IV. Переходная эпоха

Для той темной эпохи истории Эфиопии, о которой нам летопись сохранила только несколько строк о погроме древнего Аксумского царства и простой перечень царей т. наз. Загвейской династии, жития святых являются почта единственным источником. Нам известно четыре памятника агиологической литературы, имеющих предметом подвиги святых, живших в конце этого периода. Что особенно может на первый взгляд показаться интересным – два из них излагают жизнь не преподобных, а царей-загвеев: знаменитого Лалибалы и Наакуэто-Лааба; третий повествует о великом подвижнике Габра-Манфас-Кеддусе, четвертый – о такой центральной личности в абиссинской истории, как преподобный Такла-Хайманот, наконец сюда же относится жизнь двух подвижников севера: Абия-Эгзиэ и Ираклида.

Житие царя Лалибалы известно в пространной редакции и в краткой – синаксарной. Пространная представляется пока тремя рукописями: двумя в Британском музее: Orient. 719 и Orient. 718⁷¹, а также одной в коллекции d'Abbadie. Первая из них относится ко времени до Зара-Якоба⁷² и, таким образом, оказывается одним из древнейших памятников эфиопской письменности, вторая переписана в начале XIX века для царицы Валатта-Иясус, третья – написана по заказу d’Abbadie⁷³. Большую часть второй издал и перевел Perruchon, предпослав вступление историко-литературного содержания. Почему его выбор остановился на этой рукописи, а не на первой – древнейшей, он не говорит, а мы можем только пожалеть, что последняя все еще остается для нас неизвестной, хотя издатель и предполагает, что все три рукописи тожественны. С весьма большой вероятностью можно лишь утверждать, что рукопись d’Abbadie содержит житие в тожественной редакции с изданной по крайней мере это можно заключить из ее описания в каталоге коллекции. Что касается синаксарей на память святого царя, то они дают два типа кратких житий⁷⁴, которые, представляя сокращение пространного жития, имеют и некоторые свои особенности⁷⁵.

Житие представляет, подобно другим, похвальное слово на день памяти святого, сообразно чему и имеет над собой надпись: „На 12-е санэ“. При риторичном и расплывчатом стиле, оно гораздо беднее содержанием, чем можно было бы ожидать от внушительного объема (130 f.). Нескончаемые богословско-риторические предисловия, постоянные отступления, библейские цитаты и обращения к слушателям занимают по меньшей мере половину книги. Все, что остается, рассматривает жизнь святого с одной точки зрения, которая может быть выражена словами, влагаемыми в уста Спасителя: „дается царство Лалибале не ради славы мира, а ради церквей, которые будут сооружены без дерева и глины“. Действительно, Лалибала предназначен царствовать для того. чтобы воздвигнуть знаменитые монолитные памятники церковной архитектуры, известные под его именем; его брат – царь Харбайэ, знавший об его будущности и не желавший лишиться престола, подозревает его и преследует, сестра даже пытается отравить. Затем, Лалибала видит во сне, что арх. Гавриил восхищает его до 7-го неба и показывает первообразы церквей, которые он должен будет воздвигнуть; ему говорит при этом Бог: „не из-за преходящей славы сделаю я тебя царем, но для того, чтобы ты воздвиг церкви, подобные тем, какие ты видел“. Не прекращающаяся вражда двора заставляет святого бежать в пустыню, где он ведет подвижническою жизнь „прияв труды пустынно-жителей“. Здесь Ангел повелел ему жениться на Маскаль-Кебра, которая пришла в пустыню собирать траву. Придворные наклеветали на него, будто он женился на чужой невесте. Его требуют ко двору и царь велит бичевать его: его наказывают все время пока царь стоит за обедней, но Ангел делает побои нечувствительными. Будучи отпущен, опять уходит с женой в пустыню, где они получают чудесным образом пропитание. Так как враги все-таки продолжают разыскивать их, арх. Гавриил уводит их в „страну Востока – начало христианства земли Эфиопской“; потом Лалибалу он уносит на крыльях в Иерусалим и по поклонении св. местам приносит назад к жене и несет в царскую резиденцию; его жену несет вместе с ним на крыльях Архангел Михаил. Между тем, Спаситель явился его брату – царю Харбайэ, открыл ему в приведенных нами выше словах назначение Лалибалы и велел уступить ему престол и даже постричь своими руками на царство. Царь повиновался, с почетом принял брата, просил у него прощения, посадил на троне, постриг, послал глашатая восклицать: „Лалибала воцарился по воле Божией“, и дал брату царское имя, предназначенное ему Богом: „Габра-Маскаль“. Лалабала и на престоле продолжал аскетический образ жизни; Бог почтил его многими чудесами. М. пр. был наказан непокорный вассал: сын его пал в единоборстве с сыном Лалибалы; сам он, взятый в плен, был посажен и отпущен царем, но вместо благодарности стал смеяться над его великодушием. В наказание он убился о колючее дерево и т. д. Наконец царь принялся за исполнение задачи своей жизни. Вот как об этом повествует житие.

Послушайте, возлюбленные, я поведаю вам, как произошло исхождение сих церквей из недр земли рукою Лалибалы, высокого памятью, и как созидание их было без дерева и глины и без веревок, крыши и без балок. Слушайте повесть об этом! Видели ли вы глазами подобное чудо и подобное диво, сокровище сокровенное, открытое рукою Лалибалы? от сердца таинствен и от помышления сокровен сей Творец всяческих и Создатель всего, изведший весь мир словом Своим. Когда пришло время созидания сих церквей и когда возрос создатель их телом и духом, возжелал Бог открыть сокровище Свое сокровенное, которое было сокрыто изначала. Когда Он основал землю и помыслил явить тайну свою народу, которому подобало, открыв из недр земли премудрые чудом и сокровенные таинством. Подобно тому, как Он древле извел из недр земли все семена земные по роду и по виду их, и деревья также по образу и подобию их, и многих зверей по виду и подобию их, так же восхотел Он извести и эти церкви не с одной раскраской и не с одним устроением, но не имели они между собой ничего общего в цвете и устройстве. И когда настало время открытия всех этих 10 церквей (сооруженных) из одного камня, сказал Бог Лалибале: „пришло время открытия рукою твоею церквей, которые Я показал тебе прежде. Ты будь тверд u крепок в исполнении сего служения твоего, ибо многие души спасутся в них. Поспеши сооружением их, а Я повелю Ангелам Моим помогать тебе». И Лалибала велел приготовить много железных орудий для разных работ для тесания камня и для долбления. Эти и многие другие орудия он сделал для совершения постройки святилища из одной скалы. Отселе не имел Лалибала помышлений ни о земле, ни о потребностях плоти, ни о жене, но все время думал об этих церквах, чтобы исполнить сообразно тому, как он видел на небе, причем укреплял его Дух святой во всем. И заказывая орудия для построения святилища, он велел всему народу собраться к себе и сказал им: „скажите, какую плату возьмете вы все, которые пожелаете помогать мне в сооружении церквей, ибо повелел мне Бог работать (над ними). Скажите вы каждый своим голосом, сколько вы возьмете, тот, кто будет помогать в тесании камня, и тот, кто будет трудиться в извлечении мусора. И все пусть скажут, и я дам вам сообразно этому, чтобы вы не говорили мне: „он заставил меня работать против воли», чтобы не был ваш труд даровым, и вы не роптали“. И все сказали, сколько хотели, а он дал им, как сказал, и не переставал давать с тех пор, как начал постройку церквей и до окончания давал каждый день плату, и тем, которые долбили, и тем, которые тесали, и тем, которые увозили мусор с постройки церквей. Из людей было много достигших полноты премудрости, на которых Бог излил духа ведения, как на Веселиила и Олиава. И Габра-Маскаль был готов делать так, как показал ему Бог и положил начало. Ангелы же стали ходить с ним, измеряя для него землю по мере каждой церкви и по порядку их, и малых и больших. И землю эту, где он строил церкви, он купил за золото у владельцев ее, избыточествуя добротой, ибо если бы он захотел взять ее, кто бы мог помешать ему – царю? И первую церковь соорудил он сообразно тому, как показал ему Бог: она чудной работы и дивная; люди не могли бы ее создать без премудрости Божией. Он украсил ее извне и внутри, снабдил окнами прекрасными и решетчатыми, и решетки эти не из дерева, колонны же..? (bölzunat). И сделал он перед нею две церкви, их вход – одна дверь, разделяла их внутренняя дверь. И сзади ее построил он одну большую церковь, и украсил ее многими украшениями не золотыми или серебряными, а из камня. Число колонн ее – 72 по числу 72 учеников. Справа он устроил одну церковь, и слева одну церковь; первую церковь назвал Бета-Марьям, те две, которые перед нею – Дабра Сина н Голгофа, правую – Бета-Маскаль, левую– Бета-Данагель. Так он разместил пять церквей прекрасных, из одной скалы. И две других прекрасных церкви создал он, устройство их различно; они были близко, но отделяла их стена, которая была между ними. Эти две он назвал Бета-Габриэль и Бета-Аба-Мата. Там он разместил эти две церкви, окружив их стеной и отделив стеной. И еще создал он две церкви; их сооружение не было тожественно с другими. Их назвал он Бета-Маркоревос и Бета-Анануэль. Так он расположил эти две церкви, и соорудил еще одну, отличную от них по постройке – в виде креста, как указали ему ангелы и как показали ему, когда измеряли землю. Ее назвал он Бета-Гиоргис. Так окончил он десять церквей: постройка их различна, различны и виды их. Ничего не делал Габра Маскаль, чего не показал ему Бог, но делал все сообразно тому, что видел на седьмом небе, ничего не прибавляя ни к длине, ни к высоте, ни к широте их. И когда он начал постройку их, стали Ангелы помогать ему во всякой работе. И было одно стадо Ангелов и человеков в эти дни, ибо участвовали Ангелы во всех работах по церкви – при тесании а при долблении и при вывозке мусора. Днем трудились Ангелы с людьми при постройке церквей, а ночью – одни. Выведя днем один локоть, на другой день находили четыре, ибо Ангелы работали все ночи, и видевшие говорили: „что за чудо? Мы оставили один локоть вчера, а теперь их четыре». Не знали эти люди, что работали Ангелы, ибо не видели их. Лалибала же знал это, ибо Ангелы знали его изрядство и не скрывали от него. Был он общник огневидным, и потому не скрывали они от него. И так окончил он сооружение этих десяти церквей, которые были устроены из одного камня. Смотрите, возлюбленные, рукою какого мужа открыты сия церкви, подобных которым не создано в других странах! Каким языком можем мы изложить построение сих церквей? Построение стен их мы не можем рассказать, не спрашивайте нас о внутреннем устройстве. Видящий не насытится созерцая, и удивлению сердца не может быть конца, ибо дивное создано рукою Лалибалы. Невозможно для перстного исчислить чудеса его. Если есть исчисливший звезды небесные, то пусть он исчислит чудеса, сотворенные рукой Лалибалы. Если кто либо хочет видеть строение церквей, созданных рукой Лалибалы, пусть придет и увидит глазами своими, ибо не стареет постройка столпа Лалибалы, как скиния Моисеева или как храм Соломонов, разрушенные неверными. Скиния Габра-Маскаль не поколеблется и не сокрушится до явления на земле Иерусалима небесного, назначенного для избранных, которые сподобятся жить в нем...

