Слова на пострижение в монашество
Слово при пострижении студентов Московской Духовной Академии – священника Иоанна Грекова (Василия) и Николая Борисоглебского (Григория).36
Возлюбленные братья!
Итак, совершилось! Произнесён священный обет; отринут мир с его преходящею похотью (1Ин. 2:17), отринут духовный Египет плотской жизни, пройдено Черное море решимостью умереть для мира: пред вами теперь только Господь, ведущий вас Своим законом в обетованную землю спасения. Вы воспеваете, как Израиль, торжественную песнь победы и в сердцах ваших слышатся одни глаголы Божественной воли, как некогда при Синае. И, не правда ли, как живительны, как могучи эти слова Его воли: „Аз есмь Господь Бог твой, да не будут тебе бози инии, разве Мене». Сколь жалкими и пустыми вам теперь представляются все эти «иные боги» жизни, как унизительно и гнусно египетское рабство греху, как презренно, как суетно всякое иное стремление, всякое иное намерение, кроме исполнения божественной воли, как постыдна самая возможность вожделеть мира, вожделеть котлов египетских!
Так просвещается человеческий дух чрез «обещание Богу доброй совести» (1 П. 3:21), так возносится он к Господу в минуту исповеданной решимости презреть ради Него мир.... А может быть он возносится еще выше? Может быть, проникает в любовь Христову еще глубже? Может быть, не забывает в Нем всего мира, но снова обретает его искупленным и освященным во Христе, обретает Христа, не отдельного от мира, но объемлющего мир и спасающего мир, обретает Христа, все оглавляющего Собою, подъявшего на Себя наши немощи и понесшего наши болезни (Мф 8:17)? Быть может, ваш дух, отринув мирской грех и возненавидев его прелесть, с высот духовного созерцания, сквозь лучи любви Божественной, взирает на мир не с презрением, но – с состраданием, не с негодованием о его отрешенности от Бога, но – с великою ревностью о том, чтобы всем, всему миру уделить частицу того небесного света общения с Господом, который ныне озарил ваши сердца.
Да, блаженны эти мгновения, братья, и да будут они вам памятны всю жизнь, и во всякой скорби воспоминайте, как Израиль «о том дне, когда ты стоял пред Господом Богом твоим... и говорил Господь к вам... и объявит Он вам завет Свой, который Он велел исполнять вам» (Втор. 4:10–13). Велик сей день сознательного обручения с Богом, сознательной смерти миру: поистине он подобен богообщению при Хориве! Однако и того нельзя скрыть от вас, братья возлюбленные, что как от Хорива еще далеко до Земли Обетованной, так велик и труден путь от обещания до полного осуществления правил духовной жизни. Прославили иудеи Бога в пустыне и поругались фараону и Египту, а потом, в малодушном вопле выражали свое сожаление о потере рабской жизни, о котлах и мясах египетских. Быстро и решительно Апостолы «оставили все и последовали за Христом» (Мф. 19:27), но как медленно уразумевали они Его закон, с каким трудом сердца их отрешались от мира, как единодушно покинули они своего Учителя при приближении смертного страха! О, братия, и вас не минуют искушения мира то, что в сей священный для вас вечер вам представляется пустым и жалким, в день испытания будет манить вас; сладостные глаголы евангельских обетований могут быть заглушаемы на время иными звуками греховной жизни; Масса и Мерива не минет вас, и укушения ядовитых змей будут грозить вам. Что же вы противопоставите искушениям? Чем победите беса гордыни, чем отгоните духа уныния? Куда убежите от рассеяния мирского, от соблазнов лени, чувственности или раздражительности? Указывать ли вам на спасительное врачество молитвы, на силу поста, на пристань богомыслия в безмолвия, на меч изучения слова Божия и отеческих писаний? Да, без этих родов духовного врачевания, конечно, невозможно спастись, и горе тому монаху, который бы вздумал обойтись без них, который не в них полагает существеннейшее содержание своей жизни, он будет монахом только по внешнему своему обличию, а духовная жизнь скоро покинет его. Итак, названные подвиги необходимы для сохранения и развития духовной жизни. Но, увы, будут ли они в вашей власти настолько, насколько это потребуется? Те роды послушаний, которые ожидают вас, не будут ли вас держать среди людей, и людей мирских, большую часть ваших дней?
Итак, нельзя ли на самом этом послушании найти еще какого-либо спасительного средства для постоянного победоносного торжества над духом мира сего и оставаясь среди мира за послушание, быть не от мира, как ученики Христовы (Ин 17:15 – 16)?
Есть, возлюбленные братья, одна сила, которая, усваиваясь нами при обращении в мире, в то же время возносит нас к Богу: эта сила есть любовь. Пребывая в любви, вы, тем самым, пребудете в Боге (1Ин. 4:16), сохраняя любовь, вы среди мира будете далеки от всего мирского: от зависти, от превозношения, от гордости, от бесчинства, от раздражения, неправды, злорадства и недоверия (1Кор.13:5 – 7), но будете всегда сохранять высокое сознание богообщения. Пребывая в любви, вы останетесь истинными монахами среди мира, и, наоборот – в уединенной пустыне духовными гражданами вселенского царствия Божия. Монах есть тот – говорит блаженный Нил Синайский – кто, удаляясь от всех, со всеми живет в единении и в каждом человеке видит самого себя. Любовь есть та царственная добродетель, для развития которой удобны и шумный рынок, и уединенная келья, и послушание, заставляющее обращаться среди даже злых людей, и молитвенное общение с миром небесным. Встречая порок, любовь проникается состраданием и учительною ревностью, а входя в общение со святыней, она веселится и торжествует.
О, братья, держитесь любви! С нею не страшны искушения, ее паче всего трепещет диавол, ее выше всего похваляет Христос. Если сохраните любовь, то в вас сохранится высокое настроение настоящего дня, духовный Синай всегда останется пред вами. Любовью довел Моисей народ до земли обетованной, умолив ею праведно разгневанного Владыку: любовью и вы пройдете земное поприще среди мира невредимы от мира, как Израиль прошел Иордан, не омочив ног своих. Божьим светом Твоим, Блаже, утреннюющих Ти души любовью озари. Аминь.
Слово при пострижении студента Московской Духовной Академии – диакона Павла Сосновского (Дионисия).37
Возлюбленный брат – священноинок!
Ты исповедал пред Богом и церковью решимость оставить мир и стремиться к сокровищам одной духовной жизни. Господь призывает нас к ней различными путями. Иному, от юности Он возлагает восторженное преклонение пред христианскими совершенствами и готовность пожертвовать ради них благами мира; других, как и тебя, самою жизнью научает уразуметь скоропреходящее значение этих благ, неожиданно отнимая их от человека, лишая его дорогой семьи или имущества, или общественного положения. Тот и другой путь есть дело промыслительной благодати; наше же дело – спешить к исполнению ее предначертаний, довершать тот подвиг, коему начало она предуказует. Для тебя, возлюбленный брат, Господь уже исполнил половину подвига, тяжкими лишениями отвратив твое сердце от любви к миру. Это охлаждение к миру есть одна необходимая сторона духовной жизни, так трудно усваиваемая людьми молодыми, не знающими горестей житейских. Прославляй же Всевышнего, как Иов, что Он Сам исполнил часть твоего подвига, который другими достигается лишь продолжительной борьбой. Теперь тебе предлежит усваивать другую сторону благодатной жизни, ее положительное содержание, т. е. те евангельские или духовные добродетели, из которых оно слагается, которым в твоей душе Господь очистил теперь свободное место, заполняемое любовью к миру у всех, не испытавших обманчивости его утешений.
Наполнив же твою монашескую жизнь плодами духа, которые суть: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5:22). О том, как приобретать их, тебя научат святые учители монашеской жизни времен древнейших и лучших: одно только предостережение прими в сей священный час в виду тех жизненних обстоятельств, в которые ты будешь поставлен. Заметил ли ты, что все, исчисленные Апостолом, плоды духа произрастают не во внешней, а во внутренней жизни, касаются не дел внешних, а – сокровеннейших настроений души? А если так, то, проверяя свою жизнь и совесть, остерегайся удовлетворяться тою оценкой, какую дадут ей окружающие тебя люди.
