Глава 9. Положительные стороны религиозной жизни той эпохи. Отец Иоанн о познании истины

1

Если эпоха, в которую началась деятельность отца Иоанна, была в религиозном отношении охарактеризована выше с отрицательной стороны, то теперь, перед тем как перейти к его произведениям, надлежит отметить и некоторые положительные ее стороны.

Это необходимо сделать потому, что если « личные черты… людей – от Господа Бога (это тайна рожденности)»⁴⁷, то все-таки даже святые люди являются не самородками (каковых в полном смысле этого слова и не бывает), пришельцами без рода и племени, а – детьми своей эпохи и своего народа. Это верно и относительно отца Иоанна, положительные устремления которого связаны с тем, что можно назвать церковным возрождением, наметившимся в конце 18 и в начале 19 веков.

Благотворное влияние этих положительных течений в Русской Церкви, вероятно, сказалось на отце Иоанне тогда, когда он поступил в Академию. За годы детства и семинарии он прочно усвоил основу Православия через Священное Писание, через богатство богослужения и через церковно-семейный быт; в академические же годы он соприкоснулся уже с новыми историческими побегами вышеназванного церковного возрождения. Здесь надо прежде всего указать на то течение, начало которого (в указанную эпоху) связано более всего со старцем Паисием Величковским (1722–1794 гг.). Это благодаря ему, через его учеников, сперва в русских монастырях, а позже и в более широких кругах возродился интерес к аскетическим творениям древних отцов Церкви и к самой их аскетической практике, в основе которой лежало «трезвение, внутреннее или умное делание» и Иисусова молитва⁴⁸.

Благодаря ученикам старца Паисия в некоторых монастырях стала возрождаться глубочайшая молитвенная и духовная жизнь, величайшим представителем которой явился преподобный Серафим Саровский. Затем прославились многие другие великие старцы, преимущественно Оптиной Пустыни, Валаамского монастыря и др.

Это мистическое движение захватило отчасти и высшую церковную иерархию, которая стала покровительствовать последователям Паисия и «насаждала при их помощи, можно сказать, целые школы и рассадники старцев-наставников, старцев-духовников». К таким иерархам принадлежали, например, Платон (Левшин), митрополит Московский⁴⁹, Гавриил, митрополит Санкт-Петербургский ⁵⁰ и другие.

Сама же эта аскетически-мистическая традиция восходит к раннему христианству, преимущественно к синайскому и египетскому монашеству, очень крепнет в Византии 6 века и находит свое богословское выражение в 14 веке, в особенности у знаменитого и признанного столпом Церкви святителя Григория Паламы, епископа Салоникского. Это богословие приобрело имя «исихазма» от слова «исихия» – молчание, тишина. Здесь разумеется духовная сосредоточенность в молитве, мистическое созерцание и озарение. Исихастическая доктрина продолжала развиваться на Афоне, пока цветению ее не положило предел падение Византии.

На Руси если не доктрина, то практика исихастов, несомненно, издревле была известна в монастырях и по разным историческим причинам то глохла, то возрождалась. В 15 веке ее возрождение было связано с преподобным Нилом Сорским, который (что бывало у нас редко) был незаурядным религиозным писателем. Позже, в 16 и 17 веках, исторические события (террор Иоанна Грозного, Смутное время, раскол, Петр І и его первые преемники) привели к сильному упадку монастырской духовности и возрождение началось снова со старца Паисия, который, будучи на Афоне, углубился в чтение древних книг и нашел в них то, чем прежде искони питалась православная душа.

Главным литературным памятником его трудов был перевод «Филокалии» на славянский язык под наименованием «Добротолюбие». Эту книгу стали иногда называть библией монахов. Она является сборником различных отрывков из сочинений отцов Церкви, заключающих в себе учение о молитве и трезвении и о всем том, что способствует одолению зла в человеке и благодатному преображению его души. Эта книга, ставшая настольной для лучшей части монашества, могла заменять личного и смертного отца духовного. Но благодаря ей и живому примеру учеников Паисия, как сказано выше, в России скоро возродилось настоящее старчество с живым преемством.

