Глава IX. Император Михаил Косноязычный

Император Михаил Косноязычный (820–829 г.); его отношения к почитателям икон; деятельность препод. Феодора за это время; последние дни жизни его и блаженная кончина (826 года 11-го ноября)

Кто же занял императорский престол после Льва Армянина? Убийца его, Михаил Травл (Бальб,– Косноязычный). Прямо из темницы в цепях воссел он на трон. Нет слов, слишком резок был переход. Но в Византии в то время подобные явления были не редкостью и едва ли вызывали особенное удивление в современниках. Да и лично для Михаила подобный переход из тюрьмы на трон был продолжением счастливых неожиданностей. Бедный фригийский поселянин, кажется, цыган, а по вере сектант павликианин, пришел он в Константинополь искать счастья в рядах войска. Хотя Михаил имел недостаток речи, косноязычие, – и был малообразован²¹⁹, однако это не помешало ему возвыситься до видного положения в войске, стать другом императора Льва Армянина и, наконец, занять царский престол. Как убийца императора Льва, Михаил этим злодеянием уже показал, что он не будет слепо следовать по стопам убитого и поруганного им царя. Жгучим вопросом в то время был, конечно, вопрос о почитании икон. То или другое отношение к этому вопросу должно было немедленно обнаружить направление и дух нового царствования. Как и следовало ожидать, гонения на иконопочитателей прекратились. Император издал указ, в силу которого все томившиеся в темницах за иконопочитание, получали свободу, изгнанные – право возвратиться на место жительства.

Смирнскому узнику, преп. Феодору Студиту возвестили о милости нового императора. Последнему он пишет приветственное письмо, в котором убеждает его восстановить почитание икон и чрез это вступить в единение с вселенскою церковью²²⁰. Феодору неизвестны были намерения и планы царя. Он ожидает перемен к лучшему, но еще не может с полною уверенностью говорить об этом. Дарованная императором милость еще не означала возвращения его к порядкам церковной жизни времен вселенского седьмого собора. Но пока нужно было пользоваться этою милостью. Преп. Феодор решился возвратиться в свой Студийский монастырь.

Не долги были сборы двух узников и исповедников Христовых. Но весь путь Феодора и ученика его Николая был торжественным шествием в столицу. Везде их приветствуют, устрояют торжественные встречи, просят молитв и благословения. Преп. Феодор, получивший уже в то время дар чудотворений, многих исцелил от болезней. На пути он посетил патриарха Никифора и «была у них духовная радость при взаимном свидании, и пролитие слез пред Богом, и славословили оба они человеколюбивого Господа за дела, которые Он совершил и совершает, всегда промышляя по милосердию Своему о спасении всех»²²¹. Обитель, где жил в изгнании патриарх Никифор, расположена была на Азиатском берегу пролива. Отсюда уже до Константинополя было совсем недалеко. Однако, Феодор предпочел помедлить не вдалеке от столицы. Тут, в так называемых Кресцентиевых местах, к нему собралось множество учеников и посторонних людей. Посещали его и высшие иерархические лица. Многим внушал он мысль, что нужно воздействие на императора. Последний остановился как-то на полпути. Иконоборческие элементы окружили его и не переставали внушать ему мысли о вреде восстановления почитания икон. Для императора мысли эти были совсем неновы. Он никогда еще не поклонялся ни одной иконе. Но это не значит, что он должен стеснить совесть разномыслящих каким-либо распоряжением относительно икон. Почитателей их очень много. Не тайною было их нерасположение к предшественнику Михаила на императорском троне. Но «в этом нерасположении ведь опасная сила. Задачею мудрого правительства должно быть стремление не раздражать враждовавших партий, а по возможности сблизить их, найти компромисс для примирения. Отсюда, по мыслям императора, веротерпимость должна быть положена в основу его деятельности по жгучему и давнему вопросу об иконах.

