Святая София
Громко имя Святой Софии, давно и глубоко вкоренилось оно в землю Русскую: от красных берегов Босфора, где впервые услышали его послы Владимировы, отозвалось оно при Великом Ярославе над синим Днепром, в матери городов Российских, и на истоках Волхова, в родовой колыбели славян. Именем Святой Софии загремело шумное Вече Новгородское; под сень сего мощного имени стали стекаться гости иноземные и страшно раздалось оно в рядах Меченосцев, когда бился с ними Новгород во дни битв своей юности.
Но голос брани умолк, умолк и голос торговли – она течет живой рекою, вдали от запустевших дворов иноземных, которыми некогда красовался сей древний союзник Ганзы; и звук вечевого колокола замолк – слышен только обычный благовест, созывающий на молитву мирных сынов Новгорода. Один Волхов по-старому шумит под древнею стеною Кремля, один он не хочет утихнуть, и только в бурных его волнах неспокойным кажется вид обеих сторон: Торговой и Софийской, некогда враждебных друг другу; одна только Святая София гласит о прежней славе Новгорода.
Восемь веков протекли над нею и не смели коснуться; они изменили вокруг нее гражданский быт и самую природу, но не проникли в заветное святилище. Напрасно стучались они старческою рукою в два ее притвора, их как бы отразили с южной стороны два в ней почивающие князя: храмоздатель Владимир и щит Новгорода, храбрый Мстислав; а с западной укрепил за собою запоры Корсунских врат сонм духовных Владык Новагорода, избравший себе место сие последним приютом. Так пощадила рука времени древнее святилище, иногда только обновляемое рукою человеческой, и вступивший в него может еще на время забыть о настоящем в долголетии минувшего.
Еще в глубоком куполе не разжалась рука Вседержителя, столько веков держащая судьбы Великого Новгорода; и так не напрасно слышался от сей иконы таинственный глас иконописцам Цареградским, когда пo воле епископа Луки трижды старались они начертать благословляющую десницу Господа. «Не пишите Мя с благословляющею рукою, но пишите Мя со сжатою; Аз бо в сей руце Моей сей Великий Новгород держу; когда же сия Моя рука распространится, будет тогда и граду сему скончание», – так гласит местное предание, записанное благочестивыми предками. Вот и сама Святая София, то есть воплощенная Премудрость Божия, таинственно изображена на храмовой иконе древнего греческого письма в виде Ангела Великого Совета, по словам пророческим. Он сидит на престоле, по сторонам коего стоят Святая Дева и Великий Предтеча, бывший гранию обоих Заветов, а над ними разогнутое Евангелие с ликами Архангелов. Икона сия, залог спасения Новагорода, украшена была новою серебряною ризою в царствование Петра Великого митрополитом Иовом и обновлена недавно усопшим митрополитом Серафимом. Подле нее в таком же окладе другая местная икона Спасителя, с Греческим Евангелием в руках. Она называется Корсунскою, по древности своего происхождения, и увезена была Царем Грозным при разорении Новгорода вместе с иконою верховных Апостолов, которая теперь по правую сторону иконостаса. Иоанн возвратил обе иконы в 1570 году.
По левую сторону Царских врат, обложенных серебром во дни Патриарха Никона, как о том гласит надпись на их сени, стоит храмовая икона Успения Богоматери; ей празднует собор Святой Софии, ибо Пречистая Дева была сама Храмом воплощенной Премудрости. Серебряною ризою украшена сия икона, как и не далеко oт нее другая, на которой изображены в лицах стихи псалма: «Предста Царица одесную Тебе». Такими изображениями особенно богат собор Софийский, весь расписанный по сводам и стенам историею Ветхого и Нового Заветов; на десяти столпах его, кроме обычных ликов мучеников и Святителей Новгородских, начертаны еще в лицах Символ веры и акафист.
Не великолепен убранством четырехъярусный иконостас, с ликами Апостолов, Пророков и дванадесятью праведниками, но драгоценна его древность, пред коею благоговело столько поколений. Сквозь тесные царские врата его, напоминающие собою Московские Успенского Собора, открывается величественный престол, с серебряными изваяниями – благочестивый дар царствующего Императора, а на полукружии Горнего места древнее кресло Владык Новгородских, на коем восседало столько великих мужей. Спаситель и Господь Саваоф, в Силах Ангельских, изображены над сим Горним местом, а вокруг Апокалиптическая надпись: «Бысть царство мира Господа нашего и Христа Его, и воцарится во веки веков». Лики Ангелов, Святителей, Пророков, Мучеников оживляют стены и столпы древнего алтаря сего, в котором почти от начала христианства на Руси не преставала ни одного дня приноситься бескровная Жертва о спасении Ее сынов; такое обилие молитвы исполняет сию сокровищницу, и Слово Божие устами своих служителей не престает и доныне оглашать молитвенников под сению Святой Софии.
