Воспоминания старого профессора (с 1847 по 1913 год)

Старость любит вспоминать старое доброе время, живя, можно сказать, более прошлым, чем настоящим. А потому читатели, вероятно, не особенно удивятся появлению моих «Воспоминаний».

Должен, однако, сказать, что эти «Воспоминания» вызваны не столько внутренней моей потребностью поделиться впечатлениями из прошлого, может быть не безынтересными для читателей, сколько внешними возбуждениями, именно настойчивыми просьбами моих дорогих сослуживцев по Санкт-Петербургской духовной академии, чтобы я поделился своими воспоминаниями из многих лет моей академической службы, сначала в Московской духовной академии (4 года), а потом в Петербургской (29 лет) и, кроме того, тем, что мною пережито во времена моего студенчества (1859–1863).

Означенные настойчивые просьбы моих бывших коллег особенно усилились пред столетним юбилеем нашей С.-Петербургской академии в 1909 г. и во время празднования его. Но сначала я решительно отклонял эти просьбы, стесняясь, по свойству своего характера, выдвигать свою личность, если не на первый план, то во всяком случае на весьма видное место, что неизбежно, в большей или меньшей степени, во всяких мемуарах. Однако в день моего 50-летнего юбилея (18 ноября 1913 г.)⁶ моя решимость значительно поколебалась. С одной стороны, в этот знаменательный для меня день с особенною силою нахлынул на меня поток воспоминаний и отчасти вылился в моих речах перед делегатами от С.-Петербургской академии (заслуженный профессор и директор С.-Петербургского археологического института Н. В. Покровский и профессор протоиерей П. И. Лепорский), почтившими меня посещением в гатчинском моем уединении и привезшими тронувший меня до глубины души адрес от моей дорогой матери – академии. С другой стороны, среди дружеской беседы по этому случаю опять начались речи на прежнюю тему о воспоминаниях с усиленным настаиваньем на их составлении. Все начало клонить меня в сторону, противную первоначальному моему решению.

Последний толчок в этом направлении дал многоуважаемый редактор «Христианского чтения», потребовавший от меня какой-либо статьи для этого журнала «по случаю моего юбилея». Справедливости его требования я не мог отрицать и решился его исполнить. Но все-таки сначала я думал представить в редакцию нечто из моих академических чтений по догматическому богословию. Однако, под конец, меня взяло раздумье: не лучше ли поделиться с читателями этого старейшего академического журнала моими воспоминаниями, преимущественно из академической жизни и через то удовлетворить и редакцию академического журнала, и желание моих дорогих коллег по академии. Нечто, думал я, из академических моих лекций, заслуживающее напечатания, может, если будет то угодно Богу, сохраниться в моих рукописях и не пропасть для читателей и после моей смерти, а мои воспоминания, если я буду медлить да раздумывать, могут сойти со мною в могилу, которая, во всяком случае при 77-летнем моем возрасте (1836–1913), от меня недалека. При этом приходили мне на мысль следующие соображения. Быть может, краткая летопись моей жизни для пожилых читателей нашего духовного журнала представит нечто небезынтересное в том отношении, что напомнит достолюбезную многим старину, а для молодого поколения даст еще и нечто, не лишенное поучительности. А затем летопись человека, прожившего всю сознательную жизнь в тесной, неразрывной связи с духовною школою, может оказаться небесполезною и вот еще в каком отношении. В настоящее время, когда поднят вопрос о коренном преобразовании духовной школы, не послужит ли она в качестве как бы своего рода исторической справки из прошлого нашей духовной школы. Все эти соображения окончательно склонили меня к составлению моих воспоминаний.

Вот, благосклонные мои читатели, история происхождения моих «воспоминаний».

Да простят они: 1) неточность некоторых хронологических данных, ибо я никогда не вел дневников и даже хотя бы кратких записей, о чем теперь очень сожалею; 2) что я невольно ставлю себя в центре совершающегося вокруг меня, чего всячески хотел бы избежать, но, как увидят они, далеко не всегда мог; 3) ошибки памяти и свойственные человеческой слабости пристрастия относительно лиц и событий, встречавшихся на моем жизненном пути, хотя старался в этом отношении быть объективным и беспристрастным, насколько мог, наконец 4) множество мелочей из обыденной жизни, которые попали в мои воспоминания и которых я не избегал, полагая, что они иногда служат лучшей иллюстрацией событий и лиц, чем голословные их характеристики.

Гатчина, 29 ноября 1913 года