С отцом Иустином Поповичем, архимандритом и преподавателем Богословского факультета Белградского университета, я познакомился сперва заочно, прочитав его книгу «Достоевский о Европе и славянском мире», которая вышла в свет в 1940 году и была второй версией книги по одноименной теме, над которой отец Иустин работал и издал спустя десять лет после окончания Первой мировой войны. Некоторые знатоки трудов отца Иустина утверждают, что эта первая книга о Достоевском сильнее и глубже, чем вторая, которую я купил в одном белградском книжном магазине в начале 1942 г.
Тогда мне шел восемнадцатый год и я готовился к экзаменам на аттестат зрелости. Шла Вторая мировая война и Югославия была раздавлена, оккупирована и разделена немецкими захватчиками. Только что начались (с современной точки зрения преждевременно) восстания четников и партизан в Сербии, а я переживал самый мистический период своей молодости. «Quo Vadis» Хенрика Сенкевича и особенно книги Федора Михайловича Достоевского (некоторые из них еще до войны имелись в домашней бибилиотеке моих родителей) наполняли меня необыкновенным мистическим жаром искреннего и страстного переживания драмы Христовой жизни. Тогда я решил, что после экзаменов на аттестат зрелости уйду в какой-нибудь православный монастырь и там посвящу всю свою жизнь Богу. Этому моему решению (о котором еще никто не знал и особенно строгий отец Момчил) в большой степени способствовала вышеупомянутая книга отца Иустина о Достоевском. Я очень внимательно и с воодушевлением прочитал ее и почти всю подчеркнул красным карандашом. Весь 1942 год и большую часть следующего 1943 года я чувствовал себя, как на седьмом небе. Отдельные части студии отца Иустина я знал наизусть, а книги Достоевского постоянно перечитывал. Из всех его романов первым я прочитал «Братья Карамазовы» – еще в конце 1941 г., и этот роман буквально «свел меня с ума» (выражение, которое мой отец употреблял в гневе, вероятно боясь, что я откажусь от школы и любой учебы после этого). Едва позднее я познакомился с его первыми романами – «Бедные люди» и Униженные и оскорбленные».
Естественно, что после прочтения книги отца Иустина мне очень захотелось познакомиться с этим православным духовником, высказавшим такие мысли о Достоевском, которые произвели на меня столь сильное впечатление. Но вопреки этому, я все еще не пытался узнать, где живет этот мой уже хорошо знакомый и все еще незнакомый духовный отец. Причиной было не столько какое-то особое мое терпение, сколько застенчивость и боязнь предстать перед этим православным учителем. Как будто я ожидал, что сам Бог «устроит» нашу встречу и так сделает мою радость еще больше. Такой случай вскоре предоставился, хотя тогда я не мог лично представиться отцу Иустину…
В марте 1943 г., во время великого поста, Сербская православная церковь особенно торжественно и молитвенно подготавливалась к самому большому православному празднику – Воскресению Христову. Я часто посещал Соборную церковь – присутствовал не только на воскресных литургиях, но и на вечерних службах и бдениях. Я с особым желанием ходил именно в эту церковь, может быть потому что родился вблизи нее – на маленькой улице (Задарской), находящейся в нескольких сотнях метров. Там я провел первые десять лет своей жизни. В одно воскресенье, а это была Неделя торжества Православия – 14 марта 1942 г., на амвоне храма появился отец Иустин и начал проповедь. Не знаю, сколько времени она продолжалась, потому что я потерял чувство времени. Я впился взглядом в отца Иустина в переполненной церкви, впитывал его слова, стремился их запомнить, чтобы записать, когда вернусь домой. От сильного волнения я не мог запомнить всего и вот в сущности, что я записал: «В каждом цветке, во всякой птице имеется Божия мысль… Человек – вот самое ценное во всех мирах, он – один малый бог в грязи… Я бы возроптал на Бога за то, что Он сотворил меня человеком, если бы Христос не жил на земле… Христос, это ответ на все человеческие вопросы… После пришествия Христа небеса остались постоянно открытыми, была установлена постоянная связь между Богом и человеком. Человек – это Божия икона, человеческий род – Божий иконостас… Осудите грех, но помилуйте грешника, как Иисус осуждал грех, но