V. Суждение о началах этого проекта и его направления

Предложенный комитету по преобразованию духовно-судебной части в записке его числа А. Ф. Лаврова проект нового устройства церковного суда имел в виду не освободить только нынешний духовный суд от принятых обрядов и форм производства-напротив образовать новые, в отдельности от администрации, духовные суды на новых началах и с новыми приемами действования. Поэтому, осуждая в самом источнике статьи устава духовных консисторий (ст. 328–330), в коих определяется отношение епархиального архиерея к судным делам, проект будущее устройство духовного суда организует на принятых в судебных уставах 20 ноября 1864 г. началах, стараясь применить и провести эти начала с последовательностью в отношении ко всем инстанциям духовного суда. При применении и проведении этих начал проект, хотя и заявляет о невозможности разделения судебной и административной власти в лице епархиального архиерея, тем не менее, в действительности, при кажущемся сохранении за архиереем судебной власти, административное его значение умаляет до невозможной степени. Устраняя епархиального архиерея, во имя начала разделения властей, от административных действий по делам о духовных лицах, проект назначает его председателем судной коллегии пресвитеров, из коих каждый, на началах коллегиального решения судных дел, имеет свой особый независимый голос, причем, в случае маловажности рассматриваемого дела, проект предоставляет председателю право заменить себя старшим членом, и судное дело решается вовсе без непосредственного участия епархиального архиерея. От предания обвиняемых суду епархиальный архиерей старательно устраняется и не участвует в этом,-ибо он судья-председатель судной коллегии, а власть обвинительная отделяется от судебной; вследствие сего, подведомых епархиальному архиерею и подсудных епархиальному суду священно-церковнослужителей предает на суд духовные совет пресвитеров, с викарным архиереем, если таковой имеется, в противном случае и один пресвитерией совет по докладу своего собрата пресвитера-прокурора, который, в случае несогласия с мнением совета, идет со своим протестом далее, вверх, к исполняющему прокурорские обязанности в высшей инстанции. Этим еще не исчерпывается сущность предположений проекта об епархиальном архиерее. Председательствуя в судной коллегии пресвитеров, епархиальный архиерей, по мысли проекта, не должен иметь на членов никакого стесняющего влияния; поэтому сии члены-пресвитеры избираются совокупным актом всего священства местной церкви и, в ограждение свободы и независимости их мнения от председательствующего, не могут быть ни сменяемы, ни переводимы на другие, хотя бы и лучшие места; ибо « они, имея в мысли Бога-мздовоздаятеля, судящего правду, ни от кого никаких наград не получают». Если в епархиальном суде, так сказать, у ребра своей кафедры, епархиальный архиерей только председательствует в суде, в котором могут заменить его и викарий, и старший член суда, то вдали от кафедры ему и этого почета не дается; ибо там действует избранный вольными голосами духовенства, с участием нескольких представителей от земства, духовный судья-пресвитер под апелляцией на свои неправые и пристрастные решения своих же собратий почетных= духовных судей-пресвитеров. Ко всем этим, уже безапелляционным в своих решениях, судьям епархиальный архиерей имеет то отношение, что поручает им эти действия через свое архиерейское утверждение одних в звании действительных, других в звании почетных духовных судей. Таким образом, как в отношении к епархиальному духовному суду, во имя идеи председательства епархиального архиерея в судной коллегии, принесено в жертву административное значение его как правителя епархии, так в отношении к суду низшей инстанции епархиальный архиерей остается почти безучастным и как судья, и как правитель.

