Глава IV. Пострижение в иночество преп. Феодора

Пострижение в иночество преп. Феодора; жизнь и подвиги его в обители «Саккудион». Седьмой Вселенский Собор

Биограф преп. Феодора Студита, монах Михаил, относит время пострижения его к первым годам царствования Ирины (с 780 г. после смерти Льва IV Хазара). В решении его посвятить себя иноческой жизни всецело сказалось влияние Платона. «Пребывая в Константинополе, дивный Платон расположил многих к презрению настоящих тленных благ, особенно же в собственной сестре и благочестивом племяннике Феодоре, которые еще прежде внутренне пламенели великою любовью к небесной жизни, возбудил большое стремление к лучшей монашеской жизни»³³. Феодору в то время было около 22 лет. Душа юного монаха полна была внутреннего огня. Это воодушевление скоро отозвалось и на всех близких ему родных. «Этот Феодор, исполнившись ревности от увещаний преподобного, при содействии советов матери, внушал чрез нее спасительные и правые мысли отцу, и таким образом расположил и его с тремя братьями проникнуться подобною любовью к добродетели и, хотя последним, присоединиться к своим; ибо двоих родных братьев³⁴ с одною сестрою их он еще прежде уловил добрыми увещаниями матери»³⁵. И так одна семья могла уже составить небольшой монастырь. Игуменство, конечно, должен быль взять на себя Платон. Он воодушевил новых иноков, он и в силах был продолжать руководительство ими в новой жизни. А старое братство на Олимпе? По видимому игумен Платон поручил иноков обители «в Символах» надежному руководительству какого либо из учеников своих и сам более не воспоминал о них. Он отдается всецело воспитанию новых подвижников, которых принял под свое руководство. Некогда сам Платон пред поступлением в монастырь продал все свое имущество и роздал деньги бедным. Так начал он подвижническую жизнь с исполнения заповеди о нестяжательности.

Первые шаги новопостриженных иноков на поприще подвижническом были в этом же роде. «Когда таким образом они все согласились отречься от мира и посвятить себя Богу в апостольском виде, то поспешно продали все, относящееся к мирской жизни и потребное при исправлении царских должностей, также и дом свой, и, вырученные от того деньги раздав бедным, даровали служившим в доме рабам свободную жизнь, уделив им еще части из имущества»³⁶. Теперь оставалось избрать место подвигов. В Константинополе монастырей было не мало. Императрица Ирина только что успела отдать приказ о возвращении всех сосланных и изгнанных из столицы иноков. Многие из них уже скончались в изгнании. Возвратившиеся не могли наполнить обителей. Конечно, для новопостриженных наших иноков нашлось бы место в какой нибудь столичной обители. Да ведь и игумен Платон был в великой чести у всех. Как опытный авва, он легко мог получить игуменство в одном из Константинопольских монастырей. Но во-первых, в столице было шумно. Еще не улеглись страсти, вызванные погромом иконоборцев. Далеко не было секретом, что многим не по душе было воцарение Ирины. Понятно, недовольны были этим иконоборческие элементы, среди которых первое место по силе занимали воины. Но это сила внешняя. Было нечто более важное. Над сознанием христиан тяготело вероопределение иконоборческого собора 754 года. Этот собор объявлен быль в столице вселенским. По тому самому иконоборческие элементы могли восстать на защиту вероопределений своего собора. Православное иконопочитатели все силы будут употреблять на то, чтобы противопоставить лжесобору истинный вселенский собор. Можно было поэтому ожидать борьбы, пожалуй, и запальчивой, продолжительной и шумной. А ведь это совсем неблагоприятно для новопостриженных иноков, которым нужны были времена мирные, более удобные на первых порах для внутреннего усовершенствования. Во-вторых, в то время весьма распространен был обычай, по которому люди состоятельные устраивали свои монастыри. Некоторые из строителей сами постригались в этих монастырях, а другие предпочитали оставаться ктиторами, не принимая пострижений. Родителям Феодора принадлежал на правах собственности небольшой участок земли на том берегу Босфора в местности Босцит, недалеко от монастыря, известного под именем «Саккудион». Местность здесь была лесистая. Горы с трех сторон окружали равнину. Открытая северная сторона этой равнины давала возможность невдалеке видеть море. Растительность на месте была роскошная. Плодовые деревья разных родов и неплодовые покрывали равнину. И воды было довольно. Посредине равнины возвышался небольшой, но хорошо украшенный, храм во имя Иоанна Богослова. Словом, местность для обители монашеской весьма была удобная. Пустынно, тихо, да и удобства для жизни были под руками. Вот и решились наши иноки покинуть шумный город царя Константина. Не велики и не продолжительны были их сборы. С крестами на груди, да с посохами в руках и с великим упованием на Бога в сердце вышли из столицы наши иноки. Не утомительная дорога предстояла им. До «Саккудиона» совсем не далеко было.