прощал грешникам. Целью жизни каждого человека, непрестанным его стремлением является осуществление Богочеловека Христа в себе… У вас есть кисть – рисуйте! Рисуйте, пока не изобразите в себе Христа. Всякий грех, всякая страсть, всякий порок загрязняет лик Христа в вас. Человек со многими грехами – человек без Бога… Любите каждого человека, кланяйтесь ему, потому что кланяетесь боголикому образу в нем. И самый незначительный человек не без этого дара в себе… Душа это то, что делает человека самым красивым во всей вселенной… Православие говорит: человек – это икона. Европа говорит, что он – зверь. Православие говорит: человеческий род – иконостас. Европа говорит, что это зверинец, в котором более сильный зверь побеждает более слабого… Человек – это наивысшее творение, потому что Бог запечатал в нем Свой лик… Серб является истинным сербом, когда идет по пути святого Саввы».
Примерно через месяц (в моем дневнике записано – 14 апреля 1942 г.) в церкви Ружица на Калемегдане в воскресенье после Пятидесятницы я еще раз с удивлением слушал отца Иустина, который сильным и пронзительным голосом выстрелил всеми христианскими патронами, которыми располагал, по коммунистической идеологии, которая тогда переживала расцвет популярности среди молодых людей в Белграде, а затем следующими словами объяснил, почему он считает христианское учение наилучшим и наиболее необходимым для всех человеческих душ: «Самую большую революцию и переворот в человечестве вызвали слова Христа , обращенные к Своим ученикам: «Не господствуйте над людьми как князья и владетели, а господствуйте над ними, служа им. Тот, кто хочет быть самым большим среди вас, пусть будет вашим первым и самым большим слугой, слугой всех и каждого…». Священник является священником только тогда, когда служит своим прихожанам, а не предается партизанщине, фарисейству и лицемерию. А если он им не служит, тогда он – не православный священник…Часто говорят, что человек – это мрак. Но святой Григорий Богослов своей святой личностью показал нам, что человек – это свет. Он превратил свое тело в прозрачную материю, из которой исходили чистота и свет… Христианские добродетели – лестница, по которой человек поднимается от земли к небу…. Бог не служит ли людям и сегодня? Не служит ли им посредством солнца, цветов, растений и животных?»
В 1943 г. я еще два раза слушал проповеди отца Иустина. Эти проповеди, наполненные духом христианской любви и одновременно твердостью, постоянством, силой свидетельства, которая происходила из личного опытного переживания этого христианского монаха, стали постоянным путеводителем в моей дальнейшей жизни. Я всегда возвращался к отцу Иустину – и когда известное время увлекался восточными философиями и религиями, и когда изучал европейскую философию и науку.
Не помню точно в каком году после Второй мировой войны я случайно встретил его перед зданием Сербской академии наук на улице Князя Михаила. Он шел быстро и выглядел серьезно и решительно. Даже сейчас не могу себе объяснить, как я набрался смелости его остановить. Я представился ему как студент по медицине, как большой почитатель его книг (я прочел еще несколько его трудов), которого давно мучает один вопрос (пришедший ко мне из Индии), который я не могу соотнести с христианским учением, а именно вопрос о карме и перерождении. Он кротко улыбнулся и ответил спокойно и ясно: «Мой молодой друг (так он называл меня и позднее, когда писал мне короткие письма или, когда обращался ко мне в разговоре), я знаю, что вас мучает. Вас мучает вопрос о том, как возможно человеку в своей относительно короткой жизни достичь совершенства, которого требует от нас Христос, когда человек почти непрерывно подвергается всевозможным искушениям физического, материального, душевного и духовного характера. Восточная идея о перерождении кажется вам логичной и приемлемой. Но я вам скажу, что она вообще не необходима для христианина. Почему? Потому что и святые христианские отцы говорят нам о продолжении нашей жизни, но не здесь, на Земле, а уже в духовном мире после смерти нашего земного существа. После переселения в ином мире каждый из нас продолжает совершенствоваться с той ступени духовной лестницы, до которой он достиг здесь, на Земле!»