Большое паникадило, или хорос, пред иконостасом устроено в царствование Годунова митрополитом Варлаамом, как о том свидетельствует надпись, и особенно замечательны два места, Царское и Святительское, украшенные богатою резьбою. Архиепископ Пимен, бывший судиею Святого мученика Филиппа и сам вскоре осужденный Грозным, поставил обе сии кафедры и велел вырезать на них надписи: на Царском месте – молитву, которую сложил Император Иустин: «Единородный Сыне и Слове Божий бессмертен сый…» с титулом Царским на конце; а на Святительском месте начертана сия утренняя молитва: «Небесный Царю! Верного Царя нашего укрепи, веру утверди, языки укроти, мир умири и святую обитель сию добре сохрани; прежде отшедшие отцы и братию нашу, в селениях праведных учини и нас в покаянии и в православной вере, Господи, приими и помилуй нас, яко Благий и Человеколюбец. Лета 1068».
Четыре придела умножают собою число престолов Софийских: один, по левую сторону алтаря, во имя Евангелиста Иоанна, другой во имя Предтечи, у входа, налево от Корсунских врат, и два с правой стороны алтаря, в честь Рождества Богоматери и святых ее родителей Иоакима и Анны. Сим приделом начинается летопись соборная; ибо он устроен в память церкви Богоотец, созданной в 990 году первым епископом Новгорода, Святителем Иоакимом Корсунским, который низринул Перуна и крестил славян в волнах Волхова; каменная церковь сия долго существовала позади ньшешнего собора. Он же соорудил и другую деревянную церковь, во имя Софии Премудрости Божией, в подражание Цареградской, на так называемой Епископской улице; она сгорела 60 лет спустя, и на ее месте богатый гражданин новгородский Судислав поставил новую – в честь князей Бориса в Глеба, но и та разорена была немцами в XII веке; развалины ее доселе видны позади присутственных мест.
Наконец сын великого Ярослава, юный Владимир, княживший в Новгороде, с благословения второго епископа, Луки, начал строить в 1045 году из дикого камня и кирпича собор Софийский и, совершив его в течение семи лет, обнес каменным Кремлем. На праздник Воздвижения 1051 года освящен был великолепный храм сей, не уступавший Софии Киевской, на который истощал богатство свое великий Ярослав; зодчие византийские строили тот и другой, и остатки мусии в алтарях обоих свидетельствуют о древнем их убранстве. Двадцать три сажени высоты в Новгородском соборе до вершины его купола; громада сия была поддержана впоследствии каменными быками с северной и западной стороны, как и образец ее, Цареградская София. Несколько раз опаляем был собор страшными пожарами во время волнений народных: однажды при знаменитом Владыке Василии, в 1335 году, а в XIV веке, при архиепископе Иоанне III, трижды в продолжение двенадцати лет, и каждый раз усердие Святителей и граждан обновляло растопившийся свинец на пяти его главах. Архиепископ Мартирий устроил, в исходе XII века, златую паперть с южной стороны собора, которая сохранила его имя, и вместе с древнею, так называемою Корсунскою, служит усыпальницею Владык Новгородских. Такова краткая летопись собора.
Славны и Корсунские врата, давшие имя западному притвору, которыми входили Святители Новгорода из каменных палат своих. Названием Корсунского освящалась у нас всякая древность, ибо из Корсуни заимствовали мы первую святыню нашу. Особенно в Новгороде, где и первый епископ был родом корсунянин, почетное сие название сохранилось всем древним крестам и иконам, и народ православный, казалось, хотел стереть отпечаток средних веков и западного искусства с любимых своих памятников, которыми хвалился, относя их к глубокой древности византийской. Так, названы Корсунскими и медные врата Святой Софии, украшенные изваяниями событий Евангельских на двадцати шести досках, хотя в самом низу смиренно изображены с молотком в руках и в немецкой одежде три их художника и сам епископ Магдебургский Витман. Один из наших ученых археологов предполагает, что они были привезены из Магдебурга при Владыке Василии, который много украшал собор в XIV веке и, по словам летописи, устроил позлащенные врата Святой Софии, купив их в Германии. Есть и еще другие замечательные врата в соборе, при входе в придел Рождества Богоматери; они слывут Шведскими и, по преданию, взяты были в XII веке Новгородскими дружинами из древней столицы шведской, Сигтуны, от которой остались теперь одни только развалины, близ новой столицы. Но врата Сигтунские, как и Корсунские, доселе остались загадочным, хотя любопытным памятником Святой Софии, исполненной древностями стольких столетий.
