Отдел VII

«На доблестного Архипастыря нашего с благоговением взирали Святители и Цареграда, и Иерусалима, и Дамаска и Александрии. Его щедротами вспомоществовались и укреплялись и мудростью его поучались пастыри и чада Церкви Греческой и племён Славянских. Его подвигам, его правде и кротости дивились и, созревшие в подвигах благочестия, дивные старцы Афонские»⁴⁵⁷.

«В личных беседах с Тобою и мудрые умудрились, и в частных изречениях Твоих почерпали все, могущие уразумевать, глубокое ведение; видели мы в Тебе истинно-духовный вкус и взгляд на всё в предметах и явлениях даже, по видимому, простых и обиходных; – ведали Твою во многом великую прозорливость»⁴⁵⁸.

Выше было сказано, что сведения об отношениях высокопр. Филарета к Иерархическим Лицам Православного Востока и последних взаимно к нему будут изложены кратко. Это мы должны сделать – volentes-nolentes, собственно потому, что хотя у нас и имеется весьма значительная коллекция подлинных посланий и писем от Иерархов и других духовных лиц Православного Востока, а равно и Греческих и Славянских, и хотя они переведены на Русский язык, но дело в том, что содержание ответных посланий и писем самого высокопр. Филарета не известно; так как они, по словам высокопр. Антония, не сохранились, или как-нибудь, не попали к нему при разборе бумаг, часть которых взял себе о. Иоанн – (бывший тогда Наместник). В силу этого очевидно само собою, что мы и не можем излагать содержание сказанных подлинных документов с необходимыми при сём комментариями. Приведём, между прочим, здесь сказанное нами в биографии высокопр. Антония относительно самого происхождения бывших сношений между высокопр. Филарета и Восточными и другими Иерархами и разными лицами, вследствие которых и сам высокопр. Антоний стал, преемственно, быть известным на Востоке и имел, по временам, свою переписку с такими же лицами, – так что наконец приобрел столь почетную известность, что при первом известии (по телеграфу) о кончине его, в Иерусалиме была совершена архиерейским служением заупокойная Литургия и Митрополитом панихида по нём на самой Голгофе, и имя его внесено в Диптихи на вечное поминовение. Прочтем несколько строк из биографии высокопр. Антония, взятых нами из его же личных рассказов.

«Владыка – дядя хотя и сам очень хорошо знал по Гречески, но не мог и по слабости зрения, и по самому почерку подлинников, в большинстве очень вычурному, прочитывать их и потому, тогда же поручал мне не только переводить, хотя и не дословно, но иногда и отвечать за него от лица его за собственным моим подписом. Некоторые лица, приезжавшие из св. мест Востока и бывавшие в Киеве у Владыки, тоже знали лично и меня и затем писали иногда прямо на моё имя, если что нужно было сообщить Владыке. Равно и наши Киевопечерские старцы, когда отправлялись, по временам, и на Афон, и в Иерусалим, то через них я тоже входил в некоторые сношения и делал посылки туда и от Владыки, и от своего лица. Таким-то путем и образовались мои сношения и переписка с некоторыми старцами на Афоне и лицами святительскими на Востоке».

«Сам же Владыка-дядя, – говорил высокопр. Антоний, – сколько я знал из всей его подлинной переписки с Восточными Иерархическими лицами, имел самую почётную известность, – о чем прекрасно и вполне правдиво высказал в своей надгробной речи бывший Ректор Киевской Семинарии Архимандрит Петр. А он имел особенное право свидетельствовать об этом, собственно, потому, что сам долгое время путешествовал по Востоку и лично слышал отзывы тамошних Иерархических лиц о Владыке. Указываемое в речи, свидетельство заключалось именно в тех словах, которые поставлены нами в эпиграфе. «На доблестного в Бозе почившего Архипастыря нашего с благоговением взирали Святители и Цареграда, и Иерусалима, и Александрии и Дамаска. Его щедротами вспомоществовались и укреплялись, и мудростью его поучались и пастыри, и чада Церкви Греческой и племён Славянских. Его подвигам, его правде и кротости дивились и, созревшие в подвигах благочестия, дивные старцы Афонские... Таким образом, и настоящую скорбь духовного сиротства нашего понесёт не одна паства его – Киевская, но глубоко и болезненно воспримут её и чада, страждущей за Православие, Церкви Восточной и Вселенской»⁴⁵⁹. Что действительно в таких чувствах и выражениях глубокого и благоговейного почитания относились к высок. Филарету указываемые Иерархические лица, начиная с самых Патриархов, для свидетельства об этом, мы приведём здесь выписки из некоторых подлинных писем, частью переводных, частью писанных на Русском языке.

Ещё в 1839 году Святейший Патриарх Иерусалимский Афанасий писал к высокопреосв. Филарету, между прочим, так⁴⁶⁰: «Высокопреосвященнейший и Пречестнейший Митрополите Киевский, во Христе прелюбезный и превожделенный брате и сослужебниче нашея Мерности, Κиρ Филарете! Пречестное Ваше Высокопреосвященство из глубины сердца братски целуя, прерадостно приветствуем. И первее по слуху узнав светлые и редкие добродетели священноначальническиея особы Вашего Высокопреосвященства, дивились и чтили и благославным языком возносили мы хвалебное и досточестное Ваше имя, и яко на звезду ярко сияющую на тверди Православныя Греко-Российския Церкве взирали, радующеся о Вашем Высокопреосвященстве».

«Когда же ещё от живого гласа во Христе любезного брата нашего, Священнейшего Архиепископа Фаворского Κиρ Иерофея обстоятельно о них провозглашавшего нам и хвалебно поведавшего о Вас, мы услышали похвалы целой пленицы высоких добродетелей пречестные Вашея особы... и пр., то невозможно стало пречестный священно-начальниче и прелюбезный Брате! выразить по долгу, коликия радости быхом причастницы, коликую глубокую признательность восприяхом к Божественной Особе Вашей и колико глубоких благодарений воссылали мы к Богу, спасающему Вас в здравии и путеводстве Своею благодатию и пр... И если искать образца добродетелей, то не обрящешь инаго совершеннее, чем Ваше Высокопреосвященство. Достойно, убо, повсюду благослывется и гремит Священное Ваше имя. Достойным и мы долгом судили принести настоящим братским нашим посланием и вседушевные благодарения за братолюбные чувствования священной Вашей души, и венец похвал досточтимым Вашим добродетелям, каковый и возлагаем на Венечную Вашу Главу с поданием во Святом Духе братского и Святого целования, а оные просим принят яко воздаяние за благодеяние к нам и за любочестное радение к Пресвятому Гробу Спаса нашего. Но как побуждения на последующие заступления и благотворения, коих непрерываемо надеемся от Вашего Высокопреосвященства, приносим Вам Крест Честный украшенный и частицу носящий подлинного Честного Древа Животворящего Креста Господа нашего, да носите оный на лоне Вашем яко орудие на всякую належащую силу, приводя непрестанно на священную Вашу память страдания Православной Церкви Иерусалимской, и да предстательствуете делу и пользе ея, когда присутствуете в Святейшем Правительствующем Синоде и собственным примером поощряя и в других Честных Членах любочестие к заступлению всечтимых мест Иерусалимских, сохранение коих и от тяжких долгов свобождение ожидается от благородного предстательства Богопрославленной Российской Державы, тако Божию предопределивши Промыслу. В братской любви оканчиваем. Преосвященные же Вани лета да изобилуют с небесе должайша, всесчастна и всеблагодушна!

Пречестного Вашего Высокопреосвященства во Христе брат любящий и усердный

† Иерусалимский Афанасий.

«1839-года Июлия 17-го дня».

Писал послание к высокопр. Филарету и Патриарх Антиохийский Мефодий. Послание это приводим во всём подлиннике (в переводе с Греческого), потому что по содержанию своему, оно невольно вызывает и глубокие мысли и чувства сострадания к тяжко-страдательному состоянию Православных Сирийцев.

«Ваше Богодарованное и досточтимое нами Высокопреосвященство! Любезно обнимая Вас совершеннейшею любовью, братски о Господе приветствуем. Неизреченною духовною радостью исполнилось унывающее сердце наше, когда мы известились от пребывающего в Москве нашего Архиерея Илиопольского и горы Ливана-Неофита об очевиднейших доказательствах пламенного усердия, делом и словом оказываемого Вашим Высокопреосвященством в великом и священном деле вспомоществования, искушаемому всякими нуждами, несчастному Антиохийскому Престолу и нравственной пользе пасомых его – многострадальных бедствующих Православных Христиан Сирии. То истинно, что добро всегда добро, когда и каким бы образом оно не совершалось: но несомненно и то, что в сём случае бывают исключения, например, не всё одно – одеть нагого, накормить алчущего и сделать тоже самое не нуждающимся в таковой помощи. Угнетённые обстоятельствами, Православные Сирияне принадлежат к чину первых; почему и милость к ним есть деле самое справедливое, столько же и необходимое; и опять – сколько оно необходимо, столько и благодарность за него есть наичувствительная и незабвенная. Божие Всемогущество, как беспредельное по Своей Природе, без сомнения, могло наделить всех людей равным достатком: но по Божественному смотрению, Оно благоволило допустить неравенство с тою целью, дабы одни щедрою общительностью, а другие благодушным терпением и благодарностью стяжали себе в награду спасение; или же по другой равно весьма важной причине – дабы сохранялась между теми и другими должная братская любовь, как главнейшее между прочими условие спасения во Христе, без Которого невозможно приблизиться к Неприступному и получить спасение души, по богодухновенным несомненным словам Божественных Писаний.

Итак, если всё сие справедливо и нужды наши так очевидны: то прежде всего приложим Вашему Высокопреосвященству глубочайшую признательность за благожелательство и благорасположение Вами к нам и усердную готовность вспомоществовать нам, проистекающую первее всего из сердца Вашего, от природы братолюбивого и любообщительного.

Вместе с тем усердно и братски молим Вас, да благая сия ревность Ваша приумножится, возбуждая к тому же и благочестивых Сановников в Вашей духовной Пастве и народ; молим, дабы Вы, как один из главнейших Членов Православной Российской Церкви, украшенный добродетелью и мудростью делом и именем, что всюду громко проповедует истинная слава о Вас, – особенно же как Член Святейшего Правительствующего Синода, объясняли другим, обстоящую наш Антиохийский Престол, крайнюю бедность и тяжкие бедствия, нравственно и политически страждущих чад его, представляя всем, что старейшая Церковь Антиохийская, уже утомленная многолетними страданиями, вопиет к возлюбленной Сестре своей – Церкви Российской, прося её, да подаст помощь и прострёт ей братскую руку свою.

Итак, в ожидании от известной всюду великой и пламенной ревности Вашей вящего и большого, чем сколько мы просим в настоящем кратком послании, и испрашивая Вам у Бога здравия и долгоденствия и благополучия по внутреннему и внешнему человеку, пребываем на всю жизнь нашу –

Вашего Высокопреосвященства возлюбленный во Христе Бозе брат Патриарх Антиохийский Мефодий».

1844-го года Августа 6-го дня в Дамаске.

Приводим ещё краткую выписку из переводного (с Греческого языка) писания к высокопр. Филарету от «всех, иже на святей горе Афоне в священной Царской и Патриаршей и Ставропигиальной Киновии – Есфигмене подвизающихся смиренных отцов».

«Из письма Преподобнейшего Архимандрита нашего Отца Господина Агафангела известились мы, что среди минувшего Ноября месяца ходил он принять Преосвященные Ваши молитвы и благословения и путеводствоваться от Вашего Высокопреосвященства мудрыми Его советами и полезными сведениями, как от имеющего обширные ведения и порядки разных вещей и дел и как от знающего удобнейшие способы к исходу успешного их конца и совершенства, чтобы сим будучи пользован, усмотрел он интерес бедного монастыря нашего.

И когда сие было тако, то и мы, смиренные и наималые рабы Вашего Высокопреосвященства, спешим просить Вас тепле, да не оставите нас лишенных мудрыми Вашими советами и полезными водительствами, при намерении нашем обновить и исправить одну часть монастыря нашего, так как это нужно и неизбежно. Но не только всё, что мы сказали просительно, да подадите нам, но и священный монастырь наш, яко собственный Ваш, да почтёте и самого себя яко сего монастыря Киновиатом и новым Ктитором да положите и нас яко чад и рабов Его да считаете (ибо по Бозе надежду нашу имеем мы на Ваше Высокопреосвященство) и да поможете нам и иным всяким образом, дабы возможно было в такой великой нужде уготовление монастыря, чтобы не быть ему посмеянием видящим его...

