Глава 17. Отец Иоанн и общественная жизнь

1

Беседы и проповеди отца Иоанна не столь своеобразны, как выписки из его дневников, но и они отличаются также сдержанным стилем и живою связью с его личным духовным опытом. Проповедуя, он был озабочен более всего пробуждением в своей пастве духовной жизни, а именно: жажды Бога, жажды благодатных переживаний и отвращения от всего, что этому мешает. Не менее настойчиво раскрывал отец Иоанн значение Церкви и принадлежности к ней. В связи с этим он постоянно и горячо говорил о главном Таинстве Церкви – Евхаристии. Касался он, конечно, и других догматических вопросов, так же, как и нравственной жизни. В последней области он нередко обличал пороки, свойственные как всем людям вообще, так и отдельным классам тогдашнего общества. Людей образованных и богатых он более всего обличал в праздности, в роскоши, в пристрастии к суетным удовольствиям и в немилосердном отношении к бедным, а «простой народ» – чаще всего в пьянстве и сквернословии.

Эти обличения напоминают столь любимого им святителя Иоанна Златоуста. Они имеют тем большую силу, что отец Иоанн боролся с обличаемым им злом не только словом, но и делом.

2

Выше было указано, что если рассматривать все литературное наследство отца Иоанна Кронштадтского в целом, то надо признать проповеди его на догматические и моральные темы как бы только обрамлением того, что с большой силой выражено в извлечениях из его дневника. Но взгляды его на общественную, национальную и государственную жизнь отразились полнее всего в его проповедях. В этой области, прежде всего, надо отметить сродный святителю Иоанну Златоусту мотив, что богатство и собственность Бог дает людям только в пользование для блага ближнего: «Надо во благо себе и ближним употреблять свое богатство, считать его не своим, а Божиим добром, которое дано нам не для нас одних» (Слово в пятую Неделю Великого поста).

Нельзя не указать, что и в государственной власти он видел также род служения ближнему, в конечном счете – Церкви и Богу. В годы жизни отца Иоанна дни именин и рождения Царя, Царицы и Наследника были не только гражданскими, но и церковными праздниками, и в эти дни было принято проповедовать на соответствующие темы. Это и давало ему один из главных поводов высказываться по некоторым вопросам национальным и общественным.

3

Замечательно, что в этих его проповедях нигде нет нередких в ту пору казенных комплементарных фраз и что здесь главною целью его слов остается забота о духовной жизни его слушателей.

Вот два характерных отрывка из слова, сказанного по случаю именин императора Александра ІІ Освободителя: «Святой князь Александр Невский, ублажаемый ныне Церковью, всем проповедует историей жизни своей о необходимости жертвовать своими выгодами и спокойствием, даже жизнью, благу общества… Даруй, Господь, и нам такое любящее сердце, чтобы не усомнились, не убоялись, где нужно, положить за других жизнь свою. Сохрани, благочестивейшего Государя нашего, императора Александра Николаевича, коего жизнь исполнена великих тяжких трудов для нашего блага». А вот другой отрывок: «Святой Александр Невский… имел это блаженство нищих духом (ср.: Мф. 5:3). Не погрешим против истины, если скажем, что и соименный ему, ныне царствующий Государь управляет своим народом в духе святого Александра Невского, в духе кротости, смирения, блага, в духе мудрости и мудрой терпимости. И мы должны считать себя орудием Божьего Промысла. Общее благо ставить выше своего собственного… считать себя слугами общественного дела».

Приведенные слова, являющиеся только краткой заключительной частью произнесенных в Царские дни проповедей, большая часть которых посвящена всецело чисто нравственным и религиозным вопросам, показывают, в какой мере они были в центре его внимания и как все остальное имело служебное отношение к религии.

Когда произошло зверское убийство Царя-Освободителя и стало очевидным, что и сам убиенный император, подобно святому Александру Невскому, имя которого он носил, согласно вышеприведенным словам, «проповедует историей жизни своей о необходимости жертвовать… даже жизнью – благу общества», отец Иоанн утешал свою паству тем, что «Государь в смерти своей сделался подражателем Самого Господа». В то же время он, несмотря на ужас, всеми переживаемый, не забывал делать нравственные выводы. «Не забудем, что кончина его для нас всех, – говорил он, – есть громовой обличительный голос Отца Небесного. По нашим нравам мы стали недостойны такого Государя. Мы должны исправиться. О, много, много в нас недоброго, неугодного для Бога. Нужно нравственное очищение, всенародное глубокое покаяние, перемена нравов языческих на христианские».

