать. Так, во-первых, ничего не знает о нем архиепископ ахридский Феофилакт (живший во второй половине одиннадцатого и в начале двенадцатого столетия). Отстаивая свои права от посягательств патриарха константинопольского, он говорить только о своих правах как архиепископа болгарского, и не думает говорить о правах как архиепископа Юстинианы, что было бы в глазах греков несравненно важнее первого (см. его послание к Михаилу митрополиту халкидонскому, ed. Meursii XXVII, у Мина т. 126, стр. 416). Во-вторых, ничего не знает об этом Нил Доксопатр, писавший свое сочинение «О пяти патриарших престолах» в 1143 или 1144 году. В своих речах об ахридской архиепископии Нил обращает на дело внимание с такой стороны, что если бы ему что-нибудь было известно, будто ахридская архиепископия есть архиепископия первой Юстинианы, то он должен бы был сказать об этом совершенно необходимо. Он говорит: «к числу автокефальных архиепископий принадлежит) Болгария, которая не была Болгарией от начала, но стала потом называться Болгарией, потому что завладели ею болгары» (см. у Алляция De perpetua consens. lib. 1, cap. XXV, § IV, p. 431 fin.). T. e. Нил Доксопатр говорить, что область, составляющая архиепископию ахридскую, первоначально была греческою, а стала болгарскою только в позднейшее время: если бы ему что-нибудь было известно, что и самая архиепископия ахридская первоначально была также греческою (архиепископиею первой Юстинианы), то по связи мыслей у него должно было бы сказаться это само собой. В первый раз архиепископия ахридская, сколько нам известно, является в памятниках с именем первой Юстинианы под 1156 г.; именно – подпись архиепископа ахридского Иоанна Комнена под деяниями бывшего в сем году собора в Константинополе читается: «смиренный монах Иоанн и милостью Божиею архиепископ первой Юстинианы (πρώτης Ἰουστινιανού, sic.) И всея Болгарии Комнен» (См. в издании Анжело Майо Spicilegium Roman urn l. X, р. 89). Но мы думаем, что в напечатанном списке деяний соборных слова «первой Юстинианы» составляют позднейшую прибавку в что оря архиепископе Иоанне Ахрида еще не начинала слыть Юстинианой: сохранился до настоящего времени каталог болгарских архиепископов, составленный при сем именно архиепископе (напечатан у Дюканжа в Familiae Byzantinae, ed. Paris., p. 174, см. о нем выше), и здесь они называются еще просто архиепископами Болгарии. За сим, первое, не подлежащее сомнению, именование Ахриды первою Юстинианой принадлежит известному канонисту Феодору Вальсамону, жившему во второй половине двенадцатого и в начале тринадцатого века; в толковании на второе правило второго вселенского собора он говорит: «Болгарию почтил (правом автокефалии) император Юстиниан, читай 131-ю его новеллу» (у Ралли и Потли II, 171). Мы не находим основательным считать его виновником измышления потому, что в судьбе болгарской архиепископии он нисколько не был заинтересован, и заботиться о превращении Ахриды во что-нибудь более прочное о более авторитетное в глазах константинопольского правительства не имел никаких побуждений. Что касается до наших подозрений относительно Димитрия Хоматена, то мы основываем их, во-первых, на том, что Хоматен был таких странно и неожиданно высоких понятий о своих правах и своей независимости (см. ниже), которые трудно объяснить из одних представлений его о себе только как об архиепископе болгарском и которые невольно заставляют подозревать, что он думал и хотел заставить думать о себе что-то новое; во-вторых, на том, что натолкнуться на эту новую мысль превратить Ахриду в Юстиниану мог только юрист, человек знакомый с новеллами Юстиниана, а между лицами, замешанными в судьбе ахридской архиепископии, таков был именно он Хоматен. (Что Хоматен, ему или не ему первому принадлежит измышление, уже именовал себя архиепископом первой Юстинианы, см. его послание у Zhischman’a в Eherecht. de Orientalischen Kirche, Wien, 1864, S. 444). Желательно, что бы кем-нибудь из ученых если не был издан вполне, то по крайней мере был обстоятельно описан сборник сочинений Хоматена, находящийся в Мюнхенской библиотеке (у Гардта в Cataiogns codicum manuscriptorum Bibliothecae regiae Bavaricae t. 1, № LXI1. p. 336 sqq); тогда бы может быть наш вопрос разрешился окончательно.
Слова крантор – κράντωρ и династ – δυναςὴς по смыслу, очевидно, означают каких-то самых высших сановников, но каких именно, сказать не можем. Слова κράντωρ совсем нет в словаре Дюканжа, словаδυνάςις также нет, но есть δυναστείαι, которое толкуется – potestates, summi magistrates, Proceres primi ordinis.
Комитами или комесами назывались начальники разных, важных и неважных частей в государственном управлении, и слово это употребляется у византийских писателей в приложении к весьма многим большим и малым начальникам (см. в Glossarium’е Дюканжа под словом κόμης). Но между всеми комитами нигде не упоминается комит палаты (κόμηςπαλατίς). По сравнению с другими комитами он должен бы значить министра двора; но так как нелепо было бы измышлять, будто архиепископ ахридский мог быть сделан министром двора, то очевидно, что он значит тут что-то другое (не употреблено ли тут слово в смысле представителя, locum tenentis, государя в провинции или в смысле городового дворецкого наших государей допетровского времени?)
Ромфеями назывались копья с золочеными древками, которые в торжественных выходах носимы были пред императорами, в числе четырех, почетнейшими из сановников (см. у Дюканжа под словом Ῥομφαῖα), а потом, вероятно, те или другие вещественные знаки разных должностей.
Можно подозревать на тех же основаниях, что и выше. Что касается до источника этих неожиданных от грека мечтаний, то латиняне находились тогда (в первой четверти тринадцатого в.) с своими взглядами и на деле показывали тогда грекам образцы своих учреждений в самой Греции. Слова «с подчиненными нашей империи королями» и вся вообще речь Фальсификатора новеллы ясно дают знать, что бывшие в голове его представления о государственно-иерархическом строе прямо сняты с живой действительности западной Европы. В Фальсифированной новелле, после того, что приведено нами выше, говорится еще об особенной печати (гербе, имевшем быть изображенным на печати), будто бы даруемой императором архиепископу. В Сборнике сочинений Димитрия Хоматена, находящемся в Мюнхенской библиотеке, есть также статья о какой-то печати (у Гардта t. 1, р. 364, n. 149, Σιγίλλιον πρωτοπαπάδικον, что, неизвестно нам почему, Гардт переводит по-латыни Sigillum archiepiscopale). Сличение этой последней статьи с описанием печати в новелле может быть дало бы место каким-нибудь положительным заключениям. Как по-видимому ни курьёзно отважны мечты фальсификатора новеллы, но иные архиепископы ахридские находили возможным серьёзным образом возвращаться к ним даже в восемнадцатом веке, см. ниже об уничтожении архиепископии ахридской.
Государственная важность того обстоятельства, чтобы епископы не состояли в зависимости от высшей церковной власти, находящейся вне государства, заставляла государей болгарских и сербских делать церковные хищения и у самого патриарха константинопольского. Завоевывая у греков территории, принадлежавшие в церковном отношении сему последнему, они обыкновенно изымали епископов этих территорий из-под его власти и подчиняли своим собственным патриархам. Относительно государей сербских известно, что они в сем случае не хотели уступать патриарху константинопольскому, несмотря ни на какие его угрозы и отлучения.
Находящиеся на север от Ахриды области дебрьская и кичавская и этот город Велес с его областью сербы отняли у греков прежде Душана, и след. они присоединены были к патриархии пекской. Архиепископам снова удалось возвратить их себе, вероятно во времена, наставшего вскоре после Душана, разновластия в сербском государстве.
Джума стримонская обыкновенно пишется Джумая – Dschumaa, а просто Джума – южно-македонская, так как в бератах, если только верно в напечатанных списках, просто Джума, то вероятнее разуметь последнюю.
Митрополит касторийский был «прототроном» (первопрестольником), т. е. первым после самого архиепископа митрополитом, и носил титло ὑπέρτιμος καὶ ἔξαρχος, см. Turcograeciae Крузия р. 174, Philippi CypriiChronicon, ed. Hilarii, 1687, р. 409 fin., Сношений России с Востоком Муравьева ч. 2, стр. 160 и патр. иерусам. Хризанфа Синтагматион. Цахарие, в Beitrage zur Geschichte d. Bulgar. Kirche, S. 25 прим., понимает название «прототрон» неправильно.
Архиепископ ахридский Нектарий, бывший в 1632 г. в Антверпене, в Бельгии, показывал, что под ним состоит 16 епархий – шесть митрополий и десять епископий (см.Illyricum Sacrum t. VIII, р. 198 и книжку La Bulgaria chretienne, Paris, 1861, p. 56 fin.). Архиепископ ахридский Дионисий, бывший в Москве в 1653 г., показывал, что под ним состоит 17 епархий (см. Сношения с Востоком г. Муравьева в рукописи, находящейся в библиотеке Моек. Дух. Академии, ч. 3, л. 711 об. и ч. 4, л. 1076 fin.). Что касается до епархий, известных и по именам, то под одной грамотой 1631 г. подписались: митрополиты – кострицкий (т. е. касторийский) [Был митрополитом уже в 1565 г., см. Turcograeciae Крузия р. 174, – третью от конца подпись.], водинский, корицкий, пелагонийский, струмицкий [В 1565 г. был еще епископом, Turcograeciae Крузия р. 174, – предпоследняя подпись.], гревенский, белоградский, епископы – молексинский (молесхонский), преспинский, Мокрой горы (Κόραςκαὶ Μόκρας), спатинский и дебринский (Сношения с Востоком ч. 2, стр. 160); под 1588г. упоминается митрополит амойский (ibid. ч. 1, стр. 185 нач.) [В 1565 г. был еще епископ и, как кажется, был еще подведом патриарху константинопольскому, Turcograeciae Крузия р. 173 fin.] под 1606 г. епископ могленский (ibid. ч. 1, стр. 303), под 1632 г. митрополит диррахийский (ibid. ч. 2, стр. 124). В 1632 г. архиепископ Нектарий показывал, что под ним шесть митрополий, между тем на самом деле в 1632 г. их было не менее девяти: тут или ошибка в записи его показания, или дело должно понимать так, что Нектарий (смещенный с своей кафедры) выехал из Греции задолго до 1632 г. и что новые митрополии сделаны были после него. Мы говорили выше, что митрополия диррахийская, до 1185 г. принадлежавшая к константинопольскому патриархату, в позднейшие неизвестные времена присоединена была к архиепископии ахридской. Что не позднее как с начала семнадцатого века и до самого конца существования архиепископии она принадлежала к сей последней, это известно положительным я документальным образом, – в 1630 г. диррахийский митрополит Харитон, бывший в Москве за милостыней, показывал о себе, что лет 17 тому назад он поставлен в митрополиты архиепископом ахридским (см. Сношений России с Востоком ч. II, стр. 129); в 1767 г., перед уничтожением архиепископии, как свидетельствует один официальный акт, епархия диррахийская, не существуя отдельно, была приписанною к епархии ахридской, собственной архиепископа (свидетельствующий о сем акт есть синодальная запись об избрании в 1767 г. митрополита в возобновленную после уничтожения архиепископии митрополию диррахийскую; запись напечатана в сочинении Πραγματεία περὶ τῆς κανονικῆς δικαιοδοσίας τοῦΟἰκουμενικοῦ θρόνου ἐπὶ τῶν ἐν Βουλγαρία ὀρθοδόξων χριστιανῶν, ἐν Κονσταντινούπολι, 1860).
См. патр. Иерусал. Хризанфа Συνταγμάτων, περὶ τῶν Ὀφφικίων κληρικάτων καὶ Aρχοντικίων τῆς τοῦ Χριστοῦ ἁγίας ᾿Εκκλησίας et caet., напечатанный в первый раз в Торговищев 1715 г. и потом перепечатанный в Венеции в 1778 г. – по второму изданию стр. 87. О присоединении диррахийской епархии к ахридской см. в предыдущем примечании; о присоединении молесхоиской к могленской и дебрьской к преспанской у Хризаифа ibid.; что авлонская и спатийская присоединены были к болгарской, заключаем ив того, что они принадлежат к сей последней В настоящее время, см. Σύντομον ἱστορικὴν περιγραφὴν τῆςμητροπόλεως Вελεγράδων митр. Анфима, ἐν Κερκύρα, 1868. Рико в своей Histoire de l’Fglise Greque (traduit de l’anglois par de Rosemond, a Amsterdam, 1710, p. 99 пая.) говорит, что в начале восемнадцатого века епархий в архиепископии ахридской было восемнадцать; но, нет сомнения, его показание ошибочно.
См. синодальную запись об избрании в 1767 г. митрополита диррахийского, о которой в примеч. 88. Некоторые причисляют еще к епархиям бывшей ахридской архиепископии епархию погонианскую, которая между левым берегом верхней Воюцы и между правым берегом впадающей в нее Аргирокастро. Но ото несправедливо; кроме каталогов архиерейских престолов, см. в Сношениях России с Востоком г. Муравьева ч. 3, рукой. л. 671, 822 fin. и 974, где сами архиереи погонианские показывают о себе, что они – патриархата константинопольского. Странным образом, в султанских бератах патриархам константинопольским епархия гревенская пишется в числе собственных епархий патриархата, а не в числе епархий бывшей ахридской архиепископии; несомненно, что она принадлежала к сей последней до самого конца ее существования.
Следует предполагать это потому, что государи сербские Стефан Немана и Стефан Первовенчанный обращались с своими недоумениями по разным церковным вопросам не к патриарху константинопольскому, а к архиепископу ахридскому. См. Гарда Catalogus codicum manuscriptorum Bibliothecae regiae Bavaricae t. 1, № LXII, pp. 339, 365 fin., Ралли и Потли Leondarii Jos Graecoroman, lib. Y, p. 311, cfr Zhishman’a Das Eherecht. der Orientalischen Kircbe, Wien, 1864, 8. 249 fin., 278 fin., 369, 708 fin.
Что Хоматен до архиепископства был хартоФилаксом не константинопольского патриарха, как говорит некоторые ученые, а ахрвдского архиепископа, это прямо видно из надписания его сочинений в Сборнике Мюнхенской библиотеки (у Гардта t. 1, Λ LXII, р. 336,cfr Zhishman’a Eberecht. S. 249 fin.). Хоматен был поставлен в архиепископы, когда в Сербии был еще жупаном Стефан Неманя (см. у Zhishman’a ibid. S. 249 fin.), следовательно, не позднее 1195 года. Что касается до времени его смерти, то, во-первых, в 1222 г. был венчан им на царство деспот епирский Феодор Комнен (см. выше), и к этому Феодору Комнену, когда уже он был царем, писано им послание (у Гардта t. 1, р. 341), – во-вторых, известно об его сношениях с константинопольским патриархом Германом II (у Гардта t. 1, р. 359 и 364), который поставлен не ранее 1222 г. (см. Lequien’a 1, 278); следов. он умер то или другое время спустя после 1222 года.
Μετὰ τῶν ὑπὸ σὲ ἀρχιερέων πάντων, – слова эти содержат то доказательство, что диоцез архиепископии оставлен был неприкосновенным.
Из-за того, что Стефан Душан, отняв у империи многие области, те епископские кафедры в этих областях, которые прежде подведомы были патриарху константинопольскому, не оставил по-прежнему в заведывании сего последнего, а по изгнании архиереев-греков, заместив их своими сербами, подчинил власти своего патриарха пекского, см. Жшвоти кральева и архиепископа српских, изданные Даничичем, стр. 381, Acta Patriarchal Constantinopol. t. 1, №№ 300, 304, 306.
