Array ( )
«Мы все учились понемногу»: учеба исторических личностей и современников

«Мы все учились понемногу»: учеба исторических личностей и современников

(4 голоса5.0 из 5)

Изучая на уроках литературы писательскую биографию, дети встречают факты: не окончил гимназию, оставил школу, отчислен из института. Легко ли учились русские мастера слова и другие известные люди?

Неполученные дипломы

Не с первой попытки засаживая детей за уроки, мы уговариваем их быть терпеливыми и прилежными, подчас забывая, как учились сами. Или начинаем рассказывать мифы про известных людей: мол, какими отличниками и успешными учениками они были.

Между тем, подобные родительские старания часто не работают, потому что многие наши утверждения далеки от истины. А любой ребенок чутко реагирует на правду и ложь, для этого у него есть чуткий душевный барометр.

 

Не лучше ли сразу рассказать правду, в которой есть и положительные, и отрицательные примеры – ведь именно из них складывается любой человеческий опыт. Не в качестве  идеала или образца подражания,  а в качестве любопытного рассказа ради доверительного разговора с детьми о жизни во всем ее многообразии проявлений и неоднозначности. И это то живое, что увлечет ребёнка.

Сегодня поговорим не об объективных успехах в образовании, а, скорее, о тех ощущениях от учебы, о том ее послевкусии, что осталось у ярких и интересных людей своего времени.

Судя по биографиям в школьных учебниках, довольно обтекаемо говорящих об этих событиях, учеба давалась известным русским людям весьма нелегко. А если перейти от примитивных биографий к реальным жизненным историям, перепискам и воспоминаниям близких людей, то откроется много интересного.

Наверное, всякий мыслящий и имеющий желание писать человек еще в юношеском возрасте чувствует, что будет необходимо ему для деятельности и творческой реализации, а что окажется бесполезным.

Отсюда и протесты против традиционного образования с его застывшими формами, и резкие уходы из гимназий, институтов, университетов. Неполученные дипломы. Пробелы и шероховатости в  почти что идеальных биографиях.

Стоит углубиться в материал, и делаешь своего рода открытие: так или иначе не доучились в учебных заведениях, перешли из одного в другое или вообще забросили учебу большинство русских классиков.

Например, портал «Культура» делится, что после переезда в Казань «Лев Толстой решил поступить в престижный Императорский Казанский университет. Однако учиться ему не нравилось, экзамены он считал формальностью, а университетских профессоров – некомпетентными. Толстой даже не старался получить научную степень.

В апреле 1847 года студенческая жизнь Льва Толстого завершилась. Он унаследовал свою часть владений, включая любимую Ясную Поляну, и немедленно отправился домой, так и не получив высшего образования».

А.С. Пушкин:
«Мальчик умен и охотник до книжек, а учится плохо»

КартинаТот же портал «Культура» сообщает: «Александр Пушкин родился в обедневшей дворянской семье… В раннем детстве он был молчаливым и малоподвижным ребенком: старшая сестра Ольга вспоминала, что до шести лет мальчик «был просто увалень».

Начальное образование Пушкин получил дома. Воспитание его ничем не отличалось от общепринятой тогда в дворянских семьях системы: родители нанимали ему гувернеров и учителей из Франции, Германии, Англии, России.

Учеба давалась Пушкину тяжело, а преподаватели отмечали, что он не прилежен. Однако вскоре мальчик увлекся чтением. «Проводил бессонные ночи и тайком в кабинете отца пожирал книги одну за другой», – вспоминал позже его младший брат Лев.

 

«Не знаю, что выйдет из моего старшего внука. Мальчик умен и охотник до книжек, а учится плохо, редко когда урок свой сдаст порядком; то его не расшевелишь, не прогонишь играть с детьми, то вдруг так развернется и расходится, что ничем его не уймешь: из одной крайности в другую бросается, нет у него середины», — писала его бабушка Мария Ганнибал. Однако любовь к чтению переросла в попытки создавать собственные тексты».