Оставаясь иконоборцем, Михаил предоставил свободу почитания икон всем желавшим. По-видимому, многие уже утомились в бесплодной борьбе и рады были этой веротерпимости. Но ревнители православия желали вести дело до конца. По совету преп. Феодора, избранные депутаты от митрополитов, епископов и настоятелей монастырей явились во двор императора и, при содействии вельможи, допущены были до самого царя. После приветствий и благожеланий царю долгих дней царствования явившиеся депутаты изложили пред ним православное учение о почитаний икон. Обстоятельную речь держал игумен Феодор. Император выслушал благосклонно депутатов. На просьбу их восстановить иконы, он ответил: «хороши и прекрасны ваши слова, но так как я никогда до сего дня не поклонялся никакой иконе, то, какою я нашел Церковь, такою и оставляю ее; вам же я предоставляю власть свободно держаться догматов, как вы говорите, православной веры, впрочем вне этого города, где каждый из вас захочет жить, не опасаясь и не ожидая себе никакой опасности от нашей власти»²²². Удивительный ответ! Просят восстановить почитание икон, а император отвечает: восстановляйте, а меня не тревожьте. Константинополь, столица государства, пусть останется без икон, а в других местах империи вам предоставляется свобода. Но ведь в столице находится кафедра патриарха. Спрашивается, патриарх может ли быть почитателем икон? В храмах столицы икон не должно быть. Доселе храмы были во власти иконоборцев. По мысли императора, и впредь все должно остаться в том же виде и порядке, в каком он нашел при своем восшествии на престол. На патриаршей кафедре держится еще иконоборец. Православный патриарх Никифор оставался в изгнании. Предполагалось, по смыслу императорского указа, возвращение ему Константинопольской патриаршей кафедры. Но на деле это не осуществилось. Иконоборец Феодот до смерти своей занимал патриарший престол. В 821 году он умер. Но и теперь Никифору не была возвращена кафедра. Император предложил ему такие условия, на которые уже никак не мог согласиться православный иерарх. Вот что он писал патриарху: «Кто прежде нас исследовал церковные догматы, тот пусть и отвечает за то, хорошо ли он тогда сделал что, или нет. Мы же, в каком положении нашли церковь, в таком решаемся и оставить ее. Принимая это в соображение, мы настаиваем, чтобы никто официально не осмеливался говорить ни за, ни против икон. Прочь собор, бывший под председательством Тарасия; прочь и прежний собор, бывший при Константине и теперешний при Льве! Да царствует глубокое молчание в обществе относительно икон»²²³. Трудно определить, чего хочет император? Он уничтожает определения соборов православного и иконоборческих. Следовательно, он хочет восстановить порядки церковной жизни до Льва III Исаврянина. Но тогда почитались иконы. Однако, император и слышать не хочет о восстановлении почитания икон в Константинополе. Понятно, патриарх Никифор не мог принять этих условий. Посему кафедра Константинопольская занята была опять иконоборцем, Антонием, еп. Силейским. Конечно, это было уже худым предзнаменованием для церкви. Все истинные ревнители чистоты веры приведены были в смущение. Преп. Феодор не мог более оставаться в столице. Теперь он опять поселяется в Кресцентиевых местах. Как с патриархом иконоборцем Феодотом преп. Феодор не имел общения, так не вошел и с Антонием. По-прежнему законным архипастырем для всех православных оставался патриарх Никифор. Около него группируются все ревнители истинной веры. Этих последних слишком много. Не может император равнодушным взором смотреть на них. Опыт прошлых времен представлял все невыгоды разделения. Император Михаил стал на почву личного индифферентизма. Но почва эта была слишком неустойчива. Уже в назначении на кафедру патриарха Антония иконоборца он одною ногою поскользнулся на сторону врагов иконопочитания. Но, кажется, император это скоро заметил и пожелал исправиться. Нельзя ли, думал он, найти пункт для примирения почитателей икон с иконоборцами? Сам император был не сведущ и не знаком с делом настолько, чтобы предложить выработанный проект примирения. Между тем с его точки зрения это дело нужное и для государства полезное. Как же устроить примирение? Пусть заинтересованные партии сами озаботятся разработкою пунктов взаимных уступок, а он, император, будет посторонним зрителем, в душе смеющимся и над почитателями икон и над иконоборцами. Но инициатива дела должна принадлежать императору. С государственной точки зрения для него был интерес в примирении партий. Вот почему император Михаил считает полезным для дела, чтобы избранные со стороны почитателей икон и из другой партии собрались во дворце и в присутствии его обсудили спорный вопрос. В этом смысле дано было знать и игумену Феодору. Император знал, что он стоит во главе иконопочитателей. Голос его имел великое значение.