Правда, если оценка эта будет укорительная, то со смирением и готовностью старайся исправить свои недостатки; но если она будет похвальная, то смотри, не полагайся на нее: иначе встретишь в этом неодолимое преткновение на пути к совершенству. Возможно, что ты будешь окружен любовью учеников, похвалами начальников, будешь получать все высшие и высшие полномочия по управлению различными отраслями жизни церковной: но смотри, не успокаивай совести твоей на похвалах и успехах, спрашивай чрез слово Божье и самоуглубление – отзывов иного Судии, Который зрит не на лица, а на сердце (1Цар. 16:7), Который один будет судить тебя, не спрашиваясь ни у кого, не слушая никаких человеческих похвал, одобрений или почестей. Если будешь исследовать себя не по речам людей, но через постоянное испытание своей собственной совести, мысленно возносясь пред суд Господа, то путь твоей духовной жизни благонадежен.
Однако знай и то, что нелегко бывает остаться верным сему спасительному правилу – жить по внутреннему человеку (Рим. 7:22) – при совершенно противоположном направлении современного человечества, полагающего все цели своей деятельности в успехах внешних, при стремительном соревновании каждого друг перед другом отличаться в глазах властей, при общем непонимании истинной цели жизни, при насмешливом недоверии ко всякому духовному внутреннему деланию. Легковесны и скоропреходящи эти внешние успехи, непостоянна и пуста искусственно привлеченная любовь толпы, ненасытна и мучительна богопротивная жажда почестей: но, увы, общее увлечение этой суетой и томление духа становится столь же опасным для любителя духовной жизни, как для богоизбранного народа израильского в Вавилоне – общение с язычниками, поклонявшимися суете идольской. Посему, и к твоей жизни, любезный брат, будут приложимы слова послания Иеремии, коими он напутствовал переселенцев. Вы увидите в Вавилоне богов серебряных, и золотых, и деревянных, носимых на плечах, внушающих страх язычникам. Берегитесь же, чтобы и вам не сделаться подобными иноплеменникам и чтобы страх пред ними не овладел и вами. Видя толпу спереди и сзади их поклоняющеюся пред ними, скажите в уме: Тебе должно поклоняться, Владыко! Ибо ангел Мой с вами, и он защитник душ ваших (ст. 4–6).
Итак, среди многошумной обольстительной жизни внешней да созревает в тебе та незримая внутренняя жизнь, сокровище которой останется известным только тебе одному, как тому мудрому купцу евангельскому, узнавшему о сокрытой под землей жемчужине и не пожалевшему ради нее всего имения. Сам Господь да даст тебе, по богатству славы Своей, крепко утвердиться во внутреннем человеке, верою вселиться Христу в сердце твое (Еф. 3: 16). Живот твой будет сокровен со Христом в Бозе (Кол. 3:3), а мир будет покланяться лести. Но если ты не соблазнишься его примером, то легко увидишь, что не только ты сам в своей учительской и пастырской деятельности будешь приносить лишь столько плодов и истинной, а не кажущейся пользы, сколько будет в тебе самом сил духовных: но убедишься и в том, что и все люди, бегающие за призраками текущей минуты, на самом деле получают истинное удовлетворение лишь в исполнении требований совести, почему и находятся в постоянном смятении, не умея исполнять этих требований.
И не всегда они находятся в духовном ослеплении страстей и мира. Всякий из них переживает часы просветления. Не часто их посещают эти благословенные часы и дни, но ими ознаменовываются важнейшие переломы в их жизни личной и семейной, а в особенности приближение столь страшной для них смерти. И вот, в такие часы, как горько они оплакивают свою бессмысленную жизненную суету! С каким доверчивым благоговением готовы они бывают броситься к ногам всякого, имеющего в себе начала жизни духовной! Каким раболепным поклонением желают они вознаградить его за прежнее пренебрежение! Как понятна тогда станет и тебе истинность избранного тобою пути! Однако и здесь берегись искушений: берегись горделивого превозношения; не скажи в сердце твоем: «А вот они пришли ко мне и поклонялись, но с любовью и прощением приняв кающихся, как Иосиф – своих братьев, вознеси свой ум к престолу Сердцеведца и воспой Ему хвалебно благодарственную песнь за то, что Он, не по твоим заслугам, но по дару туне дарованной благодати, воззвал тебя, одного из немногих, в чудный Свой свет» (1 П. 2:10), и с любовью и смирением свети этим светом дольнему миру. Аминь.
Слово при пострижении в монашество студента Московской Дух. Академии Данилова (Стефана).38
Новый путь жизни воспринял ты, о брате, воспринял и новое имя. Церковь обручила тебя Христу и соединила тебя новым союзом со святым первомучеником Его архидиаконом Стефаном. Союз сей должен заключаться в том, между прочим, чтобы ты подражал добродетелям сего святого апостола. Велик был святой Стефан в своей вере, которою «совершал великие чудеса и знамения в народе», славен был он и в своей надежде, которая не покидала его, окруженного целым синедрионом христо-ненавистных, и открыла ему славу Божью на небе; еще изумительнее была его святая любовь, научившая его молиться за своих мучителей-убийц. В вере, конечно, тверд и ты, припадающий ко святому жертвеннику и к святой дружине сей; дай Бог тебе и всем нам еще более усовершенствоваться «от веры в веру» (Рим. 1:17), но в сей день, когда ты, приявший всеоружие Божие, исходишь на подвиг духовной брани (Еф. 6, 12,13), подобает тебе главное внимание устремить на усвоение святой надежды, которою прославился блаженный Стефан в день своего преставления, ибо надежда есть не иное что, как сосредоточение своей веры во всегдашнюю всем помощь Божию на всходах собственной борьбы с грехом, миром и диаволом.
Подвижничество и монашество есть, по преимуществу, подвиг надежды, ибо оно не дозволяет человеку остановиться на настоящем, но велит повторять слова св. Павла: «стремлюсь, не достигну ли и я. Как достиг меня Иисус Христос. Братия, я не почитаю себя достигшим, а, только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе» (Фил. 3:12–14).
По-видимому, для верующего в Божественное вседержительство и промышление не может быть никакого сомнения в том, что, при добром желании собственного сердца, и помощь Божия никогда не оставит его в борьбе с искушениями и не покинет ни в каких обстоятельствах, пока не возведет к небесному царству. Мы слышали сейчас в чине пострижения слова Божия, сказанные чрез пророка: еда забудет жена отроча свое, еже не помиловати исчадия чрева своего, аще же и забудет их жена, но аз не забуду тебе, глаголет Господь» (Ис. 49:15). Но как не несомненны слова сии, как не ясно убеждает нас разум в том, что Господь между ищущими Его никого не отлучает от Своего непобедимого заступления, но, все-таки, людей верующих много, а людей, полагающихся на Божье попечение мало, хотя последнее, по свидетельству разума и по нарочитым обетованиям Господним, не отделимо от первой. Отсюда видим, что много погрешают те, которые считают разум врагом благочестия: не разум его враг, но – неразумие; видим и то, что не напрасно надежда почитается в христианском учении особою добродетелью, о стяжании которой должно прилагать особенное усердие, дабы сказать с Апостолом: «хвалимся надеждою славы Божией» (Рим. 5:2) Трудись же и ты, братия, над стяжанием сего дара, дабы никогда его не лишаться. Смотри, даже однн из лучших учеников Христовых, видевший Его, идущего по водам, поколебался в надежде на Его помощь и начал тонуть; примечай и то, что самому пламенному Апостолу веры Господь явился снова и снова, чтобы поддерживать в нем надежду на победу истины.
Блаженны все уповающие на Господа (Пс.2:16), но горе тем, которые чужды сего упования. Отступая от надежды на Бога, но, не теряя чувства самосохранения, душа человека начинает полагаться на начала земные, на богатство, на высокое положение в обществе, па здоровье, на почет от людей. Все эти приманки становятся ее упованием вместо Бога (Иов 31: 24 – 29) и, коснея в этом греховном настроении, человек удаляется от Господа все больше и больше. Впрочем, если он и не поддается упованиям земным, но, в тоже время, не будет сохранять упования па Господа, на помощь Его для своей духовной брани, то не будет ему пользы ни от подвигов, ни от лишений, ибо если все сие будет твориться уверенностью в собственных силах, то не послужат на пользу, ибо подобный самонадеянный подвижник не избегнет того, чтобы умерщвляя одни страсти, оживлять другую злейшую страсть гордыни. Если же подвижник не избегнет и сей пропасти самопадения, но не позаботится о хранении истинной надежды, то будет малодушен и боязлив, неспособен ни к борьбе, ни к перенесению скорбей. Как же научиться нам, немощным, во всех обстояниях жизни сохранять сознание той простой истины, что если Господь всегда добру помогает, то не даст и нам искуситься паче, нежели можем (1Кор. 10,13)?