Блаженный и святой Лалнбала, окончив созидание этих церквей сообразно указанию Божию, не желал, чтобы на нем остался царский сан, не желал также, чтобы он перешел на его сына, но говорил: „пусть Бог возьмет назад этот царский сан и вернет его Израилю, ибо ему сказано: „ради вас я сотворил все народы“, как сказал пророк: „клятся Господь“... (II с. 131). И ныне, да возвратит Он это царство Израилю и да не оскудеет от дома Израилевна сидящий на престоле царства. Пусть Господь сил не продолжит этого сана ни на мне, ни на роде моем. Вот я кончил служение кое, ради которого поставлен был царем, ибо Сам Бог строил руками Ангелов Своих“. Так сказал царь Габра-Маскаль, ибо не любил сана земного, исполнив свою службу. Он роздал все достояние свое, так что у него не осталось обуви на ногах. И он украсил церкви, построенные им во всех областях и эти десять храмов, которые он соорудил из одного камня, он украсил украшениями, подобающими церквам – крестами, одеждами, а некоторые – иконами. Особенно же дивное сделал он в храме Голгофы: тело славное Агнца нетленное. И много других образов сделал он, ибо о них бдел день и ночь, и не думал ни о пище для еды, ни о одежде для одеяния. Не заботился он ни о жене, ни о детях, но только о церквах. И когда он окончил их, помолился в них, говоря: „всякого, кто будет утренневать в сих чертогах святыни Твоей, которые Ты создал рукою Твоею, дай мне, Господи, в дар “⁷⁶. И сказал Бог: „да будет по слову твоему, если кто будет утренневать в церкви твоей в чистоте, о мой избранный, да будет и ему по молитве твоей. Ты же окончил служение твое и соблюл веру; прочее соблюдается тебе венец правды, и отверзаются тебе врата царствия небесного, да войдешь в радости“. Когда Спаситель сказал это, блаженный Лалибала болел немного и упокоился 22 числа Хазирана. И приняли его чистую душу Ангелы света, и понес Гавриил ее на крыльях своих, а другие Ангелы пели перед ним и за ним, и вознесли ее на небо. И вошел Лалибала в покои вечные и сел с Петром и Павлом, ибо об этом дано ему было обещание Спасителем“....

Итак, благочестивый царь, по окончании сооружения церквей, считает задачу своей жизни оконченной, и действительно, он умирает, а престол переходит к законной династии. Яснее трудно передать мысль, что он призван на царство исключительно для устройства монолитных храмов, привлекавших своей необычной архитектурой особое внимание абиссинян. Можно даже думать, что эти храмы и были ближайшим поводом для образования легенд, сгруппировавшихся около царя, родиной которого была Роха, и вошедших частью в житие. Легенды эти разнообразны и нередко противоречивы; мы не будем входить здесь в их рассмотрение, отсылая интересующихся к книге Perruchon, которая хотя и не дает их обстоятельного разбора, но приводит в пересказе различных путешественников. Между прочим по некоторым из них видно, что народная память из всего более чем тысячелетнего периода существования государства до Лалибалы удержала только три имени царей – Абреха просветителя, знаменитого Калеба и рядом с ними Лалибалу, о котором напоминали монолитны церкви. Интересно также, что рассказ нашего жития ничего не говорит о призвании царем иноземных художников – будь то из Египта или Иерусалима; в них не было надобности, так как 2/3 работы взяли на себя ангелы, да и рабочие трудились по внушению свыше. По мнению знатоков, сооружения Лалибалы не чужды влияния мусульманского искусства и носят признаки XII–XIII в. Что Лалибала царствовал в начале XIII в., в этом не может быть сомнения, благодаря точному указанию арабского историка коптских патриархов⁷⁷. Что же касается летописи, помещающей после него до Икуно-Амлака четырех царей с 111 годами, равно как и многих других противоречивых сказаний, то их данные, конечно, для такого темного периода не могут считаться обязательными. Еще менее в этом случае дает надежного материала наше житие. Оно важно для нас лишь потому, что явившись сравнительно рано, заключает в себе представления о монолитных храмах, сложившиеся лишь столетие спустя после их появления. Иностранные слова в нем оценены еще d’Abbadie, как показатели греческого, сирийского и арабского влияний в Роха.

Житие преемника Лалибалы по царским спискам, Наакуэто-Лааба („Восхвалим Отца“), имеется в единственной рукописи в собрании d’Abbadie под заглавием: „житие, во благовестие, отца нашего царя-царей, совершения (makbaba) царей, Наакуэто-Лааба, святого, прибрежной розы, житие, подобное голубю, матери, которая выращивает на груди младенца“... Объем этого произведения – 65 листков небольшого формата (16х14); кроме того, на двух листках прибавлена похвала святому⁷⁸. При такой обширности, можно ожидать от памятника интересных сведений, но, к сожалению, ему еще вероятно суждено долго оставаться неизданным и мало доступным.

К этому же времени абиссинцы относят жизнь весьма популярного святого своей церкви – Габра-Манфас-Кеддуса („Раб Святого Духа“). Мы не будем здесь останавливаться на житии этого подвижника как потому, что оно известно во множестве рукописей⁷⁹, сличение которых могло бы составить предмет специальной работы, так и потому, что по содержанию оно может дать хороший материал скорее для исследователя легендарной литературы и фольклора, чем для историка. В синаксарях это житие попадается далеко не всегда, и притом в редакциях самых разнообразных по полноте и содержанию⁸⁰. Материал, имевшийся у меня под руками⁸¹, почти исключает возможность привлечения сказаний об этом святом к нашей работе. Такие легенды, как чудесное рождение Египте от римского вельможи, пир по случаю рождения с присутствием римского императора, чудесное удаление святого в монастырь какого-то Замада-Берхан (это в Египте!), невероятное, нечеловеческое пощение, рукоположение от неизвестного историкам патриарха Авраама⁸², наконец, постоянные путешествия на чудесной колеснице м. пр. в Святую Землю, 900 лет⁸³ жизни и т. п., составляющие главное, если не единственное содержание жития, конечно, делают излишними дальнейшие исследования его, как исторического источника, и еще Дилльмани замечал⁸⁴, что о. иезуиты по заслугам нападали на этот агиологический трактат; blaspbeouis enim utique et fabulis stupidissimis refertus est“. Аббади говорит⁸⁵, что этот святой, известный во всей Эфиопии под именем Аббо, чтится даже Галласами, не говоря уже о жителях Даваро и Каффа, считается покровителем грома, и его праздник справляется пятого числа каждого месяца. Другой исследователь Абиссннии – Вогеlli⁸⁶, наоборот, склонен верить легендам об Або и считает его „католическим святым, уроженцем Генуи, прибывшим в Абиссинию в очень отдаленное от нас время“. Далее, он приводит легенды, ходящие в народе о св. Або. Оказывается, что они согласны с житийными, с той лишь разницей, что их приурочивают ко времени Лалибалы и 1200 г. по P. X. Лалибала спасается в Иерусалим, в то же время туда путешествует Або, возвращает царя и восстановляет его на престоле. С ними вместе прибыли Аморы, населявшие Иудею. Сам Або затем вернулся на свою гору Жакуала. В Годжаме он уничтожает остатки язычества в виде колдунов „буда“⁸⁷. После 500-летней жизни он умирает, и ангелы переносят его тело в Иерусалим... О происхождении всех этих легенд можно строить, конечно, более или менее вероятные предположения, которые едва ли могут содействовать выяснению дела. Можно видеть в них переживания языческой мифологии, можно, наоборот, усматривать разукрашенные предания о просвещении южных областей – Кабед, Жакуала, области Гурагве и т. п. Сопоставление с Лалибалой также, вероятно, обязано происхождением народной фантазии. Если, впрочем, действительно, подвижник Габра-Манфас-Кеддус – лицо реальное и жил при Лалнбале, то не были ли 900 лет его жизни средством возвести его в современники девяти преподобным и римской империи? Другое указание на эпоху, к которой относили эфиопы этого загадочного святого, мы находим в упоминаниях пространного жития о его свиданиях и беседах с „аввой Иоанном вифатским“ (emdabra Wifat). Этот авва Иоанн, по-видимому, лицо более историческое, по крайней мере, хроника отметила его кончину под 10 годом царствования Зара-Якоба, т. е. 1444 годом⁸⁸. Противоречия здесь, конечно, нет, так как 900 и даже 562 лет и для такого синхронизма достаточно.

Заметка d’Abbadie о том, что Габра-Манфас-Кеддус считается покровителем грома и, может быть, воспринял в себя пережитки языческого культа, я думаю, находит себе поддержку в тех представлениях об этом святом, которые отразились в житии. Уже синаксарное сказание⁸⁹ говорит о том, что он „воссел на спину молнии и прошел от востока на запад, и от севера на юг, и назирал монахов и созерцал твари горние и дольние“. В пространном житии по парижской рукописи № 137 в уста Божие влагается следующее обращение к нему⁹⁰: „отныне ты не увидишь людей в мире, ни иереев, ни монахов, ни верных, но только подобных тебе избранных... И будет для тебя колесница воздушная для твоего шествия без шума, и будет она летать с востока на запад, и с юга на север, от земли до птицы bäbil, всюду, куда может дойти ветер“... В других местах говорится, что он действительно „летал по воздуху и переходил по воздушным сферам огненное море“⁹¹..., „носился на колеснице и благословлял страны света“⁹².... Когда ходил по монастырям созерцать подвиги, его никто не видал, ибо как ангела была жизнь его. Когда монахи были заперты в своих кельях, он входил внутрь, становился среди них и говорил им: „мир“⁹³... Но особенно характерно в этом отношении одно из „чудес“, которое, подобно приведенному нами выше, мы считаем не лишним сообщить в переводе⁹⁴.

«Жил один человек, весьма богатый, и пришел к нему праведный странник, человек Божий. И сказал домовладыка этому страннику: «посоветуй мне, как мне оправдаться без поста и молитвы, телесной чистоты и поклонов?». И отвечал странник домовладыке: «твори память четырех из святых и четырех из мучеников». Сказал этот человек: «назови мне имена тех, которые избавят меня от огня небесного». И отвечал он: из святых – авва Синода (Шенути), авва Латцун, авва Кир и авва Габра-Манфас-Кеддус; из мучеников – Василид. святой Феодор восточный, святой Клавдий и святой Георгий страдалец. Твори память их: более молитвы и поста они помогут тебе». И он обращался к ним в праздники их и трижды творил память каждого святого и трижды – память каждого мученика. Наконец пришел святой Георгий в день праздника своего и сказал ему: «приблизился день смерти твоей, будь мне одному; я избавлю тебя и спасу тебя от всех грехов твоих». И сказал этот человек святому Георгию: «да, я буду тебе одному; я верую и поручаю душу и тело мое». После этого святой ушел и сокрылся от него. Потом пришел Василид и сказал ему: «пришло твое преставление; я спасу тебя, приму тебя во славе, не будь другому». И сказал он: «да»; и овладел им страх и трепет, когда он смотрел на него, держащего меч и украшенного, в одежде, сияющей как солнце. Потом он ушел и скрылся от него. И пришел Феодор, распространяя ужас, держа меч, летя на коне, в одежде, украшенной как солнце, и сказал этому человеку, устрашая его и делая вид, что пронзит его, и потом ушел и скрылся от него. И пришел Клавдий среди ужаса, держа меч, летя на коне, увенчанный и украшенный на главе, в дивной одежде и благодати, и сказал этому человеку: «будь мне одному». Он ответил в страхе: «да, я буду тебе одному». Тогда он исчез. Затем пришли святые: авва Синода, авва Кир и авва Латцун; авва Габра-Манфас-Кеддус не явился. Эти святые были с тремя венцами и одежда их сияла в семь раз больше солнца; в руках они держали хлебы небесные u чаши вина, и сказали этому человеку: «ты возьмешь этот хлеб небесный и эту чашу вина, если будешь нам одним; ты будешь пить это питие». И сказал им этот человек: «я буду вам одним; я прибегаю к молитвам вашим, введите меня в обители ваши». И ответили эти святые: «если ты будешь нам одним, возьми этот хлеб и пей эту чашу. За нами – больший нас; если ты принадлежишь мученикам, он убьет тебя молнией и ударом огня». И поклялся им этот человек, что он будет им одним. Тогда эти святые скрылись, а этот человек сказал жене своей: «мученики сказали мне: «будь нам одним», и я ответил всем: «да». Разгневалась жена его и сказала: «лживый человек! иди куда Господь повелел тебе». Потом настал день смерти его; пришли ангелы мрака и ангелы света, и было их столько, сколько звезд небесных. И стяжались ангелы мрака и ангелы света и мученики. Об этом узнал отец наш Габра-Манфас-Кеддус духом своим, подошел перед Господа и сказал: «благослови, Господь, путь мой: я приму творившего память мою». И сказал Господь: «одевайся в ужас, тебе да последует молния и те, которых вид возбуждает трепет, да будут немы». Тогда он поклонися Господу, и Он послал ему 40 молний одесную, 40 – ошуюю, 40 – спереди, 40 – сзади. И возлетел отец наш на спине молнии огненной и спустился среди них. И погрузились они в смятение, и забыли свой рассудок, а он взял этого человека и вознес его на небо, и ввел в наследие свое, и сделал его принадлежащим себе одному, а те, которые его добивались, погибли все.