К середине 19 века, это монашеское «делание» нашло уже отклик в миру. В сотрудничестве с высококультурными мирянами (славянофил Киреевский⁵¹) оптинские старцы перевели многие аскетические творения древних отцов на русский язык и вскоре это (исихастское) течение нашло для себя громкий голос в лице крупных религиозных писателей, как, например, епископы Игнатий Брянчанинов и Феофан Затворник. Последний перевел «Добротолюбие» на русский язык.

Весь духовный склад отца Иоанна и все, что им написано, особенно о внутренней борьбе и молитве, не оставляет сомнения, что он соприкоснулся с означенным духовным течением и был хорошо знаком с соответствующей литературой. Существует предположение, что он получил эту духовную прививку через епископа Игнатия Брянчанинова или, во всяком случае, через близких ему людей.

Но признаками духовного возрождения Русской Церкви было не только это, все более разгоравшееся пламя русского исихазма, но возникновение и подлинный, хотя и неровный, рост русской богословской, академической науки.

К этим признакам надо отнести и появление в больших городах видных проповедников и целого слоя церковно-образованных мирян.

Наконец, стали возникать и культурно-общественные течения, искавшие опоры в Православии. Основное из них – славянофильское – оставило, в лице Хомякова⁵², крупнейший след в русском богословии и сильно повлияло впоследствии на русскую философию и литературу.

Все это, прямо или очень косвенным путем, отражалось на Петербургской Духовной Академии, в которой учился отец Иоанн, и на некоторых столичных кругах, с которыми он соприкасался. Проверить степень или даже возможность тех или иных из этих влияний на отца Иоанна невозможно без специальных исследований, но сам он указывал, например, как на своего учителя, на митрополита Филарета Московского. Последний был в центре очень многого в церковной жизни и поэтому одно это упоминание позволяет заключить, что отец Иоанн развивался не в изоляции от церковных путей своего времени.

Тем не менее, многое в творениях отца Иоанна, как и в нем самом, очень оригинально и не укладывается в господствующие, даже самые глубокие, мистические течения его эпохи. Это относится, главным образом, к тому, что в центре его духовной жизни и богословствования стояла Божественная литургия и тайнодейственная жизнь Церкви. Деятельность отца Иоанна, не опиравшаяся непосредственно на монашеский подвиг, смутила тогдашнего столпа его епископа Феофана Затворника, считавшего, что отец Иоанн стоит на опасном пути. Почитая епископа Феофана, отец Иоанн хотел ехать к нему объясняться, но тот не пожелал нарушить своего затвора и успокоился только, получив от отца Иоанна длинное письменное объяснение.

2

Не будучи по образу своей жизни писателем, отец Иоанн Кронштадтский все же оставил большое литературное наследство⁵³. Уже при его жизни несколько раз издавалось полное собрание его сочинений, к которому неоднократно прибавлялись новые произведения. Даже и по смерти едва ли было издано все то, что он написал. Все изданное можно разбить на три отдела: 1) беседы и проповеди; 2) полемические произведения, воспоминания, письма; 3) извлечения из дневника под наименованием «Моя жизнь во Христе»⁵⁴. К этой книге не раз издавались дополнения и, кроме того, извлечения из нее в виде брошюр по отдельным вопросам религиозной жизни.

«Моя жизнь во Христе» – основное произведение отца Иоанна; все остальное только обрамляет эту книгу и вне связи с ней не имеет настоящего значения. Не только учение, но жизнь и личность отца Иоанна Кронштадтского не могут быть поняты вне его дневника, который является совершенно неотъемлемой частью его самого и его дела. В то же время «Моя жизнь во Христе» есть одна из крупных жемчужин русской и вообще православной духовной литературы, несмотря на то, что некоторые немногие записи в книге вызывают возражения у тех, кто рассматривает их вне целого содержания книги и вне исторической обстановки, в которой жил отец Иоанн, а также, вероятно, вне своего личного духовного устремления к Богу.

3

Ввиду такого первенствующего значения книги «Моя жизнь во Христе» содержание ее и будет рассмотрено здесь в первую очередь. Этот обзор будет кое-где дополнен ссылками и на другие произведения отца Иоанна.

Об этом удивительном дневнике можно найти немало отзывов в русской религиозной литературе. Некоторые из них очень яркие, и нельзя, пусть и с сокращениями, не привести хотя бы немногие из них.