Для ответа на сей вопрос должно исследовать, что именно становится преградой между верой и надеждой, между нашим верующим разумом и чувством, постоянно теряющим надежду? Чем затемняется в сердце нашем свет веры, лишь только приходится нам применить ее к помощи Божьей в нашей духовной брани? Затемняется он житейским рассеянием и страстями, по причине которых душа наша наполняется таким мраком, что при всей вере в милосердие Божье, человек начинает сомневаться в своей к нему доступности.
Но это сомнение, выразившееся в недобром присловий: до Бога высоко, не есть голос истины, ни здравого разума; оно исходит из смятенной грехами и рассеянной души, как выражение ее общего одебелении и лености. Такие состояния должно и можно препобеждать, во-первых, сосредоточенным размышлением, а во-вторых, непрестанным призыванием имени Божия: размышление напомнит унывающему, что Господь и лютейших грешников призывал к покаянию, а непрестанное призывание имени Божьего наполнит смятенную душу светлыми образами Спасителя нашего и изгонит пленяющие ее помыслы.
И если б подвижник жил так, чтобы всегда хранить ясность созерцания и не отступать умом своим от существа Божия, то не удалялся бы от надежды, а если б не удалялся от надежды, то не остававливался бы ни пред каким подвигом и самопожертвованием. Жизнь монашеская так именно и для того именно и устроена ее подвигоположниками, чтобы содействовать слабому человеку в этом духовном трезвении, молитве и изучении закона Божия. Почему и ты, возлюбленный брат, когда приступишь к исполнению правил монашеских с обычным тебе усердием, отыскивай в них тот дух, которым все они проникнуты, и ты увидишь, что дух монашеской жизни есть дух христианской надежды, поддерживаемый постоянным очищением сердца и заключающийся в том, чтобы хранить уверенность в неотступной помощи Божией духовным борцам, на всякий час отдающим исход дел своих на волю Божию и не пекущихся «для души вашей, что вам есть и что пить и для тела вашего, во что одеться» (Мф. 6:25).
В том и цель монашеских лишений и терпения, чтобы хранить и утверждать надежду по слову Апостола: «скорбь терпение соделывает, терпение же искусство, искусство же упование, упование же не посрамит». (Рим. 5, 4, 5).
Такое блаженное упование будет тебя содержать в постоянной близости к Господу, а при сей близости любовь Божия изольется в твое сердце Духом Святым (ст. 6), дабы ты, подобно своему новому покровителю, усовершаясь от силы в силу, мог светить миру сочетанием всех трех высших добродетелей и простирал бы свою любовь до такой высоты, чтобы с любовью молиться за своих врагов, подобно св. Стефану. Аминь.
Слово при пострижении вольнослушателей Московской Духовной Академии Μ. Ф. Алексеева и В. М. Машкина.39
Возлюбленные братья, новоначальные иноки! В особенных, совершенно исключительных условиях совершилось ваше пострижение. Обыкновенно высшая степень монашеского звания дается для более уединенного и много молитвенного подвига, а для вас она соединяется с оставлением обителей и водворением среди общества, по преимуществу мирского. В своё время вы добровольно оставили общество и мир, водворившись в строгих и уединенных обителях для поста и молитвы; но вот самый подвиг монашеского послушания старцам вызывает вас из пустыни в мир, а монашеское пострижение определяет к такому образу жизни, который не даст вам возможности исполнить и половину молитвенного правила и подвигов поста, принятых вами в звании монастырских послушников.
При всей необычности вашего положения, вы должны его принять с полным спокойствием и твердым упованием, ибо не своя воля привела вас сюда, но – промышление Божие, о котором сказано: «в книге Твоей записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было (Пс. 138:16). Тем не менее, соблазны и грех ожидают человека на всяком пути, и поэтому всякий путь жизни должен проходиться опасно (Еф. 5:15), дабы идущий по нем приобщился делом неплодным тьмы. От каких же соблазнов предостерегать вас, братия, на сем необычном и для вас самих неожиданном послушании, понуждающем вас, приняв монашество, учиться среди мирян и впоследствии – учить их? Говорить ли об искусительном влиянии, может быть, предстоящего вам начальствования? Предостерегать ли от омирщения, от забвения святых обителей, о роскоши и рассеянии, от честолюбия и славолюбия, от постепенно совершающегося иногда полного слияния с окружающею вас школьною, а потом, быть может, начальственною обстановкой, от монашества только по имени и по одежде? Конечно, да оградит вас Господь от подобного рода соблазнов и падений, но думается, что не такие соблазны более всего грозят вам. Вы знали мир и раньше; вы добровольно покинули его и сказали с Псалмопевцем: изволит приметатися в дому Бога моего паче, иеже жити ми в селениях грешничих (Пс. 83:11).
Теперь вновь мир около вас по плоти, но, конечно, дух ваш, привитавший в обителях, знаменитых святого жизнью своих насельников, не только не забудет жизни монастырской, но по вторичном сравнении того безмятежного мирного жития у Бога и святых старцев с греховною лживою в себялюбивою жизнь мира, сугубо возлюбит уединение монастырское, а душа ваша, как олень на источники водные, будет стремиться туда, вдаль, в уединение, в тесные и низкие кельи, окруженные толстыми стенами, но освобождающие дух от уз бесцельных забот и грешных скорбей мира.
Да, не столько опасаюсь для вас любви к миру, сколько слишком неумолимого его осуждения, ибо если судит вам Бог изведать скорби служения пастырского, если, иначе говоря, повелит вам пить от той чаши, которую Он пиял, то сколько раз, изнемогая под крестом Его, вы позавидуете, хотя и в высоком положении, последнему послушнику, подметающему дворы монастырские. Как вожделенна вам покажется знакомая уже по опыту жизнь в обители, жизнь простая, смиренная и чуждая лукавства, исполненная благословенного н радостнетворного, спокойного труда, увеселяемая молитвою и пениями богодуховных песней, возносящая ум горе через чтение слова Божия и творений отеческих, ободряющая душу надеждою на «уготованная от Господа благая»? Столь ясно представляющаяся сознанию при виде святых старцев, живущих телом только на земле, а духом – на небе.
Иначе в мире, хотя бы и на служении Церкви в мире, в этом сплетении грехов, жестокости, лжи и плотоугодия не раз придется вам желать смерти, но не столько в качестве радостного стремления от хорошего к лучшему, сколько в качестве упокоения от теснящих сердце мук, неизбежно предстоящих борцу за Церковь н духовному отцу. Придется видеть побеждающее зло, придется терпеть колебание в принятом послушании, явится опасность возненавидеть людей и себя самого. Вот от сих-то искушений ограждайте себя, братия, мыслью о том, что чем тяжелее послушание, тем по существу и спасительнее, тем решительнее оно очищает дух. Тогда, мало-помалу, вы возлюбите самые свои скорби, проникнитесь благоснисходительною любовью к ближним, удалите от себя горделивый помысл о своем нравственном превосходстве и, обогатившись такими духовными дарами, возвратите в свою душу среди волн житейского моря тот блаженный покой, ради которого так дорога обитель. Тогда этот же покой будет разливаться вокруг вас на окружающих, как мягкий свет лампады, и согревать сердца людей верою, надеждою и любовью.
Напротив, если не по послушанию, а в порыве собственного нетерпеливого увлечения снова оставите предстоящее вам служение и устремитесь в обитель, то внесете туда с собою мирские страсти и не найдете покоя душе. Если же за послушание Христово постараетесь в мир вносить обитель мира, то, в свое время, исполнятся на вас слова Господни: «обрящете покой душам вашим» (Мф. 11:29). Аминь.