4

Этот мотив, что все доброе и все злое в частной и общественной жизни отражается на истории народов, понемногу все сильнее звучит в проповедях отца Иоанна.

В то же время этот мотив постоянно связывается у него с пророческими по духу обличениями и с предчувствиями грядущих бед: «Если не будем вооружаться против живущих в нас страстей, то общее беззаконие вызовет праведный гнев Божий, и Бог повелит грозному мечу Своему посекать нас… повелит действовать смертоносным орудиям брани: из тысячи жерл полетит смерть на людей. Пусть же знают все царства и народы, все цари и подданные, что нет на земле ни одного непоколебимого царства, не было и не будет. Коль скоро одолели людей безверие и безнравственность, тогда неизбежно падают царства и народы».

Если в этом последнем отрывке отец Иоанн только предвидит возможность бедствий как следствие грехов, то вот слова, где он уже предчувствует их: «Долго ли существовать ему, этому миру грешному, этой земле – жилищу греха, обагренной кровью неповинных и невинных жертв, этому скопищу всяких мерзостей? Не наступает ли уже время всемирного огненного очищения? Да, оно, конечно, уже близко. Если апостолы… говорили о близости его, то мы тем более решительно можем говорить о близости кончины века».

5

Такое духовное понимание истории позволяло отцу Иоанну становиться выше многих политических страстей и быть очень трезвым даже тогда, когда страсти, волновавшие русское общество, были возвышенного характера.

Так, во время войны с турками за освобождение славян он предостерегает с церковного амвона как против завоевательных стремлений, так и против славянского шовинизма, направленного на другие племена. Он не одобряет агрессивных военных союзов и утверждает, что «миролюбивая Россия никогда не устраивала таких воинственных народных соединений. Мы хотим только упрочить между собою мир, единодушие, свойственное братьям, – сделать более общими интересы просвещения, наук и искусств…мы должны желать осуществления пламенного желания нашего Божественного Спасителя, чтобы племена и народы составили единое словесное стадо, единую истинную Церковь Его».

Но в то же время, по словам отца Иоанна, «стремясь к соединению с однородными племенами, мы не должны затаивать в душе ненависть к племенам инородным, в особенности во множестве населяющих наше Отечество. Это противно духу Евангелия…не будем резко отделяться от других – и эти другие тоже наши братья».

6

В связи с такими предупреждениями совершенно понятным становится и простое, бесхитростное представление отца Иоанна об идеальной России: «Россия будет сильной внутри и извне лишь своею внутреннею правдою, единодушием и взаимопомощью всех сословий, беззаветной преданностью Церкви, престолу Царскому и Отечеству».

Такого рода патриотические представления о России были преимущественно представлениями религиозными. Это видно из того, что, обрисовав в двух словах этот идеальный образ, отец Иоанн тотчас же возносится мыслью к первохристианской общине: «Первое христианское общество по духу своему было образцовым… и мы, христиане, должны подражать ему».

Отечество земное и отец его – царь – прежде всего суть образы, символы Отечества и Царя Небесного. Символ в данном случае значит – и образ и путь.

«Люби отечество земное и отца отечества: оно тебя воспитало, просветило, отличило, почтило, всем довольствует; но особенно люби Отечество Небесное, Отца будущего века: то Отечество несравненно… дороже этого, потому что оно свято и праведно… нетленно… Это Отечество заслужено тебе бесценною Кровью Сына Божия. Но чтобы быть членами того Отечества, уважай и люби (его) законы… как ты обязан уважать и уважаешь законы земного отечества». На основании такого первенствующего значения Небесного Отечества как некоего первообраза земного, и «многоразличная земная служба наша царю и отечеству, – по словам отца Иоанна, – есть образ главного, долженствующего продолжиться вечно, служения нашего Царю Небесному… Земная служба есть испытательная, приготовительная служба к служению на Небесах». Свое размышление он заканчивает цитатой из Евангелия: Ты был в малом верен, над многими тебя поставлю (ср.: Мф. 25:21). Эти взгляды, на которых покоились и его искренние монархические убеждения, и консервативный лоялизм к существующему строю, соответствуют основному духу его символического миропонимания. Ведь мы знаем, что все земное, все видимое для него отражает высший, идеальный, Божественный мир, его лад и строй и в то же время промыслительно подготовляет к переходу в этот высший мир.

