Глава 10. Отец Иоанн о церкви

1

Приведенные в предыдущей главе свидетельства отца Иоанна Кронштадтского в достаточной мере показывают, как свободно, как искренне он приемлет Божественную истину и что именно к такому ее приятию он и призывает. Но во всем своем доступном человеческому восприятию объеме христианская Истина открывается все же не отдельному человеку, а Церкви через Священное Писание и предание, которые она и хранит. Вне использования опыта Церкви религиозные построения отдельного человека не только не полны, но зачастую неверны. Необходима постоянная проверка личного опыта человека опытом Церкви.

Часто встречающиеся теперь возражения религиозных индивидуалистов против необходимости верующим принадлежать к Церкви неосновательны. Даже в любой чисто земной области человек беспомощен, если не пользуется опытом других людей. Что бы мог, например, изобрести теперь человек, если бы он пренебрег достижениями прошлых поколений и своих современников и ему пришлось бы начинать свою работу с открытия законов арифметики, алгебры и геометрии? В то же время очевидно, что для обретения каких-либо определенных знаний и навыков необходимо войти в объединение людей, занятых хранением и передачей именно этих знаний. Все человеческие объединения связаны определенными целями и знаниями и каждому из них присущ свой особый дух. Спортивные, например, знания, сноровку и дух лучше всего приобретать именно в спортивном обществе.

Естественно поэтому, что дух всеобъемлющей бескорыстной любви и знания о том, как его обрести и сохранить, нужно искать именно в том «обществе людей», которое около 2000 лет имеет как раз главной задачей обретение и хранение этого духа, то есть в Церкви. Вот что пишет отец Иоанн Кронштадтский о Церкви как о школе спасения: «Дело спасения душ наших есть самое высшее мудрое дело – и учиться этому делу, этому мастерству надо у тех, кому открыто это дело, кто исполнил это дело, а это дело – спасения, дело – покаяния открыто особенно святым… Святые же оставили это духовное наследие, это искусство покаяния и спасения Церкви Православной… У нее-то и будем учиться покаянию и спасению».

Но Церковь не есть вовсе только одно из человеческих обществ, а богочеловеческий союз. Она оживотворяется не каким-либо, а Божественным Духом, Который и сошел на землю именно для того, чтобы создать самую Церковь, и сошел не на отдельного человека или на отдельных людей, а на людей, уже объединенных единой верой и духовной жаждой, и потому богочеловеческая жизнь, вдохновляемая Духом Святым, возможна только в Церкви. В словах отца Иоанна Кронштадтского раскрывается не что иное, как самая сущность этой богочеловеческой жизни, и потому естественно, что у него же находим мы и множество вдохновенных слов о Церкви.

2

Отец Иоанн Кронштадтский жил в ту эпоху, когда в России по–новому раскрывалось именно богословие Церкви (экклесиология). Начало этому было положено славянофилами во главе с А.С.Хомяковым. Это именно Хомяков учил тому, что «познание Божественных истин дано взаимной любви христиан (и не имеет другого блюстителя, кроме этой любви)», вследствие чего «непогрешимость (в познании Божественных истин) почиет единственно во Вселенской Церкви, объединенной взаимной любовью», а так как эта объединяющая любовь не есть просто человеческая, а Божественная, Хомяков утверждал еще, что «Церковь есть откровение Святого Духа» и даже «Сам Бог в откровении взаимной любви». Этим определилось для него, что «единство Церкви есть не иное что, как согласие личных свобод», и что «Церковь не авторитет, как не авторитет и Бог, не авторитет Христос, ибо авторитет есть для нас нечто внешнее». Все эти положения входят в прославившее Хомякова учение о соборности Церкви.

После славянофилов оно было по-разному развиваемо и углубляемо как в русском богословии, так и в русской философии.

Так, например, сравнительно недавно митрополит Антоний (Храповицкий) развивал мысль, что единство людей в Церкви имеет своим прообразом всесовершенное единство в Любви Лиц (Ипостасей) Святой Троицы. В этом он видел обоснование того, что принадлежность к Церкви, укореняющая человека в Истине и Любви, тем самым утверждает его истинную свободу (автономию).

