Константин Кротов для «Азбуки веры»
Константин Кротов родился в 1967 году в Новосибирске. В 1991 году окончил Новосибирский медицинский институт. Работал участковым терапевтом с 1992 по 1994 год, с 1995 года ‒ эндокринологом.
‒ Константин Александрович, когда вы впервые задумались о Боге?
‒ В студенческие годы. Вы, наверное, помните, что во всех советских вузах, независимо от профиля, был курс марксистско-ленинской философии и научного атеизма? А я был прилежным студентом, любознательным, всё, что положено по программе, читал и конспектировал, и именно эти курсы убедили меня, что Бог есть. Наверное, многих это удивит, но не как иначе, а именно так ‒ с изучения этих предметов ‒ начался мой путь к Богу. Просто читая и конспектируя некоторые работы Ленина и Маркса, я понял, что они ошибаются, утверждая, что Бога нет, и явно неправильно представляют христианское вероучение. Даже с точки зрения диалектического материализма отрицать существование Бога нелепо. Ленинское определение материи, которому нас учили, хитрое и остроумное, но не более того. На вопрос, что такое материя, Ленин не отвечает. И у меня возник вопрос: а почему вообще тогда Бога нет? Из чего можно сделать вывод, что не существует Творца? Вопрос возник, а ответа на него не было. А раз нет ответа, нет доказательств, что Бога нет, значит, это просто голословное утверждение. Когда сдавал экзамен по научному атеизму, уже был уверен, что Бог есть, а многие писавшие, что Его нет, просто-напросто сильно ошибались.
‒ И вы говорили это своим преподавателям философии и атеизма?
‒ На семинарах спорил с преподавателями постоянно. И имел свою пятерку. На экзамене по атеизму получил, правда, четверку, потому что мне задали дополнительный вопрос о молоканах и духоборах. Я, конечно, о них слышал, но конкретики не знал.
Споры с преподавателями ограничивались тем, что я говорил, какие утверждения классиков марксизма кажутся мне неубедительными, объяснял, почему они меня не убеждают, но осознанной веры еще не было. Я ведь не сразу пришел к тому, что Бог не просто есть, но Он именно такой, как о Нем написано в Библии и как учит Православная Церковь – для этого понадобилось время, а на тот момент я даже Библию не читал. Сначала крестился…
По состоянию здоровья мне пришлось взять академический отпуск. У меня же с шести лет диабет, и, наверное, именно это определило сначала мой выбор института, а потом и врачебной специальности. Часто лежал в больницах и заинтересовался медициной. Когда заканчивал школу, уже не было никаких сомнений, куда хочу поступать. Так вот, на старших курсах болезнь обострилась, и мне пришлось уйти в академический отпуск, я поехал к тете и дяде в город Белово Кемеровской области. Они мне как родители, потому что когда мне было девять лет, мама погибла, и они взяли меня к себе. Тетю, мамину сестру, я считал и считаю своей второй мамой. И когда я, взяв академический отпуск, приехал к ним, именно вторая мама предложила мне креститься. Сходили все вместе в церковь, меня крестили. Тогда впервые увидел православный храм. А уже в Новосибирске стал ходить в храм, потом появилась Библия, другие религиозные книги, стал читать. Но всё это происходило не сразу. Крестился я летом 1989 года, а регулярно ходить в храм стал в 1991 году.
‒ До этого что-то удерживало или мешало?
‒ Мешало незнание. Моя вторая мама тоже многого не знала. Иконы в доме были, а Библии не было, как надо посещать богослужения, что такое исповедь, причастие, никто не знал. Даже так получилось, что записали восприемником моего дядю, а уже потом я узнал, что он по вероисповеданию католик. Точнее, осознанного вероисповедания у него, как и у большинства советских людей, тогда не было, но крестили его в детстве в костеле, потому что он из Западной Белоруссии, его мать полька, а отец литовец. Узнал же я об этом, когда стал ходить в храм, и он, глядя на меня, тоже захотел сходить в костел. В Кузбассе костелов не было, про Кемерово не знаю, а у нас в Новосибирске был. Когда они у меня гостили, я по дядиной просьбе отвел его в костел. Попали на пасхальную мессу. Это было в 1992 году, у нас был Вход Господень в Иерусалим, а у католиков Пасха. Но я тогда уже ходил в храм, и после православных служб меня эта пасхальная месса совсем не впечатлила. У меня не было никакой предубежденности, просто не понравилась служба.
‒ Не возникло желания сравнить православное и католическое учения?
