Ребенок не различает, что важно, а что неважно. Ему не свойственны порядок, систематический труд. Рассеянный, он забудет, пренебрежет, упустит. Не знает, что своим будущим он за все ответит… Об этом — беседа с православным психологом Т.Г. Клещуновой на радио «Град Петров».
Мы должны наставлять, направлять, приучать, подавлять, сдерживать, исправлять, предостерегать, предотвращать, преодолевать. Мы опытные, знаем, сколько вокруг опасностей, засад, ловушек, роковых случайностей и катастроф. Знаем, что и величайшая осторожность не дает полной гарантии – и тем более мы подозрительны; чтобы иметь чистую совесть, и случись беда, так хоть не в чем было себя упрекнуть (Януш Корчак. «Как любить ребенка»).
Журналист: Тамара Григорьевна, у нас сегодня есть возможность ответить на некоторые вопросы радиослушателей. Мама полуторагодовалого мальчика спрашивает, как довести до сознания ребенка понятие «нельзя». Как ему объяснить, почему, например, нельзя трогать горячую плиту, горячий утюг, и как при этом, по возможности, избежать конфликтов с ребенком?
Т.Г. Клещунова: Во-первых, для маленького ребенка надо создать такое пространство, которое не грозит ему ни горячей плитой, ни утюгами, ни другими всевозможными вещами, представляющими определенную опасность. Безопасное пространство – это проблема, которая должна быть решена родителями. А вот понимать «нельзя» или «не надо» ребенок может только годам к трем-четырем, и то не всегда. Это понимание приходит только через чувственные вещи: обжегся об утюг – не будет его трогать. Но не будем же мы предоставлять ему такую возможность. Нам надо уберечь его самим, многие вещи он еще просто не в состоянии понять.
И вот это самое «нельзя» надо говорить, как можно реже. Мы говорим, допустим: «Нельзя, трогать папины книжки», а они при этом лежат доступно; «Нельзя идти в коридор – там прохладно»; нельзя, нельзя, нельзя… В конечном итоге ребенок перестает слышать это «нельзя». Можно ему крикнуть «нельзя!», но у некоторых детей это может запечалиться самым иррациональным образом. Раз нельзя – значит, там что-то интересное. И в будущем у него будет такое впечатление: интересно тогда, когда нельзя. Тут не переборщить бы!
Чаще нам все же следует говорить «не надо». Ребенок должен знать: есть зеленое поле, где он действует, где мы предоставляем ему для этого полную возможность; есть желтое поле, где мы его научаем, где он может что-то делать, но иногда здесь он слышит от нас твердое «не надо». А вот «нельзя» звучит, как сигнал опасности. Иногда бывают патологические изменения в поведении по той причине, что родители переборщили вот с этим «нельзя». И результат получается обратный тому, какого мы ожидали.
Маленький ребенок исследует пространства, ему это необходимо, особенно детям с ограниченными поражениями мозга и патологией шейных отделов позвоночника, а таких ребятишек сейчас очень много. Мы еще не знаем, какой он, наш ребенок, диагноз гиперактивности проясняется только годам к пяти. Ребенку нужно такое пространство, где он сможет больше двигаться. В зависимости от наших жилищных условий, мы должны создать ему это пространство. В кухню, когда там готовится еда, его, конечно, не надо допускать. Этот промежуточный проем лучше закрыть специальным съемным барьерчиком, который можно сделать самим. Я растила своих детей и внуков с такими барьерчиками.
Ж.: И все-таки, если маме приходится идти на кухню с ребенком, а там готовится еда. Так получилось. Ребенок увидел красивый, сверкающий нож. Ему очень хочется взять его и исследовать. Мама говорит «нельзя», а ребенок начинает плакать. Происходит конфликт.
Т.Г. Клещунова: Как правило, он может отреагировать плачем. И ничего страшного в этом нет. А мама спокойно говорит ему: «Нельзя брать нож» и убирает его. Она делает так, чтобы нож не попадался ему на глаза. Не обязательно потакать ему. Должны быть ограничители, которые мы ставим ребенку. В данном случае «нельзя» звучит спокойно и твердо.