Для устройства суда в высшем инстанции-святейшем Синоде проект предлагает другие нововведения. Учреждая судебное отделение святейшего Синода для суда высшей степени, проект организует оное так, что членами и присутствующими в нем являются как архиереи, свободные от управления епархий, так и смешанные судьи-архиерейского и пресвитерского сана. Здесь и прокурорские обязанности исполняет архиерей. О всех этих предположениях проект буквально изъясняется так: «судебное отделение святейшего Синода состоит из первоприсутствующего митрополита, двух членов архиерейского сана, двух пресвитерского из белого духовенства и одного архимандрита. Члены судного отделения святейшего Синода архиерейского сана, как обязанные производить суд непрерывно и бессменно и притом сами, а не через канцелярию, не могут в тоже время и управлять епархиями. Обязанность наблюдения за единообразным и точным применением церковных правил и законов, обязанность обнаружения и преследования пред духовным судом всякого нарушения установленного порядка и обязанность требования распоряжений к его восстановлению возлагается при епархиальных духовных судах на одного из членов духовного совета, состоящего при архиерее, а в судном отделении святейшего Синода на одного из членов правительствующего Синода. Член духовного совета в епархии, исполняющий вышеуказанные обязанности при духовном суде, состоит в зависимости от члена святейшего Синода, исполняющего те же обязанности при судном отделении Синода, и действует под его руководством⁴². Выделение функций обвинительной власти и вместе сосредоточение прокурорских обязанностей в руках духовных лиц составляют особенную заботу проекта и мотивируются следующими пространными соображениями. «Ныне в духовном ведомстве и обвинение и окончательный приговор, т. е. и начало, и конец дела, принадлежат одному и тому же лицу-епархиального архиерея, который предписывает произвести следствие, налагает и решительную резолюцию на консисторском мнении. Доказывать необходимость отделения обвинительной власти от судебной совершенно излишне; ибо эта необходимость основывается на древнейшей аксиоме: non potest idem esse accunsator et judex. При господстве обвинительного, а не следственного процесса в судопроизводстве древней церкви, там обвинение всегда было представляемо элементами, отдельными от суда». При выделении этих функций необходимость возложения прокурорских обязанностей при духовных судах на духовных, а не светских лиц, подтверждается следующими соображениями: «что эта часть власти церковной может быть вручена исключительно духовным лицам, -это ясно из самого существа и состава прокурорской официи. Поручение ее лицам светским значило бы, что за исполнением церковных законов блюдет государство, и оно же преследует нарушение церковных правил. Церковь лишена была бы существенного своего права, которое от начала ее доселе принадлежало ей, и которое выражается в самом наименовании высшей церковной должности-епископской. Далее, церковное служение есть специальнейшее из самых специальных. Здесь и законы особые, не многим светским известные, и в особенности практика; с доброй совестью, с совершенным знанием дела и, следовательно, с надлежащей силой убеждения может преследовать пред судом церковным преступления только духовное, принадлежащее к составу клира, лицо. С каким убеждением, напр., светский человек стал бы преследовать и обвинять пред духовным судом настоятеля церкви, для ускорения службы дозволившего причетнику поставить стихиры на Господи воззвах только на 4, тогда как уставом дня предписывается ставить на 10-ть? Или с какой совестью светский обвинитель стал бы преследовать перед судом священника, посещающего театр, читающего соблазнительные книги, играющего в карты, дерзнувшего совершать литургию после того, как от выпил чашку кофе? и т. п. Если во всех судах преступления преследуются только специалистами, то тем более это необходимо и в церковных судах». Что было сказано при рассуждениях по поводу ст. 256 учр. суд. уст. о