Глава 18. День отца Иоанна

1

В жизнеописаниях святых или праведных людей нередко бывают выделены в самостоятельные главы некоторые виды их подвижничества, как- то: затвор, постничество и другие. В большинстве книг об отце Иоанне Кронштадтском можно встретить главу: «День отца Иоанна».

Выделение этой темы в отдельную главу глубоко оправдано, так как самое повседневное распределение времени в течение большей части священнической жизни его является как бы особым видом подвижничества. Правда, каждый почти человек посвящает большую часть своего времени труду и заботам, и нередко это приближается к настоящему подвигу, но все же это делается, чаще всего, в личных интересах. Кроме того, как бы ни мал был их досуг, большинство людей пользуется им по своему желанию. У отца Иоанна своего досуга, в сущности, не было, а время трудов было всецело посвящено другим.

Но это не означает, что он был лишен свободы. Нет, внутренне он был, конечно, свободнее многих, потому что жил по призванию, исполнял то, к чему был призван свыше, творил не свою, а Божию волю. Кроме того, он не был обременен обычными для большинства людей заботами о том, что есть, что пить, во что одеться. Эта забота была снята с него. Если это так, то, может быть, кто спросит: где же здесь подвижничество? На это надо ответить, что христианский подвиг не есть вовсе стремление обнаруживать свою человеческую силу или выносливость, ставить рекорды – это было бы спортом (имеющим свою относительную ценность), и не есть стремление мучить себя – это было бы изуверством. Не есть он также и погоня за счастьем, хотя бы и самым высоким.

Подвиг христианина – это неустанное приготовление себя к восприятию вдохновения любви, вдохновения Духа Святого, а когда оно дано, то неуклонное исполнение внушенного свыше. И при всех обстоятельствах это – непоколебимое усилие творить волю Божию. Если этот подвиг не есть погоня за счастьем, то он всегда есть стремление к настоящей, подлинной и полной жизни, а в ней и с нею, если только она зачалась и растет, христианин обретает и свет, и блаженство неомраченной любви, в которой – Бог.

2

Предлагаемое здесь описание дня отца Иоанна Кронштадтского относится ко времени, когда он приобрел уже большую известность. Такой образ жизни сложился у него не сразу. До 1889 года отец Иоанн, например, преподавал еще в гимназии и много времени посвящал организации Дома Трудолюбия. Но, начиная с 90-х годов, обычный день его слагался примерно так, как он описан в настоящей главе.

Отец Иоанн вставал в пятом часу утра. Около получаса посвящал он утренней молитве и молитвенному приготовлению ко Святому Причащению. Есть сведение, что совершал он это нередко, ходя по садику, бывшему при его доме, притом даже в холодную погоду. Дольше он молиться не мог, так как с утра, иногда с ночи, поджидали его желающие его видеть.

Первое время, еще до ухода в собор, он принимал у себя некоторых из них, но позже, ввиду того, что поджидавших была уже целая толпа, – это стало невозможным. В ранние годы своего служения он сам выходил раздавать подаяние выстроившимся перед его домом нищим. Впоследствии это делал кто-либо другой по его поручению, и «строй» ждавших подаяния выстраивался уже при соборе. Наконец, если отец Иоанн сперва, как сказано выше, шел на раннюю службу пешком, сопровождаемый просителями, то в годы своей всероссийской известности, по причине все той же толпы, его усаживали зимой в сани, а летом в экипаж. Но и за сани, и за экипаж цеплялись. Попасть же в самый храм даже через особую ограду у алтаря, случалось, он мог только под охраной полиции.

В одной из предшествующих глав было описано, в присутствии какой толпы он служил, исповедовал и причащал и как в самом храме народ воздействовал на него через личные просьбы, записки, телеграммы, письма и просто через молчаливое выжидание. По окончании Литургии ему, можно сказать, уже ничего не оставалось, как до поздней ночи совершенно отдаться этому народу.

3

Сразу же по выходе из собора, с большим трудом посаженный в экипаж, заехав на 15–20 минут домой, а иногда и не заезжая, он мчался к поджидавшим его в Кронштадте паломникам. Иногда он ехал для этого в Дом Трудолюбия и находящийся при нем странноприимный дом, иногда к отдельным гражданам Кронштадта, своим прихожанам, но чаще всего в некоторые из частных гостиниц или странноприимных домов.