Патриарх в своем послании таким образом выставляет значение архиепископа ахридского в церкви, что решительным образом устраняется мысль о нем как о подчиненном митрополите. Патриарх го ворит, что предполагается быть вселенскому собору что патриархи александрийский и иерусалимский в Константинополе, а антиохийский повещен, что затем остается он – архиепископ, т. е. патриарх стават его на один уровень с патриархами как одного из необходимых высших представителей церкви для того, чтобы составился вселенский собор.
Что же касается до того, что архиепископа ахридского Душан называет не прямо архиепископом ахридским, а описательно архиереем престола греческого, то в данном случае ему нужно было выставить на вид, что он получил благословение на царство не только от предстоятелей славянских, а также и греческого, каков был этот ахридский; но назвать его просто архиепископом ахридским не значило бы прямо и ясно высказать эту последнюю мысль, потому что с именем архиепископа ахридского не соединялось исключительно понятие об архиерее греческом, как это с именем патриарха константинопольского, а сколько понятие об архиерее греческом (каковым он был сам по себе), столько же и об архиерее славянском (каковым он был но своей пастве).
См. Животи кральева и архиепископа српских, изданные Даничичеми, стр. 381, где говорит свидетель современный. Так называемый летописец троношский уверяет, что в последствии Душан вынудил себе у патриарха благословение (см. Гласника V, 69); но этот позднейший летописец такого рода, что один сам по себе не заслуживает никакой веры.
Сказание, принадлежащее современнику, в Животах кральева и архиепископа српских, стр. 380: «царь Стефан венчался на царство и патриарха себе избра сербом не по закону ни с благословением цариградского патриарха, якоже подобает, но поиска благословение безчинно на патриарху (у патриарха) терновском и на архиепископу ахридском.
Если Душан отнял у патриарха константинопольского и подчинил своему патриарху пекскому греческие епархии покоренных им греческих областей, то отсюда нисколько не следует заключать, что он должен был лишить автокефалии и архиепископа ахридского. Душан не хотел терпеть в своем государстве власти патриарха константинопольского потому, что он был патриарх иностранный и чрез подчиненных ому епископов ног действовать ко вреду его – государя сербского; но по отношению к архиепископу ахридскому это опасение вовсе не имело места.
Первое чтение в Книжицах, второе чтение принимают издавшие грамоту в Гласнике. В выписке из грамоты, находящейся в одной старой Кормчей, см. в Речи о Сербии Григоровича, прилож. стр. 41, прим, читается «от болиарь» из бояр.
О славянах в Италии см. статью г. Макушева: «О славянах Молизского графства в южной Италии», напечатанную в Записках Акад. Наук т. 18, кн. I.
Амбракчио, вероятно, принадлежавший тогда венецианцам, в южной Албании, на северном берегу Артского залива, недалеко от г. Арты. Василикатъ – область в бывшем неаполитанском королевстве.
Грамота напечатана в издании Тейнера Vetera monnmenta Poloniae et Luthnaniae, Romae, 1863, t. III, p. 1 fin. По малодоступности дорогой книги Тейнера приводим грамоту вполне. (После титула в обычного приветствия) «Гавриил, патриарх ахридонский, предпринявший странствование к христианским государям для испрошения у них милостыни, которою бы мог помочь своей церкви в уплате тяжких, наложенных в настоящее время туркой (т. е. султаном), податей, приветствовав меня здесь (в Гродно), усиленно просил, чтобы я замолвил перед вашей святостью (commendarem sanctitati vestrae) за епископов и священников греческих, которые по временам посылаются от него в Сицилию, Апулию и Калабрию к находящимся в этих провинциях греческим церквам. Он утверждает, ссылаясь на продолжительную давность, что уже с того временя, как константинопольская империя подпала туркам, верховными первосвященниками, блаженной памяти предшественниками вашей святости, постоянно была оставляема всем его предшественникам неприкосновенною церковная юрисдикция над людьми греческого имени, которые были в тех провинциях. (Но) в настоящее время (говорит он) на нее посягают тамошние католические епископы, и епископам греческим препятствуется в (ее) отправлении, так что для тех, которые хотят посвятиться в церковные степени по греческому обряду, оказывается необходимым, с великою опасностью от турок, отправляться оттуда для получения всяких священных степеней в ахридонский диоцез. И я считал делом человеколюбия, не отказать человеку удрученному скорбью в том, чтобы замолвить относительно этого дела перед вашей святостью. Впрочем, я ничего более не хочу просить у вашей святости кроме того, чтобы относительно всего этого дела постановила так, как рассудит правым и полезным для церкви Божией по своей собственной мудрости» (грамота дана в Гродно 24 июня 1586 г.).
16 января 1767 г. архиепископ Арсений подписал свою отреченную грамоту от архиепископии. Эта отреченная грамота вместе с некоторыми другими актами, касающимися закрытия архиепископии, напечатана в книге архиграмматевса иди главного секретаря константинопольского патриаршего собора, в настоящее время митрополита хиосского, Григория: Πραγματεία περὶ τῆς κανονικῆς δικαιοδοσίας τοῦ Οἰκουμενικοῦ θρόνου ἐπὶ τῶν ἐνΒολγαρίᾳ ὁρθοδόξων χριςιανῶν, ἐν Κονσταντινούπολι, 1860, и потом перепечатана с теми же актами в книге митр, белградского Анфима Σύντομος ἱστορική περιγραφὴ τῆς ἱερᾶς μητροηόλεως Вελεγράδων, ἐν Κερκύρα, 1868, Η В брошюре неизвестного Τὰ κατὰ τὰςἀρχιεπισκοπὰς Ἀχριδῶν καὶ Πεκίου, ἐν Κωνσταντινούπολι, 1869. Не имев под руками первой книги, мы пользовались двумя последними; грамота Арсения у митр. Анфима стр. 101, у неизвестного стр. 20 (о месяце и числе закрытия кафедры cfr у Ралли и Потли V, 219, надписание 41-й Юстиниановой новеллы).
Патриарх иерусалимский Досифей, ссылаясь на свидетельство, жившего в половине шестнадцатого века, великого логофета константинопольской церкви Иеракса (см. о нем Crusii Тurcograeciae рр. 170, 204 и 332 нач.), говорит в своей Истории иерусалимских патриархов (кн. II, гл. 3 нач., стр. 1153), что после взятия Константинополя турками патриарх константинопольский пытался было отнять автокефалию у патриарха пекского и архиепископа ахридского, но что те успели спасти себе обещанием платить за себя Турецкому правительству отдельную от патриарха константинопольского подать.
Эту простую разгадку представлявшегося вам не совсем понятным деда, неким образом патриарх пекский и архиепископ ахридский успевали так долго спасать свою независимость от притязаний патриарха константинопольского, мы нашли у Ризо Нерулоса (см. его Cours de litterature Greque moderne, Geneve, 1827, p. 31).
По свидетельству одного из современных греческих писателей Иоанна Филемона, дело об уничтожении патриархии пекской и архиепископии ахридской, с целью теснейшего соединения славян с греками и приобретения больших удобств к их еллинизации, в восемнадцатом веке впервые поднято и поведено было около 1737 г. одним из представителей Фавара Иоанном Ипсиланти (сыном Антиоха И-ти, трапезундца, переселившегося в Константинополь в 1665 г.), который был каким-то весьма влиятельным чиновником при Порте (Пихлер к своей Geschichte d. kirchlichen Trennung 1, 540, нелепым и совершенно неожиданным от немца образом превращает его в патриархи константинопольские). Чтобы расположить в пользу своего плана турецкое правительство, он представлял ему выгоды, которые проистекали бы отсюда для него самого, именно, что чрев подчинение славян патриарху константинопольскому будет загражден к ним доступ интригам и опасным влияниям австрийского правительства. Но так как турки заподозрили австрийскую интригу в его собственном предложении, то дело на этот раз кончилось тем, что поплатился головой сам виновник проекта (см. сочинение Филемона Δοκιμίον ἱστορικὸν περὶ τῆς ἐλληναῆςἐπαναστασέως Ἀθῆναι, 1859, Τ. 2, стр. 2 sqq). Патриарху Самуилу помогали в исполнения его замысла члены влиятельных «аварских фамилий – Сутцов, Ипсиланти (в особенности бывший тогда великим драгоманом Порты Иоанн Ипсиланти, сын Афанасия И-ти, племянник вышеназванного Иоанна И-ти), Мурузи, Риво и других (Филемон ibid, и Ризо Нерулос ibid.). Что касается до побуждений, руководивших им в его усилиях, то, кроме давнего непризнавания патриархами константинопольскими законности существования помянутых автокефальных кафедр, такими побуждениями для него были – во-первых, те же греческо-патриотические планы относительно еллинизации славян (о чем слабые архиепископы ахридские, хотя также были греки, заботились но столько усердно, сколько желали бы в Константинополе, и за что со времени Самуила принялись весьма деятельно, см. Филемона и Ризо ibid.), – во-вторых, как говорят греческие писатели, желание остановить проникавшую к славянам западную пропаганду (славянская паства ахридского диоцеза оставалась твердою в православии, но сами архиепископы ахридские, – греки, а не славяне, – действительно, то и дело продавались папе, см. выше), и наконец – в-третьих, желание привлечь епархии – пекской патриархии и ахридской архиепископии к участию в уплате тех огромных долгов, которые наделаны были константинопольской кафедрой, «чтобы таким образом большему числу лиц легче было поднять эту тяжелую ношу» (см. Захарию Мафу в Христ. Чтен. 1862 г. кн. 1, стр. 800 fin. sqq). Не знаем, по собственной воле или быв заставлены, только епископы ахридского диоцеза от всего своего собора подавали турецкому правительству просьбу, в которой, жалуясь на край. не бедственное положение дел архиепископии (служившей игрушкой для непрестанно покупавших один под другим кафедру интриганов и честолюбцев), умоляли правительство присоединить их к пастве вселенского патриарха (см. в книжках, названных в примеч. 94, у митр. Анфима стр. 95 sqq, у Неизвестного стр. 24 sqq и 40 sqq). Чтобы от закрытия не пострадали интересы турецкого правительства, патриарх обязался, независимо от своей собственной подати, платить за них их прежние отдельные подати (что продолжается и до настоящего времени и что прямо и прописывается в выдаваемых патриархам султанских бератах, см. список берата в Гласнике IX, 227 и в Блъгарских Книжицах 1858 г. № 8, стр. 137). Р. S. В недавно напечатанной книге Каница Serbien, historisch-ethnographische Reise Studien, Leipzig, 1868, есть некоторые новые данные к вопросу о закрытии ахридской архиепископии. Оказывается, что Иоанн Ипсиланти, когда указывал туркам на интриги австрийского правительства, имел в виду нечто положительное не только по отношению к патриарху пекскому, но также и к архиепископу ахридскому. До настоящего времени известно было, что перед 1737 г. австрийское правительство вело переговоры, с целью поднятия против турок сербского народа, с патриархом пекским Арсением Иоанновичем (который потом и бежал в Австрию). Но ив книги Каница, которого сведения, вероятно, из бумаг Венского архива, узнаём, что в переговорах этих участвовал и архиепископ ахридский (не называемый Каницем по имени) и – что для нас тут интереснее – что архиепископ этот был великий мечтатель и так·сказать новый Димитрий Хоматен. Патриарх пекский предъявлял только такие требования, которые можно было предъявлять с серьёзной надеждой на их выполнение, а именно – в случае успехов австрийского оружия – свободы сербскому народу под властью императора его православной веры: «но – сообщает Каниц – цели прелата ахридского, который происходил из древнего дома Кантакузенов, шли дальше, – он желал подтверждения дарственной грамоты Юстиниана; он требовал себе, под условием ленной зависимости от императора, духовной и гражданской высшей власти в Боснии, Сербии, Албания, Македонии и т. д., потом права заседания в права голоса в немецком императорском сейме и многих льгот относительно таможенных пошлин и торговли» (S. 202). Т. е. архиепископ ахридский вообще требовал себе подтверждения дарственной грамоты импер. Юстиниана в том ее виде, как она пересочинена была в тринадцатом веке. Смешно подумать, что подобные требования могли быть заявляемы не в шутку, а серьёзно. «Некоторые из этих желаний, говорит Каниц, были отвергнуты; на исполнение многих других подана надежда», – увидел бы он, если бы австрийцам удалось отнять у турок его область, как бы его желания были исполнены.... (переданное составляет все, что есть у Каница).
Что касается до избрания архиепископов в последний турецкий период отдельного существования их диоцеза, то они избираемы были клириками или чиновниками архиепископии (т. е. собственно самой архиепископской кафедры) и собором архиереев ее округа, см. у Ралли и Потли V, 565, Сношений России с Востоком ч. 4, рукоп. л. 1076 нач.
Как часта была смена архиепископов, показывает представленный нами выше, нет сомнения – даже и за последнее время не совсем еще полный, их список. Что они сменяли друг друга посредством подкупов (чиновников центрального турецкого правительства и местных пашей) и всякого рода происков ληστρικῶ τῷ τροπῷ, это положительным образом, и нет сомнения – совершенно справедливо, утверждается в записях константинопольской патриархии о закрытии архиепископии, у митроп. Анфима стр. 95 sqq, у неизвестного автора брошюры стр. 28 и 41.
Преосвящ. Филарет довольно с обычной ему торопливостью спешит видеть в этом Григории знаменитого мниха болгарского Григория жившего в десятом веке (см. «Святых южных славян», января 8 ч.); но более чем вероятно, что этот Григорий, не покоившийся в храме, как произвольно толкует надпись преосвящ. Филарет, а создавший его, есть тот же самый Григорий сын τοῦ Μέστρι, зять императора Андроника, которым в 1295 г. была построена в Ахриде другая церковь и о котором у Григоровича ibid. стр. 115. При Феофилакте кафедра была при церкви Богородицы, под которою, по всей вероятности, должна быть разумеема эта же церковь Софии (см. его Epist., ed. Lamio XII и XX, в Патрол. Миня т. 126, стр. 524 и 536).
В ряду прочих митрополитов, подведомых патриарху константинопольскому, митрополит терновский сначала получил очень высокое место, – не ниже как пятое (см. Turcograeciae Крузия р. 172, где под актом 1565 г. он подписался третьим, но где нет подписей – митрополита ефесского, который был выше, и митрополита анкирского, относительно которого неизвестно, был ли тогда выше или ниже его); неизвестно, с какой поры прежде начала восемнадцатого века и по настоящее время он в общем порядке митрополитов на десятом месте (см. Хрисанфа Синтагматион и новые списки кафедр в Христ. Чт. и у Ралли и Потли).
Епархия червенская или рущукская была низведена из митрополий в епископии не при самом уничтожении терновского патриархата, а в позднейшее время; в 1590 г. она еще была митрополией, см. Деяние константинопольского собора сего года о русском патриаршестве, Никоновск. Кормчей предисл. л. 24 об.
Город Враца находится верстах в 150–60 на запад от Тернова на р. Сайтуле.
В некоторых известиях митрополия софийская причисляется к епископиям сербской или пекской патриархии (существовавшей до 1766 г.), но это совершенно несправедливо. Что митрополия софийская постоянно принадлежала к патриархии терновской, а после закрытия этой последней, постоянно к патриархату константинопольскому, см. выше и Acta Patriarchat. Constantinopol. Миклошича 1,551, Turcograeciae р. 282 и 287, Смита De Graecae Ecclesiae Statu hodierno p. 63, Фабриция Biblioth. graec. ed. Hamburgi, 1727, XIII, 488, ЕльснераBeschreibung d. griechischen Christien in d. Türcey, Berlin, 1737, 101.