Приведенное кощунственное место достаточно характеризует Габра-Манфас-Кеддуса, как распорядителя огня и молния, но вместе с тем оно еще раз проливает печальный свет на абиссинские суеверия и объясняет, почему этот святой пользовался таким необычайным почитанием, и житие его – таким большим распространением.

Немногим более пространны будем мы, переходя к величайшему эфиопскому святому – Такла-Хайманоту. Причиной на этот раз будет то, что этот преподобный уже неоднократно делался предметом ученых исследований. Его житие по дабра-либаносской редакции сообщил в переводе еще Альмейда⁹⁵; затем Сапето⁹⁶ и Дилльман⁹⁷ издали сннаксарное сказание о нем, наконец Conti Rossini дал текст и перевод его жития по вальдебской редакции⁹⁸. Кроме того существуют работы по частным вопросам, имеющим связь с этим святым⁹⁹, и пересказы его жития у путешественников. Нечего и говорить, что рукописный материал о святом громаден и потребовал бы специальной работы.

Кроме только-что названных печатных трудов, у нас под руками была рукопись № 137 Парижской Национальной Библиотеки, содержащая на первых 111 листах житие и чудеса Такла-Хайманота по дабра-либаносской редакции. Этот громадный агиологический памятник, переведенный на арабский язык, представляет несомненно одно из лучших произведений национальной эфиопской литературы, и издание его весьма желательно уже в виду того, что пересказ Альмейды не может считаться полным. Сличение многочисленных рукописей этого жития должно обнаружить, объясняются ли пропуски Альмейды его произволом, или у него под руками был текст, более сокращенный, чем тот, который дает парижская рукопись. Нельзя не пожалеть, что этой рукописью не воспользовался Conti Rossini, удовольствовавшийся для своей работы только переделкой Альмейды; близкое знакомство с нею избавило бы его от основной ошибки, которую он допустил, говоря о различных редакциях жития. Кроме вальдебской и дабра-либаносской он предлагает еще третью, послужившую, по его мнению. оригиналом для синаксарного сокращения. Последнее он представляет себе более близким, правда, к дабра-либаносской редакции, но местами однако приближающимся к вальдебской, а местами дающим нечто новое. Это заключение вполне естественно для ученого, имевшего под руками только альмейдовский пересказ дабра-либаносской редакции, знакомство же с последней в оригинале хотя бы по парижской рукописи убеждает, что синаксарное житие есть простое сокращение этой редакции и что труд Альмейды, кроме пунктов, возбудивших сомнения Conti Rossini, также сделан по ней. Близость в обоих случаях доходит до буквального тожества выражений. Конечно, в пространном пересказе Альмейды совпадений гораздо больше, но и в синаксаре попадается их несколько, напр. данные о границах царства Моталамэ, о патриархе и митрополите выражены в тех же словах (включая „ama mangesta Zäguö ba’emnat“), равно как и речь Спасителя, явившегося Такла-Хайманоту на охоте, а также сведения о чистоте жизни монахов и о подвигах святого в затворе перед кончиной и т. д. У Альмейды мы не находим подробностей о пребывании Такла-Хайманота у Бацалота-Микаэля, (который к тому же назвав просто „Abba Michael“), о страдании его от Моталамэ, прежде, чем тог уверовал, о ввержении в ров и т. д. Все это есть в парижской рукописи, и я не думаю, чтобы могла существовать какая-нибудь редакция жития, в которой бы была выпущена такая важная часть, как повествование о страданиях святого за веру; скорее всего пропуск можно отнести на счет Альмейды. Синаксарное житие, таким образом отличается от двух других только пропуском эпизода об отношениях Такла-Хайманота к Иясус-Моа и обители Дабра-Даммо, некоторых чудес, и такими частными особенностями, как название Моталмэ не царем, а sеjuin’ом Дамота и племянника святого – Марком вместо житийного За-Маркос.

Остановимся теперь на некоторых сказаниях пространного жития по дабра-либаносской редакции, которые или будут совершенно новы, или передают уже известные из печатных источников факты в более ясной и полной форме. Прежде всего интерес возбуждает рассказ о посещении святым митрополита Кирилла по поводу церковных нестроений.

Глава 31. Отец наш святой Такла-Хайнанот пошел к митрополиту авве Кириллу и сказал ему, что извратили мужи шоанские церковное установление и веру апостольскую и крестят младенцев раньше обрезания. Услыхав это, авва Кирилл благословил и похвалил его и сказал: «ибо ты возревновал о Боге, как Илия, пророк израильский, то будешь новым апостолом: сокрушай идолы и освящай таботы, ставь священников и диаконов и изгоняй нечистых духов из всех стран и обращай многих и идолослужение – в служение Богу, даром Святого Духа, который пребывает на тебе». И преподал ему иерейское посвящение и поставил его архипресвитером (liqa kähnät) над всеми пределами Шоа и издал следующий указ: „Такла-Хайманоту – архипресвитеру над всей землей Шоа. Да будет он после нас, и все что свяжет он, да будет связано, а что разрешит, да будет разрешено; властью дарованною мне отцами апостолами я даю ему власть“. И так сказав, отпустил его с честью; и в мире возвратился он в страну свою»...

Глава 33. И потом явился ему Господь ваш Иисус Христос и дунул трижды на лпцо его, говоря: «приими Дух Свят; еже аще свяжешь на земле, будет связано на небеси, и еже аще разрешишь на земле, будет разрешено на небесех; слушаяй тебе, слушает Мене и Пославшего Мя. Сию власть Я дал древле апостолам Моим; и митрополит, получивший ее от апостолов Моих, поставил тебя и дал тебе власть сокрушать и судить, садить и искоренять. И это Я делаю для тебя не по недостаточности славы митрополита, но чтобы явить любовь Мою к тебе; и вот Я назвал тебя устами Михаила ангела Моего именем новым, да пошлю тебя к народу новому, к которому не ходили святые апостолы Мои. Ты – не меньше их ничем, ибо сделал Я тебя новым апостолом, и ты призовешь всех людей ко Мне»...

Это место имеет интерес во многих отношениях. Прежде всего оно представляет прямое свидетельство самих абиссинов в том, что они сами не считают своей церкви апостольской, и таким образом оказываются добросовестнее и критичнее многих европейских ученых, выводивших некогда их христианство от апостола Филиппа. Вместе с тем характерна ревность Такла-Хайманота в таком вопросе, как обрезание. Мы видим здесь общее всем лучшим представителям этой темой эпохи стремление к упорядочению церковной жизни, к содействию окончательвому торжеству христианских начал. В этом отношении Такла-Хайманот и Евстафий были выразителями одного и того же настроения; что деятельность их находила себе часто направление, странное с общецерковной и православной точки зрения, это, конечно, понятно при культурных и религиозных условиях их несчастной и заброшенной страны. Возвышение Такла-Хайманота митрополитом, конечно, принадлежит к числу позднейших домыслов. Едва-ли мог даже коптский архиерей давать полномочия, которые идут в разрез со всеми основными каноническими правилами, тем более, что лика-кахнатство и теперь их не имеет; к тому же в то время жизни святого, к которому относит этот рассказ житие, он еще был молод и ничем крупным пока себя не заявил. Здесь у нас, я думаю, одна из легенд, создавшихся для возвеличения дабра-либаносского настоятельства и сана эчегге. То, что произошло естественным путем, благодаря просветительной роли обители и ее многочисленным колониям, объяснили чудесным избранничеством основателя, указом духовной власти и Божиим повелением, прибавив и то, чего на самом деле не могло быть – епископские функции. Эта тенденция проглядывает и ниже в том же житии, а также, как мы увидим ниже, в житии Филиппа, ученика Такла-Хайманота. Характерна ее передача у Альмейды¹⁰⁰. Здесь мы не находим именно того, что наиболее неудобоприемлемо с канонической точки зрения: говорится только о власти сокрушать идолы, изгонять демонов и обращать в христианство; нет ничего о праве поставлять священников и освящать антиминсы; „fe como vigario geral seu cm toda o terra de Xaoa“ представляет простой перевод места о ликахнатстве и не является иносказанием об епископских функциях. По-видимому автор, заинтересованный в том, чтобы удержать Такла-Хайманота в будущих униатских святцах (что действительно и случилось), умолчал о тех подробностях, которые не могли не шокировать со вселенской точки зрения.

Свои необычайные полномочия Такла-Хайманоту пришлось применить скоро. После обращения Моталомэ, рассказанного в общем сходно с вальдебскнм житием, но с большими подробностями (ff. 43–55; сарр. 46 – 62) парижская рукопись говорит об организации церкви в Дамоте таким образом:

Глава 59. Повелел царь, чтобы вышел указ: «всякий в моем царстве, будь это князь (makwauen), или вельможа (masfcn), бедный или богатый, который будет поклоняться идолам и принимать волхвов в своем доме, будет лишен имущества, осужден на смерть и брошен в ров Тома Герар (Toma-G-erür), и умрет там злой смертью. И пусть все уверуют в Бога отца моего Такла-Хайманота». И пошел указ и царское изречение по всем странам дамотскнм. И сказал Маталомэ отцу нашему святому Такла-Хайманоту: «встань и крести меня во имя Бога твоего». И встал отец наш Такла-Хайманот, освятил воду и крестил его во имя Отца и Сына и Святого Духа, с его воинством, и было число крестившихся в тот день 12099 душ. И сказал отец наш святой Такла-Хайманот Моталомэ: «да будет имя тебе Фесха-Сион, как обещал я тебе прежде». И потом прибавил: «не ешь ничего, пока не приобщишься Св. Таин». Он не мог тогда совершить литургии, ибо заходило солнце, и Маталомэ провел ночь, не едя ничего. На другой день позвал отец наш святой Такла-Хайманот иереев и сказал им: «унес ли царь табот, когда брал вас в плен?» Они сказали: «да, унес». И послал он к царю, чтобы тот прислал ему табот, который он унес, как добычу из под его изголовья. И прислал он (его), и отец наш святой посмотрел на этот табот и нашел изображение у надписи: «табот во имя Иисуса Христа». Он перевернул на другую сторону и увидал: «этот табот – Абреха и Ацбеха, царей Эфиопских, и освящен рукою аввы Салама-Просветителя». Увидав это, отец наш свято Такла-Хайманот плакал и говорил: «как поступить мне, Господи, с этим таботом, который был в доме нечистых, и как учредить мне тело Твое святое и кровь Твою честную? И освятить ли мне вторично то, что освящено устами хнтрополита?» И когда он так говорил и сильно плакал, явился голос с неба: «не плачь, возлюбленный мой, Такла-Хайманот! Разве не Я послал тебя разрушать идолы, поставлять иереев и диаконов и освящать таботы? И теперь ты не страшись; освяти табот, ибо сделал Я тебя, подобно Мне, светом мира в этой стране мрака не так, как других архиереев, которых поставляют патриархи; тебя Я поставил устами Моими, дав власть». Так сказав, голос умолк, а отец наш святой Такла-Хайманот, услыхав это, думал некоторое время, говоря: «разве может быть освящение табота и поставление священников без помазания миром? Что делать мне убогому без мира». И когда он так скорбел стоя, явился ему св. Михаил архангел справа он него и сказал: «вот принес я тебе миро и служебник: возьми, говорит тебе Бог, как повелел тебе Он Сам». И возрадовался отец наш святой Такла-Хайманот и веселился о Духе Святом и, совершив литургию, освятил табот и поставил священников и диаконов, и этих пленных священников, которые поклонились идолам, он посвятил и поставил вторично и переименовал их: Аарона – в Петра, Иова – в Андрея, Исаию – в Фому; так он назвал 12 по именам 12 апостолов. И окончив литургию, он вышел. До сих пор не вкушал царь пищи и пребывал постясь весь день. Утром послал царь сказать отцу нашему Такла-Хайманоту: «не отслужишь ли сегодня литургии, ибо я голоден и сильно страдаю – вот уже третий день я ничего не ем». И ответил отец наш святой Такла-Хайманот посланным: «скажите царю; не бойся, чадо, этого поста, ибо пост врачует недуги души и заставляет молчать плотские похоти. Я отслужу для тебя литургию скоро». Когда ушли посланные, сказал отец наш святой Такла-Хайманот святому Михаилу Архангелу: «что мне делать, ибо сегодня пяток? Служить ли мне литургию и ставить трапезу утром? Хотя ввести в величие христианское, нарушу ли я закон христианский? И сказал ему святой Михаил: «служи ему обедню в третий час и читай писания, пока не придуг ar'östa gesäwe 'äbijän (?), ибо будет много народа, который ты будешь приводить до захода солнца». И послал отец наш святой Такла-Хайманот к царю, говоря: «иди скорее, чтобы приобщиться Св. Таин». И пришел царь со всем воинством и говорила они: «ускори совершение литургии, ибо мы весьма страдаем от сильного голода».И совершил он литургию на хлебе небесном и чаше чистого вина, и приобщил царя и его воинство от них тела и крови Христовой. И стоял святой Михаил и все святые архангелы, окружая ого справа и слева, подобно епископам и архимандритам (Clqomosät); он же был подобен митрополиту. И окончив литургию, он вышел в 12 часу пятка. И вся страна Дамот приняла веру во Христа, Сына Божия, и радовался царь с воинством своим... И был крепок царь в вере евангельской и, когда приобщался Св. Таин, давал священникам по 60 литров (letra) золота, а диаконам – по , говоря: «я это делаю для оставления грехов моих неведения. Вы же бдите над соблюдением заповеди служения тела и крови Бога моего».