Слово при пострижении студента Московской Духовной Академии Николая Бессонова (Никона).40
Возлюбленный брат Никон!
Ныне осуществлено твое желание: ты отрекся от мирской жизни; ты покинул ее, несмотря на то, что она тебе улыбалась и одарила тебя всеми условиями для пользования ее благами и преуспеяния на содержащаяся в ней поприщах. Конечно, в этот священный для тебя час ты далек от минутного даже сожаления об отринутых утехах мира; воспоминание о них не только не представляется тебе искусительным. Но, напротив, проникает твою душу сугубым отвращением к земным удовольствиям и самою горячею готовностью терпеть злострадания и уничижения, посты и лишения жизни монашеской. Тебя манят не блага мира, а уготованная благая подвижникам веры и терпения, таинственные дары Божественной благодати и сладость богооткровенных глаголов и священных песнопений.
Но не слишком полагайся, возлюбленный брат, на такое настроение: добрые дела трудом стяжеваются и скорбми одеваются, и тот высокий порыв духовного восторга, которого Господь сподобляет пришедших к нему с покаянием в верой, есть порыв сам по себе довольно кратковременный и горе новоначальному иноку, если он, положившись на свидетельство восторженной души своей в день пострижения, ослабеет в бдительности над своими помыслами и начнет почитать себя далеким от греховных падений.
Отвергнутые, как казалось, навсегда мирские утехи сперва минутными мимолетными помыслами, наподобие легких уколов быстро пролетающих стрел, начинают тревожить душу легковерного подвижника, а исполненная любви и доверия преданность своему призванию и вера в обетования Божия, как-бы скоро пробегающими тенями в чистоте дел и мыслей сперва братий, отцов его духовной семьи, а затем дается место и постоянному осуждению кого-либо или всех их и охлаждению новых святых привязанностей. Если разрастается эта духовная рана, то усиление болезни сказывается ослаблением в молитвенном делании; вместо радости духовной молитва становится трудно исполнимым долгом, а затем и самый долг исполняется не столько по ревности, сколько – по гордости, и так продолжается постепенное падение, постепенное удаление подвижника от Бога и братий о Господе. Да сохранит Он нас от сего во веки!
Но есть и другой путь для новоначальных, которого да сподобит тебя Всевышний. Идущий по сему пути подвижник, взирает на духовный восторг первых дней монашества, как на дар Божественной благодати, не утешает себя тем, что решился покинуть мир с его греховными прелестями и достиг разумения радостей благодатных: но, напротив, тем более уразумевает последние, тем сокрушеннее кается о временах неведения и падений, тем горче себя укоряет, зачем давно, давно не вырвался из объятий греха. Продолжая свою духовную жизнь, такой монах с трепетною тщательностью печется о сохранении духовного дара – общения с Богом и святыми Его, и не злое, а доброе отыскивает в братии, дабы назидаться всякою малою даже крупицею содержащейся в них благодатной жизни. Приключающиеся печали он принимает с радостью, как лучшие уроки для духовного преуспеяния и считая себя хуже всех, с тем искреннейшим ликованием славит милость Господа, не презирающего и не оставляющего грешнейших людей. На какой путь станешь ты, брат мой?
Премудрый говорит: «Если подуешь на искру, она разгорится, а если плюнешь на нее, угаснет: то и другое выходит из уст твоих» (Сир. 28:14). Так и стать на путь правый и удержаться на нем, или же, напротив, удалиться на путь погибельный – в твоей власти ныне. Памятуй это, возлюбленный брат, памятуй, что не будет уже для тебя другого, столь блаженного дня, когда бы вновь открылся тебе совершенно свободный выбор между истинною дорогою и заблуждением. А наипаче, поминай последняя твоя. Представь себе день отчета и суда, и помысли о том, каким взором оглядываются на день пострижения судимые в жизни загробной иноки. Как благословляют его те, которыми определяется вечное блаженство в Боге со святыми! Но, конечно, и они жалеют в день суда, что еще больше не приложили ревности к духовному бодрствованию над собою, не освободились от своих, хотя и маловажных, грехов и падений. Жалеют о сем и осужденные, но жалеют в бесплодном плаче и скрежете зубов, со стоном проклиная день своего легкомысленно-пренебрежительного отношения к дару Божию, к тому семени жизни духовной, которое влагается искренно отрекшемуся от мира и прилепившемуся ко Господу.
Начертывая постоянно в уме своем эти образы жизни загробной, научись, брат мой, ценить величие и важность дня сего и не пренебрегай даже малейшим впечатлением внутренней жизни, дабы не уклониться с правого пути, но о всяком состоянии души твоей спрашивай нелицемерно свою совесть и старцев, чисто ли оно от греха, а если – нет, спеши очищать его покаянием и подвигами. Тогда мирно и спокойно потечет твоя жизнь ко взысканию грядущего (Евр. 13, 14), и если твоя душа не всегда будет исполнена снедающей любви и радостного восторга, то все же ты обрящешь для нее тот всегдашний внутренний покой, который Господь обещает труждающимся во имя Его (Мф. 11:29).
Правда, придет время, когда ссудит Бог и на таком пути испытать скорби жгучие, быть может, обливаться кровавым потом, как-бы участвуя в страданиях и борении Божественного Подвижника в саду Гефсиманском (Фил. 3:10): но сие восстанет только тогда, когда ты поистине сделаешься «Богу споспешник» (1Кор. 3:9), когда будешь носить в сердце своем души многих, соединившись с ними узами благодати священства, став духовным отцем многих. Но тогда, чем тяжелее будет скорбь о косности и греховном легкомыслии, тем лучшим доказательством твоей духовной зрелости она послужит. Тогда ты будешь уже духовный старец, и хотя труднейшим представится подвиг жизни твоей, по и силе дастся тебе больше, и ясность духовного ведения умножится. Господь благоволил устроить так, что лишь «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14:22), не потому, чтобы Он мало любил нас, но потому, что мы-то, по самой природе своей зараженные гордыней, лишь скорбями и постоянным познанием в них своей немощи освобождаемся от греховного самовосхваления.
Итак, возлюбленный брат, в скорбях благодари, за мир и внутренний покой славословь, за помыслами души твоей следи, как за татем, и в согрешениях не медли каяться. Сим тесным путем войдешь в жизнь вечную, которой да сподобит Господь «всех нас». Аминь.
Слово при пострижении студента Московской Духовной Академии
Владимира Никольского (Андроника)41
Взирая на тебя, возлюбленный брат, в светлом настроении одушевленной веры представшим Христу с очищенною покаянием совестью, вспоминаем мы подобный же день в нашей жизни. Благословен тот инок, который, подобно Божественному Павлу, может сказать: забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе (Фил. 3:13). Для такого инока воспоминания пострижения не исполнены укоров совести, но полны единственной благодарности ко Господу, открывшему ему сей путь к вышнему знанию Божию. Правда, в такой блаженный подвижник, как монах, всю жизнь свою проходит путем покаяния, но его покаяние радостотворно, оно является не столько скорбным плачем о совершенных грехах, сколько исполняется сладкими слезами о недостигнутом еще, но постепенно достигаемом высшем совершенстве. Знай же, возлюбленный брат, что, по уверению отцев, существует такой путь жизни монашеской, на котором испытываемое тобою ныне высокое наслаждение о духовном родстве с Господом и об освобождении от уз мира оказывается лишь слабым прообразом высших и святейших наслаждений, прообразом иного, лучшего единства со Христом, основывающегося не на чувстве только, но на подвигах исполнения заповедей Его, как Он Сам непреложно обетовал в Своей прощальной беседе к Апостолам (Ин. 15:10). Сия мысль да дарует тебе бодрость в терпении скорбей, в борьбе с духом уныния, в обуздании страстных порывов.
Но знай и то, брат мой, что немногие идут сим путем; знай, что есть иной путь, путь, не ко спасению ведущий, и однако изведанный нами гораздо более, чем первый. Вот с этого-то пути, обращая взор свой к ново-постриженному, исполненному духовной радости брату, инок охватывается горячим, но, увы, невыполнимым желанием ехать на его место, начать снова длинный ряд дней, месяцев и годов своего иноческого шествия.