На границе с Болгарией в позднейшее время была подведома патриарху константинопольскому митрополия браиловская. Город Браилов или Браила (по-греч. Προἰλαβον), находящийся на левом берегу Дуная в северо-восточной Валахии, вместе с другими двумя городами этой страны Журжевым и Турну с 1544 г. до адрианопольского мира в 1829 г. состоял в непосредственном (а не вассальном, как вся страна) владении турок (см. Когальничана Histoire de Valachie рр. 42 и 125); а поэтому, нет сомнения, и кафедра браиловская была подведома непосредственно патриарху константинопольскому, а не местному митрополиту угровлахийскому. Кроме самого города Браилова митрополит браиловский, первые известные нам упоминания о котором относятся к концу шестнадцатого века (Деяние константинопольского собора 1590 г. о русском патриаршестве в Никоновск. Кормчей предисл. л. 24 об. и Сношений с Востоком ч. 2, стр. 272, – в последних под Михаилом воеводой должен быть разумеем валашский воевода Михаил II Храбрый, правивший в 1592–1600 гг.), заведовал еще христианским православным населением нынешней южной Бессарабии (с городами Рени, Измаилом, Килией, Аккерманом или Белградом и Бендерами), составлявшей тогда татарскую область Буджак (Сношения с Востоком ibid., Ельснера Neueste Beschreibung derer Griechischen Christen in der Türkcey. Berlin, 1737, S. 4 прим.). После закрытия митрополии браиловской (неизвестно нам когда именно, вероятно – после адрианопольского мира, а во всяком случае уже в настоящем столетии, см. первое издание греческой Кормчей Πηδάλιον стр. 553, где митрополит браиловский под 1800 г.) наименование браиловский присоединено было к титулу митрополита дристрского или силистрийского (ὁо Арб στρας καί ΙΙροιλαβου, у Ралли и Потли V’, 518): из этого можно заключать, что к епархии митрополита браиловского принадлежала некоторая часть и северной Болгарии (полный титул митрополита браиловского был – Προΐλάβου καὶ Τιμαροβου или Τομαρόβοο (см. Синтагматион Хризанфа, Тимарова есть турецкое название города Рени, находящегося в Бессарабии при впадении Прута в Дунай).
Епархия литицкая (Λίτιτζης), существующая с давних пор, сначала была епископией филиопольской митрополии, а не позднее как со второй половины четырнадцатого века до настоящего времени есть автокефальная архиепископия (Ралли и Потли V, 483 и 501). О городе Литице ничего нет ни в каких известиях, и где именно он был – остается нам неизвестным; в настоящее время кафедра архиепископа литицкого находится в местечке Ортакёй, которое лежит на юго-запад от Адрианополя и на северозапад от Димотики и которое в гражданском отношении принадлежит к санджаку (губернии) адрианопольскому (сведение получено нами от одного проживающего в России греческого константинопольского иеромонаха).
Город Меленик или Мельник (потурецки Менлык) находится за левым берегом среднего Стримона на одном из его притоков см. о нем Григоровича Путеш. Стр. 146 fin. Епархия меленикская, открытая неизвестно когда именно, но не позднее второй половины тринадцатого века (Lequien I, 95, Ралли и Потли V, 493), и бывшая в старое время то особой митрополией, то епископией митрополии серезской (см. Lequien ibid., Ралли и Потли V, 493 и 501, Acta Patriarchatus Constantinopolitani Микло шича t. I, р. 50, Turcograeciae Крузия р. 174, – последнюю подпись), не позднее как с начала восьмнадцатого века до настоящего времени митрополия (см. Хризаифа Синтагматион и новые списки кафедр) постоянно принадлежала к патриархату константинопольскому (о трибаллизме, т. е. булгаризме населения меленикской епархии см. у Крузия в Turcograecia, р. 341 sqq, послание одного из ее греческих епископов шестнадцатого века). Рядом с епархией меленикской в пятнадцатом и шестнадцатом веках существовала другая, подведомая неизвестно кому, славянская епархия, именно-сначала епископия, а потом митрополия крупничская, находившаяся в городе, в настоящее время селе Крупнике, лежащем на север от Меленика, между ним и Джумой (в половине пятнадцатаго века упоминается епископ Иаков, см. Гласника XXII, 289 и Akriv’а Сакцинского III, 21, до восьмидесятых годов шестнадцатого века митрополит Иоасаф, см. Григоровича Путеш. стр. 186 fin.; о селе Крупник у Григоровича ibid. стр. 147).
Город Полянина или Поляна (Πωλεανίνιη, Πολιανὴ), по-турецки Доиран, находится верстах в 60-ти на север от Солуни, при озере или болоте Полянском. Епархия полянинские есть епископия митрополии Солунской. Как кажется, она есть самая обширная епархия в своей митрополии: на юг к Солуни она простирается включительно по город Лълкъчь или Кукушь (на иностранных картах Kilkitsch и Kelkitsch; по этому второму городу она называется также кугушской).
О переселении во Фракию павликиан импер. Константином Копронимом говорит еще Феофан, ed. Paris. р. 360; sub fin.
Синодик Бориса, проклиная Богомила, не называет с ним Иеремии (Времени, кн. 21, стр. 8 fin.); в одних сказаниях говорится о попе Иеремии, что он был священником «в навех на Верзиулове колу», а в других это же говорится о Богомиле.
Евфими Зигабен пользовался собственно вероучительной книгою богомилов, но она не сохранилась до настоящего времени.
Козьма пресвитер не совсем вразумительно пишет: «кланяются же затворшеся в хизех своих, вся пятера врата отверста имуще, яже повелена суть затворити.
Другие же, по пат. Каллисту, давали вмещение естественным страстям, что, как кажется, значит, что вели жизнь совершенно распущенную (cfr в Лавр. Троицк. Кормч. № 205, л. 397, статьи: «о месалианех, иже суть глаголемии богомилы (или) бабуни» – конец). Анна Комнена, Alexiad. lib. XV, ed. Paris. р. 486, говорит: τρίχα μεν κοσμικὴν οὐκἄν ἴδοις βογομιλίζουσαν, κέκρυπται δὲ τὸ κακὸν ὑπὸ τὸν μανδύαν καὶ τὸ κὸυκούλιον, καὶ ἐσκυθρώπακεν ὁ Βογομίλος, καὶ μέχρι ρινὸς σκέπεται καὶ κεκυφῲς βαδίζει καὶ ὑποψιθορίζει τὸ ςόμα, ταυδόθι δε λύκος ἐςὶν ἀνάθεκτος, т. е. не увидишь богомила в мирском платье, но скрыто зло под мантиею и кукулем; богомил высматривает сурово (исподлобья), и закрывается до носу, и ходит сгорбившись (и всегда что-то) шепчет губами, внутри же есть волк.
Известны соборы и нарочитые розыскания, бывшие при Борисе III или Бориле в 1210 г. (см. Синодик Бориса во Времен, кн. 21) и при Иоанне-Александре в половине четырнадцатого века (см. житие Феодосия терновск. в Чтен. л. 8). Так как ересь распространена была не только в Болгарии, но я в империи греческой, то и здесь равномерно предпринимаемы были церковные и государственные меры. Весьма строгое преследование на них поднято было императором Алексеем Комненом (1081–1118, см. Анны Комненой Alexiad. lib, XV, ed. Venet , p. 384 sqq; о последующем временя см. Вольфа Hist. Bogomil, p. 34. § XVI sqq).
По свидетельству одного западного писателя XIII в., обратившегося в католичество из альбигойства, все западные альбигойские или катарские общины вели свое начало от церквей или общин Burgaliae и Dugunthiae (у Гильферд. Полн. Соб. сочин, т. I, стр. 133). Burgalia очевидно есть Burgaria, а под Дугунтией совершенно справедливо разумеют Другувитию или область болгарского племени Дреговичей. Основываясь на словах Иоанна Ка- мениаты (в Scriptores post Theophan., ed. Paris. р. 322 fin.), область эту несправедливо ограничивают только пространством между городами Фессалоникой и Веррией. С давнего и до настоящего времени митрополит филиппопольский носит титул экзарха Θρᾴκης Δραγοβιτίας (У Кодина ed. Paris. р. 407, где Εὐρώπης καὶ Δραγοβιντίας, у патр. Хризанфа и у Ралли и Потли V, 516 fin.). Из этого следует, что или Драгувития простиралась от Веррии до Филиппополя или что были две области этого имени веррийско-салоникская и Филиппопольская. В нашем случае, нет сомнения, разумеется община или церковь богомилов именно филиппопольских.
Лиутпранда, еписк. кремонского, который †972 г. и который по сведениям, нет сомнения, собранным в Константин., где он неоднократно бывал посланником, в своем Antapodosis’е, lib. 3, cap. 29, говорит о Симеоне: «Hunc Simeonem emiargon id est semigrecum esse ajebant, eo quod a pueritia Bizantii Demostenis rhetoricam Aristotelisque silogismos didicerit. Post haec autem relictis artium studiis ut ajunt conversations sanctae habitum sumpsit. Verum paulo post regnandi cupiditate deceptus ex placida monasterii quiete in seculi procellam traosivit.
О Златоструе см. Записки г. Срезневского в Сборнике статей, читанных в Отделении Русского языка и Словесности Академий Наук т. I, XXI и XXII.
В списке слов Константина, который имел под руками Силивестр. Медведев, читалось, что Константин перевел их, «понужден Наумом», под которым, вероятно, должен быть разумеем Св. Наум, один из учеников Константина и Мефодия (см. Оглавление книг, кто их сложил, № 128, Константин философ, по изд. Ундольск. стр. 52 fin.).
Экзарх – ἔχζαρχχος собственно означает правительственного чиновника, которому переданы на время права другого высшего правительственного чиновника и который действует от лица этого последнего как его представитель. Слово экзарх имело много значений; но преимущественно экзархами назывались и называются состоящие при архиереях духовные чиновники, которые посылаются ими куда-нибудь для исполнения каких·нибудь экстренных поручений (как бы духовные чиновники особых поручений), или, как говорится в одной славянской рукописи, содержащей именно Шестоднев Иоанна экзарха, они суть «обзиратели, послании от епископ и патриарх» (у Горского и Невоструева Описания № 58, л. 2, II, 1, 38). Иоанн был экзархом, по всей вероятности, не при каком-нибудь епископе, а при самом болгарском архиепископе.
Так называется Григорий в надписании Падей, приложенной к переводу Малалы, у Калайд. в Иоанне экзархе стр. 178. Что значит «мних или презвитер мних всех церковник», в настоящее время мы не можем объяснить. Мы подозреваем, что известное ныне чтение неправильно, и что нужно: презвитер мних и (приставник, пастух или что-нибудь подобное) всех церковник болгарских церквей.
О древности перевода сочинений Ефрема Сирина см. статью г. Срезневского в помянутом выше Сборнике статей Академии Наук т. I, №№ 6–9, стр. 65 sqq.
В библиотеке профессора Московского Университета Баузе, погибшей в 1812 г., был пергаменный Пролог, написанный в 1227 г. в Новгороде, см. Каталог библиотеки в Чтен. Общ. Ист. и Древн. 1862 г. кн. 2, Смеси стр. 54, № 122.
По списку, читанному Григоровичем: «на похвалу Болгаром и на пакость Греком и Сербом», Статьи, касающияся древнего словинского языка, стр. 52 прим. fin.
Понимая дело точным образом, эту безусловность должно разуметь не о лицах, а о духе и системе, или о характере и направлении лиц. Вместе с большинством кандидатов из греков иногда назначаемы были на кафедры кандидаты и из природных болгар, которые, отказавшись от своей народности, были не менее, если еще не более, ревностными грекоманами, чем сами природные греки.
Впрочем, даже и села не везде были одинаково счастливы. В собственной так называемой Болгарии богослужение оставалось по селам большею частью болгарское, но например в южной или нижней Македоний, даже и по сельским церквам, первое было не более как весьма редким исключением, см. Григоровича Путешествие по Турции, стр. 136.
Гатти-гумайюн, – что значит законодательный акт, снабженный собственноручным указом государя, – есть султанская грамота, содержащая обещание разных реформ и преимущественно самое коренное улучшение быта христианских подданных империи и полное уравнение их в правах с мусульманами. Он был вынужден у турок перед заключением парижского мира 4856 года (он был обнародован 18 февраля сего года) правительствами их союзников в Крымской войне, французским и английским. Заставив султана quasi – добровольно обещать реформы, правительства – французское и английское хотели предупредить требование этих реформ на предстоявших конференциях о мире со стороны России, и таким образом, предвосхитив у нее инициативу, по возможности парализовать на будущее время ее влияние на христианских подданных империи. См. Розена Geschichte der Türkei von d. Reform in 1826 bis zum Paris Tractat 1856, Leipzig, 1857, 2 B, S. 232 fin. sqq.Полный текст гатти-гумайюна напечатан в русских газетах 1856 года, см. например Московских Ведомостей № 26, под рубрикой: с Востока.
Один русский путешественник, имевший в 1863 г. возможность поверять мысли греков на месте, говорит: «на болгар напирают с одной стороны латиняне, чтобы привлечь их к унии, с другой американские методисты, чтобы втянуть их в протестантское общество; а в патриархии при сем делается такой арифметический расчет: перейдут болгары к папе или к протестантам, все же останется с кого собирать на нужды великой церкви; а дай им своеродную иерархию, прощай всякий доход, см. дня 1863 г. № 7, стр. 19.