Постепенно их образовалось очень много; в жизнеописаниях отца Иоанна, изданных в середине 90-х годов, их насчитывалось уже двадцать. Сохранились описания этих домов. Они были разного типа, начиная с похожих на простые ночлежки для самых бедных посетителей, где спали вповалку, кончая гостиницами с хорошими отдельными номерами, некоторые из которых были приспособлены для больных. Во всех домах имелась одна большая комната или зала – с иконами, где отец Иоанн и служил молебен, и беседовал с приехавшими его повидать.

Кое-где и в его отсутствии в таких залах-молельнях совершались службы: утреня, вечерня, повечерие, акафисты, иногда при участии какого-либо заезжего священника, иногда и без него. Читались во время этих служб и те или иные произведения из таких частных гостиниц и странноприимных домов иногда не лишены юмора, иногда переходят даже в сатиру.

4

Бесспорно, то, что некоторые владельцы этих домов эксплуатировали почитателей отца Иоанна и злоупотребляли его именем. Это давало повод к нареканиям на него самого в среде его недоброжелателей и антирелигиозно настроенных людей. Люди, ближе знавшие духовную высоту его, старались всегда показать, что ему нельзя вменить этих злоупотреблений. Одни из них утверждали, что высоко настроенный отец Иоанн просто не замечал творившегося, другие, напротив, что он вынужден был терпеть некоторое вполне известное ему зло. Так, например, протопресвитер отец Г. Шавельский пишет: «Свет и духовная теплота отца Иоанна распространялась по всей России и даже за пределы ее. Но в самом Кронштадте много оставалось мрака и тьмы. Кронштадт, постоянно переполненный паломниками, стал местом обильных благотворений, постоянных и скорых. Почуяв легкую добычу, потащились туда тунеядцы, бродяги и всякие бездельники. Рядом с этими, отца Иоанна тесным кольцом окружали иного рода хищники – эксплуататоры, начавшие торговать благодатью отца Иоанна, вымогая за скорейший доступ к нему иногда большие суммы. Отец Иоанн, занятый молитвой, перегруженный трудами, часто обессиленный, не замечал всего этого. А власть имущие не остановили зла, не навели порядка».

Мнению отца Г. Шавельского можно противопоставить иное – одного из жизнеописателей отца Иоанна: «По поводу этих странноприимных домов часто слышатся негодующие протесты, – пишет этот автор, – как это позволяет отец Иоанн торговлю своею милостью и своими услугами, ведь знает же он о гешефтах окружающих лиц? – Да, знает. Знает и ведет постоянную борьбу со злом, но физических сил не хватает справиться со всеми окружающими хищниками, которым прежде всего помогают сами же почитатели батюшки. Прогонит он какого-нибудь хищника, и затем десятки почитателей неотступно начинают просить за прогнанного, а последние бегают за батюшкой, на коленях заливаются слезами»⁷⁰.

Некоторых людей приводило в Кронштадт желание просить у Бога через отца Иоанна исцеления себе или близким, других – покаяние, стремление исправить свою жизнь, третьих – найти разрешение трудного жизненного вопроса, иных – жажда утешиться, укрепить свою веру. Многие шли за материальною помощью для себя или для других. Были желавшие получить благословение на какое-либо дело. Бывало немало и желавших поблагодарить отца Иоанна за молитвенную помощь, например, за исцеление по заочным его молитвам. Наконец, приходили то крупные, то скромные жертвователи, хотевшие вручить свое приношение именно ему. Жертвовали деньги, жертвовали вещи для бедных и священные предметы на храм, нередко дарили что-либо и лично отцу Иоанну.

Если и были, как указано выше, среди стремившихся в Кронштадт «тунеядцы и бездельники», то трудно сомневаться в том, что большинство было из тех, кто так или иначе тянулись к Свету. И вот ради них, ради малых сих (ср.: Мф. 18, 14), жаждущих увидеть то, что выше их самих, вероятно, отец Иоанн и терпел многое, что было нежелательно, но нелегко было даже и ему устранить. Если же допустить, что он в какой-то мере не замечал зла, то, вероятно, потому, что люди его духовного склада иначе воспринимают самое зло в других людях. Сквозь тьму они прозревают в каждом человеке пусть слабый и дремлющий, но настоящий свет, невидимый другим, и надеются своим доверием и терпением пробудить его.

