Оглавление
Из неизданной книги
Автобиографические записки
От автора
«Ещё подобно Царство Небесное купцу,
ищущему хороших жемчужин,
который, нашедши одну драгоценную жемчужину,
пошёл и продал всё, что имел, и купил её»
Хорошие жемчужины…
Для одних это любовь и крепкая семья. Для других — достижения в творчестве или карьера. Для третьих — богатство, власть. А кто-то борется за своё физическое здоровье… Сколько устремлений, сколько желаний человеческих, столько можно насчитать и хороших жемчужин.
Евангельский купец, искавший хороших жемчужин, драгоценную жемчужину нашёл как бы случайно. Драгоценной жемчужиной, за которую купец отдаёт всё, что имеет, Спаситель называет Царством Небесным. Вход в Царство Небесное происходит не иначе, как через Иисуса Христа, ибо «един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус» (1Тим. 2:5). Царство Небесное — то, что «внутрь нас есть» при укрепляющей человека Благодати Божией.
У Создателя есть много способов, чтобы помочь людям в поиске драгоценной жемчужины. Одним из них является чудо. Православная вера открывает человека чуду. Непредвиденное стечение обстоятельств, незапланированные, но очень важные для нас встречи, — это тоже попечение о нас Свыше.
Часто Бог дарит нам веру через чудо, укрепляет нас посредством чуда. В церковной жизни чудеса являются настолько частым и обыденным явлением, что приходит момент, когда, не переставая удивляться очередному чуду или стечению обстоятельств, воспринимаешь их, как само собой разумеющееся.
Когда проживаешь чудо сам, слушаешь рассказы людей об их личных событиях, читаешь о чудесах, происходивших с другими, то начинаешь понимать, что чудо — это проявление Божественной воли в земной жизни людей ради нашего духовного возрастания, спасения.
Жизнь — самый удивительный творец событий. Такие сюжеты не выдумать писателю в кабинете за письменным столом. Невероятные совпадения, случающиеся в нашей жизни, спасение от гибели там, где невозможно остаться живым, и многое другое, повторюсь, устраиваются Свыше. Мы идём по жизни спиной, а не лицом вперёд, и потому чаще всего не ведаем будущего, но зато у нас есть возможность созерцать настоящее и помнить, анализировать прошлое, окидывая его мысленным взором.
Свойство Жизни — быть неподражаемой, сводить в одно многие обстоятельства так, как человеку и на ум не придёт, — привлекает меня к свидетельствам реальной жизни, которые прожил тот или иной человек, да и я сама.
Непридуманные истории… Пережитое можно как угодно объяснять и интерпретировать, принимать или отвергать, но сам факт случившегося, особенно из области таинственного, — явление особого ряда. В нём есть неопровержимая самоценность, продолжение Правды, осуществлённой в мире для конкретного человека.
По мысли русского философа Ивана Александровича Ильина «религиозное восприятие есть действительно духовное событие». Он подчёркивал: «Религиозному человеку свойственно переживать всё, что есть Божие, всё, что идёт от Бога и ведёт к Богу — самым центром своего духа — не просто как «важное» или «ценное», но как лично-самое-важное и лично-самое-драгоценное, так, что по сравнению с ним всё остальное оказывается или менее ценным, или совсем не важным…».
Такой религиозный опыт личной встречи с Богом становится для верующего основанием непоколебимой веры.
Строчка из стихотворения «По Российской Федерации я на Русь к себе хожу» взята мною в качестве подстрочника названия книги неслучайно. Развивая мысль писателя Бориса Зайцева, что Святая Русь как бы сквозит через нашу текущую действительность, одухотворяя её, дополню, что она придаёт нашей жизни вектор развития, движущий нас не по горизонтали, а вперёд и вверх, как бывает при восхождении на гору.
Я не раз наблюдала отблески Святой Руси (духовного света) на лицах людей, присутствие Святой Руси в жертвенных поступках, в служении, высота которого по самоотдаче является подвигом.
Святая Русь, выраженная в красоте и благолепии всех видов церковного искусства, отражает собою не только Царство Небесное, но и обращённую к Богу сторону народной души, в которой, как небо в озере, отражается Небесный Град. Он отражается и в душе человека, настроенного на идеал.
Но обрести Святую Русь, которая находится рядом с нами, непросто: нужен особый труд души. Для кого-то этот труд оказывается непосильным из-за характера или безверия, и драгоценная жемчужина, предназначенная для этого человека, остаётся ненайденной.
В данной книге я объединила автобиографические свидетельства, записки, заметки, связанные с религиозной тематикой. События и явления, собранные здесь, разноплановы: от воспоминаний детства до впечатлений во время путешествий и паломничеств. Но все они о Богоискательстве и Боговодительстве и о том, что на пути к драгоценной жемчужине труднее всего преодолеть сложности своего собственного внутреннего мира. Конечно, подхожу к воспоминаниям избирательно, так как не всё полезно выносить на всеобщее обозрение.
Автобиографические записки я полагала на бумагу без каких либо художественных изощрений, а простым повествовательным языком, чтобы не набросить излишнюю словесную кисею на суть явлений и вещей, судеб людей и событий, происходивших со мною и с моими попутчиками по этой многомерной жизни.
Записки, ранее публиковавшиеся в разных изданиях (печатных и электронных) и написанные специально для этой книги, собраны вместе ради людей блуждающих, сомневающихся, ищущих смысл жизни и чающих найти драгоценную жемчужину.
Раздел 1. Дорога к храму: кружной путь
У каждого она своя — дорога к храму. На этом пути есть много несказанного. Порой невозможно выразить словом, что восчувствовал, что пережил как духовное откровение. Опыт встречи с Богом у каждого человека неповторим, и, если такая встреча — Сретение — состоялась, то обретает счастливец веру. О таком свойстве человеческой личности как вера Николай Иванович Пирогов писал, что он считает веру качеством, которое наиболее всего отличает человека от животного.
Шаг за шагом вёл Господь по пути к храму и меня — упиравшуюся, сопротивлявшуюся, своевольную. Поэтому и получился мой путь к Православию, не прямым, а кружным.
Первым и главным на моём пути к храму был опыт любви к отцу и матери, брату и сестре. Постепенно излучение любящего детского сердца распространялось на дядьёв и тёток, двоюродных братьев, деда Николая, приезжавшей в гости бабушки Тани, соседей, подруг, друзей…
Вторым важным на этом пути оказалось погружение в природу. Моё детство до десяти лет проходило в сельской части небольшого городка. В дошкольном возрасте через созерцание живой красоты, неведомая мне сила научила меня любованию природой, что осталось со мною и до нынешних серебряных лет.
Уклад нашей русской семьи, проживавшей в городе Люботин под Харьковом, соответствовал во многом обычаям и традициям окружавших нас семей. От мамы и соседей я не раз слышала: «Сегодня большой праздник, работать нельзя». Или: «Не купайтесь больше в речке — Илья-Пророк накажет».
Мама, Матрёна Николаевна, вставая из-за стола, тихо говорила: «Благодарю, Господи, за хлеб, за соль». А от папы, Сергея Ксенофонтовича, иногда слышала: «Я тебя Христом Богом молю». К сожалению, эти родительские слова пролетали мимо моего сознания, оставались внешними. В церковь ни отец, ни мать в молодости не ходили, хотя все мы — а нас, детей, трое — были крещены. Помню, мама рассказывала, что сестру Галину крестили в церкви в Харькове, а меня и моего брата Виктора священник крестил у себя на дому из-за начавшихся хрущёвских гонений.
Из праздников церковных, с которыми я соприкоснулась в раннем детстве, наиболее всего запомнились Рождество Христово, Старый Новый год, Пасха, Радоница, Троица. Причём, в памяти задержались воспоминания именно о тех праздниках, в которые были вовлечены дети. А наслышаны мы были о Медовом Спасе, о Яблочном Спасе, о празднике Покрова, дне Николая Угодника… Мой дед Николай Кузьмич Белов собирал в своём доме гостей дважды в году. Он говорил: «Родился я в день Николая Чудотворца, а на зимнего или летнего Николу, не помню. Вот и праздную день рождения дважды». А на самом деле, как я теперь понимаю, он устраивал праздник в день святителя Николая по старинному русскому обычаю.
Наша улица находилась на отшибе, жила своим миром без особого атеистического пригляда, поэтому у нас соблюдались многие старинные обычаи. В Рождественский Сочельник, как только стемнеет, мама по очереди водила нас, детей, к нашим крёстным. Нарядно одетая, я несла своей крёстной маме кутью в глиняном глэчике, завязанном в белый платок. Крёстная принимала от меня узелок с даром, поздравляла с Рождеством Христовым, и в свою очередь одаривала большим пакетом с мандаринами и конфетами. Волнительным для меня был этот визит, внутренне меня собирал и наполнял торжественностью.
Ёлку в нашем доме наряжали каждый год. Из цветной бумаги мы делали и собирали гирлянды, развешивали их по дому. Среди ёлочных игрушек были и старинные, из ваты. Особенно запомнились волшебники, которые, как теперь понимаю, на самом деле изображали волхвов.
На Святки детвора младших классов и дошкольники собирались на улице вместе. Кто-то приносил на шесте звезду с иконой и горящей свечой, а кто-то притаскивал нарядные санки с полотняным мешком, и мы шли колядовать. Ходили по заснеженной улице от хаты к хате, поздравляли хозяев-господарей пением (пели, кто, как умел). Нас, христославов, ждали и одаривали съестным. После колядования собранные дары делились между детьми. Меня захватывало в колядовании само действо, а не возможность заполучить что-то вкусное.
Помню, когда я училась во втором классе, наша учительница после зимних каникул спросила: «Поднимите руку, кто ходил на Рождество колядовать?». Весь класс заёрзал, кто покраснел, кто побледнел, у меня что-то захолонуло внутри, но руки никто не поднял.
В нашем краю взрослые парни проявляли себя иначе: одевались в полушубки мехом наружу, пугали жильцов приставленными к окнам хат гарбузами (тыквами) с вырезами в форме черепа и свечкой внутри. Почему-то они делали это вечером в ночь под Рождество, и моя верующая бабушка Таня, припадая к окну, сокрушённо приговаривала: «Святой вечер, а что же это хохлы творят! Младенец рождается, притихнуть надо, а они вон что затеяли!». Думаю, эти безобразия творили специально комсомольцы, по заданию атеистических наставников, хотя не исключено, что остался такой обычай ещё от языческих времён.
В Старый Новый год мы, дети помладше, ходили по хатам «посивать». «Сию-вию, посиваю, / з Новым роком поздравляю», — возглашали мы хором и рассыпали пшеницу от порога по всем углам, а потом пели щедривкы: «Павочка ходыть / Пирьячко губыть. Щедрый вэчир, добрым людям, / Добрым людям на здоровье».
Конечно, нам достались уже остатки песенной народной культуры. Но как же радостно было детской душе участвовать в этом движении с песней, стихами, почтительными обращениями к хозяевам!
Следующий по ходу праздник, который мы ждали — Пасха. Здесь мама на кухне не стряпала, а царствовала, не давая нам подходить близко к тесту, к мискам с разведёнными в них красками — для крашения яиц. Больше всего яиц мама красила в луковичной шелухе. А мы были «помощниками», которые в кухне только «путались под ногами», когда мама быстро перемещалась то туда, то сюда. Но уйти от сдобного духа пасок (куличей) было невозможно.
А до этих приготовлений к празднику в доме была большая приборка: хата белилась внутри и снаружи, начищалась до блеска вся металлическая посуда, стирались, гладились и развешивались на окнах занавески. И всё это мамиными трудами.
Пасхальное приветствие «Христос Воскресе!» услышала я в раннем детстве. Его произносили соседи при встречах. Но чаще всего слышала я пасхальное приветствие в Радоницу на кладбище, когда весь окрестный народ сходился, а родственники погребенных приезжали издалека помянуть своих близких. Детям раздавали угощение, как только мы отвечали «Воистину Воскресе!». Писанки, крашенки, конфеты несли домой как первый вклад в семейное благополучие, думая о том, что это дар от тёти Лены или дяди Коли. Но, конечно, мы ещё не умели возносить свою душу горе.
Самым нарядным домашним праздником была Троица. Мама уходила в дальнюю рощу за берёзовыми ветками, а нам, детям, поручала нарвать на луге мешок травы и собрать большой букет полевых цветов. Духмяные дни и ночи Троицкой недели, дом, превращённый в сказочный зелёный терем, — яркое воспоминание детства.
Мне, уже взрослой, мамин брат Иван рассказал, как он из атеиста стал верующим. Однажды на Троицу он зашёл в церковь, украшенную к празднику зеленью. Служба уже закончилась. Всё благоухающее пространство храма было пронизано солнечным светом. Он стоял у входа и любовался церковной красотой, как вдруг по его сердцу прошла волна незнакомого ему ранее чувства, от которого слёзы градом полились по лицу — благостные, сладкие слёзы. «Я не вытирал их, — рассказывал мне Иван, — а смотрел, как мои слезинки повисают на травинках у моих ног и искрятся в лучах света. С этих пор и стал я в церковь ходить». Таков был приход моего дяди в храм — через прикосновение благодати Божией.
Иван… Каждое лето, каждый день — от первого до последнего тёплого дня — переплывал ставок, что расположен недалеко от дома. И так в течение всей своей жизни, как подростком поселился с отцом в Новом Люботине (так назывался тот край города в отличие от нашего — Старого Люботина).
И уже семидесятилетним Иван утонул в самой середине пруда. Прямо на Ильин день — в мой день рождения. Вспомнила я тогда слышанное в детстве: «Нельзя купаться на Ильин день». Отосланная его дочерью телеграмма с печальной вестью в мою квартиру под Петербургом почему-то не дошла. С опозданием я узнала, что дяди Ивана больше нет на свете, когда послала ему письмо, как живому.
В отличие от дяди мой путь к храму был долгим, трудным, со множеством крутых поворотов. Впервые поставила меня перед Богом бабушка Таня, приехавшая очередной раз к нам в гости из русской глубинки. В школу я ещё не ходила, сидела дома и, видно, расшалилась.
— Ну-ка, окоротись! — строго одёрнула меня бабушка, после чего взяла за руку, завела из кухни в горницу и поставила у порога. На противоположной стене висела икона по размеру чуть меньше аналойной. Бабушка благословила этой иконой моих родителей на семейную жизнь. Смотрела бабушка на икону и молчала. Стала смотреть на образ и я.