Только основательное изучение переписки отца Иоанна Кронштадтского, если бы это стало возможно, могло бы, может быть, показать, испытал ли он какое-либо влияние современных ему новых русских богословов и мыслителей, но и без этого нельзя не видеть, что по своему духу, в своих мыслях о Церкви отец Иоанн весьма сроднен с ними. В этом вопросе он является человеком своей эпохи. В писаниях отца Иоанна Кронштадтского ясно чувствуется, что Церковь для него есть, во-первых, живое единство людей, связанных с Богом и между собою Духом Божественной любви, что, во-вторых, Церковь является хранительницей живой Истины и, в-третьих, что человек – в Церкви – не лишается свободы, а утверждается в ней.

3

Единство Церкви для отца Иоанна Кронштадтского, прежде всего, основано на единстве человеческого рода: «Все мы земнородные, – пишет отец Иоанн, – точно вода, точно воздух, точно дерево многоветвистое, составляем одно целое, хотя часто расторгаемое по зависти врага самолюбием, раздражительностью, враждой… гордынею… и другими страстями». В то же время и для отца Иоанна (как, например, и для митрополита Антония (Храповицкого)) единство Церкви существует и должно оберегаться, потому что существует единство Бога в Трех Лицах:

« Как Троица – Бог наш, – говорит отец Иоанн, – едино Существо, хотя и три Лица, так должны быть и мы – едино… как бы… один человек, один ум, одна воля, одно сердце, одна доброта без малейшей примеси злобы, – словом, одна чистая любовь, как Бог есть Любовь».

Это единство всех людей, в котором выражается образ Троичного Бога в человечестве, есть для отца Иоанна Кронштадтского исполнение данного людям Самим Иисусом Христом завета: «Великая заповедь… блюсти единение духа, – пишет отец Иоанн, – об этом молился… Сын Божий… Отцу: Отче Святый! Соблюди их во имя Твое… их же дал еси Мне, да будут едино, яко же и Мы (ср.: Ин. 17, 11, 20, 21)… Кто желает всех соединить, сделать как бы одной душой и делает так, тот, значит, исшел от единого Бога… Учители, приходящие не от Бога… вносят… разъединение… Таков Лютер⁵⁹, таковы расколоучители, таковы все еретики… Слава вере христианской – православной! Истинный плод ее всегда был и есть единение верующих между собою чрез любовь и обольщение…».

Богообразность всего человечества, выражающаяся в его единстве и в стремлении к нему, согласно отцу Иоанну, – обусловлена, разумеется, и тем, что богообразен и каждый человек: «Прилепившийся к Богу непременно и как бы естественно любит и ближнего, потому что ближний есть образ Божий». Для отца Иоанна Кронштадтского, как для всякого истинного христианина, любовь к Богу и к людям составляют одно нераздельное целое: «Один дух должны мы быть с Господом – дух святыни, дух любви… кротости, долготерпения, милосердия. Кто не имеет этого духа в себе, тот не Божий. Итак, я должен быть любовь, единая любовь, всех считать за одно…, да все едино будут – буди! Господи, помоги!».

Таких слов о единстве в любви, в которых слышится у отца Иоанна Кронштадтского одновременно призыв и молитва, очень много, и, хотя все они и сходны, они исполнены такой живости, что всегда новы.

Вот еще несколько таких строк: «Жизнь сердца есть любовь, смерть его – злоба и вражда на брата. Господь для того нас держит на земле, чтобы любовь к Богу и ближнему всецело проникла в наши сердца: этого и ждет Он от всех. Это цель… мира».

4

Если для грешных людей единство в любви скорее только задано, то для святых и Ангелов, в которых Божественная любовь вытеснила или пожгла все, что ей мешало, оно в значительной мере уже осуществлено. Единство Ангелов и святых и есть Церковь торжествующая. Отец Иоанн перестает свидетельствовать, что «Церковь – святые Божии, Матерь Божия… святители, мученики, преподобные, праведные и все святые – Тело Спасителя, а Он Сам – Глава их… (они) един дух с Господом… и один Дух в них, Дух Божий, как душа в едином теле, и един Бог и Отец в них».