Здесь уже откровенно заявляется, что Такла-Хайманот так же поставлен самим Богом, как и Апостолы, а потому он – Архиерей eo ipso и выше современных ему епископов, священство которых восходит к апостолам только через длинный ряд преемственных звеньев. Мало того, он по крайней мере не ниже апостола Абиссинии – св. Фрументия, ибо получает с неба повеление вновь сделать пригодным для священнодействия освященный им табот – антиминс. Таким образом была придумана связь его с просветителями северной Абиссинии и сам он поставлен с ними на один уровень. Я думаю, нет надобности говорить больше о тенденциозности этого сказания; уже самый табот от времен легендарных царей говорит за это. На сверхъестественное посвящение и получение с неба архиерейского чиновника и мура ссылался далеко не смиренно и сам Такла-Хайманот, когда новый митрополит Иоанн предлагал ему от себя епископский сан. Об этом житие говорит следующее:

Глава 96. В эти дни прибыл митрополит по имени авва Иоанн и позвал отца нашего святого Такла-Хайманот, говоря: «прошу я священство твое, приди ко мне, установим мы веру и поставим священников и диаконов; тебя возрастил Бог, чтобы ты был для народа и для всех нас». И сказал отец наш святой Такла-Хайманот посланным: „что мне убогому устанавливать с митрополитом? впрочем встаньте, пойдем, чтобы получить мне его благословение». И он взял с собой книгу священнического посвящения и миро, принесенные ему святым Михаилом, когда он освящал табот и ставил иереев и диаконов в земле Дамот.

И пошли от него посланные, и рассказали о нем митрополиту. Вышел авва Иоанн к нему на встречу с радостью, и увидав, отец наш святой Такла-Хайманот поклонился издали; митрополит также поклонился ему и обнял объятием духовным, и весьма возлюбил и почтил его. И сказал он: «благослови меня, отче, человек Божий, отец наш, святой Такла-Хайманот!» Отвечал отец наш святой Такла-Хайманот: «нет нужды тебе, чтобы я благословлял тебя, митрополита, но следует тебе благословить меня», и отказался. И после многих просьб, благословил митрополит отца нашего святого Такла-Хайманота и сказал ему: «будь епископом над половиной Эфиопии, а я буду над другой половиной». И сказал ему отец наш святой Такла-Хайманот: «не подобает мне это чуждое дело, если бы я и хотел его, ибо уже давно мне дана власть от Бога, который послал мне рукой ангела своего книгу священнического поставления и миро». И он показал их ему и сказал: «вот они» и дал их ему. И поклонился авва Иоанн, и отдал их ему назад, и посадил его с собою, и они сидели, беседуя о божественном до трегьего дня. И сказал отец наш святой Такла-Хайманот: «отпусти меня вернуться в мою пещеру». Митрополит сказал: «останься со мною и отцом моим (?)». И по воле Божией отпустил его митрополит, и снова сказал ему: «благослови меня, отче, и поминай в молитвах твоих». И сказал отец наш святой Такла-Хайманот: «Бог, призвавший меня из чрева матери моей, да управит святость твою в законе Своем и да сохранит тебя в уставе Своем до века».

Из этой цитаты видно в чем состоял „отказ“ Такла-Хайманота и чем он был мотивирован. „Mas eile se escusou, dizendo que lhe näo conviuha täo altadignidade“ Альмейды покоится на недоразумении: Такла-Хайманот не ссылается на свое недостоинство; напротив, он говорит, что не нуждается в посвящении, как поставленный самим Богом, и в доказательство даже берет с собой полученные с неба принадлежности своего сана.

Небесного постановления Такла-Хайманота и веры в него со стороны митрополита впрочем оказалось недостаточно для его духовных потомков. Они еще до полного монашеского пострижения проводят его по разным северным обителям и святым местам, где он получает признание со стороны монахов и, наконец, самого патриарха. Так, по повелению ангела обойти пределы Тигре и посетить все монастыри, он идет в пустынь Вали (Gadäma Wüli) и „встречает там многих отшельников (Söwrän)¹⁰¹, монахов и приветствует их „духовным приветствием“. Все сказали ему в один голос: „зачем ты пришел к нам, будучи более славен, чем мы?» И ответил им отец наш святой Такла-Хайманот: „не говорите так, отцы мои. Чем я славнее вас, облеченных пустыней? Вы славнее меня“. „И сказали они: „истину говорим тебе, не видели мы человека, которому бы дана была на земле благодать (более, чем тебе); многие святые родятся от тебя, и ты будешь отцом многих языков“... Далее он идет в монастырь Хавзан (d. Hawzfm)¹⁰², где на просьбу благословения монахи отвечают: „мы не можем благословить те6я, муж святой и благословенный, которого благословил Бог, но ты благослови нас благословением твоей святой и благодатной руки“.... Наконец, когда он на пути в Иерусалим заходил с воскрешенным им в пустыне (впоследствии монахом Arajana-Sagäliu) к патриарху Михаилу, тот „встал с седалища и поклонился ему и назвал по имени, которое ночью сказал ему Ангел. Потом он сказал ему: „отныне будь монахом, ибо ты сделался отцом многих монахов и много церквей создастся во имя твое. Вернись в свою страну – она твое достояние от Бога“. И сказал отец наш святой Такла-Хайманот: „не возвращусь я в страну мою; я пришел, чтобы ты похоронил меня здесь рукой своей. А что касается монашества, то я не постригусь сам, ибо не знаю монашеского устава“. И сказал патриарх: „истину говорю тебе, нет монаха, большего тебя. Но да будет по слову моему“. И сказал св. Такла-Хайманот: „да, я поступлю, как ты сказал мне, ибо ты – мой отец после Бога, Господа Моего“.

Место погребения святого, т. е. его обитель также выставляются важным религиозным центром, и это свидетельствуется как самим Богом, так и патриархом. Перед кончиной Такла-Хайманоту является Спаситель и заключает с ним необходимый в житиях „завет“. В нем, кроме обычных в них обетований, мы находим еще следующее: „тому, кто будет ходить на богомолье к твоему гробу из ближних, или из дальних мест, я вменю это, как хождение во Иерусалим ко гробу Моему, и кто будет приобщаться Св. Таин и есть укрухи, падающие с трапезы твоей памяти, Я Иисус – слово Мое неложно – приобщу Св. Таин в Иерусалиме небесном и дам возлежать со мною в царствии Моем“... Когда святой в духовном восторге воскликнул: „повели мне, Господи, идти на судилище и быть убиенным за имя Твое“, то получает в ответ: „ты окончил свои подвиги, и тебе ничего не остается, кроме смерти. Ты умрешь от болезни – морового поветрия (bedbßd), лютою смертью, и я вменю тебе это, как убиение, как кровь мучеников, бывших до тебя. И не только тебя, но и чад твоих, которые умрут от мора в пустыни сей, Я причислю к мученикам и дам тебе их в дар во царствии небесном“...

Дальше идти, казалось бы некуда, но дабролибаносским агиобиографам и этого было мало. Они присоединили к житию своего аввы две главы (114 и 115), имевшие целью „привести свидетельства в пользу места погребения“ Такла-Хайманота, „как Бог исполнил завет, данный рабу Своему“. Главы эти характерны, и мы приведем из них следующее:

«Сказал Матфей, патриарх Александрийский: «чада мои, епископы и игумены, блюдите и не предваряйте иереев места мощей святого Такла-Хайманота, ибо вижу я постоянно Духа Святого сходящим во время литургии и каждения на это место. И посему да будет ваше священнодействие вместе с ними, и наше каждение вместе с ними, и наша молитва вместе с ними; не расходитесь с ними, но восходите одновременно с ними».

Шли в Иерусалим два монаха из чад отца нашего святого Такла-Хайманот и зашли к патриарху Александрийскому за благословением. И спросил их патриарх: «откуда вы?» Они ответили: «мы из Эфиопии». Он сказал им: «знаете ли вы гроб человека Божия Такла-Хайманота?» Они сказали: «да, знаем, и сами идем оттуда». Услышав это, патриарх встал, поклонился им, целовал их ноги и сказал: «зачем вы пришли сюда?» – «мы ищем спасения душ наших». Он воскликнул: «человек, не знающий спасения души своей, погибнет». Вы оставили спасение ваше и враждуете с жизнью вашей, ибо сказал Спаситель Такла-Хайманоту: «кто будет погребен у раки мощей твоих и будет всегда жить у нее, тот в последний день явно преселится с тобою»...

Глава 115. Один из воинов царя пошел в пустынь Вали (Ga-däma Wäli) во дни царя Невая-Крестос или Сайфа-Арада, и встретил там монахов и приветствовал их. Они сказали ему: «откуда ты?» Он ответил: «из Шоа, из той области, которая называется Герарья (Gßrärjä)». Они сказали: «знаешь ли ты Такла-Хайманота!» Он ответил: «да, знаю, ибо это – мой отец». Они спросили: «ходил ли ты ко гробу его?» Он ответил: «да, ходил». Они встали, поклонились ему и стали лизать персть ног его и целовать его руки. Воин спросил их: «почему вы это делаете, господа мои?» Они ответили: «мы знаем». И снова спросили его: «приобщался ли ты Св. Таин на месте мощей Такла-Хайманота?» Он сказал: «нет». Они сказали: «разве ты не безумен, что не приобщался у гроба святого; истину говорим тебе, мы слышали из уст Спасителя нашего: «всякий, кто приобщится Св. Таин на месте мощей его, не присужден, и кто будет погребен в нем, не погибнет во век“. И мы видим постоянно, как сходит туда Дух Святой во время рядовых служб, особенно же во время литургии и помазует сладостным благовонием приближающихся к нему. И не отступает Дух Божий от него ни днем, ни ночью, простертый над ним, как светоносное облако. И так будет всегда. Блажен живущий в нем и стоящий у врат его, блажен погребенный в нем и полагающийся на его помощь. Нет спасения для мужей шоанских без помощи молитв Такла-Хайманота». И говорили они ему сокровенное, чего мы не можем записать, и сказав, сокрылись от него. Подобно этому мы представили бы много свидетелей величия и славы места мощей отца нашего святого Такла-Хайманота, но мы оставим это, чтобы не быть длинными, ибо сказано: „при устех двою или трех свидетелей станет всяк глагол» (2Кор. 13,1).