В кустарном деревянном неглубоком киоте тёмного цвета, под стеклом находилась чёрно-белая фотография с образа Спасителя (как я теперь понимаю «Царя Славы» — со скипетром и державой). Сверху из фольги серебряного цвета образ был закрыт самодельной ризой, исключая лик, длани и часть скипетра. Снизу вверх по краям ризы образ украшают восковые цветы с лёгким розовым окрасом (теперь родительская икона Спасителя хранится у меня).
Бабушка, убедившись в том, что я внимательно смотрю на икону, спросила:
— Видишь, какая большая игла у Бога? Он может этой иглой за баловство и плохие слова уколоть язык. А ещё запомни: Бог читает все твои мысли.
То, что Бог читает мои мысли, меня поразило до глубины души. После этого бабушкиного урока, я с опаской взглядывала на икону и старалась, если что-нибудь натворю, как можно реже входить в комнату родителей. Видимо, с этого времени я стала чувствовать укоры совести. Жаль, что это правильное устроение моего внутреннего мира, когда я улавливала в своём уме плохие мысли и старалась от них отделаться, было разорено атеистической деятельностью советской школы.
С детских лет я не боялась крови, ран, гноя. При их виде — а дети на каникулах часто травмировались, когда взрослые были на работе, — я входила в состояние спокойного хладнокровия, знала, что надо делать, чтобы остановить кровь, вытащить осколок стекла, занозу… Не боялась я и покойников. Но если думала о том, что мои родители когда-то умрут, то испытывала пронзительное чувство жалости и невыносимой тоски. В школе я превращалась в пионерку с полной убеждённостью, что Бога нет, но Господь не оставил меня в этом моём примитивном безбожии.
Однажды, когда мне было одиннадцать лет, дома зашёл разговор о Боге. Я стала запальчиво утверждать, что Бога нет, в то время, как родители мне мягко возражали, пытаясь убедить, что Бог есть. Отец говорил, что я просто не понимаю этого в силу своего детского возраста, от чего я ещё больше распалялась.
Мама прервала разговор и отправила меня в магазин за хлебом. Полкилометра, которые я шла до магазина, продолжая мысленный спор с родителями, вдруг сказала себе: «Если Бог есть, то я найду хотя бы одну копейку!».
Дойдя до магазина и копейки не найдя, с чувством собственной правоты и торжества моей пионерской убеждённости, купила я хлеб, подошла к выходу из магазина и увидела прямо на пороге десятикопеечную монету. Во мне с огромной скоростью одно за другим менялись разные чувства от страха до поклонения. В то время на одну копейку можно было купить коробку спичек, а на десять копеек — мороженое или пирожное.
Я не сразу решилась подобрать монету, стоя в дверях магазина. Наконец, подняла её и вышла на улицу. Родителям я об этом своём опыте Богообщения рассказывать не стала. С этих пор на тему есть Бог или нет, ни с кем не спорила, хотя во взрослой жизни мне приходилось заниматься атеистической пропагандой в рамках своей профессии советского экскурсовода. Жаль, что с годами острота этой первой внятной встречи с Богом стёрлась в моём сердце.
В шестнадцать лет я впервые стала мамой-крёстной, когда крестили моего племянника Алексея. Происходящее в церкви воспринимала, как старинный обряд, и он тогда меня не затронул.
Как-то у нас в доме появились три бумажные, маленькие по размеру, иконы чёткой цветной печати. Маме подарила дальняя родственница, которой, в свою очередь, прислали их в письме родственники из-за границы. Иконы с ликом святителя Николая Чудотворца и с образами апостолов Петра и Павла моего сердца не коснулись. Но когда мама объяснила, что святой Николай Угодник слышит наши просьбы и помогает, я ходила на вступительные экзамены в университет, спрятав икону Николая Угодника на груди, и поступила.
А вот от ликов Богородицы и Младенца я не могла оторвать глаз и подолгу всматривалась в них, когда никого не было дома. Склонившись друг к другу, с прекрасными лицами, Мать и Младенец выглядели не от мира сего: никогда до той поры мне не приходилось видеть людей и икон с таким выражением лиц. Теперь я знаю, что это икона Божией Матери Умиление (она и теперь в моём домашнем иконостасе), а в то время я просто любовалась Девой Марией, не зная, что Ей можно молиться.
Но всё же атеистическая идеология проникала в меня, хотя я, встречаясь в жизни с необъяснимым, задумывалась над тем, что наш мир устроен не так плоско, как подаётся в марксистско-ленинской пропаганде, в которую я была погружена с лихвой, обучаясь на историческом факультете. В рамках советской идеологии душе стало тесно. Помню, как в двадцатилетнем возрасте и постарше в условиях советской действительности моя душа стала тосковать о чём-то возвышенном, неявном, великом, непостижимом.
Под впечатлением приватного признания сотрудницы, что она иногда бывает в церкви, однажды я нерешительно зашла вечером в Троицкий собор в Симферополе. Храм был погружён в полумрак. Служба шла в южном приделе, возле которого стояло несколько женщин. Я остановилась поодаль от них, неподалёку от центрального входа. Минут через десять одна из женщин как-то неестественно покачнулась и спиной-полубоком стала быстро двигаться в мою сторону. Подумав, что у неё закружилась голова, и она может сейчас упасть на каменный пол, я сделала несколько шагов в её сторону. Женщина упёрлась в меня и как-то вяло повернулась ко мне лицом. Она явно была не в себе, но к ней быстро стало возвращаться разумное выражение глаз. Сказав мне «простите» и чуть поклонившись, женщина вернулась на своё место.
Тут же ко мне быстро подошли две женщины и стали спрашивать, кто я. Смутившись, я отмалчивалась. Тогда они объяснили, что эта женщина страдает от падучей болезни, и всегда начавшийся приступ заканчивался её падением. А такого случая, как сегодня ещё не бывало. Не зная, что и думать, в полном замешательстве, я вышла из церкви.
Видимо, к этому времени — к двадцати одному моему году — душа моя уже настолько очерствела, что привить мне веру можно было не иначе, как только через скорби, страдания, болезни, разочарования, что и началось. Говорят, что сила любви узнаётся по силе удара. В 1979 году наша семья потеряла младшего из детей — брата Виктора. От переживаний у меня словно стержень подрубили внутри, я ссутулилась и на десять лет провалилась в болезнь, от которой у меня каждый день болело то одно, то другое, порой невыносимо, но причины такого состояния врачи не находили.
Через год после потери брата — тяжёлые роды. Когда пожилая доктор сказала, «девочка, попробую тебя вытащить», жалость к родителям, только потерявшим сына, подвигла меня к молитве. Лежа лицом к стене, сдерживая рыдания, я просила Бога об исцелении — не ради себя и сына, а ради отца и мамы. Мне дважды вливали кровь, я получала по 15 уколов в сутки, что, видимо, стало химическим ключом, приоткрывшим потусторонний мир. Среди бела дня непонятно, каким зрением, я увидела над своим левым плечом некое тёмное существо небольшого размера, внимательно всматривавшееся мне в лицо. Это длилось всего мгновение, но я рассмотрела атрибуты персонажа, как он изображается в церковной литературе. Спустя несколько лет прочла книгу Владимира Солоухина «Смех за левым плечом», стала понимать, о чём шла в повести речь. И всё же я продолжала жить по-прежнему — как получалось.
А вернее сказать — как не получалось. Скорби сгущались: болезни свои и близких, драматичный развод с мужем, отъезд родителей из Крыма в Петербург, бездомность… И к этому — внезапный мощный поток поэзии — или накрывший меня, или из меня вырвавшийся, усложнив мой внутренний мир. С одной стороны, поэзия приподнимала над обыденным, а с другой — сгущала мои чувства, побуждала пристально всматриваться в мир вокруг себя. А мне уже за тридцать, и надо учиться выживать с сыном-отроком в условиях перестройки, когда перебиваешься случайными заработками и помощью близких.
В перестройку, когда рушилась страна, некоторые мои знакомые, пытаясь добыть средства к существованию, становились прагматичными и жёсткими, превращаясь из интеллигентов в «челноков» и торговцев. Я потерянно стояла среди этого сплошного ларёчно-рыночного базара, застигнутая вопросом: а что такое жизнь? Без знания ответа на этот вопрос сам факт жизни, как таковой, для меня стал обессмысливаться и обесцениваться.
С этого времени отправилась я на поиски смысла жизни, тем более, что этому способствовала литература, хлынувшая «со стран и континентов» на развалины моего Отечества. Прочитанные в книгах религиозные учения кружились в моей голове, наполняли новыми познаниями из истории религий, но… не касались сердца. В нём, в сердце, обнаружился некий цензор, который отметал моё разнообразное чтиво, как неподлинное, и говорил: «Не то!». Хотя под влиянием этой литературы я приобрела убеждённость, что человеческая душа бессмертна.
Как-то с друзьями я выехала на природу к озеру. В течение двух часов сидя на берегу, мы разговаривали о чудесах, с которыми каждый из нас сталкивался в жизни. Я наблюдала за солнцем, медленно клонившимся к закату. В какой-то момент во мне возник вопрос, почему я не слышу солнце? Оно должно звучать! И если я его не слышу, то дело не в светиле, а в моём слухе с ограниченными возможностями, способным воспринимать лишь малую часть из того, что существует в мире. Значит, и зрение моё — лишь щель в некой амбразуре, в которую мне дано видеть только строго определённую для человека часть настоящего, а огромный, непознанный мир находится за пределами моих чувств. Так постепенно расшатывалось моё неверие.
Вскоре я познакомилась с верующей женщиной, которая, исчерпав попытки мне объяснить на словах правоту Православия, дала почитать брошюру с воспоминаниями духовных чад Варсонофия Оптинского об этом святом старце. Благостное, сердечное излучение, исходившее от содержания книги, затеплило моё сердце, и я в смешанных чувствах надежды и отчаяния стала молиться Богу в полной беспомощности разобраться самой, что есть Истина. «Если ты есть, Господи, откройся мне!», — просила я Бога в слезах, буквально лёжа на полу. Молилась так около часа.
Постепенно успокоившись, не получив какого-то ощутимого ответа, я поднялась и продолжила жить по-старому, «когда от того, что плох, хочется быть ещё хуже». Однажды мне попался вопросник (вырванные страницы из какой-то церковной книги или журнала) с перечнем вопросов, которые священник может задать человеку на исповеди. Увы, это меня отшатнуло от Православия, и в церковь я не пошла. Но Милосердный Бог не забыл моего сердечного вопля. Через полгода стали складываться обстоятельства, которые вывели меня уже на твёрдую дорогу к храму.
Шёл 1994 год. Я жила в Крыму, родители — под Петербургом. От сестры пришла телеграмма, что серьёзно болен отец. Добравшись до места, обняла и расцеловала дорогих родных, у которых гостил папин дальний родственник с женой. После ужина все разошлись спать, а мы с родственницей, зацепившись языками, болтали на разные темы, не наблюдая за временем. В четыре часа утра сестра Галина заглянула на кухню и сказала мне строго:
— Ложись спать! Сегодня Троица, мы в семь утра едем в церковь.
Утром я еле проснулась, надела брюки (юбок и платьев давно не носила), села с Галей в машину, и её муж отвёз нас к кладбищенской церкви Казанской иконы Божией Матери на окраине города Тосно Ленинградской области. В нарядной — в зелени и цветах — деревянной церкви было много народу. Я наблюдала за людьми, старалась креститься, когда они крестятся, кланяться, когда прихожане кланяются.
Служба мне показалась очень долгой. А когда начались троицкие коленопреклонённые молитвы, вот здесь я и увидела, насколько отличаюсь от окружавших меня людей, большинство из которых были значительно старше меня. Прихожане спокойно стояли на коленях, с благостными лицами внимая словам молитвы, а я…
Я не могла стоять на коленях: они болели, по спине тёк пот, мышцы напряглись и стали мелко подрагивать. То укладываясь на пол ничком, то становясь поочерёдно на колени, я изнемогала. Конечно, о чём читал молитвы священник, я не понимала. Наконец, встала на ноги в бессилии и полном недоумении, почему другие так благоговейно внимают молитве батюшки, когда я едва жива. После окончания службы к сестре подошёл её знакомый В.А.
Благообразный, седоглавый человек спросил меня, когда Галя нас познакомила:
— А почему вы крест ломаете?
Этот вопрос поверг меня в замешательство, я растерянно сказала:
— Я не ломаю крестов!
— Вы креститесь на поклоне и получается, что ломаете крест, — объяснил мне верующий, внимательно глядя в глаза.
— А как надо? — спросила.
Он показал, как надо правильно креститься и сказал:
— По глазам вижу, что вы это делаете не специально, а от незнания.
По интонации голоса верующего я почувствовала его неподдельное, благоговейное отношение к святыне, которую он защищает от моего невежества, и потому почти взмолилась:
— Прошу вас, не уходите, мне надо с вами поговорить! — я почувствовала в этом человеке нечто настоящее, чего не было у меня.
Он с почтительным поклоном спокойно ответил:
— Хорошо, буду ждать вас во дворе.
Сестра уехала домой без меня, а мы с В.А. шли в сторону города, и я засыпала его вопросами, на которые он чинно и убедительно отвечал. Мои вопросы крутились вокруг главного: Бог, душа, Церковь. И вдруг, как бы помимо своей воли, я спросила:
— А есть в Петербурге женский монастырь?
— Да, Иоанновский монастырь на Карповке, — ответил В.А. — Если надумаете исповедаться, то поезжайте туда. Там служит священник Николай Беляев. Он кандидат технических наук, хорошо понимает таких, как вы. У него почти вся питерская интеллигенция исповедуется.
Так Православие стало приоткрываться для меня. Я увидела ясно, что в церковь ходят иные люди, отличающиеся от меня и от друзей. Несколько дней прожив во внутренних спорах с самой собой, в сомнениях, я решила поехать в Иоанновский монастырь и посмотреть на монахинь, насколько они отличаются от людей из мира. То есть, меня повело в монастырь любопытство, желание исследовать незнакомую мне сферу жизни. О святом Иоанне Кронштадтском я ещё ничего не знала, хотя, видимо, В.А упоминал о праведном старце. Но сведения прошли мимо меня из-за внутреннего сумбура, царившего в душе в тот момент.