О, с какою тщательностью, думает он, я избегал бы тех соблазнов, которым предавался с таким безумным легкомыслием, не подозревая тогда, к какому печальному нравственному бессилию они меня приведут, как дорожил бы, как боязливо охранял бы в себе дар божественной благодати, который мне столь беспечно продал на разграбление невидимым врагам; мудрости научили меня мои несчастия, но невозвратимое и неудержимое время лишает меня возможности приложить во всей мере мудрость сию к осуществлению в жизни моей. Но если допущенные по неопытности ошибки создают позднюю мудрость нерадивому монаху, подобно тому, как адская казнь дала ее жестокосердому богачу (Лк. 16, 27 – 30), то да будет она плодотворна, по крайней мере, для других, вступающих на путь совершенства, научая их: «яже подобает творити и их же отчаяватися».
Итак, выслушай, каков бывает обычный прием искусителя, желающего похитить у инока семя духовной жизни. Зная его на первых днях вооруженного божественною ревностью, он оставляет его покойным, как Авессалом отца своего Давида. Но чуть только станет ослабевать он в молитве или бдении над собою, враг показывает ему монахов с виду нерадивых, ведущих как-бы предосудительную жизнь. Если новоначальный, и не произнеся слова осуждения, презрительным, уличающим чувством отзовется на них в душе своей, то уже и этим отворяет в ней дверь врагу, ибо отселе недалеко и до тайных слов, исполняемых греховной горечи: «несмь якоже прочии человецы» (Лк. 18:11).
Пусть под прочим он разумеет пока только явных злодеев, но превозношение сие уже лишило его той сострадательной любви к ним, которая некогда оправдала грешницу в доме Симона (Лк. 7:47); повторяясь же неоднократно, сие превозношение скоро и уста его откроет на осуждение других, а вместе с тем – и на оправдание себя. Ибо скоро, после сего, откроется ослабление прежнего усердия в молитве и добрых делах, а гибельный яд осуждения, обильно изливавшийся из уст человека, уже лишил его способности искать в себе самом причины для укорения себя же, так что мало-помалу и явно совершенный грех, вместо того, чтобы пробудить его спящую совесть, подобно алектору Петрову, наоборот, увы, усыпляет ее, научая гибкую мысль нашу ухищряться в приискании, хотя и нелепых, но все же усладительных для горделивого грешника оправданий.
Потемненная совесть, таким образом, все более и более снисходит к падениям, а вкравшийся змей гордыни возрастает до такой наглости, что уже не падения только, но и самую страсть, которой начал служить его пленник, старается оправдать, как нечто простительное, и при всем том еще со злейшим ожесточением бичует прочие пороки и подверженных им братий, дабы преградить к ослепленному грешнику путь исполненного покаянных слез смирения. Кончается ли этим недугом его властительное мучительство? Увы, нет! Все расширяя область прикасающихся сраженному подвижнику пороков, ибо чем он теперь будет противостоять им? Враг и здесь не только не дает ему возможности открыть глаза на свое опасное положение, но стремится довести его до такого безумия, чтобы питать и удовлетворять свое горделивое превозношение мыслью о обладании какою-либо хотя одною добродетелью, а всех ближних осуждать за неимение последней или за не вполне совершенное обладание ею, нисколько в то же время, не стыдясь их превосходства пред собою в прочих добродетелях, но понуждая почитать последние или обманом, или суетою. До такого языческого или, лучше скажу, зверского безумия доходит нерадящий о душе своей человек; но такого страха должен исполниться и ты, избранник Божий, при мысли о том, что к подобному же ужасному концу приводит диавол и неразумного монаха, в самой духовной ревности последнего почерпая силу для своих первых нападений. Только то оружие, коим низложил врага предивный во святых Макарий, то есть спасительное смирение и постоянное осуждение себя, а не других, может избавить и тебя, возлюбленный брат, от дел зависти Евиного обольстителя. Имея потупленные очи, бия себя в перси при воспоминании о содеянных грехах, противостань злому искусителю.
Почитай себя стоящим над пропастью, или висящим над нею на протянутой сверху вервии и громко взывающим о помощи к Совершителю нашего спасения. Дни духовных восторгов и часы сладостных созерцаний пусть не отдаляют от тебя мысли о предстоящей опасности, пусть не ввергают тебя в последующие часы и дна в самооуверенную беспечность, но, напротив, да снабжают они тебя силою к новым подвигам, как Давида дни промедления восставшего на него сына. Пусть в эти первые дни, как некогда мудрый Хусий, ослабят врага совершенно, укрепив тебя дарами божественной благодати и наипаче – благодати смирения, дабы эти священные дары, раздаваемые затем Богом чрез труды твои многим и многим, никогда не надмевали тебя, но лишь преисполняли сердце твое любовью к людям и прославлением Искупителя, дабы не по названию только, но и на деле являлся ты носителем образа ангелов, всегда сослужащих спасению людей и воспевающих во веке Творца. Аминь.
Слово при пострижении магистранта Московской Духовной Академии Василия Мещерского (Евдокима)42
Возлюбленный брат о Господе! Ты слышал сейчас оглашение святой Церкви о свойствах того жизненного пути, который избран тобою; слышал ты, что это путь скорбей, лишений и огорчений всякого рода. Но ты с непостыдным упованием исповедывал радостную готовность принять сей крест на рамена твои, и в настоящий день желаешь мысленно говорить с Апостолом: для «Христа Иисуса, Господа моего, для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобресть Христа» (Филип. 3:8,9).
Понятна твоя готовность в день сей, ибо совесть твоя, просветленная решимостью посвятить себя Богу и очищенная таинством покаяния, уже осуществляет в себе отчасти обетование Христово: «Блаженни чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф.5:8). Воспользуйся же, возлюбленный брат, этим просветлением очей сердечных, чтобы устремить их на дальнейший путь твой, на сей путь скорбей, и заранее определить свое к ним отношение.
Троякого рода бывают скорби иноческой жизни: есть скорби победные, спасительные, есть и скорби греховные. Первого рода скорби или страдания являются, как необходимое последствие или просто обнаружение того внутреннего изменения, в коем заключается подвиг совершенства духовного или благодатного обновления. Тлеет при сем обновлении наш ветхий человек, как истлевает одна форма жизни любого животного при переходе его в другую; тление есть страдание, да и самое страдание то не есть ли именно замена одного жизненного содержания другим, потеря или лишение одного и внедрение другого? Блаженно это страдание, когда ветхое и злое заменяется благодатным, добрым. Переносить его так же легко, как победителям – залечивать небольшие раны от бессильных плененных врагов: эти раны – напоминание о победе, они хотя и причиняют страдания, но самые страдания являются постоянным источником радости, почему и говорят Апостолы: «всяку радость имейте, братие мои, егда во искушения впадете различна» (Иак.1, 2): «его же бо любит Господь наказует, биет же всякого сына, его же приемлет» (Евр. 12, 6).
Дай Бог, чтобы именно такие скорби на своем жизненном пути встречал ты и все мы, молившиеся о спасении твоем, монахи и миряне: это страдания распинаемых похотей, подавляемой гордости, воспринятых постов и добровольных лишений.
Но бывают и иные скорби, и, к сожалению, чаще, чем те, блаженные страдания. Разумею скорби греховные, куда относится то неудовлетворенное, тягостное и беспокойное или исполненное уныния настроение, которое испытывают все коснеющие в похотях грешники, но с особенною остротой – нерадивые служители Бога, нарушители данных Ему обетов добродетельного жития, пребывающие в лености иди ожесточении и утрачивающие веру во всесильную благодать Божию, чуждые упования, не ищущие покаяния. От сих скорбей да сохранит Господь тебя и всех нас, ибо то скорбь не победы, но поражения, скорбь удаления от Бога, скорбь, лишенная всякого утешения и даже не ищущая его.