Мы сказали, что дело началось из-за оброков, собираемых архиереями. Почин принадлежал болгарам епархии виддинской. Быв выведены из терпения поборами своего митрополита (Паисия), которым и вообще были до чрезвычайности недовольны (пο причине ненавистной роли, которую он играл во время бывшего в Виддине восстания в 1849 г.), виддинцы отправили в Константинополь депутацию с просьбой к султану, чтобы митрополиту, согласно обещаниям гатти-гумайюна, назначено было определенное жалованье. Судьба этой просьбы была та, что от султана она передана была в патриархию с предписанием, чтобы эта последняя назначила размеры жалованья по соглашению с прибывшими депутатами, а патриархия в ответ на требование заявила о своем совершенном несогласии вообще с мыслью о назначении архиереям какого бы то ни было жалованья и твердо настаивала на сохранении прежних порядков. Но сигнал был подан, и вслед за виддинцами поднялись болгары во многих других местах; с одинаковыми жалобами на поборы и притеснения архиереев явились в Константинополь депутаты из епархий терновской (где был митрополитом Неофит, после переведенный в Солунь), филиппопольской (где был митрополитом Хризанф, – оба ненавистные болгарам не менее Паисия виддинского) и других, и при этом-то общем своем сборе, уже не довольствуясь требованием только жалованья архиереям и жалобами на их злоупотребления, подали турецкому правительству коллективную просьбу, в которой после жалоб прямо заявило требование, чтобы вместо греческого высшего духовенства им дано было свое болгарское (см. статью покойного Даскалова «Турецкие дела» во 2-й Февральской книжке Русского Вестника 1858 г.). Все это происходило в конце 1857 г.; с 1858 г., в начале которого депутатами была подана их коллективная просьба, начинается история болгарского церковного вопроса, как вопроса открыто поставленного. Известно, что в настоящее время турецкое правительство пользуется домогательствами болгар как средством эксплуатировать в свою пользу обе враждебные стороны, – когда нужно задобрить греков, оно объявляет суровые отказы болгарам; когда нужно привлечь этих последних, оно дает строгие предписания об удовлетворении их требований константинопольской патриархии. Но, как кажется, на то обстоятельство, что возникавшая тяжба есть прежде всего дело весьма выгодное для него самого, оно обратило свое внимание не тотчас, и сначала действовало без всяких задних мыслей. Требования болгар были слишком неожиданны и слишком велики: вся райя, имеющая своим церковным главой патриарха константинопольского, с давних нор составляла в глазах правительства одну нераздельную греческую нацию, и вдруг приходилось решиться на такую немаловажную меру, как разорвать эту одну нацию и создать еще новую нацию – болгарскую. Как бы то ни было, правительство, немедленно сделав настоятельные предписания патриархии о предании суду архиереев, которые были обвиняемы болгарами в злоупотреблениях, отказало сим последним в их просьбе об архиереях их собственных и особенных, при чем отказ был выражен в дипломатической Форме неопределенных обещаний (ibid.). Быв опечалены, но не обескуражены первой неудачей, и во всяком случае вовсе не думая покидать своих желаний, болгары обратились после этого с своими надеждами в другую сторону. Прежде их сепаратистических требований к правительству уже были обращены относительно высшего духовенства другие требования. Тогда как они искали избавиться от архиереев-греков в видах национального обособления, само греческое православное население не меньше их было недовольно своими высшими пастырями по тем беспорядкам, которые господствовали в центральном управлении при патриархии, и по тем злоупотреблениям, которые архиереи, действуя совершенно одинаково как в епархиях болгарских, так и греческих, позволяли себе во взимании податей. Имев или не имев действительное желание удовлетворить давно раздававшимся между греками громким на все это жалобам, правительство по крайней мере нашло нужным показать вид, что имеет такое желание, как и вообще оно тогда принуждено было показать вид, что желает произвести всевозможные улучшения и реформы. Вследствие этого обещано было гатти-гумайюном и действительно предположено было составить при патриархии особую временную комиссию, которая бы проектировала новые, способные устранить все прежние недостатки, церковно и народно-административные правила [По инструкции, начертанной для комиссии в особой подготовительной комиссии, состоявшей при Порте из ее чиновников и греческих представителей (составленной вскоре после издания гатти-гумайюна в мае 1856 г.), она должна была проектировать: 1) новые лучшие правила для избрания патриарха; 2) новые лучшие правила для избрания митрополитов епископов; 3) новый лучший способ составления заседающего ори патриархии синода архиереев; 4) организацию нового, имевшего состоять при патриархии, административного учреждения, именно – так называемого смешанного совета, который бы, быв составлен из духовного председателя и светских выборных членов, заведовал недуховными делами греческой нации; 3) размеры предполагавшегося взамен податей жалованья архиереям сообразно их степеням и достоинствам, а также и размеры налога, который на сей конец имел быть собираем правительством с мирян; б) способы к единовременному или постепенному погашению так называемого народного долга, т. е. долга константинопольской патриархии. См. эту инструкцию в статье Пишова: Die Verfassung der griecbisch orthodoxen Kirche in der Tiirkei, напечатанной в журнале Theologische Studien und Kritiken, 1864 г. выпуск 2-й, стр. 275 fin, sqq.]. К этой-то, имевшей составиться, коммиссии и обратились болгары с своими ожиданиями и надеждами. Правительство дало патриархии приказание созвать ее в апреле 1857 г. (вместе с тем как препроводило в патриархию сей· час помянутую свою инструкцию будущих занятий комиссии, у Пишова ibid.); но так как последняя столько же мало была расположена к каким-нибудь реформам, в своей области, сколько и само правительство в своей, то прежде всего она попыталась употребить все средства, чтобы остановить дело; наконец однако ж, вследствие новых и настоятельных требований со стороны Порты, комиссия была созвана в начале 1858 г. (она названа была ἐθνοσθνέλευσις, т.е. народный съезд или народное собрание; у Пишова ibid. S. 280 sqq, Московск. Ведом. 1856 г. 29 и 34, и 1858 г. №№ 7 и 148, под рубрикой: с Востока). Болгары, нет сомнения, возлагали на комиссию свои надежды потому, что большинство ее должно было состоять из членов не назначенных патриархией, а выборных, – состав ее имел быть: 1) семь архиереев, назначенных патриархом, и сам патриарх как председатель; 2) десять выборных представителей от населения столицы, и 3) по одному выборному представителю от каждого из 28, имеющих православное население, провинциальных округов [От столицы имели быть избраны 20 кандидатов в члены, а назначить из этих 20-ти 10 действительных членов правительство предоставляло себе. Правила относительно избрания как сих кандидатов, так и провинциальных членов, содержатся в помянутой выше инструкции у Пишова ibid.]. От членов из архиереев болгары, конечно, не ожидали никакой уступки своим требованиям; но они тогда еще не совсем отчаялись в греках-мирянах, а главным образом они должны были рассчитывать на то, что они будут иметь в комиссии значительное число представителей из своей собственной среды. Но и на этот второй раз напрасны были их ожидания, я исход дела с комиссией был тот, что они увидели себя совершенно обманутыми во всех своих расчетах и надеждах. Не знаем, от чего зависело, от того ли, что они сами виноваты своей недеятельностью и неумелостью, или – как обвиняют они греков и греческих архиереев – действительно от того, что не в состоянии были сбороться с противодействием и происками сих последних, только во всех болгарских округах из природных и преданных национальному делу болгар избрано было в члены комиссии и всего двое (от Тернова и Филиппополя), из которых притом один (представитель филиппопольский), нашедшись вынужденным протестовать, скоро удалился из комиссии [См. брошюру единственного болгарского члена комиссии, представителя терновского, Дим. Минчоолу – Ἀ πάντησις ε ἰ ς τ ὸ ν λόγον το ῦ κυρίβ Σ . Καραθεοδωρ ὴ , 1860, стр. 8 sqq].. Остававшийся единственный представитель болгар настоятельным образом заявлял комиссии о требованиях своего народа и словесно и письменно (у Минчоолу ibid. стр. 6); но голос одного не имел права даже и на то, чтобы быть просто занесенным в протоколы заседаний. Что касается до светских греческих членов комиссии, то болгары имели только случай убедиться, что напрасно они в них не отчаивались. Относительно собственных греческих дел члены комиссии разделялась на две, весьма враждебные одна другой, партии – партию консервативную или ретроградную (преимущественно из духовных), которая стояла за старые порядки, и партию либеральную или прогрессивную (преимущественно из светских), которая требовала нововведений и улучшений (у Пишона ibid. S. 280 sqq): но по вопросу о будто бы нелепых притязаниях болгар обе партии были между собой совершенно единогласны и единодушны... Заключительное слово в заседаниях комиссии держал г. Каратеодори, один из наиболее просвещенных членов партии либеральной; но и этот самый горячий требователь и поборник улучшений для своей греческой нации дал понять болгарам в своем помянутом заключительном слове, что они слишком наивны, если воображают, чтобы в собрании народных представителей греческих когда-нибудь могли быть выслушиваемы речи о правах их нации болгарской (у Минчоолу ibid. стр. 5). Заседания комиссии тянулись и продолжении двух лет (до февраля 1860 г., у Пишона ibid. S. 290). В продолжение всего этого времени напряженное состояние умов между болгарами, тогда еще не потерявшими куража, а только входившими в него, и еще верившими в силу своей правоты, достигло самой последней степени. Наконец, когда им пришлось выслушать из уст и наилиберальнейших между представителями греческого народа насмешливое – что они могли заявлять свои требования только по своей простоте, их вражда к держащимся над ними чужой силой их господам перешла в совершенное озлобление и разразилась до крайней степени печальным, но до некоторой степени извинительным в их положении, взрывом. При церкви болгарского народного подворья, находящегося в Константинополе [Для торговых, ремесленных и всяких промысловых занятий, болгар постоянно живет в Константинополе весьма большое число· от 30 до 40 (Правосл. Обозр. 1869 г., май, стр. 740), а по некоторым даже до 70 тысяч. Но до 1848 года все эти проживающие в Константинополе болгары не имели ни одной своей болгарской церкви, т. е. такой церкви, в которой бы богослужение совершалось не по-гречески, а по-славянски.], с 1838 года был епископом болгарин Иларион, человек известный но своим качествам с самой лучшей стороны самой патриархии, но в то же время ревностный болгарский патриот, стоявший в спорном вопросе между патриархией и болгарами совершенно на стороне своих соотечественников (см. статью Богобоева «La question bulgare» в журнале L’Union chretienne 1865–66 г. стр. 15 и 38). Избрав его своим духовным главой и представителем и возложив на него полномочие хлопотать пред турецким правительством, болгары решились сами собой Формальным образом разорвать союз с патриархией константинопольской. Спустя два месяца после закрытия греческой комиссии, в день светлого Воскресения (которое в 1860 с. было 3 апреля), когда Иларион совершал в подворной церкви торжественное богослужение и по обычаю начал поминать имя вселенского патриарха, присутствовавший в церкви в огромном тожестве народ, по предварительно сделанному между ним уговору, внезапно потребовал, чтобы оставлено было возношение имени патриаршего; Иларион сначала возражал, представляя опасные следствии такого решительного шага, но наконец, будучи не в состоянии противиться общему непреклонному требованию, принужден был уступить [Так передает дело относительно Илариона тот болгарский описатель всей этой достойной сожаления истории, которого мы имеем под руками, именно г. Богобоев (ibid. р. 38); но гораздо вероятнее, что Иларион не оставался об уговоре в неведении и что, увлеченный общим тогдашним настроением болгарских патриотов, он дал свое согласие предварительно.], и так. обр. и произошел между болгарами и патриархией константинопольской прискорбный раскол, который продолжается и до настоящего времени, и о печальных последствиях которого мы замечали в самом тексте исследования. В непродолжительном времени после этого разрыва на кафедре константинопольской произошла перемена: бывший с 1855 г. патриархом Кирилл, чувствуя свое бессилие справляться с наставшими крайне затруднительными обстоятельствами, согласно своему прошению, уволен был на покой (2 июля 1860 г.), а на его место избран был, после упорной борьбы между греческими партиями, один из членов партии консервативной, митрополит кизический Иоаким (через три с половиной месяца после удаления Кирилла, 16 октября) [О борьбе партий при избрании см. у Питона ibid. S. 301 sqq. Патриарх Иоаким был выбран по новому способу избрания, проектированному комиссией 1858–60 г. ( ἐ θνοσυνέλευσις’ом). Этот новый способ, введенный потом навсегда или по крайней мере употребленный и при избрании двух его преемников, подразделяется на три приема и есть следующий. При патриархии составляется особое избирательное собрание, которое состоит, во-первых, из митрополитов, составляющих патриарший синод, и всех вообще находящихся в данное время в Константинополе, во-вторых – из особо определенных избирателей мирян. Затем: 1) все митрополиты, подведомые престолу константинопольскому – находящиеся налицо в собрании подают, а находящиеся в епархиях присылают в запечатанных кувертах имена кандидатов, которых каждый из них рекомендует; к этим кандидатам, когда по вскрытии кувертов они станут известными, избиратели-миряне имеют право присоединить одного или нескольких своих, если только за допущение каждого из сих по следних будет не менее трети митрополитов, находящихся в собрании; список всех кандидатов представляется правительству, которое имеет право вычеркнуть тех, которых почему-либо не находит возможным допустить к избранию; 2) из всех этих кандидатов избирательное собрание, т. е. составляющие его как митрополиты, так и миряне, имея каждый по одному голосу, выбирают посредством закрытой подачи голосов троих кандидатов; 3) из этих троих кандидатов митрополиты, находящиеся в избирательном собрании (без мирян) выбирают, также посредством закрытой подачи голосов, одного, который и объявляется патриархом (новый избирательный устав см. у Пишона ibid. S. 293 sqq). По проекту комиссии 1858–60 г. отдел избирателей-мирян должны были составлять следующие члены: 1) трое главнейших светских чиновников патриархии, между которыми непременно великий логофет, 2) члены имевшего быть учрежденным при патриархии (и после действительно учрежденного) смешанного совета, 3) три архонта первого и второго класса, два высших военных чиновника и три чиновника гражданских, 4) наместник самосский или его представитель, 5) три депутата от дунайских княжеств, 6) четыре известнейших ученых, 7) пять представителей от купечества, 8) один банкир, 9) десять представителей от значительнейших ремесленных цехов, 10) два представителя от города Константинополя, 11) двадцать восемь представителей от христианских провинций, именно: кесарийской, эфесской, ираклийской, кизической, никомидийско-никейской, халкидонско-дерконской, солунской, терновской, адрианопольской, амассийской, янинской, брусской, битольской, боснийской, критской, трапезундской, ларисской, филиппопольской, серезской, смирнской, митнленской, варнской, виддииской, софийской, хиосской, скопийской, писидийской, костамоницкой (у Пишона ibid. S. 297).]