Как и следовало ожидать, у почитателей икон загорается искра надежды на лучшие дни. Император показал себя веротерпимым, хотя окружен иконоборцами. Не наступит ли переворот в нем на сторону православия. Явиться по зову императора на состязание с еретиками православные не могли. Но они от лица епископов и игуменов пишут ответ на призыв императора, в котором благодарят его за возвращение сосланных при императоре Льве, выражают надежду, что истину они могут сообщить императору лично, но уступок каких-либо, когда «речь идет о Боге и относящемся к Богу» сделать никто не может, хотя бы Петр или Павел, или кто либо из ангелов. «Что же касается до состязания с иноверными для опровержения, то это не согласно с апостольским повелением (Тит. 3:10), а разве только для вразумления». В случае, если император, по каким либо основаниям, не хочет вполне доверять свидетелям истины, то путь к разрешению сомнения указывается в обращении к третейскому суду. Судьей может быть избран римский патриарх²²⁴. Конечно, едва ли и авторы этого послания к императору могли надеяться, что оно произведет благоприятное впечатление на него. Вокруг государя толпятся иконоборцы. Действительное настроение его далеко не выяснилось. Совсем не бесполезно было заручиться ходатаями, имевшими при дворе вес и значение. Таковых можно было тогда найти. Стефан секретарь, Стефан магистр и Пантолеон логофет были знакомы Феодору с хорошей стороны. Они близки к царю, сами принадлежат к иконопочитателям. Следовательно, ходатайство их пред императором может принести делу пользу. Преп. Феодор ко всем названным сановникам отправляет письма. «Ты, любезнейший, обращается он к Стефану секретарю, некогда приветствовал нас... Я хвалю твое любомудрие. А теперь, возлюбленный, скажи мне, от чего по прошествии зимы не наступает совершенная весна, а только как бы освежение и некоторое проявление благополучия? Огонь погас; для чего еще остается дым? Встань опять²²⁵, вожделенный мой, потрудись еще, член Христов. Не видите ли, как пал сожигаемый в огне нечестивец, проклинаемый и говорящими и слушающими? Если его погибель не вразумит нас, говорит Златоустый, то кто после сжалится над нами? Неужели мы не восстанем? Неужели не поймем, что, если бы не был отвергаем Христос чрез унижение святой иконы Его, то унижавший ее не погиб бы таким образом? Услышите сие все язы́цы, внушите вси живущии по вселеней, что сталось с греками (Пс. 48:2). Прежде антихриста явился антихрист; отнят у нас знак царства Христова. Ибо, если у нас не видно того, что составляет изображение телесного вида Его, во главе образа креста, но одно отвергается, а другое принимается, то разделился Христос, или лучше презрен Царь, умертвивший диавола, а копье, которым Он убил врага, эта держава Его, украсило диадему, поправшую поразившего, как врага, наравне с пораженным. Слыши, небо, и внуши земле (Ис. 1:2). Что за безумие объяло народ Божий? Слиши, восток и запад, как ослепла Византия, как оглохла, не слыша вашего обличительного голоса, не видя доказательств вашего свидетельства, но слушаясь противников Христовых... итак вперед, вперед, брат, выступай еще на подвиги. Говори благое досточтимому слуху благочестивейшего императора нашего. Да подражает он приснопамятному Иосии, да будет новым Давидом»²²⁶. В том же духе написаны были письма и к другим сановникам²²⁷.

Временно религиозный вопрос теперь впрочем отступил на задний план. Всякие переговоры и ходатайства прекратились. Император и подданные все без разделения заняты были вопросом о безопасности государства. Старый полководец Фома поднял знамя восстания. В Антиохии он возложил на себя императорскую корону и во главе разноплеменного войска двинулся добывать себе Византийский престол. Всюду Фома объявлял, что он сын императрицы Ирины. Это означало, конечно, только то, что он будет царствовать в духе Ирины. Фома усыновил себе какого-то монаха Алексия, объявив его наследником престола. Кажется, старый военачальник питал надежду привлечь на свою сторону почитателей св. икон.

Быстрыми шагами двигался бунтовщик к столице. Император Михаил был в тревоге. Он мог опасаться измены со стороны иконопочитателей. Правда, он не раздражил их преследованиями, выказав веротерпимость. Но он ведь и не удовлетворил их сполна. Чтобы более привязать к себе партию иконопочитателей, император объявил общую амнистию, озаботился доставить безопасность преп. Феодору Студиту и многим другим, пригласив их в город на жительство. Мотив этой милости совершенно понятен. Но иконопочитатели, во главе с преп. Феодором, довольны были и этим. Сочувствия бунтовщику никто из них не оказал. Общая опасность, а главное широкая терпимость императора Михаила, несколько ослабила взаимную неприязнь партий. Примирения не последовало, но вражда уже не проявлялась в резких формах. Спорный вопрос делается предметом ученых рассуждений, не выходя за пределы кабинетных работ и частных словопрений между отдельными лицами. Император успел заметить, что борцов за иконоборство мало. Как бы для уравновешения интеллектуальных сил партий он озабочен был распространением образования особенно светского. Продолжатель Феофана прямо объясняет заботы императора о распространении