Чем завершились эти попытки, мы прекрасно знаем.  А потом был Царскосельский Лицей с его особыми принципами образования и воспитания, где  в полной мере раскрылась яркая личность Александра. Очень скоро юное солнышко с арапскими корнями превратилось в «солнце русской поэзии» и взошло над литературным горизонтом России.

Император Николай Второй:
«любит учиться и учится с огромным желанием»

Проблемы с учебой  возникали у русских генералов, министров,  высших государственных деятелей и даже членов царской семьи.

Будущий Император Николай Второй – один из немногих Романовых, учившихся с завидным прилежанием в силу его кроткого покладистого характера и природной сдержанности.

Хорошие успехи в учебе можно связывать не только с характером последнего русского царя, но и с тем, что его учеба была прекрасно организована и носила характер индивидуального обучения. Лучших учителей у будущего государя было множество, а вот ученик  у них – один.

Сайт «Российская Империя» делится фактами: «Регулярные занятия у Великого Князя Николая Александровича начались в восьмилетнем возрасте.

Александр III писал супруге: «Я присутствовал на первых уроках Ники с учителями – по русскому языку, по арифметике, по чистописанию и по рисованию. Как видишь, мальчик начал серьёзно заниматься, <…> он весьма доволен и, к моей радости, любит учиться и учится с огромным желанием».

К пятнадцати годам Наследник имел более 30 уроков в неделю, не считая ежедневных часов самоподготовки. Его педагог Лансон был поражен простотой и естественностью сыновей Александра III: «Послушание, кротость и дисциплинированная выдержанность Августейших детей меня просто поражает. <…> Никогда не вызывали они ни одного замечания, никогда не потребовалось малейшего принуждения, или напоминания об их обязанностях, никогда ни тени упрямства или противоречия вообще. <…>

В них много еще детского, юношеского, они очень просты сердцем так же и в привычках своих; нет ни тени пресыщенности, избалованности».

Николай любил А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, И.С. Тургенева, и Ф.М. Достоевского. Но любимым его писателем был Н.В. Гоголь».

Константин Хабенский:
«Понял, что учусь не для оценки»

Константин Хабенский (1972), российский режиссер, актер театра и кино, вспоминает:

«Я хорошо учился. Сейчас не могу сказать, с интересом ли, но хорошо. Из-за того, что мама работала в этой же школе, я считал, что не могу её подвести: ни с точки зрения успеваемости, ни с точки зрения поведения.

Поэтому, как только я восемь классов отучился, я смылся из этой школы и пошёл в другое учебное заведение на другом конце Ленинграда. И там уже я учился жизни.

Это тоже важно – помимо каких-то плюсиков, минусиков, пунктуаций, орфографий. Мне папа привил любовь к чтению, а человек, который читает, вряд ли совершит больше ошибок…

Орфографических и пунктуационных. А в жизни те же самые ошибки, к сожалению. Главное – научиться учиться, но обычно это приходит не за школьной партой. Ко мне пришло только на институтской скамье.

Вот когда я понял, что я учусь не для оценки, не чтобы кому-то понравиться, а чтобы я сам знал что-то. Это «научиться учиться» продолжается со мной до сих пор».

Александр Кушнер:
«Всё это не стоит той детской контрольной»

Известному современному русскому поэту Александру Кушнеру исполнилось восемьдесят пять. До сих пор ночами ему снятся математика и школьные контрольные. По ощущениям поэта, самый страшный детский страх перед ответом у доски не сравнить ни с одним взрослым страхом в жизни.

Прошло немало лет до того, как сам Кушнер пришел в школьные стены  в качестве учителя, но прижиться в этой профессии так и не смог.  Наверное, привычно ставил себя на место ученика. Дети, как ни странно, ждут от взрослых авторитарности и мягких педагогов считают слабаками. Иначе они сами захватывают власть.

Может быть, поэтому страх и власть рифмуются в нашей жизни со школьной скамьи.