‒ Тогда я еще слишком мало знал для того, чтобы сравнивать. Потом что-то читал и сравнивал. Много слушал духовные произведения западных композиторов: мессы Вивальди, Генделя, Гайдна, Моцарта, Бетховена. Есть у меня даже на диске «Амвросианские литургические песнопения». Я, конечно, мало знаю латынь (институтского курса «Латинский язык и основы медицинской терминологии» явно недостаточно для понимания литературных и богослужебных текстов), но, зная русский перевод песнопений, мог сравнить их с нашими, православными. Кроме Символа веры, все молитвы, что мне встречались, один к одному. Но есть в католицизме догматические отклонения, с которыми мы не согласны, и это не только filioque. И желания пойти в костел больше не возникало. Тогда я просто сопровождал дядю, потому что он попросил.
‒ А восточными учениями не увлекались? Многие в своих поисках прошли через это.
‒ Вот это меня совсем не привлекало. В моей коллекции пластинок были и пластинки с индийской музыкой, музыка мне понравилась, но восточные учения совсем не интересовали. Мне сразу, еще при крещении, понравилось в православном храме, потом понравились богослужения, а когда появились книги, стал читать Библию, вникать в вероучение. И в воскресную школу ходил при Вознесенском соборе, там познакомился с отцом Андреем Федоровым. Потом его назначили настоятелем будущего храма в честь иконы Божией Матери «Знамение-Абалацкая». Сейчас это самый высокий храм в Новосибирске, а сначала храма не было, и отец Андрей служил по воскресеньям литургию в зальчике ЖЭКа, председатель которого был нашим прихожанином. Там же, неподалеку. Потом уже построили храм.
Отец Андрей был человек открытый, чуткий, внимательный, готовый уделить время прихожанам, выслушать их, ответить на вопросы. Не знаю, как у других, а у меня в то время вопросов было много. Слово «духовник» в наших с ним разговорах никогда не звучало, но с той поры как я с ним познакомился, стал преимущественно исповедоваться у него. К сожалению, в июле прошлого года отец Андрей скончался от коронавируса.
‒ Если я правильно понял, начало воцерковления по времени совпало с началом вашей врачебной практики?
‒ Да, причем начинал я как участковый терапевт. Тогда сразу после института прийти в эндокринологию было невозможно. О том, что был участковым терапевтом, не только не сожалею, но благодарен за это Господу и бывшей на то время системе. Во время посещений больных на дому узнаёшь о людях, взаимоотношениях в семьях гораздо больше, чем на приёмах. Видишь дома или квартиры, невольно замечаешь обстановку, приусадебные участки, состояние домов. Всё это прибавляет и знаний о людях, и даже жизненного опыта. Но это тема для отдельной статьи или небольшой книги. Работа участковым терапевтом, хотя и в течение непродолжительного времени, не дает слишком «заузиться».
‒ Не было неофитских попыток обратить к вере своих пациентов?
‒ Я, конечно, был тогда неофитом, но всё же понимал, что если и говорить с людьми на такие темы, это надо делать очень осторожно, иначе можно добиться противоположного эффекта – вызвать у человека скептическое или даже негативное отношение к Церкви. Правда, я, как любой участковый терапевт, часто ходил по вызовам на дом, и во многих домах были иконы, из разговоров часто узнавал, что люди и в советское время хранили веру, помнили молитвы, посещали храмы. Но были и пациенты, ранее обращавшиеся к экстрасенсам, колдунам. Вот им я всегда старался разъяснить, к каким последствиям может привести обращение за такой «помощью». Если человек попадет просто к шарлатану, называющему себя экстрасенсом, или целителем, или как-то еще, он просто деньги потеряет, а вот если к настоящему экстрасенсу или колдуну… Как эндокринолог, могу сказать, что после обращений к экстрасенсам и гормональные заболевания, и диабет протекают непредсказуемо. Тоже не рубил сплеча, но старался объяснить людям, какого духа все эти экстрасенсы, маги, целители, и как зло могут потом «пошутить» эти силы: кошке игрушки, а мышке слезки.
В кабинете у меня всегда висела икона, и иногда пациенты на приеме даже спрашивали, верующий ли я. Но и если не спрашивали, думаю, то, что они видели икону в кабинете врача, для кого-то имело значение. Это тоже проповедь, хоть и без слов.
‒ В институте вы не преподавали?