Такое миропонимание в основе своей отвечает святоотеческой традиции, но, разумеется, в попытках уточнять прозреваемую аналогию земного и небесного в православном мире не могло быть и не было единодушия. Отец Иоанн Кронштадтский, во всяком случае, искренне был убежден, что монархия, и притом неограниченная, есть навсегда установленный Богом с высшей педагогической (для всех чад Божиих) целью – образ небесной действительности.

«Царь есть образ Царя Небесного, Бог един и царь един», – пишет он и указывает еще на другую аналогию: «…как разум наш обобщает все явления в мире и возводит их к единству, так и царь». Такое убеждение не мешало отцу Иоанну думать, как это видно из вышеизложенного выше, что отдельные государства и государи – не вечны и могут по воле Божией восставать и падать.

7

Начиная с русско-японской войны, тревога за Россию, которую отец Иоанн ощущал и прежде, например, при развитии нигилизма, при частых покушениях на императора Александра ІІ, во время русско-турецкой войны и особенно после злодейского убийства Царя-Освободителя, стала возрастать все сильнее и сильнее. Как русско-турецкую, так и русско-японскую войну, но в гораздо большей степени, отец Иоанн Кронштадтский воспринимал как суд Божий.

«Еще только начинается война, – говорил он в одной проповеди, – и что будет впереди – одному Богу известно. Нужно для России немедленное покаяние всех сословий, исправление нравов, отрешение от безумного безбожия, смирение и благоговение к заповедям Божиим и тщательное исполнение их …милосердие и сострадание к обиженным и бедным».

В другом слове он утверждал: «Нынешняя Японская война вызвана тяжкими грехами России».

В 1905 году голос его становится более суровым: «Настоящая кровопролитная война наша с язычниками есть также праведный суд Божий за грехи наши. Слушайте и читайте, современные безверные интеллигенты. Эти слова Духа Святого относятся к вам: се гряду скоро, и мзда Моя со Мною, его воздати коемуждо по делом его (Апок. 22:12).

Когда же в России возникает внутреннее брожение, а затем в разных формах революционное движение, отец Иоанн, не переставая обличать языческую плотскую жизнь русского, в особенности светского общества, в то же время все настойчивее начал предостерегать и революционную антицерковную и противорелигиозную интеллигенцию. Вот отрывок из его проповеди, где с одинаковой силой звучат обе эти темы: «И так, для спасения душ наших не довольно только исповедовать правую веру, почитать святые иконы, участвовать в богослужении и прочее, – говорит он, – а надо при ней иметь правую, добрую, христианскую жизнь, простоту и чистоту духа». Это обличение относится к почитающим себя за православных. Но вот обращение к неверующей, революционной интеллигенции: «Отчего ныне многие русские интеллигенты ненавидят Россию и желают ей зла и злорадствуют о ее неудачах? Оттого, что они отвергли учение матери своей Церкви».

В другом слове на Благовещение⁶⁶ отец Иоанн Кронштадтский подробнее раскрывает подобные свои взгляды: «Только Царство Божие на земле обладает всегдашним миром и будет обладать им до скончания века, а мир прелюбодейный и грешный (Мф. 13:39), отступивший от Бога и Его праведных законов, – мятется и будет до конца своего смущаться от своих заблуждений, от своих все заразительных пагубных страстей, от бесчеловечных браней и внутренних крамол, от своего безумия. Дерево познается по плодам. Смотрите же на эти плоды нынешней цивилизации: кому они приятны и полезны? Отчего у нас безначалие? Отчего учащееся юношество потеряло страх Божий и бросило свои прямые обязанности и занятия? Отчего гордые интеллигенты стремятся в опекуны и правители народа, не понимая этого народа и его действительных нужд и не любя его? Оттого, что у всех их оскудела вера в Бога, в Его праведные, вечные глаголы; оттого, что она отпала от Церкви Божией, единой руководительницы к святой христианской жизни, которая одна охраняет твердо законные права и Царя, и подданных, и всех и каждого и всем предписывает строго исполнять свои обязанности».