Два великих подвижника, князь и епископ, лежат, как бы на страже, у входа Святой Софии, в первой ее придельной церкви – Рождества Богоматери. На расстоянии ста лет друг от друга в сей временной жизни, они соединились на вечный покой под сению бедного храма. Древний Киев был начальным поприщем обоих, но какими различными путями достигли они Небесного Царствия и встретились в ликах Святых! Один, строгий затворник Печерский, Никита, послан был святительствовать в Новгород, где имел утешение успокоить Святого труженика Антония Римлянина, приплывшего на своем камне. Тринадцать лет он пас свое духовное стадо и дважды силою молитвы охранил его от страшного пожара и убийственной засухи; капли слез его разрешились обилием дождя. Другой витязь, воитель Мстислав, славнейший из сынов Ростислава Смоленского и всех современных князей, гроза Суздаля и щит Киева от честолюбивых замыслов боголюбезно возводивший старших князей на великое княжение, а сам, подобно Мономаху, всегда довольный своим уделом. Имя Храброго запечатлело его устами современников на все веки, ибо по выражению летописи, «от юности навык бяше не уполошитеся никогда же, но токмо Бога единого блюстися». Даже сыну его Мстиславу, как бы наследственно, сохранялось прозвание Удалого. Вольный, надменный Новгород, по звуку Веча менявший князей своих – то Ольговичей, то Мономаховичей, смотря по тому, чей род возвышался или падал в Киеве, захотел сам быть отчиною Храброго и умолить его к себе на княжение. С восторгом присягал ему народ у Святой Софии и со слезами прощался, когда он в течение двадцатилетнего правления временно отходил устроять южные уделы. Страшен был при нем Новгород своим соседям, и горько плакала по нем вся земля Новгородская, когда ранняя кончина постигла Мстислава в 1180 году. С честью положили тело его при гробе храмоздателя Владимира и неизвестно, когда обретены были мощи. Нетленные руки его, столь славно владевшие мечом, крестообразно прижаты к мощной груди, бывшей щитом Новгорода; смертный покой его мнится быть кратким отдыхом воина и шестивековой сон легкою дремотой.
И лицо спящего подле него епископа Никиты сохраняло в нетленных чертах своих отпечаток духовного подвига и небесного мира, с каким заснул на земле. Четыреста пятьдесять лет сокрыты были Святые мощи его, и только в царствование Грозного было о них видение некоему благочестивому царедворцу, молившемуся в соборе. По тайному гласу, сперва осенил он гробницу епископа богатым покровом, а когда после семилетнего запустения Новагорода поставлен был архиепископ Пимен, тот же богобоязливый муж объявил ему о своем видении. Тогда открыли гроб древнего Святителя и с духовною радостию обрели его нетленное тело, источавшее много исцелений. С южной стороны собора, в первых двух арках, почивают открыто поверх земли храмоздатель Владимир, восемнадцать лет правивший великим Новгородом, которому оставил вечную по себе память построением Святой Софии, и благоверная мать его, княгиня Анна. Дочь Олафа, первого Короля Шведского, в язычестве называвшаяся Ингегердою, она обручена была другому Олафу, Королю Норвежскому; но Промыслом Божиим вступила в брак с великим Ярославом и, всегда обитая с возлюбленным сыном своим, только двумя годами предупредила его раннюю кончину в 1050 году. Быть может, не всем известно, что и два первых епископа, шестьдесят лет правившие Новгородом – Святой Иоаким Корсунянин и строитель Софийского храма Лука – положены недалеко от мощей князя Владимира. Архиепископ Пимен перенес сюда в 1056 году из-за церкви Святой Софии мощи Святителя Луки спустя пятьсот лет после его кончины, и ту же почесть оказал мощам первого епископа благочестивый митрополит Иов, в 1698 году.
Еще один Благоверный князь почивает в соборе, с левой стороны его, против мощей Святого Владимира: это юный брат витязя Невского, который заменил Новгороду храброго Мстислава, Феодор Ярославич, в день земного брака своего преставившийся к Небесному Жениху душ наших. Нетлением процвел брачный венец его, и радость житейская изменилась в невечернюю славу. Мощи Святого Князя сперва положены были в Юрьевом монастыре, но четыреста лет спустя, во время шведского нашествия Делагарди, их перенесли для сохранения в собор Софийский, и с тех пор они там остались повелением Царя Михаила и Патриарха, отца его.
