Жизнеописание священномученика Епископа Аркадия (Остальского)

«А каковы же радости ждут тебя, добрый пастырь, верный слуга Христов, во Царствии Небесном...

Там ты из рук Самого Господа получишь венец за терпение, гонения и мучения, претерпленные на земле.

Там ты будешь стоять у самого Престола Вседержителя и вместе с ангелами неумолчно воспевать Его святыми песнями...»

(«Сборник планов и конспектов бесед и проповедей Епископа Аркадия». Машинопись. Стр. 291–292).

25 апреля 1889 года в селе Скаковка Житомирского уезда Волынской губернии в семье священника местной Иоанно-Богословской церкви Иосифа Венедиктовича Остальского и его супруги Софьи Павловны родился младенец, которого нарекли Аркадием⁵.

Рождение ребёнка родители ожидали с трепетом. Аркадий был не первым ребёнком в семье. Но Господь по Своему Промыслу забирал к Себе младенцев священника Иосифа Остальского. Так, в Свои небесные обители Он призвал их первенца – дочь Любовь (родилась 22 июля 1886 года).

16 мая в скаковском сельском приходском храме младенец Аркадий был крещён и миропомазан. Таинства совершил дед младенца по матери, приходской священник села Янковцы Житомирского уезда, Павел Филиппович Стефанович. В таинстве миропомазания младенец получил дары Святого Духа, которые так изобильно приумножил в последующей своей жизни. Восприемниками от святой купели были – приходской священник местечка Кодня Житомирского уезда Елевферий Иванович Яроцкий и дочь священника села Янковцы девица Вера Павловна Стефанович (родная тётя младенца)⁶.

Но радость родителей была омрачена смертью от конвульсий в тот же день старшего брата Аркадия, полуторагодовалого младенца Павла. На следующий день его погребли на приходском скаковском кладбище. Отпевание совершил приходской священник села Половецкое Житомирского уезда Александр Денбновецкий⁷.

Смерть уже второго ребёнка подвигла благочестивых родителей к слёзным и пламенным молитвам к Богу о младенце Аркадии. И молитва их была услышана⁸.

Впоследствии владыка Аркадий писал: «Детство – колыбель души. Здесь закладывается в душе фундамент. Что здесь посеется, то будет на всю жизнь ...»⁹, и ещё: «О, дорогое детство, как ты восприимчиво ко всему доброму и злому. Ты – нива, на которой впоследствии вырастет то, что в детстве посеется. Ты – чистый негатив фотографического аппарата, на котором каждый случайный луч оставляет свой свет. Ты чистая доска, на которой пишет всяк, кто хочет»¹⁰.

Как-то в присутствии младенца Аркадия его родители обговаривали один случай, произошедший в соседнем селе. Речь шла об убийстве одной пожилой крестьянкой своего мужа. Маленький Аркадий понял о какой «бабе» идёт речь, и впоследствии, когда её видел, делал «рожки» и говорил: «Баба ууу». Это проявление детской восприимчивости дало хороший урок родителям, и они больше никогда не позволяли себе подобного¹¹.

Позже Епископ Аркадий в одной из своих проповедей советовал родителям: «Оберегайте первые годы ребёнка от греха и дурных примеров. Не обманывайтесь, говоря, что ребёнок мал – ничего не понимает. Он не может высказать и понимать всего, но происходящее пред ним западает в душу его, и надолго, а то и навсегда остаётся в ней»¹².

О том, каким было детство самого Аркадия и об обстановке в семье можно судить по сохранившимся свидетельствам о его родителях. Иерей Иосиф, отец будущего священномученика, писал: «С прихожанами я, вообще, обращаюсь мирно, и состою с ними в хороших отношениях. Все мои пастырские замечания, внушения, наставления и прочее я привык делать тоном спокойным, не волнуясь и не раздражаясь, а напротив, сохраняя полное присутствие Духа. О сем могут засвидетельствовать все мои прихожане. Никаких ругательных и укорительных слов никогда не употреблял вообще ...»¹³

Иерей Иосиф Остальский был внимателен к себе, и поэтому старался никогда не допускать разгорячения крови. Об этом состоянии души святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет следующее: «Душа всех упражнений о Господе – внимание. Без внимания все эти упражнения бесплодны, мертвы. Желающий спастись должен так устроить себя, чтоб он мог сохранять внимание к себе не только в уединении, но и при самой рассеянности, в которую иногда против воли он вовлекается обстоятельствами. Страх Божий пусть превозможет на весах сердца все прочие ощущения, тогда удобно будет сохранять внимание к себе, и в безмолвии келейном, и среди окружающего со всех сторон шума. Благоразумная умеренность в пище, уменьшая жар в крови, очень содействует вниманию к себе; а разгорячение крови – как-то: от излишнего употребления пищи, от усиленного телодвижения, от воспаления гневом, от упоения тщеславием и от других причин – рождает множество помыслов и мечтаний, иначе – рассеянность. Святые отцы предписывают желающему внимать себе, во-первых, умеренное, равномерное, постоянное воздержание в пище»¹⁴.

Внимательный к себе отец был примером для Аркадия. Также огромное влияние на сына оказывала и его благочестивая мать, дочь священника – Софья Павловна, урождённая Стефанович. Душа младенца Аркадия была той благодатной почвой, которая впоследствии принесла обильные плоды.

Имея переданную от родителей любовь к Богу и ближнему, с самого раннего детства Аркадий возлюбил Божий храм, любил молиться, старался не пропускать ни одного богослужения.

Позже, уже став Епископом, он советовал каждому верующему: «Люби святой храм, спеши в него, с благоговением молись в нём, он тебя предохранит от греха, направит на путь спасительный, оградит Божественною благодатью и сделает сообщником и согражданином святых небожителей и сил ангельских»¹⁵.

Иерей Иосиф Остальский огромное значение придавал образованию. Его стараниями в 1889 году была устроена церковно-приходская школа в селе Скаковка, а в следующем году – открыта школа грамоты в приписной деревне Хмелище¹⁶.

Батюшка также устроил прекрасный церковный хор, с которым встречал Архиепископа Волынского и Житомирского Модеста (Стрельбицкого) в соседнем селе Половецком. За прекрасное пение хора владыка наградил отца Иосифа набедренником¹⁷.

Господь даровал священнической семье Остальских ещё чад, братьев будущего священномученика. 1 августа 1890 года родился младенец, которого нарекли Владимиром¹⁸, а 2 февраля 1895 года родились братья-близнецы, которых назвали Евгением и Николаем¹⁹.

22 января 1896 года, после перенесённой простуды, умер один из братьев-близнецов, Николай, которого 24 января отпел о. Павел Стефанович и похоронил на местном скаковском кладбище²⁰.

Дед священномученика, священник села Янковцы Житомирского уезда Павел Филиппович Стефанович, имевший в семье Остальских огромный авторитет, также оказал большое влияние на формирование и становление характера будущего архипастыря. Большую часть времени Аркадий с братом Владимиром проводили в селе Янковцах у дедушки и бабушки, которые имели здесь собственную усадьбу.

7 июля 1897 года, по прошению, иерей Иосиф Остальский был переведён в село Жатковку Новоград-Волынского уезда к Свято-Георгиевской церкви, куда и переехал со своим семейством. На новом месте своего служения отец Иосиф также занялся устройством церковно-приходской школы²¹.

Прошло время пребывания Аркадия и Владимира Остальских в тесном семейном кругу. Настало время учёбы. Дети духовенства в то время, как правило, оканчивали духовные училище и семинарию. Не стали исключением и дети иерея Иосифа Остальского. Летом 1899 года десятилетний Аркадий с девятилетним Владимиром были приняты в приготовительный класс Житомирского духовного училища²².

Прошли пять лет учёбы, и в 1904 году братья окончили курс обучения в духовном училище. Аркадий – по первому разряду, а Владимир – по второму²³. В том же 1904 году Аркадий, после поверочных испытаний, продолжил обучение в Волынской духовной семинарии²⁴. А Владимир поступил в семинарию в 1905 году²⁵.

Во время обучения в духовной семинарии Аркадий Остальский очень любил богословские беседы, которые устраивались по инициативе управляющего тогда епархией Епископа (с 1906 года Архиепископа) Волынского и Житомирского Антония (Храповицкого) в большом зале Епархиального дома, который помещался на Вильской улице (сейчас улица Победы) рядом с усадьбой духовной семинарии, и посещать эти беседы семинаристам было очень удобно. По воспоминаниям посещавших эти лекции «слушателей на всех беседах было так много, что многим за неимением места приходилось стоять в проходе и даже во дворе»²⁶. И это притом, что вместимость зала была до 1000 человек. Слушателями были духовенство, семинаристы, которые принимали участие и в устройстве самих лекций, воспитанники церковно-учительской школы и городское население – представители интеллигенции и мещане. В собраниях также участвовали церковные хоры Преображенского кафедрального собора и городских церквей. Поднятые лектором вопросы, тут же, в зале, широко обсуждались слушателями.

Темами бесед были лекции на религиозно-нравственные темы и диспуты по миссионерским вопросам. Лекторами были многие выдающиеся личности, из которых некоторые в последующем просияли в лике священномучеников. Иногда выступал и сам владыка Антоний. Более других по душе семинаристу Аркадию были лекции и диспуты по миссионерским вопросам, которые проводил епархиальный миссионер Николай Иванович Абрамов (в декабре 1907 года пострижен в монашество с именем Митрофан и рукоположен в сан иеромонаха, в сентябре 1910 года возведён во архимандрита). По окончании Аркадием Остальским семинарии он станет его мудрым наставником.

Летом 1910 года Аркадий Иосифович Остальский окончил Волынскую духовную семинарию по первому разряду и был удостоен звания студента семинарии²⁷.

На выпускных торжествах к вчерашним семинаристам с горячим словом напутствия обратился викарный Епископ Владимир-Волынский Фаддей (Успенский, священномученик, †1937, память 18/31 декабря). Из этого слова видно, какими язвами болело общество того времени, что творилось в душах большинства семинаристов, утративших живую веру и мечтавших не о служении Богу и Церкви, а о светской карьере.

Владыка сказал: «Оканчивающим курс духовной школы юношам естественно спросить себя при выступлении на предстоящее им служение Церкви, насколько их сердце осталось верным Христу среди всех мерзостей нынешнего времени. И, прежде всего, сохранилась ли в них живая вера во Христа, Сына Божия? Или сделался близким к истлению этот корень духовной жизни в сердцах некоторых, так что осталось им, даже при желании иметь прежнюю веру, лишь воздыхать бесплодно о том, как блаженны верующие? Такие пусть испытают себя прежде, чем отказаться от веры, не от них ли самих зависела утрата веры. Ведь душа человека не делится на какие-либо самостоятельные клетки, между собою не сообщающиеся, а потому вера и убеждения человека находятся в неразрывно тесной связи со всем строем жизни человека. Следовательно, от самого человека зависит сохранить в себе хотя бы остатки веры, эти как бы остатки разбитого, но неизгладимо напечатленного в душе образа Божия. Если, несмотря на материалистическое мировоззрение, у людей сохраняется вера в истину, добро и красоту, в идеалы духа, то не более ли непоследовательным было бы отрицать самый источник и средоточие их – Живаго Бога, и не применимы ли к подобным отрицателям слова псалмопевца: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог» (Пс.13:1)? Религия и вся область жизни духовной если и есть «надстройка» (идеологическая) над более могущественными и основными (как говорят социалисты) факторами общественной жизни (экономическими), то надстройка, не силами природы, не усилиями самого человека устроенная, но Самим Богом: потому-то и оказываются бесплодными все попытки вывести эту «надстройку» из экономических условий, как следствие из причины: может ли произвести причина действие, по природе ей противоположное?

Но скажет кто-либо: я не сохранил веры, какую имел с детства, но заветы Христовы живы во мне, и я, будучи неверующим, быть может, лучший христианин, чем официальные последователи Церкви. Это излюбленное самооправдание людей нашего времени. Не говорим уже о том, что дух гордого самооправдания, которым проникнуты заявления подобных людей, чужд смирению Христа, «Себе умалившаго» до «зрака раба» и смирившего Себя даже до смерти крестной (Флп.2:7–8), и потому мы не можем отнестись с доверием к таким заявлениям. Но, кроме того, не подменили ли подобные люди заветов Христа иными заветами, заимствованными из учений века сего, особенно социалистическими, при видимом сходстве с христианским учением имеющими нередко по существу совершенно противоположный последнему смысл? Христос говорил: «Блаженни алчущие и жаждущие правды» (Мф.5:6), о благах же земных: «Ищите прежде Царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам» (Мф.6:33); а последователи социализма все помышления низших, обездоленных классов общества хотят сосредоточить на ощущениях голода и на разных потребностях телесных, по удовлетворению которых только и находят возможным прилагать заботу о духе. Так подменяется в христианстве понятие об истинном благе вообще и о благе ближнего в частности, попечение о котором должно составлять первую обязанность каждого члена общества. Затем Христос возвещал свободу, состоящую в победе добра над злом, духа над плотью, а современные поборники освободительного движения подменяют это высокое понятие понятием о широком, беспрепятственном удовлетворении всех естественных потребностей, какое свойственно животным.

Если бы со Христом были в общении, и Его заветы искренно возлюбили современные люди, то имя Его постоянно было у них на устах и в делах их, по словам церковной песни, которую часто мы повторяем: «Разве Тебе иного не знаем, имя Твое именуем». Но не видим ли мы, что вместо имени Христова гораздо чаще повторяются иные имена, нередко имена ярых врагов Его (к каковым принадлежат многие вожди социализма), вместо знамения креста Христова дерзновенно водружается иное знамя, столь соответствующее кровавым насилиям, которыми сопровождается осуществление идей века сего, особенно социалистических? И это не только в обществе, но даже в наших духовных школах! Со Христом ли таковые «собирают» или «расточают» (Мф.12:30)?

Впрочем, зачем перечислять всё и изображать все уклонения школы духовной от Христа, Его Евангелия под влиянием различных современных общественных движений? Уже поздно было бы сеять, когда наступило время жатвы. Посему, выходя из школы в жизнь, соберём в житницы духа нашего то, что уже посеяно, «плоды Духа» (Еф.5:9), какие возросли в назначенное для этого возрастания время. Соберём остатки веры во Христа, молитвенного общения с Ним, любви к Нему. Сохраним и укрепим в сердцах наших оставшуюся верность законам Духа, чтобы не сделаться пленниками законов мира сего и побороть в себе «закон греховный» плоти, «во удех наших» действующий (Рим.7:23). К этому призывает нас в настоящий праздник и Святая Церковь в одной из песней своих: «Решительное очищение грехов, огнедохновенную приимите Духа росу, о, чада светообразная церковная, ныне от Сиона бо изыде закон, языкоогнеобразная Духа благодать» (канон Пятидесятницы – песнь 5-я). Этот закон Христов, силою Духа Его, и напечатлеем в сердцах наших, исходя на делание в «мир, во зле лежащий» (1Ин.5:19). И тогда будем мы иметь в себе мир Христов, которого не может дать мир сей (Ин.14:27), не будем смущаться духом при виде возрастающего всё более в мире зла, но с дерзновением во Христе, победившем мир (Ин.16:33), выступим на борьбу с его злом, имея всегда радость Христову «исполнену в себе» (Ин.17:13)²⁸.

Аркадий Остальский был одним из немногих, кто, сохранив в себе веру Христову и любовь к Богу, искренне желал послужить Церкви. Его брату Владимиру, например, тяжело было учиться в семинарии (он каждый год имел переэкзаменовки), а главное, он не ощущал в себе призвания на божественное служение и, в конце концов, выбыл из семинарии, приняв решение стать военным.

По Промыслу Божьему именно в это время епархиальный миссионер иеромонах Митрофан (Абрамов) искал себе помощника для работы в деревне Адамов Велико-Цвильского прихода Новоград-Волынского уезда, в которой быстрыми темпами развивалось сектантство. В рапорте Архиепископу Антонию иеромонах Митрофан описал ситуацию с деревней Адамовом так: «Долг имею почтительнейше сообщить Вашему Высокопреосвященству, что сектантство в д. Адамовке прихода с. Вел. Цвили Новоград-Волынского уезда свило себе уже довольно прочное гнездо. По приблизительному подсчёту, сектантов в д. Адамовке уже более пятидесяти человек. Почва для распространения сектантства в д. Адамовке весьма благоприятная, так как означенная деревня слишком удалена от своего храма (приблизительно 10–12 вёрст [в версте около 1,07 км – сост. ]), почему жители её лишены частого пастырского воздействия. Ввиду этого я советовал священнику с. Вел. Цвили Евгению Буткевичу по крайней мере два раза в месяц по воскресным дням, когда бывают собрания сектантов, посещать д. Адамовку и в доме кого-либо из православных совершать богослужение (вечерню или акафист).

Кроме того, так как учитель церковно-приходской школы с. Вел. Цвили Клюковский заявил мне о своём намерении оставить своё место к осени сего года, то я полагал бы полезным просить о назначении на должность учителя церковно-приходской школы в с. Вел. Цвилю человека с семинарским образованием, который бы мог по праздникам, да и вообще в свободное от занятий время, посещать д. Адамовку для устройства там миссионерских чтений и бесед»²⁹.

Таким человеком и стал будущий соработник епархиального миссионера на Божьей ниве Аркадий Остальский, который обратил на себя внимание о. Митрофана ещё во время миссионерских бесед и диспутов в Житомире. Так с 1 сентября 1910 года Аркадий Остальский начал учительствовать в церковно-приходской школе села Великая Цвиля³⁰.

С первых дней учительства Аркадия Остальского Господь судил ему стать свидетелем обращения к православной вере ранее двукратно отпавшей от неё мещанки деревни Адамова Марии Дудкевич. Об этом чудесном обращении он написал свою первую заметку «Глубоко поучительный случай наказания Божия отступника от православия», которая была напечатана в «Волынских епархиальных ведомостях»³¹. В послесловии к этой заметке Аркадий Иосифович высказал следующее пожелание: «Дай Бог, чтобы вышеописанное поучительное событие предостерегло «колеблющихся всяким ветром учения» от увлечения этой богомерзкой и антихристовой ересью, называемой штундой, а зараженных уже ею заставило бы подумать о том наказании, которое может постичь их ещё на земле и которого уже никак не избежат они в жизни загробной»³².

О том, насколько серьёзной в те годы была проблема борьбы с сектантством, свидетельствует сокурсник по семинарии и друг Аркадия Остальского Иосиф Вацатко, рукоположенный в сан священника к приходу села Страклов Дубенского уезда: «Признаться, мысль о борьбе с баптизмом меня, как начинающего и малоопытного священника, сильно волновала. Хотя я в семинарии изучал баптизм (к сожалению, очень кратко), но для более основательного изучения этого лжемудрия счёл необходимым посвятить этому предмету всё своё свободное время. Много мне пособило в этом деле участие на миссионерских курсах в Почаеве и практические советы и наставления архимандрита Митрофана <...>»³³.

Аркадий Остальский старательностью и прилежанием в изучении приумножал природный миссионерский дар и проповеднический талант. Он был способным учеником своего мудрого учителя архимандрита Митрофана.

Уже в первый месяц своего миссионерского учительства Аркадий Иосифович принял деятельное участие в состоявшихся с 19 по 25 сентября в Почаевской Свято-Успенской Лавре противосектантских и противокатолических курсах. Вот как, по описанию современников, проходили такого рода мероприятия. Занятия были открыты речью Архиепископа Волынского и Житомирского Антония (Храповицкого). Кроме руководителя курсов, Волынского епархиального миссионера архимандрита Митрофана, прибыли и два других епархиальных миссионера: Холмский – священник Иосиф Захарчук и Черниговский – иеромонах Филипп. На курсы были приглашены окружные миссионеры³⁴ из тех округов, в которых имелись сектанты, священники из зараженных сектантством приходов и два учителя-миссионера (Аркадий Остальский и Иаков Фещенко). Кроме них приехали на курсы в качестве вольнослушателей все желающие священники, диаконы и монашествующие. Вечером, после занятий, происходили примерные беседы между окружными миссионерами и учителями-миссионерами, приводившими сектантские возражения, которые подвергались разбору. Аркадий Остальский привёл сектантские возражения в беседах «О Священном Предании» и «О постах». По окончании каждой беседы архимандрит Митрофан подвергал её критическому разбору и указывал на достоинства и недостатки. С большим вниманием отнёсся к курсам Архиепископ Антоний. Помимо того, что владыка приобрёл на свои личные средства необходимые для миссионеров пособия, он прочитал шесть продолжительных и глубоко назидательных лекций³⁵.

Курсы окончились, и Аркадий Остальский отправился опять в Великую Цвилю, где занимался с детишками местных прихожан. Всё свободное от занятий время Аркадий Иосифович проводил в деревне Адамов, где устраивал миссионерские чтения и беседы. В одном из больших домов собирался народ, сюда приглашались сектанты, устраивались беседы, раздавались противосектантские листки. Иногда это происходило после вечерни или молебна, совершённого иереем Евгением Буткевичем.

Чтобы поддержать учителя-миссионера в материальном отношении, архимандрит Митрофан предложил собранию Волынского епархиального Владимиро-Васильевского братства³⁶, ежегодно выпускавшему им составленный календарь, а также миссионерские издания, выплачивать Аркадию Остальскому 300 рублей в год из денег, полученных от реализации этого календаря, других изданий, а также и от частных взносов. Постановлением собрания это предложение было утверждено.

Но одних бесед для укрепления в Адамове православия было явно недостаточно. Нужен был объединяющий православных центр духовной жизни – храм. Признавая за храмом особенно важное, как воспитательное, так и оградительное значение, Архиепископ Антоний и архимандрит Митрофан задались целью воздвигнуть в Адамове церковь.

Понятно, жители деревни сами за свой счёт храма построить не могли, ожидать средств из казны было трудно. «Мир не без добрых людей», – гласит русская пословица. Нашёлся и в данном случае добрый человек – рижский купец Христиан Юргенсон, пожертвовавший средства на постройку хотя и небогатой, но вместительной церкви. Землю для строительства храма в количестве полудесятины пожертвовал местный житель Михаленко.

Устройство церкви в деревне Адамов было поручено строительной комиссии под председательством благочинного протоиерея Михаила Абрамовича, который с большой энергией и уменьем принялся за порученное ему дело.

С большой радостью православные адамовцы встретили известие о постройке у них храма! Штундисты же, узнав о предполагающейся постройке, всколыхнулись. Они стали смущать православных, говоря им, что в Адамове церкви никогда не будет. «Обманывают вас, – говорили они, – не видать вам храма». Но приехал подрядчик, и строительство началось.

Однако в целом по Волынской губернии сектантство ширилось, захватывая с каждым днём неустоявшиеся души. Епархиальный миссионер, который фактически один на всю обширную губернию проводил борьбу с этим злом, изнемогал. Он уже не имел никакой возможности заниматься противораскольнической деятельностью (т.е. обличением русского раскола – старообрядчества). Нужен был отдельный миссионер, который бы занялся этой деятельностью. В то же время он видел приумножение миссионерских талантов в одном из своих сотрудников – учителе-миссионере Аркадии Остальском. Архимандрит Митрофан решает просить Архиепископа Антония об исходатайствовании перед Святейшим Синодом двух дополнительных должностей. 9 июня 1911 года, во время своего кратковременного пребывания в Житомире, он пишет Архиепископу Антонию:

«<…> На днях я возвратился из своего миссионерского крестного хода, который продолжался с 19 мая по 5 июня. <...> Завтра снова уезжаю в Крупец и Кривин <...>, 16-го отправляюсь в Несолонь, оттуда в Цвилью и Адамов, и через Белокоровичи – в Овруч. Этот год для меня очень тяжёл, а будущий, судя по всему, будет ещё тяжелее. Я подсчитал, то оказалось, что от 1-го дня Пасхи до 6-го июня, когда я возвратился домой, я был в Житомире всего 8 дней.

Вот почему, Владыка, я и обращаюсь к Вам с настоятельной просьбой о 2-м миссионере. Я думаю так: 2-й миссионер противораскольнический не облегчит l-гo миссионера противосектантского, так как я и сейчас уже почти не занимаюсь расколом. А нельзя ли сделать так: открыть в епархии одну должность противораскольнического миссионера и одну должность помощника миссионера противосектантского. Первому жалованья – 1500 р., а второму – 1200 р. плюс 300 из Братства [Владимиро-Васильевского – сост.], или должность второго священника. Тогда пойдёт дело отлично.

А из А. Остальского мне был бы отличный помощник в священном сане. В Петербурге Вам нетрудно найти и противораскольнического миссионера.

Жду, Владыка, Вашего ответа по сему вопросу.

Нижайший послушник, преданный Вам миссионер арх. Митрофан»³⁷.

С положением дел на миссионерском поприще архимандрит Митрофан счёл нужным поделиться с пастырями на страницах «Волынских епархиальных ведомостей»: «Давно уже не писал я своих бесед. Что делать? Работы много, никак не справлюсь. Трудно одному на всю епархию. Впрочем, Бог даст, скоро дело изменится. Возбуждено ходатайство об открытии на Волыни штатной должности второго епархиального миссионера – противораскольнического и должности помощника епархиального миссионера противосектантского. Какой результат будет из этого ходатайства, разумеется, предсказать наперёд не берусь, но надеюсь, что моя молитва будет услышана. Не то тяжело, когда много работы: пока Господь в силах не отказывает; а жаль видеть, как за отсутствием людей и времени стоит дело, которое при иных условиях могло бы двигаться и идти вперёд <...>

Миссионеры – врачи душ человеческих; назначение их предостерегать православную паству от уклонения в иные вероучения и не давать ей заражаться «всяким ветром учения». Малое число сектантов в епархии при наличности неблагоприятных для православия условий говорит не о том, что миссионерам делать нечего, а наоборот, – что они делают много. Тем не менее, и при самом большом старании, при самой энергичной поддержке духовенства, трудно одному человеку управляться на двенадцать уездов и вести борьбу против католиков, сектантов и старообрядцев раскольников. Не хватает времени и средств на разъезды, а главное, трудно быть специалистом одновременно и по расколу, и по сектантству, и по католичеству. <...> Пишу эти строки не для чего другого: просто захотелось отвести душу в беседе с своими собратьями – приходскими пастырями. Да не просто отвести душу, а поддержать и укрепить дух своих соработников. <...> Большое дело делает наше духовенство, великое дело, и понапрасну клевещут на нас враги наши. А если случаются за нами ошибки, то что же из того? Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Конечно, случаются за нами и недостатки, имеются некоторые нестроения; но это дело наше домашнее, и до него посторонним касаться нечего. Дал нам Господь силы, не обидел и умом, так разберёмся мы, даст Бог, сами в наших нестроениях и нуждах; а дела своего, великого Божия дела, не оставим. Церковь Христову охраним и паствы своей волкам лютым на расхищение не отдадим»³⁸.

23 июня в Святейший Синод был послан рапорт Архиепископа Волынского и Житомирского Антония (Храповицкого): «Епархиальная миссия на Волыни направлена против раскола, сектантства и католичества. Раскольников в епархии более десяти тысяч. Сектантство, ввиду того, что в епархии много немцев-баптистов, с каждым годом со дня издания закона о веротерпимости усиливается. Католицизм же во вверенной мне епархии с особенной силой разъедает Церковь Православную, а в епархии всего один епархиальный миссионер, и у него едва хватает сил на борьбу с сектантством и католичеством, если принять во внимание неразборчивость в средствах и фанатизм католических ксёндзов. Ввиду сего долг имею почтительнейше ходатайствовать пред Святейшим Правительствующим Синодом об открытии в Волынской епархии, кроме имеющейся должности епархиального миссионера, одной штатной должности противораскольнического миссионера и одной должности помощника противосектантского миссионера с назначением содержания от Святейшего Синода первому – 1500 рублей, второму – 1200 рублей в год»³⁹.

Ходатайствуя о назначении Аркадия Остальского помощником епархиального миссионера, архимандрит Митрофан имел, конечно, согласие его самого.

В личной же жизни Аркадия в эти дни произошли перемены. Он с детских лет мечтал о монашеской жизни. Но отец и мать желали видеть его только женатым священником. И он повинуется воле родителей⁴⁰.

Со священнической дочерью Ларисой Константиновной Гапанович⁴¹ Аркадий Иосифович познакомился в селе Великая Цвиля. Её отец, иерей Константин Гапанович, был в этом селе приходским священником до ноября 1908 года, когда после перенесённой продолжительной и тяжёлой болезни – плеврита – на 53 году жизни отошёл ко Господу, оставив супругу и шестеро детей⁴². Из-за смерти отца Лариса Константиновна была вынуждена оставить обучение в Волынском женском училище духовного ведомства.

Благословение на брак с Ларисой Гапанович Аркадий Остальский получил от будущего священномученика викарного Епископа Владимир-Волынского Фаддея⁴³.

17 июля 1911 года в Вознесенском храме с. Великая Цвиля двадцатидвухлетний Аркадий Иосифович Остальский обвенчался с восемнадцатилетней Ларисой Константиновной Гапанович. Поручителями были – со стороны жениха: священник с. Подлубов Новоград-Волынского уезда – Аристарх Главинский и священник с. Сербов того же уезда – Феодосий Малиновский, со стороны невесты: священник с. Красносёлки Житомирского уезда – Феодор Палецкий и священник с. Эмельчин Новоград-Волынского уезда – Феодор Оставовский⁴⁴.

Через несколько дней, 24 июля, Аркадий Остальский, уже в качестве помощника епархиального миссионера, выступал после освящения места под строительство церкви в Адамове. Он произнёс глубоко патриотическое и религиозное слово о важности в жизни русского народа православной веры и о спасительности только её для всех людей. Он говорил о том, что православная вера избрана мудрейшими русскими людьми более 900 лет тому назад. Она спасла Русь и от ига татар, и от поляков в 1612 году, и от французов в 1812 году и, наконец, она спасает Святую Русь и в теперешнее смутное время. Слово кончалось убеждением твёрдо держаться православия, дорожить верой предков, как оплотом Руси и как единой святой верой апостольской, вселенской, и не променять её на новую, штундовскую веру.

С Божьей помощью постройка храма во имя св. великомученика Георгия быстро продвигалась вперёд, и к сентябрю строительство уже заканчивали. Несмотря на небольшие средства, затраченные на постройку, церковь построили вместительной, красивой, благолепной и снабдили необходимой утварью. Так как инициатором постройки храма в Адамове был архимандрит Митрофан, то ему и было поручено владыкой Антонием освятить церковь.

24 сентября в сослужении семи священников и четырёх диаконов о. Митрофан освятил храм и совершил в нём первую в Адамове Божественную литургию.

Позаботился также епархиальный миссионер и о священнике для адамовского храма. Приходской священник Вознесенской Велико-Цвильской церкви иерей Евгений Буткевич не мог в праздники оставлять свой многочисленный приход и ехать в Адамов. С другой стороны, не могло быть и речи об открытии в Адамове самостоятельного причта по причине малочисленности прихода. Поэтому сделали так: учитель-диакон Иоанн Шуряренко-Дидковский (его назначили 26 августа вместо Аркадия Остальского), прослушавший перед началом своей деятельности миссионерские курсы, был посвящён в сан священника с обязательством служить в Адамове и исполнять требы с правом пользоваться доходами по соглашению с настоятелем; адамовские прихожане обязались давать лошадей для поездок священника из Великой Цвили в Адамов и обратно.

С постройкой в Адамове храма дело миссии пошло быстрыми темпами. Люди всё более и более располагались к своему храму и вместо посещения сектантских собраний наполняли в праздники церковь, принимая участие в совершаемых богослужениях; начали заглядывать в храм и сектантствующие. Мало-помалу влияние сектантства в Адамове ослабело. Вместо прежних 60 сектантов в Адамове, их осталось всего 13 человек⁴⁵.

Окончив свою миссию в Адамове, Аркадий Остальский выполнял и другие поручения архимандрита Митрофана. Так, нам известно о его миссионерской беседе в деревне Конотоп Ничпальского прихода Хролинской волости Изяславльского уезда. Вот как он сам описал поездку туда и встречу с местным проповедником баптизма Ковальчуком: «30 июля сего года я, по поручению о. архимандрита Митрофана, прибыл в село Ничпалы для беседы с живущими недалеко оттуда сектантами. Нарочно для своей поездки я выбрал воскресенье, чтобы на беседу собралось как можно больше людей. Но тут же узнал я, что моё желание – провести публичную беседу не осуществится. Сектанты живут от ближайшего православного селения – деревни Конотоп – в четырёх верстах и, конечно, в Конотоп на беседу не придут, равно как и конотопские православные не пойдут для слушания беседы к сектантам на хутора. Поэтому, я решил беседу с православными отложить до более удобного весеннего или зимнего времени, а пока познакомиться с сектантами.

На другой день, после утрени, в сопровождении студента академии Константина Струменского, я выехал к сектантам. Дорога предстояла убийственная, она отняла у нас немало времени, так что, несмотря на наше желание и неимоверное усилие лошадей, к сектантам мы приехали около часу дня, когда собрание уже окончилось. Не зная, как отнесётся к нашему визиту проповедник штундистов, я послал к нему кучера, прося позволения зайти в его дом. Хозяин ответил согласием, и мы, вооружившись Библией, вошли во двор сектанта. У дверей дома нас встретил сам проповедник и пригласил в свою квартиру.

Комната, в которую мы вошли, предназначалась для религиозных собраний, что и видно было по священным изречениям, заключённым в рамки и висевшим на стенах, а также по ряду скамей для слушателей.

Собрание недавно окончилось, а потому стол был завален массой русских и немецких книг.

Встретившая нас хозяйка вышла и скоро вернулась в сопровождении ещё нескольких сектантов. И так составилось у нас маленькое – из человек десяти-двенадцати – религиозное собрание. Я повёл беседу по обычному методу.

«Как мы, так и вы веруем в одного и Того же Господа; как мы, так и вы читаем одно и то же слово Его, но вера у нас разная. И мы, и вы, люди разных вер, носим одно и то же имя – христианина и свою веру называем Христовой. Христос же принёс не две, а одну веру. Итак, одна из этих вер не истинная, не Христовая, не евангельская. Христовой и евангельской верой можно назвать только ту, в которой исполняются все слова евангельские. Кто называет себя евангеликом, тот должен стремиться выполнять все слова Евангелия».

Отсюда я перешёл к самому трудному для сектантов месту – Луки, гл. 1, ст. 48 (Лк.1:48)- о почитании Богоматери. «Вот вы называетесь евангеликами, – сказал я, – а Богоматери не почитаете, то есть, другими словами, нарушаете евангельские слова. Что скажете на это?» Проповедник по обыкновению начал говорить о внутреннем только почитании Богородицы. Когда же его доказательства в пользу внутреннего почитания Богородицы оказались малодоказательными, то он напал на православных, что и они в праздники не Богородицу почитают, а с особенной страстью предаются грехам и «прославляют и угождают самим себе».

После получасовой беседы о почитании Богородицы, не имея возможности защитить своё лжеучение, проповедник сел на излюбленный сектантами конёк – о недостойных пастырях и о плате за требы. На эту, излюбленную и настоящим проповедником тему, последний говорил очень много, выводя на сцену многих наших «недостойных» пастырей, пасущих своё стадо «из-за гнусной корысти» (очевидно, здешний защитник сектантства был, что называется, в курсе настоящего дела, собирая сведения о различных недостатках жизни и деятельности православных пастырей).

Покончивши и с этим вопросом, и указавши, что и между святыми Апостолами нашёлся грешный Иуда, а также, обративши внимание сектантов на слова Апостола Павла: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим.7:19), я доказал, что и недостойных учителей и пастырей нужно слушаться (Мф.23:3), ибо и через них действует благодать Божия (Ин.11:51).

После этого мы стали беседовать о почитании святых и о их за нас молитвах, говоря, что если грешник в аду мог молиться за своих живых братьев (Лк.16), то тем более права на это имеют праведники, молитвы которых угодны Богу (Иак.5:16).

А что это так, видно из того, что Сам Бог иногда требует молитв за людей у святых Своих. Так, по Его требованию Иов молится за своих друзей, по Его же приказанию и Авраам молится за фараона. Правда, тут живые молятся за живых, но у Бога нет мертвых, «ибо у Него все живы» (Мф.22:32; Лк.20:38). Но если молитвы праведников ещё здесь, на земле живущих, имеют цену в очах Божиих, то сколь ценнее молитва праведного, увенчанного венцом славы.

Неизбежно за этим последовала беседа о неканонических книгах, каковых, кстати сказать, не оказалось в сектантской Лондонского издания Библии, и окончилась она ответами моими на предложенные сектантами (проповедник остался недоволен и в конце говорил мало) вопросы религиозного, нравственного и житейского характера.

В пять часов мы выходили от сектантов, напутствуемые различными их благопожеланиями и извинениями: «Може ми що не так вам сказали, то простить».

На мой вопрос у сопровождавшего нас православного из деревни Конотопа о том, как православные относятся к сектантам, последний ответил, что православные мало сообщаются с ними и потому не испытывают на себе сектантского влияния, так что число сектантов – 30 человек – уже давно стоит на точке замерзания»⁴⁶.

26 августа последовало увольнение Аркадия Остальского от должности учителя Велико-Цвильской церковно-приходской школы⁴⁷, а 6 сентября было принято решение, что «окончивший курс духовной семинарии Аркадий Остальский предназначается к рукоположению в священники и зачисляется сверхштатным священником Староконстантиновского собора»⁴⁸. Жалованье из казны выплачивалось только штатным священникам. Следовательно, Аркадий Остальский, по рукоположению его во священники, остался бы без жалованья. Чтобы этого не произошло, были произведены некоторые перемещения. 14 сентября «состоящий на диаконском штате при Староконстантиновском соборе священник Иоанн Голубович» был «назначен священником в с. Поляны Ровенского уезда», а Аркадия Остальского назначили «священником на диаконском штате при Староконстантиновском соборе»⁴⁹. По штату жалованье священно- и церковнослужителям Крестовоздвиженского собора города Староконстантинова тогда полагалось следующее: настоятелю – 500 рублей в год, второму священнику – 400 руб., диакону (на это жалованье Аркадий Остальский и был назначен) – 180 руб., псаломщику – 100 руб., пономарю – 70 руб. и просфорне – 30 руб⁵⁰.

А 23 сентября, наконец, вышел указ Синода: «Обсудив ходатайство <...> и принимая во внимание, что по утверждённым Святейшим Синодом 20–26 мая 1908 года за № 3443 правилам об устройстве внутренней миссии Православной Русской Церкви, специальная миссия в каждой епархии должна состоять из миссионеров уездных и епархиальных и миссионерского совета, должностей же помощников миссионеров означенными правилами не предусмотрено. Святейший Синод, согласно с заключением Хозяйственного Управления, определяет: 1) учредить в Волынской епархии: а) должность епархиального противораскольнического миссионера-проповедника и б) вместо просимой <...> должности помощника противосектантского миссионера в соответствии с упомянутыми выше правилами, – должность уездного миссионера; 2) назначить на содержание по первой из сих должностей 1500 руб. в год и по второй – 700 руб. с отнесением сего расхода, всего в количестве двух тысяч двухсот рублей в год, со дня замещения вакансий, на счёт сумм «на усиление средств содержания городского и сельского духовенства» (отд. VI специальной сметы Святейшего Синода)»⁵¹.

Уже на следующий день после указа Синода владыка Антоний назначил противораскольническим миссионером Андрея Дмитриевского, а относительно уездного предписал следующее: «О. архимандрит Митрофан даст отзыв, кого определить – о. Остальского или о. Ляде, о работе которого доставить мне сведения»⁵².

29 сентября епархиальный миссионер архимандрит Митрофан подал Архиепископу Антонию рапорт, в котором писал: «Почтительнейше прошу, Ваше Высокопреосвященство, назначить уездным миссионером, имеющего состоять священником на диаконском штате при Староконстантиновском соборе, Аркадия Остальского с совмещением вышеуказанных двух должностей – миссионера и священника на диаконском штате и с поручением ему, как миссионеру, уездов: Староконстантиновского, Изяславского и Острожского (если будет в последнем уезде нужда в миссионере). Одновременно с сим смиреннейше прошу Вас, Владыко, те триста рублей, каковые получал из Владимиро-Васильевского братства Остальский в силу постановления собрания братства, назначить священнику с. Несолони Новоград-Волынского уезда Александру Молчанову с наименованием его также уездным миссионером и с поручением заведовать более других зараженными сектантством уездами: Житомирским и Новоград-Волынским (и с оставлением, разумеется, на месте священника с. Несолони). О. Молчанов – выдающийся по ревности миссионер, и я не имею у себя помощника, более преданного делу, как он. При его материальной скудости триста рублей дадут ему возможность часто объезжать зараженные приходы. Вместе с тем, своим по священству словом заявляю Вашему Высокопреосвященству, что, невзирая на существование уездных миссионеров, я по-прежнему с полным усердием буду относиться к миссионерскому делу»⁵³.

Резолюция владыки Антония на этом рапорте была положена следующая: «Я готов согласиться, но здесь нет отзыва об о. Ляде, которому полагается за миссионерскую деятельность пособие»⁵⁴.

Между тем, 2 октября 1911 года в житомирском Преображенском кафедральном соборе (тогда именовался Волынским кафедральным собором, так как Житомир был центром Волынской губернии) Аркадий Остальский был рукоположен в сан диакона, а 5 октября там же в сан священника⁵⁵. Он был единственным из сыновей священника Иосифа Остальского, кто пошёл по стопам предков – принял сан священника.

7 октября епархиальный миссионер архимандрит Митрофан подал владыке Антонию новый рапорт. В нём он писал: «Почтительнейше докладываю Вашему Высокопреосвященству: о миссионерской деятельности о. Серафима Ляде мне решительно ничего неизвестно. Слыхал я частным образом, что он несколько раз совершал богослужения на немецком языке, а один раз по моей просьбе присутствовал на освящении немецкой баптистской молельни в м. Соколове. Больше не знаю ничего.

Во всяком случае, я беру на себя смелость утверждать, что в настоящее время деятельность нашей миссии должна быть направлена не к обращению в православие немцев, что к тому же едва ли принесёт желательные результаты, а к удержанию своих, православных, в ограде Св. Церкви. Последнего достигнуть нетрудно, если только буду иметь у себя таких деятельных сотрудников как священники Остальский и Молчанов. Вот почему я снова почтительнейше во имя святого миссионерского дела умоляю Ваше Высокопреосвященство не лишать меня моих уже испытанных сотрудников и назначить священника на диаконском штате при Староконстантиновском соборе Аркадия Остальского уездным миссионером Староконстантиновского, Изяславльского и Острожского уездов с вознаграждением 700 руб. из синодальных средств, и священника с. Несолони Александра Молчанова – уездным миссионером Житомирского и Новоград-Волынского уездов с вознаграждением 300 руб. из Владимиро-Васильевского братства <...>

Что же касается о. Ляде, то он мог бы получить пособие в случае, если бы Св. Синод отпустил не 700 руб., а 1200, согласно ходатайству на помощника миссионера. Но раз просимая сумма уменьшена на 500 руб., не наша вина, что о. Ляде должен остаться без пособия, которое в размере 700 руб. делить на двоих, как можно бы 1200 руб., нельзя»⁵⁶.

Владыка Антоний согласился с предложением архимандрита Митрофана, и 9 октября Аркадий Остальский был назначен уездным миссионером⁵⁷.

Сразу же после этого назначения он принял участие в происходивших в Почаеве с 11 по 20 октября миссионерских курсах, руководителями которых были викарный Епископ Владимир-Волынский Фаддей и епархиальный миссионер архимандрит Митрофан, а слушателями – священники, учителя церковно-приходских школ и дополнительный класс при Почаевской второклассной школе – всего около пятидесяти человек. Занятия на курсах происходили утром и вечером. Утром курсисты слушали лекции, а вечером устраивали примерные собеседования. Предметом занятий было «О преподавании Закона Божия в начальной школе» (Епископ Фаддей) и «Обличение католичества и сектантства» (архимандрит Митрофан). Всем курсистам были розданы Библии, по которым слушатели находили тексты, приводимые сектантами, отмечали их, делали соответствующие заметки и знакомились с разбором. Курсисты слушали лекции с предельным вниманием. Особенно интересно и оживлённо происходили вечерние примерные собеседования. На каждом таком собеседовании один из учителей приводил сектантские возражения, а кто-либо из священников делал их подробный разбор. Цель беседы – создать картину публичного состязания с сектантами, что, благодаря старанию участников, удавалось вполне. Примерные беседы были следующими: «О священной иерархии», «О Священном Предании», «О почитании святых икон, святого Креста», «О святых таинствах», «О молитвах за умерших», «О почитании святых угодников», «О храмах» и «О постах». Примерные беседы обнаружили весьма хорошие миссионерские способности, как у некоторых священников (среди которых был и Аркадий Остальский), так и у учителей. Архимандрит Митрофан, руководивший примерными беседами, каждый раз подвергал их подробному разбору. Все участники курсов жили в номерах лаврской гостиницы, где получали чай, завтрак и ужин, а обедали в монастырской столовой⁵⁸.

После окончания курсов иерей Аркадий Остальский выехал в Староконстантинов.

Что же представляли в миссионерском отношении уезды Волынской губернии, в которые он был назначен?

Окружными миссионерами для этих уездов 8 июля 1909 года были утверждены следующие священники: в Староконстантиновском уезде – в первом округе священник села Красносёлка Константин Жадановский, во втором округе – священник села Западинцы Иоанн Яковкевич, в третьем округе – священник села Левковцы Митрофан Нарушевич и села Строк Феофилакт Иваницкий, в четвёртом округе – священник села Лычёвки Всеволод Левицкий; в Заславском уезде – в четвёртом округе священник села Жукова Виссарион Крашановский и в Острожском уезде – в четвёртом округе священник с. Перерослое Евсевий Бычковский и в пятом округе священник с. Бережинцы Иоанн Струменский⁵⁹. Первые два уезда находились далеко от губернского и епархиального центра на границе с Подольской губернией, в которой было много зараженных сектантством населённых пунктов. В эти уезды за дальностью расстояния и недостатком времени епархиальному миссионеру очень тяжело было приезжать.

О причинах распространения сектантства архимандрит Митрофан писал: «Сталкиваясь постоянно с сектантами, я всегда поражался невежеством большинства из них. С течением времени я пришёл к убеждению, что многие сектанты только потому именно и перешли в сектантство, что плохо знали истины св. православной веры. Неудивительно поэтому, что они легко поддались сектантскому влиянию и мало-помалу усвоили их религиозные воззрения и понятия. Ничего бы этого не было, если бы эти люди ещё с детства имели твёрдые религиозные представления»⁶⁰. В этих словах своего наставника иерей Аркадий убедился в своей миссионерской деятельности. Он ехал сюда уже в самый разгар сектантской болезни.

Ещё в 1909 году «Почаевские известия» опубликовали заметку «Откуда штунда на Волынь идёт», в которой сообщалось следующее: «На Троицу приходила в Почаев на богомолье одна старуха из Сковородок Староконстантиновского уезда. Она подробно рассказала, как распространяется штунда в их местности.

Штунда идёт на Волынь с Подолии. Главный вожак штундистов живёт в Ярославцах Проскуровского уезда [тут ошибка, на самом деле – Ярославке Летичевского уезда – сост.]. Туда к нему ездят наши умники новой вере учиться. Таких в Сковородках нашлось уже четыре домохозяина. Яков и Онисим Слободенюки, Василий и Иван Шлапаки. Научившись новой вере, они стараются сбить и своих односельчан. Они собираются в потребительской лавке и читают Библию, толкуя её, разумеется, по-своему. Но, прежде всего, новые штундисты стараются ломать свои семьи. Слободенюкам это труднее, их старый батько прямо заявил, что проклянёт их и не оставит им никакого наследства. Зато Онисим Слободенюк нападает на свою жену и детей, требуя, чтобы они повыбросили иконы и приняли штунду. Издевательству, насмешкам, оскорблениям нет конца. Бедная женщина не знает, где ей можно найти защиту против тирана-мужа и в трудные минуты несколько раз уже была готова наложить на себя руки, если бы не удержала жалость к малым детям.

У Шлапаков дело идёт глаже. Василий уже успел уломать и выкрестить в штунду всю свою семью. Иван Шлапак пока тайно присоединился к штунде, так что ещё в этом году исповедовался в церкви.

Сковородецкие новоявленные штундисты ездят на собрание в Поселянщину Подольской губернии. Впрочем, в последнее время они и к себе приглашают поселящинских штундистов и собираются у Василия Шлапака. Недавно приезжало из Поселянщины шесть девок и мужиков; Шлапаков и Слободенюков признали достаточно просвещёнными и собирались их на Троицу выкрещивать. Перед тем приезжал к ним главный ярославицкий коновод штундизма. Он потребовал от Слободенюков и Шлапаков подписки на верность, и те кололи себе пальцы и своею кровью давали подписку. Так-то антихристова семья вброшена и к нам, на святую Волынь»⁶¹.

Окружной миссионер третьего округа Староконстантиновского уезда священник села Левковцы Митрофан Нарушевич в начале 1910 года писал: «С грустью я встретил новый год в своём приходе. От совсем постороннего человека из другого прихода я узнал, что среди моих прихожан есть посещающие молитвенные собрания штундистов в м. Купеле.

Частные выведывания не дали мне прямых указаний на этих лиц, но я сам, заподозрив одного, накануне Рождества сходил на дом лично к нему и убедился, что он и есть уже настоящий штундист. С Библиею в руках и многими выметками на бумажках цитат текстов он стал возражать против Церкви и веры православной; беседа моя с ним один на один длилась целых 1,5 часа, я дал ему более или менее достаточные разъяснения истин веры и обрядов, подвергавшихся им искажению, с указанием на соответствующие места Библии, в конце всего приглашал его в праздники прийти ко мне на дом с Библиею, указав на наиболее сбивчивые для него места. Он обещал прийти. Но скоро я узнал, что перед некоторыми из местных крестьян он высказывался, что ему нечего идти к попу; не пойдёт, ибо сам понимает всё.

30 декабря сам народ собрался на беседу, пригласил этого заблуждающегося и вызвал меня на беседу. С надеждой на помощь Божию я явился на это многолюдное собрание и вёл публичную беседу не менее трёх часов, давая достаточные объяснения всех тех возражений, которые представлял штундист. Сделав заключение, я думал, что он признает учение штундистов несостоятельным, но он вывернулся так: «Я ещё не изучил всей Библии и не знаю многого». «Если бы и изучил, – отвечаю ему, – под руководством штундистских лжеучений и искажений многих мест, то и тогда не был бы прав, а ошибался бы, ибо правильное понимание Библии может быть достигнуто под руководством Церкви, установлений которой истинный христианин не отвергает...» Последние слова его, что он исповедовался и будет исповедоваться «когда и где захочет» подавали надежду верить в то, что он ещё не погибший для православия.

Но спустя неделю после этого сами купельские вожаки штунды в числе четырёх человек наезжали к нему в дом и подкрепили немощного своего брата в вере держаться сектантства, и теперь все говорят, что он только поносит всё православное, пользуясь к тому всяким случаем, говоря, что готов пострадать за своё убеждение.

Число посетителей его уменьшилось на три человека, посещают теперь ближайший сосед и родной брат. Ходя со святой водой, я вёл беседы во всех подозрительных домах, причём два частых его посетителя проявили молчаливое слушание моих речей, крестились и целовали крест, а сам этот штундист не крестился, поцеловать крест и принять окропление святой водой отказался. Я вступил с ним в беседу на тему: «Пребывает ли он в Боге (Ин.15)». Он сердито возражал и всё говорил: как кто хочет, так и должен верить, никому нет дела до него, и упорно выразил своё неотменное желание следовать новому учению. Я отряс прах от ног своих в его доме, сказавши: «Бог тебе судья. Если не обратишься на путь истины, то будешь нам как язычник и мытарь»⁶².

Батюшка сразу начал действовать, о чём впоследствии писал на страницах «Волынских епархиальных ведомостей»: «Столкнувшись со штундой лицом к лицу, при этом со штундой, внезапно открывшейся и угрожавшей своим распространением в приходе, я был встревожен до мозга костей и болел душею день и ночь.

Каждый воскресный и праздничный день, а то и в будни вечером я стал вести продолжительные беседы, раскрывая положительное учение христианской веры и опровергая заблуждения сектантов, ибо некоторые, получив внушения от штундиста, уже знали многие места Св. Писания, искажаемые против православия.

Кроме того, выписав Библию на русском языке и два Новых Завета, я выбрал более надёжных трёх человек в селе и, приглашая их на дом, почти ежедневно стал их готовить в начётчики с целью противопоставить правильное знание ложному <...>

Из избранных два были окончившие церковную школу лет восемнадцать назад, а один самоучка. Последний оказался наиболее аккуратным в хождении и немало успевает и уже успел в изучении разных мест Св. Писания, разъясняющих и подтверждающих те или другие положения православного вероучения и опровергающие заблуждения сектантства. Он успешно может находить места в Библии по цитатам, пользуется умело данным ему «Противосектантским катехизисом», знает много из него и наизусть <...>»

Вот и стал этот молодой человек, которого батюшка сделал «смелым борцом за истину, таким, чтобы он и сам искал случая высказаться за правду и опровергнуть ложь», вести беседы в селе с людьми, увлечёнными штундизмом. Они «спрашивают собеседника: «Верно ли то, что ты говоришь, есть ли о том указание в Св. Писании?» «Верно,– отвечает,– могу отыскать такое место». «Приноси Библию», – говорят ему. Пошёл, принёс и указал. Разве это не победа противника и доказательство правоты истины на лицо?! Доверие к болтовне противника со стороны многих подорвано. И я скажу, что благодаря тому, что я имею в селе такого ревнителя православия, угрожавшая распространением в приходе штунда не имеет успеха, на который надеялась сразу, насчитывая десятки себе сочувствующих. И теперь известно, что ранее сочувствовавшие штундисту, прислушивавшиеся к его учению, ныне «еретика отвращаются»⁶³.

И, в конце концов, штунда в Левковцах была побеждена. Об этом иерей Митрофан Нарушевич сообщил епархиальному миссионеру следующим рапортом: «Имею счастье донести Вашему Высокопреподобию, что бывший сектантом (штундистом) крестьянин с. Левковец Леонтий Кухар, поняв своё заблуждение, раскаялся, исповедался и причастился у соседнего священника м. Базалии о. Николая Скалицкого. Быв позван вчера ко мне в дом, он проявил полное смирение и раскаяние; не пошёл же сразу ко мне исповедаться, потому что совестился идти в свою церковь, в среду своих людей, после учинённого им в селе целого религиозного бунта против православия. Его бывшие сообщники уже ничто, ибо они сами знали столько, сколько успевал им внушить сей первый, а перестаёт он быть их вождём-руководителем и в их головах не остаётся ничего определённого и цельного; они и не проявляли себя ещё открыто, а были тайные ученики своего учителя-соблазнителя. Да если бы уже и много знали, то держаться новых взглядов на своё православие, в то время как учитель их признал их несостоятельными, им не приходится. Своим обращением он стал, я думаю, примером поучительным для всех соблазняющихся сектантством в округе. Среди прихожан чувствуется довольство и удовлетворение по поводу состоявшегося возвращения к православию заблуждавшегося; станет нам понятною хоть отчасти та радость на небе ангелов о «едином грешнике кающемся» (Лк.15:10), о которой говорит Спаситель в Евангелии.

Не могу не выразить при случае своей глубокой благодарности и признательности Вашему Высокопреподобию за сообщение на Почаевских миссионерских курсах нужных сведений для борьбы с сектантством, за возбуждение во мне личной энергии к изучению средств и способов борьбы с ним. Сознаюсь, что если бы Бог не судил мне быть на этих курсах, я был бы безответен и перед этим одним бывшим сектантом»⁶⁴.

Оперативные действия в Левковцах принесли успех, но, к глубокому сожалению, такие действия во многих населённых пунктах предприняты не были, и сектантство там глубоко укоренилось.

Надо было действовать решительно. Назначен был иерей Аркадий уездным миссионером уже немного поздно. Сектанты уже цепко ухватились своими щупальцами за души православных. Насколько справился со своей деятельностью ревностный молодой священник, мы увидим дальше.

Иерей Аркадий Остальский со своей супругой Ларисой Константиновной приехал в Староконстантинов в конце октября 1911 года.

Город-замок Староконстантинов (первоначальное название Константинов) был основан на берегах двух рек Случи и Икопоти в 1561 году князем Константином Константиновичем Острожским. Ещё при его жизни в городе было построено пять храмов. Крестовоздвиженский собор, в котором предстояло служить молодому священнику Аркадию Остальскому, также был первоначально построен тщанием этого славного князя, ревнителя православия, возле западной башни замка. Его сын Иван, который отрёкся от отеческой веры и принял католицизм с именем Януш, отдал Крестовоздвиженский храм латинским монахам Доминиканского ордена. При храме был построен католический монастырь. В 1853 году, после упразднения этого доминиканского монастыря, в православную Успенскую церковь перенесли чудотворную икону Распятия Христа Спасителя. Во время пребывания иконы в Успенском храме совершались дивные физические и духовные исцеления, среди которых исцеление трёхлетней дочери местного священника Никанора Карашевича – родственника будущего священномученика Аркадия. С дочерью священника Никанора случались припадки эпилепсии, и врачи считали, что она не будет дальше жить. Но после усердных молитв священника Никанора и прихожан в мае 1853 года девочка исцелилась от болезни. Благодарный отец дал обет отстроить храм, из которого была перенесена икона. Так был отстроен Крестовоздвиженский храм, а 13 сентября 1853 года освящён как Крестовоздвиженский собор, в который опять была перенесена чудотворная икона⁶⁵.

В этом соборе, отстроенном его родственником, начал своё иерейское служение о. Аркадий Остальский. Кроме него в соборе служили настоятель протоиерей Никанор Сизинкевич, иерей Димитрий Метельский и диакон⁶⁶.

Спустя несколько дней иерей Аркадий в качестве уездного миссионера едет в ближайший зараженный сектантством населённый пункт – село Капустин Изяславльского уезда.

Ещё 16 марта 1911 года поступило ходатайство жителей этого села – супругов Николая Михайловича и Ксении Александровны Люцепернюк с детьми Авраамом, Александром и Марией – на переход в «евангельское исповедание»⁶⁷. Увещание приходского священника Анатолия Сухозанета не принесло положительного результата – семья Люцепернюков отреклась от Святой Православной Церкви.

Ходатайство этой семьи, к сожалению, было не первым и не последним среди местных жителей. После первого посещения Капустина иерей Аркадий убедился, что село Капустин очень сильно заражено сектантским влиянием, и старался почаще наведываться в этот населённый пункт.

В течение февраля 1912 года канцелярия Волынской духовной консистории была завалена ходатайствами жителей села Капустина о переходе в штундизм⁶⁸. Консистория направляла на собеседование с сектантствующими приходского священника Анатолия Сухозанета, но он ничего не мог сделать. После иерея Анатолия временно Капустинский приход окормлял иеромонах Загоровского монастыря о. Иринарх. А иерей Аркадий время от времени в помещении местной церковно-приходской школы проводил миссионерские беседы, на которые приглашал и сектантов, но они боялись этих бесед и их не посещали.

Когда в Капустин был назначен новый священник – иерей Михаил Журковский, – было решено как средство антисектантского влияния торжественно «ввести» его в приход. Очевидец об этом сообщал так: «27 июля сего года уездным миссионером священником о. Аркадием Остальским при участии уполномоченного от благочинного священника с. Стецек о. Иерофея Подмешальского, заведовавшего приходом с. Капустина иеромонаха Загоровского монастыря о. Иринарха и соборного диакона о. Иоанна Домбровского, был совершён ввод в приход нового настоятеля церкви села Капустина о. Михаила Журковского. Несмотря на рабочий страдный день, торжество это привлекло массу прихожан, в числе коих были и сектанты и даже евреи. К дому, где находился о. Михаил, из храма двинулся крестный ход с о. Аркадием и о. Иринархом во главе. О. Михаил вышел в епитрахили навстречу крестному ходу, и с пением тропаря храму крестный ход направился к церкви. У церковной ограды о. Михаил был встречен церковным старостой, который приветствовал его речью, и преподнёс от лица прихожан хлеб и соль. О. Михаил в сердечных словах благодарил за хлеб и соль и выраженные тёплые чувства. На паперти храма о. Михаил был встречен о. Иерофеем, произнёсшим речь, в заключение коей он вручил о. Михаилу церковные ключи. Новый настоятель, отворив церковные двери, вошёл в храм, а за ним последовал и крестный ход. Облачившись и взяв крест, о. Михаил обратился к прихожанам с трогательною речью, в которой призывал на них благословение Божие, мир и взаимную любовь. Непосредственно после речи новый настоятель отслужил благодарственный молебен с установленным многолетствием, отцу же Михаилу было провозглашено «Спаси Христе Боже».

Перед отпустом с речью выступил о. уездный миссионер. В заключении произнёс прощальное слово заведовавший приходом иеромонах о. Иринарх; он завещал прихожанам слушаться своего молодого пастыря, что для него будет служить лучшей отрадой и наградой за понесённые труды. Прощальная речь о. Иринарха у многих вызвала слёзы. Так прошёл для капустинцев день 27 июля. Событие это произвело сильное впечатление на прихожан, оно помогло им познать насколько высоко служение иерейское, и как не похоже оно на прочие служения»⁶⁹.

Иерей Аркадий в отчёте о своей деятельности за 1912 год о миссии в Капустине и других населённых пунктах писал: «Через несколько дней после своего водворения в Староконстантинове я посетил самое ближайшее и опасное для православия село Капустин. С первого же своего знакомства с этим пунктом я пришёл к заключению, что Капустин – самое страшное и требующее наблюдения село, и потому положил себе за правило как можно чаще в него наведываться. И в этом мне Бог помогал: за истекший год Капустин я посетил около десяти раз. Несколько раз служил я там, сопровождая служения двумя, а иногда и четырьмя проповедями. Здесь же мною в помещении церковной школы велись несколько раз миссионерские беседы. Сектанты, несмотря на мои просьбы, бесед не посещали, и только в октябре во время четырёхдневных курсов впервые пришли. В Капустине мною за весь год было роздано до двух тысяч листков. В общем, в Капустине за весь год мною было произнесено около тридцати бесед на все важнейшие прорекаемые сектантами пункты православного учения.

После Капустина на первом плане я поставил Лажевую, в которой был пять раз. В Лажевой пока нет ничего страшного, но, не дай Бог, там может приютиться хлыстовство, ибо к крестьянам, жаждущим как нигде в других сёлах живого слова, стал появляться лжемонах, который уже начинает проповедовать безбрачие и воздержание от некоторых видов пищи. Приезжая в Лажевую, я каждый раз вёл религиозно-нравственные беседы и раздавал листки, выписанные или же печатанные мною. В последнее же своё посещение Лажевой я вёл беседу при помощи световых картин. В ограждение от могущей быть опасности в соседнем с. Баглаях я тоже вёл со световыми картинами беседу.

В верстах 15–20 от меня находится и с. Сковородки, в котором насчитывается до 65 штундистов. Это село я посетил пять раз, но беседы удалось вести только два раза; один раз в волости при незначительном количестве слушателей и другой раз два дня подряд в церкви (во время Великого поста). Был также и в приписном к Сковородкам селе Новоселице, где во время освящения церкви беседовал о храме и обличал сектантов, не имеющих храмов.

По приглашению о. Яковкевича служил и беседовал во время храмового праздника в селе Западинцах, где собралось несколько тысяч богомольцев. Был также три дня и в с. Кобыльи, расположенном на границе с Подольской губернией и уже испытывающем влияние тамошнего сектантства. Литургисал и проповедовал в с. Пашковцах, хотя и не зараженном, но соседним с Капустином селе. Во всех этих вышепоименованных сёлах обильно раздавал самую разнообразную литературу, которою наделили меня о.о. Митрофан и Виталий, и которую я выписал или даже сам печатал. Наконец был приглашён я и на освящение церкви в селе Воронковцы (8 вёрст от Сковородок), где тоже проповедовал слово Божие.

На границе нашей епархии в соседстве с пресловутой сектантской Ярославкой находится с. Самчики, в котором уже года три проживает штундист. Великим постом Бог помог мне посетить и этот пункт. Там я прожил четыре дня, утром и вечером посещая многолюдные (благодаря прекрасному служению отца Недельского и хору матушки Недельской) службы и знакомя православных с обличением сектантства.

Удалось мне заглянуть и в отдалённые пункты – м. Купель и с. Зарудье. В Купеле я провел четырёхдневные курсы и удостоился два раза совершать литургию при пении прекрасного хора, организованного учителем Сиверским. В Зарудье же я был два раза: в первый раз совершал литургию (возвращаясь от Козацких Могил), а во второй раз ездил нарочно на трёхдневные курсы. В оба моих приезда являлись и сектанты, но после первой же беседы уходили.

С Божией помощью я побывал два раза и в Адамове Цвильского прихода, совершал литургию и проповедовал. Возвращаясь же из Цвили, посетил я м. Рогачёв, Смолдырев и Майдан Лабунский. Во всех этих местах беседовал и раздавал обильно листики. Два раза мною было посещено с. Конотоп Ничпальского прихода. В первый свой приезд я посетил проповедника баптизма Ковальчука, а во второй – беседовал при более чем тысячной аудитории. На беседу поприходили люди за 10–15 вёрст. Были и сектанты, вернее полусектанты, которые робко возражали мне. Но Бог помог мне – и православные были очень довольны.

В Решнёвке Изяславльского уезда был один раз. Сектантство там почти что неизвестно (один случайный сектант), и потому там провёл беседу догматико-нравственного характера»⁷⁰.

В октябре 1912 года по ходатайству епархиального миссионера архимандрита Митрофана иерей Аркадий Остальский был награждён за миссионерскую деятельность набедренником⁷¹.

В течение 1913 года в «Противосектантском отделе» «Почаевского листка» было опубликовано ряд авторских материалов иерея Аркадия Остальского⁷². Он приводил цитаты из сектантских журналов, которые наглядно показывали читателю, что сектантство учреждено не Богом, а спустя многие века после Христа отдельными представителями человечества, впавшими в гордость ума.

Иерей Аркадий в своей деятельности уездного миссионера столкнулся с существованием в селе Лажевая Староконстантиновского уезда некоей секты хлыстов-«богомолов» («наптяных»), о чём он кратко упомянул в цитированном выше отчёте о миссионерской деятельности за 1912 год.

В декабре 1912 года о лажевских сектантах он писал: «Недавно мне было сообщено, что в с. Лажевой появился какой-то монах, который собирает пожертвования и устраивает на дому у одного крестьянина какие-то собрания. При этом мне говорили, что это тот самый монах, который назад тому приблизительно год тоже подвизался в с. Лажевой, откуда ушёл, собравши немалую толику деньгами и натурой. Через некоторое время настоятель Лажевского прихода мне сообщил следующее:

Числа 9-го – 10-го ноября в Лажевой появился какой-то, как говорили люди, монах, который устраивал собрания, на которых главным образом проповедовал, чтобы не давали священнику на молитвы, а давали ему, а он подаяния эти занесёт в монастырь, где молятся не так как у вас, в миру. Монастырская молитва более угодна Богу.

Как только достоверно стало известно священнику местопребывание «монаха», он вызвал его в школу. «Монах» явился и чуть ли не с первых слов стал угрожать священнику, что, мол, если вы меня арестуете, то Бог вас накажет. Из паспорта «монаха» видно, что он крестьянин Подольской губернии, Пиковской волости, Иван Евдокимов [т. е. Евдокимович – сост.] Анцыбов. В паспорте имеется несколько помарок, а в параграфе о семейном его положении «женат» зачёркнуто и без всякой оговорки или чьей-либо подписи надписано: «не женат». При дальнейшем осмотре паспорта оказалось, что «монах» имеет даже подругу жизни, ей же имя Екатерина. На вопрос священника: «Да какой же ты монах, если у тебя есть жена?», последний дерзко ответил: «А разве я монахом родился?» После разговора с «монахом» выяснилось, что он послан Введенской (на Афоне) киновией в Россию для сбора пожертвований. На приказание священника арестовать лжемонаха, сельский староста ответил отказом, на том основании, что он де лжемонах не вор, не разбойник и документы имеет. Священник, как видно было из его же разговора, не очень-то на этом настаивал, и «монах» не был арестован. На другой же день, когда в село приехал стражник, то «монаха» уже не было; взяв с собой трёх юношей – 15, 17 и 19 лет (для поступления их в монашество), он скрылся.

Итак, ещё одним опасным для православия пунктом на Волыни стало больше. Мало кому известная, закинутая судьбою на самую окраину Волынской губернии Лажевая, не дай Бог, в недалёком будущем станет рассадником какой-либо ещё неизвестной Волыни секты. А что это может случиться, у меня имеются данные. Быть может, кто-либо подумает, что «монах лажевской» просто-напросто какой-нибудь пройдоха, который и живёт тем, что обманывает наших мужичков, но я несколько иного мнения, а именно, что лажевский монах, хотя сам, быть может, и не сектант, но является насадителем сектантства. Путешествуя по необъятной нашей матушке – России и якшаясь с подозрительными людьми, он от них не мог не перенимать различных отрицательных сторон, которые и развивал в себе, а также и в тех, кого он поучал (например, лажевских крестьянах). И вот благодаря его стараниям в Лажевой ещё в прошлом году произошло разделение среди прихожан; образовалось две партии: прежние православные и новые «наптяные» (последних около 40 человек). Правда, как прежний, так и теперешний в Лажевой священники в существовании этих двух партий ещё не видят чего-либо угрожающего православию. ««Наптяные», – так говорит о. Струменский, – это лучшие православные. Они не пьют, не курят, не безобразничают и в церковь ходят, чего же вам лучшего желать?»

О, как бы мне хотелось верить тому, что «наптяные» – это те же православные, да ещё, кроме того, некурящие, непьющие и небезобразничающие! Но, к сожалению, есть нечто, что зароняет во мне сомнение в православии «наптяных»: та вражда и та ненависть, которая существует между лажевскими партиями. Почему члены этой партии так ненавидят друг друга, что один раз дело дошло чуть ли не до побоища? Почему одни других сторонятся и в церкви, и при встречах?.. Почему всё это?.. И вспоминаются мне слова одного христианского мужа, который сказал, что «душа человека по природе христианка». Не потому ли, думается мне, наши простые мужички так невзлюбили «наптяных», что их душа отталкивается от этих «новых людей» и в будущем, быть может, врагов православия? Не потому ли и лажевские крестьяне не любят «наптяных», что у тех уже есть нечто неправославное, чего они, хотя и не видят, но что чувствуется всеми ими?

В чём же можно усмотреть неправославие «наптяных»?

Первое, что кидается каждому, и что кинулось мне при знакомстве с «наптяными» – это их сектантская деланная набожность. Чуть ли не за каждой своей фразой они осеняют себя крестным знамением, непременно берут у священника благословение и в разговорах часто подводят к потолку глаза и вздыхают. Всё это, хотя и мелочное, но и в соединении с желанием их отличаться от православных (все непременно завязывают головные платки не под подбородком, а сзади на шее) говорит, что «наптяные» уже не такие, как прочие православные.

Но особенно подозрительны их вечерние, или вернее сказать, ночные собрания. Хотя об них ни мне, ни тамошним священникам чего-либо достоверного узнать не удалось, но, тем не менее, они сами по себе очень подозрительны. Не скрою: священник о. Черняшевский говорил мне, что он раз или два был на этих собраниях и что ничего предосудительного там не замечал, но нужно быть чересчур наивным, чтобы ожидать, что в присутствии священника «наптяные» будут делать и говорить всё то, что они делают и говорят, когда между ними нет непосвящённого. Притом известно мне, что и по уходе священника, всё-таки «наптяные» не ушли, а остались чего-то.

По селу же ходят слухи, что на этих беседах служатся и парастасы; поговаривают также о каких-то: воде, соломе, а также и «сповиди коло комина» (с укр. «исповеди возле дымохода» – сост.), но выдумка ли это какой-либо праздной головы или здесь что-либо кроется, узнать положительно невозможно. На мои об этом вопросы «наптяные» отвечали нерешительно, боязливо; так и казалось, что отвечавший следил за собой – не сказал ли он чего-нибудь лишнего. Конечно, этого последнего обстоятельства я не толкую в пользу сектантства их, ибо и неповинный, если к нему, что называется, прицепиться, не будет знать, что ему отвечать. Несколько также раз спрашивал я их и в отдельности, и вместе всех: почему они сходятся ночью? И на это получал один и тот же ответ, что они не ночью собираются (это говорили они вопреки правде), а с вечера, «як попораем вдома», и то только под праздник. На просьбу мою – не собираться впредь ночью, ответили обещанием собираться только пред праздником и с ведома священника, и, во всяком случае, позже 11 часов не сидеть.

Но, как мы видим, «наптяные» и до сих пор продолжают собираться по ночам и не только против праздников, но и против будних дней. А эти собрания, по-моему, и есть самое страшное зло, ибо они, возглавляемые не Богопоставленным пастырем, а каким-либо вроде появившегося лжемонаха, неизбежно ведут к разложению приходской жизни. Это мы видим уже и в Лажевой. Когда о. Струменский потребовал ареста лжемонаха, то ему ответили отказом, а это, как хотите, но уже шаг ко злу, а не к добру. Причиной же этому авторитет нового их пастыря, – этого лжемонаха, который, благодаря своим беседам, уже успел приобрести его»⁷³.

Время от времени лжемонах Иван Анцыбов продолжал наезжать в Лажевую, которая ему приглянулась. Он даже задумал основать здесь свой монастырь.

26 ноября 1913 года в газете «Жизнь Волыни» появилась следующая корреспонденция о хлыстах: «В с. Лажевой уже четвёртый год существует секта «богомолов», основанная афонским женатым монахом, крестьянином с. Колибабинец Подольской губернии Винницкого уезда Пиковской волости Иваном Евдокимовым Анцыбой. Последний, будучи женат, выдаёт себя за монаха-келиота (ходит в клобуке и рясе) афонской Введенской обители (вернее сказать, киновии общины). Этот келиот каждый год приходит сюда, на Волынь, якобы за сбором подаяний на Введенский свой монастырь. Так, он был здесь в 1911 и 1912 годах, и теперь есть. Из сёл он бывает в Лажевой, Свинной, Вербородинцах, д. Игнатполе и др., но больше всего проживает в с. Лажевой, скрываясь в домах своих приверженцев и ревностных последователей своего учения, которые, по наущению Анцыбы, затевают построить в Лажевой свой монастырь и для этого жертвуют девять моргов своей собственной земли. С постройкой этого монастыря Анцыба мечтает быть настоятелем оного, а послушника и сторонника своего крестьянина Андрея Шулиму думает сделать иеромонахом. Но едва ли эта «благая» затея им удастся, т.к. оказывается очень много причин, препятствующих осуществлению её. Во-первых, местные крестьяне весьма не сочувственно относятся к постройке «богомолами» своего монастыря. По настоянию «богомолов» недавно был собран в с. Лажевой сельский сход для того, чтобы крестьяне дали приговор на беспрепятственную постройку ими монастыря. Но крестьяне приговора им не дали, а некоторые из сельских либералов даже немного побили главного инициатора и агитатора «богомолов». Прихожане все категорически заявили «богомолам» на сходе, что, прежде всего, нужно позаботиться (изыскать денежные средства, каких у них не имеется) об окончании своей местной каменной строящейся второй год приходской церкви, а уже после этого только можно мечтать о монастыре. Деньги же, взятые «богомолами» в банке под залог своей земли, пусть они одолжат местным прихожанам на окончание строящейся церкви, а когда постройка церкви окончится, то прихожане возвратят им с лихвою. «Богомолы» этого и слушать не хотят, а действуют настойчиво и упорно. Постоянно беспокоят местное волостное правление, мирового посредника, местную помещицу г. Уварову, беспрерывно подают прошения владыке о разрешении им строить монастырь, и, наконец, говорят, подали недавно прошение об этом на Высочайшее имя [т.е. Императора – сост.].

Да, «богомолы» – это люди весьма неспокойные, упрямые и слишком нахальные в своих требованиях. В с. Лажевой они производят одни только смуты и волнения в народе. Полиции следует немедленно удалить из Лажевой монаха Анцыбу и отправить его по месту жительства на Афон с подпискою в том, чтобы он уже больше сюда никогда не являлся. Тогда все волнения прекратятся здесь навсегда»⁷⁴.

Соответствующие меры предпринимал и Архиепископ Волынский и Житомирский Антоний (Храповицкий). 9 января 1914 года он послал губернатору письмо, сообщая о хлыстовских радениях в селе Лажевой «чуть ли не с обожествлением Ивана Анцыбова», прося о выселении Ивана Анцыбова «из пределов Волынской губернии на родину или ещё подальше»⁷⁵.

По предписанию владыки Антония священник Свято-Михайловской церкви села Лажевая Владимир Струменский подал подробный рапорт о существующей в его приходе секте «богомолов». Он писал, что секта в Лажевой насчитывает уже 30 человек (10 мужчин и 20 женщин). Она успела распространиться уже в 18 ближайших сёлах. Богомольство, а правильнее сказать – анцыбовщина (по имени основателя её) – есть хлыстовство, но не в чистом виде, а с примесью аскетизма, или монашеско-монастырского направления. Своим наружным благочестием сектанты легко вовлекают в свои сети простых наивных деревенских крестьян, уловляют медленно, постепенно, весьма искусно и лицемерно. Рапорт оканчивался следующим пожеланием: «Для окончательного водворения спокойствия в Лажевском приходе необходимо: 1) немедленно выселить Анцыбова административным порядком на Афон, и чтобы он сюда больше никогда не возвращался (не приходил в Лажевую); 2) на ночных собраниях («радениях») богомолов, если только они допустимы, непременно должен быть кто-нибудь из чинов полиции (урядник или стражник). Тогда все волнения в приходе утихнут, и богомольство прекратится здесь навсегда. Дай Господи!»⁷⁶.