«Там т. е. на новом месте поселения проживая сначала вместе с своими, великий Феодор предавал всего себя руководительству преподобного Платона и, приняв от него всеоружие святого образа, совершенно во всем следовал его воле и в желания своих и в действиях»³⁷. Конечно, не один Феодор предавал всего себя руководительству преподобного Платона. Так настроены были все члены новой обители. Все они ведь новопостриженные иноки, далеко неопытные в чернеческом житии. Все равно были одушевлены святым желанием подвигов. Мудрого учителя и руководителя даровал им Господь Бог в лице игумена Платона... Он и немощного духом воодушевит, ослабевшего поддержит, падшего восставит и унывающего утешит. Словом, он будет нежным отцом, заботящимся о чадах, которых даровал ему Господь. «Ты мой свет, всегда сияющий светильником мрачных душевных помыслов, жезл, укрепляющий немощь сердца моего, отгнание уныния, поощрение к бодрости, благовестие, радость, празднество, слава. Без тебя и солнце не радостно для меня; я желал бы лучше лишиться воздуха, нежели твоего лицезрения; нет для меня ничего приятного на земле без твоего присутствия; ибо что вожделеннее истинного отца, даже и пред очами Божиими»³⁸. Так писал Феодор Платону из ссылки, когда их разлучили. Без сомнения не один Феодор мог бы сказать то же самое от чистого сердца. Не удивительно, что слава нового монастыря стала быстро расти. Начали стекаться отовсюду желавшие подвизаться под руководством игумена Платона. Отказывать кому либо пока не было нужды. С увеличением числа иноков храм только оказался малым. Решено было воздвигнуть новый более обширный. Средства для этого нашлись, по-видимому, у Феодора. «Он, повинуясь повелениям великого Платона, построил храм во имя Иоанна Богослова и сына громова, имевший вид небесного свода, с разноцветными украшениями, искусно отделав не только верхнюю часть его и доставив живущим там дивное и прекрасное место собрания, но и самый пол покрыв различными и позлащенными камнями, так чтобы и ноги их услаждались блеском камней»³⁹. Появились скоро удобные для жизни келии, общая трапезная, больница и, наконец, странноприимница⁴⁰.

Порядок монастырской жизни установился соответственно требования устава Василия Великого. Сам игумен Платон был великим почитателем Святителя Кесарийского, а потому и ввел его устав в обители⁴¹. Преп. Феодор, по выражению его биографа, «был любителем и подражателем небесного Василия». Поэтому «изучая его подвижнические правила и другие предметы весьма богомудрых писаний и удивляясь обширности его мудрости и благоразумия, он старался всецело уподобляться Великому, так как нерадение к добру в нем уже не имело места»⁴². Сам Феодор характерно выражается относительно Устава Василия Великого, в котором «преподаются спасительные и полезные правила монашеской и монастырской жизни и без которого невозможно ни руководить богоугодно, ни руководиться с пользою, ни начальнику, ни подчиненному. Он, быв вопрошаем о всех предметах и случаях священной жизни в монастыре, отвечал Духом Святым и следующий ему следует Духу Святому, а неповинующийся ему не повинуется говорившему чрез него Христу»⁴³. Конечно, едва ли введение порядков монашеской жизни по правилам Василия Великого удалось скоро, без ропота и протестов. Сам Феодор и его биограф, монах Михаил, упоминают об одном случае весьма характерном. На первых порах в монастыре работы по благоустроению и хозяйству отправляли наемные люди. Рабочий скот держался безразлично мужского и женского пола. Временно это терпелось. Но вот ревность к исполнению правил Великого Василия заставляет Феодора сделать предложение игумену Платону относительно уничтожения беспорядка⁴⁴. Сам Феодор и инициативу и исполнение дела приписывает по своему смирению исключительно Платону⁴⁵. Но как бы ни было, толпы слуг были распущены, животные женского пола проданы, деньги вырученные розданы нищим. «Это дело приснопамятных мужей везде разгласилось и любителей добра побуждало к подобному соревнованию в добродетели, а в привыкших ходить неправо по истинной стезе подвижничества возбудило богопротивную ненависть»⁴⁶. Что значить это появление протестантов? Слабую решимость к подвижнической жизни, привязанность к миру, угождение плоти. Неизвестно, много ли было таковых из числа недовольных. Едва ли ошибемся, если предположим, что не много. Перевес имели ревнители строгой жизни, по правилам устава Василия Великого. В новом Саккудионском братстве кроме самого игумена Платона ярко выделяется своею деловою любовью к подвижничеству Феодор в числе первых. Биограф сохранил нам блестящие черты из первых годов его подвижнической жизни. Первое, чему скорее всего желал научиться Феодор, это было умение повиноваться. «Он так покорялся приснопамятному Платону, такое оказывал смирение нрава и мыслей не только пред ним, но и пред другими высшими и низшими, что был как бы человеком без воли и хотений, или бездушною статуею»⁴⁷. Готовность всегда повиноваться развила в нем необыкновенную услужливость. Мало того, что Феодор быстро исполнял всякое поручаемое ему дело, он спешил услужить другим без зова и поручений. Он рубил и носил дрова, работал топором, трудился в саду, ухаживал за больными. Часы досуга посвящал он еще более низкой работе. Но ведь есть высшая заповедь о любви к Богу. И тут Феодор выделяется из ряда других. «Воссылая в храме моления Господу, он особенно сиял светом любви к Богу и сокрушений, прежде всех входя в дом Божий и после всех выходя оттуда»⁴⁸. Кроме того он совершал и частные молитвы, уединяясь от других втайне, особенно в те дни, когда не занимались работами, при чем «он орошал потоками слез ланиты свои и пол, на котором стоял». С молитвою Феодор соединял чтение и изучение богословской литературы, жизнеописаний и творений святых отцов. Нужно ли говорить о его воздержании в пищи, питии и сне? Уже с первых лет монастырской жизни он в этом отношении стал служить примером для других.