Вот что пишет, например, в своем очень значительном труде «Пути русского богословия» профессор протоиерей Г. Флоровский ⁵⁵: «Редко кто читает его замечательный дневник «Моя жизнь во Христе» как богословскую книгу. Конечно, в ней нет богословской «системы», но есть богословский опыт и о нем свидетельство. Это дневник созерцателя, а не моралиста… У отца Иоанна вновь открывается забытый путь опытного богопознания».

Подобно этому и протоиерей Сергий Четвериков, известный своей праведностью религиозный писатель, называет книгу отца Иоанна Кронштадтского «знаменитой» и отмечает опытный жизненный характер ее.

Наконец, вот слова самого отца Иоанна, заменяющие предисловие к изданию книги: «Все содержащееся в нем (издании) есть не иное что, как благодатное озарение души, которого я удостоился от все просвещающего Духа Божия в минуты глубокого к себе внимания и самоиспытания, особенно во время молитвы. Когда мог, я записывал благодатные мысли и чувства, и из этих записей многих годов составилась книга. Содержание книги весьма разнообразно, как увидят читатели. Пусть они судят о содержании… издания».

Приведенные слова очень дерзновенны, но они ярко свидетельствуют о том, что отец Иоанн Кронштадтский действительно источником своего писания считает свой внутренний религиозный опыт и, предлагая книгу на суд читателей, он, очевидно, обращается также к внутреннему опыту своих судей. Дух судится только духом.

Из этого же предисловия видно и то, как писалась книга. Отец Иоанн писал ее «когда мог», урывками. По свидетельству современников, что видно из последующего изложения, свои записи он делал нередко в пути, в вагоне, на пароходе, а если дома, то чаще ночью, заканчивая свой многотрудный день.

4

В нескольких кратких главах невозможно изложить всего «учения» отца Иоанна Кронштадтского о христианской жизни, содержащегося преимущественно в его дневнике. Задача настоящих глав – только привлечь внимание к этому «учению», показать его жизненную важность и облегчить знакомство с ним путем изложения главного в некоторой схематической последовательности. Знакомство это особенно необходимо теперь, когда, по незнанию христианства или по ложному представлению о нем, очень многие, даже высоко настроенные люди, боятся христианства или даже отталкиваются, если не всегда от Христа, то от Его Церкви.

В дневнике отца Иоанна Кронштадтского, прежде всего, поражает настойчивое обращение к человеческой свободе, а в наш век – это особенно ценно. Призывая жить христианскою жизнью, отец Иоанн не требует подчинения нравственному закону на основе слепой веры в Божественный авторитет. Напротив, он постоянно указывает на возможность и необходимость проверки нравственной христианской правды свободным опытом человека. Конечно, эта проверка осуществляется не внешними экспериментами и не рассудком, а тем, что есть самого глубокого в человеке – его сердцем (духом), то есть в той области, где человек действительно свободен. Вот, для начала, отрывок, в котором отец Иоанн указывает на сердце как на область, где испытываются и где познаются нравственные и религиозные истины: «Сердце… – первый деятель в нашей жизни, и во всех почти познаниях наших зрение сердцем известных истин (идея) предшествует умственному познанию…сердце видит разом, нераздельно, мгновенно; потом этот единый акт зрения сердечного передается уму и в уме разлагается на части, отделы: предыдущее, последующее, зрение сердца в уме получает анализ свой. Идея принадлежит сердцу, а не уму, – внутреннему человеку, а не внешнему. Поэтому весьма важное дело – просвещенна очеса сердца (Еф. 1:18) при всех познаниях, но особенно при познании истин веры и правил нравственности».

В этом отрывке намечена основа целой теории знания (гносеологии), и философский ум мог бы увидеть в нем мысли, свойственные как великим православным мистикам, так и некоторым современным философам – интуитивистам. Но отец Иоанн Кронштадтский не был и не пытался быть философом. Он был свидетелем Христовым, свидетелем о животворности христианской истины и истинности жизни во Христе.