14 февраля Архиепископ Антоний послал настоятелю Введенской пустыни на Афоне следующее письмо: «Имею честь уведомить Ваше Высокопреподобие, что монах вверенной Вам обители, крестьянин с. Колибабинец Подольской губернии Иван Евдокимов Анцыбов, приезжая почти ежегодно летом из Афона в Волынскую и Подольскую губернии за сбором пожертвований на Введенский Афонский монастырь, распространяет по сёлам среди крестьян хлыстовское учение. Излюбленным его местом для пропаганды своего учения в Волынской епархии является с. Лажевая Староконстантиновского уезда, где за пять лет ежегодного посещения Анцыбовым совратилось в секту хлыстов 30 человек крестьян. Отсюда Анцыбов сам, так и чрез последователей своих, распространяет хлыстовское учение по окрестным сёлам. По забранным справкам по месту рождения Анцыбова оказалось, что он человек женатый, и жена его находится в живых; принадлежит он к секте хлыстов давно – ещё до поступления в Введенский Афонский монастырь, и в Подольской епархии, как и на Волыни, распространяет хлыстовское учение.

Ввиду изложенного, имею честь просить Ваше Высокопреподобие об удалении Ивана Анцыбова из вверенной Вам обители как человека вредного по своим религиозным убеждениям и действиям, и оповестить о том другие обители Афонские»⁷⁷.

21 февраля владыка Антоний перевёл священника села Лажевая Владимира Струменского в село Футоры того же уезда, а в Лажевую назначил священника села Футоров Алипия Червинского⁷⁸.

Только 19 апреля на просьбу Архиепископа Антония о выселении Ивана Анцыбова пришёл ответ из канцелярии Волынского губернатора. Вернее это был не ответ, а отписка. В этой отписке безосновательно утверждалось: «<...> Никаких признаков хлыстовской ереси и вообще какого-либо сектантства среди названных крестьян не замечено, и это обстоятельство подтвердил и священник миссионер Остальский»⁷⁹.

1 мая по поручению владыки Антония Волынская духовная консистория направила иерею Аркадию Остальскому запрос о состоянии сектантства в Лажевой. Но так как о. Аркадий в это время участвовал в грандиозном крестном ходе, он смог отправить ответ только 9 июня, когда уже произошёл перевод владыки Антония в Харьков, а Архиепископом Волынским и Житомирским был назначен Холмский владыка Евлогий (Георгиевский).

В своём рапорте на имя Архиепископа Волынского и Житомирского Евлогия (извлечение из этого рапорта было также опубликовано в «Волынских епархиальных ведомостях»⁸⁰) о. Аркадий подробно описал ещё незнакомому с состоянием дела новому управляющему епархией владыке «анцыбовщину»: «<...> В с. Лажевой лет четыре-пять тому назад появился монах из Афона по имени Иван по фамилии Анцыбов. Происходя из крестьян с. Колибабинец Подольской губернии (в селе этом есть и штундисты, и хлысты), он оставил дома жену, сам ушёл на Афон. Познакомился Анцыбов с крестьянами с. Лажевой на Афоне, куда некоторые из них путешествовали. На Афоне же одному из крестьян не хватило денег, и тот же Анцыбов занял ему нужную сумму.

Когда же Анцыбов пришёл домой навестить свою жену, то зашёл и в с. Лажевую за деньгами. Это было приблизительно лет пять тому назад. Здесь Анцыбов в первый же свой приход начал свою проповедь о воздержании от мяса, сала, чеснока и брачного общения. Недовольным развращённостью и невоздержанием во всём такая проповедь очень понравилась. К Анцыбову на ночные беседы стало собираться много слушателей, в большинстве женщины. Что делалось на этих собраниях, узнать достоверно никому не удалось. Неоднократно допрашивал я тех, кто посещал эти собрания о том, что они там делали и видели, но и тут чего-либо достоверного не узнал. Также точных сведений о проповеди Анцыбова не имел и местный священник.

Так продолжалось года два; Анцыбов через месяц-два навещал Лажевую и гостил тут по недельке. В 1912, кажется, году Анцыбов и несколько крестьян из с. Лажевой ходили в Почаев. Купивши в Почаеве икону, они побывали у Архиепископа Антония и подали ему прошение о разрешении им построить на будто бы отводимой им помещицей Уваровой земле мужеский монастырь. Архиепископ написал на их прошении, что постройка монастыря будет им разрешена только в том случае, если помещица действительно даёт под монастырь землю, если и они жертвуют на постройку, и если посланный Архиепископом монах или священник найдёт нужным и уместным в с. Лажевой монастырь.

Просители же поняли резолюцию в том смысле, что постройка монастыря, безусловно, состоится; и тогда, во главе с Анцыбой, стали ходить по сёлам, говоря, что священники сельские плохо и мало молятся, и чтобы все присоединились к ним, и тогда они соорудят монастырь и «дорогой наш батюшка Иоанн» (Анцыба) будет у них настоятелем. Анцыбов же, имея на руках резолюцию Архиепископа о разрешении строить монастырь (так он толковал вышеупомянутую резолюцию), стал ещё усерднее проповедовать хлыстовские догматы и в свои ряды набирать много женщин. С женщинами он вёл себя свободно, целовал их, держал на руках и чуть ли не только с ними вёл свои беседы. Поговаривают и о том, что Анцыбов «исповедовал» у печи, служил парастасы и заставлял женщин перескакивать через себя. В самом же деле было ли всё это на собраниях Анцыбова, или же это всё только измышление фантазии – долгое время никто из духовенства и властей решить не могли.

Одно только было ясно для всех, что с приходом в с. Лажевую Анцыбова в селе стало твориться что-то неладное: в семьях появились разлады, жёны стали строптивее, отказывались разговляться даже на Рождество и на Воскресение Христово и, избегая плотского общения со своими мужьями, целые ночи проводили в хате на соломе, разостланной по полу, и слушали проповеди монаха. Монах сначала посещал и лажевской храм, но в последнее время ни разу не был в нём, да и «богомолы» (так зовут этих, примкнувших к монаху людей) стали реже ходить в церковь, а, придя, обыкновенно дремали. Когда же просыпались, то громко вздыхали и старались выжать слезу, часто крестились и умильно взирали на иконы и священника.

Напускная религиозность «богомолов» ввела в заблуждение многих священников и властей; тогда как Анцыбов сеял плевелы хлыстовства, стражи Христова стада не имели данных уличить в неправославии Анцыбова, и чуть только в конце прошлого 1913 года об Анцыбове стало складываться более достоверное мнение. Когда стало известно, что Анцыбов проповедует против православных священников, мало посещает храм, запрещает браки и вкушение мяса, детей называет бесятами, уединяется с женщинами, себя и своих последователей называет «чадами Божиими», чуть только тогда стало очевидно, что Анцыбов или наглый обманщик и проходимец, или же хлыст. Посему Архиепископ поручил объявить жителям с. Лажевой, а также и всех сёл, куда с проповедью заходил Анцыбов, что в с. Лажевой монастыря никогда не будет и что, если люди не порвут своих сношений с лжемонахом, то будут отлучены от Христа.

Поручение Архиепископа Антония я исполнил; объявил, что в с. Лажевой монастыря не будет и указал на ту странность, что о мужеском монастыре хлопочут главным образом не мужчины, а женщины. Когда же в конце беседы задал я слушателям вопрос: лучше ли стало в вашем селе с прибытием Анцыбова, то все единодушно ответили: нет, он нам только принёс одни неприятности.

Так как «богомолы» кажутся очень благочестивыми людьми, то к ним стали ходить люди и из других сёл, а также приглашать их к себе. Таким путём, как заявил мне бывший священник с. Лажевой о. Струменский, «богомолы» появились и в других сёлах нашей епархии, как-то в с.с. Баглаях, Емцах, Свинной, Вербородинцах, Ладыгах, Решнёвке и других. Когда я уверился в неправославии лжемонаха Ивана, то посетил несколько зараженных его учением сёл и, как заметил, подорвал его авторитет, ибо бывшие его последователи раскаивались и давали обещание не сообщаться с Анцыбовым. Сердечно ли это обещание или это только хлыстовский манёвр, того достоверно сказать я не могу.

Вообще же сказать могу, что религиозное в с. Лажевой движение православным не может быть признано, а посему ни монастыря, ни каких-либо монахов допустить там нельзя. Полиция Староконстантиновского уезда, кажется, приняла меры к недопущению в с. Лажевую Анцыбова, и посему, мне думается, что «богомолы», лишённые своего вдохновителя, со временем присоединятся к православным.

Донося обо всём этом, смиреннейше прошу благословения Вашего Высокопреосвященства, нового Ангела Волынской церкви»⁸¹.

Новый священник села Лажевая Алипий Червинский также боролся с сектантством в своём приходе. Он собрал прихожан, которые составили подписку, в которой обещали: «1914 года м. мая 20 дня. Мы, нижеподписавшиеся прихожане Свято-Михайловской церкви с. Лажевой, при вступлении в приход нового настоятеля отца Алипия Червинского, желая оправдать себя пред Богом, начальством и людьми, и засвидетельствовать, что мы не принадлежим ни к какому самозваному обществу, и что распространившаяся молва, будто бы мы составляем особую секту, неверна, – сим изъявляем свою приверженность к православной вере и послушание своим православным пастырям, уклоняясь от самозваных сборищ и бесчинных радений, и обещая вести трезвый образ жизни и с прочими своими односельцами православными «блюсти единение духа в союзе мира». В чём и подписываемся: 1. Варвара Бондар, 2. Пелагия Процюк, 3. Акилина Гринчук, 4. Фекла Горобец, 5. Иустина Череватюк, 6. Фекла Остапчук, 7. Марфа Сухая, 8. Анна Проказюк, 9. Татиана Божок, 10. Наталия Белик, 11. Агафия Николайчук, 12. Александра Белик, 13. Анна Процюк, 14. Акилина Назарук, 15. Савва Коренчук, 16. Роман Бондар, 17. Терентий Гринчук и 18. Яков Процюк, а за них неграмотных по их личной просьбе расписался церковный староста Степан Божок.

При подписи настоящего обязательства присутствовали: приходский священник с. Лажевой Алипий Червинский, псаломщик Роман Собуцкий, священник с. Футоров Владимир Струменский, помощник благочинного священник Антоний Левицкий, благочинный протоиерей Иларий Дучинский»⁸².

Конечно, одним из самых могучих миссионерских средств было проведение крестных ходов. В них принимало участие несколько тысяч человек. Крестные хода сопровождались совершением богослужений и молитвенными песнопениями, миссионерскими беседами и распространением миссионерской литературы⁸³.

Так, осенью 1913 года были устроены крестные хода с иконами Божией Матери, выписанными иереем Аркадием из Афона, в зараженные сектантством населённые пункты – местечко Купель и село Конотоп. Об этих ходах о. Аркадий писал: «С разрешения Преосвященнейшего Гавриила [Воеводин, Епископ Острожский, викарий Волынской епархии – сост.] мною была перенесена из с. Великих Зозулинец выписанная мною и подаренная в Купельскую церковь икона Божией Матери из Афона.

В с. Великие Зозулинцы я привёз икону на лошадях 5 сентября днём. Народ был ранее оповещен об этом и поэтому, когда 6 [сентября] ранним утром заблаговестили к утрене, то храм скоро наполнился богомольцами. Всенощное бдение и литургию служили три священника с диаконом. Как на всенощной, так и на литургии я, видя великую ревность и любовь к Богоматери богомольцев, не удержался от того, чтобы не поведать о величайшей любви к нам Божией Матери и о Её покровительстве всем обидимым, а особенно вдовам и сиротам, приведши и сказание о заступлении Богоматери за неправедно обиженную мужем жену. Моё слово было столь сердечно, что чуть ли не вся церковь со слезами поверглась пред иконою Пречистой. Вообще нужно сказать, что Богоматерь была ко мне так милостива, что это я даже чувствовал на каждом месте, или то служа литургию, или то проповедуя слово Божие: радость неземная и душевный мир не оставляли меня всю дорогу и я, несмотря на скудное питание, не чувствовал упадка сил.

Из Зозулинец мы при многочисленном собрании верующих торжественным крестным ходом прошли с. Шмырки, Великие Жеребки, Поповцы и Собковцы. В Шмырках служили всенощную и литургию. Здесь особенно радовался я, видя несокрушимую и крепкую веру православных и их прилежание к храму Божию. Такая же самая великая любовь видна была и на лице чуть ли не у каждого прихожанина с. Собковец, откуда крестный ход провожал святыню до тех пор, пока навстречу нам не вышел крестный ход из м. Купеля, возглавляемый о.о. настоятелями Левковецкого и Чернявского приходов. Со множеством святынь плавно и красиво приближался к нам купельский крестный ход, за которым молодцевато следовали потешные из местного двухклассного училища, а также и все ученицы женского отделения. Когда оба крестные хода соединились, то представилась великолепная картина, так что думаю, не один штундист пожалел, что оставил такое великолепие и красоту.

Огромнейший Купельский храм не вместил, вероятно, и половины сопровождавших крестный ход. У всех лица светились, как в первый день Пасхи, и, когда я вышел говорить похвалу Богоматери, слёзы умиления и радости были видны на глазах у многих. На другой день, 8 [сентября], была литургия, на которой было сказано две проповеди, а вечером – вечерня с акафистом, после которой долго беседовали о штунде. Как в Купеле за каждой службой, так и в других сёлах обильно раздавалась религиозно-нравственная и противосектантская литература.

В воскресение утром и вечером храм был полон молящихся, которые очень благодарили меня как за икону, так и за доставленное религиозное торжество. В церковь, оказалось, приходили даже и такие, что посещают её только один раз в год, и только сектанты не приходили, несмотря на то, что я их приглашал на беседу.

Справедливость требует сказать, что торжеству православия в Купеле всегда и особенно теперь много содействует настоятель о. Иоанн Иваницкий»⁸⁴.

«С разрешения Его Преосвященства, Преосвященнейшего Гавриила, мною была перенесена из Хролина в Конотоп Казанская икона Божией Матери, выписанная мною из Афона.

18 сентября в девятом часу утра наш крестный ход во главе с о.о. настоятелями Ничпальского и Хролинского приходов, а также и при моём участии выступил из Хролина. Всю дорогу от Хролина до Конотопа служились молебны, и, когда певчие уставали, я на ходу говорил поучения. В верстах четырёх от Конотопа икону встретил конотопский крестный ход со своим о. настоятелем во главе. Несмотря на рабочее время, народу собралось масса; приходили даже из хуторов Новоград-Волынского и Изяславльского уездов, расположенных в 10–15 верстах от Конотопа; конотопцы же не только православные, но и даже католики, все вышли встретить икону. Многие ещё за полверсты до крестного хода вставали на колени и на коленях уже ожидали икону. При встрече крестных ходов я сказал слово о Пресвятой Богородице, нашей Молитвеннице и скорой Заступнице. Видно было, что хотя в Конотопе (вернее, вокруг Конотопа) и свило себе гнездо сектантство, но есть много истинно верующих православных: слёзы и радости, и умиления видны были на глазах у многих.

В одиннадцать часов мы были в Конотопском храме. Здесь я провёл первую беседу миссионерского характера – о почитании Богоматери. Причём впервые, для запоминания слушателями текстов, стал вводить общее пение их. Так, например, прочитавши текст [Евангелия от] Луки, 1 глава с 41 по 44 стих, я задавал тон, сам канонаршил, и все пели его на шестой глас. Как оказалось, такой способ заучивания во всех отношениях самый лучший: во-первых, больше шансов на запоминание текстов, а во-вторых, и слушатели не утомляются.

Таким путём я ещё вёл в Конотопе в продолжение двух дней миссионерские беседы. Крестьяне там очень религиозные и аккуратно посещали беседы, которые велись от восьми часов до двенадцати и от четырёх до девяти. Не только конотопцы, но и хуторяне не пропускали ни одной беседы и приезжали на целый день в Конотоп.

20 [сентября] после вечерней беседы ко мне явилась депутация и пригласила меня на религиозно-нравственную беседу в д. Буртынь Полонского прихода, куда я приехал уже в одиннадцатом часу. Несмотря на столь позднее время, школа была полна народу. Побеседовав с ними около часу и пропевши несколько молитв, я ушёл на отведённую мне квартиру, обещав на другой день опять провести беседу.

21 [сентября] в восемь часов утра я опять был в школе и беседовал о посте, спасении только в Церкви, о крещении и миропомазании младенцев и о единственно истинной православной вере (против католиков). В двенадцать часов беседа была окончена, и я уехал домой»⁸⁵.

Такие торжественные крестные хода, конечно, предотвращали дальнейшие отпадения в сектантство. После них некоторые ранее отпавшие возвращались в лоно святой Православной Церкви.

О нескольких таких обращениях сообщала и газета «Жизнь Волыни»: «Священником г. Староконстантинова Аркадием Остальским 8 декабря присоединены из штундизма к православию Пётр Заец, жена его Мария, Стефан Крысюк и Мария Мозернюк»⁸⁶.

Иерей Аркадий занимался не только непосредственно миссионерской деятельностью.

«Почаевский листок» сообщал о массовых беспорядках в Киеве в день празднования столетия дня рождения Тараса Григорьевича Шевченко – 25 февраля 1914 года. Зачинщиками беспорядков были студенты⁸⁷.

О. Аркадий Остальский на страницах «Почаевского листка» так откликнулся на происшедшее: «Стыдно сознаться, что у нас на когда-то святой Руси имеют теперь место безобразия, вроде киевских.

Киев!.. Сколько дорогих русскому человеку воспоминаний связано с этим городом! Кто из нас ещё с детства не стремился в этот святой град?! Кто не желал поклониться многочисленным его святыням, взглянуть на дорогой «Днепро – седые волны»?.. Да это и понятно. Как иначе, как не с любовью, величайшей любовью может относиться русский человек к этому чудному граду, колыбели православной России? Разве забудет русский человек то, что когда вся тогдашняя варварская русская земля была полна идолов и кумиров, только на киевской горе стоял св. Крест, водружённый Андреем Первозванным? Разве это может забыться? Или изменят историю, повествующую нам о том святом дне, когда будущая великая Россия в лице многочисленных киевлян преклонила свою выю под иго Христово и омыла свою греховную скверну в освящённых водах Днепра? А Владимир Красное Солнышко, а сонмы святителей в главе со Антонием и Феодосием, а «Богоматерь Нерушимая Стена», а краса и слава наша – Владимирский собор – разве когда-нибудь они забудутся или свет их померкнет?.. Нет, никогда, никогда!..

Никогда не забудем мы Святого Киева, не торгового, не богатого, а Святого Киева; никогда и вы, враги России, не сделаете его нерусским, неправославным! Как бы вы не кричали, как бы вы не свирепели, но не вам, проклятым трутням, разрушить эту Богом хранимую твердыню!

Больно и стыдно русскому человеку читать о киевских безобразиях, но знает он хорошо, чьих рук эта мерзость. За увлекающейся, глупой молодёжью видит он хорошо знакомые (особенно за последнее пятилетие) России крючковатые носы да цепкие лапы того вампира, который жадно сосёт русскую кровь и пользуется всяким предлогом, чтобы ослабить или даже обессилить её. Но хочется верить, что близок уже час, когда проснётся от своей спячки Русь; встанет она во весь свой исполинский рост, поднимет свою богатырскую руку, схватит ею своего врага и далеко-далеко швырнёт его от себя. Не впервые ей это! Бывали времена... Видела она у себя и страшного татарина, и непобедимого шведа, и гордого француза, и кичливого ляха, ... а теперь ... где они? Стоило только матушке России тряхнуть своей силушкой и от неё, как от сказочного богатыря, далеко рассыпались её враги! Правда, многого ей стоило это, но зато теперь, как царица

«От Кавказа до Алтая,

От Амура до Днепра»

она цветёт, богатеет и крепнет на страх и зависть своим врагам. И пусть враги России сколько хотят, кричат: «Долой Россию!», их исступлённые крики среди русских людей встретят один ответ: «Розог, побольше розог!» Выпороть хорошенько этих непрошенных «освободителей» «закабалённой» Малороссии и привязать их к партам; пусть сидят и учатся. Политика – не дело учеников! Да и кому нужны руководители, у которых ещё молоко на губах? Молокососы, жидовские наёмники, вы прежде всего выполните лежащий на вас долг; ваши родители последние деньги тратят на ваше учение: учитесь и прежде всего учитесь! А о том, какие порядки в России, а какие в Австрии, не вам судить. Действительно, в России плохие порядки (если вы хотите знать о порядках), ибо в Австрии русинов за то только, что они хвалили русского Царя и православную веру, посажали в тюрьмы, а у нас и крики: «Долой Россию!» вероятно пройдут безнаказанными. Это, действительно, плохие порядки! Будь у нас больше строгости, не было бы и такого безобразия. Но настанет время и, быть может, уже и очень скоро, когда и наше правительство применит к бунтовщикам самые строгие меры. О, тогда берегитесь!

Но от суда человеческого ещё можно уйти, зато от суда Божия никуда и никогда вам не убежать. Слыхали вы, конечно, как десять лет тому назад в Сербии бунтовщики умертвили своего короля Александра и королеву Драгу. Избежав суда человеческого, они подверглись суду Божию. Полковник Машин, нанесший королеве Драге первый удар, сошёл с ума и в страшных мучениях, пролежав двадцать дней, умер. У министра Иоанна Аввакумовича, вождя сербских кадетов, выбросилась из балкона и насмерть убилась единственная дочь, красавица Леносава. У полковника Петра Мишина скоропостижно умер единственный сын, а он сам сошёл с ума. У генерала Атанацковича застрелился сын гимназист. У генерала Саввы Груича умерли один за другим два сына, оба сошедшие с ума. У майора Любомира Костича умерло два сына. Два офицера-заговорщика в сумасшедшем доме, а шестеро в тихом помешательстве.

Вот как Бог наказывает тех, кто нарушает народное спокойствие и подымает руку на Помазанника Божия!

Бойтесь и вы, юноши, обманутые врагами русского народа, бойтесь суда Божия!

Проклятие Божие и русского народа над тем, кто изменит своей родине – православной России!»⁸⁸.

21 мая 1914 года о. Аркадий был награждён скуфией⁸⁹.

В том же месяце – мае иерей Аркадий выехал в Москву: ему было поручено сопровождать дар генерала Саватина⁹⁰ Козацким Могилам (Козацкие Могилы – приписной к Почаево-Успенской Лавре Свято-Георгиевский скит под м. Берестечком) – дорогую благолепную икону во весь рост прославленного в 1913 году священномученика Ермогена, Патриарха Московского и всея Руси, освящённую на мощах Божьего угодника, с вложенной частью ризы и частью гроба от его мощей. Эту икону о. Аркадий должен был сопровождать с крестным ходом на Козацкие Могилы. Перенесение было приурочено к поминкам на Козацких Могилах (девятая пятница по Пасхе).

Из Москвы телеграфировали в Почаев: «23 мая отправили икону св. Ермогена. Проводили с хоругвями. Провожал о. архимандрит. Так проводили о. Аркадия со святыней. Погода плохая – был дождь»⁹¹.

24 мая утром святыня прибыла в местечко Домбровицу Ровенского уезда Волынской губернии. Духовенство крестным ходом на вокзале встретило иерея Аркадия со святыней, и крестный ход последовал в Николаевскую церковь, где икону поставили для поклонения. 25 мая после Божественной литургии в Николаевском храме святыня была перенесена в Рождество-Богородичную церковь того же местечка. На следующий день утром, в праздник Пятидесятницы, в этом храме также была совершена Божественная литургия.

Очевидец этих событий иерей Сергий Малевич записал: «26 мая в три часа по полудни мощные звуки колокола Пречистенской церкви м. Домбровицы возвестили жителям Домбровицы и пришедшим с окрестных сёл паломникам, что св. Ермоген покидает весь Домбровицкую, ниспослав им Божье благословение за истинно-христианскую любовь к нему и сердечное гостеприимство.

Толпа людей разных возрастов, званий и состояний хлынула к св. образу, слёзно прощаясь со Святителем, прося у него заступничества во всех случаях своей многострадальной полесской жизни. Св. образ благоговейно износится прихожанами местной церкви из храма, шествует в дома о.о. настоятелей для благословения их и живущих в них. Трогательно и торжественно служатся молебны святителю в домах о.о. настоятелей... Неземную радость ощущает душа христианина, взывая умиленно: «Святителю Ермогене, моли Бога о нас!» Возносишься мысленно к Престолу Бога при чтении отцом Аркадием Остальским молитвы святителю.

Внешность аскета, голос искренне убеждённого в читаемом пастыря-миссионера, редкого в наш век молитвенника, во смирении и кротости путь совершающего на далёкие от нас Козацкие Могилы, – всё это располагает к сугубой молитве и к искреннему желанию быть лучшим... Благословив дома священников и их чад, св. Ермоген благословляет и дома низшего клира... До слёз умиления и сердечной просьбы возносится молитва о. диакона и его жены о здравии тяжко болящего их малютки. Трудно было удержаться от слёз, видя несчастную мать со слезами на глазах трогательно взирающую на лик св. Ермогена и просящую у него верной помощи... «По вере твоей, мать, будет тебе», – веруем, скажет св. Ермоген...

Многое множество знамён победы над «князем века сего» несутся впереди и окружают св. крест, сокрушающий силу «князя воздушного»! Крестный ход возглавляется св. образом свт. Ермогена, под покров свой принимающего шествующих вблизи священнослужителей, грядущих к своему «печальнику». Под предстоятельством маститого благочинного отца Луки Трилесского крестный ход выходит из пределов веси Домбровицкой. Останавливается на границе м. Домбровицы, где оборачивают икону св. Ермогена в сторону покинутой веси... С глубоко-прочувствованным кратким словом благодарности к святителю выступил настоятель Пречистенской церкви о. Михаил Симонович, поблагодарив дорогого высокого гостя за посещение, к тому же призывая и своих прихожан, нуждающихся в нравственной поддержке в лукавые дни наши. По окончании слова св. образ поднимается священнослужителями, которые благословляют весь Домбровицкую св. образом на все стороны, чтобы дать понять христианам веси Домбровицкой, что св. Ермоген за их гостеприимство благословляет их весь и живущих в ней своим святым благословением. Крестный ход направляется по дороге в с. Залешаны, сопровождаемый жителями м. Домбровицы во главе с своими пастырями.

Ярко солнце ласкает духовный взор, который видит в блеске, свете и славе солнца свет и славу обителей, где живёт душею св. Ермоген. Множество голосов птичек, воспевающих хвалу Богу, вселяют бодрость и силы хвалить Бога, дивного в жизни и делах св. Ермогена. Всюду жизнь бьёт ключом, и сопутствующие Святителю не чувствуют усталости. Неутомимый о. Аркадий вселяет бодрость, поддерживает энергию, любезно приглашая петь хвалебные песни св. Ермогену, в честь и славу которого неустанно произносит проповеди при остановках крестного хода. Поддерживает о. Аркадия в его высоком и святом деле и сопутствующее ему духовенство: так, о. настоятель Люхчанского прихода Игнатий Варницкий, этот высокий образец пастырства, наглядно поучающий своею жизнью и делами святому смирению и терпеливому перенесению бед земных, служит на пути вечерню, по предложению о. Аркадия, и на всём пути крестного хода беспрерывно говорит ектении и велегласно величает св. Ермогена...

Половина пути к с. Залешанам пройдена. Из-за густого леса показывается крестный ход из с. Залешан. Две многочисленные духовные рати приветствуют друг друга взаимным преклонением хоругвей. Во главе залешанского крестного хода идёт настоятель прихода, союзный староста округа отец Модест Данкевич... Великое множество залешанцев, их праздничный вид, радостные лица по случаю торжественной встречи, ясно говорили о том, что отец Модест немало потрудился, чтобы достойно встретить святыню... Два крестных хода соединяются и с воодушевлением провожают святыню в с. Залешаны. Слышится вдали звон церковных колоколов. Это жители села Залешаны встречают с церковным звоном св. Ермогена. .. У ворот храма почётные прихожане встречают крестный ход по русскому обычаю с хлебом-солью... Святыня вносится в разукрашенный цветами и зеленью храм и здесь оставляется до следующего дня.

27 мая в 7 часов утра торжественно совершается в Залешанском храме литургия. Предстоятельствует отец благочинный, которым в конце литургии было сказано высоко-поучительное слово о важности для залешанцев настоящего дня. За литургией во время причастного стиха и пред молебном были произнесены общедоступные и поучительные беседы неутомимым о. Аркадием, заслужившим вполне достойно от полещуков название «Златоуста»...

После малого отдыха крестный ход с св. иконою в 4 часа по полудни оставляет весь Залешанскую и направляется сопровождаемый жителями, умилёнными совершившимся, в м. Бережницу Луцкого уезда. Зная, что чрез несколько часов святыня оставит наш край, провожавшие боголюбцы усилили общие славословия и молитвы к оставляющему нас своим св. образом святителю Ермогену. В таком религиозном одушевлении крестный ход вышел на дорогу, ведущую в весь Бережницкую, расположенную среди густого соснового леса, стоящего стеной с двух сторон дороги. Смотря на деревья, украшенные зеленью и верхушками своими поднимающиеся в высь поднебесную, веришь, что по молитвам святителя и наши молитвы и славословия идут туда, где вечная жизнь, где нет зимы духовной, но всегдашняя цветущая весна. Скоро показался бережницкий крестный ход во главе с настоятелем прихода о. Иоанном Зилитникевичем. Обычное приветствие крестных ходов и дальнейшее шествие святителя в весь Бережницкую. Достойно приготовилась Бережница к встрече Святого Гостя. Благолепно украшенный зеленью и полевыми цветами величественный храм принял радостно под свой кров образ св. Ермогена, где он и остался до следующего дня»⁹².

Далее крестный ход с иконой св. Ермогена продолжил своё шествие по местечкам и весям. 28 мая прошли Большие Цепцевичи, Городец, а в селе Кричильск заночевали. 29 мая прошли Корость, Степань и в Золотолине заночевали. 30 мая прошли Яполоть, Ставок и в селе Бичале заночевали. 31 мая были в местечках Деражно и Клевань. 1 июня (воскресенье) крестный ход шёл из Клевани через Деревяне в Олыку, где была отслужена литургия. Из Олыки сразу после литургии прошли Жорнище, Носовичи, Уездец, Малин, Острожец. 2 июня прошли Залавье, Свищев, Надчицы, Торговицу, Вильничи. 3 июня прошли Княгинин, Перекалы, Лысин, Лопавше и Хриники. 4 июня прошли Вербень, Пляшеву и, наконец, пришли на Козацкие Могилы.

К поминкам на Козацких Могилах были приурочены также и другие крестные ходы. Газета «Волынская земля» сообщала: «В среду с утра начали подходить к Козацким Могилам крестные ходы с святынями, несомыми для храма-памятника множеством богомольцев во главе с духовенством. Первым появился почаевский крестный ход. Он нёс на могилки благословение Архиепископа Антония Волынскому Союзу русского народа: благолепную икону великомученика Георгия с частью его нетленных мощей... Крестный ход со святынею двинулся через реку на Могилы. Там после краткого молебствия и приветствия прибывших, св. икона была водворена в старинной козацкой церкви.

За первой волной богомольцев хлынула вторая. Появился вдали радзивиловский крестный ход с Афонской Божией Матерью (Афонской иконой Божией Матери – сост.) и все во главе с козацким братством вышли под трезвон колоколов к нему на встречу. Потом прибывали один за другим крыжовский крестный ход с даром московских трезвенников – иконою мученика Агафоника, два дубенских, кременецкий – с иконою «Всех Скорбящих Радосте», жидиченский – с Честным Крестом и мощами, слуцкий, торчинский, олыкский, загоровский с чудотворной иконой Божией Матери, домбровицкий с благословением Москвы – иконою св. Ермогена. Так волна за волною залила народом всё пространство Козацких Могил.

Богомольцев проповедники встречали приветствиями, объяснениями, что такое Козацкие Могилы, и почему они дороги русскому сердцу. Особенно умилительно и убеждённо говорил приезжий из Москвы с благословением – иконой Св. Ермогена, прошедший с народом более двухсот вёрст священник Аркадий Остальский. Он сравнивал подвиг безвестных героев Козаков, отдавших свою жизнь на Берестечском поле за св. православную веру, с подвигом Святейшего Патриарха Московского Ермогена, принявшего мученическую кончину от тех же лютых ляхов»⁹³.

5 июня за всенощной, которая совершалась собором духовенства во главе с викарным Кременецким Епископом Дионисием (Валединским), перед семнадцатой кафизмой было сказано поучение о. Аркадием Остальским. Семнадцатую кафизму пели с заупокойными припевами не только певчие, но и богомольцы. Всенощная окончилась около полуночи. Затем, при предстоятельстве архимандрита Загоровского монастыря о. Михаила началось мощное всенародное пение семнадцатой кафизмы, когда весь народ как один человек пел «помилуй рабы Твоя». Потом до самого утра были произнесены многочисленные проповеди.

Раннюю обедню совершил в сослужении шести сельских священников епархиальный миссионер архимандрит Митрофан, на которой он произнёс глубоко назидательное поучение против католиков.

В 9,5 часов раздался могучий благовест, призывающий паломников Волыни, Киевщины и Подолии к поздней литургии, которую совершал в сослужении многочисленного духовенства под открытым небом на площади перед гробницей Козаков Епископ Дионисий.

Непосредственно после литургии была совершена владыкой в сослужении сонма духовенства панихида. Она закончилась пением «Вечной памяти» православным воинам, которое было покрыто ружейными залпами присутствовавших на поминках войск⁹⁴.

За ревность по устройству крестного хода на Козацкие Могилы иерею Аркадию Остальскому было преподано Божие благословение⁹⁵.

Для Козацких Могил Московскою синодальною конторою была отпущена уже после проведения торжеств частица мощей священномученика Патриарха Ермогена в небольшом серебряном ковчеге. Этот ковчег был доставлен на Козацкие Могилы⁹⁶.

1 июля епархиальный миссионер архимандрит Митрофан подал новому управляющему епархией Архиепископу Волынскому и Житомирскому Евлогию (Георгиевскому) рапорт о состоянии миссионерского дела в епархии, в котором писал: «В настоящее время в Волынской епархии состоят два уездных миссионера: священник с. Несолони Новоград-Волынского уезда Александр Молчанов (уезды: Житомирский, Новоград-Волынский и Ровенский) и священник на диаконском штате при Староконстантиновском соборе Аркадий Остальский (уезды: Староконстантиновский, Изяславльский и Острожский). Первому из средств Владимиро-Васильевского братства положено 500 рублей в год, а второму из казны 700 рублей в год. Так как сектантских пунктов у о. Молчанова несравненно больше, нежели у о. Остальского, разъезды большие, причём иногда ему приходится приглашать за плату заместителя по приходу и, кроме того, я намерен поручить ему ещё четвёртый уезд и при том отдалённый Овручский, где в последнее время усилилась пропаганда сектантства, – то я, находя по совести более справедливым, покорнейше прошу Ваше Высокопреосвященство 700 рублей казённых положить миссионеру Молчанову, с условием нанимать на свой счёт заместителя по приходу, а 500 рублей братских положить миссионеру о. Остальскому, коему тоже вменить в обязанность приглашать себе заместителя на случай оставления собора в праздничный день»⁹⁷.

Владыка Евлогий согласился с этим предложением⁹⁸.

4 июля в приписном к Староконстантиновскому собору храме с. Еригоровки иерей Аркадий Остальский присоединил к православной вере, просветив таинством святого крещения, семейство евреев Цыкманов, состоящее из трёх человек. В тот же день за Божественной литургией Цыкманы причастились Святых Христовых Таин⁹⁹.

«Перед присоединением Цыкманы в продолжение двух месяцев мною были наставляемы в православном учении и ко дню воссоединения выучили Символ веры и самые употребительные молитвы. Нововоссоединённые – жители г. Староконстантинова и теперь наши соборные прихожане», – писал о. Аркадий в рапорте владыке Евлогию¹⁰⁰.

По распоряжению командующего войсками Киевского военного округа с 18 июля 1914 года Волынская губерния объявляется на военном положении¹⁰¹. А 19 июля, в день памяти преподобного Серафима Саровского, германский посол передал российскому министру иностранных дел от имени своего правительства объявление войны России¹⁰². Началась Первая мировая война.

Владыка Евлогий (Георгиевский), Архиепископ Волынский и Житомирский, впоследствии вспоминал: «После небольших неудач наши войска сломили сопротивление австрийцев и взяли Броды (возле Брод находится католический монастырь «Подкаменье»). Немедленно представители русской власти взяли в свои руки управление оккупированной областью. Наши губернатор и вице-губернатор явились ко мне уже одетые земгусарами: во френчах, в высоких сапогах, в офицерского покроя шинелях. Их примеру последовали и другие чины гражданского ведомства – все стали похожи на военных. Отправлявшихся на службу в завоёванные части Галиции я напутствовал молитвами...»¹⁰³.

Викарный Епископ Кременецкий Дионисий (Валединский) в одном из писем сообщал: «После первых боёв на юго-западном фронте, начавшихся 13 августа, я отправился, с благословения своего владыки – Архиепископа Евлогия, из Почаевской Лавры в Галицию, чтобы посетить здесь наших раненых солдат и офицеров и помолиться с ними и за них. Госпитали – русские и местные австрийские – я объехал и обошёл в Золочеве, Красном, Заболотцах, Бродах и Львове. Всего я выезжал из Лавры четыре раза: 1) с 18 по 23 августа, 2) с 25 по 27 августа, 3) с 1 по 6 сентября и 4) с 9 сентября по 14 сентября. За это время я навестил много раненых. Служил водосвятные молебны, обходил раненых с крестом и святой водой, со всеми беседовал и утешал их, по мере сил своих и уменья, желающих исповедовал, и многие из них после того непосредственно предстали на суд Христов.

До двадцати человек братии из Почаевской Лавры и Загаецкого монастыря с тремя иеромонахами вывезены мною сюда и устроены на безмездную добровольную службу при госпиталях, – и трудятся они теперь здесь, по отзывам как врачей, так и самих раненых, как истинные рабы Божии, не зная покоя и являя чисто родственное попечение о больных и раненых.

Теперь я сам заболел. Второй день лежу в постели при повышенной температуре. Чувствуя сейчас маленькое облегчение, решился написать письмо. Когда был вполне здоров, решительно не имел для этого времени. Радуюсь, что Господь сподобил меня поболеть вместе с воинами и за них; но скорблю, что это случилось под праздник Воздвижения Креста Господня. Сегодня я был бы должен быть в Лавре и воздвигать там Честный Крест, а завтра служить литургию, но я не могу двинуться в обратный путь, и вынужден пребывать в бездействии и лишить святительской службы несколько тысяч богомольцев на святой горе Почаевской.

Сообщу коротко о наших церковных делах последних дней. Уроженец села Поповец Бродского уезда Львовской губернии, окончивший в сем году Волынскую духовную семинарию, диакон о. Михаил Борецкий, рукоположенный мною во священники, с благословения владыки Евлогия по занятии нашими победоносными войсками Галиции отправился в своё родное село, чтобы навестить своих родителей, братьев и сестёр. Но, увы, они все пред войною были арестованы австрийскими властями за свои симпатии к русским и в кандалах отправлены вглубь Австрии, причём судьба их и поныне неизвестна. Односельчане заявили о. Михаилу, что они желают воссоединиться со святою Православною Кафолическою Церковью и иметь своим пастырем настоящего православного священника, а не греко-католика, каким является их теперешний парох, или настоятель, отнюдь не соглашающийся отречься от римского папы и быть православным.

О. Михаил доложил мне о таком святом намерении своих односельчан и просил моего совета по поводу желания поповецких крестьян с крестным ходом прийти в Почаевскую Лавру для воссоединения. Я одобрил их мысль. И они пришли вечером 27 августа в Почаевскую Лавру в количестве нескольких сот человек. Отстоявши всенощную, поисповедались. Утром 28-го по прочтении часов они были вопрошены мною во всеуслышание в присутствии не одной тысячи богомольцев: желают ли они воссоединиться с Православною Кафолическою Церковью, отрекаются ли от римского папы и всех его заблуждений и новшеств, и обещаются ли навсегда пребывать в послушании православным пастырям? Они громко и ясно ответили, что желают, отрекаются и обещаются. После того они все вместе пропели своим напевом Символ веры и запечатлели своё исповедание целованием Креста и Евангелия.

Возложив на всех их шейные крестики и прочитав над ними разрешительную молитву, я начал литургию, за которою они приобщались Святых Таин Тела и Крови Христовых. Когда они грустным своим напевом пели «Верую», я едва мог удержаться от слёз.

Вечером того же дня православные поповецкие крестьяне отправились с крестным ходом обратно к себе; и для исполнения пастырских обязанностей я назначил к ним о. Михаила Борецкого. Последний отслужил у них в приходском Свято-Троицком храме, по возвращении с крестным ходом, водосвятный молебен и, по окроплении святою водою храма на четыре стороны, возложил св. антиминс на бывший престол; а утром 29-го совершил раннюю литургию и присоединил других прихожан, не бывших накануне в Почаеве.

По просьбе поповецких православных прихожан я отслужил у них в воскресенье, 31-го, литургию с молебном и крестным ходом вокруг храма по Почаевскому чину; а накануне – всенощную. Приписное село к Поповцам, название коего я точно не помню, тоже соделалось православным и теперь в обоих сёлах совершается православная божественная служба.

Одновременно с поповецкими крестьянами заявили мне о своём желании быть православными и жители села Борятина того же Бродского уезда, расположенного верстах в 30 от Почаева, близ города Броды. Они прислали ко мне в Почаев своих уполномоченных с бумагою от Львовского губернатора г. Мельникова, просившего меня о назначении священников в те приходы, которые желают быть православными. Эти уполномоченные просто, сердечно высказали мне, что в душе своей, в мыслях, в расположении были всегда православными. «Наши батюшки,– говорили они мне,– вызнавали папу, а мы папы никогда не вызнавали». Так как борятинские крестьяне не могли за дальностью пути прийти в Лавру, то я послал к ним сейчас же из Лавры о. иеромонаха Тихона с святым антиминсом. Он совершил в борятинском храме св. великомуч. Георгия малое водоосвящение и возложил антиминс на престол. Затем, в течение трёх дней: 31 августа, 1 и 2 сентября, о. Тихон служил там литургии и присоединил прихожан, исповедовал их и приобщал. В понедельник, 1 сентября, в первом часу дня, по дороге в Броды и Львов, я посетил в Борятине своих новых пасомых. Они встретили меня в церкви с пением. Церковь у них заново расписали два года тому назад по оригиналам Владимирского собора в Киеве, и за эту свою русскую роспись два года она стояла без освящения по запрещению митрополита Шептицкого; а ксёндз, который был раньше в Борятине и сбежал отсюда пред вступлением русских войск, воспитывался в католической семинарии в Риме и тоже был ярым папистом и противником русских начал.

Выслушайте и ещё о двух сёлах Галицких, принятие которых в лоно Православной Церкви выпало на мою счастливую долю.

В бытность мою в Поповцах, 31 августа, пришли ко мне представители от населения двух соседних сёл: Накваши и приписанного к нему Тетильковец, и спрашивали меня: что им нужно сделать, чтобы быть православными, быть такими, «як весь русский народ». Я ответил им, что они должны составить по каждому селу приговоры на бумаге с перечислением поимённо всех, присоединяющихся к православию и части спасаемых, и скрепить таковые подписями и печатями своих сельских войтов, или волостных старшин, прийти с крестным ходом, подобно поповецким крестьянам, в Почаевскую Лавру, вручить мне здесь свои приговоры; и тогда я приму их в Церковь и дам им священника. Они так и поступили. В субботу, 6 сентября, вечером они пришли с крестным ходом в Лавру, а седьмого сделались православными. В Лавре их было около тысячи человек, а остальные воссоединились на месте в своих церквах. Священником к ним назначен мною о. Филипп Борецкий.

Утром 7 сентября, уже во время литургии, по причине опоздания поезда, прибыл в Лавру Высокопреосвященный Евлогий, коему Высочайшею волею поручено попечение о православных приходах и церквах Галиции. (Государь Император Николай II, будущий царственный страстотерпец, назначил Архиепископа Евлогия управляющим «церковными делами в оккупированных областях»¹⁰⁴. Об этом также 28 августа был выдан указ Святейшего Синода¹⁰⁵ – сост.). Владыка порадовался с нами началу православия в Галиции; после литургии беседовал с новообращёнными и раздавал им листки и иконки, причём обещал на следующий день, т.е. 8 сентября, посетить и Накваши, и Тетильковцы, и Поповцы, что и исполнил. Те встречи, те восторги, то воодушевление, та радость, какие проявили наши новые православные галицкие пасомые при виде своего архипастыря-Архиепископа, не поддаются описанию: так бывает только на Пасху.

Во время первой своей поездки во Львов я встретил на пути в поезде несколько русских галичан, освобождённых из львовских тюрем нашими войсками. Среди них была барышня, дочь местного священника, по фамилии Филипповская. Она была арестована вместе с отцом, но он вывезен австрийцами куда-то дальше из Львова вместе с другими арестованными священниками; а она оставлена была во Львове и, по вступлении русских войск, получила свободу. Мать ее, поскольку лежала в постели совершенно больная, не была арестована.

Над арестованными священниками во Львове всячески издевались и глумились, их били, на них плевали; некоторые из них уже преданы смерти. Но всего не описать!..»¹⁰⁶.

О начале воссоединения галичан вспоминал и владыка Евлогий, правда, описывая их не в таких красках, как Епископ Дионисий: «Во время пребывания в Петербурге, мой викарий Епископ Дионисий Кременецкий известил меня из Почаевской Лавры о переходе одного пограничного галицийского прихода в православие. Он хотел привести новообращённых крестным ходом в Лавру и просил моего благословения. Я телеграфировал: «Бог благословит».

По возвращении на Волынь я на один день заехал в Житомир и поспешил в Почаев. Приближался праздник Почаевской Божией Матери (8 сентября), и мне хотелось к этому дню прибыть в Лавру для богослужения. Однако, как я ни торопился, приехал лишь в самый праздник, когда оканчивалась литургия.

Не успел я войти в свой дом, смотрю – из Лаврского собора идёт крестный ход с молодым священником во главе. Подошедший ко мне Епископ Дионисий объяснил мне, что это уже второй приход, присоединившийся к православию. «А кто же священники?» – спросил я. «Приходы возглавили братья Борецкие, родом из крестьян воссоединившегося прихода...» – «А где же униатские священники?» – осведомился я. Сведений о них мне дать не могли. Эти священники-униаты были русофилы, лелеявшие мысль о соединении с Россией, а впоследствии, быть может, и с православием. В первом приходе был прекрасный престарелый священник. Братья Борецкие – грубые, неприятные люди, по-видимому, воспользовались моментом, чтобы, отстранив прежних батюшек, занять их место. «Первый блин-то наш комом...» – подумал я. Епископ Дионисий предложил мне посетить сейчас же эти приходы, «... но только надо жандармов с собою взять, потому что священники ключей от храма не дают, – надо будет их отобрать...». Смотрю, молоденький жандарм тут же неподалеку вертится. Меня всё это очень покоробило. Присоединение к православию мне представлялось постепенным сознательным процессом, – не такими скоропалительными переходами, да ещё с участием жандармов.

В сёла я всё же поехал.

В первом селе меня встретил один из Борецких с крестом и коленопреклонённый народ с хлебом-солью; сельский староста обратился ко мне с речью, в которой выражал преданность своих односельчан «белому царю и православной вере...». «Русский дом большой, всем места хватит, всех с любовью примет мать Россия...» – сказал я в ответ на это трогательное, искреннее изъявление народного чувства. Затем я направился в дом священника. О. Борецкий уже успел занять всё помещение, оставив своему предшественнику, униату, лишь одну комнату. Отношение к нему у лиц, меня сопровождающих, было неприязненное. «Да вы его... вы его...». Я прошёл в его комнату один. Священник встретил меня вежливо, но со слезами на глазах жаловался на науськиванье против него бывших его прихожан... Я извинился, старался его успокоить. Мне было его очень жаль. «Я бы и сам хотел в православие, – сказал он, – но нельзя же так... сразу, надо же подумать».

В другом селе та же картина. Тут дома от священника не отняли, но все от него отшатнулись. Когда село меня встречало, он стоял в отдалении совсем один. Я с ним побеседовал и предложил приехать в Почаев переговорить со мною, как ему дальше быть.

Мои посещения приходов имели неприятные последствия. Старик священник (из первого села) поехал во Львов и стал рассказывать о «вопиющих притеснениях» и горько жаловался на меня. Поднялся шум, ропот, возмущение... Какие методы!? Какое насилие!? В результате – телеграмма от Великого Князя Николая Николаевича: «Предлагаю вам никаких насильственных мер не принимать». Такую же телеграмму одновременно я получил из Петрограда. Состояние моё было ужасное. Меня обвиняли в том, в чём я фактически был неповинен и с чем психологически был не солидарен... Я хотел бросить всё – и уехать. Граф В. А. Бобринский и Д. Н. Лихачёв, состоявшие на разных должностях при генерал-губернаторе, прослышали во Львове о моём состоянии и стали уговаривать меня намерения своего в исполнение не приводить. «Мы поедем в Ставку, мы всё разъясним...». И верно, съездили и разъяснили...»¹⁰⁷.

На широкую ниву миссионерской деятельности в Галиции Архиепископ Евлогий в начале сентября призвал епархиального миссионера архимандрита Митрофана с его помощником иереем Аркадием Остальским.

О своих поездках по Галиции епархиальный миссионер сообщал на страницах «Волынских епархиальных ведомостей». В одном из таких своих отчётов он писал: «В первой половине сентября я посетил в Галиции ряд приходов, воссоединённых и воссоединяющихся с Православной Церковью. Сейчас, к сожалению, я не имею времени описывать свои наблюдения более или менее подробно; но всё же, хоть кратко, поделюсь вынесенными мною впечатлениями.

Прежде всего – сами русские галичане. Кто бывал на праздниках в Почаевской Лавре, тот видел их, наших зарубежных братьев, в больших шляпах, в серых изящного покроя свитках или белых балахонах. Тогда они приходили украдкой, с большими трудностями пробираясь чрез границу; теперь они идут в Лавру смело и открыто, иногда даже с крестным ходом. По характеру своему русские галичане очень приветливы, предупредительны, симпатичны, к русским относятся с большим вниманием и сочувствием.

Отличительная черта русских галичан – глубокая религиозность и привязанность к своим храмам. Последние, за редким исключением – очень хорошие, каменные, византийского стиля, высокие, с большими иконостасами. Храмов костёльного типа я пока не видел ни одного.

Внутри храмы по большей части расписаны орнаментами и священными изображениями. Встречается часто картина крещения киевлян при св. князе Владимире с русского оригинала.

Чисто униатского в храмах прежде всего престолы. Они помещаются часто на возвышении и имеют продолговатую форму как у католиков. На престоле непременно находится семь больших подсвечников со свечами, или стеариновыми белыми или жёлтого воска. Принято ставить на престоле и букеты цветов, большей частью искусственных. Жертвенников не было; проскомидию, собственно приготовление агнца, униатские пастыри совершают в «закристии» рядом с алтарём. Внутри храма находится будка, как в костёлах, в ней священник, сидя, исповедует кающихся чрез небольшое окошечко. Горнее место в алтаре находится не всегда у стены, как у нас, а бывает часто придвинуто к самому престолу, так что между горним местом и стеною бывает проход. Звонницы делаются отдельно от храмов и устроены совершенно по-католически. Колокола приводятся в движение особым механизмом и во время звона качаются из стороны в сторону, а язык свободно болтается и производит беспорядочный звон.

Богослужение совершается чинно и продолжительно. Поются без пропуска все стихиры, вычитываются полностью кафизмы. Исключение составляет канон, который часто не читается, а поются только ирмосы с катавасией. Чтение имеет ту особенность, что совершается всегда антифонно: один чтец прочитывает стих или несколько строчек, далее читает другой, потом опять первый и так до конца. Получается очень занимательно. Каждый чтец, оканчивая свою строфу, делает повышение и протягивает последний слог. У нас так читается канон на утрени в Великий пост. Такое чтение не утомляет молящихся и слушается легко. Церковных хоров почти нет. Обычно на клиросе или на хорах стоят так называемые «дьяки», т. е. крестьяне, умеющие хорошо петь и править службу; они читают и поют, что труднее; вообще же поют все молящиеся, поют воодушевлённо и подчас очень стройно. Церковные напевы у галичан весьма своеобразны. Если вникнуть в них, то нетрудно заметить, что они представляют древнегреческие мелодии с наслоением мотивов народных малороссийских песен. В некоторых песнопениях сохранились ещё старинные обороты слов и выражений, как у наших старообрядцев, например, в Херувимской песни «трисвятую песнь приносим», или «всякую ныне житейскую отвержем печаль».

Кроме церковных песнопений поются у галичан и различные песнопения из «Богогласника». Между такими духовными песнями особенно популярна и любима народом «Пречистая Диво, Мати русского краю».

Мне пришлось два раза совершать литургию в бывших униатских храмах и несколько раз говорить беседы. Галичане немного понимают русскую речь и слушают с большим вниманием. Однако совершенно другое впечатление получается, когда поучение произносится на родном для народа малорусском языке. Лица слушателей преображаются, видно, что каждое слово западает в душу. Я, когда заметил последнее, начал беседовать по-малорусски. Галичане посещённых мною приходов очень рады своему воссоединению с Православною Церковью и признаются, что в душе они никогда не были униатами, а всегда православными; даже униаты на вопрос, какого они вероисповедания, отвечают: «православного».

Вообще стремление к православию у народа очень большое. Единственно, что удерживает многих от воссоединения, это боязнь, как бы не возвратились «австрияки». Дело в том, что русские газеты до народа не доходят, а австрийских – нет; поэтому народ живёт больше распускаемыми евреями слухами о мнимых немецких победах над русскими. Униатских священников или, как их здесь называют, «парохов» осталось очень немного. Горячие сторонники России ещё пред войной захвачены австрийскими властями и посажены в тюрьмы; враги России сами убежали пред вступлением русских войск; остались парохи невраждебные России и православию, но, так сказать, выжидающие, чем окончится дело.

Те униатские священники, с какими мне приходилось встречаться – люди с хорошим образованием. Вообще галицкий народ привык к образованному духовенству. Обыкновенно кандидаты священства в Галиции оканчивают гимназию и, получив аттестат зрелости, поступают в университет на богословский факультет.

В материальном отношении парохи живут небогато. Казённого жалованья парох получает не более 400 руб. и, кроме того, пользуется землёй, количество которой не везде одинаково. Говорю это, разумеется, не о всей Галиции, а о местности, которую я посетил. Очень любит народ в Галиции торжественные процессии, крестные ходы. Во время процессий принято носить, как у нас, хоругви, большей частью латинского образца, выносные иконы и выносные статуи. Не только иконы и статуи, но и хоругви украшаются цветами и лентами. Дорога усыпается цветами и зеленью, девушки окружают священнослужителя гирляндами из цветов, маленькие дети бросают ему под ноги цветы из изящных корзиночек, устраиваются красивые арки, а главное – воодушевлённое общее пение. Всё это создаёт неизгладимое впечатление и дивное настроение. Я прошёл крестным ходом из одного села в другое и этот ход надолго сохранится в моей памяти.

Что ещё сказать о Галицком народе? Хотя народ чистый, интеллигентный, с большою степенью культурности, но не богатый материально: 65 процентов земли в руках евреев, на долю крестьян (по-местному «хлопов») остаётся очень мало. Много поэтому совсем безземельных»¹⁰⁸.

Иерей Аркадий Остальский остановился со своей супругой в селе Борятине Бродского уезда, и отсюда начал заниматься миссионерской деятельностью во всём Бродском уезде. Здесь жили единодушные, жаждущие принять православие люди. При предшественнике о. Аркадия иеромонахе Тихоне (Шарапове), подготовившему тут благодатную почву, была организована в Борятине даже «русская дружина» из местной молодёжи.

Газета «Жизнь Волыни» о торжестве православия в этом селе ещё до приезда туда иерея Аркадия сообщала: «Сюда приехал для отправления пастырских обязанностей почаевский иеромонах о. Тихон (Шарапов). 30, 31 августа, 1 и 2 сентября были совершены торжественные богослужения, и воссоединилось с православием свыше 500 униатов. Все жители изъявляют горячее желание воссоединиться. Ликуют, как на Пасху. По инициативе о. Тихона был устроен крестный ход с пением пасхальных песнопений. За всеми богослужениями о. Тихоном произносятся воодушевлённые проповеди. В народном доме на беседах раздаётся почаевская литература, поются гимны, говорятся горячие патриотические речи. Воодушевление чрезвычайное. Конец мучению бедного галицкого народа! Нет больше Руси подъяремной! Единая Русь – великая, державная!

В воскресенье после литургии при торжественной обстановке было совершено о. Тихоном крещение двух младенцев по православному погружательному обряду, причём в пояснение людям было сказано, что так крестился Господь Иисус Христос во Иордане и просветитель Руси св. князь Владимир.

В Борятине – прекрасный храм, расписан внутри по оригиналам киевского Владимирского собора. Всенародное пение поставлено отлично. Организована «русская дружина» из местной молодёжи. Просят прислать ноты и слова русского национального гимна.

2 сентября Борятинскую церковь посетил Епископ Дионисий. Встреченный у входа в храм крестным ходом во главе с почаевским иеромонахом о. Тихоном, владыка проследовал в церковь, где совершена обычная лития. После многолетий владыка сказал горячее слово приветствия воссоединённым. Детям розданы крестики. С пением галицких гимнов и «Многая лета» борятинцы проводили владыку Дионисия»¹⁰⁹.

Проживая в селе Борятине и занимаясь до изнеможения (под его попечение подпадал весь Бродский уезд, в котором было, по словам Господа:«жатвы много, а делателей мало» (Лк.10:2)) миссионерской деятельностью, иерей Аркадий не мог уже выполнять свои прежние обязанности по отношению к Староконстантиновскому собору.

14 сентября, в день храмового праздника собора – Воздвижения Честного и Животворящего Креста – о. Аркадий письменно обратился к Архиепископу Евлогию: «Указом Волынской духовной консистории от 9 июля за № 17883 предписано мне найти священника, который бы заменял меня по приходу на время моих поездок по делам миссии. Находясь теперь в командировке в Галиции и не имея средств жить на два дома, да и ещё держать себе заместителя, покорнейше прошу Ваше Высокопреосвященство отменить постановление консистории, а также оповестить через консисторию о. протоиерея Староконстантиновского собора – сохраняю ли я право, находясь в командировке, получать следуемую мне часть кружечных доходов»¹¹⁰.

Практически одновременно, 15 сентября, настоятель Староконстантиновского Крестовоздвиженского собора протоиерей Никанор Сизинькевич подал в Волынскую духовную консисторию два рапорта с жалобой на о. Аркадия. Из этих рапортов видно, как ревностно и самоотверженно относился иерей Аркадий к миссионерской деятельности, которой отдавал всё своё время.

Первым рапортом о. Никанор сообщал: «Состоящий на диаконском штате священник Аркадий Остальский, не оставив, вопреки прилагаемому при сем указу консистории от 9 июля с/г. за № 17883, заместителя по приходу, в начале текущего сентября выехал из г. Староконстантинова на неопределённое время неизвестно куда без ведома и согласия причта, чем поставил причт и приход в весьма неудобное и крайне затруднительное положение. 7 и 8 сентября, за отсутствием его, не было ранней литургии в соборе, а 14 сентября – в престольный праздник собора, – при громадном стечении народа из окрестных сёл, соборный причт работал с четырёх часов пополудни (13 сентября) до 11,5 часов ночи и от 2,5 часов пополуночи до трёх часов пополудни.

Оставление им, священником Остальским, прихода на Пасху, Троицу, Воздвижение и др. двунадесятые праздники и в Великий пост не только по убеждению причта, но и по мнению благомыслящих прихожан не должно быть допускаемо, и должны быть приняты меры к устранению такого ненормального явления в жизни соборного прихода. Но ввиду того, что священник Остальский, по свидетельству трёхлетнего наблюдения, считает себя только уездным миссионером, а не приходским священником и не признаёт за настоятелем руководственно-ответственного значения, я считаю этот вопрос сложным вопросом, разрешение которого зависит исключительно от епархиального начальства.

Представляя при сем отношение директора Староконстантиновской гимназии от 6 сентября за № 801 [прошение об аккуратном начале богослужения в соборе около 10 часов, «дабы учащиеся не томились ожиданием и не уставали понапрасну»¹¹¹ – сост.], считаю долгом заявить, что едва ли мне удастся склонить священника Остальского к точному исполнению настоящего ходатайства директора гимназии. 8 сентября за отсутствием Остальского, по случаю множества исповедников, литургия началась в 1,5 час. дня, а 14 сентября – в храмовой праздник – в 12 ч. дня. В этот праздник причастников было за обеими литургиями (ранней и поздней) до тысячи человек, и такую массу народа пришлось причащать двум священникам; священник Остальский отсутствовал. Эти случаи наглядно убеждают, что третьему соборному священнику, каким состоит Остальский, не следовало бы оставлять приход, и что в такие праздники ему надо было бы быть на месте, а не в отсутствии. Почтительнейше заявляю, что священники и чиновники военного и гражданского ведомства в случае необходимых отлучек испрашивают разрешения своего ближайшего начальства, без ведома которого не только на неопределённое время не оставляют своей должности, но даже на одни сутки не уезжают. Священник же на диаконской вакансии Остальский, признающий себя исключительно миссионером, уезжает из соборного прихода во всякое время – когда ему угодно, куда угодно и насколько угодно, не только без разрешения, а даже без соглашения и ведома настоятеля, и по приезде не отказывается от получения диаконской части кружечно-братских доходов, <...> без всякого с его стороны участия. Оставляя по воскресным и праздничным дням соборный приход, священник Остальский не оставляет заместителя по приходу и, по званию миссионера, нисколько не заботится об облегчении обременённого причта и удовлетворения нужд прихода и соборного храма. Пишу сие не с целью «обижать и притеснять» священника Остальского, от какой мысли я далёк, а с тем, чтобы показать, как неудобно совмещать должность разъездного миссионера с должностью приходского соборного пастыря.

Вместе с сим покорнейше прошу <...> разъяснить соборному причту, сколько именно раз в течение года может быть оставлено священником Остальским как миссионером служение литургий в соборе и селе Григоровке, и в какие именно праздники? <...>»¹¹².

Во втором рапорте настоятель собора писал: «Считаю долгом почтительнейше доложить Волынской духовной консистории, что для многолюдного и разбросанного соборного прихода г. Староконстантинова было бы гораздо полезнее во всех отношениях (церковно-богослужебном, школьно-просветительным и материальном) иметь третьим священником на диаконском штате лицо, не связанное с должностью разъездного миссионера. В случае частых отлучек его из пределов соборного прихода и притом на довольно продолжительное время, как-то: в 1912 году – на четыре месяца, в 1913 и нынешнем году – свыше месяца, соборный причт поставлен бывает в весьма затруднительное положение по совершению требоисправлений и особенно ранних литургий в придельном храме собора и в приписном к собору селе Григоровке, особенно в такие дни, когда бывает в соборе стечение народа, тем более что на соборный причт возложено ещё отправление церковных служб и треб в городской тюрьме и земской больнице, а в будние дни привод свидетелей к присяге в камерах мировых судей первого и второго участка, в верхних сельских судах первого и второго участка, в волостном суде, съезде мировых судей и выездных сессиях Житомирского окружного суда, а равно законоучительство в трёх учебных заведениях.

Почтительнейше прошу верить мне, что опущение ранних литургий по воскресным и праздничным дням для пригородных прихожан и приезжающих на богомолье окрестных крестьян никоим образом не должно быть допускаемо: это весьма неблагоприятно отражается на жизни прихода и материальном положении храма и причта. Не служится обедни, нет и поступлений ни в пользу причта, ни на нужды храма, и простой народ расходится по домам и стогнам града, не дожидаясь поздней литургии.

Представляя решение настоящего вопроса на благоусмотрение епархиального начальства, покорнейше прошу благосклонно принять сие искреннее заявление и милостиво устранить столь неудобное положение в жизни соборного прихода, в котором по праздничным и некоторым воскресным дням и в дни заседаний местных судебно-мировых учреждений с большим трудом могут справиться только три священника, а отнюдь не два.

Свидетельствую совестью, что частое оставление миссионером по воскресным и праздничным дням соборного храма и прихода создаёт значительные и немаловажные затруднения в деле требоисполнений, особенно в случае многочисленности их, и вызывает большие неудовольствия и нарекания, тем более что он получает поступающий в его отсутствие доход за требы, хотя и не принимает непосредственного участия в совершении их»¹¹³.

Конечно, о. Никанора Сизинькевича – настоятеля Староконстантиновского собора, можно понять. Действительно, причту было очень тяжело. Но для дела миссии в то время необходимо было, чтобы о. Аркадий находился в Галиции и занимался присоединением галичан к Православной Церкви. Поэтому Архиепископ Евлогий сначала предписал консистории: «Помощник епархиального миссионера священник Староконстантиновского собора Аркадий Остальский командируется мною с миссионерскою целью в Галицию, с оставлением на занимаемом им месте и с сохранением всего получаемого им содержания»¹¹⁴, а 25 сентября написал резолюцию на прошении о. Аркадия: «Ввиду особой командировки свящ. А. Остальского, освободить его от обязанности нанимать вместо себя священника; сохранить за ним право и на причитающуюся часть причтовых угодий и половину доходов»¹¹⁵.

Ещё перед этой резолюцией, 19 сентября, последовало предписание владыки Евлогия консистории относительно назначения священников в Галицию. Согласно этому предписанию иерей Аркадий Остальский считался откомандированным владыкой «для исполнения пастырских обязанностей в с. Борятин Бродского уезда с 1 сентября». Предписание оканчивалось просьбой: «Прошу консисторию снабдить все означенные приходы церковными документами и печатями чрез благочинного первого Кременецкого округа свящ. Иосифа Чайковского, ведению которого временно подчиняются все эти приходы»¹¹⁶.

Жажда населения Галиции присоединиться к единственно спасительной Православной Церкви была огромной, но и миссионеры были на должной высоте. «За два месяца <...> из униатов перешли в православие свыше 30000 человек. В Бродском уезде обратились в православие целые селения. Местные униатские церкви (были) переданы православным»¹¹⁷.

Священник с. Юськовец Кременецкого уезда Волынской губернии Аверкий Барщевский, прослышав о торжестве православия в селе Борятине, подал 29 сентября прошение владыке Евлогию о назначении его туда священником¹¹⁸.

Но владыка Евлогий посылает священника Аверкия Барщевского в другой, ещё не обращённый в православие населённый пункт, где не было постоянного православного священника – село Заболотцы того же уезда.

Иерей Аверкий о своём посещении этого села доложил владыке рапортом, в котором писал: «Во исполнение поручения Вашего Высокопреосвященства, я 30 сентября сего года отправился в село Заболотцы Бродского уезда, взявши с собою антиминс, псаломщика и получив в Бродах для охраны стражника. В Заболотцы я приехал около четырёх часов вечера и был принят местными крестьянами приветливо, когда они узнали, для какой надобности я приехал. Всенощное бдение служить с вечера мне не пришлось, так как местный псаломщик, которому вручены были ключи от церкви, уехал в Броды. Время же вечернее я провёл в беседе с местными крестьянами, из которой вывел заключение, что желание принять православие у них есть, но организовать сие дело им теперь очень трудно, так как у них беспрерывный постой солдат, занявших все их сборные пункты, ввиду положения села как железнодорожной станции и перегрузочного пункта, да и сами они постоянно заняты.

На другой день утром, 1 октября, я служил всенощную, а потом литургию. Всенощную пел местный псаломщик с крестьянами, а литургию – наши солдатики. Несмотря на то, что Покров Пресвятой Богородицы у них не праздник, молящихся была полная церковь, и преимущественно местные крестьяне. Даже бабы просили после литургии отслужить им акафист Божией Матери. За литургией я сказал проповедь о покрове и заступлении Божией Матери, которая простерла Свой покров и над ними, спасла их от ига жидов и панов; с их же стороны необходимо прибегать с усердной молитвой к Божией Матери и необходимо должно веровать так, как учит Православная Церковь, отнюдь не признавая главенства папы и догмата filioque (попутно указал неправильности сего учения), дабы своими такими неправильными и неправославными верованиями не оскорбить Божией Матери и вместо милости не навлечь Её гнева. После литургии и акафиста, указав прихожанам, как вести дело, если они пожелают принять православие, я посетил, по приглашению, дом местного священника. Местный настоятель арестован австрийскими властями, жена его умерла ещё раньше, в доме же живут его тётя и сестра жены. Тут же я застал и наблюдающего сей приход Заболотцы священника села Чехи отца Корнилия Загайкевича. Приняли они все меня весьма враждебно. Загайкевич оказался ярым защитником унии, вплоть до готовности пострадать и умереть за неё, считая себя в то же время русским. Я же сказал, что все русские были, есть и будут православные, какими были наши отцы, деды и прадеды, и какими были и их деды и прадеды, и какими должны быть сих дедов внуки и правнуки. Беседа в таком духе у нас велась очень долго, но безрезультатно. Беседовать же мне с местными крестьянами больше не удалось, так как они были заняты, удовлетворяя нужды нашей армии. Взявши антиминс, я на другой день прибыл в Почаев»¹¹⁹.

Архиепископ Евлогий назначил иерея Аверкия Барщевского с 1 ноября в село Борятин, а о. Аркадий Остальский с того же числа был откомандирован в приход села Заболотцы Бродского уезда¹²⁰.

Вскоре в Броды прибыл владыка Евлогий. «Волынские епархиальные ведомости» об этом посещении владыки сообщали: «От близких к Архиепископу Евлогию лиц мы узнали, что главной целью нынешнего, пока, к сожалению, только временного приезда владыки в Галичину, является завершение устройства здешней Православной Церкви, установление для неё причта и проч., а вместе с тем также предварительное ознакомление с местной православной паствой и с её настроениями, желаниями и нуждами.

О предполагаемом приезде владыки в Галичину своевременно стало известно русскому населению и духовенству Бродщины, от имени которых затем и явился в Почаев к владыке настоятель православного прихода в г. Бродах о. Стефан Клубок с просьбой посетить и благословить по пути во Львов также и православную паству Бродщины.

Так как Бродщина ныне уже почти вся присоединилась к Православной Церкви, то архиерей, вняв её просьбе, пожелал быть в молитвенном общении с дорогой его сердцу новообращённой паствой и прибыл с этой целью в Броды в субботу, пополудни.

Узнав о приезде владыки, вышли ему навстречу с крестным ходом не только местные православные жители, но и множество народа из окрестных сёл – Поповец, Наквашей, Борятина, Блосковичей, Гаев Старо-Бродских и других, в общем не менее 3000 человек.

При приближении этой грандиозной процессии Архиепископ Евлогий вышел из экипажа и после первых приветствий в сопровождении огромной толпы народа проследовал пешком по городу в направлении к церкви. В этот момент, как по пути следования владыки, так и по другим улицам во всём городе все лавки были закрыты, и весь город был разукрашен флагами. Вблизи церкви была воздвигнута роскошная арка с надписью: «Благослови, Преосвященнейший Владыко!» У арки городской голова г. Кушпета встретил архиерея приветственной речью, в которой сравнил минувшее подневольное положение Галичины с отчаянным состоянием тяжело израненного человека; ныне, в то время, когда русское правительство прилагает все старания для залечения её телесных ран, архипастырь Русской Церкви приносит нашей родине также духовное исцеление её нравственных ран.

Затем два представителя бродского униатского духовенства, стоя у арки в церковном облачении и в головных уборах униатского образца, приветствовали владыку по случаю его апостольского шествия по освобождённой Червонной Руси и выразили пожелание и просьбу принять и их в общение своей архипастырской любви.

Владыка в своём ответе подчеркнул, что не относит этих торжественных слов к себе лично, а как представителю Православной Церкви, обнимающей любовно весь русский народ и несущей освобождённым и воссоединённым с нею вечное спасение. Представителям же униатского духовенства выразил свою радость по поводу того, что они одинаково с народом пекутся о высшем благе человечества, сливаются с ним в духовном стремлении к христианскому самоусовершенствованию, и высказал пожелание иметь их своими сотрудниками в вертограде Христовом.

Крестным ходом сопровождал затем народ своего архиерея до приходской православной церкви в Бродах с благоговейным пением галицко-русских церковных песен «Пречистая Дево, Мати русского края» и «Всепетая Мати».

После краткого молебствия в церкви, в пять часов вечера началось служение всенощной, совершённой владыкой в сослужении десяти священников. Во время богослужения стройно пел хор Почаевской Лавры, усиленный местными певчими. Владыка долго затем помазывал священным елеем многотысячную толпу народа, не только переполнившего храм, но и окружившего его на дворе плотною массою.

На следующий день за архиерейской литургией были рукоположены галичане: в иереи – Лука Ольховый и в диаконы – Сергий Мартыш, предназначенные к занятию священнических постов в тех местностях, откуда они происходят. При рукоположении присутствовали православные представители их будущих приходов. После [чтения] Евангелия владыка обратился с первым архипастырским поучением к своей новой пастве. Продолжая мысль речи, произнесённой накануне городским головой, и к только что прочитанному Евангелию, архиерей признал, что Галичина, оторванная от цельного русского организма, болела долгие века подобно евангельскому больному. И ныне, как тогда, простирает Христос Свою благословляющую руку всему галицко-русскому народу и взывает к здоровью, обновлению и силе всех больных и страждущих, под кровом своей матери – Церкви.

По окончании богослужения было совершено троекратное торжественное шествие вокруг храма с чтением на четырёх его углах Евангелия. После последнего евангелия Архиепископ поднялся на особо приготовленный для него амвон и произнёс глубоко трогательную проповедь. Многие плакали слезами радости и счастья»¹²¹.

Военный генерал-губернатор Галиции граф Георгий Бобринский 18 декабря обратился к Архиепископу Евлогию со следующей просьбой: «Ввиду возбуждённого значительным большинством жителей села Сморжева Бродского уезда ходатайства, прошу Ваше Высокопреосвященство назначить в приход Сморжева православного священника»¹²².

Владыкой Евлогием в Сморжев 22 декабря был назначен священник местечка Броды Стефан Клубок, а в Броды к Рождество-Богородичной церкви был переведён иерей Аркадий Остальский¹²³.

29 января 1915 года был издан указ Святейшего Синода относительно устройства церковных дел в Галиции, согласно которому были утверждены штаты духовенства и ассигнованы особые суммы из казны на жалованье священно- и церковнослужителям¹²⁴. Также было ассигновано 15000 рублей на снабжение церквей Галиции утварью и облачениями. Все приходы в Галиции, открытые до указа Синода, были признаны учреждёнными со дня замещения их. Согласно с этим указом, всех священников, откомандированных в Галицию для замещения священнических вакансий с оставлением за ними приходов в Волынской епархии, надлежало отчислить от последних, так как уже нельзя было совмещать одновременно службу в Галиции и на штатном приходе в Волынской епархии, получая и там и там жалованье.

Волынская духовная консистория в свою очередь представила Архиепископу Евлогию доклад, в котором отмечалось: «имея в виду, что быть может некоторые из священников отправились в командировку лишь под условием оставления за ними приходов по Волынской епархии ... от всех волынских священников, находящихся в командировке в Галиции, [нужно] предварительно затребовать отзыв – остаются ли они в Галиции или желают вернуться на свои прежние приходы»¹²⁵.

Только шестнадцать священников пожелали вернуться на свои прежние приходы в Волынской епархии¹²⁶. Остальные решили остаться, в том числе и иерей Аркадий Остальский, хотя миссионерство его в Галиции считалось временным.

Война продолжалась. И после взятия русскими войсками крепости Перемышль и приезда туда Государя Императора, началось отступление.

Владыка Евлогий вспоминал: «В Петрограде я был в начале мая. Тогда же пришло грозное известие – мы сдали Перемышль. Первая мысль, которая у меня возникла, когда я об этом услыхал: надо спешить во Львов – готовиться к эвакуации.

С тяжёлым чувством вернулся я в Галицию. Во Львове настроение было напряжённое, тревожное, близкое к смятению <...>

Надежды на восстановление нашего прежнего военного положения уже не было никакой. Во Львове я встретил генерала Брусилова. «Ну что? Как наши дела?» – спросил я. Брусилов только рукой махнул. «Надо собираться?» – «Надо, надо...» – подтвердил он. «А что же делать с галичанами? Австрийцы их перестреляют...– «Да, оставаться им нельзя».

Я бросился к генерал-губернатору умолять его помочь мне спасти галичан. Он стал меня успокаивать: «Ничего, ничего, владыка, пусть эвакуируются, а у нас в пограничных губерниях они рассосутся». Рассосутся! Безответственное слово... Как могли «рассосаться» 50–100 тысяч пришлого населения в нищих, истощённых военными реквизиями, приграничных областях?

Они двинулись табором, неорганизованным потоком. Стар и млад, лошади, коровы, телеги, гружённые домашним скарбом...

<...> Отступление уже началось... Ужасная картина! Один за другим тянутся поезда, гружённые военным имуществом... На открытых платформах везут пушки, к ним примостились солдаты и едут, обняв пушечные жерла... А по дорогам в беспорядке движутся войсковые части... То тут, то там виднеется зарево пожаров – это наши, отступая, подожгли интендантские склады, деревни и хлеба. Урожай в тот год был чудный; стоял июнь месяц: нивы уже колосились... Поначалу было дано распоряжение – выселить всех галицийских крестьян поголовно; потом его отменили. Кое-какие деревни уцелели, но хлеб сожгли <...>

Мы отступали всё дальше и дальше. Уже австрийцы угрожали Бродам <...> Но что было делать с беженцами? <...>

Опять исход нашёлся – выручили непредвиденные обстоятельства. Волынь была полна немецкими колонистами. Они осели ещё задолго до войны на главных наших стратегических путях и теперь ждали «своих», припрятывая для них запасы зерна, пшеницы и т.д. Присутствие ненадёжного элемента в ближайшем тылу ощущалось нашими властями на местах, и я не раз выслушивал жалобы и просьбы довести об этом до сведения военачальников, чтобы они обратили внимание и приняли какие-нибудь меры против немцев, которые по чувству родства были сторонниками неприятеля и невольно могли играть роль шпионов. Я сказал об этом Иванову. Сперва он отнёсся к моим словам довольно холодно: «Это невозможно... это вызовет новое раздражение...», а на другой день позиция его уже была иная: «Вы правы, надо их выслать вглубь России». Прежде чем Иванов успел принять меры, из Петрограда пришёл военный приказ: в кратчайший срок выселить всех немецких колонистов»¹²⁷.