Ж.: И не надо бояться плача ребенка?
Т.Г. Клещунова: В принципе, дети подчиняются. Тем более, если их любят, и дети чувствуют эту любовь. Дети и сами нуждаются в ограничениях. Это делает их жизнь предсказуемой, понятной. Почему они не всегда слушают, это уже другой вопрос. Мы об этом поговорим позже.
Ж.: Второй вопрос от этих же родителей. Как правильно поступить родителям, если ребенку больно. Например, он упал, ударился о мебель и т.д. Папа предлагает воспитывать в сыне мужественность, терпение, а у мамы возникает к нему естественная жалость. Между родителями получается несогласие. Как поступить правильно?
Т.Г. Клещунова: Похоже, что папа воспитывался в достаточно суровых условиях. Многие наши мужчины выросли как раз в таких условиях, когда их воспитывали, как мужчин, уже, что называется, с пеленок. Это неправильно. Наши мужчины, выросшие в таких условиях, не умеют выражать свои чувства. Если мальчику больно, папе нужно его пожалеть, посочувствовать ему, подуть на больное место. Мальчик должен выразить свое чувство боли. Как часто бывает: бежит маленький ребенок, ушиб коленку. Бежит к матери, плачет; а мать ему: «Будь мужчиной!».
Видя такое недоброжелательное поведение матери, в следующий раз он будет сдерживать слезы и говорить: «А мне не больно». Таким образом, еще с раннего детства мы ему не даем выражать свои чувства. Кстати, беды многих наших мужчин как раз в том, что они не умеют свои чувства идентифицировать. Они не могут объяснить их даже себе. Часто такие мужчины находятся в глубоком кризисном состоянии, у них появляется много проблем. Уметь выражать свои чувства – необходимо и для самоощущения человека, и для адекватной самооценки.
Ж.: А все-таки существует ли опасность, что мальчик вырастет изнеженным?
Т.Г. Клещунова: Если рядом папа – нет. Наоборот, в возрасте лет до пяти, он должен и от мамы, и от папы получить как можно больше ласки, сочувствия. От мамы — даже не столько жалости, как именно сочувствия, сопереживания. В шесть лет наступает такой момент, когда мальчик должен двигаться именно в сторону мужского лагеря. Он должен перейти мостик от мамы к папе. Ни один мальчик не переходил этого мостика сам; мама должна толкнуть его в лагерь мужчин, и там уже он сможет научиться мужественности.
Но истинно мужественные, внутренне богатые мужчины – это те, которых в детстве долюбили мамы. Постепенно мамы должны начинать говорить сыну в каких-то случаях: «Сейчас будет больно, укольчик будет. Но ты же потерпишь, верно?» И он терпит. Терпит и не плачет: «Я большой, я уже мужчина». Хотя ему больно, мы подчеркиваем это.
Ж.: Кстати, Вы сказали об укольчиках. Когда маленького ребенка приводишь на укол или кровь из пальчика сдать, он плачет, ему больно. Надо их жалеть тогда, да?
Т.Г. Клещунова: Жалеть-то всегда надо. Но здесь можно сказать: «Чуть-чуть потерпишь, да?» Я вот одну свою внучку учила, чтобы она в этот момент набирала побольше воздуха и говорила: «Кошка-собака, кошка-собака, кошка-собака…» Таким образом этот процесс проходит легче. Не надо обещать ребенку, что не будет больно. Будет больно, но это можно потерпеть.
Ж.: Следующий вопрос касается агрессии детей раннего возраста. Поначалу малыш может, как бы в шутку, укусить мамин пальчик. А потом это уже перестает быть шуткой. Как определить грань игры и агрессии?
Т.Г. Клещунова: В нашей системе воспитания существует неправильный посыл, что агрессию нужно сдерживать, нужно управлять собою. В конечном итоге агрессия накапливается с малых лет и может в неподходящий момент вырваться из этого контейнера с разрушительной силой. И окружающим плохо, и этому человеку плохо.