Ревностным подражателем Феодору в подвижнической жизни явился его родной брат Иосиф. Сего последнего за подвиги прозвали вторым Феодором. Далее следовали: любимый ученик Феодора Навкратий, любознательный, преданный своему учителю и в бедах и напастях твердый, Антоний⁴⁹, Тимофей и Анастасий, ревностнейшие подражатели Феодора и многие другие. Таким образом защитникам слабости людской в обители Платона могло противостать содружество Феодора, твердо опиравшееся на авторитет богоносных отцов и на образ жизни своей, вполне безупречной.

Чрез два года по основании обители в Саккудионе Феодор посвящен был в сан иеромонаха. Это было наградою ему за подвиги. Так думал и игумен Платон. Но несколько иначе посмотрел на дело сам Феодор. Ему казалось, что и подвиги его были недостаточны, и жизнь не совершенна. За что же ему дана степень священства? Это Божий дар, думал Феодор, и дан для поощрения на дальнейшие подвиги. «Приняв эту почесть за побуждение к большим подвигам, Феодор не давал сна очима, и веждома своима дремания, по выражению псалмопевца (Пс. 131:4), но истощая плоть свою всенощными упражнениями в священных писаниях, едва не побеждал и естественную потребность и в необходимейшем удовлетворении природе оказывал сверхъестественное воздержание, так что в сутки не спал и одного целого часа; прочие же часы употреблял на добрые дела»⁵⁰. Но что же в столице происходило?

Погром иконоборческий не перевоспитал общества византийского. И в то время, когда Константином Копронимом взята была с жителей столицы безумная клятва бросать грязью и сопровождать насмешками всякого инока, появившегося в столице, уважение к монахам не только не исчезло, но, кажется, еще более возросло. Проявление чувства почтения не замедлило обнаружиться. Если это еще робко делалось в царствование Льва Хазара, то смелее и более открыто с воцарением Ирины. Теперь монах и в столице был желанным гостем. Иноки появились и при дворе императрицы, и во многих домах высокопоставленных особ. Они многосторонне влияют на общество не только в области церковной, но часто и в государственной.

В 784 году в августе месяце Константинопольский патриарх Павел оставил кафедру, открыто выразив свое намерение более не возвращаться на нее. Причиною отречения своего он выставил старый свой грех – отречение от православия и уклонение в иконоборство. Избранный на кафедру в царствование императора Льва IV Хазара, Павел пред посвящением дал подписку, что никогда не будет поклоняться иконам, хотя до сего времени он был иконопочитателем. Со смертью императора Льва обнаруживались иные веяния. Оставаться иконоборцем значило идти против течения с опасностью потерпеть крушение. Примкнуть к иконопочитателям для патриарха означало изменить своей подписке. Словом, положение его было затруднительным. Единственный выход представлялся ему в отречении от кафедры. Вероятно, намек на это дан был сверху, из дворца. Но императрица Ирина с сыном все же убеждала Павла возвратиться на патриаршую кафедру из монастырской келии, в которой поселился патриарх, конечно, после покаяния. «О если бы я и совсем никогда не восседал на патриаршем троне Константинопольском, ибо церковь эта во зло употребляла свою власть, за что и была в отречении от всех церквей», говорил патриарх императрице Ирине. О возвращении на кафедру он и слышать не хотел. Присланы были сановники уговаривать патриарха. Последовал снова отказ с его стороны. «Если не будет созван вселенский собор и не будет искоренено господствующее заблуждение, то не надейтесь получить спасение». Когда патриарху на это заметили: «зачем же ты при посвящении дал письменное клятвенное обещание, что никогда не будешь почитать св. икон?», он отвечал: «это-то и есть истинная причина моих слез, это-то и побудило меня наложить на себя покаяние и молить Бога о прощении». Патриарх указал и преемника себе в лице государственного секретаря Тарасия⁵¹. Вскоре после этого он и скончался.