Впрочем, есть еще третья скорбь, по остроте и горечи своей подобная сей второй, но уже не греховная; это тоже скорбь удаления от Бога, но испытываемая не за себя самого, а за другие, врученные подвижнику души. Разумею скорбь пастыря, те муки духовного рождения, коими мучился божественный Павел, мучился, доколе не изобразится в них Христос (Гал. 4: 19). Сию пастырскую скорбь о погибели душ освятил в Себе Самом Господь наш, Который об Израиле говорит: «Целый день Я простирал руки Мои к народу непослушному и упорному» (Рим. 10:21). Чем глубже эта скорбь, чем мучительнее и горче воздыхания о других, тем угоднее Богу, тем чистительнее для воздыхающего, тем спасительнее для тех, за кого возносятся воздыхания, ибо сказано: смерть действуешь в нас, а жизнь в вас (2Кор. 4:12). т. е. в пасомых. В несении сей скорби да укрепит и да умудрит тебя Господь и да утешает радостями духовного многочадия, по реченному: вознесется неплоды нерождающая, возгласи и возопи нечревоболевшая, яко многа чада пустые паче, нежели имущие мужа (Ис. 54:1).
По-видимому, весьма разнородны эти три рода скорбей и конечно легко было бы сознаться в них, если бы они входили в душу подвижника раздельно. Но такое правильное, чуждое смутности, развитие духа если и было возможно, то разве – в условиях первоначальной жизни христианского монашества, когда новопостриженный надолго освобождался от всякого попечения о чем бы то ни было, кроме своей души, да и она-то вручалась опытному старцу, возводившему ее на путь правый всегда наблюдавшему за всеми ее уклонениями и раскрывавшему юному подвижнику его духовное содержание. При тогдашнем обилии отцов духовных, пасение других вручалось им не прежде, чем в собственной душе инока водворялась ясность и чистота помыслов и постоянное зрение иного мира. Не то будет с тобою: тебе предстоит попечение о научении других почти с вервых дней иноческой жизни.
Здесь-то вот и предлежит постоянная гибельная опасность – злое принять за доброе, и через то – утрачивать драгоценный дар рассуждения. А между тем, как часто случается, что не утвердившийся в управлении собственною душою своею пастырь или деятель принимает движение греховных помыслов уныния или гнева за ту священную пастырскую скорбь, внушениям которой он хочет повиноваться!
Будучи в уединении, он ищет общественной деятельности, как-бы из-за братолюбия, но на самом деле – поддаваясь искушениям рассеяния или даже властолюбия; а наскучившись трудностью пасения душ, убеждает себя в необходимости отшельничества, на самом деле, служа духу нетерпения и утрачивая любовь к наследию Христову. И в такое самообольщенное и смятенное состояние духа легко впадает инок-пастырь, часто лишенный возможности углубиться в состояние собственного духа. Посему, проси Самого Господа, чтобы Он купно с тобою говорил или за тебя благопоспешно исполнял сие важное дело: искуси мя, Боже, и увиждь сердце мое; истяжи мя и разумей стези моя и виждь, аще путь беззакония во мне, и настави мя на путь вечен (Псал. 138:23, 24).
Сию молитву повторяй при всяком начинании твоем, не полагаясь на собственный разум, ибо смотри, при каких высоких подвигах служения проповеднического служитель Божий может подвергаться и греховным скорбям. Благовестих правду Твою в церкви велицей, говорит псалмопевец, не скрыть милость Твою и истину Твою от сонма многа, и однако прибавляет: яко одержаша мя злая, им же несть числа: постигоша мя беззакония моя, и не возмогох зрети (Псал. 39:10,11,13). Помни и о том, что великий угодник Божий, святитель Тихон, сей ближайший и наилучший образец для ученого монашества, учитель всего народа русского, подвергался, однако, опасности такого пагубного смешения, и лишь благость Божия, через напоминание одного простеца, удержала его от ошибки принять помысл высокоумствования за помысл братолюбия.
Как же научиться сему мудрому различению нам-то немощным и малоопытным, особенно в те, для всякого инока-пастыря неизбежные, дни глубоких, мучительных и сложных печалей, когда тройственная скорбь не только исполняет горечью сердце и утробу, но и покушается совершенно затмить умственный взор, так что и небо как-бы скрывается, и земля уходит из-под ног унывающего подвижника. Греховная печаль его несколько отдалила от Бога, молитва его оскудевает и ноющее сердце говорит ему, что он забыт и оставлен.
Это безотрадное настроение, возлюбленный брат, весьма напоминает то, что испытывали жены мироносицы пред событием, о котором мы слышали в Евангелии, прочитанном на нынешнем священнослужении. Подобно добрым инокам, они все оставили для Христа, забыли дома свои и родню, и некоторые из них – высокое положение, а другие – веселую, исполненную греховных наслаждений жизни. Конечно, все эти лишения давали себя чувствовать и во время земной жизни Господа; к ним присоединялись постоянно новые скорби и недоумения при виде враждебной холодности иудеев к проповеди их Учителя и Его униженной отчужденности вместо ожидаемой славы и воцарения над Израилем. Однако, как ни многократно повторялись эти огорчения, но пока Господь был с ними и слух их оглашался Его очистительными сладчайшими глаголами, они имели постоянный источник исцеления своим печалям.
Когда же настали ужасные дни предания, осуждения, страстей, распятия и смерти, вот здесь скорбь их превысила всякую меру, поколебалась их вера, отлетела надежда. Совершенно убитые приходят они ко гробу воздать почившему последний долг, яко человеку. Все теряют они, чем жили раньше, во что веровали, чего надеялись; не потеряли только любви и самоотвержения, и эта любовь в очах Христовых сделала их достойными принять благую весть о воскресении. Души их были погружены во тьму скорбей, но внезапный свет осиявает их, ангел, сидящий на гробе, возвещает им вещую радость, и вот Сам воскресший Господь приветствует их глаголом уст Своих и дозволяет им прикоснуться к пречистым стопам Своим.
Такая же радость, возлюбленный, не от человека и не от человеческих усилий, но единственно, как дар благодати божественной, дается ослабевающему духовному воину, если он не устранит из своего сердца искания Христа, если не потеряет самоотверженного желания любить Его. Говорю, конечно, не о живом чувстве любви, которое невозможно искусственно возбудить в себе в эти тяжкие дни испытания и уныния, но о том, чтобы, во-первых, удалять от сердца своего враждебный ропот, удалять самооправдание и требовательность, и говорить самому себе так: хотя и тяжко мне, но ведь не для радостей пошел я по пути сему; я отрекся от всякого земного счастья и исповедал готовность искать только Христа. Если чувствую теперь Его удаление, значит, я сам виновен пред Ним, хотя и не могу понять, в чем именно. Мне представляется, что скорби несу я ради Него, но если они так мятежны, то много и моей собственной вины в претерпеваемых внутренних напастях, ибо неложно сказал Апостол: верен Бог, иже не оставит вас искуситеся паче, еже можете (1Кор. 10:13).
Сказав себе эти слова, вспоминай н о нынешнем блаженном дне, когда сердце твое совершенно отрешалось от всего мирского и устремлялось единственно к любви Христовой. Тогда вдруг рассеется окружавший тебя духовный мрак. Господь, приняв жертву твоей покорности в самоосуждении, воссияет в сердце твоем свет Своего благодатного присутствия, как и тогда, мироносицам при гробе. Внезапно осветит тебя луч разумения, и смятенный внутренний мир твой предстанет тебе во всей ясности. Увидишь ты сразу, в чем ты сам погрешил и что терпел Христа ради, какой нес крест и какими собственными отетуплениями усугублял его тяжесть. Как-бы на две половины расколется твое внутреннее настроение, и слезы покаяния, обильно исторгаемые из очей твоих, омоют и вынесут вон из твоей духовной храмины все те помыслы ожесточения, или гордости, или чувственности, которые прежде незримо в ней гнездились. Быстро удалится тогда давившее тебя раньше уныние и не с ропотом, а с благодарностью поднимешь ты снова крест твоего служения и будешь лобызать те черные одежды, которые тебя с ним соединили. Твое сердце, освободившись от печали мира сего, сохранит только печаль, иже по Бозе.
Тихий, непоколебимый мир внутренний снизойдет в твою душу, и ты так проникнешься осознанием присутствия Христова, что не осмелишься очей твоих поднять от земли, как – бы страшась увидеть Его предстоящего. Тогда благословишь ты скорби свои и лишения, тогда поймешь, сколь неотступно Его любвеобильное попечение о душе твоей, и мысленно будешь творить то, что сказано о святых женах: оне же ястеся за нозе Его, поклонистеся Ему (Мф. 28:9). Аминь.