Извещается при сём Ваше Высокопреосвященство, что Церковь Преподобного Отца нашего Святого Антония Печерского свершена и в 5-й день минувшего Июля месяца бдением и совершённою Божественною Литургиею обновлена и на последующее всякое время будем поминать Вас Владыку Святого Киевского, яко сокиновиата. С поклонением кончаем. Да будут от Бога Вам лета честна, множайша, благополучна и всесчастна: душам же нашим Преосвященные Ваши Богоугодные молитвы и благословения да будут спасительным средством. Писано во святей Горе Афоне. 27-го Иануария 1851 г.»

Все, иже в Священной Царской и Патриаршей и Ставропигиальной Киновии – Есфигмене, подвизающиеся смиренные отцы, – Вашего святочтимого нами Высокопреосвященства дети покорные и рабы смиренные.

Представим ещё письмо, писанное собственноручно на Русском языке, от Патриарха Константинопольского Константия I⁴⁶¹.

Ваше Высокопреосвященство

Милостивый во Христе брат!

«от архимандрита Екатериногреческого монастыря Кирилла узнавши, что Вы благоволите иметь один экземпляр с описания Египта, то есть исследование об Географии от Нубии до Средиземного моря, о древностях на обеих берегов славной реки Нила, о Иероглифов, надписах, религии и истории от фараонов до Александра Македонского и Его после, с отменным удовольствием отправляю один экземпляр, и вместе с ним препровождаю и другой моего подробного описания константинополя как древнего, тоже и нового.

«зная же что отпуск книг за границу печатанных не позволительным, просил я Его превосходительства посланника и полномочного министра при отоманской порте Владимира Павловича Титова, который с удовольствием приложит старание отправить и доставить оба к Вашему Высокопреосвященству в незапечатанном пакете.

примите сие изъявление моего чистосердечного уважения, коим исполнено моё сердце.

Вашего Высокопреосвященства во Христе брат и покорный слуга Патриарх Константий I.

1845-го года января 20-го дня Константинополь».

Что же касается до переписки между Святителями Славянских земель и высокопр. Филаретом, то читающие уже видели одно из писем к нему Митрополита Молдавского Вениамина по поводу назначения и присылки одного из воспитанников Молдавских – Василия Попеску-Скрибана для образования в Киевской духовной Академии⁴⁶².

В числе многих, рассматриваемых теперь, писем представим ещё одно письмо, ставшего в последнее время столь известным и возбуждающим самое высокое уважение и живое сочувствие к нему в нашей России, – Иерарха Сербского – Митрополита Михаила. Письмо это писано было им к высокопреосв. Филарету от 2-го Декабря 1854 г., когда он только что был, на родине, посвящён в Епископа Шабацкой епархии. Вот что писано было им от слова до слова.

Ваше Высокопреосвященство,

Высокопреосвященнейший Владыко,

Милостивейший Архипастырь!

По неисповедимым судьбам Божиим и дивным делам Его Святого Промысла, мне суждено, ещё неопытному в делах духовных, стать на высоту духовного правления святой нашей Церкви. Дивно мне сие тем более, что я не думал о сём, ни искал сего, а всячески удалялся от столь трудной и не по силам моим обязанности. Уповая на силу Божию, в немощах являющуюся, принял столь тяжелое для меня бремя единственно потому, что не смел прекословить убеждениям моего Владыки и желаниям Правительства. Надеюсь и прошу св. молитв Ваших, Высокопреосвященнейший Владыко и Отец, чтобы сие моё новое служение, для которого истинно христианское и отеческое старание Вашей любви к св. нашей Церкви подготовило меня, было на спасение моей паствы и моё. Как постриженец Вашей св. Лавры, прошу общения молитвенной любви её для трудного моего немалого подвига в управлении Епархиею, в которую уже я, по милости Божией, приехал и которою начал управлять.

С истинно душевным уважением и сердечною преданностью навсегда пребываю

Вашего Высокопреосвященства Милостивейшего Архипастыря признательный воспитанник Епископ Шабацкий Михаил.

Вообще же по отношению к Славянским единоверным народам высокопр. Филарет питал и выражал самые глубокие скорбно-молитвенные чувства, особливо, когда ещё только приготовлялась и начиналась и продолжалась война 1853–1856 г. Об этом встречаются нередкие заметки в дневнике о. Наместника. «Владыка святый рассуждал: (говорится в дневнике). Ах! как тяжко страждут наши бедные единоплеменные и единоверные Христиане, особенно Болгары... тяжело даже и читать в известиях... Но такова доля всех сынов Христовой Церкви, как и самой Церкви на земле, воинствующей под Крестом Христовым среди всяких напастей от мира и духа злобы... Но всё препобеждается терпением и молитвою... Да, крепко накрепко нужно нам теперь молиться»...⁴⁶³. «Военные обстоятельства, – сказано в дневнике – возбудили Владыку к особенно-усиленной молитве и, с тем вместе, он возжелал было, как некогда св. Патриарх Цареградский Тарасий, служить каждодневно; но как этот подвиг был совершенно неудобоисполним, по его годам и немощам, то он стал служить как можно чаще, а приобщатся Св. Таин ежедневно»⁴⁶⁴. «Рассуждая часто о состоянии Государя во время Крымской войны, – Владыка однажды сказал: «Да Он – Государь теперь, как агнец посреде волков... В Варшаве, говорят, был Он особенно грустен, о суд Божий близ есть и не закоснит... Пусть мечтает Наполеон, что он восторжествует и будет верховствовать над всеми и пусть мечтают, до поры до времени, и все клевреты его... водворить равновесие и мир во всех государствах... Нет и нет!.. Егда рекут: мир и утверждение – тогда внезапу нападёт ни них всегубительство (1Фес. 5:3). Я недавно рассуждал об этом с Графом», – (разумеется, – Ал. Петр. Толстым, находившемся в Киеве со своим ополчением)⁴⁶⁵.

Наконец по отношению к заграничным – Восточным делам мы изложим здесь факт, состоявший в учреждении, с Высочайшего утверждения, по определению Св. Синода, Епископской кафедры при нашей Иерусалимской миссии. Ещё при самом начинании этого дела, (читаем в дневнике) Владыка сказал: «совершенно напрасно это... ни пользы, ни толку даже никакого из этого не выйдет»... И в другом месте: «Св. Владыка в самых резких выражениях заметил, как нехорошо сделал, новопосвящённый в Иерусалимскую миссию, Епископ Кирилл, что отправился в Иерусалим, не заехавши в Киев – свой отечественный Иерусалим»⁴⁶⁶. В подробности же сведения об этом факте помещены были нами в биографии высокопр. Антония, так как с преосв. Кириллом он имел близкие знакомственные отношения⁴⁶⁷.

«Преосвященный Кирилл, как только посвящён был в Епископы, писал мне, – говорил высокопр. Антоний, – в Мае месяце 1857 г., что он скоро прибудет в Киев, и чтобы я к его приезду в Киев, на пути в Иерусалим, озаботился подыскать особенно благонадёжных лиц из студентов нашей Академии, желающих поступить в его миссионерскую свиту. Все это тотчас же было сообщено мною и Владыке Филарету. Но нужно знать, что Владыка, ещё при самых первых известиях о новом составе Иерусалимской миссии под главенством Епископа Кирилла, относился к этому делу весьма несочувственно. Относительно этого он высказывался так: «Уж коли приспело время и открывалась бы действительная надобность в образовании такой миссии – епископальной, то нужно бы прежде и крепче всего подумать о лице, избираемом на такой пост. Там потребен не Доктор, а тем паче человек не таких лет и не таковой опытности, каков преосв. Кирилл. Мне даже наперёд его жаль и вот, когда даст Бог увидеть его лично в проезд через Киев, я потолкую с ним о многом, как должно. Его бы – Кирилла всего лучше и полезнее оставить при Академии и для науки и для службы ректорской, к которой он как раз теперь подготовился, и к тому же он свой доморощенный в тамошней Академии». Но вдруг пронёсся слух, а вскоре и верное дошло известие, что преосв. Кирилл направит свой путь помимо Киева прямо из Харькова на Одессу. Сильно поскорбел я об этом и ещё сильнее наперед смущался, что Влад. Филарет взглянет на это известие не просто, а крутенько. Предчувствие моё сбылось даже в большей мере. С первых моих слов Влад. Филарет напустился было прямо на меня: – «ты смотри у меня, чадо моё..., ты не услужился ли, по доброте твоей и откровенности, сообщить ему велико-спесивому то епископу Иерусалимскому что-нибудь из моих прежних рассуждений и отзывов... Эта услуга, брат, не больно статна». Получив же уверение в совершенно отрицательном смысле, он сказал: «Ну этого-то только и не доставало, чтобы убедиться мне окончательно, что не будет ни проку в новосоставленной миссии, ни добра и самому главе её. Помяни моё слово, а коли хочешь, это даже напиши ему – Кириллу, чтобы он знал и твёрдо помнил... Посуди сам, – слыханное ли дело даже и между мирскими благорассудливыми людьми, чтобы отправляясь в дальний древний Иерусалим, не побывать прежде в своём отечественном Иерусалиме и не принять напутствие от Сиона под благодатною сению здешних святынь; а он то, Епископ, вот что учинил, бывши отсюда не за горами и морями. Истинно говорю, не узрит он благая там в Иерусалиме! Небось ему, – Кириллу, и самому-то лестно было выйти в таких молодых годах в архиереи..., куда бы и то ни было, – но недаром есть стариковская пословица: «больно рано пташечка запела, как бы кошечка не съела». К тому же если он писал и к тебе, чтобы ты подобрал ему лиц не более, как из студентов, то, наверное, и там набрал он или насовали ему тоже стрыганов и разных любителей путешествий заграничных... По моему от этих-то всех свитников прежде всего придётся ему жутко... Конечно, здесь виноваты не ваши молодые учёные головушки, а те, кои должны бы тут гораздо-гораздо сообразить всё с умом-разумом и со значением самого дела: а у них, видно, вышло всё как бы по щучьему веленью... тяп-ляп... да и вышел корабль».

По отношению собственно к преосв. Кириллу так и сбылось; он не только не узрел благая в Иерусалиме, подвергшись там разным неблагоприятным обстоятельствам по делам миссии и личному своему положению; но и здесь в отечестве, уволенный от миссии, он был назначен на жительство в Казань без всяких определённых прав, где и скончался в Спасском монастыре 10 Февраля 1866 года, за 10 месяцев до назначения на Казанскую кафедру преосв. Антония, своего земляка по Калуге. Также сбылись буквально, предречённые высокопр. Филаретом, слова относительно и самой миссии с Епископом во главе, т. е. что «в этом новоучреждении не будет пользы, да и толку не выйдет никакого»... По удалении преосв. Кирилла, (по каким бы то ни было причинам, которые остались тогда прикровенными) – из Миссии, не только никто вместо него не был назначен в Иерусалиме на Епископство, но как с ним оно началось, так с ним же и окончилось... В течение вот уже двадцати пяти лет не возникало, сколько известно, даже и вопроса об этом; тогда как в течении этого времени учреждены епископства в миссиях Японской и Американской в Сан-Франциско, а по последним известиям предполагается назначить Епископа из Русских Православных даже в Абиссинию.

Переходим к другого рода сведениям, намеченным нами ещё прежде для изложения в настоящей главе⁴⁶⁸. Мы разумеем взгляды и суждения высокопр. Филарета, высказываемые им иногда при общих беседах довольно подробно или при случайных разговорах, и даже в кратких выражениях, в роде афоризмов. Начнем именно с тех бесед, – которые прерваны были нами в известном месте⁴⁶⁹, и предметы которых были уже нами обозначены, – а именно: о наградах лиц духовных орденами, о чинах гражданских вообще, о звании Протопресвитеров, о митрах Архимандритских, Епископских, Архиепископских и Митрополитских сравнительно с Киевскими, о преимуществах Митрополитов Киевских при Богослужениях.

О наградах духовных лиц орденами и о чинах гражданских, хотя передавал нам высокопр. Антоний в связи с прочими предметами, о которых беседовал высокопр. Филарет во время преждеописанного обеда; но мы встретили и в дневнике о. Наместника тожественную запись об этом предмете, а потому и воспользуемся изложением в последнем, – где упоминается и высокопр Антоний, как соучастник в беседе⁴⁷⁰.