Нечего и говорить, что среди стремившихся к отцу Иоанну были люди всех сословий и разного возраста, начиная с учащихся детей, просивших, например, его молитв перед экзаменом. Но сколь бы ни были различны люди, что шли к нему, и как бы ни были разнообразны их просьбы, трудно не согласиться с нижеследующими написанными об отце Иоанне словами оригинального русского писателя В.В. Розанова: «Люди потянулись к нему не за помощью себе, не по слабости своей, но среди своего страдания – они потянулись к нему как к живому свидетелю небесных сил, как к живому знаку того, что Небеса живы, Божественны и благодатны»⁷¹.

5

Вот, для примера, один рассказ о посещении отцом Иоанном одного из частных странноприимных домов. Рассказ передан здесь в сильном сокращении, но словами подлинника. «Дом Матрены Марковны… принял праздничный вид… Комнаты были прибраны на удивление. Буквально все сияло… но… главное сияние было… на лицах паломников и паломниц, собравшихся воедино, в соседней с моей комнатой просторной горнице. (Благодаря отдельному помещению я отвоевал себе счастливую привилегию на отдельный молебен с тайной надеждой побеседовать с отцом Иоанном хотя бы на пять минут с глазу на глаз, тогда как мои соседи терпеливо рассчитывали на общую для всех молитву) Паломницы… преобладали над паломниками, и все они были разодеты по-праздничному – в ярких платках и пестрых ситцах, принадлежа… к простому классу. Мужчин было шесть… купец, солдат, двое мастеровых, какой-то осунувшийся человек с синим подбородком, по-видимому, провинциальный актер, и, наконец, некий чиновник… с сыном-подростком в гимназическом мундирчике… Чиновник… желтый, худощавый, со сгорбленным носом, черными, закрученными кверху усами… Походил на… оперного Мефистофеля⁷². Вдобавок… он был в полном параде: в мундире… в орденах и при шпаге. Центром общего внимания служила… Матрена Марковна, которая… являла собою… подобие матери-командирши своего «духовного экипажа». …На улице… стояла сторожем бабенка, которая всматривалась вдаль, не видать ли дрожек с отцом Иоанном… Она-то голосила: «Поехал к Мешковым» или: «Молебствует у Глушковых», то пронзительно кричала: «Едет! Едет!... но ложных тревог было целых пять! Наконец она влетела в горницу и с радостным исступлением возопила: «Приехал!».

…Матрена Марковна… вошла в мою комнату и… таинственно мне шепнула: «Батюшка беспременно к вам первым взойдет».

Я взглянул на часы – стрелки показывали половину третьего… Прошло десять томительных минут… и дверь в мою комнату распахнулась… Вошел отец Иоанн… вошел очень стремительно, молодой, спешной походкой, с горящим, пронзительным взором, с ярким румянцем на нервно вздрагивающих щеках, с разметавшейся по затылку русой прядью… Во всей его фигуре, в его движениях чувствовалась какая-то непередаваемая – чудесная вдохновленность человека, еще не остывшего от недавнего молитвенного порыва… «Ну, говорите, что вам нужно?» Разумеется, я сказал… разумеется, отец Иоанн прочел молитву и собеседовал… Я был подавлен великим сердцеведением кронштадтского пастыря… Да, этот человек… в первый раз… меня видевший… говорил со мною так, как будто жил под одною со мною кровлей добрых десять лет… в заключение своего краткого собеседования отец Иоанн крепко поцеловал меня в лоб и промолвил: «Спасибо за доверие, голубчик!... За доверие спасибо!».