Слово при пострижении в монашество43
Приветствую вас, возлюбленные братья, с принятием ангельского образа. Сегодня вы не только пред лицем нас, грешных, но пред лицем Самого Господа и святых Его дали торжественный обет – быть верными иноческому званию и неуклонно идти тем путем, каким достигли царствия небесного воспоминавшиеся ныне святые угодники – святые Антоний и Феодосий Печерские, преподобный Сергий Радонежский, подобные им иноки-подвижники. Великий и трудный подвиг предстоит вам отныне: как вы сами слышали сегодня, Господь будет судить вас и воздаст вам не по тому, что вы обещали, но по тому, как вы исполнили обещанное.
Правда, в настоящие минуты вы с радостным упованием и с легким сердцем взираете на путь сей. Облеченные во всеоружие Божие, вы вменяете в сор все прелести мира; все приманки его кажутся вам ныне жалкими, ничтожными. Отрешение от всего земного и успокоение сердца своего в Боге – вот что является вожделенной целью жизни нашей в день сей. Но, други мои, ненадолго оставлено вам будет такое благодушное настроение. Недолго вы будете нести только подвиг иноческого послушания и вести борьбу со своими только личными искушениями для спасения душ своих. Скоро по выходе из стен сих на вас возложат иной подвиг – поручат вам духовное руководительство над другими и попечение о спасении душ многих; будете вы трудиться, как пастыри, как учители и пастыри пастырей. Это – путь, которым шли наши великие святители – святой Димитрий Ростовский, святый Митрофан, Иннокентий, Тихон, ново прославленный святитель Черниговский Феодосий; подвиг великий и святой, но чрезвычайно трудный для тех, которые хотят непритворно понести его. Скорбям и искуплениям тут больше места, чем в подвиге иноков, живущих в удалении от мира и заботящихся о своем только спасении.
Еще не освоитесь вы с духовною бранью в себе самих, а вас уже заставят помогать другим в этой борьбе. Не спрашивая о том, расположены ли вы к этому в тот или иной час, прямо будут требовать от вас духовной помощи. Быть может, в собственной душе твоей будет провосходить целая буря искушений и помыслов, а к тебе придет сокрушенный духом грешник, чтобы разрешить, чтобы успокоить мятущийся дух свой. Или когда сердце твое ноет и стонет под тяжестью какой-нибудь скорби или уныния, позовут тебя в большой храм проповедывать народу слово Божие. Или вот помыслы чувственные, либо тщеславные начнут усиленно толкаться в душу твою, а от тебя требуют совершать Божественную службу, исповедывать грешников, назидать учеников.
Часто будешь ты исповедывать Господу в сокрушенном сердце недоумение о путях Его Промысла и говорить: «Печаль приять мя от грешник, оставляющих закон Твои (Пс. 118: 53), будешь ужасаться, яко путь нечестивых спеется (Иер.12:1), а в то же время будешь обязан утешать христианскую душу ученика при подобном же сомнении. Вот тогда, возлюбленные, предстоит вам самое опасное искушение – изменить своим священным обетам преданности воле Божией, целомудрия, послушания и смирения. Когда столкнется в одно и то же время борьба внутренняя с внешней заботой или скорбью, тогда диавол нашептывает изнемогающей душе монаха: «Поступись своими обетами только на этот раз, чтобы не изнемочь в борьбе до полного бессилия; только один раз сделай уступку страстному помыслу, или честолюбивым мечтам и стремлениям, или гневу и раздражению на подчиненных; отступись от борьбы на мгновенье, отдохни и снова примешься за духовное делание». Не верьте ему никогда!
Не думайте, возлюбленные братия, что такая уступка греху может успокоить и обезопасить вас; напротив, ею-то и воспользуется враг, чтобы доставить вас в мучительное состояние духовной раздвоенности, не дающей душе покоя ни при добром, ни при греховном ее состоянии. Так, человек, подвергшийся простудной лихорадке, потерявший естественную теплоту в теле своем, ни в холоде, ни в тепле не знает покоя плоти своей: его бросает то в жар, то – в озноб. Подобное бывает и с каждым борцом духовным. Укореняющаяся страсть с сугубой силой мучит его в подвиге, душа ослабляется безнадежностью; а при новом возвращении ко греху его терзает оскорбленная совесть.
Из этой мучительной раздвоенности возможны только два исхода. Один, от которого да защитит Господь всех нас, здесь стоящих – и монахов, и мирян, состоит в том, чтобы совершенно заглушить в себе совесть, всецело отдавшись порочным страстям: другой исход – в том, чтобы возгореться ненавистью к страсти своей, призывая на помощь всесильную благодать Божью, вооружаться на врага до полного его истребления, сказать с псалмопевцем: «Пожену враги моя, и постигну я, и не возвращуся, Дóндеже скончаются“ (Пс. 17: 38).
Если же вы будете изнемогать в этой борьбе, когда вам будет особенно тяжело, тогда вспоминайте настоящий великий и блаженный для вас день, когда вы с очищенными душами, с пламенною ревностью о Боге и с твердою решимостью вести жизнь богоугодную припали к святому жертвеннику и дружине сей; вспоминайте, какие великие и страшные обеты дали вы в этот день, и какую радость духовную переживали вы, приняв образ ангельский.
Однако, не всегда и это средство будет достаточно. Придут дни тяжкие, будут «отвне нападения, и изнутри страхи» (2Кор. 7:5). Тогда познает всякий подвижник ничтожество сил человеческих, шаткость вашей естественной добродетели, познает, что спасаемся мы единою благодатию Божьей и в жизни духовной бываем подобны Петру, тонущему посреди моря и спасаемому единою десницею Христовой. Тогда возопийте в Нему из глубины сердца, исповедуя Ему свою немощь, и вдруг начнут спадать с вас оковы страстей и скорбей, или войдет в души ваши неустрашимая бодрость в борьбе с ними. Вот почему подвиг спасения, подвиг монашества есть собственно подвиг смирения и покаяния.
Истину сию уразумевает всякий инок, искусившийся в борьбе духовной. Но блажен тот инок, который вступает на путь своего делания с глубоким, ясным сознанием сей истины. Это убеждение в своей немощи и в силе благодати есть лучшее средство к облегчению иноческого подвига. Им были крепки и велики названные иноки – пастыри, умевшие в таком чудном единстве сочетать оба эти подвига. Были в их власти сокровища земные, но они считали себя лишь приставниками к распределению их нуждающимся; были у них пространные хоромы, но они служили им не упокоением, а безмолвным увещанием к сугубому вниманию о душе своей; было у них много подвластных и возможность безнаказанно величаться над ними, но они почитали себя слугами всех, так что умножающаяся власть была для них умножающимся рабством пред многими.
Души их горели ревностью о спасении всех, а изнемогающая в болезнях плоть удручала их страданиями, но смотрите, какой мирный, радостный взор обращали они на мир сей, как любили людей, как сочувственно откликались на их запросы. «Если Ты низвергнешь меня во ад», – говорил один из них к Богу, – «То я и там не престану воспевать Твою славу». Такова сила смирения, сила веры в благодать Божию. Этою силою да облекут вас, братия, новые одежды ваши и общая наша с вами молитва. Да дарует Господь, чтобы вы пребыли верными до смерти иноческому званию, добре скончали течение подвига земного, чтобы после того вы удостоились припасть уже не к церковному жертвеннику, а – к небесному престолу Царя славы, и приступить не к этой дружине, подобных вам, кающихся братий, а – к небесному воинству святых ангелов, радующихся о едином грешнике кающемся. Аминь.
Слово при пострижении студентов Казанской Духовной Академии, священников Михаила Павлова (Макария) и Павла Раевского (Феодосия).44
Возлюбленные братья священно иноки Макарий и Феодосий!
Сегодня вы приступили работать Господу, отринув жизнь мирскую. Не в первый раз в вашей жизни посвящаете вы себя на служение Богу. Окончив семинарскую школу, вы решились восприняв жребий служения пастырского, предпочитая его всякому мирскому званию. Но Господу не угодно было оставить вас на этом поприще служения Ему, и Он неожиданно для вас вызвал вас на другое.