Такие легенды слагались в знаменитой обители. Конечно их бесполезно искать в вальдебской редакции несмотря даже на то, что монахи „пустыни Вали“ приводятся дважды в свидетели. Но слава обители опиралась не на одни подобного рода легенды: еще более осязательно свидетельствовало о ней широкое распространение дабра-либаносского устава и непрерывность преемства в течение веков. И вот житие завершается „родословием отцов наших монахов“. Эти родословия такла-хаймановского братства имеются в различных редакциях и неоднократно были предметом интереса со стороны ученых. Так Basset перевел две таких генеалогии в введении к своему переводу эфиопской редакции пахомиевых правил¹⁰³, Perruchon издал с неудачным переводом еще третий памятник этого рода¹⁰⁴, написанного на смешанном эфиопско-амхарском языке. Парижская рукопись жития дает еще новую редакцию этого родословия, более полную, чем все до сих пор известные, и по-видимому более исправную, хотя все же не безупречную и не всегда понятную¹⁰⁵.. Полное критическое издание всех редакций является делом совершенно необходимым; при пользовании отдельными, случайно попадающимися рукописями, никогда не обходится без недоразумений, которыми полон перевод Perruchon и от которых не свободен перевод Basset. Генеалогия нашей рукописи представляет из себя сочетание переведенной последним под № III с изданной Perruchou. Отличиями являются во-первых большая обстоятельность. Автор подробно излагает обстоятельства воскрешения Араяна-Цагаху, просвещения Амхары с убиением змия и разрушением идолов; кроме имен 12 мамхеров он приводит имена первых настоятелей и т. д. Зато в числе „чад“ Такла-Хайманота нет Евстафия и Самуила Вальдебского. Большая исправность текста дает возможность исправить некоторые ошибки Бассе.

При оценке данных различных житий Такла-Хайманота, прежде всего нельзя не остановиться на совершенной спутанности их хронологии. Когда жил Такла-Хайманот? На этот вопрос всегда было несколько ответов, и иначе не могло быть. В самом деле, он живет при Загвлях и митрополите Кирилле, и в то же время по дабра-либаносской редакции при патриархе Вениамине, и постригается в Дабра-Даммо при авве Иоанне, четвертом преемнике За-Микаэля-Арагави! Загвеев нельзя датировать раньше X века, на их время придется и преосвященствование Кирилла, Вениамин же занимал коптскую патриаршескую кафедру во время арабского завоевания, т. е. в VII в.; сюда же может привести пожалуй и настоятельство Иоанна в Дабра-Даммо. К тому же вторым преемником по настоятельству в Дабра-Либаносе жития называют Филиппа, о котором у нас еще будет речь впереди и который жил при царях Амда-Сионе и Сайфа-Араде в XIV в. Наконец, дабра-либаносское житие окончательно запутывает дело, говоря о посещениях Такла-Хайманотом какого-то патриарха Михаила. Коптские иерархи этого имени занимали патриарший престол: 1) с 743 – Михаил I; 2) – до 829 – Михаил II; 3) – до 910 – Михаил III; 4) Михаил VI 1092–1102 и 5) Михаил V, 1145–6. Ни один из них не подходит под другие даты жития. Это сопоставление для нас является совершенной загадкой. Между тем, в той же редакции жития дается точная дата перенесения мощей святого – 56-й год по кончине; аксумская хроника отметила то же событие под 25 годом Сайфа-Арада, т. е. 1367 г., отнеся таким образом кончину святого к 1310 г. По-видимому, предание, помещающее Такла-Хайманота в конце господства Загвеев и при так наз. реставрации Соломоновой династии было более прочно и имеет больше оснований для доверия, чем то, которое делало его современником Вениамина и аввы Иоанна¹⁰⁶. Впрочем, это, может быть, даже и не предание, a своеобразные домыслы и книжные синхронизмы, желавшие сопоставить национального святого со знаменитым патриархом и приблизить к аксумским временам¹⁰⁷. Подобное же происхождение имеет и сказание об отношениях Такла-Хайманота к Иясус-Моа. Пок. В. В. Болотов¹⁰⁸ считает их как бы агиологической проекцией позднейшей судьбы двух важнейших должностей эфиопской церкви после митрополита: акабэ-саата и эчегге. Его объяснение весьма остроумно и заманчиво. Но все-таки мы не можем со своей стороны не возразить, что сложиться эти сказания, при условиях, принимаемых В. В. Болотовым, могли не раньше того времени, когда должность акабэ-саата окончательно отошла на задний план, т. е. в ХVI в. Между тем, житие, изданное Couti Rossiui, едва-ли составленное позже самого начала XVI столетия, уже содержит в себе это сказание. Зато в синаксаре мы не находим упоминания ни об удалении святого в Дабра-Даммо, ни об его отношениях к Хайкской обители; говорится только: „потом (после обращения Моталме) он облекся в одеяние монашества в земле Шоа“..., и сообщается дальше, что он „пошел в Амхару на колеснице Илии, пришел к авве Бацалота-Микаэль монаху-подвижнику, и жил у него долго, служа ему как раб“... К сожалению, мы пока не в состоянии вполне оценить известия об отношениях Такла-Хайманота к этому монаху: житие Бацалота-Микаэля находится в коллекции d’Аббади¹⁰⁹ и нам неизвестно. То, что мы знаем об этом святом из ниже помещаемых житий Аарона и Евстафия, выставляет его старейшим монахом Эфиопии, стоящим во главе протеста против беззаконий Амда-Сиона. Если это так, то он должен был обладать редким долголетием. Житие Иясус-Моа нам также неизвестно, в сииаксаре нет даже простого упоминания об этом, несомненно важном святом.

Несмотря на такую шаткую хронологическую основу, жития Такла-Хайманота дают нам не мало положительных сведений. Ученые уже оценили то, что оно говорит о политическом и религиозном состоянии южной Абиссинии в это переходное время Загвеев. Большей частью Шоа владеет неверный Моталме¹¹⁰, в части Дамота сидит подчиненный ему Карара (Кафара?) – Ведем, вторая часть имени которого попадается в царских списках (м. пр. сын Дельнаода, т. е. современник Загвеев – Махбара-Ведем), хотя по дабра-либаносской редакции „Моталомэ, сын Эсладанэ (имя матери) царил по воле своей над всеми областями Дамота и над всеми областями Шоа до границы Амхары, где великая река, именуемая Джама“ (cod. Par. № 137, f. 8 v.). Вальдебское житие выводит его из „царства Загвеев“. Страна была весьма мало просвещена христианством: всюду были волхвы и священные деревья. Такла-Хайманот продолжает дело девяти преподобных просветителей северной Абиссинии в южной части страны: он истребляет языческие культы и крестит народ массами. Вообще жития с особенной любовью останавливаются на его просветительной деятельности; синаксарь даже прямо ставит его и генеалогически в связь с первыми проповедниками христианства в Эфиопии, а дабра-либаносское житие приводить его полную генеалогию от первосвященников Садока и Азарии; последний со своими потомками выставляется проповедником в Абиссинии Моисеева закона. У одного из них Эмбарима живут апостолы Эфиопии – Фрументий и Сидрак, крестят его и даже делают епископом. Ряд его потомков обращает целые области Эфиопии: Тигре, Амхару, Ангот, Валаку, Марахбет, Манз, Гуну. Такла-Хайманоту оставалось крестить Шоа, Дамот, Катату. Крайне характерно это стремление авторов житий подчеркнуть апостольство святого. В том, что оно было, мы не имеем права сомневаться, зная, как медленно проникало христианство в глубь страны и как оно местами было непрочно и подвержено вредным влияниям. Важно указание на культ деревьев, который действительно господствовал и до сих пор местами процветает в этих областях¹¹¹. В области Зёма Такла-Хайманоту приходится бороться с волхвами; ниже мы увидим, что уроженец этой местности Филипп также еще мальчиком побеждает их. – Дабра-либаносское житие вызывает также иногда и имена божества, которым поклонялись в это время шоанцы.

Следует еще отметить, что установление 12 мамхеров несомненно позднейшее, и в житии Филиппа, как мы увидим, относимое к митрополиту Иакову, вальдебское житие приписывает самому Такла-Хайманоту, а дабра-либаносское идет еще дальше, говоря, будто преемник Кирилла – митрополит Иоанн предлагал этому святому епископский сан и половину своей епархии. Если для вальдебского монаха было лестно, что впервые поставленный над его округом благочинный – духовный сын непосредственно самого основателя великого монашеского братства, то для монаха центральной обители было естественно верить в то, что она немедленно после своего основания сделалась центральной, что его духовный отец был таким же духовным главой монашества, как и современный ему эчегге. Ниже, в житии Филиппа мы опять встретимся со сказанием, имевшим ту же цель.

Во всяком случае характерно отсутствие упоминания в обоих житиях о „завете“ Такла-Хайманота относительно получения архиереев от коптов. Что же касается пресловутого „завета“ этого святого с Иекуно-Амлакоми, бывшего результатом так называемой реставрации Соломоновой династии, то Conti Rossini¹¹² несколько поторопился объявить его безусловно позднейшим замыслом, сославшись на отсутствие его как в вальдебском житии и синаксарном, так и в альмейдовом пересказе дабра-либаносского. В парижской рукописи последнего мы читаем после рассказа о небесном поставлении Такла-Хайманота, т. е. еще до его апостольских подвигов и монашеского пострижения, следующее:

Глава 35. В эти дни, во время проповеди отца нашего святого Такла-Хайманот, спустя много лет после того, как отошло царство Израиля из рук Дельнаада на 340 лет, 7-го хамлэ вернул Бог царство от племени Хепаца. Зрите силу Божию, действующую над святыми Его. Здесь исчислить роды тех, у которых похищено царство. Дельнаад родил Махбара-Ведем¹¹³ и т. д. Иекуно-Амлак, который вернул царство от Загвеева – 112 родов от Адама, а от Эбна-Хакима 70, а 10 родов тех, которые жили в изгнании, скитаясь по горам и вертепам и переселяясь из града во град и скрываясь в пещерах и пропастях земных до царствования Иекуно-Амлака. Когда он воцарился, наступил мир и покой во всех странах. Так сотворил для них отец наш святой Такла-Хайманот силою Бога своего, для Которого нет ничего невозможного. Люди израильские! какую награду воздали вы и чем отплатили такому отцу вашему, возвратившему вам это великое наследие – царство? Будьте только тверды в завете, который заключил и держите клятву, которой клялся с отцом вашим Иекуно-Амлак так же, как и они оба, утвердив завет, и клятву в Дабра-Либаносе.

Итак, в приведенном месте мы встречаем упоминание о „завете“ и „клятве“ без изложения, в чем они состояли. Нельзя не заметить, что оно производит впечатление вставки и не находится ни в какой связи с текстом жития. До него шла речь о призвании свыше и поставлении Такла-Хайманота новым апостолом, потом дело идет об его апостольских трудах и обращении Моталмэ. Об абиссинских царях во всем житии нет упоминаний; и Дамотом, и Амхарой и частью Шоа владеют неверные и после „завета“; о „мире и покое во всех странах“ не может быть речи; напротив, свирепствуют гонения на христиан. Кроме того, большая часть этой главы (от „зрите“ до „люди израильские“) буквально тожественна с концом известного трактата „Богатство царей“¹¹⁴ даже с его орфографией „Дельнаад“ вместо Дельнаод. Кто у кого заимствовал, сказать нельзя, но a priori можно скорее предположить, что составитель вздорного трактата присоединил к нему вместо заключения соответствующий пассаж из жития святого. Полное молчание последнего, только в одном этом месте нарушенное, относительно христианских царей Эфиопии, весьма характерно. Что за племя Хепаца, из которого происходила отвергнутая династия? Все это весьма странно и делает всякие окончательные заключения о происхождении династической легенды, до приведения в известность всего материала, во всяком случае преждевременными.

Жизнь этих святых мы относим к этому периоду только н основании их „родословия“, помещенного после жития первого из них по рукописи Orient. 695¹¹⁵ Британского Музея. Сами жития не дают никаких указаний на время жизни их, да и вообще они довольно бедны материалом, ценным для историка, интересуясь главным образом чудесами.

В начале жития первого святого неизвестный автор поместил уже приведенное нами выше длинное предисловие¹¹⁶; из него мы узнаем обстоятельства, при которых он работал, и источники, которыми он пользовался, будучи сам современником Ираклида, второго духовного преемника Абия-Эгзиэ, т. е. будучи моложе преподобного на одно поколение. Главной задачей его было, по его собственным словам, „рассказать, как святой творил по молитве своей чудеса и знамения“, и действительно, его труд не столько связная и последовательная биография, сколько ряд отдельных повествований о чудесах святого, причем время и место играют второстепенную роль. Стиль сочинения риторический, приноровленный для церковного чтения; обилие панегирика-лирических отступлений и библейских цитат, особенно из псалмов, весьма заметно. Многочисленные пробелы в рукописи предназначались для иллюстраций; из них только на семи сделаны рисунки контуром.