«В разговорах о том, о сём перешли к орденам и чинам Владыка спросил: что?! в Лавре есть кого представить?.. – «Не кого, отвечал я, (т. е. Наместник) да и не нужно много занимать этим монахов, чтобы не возбуждать в них тщеславия и суетной гордости; да в Лавре это особенно, кажется, не на пользу и не нужно... Пусть лучше будут монахами, и украшают себя смирением». «Так-то так, сказал Владыка – но что делать, – для человеческой немощи есть и в этом своего рода опора». «Чинобесие этим возбуждается...» – сказал о. Антоний... «Да, – сказал Владыка, – это слово любил употреблять покойный Митрополит С.-Петербургский Серафим. Но однажды Наместник его Архимандрит Палладий, когда был ещё в силе, сказал Митрополиту: «да, Владыка, – чинобесие... хорошо тебе так говорить, когда ты всё уже получил... какие тебе ещё награды?! – А вот их-то, – указывая на находившихся при этом ученых молодых монахов, – нужно чем-нибудь поощрять и награждать за труды. Когда вы были в их летах, конечно, так же об этом думали». «Раз мы были вместе, – продолжал св. Владыка, – Серафим покойный, Московский и я разговорились так же об орденах – Laqueus diaboli – петля на шею, сказал Серафим, – эти ордена, но так затянута, что снять её трудно и думать»... И это правда, отчасти, – сказал Владыка, – но только отчасти. Награждённый иной может и тщеславиться, – за то и обойдённый невольно скорбит..., но отменить ордена и вообще награды и для духовных, по моему, не следует"…

«Говорят, что думают отменить чины, сказал о. Антоний; будут одни должности, как у Американцев». – «Как же это... заметил Владыка; нет, этого не должно быть и не возможно. Америка не пример, – да разве там хорошо? Чины и на небе, в мире духов, и там – Престолы, Господствия, Начала, Власти и проч. И вообще чин, порядок, постепенность во всем мироздании. – На низшей степени бездушные камни, прозябающие растения, потом животные на земле, в воде, в воздухе, потом человек, затем Ангелы. И в Церковной Иерархии, по образу небесному, также чины и степени: сперва Диакон, потом Пресвитер, потом Епископ. И Апостол говорил: вся вам благообразно и по чину да бывают; так в церкви, так в обществе. Везде должны быть власти, начальства и подчинённые; и в семействе глава – отец, или и мать, дети, и старшие, и младшие и прислуга. Одни повелевают, другие исполняют; одни учат, другие слушают; одни приказывают, другие повинуются. – Без этого невозможно, на этом основываются и самые чувства уважения и все подобающие взаимные отношения».

Но кроме, записанного в дневнике, рассуждения высокопр. Филарета о наградах духовных лиц и в ряду их монашествующих, состоящих на должностях служебных, высокопр. Антоний передавал ещё следующее. «Награды орденами, – говорил Владыка, – нельзя не признавать нужными и для лиц духовных, коль скоро орденам присвоено известное значение по статуту Правительственному и по рангу служебному в среде лиц светских и военных. Св. Апостол говорит: »Прилежащии же добре пресвитеры сугубыя чести да сподобляются, паче же служащии в слове и учении (1Тм. 5:17). Но какую же сугубую честь можно воздать лицам духовным и притом такую, которая бы имела значение в общем служебном ранге и была бы наглядно ведома и для всех, дабы последние могли и обязаны были воздавать, как говорится, честь честью не в отношении только к церковно-служебному званию лица, и не в среде только духовного сословия, но и в ряду всех служащих чиновников. – А ордена действительно, только и могут иметь это значение, которое на практике весьма важно и полезно именно в отношении к положению лиц духовных в обществе. Если с исстари времен и доднесь ещё остаётся известная кличка духовенству – «кутья», или в последнее время почитают духовное сословие – «кастою» и хорошо ещё, если жреческою, это просто напросто почти плебейскою, – да и самое служение его относят только как бы к колокольному звону..., то понятно, что священник и протоиерей, или архимандрит и самый Архиерей, коль скоро являются где должно с Государственно-Правительственными знаками чести и достоинства, в орденах наравне со всеми, начиная от Членов Правительствующего Синклита до Исправника и Городничего и т. п. – должны быть почитаемы и по самому значению, имеющихся на них, орденов в уровень со всеми прочими, к какому бы сословию и служебному ведомству последние ни принадлежали. На это я знаю достоверные факты из быта духовенства в уездах, когда напр. священник, или протоиерей, или благочинный является в среде общества или даже по делам службы, напр. при следствиях, и когда тут же бывают и уездные чиновники – Исправник, или кто-нибудь, и при этом духовное лицо имеет напр. орден 3-й ст. Анны, а Исправник Станислава 3-й ст., а иной чиновник и вовсе не имеет, – то какая разница во всех их отношениях взаимных и со стороны других присутствующих... Иначе будь духовное лицо хоть бы в камилавке и даже с наперсным крестом, – тогда опять другое; награды собственно духовного ведомства не имеют почти вовсе веса в глазах светских лиц. Да вот напр. ты, Иван Михайлыч, получил в Коронацию митру, ну что же? Ты в ней только в Церкви или где-нибудь при Богослужениях; – кто видел тебя в ней при Богослужениях, тот знает, а кто не видел, для того ты тот же Протоиерей в камилавке; а будь ты пожалован орденом 1-й степени Анны, и явись где хочешь, хотя и без ордена, а с одною звездою, тогда небось... тут же тебе особый достойный почёт. Да в этом отношении может, кажется, служить примером и Св. Апостол Павел, который, когда являлся и действовал на сонмищах и всюду, как христианин и как Апостол, то его несколько раз били и помоцами, а когда он же в известном случае, т. е. когда повёл тысящник отвести его в полк, рек, ранами истязати его… и когда уже протягоша его вервми... св. Апостол Павел только что заявил, что он «Римлянин есть» абие убо отступиша от него хотящии его истязати, и тысящник же убояся, уразумись, яко Римлянин есть, и яко бе его связал, и разреши его от уз... (Деян. 22:24–30). Таким образом, если Св. Апостол воспользовался по закону правами государственными Римского статута, по которому наименование «Romanus civis sum» означало тоже, что по нашему – столбовой потомственный дворянин, то, значит, и духовному лицу по закону же должно пользоваться своими правами, так как, действительно, с пожалованием ордена известной степени даруется и духовным дворянство потомственное, переходящее и на детей родителей духовных...

А что́ вот вы-то, – Владыка обратился ко мне (Антонию) и к отцу Иоанну – Наместнику) толкуете, т. е. будто награды вообще порождают тщеславие и гордость, или что ордена, по выражению Митрополита Серафима, составляют «laqueus diaboli», то несте ли чли николи же, что вещает св. Апостол о подобных возгордениях и о самой – laqueus (петле)... Подобает быти Епископу, учит св. Апостол, не новокрещенну... и свидетельство добро имети от внешних, – и далее что же?... да не возгордевся в поношение впадёт и в сеть диаволю... (1Тим. 3:6–7). А так как в подлиннике Греческом слова – в сеть диаволю читаются ἐις παγὶδα του διαβόλου, а слово παγὶς – сеть означает, точь в точь, и петлю, то и выходят здесь буквальные слова, сказанные Митропол. Серафимом об орденах – названных им laqueus diaboli. Значит, не одни ордена могут быть сетью или петлею диавольскою, ... а даже и звание Епископское, аще кто безумно им возгордится или недостойно примет, а, пожалуй, и по так называемой симонии... – или приимет того только ради, чтобы быть, по изречению Апостола Петра, яко обладающим над причтом, а не быть образом стаду... и пасти стадо ради неправедных прибытков (1Пт. 5:2–3). Да и Сам Господь наш Иисус Христос, все дни земной Своей жизни проведший в самоуничижении и претерпевший все поношения от всех и пред всеми, благоволил, однако, явить Себя Царем во входе Своём в Иерусалим и восприять все почести Царские и неумолкаемые возглашения «Осанна Сыну Давидову!!; тогда как наоборот; когда Ап. Петр начат пререцати Ему… не имать быти Тебе сие, т. е. и страдание и убиение (Мф. 16:22...), Он же – Господь Спаситель наименовал Петра сатаною, представлявшим Ему соблазн, т. е. ту же петлю подобо-сатанинскую...

«Да, вот так-то я понимаю и смотрю по-своему на значение орденов Православных – Русских… и не согласен именовать их laqueus diaboli... А если и бывает тут подобная петля, то это уже от нас самих... А в частности, пожалуй, укажу ещё на то, в чем действительно заключается, по крайней мере, петелка...; это титулование нас духовных и в особенности Архиереев Кавалерами и даже Кавалерами разных орденов... И эта-то петелка образовалась даже прямо вопреки статуту. Всем известно и преизвестно, что в Высочайших грамотах буквально во всей подлинности выражается пожалование нам орденов такими словами: «Мы сопричислили вас такого-то к ордену такому-то такой-то степени», тогда как при пожаловании светских лиц выражается это иначе, именно, что они жалуются Кавалерами такого-то Ордена..., а потому и употребляется и во всех документах и вообще деловых бумагах титло «Кавалер». Вот эту-то петелку и следовало бы нам отринуть и не позволять писать и в прошениях и рапортах в титуле нашем слово – «Кавалеру… Правда, это писалось прежде даже и в указах св. Синода не только Архиереям, но и Архимандритам⁴⁷¹, Протопресвитерам и Обер-Священникам; но в последнее время это уже прекращено... Пора, значит, и нам прекратить и в епархиальных делопроизводствах... А-то, ведь, было даже и так, что и при Богослужениях, напр. на многолетствованиях, возглашаемо было: «Господину нашему Преосвященнейшему (такому-то) и »Кавалеру» или "разных орденов Кавалеру».

После этого заведена была речь о митрах. Владыка начал именно с того, что обратился к Ив. Михайловичу, как бы с недоумением: «а что, – у тебя пожалованная то митра, ведь без креста на ней?!. Да, – был ответ. «А здесь-то у нас все Архимандриты, даже и третьеклассные и, не в обиду будь сказано, иные слишком малоучёные, носят митры с крестом на верху её... Таким образом, может быть, и тебе нужно бы подпариться... хотя, строго говоря, этого никак не должно быть... Да я, впрочем, и не знаю хорошенько, – откуда и как произошло, что Архимандритские митры здесь с крестами... Хорошо было бы это исследовать... А мне кажется, что не лишне было бы изменить это... Ведь самые Архиереи все – Великорусские да, наконец, и самые Митрополиты Петербургский и Московский⁴⁷² не имеют креста на своих митрах... Правда, я страх не люблю проектировать что-либо, – но признаюсь, не раз подумывал на счет этого порядка. По-моему выходило бы так, чтобы Архимандритам нашим вовсе воспретить иметь крест на митре, а всем Архиереям дать право иметь крест на митре, что и составляло бы прямое и существенное отличие от митр архимандритских. Кресты эти собственно Епископские должны бы быть серебренные, вызолоченные и, пожалуй, и золотые гладкие; кресты же для Архиепископов могли бы быть, в отличие от Киевских, хотя бы тоже металлические, но фигурные или, пожалуй, из камней, но определённого цвета напр. зеленого под цвет изумруда, – а, наконец, кресты для Митрополитов из алмазных камней, – какие и теперь им жалуются. Да и на клобуках Архиепископам статно было бы, в отличие их сана, дать право ношения крестов из камней того же изумрудного цвета одинакового с крестом на митре. Наконец для всех Митрополитов, разумею штатных, а не пожалованных только титулом Митрополита, как напр. был Митрополит Иона, бывший Экзарх Грузии, – почему бы не присвоить права те же самые, что и Митрополиту Киевскому, т. е. чтобы при Богослужении надевать две панагии и чтобы при входе в храм был предносим им крест... Говорят, что это принадлежности или привилегии Патриаршеские; да, ведь, и Митрополиты Киевские – не Патриархи... Скажут: Киевским Митрополитам даны-де эти привилегии Патриархом... Да, ведь, и у нас Св. Синод равен Патриарху; если же Патриарх чужестранный имел право даровать эти привилегии Митрополитам Киевским, то и Св. Синод так же полноправно может ходатайствовать перед Государем Императором о даровании этих самых иерархических привилегий обоим Митрополитам С.-Петербургскому и Московскому, как Первосвятителям столичным и непременным Членам Св. Синода. И это, кажется, не было бы отнюдь новшеством... а дело состояло бы лишь в том: что теперь жалуется Государем как награда, это самое перешло бы в обычный порядок, в церковно-иерархический статут⁴⁷³. Иначе случись бы так, что прибыл бы сюда Митрополит – или Петербургский или Московский и стал бы служить в Лаврской ли Церкви или в Софийском Соборе. И что же подумал бы народ и даже лица образованные, когда бы увидели, что им и креста не предносят, и панагию надевают на них одну, и на митре-то у них нет креста?! Очевидно, вышли бы недоумения или какие-либо толкования на разные лады... Или случись бы ещё так, что я стал бы служить вместе с Митрополитом напр. Петербургским; встреча при входе в храм, конечно, должна бы быть нам обоим общая, – спрашивается: был ли бы тут предносим крест?.. Далее, – когда бы мы облачались среди Церкви, на меня надели бы две панагии и митру с крестом, а на Петербургского нет... Опять тоже была бы молва и тем более, что Митрополит Петербургский, как Первенствующий Член Св. Синода, по праву первенствовал бы и в Священнослужении. – Обо всем этом, помнится, у меня был разговор и с Графом А.П. Толстым (разумеется в Крымскую войну). Коли бы знать, что он будет Обер-Прокурором Св. Синода, то можно бы тогда же рассудить с ним и гораздо посерьёзнее. Правда, он был одних со мною мнений, и благо бы, если бы он сам всё воспроизвёл, что было говорено мною и им; а напоминать мне, конечно, не подстать; да уже и не об этом теперь мои помышления. Вот разве ты, Иван Михайлыч, как великий знаток Церковной Каноники и вообще Церковной Истории, поразмыслил бы об этом хорошенько и написал что-нибудь... «Да и я готов с удовольствием, – вызвался Аскоченский...» «Ну, брат, тебе и не кстати, как мирскому человеку; а с тем вместе ты, ведь, не утерпишь, чтобы не покраснобайничать и не поострить... да, пожалуй, набрешешь на свою же голову и других втянешь, подобно как твоею недавнею статьёю об Университете...; а тогда уж тебя потянут не в гауптвахту в здешней крепости, а засадят в Суздальский Спасо-Ефимов монастырь⁴⁷⁴.