Сама по себе агрессия – это проявление какого-то неблагополучия в организме. И это неблагополучие может быть продиктовано и фрустрацией, и не только ею. Фрустрация – это состояние, когда у человека есть какая-то потребность, и он чувствует неудовлетворение. Многие неплохие ребятишки, имея уже чувство совести или страха, скрывают эту агрессию и уходят в пассивно-агрессивное поведение. В этом случае их собственная агрессия работает против них самих. Лучше, если эта агрессия все-таки будет проявляться.
Но мы никогда не должны допускать, чтобы со стороны ребенка было физическое насилие над другим человеком. Будь это мать или кто угодно. При этом, однако, не надо бить малыша: видишь мне больно, давай я тебя тоже укушу или ударю по руке. Надо твердо взять его ручки в свои руки, отвести его руки и спокойно и твердо, может быть, и с недоброжелательностью сказать: «Так делать нельзя». Пусть он видит, что реакция матери на это такова, чтобы он понимал, что есть некая грань.
Когда он начинает делать какие-то разрушающие действия, нас это иногда должно настораживать. Важно знать: такие действия могут быть не результатом того, что ребенок такой плохой, а являться следствием трудной беременности, родов, постнатального периода. Это очень возможно.
Иногда следствия этих проблем проявляется необъяснимыми агрессиями, даже на уровне ярости. Это многих пугает: надо психиатру показать. Не надо. Вы сами наблюдайте за ребенком. Где-то годам к трем вы поймете, есть ли какие-то неблагополучия. Наблюдайте, как он одевается, как у него ручки действуют, какова мелкая моторика и т.д. А потом уже, возможно, придется принимать какие-то меры. Но опять же, вы можете сделать многое сами. Возможно, при содействии психологов, но уж никак не психиатров. Невропатолог тоже может что-то подсказать, если он достаточно опытный.
Существует такая теория в США, что дети должны проявлять свою агрессию. Если ребенок, особенно подросток, не проявит ее дома, он будет проявлять ее где-то, это может быть чревато. Да, пусть все высказывает дома. Он может сказать какие-то даже обидные вещи, но только не допускайте оскорблений. Их допускать нельзя. Но, опять же, не наказывайте его, а скажите: «Так говорить нельзя. Если ты хочешь мне что-то сказать, с чем не согласен, скажи. Но оскорблять себя я не позволю». И уж тем более, конечно, не должно быть никакого физического насилия.
Ж.: Тамара Григорьевна, значит, агрессия является естественным чувством, которое нельзя в ребенке подавлять, а надо помочь его высказать?
Т.Г. Клещунова: Дело не в том, чтобы высказать. Он может начать высказывать, будет высказывать и остановиться не сможет. Работа с гневом должна идти параллельно и профессионально. Если мы заметили проявление агрессии у ребенка, мы сразу должны понять, в чем дело. Может, очень много запретов? И это его не удовлетворяет? Или, наоборот: ребенок имел много свободы в возрасте дошкольном, пришел в школу – и вдруг ограничители. Естественно, школа вводит ограничители.
Кто-то говорит, что он, вот, по японской схеме воспитывает ребенка, где все разрешено. Но в Японии, даже если там и есть такая система воспитания, потом ребенок входит в общество, которое является достаточно мощным ограничителем. И неизвестно, кстати, к чему такая система приводит. Все эти самоубийства в Японии психологи объясняют так: агрессия, которую ребенок держал в себе, и эти фрустрации переходят в депрессии и т.д.
Поэтому, я думаю, ограничители ребенку мы должны ставить как можно раньше. В первый возрастной криз, между двумя и тремя годами, целесообразно вводить ограничители «не надо» и «нельзя». Но они должны быть посильными, последовательными, и, естественно, согласованными между родителями, бабушками. Тогда ребенок живет в доме, в этих рамках расцветает, и постепенно, при его взрослении, рамки для него раздвигаются, снимаются многие запреты. Так мы помогаем ему вырабатывать и самоконтроль, и воспитываем в нем чувство ответственности.
А если мы его воспитали в полной свободе, а потом сразу – ограничители? Агрессия неминуема. Он эти ограничители воспримет как нарушение своего жизненного пространства. Тело ему велит вести себя так, а мы ему это запрещаем. Часто с такими ребятами, кому сначала много позволялось, а в подростковом возрасте поставили ограничения, работать очень трудно. По своему опыту говорю.