эллинского образования именно этими мотивами²²⁸. Может быть, не совсем верно подмечены побуждения императора. Но то факт, что он хлопочет опять о примирении иконопочитателей с иконоборцами на началах научного компромисса. Во время осады столицы бунтовщиками, когда глава и руководитель партии православных, Феодор Студит, пребывал в своем монастыре, император предлагал ему вести прения с иконоборцами. Феодор отказался от публичного диспута по тем же мотивам, как и прежде. Но на этот раз он приложил письменно программу примирения. Письмо это замечательно во многих отношениях. Мы приведем более интересные его места. Адресовано оно ко Льву Сакелларию. После приветствия и благодарности за дружественное расположение к автору письма, преп. Феодор продолжает: «Нине идет междоусобная война, которая, равно как и другие наказания Божии, землетрясения и голод, наводнения и пожары, праведным судом Божиим посланы для нашего вразумления, погубив столько народа, сколько погибло. Господь же, умилосердившись, прекращает гибель... О другом же предмете что сказать нам, когда твой мудрый и проницательный ум знает все? Прежде царствовавший Лев старался, чтобы мы вступили в

состязание с иноверными, а он сам произнес бы суд против нас, как он думал; и ныне царствующего было такое же намерение, когда он лично беседовал с нами за три года пред сим, утверждая, что не он будет судьею дела, но тот или другой из единомышленных с нами. Но ни мы, лично присутствовавшие, ни знаменитый наш архиерей не допустили этого, как незаконного и чуждого, что и справедливо, возлюбленный господин наш, ибо здесь речь не о предметах мирских и плотских, о которых судить имеет власть царь и мирской суд, но о божественных и небесных догматах, что вверено не иному кому либо, а тем, которым сказал Сам Бог Слово: еже аще свяжете на земли, будет связано на небесех, и еже аще разрешите на земли, будет разрешено на небесех (Мф. 16:19). Кто же те, которым это вверено? Апостолы и их преемники. Кто эти преемники? Нынешний первопрестольный (патриарх) Римский, второй – Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Это пятиглавая власть церкви (Τοῦτο τὸ πεντακόρυφον κράτος τῆς Εκκλησίας). Им принадлежит суд о божественных догматах. А дело царей и правителей помогать и подтверждать определяемое и примирять плотские разногласия; а другого ничего касательно божественных догматов не вверено им от Бога и, если что будет сделано, не устоит. Посему и отвергнуто все, сделанное и сказанное некогда царскою властью касательно догмата о божественных иконах, почему и отделилась здешняя церковь от других четырех, подвергшись вечному проклятию, запечатленному Духом Святым. Потом, по милости Божией, был воздвигнут рог православия при Ирине, царствовавшей с сыном своим, при которой соединено было разделенное до последнего Льва, при котором здешняя церковь опять отделилась, подвергшись равным образом проклятию от тех же. Итак, господин, невозможно смешивать божественный суд с мирским судом, или собраться здешней церкви без согласия пяти патриархов. Если же кто спросит: каким образом это может сделаться? то скажу: таким, чтобы удалились иноверные из церквей Божиих и получил свой престол Никифор, священный патриарх, который, составив собор с теми, с которыми вместе он подвизался (желательно присутствие всех патриархов), довершил бы примирение и устроил бы соединение, т. е. посредством своих соборных посланий к первопрестольному. Если же это не угодно императору и если, как он говорит, председатель Никифор вместе с нами уклонился от истины, то следует послать к Римскому от той и другой стороны, и оттуда пусть будет принято утверждение веры. Ибо таково положение: если уклонится один из патриархов, то он должен принимать исправление от равных ему (ὑπό τῶν ὀμοταγῶν), как говорит божественный Дионисий, а не судиться императорами, хотя бы восстали все православные императоры. Этого правила не должен презирать и наш император»²²⁹.