5

По свидетельству отца Иоанна Кронштадтского, положительное признание или приятие идеи добра, истины о добре, отзывается в сердце как возрастание жизни и свободы, и, напротив, отвержение, неприятие добра – как убыль той и другой. Иначе говоря, он утверждает, что полнота жизни и свободы неотлучна от признания ценности или истинности добра, как обратно – отвержение этого есть умаление жизни и свободы.

При неверии чему-нибудь истинному, святому, ум обыкновенно затмевается… страхом и теснотой, – пишет отец Иоанн Кронштадтский, – а при искренней вере – ощущает радость, спокойствие, так что и ум делается светлым и далеко зрящим. Не явно ли истина торжествует над безумием сердца ?... Да, страдания сердца при неверии во что-либо истинное, святое, есть верный признак истины того, во что оно не верует…, потому что предмет, в который мы веруем, сообщает жизнь нашему сердцу… проводник жизни в наше сердце есть живая, искренняя вера наша в Бога».

Но вот еще более яркие слова отца Иоанна о сердце как судилище «истин веры и правил нравственности»: «Всякая ложная мысль в самой себе носит доказательство своей ложности. Это… – смертоносность ее для сердца…Равно всякая истинная мысль заключает в себе самой доказательство своей истины… животворность ее для сердца».

Еще сильнее это выражено в нижеследующих словах, где даже богооткровенные истины, явленные через Евангелие и Церковь, как бы отдаются на суд человеческого сердца: «В истине Евангелия и церковных чтений не должно сомневаться. Все, что в Евангелии и в Церкви, есть дыхание Духа истины, живот, мир и сладость духовная. Горе сомневающемуся: дух лжи омрачит, стеснит и повергнет его в уныние и скорбь».

Из приведенных отрывков видно, что не признанием какого-либо внешнего, хотя бы даже Божественного авторитета хочет отец Иоанн Кронштадтский обосновать принятие нравственных и религиозных истин, а на показаниях человеческого сердца, которое в глубине своей – свободно, хотя бы в том смысле, что радость и скорбь сердечные – непроизвольны. «У нас есть верный барометр, – говорит он, – который показывает возвышение или понижение нашей духовной жизни, это – сердце. Его можно назвать и компасом…».

6

Согласно свидетельству отца Иоанна, сердце не ограничивается одним, как бы теоретическим, приятием добра или идеи добра. Оно оценивает добро и зло по самому их конкретному содержанию, в каждом реальном их проявлении. Всякое проявление добра обнаруживается в сердце как радостное усиление жизни и свободы, и всякое зло – как умаление жизни, как неволя, скорбь.

Вся книга «Моя жизнь во Христе» полна свидетельствами об этом. Вот некоторые наиболее характерные из них: «Любовь покоит и приязнь расширяет сердце, оживотворяет его, а ненависть мучительно стесняет и тревожит… Кто ненавидит… тот мучит и тиранит сам себя, – тот глупее всех глупцов».

«Ты ненавидишь врага? Ты глуп. Почему? Потому что, когда враг тебя гонит, ты еще сам себя внутренне гонишь, ибо… не самое ли жесткое гонение – мучить себя ненавистью к врагу?».

«Что сказано о злости и раздражительности, то следует сказать и о прочих страстях. Сам Господь указал для них наказание в них самих, в их крайней агонии… Каждая страсть есть собственный мучитель и вместе палач каждого одержимого ею человека».

«Всякий человек, делающий какое-либо зло… достаточно наказывается совершаемым им злом, тою страстью, которой он работает».

Впрочем, слова отца Иоанна Кронштадтского о том, что добро и зло имеют свою награду или наказание в них самих, не исключают знания его о том, что «награды» и «наказания» обнаруживаются также и в последствиях добра и зла, что, например, «болезни суть следствия грехов» так же, как и самая смерть. «Когда не будет греха, – пишет он, – тогда не будет болезни и смерти».

7

В своих творениях отец Иоанн Кронштадтский показывает еще и другую сторону христианской свободы. В полном согласии с древними учителями Церкви он утверждает, что благая христианская жизнь соответствует человеческой природе. Но какой? Высшей, духовной природе человека. «Надо помнить всякому, – пишет он, – что у всякого человека, кроме животной его природы, есть еще духовная, – что у животной свои требования, у духовной – свои. Требования животной природы: пить, есть, спать, дышать, освещаться, одеваться, согреваться; духовной… – размышлять, чувствовать, говорить, иметь общение с Богом через молитву, богослужение, Таинства, поучение в слове Божием, и с ближними – (общение) чрез взаимную беседу, благотворительную помощь, взаимное обучение, назидание». Наконец, не раз отец Иоанн Кронштадтский защищает свободу человека вообще, в самом основании ее.