Со своей же стороны, высокопр. Антоний, закончивши всю, нами изложенную с его рассказов, беседу высокопр. Филарета, присовокупил. «Да, и я, как теперь помню, в Смоленске, когда у меня прожил всю первую неделю великого поста Князь Сергий Николаевич Урусов, бывший тогда Товарищем Обер-Прокуpopa Св. Синода, имел разговор с ним обо всём, что говорил Владыка-дядя; Князь тоже был во всём согласен. Потому-то не лишне будет и тебе (мне – пишущему) поместить, хотя вкоротке, эту беседу Владыки в его Биографии, равно как и другие, которые я тебе, по временам, передавал с этою именно целью, чтобы ты, с одной стороны, возможно хорошенько изучал вообще дух и характер Владыки-дяди, а с другой уразумевал и самые его взгляды и суждения, которые сколько были, отчасти, как бы простодушны, столько же, без лести сказать, весьма назидательны даже в самых частностях или почти в мелочах. И замечательно: – скажи это же самое другой кто-нибудь, вышло бы, пожалуй, ни так, ни сяк... – а у него наобοрот... Это замечали и чувствовали, бывало, все даже и на экзаменах в Академии или в Семинарии, да и все кто только имел случай слышать его подобные беседы»... Эти слова высокопр. Антония, действительно, совершенно тождественны с теми, которые поставлены нами во втором эпиграфе в настоящей главе, – взятые из надгробной речи, а именно: «В личных беседах с Тобою, наш незабвенный Архипастырь, и мудрые умудрялись, и в частных изречениях Твоих почерпали все, могущие уразумевать, глубокое ведение; видели мы в Тебе истинно-духовный вкус и взгляд на всё в предметах и в явлениях, по-видимому, простых и обиходных; ведали Твою во многом великую прозорливость»⁴⁷⁵.

Обращаемся же к указываемым данным и в ряду их, прежде всего, к прерванному нами на время разговору высокопр. Филарета о религиозно-нравственном и вообще житейском состоянии лиц в образованном обществе⁴⁷⁶. Разговор этот был передан в подробности высокопр. Антонием; но главные положения суждений высокопр. Филарета мы встречаем и в дневнике о. Наместника⁴⁷⁷. Так в дневнике под заглавием – «Взгляд Владыки нашего на состояние человечества, и в частности, общества в среде наших Русских», читаем следующее. «Чего ожидать в настоящее время в отношении к Религии и христианской жизни вообще?.. Если самое Христианство оказывается как бы бессильным, чтобы сделать людей лучшими, то кто же и что их исправит?! Ах! как скорбно, как больно видеть и слышать, до какой степени всё портится, всё опускается, небрежётся (развращается...) в отношении и спасительной Веры и жизни Христианской!!! Хвалятся напр. ныне филантропией... Но что в этой филантропии?! Это – служение не столько Богу, даже вовсе не Богу, а сатане, т. е. если не прямо ему, то своим похотям, ... которые суть порождения сатанинские... Самым даже счастьем мы не умеем пользоваться... Благословляет нас Господь Бог миром, – а мы вдаемся в роскошь... в распущенность нравственную... (распутство...). А что сказать о христианских обязанностях – о посте, о молитве? Поститься, говорят открыто, мы-де не можем..., а молится нам-де некогда».

Прочитав вместе со мною эту запись в дневнике, высокопр. Антоний сказал, что эти же рассуждения были высказаны дядею и в его известном разговоре. Он, помню, говоря, что самое Христианство оказывается как бы бессильным, чтобы сделать людей лучшими, выразил это словами из великого канона св. Андрея Критского: «Закон Божий изнеможе, Евангелие празднует, Писание же всё в тебе, о душе, небрежено бысть"⁴⁷⁸... А что касается слов его: «Самым счастьем мы не умеем пользоваться... Бог благословил нас миром, а мы вдаёмся в роскошь, в распущенность нравственную... «(Буквально было сказано: »в распутство« – и это выражение, – прибавил высокопр. Антоний, – нам слушавшим было понятно даже и в том, – к кому оно намекательно относилось...) Из этих-то слов – «Бог благословил нас миром, а мы вдаемся в роскошь и пр.» – Владыка и начал развивать все свои взгляды и суждения о современном религиозно-нравственном и вообще житейском состоянии общества, указывая с удивительною меткостью на многообразные стороны мирской светской жизни – общественной и семейной⁴⁷⁹, представляя при этом не раз примерный образец в лице Государыни Императрицы, – о Которой, главным образом, и была ведена им речь под влиянием, с благоговением воспринятых им, впечатлений и чувствований при бывшем посещении Их Величеств.

«Да, – говорил Владыка, – вот Бог благословляет нас миром... и что же стоим ли мы, сей милости мира?! Во время войны-то будто было что-то похоже на всеобщее вразумление и некое остепенение... И лично я слышал, и в газетах-то печатали, что вот-де наши барыни дают себе зарок, чтобы не носить платьев и всяких нарядов роскошных, – а тем более не покупать материй и проч. заграничных и, в особенности, французских; а мужчины-де отрекаются покупать и пить вина заграничные и курить сигары заграничные и пр. ... А что ж?... Спроси их теперь об этом... наверное, и из памяти уже вышло всё – а иные, пожалуй, ещё сами же насмеются над тем, что было говорено и печатано... Не хотели также в наших великосветских семьях и нанимать гувернёров и гувернанток французских и английских и др.; и даже, помнит, думаю, каждый из вас (присутствовавших) тот, пропечатанный в газетах, факт, – как в двух семействах великосветских оказались гувернерам – один из бежавших с галер, а другой, говоря по-нашему, битый кнутом на торговой площади...⁴⁸⁰. Хотели тогда же бросить и танцы под разными названиями французскими, – и даже не учить детей французскому языку, – а заменить это обучение языку Новогреческому..., который даже расхваливался было и за самый его говор нежный и приятный по звуковыражениям... И я, было, порадовался этому в особенности потому, что через этот язык, если бы, действительно, стали обучать этому языку с детства, как доселе французскому, то, несомненно, вместе с ним входило бы, по самому коренному сродству, весьма большее ознакомление и с языком славянским, – которого чураются, как чумы... Но всё это, если и было, зато вдруг как будто ливнем смыло... И что же после всего этого остается, как разве приложить к нам слова Св. Пророка Исаии: »Увы, язык грешный, людие исполненнии грехов, семя лукавое, – отвратистеся вспять от Святого Израилева... Что убо ещё уязвляетеся, прилагающе беззаконие?!». А, ведь, эти-то последние слова означают по нашему выражению: «Во что бить ещё вас, продолжающих такое своё отступление и упорство?!. (Ис. 1:4–5)⁴⁸¹. Правда Господь, по неизреченному милосердию Своему, бил нас в недавнюю войну не больно, не так, как в двенадцатом году, – а сказать-то по истине, едва ли мы не заслуживали бы того же... По крайней мере не мы ли, или точнее – Сама Св. Матерь Церковь, и доднесь ежегодно молимся тою же молитвою покаянною, какою молились наши деды и отцы в оную страшную войну... и притом так, что исповедуем и теперь сами же о себе: «и мы ведехом и ведаем, яко прииде оное страшное посещение на отцы наша по беззакониям их, – обаче (однако) оного посещения Твоего, Господи, не убоявшеся и о милосердии Твоём вознерадивше, и мы оставихом, (яко же и отцы), путь правды Твоя, и, ещё же отеческие предания ни во что же вменивше, прогневахом Тя... Сего ради тако и нас объят лютое обстояние»... И, что замечательно, это лютое, как прежнее, так и недавнее обстояние произошло именно от тех, как изречено буквально в молитве, и о их же ревновахом наставлениих, сих-то именно врагов и имеяхом – буиих и зверонравных... т. е., те-то и французы и англичане, которым мы до ослепления и обезумления ревнуем во всем подражать, были и в последнюю войну буиими и зверонравными врагами... А наконец, что относится к отечественным преданиям и родным Русским обычаям, то их-то не только ни во что же мы вменихом, но как бы в посмешище обратихом и собственно ради того, чтобы не отстать от оных наставлений буиих и зверонравных..., и притом в такой степени, что иные, – это я знаю по опыту, – даже выражают недовольство и чуть не негодование на то, что такие, дескать, грубые выражения употребляются доднесь при торжественном молебствии... Значит, вон куда пошло... т. е. что и молитвы-то церковные нужно изменить⁴⁸²... и ради кого же, – ради тех, кои никогда и не молятся... и в Церкви лба не перекрестят, а для преклонения колен, даже и на молебне, и ноги-то у иных, как бы слоновые, вовсе не сгибаются... А вот повидели бы хоть разочек и поучились, как и Государь и Государыня и крестное знамение творят и как усердно покланяются; да ещё и то приняли бы в ум разум, что Они же принесли и приношение – драгоценную лампаду к св. Главе Великого Князя Владимира; а Государыня ещё и в прошлом году, вскоре же после Коронации, принесла и возложила драгоценный покров на св. мощи Св. Преподобного Сергия Радонежского; и этот покров, кроме вещественных драгоценностей, особенно драгоценен тем, что Она – Матушка, Сама вышивала его по особенному на это Своему обету... А нынешним-то боярам и боярыням придёт ли это и на мысль, или хоть бы во сне пригрезилось... О Государыне за достоверное свидетельствуют, что Она вообще занимается каким-нибудь рукоделием, находясь не только в Своих покоях, но и в среде семейных и приближённых. Наконец и ещё я знаю лично от достовернейших лиц придворных, что у Государыни Императрицы есть отдельная моленная комната, в которой несколько киотей с великим множеством св. Икон всякого вида, и перед ними деннонощные лампадки горят... А у наших-то боярынь что?! Столько же за достоверное знаю я, что и все Августейшие Дети не отходят ко сну и не являются утром к Своим Родителям иначе, как получивши благословение Их осенением крестного знамения над главою ... Вот где бы поучиться мужьям-отцам и жёнам-матерям в нынешнем светском роде всему истинно-христианскому Православному правилу домашней семейной жизни!!. Но, впрочем, что я говорю, – когда ныне в частую встречаешь мужа Православного, а жену или лютеранку или католичку, и наоборот... Чего же тут и ожидать и в отношении к ним самим, и к самым детям, хотя последние и должны воспитываться по Православному» ...

Относительно этих разноверных Супружеств и вообще о лютеранстве и католичестве, и папстве у Владыки бывали, – говорил высокопр. Антоний, – нередкие рассуждения с самыми лицами, его посещавшими, из которых по преимуществу бывали жёны лютеранки; равно как он же не опускал всякого удобного случая заводить речь с посетителями из образованных относительно молитвы, крестного знамения и посещения Богослужения и говения. В дневнике о. Наместника действительно имеются многие записи этого рода, из коих некоторые мы здесь и приводим в подлиннике, с присовокуплением некоторых дополнений или объяснений, деланных высокопреосв. Антонием.