Воспоминаниям о пережитом в школе в ожидании контрольной Александр Кушнер посвятил такое стихотворение без названия:

***

Контрольные. Мрак за окном фиолетов,
Не хуже чернил. И на два варианта
Поделенный класс. И не знаешь ответов.
Ни мужества нету еще, ни таланта.

Ни взрослой усмешки, ни опыта жизни.
Учебник достать – пристыдят и отнимут.
Бывал ли кто-либо в огромной отчизне,
Как маленький школьник, так грозно покинут!

Быть может, те годы сказались в особой
Тоске и ознобе? Не думаю, впрочем.
Ах, детства во все времена крутолобый
Вид – вылеплен строгостью и заморочен.

И я просыпаюсь во тьме полуночной
От смертной тоски и слепящего света
Тех ламп на шнурах, белизны их молочной,
И сердце сжимает оставленность эта.

И все неприятности взрослые наши:
Проверки и промахи, трепет невольный,
Любовная дрожь и свидание даже –
Всё это не стоит той детской контрольной.

Мы просто забыли. Но маленький школьник
За нас расплатился, покуда не вырос,
И в пальцах дрожал у него треугольник.
Сегодня бы, взрослый, он это не вынес.

1976

Но не всё так однозначно: наша жизнь соткана из противоречий. Тот же А. Кушнер благодарно вспоминает школу своего детства как место и время, где он впервые ощутил себя если не поэтом, то кем-то, наверняка причастным к поэтическому миру.

Вот отрывок из его воспоминаний: «…Всё началось где-то в седьмом или восьмом классе (1950–1951 год), когда образованная и начитанная библиотекарша подарила, разглядев во мне что-то, книгу в зеленоватом переплёте «Борис Пастернак. Стихотворения в одном томе. Ленинград. 1935 год».

Подарила потому, что я, наверное, единственный из всех учащихся 79-й школы Петроградского района за все годы её существования брал эту книгу с полки и, не отрываясь, не в силах дойти даже до библиотечной стойки, так и замирал с нею в руках.

Эта книга, с лиловым библиотечным штампом, пришедшая в ветхость, и сегодня стоит у меня в книжном шкафу и, признаюсь, дороже мне всех других изданий Пастернака. В ней я знаю каждую страницу, каждую заставку – голубоватый шрифт названий, выполненных курсивом.

Эта книга связана у меня с представлением о счастье, и никакое другое новое издание не сравнится с ней. Те же стихи в них читаются как-то иначе, по-другому.

Не знаю, в чём дело: в том ли, что она была первой книгой Пастернака в моей жизни, или в том, что была прижизненным изданием, собрана самим поэтом и хранит черты того времени, ощущается как живое, горячее, на глазах происходящее событие. <…>

Чтобы самому написать стихи, достаточно положить её рядом на столе: в твёрдом переплёте, зелёная, лесная, садовая, дачная Муза…»

В память о той поре и о той книге Александр Кушнер написал:

Нет, мы не плачем в феврале!
Мы даже в январе не плачем,
Когда метёт по всей земле.
Век научил нас жить иначе.

Когда в двенадцатом году,
Сто лет назад, стихи слагались
Навзрыд, что он имел в виду?
Грачей, что в лужах трепыхались?

Отметим чудный юбилей
Того мальчишеского плача.
Расстроиться из-за грачей?
Какая редкая удача!

Как перечитывал он сам
Потом свое стихотворенье:
Не веря собственным глазам?
Смутясь? Утратив к ним доверье?

Как заступиться за него?
Как проявить к нему участье?
Как ни с того и ни с сего
Заплакать в феврале от счастья?

2011.

Словом, учеба давалась и дается творческим людям и выдающимся умам России с разной степенью трудозатрат и  расходом душевной энергии. Для Пушкина, к примеру, лицейские годы и спустя много лет оставались откровением дружбы, братских отношений,  упоительного мальчишества и бесшабашного творчества.

Наверное, всем нам будет что вспомнить о школе – и плохого, и хорошего. А какие воспоминания остались у вас? Будем рады, если поделитесь в комментариях.

Валентина Патронова – по материалам СМИ                                     

Комментировать