О деятельности церковной власти в Галиции Протопресвитер военного и морского духовенства Георгий Шавельский в августе 1916 года писал: «Деятельность православной церковной власти в Галиции с сентября 1914 г. по май 1915 г. базировалась на узко-церковной миссионерской точке зрения. Задачей этой деятельности было поставлено миссионерствование, а конечной целью присоединение к Православной Церкви возможно большего числа галицийских униатов. Не отрицая высокого значения поставленной цели, нельзя, однако, не признать, что православною церковною властью не были учтены все условия обстановки и момента. Из них наиболее заметны следующие: 1) театр военных действий наименее благоприятен для миссионерско-воссоединительных операций, которые и в мирное время никогда не проходили у нас спокойно и безболезненно; 2) на театре военных действий униаты могут присоединяться неискренно, из страха, в угоду нашим властям, будучи запуганы войною, – каковые присоединения нежелательны; 3) в случае обратного занятия неприятельскими войсками того или другого кусочка территории, заселённой воссоединёнными, насельникам её могут грозить месть за измену и самая жестокая расправа. В мае и июне 1915 г. от неё спасались десятки тысяч галичан, теперь призреваемых в разных российских губерниях. Множество не успевших бежать было замучено австрийцами. Есть много оснований думать, что результат такой церковной политики получился обратный тому, какой ожидался: перенёсшее все ужасы австрийской мести за измену, напуганное возможностью повторения их в будущем, галицийское униатское население встретит нас во второй раз с большим недоверием, с большими опасениями, с затаённой обидой и будет относиться к нам с особой осторожностью, чтобы во второй раз не поплатиться жестоко за своё доверие»¹²⁸.

Отец Георгий не совсем прав. Миссионерско-воссоединительные операции в Галиции происходили по желанию местных крестьян, желавших уже давно принять православие. Под игом Австрии они долго ждали этого дня, терпя за такое своё желание поругания, издевательства, мучения и смерть. И когда представилась такая возможность, никто и ничто не могло их остановить.

В мае 1915 года, когда произошли вышеописанные события, Архиепископ Харьковский и Ахтырский Антоний (Храповицкий) обратился в Синод с просьбой о перемещении Волынского епархиального миссионера архимандрита Митрофана (Абрамова) в Харьковскую епархию. Определением Святейшего Синода о. Митрофан был перемещён на должность Харьковского миссионера-проповедника¹²⁹. Это перемещение было огромной утратой для миссионерского делания на Волыни в целом, и, судя по всему, лично для о. Аркадия, которого связывала с о. Митрофаном многолетняя совместная работа. Но что было делать? Ничего ведь не случается без Промысла Божия.

Одни священники, окормлявшие галицийские приходы, после отступления русской армии возвратились в свои епархии, другие – остались, становясь военными священниками, войдя в подчинение Протопресвитера военного и морского духовенства. Военным священником стал и Аркадий Остальский.

В роду Остальских по мужской линии и Стефановичей по женской никогда не было настроения воинственности, да и не могло быть, а напротив – было сильно развито чувство патриотизма и любви к Родине¹³⁰.

Сам Аркадий Остальский, уже будучи Епископом, вспоминал: «У нас в России в 1914 году, когда началась война, дух патриотизма заразил всех. Многие бросали семьи для войны... шли в сёстры милосердия, в добровольцы... Дети уходили из родительских домов, бросали школы и шли на войну. Любимыми играми детей стали «игры в войну»¹³¹.

Родной дядя Аркадия (брат матери) офицер Владимир Павлович Стефанович погиб в 1904 году во время Русско-Японской войны¹³², военным из Остальских сначала стал и родной брат Аркадия – Владимир.

После окончания в 1912 году Тифлисского военного училища Владимир Иосифович Остальский служил подпоручиком в 20-м пехотном Галицком полку, который до Первой мировой войны квартировался в Житомире. 12 января 1914 года в житомирской церкви Иоанна Милостивого на Путятинке Владимир обвенчался с дочерью отставного генерал-майора Верой Петровной Забусовой. Всю Первую мировую войну Владимир Остальский находился на боевых позициях. По имеющимся сведениям, он в 1918 году в звании капитана служил в белых войсках Восточного фронта, а с июня того же года командовал гаубичной батареей Сибирской армии. С ним неизменно находилась его супруга. Её родной брат Николай Петрович Забусов служил поручиком артиллерии в вооружённых силах Юга России¹³³.

Даже отец Аркадия иерей Иосиф Остальский в октябре 1915 года стал военным священником в 256 запасном госпитале¹³⁴.

Супруга же о. Аркадия Остальского Лариса Константиновна отказалась находиться с ним после его решения стать военным священником.

Главный священник армий Юго-Западного фронта протоиерей Василий Грифцов 22 сентября 1915 года назначил иерея Аркадия штатным священником 408-го пехотного Кузнецкого полка и временно исполняющим обязанности благочинного 102-й пехотной дивизии¹³⁵.

28 сентября о. Аркадий прибыл к месту назначения и предоставил свои документы начальнику дивизии генерал-лейтенанту Гандурину и начальнику штаба генерального штаба капитану Сидорину¹³⁶.

В обязанности военных священников входило:

1) Кроме молитвы келейной, совершение богослужений в воскресные и праздничные дни и накануне их. Местом богослужения могли быть: церковь, палатка, жилой дом, открытое поле и т.д. Только передвижение полка и время боя могли служить достаточными причинами к несовершению богослужений. Для церковного благолепия священник непрестанно обязан был заботиться об организации хора.

2) Совершение торжественных молебнов пред началом боя и панихид об убитых – после боя.

3) Во время боя место священника на передовом перевязочном пункте, где всегда скопляется множество раненых, нуждающихся: одни – в напутствии, другие – в утешении. Но священник должен быть готов во всякую минуту пойти и вперёд, где потребуется его участие.

4) Использовать всякие случаи, чтобы оказать своё пастырское влияние для поддержания в воинских чинах доблестного духа, веры в Бога и уважения к Его законам. Для этого стараться, как можно чаще беседовать с чинами, реагируя на все, как положительные, так и отрицательные явления в жизни своей части, первые – всячески одобряя, вторые – предупреждая от повторения.

5) Благочинные должны были наблюдать, а священникам необходимо было заботиться о поддержании библиотек.

6) Уметь перевязать раненого.

7) Извещать родственников убитых чинов своей части о смерти и месте погребения их.

8) Быть готовым послужить и чинам другой части, если позволят сделать это силы.

9) Организовывать, каждому в своей части, общества помощи семьям убитых чинов этой части.

10) Первым подавать своим пасомым пример твёрдости в вере, стойкости в исполнении долга, трезвости и благоповедения¹³⁷.

102-я пехотная дивизия, исполняющим обязанности благочинного которой назначили о. Аркадия, была сформирована в июне 1915 года на основании приказа верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича. В состав дивизии вошли 405-й Льговский, 406-й Щигровский, 407-й Саранский и 408-й Кузнецкий пехотные полки. Также в составе дивизии был 102-й артиллерийский дивизион¹³⁸.

Прощаясь с дивизией, её командир – генерал-лейтенант Гандурин, получивший другое назначение, в обращении к своим сотоварищам свидетельствовал: «Окрещенная боевым огнём и кровью дивизия заслужила быть зачисленной в ряды полевых войск и получила номер 102 полевой дивизии. Славная работа на поле чести продолжалась, дивизия удостоилась доверия начальства, получив фронт обороны в 19 вёрст, из которых 10 сплошного леса. Я говорю о нашем фронте у Онута. Лестное доверие. И тут молодая 102 пехотная дивизия не сплоховала, справилась с задачей, хотя и было трудно.

Наконец, бои последнего времени в рядах 39 корпуса уже свидетельствуют о полной сплочённости и надёжности полков дивизии, о лихости её славного 102 дивизиона артиллерии и самоотверженной работе сапёр. Части, вливавшиеся в дивизию, сразу сживались с нею и работали, зараженные самоотверженным примером чинов дивизии, также дружно и усердно во славу батюшки-Царя и матушки-России <...>

И ни одна часть не покидала нас с равнодушным сердцем. Все уходили, жалея об уходе. А это знаменательно. Значит, наша дивизия имела силу не только дружно жить и работать, но и втягивать в свою жизнь, работу и случайных пришельцев <...>

Всё перебранное короткое, но славное прошлое 102 дивизии свидетельствует о трудах состава её, как господ офицеров, так и нижних чинов. Приношу всем вам самую горячую, сердечную благодарность, завещаю и впредь не остывать в рвении к славе <...>»¹³⁹.

О. Аркадий прибыл в дивизию в то время, когда она остановилась на станции Рудочка. В течение девяти месяцев дивизии пришлось стоять на одном месте. Несколько раз сюда приезжал Государь Император с Наследником Цесаревичем¹⁴⁰. Эти девять месяцев шла так называемая позиционная война, активных боевых действий не было. Неприятель же укреплял свои позиции, пользуясь всеми средствами, которые могла предоставить техника того времени.

Сразу же после прибытия в дивизию о. Аркадия, была получена телеграмма корпусного интенданта 39-го корпуса о прекращении выдачи частям дивизии красного вина, кроме особых случаев, по усмотрению командующего армией¹⁴¹. Когда запасы вина в дивизии истекли, иерей Аркадий на свои деньги покупает церковное вино для говеющих чинов дивизии, исстрачивая на это 208 рублей, которые, конечно, потом ему были возмещены¹⁴².

Командиры полков, офицеры, священники, ободряя воинских чинов, напоминали им, что «каждый русский воин, сражаясь за Царя и Россию, сражается за себя, своих родителей, жену, детей, <...> своё хозяйство». Также напоминали старым солдатам любовное отношение к неприятелю в Галиции, где русские воины «никого и ничего не трогали, не говоря уже о том, что никого не принуждали служить» им. Когда же неприятель временно занял часть нашей земли, результат его вторжения плачевный – «церкви поруганы, жёны и дочери изнасилованы, хозяйство разорено, мужчин же мало-мальски годных к службе забрали в своё войско на службу». Надо было сражаться хорошо, чтобы остановить неприятеля, чтобы он не шёл дальше, до тех губерний, которые ещё не тронуты¹⁴³.

В ночь с 20 на 21 октября 408-й пехотный Кузнецкий полк произвёл усиленную разведку неприятеля у деревни Ставок Волынской губернии, в результате которой командир полка подполковник Губин был контужен осколком снаряда, но остался в строю¹⁴⁴.

26 ноября, в день праздника кавалеров ордена святого великомученика Георгия Победоносца, 6 декабря, в день памяти святителя Николая и день тезоименитства Государя Императора, 1 января, в день Нового года, войска 102-й пехотной дивизии собирались на церковный парад. В устроенном шатре молебствие совершали все священнослужители дивизии во главе с благочинным – иереем Аркадием Остальским¹⁴⁵.

28 декабря 1915 года Государь Император Николай II соизволил установить годовые праздники для полков 102-й пехотной дивизии: 405-го пехотного Льговского – на 8 ноября, в честь Архистратига Михаила; 406-го пехотного Щигровского – на 27 ноября, в честь иконы Знамения Божией Матери; 407-го пехотного Саранского – на 9 мая, в память перенесения мощей святителя Николая, Мирликийского чудотворца; 408-го пехотного Кузнецкого – на 25 марта, в день Благовещения Пресвятой Богородице¹⁴⁶. Кроме того, был также утверждён годовой праздник для дивизионного лазарета № 1 – в день Касперовской иконы Божией Матери – 29 июня¹⁴⁷.

30 января 1916 года о. Аркадий отправил прошение Архиепископу Волынскому и Житомирскому Евлогию об отчислении его «от занимаемой при Староконстантиновском соборе должности священника»¹⁴⁸, на которой он ещё продолжал числиться. Владыка Евлогий удовлетворил его просьбу¹⁴⁹.

Только в мае началось решительное наступление дивизии. Русские войска, отдохнувшие, окрепшие и сплотившиеся на долгой зимней стоянке, проявили свою богатырскую силу. Мощным ударом они сломили неприятеля и, выгнав из насиженных окопов, в течение нескольких дней оттеснили его, отступившего в беспорядке, на несколько десятков километров назад, возвратив своей Родине десятки тысяч вёрст русской земли. Были освобождены Ставок, Хромяково, Пельча, станция Киверцы и Рожище, а также открыта дорога на Ковель и Владимир-Волынский. В этих боях с полками 102-й пехотной дивизии были и полковые священники во главе со своим благочинным – иереем Аркадием Остальским¹⁵⁰.

В одном из боёв 26 мая разорвавшимся снарядом был тяжело ранен в ногу, руку и грудь командующий дивизией генерал-майор Микулин, который на следующий день скончался. Последними его словами были: «Как жаль, что не удалось мне довести дело до конца». Посмертно он был награждён орденом св. Станислава первой степени с мечами¹⁵¹.

Военные действия продолжались. В бою с австро-германцами у местечка Киселин 19 июля получил ушиб осколком разорвавшегося снаряда в голову командир 408-го пехотного Кузнецкого полка полковник Гентваргер. Ушиб вызвал опухоль в голове с повреждением наружных покровов, сердцебиение, тошноту, расширение зрачков. Но командир полка не пожелал эвакуироваться, а остался в строю¹⁵².

За время своей службы в 102-й пехотной дивизии иерей Аркадий Остальский неоднократно посылал пожертвования на госпиталь от военных церквей, на учреждение стипендий и выдачу пособий священнослужителям, потерявшим трудоспособность на войне, а также делал взносы на военный санаторий в Ессентуках¹⁵³.

7 октября 1916 года иерей Аркадий был переведён в 33-й отдельный полевой тяжёлый артиллерийский дивизион¹⁵⁴. Прибыв в этот дивизион, он увидел, что артиллеристы не хотят защищать свою Родину, будучи сбиты с толку вредной противогосударственной социалистической агитацией, на разоблачение которой он употребил все свои усилия.

В этом дивизионе были освидетельствованы и взяты на фуражное довольствие две собственных лошади о. Аркадия, которые полагались ему для перевоза церковной двуколки¹⁵⁵.

Недолго пришлось служить иерею Аркадию священником 33-го отдельного полевого тяжёлого артиллерийского дивизиона. 25 февраля 1917 года приказом по ведомству Протопресвитера военного и морского духовенства о. Аркадий был переведён на должность священника для командировок при начальнике этапно-хозяйственного отдела Штаба VII-й Армии¹⁵⁶.

Это назначение совпало с трагическими событиями в жизни России – отречением Императора от престола и приходом к власти Временного правительства. По попущению Божию, стремительно разрушались благодатные устои Святой Руси. Душами людей овладевали тёмные силы.

3 апреля о. Аркадий вступил в должность¹⁵⁷. Прибыв в штаб Армии, он не стал отсиживаться среди офицеров, а убедил выдать ему деньги для оборудования походной церкви, которой в штабе не было. С разрешения командующего Армией 14 апреля ему выдали 740 рублей 60 копеек на приобретение церковных вещей для оборудования походной церкви¹⁵⁸.

О. Аркадий принял участие в проходившем с 5 по 8 мая в городе Проскурове съезде духовенства армий Юго-Западного фронта. В своём выступлении по вопросу «войны и мира» он напомнил присутствующим о громадном влиянии на армию совета солдатских и рабочих депутатов. Этот совет выпустил воззвание к армии и флоту, которое произвело огромное и отрезвляющее впечатление, дав благие результаты. В частности, оно повлияло на характер направления резолюций делегатов VII-ой Армии на фронтовой съезд, которые о. Аркадий зачитал: «Армейский съезд VII-ой Армии 4 мая в совместном заседании с делегатами армии на фронтовой съезд, заслушав воззвание совета рабочих и солдатских депутатов, постановил:

1) всех, проповедующих братание и пассивную оборону, чем бы они её не обосновывали, считать защитниками сепаратного мира и изменниками русской революции. Самое же братание считать явлением безусловно недопустимым;

2) считать воззвание совета рабочих и солдатских депутатов основой, на которой обязаны работать все выборные организации VII-ой Армии;

3) довести до сведения солдатских и рабочих депутатов, что съезд понимает, как трудно представителям русской демократии – ненавистникам войны, и требовать наступления;

4) съезд безусловно верит, что наступление требуется лишь во имя мира, защиты добытой свободы и спасения Родины;

5) а потому обещает приложить все силы к тому, чтобы дух армии и её боеспособность поднялась на должную высоту, и чтобы армия по первому приказанию начальников пошла вперёд»¹⁵⁹.

В июне иерей Аркадий Остальский в качестве армейского проповедника прибыл в Житомир на одно из заседаний Волынского епархиального съезда духовенства и мирян, на котором выступил с докладом. Он говорил об отношении армии к вере и Церкви, обрисовав картину падения церковной жизни. Для врачевания церковной болезни и для объединения православного духовенства и мирян, о. Аркадий предложил съезду принять программу Христианско-демократической партии, которая тогда казалась ему правильной, и реализация этой программы вполне осуществимой. Вот пункты этой программы:

«Христианско-демократическая партия стремится к устроению на земле царства правды, любви и народного благополучия. Принципы: свобода, равенство и братство могут осуществиться только тогда, когда жизнь людей будет согласована с вечными евангельскими истинами. Посему христианско-демократическая партия своей задачей ставит устроение политической, социальной и экономической жизни на началах любви, равенства, справедливости и широкого народовластия:

1) Признавая для России благовременной формой правления демократическую республику, партия своим идеалом считает христианскую коммуну.

2) Церковь Православная не должна быть в порабощении у государства, но, находясь с ним в союзе, стремится только к нравственному усовершенствованию чад её.

3) Признавая свободу всех религий, но вместе с тем учитывая и то, что православная религия исповедывается большинством народонаселения России, партия считает справедливым требовать от русского правительства: 1) признания православия первой религией в государстве; 2) поддержки её и её священно- и церковнослужителей содержанием из казны, взамен платы за требы; 3) недопущения кощунств и оскорбления в слове печати и действиях святынь православия; 4) глава государства и министр исповеданий должны быть православными от рождения.

Примечание: Партия считает допустимым, если правительство найдёт возможным оказывать государственную материальную помощь и всем прочим существующим в России религиям.

4) Вся приходская жизнь строится на началах самоуправления.

5) Высшая форма церковного самоуправления – Всероссийский Собор духовенства и мирян, каковой бывает чрез каждые три года.

Примечание: В епархиях Собор бывает ежегодно.

6) Как Епископы, так и священнослужители должны быть избранные, получившие соответственную поддержку.

Школы должны быть переданы народу.

7) Преподавание Закона Божия партия считает необходимым в тех школах, где воспитываются дети православных христиан.

Примечание: Где большинство учащихся православных, там должны быть и православные учителя.

8) Обучение должно быть всеобщее и бесплатное на средства государства.

9) Земля – хлебопашцам. Посему партия стоит за передачу трудящемуся люду государственных, удельных помещичьих, монастырских и церковных земель.

Примечание: Окончательное решение этого вопроса партия передаёт Учредительному Собранию.

10) Признавая равноправие всех, партия считает необходимым проведение в жизнь: неприкосновенности личности и жилища, а также свобод: совести, слова, печати, собраний, союзов, стачек, петиций, обучения, передвижений и промыслов»¹⁶⁰.

Выслушав доклад о. Аркадия, члены епархиального съезда духовенства и мирян постановили: «Горячо благодарить докладчика за прекрасный и прочувствованный доклад, но, соглашаясь с большинством положений программы Христианско-демократической партии, изложенной докладчиком, съезд не имеет возможности принять её целиком без спокойного рассмотрения её вне обстановки общего собрания, которому предстоит ещё много работы. Посему съезд нашёл более удобным ознакомить духовенство с программой через напечатание её в епархиальном органе, с пожеланием, чтобы духовенство, ознакомившись с программой, приняло меры к организации в эту партию»¹⁶¹.

Видя постоянное ухудшение политической ситуации в стране, о. Аркадий вскоре понял, что принятием программы партии ничего изменить в данной ситуации никак не удастся, и отказался от этой идеи.

15 августа 1917 года иерей Аркадий переехал в Житомир¹⁶².

О жизни на Волыни в то время владыка Евлогий (Георгиевский) вспоминал: «Общее положение в епархии становилось всё хуже и хуже. В деревнях грабежи и разбой, в уездах погромы помещичьих усадеб и убийства помещиков. <...> Куда девалось «христолюбивое воинство» – кроткие, готовые на самопожертвование солдаты? Такую внезапную перемену понять трудно: не то это было влияние массового гипноза, не то душами овладели тёмные силы...

Мы все теперь жили в панике. В Житомире ещё было сравнительно тихо, но и у нас – увидишь солдата, думаешь, как бы пройти незамеченным, чтобы не нарваться на оскорбление»¹⁶³.

Оставаясь в ведении Протопресвитера военного и морского духовенства, иерей Аркадий вместе с прочими военными священниками служил в житомирском Серафимовском военном храме¹⁶⁴. Но 11 сентября 1917 года последовало увольнение о. Аркадия в епархиальное ведомство¹⁶⁵.

В Житомире о. Аркадий принимал участие в деятельности Волынского епархиального Владимиро-Васильевского братства при Житомирском кафедральном соборе, действительным членом которого он состоял¹⁶⁶.

В отчёте о деятельности братства за 1917 год писалось: «Волна революции, так неожиданно нахлынувшая на нашу родину, коснулась и самых жизненных нервов братства – его материальных средств. Источники, откуда братство черпало свои средства, оказались захваченными этой волной, и пока не улягутся разбушевавшиеся стихии, братство остаётся предоставленным своим внутренним силам и может пока изыскивать средства среди своих же членов. Связь братства с приходами, нарушенная революцией, пока не восстановилась, и ожидать в скором [времени] наступления нормальной жизни братства пока нет достаточных оснований. Ввиду этого, братство вынуждено было в отчётном году сократить свою благотворительную деятельность и совершенно отказаться от некоторых видов помощи. Так были закрыты братские мастерские – сапожная и швейная, прекращён наём квартир для беженцев на средства братства, упразднена столовая на питательном пункте при заводе Бевензе и совершенно прекращена выдача единовременных пособий.

Но, будучи материально слабым, братство продолжало оставаться на высоте своих задач и целей, поднимая дух народа среди глубокого нравственного падения общества и укрепляя в нём надежду на лучшее будущее среди окружающего развала и распада устоев народной жизни. Житомирский Богоявленский монастырь, как и в прежние годы, продолжал оставаться центром братской жизни. Там еженедельно, по четвергам, а также и в праздничные дни, при бессменном участии и под непосредственным руководством Преосвященного председателя Совета братства (Епископа Острожского Аверкия (Кедрова) – сост.), велись религиозно-нравственные беседы по самым животрепещущим вопросам текущей жизни, там находила ответы на свои вопросы и утешение в скорби исстрадавшаяся душа христианина. Там же находило отдохновение оскорблённое религиозное чувство в общенародном пении акафистов. Незначительные средства, израсходованные братством на печатание акафистов (160 руб.) для раздачи их участникам общенародных акафистных молений, вполне окупались религиозным удовлетворением и той суммой духовных благ, которая приобреталась в этих религиозных собраниях и разносилась их участниками по отдалённым уголкам г. Житомира. Братство является на Волыни пока единственным инициатором практического осуществления христианской идеи славословия Бога не только единым сердцем, но и «едиными усты». А когда наступит умиротворение нашей мятущейся родины и связь братских отделений вновь установится, братство питает надежду, что вся православная Волынь будет петь гимн хвалы Господу благодеющему, по примеру этой братской ячейки.

С тою же целью религиозного оздоровления захваченных революцией общественных слоев в отчётном году на братские средства было устроено паломничество из г. Житомира в Тригорский монастырь, привлекшее массу народа. Паломнический подвиг, отрывая от повседневной житейской суеты, полной неправды и насилий, и перенося в иной мир – братства любви в Господе, невольно будил в душе стремление к лучшей жизни и мольбу к Богу о даровании мира и успокоения нашей исстрадавшейся родине.

По примеру прежних лет, Преосвященным председателем братства была совершена поездка на ближайшие позиции Юго-Западного фронта в пределах Волынской губернии для раздачи воинам подарков к празднику Пасхи и совершения пасхальных служб. Наши солдаты в это время были ещё не особенно сильно заражены влиянием антицерковных и антихристианских идей, широко распространившихся теперь в народе наряду с идеями социализма, и с чувством глубокого удовлетворения своих религиозных потребностей и благоговейным усердием участвовали в общественной молитве за пасхальными богослужениями, совершавшимися архиерейским чином, и принимали святительские поучения и благословения.

В отчётном году большую службу сослужила братская книжная лавочка, поставившая своей целью снабжать православный народ по самым низким ценам, при существующей дороговизне, предметами религиозного почитания и церковного обихода. При совершенном отсутствии их в продаже в других лавках г. Житомира, в братской лавке можно было достать и хорошую книгу, и крестик, и икону, и лампадное масло и проч. По постановлению Совета братства, половина чистого дохода от лавки должна идти на нужды братства и с течением времени стать одним из главных источников пополнения братских средств»¹⁶⁷.

Кроме того, в это время о. Аркадий много проповедует в житомирских храмах и, благодаря дару слова, становится очень известным в городе. На его проповеди собирались толпы народа, вникая в каждое доступное для любого слушателя вдохновенное слово. Так, двоюродная сестра о. Аркадия Елена Валерьевна Стефанович вспоминала, как однажды она, приехавши в гости в Житомир, обратила внимание на то, что в одном направлении быстро движутся отдельные группы молодёжи. Когда же спросила, куда они так спешат, то ей ответили, что на проповедь священника Аркадия Остальского. Эти проповеди были настолько популярны среди верующих, что они старались разузнать заранее, где они будут произнесены, и специально приходили, чтобы послушать любимого пастыря¹⁶⁸.

Газета «Волынь», выходившая тогда в Житомире, время от времени сообщала о проповедях иерея Аркадия. Так, мы находим сообщение о его беседе в зале окружного суда 6 декабря 1917 года в день памяти святителя Николая, Архиепископа Мир Ликийских, организованной союзом (комитетом) приходских советов православных церквей г. Житомира. Следующие беседы были произнесены 17 и 27 декабря¹⁶⁹.

А 14 января 1918 года «была отслужена при огромном стечении народа в излюбленном центральном Архангело-Михайловском храме торжественная панихида по убитым членам Учредительного Собрания Шингарёве и Кокошкине. Перед началом панихиды священником А. Остальским, из выдающихся у нас проповедников, было сказано приуроченное к этому событию прекрасное, полное трагизма слово, вызвавшее слёзы у молящихся. Панихиду совершал настоятель храма [протоиерей Николай Бурчак-Абрамович – сост.] в сослужении местного причта, а также священников Остальского, Чекмановского, Огибовского и Вацатко»¹⁷⁰.

24 января в архиерейской церкви был прочитан акафист пред Почаевской иконой Божией Матери, именуемой Киевской, после которого иереем Аркадием было произнесено поучение¹⁷¹.

Владыка Леонтий (Филиппович) впоследствии вспоминал об о. Аркадии: «С ним я был давно знаком по Киеву, ещё до его епископства. Он всегда считался замечательным проповедником и прекрасным пастырем. Его все в г. Житомире любили. Его красноречие захватывало положительно всех слушателей, и многие безбожники благодаря его словам обратились к вере»¹⁷².

С 23 июля 1918 года¹⁷³ по благословению Архиепископа Волынского и Житомирского Евлогия (Георгиевского) иерей Аркадий Остальский в нижней архиерейской церкви Рождества Христова, по вечерам, постоянно читал и объяснял Евангелие¹⁷⁴.

За долгие, мучительные годы братоубийственной гражданской войны в Житомире четырнадцать раз менялась власть, от чего в первую очередь страдало ничем и никем незащищённое мирное население. Не находя выхода, обнищав до крайности, люди были в отчаянии. Видя разрушение когда-то сильного, бравшего на себя решение всех проблем государства, о. Аркадий отчётливей осознавал насущную необходимость возрождения внутренних связей, идущих из глубины любящих Бога сердец.

В ответ на призыв Святейшего Патриарха Тихона (Белавин, святитель, † 1925, память 25 марта / 7 апреля) от 19 января 1918 года: «Не теряйте же времени, собирайте вокруг себя стадо, по одному, по два, собирайте их на пастырские беседы. Отбирайте сначала лучших людей. Не пренебрегайте беседами с благочестивыми женщинами, которые часто удерживают своих мужей и братьев от безумных поступков и защищают Церковь Божию. Составляйте из благонамеренных прихожан братства, советы, – что найдёте полезным по местным условиям...»¹⁷⁵, о. Аркадий организовывает в Житомире Свято-Николаевское благотворительное братство.

В день открытия братства в газете «Волынь» было напечатано определяющие цели братства следующее воззвание, подписанное инициативной группой:

«Добрые люди! К вам наше слабое слово.

Тесным кольцом стиснули нас беды. Дороговизна жизни, безработица, болезни и прочие страшные гостьи выбросили на улицу сотни несчастных. Каждый день несёт новые жертвы: то слышим мы о самоубийстве оставшегося без средств бывшего защитника несчастной Родины, то несутся печальные вести о заболеваниях и смертях от голода, а то и сами мы, стоя в очередях, видим, как падают на мостовую истощённые несчастные матери, единственные подчас кормилицы своих семейств.

Можем ли мы при таких ужасах быть спокойными; можем ли мы есть свой кусок хлеба, зная, что другие не видят его сегодня?..

Неужели мы пройдём мимо того страдальца за Родину, который теперь оставленный всеми, несёт в продажу последнюю шинель, чтобы купить револьвер и покончить с собой?.. А ведь он ещё так недавно защищал нас своей честной грудью!..

Неужели не наш долг пригреть и накормить сироток, родители которых свою жизнь положили за нас?

А больные, увечные, голодные, бесприютные, – разве это не наши братья?

Много говорилось о свободе и равенстве, но ничего не делалось для святого, великого братства.

Мы же зовём вас к братству для помощи голодным, больным, бесприютным!

Кто не умер для любви, идите! Идите, ради Христа, ради страдающего ближнего, идите в воскресенье (1 сентября нового стиля), в 7 часов вечера в зал окружного суда на открытие Свято-Николаевского благотворительного братства и записывайтесь в члены его!

Цель братства – помогать бедным всех сословий г. Житомира и прибывшим сюда по делам.

Членами братства могут быть все вносящие в кассу братства ежемесячно ими самими определённый взнос.

Протяните же руку помощи страждущему собрату»¹⁷⁶.

В назначенное время в зал окружного суда собрались православные, желающие стать членами братства и свою веру выразить делами любви и милосердия к страждущим ближним.

Перед открытием учредительного собрания иерей Аркадий Остальский отслужил молебен святителю Николаю – покровителю братства.

Председателем собрания был управляющий епархией Архиепископ Евлогий (Георгиевский), по благословению которого и организовывалось Свято-Николаевское благотворительное братство. Владыка открыл собрание. Его речь присутствующие выслушали с предельным вниманием. Архиепископ говорил об исключительно тяжёлом моменте, о необходимости прийти на помощь всем бедным, особенно в близкие дни зимы, которая может быть суровой.

После владыки Евлогия сильную речь произнёс иерей Аркадий. Он напомнил, что подобные тяжёлые моменты переживали уже не раз христиане, как в первые века, так и при нашествии монголо-татар и в эпоху самозванцев. И в те времена спасали людей взаимная поддержка, тесное единение и любовь. Он также привёл слова Минина: «Заложим жён и детей, а спасём Отечество», которые должен помнить каждый христианин. Свою речь о. Аркадий заключил следующим призывом: «Гибнет наш брат, голодает его семья, умирают от недоедания его дети. Не дадим им погибнуть! Всем пожертвуем, ничего не пожалеем для их спасения. Пойдём в члены Свято-Николаевского братства, последнюю копейку понесём туда, – и тем не дадим погибнуть нашим братьям!»¹⁷⁷.

После речи о. Аркадия был прочитан устав Свято-Николаевского благотворительного братства, цель создания которого – помочь бедным города Житомира всех сословий пищей, квартирой, одеждой и деньгами.

После чтения устава началась запись в члены братства. Большими группами присутствующие толпились у столов, где принимались членские взносы. За несколько минут в кассу братства было внесено более 1400 рублей.

Затем были избраны должностные лица братства. После недолгих суждений единогласно избрали: председателем – иерея Аркадия Остальского, товарищами председателя – Наталию Ивановну Оржевскую и Ольгу Анатольевну Мезенцову, казначеем – Константина Константиновича Черняховского, делопроизводителем – иерея Александра Поникарова, членами ревизионной комиссии – господ Ремезенко, Дробязко и Анну Ищук и кандидатов к ним – господ Звездинского и Валентину Попову. Кроме того, в помощь совету братства для разыскивания бедных, проверки различных заявлений их, и, вообще, для расширения деятельности братства было избрано двадцать человек «ревнителей», принимавших деятельное участие в помощи бедным перед последней Пасхой и пользующихся всеобщим уважением.

Открытие братства закончилось воодушевлённым общим пением молитвы «Достойно есть»¹⁷⁸.

В Свято-Николаевское благотворительное братство соорганизовались действительно люди милосердные, готовые жизнь свою положить для спасения ближнего, своё звание православного христианина подтверждающие жизнью и делами милосердия к ближним.

Например, избранная одной из двух товарищей председателя братства Наталия Ивановна Оржевская руководила житомирским комитетом Красного Креста. По воспоминаниям Архиепископа Евлогия, «это была святая женщина, она умела так поставить свой лазарет, что всякий, кто в него попадал, чувствовал себя, словно в Царствии Небесном»¹⁷⁹.

Братчики горячо взялись за дело. Уже через шесть недель после учредительного собрания они дали объявление:

«Совет Свято-Николаевского благотворительного братства просит всех членов братства пожаловать во вторник, 15 октября нов. ст., к 7 час. вечера в окружной суд для решения вопроса об открытии братского кооператива»¹⁸⁰.

Гражданская война набирала всё новые обороты и приобретала всё более ожесточённый характер, неся горе и страдания народу. В начале 1919 года большевики взяли Житомир. Епископ Владимир-Волынский Фаддей (Успенский), будущий священномученик, временно управляющий Волынской епархией (Архиепископ Евлогий петлюровской властью был отправлен в Галицию, в качестве пленного), предпринимал все меры для недопущения насильственных действий. Так, 26 марта он сделал срочное предложение Волынской духовной консистории:

«1) чтобы духовенство в городах и сёлах немедля открыло ряд бесед и поучений о прекращении насилий и погромов, поясняя, что христианская вера их не допускает и предоставляет наказание виновных лиц лишь законным властям;

2) чтобы миссионеры и иные проповедники, более опытные в проповедничестве, произносили, с согласия настоятелей, поучения о том во всех церквах города¹⁸¹».

Через три дня владыка Фаддей опять предписывает консистории: «События последнего времени вызвали в широких слоях населения подъём веры, оскорблённой и угнетённой бывшими случаями издевательств над нею, стеснений и угроз (например, закрыть церкви и дать им какое-либо совсем несоответствующее и даже прямо унизительное назначение), поругания, доходившего до расстрела св. икон. Долг пастырей постараться поддержать этот подъём веры народной, укреплять стойкость в ней, готовность решительно и самоотверженно защищать святую веру и Церковь от поруганий. Стоя вне политической борьбы, не разжигая борьбы партий и одних классов населения с другими, пастыри пусть духовным оружием усиленного слова молитвы, духовною поддержкою мероприятий, направленных на защиту св. веры и Церкви, постараются тщательнее выполнить долг свой пред св. Церковью и народом. Во имя христианского милосердия следует располагать также к тому, чтобы голодному населению, пострадавшему во время борьбы, не было отказано в куске хлеба (указать, например, на Рим.12:20–21).

Прошу от моего имени с этим призывом обратиться к духовенству»¹⁸².

23 июня Епископ Фаддей опять даёт предписание консистории:

«Ввиду того, что в последнее время в некоторых окрестных сёлах усиливается вражда против еврейского населения, и при взаимном озлоблении гибнут или могут гибнуть совершенно невинные люди, даже женщины и дети, предлагается пастырям окрестных сёл пастырскими мерами ослаблять взаимную вражду и призывать к тому, чтобы не навлечь нового наказания Божия на самих себя. Прошу консисторию распространить это мое предложение по окрестным сёлам, а если возможно, то и вообще по епархии»¹⁸³.

Апогей зверства большевиков настал в августе 1919 года, когда Волынская губернская чрезвычайная комиссия (Чека) расстреляла в Житомире 66 человек, предварительно предав их всевозможным мучениям, вплоть до сдирания кожи и раздробления черепа. Среди расстрелянных были два священника: Софроний Жураковский (служил в селе Сколобов Житомирского уезда Волынской губернии) и Павел Гордовский (служил в селе Старостинцы Сквирского уезда Киевской губернии)¹⁸⁴.

В том же месяце августе большевики отступили, захватив заложниками тридцать человек, и вывезли их в Москву. Среди заложников были товарищ председателя братства, председательница житомирского комитета Красного Креста княгиня Наталия Ивановна Оржевская и её племянница, тоже член братства, княгиня Наталия Сергеевна Шаховская. В московском концлагере они были около двух месяцев, но в Житомир смогли вернуться только в 1925 году¹⁸⁵.

В эти тяжёлые дни о. Аркадий со своей матерью Софьей Павловной по счастливой случайности находились в Москве¹⁸⁶.

Свято-Николаевское братство во всё это время не прекращало своей деятельности. Оно «оказывало помощь всем нуждающимся и больным, хоронило умерших, не имевших близких и родственников. Отец Аркадий сам руководил деятельностью братства и поименно помнил всех больных, которых оно опекало, и, бывало, не раз спрашивал, кто дежурит сегодня у такой-то больной, кто понесёт такой-то обед.

Воспитывая членов братства в духе ревностного христианского служения, о. Аркадий вместе с ними предпринимал долгие пешие паломничества к православным святыням, в частности, в Киев. Дорогой они пели акафисты и церковные песнопения. Это были крестные ходы, которые проходили более двухсот километров, когда паломники останавливались помолиться у святынь, встречавшихся им на пути. Это были паломничества в кругу и среди верующего народа, которые укрепляли волю и веру, в чём многие тогда, оказавшись среди испытаний и государственной разрухи, особенно нуждались <...>

Отец Аркадий не только других побуждал к нищелюбию и жертвенности, но и сам показывал пример этой жертвенности и крайнего нестяжания. Близкие, зная, что он нуждается и не имеет средств, сшили ему шубу. Эту шубу он надел всего раза два, затем она внезапно исчезла. Оказалось, что он отдал её бедной вдове, у которой было двое больных туберкулёзом детей. Когда мать священника, Софья Павловна, спросила его, где шуба, он ответил, что она висит в алтаре. Но затем и в церкви поинтересовались, куда делась шуба, и о. Аркадий вынужден был со смущением ответить: «Она висит там, где нужно». Однажды он вышел из Житомира в сапогах, а в Киев пришёл уже в лаптях. Оказалось, что ему на пути встретился какой-то бедняк, и они поменялись обувью. В другой раз о. Аркадий отдал неимущему брюки и остался в нижнем белье, а чтобы этого не было видно, зашил впереди подрясник, чтобы полы не распахивались.

Зная его милосердие и мягкосердечность, к нему с просьбами подходили и люди, пытавшиеся обмануть пастыря. Как-то сшили о. Аркадию красивый подрясник, который у него выпросил горький пьяница, прикинувшись бедняком. Через некоторое время духовные дети священника увидели этого пьяницу продающим подрясник о. Аркадия, им пришлось выкупить его и отдать владельцу.

У о. Аркадия не было почти никаких личных вещей и ничего ценного. В его комнате была только самая необходимая мебель. И однажды, вспомнив о ком-то из нуждающихся в материальной помощи, он зашёл в комнату матери, Софьи Павловны, и, взглянув на висящий на стене ковёр, осторожно спросил:

– Этот ковер наш?

– Наш, но не твой, – ответила Софья Павловна, поняв, что он хочет его кому-то отдать.

Отец Аркадий часто служил и всегда исповедовал. На исповеди он никого не торопил, предлагая без стеснения назвать то, что мучает душу человека, грехи, которые, как тяжёлое бремя, отягощают совесть. Иногда исповедь затягивалась до двух часов ночи»¹⁸⁷.

Монахиня Анастасия (Ящинская)¹⁸⁸ впоследствии вспоминала: «В Свято-Николаевское религиозное братство я вступила в 1919 году. В то время братство носило характер религиозный, благотворительный и просветительский в религиозном направлении. Осуществляя свою деятельность, члены братства объединялись в такие группы: церковного пения, больничную, погребения, благотворительную и церковного порядка (уборка храма). Начало деятельности братства относится к 1918 году, когда оно, будучи созданным священником Аркадием Остальским, носило благотворительный характер. Затем, благодаря личности Остальского, его красноречию, самоотверженному служению, братство включается в новую деятельность – благотворительную, просветительно-религиозную, помощь больным, – достигая своего высшего расцвета в 1921–1922 годах.

Социальный состав братства, как первого, так и последнего времени, был самый разнообразный: интеллигенция, «бывшие люди», лица из духовных званий, служащие, рабочие, крестьяне. Из этих групп (категорий) людей, как по своему количественному составу, так и по влиянию, активной деятельности, руководящая роль принадлежала интеллигенции и лицам из духовных званий. Так, например, место председателя в совете братства принадлежало Аркадию Остальскому (сначала священнику, потом – протоиерею, архимандриту, Епископу); также весьма заметными в братстве были: Константин Константинович Колпаков, бывший дворянин, лектор землеустроительного техникума; Леонтий Александрович Цытович, бывший офицер, бывший служащий финотдела; Константин Константинович Роше, бывший предводитель дворянства, поэт, ныне – пенсионер; Наталия Ивановна Оржевская, бывшая княжна, бывшая фрейлина императорского двора. В деятельности братства принимали участие и теософы: тот же Роше К. К., Глинка. В свою работу братство вовлекало и крестьян близлежащих сёл. Так, например, мне известно, что братскую церковь посещали крестьяне с. Троковичи, посещали и дом бывшей старосты Ольги Михайловны Комарчук, которая имела связь с крестьянами...»¹⁸⁹.

На молитвенную память духовным чадам о. Аркадий дарил свои фотографии с дарственными надписями. Так, Галине Ивановой он написал:

«Всем не помочь, себе не говорите,

Вдовицы лепту принял же Христос.

Хоть одному страдальцу помогите,

Хоть каплю осушите слёз.

Труд и смиренье

Есть лучшее для христианина утешение.

И счастлив тот, кто в день несчастья

Хоть раз дал руку бедняку,

И осушил слезу участьем,

И в радость обратил тоску»¹⁹⁰.

Первое четверостишье о. Аркадий взял из стихотворения «В альбом» члена Свято-Николаевского братства поэта Константина Константиновича Роше.

Галина Иванова засвидетельствовала о таком эпизоде из своей жизни: «Когда я болела тифом, и мне ночью было плохо, то я ясно видела, что пришёл ко мне о. Аркадий и стоял около моей кровати. Когда же он на другой день пришёл сам, то спросил меня: «Ты ночью видела что-нибудь?» Я ему говорю, что «видела Вас, Вы стояли около меня». «Я в то время много думал о тебе», – закончил он»¹⁹¹.

В 1920 году о. Аркадий был возведён в сан протоиерея¹⁹².

В том же году в Житомире окончательно утвердилась советская власть. С 23 апреля 1920 по 1 марта 1921 года о. Аркадий Остальский, как позже он сам свидетельствовал, опять служил в Староконстантинове¹⁹³.

В марте 1921 года он возвращается в Житомир и опять служит в братских храмах¹⁹⁴.

Для огромного потока богомольцев и увеличивающегося числа братчиков была очень тесной отведённая церковной властью для братского храма небольшая домовая Благовещенская церковь в Каретном переулке (ныне ул. Якира) в здании бывшей духовной консистории (тогда это помещение занимал штаб 132-го полка). 21 января 1921 года Свято-Николаевскому братству была передана церковной властью также и пустующая тогда домовая Трёхсвятительская церковь в здании бывшей Волынской духовной семинарии (здание семинарии тогда занимали 55-е житомирские пехотные курсы). Ранее при закрытии семинарской церкви по распоряжению Епископа Фаддея часть имущества и утварь были переданы в другие церкви, а часть имущества было похищено, поэтому члены братства вынуждены были за свои деньги приобретать имущество и утварь для храма¹⁹⁵.

С разрешения Волынского губернского исполнительного комитета 20 апреля 1921 года был составлен акт сдачи 55-ми житомирскими пехотными курсами и принятия Свято-Николаевским братством Трёхсвятительской церкви и находящегося в ней имущества¹⁹⁶, среди которого были предметы, принадлежащие лично протоиерею Аркадию Остальскому. Это – одна из двух чаш, имеющиеся в единственном числе дискос и звездица, а также один из трёх малых напрестольных крестов¹⁹⁷.

Протоиерей Аркадий со своей матерью Софьей Павловной проживал в начале 1922 года в доме № 4 по Каретному переулку¹⁹⁸. Но позже в том же году они переселяются в освободившуюся комнату, которую им предоставило семейство Зыковых в доме № 38 по улице Вильской, где о. Аркадий и проживал до дня своего первого ареста¹⁹⁹.

Штабс-капитан Сергей Александрович Зыков так вспоминал об этом: «В доме, арендуемом нами в комхозе (коммунальном хозяйстве – сост.), освободилась комната. Остальский искал в это время жильё, и мы с женой решили сдать ему эту комнату. С момента его пребывания на квартире в нашем доме я знал хорошо священника Остальского Аркадия. Как человек, он очень хороший, добрый, отзывчивый <...> Верующие г. Житомира, прихожане братской церкви, чуть ли не боготворили священника Остальского. Среди них он пользовался большой популярностью»²⁰⁰.

Член Свято-Николаевского братства, секретарь и казначея Житомирского вегетарианского общества Евгения Юлиановна Гинце, супруга расстрелянного в 1938 году члена Свято-Николаевского братства, профессора, заведующего туберкулёзным диспансером, Виктора Викторовича Гинце, вспоминала: «Несмотря на начавшиеся гонения на Церковь, о. Аркадий со всем пылом молодой натуры устремляется на защиту веры православной, и привлекает своими проповедями огромное количество молящихся. Ежедневные утром и вечером богослужения, совершаемые о. Аркадием, и его пламенные проповеди и утешения вносили тёплую струю радости в измученные сердца людей. Гонения на Церковь с каждым годом усиливались, и работа братства проходила в чрезвычайно трудных и опасных условиях. Чека преследовало верующих, закрывались церкви, увольняли с работы за религиозные убеждения. О. Аркадий, всегда вдохновенный, горящий небесным огнём, всё более и более ... верующих объединял единой мыслью о Господе.

Братство имело много забот. Братчики помогали бедным, больным, обучали детей Закону Божьему, хоронили умерших. Все члены братства были полны энтузиазма, а горячие молитвы о. Аркадия всех воодушевляли. Популярность о. Аркадия всё возрастала. Приток молящихся и прихожан вырос настолько, что о. Аркадий не в силах был выполнять требы, особенно исповедь. О. Аркадий вынужден был применять иногда общую исповедь, представлявшую собою умилительную картину. Все исповедники стояли на коленях, очи их были направлены на стоявший впереди Крест с изображением Распятия, а о. Аркадий, стоя на амвоне, призывал к покаянию в совершённых грехах»²⁰¹.

О деятельности братства в это время вспоминала также и София Зиновьевна Каррик: «В братство я поступила в 1921 или 1922 году (точно не помню). Возглавлял это братство протоиерей Аркадий Остальский. Я узнала, что в братстве есть группы, как-то: больничная, благотворительная, погребальная, группа по пению и чтению в церкви. Записалась я в больничную группу, цель которой состояла в следующем: посещать больных, оказывать им медицинскую санитарную помощь, а также и материальную. Средства для этого были от добровольных взносов членов братства. <...> Собрания братские бывали в церкви после службы, на которых говорилось о нуждах по поступавшим в братство заявлениям, и здесь же распределялось, каким лицам надо было выполнять эти нужды»²⁰².

С 28 июня по 2 июля 1921 года в Житомире проходил Волынский епархиальный съезд (названный в документах также совещанием) православного духовенства и мирян, на котором присутствовали: управляющий епархией Епископ Владимир-Волынский Фаддей (председатель съезда) и Епископ Острожский Аверкий, а также 35 представителей от духовенства и 27 от мирян, – всего 64 человека.

Среди кандидатов в товарищи председателя была названа и кандидатура протоиерея Аркадия Остальского, но за него отдали свои голоса только 13 человек, а избранным оказался протоиерей Константин Лебедев.

На совещание явился и представитель Всеукраинской церковной рады Стороженко, которой просил допустить его к участию в съезде, но совещание постановило:«В допущении гражданина Стороженко на совещание представителей Волынского православного духовенства и мирян отказать, так как гражданин Стороженко есть представитель Всеукраинской церковной рады, которая стоит, как выяснил протоиерей Остальский, на платформе антиканонической»²⁰³.

На заседании также было заслушано послание Собора Епископов об его отношении к Всеукраинской церковной раде и к её съездам. В этом послании, озаглавленном: «Возлюбленным о Господе чадам Церкви Украинской», подписанном управляющим Киевской епархией Епископом Черкасским Назарием, Епископом Черниговским и Нежинским Пахомием, Епископом Подольским и Брацлавским Пименом, управляющим Волынской епархией Епископом Владимир-Волынским Фаддеем, Епископом Каневским Василием, Епископом Уманским Димитрием и Епископом Звенигородским Алексием, говорилось:

««Невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, чрез кого они приходят» (Лк.17:1). «Завещеваем же вам, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас» (2Фес.3:6). Так писал некогда св. Апостол Павел христианам Солуня; так пишем теперь мы – смиренные приемники Апостолов, православные Епископы Украинские, подписавшие это послание, вам, возлюбленным чадам Православной Христовой Церкви на Украине. Удаляйтесь от желающих жить в Церкви бесчинно, удаляйтесь от «злых делателей» (Флп.3:2), берегитесь людей, смущающих вас и желающих «превратить благовестие Христово» (Гал.1:7), повредить св. веру нашу, изменить в ней порядки и священные законы.

А хотят теперь жить в Церкви бесчинно некоторые из украинских церковных деятелей – миряне, диаконы и священники, собиравшиеся в мае месяце сего года в Киево-Софийском соборе на украинский церковный съезд Киевщины, названный ими церковным собором. Они собрались для решения церковных вопросов без нашего ведома и благословения, вопреки 39 правилу Апостольскому, которое гласит: «Пресвитеры и диаконы (а тем более, конечно, миряне) без воли Епископа ничего да не совершают, ибо ему вверены люди Господни, и он воздаст ответ о душах их». Собрала их так называемая «Всеукраинская церковная рада», образовавшаяся также без ведома и благословения Епископа, и состоящая из мирян и священников, в каковой большая часть за противление местному Епископу и самочиние извержена из сана, согласно священным церковным правилам. Собравшиеся в Киеве в мае сего года украинцы называют этот свой съезд церковным собором, но православные соборы могут собираться только с благословения Епископов и происходят с непременным их участием. Это был не собор церковный, а самочинное собрание, постановления которого не могут иметь никакого значения для церковной жизни. Приступивши к решению церковных вопросов, эти деятели дерзнули поколебать самые главные устои жизни св. Православной Церкви: они постановили лишить кафедр православных Епископов и отобрать у православных все монастыри, избрали для посвящения во Епископы имеющих жён священников и мирян, разрешили Епископам и священникам строго запрещённые им священными канонами (правилами) Церкви вторые и третьи браки, дозволили им носить мирскую одежду и присвоили себе право, в случае надобности, вообще изменять все церковные порядки и обычаи и даже отменять самые церковные каноны (т.е. правила св. Апостолов, св. Вселенских Соборов и св. отец) – «анафема да будет» (Гал.1:9). Устроивши церковный съезд Киевщины, украинские церковные деятели постановили созвать в октябре месяце с. г. всеукраинский такой же съезд.

Мы глубоко скорбим о возникающем церковном разделении на Украине. Новое церковное течение, обнаружившееся на киевском украинском майском съезде сего года, по глубокому нашему убеждению, поведет не к возрождению церковной жизни, а к явному вреду и погибели, угрожающей православию на Украине. Господь да вразумит заблуждающихся украинских церковных деятелей и расположит их сердца к покаянию, пока ещё не поздно.

Предостерегая от опасности, угрожающей Украинской Православной Церкви, мы умоляем всех лучших сынов православной Украины, чад св. Православной Церкви на Украине: не принимайте постановлений киевского майского украинского съезда как незаконного с церковной точки зрения, не посылайте своих представителей на собираемый в октябре сего года Всеукраинской церковной радой без согласия Епископов всеукраинский церковный съезд, обращайтесь по всем делам церковным к законным православным Епископам, поминайте имена их и имя Святейшего общего отца нашего Патриарха Тихона в храмах на службах Божиих. Помните и другим напоминайте слова св. Игнатия Богоносца: «Кто не с Епископом, тот и не в Церкви, тот погиб совершенно». Не обращайтесь с религиозными нуждами к лишённым сана украинским священникам и их единомышленникам, также подлежащим извержению из сана, согласно 11 правилу Апостольскому: «Аще кто, принадлежа к клиру, с изверженным от клира молиться будет, да будет извержен и сам». Знайте, что изверженные из сана и временно запрещённые в священнослужении священники не могут отправлять никаких служб церковных, и все таинства, совершаемые ими, не имеют никакой благодатной силы. «Если же кто не послушает слова нашего в сем послании, того имейте на замечании и не сообщайтесь с ним, чтобы устыдился; но не за врага считайте его, а вразумляйте, как брата. Сам же Господь мира да даст вам мир всегда и во всём. Благодать Господа Иисуса Христа со всеми вами. Аминь» (2Фес.3:14–16, 18)»²⁰⁴.

Протоиерей Аркадий Остальский на этом совещании сделал заявление о необходимости разъяснения православному населению того, что такое Всеукраинская центральная рада, и что такое устраиваемый этой радой собор.

Съезд определил: «Оповестить всё православное население Волыни, что всеукраинский съезд, устраиваемый Всеукраинской церковной радой в месяце октябре с. г. не может считаться православным собором, ибо созывается он без благословения Епископов Украины, и посему православные христиане быть участниками его не могут»²⁰⁵.

Также о. Аркадий Остальский выступил на совещании с докладом о церковных библиотеках. Заслушав этот доклад, съезд вынес следующее постановление:

«Предложить членам причтов принять все меры к приведению в порядок церковных библиотек и устройству благочиннических библиотек, и вообще принимать все меры к тому, чтобы духовенство в настоящее трудное время борьбы с возрастающим атеизмом и сектантством имело возможность получать книги – пособия для этой борьбы»²⁰⁶.

Протоиерей Аркадий на совещании был избран кандидатом в члены епархиального совета, одним из трёх членов правления училища Пастырства и одним из членов экзаменационной комиссии для испытания кандидатов во священники, диаконы и псаломщики²⁰⁷.

В это время о. Аркадий активно боролся с автокефальным расколом. Активная миссионерская деятельность о. Аркадия против самосвятства принесла обильные плоды. Так, в одном из документов об этом читаем:

«<...> В Житомире и окрестностях его пропагандистская деятельность самосвятов притихла и ослабела, и не находит последователей среди населения, так как оно ознакомлено беседами пастырей православных с сущностью самосвятства»²⁰⁸.

Своему сокурснику по семинарии иерею Иосифу Вацатко о. Аркадий подарил 30 января 1922 года свою фотографию со следующей дарственной надписью:«Дорогому и незабвенному другу, соработнику на ниве Христовой, отцу Иосифу Вацатко на вечную, молитвенную память. Не забывай в своих молитвах любящего тебя протоиерея Аркадия»²⁰⁹.

...И вот пришло время духовного очищения. Как золото очищается огнём, так и душа человеческая врачуется скорбями. Настали непростые времена для Церкви Христовой! Казалось, будто все силы адовы брошены на борьбу с ней. Одним из проявлений политики большевиков было изъятие церковных ценностей якобы в пользу голодающих Поволжья.

Для укрепления власти и идеологического обоснования репрессий, в том числе против Церкви, коммунисты искусственно вызвали голод русского народа. Летом 1921 года организованный голод поразил Поволжье. «Жилища обезлюдели и селения обратились в кладбища непогребенных мертвецов. <...> Ужасы неисчислимы», – писал Святейший Патриарх Тихон в 1921 году в своём первом воззвании «О помощи голодающим» сразу же, как только стало известно о разразившемся бедствии голода, призывая «на подвиг братской самоотверженной любви»²¹⁰.

Хлеб в стране был. И вождь большевиков Ленин прекрасно знал об этом и открыто писал, что хлеб в стране есть. Вопрос был не продовольственный, а политический. В эти дни он писал: «Нам надо не только сломить какое бы то ни было сопротивление, нам надо заставить работать. Мы имеем средства для этого. Эти средства – хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность. Потому что, распределяя его [хлеб], мы будем господствовать над всеми областями труда»²¹¹.

Видя, что голод в Поволжье не прекращается, а каждый день приносит всё новые и новые жертвы, Святейший Патриарх Тихон подаёт на утверждение Центральной Комиссии помощи голодающим при Всесоюзном Центральном Исполнительном Комитете (ВЦИК) «Положение об участии Православной Русской Церкви в деле помощи голодающим», которое было утверждено только 1 февраля 1922 года²¹². И уже 6 февраля Святейший Патриарх Тихон обратился к верующим со вторым воззванием, которым он благословляет паству на добровольное пожертвование церковных ценностей, не имеющих богослужебного употребления²¹³.

Об этом воззвании Святейшего Патриарха и его благословении на добровольное пожертвование церковных ценностей, не имеющих богослужебного употребления, на Волыни узнали из публикации в житомирской большевистской газете «Волынский пролетарий». 18 февраля эта газета опубликовала материал «Воззвание Патриарха Тихона», в котором привела лишь часть воззвания, и притом, в искажённом виде²¹⁴.

Подлинный текст воззвания Святейшего Патриарха частным образом удалось получить протоиерею Аркадию Остальскому, который огласил в одном из братских храмов его текст²¹⁵. Вот он:

«Леденящие душу ужасы мы переживаем при чтении известий о положении голодающих: «Голодные не едят уже более суррогатов, их давно уже нет. Падаль для голодного населения стала лакомством, но этого лакомства нельзя уже более достать. По дорогам и оврагам, в снегу находят десятки умерших голодных. Матери бросают своих детей на мороз. Стоны и вопли несутся со всех сторон. Доходит до людоедства. Убыль населения от 12 до 25%. Из 13 миллионов голодающего населения только 2 миллиона получают продовольственную помощь» («Известия ВЦИК Советов» №№ 8 и 22 с/г).

Необходимо всем, кто только чем может, прийти на помощь страдающему от голода населению.

Получив только на днях утверждённое Центральной Комиссией помощи голодающим при ВЦИК положение о возможном участии духовенства и церковных общин в деле оказания помощи голодающим, мы вторично обращаемся ко всем, кому близки и дороги заветы Христа, с горячею мольбою об облегчении ужасного состояния голодающих.

Вы, православные христиане, откликнулись своими пожертвованиями голодающим на первый наш призыв.

Бедствие голода разрослось до крайней степени. Протяните же руки свои на помощь голодающим братьям и сестрам и не жалейте для них ничего, деля с ними и кусок хлеба, и одежду по заветам Христа.

Учитывая тяжесть жизни для каждой отдельной христианской семьи вследствие истощения средств их, мы допускаем возможность духовенству и приходским советам, с согласия общин верующих, на попечении которых находится храмовое имущество, использовать находящиеся во многих храмах драгоценные вещи, не имеющие богослужебного употребления (подвески в виде колец, цепей, браслетов, ожерельев и другие предметы, жертвуемые для украшения святых икон, золотой и серебряный лом) на помощь голодающим.

Призывая на всех благословение Божие, молим православный русский народ, чад Церкви Христовой, откликнуться и на этот наш призыв.

«У кого есть две одежды, тот дай неимущему, и у кого есть пища, делай то же» (Лк.3:11).

«Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд» (Лк.6:36)"²¹⁶. Верующие епархии, доказывая свою любовь к ближнему делами милосердия, откликнулись на призыв помощи голодающим. Как пример такой помощи, можно привести следующий акт общины Покровской церкви с. Вересов Житомирского уезда:

«1922 года, 28 февраля. В пользу голодающих отчислено от денежных поступлений Покровской церкви с. Вересов один миллион рублей (1000000 р.); поступило пожертвований за богослужениями в храме семьсот семьдесят три тысячи шестьсот сорок шесть рублей (773646 р.); пожертвовано членами церковной общины один миллион двести сорок три тысячи восемьсот рублей (1243800 р.); всего деньгами три миллиона семнадцать тысяч четыреста сорок шесть рублей (3017446 р.); кроме того ржи пожертвовано одиннадцать пудов, овса тридцать фунтов, картофеля восемнадцать пудов и печеного хлеба 7 булок, о чём и составлен настоящий акт»²¹⁷.

Но большевики, цель которых была не спасение голодающих, а провокация духовенства на сопротивление, потребовали тотального изъятия всех золотых и серебряных предметов из храмов, включая священные сосуды, изъятие которых рассматривается церковными канонами как святотатство.

В «строго секретном» письме от 19 марта 1922 года идейный вдохновитель насильственного изъятия церковных ценностей Ленин писал Молотову: «...Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей, и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь подавлением какого угодно сопротивления <...>

Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности, совершенно немыслимы <...>

Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый краткий срок <...>

Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий <...>

<...> Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать <...>»²¹⁸.

Ни одной копейки из изъятого не попало голодающим. А большевики положили в свой фонд 48 миллиардов в золотых рублях. Голод же, конечно, после изъятия церковных ценностей не прекратился. Всего от него на Поволжье тогда умерло свыше семи миллионов человек²¹⁹.

23 марта Троцкий предписывает тов. Калинину «дать интервью такого содержания:

а) Изъятие ценностей ни в коем случае не является борьбой с религией и церковью. Помгол (сокращённая форма слов: «помощь голодающим» – сост.) вполне готов оказать верующим содействие в приобретении тех или других предметов религиозного обихода, взамен изымаемых ценностей.

б) Совершенно независимо от вопроса о религии, духовенство в вопросе об изъятии ценностей явно разбивается на две группы: одна считает необходимым оказать голодающему народу помощь из тех церковных ценностей, которые созданы самим же народом, а другая явно антинародная, жадная и хищная.

в) Эта вторая группа, очень многочисленная, заняв враждебную позицию по отношению к голодающему крестьянству, тем самым заняла враждебное положение и по отношению к советской власти. Отказывая голодающим в помощи под всякими лицемерными предлогами и с иезуитскими ухищрениями, правящая часть духовенства занимается в то же время явно преступной контрреволюционной агитацией против советской власти.

г) Декрет об изъятии ценностей возник по инициативе крестьян голодающих губерний, широких беспартийных масс и красноармейцев. И сейчас многомиллионные массы со всех сторон требуют полного и твёрдого выполнения декрета...

д) В ответ на злобные и преступные заявления контрреволюционеров о том, будто собранные ценности пойдут не на помощь голодающим крестьянам и их хозяйствам, ЦК помгол и в центре и через свои органы на местах, привлекает к учету и контролю над расходованием собранных церковных ценностей, как лояльных священников, так и верующих мирян...»²²⁰.

Из этого предписания хорошо видно желание большевиков породить раскол в церковной среде. 30 марта тов. Троцкий подал в Политбюро ЦК РКП(б) записку о политике по отношению к Церкви, где конкретизирует свои идеи по её расколу. Он предлагал расколоть Русскую Православную Церковь на два крыла, обозначив их как «черносотенное контрреволюционное» и «сменовеховское советское». «Чем более решительный, резкий, бурный и насильственный характер примет разрыв сменовеховского крыла с черносотенным, тем выгоднее будет наша позиция», – писал он тогда. После того, как этот разрыв будет спровоцирован, следовало, по мысли Троцкого, «повалить контрреволюционную часть церковников», опираясь при этом на «сменовеховское духовенство», а затем, «не давая сменовеховским вождям очухаться», превратить их начинание в «выкидыш»²²¹. Практическое проведение в жизнь плана Троцкого было возложено на шестое отделение секретного отдела Государственного Политического Управления (ГПУ, с ноября 1923 года – ОГПУ), возглавляемое Евгением Александровичем Тучковым. Во многом именно благодаря его усилиям появился обновленческий раскол со самозваным «Высшим церковным управлением» (ВЦУ) во главе.

Но вернёмся в Житомир...

Здесь 30 марта 1922 года состоялось заседание представителей комиссии помощи голодающим с участием представителей от духовенства, в котором принимали участие председатель губернской комиссии помощи голодающим Александр Иванович Ворожейкин, товарищи Гуцало, Викторов и Песочин, настоятель Крестовоздвиженской церкви г. Житомира протоиерей Александр Поникаров (он был председателем епархиальной комиссии помощи голодающим), ксёндз Федукович и раввин Берлин. На повестке дня стоял только один вопрос – о помощи голодающим. Вот протокол этого заседания (с небольшими сокращениями):

«Тов. Ворожейкин: Вопрос о помощи голодающим, вопрос не новый. О нём уже восемь месяцев говорят не только в РСФСР, но и за границей. Вопрос о помощи голодающим ставится у нас, как в плоскости государственной помощи, так и в плоскости помощи иностранной. Но спасти этими мерами всё голодающее население нам всё-таки не удастся. Так или иначе, некоторая часть населения всё-таки гибнет от голода. Необходимо максимальное напряжение всех сил республики для того, чтобы спасти от голодной смерти и эту часть населения. Представители религиозных культов в этом отношении до сих пор ничего ещё не сделали, хотя они имели большую возможность помочь комиссии помощи голодающим. Здесь мы должны разрешить вопрос о том, как реагируют представители религиозных культов на этот вопрос.

Ксёндз Федукович: Мы не понимаем, в какой форме? Дело в том, что когда к нам являются голодающие, мы им помогаем, чем можем. Для того чтобы помогали прихожане, необходимо создать известную организацию. Духовенство в этом отношении бессильно. Мы не имеем никаких прав, и наша деятельность очень ограничена.

Тов. Викторов: Мне кажется, что вопрос этот очень наивный. Положение совершенно ясно. Представители религиозных культов приглашены сюда для определенных целей. Всем нам известно, что в церквях, синагогах и костёлах имеется много имущества, без которых религиозные культы могли бы обойтись. Мы ставим вопрос: можно ли изъять из религиозных храмов ценное имущество в тот момент, когда миллионы жизней погибают от голодной смерти? <...>

Тов. Ворожейкин: Конкретных предложений я делать не буду, поскольку цель данного собрания ясна. Я просто хочу заслушать точку зрения представителя каждой религии по этому вопросу.

Ксёндз Федукович: Вопрос этот не такой лёгкий, чтобы мы могли бы сейчас его решить. У нас имеются народные массы, и мы от своего имени не можем раздавать имущества и вообще им распоряжаться. Вообще я должен сказать, что у нас ничего лишнего нет. У нас есть несколько чаш, которые употребляются в богослужении, поэтому я сам ничего определённого сказать не могу.

Свящ. Поникаров: Церковь всегда шла на помощь голодающим и вообще ко всякому горю она относилась сочувственно. И сейчас наша Православная Церковь дала распоряжение на местах о том, чтобы вносились определённые суммы и продукты в пользу голодающих. В настоящее время духовенство дало распоряжение, чтобы эту помощь усилить. У нас в Житомире был поднят вопрос об организации епархиального комитета помощи голодающим. Председатель губисполкома отнёсся сочувственно к этому вопросу. Что касается нас, то мы можем употребить всё наше влияние на прихожан для того, чтобы они внесли посильные пожертвования, но обкладывать сами мы не имеем права. Что касается церковного имущества, я должен сказать, что очень ошибаются те, которые думают, что в храмах есть золото. Золота совсем нет, а если есть, то в очень незначительном количестве. У нас есть серебряные чаши и кресты. Мы не можем сказать приходу, чтобы они отдали эти ценности, потому что мы не являемся хозяевами. Мы теперь являемся общественными паразитами – наёмниками прихода. Хозяин у нас – община. Далее, насчёт церковного имущества я всё-таки скажу. Думаю, что приход пойдёт навстречу, и кой-какие вещи можно было бы дать, но только такие, которые совсем не нужны. Здесь присутствуют представители трёх вероисповеданий, и каждый вам скажет, что есть вещи очень дорогие для нас. И я, как христианин, скажу, что сдать такие вещи было бы кощунством, но кое-какие можно было бы сдать, не оскорбляя религиозного чувства. Во всяком случае, сами распоряжаться не можем.

Раввин Берлин: В еврейских молитвенных домах золота совершенно нет. Есть только серебро. В Житомире 60 молитвенных домов. Я являюсь представителем только одной большой синагоги и для того, чтобы решить такой вопрос, необходимо созвать совещание из представителей от каждой синагоги. Есть вещи, которые можно было бы дать, но есть такие, которых дать нельзя, не оскорбляя религиозного чувства.

Тов. Викторов: Я хочу задать один вопрос: известно ли вам воззвание Патриарха Тихона?

Свящ. Поникаров: Я этого воззвания не читал, но слышал о нём.

Тов. Викторов: Я вам скажу: Патриарх Тихон обратился ко всем православным верующим с воззванием, в котором он указал на то колоссальное бедствие, которое переживает наша родина. Он указал именно на то, что необходимо изъять всё ценное церковное имущество, без которого Церковь может обойтись и отдать на помощь голодающим. Так поступил такой ответственный представитель Церкви, как Патриарх Тихон. Мы ставим вопрос так: считают ли своей обязанностью представители религиозных культов обратить внимание прихожан на то колоссальное бедствие голода, которое нас постигло? <...>

Свящ. Поникаров: Я сказал, что у нас такие проповеди о помощи голодающим были, так что мы не бесчувственны, мы готовы идти на встречу.

Тов. Ворожейкин: В то время пока мы с вами беседуем, в тех губерниях, где голодают десятки тысяч людей, сотни, а может быть, тысячи вымирают. Быть может, в это время голодные старики и маленькие дети корчатся в муках, быть может в это время голодная мать съедает своего ребёнка. И я сейчас обращаюсь к представителям православной, католической и еврейской церквей. Если бы сейчас на ваших глазах мы видели, что ваши родственники съедали бы трупы своих родных, что сделали бы вы в этот момент? Мы ставим вопрос о помощи голодающим в плоскости пролетарской диктатуры. И мы говорим, что такие-то должны кормить голодающих. Мы собираем пайки и кормим. Но этого недостаточно. Недостаточно и помощи из-за границы. Так или иначе, определённая часть населения продолжает голодать. Сейчас у нас вопрос здесь на Волыни в такой плоскости, что на нас лежит ответственность не за ту часть населения, о которой заботится правительство. С этим мы справимся. Но мы говорим, что на нас лежит нравственная ответственность за ту часть населения, которую мы при всём нажиме спасти не можем. Когда представители религиозных культов говорят о братской помощи и любви к ближним, мы ставим вопрос так: на Волге и на юге Украины есть ваши ближние, и в то время, когда мы с вами беседуем, голодная мать варит своего ребёнка и съедает его. А возможность есть большая. Вы люди достаточно образованные, мы тоже кое-что знаем о тех ценностях, которые имеются во всех храмах. Один из вас упомянул о кощунстве. Он говорит, что есть ценности, к которым нельзя прикоснуться руками. Да, с точки зрения верующего, это кощунство. Но я спрашиваю, где большее кощунство – в том ли, чтобы взять золотую вещь и спасти умирающего, или же допустить, чтобы эти люди умирали и истязали своих родных, а ценности чтобы оставались в храмах. Вот как нужно ставить вопрос. <...>

Тов. Песочин: Я хочу поставить вопрос ребром. Как бы отнеслись представители религиозных культов, если бы была создана комиссия, которая должна была бы произвести эту операцию?

Тов. Ворожейкин: Вопрос ставится в принципиальной плоскости.

Свящ. Поникаров: Я могу сказать, что я не распоряжаюсь, и я не являюсь собственником этого имущества. Есть общины, которые этим распоряжаются. Я могу им разъяснить и вообще всячески готов идти навстречу голодающим. Вы говорите об ужасах голода на Волге и на юге Украины, а разве у нас нет голодающих. Разве им не надо оказать помощь. Вы говорите «брат». Да какой-нибудь брат, который здесь находится, хотя он ещё не умер от голода, но он может умереть, если мы ему не поможем.

Тов. Викторов: Товарищи, мы собрались здесь не для того, чтобы играть в кошку-мышку. Вопрос ставится прямо, а ответа нет. Отвечайте прямо, считаете ли вы допустимым с точки зрения религиозной, чтобы в то время, когда люди погибают от голода, в церквах и синагогах хранились ценности? Я, конечно, могу понять заявление, что духовные отцы не являются распорядителями ценностей, а что ими могут распоряжаться верующие. Но считают ли духовные отцы, что их обязанность, не ожидая нашего призыва, самим разъяснить своей пастве о том, что здесь имеются ценные кресты, которые следовало бы превратить на хлеб для голодных? Я считаю, что это большее преступление перед верой допустить такую вещь, тем более что таинство можно совершить в простых деревянных или стеклянных чашах. Если духовенство даст на это определённый ответ, мы уйдём удовлетворёнными. Обещаете ли вы, что сегодня, уходя отсюда, вы примете все меры к тому, чтобы это сделать, ведь вы имеете влияние на свою паству. <...>

Тов. Ворожейкин: Если вы разъясните верующим, что необходимо это сделать, то они конечно согласятся.

Тов. Викторов: Такие явления в истории уже имели место. Мы переживали голод в 70-х годах и в конце XIX столетия. Мы знаем, что царское правительство, которое вообще очень мало внимания обращало на нужды народные, что даже царское правительство, которое Церковь поддерживало, считало необходимым в моменты голода, когда не хватало своих средств, обращаться к духовенству в виде предписания, предлагало им сдавать ценности. Представители духовенства люди образованные. Они знают об этом не хуже, чем я.

Ксёндз Федукович: Я должен сказать, что для меня этот вопрос совершенно неожидан. Я здесь один и определённого ответа я дать не могу.

Тов. Ворожейкин: Сейчас вопрос не в том, чтобы отдать ценности, а в том, не находите ли Вы возможным передать золотые или серебряные чаши в распоряжение правительства для помощи голодающим, заменив их менее ценными?

Ксёндз Федукович: Я не считаю совершенно возможным заменить серебряную чашу деревянной. Это таинство. Ведь я не хозяин. Согласно одному пункту Рижского мирного договора собственность церкви признаётся, но я не епископ, я только настоятель и брать на себя ответственность я не могу. С точки зрения религиозной – я не считаю возможным заменить серебряную чашу деревянной или стеклянной, т.к. стеклянная, например, может разбиться, а это недопустимо. Я не могу сам изменить самостоятельно статуты церкви.

Тов. Викторов: Я хочу дать юридическую справку на счёт Рижского договора. По этому вопросу представители католических церквей пытались разъяснить этот пункт не так, как следует. Наркомюст (Народный комиссариат юстиции – сост.) дал соответствующее разъяснение. Я всё-таки хочу поставить нашу беседу на определённую почву и получить определённый ответ. Мы не ставим вопрос так, что советская власть предлагает вам сдать эти ценности. Быть может, завтра мы это скажем, если Центр найдёт это нужным, но мы говорим: считаете ли вы необходимым обратиться к верующим и разъяснить им, что то, что вы проделываете над драгоценными чашами, можно проделывать и над стеклянными и деревянными. Считаете ли вы возможным с сегодняшнего дня производить эту работу? Тогда будет ясно. Ведь вам не говорится в виде предложения.

Свящ. Поникаров: Несмотря на заявления тов. Викторова, я всё-таки не могу сказать ничего определённого. Когда была прислана повестка, мы не знали, на какое заседание нас зовут. Поэтому давать какой-нибудь положительный ответ я не могу. Правильно заявил представитель еврейского духовенства, что он один, а молитвенных домов 60. Он тоже не может сам решить этот вопрос.

Тов. Ворожейкин: Вы всё-таки обходите вопрос. Вам ставится прямо вопрос: не находите ли возможным заменить чашку, или ложку золотую, или серебряную стеклянной или вообще менее ценной, не находите ли вы это возможным в тот момент, когда на карту ставится жизнь и смерть голодающих? Ведь мы не говорим вам, чтобы вы отдали нам все ценности. Мы только спрашиваем, не находите ли вы это возможным. <...>

Тов. Викторов: Ещё один вопрос, который имеет для меня известное значение. Это не экзамен. Я просто спрашиваю вас, как человека: вы указали, что вы не знали, на какое заседание вас зовут и поэтому не получили определённых полномочий от Епископа. Но вы лично, как священник, не дожидаясь санкции Епископа, считаете ли вы необходимым для себя вести такую агитацию в своём приходе?

Свящ. Поникаров: Я вижу, что вы ко мне обращаетесь не как к представителю Церкви, а как к эксперту, можно ли с точки зрения христианской заменить серебряную чашу стеклянной. Я не эксперт, но я не нахожу возможным некоторые церковные вещи отдать, не оскорбляя религиозного чувства.

Тов. Викторов: Ещё один вопрос. Вы знаете, что имеются иконы, которые обложены драгоценными камнями и оправлены в дорогие ризы. Это вы считаете возможным дать, не оскорбляя религиозного чувства?

Свящ. Поникаров: Я считаю это невозможным, т.к. верующие, как бы слезами украсили ценностями свои иконы. Я лично от себя говорю, что это будет большое оскорбление.

Тов. Викторов: А теперь вы может быть ответите на мой вопрос, что вы шли сюда не зная зачем, но вы лично не находите ли для себя обязательным вести соответствующую агитацию, не дождавшись распоряжения Епископа. А ведь смелых отцов Церковь знает.