. С открытым возмущением болгар нужно было что-нибудь делать, новый патриарх, произнесши, свое осуждение на епископа Илариона и на присоединившегося к народной стороне другого архиерея из болгарских урожденцев – митрополита Авксентия [Иларион и Авксентий были осуждены патриархом и объявлены лишенными архиерейства и священства сначала в конце 1860 г., потом торжественно, в присутствии многочисленного собора, 23 января 1861 г. ( Annuaire des deux mondes 1861 г. стр. 543. Христ. Чтен. 1861 г. кн. 2, стр. 349)], потребовал от болгар, чтобы они письменно заявили патриархии свои желания. Вследствие этого болгары представили следующие семь пунктов: «1) болгарский народ признает и почитает святейшего патриарха константинопольского, как имеющего преимущества чести в православной церкви, 2) болгары, будучи особым народом, желают иметь себе иерархию, которая бы находилась под властью архиепископа болгарского, имеющего пребывание в Константинополе, 3) этот архиепископ будет избирает болгарами и утверждаем патриархом, 4) все епископы болгарские будут избираемы туземным клиром, при участии народных представителей и с согласия вышеназванного архиепископа или его уполномоченных, 5) болгары исключительно самим себе оставляют право устроят все то, что касается их церковной администрации, 6) болгары, почитая константинопольский патриарший престол, с полною охотою соглашаются ежегодно давать патриарху значительную сумму денег, 7) равным образом болгары нисколько не отказываются вместе с народом греческим позаботиться о погашении долгов константинопольской церкви» (у Богобоева ibid. р. 38 fin.). Требования, изложенные в этих пунктах, разумеется, никогда не могли быть приняты патриархом; но в то же время совершенно невозможно было отвечать на них и простым отказом: раздражение между болгарами достигло такой степени, что некоторые из них, не довольствуясь отложением от патриархии, дали увлечь себя папским агентам и затевали известную, наделавшую шума, унию с Римом (см. о ней ниже). Чтобы не быть осуждену как виновнику всех зол, патриарху нужно было хотя для виду предложить болгарам какие-нибудь обещания, и он поспешил сделать это. 25 Февраля 1861 года им обнародовано было соборное окружное послание к болгарам, в котором после нового осуждения на Илариона и Авксентия болгары уверяются, что великая церковь или патриархия всегда относилась к ним как истинная мать в истинным своим чадам, что болгарская народность и болгарский язык никогда не были в утеснении, я в котором наконец под видом нового подтверждения того, что будто бы было наблюдаемо патриархиею и всегда прежде, даются болгарам изложенные в 15-ти отдельных пунктах некоторые по-видимому довольно благоприятные для них обещания [Это окружное послание патриарха мы имели в руках в подлинном его виде, напечатанное особой брошюрой на греческом и на болгарском языке; как мы сказали, оно от 25 Февраля 1861 г.; кроме самого Иоакима под пим подписались два бывших константинопольских патриарха, тогдашние действительные патриархи александрийский, антиохийский и иерусалимский и 21 прочих архиереев; отдельно самые пункты даваемых болга рам обещаний см. в Христ. Чтен. 1861 г. кн. В, стр. 351 fin. sqq. Главнейшие из этих пунктов: 1) достойные лица из болгарского клира будут отныне назначаемы на чисто болгарские епархии. 2) в случае вдовства какой-нибудь из чисто болгарских епархий, патриархия с благосклонностью будет принимать достойных кандидатов, рекомендуемых самой епархией, 3) в одной из епархий болгарам дозволяется открыть для себя богословское училище, 4) во всех болгарских училищах имеет первенствовать болгарский язык (перед греческим), 5) один или два болгарские архиерея будут, как и прежде,-присутствовать в синоде, состоящем при патриархии, 6) в церквах чисто болгарских епархий богослужение будет совершаемо на болгарском языке. Самый собор, которым решено было обнародовать окружное послание и присутствовавшие на котором подписались под сим последним, имел место 24 февраля; см. изданную от патриархии брошюру: Ἡ φων ὴ τ ῆ ς αλ ηφύας , Κωνσταντινο ύπ ., 1861 г., σελ. 54 нач.]. Обнародовав в послании, патриарх немедленно вслед затем представил свои обещательные пункты на усмотрение правительства, которое и утвердило их как руководство на будущее время (см. Христ. Чтен. 1861 г. кн. 2 ibid., cfr Богобоева ibid, pi 163). Но так как умирительные действия патриарха были нисколько не искренние, а только притворные, то и не могли иметь никаких благих последствий. Представляя правительству свои пункты, в то же самое время он испросил у правительства указ об от· правлении осужденных им епископов в ссылку, что имело на болгар такое действие, что мудрено было бы ожидать успеха и от самых широких уступок [Иларион и Авксентий отправлены были в ссылку 29 апреля 1861 г. (см. у Богобоева ibid. р. 164 sqq, где подробно и о величайшем по этому поводу волнении между болгарами), сначала оба в одно место на Принцевы острова, а потом порознь – первый в Конию (древний Иконий), а отсюда в Бруссу – в Малой Азии, второй – в Воло в южной Фессалии, а отсюда в Исмит (древнюю Никомидию) в той же Малой Азии ( Annauaire des deux mondes 1861 г. стр. 543 fin., дня 1864 г. № 44, стр. 18). Вскоре после провозглашения болгарами своего разрыва с патриархией перешел на их сторону еще один архиерей, грек родом, митрополит филиппопольский Паисий (см. о нем у Богобоева ibid. р. 102); он также был осужден патриархом, и вскоре после двух первых также послав был в ссылку (у Богобоева ibid. р. 164, Annuaire des deux mondes 1861 г. ibid.)]. Затем, обещания патриарха были таковы, что болгары на основании их могли пойти на мир только в таком случае, когда бы снова решились отказаться от всего, чего искали, или когда бы хотели видеть себя в осмеянных дураках. Сущность деда составлял вопрос об архиереях, и патриарх в своих обещаниях пишет: «достойные и непорочные священники из болгарского клира, обладающие качествами, которые требуются священными канонами, равно как знающие хорошо болгарский язык, имеют быть отныне избираемы и определяемы в митрополиты и епископы на чисто болгарский митрополии и епископии» (в Христ. Чтен. этот пункт переведен не точно). Патриарх тут обещает не то, что отныне на чисто болгарские епархии будут определяемы архиереи исключительно из природных болгар, даже не то, что из таковых будут определяемы преимущественно, а только то, что если в болгарском клире будут оказываться священники, достойные архиерейства, то они будут избираемы в архиереи на чисто болгарские епархии. Таким образом патриарх, не связывая себя какими-нибудь, большими или меньшими, положительными обязательствами, единственно хочет заставить болгар верить себе, будто между членами болгарского клира он будет находить лица достойные архиерейского сана. Но при известных понятиях греков о достоинстве болгарской народности вообще, это более насмешка, чем какое-нибудь обещание: когда же монет оказаться в их глазах достойным архиерейства болгарский священник, не отказавшийся от своей болгарской национальности? Греки постоянно твердят болгарам, что они назначают к ним в архиереи из кандидатов греков, а не болгар, не потому, чтобы непременно хотели навязывать им первых, а потому, что не находится лиц достойных архиерейства между последними: ясно, какое нравоучение из этого следовало для болгар по отношению к обещаниям патриарха. Не давая никакой веры этим обещаниям, и кроме того во всяком случае желая «требуя гораздо большего, чем что в них содержалось, болгарские народные представители подали Порте новое прошение сыновым заявлением своих требований (прошение подано летом 1861 г., см. Правосл. Обозр. 1869 г., май, стр. 744). Это были так называемые восемь пунктов или по-болгарски восемь точек, на исполнении которых болгары настаивают и по настоящее время, именно они состоят в следующем: «1) Болгарский народ, как принадлежащий пастве константинопольского патриарха, просит иметь право участвовать в его избрании, в силу своей многочисленности; 2) необходимо, чтобы члены патриаршего синода, состоящего до сих пор только из одних греком, вперед были на половину из болгар, а на половину из греков; 3) болгарские епископы, будущие члены синода, должны, сверх того, составлять с таким же числом (болгар) мирян болгарский народный совет, которого цель будет – рассматривать все дела болгарского народа, не касающиеся религии; 4) самому достойному из епископов (болгарских) и одному· из мирян, выбранному из более почетных болгар, дать народную начать с правом извещать и просить правительство о каком бы то ни было народном деле, -оба эти лица должны постоянно пребывать в Константинополе при болгарской церкви; о) патриарх не должен иметь права сменять или заменять другим этого первого епископа или митрополита и мирянина – его помощника, – их смена и замена пусть совершаются властью самого высокого правительства, когда их обвинит в чем-либо народный совет; 6) когда какая-нибудь болгарская епархия будет нуждаться в епископе, то она должна выбрать двух духовных лиц и отправить в Константинополь того из них, который будет выбран болгарским народным советом, представлять· патриарху для рукоположения и отсылать в нуждающуюся епархию; 7) в тех епархиях, в которых жители смешаны с греками, епископ должен быть выбираем из среды того народа, который многочисленнее; епископ такой епархии должен основательно знать оба языка – греческий и болгарский, но строго блюсти, чтобы никакого препятствия не было жителям сел или даже отдаленных приходов употреблять в церквах и училищах свой природный язык: 8) после одобрения вышеозначенных пунктов, так как духовным лицам но подобает силой собирать с царской райи различные дани под именем мирии, то назначить, с одобрения высокого правительства, известную плату каждому епископу сообразно его сану» (см.1 Дня4861 г. № 5, стр. 8 fin. sqq). Получив эту новую просьбу болгар,·правительство турецкое в следующем 1862 году предписало патриархии составить для ее рассмотрения смешанную комиссию из греков и из болгар: Патриарх Иоаким: ни малейше не желавший· делать каких-нибудь уступов, хотел отделаться медлением, но неожиданным образом на помощь болгарам подоспели события. Белградские замешательства 1862 г. (сопровождавшиеся· известным бомбардированием Белграда 4 июня 1862 г.), как бы подав болгарам сигнал к восстанию, отозвались между ними значительными народными волнениями; обеспокоенное этим; правительство решило задобрить их и предписало патриарху немедленно занялся их церковным вопросом, вследствие чего в июле 1862 года комиссия и была действительно составлена. Первое время комиссия занималась своими работами довольно деятельно. В первых семи заседаниях, происходивших с 18 июля по половину августа, был разбираем первый пункт просьбы болгар, т. е. о степени их участия в избрании константинопольского патриарха; после продолжительных прений, обе стороны пришли к тому соглашению, что на общее число 70-ти избирающих лиц болгары будут иметь на будущее время с своей стороны от 25 до 80-ти (Дня 1862 г. № 40, стр. 16). С седьмого заседания (которое было 18 августа 1862 г.) перешли ко второму пункту просьбы или проекта болгар; но здесь, после столько же продолжительных споров (в которых проведен был и Весь следующий сентябрь месяц), не пришли ни к какому соглашению, и наконец порешили тем, что обе стороны письменно изложат свои доводы и представят на обсуждение и заключение Порты (Дня 1862 г. № 40, стр. 16 и № 45, стр. 17 – подробно; 1863 г. № 7, стр. 19). После этого было перейдено к третьему пункту просьбы болгар (ibid. 1862 г. № 45, стр. 17, 1863 г. № 7, стр. 19). Что сделано было по этому пункту, нам остается неизвестным; по всей вероятности, ничего, потому что в этом случае и правительство было на стороне греков, а не болгар (см. ibid. 1863 года № 7, стр. 19, col. 2). В начале 1863 года правительство предложило свое решение относительно второго пункта. Так как решение было в пользу болгар, то они немедленно его приняли; но не хотели принимать его греки [Правительство предложило, чтобы епархии, подчиненные константинопольскому патриарху, участвовали в составе патриаршего синода сообразно с числом своих жителей, – напр., принимая за нормальную цифру 50 тысяч: епархия, имеющая 50 тысяч жителей, от одной самой себя посылает своего архиерея для очередного заседания в синоде, а епархии, имеющие по 10 тысяч жителей, только от пяти посылают одного архиерея для такого заседания в синоде. По этому способу назначения болгары имели бы в синоде не менее шести или половины общего числа архиереев, чего они сами требовали. См. Дня 1863 г. № 15, стр. 20 fin. sqq.], – и на этом остановились занятия смешанной комиссии.В половине 1863 года (в июне месяце) трое архиереев, стоявших на стороне болгар, именно митрополит филиппопольский Панарет, митрополит преславский Анфим и епископ полянинский или доиранский Парфений [Анфим учился в России, в московской дух. академии, и мы внаем его лично. В академии он оставлял свое происхождение в секрете, и основываясь на предположениях, одни считали его греком, другие болгарином; будучи на самом деле болгарином (см. его собственное об этом свидетельство в Дне 1864 г. № 27, стр. 20), он заявлял себя самым отчаянным грекоманом (и некоторыми своими ультрамонтанскими действиями оставил по себе не совсем добрую память). После его удаления на родину, вдруг увидев в газетах, что он ратует в числе защитников болгар, мы сильно было возрадовались, что вот наконец открылись человеку очи сердечные... Но дело было гораздо проще. Не совсем верно рассчитав, что берет перевес сторона болгар, он пристал к своим соотечественникам за тем, чтобы в ожидавшейся отдельной болгарской церкви приготовить себе возможно лучшее положение; увидев, что обманулся в своих рассчетах, он снова бросил болгар, и в настоящее время, не принимаемый в своей епархии, живет на острове Халки, управляя, в качестве ректора, тамошним богословским училищем. Парфений, также воспитанник московской академии, не похоже на Анфима искренний и горячий болгарский родолюб. Он поставлен был в епископы епархии полянинской или доиранской в октябре 1859 г., по стараниям другого болгарского родолюба известного Д. Миладинова, для противодействия явившейся было в этой епархии католической пропаганде. В конце 1861 г., за свои старания о пробуждении и поддержании в болгарах своей епархии народного болгарского духа, он отдан был Солунским митрополитом под суд и заключен в солунскую митрополичью тюрьму (см. Дня 1862 г. № 21, стр. 13 sqq и № 48, стр. 8, col. 3 нач.).], вместе со многими значительнейшими болгарами из мирян, подавали Порте прошение об ускорении окончания дела, при чем требовали, чтобы спор решен был на основании заявленных болгарами восьми пунктов, или чтобы последние совсем отделены были от греков (см. болгарской константинопольской газеты Съветник 1863 г. №15, л. 2). Вскоре после этого, когда низложен был патриарх Иоаким (в начале июля 1863 г.), живущие в Константинополе болгарские депутаты делали было попытки склонить правительство, чтобы были удовлетворены их требования на основании их восьми пунктов прежде избрания нового патриарха (см. того же Съветника 1863 г. JV*· 19, л. 2 об.). После избрания на место Иоакима нового патриарха Софрония (13 сентября 1863 г.), само турецкое правительство предписало, чтобы к рассмотрению так долго тянущегося спора приступлено было немедленно и чтобы он покончен был в возможно скором времени (Дня 1864 г. № 1, стр. 20 fin.), и вследствие этого первая половина 1864 года опять проведена была по-прежнему в ни к чему не приведших заседаниях и прениях. Правительство прежде всего требовало, чтобы как-нибудь порешено было относительно второго пункта просьбы болгар. Не допуская требования сих последних, чтобы половину членов патриаршего собора всегда непременно составляли архиереи болгарских епархий, патриарх предложил свой способ решения, именно: пусть в члены синода архиереи поочередно выбираются независимо от народности их епархий, по праву своего архиерейства; а чтобы не оставаться при этом болгарам в меньшинстве, так как епархий болгарских гораздо меньше, чем греческих (из 85 митрополий, подведомых константинопольскому патриарху, болгарских митрополий до 24, а с сербскими Боснии и Герцоговины до 28), пусть большие болгарские епархии будут раздроблены на малые, так чтобы их стало не меньше греческих. Но этот способ соглашения не был принят ни правительством, ни болгарами (Дня 1864 г. № 5, стр. 22), – последними потому, что грозил слишком большим увеличением податей в пользу архиереев (при разделении одной епархии на две или на три, пришлось бы, при предположенном жалованье архиереям, платить подать вдвое или втрое большую нынешней) и что нисколько не обеспечивал ин в патриаршем соборе равенства голосов с греками (не обязанный непременно назначать половины членов из архиереев болгарских епархий, а только наблюдать очередь, патриарх всегда бы имел возможность, к ущербу болгар, обходить эту последнюю). Испросив себе срок для представления нового проекта (ibid.), патриарх 21 февраля 1864 года собрал чрезвычайное собрание из находившихся в Константинополе архиереев и почетнейших греческих мирян, которое и повернуло дело так, что оно должно было как бы начаться опять с начала; именно – собрание это решило составить новую особую комиссию для нового тщательнейшего изучения вопроса. Быв составлена из девяти «ученых» греков, самых ревностных панеллинов, эта комиссия работала около полуторых месяцев и написала пространную докладную записку, в которой старается всевозможным образом доказать, что притязания болгар совершенно неосновательна и несправедливы и что все должно быть оставлено по-прежнему. За сим с 12 апреля по 12 июня, 1864, года в патриархии было шесть заседаний, посвященных болгарскому вопросу. Первое заседание (12 апреля) посвящено было слушанию упомянутой сейчас докладной записки. Во втором заседании (17 мая) были читаны, во-первых, изложение или мнение одного из бывших константинопольских патриархов, именно того самого Григория VI, который с 10 февраля 1867 г. снова есть действительный вселенский патриарх, – во-вторых, протесты, направленные в защиту требований болгар, митрополитов – филиппопольского Панарета и преславского Анфима, и наконец в-третьих, были выслушаны суждения ученых греческих богословов. Сущность мнения патриарха Григория состоит в том, что должны быть отвергнуты все требования болгар и даже должна быть взята назад уже сделанная им уступка относительно первого пункта (относительно избрания константинопольского патриарха); Панарет и Анфим (те самые, о которых выше) требуют в своих протестах, чтобы дело решено было к удовлетворению заявленных болгарами желаний; ученые греческие богословы заявили о своем совершенном согласии с мнением патриарха Григория, и кроме, того требовали, чтобы на будущее, время совсем изгнаны были из всяких актов названия – болгарский народ, болгарские архиереи и т. п. В третьем заседании (22 мая), читан, был подобный двум предшествующим протест митрополита софийского Дорофея [Подобно Панарету и Анфиму будучи родом болгарин, Дорофей в начале 1863 г. принял было унию с папой, но потом скоро раскаялся и снова возвратился к православию, см. дня 1863 г. № 15, стр. 21, а несколько раньше того, в 1861 году, ознаменовал себя ссорами с своей паствой, Московск. Ведом. 