VI. Кремль

Софийский собор окружен зданиями, которые доныне составляют принадлежность архиерейского дома и, наполняя собою всю северную оконечность Кремля, свидетельствуют о прежнем величии владык Новгородских. Я не буду говорить о новом теплом соборе, празднующем вход Господа в Иерусалим, ни о великолепных палатах, сооруженных с помощью императрицы Елизаветы митрополитом Димитрием в половине минувшего столетия, но скажу о дворе собственно владычнем, где обитали древние святители во времена славы великого Новгорода. Здания сии, ныне отчасти пришедшие в ветхость или занимаемые службами и присутственными местами, тянутся позади собора, вдоль кремлевской ограды, и еще носят название своих основателей: святых Никиты, Иоанна и Евфимия. Но те, которым сохранилось имя Никитинских, наиболее пострадали от времени; не существуют и обширные палаты святителя Евфимия и церкви, основанные им на дворе архиерейском; однако еще уцелел один корпус, примыкающий к дому святого владыки Иоанна, с часовою башнею, и самая колокольня софийская, весьма оригинальная по своему зодчеству – двухъярусная, продолговатой формы, с тремя просветами, – принадлежит к зданиям сего великого святителя XIV века.

В рукописном житии его весьма поэтически описано сооружение им храмов на дворе владычнем во имя Златоуста и великого Евфимия и украшение Св. Софии, на которую указуя, говорит он: «Господи, возлюбих благолепие дому Твоего и место селение славы Твоея»; а Св. София в свою чреду взывает к нему: «Се убо красота моя и похвала Церкви – Евфимий великий».

Далее сказано, что блаженный умыслил создать себе каменные палаты, ибо прежние были деревянные и часто страдали от огня; предпринял же это не ради какого-либо пристрастия, но для успокоения своих преемников, употребив на то некоего мужа духовного и художного, инока Феодора. Он соорудил палаты пречудные, имевшие там и здесь переходы и врата наподобие града с улицами внутри; так что иное здание было выше, другое ниже, одно впереди, другое внутри двора, и нельзя описать сего, если кто не видел собственными глазами; все это украсил он стенным писанием весьма благолепно, устроил также кельи для иноков и все службы монастырские и воздвиг столп каменный посреди своего сада с часами наверху, которые оглашали весь город.

Описание совершенно соответствует нынешнему неправильному расположению зданий архиерейского дома, хотя многое с тех пор обрушилось или изменено, и должно предполагать, что даже та часть их, которая носит название Святителей Никиты и Иоанна, была построена великим Евфимием. – Самый дом или кельи св. архиепископа Иоанна с грановитою палатою напоминают более XIV век, нежели XII, и так как в житии сказано, что кельи прежде все были деревянные, весьма вероятно, что св. Евфимий отчасти перестроил их на том же месте, в прежнем виде, и начертал на стенах все житие своего святого предместника, ибо только при нем обретены были его нетленные мощи, по таинственному явлению самого Иоанна владыке Евфимию. Так мне кажется, хотя не смею утвердительно предлагать своего мнения.

Весьма замечательны кельи святителя Иоанна по своим воспоминаниям церковным и гражданским. Их знаменитые сени, на которые всенародно возводились владыки Новгородские при своем торжественном избрании, доселе существуют; но они весьма просты и тесны, по духу того времени, и крыльцо их очень скромно. Нельзя было бы думать, что здесь совершались народные собрания и чествования владык Новгорода, если бы прилегающая к сеням грановитая палата не свидетельствовала истину летописного указания. Стены их расписаны одним из славнейших подвигов новгородских, победою над ополчением князей суздальских, которой обязаны они были чудному заступлению Божией Матери и молитве своего великого угодника Иоанна. Тут и та древняя икона Спасова, пред которою он молился во время осады и от которой ему послышался дивный глас, чтобы шел он в церковь Спаса, на конец Ильиной улицы, поднять оттоле чудотворную икону Знамения; а подле нее написан на стене Спаситель в образе великого Архиерея с ангелами по сторонам, Материю Своей и Предтечей, и с ликом прославленных святителей новгородских: Никиты, Иоанна, Григория, Феоктиста, Моисея, Серапиона, Евфимия, Ионы, припадающих молитвенно к ногам Его. В последующие времена устроен был на сенях придел во имя Всемилостивого Спаса, но уже он теперь упразднен и заменен недавно более обширным, во имя Святителя Иоанна, в самой грановитой палате, которая напоминает московскую одиноким столбом своим, поддерживающим ее готические своды.