Ж.: Если вернемся к началу вопроса, скажите, допускаются ли агрессивные действия как бы в шутку?
Т.Г. Клещунова: Я не думаю, что ребенку надо позволять это делать в шутку. И ему это не нужно. Все-таки это насилие над личностью. Мы даже говорим, что не надо ребенка силком целовать, если он уворачивается и не хочет этого. Надо прислушиваться к нему, а мы готовы его зацеловать. Здесь мы проявляем не любовь к нему, а свое чувство, которое может ему быть в тягость. Особенно это видно на подростках, когда родители с ним: «тю-тю-тю», а ему не надо этого! Надо же соблюдать какую-то приватность человека!
Ж.: Следующий вопрос зачитаю так, как его сформулировали. «Как привить страх обидеть близких; страх обидеть своих родителей?» Может, здесь уместна параллель со страхом Божиим? Наверное, имеется в виду не сам страх, а нежелание огорчить.
Т.Г. Клещунова: Вопрос, действительно, странный. Если я боюсь обидеть человека, так это не из чувства страха, а потому что я испытываю к нему чувство сопереживания и боюсь сделать ему больно. В раннем возрасте эти чувства не появляются. Сейчас, по некоторым подсчетам, рождается до 80% детей с минимальной мозговой дисфункцией и патологией шейных отделов позвоночника. Инфантильность подростков из этой группы заметна и там, где проявляются чувства совести, сопереживание.
Недавно в одной статье я прочитала, что любое стрессовое состояние человека, а это может быть, в частности, даже моржевание, когда ребенка окунают в холодную воду, действует таким образом, что вырабатываемый адреналин гонится кровью к тем участкам мозга, которые и отвечают за чувство совести, сопереживание, сострадание. Так что же потом удивляться, если ребенок до года лишен того, что он должен иметь, и находится поэтому постоянно в стрессе?
Мама за ним плохо ухаживает. Недокармливает, не пеленает, любовью обделяет. Он находится в стрессе, привыкает к этому, считает, что так и должно быть. И это – на протяжении его жизни. Допустим, ребенок растет в неблагополучной семье, его бьют, оскорбляют. Он постоянно находится в стрессовом состоянии. Как вы думаете, у него выработаются чувство совести, сопереживание, сострадание? Может, и выработаются, но с помощью тех людей, которые встретились на пути этого ребенка, приголубили его и отогрели. Запоздало, но это произойдет.
Часто бывает так, что родители и в нормальных семьях жалуются сейчас на своих ребят, что они такие-сякие, в 18 лет у них нет чувства совести, сопереживания, сострадания. И, может быть, это от инфантильности ребят. Тогда приходится с ними нянчиться подольше. Об этом мне многие говорят. Про одного говорили, что эти чувства у него проснулись в 25 лет, когда у него уже был свой ребенок, он задним ходом все просчитал, все понял, у него все проявилось.
Ж.: Значит, нужно терпение?
Т.Г. Клещунова: Не только терпение — любовь. И это не значит, что нужно везти на горбу этого несамостоятельного человека. Нужно предоставлять ему эту самостоятельность, не клеймя его при этом. Недаром говорится: тот, кого очень часто обвиняют в бессовестности, и впрямь вырастает бессовестным человеком.
Ж.: Следующий вопрос от родителей девочки подросткового возраста. Он несколько перекликается с вопросом о «нельзя» для маленького ребенка. Как часто надо говорить «нет» ребенку этого возраста? Ведь здесь тоже нужны ограничения, но и самостоятельности должно быть больше. Как найти эту меру?
Т.Г. Клещунова: Эту меру родительское сердце всегда видит. Действительно, до 7 лет мы ребенка держим на так называемой энергетической пуповине. До 7 лет мы даже за их грехи отвечаем, мы даже к исповеди его не подводим, сразу ведем к причастию. А потом, постепенно, он уже начинает вырабатывать свое пространство. Тут можно разрешать все, в силу его возможности. У него должно быть право выбора и право слова. Я хочу то-то. Хочу! А для его жизни, для его здоровья оно не вредно ли? Конечно, естественные последствия любого действия мы должны ребенку в какой-то мере давать испытать.