Такова программа соединения Византийской церкви с другими православными, начертанная преп. Феодором. В ней он высказал ясно свои воззрения на церковь, ее задачи, характер управления, церковного суда, прав и преимуществ отдельных церквей, как членов единой вселенской церкви. Задача церкви, основанной Господом Иисусом Христом, состоит в том, чтобы чрез богоучрежденную власть, облеченную правом вязать и решить, совершить спасение членов ее. Апостолы получили эту власть от самого Спасителя. При жизни своей они облекали ею своих преемников. Средоточные пункты церковной власти, по мысли преп. Феодора, представляются в лице пяти патриархов. – Пентархия это высшая власть в Царствии Божием на земле. «Дела, касающиеся вселенской церкви, должны решаться собором из представителей пяти патриархатов. Преимущества чести падают на Римский престол. Патриарх этой кафедры в ряду других стоит первым. За ним по списку следует Константинопольский и далее Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Несомненно, принцип деления по местам и значению кафедр политический. В этом случае пр. Феодор следует правилам вселенских соборов²³⁰. Римский патриарх сохраняет за собою первенство. Отсюда его права чести и значения на соборах. По власти же все пять патриархов равны²³¹. А посему, если один патриарх уклонится от истины, то он должен, как выражается преп. Феодор, принять исправление от равных, т. е. остальных четырех, или одного в качестве третейского судьи. Для Константинопольского патриархата, по удобствам сношений и потому, что римские патриархи знают положение дел в Византии, легче призывать в качестве третейского судии этих последних. Но это может случиться только при согласии спорящих избрать папу судией. Своею властью папа не может вмешаться в чужое ему дело, помимо воли заинтересованных в его суде лиц. Совсем не папистом является пред нами преп. Феодор, а православным мыслителем, богословом, сведущим в церковном предании. Должное воздает он римской кафедре, но не преступает пределов, за которые неосторожный, но смелый шаг сделан был со стороны Рима во второй половине IX века. И уже, конечно, не восточные богословы толкнули Рим на путь погрешительных новшеств.

Но возвратимся к своему предмету. Едва ли послание Феодора и начертанная им программа произвели свое действие. Император остался глух к требованиям, заявленным автором программы. Патриарх Никифор не получил кафедры. Иконоборческая партия стала распускать молву, что почитатели икон отказываются от публичных прений по слабости своих сил, трусости и по опасению быть побежденными. Без сомнения, подобные слухи доходили и до студийского игумена. В этом случае молчание было бы уже совсем неблаговременным. Иконоборцы плели сеть вокруг императора. Кто мог поручиться, что это худое дело им не удастся? Преп. Феодор посему счел долгом написать послание «К Михаилу и Феофилу императорам». Послание это довольно обширно. Задачею его было выяснить вопрос о почитании икон. В довольно обстоятельных рамках приведены все основы иконопочитания, насколько это можно требовать от письма. После краткого обращения к императорам от лица всех православных, преподобный автор начинает: «Имеющим разум известно, что царь всех Бог для того даровал царское право и имя человеческим существам, чтобы по подобию небесного и земное, имея мир и спокойствие, согласно возносило ему славословие и поклонение. Эти бразды получив по судьбам Божиим, ваша христоподобная держава справедливо пригласила нас нижайших вступить в беседу с нашими противниками в учении веры, дабы нам узнать, отсюда, которая сторона говорить правду, и этой стороне предоставить победу, чтобы между нами не было разделений. Мы похвалили ваше желание знать веру». Сказав о причинах отказа вести публичные прения с иконоборцами, преп. Феодор продолжает: «А каково здравое и непорочное учение нашей христианской веры, это нужно изложить», и кратко действительно излагает православные догматы, утвержденные на шести вселенских соборах. «Наконец седьмой, продолжает он, следуя бывшим до него соборам, так как все естественные свойства в одном Христе двояки, провозгласил Его неописуемым по невидимому естеству и описуемым по видимому, истина чего основывается на доказательствах четырех родов: на естественном соображении, на отеческих свидетельствах, на соборных определениях и на древнем обычае. По естественному соображению, напр., из слов евангелиста Иоанна, который говорит: и Слово плоть бысть, и вселися в ны (Ин. 1:14). Если же Слово стало плотью, то очевидно, что Оно, как Слово, неописуемо, а как плоть, описуемо. И вселися в ны; иное – обитающий, а иное – обиталище; по одному Он может быть описуем, а по другому выше описания. Ибо по каким признакам видно будет, что Он стал человеком, если Он естественно не получил свойства изображаемости, которое есть первое в действительном человеке и по уничтожении которого не будет человека? Но Он есть истинный человек; следовательно, как человек, Он описуем, оставаясь неописуемым, как Бог. Таким образом, Он стал посредником между Богом и людьми, как соединяющий в Себе обе крайности, и имеющий свойства обоих естеств, из которых состоит... Если уничтожить одно свойство в каком нибудь естестве, то вместе, по необходимости, уничтожаются и все однородные свойства, а по уничтожении свойств очевидно уничтожаются и самые естества, которым они принадлежат. Согласно с евангелистом и Апостол говорит следующее: иже во образе Божий сый, не восхищением непщева быти равен Богу, но себе умалил, зрак раба приим (Флп. 2:6, 7). Если же Он, будучи образом Божиим, принял образ раба, то без сомнения, как во образе Божий сый, Он не изображается, потому что Божество непостижимо; а как принявший образ раба, Он изображается, потому что образ раба подлежит постижению и чрез прикосновение и по цвету. Как же веровать, что Он стал в подобии человечестем, если Он не может изображаться подобно людям? Как сказать, что Он образом обретеся, яко же человек, если Он не будет усматриваться написанным в образе человеческом?.. Сам Бог Слово в одном месте говорит: что мене ищете убити, человека, иже истину вам глаголах, юже слышах от Бога (Ин. 8:40). Неизображаемый никогда не назвал бы себя человеком; и тот, кто может быть убитым, не может быть неизображаемым; ибо одно следует из другого и подтверждается другим... Он сказал: и ядый мя, и той жив будет мене ради (Ин. 6:57). А неописуемый не мог бы сказать, что Он вкушается, если только Он не есть призрак. Если же это мы допустим, то впадем в заблуждение манихеев... С другой стороны, при описуемости одно лице Христа не разделяется на два лица, как некоторым кажется, ибо содержание образа и первообраза по личности не разделяется, но по сущности они различны... Так и касательно животворящего креста никто не скажет, что крестовидный образ есть нечто отличное от первообраза его, кроме только различия по существу; пример близкий и истина беспрекословная». Таково первое доказательство в пользу иконопочитания. Автор назвал его естественным соображением. Но ясно, что оно покоится на основах Священ. Писания. Последнее не говорит в форме прямой заповеди о почитании икон, как прямо и не запрещает. Автор избирает кружный путь. На основании Божьего слова он доказывает, что Христос описуем – по человечеству. Следовательно, почитатели икон поступают согласно с Свящ. Писанием, когда изображают Господа Иисуса Христа на иконах.