Приводим содержание житий.

После длинного, уже известного нам риторического вступления, имеющего характер похвального слова, автор переходит к фактической части жития, начиная опять со ссылки на свои авторитеты: «переходим опять в началу повествования о том, как жил он от отрочества, ибо нашли мы помощь у старцев, и те поведали нам о многой благости его»... Святой в молодости был пастухом и отличался крайним нищелюбием: отдавал бедным не только свое пропитание, но и все, что у него было, особенно если его просили именем Божиим. Иногда, зная его страх перед именем Божиим, над ним глумились: раз дали ему острое копье и требовали, чтобы он пронзал себя во имя Бога, в другой – чтобы лобызал осла в язвы. Он был готов это делать, но его удерживали. Потом отец поручил его мамхеру. Последний приказал ему носить дрова причем его сверстники, «псалтырные чада», также злоупотребляли его благоговением и заставляли во имя Божие работать за себя. Поэтому «не открылось им слово Божие, и никто из них не облекся священством. ибо прогневали они святого и благословенного раба Божия во всем служении его, ибо повинующийся мамхеру повинуется Богу, а противящийся повелению мамхера противится Богу»... На святом почило благословение Божие, он сделался священником и хотел монашества. Для этого он сделался странником и пошел в далекую страну, и прибыл по повелению Божию в монастырь Цакуаль (Saqüül). На пути открыл ему Бог все блага». Здесь монахи радушно встретили его, научили своему уставу и беседовали с ним о тайнах веры и о пустынниках, и сказали: «лучше умереть в пустыне, чем жить в монастырях, лучше нам поселиться в пустыне Вальдеба (Waldeba), селении святых». Монахи сообщили ему, что в Вальдеба есть церковь, которую никто не может найти. Услыхав это, он сказал: «я пойду один и найду ее силою Господа моего Иисуса Христа». И он пошел, не взяв с собой ничего, кроме посоха, поя псалмы и «новые славословия». 40 дней он ничего не ел и не пил, потом нашел зелень benähjo с тремя бобами; он поел ее и выпил воды, которую по молитве источил из камня, потом расположился ночевать в лесу, где помолился Богу: «зачем я хожу по этой стране без дорог, по которой не ступала нога человеческая, которая полна травы и деревьев». В этот момент, около полуночи подошел к нему большой и страшный зверь hermäz¹¹⁷. Святой сказал ему: «я не боюсь твоего ужасного вида; у меня есть кого бояться: это Тот – Кого боится вся тварь небесная и земная, Который сидит на престоле огненном и колеснице огненной, из дома Которого исходит река огненная“... Зверь шел впереди его и мигал ему глазами. Святой понял, что он послан ему в путеводители свыше. На дороге с ним встречались львы а тигры, но они только прикасались к одежде его, как это «делают люди, приближаясь друг к другу...» и не вредили ему... Через десять дней он встретил человека, также посланного Богом, и тот напитал его хлебом. Наконец он отпустил зверя в дошел до церкви. Здесь он сделал три поклона со словами: «отверзи мне врата милости Твоей; вшед в нее, исповемся имени Твоему». Врата открылись, он вошел и «увидел сияние света, который двигался внутри. „Это не свет сего мира, но другой свет, больший солнечного в лунного... И никто не шевелился внутри, кроме света; пространство было обширностью с целое наместничество (simat)»... Здесь он прожил три месяца, и потом голос трижды повелел ему возвратиться на родину, хотя он и отказывался, говоря; «я не пойду, ибо обрел Тебя, на Кого уповал». В последний раз голос сказал ему: «иди, ибо много людей спасается твоей молитвой и ты будешь отцом многих людей». Когда он и на этот раз отказался, его схватил арх. Гавриил и перенес в монастырь Цакуаль, откуда, прожив некоторое время, и рассказав о своем путешествии, ушел на родину.

Далее идет новый отдел, озаглавленный: «повествование о чудесах и обильных дарованиях и силе спасения человека Божия отца нашего святого Абия-Эгзиэ»... Сначала рассказывается о том, как по его молитве воскрес умерший иеродиакон0 потом о воскрешении царского военачальника, убитого на войне и относимого слугами для погребения на родину – «в страну дальнюю» – Хамасен. Воскресший вместе с 20 тыс. своих земляков оставил мир, пришел к святому в обитель Саламе (Salämge) и здесь постригся, получив имя Фенота-Хейват («Путь жизни»), и будучи поставлен настоятелем монастыря. Потом святой воскресил одну из своих духовных дочерей, которая «передавала монахиням слово Божие, которое слышала от него, день и ночь». Она пережила потом его и была игуменьей монастыря в области Жамадо (Gamado). Однажды во время совершения литургии сатана наслал на него скорпиона величиной с птицу. Он жалил его, сидя в одежде, но святой терпел, пока не окончил службы. В другой раз во время литургии сатана поджог церковь. На смущение сослужащих и монахов святой не обращал внимания и, окончив службу, вынес табот и всю утварь и вывел всех, после чего огонь проник внутрь и церковь сгорела. Идя в страну Куал-сагаду (Küälsagadu) с шестью монахами, рассек крестным знамением пополам громадного змия, уже открывшего на них свою пасть. По этому поводу беседа о зубах змия и женщины. Когда святой был на своей родине, «явился гордый и наглый hawsöguä¹¹⁸ по имени Иетбарак, который не боялся Бога и не чтил боящихся Бога. Придя, он угнал всех коров вдов и сирот. Те пошли к отцу нашему святому Абия-Эгзиэ и пожаловались. Он немедленно пошел к грабителю и застал его закалающим быка“. На увещания святого он отвечал дерзко и велел его вывести. Тогда святой возгласил: «я – раб Михаила»... В это время явилось облако и, когда он сказал: «Господи.. сотвори чудо, да уразумеют», что я – раб Твой», раздался из облака гром и поверг ceго walatam (?) и его людей. Последние потребовали, чтобы он привал назад святого и вернул ему награбленное, что он и исполнил, покаявшись, Святой пригласил одну из вдов и велел ей взять свое имущество. «И вернул он все имущество их, и ничего не оставил. И прекратилась между ними вражда, и устроили они мир» – Однажды во время путешествия по пустыне один юноша из числа спутников святого, томимый жаждой, не мог идти. Святой, прочитав «Отче наш» и другие молитвы, перекрестил скалу и ударил в нее жезлом. Потекла вода, белая, как молоко и сладкая, как мед. Юноша напился ее; затем святой, ударив жезлом, опять запечатал скалу и запретил юноше говорить об этом чуде до своей смерти.

Однажды попросила у него одна монахиня «воды молитвы» для пития, и потом дала ее другой для окропления головы. В руках их тогда вода превратилась в кровь. Святой, к которому они в ужасе обратились, сказал: «нет греха большего, чем измена слову... и, трижды благословив кровь, превратил ее в воду»...– Кровоточивая, страдавшая 12 лет, услышав о святом и его чудесах, прибыла издалека, и он исцелил ее, помолившись и перекрестив со словами: «во имя Отца и Сына и Св. Духа». – В другой раз он напоил своих чад, томимых жаждой в безводной местности, заставив их копать землю до скалы. На другой день в этом месте оказалась вода. Святой выстроил здесь обитель (makäna), которая существует до сих пор». Некто дал святому на сохранение своего мула, и когда этот мул по недосмотру учеников убежал, святой немедленно отправился на поиски. На дороге он узнал от одного путника, к кому убежал мул. Но задержавший его, на вопросы святого отвечал отрицательно. Тогда святой повелел вихрю разрушить постройки, которые этот человек соорудил к свадьбе своего сына, и разорвать привязь мула. Последний вернулся сам назад, а задержавший его покаялся и просил прощения. «Еще сотворил он чудо и знамение по молитве своей среди собрания народа, препираясь с Фехлет (Föhlöt), женой царя, которая сидела вместе с ними, как судья; и слушала Фехлет речи их и внимала словам их. И отвечал отец наш святой Абия-Агзиэ и сказал ей: «зачем ты слушаешь речи их и вникаешь учению их. Мы слушаем то, что написано в писании апостолами, что всякий да повинуется царю, если согласны в вере митрополит и царь. Если же кто преступит проповедь их и не примет гласа их, да будет отлучен и проклят у Иисуса Христа, Сына Божия». Когда она это услыхала, сказала евнуху, что был с нею: «зачем ты слушаешь этого монаха, который говорит только проклятия. Евнух встал и сказал святому: «затем ты разговариваешь с нею – ведь она – жена царя, и никто не разговаривает с нею; она весьма знатна и с нею судьи (maküönän)». Он отвечал: «знатен Иисус Христос, Сын Бога Живого, облеченный пламенем огненным, Его же царствию несть конца в роды родов». Услышав это, судьи, евнух и Фехлет сказали: «уведите и удалите его». Его удалили с поруганием. Выйдя, он стал молиться о чуде для их вразумления. И вот поднялся вихрь и поверг их палатки. Тогда они покаялись и просили у святого прощения. – Когда он однажды находился в пустыне, пришли к нему горожане со скотом и просили защиты «ибо прибыл söjum с войском, чтобы грабить их скот, а самих убить» без всякой вины. В это время прибыл söjum, стал у входа в жилище святого и затрубил в рог. Явились его воины, угнали скот, кричали и спорили. Святой сказал: «кто это гордый и наглый, затрубивший над моей головой». Потом он помолился. Поднялось землетрясение, грабителя бежали в ужасе к себе в город, оставив скот н, думая, что их преследуют. «И еще сотворил он знамение и чудо, когда послал наместник (makwanen) Амба-Санайта (Amba-sanüjt) к söjum’y Тамбена (Tamben), говоря: «согласимся и поклянемся не идти к царю. И сказал söjum тамбенский мне не подобает изменять царю. И послал этот söjum тамбенский к отцу нашему святому Абия-Эгзиэ, говоря: «отче, послужи мне у этого макванена Амба-Санайтского. И встал и пошел отец наш и прибыл к söjum’y тамбенскому и сказал тот ему: «отче, послужи мне и скажи; этому макванену, что мне не подобает изменять царю, ибо я некогда присягал царю в род и род». И отправился отец наш Абия-Эгзиэ к этому макванену и сказал ему: «послал меня к тебе söjum тамбенский». И сказал тот: «что он сказал тебе?» И рассказал он ему все, зачем был послан. И когда услышал это макванен, разгневался, был печален и скорбел о том, что тот ему противится. Он сказал отцу нашему святому Абия-Эгзиэ: «ступай, скажи ему: «если ты не согласишься со мной изменить царю, я приду с войском и уничтожу твой город, сожгу eго огнем и опустошу, так что он будет пустыней. Знай это теперь, чтобы не раскаяться после». И пошел опять отец святой Абия-Эгзиэ к söjum’y тамбенскому и рассказал ему все, что поручил ему макванен. Когда услышал это söjum тамбенский, сказал отцу нашему святому Абия-Эгзиэ: «я верую в молитву твою, но поди и скажн ему“: ты не разрушить города Бога и царя». Я прибегаю к тебе, ибо верую в молитву твою». И пошел отец наш святой Абия-Эгзиэ опять к макванену и передал ему все, что ему было сксазано. И сказал этот макванен: «вот я приду к тебе за тобой». И ответил ему отец наш святой Абия-Эгзиэ: «не думай, что защита Божия подобна моей убогой: Господь мой Иисус Христос –Крепкий и Сильный». Тогда сказал преступный макванен своим войскам: «пойдем воевать в Тамбен». Отец наш Абия-Эгзиэ ушел от него, молясь и прося Бога Господа своего. И поднявшись из Амба-Санайт, он прибыл в Мерхаца-Айба (Mörglda-Ajbа), где остановился и сделал крестное знамение жезлом, говоря: «я – раб Иисуса Христа, Сына Бога Живого запечатываю сию страну во имя Отца и Сына и Св. Духа, и теперь посмотрю, пройдут ли они по ней!» И встал макванен со своим воинством при пламени и грозе и прибыл туда, где святой запечатал жезлом со знамением креста и не мог пройти, хотя и не боялся, и остановился. И услышал он гром, который был подобен конскому топоту в шум многочисленного войска, и ему показалось, что его застигают и против него воюют. И вошел в сердце его страх и трепет и великий ужас. Бежали они, толпясь и мешая войску. Одни из них побросали свои одежды, другие – щиты и копья, иные – стрелы и луки, а иные – что было у них в руках, пока дошли до Амба-Санайт. И когда они, вернувшись назад, увидели, что никто их не гнал и не преследовал, стали говорить друг другу: «что случилось с нами на дороге, что мы бежали, когда нас никто не гнал и не преследовал?» И отвечали они: «не был ли это Абия-Эгзиэ, который проклял нас, ибо когда он сказал макванену: «он прибег ко мне», тот противился ему и не принял слова его. И посему случилось с нами все это, ибо слышали мы некогда, как рассказывали люди о нем и говорили: «все, что он говорил словом, делал для него Бог. И им, зная это, затыкали сердца свои, и теперь сделались посмешищем и посмеянием для Видящих нас».