необходимости производить ревизию судов только через специалистов, то вполне приложимо и к устройству обвинительной власти. «Правильное обвинение может быть сделано только таким лицом, которому практически хорошо известны все обязанности священного служения, со всеми его специальностями и подробностями». Что охранение церковного закона светскими охранителями не столь надежно, -в подтверждение этого приводится один частный пример, указываемый в одном письме покойного московского митрополита Филарета. В письме к своему викарию Николаю, епископу дмитровскому, от 14 декабря 1831 года, он пишет: «Синодальной конторе, которая хочет посвятить двоеженца, ответ прост: разве она может сжечь кормчую книгу, где сие запрещено? Извет, будто евфимиевский и серпуховский архимандриты двоеженцы, если дойдет до синода, может произвести то, что им запретят священнослужение и нарядят следствие; и, если по несчастью извет докажется, будет зло многим, а добра не будет никому. Так я думаю, потому что так велит думать закон. А господин закон, по моему мнению, заслуживает внимания не менее, как господин прокурор, хранитель закона, который видно расположен не сохранить, а схоронить закон о двоеженцах»⁴³. Можно представить в этом деле и авторитет Петра Великого, изобретению которого прежде всего обязано установление особых органов обвинения по духовному ведомству. И там употреблены на это дело не светские. а духовные лица. Это известные, недолгое, впрочем, время существовавшие инквизиторы-со своим главой протоинквизитором и провинциальинквизиторами. Они были учреждены в соответствие существовавшим по гражданскому ведомству фискалам и между прочими обязанностями имели следующие: 1) наблюдать за правосудием и о преступлениях духовных особ доводить до сведения архиереев, а в случае потворства с их стороны-до синода через провинциальинквизитора и протоинквизитора; 2) наблюдение за скоростью в решении дел духовными властями. Все инквизиторы были лица из монашествующего духовенства, а протоинквизитор-строитель московского Данилова монастыря Пафнутий. На то возражение, будто неприлично лицу духовного сана быть обвинителем, есть ответ в деяниях IV вселенского-собора. Там Евсевий дорилейский является обвинителем Евтихия перед собором. В XII в. Василий, митрополит тианский, обвиняет пред патриаршим константинопольским собором двух подчиненных ему епископов⁴⁴. И подобных примеров много. Конечно, то дело шло в порядке частного обвинения. Но если тогда частные обвинители даже епископского сана могли являться перед судом и поддерживать свои обвинения, -если и ныне частное лицо духовного сана может преследовать перед судом и обвинять, то что препятствует установить и официальные органы обвинения из лиц духовного же сана? Карфагенская церковь V века имела институт официальных защитников закона из духовных лиц в лице экдиков. Должность церковного экдика в самом древнем своем виде имела большое сходство с нынешней прокурорской в судах. Почти все содержание нынешней прокурорской должности было и содержанием должности экдика. Карфагенские отцы в 86 пр. определили: «по причине притеснения убогих, которые непрестанно стужат церкви жалобами, подобает просить царей, да избираются для них, под смотрением епископов, защитники от насилия богатых». В другом правиле отцы карфагенские постановляют « просить царей, да будет позволено учредить ученых экдиков, которые имели бы своей обязанностью действование в защищении дел, и которые бы, яко священники епархий, приявшие на себя ходатайство по делам церквей, свободно могли, когда нужда потребует, входить в присутствие судилищ для опровержения возражений и для представления того, что нужно» (Карф. 109). Были экдики и в других древних церквах⁴⁵(IV всел. 23). В чем еще усмотрели бы, заключено в соображениях, препятствие к тому, чтобы по примеру древней церкви, по примеру Петра Великого, возложить права наблюдения за исполнением закона, права преследования перед судом нарушений закона на церковных лиц, носящих священный сан⁴⁶?