1861 г. № 180, под рубрикой «Сербия» 1866 г. № 116, стр. 3, col. 4.] и слушаны были, новые заявления членов собрания; последние по-прежнему все сходились в том, чтобы не делать болгарам никаких уступок. Четвертое заседание (30 мая) посвящено было продолжению предшествующих рассуждений. В пятом и последнем заседании (12 июня) сначала было выслушано письменное мнение, поданное одним образованным болгарином (Крестовичем) я содержащее доводы в пользу справедливости в законности требований болгар; затем собрание постановило в изложило свои окончательные решения относительно составлявшего предмет его совещаний дела. Эти последние были следующие: 1) требование болгар, чтобы половина членов патриаршего синода была (постоянно) из архиереев-болгар, признается несправедливым и противоканоническим; имеют быть вызываемы для участия в синоде, одни вслед за другими, в определенном и равном расстоянии времени, все подчиненные вселенскому престолу архиереи, при чем, исправляя дотоле бывший порядок назначения членов разделить все существующие престолы на шесть отделений, которые бы состояли из равного числа митрополитов; и призывать в год по одному от каждого отделения; 2) что касается требования болгар о назначения архиереев, то собрание принимает мнение смешанной комиссии, но которому всегда должны» быть предпочитаемы кандидаты, представляемые самою овдовевшей епархией, а если не окажется таковых; – кандидаты, рекомендуемые соседними епархиями; 3) относительно избрания патриарха собрание постановляет, во-первых, чтобы из жителей Константинополя кроме лиц, назначаемых уставом 1858 года призываемы были еще старосты шести константинопольских церквей, – во-вторых, чтобы представители провинций являлись не в числе двадцати восьми, как полагает устав, а в числе пятидесяти восьми, как определено смешанной комиссией; 4) требование болгар составить болгарский независимый совет (третий пункт просьбы болгар 1861 года) не принимается собранием, как противное правилам церкви, по Которым никак не позволяется властвовать в одной и той же епископии (разумеется – в одной и той же патриархии константинопольской) двум совершенно единоверным церковным начальникам (Дня 1864 г. № 27, стр. 18 и № 32, стр. 14, cfr ibid. № 52, стр. 29 sqq). В этих решениях единственная уступка требованиям болгар состоят в том, что собрание (в третьем пункте) Принимает определение смешанной комиссии относительно избрания патриарха; но и здесь, увеличивая число греческих членов избирательной коллегии новыми шестью, оно хочет обезопасить несомненное решительное большинство своей стороне – греческой. Затем, когда собрание предлагает порядок поочередного присутствования в синоде патриаршем всех архиереев, а не непременного присутствования половины греческим и половины болгарских, оно хочет, чтобы большинство было постоянно на стороне первых, потому что епархий греческих гораздо более, чем болгарских; когда оно только обещает, что при назначении архиереев имеют быть предпочитаемы кандидаты, представляемые самой епархией (при чем епархии болгарские представляли бы кандидатов из болгар), а не непременно обязуется всегда делать это: то оно хочет оставить этим патриарху возможность вести дело по-старому (т. е. по-прежнему замещать кафедры болгарские греками). После значительного промедления времени (в августе или сентябре 1864 года) решения представлены были патриархом турецкому правительству; но когда они сообщены были правительством болгарским народным представителям, последние самым решительным образом их отвергнули, пространно изложив в поданной записке причины своего несогласия (см. Дня 1864 г. № 52, стр. 29). Конец 1864 и большая половина 1865 года прошли ни в чем [В конце 1864· г. (в октябре) турецкое правительство возвратив из ссылки болгарских архиереев – епископа Илариона и митрополита Авксентия (ори этом болгары устроили было им торжественную встречу; но правительство, узнав о ней, приказало доставить их в Константинополь ночью, см. подробно в Дне 1864 г. № 44, стр. 13). Быв приглашены подчиниться власти патриарха и решительно отказавшись от этого, они снова скоро удалены были из Константинополя, впрочем, на этот раз не в Азию, а в одно из селений, находящихся вблизи столицы или собственно одно из ее предместий, Ортакёни или Ортакёй (на проливе, и северу от города). Престарелый Авксентий вскоре после этого (в Феврале 1865 г.) скончался, решительно отказавшись перед смертью, если верить французским известиям, примириться с патриархом (см. Annuaire des deux mondes 1864–65 г. кн. ХIII, стр. 604). – Возвращен ли был из ссылки митрополит филиппопольский Паисий, нам остается неизвестным (в списке архиерейских престолов за 1867 г., Христ. Чт. 4868 г. № 5, май, стр. 711, он упоминается в числе низложенных, но место жительства его не указано).]; после того, как упомянутые выше определения были отвергнуты болгарами, патриарх, обещавшись перед правительством созвать новый собор (Современ. Летопись Московск. Ведомостей 1866 г. №28, стр. 28, col. 1 fin.), решился отделываться посредством обычного способа – медления. Во второй половине 1863 года неожиданным образом открылись было надежды на скорое и удовлетворительное для обеих сторон порешение спора, но, к сожалению, не только не оправдались, но окончились еще большею прежнего взаимной враждой. Не имея об этом эпизоде точных сведений, повторим недостаточно определенные известия, сообщаемые одним болгарином. Сказав об упомянутом сейчас медлении патриарха, он продолжает: «Тогда четверо знатнейших и влиятельных между греками лиц [Это были какие-то константинопольские купцы, см. болгарской газеты Время 1866 г. № 37, л. 4, col. 1.], руководимые здравым смыслом и духом времени, постарались сблизиться и войти в соглашение с болгарскими депутатами. Наши депутаты с радостью и благодарностью приняли их услуги, и в какие-нибудь три-четыре заседания было достигнуто полное соглашение (это было в ноябре 1865 года, см. Современ. Летоп. 1867 г. № 39,. стр. 10, col. 1); были составлены новые условия, подписанные как болгарскими депутатами, так и греческими посредниками [Эти условия напечатаны в болгарской газете Время 1866 г. № 37. Они суть следующие: 1) «избрание патриарха должно совершаться на основания постановления греческо-болгарской смешанной комиссии (см. выше). 3) Для составления патриаршего синода или должны быть назначены две равные половины епархий греческих я болгарских, и от каждой половины должны быть назначаемы по три члена чрез каждые два года, или пусть назначены будут двенадцать епархий, на половину греческих и наполовину болгарских, которых митрополиты должны заседать в синоде в продолжение десяти лет. 3) Назначение архиереев должно быть производимо на основании избрания, совершаемого самими вдовствующими епархиями. 4) Один из болгарских синодальных членов, после избрания болгарской константинопольской общиной и утверждения патриархом, имеет предстоятельствовать в константинопольской болгарской народной церкви. 5) Необходимо, чтобы после соглашения обеих сторон были рассмотрены комиссией, состоящею поровну из греков и болгар, нынешние уставы патриархии.], и последние взялись убедить патриарха к принятию этих условий, в надежде завершить таким образом все дело. Но они жестоко обманулись; а между тем, спустя несколько времени, патриархия, показав вид, что будто ничего не знает о том, что происходило между болгарскими депутатами и греческими посредниками, потребовала чрез правительство начертанные ими условия, и когда эти условия были доставлены ей правительством, собрала новое собрание из духовных и мирян, и скрыв истину, предложила им на рассмотрение помянутые условия, как бы вновь и неожиданно представленные требования со стороны болгар. Реченное собрание высказалось решительно против всякого соглашения и отвергло предложенные ему условия как еретические и нечестивые, нарушающие будто бы народные греческие права, как нечто демократическое и будто бы совсем несходное с церковными в гражданскими началами, правами и обычаями: Но собрание не ограничилось этим: оно осудило переговоры наших депутатов с вышеупомянутыми греческими посредниками и изрекло хулу на наших представителей, подавших такие условия; отвергло и самый болгарский вопрос, не признавая его даже за вопрос, и вычеркнуло болгар из числа народов» (см. в Современн. Летописи Московск. Ведомостей 1866 г. № 28, стр. 3, col. 1 fin sqq, cfir Современн. Летоп. 1867 г. № 39,стр. 10, col. 1, Богобоева в Union chretiemne 1865 г. стр. 39 прим. Правосл. Обозр. 1869 г., май, стр. 746). В болгарской газете Время (1866 г. №№ 36 и 37) сообщаются сведения о сейчас упомянутом собрании в патриархии, имевшем место 22 апреля 1866 г. Быв весьма многочисленно [Кроме прежде бывших патриархов, всех находившихся в Константинополе архиереев и нескольких ученых архимандритов, в собрании присутствовало до 30 человек мирян. Болгар между ними было всего двое – митрополит филиппопольский Панарет и известный своей ученостью мирянин Гавриил Крьстович.], собрание действительно постановило то самое, что передается выше; особенно непреклонную вражду к болгарам заявили начальник главного константинопольского греческого училища архимандрит Евстафий Клеовул и начальник халкинского торгового училища архимандрит Маджараки: первый в своей, исполненной крайнего фанатизма, речи назвал нечестивыми тех, которые решаются предлагать подобные требования, а последний сказал, что скорее умрет, чем подпишет такие условия (из русских периодических изданий сообщаются известия об этом соборе 22 апреля 1866 года в июньской книжке Православного Обозрения, где напечатана корреспонденция о сем из Константинополя, Заметок стр. 31 sqq; по этой последней, на соборе все требования болгар были отвергнуты, признаны незаконными, противоцерковвыми в противоканоническими, и самая попытка болгар заявить о себе патриархату этими требованиями осуждена была как возмущение против порядка, как дерзкое противление власти). Собор должен был принять какие-нибудь решения, чтоб было что донести правительству. Большинство членов стояли на том, чтобы просто объявить, что решительным образом отвергают все притязания болгар; но один из членов более благоразумных (тогда – прежде бывший, а в настоящее время снова действительный' Константинов, патриарх Григорий VI) поставил собранию на вид, что подобное поведение может возбудить неудовольствие правительства, и предложил составить особую комиссию для более тщательного рассмотрения требований; с этим предложением согласились, и члены будущей комиссии тут же были назначены (см. той же болгарской газеты Время 1866 г. № 37, л. 1, col. 2, cfr Соврем. Летоп. 1866 г. № 28, стр. 8, col. 2, – где не совсем ладно). О деятельности этой новой, Бог знает которой по счету, комиссии мы не имеем никаких сведений (кроме того, что она имела начать свою деятельность 3 мая 1866 г. и должна была собираться для рассуждений каждые вторник и пятницу, см. болгарское Время 1866 г. № 30, л. 2 об.): быв составлена единственно для виду, по всей вероятности, она более только слыла, чем что-нибудь делала [В корреспонденции из Константинополя, помещенной в январской книжке Правосл. Обозрения за 1867 г., Заметок стр. 41, по всей вероятности, говорится о решениях именно этой комиссии. Не сообщая подробностей, корреспондент дает знать, что решения вообще были совершенно для болгар неблагоприятные.]. В конце 1866 г. на кафедре константинопольской произошла перемена: натр. Софроний был низведен (4 декабря) и на его место избран один из прежде бывших константинопольских патриархов, Григорий VI (10 Февраля 1867 г.). Новый патриарх, будучи по месту рождения константинопольским фанариотом по своим убеждениям и стремлениям самым горячим панеллинистом (см. Захария Мафу в Христ. Чт. 1862 г. кн. 2, стр. 62 и Дня 1863 г. № 39, стр. 17, col. 1), неожиданным образом изъявил готовность сделать серьезную попытку примирения с болгарами. В непродолжительном времени после своего восшествия на престол он подал правительству проект соглашения, в котором хотя далеко не сполна удовлетворяются требования болгар, но в то же время делаются такие значительные и такие действительные, а не мнимые уступки болгарам, что, как временная сделка, он должен бы быт принят последними с величайшей радостью. Вот этот важный проект в подливном и целом его виде: 1) «Болгарские епархии, которые будут признаны за болгарские [Если не ошибаемся, но памяти сообщая сведение из книжки, которой в настоящую минуту у нас нет под руками, патриарх желал бы признать за болгарские 13 епархий, именно – четыре сербские: босно-сараевскую, ерсекийскую или герцеговинскую, эворничскую и рашко-призренскую, и девять болгарских: терновскую, доростольскую или силистрийскую, виддинскую, преславскую, няшскую, нишавскую, червенскую или рущукскую, ловчанскую и врачанскую.)], составят округ во вселенской патриархии, который не будет считаться отдельным от нее, но будет пользоваться некоторыми преимуществами. 2) Первенствующий в иерархии митрополит этого округа будет иметь титул экзарха всей Болгарии, как канонический представитель вселенского патриарха в округе. 3) Экзарх и все митрополиты округа будут поминать канонически имя вселенского патриарха. 4) Все митрополиты округа, собираясь как в обыкновенных, так и экстренных случаях, у своего экзарха и председателя, будут составлять областной синод, который старательно и неусыпно будет следить за поддержанием православной веры и за благочинием в церквах, внутри я вне, согласно с священными законами, правилами и обычаями, по преданию нашей православной восточной церкви. Этот синод будет заниматься всеми церквами и другими делами христиан округа. Его решения будут иметь силу областного и местного закона; но стороне, которая останется недовольною решениями синода, предоставляется право обращаться с жалобою на них ко вселенскому патриарху. 5) Областной синод, по собрании точных и подробнейших сведений, будет записывать в особой книге имена и качества духовных лиц из болгарского округа, которые достойны быть избранными в архиереи. Ежегодно синод будет доставлять великой церкви копию с этого каталога, для занесения ее в общую книгу об избираемых лицах вселенского престола, которая хранится в патриархии. 6) Избрание митрополитов и епископов в болгарском округе будет совершаться областным синодом из лиц, имена коих записаны в областном или же в общем каталоге избираемых; право на каноническое утверждение сохраняет за собою патриарх. Рукоположение будет совершаться по распоряжению патриарха или в областном синоде, или в самых митрополиях и епископиях, оставшихся без архиереев. 7) Бераты для архиереев болгарского округа будут испрашиваемы у Порты чрез патриарха, который и отсылает их в областной синод для передачи рукоположенным архиереям. 8) Областной синод будет просить у патриарха всего, в чем он нуждается (напр. св. мира и пр.) и только к нему будет обращаться о всяком областном деле, которое требует покровительства и содействия патриарха пред Портой или другим местом. 