«Явился Жандармский Полковник Рыбновский. Я имею особенную веру к Владыке; могу ли принять его благословение? Я доложил; Владыка изволил сказать: пусть придёт. Я ввёл Полковника. Благословляя с полным священным благоприличием, Владыка сказал: Здравствуйте... Полковник, поклонясь низко, поцеловал руку. Садитесь, посидите со мной. Полковник сел у головы Архипастыря, а он продолжал: Я отхожу в жизнь вечную, а вы поживите; желаю вам здоровья, благополучия временного и блаженства вечного... Да помните Бога, не ограничивайте ваших желаний, вашей службы одними временными видами; а старайтесь получить и царство небесное. Вот я прожил восемьдесят лет и говорю по опыту: жизнь ваша ограничивается одним настоящим, временным, ничтожна и одна пустая бесполезная суета... Но когда живёшь и употребляешь жизнь для блаженства вечного, это совсем другое дело. Так и вы живите по-христиански и с женою и семейством. «Нет, я только с сестрою». Ну хорошо, так живите и с сестрою, любите и оберегайте друг друга. Скажите и ей моё благословение и передайте мои слова, и чтобы Богу молилась хорошенько и исполняла и пост и говение...⁴⁸³

«Привет и ласки малютке – кадету (сыну Майора Павловского) от Владыки за то, что он хорошо стоял во время Божественной Литургии и правильно и усердно делал на себе крестное знамение... А как тут же в гостиной находились многие отцы и матери, то Владыка всем внушал, чтобы они своим родительским примером старались научать детей своих совершать крестное знамение и в церкви, и при домашних молитвах с полным благоговением, а не бессмысленным маханием руки, – и в подтверждение своих внушений ссылался на слово Св. Златоуста, читанное в этот день в Церкви за Литургиею»⁴⁸⁴.

«Супруга Генерал-Лейтенанта Тучкова была у обедни и у Владыки, – причём о муже своём сказала, что он очень жалеет, что не мог быть в Церкви по множеству занятий. Владыка заметил: «ну этому-то я не поверю; – можно делать дело и быть в церкви, и такой порядок лучше; помолясь, всегда и самое дело сделаешь и скорее и спешнее. Вот Генерал, (указывал на Главнокомандующего Панютина) нашел же время. Так и Супруг ваш мог бы быть в церкви, и потом успеть делать дело. Так и скажите ему от меня»⁴⁸⁵.

«Генеральша Т... говела вместе с детьми и, желая приобщится Св. Таин в Пещерной церкви св. Преподобного Антония, просила меня (Наместника), чтобы, по её немощи, обедня была в 9-ть часов (вместо обычного времени в 7 часов). На мой доклад о сём Владыка сказал: «Если бы и в 10-т часов, – Бог да благословит... Да, надобно вообще оказывать всякое снисхождение к немощам немощных в духовных их нуждах»⁴⁸⁶. «Да слава Богу, что исполняют этот святейший долг; и при немощах есть усердие поговеть... А то иным из подобных лиц никоим образом не втолкуешь в голову: когда здоровы-то как будто не имеют надобности поговеть… и даже ещё что приводилось мне от некоторых слышать по искреннему их признанию...; они стыдятся и боятся даже говеть и приобщаться, когда здоровы и когда не великий пост..., что де подумают и скажут другие об их говении не вовремя... А когда действительно заболеют, то опять ссылаются на самые немощи болезненные, по которым-де не в состоянии ни говеть, ни молиться... И выходит, что враг-то диавол то рогами, то хвостом так и запинает души христианские на пути спасения»⁴⁸⁷.

«Директор Коммерческого Банка прибыл со своею женою и объяснил, между прочим, что жена его Лютеранского исповедания, но она учится Православному закону и желает принять Православие. Владыка сказал: «Бог вас благословит, и советую тебе (жене) исполнить это. Так и должно... Между мужем и женою не должно быть ни в чём разделения, тем паче в деле Веры... Им должно единомысленно держаться одного благочестия, чтобы вместе и здесь содевать спасение и вместе предстать и пред Господа в Царствии небесном. – У вас есть дети? Нет. – Так будут, когда ты, жена, присоединишься к Св. Православной Церкви, а я это не только советую тебе, но и приказываю, исполнить непременно... Жаль, что это не могло совершиться при мне; но Бог устроит и без меня⁴⁸⁸.

«Бывали и другие факты этого же рода, – говорил высокопр. Антоний; и Владыка-дядя с особенною готовностью рассуждал с подобными лицами, разноверно-брачными; при этом он указывал как на примерные образцы в нашем Царственном Роде, начиная с самого Великого Князя Св. Владимира, который хотя был самый закоренелый и рьяный идолопоклонник, принял, однако, Христианскую Веру вместе с рукою и законным браком с Греческою Царевною, – и принял именно Веру Православную, иначе, Боже упаси, что было бы с нашим Отечеством и всем Русским народом, если бы он принял Католическую – Папскую веру... Пример не далекий на глазах – бедная жалкая Польша. Да если бы была тогда и Лютеранская вера, и он принял бы её, и тогда не легче... При подобных рассуждениях о Лютеранстве и Папстве Владыка выражался иногда слишком резко и, можно сказать, беспощадно в силу его беспредельной ревности о Православной Христовой Вере и Церкви»... Действительно, и в дневнике находятся многократные записи указываемых рассуждений именно в самом резком духе и значении и о Лютеранстве и ещё более о Католицизме и в частности о Папстве... «Православная Христова Вера только и есть единый и единственный Царский путь ко спасению и временному и вечному, – говорится в одной записи в дневнике, – а лютеранство что?!. Это – вовсе и не христианство, а антихристианство»...⁴⁸⁹ По рассказам высокопр. Антония, высокопреосв. Филарет и на экзаменах выражался так, и не соглашался на самоё название «Лютеранская церковь»... Какая тут церковь?! Церковь Божия истинная единственная есть та, юже Господь Иисус Христос стяжа честною Своею Кровию и которой Он есть Глава, а Церковь Его тело... А если и называется Лютеранство церковью, то это одна кличка, или, пожалуй, церковь, но в том же значении, в каком именуется и в слове Божием церковь лукавнующих, т. е. собрание, сборище, – или языческая неплодящая церковь, как выражается это в церковных песнопениях. По моему, – да так и должно быть, лютеранство ещё осуждено Св. Апостолом в Послании к Коринфянам: «Кийждо (из) вас глаголет: аз убо есмь Павлов, аз же – Аполлосов, аз же – Кифин, аз же – Христов... Но еда разделися Христос? еда Павел распястся по вас, или во имя Павлово крестистеся?! (1Кор. 1:12–13). Не эти ли же самые изречения св. Апостола приложимы во всей силе значения и к нынешним Немцам и другим..., которые тоже буквально глаголют: аз лютеров, аз кальвинов, аз цвинглиев, аз же и не знай чей… а просто протестантовский... И что же?... не значит ли, что у них Христос разделися, и не только разделися, но вовсе упразднися... А Лютер-то или Кальвин значит за них и распялись, – да и крестились – то они кто во имя Лютера, кто во имя Кальвина, а иной просто во имя К°... А наконец кто их и крестил, когда они не признают самого Таинства Священства, т. е., когда у них нет и священников, как единственных по благодати Христовой совершителей всех Таинств... А пасторы их – кто, – да и самые супер, или генерал-супер – интенденты?! Не обижу, если скажу, что первые тоже, что старшины в сфере религиозного ведомства, а вторые окружные управляющие... И замечательно даже, что в литературе ли, в разговоре ли эти лица обыкновенно именуются «вероисповедания лютеранского или протестантского» – и только... но без слова – христианского»... А не так ли и пишется и говорится о татарах – «вероисповедания магометанского» такого толку суннитского или шиитского«... Итак, какая же разница в наименованиях и у первых исповедников, и у вторых?!. Да напоследок всего сказать: – я не могу даже и понять, – как это люди, по преимуществу именуемые образованными и философствующими... не уразумевают дела и истины, чтобы увидеть и разоблачить перед самими собою своих заблуждений... Не довольно ли для этого даже одной истории самого происхождения лютеранства в лице и действиях самого первого коновода – Лютера?! Так нет! толкуют они себе одно, да и наши-то отчасти историки и, пожалуй, богословски подлыгают тоже, – что Лютер-де был прав и что он избавил де свою нацию от папства, как зла и пагубы кромешной... Но не выходит ли в сущности дела, что избавивши от огня, Лютер перетащил своих последователей в поломя... А потому и читая трактаты о Папизме и Лютеранизме, являющиеся в последнее время, там и видишь одно, что хотят грязь вычистить грязью»... «Да, – говорил высокопр. Антоний, – для дяди бывало это самое больное место, когда заходила речь о лютеранизме и папском католицизме... и при этом, если не было пощады первому, то ещё более второму; высказываться же так Владыка не стеснялся отнюдь и перед лицами, принадлежащими и тому и другому вероисповеданию».

В самом деле, о Католицизме и в частности о папизме, разумея собственно Папу и всё духовенство, высокопр. Филарет рассуждал и чаще и резче. Это доказывается самими записями в дневнике о. Наместника. Впрочем, последнее объясняется тем, что самые рассуждения высокопр. Филарета были во время Крымской войны, в которой католический элемент, в лице врагов воюющих, был самый главный, да и вообще из папско-католичества исходили постоянно пропагандистские стремления в отношении к России, и в особенности к юго-западному краю, – каковые видел и против которых должен был действовать и сам высокопр. Филарет, – о чем читающие знают из многих фактов.

Относительно пропаганды и даже более со стороны Папы мы встречаем суждение высокопр. Филарета, между прочим, и в одном из писем его к высокопр. Иннокентию-Херсонскому (от 16-го Декабря 1852 г.). Высокопр. Филарет писал: «Усерднейше приношу Вашему Высокопреосвященству благодарность за сообщение мне любопытной книжки, которую прочитав, возвращаю к Вам. Надивиться нельзя дерзости, гордыне и бесстыдству, с какими «Pontifex» располагает городами Русскими и жалует им титулы епископских кафедр, – как напр. Вашему Херсону... Немудрено, что эта «Вавилонская блудница», согласившаяся «со зверем», сделавшимся властителем французов, великие беды причиняет Православию и всему христианству...»

В дневнике же читаем. – «Мысль Владыки при разговоре с Генералом Парканелли »о духе Папства«. Говоривши многое, Владыка заключил: «Дух Папства ничем нельзя точнее определить и выразить, как словами св. Евангелия: »Сия вся тебе дам, аще пад поклонишися...» (Мф. 4:9)⁴⁹⁰. И ещё. «У кровати Владыки, где был и о. Антоний, – была речь о замечательном признании убийцы Сабурова, что всему злу в католичестве причиной безжёнство священников. Это точно, – прибавил Владыка, – самое страшное зло в Римской церкви. Кто поверит целомудренной чистоте их священников? Они и сами не обращают на это внимания и преступлений против целомудрия у них не судят и никогда по таким случаям не заводят дел. Епископы тогда только восстают всею силою власти на священников, когда последние нанесут им какую личную обиду, а всё прочее позволительно у них. Между тем как и телесная чистота – одно из существенных требований во священстве. Сам Сатана только мог измыслить безжёнство священников, и всё это для одной политики. Папы сильно боятся умаления своей власти над католичеством при брачном священстве, и потому никогда и не согласятся отменить зловредный обычай. А Православная Вселенская церковь как премудро поступила в сём деле; одно это её правило о брачности Православных священников служит самым ясным и непререкаемым свидетельством, что она точно состоит под благодатным руководством Самого Духа Божия, наставляющего её на всякую истину и преисполняющего её всеми спасительными дарованиями и соответствующими постановлениями в св. Церкви для всех членов её»⁴⁹¹.