Свящ. Поникаров: Я говорю, что мы призываем к помощи, но распоряжаться сам я не могу.

Раввин Берлин: Я могу сказать, что я буду вести агитацию в этом направлении во всех молитвенных домах. Кроме того, я приглашу по два представителя от 60 молитвенных домов и скажу им, что эти ценности необходимо отдать голодающим. У нас не так, как у православных. Если отдать, то отдать совсем (заменять нельзя).

Тов. Викторов раввину: В синагогах имеются серебряные венцы. Есть ли такие молитвенные дома, в которых этих венцов нет и можно ли без них обойтись?

Раввин Берлин: Да, в некоторых синагогах их нет и без них можно обойтись.

Свящ. Поникаров: Я хочу задать один принципиальный вопрос: как будут эти ценности реализованы?

Тов. Викторов: Они будут отправлены в Центр, где их, вероятно, переплавят в деньги, на которые затем будет закуплен хлеб за границей. Мы должны сказать, что во всём этом виноваты не мы, а те, которые не желают без золота помочь голодающим. За каждый фунт хлеба они требуют хорошей платы натуральными ценностями. И если мы об этом говорим, то не мы в этом виноваты. Если бы помощь из-за границы пришла бесплатно, мы бы этого вопроса совершенно не ставили бы.

Раввин Берлин: Можно ли будет согласиться вместо ценностей получить от молитвенных домов выкуп по весу?

Тов. Ворожейкин: Нет. Это недопустимо. Пожертвование всегда можно делать. Здесь же ставится вопрос практически, в пожертвовании именно религиозных ценностей. Хотите жертвовать – жертвуйте. А не хотите – скажите «нет».

Тов. Викторов: Есть сведения, что в Центральной России священники сами сняли ценности и передали в распоряжение советской власти. Эти ценности не были переплавлены, а в том же виде были переданы за границу, где и хранятся в храмах. Так что над ними религиозные обряды совершаются за границей.

Тов. Ворожейкин: Вы удовлетворены этим разъяснением?

Свящ. Поникаров: Да.

Тов. Ворожейкин: Так что теперь можно рассчитывать, что некоторую часть ценностей можно будет изъять из церквей?

Свящ. Поникаров: Кое-что можно, но лишь по постановлению прихода.

Тов. Викторов: Но не берёт ли на себя священник священного обязательства подготовить этот приход?

Свящ. Поникаров: Я доложу.

Ксёндз Федукович: Я сказал, что чаши я заменить не могу. Я думаю, что товарищи поймут, что я лично не в праве их заменять.

Тов. Ворожейкин: Мы ставим сейчас вопрос: можно заменить или нельзя?

Ксёндз Федукович: Что касается чаш, то, безусловно, нельзя. А для вина у нас стеклянные сосуды <...>²²².

Вот так лукаво поступала советская власть: до определённого момента создавалась видимость «сотрудничества», шли уговоры. Скорее всего, исполнителям на местах были неизвестны реальные планы руководства большевиков, их в такие «тонкости» не посвящали.

Конечно, Святейший Патриарх Тихон не мог спокойно смотреть на кощунственное изъятие церковных ценностей. Им было выпущено послание, которое разъясняло верующим деяния безбожной власти. Большевики сразу объявили это послание контрреволюционным и запретили его распространять.

В 20-х числах апреля Епископ Волынский и Житомирский Аверкий (Кедров) обнаружил в одном из запечатанных конвертов, среди пришедшей в епархию корреспонденции, копию этого послания, напечатанную посредством гектографа:

«Божиею милостию смиренный Тихон, Патриарх Московский и всея России, всем верным чадам Российской Православной Церкви.

Благодать Господа нашего Иисуса Христа да пребудет с Вами.

Среди тяжких испытаний и бедствий, обрушившихся на землю нашу за наши беззакония, величайшим и ужаснейшим является голод, захвативший обширное пространство с многомиллионным населением.

Еще в августе 1921 г., когда стали доходить до Нас слухи об этом ужасающем бедствии, Мы, почитая долгом своим прийти на помощь страждущим духовным чадам Нашим, обратились с посланиями к главам отдельных христианских Церквей (Православным Патриархам, Римскому Папе, Архиепископу Кентерберийскому и Епископу Нью-Йоркскому) с призывом во имя христианской любви произвести сборы денег и продовольствия и выслать их вымирающему от голода населению Поволжья.

Тогда же был основан Нами Всероссийский Церковный Комитет помощи голодающим, и во всех храмах и среди отдельных групп верующих начались сборы денег, предназначавшихся на оказание помощи голодающим. Но подобная церковная организация была признана советским правительством излишней, и все собранные Церковью денежные суммы потребованы к сдаче и сданы правительственному комитету. Однако, в декабре правительство предложило Нам делать, при посредстве органов церковного управления – Св. Синода, Высшего Церковного Совета, Епархиального Совета, благочинного и церковно-приходского совета – пожертвования деньгами и продовольствием, для оказания помощи голодающим.

Желая усилить возможную помощь вымирающему от голода населению Поволжья, Мы нашли возможным разрешить церковно-приходским советам и общинам жертвовать на нужды голодающих драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления, – о чём и оповестили православное население 6/19 февраля с. г. особым воззванием, которое было разрешено правительством к напечатанию и распространению среди населения.

Но вслед за этим, после резких выпадов в правительственных газетах по отношению к духовным руководителям Церкви, 13/26 февраля ВЦИК для оказания помощи голодающим постановил изъять из храмов все драгоценные церковные вещи, в том числе и священные сосуды и прочие богослужебные церковные предметы.

С точки зрения Церкви, подобный акт является актом святотатства, и Мы священным Нашим долгом почли выяснить взгляд Церкви на этот акт, а также оповестить о сем верных духовных чад Наших.

Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, не освящённых и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство – мирянин отлучением от Нея, священнослужитель – извержением из сана (Апостольское правило 73, Двукратного Вселенского Собора правило 10).

Дано в Москве.

15 февраля 1922 г.

Смиренный Тихон, Патриарх Московский и всея России»²²³.

Епископ Аверкий позже так свидетельствовал о получении послания: «В 20-х числах апреля месяца мною в числе другой почтовой корреспонденции был получен экземпляр послания Патриарха Тихона по поводу изъятия церковных ценностей. Занятый приёмом просителей и другими срочными делами, я это послание рассмотрел только вечером, по окончании занятий. Так как оно не было заверено, не имело препроводительной бумаги, я решил движения ему не давать. Между тем я ожидал, что одно из житомирских официальных учреждений, где мне приходилось тогда часто бывать по вопросу об изъятии ценностей, пришлёт воззвание Патриарха Тихона, якобы напечатанное в московских «Известиях». Этого ожидания я не скрывал и от духовенства»²²⁴.

23 апреля Епископа Аверкия посетил председатель губернской комиссии помощи голодающим А. И. Ворожейкин²²⁵. 24 апреля началось изъятие ценностей в житомирских синагогах²²⁶.

25 апреля состоялось заседание губернской комиссии по изъятию церковных ценностей, на которое были приглашены управляющий епархией Епископ Волынский и Житомирский Аверкий (Кедров), настоятель Крестовоздвиженской церкви протоиерей Александр Поникаров, священник кладбищенской Иаковлевской церкви Порфирий Гаськевич и псаломщик Крестовоздвиженской церкви Хроменко. Заседание происходило под председательством А. И. Ворожейкина, при участии председателя губисполкома Николаенко, членов президиума губисполкома товарищей Дубового (старшего), Дубового (младшего), Мусульбаса, Биксона, Викторова, Ивановского, Гелевого и прочих.

Оно началось докладом товарища Николаенко о помощи голодающим. Сначала он коснулся размера голода в Поволжье и на Украине. Потом плавно перешёл к вопросу об изъятии церковных ценностей:

«В настоящее время ВЦИК и ВУЦИК остановились на необходимости изъять все ценности из церквей. Все эти священные сосуды и раки могут быть реализованы и использованы для спасения нескольких десятков миллионов голодающих. На все эти ценности можно приобрести очень много. Высчитано, что если реализовать их, можно приобрести такое количество хлеба, чтобы обеспечить голодных приблизительно на два года и, кроме того, приобрести сельскохозяйственный инвентарь, который даст возможность восстановить наше разрушенное хозяйство.

Перед нами с неумолимой жестокостью встаёт вопрос об изъятии ценностей из церквей. Я недавно из Москвы и Харькова. В этих городах духовенство разделяется на две части. Одна часть стоит за выдачу этих ценностей и разными евангелическими и христианскими истинами доказывает, что для спасения живых людей можно жертвовать самым святым; другая же часть стоит на противоположной точке зрения и разными канонами доказывает, что передача ценностей по христианскому закону невозможна [попытка реализации идей тов. Троцкого – сост.].

Что касается юридической стороны дела, то согласно декретам, которые я вам прочту, соввласть юридически является хозяином этих ценностей. (Читает). Декрет об отделении церкви от государства: «Всё имущество церковное является народной собственностью». Следующий пункт: «Здания передаются местной властью в безвозмездное пользование». Статья 17: «Имущество, которое до настоящего времени находится ещё в ведомстве православных епископов, переходит в непосредственное владение местных советов рабочих и крестьянских депутатов». Я полагаю, что эти декреты вам, защитникам Православной Церкви, знакомы. Так что юридическое право на изъятие ценностей у соввласти есть. Мы ставим вопрос в плоскости фактического разрешения.

Настоящее совещание мы собрали по следующим соображениям. Мы являемся властью народной и это уже признано в международном масштабе (Генуя). Каждый день мы заключаем новые договоры с европейскими государствами. И мы, как народная власть, претендуем на церковные ценности как юридический их хозяин. Но в то же время мы знаем, что в России есть ещё много верующих людей, мы знаем, что духовенство своим авторитетом может повести верующих даже на кровавую жертву. Для нас сотни жертв, допущенные при изъятии ценностей, гораздо опаснее, чем десятки миллионов жертв, погибших на Поволжье. Но мы говорим определённо: мы хотим сговориться с вами для того, чтобы вы добровольно объяснили своей пастве, что это необходимо сделать и по этому поводу вы должны нам здесь высказать своё мнение»²²⁷.

После доклада было предоставлено слово принимавшим участие в этом заседании.

«Епископ Аверкий: Вы сказали, что мы можем толкнуть людей на кровавые жертвы?

Тов. Николаенко: Нет, я только сказал, что Вы пользуетесь таким авторитетом, что при желании Вы можете толкнуть людей и на кровавые жертвы, но обидеть я Вас не хотел. Я говорил вообще, но не персонально.

Епископ Аверкий: Принципиально по этому вопросу мы уже беседовали. Если это есть приказание, то его остаётся только выполнить.

Свящ. Гаськевич: Я ничего не могу сказать, раз ценности будут отбиваться силой оружия. Я не могу уговаривать людей идти на смерть, на что угодно, но только не на смерть. Этого ни под каким видом не сделаю.

Свящ. Поникаров: Я уже здесь высказывался, что некоторые церковные сосуды я считаю неудобным взять, но есть кое-какие предметы, которые можно было бы взять, не оскорбляя религиозного чувства. Но хозяин не я, а община.

Тов. Биксон: Я не вижу здесь ответа на вопрос тов. Николаенко.

Тов. Ворожейкин: До этого заседания мы с тов. Дубовым беседовали с Епископом Аверкием по этому вопросу. Замена ценных священных сосудов менее ценными вполне допустима на основании богословского учения. Это нам заявил Епископ Аверкий и целый ряд других представителей духовенства. Епископ указал, что совершение таинства вполне возможно с сосудами менее ценными, если их заранее освятить. Есть исторические факты, когда и в прежние годы Церковь передавала ценности во время народных бедствий и заменяла их менее ценными предметами. На прошлом заседании свящ. Поникаров заявил, что такая замена совершенно недопустима, и что таинство можно совершать только с ценными сосудами. Сейчас он подтверждает тоже самое.

Еп. Аверкий: Я говорил, что в истории Церкви были случаи, когда таинства совершались в деревянных сосудах, я приводил примеры из жизни мучеников. Материал, из которого сделан сосуд, не имеет решающего значения и употребление менее ценных сосудов, по моему мнению, возможно. Но я не касаюсь вопроса о замене. Если сосуд был в употреблении, то здесь мы уже связаны каноническими основаниями, и употреблять его не можем.

Свящ. Поникаров: Вы сослались на прошлое заседание и заявили, что я сказал, что таинства можно совершать только в драгоценных сосудах. Это говорил не я, а ксёндз. Я вовсе не того мнения, чтобы сосуд был обязательно золотой или серебряный. Можно употреблять и менее ценные сосуды, но только в том случае, если этот сосуд предназначен именно для этого. Но если сосуд, скажем, предназначен для пива, то его для таинства употреблять нельзя, и наоборот.

Тов. Дубовый (старший): Мне кажется, что доклад тов. Николаенко был достаточно ясным. Священники – люди образованные, и они должны были дать нам ясный ответ на его доклад. Здесь что-то недоговорено. Мы вас пригласили сюда потому, что нам нужен ваш духовный авторитет, так как юридическое право у нас есть. Вооруженной силой мы обладаем, но нам нужна помощь духовная. Я член центральной комиссии помощи голодающим, я недавно был на съезде комнезамов (т.е. комитетов незаможников – сост.), где нам сказали: если мы сейчас не поможем, то загубим десятки миллионов душ. В этом съезде участвовали полтора тысячи беспартийных крестьян, которые приняли единогласно резолюцию о необходимости изъять ценности из церквей. Мы хотим помочь голодающим, но в то же время мы не желаем пролить ни одной капли крови. Поэтому, я хотел бы, чтобы вы, люди образованные, владеющие словом, высказались здесь, в чём выразится ваша помощь. Вы можете объяснить верующим разными воззваниями и пропагандой, что это необходимо сделать.

Еп. Аверкий: По мере сил мы всё время призывали верующих к помощи голодающим и встречали у них сочувствие. Мы и теперь продолжаем это делать.

Свящ. Гаськевич: Вы говорите, что духовенство недоговаривает, но как мы можем говорить, если это не наше. Помочь надо, но не могу же я сказать: «отдайте». Но помогать надо всеми средствами. Я также не могу уговаривать паству отдать священные сосуды. Я раньше говорил, что если эти предметы были в употреблении и освящены, то их трогать нельзя. Как же я могу теперь заявлять совершенно противоположное? Нет, этого нельзя.

Тов. Мусульбас: Я думаю, что мы здесь все грамотные люди, кто больше, кто меньше. Я не могу понять, неужели волынское духовенство толкует богословскую науку по-своему, а одесское и николаевское духовенство по-своему. Там архиерей выпускает воззвания и выступает с проповедями о необходимости заменить священные сосуды менее ценными. Далее, вы говорите, что сосуды, бывшие в употреблении, не могут быть употреблены для богослужения, вместе с тем вы нам заявили, что некоторые менее ценные предметы и кресты вы можете отдать. Но ведь эти предметы тоже употреблялись в богослужении. Здесь противоречие – или ничего нельзя давать, или можно всё. Мне известно, что верующие говорят, что всякий сосуд очищается через огонь. Так что если взять какую-нибудь чашу и провести её через огонь, то всё простится. Тут нечего заниматься дипломатией, а нужно сказать определённо. Один из вас здесь сказал: если вы возьмёте вооруженной силой, то мы возражать не можем. Но тут вопрос не о вооруженной силе, а о помощи духовенства. Вы должны разъяснить верующим, что если мы встретим в каком-нибудь месте враждебное отношение, как это было в Шуе и Вознесенске, где под влиянием черносотенного выступления произошли кровавые столкновения, если здесь черносотенное духовенство будет агитировать против нас, мы, может быть, столкнёмся с необходимостью применить вооруженную силу. Духовенство должно принять все меры, чтобы предотвратить эксцессы. Оно должно разъяснить верующим, чтобы при изъятии не имели места такие явления, как в Шуе и Вознесенске. Мы должны наоборот встретить такое отношение, как в Одессе и Запорожье, где Епископы сами выпускают воззвания, сами обращаются к низшему духовенству и к верующим о том, что это необходимо сделать. Вы должны поступать как любвеобильные представители Церкви. <...>

Тов. Ноготович: Я хочу поставить вопрос: есть ли какое догматическое указание, что если перед нами дилемма: или смерть или ценности, то можно ли их изъять или нет? Если нет такого толкования, то ваше личное мнение по этому вопросу.

Тов. Николаенко: Ввиду того, что мы сопротивления здесь не встречаем, я предлагаю, что для того, чтобы избежать того, чего мы все боимся, необходимо создать комиссию, в которую вошли бы представители помгола, горсовета, комнезама и два представителя от духовенства. Эта комиссия должна будет практически сговориться, она должна будет издавать за общей подписью обращение к православной пастве и перейти к практическому осуществлению вопроса. Желательно, чтобы в этой комиссии участвовал Епископ.

Еп. Аверкий: Разрешите, чтобы собрание духовенства и прихожан избрало представителя от духовенства и от мирян. Я бы хотел, чтобы это было по избранию, а не по назначению.

Тов. Николаенко: Я думаю, что наше духовенство признает духовный авторитет Епископа, который пользуется авторитетом и у нас. Я думаю, духовенство всё равно пошлёт Епископа. Мы Вам не диктуем, но указываем.

Предложение тов. Николаенко принимается»²²⁸.

Уже на следующий день, 26 апреля, было созвано собрание духовенства г. Житомира для решения вопроса о делегировании двух священнослужителей для представительства в комиссии по изъятию церковных ценностей.

Придя на это собрание, протоиерей Аркадий Остальский узнал, что у Епископа Аверкия имеется экземпляр послания Святейшего Патриарха Тихона по поводу изъятия церковных ценностей. Он подошёл к Епископу и выразил желание ознакомиться с посланием. К его просьбе присоединился и подошедший протоиерей Юлиан Красицкий. Владыка Аверкий ответил, что взять у него послание для ознакомления можно будет после окончания собрания.

Духовенство собиралось очень медленно и открытие собрания затягивалось. Вскоре после его начала о. Аркадий вынужден был уйти на погребение. Уходя, он попросил сидевшего рядом протоиерея Юлиана после окончания собрания взять у Епископа послание и принести ему.

Собрание духовенства решило своих представителей в комиссию по изъятию ценностей не посылать, но вместе с тем и не препятствовать изъятию ценностей из церквей, т.к. духовенство не является лицом, имеющим право распоряжаться ценностями, находящимися в храме. Это право принадлежит общинам. Об этом был составлен акт иереем Орестом Бычковским, который вёл протокол собрания, и все присутствующие его подписали. Но этот акт был со временем утерян.

Позже протоиерей Юлиан Красицкий так рассказывал об истории с текстом послания Патриарха: «26 апреля 1922 года я прибыл на собрание духовенства г. Житомира, бывшее в архиерейском доме. На собрании должен был обсуждаться вопрос о делегировании двух представителей от городского духовенства в комиссию по изъятию церковных ценностей. Я прибыл до открытия заседания, когда ещё не всё духовенство собралось. Мне сразу, когда я подошёл для приветствия к Епископу, пришлось услышать разговор о послании Патриарха Тихона, разговор происходил между Епископом Аверкием и протоиереем Остальским, выразившим желание ознакомиться с этим посланием. Я, читавший газетные выдержки из послания, также хотел его прочесть в подлиннике и в целом виде, и присоединился к просьбе прот. Остальского получить его для собственного ознакомления. Епископ Аверкий сказал, что он его даст для прочтения, но от оглашения его воздерживается и полагает, что пользование этим посланием может иметь нежелательные последствия. Протоиерей Остальский ушёл вскоре после открытия заседания на какое-то требоисполнение, и так как сидел рядом со мной, то, уходя, попросил по окончании заседания взять послание и передать ему. По окончании заседания я подошёл к Епископу Аверкию и напомнил ему просьбу протоиерея Остальского и, получив послание, на другой день или через день, не помню точно, отнёс в церковь, где служил протоиерей Остальский и лично передал в ризнице ему патриаршее послание <...>»²²⁹.

Епископ Аверкий свидетельствовал об этом так: «26 апреля <...> ко мне обратился с просьбой о послании о. Аркадий Остальский. <...> Так как о. Аркадий Остальский очень интересовался этим вопросом, я сказал ему и о полученном мною экземпляре. О. Аркадий просил дать ему для ознакомления, и так как он тогда очень спешил, то просил передать чрез священника о. Юлиана Красицкого, который имел скоро встретиться с о. протоиереем Аркадием Остальским. Передавая послание о. Юлиану Красицкому, я просил его предупредить о. Аркадия Остальского, что послание незаверенное, и, что доверчивое отношение к нему и пользование могут иметь нежелательные последствия. О. Аркадий Остальский, не получив моего благословения и разрешения, огласил послание в храме. И через несколько дней возвратил послание мне»²³⁰.

Получив от о. Юлиана послание Святейшего Патриарха Тихона, как свидетельствовала позже член Свято-Николаевского братства Наталья Михайловна Хомякова, «<...> после богослужения в маленькой церкви священник Остальский обратился к находящимся возле комнаты церкви братчицам: «Кто может чётким почерком переписать мне бумагу?» Я вызвалась и сказала, что могу переписать. И желая переписать её тут же в церкви, развернула и начала разбирать, но было столько неразборчивых слов, что я просила стоящих возле меня помочь мне разобрать. Чернила я в церкви не нашла и пошла её переписать в ближайшую квартиру одной из братчиц. Оттуда я пошла на урок, и в тот же вечер передала её священнику Остальскому»²³¹.

В это время в Волынское губЧека пришла из Харькова следующая телеграмма: «Компания изъятия церковных ценностей помощи голодающим идёт крайне слабо. Имеются сведения неуспеха агитации даже среди некоторых слоёв рабочих. Местная пресса мало уделяет места вопросу. ЦК КПУ вторично категорически предлагает усилить агитацию за сдачу церкценностей голодающим, вызвав широкое массовое движение [в] пользу добровольной сдачи драгоценностей из церквей. Минимальное задание предыдущего циркуляра, чтобы не осталось ни одной крупной фабрики или завода, ни одной красноармейской части, ни одного комнезама, не принявших положительной резолюции. Должно быть выполнено в ближайшие недели под ответственность губкомом. Все резолюции печатать в местной прессе и посылать в центральные газеты»²³².

В информационной сводке по г. Житомиру от 27 апреля сообщалось:

«Электростанция: По данным горинформации рабочие станции отнеслись совершенно безучастно к изъятию церковных ценностей. На следующий день после заседания горсовета, где был поставлен вопрос об изъятии ценностей, рабочие, не веря в то, что ценности действительно спасут голодающих, вели разговоры в этом направлении. Политком находится не на своём месте. Он не ведёт никакой политработы среди рабочих и не поднимает классового сознания их»²³³.

29 апреля комиссия по изъятию церковных ценностей в г. Житомире начала изымать драгоценности в православных храмах. В этот день ценности изъяли из кафедрального Преображенского собора²³⁴. Узнав об этом, братчики стали просить о. Аркадия высказать церковную точку зрения на изъятие ценностей. 30 апреля после богослужения о. Аркадий огласил послание Святейшего Патриарха Тихона и высказал церковную точку зрения на изъятие ценностей.

В докладе, подписанном уполномоченным второй группы секретного отдела секретно-оперативной части ГПУ (СО СОЧИ) Петром Ивановичем Ломовских, поданому начальнику Волынского губернского отделения СОЧИ, об этом сообщалось следующее:

«Утром 30/4 с/г. была служба в семинарийской церкви, которую совершал отец Аркадий и другой священник. После обедни о. Аркадий прочёл доклад об изъятии церкценностей, где указал, что есть предписание из Москвы митрополита Тихона, чтобы отдать ценности в пользу голодающих, но только не священные, как сосуды, чаши и т.п. Причём, отец Аркадий указал, что этот шаг со стороны власти крайне несправедливый по отношению к духовенству, так как она отделила церковь от государства, то пускай не грабит сейчас церкви. Он также указал на то, что больно ещё то, что со стороны некоторых представителей власти замечаются насмешки и издевательства над религией. Как был случай, когда проходил священник с золотым крестом и один красноармеец прямо ему в лицо засмеялся, говоря, что пусть лучше бы отдал его в пользу голодающих. Очевидно, отец Аркадий недоволен изъятием ценностей. В заключение он заклеймил всех проклятием, кто надругается над верой православной и вообще над религией. Среди священников собора 29/4 с/г. произошёл разговор по поводу изъятия церковных ценностей, причём они выражают сомнение, чтобы эти ценности попадали в действительности в пользу голодающих, а как бы они не попали в руки коммунистов»²³⁵.

2 мая изъяли ценности в Богоявленском монастыре. 3 мая было произведено изъятие в следующих житомирских храмах: церкви свт. Иоанна Милостивого на Путятинке, в Крестовоздвиженской церкви, крестовой архиерейской церкви и Иовлевской церкви на Малёванке²³⁶.

Из доклада членов комиссии видно, как происходило изъятие церковных ценностей в Крестовоздвиженской церкви, где служил братский священник протоиерей Александр Поникаров: «Доношу, что во время проведения кампании изъятия ценностей в церквах г. Житомира, нам (комиссии) пришлось столкнуться с фактом к.р. выходок со стороны священника Крестовоздвиженской церкви, что на Большом базаре, Поникарова.

Он, как только мы пришли, всеми силами старался оттянуть время. Не открывая церкви, заявил, что необходимо вызвать старосту. На это мы согласились. Он послал сторожа, и вдруг мы увидали, что посыльных во все стороны побежало вместо одного несколько. В результате через некоторое время вместо старосты стал собираться народ, который хотел ворваться через ограду, но благодаря имеющимся у нас вооружённым курсантам, они были разогнаны. Мы указали на это Поникарову, на что он ответил: «Религиозное чувство их собрало сюда». Ожидая старосту, мы разговаривали, вызвали Поникарова на откровенность, и он об изъятии ценностей стал выражаться как противник, приводя исторические данные и ссылаясь на притчи Христа. На наше возражение он реагировал словами: «Как хотите, верьте или не верьте, но я этому верю и в этом убеждён». Наконец, пришёл староста, церковь открыли, мы приступили к изъятию.

И вот здесь Поникаров свою контрреволюционную физиологию показал во всю. Всё, что мы требовали от него для осмотра, он показывать отказывался, говоря: «Берите что хотите, а я сам подавать или называть вам не имею права». Видя, что с ним обращаться по-хорошему нет возможности, нам пришлось прибегнуть к угрозам, и только после этого изъятие благополучно было закончено.

Заключение: Свящ. Поникаров, затягивая открытие церкви для нас, ожидал не старосту, а созывал публику, каковую, наверное, заранее инструктировал, как действовать, но, видя, что этот подход не удался благодаря курсантам, он хотел вызвать нас на кощунства, о которых, наверное, затем уже думал распространить среди верующих и вызвать их на возмущение, но и здесь ему не удалось, и дал закончить изъятие.

Из этой церкви мы перешли в Подольскую. Не успели мы войти в ограду церкви, как со всех сторон стала сбегаться публика, которая стала кричать и ругаться, указывая нам на то, что их грабят не для голодающих, а для коммунистов, которые всё это спустят за границу. До чего эта публика была заранее, наверное, сагитирована, что нам пришлось расставить курсантов цепью.

Наконец изъятие было проведено, ценности забраны, мы их уложили на автомобиль и стали отъезжать, публика расступилась и вдруг взрыв ругани: «Грабители, воры, негодяи, подлецы». Вот крики, которыми нас проводили»²³⁷.

Позже член комиссии по изъятию ценностей в г. Житомире товарищ Дубовый давал следующие показания о протоиерее Александре Поникарове: «При изъятии ценностей в Крестовоздвиженской церкви священник Поникаров чрезвычайно нервничал. Когда церковный староста стал снимать серебряную крышку с Евангелия, Поникаров потребовал, чтобы это делали на улице, так как это недопустимо в помещении церкви.

Когда тов. Дубовый просил Поникарова дать ему из ризницы какой-нибудь старый платок, чтобы завернуть изъятые ценности, так как неудобно по улице их носить незавёрнутыми, Поникаров дерзко заявил: «Если Вам удобно было снимать, так должно быть удобно нести».

Тов. Дубовый, не желая делать ему замечания в присутствии верующих, вызвал Поникарова в ризницу и заявил ему, что он держит себя дерзко и вызывающе, рассчитывая таким образом взволновать верующих. При этом тов. Дубовый добавил, что комиссия здесь на его дерзости реагировать не будет, а передаст об этом власти для расследования. Кроме того, Поникаров отказался предъявить книгу, а дал просимую бумажку даже без числа и номера.

Частным образом тов. Дубовый получил сведения, что Поникаров считается самым реакционным священником в г. Житомире, и что в то же время он настолько влиятельный, что пользуется авторитетом и влиянием даже у владыки»²³⁸.

4 мая ценности были забраны из таких житомирских церквей: Михайловской, Покровской, вышеупомянутой Успенской на Подоле. 5 мая изъяли ценности в Иаковлевском храме и повторно в Крестовоздвиженском храме, а 6 мая повторно в Покровской и Успенской церквях²³⁹.

6 мая чекисты арестовывают протоиереев Аркадия Остальского и Александра Поникарова²⁴⁰.

Из доклада, который подписал уполномоченный второй группы СО СОЧИ ГПУ Пётр Ломовских, мы узнаём о событиях, произошедших 6 мая:

«В церкви, находящейся по улице 1812 года № 12 комиссия по изъятию ценностей приступила к изъятию таковых. Отец Аркадий категорически отказался дать ценности. Им сказали, чтобы они явились для переговоров в губЧека, явиться должен был отец Аркадий. Первый пришёл поздно и возвратился поэтому обратно в церковь, второй пришёл вовремя и был арестован Чека. Вечером того же дня было богослужение в церкви, во время которого явился официальный представитель Чека и задержал отца Аркадия. Среди верующих началось сильное волнение. Через некоторое время «братчики» пошли в Чека с целью освобождения отца Аркадия. Он поднял сильную политику, за что он был арестован <...>»²⁴¹.

Кроме вышеприведённого свидетельства чекистов, существуют также воспоминания члена Свято-Николаевского братства Евгении Юлиановны Гинце: «О. Аркадий, как преданный сын Церкви подчиняется указаниям Святейшего Патриарха и ценностей не сдаёт. Но сатанинская власть делает своё дело. Однажды, после совершения Божественной литургии, при выходе из храма, о. Аркадий арестовывается агентами Чека. Вся огромная толпа молящихся двинулась вместе с арестованным о. Аркадием к зданию Чека. Разъярённые солдаты-чекисты оттянули всю толпу к забору, взяли ружья на изготовку и злобно закричали: «Разойдитесь по домам, иначе – стрелять будем!» Все молчали, прижавшись друг к другу, притаив дыхание.

Но вот выступает монахиня Серафима и смело говорит: «Нет, мы не уйдём, пока вы не отпустите нашего батюшку, или берите нас всех вместе с ним». Солдаты опустили винтовки, и нас всех повели в подвал Чека. Было жутко и радостно <...>»²⁴².

В день ареста о. Аркадия, 6 мая 1922 года, состоялся его первый допрос:

«6 мая 1922 года. Я, уполномоченный 2-й группы СО Ломовских, произвёл допрос священника Остальского Аркадия по делу, дважды вызываемого повесткой в ГПУ, но не явился. Показал следующее:

Вопрос: Почему Вы не явились по повестке, посланной Вам неделю тому назад?

Ответ: Не являлся я тогда к назначенному дню потому, что повестка попала в означенный день в 12 часов ночи. На другой день утром я послал заявление о причине неявки через гражд. Хомякову Наталию, проживающую Гончарный пер. № 12, т.к. знал по законам старого времени, что после первой повестки посылается вторая, и ждал ответа на своё заявление.

Вопрос: Почему не явились на вторую повестку?

Ответ: Вторую повестку получил сегодня во время богослужения в 11 часов дня и, окончив богослужение около 4-х, явился в комендатуру, и один из сотрудников заявил мне, что уже поздно, и велел прийти мне к понедельнику в 8 часов. В церковь во время богослужения мне принесли 3-ю повестку, я расписался на ней и к означенному времени явился в комендатуру.

Вопрос: Приходилось ли Вам выступать с амвона, в своих проповедях говорить прихожанам по поводу изъятия церковных ценностей, и в каком смысле Вами истолковывалось это изъятие верующим?

Ответ: По долгу священства я прочитал в церкви послание Патриарха Тихона и, говоря о необходимости помогать голодающим, высказывал свою мысль об организации церковных комитетов, куда мы должны были бы сдавать ценности, церковную утварь, и эти комитеты с помощью и под контролем госвласти привозили бы церковное имущество по сёлам и меняли бы в церквях на хлеб.

Вопрос: Почему Вы не сдали ценностей в комиссию помгола?

Ответ: Потому, что я должен подчиняться законам Православной Церкви, которая 73 правилом Апостолов и 10 правилом Двукратного Собора запрещает употребление церковных сосудов на другие надобности.

Вопрос: Участвовали Вы в империалистической войне, и чем было вызвано Ваше личное желание пойти туда, и почему Вами, как последователем Христова учения, не был заявлен протест против братоубийственной войны?

Ответ: В 1914 году местным Епископом была командирована целая группа священников, в том числе и я. Священник должен на войне быть около раненых и больных, так своей мыслью я понимаю.

Вопрос: Ваше личное убеждение по поводу изъятия церковных ценностей, служащих поклонением верующих, в то время, когда умирают миллионы людей?

Ответ: Всё имущество церковное – имущество бедных. Это правило нашего братства. Вот почему в братстве нет никаких капиталов, и не покупало братство ценностей. Всё, что поступает в братство, ежедневно раздаётся бедным. Церковные ценности освящённые могут быть употреблены и для голодающих, но с тем только, чтобы они не были употреблены для других надобностей или же для другой цели, а лишь для богослужения.

Вопрос: Чем был вызван приход с Вами крупной толпы верующих, когда Вас вызвали по повестке в качестве свидетеля в ГПУ, и какие меры принимаются Вами к устранению этого явления?

Ответ: Повестка передана была не лично мне, а через руки молящихся, которым стало известно, что меня вызывают в качестве обвиняемого. Когда я увидел народное волнение и хотел пройти через церковь, народ меня теснил, и я обратился с просьбой не волноваться и меня не сопровождать. Так как меня не послушали, то я ушёл через дверь в ризнице. Нашёл меня народ подле комендатуры, и тут я несколько раз просил разойтись»²⁴³.

А вот продолжение вышеприведённого доклада, подписанного чекистом Петром Ломовских:

«На следующий день было совершено богослужение, на котором было очень много верующих, разговор главным образом сводился к аресту отца Аркадия, а также и всех остальных членов «братства». Один священник (это был протоиерей Юлиан Красицкий – сост.) выступил и сказал, что необходимо принять какие-либо меры к освобождению «заключённых братьев». Он предложил на следующее утро, т.е. 8 мая, собраться всем без всякой паники, а организованно и без оружия пойти к председателю Чека и просить об освобождении арестованных. Причём также твёрдо постановлено: ценностей не сдавать ни в коем случае. В сборе верующих на это утро и вообще во влиянии на таковых о не сдаче ценностей значительную роль сыграла сестра «братства» Наталия Александровна, проживающая по Рудненской улице № 19. Она вообще считается руководительницей в «братстве» и работает в тесном контакте с о. Аркадием. Она сильно заинтересована делом освобождения из-под ареста о. Аркадия. Она в день ареста их ходила до 12-ти часов со своим мужем возле Чека и следила с большим интересом за всем происходящим, причём рассказывает, что когда они проходили, то слышали церковное моление человек около 40-ка, но скоро послышался, по её словам, грубый голос: «Замолчать» и голоса замолкли. На следующий день после ареста в 4 часа ночи, ещё было темно, она отправилась в церковь [и сообщила] об аресте о. Аркадия и ещё нескольких человек, причём просила всех прийти рано в церковь и сговориться относительно освобождения арестованных. Она ещё просила всех, если кто имеет продукты, пускай приносит для арестованных. На собрании верующих она активно выступила за то, чтобы пойти всем в Чека и требовать освобождения заключённых. В противном случае ворваться силой в двери камеры и добиться, как бы то ни было освобождения. Она ещё указала, что ценности она не желает сдавать, хотя если их даже убьют»²⁴⁴.

О том, что происходило в Чека, мы знаем из воспоминаний братчицы Евгении Юлиановны Гинце: «Весть о событии с о. Аркадием мгновенно облетела весь город. В Чека стали присылать бесчисленное множество посылок. Арестованные были сыты, так же как и конвой. Под руководством монахини Анастасии в подвале Чека пели церковные песнопения. Изредка через окно видели о. Аркадия, выведенного на прогулку во двор. Отец Аркадий украдкой осенял нас крестным знамением. Так прошло два дня. Наконец, в камеру пришёл начальник Чека Потапов и спросил нас, долго ли мы будем упорствовать? Снова монахиня Серафима выступила от лица всех и сказала: «У вас, товарищ начальник, такое доброе лицо; вы, наверное, никому не хотите зла. Отпустите нам нашего батюшку». Начальник улыбнулся и приказал выходить поодиночке к следователю. Следователь предлагал каждому из нас подписать уже приготовленную бумагу, в которой о. Аркадий обвинялся в сопротивлении советской власти и в возбуждении народа против неё. Я отказалась подписать эту фальшивку, но следователь заявил, что, если я не согласна с её содержанием, нужно сделать оговорку. Так я и сделала, написав, что люди пошли за о. Аркадием по собственной воле, а вовсе не по его наущению»²⁴⁵.

А вот ещё несколько докладов, подписанных уполномоченным второй группы СО СОЧИ ГПУ Петром Ломовских:

«Сего 7 мая 1922 г. я был вечером в церкви братства, находящейся по улице 1812 г., где происходило служение, и был молебен за арестованных граждан во главе со священником. Для молебна был подан список всех заключённых. За время службы был разговор, что завтра, т.е. 8 мая, пойдут в Чека к председателю. К ним должны примкнуть общество религиозных района железной дороги, т.е. от двух церквей. Кроме того, были разговоры молящихся, чтобы церковных ценностей не дать из тех церквей, из которых ещё не изъяты ценности. Примыкающие церкви: 1) Смолянская и 2) Путятинская. Эта группа должна прибыть после утренней службы, т.е. 8 мая, которая направится в Чека к председателю для того, чтобы он освободил всех их братьев, верующих в Христа, и священника.

По окончании вечерней службы выступил с речью один священник, указав на происшедшие событие, и указал на то, чтобы боролись с царями заключения человечества, верующих во Христа. Борьба должна быть за братьев верующих в одиночном порядке и организованно. Ещё указал на то, что борющиеся братья, которые не были лишены свободы, должны быть сознательные, а не панически настроены, и должны знать, что они борются за своих братьев верующих, и должны быть самоотверженными, зная, что они борются с царями заключения человечества и их приверженцами. Кроме того, было сказано одной гражданкой, одетой в форму сестры милосердия, чтобы на завтра, 8 мая, кто что может, чтобы принести заключённым братьям кушать, конечно, в церковь, где будет молитва, и по окончании таковой пойдём в Чека. Всё должно кончиться к 10-ти часам утра, и к этому времени они должны прибыть на место, как выше упомянуто. В том же направлении приняты надлежащие меры. Результаты донесу»²⁴⁶.

Доклад от 8 мая: «В Братской церкви в 11 часов на служении присутствовало 15 женщин. Каждая из пришедших принесла с собой узелок с продуктами для арестованных. После служения человек пять взяли все принесенные узелки и пошли в госполитуправление для передачи арестованным. Во время собрания верующих в церкви агитации никакой не было, толковали между собой, что арестованным хуже сделали тем, что толпой собрались к управлению для освобождения их. От арестованных после сдачи посуды были получены записки о том, что с ними обращаются очень хорошо. Все молятся, и просят остальных верующих также молиться за них. Вечером в 7 часов в вышеуказанной церкви начался молебен, на котором присутствовало около 30 женщин и 15 мужчин. Икона Божией Матери была поставлена посреди церкви, и все молились за арестованных – священников Остальского Аркадия, Поникарова Александра и ещё о каком-то Григории. После молебна священник, фамилия которого Красицкий, проживающий по Кафедральной улице в доме, во дворе Воздвиженской церкви, сказал молящимся проповедь, давая разные примеры, стараясь доказать, что неверующие и преследующие верующих подобны слепому, и что им, как слепому, никто не будет верить. Доказал, что есть Бог и Его ангелы, был Сын Его, Апостолы, так и теперь есть братская церковь, учителя и их ученики, т. е. священник и верующие. Подобно Иисусу Христу, Которого преследовали, также и теперь преследуют священников, а после будут преследовать учеников, которые будут проповедовать учение Христа. Обращался к присутствующим, просил их быть осторожными, как в разговорах, так и в действиях. Отметил, что к женщинам верующих братской церкви, которые в косынках, если подойдут какие-нибудь личности и будут расспрашивать относительно арестованных, чтобы не говорили против, ибо будут арестованы, так как расспрашивающие специально посланы для этой цели, дабы узнать, что делается в церквях и среди молящихся, и не уверен в том, что и в данный момент есть люди, следящие за ними. После собеседования освобождённые из-под ареста были встречены своими братьями с приветствиями, поцелуями, после чего начали расходиться. Служение кончилось в 10 часов вечера. В городе, так и на окраинах было спокойно. Наблюдение продолжается, о замеченном будет немедленно сообщено»²⁴⁷.

И ещё один краткий доклад от 9 мая: «Настроение духовенства «братства» контрреволюционное и возбуждённое. После проповеди, состоявшейся 8/5 с.г., священник выступил с речью, в которой приказывал сёстрам – членам братства снимать чёрные косынки с себя и ничего никому не говорить, а также, чтобы служащие церкви остерегались и были крайне осторожны с прихожанами, приходившими на исповедь, ибо развелось очень много шпионов. В общем, призвал всех членов «братства» к крайней предусмотрительности и осторожности ввиду того, что за всеми пристально следят <...>»²⁴⁸.

В докладе, датированном 9 мая, помощника уполномоченного первой группы Кузнецова на имя начальника Волынского губернского отдела СОЧИ ГПУ говорилось:

«Доношу, что изъятие ценностей в молитвенных домах и церквах г. Житомира поверхностно закончено. В данное время после получения приказа из центра, комиссия приступила вторично к тщательному обыску и розыску книг и описей инвентаря, дабы, заполучив таковые, по ним произвести изъятие всех ценностей, какие когда-либо поступали в тот или иной молитвенный дом и церковь. До сих пор мы снятия риз с икон не производили, а вторичным обходом таковые нами снимаются вместе со всеми камнями, на них имеющимися. Приступая далее к точной проверке ценностей, мы наткнулись на тот факт, что инвентарные книги хотя и имеются, но в них ничего не занесено с самого основания молельни. Этот факт наблюдается более всего в синагогах.

Настроение публики относительно изъятия ценностей приподнятое, раздаются выкрики: «Черти, грабители, вот так большевики, хорошо же, мы это будем знать и когда-нибудь вспомним» (Подольская церковь). «Милые голубчики, да оставьте нам крест...» и т. д. (Путятинская церковь). Вообще же среди публики слышны только разговоры и ругань на коммунистов. Активного же ничего не замечалось <...>»²⁴⁹.

Аппетит большевиков возрастал. Уже на следующий день комиссия «обчистила» Успенскую церковь²⁵⁰, a 11 мая – Преображенский кафедральный собор, изъяв даже архиерейские панагии и митры²⁵¹. Но верующие сумели спасти от ограбления священные сосуды Богоявленского монастыря, а чтобы о спрятанных ценностях не было известно, из инвентарной книги вырвали листы. В вырывании листов был обвинён секретарь владыки Аверкия Павел Александрович Голосов, которого арестовали²⁵². Ценности из храмов продолжали изымать и дальше, пока не вынесли всё подчистую.

Братчики и многие православные житомиряне были возмущены арестом любимого священника. Им казалось, что произошло недоразумение, и после того, как они представят объяснения, о. Аркадия освободят. То же можно сказать и о протоиерее Александре Поникарове, председателе епархиального комитета помощи голодающим.

8 мая, на третий день ареста, православные составили следующее «постановление», под которым стоит 137 подписей:

«1922 года, мая, 8 дня. Мы, нижеподписавшиеся действительные члены и прихожане Свято-Николаевского братства, настоящим своим постановлением уполномочиваем членов братства Людмилу Осиповну Цытович и Георгия Ивановича Гайдукова, как законных представителей делегатов братства, для выяснения: 1) обвинений, предъявленных нашему пастырю протоиерею Аркадию Остальскому и 2) времени, в которое должно последовать его освобождение из-под ареста»²⁵³.

9 мая представитель рабочих Житомирской водопроводной станции и сети Михаил Антонович Рымаренко писал в Волгубревтрибунал о том, что протоиерей Александр Поникаров «является человеком особенно отзывчивым к нуждам ближних, и, в частности, по его инициативе ещё с 1919 года с разрешения властей организовалась посильная помощь заключённым в допре (доме принудительных работ – сост. ) и др. местах г. Житомира при непосредственном его участии в оказании таковой, причём он безбоязненно во время эпидемий посещал места заключения, поплатившись (как и часть других спутников) тем, что сам заразился тифом. Когда возникли организации помощи голодающим, он также принял деятельное участие в этом, и ныне стоит во главе епархиального комитета, неся всю тяготу бескорыстной работы. При таких условиях обвинение его в противодействии оказанию помощи голодающим совершенно не соответствует его личности и является результатом очевидного и несомненно имеющего разъясниться недоразумения»²⁵⁴.

9 мая отдел «Хранилище» Волынского губернского Чека выписал ордер на принятие от сотрудника товарища Росмана изъятого у протоиерея Аркадия Остальского наперсного серебряного креста с цепью²⁵⁵.

10 мая о. Аркадию «предложили» заполнить анкету арестованного Волынской губернской чрезвычайной комиссии. В графе «степень родства» о. Аркадий написал: «одинокий». В графе «предъявлено ли обвинение и в чём именно» чекисты написали: «За несвоевременную явку. Дважды вызывался повесткой»²⁵⁶.

В тот же день состоялся второй допрос арестованного священника. Заполняя первый лист протокола, уполномоченный второй группы СОЧИ ГПУ Пётр Ломовских в пункте «политические убеждения» записал со слов о. Аркадия: «Безразлично. Живу исключительно интересами духа, и власть, какая бы ни была, мною признаётся»²⁵⁷.

Наконец товарищ Ломовских начал допрос:

«Вопрос: Когда Вы читали послание Патриарха Тихона и после своим толкованием не принимали во внимание, что Вы своим подобным толкованием вызываете нежелательные последствия среди верующих по отношению комиссии, которая работает в данном деле?

Ответ: Я этого не предвидел по одному тому, что кроме своего храма нигде не проповедовал.

Вопрос: Вы можете утверждать персонально за каждого члена Вашего братства, что они не поведут агитации после Вашего толкования среди граждан?

Ответ: Не могу, хотя я их к этому не призывал.

Вопрос: Как видно из Ваших показаний, Вы сами утверждаете, что своим толкованием послания Патриарха за передачу ценностей не выражаете солидарности. Это значит равносильно тому, чтобы не сдавать?

Ответ: С последним вопросом я не могу согласиться. Почему? Потому, что призыва к не сдаче церковных ценностей не было.

Вопрос: После Вашего толкования сейчас же было заметно со стороны верующих ряд противодействий комиссии по изъятию ценностей! И поводом послужило Ваше толкование. Вы с этим согласны?

Ответ: Я этого не желал и не желаю.

Вопрос: Но Вы согласны с тем, что Ваше толкование по вопросу изъятия ценностей вызвало ряд противодействий?

Ответ: Возможно и были в других церквах, но я не виновен в этом.

Вопрос: Вы в своём толковании послания Тихона указываете, что шаг, сделанный правительством, не верен, так как Церковь отделена от государства.

Ответ: Да, что правительство в силу декрета о свободе Церкви в данном случае должно действовать в согласии с общиною верующих и законами внутреннего управления Церкви.

Вопрос: Кто из представителей власти издевался над религией?

Пауза. Ответа не дано.

Вопрос: Во время толкования послания Тихона, кого Вы предали проклятию и кого под этим подразумеваете?

Ответ: Было ли это – не могу отрицать, но и не устанавливаю.

Вопрос: Когда Вы толковали послание, коснулись фразы «сомнения», что ценности попадут не голодающим, а коммунистам.

Ответ: Не говорил.

Вопрос: Что можете добавить к вышесказанному?

Ответ: Больше ничего. Прочитано, не добавлю, в чём расписываюсь.

Протоиерей Аркадий Остальский»²⁵⁸.

Но ниже уполномоченный Пётр Ломовских записал ещё несколько предложений со слов о. Аркадия: «В дополнение моих показаний могу добавить следующее: 1) проповедей на тему по изъятию ценностей из церквей о противодействии читать не буду и 2) возможно я буду на свободе и, если до сих пор ценности из моей церкви не изъяты, у нас не будет никакого противодействия по изъятию, лишь будем просить о разрешении священные сосуды заменить соответствующим количеством обиходного серебра.

Больше добавить ничего не могу. Прочитано, в чём расписываюсь.

Протоиерей Аркадий Остальский»²⁵⁹.

На следующий день о. Аркадий письменно изложил свою точку зрения на изъятие церковных ценностей: «На заданный мне вопрос – как я отношусь к изъятию советской властью церковных ценностей, должен сказать следующее:

Церковное имущество есть имущество религиозных общин. Голодающим Церковь не может отказать в помощи; поэтому каждая община должна добросовестно дать на помощь голодающим то церковное имущество, без которого она может обойтись. В разных храмах, особенно Великороссии, имеется много ценностей, неосвящённых для богослужения. Если общины их дадут, то составится огромнейшая сумма и вряд ли потребуется изъятие таких предметов, как освящённые чаши, дискосы, напрестольные кресты, евангелия и дарохранительницы.

Что касается освящённых сосудов, то они могут быть отданы, если имеется уверенность в том, что они останутся священными сосудами и будут употребляться только для богослужебных целей, ибо по правилам Св. Апостолов и Двукратного Собора – клирики (Епископы, священники, диаконы), употребляющие св. сосуды на нецерковные надобности, извергаются из сана, а миряне отлучаются от церковного общения.

Вполне соглашусь с деятельностью советской власти по изъятию церковных ценностей, когда в комголод (комиссию помощи голодающим – сост.) войдут представители церковных общин; с их религиозными убеждениями будут считаться, и комголод даст обещание, что освящённые сосуды, хотя бы и за границей, будут употреблены на предметы религиозного культа.

В пользу проводимого изъятия ничего не могу говорить или писать, кроме выше сказанного.

Говорил доселе в духе послания Патриарха Тихона не с целью противодействия власти, а потому что мои прихожане не раз просили меня осветить это событие с точки зрения правил Православной Церкви.

Сейчас не могу я подписаться под актом изъятия церковных ценностей, потому что: 1) ценности изымаются в большинстве случаев людьми неверующими и без запрашивания согласия верующих означенной общины; 2) при изъятии ценностей со священными предметами не всегда обращаются с должным уважением. Так, например, бывают случаи, когда священные сосуды с изображением лика Иисуса Христа выбрасываются на пол; их берут в руки лица с папиросами во рту и с фуражками на голове, что оскорбляет наше религиозное чувство; и 3) нет у меня уверенности в том, что сосуды, в которых совершалось пресуществление Св. Даров, будут употреблены на религиозные надобности в храмах, хотя бы и заграничных, инославных.

Протоиерей Аркадий Остальский

1922 год 11 мая»²⁶⁰.

После этого о. Аркадия допросили ещё раз:

«Вопрос: Скажите, что послужило основанием 2-му пункту Вашего заявления относительно изъятия ценностей?

Ответ: В моей церкви были разговоры о том, что когда сдавались в банк изъятые ценности, то их рассматривали люди с папиросами во рту и шапками на голове.

Вопрос: Знали ли Вы о том, что власть за подобные поступки карает?

Ответ: Я об этом слышал, но подтверждающих фактов не знаю.

Вопрос: Подтверждаете ли Вы в настоящее время своё заявление?

Ответ: Подтверждаю. Причём, в отношении пункта № 2 разъясняю, что основанием сказать, что лица, подходившие к священным сосудам с папиросками и фуражками, имели в виду оскорбление религиозного чувства верующих, не могу.

Протоиерей Аркадий Остальский»²⁶¹.

Но уполномоченному Петру Ломовских этих показаний показалось недостаточно, и он провёл ещё один «дополнительный допрос»:

«Вопрос: Скажите, когда Вы получили послание Патриарха Тихона и от кого? Кроме [того], было ли Вам дано соответствующее приказание руководителем епархии владыкой Аверкием огласить последнее прихожанам со своими комментариями?

Ответ: Получил я послание [Патриарха] Тихона от Епископа Аверкия на собрании духовенства, состоявшегося недельки две спустя после Пасхи по вопросу о изъятии ценностей. Вопрос стоял в частности: вхождение двух священников – представителей от духовенства в комиссию. В начале этого заседания я ушёл на погребение и результатов не знаю. При выходе я попросил Епископа Аверкия вручить мне послание [Патриарха] Тихона, о котором я узнал там же из частных разговоров. Особого конкретного указания от Епископа Аверкия по вопросу о послании я не получил, но слышал также на собрании (до открытия), что некоторые священники собираются ознакомить прихожан. Я, руководствуясь этим, счёл нужным ознакомить прихожан, высказав при этом свои взгляды на изъятие.

Вопрос: Как видно из материалов, Вы в своей проповеди о изъятии ценностей, предназначенной к моменту получения послания Патриарха Тихона <...> в целом относительно назначения изъятых ценностей, и вообще своей проповедью, в частности, сомнением, внушили противное прихожанам.

Ответ: В отношении сомнения, как будут высказываться прихожане по вопросу о назначении изъятых ценностей, я, как и ранее, категорически отрицаю. Что же касается моей общей мысли, каждый ц[ерковный] проповедник в своей проповеди должен иметь цель придерживаться рамок послания Патриарха Тихона».

Своей рукой о. Аркадий написал:

«Прочитано. Добавить ничего не могу, в чём и расписываюсь.

Протоиерей Аркадий Остальский»²⁶².

После проведения этих допросов чекист Пётр Ломовских составил «постановление»:

«1922 года мая 11 дня, Я, Уполномоченный 2-й группы СО СОЧИ Ломовских, рассмотрев настоящее дело, установил:

1) Дважды вызываемый повестками священник Остальский явиться для дачи показания о замеченной агитации, происходившей в вышеназванном приходе среди верующих масс на почве изъятия церкценностей, в обоих случаях своевременно не явился.

2) 30/4 с/г. священником Остальским среди верующих своего прихода было прочитано послание Патриарха Тихона по вопросу изъятия ценностей и после прочтения своим толкованием он выразил скрытое нежелание о сдаче церкценностей в помощь голодающих.

3) <...> Толкование священником Остальским воззвания Патриарха вызвало ряд нежелательных явлений среди масс верующих, например, имело место в кладбищенской церкви, Покровской, как видно из материала комиссии по изъятию ценностей. и

4) Во время прихода священника Остальского в Губотдел ГПУ, приводя с собой организованную массу верующих прихожан своего прихода, способствовал спровоцировать мирное население на поднятие восстания в г. Житомире.

Заключение.

На основании изложенного нахожу, что виновность священника Остальского Аркадия Иосифовича, выразившаяся в агитации против изъятия ценностей в пользу голодающих среди верующих масс своего братства, чем способствовал распространению агитационной пропаганды своими прихожанами среди мирного населения, что имело место, как видно из материала комиссии по изъятию ценностей, и в своём показании не отрицал. Следствие продолжать и, принимая во внимание политический интерес к делу, для гласного слушания передать настоящее дело в ревтрибунал.

Примечание: Дело заведено 6 мая 1922 года СО СОЧИ. Арестованный Остальский Аркадий Иосифович содержится под стражей в тюрьподе при госполитуправлении. При аресте отобрано серебряный крест с цепочкой, согласно квитанции»²⁶³.

Между тем, верующие продолжали подавать в ГПУ свои ходатайства об освобождении священника.

12 мая на имя начальника госполитуправления написали заявление рабочие завода «Сельмаш»:

«Мы, нижеподписавшиеся, просим отпустить на поруки священника Аркадия Иосифовича Остальского. Мы знаем его как доброго, отзывчивого человека и не вмешивающегося в политические дела страны. Во всех своих поучениях, обращённых к молящимся в храме, он всегда указывал и старался привить всем чувство любви и сострадания к ближним. Это с его стороны не были только красивые слова, но он сам всего себя посвятил этому делу. Не имея лично никакого имущества, он путём своих бесед в храме побуждал людей помогать бедным и неимущим. Не одна бедная семья на окраинах города обязана ему за ту поддержку, которую он совершал. К большой заслуге надо отнести его ровное отношение ко всем людям вообще. Различий в социальном положении он не делал, а шёл к каждому нуждающемуся для нравственной или материальной поддержки. Слабое здоровье священника Остальского побуждает нас просить теперь же освободить его на поруки до окончания разбора дела»²⁶⁴.

Под этим заявлением стоят 23 подписи рабочих завода «Сельмаш» с удостоверением их заведующим и печатью завода.

13 мая было подано ещё одно ходатайство, под которым стоит 146 подписей:

«Мы, нижеподписавшиеся – мастеровые, рабочие и служащие ст. Житомир, а также и жители привокзального района, узнав об аресте настоятелей Семинарийской церкви о. Аркадия Остальского и Крестовоздвиженской о. Александра Поникарова, покорнейше просим об освобождении их до суда на наше поручительство и о скорейшем рассмотрении их дела»²⁶⁵.

16 мая на имя председателя ВолгубЧека было подано заявление от группы рабочих и служащих первого Житомирского государственного лесопильного завода (11 подписей), заверенное заведующим с приложением печати. Заводчане писали:

«Мы, нижеподписавшиеся – рабочие и служащие 1-го Житомирского гослесзавода, прихожане Николаевского братства, и лично знающие священника этого братства Аркадия, настоящим ходатайствуем перед Вами об выпуске до суда и следствия арестованного священника Аркадия, так как мы знаем его как весьма гуманного и отзывчивого человека, всегда входившего в нужду прихожан, а особенно бедных, и помогавшего им по мере возможности, и ручаемся, что священник Аркадий, освобождённый от ареста до суда и следствия, по первому требованию властей явится в надлежащее учреждение для дачи объяснений на предъявляемые ему властью обвинения»²⁶⁶.

12 мая «особый народный следователь» Мартынюк выписал постановление о принятии дела на арестованного и содержащегося под стражей в житомирском допре протоиерея Александра Поникарова²⁶⁷.

16 мая протоиерей Александр Поникаров был допрошен²⁶⁸. В этот же день допросили и свидетелей по его делу протоиерея Юлиана Красицкого и представителя общины Рымаренка Михаила Антоновича²⁶⁹. После этого «особый народный следователь» Мартынюк выписал постановление: «Мерою пресечения способов уклоняться от следствия и суда избрать <...> отобрание подписки о невыезде из г. Житомира»²⁷⁰. Протоиерей Александр Поникаров такую подписку дал²⁷¹ и был выпущен из допра.

16 мая Волынский губернский отдел ГПУ «дело за № 264/3094 по обв. гр. Остальского Аркадия Иосифовича в агитации против изъятия ценностей из церквей и монастырей для дальнейшего расследования и гласного слушания» передал заведующему губернским отделом юстиции тов. Викторову, а протоиерея Аркадия перевели в допр²⁷². В тот же день «особому народному следователю» Мартынюку было поручено «в двухнедельный срок закончить следствие» по делу о. Аркадия²⁷³.

18 мая следователь Мартынюк выписал «постановление»: «настоящее дело принять к своему производству и приступить к немедленным следственным действиям»²⁷⁴.

После этого из допра в Волгубтрибунал с сопроводительной бумагой²⁷⁵ был препровождён о. Аркадий и следователь Мартынюк написал ещё одно «постановление»:

«1922 года, мая, 18 дня. Я, особый народный следователь Волгубревтрибунала Мартынюк, рассмотрев дело № 1314 по обвин. настоятеля церкви Свято-Николаевского братства Остальского Аркадия в агитации против изъятия ценностей и приняв во внимание, что как имеющимся в деле следственным материалом, так и своими показаниями обвиняемый Остальский Аркадий в достаточной степени изобличается в содеянном, а потому постановил:

Привлечь к следствию в качестве обвиняемого по настоящему делу Остальского Аркадия Иосифовича, предъявив ему обвинение в агитации против изъятия церковных ценностей»²⁷⁶.

Под этим «постановлением» расписался следователь Мартынюк, а возле слов: «Постановление мне объявлено» протоиерей Аркадий Остальский²⁷⁷.

После этого начался допрос. После записанных следователем слов: «Виновным себя в агитации против изъятия ценностей церкви не признаю» о. Аркадий писал, с разрешения следователя, дальше уже своей рукой, излагая все обстоятельства «дела»: «Кажется, 26 апреля в Архиерейском доме имело быть собрание духовенства. Я прибыл к назначенному часу, т.е. 12 по солнцу. Духовенство собиралось весьма медленно. Около 2-х часов собрание открылось, но я после начинательной молитвы должен был уйти, так как в 2 часа у меня было погребение из дома по улице 1812 г. № 22. Уходя и узнав, что у Епископа Аверкия имеется какое-то послание Патриарха Тихона об изъятии церковных ценностей, я просил Епископа разрешения завтра переписать для себя это послание. На другой день посланный мною переписал послание и в субботу послание было вручено мне.

В субботу, когда мы собрались для богослужения в братской церкви, стало известно, что в соборе ценности уже изъяты. Братчики тут же стали просить меня выяснить это изъятие с точки зрения канонов Православной Церкви. Поэтому мною было прочитано означенное послание. Прочитав его, я никого не призывал к восстанию или сопротивлению, а высказал мысль, что в храмах имеются ценности двух родов: неосвящённые для богослужений, которые мы должны пожертвовать на голодающих согласно и послания Патриарха, и освящённые (напрестольный крест, чаша, дискос, дарохранительница и Евангелие), которые тоже ввиду исключительного народного бедствия должны быть употреблены для помощи голодающим, но с тем лишь условием, чтобы они оставались в храмах. Это я понимал так: в Волынской, например, губернии имеется много бедных церквей, которые нуждаются в церковной утвари. Взять из остальных церквей всё, без чего церкви могут существовать, оценить и продать за зерно в эти церкви, а зерно отослать голодающим. Эту мысль я изложил верующим.

Из частных разговоров, которые были в этот день в нашем храме, установилась точка нашего отношения к изъятию ценностей – когда придёт комиссия для изъятия, мы все должны вести себя с должным благоговением в храме Божием и просить только об одном: чтобы нам оставили освящённые сосуды, приняв взамен их от нас обиходное серебро по весу. Но до самого моего ареста комиссия по изъятию ценностей в нашем храме к изъятию ценностей не приступала²⁷⁸.

Распоряжения от Еп. Аверкия на прочтение послания я не получал; читал же его потому, что думал, во-первых, что самое послание уже предназначается Патриархом к оглашению, о чём говорит сам Патриарх (вот почему мною также несколько месяцев тому назад было прочитано послание Патриарха – призыв помочь голодающим, хотя это послание было получено мною частным образом); во-вторых, я думал, что и другие священники прочтут его и, наконец, – ввиду просьбы об этом моих прихожан, которым от лица переписывавшего известно было о существовании послания.

Я не думал, что чтение послания послужит поводом к каким-либо эксцессам, и был уверен, что мои прихожане против моего желания не пойдут, и прежде, чем что-либо предпринять, узнают, согласен ли с их планом действий я, и так как у нас принято было определённое решение, выше мною указанное, то каких-либо кривотолков моим словам не могло быть.

В случае, если бы изъятые церковные ценности и были употреблены на нецерковные надобности, я, как гражданин, этому подчиняюсь, но как священник, на основании правил св. Апостолов 73 и Двукратного Вселенского Собора пр. 10, остаюсь при мнении, что священные сосуды должны быть для богослужебных надобностей.

Больше ничего не могу показать.

Протоиерей Аркадий Остальский»²⁷⁹.

Сразу после этого Мартынюк выписал ещё одно «постановление», в котором говорилось, что «мерою пресечения способов уклоняться от следствия и суда в отношении назван, обвин. Остальского Аркадия Иосифовича избрать содержание под стражей в Волгубдопре». Под постановлением расписался «особый народный следователь» Мартынюк, и возле слов «Постановление мне объявлено» протоиерей Аркадий Остальский²⁸⁰.

Подписавши это «постановление», о. Аркадий сразу же письменно обращается к председателю Волгубревтрибунала:

«Так как я под стражей содержусь с 6 мая, что отразилось на моём здоровье, то прошу о разрешении проживать мне на моей квартире по ул. 1812 года № 38 – до суда.

Протоиерей Аркадий Остальский»²⁸¹.

От товарища Мартынюка было затребовано «заключение о возможности изменения меры пресечения»²⁸². И он написал начальнику следственной части Волгубтрибунала: «Считаю обвинение по отношению к обвиняемому Остальскому вполне доказанным. Нахождение его на свободе не может повлиять на ход следствия в силу уже вышеуказанной причины. Вопрос может быть спорным в том отношении, насколько содеянное Остальским требует его абсолютного содержания под стражей с политической и государственной точки зрения»²⁸³.

После объяснений следователя на ходатайство священника была наложена резолюция: «Меру пресечения оставить прежней»²⁸⁴.

Товарищ Мартынюк составил также и «протокол предъявления следствия»:

«1922 года, мая, 18 дня. Я, особый народный следователь Волгубревтрибунала Мартынюк, сего числа предъявлял обвиняемому Остальскому Аркадию следственное производство по настоящему делу и опрашивал его, не желает ли он что-нибудь ещё добавить в своё оправдание, на что он заявил, что добавить ничего к следствию не может, а желает иметь на суде свидетелей по поводу разъяснения факта отсутствия агитации, следующих лиц: Величко Георгия – ул. 1812 г. № 38, Кивчило Емельяна – Базарная № 3, Леонтия и Людмилу Цытович – ул. Хлебная № 42, Сидорову Филониллу – Саноцкий пер. № 7, Роше Константина – Трипольская № 6 или 4 (дом Киницкого), Шкорупинскую Марию – Ивановская № 11 и Лысенкова Андрея – Прохоровская, 16».

Оканчивался этот «протокол» следующим замечанием: «Затем обвиняемому было объявлено, что следствие по сему делу закончено, и всё следственное производство вместе с заключительным постановлением будет передано в коллегию государственных обвинителей» и подписью следователя Мартынюка²⁸⁵.

На следующий день о. Аркадий передал следователю Волгубтрибунала заявление:

«При аресте меня 6 сего мая госполитуправлением у меня отобрали мой собственный священнический крест. Прошу Вашего ходатайства о возвращении моего креста, который, хотя из серебра, но изъятию, по смыслу декрета, подлежать не может, как частная собственность.

Протоиерей Аркадий Остальский»²⁸⁶.

Но священнического креста о. Аркадию тогда не отдали. На его обращение была наложена резолюция: «Затребовать из ГПУ и передать в хранилище трибунала впредь до окончания дела»²⁸⁷. 29 мая в качестве «вещественного доказательства» (правда, неизвестно, что он доказывал) серебряный крест был передан в Волгубтрибунал вместе с накладной²⁸⁸.

20 мая следователь Мартынюк составил «Заключительное постановление»:

«1922 года, мая, 20 дня. Я, особый народный следователь Волгубревтрибунала Мартынюк, в г. Житомире, рассмотрев дело № 1314 по обвинению настоятеля Свято-Николаевской церкви (так в тексте – сост.) Остальского Аркадия в агитации против изъятия церковных ценностей в пользу голодающих, произведённым расследованием по настоящему делу постановил: 30 апреля с.г. сотрудником госполитуправления Волыни на имя начальника названного управления был подан доклад о том, что указанного выше числа утром настоятель Свято-Николаевского братства Остальский Аркадий в здании церкви бывшей Волынской духовной семинарии прочёл верующим после окончания богослужения послание Московского Патриарха Тихона, носившее характер противодействия к изъятию ценностей из храмов, и что, кроме этого, после прочтения указанного послания священник Остальский продолжительное время вёл собеседование с верующими на тему недопустимости изъятия освящённых церковных ценностей, ибо изъятие таковых нужно рассматривать как акт святотатства со стороны правительства.

На основании изложенного, 6 мая с. г. по распоряжению начальника госполитуправления священник Остальский Аркадий был подвергнут личному задержанию и, после произведённого в госполитуправлении следствия, 17 мая с.г. был препровождён в следком Волгубревтрибунала, где на основании изложенного был привлечён к следствию в качестве обвиняемого по настоящему делу и, не признавая себя виновным в предъявленном обвинении, в своё оправдание на предварительном следствии показал, что 26 апреля 1922 года, будучи на духовном собрании в Архиерейском доме, от присутствовавшего там духовенства в частной беседе узнал, что у Епископа Аверкия имеется какое-то послание Патриарха Тихона по поводу изъятия церковных ценностей властями. Заинтересовавшись содержанием такового, он, обвиняемый, подошёл к Епископу Аверкию и попросил последнего разрешения переписать таковое, на что последний согласился, и переписанное им, обвиняемым, послание по просьбе верующих его общины было прочтено в церкви бывш. Волынской духовной семинарии, принадлежащей Свято-Николаевскому братству. Обвиняемый Остальский подчёркивает, что своими действиями не имел в виду проводить среди верующих агитацию против изъятия ценностей, а, наоборот, разъяснял, что во всякой церкви существуют ценности двоякого рода: одни из них неосвящённые, а другие освящены и являются неприкосновенной святыней. Первые из них могут быть изъяты и употреблены на угодные цели, а вторые, если и будут изъяты, то обязательно должна быть гарантия со стороны правительства в том, что они попадут в другие храмы, хотя бы и заграничные. Такими освящёнными ценностями, по словам обвиняемого, являются напрестольный крест, чаша, дискос, дарохранительница и Евангелие, и что изъятие таковых для других целей, нецерковных, противоречит каноническим правилам Церкви, правилам Апостолов, п. 73, и постановлению Двукратного Вселенского Собора, п. 10. Кроме указанного, обвиняемый Остальский подчеркнул, что особого разрешения или распоряжения на прочтение послания Патриарха Тихона он от Епископа Аверкия не получал, а при прочтении такового руководствовался своими соображениями.

Обсудив изложенное и принимая во внимание:

1. Что как имеющимся в деле следственным материалом, так и своими показаниями обвиняемый Остальский изобличается в достаточной степени в проведении среди верующих своей общины агитационного собеседования не в пользу изъятия церковных ценностей;

2. В прочтении нелегального послания Патриарха Московского Тихона среди верующих, носившего характер агитации и ложного представления в глазах верующих об изъятии ценностей правительством;

3. Что своими действиями обвиняемый Аркадий Остальский, безусловно, вызвал среди верующего населения ложное понятие и известное недоверие к правительственным органам и комиссиям по изъятию ценностей, а потому полагал бы:

Настоящее дело направить в коллегию государственных обвинителей на предмет предания суду Волгубревтрибунала обвиняемого Остальского Аркадия Иосифовича, 33 лет, жителя г. Житомира, с предъявлением ему обвинения в агитации против изъятия церковных ценностей в пользу голодающих.

Особый народный следователь (подпись).

Примечание: Обвиняемый Остальский пожелал иметь свидетелей ко дню разбора дела: граждан Величко Георгия, Кивчило Емельяна, Цытовичей Леонтия и Людмилу, Сидорову Филониллу, Шкорупинскую Марию, Лысенкова Андрея и Роше Константина.

Вещественных доказательств по делу не имеется.

Особый народный следователь (подпись)"²⁸⁹.

26 мая протоиерей Аркадий Остальский подал через заведующего допром заявление на имя следователя Волгубревтрибунала Мартынюка:

«В добавление к указанным мною свидетелям, прошу вызвать на суд свидетелей: Сосько Якова Ивановича, Московская ул. № 32, и Гайдукова Григория Ивановича, Рудненская ул. № 19, а также экспертом бывш. преподавателя церковного права Малахова Василия Яковлевича [священноисповедник, † 1937, память 11/24 марта – сост.], ул. 1812 г. № 58»²⁹⁰.

В тот же день «ревтрибунал, рассмотрев в распорядительном заседании по докладу председателя дело по обвинению священника Остальского Аркадия и граждан Колпакова, Бортняк, Витте, Комарчук и Ящинской (активные братчики, пришедшие 6 мая к зданию ГПУ вслед за протоиереем Аркадием -) в нарушении декрета об отделении церкви от государства, поступившее из следчасти как законченное следствием, постановил: дело принять к своему производству, предъявив гражданам: Остальскому, Колпакову и другим обвинение в нарушении декрета об отделении церкви от государства и предать суду трибунала, направить затем дело в коллегию обвинителей для составления обвинительного акта <...>»²⁹¹.

Коллегия государственных обвинителей составила очевидно предвзятый «Обвинительный акт о гражданине Остальском Аркадии Иосифовиче». Этот акт гласил:

«30 апреля 1922 года начальник Волгуботдела ГПУ получил доклад от одного из своих сотрудников о том, что утром того же числа после окончания богослужения в церкви бывшей Волынской духовной семинарии настоятель Николаевского братства протоиерей Остальский Аркадий прочёл молящимся послание Московского Патриарха Тихона, носившее характер к противодействию изъятию ценностей из храмов, а затем продолжительное время вёл с верующими собеседование на тему недопустимости изъятия освящённых церковных ценностей, ибо изъятие таких ценностей является актом святотатства со стороны правительства.

При производстве дознания указанные в докладе обстоятельства нашли себе подтверждение в показаниях самого Аркадия Остальского, вследствие чего на предварительном следствии он был привлечён к следствию в качестве обвиняемого и допрошен, причём, не признавая себя виновным, объяснил, что на собрании духовенства, происходившем 26 апреля с.г. в Архиерейском доме он в частной беседе узнал, что у Епископа Аверкия имеется какое-то послание Патриарха Тихона по поводу изъятия церковных ценностей властями. Заинтересовавшись содержанием этого послания, он попросил у Епископа Аверкия разрешение переписать последнее. Переписать послание протоиерей Остальский поручил посланному им лицу, благодаря чему это послание стало известно не только ему, но всем его прихожанам. Послание по просьбе верующих было затем прочитано им в церкви бывшей Волынской духовной семинарии, принадлежащей Николаевскому братству, оглашением этого послания он, по его словам, не преследовал цели агитировать среди верующих против изъятия ценностей из храма, а, наоборот, разъяснял, что в церкви существуют ценности неосвящённые и освящённые. В то время как первые могут быть изъяты без ограничения, к последним относятся: напрестольный крест, Евангелие, чаша, дискос и дарохранительница, а потому изъятие ценностей освящённых не с целью передачи их в другие, хотя бы заграничные храмы – противоречит каноническим правилам Церкви, правилам Апостолов, п. 73, и постановлению Двукратного Вселенского Собора, п. 10, вследствие чего при изъятии их должна быть гарантия со стороны правительства, что они будут использованы только для храмов.

Между тем, в послании Патриарха Тихона, приобщённом к делу в копии и прочитанном обвиняемым Остальским в церкви, между прочим, указывается: «После резких выпадов в правительственных газетах по отношению к духовным руководителям Церкви 13/26 февраля ВЦИК для оказания помощи голодающим постановил изъять из храмов все драгоценные церковные вещи, в том числе и священные сосуды и проч. богослужебные церковные предметы. С точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства...» и послание заканчивается словами: «Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается ею как святотатство, мирянин отлучением от неё, священнослужитель – низвержением из сана (Апостольское правило 73 и Двукратного Вселенского Собора, правило 10)».

На основании изложенного, гражданин г. Житомира Волынской губ. протоиерей Остальский Аркадий Иосифович, 33 лет, обвиняется в контрреволюционном противодействии рабоче-крестьянской власти, стремящейся своими мероприятиями спасти 35 миллионов голодающих от неминуемой смерти путём обращения на помощь им церковных ценностей, находящихся на основании декрета рабоче-крестьянского правительства Украины от 22/1–1919 г. в распоряжении местных органов советской власти, чем совершил государственное преступление, выразившееся в следующем:

1. 26 апреля с. г. на собрании духовенства у Епископа Аверкия он с ранее обдуманной целью попросил переписать якобы лично для себя послание гражданина Белавина (именуемого Патриархом Тихоном), содержащее заведомо [известный] для него призыв к противодействию проведению в жизнь декрета ВЦИКа от 26/2–1922 года об изъятии церковных ценностей, каковое послание на другой день стало известно всем прихожанам церкви;

2. 28 апреля прихожане церкви бывшей духовной семинарии, собравшись на богослужение, просили Остальского прочесть взятое им для себя и ставшее известным прихожанам послание Патриарха Тихона, и Остальский прочёл его, зная, что оно противоречит и декрету советской власти и ложно толкует в интересах затемнения сознания масс пункты постановлений церковных соборов. Кроме того, Остальский в последующей беседе предлагал организацию церковных комитетов помощи, что является прямым издевательством над этим делом и прямым тормозом ему, ведущим к срыву помощи голодающим и к свержению советской власти;

3. Создание церковных комитетов Остальский мотивирует тем, что он не доверяет советской власти в деле помощи и не уверен, что изъятые ценности будут обращены на помощь голодающим, чем выявляет своё отрицание власти рабочих и крестьян, как явный её враг;

4. Своё отрицание рабоче-крестьянской власти гражд. Остальский подтвердил фактом неявки по троекратным повесткам органов следственной власти, чем демонстративно и сознательно нарушил обязанность каждого гражданина рабочей республики;

5. Когда в четвёртый раз он был вызван в следственный орган уже через посланное лицо, своим поведением как прежде, так и в момент вызова возбудил волнение затуманенной религиозным фанатизмом толпы, толкнул её на демонстрацию у здания госполитуправления, могущую вызвать кровопролитие, чем лишний раз доказал своё намерение быть руководителем восстания против рабоче-крестьянской власти;

6. Пользуясь своим положением религиозного проповедника, он, Остальский, ложным толкованием церковных правил и практики стремился настроить верящих ему людей, вопреки проповедуемому им христианскому учению, против помощи голодающим, организованной рабоче-крестьянской властью, чем выявил себя верным прислужником свергнутой рабочими и крестьянами самодержавной власти, всегда поддерживаемой агентами Церкви и ценой подтасовки религиозного учения в интересах класса угнетателей.