9) Областной синод будет стараться основать в болгарском округе духовные училища, а в городе, где заседает синод, высшее богословское училище, которое будет содержаться общими средствами всех митрополитов и епископов округа и болгарского православного народа. Известное число болгарских юношей будет принимаемо в халкийское богословское училище. 10) По соглашению между великою церковью и начальниками болгарского духовенства и благочестивого болгарского народа, в болгарском округе будет написан, на основании изложенных выше постановлений, в определенное время особый устав касательно круга деятельности областного синода. О всяком необходимом изменении в этом уставе всегда будет испрашиваемо предварительное согласие вселенского патриарха в синоде. 11) Правило о монастырях вселенского патриарха (ставропигиальных) остается неприкосновенным. 12) Бели в каких-либо церквах болгарского округа божественная служба совершается на греческом языке, а в других на славянском, то этот порядок может остаться и вперед, если прихожане не пожелают, по общему согласию, просить у митрополита дозволения о замещении одного языка другим. 13) Духовенство церквей как в болгарском округе, так и вне его будет подчинено вполне и прямо пастырскому надзору местных архиереев; от них зависит канонически это духовенство, их имена оно поминает на литургии; они назначают и судят его, они же лишают его должностей и чина по правилам. 14) При избрании вселенского патриарха, митрополиты из болгарского округа, как лица избирательные и избираемые, пользуются теми правами, какими пользуются и остальные лица престола. 15), Митрополиты и епископы болгарского округа, которые находились бы в Константинополе по своим собственным или епархиальным делам, будут соблюдать те же Формальности, как и другие иерархи престола. 16) Митрополиты, болгарского округа, которые находились бы в Константинополе, будут допускаемы участвовать в служении в церквах и будут заседать в синоде по почетному приглашению патриарха наравне с другими митрополитами престола, которые, не будучи действительными членами синода, пребывали бы в Константинополе. 17) Если в Константинополе находятся светские представители болгарского округа, призванные законно, то они будут приглашаемы в собрания патриархии, в которые приглашаются представители и других округов. 18) Великая церковь торжественным синодальным актом освободит низложенных архиереев от наказания, наложенного на них за то, что они перестали поминать имя патриарха, если они сознают свое заблуждение и дадут обещание сообразоваться в точности со всеми изложенными выше постановлениями» (Правосл. Обозр. 1869 г., июль, стр. 110, Современная Летопись Русского Вестника 1867 г. № 44). К величайшему сожалению, на этот раз не оказалось достаточно благоразумия и политического смысла у болгарских народных представителей; вероятно, по внушениям турок [В туркофильстве и своекорыстие болгары в особенности обвиняют представителя филиппопольской епархии, доктора Чомакова или Томакова (см. Соврем. Летоп. 1867 г. № 39, стр. 10).], для которых так желательно продолжение и. было бы так неприятно прекращение вражды между болгарами, и греками, они (представители) объявили, что желают получить все и не хотят довольствоваться частью. Когда правительством был сообщен им проект патриарха, они подали первому прошение, в котором странным и неблагоразумным образом увеличивая своя искания [В этом увеличении требований до несомненной при теперешних условиях неисполнимости, действительно, невольным образом подозреваются коварные внушения турок.], требуют, чтобы болгары совсем были отделены от греков и чтобы для них была восстановлена патриархия ахридская (Соврем. Летоп. 1867 г. № 41, стр. 5). Величайшего, говорим, заслуживает сожаления, что у болгарских народных представителей но оказалось достаточно благоразумия и политического смысла. Нет сомнения, что патриарх предложил свой проект, побуждаемый не тем мудрым миролюбием, которое поспешили прославить в нем русские газеты, а своими патриотическими еллинскими расчетами: но что им – болгарам до этого за дело, когда его своекорыстные расчеты вполне совпадают с их собственными интересами? Патриарх, нет сомнения, рассуждал так: при будущем распадении Турецкой империи забалканским болгарским епархиям во всяком случае не доставаться будущей византийской империи (за Балканы не простирают своих притязаний даже и самые неумеренные греческие патриоты), а между тем пожалуй как-нибудь случится, что болгары успеют выпросить себе у правительства не только эти, но и все вообще болгарские епархии; пусть я отдам им эти безнадежные для будущей византийской империи епархии, и навсегда обезопашу для нее все остальные, потому что, согласившись взять часть, болгары не будут уже потом иметь возможности, возобновив требования, просить всего [Этим, а не мудрым миролюбием необходимо заставляют объяснять поведение патр. Григория все предшествующие о нем данные. Впрочем, во всяком случае он заслуживает особенных похвал в сравнении с своими предшественниками. Не думая жертвовать, для прекращения вражды с болгарами, интересами своей, будущей Византии, он по крайней мере решается принести в жертву интересы свои лично, патриаршие, т. е. отказаться от этих тринадцати епархий, которые, не будучи включаемы греками в пределы будущей византийской империи, имеют для патриархии довольно важное значение, как епархии пока ей подведомые, в настоящее время.]. Таким образом патриарх, предлагая свой проект, собственно подставляет болгарам так сказать западню. Но в том-то и неразумие болгар, что и они с своей стороны хотят видеть в нем действительно западню для них опасную. Пусть думает и мечтает патриарх о будущих границах своей будущей византийской империи, как он хочет и как ему нравится: при действительном будущем распадении государства Османлисов, пределы болгарского царства и пределы византийской империи будут назначены не сообразно с тем, как мечтают панеллинисты, а как решать события и обстоятельства и воли более сильные, чем воля греческих патриотов. Пока они – болгары будут требовать особое патриархии, или даже только сполна всего того, что содержится в их восьми пунктах, греки никогда не захотят уступить, а турки никогда не захотят принудить их к уступке (потому что, как мы неоднократно говорили, в интересе сил последних заботиться не о прекращении, а о поддержании вражды), и след. они (болгары), убивая время и силы на бесплодную борьбу, никогда ничего не получат. А между тем уступки, которые патр. Григорий, по своим еллинско-патриотическим соображениям, решается сделать им, имеют для них величайшую важность. Им предоставляется иметь некоторое число своих собственных болгарских архиереев, которые будут иметь во главе своей особого экзарха всей Болгарии и составят из себя в патриархии свой отдельный округ; им предоставляется завести свое особое богословское училище: но все именно это им и необходимо, и всего этого пока по нужде им и достаточно для их национального дела, т. е. для окончательного пробуждения себя к чувству своей национальности и для некоторого нравственного подготовления себя к будущему независимому существованию. В своих природно-болгарских архиереях они получат себе руководителей в своем народном деле, а единый экзарх всея Болгарии будет для них тем объединяющим центром их народного сознания, которого им теперь недостает, и той единой силой, которая будет связывать и направлять общие усилия; дело не в имени, а в качествах, носящих имя людей, – не нося имени патриарха, люди способные скоро приобретут значение этого последнего. Болгарам всего более недостает просвещения; пусть богословское училище, которое проектом патриарха дозволяется им завести, постараются они устроить наилучшим образом, и они создадут себе просвещение (разумеем – некоторое, потому что настоящее просвещение создашь не вдруг). Опасаться за те болгарские провинции, которые проектом патриарха по-прежнему оставляются при архиереях греческих, что они, как надеются греки, действительно погречатся и таким образом будут потеряны для будущего болгарского царства, нет ни малейшего основания, – пример забалканских соотечественников будет действовать на болгар этих провинций с неотразимой силой, так что, несмотря на yее усилия архиереев-греков и только более озлобляемые против еллинизма этими усилиями, сполна и всецело останутся болгарами. Правда, что и эти тринадцать безнадежных для будущей византийской империи епархий патриарх решается отдать болгарам с величайшими предосторожностями, принимая все меры, чтобы в случае, если они слишком зашевелятся, иметь возможность тотчас же остановить их. Но укреплять и постепенно расширять права полученные гораздо легче, чем добывать их с первого начала.... Заключим пожеланием, чтобы открылись болгарам очи их разума и чтобы нашлись между ними толковые и энергические патриоты, которые, вопреки людям тупым или своекорыстным, постарались бы устроить эту, столько желаемую и выгодную для них, сделку с патриархией. Сейчас прочитанное читателем написано было нами давно. Дальнейшая история вопроса с 1867 г. до настоящего времени есть следующая. После отказа болгар принять проект соглашения, представленный патр. Григорием, турецкое правительство, неизвестно нам хорошенько – кем и чем побуждаемое и что именно имея в виду, само решилось взяться за дело и в своем министерстве иностранных дел составило два новые проекта, которые и вручило патриарху во второй половине 1868 года с тем, чтобы он или принял один из них, или, если оба найдет негодными, «возможно скорее изобрел какое-либо другое начертание». В существе своем проекты, составленные правительством, совершенно сходны с проектом, который был предложен самим патр. Григорием. Как этот последний предполагает образовать из епархий болгарских особый (до некоторой степени зависимый от патриарха константинопольского) экзархат, так совершенно то же самое предлагают и оба проекта правительства. Однако ж, когда они сообщены были патриархии, то последняя самым энергическим образом против них протестовала, как против проектов будто бы антиевангельских, противоречащих «не только канонам, но и самому существу христианского вероисповедания, т. е. догмату веры, разрушающих православное вероисповедание, наносящих смертельную рану догмату православной церкви, и пр. и пр. (см. Правосл. Обозр. 1869 г., март, стр. 146 sqq). В чем же однако ж дело, т. е. от чего проекты, по-видимому совершенно согласные с проектом самого патриарха, так ужасны? Дело в том, что патриарх желал бы признать болгарскими и отделить в особый экзархат только небольшую часть действительно болгарских епархий, а остальную часть – значительнейшую желал бы навсегда удержать за собой под именем греческих; напротив проекты правительства предлагают, чтобы отделены были все болгары [По обоим проектам правительства, все болгары по роду языку, в какой бы местности государства ни находились, составят особый экзархат. Затем существенное различие между, ними то, что по одному – в каждой митрополии, существующей в настоящее время в патриархате, должен быть один митрополит, избираемый из большинства населения (т. е. или греков, или болгар), а по другому – болгарам предоставляется право, если они хотят содержать, иметь в каждой митрополии своего отдельного архиерея, хотя бы они и составляли меньшинство против греков (оба проекта см. в Правосл. Обозр. 1869 г., март, стр. 443).]. Итак, отделить в особый экзархат небольшую часть болгарских епархий патриарх .не находил бы противозаконным и антиканоническим, в был бы весьма не прочь; отделить же всех болгар он находит совершенно антиканоническим и антиевангельским... Обращаем внимание на эту константинопольскую логику наших защитников стороны греческой (а также просим их обратить внимание и на весь этот протест, – бесцеремонная греческая софистика доведена в нем до геркулесовских столбов или до совершенно невозможного; он напечатан в Правосл. Обозр. 1869 г., март, стр. 446 sqq). Не находя возможности покончить с упорными болгарами, домашним образом, патриарх весьма неожиданно заявляет м этом протесте требование новой и решительной меры, именно- с заднею или без задней мысля он требует, чтобы для решения вопроса был созван вселенский собор. «Так как каноны – говорит патриарх – определяющие однообразное управление всей православной церкви, – каноны, которые болгары своими требованиями хотят (будто бы) нарушить, постановлены (будто бы) вселенскими соборами, и какая-либо местная церковь (будто бы) ни в каком случае не может изменять их, не будучи осуждена остальными церквами в том, что она разрывает церковное единство (замечательное опасение!), то но этой причине один (будто бы) только собор всей православной церкви может решить и этот церковный болгарский вопрос, и поэтому патриархия, исчерпавши (будто бы) все что она с своей стороны могла сделать в пределах, предписанных священным· канонами, только эту меру считает впредь необходимою, ибо только эта мера может дать определенное и неизменяемое решение вопросу, избавить раз навсегда почитаемое правительство от беспокойства я изгладить властвующее с некоторого времени неудовольствие между людьми одного и того же вероисповедания» (Правосл. Обозр. 1869 г., март, стр. 453). Подав протест правительству против его проектов 16 ноября 1868 г., патриархия от слов о вселенском соборе перешла к делу и разослала окружную грамоту с заявлением о нем и с приглашением на него ко всем прочим греческим патриархиям и ко всем остальным поместным церквам [Грамота патриарха с приложением документов и брошюр разослана в конце 1868 и в начале 1869 года. Ответы на нее патриархов антиохийского и иерусалимского, синода греческого королевства, митрополитов кипрского и сербского и нашего св. Синода напечатаны в сентябрьской книжке Христианского Чтения 1869 г. Греческие ответы благоприятны грекам, ответ сербского митрополита болгарам; ответ вашего св. Синода, несколько уклончивый и не совсем определенный, более благоприятен болгарам, чем грекам, но первым показалось, что на. оборот, и произвел на них весьма дурное впечатление, см. Правосл. Обозр. 1869 г., ноябрь, стр. 585.]. В ответ на эту грамоту патриарха немногие архиереи, держащие сторону болгар, сочли нужным обнародовать свою окружную грамоту, в которой излагают всю историю вопроса с своей точки зрения и возлагают всю вину на патриарха (грамота напечатана в Правосл. Обозр. 1869 г., май, стр. 733 sqq). В то же время архиереи эти умыслили учинить против патриарха демонстрацию, о каноническом значении которой мы предоставляем судить другим, более нас сведущим в каноническом праве (и которую мы, говоря откровенно, находим неуместною и просто смешною). Именно – архиереи подали патриарху коллективную просьбу, в которой, говоря, что положение их – архиереев вследствие возникшего раздора стало совершенно невыносимым, так как болгары не принимают их на епархии, а патриархия требует, чтобы они отправлялись на них, в что вследствие того же раздора и вообще состояние церковных дел стало нестерпимо бедственным, архиереи заявляют патриарху, что они «решились подать в отставку и удалиться от служения вселенскому престолу», что они и делают чрез настоящее подписанное ими каноническое деяние... Но архиереи не удаляются однако ж в отставку в обыкновенном смысле этого слова; они заявляют далее: «мы возвращаемся в древнюю каноническую, самостоятельную (автокефальную) православную болгарскую церковь, которую весь болгарский клир и народ признают, и посвящаем наше архиерейское служение ее престолу, принадлежности которого будут определены в последствии»... [Напеч. в Правом. Обозр. I860, март, стр. 458. Этот, курьезный по нашему мнению, протест от. 19 декабря 1869 г. подписали: Панарет филиппопольский, Дорофей софийский, Иларион довчанский и Анфим виддинский (тот самый, о котором говорено было нам выше).] По всей вероятности, уступая настояниям болгарских представителей, в Феврале 1869 г. турецкий министр иностранных дел Али-паша созвал, новую смешанную комиссию для решения вопроса (три члена от греков и три от болгар, Правосл. Обозр. 1869 г., май, стр. 750). В апреле месяце членам комиссии действительно удалось было как-то прийти в соглашение и составить проект; но когда он был сообщен в патриархию, патриарх энергически отверг и его, как (будто бы) нарушающий правила и постановления церкви (Правосл. Обозр. ibid. стр. 751, и июль стр. 110). За сим поручено было правительством той же комиссии составить новый проект, на основании проекта, предложенного самим патриархом Григорием; но когда таковой был составлен и представлен (в мае месяце 1869 г.), то патриарх снова нашел его антиканоническим (Правосл. Обозр. 1869 г., июль, стр. 113). Вся антиканоничность и неудобоприемлемость проектов состояла в том, что по ним отчислялось в болгарский экзархат большее количество епархий, нежели какое он бы желал уступить. Уступая представлениям патриарха о противозаконности проектов, Алипаша созвал и еще новую комиссию (Правосл. Обозр. 