По поводу приведённых и других записей высокопр. Антоний, как лично знавший содержание их, вспоминал и живо воспроизводил многое и другое из рассуждений Владыки относительно папизма. «Владыка, – говорил он, – при речи о безжёнстве католических священников серьёзно рассуждал и о том, что, по-видимому, дело совершенно внешнее, а именно – о стрижке волос и, в особенности о бритье наголо, т. е. без оставления и бакенбардов и даже усов. Этому обычаю, введённому у католиков в церковную канонику, Владыка придавал большое значение в связи именно с безжёнством... О самых Папах, тоже стригущихся и бреющихся наголо, Владыка рассуждал однажды, почти до забавности... «Дивлюсь не надивлюсь я этим Папам; ведь они, в самом большинстве, восходят на свой, именуемый ими Христонаместнический престол, уже в далеко не молодых годах, а доживают на них свой век, как есть старыми хрычами…, а потому тут ли бы ещё стричься и голиться?!⁴⁹². А главное ещё здесь и непонятное то, что если они – Папы – суть наместники Христа, то ведь Христос Господь не был стриженным и бритым... да и Апостолы если были, хотя и не все, со стриженными волосами, то уже отнюдь не бритыми... И на иконах ихних же – католических – Господь Спаситель изображается так же, как и у нас. Значит, для поддержания даже значения своего наместничества нужно бы Папам придти к мысли не стричься и не бриться... Но нет видно, по пословице, «папа своё, а бес своё… и последний настоял на своём. А если и не он сам – настоял, то те, о которых говорится, что «где и в чём сам бес иногда не успеет, там непременно успеют последние»...⁴⁹³ Да срамно есть – по слову св. Апостола – и глаголати бы о сём, – по истории не скроешь и совести не подкупишь…, а что будет там и тогда, егда приидет Господь, иже во свете приведёт тайная тьмы и объявит советы сердечные?!. (Кор. 4:5). Говоря всё это, хотя и спокойным тоном, но с чувством совсем иным... Владыка-дядя потому-то так резко и выразился о самом безжёнстве католического духовенства, т. е. что сам сатана только мог измыслить папский закон о безжёнстве, а с тем вместе и о женоподобности и моложавости в лицах... «Вот бы на кого, – примолвил Владыка, – напустить наших рьяных раскольников..., а то наших священников они укоряют и преследуют даже и за то, если увидят, что и усы только несколько подрезаны; – а не токмо раскольники закоренелые, но и самые единоверцы тоже».

К слову о единоверцах мы встретили в дневнике такое суждение высокопр. Филарета, которое так или иначе представляется выдающимся против общепринятого взгляда и понятия о значении единоверия. «Этою мерою, – сказано буквально в записи – раскол только задерживается и увековечивается... Я много видел и знаю раскол, переходивших в единоверие... Ихнее единоверие – одно лицемерие... и добра ожидать нельзя и, по крайней мере, трудно... Быть может, без этой уступки со стороны Православной Церкви, или пришли бы когда-нибудь и скорее в раздумье и, искренно сознав свое заблуждение, присоединились бы, безусловно, к Православной Церкви»⁴⁹⁴. «Говорю и готов утверждать это на основании тех опытов, что и сами раскольники так рассуждают и благомыслящие из них всегда решаются, если присоединиться, то не к единоверию, а прямо к Православию. Да опыты же показывают, что вступившие в единоверие больше тяготеют к прежнему раскольническому состоянию, чем к Православному, в котором наоборот всегда стараются подыскивать что-нибудь до процеживания комаров"⁴⁹⁵. – Вообще относительно раскольников Владыка был иных понятий, нежели как в большинстве смотрят на это... «Уступка, а тем паче – поблажка в отношении к раскольникам опасна и может отозваться последствиями горькими, каких не предвидит наш Синод и Правительство. Зло и горе, между прочим, от того, что светские местные власти много мирволят им и прикрывают их иногда явно; а в тоже время светские же по преимуществу подают им соблазн действительный своим образом жизни и действий, начиная от крайнего небрежения к уставам церковным и к духовенству и оканчивая тем... что у самих же раскольников, в особенности в некоторых их сектах, признается за не-грех и входить почти в круг их богомольственных действий... грубочувственных и самого развратного свойства. Видя подобное в среде наших Православных, каковы напр. дома терпимости, а в сущности омерзительнейшей отвратительности, – раскольники естественно, сколько злорадствуют, столько же находят в этом опору и для своих действий... А что сказать о прикровенных – хотя шила в мешке не утаишь..., – подобных действиях и где же и в ком?! Увы! – там и в тех, кои поставлены бывают на всей высоте представительной местной власти, – и такого образа жизни, которых нельзя не ведать и нам – Архипастырям, – и молчание о которых означало бы покрывательство... против и чувства совести и святительского звания … от чего избави Господь»!...

Это последнее рассуждение, – как объяснял высокопр. Антоний, – высказывалось Владыкою не раз и, между прочим, тогда, – что припомнят и читающие, – когда высокопр. Филарет высказывал мысль о распущенности (и разврате...) и где было замечено самим же высокопреосв. Антонием, что это выражение (в скобках поставленное) было понятно для слушавших...⁴⁹⁶. И действительно, мне – пишущему – приводилось слышать, ещё в бытность студентом в Киевской Академии, а затем и в последствии, а наконец, услышать и от высокопр. Антония тот факт, – как высокопр. Филарет однажды в своей беседе на воскресное Евангелие «о званных на вечерю» (Лк. 14:16–24) особенно остановился на изъяснении слов: «И другий рече: жену поях – имей отреченна (Лк. 14:20). Изъясняя эти слова, высокопр. Филарет особенно выразительным тоном и с прямым обращением взора своего на предстоящих именно представительных лиц, с самым высшим во главе..., говорил: «Как же это так?! Человек был позван на вечерю в тот день, когда он только что жену поял – и конечно законную..., и потому, естественно, имел и законную и, во всяком случае, уважительную причину, чтобы сказать посланному, звавшему на вечерю, – имей мя отреченна... А между тем, что же вышло? Когда и о нём наряду с другими, отказавшимися от вечери, поведа посланный господину своему, – тогда разгневася дому владыка и на него, как и на всех, а потому и рече: »глаголю вам, яко ни один (из) тех мужей (лиц) званных вкусит моея вечери... О Господи, Господи! Не Ты ли милосерд и премилосерд еси: – но почто же и сего мужа не пощадил еси ради его законной и благословенной причины, а подверг одинаковому осуждению?! Но, предстоящие слушатели, суд Господень всегда праведный и неумытный. Помыслим убо, каков же суд ожидает тех, кои поемлют не только законную жену, но имея законную, поемлют ещё другую?! Из таковых если бы кто и не отрёкся явиться на званную вечерю, – то что ожидало бы его?! Всеконечно то, что речено в другой притче Господа Спасителя о званных на брак царский: "И виде Царь в числе возлежащих человека, не облечена в одеяние брачно... и рече: како вшел еси семо, и глагола слугам: свяжите ему руце и нозе, возмите его и вверзите во тму кромешую... (Мф. 22:11–13)... Сказав эти обличительные слова, Владыка вдруг тут же и закончил свою беседу изречением: «Имеяй уши, да слышит и имеяй сердце разумети, да разумеет»!? Об этом факте рассказывал нам очевидец, один из здешних Казанских помещиков, служивший тогда в Киеве полковым адъютантом, который, по близкому знакомству с высокопр. Антонием⁴⁹⁷, вспоминал не раз это же при беседах с последним: а равно вспоминал и о том, что Владыка Филарет особенно любил и приближал к себе из всех светских, если кого, то преимущественно военных, – которых всегда с особенным удовольствием принимал после обедни на чай и завтраки.

Касательно личных отношений высокопр. Филарета к лицам военным и вообще к военному ведомству имеются и в дневнике многие записи и, преимущественно, во время продолжавшейся Крымской войны. Это естественно проистекало из чувств патриотизма вообще и из самых понятий о звании и служении воинов, о которых высокопр. Филарет говаривал буквально: «Это – Христовы мученики» – а потому и св. Церковь именует воинство Христолюбивым и многолетствует их и совершает об них, «на поле брани живот свой положивших», особые по уставу Церкви заупокойные Литургии и панихиды общественно-торжественные. Со своей стороны и сами военные, начиная от высших Генералов, истинно до благоговения почитали Владыку и преданы были ему с сердечною сыновнею любовью. «Генерал-Квартирмейстер Князь H.С. Голицын, – сказано в дневнике⁴⁹⁸, – был у Владыки на беседе. Благоговение и любовь его к Владыке; он не находил, кажется, слов, чтобы и высказаться... зато у него лились слезы во свидетельство его чувств о Господе; а смотря на такого мужа, также чувствуешь есть ещё, значит, добродетельные люди на свете и в среде светских великознатных»...

Выписываем далее следующие отрывочные записи в дневнике о. Наместника⁴⁹⁹. «Скорбь Владыки, что болезнь не позволяла ему самому служить молебен по случаю взятия Карса». – «Озабоченность душевная Владыки, что не может встречать сам Московские дружины... Лежит в болезни тяжкой, а всё спрашивает ещё: а мне нельзя встречать ополченцев»?! – «Нижегородское ополчение в Лавpе принимает в благословение от Владыки Икону Божией Матери и Евангелие, которые приняты самими ополченцами под управлением их офицеров. Пение при этом молитв, как то: Достойно есть, Заступнице усердная, Помилуй нас Господи, Царю Небесный, Спаси Господи люди Твоя, Тебе Бога хвалим и пр. Владыка по болезненности своей с трудом, но вышел сам благословить ополченцев, неожиданно к нему пришедших. Этою встречею с ними он был особенно доволен; а бывшие тут не раз трогались до слез». «По поручению Владыки, при письме его, доставлено мной к Начальнику Нижегородского ополчения Графу Толстому 300 р. с., Архипастырем пожертвованные на угощение ратников». – «Ополченцы принимают благословение Владыки. Он им говорит о нынешней войне»... В заключение даёт наставление: «Служите Царю и Отечеству верою и правдою. Все наши тяжкие труды, лишения, кровь, проливаемая вами, – всё есть святая, приятная Богу жертва, по мере вашей христианской веры и любви ко Господу. Смотрите же – подвизайтесь на святой брани мужественно, а зверю не покланяйтесь... Тяжело, но агнец зверя победит»...

Сделаем ещё выписки из дневника о разнообразных изречениях и действиях высокопр. Филарета, относящихся к религиозно-нравственным и практическим предметам и наставлениям.

«Владыка хотя с великим трудом, но имеет силы совершить Божественную Литургию. Пение Господи помилуй и Херувимской песни собственно – Лаврским напевом приводило его в слёзное умиление... Беседа об этом пении в гостиной при посетителях⁵⁰⁰; и вообще было рассуждение, – говорил высокопр. Антоний – об органной музыке в костёлах католических и в кирках лютеранских; «это, – говорил Владыка, – почти что бессловесие»...

«Замечание двум Иеродиаконам, служившим на Литургии с Владыкою. «Мне-то вы уж больно усердно кадили по трижды три раза и низко покланялись, а святым-то иконам и по три только раза совершали каждение и поклонение не ахти то... Впредь внемлите сему». – «На молебне, перед ракою св. Михаила Митрополита, Владыка вдруг берёт своими руками у Архидиакона Антония его камилавку... Камилавка была на нём крайне безобразна от ветхости»...

«У Владыки после обедни один Архимандрит, говоря о своих обидчиках, примолвил: – «ну на том свете за всё ответ, и я скажу тогда: вот вы мои обидчики..., – а св. Владыка сказал: «зачем отец отлагать так надолго до того света, – ты прости их теперь же здесь – и делу конец»...

Вразумление Владыки молодому монаху, явившемуся прямо к нему с просьбою о позволении поехать в село по приглашению родственника больного: – «если желаешь быть монахом, не езди; а если не желаешь, – ступай. Монах не поехал». «Чтобы уметь начальствовать, надобно прежде хорошо научиться послушанию, и уметь и быть исправным подчиненным». «Слова Архиерея, хотя бы он был и нехороший, как человек, нужно выслушивать со вниманием и исполнять, что повелевает... Архиерей иногда говорит и приказывает не своё и не от себя».

«Служение Владыки во Флоровском женском Монастыре и обед у Игуменьи... Одна старица обратилась к Владыке со скорбным вопросом: «что-де делать на случай опасности от нашествия на Киев врагов?.. (это было 22-го Октября 1854 г.). Прежде чем Владыка успел что-либо сказать, – Игуменья сказала вопрошавшей: «куда мать убежишь от Господа?!». Владыка же заметил: «не то, что некуда бежать, – да и следует не бежать от Господа, а нужно прибегать и припадать к Нему Единому, – тогда убежишь всяких врагов и напастей... да и те и другие сами убегут»...

«В гостиной при посетителях. Была речь о госпоже..., что она совершенно ослабела зрением, почти ослепла и просит молитв Владыки. Владыка сказал: глаза её довольно или, пожалуй, слишком много видели суеты земной, пусть теперь поучится зреть сердцем к небесному... а молится я буду за неё».

«Келарь допустил одну оплошность, по-видимому, незначительную; случайно узнал Владыка... и особенно, чего небывало, сильно погневался на него и пожурил его... Келарь признался впоследствии, что если оплошность его действительно была немаловажная, за то он сознавал себя виновным в другом, – неизвестном никому, проступке, – а потому и чувствовал в душе, что гнев и журение Владыки были именно за последнюю вину, а не за первую..., а потому он особенно глубоко и принял в сердце слова Владыки... Проступок Келаря состоял в том, что он поскупился особенно почему-то выдачею разных припасов для Лаврской странноприимницы по случаю предстоящего праздника св. Пасхи».