Вот, он опоздал куда-то, потому что долго собирался – это ему наука для другого раза. Но если ребенок опаздывает в школу, зачем же давать ему эту возможность? Во-первых, он многого не поймет, а во-вторых, вся эта история может подействовать на него настолько тяжело, что неизвестно, чем все закончится. Надо предоставлять возможности в меру его возраста и последствий.
Девочка 12 лет говорит: «Хочу встречать Новый год в такой-то компании». Что ж, «хоти». Но ни в коем случае не разрешать! Объяснить, что это чревато тем-то, тем-то. Если мы это сопровождаем словами «не советую», если мы ей близки, то она к нашему совету может и прислушаться. Хотя сейчас половое созревание идет настолько быстро, что и человеческая энергия пола, под влиянием и средств массовой информации и нашей жизни, не совсем правильной, полностью переходит в половую энергию. И бедные наши девочки и мальчики обеспокоены часто только тем, что связано именно с половой сферой. Им сложно устоять перед искушениями, тем более, что наличие как можно большего количества поклонников преподносится едва ли не в качестве добродетели.
Если девочка или мальчик в 12 или даже в 10 лет имеет какие-то свои дела, решает их и решает неплохо, то можно расширять круг этих дел. Но, опять же, смотреть, чем это чревато. У меня внучка из музыкальной школы возвращается в семь часов вечера. Она говорит: « Не хочу, чтобы меня встречала ты или дедушка. Я уже большая». Но на улице темно. Это опасно. И как бы она ни хотела, мы все равно будем ее встречать. Никуда не деться — она с этим смирилась. Хотя ей, конечно, хочется такой независимости, хочется показать, что за ней никто не приходит. Тут должно диктовать наше родительское сердце.
Расширять круг свободы необходимо, чтобы к 18 годам они приобрели свободы в большей мере, чем это сейчас принято. Вот в США быстро научают самостоятельности: ребята уже в 18 лет уезжают куда-то и живут, как хотят. Но по статистике именно у этих молодых людей отмечается высокий уровень тревожности и депрессии. А с другой стороны — проблема покинутого гнезда, когда родители остаются одни? Как много проблем связано с этим — и разводы, и т.д.
Так что наша система, когда мы взрослеющих детей не отпускаем совсем, как-то держим, и в то же время даем им свободу, дает все же лучшие результаты. Кроме того, когда родители постепенно снимают с ребенка ограничения, какое отношение к ним будет? Для него родители — Василиса Прекрасная и Иван-Царевич. А если все было свободно, и потом начали зажимать: нельзя, нельзя, тогда что получится? Баба-Яга и Кощей Бессмертный. Естественно, будет борьба против родителей.
Ж.: То есть, если мы видим, что для ребенка есть явная опасность, мы должны говорить категорическое «нет». А если мы видим риск, но он не опасен для жизни, мы можем дать возможность ошибиться этому ребенку.
Т.Г. Клещунова: Да. Научать-то ребенка надо. Вот, многие говорят: во время войны дети были самостоятельные, одни дома оставались, родители все время работали. Так и что хорошего-то было? Вынуждены были они это делать. Родители молились за нас, бежали домой бегом, как бы чего не случилось. А если сейчас это делается для выработки самостоятельности, это же нонсенс. Значит, и обстоятельства влияют на формирование самостоятельности. Когда одинокая мать воспитывает ребенка, ей приходится и в магазин его одного отпускать, ей много надо успеть сделать, поэтому приходится его отпускать. Такой ребенок часто вырастает более самостоятельным. Но хорошо бы, чтобы эти путешествия проходили без всяких эксцессов.
Ж.: Но все-таки, если есть возможность, таких рисков лучше избегать?
Т.Г. Клещунова: Естественно. В семь лет надо их всех сопровождать, особенно, если на их пути — дорога. Да и другие обстоятельства есть: мальчишки-хулиганы около школы, и т.д.
Ж.: Вопрос от мамы 5-летнего ребенка: как правильно организовать досуг ребенка. Ребенок посещает садик.
