Десятинная церковь
Вот, наконец, и славная Десятинная церковь Святого Владимира, начало и венец всех священных зданий Старого Киева, прежде всех сооруженная Благоверным князем и ныне после всех обновленная, из малого уцелевшего придела и обширных развалин. Просветитель Руси не пощадил трудов и сокровищ для сооружения достойного храма Господу, просветившему его духовную и телесную тьму. В самый год своего крещения, в исходе X века, рукою опытных художников греческих начал он сооружение первой соборной церкви в своей столице. Владимир посвятил ее Пречистой Деве, празднуя честный собор Ее на другой день спасительного Рождества Сына Ее и Бога, и определил десятую часть своих доходов на поддержание нового храма, отчего и сохранилось ему название Десятинного. Туда перенес он блаженные останки своей бабки, Великой княгяни Ольги, от которoй почерпнул начатки христианства; там похоронил благоверную супругу Анну, Греческую Царевну, утверждавшую его на пути спасения, и сам упокоился наконец под сению той же церкви. Сын его Ярослав, движимый благочестием к памяти усопших, вырыл кости дядей своих Ярополка и Олега, убиенных еще в язычестве, и, окрестив торжественно, положил в церкви Десятинной, где опочил и великий отец, а сам отошел на смертный покой под сень собственного храма Софийского. Но внук его Изяслав, столько раз обуреваемый врагами и единокровными на мятежном престоле Киевском, и правнук Ростислав, в юности умерший, – последние из князей положены в основаниях Десятинной церкви, которая с тех пор перестала быть усыпальницею племени Вдадимирова.
Место, избранное Святым князем для сооружения храма, было ему горько памятно мученическою смертию двух христианских варягов, Феодора и Иоанна, из коих сын, прекрасный лицом юноша, был назначен по жребию в жертву Перуна, а нежный отец, не хотевший его выдать, вместе с ним погиб от ярости народной. Это были единственные жертвы, пострадавшие на Руси до водворения Христианства, и на их костях соорудил раскаянный Князь соборное святилище, которое великолепно украсил мусиею и иконами Корсунскими, но лучшим его сокровищем были Святые мощи Климента, Епископа Римского, и в честь его находился придел в Десятинной церкви. Все сии сокровища, дважды расхищенные Ольговичами при Великом князе Рюрике, исчезли при разорении монгольском вместе с храмом, ибо к нему примыкала городская стена Старого Kиева и около него кипели самые жестокие бои. От всего храма остался только один южный придел, Святителя Николая, с частию церковной стены. В таком ужасном запустении брошены были священные развалины в течение четырех векав, тяжких для Киева игом татарским и литовским, доколе не явился наконец обновитель, сам рода княжеского, в митре святительской. Ревностный митрополит Петр Могила не вынес зрелища развалин престольного своего города, и все, что только могла восстановить рука его, в краткое его правление, было восстановлено. Он пристроил к останкам Десятинным малую церковь – частию каменную, частию деревянную – во имя Рождества Богоматери, с приделом верховных Апостолов в верхнем ярусе. Несколько неизвестных греческих письмен, иссеченных на диком камне, вставлены были между кирпичами новой церкви над южным окном во свидетельство ее древности, как тайные руны, которые обретает путник на пустынных скалах Скандинавских. Там стало опять совершаться Богослужение, прерванное четырьмя веками запустения; прочая же часть обширных развалин оставалась под землею до наших времен. Еще прежде сооружения церкви митрополит, имевший обычай посещать каждую субботу разные храмы своей паствы, пришел помолиться и над останками Десятинной церкви, в убогом ее приделе Святителя Николая. Когда же по выходе из храма обозревал его окружность, он нечаянно увидел в близком расстоянии небольшую яму и приказал глубже ее разрыть. Но сколь велико было утешение благочестивого пастыря, когда он открыл два мраморных гроба и узнал по их надписям, что в них покоились Святой Владимир и его супрга. С благоговением перенес он нетленную главу Просветителя Руси в древнюю его церковь на Берестове, где был некогда княжеский дворец, а наконец и в самую лавру, ибо не безопасен был Киев от набегов Крымских.