Против высказанных с такой настойчивостью соображений позволительно привести доказательства иного воззрения на предмет, заключающийся в следующем. Духовный суд простирает свои действия на деяния лиц духовного сана, которые, сверх общего, наряду с прочими членами церкви, звания, облечены еще особыми правами и несут особые обязанности служителей Христовой церкви. Посему проступки духовных лиц, преследуемые и наказуемые духовным судом, таковы по своему существу и характеру, что, нарушая, по-видимому, только интересы частных лиц, они являются в то же время и нарушением общего порядка церкви и правил церковной дисциплины, подвергая виновных ответственности перед судом церковного закона независимо и вместе с претензией частного лица. Отсюда никакой проступок духовного лица, нарушающий, по-видимому, только права частных лиц, не может быть заглажен примирением и прощением со стороны последнего; напротив, навлекает на виновного кару и преследование со стороны закона. Согласно с сим и оговорено в законах: «дела об обидах, причиняемых духовными лицами, не могут обращаться в иск гражданский, и если обида, причиненная духовным лицом, соединена с поступком, противным достоинству духовного сана, -то хотя бы обиженный и примирился с обидевшим, епархиальное начальство не прекращает дела и подвергает виновного взысканию, соответственно проступку»⁴⁷. Чтобы уяснить целесообразность приведенного правила, обратимся к действительным примерам. Так, духовное лицо наносит кому либо оскорбление словом или действием, т. е. совершает проступок против чести и здравия частного лица, которое может преследовать и не преследовать обидевшего, простить его и примириться с ним, -смотря по собственному желанию и расположению; тем не менее, по законам церковного суда, тоже преступление считается как бы общецерковным преступлением. и виновный подвергается ответственности, независимо от жалобы и примирения частного лица⁴⁸. Еще пример: духовное лицо ведет нетрезвую и нецеломудренную жизнь, т. е. совершает такие поступки, которые, по обыкновенным законам, не дают права постороннему лицу преследовать виновного; между тем означенные поступки составляют тяжкие преступления в духовном лице, строго преследуемые и наказуемые, как пороки, несовместные с требуемыми от духовного лица нравственными качествами⁴⁹. Ряд подобных примеров можно бы продолжить, но и приведенных достаточно, чтобы принять, что, по особенности начал церковного строя и отличительности свойств священного сана, самые, по-видимому, частные деяния и невменяемые при других условиях поступки окрашиваются общим характером и получают значение нарушений общецерковного порядка и дисциплины. Таковыми преступлениями следует почесть все нарушения духовными лицами уставов церкви, небрежное исполнение обязанностей службы, злоупотребление правами своего положения и т. п.; все эти нарушения получают характер преступных не потому, что означенными поступками нарушаются те или другие права, интересы и выгоды частных лиц, а на том основании, что перечисленные поступки не согласны с началами церковных порядков, с требованиями церковной дисциплины, с существам и свойствами церковного служения. Посему, если таковы в общем проступки духовных лиц, то едва ли есть возможность оставить вообще в частных руках обвинительную власть на духовном суде и последовательно с существом предмета сосредоточивать обвинительные действия в руках духовных лиц. Исполнителем обвинительной власти на духовном суде свойственнее быть лицу светскому и притом с полномочиями прокурорской обязанности, совпадающими с правами церковного народа по отношению к предосудительным поступкам духовных лиц. Церковный народ и вообще паства ни в каком случае не пользуются и не могут пользоваться правами осуждения и низложения лиц священного сана за их проступки и преступления: права эти исключительно принадлежат обладателям церковной власти; паства в общем ее составе при виде незаконных деяний служителей церкви может только преследовать их путем жалоб, свидетельских показаний, открытых обвинений пред установленными органами, может так же протестовать против действий и распоряжений последних, коль скоро эти действия и распоряжения видимо не согласны с существом исследуемого проступка и требованиями закона. Паства уполномочивается только делать представления церковной власти о проступках своих служителей, требовать законного наказания последним; бОльшими правами паства не пользуется в настоящем случае, а потому и участие ее в духовном суде должно быть ограничено только подобными обнаружениями, совпадающими с действиями обвинительной власти.

Мы остановились на указании частных особенностей предложенного комитету проекта устройства церковного суда с мыслью осязательнее и нагляднее представить, в каком отношении выраженные в этом проекте начала устройства церковного суда находятся к предположениям духовно-судебной реформы, т. е. выработанного комитетом проекта преобразования духовно-судебной части. Начнем это сравнение с низшей инстанции духовного суда. Предложенный комитету проект предполагал образовать эту инстанцию отдельно от администрации в лице духовных судей. Применительно к сему предположению и комитет учреждает духовных судей, но жалобы на неокончательные их решения направляет не в коллегию почетных духовных судей, а в следующую ординарную инстанцию суда. При образовании этой инстанции, комитет, в виду предъявленного ему предложенным проектом требования относительно отделения судебной власти от административной и ограниченного круга духовной подсудности, проектировал не епархиальные, а духовно-окружные суды, под председательством так же архиерея, из членов пресвитерского сана, присылаемых от епархий, входящих в состав округа. Воспользовавшись предначертаниями предложенного проекта, комитет со своей стороны принял за правило, чтобы и духовные судьи, и члены окружных судов избирались духовенством при участии представителей от земства, с предоставлением епархиальному архиерею права утверждать и тех и других в качестве своих уполномоченных к отправлению правосудия. Для ограждения свободы действий и независимости мнений духовных судей и членов духовно-окружных судов, комитет принял те же гарантии, какие были указаны и в предложенном ему проекте, т. е. несменяемость судей без суда и следствия, устранение от должности только по суду и перемещение с одного места на другое только по решению, открытое и гласное судопроизводство. В устройстве высшей судебной инстанции комитет, можно сказать, шел по следам предложенного ему проекта и повторил его предположения с той лишь особенностью, что не разрешил вопроса о соборном управлении в русской церкви, признав рассуждения об этом предмете уместными более при устройстве администрации, а не суда духовного.