«Многих соблазняет дар свободы, данный человеку от Бога, и возможность человека быть добрым и злым, а по падении в грех – удобопреклонность (склонность) человека более ко злу, чем к добру… Вы вините Творца; да виноват ли Он, что вы, по невнимательности к гласу (голосу) Его… употребили во зло величайший дар… свободу, которая есть неотъемлемая черта образа Божия?... Не хули Бога всеблагого… восходи выше и выше по ступеням совершенства духовного, коего без свободы нельзя было бы достигнуть».

Ниже будет показано, насколько понятие об исконной свободе человека связано с основными положениями (догматами) православной веры, в особенности с учением об образе Божием в человеке, которому отец Иоанн Кронштадтский придавал особенно важное значение. Теперь же нельзя не подчеркнуть еще раз, что книга «Моя жизнь во Христе» есть в основе своей, пожалуй, более всего – слово об истинной свободе, к которой призван человек.

От всех слов отца Иоанна – о свободе человека и от постоянных указаний его на свой внутренний опыт, подтверждающий ту или иную нравственную истину, – веет всегда необыкновенной свежестью. В словах этих чувствуется радостный, свободный призыв самой Божественной любви… Но все-таки, несмотря на это, неизбежно встает вопрос: достаточно ли свидетельства человеческого сердца для установления той или иной нравственной истины, и достаточно ли для этого ее соответствия духовной природе человека? Разве сердце не может ошибаться? Разве духовная природа человека не может заблуждаться? Не являются ли все сердечные оценки чисто личными, субъективными, для других необязательными?

Такие вопросы – более чем неизбежны, так как если, с одной стороны, человеку свойственно постоянно ограждать и утверждать свою свободу и действовать по своему свободному усмотрению, то с другой, столь же неотъемлемо от человека и его стремление искать объективную независимую от него самого истину и поступать согласно этой высшей, независимой лично от него правде. Живет еще в человеке, кроме того, неистребимая тайная надежда, что, в конце концов, объективная истина и не может нарушить его свободы. Наконец, человеку присуще еще сознание (интуиция), что поступать по правде трудно более всего потому, что испорчено само нравственное сознание человека, самая его совесть.

На все эти глубочайшие вопросы и запросы человеческого духа с доступной для человека полнотой отвечает только христианская вера. В творениях отца Иоанна Кронштадтского можно найти все основные христианские ответы, касающиеся в этой области.

9

Прежде всего, отец Иоанн Кронштадтский, разумеется, знает, что сердце, этот «барометр» или «компас», для того чтобы стать показателем истины, должно быть само постоянно испытываемо, проверяемо, очищаемо, исправляемо. Вот слова отца Иоанна об этом: «Сердце в одну минуту может измениться несколько раз к доброму или худому, к вере или к неверию, к простоте или лукавству, к любви и ненависти, к доброжелательству и зависти, к щедрости и скупости, к целомудрию и блуду. О, какое непостоянство! О, сколько опасностей! О, какое нужно трезвление и внимание к себе».

Или вот еще другой отрывок: «Если веру нашу православную, таинства ее, христиане иногда не могут вместить, то это показывает только, что умы и сердца людей нечисты и страстны и не могут выносить чистоты и света ее, как больные глазами – света солнечного».

В других своих сочинениях отец Иоанн Кронштадтский приравнивает нечистое сердце к глазу, имеющему бельмо, а человека с нечистым сердцем – к слепцу. Он постоянно настаивает на необходимости прежде всего очищать сердце, воспитывать его. Вот что пишет он, например, касаясь вопроса воспитания и образования детей: «Чрезвычайно вредно развивать только рассудок и ум, оставляя без внимания сердце… сердце – жизнь, но жизнь, испорченная грехом; нужно очистить этот источник жизни, нужно зажечь в нем чистый пламень жизни, так чтобы он горел и не угасал, и давал направление всем мыслям, желаниям… стремлениям человека, всей его жизни».