В ближайшую после Троицы субботу добралась я до Иоанновского монастыря примерно к трём часам дня без какой-то определённой цели, а так — посмотреть… Время было не богослужебное. Я открыла тяжёлую входную дверь, сделала несколько шагов по холлу монастыря и… ощутила, что моя душа стала прозрачной, как стекло, и в эту мою душу Кто-то смотрит. И от этого проницательного взгляда ничего нельзя скрыть из своей жизни! Более того, своей безобразной души нельзя скрыть и от людей! Я стояла в пустом помещении, где присутствовал только дежурный, ощущая себя каким-то коробейником, который показывает всему миру не товары, а свои грехи.
И вместе с этим меня обожгло чувство собственной нечистоты. Оно накрыло меня так, что жить с ним было невозможно. Я поняла, что выходить из монастыря с таким чувством мне нельзя, нужна исповедь, иначе могу натворить непоправимое.
Узнав у дежурного, что исповедь будет сегодня на вечерней службе в притворе храма Двенадцати Апостолов, и что священник Николай Беляев будет исповедовать, дождалась, когда откроют усыпальницу Иоанна Кронштадтского. Поклонившись гробнице по примеру других, стала читать в уголке акафист святому праведному Иоанну Кронштадтскому, мало что понимая в кружеве новых слов и смыслов.
Чувство, что свои грехи спрятать невозможно, не покидало меня. Я старалась не смотреть людям в глаза, опустив их долу, и к восемнадцати часам поднялась в верхний храм. Притвор был уже полон народу, и я заняла очередь на исповедь, оказавшись почти в конце. Исповедовать вышли два священнослужителя: кто из них отец Николай, я сразу догадалась по его возрасту и по количеству народа, скучившегося близ него. Вторым был молодой отец Димитрий, к которому стало человек пять.
Отец Николай после молитвы, окинув взглядом стоящих на исповедь, строго сказал:
— Переходите к отцу Димитрию. Я уйду вместе с ним.
Переместилось человека четыре. Батюшка через время снова повторил своё предупреждение. А я впала в отчаяние, что не смогу исповедаться у него: идти на исповедь к молодому священнику — об этом я не могла и помыслить.
Обильные, беззвучные слёзы хлынули из моих глаз. Глядя через средний храм в сторону иконостаса, увидела над царскими вратами икону Спасителя, и стала в сердце молить о помощи. Я просила Бога о том, чтобы мне сегодня исповедаться у отца Николая во что бы то ни стало. Изливая перед Спасителем потоки слёз (и откуда только они брались?!), я просила о невозможном. И совершилось чудо.
Когда к отцу Димитрию оставалось два человека, к молодому священнику подошла женщина с объёмным портфелем. После исповеди батюшка и мирянка отошли к скамье, женщина открыла свой портфель, достав из него папки с документами. Отец Димитрий стал изучать одну бумагу за другой, потом они рассматривали схемы, разворачивая большие листы. А отец Николай всё исповедовал, исповедовал, исповедовал…
Встала я на колени возле отца Николая около десяти часов вечера, выплакав перед ним мою неправедную жизнь, лежавшую на сердце грузом. То, с какой бережностью утешал меня отец Николай по ходу исповеди, не описать. Он удерживал меня от отчаяния, убедив простыми словами, что Господь простит все мои исповеданные грехи. После того, как батюшка прочёл надо мною разрешительную молитву, я почувствовала такое облегчение, словно моя душа оторвалась от спрута.
Какое же прекрасное состояние испытываешь, когда тебя вот только что спас Господь от беспощадной и жестокой силы, державшей тебя в плену много лет! Всё моё существо наполнилось благостью: я почувствовала себя младенцем, начинающим жить с чистого листа. Я смотрела на отца Николая, как на посланника Божия, только что совершившего надо мною духовную операцию, после которой из состояния «раненого зверя» я вошла в невыразимое словами благодушие, охватывая любовью весь мир, созданный Богом. Большего, чем такое счастье, я в жизни не испытывала, хотя счастливой была не раз и до, и после этой исповеди.
Отец Николай сказал мне:
— Будете приходить в монастырь на службы каждую субботу и воскресенье.
Я ответила, что живу в Крыму и скоро уеду, на что батюшка ответил:
— Найдёте в Алупке отца Валерия Бояринцева — вот вам духовный отец.
Через несколько дней, 11 июля, я поехала в монастырь снова — уже на Литургию. После службы ко мне подошла монахиня и попросила остаться помочь приготовить храм к патриаршей службе, которая будет вечером в честь престольного праздника. Она поручила мне разобрать большие охапки цветов, принесённых в тазах с водой, составить из них букеты, чтобы их синхронно расставить в храме, начиная от алтаря (в то время букеты ещё не заказывали цветочным магазинам).
Работы было много, подручных средств мало, поэтому на подготовку украшения храма ушло несколько часов. Наконец, монахини расставили вазы с моими букетами по местам. А я, протоптавшись целый день в туфлях на каблуках (тогда ещё не понимала, что такую обувь в церковь носить не надо), стала на службу среди множества народа в полном изнеможении.
Служил Патриарх Алексий II. Когда он вошёл в храм и поднялся на застланную ковром кафедру, я оказалась на уровне с ним с левой (женской) стороны храма. Ещё не понимая, что мне нужно повернуться лицом к алтарю, я смотрела на Патриарха. Благообразие Алексия II, его степенные движения, интонация голоса говорили о его высоком статусе, недоступном простому смертному (так мной воспринималось тогда). Вдруг Патриарх повернулся и посмотрел мне в глаза, задержав свой взгляд на несколько мгновений. Взгляд мягкий и всё понимающий. И какая-то тёплая волна поднялась в моём сердце.
Так я продолжала получать в Церкви всё новые подарки от людей. Подарили мне и первую библиотеку православной литературы, в которой было всё необходимое для моего начального духовного обучения. В первые недели постепенного вхождения в Церковь я получила совет сразу учиться читать на церковнославянском языке.
Вернувшись в Крым в начале августа, в первое же воскресенье я собралась в церковь, не зная, какую выбрать, так как бывала лишь в двух из них и то давным-давно. Вспомнила о восстанавливающемся Петропавловском соборе по наитию. Интерьер храма уже приводился в порядок, и на одной из настенных росписей я увидела Ксению Блаженную, причём, на фоне Петропавловского собора Санкт-Петербурга. «Вот куда меня привёл Господь!», — с благодарностью подумала я тогда, вспоминая события в Иоанновском монастыре.
В тот жаркий августовский день я была в блузке с коротким рукавом. После службы ко мне подошла миловидная пожилая женщина и кротко обратилась ко мне:
— Пойдёмте со мной.
Она повела меня к настенной иконе Пресвятой Богородицы и с большим тактом сказала:
— Посмотрите на одежду Матушки-Богородицы. У неё руки закрыты до запястья. Вот в такой одежде и нам, женщинам, надо в церковь приходить.
В тот день я решила после службы пройти пешком до отдалённой остановки троллейбуса, чтобы можно было в него сесть: время было «лихое», городской транспорт ходил плохо, и потому люди набивались в салоны, что называется, под завязку. Мне удалось протиснуться, но смогла стать лишь спиной по ходу троллейбуса, лицом к задней площадке, на которой сгрудилось несколько крепких парней. Из-за их спин я услышала певучий женский голосок:
— Ребята, вы выходите на рынке?
— Нет! — ответил один из них. — А вы тут, бабушка, не пройдёте! Придётся вам поработать локтями.
— Зачем же локтями? Я потихоньку пройду, — и тут я увидела сухонькую старушку с ярко голубыми ясными глазами на благостном лице. — Я ведь всегда с Богом хожу, — продолжала она. И вдруг посмотрев мне прямо в глаза (!), спросила с доброй улыбкой и особым прищуром глаз, словно она хорошо понимает меня:
— С Богом хорошо? Да?
В сердце моём — толчок тёплой радости, и я ответила:
— Да! Хорошо! — и чуть поклонилась ей.
Старушка вышла из троллейбуса. Я попыталась рассмотреть её в толпе, но не увидела. В течение двух лет я всматривалась в лица женщин в храмах, часто бывая на службах и на престольных праздниках, но так больше её и не встретила.
К порогу храма меня привёл Господь в возрасте тридцати восьми лет. Столько лет болел расслабленный, которого Господь увидел у Силоамской купели. На вопрос Христа, почему человек так долго не исцелён, тот ответил Спасителю: «Человека не имею». Действительно, чтобы войти в храм, как в целительную воду Овчей купели, надо иметь человека (или нескольких — живых или книжных), которые «опустят» в живую воду Божественной благодати, исцеляющей неисцелимое.
После исповеди я ещё не знала, как теперь надо жить в смысле уклада и образа жизни, но остро чувствовала, как жить не хочу. Чувство собственного недостоинства при общении с любым человеком сохранялось в душе несколько лет. Люди стали восприниматься мною, как посылаемые Свыше навстречу посланники или учителя в новой для меня школе жизни.
Страх Господень… Испытывала ли я такое состояние? Не могу сказать, но чувствовала в своём сердце боязнь огорчить Бога, Который меня спас, вытащил из трясины, откуда человеку самому не выбраться. Моя душа как бы самостоятельно, изнутри, училась самонаблюдению за собой, способности уловлять в себе промахи, сразу просить у Спасителя прощение за допущенный грех.
В Иоанновском монастыре моё бессмысленное и во многом бесцельное блуждание в мире для меня закончилось переходом в абсолютно новую реальность — с трудами во славу Божию и раскрытием в себе таких сил души, о существовании которых раньше не подозревала. А, главное, надо было начинать учиться жить с учётом перспективы на Вечность.
Самое необъяснимое для меня и теперь, это то, что я получила в своё (сознание? сердце?) некий, выражаясь современным языком, информационный фильтр. Он позволяет мне мгновенно различать, что наше — православное, а что сектантское, иноверческое, чуждое. Это внутреннее мерило, наряду с курсами катехизаторов, которые я вскоре окончила при Симферопольской и Крымской епархии, помогает мне работать над проектами, требующими крепких основ богословских знаний.
В Крыму я встретила в церкви бывшую сотрудницу, теперь подругу, и спросила, как она пришла к вере. Татьяна Денисовна ответила:
— Очень просто! Смотрела днём телевизор. Выступал священник, который сказал фразу: «Сегодня уже все знают, что Бог есть». Я вскочила с дивана с мыслью: «А я не знаю! Но если Бог есть, так и жить надо по-другому!». Быстро оделась и побежала в церковь. С тех пор и хожу. Окончила курсы катехизаторов. Теперь преподаю на курсах Священную историю. Этот разговор относится к середине 1990-х годов.
Да, Спаситель к каждому имеет Свой подход, ключ, способ тронуть сердце человека. Главное, носить в душе истинное, неотступное желание встречи с Богом ещё в земной жизни.
Севастополь, февраль 2023 г.
Раздел 2. Икона Девы Марии «Сокрушительница стрел»
Обстоятельства современной жизни с военными действиями на земле Святой Руси понуждают меня открыть людям духовное событие моей частной жизни. В течение тридцати трёх лет, ровно половину из продолжительности моей жизни, я ношу в своём сердце образ Девы Марии «Сокрушительница стрел».
В 1989 году, в возрасте тридцати трёх лет, я вынуждена была сделать серьёзную операцию. В то время я ещё пребывала в безбожном состоянии, пыталась разобраться в причинах творившихся в стране перемен на уровне логических рассуждений и о духовном не помышляла. Страна устремлялась к своему разрушению, что вводило меня в состояние глубоких переживаний и отчаяния почти до безысходности. Оставаясь продуктом советского образования, я искала ответы на мучившие меня вопросы там, где их нельзя было найти.
В таком состоянии, через пару месяцев после операции, в дневном сне я увидела себя художницей на персональной выставке (рисовать не умею!). В двух залах на стенах размещались картины, написанные маслом. Я прошлась среди немногочисленных посетителей, разглядывая свои работы и людей, подошла к журнальному столику и стала читать в «Книге отзывов» положительные отклики посетителей выставки.
По мере перелистывания страниц во мне стали созревать замыслы. Перед умственным взором всплывали картина за картиной: пейзажи, букеты цветов, натюрморты, сюжетная живопись. Мысленно я отклоняла их, говоря про себя: «Не то, не то, не то…».
И вдруг я увидела живую Деву. Она не смотрела на меня. Её лик был скорбным, обращённым вверх, словно Дева умоляла Бога кого-то спасти. В крупных голубых глазах стояли слёзы, готовые вот-вот сорваться, но не срывались. Тонкая фигура Девы, Её лицо нежной юности изумило совершенством красоты. Дева была в ясно-голубом покрове и одежде, скроенной, как изображается на православных иконах. Весь Её облик являлся воплощением чистоты и неотмирности. Он потряс всё моё существо. Чистота и святость, исходившие от Девы, ощущались мною физически и настолько реально, что я сразу почувствовала собственную нечистоту.
Почему-то я перевела взгляд на Её руки и увидела, что Дева тонкими и слабыми пальцами, не сжимая их, держит пучок толстых коротких стрел. Она удерживала пучок между большими пальцами и ладонями, едва прикасаясь к стрелам. Вдруг Дева сделала резкое движение кистями рук и преломила стрелы — весь пучок одновременно. Контраст между тонкими пальцами Девы и грубыми, сломанными Ею в одно движение, стрелами изумил меня, перевернул всю мою душу, и я проснулась.
Оглядевшись вокруг, поняла, что окружающий мир утратил для меня всю свою привлекательность. Видение чистоты, которое я ощутила во сне, было реальнее, сильнее, пронзительнее всего видимого мною прежде во снах и наяву.
С того момента я обращалась к знакомым художникам (иконописцев ещё не знала): «Нарисуйте мне Деву. Я расскажу, какая Она». Но, выслушав меня, они отмахивались: «Сама рисуй». Однажды я даже попробовала набросать карандашом Её фигуру, с обращенным вверх ликом, но сожгла свои беспомощные наброски.
После этого сна близкие стали мне говорить: «Ты живёшь, как раненый зверь». Через пять лет Господь смилостивился надо мною и подарил веру после исповеди в Иоанновском монастыре в Санкт-Петербурге, о чём я уже писала.
Погрузившись в изучение Церковного предания, я обратила внимание (на примере события явления Покрова Пресвятой Богородицы), что от словесного образа до его воплощения в красках порой проходят века. «Радуйся, покрове миру, ширший облака» — спели византийцы в шестом веке в «Акафисте Пресвятой Богородице» (в шестом икосе), а иконописный образ Покрова Пресвятой Богородицы появился только через три века после явления Царицы Небесной святому Андрею и ученику его Епифанию во Влахернском храме.