Существенно особенностью предначертаний комитета от предложенного ему проекта оказывается учреждение при духовных судах светского прокурорского надзора в виде особого института, -но и для этого предначертания комитета уже была расчищена почва в предложенном комитету проекте, именно в его настоятельном требовании отделения обвинительной власти от судебной. Удовлетворяя этому требованию, комитет, однако не нашел возможным идти по следам предложенного ему проекта в деле обезличения административной власти епархиального архиерея и устранить его от участия в начатии дел, возбуждении преследования против обвиняемых и предании их суду, дабы не поколебать в основе начал епархиальной администрации. Поэтому и следу. в развитии своего проекта началу отделения суда от администрации, комитет признал необходимым предоставить административной власти епархиального архиерея разрешать вопросы о предании обвиняемых суду и прекращении возбужденного против них преследования. Вследствие сего, прокурорский надзор, по проекту комитета, в деле возбуждения преследования против обвиняемых и предания их суду действует в зависимости от епархиального архиерея.

Другим существенным отступлением комитета от предначертаний предложенного ему проекта является вопрос об отношении епархиального архиерея к суду. В первоначальных предположениях касательно отношений епархиального архиерея к суду, комитет, как показывают его журналы, останавливался на мысли: не делая епархиального архиерея, по предначертанной предложенным проектом комбинации, председателем епархиального суда, комитет предоставлял ему с одной стороны право возбуждения дел о лицах духовного звания и предания их суду, с другой право утверждения и неутверждения судебных решений, с обязанностью в последнем случае перенести дело в высшую инстанцию. При этом епархиальный архиерей принимал посредственное участие и самом рассмотрении судом дела тем, что назначал от себя уполномоченного на суд для поддержания обвинения. На таких предположениях комитет продолжал стоять до самого окончания работ, пока в большинстве членов комитета не прояснилось сознание, что при осуществлении принятых предположений дело реформы не увенчается успехом, и духовный суд не будет поставлен в такие условия, при которых выяснение истины и достижение правосудия будут являться результатом развития самого судебного процесса, а не станут в зависимость от личного усмотрения. Большинство членов комитета смущало то неудобство, которое вводилось началом некоторого состязания между судом и епархиальным архиереем в том случае, если последний, не находя возможным утвердить решение суда, должен вносить протест на это решение в высший суд. Поэтому большинство членов старалось найти новую и такую комбинацию, которая бы, сохраняя за епархиальным архиереем приличествующее его сану положение, освобождало его от обвинительных функций, оставляя суду свободу действий. Словом, большинство предполагало, сосредотачивать в инициативе епархиального архиерея все первоначальные судебные функции, развитие из предоставить прокурорской официи, а самое рассмотрение дела и постановление по нему решения признать непосредственным действием судебной власти. Вследствие сего, в виду комитета образовались три комбинации, или схемы отношений епархиального архиерея к духовному суду. Это, во-первых, председательство в суде, при обязательном неучастии в административных распоряжениях по судебным делам, как того требовал предложенный комитету проект; во-вторых, возложение на епархиального архиерея прокурорских функций, с представлением ему измененного прокурорского права протеста в праве утверждения и неутверждения судебных решений, и, в третьих , сохранение за епархиальным архиереем, соответственно его положению, права возбуждение дел о духовных лицах и предания их суду, про вспомогательном во всех этих приуготовительных к суду действиях прокурорской официи. Первую схему комитет единогласно и без колебания отверг, как разрушавшую в основе существо административной власти архиерея, и не делавшую последнего действительным и самостоятельным судьей в решении дел, -вторую комбинацию защищало меньшинство, большинство же находило ее не согласной с положением епархиального архиерея и не гарантировавшей суду свободы действий и решения, -третья комбинация разделялась большинством и предлагалась на почве возможного применения к духовному суду принятого в светском начала разделения властей-административной, судебной и обвинительной, рекомендованного комитету предложенным ему проектом. Оставалось согласить разделившиеся мнения и привести работы комитета к окончанию.