В теплой церкви Предтечи, налево от Корсунских врат, покоятся, один поверх земли, а другой под спудом, два брата, оба именитые Святители, архиепископы: Илия, в схиме Иоанн, и преемник его Григорий. Будучи простым иереем, назначен был Илия на кафедру Софийскую по смерти епископа Аркадия, в 1165 году, и митрополит Киевский Иоанн II нарек его архиепископом в утешение народу. Но смиренный муж не превознесся почестию церковною и продолжал на престоле святительском труженическое житие постника, посему и прославил его Господь великими знамениями. Князь Суздальский Роман пошел ратию на Новгород, и с ним семьдесят князей грозили истребить до освования древнюю столицу славян. Три дня молился Святитель Илия пред иконою Спаса, дабы пощадил он град и людей своих, и вот, в третью ночь, слышится ему глас от иконы, повелевающий идти в церковь Спасову, что на Ильиной улице, поднять икону Богоматери на забрало города против супостатов. Исполненный ужаса и изумления, на утро собрал он Вече народное и во время модебного пения в храме Софийском послал клир за иконою, но клир возвратился с вестию, что не мог поднять ее. Тогда сам Святитель подвигся соборно в церковь Спасову и, простершись на земле, возопил к Деве Владычице, моля Заступницу града, дабы не предала врагам согрешивших, но явила над ними милосердие Божие, как некогда пощажена была раскаявшаяся Ниневия. Еще он молился, когда внезапно заколебалась икона, и при радостном вопле всего народа «Господи, помилуй!» благоговейно поднял ее Святитель и вознес на стены города там, где наиболее кипела сеча. В полдень посыпалась на икону туча стрел вражиих, и новое чудо ознаменовало горнюю помощь: сама икона отвратилась от нечестивых врагов, не пощадивших священного лика Богоматери, и слезы потекли из очей ее на фелонь архиепископа. Внезапная тьма покрыла врагов, новгородцы же устремились из града довершить славную победу. С тех пор Владыка Илия учредил праздник Знамения Божией Матери 27 ноября, который и доныне празднуется по всей России. Так молитва Пастыря оградила его паству не слабее меча храброго Мстислава, который вместе с ним подвизался за Святую Софию и был им напуствован в вечную жизнь.
Семь церквей И одна обитель остались в Новгороде памятником благочестия архиепископа Илии. И еще доныне показывают на архиерейском дворе его келлию и крестовую церковь; там находится и сосуд, в коем молитвою заключил он искусителя, а на стенах церковных изображено его ночное странствие в Иерусалим, и чудное плавание, для обличения клеветы народной. Граждане дерзнули подозревать чистое житие праведника; они бросили его на плоту посреди реки и с ужасом увидели Святителя, плывущего против течения Волхова к Юрьевской обители; там умолили его опять принять кафедру. Вскоре, однако, принял он схиму и преставился после двадцатилетнего правления;
благодарный народ избрал на его место брата его Григория, который, в течение шести лет, добродетелями своими напоминал Новгороду усопшего. Григорий благословил святому отшельнику Варлааму уединиться на берегах Волхова, где молитвами его основалась знаменитая обитель Хутынская.
Нетленные мощи схимника Иoанна обретены были, по небесному видению, при одном из величайших пастырей Новгорода, Святителе Евфимии, уже в последние годы славы Новгородской (1436). Камень, обрушившийся со свода церкви Предтечевой, сделал отверстие над гробом Иоанна, и Святитель Евфимий с радостным изумлением увидел нетление его схимы, еще не ведая, кто сей блаженный усопший. Он молил Господа открыть ему имя Своего угодника и в ночном видении представился молящемуся древний Святитель Новгорода, который сказал ему и прежнее свое имя – Илия, и схимническое – Иоанн, и как послужил Новгороду во время бывшего знамения от иконы Богоматери. Он заповедал также в день своего явления, 4 октября, всегда совершать память всех почивающих в великой церкви Премудрости Божией князей российских и архиепископов Новгорода. Уже в царствование Грозного устроена была рака великому Святителю с описанием его жития в медных ее кругах; на ней изображено: «Божиею милостию и Пречистыя Богоматери, состроена бысть сия честная рака и образ, иже во святых отца нашего Иоанна чудотворца, такожде и вход сотворив, идеже лежат честные мощи Святителя Иоанна и брата его Григория, Святителей Новгородских, лета 1603, при благоверном Государе и Великом князе Иоанне Васильевиче всея Руси, повелением преосвященного Пимена Архиепископа Великого Новгорода и Великих Лук; их же молитвами святыми оставление грехов получить и жизнь вечную, во веки веков. Аминь». Святители Никита и Иоанн, как первые ближайшие заступники своей паствы, великого Новгорода, всегда изображались вместе на иконах его по сторонам Святой Софии Премудрости Божией, иногда с двумя славными отшельниками, Антонием Римлянином и Варлаамом Хутынским, иногда и без них; так изображены они и доныне на городской стене, над бывшими Литовскими вратами.
