Олег Владимирович Никифоров
Современные детские психологи говорят, что память ребенка на события жизни развивается с 4-5 лет. Хочу поделиться своим опытом, опровергающим это утверждение психологов.
Когда мне было 3 года я в результате ночного кошмара проснулся с криком ужаса. Помню мне приснилась страшная ведьма, которая хотела меня похитить. Мама проснулась, успокоила меня и потом я долго спал при включенном свете. Но это не было страшной бедой. Страх темноты присутствует у многих детей как наследство предков. Это архетип тени, то неизведанное что встречали наши предки в далекие времена, когда ночью было опасно выходить из пещеры, когда вокруг человека обитало множество хищников.
Самое страшное, что я начал заикаться. Моя мама очень переживала, и врачи говорили, что помочь мне не смогут.
В нашем доме жила милая старушка ‒ бабушка Ангелина. Она пела в церковном хоре Покровского храма г. Риги, который находится на старинном православном Покровском кладбище. При храме была большая община и несмотря на гонения светской власти (это был 1968 год, когда атеизм бурно расцветал в советском союзе) во время всех церковных праздников храм был полон. Именно бабушка Ангелина посоветовала моей маме крестить меня.
Помню, как осенним днем бабушка Ангелина и мама меня повели в церковь. Мне все было в диковинку. Помню очень отчетливо тот день. Храм был пуст. Нас встретил отец Иаков (Начис). Мы вошли в крестильню, вход в которую был из притвора. Помню добрые глаза батюшки, его теплые руки. Мне сразу стало спокойно и даже весело. Помню, как меня посадили в купель. Я не плакал ‒ мне было весело и интересно. Помню улыбающееся лицо моей крестной мамы ‒ бабушки Ангелины, помню мерцание свечей, пламя которых отражалось в золотом окладе иконы Казанской Богородицы. Но отчетливее всего помню лик Богородицы на иконе и доброе лицо батюшки Иакова. Помню с каким трепетом я рассматривал алюминиевый крестик, который батюшка надел мне на шею, как я весело засмеялся, когда мне на голову полилась освященная вода. Помню, как щекотно мне было от кисточки во время миропомазания. Вообще это мое первое осознанное детское воспоминание часто меня посещает.
После крещения я через несколько месяцев перестал заикаться. Бабушка Ангелина стала часто приходить к нам в гости и часто приносила мне гостинцы ‒ просфоры из храма, крашеные Пасхальные яйца, куличи. Помню однажды у нее дома я увидел книгу, написанную на совершенно непонятном мне языке. Я спросил у нее что это за язык. Она мне сказала, что это церковно-славянский язык. Этот часослов 1875 года издания ‒ все что осталось у меня от матушки Ангелины. По нему я впоследствии и выучил церковно-славянскую грамоту.
Помню, как я с ней ходил в храм. Она пела на клиросе, а я с высоты клироса смотрел на молящихся мирян и мне все было очень интересно и привлекательно. И таинственное мерцание свечей, отражающихся в ликах и нимбах святых, и красивое пение хора, и громкие возгласы отца Иакова, идущие из алтаря и так похожие на глас Господа.
Помню, как однажды отец Иаков меня повел в алтарь. Мне было непонятно, почему бабушка Ангелина осталась и не пошла с нами. Увиденное в алтаре мне было очень интересно. Помню, как я спросил батюшку показав на престол: «зачем там домик стоит». Отец Иаков мне сказал с улыбкой ‒ «Там Боженька живет». Помню с каким трепетом батюшка сделал земной поклон и взяв с престола крест приложил мне его к губам.
Потом однажды отец Иаков повел меня на колокольню храма. Увидев большие и малые колокола я никак не мог понять, почему они не звонят. Взяв в руку веревку колокола я спросил батюшку можно ли позвонить и помню как батюшка грустно мне сказал ‒ «Нельзя. Боженька спит и будить его еще рано».
Потом были школьные годы. Годы октябрятской, пионерской и комсомольской молодости. Школа была совсем рядом с Покровским храмом, но пойти туда я уже не мог.
Наш класс на субботниках убирал территорию Покровского кладбища ‒ мы сгребали листья, собирали ветки и мусор. Я уже тогда знал, что недалеко от храма похоронена тетя моей мамы ‒ Синица Вероника. Я нашел ее могилу по ограде, которую сделал мамин дядя ‒ Савелий Синицын. Памятник и надгробие пропали. Могила провалилась и только ограда, сделанная руками маминого дяди, позволила узнать место захоронения.
Помню, как мои одноклассники бегали на кладбище курить и гасили окурки о могильные кресты и стены часовни Иоанна Поммера. Но уже тогда такое кощунство вызывало во мне внутренний протест.
Меня постоянно притягивал храм. Проходя мимо него по дороге в школу и из школы, я всегда замедлял шаг втайне надеясь, что сейчас встречу батюшку, которого в детстве полюбил со всей детской искренностью и непосредственностью. Наверно детские впечатления оставили очень глубокий след в моей душе.
Гуляя по старой Риге я всегда с особым трепетом относился к готическим храмам ‒ Домскому собору, церкви Петра, церкви св. Марии Магдалены. Наверное, тогда появился интерес и к католицизму. Я заходил в католические храмы, слушал органную музыку и внутри у меня все трепетало. Величественные звуки органа заставляли склонить голову. Они как бы подчеркивали твою немощность и малость перед Господом. Это чувство мне не было страшно. Оно было приятно и мне хотелось иногда опуститься на колени. Когда одноклассники читали роман Александра Дюма они практически все хотели быть похожими на Д’Артаньяна ‒ смелого, решительного, драчуна, всегда выходившего победителем. Меня же привлекал другой герой ‒ Арамис или аббат Д’Эрбле ‒ привлекал своим знанием учения церкви, своим стремлением служить Богу, а потом уже людям. Потом много читал о кардинале Де Ришелье и наверно единственный из класса не видел в нем «Злого гения» как его воспринимали многие мои сверстники. Я видел в нем человека, употребившего всю свою духовную и светскую власть на сохранение целостности Французского королевства, на укрепление церкви и власти правящего короля. Меня в школе прозвали «Арамисом» за мое постоянное стремление говорить и помнить о Боге. Хотя это было нашей жизнью, о которой не догадывались наши учителя.