Этот труд, как и следовало ожидать, принял на себя достойный председатель комитета. В первом заседании после летнего перерыва, в третий год работ комитета, 30 сентября 1872 г., председатель предложил на обсуждение комитета следующую свою записку: «Большая часть вопросов, которыми занимался комитет, для преобразования духовно-судебной части, решены членами комитета единогласно. Некоторые другие вопросы решены по значительному большинству голосов. Но два весьма важных вопроса: вопрос об участии епархиального архиерея в духовном суде и вопрос о прокуратуре в том же суде, если и решены при окончательном обсуждении их по большинству голосов, или точнее решены при равенстве голосов лишь голосом председателя (так решен собственно последний вопрос, а первый был решен действительно по большинству), то по тому только что в этом окончательном обсуждении не участвовал один из членов, который находился тогда в Киеве, но который впоследствии, прибыв на время в С.-Петербург, присоединил свой голос к стороне, не согласившейся с принятым в комитете решением. Вследствие этого, для решения двух означенных вопросов, явились два проекта: один, принятый слабым большинством в комитете, другой, составленный впоследствии новым слабым большинством, образовавшимся от присоединения к этой стороне одного нового голоса. Главная разность между обоими проектами состоит в том, что первый проект признает второй инстанцией духовного суда (в признании первой инстанции-духовных судов оба проекта согласны) епархиальный суд, учреждаемый в каждой епархии, допускает участие в этом суде епархиального архиерея, преимущественно со властью прокурора, и вовсе не допускает особой самостоятельной прокуратуры, а второй проект признает второй инстанцией духовного суда окружной духовный суд, учреждаемый на несколько соседних епархий, допускает в нем особую самостоятельную прокуратуру, но вовсе не допускает участия в окружном суде епархиальных архиереев. Первый проект очевидно более удовлетворяет началам канонического права, но не удовлетворяет вполне началам новых судебных уставов, требующим не только отделения судебной власти от административной, но и отдельной самостоятельной прокуратуры. Второй проект, напротив, более удовлетворяет началам новых наших судебных уставов, но не удовлетворяет канонам церкви, признающим за каждым епархиальным архиереем неотъемлемое право духовного суда в пределах его епархии и неприкосновенность этих пределов для всякого епархиального архиерея. Представляется еще способ решения двух вышеозначенных вопросов, и притом такой, какой может повести обе разномыслящие стороны к соглашению; представляется возможность из двух проектов, или вернее вместо двух проектов составить один, который бы равно удовлетворял и требованиям каноники и требованиям новейшего законодательства. Об этом способе и выражу здесь со всей краткостью мои немногие мысли и предложу их на обсуждение комитета. -I. Право суда духовного, в пределах своей епархии, существенное и неотъемлемое право каждого епархиального архиерея. Но из всех существенных и неотъемлемых прав архиерея есть только два такие, которыми он может пользоваться исключительно сам, и которые не может предоставлять другим низшим священнослужителям: это-право совершать таинство священства-право хиротонии- и право освящать миро для таинства миропомазания и, в частности, освящать этим миром антиминсы. Все прочие свои права, в том числе и право суда, архиерей может осуществлять и сам непосредственно, и через своих уполномоченных, предоставляя им это право. Посему-то, как известно из истории древней церкви, на соборы, которые обыкновенно рассуждали о делах веры, благочестия и церковного управления, а также производили и духовный суд, епархиальные архиереи иногда не являлись сами, а посылали своих уполномоченных из числа подведомых им священнослужителей, -и это признаваемо было совершенно согласным с канонами церкви. Посему же, как известно из истории отечественной церкви, некоторые наши архиереи имели у себя наместников из лиц иерейского сана, которым предоставляли, между прочим, и право суда в тех или других участках своих епархий. Митрополиты наши, Киприан, Фотий, Иона, имели наместников в Киеве, которым и приказывали, как гласит грамота одного из них, «и оправдания все церковные, и суды , и дела духовные управлять»⁵⁰. А у митрополита Феогноста был наместник даже в Москве-архимандрит (впоследствии святитель) Алексей, который для того именно и был поставлен от своего архипастыря, «еже рассуждать Божие люди и все церковные суды в правду по священным правилам»⁵¹. Архиепископы новгородские имели постоянно своих наместников в Пскове, которые, по данной им уполномоченности, производили церковные суды в том крае⁵².