Затем рассказывается еще о трех чудесах святого. Поселянин, не позволявший пройти ему по засеянному полю и заставивший идти по терновнику, ранившему ноги, был вразумлен тем, что вихрь со всех сторон нанес терновник, закрывший его поле. По молитве святого оно очистилось. Напуганные при выходе из церкви тучами в весеннее время, и боясь, чтобы град не истребил посевы, обыватели послали к святому, находившемуся еще в церкви, просить его молитвы. Он вышел и произнес: «разве я – не раб Иисуса Христа, Сына Бога Живого», и этим рассеял тучи. – Когда однажды в монастырь пришли странники «странствовавшие ради праведности», и он велел братии издержать для их приема все монастырские запасы, монахи стали роптать и готовы уже были разойтись, как вдруг неизвестные люди привезли на ослах хлебы и питье. «И он проводил все дни жизни своей, утешая печальных и обращая грешных, и укрепляя премудрых, и примиряя враждующих и творя мир многий. И спустя немного дней он занемог, чтобы переселиться от сего бренного мира и отойти ко Господу Богу своему. Собрал он чад своих малых и великих, и прочел круг слова писания пророков и апостолов и сказал им: «блюдите и оберегайтесь от блуда, нечистоты, от злословия ближних и клевете, от послушествования лжи и всего вообще, что упоминают писания». И говорил им: «слушайте, чада мои, и внимайте смиренно и мудро. Когда я был в пустыне Вальдеба, которую мне указал Господь властию своею, у того храма, сказал мне Господь гласом: «иди, вернись где жил раньше, и спасутся многие от слов твоих, и будут твориться чудеса и знамения по молитве твоей». И ныне, чада мои, блюдите заповеди Божии и увещевайте друг друга, чтобы не посрамиться вам от Того, Кто приидет во славе, чтобы отделить праведных от нечестивых. Это, говорю вам, и мир Божий да пребудет на вас». И когда он окончил дни свои, чтобы отойти из этого мира, явился ему Господь наш Иисус Христос с Марией Богородицей; в руке Его был венец из различных драгоценных камней и в светоносной одежде, и сказал ему: «иди ко Мне, возлюбленный Мой Абия-Эгзиэ, чтобы возрадоваться радостью непреходящею. Самим Мною клянусь тебе: всякому, кто будет призывать имя твое Я разрешу грехи, и всякому кто будет творить память твою, или будет милостив к бедным, или будет одевать нагих, или питать алчущих, или поить жаждущих, или воздвигнет храм твой (martulaka), или напишет житие твое, или прочтет его, или прослушает его, я разрешу грехи до 10-го поколения, а кто назовется именем твоим, тому до 7-го поколения. И это сказав, Он облобызал его в уста в понес его на лоне Своем и вознес его на небеса. И услыхав славословие ангельское, отошла душа его от тела и вошла в Иерусалим небесный. Упокоился он 19-го генбота. И погребли его внутри монастыря его Дабра-Мадханит. Молитвы и благословение его да будут его во веки веков. Аминь.

Далее в виде приложения рассказано одно посмертное чудо святого. Сейум, области Марата (Maratä), узнав о смерти святого, решил, что настало время грабить его монастырь и велел своим подчиненным идти с ним угонять скот у монахов и монахинь. Те отказывались, говоря: «кто творил чудеса при жизни, будет творить и по смерти». Но приказанию должны были подчиниться говоря: «мы исполним твое повеление, ибо у тебя власть над нами». Чада святого, узнав от пастуха об участи скота, стали просить его помощи, а грабители издевались и бросали в них каменья. Тогда они собрались в церкви у гроба святого, стали плакать и молиться. В это время грабителей, отошедших на два поприща застигли гром, молния и громадный град. Коровы вернулись в свои стойла. И удивились все видевшие и слышавшие это и сказали: „слава Богу, сотворившему это знамение и чудо для рабов своих, угодивших Ему жизнью своею“.

Затек начинается новый отдел книги – чудеса святого. Они совершены, кроме одного (девятого), еще при его жизни, и могли быть рассказаны наряду с теми, которые нашли себе место в первой части. По содержанию и характеру изложения эта часть ничем не отличается от первой, также занимающейся перечислением чудес; здесь только каждое чудо предваряется заглавием с молитвенным обращением к святому со стороны переписчика рукописи.

1) Первое повествует о том, как во время путешествия святого «для искания и посещения пустынь» в Амхаре с ним вместе остановились на дороге для отдыха мусульманин, страдавший проказой (gelgäsö) и христианин, одержимый демоном. Оба были исцелены и сделались его учениками.

2) Перешел посуху с учениками среди расступившихся вод Такацы, чем заставил уверовать 945 прибрежных жителей – магонетан.

3) Идя в страну Куалакуэла (Quälaquelä) «область аввы нашего Назария» (Nаzräwi), встретил разбойников, неверных, питавшихся слонами и мышами, которые заставили его идти с собой и питаться их пищей. Он говорил им: «о проклятые, питающиеся зверями (hermäz) и мышами – вы враги мужам вальдебским». Те убеждали его в бесполезности сопротивления и указывали на одного из своих, который убил 15 монахов, не желавших за ними следовать. Они наконец связали его и поволокли, причем он читал «Отче наш», а они над ним издевались. Придя в область Хисан (Hisän), увидели издали зверя (hermaz), они решили его убить, чтобы заставить есть святого, и стали стрелять. Во-время этой охоты зверь был убит, но смертельно ранил убийцу 15-ти монахов. Товарищи его были в горе и развязали святого, который стал говорить им о бессмертии души. Они сказали, что уверуют, если воскреснет мертвый. По молитве святого воскрес как он, так и зверь. Воскресший стал говорить о Боге. Святой взвел источник воды и крестил их (16 человек ), после чего они решили сделаться монахами и пошли на брак вечный в Вальдеба».

4) Однажды святой с одним монахом пошел в область Валькайт (Walqäjt). Спутник его томился жаждой. Святой велел ему спуститься вниз с высокой амбы и искать воды; он ответил: «меня с съедят слоны, тигры и львы; я боюсь». Святой сказал: «землю, на которой мы находимся, дал мне Бог заветом, чтобы приносились на ней в жертву Его тело и кровь, и жило много странников и верных». В последующее время ее назовут Амба Фаласа (Ambä Falasä), как жилище пришельцев и люди населять область Вагару (Wagarä), кроме одной Ценбела (Sеnbеlä), ибо она под Вагарой». Монах сказал: «отче, я умираю от жажды». Святой ответил: «чадо, направо мы, или налево? Помолимся Богу, ибо один вход в это прибежище, подобно Далмо». Потом спустился, помолился Богу и извел воду из скалы. Там они жили много лет. И сказал он: «эта вода будет во веки веков для церкви и монахов». И она до сего дня налево от жилища отца нашего. Когда входишь, эта вода направо, а когда выходишь – налево, и пребывает доныне».

5) Святой пошел «в землю Мараба (Marabä) к авве Мадханина-Эгзиэ, называемому Вальда-Тарамин (Walda Tarämin), из Шоа, ибо подвиги его изрядны и он ходил на крыльях, и многие знамения и чудеса его описаны»... При встрече «они узнали Духом Святым, что погибла церковь в Дабра-Энконамгос (D. Enqonärajos), когда захворали иереи Иона и Энбарэна. Они сказали: пойдем туда, угодить Благодетелю». Облако понесло их, и прибыв, они отслужили литургию Богородицы и исцелила больных священников. Потом ушли в келью Мадханина-Эгзиэ в Варабе, где провели некоторое время вместе, а затем Абия-Эгзиэ (Антоний) вернулся на свою Амба-Фаласа. Подходя, он увидел авву Ферэ-Кеддуса. поднимающимся на гору верхом на льве.

6) Святой на крыльях в три перелета носился в «землю живых», видел и беседовал c теми, которых не коснулась смерть. Потом вернулся в область Марата (Maratä), ибо сделал ее Господь пребывалищем плоти его. И каждый день летал он в землю Живых и ко гробу Господа нашего, и в Дабра-Метмак (Mötmäq).

7) Рассказывается о странном чуде на пути в Беркутань в сопровождении аввы Фарэ-Кеддуса. Святой извел воду и облегчил роды умиравшей корове, которая каялась перед ним человеческим голосом и потом последовала сначала за ним вместе с быком, а затем ушла в зехлю Фехлет (Föhlet). Случай дал повод для беседы между спутниками о браке.

8) Женщины пришли, желая увидеть чудо и просили во имя Божие напоить их. Святой, убоявшись имени Божия, велел авве Ферэ-Кеддусу подоить корову, о которой говорилось в предыдущем чуде, и других коров, и принести молока. Женщины отказались пить, говоря: «мы христиане. и не будем пить в среду, а это – день постный. Отче, разве ты не монах и не знаешь среды; нам казалось, что ты знаешь устав». Святой велел Фарэ-Кеддусу возвратить молоко коровам, и оно вошло к ним назад. Женщины, Видя это, покаялись перед ним.

9) Богатая чета, чтившая святого и ежегодно справлявшая его память обильной милостыней, наконец пришла в нищету. Когда приближался день памяти святого, муж предложил жене продать ее драгоценности, но их уже не оказалось. Оба были в горе. Ночью явился мужу во сне святой и велел идти в поле за овощами и копать. Чтобы найти säble – монашескую пищу. На пути чета встретила святого, явившегося в виде странника, который и проводил их к месту, где они нашли желаемое. По возвращении домой они увидали свое жилище полным до верху пшеницы, а найденные овощи – превратившимися в золото и серебро.

10) Случай с разбойниками, отнявшими у святого милоть, когда он шел через Годжам в Дабра-Либанос. Одного аз них попалил огонь, и он был воскрешен молитвой святого по просьбе и покаянию товарища. Оба сделались монахами и умерли у гроба Модханина-Эгзиэ.

11) «Однажды вернулся он в Дабра-Либанос и встретил пустынников, которые говорили: «если бы нам найти монаха, который бы принес нам Св. дары». И сказал он им: «мир вам, рабы Божие!» Они сказали ему: «мир Божий да будет с тобою, брат наш! Можешь ли ты приобщить нас?» Он ответил им: «есть ли дары, приготовленные на сегодня?» Они сказали: «да, есть». И он сказал им: «ступайте, приготовьте». Они пошли в церковь приготовили и сказала ему: «отче, иди и служи литургию». Он сказал им: «благословите меня отцы, чада Божии». Они сказали ему: «да будет угодна Богу жертва твоя, как жертва Мельхиседека и Эздры пророка и Авеля». Он вошел, облачился в священную одежду и сказал: «mimatan»¹¹⁹, и когда произнес это, спустились хлебы и чаша. Удивились все бывшие с ним и говорили: «откуда явились эти просфоры и чаша». И отец наш отставил то, что было ему приготовлено, расположил и служил литургию отцов наших Апостолов, а они приобщались из рук его. Выйдя, отец наш Антоний поманил облако и сел на него. Ему сказали: «Отче, скажи нам имя твое, ради Господа». Он ответил: «имя мое – Антоний в монашестве, а имя по христианству – Абия-Эгзиэ. Я из области Марата». Ему сказали они: «прости нам, отче наш, ради Господа, что мы отлучили тебя». Он ответил: «будьте разрешены устами Отца и Сына и Св. Духа». И он сказал им: «и мне отпустите грехи мои». Они сказали: «Бог да разрешит тебе грехи твои». И вернулся отец наш в страну свою, а дискос и чаша существуют доселе».