Вследствие всего указанного гр. Остальский предаётся суду Волгубревтрибунала по военному отделению.

Коллегия обвинителей: (подписи).

Список лиц, подлежащих вызову в судебное заседание:

Протоиерей Остальский – Житомирский допр.

Свидетели:

Епископ Аверкий – Архиерейский дом.

Эксперты:

Рубан – Губпрофобр.

Малахов В. Я. – ул. 1812 г., № 58.

Коллегия обвинителей: (подписи)»²⁹².

Этот обвинительный акт утвердили на распорядительном заседании ревтрибунала 30 мая, а дело было назначено к слушанию на 31 мая²⁹³. С о. Аркадия взяли расписку о получении им копии обвинительного акта²⁹⁴.

Правозаступники протоиерея Аркадия В. Полынев и А. Курыло в тот же день подали следующее заявление в Волынский губернский революционный трибунал:

«По просьбе нашего подзащитного просим ревтрибунал вызвать на заседание 31 мая по делу по обвинению Остальского в контрреволюции и призыве к противодействию правительственным распоряжениям, а в случае затруднительности [вызова] за краткостью времени, допустить к допросу без вызывных повесток нижеследующих свидетелей, совокупностью показаний которых будет выяснена обстановка и условия, при которых Остальским было прочитано послание Патриарха Тихона от 15/II 1922 г., будет установлено отсутствие с его стороны какого бы то ни было призыва оказать противодействие к изъятию правительственной властью церковных ценностей, будет выяснен его взгляд и отношение к делу помощи нуждающимся и в частности голодающим и, наконец, будут установлены причины неявки его по первым вызовам политуправления и обстоятельства, сопровождавшие его арест: 1) Яков Иванович Салько, Московская № 36, 2) Григорий Иванович Байдуков, Рудненская, № 19, 3) Емельян Кивчило, 4) Андрей Лысенко, Прохоровская, № 16, 5) Мария Шкорупинская, Ивановская, № 4, 6) Филонилла Сидорова, Саноцкий пер. № 7, 7) Леонтий и 8) Людмила Цытовичи, Хлебная, № 42, 9) Наталия Михайловна Хомякова, Гончарная ул. № 12, 10) д-р Гинце, Подольская, № 12 и 11) Алексей Лаврентьевич Бондарев, ул. Парижской Коммуны, № 31»²⁹⁵.

На это заявление была наложена резолюция: «Возбудить ходатайство в судебном заседании»²⁹⁶.

31 мая 1922 года в здании окружного суда (там же, где 1 сентября 1918 года было проведено учредительное собрание братства) состоялось первое публичное слушание «дела о гр. Остальском Аркадии Иосифовиче, обвиняемом в агитации против изъятия ценностей из церквей».

Из протокола этого первого недолгого слушания дела мы видим, как оно происходило:

«В зал заседания введён обвиняемый Остальский, находящийся под стражей, который занял место на скамье подсудимых.

После сего председатель трибунала, объявив заседание открытым, огласил сущность дела <...>

Затем предложил обвиняемому вопросы, на которые последний отвечал, что фамилия его – Остальский, имя – Аркадий, отчество – Иосифович, 33 года отроду, не судился, беспартийный, грамотный, священник, житель г. Житомира, копию обвинительного акта получил.

После этого председатель объявил, что обвинителями по сему делу назначены т.т. Развадовский и Ивановский, а правозаступниками – т.т. Курыло и Полынев, и вслед за этим объявил состав трибунала. Отводов не было.

Затем секретарь по предложению председателя огласил список лиц, вызванных по сему делу в качестве свидетелей, и доложил, что свидетелю [Епископу] Аверкию повестка не вручена ввиду его отбытия в г. Киев; и что со стороны защиты поступило заявление о допросе в судебном заседании свидетелей: Салько Якова, Гайдукова Григория, Кивчило Емельяна, Лысенко Андрея, Шкорупинской Марии, Сидоровой Филониллы, Цытовичей Леонтия и Людмилы, Хомяковой Наталии, Гинце и Бондарева Алексея.

Обвинитель полагал слушание дела отложить на другой срок ввиду отсутствия свидетеля [Епископа] Аверкия, являющегося важным для дела свидетелем, и не возражал против допроса вышеозначенных свидетелей защиты и ходатайства о допросе приводного свидетеля т. Ракуты-Радченко.

Правозаступник присоединился к мнению обвинителя об отложении дела и просил суд об изменении меры пресечения в отношении обвиняемого, ввиду предстоящих праздников, где он должен будет служить молебен.

Ревтрибунал, заслушав мнение сторон, постановил:

Слушание дела отложить на 7 июня с/г., ходатайство о допросе свидетелей удовлетворить, и прежнюю меру пресечения оставить в силе. Заседание по сему делу закрыто в 1 ч. 20 м. дня»²⁹⁷.

По просьбе правозаступника о. Аркадия В. Полынева в качестве свидетельницы на суд была вызвана Вера Зыкова²⁹⁸.

7 июня слушание «дела» продолжилось. Обстоятельства «дела» печатались в газете «Волынский пролетарий» под рубрикой «Поповская контрреволюция» вперемежку со злобными вымыслами. Бессребреника и благотворителя о. Аркадия пытались показать скрягой, желающим смерти голодающих, и врагом советской власти. В материале «Дело прот. Остальского (Из зала суда)» газета сообщала:

«7 июня в военном отделении ревтрибунала началось слушание дела протоиерея Аркадия Остальского, обвиняемого в агитации против изъятия церковных ценностей. В состав трибунала входят в качестве председателя тов. Кумпикевич, а членами -т.т. Дубовый и Буханов. Обвинителями по этому делу выступают т.т. Развадовский и Ивановский; защищают Остальского правозаступники Полынев и Курыло. Среди многочисленных свидетелей фигурирует Епископ Аверкий (в мире Кедров); большинство свидетелей принадлежат к церковному братству, настоятелем которого является подсудимый.

В качестве экспертов присутствуют Малахов и Рубан»²⁹⁹.

Далее ход судебного заседания мы излагаем, основываясь на материалах протокола судебного заседания с дополнениями выдержек из газетных публикаций.

«<...> В зал заседания введён обвиняемый Остальский, находящийся под стражей, который занял место на скамье подсудимых.

После сего председатель трибунала, объявив заседание открытым, огласил сущность дела.

Затем председатель предложил подсудимому вопросы относительно его личности, после чего последний объяснил, что фамилия его – Остальский, имя – Аркадий, отчество – Иосифович, 33 года отроду, не судился, беспартийный, грамотный, священник церкви Николаевского братства, имущества не имеет, житель г. Житомира, копию обвинительного акта получил.

Затем председательствующий объявил, что обвинителями по сему делу назначены т.т. Развадовский и Ивановский и правозаступниками члены коллегии правозаступников – т.т. Курыло и Полынев, и вслед за этим объявил состав присутствия трибунала. Отводов стороны не заявили.

После сего секретарь по предложению председателя огласил список лиц, вызванных по этому делу, и доложил, что все вызываемые по делу свидетели явились.

Правозаступник Полынев ходатайствовал перед судом о допросе в судебном заседании двух приводных свидетелей гр.гр. Глотова и Величко в подтверждение обстоятельств: 1) в какой обстановке гр. Остальский получил второй раз повестку и 2) при каких обстоятельствах обв. Остальский оставил церковь и направился в госполитуправление.

Обвинители против допроса означенных свидетелей не возражали.

Ревтрибунал, выслушав мнения сторон, постановил: допросить свидетелей Глотова и Величко.

После сего председательствующий прочёл обвинительный акт, и вслед за ним предложил подсудимому вопросы относительно его виновности.

Обвиняемый Остальский не признал себя виновным в предписанном ему преступном деянии и объяснил, что 26 апреля состоялось собрание духовенства в здании Архиерейского дома. До собрания он в частных разговорах узнал, что у архиерея Аверкия имеется какое-то послание Московского Патриарха Тихона. На собрании он не оставался, так как спешил на похороны, бывшие в тот же день, и перед уходом, заинтересовавшись посланием, просил [Епископа] Аверкия передать ему с кем-либо этот документ для ознакомления, с обещанием возвратить его последнему. Означенное послание было ему в тот же день передано священником Красицким у него на квартире, и в тот же день вечером, в церкви, он просил кого- либо из присутствующих переписать ему последнее. Среди присутствующих первая Хомякова изъявила своё желание переписать таковое, а 28 утром она ему возвратила уже подлинник вместе с копией. В тот же день послание было оглашено, а после этого [протоиерей Аркадий Остальский] произнёс речь и разъяснил верующим, что они должны помочь голодающим путём изъятия неосвящённых сосудов, а в отношении священных сосудов указал на постановление Двукратного Собора о том, что они не могут быть употреблены на другие надобности кроме богослужебных. Также он высказал своё мнение о том, каким образом могут и священные сосуды прийти на помощь голодающим, а именно: целесообразно будет организовать церковные комитеты, которые обменивали бы освященные сосуды на хлебо-зерно, с тем, чтобы эти сосуды использовались бы только для богослужебных целей. Оглашая послание, он не видел в нём ничего противоречащего законам и декретам советской власти, и о том, что оно является неподлинным, он также не знал. После оглашения он через гр. Величко переслал послание обратно архиерею Аверкию»³⁰⁰.

В репортаже из зала суда газета «Волынский пролетарий» сообщала:

«На вопрос председателя трибунала – признаёт ли он себя виновным – Остальский отвечает отрицательно. Он показывает, что 26 апреля действительно попросил у Епископа Аверкия перед собранием житомирского духовенства разрешение переписать, имевшееся у Аверкия, послание Патриарха Тихона, не зная заранее его содержания. Он знал, однако, что там говорится об изъятии. Он считает мнение Тихона относительно освящённых предметов согласным с церковными канонами; предметы эти, по его словам, могут быть употреблены лишь на цели культа. Остальский заявляет, что говорил прихожанам о создании церковных комитетов для передачи освящённых предметов сельским церковным общинам в обмен на хлеб для голодающих. Подсудимый отрицает обвинение в высказываемом им недоверии к проведению помощи голодающим соввластью. Свою неявку на троекратный вызов в ГПУ он объясняет тем, что был занят исполнением треб и не знал о важности дела, по которому его вызывают. Он уверяет, что прихожане раньше его знали о готовящемся аресте его и волновались. Обвиняемый, по его словам, успокаивал их и вышел из церкви, где его застала повестка, боковым ходом, не желая, чтоб прихожане за ним следовали. Они, однако, нагнали его и целой толпой дошли до здания ГПУ, пред которым долго оставались.

Послание Остальский получил от Епископа Аверкия через священника Красицкого и отдал переписать своей прихожанке Хомяковой, подлинник же вскоре вернул Епископу. На послании, напечатанном на машинке, не было, кроме печатной же подписи Тихона, никакой скрепы.

– Почему же вы сочли это послание действительно посланием Тихона? -задаёт вопрос обвинитель тов. Развадовский. – Не потому ли, что Тихон не мог написать в ином духе?

– Подсудимый не может ответить.

– А почему же вы всё-таки прочли послание?

Ответ: Оно получено мною у владыки и не противоречит моим убеждениям.

Остальский признаёт, что говорил о том, что декрет об изъятии противоречит канонам Церкви, но думает, что после собеседования прихожане не препятствовали бы изъятию.

– А толпа, провожавшая вас в ГПУ, была возбуждена?

– Остальский этого не может отрицать.

Второй обвинитель т. Ивановский спрашивает:

– Знаете ли вы, что Христос обязывает к помощи ближним?

Ответ: Знаю...

– Не должны ли впереди помощи ближним, в данном случае голодающим, стоять руководители Церкви?

Остальский согласен с этим, как согласен и с тем, что помощь должна быть безоговорочной.

– А признаёт ли Евангелие или другой источник Св. Писания ограничение помощи ближнему?

– Нет.

– Не значит ли это, что указанные в послании Патриарха два правила, содержащие такие ограничения, неправильны?

Подсудимый смущается и говорит, что здесь речь идёт об освящённых предметах <...>

Подсудимый обнаруживает удивительное простодушие в своих познаниях о личности Патриарха Тихона. Он совершенно, как это явствует из его слов, не знает о контрреволюционной деятельности Тихона и о его воззвании, призывающим к борьбе с большевиками.

Интересно, как представляет себе подсудимый роль Церкви в помощи голодающим. Церковь, полагает он, должна обменивать в сёлах освящённые предметы на хлеб. Крестьяне дадут этот хлеб, который пойдёт голодающим, а ценности останутся за Церковью, переменив лишь место своего нахождения. Остальский никак не может уразуметь обвинителя, резонно отмечающего, что тогда крестьяне помогут действительно своим собственным хлебом голодающим, а вся роль Церкви при этом сведётся только к купле и перепродаже церковной утвари.

– Известно ли вам, – спрашивает обвинитель, что всё церковное имущество принадлежит соввласти и что религиозная община – лишь сторож этого имущества?

Остальский соглашается с этим положением, но не отвечает на вопрос о том, что должен сделать хозяин с неповинующимся ему сторожем.

Объявляется перерыв судебного заседания»³⁰¹.

В продолжение повествования о судебном заседании вернёмся к протоколу:

«В 6 часов (т.е. 18 – сост.) 30 мин. председатель объявил заседание возобновившимся.

Обвинитель Развадовский ходатайствовал перед судом о допросе в судебном заседании в качестве свидетеля гр. Красицкого.

Правозаступники не возражали против ходатайства обвинителя.

Ревтрибунал, заслушав мнение сторон, постановил: допросить гр. Красицкого.

После сего в зал заседания были приглашены все наличные свидетели, и председательствующий объяснил им, что они перед судом должны показать только правду, с предупреждением, что за ложные показания они будут строго наказаны.

Затем все, за исключением одного свидетеля, были удалены в отдельную совершенно изолированную от сторон и публики комнату.

Оставшийся свидетель, будучи по очереди опрошен сторонами и судьями, показал:

1) Фамилия – Кедров Аверкий Петрович, 43 года отроду, не судился, беспартийный, грамотный, архиерей, имущества не имеет, в родстве с обвиняемым не состоит. Что он, пакетом, по почте, получил послание Московского Патриарха Тихона, но ввиду того, что подлинной подписи Патриарха Тихона на этом послании не было, то он сомневался в подлинности последнего и в даче ему дальнейшего движения воздерживался, ожидая получить подтверждение. До передачи послания Остальскому он был вызван в комиссию помощи голодающим на совещание, где постановили выделить из среды духовенства в комиссию по изъятию церковных ценностей двух представителей. В день передачи Остальскому послания состоялось собрание духовенства, на коем должен был обсуждаться вопрос о выделении двух священников в качестве представителей в комиссию по изъятию ценностей. Но собрание постановило представителей не посылать и вместе не препятствовать изъятию ценностей из церквей. Об этом был составлен акт священником Бычковским, которое все присутствовавшие подписали. Но где этот акт хранится, он не помнит. Так как послание не было получено через Киевский Синод или же обычным путём, то при передаче последнего священнику Красицкому предостерегал, чтобы он был осторожен в отношении огласки последнего»³⁰².

В материалах газетной публикации есть интересные подробности показаний владыки Аверкия: «Первым допрашивается Аверкий Петрович Кедров (Епископ Аверкий). Из показаний выясняется, что собрание духовенства у Епископа, о котором упоминает Остальский, имело целью выбор двух делегатов на помощь Волгубкомпомголу, согласно требованию последнего. Но духовенство не сочло себя вправе распоряжаться ценностями, так как они подлежат ведению всей общины, и делегатов не выбрали. С большим трудом обвинителю удаётся получить от свидетеля ответ, что об этом собрании духовенства составлен надлежащий акт, написанный священником Бычковским. Затем из показаний Епископа Аверкия выясняется, что он не был уверен в подлинности присланного ему послания Патриарха. Оно было вложено в простой конверт, при нём не было никаких скреп или препроводительных бумаг. Адресовано оно было прямо на имя Епископа; и он не поинтересовался даже узнать по штемпелю, откуда пакет прибыл. Не будучи уверен в подлинности послания, Епископ Аверкий, однако, очень заинтересовался приводимой в нём точкой зрения на разграничение священных предметов от неосвящённых.

Обвинитель указывает, что не только странно проявлять к этому вопросу интерес с чисто академической точки зрения, в момент, когда необходима срочная помощь голодающим.

Вопрос: – А не расходится ли послание по духу и смыслу с деятельностью соввласти в деле помощи голодающим?

На этот вопрос свидетель говорит, что в данном случае авторитетность послания Патриарха могла бы быть опровергнута церковным собором.

Т. Развадовский спрашивает свидетеля, было бы виновато в случае возникновения эксцессов после оглашения послания лицо, давшее возможность послание это огласить.

Свидетель отвечает утвердительно.

Еп. Аверкий говорит, что освящённые предметы в церкви составляют половину всей утвари.

Т. Развадовский указывает, что всех ценностей хватит на 30 миллионов голодающих на два года, а половины – только на 15 миллионов.

– Но можно считать иначе, – говорит свидетель. – Хватит этой половины (т.е. неосвящённых предметов) на те же 30 миллионов голодных на полтора года.

– А что, если их придётся кормить не полтора года, а два?

Ответа на этот вопрос не последовало»³⁰³.

Продолжим цитировать протокол судебного заседания:

«После сего обвинитель Развадовский ходатайствовал о допросе в судебном заседании свидетелей Бычковского и Голосова и о привлечении в качестве обвиняемого архиерея Кедрова Аверкия.

Ревтрибунал, заслушав ходатайство обвинителя, постановил: допросить в качестве свидетелей Бычковского и Еолосова, а ходатайство о привлечении в качестве обвиняемого гр. Кедрова отклонить за недостаточностью улик.

2) Ракута-Радченко Афанасий Григорьевич, 30 лет от роду, не судился, беспартийный, грамотный, житель г. Житомира, в родстве с обвиняемым не состоит. Показал, что 30 апреля в церкви Николаевского братства священник Остальский объявил всем верующим о том, что имеется приказ о сдаче в пользу голодающих всех церковных ценностей. Остальский выступил с речью, говоря: «что советская власть отделила Церковь от государства, то пусть не грабит Церковь». Затем после молебна он стал проклинать всех тех, кто может насмехаться над религией. После ареста Остальского, 7 мая, в той же церкви, после молебна, все молящиеся решили пойти в госполитуправление и требовать освобождения арестованных. 30 апреля Остальским было оглашено послание и после чего были возгласы, чтобы не дать больше драгоценностей из тех церквей, где ещё не успели забрать.

3) Салько Яков Иванович, 35 лет от роду, не судился, беспартийный, грамотный, сотрудник Житомирского потребительного общества, житель г. Житомира, в родстве с обвиняемым не состоит. Показал, что его встретил завуездздрав (т.е. заведующий уездным отделом здравоохранения сост.) Иванов и сообщил ему, что только что повели арестованным священника Остальского. Тогда он отправился в госполитуправление узнать, в чём дело. Подойдя к ГПУ, он там заметил толпу людей, требующих освободить Остальского. Спустя несколько минут, когда толпа не расходилась, был вызван отряд красноармейцев и разогнал толпу, при этом арестовали несколько человек, среди коих оказался и он. Арестованных держали под арестом до следующего утра и после допроса всех освободили. Что был, когда Остальский оглашал послание и говорил всем, что нужно прийти на помощь голодающим и сдать ценности за исключением освящённых сосудов. Говорил также священник Остальский о том, чтобы все снесли понемногу серебра и когда комиссия придёт, просить последнюю заменить освящённые сосуды другим серебром, а также призвал всех верующих к полному спокойствию во время изъятия ценностей. И что Остальский занимался исключительно благотворительностью.

4) Гайдуков Георгий Иванович, 28 лет отроду, не судился, беспартийный, грамотный, неимущий, житель г. Житомира, в родстве с обвиняемым не состоит. Показал, что 30 апреля Остальский огласил послание Патриарха Тихона и разъяснил верующим, что необходимо отдать голодающим неосвящённые сосуды, а относительно освящённых сосудов говорил, что таковые обменять на хлеб и передать в комиссию помощи голодающих, т.к. освящённые сосуды не могут быть употреблены на другие надобности, кроме богослужебных. Что Остальский говорил перед оглашением, что послание получено из Москвы. И что Остальский занимался исключительно помощью бедным.

5) Кивчило Емельян Алексеевич, 56 лет отроду, не судился, беспартийный, грамотный, житель Черниговской губернии, чёрнорабочий, в родстве с обвиняемым не состоит. Показал, что был в то время в церкви, когда Остальский огласил послание Патриарха Тихона и призывал всех верующих не препятствовать изъятию ценностей неосвящённых сосудов, а также говорил, если потребуют и освящённые сосуды, просить комиссию заменить последние другим обиходным серебром. Был также, когда в церкви Остальскому вручили повестку, и он через алтарь пошёл в госполитуправление, так как молящиеся не хотели его самого пустить, что он никакой толпы не звал за собой, а наоборот, просил публику разойтись и успокоиться. И что Остальский занимался исключительно благотворительностью.

6) Лысенко Андрей Васильевич, 40 лет отроду, не судился, беспартийный, грамотный, женат, рабочий, житель Черниговской губернии, в родстве с обвиняемым не состоит. Показал, что был в церкви, когда Остальский огласил послание и призывал верующих не препятствовать изъятию ценностей, только указал, чтобы просить комиссию освящённые сосуды заменить другим обиходным серебром, и если не согласятся, то пусть сами возьмут и освящённые сосуды. Что Остальский политикой никогда не занимался, а только исключительно благотворительностью.

7) Шкорупинская Мария Алексеевна, 35 лет отроду, не судилась, беспартийная, грамотная, замужняя, жительница г. Житомира, в родстве с обвиняемым не состоит. Показала, что была в церкви, когда Остальский оглашал послание Патриарха Тихона и указал на то, что неосвящённые сосуды необходимо сдать в пользу голодающих. Что же касается освящённых сосудов, то указал на то, что согласно канонам, означенные сосуды не могут быть употреблены на какие-либо другие надобности, а только исключительно для богослужебных целей. Что Остальский говорил о том, чтобы все просили комиссию по изъятию ценностей заменить освящённые сосуды обиходным серебром. И что Остальский всецело был склонен к помощи голодающим и бедным, каковым через братство помогал.

8) Сидорова Филонилла Константиновна, 47 лет отроду, не судилась, беспартийная, грамотная, сестра милосердия, жительница г. Каменец-Подольска, в родстве с обвиняемым не состоит. Показала, что была в церкви, когда Остальский огласил послание и призывал всех верующих не препятствовать изъятию церковных ценностей и просить комиссию по изъятию ценностей разрешить заменить освящённые сосуды каким-либо другим обиходным серебром. И что Остальский занимался исключительно помощью бедным.

9) Цытович Леонтий Александрович, 43 года отроду, не судился, беспартийный, житель г. Петрограда, в родстве с обвиняемым не состоит. Показал, что был в церкви, когда Остальский огласил послание Тихона, но не знал, что оно направлено против советской власти, что после оглашения Остальский призывал верующих не препятствовать комиссии изъять ценности.

После сего правозаступник Курыло ходатайствовал о том, чтобы суд отказался от допроса свидетельницы Цытович Людмилы.

Обвинители против ходатайства правозаступника не возражали.

Ревтрибунал, выслушав мнение сторон, постановил: от допроса свидетельницы Цытович отказаться.

Затем председатель объявил перерыв до 12 ч. дня 8 июня»³⁰⁴.

На следующий день открытое судебное заседание продолжилось.

«8 июня в 12 часов 10 минут председатель объявил заседание возобновившимся, и секретарь доложил, что все свидетели за исключением свид. Голосова, который выбыл из г. Житомира, явились.

Обвинитель полагал продолжить слушание дела в отсутствии неявившегося свидетеля Голосова.

Правозаступники присоединились к мнению обвинителей.

Ревтрибунал, выслушав мнение сторон, постановил: слушание дела продолжать в отсутствии свидетеля Голосова.

10) Гинце Виктор Викторович, 46 лет отроду, не судился, беспартийный, грамотный, врач, житель г. Петрограда, в родстве с обвиняемым не состоит. Он сообщил, что его неоднократно звали к больным из братства, которых он бесплатно лечил по просьбе Остальского. И что при разговорах с Остальским никогда о политике не говорил, и всегда занимался благотворительностью.

11) Бондарев Алексей Лаврентьевич, 61 года отроду, не судился, беспартийный, грамотный, окончил гимназию, житель г. Житомира, в родстве с обвиняемым не состоит. Был, когда Остальский огласил послание и после разъяснял верующим, что ценности должны быть изъяты, за исключением освящённых сосудов, которые можно заменить обиходным серебром, если комиссия на это даст своё согласие. Что после оглашения послания все ценности церквей были сданы по г. Житомиру. <...> И что Остальский занимался исключительно благотворительностью.

12) Зыкова Вера Тимофеевна, 35 лет отроду, не судилась, беспартийная, грамотная, замужняя, жительница г. Житомира, в родстве с обвиняемым не состоит. Рассказала, что она получила впервые повестку и расписалась за Остальского, но повестку она вручила Остальскому лишь поздно вечером, так что в госполитуправление он явиться не мог. И на следующий день она отнесла мотивированное заявление в госполитуправление о причине неявки священника Остальского в срок.

13) Глотов Афанасий Михайлович, 52 года отроду, не судился, беспартийный, грамотный, житель города Житомира, в родстве с обвиняемым не состоит. Показал, что в 1917 году состоялось собрание духовенства, где Остальский внёс предложение открыть для бедных столовые и пекарни, но ходатайство это было большинством отклонено и не принято. Что обвиняемый Остальский исключительно занимается благотворительностью.

После сего обвинитель Развадовский внёс ходатайство о допросе в судебном заседании в качестве свидетелей предгубкомпомголод (т. е. председателя губернской комиссии помощи голодающим – сост.) т. Ворожейкина, т.т. Владимирова и Ломовских.

Правозаступники не возражали.

Ревтрибунал постановил: допросить означенных свидетелей Ворожейкина, Владимирова и Ломовских.

Все означенные свидетели были удалены в свидетельскую комнату.

14) Хомякова Наталия Михайловна, 46 лет отроду, не судилась, беспартийная, грамотная, учительница, имущества не имеет, жительница г. Варшавы, в родстве с обвиняемым не состоит. Сообщила, что священник Остальский просил переписать ему послание. Так как она является вполне грамотная, то она дала своё согласие и обещала на следующее утро доставить последнее с копией. О том, что послание являлось нелегальным и противоречащим декретам соввласти, она не знала. О послании узнали в церкви и другие присутствующие, так как из-за нечёткости шрифта она просила помочь ей прочесть послание. И что не знает, было ли послание подлинником или нет, так как ручной подписи не было и никаких печатей также не было. Послание это было на следующий день возвращено свящ. Остальскому с копией.

15) Величко Яков Евгеньевич, 20 лет отроду, не судился, беспартийный, грамотный, холост, имущества не имеет, житель г. Житомира, в родстве с обвиняемым не состоит. Показал, что ему было известно о том, что священник Остальский будет читать какое-то послание Патриарха Тихона. В день оглашения он ему передал это послание и велел отнести к архиерею Аверкию, что было исполнено. Затем был, когда принесли повестку в церковь. И когда толпа не хотела пустить свящ. Остальского идти в госполитуправление, то он через алтарь пропустил его и после объявил молящимся, что священник ушёл в госполитуправление, и что молебна сегодня не будет.

16) Красицкий Юлиан Павлович, 40 лет отроду, не судился, грамотный, беспартийный, неимущий, житель Овручского уезда, в родстве с обвиняемым не состоит. Показал, что ещё до собрания духовенства свящ. Остальский высказался за то, чтобы не препятствовать изъятию ценностей. Что на том же собрании узнал, что у архиерея Аверкия имеется какое-то послание Патриарха Тихона и просил последнего дать его ему для ознакомления. Архиерей Аверкий согласился, но предупредил его, чтобы он отнёсся к нему с большой осторожностью, так как ещё не верит в подлинность этого послания, что может вызвать нежелательные последствия. Что этот разговор имел место до открытия собрания. Затем после собрания передал ему послание и просил передать его священнику Остальскому. На собрании не было других вопросов кроме избрания представителей в комиссию по изъятию ценностей, и собрание постановило: представителей в комиссию не посылать, а также не противодействовать изъятию, так как духовенство не является лицом, имеющим право распоряжаться ценностями церквей. Об этом был составлен акт, который все присутствующие подписали.

Обвиняемый Остальский свидетелю: Знал ли он до собрания, что есть у архиерея послание?

Свидетель Красицкий: Нет, не знал.

После сего председатель объявил перерыв до 7 часов вечера»³⁰⁵.

Интересны подробности свидетельских показаний протоиерея Юлиана Красицкого, которого допрашивали с иезуитским ехидством. Газета «Волынский пролетарий» сообщала:

«Свидетель Красицкий, тот самый священник, через которого обвиняемый получил от Епископа послание Патриарха, заявляет, что при вручении ему Епископом послания, последний в туманных выражениях указывал на опасные последствия, которые повлечёт за собой пользование этим документом.

– Разделяли ли вы взгляд Епископа на опасность использования послания? – спрашивает свидетеля государственный обвинитель.

Красицкий от ответа уклоняется.

Оказывается, что свидетель думал переписать это послание и для себя и даже огласил бы его своим прихожанам, если б не сомневался в юридической обоснованности послания.

– В чём усмотрели вы эту необоснованность? – задаёт вопрос обвинитель.

– В том, что декрет о церковном имуществе объявляет имущество это достоянием народа, в силу чего религиозные общины являются лишь хранителями его, а мне не было известно, как реагировала на этот декрет высшая церковная власть.

– Какие пояснения дали бы вы к посланию Патриарха, если б огласили его?

– Я объяснил бы, что хотя изъятие недопустимо по канонам, но распоряжению об изъятии ценностей нужно подчиниться.

– Чем мотивировали бы вы необходимость подчинения?

– Тем, что хозяином церковных ценностей является государство.

– Как вы понимаете это подчинение?

– Не оказывать никакого препятствия изъятию.

– А если священник указывает, что такие предметы можно брать, а другие нельзя, не значит ли это, что он препятствует изъятию?

– Это не препятствование, а указание.

– А не является ли такое указание вмешательством в действия власти, посягательством на её прерогативы?

Свидетель смущается и уклоняется вновь от ответа. Из его показаний выясняется также, что собрание духовенства, которое должно было избрать двух делегатов для участия в работах комиссии по изъятию ценностей, сочло себя неправомочным в распоряжении ценностей и под этим предлогом уклонилось от посылки делегатов в комиссию.

– А как смотрите вы на поступок Амвросия Медиоланского, отдавшего священные сосуды за выкупленных? – спрашивают обвинитель т. Ивановский.

– Амвросий Медиоланский нарушил канонические правила, – отвечает свидетель.

– Но он является церковным авторитетом?

– Да, ибо он причислен даже к лику святых.

– Амвросий Медиоланский говорит, что таинство останется таинством, если чаша для совершения его не будет золотою. Не подлежит ли этот святой наказанию за святотатство? Применимы ли к нему наказания, упоминаемые в 73 каноническом правиле?

Красицкий оставляет и этот вопрос без ответа»³⁰⁶.

После перерыва заседание продолжилось.

«В 7 часов вечера председатель объявил заседание возобновившимся и продолжился допрос свидетелей.

17) Бычковский Орест Михайлович, 28 лет отроду, не судился, беспартийный, грамотный, священник, житель Волынской губернии, женат, в родстве с обвиняемым не состоит. Рассказал, что 26 апреля 1922 года на собрании духовенства под председательством [Епископа] Аверкия составил акт, который подписали все присутствующие. На повестке дня других вопросов, кроме выделения двух представителей в комиссию, не было. В акте было указано, чтобы из среды духовенства не посылать представителей, так как церковное имущество всецело передано общинам, и духовенство не имеет право вмешиваться в их дела. По поводу послания никаких разговоров на собрании не вели. Письменного отношения из комиссии не было, чтобы прислать своих представителей. А изъятие ценностей по городу Житомиру прошло спокойно и все ценности изъяты.

18) Владимиров Анатолий Григорьевич, 28 лет отроду, не судился, член партии КПбУ, сотрудник ГПУ, житель г. Одессы, в родстве с обвиняемым не состоит. Сообщил, что в ночь на 7 мая он был дежурным по госполитуправлению, и комендант сообщил, что движется к госполитуправлению какая-то толпа людей. И когда оказалось, что вся толпа движется за Остальским, он просил последнего повлиять на людей с тем, чтобы все они разошлись по домам. Но Остальский только успокоил толпу, но не настоял, чтобы толпа разошлась. Часть толпы разошлось, а среди оставшихся людей раздались выкрики: «Мы не дадим нашего священника на растерзание чрезвычайной комиссии». После долгих разговоров, когда толпа наотрез отказалась уйти из госполитуправления и держалась в воинственном настроении, то пришлось вызвать роту красноармейцев, которая стала разгонять толпу. Многих удалось разогнать, а остальные были арестованы, где продержали их до утра и отпустили.

Обвиняемый Остальский свидетелю: Был ли хоть один выстрел сделан красноармейцами?

Свидетель: Нет, не было»³⁰⁷.

О показаниях сотрудника ГПУ газета «Волынский пролетарий» писала:

«Вызванный в качестве свидетеля, бывший в день демонстрации у ГПУ дежурный по ГПУ т. Владимиров, присутствовавший при приходе Остальского в сопровождении целой толпы прихожан в ГПУ, обрисовывает картину этой демонстрации.

Пришедшая с Остальским толпа, насчитывавшая не менее 200 человек, была крайне возбуждена и готова на эксцессы. Всё время раздавались выкрики и угрозы в адрес ГПУ Многие кричали, что их священника хотят расстрелять. Свидетель уговаривал толпу разойтись, заверяя её, что ГПУ отнюдь не расстреливает людей, и что лишь в случае обнаружения виновности Остальского, последний будет отдан в руки соответствующих судебных органов. Увещания не помогали, и толпа продолжала волноваться, проникнув в комендантскую. Свидетель предложил собравшимся очистить улицу и был вынужден вызвать роту красноармейцев. Только тогда лишь, когда защёлкали затворы винтовок, бывших в руках, раздражённых в свою очередь возгласами и угрозами толпы, красноармейцев, часть собравшихся удалилась. Но человек 40 самых упорных остались у здания ГПУ, заявляя, что без Остальского они не уйдут. Их пришлось подвергнуть задержанию во дворе ГПУ. Это было поздно вечером, а на другой день их выпустили»³⁰⁸.

Протокол далее сообщает:

«19) Ломовских Пётр Иванович, 33 года отроду, не судился, беспартийный, грамотный, в родстве с обвиняемым не состоит. Сообщил, что с 6 на 7 мая был дежурным следователем по комиссии, и когда прибыла толпа около 300 человек, они стали говорить Остальскому, чтобы последний успокоил толпу и [сказал], чтобы она разошлась. Но тот только успокоил последнюю, но не говорил, чтобы она разошлась. И тогда пришлось вызвать красноармейцев и разогнать людей.

20) Ворожейкин Александр Иванович, 26 лет отроду, не судился, член КПбУ, житель Симбирской губернии, предгубкомпомголод (председатель губернской комиссии помощи голодающим – сост.), в родстве с обвиняемым не состоит. Ещё до того, как комиссия приступила к изъятию ценностей, состоялось собрание, на которое был приглашён [Епископ] Аверкий. На собрании [Епископ] Аверкий высказался за то, что ценности можно изъять. Собрание обязало [Епископа] Аверкия прислать в комиссию двух представителей духовенства. [Епископ] Аверкий даже говорил, что если власть охранит его от оскорблений, то он выпустит воззвание к верующим, чтобы последние не препятствовали изъятию ценностей. После того как в Крестовоздвиженской церкви стали агитировать и сопротивляться против изъятия ценностей, он, как председатель комиссии, опять поехал к [Епископу] Аверкию, но тот наотрез отказался дать распоряжение. В Подольской церкви, когда комиссия прибыла для изъятия ценностей, священник отказался под разными видами открыть церковь, и когда уже толпа сошлась, тогда он открыл церковь. Но толпа была так воинственна, что пришлось комиссии бросить работу и уехать, и вслед за этим послышались возгласы из толпы: «Разбойники, грабители» и т.д.

На очной ставке со Шкорупинской, последняя подтвердила, что освящённые сосуды братства были комиссией заменены обиходным серебром.

После сего председатель объявил перерыв на 10 минут.

Через 10 минут председатель объявил заседание возобновившимся.

Обвинитель ходатайствовал перед судом о привлечении в качестве обвиняемого гр.гр. Кедрова за способствование распространению послания, Красицкого за передачу и Хомякову за переписку последнего.

Трибунал для обсуждения вопроса удаляется в совещательную комнату.

По выходе из совещательной комнаты председатель публично огласил постановление трибунала о привлечении к ответственности гр.гр. Кедрова, Красицкого и Хомяковой.

Стороны не возражали против постановления.

Обвинитель ходатайствовал о допросе вторично Ворожейкина, Остальского и Кедрова.

Правозаступники ходатайствовали о допросе Шкорупинской, Сасько и Зыкова.

Трибунал постановил: ходатайство сторон удовлетворить.

Кедров: Что не помнит, куда именно он этот акт собрания положил. Что всё время оставался на платформе [Патриарха] Тихона. Что официального хода посланию не давал.

Ворожейкин предоставил документы о шероховатостях по изъятию ценностей³⁰⁹.

Трибунал, обозрев документы, публично огласил последние и объяснил, что в уезде также замечается шероховатость, и уже в Овручском уезде арестовано шесть священников за агитацию и сопротивление изъятию ценностей.

Газетная публикация значительно дополняет сведения протокола о показаниях Епископа Аверкия и председателя губернской комиссии помощи голодающим Александра Ивановича Ворожейкина:

«9 июня трибунал дополнительно допрашивал свидетелей Кедрова и Ворожейкина.

Обвинитель т. Ивановский задаёт свидетелю Кедрову (Епископу Аверкию) вопрос:

– Полагали ли вы, что делегаты, которых должно было выбрать, но не выбрало собрание духовенства, нужны были комиссии по изъятию для того, чтоб это изъятие прошло безболезненно?

– Да, – отвечает свидетель.

– Но духовенство этих делегатов не избрало?

– Нет, не избрало.

– Значит, духовенство отняло у комиссии часть шансов успешности и безболезненности изъятия?

Свидетель заявляет, что у него и у духовенства было внутреннее убеждение в необходимости помочь работе комиссии по изъятию.

– Не значит ли это, что у духовенства было в данном случае практическое расхождение со своим внутренним убеждением?

Ответа на вопрос не последовало.

После допроса подсудимого свидетель т. Ворожейкин оглашает доклад, представленный в губкомпомгол комиссией по изъятию, относительно недоразумений, какими сопровождалось изъятие в Подольской и Крестовоздвиженской церквах.

– Сейчас, – говорит т. Ворожейкин, – имеются сведения, что в Овручском уезде также имели место такие недоразумения.

Свидетель знает, что между верхами житомирского духовенства и духовенством на местах имеется тесная связь.

Затем обвинитель т. Развадовский задаёт подсудимому несколько вопросов.

– Помощь голодающим не терпит промедления, не так ли? – спрашивает он.

– Да, – отвечает Остальский.

– Не находите ли вы, что при осуществлении вашего проекта относительно обмена освящённых предметов на хлеб такое промедление было бы?

Подсудимый после некоторого раздумья всё же не даёт прямого ответа.

– Не находите ли вы, что проволочка в изъятии и реализации освящённых предметов повлечёт за собой смерть для многих голодающих?

Подсудимый отвечает отрицательно. Он полагает, что следует возить освящённые предметы по сёлам и предлагать их местным церковным общинам. Предметы эти должны находиться во время таких поездок у священника, а не у мирянина³¹⁰.

Цитируем протокол дальше:

«Кивчило: Что Остальский просил толпу о том, чтобы последняя разошлась.

Сасько: Что когда он пришел в госполитуправление, то никого не было на улице, и толпа уже разошлась.

Остальский: Что огласил послание и был уверен в том, что духовенство не будет препятствовать изъятию ценностей. И что всё время призывал к повиновению комиссии.

После сего председатель предоставил слово экспертам.

Экспертами был дан ответ на вопросы, задаваемые по установленной очереди судьями и сторонами.

После сего, так как стороны ничем не дополнили судебного следствия, то председатель объявил последнее законченным и предоставил слово обвинителю.

Обвинитель Ивановский в своей речи указал на то, что обвиняемый Остальский сознательно оглашал послание, зная о том, что оно направлено против советской власти; а также поддерживал обвинение в пределах обвинительного акта.

Обвинитель Развадовский в своей речи поддерживал обвинение и просил суд о применении к обвиняемому Остальскому высшей меры наказания.

После сего председательствующий предоставил слово правозаступнику.

Правозаступник Полынев произнёс речь, в которой он просил отнестись к обвиняемому снисходительно, ввиду того, что изъятие по губернии произошло благополучно.

После сего председатель предоставил слово правозаступнику Курыло.

Правозаступник Курыло также в своей речи просил отнестись снисходительно к его подзащитному.

После сего председательствующий объявил прение сторон законченным, и трибунал удалился в совещательную комнату для составления приговора.

По выходе из совещательной комнаты, председатель публично в присутствии сторон объявил приговор трибунала в окончательной форме и разъяснил срок и порядок его обжалования.

Заседание по сему делу закрыто в 5 часов 55 минут утра»³¹¹.

Член Свято-Николаевского братства Евгения Юлиановна Гинце, супруга допрашивавшегося на суде врача Виктора Викторовича Гинце, так вспоминала об открытом суде над протоиереем Аркадием: «Спустя некоторое время объявляется над о. Аркадием открытый суд. К суду было вызвано очень много свидетелей. Все они говорили одно и тоже, отзываясь об о. Аркадии, как о прекрасном человеке, бессребренике, священнике, всю свою жизнь отдавшему только на служение Богу и людям. Приводилось много примеров его доброты и исключительной самоотверженности. Казалось, что после всех этих свидетельских показаний, личность о. Аркадия всесторонне освещена, и улик никаких нет. Но прокурор, молодой, весьма гордый и самоуверенный, с циничной откровенностью заявил, что вся характеристика, данная свидетелями об о. Аркадии, является не оправданием, а усугублением предъявленного обвинения, ибо идеи, так горячо проповедуемые и проводимые им в жизнь, противоречат идеям советской власти, и что подобные лица не только не нужны советскому государству, но и крайне вредны. Самым возмутительным обвинением, которое прокурор предъявил о. Аркадию – это возбуждение толпы против советской власти, в то время, когда о. Аркадий в своих проповедях никогда не затрагивал политических вопросов. Но суд советский был беспощаден. Приговор – смертная казнь, но таковая заменяется десятью годами тюремного заключения на севере (тут неточность, на самом деле – пятью годами житомирского допра – сост.). Приговорённый о. Аркадий был отведён под сильным конвоем в тюрьму, но народ его сопровождал всю дорогу. Больно и горько было на душе. Лишь одно радовало, что вся эта огромная толпа верила в Правду Божию»³¹².

Оглашённый приговор трибунала был следующим:

«Заслушав доклад обеих сторон, заключения экспертов, показания свидетелей и объяснения подсудимого, военное отделение Волгубревтрибунала нашло, что 26 апреля сего года на собрании духовенства, происходившем у Епископа Аверкия, стало известно о получении последним какого-то послания Патриарха Тихона. Посланием этим особенно заинтересовался почему-то протоиерей Остальский и испросил у Епископа Аверкия разрешение переписать его для себя, что последний и обещал. На следующий день послание было передано через священника Красицкого, который не только знал его содержание, но и слышал, что для лица, огласившего его, могут быть нежелательные последствия, передал таковое протоиерею Остальскому. Последний поручил переписать послание гр. Хомяковой, от которой содержание его стало быстро известным всем верующим. На судебном следствии допросом свидетеля Величко не подтвердились объяснения обвиняемого Остальского, что читал он будто воззвание по просьбе верующих, после богослужения. Установлено, что ещё в середине богослужения обвиняемый Остальский заявил этому свидетелю, что послание Патриарха Тихона будет оглашено. Таким образом устанавливается, что обвиняемый Остальский, заведомо зная содержание послания, не получив даже непосредственного распоряжения от Епископа Аверкия на его оглашение, сделал всё для того, чтобы это послание стало быстро известно верующим, и в целях возбуждения фанатично настроенной толпы верующих против акта рабоче-крестьянского правительства, направленному к спасению миллионов голодающих, что могли использовать провокационные элементы, 30 апреля сего года огласил таковое, давая ему толкование, затемняющее христианское побуждение любви к ближнему догматическими буквами канонов. Судебным следствием и, в частности, заключением экспертизы, бесспорно установлено, что все соображения обвиняемого Остальского о недопустимости изъятия освящённых предметов ни в коем случае не относятся к великому делу помощи голодающим, ибо история Церкви знает много случаев употребления священных предметов не только на цели благотворительные, но и на братоубийственные войны, причём это всё отдавалось в полное и бесконтрольное распоряжение князей и царей. Обвиняемый Остальский как человек, получивший духовное образование, не знать этого не мог. И революционный трибунал констатирует, что действия в данном случае обвиняемого были направлены исключительно во вред и к срыву начинания рабоче-крестьянского правительства, направленному на дело миллионов голодающих. Хронологическими материалами трибунал констатирует, что шероховатости, имевшие место в г. Житомире при изъятии ценностей из некоторых церквей, имели место тотчас же после оглашения Остальским послания Патриарха Тихона. Отсюда явствует, что, прикрываясь канонами, Остальский преследовал контрреволюционные цели, не останавливаясь и перед провоцированием беспорядков на этой почве.

Последнему обстоятельству трибунал находит подтверждение в том, что когда Остальский был арестован, возбуждённо настроенная толпа его прихода огромной массой двинулась к зданию Волгуботдела госполитуправления, и, лишь благодаря выдержанности соответствующих органов рабоче-крестьянской власти, удалось избежать кровопролития. Основываясь на вышеизложенном, трибунал считает все обвинения, предъявленные гражданину Остальскому доказанными. А посему, руководствуясь революционной совестью, социалистическим правосознанием и защитою трудящихся, военное отделение Волгубревтрибунала постановило: гражданина Волынской губернии города Житомира Остальского Аркадия Иосифовича, тридцати трёх лет, приговорить к высшей мере наказания, т.е. расстрелять, но, принимая во внимание, что благодаря принятым органами соввласти мерам кровопролития не было, что, следовательно, реальных результатов его преступление не имело, трибунал считает возможным – высшую меру наказания заменить заключением в доме общественных принудительных работ с лишением свободы сроком на пять лет.

Приговор окончательный может быть обжалован в кассационном порядке в семидневный срок и вступает в законную силу по истечении указанного срока»³¹³.

Когда был зачитан этот долгий и скучный приговор (а это было поздно ночью³¹⁴), как пишет игумен Дамаскин (Орловский), «о. Аркадий заснул, и конвоиры вынуждены были его разбудить, чтобы сообщить, что он приговорён к смерти.

– Ну что ж, – сказал священник, – благодарю Бога за всё. Для меня смерть – приобретение»³¹⁵.

19 июня осуждённый протоиерей Аркадий Остальский подал заведующему допром следующее заявление:

«Прошу Вашего ходатайства о возвращении мне священнического наперсного креста, отнятого у меня в ГПУ во время моего ареста»³¹⁶.

На распорядительном заседании Волынского губернского революционного трибунала 5 июля было постановлено:

«Ходатайство осуждённого Аркадия Остальского удовлетворить и наперсный крест с цепочкой серебряной и позолоченной возвратить по принадлежности, затребовав его из госбанка»³¹⁷.

После возвращения ему отнятого в ГПУ священнического креста о. Аркадий написал расписку:

«1922 года 28 июля. Взятый у меня при аресте в ГПУ наперсный крест получил обратно.

Протоиерей Аркадий Остальский»³¹⁸.

Ещё 8 июня Волынский губернский революционный трибунал постановил:

«Привлечь к судебной ответственности гр. Кедрова (именуемого Епископ Аверкий), священника Красицкого и гр. Хомякову Наталию Михайловну, предъявив им обвинение в способствовании распространению послания Патриарха Тихона и сознательном возбуждении верующих масс против изъятия церковных ценностей, предназначенных для поддержки голодающих. В отношении указанных лиц выделить отдельное производство; меру пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать подписку о невыезде из г. Житомира»³¹⁹.

15 ноября того же года после слушания «дела по обвинению граждан Кедрова Поликарпа (Епископа Аверкия), Красицкого Юлиана (протоиерея) и Хомяковой Наталии в преступлении, предусмотренном ст. 72 Уголовного Кодекса», был вынесен следующий приговор трибунала:

«Заслушав доклад обеих сторон, показания свидетелей и объяснения подсудимых Волгубревтрибунал нашёл, что в апреле месяце сего года в г. Житомире Епископом Аверкием (Кедровым) было получено почтою воззвание бывшего Патриарха Тихона явно контрреволюционного содержания по поводу изъятия церковных ценностей в пользу голодающих. Это воззвание, по просьбе ныне осуждённого священника Остальского, Кедровым было передано протоиерею Красицкому для дальнейшей передачи. Красицкий, по ознакомлении с воззванием, на следующий день передал его Остальскому в церкви, где последний совершал богослужение. Ввиду того, что воззвание Тихона было напечатано неразборчиво, Остальский предложил кому-нибудь из богомольцев чётко переписать упомянутое воззвание, свои услуги предложила обвиняемая Хомякова и взяла воззвание. Тут же, в церкви, Хомякова стала разбирать воззвание при помощи ещё нескольких богомольцев, но, не имея при себе письменных принадлежностей, она вышла из церкви на квартиру своей знакомой Ящинской, где и переписала воззвание Тихона. В тот же день вечером воззвание было ею возращено Остальскому. Последний, в свою очередь, огласил воззвание в церкви перед богомольцами, за что был своевременно осуждён трибуналом.

На основании вышеизложенного Волгубревтрибунал признаёт виновными: 1) гр-на Кедрова Поликарпа (Епископа Аверкия), 2) Красицкого Юлиана и 3) Хомякову Наталию в распространении и хранении контрреволюционной литературы, что предусмотрено ст. 72 Уголовного Кодекса, а посему приговорил: 1) гр-на Кедрова Поликарпа Петровича (в монашестве Епископа Аверкия), 43 лет, происходит из г. Яранска Вятской губернии, высшего богословского образования – подвергнуть лишению свободы без строгой изоляции сроком на два года; 2) гр-на Красицкого Юлиана Павловича, 40 лет, протоиерея, происходящего из Волынской губ., Овручского уезда, села Михайловки, среднего образования – подвергнуть тому же наказанию сроком на один год и шесть месяцев; 3) гр-ку Хомякову Наталию Михайловну, 46 лет из г. Варшавы, учительницу – к тому же наказанию сроком на один год.

Приговор окончательный и может быть обжалован в кассационном порядке в 48 часовой срок и вступает в законную силу по истечении этого срока»³²⁰.

Приговор обжаловали в кассационном порядке в установленный срок, и Верховный трибунал при Всеукраинском центральном исполнительном комитете по кассационному отделу 19 декабря 1922 года, в день памяти святителя Николая, покровителя Свято-Николаевского братства, определил:

«Приговор Волынского губревтрибунала от 15 ноября 1922 года по делу о Кедрове Поликарпе Петровиче, Красицком Юлиане Павловиче и Хомяковой Наталии Михайловне по существу утвердить, оставив определённое наказание трибуналом в силе, изменив обвинение не по ст. 72 Уголовного Кодекса, а по ст. 119 того же Кодекса в отношении всех осуждённых, и на основании ст. 42 и 40 п. «а, б и в» Уголовного Кодекса подвергнуть Кедрова Поликарпа, Красицкого Юлиана и Хомякову Наталию поражению прав сроком на пять лет каждого с момента отбытия наказания или досрочного освобождения. На основании амнистии 5 годовщины Октябрьской революции Кедрову и Красицкому наказание сократить на одну треть, а Хомякову от дальнейшего отбывания наказания освободить. Определение окончательное»³²¹.

10 января 1923 года после слушания дела протоиерея Александра Поникарова был вынесен следующий приговор Волгубревтрибунала:

«Поникарова Александра Димитриевича, 40 лет, Волынской губ., г. Житомира <...> подвергнуть лишению свободы сроком на три года (3) со строгой изоляцией. Принимая же во внимание, что деяние, совершённое Поникаровым, эксцессов не вызвали, и, что все ценности были в конечном итоге сданы полностью, трибунал находит возможным на основании ст. 36-й Уголовного Кодекса приговор в отношении Поникарова считать условным на тот же срок. Все судебные издержки по делу возложить на осуждённого Поникарова...»³²².

Члены Свято-Николаевского братства передавали в допр заключённым владыке Аверкию и протоиереям Аркадию и Юлиану необходимые продукты питания, лекарства и многие другие нужные вещи.

Находясь в заключении, о. Аркадий вместе с владыкой Аверкием трудился на лесоповале в Корабельной роще, очищая брёвна от сучьев³²³.

В 1922–1923 годах в житомирском допре «свирепствовала эпидемия тифа, поражающая почти всех заключённых и влекущая за собою крайне значительный процент смертности»³²⁴.

Епископ Аверкий перенёс в декабре 1922 года сыпной тиф с осложнённой катаральной пневмонией и с образованием плеврического выпота, а позже страдал и острым воспалением почек при умеренной отечности ног³²⁵.

В начале 1923 года были произведены «дезинфекция камер, белья и одежды заключённых в допре и тюрьподе ГПУ, пропуск заключённых через бани. В связи с обнаруженным заболеванием оспы в житомирском допре, было произведено поголовно оспопрививание всем заключённым допра и ГПУ, и обслуживающему персоналу»³²⁶.

Как писали о владыке Аверкии в удостоверении, он отличался «примерным поведением, ни в чём предосудительном замечен не был и щедро оказывал нуждающимся заключённым помощь всем тем, что сам имеет»³²⁷.

Верующие ходатайствовали о досрочном освобождении владыки Аверкия, и он, решением Волынского губернского суда от 10 августа 1923 года, «от дальнейшего отбытия наказания» был освобождён, «считая оставшийся для отбытия наказания срок условным со всеми вытекающими последствиями». Также Епископ Аверкий по решению суда должен был «в течение трёх суток принести своё раскаяние через печать»³²⁸.

Заключённый протоиерей Аркадий 5 ноября 1923 года через начальника допра подал в Волынский губернский суд следующее заявление:

«Приговором Волгубревтриба от 7–10 июня 1922 года я был осуждён на 5 лет заключения в допре, причём предварительное заключение с 6 мая мне засчитано не было. Поэтому прошу Волгубсуд засчитать мне предварительное заключение с 6 мая по 10 июня.

Прот. Аркадий Остальский»³²⁹.

На распорядительном заседании Волынского губернского суда по уголовному отделению 17 января 1924 года было постановлено:

«Ввиду того, что в деле имеется анкета о аресте Остальского 6 мая 1922 г., а потому срок отбытия наказания считать Остальскому с 6 мая 1922 г.»³³⁰.

В феврале 1924 года о. Аркадий был досрочно освобождён³³¹.

Ещё во время пребывания протоиерея Аркадия в житомирском допре Свято-Николаевское братство лишилось обоих своих храмов. Советская власть ликвидировала все домовые церкви согласно декрету об отделении церкви от государства и инструкции к нему. Но без храма братство не осталось. 5 августа 1922 года братчикам «в безвозмездное пользование» был передан бывший единоверческий Игнатьевский храм (церковь во имя сщмч. Игнатия Богоносца) на углу улиц Илларионовской (сейчас Котовского) и Либкнехта (сейчас Победы)³³².

3 августа 1922 года отдел управления Волынского губернского исполнительного комитета перерегистрировал «Устав Свято-Николаевского братства в городе Житомире». Первый параграф устава братства гласил: «Свято-Николаевское братство учреждено в г. Житомире в память ревнителя веры христианской св. Николая, Архиепископа Мирликийского и является религиозной организацией, состоящей из лиц православного исповедания, ставящих себе целью осуществление в своей личной жизни Евангельских заветов Иисуса Христа, в духе и на основах Православной Церкви», но это начало чиновниками Волгубисполкома было заменено на «Свято-Николаевское братство учреждено в г. Житомире в память св. Николая, и является религиозной организацией...»³³³.

Богослужения в братских храмах после ареста протоиерея Аркадия до своего собственного заключения совершал второй священник Крестовоздвиженского храма протоиерей Юлиан Красицкий, который был и председателем общины Свято-Николаевского братства³³⁴.

Епископ Волынский и Житомирский Аверкий (Кедров), понимая, что в скором времени и он сам, и о. Юлиан будут посажены в тюрьму, и заботясь о том, чтобы братчики не остались без богослужений, а Игнатьевский храм не был бы закрыт, назначает в братский храм священником последнего ректора Волынской духовной семинарии протоиерея Иакова Немоловского (впоследствии Епископа). Он и совершал для братчиков богослужения вплоть до освобождения протоиерея Юлиана Красицкого³³⁵.

Освобождённого из житомирского допра протоиерея Аркадия, Епископ Аверкий наградил крестом с украшениями. О. Аркадий также начинает совершать богослужения в братской Игнатьевской церкви. Именно этот храм становится центром православной жизни города. Сюда, ещё до выхода из заключения о. Аркадия, на должность регента был приглашён иерей Иоанн Серов³³⁶. На храмовые богослужения и братский праздник святителя Николая, кроме протоиерея Юлиана Красицкого, приходят служить единомышленники о. Аркадия: настоятель Серафимовской церкви – иерей Александр Гаврилюк, настоятель храма Иисуса Сладчайшего (с. Крошня) – протоиерей Илья Николаев, священник кладбищенской Иаковлевской церкви – иерей Василий Малахов (будущий священноисповедник)³³⁷. Настоятель Крестовоздвиженской церкви, бывший делопроизводитель братства – протоиерей Александр Поникаров – отошёл от деятельности в братстве.

Самой большой болью для протоиерея Аркадия, как и для всех православных, было появившееся в то время обновленчество, которое ничего общего не имело со Христовой Церковью. На борьбу с обновленчеством о. Аркадий направляет свой, данный ему от Бога, миссионерский талант.

Начало обновленчеству в Житомире было положено ещё в 1922 году³³⁸. Тогда священник житомирского Иаковлевского кладбищенского храма протоиерей Константин Лебедев согласился сотрудничать с ГПУ для организации в Житомире обновленческой псевдоцеркви, или, как тогда её ещё называли, «живой церкви».

Уполномоченный первой группы четвёртого отделения ГПУ Пётр Иванович Ломовских в своей спецсводке за 28–30 октября и 1 ноября 1922 года сообщал следующее:

«Ведя переговоры со священником К. Н. Лебедевым по организации группы «живой церкви», установил: священник Лебедев в течение шести дней прозондировал почву среди житомирского духовенства. Ему удалось узнать отдельные мнения, настроения и сочувственность лиц к «живой церкви». Выражается сочувствие и готовность большинства лиц из духовенства стать на сторону «живой церкви», но сейчас приступить к практическим мероприятиям не достаёт мужества и энергии. Выдвигаемые причины ни на чём не обоснованы.

27/Х-22 г. состоялось собрание духовенства, где Лебедевым был сделан доклад на тему: «Прогрессивное движение живой церкви». Духовенство было очень заинтересовано, прений по данному вопросу не открывалось, высказано желание: «Реформы в церкви необходимы», а также было предложено ряд вопросов. Например: «Мы можем остаться между небом и землею, так как Церковь Украины автономна, согласно Всеукраинского съезда, чем мы нарушим правила с одной стороны и юридически не признает нас Москва; с другой стороны в самой «живой церкви» нет единства; и, в-третьих, есть опасения в рядах духовенства, что советская власть подчинит Церковь под своё ведение и мы (т.е. духовенство) можем остаться за бортом». На предложенные вопросы священником Лебедевым даны исчерпывающие ответы. Характерный один момент: житомирское духовенство имело выработанный устав по реформе церкви, с коим Лебедеву представилось возможным ознакомиться. После ознакомления с уставом Лебедев ответил: «Вы свой выработанный устав можете положить под сукно, о других каких бы то ни было выработанных уставах, кроме устава, опубликованного в журнале № 4 и 5, не может быть и речи, он уже принят и проводится в жизнь».

В заключение нашего собеседования Лебедев дал своё согласие на организацию ячейки «живой церкви», к организации приступит 2–3 числа с[его] м[есяца]. О ходе организации ячейки «жив. церкви» будет докладывать аккуратно»³³⁹.

На 6 февраля 1924 года в Житомире, под давлением ГПУ, Епископ Аверкий созвал духовенство на заседание пленума Волынского епархиального управления. Ещё перед этим заседанием Волынский губернский ликвидком (ликвидационный комитет – сост.) сообщал в НКВД:

«Обновленчество существует только официально, но фактически оно потеряло свой авторитет, во-первых – благодаря неумелому, нетактичному подходу к религиозно настроенным массам, а во-вторых – агитациям экзархистов (так тогда советская власть называла православных на Украине – сост.), возненавидевших их и усматривавших в них выскочек.

В интересах создания фактически существующей обновленческой группы, приняты меры к созданию таковой в губернском и окружном центрах; с этой целью созывается съезд пленума духовенства, где наряду с другими, будет поставлен вопрос о выявлении политфизиономий духовенства к соввласти <...> На предстоящий вышеуказанный съезд, представителей от самых энергичных экзархистов мы постараемся не допустить (вопрос согласован с ГПУ), оставляя их за бортом, дабы потом, при вновь образовавшейся, желательной для нас группе настоящих обновленцев, между представителями тех и последних получилась грызня, и тем самым духовенство потеряло бы всякий авторитет среди верующих масс.

Соблюдая общий метод работы среди духовенства, мы углубляем и без того имеющийся раскол между ними»³⁴⁰.

Вот истинная причина того, зачем ГПУ вынудило Епископа Аверкия созвать пленум Волынского епархиального управления.

Председательствовал на пленуме сам владыка Аверкий. После избрания президиума минутой молчания была «почтена память» скончавшегося председателя Совнаркома Владимира Ильича Ленина, и было решено: «Обратиться к Волгубисполкому с выражением соболезнования в понесённой Союзом Республик тяжёлой утраты в лице скончавшегося Председателя Совета Народных Комиссаров Владимира Ильича Ленина (Ульянова)»³⁴¹.

После этого участники пленума постановили: «Обратиться от пленума епарх. управления, как выразителя голоса всего православного духовенства Волыни, и довести до сведения государственной власти нижеследующее: 1) Православная Церковь на Волыни в своих отношениях к советской власти руководствуется декретом об отделении Церкви от государства. 2) Отделение Церкви от государства считает актом положительного значения. Церкви этим актом предоставляется свобода самостоятельной деятельности и независимого определения своего внутреннего бытия. Отделённая в данное время от государства, она, после обезличения своего государственной опекой, не может быть расположена к прежнему состоянию. 3) Путём воспитания человеческой совести в духе заветов Христа, Церковь искренно стремится к возможному, в условиях земной ограниченности, осуществлению на земле Евангельской правды и любви. В этом пункте идеалы Церкви и государства могут соприкасаться и совпадать. 4) Основываясь на духе Евангельского учения, мы от лица волынского духовенства почитаем долгом определённо заявить, что мы не ставим себя в ряды врагов трудящихся и возглавляющей их рабоче-крестьянской власти. А потому признаём эту власть и подчиняемся ей. 5) Мы приветствуем созидательную работу её на благо трудящихся. 6) Это заявление мы считаем нужным сделать по долгу совести, потому что успешная работа духовенства на месте и в обновлённых церковных учреждениях в значительной степени, если не всецело, зависит от доверия государственной власти к Церкви и её служителям»³⁴².

Но самым больным было принятое постановление об обновленческом Священном Синоде:

«Признать Временн. Всеукраинский Священн. Синод высшим церковным административным органом управления Православной Церковью на Украине до Собора»³⁴³.

Это был тактический ход со стороны управляющего епархией Епископа Аверкия, который видел, что власть стремится уничтожить истинную Православную Церковь, но в то же время укрепляет своё детище – обновленчество. Владыка Аверкий решает на словах говорить одно, а на деле делать другое. Постановления пленума были приняты, чтобы избежать давления власти. Регистрировались тогда только обновленческие епархиальные управления, а православным было запрещено действовать, иметь свои штамп и печать³⁴⁴. После этого постановления был зарегистрирован устав Волынского епархиального управления. Управлению разрешили использовать свои бланки, штамп, печать³⁴⁵.

Постановления пленума не были оглашены волынскому духовенству. Дальнейшие события показывали, что Епископ Аверкий на самом деле продолжал оставаться противником обновленчества.

После состоявшегося пленума Волынский губернский ликвидком победительно сообщал в НКВД:

«За отчётный период особенно знаменательным является состоявшийся съезд пленума духовенства Волыни. Он прошёл без представителей самых энергичных экзархистов, ядро которых осталось за бортом, что вызовет, безусловно, грызню между ними и представителями прогрессивного духовенства. Согласовав предварительно вопрос с ГПУ, по нашему указанию на повестке дня этого съезда были выставлены вопросы, особенно нас интересующие <...>»³⁴⁶.

После заседания пленума, для этой самой «грызни» выпускают из допра протоиерея Аркадия Остальского, за которым при этом устанавливается негласное наблюдение³⁴⁷.

Но о. Аркадий, считавший, что вещи надо называть своими именами, и не одобрявший соглашательской тактики Епископа Аверкия, свою борьбу с обновленчеством проводит с достоинством. И никакой «грызни», которой ожидали злые люди, не произошло. Так, уже 10 сентября 1924 года Волынский губернский ликвидком сообщал в НКВД:

«Священник Аркадий Остальский (тихоновец) официально подчиняется епархиальному управлению, но фактически проводит свою старую политику, укрываясь под флагом обновленчества»³⁴⁸.

Частично сохранившиеся документы освещают деятельность протоиерея Аркадия в это лукавое время. В докладе ГПУ «О духовенстве и сектантстве Волыни за время март – июль мес[яцы] 1924 года» сообщается:

«Во главе тихоновского течения остался священник Остальский, который всячески старался поднять работу тихоновцев, укрепляя связь с Киевом и Москвой, и дабы в дальнейшем закрепить свой авторитет, выехал в Киев, чтобы принять монашество и добиться сана Епископа с целью проведения определённой работы на Волыни, имея в руках епархиальную власть <...> Глава экзархистов Остальский, выехавший в Москву, с нетерпением ожидался Волынскими тихоновцами, причём был нами замечен подъём в церковной жизни, и мы ожидали, что с приездом Остальского начнётся активная работа против обновленчества. В период апреля-июля месяцев в тихоновских кругах наблюдалось некоторое затишье. Благодаря переходу Красницкого (протопресвитер Владимир Красницкий – один из лидеров обновленчества в Москве, принёсший покаяние Святейшему Патриарху Тихону – сост.) к Тихону, возникла масса толков различного характера, недоумения и тревоги среди духовенства. Тихоновцы считают себя победителями и ожидают покаяния живоцерковцев. Такое положение, поставившее в недоумение как обновленцев, так и тихоновцев, вынудило местного Архиепископа Аверкия (владыка Аверкий в этом документе ошибочно назван Архиепископом – сост.) выехать в Москву для выяснения вопроса о состоянии Церкви в настоящее время. Прибывший же на днях из Москвы Остальский, нового ничего не привёз, но возможно, что он имеет кое-какое представление о церковной жизни, и местное духовенство выносит мнение, что очевидно в Москве победили обновленцы.

В настоящее время необходимо констатировать в церковной жизни Волыни абсолютное затишье, как со стороны экзархистов, так и обновленцев»³⁴⁹.

Игумен Дамаскин (Орловский) об этом периоде в жизни о. Аркадия пишет: «В это время ему по церковным делам часто приходилось бывать в Киеве и в Москве. В Киеве он служил в Никольском монастыре, в Москве останавливался на Валаамском подворье, а служил в Пименовском храме на Новослободской улице. За каждым богослужением о. Аркадий обязательно проповедовал. Его проповеди и исповедь собирали много молящихся, желавших послушать вдохновенное слово пастыря, исповедоваться и причаститься Святых Христовых Таин»³⁵⁰.

На конец 1924 года в Житомире не было ни Епископа Аверкия, ни о. Аркадия. Оба они находились в это время в Москве. Уезжая из Житомира, 6 ноября 1924 года Епископ Аверкий хотел было передать управление епархией до своего приезда старшему по хиротонии из своих викариев Епископу Староконстантиновскому и Изяславскому Иакову (Немоловскому). Но тот отказался от управления епархией, и владыка Аверкий передаёт управление епархией недавно рукоположенному Епископу Полонскому Максиму (Руберовскому)³⁵¹.

На это время, по свидетельству Николая Борисовича Кирьянова, Епископ Аверкий уже принёс покаяние в своём пребывании в обновленческом расколе³⁵².

15 декабря в Житомире состоялось заседание Волынской губернской межведомственной комиссии по делам об обществах и союзах (МЕКОСО), на которое явился секретарь Волынского епархиального управления протоиерей Александр Поникаров с уставами Изяславльского, Староконстантиновского, Новоград-Волынского и Полонского викарных церковных управлений, предоставив их для регистрации. На этом заседании о. Александр заявил присутствующим представителям губернского отдела ГПУ товарищам Ковалевскому и Разумовскому, что «епархиальное управление никому из высших духовных органов в настоящее время не подчиняется и в соответствии с этим в таких же отношениях состоят викарные церковные управления по отношению к епархиальному управлению»³⁵³.

Политика епархиального управления представителям губернского отдела ГПУ не понравилась, и поэтому МЕКОСО постановила: «Рассмотрев четыре устава, и, принимая во внимание, что в этих уставах отсутствует прямое указание на корихическую (так в документе – сост.) подчинённость высшим церковным органам и, кроме того, устав Полонского викарного церковного управления составлен с отступлениями от типового устава – а) представленные уставы Изяславльского, Ст. Константиновского, Н. Волынского и Полонского викарных церковных управлений не регистрировать; б) на следующее заседание МЕКОСО поставить вопрос о нарушении епархиальным управлением устава, предусматривающего подчинённость высшему церковному управлению, а фактически этого не исполняющего»³⁵⁴.

Сразу после этого от ГПУ и Волынского губернского административного отдела поступило указание временно управляющему Волынской епархией Епископу Максиму на 29–31 декабря провести епархиальный съезд духовенства и мирян³⁵⁵.

Съезд состоялся в указанные дни в Житомире под председательством Преосвященного Максима. На съезд были присланы два представителя от ГПУ и отдела агитации и пропаганды губкома, которые, как потом писали в отчёте, «с большими трудностями довели съезд до конца»³⁵⁶.

30 декабря съезд большинством голосов принял следующее, предложенное протоиереем Александром Поникаровым, постановление о высшем церковном управлении:

«Волынский еп. съезд духовенства и мирян, признавая необходимость братского единения и объединения всех верующих православных христиан для борьбы с общим врагом – неверием, и оставаясь на незыблемых основах православия, соблюдая чистоту веры во всех ея отношениях, считает нужным, соглашаясь с постановлением пленума епарх. Управления от 6 февраля 1924 года, признать Всеукраинский Священный Синод временным высшим церковным управлением на Украине, но с тем, чтобы Синод озаботился немедленным созывом Всеукраин. Собора, или, в крайнем случае, Собора Епископов. До этого не вводить никаких новшеств и не делать никаких выступлений, содействующих разъединению, а не объединению православных христиан»³⁵⁷.

Об управлении Волынской епархией в связи с отъездом Епископа Аверкия делегаты съезда приняли постановление:

«Епархиальный съезд считает себя обязанным признавать и подчиняться Епископу Аверкию, которого и считать своим епархиальным архиереем, до его же приезда епархия должна управляться согласно распоряжения Епископа Аверкия. Поручить епархиальному управлению войти в соглашение с Епископом Аверкием и просить его немедленно прибыть в Житомир для управления епархией»³⁵⁸.

Председатель съезда Епископ Максим сделал отметку в протоколе, что он с постановлением по поводу высшего церковного управления не согласен³⁵⁹. Также не согласился с этим постановлением и Епископ Коростенский Леонтий (Матусевич). Единомышленники отсутствующего о. Аркадия Остальского, члены епархиального съезда, протоиереи – Илья Николаев, Антоний Середович, Юлиан Красицкий, иереи – Василий Малахов, Александр Гаврилюк, а также миряне Феоктистов и Любченко, не согласившись с резолюцией съезда о высшем церковном управлении, сложили с себя полномочия делегатов съезда и покинули собрание³⁶⁰.

Епископ Максим оставался до конца на заседании съезда, продолжая выполнять обязанности его председателя. В протоколе сказано:

«После постановления Преосвященный Епископ Максим высказал своё глубокое сожаление, что группа его единомышленников оставила собрание съезда и лишила его возможности примирить ушедших, привлечением их к совместной работе в епархиальном управлении, и обещал принять меры к примирению и объединению»³⁶¹.

Съезд принял соответствующее постановление:

«Просить Преосвящен. Епископа Максима, временно упр. Волынской епархией, принять все меры к улаживанию возникшего инцидента между частью членов съезда, главным образом – из духовенства г. Житомира, оставивших собрание съезда, не согласившись с резолюцией большинства о высшем церковном управлении на Украине»³⁶².

После ухода вышеуказанных членов епархиального съезда были переизбраны члены епархиального управления, а священника местечка Левкова Александра Хотовицкого избрали уполномоченным Харьковского Священного Синода³⁶³.

На следующий день, по предложению протоиерея Александра Поникарова, съезд послал следующую телеграмму Епископу Аверкию:

«Москва. Донской монастырь, Митрополиту Петру, для передачи Епископу Аверкию: Волынский епархиальный съезд духовенства и мирян приветствует Епископа Аверкия, считая его по-прежнему своим епархиальным архиереем. Съезд посылает своего делегата для доклада о постановлениях съезда»³⁶⁴.

Делегатом был избран протоиерей Александр Поникаров, который сразу же после окончания съезда выехал в Москву к Епископу Аверкию³⁶⁵.

На доклад протоиерея Александра Поникарова о постановлениях съезда Епископ Аверкий наложил следующую резолюцию: «Если Преосв. Максим и Е. У. найдут возможным совместную работу на основах положения дела in statu guo ante – то продолжение их деятельности на этих началах благословляется. Лично возвращусь, если благословит Господь, как только можно будет выехать отсюда»³⁶⁶.

Кроме того, Владыка Аверкий написал Епископу Максиму личное письмо, которое передал через того же протоиерея Александра Поникарова³⁶⁷.

В начале 1925 года в Житомир приезжает уже в сане архимандрита о. Аркадий (Остальский). Он с сердечной болью узнаёт о случившемся. Архимандрит Аркадий и его единомышленники, священники и миряне, убеждают Епископа Максима ничего не иметь общего с обновленцами.

15 января о. Аркадий подарил свою фотографию с автографом протоиерею Иосифу Вацатко. Под фотографией архимандрит Аркадий написал:«Дорогому другу и сокурснику отцу Иосифу Вацатко на молитвенную память. В мире скорбны будете; но дерзайте, ибо Я победил мир».

С любовью Арх. Аркадий»³⁶⁸.

21 января архимандрит Аркадий такую же фотографию подарил Сергею Александровичу и Вере Тимофеевне Зыковым и Вере Глебовне Малевич (её называли – «Вавка»). Под этой фотографией о. Аркадий написал:

«На молитвенную память Сергейке, Вере и Вавке.

Пусть наши скорби велики, но награды, какие нам за них обещаны, несравненно больше. Неужели мы откажемся потерпеть малое, чтобы не получить большого?

Без искушения нет борьбы; без борьбы нет победы; без победы нет воздаяния.

С любовью Арх. Аркадий»³⁶⁹.

После возвращения из Москвы настоятеля Крестовоздвиженской церкви протоиерея Александра Поникарова о. Юлиан Красицкий отказывается вместе с ним служить, «потому, что он, Красицкий, признаёт в лице Поникарова сторонника обновленческого движения, и таковой Поникаров своей резолюцией на съезде духовенства и мирян вовлёк в заблуждение сельское духовенство, которое мало в этом разбиралось, и таким путём Поникаров нарушил духовные каноны»³⁷⁰.

Владыка Максим по просьбе архимандрита Аркадия назначил протоиерея Юлиана священником Игнатьевского храма.

Епископ Максим 26 января подал в губликвидком следующее заявление: «Так как на бывшем 29–31 декабря 1924 года съезде духовенства и мирян Волынской епархии я лично присоединился к резолюции меньшинства, отвергающей современное обновленчество и не признающей Харьковского обновленческого Синода как высшего органа церковной власти на Украине и в частности на Волыни, так как я сохраняю за собою права по управлению Волынской епархией, переданные мне Епископом Аверкием пред отъездом его из города Житомира 6 ноября 1924 года, то в силу всего вышеизложенного считаю долгом донести до сведения губликвидкома, что отныне я персонально, независимо от избранного съездом епархиального управления, если Бог благословит, буду управлять Волынской епархией, разумеется, в той части ее, которая, держась одинаковой со мной религиозной церковной ориентации, признает меня своим законным Епископом и найдёт необходимым обращаться ко мне по церковным делам»³⁷¹. Заявление такого же содержания он подал и в епархиальное управление.

Только один из Волынских викарных архиереев Епископ Староконстантиновский и Изяславльский Иаков (Немоловский) принял сторону обновленцев.

31 января 1925 года на заседании Волынской губернской межведомственной комиссии по делам об обществах и союзах (МЕКОСО) были утверждены уставы Изяславльского и Староконстантиновского викарных церковных управлений.

В постановлении комиссии было сказано: «В связи с образованием Волынского епарх. церковного управления на состоявшемся 29–31 декабря 1924 г. губ. епарх. съезде, на котором было постановлено, что Волынское церк. управление подчиняется высшему церковному управлению – Харьковскому обновленческому Синоду – уставы Изяславльского и Староконстантиновского викариальных церковных управлений утвердить»³⁷².