-II. Если так, то устройство духовного суда, по делам каждой епархии, можно представить в следующем виде: 1) Епархиальный архиерей сам не производит суда в своей епархии и непосредственно не участвует в нем, но производит суд через своих уполномоченных, которым предоставляет свою судебную власть. В частности: а) все маловажные дела по епархии архиерей судит через духовных судей, которые избираются духовенством епархии и утверждаются архиереем, и которые, по силе этого утверждения и этой уполномоченности, действуют потом совершенно самостоятельно и независимо от архиерея при решении предоставленных им дел (мысль, уже принятая комитетом); б0 все прочие, т. е. более или менее важные дела по епархии архиерей судит через уполномоченных от него членов окружного духовного суда, которые также избираются духовенством епархии и утверждаются в должности архиереем, и которые потом, по силе этого утверждения и этой уполномоченности, действуют совершенно самостоятельно и независимо от архиерея про решении указанных им дел. 2) каждый окружной духовный суд, учреждаемый на три, на четыре или более соседних епархий, состоит: а) из членов суда, уполномоченных (по одному или по два) от архиереев этих епархий, и б) из председателя суда, местного викарного или какого-либо другого архиерея, который назначается на должность председателя, и, следовательно, служить потом как бы уполномоченным от святейшего Синода. 3) При каждом окружном духовном суде состоит прокурор, со всеми принадлежащими ему правами и обязанностями, который назначается и, следовательно, служит потом как бы уполномоченным от обер-прокурора святейшего Синода, -III. При таком устройстве духовного суда сохраняется начала и выполняется требования канонического права: 1) сохранится право суда, принадлежащее каждому епархиальному архиерею в пределах его епархии и участие его в решении всех судебных по епархии дел. Он только судит не непосредственно, а через своих уполномоченных, и судебная власть не будет отнята у архиерея, а будет только предоставляться им самим его уполномоченным; 2) сохранится неприкосновенность его епархии от всякого вторжения в пределы ее стороннего архиерея, ибо хотя председателем окружного духовного суда будет архиерей не епархиальный по отношению к каждой из тех епархий, которые войдут в судебный округ, но членами этого суда будут уполномоченные представители епархиальных архиереев округа, которые, таким образом, в лице своих уполномоченных, сами будут участвовать на окружном суде в решении судных дел по своим епархиям; 3) сохранится то существенное, необходимое свойство окружного духовного суда, без которого решения этого суда не могли бы иметь канонической силы для епархий округа. Состоя из уполномоченных от епархиальных архиереев округа, под председательством старейшего уполномоченного от святейшего Синода, окружной духовный суд будет, действительно, образом и подобием тех окружных соборов, на которые в древней церкви собирались епископы церковных округов, а иногда присылали своих уполномоченных, и на которых, под председательством старейшего архиерея в округе или митрополита, решались судебные и другие дела, касавшиеся их епархий. -IV. При таком устройстве духовного суда сохранятся также начала и выполнятся требования новых наших судебных уставов: 1) Судебная власть в каждой епархии будет отделена от административной, так как духовные судьи и члены окружных духовных судов, получив в начале, при утверждении в должности, уполномоченности от своего архиерея, будут уже затем действовать совершенно независимо от него и самостоятельно, и будут ограждены от всякого стеснения со стороны епархиальной администрации законом; 2) прокурорская власть на духовном суде будет равно отделена от административной и поставлена на судах светских; 3) две первые инстанции духовного суда будут вполне соответствовать тем же инстанциям суда светского: духовные судьи-мировым судьям, духовные окружные суды-окружным судам».