Этот ответ полностью удовлетворил меня, удовлетворяет и сейчас. Действительно мне не ясно, почему наши некоторые видные богословы подозрительно качают головой, когда я рассказываю им об этом значимом для меня давним разговоре с отцом Иустином. Думаю, что что эти православные богословы с сомнением смотрят на такой ответ отца Иустина, потому что такой ответ не встречается часто у христианских святых учителей (за исключением святого Григория Нисского и может быть еще кого-то). Все же никто из этих богословов не решился определить ответ отца Иустина еретическим. Может быть отец Иустин дал такой ответ, чтобы вернуть меня на путь христианства, потому что я сильно отклонился от него в сторону восточных религий. В конце этого короткого разговора, который состоялся на улице Князя Михаила, отец Иустин сделал мне еще один подарок, сильно обрадовавший меня – он пригласил посетить его в монастыре Челие, в котором жил и остался жить до своей смерти.
С тех пор я часто посещал монастырь и его наместника, архимандрита Иустина, до своего отъезда в Европу в 1957 г., где пребывал в течение нескольких лет. В монастырь я отправлялся обычно в субботу и оставался там до второй половины дня в воскресенье. Присутствовал на Литургии, которая была всегда для меня праздником, поскольку служил обычно сам отец Иустин и пел хор милых челийских сестер. Проповеди отца Иустина были смелыми и острыми, хотя было известно, что коммунистическая власть зорко следит за каждым его шагом и каждым его словом… Впрочем, невидимая Божия защита надежно окружила этого великого сербского духовника, начиная с момента, когда чудесным образом имя Иустина Поповича было вычеркнуго из списка людей, подлежащих расстрелу сразу же после войны в 1946 г., и кончая долгим периодом его заточения в монастыре Челие. Борцовый темперамент и пламенный сербский патриотизм этого православного героя были по Божиему промыслу самым лучшим образом обузданы путем принудительного устранения со сцены послевоенной общественной и церковной жизни в Сербии, и направлены по пути плодотворного духовного труда – сперва над собой, а затем над написанием новых книг и статей, переводом Житий святых и подготовкой четырех учеников (это сегодняшние владыки: Афанасий, Амфилохий, Артемий и Ириней).
Что касается моего духовного развития, то спокойно могу сказать, что отец Иустин был для меня тем же, кем был владыка Николай Велимирович для Иустина Поповича, независимо от того, что я занимался не богословием, а медициной и психологией. Разговоры с отцом Иустином на протяжении нескольких лет – с 1949 г. до самой его смерти в 1979 г., всегда в одной и той же комнате для гостей, когда была холодная или дождливая погода, или под большой сосной перед воротами монастыря летом при хорошей погоде, оказали на меня исключительное воздействие. И во время четырехлетнего пребывания в Голландии, Германии, Швейцарии и Франции я не впал ни в какую философскую или религиозную ересь. Если временно, на короткое или более продолжительное время, я откликался на соблазнительный зов чуждых православию учений, воспоминание о моем духовном отце из далекого уединенного монастыря близ Валева и его предупредительных словах, касающихся европейской культуры (к которой научил меня быть внимательным еще Достоевский на семнадцатом году моей жизни), и особенно воскресная православная Литургия, которую я регулярно посещал обычно в русских церквах, где бы я ни находился в Европе, возвращали меня на православный путь.