10

Но если не всякое сердце человеческое может верно и свободно судить о путях человеческой жизни, а только сердце чистое и очищаемое, то кто же может сказать, что сердце готово или не готово стать судьей? Кто может судить сердце или совесть человека? Или, иными словами, кто может стать выше человеческого сердца и все-таки не нарушить его прав, не умалить свободы человека? Судьей над сердцем человеческим может быть только чье-то совершенное сердце или другое абсолютно свободное, чистое и любящее существо, которое, по бесконечной любви к человеку, может указать ему путь, не нарушая самого дорогого, что есть в человеке, – его свободы. Такое существо необходимо должно быть, кроме того, всеведущим и всемогущим, обладать всемогуществом любви. Таким существом может быть только Бог…

И действительно – и в этом заключена глубочайшая тайна христианской жизни, – настоящий христианин опытно знает, что в конце концов только Бог, только Христос указывает ему правый путь, не нарушая его свободы. Знает они то, что если сердце его свободно влечется к добру и его выбирает, то это – не по случайной прихоти, а по внушению Самого Бога. Здесь нельзя не вспомнить слов святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова: если сердце наше осуждает нас, то сколь более того Бог, потому что Бог больше сердца нашего и знает все (ср.: 1Ин. 3:20).

Дневник отца Иоанна Кронштадтского и заключает в себе постоянные свидетельства о том, что именно Сам Бог судит его сердце, охраняет его чистоту и указывает верный путь. «Воистину Христос во мне живет, – пишет отец Иоанн. – Это Он, Всесвятый, так чуток во мне к малейшей нечистоте сердечной…побуждает…самый зародыш греха в сердце гнать вон из души. Но увы! И сатана тут же, готовый пожрать меня на каждом шагу, оспаривает меня у Господа».

«В душе… богобоящегося человека происходит невидимо духовное общение с Богом, – пишет в другом месте отец Иоанн Кронштадтский. – Господь Бог то одобряет, то осуждает наши мысли, желания и намерения».

11

Но если это так, то все же где ручательство того, что Бог судит, не нарушая нашей свободы?... И здесь внутренний опыт еще раз свидетельствует, что именно Бог спасает и охраняет нашу свободу, потому что Он, будучи Судьей нашего сердца, в то же время Сам отдается на суд его. Близость Бога, истинность Его присутствия узнается именно из того, что, по безмерной любви к нам, Он бережет нашу свободу, не понуждает, а только зовет, влечет к Себе.

«Господь не хочет насильно влечь нас ко спасению, – пишет отец Иоанн Кронштадтский, – чтобы и самое спасение, как подневольное, не стало противным: ибо нам дорого и приятно только то, что мы сами возлюбили, чего сами домогались, с чем сроднились, что стало нашим сокровищем, нашей как бы природой. А таковы именно добродетели христианские, таково Царствие Божие; его надобно познать, возлюбить всем сердцем, усвоить здесь, на земле, укоренить в своем сердце так, чтобы оно проникло совершенно всю душу и не оставило никакого места в сердце всепагубному и вселестному греху».

Надо, согласно другому слову отца Иоанна Кронштадтского, «чтобы мы веровали в Него (Бога) не за беседу других о Нем, но и на основании своего собственного опыта, в истине, свете и животворности своей веры; каждый должен сам вкусить и увидеть, яко (как) благ Господь (ср.: Пс. 33:9)».

Согласно отцу Иоанну, только тот, «кто сам вкусил дара небесного и был причастником Духа Святого, и вкусил доброго Божьего глагола и силы грядущего века, того вера основательна».

12

И подобно тому, как истина и добро открываются сердцу как мир, радость, жизнь и свобода, так и тем более Сам Бог – Источник жизни, истины, добра и красоты – есть для сердца человеческого свобода, истина и жизнь.

«Христос, введенный в сердце верою, восседает в нем миром и радостью. – пишет отец Иоанн. – Недаром говорится о Боге: «свят еси и во святых почиваеши⁵⁶».