К этому надо добавить, что, подобно Достоевскому, отец Иоанн Кронштадтский в насилиях отступивших от Бога террористов видел проявление прямого беснования. Уже в проповедях, сказанных в царствование Императора Александра ІІ, он говорит, что из числа этих бесноватых нигилистов некоторые «бывают столь злы, что задаются целью ниспровергать престолы царей…и землю обращать в ад, в место слез и стенаний». В другом слове он говорит: «Бесы потопили свиное стадо. А что, если бы дозволено было им так же поступить с людьми? Свиней же допустил Господь погубить для того, чтобы показать лютость и свирепость бесов (см.: Мф. 8:28–32)».

Но в то же время никогда не надо забывать, что отец Иоанн видел действие духов зла за действием всякой страсти и «беснование нигилизма» ставит он наряду с другими видами одержимости. В одной своей проповеди этой же эпохи он говорит: «Есть беснование скупых, алчных до денег. Есть бешенство плотской страсти. Есть мания или страсть к зрелищам. Сюда же принадлежит беснование нигилизма. Есть беснование срамословия».

Два указанных потока обличений отца Иоанна Кронштадтского, а именно один, обращенный против языческого плотского образа жизни, и другой, направленный против неверия и всяческого радикализма, сливались, когда дело касалось Толстого. Толстой подвергался постоянным нападкам отца Иоанна Кронштадтского. В Толстом он видел не только антицерковника, безбожника, кощунника, но и представителя избалованного, жившего вне церковного быта барства. Толстого он обличал не только в своих проповедях, но и издал направленную против него особую брошюру.

8

Радикальная, революционная интеллигенция, которая действительно соединяла политический радикализм с отрицанием христианства, и в особенности Православия, не оставалось в то время в долгу. Против отца Иоанна Кронштадтского была поднята целая кампания в левой печати. В комическом виде он был выведен в некоторых скетчах и пьесах («Черные вороны» и др.).

В особенности подвергался он насмешкам за то, что его не было в Кронштадте в 1906 году, когда там были крупные революционные беспорядки с участием матросов военного флота. В своем некрологе об отце Иоанне Кронштадтском некто Б.Г., защищая отъезд отца Иоанна из Кронштадта в эти тревожные дни, пишет, что, если бы отец Иоанн во время беспорядков погиб, хотя бы от шальной пули, то «за кровь отца Иоанна настоящая, подлинная чернь ответила бы таким потоком крови интеллигенции, что, быть может, именно эти соображения и побудили его «временно удалиться из родного города»».

Нападки не остановили обличений отца Иоанна, направленных против революционных течений, напротив, они сделались более резкими. Так, в одном своем слове в 1907 году он говорил: «Царство русское колеблется, шатается, близко к падению…». «Если в России так пойдут дела, и безбожники и анархисты – безумцы – не будут подвержены праведной каре закона, и если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет, как древние царства и города, стертые правосудием Божиим с лица земли за свое безбожие и за свои беззакония».

По словам отца Иоанна, «виновно и высшее правительство, потворствовавшее беспорядкам. Безнаказанность в России в моде, ею щеголяют. А оттого непрестанные у нас аварии с морскими и даже императорскими судами. Везде измена, везде угрозы жизни и государственному имуществу. Так и впредь будет при слабом управлении. Бедное Отечество, когда-то ты будешь благоденствовать? Только тогда, когда будешь держаться всем сердцем Бога, Церкви, любви к Царю и Отечеству и чистоты нравов»⁶⁷.

9

В дневнике отца Иоанна, писанном в последние годы его жизни и только после смерти его изданном под наименованием «Живой колос с духовной нивы», имеются записи, лишний раз показывающие, что, обличая левых, он не был слеп в отношении многих других темных сторон современной ему русской жизни. Так, например, он знал бедственное положение крестьян во многих областях России.