Второе доказательство берется из священного Предания. Мнения св. отцов имели авторитет и в глазах иконоборцев. Они сами усиливались отыскивать в их творениях изречения в пользу своего мнения. Преп. Феодор выбирает из множества свидетельств более, по его мнению, характерные. «Вот, пишет он, изречение верховного из апостолов Петра, упоминаемое в истории о священномученике Панкратии: «вынеси икону Господа нашего Иисуса Христа и поставь ее на башне, чтобы народы видели, какой образ принял Сын Божий, чтобы увидев еще более уверовали, взирая на вид образа, и вспоминали о том, что нами проповедано им». Как разительны эти слова!». Вывод из них ясен. Далее продолжает автор послания, «История показывает, что и прочие апостолы делали то же в городах и селениях, изображая все события воплощения Господа нашего Иисуса Христа». Из св. отцов преп. Феодор приводить изречения святителей Афанасия Великого и Василия Великого с надлежащими объяснениями. В качестве доказательства из соборных определений им выставляется 82-е правило Трульского и Антиохийского соборов. Четвертое доказательство берется из древнего обычая почитать иконы, который сохраняет церковь вселенская. «Такова, заканчивает послание свое преп. Феодор, от века проповедуется вера, ее приняли святые соборы и с нею согласны все повсюду местные церкви»²³².