Явление это не единственное в истории Божественного домостроительства нашего спасения: напротив, едва ли не с первых страниц священной истории встречаемся мы с такими обнаружениями воли Божьей, когда Господь служителей Своих, начиная еще с ветхозаветных патриархов, удерживал от избранного ими способа служить Ему, и властно, иногда даже как-бы сурово, привлекал их к иным подвигам, для них нежелательным, даже мучительным. Так, Авраама, Исаака, Иакова и Иосифа десница Божественная перебрасывала из одной страны в другую, от одного народа к другому, то возводила на высоту общественной жизни, то низвергала на дно ее, даже до темницы и изгнанничества; то умножала число присных их и домочадцев, то разлучала их с ними, а от одного из них даже потребовала принесения в жертву единородного сына.
Блажен тот служитель Божий, который во всех испытаниях, коим он подвергается, сохраняет твердую веру в то, что Господь не по иному какому-либо побуждению, как только по любви к нему сокрушает его скорбями и лишениями, преграждая ему путь даже в тех намерениям жизни его, коими он желал служить тому же Небесному Владыке. Блажен он, если поймет, что подобное препятствие нужно было единственно для того, чтобы доброе намерение его сердца очищалось от примеси себялюбия и гордости, неизбежно привходящей во все деяния ветхого человека, если с покорностью переменит он, согласно указанию Божию, прежний жребий жизни своей на новый, хотя бы он не сходился с первоначальным его желанием.
Так поступили и вы, возлюбленные братья, когда с покорностью претерпев от Бога разрушение семейного очага своего, пошли туда, где, согласно, хотя с недавним, но мудрым преданием Церкви, усмотрели вы свое новое призвание. Вы отдали себя вновь руководству церковной школы, а ныне исповедали окончательную готовность посвятить жизнь свою исключительно Богу и Церкви. Иная участь постигает тех, которые в посылаемых испытаниях и несчастиях не умеют или не хотят проразумевать голоса того же любящего и благоснисходительного Господа. Они ожесточаются, впадают в ропот, уныние и отвергаются в своем озлоблении от всякого служения Богу. Таковы те, поистине несчастные священнослужители, которые, претерпев разрушение семейного счастья, погрязают в пороках и, наконец, отвергаются самого священного сана, с которым их связало Божественное таинство и клятвенное обещание. Малые дети разумнее их, ибо и эти последние умеют в строгом выговоре любящего родителя усматривать его ласкающий взор, уразумевать его огорченную любовь. Господь же, наш небесный Отец, любит нас больше, чем земные родители, ибо вы только что слышали слово Его: аще и жена забудет исчадие свое, аз же не забуду тебе. Известно вам и другое Его слово: его же любит Господь наказует, биет же всякого сына, его же приемлет.
Итак, Он, премилосердый Господь наш, сокрушит, вас скорбями лишений, ныне принимает вас в новое преискреннейшее общение с Собою, освобожденных от всяких земных уз званием монашества.
В чине пострижения вы называетесь припадающими к Богу и к святой дружине сей. Об этих-то последних словах и должно размыслить вам ради совершеннейшего уразумения предстоящего вам духовного делания. Принимая монашество, вы вводитесь в великое братство, которое в продолжение полутора тысяч лет представляло собою лучший цвет нивы Христовой святой Церкви; тесное единение с этим братством, с его преданием, с его бытом должно быть предметом ваших всегдашних искреннейших стремлений.
Правда, то послушание, к которому призываетесь вы, будет существенно разниться от обыкновенных монастырских подвигов, и внешние условия жизни так называемого ученого монашества, но необходимости различны от жизни монахов общежительных или пустынных отшельников. В виду сего, некоторые неразумные люди находили бы более подходящим, чтобы общество ученых монахов и по названию своему, и по своим нравственным обязанностям, и по обетам, и даже по самому чину пострижения было бы выделено из общего монашеского звания. Но вам да дарует Господь мыслить о сем совершенно противоположным образом и всегда держаться того убеждения, что нравственная сила ваша, т. е. ревность о славе Божией, чистота жизни, одушевленное самоотвержение и стойкость в исполнении пастырского долга, будет всецело зависеть от того, насколько глубоко и ясно будете вы сознавать себя прежде всего и паче всего монахами, насколько будете всегда иметь готовность отрешиться от всяких высоких иерархических полномочий и возвратиться в среду людей, пекущихся единственно о чистоте души своей пред Богом.
Знайте, что нелегкий путь служения предстоит вам; напротив, постоянная борьба с собственною косностию и греховными страстями, а также с жестоковыйностью порученных вашему пастырскому попечению душ, со лжебратиею и вообще с греховными устоями жизни будет одолевать вас. Чтобы противопоставить этой окружающей вас борьбе, суете и скорби некое иное внутреннее богатство, должно, прежде всего, сознавать себя стоящим на твердой, веками укрепленной почве, нужно мыслить себя членом многочисленного, победоносного братства, и такую почву, такое братство представляет собою монашество монастырское. Не смотрите на то, что оно не богато ученостью, что многие сыны его страдают от грехопадений; оно за то богато еще глубокою, непоколебимою верою и той всецелой преданностью промыслительной воле Божией, по пути которой вам еще много, много нужно усовершаться, хотя вы и вступили на путь сей так решительно, покорившись безропотно призывающему вас указанию Божию.
Но дальнейшие испытания по своей многочисленности и неожиданности будут еще, может быть, гораздо труднее, так что постоянно преодолевать житейскую злобу и ложь бывает в состоянии тот монах-деятель, который не со страхом и ужасом, но с любовью и упованием помышляет о высоких белых монастырских стенах, о денно-нощном славословии в них Господа, о славянских, паче же кожаных книгах и о смиренных насельниках святых обителей, не мудрых в научении книжном и общественном, но премудрых в своей детской вере и мужественном презрении к миру.
Впрочем, не только в жизненных несчастиях, но и при сравнительно спокойном течении вашей деятельности, лишь в общении с этими обитателями монастырей научитесь вы тому главнейшему условию терпеливого несения жизненного креста, о коем мы упомянули в начале слова. Условие это заключается в том, чтобы во всем происходящем с вами считать виновником не людей и не случайные совпадения житейских обстоятельств, как обыкновенно рассуждают люди мирские, но – нашего Господа и Вседержителя, ибо без воли Его и волос не упадет с головы нашей и малая птица, ценящаяся менее пенязя, не падет на землю. И если в общении с препростою братиею усвоите вы эту монашескую мудрость, то и ни в каком жизненном крушении, ни в оклеветании, ни в лишении, ни в разлучении не приблизится к вам самый страшный грех – ропот и отчаяние, ни даже, чего сохрани Бог, если попустит Господь вам повергнуться в тяжкое падение греховное, не испытаете вы опасности от духа уныния в безнадежности, но с сугубою ревностью восстанете вы к покаянию и исправлению- ибо в том оправдываются слова опытных старцев: «монахов много грешников, но немногие из них погибают», что они преемственно друг от друга в продолжении пятнадцати веков сохраняют святую уверенность в водительстве Богом их жизнью. Воспринять в сердце своем эту-то уверенность с первого дня нашего пострижения желает вам окружающая вас ныне монашеская дружина и с этим молитвенным благожеланием вручает вас незримому руководству святых угодников Макария и Феодосия, имена которых вы восприяли.
* * *
В первый раз было напечатано в журнале «Церковные Ведомости» 1891 г. №10
В первый раз было напечатано в журнале «Церков Ведомости» 1892 г. №27.
Произнесено в церкви Моск. Дух. Академии в январе 1892 года. Печатается впервые.
В первый раз было напечатано в журнале «Церк. Ведомостн» 1892 г №43. Новопостриженные наречены Михей и Серапион.
В первый раз было напечатано в журнале «Церковные Ведомости» 1892 г № 50
В нервый раз было напечатано в журнале «Церковные Ведомости» 1893 г. №34.
В первый раз было напечатано в журнале «Церковные Ведомости» 1894 г. №32
Слово это сказано при пострижении в монашество студентов Казанской духовной академии 4 курса священника Никодима Троицкого и 2-го курса Валентина Лебедева 16 ноября на всенощном бдении. Новопостриженным дали имена: первому – Нафанаил, второму – Варсанофий. В первый раз напечатано было в журнале «Церк. Ведомости» 1896 г. №49
В первый раз было напечатано в журнале «Церковные Ведомости». 1897 г. №13