Теперь от лика сих избранников Софийских обратимся к сонму Владык Новгорода, устлавших собою обе паперти, Мартириевскую и Корсунскую. Но каменные их гробы, сгоявшие поверх земли, сняты были в начале нынешнего столетия; остались только на стенах имена усопших, пред коими благоговели современники и должно еще благоговеть потомство. Первые епископы Новгорода были почти все постриженики Печерские, которых исторгали из их глубоких пещер митрополиты Киевские, чтобы чрез них проливать духовное просвещение на дальнем Севере. Только по смерти великого Нифонта, когда произошло несогласие в митрополии Киевской, Аркадий, уже девятый епископ, избран был из настоятелей обителей Новгородских, и вслед за ним Архиепископ Илия. С тех пор все Владыки Новгорода поставлялись, хотя и в Киеве, но из граждан вольного города, который уклонялся от зависимости митрополитов и князей.
Избрание происходило большею частью на Вече, при дворце Ярославовом и у Святой Софии, общим голосом клира и народа или по жребию: три имени полагались на престол Софийский, и малый отрок брал с престола одно имя. Тогда совершалось так называемое возведение на сени: Вече посылало именитых граждан за избранным, и с торжеством возводили его на высокое крыльцо архиерейских палат, где он был встречаем хлебом-солью. С тех пор, по своевольному обычаю Новгородскому, избранный, какой бы он степени ни был – иерей или дьякон, или даже простой монах – вступал уже в управление епархиею и во все права архиерейские, кроме священнослужения; а между тем отправлялось посольство к митрополиту, с просьбою Великого Новгорода о посвящении его Владыки. Таким образом протекало иногда около двух лет или более между избранием и посвящением. Архиепископ Евфимий II управлял даже пять лет без хиротонии; а некоторые, как Арсений и Феодосий, после двух лет, еще не посвященные, сведены были с кафедры по прихоти непостоянного Веча. Но обширна была власть архиереев, когда они умели действовать нa дух своего народа; им исключительно принадлежал титул Владыки, которым они величались во всех актах церковных и гражданских как действительные представители Великого Новгорода; они стояли выше сменяемых князей и посадников и совершенно не зависели от митрополитов Киевских и Московских до самого покорения Новгорода Иоанном, вступая иногда в прямое сношение с Патриархами Царьграда. Не все, однако, упокоились они под сению Святой Софии, на кафедре коей святительствовали: одни заплатили изгнанием или заточением за временное свое величие и скончались на чужбине; другие, волею или неволею, отошли на покой в соседние монастыри Новгородские и там отдыхают от многомятежной власти; оные же, как основатели обителей, просияли в них нетлением мощей своих и вовеки служат им утверждением.
Так, великий Нифонт, прозванный от современников поборником земли Русской, почивает в Киевских пещерах. Твердо охраняя союз юной Церкви Российской с ее материю, Церковию Греческою, он не хотел признавать законным митрополита Климента, поставленного по воле Великого князя Изяслава без согласия Патриарха, и претерпел даже заточение за слово истины. В течение двадцатипятилетнего святительства он был посредником Новгорода и князей Великих и удельных, и славно было имя его по всей России (1157). Так и Святой архиепископ Феоктист, избранный в 1300 году, удалился в прежнюю свою Благовещенскую обитель и ныне покоится под спудом в Юрьевом монастыре. И Святитель Моисей, поставленный на кафедру Святителем Петром Митрополитом из молчальников устроенной им обители, после четырехлетнего правления напрасно опять искал в ней уединиться; двадцать два года спустя, несмотря на принятую им схиму, он еще раз вынужден был, мольбами народными, вступить на престол Святой Софии, и через семь лет, еще однажды и навсегда, отошел на безмолвие в другую им основанную обитель Сковородскую, где и доныне почивают его нетленные мощи (1339). Преемник его Алексий, принявший имя своего рукоположителя, Святого Митрополита Алексия, и последующий ему Иоанн искали себе также тихой кончины в монастыре Деревяницком (1388, 1413). Долгое и славное святительство Иоанна горько было для него, по смутам народным и несогласию Новгорода с Великим князем Василием и митрополитом Киприаном. Ревностный пастырь претерпел даже трехлетнее заключение в Москве за неспокойный дух своего народа. Еще два святых Архиепископа, Евфимий и Иона, святительствовавшие один за другим, в самые цветущие и последние годы славы Новгорода, как бы предвидя его падение, избрали себе местом упокоения первый – обитель Вяжицкую, им основанную, а второй Отенскую свою пустынь, отколе был избран на кафедру (1458, 1471).