Протекло еще два столетия после убогого, хотя и благоговейного обновления церкви Десятинной, и вот уже в наше время, одному из жителей Киева пришла благочестивая мысль восстановить совершенно древнюю церковь Святого Владимира из вековых ее развалин. В 1823 году раскрыто было под землею обширное основание и опять явился на свет древний чертеж внутренних и внешних стен храма с тремя полукружиями алтаря, из которых средний резко выдавался вперед, и с двумя приделами в трапезе, где выкладены были диким камнем места для гробниц. Весь помост под алтарем еще сохранил свою мозаику разноцветного мрамора, и грудою на нем лежало множество мусии, обвалившейся с купола и стен; 26 caженей в длину и 16 в ширину, составляли размер древнего здания. Между многими обломками мрамора найдена была надгробная доска без надписи, разбитая на три куска, а при вторичном исследовании развалин открыли еще две гробницы, из каменных фиолетовых плит: одна без всяких украшений, а другая с богатою резьбою, на подобие Ярославовой. Они находятся теперь в земле, вне нового здания, с юго-западной стороны. Но первая, которую должно предполагать Вдадимировою, ибо открыта в том же самом месте, где митрополит Петр обрел честную главу равноапостольного Князя, взошла под алтарную часть храма, и над нею устроена, с правой стороны иконостаса, великолепная гробница Просветителя Руси с серебряными изваяниями. Мозаики и древности, найденные в основании Десятинной церкви, хранятся в главном алтаре, и в стены храма вкладены камни, с письменами греческими, уцелевшие от давних времен. Новое здание сооружено в византийском вкусе, с двумя приделами, во имя Святого Владимира и Чудотворца Николая, и хотя оно несходно с прежним чертежом Десятинной церкви, однако должно быть драгоценно для каждого русского, как восноминание древнего святилища, воскресшего из развалин.
Итак, вот все, что осталось нам от Старого Киева, где некогда с такою славою княжили князья Русские. Но кто подымет предо мною пелену минувшего? Кто вызовет из тьмы времен события былые и лица давно безличные, чтобы хотя их памятью оживить мертвое урочище? Первыми восстают из мрака три брата и сестра, давшие имена своим местам, дотоле безымянным, – это начало Киева. Вот Кий сидит на горе своей, взимая дань с переходящих Днепр, и все опять погружается во мрак на несколько столетий. Плывут с севера вниз по Днепру ладии варяжские, и покоряется Киев Оскольду. Плывут они с юга вверх по Днепру, искушенные бурею под Царьградом, и приносят с собою начатки веры Христовой. Опять ладии с севера: в них завоеватель Олег с младенцем Игорем, и падает Оскольд на берегу Днепра, там, где доселе место слывет его могилою. Почесть громкой могилы ожидает и победоносного Олега в новой его столице: брат Кия уступает ему целую гору свою Скавицу в надгробный курган, как бы некую пирамиду Фараонов. Вот и языческая Ольга, полная славных деяний того, чье носит имя, женской рукою крепко держит бразды правления, мстит соседям за малодушие и за смерть супруга; но вот и та же христианская Ольга, достойная Блаженной Царицы, которой восприяла имя во Святой купели, внушает первые начатки Христианства юному внуку и готовит просвещение Руси.
Ратно княжение Святослава: земля ему ложе, седло изголовье, звездное небо покров; костьми хочет он лечь, дабы не посрамить землю Русскую, но не на синем Днепре, а на красном берегу Дуная; а между тем печенеги облегают его столицу, мать и дети в осаде. Юноша русский обманывает врагов, с уздою в руках ищет коня чрез весь стан их и, переплыв Днепр, кличет на помощь воеводу Святослава; еще немного и – князь печенегский пьет из черепа русского князя! Опять три брата хотят княжить в Киеве, но уже нет меж ними мира, как между тремя первыми; другой Олег и Ярополк падают в единокровной брани; Владимир сквернит идольскими требищами горы Киевские, на коих скоро должна воссиять благодать Божия, по слову Апостола, и он же сам очистит их от кумиров, ибо на него указал Первозванный. Совет в княжеском тереме; послы иноверные предлагают каждый свою веру, послы Владимировы избирают греческую; сердце его уже давно к ней расположено, имя Ольги решает бояр. Опять, и в последний раз, закипел судами русскими греческий путь, и тою же стезею возвращается из покоренной Корсуни уже просвещенный верою Князь; с ним Святые иконы и мощи, с ним епискипы, пресвитеры и греческая царевна, его супруга. Изменяет лицо свое Киев: Перун, алкавший жертв, мечется вниз по Боричеву взвозу в глубокий Днепр и плывет до Выдубичей при последних кликах языческих; первая церковь встает на холме его, первая обитель подле холма – храм Десятинный – сооружается на горах Киевских, и десятина всея Руси ему обречена; в тихих водах Почайны крестит благоверный Князь двенадцать сыновей своих, в широких волнах Днепра крестит весь народ, и Днепр уносит с собою древнее язычество Руси; новое благодатное племя восходит из животочной купели, и Равноапостольный просветитель молит Господа утвердить православие в его царстве.