А в другом месте отец Иоанн Кронштадтский говорит, что «в сердце человека происходит то приближение его к Богу, то отдаление от Бога, и вместе с этим – то покой и радость, то смятение, страх, теснота, то жизнь, то смерть духовная». Или вот еще более всеобъемлющее утверждение отца Иоанна: «Когда у нас… Христос в сердце, то мы всем довольны бываем: и неудобство для нас как лучшее удобство, и горькое – как сладкое, и бедность – как богатство, и голод – как сытость, и скорбь – как радость, а когда нет Христа в сердце, тогда человек ничем не доволен, ни в чем не находит счастья; ни в здоровье, ни в удобстве… ни в богатых палатах… ни в чем».

Или вот, наконец, еще одно из слов: «Как тело без воздуха, так душа без Духа Святого ни минуты не может жить истинною жизнью… чистым, воздержным житием старайся непрестанно быть в общении с Богом, ибо без Него душа умирает».

13

В свидетельствах отца Иоанна Кронштадтского о его внутреннем, опытном познании Бога особенно замечательно указание на близость Божию к человеку как на некоторое свойство самого человека. «Бог ближе к нам всякого человека во всякое время, ближе моей одежды…воздуха, света…Я Им живу душевно и телесно, Им дышу, Им мыслю, чувствую, соображаю, намереваюсь, говорю, предпринимаю, делаю…надо так поставить себя, чтобы ничто не вытесняло Его из наших мыслей и сердца, ничто не загораживало Его… никакое пристрастие… Но когда я грешу или имею пристрастие к чему-либо, тогда Он далеко от меня, не по пространству… а по моему сердечному удалению от Него… по действительному оставлению Им меня Своею благодатью»⁵⁷.

14

С точки зрения догматического богословия, учение о близости Бога к человеку совпадает с учением о том, что человек создан по образу и подобию Божию, то есть носит образ Божий в себе. Отец Иоанн Кронштадтский, конечно, сознает, что именно богообразность человека обуславливает близость к нему Бога.

«Обратите самое тщательное, самое ревностное внимание на образ Божий, по которому сотворена наша душа, – пишет он, – вот что в нас особенно дорого и любо Богу и чем мы должны быть все любезны и дороги друг другу; дорога Богу наша душа, Его образ, Его портрет живой… а образ Божий состоит в правде и святости, незлобии, смирении, чистоте, терпении, в свободном стремлении ко всякой добродетели».

Примерно то же, но, может быть, более ярко выражено и в следующем отрывке.

«Что Творец мог дать больше творению Своему, чем то, что Он дал ему, сотворив его по образу и подобию Своему, сделал его богом по причастию, по разуму, святости и правде, по свободному произволению? О, дорожи, человек, больше всего на свете тем, что в тебе – по образу и подобию Божию, и не порабощайся тлению греха».

Также и величайшая близость Бога к Божией Матери или «причина к Ней величайшего благоволения Божия», по словам отца Иоанна Кронштадтского, есть тоже «Ее чистейший в душе и в теле образ Божий и подобие Божие», и далее: «Причина Ее величия как Божией Матери есть беспредельная любовь Божия к Своему падшему образу в человеках и восстановление его через тесное общение с человечеством и возведение его к первобытному совершенству и вечному блаженству».

В своих проповедях отец Иоанн Кронштадтский излагает это православное учение об образе Божием в человеке, о его повреждении вследствие грехопадения и восстановлении Иисусом Христом полнее и систематичнее, чем в дневниках, пользуясь при этом языком древних отцов Церкви. «Бог делается человеком, чтобы человек сделался Богом…основание этому то, что человек сотворен вначале по образу и подобию Божию, то есть правым, чистым, святым, разумным, свободным, бессмертным…чтобы соединить опять образ с Первообразом (после грехопадения)… искупить погибшего…Сын Божий сделался Сыном Человеческим – и сынов человеческих творит сынами Божьими». В беседе о сотворении человека отец Иоанн Кронштадтский даже слово «образование» толкует как восстановление образа Божия, а слово «преподобный» – как «подобный Богу». Уподобление Богу, по выражению некоторых – обожение, или полное причастие божественной жизни, по выражению других учителей Церкви, и есть цель жизни… Этой терминологией пользуется и отец Иоанн Кронштадтский: «Бог требует от человека, чтобы он совершенно уподоблялся Ему, как образ – подлиннику».