«Был я в селах и видел крестьянское житье, – пишет он. – Какая бедность везде, какие рубища с бесчисленными заплатами! Какие изможденные лица от недостатка питания! Какие скорбные лица! Что это – наемники, а не чада Божии? Богачи и смотреть на них не хотят… Какова душа богатого! Как она противна Богу человеколюбивому».

Можно ли допустить, что отец Иоанн, видя различное гражданское и социальное зло, противопоставлял ему только одну нравственную проповедь? Едва ли, так как в свое время он с благоговением перечислял все реформы Александра ІІ, но нравственная проповедь и обличения были его прямым делом, которого он и держался. В этой проповеди на общественные темы главным был призыв строить на церковном основании. Революцию и даже либерализм времен императора Николая ІІ он отрицал прежде всего за антихристианскую их основу.

«Да знаете ли вы все, кому знать надлежит, – пишет он, – что вся нынешняя наша революция есть прежде всего следствие отступления от веры, от нашего боголюбезного, святого, жизненного Православия, имеющего в себе всю силу для верующих в него все упорядочить, – и внутренний наш и внешний мир, и всякую семейную, гражданскую и экономическую жизнь?».

10

Тем не менее, отец Иоанн не ограничился только одними обличительными проповедями и дал себя записать в члены Союза Русского Народа, то есть в крайне правую политическую организацию, которая, по очень многим, преимущественно же по моральным причинам, встречала резко отрицательное отношение в большинстве самых различных кругов русского общества, отнюдь не только радикальных, левых, но и в определенно монархических, преданных престолу.

В задачу данного труда не входит делать политические оценки прошлого, но сколь возможно объективно воспроизвести образ отца Иоанна Кронштадтского. Приведенные уже данные, думается, с достаточной ясностью показывают, что, каковы бы ни были политические убеждения и симпатии отца Иоанна Кронштадтского, он не был по существу ни политиком, ни политиканом. Он ратовал о благе Церкви и духовном спасении всех людей, и прежде всего – русских и России.

Он страдал за Родину и выстрадал право обличать. Одним из самых последних его обращений к Богу, записанных им, была скорбная молитва о России: «О Господи! Спаси народ русский, Церковь Православную в России – погибают! Всюду разврат, всюду неверие, богохульство, безначалие! Господи, все в Твоих руках, Ты – Вседержитель».

В отношении государственных вопросов, по существу, едва ли можно его назвать даже «правым». Скорее всего, он был просто традиционалистом, и трудно не согласиться со словами уже упомянутого автора некролога Б. Г., что «отец Иоанн Кронштадтский, подобно нашим древним святителям, шел в своей жизни рука об руку с государственной властью, видя в ней формальную силу, строящую Русскую землю…отсюда и та часть его проповедей… со всеми осуждениями смуты, как явления…колеблющего самые устои России… из своего служения этим устоям он ничего не почерпал для себя лично».

Нельзя в заключение настоящей главы не привести еще и двух других цитат, которые, думается, исчерпывают вопрос о политических взглядах отца Иоанна.

«Главная же ненависть и злоба, доходившие до оскорблений и даже физической расправы, – пишет отец Сергий Четвериков, – обрушилась на него в годы первой революции за то, что он открыто и резко выступил против революционного движения и разошелся с русской передовой общественностью. Однако все эти «вины» отца Иоанна, если бы они и были, по существу дела нисколько не омрачают чистого и привлекательного его духовного облика, как он вырисовывается в его дневнике и в его пастырской деятельности. В оценке отца Иоанна надо стоять выше всех этих внешних и случайных сторон его жизни, выше мелких чувств и настроений, которые возникают в нас под влиянием партийных распрей и разделений»⁶⁸.

Настоящая цитата относится к отцу Иоанну Кронштадтскому, а вот слова одного прекрасного и верующего современного нашего писателя, относящиеся уже к пережиткам наших старых партийных распрей: «Не осталось места сейчас для государственных – эгоизмов, национальных самолюбий, классовых расчетов, для партийной узости и газетной болтовни, для отживших свой век идейных распрей, давно выродившихся в беззубую старческую перебранку. Конечно, все это еще существует, но все это бесповоротно осуждено историей. Правые были и правы, и неправы; у левых было не больше истины, чем лжи. Революция и реакция – обе стоят того, чтобы их посадили за решетку, да они уже и смешались, и одну от другой не отличить»⁶⁹.