«Замечание Частному Приставу и полицейским, отстранявшим и даже, буквально, отталкивавшим народ, теснившийся для принятия благословения Владыки; – «Вместо порядка вы производите только беспорядок; сами-то ни один и не перекреститесь в Церкви и не принимаете благословения и других лишаете. Впредь чтобы этого не было»! Вообще Владыка, – говорил высокопр. Антоний, – не любил и положительно не одобрял, находя неуместным существовавший в оно время, порядок, что в высокоторжественные дни становились строем около кафедры и далее к солее жандармы и полицейские. «Это производит нехорошее впечатление при Богослужении в храме, – и будто под конвоем, так как жандармы обыкновенно с саблями… Если же это нужно бы для тишины и благочиния, то пожалуй, только в среде стоящих в самых первых рядах, где действительно происходят и разговоры, и неуместные движения при взаимных обращениях, как-будто они век не виделись... Замечал я уже это не раз, но всё им неймётся... Для них нужен «кажется, швейцар с булавой, как в костёлах»...

«Обычай Владыки праздновать день своего Ангела (1-го Декабря) в совершенном уединении. Он всегда на целый день удалялся на ближние Пещеры и возвращался уже после вечерни»... «Владыка считает себя всех старше и по монашеству и по священству... Вот уже без году шестьдесят лет… и во всей России-то таких много ли найдётся, а в Киеве и во всей епархии нет». – «Извините, Владыка святый, подхватил В.И. Аскоченский, Вы ошибаетесь. Киево-Подольский Успенский Протопоп старше Вас... по годам... «Нет, брат, я не ошибся, а отца-то Протопопа только я в счёт не клал, потому что он и сам-то потерял уже счёт своим годам, заевши давно, как говорится, чей-то чужой век... А мне-то он, пожалуй, дорогу загораживает... Передай-ка ты ему, чтобы хорошенько усердно молился, да и с миром ко Господу; уж за ним-то и мне откроется прямой и скорый исход»... Этот о. Протоиерей (Максимович), действительно, вскоре скончался⁵⁰¹.

«Взгляд Владыки на собственную болезнь. «Я смотрю на собственную болезнь как на особую милость Божию и готов терпеть и терплю. Перед смертью за год, за два хорошо поболеть; тело похудеет и освободится от излишних соков, а душа очистится и заблаговременно отрешится от земных привязанностей. Так и всегда умирали добрые старички. Я боялся и боюсь умереть слишком скоро и нечаянно, а поболеть готов; это значит, и умереть на кресте, – я готов. Видно так нужно на очищение дел моих. Буди воля Божия»⁵⁰².

«Рассуждения о звании докторов и о лечении. Доктора-медики нужны, и их нужно почитать за советы и действия лечебные. И в Писании сказано: «почти врача»?! И лечится нужно и самые вещества лекарственные от природы, Богом сотворённой на всякую потребу и пользу… И св. Апостол Павел лечил св. Тимофея, Златоуст и Василий Великий лечились».

«Слова, сказанные докторам. «Ваше служение – великое, – оно, в некотором значении и отношении, как бы священнодействие…; зато всякий врач должен быть глубоко верующий и благочестивый, тогда несомненно и Бог благословляет и дарует силу и действие и научным познаниям и действиям врача и самым лекарствам. Смерти я не боюсь и теперь бы желал отойти ко Господу, но когда стал уже лечиться, то я должен быть вашим послушником. Что знаете и находите потребным, – приписывайте; я согласен принимать всё; и самое горькое, и противное для меня не противно и сладко». «Владыка рассудил полезным для него побывать в баньке... Доктора отрицали... А он: ну, уж как хотите и что вы ни толкуйте, а я побываю в баньке... Как же не понежить и своё тело... И в Писании написано: »никто же когда плоть свою возненавиде, но питает и греет ю»... Потому-то я погрею и понежу плоть свою за то, что она столько лет мне послужила и теперь ещё служит... – Последствий, действительно, не было вредных, а наоборот – облегчение». Владыка рассказывал мне с о. Антонием, и потом повторил и докторам. «Вот я часто по ночам вижу не то во сне, не то в дремоте, что будто читаю св. Евангелие или Акафисты по книге»... Это, – ответил один доктор, – воображение или даже просто бред». – «Ну дал бы Господь и во всю жизнь так бредить» – сказал Владыка⁵⁰³.

«Сны Владыки. «Видится ему нива или поле зрелой густой пшеницы. Владыку радует этот вид; он идёт по этому полю и слышит голос: «ступай, ступай с Богом»! Куда же это идти, – спрашивает он, – неужели в житницу Божию или пришло уже время?!? Не получив ответа, проснулся»⁵⁰⁴. – «Видел во сне покойного старца и Иеросхимонаха Парфения, который будто бы служил вместе с ним Литургию. Когда же старец подошёл к Престолу и Владыка, держа св. Чашу, полную св. Крови Христовой, причастил его, то он сказал ему: «потерпи, Владыко святый, и тебя Господь скоро возьмет к Себе⁵⁰⁵. «Сон этот, – сказано в дневнике, – имел то значение для Владыки, что он приготовил было прошение к Государю об увольнении его на покой. Но вследствие этого сновидения Владыка отложил посылать прошение. «Может быть, – говорил он – и в самом деле исход мой недалеко. Да жаль теперь и беспокоить Государя, без того много озабоченного ... Другим – прибавил Владыка – об этом не говорите, а вам-то (мне и о. Антонию) нужно знать⁵⁰⁶. Впоследствии же Владыка говаривал: «ну верно там, на небе-то, время не так исчисляется, как здесь на земле: Батюшка Парфений сказал, что скоро, а выходит не скоро». В числе бумаг сохранилось подлинное собственноручное прошение, написанное вчерне без всяких поправок самим высокопр. Филаретом. Приводим его здесь от слова до слова.

Благочестивейший Самодержавный Государь!

Свыше пятидесяти лет прохожу я в духе послушания посильное служение Святой Православной Церкви и Отечеству. Ныне в глубокой старости моей, при истощении сил и расстроенном на службе здоровье, чувствую себя не в состоянии исполнять, возложенные на меня, обязанности.

Почему всеподданнейше прошу Ваше Императорское Величество уволить меня от управления Киевскою Епархиею и Киевопечерскою Лаврою, и дозволить мне пребывание в принадлежащей Лавре уединённой Голосеевой Пустыне.

Всемилостивейший Государь!

Не отвержи мене во время старости моей. – Не отрини смиренного желания сердца моего – малейший остаток дней моих окончить в молитвенном безмолвии по данному мною пред Богом обету.

Причём к окончательной решимости не посылать прошения, – говорил высокопр. Антоний, – послужило для дяди и ещё то, о чем он вспоминал особенно в это же самое время... Это именно письмо высокопр. Антония, бывшего Архиепископа Воронежского... Были отчасти намёки, что он, должно быть, видел и его во сне; по крайней мере с этой поры Владыка стал особенно часто повторять и самоё выражение о несхождении со креста, доколе снимет сам Господь... – каковое выражение буквально выражено в изложении сновидения, сообщённого при письме Святителя Воронежского Владыке⁵⁰⁷. После же этой решимости оставаться до конца жизни на кресте и не помышлять уже об увольнении на покой, Владыка, – как это видно и по многим записям в дневнике, – стал особенно озабочиваться мыслью о том, кто-то будет ему преемником. Об этом было уже сказано нами в своём месте⁵⁰⁸, именно кого он желал и предназначал, и кого нет, и как это сбылось в действительности. Но здесь дополним ещё некоторые сведения. Так в дневнике (1-го Ноября 1856 г. вечер) записано: «Желание Владыки для Лавры. – Желаю и молюсь, чтобы Господь даровал Лавре Архиерея благочестивого, благоговейного, который бы управлял св. Лаврою по правилам св. Отец и сохранял свято древние обычаи и прежние отеческие, а не позволял бы себе изменений и нововведений и вообще не был бы роскошным и затейливым. Я писал уже Преосвященному Исидору, что молю Бога, чтобы ему быть моим преемником... А Иннокентия не дай Бог»!! Иннокентий здесь разумелся Архиепископ Херсонский и Таврический. Почему было такое решительное отрицание по отношению к этому Святителю, хотя, действительно могшему иметь, так называемые, шансы и, можно сказать, заслуженные права на занятие митрополитской кафедры Киевской, – высокопр. Филаретом не было высказано ничего, по крайней мере, нет и в дневнике ни слова, ни намека об этом. Зато сохранился рассказ достоверный, помещённый нами и в биографии высокопр. Антония⁵⁰⁹, следующего содержания. «Когда была получена телеграмма о кончине Иннокентия⁵¹⁰ и прочитана Филарету, он перекрестился и сказал: «ну, слава Богу! и я теперь умру спокойно». Видевшие и слышавшие это недоумевали. Он же проговорил: «Я ведь часто думал и боялся, как бы он после меня не был митрополитом Киевским». Это вызвало новое удивление... а он продолжал: «да! тогда бы досталось, небось, всему – даже и святым пещерам и самим-то св. Угодникам. Я знаю, как он и мне однажды планировал, что и что нужно бы сделать в пещерах, какие устроить разные новые входы и выходы, трубы, вентиляции и пр. пр. И что же?! Случись бы быть ему здесь Митрополитом, небось, он напланировал бы и ещё, не знай чего... Я помню, и тогда насилу урезонил его и даже в глаза ему посердился на него за такие неуместные его проекты и просто напросто фантазии; в конце же концов сказал я: «станем, Преосвященный, лучше помнить пословицу, что »бодливой корове не даром и Бог не даёт рог».

Была ещё речь о переводе. Владыка говорил: «да, прежде-то и сам Граф был близок к мысли о необходимости перевода, и ссылался на доводы Московского... но затем вскоре же он совершенно убедился иначе. Наконец вот и письмо его, последнее по этому предмету, убедило и утешает меня более, чем даже я думал... Впрочем надобно бы ещё ему написать… Избави Бог, если от перевода Библии дойдут и до перевода Богослужебных книг... содержание которых, между тем, на Славянском-то языке по преимуществу и является преисполненным и наставления и благодатного одушевления... На эту тему вообще было говорено весьма много... И Владыка сказал и нам: вот и вы принимайте эти слова справедливыми не потому только, что я их вам говорю; хотя я говорю их именно, как последнее моё предсмертное завещание всякому, а потому и вы говорите это, с кем будете иметь случай…⁵¹¹ В частности, по словам высокопр. Антония, была речь о Псалтири. «Возьмите хоть напр. Псалтирь, которую, как известно, наш Русский Православный народ особенно чтит и любит, и многие знают её твердо, а иные псалмы совершенно наизусть... Ну что же, если они услышат чтение кафизм на Русском языке в самых храмах?! Это просто, как говорится, ударит их по ушам... А сказать ещё более: что, – если любящие читать Псалтирь и дома, возьмут Русскую Псалтирь и, как знающие твердо Славянскую, будут встречать в первой многие и большие, по местам, изменения и отступления и в выражениях, и в мыслях, и в самих истинах?!. А это всё, естественно и неизбежно, будет... Тогда-то что?!. Да... будет то, чего избави Господи!.. Тогда уже не раскол только, а в роде лютеранства и разного сектанства... Читывали и вы, конечно, Псалтирь-то на Русском языке, – и что же... разве не встречали вы разности весьма важной и в богословском отношении?! Да, вот ты, отец Наместник, сам ведь знаешь, что хотя у нас и имеются Псалтири на Русском языке, – а много ли их продано?... И я, сказать по правде, подумывал сказать тебе, чтобы Русские Псалтири вовсе исключить из лавочной продажи, если не из самых каталогов... «Была высказана мною, – говорил высокопр. Антоний, – мысль, – что не лучше ли было бы, чтобы издавать Псалтирь в два столбца – в обоих текстах – Славянском и Русском, чтобы читающие по Славянски и встречающие по местам неудобопонятные выражения и не ясно уразумеваемые истины могли тут же обращаться к выражениям Русским»... «И добро ты говоришь, и худо, – сказал на это Владыка... В чем здесь худо-то, я уже сказал, т. е. при таком образе печатания двух текстов, где будут совершенно наглядны и резки разности в выражениях и в самом их смысле, и произойдет то, чего Боже упаси... А что касается того, чтобы неудобопонятные слова и выражения делать более понимаемыми, то и в моем мнении прямо сказано, что для этого нужно или на полях, или внизу под чертою печатать славянскими же буквами слова и выражения более понятные, и только"…