Об единстве в Церкви отец Иоанн, можно смело это утверждать, богословствует (как, впрочем, и обо всем) не столько от разума, а от своего внутреннего религиозного опыта. Он чувствовал сердцем как близость Бога, так и небожителей.

«Владычица Богородица, святые Ангелы и все святые, – пишет он, – так же близки ко мне, когда я чистым, всецелым сердцем призываю их, как близка мне моя душа, и так же слышат меня, как слышу я себя, ибо все – едино тело, един дух, едина Церковь Ангелов и человеков. Какое отношение имеют друг к другу члены тела, такое отношение имеют друг к другу члены Церкви: друг другу служат, друг другу помогают, друг друга поддерживают, друг друга спасают. (А у протестантов?)».

«Веруй твердо, – настаивает он в другом месте своего дневника, – что ты мыслишь, чувствуешь, говоришь, движешься… действуешь всегда в Боге… Он заключил тебя в Себе, проникает тебя и знает… В Боге же и Божья Матерь, все святые Ангелы… все святые. Чего же ближе? Призывай же с верою, упованием и любовью Самого Господа… так и святых Его… (и) Ангелов… твердо веруя, что они находятся лицом к … твоему сердцу».

Отец Иоанн утверждает, что и всякий человек, поскольку он благочестив, очень близок к Богу, к Божией Матери и к другим небожителям: «Святые Божии человеки один дух с Господом; так и все, благочестиво живущие на земле. Великая… честь земнородным! Но… какое бесчестие… непокорным! Они – один дух с диаволом, от которого всех нас избави, Христе Боже!»

5

Для отца Иоанна очень характерно, что он как близость Бога, так и всех членов Церкви, начиная с Божией Матери и святых Ангелов и человеков, чувствует более всего в храме и во время богослужения.

Обозначение одним и тем же словом – Церковь – храма и единства Ангелов и человеков во Христе является для него не внешним совпадением, как для многих, а как бы некоторой духовной неизбежностью.

Для него Церковь – Тело Христово познается более всего как живая реальность именно в храме, и потому для него храм (церковь с маленькой буквы) и Церковь (с большой буквы) – как бы одно. «В храме, особенно в храме, – пишет отец Иоанн, – происходит сопряжение душ верующих, ищущих Бога, со своим Первообразом, Первоначалом, Создателем… обручение Богу». «В церкви я поистине как на земном небе, – исповедует он в другом месте, – тут вижу лики Господа, Пречистой Богородицы, святых Ангелов; тут Престол Божий, тут Крест Животворящий, тут Евангелие вечное, этот глагол Божий, коим все сотворено; тут лики святых; я чувствую себя в явном присутствии Божьем, Его Матери, Небесных сил и всех святых. Это истинное Небо земное, тут сознаешь и чувствуешь себя действительным членом Тела Христова и Церкви Его, особенно вовремя Пренебесной Литургии и причащения Святых Таин Тела и Крови Христовой. О, как же я должен жить… чтобы достойно быть в этом земном Небе».

Последние слова лишний раз показывают, что Литургия и Таинство Евхаристии в особенности были подлинным центром его религиозной жизни.

Об этом приходится говорить почти в каждой главе настоящего труда, но иначе и быть не может, так как где присутствует или вспоминает отец Иоанн, там наличествует и свидетельство о великом значении Евхаристии и Литургии. В словах его о Церкви такое свидетельство о Евхаристии, конечно, совершенно неизбежно, так как Евхаристия имеет центральное значение и для самой Церкви.

Церковное единство осуществляется более всего через это Таинство и в нем находит свое выражение, и отец Иоанн Кронштадтский более чем кто-либо знает об этом. К приведенным уже в других главах настоящей работы выпискам из его творений, касающимся Литургии, не лишним будет добавить еще следующие его слова: «Во время Литургии небо и земля соединяются вместе; Бог с человеками, небесные Ангелы с человеками земными, все лики святых. О, какой блаженный союз».