Т.Г. Клещунова: Играть с ним, причем в ролевые игры. Какой там особенный досуг, если он приходит из садика поздно? Плохо, что и в садике с ним там не играют: все занятия, занятия, а поиграть некогда. Плохо. А дома ему для этого нужно пространство, особенно, если ребенок гиперактивный. И вообще детки 5-6 лет нуждаются в движении. Это не просто физическое развитие, это психофизическое развитие.
В Германии делают специальные залы, чтобы гиперактивные детки могли покрутиться вокруг своей оси, попрыгать, побегать. Досуг – это организация его активной инициативности. Он должен захотеть это делать. Когда мы ему читаем книжку, он может согласиться, а на самом деле ему хочется в этот момент чего-то другого. Эта фаза развития от 5 до 7 лет должна быть связана с его инициативой. Инициатива необходима и в примитивных, с нашей точки зрения, занятиях.
Вот садится он рисовать и плохо так рисует. Пусть рисует! Постепенно будет лучше. И краски ему давать — лучшие, и бумагу хорошую, чтобы он наслаждался этим. Часто родители недовольны: ну вот, и рубашку измазал красками. Ничего страшного, просто наденьте на него рубашку, которую не жалко испачкать, на стол что-то постелите специальное, и пусть он рисует. Вы сами скоро увидите, если у ребенка есть какие-то отклонения в эмоциональном плане.
К примеру, он пользуется только коричневой краской или черной краской. Значит, у него что-то неблагополучно. Как только он переходит на более светлую краску, значит, его внутренний мир успокаивается — гнев выпущен. И еще: в занятиях с ребенком наша инициатива должна всего лишь немного идти впереди возможностей ребенка.
Например, в садике занимаются математикой с трехлетними детьми: дают понятия «больше-меньше», что такое треугольник, квадрат и т.д. А ребенок ну никак не может освоить всего этого, потому что его зона ближайшего развития еще не готова! И здесь очень важно не отбить у него охоту к познавательной деятельности. Дома надо не «вдалбливать» ему эти понятия, а просто говорить об этом: «Смотри, вот треугольник; а вот это овал; это такой-то цвет, это другой» и т.д. И при этом — не тестировать ребенка, не спрашивать его, пока он сам не созреет и не сделает радостного открытия, что есть что.
У многих детей в наше время процесс познания и так идет с таким «скрипом»! Чтобы не убить в ребенке охоту познавать, с ним необходимо терпеливо заниматься, учитывая его индивидуальные особенности. Конечно, развитие ребенка во многом зависит от родителей, но «таскать» их по выставкам, по театрам достаточно часто нельзя. И нельзя много читать. Ведь то, что он прочитал, он еще должен переработать, разложить у себя в голове по полочкам, сесть у себя в уголочке и проиграть с игрушками.
Развитие ребенка и его глубина мышления зависят еще и от того, насколько он это все проигрывает. Когда дети сидят и играют с машинками, это для них не просто дремучие игры, как считают некоторые родители. Он развивается! Так, лежа на полу, играя с машинками. Это пока что зона его ближайшего развития.
Ж.: А если у ребенка выходной день или он не ходит садик, сидит дома и говорит: «Мне скучно. Я не знаю, чем заняться».
Т.Г. Клещунова: Когда ребенок говорит, что ему скучно, это безобразие. А что же родители? Как скучно? Посмотрим, как складывается день ребенка. Вот он утром встал; мультфильмы посмотрели – минут 40, не больше; поиграли. Гулять. Пошли гулять – играем там с ним. Я человек пожилой, у меня не получается играть с детьми. А вот наш дед, хоть и тоже пожилой, приходит туда, где много ребят, устраивает с ними такие игры, что они, еще издалека увидев моего внука с дедом, кричат: «Ура, пришел!». Внук пришел – деда привел! Тут всем интересно.
Потом куда-то с ребенком сходили, что-то увидели, вернулись. До обеда и сна остается не так много времени. Пусть он посидит в своем уголочке, поиграет; там можно и пластилин дать, и т.д. Нам надо все время его «подкармливать» интересными вещами. Мы должны видеть боковым зрением: ага, закончил этим заниматься — подложили раскраску.