Мои разговоры с отцом Иустином в монастыре Челие велись в духе большого терпения и открытости – в атмосфере, которую он создавал. Я мог задавать моему духовнику всякие вопросы из сферы христианской догматики или апологетики, мог не соглашаться с мнением отца Иустина и оставаться при своем мнение или хотеть от него дополнительных оснований в пользу некоторых его предположений. Не могу вспомнить, чтобы мы когда-нибудь разделились в некотором напряженном, неприятном или не изъяснённом состоянии. Отец Иустин был всегда терпелив и благ и имел вид доброго и сильного отца, авторитетного в единственно возможном значении этого латинского слова (который оказывает влияние, поощряет, подталкивает, заботится – прим. авт.)
В конце этих своих дорогих воспоминаний об отце Иустине Поповиче хочу рассказать еще об одной последней встрече с ним в Челие в феврале 1979 г. Тогда отцу Иустину было 85 лет. Вот, что я записал, после встречи: «Он все более чист духовно, с ясным умом для своих лет, физически бодр. По словам игуменьи Гликерии, вопреки серьезному сердечному приступу, случившемуся год тому назад, в состоянии отслуживать целую Литургию. Хотя уже годами он повторяет свои любимые мысли о Европе и православии, никогда не лишне человеку услышать их снова и снова. Эти его мысли продолжают быть очень современными. Сегодня он изложил их особенно впечатляюще перед одним молодым французским богословом, готовящимся перейти в православие, непосредственно перед его отъездом на Святую Гору. Тогда отец Иустин сказал: «Европа утеряла христианство, когда утеряла молитву, с потерей молитвы утерялся смысл поста. Европа утеряла христианство из-за своей гордости и из-за того, что думала, что может разрешить все здешние и потусторонние загадки. Нет истинного мыслителя, который в своих размышлениях не дошел бы до проблемы смерти. Есть ли кто-то, кто разрешил бы проблему смерти? Если мы умираем навсегда, то каков тогда смысл жизни? Проблему смерти разрешил единственно Иисус Христос, раз и навсегда для всех людей и то Своей жизнью, Своей смертью и Своим Воскресением. Православие лучше всего сохранило эту истину и поэтому быть православным это радость. Самым надежным путем достичь этой Истины является молитва. Поэтому я молюсь Господу: «Омолитви и охристолюби меня!» Вера – самая большая из всех человеческих добродетелей. Она тесно связана с надеждой и любовью. Но если эти две добродетели когда-нибудь ослабеют, то вера должна остаться. Все три добродетели взаимно притягиваются. Есть люди, у которых они существуют отдельно, но полнота осуществляется, когда они все вместе. Мы должны молиться о достижении этой полноты. Святой Иоанн Кронштадтский сказал священникам, что удивляется тому, что они не молятся постоянно. Кроме молитв и поста человеку необходимо смирение. Он должен почувствовать, что ничтожен перед Богом, и это сразу же даст ему необходимую скромность в отношениях с людьми и с самим собой. Каждое наше истинное покаяние порождает несказанную радость у небесных существ, и каждое наше падение – огромную скорбь. Когда мы чувствуем печаль оскорбленного человека, кому мы причинили боль и кого обидели, то это только часть той большой печали небесных существ при нашем падении. И если человек в состоянии испытывать интенсивную печаль без желания отмщения, когда его обидели, то насколько больше такая печаль у гораздо более чувствительных духовных существ! Молитесь самой простой возможной молитвой: «Господи Иисусе Христе, прости меня и помоги!»
С радостью вспоминаю свои посещения отца Иустина и монастыря Челие с конца 1966 г. и до конца его жизни, когда я уже был женат и когда, счастливый и благодарный Богу, хотел «показать» моей Елене своего духовного отца, который значил для меня больше, чем физический отец. Отец Иустин всегда радостно встречал Елену как мою естественную вторую половину.
Источники: www.rastko.rs / Православие.Бг
Комментировать