Наследник их, знаменитый Феофил, был уже последним Владыкою вольного города, который тщетно старался примирить его с Великим князем Иоакимом. Марфа-посадница волновала Вече, и пастырь скончался в заточении; только мертвым возвратился он под сень Святой Софии, и с тех пор, т. е. с 1483 года, прекратилось свободное избрание Владык Новгородских; их стали присылать из Москвы, по изволению Великого князя и соборному избранию митрополита, и не многие имели утешение скончаться на своей кафедре. Первый из них, Сергий, избранный из игуменов Троицкой лавры, сам удалился, испуганный смутами народными (1484). Второй, Геннадий, муж образованный, поставленный из архимандритов Чудовских, обличитель расколов на соборе Московском, сослан был по клевете в Чудов (1304). Преемник его, Святитель Серапион, лишен кафедры по случаю несогласия его со Святым Иосифом Волоколамским, и нетленно почивает в лавре Троицкой, прежней своей обители (1509). Знаменитый Макарий, просиявший сперва на кафедре Новгорода, прославился потом, во дни Грозного, в митрополии Московской и там отдыхает в Успенском соборе. Ученик преподобного иосифа, архиепископ Феодосий II, скончался в Москве во время Стоглавого Собора (1551). А два последних архиепископа, Пимен, много украсивший Святую Софию и бывший свидетелем разорения Новгородского, и преемник его Леонид – оба пострадали от Грозного Царя и скончались в заточении (1570, 1573). После них начался ряд митрополитов Новгородских, не прерываемый доныне, из коих трое: славный Никон, Питирим и Иоаким – с кафедры Святой Софии вступили на престол Патриарший.
Но хотя и много отсутствующих между древними Владыками Новгорода, есть еще под сению Святой Софии много великих усопших, неразлучных с нею телесно. В числе их один только епископ, Аркадий, первый из погребенных в соборе (1165), ибо все его предшественники почили в Киеве; он отдыхает в паперти Мартириевской, подле давшего ей свое имя Архиепископа Мартирия (1199). Недалеко от них два Святителя, Симеон и Евфимий, жившие двести лет спустя (1415, 1430 ). Прочие Архиепископы Новгорода, до учреждения митрополии, погребены все в паперти Корсунской, исключая одного только Серапиона, современника Иоанна Грозного. Ему воздали особенную почесть, положив в церкви Предтечевой, близ мощей Святителя Иоанна, быть может, потому что давно уже не умирали на своей кафедре Владыки Новгородские (1553).
Митрофан и Антоний, два невольных соперника на кафедре Софийской, которую занимали в течение тридцати лет попеременно – от смут народных, смиренно лежат один подле другого в паперти Корсунской. Так бурно было для Новгорода начало XIII века, что пастыри сии, без всякого личного честолюбия дважды возведенные и сверженные, принуждены были волею Веча идти в Киев на суд Митрополита. Митрофан возвратился в Святую Софию, Антонию же дана была иная епархия, но тем не удовольствовался беспокойный Новгород. Едва смежил очи Святитель Митрофан (1223), граждане вывели нового соперника Антонию, из простых монахов Хутынских, и два года держали преосвященного Арсения на кафедре, доколе по новым смутам не заключили опять в монастырь. Тогда только мог возвратиться Антоний в Святую Софию, но уже утомленный не хотел управлять столь бурною паствой и сам удалился в Хутынь, где мирно окончил многомятежное житие. Спиридон занял его место (1229), и при нем возвратился мир Новгороду, в лице Невского витязя Александра, которого мать была дочерью Мстислава Храброго. Спиридон благословил на битву против шведов крепкого во бранях Александра; Спиридон же в день брачного торжества возложил иной венец на смертное чело юного брата его Феодора, и при Спиридоне преставился величайший из пустынножителей Новгородских, Святой Варлаам, основатель обители Хутынской, славный своими чудесами. Семнадцать лет продолжалось святительство Спиридона, которого рукоположил митрополит Кирилл, собиратель земли Русской, пришедший ее утешить после разорения монгольского. Кирилл посвящал и двух его преемников, Далмата и Климента (1251, 1276), управлявших Новгородом до конца XIV столетия, которые положены подле Спиридона; и в той же паперти Корсунской архиепископ Давид, посвященный во Владимире Святителем Митрополитом Петром (1308).