6

Зная, как живо отец Иоанн ощущал и переживал реальность Церкви, нельзя удивляться тому, что он именует ее то матерью, то семьей. В этих наименованиях находит свое выражение полнота и глубина его религиозного опыта. Не умом, а всем существом своим познавал он Церковь. Вот слова его о Церкви как матери людей: «Некоторые из прогрессистов почитают Церковь врагом для себя. Но если есть кто любвеобильнее, благожелательнее и мудрее в своей любви относительно людей (после Бога), то это Церковь: все, что есть сообразнейшего с нашею природою и благопотребнейшего (полезного) для нее – все это заключается в Церкви… подобно… как в Евангелии… глаголы живота (слова жизни). Церковь есть истая мать всего человечества, право верующего во Христа, самый верный друг христиан. Она…отвечает всем существенным потребностям души и тела христианина…подаянием помощи силою Господа Иисуса Христа и Духа Святого, Которым всяка душа живится⁶⁰.

А вот слова о Церкви как семье: «Церковь Божие как бы великое, святое семейство, в котором Бог – Отец, Пресвятая Богородица, Матерь Господа Иисуса Христа – Матерь наша, Ангелы и святые человеки – старшие братья, и мы все – братья… порожденные Церковью в одной купели крещения Духом Святым. Младшие естественно обязаны почтением к старшим, естественно подчинены им, как несовершенные, просят у старших молитв за себя у Бога, так как они друзья Божии…».

7

Если такова Церковь, если она мать, если она семья, если она союз или царство Любви, если она единое Тело Христово, в которой Христос Глава, если она вся пронизана и напоена единым Духом Истины и Любви, если она – одно с Богом, – то может ли Истина, обитающая в ней, быть чуждой нам, а Церковь стеснять нашу свободу? Ответ может быть только один: конечно, не может.

Выше было сказано, что, живя в Боге, творя волю Божию, человек становится сам собою и обретает настоящую свободу. То же самое должно сказать о человеке и в отношении Церкви, так как единение с Богом осуществляется через любовь к людям и через единение с ними, то есть в Церкви.

Как об этом уже упоминалось, впервые в русском богословии об Истине и Церкви, притом с особой убедительностью, говорил Хомяков. Нелишним будет привести здесь еще некоторые его слова: «Человек находит в Церкви не чуждое что-либо себе. Он находит в ней самого себя, но… не в бессилии… одиночестве, а в силе… духовного… единения со своими братьями, со своим Спасителем… Он находит в ней то… что есть совершенного в нем самом – Божественное вдохновение, постоянно испаряющееся в грубой нечистоте…отдельно личного существования… Очищение, совершается непобедимою силою взаимной любви христиан в Иисусе Христе, ибо эта любовь есть Дух Божий». И далее Хомяков поясняет: «Всякая частица вещества, усвоенная живым телом, делается неотъемлемой частью его организма, и сама получает от него новый смысл и новую жизнь. Таков человек в Церкви, в Теле Христовом, органическое основание которого есть Любовь». Согласно Хомякову, только благодаря такому святому образу своего единства Церковь и может выполнить свое назначение, которое «не только в том, чтобы спасать души и совершенствовать личные бытия», а «в том, чтобы блюсти Истину откровенных тайн через все поколения, как свет, как мерило, как суд».

8

Отцу Иоанну Кронштадтскому в полной мере присуще это сознание, что Церковь есть не только единство людей и небожителей, но и обладательница и хранительница Божественной Истины и даже самая Истина. Он прямо так и пишет: «Церковь есть вечная истина, потому что соединена с Истиною – Христом и одушевляется Духом Истины». Поэтому-то, согласно другому слову отца Иоанна, «во время молитвы и при чтении слова Божия, надо иметь благоговение к каждой мысли, к каждому слову, как к Самому Духу Божию, Духу Истины. Сомнение и презорство… как яд духа лжи, надо отсекать», так как это «Дух Святой научил святых мужей, как детей простых и незлобливых, просить, благодарить и славословить Бога теми молитвами, которые влагает в уста наши Церковь».