Читая молитвы, невольно обращала внимание на словесные образы, связанные со стрелами: «Многомилостиве Господи!.. сокруши разженные стрелы лукавого, отторгающие нас от Тебя». Теперь я стала понимать, кто пускает в человека невидимые стрелы, которые преломила Дева в моём сне, впечатление от которого в душе не изгладилось за истёкшие годы.
Если в молитвенных текстах встречались прошения, в которых упоминались стрелы, я выписывала их, предполагая, что мой сон не был случайной игрой фантазии. Приведу несколько примеров.
«Всеокаянную душу мою, Благодатная, уязвленную стрелянии злобного ратника, вручаю всесильному предстательству Твоему, юже соблюдай, и покрывай, и спасай от бесовских козней невредиму…» (Песнь вместо Славы после 6-го псалма из Псалтири Богородице).
«…Напряже лук свой противу нас душевный враг, но Ты, всемощная Царице, воздвигни руце Твои на гордыню его в конец и прожени его на место вечного осуждения» (Псалом Богородице 73).
«Спаси и защити мя, Владычице, от разженных стрел врага спасения нашего» (Молитва Богородице по 10-й кафизме).
«…Адский противник враг не повредит его и стрела его летящая не коснется ему, яко многомощная Владычица избавит его от сети ловящего» (Псалом Богородице 90).
«…Стрелы искусителя изощренные падают на главу мою и в опасности греха, увы мне, находится душа моя, но Ты, Владычице, силою Твоею сокруши главу адского змия» (Псалом Богородице 119).
«…Напряже лук свой противу мене враг и лестию своею уловляет душу мою; сокруши, Владычице, силы его лукавые и запни пронырству его» (Псалом Богородице 139).
«…Ты — купино неопалимая, сохрани мир и всех нас от вредоносных огненных стрел вражиих…» (Молитва к Богородице из книги псалмов, обращённых к Божией Матери).
«Спаси и защити нас, Владычице, от разженных стрел лукавого врага спасения нашего» (Молитва к Божией Матери Толгской).
Здесь надо сделать важное отступление. После обретения веры в 1994 году и начала моего воцерковления, год я прожила в прямом смысле «у Бога за пазухой». А дальше началось обучение меня на способность жить по-христиански посредством обстоятельств жизни. Остановлюсь только на одном событии.
Мой сын Роман в возрасте пятнадцати лет в августе 1995 года упал в горах близ Бахчисарайского Свято-Успенского монастыря. Трудник Василий, который привёз его домой на следующий день с наложенной в бахчисарайской больнице гипсовой лангетой, рассказал: «Там, где Роман упал, нельзя остаться живым. Скала больше двадцати метров высотой, с отрицательным углом. Да и упал он на бетонированную дорожку, ведущую в обитель. Ему Матушка Богородица подушку подстелила, не иначе».
В это время монастырь восстанавливался, и Роман приехал на несколько дней летних каникул поработать трудником во славу Божию. После ужина он вышел прогуляться на плато. В тот день прошёл дождь. Недалеко от края обрыва сын поскользнулся на сырой траве. Зависнув над пропастью, он не смог упереться ногами в скалу из-за отрицательного угла обрыва. Не мог вытащить себя и усилием рук, так как вырос в то лето на десять сантиметров и мышечную массу ещё не набрал.
Сын потом рассказывал: «Наверное, там, на камнях, остались вмятины от моих пальцев, когда я старался изо всех сил вылезти на плато. Ноги болтались в воздухе, и я оторвался от скалы и стал падать. Сначала ударился левым локтем, потом левым предплечьем и только после этого лёг на спину и потерял сознание. Когда открыл глаза, то увидел над головой вращающиеся облака, кроны деревьев и птиц. Кружилась голова. Я встал. Почувствовал, что моя левая рука повисла. Взял её правой рукой и понёс в монастырь».
Романа на монастырской машине отвезли в травмпункт. У него оказались сломанными локоть и предплечье левой руки, сотрясение мозга, и, как выяснилось годы спустя, треснула лопатка. Но ни позвоночник, ни голова не пострадали. Непоправимого исхода он, слава Богу, избежал. Действительно, трудник Василий был прав: Матушка Богородица подстелила невидимую подушку моему сыну, сорвавшемуся со скалы.
Роман перенёс две операции. Рука в локте осталась неподвижной. Что скрывать, переживаний было много. Но мой духовник отец Валерий Бояринцев сказал тогда: «Это Промысл Божий, что сын немного покалечился». Только в 2014 году стало мне ясно, насколько отец Валерий был прав.
Несколько лет после травмы сына я, конечно, по-матерински горевала о его инвалидности. Но тут же горячо благодарила Царицу Небесную, что спасла Она Романа там, где нельзя остаться живым. И теперь, всякий раз, когда проезжаю через Бахчисарай, пою тропарь Успению Пресвятой Богородицы.
В год семейных испытаний я часто вспоминала свой сон, в котором Дева преломила стрелы. И поселилась в моей душе надежда, что когда-нибудь появится икона Пресвятой Богородицы «Сокрушительница стрел». Жизнь шла своим чередом с печалями и радостями. А в моей душе всё больше нарастало желание заказать художнику икону с изображением Девы Марии, преломляющей стрелы.
Наконец, в 1999 году, я решилась рассказать отцу Валерию и про сон, и о своём многолетнем желании написать икону Царицы Небесной. Показала батюшке выписки из святых текстов. Он прочёл их, но сразу отвечать не стал. На следующий день после Литургии, когда я ещё раз спросила, можно ли заказать икону знакомому иконописцу, отец Валерий ответил: «Благословляю! Но только для келейного пользования».
В праздник Успения Пресвятой Богородицы сразу после Литургии я подошла к иконописцу Владимиру Логвинову в церкви Трёх Святителей в Симферополе. Незадолго до этого он написал для меня икону Архангела Михаила на подарок сыну в связи с его совершеннолетием. Когда я попросила Владимира написать икону, которой ещё нет, он даже как-то отпрянул от меня. Но потом выслушал внимательно, когда понял, что есть на то священническое благословение.
Через несколько дней иконописец принёс эскиз образа, сказал, что будет звонить, и… исчез. Оказалось, Владимиру пришлось мучительно преодолевать искушения, навалившиеся на него, прежде чем он приступил к написанию иконы. Когда, наконец, Владимир приступил к созданию образа, то, по его признанию, всё время молился словами из «Канона ко Пресвятой Богородице, поемого во всякой скорби и обстоянии»: «Матушка Богородица! Не могу терпети демонского стреляния…». Через три месяца образ Девы Марии «Сокрушительница стрел» появился в моём доме.
Иконописцу удалось передать основную идею, мысль и символику образа. Конечно, земные краски и кисти не в силах отразить чистоты и совершенства живого, ни с кем несравнимого Первообраза Девы, который сохраняет моя память. Тем не менее, и тихая радость, и чувство успокоения наполнили меня, что я выпустила образ Пресвятой Богородицы на Божий свет из клетки моего сердца.
Молитвенный возглас «Радуйся, Сокрушительнице стрел, врагом спасения нашего посылаемых» пришёл во время написания иконы. Опытный священник, с которым я советовалась, подтвердил его правомочность.
Икона была написана 15 ноября 1999 года, а 20 ноября освящена. 26 ноября 1999 года решением Верховной Рады Крыма были переданы верующим: Введенская церковь; Космо-Дамиановский монастырь; место в парке Победы, где прежде находился кафедральный собор Таврической епархии (к 2023 году Александро-Невский храм восстановлен) и другие святыни. Совпадение ли это?
На обратной стороне иконной доски Владимир сделал надпись, где, когда и кому была явлена икона «Сокрушительница стрел». В момент малодушия однажды я зачистила надпись, не думая о том, что икона уже стала жить своей жизнью.
Рассказ об иконе Девы Марии «Сокрушительница стрел» будет неполным, если я сокрою от людей свидетельство Зари Николаевны Ивановой (в крещении Зои), удерживаемое мною в течение трёх десятилетий. Но сначала надо сказать несколько слов об этой удивительной женщине. Кандидат исторических наук, доцент Симферопольского государственного университета, Заря Николаевна была специалистом в области мировой культуры, хорошо знала византийское церковное искусство. Небольшого роста с проницательными глазами, она была требовательным преподавателем.
В годы учёбы в университете мне пришлось сдавать Заре Николаевне зачёт и экзамен, после чего я потеряла её из виду на долгие годы. Однажды, уже после своего воцерковления, я встретила Зарю Николаевну в храме Трёх Святителей. Мы стали общаться, тем более что и жили неподалёку друг от друга.
Зоя Николаевна, рассказала, как она, похоронив всех своих родственников, осталась одна и смертельно затосковала. «Господь не дал мне погибнуть», — призналась Зоя Николаевна, но об обстоятельствах её прихода в храм я расспрашивать не стала. Знаю, что привыкшая к глубоким исследованиям, она изучила все тома «Добротолюбия». Не раз Зоя Николаевна говорила со мною о необходимости творить Иисусову молитву. Говорила ещё и такое: «Если бы мы до конца осознавали, что сделал для нас Спаситель, мы бы уже от порога храма ползли на коленях к Причастию».
В то время я работала в Епархиальном управлении и попросила Зою Николаевну подготовить цикл лекций «Библия в мировом искусстве». Зоя Николаевна живо откликнулась на эту просьбу. В её архиве оказалось немало репродукций с произведений иконописи и религиозной живописи. В отделе иностранной литературы Крымской республиканской библиотеки были прочитаны православным историком блестящие лекции, собиравшие большой круг слушателей. В то время отдел иностранной литературы размещался в здании домовой церкви Равноапостольной Марии Магдалины, в настоящее время уже переданной верующим. Жаль, что в те девяностые годы мы ещё не располагали диктофонами и телефонами, чтобы записать эти беседы.
Однажды Зое Николаевне понадобилось зайти ко мне за книгой. Здесь она и увидела икону Девы Марии «Сокрушительница стрел». Образ Матушки Богородицы поразил её. Зоя Николаевна долго стояла перед образом и, думаю, молилась. Потом она сказала, что по глубине смысла эта икона (из тех, где Богородица изображена без Младенца), одна из самых сильных по своему воздействию.
Прошло время, и в 2000-м году Зоя Николаевна попросила меня сделать фотографию с образа «Сокрушительницы стрел». Я объяснила, что у меня нет на то благословения. «У меня возникла особая причина просить вас об этом», — спокойно, но со значением сказала Зоя Николаевна. И, помолчав, она открыла, что это за причина: явление Богородицы в образе «Сокрушительница стрел».
«Вы можете описать то, о чём сейчас рассказали?», — спросила я, стараясь не обидеть Зою Николаевну своей просьбой. Она была мудрой женщиной, и сразу согласилась. А я пошла к знакомому фотографу и, получив фотографии, дала одну Зое Николаевне. Она увеличила её с помощью ксерокса. Получился неожиданный эффект. Изображение в формате А-4 на обычном листе предстало в виде старинной иконы с пятнышками как бы выщербленной в нескольких местах краски. Одетая в рамочку, икона Божией Матери «Сокрушительница стрел» дополнила иконостас в маленькой однокомнатной квартире Зои Николаевны.
Вскоре, после службы на Введение во храм Пресвятой Богородицы, Зоя Николаевна передала мне двойной лист со школьной тетради с описанием своего духовного опыта. Далее я помещаю свидетельство дорогой моей сестры во Христе, не пытаясь давать никаких своих объяснений.
«Образ Богородицы Сокрушающей стрелы, ихже мечут демоны на погибель нашу, пленил мою душу с первого мгновения, сроднился душе моей. Я полюбила его, помышляла об иконе и видела её внутренним взором.
И вот, в ноябре сего года, недели за две до Рождественского поста, благоволила Матерь Божия явить мне, недостойной и окаянной милость Свою: являла Себя во образе Сокрушительницы стрел три раза. Она была точно такая, как на иконе, только живая, Источник света, сострадания и любви.
Первые два явления были словно в прозрачном сне: безграничное голубовато-золотистое пространство и свет, и радость ожидания. И вот, вижу Богородицу, как изображена Она на иконе, только руки Ея в движении сокрушения стрел и очи направлены на меня: утешают, ободряют меня. Захватило дыхание моё, сердце трепещет, и говорю мысленно: Мария, Мария, спаси мя… Времени не помню, сколько была Она со мной, — думаю, что мгновение.
Так было два раза одинаково. Только во второй раз я пыталась прикоснуться к краю одежды Ея.
А третий раз явилась икона в духе после того, как я закончила читать вечернее правило и творила Пяточисленные молитвы и молитвы Богородичные на каждый день седмицы. И вот исчезла комната моя, и увидела я вновь сияющее пространство то, а сердце исполнилось радостью ожидания. И вот издалека идёт ко мне Царица Небесная, как изображена на иконе, и одежды Ея трепещут и излучают невыразимый прозрачный голубовато-золотистый свет, а Лик и Очи светятся такой лаской и печалью, что сердце облилось слезами.
Стрелы же в Ея руках тлели, а острия их мерцали огнём, угасая. И вот, Она остановилась совсем рядом и вернулась в икону. Сколько мгновений продолжалась эта благодать, не знаю. Когда я оглянулась — была та же ночь, и келия, и лампадка, и моя смиренная плоть. Но уже я познала, что Царица Небесная слышит и любит рабов Своих, взывающих к Ней — Сокрушительница стрел, Заступница наша.
4 декабря 2000.
Введение во храм Пресвятой Богородицы,
раба Божия Зоя».
Прочитав её свидетельство, я предложила пойти к настоятелю Трёхсвятительской церкви о. Георгию Северину с иконой, рассказать обстоятельства появления образа, а также поведать о видениях Зои Николаевны. Отец Георгий выслушал нас внимательно. Подумав, он сказал: «Здесь нужно рассуждение старца. Напишите отцу Илии всё так, как рассказали мне, и вышлите ему фотографию иконы».
Мы поступили по совету отца Георгия и стали ждать. Обратный адрес на конверте указали мой. При встречах Зоя Николаевна, приветствуя меня словами преподобного Серафима Саровского «Радосте моя, Христос Воскресе!», спрашивала, есть ли ответ на наше письмо. В ожидании прошёл январь и начался февраль. 9 февраля прямо с дня рождения Зои Николаевны я уехала в Алупку к отцу Валерию, задержавшись там почти на три месяца. В Фомино воскресенье мне сообщили, что Зоя Николаевна умерла, и хоронить её будут на Радоницу.
Добравшись до Симферополя, я заглянула в почтовый ящик и вытащила конверт из Оптиной пустыни. В конверте была открытка с надписью «Радосте моя, Христос Воскресе». С этой открыткой я пошла в квартиру к Зое Николаевне, где собрались уже сёстры во Христе помолиться о новопреставленной Зое.