Пока происходили в Константинополе эти переговоры церковного характера, бунтовщик Фома сдался и был казнен вместе с Алексием. Опасность миновала, и греки вздохнули свободнее. Междоусобие, поднятое Фомою, не находило сочувствия ни в одной партии того времени. Иконоборцы не имели оснований изменить Михаилу, потому что считали его человеком своей партии. Иконопочитатели имели уже достаточно времени познакомиться с личностью императора. Его терпимость если не приобрела ему расположения и любви иконопочитателей, то и не вооружила их против особы императора. Хотя Фома намеренно выставлял на вид, что он иконопочитатель и продолжатель политики императрицы Ирины, но все понимали, что это только ловушка для слабоверных. Предпочесть неизвестное, хотя по-видимому и заманчивое, будущее сравнительно сносному настоящему не многие решились. Но вот возмущение счастливо окончилось. Император Михаил не изменил своих отношений ни к иконопочитателям, ни к иконоборцам. Тем не менее симпатия его к противникам иконопочитания были далеко не секретом. Император даже прямо высказался против иконопочитателей в известном послании к императору Людовику Благочестивому. Послание это характерно. Император жалуется на суеверное почитание, граничащее с боготворением икон. «Прежде всего они, т. е. иконопочитатели, пишет Михаил, изгнали из церквей Св. Крест и вместо него повесили иконы и пред ними лампады; пред ними они воскуряют ладан и, вообще, оказывают, им такое же уважение, как и кресту, на котором распялся Христос. Они поют пред ними псалмы, покланяются им и ожидают именно от икон себе помощи. Многие облекают их льняными покровами и делают их кумовьями при крещении детей. Другие, принимающие на себя монашество, оставили прежний обычай, чтобы кто-либо из известных лиц при пострижении их получал волосы в свои руки, а кладут волосы на образа. Некоторые пресвитеры и клирики соскабливают даже краски с образов, примешивают их к евхаристии. И еще другие кладут евхаристию на образа и отсюда уже причащаются. Иные совершают евхаристию не в церквах, а в частных домах и при том на образах, которые служат вместо престола»²³³. Об изгнании из храмов Св. Креста сообщение императора Михаила Косноязычного ложно. О правильном почитаний икон, т. е. о лампадах и курении ладана он сообщает то, что узаконено было седьмым вселенским собором. Далее, нет оснований заподазривать подмеченного иконоборцами суеверного почитания икон. Без сомнения, можно было встретить среди византийского общества и таковых лиц, которые совершали евхаристию на иконах и прочее. Но ведь это были болезненные крайности, которые, в свое время, советовал излечивать св. Иоанн Дамаскин чрез образование народа. Однако, император ухватился за эти крайности. Указав на них, он вместе перемешал и формы истинного и правильного поклонения иконам. Конечно, этим самым он обнаружил свое настроение и симпатии в сторону врагов иконопочитания.

Во Франкской монархии во времена Карла Великого на местном соборе узаконено было умеренное иконоборство²³⁴. Это было частным делом франкской церкви. Отголоски иконоборства отзывались в ней и после Карла Великого. Местные епископы при Людовике Благочестивом высказались против почитания икон. Отзыв епископов получен был и в Константинополе в форме ответа на послание императора Михаила.

Преподобного Феодора уже в это время в столице не было. Он не мог выносить иконоборного настроения лиц, окружавших императора, и насмешливого равнодушия последнего. Посему Феодор удалился на небольшой полуостров, называвшийся именем св. Трифона, недалеко от Никомидии. Отсюда он навестил патриарха Никифора, которым был принят с величайшим почтением. Возвратившись, преп. Феодор занялся столь привычным ему делом учительства устного и письменного. Теперь у него шла переписка с друзьями и недругами. Первых он назидает, со вторыми полемизирует относительно почитания икон²³⁵. Враги преп. Феодора распустили слух, что он разошелся с патриархом Никифором по разным вопросам из области церковной практики. Преп. Феодор опровергает этих любителей клевет. Он указывает на то, что с патриархом Никифором у него установились наилучшие отношения, а старые недоразумения и размолвки по делу пресвитера Иосифа преданы забвению по взаимному уговору²³⁶.

Монах Никита переслал преп. Феодору книжку деяний собора франкских иконоборствующих епископов. Известно, что эти епископы умаляли значение икон в деле религиозного воспитания, оставляя их для простого только народа в качестве картин религиозного содержания. Почитание же икон ими отвергалось. Получив книжку, преп. Феодор не оставил ее без ответа. В письме к монаху Никите он подверг критике главное положение иконоборствующих епископов. Они высказали следующее: «Неизреченное и непостижимое человеколюбие Божие к нам и священные подвиги святых мы представляем прославленными в священных письменах, не услаждаясь с своей стороны никаким изображением или живописью; но позволяем простейшим, как несовершеннейшим, поучаться тому посредством естественного их руководства и свойственного им созерцания, в виде предуготовлений». На это преп. Феодор справедливо отвечает, что в церкви не может быть допущено фарисейского разделения на совершенных и несовершенных. «Если един Господь, едина вера, едино крещение (Еф. 4:5), то для чего это пустое разделение на две неравные части, будто язык свят, царское священие разделяемся (1Пет. 2:9), и одни составляют совершеннейшую часть, а другие низшую? Затем, так как всякий здравомыслящий стремится к совершенству, то он станет отвращаться от несовершенного; а отсюда необходимо следует, что учение посредством изображений излишне». Наконец, франкские епископы противоречат учению св. отцов. Вообще мнение их нужно назвать пустословием. «Напоминаем вашей ревности, добавляет преп. Феодор, следовать правилу православия, зная, что и всякий совершенный, хотя бы он был облечен апостольским достоинством, имеет нужду как в евангельском свитке, так и в начертанном согласно с ним изображением, ибо то и другое достойно одинакового почитания и поклонения»²³⁷.