Бедные мои соседи, как они, должно быть, истомились во время собеседования, хотя в общем оно не превышало и двадцати минут… Дверь… с шумом распахнулась, и на пороге стеснилась многоголовая… толпа. …Матрена Марковна… властным жестом заставила толпу отступить… захлопнула двери и вытащила из толпы за рукав очень жалкого на вид субъекта… «Вот, батюшка, – племянник мой, сапожник… пьет без просыпу. И до тех пор, говорит, буду испивать, пока батюшка не благословит снять с него мерку для сапог…» – «Правду она говорит?» Тот без слов, обливаясь слезами, рухнулся наземь, к ногам батюшки. Отец Иоанн пожал плечами, добродушно улыбнулся… и промолвил: «Ну, ладно, снимай!» Потом одна странница преподнесла отцу Иоанну просфоры. «Вот эту вынула о твоем здравии у Тихона Задонского. Вот эту у Тихона Калужского… а вот те две у Троице-Сергия и в Киевской Лавре». – «Спасибо, милая, только… зачем мне все это? Ведь я иерей, каждый день вкушаю просфоры?» Потом появились еще две женщины, обе, по-видимому, были сестры, старые девы, и принадлежали к купеческому сословию… в руках у каждой было по большому пакету. Одна поднесла… два шитых шелками «воздуха» для Пречистой Чаши, а другая – богато из украшенный покров для Плащаницы… Батюшка благословил обеих сестриц и опять полу укоризненно покачал головой: «Голубушки мои, спасибо, только ведь ничего не надо нашему собору – богат он и так… Вот ежели в какое бедное село послать ваше рукоделие – это дело иное!» «Как…соизволишь», – заголосили сестрицы. «Иван Павлович!» – крикнул отец Иоанн. В один миг, как из-под земли, вырос молодой псаломщик. «Вот прими, родной, – отошли в село, о котором я тебе еще вчера говорил…» В ту минуту из толпы вынырнул дюжий парень, похожий на артельщика. В руках у него был увесистый пакет. «Из Рыбинска на пострадавших от неурожая». Отец Иоанн благословил артельщика… и вручил ему одну из просфор, которыми наделила его странница. Другие просфоры он дал двум сестрицам. «Батюшка, скоро ли к нам?» – вырвался из толпы умоляющий женский вопль. Отец Иоанн встал и прошел в общую горницу. Начался молебен… Потом стали прикладываться к кресту… Как раз передо мной прикладывался чиновник… похожий на Мефистофеля, с подростком-гимназистом… он представил отцу Иоанну своего подростка с усердной просьбой благословить его перед началом учебного года. Отец Иоанн ласково погладил мальчика по голове: «В математике, поди, молодец?» Родитель пришел теперь в совершенный восторг: «Удивительно быстрый – просто не поверите!» – «А в языках, поди, слабоват?» – «Совсем слабоват…именно в языках!» Отец Иоанн сделал новоиспеченному гимназистику краткое наставление и троекратно благословил его. Гимназистик тоже все время блаженно улыбался, а когда «батюшка» стал его благословлять, вдруг заплакал радостными, детскими слезами. В глазах «Мефистофеля» тоже стояли слезы. Вдруг толпа до того стиснула отца Иоанна, что ему пришлось отступить в противоположный угол комнаты. «Ну, зачем так?... Ну, пустите!» – кратко протестовал отец Иоанн. Но ничего не помогало, и общее смятение только усиливалось: одна баба пихала ему какие-то письма «из губернии, от болящих сродственников», другая – пятирублевую бумажку на помин души какого-то Кондрата, третья… для чего-то совала целый узел с яблоками и т.д…. Без Матрены Марковны отцу Иоанну пришлось бы совсем плохо… она протискалась… взяла его под локоть и провела благополучно до чайного стола. Расторопный псаломщик тем временем отбирал от баб письма и деньги и расспрашивал у каждой, в чем дело. Наконец… и чай налит. Но не тут-то было. Едва отец Иоанн поднес чашку к своим губам, толпа, охваченная каким-то стихийным порывом, шарахнулась в его сторону и чуть не опрокинула чайный стол. Отец Иоанн тотчас же поставил чашку обратно, мигнул псаломщику и стремительно направился к выходу… толпа бросилась за ним… через кухню и коридор, на луговину двора, где у ворот дожидались обыкновенные дрожки… Добраться до… экипажа было не так-то легко. Наскоро благословляя направо и налево, оделяя мелочью протиснувшихся к нему бродяг, отвечая бегло на… просьбы и вопросы, очутился он, наконец, около дрожек. Молодой псаломщик… ловким движением подхватил его и усадил в дрожки. В одно мгновение ока он очутился в дрожках сам и, крепко обхватив отца Иоанна, в виду волновавшейся вокруг толпы, крикнул кучеру: «Пошел!». Этот быстрый маневр, однако, не помешал взобраться на дрожки и усесться в самых ногах отца Иоанна какому-то горбатому бродяжке и уцепиться сзади, за сидение дрожек, какой-то плачущей бабе в раздувающейся красной юбке»⁷³.