‒ Нет. В 1994 году меня приглашали в Иркутск на кафедру эндокринологии. В Иркутске я в 1993 году получил квалификацию эндокринолога, а в 1994 году меня пригласили на проходившую там Международную конференцию по заболеваниям щитовидной железы, и после конференции заведующая кафедрой предложила мне переехать в Иркутск и работать на кафедре. Но я после недолгих размышлений отказался. Дело в том, что я совсем не путешественник, если куда-то ездил, то только по необходимости. Иркутск мне понравился сразу – там я увидел много старых храмов, тогда их еще не все отдали Церкви, теперь уже все отданы, ‒ но у меня там ни родных, ни друзей, и я понял, что не готов туда переезжать. А через несколько лет мне пришлось оставить активную медицинскую практику, потому что в сентябре 1998 года я окончательно потерял зрение. Ездил в Томск, там мне сделали операцию, но не всё получается так, как хочется. Не получилось – не удалось вернуть зрение.
‒ Унывали? Роптали?
‒ Нет, ропота не было. Когда стало ясно, что спасти мне зрение не удалось, понял, что надо учиться жить в новых обстоятельствах. С домашними делами я управлялся, а вот чтобы научиться ходить без сопровождения, поехал в Бийск, в реабилитационный центр. Сейчас такой же центр есть в Новосибирске, а тогда не было, пришлось ехать в Бийск. Прошел курс реабилитации, и с тех пор самостоятельно передвигаюсь с тростью. Более того – вожу экскурсии. Это благодаря библиотеке для незрячих и слабовидящих и ее директору Юрию Юрьевичу Лесневскому.
Когда я понял, что зрение мне не вернуть, записался в эту библиотеку, стал брать кассеты с аудиокнигами. Шрифт Брайля я изучил, но почти не пользуюсь им. Те, кто заканчивал специализированную школу, пользуются шрифтом Брайля активно, а я всё-таки предпочитаю аудиокниги. Сначала брал кассеты, а теперь всё есть в интернете. С Юрием Юрьевичем познакомился в 1999 году и довольно скоро включился в работу библиотеки. На общественных началах, но как-то они меня поддерживают. Провожу беседы по эндокринологии. Сейчас в связи с пандемией дистанционно.
Познакомил я Юрия Юрьевича и с отцом Андреем Федоровым, при поддержке и участии отца Андрея было осуществлено несколько православных проектов, один из которых ‒ проект «Под покровительством святого Николая» ‒ в 2007 году получил грант фонда «Православная инициатива». На этот грант в рамках проекта библиотека выпустила аудио-тактильные издания с иллюстрациями и рассказами о храмах святителя Николая в трех российских городах и украинском городе Николаеве.
Проекты библиотеки – отдельная тема, поэтому еще скажу только о таком необычном, как «Школа незрячих экскурсоводов». Я сначала скептически отнесся к этому проекту. Ново-Николаевск (так назывался Новосибирск до революции) основан в 1893 году. Какая история, какие памятники? Вот в Иркутске история, в Москве история, в Петербурге!.. Так я рассуждал поначалу, но потом втянулся, понравилось, и теперь сам вожу экскурсии по трем скверам в центре Новосибирска.
‒ Не считаете, что жизнь ваша после потери зрения стала менее интересной?
‒ В каком-то смысле она стала даже интереснее. Появилось больше времени для чтения художественной литературы и духовных книг. Читать я всегда любил, но когда в поликлинике работал, времени для чтения почти не оставалось. Конечно, работу свою я любил, и были у меня разные идеи, как усовершенствовать лечение, какие методы внедрить, но раз по независящим от меня причинам пришлось уйти из поликлиники, это не повод роптать и унывать. Знания никуда не делись, возможность посещать медицинские семинары и конференции остается, особенно сейчас, когда всё в онлайне ‒ подключаюсь по интернету к разным семинарам. И консультирую по телефону. Сейчас уже реже – видимо, старею, не тот запал.
‒ Считаете ли вы, что испытания помогли вам глубже понять веру?
‒ Думаю, что да. Я и раньше понимал, что есть дела человеческие, а есть Божии, и дела человеческие, как бы они ни увлекали, какими бы нужными ни казались, всё-таки временны, а дела Божии постоянны. Но понимал теоретически, а после потери зрения осознавал это уже на примере собственной судьбы.
‒ Без веры вам труднее было бы ее принять?
‒ Сам я себе этот вопрос никогда не задавал, но сейчас вы спросили, и я задумался. Наверное, да, труднее.
‒ Можете вы сказать: «Слава Богу за всё»? Чувствуете ли вы так?
‒ Конечно. А как иначе? Именно так: слава Богу за всё!
Беседовал Леонид Виноградов
Комментировать