Налево от Корсунских врат почивает Владыка Василий, один из самых светлейших иерархов Новгородских. Он избран был волею Веча из белых священников по удалении Святителя Моисея и тотчас после своего посвящения на Волыни достался в плен грозному Гедемину Литовскому (1331). Новгород должен был заплатить многими городами за освобождение своего Владыки, но Святая София и вся область процвели во время мудрого его правления. Василий ограждал Новгород, от притязания Великих князей Московских и митрополита Киприана и состязался с латинскими богословами, которых насылали шведы, когда не могли одолеть его оружием. Имя Василия известно было в Царьграде, и Патриарх Филофей благословил его крещатыми ризами и белым клобуком, который, по преданию, будто бы дан был некогда Великим Константином Папе Римскому Сильвестру. Клобук сей доныне хранится в ризнице Софийской с другими облачениями прославленных Святителей Новгородских, а право носить его перешло, после Василия, к его преемникам и к митрополитам Российским. Бедственный изгнанник Феофил, столько пострадавший за Новгород при Иоанне, последний вольный избранник Веча, заключает собою славный ряд архиепископов Новгорода в паперти Корсунской, подобный гранитной скале на обрыве морском.
Отселе на расстоянии ста лет начинается ряд митрополитов, и первые два, Александр и Варлаам (1689, 1597), оба посвященные в сан сей первым Патриархом Иовом, почивают рядом в паперти Мартириевской. Бурны были времена трех их преемников, избравших себе местом отдохновения паперть Корсунскую, Исидора, Макария и Киприана, и особенно памятны для всякого истинного сына Церкви славные имена Исидора и Киприана. Первый, поставленный Патриархом Иовом, святительствовал в самую тяжкую годину самозванцев и разгромов шведских и польских: он укрощал крамольников лже-Димитрия, он выдержал осаду шведскую Делагарди, и сам ходил по стенам Кремля, возбуждая граждан к зашите именем Святой Софии. При нем в течение семи лет владели шведы великим Новгородом. Тогда сей мудрый пастырь был истинным Владыкою и отцом среди всеобщего разорения, но он имел утешение видеть в конце дней освобождение своей паствы и благословенное начало царства Романовых.
Не менее сего пастыря пострадал мужественный Киприан, бывший тогда архимандритом Хутынским. Шведы, думая навсегда отторгнуть Новгород от Poссии, напрасно старались склонять на свою сторону Киприана; посланный ими в Москву, он действовал против них, испросил помощь угнетенной родине и примирил Новгородцев с Михаилом, засвидетельствовав их верность новому царю. Патриарх Филарет уважал добродетель святого мужа и послал его основать кафедру святительскую в Тобольске. И там оставил он по себе благую память, заботясь об очищении нравов завоевателей и крещении диких жителей. Для сего устроил обитель в тех местах, где более могли стекаться язычники, и пролил обильный свет Христианства в пустынях Сибири; он собрал также и первую ее летопись, о подвигах Ермака, из уст оставшихся его сподвижников. Но великий муж Церкви жаждал возвратиться в родственный Новгород и скончался в 1635 году на кафедре Софийской, которую украсил собою не менее Тобольской.
Еще три митрополита наслаждаются вечным покоем в паперти Мартириевской: добродетельный старец Афонин, предместник Никона Патриарха, поставленного им в игумены, которому потом, по дряхлости лет, уступил епархию (1654); Евфимий III, только два года управлявший своею паствою (1699); и знаменитый современник Петра Великого, митрополит Иов, столь ревностный к просвещению духовному. Он основал при архиерейском доме первое училище Греко-Латинское, вызвав из заточения двух ученых братьев Лихудиев, пришельцев греческих, и с ними вместе подвизался против расколов. Его старанием умножена была библиотека Софийская, о коей заботился Патриарх Никон и которая удвоилась в 1785 году присоединением древних рукописей Белозерского монастыря. Они и поныне хранятся на хорах как одно из лучших сокровищ собора. Митрополит Иов много украсил Святую Софию и перенес туда мощи первого епископа Иоакима; он же освящал собор новой столицы Севера во имя верховных Апостолов. Памятно осталось Новгороду двадцатитрехлетнее правление сего друга Петрова, которого уважал Царь не менее, чем и Святителя Митрофана. Добродетельный пастырь имел утешение воздать последний долг и благочестивому погребителю Никона Патриарха, митрополиту Корнилию, своему предместнику, который за два года до его избрания удалился в Мартириев Зеленецкий монастырь после двадцаталетнего святительства (1695).