В другом месте, высказывая те же мысли: «Благоговей пред каждою мыслью, каждым словом Церкви», – отец Иоанн добавляет: «Сливайся в общий строй… Не живи себялюбивою, отдельною жизнью». В последних словах ясно чувствуется призыв к соборности, то есть к единству в Истине и Любви, а во всех приведенных отрывках, подобных которым множество, – призыв к благоговению, которое и есть не что иное, как совершенная форма любви. И нигде у него не слышится угрозы или требования слепого подчинения. Он призывает только возлюбить Истину, как и он возлюбил ее, и в этом, конечно, свобода.

В нижеследующих словах он не только сопоставляет, но и отождествляет, истину (веру) и Церковь: «Православная вера и Церковь, как солнце, сияют в поднебесии и могут спасти всякого человека на земле. Православие – во всей своей чистоте Небесная Истина на земле, неповрежденная человеческим мудрованием».

В то же время для отца Иоанна Кронштадтского истина церковная, эта Божественная Истина – всегда человечна, она есть человеческая вполне родная нам истина: «Голос церковных чтений, песней, молитв и молений, – пишет он, – это голос душ наших, излившийся от сознания и чувства наших духовных нужд и потребностей; это голос всего человечества, сознающего и чувствующего свою бедность, свое окаянство… нужду в Спасителе, нужду в благодарении и славословии за благодеяния бесчисленные и совершенства Божии бесконечные. Чудны эти молитвы и песни; они дыхание Духа Святого».

Из этих слов отца Иоанна о том, что голос Церкви есть «голос всего человечества» и в то же время – «дыхание Духа Святого», – нельзя не заключить, что истина для него есть Истина – богочеловеческая. Да может ли быть иначе, когда Сама воплощенная Истина есть – Богочеловек Иисус Христос, Церковь – Тело Его, а глава ее – Он Сам.

9

Из изложенного следует также, что для окончательного осуществления или реализации на земле этой богочеловеческой Истины требуется, во-первых, ее откровение Богом, во-вторых, принятие ее Церковью и, в–третьих, восприятие ее из рук Церкви верующим христианином.

В нижеследующем отрывке отец Иоанн и отмечает этот тройной образ откровения, передачи и восприятия Истины: «Если истина чего-либо открыта в Божественном слове, исследована и объяснена богопросвещенным умом святых мужей, прославленных Богом, и познана сердцем в … свете и животворности, тогда сомневаться в ней, недоумевать о ней есть тяжкий грех… дьявольское кичение ума и сердца».

Стоит ли говорить, что во всех трех указанных моментах осуществляется свобода, так как в каждом из них проявляется любовь. По любви, свободно Бог открывает Свою Истину людям; свободно, движимая Духом любви, Церковь принимает ее и передает своим детям, и те, свободно, любя Церковь, как мать, принимают из ее рук эту Истину, испытуя ее любящим сердцем.

10

Теперь надлежит сказать, что свободно познанная и свободно принятая Истина, в конце концов, становится для человека законом, нарушение которого влечет самые гибельные последствия.

Дело, конечно, не в том, что будто бы Бог властолюбив и наказывает Своих ослушников и даже мстит им, но в том, что нарушение свободно принятой воли Любимого есть отказ от Любви, измена самому живому и светлому, что есть в человеке, в конце концов – отречение от самого себя, попирание своей собственной жизни и свободы.

Ниже будет показано, что отец Иоанн Кронштадтский именно в таком духе понимал всю пагубность и отвратительность греха, а в послушании Богу и Церкви видел не нарушение, а осуществление истинной свободы; теперь же надлежит сказать еще, что Церковь, как Истина, также более всего постигалась отцом Иоанном через Евангелие, Священное Писание вообще и богослужебные тексты: «Иисус Христос вчера и днесь Тойже и во веки (Евр. 13, 8); так и истина Божия – все, что читается в Евангелии… канонах, акафистах, Псалтири, – одна и та же вечно; она и теперь та же, какою ты нашел ее в первый раз, или когда молился усердным сердцем, чувствовал всю истину, сладость, мирность и животворность ее. Ты изменяешься… становишься к ней в разные отношения, а она – одно и то же – вечное солнце, просвещающее, согревающее, оживотворяющее».