Тем временем бабушка Ангелина скончалась и разорвалась та невидимая ниточка, которая меня связывала с храмом. Я поступил в Даугавпилсский педагогический институт. Потом были два года службы в рядах советской армии. Но Бог оставался в моей душе постоянно. Учась в Даугавпилсе, я часто заходил в костел на главной улице города. Меня привлекала католическая служба органной музыкой, латинскими молитвами. Православный собор Бориса и Глеба был тоже всегда полон народу, но ходить туда студенту педагогического института было опасно в институте существовал клуб воинствующих атеистов, и активисты клуба чаще ходили в православные храмы с целью выяснить кто из студентов пединститута посещает храм. Последствия могли быть самые печальные — вплоть до исключения из института. Так искорка православия начала постепенно таять в моей душе. Но слава Богу она не погасла. Тогда же впервые начал сознательно читать Библию.
Когда я поступил в Московскую аспирантуру при академии наук наступило время перестройки и свобода вероисповедания стала реальностью. Рядом с общежитием был маленький храм Бориса и Глеба и однажды я с аспирантами пошел туда на Пасхальное богослужение. И вдруг я почувствовал возврат в детство. Я услышал знакомый запах ладана. Я увидел знакомые лики святых. Мои ноги вдруг подкосились ‒ я упал на колени и залился радостными слезами. В душе все затрепетало ‒ Господи!!! Я вернулся! Прими меня блудного сына! И вдруг я осознал, что мне тут все знакомо. Губы сами повторяли возгласы священника. Откуда-то пришло знание Великой и Просительной ектеньи, понимание хода службы и знание того что и как надо делать христианину в храме. Я с удивлением понял, что все это мне близко и знакомо. Объяснить происхождение этого знания я не могу до сих пор. И с тех пор я стал постоянным посетителем этого храма. Вернувшись в Ригу я уже смело пошел в родной Покровский храм. Вместо батюшки Иакова там служит теперь отец Григорий. Свое первое причастие Христовых тайн я получил в этом храме.
Потом были годы работы в ВУЗах Риги. Большое напряжение сил физических и интеллектуальных. Появился грех гордыни ‒ «я ‒ самый молодой профессор психологии Латвии, я ‒ самый умный специалист в своей области, я ‒ самый праведный и честный человек.» Любовь студентов укрепляла меня в этих греховных помыслах. И я загордился. Я стал считать, что я сам достиг всего в своей жизни и я забыл о Боге и о Храме… Но Бог избрал уже для меня путь возвращения…
В 2001 году я тяжело заболел. В результате укуса клеща у меня развился клещевой энцефалит. 2 инсульта один за другим, парализация левой стороны тела, клиническая смерть ‒ вот результат гордыни и неблагодарности по отношению к Богу.
Когда я пришел в себя после клинической смерти первой мыслью было принести покаяние поскольку мысль о том, что я предстану перед Господом с накопленными за годы неправедной жизни греховным грузом вызывала во мне ужас. Я попросил маму привести мне в палату священника. Врачи, потерявшие надежду меня спасти матери сказали прямо: «Мама готовьтесь. Олег проживет еще 2-3 недели». Мама привела ко мне священника ‒ отца Андрея. Исповедь длилась часа два или три. Я залился слезами и сбивчиво хлюпая носом и не успевая утирать очищающие слезы каялся пред Господом во всех своих прегрешениях искренне сожалея о содеянном. Это была моя первая исповедь. Батюшка прочитал отпускную молитву, причастил меня, и мы распрощались. В тот же вечер я почувствовал необыкновенный прилив сил и… О чудо! Я встал и самостоятельно пошел!!! Врач, увидев меня в коридоре больницы с удивлением воскликнул: «Ты встал?!!». После этого вечернее и утреннее молитвенное правило стало для меня обязательным. Да и каждый свой шаг я стал оценивать с позиции православного христианина. Я стал запоем читать духовную литературу, смотреть православные видеозаписи. От меня отошли все мои бывшие друзья и остались только те, кто искренне верует в Бога. Господь прислал мне так же множество новых братьев и сестер во Христе. Я очень счастлив и постоянно благодарю Бога за это счастье.
Уже теперь я знаю многое о православии. С интересом и любовью я перечитываю книгу о Священномученике Иоанне Поммере. Ему я молюсь ежедневно, ощущая единение с ним возникшее еще в 1968 году, когда возле места его упокоения я был крещен во Христа. Долго не мог ничего узнать о судьбе отца Иакова (Начиса) и недавно в интернете нашел целую страницу, посвященную этому батюшке. Прочитал и как будто опять с ним поговорил как когда-то в детстве.
Я не перестаю молиться за упокой души моего крестного батюшки отца Иакова и его брата отца Леонида (архимандрита Кирилла), иерея Серафима и моей крестной матушки Ангелины. За здравие священников, с которыми Господь перекрестил мой жизненный путь и которых я сегодня могу назвать моими духовными наставниками и исповедниками – отца Андрея, архимандрита Виктора, отца Григория, отца Нила. За здравие всех моих братьев и сестер во Христе. Святый Боже! Святый Крепкий! Святый Бессмертный! Помилуй нас!
Источник: интернет-справочник «Русская Православная Психология»
Комментировать