Ни до этого, ни после я не получала писем от отца Илии. И его пасхальное поздравление приняла в качестве благословения мне, а наипаче Зое Николаевне, ставшее для неё напутствием «в путь всея земли».
Икона Девы Марии «Сокрушительница стрел» выдержала несколько переездов и продолжает оставаться моей келейной иконой. Признаюсь, одну из фотографий образа выпросила у меня сестра во Христе Любовь, собиравшая по любви к Богородице все Её иконы в фотоальбомы. Любовь обещала, что не будет распространять образ «Сокрушительницы стрел». А как получилось на самом деле, я не знаю.
После переезда из Крыма в Тосно в 2001 году, я часто общалась с прихожанкой церкви Казанской иконы Божией Матери с согбенной старицей Марией Бакулиной. Однажды она рассказала мне свою историю. Будучи верующей с детства и оставшись одна с тремя детьми в молодые годы, она решила съездить на поклонение в Пюхтицкий женский монастырь в Эстонии. Пожила Мария в монастыре несколько дней, напиталась благодатным монастырским духом и вернулась домой.
«Вышла я в огород окучивать картошку, — рассказывала мне Мария, — а на сердце у меня такая благодать, что я сказала себе: «Теперь буду жить на земле только для Бога». И в этот момент увидела, как в мою голову влетели огненные стрелы. О том, что со мной происходило, рассказывать тебе не буду. Но с того момента годы и годы я каждую свободную минуту проводила в церкви или переписывала в общие тетради акафисты и святые книги. Тогда трудно было их доставать. И постепенно стало отходить от меня искушение, попущенное Богом. И сколько будут ноги меня носить, буду ходить в церковь. За своё служение я ни копейки не беру. Всё делаю во славу Божию».
Мария жила праведницей. Никогда не пила чай или кофе, а только тёплую воду. Похоронена Мария Бакулина на старом тосненском кладбище, рядом с церковным двором. Царство Небесное и Зое, и Марии, приоткрывших мне потаённые глубины Православия.
Севастополь, март 2023 г.
Раздел 3. По Промыслу Божию возвращение с того света
Среди многочисленных историй, которые я услышала от верующих, было немало рассказов о событиях их воцерковления. «Был Савлом, а стал Павлом» — этот переход человека от греховности к праведности и теперь вызывает во мне интерес своей таинственностью и неповторимостью.
В православной лавке Симферополя в 2000-м году я познакомилась с Геннадием из города Ялты, прихожанином собора Александра Невского. Просто, с глубокой благодарностью Богу, он поведал мне о том, как Спаситель подарил ему веру.
Сравнительно в молодом возрасте вышедший на пенсию лётчик, работал в 1990-е годы в одной из госструктур курортного города. Было около семнадцати часов, когда в летний выходной день жена попросила Геннадия помыть окно с внешней стороны. В то время они жили на пятом этаже в квартире с незастеклённым балконом.
Геннадий стал на табурет, чтобы дотянуться до всех дальних уголков окна, и принялся за работу. Вдруг табурет под ним подломился, и Геннадий начал падать с него спиной назад. Он понял, что падает с балкона и в последний момент, сгруппировавшись, пробил кулаком стекло, чтобы схватиться за косяк рамы. Ему это удалось, он не упал, но получил рваное ранение руки разбитым стеклом. Кровь хлынула, заливая всё вокруг.
Жена металась по квартире, не зная, что схватить для наложения жгута. Наконец, наложив на руку жгут, Геннадий с женой отправились в ближайший травмпункт пешком, так как им оператор скорой помощи объяснил, что все машины на вызове. Водители такси и попутных машин не останавливались, завидев окровавленного человека. Так Геннадий, истекая кровью, и дошёл до травмпункта.
В больнице врач зашил рану на руке, но оказалось, что сразу не обнаруженная рана оказалась и в районе лопатки, залив всю каталку. Геннадий потерял много крови. На грани отключения сознания он почувствовал, как врач стянул с него шорты с бельём, выкрутил их от крови и бросил в угол. Услышал он, как зарыдала жена, которой врач объявил, что её муж умер от потери крови, и что он, доктор, не в силах ей помочь. Геннадий всё слышал, но признаков жизни уже не подавал.
«Меня откатили к стене, потому что травмированных в тот день было много, врачу и медбрату некогда было на меня отвлекаться, чтобы откатить в мертвецкую, — рассказывал Геннадий. — Я лежал, ничего не видя, но слышал всё происходящее. Так продолжалось долго. Вдруг в какой-то момент я оказался в тёмном тоннеле, в конце которого увидел золотое сияние, привлёкшее меня к себе. Приблизившись, я рассмотрел в этом сиянии живой лик и понял, что вижу Бога. Господь спросил меня «Жить хочешь?». «Хочу», — ответил я. Так повторилось три раза».
Сразу после третьего ответа «хочу жить», Геннадий почувствовал, что он снова находится в травмпункте и услышал, как врач крикнул медбрату: «Смотри! У него губы порозовели! Ставь чайник, будем тёплую воду в него вливать!».
Врач прижал Геннадию язык, и больного принудительно стали поить водой. Он глотал, но, как ни старался, не мог издать голосом ни звука. «После двух литров воды сознание полностью вернулось ко мне, — вспоминал Геннадий. — За окном брезжил рассвет, было пять утра. Представьте — я умирал и воскресал двенадцать часов!».
А Геннадий продолжал работать на своей должности, стал прихожанином собора Александра Невского и делал всё возможное в его положении для прославления Спасителя.
Севастополь, февраль 2023 г.
Письмо со свидетельством о чуде
Во второй половине 1990-х годов по благословению владыки Симферопольского и Крымского Лазаря я вела на Крымском радио передачу «Православный календарь». Вскоре я стала получать письма разного содержания. В одних содержались слова благодарности, в других — прямые угрозы, в третьих авторы писем делились удивительными событиями своей жизни.
Одно письмо мне запомнилось. Получила я его из Феодосии, с полным обратным адресом и именем. По понятным причинам я не могу привести здесь фамилию отправительницы письма, но имя укажу — Валентина Ивановна. Приведу это письмо с небольшими купюрами.
«Решила написать Вам и поделиться опытом своей жизни, так как в прошлом году мысленно обещала Богу рассказать людям, что Бог есть: Он видит и слышит нас.
Немного о себе. Я педагог. Всю жизнь по долгу службы занималась атеизмом. В 1964 г. в г. Ленинграде я вошла случайно в собор во время службы, прихожане все опустились на колени и молились. Я не поняла даже смысла слов священника. Мне показалось неудобным, ничего не понимая, стоять среди коленопреклонённых. Я сразу же вышла и больше в церковь не входила».
Далее Валентина Ивановна описала случаи в её жизни, когда она, как бы помимо своей воли, избегала угрожавшей ей опасности. Так, однажды зимой она шла по тротуару ленинградской улицы. На мгновение её сознание словно отключилось, она пришла в себя на середине улицы, а на то место, где она только что стояла, свалилась с крыши огромная наледь, непременно бы убившая Валентину Ивановну, будь она в этот миг на том месте.
Более того, переходить улицу ей было незачем, поэтому и удивилась, как она оказалась посреди проезжей части, не собираясь переходить дорогу. Так её душа постепенно подготавливалась к обретению веры.
«Сейчас я хожу в церковь, — пишет в письме Валентина Ивановна, — уже понимаю многое, когда идёт служба, покупаю православную литературу и стараюсь осознанно её читать. Возникает много вопросов, на которые помогает мне получить ответ Евангелие.
И вот, когда я поняла, что вся жизнь моя состоит из одних грехов, а вернуть годы жизни уже невозможно, у меня наступил спад душевных сил. Я думала, что уже нет прощения мне никакого… не нужна я такая Богу. «Счастливые, — думала я, — те святые, которые своими глазами видели Царицу Небесную и Бога нашего! Вот бы мне хоть издали увидеть Бога! Я бы поняла, что ещё не всё потеряно…». Вскоре, в 1996 году, Господь дал мне такую возможность. А было это так.
Только отремонтировали телевизор, а он опять перестал работать. Решила я проверить предохранители, а они, как специально, почему-то не вынимались. Взяла я отвёртку, и, вынув из телевизора гнездо с предохранителями, стала раскручивать его, не обратив внимания, что телевизор не был отключён из розетки. Представьте себе: в одной руке к ладошке придавлена вилка гнезда с металлическими концами, а другой рукой беру предохранители отвёрткой, у которой нет ни деревянной, ни пластмассовой ручки. Я замкнула себя в электрическую сеть!
Это было в полдень, когда все на работе, и напряжение очень хорошее. Рук расцепить я не могла, как ни старалась, меня так колотило, что я ничего не видела и не слышала, кричать тоже не могла. Уже чувствую, что колет от сердца в лопатку. И, изнемогая, я выдавила из себя: «Господи!».
Тут произошло чудо!.. Я увидела (даже не поняла, чем, как будто бы своим темечком) над собой с неба поток света, как от прожектора. Вверху Он, внизу я и ничего вокруг!
Вверху светового пучка явился мне Иисус Христос. Он был таким же, как на иконах, только живой — объёмный, крепкий, сильный, спокойный и добрый. Одновременно с явлением Христа меня швырнуло на диван, а вилку с отвёрткой в противоположную сторону. От сильного сотрясения тела и головы я минут десять после этого ничего не соображала и лишь отчётливо помнила, что только что видела Бога, и Он меня спас!
Постепенно я пришла в себя, страх от замыкания прошёл, я убедилась, что Бог есть, Он видит и слышит нас и осуществляет наши желания. Желать надо лишь полезное для нас и быть благодарными за небесное покровительство.
И никогда не поздно обратиться к Богу с любовью — мыслями и сердцем. Бог всегда с нами!
Рассказала Вам это ради имени Всевышнего, как обещала Ему.
Да благословит Господь всех верующих в Него!».
Севастополь, март 2023 г.
Из жизни дяди Ивана
У воспоминаний есть свойство цепляться одно за другое. Мамин младший брат Иван Николаевич Белов, родной ей по отцу, вспоминается мне часто. Высокий, степенный, работящий — весь в отца, моего деда. Выучился заочно на лесничего в Лисино-Корпусе под Ленинградом да и проработал до пенсии по специальности в лесах возле города Люботин Харьковской области, откуда он родом. Одним словом, где родился, там и пригодился.
Ещё будучи молодым, в конце каждого лета приходил он в наш люботинский дом с тремя стопками книг — приносил школьные учебники сестре Галине, брату Виктору и мне. Поразительно мягкой души был человек, жалостливый, не раз видела слёзы в его глазах, но при этом сильный духом.
В жизни Ивана был чудесный случай, о котором рассказала мне мама, а потом и сам Иван при нашей встрече. Это было в тот период его жизни, когда он уже похоронил отца, моего деда, но ещё не женился. Работая лесничим, однажды утром он шёл быстрым шагом на свою делянку по знакомой тропе, бежавшей то по лесу, то по травянистым склонам холмов. На одной из полянок увидел Иван незнакомого седовласого старика, сидевшего у тропы. Поприветствовал Иван дедушку и пошёл дальше. И вдруг тот окликнул его по имени:
— Иван, присядь, поговори со мной.
— Я на работу спешу, некогда, – попытался отговориться мой дядька.
— Да я всё про тебя знаю, успеешь ты на свою работу, — продолжал неизвестный.
Иван удивился таким словам, вернулся и присел рядом. Дед был одет по-старинному, с холщовой сумой через плечо. Он приветливо взглянул на Ивана и сказал:
— Я хочу тебе подарок сделать.
С этими словами старик достал из сумки большую старинную книгу. Была она без обложки, потёртой. Дед подал книгу Ивану. Дядя взял её в руки, раскрыл и увидел, что книга написана старинным шрифтом с красными буквицами.
— Я не умею читать по-славянски, — признался Иван и протянул книгу, чтобы вернуть её деду.
— А ты попробуй, — сказал старик.
Иван стал всматриваться в буквы и вслух читать одно слово, потом второе и углубился в чтение. А когда оторвался, глянул вокруг, а деда-то и нет. Покричал Иван, покричал, да никто ему не ответил. Так он и пошёл на работу с этой книгой.
Время было советское, и за церковные книги могли быть неприятности, поэтому Иван никому её не показывал, читал дома вечерами, когда уже не ждал никого в гости. А рано утром, перед тем как уйти из дома, прятал книгу на чердаке. Многое он в ней понимал, но что-то ему давалось не сразу. Так, никак он не мог понять, что означает написанное: «Не побежден бывай от зла, но побеждай благимъ злое». Когда Иван рассказывал об этой истории маме, то даже записал ей это изречение на маленьком листочке бумаги, который я держала в руках в те годы.
— И в тот день, — признавался мне Иван, — когда дошёл до меня смысл непонятного прежде изречения, книга из моего дома исчезла. Я перевернул весь дом, чтобы отыскать эту Книгу мудрости, но так и не нашёл.
Позднее, когда атеизм ослабил в стране свои позиции, Иван стал прихожанином люботинской церкви, пел на клиросе. Но он так и не смог найти ответы на вопросы, кем был тот дед, и куда подевалась таинственная Книга. Скорее всего, она была либо богослужебной книгой «Апостол», либо книгой Деяний и Посланий апостольских.
Раздел 4. Памятки сердечные
Встреча у Салгира
Симферополь. 1996 год. Тёплый погожий майский день. Я иду по правому берегу реки Салгир в сторону кинотеатра «Космос» между железнодорожным мостом и проспектом Гагарина. По противоположной стороне Набережной навстречу мне медленно движется пожилая женщина со свежеструганной доской на плече. Двухметровая доска покачивается при каждом шаге, и женщине приходится её придерживать. Ей явно неудобно нести доску на щупленьком плече, и она останавливается передохнуть. Невольно останавливаюсь и я, обратив внимание на порозовевшее лицо женщины и её седину. Понимая, что женщине уже за семьдесят, здороваюсь и предлагаю помощь:
— Давайте помогу донести вашу доску! Вдвоём будет намного удобнее.
Женщина приветливо улыбнулась в ответ, видимо не ожидала, что я заговорю с незнакомым человеком через речку.
— Доска лёгкая, просто нести её не очень удобно, — ответила она. — Сама донесу. Живу я здесь неподалёку, — кивает в сторону частного сектора.
И вдруг спросила:
— А вы верующая?
— Да!