Все эти мысли высокопр. Филарета относительно Псалтири, именно, что при сравнительном и притом особенно внимательном чтении двух текстов её – Славянского и Русского непременно будут прямо бросаться в глаза многие и резкие разности, могущие приводить к недоумениям по части самого содержания истин, – эти мысли, мы хотим сказать, представились нам особенно знаменательными по поводу следующего факта. Факт этот подлинный, документальный. В бытность мою в 1884 и 1887 гг., в Киеве я имел случай узнать об издании⁵¹² в Лаврской Типографии – Псалтири точь-в-точь в том виде, как сказано было выше, т. е. в два столбца, в двух текстах – Славянском и Русском, новопереводном – именно том самом, на котором издана вся Библия в Русском переводе по благословению Святейшего Синода в 1872-м году. Издание это заинтересовало меня в высшей степени в виду, имевшихся уже у меня, вышеприведенных данных; мне подумалось, что вот-де мысль, высказанная высокопр. Антонием Владыке Филарету, хотя прямо не одобренная последним, всё-таки оправдалась и осуществилась на самом деле... и полагать должно, в том же именно значении и цели, чтобы дать читающим непосредственно сверять выражения и уразумевать смысл чего-либо неудобопонятного в Славянском тексте по тексту Русско-переводному. Немедленно же я постарался узнать, где и от кого следует, о самом происхождении этого издания. Но тут-то и оказалось, что хотя Псалтирь в указываемом виде и была напечатана в Лаврской Типографии назад тому более года (в 1883 г.), но выпуска этого издания не сделано было... Это меня заинтересовало ещё более, – так как у меня родились другие уже мысли, именно: не значит ли, что здесь оправдывались вполне слова высокопр. Филарета, решительно отрицавшего подобное издание Псалтири... Это-то последнее действительно и оказалось. По просьбе моей мне позволено было прочитать подлинное делопроизводство по настоящему предмету, имеющемуся в Архиве Лаврского духовного Собора, где оно числится, однако, не вполне ещё оконченным за неполучением определенного, или точнее сказать, никакого решения оттуда, куда об нём давно уже было представлено – именно от Святейшего Синода. Между тем по решению Лаврского духовного Собора, утвержденному Высокопреосвященнейшим Митрополитом – Платоном, всё издание Псалтири (в количестве 1200 экз.) воспрещено к выпуску и хранится в кладовой запечатанным, – а с Бывшего Начальника Типографии положено взыскать деньги по стоимости всего издания. Значит результат тот, что этого издания как бы и не было... и вероятнее всего, оно и не будет выпущено никогда... Не имевши права, да и в силу личной моей скромности и осторожности, я даже и не просил себе позволения сделать выписку из делопроизводства, хотя мною от слова до слова прочитанного в Канцелярии Собора; – не решился просить себе и экземпляра изданной Псалтири, как находящейся под запрещением; – но тем не менее, я имел возможность восполнить всё это из устных сообщений от многих достовернейших лиц, из коих некоторые, – что для меня было особенно важно и дорого, – передавая во всей подробности о ходе дела об издании Славянско-Русской Псалтири, припоминали и то, что известно было им, – иным лично, а другим по преданию, относительно рассуждений высокопр. Филарета, именно тех самых, какие приведены нами выше. Не указывая поименно на многих других лиц, состоящих Членами – самого Лаврского духовного Собора и, следовательно, участвовавших во всём делопроизводстве и решении по этому предмету, я позволяю себе и нахожу более и авторитетным, и уверительным для меня самого сообщение моего бывшего духовного отца, всеми глубоко чтимого в св. Лавре Игумена-схимника отца Агапита, пользовавшегося ещё и при жизни высокопр. Филарета его благорасположением духовным. «У меня есть – говорил мне сей духовный старец – и самая эта Псалтирь... и я начинал было её читать, но не возымел желания прочитать всю, – а только по местам... Эту Псалтырьку я вам, батюшка, сейчас и отдам... Доставши книжку, он примолвил, – вот можете и сами увериться, что как мало я её читал; гораздо более половины листов в ней остаются и теперь не разрезанными... Человек-то я не учёный и судить, и говорить что-либо особенное я не могу, как другие, от которых мне приходилось слышать кое-что об этой Псалтирьки, которая, поэтому, и была воспрещена для выпуска. Скажу только, что напечатанная по Русскому-то переводу, она сбивает как-будто с мыслей должных, какие наоборот прямо идут к душе, когда читаешь тот же самый Псалом, или стихи отдельные по Славянскому тексту... Раскрывши Псалтирь наудачу между неразрезанными и, следовательно, не читанными ещё им самим, страницами, именно на Псалме 76. – Старец, как бы с изумлением, увидел в стихе 4-м слова по Славянски читаемые так: »Помянух Бога и возвеселихся... а в Русском: «Вспоминаю о Боге и трепещу... и ещё в стихе 6-м: по Славянски: Помыслих дни первыя и лета вечная помянух, и поучахся... а по Русски: »Размышляю о днях древних, о летах веков минувших... Ну вот, сами видите вы, батюшка мой, какова тут разница... По славянски читая, я чувствую, – что я возвеселихся, – а читая по Русски – должен чувствовать я же – что я трепещу... И ещё по Славянски сказано: помянух лета вечная и поучахся… ну значит, я действительно и должен поучаться от воспоминаемых лет вечных, а не временных только и суетных…», а по Русски то и помину нет, чтобы я поучался... и о вечных-то временах нет и намёку... Так вот, значит, я истинную правду вам сказал, что по Русскому то переводу очень многие слова сбивают с мыслей и чувствований должных, а не идут к душе так, как в Славянской Псалтири... Так, Бог же с ней, этой Псалтирькой; – возьмите её себе навсегда и, пожалуй, поверьте и меня, – правду ли я говорю... Да, недаром и приснопамятный блаженный наш бывший Владыка Филарет, сколько я знаю, несомненно, больно не одобрял Русский-то перевод Псалтири, которая была и при нем у нас в изданиях и в продаже, только в отдельных книжках без Славянского текста. Владыка-то Филарет даже и самую-то гражданскую печать не позволял употреблять напр. в молитвенниках или в кратких житиях св. Угодников, которые начали было печатать отдельными книжечками гражданскою печатью... И будь бы он жив, избави Бог и подумать, чтобы издать такую-то Псалтирь, как вот эта. Да, впрочем, и эта-то теперешняя Псалтырька, кажется, так и истлеет в кладовой, где всё издание её даже запечатано... Её напечатали-то на обоих языках потому, что и вся Библия в последнее время издана по благословению Синода в Русском переводе; значит оставалось только перепечатать Псалтирь Русскую в одной книжке со Славянскою, но вышло иначе... Сначала здесь возникли недоумения и несогласия на счёт того, имеет ли де право здешняя Типография и самый духовный Собор делать такое издание; а потом Владыка Митрополит входил об этом с представлением в Св. Синод, и сам-то лично, там бывши, докладывал, – но дело доднесь осталось неразрешённым и, верно, никогда не разрешат издание такой Псалтырьки..., да и Бог бы с ней… Недаром же и блаженной памяти Владыка Филарет был против издания Библии на Русском языке, – о чем много-много толковали все в своё время, – да и теперь по поводу этой новоизданной Псалтырьки, тоже все, кто знает, – толкуют одно, что-де сбывается слово Владыки Филарета, который даже дал об этом будто бы особое завещание, – о чем конечно, вы знаете, если это было действительно так»... После этого, собственно, устного сказания старца – Игумена-схимника, несомненно, никто не потребует ещё каких-либо разъяснений, чтобы окончательно убедиться, насколько был прав в Бозе почивший Владыка Филарет в своём мнении относительно и ненадобности, и неуместности, и даже, в своей мере, не безвредности предначатого при нём дела о переводе всей Библии на Русский язык. Закончим всю эту историю следующими словами дневника: «Чувство душевного успокоения Владыки после того, как подписал он своё мнение (посланное на имя Обер-Прокурора Графа А.П. Толстого) о переводе св. Писания, Владыка перекрестился и сказал: «Слава Богу! Теперь я исполнил свой долг; более за мною ничего не остаётся. Как бы хорошо теперь и умереть... прибавил он»; – это бы ещё больше дало весу слову истины». (Дневник. 1856 г. 22-го Декабря стр. 23 на обороте).

Наконец скажем несколько слов о другом деле, которое появлялось тогда, – как замечено выше, – только ещё на заре, и относительно которого высокопр. Филарет пламенел вседушевным сочувствием и молитвенным благожеланием: «Дай Бог, чтобы это дело, – читаем его слова в дневнике о. Наместника, – как-нибудь только бы скорее сделано было...; а ошибки некоторые, при этом неизбежные, исправит время»⁵¹³. Указываемое дело мы разумеем «об освобождении крестьян от помещиков». Из вышеприведённых слов (из дневника), очевидно, что, хотя это дело совершалось в особенном секрете и совершилось окончательно спустя уже четыре года, высокопр. Филарет знал о ходе его, а потому и желал, и ожидал скорого исполнения... Откуда же и как он мог знать и уверяться в этом, об этом было сказано нами ещё прежде, когда была речь о «Воссоединении Униатов»⁵¹⁴, а именно. Так как, известный главнейший деятель по воссоединению Униатов, Граф Д.Н. Блудов и высокопр. Филарет были в самых всеискреннейших, в христианском духе и значении, взаимных чувствованиях и отношениях, и так как этот же Граф Блудов, а с ним и Я.И. Ростовцев были в числе главнейших же деятелей по крестьянскому вопросу, то от них – особливо от первого, – бывшего Председателем Государственного Совета в последние годы царствования Императора Николая Павловича, высокопр. Филарет и ведал, в возможной для тогдашнего времени верности, о ходе этого дела ещё при жизни Императора Николая Павловича⁵¹⁵, а не только уже по воцарении Императора Александра Павловича, хотя он открыто выражал свои молитвенные сочувствования и благожелательствования собственно последнему, как имевшему увенчать это великое из великих дел новым успехом, преднарекая Ему, от преизбытка чувств патриотизма и Царёволюбивости, даже Имя «Преблагословенного» – о чём увидим сейчас же.

Как действительно пламенела душа в Бозе почившего молитвенными чувствованиями и благожеланиями по отношению к делу об освобождении крестьян, доказательством служит одно уже то, что менее чем за день до своей кончины, он не только вспоминал, но и возжелал узнать о ходе этого дела по самым последним известиям. Прибыл к Владыке, – читаем в дневнике под 20-м числом Декабря – Г.И. Галаган с женою для принятия последнего благословения. Рескрипта же Государя о крестьянстве он не привёз с собою, потому что не получил моей (Наместника) записки, в которой я просил его об этом. Но когда только прибывшие приняли благословение Владыки, он сам начал: «Хотя временным и не должно уже мне теперь заниматься, однако я желал бы слышать, как идет дело о крестьянах». Г.П. Галаган начал рассказывать содержание предложений, изъяснённых в Рескрипте Государя и в Циркуляре Министра Внутренних Дел; но Владыка всё-таки сказал: «Нельзя ли доставить мне самые эти бумаги?... Хотел бы прочитать я, пока ещё дышу... я буду молиться и там пред Господом о благоуспешном совершении этого дела»... О! поистине какое великое дело совершит Государь»! Тогда Он прославит Себя паче всех, – будет не только Благословенным, как Император Александр Павлович, но Преблагословенным»...⁵¹⁶. Нельзя не заметить об этом изречении в Бозе почившего, что оно, хотя было келейное при немногих, трех-четырех лицах, перешло, между тем во всеобщую известность – литературную и притом в самом веском значении. В таком именно значении оно употреблено в статье известного современного писателя, хотя из духовных лиц, но отличающегося своими взглядами и суждениями и в области публицистики, достоинство которых признаётся за ним бесспорно. Этот Автор в своей статье «по вопросу о духовенстве» – в частности «о положении и пристройстве детей духовного происхождения», коснувшись статьи г. Щебальского (Русск. Вести, Сентябрь 1869 г.), сказал: «Странно читать в этой статье г. Автора (Щебальского), вообще злоупотребляющего фактами ради своих целей... «что духовенство, при разрешении крестьянского вопроса, блистало своим отсутствием и безучастием»... Но мы думаем и утверждаем, – говорит достопочтенный Автор – Протоиерей A.М. Иванцов-Платонов, что для опровержения такого мнения Г. Щебальского вполне достаточно и того предсмертного слова Киевского Первосвятителя Филарета (Амфитеатрова), которое, в своё же время, облетело всю Россию, – слово, – что «Александр II будет »Преблагословенный«, когда уничтожит крепостное состояние»⁵¹⁷.

Настоящее сказание относилось, как выше замечено, к самому последнему времени жизни в Бозе почившего: переходим и мы к повествованию об этом времени.