6

Имеется немало и других описаний посещения отцом Иоанном странноприимных домов, из которых видно, с каким тем или иным тяжким горем с разных концов России стекались люди к отцу Иоанну и как трудно было бы ему оказывать им духовную помощь, если бы не полагался он на благодатную помощь свыше. Вот, для примера, запечатленная иеромонахом Михаилом целая небольшая галерея типов разных горемык, искавших его помощи. Предлагаемый пересказ неизбежно передан здесь в возможно сжатом виде.

В квартире, разделенной на две половины, среди множества паломников находились, во-первых, торговец Тихонов с женой. Тихонов, по вине племянника, оказался невольным растратчиком. Жена спасла его в последнюю минуту от петли и полупомешанного привезла к отцу Иоанну; во-вторых, крестьянин-погорелец, у которого три раза сгорело имущество. Несчастье заставило его задуматься над неправдами своей жизни и после молитвы ему приснился путь с юга России, где он жил, в Кронштадт. Много станций и, наконец, церковь и там добрый батюшка. Двинувшись в путь, он увидал все так, как ему снилось; в-третьих, родовитый помещик, некогда крутой, от встречи с отцом Иоанном ставший кротким благотворителем; в-четвертых, крестьянин Кулибка, желавший бросить отца-пьяницу, но, по уговору отца Иоанна, отложивший на один год свое намерение.

После молебна в общей горнице отец Иоанн обходил собравшихся. Сперва подошел к «порченной» (бесноватой) Стефании, встретившей его ругательствами, сопровождавшимися корчами.

– Смотри на меня прямо!

– У-у-у-у – не хочу.

– Перестань барахтаться, смотри прямо. Господь велит.

Она взглянула. На лице – вдруг светлое изумление.

– Ты хороший, за что я тебя ругала?

Отец Иоанн бережно приклоняет ее голову к своей груди.

– Хочешь причаститься?

– Хочу…

– Будь здорова, сестра, молись Богу, борись с помыслами.

Потом очередь Кулибки.

– Что же, тяжело было с отцом?

– Легко, отрадно стало вашими молитвами.

– Друг друга тяготы носите (Гал.6.2)…

За ними отец Иоанн подходит к погорельцу, отводит его в сторону, говорит вполголоса, а у того уже слезы по щекам.

– А о дальнейшем я говорил тебе раньше, припомни…

И погорелец вспоминает снова свой сон и приснившегося священника, и то, что тот говорил ему.

Вдруг чей-то крик – это внезапно вскрикнул как бы очнувшийся Тихонов.

– Что плачешь?

Тихонов рассказывает свою историю.

– Я решил на обратном пути броситься из вагона, но… – и Тихонов зарыдал.

– Как же ты забыл про Иова многострадального? Господь испытывал веру твою.

Громкий плач затих, но жена Тихонова и он сам продолжали едва заметно плакать.

7

Посетив, сколько можно, поджидавших его в Кронштадте, отец Иоанн обычно почти ежедневно ездил в Санкт-Петербург – в летнее время на пароходе, зимой до Ораниенбаума в санях, а далее по железной дороге. Нечего говорить, что с течением лет все труднее было ему сесть на пароход, вследствие окружавшей пристань толпы.

Тяжело было и на пароходе. Сперва стали укрывать его то в отдельной каюте, то в капитанской рубке. Позже один торговец, П.А. Мотин, подарил ему небольшой пароход «Любезный». На пароходе отец Иоанн обычно просматривал газету, а потом нередко и засыпал.

«Нет нужды скрывать, что иногда отец Иоанн устает и минутами ропщет, – пишет один из его жизнеописателей, – эти минуты он, однако, считает минутами падения, измены Богу, и с плачем кается в них и на страницах своего дневника, и перед святыми иконами своей молельни».

Переезд до столицы в то время длился полтора часа. Там, на пристани, опять толпы народа и обычно наряд полиции. Множество карет от почитателей и пререкания, кому везти его.

Отправляясь в Санкт-Петербург, отец Иоанн брал с собою крест, епитрахиль, Евангелие и нередко Святые Дары. Объезд совершался по программе и начинался с трудных больных.

Но отец Иоанн посещал и торжества, например, открытие фабрики, торговых заведений и т.п.