— То-то, смотрю, вы в косынке, — и, словно давней знакомой, сообщила с особой, как бы торжественной интонацией в голосе:
— А я знала Луку! Слышали о нём?
— Конечно! Он недавно причислен к лику святых. О нём теперь многие знают.
— Было время, в Симферополе его все знали. Я работала в пятидесятых годах медсестрой у профессора (назвала фамилию, которую теперь, к сожалению, не могу вспомнить). У нас был сложный случай. Профессор никак не мог вылечить экзему одному важному лицу. Вот мой доктор и обратился за советом к Владыке. И меня взял на приём к нему. Лука выслушал моего начальника и продиктовал рецепт, который я записала. Помню, что в состав входили свежие домашние сливки, мёд или сахар, теперь уже точно не скажу, но что-то сладкое, да лечебные травы. Какие, тоже не вспомню. И ещё земля. Мы её специально обрабатывали. Я вздохнула, понимая, что речь идёт о катаплазме, рецепт которой мне очень хотелось найти, — вот он уже почти в руках, но снова ускользает… А моя собеседница продолжала:
— Профессор меня сразу на рынок за сливками послал и стал лечить нашего больного по рецепту Войно-Ясенецкого. Я домой ходила к пациенту профессора и мазь ему на язву, как научил Владыка, накладывала. Ой, знаете! — вдруг развеселилась женщина, — я ведь тогда совсем молоденькая была, и когда впервые во двор к больному попала, пришла в великое удивление, так как в том дворе стояла настоящая карета! Представляете? Правда, уже не на колёсах, а на подставках.
— А мазь помогла? — вернула я разговор в интересовавшее меня русло.
— Конечно! Язва зажила быстро. Пациент профессора поправился. Трудно было поверить, что такое лекарство может помочь, но что было, то было. Средство оказалось чудодейственным!
— Так может всё-таки помочь? — снова предлагаю собеседнице донести доску вместе.
— Спасибо. Вам далеко через мост обходить, а мне до дома уже рукой подать, — ответила женщина. Она подняла доску на плечо и пошла вдоль берега разделявшей нас реки.
Севастополь, 2016 г.
Иконы: обновление
Сегодня многие наслышаны о чудесах, происходящих в Православной Церкви. Иногда некоторые верующие становятся свидетелями или участниками тех или иных чудотворений, совершаемых по воле Божией.
Одним из необъяснимых наукой явлений считается обновление икон. Не раз мне приходилось читать или слышать о таких чудесах с образами, красочный слой которых был скрыт от глаз людей и вдруг чудесным образом проявился.
В конце 1990-х годов я познакомилась в церкви Трёх Святителей в Симферополе с прихожанкой храма Лидией Дмитриевной. В то время она работала в библиотеке Крымского медицинского университета. Высокообразованный специалист с тактичными манерами, с глубокой верой в смиренном сердце, Лидия Дмитриевна располагала к себе, и мы нередко после Литургии беседовали с нею на разные темы. Чаще всего наши разговоры касались вопросов духовного порядка.
Однажды Лидия Дмитриевна рассказала мне о том, что стало причиной её прихода в церковь в условиях господства в стране тотального атеизма, особенно в молодёжной среде. Будучи студенткой, как-то раз она приехала навестить свою тётю. Тётя была верующей, ходила на службы в церковь, молилась дома перед иконами.
Женщина отвела племяннице небольшую комнату. В ней находилась кровать, а в противоположном от кровати углу стояла тумбочка. На обычной тумбочке располагалась икона, закрывая собою часть угла. Икона была тёмная, и рассмотреть, чьё изображение скрывалось под слоем бурого цвета, было невозможно.
Лидия Дмитриевна удивилась, зачем тётушка держит в доме икону, на которой ничего нельзя рассмотреть, но родственницу расспрашивать не стала, чтобы её не огорчить.
В одну из ночей Лидия Дмитриевна внезапно проснулась, словно её кто-то разбудил. Она немного полежала, а потом посмотрела в сторону тёмной иконы. И в этот момент от иконы толчком вышел свет, и образ озарился голубым сиянием. Через некоторое время сияние рассеялось, но вновь, словно под воздействием какой-то неведомой силы, свет вышел из иконы и окружил её. Так повторилось несколько раз: икона какое-то время пульсировала светом.
Лидия не могла понять, какому физическому явлению она стала очевидицей, но постепенно сон взял своё, и студентка уснула. Утром девушка увидела, что на тёмной доске появился образ Пресвятой Богородицы с ясными красками. От бурого цвета на иконе не осталось и следа.
В 1998 году все верующие в Крыму радовались благодатному обновлению образа Пресвятой Богородицы Скорбящей. В тот год, в августе, в селе Первомайское Старокрымского благочиния прихожанка церкви Иоанна Предтечи Феодосия Денисенко пожертвовала в приход икону Богородицы Скорбящей — тёмную, с тусклыми, блёклыми красками. Священник поместил икону в алтаре, чтобы её тёмный вид не смущал людей. Службы в этой церкви были нечастыми.
Через две недели батюшка заметил, что икона стала преображаться: краски посветлели, тёмные пятна с образа исчезли.
Когда верующие узнали об обновлении образа Царицы Небесной Скорбящей, то вспомнили, что в Симферополе задолго до революции на территории военного лазарета существовал храм, освящённый во имя Богородицы Скорбящей. Видимо, поэтому в Крыму был распространён образ Богоматери со скорбным лицом и молитвенно сложенными кистями рук на уровне груди. После обновления иконы многие верующие почувствовали, что явление Девы Марии Скорбящей — это предупреждение людям о предстоящих скорбях.
Люди сетовали, что Скорбящинский храм после его закрытия долгие десятилетия использовался под морг. В настоящее время в Симферополе действует небольшая церковь во имя иконы Богородицы Скорбящей.
После обновления иконы священноначалием было установлено ежегодное празднование обновлённого образа Пресвятой Богородицы Скорбящей, приходящееся на 6 ноября нового стиля. По благословению Митрополита Симферопольского и Крымского Лазаря чудотворный образ Божией Матери был помещён над царскими вратами в кафедральном соборе: тогда таковым был Свято-Троицкий собор в Симферополе, в настоящее время главный храм женского монастыря, в котором покоятся мощи Святителя Луки (Войно-Ясенецкого).
За истёкшие двадцать пять лет симферопольская икона Божией Матери Скорбящая стала широко известна в православном мире. На территории монастыря верующих встречает мозаичный образ Пресвятой Богородицы Скорбящей.
Священник Павел Флоренский назвал икону окошком в Царствие Небесное, в котором всегда горит свет. Нередко православная икона становится и Вестницей Неба. И верующим нельзя забывать святоотеческое учение, что честь воздаваемая образу, возносится к Первообразу.
Севастополь, 18 февраля 2023 г.
Незабываемая
Земля, омытая слезами,
Считает горестные дни
И шепчет скорбными устами:
«Всевышний да пребудет с нами…
Господь, спаси и сохрани!»
Людмила Горская,
поэтесса из Симферополя
Впервые я увидела Людмилу Горскую в канун Пасхи 1995 года. Была Великая Суббота. Во дворе храма Трёх Святителей освящались куличи и творожные паски. Ярко светило весеннее солнце, и у всех было приподнятое настроение. Великопостные тёмные покровы женщины уже сменили на светлые, предпраздничные. На душе было радостно, как бывает всегда в ожидании Светлого Христова Воскресения.
И вдруг, окидывая взглядом множество молившегося во дворе народа, я буквально оторопела, заметив необычную женщину: она была в глухом чёрном свободного покроя платье до пят, в чёрном шарфе и с большим металлическим крестом на толстой цепочке, спускавшейся почти до пояса.
Статная осанка и спокойное выражение лица говорили о характере независимом и незаурядном. Красивые, хотя и тронутые возрастом черты лица мне почему-то напомнили тогда грузинских вдов, среди которых есть и всегда носящие чёрную одежду по обету. Смущал только крест на груди женщины: хотя и без распятия, но размерами похожий на священнический.
Позднее, когда мне в руки попала «Энциклопедия русского костюма», это моё смущение полностью развеялось: во многих областях России женщины носили поверх одежды подобные кресты, располагая их среди низок бус.
Кто эта женщина, я выяснять не стала, заметив, как спокойно благословил её батюшка, поприветствовав, как давнюю знакомую, и как благоговейно поцеловала она благословившую её руку.
Прошло время. Я поменяла место жительства и стала прихожанкой храма Трёх Святителей. Среди молящихся в церкви нередко присутствовала и Людмила Михайловна Горская.
Время нашего конкретного знакомства точно вспомнить не могу. Знаю только, что тогда Людмила тогда ещё вела передачи для детей на «Транс-М-на радио», а я уже выходила в эфир на Крымском радио с передачей «Православный календарь». Припоминаю, что она обратилась ко мне с просьбой поздравить в своей передаче её передачу в связи с пятилетием выхода последней к юным слушателям.
Как бы там ни было, но уже после первого разговора экстравагантный вид Людмилы Михайловны, который в православной среде особенно бросался в глаза, перестал меня смущать. За подчёркнутой маскарадностью её одежды открылось сердце искреннее, по-детски доверчивое, удивлённо и радостно воспринимающее мир и людей. Юродство — оно ведь тоже бывает разное…
О том, насколько сильно Людмила Горская любила детей можно судить по её стихам, обращённым к мальчикам и девочкам. Многие из них публиковались на страницах крымских газет, звучали по радио, а потому известны крымчанам.
Однажды Люда поразила меня тем, что по памяти надиктовала текст молитвы, которой каждый день она молилась за всех детей в мире, искупая тем самым свою, приобретённую по грехам молодости, бездетность. Вот эта молитва:
«Вадыко, Господи Вседержителю, будь милостив к детям Твоим, приведи их к вере и спасению, сохрани их под кровом Твоим, покрой их от всякого лукавого похотения, отжени от них всякого врага и супостата, отверзи их уши и очи сердечные, даруй умиление и смирение сердцам их. Аминь».
Смею утверждать, что такое высокое духовное состояние, как умиление сердца, было явственно присуще Людмиле Михайловне, хотя она и прикрывала его блёстками пёстрых и крикливых нарядов. Несомненно, что в последние годы жизни вера во Христа-Спасителя была стержневой составляющей внутреннего мира Людмилы Горской. Мало сказать, что она глубоко почитала Бога. Людмила Михайловна носила в себе величайший дар — дочернюю любовь к Отцу Небесному. И когда, в разговорах о православной вере, Людмила произносила «Отче наш!», её глаза от полноты чувства наполнялись благодарными слезами. Она, как главную драгоценность своей жизни, хранила опыт преображения души — вот, была грешница, а потянулась к праведности, — но мало кому доверяла сокровенное.
В последние месяцы жизни Людмилы Горской меня не было в Крыму. Я уезжала в Россию к маме, нуждавшейся в помощи. Перед отъездом раза три навестила Люду: в это время она уже была прикована к постели. Удивительно было слышать от беспомощного человека слова, настраивавшие мою душу на мужественное и терпеливое перенесение предстоящих скорбей.
Неоднократно Людмила Михайловна повторяла мне: «Ты должна сделать всё, чтобы стать для мамы солнышком. Не бойся потерять на земле всё, даже крышу над головой. Бойся потерять свет в своей душе. Без всего можно обойтись, а вот без сердечного тепла и света мы перестаём быть людьми. Свети!».
В те дни, потрясённая мирным и высоким устроением духа Людмилы Михайловны, её спокойной отвагой перед ожидавшими её испытаниями и исходом за пределы земной жизни (а Люда чётко осознавала, что болезнь ей дана для приуготовления к смерти), я на одном дыхании написала стихотворение, которое вручила ей перед отъездом.
«У меня ещё — боль. / У тебя уже — высь. / Ты держись за себя / За такую — держись! / Не сыскать в тайниках, / Не купить за гроши / Эту светлую — Спасову — / Мудрость души. / Пыл дремучих стихий — / Он угашен в крови. / Ты овечка теперь / На ладонях Любви. / В состраданье ко всем / У земного креста / Ты в смиренье стоишь, / Как невеста Христа. / Жизнь — осенний листок, / Ей дано отлетать. / За греховное всё / Покаяньем воздать / Научил тебя наш / Милосердный Господь / И твой дух укрепил, / Подчинив ему плоть. / Веры радостный луч / Из божественных сфер / Ты приносишь мне в дар, / Как великий пример. / Так на ложе своём / Благодатью светись! / У меня ещё —боль. / У тебя уже — высь!».
Прощаясь с Людмилой Михайловной, неожиданно для себя со слезами и душевным трепетом, порывисто наклонившись, я поцеловала её неподвижную руку. Об этом можно было бы не писать, если бы не то пронзительное и незабываемое чувство, которое положил мне на сердце Господь, как бы говоря: «Вы видитесь на земле последний раз». Когда я посмотрела Людмиле в глаза, то увидела, что и она тоже прощается со мной навсегда. Уходить было трудно…
Сейчас, когда я приехала в Симферополь и брожу по его уютным, родным улицам, вижу, что без Людмилы Госркой — странной женщины в широкополой шляпе — город наш обеднел, как беднеют декорации в театре без актёров. И родился образ: Людмила Горская была живой брошью на груди Симферополя. Теперь город эту брошь потерял, и его наряд утратил завершённость. И то, что воспринималось, как чудачество, оказалось чудом.
Незадолго до смерти Людмилы Горской попечением рабы Божией Нины по принципу «самиздата» небольшим тиражом был выпущен сборник стихотворений поэтессы «Путь к Творцу». Талантливое поэтическое слово, написанное в лучших традициях классической русской поэзии, достоверно передаёт богатый внутренний мир нашей современницы, переступившей порог Вечности ещё до своей кончины.
И я благодарю Бога за то, что Он подарил мне в жизни встречу с Людмилой Горской — поэтом, актрисой, «дамой из прошлого», прекрасным человеком, глубоко верующей сестрой во Христе, искренно и бесповоротно стремившейся в Царство Небесное.
Симферополь, 2003 г.
Раздел 5. Мы везде перед Богом
Прикосновение к тайне
Не раз мне приходилось размышлять о поэтическом слове, искать краткое определение ему. И появилось на свет четверостишие под окончательным названием «Предназначение слова»:
Не только для услады слуха! —
В стихах слова —
Ладьи для переправы ДУХА
В мир ВЕЩЕСТВА.