Вдова убитого императора Льва Армянина, Феодосия, с сыном своим Василием обратились в православие и стали поклоняться иконам. Император Михаил сослал их на остров Халкит. Преп. Феодор утешает их и поучает правильному поклонению честным иконам²³⁸.

Император Михаил вступил в брак с дочерью Константина VI, сына Ирины, от брака его с Мариею Пафлагонянкою. Императрица-инокиня и дочь ее должны были переселиться во дворец. Преп. Феодор не советует матери покидать обитель. «Иные будут говорить, чтобы мать следовала за дочерью, ибо это бывает, говорят, даже и у зверей, по естественному влечению. Пусть кто-нибудь думает так; а мы, уничиженные, скажем слова Господа: кто есть мати моя; и кто суть братия моя (Мф. 12:48). Что же следует отсюда? То, чтобы твое благочестие осталось дома, когда Августа занимает дворец, в котором евангельский меч явно производит рассечение»²³⁹.

Не оставались без наставлений и назидания и те, которые предпринимали труд личного посещения преподобного мужа. Но силы его видимо слабели. Уже седьмой десяток лет жизни игумена студийского зашел за половину. Строгая монашеская жизнь, подвиги, заключения, биения и всякого рода лишения оставили в нем свой след. Еще во дни второй ссылки преподобный жаловался на боли в желудке. С летами недуг усилился. Чаще и чаще игумен чувствовал полный упадок сил. Голос его ослабел. С посетителями он беседовал уже так тихо, что и окружавшие с трудом могли слышать назидательные речи его. Призван был скорописец, чтобы он записывал последние наставления игумена. Всем казалось, что смерть стояла уже у одра больного. Но Сила Божия и в немощах совершается. Игумен, по временам, чувствовал себя лучше. Как будто недуг временно приостанавливал свое разрушительное действие. Преподобный спешил во храм и сам совершал литургии, не оставляя и поучений. Наступил месяц ноябрь. В первых числах его Феодор слег в постель. Но в ближайший воскресный день преподобного опять уже увидали в церкви. И теперь он еще имел достаточно сил, чтобы совершить Божественную литургию. Приносил он бескровную жертву Господу Богу и на другой день. К вечеру болезненный припадок усилился. Братия окружали одр больного. Учительный игумен и теперь еще кратко говорил им: «Братия и отцы! это общая чаша, которую пили все отцы наши; ее пью и я, и отхожу к отцам моим; взирайте на завещание, которое я оставил вам²⁴⁰; веру вашу соблюдите непоколебимою и жизнь непорочною; больше ничего не имею сказать». Затем игумен просил передать приветствие патриарху Никифору и многим другим епископам, игуменам и всем во Христе братьям православным. Когда напомнили ему о бывших под епитимиями, то он всех разрешил. Как ни слаб был игумен Феодор, однако вход в келию его никому не возбранялся. Не имея уже сил беседовать, он преподавал только благословения. Наступил одиннадцатый день месяца ноября 826-го года. День был воскресный. По окончании литургии преподобный причастился Святых Таин в своей келии. К вечеру в шестом часу братия с вожженными свечами, по просьбе больного, стали петь «непорочны». Когда дошли до слов: во век не забуду оправданий твоих, яко в них оживил мя еси (Пс. 118:93), преподобный Феодор мирно скончался. Отошла святая душа его к Господу, «и приложился к праведным от века – гонимый во всю жизнь свою за правду, к святым -любитель и исполнитель святости, к мученикам – подражатель мучеников, сподвижник их и многострадалец, к апостолам – проходивший одинаковым с ними путем веры... к Вседержителю Богу и Господу славы и Царю всех – по страху пред Ним вменявший ни во что земные и конечные царства, попиравший всякую славу человеческую, как прах, и по возможности уподоблявшийся Богу и Христу»²⁴¹. Покончил дни своей жизни, скажем и мы, ученый и мудрый муж своего сравнительно малоученого века; скончался богослов, на своих плечах вынесший нелегкую борьбу за почитание честных икон; почил в мире великий учитель монахов и всех христиан истинам веры и благочестия. Неувядаемый венец славы воздал Господь Бог преп. Феодору. Святая церковь причислила его к лику святых²⁴². Православные христиане, воспоминая жизнь дивного Студийского игумена, и доныне с пользою назидаются его творениями.