6 и 9 февраля Епископ Максим вёл переговоры с членами избранного съездом епархиального управления, которые об этом очень его просили и обещали отказаться от признания Харьковского обновленческого Синода. О перипетиях этих переговоров был составлен акт. Так как он очень интересен, приведём его полностью. В этом документе под «другими», с которыми владыка Максим советовался между двумя встречами, нужно понимать архимандрита Аркадия (Остальского) и его единомышленников.

«1925 года, м. февраля, 9 дня. Мы, нижеподписавшиеся, временно управляющий Волынской епархией Епископ Полонский Максим, Епископ Коростенский Леонтий и избранные членами епархиального управления протоиереи г. Житомира – А. Г. Викторовский, А. Д. Поникаров и К. И. Левитский и священник м. Левкова А. А. Хотовицкий, собравшись сего числа в помещении Волынского епархиального управления, имели суждение о том, возможно ли и на каких условиях в дальнейшем будет функционировать епархиальное управление, ввиду заявления Епископа Максима о том, что он не может управлять епархией с епархиальным управлением, избранным епархиальным съездом, признавшим Всеукраинский Священный Синод высшим церковно-административным органом управления на Украине, и будет единолично управлять той частью епархии и тем духовенством, которое его признает своим Епископом и которое будет к нему обращаться. Епархиальному Управлению предлагалось Епископом Максимом пригласить Епископа Иакова Староконстантиновского или Епископа Александра Бердичевского, до приезда же их председательствование передавалось протоиерею А.Г. Викторовскому.

Избранные епархиальным съездом члены епархиального управления заявили, что они могут работать в епархиальном управлении, согласно полученных ими полномочий от съезда, т. е. только в контакте со своими Епископами. Епархиальное управление без председательствования Епископа они считают неканоническим, а открытие другого управления вне Епископа, которому принадлежит управление епархией, считают невозможным и нецелесообразным, так как это внесёт ещё большую смуту, большее разделение в епархии. Все они сторонники объединения, но не разъединения и очень скорбят о том, что часть духовенства, главным образом г. Житомира, именующая себя меньшинством, вместо умиротворения церковной жизни задалась целью ещё более углублять раскол.

Для объединения и умиротворения церковной жизни члены епархиального управления предлагали на основании имеющихся данных следующую компромиссную резолюцию: «Вследствие постановления Волынского епархиального съезда православного духовенства и мирян от 29–31 декабря 1924 года (протокол № 5) о признании Всеукраинского Священного Синода высшим церковно-административным органом управления на Украине, Волынское епархиальное управление, как избранное этим съездом, не сможет отменить постановления епархиального съезда о признании Всеукраинского Священного Синода высшим церковно-административным органом управления на Украине, а должно работать согласно постановления епархиального съезда. Но ввиду заявления временно управляющего Волынской епархией председателя епархиального управления Епископа Максима о том, что он не согласен с постановлением епархиального съезда относительно Синода, и при таких условиях не может председательствовать в епархиальном управлении, и как управляющий епархией будет управлять единолично той частью епархии, которая будет к нему обращаться – епархиальное управление должно или ликвидировать себя, на что оно не имеет права, или работать без управляющего епархией Епископа, что будет не канонично. Принимая же во внимание разъяснение Патриарха Тихона о том, что Харьковский Синод, как образовавшийся самочинно, без благословения Патриарха, вопреки определения Всеукраинского и Всероссийского Церковных Соборов 1918 г. о высшем церковном управлении на Украине [отд. 1 п. а) положения о сем управлении], не каноничен, – епархиальное управление, в целях умиротворения и объединения всей епархии в одно управление, считает нужным воздержаться от сношений с Синодом до более детального выяснения вопроса относительно каноничности организаций Всеукраинского Синода и о его ориентации, до этого же времени продолжать работу епархиального управления, как было прежде до съезда. В случае же получения от Синода каких-либо бумаг, поступать так – бумаги информационного характера принимать к сведению, и в потребных случаях сообщать духовенству епархии как информацию; бумаги же требующие получения с мест сведений, могущих быть полезными епархии (как, например, последняя бумага о возможности восстановления монастырей для помещения там разошедшихся по всей епархии монахов), передавать для исполнения избранному епархиальным съездом уполномоченному Священного Синода священнику Александру Хотовицкому, которого считать неуполномоченным Священного Синода, а уполномоченным епархиального Синода или Волынской епархии для сношений с Харьковским Синодом и гражданскими учреждениями; бумаги же касающиеся канонических и догматических вопросов, а также внутреннего уклада церковной жизни оставлять без исполнения. Постановление это огласить на ближайшем епархиальном собрании или на пленуме епархиального управления, а до этого сообщить духовенству епархии чрез уездные управления и о.о. благочинных». (Резолюция эта была предложена ещё на совещании 6 февраля, и тогда Епископ Максим заявил, что эта резолюция, может быть, будет для него приемлема, но прежде посоветуется с другими, потому совещание было прервано до 9 февраля).

Вследствие указания Епископа Максима на то, что в приведённой резолюции есть указание на сношение с Синодом, что для него не приемлемо, члены епархиального управления решили выкинуть ту часть резолюции, в которой говорилось о бумагах, получаемых из Синода. Когда это было сделано, то Епископ Максим заявил, что он, вообще не имея ничего против личностей членов епархиального управления, не может работать в епархиальном управлении, так как в его уставе говорится о признании Синода, – устав же изменить сейчас нельзя.

Тогда было указано на то, что до съезда Епископ Максим находил возможным работать с епархиальным управлением при том же уставе два месяца. Затем указывалось на то, что члены епарх. управления избраны съездом под председательством Епископа Максима, и им тогда не заявлено было протеста как против личностей членов епархиального управления, так и против епархиального управления вообще, и не заявлено было на епархиальном съезде об отказе председательствовать в епархиальном управлении избранного состава.

Наконец, указывалось также на возможность частных совещаний по делам управления с доверенными лицами епархии, избранными съездом членами епарх. управления, но на это не было обращено внимания.

Ввиду выяснившейся невозможности придти к какому-либо решению и категорического отказа Епископа Максима от совместной работы с избранным епархиальным съездом епархиальным управлением, епархиальное управление считать временно нефункционирующим и избранных епархиальным съездом членов епархиального управления свободными от ответственности по епархиальному управлению и вообще по делам управления епархией.

О постановлении этом немедленно доложить Преосвященному Аверкию, Епископу Волынскому и Житомирскому, и в отдел культов при Вол. губ. адм. отделе.

Сие постановление сообщить духовенству епархии чрез уездные управления и о. о. благочинных»³⁷³.

В сводке губернского отдела ГПУ от 10 марта 1925 года сообщалось:

«По словам братчиц, [архимандрит] Аркадий задался целью отомстить тому духовенству, которое намерено перейти к обновленцам, и в этом направлении будет вести свою агитацию в проповедях. [Архимандрит] Аркадий сильно восстаёт против священников Поникарова, Иванова и Бурчака (настоятель Михайловской церкви протоиерей Николай Бурчак-Абрамович – сост.). [Архимандрит] Аркадий называет их изменниками Христовой веры и пользуется поддержкой [Епископа] Максима. Посещаемость церквей теперь уменьшилась, посетителями являются главным образом старые бабы и братчицы...»³⁷⁴.

Конечно, «целью отомстить» архимандрит Аркадий не задавался. Православные верующие отказывались посещать храмы, в которых служили обновленцы.

В это время в Житомир приезжает Епископ Иаков (Немоловский) для возглавления епархиального управления. Сразу же на защиту обновленчества было выпущено тиражом 500 экземпляров обращение, озаглавленное: «Православному духовенству и верующим Волынской епархии», подписанное председателем Волынского епархиального управления Епископом Иаковом и членами управления протоиереями Афанасием Викторовским, Александром Поникаровым и иереем Александром Хотовицким³⁷⁵.

В это смутное время о. Аркадий не забывает ободрять своих духовных чад. 15 апреля он дарит рабе Божией Татиане свою фотографию с автографом:

«На молитвенную память Татьяне Миньковой.

Только Христос услаждает наши скорби, только Он навсегда излечивает наши душевные раны; посему только на Него возложим всю нашу надежду.

С любовью Арх. Аркадий»³⁷⁶.

30 апреля, наконец, возвратился в Житомир Епископ Аверкий³⁷⁷.

В день его приезда духовенство благочиннических округов бывшего Житомирского уезда и члены епархиального управления собрались в Крестовоздвиженской церкви для выборов делегатов на Всеукраинский поместный собор, созываемый 17 мая обновленческим Синодом. Собравшиеся, узнав о приезде владыки Аверкия, просили его прибыть на собрание, но тот отказался, заявив, что «он не может принять участия в собрании и, не ознакомившись с положением дела, не может благословить этого собрания».

После такого заявления владыки Аверкия собрание постановило: «Избрать депутатов на Всеукраинский Поместный Собор в количестве четырёх человек, двух от клира и двух от мирян, но посылать их как полноправных членов Собора только в том случае, если будет дано на это благословение Епископа Аверкия, в противном случае посылать их как информаторов для ознакомления с положением церковных дел на Соборе»³⁷⁸. Но Епископ Аверкий так и не благословил делегатов на поездку, и они поехали туда как информаторы, а один из них отказался ехать³⁷⁹.

Некоторое время Епископ Аверкий занимал как бы неопределённую, срединную позицию. Протоиерей Александр Поникаров даже писал в город Новоград-Волынский протоиерею Владимиру Захарьевичу: «Епископ Аверкий не выявляет своего лица – ожидает»³⁸⁰.

Но, в конце концов, в октябре 1925 года Епископ Аверкий заявил членам епархиального управления об отказе подчиняться обновленческому Синоду³⁸¹. Тогда члены епархиального управления ходатайствовали перед Синодом о назначении на Житомирскую кафедру епископа-обновленца³⁸². Обновленческий Всеукраинский Священный Синод определением от 23 ноября 1925 года постановил: «Назначить епископа Белоцерковского Павла (Циприановича – сост.) на Житомирскую кафедру, освободив его от управления Белоцерковской епархией, с тем, чтобы он имел врем. местопребывание в г. Новоград-Волынске. Преосвященному епископу Павлу поручить формирование врем. Житомирского епарх. управления с введением в состав его пленума членов настоящего Житомирского епарх. управления»³⁸³.

Новоград-Волынское викариальное управление в декабре 1925 года писало в Волынское епархиальное управление, что оно считает необходимым «командируемого Харьковским Синодом епископа считать своим только после избрания его каноническим путём епарх. съездом духовенства и мирян»³⁸⁴.

Этот съезд состоялся в Житомире 26 февраля 1926 года. Будто бы «для присутствия на нём и информационного доклада Свящ. Синодом был командирован Преосвященный Павел, Епископ Белоцерковский. <...> Съезд, заслушав доклад Преосвященного Еп. Павла, постановил: «Благодарить Преосвященного Павла за информацию. Считать, что Свящ. Синод содержит самое чистое православие, и что непризнание многими верующими Свящ. Синода имеет своей причиной неведение Синода и страх перед тем, где нет страха». <...> Самым животрепещущим вопросом для епархии было избрание правящего архиерея. Съезд попытался привлечь к церковно-синодальной работе на Волынской кафедре бывшего здесь Еп. Аверкия, уклонившегося в тихоновщину, с тем, чтобы он вновь возвратился в общение и подчинение Всеукраинск. Свящ. Синоду, для чего была послана к нему депутация. В случае отказа Еп. Аверкия, съезд постановил усерднейше просить Преосвященного Еп. Павла взять на себя управление епархией, будучи убеждён, что при настоящих условиях Волынской церковной жизни, только он один может объединить и организовать епархию. <...> Еп. Аверкий отказался от сделанного ему съездом предложения. <...> В результате съезд обратился в Свящ. Синод с ходатайством об утверждении Преосвящен. Еп. Павла управляющим Волынской епархией. Свящ. Синод утвердил это избрание и определил Преосвящ. Павлу быть правящим архиереем Волынской епархии»³⁸⁵.

Так «оформили» обновленческого епископа.

Резкая политика Епископа Аверкия в отношении обновленчества встретила поддержку архимандрита Аркадия (Остальского), который считал, что теперь его миссия в Житомире закончена.

В 1925 году возвратилась в Житомир княгиня Наталья Ивановна Оржевская со своей племянницей Натальей Сергеевной Шаховской. Княгиню Наталью Оржевскую члены Свято-Николаевского братства избирают председательницей братства³⁸⁶. Настоятелем Игнатьевской церкви становится протоиерей Юлиан Красицкий, с того времени получивший звание братского священника, имея на это благословение как Епископа Аверкия, так и архимандрита Аркадия³⁸⁷.

О. Аркадий со своей матерью Софьей Павловной, к тому времени уже постриженной в монашество с тем же именем, переезжают в Москву.

В Москве они остановились в доме Пелагии Михайловны Назаровой, жившей на Селезнёвской улице вблизи Пименовского храма, прихожанами которого было её благочестивое семейство. В доме Пелагии Михайловны о. Аркадий со своей матерью останавливался и раньше, во время предыдущих кратковременных приездов в Москву, и именно её дом был избран для проживания будущим священномучеником³⁸⁸.

Патриарший Местоблюститель Митрополит Крутицкий Пётр (Полянский, священномученик, † 1937, память 27 сентября /10 октября), вступивший в управление Русской Православной Церковью после преставления Святейшего Патриарха Тихона по завещанию последнего, назначает архимандрита Аркадия священником Пименовского храма в Новых Воротниках, в котором уже служили настоятель протоиерей Николай Бажанов († 1960) и иерей Иоанн Плеханов (священномученик, † 1938, память 12/25 марта).

Владыка Пётр был действительно достойным преемником Святейшего Патриарха Тихона, ведя в столь нелёгкое лукавое время церковный корабль. Митрополит Пётр даже в то время старался поднять церковную дисциплину. В сентябре 1925 года он издаёт два циркуляра «о.о. благочинным и настоятелям храмов г. Москвы и Московской епархии».

Вот они:

«В целях поднятия церковной дисциплины, предлагается к неуклонному руководству нижеследующее:

1) О.о. благочинным по всем вопросам церковной жизни, непредусмотренным существующими церковными положениями, обращаться за руководственными разъяснениями к местному архиерею.

2) О.о. настоятелям находиться в субординационном отношении к своему благочинному, исполняя его распоряжения и предложения, как основанные на постановлениях подлежащей церковной власти; все дела и ходатайства, направляемые на архиерейское благословение, предварительно представлять на рассмотрение и заключение местного благочинного; обо всех изменениях в приходской жизни (например, избрание нового приходского совета и старосты) и в жизни клира (закрытие и открытие вакансий, избрание просфорниц и т.п.) ставить в известность благочинного.

3) Вторым священникам в храмах и священникам на вакансиях, где таковые есть, не присваивать себе прав настоятелей, назначаемых местным архиереем, и не распоряжаться в приходе, как таковым; младшим членам притча следовать указаниям настоятеля храма и находиться у него в послушании. Совмещение членами причта посторонних обязанностей не освобождает их от ответственности за аккуратное исполнение ими своих обязанностей по храму. Настоятелям вменить в обязанность наблюдать за тем, чтобы отцы диаконы в воскресные и праздничные дни служили с приготовлением, чтобы члены причта являлись в храм в одеждах, присвоенных их сану, и чтобы архиерейское богослужение в храмах устраивалось с ведома о.о. настоятелей.

Констатируя с великою скорбью случаи нарушения дисциплины в жизни клира, в предотвращение их прошу отцов благочинных, настоятелей храмов и других членов причта: «любовью служите друг другу» (Гал.5:13), стараясь «сохранять единство духа в союзе мира» (Еф.4:3)»³⁸⁹.

«С некоторого времени во многих храмах г. Москвы и Московской епархии замечается введение различных, часто смущающих совесть верующих, новшеств при совершении богослужения и отступление от церковного устава вообще. Как на пример этого можно указать:

1) совершение литургии при открытых царских вратах иногда с устройством торжественной встречи и облачением среди храма;

2) опущение молений об оглашенных на литургии;

3) чтение Евангелия на литургии лицом к народу;

4) употребление неположенных обращений к молящимся пред чтением Евангелия, вроде «Христос с нами» и др.;

5) совершение всенощного бдения среди храма, нередко с кафедры;

6) совершение всенощной под 13-е сентября по пасхальному чину;

7) совершение литургии Иоанна Златоуста Великим постом в дни, не положенные по уставу;

8) совершение утрени Великой пятницы (страсти Господни) в посты Успенский и др.;

9) совершение пассий не по уставу и не в обычное время;

10) запоздалое совершение так называемого чина погребения Богоматери (позднее 16 августа);

11) совершение вечерни в Великую пятницу не в установленное уставом время (не в 3 часа по полудни, а позднее);

12) совершение всенощной под Великую субботу с обнесением плащаницы вокруг храма;

13) введение в богослужебную практику русского языка;

14) употребление произвольных возгласов и молитв;

15) произвольное сокращение и изменение богослужебного последования в ущерб молитвенному и праздничному содержанию (выпуск части стихир, канонов, антифонов, в которых картинно и живо изображается Царство Божие, богоугодная жизнь святых, высокая и неизменная радость о Господе даже среди скорбей, – в результате чего остаются только обломки церковного последования).

Я решительно заявляю о недопустимости этих и подобных явлений в церковно-богослужебной практике и возлагаю на обязанность о.о. благочинных неослабное наблюдение в подведомственных им храмах за уставным совершением богослужений, без всяких отступлений от богослужебного чина. Напоминаю, что в своё время, и не так давно, Московское епархиальное начальство в целях введения единообразия и уставности распубликовало «единообразный чин богослужения для приходских храмов». Предлагаю этот чин к неуклонному исполнению и предупреждаю, что упорствующие новаторы будут подвергнуты мною взысканиям»³⁹⁰.

10 декабря 1925 года Митрополит Пётр был арестован. Начался период его двенадцатилетних лишений, окончившийся мученическим венцом. В ожидании своего ареста, он 6 декабря письменным распоряжением поручил временно исполнять обязанности Патриаршего Местоблюстителя Митрополиту Нижегородскому Сергию (Страгородскому), который 14 декабря принял на себя обязанности по управлению Русской Православной Церковью³⁹¹.

Служа и непрестанно проповедуя в Пименовском храме, архимандрит Аркадий быстро влился в приходскую жизнь. Его вдохновенные беседы и проповеди с неопровержимыми доказательствами бытия Божия многих безбожников привели к вере. Эти беседы и проповеди в машинописном варианте прихожане храма давали на прочтение неверующим родным и знакомым.

Также о. Аркадий писал и редактировал тексты акафистов. Например, он составил акафист преподобному Пимену Великому, в честь которого именовалась церковь, где он служил. В честь при. Пимена был освящён один из приделов. Главный же престол Пименовского храма был освящён в честь Живоначальной Троицы, второй придел – в честь Владимирской иконы Божией Матери.

Екатерине Сергеевне Рудольф, дочери своей хозяйки Пелагии Михайловны Назаровой, архимандрит Аркадий подарил свою фотографию со следующим автографом:

«На молитвенную память дорогой во Господе Екатерине Сергеевне.

Сам Христос да будет покровом, защитой и наставником Вашим.

С любовью А. Аркадий

27 марта 1926 г.»³⁹².

Другой духовной дочери он написал пожелание, которое в такой же степени относил и к себе:

«Не тот блажен, кто хорошо начинает, но кто хорошо кончает подвиг свой. Посему подвиг покаяния и борьбы со страстями должен быть пожизненным»³⁹³.

О духовном состоянии архимандрита Аркадия в то время могут свидетельствовать его же слова, записанные в беседе «Чувство любви и стремление к идеалу, как доказательство бытия Божия»: «Моё сердце, исходящее от Бога, в то же время и создано для Него; один только создавший его Бог и может наполнить его; в Нём только оно найдёт свой мир; Он только один удовлетворит его»³⁹⁴.

Осенью 1926 года украинские архиереи обдумывали и обговаривали вопрос о необходимости тайно рукоположить новых Епископов. Для согласования Епископ Радомысльский Сергий (Куминский), имевший постоянное местопребывание в Киеве, послал в Харьков, тогдашнюю столицу Украины, доверенное лицо. В Харькове без права выезда проживали тогда многие архиереи. Посланный человек встретился с Епископами Макарием (Кармазиным, священномучеником, † 1937, память 20 ноября / 3 декабря), Константином (Дьяковым, священномучеником, † 1938, прославлен УПЦ, память 19 мая / 1 июня) и прочими архиереями. Предложенные Епископом Сергием кандидатуры были одобрены. Избрание кандидатов тогда происходило в Харькове, а акты, подписанные Епископами Украины, утверждались Заместителем Местоблюстителя Патриаршего Престола Митрополитом Сергием (Страгородским). Как избрание, так и хиротония новых Епископов совершались конспиративно, без предварительного оповещения властей. Среди предложенных кандидатур новых Епископов было и имя архимандрита Аркадия (Остальского)³⁹⁵. Как выдающегося проповедника и лицо, наиболее разбирающееся в миссионерских вопросах, было предложено рукоположить его в сан Епископа Лубенского, викария Полтавской епархии, для борьбы с Лубенским расколом, вместо арестованного успешно боровшегося с этим расколом другого викария Полтавской епархии – Епископа Прилукского Василия (Зеленцова, священномученика, † 1930, память 25 января / 7 февраля)³⁹⁶, в помощь престарелому Архиепископу Полтавскому и Переяславскому Григорию (Лисовскому).

Здесь необходимо сделать отступление и коснуться церковной жизни Полтавской епархии тех лет, чтобы понять какие обстоятельства привели к возникновению Лубенского раскола.

В начале мая 1917 года в Полтаве проходил чрезвычайный Полтавский епархиальный съезд духовенства и мирян. В то время по всей России происходили низвержения архиереев. Полтавский губернский комитет 12 апреля также постановил удалить Епископа Полтавского и Переяславского Феофана (Быстрова) из епархии, предварительно предложив ему добровольно удалиться на покой³⁹⁷. Созванный для этой цели епархиальный съезд, напротив, единогласно постановил выразить доверие владыке Феофану³⁹⁸. На этом съезде было образовано постоянное совещание при Епископе, которое, будучи органом совещательным, в то же время было наделено съездом большими, чем консистория, правами. Члены этого совещания должны были избираться на епархиальном съезде, а не назначаться Епископом, что уже само по себе делало их независимыми от него. Съезд избрал председателем этого постоянного совещания настоятеля полтавской кладбищенской церкви протоиерея Феофила Булдовского, произнёсшего на съезде речь о необходимости «украинизации» Церкви и совершения богослужений на украинском языке. Протоиерей Феофил по своим политическим воззрениям являлся крайним украинским националистом³⁹⁹.

С 15 по 18 июня того же года под председательством владыки Феофана состоялся очередной 26 епархиальный съезд, на котором был поднят вопрос об отношении Полтавской епархии к автономии и автокефалии Украинской Церкви. По результатам доклада были сформулированы следующие выводы:

«1) История не даёт никаких оснований для обособления церковного.

2) Автокефалия ослабит силу Церкви, поставив её в зависимость от светской власти, и лишит её солидарности с Православной Церковью Русской.

3) История, однако, не устраняет возможности установления более или менее широкой автономии».

На основании этих выводов съезд принял следующее постановление:

«1) Епархиальный съезд духовенства и мирян Полтавской епархии единогласно высказался против автокефалии Украинской Церкви, желая сохранить единение духа в союзе мира с Церковью Русской.

Отвергая автокефалию церковную, епархиальный съезд не возражает против автономии Украинской Церкви, считая её неизбежной и необходимой ввиду различий и особенностей бытовых, а также ввиду особых условий текущего момента»⁴⁰⁰.

Состоявшийся в Киеве в 1918 году поместный Всеукраинский Православный Собор архипастырей, пастырей и мирян определил признать Украинскую Православную Церковь автономной, т.е. самоуправляющей во внутренних церковных делах по своим законам. Собор составил правила, разъясняющие это самоуправление, по которым высшим церковно-законодательным органом Украинской Православной Церкви должен был быть поместный Собор из правящих и викарных Епископов и избранных на уездных собраниях членов клира и мирян, созываемый один раз в три года. Непрерывно действующий исполнительный орган этого поместного Собора – Священный Собор всех правящих Епископов Украины, собирающийся три раза в год и Высшее Церковное управление – постоянно действующий совет под председательством Митрополита всея Украины.

Таким образом, самостоятельная в управлении автономная Украинская Православная Церковь сохранила связь с Российской Церковью лишь в особе Патриарха или его Заместителя (Местоблюстителя), за которым осталось право утверждать Всеукраинского Митрополита, избираемого Украинским поместным Собором, благословлять Епископов, избранных и поставленных Собором Епископов Украины, и право высшего апелляционного суда над Епископами украинских епархий, т.е. право принимать жалобы на Митрополита или Епископов от недовольных решением суда Епископов Украины. Это определение, как и прочие решения этого Собора, были утверждены Святейшим Патриархом Тихоном⁴⁰¹.

В 1919 году Полтавская духовная консистория была заменена епархиальным управлением, председателем которого был избран протоиерей Феофил Булдовский. Занимая эту должность, он старался не допускать к служению в Полтавской епархии священников, прибывающих из российских епархий⁴⁰².

Вскоре полтавский владыка Феофан (он был единственным архиереем на всю епархию) оставил Полтаву, уехав с добровольческой армией сначала на Юг России, а потом и за границу. В это же время (с 1917 года) в Ахтырском монастыре проживал пребывавший на покое бывший Тульский Архиепископ Парфений (Левицкий), украинофил, по поручению Св. Синода возглавлявший комиссию по переводу Священного Писания на украинский язык. За сделанный им в своё время перевод он получил благодарственный рескрипт от Великого Князя Константина Константиновича. Кроме того, на средства почитавших владыку Парфения московских купцов (в одно время он был викарием Московской епархии), на родине владыки, в селе Плешивец Гадяцкого уезда Полтавской губернии, был выстроен величественный храм, выдержанный в старинном казацком стиле, а также архиерейские покои. Император Николай II подарил храму старинную икону. Всё это показывает, как благожелательно дореволюционная власть – и светская и духовная – относилась к украинской культуре, не вмешивая в это отношение никаких политических мотивов.

И так как в то время не было иной подходящей кандидатуры, временное управление епархией Святейший Патриарх Тихон поручает Архиепископу Парфению. Возглавив Полтавскую епархию, владыка Парфений сблизился с председателем епархиального управления протоиереем Феофилом по сродным им националистическим взглядам. И даже по приглашению последнего иногда совершал богослужения на украинском языке в полтавской кладбищенской церкви, настоятелем которой был о. Феофил⁴⁰³.

5 мая 1920 года в Киеве «Всеукраïнська церковна рада», презрев слова священномученика Игнатия Богоносца (Епископ Антиохийский, † 107, память 29 января /11 февраля и 20 декабря / 2 января): «Кто не с Епископом, тот и не в Церкви, тот погиб совершенно», объявила автокефалию, отказ подчиняться своему епископату и независимость от Московского Патриархата, т.е. в нарушение церковных канонов сама себя отделила от спасительной Христовой Церкви⁴⁰⁴. Презрев также слова святых отцов о том, что грех раскола не смывается даже мученической кровью, в ответ на увещание Епископа Черкасского Назария (Блинова), викария Киевской епархии, не производить раскола в Церкви, протоиерей Василий Липковский ответил: «Раскол так раскол!»⁴⁰⁵.

Зная, что Архиепископ Парфений сочувственно относится к украинизации, к нему 15 августа того же года прибыла из Киева делегация «Всеукраïнськоï церковноï ради» с просьбой, чтобы он принял автокефалистов по всей Украине под своё архиерейское окормление. В результате переговоров последовала следующая резолюция владыки Парфения: «<...> Ради мира церковного и сохранения в полноте стада Христова, соглашаюсь взять под своё окормление украинские православные приходы, которые составляют и будут составлять Всеукраинский союз православных приходов, основанный в городе Киеве»⁴⁰⁶.

Приняв автокефалистов под своё попечение, Архиепископ Парфений за сравнительно короткий срок рукоположил для них более тридцати священников, благодаря чему движение приняло ещё более широкий размах. В то же время, о своём поступке Архиепископ Парфений пишет Святейшему Патриарху Тихону. Называя себя «послушным сыном» Святейшего Патриарха, он уверяет Святейшего, что взял под своё попечение движение автокефалистов только ради мира церковного, и чтобы удержать их в лоне Русской Православной Церкви и в подчинении Патриарху⁴⁰⁷.

Но гордые автокефалисты не пожелали быть в лоне Церкви. 22 мая 1921 года они собрали в Киеве «Великi микiльскi збори», куда съехались запрещённые в священнослужении за непослушание своим правящим Епископам священники и миряне, которые назвали себя «Всеукраинским собором». Этот самозваный «собор» определил, что церковные каноны не являются для раскольников обязательными, потому что, по их мнению, они утратили уже жизненное значение. Они постановили подчиняться только «Всеукраïнськiй церковнiй радi», которую признали высшим органом церковного управления на Украине. Лжесобор, откинув своих законных Епископов, но, желая иметь иных, вынес следующее, противоречащее церковным канонам и почти двухтысячелетней церковной традиции, определение: «Епископат украинской православной автокефальной соборноправной церкви благословением Божиим и волею церкви является носителем божественной благодати; он должен быть <...> первым между равными членами церкви. Кандидаты в епископы могут избираться как из духовенства, так и из мирян; брачное состояние не служит препятствием к получению сана епископа»⁴⁰⁸. Автокефалисты единогласно избрали «Киевским митрополитом» Архиепископа Парфения (Левицкого), а его заместителем – Епископа Антонина (Грановского), впоследствии обновленческого «митрополита» Московского, председателя обновленческого «Высшего церковного управления» и почётного председателя «Всероссийского собора» 1923 года⁴⁰⁹.

Однако Архиепископ Парфений не разделял позицию сепаратистов. Он выпустил воззвание, в котором официально выразил своё отрицательное отношение к нарушителям церковных канонов. В этом воззвании он открыто отмежевался от автокефалистов и порицал их за антиканонические деяния⁴¹⁰.

Известие о небывалом до сих пор в истории Церкви поступке – «рукоположении» в сан «епископа» протоиерея Василия Липковского (к тому же женатого) и ряда других одними священниками и мирянами, -вызвало бурную реакцию по всем украинским епархиям. У тех, для кого устои Православной Церкви были дороже всего, это событие вызвало чрезвычайное возмущение.

Архиепископ Парфений после совершившегося акта самосвятской псевдохиротонии лжеепископов очень переживал, чувствуя свою вину в попущении сепаратистам. В то время ему было 63 года. Он уже много лет страдал от сахарного диабета и не мог выходить за пределы своей келии. Всеми делами в епархии фактически заправлял председатель епархиального управления протоиерей Феофил Булдовский⁴¹¹.

Среди борцов с самосвятством в Полтавской епархии выделялись три энергичных священника: сам протоиерей Феофил Булдовский, а также настоятель Миргородского Успенского собора протоиерей Николай Базилевский и настоятель Покровского храма в пригороде Полтавы – Павленках – протоиерей Николай Лукьянов. Они выступали на собраниях и произносили с амвона проповеди о том, что самосвяты нарушили основные нормы жизни Церкви⁴¹².

В это время последовал указ Святейшего Патриарха Тихона о том, чтобы епархиальные архиереи выдвигали из местного духовенства достойнейших для посвящения в епископский сан лиц, для назначения их викарными Епископами. Первому, как наиболее достойнейшему, это предложение в Полтаве было сделано протоиерею Гавриилу Коваленко. Но о. Гавриил не счёл себя достойным этой великой чести и отказался⁴¹³.

Тогда Архиепископ Парфений предложил стать викарным Епископом разведённому с женой протоиерею Феофилу Булдовскому. Тот с радостью согласился. Для утверждения своей кандидатуры и совершения архиерейской хиротонии протоиерей Феофил с сопроводительными бумагами выехал в Киев к Экзарху Украины Митрополиту Гродненскому и Брестскому Михаилу (Ермакову) [Митрополитом Киевским, избранным на Всеукраинском Православном Соборе в 1918 году и утверждённым Святейшим Патриархом Тихоном, именовался эмигрировавший за границу владыка Антоний (Храповицкий)]. Митрополит Михаил отрицательно относился к сепаратистам (к числу которых относил и националистически настроенного протоиерея Феофила), и поэтому просьбе о рукоположении протоиерея Феофила в епископский сан отказал. Но согласился с тем, что для престарелого Архиепископа Парфения необходим помощник. Свой выбор Экзарх остановил на наиболее уважаемом и любимом в Полтавской епархии вдовом протоиерее Григории Яковлевиче Лисовском.

До закрытия в 1918 году Полтавского духовного училища протоиерей Григорий Лисовский сорок пять лет состоял его смотрителем, снискав любовь и уважение питомцев и признательность от общества. Строгий к себе, отец Григорий в то же время был снисходительным и ласковым к воспитанникам. За эти сорок пять лет он занимал разные общественные должности в епархии, был председателем эмеритальной кассы духовенства, являлся членом разных просветительных организаций и братств, а также организовывал душеполезные богословские чтения и прекрасно знал епархию⁴¹⁴.

В начале октября 1921 года в Киеве протоиерей Григорий Лисовский после принятия монашества был рукоположен в сан Епископа Лубенского, викария Полтавской епархии. Его архиерейскую хиротонию совершили Экзарх Украины Митрополит Михаил (Ермаков) и викарный Епископ Белоцерковский Димитрий (Вербицкий) Сразу же после хиротонии новопоставленный Епископ прибыл в Полтаву и фактически вступил в полное управление епархией, так как престарелый Архиепископ Парфений становился всё более и более немощным⁴¹⁵.

Преосвященному Григорию, которому в тот момент было уже 76 лет, предстояло взять на себя тяжкий крест управления и защиты Церкви в тот период, когда её со всех сторон осаждали внешние и внутренние враги. С первых же дней святительства ему пришлось столкнуться со всем ужасом начавшегося раскола. Приходы один за другим отпадали от Церкви и становились самосвятскими. Нужна была исключительная выдержка, хладнокровие, мудрость. Любая нетактичность могла только усугубить положение.

После тревожной зимы 1921–1922 годов, в течение которой усилились позиции самосвятства (в связи с прибытием в Лубны самосвятского лжеепископа Александра Ярещенко и передачей раскольникам советской властью части православных храмов), весной 1922 года на Церковь обрушилось новое бедствие – обновленческий раскол. И вряд ли владыка Григорий смог справиться с возложенными на него в это смутное время обязанностями, если бы не его природные, Богом дарованные качества. Отличительной чертой владыки была удивительная мудрость, которая давала ему возможность осторожно вести церковный корабль, лавируя между множеством подводных камней, сохраняя его среди бурь и напастей, отовсюду грозящих Церкви⁴¹⁶.

22 января 1922 года Архиепископ Парфений отошёл ко Господу. В это время Епископ Григорий, отправившийся в поездку по епархии, находился в Лубенском благочинническом округе. Протоиерей Феофил Булдовский возглавил отпевание, в котором участвовало всё городское духовенство. Епископ Григорий с этого момента стал правящим Епископом, продолжая именоваться Епископом Лубенским⁴¹⁷.

В августе 1922 года Экзарх Украины Митрополит Михаил (Ермаков) предполагал созвать Второй Всеукраинский Церковный Собор Епископов, клира и мирян для решения неотложных задач, стоящих перед Православной Церковью на Украине. Но в силу неблагоприятных обстоятельств Собор не мог состояться⁴¹⁸.

Тогда с разрешения советской власти было проведено совещание правящих Епископов Украины. Об этом совещании в письме благочинному первого Миргородского округа протоиерею Антонию Луговскому владыка Григорий впоследствии писал: «В августе 1922 года в Киеве был созван Всеукраинский Поместный Церковный Собор из Епископов, клира и мирян, но состояться он не мог по неблагоприятным условиям времени. Однако, съехавшиеся депутаты <...> добивались разрешения у власти на частные совещания для взаимной информации по вопросам предполагаемых церковных реформ. На этих совещаниях было выяснено: о заключении Патриарха Тихона и лишении его возможности управлять Церковью, о захватных приёмах живоцерковников, о клевете их, будто Патриарх отказался от своих полномочий и передал их главарям «живой церкви», о расширении самосвятства на Украине.

После этого выражено было пожелание (не постановление) о том, чтобы через Преосвященных Епископов было объявлено, что Украинская Церковь отныне стала на путь автокефалии законным каноническим путём (протокол совещания, п. 4).

После этого частное совещание Епископов совместно с членами Церковного управления на заседании своём постановили следующее: «Собрание правящих Епископов Православной Церкви на Украине, обсудив сообщённое ему постановление членов Церковного Собора в количестве 74 человек о том, чтобы Преосвященными Епископами было объявлено, что Украинская Церковь отныне стала на путь автокефалии, то есть полной самостоятельности в делах внутреннего управления, сие объявляет архипастырям, пастырям и всем чадам Православной Церкви на Украине, что разрешение вопроса автокефалии принадлежит компетенции Всеукраинского Церковного Собора, до созыва которого все дела церковно-религиозной жизни на Украине окончательно решаются Священным Собором Епископов всея Украины, от которого одного Преосвященные архипастыри Украины и могут получить распоряжения касательно церковно-религиозной жизни»⁴¹⁹.

На этом же частном совещании были приняты и решения, касающиеся Полтавской епархии:

«а) Ввиду того, что правящий архиерей Полтавской епархии Преосвященный Феофан уже три года как покинул епархию, что осуждается соответствующими правилами Святых Соборов, а временно управляющий епархией Преосвященный Парфений скончался в январе текущего года, правящим Епископом Полтавским утвердить Преосвященного Епископа Лубенского Григория, как уже фактически управляющего епархией в звании викария, с возведением его в звание Архиепископа Полтавского и Переяславского.

б) Ввиду распространения расколов самосвятского и обновленческого необходимо для борьбы с ними увеличить число викариатств Полтавской епархии, доведя их до четырёх:

1) Лубенско-Миргородское,

2) Кобелякское,

3) Пирятинское,

4) Золотоношское.

в) Утвердить следующих намеченных кандидатов в викарные Епископы Полтавской епархии:

1) настоятель собора в Золотоноше Полтавской епархии протоиерей Пётр Михайлович Киреев;

2) настоятель кладбищенской церкви в городе Полтаве протоиерей Феофил Иванович Булдовский;

3) настоятель собора в городе Кобеляках Полтавской епархии протоиерей Николай Васильевич Пирский;

4) архимандрит Феодосий»⁴²⁰.

Решение об увеличении числа викариатств в Полтавской и прочих епархиях было принято на основании выпущенного после ареста Святейшего Патриарха Тихона послания Митрополита Ярославского Агафангела (Преображенского, святителя, исповедника, † 1928, память 3/16 октября), в котором говорилось, что ввиду отсутствия в Москве центральной церковной власти, каждая епархия должна управляться своими архиереями самостоятельно. Естественно, требовалось, чтобы в каждой епархии было несколько Епископов, которые в нужном случае могли составить хотя бы малый Собор для решения важных вопросов. В то время правящие Епископы часто подвергались арестам и ссылкам, поэтому было необходимо, чтобы в епархии всегда имелись викарные Епископы, которые, в случае устранения правящего, могли бы управлять епархией, чтобы избежать анархии.

Ещё раз подчеркнём, что это было частное совещание Епископов, а не Собор, а потому решения его, утверждённые Экзархом Украины Митрополитом Михаилом, были приняты как пожелания для нормализации церковной жизни на Украине. Высказанное пожелание о том, что «Украинская Церковь отныне стала на путь автокефалии» было принято, как тогда мыслилось, чтобы вразумить автокефалистов, провозгласивших автокефалию и отделившихся от Церкви. Поскольку главным поводом к появлению самосвятского раскола было стремление к автокефалии, то совещание решило, что вопрос об автокефалии не может и не должен быть причиной губительного раскола. Поэтому оно высказалось за автокефалию. Кроме того, было вынесено решение призвать к единению самосвятов, которые представлялись заблуждающимися, и отмежеваться от обновленцев, которые в тот момент ещё не казались опасными.

Обстоятельства последующей церковной жизни: арест Экзарха Украины Митрополита Михаила и распространение при помощи ГПУ обновленческого, а позже и Лубенского раскола, показал ошибочность пожеланий совещания.

Совещание Епископов высказало и пожелание о том, что ввиду того, что не хватает кандидатов в Епископы из лиц учёного монашества и нежелания вдовых протоиереев принимать иноческий постриг, на будущее принятие пострига для рукоположения во Епископа не требуется⁴²¹. Это пожелание, как показало время, тоже оказалось ошибочным. Но в Полтаве, сразу же после совещания, оно не встретило возражений.

По поводу вышеприведённых обнародованных совещанием кандидатов, нужно сказать, что владыка Григорий не желал посвящения в епископский сан протоиерея Феофила Булдовского, как лица, сепаратистки настроенного и недостойного этого посвящения. Но этого посвящения добивались приспешники протоиерея и полтавское ГПУ, завербовавшее о. протоиерея своим агентом⁴²². В частных беседах Архиепископ Григорий выражал неудовольствие по поводу предстоящего архиерейства Феофила Булдовского. Опытный старец, видимо, предвидел, какой вред может нанести Церкви этот человек. Епископом Лубенским предлагали быть вдовому протоиерею Николаю Роменскому, второму священнику Кременчугского собора. Но протоиерей Николай не принял это предложение. До назначения в собор он был священником тюремной церкви. Думая, что советская власть будет рассматривать службу в тюремной церкви как преступление, о. Николай сделал попытку эмигрировать, но, не доехав до Одессы, потерял в пути жену, умершую от сыпного тифа, и возвратился домой. Учитывая эти обстоятельства, он посчитал небезопасным для себя принять епископство⁴²³.

Во исполнение решений совещания Епископов Архиепископ Григорий специальной грамотой объявил клиру и пастве Полтавской епархии, что с этих пор все епархии и приходы на Украине будут управляться Собором Епископов всея Украины, что приходы при желании могут переходить на совершение богослужения на украинском языке и, что было принято решение о рукоположении нескольких викарных Епископов. Священники получили от Архиепископа Григория распоряжение спрашивать прихожан, на каком языке они желают слышать богослужение – на украинском или на славянском. Ввиду того, что многие не могли сразу принять окончательного решения, то такие опросы должны были производиться довольно часто – каждые два-три месяца и не реже, чем раз в полгода⁴²⁴.

Вскоре после проведения киевского совещания Епископов была совершена хиротония семидесятисемилетнего вдового протоиерея Петра Михайловича Киреева во Епископа Золотоношского, викария Полтавской епархии. Хиротонию возглавил Экзарх Украины Митрополит Михаил⁴²⁵.

14 января 1923 года за Божественной литургией в полтавском Успенском соборе была совершена хиротония протоиерея Феофила Булдовского в сан викарного Епископа Лубенского и Миргородского. Хиротонию совершали Архиепископ Полтавский и Переяславский Григорий (Лисовский), Епископ Золотоношский Пётр (Киреев) и Епископ Черкасский и Чигиринский Никодим (Кротков, священномученик, † 1938, память 8/21 августа). Накануне, за всенощным бдением, происходило наречение. Поскольку согласно пожеланию киевского совещания Епископов от рукополагаемых не требовалось предварительного иноческого пострига, протоиерей Феофил не пожелал его принять, и при наречении, а также и во время архиерейского исповедания перед литургией, стоял в камилавке, а не в клобуке. После хиротонии он по праву епископства носил архиерейскую мантию⁴²⁶.

15 января происходило наречение во Епископа Кобелякского протоиерея Николая Пирского, а 16 января он был рукоположен во Епископа богоспасаемого града Кобеляки. Хиротонию совершили: Архиепископ Полтавский и Переяславский Григорий, Епископ Золотоношский Пётр и Епископ Лубенский и Миргородский Феофил. Новопоставленному Епископу Николаю было тогда 63 года. Монашества он не принимал, Епископом быть не хотел, а дал согласие на своё рукоположение только при условии, что будет проживать не в Кременчуге, втором по значению городе на Полтавщине, а в Кобеляках, уездном городе Полтавской губернии, где он имел собственный дом, священствовал уже много лет и жил со своей болящей дочерью⁴²⁷.

В феврале в Полтаве была совершена хиротония четвёртого викария, который по предложению совещания Епископов должен был быть Епископом Пирятинским. Хиротонию архимандрита полтавского Крестовоздвиженского монастыря Феодосия (Сергеева) во Епископа Прилукского, а не Пирятинского совершали Архиепископ Григорий и Епископы Феофил (Булдовский) и Николай (Пирский). Но новопоставленный Епископ уже тогда проявил непослушание – отказался ехать в Прилуки, а остался жить в родном монастыре, который в то время был уже закрыт, но действовал как приходской храм⁴²⁸.

Время показало, что викарные Епископы не только не помогли Архиепископу Григорию в столь тяжёлое для Церкви время, а сами, уклоняясь во всевозможные расколы, губили овец стада Христова и приносили только боль и горечь.

Только один из викарных Епископов – Золотоношский Пётр (Киреев) не уклонился в раскол. Но в очень короткое время он отошёл в вечные обители⁴²⁹.

Несмотря на то, что Епископ Феодосий (Сергеев) окончил в 1909 году Киевскую духовную академию со степенью кандидата богословия, он оказался человеком неустойчивым. Спустя несколько дней после хиротонии он отпал в обновленчество, «прихватив» с собой и храм бывшего монастыря, из-за чего большинство монахов разбежалось. Но у обновленцев раскольник пробыл недолго, в сентябре 1924 года он перешёл уже к самосвятам, заявив, что его это направление «больше удовлетворяет», а затем... женился на хористке. А после того, как самосвятское движение пошло на убыль и Феодосий остался не у дел, он вернулся в Православную Церковь и ходил как простой мирянин молиться в одну из православных церквей Харькова, где стоял обычно у главной входной двери и горько плакал⁴³⁰.

Епископ Кременчугский и Кобелякский Николай (Пирский) также оказался ненадёжным и неустойчивым. Осенью 1923 года он поддался шантажу агента ГПУ обновленческого «протоиерея» Виктора Падалки, который напомнил Епископу о его «контрреволюции»: верноподданнической речи Государю Императору Николаю II в 1909 году во время приезда последнего в Полтаву по случаю юбилейных торжеств Полтавской битвы. Запугивания привели к тому, что владыка дал официальную подписку о признании обновленченской церкви, а бывшего тогда у обновленцев «епископа» Феодосия (Сергеева), своим правящим архиереем. Свой поступок Епископ Николай старался скрыть от управляющего епархией Архиепископа Григория и прихожан. Но «нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, чего не узнали бы» (Лк.12:2). Подписка Епископа Николая была предъявлена викариальному съезду, состоявшемуся летом 1923 года в Покровском храме города Кобеляки. Съезд потребовал от Епископа Николая порвать всякие отношения с обновленцами, в частности, с «епископом» Феодосием. Но тот колебался. На следующий викариальный съезд, состоявшийся в Кременчуге осенью того же года, кроме Епископа Николая прибыл ещё один обновленческий «епископ» Матфей (Храмцов), который заявил, что прислан в помощь Епископу Николаю. На это владыка Николай ответил, что никакой помощи ни у кого не просил. Но само отношение его к обновленчеству оставалось неясным. Он старался отмолчаться и публичного покаяния не приносил. Оба съезда решили в обновленчество не переходить и твёрдо заявили о своей верности Православной Церкви⁴³¹.

Из-за двуличной политики Епископа Николая один за другим начали отходить от него духовенство и прихожане. Так, Покровская церковь города Хорола и два благочиннических округа Хорольского уезда перешли в викариатство Епископа Лубенского и Миргородского Феофила (Булдовского). Соборно-Успенскую церковь города Кременчуга и Трёхсвятительскую церковь села Рудки Кобелякского уезда принял по их просьбе в непосредственное ведение Архиепископ Григорий (Лисовский)⁴³².

Священник села Новосельцы Хорольского уезда Григорий Лазуренко на волне недовольства Епископом Николаем объединил вокруг себя одиннадцать общин Хорольского уезда. От этих общин он получил полномочия пригласить истинно православного Епископа в случае, если Полтавская епархия окажется без такового. С этим поручением о. Григорий поехал в Киев, где без избрания и наречения, при живой жене, ночью, от каких-то Епископов сам принял епископскую хиротонию с именем Варлаам. Этим он преподнёс неприятный сюрприз своим поручителям, которые Епископом его так и не признали⁴³³.

Следующий викариальный съезд духовенства и мирян Кременчугского, Кобелякского и Хорольского уездов состоялся в Кременчуге 5–6 марта 1924 года. Почётным председателем съезд единогласно избрал Епископа Кременчугского и Кобелякского Николая. После доклада представителя обновленческого Харьковского Священного Синода «протоиерея» Виктора Падалки, в котором он сообщил о втором московском всероссийском обновленческом соборе, о соборе «епископов» в Харькове и Священном Харьковском Синоде, съезд постановил: «Не признавать обоих этих соборов, равно как и Харьковского Священного Синода, как неканоничных, и не подчиняться их постановлениям и распоряжениям»⁴³⁴. Но отношение к обновленчеству Епископа Николая и после этого съезда оставалось неясным.

Недовольство духовенства и прихожан двуличным поведением Епископа Николая, который «влачил свою мантию от обновленчества к православию и снова к обновленчеству», было слишком велико. Тогда группа духовенства и мирян, порвавшая с Епископом Николаем молитвенное и каноническое общение и принятая правящим архиереем Архиепископом Григорием в своё непосредственное ведение, обратилась непосредственно к Экзарху Украины Митрополиту Михаилу (Ермакову), находившемуся в ссылке в Алма-Ате, с обстоятельным докладом, в котором излагалась причина выхода их из подчинения викарному Епископу Николаю (Пирскому). Последствием доклада было запрещение Епископа Николая в священнослужении⁴³⁵.

Но запрещение было недолгим. Большую помощь в оправдании Епископу Николаю оказал Кременчугский благочинный – митрофорный протоиерей Стефан Кремянский, который всё время призывал не ставить Епископу Николаю в вину его минутную слабость и поверить его утверждениям, что он сразу же порвал с обновленчеством. Митрополиту Михаилу было направлено заявление с большим числом подписей священнослужителей, не порывавших общения с Епископом Николаем. Ответом на это заявление было личное письмо Митрополита Михаила Епископу Николаю, в котором запрещение снималось, как не существующее, вызванное недоразумением⁴³⁶.

Движимый чувством раскаяния, Епископ Николай, в конце концов, в 1925 году принёс публичное покаяние. Во время богослужения он вышел на амвон в простой рясе без панагии и всенародно заявил о своих ошибках и просил у народа прощения⁴³⁷.

В отношении Епископа Феофила (Булдовского) протоиерей Гавриил Коваленко в своём труде «Заметки по истории церковной жизни в Полтаве и Полтавской епархии в период 1920–1934 гг.», замечает, что «Лубенское духовенство сначала не приняло его, но потом с помощью ГПУ дело было улажено. Для ГПУ он был свой человек и делал их дело»⁴³⁸.

В целях борьбы с автокефальным и обновленческим расколами по благословению Архиепископа Полтавского и Переяславского Григория в Успенском кафедральном соборе и Сретенском храме г. Полтавы летом 1923 года (после праздника Успения Пресвятой Богородицы) и зимой 1924 года совершались всенощные, в буквальном смысле этого слова, бдения, то есть службы, продолжавшиеся целую ночь. На них к обычно положенным на всенощной чтению и пению присовокуплялись особые молитвы о ниспослании мира церковного, а также акафисты Спасителю, Богородице и Ангелу Хранителю. Во время этих всенощных бдений произносились содержательные проповеди и поучения. Служба начиналась в восемь часов вечера и заканчивалась к семи часам утра. Потом сразу же служилась Божественная Литургия. Возглавляли эти богослужения Архиепископ Григорий и Епископ Феофил. Было совершено несколько таких бдений. На эти богослужения собирались ревнители православия со всей Полтавы⁴³⁹.

После отпадения викарных архиереев в расколы Епископ Феофил (Булдовский) настоятельно рекомендовал Архиепископу Григорию поставить викарным Епископом своего друга, архимандрита Золотоношского монастыря Сергия (Лабунцева) на место умершего Епископа Петра (Киреева). В начале 1924 года архимандрит Сергий был рукоположен во Епископа Золотоношского и Пирятинского⁴⁴⁰.

Выполняя «рекомендации» ГПУ, которые совпадали с его личными убеждениями, Епископ Феофил усиленно боролся за автокефалию Украинской Православной Церкви – будто бы единственного пути спасения её от расколов и нестроений. Он сумел внушить Архиепископу Григорию, что для Украинской Церкви автокефалия может стать средством исцеления многих церковных расколов, выбивая из-под ног раскольников тезис о том, что церковное руководство отказывается выполнять пожелание об автокефалии Киевского совещания Епископов 1922 года. На самом деле, как мы знаем, раскол произошёл ещё задолго до вышеуказанного епископского совещания. Реализация же автокефалии каноническим путём могла быть осуществлена только Всероссийским Поместным Собором, а созвать его советская власть не разрешала.

В результате, Архиепископ Григорий принял следующее решение: поскольку Киевское совещание Епископов высказалось по вопросу об автокефалии положительно, то согласно церковным канонам она может быть получена только одним путём – через согласие на это Матери-Церкви. Поэтому необходимо, чтобы решение о её провозглашении было обнародовано хотя бы устами Предстоятеля Российской Православной Церкви, Святейшего Патриарха Тихона⁴⁴¹.

С этой целью в Москву к Святейшему Патриарху в сентябре 1924 года выехала специальная делегация из лиц, особенно добивающихся и желающих автокефалии: Епископа Феофила и двух его сподвижников – протоиерея Николая Базилевского, настоятеля Успенского собора в городе Миргороде, и благочинного Прилукского округа – протоиерея Виталия Тарасевича. Конечно, странно, что автокефалию просила не вся Украинская Православная Церковь, а только отдельные личности из Полтавской епархии. Прибывшая делегация получила аудиенцию у Святейшего Патриарха Тихона⁴⁴².

О результатах этой поездки в письме благочинному первого Миргородского округа протоиерею Антонию Луговскому Архиепископ Григорий впоследствии писал: «<...> По нашему поручению [Епископ Феофил] в сентябре 1924 года ездил в Москву к Патриарху вместе с двумя протоиереями для выяснения отношения Патриарха к автокефалии Украинской Церкви и по своему личному делу. Причём, по первому вопросу Патриарх выразил свою полную солидарность с совещанием Украинских Епископов (1922 г.), т.е., что он принципиально ничего не имеет против автокефалии Украинской Церкви, если она будет принята следующим Церковным Собором, объявление же им таковой, помимо Собора, выходит за пределы патриарших полномочий, и при создавшемся расстройстве церковной дисциплины это повело бы к новым расколам»⁴⁴³.

Известно и о таком эпизоде, произошедшем во время аудиенции у Святейшего Патриарха. Когда Епископ Феофил, отличавшийся невоздержанным характером и наклонностью к авантюризму, особенно рьяно доказывал Патриарху необходимость немедленного провозглашения автокефалии и выказал свой буйный нрав, грозя в случае, если Патриарх сейчас же не дарует Украинской Церкви автокефалию, расколом, Святейший Тихон со свойственным ему добродушным юмором взял Феофила за бороду и, потянув к себе, сказал: «Да ты – гайдамак!»⁴⁴⁴

Мудрый старец Святейший Патриарх Тихон хорошо понимал, что провозглашение автокефалии (кроме того, не Собором, а Патриархом, что было выгодно ГПУ, и что оно пыталось добиться с помощью Епископа Феофила) в тот момент, когда Православная Церковь на Украине находилась в бедственном положении, было нецелесообразно. Оторванная от Матери-Церкви, лишенная её поддержки, Украинская Православная Церковь, утесняемая самосвятами и обновленцами, стала бы ещё более слабой. В этот тяжелый момент надо было стремиться к единству, а не к разделению.

Вернувшись в Лубны, опальный Епископ Феофил отправился советоваться в местное ГПУ, как ему дальше быть. Лубенский окружной отдел ГПУ запросил Харьков. В результате, в декабре 1924 года был издан циркуляр Государственного политического управления УССР, подписанный начальником секретной особой части ГПУ УССР товарищем Карлсоном, начальником секретного отдела секретной особой части ГПУ Горожаниным и уполномоченным третьей группы секретного отдела Кариным. Вот этот циркуляр:

«За последнее время со стороны тихоновщины (так советская власть называла Православную Церковь – сост.) замечается сильное стремление легализоваться. В связи с этим в их среде намечаются различные точки зрений по вопросу о том, в какой форме легализация может быть достигнута, так как для них ясно, что таковая не может быть достигнута в том виде, в каком они существуют теперь.

Указанное стремление нам необходимо во что бы то ни стало использовать и указать тихоновцам путь, который мог бы их привести к легализации и изменению взгляда гражданской власти на них, как на контрреволюционную группировку.

Конечно, этот путь должен быть прежде всего выгоден нам, стремящимся разложить и дискредитировать тихоновщину и из группировок контрреволюционных сделать лояльные соввласти, т.е. подчинить их своему влиянию.

В целях указанного СО ГПУ УССР считает необходимым организовать из среды тихоновцев группировку, которая будет добиваться от Патриарха Тихона полной автокефалии Украинской Православной Церкви (тихоновской, т.к. обновленческая церковь автокефалию уже получила), выставляя перед ним следующие мотивы:

1) Украинская Советская Республика в цепи СССР существует как самостоятельная единица, разрешающая внутренние вопросы жизни независимо от характера разрешения таковых в других республиках, в частности РСФСР. Исходя из этого:

2) Украинская Православная Церковь (тихоновская) должна быть на Украине также самостоятельной, что должно способствовать её развитию.

3) Существующая на Украине Украинская автокефальная церковь самосвятов с каждым днём укрепляется и захватывает всё большую сеть приходов. Поднятию своего авторитета в массах самосвяты обязаны пробуждению революцией национального самосознания украинского народа, и как козырь против тихоновцев, они используют будто бы существующие отрицательные отношения Патриарха Тихона к автокефалии Украинской Церкви, и небезуспешно.

Вот те основные мотивы, которые должны быть выставляемы тихоновцами указанной группировки при требовании автокефалии от Патриарха Тихона.

Теперь о форме, какой можно обещать легализацию тихоновской Церкви и тех требованиях, какие необходимо будет поставить перед тихоновскими священнослужителями, из которых будет состоять указанная группировка.

1) До получения автокефалии от Патриарха Тихона вполне каноничной, никакого разговора о легализации тихоновщины речи быть не может.

2) Получив автокефалию, легализация возможна только при проведении следующей линии:

а) Выявление в какой бы то ни было форме своего отрицательного отношения к использованию Патриархом Тихоном своего церковного положения в целях контрреволюционных.

б) Борьба с суеверием в народных массах, т.е. борьба с различными «чудесами» и т.п., разжигающими фанатизм массы, и элементами, подогревающими указанные явления.

в) Удаление с церковных постов тех церковных служителей, которые по данным органов соввласти являются контрреволюционерами.

Вот та платформа, на которую должна официально стать вновь организуемая группировка из среды тихоновского духовенства.

Практическое осуществление изложенного необходимо начать с вербовки из среды тихоновцев авторитетных священнослужителей, один из которых должен будет тактично поднять вопрос среди остального духовенства о необходимости требования автокефалии от Патриарха Тихона и о возможностях легализации. Конечно, сексот задаст Вам вопрос: «Какая гарантия того, что гражданская власть действительно легализует тихоновщину в такой форме, и что работа будет проделана не впустую».

Ваш ответ должен быть следующий: «Вы, тихоновцы, расцениваете подчинение Патриарху Тихону как пароль благочестия, мы, гражданская власть, считаем это за пароль контрреволюции. Необходимо Вам отмежеваться от Патриарха Тихона вполне каноничным путём, а таким и является путь автокефалии, благодаря которому мы изменим свой взгляд на вас как на к.р. группировку, что даст возможность легализации».

Если сексот поднимет вопрос об автокефалии в среде своего духовенства и укажет, что в такой форме можно будет легализоваться – духовенство также задаст ему вопрос о гарантиях этого. Ответ сексота должен быть такой: «Другая форма невозможна для легализации, о чём давайте запросим отдел культов».

Таким образом, отделу культов необходимо также дать задание, чтобы он правильно ориентировался в случаях, если будет запрошено в частном порядке его мнение, дабы последнее не шло вразрез с Вашей линией.

Изложенное предлагается к руководству и исполнению. В необходимых случаях запрашивайте разъяснений. Результаты работы освещайте в месячных докладах под рубрикой «тихоновская автокефалия»⁴⁴⁵.

Но Епископ Феофил решил действовать ещё решительнее, чем говорилось в вышеприведённом циркуляре. С этого момента он окончательно отделил себя от Православной Церкви.

В цитированном уже выше письме Архиепископ Григорий (Лисовский) писал: «В конце того же [1924] года Епископ Феофил встаёт на путь раскола ещё решительнее. Он порывает единство со мной, как правящим всей епархией, вопреки правилу 14 Двукратного Константинопольского Собора; перестаёт поминать Патриарха, вопреки правилу 15 того же Собора, самовольно вступает в молитвенное общение с мнящим себя автокефальным обновленческим епископом П. Погорилко, рукоположенным обновленческими епископами и не находящимся в молитвенном каноническом общении с православными Епископами, и совместно с ним, вопреки правилу I Вселенского Собора, 19 Апостольскому 13 Карфагенского Собора и вопреки определению Всеукраинского Церковного Собора о Высшем Церковном управлении на Украине (отд. 1 § 2 п. а), без соизволения Священного Собора Епископов Украины дерзнул хиротонисать во епископа Черниговского прот. Сергия Иваницкого, а себя самого объявил автокефальным епископом Полтавским, вопреки 13 правилу Карфагенского Собора. Такое своевольное бесчинное поведение еп. Феофила, сознательно ведущее к церковному расколу на Полтавщине и на всей Украине, вызвало Патриаршее послание на моё имя от 12/25 марта 1925 г., в котором Патриарх предлагает еп. Феофилу «раскаяться в своих антиканонических деяниях, воздержаться от священнослужения и явиться не позднее, чем через месяц, для объяснения, с отзывом правящего Архиепископа о нём, предупреждая, если не явится в указанный срок, то будет произведён суд над ним заочно» (Грам. Патриарха от 12/25 марта 1925 года). К глубокому нашему сожалению, еп. Феофил не оказался на высоте своего епископского достоинства: он не поехал для оправдания себя ни к Патриарху, ни вследствие его смерти, к Патриаршему Местоблюстителю, чем вызвал от 12/25 июня 1925 года вторую запретительную грамоту от Патриаршего Местоблюстителя, Митрополита Петра: «Ввиду того, что Вы пренебрегли призывом к покаянию, обращённым к Вам в Бозе почившим Святейшим Патриархом Тихоном в его грамоте от 12/25 марта с. г. и продолжаете пребывать в своеволии, Вы запрещаетесь в священнослужении и предаётесь суду» (Резолюция Местобл. Митр. Петра от 12/25 июня 1925 года). Очутившись в положении «запрещённого епископа» и вне церковного общения не только со мною, как правящим всей Полтавской епархией, но и всеми православными Епископами Украины, еп. Феофил не имел христианского мужества чистосердечным раскаянием перед высшей церковной властью искупить свою вину, – он подбирает группу таких же запрещённых и неканонических епископов, учиняет «Лубенское сборище» и на нём объявляет эту «группу», т.е. объявляет самого себя, высшей властью Украинской автокефальной церкви, отринув таким образом основные положения церковной конституции Всеукраинского Церковного Собора 1918 года, по которой живёт вся автономная Православная Украинская Церковь»⁴⁴⁶.

Что же это за «Лубенское сборище»? Чтобы ответить на этот вопрос, процитируем «совершенно секретный» документ, который рассылался всем окружным антирелигиозным комиссиям на Украине: «В целях разложения тихоновщины и липковщины (так советская власть называла самосвятов – сост.), как группировок, проводящих антисоветскую работу, в начале сего [1925] года, была начата подготовительная работа к созданию новой церковной группировки. Эта группировка должна иметь те преимущества, которые выдвигают тихоновцы и липковцы. Таким образом, чтобы эта группировка могла успешно бороться с тихоновщиной, епископы, возглавляющие её, должны быть «строго каноничны» с точки зрения верующих масс, кроме того, для борьбы же с липковцами, играющими на шовинизме украинцев, эта группировка должна возглавляться украинцами; для этого она должна стать на путь автокефалии Украинской церкви и украинизации богослужения.

После проведённой подготовительной работы, сторонниками такого церковного направления оказались 5 епископов, а именно: архиепископ Иоанникий (объединяет Харьковскую, Екатеринославскую и Донецкую епархии), епископ Павел Погорилко (Подолия), епископ Сергий Лабунцев (Золотоноша), Сергий Иваницкий (Сновск Черниговской губ.), Феофил Булдовский (Лубны).

Все эти епископы занялись подготовкой своих верующих и духовенства, и в начале июня с.г. удалось закрепить проделанную работу на соборе епископов Украины, состоявшемся в г. Лубнах Полтавской губ. На этом соборе присутствовали все вышеназначенные епископы и делегаты от духовенства и мирян.

Канонический собор обосновывает свою линию таким образом: Согласно постановления Всероссийского Поместного Собора 1918 года Украинская Церковь получила автономию и руководящим церковным органом на Украине должен быть «Священный Собор православных Епископов Украины» (см. деяния Всероссийского Собора 1917–1918 гг.).

Экзархом Украины, Киевским Митрополитом Михаилом Ермаковым был созван в 1922 году Собор Епископов Украины, на котором было решено вступить на путь автокефалии. Патриарх Тихон в своей грамоте № 145 от 24/111–24 г. говорит об Украинской Церкви, как о ставшей на пути автокефалии. Собор же 1922 года всеми православными течениями на Украине признаётся вполне каноничным, но деятельность его не продолжена, так как Митрополит Михаил находится в ссылке, другие же Епископы даже не признают автономии, а всецело подчиняются Москве, посему Лубенский собор, имея каноническую преемственность, является вполне законным и считает излишним входить в какие-либо переговоры с Митрополитом Крутицким о разрешении созыва его.

Отношение к другим церковным группировкам собор определил так: 1) бороться с тихоновцами и липковцами, 2) к обновленцам относиться лояльно.

Собор резко осудил деятельность Епископов, эмигрировавших за границу, и отказался признать их притязания на украинские кафедры. Становясь на путь активной лояльности по отношению к сов. власти, собор признал недопустимым ведение антисоветской контрреволюционной или иной политической работы руководителями церкви и духовенства.

Отношение своё к Патриаршему Местоблюстителю Митрополиту Петру собор определил так: ввиду того, что Митрополит Пётр возглавляет автокефальную Российскую Церковь, а собор является главой украинской автокефальной церкви, распоряжения Петра Крутицкого не признавать и им не починяться. Епископы Феофил и Сергий Лабунцев, которые получили от Митрополита Петра отношение [запрещение в служении – сост.], находятся вне пределов патриаршей московской власти и суду её не подлежат.

Собор признал необходимым проведение украинизации богослужения, и если верующие будут настаивать о служении на славянском языке, то разрешил такое допускать, но считать, как исключение из общего правила.

Исполнительным органом собора является президиум в составе председателя, его двух заместителей и одного кооптированного секретаря. Председатель живёт в Харькове, хотя бы он не был Харьковским епархиальным архиереем и носит титул архиепископа всея Украины. В состав президиума вошли: 1) Председатель – епископ Павел Погорилко, 2) Первый заместитель – архиепископ Иоанникий Соколовский, 3) Второй заместитель – Феофил Булдовский.

В данный момент имеется до 2000 приходов, исключительно бывших тихоновских, признавших собор епископов за канонический высший церковный орган на Украине <...>»⁴⁴⁷.

Другой документ органов ГПУ немного дополняет вышеприведённую информацию: «<...> Обновленчество количественно, [но] совершенно слабое качественно, материально полуголодное, не могло противостоять своему противнику [Православной Церкви – сост.], крепко, хотя и нелегально организованному и материально сильному. В связи с таким, можно сказать, катастрофическим положением, стояла серьёзная задача найти такие пути, которые вели бы к разложению тихоновцев и липковцев и укреплению за счёт их обновленчества.

В этих целях с января 1925 года органами ГПУ усиленно была начата обработка тихоновского епископата, дабы склонить таковой к созыву собора епископов Украины. От этого собора была надежда добиться постановлений об осуждении тихоновщины, как политиканствующей группировки, отмежевании от неё, и организации новой группировки. Эта группировка должна была, не присоединяясь к обновленчеству, повести борьбу с тихоновщиной и липковщиной.

К июню мес. было обработано пять епископов, три из которых как инициативная группа и созвали собор епископов. Этому помогла смерть [Патриарха] Тихона. На соборе присутствовало шесть епископов. Остальные 21 чел. уклонились от участия в этом соборе. Правда, нужно отметить, что большинство этих Епископов просто проводили линию поведения, преподанную им из Москвы через руководителей тихоновщины на Украине во главе с Епископом Дамаскиным [Цедриком, священномучеником, † 1937, память 2/15 сентября – сост.], личностью реакционной, чрезвычайно дальновидной и вредной.

Во время собора один из участников – Епископ Иоасаф – под влиянием агитации тихоновцев ушёл. Таким образом, весь собор состоял из пяти епископов: Иоанникия, Булдовского, Сергия Иваницкого, Сергия Лабунцева и Погорилко. Постановлениями собора тихоновщина, липковщина и др. группировки были осуждены, также как и заграничное эмигрировавшее духовенство во главе с Митрополитом Храповицким. Собор объявил себя временным высшим церковным органом на Украине. Несмотря на малочисленность епископов, собор всё-таки представлял до 2000 приходов, архиепископ Иоанникий – Харьковщину, Донеччину и Екатеринославщину (в границах губернии), Булдовский и Сергий Лабунцев – Полтавщину, Погорилко – Подолию, и Сергий Иваницкий – Черниговщину.

Это основное мероприятие, проведённое в целях разложения тихоновщины, не дало положительных результатов в отношении липковщины. Для этого пришлось искать новые пути [далее говорится об организации ГПУ в недрах УАПЦ дияльно-христовой церкви – сост.]»⁴⁴⁸.

Зная о созыве Лубенского лжесобора и данном разрешении советской власти на его проведение⁴⁴⁹, Архиепископ Полтавский и Переяславский Григорий (Лисовский) попытался было созвать и православных Епископов, чтобы предотвратить Лубенский раскол. С этой целью он подал 11 апреля в НКВД УССР следующее заявление:

«Прошу разрешить мне на 12 и 13 мая сего года в Полтаве собрание Епископов Греко-Российской и Украинской Церкви: Николая, Епископа Кобелякского, Сергия, Еп. Золотоношского, Серафима, Еп. Криворожского, Иосифа, Еп. Бахмутского, Матфея, Еп. Новгород-Северского и Григория, Архиеп. Полтавского и других, кои к тому времени изъявят желание принять участие в собрании, с целию организации инициативной группы для составления декларации и выяснения основных положений о дальнейшей жизни Украинской Церкви в направлении по пути автокефалии. При этом, прошу разрешить выезд в Полтаву тем из вышепоименованных Епископов, которые состоят под запрещением выезда с места жительства, о чём сделать своё распоряжение местной власти. Ответ на моё ходатайство прошу направить в Полтавский отдел управления культов для сообщения мне»⁴⁵⁰.

Безбожная власть в это время давала разрешение только раскольникам на лжесоборы, и Архиепископу Григорию в его просьбе было отказано⁴⁵¹.

О возникновении Лубенского раскола в письме благочинному первого Миргородского округа протоиерею Антонию Луговскому он писал: «В последнее время у нас на Полтавщине явился новый раскол, известный по месту своего происхождения под именем «Лубенского раскола». Главными виновниками его были приехавшие в г. Лубны 4–5 июня 1925 года на съезд духовенства и мирян Лубенского викариатства:

1. Запрещённый в служении Патриархом Тихоном викарий Полтавской епархии Епископ Лубенский Феофил Булдовский;

2. Запрещённый в служении тем же Патриархом б. Архиепископ Екатеринославский Иоанникий Соколовский;

3. Рукоположенный во епископа обновленцами Павел Погорилко из Подолии;

4. Рукоположенный Феофилом Булдовским и Павлом Погорилко, без согласия на то Епископов Украины – неканонический епископ – Сергий Иваницкий и,

5. Викарий Полтавской епархии Епископ Золотоношский Сергий Лабунцев.

Эти пять епископов составили из себя «инициативную» группу, поставившую своей задачей установление автокефалии Украинской Церкви путём объявления таковой на этом съезде, и обратились с предложением к православным Епископам Украины принять участие в Съезде.

Естественно, что такая группа и по своему составу (двух неканонических епископов – П. Погорилко и С. Иваницкий и двух, находящихся под Патриаршим запрещением – Ф. Булдовский и И. Соколовский) и по своей задаче (установление автокефалии Украинской Церкви), разрешимой только Поместным Всеукраинским Собором, не могла внушить доверия православному Епископату Украины, а потому и ни один из них не приехал в Лубны на этот Съезд. А шесть православных Епископов в ответ на приглашение прислали означенной «группе» послание с увещанием не делать нового раскола и не вносить тем новых соблазнов среди верующих, а путём раскаяния заслужить снятие запрещения, и тем войти в общение с остальными православными Епископами Украины.

Тем не менее, собрание означенных сомнительных Епископов в Лубнах состоялось. Участники этого собрания имели смелость назвать его «продолжением Собора Епископов 1922 года». Объявили автокефалию Украинской Церкви, осудили всех православных Епископов Украины, сами себя избрали и назначили в высший церковный орган управления украинской автокефальной церкви, назвав его «собором епископов всея Украины».

<...> Несправедливо говорят Лубенские расколовожди и их последователи, будто в 1922 году съехавшимися депутатами Собора и Собором Епископов была установлена автокефалия Украинской Церкви. В оправдание своего неправильного толкования пожелания (а не постановления) членов киевского церковного собрания, лубенские автокефалисты говорят: «Сам Патриарх Тихон благословил в 1922 году Украинским Епископам управлять Церковью автокефально».

В пояснение сего необходимо внести справку: в 1922 году Патриарх Тихон находился в заключении и таким образом лишён был возможности сноситься не только с Епископами Украины, но и со своими Российскими. Поэтому из уз своих он благословил каждого Епископа управлять своею паствою автокефально (т.е. самостоятельно – сост.), пока освободившись, он не вступит в управление всей Русской Церковью.

Естественно, что на Украине стало входить в практику, чтобы хиротонисуемый в то время во Епископа давал обещание подчиняться временно до восстановления Высшей Церковной Власти. В таком смысле потребовано было обещание и от Ф. Булдовского и С. Лабунцева при хиротонии их в викарных Епископов Украины. А посему, оправдывать Лубенский раскол, якобы верностию присягам своим, совершенно несправедливо»⁴⁵².

Владыка Феодосий (Процюк) в своей работе «Обособленческие движения в Православной Церкви на Украине с 1917 по 1943 годы» писал: «Можно предполагать, как все эти события и тяжёлые встречи отразились на здоровье престарелого Архиепископа Григория <...> Всё его архиерейское служение, начиная с первых дней его хиротонии, совпавшей по времени с возникновением пресловутого «самосвятства», продолжавшееся в тяжкие годы борьбы уже не только с этим самосвятством, но и со вскоре появившимся обновленчеством, всё оно, вплоть до самых последних дней его жизни, представляло собой тяжёлый и, может быть, непосильный для кого-либо другого великий подвиг. Первый год его архиерейского служения – это борьба со вспыхнувшей «липковщиной», против которой ещё не было выработано никаких мер борьбы кроме непрестанного разъяснения о её недопустимости с догматической точки зрения. Со следующего 1922 года началась не менее тяжёлая борьба с возникшим вдруг в центре Русской Церкви обновленчеством, которое вскоре не замедлило дойти и до Украины. В неусыпных заботах и волнениях прошли годы 1923, 1924. Чуть ли не каждый день приходили известия, что там-то захватили храм самосвяты, а там-то захватили другой храм обновленцы, там перешли к самосвятам одни, как будто бы надёжные священники, в другом месте перешли к обновленцам другие. Один викарий – Преосвященный Пётр (Киреев), не успев по-настоящему помочь в управлении, скончался, другой викарий – Феодосий (Сергеев) – ушёл к обновленцам, третий викарий Николай (Пирский) всё время колеблется и на него нельзя вполне положиться, неизвестно, что он будет делать и не принесёт ли он больше вреда, нежели пользы...

Так прошли эти годы, и наступил год 1925, когда возник новый раскол, организованный его же непосредственным помощником – викарным Епископом Феофилом. С полным правом Высокопреосвященный Григорий мог бы сказать словами псалма: «Яко аще бы враг поносил ми, претерпел бых убо: и аще бы ненавидяй мя на мя велеречевал, укрылбыхся от него» (Пс.54:13). <...> раскол произвёл тот сослужитель, с которым «в дому Божии ходихом единомышлением» (Пс.54:15).

При воспоминании о жизненном пути маститого архипастыря, снова невольно приходят на ум строки из книги Иова Многострадального – вот бегут один за другим вестники и сообщают о страшных бедствиях, постигающих праведника по проискам сатаны. Вот один вестник сообщает о расколе самосвятов. Вот второй сообщает о новом расколе «живоцерковников». Вот ещё одно известие: «иоанникиевщина» в соседней Харьковской епархии, но задевающая и Полтаву. Всё это сносит старец... Но вот ещё одно страшное известие – свой же викарий, выражаясь словами псалма: «Ядый хлебы моя, возвеличи на мя запинание» (Пс.40:10). <...> Раскол Булдовского, видимо, уже надломил его силы и стал особенно невыносимым»⁴⁵³.