Николай Алексеевич Некрасов считал, что в сердце человека есть дверца, которую может открыть только поэзия. Поэтическое слово — великий дар людям от Бога. Поэзия сродни музыке, философии, а порой и пророческому дару. Она и для поэтов — явление таинственное. Если бы поэты не сочиняли стихов, не звучали бы и песни. Не происходило бы чуда образного постижения жизни. Насколько душевно беднее была бы тогда жизнь людей на земле!
В стихотворении, наряду со смыслами, образами, присутствуют и чувства автора, намеренно или непроизвольно передающие отношение поэта к теме произведения.
Погружаясь в русскую духовную поэзию по мере воцерковления, я обратила внимание на то, что не всегда в стихотворениях других авторов, посвящённых событиям Священной истории, отражены чувства, которые испытываю я, вникая в евангельские или в ветхозаветные сюжеты.
В желании передать своё личное отношение к Рождеству Христову я написала несколько стихотворений. Судьба одного из них оказалась необычной. В течение почти тридцати лет я наблюдаю за жизнью среди людей стихотворения «Колыбельная Девы Марии» и не перестаю удивляться.
Дело в том, что на сегодня я знаю уже десять мелодий, написанных на эти стихи в разных местах нашего Отечества. Мелодии для песен создали авторы-исполнители: Светлана Прядка (Симферополь), Лада Ершова (Москва), Татиана Чуслова (Санкт-Петербург), Ольга Лебедева (Санкт-Петербург), Александр Михайлов (Тольятти), Олег Шеляг (Севастополь), народная мелодия в обработке для детского хора (Алупка), Светлана Потера (Киев), Ирина Личманова-Орёл (Запорожье), народная мелодия (Почаев),
Порой задумываюсь над тем, как в одном тексте может содержаться столько мелодий, совсем не похожих друг на друга? Благодарю своих соавторов, хотя лично знакома лишь с частью из них. Видимо, авторы-исполнители воспринимают Рождество Христово так же, как чувствую я. Иначе не могу объяснить широкий отклик музыкально одарённых людей на это стихотворение.
Колыбельная Девы Марии
Над землёю — темень метельная,
А над яслями — песнь колыбельная.
Молвит с лаской слова святые
Матерь Божия — Дева Мария:
«Под звездой Вифлеемской прекрасною
Засыпай, Моё Солнышко ясное.
Постелила Тебе сено душистое —
Засыпай, Моё Дитятко чистое.
Рано-рано Тебя потревожу Я,
Сына Моего, Сына Божия.
Ждёт нелёгкий нас путь кочевный,
Свете Moй Невечерний.
Горестна по земле дорога
Для Правды — Превечного Бога.
За добро от людей хлебнём лиха Мы.
Потерпи, Моё Сияние тихое.
Одолеешь Ты зло не силою —
Любовью Своей негасимою».
На востоке заря занимается,
Над Младенцем Мария склоняется…
За Ребёнка Своего, за Небесного,
Радуйся, Невесто Неневестная!
Симферополь, 1996
Поручение-благословение: «напишите стихотворение»
Глубокой осенью 2007 года в Святодуховском духовно-просветительском центре Александро-Невской лавры шла презентация моих поэтических сборников. Представляя книги, я обратила внимание, что в зале присутствует человек в чёрной рясе с пышной копной седых волос. Прежде на своих творческих встречах я его не видела.
В середине программы к сцене подошёл сопровождавший его мирянин и передал просьбу уделить несколько минут седовласому монаху в связи с тем, что им сейчас надо уезжать. Я извинилась перед зрителями и вышла на веранду.
Иеромонах сообщил, что он занимается восстановлением Николо-Беседного монастыря в Тихвине. Рассказал, что в старину послушник по имени Георгий увидел, как беседуют Матерь Божия и Святитель Николай, после чего было положено начало монастырю. Монах подарил мне календарь с образом святого великомученика Георгия Победоносца.
— Я объясню вам символическое значение этого образа, а вы напишите об этом стихотворение. Я вас благословляю, — сказал он твёрдо.
Скрывая растерянность от неожиданно полученного задания, тем не менее, я с интересом выслушала рассказ о значении образа Георгия Победоносца. Раньше мне не приходилось слышать и читать о смыслах, заложенных в этот образ святого Воина.
Месяц за месяцем я носила в себе необычное поручение, но приступить к написанию стихотворения не могла. Так прошло два года. Видимо, нужно было дозреть до сложной для меня темы, да и не раз помолиться, чтобы исполнить благословение. И однажды наступила минута вдохновения, когда стихотворение «Георгий Победоносец» появилось на свет за несколько минут.
Георгий Победоносец
Сплавилась на века
русская с ним судьба —
он на Руси стоит
в самом ядре герба.
Воин святой копьём
с белого бьёт коня
змия, чья пасть горит
словом — страшней огня.
…В храме, в котором свет
вглубь алтаря проник,
мне подарил монах
Победоносца лик.
И образок вручив,
инок возвысил глас —
к Воину приложил
тайный духовный сказ:
«Вникни ты в образ сей,
в смыслы его глубин:
Победоносец — знай! —
каждый христианин.
Конь — дарований клад —
тех, что даёт Господь.
С помощью их сумей
ворога побороть!
Дух над врагом возвысь,
в руку возьми копьё.
Сила копья — усвой! —
это слово твоё.
В символе нам дана
заповедь для Руси:
Словом благим врага —
змия в язык разить!
Небо — рядом с тобой:
Спасу всегда молись.
Помни, что бить врага
надо лишь сверху вниз!
И не убойся, дщерь,
силы его огня!
Смело седлай на бой
ты своего коня!
Знай, тебя одолеть
власти у змия — нет!».
…Был тот седой монах
Белым, как лунь. Как свет!
Тосно, 2009
Плод раздумий
В нулевых годах текущего века, в Страстную Пятницу, придя домой после службы, я сидела на диване и думала о том, как смог Разбойник Благоразумный, умирая на кресте, увидеть Мессию в страдающем Иисусе?
Погрузившись в размышления, я прониклась к Разбойнику живым чувством сострадания. И вдруг, словно стоя рядом с его крестом, неожиданно для себя сказала Разбойнику вслух: «Но терпи, да не усомнись, что уходишь вверх, а не вниз!».
Прозвучавший в тишине квартиры собственный голос вернул меня в реальность. Из этого погружения в Голгофскую историю в тот же день родилось стихотворение «Разбойнику Благоразумному».
РАЗБОЙНИКУ БЛАГОРАЗУМНОМУ
1
На Голгофе — казней чреда:
три креста над ней. Три креста.
У толпы на зрелища спрос:
на кресте висит Сам Христос.
Слева — тать в мученьях. И тот
чёрным словом Спаса клянёт.
Как всегда на милость скупа,
вместе с татем шипит толпа.
2
Справа — муку свою терпел
душегуб от разбойных дел.
Окровавив словом уста,
не себя пожалел — Христа.
Из распада вздёрнутых сил
ко Христу лицо обратил,
воздохнул, идущий на слом:
«Помяни мя в Царстве Твоём».
До мгновенья «савахвани»
встретились глазами они,
и навек она зачалась
эта — с Богом — живая связь.
И сказал Господь: «В мир иной
ныне же войдёшь ты со Мной».
3
Со Христовой правдой в груди
знаешь — пытка ждёт впереди.
Ведь теперь ты Сыну — родня:
тьма — и над тобой среди дня!
И тебя понудила смерть
на затменье солнца смотреть!!!
С губ твоих срывается стон:
Избавитель мира пронзён…
А палач? — ему ль не спешить
голени твои размозжить?!
Треск! — и страшен боли обвал!..
Никогда ты так не страдал,
но терпи, да не усомнись,
что уходишь вверх, а не вниз!
Скоро уж ты с Богом своим
встретишься — да царствуешь с Ним, —
утвердив крестом — не перстом:
в рай восходят лишь со Христом.
Тосно, 2006
Труды во славу Божию сопровождаются помощью свыше
То, что труды во славу Божию сопровождаются помощью Свыше, я убедилась в своей жизни не раз. Остановлюсь на одной истории, которая может оказаться полезной тем, кто попадёт в моё положение. В 1995–2000 годах я работала в Симферопольской и Крымской епархии администратором Православного культурного центра. Приходилось вести передачу «Православный календарь» на Крымском радио, готовить к выходу газету «Таврида Православная», организовывать духовные чтения, конкурсы, выставки, конференции, Рождественские и Пасхальные мероприятия, в том числе и на правительственном уровне.
Ко мне нередко обращались педагоги Воскресных приходских школ с просьбой дать стихотворения для детских утренников к Рождеству Христову и Пасхе. В это время мы работали ещё без компьютеров и интернета. Приходилось десятки раз переписывать от руки нужные стихотворения.
Со временем созрела у меня мысль о необходимости собрать под одной обложкой стихотворения русских поэтов о Рождестве Христовом, Страстях Господних и Светлом Христовом Воскресении. Такой сборник мог бы оказать существенную помощь при подготовке праздничных мероприятий.
Церковные газеты и журналы, не часто попадавшие в Крым в то время, дореволюционные издания в редких фондах библиотек давали материалы для будущего сборника, над составлением которого я работала в течение года в свободное от основных дел время. Наконец, книга «И праздник Рождества, и праздник Воскресенья» сложилась. Встал вопрос, где взять средства на её издание.
Директор симферопольского издательства «Бизнес-Информ» Мария Семёновна Филатова, к которой я обратилась, поддержала меня, пообещав половину расходов на издание взять на себя, но вторую половину средств я должна была найти. Причём, Мария Семёновна попросила меня концентрировать необходимую сумму на каком-то счёте вне издательства, чтобы собранные на книгу средства перечислить единоразово. Помощь со счётом пришла от отца Георгия Северина, который посочувствовал моему делу.
В книжном магазине я приобрела толстый справочник по бизнесу в Крыму, и стала обзванивать организации, рассказывая о своём проекте. Было много отказов, но вот один банк согласился оказать помощь и назначил мне встречу на 16-00 в один из летних дней 1998 года. Когда я подошла к зданию банка в назначенный срок, то увидела огромную толпу, стоящую в кассу обменника валюты.
Это был день дефолта, обваливший доходы людей не только в России. И, конечно, в банке мне объяснили, что в новых условиях дирекция не может поддержать мой проект, как намеревалась раньше, выделив мне только 50 гривен, в то время, как на книгу надо было собрать сумму в несколько тысяч.
Каждый день я обзванивала несколько десятков организаций, получая отказы, либо поддержку в очень скромных объёмах. Я приходила в храм Трёх Святителей, смотрела на фреску, где утопающему апостолу Петру Христос, стоящий на воде, протягивает руку помощи и просила: «Господи! Не дай мне усомниться, что эта книга появится на свет».
А поводов для сомнений было много из-за отказов с соответствующим словесным сопровождением. Однажды на том конце провода женщина сказала мне: «Девушка, вы в своём уме? Детям есть нечего, а вы на какие-то книжки собираете!».
Запомнился и такой случай. Я позвонила в охранное предприятие. Мужчина, вникший в суть моей просьбы, сказал: «Знаете, а я не верю ни в Того, ни в другого». На что я ему почему-то ответила: «У каждого человека наступает такой момент, когда уже пора задумываться над вечными вопросами». «Хорошо, перезвоните через месяц. Думаю, что я смогу вам помочь». Когда я позвонила через месяц и спросила нужного мне человека, то последовал ответ: «Его больше нет».
В ноябре сложилась ситуация, когда отказы пошли сплошь в то время, как необходимая сумма была собрана только на треть. Встал вопрос, что делать дальше? В это время я встретилась с женщиной, уехавшей год назад на послушание в женскую обитель (название её упускаю преднамеренно).
Знакомая рассказывала о жизни в монастыре и невзначай сказала, что в затруднительных случаях сёстры тянут жребий. Они пишут на листочках все версии возможного выхода из создавшегося положения и на одном листочке «выход, который нам неизвестен». Перемешав листочки в закрытой ёмкости, читают акафист Божией Матери «Скоропослушнице», вечернее правило и ложатся спать. Утром после правила вытаскивают жребий и поступают по такой подсказке.
В своём почти безвыходном положении я решилась вопросить Бога таким способом, что мне делать дальше. Утром я вытащила листочек с текстом «Временно сбор средств на книгу прекратить». И вот здесь я усомнилась, что всё сделала правильно, и поэтому решила снова вытащить жребий после молитвы. И — трудно в это поверить! — но я повторно вытащила именно этот листок: «Временно сбор средств на книгу прекратить»! Вот где меня охватил священный трепет! И я долго просила Бога простить меня за дерзость жребия, что делать дальше, и за сомнение в указании пути.
Больше я не звонила по организациям, понимая, что какой-то выход из этой ситуации будет выстроен не мною. Прошло четыре месяца, и в начале весны отец Георгий сообщил мне, что есть благотворитель, который готов пожертвовать недостающую сумму. Так были собраны средства на книгу духовной поэзии «И праздник Рождества, и праздник Воскресенья», которая вышла в 1999 году в твёрдом переплёте (большая роскошь для Крыма 1990-х!).
Сборник объединил тематические стихотворения за триста лет русской поэзии, включая и ряд современных авторов. Так в Крыму был подготовлен подарок к 2000-летию Рождества Христова. Меня много раз спрашивали, как удалось издать такую книгу в трудные «лихие девяностые»? И я отвечала, и утверждаю сейчас, что только с помощью Божией.
Севастополь, март 2023 г.
Раздел 6. Пути-дороги
«Ты, Байкал, перекликнулся с Крымом…»
Прошлым летом, в 2017 году, мне в очередной раз посчастливилось побывать на Байкале. А вот на заповедный остров Ольхон я вступила впервые. Ольхон, поражающий первозданностью своей природы, административно является частью Бурятского автономного округа в пределах Иркутской области. На острове находится Прибайкальский национальный парк.
Остров Ольхон делит Байкал на Малое и Большое моря. От мыса Шаманка — сакрального для местного бурятского населения — открывается вид на приморские горы Байкала за Малым морем. С мыса Хобой — самой северной оконечности острова — в ясную погоду за Большим морем хорошо просматриваются береговая полоса южного берега озера Байкал, Баргузинский залив и водная гладь непередаваемого лазурного цвета, искрящаяся отражёнными солнечными лучами. С погодой нам действительно повезло! Отсюда до самой глубокой бездны Байкала всего десять километров. «Перепадом высот и глубин / Ты, Байкал, перекликнулся с Крымом», — написала я в одном из «ольхонских» стихотворений.
Здесь, на Ольхоне, над прозрачной пресной водой — самой чистой на планете — царство необузданных ветров. И все эти массы воды, воздуха, света — живописнейшего подвижного простора — обрамлены горными массивами в струящейся дымке почти стокилллометровой дали.