Грановитая палата сия была сборная и судебная комната новгородских владык в самые цветущие и бедственные эпохи их славы. Сколько воспоминаний соединилось в ней от того времени, как святители вольного города угощали в ней великих князей Невского и Донского, – до того дня, когда Иоанн III принял в ней присягу новгородцев и осудил владыку их Феофила, и наконец до страшной минуты, когда в той же самой палате грозный внук его, пируя, велел схватить прежнего своего любимца архиепископа Пимена. С тех пор на многие годы опустела торжественная палата; но она видела опять славные дни Исидора, Киприяна и Никона до его патриаршества. Здесь было сердце Великого Новгорода. Теперь часто оглашается она молитвенным пением Божественной литургии, и один из величайших святителей Новгорода исполнил ее и весь этот дом воспоминанием своей святости; ибо рядом с церковью Св. архиепископа Иоанна указывают две его кельи, которые расписаны подвигами всей его жизни, труженической и святительской.

Тут первое его поставление на степень пресвитерскую, и соборное посвящение в сан владыки Новгородского, и таинственное шествие в Иерусалим, и чудное плавание против течения Волхова в обличение своей невинности, и победа, испрошенная его молитвами. Тут указывают и ближайшие воспоминания келейных его подвигов: тесный застенок, где совершал свое правило, и тот рукомойник, над которым показал власть свою на духах враждебных. Все говорит здесь о великом святителе, и если бы даже это были не собственно его кельи, но обновленные владыкою Евфимием по образцу старых, то тем не менее драгоценны их воспоминания. Нам неизвестны самые покои сего великого святителя; быть может, Иоанновы также ему принадлежали; но часовая башня, им сооруженная в саду архиерейском, еще гласит о его времени боем часов своих; после разорения шведского новые часы поставлены были Патриархом Иоакимом, когда он еще святительствовал в Новгороде. Есть и другая память сего Патриарха: это так называемый Греческий корпус, где была школа двух ученых братьев, Лихудиев, вызванных им из Греции и заточенных при его преемнике Адриане; они были опять призрены просвещенным митрополитом Новгорода Иовом, который построил на своем дворе это здание для духовного училища Лихудиев.

Можно сказать, что большая часть древнего Кремля принадлежала владыкам Новгородским, ибо кроме их обширных палат, занимающих доныне треть его, даже после разорения шведского, в начале XVII века, еще считалось в Кремле до 26 церквей, и целая улица, от собора до Литовских ворот, во всю длину его, носила название Епископской. Теперь кроме двух соборов, Софийского и теплого, существуют только две убогие церкви, приписанные к Архиерейскому дому. – Одна, во имя Св. Андрея Стратилата, обыденная, т.е. построенная и освященная по обету после моровой язвы, в один день, – была сооружена, как полагают, в XIII веке братом Невского в. князем Андреем; она стоит подле того места, где возвышался в лучшие дни Новгорода на Епископской улице собор Благоверных князей Бориса и Глеба, заменявший иногда для священнослужения Св. Софию, но теперь уже стертый с лица земли Новгородской. – Таких обетных церквей по случаю мора много выстроено было в бедствовавшем городе.

Другая церковь, едва уцелевшая, во имя Покрова Богоматери, с двумя приделами – Св. Иоанна Предтечи и Святителя Николая, пристроена к самой городской стене, и подле нее, как полагают, находился дворец княжеский, или по крайней мере наместников царских, ибо две прилегавшие к ней башни на стене были жилые, и в одной долго потом находился острог. Она сооружена в 1527 году, также по случаю морового поветрия, и храмовая в ней икона, Покрова Богоматери, почитается чудотворною; замечательна и другая древнейшая икона Св. Благоверных князей Бориса и Глеба, перенесенная, вероятно, из древней их соборной церкви после ее конечного разорения шведами. – Вот все, что осталось от прежнего благолепия церковного в Кремле новгородском, которого все бывшие многочисленные церкви, большею частью малые, утомительно было бы исчислять.

Самая ограда кремлевская, местами угрожающая падением, свидетельствует о пастырских заботах к охранению вверенной им паствы, ибо почти вся сооружена была иждивением владык, и каждые из пяти ее врат ограждены были церковью. – Какая благочестивая мысль – осенять святынею все входы, ведущие в город к главному святилищу Св. Софии! Начало деревянному детинцу, или Кремлю новгородскому, положил храмоздатель собора св. князь Владимир Ярославич в 1097 году, и он был обновлен после пожара в 1113 году другим благочестивым князем Новгородским, Мстиславом, сыном Мономаха; но церкви сей ограды были каменные. Св. архиепископ Мартирий соорудил первую из них в честь Положения пояса Богоматери в исходе XI века, а святитель Спиридон – другую, во имя Св. Феодора, над вратами, бывшими со стороны Неревского конца, позади собора. Владыка Климент поставил церковь Воскресения Христова над вратами Литовскими, ныне закладенными, на южной оконечности Кремля, где кончалась Епископская улица, по случаю взятия Кексгольма у шведов; а в 1211 году архиепископ Давид построил над вратами, бывшими на противолежащем конце Кремля, церковь во имя Равноапостольного князя Владимира, замечательную потому, что она была первою во имя сего нового угодника, причтенного к лику заступников земли Русской. Была еще одна церковь – Покрова Богоматери, над южными вратами, уже несуществующими, построенная усердием посадников, которую заменила впоследствии нынешняя Покровская церковь, что близ ограды. Только в 1336 году начал строить каменную ограду знаменитый владыка Василий, от Неревских ворот и церкви Владимирской до нынешней обыденной