В письме благочинному первого Миргородского округа протоиерею Антонию Луговскому владыка Григорий писал:

«Тяжёлое время переживает ныне вся Православная Украинская Церковь и, в частности, наша Полтавская. Сильные бури волнуют порученный мне Богом корабль Церкви Полтавской. Эти бури не только вторгаются извне в виде усиленной деятельности внешних врагов Церкви, свободной пропаганды безверия, – они бушуют и внутри Церкви печальными фактами разделений и соблазнов от них... Изнемогая в борьбе с противными стихиями, в страхе перед угрозой крушения, иные пастыри, а за ними и пасомые, ищут новых кормчих, забывая того, кто волею Божией и избранием всей епархии принял кормило управления из рук приснопамятного Архиепископа Парфения <...>»⁴⁵⁴.

После проведения раскольнического лжесобора Архиепископ Григорий и оставшееся верным православию духовенство провело в начале июля 1925 года совещание, на которое собрались видные священники Полтавы и настоятели некоторых значительных приходов епархии. Перед собравшимися стоял вопрос: как быть и действовать дальше в чрезвычайно сложной обстановке раздирания Церкви различными расколами, которые возникают будто бы на почве стремления к автокефалии и украинизации богослужения. Отпавший от Церкви агент ГПУ бывший Епископ Феофил несколько лет внушал Архиепископу Григорию и духовенству, что единственным средством спасения Православной Церкви на Украине является немедленное дарование ей Матерью-Церковью автокефалии, после чего, будто бы, все раскольники вернутся с покаянием в лоно Православной Церкви и советская власть легализует Церковь. И эта мысль на совещании была доминирующей, её ошибочность собравшееся духовенство пока не осознавало. Собрание приняло разработанный и составленный полтавским протоиереем Андреем Подгорным проект обращения к Местоблюстителю Патриаршего Престола Митрополиту Петру с просьбой о даровании Православной Церкви на Украине автокефалии как средства ликвидации церковных расколов и нестроений. Собрание решило послать доверенного человека с этим обращением к Митрополиту Петру. Честь эта выпала настоятелю полтавской Троицкой церкви протоиерею Иоанну Богдановичу. И хотя он в душе не сочувствовал этому делу и понимал его безуспешность, но от выполнения возложенного на него задания не уклонился и, приняв пакет с обращением на имя Митрополита Петра, поехал в Москву⁴⁵⁵.

Приехав в Москву, протоиерей Иоанн Богданович, прежде чем направиться к Митрополиту Петру, решил посоветоваться со многими находящимися в Москве архиереями. Из бесед с владыками он понял, что прошение об автокефалии несвоевременно, но, тем не менее, он должен был передать Патриаршему Местоблюстителю составленное обращение, и поэтому направился к нему на приём, в его резиденцию, которая в то время находилась в Сокольниках.

Аудиенция у Патриаршего Местоблюстителя была довольно краткой. Протоиерей Иоанн Богданович вручил обращение. Ознакомившись с его содержанием, Митрополит Пётр сказал: «Тут не автокефалия нужна», потом добавил: «Идите. Резолюцию я пришлю потом». На этом аудиенция окончилась. Протоиерей Иоанн понял, что автокефалия действительно не является выходом в создавшейся ситуации⁴⁵⁶.

Иерархам Украинской Православной Церкви было крайне необходимо канонически обоснованное обличение Лубенского раскола. Оно должно было служить основой, как для последующего соборного осуждения раскольников, так и для вразумления отпавших в раскол. Краткое суждение о Лубенском расколе составил викарий Черниговской епархии Епископ Глуховский Дамаскин (Цедрик). Но оно в основном содержало в себе просто частные рассуждения владыки. Нужно было составить обличение «соборно-епископцев» на основании всех существующих в Церкви канонических правил.

Кто же из богословов мог составить такое обличение?

Через несколько дней после возвращения протоиерея Иоанна Богдановича в Полтаву, по Промыслу Божиему, из заключения был освобождён прежний настоятель полтавского Троицкого храма протоиерей Василий Зеленцов, будущий священномученик⁴⁵⁷. Отец Василий имел высшее богословское образование, был епархиальным миссионером, являлся членом Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 годов. В 1919 году принял целибатом священство от Епископа Полтавского и Переяславского Феофана (Быстрова), который назначил его вторым священником, а затем и настоятелем полтавской Троицкой церкви.

Проникновенные проповеди пастыря на каждом богослужении, его духовные беседы, проводившиеся каждое воскресение и в праздники, а также его пламенные молитвы привлекали в храм множество людей, причём не только его прихода, но и всей Полтавы. Даже иноверцы и сектанты посещали богослужения отца Василия. Хотя он не обладал ораторским талантом, его проповеди любили слушать, стараясь не пропустить ни единого его слова. Причиной такого необычайного влияния на слушателей была безграничная вера о. Василия в Промысл Божий и преданность Богу и Его святой воле.

Когда батюшка молился, он никого и ничего не замечал, но только проникновенно и с любовью говорил с Небесным Отцом о себе и своих духовных чадах. Такой же молитве о. Василий учил и своих прихожан. Вся его паства знала наизусть многие церковные песнопения, и потому, когда в малые праздники не было хора, пели все.

Любовь к ближнему была образом жизни отца Василия: он пешком обходил окраины, помогая нуждающимся, причём помощь эта была совершенно без различия национальности и веры. Своей пастве батюшка отдавал всё, порой последнее, и это при том, что о. Василий имел на своём иждивении и воспитывал четырёх осиротевших детей священника. Батюшка вразумлял и увещал иноверцев, не боялся проводить публичные диспуты не только с сектантами, но и с безбожниками. Он так нежно и кротко по-христиански умел подойти к страждущему человеку, так по-матерински обласкать унывающую и страждущую душу, что невольно покорял заблуждающихся, которые признавали: «Вот это действительно христианин!».

Когда в 1922 году началась кампания изъятия церковных ценностей, о. Василий резко выступил против разграбления церквей. Он обратился к прихожанам с просьбой жертвовать голодающим хлеб, а к властям – чтобы указали, сколько именно нужно хлеба. Батюшка заявил: «Мы дадим вам вдвое, втрое больше, но не трогайте наших храмов». Тогда озлобленная, осатанелая власть возбудила против протоиерея Василия Зеленцова «политическое» дело. Находясь в тюрьме, где его держали до суда, батюшка всё, что ему передавали, раздавал нуждающимся из числа заключённых.

Летом 1922 года состоялся суд по обвинению в сопротивлении его изъятию церковных ценностей. Суд был «показательным», и всё было предрешено. Но в день вынесения приговора, произошло нечто, омрачившее торжество безбожников. Отец Василий, осенив себя крестом, обратился к суду со следующим словом: «Много за эти дни говорили против меня, со многим я не согласен и многие обвинения я мог бы опровергнуть. Я приготовил большую речь, по пунктам, но сейчас передумал и скажу немного. Я уже заявлял вам, и ещё раз заявляю, что я лояльный к советской власти как таковой, ибо она, как и всё, послана нам свыше. Но, где дело касается веры Христовой, касается храмов Божиих и человеческих душ, там я боролся, борюсь и буду бороться до последнего моего вздоха с представителями этой власти. Позорно, грешно было бы мне, воину Христову, носящему этот святой крест на груди, защищать лично себя в то время, как враги ополчились и объявили войну Самому Христу. Я понимаю, что вы мне делаете идейный вызов, и я его принимаю. И какое бы наказание вы ни вынесли мне, я должен его перенесть твердо, без страха, даже смерть готов принять, ибо нет награды выше, как награда на небесах».

Суд, как и следовало ожидать, вынес смертный приговор. При последнем слове – «к расстрелу» – о. Василий широко перекрестился и со спокойной улыбкой, назнаменовав в воздухе крест, благословил рыдающих верующих, говоря при этом: «Господь с вами. Успокойтесь. Всё в Божьей воле. Смотрите, ведь я спокоен. Идите с миром по домам».

В камере батюшка готовился к смерти с радостью – на удивление окружающих и даже администрации – с необычайным восторгом, и очень был огорчён, когда приговор отменили. С Апостолом Павлом отец Василий мог бы сказать: «имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас» (Фил.1:23–24). По Промыслу Божьему, в который безгранично верил отец Василий, он нужен был ещё для обличения расколов и вразумления заблуждающихся, для спасения их душ.

Защитник подал ходатайство о помиловании протоиерея Василия, а делегаты от всех жителей города, и, в частности, полтавских промышленных предприятий, поехали в Москву к самому Ленину. С мнением рабочих тогда посчитались и заменили смертную казнь о. Василию пятью годами тюремного заключения.

Священника перевели в общую камеру. Там его так полюбили заключённые, что даже матёрые уголовники называли его «наш батюшка» и защищали от издевательств тюремщиков, не позволяя ему выполнять наряды (чистить помещение, выносить нечистоты), и даже не сквернословя в его присутствии. Это не нравилось властям и через некоторое время его перевели в Харьковскую тюрьму на Холодную гору, где он и находился до своего досрочного освобождения в 1925 году.

После освобождения батюшка прибыл в Полтаву, где по всеобщему желанию духовенства во главе с правящим Архиепископом Григорием, и последовавшего от Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Петра согласия на его хиротонию, 12 августа 1925 года он был хиротонисан во Епископа Прилукского, викария Полтавской епархии. Рукоположение в Троицкой церкви совершали Архиепископ Полтавский и Переяславский Григорий (Лисовский) и нелегально прибывший для сего в Полтаву Епископ Глуховский Дамаскин (Цедрик). Пострижение в монахи, возведение в архимандриты и прочее – всё делалось быстро, так как боялись, чтобы не был схвачен нелегально прибывший Епископ.

Речь, сказанная при наречении во Епископа архимандритом Василием (Зеленцовым) была торжественной клятвой на верность служения истинной Церкви Христовой и обещанием бороться «до последнего издыхания» со всеми богоотступниками, богохульниками, живоцерковниками и еретиками – самосвятами и булдовцами⁴⁵⁸.

Ещё за несколько дней перед рукоположением Епископа Василия, 3 августа, Лубенские раскольники открыли в Полтаве своё епархиальное управление, о чём поставили в известность Архиепископа Григория, приглашая и его присоединиться к ним⁴⁵⁹. Новопоставленного Епископа Василия Архиепископ Григорий оставил служить в Полтаве, местом пребывания его назначил Троицкий храм, где тот служил священником и снискал любовь прихожан, и поручил ему заняться обличением Лубенского раскола⁴⁶⁰.

Во всех своих беседах с присущей ему убедительностью Епископ Василий разъяснял сущность расколов не только как явления, нарушающего каноны Церкви и искажающего сущность православия, но и как явления, представляющего в руках большевиков одно из средств искоренения религии вообще.

Благодаря энергичной деятельности владыки Василия в Полтаве начался распад раскольнических общин. Люди, сохранившие искру веры и отпавшие в расколы по недоразумению, возвращались в лоно православия. Остались лишь те немногие украинские фанатики-самостийники, которые только в узкой сфере раскола могли проявить свою самостийную сущность⁴⁶¹.

Владыка Василий неоднократно вызывал главарей раскольников на публичный диспут. Так, в 1926 году в одной из церквей Полтавы состоялся диспут между ним и представителем автокефалистов «протоиереем» Иоанном Левицким, образованным человеком, окончившим Санкт-Петербургскую духовную академию. Темой диспута был вопрос о каноничности «липковского» духовенства. И хотя противник был красноречив, но всё же Епископ Василий оказался победителем. Слушатели были явно на его стороне, а Левицкого забросали вопросами и даже не давали ему говорить. Впоследствии Левицкий признался в поражении и говорил, что после диспута ему нельзя показаться даже в своём приходе. Вскоре он с покаянием возвратился в лоно Православной Церкви⁴⁶².

Именно Епископ Василий на основании существующих канонических правил составил большой обвинительный акт, которым аргументировал отлучение лубенских раскольников от Православной Церкви, и представил его на рассмотрение сначала одному Архиепископу Григорию⁴⁶³.

И владыка Григорий сделал последнюю попытку призвать Феофила Булдовского к церковному единству. С этой целью он послал ему копию обвинительного постановления в Лубны, полагая, что он, может быть, одумается. Однако тот осмеял акт и заявил, что таковому не подчиняется⁴⁶⁴.

Только тогда Архиепископ Григорий направил протоиерея Николая Пискановского в Казахстан к ссыльному Экзарху Украины Митрополиту Михаилу с обвинительным постановлением для подписи. Тот акт одобрил и подписал. По возвращении протоиерея Николая в Полтаву, постановление было подписано Полтавским Архиепископом Григорием и викарными Епископами – Кобелякским Николаем (Пирским) и Прилукским – Василием (Зеленцовым), составителем акта. Далее протоиерей Иоанн Богданович повёз обвинительное постановление в Харьков, где его подписали управляющий Одесской епархией Епископ Онуфрий (Гагалюк), управляющий Харьковской епархией Епископ Константин (Дьяков), управляющий Екатеринославской епархией Епископ Стефан (Адриашенко) и Епископ Мариупольский Антоний (Панкеев). Доверенное лицо было отправлено затем в Киев, где обвинительный акт подписали Епископ Каневский Василий (Богдашевский), Епископ Черкасский Филарет (Линчевский), Епископ Сквирский Афанасий (Молчановский), Епископ Радомысльский Сергий (Куминский) и управляющий Киевской епархией Епископ Макарий (Кармазин).

Постановление, подписанное тринадцатью иерархами Епископ Василий (Зеленцов) повёз в Нижний Новгород к возглавлявшему в то время, после ареста Митрополита Петра (Полянского), Русскую Православную Церковь Митрополиту Сергию (Страгородскому). Митрополит Сергий обвинительный акт утвердил⁴⁶⁵.

Позже об этом утверждении Митрополит Сергий писал: «5 января 1926 года мною, тогда Заместителем Патриаршего Местоблюстителя и Митрополитом Нижегородским, было утверждено постановление 13-ти архиереев Украины (во главе с Экзархом, Митрополитом Киевским Михаилом) о главарях так называемого «Лубенского раскола». Этим постановлением, «главари», а в числе их, между прочим, Феофил Булдовский, были не только лишены сана, но и отлучены совершенно от Святой Православной Церкви. В своей утверждающей резолюции я сделал оговорку, предоставляющую осуждённым «просить о помиловании или о новом рассмотрении дела Собором архипастырей Всероссийского Патриархата». Срок для обжалования в моей резолюции не был указан, но, по канонам, всякое обжалование возможно лишь для того, кто подчинится наложенному взысканию. Если же запрещённый, тем паче лишённый сана и отлучённый от святой Церкви, не дожидаясь отмены взыскания высшим церковным судом, дерзнёт коснуться священнодействия, тот признаётся «произнёсшим сам на себя приговор осуждения» (Карф. 38 и др.) и таковому не позволяется на другом соборе... «ниже до принесения оправдания допущеным быти» (Антиох. 4)»⁴⁶⁶.

В письме благочинному первого Миргородского округа протоиерею Антонию Луговскому Архиепископ Григорий (Лисовский) писал: «Во имя спасения единства Православной Украинской Церкви [над] «бесчинием» лубенских раскольников должен был состояться суд, суд суровый, насколько велик грех раскола, суд справедливый. На основании канонов церковных, властию, установленной Церковным Собором в 1918 году, постановлением этого Собора высшим исполнительным органом является «Собор Православных Епископов Украины».

Оставшиеся православные Епископы Украины, разделённые телесно прикреплением к местам своего жительства, но будучи единодушными и единомышленными под водительством единой, всегда и во всех местах одной и той же пребывающей на них благодати Духа Божия, они не переставали и не перестают быть как единый Собор духовно. Они-то и произвели свой справедливый суд над главарями Лубенского раскола, рассмотрев в соборно-духовном порядке вину каждого из них и общее их «бесчиние» – «собор» 4–5 июня 1925 года, вылившийся в так называемый Лубенский раскол, несущий с собою новые смуты и раздоры в многострадальную Украинскую Церковь; православные Епископы Украины определили: подвергнуть Лубенских расколовождей, в том числе Полтавских викарных Феофила Булдовского и Сергия Лабунцева, епитимии – лишения сана и отлучения от Церкви вплоть до раскаяния.

В основание суда, при наложении этой епитимии, были положены правила 13, 14 и 15 Двукратного Константинопольского Собора, а также 77 и 79 правила Карфагенского Собора, равно как и практика древней Вселенской Церкви (осуждение раскольников донатистов).

Основанием для заочного суда над ними, кроме предупреждения Патриарха в грамоте от 25 марта 1925 года, были положены правила: 74 Апостольское правило, 76 и 83 святого поместного Карфагенского Собора и практика древней Вселенской Церкви (осуждение монофизитов 5-м Вселенским Собором), осуждение разбойнич. собора 449 г., а также заочный суд Апостола Павла над коринфским кровосмесником (1Кор.5:5–6). Таким образом, судом православных Епископов Украины, судом вполне каноническим и справедливым, зачинщики Лубенского раскола, в том числе Ф. Булдовский и С. Лабунцев лишены сана, низведены в состояние простых мирян – раскольников, отлучены от Церкви, а потому всякие действия Ф. Булдовского и С. Лабунцева по управлению церковному и по поставлению епископов, священников и диаконов со дня их отступления от Православной Церкви и со дня отпадения их в «Лубенский раскол» тем же судом объявляется недействительным и не имеющим никакой силы в Церкви Христовой, как действия, совершённые уже простыми гражданами – Ф. Булдовским и С. Лабунцевым. Все вступающие в молитвенное общение с их расколовождями также отлучаются от Церкви, пока не принесут раскаяния и отвергнутся раскола.

Это решение 13-ти православных Епископов Украины над Лубенскими раскольниками, согласно конституции автономной Укр. Церкви (Пост. Всеукраинского Собора 1918 года § 2–6), утверждено представителем патриаршей власти Митрополитом Сергием от 5 января 1926 года, причём осуждённым предоставлено право просить о помиловании или новом рассмотрении их дела Собором Архипастырей Всероссийского Патриархата»⁴⁶⁷.

Получив от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя утверждённое постановление тринадцати украинских архиереев, Епископ Василий вернулся в Полтаву. Постановление и резолюция Митрополита Сергия была зачитана Епископом Василием всенародно в день праздника Крещения Господня, 19 января 1926 года, после литургии в Троицкой церкви города Полтавы. После оглашения этого постановления Лубенский раскол был окончательно осуждён. С этого времени раскол вступил в новую фазу своего существования. Теперь к лубенским раскольникам могло быть применимо осуждающее слово Спасителя: «Если и Церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф.18:17)⁴⁶⁸.

После осуждения Лубенского раскола отпавшие по недоразумению священники с прихожанами начали возвращаться в лоно Церкви.

В одном из своих отчётов ГПУ писало:

«<...> за последнее время среди тихоновцев начал выделяться Епископ Василий Зеленцов, рукоположенный Епископами Дамаскиным и Григорием Полтавским с согласия всех тихоновских Епископов Украины и благословения Крутицкого (Митрополита Петра – сост.).

Василий Зеленцов, поп с высшим образованием, быв. участник Всероссийского Собора 17–18 гг., является ярым контрреволюционером, активно принимавшим участие в борьбе с соввластью при дениковщине, за что был осуждён ревтрибом (революционным трибуналом – сост.) к 10 годам (на самом деле – к 5 годам – сост.), а теперь освобождён по амнистии. Возведение его в сан Епископа, безусловно, нужно рассматривать как антисоветскую демонстрацию тихоновских Епископов, которые доверяют только тем, кто имеет тюремный стаж при советской власти... количество приходов [отпавших в Лубенский раскол] уменьшилось с 2000 почти до 1500, благодаря бешенной агитации тихоновцев и компрометации ими епископов – членов собора [произведших раскол в Лубнах]. Однако, в дальнейшем есть надежды не только укрепить оставшиеся приходы, но и захватить новые ...»⁴⁶⁹.

Как же захватывались приходы? Собиралось «учредительное собрание» некой общины (часто в таком собрании принимали участие люди, не имеющие вообще никакого отношения к данному приходу), после которого Феофил Булдовский просил Лубенский окружной административный отдел передать этот действующий православный храм вновь созданной общине «ориентации собора епископов Украины». Такой храм решением админотдела, утверждённым НКВД, передавался раскольникам без желания на то духовенства и большинства прихожан. Туда назначался Феофилом свой «священник». А что же было делать православному священнику? Вот цитата из документа: «Окрадминотдел просит НКВД дать указания, как быть с теми служителями культа старославянского течения, которые проживают по сёлам, должностей в религиозных общинах никаких не занимают, а ведут агитацию против течения соборно-епископцев, чем вызывают неспокойствие в религиозной жизни и переход верующих от течения соборно-епископцев в течение старославян»⁴⁷⁰.

Если же пребывающий у «лубенцев» приход, осознав всю пагубность раскола, желал возвратиться в лоно Православной Церкви, проводил своё учредительное собрание, составлял правильно документы и подавал их в админотдел, реакции никакой не следовало, и приход всё равно продолжал считаться за раскольниками. Но не могли уже дальше такие приходы оставаться в расколе. Феофил Булдовский жаловался: «<...> в некоторых приходах Лубенского округа, которые зарегистрированы за собором епископов всей Украины, служат отцы, которые совсем не признают соборноепископскую организацию и своего каноничного епископа Феофила, откровенно агитируют против той организации, за какой считается приход, и всячески склоняют своих прихожан переходить в старославянскую организацию во главе с Архиепископом Григорием; составляют по приходам приговоры о передаче церквей под управление Архиепископа Григория, который их принимает, причём об этом совсем не сообщают в отдел культов и не делают перерегистрации на старославянскую организацию. <...> При этом прилагается список приходов, в которых вредят отцы»⁴⁷¹.

Таким же образом, раскольникам перешёл и Спасо-Преображенский монастырь в Лубнах (село Мгарь). «Соборно-епископцы» подали властям список монахов монастыря в количестве 23 человека (все в священном сане!) для административного выселения их из монастыря⁴⁷².

Феофил Булдовский стремился всё же как-то оправдать себя перед лицом «священников» и прихожан, не желавших после его отлучения от Церкви иметь с ним дело. Он подаёт жалобу во временный высший церковный совет (ВВЦС) – образованную органами ГПУ в Москве такого же рода, как и его собственная, организацию во главе с бывшим Архиепископом Екатеринбургским Григорием (Яцковским). ВВЦС отказался признать Митрополита Сергия Заместителем Патриаршего Местоблюстителя и был инициатором движения, которое получило название «григорианский раскол».

8 марта 1926 года председатель ВВЦС, запрещённый до суда в священнослужении Митрополитом Сергием «архиепископ» Григорий (Яцковский), выдаёт лубенским раскольникам бумагу, в которой с одной стороны, заявляет, что в ВВЦС отсутствует в данный момент кворум, а с другой стороны, без всяких стеснений предлагает пересмотреть дело «лубенцев» Экзарху Украины⁴⁷³.

1 августа 1926 года в своём «Ответе на письмо пастырей и пасомых одного из церковных округов на Миргородщине» Архиепископ Григорий (Лисовский) писал: «Получив определение суда Собора православных Епископов Украины, деятели Лубенского раскола, видимо, встревожились, и в начале марта с. г. два из них – Булдовский и Соколовский – приехали в Москву искать оправдания или пересмотра их дела.

По правилам церковным, только Высшее собрание Епископов имеет право изменить определения меньшего собрания Епископов (Второго Вселенского Собора правило 2, Карфагенского Собора правило 43), а так как в лишении сана Лубенских раскольников и их отлучении участвовал (утвердил это решение украинских Епископов) носитель власти Всероссийского Патриархата, то пересмотр или изменение решения вправе произвести только Всероссийский Епископский Собор (с участием в нём представителей украинского епископата). Деятели же Лубенского раскола подают жалобу на суд Украинских Епископов не на имя представителя законнодействующей церковной власти Всероссийского Патриархата – Митрополита Сергия, замещающего Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Петра, находящегося под арестом, а жалуются раскольничьей самочинно составившейся в Москве организации, известной под именем «временный высший церковный совет» (ВВЦС). Эта организация, образовавшаяся так же самочинно, как и Лубенская, первоначально состояла из семи епископов, из них в настоящее время половина принесла покаяние, остальные запрещены в служении до суда над ними. Но даже и эта организация не могла оправдать своих товарищей по расколу в Церкви, как это видно из официальной бумаги, выданной Ф. Булдовскому. В этой бумаге мы находим такие слова: «Ввиду отсутствия в данный момент в составе ВВЦС кворума... ВВЦС находит в настоящее время рассмотрение ходатайства по существу невозможным». Так что при всей симпатии своей к товарищам по расколу, ВВЦС ничего не смог сделать и, отказавшись от рассмотрения жалобы по существу, посылает её находящемуся в Москве Экзарху всея Украины Митрополиту Михаилу.

Не молчит и делает своё святое дело Собор православных Епископов Украины, не впавших ещё ни в какой раскол и твёрдо стоящих на страже святого православия. Разделённые телесно прикреплением к известным местам, но единодушные и единомышленные в своём духовно-соборном делании, эти Епископы «со всяким долготерпением» увещевают колеблющихся хранить единство Церкви в силу верности постановлениям Собора 1918 года, они же, силою живущего в них Духа Святого, «запрещают» и пресекают «церковное бесчиние» всяких расколовождей.

Я, находясь в полном единодушии со всеми этими православными Епископами Украины, и болея душой за врученную мне Богом Полтавскую паству, «умоляю вас, братия, остерегайтесь производящих разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них» (Рим.16:17), завещаю вам именем Господа Иисуса Христа удаляться от всякого поступающего бесчинно... не сообщайтесь с ними (2Фес.3:6–14). Остерегайтесь подпасть под запретительные правила Св. Апостолов: кто с отлученным от Церкви молится, тот да будет сам отлучен; кто из клира с изверженным из сана молится, да будет и сам извержен (10 и 1 прав.). Будьте же твёрды и мужественны, чтобы вольно или невольно не сделаться вам участниками в чужих грехах.

Велик и страшен грех раскола. Послушайте, что говорит св. мученик Киприан: «Грех раскола в Церкви вряд ли может быть искуплен даже кровью мученика» («О единстве Церкви»). И ещё: «Кто не в единении со своим православным Епископом, тот и не в Церкви». А блаженный Ириней пишет о суде Божием, тяготеющем над теми, которые производят расколы, и не имеющих любви к Богу, и заботящихся более о собственной выгоде, чем о единстве Церкви, по маловажным и случайным причинам рассекающих и разрушающих великое и славное Тело Христово, говорящих о мире, а производящих брань (4 кн., Против ересей).

Взываю к вам, пастыри, увлечённые, может быть невольно, несознательно в раскол, вникните и убойтесь того, о чем пишет св. Иоанн Златоуст: ничто так не оскорбляет Бога, как разделения в Церкви. Хотя бы вы совершили 100 добрых дел, подвергнемся осуждению не меньше тех, которые терзали тело Христово, если будем расторгать целость Церкви... Вред от разделений не меньше того, какой причиняют враги Христовы, а гораздо больше. Там доставляется Церкви ещё больший блеск, между тем как здесь она сама себя роняет в глазах врагов (безбожников), когда против неё воюют её собственные дети (послание к Ефес.).

Да охраняют же вас, возлюбленные, эти слова св. Отцов Церкви от греха раскола, так волнующего ныне Полтавскую Церковь, и да утвердит вас Господь в добром единении и любви со мной, вашим архипастырем, и со всею Православною Церковью.

Готов поделиться с вами радостию своею: в последнее время всё больше и больше поступает ко мне заявлений от пастырей с раскаянием и просьбой принять их в церковное общение. Умоляю и остальных пастырей, особенно Лубенского и Золотоношского викариатства, отторгнутых от единства Церкви в раскол духом своеволия и любоначалия, воссоединиться с нами любовию.

Призываю Божие благословение на те приходы, где верующие оказались твёрже своих пастырей, и, устранив своих раскольничающих пастырей, просят меня прислать им более твёрдых и мужественных. На них оправдываются благословенные слова св. Епископа Римского Целестина о народе, отстранившем еретичествующих и раскольничающих пастырей.

Да утвердимся же в вере в вечную, согласно Божественному обетованию, непоколебимость Церкви среди переживаемых испытаний и бедствий, и с глубоким сердечным убеждением скажем вместе с Иоанном Златоустом: «Много волн (расколов) и сильна буря (неверия), но мы не боимся потопления, потому что стоим на камне. Пусть бушует море – разрушить камень оно не может. Пусть поднимаются волны – потопить корабль Иисуса они не в силах» (из беседы перед отправлением в ссылку).

Все расколы и смуты, направленные против Церкви, пусть же и будут похожи на волны, которые, ударяясь в скалу, разбиваются сами, обращаясь в пену. Такова была судьба раскола и в древнехристианской Церкви, такова судьба их и в будущем»⁴⁷⁴.

Совершая богослужения как в полтавской Троицкой церкви, так и, по приглашению духовенства, в других храмах, Епископ Прилукский Василий (Зеленцов) бесстрашно произносил громовые речи по адресу безбожных властей. Такие слова, как «богоотступники, насильники, хулители веры Христовой, убийцы, сатанинская власть, кровопийцы, гасители свободы и правды, исчадия ада» и т.д. не сходили с его уст, владыка постоянно призывал: «Никаких поблажек им, никаких компромиссов с ними, бороться и бороться с врагами Христа, не бояться пыток и смерти, ибо страдания за Христа – высшее счастье, высшая радость». Однажды после богослужения его спросили: «Владыка, ну зачем всё это вы говорите? В церкви постоянно шпионы, следят за вами, слушают и доносят, мы их знаем, и мы боимся за вас». А он ответил с улыбкой: «Да что же особенного такого я сказал, я право не знаю, они не такого заслуживают. Ну, хорошо, больше не буду, успокойтесь, идите с миром по домам». А на следующем богослужении говорил ещё резче, ещё бесстрашнее. Его бесстрашие, искренность, сила убеждения, постоянная и твёрдая готовность умереть за Христа и призыв на эту жертву – пленяли и покоряли слушателей. Попасть в храм, где служил Епископ Василий, было очень трудно: не только храм, но и вся церковная ограда были заполнены молящимися, пришедшими помолиться и послушать «отца Василия», как его по привычке называли. Группа молодёжи тесным кольцом окружала владыку и провожала от церкви домой, как бы охраняя его. Со всеми он был ласков и приветлив, всех знал по именам⁴⁷⁵.

Не оставлял Епископ Василий и обличения Лубенского раскола. Одним из самых возможных и эффективных методов борьбы с ним, как показало время, была рассылка пастырских посланий, авторами которых были Архиепископ Григорий (Лисовский) и Епископ Василий (Зеленцов). Кроме уже неоднократно цитированного нами «Ответа на письмо пастырей и пасомых одного из церковных округов на Миргородщине» Архиепископа Григория, которое он написал 1 августа 1926 года благочинному первого Миргородского округа протоиерею Антонию Луговскому, известно также послание обоих владык от 8 октября 1925 года, в котором они вразумляли верующих, что «подчинение раскольникам в церковных делах и участие с ними в молитвах – есть участие в их расколе»⁴⁷⁶.

Но самым известным стало открытое письмо Епископа Василия, озаглавленное «Бывшему Православному Епископу Гражданину Феофилу Ивановичу Булдовскому», написанное после попытки последнего оправдаться перед ВВЦС⁴⁷⁷. Это открытое письмо в очень короткий час стало известным по всей Полтавщине. Копии его передавали из рук в руки. Некий «священник» села Лукомья Оржицкого района Базилевский принёс письмо в Лубенский окрадминотдел, а оттуда копии письма были отправлены в Лубенский окружный отдел ГПУ («лично товарищу Тандурову»)⁴⁷⁸. Когда чекисты ознакомились с тестом открытого письма, они решили арестовать Епископа Василия. 27 августа 1926 года следственным отделом Полтавского окружного отдела ГПУ УССР владыка был арестован⁴⁷⁹. Есть свидетельства, что для ареста Епископа Василия вызвали в Харьков, так как боялись сделать это в Полтаве, опасаясь народного возмущения⁴⁸⁰.

После отпадения в раскол бывших викарных Епископов Лубенского и Миргородского Феофила (Булдовского) и Золотоношского и Пирятинского Сергия (Лабунцева) духовенство и миряне этих округов стремились к тому, чтобы ими управляли твёрдые в православии Епископы.

30 июля 1925 года председатель Золотоношской славянской Николаевской общины Алексеев подал в Черкасский [Золотоноша после нового административного деления отошла от Полтавы к Черкассам, потому что чекисты надеялись на то, что таким образом раскольники распространят своё влияние и на этот регион – сост.] административный отдел следующее ходатайство: «Уполномоченные славянской общины Свято-Николаевской церкви города Золотоноши просят разрешить на 6 сентября с.г. объединённое заседание, имеющее быть в 5 часов дня в сторожке при Николаевской церкви. На это заседание приглашаются священники Золотоношских церквей: Соборной, Николаевской, Троицкой и Благовещенской, а равно и по два уполномоченных от общин названных церквей для разрешения следующего вопроса: Так как бывший Епископ Сергий Золотоношский и Пирятинский ныне оставил свою кафедру и перешёл к Лубенскому автокефальному епископу Феофилу и, таким образом, кафедра осталась свободной, то ощущается между славянскими общинами необходимость, чтобы кафедра была замещена Епископом Греко-Российского толка, а посему необходимо разрешить соединённое заседание для выборов инициативной группы для ходатайства пред властями и назначении по выбору мирян означенного Епископа»⁴⁸¹.

Но это заседание не было разрешено. Ходатайство было передано в ГПУ, откуда пришёл ответ за подписью тех же самых вдохновителей Лубенского раскола – начальника секретной особой части ГПУ УССР товарища Карлсона, начальника секретного отдела товарища Горожанина и временно исполняющего обязанности уполномоченного третьей группы товарища Петрова: «Считаем необходимым ходатайство оставить без последствий»⁴⁸².

Тем не менее православные Епископы на незанятые кафедры всё же были назначены. Так, Епископом Пирятинским стал владыка Димитрий (Галицкий). Но и он оказался ненадёжным. Быв хиротонисан во Епископа Старобельского в 1923 году, он вскоре уклонился в обновленческий раскол. Но затем принёс покаяние. После этого проживал в Киеве, не имея кафедры. В 1925 году, когда встал вопрос о назначении викарного Епископа в Полтавскую епархию, остановились на его кандидатуре. Однако, вскоре по прибытии в Полтаву, он снова уклонился в обновленческий раскол. Через год опять осознал свою вину. В 1926 году в полтавской Троицкой церкви он принёс покаяние перед протоиереем Иоанном Богдановичем, а потом каялся публично в другой полтавской Николаевской церкви⁴⁸³.

После ареста Епископа Василия (Зеленцова) нужен был иерарх, который бы успешно продолжил дело по обличению Лубенского раскола. Пример с Епископом Димитрием (Галицким) показал, что в Лубны – очаг двух самосвятских расколов: «липковского» и «булдовского» [так их иногда называли по фамилиям их лидеров – сост.] – можно назначить только ревнителя православия, при этом подкованного в миссионерских вопросах. А таким кандидатом, одобренным украинскими Епископами и утверждённым Заместителем Местоблюстителя Патриаршего Престола Митрополитом Сергием (Страгородским), был архимандрит Аркадий (Остальский)⁴⁸⁴.

15 сентября 1926 года Заместителем Местоблюстителя Патриаршего Престола Митрополитом Сергием (Страгородским) и ещё несколькими архиереями он был рукоположен во Епископа Лубенского, викария Полтавской епархии. Хиротония совершалась не открыто, а конспиративно. Об обстоятельствах её почти ничего неизвестно⁴⁸⁵.

Уже в сане Епископа будущий священномученик возглавил несколько богослужений в московском Пименовском храме в сослужении приходского духовенства. Одна из обращённых им к вере женщин, прихожанка Пименовского храма Надежда Александровна Гринвальд, обладавшая поэтическим талантом, описала одно из таких торжественных праздничных богослужений так: множество молящихся, храм залит светом, Епископ, окружённый любящими его прихожанами, и всюду духовная радость, красота и молитвенный восторг⁴⁸⁶.

Собираясь уезжать в Полтавскую епархию, владыка Аркадий подарил Пелагее Михайловне Назаровой, на квартире которой проживал со своей благочестивой матерью монахиней Софией, в благословение свою фотографию с наставлением:

«В молитвенную память Пелагии Михайловне. Чем чаще и сердечнее будете молиться, тем ближе будете чувствовать Бога, легче будет на душе и покойнее встретите смерть.

С любовью во Христе

23 сент. 1926 г.

Епископ Аркадий»⁴⁸⁷.

Пелагея Михайловна исполнила наставление владыки Аркадия. Родственники верят, что и сейчас, после своей смерти, она имеет дерзновение быть молитвенницей за свою семью⁴⁸⁸.

В октябре, оставив свою маму на попечение Пелагеи Михайловны Назаровой, Епископ Аркадий отправился в Полтавскую епархию. Путь его лежал через тогдашнюю столицу Украины – город Харьков. Там в то время без права выезда проживали многие выдающиеся архиереи и священники украинских епархий⁴⁸⁹.

В Харькове владыка предъявил соответствующие документы в ГПУ УССР. Там сразу поняли, что Епископ Аркадий может помешать дальнейшему распространению организованного ими Лубенского раскола, и поэтому выезд из Харькова в Лубны и вообще в Полтавскую епархию ему был запрещён. С этого момента официально выехать из Харькова он уже не мог.

В одном из писем владыка позже напишет: «Мне известны случаи, когда Епископы, присланные Москвой с соответствующими бумагами, всё-таки не были допущены к управлению своими епархиями»⁴⁹⁰.

В Харькове Епископ Аркадий общается с другими архиереями, обсуждает с ними положение дел в Полтавской епархии, совершает богослужения в Ново-Троицкой церкви, много проповедует.

В декабре 1926 года он вновь выехал в Москву. Здесь он пробыл два месяца. Прихожане Пименовского храма, в котором снова совершал богослужения владыка Аркадий, считали за честь пригласить Епископа на дом для благословения, а на праздник Крещения Господня – для освящения домов. В этот период времени он посетил дома многих верующих. Уделял особое внимание болящим, требующим утешения и наставления, сомневающимся в вере. Прихожане Пименовского храма любили Епископа Аркадия, а он, как отец чадам, отплачивал им пастырским попечением и заботой, зная каждого из них по имени⁴⁹¹.

Размышляя, как ему поступить дальше, он решает, несмотря на запрещение ГПУ, всё же ехать в Полтавскую епархию, попечение о которой он принял, получив хиротонию во Епископа Лубенского.

Перед отъездом, опять оставляя свою мать на попечение Пелагии Михайловны Назаровой, владыка дарит ещё одну свою фотографию с автографом её дочери Е. С. Рудольф:

«Дорогой во Господе Екатерине Сергеевне на молитвенную память и в благословение.

Благодарю Вас за все заботы.

С любовью Еп. Аркадий

5 февр. 1927 г. Москва»⁴⁹².

Многие, отпавшие в Лубенский раскол, чувствовали себя осиротевшими за оградой Христовой Церкви и желали возвращения в её лоно. Вождь раскольников Феофил Булдовский, напротив, всеми силами старался не допустить этого.

Для того, чтобы продемонстрировать свои мнимые миролюбие и стремление к единению Церкви, и в то же время дискредитировать владыку Григория, Феофил Булдовский разрабатывает сценарий некоего «спецмероприятия». Идея заключалась в том, чтобы публично призвать владыку Григория к примирению на своих «раскольнических» условиях. Архиепископ Григорий должен был, естественно, отказаться. Таким образом, тов. Булдовский предполагал поднять свой авторитет, как в кругу своих сторонников, так и среди прихожан и духовенства епархии в целом. Сценарий был согласован с ГПУ.

Булдовский созывает на 26–27 января 1927 года в отобранной у православных Покровской церкви в пригороде Полтавы, Павленках, собрание, которое назвало себя «Полтавским епархиальным съездом уполномоченных и духовенства православных религиозных общин, которые подчиняются Полтавскому, Лубенскому и Прилукскому епископальным соборно-епископским управлениям». Возглавили его сам Феофил Булдовский, а также Сергий Лабунцев и новый «епископ Полтавский» Макарий Крамаренко. Присутствовало 32 человека от «духовенства» и 69 от «мирян».

По разработанному сценарию «мирянин» Парфений Скалацкий внёс предложение пригласить на съезд Архиепископа Григория с целью церковного объединения. После этого Булдовский зачитал текст письма, которое он заранее послал Архиепископу Григорию с просьбой прибыть на съезд. Ответа на это письмо не было, и поэтому он предлагает послать к Архиепископу Григорию делегацию, в которую бы вошли представители «духовенства» и «мирян» от каждого округа.

После того, как делегаты были избраны, «мирянин» Царьградский спросил: нужно ли пригласить на «съезд» и представителей «других ориентаций»? На это «епископ» Макарий Крамаренко ответил, что полтавское епископальное управление своевременно извещало соответствующим воззванием руководство иных ориентаций, а поэтому они считаются уже приглашёнными на съезд. Личное же приглашение Архиепископа Григория он мотивировал тем, что будто бы его линия поведения относительно «соборно-епископцев» нарушает мир церковный на Полтавщине в большей мере, чем прочие церковные ориентации.

После возвращения делегации заслушали персональные доклады о результатах переговоров и о впечатлениях от них. Делегат Кушнир сообщил собранию, что Архиепископ Григорий не желает объединения с «мирянами» и «духовенством» «соборно-епископцев». Делегат Власенко подтвердил сказанное Кушниром и добавил, что делегацию особенно впечатлило то, что Архиепископ Григорий, когда его уговаривали присоединиться к работе съезда, не поколебался, несмотря на то, что делегаты «священники» даже плакали, прося об этом. «Священник» Симоновский сообщил о том, что он рассказал Архиепископу Григорию о тяжёлом положении Полтавской епархии и слёзно просил во имя блага Церкви объединиться с соборно-епископскими «епископами» на пути автокефалии. Но его слёзы не подействовали на Архиепископа Григория, который ответил, что православным власть не даёт разрешения на собрания, на которых можно было выработать пути единства. «Священник» Черемхович сказал, что любовь Христова должна быть сильней церковных канонов, и поэтому просил у Архиепископа Григория полюбить «соборно-епископцев» во имя мира церковного Христовой любовью. Но в стремлении к церковному миру Архиепископ Григорий будто бы не захотел дать преимущество любви, и ответил на это, что он тогда пойдёт навстречу, когда «лубенцы» своё собрание будут считать как подготовительное к настоящему съезду, который должен состояться вместе с православным духовенством и мирянами. «Протоиерей» Павловский добавил, что Архиепископ Григорий не дал раскольникам просимого благословения, и кроме Булдовского никому из делегатов не предложил сесть.

Последним выступил глава делегации Феофил Булдовский. Он сообщил, что когда делегация вошла, Архиепископ Григорий стоял к ней спиной, и лишь после оклика: «Владыко», обернулся. Булдовский подошёл, чтобы поцеловаться с Архиепископом. После этого Архиепископ Григорий руку Булдовскому не поцеловал, а вот он сам наклонился и поцеловал Григорию руку. Феофил просил забыть всё, простить все вольные и невольные прегрешения, и если Архиепископ Григорий считает, что для церковного мира полезно, чтобы Булдовский совсем отошёл от епископской работы, то он согласен, лишь бы во главе их движения стал Архиепископ Григорий. И, по убеждению Булдовского, это не раскол, а церковная правда, которая Епископами всей Украины с участием владыки Григория в 1922 году в Киеве была проведена в жизнь, и на которую, будто бы он – владыка Григорий – и его, Феофила, и других обязывал встать. Далее Булдовский сказал Архиепископу: «Возьмите всё в свои руки. Для мира церковного я жертвую собой, и другие епископы наши от этого не откажутся. Я имею сейчас разрешение советской власти [т.е. ГПУ – сост.] быть Вам среди нас и говорить о прекращении раздора церковного <...> Идите к съезду, где Вас ждут представители от всей Полтавщины и желают мира церковного». Архиепископ Григорий ответил, что он также желает церковного мира и просит их высказать свои соображения на этот счёт, и когда православные соберутся, тогда рассмотрят эти предложения. Пускай съезд «лубенцев» будет подготовительным, потому что для примирения необходимо созвать съезд, как из православных, так и раскольников, желающих примирения. Но Булдовский об этом и слушать не захотел, а требовал, чтобы Архиепископ сейчас же пошёл на съезд. Окончил он свою речь так: «Когда не хотите идти ради нас, идите ради мирян». После этого Булдовскому осталось, как он говорил собранию: «с сожалением уйти, чувствуя, что сделал всё, что должен был как христианин и епископ сделать, пошёл на свою тяжёлую работу, попросив Архиепископа Григория, если он не признаёт меня как епископа, дать мне благословение, как мирянину; но не получив его, я пришел сейчас к вам».

После этого председатель собрания «протоиерей» Аврамов сказал: «Господь говорит, что когда принесёшь дар свой к алтарю, то нужно прежде вспомнить, не имеет ли что брат твой против тебя и помириться с братом, а потом молиться и совершать дело Божье. Когда не послушает тебя брат твой, скажи ему при двоих свидетелях. Когда опять не послушает, сообщи церкви, когда же и церковь преслушает, то пусть будет тебе язычник и мытарь. Собрание так и сделало, как повелевает Святое Евангелие. Послали делегатов к Архиепископу Григорию для примирения и объединения. Архиепископ Григорий не послушал церкви. Пусть же он будет для нас всех как язычник и мытарь»⁴⁹³.

Вот так Булдовский повергал в глубину ада своих последователей, внушая им ненависть к православным. Чем больше безбожная власть отбирала храмы у православных и передавала их раскольникам, тем больше люди осознавали себя пребывающими за оградой Христовой Церкви и спешили вернуться назад и «со Христом быти» (Фил.1:23).

Продолжая наступление на Православную Церковь, ГПУ делало всё новые попытки расколоть её. В одном из внутренних циркуляров отмечалось, что в целях борьбы с Церковью необходимо «1) организовать мелкие группы черносотенных тихоновцев, не разрешая им объединяться и перерастать в большие организации; 2) для дискредитации этих групп связать их с контрреволюционными организациями»⁴⁹⁴.

Дело в том, что до подписания Митрополитом Сергием и обнародования 29 июля 1927 года известной «Декларации», Православная Церковь не была легализирована и действовала, с точки зрения советской власти, нелегально. В вышеприведённом декабрьском (1924 г.) циркуляре ГПУ говорилось и о желании на местах некоторых священнослужителей легализоваться, т.е. официально зарегистрироваться, например, благочинными своих благочиний. Такие были и в Полтавской епархии.

В основном к вопросу легализации духовенство, как отмечали работники ГПУ, относилось так: «В смысле легализации среди тихоновцев существуют различные точки зрения. Преобладает такая, что власть мол советская «сама в конце концов поймёт, что напрасно нас (тихоновцев) считает контрреволюционерами. Мы честнее обновленчества в отношении к власти. А когда поймёт власть, то тогда и легализует. Нам же хлопотать об этом особенно не нужно»⁴⁹⁵.

Нелегально прибыв в Полтаву, Епископ Аркадий сразу же направился к владыке Григорию (Лисовскому), предоставив ему свои архиерейские грамоты. С радостью встретил его управляющий Полтавской епархией. Епископ Аркадий привёз также указ Заместителя Патриаршего Местоблюстителя о возведении владыки Григория в сан Митрополита. Митрополит Григорий, которому, наоборот, – в отличие от владыки Аркадия, был запрещён выезд из Полтавы⁴⁹⁶, рассказал о положении дел в епархии, в том числе о стремлении некоторых благочинных, подталкиваемых на это ГПУ, легализоваться – зарегистрировать благочиния в органах гражданской власти, как самостоятельных единиц, что ведёт к разладу церковной жизни. Владыка Аркадий решил объехать таких священников и разъяснить им всю пагубность этого, на что получил согласие Митрополита Григория⁴⁹⁷.

Господь посещением владыки Аркадия утешил Митрополита Григория в его скорбях за Церковь Христову. Владыке Григорию не суждено было носить белого клобука. Спустя несколько дней, 16 марта 1927 года, на 83 году жизни в мире он отошёл ко Господу. Похороны его носили грандиозный характер. Гроб с его телом от квартиры до Сретенской церкви, где происходило отпевание (так как в 1925 году кафедральный собор был передан обновленцам), и от церкви до могилы, в сопровождении десятков тысяч людей несли всё время на руках, несмотря на непроходимую грязь.

Чин отпевания возглавил Епископ Кобелякский Николай (Пирский). Настоятель Николаевской церкви протоиерей Гавриил Коваленко произнёс надгробное слово. Похоронили Митрополита Григория на погосте Макарьевской церкви, согласно с его завещанием. Могила твёрдого исповедника православия бережно сохраняется верующими и поныне⁴⁹⁸.

Епископ Аркадий объехал много приходов, в первую очередь наиболее отдалённых от Полтавы, служа и неустанно проповедуя. К организаторам автономных общин, подавшим властям соответствующие декларации, он применял строгие прещения, разъясняя при этом пагубность такого антиканонического действия, изобретённого ГПУ⁴⁹⁹.

Что же это были за декларации? Приведём текст одной из них:

«Мы, нижеподписавшиеся, священники Прилукских религиозных общин, составляющие староцерковную группу, существуя на основании зарегистрированных соввластью общинных уставов, – следовательно легально, – испытываем тем не менее неудобства из-за отсутствия епархиальных и общественных органов управления, как-то: управления при Епископе, благочиннических, окружных и др. съездов. Это обстоятельство создаёт для нас много практических неудобств и порождает много всяких недоразумений и подозрений. С целью найти выход из такого положения мы обращаемся с просьбою дать нам право легального существования, т.е. право собраний и съездов, организации епархиального управления, а впредь до созыва епархиального съезда – временного епархиального управления, коему, помимо дел епархиального управления, поручить подготовку и созыв епархиального съезда.

Примкнуть к какой-нибудь из существующих легализованных церковных групп мы не можем, так как ни одна из этих групп не удовлетворяет как нас, так и верующих, единомышленных с нами: а) автокефальная (липковская) организация нарушила один из основных догматов православия – учение о преемственности благодати в таинстве священства, б) синодальная же и так называемая соборно-епископская ориентации отступили от канонов несоблюдением преемства церковной власти. При этом мы ясно отдаём себе отчёт в том, что вместе с правами, на нас ложатся и обязанности в отношении той власти, которая нам эти права даёт.А потому мы считаем долгом:

I. Прежде всего, заявить о нашей полной лояльности к соввласти и о нашей полной непричастности ни к какой политической партии, направленной против существующей власти. Но вместе с тем мы считаем необходимым заявить о том, что смысл своей церковной деятельности мы полагаем не в урезке или изменении евангельского учения, а в том, чтобы и в современной обстановке оставаться верными заветам Христа и Его Церкви, будучи убеждены, что можно быть человеком религиозным и в то же время честным гражданином. Приветствуя отделение церкви от государства и заявляя о полной нашей лояльности, мы глубоко верим, что соввласть не потребует от нас функций, не сродных природе Церкви, вроде наблюдения за политическим настроением наших единоверцев, так как у соввласти для этого есть органы более подходящие и средства более действенные.

II. Деятельность тех церковных лиц, которые пытались обратить церковь в арену политических вожделений, мы считаем ошибкой, – от подобных ошибок мы отмежевываемся. Также признаём нужным внести на обсуждение предстоящего Всеукраинского Собора вопросы: а) о деятельности нелегальных церковных течений, б) о прекращении с ними какой-либо церковной административной связи, а равно находим нужным поставить вопрос и о том, как относиться к именам церковных лиц, деятельность которых собор найдёт не церковной, политиканствующей.

III. Отмежевываясь от всякого политиканства, мы по тому самому не разделяем вожделений той части русского духовенства, эмигрировавшего за границу, которая позволяет себе выступление против соввласти и тем самым навлекает подозрение на всю Русскую Церковь, – равно как не сочувствуем и той части русского духовенства, которая, оставаясь в пределах СССР, хотела бы играть в нём политическую роль. Право же суда над ними, согласно каноническим правилам Православной Церкви, принадлежит не нам, а компетенции Всеукраинского поместного Церковного Собора, – что и должно быть предметом обсуждения предстоящего епархиального съезда.

IV. Что же касается нашей церковной ориентации, то, оставаясь в данное время автономною Украинскою Православною Церковью на основе постановления Киевского Всеукраинского Собора 1918 г., мы в принципе признаём желательной автокефалию, но окончательное суждение о ней принадлежит компетенции будущего поместного Собора.

Подписали: протоиерей А. Любарский, протоиерей В. Тарасевич, протоиерей П. Каменецкий, священник В. Подольский, иеромонах М. Коломиец, протоиерей Л. Тупицкий, священник В. Штепа, протоиерей А. Терлецкий, священник В. Носко»⁵⁰⁰.

Весь Великий пост владыка Аркадий (Остальский) проездил по Полтавской епархии. Одет он был в пальто, на глазах его были тёмные очки – в этом виде он мало походил на Епископа, и поэтому, милостью Божьей, его поездки прошли благополучно. По приезде на приход он открывался духовенству, предъявляя свои документы.

Проживал он в Харькове, откуда выезжал на приходы Полтавской епархии. В свободное время, а его было очень мало, он трудился над составлением «Сборника планов и конспектов бесед и проповедей», по окончании работы над которым во вступлении написал: «Настоящий посильный мой труд посвящаю православному духовенству Ново-Троицкой церкви г. Харькова, по просьбе которого я и начал его. Благодарю вас, дорогие о Господе отцы и братия, за мысль, данную мне. К сожалению, перемена моего образа жизни не дала мне возможности достаточно обдумать и отшлифовать весь тот материал, который я предлагаю вашему снисхождению. За недочёты прошу меня простить, а за всякую проповедь, которой вы воспользуетесь, возносите у Престола Всемилостивого Господа свою молитву о мне грешном»⁵⁰¹.

Оканчивалась Страстная седмица. Приближалась Пасха. Прослышав, что Феофил Булдовский на Светлое Воскресение Христово будет служить в Полтаве, Епископ Аркадий решил отслужить пасхальное богослужение в Лубнах⁵⁰².

Кроме церквей захваченного соборно-епископцами Спасо-Преображенского монастыря (село Мгарь) в г. Лубнах было ещё пять храмов. Иоанно-Предтеченский – власти передали автокефалистам-липковцам (здесь «служил» автокефальный «архиепископ» Лубенский Иосиф Оксиюк), Троицкий и кладбищенский Всехсвятский – соборно-епископцам. Православными ещё оставались Рождество-Богородичный и Николаевский храмы⁵⁰³.

Однако «соборно-епископцы» поставили своей целью захватить в Лубнах все православные храмы. 1 апреля инициативная группа соборно-епископцев в количестве 62 человек подала в админотдел Лубенского окрисполкома заявление о том, что они желают образовать при соборной Рождество-Богородичной церкви общину «для проведения в жизнь соборноправности, чего не даёт нам славянская (тихоновская) течия [течение – сост.]»⁵⁰⁴.

8 апреля чиновники админотдела переслали это заявление в НКВД с очень срочным и секретным сопроводительным письмом, в котором писали: «Согласовав вопрос с соответствующими органами (ГПУ – сост.), окрадминотдел просит разрешения НКВД на разрыв договора на использование молитвенного дома общины тихоновской ориентации, и передать Рождество-Богородичную церковь в полное использование вновь возникшей пятидесятке соборно-епископской ориентации, которая и добивается регистрации статута и передачи вышеуказанного молитвенного дома. Кроме этого окрадминотдел сообщает, что вышеуказанная Рождество-Богородичная церковь считается у тихоновцев окружным собором и является центром тихоновщины на Лубенщине, и передача этой церкви соборно-епископцам нанесёт удар тихоновской Церкви всего округа. Независимо от этого, окрадминотдел просит НКВД решить этот вопрос в немедленном порядке, чтобы иметь возможность составить договор на пользование молитвенным домом с общиной соборно-епископцев, и передать молитвенный дом к Пасхальным Праздникам»⁵⁰⁵.

Но к Пасхальным Праздникам ответ из Харькова ещё не пришёл, Феофила Булдовского в Лубнах не было, и Епископ Аркадий решил поехать в Лубны, чтобы в своём кафедральном Рождество-Богородичном соборе отслужить пасхальное богослужение. Об этой службе есть два свидетельства, которые дополняют друг друга. Приведём оба эти свидетельства.

Игумен Дамаскин (Орловский) сообщает: «Духовенство собора было заблаговременно оповещено о приезде назначенного в их город Епископа. Приготовившись к пасхальному богослужению, ждали архиерея, но было уже около одиннадцати часов вечера, а о прибытии архипастыря не было никаких известий. Епископ Аркадий выехал в Лубны тайно и перед самым началом пасхальной полунощницы, около половины двенадцатого, вошёл в алтарь. Он был в пальто, в тёмных очках и в этом виде мало походил на Епископа. Диакон собора стал прогонять незнакомца, говоря, что они ждут приезда назначенного к ним архиерея, и ему совсем не место сейчас в алтаре. Незнакомец попросил вызвать настоятеля, диакон уступил, и когда пришёл настоятель, Епископ Аркадий открылся ему и сказал, что он и есть назначенный к ним архиерей. После объяснений владыка облачился, и началось пасхальное богослужение. Но ещё не закончилась служба, как в храме стали появляться представители властей, дальнейшее пребывание владыки Аркадия в соборе грозило арестом, и сразу после богослужения он был вынужден скрыться»⁵⁰⁶.

Другое свидетельство записано владыкой Феодосием (Процюком): «Протоиерей Иоанн Богданович был хорошо знаком с Епископом Аркадием. Встретившись с ним в Полтаве, куда Епископ Аркадий приехал по своим делам, о. Иоанн узнал от него о следующем интересном случае. Оказывается, на Пасху 1927 года Епископ Аркадий приехал в Лубны совершенно внезапно и, придя перед светлой заутреней в Троицкий собор [здесь ошибка, Троицкий собор был давно в руках раскольников – булдовцев, а владыка Аркадий служил в Рождество-Богородичном соборе – сост.], предъявил свои архиерейские грамоты о том, что он хиротонисан во Епископа Лубенского. Духовенство приняло его, и он совершил пасхальную заутреню и литургию, а затем сразу же поехал на вокзал, сел в поезд и уехал из Лубен»⁵⁰⁷.

Рождество-Богородичным собором «булдовцы» завладели только в июле. 7 июля Лубенский административный отдел объявил православной соборной общине о расторжении договора на право пользования храмом, 13 июля состоялась передача собора и его имущества группе соборно-епископцев⁵⁰⁸, а 27 июля православная община при Рождество-Богородичном соборе была ликвидирована, будто бы «за нарушение типового договора»⁵⁰⁹. Жалобы православных на незаконные действия властей услышаны не были⁵¹⁰.

После Пасхального богослужения в Лубнах владыка Аркадий приехал в Полтаву. Он стал широко известен в Полтавской епархии, где служил и проповедовал, заслужив любовь православных⁵¹¹.

Как же реагировало ГПУ на смелого Епископа, пренебрегшего запретом появляться в вверенной ему епархии? Об этом мы имеем свидетельство владыки Леонтия (Филипповича), которое написано со слов Епископа Аркадия: «Как только он прибыл в Полтавскую епархию и своим словом всколыхнул народные массы, его тотчас схватили и отправили в ссылку на вольное поселение на Кавказ, засадив в глухую осетинскую деревню на три года. Пробыв в таком безлюдном одиночестве около года, владыка задумал было бежать. И решил ездить по обширной России под видом странника и проповедовать, насколько возможно, слово Божие»⁵¹².

Но при этом Епископ Аркадий не оставлял своего попечения о духовенстве и пастве Полтавской епархии, ведя с ними активную переписку.

После опубликования известной «Декларации», подписанной Заместителем Патриаршего Местоблюстителя Митрополитом Сергием, один из священников Полтавской епархии, который поддерживал владыку Аркадия материально, обратился к Епископу с письмом, в котором заявлял, что «Декларация» смущает его совесть, а поэтому он отказывается от подчинения как Митрополиту Сергию, так и Епископу Аркадию.

Владыка Аркадий, желая исправить его ошибочные взгляды, отправил ему ответное письмо, в котором писал:

«Боголюбивейший и дорогой собрат. Так как я не имею возможности лично с Вами побеседовать, то доставляю себе удовольствие это настоящим письмом. Конечно, моя речь будет о текущих церковных событиях. Много печального происходит в наши дни. Особенно печально то, что наши первоиерархи ведут Российскую Церковь к потере свободы, к рабской зависимости, и всё это делается так хитро и тонко, что пока их «деяния» нельзя подвести ни под какие каноны. Ни для кого уже не секрет, что наши архиереи назначаются не Митрополитом Сергием и Патриаршим Синодом, а кем-то иным. Не секрет и то, что все многочисленные перемещения архиереев (вопреки канонам) сделаны не для пользы Церкви, а по указке кого-то слева. Разве нам не известно, что назначенный Москвой архиерей, по приезде своему на место служения, должен явиться к местным «вершителям церковных судеб», у них выдержать нечто вроде экзамена, и только после этого легализуется Епископ.

Мне известны случаи, когда Епископы, присланные Москвой с соответствующими бумагами, всё-таки не были допущены к управлению своими епархиями; те же, кои допущены, – имеют ли они право свободного объезда своих епархий? Не испрашивают ли они на каждую поездку разрешения и не дают ли они отчёта в своей деятельности органам гражданской власти? А как происходят теперь назначения Епископами епархиальных управлений и отцов благочинных? И свободны ли в этой области Епископы? Не получают ли они указаний, а то и приказаний, кого назначать и кого увольнять?.. Хотя этих и подобных им многих «деяний» нельзя подвести ни под какие каноны, но от такой «легализации» веет ужасом. Говорили мне, что будто бы член Синода Архиепископ Филипп (Гумилевский) сказал: «Мы будем делать всевозможные уступки, но когда дело коснётся веры, тогда ничего не уступим». Но так ли говорили и поступали святые? Не умирали ли святители за свободу Церкви, за её священные предания, уставы, даже священные книги и сосуды?.. Что же касается поминовения за богослужением власти, то это «деяние» Митрополита Сергия не нарушает какого-либо церковного правила, но оно осуждается голосом христианской совести. Как возношение в ектениях имени своего Епископа, так и поминовение власти есть нечто иное, нежели молитвы за них. Если мы за богослужением поминаем своего Епископа, то этим выражаем своё подчинение ему; иначе разрешалось бы, наряду со своим Епископом, возносить имена и других Епископов иноепархиальных; однако это нигде не делается; для желающих молиться об иноепархиальных Епископах имеется прошение «о милости, жизни, мире, здравии». Подобно сему наша Российская Церковь до революции возношением за богослужением имени императора выражала не свои молитвы о нём, а вернее всего свою зависимость от него, как от блюстителя её интересов и до некоторой степени главы её... Каково же настоящее отношение Православной Церкви к советской власти, чтобы поминать её за богослужением? Если мне возразят, что Христос заповедал молиться о врагах и гонителях, то я отвечу: пусть нам укажут молитву о власти, а они пользуются для этого прежней формулой возношения. При том для меня непонятно, как быть со следующим за сим прошением: «О пособити и покорити под нози его всякого врага и супостата»? Ведь оно никем доселе не отменено... Быть может и его читать? И тогда о чём мы молим и против кого направляем свои прошения?.. Удивления достойно то обстоятельство, что молиться о властях заставляют нас тогда, когда этого моления не желают ни сама власть, ни верующие. Почему же так ратуют о сем наши архипастыри? Не думаем, чтобы от них требовала сего сов. власть, ибо безбожникам не нужна и молитва; что же касается духовенства и народа, то у них предполагаемое поминовение за богослужением сов. власти вызывает одно только негодование и возмущение. Быть может, наши первоиерархи пришли к убеждению в необходимости молиться о власти, тогда пусть они возьмут на себя труд составить такие прошения, которые были бы приемлемы верующими и в устах их были бы действительно молитвами; как, например, «еще молимся о еже во власти сущих, да Господь Бог избавит их от всех бесовских наваждений, приведёт к покаянию, исправлению, возглаголет в сердцах их мир и благое о Церкви Своей святей...»

Итак, положение Церкви тяжёлое. Но как быть нам? Можем ли подчиняться тем первоиерархам, которые стали на опасный путь, ведущий Церковь Христову к новым великим страданиям? Прежде всего, нужно хорошо уяснить себе то обстоятельство, что для Церкви Христовой не может быть большего зла, как раскол. Никакие гонения и насилия не могут нанести Церкви такой раны, как раскол. Раскол – это вечно ноющая, вечно мучащая Церковь рана. И горе тому, кто её наносит телу Христову. Недаром св. отцы говорили, что грех раскола не смывается даже мученической кровью. Посему на церковный раскол с душевной болью можно идти тогда только, когда испробованы уже все иные пути и средства спасения верующих. Итак, мы ни в коем случае не можем чинить раскола. Мы должны стоять на страже чистого православия и прилагать всевозможные меры любви и обращения к совести тех, кто сознательно или бессознательно ведёт Российскую Церковь к новому расколу. Мы не совершим раскола, но если увидим и уже видим и свидетельствуем, что нашими первоиерархами нарушается и попирается самый дух православия; «легализованная Церковь» превращается в один из отделов «СОЧИ» (секретно особая часть при ГПУ); пастыри связываются неприемлемыми их совестью требованиями – тогда с сердцем, облитым кровью и слезами, мы должны встать на защиту истины и сказать: «Архипастыри и пастыри. Мы отходим от вас, ибо вы уже отошли от правды Божией, вы создали новое направление в Церкви Божией. От этого нового направления – от этого раскола мы и уходим. Грех же раскола лежит на вас».

Но вы спросите: как же всё это можно провести на деле? Кто должен взять на себя почин? Может ли это сделать каждый христианин? Когда и кто правомочен объявить верующим, что час разрыва с первоиерархом наступил? Осуждать еретиков и раскольников правомочна одна только Церковь. «Если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мыта́рь» (Мф.18:17). Выразителем же воли церковной является Собор. Но как быть в то время, когда Собору нельзя собраться?

Тогда суждение по поводу того или иного церковного явления произносят Епископы. Их же суждения не есть ещё окончательный приговор, но есть авторитетнейший голос в Церкви; они являются стражами Церкви, и ими в междоусобный период управляется Христова Церковь. Следовательно, и в настоящем деле почин и решение принадлежат епископату.

Но как это можно провести? Епископы, видя нарушение духа и буквы канонов, в одиночку и группами, должны посылать свои протесты Митрополиту Сергию, моля его свернуть с неправого пути. Если эти протесты не возымут действия, тогда они, согласясь между собой, можно и через посредство переписки, сообщают Митрополиту Сергию, что они отселе не считают его Заместителем Патриаршего Местоблюстителя, осуждают взятое им церковное направление и отделяются от него. То же объявляется и всем верующим. С этого момента совесть духовенства и верующих становится свободной от всякого рода действий (приказаний, запрещений) Митрополита Сергия и состоящего при нём Синода. Отошедшая же от Митрополита Сергия Православная Церковь может управляться или одним из старейших иерархов или, как это было во время заключения Патриарха Тихона, каждая епархия – своим архипастырем.

Какую же роль во всём этом несут священники и верующий народ? Судить и запрещать архипастырей они не могут; не могут они также без Епископов отходить от епископата. Но это не значит, что они должны бездействовать. Как воины совместно с вождём, так и они совместно с Епископами должны бороться за истину и её защищать. Как разведчики на войне не дают покоя своим начальникам, но, приходя с разных мест разведки, сообщают им об опасности, так и верующие, [пока] не пройдёт опасность для Церкви, должны возбуждать в своих пастырях дух ревности, бодрствования и стойкости и всячески духовно и материально поддерживать их, дабы те безбоязненно и право правили слово истины. Молитесь же горячо за своих архипастырей и пастырей, возьмите на себя заботы об их семьях, дабы пастырь видел, что его семья не будет нищенствовать без него и тогда смело, с любовью, а когда потребуется и с настойчивостью, сообщайте ему мнения и суждения верующих по разным вопросам церковной жизни. Опираясь на ревность и любовь своей паствы и понуждаемый ею, пастырь будет истинным отражением православия. А это – залог правого пути Церкви.

Есть ещё и другой, менее болезненный путь. Так как Митрополит Сергий не есть Патриарший Местоблюститель, а только Заместитель Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Петра Крутицкого, и это заместительство он несёт, как послушание нынешнему главе Российской Церкви Митрополиту Петру, то для каждого ясно, что Митрополит Пётр, когда угодно, может освободить Митрополита Сергия от сего послушания и возложить оное на другого архипастыря. Точно также сами собою падают все права и обязанности Митрополита Сергия как Заместителя Патриаршего Местоблюстителя в случае смерти Митрополита Петра.

Вот те мысли, которыми считаю нужным поделиться с вами, моля Господа о Вашем умудрении и укреплении. Передайте мой привет и благословение Божие всем близким.

Е. А.»⁵¹³.

Священник, которому было адресовано это письмо, был удовлетворён ответом владыки Аркадия и даже решил в переработанном виде распространить в церковной среде. Это ему удалось, и в короткий час это письмо, как послание владыки Аркадия (Остальского) стало известно многим. Копия письма попала и в Москву на Лубянку, в центральное ОГПУ.

Путешествуя по обширным российским просторам под видом странника и проповедуя слово Божие, Епископ Аркадий решил заехать и к матери в Москву, куда въезд ему был запрещён. В Москве он был в сентябре и октябре 1927 года. Так как посещение Москвы было нелегальным, то Епископу, чтобы не быть выслеженным ГПУ, и, чтобы не было неприятностей хозяевам, приходилось ночевать не только в доме Пелагеи Михайловны Назаровой, но и в домах других прихожан Пименовского храма⁵¹⁴.

Из Москвы Епископ Аркадий решает ехать опять на Кавказ. Здесь он пребывал в Новоафонском монастыре, жил в горах, встречался с подвижниками, которые населяли в то время пропасти и ущелья Кавказских хребтов. Но и здесь положение было неспокойным, власти предпринимали меры к аресту монахов, с помощью охотников выслеживали их, арестовывали и расстреливали. Осознавая, что в любой момент он может быть также убит, Епископ Аркадий носил под подкладкой сапога свою фотографию, чтобы в случае смерти люди могли узнать о его участи⁵¹⁵.

В «Сборнике планов и конспектов бесед и проповедей» он писал: «Трудно путешествовать по снежным вершинам Альп или Кавказа; вот отвесная скала, вот страшная пропасть; сколько нужно положить сил и напрячь усилий, чтобы взобраться на вершину горы. Восхождение души к небу не легче»⁵¹⁶.

Скитания и жизнь в тяжёлых условиях – то в городах, то в горах, подорвали здоровье владыки Аркадия, и он заболел плевритом. Болезнь застала его во время приезда в Киев.

В начале февраля 1928 года жившая в Киеве духовная дочь владыки Аркадия отправилась в Киево-Печерскую Лавру, чтобы купить несколько икон. Хотя Киево-Печерская Лавра в то время уже была в руках обновленцев, но на её территории продолжали проживать православные монахи, и действовала иконная лавка⁵¹⁷.

Знавший упоминаемую духовную дочь владыки Аркадия, продававший иконы иеромонах Иеремия (Оленич), спросил её, знает ли она, где находится Епископ Аркадий. Вслед за этим она услышала, что кто-то окликает её по имени. Оглянувшись, она увидела самого владыку Аркадия. Он был тяжело болен и с трудом передвигался. Девушка предложила владыке остановиться в её квартире, где она жила вместе с матерью. Чтобы не стеснять Епископа, она на это время перешла жить к подруге, навещая владыку для оказания ему врачебной помощи. В этом доме Епископ Аркадий прожил три недели и с помощью Божией, благодаря заботе благочестивых женщин, оправился от своих недугов⁵¹⁸.

Заехав в Житомир, где встретился с братчиками, Епископ Аркадий поехал в Москву. Там он пробыл несколько дней, останавливаясь опять у духовных чад⁵¹⁹.

Из Москвы Епископ Аркадий поехал в Ленинград на подворье Киево-Печерской Лавры. Очевидец пребывания его в Ленинграде будущий владыка Леонтий (Филиппович) вспоминал об этом так: «Как-то в начале весны, в Великом посту 1929 года (здесь ошибка, правильная дата – 1928 год – сост.), в Петербурге на подворье мой сосед по келии о. Иустин привёл вечером, совершенно неожиданно, Епископа Аркадия, викария Полтавской епархии. Он был одет в простой плащ, и трудно было подумать, что это духовное лицо <...>

Мы ему предложили немного у нас пожить, не открывая никому, что он Епископ. Так прошёл Великий пост, наступала Святая Пасха, и наш владыка неожиданно для нас выразил желание вместе с нами помолиться в Светлую Пасхальную заутреню, несмотря [на то], что это было не без риска для него. Взяли мы разрешение у Отдела религиозных культов, сказав, что проезжий Епископ желает помолиться с нами на Пасху, а также разрешение у Митрополита Серафима [Чичагова, священномученика, † 1937, память 28 ноября /11 декабря], не открывая ему, что Епископ Аркадий бежал, иначе он убоялся бы дать разрешение служить»⁵²⁰.

«Наш величественный храм, вмещавший около двух тысяч человек, а также вся набережная, были полны людей, так что пришлось о. Иустину служить и на улице, т.к. в храм нельзя было протиснуться. Зажгли все паникадила, свечи, и весь многочисленный сонм священнослужителей, облачённый в пасхальные ризы, во главе с владыкой Аркадием, вышел с пением: «Воскресение Твое, Христе Спасе» из алтаря; я, как иподиакон, стоявший близко к владыке, видел, как по лицу его струились ручьём слёзы. И мне понятно стало, что бывают в жизни моменты, ради которых не жаль и последующей жизни, что бы ни ожидало впереди, а ожидать доброго было трудно, но в тот благодатный час, он как возглавитель этого духовного пиршества был счастлив, что хоть на этот миг он с народом, таким же измученным, как он, может помолиться и прославить воскресшего из мертвых Христа Жизнодавца»⁵²¹.

«<...> Бедный владыка после стольких испытаний, очутившись вновь в такой для него близкой обстановке, буквально рыдал, стоя у святого престола. Кроме нас, духовных, никто не знал из присутствующих, что это Епископ, бежавший из ссылки. В этот же день он был приглашён Митрополитом Серафимом на торжественную службу в Александро-Невскую Лавру. Во главе с Митрополитом Серафимом служили ещё и следующие Епископы: Архиепископ Гавриил, Епископ Артемий, Епископ Николай (Ярушевич), Епископ Сергий и Епископ Амвросий. Последние два были рукоположены в Москве на место отошедших. Епископу Аркадию была предоставлена проповедь. Простая вдохновенная, задушевная речь о Воскресении Христовом победоносно лилась рекой и захватила собой многотысячную толпу молящихся в храме. Видно было, что и сам Митрополит Серафим был ею захвачен. О народном восторге нечего и говорить, ибо, когда мы вышли с владыкой Аркадием из храма, многочисленная толпа буквально осаждала его, выражая ему чувства своего восторга.

В этот вечер у Епископа Аркадия было свидание с Митрополитом Серафимом, и тот предложил ему быть его викарным Епископом, но сказал, что предварительно должен запросить власти. Только тогда Епископ Аркадий открыл Митрополиту Серафиму своё положение. Произошло смущение, и тут Епископ Аркадий вдруг проявил свою неустрашимость, сказав, что он решил лично ехать в Москву на Лубянку и просить разобрать его дело вновь, так как он не чувствует за собой никакой вины, разве только то, что он православный Епископ. С этим своим решением он вернулся к нам.

Сколько мы его не разубеждали не делать этого, не рисковать собой, т.к. этим зверям в человеческом образе вообще чужды чувства справедливости и великодушия, что они именно желают полной изоляции таких людей, как он, что его такая бесстрашная поездка более чем рискованна; что ему надо опять уйти в неизвестность, раз он уже вступил на этот путь, как это ни тяжело для него и для всех нас. Но он настаивал на своём, и поехал. Я с грустью провожал его на вокзал, и он уехал в Москву на Лубянку.

Когда Епископ Аркадий явился на Лубянку в центральное ГПУ, то там вначале крайне изумились его появлению, а затем разразились яростным гневом, которому, казалось, не будет конца»⁵²².

9 мая 1928 года Епископ Аркадий пришёл в приёмную объединённого государственного политического управления (ОГПУ)⁵²³. Он не мог получить места для служения в какой-либо епархии без объяснения с властями и потому решил встретиться лично с начальником 6-го (церковного) отдела ОГПУ Евгением Александровичем Тучковым, к каким бы это ни привело последствиям.

Владыка Аркадий не был арестован сразу, но не был и отпущен; его продержали до 15 мая, когда был выписан ордер на арест⁵²⁴. Комиссар активного отделения И. Храмов произвёл обыск Епископа⁵²⁵. У него были изъяты: перламутровая панагия, параман, кожаное портмоне, молитвенник, иконка, серебряная цепочка и 38 рублей 98 копеек денег⁵²⁶. Своей рукой владыка Аркадий заполнил анкету арестованного⁵²⁷.

Сразу же после этого уполномоченный 6-го отдела ОГПУ А. В. Казанский начал допрос.

«Зачитывается документ, подписанный «Аркадий, Епископ Лубенский», начинающийся словами: «Обращение к православным. Возлюбленные о Христе. Так как я не имею возможности лично беседовать с Вами, то доставляю себе удовольствие это настоящим письмом» и т.д.

Вопрос: Каким Епископом Вы считаетесь?

Ответ: Лубенским.

Вопрос: Зачитанное Вам послание составлено Вами?

Ответ: Это, во-первых, первоначально было частное, а не общественного характера письмо, принадлежащее действительно мне. Писано было мною в Новом Афоне в ответ на письмо священника, поддерживавшего меня материально. Письмо мое ему (ответное) начиналось словами: «Дорогой отец Александр», за каковым обращением следовало поздравление с Ангелом. Кончалось письмо передачей поклона жене и детям. Остальной текст тождественен, насколько я помню. В предъявленном мне документе откинуты начало и конец, заменённые так, как видно в показанном мне документе. Никакого поручения превратить моё частное письмо в «обращение» общественного характера я никому не давал. Сделано это без моего ведома.

Вопрос: Как фамилия этого священника Александра?

Ответ: Назвать её не могу.

Вопрос: Почему?