Пообедали. Кстати, обед тоже может стать очень интересным. Потом – сон. После сна пока потянется, что-то поделает – опять гулять. Час-полтора утром, час-полтора вечером занимают прогулки. А там – уже и до сна недалеко, даже и играть некогда. А играть еще много есть во что: краски, пластилин и т.д.
Многое зависит от родителей. Дети вырастут безынициативными, если их инициативностью не заражать. Надо все это знать и смотреть, какие еще игры можно придумать. Так и строить их досуг.
Ж:. Еще вопрос, касающийся подростков. Мы живем в мире, полном соблазнов. Наверное, соблазны были во все времена. Но сейчас как-то распространяются такие опасные их виды, как раннее курение, употребление пива, алкоголя и, пришедшее не так давно, пагубное увлечение наркотиками. Как уберечь детей от этих страшных дурных привычек, и, если родители видят первые признаки, как им реагировать?
Т.Г. Клещунова: Да, вопрос своевременный. К сожалению, когда мы смотрим прошлую жизнь этого ребенка с зависимостями, мы, как правило, видим, что его от рождения и до года-двух не накормили любовью. От рождения и до года он должен был насытиться радостью бытия, это основное. В следующей фазе, от года до трех, ребенок испытывает мышечную радость, он начинает ходить, управлять своими выделениями, причем, с удовольствием; нельзя сажать на горшок насильно, этим тоже можно сильно навредить.
Далее – инициатива и активность. Чего не хватает ребяткам, которые уходят в зависимость? Инициативы и активности в возрасте от пяти до семи лет. Они должны научиться играть, овладеть пространством.
Вот у меня на даче все устроено для наших ребятишек, и этим, естественно, пользуются другие дети. Когда они приходят, по тому, как они осваивают пространство, я вижу, как ребенок воспитывается дома. Этот период дает ему задел для того времени, когда он пойдет в школу. И ребенок с правильно организованным периодом дошкольной жизни будет учиться в школе лучше, даже при наличии трудностей. А трудности будут связаны с минимальной мозговой дисфункцией или патологией шейного отдела позвоночника, и в свое время родители ему не помогали: что ему помогать, он у меня не псих.
Родители часто стараются закрывать глаза на то, что что-то у ребенка неладно. Если учеба протекает с удовольствием, в подростковом возрасте у него не будет опасных неприятностей. Но, естественно, детей надо оберегать; оберегать от компаний. А что это значит? У него должно быть интересное дело. Не какое-то любое, а то, которое соответствует его увлечения еще с детства, с пяти лет, может быть. Это дело ему поможет в подростковом возрасте каким-то образом устоять перед соблазном. Если у него будет это дело – ребенок спасен, даже если рядом с ним окажутся наркотики, даже если он их попробует.
Он может храбриться: это другие «присыхают» к наркотикам, у меня этого не будет, тем не менее, бывает. Глядя друг на друга, они это могут попробовать. Но у него есть, куда вернуться. Если у человека было что-то настоящее, он обязательно поймет, что у дурного увлечения нет будущего. И он возвращается. А иногда у ребенка появляется от наркотиков так называемый кайф, его пытаются вытащить из зависимости, а он сопротивляется: «А зачем? Мне так хорошо!» То есть, до употребления наркотиков этого «хорошо» не было!
Кстати, это на первых порах они принимают наркотики, чтобы было «хорошо», потом это делается, чтобы не было так плохо. Ребенок должен получать удовольствие от жизни. И мы с рождения должны приглядываться, к чему он проявляет особый интерес. У каждого ребенка своя задача в жизни. Насильно его приучать к чему-то нельзя. Некоторые говорят, а как быть? Он ни на что не способен. Что, его выращивать как траву в поле? Иногда я думаю, лучше бы он рос, как трава в поле, потому что то, что там делают родители, в буквальном смысле губительно для ребенка.
Лучше, если мы дадим ему попробовать и то, и другое занятие. Но не переводить его из одной секции в другую до тех пор, пока он здесь не добьется какого-то успеха и не почувствует удовольствие от успеха. Если успех случился, но он все равно хочет другого занятия – пожалуйста. Рано или поздно он поймет, где его дело.