1869 г., июль, стр. 114), которая в августе месяце 1869 г. составила еще новый проект (напечат. ibid., ноябрь, стр. 589). Но и этот проект был объявлен патриархом также антиканоническим... В начале прошлого 1870 г., может быть ожиданно для болгар, но довольно неожиданно для нас, само турецкое правительство решилось положить конец распре. 28 февраля прошлого года Али-паша призвал к себе представителей греческих и болгарских и вручил им Фирман султана, в котором содержится проект соглашения, составленный самим правительством имеющий быть окончательным и не подлежащим более никаким ни с которой стороны протестам. Вот этот Фирман в полном его виде: «Самое главное наше императорское желание состоит в том, чтобы все жители и верные подданные, населяющие нашу высокославную державу, находясь в безопасности и тишине относительно веры и религии и во всяком другом отношении, и живя между собою в любви и добром согласии, как подобает соотечественности (это слово выдумано турецким министром) и человечности, могли, насколько зависит от них, содействовать беспрестанным нашим стараниям, которые полагаются вами для достижения в совершенстве благосостояния нашей державы и прогресса цивилизации: (!!) а так как противное этому доброму желанию, распря и вражда, породившиеся с некоторого времени между греческою патриархиею и православными (ортодокс) болгарами о степени духовной зависимости, то есть о том, сколько митрополитов, епископов, священников и церквей подчинены патриархии, причинило нам прискорбие, то поэтому, как следствие розысканий и исследований, предпринятых для хорошего разрешения этой (распри), поставлены следующие пункты: 1) Образован будет отдельный духовный округ под наименованием болгарский экзархат, в состав которого войдут нижепоименованные митрополия, епископии и некоторые другие местности. Управление духовно-религиозными делами этого округа будет вполне возложено на этот экзархат. 2) Высший по чину из болгарских митрополитов, который будет находиться в названном округе, будет иметь титул экзарха; ему будет принадлежать каноническое председательство в болгарском синоде, который будет находиться при нем. 8) Внутреннее духовное управление экзархатом будет определено, согласно с основными канонами и религиозными постановлениями православной церкви, в варочном для этого уставе, который будет представлен на одобрение и утверждение нашему царскому правительству. Этот устав должен отстранить как посредственное, так и непосредственное вмешательство патриарха в управление духовными делами, особенно же в избрании епископов и самого экзарха, по избрании коего болгарский синод дает знать патриарху, который как можно скорее будет давать требуемые согласно с верою утвердительные письма. 4) Этот экзарх, назначаемый моим высокославным бератом, обязан будет сообразно с церковными правилами поминать имя константинопольского патриарха. Прежде, чем будет провозглашено духовное по религии избрание лица достойного быть экзархом, должно быть испрашиваемо соизволение и соглашение от нашего высокославного правительства. 5) Экзарху дозволяется относиться прямо к местным властям о делах, касающихся подчиненных его духовному управлению местностей, о которых (делах) он законно и канонически уполномочен ходатайствовать, а в случае нужды (ему дозволяется относиться) и к нашей высокой Порте. Береты же, которые будут даваемы духовным лицам, принадлежащим его ведомству, будут издаваться с уведомлением его. 6) О делах, касающихся православного вероисповедания и требующих совместного совещания и взаимного вспомоществования, синод названного экзархата будет относиться ко вселенскому патриарху и его митрополитскому синоду. Последние с своей стороны поспешат дать необходимую помощь и отправлять нужные для этого ответы. 7) Синод болгарского экзархата будет просить у константинопольского патриарха св. миро, употребляемое церковью. 6) Епископы, архиепископы и митрополиты, подчиненные константинопольскому патриархату, будут беспрепятственно проезжать чрез епархия болгарского экзархата, равно как и болгарские епископы, архиепископы и митрополиты будут проезжать чрез епархии константинопольского патриархата; они могут, если случатся дела, требующие этого, пребывать и в центрах вилаэтов и других правительственных местностях; однако ж, они вне своего духовного округа не могут созывать синод и не могут вмешиваться в дела христиан, не принадлежащих их духовному ведомству, а также, в какого бы городе они ни находились, не могут священнодействовать без позволения местного епископа. 9) Подобно тому, как иерусалимское подворье, находящееся в Фанаре, зависит от иерусалимского патриархата и принадлежит ведомству иерусалимского патриарха, точно так и болгарское подворье, находящееся в той же местности, а также и болгарская церковь подчинены будут болгарскому экзарху. Названный экзарх, когда это необходимо, имеет право приезжать в нашу столицу и жить в упомянутом подворье, и как сказано выше, он (экзарх) во все время своего пребывания относительно священнодействия будет подчиняться церковным правилам, которым в подобных обстоятельствах подчиняются иерусалимский, антиохийский в александрийский патриархи. 10) Духовный округ этого болгарского экзархата составлять будут следующие митрополии: русчукская, силистрийская, шумненская, терновская, софийская, врачанская, ловчанская, вединская, нишская, пиротская, кюстендольская, самоковская, велесская (к Македонии) и прибрежие Черного моря от Варны до Кюстенджи, исключая двадцати сел, жители которых не болгаре. Сливненский округ, за исключением города Варны и уездных городов Ахило и Месембрия. Созопольский округ без приморских сел. Филиппопольская епархия, исключая собственно города Филиппополя, уездного города Станимака и сел Куклен, Воден, Арнауткво, Панегия, Новоселе, Лесково, Ахлян, Бачково, Белоштица, и монастырей Бачковского, св. Бессребреников, св. Параскевы и св. Георгия. Приход св. Богородицы в городе Филиппополе войдет в состав болгарского экзархата, но жителям названного прихода, если пожелают, предоставляется свобода не подчиняться болгарской церкви и экзархату. Для решения этого пункта воспоследует соглашение между патриархиею и экзархатом согласно с религиозными постановлениями. Сверх поименованных выше местностей, православные жители других епархий, если они все или по крайней мере две трети пожелают относительно своих духовных дел подчиниться болгарскому экзархату, то им позволяется присоединиться к нему после поверки о действительности относительно численности. Но так как это будет происходить по изъявлении желания в согласия всех, или же двух третей народонаселения, то все те, которые решились бы возбудить несогласие и раздор между жителями, будут ответственны перед законом и будут изобличаемы (?). 11) Порядок монастырей, находящихся в пределах болгарского экзархата и по вероисповедным законам зависящих от патриарха, остается тот же самый и будет соблюдаем и впредь. Находя, что изложенные выше пункты удовлетворяют законные нужды обеих сторон и отстраняют бывшие прискорбные раздоры, наше высокое правительство одобрило их, чтобы они с этого времени служили правилом для действия, и нарушение их не допускается. Впрочем, для объявления, что это согласно с моею царскою волею, издан настоящий мой императорский Фирман, написанный в 8-й день счастливого месяца зилхидже в лето 1286 (1870)». Фирман напечатан в мартовской книжке Православного Обозрения 1870 г. в статье «Решение греко-болгарского вопроса. Вслед за изданием Фирмана Али-паша приказал болгарам образовать смешанную комиссию (из 5 духовных и 12 мирян), которая бы занялась составлением устава о будущем управлении болгарского экзархата. Болгары, считая волю правительства действительно и нелицемерно твердою и будучи довольны его проектом, после его получения пели благодарственные молебны, ходили благодарить султана, и считают вопрос наконец порешенным. Но патриарх настойчиво протестовал против Фирмана и (вместе со многими другими греками, как мы знаем) питает твердую надежду, что дело еще вовсе не решено [Осенью прошлого 1870 г. газеты извещали о скором, предполагавшемся турецким правительством, избрание болгарского экзарха. Однако е тех пор действительно ничего более об этом не слышно.]... Выдержит ли себя на этот раз турецкое правительство или снова, отложив дело в долгий ящик, начнет вилять между болгарами я греками, остается неизвестным. Рождается вопрос: если решение правительства действительно окажется неизменным, то не поступят ли болгары вопреки канонов церковных, если примут независимость своей церкви только от него одного, помимо, и против волн, и среди протестов патриарха? Мы, разумеется, вовсе не компетентны, чтобы отвечать на этот вопрос: положительным образом; однако ж мы думаем, что они вовсе не нарушат канонов церковных и что они могут принять эту независимость, если только она будет дана, без всякого сомнения...
См. болгарскую брошюру Les Bulgares et le Patriarche Oecum6nique, Constantinople» 1861, p. 11. По другим известиям, до полуторых сот человек, Христ. Чт. 1861 г., кн. 2, стр. 357, а еще по другим – только до сотни, см. Соборное окружное послание патр. Иоакима от 25 февраля 1861 г., в издании отдельной брошюрой стр. 5.
См. брошюру Les Bulgares et le Patriarche Oecuménique p. II, Окружное послание патр. Иоакима от 25 февраля 1861 г., стр. 5, Annuaire des deux mondes 1861 г., стр. 544·. Абаджиями (абаджия), как объяснял нам один болгарин, называются купцы, занимающиеся приготовлением и продажей азиатской или турецкой одежи; так как они ведут свои дела, обыкновенно, в довольно значительных размерах, то их корпорация принадлежит в болгарском торговом мире к числу значительнейших. По некоторым известиям, Боре первоначально успел было склонить к унии до четырех тысяч человек, но его планы вовремя были разрушены, см. Христ. Чт. 1861 г·, кн. 2, стр. 357. По другим некоторым известиям, он успел было склонить 2600 человек и во главе их епископа Илариона, и что дело, зашедшее было уже довольно далеко, расстроено было по влиянию России, см. Kirchliche Chronik Matthes’a I860 г., S. 160 fin., также Annuaire des deux mondes 1861 г., стр. 543. Если это последнее правда, то Иларион за свое спасение от погибельного шага обязан нашему константинопольскому посольству величайшею благодарностью. Впрочем, болгары объявляют это греческой клеветой на Илариона (см. Богобоева в Union chretienne 1866 г., № 27, стр. 214), и несмотря на единогласные (впрочем совершенно голословные) уверения официальных греческих актов и неофициальных греческих брошюр, правда может быть только то, что Боре пытался склонить Илариона к унии и что именно из напрасной надежды на его обращение и проистекали те слишком большие ожидания пропаганды, о которых она возвещала католическому миру. «Летописи» пропаганды и западные газеты говорили о 400.000 и даже о двух миллионах униатов, см. Kirchliche Geographic Neher’a, II, 490.
Это представленное болгарами исповедание веры нам неизвестно. Первоначально они было представили просьбу, в которой не заявляли готовности исповедовать всех истин католической веры и не называли папы главой церкви; но они принуждены были взять ее назад, см. Пихлера Geschichte d. Kirchlich. Trennung zwischen dem Orient und Occident, I, 542. Обе просьбы сполна напечатаны в имеющейся у нас брошюре: La Bulgarie chretienne, Paris, 1861, p. 79 sqq, но к сожалению без подписей, которые в брошюре, написанной рьяным католиком и в пользу католичества, опущены, вероятно, намеренно, по малочисленности и непредставительности подписавшихся. См. также Окружное послание патр. Иоакима от 25 февраля 1861 г., стр. 5 sqq.
Это послание Иосифа к болгарам, в котором он просит прощения за свой грех временной измены православию и предостерегает их против козней иезуитов, см. в Union chretienne 1867 г. № 11, р. 83 iqq.
См. Anouaire des deux mondes 1861 г., стр. 544 fin. sqq, Правосл. Обозр. 1863 г., т.X, Заметок стр. 82, Kirchliche Chronik Matthes’a 1861 г., S. 159.
Kirchliche Chronik Matthes’a 1861 r., S. 159, Прав. Обозр. 1863 г., т. 10, Заметок стр. 82. Здесь – по первой возвратилось шесть священников, по-другому семь. Что возвратились действительно все, это видно из того, что после сего пропаганда принуждена была дать болгарам-униатам в священники своих католиков.
19 ноября по новому стилю. Вероятно, чтобы доставить зрелище униатам православным, он посвящен не в Риме, а в Константинополе; в здешней униатской церкви Св. Иоанна Златоустого, и не по латинскому обряду, как Иосиф, а по униатскому, приезжавшим нарочито для поставления, галицким униатским митрополитом Сембратовичем при участии двух греческих епископов-униатов. См. подробное известие о поставлении в Union chretienne 1860 г. № 19, стр. 148.
В административном отношении он подчинен константинопольскому апостолическому викарию, см. Union chretienne 1866 г. № 19, стр. 149, примеч.
Вынужденное и недолго продолжавшееся отступление от православия части жителей виддинского округа в 1366 г., о котором в примеч. 72-м, не должно быть принимаемо в счет.
Бём в своей Geschichte des Temeser Banats, Th. 2, S. 245, если не ошибается, утверждает, что живущие в Банате болгары-католики оставили свою родину, вследствие преследований за веру, около 1391 г., и след. были обращены в католичество ранее сего времени (по достоверным известиям, болгары поселились в Банате с 1737 г., см. Чернича Die Vеrtheilung der Yolkerstämme in der Österreich. Monarchie, Wien. 1861, S. 53; но может быть справедливо то, что в конце четырнадцатого века они выселялись в малую Валахию, из которой перешли они в Банат).
Из бумаг Неаполитанского архива открывается, что в половине XVII века и после была католическая епархия преславская (см. болгарский журнал «Периодическо Списание» и пр. кн. 1, стр. 55). А в сочинении Матфея Гундулича, бывшего рагузским посланником в Константинополе, Diverse notizie о состоянии христианства в Боснии, Сербии и Болгарии, писанном в 1671 г. и находящемся в рукописи в одном из римских доминиканских монастырей, сообщается, что в сем 1674 г. была католическая епархия софийская, епископ которой жил в селении Кипровце, находящемся на север от Софии (жители которого, числом 4000 человек, все были католики, ibid. кн. 2, стр. 65). На этом основании становится весьма вероятным существование и епархии никопольской, о которой не однократно упоминали мы выше. По свидетельству Гундулича, павликиане Города Никополя и 14 окрестных сел обращены были в католичество незадолго до 1674 г. стараниями епископа не названной кафедры Филиппа Станислава. А что касается до павликиан филиппопольских, то тот же Гундулич дает знать, что тогда были обращены из них в католичество только весьма немногие (ibid.), и след. их всеобщее обращение должно быть относимо к позднейшему времени.
В конце семнадцатого столетия некоторая часть их была обращена в православие трудами жившего в Филиппополе низложенного константинопольского патриарха Дионисия, см. у де-Марсильи ibid, стр. 18.
Вне Болгарии болгаро-католические или павликианские колонии находятся в Темешварском Банате, где их до 23 тысяч (см. Чернича упомянутое выше Vertbeiluog et caet S. 58 и Фиклера Bevölkerang der Oesterreich. Monarchie, Gotha, I860, S. 41), в Валахии (Палаузова Румынские господарства Молдавия и Валахия стр. 20).
Когда учреждена кафедра никопоиьская, остается нам неизвестным по некоторым писателям второй половины восемнадцатого века, она существовала уже в их время (см. у Кагальничана в Histoire de la Valachie p. 4–56); но как кажется, за никопольскую католическую они ошибочно принимают православную кафедру рущукскую, и вероятнее, что епархия открыта в настоящем столетии, около одного времени с епархией филиппопольской.
Об одном из здешних лазаристов Grimblot/span>’е, старающемся доказывать болгарам, что между ними и другими славянами нет никакого родства, см. Дня ibid. стр. 18, col. 1.
В Солуни, где вместе с другим разноплеменным населением есть до сотни домов и болгарских (Григоровича Путеш. стр. 105), пропаганда тамошних латинских миссионеров есть также отчасти пропаганда между болгарами. Трое живущих в городе лазаристов и несколько сестер милосердия в 1802 г. имели в своих школах – в мужской 40 экстернов иди приходящих и 55 (греческих и болгарских) пенсионатов или казенно-коштных, а в женской 85 тех и других (Neher’a Kirchliche Geographic II, 467 fin.; в Дне 1863 г. № 7, стр. 19, вероятно, сообщаются сведения менее верные).
В 1864 г. было предпринято ими в Константинополе даже издание на болгарском языке посвященного делу пропаганды особого журнала, под названием: «Зорница, евангельско-периодическое издание» (см. Дня 1864 г. № 8, стр. 23, col. 1); но об успехе и времени существования этого журнала нам ничего неизвестно.