Около домов, где он находился, быстро собиралась толпа. Входя в дом, он приветствовал евангельскими словами: Мир дому сему (Мф.10:12). Перед домашним молебном становился на колени и молился несколько минут молча и затем обращался примерно с такими словами: Где два или три собраны во имя Мое, там и Я посреди их (ср.: Мф.18:20), а нас здесь собралось много, и если мы собрались с верою и любовью, то Он, несомненно, присутствует среди нас. И так, друзья, – по вере вашей да будет вам (Мф.9:29)». И после этого отец Иоанн начинал молиться с коленопреклонениями, иногда со слезами. Кропил обычно веткой от какого-либо комнатного растения. На молебнах отец Иоанн часто произносил некоторые им самим составленные молитвы⁷⁴.

От трапезы никогда не отказывался, но ел едва-едва. «Говорят, завтракать или обедать он (отец Иоанн) попадает домой в году всего, может быть, несколько раз, – пишет один биограф, и продолжает: – Где же он обедает? Везде и нигде, всегда и, можно сказать, никогда… Там съест что-нибудь из фруктов, здесь выпьет стакан чаю, тут... кусок булки».

Тот же автор дает некоторые ценные детали, описывая посещение отцом Иоанном одной петербургской квартиры. Описанию предпослано несколько живых вступительных слов: «Подвижничество кронштадтского целителя – не тоска, не печаль, не уныние, не угрюмость! Это цветы жизни, игра утреннего солнца. Аскетизм – радость жизни, освобождение от того, что гнетет душу. Вот он входит в квартиру. Высоко, на третьем-четвертом этаже. «Мир дому сему». Чистая светлая комната; посреди большой стол, накрытый белоснежной скатертью, на нем миска и другие принадлежности для водосвятия. «А где же цветы? Цветы где?!» Хозяева удивленно глядят. А сам отец Иоанн уже спускался в сад, откуда через несколько минут воротился, неся в руках цветы, и бодрый, веселый начал молебен, уложив на белоснежной скатерти, вокруг сверкающего от солнца креста, пунцовые и голубые петуньи, левкои и бархатки»⁷⁵.

8

Обычно отцу Иоанну Кронштадтскому, как только попадал он в одну квартиру, приходилось посещать весь дом, спускаться, если пригласят, и в бедные подвалы. Зимой на Балтийском вокзале, летом – на пристани его встречала опять толпа. В окно вагона бросали письма. Он их прочитывал, а потом часто засыпал. Летом на корме пароходика, скрестив руки, совершал вечерние молитвы. После 1-го часа ночи, редко раньше, бывал он, наконец, дома, а в 5-м часу утра уже творил утреннюю молитву⁷⁶.

9

Но и дома нередко ждала его работа. Корреспонденция, подготовка проповеди, записи в его дневник. Если случалось вернуться пораньше, то даже и около 11 часов ночи порой он принимал кого-либо из поджидавших его. Так, священник В. Ильинский передает, что, не дождавшись отца Иоанна в одном из странноприимных домов, он сам отправился к его дому поздно вечером. Там его поджидала толпа. Отец Иоанн вернулся из Петербурга около11 часов… «Я пошел за ним в толпе. Когда он поднимался по ступенькам крылечка в свою квартиру, у него стали просить благословения ожидавшие его здесь учащиеся.

– Экзамен у меня завтра. «Батюшка, благословите,» – говорил гимназист.

– «Благословите и меня, у меня тоже экзамен,» – говорила девочка в форменном платье.

– И меня, и меня, – слышалось со всех сторон.

Отец Иоанн что-то говорил детям, но что – я не мог разобрать. Видно было, что у него были отношения с ними самые сердечные, а гимназиста он о чем-то расспрашивал.

Квартира отца Иоанна помещалась на втором этаже. Обстановка напоминала помещение небогатого сельского священника.

Отец Иоанн снял с себя на ходу регалии и рясу и остался в шелковом, небесного цвета подряснике. Ему никак нельзя было дать его семьдесят лет. Небольшие голубые глаза смотрели и сосредоточенно, и живо». Отец Иоанн угостил отца Ильинского чаем и хересом. «Пей! Это укрепляет здоровье…». «Я пробыл у отца Иоанна около 40 минут. При уходе он предложил служить с ним Литургию. Я сказал, что не был на вечерне и вообще не готовился. «Это ничего», – сказал он».