Есть и еще, кроме Корнилия и трех Патриархов, не погребенные в Святой Софии, из числа позднейших ее Святителей. Так, ближайший преемник Никона, митрополит Макарий III, который участвовал на всех его соборах, положен в Юрьевом монастыре (1663); и два Архиепископа – предместник и преемник знаменитого Феофана Прокоповича, – один волею а другой неволею, не нашли себе успокоения вблизи его праха. Несчастный Феодосий, первый архимандрит лавры
Невской, заступивший место митрополита Стефана Яворского в Святейшем Синоде, сослан был в Корельcкий монастырь, где и скончался (1745). Архиепископ же Амвросий избрал себе могилу в Антониевом монастыре. Вот и гробница Феофана памятного Церкви, славного красноречием и любовию к просвещению, которое старался распространять, хотя иногда и с примесью мудрований. Громко было имя его между современниками, но под древнею сению Святой Софии невольно ищешь нечто большее славы.
Последний архиепископ Стефан положен подле Феофила, в паперти Мартириевской (1753), и после него начался ряд митрополитов, прервавшийся в течение сорока лет. Не утешительна память первого из них, Димитрия, которого прах в той же паперти Софийского собора; но зато какими благословениями осыпается доныне имя его преемника Гавриила, украсившего пастырскими своими добродетелями долгое и славное царствование Екатерины. Преосвященный Гавриил и последовавший за ним митрополит Амвросий, погребены отдельно от других, в теплой церкви Предтечи, недалеко от мощей Святителя и схимника Иоанна.
Такова замогильная летопись Софийского собора. Я назвал его именитых усопших и тех, которые как бы заживо в нем почивают, поверх помоста, утешая нас свидетельством своего нетления. Если же взойти на широкие хоры, которые венчают храм по образцу византийскому, можно видеть в драгоценной ризнице и посмертные одежды Святителей, чрез столько лет снова явившиеся из их отверстых гробов. Там полное облачение Святителя Никиты, 180 лет облекавшее его нетленно под землею, вериги его, пастырский посох и лампада или свеча, которую поставил великий Новгород пред новым своим чудотворцем. Там и бархатная мантия архиепископа Иоанна с источниками и скрижалями; омофор Святого Владыки Моисея и крещатые ризы, присланные ему в дар от Патриарха Цареградского Филофея, с заглавною буквою его имени у каждого креста и его тяжкие вериги вместе с веригами другого подвижника, Святителя Евфимия. Там же три посоха: пострадавшего при Царе Грозном архиепископа Пимена, митрополита Иова, покровителя духовного просвещения во дни Петровы, и третий – мраморный, с десятью яблоками, неизвестного Святителя.
Между многими белыми клобуками, которые долго были исключительною принадлежностью одних только Владык Новгородских, хранится и самый первый, вязанный из шелка, унизанный крупным жемчугом, с яхонтами на позлащенных гробницах, на коих изображены лики святых. Патриарх Константинопольский прислал его в дар знаменитому Владыке Новгородскому Василию, как возведенному на кафедру Софийскую из белого духовенства. Но местное предание относит гораздо далее древность сего клобука и говорит, будто бы Царь Константин Великий принес его в дар Папе Римскому Сильвестру за свое крещение. Предание неверное, но тем не менее любопытное и показывающее, как любили новгородцы возвеличивать свою священную древность. Есть и драгоценная панагия архиепископа Пимена, с мощами внутри нее и резным образом Святой Софии, ибо он более других Святителей Новгорода любил пышность облачений и многое сделал для украшения Софийского собора.
В числе священных утварей замечательна плащаница, синего атласа, пожертвованная в 1456 году архиепископу Евфимию в дом Святой Софии Великим князем Василием Темным и сыном его Иоанном, будущим покорителем Новгорода, как о том сввдительствует надпись, вышитая вокруг. Два серебряных потира, или сосуда, с изваянием Господа, Богоматери и Святых, с надписью «Пийте от Нея вси» устроены усердием Святого Владыки Евфимия; и два серебряных Сиона, которые употреблялись иногда вместо дарохранительниц или на Великом выносе открывали шествие изваянным изображением храма. И другие драгоценности прежних векав – утвари, печати архиерейские собственно собора Софийского, со многими древними монетами – обогащают собою сокровищницу Святой Софии; довольно назвать главные, чтобы оценить ее достоинство, вполне соответствующее древнему величию храма.