Андрея Стратилата, для большего охранения Софийского собора со стороны Торговой и Волхова. Архиепископ Иоанн III продолжил ограду сию в 1410 году до Литовских, или Воскресенских, ворот, а Геннадий довершил ее кругом всего Кремля уже в 1490 году, частью иждивением великого князя Иоанна, частью же на собственное, там где стена окружала архиерейские палаты. Она существует и доныне, – с ее девятью башнями, круглыми и четвероугольными, из коих одна, близ Покровской церкви, трехъярусная, вероятно, служила теремом для дома наместников и заключала в себе также церковь.

Все сии надворотные церкви разрушены во время шведского нашествия Делагардия, когда ревностный пастырь митрополит Исидор сам обходил с крестом в руках по стенам кремлевским, чтобы отразить нападение врагов, но принужден был наконец уступить силе оружия. Царь Михаил Феодорович обновил ограду, и во время Шведской войны Кремль окопан был, по воле Петра Великого, валом, который теперь отчасти обращен в сад. Это была весьма счастливая мысль – окружить старые бойницы Кремля, видевшие столько кровавых приступов, зеленою сенью цветущего сада, как покрывают мертвого богатым покровом, чтобы утаить его горькое тление; но ограда, обновленная еще дважды в исходе минувшего и начале нынешнего столетия, опять пришла в ветхость; старые ворота ее закладены и новые пробиты там, где их не было прежде. Еще видны древние Владимирские, под часовнею Святителя Николая, которая заменила прежнюю церковь, ибо в нее перенесены все ее чудотворные иконы; рядом с ними недавно закладены водяные малые ворота, коими исходили к реке. Но главные Литовские, так названные от пролегавшей чрез них дороги в Псков и Литву, которыми сообщался Кремль с Волховским мостом и с Торговою стороной, представляют доселе из себя величественную развалину. Часовня, прилепленная к стене, как гнездо ласточки, заменила древнюю церковь Воскресения; с обеих сторон ее написаны на стене две иконы, почитаемые чудотворными. Изнутри города – Спаситель, сидящий на престоле, с двумя по сторонам его молитвенниками Новгорода, святителями Никитой и Иоанном; а снаружи, в самой часовне, – икона Всемилостивого Спаса, привлекающая доныне особенное уважение новгородцев по тем чудным исцелениям, которые от нее истекали и засвидетельствованы преданием.

У входа в Кремль, на Волховском мосту, устроена еще одна часовня Чудного креста, судьба коей всегда была сопряжена с судьбою сего моста, потому что святители новгородские искони хотели осенить святынею и шумные воды Волхова, разбивающиеся у стен Кремля, и шумные волны народные, двигавшиеся непрестанно по сему единственному сообщению обеих сторон, Софийской и Торговой. Здесь всегда встречались или останавливались их обоюдные крестные ходы, и не раз, во время междоусобия, когда враждовала Софийская сторона против Торговой, знамение креста в руках святителя прекращало на мосту кровавую битву. Пред сею часовнею архиепископ Симеон укротил бурю народную в 1418 году, и спустя 90 лет св. владыка Серапион удержал молитвами своими бурю огненную, грозившую опустошить весь город. Предание местное возводит начало сего чудного креста, так названного от бывших при нем чудес, до времен равноапостольного князя Владимира, который, как полагают, во время краткого своего посещения водрузил высокий деревянный крест с распятием Господа на том месте, где предполагал основать собор Софийский. Он был похищен Всеславом, князем Полоцким, во время разгрома новгородского, и потом опять обретен, по свидетельству летописи, в 1069 году при епископе Феодоре, если точно о нем говорит летопись. С того времени сделавшись предметом особенного уважения народного, крест был поставлен на Волхове в утверждение моста, и несколько раз обновляло его усердие граждан. Последнее обновление совершилось при царе Иоанне Васильевиче и архиепископе Пимене, повелением градоправителя Петра Невежина в 1548 году, как видно из надписи, вырезанной у подножия креста. Часто изменялось и направление самого моста, то выше, то ниже нынешнего, от чрезвычайной быстроты Волхова. Неоднократно смывал он деревянный мост под стенами Кремля, и несколько раз был он истребляем пожарами и смутами народными; горькую по себе память оставил на нем грозный Иоанн потоплением нескольких тысяч новгородцев, сверженных с него в шумный Волхов, как бы для всенародного повторения над ними той казни, которая была в их обычаях, ибо они часто свергали с моста своих преступников, и даже иногда почетные граждане, подпавшие гневу народа, подвергались той же участи.