Славно княжение Владимира, осененное крестом по всей Руси, но едва лишь смежились очи его в уединении села Берестова, как пролилась от руки братней кровь двух сыновей его, первых страстотерпцев русских Бориса и Глеба. Киев впервые видел в стенах своих дружины надменных ляхов: меч Болеслава иззубрился на Златых вратах: но является великий мститель за честь Русскую и кровь братьев с полками славянскими Новгорода, и падает с престола братоубийца Святополк, с ним удаляются ляхи; опять в одну мощную десницу собралась вся обширная Русь. Ярослав благовластный высоко сидит на престоле Киевском, и ему покоряются народы от моря Балтийского до моря Черного. Величественно восстает и Святая София Цареградская на горах Киевских, а между тем в пещерах варяжских затеплилась уже священная лампада Антония, и из его убогого вертепа расширяется великая лавра Печерская.
Опять три брата, роковое число для Киева, и опять междоусобие. Малодушествует Изяслав и бежит в ляхи. Святослав содержит престол братний до ранней своей кончины, упрекаемый отшельниками Антонием и Феодосием за похищение достояния братнего. А кроткий Всеволод терпит, доколе не возвратился с чужбины законный князь и не пал в междоусобной битве. Между тем половцы грабят землю Русскую; Хан их Боняк срывает листы с Золотых ворот Ярославовых и грабит лавру. Но вот обрелся на полвека крепкий подвижник в земле Русской, примиритель князей и бичь половцев. Сын Всеволода Мономах господствует над всею Русью, сперва из Переяславского своего удела, а потом из Киева; он прикрывает мужеством своим малодушие Великого князя Святополка и укрощает князей под стенами столицы, жаждущих отмстить ему за жестокое ослепление Василька. Он же созывает дружественные их сеймы в Любеч и хочет вновь собрать разъединившуюся державу, но только одно могущественное лицо его может одолевать столько браней, готовых возникнуть. Мономах со славою отходит к предкам, в путь всея земля, завещавая мир, – и возгорается брань. Рано следует за ним храбрый сын Мстислав; сильное племя князей Черниговских ищет старейшинства на престоле Киевском, и вот, на полтораста лет запылала междоусобная кровавая война между родом Ольговичей и родом Мономаховичей.
Исполинское лицо сей единокровной рати, ярко освещенное ее заревом, – Изяслав, внук Мономаха, дважды свергаемый с престола то силою Ольговичей, то рукою собственного дяди, Долгорукого, и его крепкого сына Боголюбского. Он заслоняет себя призраком другого слабого дяди, Вячеслава, и в силе мужества умирает внезапно на горько добытом престоле. Кровь схимника Игоря подмыла престол сей, хотя и невинен в ее пролитии Изяслав, но уже Ольговичи не могут простить ее потомству Мономаха. С его младшим сыном, Долгоруким, падает слава Великого княжения, и Суздаль господствует над Киевом в лице Боголюбского; но еще князья оспаривают друг у друга древнюю столицу и грабят ее богатства. Изяслав Черниговский, на краткое время бывший Великим князем, хочет опять добыть престол и движет к Киеву орды половецкие; перейдя под Вышгородом Днепр, он стремится вдоль Оболонья к укрепленному Подолу; жестокие наемники врываются в нижний город; жители верхнего едва отсиделись за своими стенами от напора вражьего. Протекло девять лет, и Старый Киев испытал ту же участь: одиннадцать Ольговичей, по зову Боголюбского, идут мстить за его личную обиду брату великого Изяслава, Мстиславу Киевскому; к стыду имени русского, три дня расхищают древнюю столицу дружины княжеские. Это первое ее разорение; близко второе и третье, уже последнее, ибо ничего не останется после монголов. Безрассудный Рюрик, невольно постриженный зятем своим Романом Галицким, сам выдает столицу жестоким союзникам и диким половцам, чтобы только опять сменить мантию иноческую на великокняжескую. Расхищены все храмы и обители, и даже гробы мертвых,; на улицах течет кровь старцев и младенцев; юноши и девы в оковах влекутся на чужбину; пламя свирепствует по всему городу и более месяца длится страшное опустошение – то князь–инок дико празднует свое воцарениe. Плачь во всей Руси по престольному граду; еще немного, и уже некому будет плакать, посреди всеобщих развалин.