Не долго оставалась первопрестольная на востоке кафедра без верховного пастыря. К празднику Христова Рождества избрание уже состоялось, и на самый праздник посвящен был в сан патриарха государственный секретарь Тарасий. Новый патриарх при самом избрании своем заявил о необходимости созвания вселенского собора для умиротворения церкви. Только под этим условием принял он избрание и посвящение. Теперь Тарасий начал подготовительные работы и через два года окончил их. Уже в 786 году явилась возможность открыть вселенский собор в Царьграде. Среди других членов предположенного собора, появился и игумен Саккудионский Платон. Сам патриарх вызвал его. Ясное дело, что в данное время присутствие Платона считали полезным. Преп. Феодор о богословском образовании игумена не высокого мнения. Он прямо говорит, что Платон не был глубоким богословом ( μηδὲ δογματικὸς ἦν⁵²). Но начитанность его, простое убедительное слово, личный авторитет подвижника доставили игумену почетное место в ряду членов собора. Известно, что в 786 году собор не состоялся. Некоторые из прибывших епископов разделяли иконоборческие воззрения. Хотя их было и не особенно много; но они поспешили опереться на войско. Последнее жило еще преданиями иконоборческих императоров. Оно и слышать не хотело о новом соборе, заявляя, что собор уже был, и в другом нужды нет. Шум и крик оглашали улицы города. Наконец, воины подошли к храму св. Апостолов, где собрались отцы на первое соборное заседание. Послышались угрозы ворваться в храм и избить епископов. Императрица прислала сказать отцам, чтобы они разошлись на время. Прошел еще год, пока не удалось устроить более благоприятных условий для соборного обсуждения вопроса о почитании икон.

В 787 году собрались отцы в Никее. И здесь среди членов собора опять появляется и игумен Платон. Это явный знак, что уважение к нему патриарха, сознание пользы от его присутствия сохранились сполна. Собор благополучно окончил свои занятия. Вселенская истина провозглашена была с воодушевлением.

«Определяем, заключили отцы, чтобы святые и честные иконы предлагались (для поклонения) точно также, как изображение Честного и Животворящего Креста, будут ли они сделаны из красок или (мозаических) плиточек или из какого-либо другого вещества, только бы сделаны были приличным образом, и будут ли находиться во святых церквах Божиих на освященных сосудах и одеждах, на стенах и на дощечках, или в домах и при дорогах, а равно будут ли эти иконы Господа и Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа или Непорочной Владычицы нашей Богородицы или честных Ангелов и всех святых и праведных мужей. Чем чаще они при помощи икон делаются предметом нашего созерцания, тем более взирающие на эти иконы возбуждаются к воспоминанию о самых первообразах, приобретают более любви к ним и получают более побуждений воздавать им лобзание, почитание и поклонение, но никак не то истинное служение, которое, по вере нашей, приличествует только божественному естеству». К этому вероопределению все отцы собора приложили руки и единогласно провозгласили: «все мы так веруем, все так думаем, все мы в этом согласны и подписались. Это вера православная. С любовью принимаем честные иконы. Поступающие иначе да будут анафема! Кто не допускает евангельских повествований, представленных живописью, тому анафема! Кто не лобызает икон, как сделанных во имя Господа и святых Его, тому анафема!» Вероопределение это было выводом из свидетельств Свящ. Писания св. отцов и соображений разума. Явилось оно голосом вселенской церкви, а потому и получило силу обязательного для всех верных чад Церкви правила и руководства на все времена. Положен был конец сомнениям и колебаниям.

С такими мыслями и покинули отцы Седьмого вселенского Собора приветливый и мирный город Никею. Но полного успокоения умов пришлось еще ожидать долгое время. Много было недовольных соборным вероопределением. Конечно, более всех вооружились против него иконоборцы. Но до времени они должны были хранить молчание⁵³.

По окончании соборных заседаний игумен Платон возвратился в свою Саккудионскую обитель. Тихо, мирно, по заведенным порядкам потекла жизнь иноков. Не ожидалось пока ни откуда бед и напастей. Церковь, казалось, умиротворилась. Государством правит пока счастливо императрица Ирина с сыном, Константином. Так недавно полководец ее Ставракий окончил походы на славян. Некоторые князья славянские приведены были в столицу пленниками, а другие обязались платить дань (783 г.). Но беда шла с той стороны, откуда многие ее и не ожидали.