12) Святой собрался в город Награн (Nägrän), чтобы омыться живой водой. На пути встретил двух монахов, направлявшихся туда-же, но не знавших пути. Идя дальше, они пришла в город Гельдан (Geldän). Жители-язычники предупреждали, что на пути много змей и предлагали им купить у них телячьи кожи для прикрытия от укушений. Но у них не было денег, и они решили идти, надеясь на помощь Божию. Их встретил громадный змей, поглотил их и перенес в своем чреве в 7 дней в Награн. Там они встретились с пустынниками и беседовали с ними. Святой велел змею ждать их 40 дней и по истечении этого времени ползти вперед и указывать им путь.

Житие преподобного Ираклида (Arkaledеs) составлено более связно, хотя также имеет особенное пристрастие к чудесам, б. ч. странным. Оно довольно кратко (fl. 63b – 74b). Общего заглавия не имеет, начинается с обычного: „во имя Отца и Сына и Св. Духа, Единого Бога. Приступаем с помощью Господа нашего Иисуса Христа к повествованию и изложению того, как родился отец наш Ираклид, в мире Господа. Аминь“.

Перед рождением подвижника мать его была при смерти; душа ее возносится к «престолу огненному» и слышит повеление вернуться в тело, так как должен родиться «отец монахов и верных», благодаря которому многие обратятся от грехов к покаянию, чтобы сподобиться небесного царствия». Умершая воскресает с тем, чтобы родить Ираклида и после родов умирает опять. Он остается круглым сиротой на попечении тетки, которая переселяется в «другую страну»; братья матери, ищут его и отдают на обучение ученику Абия-Эгзиэ Габра-Крестосу. Тот учит его чтению, рукоделию. Затем он делается диаконом и монахом, пребывая в полном повиновении своему наставнику. Умирая, последний «благословил его великих благословением». Справив сорокоуст по покойном, Ираклид пошел в пустыню, не взяв с собой ничего, и прибыл к высокой горе, на которой жили звероподобные демоны в виде верблюдов, коней, ослов, мулов, черных баранов, говорившие по-человечески, но неправильно. Он рассеял их именем Божиим. Потом с другим монахами пошел в местность Цалай (Salaj). Когда на другой день они ушли оттуда, один странствующий монах взялся следовать за ними и нести их одежды и псалтири, чтобы при удобном случае похитить их. Он был наказан за это слепотой, и только по молитве святого снова прозрел и вернул похищенное. Потом Ираклиду явился во сне ангел и велел подняться на гору Гуанайэба (Güünäj’ßbä) где «будут по молитве его великие знамения и чудеса, соберется много людей и будет воздвигнут храм Божий»... Встав, он прочитал молитву Евангелия, Отче наш и «Просвети очи мои» и опять уснул. Ведение повторилось три раза. Тогда он, после молитвы пошел со своими чадами к указанному месту. Место будущего храма обозначалось облаком днем и столпом огненным ночью. Рассказывается чудесное построение церкви в 8 дней. Об этом известили авву Самуила в монастыре Аллилуиа (Dabra-Hälelo) и т. д.

Sejum области Зана (Zänä) Гуэльта-Марьян угнал монастырский скот и ограбил кельи. По молитве святого, его настиг на дороге змей и поверг на землю. Все люди его разбежались, а потом, вернувшись, потребовали, чтобы он вернул свою добычу. Другое чудо совершилось, когда Ираклид велел своим чадам есть только на трапезе друг с другом, творить милостыню и быть смиренными. Многие нашли для себя его уставы тяжелыми. Тогда он велел послушным отделиться от ропщущих и подойти к себе. Вдруг поколебался дом, и ропщущие смирились.

Во все четыре поста Ираклид уходит с одним из учеников в пустыню, где питался зеленью и плодами. Однажды в великий пост явился ему во сне ангел и велел приготовить к смерти чад его. Вернувшись в монастырь, «чтобы приобщиться пасхального приобщения», он велел монахам принести все имущество, что у них было. Все принесли все до последней иголки, а некоторые, не имевшие ничего стояли перед ним. На его вопрос они ответили, что у них ничего нет, кроме травы для подстилок. Они принесли и ее, и положили перед ним. Тогда он заплакал, а они умерли в числе 45 монахов «без пятна нечистоты греха». Через год после них занемог он сам и болел пять месяцев. Несколько раз душа его возносилась на небо: ей было определено жить в обители Абия-Эгзиэ; он получил в дар своих последователей до 7-го рода и обещание, что все его чада, кроме двух не будут осуждены; он видел райские плоды и Богоматерь поила его райской водой живой. Получив наконец «завет», он почил 28-го текемта и погребен 29-го.

Рукопись, содержащая эти два жития заканчивается духовным родословием подвижников обычного типа. Авва Антоний родил авву Макария, авва Макарий родил авву Пахония; авва Пахомий родил авву Мата; авва Мата р. а. Беесе-Салам; а. Б.-С. р. а. Адхани; a. А. р. а. Кебуэ-Баэгзиэ;... и т. д.; имена даны следующие: Валатина-Эгзиэ, Иехраяна-Эгзиэ, Абия-Эгзиэ, Габра-Крестос, Ираклид, Фаддей, Васнлий, Стефан, Зара-Энтонес, Тансеа-Крестос с Фаддеем, Иосифом и Зена-Гавриил. Последний родил авву Ана-Селасе, который жил во дни Гранья. Далее перечислено еще 19 поколений монахов без всяких пометок.

Из этой генеалогии мы видим, что обоих подвижников возводили к великим египетским преподобным не через кого-либо из девяти святых, а подобно Евстафию – через двойника Арагави – авву Мата-Ливания. Но если сравнить ее с родословием Евстафия, помещенным в Лондонской рукописи Orient. 705¹²⁰, то нельзя не заметить различий. Приводи их параллельно:

Антоний      Антоний

Макарий      Макарий

Пахомий      Пахомий

Ливаний (Мата)      Мата (Ливаний)

Макарий

Адхани

Оц       Беесе-Салам

Беесе-Салам       Адхани

Палладий      Кебуэ-Баэгзиэ

Кебуэ-Баэгиэ      Валатина-Эгзиэ

Афанасий      Иехраяна-Эгзиэ

Исаак       Абия-Эгзиэ

Эбва-Санбат       Габра-Крестос

Даниил       Ираклид

Евстафий

Таким образом родословие Абия-Эгзиэ выпускает три члена и переставляет один (Адхани). Само собой разумеется. что нам нечего искать точности и даже простой достоверности в данных, относящихся к аксумским и ближайшим к ним временам. Сама краткость родословий и малое количество поколений характерно, и указывает, с одной стороны, на скудость преданий, с другой – я думаю, на перерыв его во время смут. Монастыри так же не сохранили непрерывной традиции, как и светские историки. Уже во поводу Такла-Хайманота нам приходилось говорить об этом; в настоящем случае также бросается в глаза несообразность данных генеалогий с действительной хронологией. Одиннадцатым от Ливания Евстафий едва ли мог быть: тогда пришлось бы считать монашеское поколение более, чем в 50 лет. Если оставить без внимания пропуск трех членов в родословии наших подвижников, то Ираклид окажется современником Евстафия, а Абия-Эгзиэ – Такла-Хайманота. Последнее согласно и с генеалогией этого подвижника, в которой от него до Арагави вверх насчитывается приблизительно столько же монашеских поколений¹²¹. Интересна заметка нашего родословия о том, что шестой потомок Ираклида жил во время нашествия Граня. Последнее постигло Эфиопское царство во второй четверти ХVI-го века; кладя обычно по три поколения на столетие, мы при шести поколениях как раз придем к XIV веку – времени жизни Евстафия. Впрочем, судя по последним 19 родам генеалогий, доходящим вероятно до конца XVIII в., поколения считались значительно меньше. Может быть и при счете их от Ираклида до Амха-Селясэ были такие же пропуски, как и в первой частя генеалогии, относящейся к древнему периоду. Если таким образом Абия-Эгзиэ может считаться современником Такла-Хайманота, то не был ли Мадханина-Эгзиэ из Шоа, упоминаемый на f. 54 его жития тожествен с одноименным учеником Такла-Хаймапота, основателем Банкуальской обители? Решение этого вопроса зависит отчасти оттого, в каком отношении земля Мараба стоит к Банкуалю. Обе метности находились в Тигре. Не был ли также, авва Назарий, областью которого названа Куалкуала leu f. 50, тожествен с одним из 12 мамхеров Бацалота-Микаэля, упоминаемым как увидим ниже, в житии Аарона?

Интересны места жития, в которых рассказывается о путешествии Абия-Эгзиэ в Вальдеба и Дабра-Либанос¹²². В первой еще очевидно не было монахов, во втором также монастырь кажется как будто не вполне благоустроенным, так что обедню служить и приобщать братию приходится иеромонаху-пришельцу. Интересно, но непонятно известие о каком-то отлучении его дабра-либаносскими монахами, снятом после чудесного священнодействия. Вообще в этих сказаниях проглядывает, как я думаю, отголосок борьбы монашеских конгрегаций и стремление выставить своего подвижника авторитетом и в Вальдеба и в Дабра-Либаносе. Недомолвки изложения особенно чувствительны и прискорбны на таких важных страницах, но в данных житиях они встречаются часто уже в силу характера их повествования, занимающегося не столько жизнью святых, сколько отдельными чудесами. Святой „вернулся“ в Дабра-Либанос. Не уяснить ли нам до некоторой степени этого вопроса то обстоятельство, что в родословной Такла-Хайманота по рукописи № 160 (f. 111) парижской Национальной библиотеки Абия-Эгзиэ назван учеником Такла-Хайманота вместе с Мадханина-Эгзиэ и др. Кто прав: дабра-либаносские монахи, приводящие в зависимость от себя учеников Абия-Эгзиэ, или последние, отрицающие даже отдаленную связь с ними в лице Арагави? По-видимому первые: „вернулся“ и отлучение как бы говорят за это и указывают на какой-то эпизод, неприятный для биографа. О том, когда и при каких условиях он там был раньше, мы не знаем. Житие нам не говорит даже, где он родился и где имел свое главное местопребывание, на Цакуала, Марата, Амба-Фаласа, или Дабра-Мадханит? Да и то, что он был учеником какого-то Иехраяна-Эгзиэ мы узнаем только из приложенной к житиям духовной родословной. По некоторым намекам (f. 51 sq.) можно заключить только, что святой причислял себя к вальдебскому монашеству.

Если таким образом гадательно можно предполагать время жизни Абия-Эгзиэ и Ираклида, то место подвигов их в общем определяется ясно. Они ходят по Тигрэ, точнее по западной части этой страны. Житие говорит о Вальдеба, Валькайт, Вагаре, Амба-Фаласа и т. д. К голосу Абия-Эгзие прислушиваются правители Тембиена и Амба-Санайть. Таким образом в данном случае мы имеем перед собой представителей северного монашества, в Тигрэ, этой отдаленной области с ее разбоями и самовластием наместников и ее разноплеменным населением. Указывают ли интересные и приведенные нами in extenso рассказы об этих фактах на смутное время перед Икуно-Амлаком, мы не решимся сказать уже потому, что неурядицами этого рода полны абиссинские летописи во все времена. Предания об этих грабежах вероятно жили в монастырях, которые сохранили и имена Иетбарака, Фехлет и другие подробности. Поводы к некоторым соображениям о чудесах и здесь подавали м. пр. разные реликвии, существующие до сих пор, как источники и географические имена, часто толкуемые превратно (напр. Амба-Фаласа). Упоминания о современниках святых, как-то Мадханина-Эгзиэ, аввах Назарии и Самуиле из Дабра-Халело также говорят в пользу существования монастырских преданий. Правила монашеской жизни, завещанные Ираклидом, в общем напоминают известные установления Пахомия. – Во всяком случае, при всех несовершенствах данных житий, как стройных биографических произведений, при их исторических и хронологических недомолвках, они снабжают нас интересными сведениями, иллюстрирующими внутреннее состояние северной Абиссинии в переходное время XIII–XIV века, и в этом отношении являются ценными дополнениями к житиям Такла-Хайманота и, особенно, Евстафия.