В другом месте отец Иоанн описывает, какими могли быть первозданные люди, в которых образ Божий не был искажен грехом: «Ум их был светел и без труда знал все окружающее. Сам Господь Бог был светом их разума, и самое первое, животворнейшее для них знание было знание Господа Бога; сердце их было полно любви к Богу и друг к другу и блаженно сей любовью… Первые люди Богом жили, Богом утешались, Богом дышали».

Так богословствует отец Иоанн Кронштадтский в своих беседах и проповедях, а в дневнике своем вот что записывает он о себе самом: «Люблю я молиться в храме Божием, особенно в святом алтаре, у престола или…жертвенника…ибо чудно изменяюсь я в храме благодатью Божьей; в молитве покаяния и умиления спадают с души моей терзания, узы страстей, и становится так легко; все обаяние, вся прелесть страстей исчезают, я как бы умираю для мира, и мир для меня со всеми своими благами; я оживаю в Боге и для Бога, и весь Им проникаюсь и бываю един дух с Ним; я делаюсь как дитя, утешаемое на коленях матери; сердце мое тогда полно пренебесного, сладкого мира; душа просвещается светом небесным; все светло видишь, на все смотришь правильно, ко всем чувствуешь дружество и любовь… О, как блаженна душа с Богом! Церковь – истинно земной рай».

Сопоставление двух только что приведенных отрывков, одного – взятого из беседы, а другого – из дневника отца Иоанна Кронштадтского, убедительно показывает, что источником богословствования отца Иоанна действительно был его личный духовный опыт. Потому-то даже чисто догматические утверждения отца Иоанна Кронштадтского в его устах и под его пером получают неотразимую силу жизненного свидетельства. Очевидно, что, только испытав в себе самом как бы некоторое восстановление образа Божия, он с такою живостью мог записать и нижеследующие слова: «Господи! Как свойственно Первообразу привлекать, усвоять себе образы, вселяться и жить в них, – так тем, кто по образу Твоему (созданы), должно быть свойственно стремиться со всею любовью, со всем сердцем к Первообразу, прилепляться к Нему».

15

В учении об образе Божием в человеке заключается не только объяснение близости Бога к человеку, несмотря на бездну, отделяющую Творца от твари, но и обоснование истинной человеческой свободы в Боге. Бог – абсолютно свободен, поэтому, приобщаясь Божественной жизни, творя волю Божию, человек не теряет, а обретает настоящую свободу. Но благодаря тому, что человек носит образ Божий в себе, благодаря тому, что он похож на Бога и потому сроден Ему, воля Божия не есть нечто внешнее, чуждое человеку, и она не может нарушать свободы человека. Напротив, в Боге человек находит самого себя и, творя волю Божию, становится подлинно самим собой.

Вот несколько строк отца Иоанна, в которых выражается это православное обоснование истинной человеческой свободы: «Что значит служить Богу? Значит обращаться и прилепляться образу к Первообразу, малой капле жизни – к бесконечному Источнику Жизни… к Источнику Свободы, к Источнику Премудрости и Разума». Все это приводит человека к сознанию своего богосыновства, а Бога – свои Отцом, что в такой полной мере стало возможно только благодаря Христу, так как Он восстановил в человеке поврежденный грехом образ Божий и тем самым усыновил человека Богу Отцу. Поэтому истинные христиане вместе со Христом, по Его завету, и могут называть Бога Отцом. В этом выражается радостное, блаженное сознание своего богосыновства, которое всегда является признаком настоящей христианской жизни. Это сознание в сильнейшей степени присуще отцу Иоанну Кронштадтскому.

Вот одно из его многочисленных свидетельств об этом: «О, какое высокое счастье и блаженство, какое величие, какое достоинство призывать вечного Отца! Дорожи постоянно и неизменно этим… блаженством, которое предоставили тебе бесконечная благость Бога твоего, и не забывайся во время молитвы твоей. Тебе внимает Бог, тебе внимают Ангелы и святые Божии человеки. Фев. 26-го, 1864 года. Прослезился я, писав эти строки»⁵⁸.