Ответ: Не желаю, чтоб он отвечал. Пусть вся ответственность лежит на мне.

Вопрос: Вы согласны с тем, что в Вашем этом письме есть места непосредственно антисоветского характера?

Ответ: Согласен.

Вопрос: Значит, отказываясь назвать фамилию распространителя (притом самовольно распространявшего документ), вы хотите укрыть антисоветского деятеля?

Ответ: Не хочу выдать и не хочу укрыть; предоставляю этот вопрос времени.

Вопрос: С Кавказа Вы когда в Москву приехали?

Ответ: В сентябре-октябре 27 и в феврале 28 года (по дороге в Ленинград).

Вопрос: Где Вы останавливались первый и второй раз?

Ответ: Пименовский тупик, № 3, у Цветковых (кв. тоже № 3).

Вопрос: А второй раз?

Ответ: Там же.

Вопрос: А у Костомаровых были?

Ответ: Да, во второй мой приезд я у них ночевал один раз.

Вопрос: Что такое за кружок был у Костомаровых, и какое Вы в нём принимали участие?

Ответ: В собственном смысле слова кружка у Костомаровых не было. Вера Костомарова – она больная – читала Евангелие для кружка своих знакомых; читала главным образом для себя и отца. У неё была книжка – Евангелие от Марка (толкование) издательства «союза христианского студенчества». Когда мне приходилось бывать у Костомаровых – к ним приходили знакомые побеседовать со мной, как, впрочем, и в некоторых других местах, куда я заходил после богослужений. По московским домам мои визиты были, главным образом, в декабре 26 г. и в январе 27 года.

Вопрос: А что Вы знаете по поводу некой «оккультной» организации в Киеве и т.д.

Ответ: Относительно организации ничего не знаю, но одна моя знакомая, умершая в Житомире в 1927 г. много мне по этому поводу рассказывала, о каких-то оккультистах, некоем Лавине и т.д.

Показание мне прочитано; с моих слов записано верно.

Остальский»⁵²⁸.

После допроса Епископ был заключён в Бутырскую тюрьму⁵²⁹. А следователь составил «Постановление о предъявлении обвинения», в котором Преосвященному Аркадию как преступление вменялось его письмо к лубенской пастве⁵³⁰.

14 июня следствие было закончено и составлено заключительное «постановление», которое гласило:

«В начале 1928 года первоначально по Украине, а затем и по всему СССР стал распространяться резкий антисоветский документ, подписанный Епископом Аркадием. Документ распространялся только среди антисоветских активных церковников под большой тайной. Документ указывал на то, что Церковь подвергается гонениям за веру со стороны соввласти, что соввласть является «гонителем и врагом» Церкви, что Церковь, не ведущая антисоветской деятельности и примиряющаяся с соввластью «превращается в один из отделов СОЧИ» (секретно особая часть при ОГПУ, как разъясняет послание).

Послание предлагает взять пример с мучеников, которые «умирали за свободу Церкви, за её священные предания и даже за книги и сосуды». Призывает отказаться Церкви от выказывания всяких внешних знаков подчинения соввласти, а народу предлагает поддерживать стойкость и мужество попов заботой об их семьях и, в случае надобности, подталкивать попов на активность. На основании изложенного был произведён арест Епископа Аркадия Остальского.

Последний на допросе признал, что этот документ составлен действительно им, и что он, безусловно, носит антисоветский характер. Назвать сообщников Аркадий отказался, «не желая подвергать их преследованиям». Он же показал, что свои взгляды развивал в интеллигентском кружке религиозников Костомаровых.

На основании изложенного полагаю: антисоветскую деятельность Остальского считать доказанной».

И подписи – уполномоченного шестого отделения СО ОГПУ Казанского и начальника шестого отделения СО ОГПУ Тучкова⁵³¹.

Дело рассматривалось во внесудебном порядке, согласно с постановлением Президиума ЦИК СССР от 9 июля 1928 года, и 23 июля Коллегия ОГПУ постановила: «Остальского Аркадия Иосифовича заключить в концлагерь сроком на пять лет. Дело сдать в архив»⁵³².

Духовные чада владыки, прихожане Пименовского храма, узнав, что владыка Аркадий будет отправлен в концлагерь, желая, может быть в последний раз увидеть Епископа и получить от него благословение, пришли на вокзал. Надежда Александровна Гринвальд написала стихотворение, в котором описала отъезд владыки Аркадия: ночь, одиноко стоящие женщины, отправка арестованного, решётки вагона, появление Епископа Аркадия, последнее его троекратное благословение⁵³³.

29 июля Епископ Аркадий с партией заключённых был отправлен в Соловецкие лагеря особого назначения (СЛОН), который ГПУ устроило в некогда славном Спасо-Преображенском Соловецком монастыре⁵³⁴.

...На уединённых и удалённых в Белом море Соловецких островах в 1429 году поселились два великих духовных светильника – преподобные Савватий († 1435, память 8/21 августа и 27 сентября / 10 октября) и Герман (память 12/30 июля и 8/21 августа) Соловецкие. Преподобный Зосима († 1478, память 17/30 апреля и 8/21 августа) стал основателем святой обители. В середине XVI века при игумене Филиппе (Колычеве, святителе, Митрополите Московском и всея Руси, † 1569, память 9/22 января и 3/16 июля) монастырь достиг духовного и материального расцвета⁵³⁵.

Трагическая история вторжения советской власти на Соловки началась в мае 1920 года, когда на островах было создано отделение Северных лагерей принудительных работ ОГПУ, а летом того же года совхоз «Соловки», в котором трудилось триста – пятьсот человек. Это был один из первых исправительно-трудовых лагерей послереволюционной России. В 1923 году на островах организовывается новое карательное учреждение значительно большего масштаба – Соловецкие лагеря особого назначения (СЛОН)⁵³⁶. С братией монастыря новая власть жестоко расправилась. Но несколько человек из братии – вольных монахов – ГПУ оставила на Соловках. Почему?

Ответ на этот вопрос даёт А. Клингер, заключённый, бывший на Соловках, которому чудом удалось совершить побег из лагеря и переправиться на Запад. Он в 1928 году писал: «Как только комиссия от ГПУ явилась в Соловецкий монастырь для организации в нём «дома заключения», она потребовала списки всех монахов: последние всеми правдами и неправдами до последнего дня из родного им монастыря не уходили, перенося все ужасы и издевательства беспрерывно сменяющихся «аграрных» властей. ГПУ сразу же уничтожило этот «рассадник опиума для народа», как называют коммунисты религию. Настоятель обители и наиболее видные лица из соловецкого духовенства были расстреляны в монастырском Кремле, остальных монахов чекисты послали на принудительные работы в тюрьмы центральной России, Донецкого бассейна и Сибири, и лишь небольшой процент братии (около 30 человек), с разрешения ГПУ, остались на Соловках. Разумеется, это нельзя рассматривать как акт гуманности ГПУ: последнее просто нуждалось в «спецах» (рыбаках, плотниках, сапожниках и пр.). Эти 30 монахов на жизнь свою в превращённом в тюрьму монастыре смотрели и смотрят, как на продолжение своего подвига служения Богу. Считаются они «вольнонаёмными», работают с утра до ночи, получая за свой каторжный труд жалованье в размере не выше 10 рублей (около 5 долларов) в месяц, то есть, медленно умирая с голоду»⁵³⁷.

В Соловецкие лагеря особого назначения ссылали в первую очередь иерархов Русской Православной Церкви, священников и монахов, участников Белого движения – офицеров и солдат. Расправляясь со своими политическими противниками, новая власть отправляла сюда эсеров, анархистов, меньшевиков, неугодных ей представителей творческой интеллигенции. Незначительный процент заключенных составляли уголовные преступники⁵³⁸.

К 1926 году в Соловецком лагере было уже 29 иерархов. Попав в концлагерь, по договорённости между собой они образовали нелегальный церковный орган – Собор соловецких Епископов. Иерархи и духовенство представляли собой группу заключённых с особой внутренней структурой, во главе которой стоял правящий Епископ Соловецкий. Правящими архиереями последовательно избирались Епископ Евгений (Зернов, священномученик, † 1937, память 7/20 сентября), Архиепископ Прокопий (Титов, священномученик, † 1937, память 10/23 ноября), Архиепископ Иларион (Троицкий, священномученик, † 1929, память 15/28 декабря) и Архиепископ Пётр (Зверев, священномученик, † 1929, память 25 января / 7 февраля)⁵³⁹.

Наибольшим влиянием среди духовенства пользовался будущий священномученик Архиепископ Иларион (Троицкий). В ноябре 1927 года, когда после обнародования известной «Декларации» Митрополита Сергия некоторые иерархи с паствой, не восприняв её, начали отходить от последнего, колебания начались и среди соловецких Епископов. Архиепископ Иларион собрал около пятнадцати архиереев, и убедил их не отделяться от Митрополита Сергия. «Никакого раскола! – возгласил Архиепископ Иларион. – Что бы нам не стали говорить, будем смотреть на это как на провокацию!»⁵⁴⁰

...Епископ Аркадий ехал из Москвы вместе с другими заключёнными в товарном вагоне. Погода стояла жаркая, вагон набили таким количеством людей, что сидеть было негде и ехали стоя. Не хватало воздуха; некоторые заключённые не выдерживали и умирали в пути. На остановках конвой открывал двери и вытаскивал из вагонов трупы⁵⁴¹. Высадив из поезда, заключённых отправили на Соловки по Белому морю на бывшем монастырском пароходе.

В августе заключённые, среди которых был и владыка Аркадий, наконец, прибыли на Соловецкую пристань – в бухту Благополучия⁵⁴². После прохождения общего для всех карантина 12 августа Епископа Аркадия определили в караульную роту на общие работы.

В лагере Епископа помещали то в барак, где большей частью были уголовники, то туда, где было заключено лишь духовенство, но и на преступников, и на служителей Христовых владыка оказывал благотворное влияние. Лагерному начальству это не нравилось, и потому оно часто переводило Епископа с места на место. Находясь в лагере, владыка не только раздавал всё, что получал от своих духовных детей, но старался, чтобы и духовенство помогало друг другу, дабы никто не оказался в крайних обстоятельствах, лишённым поддержки⁵⁴³.

Большое число осведомителей и постоянное наблюдение за заключёнными ещё более утяжеляли условия пребывания в лагере. Здесь на каждого узника был заведён секретный формуляр, в котором отмечалось его поведение, то, как он работает, что говорит и каких взглядов придерживается. На владыку Аркадия также был заведён такой формуляр, благодаря которому мы можем проследить места работы и динамику «трудовых успехов» Епископа.

«Остальский Аркадий Иосифович – осуждён ОГПУ 9/V. 28 ст. УК 58/ 10 – 5 лет.

Особые приметы: Рост 165. Волосы и брови чёрные, с проседью. Глаза карие, нос обыкновенный. Особых примет нет.

12/VIII-28 Кар. р. – Общие работы.

10/IX-28 12 р. – Сторож.

16/IX-28 6 р. – 31/VIII-28 – Характеристика от 9/IV: Поведение хорошее. Отношение к труду и дисциплинированность соответствуют требованиям служебных обязанностей.

1929 г. 13 рота – Общие работы – Предыдущий отзыв.

11/VI-29 г. – Ничем себя не проявил.

СЛОН. Голгофа.

12/VI-29 – Троицкая – Общие работы.

VI – 29 г. III р. – п. Анзер.

13/VII – 29 г. – Взысканиям не подвергался, поведение и отношение к труду удовлетворительное. Религиозного убеждения.

Февраль 30 г. К[омандиров]ка «Троицкая» – Служ[итель] культа (Епископ). Л[агерным] распорядкам не подчиняется по религиозным убеждениям, работу выполняет, поскольку находится в условиях лагеря.

6/VII – Троицкая – Обслуга – Епископ лаграспорядку не подчиняется. Настроения антисоветск., сгруппировал вокруг себя служителей культа, ведя среди них агитацию против обновленческого направления Православной Церкви. Требует строгой изоляции и неуклонного наблюдения.

4/Х-30 г. 2 рота – Савватьево – Сторож – (Епископ). Поведение хорошее, работу выполняет, так как находится в лагере, дисциплинарным взысканиям не подвергался, среди служителей культа имеет большое влияние; религиозного убеждения.

29/111–31 г. участ[ок] Овсянка – Общие [работы] – (Епископ). Дисциплинирован. К труду относится неудовлетворительно, работу выполняет по казённому, хитрый, осторожный, среди заключённых явно показывает себя, выражая недовольство новым проведённым мероприятием культурных перевоспитаний и лагерной жизнью вообще»⁵⁴⁴.

Эти скупые характеристики для нас важны тем, что с особенной ясностью свидетельствуют о Епископе Аркадии как о человеке глубокой веры, пользовавшимся большим авторитетом среди духовенства и епископата, так что это было заметно и для тюремщиков.

На Соловки из Житомира приезжала княгиня Наталья Ивановна Оржевская, которая сообщила о смерти матери владыки монахини Софии (Остальской)⁵⁴⁵ (преставилась в Москве 15 марта 1929 года на руках Пелагеи Михайловны Назаровой и похоронена в Житомире на Русском кладбище⁵⁴⁶) и рассказала о деятельности Свято-Николаевского братства, которое лишилось храма, действовало уже нелегально, так как власть приказала ему «самораспуститься». Наталья Ивановна также привезла материальную помощь, собранную братчиками⁵⁴⁷.

Оставшимся вольным монахам Соловецкого монастыря было разрешено совершать церковную службу сначала в храме преподобного Онуфрия Великого, а после его закрытия – в Германовой часовне, расположенной неподалеку от пристани. Поначалу лагерная администрация не смотрела строго на присутствие узников-архиереев и священников на этих богослужениях, но затем, когда службы были перенесены в часовню, она старалась уже не допускать туда заключённых.

Епископ Аркадий неоднократно, особенно на двунадесятые праздники, совершал вместе с прочим духовенством богослужения в храме преподобного Онуфрия Великого и произносил вдохновенные проповеди.

В 1929 году владыка Константин (Дьяков) наградил священника села Великая Буромка Черкасского округа иерея Михаила Савченко палицей, но о. Михаил был к тому времени осуждён на 10 лет ИТЛ и находился на Соловках, поэтому награда ему не была вручена.

Когда известие о награде достигло лагеря, Епископ Аркадий вручил её заключённому священнику. По вручении награды владыка Аркадий произнёс «слово», в котором говорил, что духовенству в заключении следует поддерживать друг друга, призывал мирян, имеющих хоть какое-то обеспечение, помогать неимущим. Слово владыки о конце мира, о переживаемых испытаниях, благотворительности и помощи друг другу было таково, что многие, слушая его, плакали.

Благочестие и большой авторитет среди заключённых и вольных монахов Епископа-подвижника всё более раздражали лагерное начальство, с наибольшей ненавистью и непримиримостью относившееся к православным, и оно стало искать повод, чтобы арестовать владыку. Среди заключённых были и такие, кто готов был засвидетельствовать любую ложь, только бы облегчить свою участь в неволе.

24 февраля 1931 года заключённый четвёртого отделения посёлка Савватьево Погорелый Роман Петрович, который на воле был начальником милиции, послал в секретную часть лагеря донос – «заявление» на Епископа Аркадия и других священников. Он писал:

«Находясь в Савватиеве раздатчиком 2-й роты, я стал наблюдать, что к помещавшимся в одном со мной бараке заключённым священникам Ильину Василию Степановичу, Бессонову Константину Ивановичу, Вознесенскому Александру Васильевичу, Побединскому Владимиру Васильевичу часто ходит архиерей Остальский и ведёт с ними беседы, которые по своему характеру сводились к следующему.

Остальский 30.1.31 года, придя в барак, на вопрос Бессонова и Побединского: «Как вы благословите жить нас в дальнейшем?» – сказал: «Пока живите, терпите, осталось терпеть недолго, как я сказал вам на днях, на весну будут громадные перемены, вы видите какой раскол в советском правительстве, да ещё колоссальные требования со стороны иностранцев». Это слышал заключённый Агафонов.

Сами эти священники также представляют довольно опасных лиц.

Так 23.1.31 Ильин, беседуя со священником Дмитриевым Филиппом Дмитриевичем и Васканом Варфоломеем Ивановичем, сказал, что в Соловки посылают на десять лет за проступки, за которые царское правительство давало арест в две недели, потому что это нужно для досрочного выполнения пятилетки за счет бесплатного труда заключённых.

В общем, из жизни их всех, если вы вызовете меня, я могу указать многое»⁵⁴⁸.

Лагерная администрация, решив арестовать владыку Аркадия, 9 марта вызвало доносчика, но он мало чем смог дополнить своё лжесвидетельство.

Для того чтобы начать внутрилагерное дело, нужен был ещё один «свидетель». Им стал осведомитель ГПУ «епископ» раскольничьей автокефальной украинской церкви Стефан Андреевич Орлик, который дал следующие показания: «21 ноября 1930 года (вернее, накануне этого дня по старому стилю) я узнал от священника Константина Травина, что в часовне около пристани, где проживают вольные монахи, состоится богослужение в последний раз, так как монахов отправляют на материк. Утром 21 в 5 – 6 часов я зашёл в часовенку. Там на втором этаже шло богослужение, которое совершал Епископ Аркадий Остальский совместно со священником Савченко и вольным монахом. Остальные присутствующие, в том числе и я, пели. Личность Аркадия Остальского меня интересовала, так как я знал, что он на Соловках, а до этого мы не раз в Житомире и на Волыни вообще публично обличали друг друга в так называемой ереси. Богослужение ничем от обычного не отличалось, за исключением «слова утешения», произнесённого Остальским в конце литургии. Обратившись к присутствующим (было человек 15–20), Остальский указал на гонения христиан в первые века, когда верующие прятались в катакомбы, сравнил первые века с теперешним временем и указал, что хотя молиться собираемся на чердаках, но унынию предаваться не следует, а каяться, молиться и просить у Всевышнего прощения личных наших грехов, и Богоматерь умолит Сына Своего ниспослать на наш народ страждущий и на страждущих насельников исторической святыни Соловецкой благодатную милость Свою, избавляющую от тяготы жизни настоящей, а если вера наша будет крепка, то грядут и лучшие дни, и будем радоваться во Имя Господне»⁵⁴⁹.

Было решено арестовать Епископа Аркадия во время богослужения. Скоро такой случай представился на всенощном бдении, на праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, которое совершалось в помещении часовни. При аресте у Епископа Аркадия была отобрана «увольнительная записка».

Арестовавший Епископа Аркадия доносил об этом так: «Доношу, что на основании Вашего распоряжения я прибыл в помещение часовни, занимаемой вольными монахами, обнаружил следующее:

В верхнем помещении часовни происходило богослужение, на котором присутствовали 15 человек, в том числе 8 человек заключённых.

Совершал богослужение вольный монах Мошников Ювеналий, в полном облачении священника, помогал ему заключённый Травин Константин Павлович, одетый в монашескую мантию и в то же был одет и заключённый Остальский Аркадий Осипович. Остальные заключённые стояли в своих одеждах.

Все присутствующие на богослужении мною переписаны, список коих при сем прилагаю.

Заключённый Остальский мной задержан и отправлен в отдельное помещение. Богослужение мной не прерывалось и продолжалось после моего ухода.

Заключённый Остальский А.О. присутствовал по увольнительной №16 п. Савватьево»⁵⁵⁰.

На следующий день уполномоченный секретной части начал допрашивать присутствовавших на службе заключённых и вольных монахов.

Был вызван для допроса и священник Михаил Савченко, который, стараясь взвешивать каждое слово, говорил: «На Введение Остальский говорил слово, что нужно благодарить Бога, что Он у нас не отнял ещё возможность совершать моление здесь, как ранее в катакомбах, причём указывал, что храмы отобраны только за наши грехи, и нам поэтому приходится собираться на чердаке, и призывал к молитве и покаянию.

При мне Остальский служил только один раз, говорил о посте и покаянии; об объединении духовенства ничего не говорил, а также не говорил и о взаимной поддержке или организации кассы взаимопомощи. Никому о желании взять на себя сбор пожертвований я не говорил. Вообще, я кое-кому пособлял, так как за время нахождения в Соловках получил до пятисот рублей переводов, а на себя поизрасходовал не более восьмидесяти рублей. Облачение, имеющее форму ромба, называется палицей и принадлежит к священническому облачению, точнее награде, которая даётся по истечении трёх лет с получения предшествующей награды. Такую палицу я получил в 1929 году к Пасхе по утверждению Киевского Митрополита Михаила, но так как в это время я был в заключении, то палицы не получил, поэтому Епископ Остальский однажды перед службой и возложил на меня палицу, взяв её здесь у монахов; то есть он меня не наградил, а только возложил уже данную награду, так как палицу возложить может только Епископ; это он сделал по моей просьбе; палица, как церковное облачение, осталась у монахов»⁵⁵¹.

Вызванные для допроса соловецкие монахи отвечали ещё сдержаннее, отрицая всё, что возможно: «На Благовещение к нам на службу действительно приходили заключённые, они зашли ещё до меня, когда я был на работе; кто служил, я уже не помню; Остальский проповеди не читал, а просто сказал слово – о положении христианства, но говорил очень мало. Когда Остальский надел на Савченко палицу, я не помню, может, меня в то время не было»⁵⁵².

«На службу к нам заключённое духовенство ходило, но редко; на Благовещение тоже были. Аркадий Остальский был на службе, но он заходил наверх, и поэтому, сколько раз он бывал, я точно не знаю; говорил ли что тогда Остальский, я не знаю; однажды Остальский действительно надел на Савченко палицу, но в какое время это было, я не помню, как это произошло, я точно не помню; но в это время со стороны Остальского никакого призыва к поддержке неимущих не было, и Савченко никакого согласия на сбор денег не изъявлял, и об этом не говорилось»⁵⁵³.

После этого в тот же день – праздник Благовещения – было составлено и «Постановление о привлечении к следствию в качестве обвиняемого по делу №58/2280», в котором говорилось: «<...> Принимая во внимание, что данными, имеющимися в деле, зак. Остальский Аркадий Иосифович в достаточной степени изобличается в том, что являясь Епископом Православной Церкви вопреки существующему законоположению о воспрещении совершения религиозных обрядов в государственных и общественных учреждениях, совершил таковые в лагере, где производил осуществление награждения, произведённое на воле по отношению заключённых иереев, произносил слова с призывом о необходимости укрепления религии и сохранения числа верующих, для чего предлагал организовать поддержку неимущих путём сбора пожертвований, а также укреплял среди верующих надежду на скорое изменение существующего государственного строя <...> т.е. в преступлении, предусмотренном ст. 58-й ч. 2 Уголовного Кодекса.

Руководствуясь ст.ст. 128 и 129 УПК постановил: Зак. Остальского Аркадия Иосифовича привлечь к следствию в качестве обвиняемого по сему делу, предъявив ему обвинение в использовании религиозных предрассудков с целью возбуждения религиозной и классовой вражды <...> о чём объявить ему под расписку на сем же. Копию настоящего постановления направить пом. прокурора по 3-му уч. АКССР для сведения»⁵⁵⁴.

Тогда же было выписано и постановление об избрании меры пресечения – содержание «в следизоляторе четвёртого отделения»⁵⁵⁵. Вместе с владыкой были арестованы упоминаемые лжесвидетелями священники – всего пятнадцать человек.

14 апреля уполномоченный секретного отдела Сазонов допросил Епископа Аркадия. Владыка сказал: «На службу к вольным монахам на Благовещение я попал ненамеренно, а приходил к ушному врачу, но потом задержался – и к монахам зашёл, чтобы достать у них что-либо съестное, так как я молочной пищи не ем, поэтому иногда необходимые продукты достаю через них; потом я туда заходил иногда, чтобы исповедаться; всего я с ноября месяца был у них не больше пяти раз.

На Введение, в ноябре 1930 года, я у них служил, слово я произносил и припоминаю, что я говорил о значении храма для верующего и [о том], что он приобретает в храме. Савченко Михаила я знаю, познакомился с ним в августе 1930 года – он мне несколько раз помогал материально, т. е., он имел знакомых, которые имели карточки, приобретал продукты мне на даваемые ему деньги.

На Савченко палицу я возлагал. Это было так. Савченко получил из дому письмо о награждении Епископом Константином Харьковским его, Савченко, палицей; поэтому он обратился к Епископу Герману о возложении этой палицы, но Герман сказал, что это могу сделать и я, что я потом и сделал по просьбе Савченко. При этом я лишь сказал, что иерей Савченко награждается Константином Харьковским палицей, а мною недостойным эта палица возлагается на него; и больше я по поводу награды ничего не говорил.

Ни о каком поддержании неимущих я не говорил и говорить не мог, т.к. мне это делать было неудобно, т.к. по существу я сам туда ходил подкармливаться.

В п. Савватьево я был с июля по декабрь 1930 года, с декабря по март 1931 г. я был на Овсянке. В Савватьево я знаю Феопентова, Ильина, Бессонова, Дмитриева, и Борисова Алексея Алексеевича; последнего просто как знакомого, но в разговоры с ним ни в какие не вступал, т.к. другой ориентации. Я, приходя в х[оз.]/ч[асть] по работе, будучи вещкаптёром, встречал их; в барак я к ним заходил, но не больше трёх раз и то, чтобы поесть или попить чаю; обращения со стороны Бессонова и другого священника: «как, владыка, благословите жить», я не помню.

Зак. Васкан и Яцук я не помню, вернее, не знаю. Бессонов был раз на к[омандиров]ке, когда приводил какого-то штрафника, но когда это было, я не помню. С Бессоновым я никогда ни о чём не говорил. Больше показать ничего не могу, всё записано верно и мне прочитано»⁵⁵⁶.

Показания владыки говорили о несогласованности лжесвидетелей, и поэтому, чтобы эти показания согласовать, 25 апреля был снова допрошен иерей Михаил Савченко. С его слов следователь записал: «Когда была Остальским на меня возложена палица, был и Орлик, с которым Остальский больше и говорил. Говорил ли Остальский об организации какой-то материальной помощи, – у меня в памяти этого разговора не сохранилось, может быть даже потому, что разговоры о помощи бывали со стороны Остальского очень часто, т.к. он, видимо, [видел], что много духовенства безработного и нуждающегося, – поэтому ему, Остальскому, приходилось раздавать почти всё им получаемое, но для чего он заводил эти разговоры, мне неизвестно»⁵⁵⁷.

29 апреля Епископ Аркадий снова был вызван на допрос. На вопросы следователя он отвечал сдержанно и скупо: «В Савватьеве из группы духовенства я встречался только с отдельными лицами – Феопентовым, Дмитриевым и Ильиным, которые были сторожами кассы хозчасти, куда я ходил, как вещкаптёр. Однажды я был в бараке у Дмитриева, это потому, что был голоден и зашёл попить чаю, но между нами никогда никаких разговоров не было, если и говорили, то только о нашей работе по должности здесь. Потом, я вообще с ними не мог говорить, т.к. я из Украины, а они из Великороссии, и у нас нравы и привычки должны были быть различны. Всё записано верно и мне прочитано»⁵⁵⁸.

5 мая следователь допросил молодого священника, приговорённого к десяти годам заключения. В посёлок Овсянку, где был Епископ Аркадий, он был отправлен на год в штрафной изолятор за попытку побега из лагеря. Его отправили на работы в лес. Отвечая на вопросы следователя, он сказал: «Епископа Остальского я узнал, прибыв на Овсянку отбывать ШИЗО, когда он, будучи вещкаптёром и узнав, что я священник, сказал, что он Епископ; ко мне он относился хорошо. Однажды дал три рубля, передавал хлеб и дал казённые портянки, не внося в книжку. Потом, когда я ушёл работать в кружок безбожников, то он стал меня увещевать, что вот, мол, сколько здесь духовенства мучается, но всё же от сана не отказываются, а надеются. Ходило ли к нему духовенство, я не видел. На командировке он среди заключённых пользовался особой популярностью, и каждое его слово считали почти за святое»⁵⁵⁹.

18 мая Епископ Аркадий был в последний раз вызван на допрос. Опять он повторил ранее данные им показания: «С группой священников в п. Савватьево я никакой связи, кроме случайных встреч, не имел. Также советов им никаких не давал, и давать не мог, т.к. я своими воззрениями им чужд, как украинец. Бессонова я знаю, Феопентова, Дмитриева и Ильина я тоже знаю, т.к. одно время с ними стоял сторожами, других я не знаю.

На службе у вольных монахов, которая у них была в своём помещении, я бывал как случайный посетитель, в службе я сам участвовал всего один раз, проповедей я там никаких не читал, речи о создании кассы взаимопомощи я не говорил и говорить не мог, т.к. сам у них пользовался продуктами. Виновным себя признаю только в посещении службы вольных монахов, но я даже не знаю, существует ли на это запрет. Больше показать я ничего не могу, всё записано верно и мне прочитано»⁵⁶⁰.

После замечаний следователя, с его разрешения владыка Аркадий дописал собственноручно: «К вышеизложенному считаю необходимым добавить нижеследующее. В посещении вольных монахов я не считаю себя виновным. В 1928 году, когда я прибыл в п. Кремль, мы, заключённое духовенство, не только имели полное общение с вольными монахами в храме, но и невозбранно ходили к ним на квартиры и даже дневалили в их квартире. Сам я в продолжение некоторого времени дневалил в их помещении. Большую часть 1929 и 30-го годов я провёл на о. Анзере и, когда после длинного перерыва пришёл в п. Кремль, то узнал, что пять монахов живут в часовне, и подле них нет даже дневального; отсюда я понял, что и вход к ним не возбранён, тем более, что никто и никогда не объявлял мне запрет на встречу с вольными монахами. К тому же мне было известно, что все они работают вместе с заключёнными, и потому находятся в непрерывном с ними общении.

Что же касается духовенства, живущего в п. Савватьево, то наши с ним отношения были таковы: знаком я только с тремя-четырьмя священниками, фамилии которых я уже упоминал, других же я не знаю даже в лицо. Со священниками я держался весьма осторожно, не знакомился с ними, ибо слыхал, что большинство их – антисергиевцы (т.е. не признающие Митрополита Сергия, которому я подчиняюсь) и автокефалисты-украинцы, порвавшие с нами духовное общение в 1919 году. С теми же священниками, с которыми я был знаком, отношения наши были весьма поверхностны, ибо многое нас разделяло, а именно: а) они – великороссы, я – украинец; нравы, обычаи, условия жизни, а отсюда и взгляды на жизнь у нас разные; в) они – семейные, а я бессемейный; г) они – священники, и смотрели на меня как на представителя того епископата, который некогда их утеснял, и иногда это давали мне чувствовать. Это мне делало неприятность, я не только отходил от них, но при первой же возможности занял место вещкаптёра на уч. Овсянка, чтобы не быть с духовенством вместе.

Ввиду всех вышеизложенных причин, приходя из Овсянки в хозбюро Савватьево, я весьма редко и мало разговаривал со священниками, и даже чай пить и вообще подкрепиться пищей ходил к сотрудникам хозбюро, а не к духовенству. Если со священниками и говорил, то из приличия, чтобы не быть грубым и не казаться злым на них.

А. Остальский

1931 г. 18 мая»⁵⁶¹.

В августе следствие было закончено. Многие священники и миряне были подвергнуты дисциплинарным наказаниям, заключавшимся в 36-месячном пребывании в штрафном изоляторе, шести священникам добавили по два года, а Епископу Аркадию – пять лет заключения⁵⁶².

После приговора Епископа Аркадия в качестве наказания перевели на некоторое время на Секирную гору, которая представляла собой подобие внутренней тюрьмы с самым суровым режимом. Кормили там гнилыми продуктами, и то, в самом малом количестве. На Секирной горе было два отделения – верхнее и нижнее. Целыми днями заключённые верхнего отделения должны были сидеть на жёрдочках, не доставая ногами до пола, вплотную друг к другу. На ночь разрешалось лечь на голом каменном полу, и не давали ничего, чем можно было бы укрыться. Заключённых было столько, что спать приходилось всю ночь на одном боку. В зимние месяцы это превращалось в пытку, так как окна в камере были разбиты. Через некоторое время заключённых из верхнего отделения переводили в нижнее и тогда позволяли работать, но работу давали самую тяжёлую⁵⁶³.

На Соловках, в 1931 году, владыка Аркадий переписал, переведя на современный русский язык, 28 документов Соловецкого монастыря 1625–1797 годов, записав их карандашом в две тетради⁵⁶⁴.

Несмотря на то, что Епископ был осуждён в лагере за помощь священникам, он, как только представилась возможность, снова стал помогать духовенству. Так, он в течение двух лет оказывал духовную и материальную поддержку сродным ему по духу братьям-священникам Правдолюбовым. По спискам с фамилиями новоприбывших на Соловки он сразу определял, кто из них мог быть духовного звания. Так, однажды, зайдя в барак, спросил: «Где здесь Правдолюбовы?» Они отозвались. Епископ Аркадий протянул им свежий огурец и сказал: «Не беспокойтесь, я вас не оставлю». И затем поддерживал их и помогал им в течение почти двух лет до своего освобождения в начале 1937 года⁵⁶⁵.

Сохранилось воспоминание очевидца, работника библиотеки СЛОН, Юрия Ивановича Чиркова о тайном богослужении на Пасху 1936 года: «Наступил апрель, в Кремле днём с крыш капало. Сверкали на солнце большие сосульки. Дни стали длинными. Подошла православная Пасха. Отец Митрофан суетился больше обычного. Сортировал свои продуктовые запасы, что-то откладывал, куда-то относил. Вечером, накануне пасхальной ночи, когда я уже укладывался, он с таинственным видом сообщил: «Юра, Григорий Порфирьевич (Г. П. Котляревский – заведующий библиотеки СЛОН – сост.) разрешил в кабинете нам собраться, заутреню отслужить и разговеться. Я на ночь останусь тут, а потом приготовлю всё и тебя разбужу». Я спросил, кто же будет на заутрене. Отец Митрофан сообщил, что прибудут Епископы Аркадий Остальский, Пётр Руднев, Лев Черепанов, Николай Розанов – тот толстый старик с бородой, которого я увидел в сквере в первый день пребывания в Кремле. Ещё хотели пригласить Епископов Костромского и Омского, но они работали сторожами и не могли оставить посты. А протоиерея Правдолюбова, хоть и митрофорного, Руднев не захотел. Не по чину ему с архиереями.

Тайная заутреня началась в полночь. На столике под портретом Дарвина стоял складень с иконами, горели три восковые свечки; стол в центре кабинета был накрыт большой (не лагерной) белой простынёй, а на столе чего только не было. Крашеные яйца, копчёный сиг, кетовая и паюсная икра, открытые банки со шпротами, гусиной печёнкой, паштетом, банки с мёдом и вареньем, коробка с шоколадными конфетами, а в центре стола настоящий свежий, покрытый глазурью кулич и бутылка с красной жидкостью. Вино? Невероятно! Все архипастыри были в сборе, стояли лицами на восток, к Святому озеру, и тихо пели. К моему удивлению, пришёл и Григорий Порфирьевич Котляревский. Мне показалось, что он смущён. Службу вёл Епископ Аркадий Остальский. Его бледное красивое лицо светилось, глаза были полузакрыты. Другие архиереи сосредоточенно молились.

Резкий стук в дверь читального зала прервал заутреню. Котляревский побледнел и, властным жестом остановив панику, прошептал: «Все немедленно в шкаф. Тихо идите в читальню и подходите к двери на лестницу, а я открою дверь из библиотеки. Как только они войдут в библиотеку, тихо открывайте дверь и вниз по лестнице без шума». В дверь продолжали стучать. Григорий Порфирьевич исчез, а отец Митрофан и Руднев схватили простыню-скатерть и со всем содержимым всунули в шкаф, куда я убирал постель. Остальский в это время засунул под бушлат складень с иконами, кто-то убрал свечи, все оделись и тихо прокрались к двери, ведущей из читальни на лестницу. В это время раздался громкий голос Котляревского: «Входите, гражданин начальник, здравия желаю» – и тонкий голос Михаила Моисеевича Мовшовича – начальника КВЧ. Отец Митрофан открыл засов, и архиереи, подобно обвалу, ринулись вниз. Сзади бежал тучный Епископ Тамбовский, топая, как слон.

Отец Митрофан закрыл дверь и, тихо стеная, шмыгнул в кладовку, а я погасил свет и нырнул под одеяло. Из библиотеки неразборчиво доносились голоса. Прошло не меньше получаса, пока стук закрываемых дверей не возвестил об уходе незваных и опасных гостей. Вошёл Григорий Порфирьевич, он был бледен, но улыбался. Он рисковал больше всех. Даже если бы его не посадили в штрафной изолятор, то тёплое место он бы потерял. Одновременно возник из кладовки замёрзший и перепуганный отец Митрофан. «Ироды! – тихо восклицал он, – филистимляне! Сколько добра загубили», – стенал он, разворачивая простыню. Вид был печальный. Роскошные яства перемешались. Масло от шпротов попало в мёд и в варенье, икра залита сгущённым молоком, конфеты и яйца были перемазаны и помяты, вишнёвое варенье, как кровь, протекало через простыню на пол. Бутылка с жидкостью была цела.

– Это вино? – спросил я.

– Кровь это Христова! – в голос завопил архимандрит.

Котляревский оборвал вопли и велел немедленно вытащить сей винегрет вон. Так закончилась соловецкая Пасха.

Котляревский утром рассказал, что, когда Мовшович дежурит по управлению и ночью совершает обход Кремля, он нередко заходит в библиотеку. Свежие книги посмотрит, отдохнёт в тепле. А тут как на грех его дежурство пришлось на пасхальную ночь. Он, конечно, слышал топот убегающих архиереев, но тактично не подал виду. Отец Митрофан, разобрав к утру свалку яств, принёс каждому к завтраку ломтик кулича и яичко. Вангенгейм отказался от пасхальных даров, сказав, что он никогда никаких авантюр не поддерживал. Котляревский подмигнул мне и кротко промолвил: «Авантюра авантюрой, а кулич отличный»⁵⁶⁶.

Отбыв срок заключения на Соловках, в феврале 1937 года Епископ Аркадий прибыл в Москву. Он рассказывал, что в концлагере ему предложили остаться добровольно на службе в качестве кассира и обещали прекратить преследование, если он откажется от священнослужения. Но он предпочёл жизнь в сплошных лишениях, имея в сердце своём Господа Бога⁵⁶⁷. В Москве ему жить было запрещено, и он ездил, куда только мог, проповедуя слово Божие.

Епископ Леонтий Филиппович о владыке Аркадии вспоминал: «После отбытия своей ссылки, я его ещё раз в своей жизни встретил в г. Киеве, у Схиархиепископа Антония. Это было зимой. Он был в простом полушубке. Вспоминали Александро-Невскую Лавру и его поездку к московским тиранам, у которых он надеялся найти великодушие и справедливость. После этого он долго нигде не задерживался, продолжая ездить по России и благовествовать Евангелие»⁵⁶⁸.

В Киеве Епископ Аркадий посетил Веру Васильевну Скачкову, которая когда-то жила в Житомире и, имея свой дом, предоставляла его для нужд Свято-Николаевского братства. Уезжая в Житомир, владыка попросил, чтобы она предупредила его духовную дочь и её мать, которые выходили его, когда он был болен, что на обратном пути он посетит их.

Шло беспощаднейшее гонение, и владыка, предчувствуя, что его опять арестуют и, вероятно, на этот раз безвозвратно, посещал всех, кого знал⁵⁶⁹.

Житомир Епископ Аркадий посетил для того, чтобы помолиться на могиле матери и встретиться с членами Свято-Николаевского братства. О его посещении сохранилось свидетельство протоиерея Ореста Бычковского, которое он дал во время своего допроса органам НКВД в июне 1937 года: «В начале 1937 г. у меня на квартире остановился, оговариваюсь, был Епископ Аркадий Остальский, который возвращался из ссылки, где отбывал наказание за контрреволюционную деятельность. Тогда ко мне на квартиру явились священники Николаев Илья и Серов Иоанн. Остальский рассказывал нам о том, что он делал в ссылке, и что думает в будущем получить где-либо приход. Никаких антисоветских разговоров между нами не было. Цель приезда его заключалась в том, что он хотел повидаться с бывшими членами братства, во главе которого он стоял»⁵⁷⁰.

На обратном пути, в Киеве он посетил тех самых духовную дочь и её мать, о которых шла речь чуть выше. Поскольку посещения таких городов, как Москва, Киев и целый ряд других, ему были запрещены, владыка держался чрезвычайно осторожно, стараясь, чтобы его не узнали. На пороге квартиры, где он прожил когда-то три недели, он появился в пальто с поднятым воротником и в тёмных очках. Владыка пришёл поздравить именинницу с днём Ангела. Всего несколько дней пробыл Преосвященный Епископ Аркадий в Киеве⁵⁷¹.

По рекомендации братьев Правдолюбовых он поехал к их родственникам в Касимов, где была свободная комната. Здесь он прожил четыре месяца. После этого некоторое время он жил в селе Селищи Рязанской области у протоиерея Михаила Дмитрева (священномученика, † 1937, память 19 ноября / 2 декабря). Вот воспоминания дочери протоиерея Михаила – Нины: «Папа очень любил общее церковное пение. Для этого он перенёс клирос псаломщика с амвона вниз, чтобы верующие могли стоять около него и петь. Ездил по деревням и собирал на спевки всех желающих, разучивал с ними церковные песнопения. И дома устраивал спевки.

Вспоминается одна Святая Пасха. Второй день. Начало Литургии. Народу – полная церковь. На правой половине стоят мужчины, на левой – женщины. Посредине, около псаломщика, хор, управляемый тётей Саней. Что не нотное – пел весь народ. Вдруг через народ прошёл в алтарь владыка Аркадий, вернувшийся из десятилетней ссылки. Когда после службы пришли домой, владыка сел в зале в кресло, и на глазах у него были слёзы – такое впечатление произвело на него общее пение в церкви»⁵⁷².

В мае Епископ Аркадий ездил в Патриархию к Патриаршему Местоблюстителю Митрополиту Сергию хлопотать о награждении о. Михаила митрой. Вот текст его прошения, поданный Митрополиту Сергию: «Считаю своим долгом сообщить Вашему Блаженству о том, что проживающий вблизи меня протоиерей – настоятель прихода с. Селищ Касимовского благочиния Рязанской епархии о. Михаил Дмитрев вследствие своей ревностной и многополезной деятельности о. благочинным уже два раза был представляем к награждению митрой. Но первое представление в 1936 году пропало с делами Архиеп. Ювеналия. На 2-е же в настоящем году пока резолюция Вашего Блаженства заинтересованным лицам не известна. Так как я за время своего пребывания весьма близко познакомился с религиозной деятельностью прот. М. Дмитрева, который в продолжение нескольких лет совершает ежедневно богослужения, завёл и поддерживает общенародное церковное пение и неленостно поучает свою паству, то ввиду его 40-летнего пастырского служения, нахожу необходимым свидетельствовать всё вышесказанное и просить Ваше Блаженство о награждении его митрой»⁵⁷³.

Митрополит Сергий удовлетворил просьбу Епископа, и владыка сам привёз в Селищи митру и возложил её на о. Михаила.

В это время он был назначен Епископом Бежецким, викарием Тверской епархии, но к обязанностям приступить не смог. Живя в Калуге, где власти разрешили ему постоянное проживание, он часто виделся с Архиепископом Калужским Августином (Беляевым), с которым поддерживал дружеские отношения как с человеком одного с ним подвижнического духа.

Гонения на Православную Церковь достигли своего апогея в 1937 году. В этом году заканчивалась безбожная пятилетка, которая, по замыслу советских безбожных правителей, должна была положить конец православию. В тюрьмах томились тысячи священнослужителей и верующих, но вера в народе ещё сохранялась. Для её уничтожения был издан расстрельный приказ от 30 июля 1937 года, который назывался «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов». Органам НКВД было приказано с 5 августа начать операцию по репрессированию⁵⁷⁴.

Епископа Аркадия решили арестовать и расстрелять уже в августе. Об этом говорит «постановление об избрании меры пресечения и предъявления обвинения», утверждённое 29 августа, и ордер на арест от 1 сентября, выписанные Управлением НКВД по Московской области⁵⁷⁵. Но владыка в Москве в это время не появлялся, а продолжал проживать в Калуге.

21 сентября НКВД арестовал Архиепископа Августина, о чём тут же узнал Епископ Аркадий. В тот же день был выписан ордер и на его арест⁵⁷⁶. На следующий день около полуночи Преосвященный Аркадий отправился на вокзал. Ему удалось сесть в поезд, но власти уже искали его. Состав был задержан, в поезд вошли сотрудники НКВД вместе с человеком, который знал Епископа в лицо, и владыка был арестован⁵⁷⁷. Поначалу его держали в Калужской тюрьме, а затем перевели в Бутырскую тюрьму в Москве.

17 октября начались допросы.

«Вопрос: Следствие располагает данными о том, что Вы являлись участником церковной контрреволюции в годы гражданской войны. В чём выразилось Ваше участие в этой контрреволюции?

Ответ: В период пребывания на Украине Петлюры часть духовенства Житомира вошла в состав автокефальной украинской церкви и отделилась от нас. Эта группа поддерживала петлюровское движение. Я ничего общего с этим направлением церкви не имел и придерживался тихоновского направления, т.е. истинно Православной Церкви. У меня в эти годы были отдельные моменты недовольства соввластью, потому что я не мог понять и оценить всех её мероприятий, так как мог оценить их через 15– 20 лет. В беседах с отдельными гражданами я выражал недовольство соввластью, но церковно-публичных выступлений у меня не было.

Вопрос: В чём выражалась Ваша контрреволюционная деятельность в 1922 году и каковы последствия её?

Ответ: В 1922 году, перед изъятием церковных ценностей, я прочёл в церкви послание Патриарха Тихона, полученное нашим архиереем. Это послание перечисляло те предметы, которые нельзя было отдавать в пользу голодающих. За это я был осуждён к 5 годам заключения. В заключении был около двух лет.

Вопрос: Какого направления в Церкви Вы придерживались раньше и придерживаетесь теперь?

Ответ: Я всё время придерживаюсь тихоновского направления в Церкви, т.е. истинно Православной Церкви.

Вопрос: Вы, являясь последователем истинно Православной Церкви, по существу стали в ряды самой реакционной части духовенства, ведущей борьбу против советской власти и не признающей таковую. Дайте показания по существу.

Ответ: Я являюсь последователем Православной Церкви по своим религиозным убеждениям, политическая же моя программа и отношение к соввласти основаны на предсмертном завещании Патриарха Тихона от 1925 года, на декларации Митрополита Сергия от 1927 г. и его интервью от 1930 года.

Вопрос: Дайте показания о характере Вашей контрреволюционной деятельности в 1928 году.

Ответ: В 1927 году, после того как появилась декларация Митрополита Сергия, один из священников моего епископата обратился ко мне с письмом, в котором заявлял, что отказывается от меня и Митрополита Сергия из-за декларации, потому что декларация и применение её – по существу есть измена православию. Я священнику ответил личным письмом, разъясняя ему ошибочность его взглядов. Он, взяв из моего письма отдельные мысли, несколько переработав их, от моего имени выпустил послание, направленное против Митрополита Сергия. Когда же меня в б. ОГПУ спросили, кто это воззвание выпустил, я проявил сожаление к автору послания из-за его многосемейности и не указал его фамилию. За это был изолирован на 5 лет в Соловецкий лагерь. Наказание отбыл полностью.

Вопрос: В чём выразились Ваши преступления в 1931 году?

Ответ: Мне в лагерях прибавили ещё пять лет за контрреволюционную агитацию среди духовенства, но я считаю это неверным. Это кто-то сделал умышленно против меня и целого ряда других лиц.

Вопрос: Когда вы вернулись из ссылки и чем занимались до дня ареста?

Ответ: Вернулся я из ссылки в феврале месяце 1937 года и ждал от Митрополита Сергия назначения на должность. Жил на средства, вырученные от продажи художественной литературы – русских классиков, за которую я выручил около 2000 рублей. Более четырёх месяцев я жил в Касимове, две недели в г. Калуге, раза три за это время был в г. Москве, где жил по 3–4 дня.

Вопрос: Перечислите Ваших знакомых в г. Житомире и других городах, кроме г. Москвы.

Ответ: В Житомире мне знакомы: священник Серов Иоанн Андреевич, был одно время выслан, за что не знаю, Потехина Наталья Феодоровна, учительница, друг моей матери, Деревянченко София – чем она занимается, не знаю, Скачкова Вера – вдова, Горячковская – тоже вдова. Из моих друзей высланы за к.р. деятельность Серебрянников Митрофан, священник, раньше он жил в Калуге.

Вопрос: Следствие требует от Вас правдивого показания по вопросу: сколько дней жили в Москве, у кого на квартире и кто Вам знаком в Москве?

Ответ: Я был в г. Москве всего три раза проездом и жил по 3–4 дня. Жил на квартире у двоюродной сестры Пятницкой Натальи Константиновны, прож. по Пименовскому тупику, дом № 5, кв. 1. Сама она вдова – одинокая, работает где-то машинисткой. Был, но очень редко у Гринвальд Надежды Александровны, живёт она около Бутырок, она сама пенсионерка, лет примерно 64. Затем бывал у Костомаровой Веры Алексеевны, ей лет 50, живёт на иждивении семьи, проживает на Селезнёвской улице, номера дома не знаю. Все эти лица являются моими знакомыми по церкви ещё с 1926 года, священников знакомых в г. Москве у меня нет.

Вопрос: Кто занимался распространением «молитвы» через копировку?

Ответ: В городе Калуге какой-то человек дал мне эту молитву на прочтение для того, чтобы дать о ней своё мнение. Но кто именно – не знаю ...

Вопрос: Следствие располагает материалами о том, что Вы в кругу своих знакомых занимались к.р. агитацией, распространяя вредные слухи по адресу соввласти, что она преследует религию, закрывает храмы, арестовывает невинных людей. Дайте показания по существу.

Ответ: С тех пор как я вернулся из ссылки, у меня в Калуге кроме квартирной хозяйки нет знакомых. В Москве также знакомых мало. Никогда и нигде никаких к.р. разговоров я не вёл. Что я из себя представляю я уже изложил. Больше показать ничего не имею. С моих слов записано верно»⁵⁷⁸.

Через день состоялся второй допрос:

«Вопрос: Следствие требует от Вас назвать всех Ваших знакомых в г. Москве, род их занятий и адреса.

Ответ: Могу указать точные адреса ранее указанных мною моих знакомых в г. Москве: Гринвальд Надежда Александровна – Слободская ул. (на которой находится Бутырская тюрьма), дом № 5, кв. 22; Костомарова Вера Алексеевна – Селезнёвская ул. дом № 13, кв. 19. Есть ещё одна знакомая – Анастасия, бывшая прачка. Проживает по Трубной улице или площади, дом 1. Затем – Ксения, служит в больнице Боткина, кажется няней в детском отделении... Из священников: бывший настоятель Пименовской церкви Бажанов Николай, проживает подле Пименовской церкви в тупике, работает где-то в другой церкви. Второй священник села Ново-Алексеевское – отец Николай, фамилии его не помню. Я с ними встречался на улице. На квартиру к ним не ходил, так как знал, что им будет неприятно.

Вопрос: Кто Вам знаком из фамилии Цветковых?

Ответ: Из Цветковых мне знакомы: Мария Николаевна Цветкова – 72 лет, Ольга Николаевна – 69 лет, Нина Владимировна и Юлия Владимировна – 37 лет, все они проживают по Пименовскому тупику, дом № 3. Я останавливался у них в период моей временной работы в Пименовской церкви до высылки в Соловки. По возвращению из Соловков я у них ни разу не останавливался, потому что раньше они имели из-за меня крупные неприятности, но несколько раз к ним в этот период заходил.

Вопрос: Следствие приходит к выводу, что Вы ещё не всех своих знакомых указали, с которыми Вы встречались в г. Москве.

Ответ: Есть ещё знакомые: Верёвкин Николай Иванович, врач, работает не знаю где, вместе с тем на пенсии, проживает на Селезнёвской улице, дом № 13, в том же доме проживает знакомая мне старушка лет 72 – Анна Ивановна, кажется, в кв. 23. Почему я не указал на первом допросе всех своих знакомых в г. Москве, с которыми встречался? Потому, что условия жизни таковы, что очень трудно всё припомнить.

Вопрос: Дайте показание следствию о Ваших знакомых в г. Калуге, и с кем Вы из них встречались?

Ответ: Кроме моей квартирной хозяйки – Филатовой Елены Александровны, у которой я жил 14 дней, знаком ещё священник Александр Кедров <...>

Вопрос: Кто Ваши знакомые в г. Касимове, и с кем Вы там встречались?

Ответ: В г. Касимове я проживал в семье священника Правдолюбова; в семье – жена Правдолюбова Пелагия Ивановна и четверо детей. Затем жена другого Правдолюбова – Лидия Ивановна [ошибка памяти, её отчество – Дмитриевна – прим. прот. Сергия Правдолюбова], у неё пятеро детей, и их отец и мать. Сами братья Правдолюбовы Сергий и Николай в Соловках. Я хорошо с ними знаком по месту ссылки, они же мне рекомендовали поехать в Касимов в связи с тем, что в квартире Николая Правдолюбова освободилась комната, которую я мог занять.

Вопрос: Следствие располагает данными о том, что Вы присутствовали на ряде небольших собраний священников по четвергам. Дайте показания по существу.

Ответ: В Касимове четверги – базарные дни. Раза 2–3 в эти дни к Правдолюбовым заезжали их родственники, приходившие на базар – священник Михаил Дмитрев и Фёдор Дмитрев, которые являются родными братьями жены Правдолюбова – Клавдии. Они работают в с. Самойлове [Самылове – прим. прот. Сергия Правдолюбова] и Селищах. Я с ними разговаривал. Они больше всего интересовались жизнью своих племянников в Соловках. Но это не было собранием. Я не являюсь участником собраний.

Вопрос: Следствие снова возвращается к вопросу – кто занимался распространением молитвы Кирику и Улите, которую можно толковать в к.р. духе. Кроме того, укрывая распространителя, Вы попадёте в те же условия, что и в 28 году.

Ответ: Перед моим арестом в субботу или воскресенье один из певчих моего клироса Никольско-Казанской церкви г. Калуги, подпевающий басом, заика, немножко ненормальный человек, подал мне эту молитву для того, чтобы я дал ему по ней своё мнение. Я её забраковал, но не имел времени отдать её автору обратно.

Вопрос: Следствие располагает данными о том, что Вы в связи с арестом Архиепископа Августина бежали из Калуги, боясь ареста.

Ответ: Когда арестовали Архиепископа Августина 21/IX в 21 час, я тут же узнал об этом. В тот же вечер я написал своё «Кредо», и на следующий день – 22/IX в 24 часа ночи – отправился на вокзал с целью просить Митрополита Сергия о назначении меня на Калужскую кафедру и, одновременно с этим, лично отнести в УНКВДМО своё «Кредо». Если бы я хотел бежать, то бежал бы в вечер ареста Августина – 21/IX.

Вопрос: Следствию известно, что Вы в вагоне забрались на третью полку и, когда показывали проверяющим документы, то прятали своё лицо. Для чего вы это делали?

Ответ: В вагоне я лежал не на третьей полке, а на второй. Своего лица я не прятал. У меня даже мысли не было, что меня хотят арестовать.

Вопрос: Кому из знакомых вы говорили: «Горю желанием служить Церкви, готов кровь свою пролить за Христа»»?

Ответ: О том, что я горю желанием служить Церкви, говорил тем лицам, которые меня спрашивали о том, что я намерен делать. Но «желание пролить кровь за Христа» – об этом не говорилось. Я горю желанием служить Церкви, то есть совершать богослужение. Желания управлять епархией у меня нет. Я готов быть на должности любого рядового московского священника. Мне как последователю истинно Православной Церкви необходимо быть и служить в Церкви Богу. За предоставление мне этой возможности я обещаю полную и истинную лояльность к соввласти.

Вопрос: Следствие, рассмотрев ваше прошлое, ваше враждебное отношение к соввласти, за что вы были трижды осуждены к пяти годам ссылки, пришло к выводу, что вы до сих пор ещё враждебны к соввласти и в связи с этим в кругу своих знакомых заявили: «Буду заниматься нелегальной к.р. деятельностью, к чему я подготовил себя в ссылке».

Ответ: О своём отношении к соввласти <...> никогда я не давал таких прямых, ясных и откровенных заявлений, как теперь. Действительно, раньше я был враждебен к соввласти, но последние десять лет пребывания в Соловках изменили меня. Я считаю себя сейчас не враждебным к соввласти. О том, что я намерен заниматься подпольной к.р. деятельностью, я никогда и никому не говорил, потому что я вернулся из Соловков с настроением служить честно соввласти и всего себя отдать служению Православной Церкви и религии. Больше показать ничего не имею. С моих слов записано верно. Протокол мною прочитан»⁵⁷⁹.

20 октября следователь допросил учительницу французского языка Надежду Александровну Гринвальд, которая раньше написала два стихотворения о владыке Аркадии. На допросе она была неустрашимой.

Вопрос: Кто Ваши знакомые, их род занятий и место жительства?

Ответ: Моими знакомыми являются: Маниевские Анна Гавриловна и Маргарита Гавриловна, проживающие ул. Петровка, дом 26; служащие: Щербачёва – моя бывшая квартирная хозяйка, где она сейчас, не знаю; Цветковы: Юлия Владимировна и Нина Владимировна, а также знаю их мать Марию Николаевну и тётку Ольгу Николаевну. Из духовенства мне знакомы: священник Пименовской церкви Бажанов Николай и Епископ Остальский Аркадий, с матерью Остальского я знакома очень давно. Знаю также Костомарову Веру Алексеевну и Пятницкую Наталию Константиновну. Все эти лица являются мне знакомыми по церкви, где я с ними и встречаюсь. Изредка мы ходим друг к другу в гости на квартиру.

Вопрос: С какого времени Вы знаете Остальского Аркадия?

Ответ: Я знаю его мать лет 11. Самого Остальского знаю также с этого времени. Его мать перед смертью просила меня, чтобы я не оставляла её сына и помогала ему как сосланному. За 9 лет пребывания его в Соловках я ему отправила три маленьких посылки с сухарями, сахаром и др. предметами. Других лиц в сбор средств не привлекала. От него за период ссылки я получила 2–3 открытки, я ему также написала за это время не больше.

Вопрос: Когда и где Вы встречались с Остальским по возвращении его из ссылки?

Ответ: В этом году весной Остальский заходил ко мне раза три, во время приездов в Москву. Приезжал он в Москву для устройства на работу при церкви. Когда он бывал у меня, никого из посторонних лиц у меня на квартире в это время не было.

Вопрос: Что говорил Остальский, когда бывал у Вас на квартире?

Ответ: Остальский, будучи у меня на квартире, говорил со мною о своих планах на дальнейшее, что он добивается права и возможности снова служить при церкви. Рассказывал также о том, как он жил и что делал, будучи в ссылке. Ничего плохого о своей жизни в ссылке он не говорил.

Вопрос: Следствие требует от Вас правдивых показаний о высказываниях Остальского у Вас на квартире, потому что всё точно Вы говорили неверно.

Ответ: Ничего больше мне Остальский о себе и условиях своей жизни в ссылке не говорил.

Вопрос: Следствию известно, что Остальский, будучи у Вас на квартире, говорил о том, что он приложит все силы к тому, чтобы активизировать работу церкви, поднять качество этой работы и отдать всю свою кровь за Церковь и Христа. Дайте Ваши показания.

Ответ: Ничего подобного он у меня на квартире не говорил.

Вопрос: У Вас же на квартире Епископ Остальский говорил о том, что он намерен заниматься нелегальной к.р. деятельностью, к чему он себя подготовил в ссылке.

Ответ: Подобного Остальский у меня на квартире не говорил. Я знаю его как вполне лояльного к сов. власти человека»⁵⁸⁰.

22 октября состоялся третий допрос Епископа Аркадия:

«Вопрос: Следствие располагает данными о том, что Вы в кругу своих знакомых говорили о том, что намерены организационно укреплять Церковь для того, чтобы вести борьбу против соввласти. Дайте Ваши показания по данному вопросу.

Ответ: В порядке обычных разговоров со своими знакомыми кто-то из них задал вопрос, что необходимо сделать для укрепления Церкви. Я говорил, что Церковь расшатывается вследствие нашего нравственного падения. Следовательно, для того, чтобы укрепить Церковь, необходимо в основу положить наше нравственное усовершенствование. Последнее и является средством борьбы с неверием и его наступлением на Церковь. О том, что нравственное усовершенствование является единственным средством укрепления Церкви, и никакими иными средствами мы не можем располагать, к этому убеждению я пришёл в 1935 году, когда в Соловки прибыл Епископ Пётр Руднев, который много рассказывал мне о нравственных проступках епископата и духовенства и полной разрозненности среди последнего. Уже в это время я пришёл к выводу, что после освобождения я буду стремиться не к тому, чтобы управлять епархией, а чтобы иметь возможность совершать богослужение в храме. Если это не удастся, то быть хотя бы сторожем любого храма, скрыв от верующих своё епископское звание, с тем, чтобы своим высоким нравственным совершенствованием дать образец того, что и наши люди могут украсить Церковь в современных условиях. О борьбе с соввластью какими-то физическими или иными средствами я давно перестал и думать, вследствие того переворота, который я лично пережил, и сама Церковь в современном состоянии не способна к какой-либо подобной борьбе. Только нравственное усовершенствование служителей Церкви и верующих свяжет их между собой и сделает Церковь гибкой для сопротивления против наступающего неверия.

Вопрос: Следствию известно, что Вы говорили о том, что конституция создаёт условия для легальной борьбы Церкви против соввласти. Что Вы можете сказать по этому вопросу?

Ответ: Я мог говорить о том, что нравственное усовершенствование служителей Церкви и верующих ничуть не противоречит смыслу конституции. Свобода исполнения религиозных обрядов предполагает нравственное усовершенствование верующих и укрепление самой Церкви. Только в этом смысле я мог говорить об использовании тех легальных возможностей, которые предоставлены мне конституцией.

Вопрос: Следствие на основе имеющихся материалов пришло к твёрдому выводу о том, что Вы враждебны к сов. власти и готовы вести против неё борьбу.

Ответ: Из данных ранее мною показаний видно моё отношение к советской власти раньше и теперь. Подтверждаю, что теперь я ничуть не враждебен к соввласти и, наоборот, обещаю полную лояльность. Если бы мне была предоставлена возможность служить в церкви хотя бы в должности приходского священника, я обещаю не только не вести борьбу против соввласти, но помогать ей по разоблачению врагов народа. Я расхожусь с советской властью только по вопросу религии. Только в этом вопросе и имеется та идейная борьба, о которой я говорил выше. Больше показать ничего не имею. С моих слов записано верно»⁵⁸¹.

15 ноября состоялся четвёртый и последний допрос, который вёл уже другой следователь.

Вопрос: Ваше отношение к сов. власти?

Ответ: После пятнадцати лет, проведённых в ссылке, на сегодняшний день я остаюсь не согласным с сов. властью по вопросу религии и закрытия церквей ...

Вопрос: Следствие располагает данными, что Вы после отбытия срока наказания вернулись в Москву и возобновили нелегальную контрреволюционную деятельность. Вы это подтверждаете?

Ответ: Нет, я это не подтверждаю, контрреволюционной деятельностью не занимался.

Вопрос: Вы даёте неверные показания, следствие требует правдивых показаний.

Ответ: Свою контрреволюционную деятельность я категорически отрицаю»⁵⁸².

Нужны были «свидетели», которые бы засвидетельствовали то, что хотел от них следователь. И такие «свидетели» были найдены.

Один из них показал: «В начале 1937 г. в Москве снова появился Епископ Аркадий Остальский, который восстанавливал свои связи. Он зашёл и ко мне, как к старому знакомому. Я в беседе спросил его, чем он намерен заниматься. На это он ответил: «Я много выстрадал за время пребывания в лагере, но я снова горю желанием работать над укреплением Православной Церкви, разъяснять верующим смысл происходящих событий в жизни русского народа, укреплять веру в народе, хотя бы мне и снова пришлось пострадать за это, я готов на всё». <...> Епископ Аркадий в беседе со мной заявлял: «Я, как христианин, не могу спокойно смотреть на происходящий разгром Православной Церкви и физическое уничтожение веры в народе <...> Я много страдал за свои убеждения и сейчас готов принять любое наказание, я этого не боюсь, буду снова работать над укреплением Церкви». Дальше Остальский заявил: «Новая конституция, выборы Верховного Совета так же, как и раньше, направлены против Православной Церкви и верующих. Это всё делается напоказ, для заграницы, а пока есть советская власть, никаких разговоров о свободе вероисповедания и быть не может. Советская власть насильственными методами насаждает безбожие в народе <...>»⁵⁸³.

Другой свидетельствовал в том же духе: «Остальского я случайно встретил на улице возле Пименовской церкви, где в беседе со мной он заявил: «Приехал в Москву навестить своих духовных детей» <...> Дальше Остальский сообщил мне: «Правительство взяло курс на уничтожение последних оставшихся православных храмов, повсюду видишь запустение внешнее, но вера в Бога у народа велика, это я говорю по следующим примерам: стоит только Епископу появиться в деревне и городе, моментально вокруг тебя собирается народ, и как на молитве себя держат верующие, это тоже характерно, тишина, торжественное благоговение, порядок». <...> Остальский мне говорил при встрече: «<...> Я не верю, чтобы русская нация совершенно сошла со сцены, нет, национальный дух живёт в русском народе, и придёт время, он себя покажет». <...> Остальский разъезжает по различным городам СССР, где проводит работу по укреплению Церкви»⁵⁸⁴.

В начале декабря следствие было закончено. 7 декабря Тройка НКВД обвинила Епископа Аркадия в контрреволюционной фашистской агитации и приговорила его к расстрелу⁵⁸⁵. Задним числом – 8 декабря было составлено обвинительное заключение⁵⁸⁶. Епископ Аркадий был расстрелян 29 декабря 1937 года, в среду, на полигоне НКВД недалеко от посёлка Бутово под Москвой и погребён в общей могиле, принявши мученический венец от своего Господа, Которого он возлюбил в земной жизни своим чутким сердцем. С Епископом Аркадием были расстреляны ещё 246 человек⁵⁸⁷.

Из определения Священного Синода Русской Православной Церкви от 31 марта 1999 года:

«Слушали: Доклад Преосвященного Митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, председателя Синодальной комиссии по канонизации святых, о результатах работы Комиссии по вопросу о святительском служении и мученической кончине Преосвященного Аркадия (Остальского; 1881 [1889 – сост.] – 1937), Епископа Бежецкого, викария Тверской епархии, на предмет его канонизации в лике новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания.

Постановили: 1. Одобрить доклад Преосвященного Митрополита Ювеналия и представленные им материалы.

2. Вопрос о канонизации в лике новомучеников и исповедников Российских Преосвященного Епископа Аркадия (Остальского; 1881–1937) для общецерковного почитания передать на решение очередного Архиерейского Собора»⁵⁸⁸.

Епископ Аркадий (Остальский) был причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года⁵⁸⁹.

Память священномученика Аркадия совершается в день мученической кончины – 16/29 декабря и в дни Соборов новомучеников и исповедников Российских (в воскресенье, ближайшее к 25 января / 7 февраля), новомучеников в Бутове пострадавших (4-я суббота по Пасхе), Санкт-Петербургских святых (3-я неделя по Пятидесятнице), Соловецких святых (9/22 августа) и Архангельских святых.

* (К стр. 5 (1. Детство)) Павел Филиппович Стефанович родился в 1838 году в селе Залесцы Вышневецкие Кременецкого уезда Волынской губернии в семье священника. В 1861 году окончил Волынскую духовную семинарию с аттестатом 2-го разряда. 14 сентября 1862 года Архиепископом Волынским и Житомирским Антонием (Павлинским) рукоположен в сан диакона для служения в Почаевской Свято-Успенской Лавре. С 20 июля 1861 по 1863год состоял корректором при Почаевской лаврской типографии. Тем же Архиепископом Антонием 29 сентября 1863 года рукоположен во священника к Свято-Покровской церкви с. Янковцы Житомирского уезда. С 22 ноября 1876 по 12 февраля 1886 года, и с 23 января 1889 по 18 февраля 1892 года был членом правления Житомирского духовного училища. С 15 января 1878 по 19 января 1880 года состоял, по назначению Волынской духовной консистории, членом особого комитета по выработке проекта учреждения эмеритальной кассы духовенства Волынской епархии. С 28 января 1878 по 4 мая 1883 года был членом особой комиссии, которая составила проект преобразования Волынского училища девиц духовного ведомства из трёхклассного в шестиклассное. С 21 января 1883 по 15 мая 1887 года состоял членом строительного комитета, производившего перестройку существовавших и постройку новых зданий под помещение того же духовного училища в преобразованном виде. В феврале 1891 года был назначен членом комитета, составившего проект открытия в Волынской епархии церковно-учительской школы. С 1880 по 1890 год состоял судебным духовным следователем второго благочиннического округа Житомирского уезда. С 1885 по 1896 год состоял наблюдателем церковных школ, сначала второго, а потом первого благочиннических округов Житомирского уезда. 17 мая 1901 года назначен вновь духовным судебным следователем первого благочиннического округа Житомирского уезда. В отчёте члена-ревизора Учебного комитета при Святейшем Синоде действительного статского советника Нечаева, производившего ревизию Житомирского духовного училища в феврале 1900 года, выражена ему, священникуСтефановичу, «похвала за усердное им исполнение обязанностей члена училищного правления». За участие в производстве первой народной переписи в январе 1897 года «Высочайшим рескриптом, данным на имя г. Министра Внутренних дел 8 июля 1897 года, выражена ему, Стефановичу, в числе прочих сотрудников, совершенная Его Величества Императора Николая II благодарность». Имел серебряную медаль в память царствования Императора Александра III, а также бронзовую медаль за труды по народной переписи. «Указом данным в 13 день февраля 1903 года Капитулу, Всемилостивейше был сопричислен к ордену св. Анны третьей степени». Награждался набедренником в 1875 году, скуфиею – в 1878 году, камилавкою – в 1895 году, наперсным крестом – в 1901 году. Поучения во время богослужений говорил неупустительно. Преставился 21 апреля 1907 года от воспаления лёгких, 69 лет от роду. Был похоронен на приходском янковецком кладбище в семейном склепе, разорённом в послереволюционное время⁵⁹⁰.

** (К стр. 10 (2. Учёба в духовных училище и семинарии)) Николай Иванович Абрамов родился 14 декабря 1876 года в семье протоиерея Богучарского уезда Воронежской губернии Иоанна Абрамова. Первоначальное обучение получил в Павловском духовном училище и Воронежской духовной семинарии, которые окончил первым учеником. Для продолжения образования в 1898 году был отправлен на казённый счёт в Казанскую духовную академию. Будучи студентом, Николай Иванович, выделявшийся из среды своих товарищей глубокими богословскими познаниями и красноречием, состоял в течение нескольких лет председателем студенческого проповеднического кружка и вёл беседы для рабочих в народных аудиториях Казани. Академию Н. И. Абрамов окончил в числе первых магистрантов в 1902 году, после чего был назначен преподавателем Священного Писания в Орловскую духовную семинарию. По ходатайству Архиепископа Волынского и Житомирского Антония (Храповицкого) Николай Иванович 1 марта 1904 года Святейшим Синодом был назначен Волынским епархиальным противораскольническим и противосектантским миссионером, а позже он стал также и противокатолическим миссионером. С первых дней своей миссионерско-просветительной деятельности, простой в обращении, общительный, дружественный, жизнерадостный Николай Иванович Абрамов привлёк симпатии волынцев, стал своим, родным человеком.

Противораскольническая миссионерская деятельность (обличение русского раскола – старообрядчества) Николая Ивановича, которой он занимался в течение первых трёх лет миссионерства, выражалась в частых беседах на дому и в публичных – в здании церковно-приходской школы при житомирской кладбищенской Иаковлевской церкви, расположенной вблизи старообрядческого посёлка Каракули. С 1907 года были открыты и религиозно-нравственные народные лекции в здании бывшей церковно-учительской школы. Труды миссии не остались бесплодными: за три года в епархии было устроено три единоверческих (единоверцы – старообрядцы, принявшие православие при условии сохранении древних старообрядческих обрядов) храма, три миссионерских школы, открыто четыре единоверческих прихода и обращено из раскола свыше двухсот человек. Но времена изменились: Российская Империя провозгласила свободу вероисповедания. Пора было оставить противораскольническую деятельность и заняться противосектантской, чтобы удержать в православии «колеблющихся разным родом учений». Для помощи приходскому духовенству Николай Иванович издал «Миссионерский сборник», «Противораскольнический катехизис», «Противосектантский катехизис», «Противокатолический катехизис», «Разбор штундобаптизма», «Над Евангелием», «Христов путь (ответ о православном уповании)» и другие.

Характерной чертой в его служения было то, что он не столько полемизировал и обличал сектантов, сколько заботился о положительном раскрытии им истин православно-христианского учения. Благодаря этой и некоторым другим особенностям его подхода к миссионерству, его деятельность была весьма успешной.

14 декабря 1907 года, в день своего рождения, в Почаевской Свято-Успенской Лавре, наместником Лавры архимандритом Амвросием Николай Иванович Абрамов был пострижен в монашество с наречением имени Митрофан, в честь святителя Митрофана Воронежского, к мощам которого в дни юности молитвенно припадал, под благодатной сенью которого и в пору школьного воспитания Божественною мудростью ум и сердце возгревал... 15 декабря монах Митрофан был рукоположен в сан иеродиакона, а 16 декабря, в день своего крещения – в сан иеромонаха.

Протоиерей Константин Левицкий, настоятель житомирского Преображенского собора, так охарактеризовал деятельность архимандрита Митрофана: «Апостольски, благовестнически пешком обошёл о. Митрофан почти всю землю Волынскую, осенил её Честным Крестом и дивными иконами – святынями не только местными, русскими, но и православного Востока – Святой Земли, куда он дважды совершал паломничества; знакомился с жизненными условиями, с бытом духовенства и всех православных насельников многострадальной Волыни; в самых глухих, отдалённых от религиозно-просветительных очагов, уголках являл народу красоту православия, благолепие уставной церковной службы, воскрешал священно-исторические древние обычаи, растворял любовью сбитые с толку криками злобной смуты сердца; умилительною молитвою, пламенным воодушевлённым христианским словом побеждал равнодушие к молитве, холодность к вере, добрые благочестивые души в православии и богомыслии утверждал, ленивые же и нерадивые от духовного сна пробуждал и к славословию Бога направлял; ревнивым пастырям своим высоким примером, своим паломническим подвигом сугубую ревность внушал. Крестным ходам на Волыни придал о. Митрофан необычайную торжественность и редкое величие, вызвал святую ревность»⁵⁹¹.

17–28 сентября 1909 года в Почаеве состоялся первый на Волыни миссионерский съезд, который утвердил права и обязанности окружных миссионеров:

«Окружной миссионер, ведая миссионерское дело в своём округе, будучи прямым помощником епархиального миссионера, должен явиться каждый раз в зараженный штундою приход не иначе, как по приглашению местного священника, исключая тех случаев, когда он специально командируется епархиальным начальством или благочинным. Если же в приходе появится штунда и приходский священник не даст знать миссионеру, а своими силами не может с ней справиться, что повредит и соседним приходам, – то такие вопросы должны решаться по постановлению благочиннического соборика, который или командирует в такой приход окружного миссионера с назначением в помощь ему других полезных лиц, или сообщает об этом епархиальному начальству.

Окружной миссионер ни в коем случае не должен являться начальством приходского священника, а только как собрат и соработник его.

Окружной миссионер увещевает или наедине сектанта, или говорит поучения в храме, прибегает же к публичной беседе в том только случае, если нужно подорвать авторитет сектанта, когда он пользуется большим уважением в народе.

Увещание же желающих отпасть в католичество – дело только местного священника».

Также съездом было постановлено: «Признать устройство отпустов, крестных ходов и вообще церковных праздников важным средством для поднятия религиозного настроения в народе», и что «желательно, чтобы священники сектантских приходов присмотрели у себя искренно преданных Православной Церкви людей, способных вести домашние беседы с сектантами и, если окажется возможным, устраивать для них курсы».

Съезд также признал «устройство братств важным миссионерским средством», но постановил «... устраивать их с крайней осторожностью, чтобы в этот церковный институт не впустить лиц недостойных, которые бы, вместо помощи пастырю, не явились контролёрами его пастырских действий».

В основу всех этих постановлений легли предложения о. Митрофана.

Владыка Антоний, утверждая журналы съезда, написал: «Исполнить всё согласно сему. Окружные миссионеры не должны, однако, стесняться сообщать местному священнику слухи о появляющихся у последнего сектантах и, в случае его медлительности в отношении мероприятий против сей духовной болезни, доложить о сем епархиальному миссионеру и архиерею»⁵⁹².

Авторитет о. Митрофана был необычайно высок. Вне его участия, можно сказать, не совершалось ни одно важное и серьёзное дело в пределах епархии. Он был первый сподручник и споспешник, разумный советодатель и активный соучастник во всех благих начинаниях и предприятиях Архиепископа Антония.

12 сентября 1910 года во время Божественной литургии в житомирском Преображенском соборе, совершённой Преосвященным Гавриилом (Воеводиным), Епископом Острожским, викарием Волынской епархии, епархиальный миссионер иеромонах Митрофан был возведён в сан архимандрита с оставлением ему благочиния над мужскими монастырями Волынской епархии⁵⁹³.

В мае 1915 года по просьбе Архиепископа Харьковского и Ахтырского Антония (Храповицкого) определением Святейшего Синода архимандрит Митрофан (Абрамов) был перемещён на должность миссионера-проповедника в Харьковскую епархию⁵⁹⁴. А уже 5 июня 1916 года архимандрит Митрофан был рукоположен во Епископа Сумского, второго викария Харьковской епархии⁵⁹⁵. Он был в числе пяти русских архиереев, эвакуированных из Новороссийска, которые прибыли 5 февраля 1920 года в Сербию.

Преставился владыка Митрофан в 1945 году в Югославии⁵⁹⁶.