Вот подвигается туча монгольская. Долго ходит она по небосклону бедствующей отчизны и, наконец, страшно разражается над Киевом. Есть еще князья, алчущие его престола, но уже нет меж ними защитников в час гибели. Михаил Черниговский, будущий исповедник и мученик, оставляет Киев, чтобы искать помощи в Венгрии; новый властитель из рода Смоленских Ростислав изгоняется Даниилом Галицким, а сам Даниил, видя страшное нашествие монголов, бежит также в Венгрию, вверив столицу свою храброму боярину Димитрию – так, в роковую минуту нет ни одного князя в престольном городе, и сиротствует мать городов Русских. Уже грозный завоеватель Батый слышал о великих сокровищах Киева и посылал заблаговременно внука Чингис-Хана, Мангу, издали осмотреть его. Дикий ордынец с противоположного берега Днепра окинул жадным взором древнюю столицу и изумился крепким стенам ее на неприступных горах; он подивился множеству златоверхих храмов и обителей и послал требовать добровольной сдачи. С гордостию отвергли малодушное предложение старшие сыны Руси и даже обагрили себя кровию послов ордынских; отселе не осталось уже никакой надежды на мир и пощаду, предстояла одна неминуемая гибель, и она постигла. Батый приблизился со своими несметным полчищами со стороны дебрей.
Над Киевом носилась смерть, ужас без малодушия в стенах его. От дикого вопля татар, от рева волов и верблюдов, от ратного ржания коней, от скрипа огромного обоза едва могли слышать друг друга граждане Киева; они уже сказали себе последнее слово: умрем за Святую Софию! Напрасно пленный ордынец страшит их именами всех богатырей, прославленных разорением царств дальнего Востока, и всею грозною семьею Чингис-Хана – народ Киевский смотрит на боярина Димитрия, Димитрий на Святую Софию и Десятинную церковь, и возгорается сеча, и отражаются приступы. От ворот Лядских, со стороны дебри, главная опасность – там день и ночь стенобитные орудия сокрушают твердыни. Падает наконец ограда; весь город Ярослава, с его Святой Софиею и Златыми вратами уже в руках диких врагов, но еще остается древний город Владимира. На самых стогнах кипит жестокая сеча, камни летят из домов, стрелы влетают в окна и о врата ломаются копья, кровь льется рекою. Мужественный Димитрий отступает с дружиною в старый город и ограждается тыном около Десятинной церкви; там главная святыня, там все сокровища, туда стеклись и граждане Киева с женами и детьми, которые только могли спастись. Это последняя ночь Киева; еще будет для него утро, но не будет вечера; солнце осветит Русь, но уже не зайдет для древней ее столицы.
Наступило 9 Мая, день столь торжественный для Киева памятию великого Святителя – он озарит одни развалины и трупы. Боярин Димитрий, сам исходя кровию от ран, еще вымышлял способы защиты, но уже их нет; опять возобновляется приступ, и под бурею вражеских волн сокрушается последний оплот; самые палаты Десятинной церкви рушатся под тяжестию нахлынувшей толпы, искавшей на них спасения. Димитрий еще бьется в самых стенах храма, и до его плена длится битва, потом уже одно убийство. Грозный завоеватель щадит доблесть боярина русского, но не щадит остатков его дружины и бедствующего народа, ни древних святилищ столицы. Над Десятинною церковию особенно изливается ярость монголов: она срыта до основания, кроме одного лишь придела, под коим почиет равноапостольный Князь, окрест же него пустыня; обезглавлены Святая София и златоверхая обитель Архангела; сокрушена по окна лавра Печерская, и долго никто не смеет селиться на дымных развалинах. Робкие путники приходят только взглянуть на опустевшую столицу, и более смелые иноки сбираются в пещерах по звуку тайного благовеста молиться о усопших. Такое видение поднялось предо мною с развалин Десятинной церкви.