И в подростковом возрасте это чрезвычайно важно. Потому что энергия этого возраста имеет негативную окраску, там положительного очень мало. У В.Зеньковского я прочитала, что в возрасте пяти лет ребенку просто необходимо занятие ритмикой, пластикой, чтобы внутренняя энергия в этом возрасте начинала играть в нем на положительном уровне. А ведь это не происходит само собой при рождении ребенка. Тем более, если он получает какую-то травму, например, при рождении. Да мало ли что бывает; например, до его рождения был аборт, и то гнездышко, где он развивался, наполнено болью, и он испытывает дискомфорт.
Потом роды были неприятные. У него уже может быть сбой в ритмичности. И, кстати, поэтому важно его перед укладыванием и покачивать, и взять на ручки, чего так боятся некоторые родители. На Руси издавна были люльки. Это чрезвычайно важно для отработки внутренней ритмичности ребенка.
Теперь о соске. Сколько мы говорили про нее: надо отучать, надо отучать. А вот опытные специалисты настаивают: пока ребенок не перестал сосать, давать ему этот рожок, даже если ему четыре года. Некоторые потихоньку, прячась от соседей, от родственников, ребенку дают соску. На самом деле это очень помогает ребенку внутренне устояться. И тогда подростковый возраст проходит не так тяжело.
Ж.: И все-таки, если родители увидели первую сигарету, первая проба наркотиков – что делать? Метод запретов или какие-то беседы?
Т.Г. Клещунова: Хорошо бы сразу поменять ему эту компанию. Наркотики, сигареты – почему его к ним тянет? У меня сейчас перед глазами одна девочка, которая в15 лет попала в такую историю. Ее сразу же увезли в городок под Выборг, то есть ее сразу лишили этой компании. Здесь она ходила в какой-то музыкальный клуб, а там, сами знаете; очень многие пробуют наркотики, и не только пробуют. Надо сменить место и поменять ее интерес на что-то другое. Все эти разговоры, конечно, хороши. Некоторые специалисты советуют, чтобы родители требовали отказа от наркотиков во имя любви к родителям. Я не согласна с этим. Я считаю, что самое главное, найти ребенку нишу для удовольствия в другом плане, чтобы он сам осознал, что это увлечение чревато последствиями.
Ведь даже курение притягивает не только оттого, что им хочется выглядеть по-взрослому; не только оттого, что такими они видят кинодив на экране. Они каким-то образом снимают с помощью сигареты некую сосущую боль. Между ними и такое бывает: он сидит, о чем-то переживает, а ему друг, давно имеющий стаж в курении, советует: «Курни, будет легче». Он действительно затянулся – не то, что легче, просто ничего не чувствует. Через какое-то время наступает привыкание, а чем все заканчивается – понятно.
Что мы можем дать взамен, если без конца его ругаем, сваливаем на него все то, что нас тревожит. Как вы думаете, что он может делать? Каким образом он должен снимать все это? Ему и так до смерти тошно. Кроме учебы, которую мы от него требуем, у него много других проблем: и отношения со сверстниками, с друзьями – это его референтная группа. И не получается. Так и до самоубийств можно дойти.
А что будущее? Ведь теперь можно получить образование, только если есть деньги, а так ему не поступить в вуз. Это в те времена достаточно было хорошо учиться, чтобы поступить в вуз и получить специальность. Сейчас другое время. И ребят это очень угнетает. Все это вместе.
Ж:. Я делаю вывод: в подростковом возрасте поддержка родителей необходима.
Т.Г. Клещунова: В этом возрасте хорошо бы родителям перейти на уровень приятия его: побольше с ним разговаривать, вспоминать свою жизнь в этом возрасте, свои ошибки, как вы с ними справлялись. Ребята ведь забывают по отношению к родителям все, что те худого им делали. Виртуальные родители – гораздо лучше реальных. И ребята с удовольствием идут нам навстречу, если мы, конечно, не перешли каких-то границ. Бывает, что и переходим.
Источник: http://www.grad-petrov.ru
Комментировать