В ареале Ольхона расположено несколько мелких островов с выразительными линиями. В них угадываются то лев, то крокодил, что придаёт всему пейзажу сказочный колорит. От двух таких островков можно увидеть за Малым морем на горном склоне нерукотворное изображение с человекоподобными чертами. Его называют ликом самого Байкала. Каждый видит его по-разному: кто младенцем, кто Николаем-Чудотворцем с русской иконы… Мне открылся лик Байкала в образе древнерусского князя в шлеме.
Неподалёку от этого склона, во время экскурсии с Ольхона на коренной берег, мы встретились с диким медведем. Редкая удача, если учесть, что хозяин тайги не причинил никому вреда, сбежав в лес, гонимый егерями. Но его стремительный бег по белой косе вдоль синей воды всего в 50-метрах от нас забыть невозможно. С нами были туристы из Европы. Теперь мне стало понятно, почему там, на Западе, говорят, что в России медведи ходят по улицам городов. И, наверное, европейцы думают, что именно поэтому русские пьют водку.
На Ольхоне, как и во всём байкальском регионе, соседствуют три религии — шаманизм, буддизм, Православие. На Шаманке есть природная пещера, в которой найдены артефакты всех трёх религий. Православная святыня — это икона Святителя Николая (по словам сопровождавшего нас гида). Яркая деталь Ольхона — деревянные резные столбы и деревья со множеством цветных ленточек.
Для православных действует на Ольхоне церковь Держаной иконы Божией Матери. Когда мы подошли к ней, дверь храма оказалась открытой, хотя в помещении никого не было. Поставили свечи, оставили деньги… Для жителей больших городов такое доверие ко всякому входящему уже в диковинку.
Над Байкалом и Ольхоном витает множество легенд. Одна из них недавно осуществилась. В течение веков считалось, что на Шаманке должен открыться некий знак. Несколько лет назад часть мысовой скалы со стороны моря отвалилась и на плоской вертикальной стене открылась многометровая фигура в подобие дракона, оглядывающегося на собственный хвост. Цветом в терракоту чудовище на светлом фоне… Зрелище фантастическое.
Суровый климат, закалённые непредсказуемой стихией местные жители, а рядом с ними — беспрерывное движение серебристых чаек и скалы, облепленные чёрными бакланами. Разноцветное буйство цветущего багульника под тёмно-зелёными соснами на почти белом песке так и встают у меня перед глазами при каждом воспоминании об Ольхоне.
Здесь, вообще, растительность, особенно почти вжавшиеся в землю цветы, изумляют разнообразием форм и цветовых оттенков. Картины Ольхона сменяются словно кадры киноленты, остаются в памяти.
И всё же я удивляюсь своему восприятию красот Ольхона и Байкала. С одной стороны — восхищение потрясающей природой, с другой — чувство собственной отстранённости от неё. Что это? Испорченность цивилизацией или духовная чуждость местности? Странное чувство, необъяснимое…
С Байкала и Ольхона я приехала со стихами. Их немного, но они написаны в формате репортажа — с места событий.
КОНТРАСТЫ ОЛЬХОНА / На столбах заострённых — / Многоцветие лент: / Коренного Ольхона / Непременный акцент. / Камни белой Шаманки — / Древних духов приют — / Экзотичных и странных — / Поклонения ждут. / Отголоски молений / В кликах птичьих звучат, / А следы приношений / Под ногами скрипят. / Беспощадные ветры / Претворяют в песок / Атрибуты поверий / У мысков и дорог. / Но стоит, как заглавный, / На ольхонском песке / Храм иконы Державной, / Обретённой в Москве. / Я пытаюсь вглядеться / В нестыковку богов: / В человечества детство, / В зрелость истин его. / На обветренных склонах / Познаю со свечой: / В колыбели Ольхона — / Мир младенец ещё. / Он под небом не лишний, / Но пока лишь знаком — / Нет, не с твёрдою пищей — / С молоком, с молоком. / Верю, время настанет / Есть и хлеб со стола, / Потому Богоматерь / В эти дали пришла.
Ольхон-Севастополь, июнь 2017 г.
В полярных широтах
Славянский ход «Крымский мост» СЕВАСТОПОЛЬ–МОСКВА–МУРМАНСК: 2018
В последних числах ноября — начале декабря я стала участницей Славянского хода «Крымский мост» Севастополь–Москва–Мурманск, который состоялся по благословению митрополита Симферопольского и Крымского Лазаря. Впечатлений множество — и в Москве (низкий поклон братьям-литераторам, и сёстрам тоже).
Основными стихотворениями этой поездки были: «Мы вместе», «Херсонес», «Андрею Первозванному». На стихи, посвящённые Апостолу, в Мурманске появилась песня в день нашего отъезда. Её написал воинский священник из Полярного Сергий Мищенко. Так что для меня творческий мост Севастополь–Мурманск однозначно состоялся.
Есть надежда, что мурманчане Славянским ходом двинутся на юг, в уже русский Крым (до 2014 года мурманские писатели в Крыму побывали).
Я на севере побывала впервые. Спустя почти три месяца пытаюсь поймать некоторые впечатления в словесную сеть своих беглых заметок.
Утренняя заря около полудня… Бледно-розовая, проступающая у горизонта между заснеженной далью и сероватым пухом низкой сплошной облачности. И в этой, словно робеющей, нерезкой розовости продольной зари — проступание более яркого шара. Солнце напоминает мне цветок только что распустившейся чайной розы с загущённой серединкой, ещё не выцветшей на солнце. Такой я видела розу в летних сумерках в четыре часа утра, когда нас, крымских школьников, вывозили на розовые плантации для сбора лепестков. Согласитесь, неожиданное воспоминание под северным небом спустя полвека. Но… так было. И эта почти забытая памятка детства совсем не вязалось с видимым мурманским солнцем — далёким, отодвигающимся от взгляда ещё дальше, без обещания людям света и тепла.
Первая встреча в Областной Думе… Не стыкующийся поначалу в уме контраст между оцепеневшей природой и городской, раскрученной по всем современным правилам, текущей человеческой жизнью. Деловые энергичные люди, повёрнутые к гостям своей задушевной стороной, сразу помогают забыть и о ночном перелёте, и о том, что мы из разных исторических пределов: неразделяемый с Россией Север — и Крым, осчастливленный возвращением домой после четверть вековой разлуки с Родиной.
Читаю стихотворение «Мы вместе», написанное 24 марта 2014 года, и — о, радость единодушия! — крымская делегация получает в дар специальную медаль с такой же надписью: «Мы вместе».
Сомнений не остаётся — мы дома, где нас понимают, принимают сердечно, не для проформы. Мы — россияне! Мы действительно вместе.
И так было дальше — радушие на всех уровнях, искренняя заинтересованность в гостях, желание обустроить для нас всё по высшему классу — от быта, питания, до парадных выходов на приём к священноначалию и в общественные собрания, сами приёмы с сердечной ласковостью и благорасположенностью.
И начинаешь понимать, что когда между людьми так — искренно, открыто, сердечно, — то отсутствие физического света уже не тяготит. Дело не в нём, а в наличие сердечного света мурманчан — преизобильного света. И соборные эти свет и тепло людских сердец сполна возмещают сумеречные пустоты полярной ночи, которую уже на вторые сутки перестаёшь замечать.
Ночь даже становится интересной, приманчивой возможностью увидеть на её тёмном пологе всполохи полярного сияния. Частые разговоры об этом на долгих переездах и за трапезой, воспоминания тех, кто северное сияние уже видел… От всего этого разгорается желание получить в дар и увезти на юг ещё и это непостижимое колыхание разноцветного неба, видимое прежде только в кино и на фотографиях. Но, увы, небо оставалось обычным от первого до последнего дня нашего пребывания на Севере, словно приглашая: «Потрудитесь-ка приехать ещё, и, может быть, тогда…». Благодаря многообещающей молчаливости ночного неба все фонари в городах, селениях, вдоль дорог воспринимаются то малыми лунами, то праздничными иллюминациями, а их отражения в Кольском заливе Мурманска и Североморска — специально к нашему приезду затеянной световой феерией (хотя, конечно, умом понимаешь, что здесь так — всегда).
Этот рукотворный свет распределяется по воде цветовыми дорожками разных оттенков и ширины. Цветные бликующие полоски постоянно движутся, словно бегут тебе навстречу, всё время оставаясь на месте. Разве прежде, в Севастополе, изрезанном бухтами, я не видела подобного? Конечно, видела. Но среди высоких заснеженных сопок и с ракурсом взгляда сверху вниз почему-то знакомая картина воспринимается иначе.
Особенно прекрасен такой подвижный световой рисунок ночного залива со стороны здания Штаба Северного флота. Кстати, именно здесь, в Североморске, в моём сердце поселилась устойчивая надежда на то, что Отечество наше находится под крепкой защитой. И, конечно, внушили надежду не техника, не портовые сооружения, а люди, встречавшие нас в кабинетах, в домовых флотских храмах, на кораблях, в митрополичьих покоях…
Незабываемый момент: стоим у трапа корабля «Пётр Великий», в свете фонарей плещется пурга, строем проходят матросы и останавливаются неподалёку. И вдруг от стройного каре отделяется высокий, статный матрос. Он уверенно идёт в нашу сторону и берёт благословение у отца Сергия Поливцева. Тёплая волна толкнулась в сердце, думаю, не мне одной: «Христос посреди нас…».
Вновь и вновь перебираю в памяти те незабываемые дни приуготовления к Славянскому ходу, совместные молитвы, встречи, стихи, песни… Чета Поливцевых, Благочинный Севастополя отец Сергий Халюта, Татьяна Воронина, Николай Ильченко…
В Москве — Николай Иванов, Геннадий Иванов с кругом доброжелательных русских писателей, и среди них — Василий Дворцов, присоединившийся к нашему малому посольству от земли Крымской и придавший ему весомость столичного покровительства.
Всех мурманчан, с которыми нас свёл Господь в эти дни, перечислять не стану, чтобы не потерять кого-то в этом перечне по невниманию. Упомяну только о порадовавшей меня до глубин сердечных встрече с мурманской художницей Татьяной Шороховой. Сколько раз в жизни меня перепутали с нею, удивляясь тому, что я ещё и художница! И всякий раз мне приходилось объяснять, что художница Татьяна Шорохова живёт в Мурманске. И вот мы, наконец, встретились и познакомились. И место нашей встречи знаковое — Мурманская научная универсальная библиотека.
Деревянное зодчество мурманской земли… Монастырь Трифона Печенгского, Андреевский собор в Североморске… Вырастающие из камня, строгие в своих формах, устремлённые к небу церкви наполнены внутри святынями, возгревающими дух, укрепляющими веру. Среди гранитной суровости они, словно оазисы в пустыне. И каждый из нас, «томимый духовною жаждою», входя под своды, наполнился живой водой Слова Божия.
И несколько этих оживотворяющих глотков храню я в памяти своего сердца, как и тех людей, кто встречал, молился, накормил, обогрел и дал доброе напутствие на дальнейшую жизнь.
Но есть и тяжёлое воспоминание — это посещение ратного поля, линии обороны, где были остановлены фашисты, рвавшиеся к Мурманску в годы Великой Отечественной войны. Предсмертные записки воинов, запечатлённые в камне, мать, обнимающая пустой силуэт сына… И бесчисленные могильные плиты. Севастополь и Мурманск, братские города-герои, низкий вам поклон от потомков, а всем, кто погиб на ваших рубежах — Вечная память.
Заканчивая эти заметки, знаю, что Мурманск, его люди, святыни, история, книги, теперь со мной до скончания моего века. И пусть Милосердный Господь благословит эту мужественную и святую землю, её воинов, тружеников, детей, которые, возможно, сами не задумываются о том, какой добрый пример стойкости оставляют они в сердцах гостей северной русской земли.
МУРМАНСКУ / Под царским вензелем рожденье / Твоё стоит — с имперским знаком. / В суровости долготерпенья / Ты никому не одинаков! / Взошёл ты не травою сорною / Всё потому, что было прежде / Зерно посеяно отборное / В граниты Кольских побережий. / Царевич Севера — украденный, / Подкинутый в семью работника, — / Распорядился тем, что дадено: / Судьбою рыбака и плотника. / Когда ты возмужал, то воином / Встал у границ Руси-Отчизны. / И, адмиральством удостоенный, / Защитником России признан. / Тебе — в краю студёной местности — / У флота северной закалки / Передаю поклон от крепости / Такой же — царственной закладки. / От Севастополя для Мурманска / Его везла я, в сердце грея. / Во флотском братстве, стане мужества / Он никогда не постареет. / Неведомыми раньше тропами / До мурманчан приблизясь светлых, / От Мурманска для Севастополя / Я увожу поклон ответный.
Мурманск, 30.11.2018 г.,
Севастополь, 13.02.2019 г.
Вместо послесловия
Жизнь по моему опыту — это непрерывная череда событий, устроенных Божественным Промыслом для меня, моих ближних, окружающих людей; это вереница чудес, осуществлённых таким образом, что невозможно усомниться в водительстве Божием.
Крымская писательница Галина Александровна Печаткина, известная в Крыму мемуаристка и краевед, за два месяца до своей кончины, словно передавая мне некое поручение, сказала: «Вы будете писать автобиографическую прозу». Ей, получившей в своё время такое напутствие от Анастасии Ивановны Цветаевой, я не стала возражать, хотя усомнилась: «Вряд ли».
Эту своеобразную передачу задания о сохранении реально осуществившихся событий в этом мире со мной, близкими и дальними современниками, я получила в 2012 году. Не сразу, но у меня появилась потребность оставить свидетельства о необычном и загадочном в жизни, что прожила сама, что наблюдала, и о чём мне поведали другие люди. Всё происходившее со мной (или с ними) явилось дорогой к храму, хождением за драгоценной жемчужиной, поиск которой у меня ещё продолжается.
Драгоценная жемчужина веры, жизни в Царстве Небесном нуждается в особом охранении. Иногда, уже после обретения, она теряется её обладателем. И тогда надо прилагать усилия, чтобы вновь отыскивать её. Для возвращения потерянной жемчужины теперь нужен подвиг — подвиг духовной жизни, невидимой брани с тёмной стороной своей души, подпавшей под влияние силы, борющейся с Богом.
Но это тема уже других книг, которые стоят на полках православных библиотек и вынашиваются в опыте современных нам подвижников веры и благочестия.
Комментировать