В заключение председатель присовокуплял, что «принцип, указываемый им для устройства духовного суда по делам каждой епархии, отчасти уже принят комитетом и применен в первой инстанции-к духовным судьям, остается применить этот принцип и к окружным духовным судам»⁵³.

На изъясненном в предложении председателя мнении и на выраженных в нем положениях последовало соглашение между членами комитета и составление проекта, отличительные особенности которого составили: 1) учреждение, вместо епархиальных, духовно-окружных судов, простирающих свою власть на несколько епархий; членами таких судов являются представители епархий и вместе уполномоченные епархиальных архиереев; 2) учреждение светского прокурорского надзора, с подчинением его в своей деятельности епархиальным архиереям, и 3) утверждение членов духовно-окружных судов епархиальными архиереями, в качестве их уполномоченных.

Начертанный комитетом проект отличается от предложенного ему проекта тем, что в первом не принято предложений последнего ни относительно допущения дополнительных судей, в качестве присяжных, к составу ординарных, для усиления суда при рассмотрении дел о проступках и преступлениях духовных лиц, влекущих высшие виды наказаний, ни относительно устройства защиты при духовных судах, в лице особо назначенных для сего лиц. В этих пунктах комитет выразил свою самостоятельность и по отношению к судебным уставам. В частности, относительно недопущения в духовный суд, кроме официальных, посторонних судей с правами присяжных заседателей, для определения вины или невиновности подсудимого, комитет основался на следующих соображениях. Не оспаривая уместности, пользы и цели присутствия присяжных заседателей на суде светском, комитет в отношении к суду духовному заключил: «как ни благодетелен и ни высок по нравственному значению суд с присяжными, тем не менее перенесение сего суда в область церкви вызывает против себя не мало возражений, доказывающих его излишество. По исключительности начал устройства и существования Христовой церкви, правами суда в ней могут и должны пользоваться не все члены безразлично, а только священнослужители, представляющие собой приемников апостольского полномочия; -отсюда и в ряды присяжных для обсуждения действий других и признания их виновными или невиновными могут и должны быть допущены только те же священнослужители, т. е. люди специально духовного звания и духовной среды, к каковым принадлежат и официальные судьи. Посему, присутствие таких присяжных, как лиц равных по званию судьям и подсудимым, представляется излишним для определения вины подсудимых, -ибо официальные судьи сами знают нравы, обычаи и условия жизни обвиняемых, а потому сами могут воспользоваться всеми подобного рода данными для определения виновности подсудимого, не нуждаясь в совете присяжных». Предполагая возможность против сего возражения с той стороны, что официальные судьи судят о поступке с мыслью об ответственности за неправильный приговор, и при снесении предписаний со стороны закона, а присяжные без мысли об ответственности и по внутренней совести, комитет в своих соображениях соглашается, что «в видах большого доверия обвиняемых к суду свойственно желать, чтобы в определении их вины принимали участие посторонние судьи», но при этом замечает, что «как ни справедливы подобные соображения, -тем не менее они не согласны с особенностями духовного суда и существом обсуждаемых сим судом преступлений. Дело в том, что духовный суд есть обнаружение божественного полномочия церкви, в силу которого суд исследует, обсуждает и оценивает образ действий священнослужителей; отсюда и назначение духовного суда охранять не личные выгоды и восстанавливать не частные права, а блюсти целость и чистоту церкви, как божественного установления, оберегать ее права, законы и порядки. На сем основании действия духовного суда, особенно в деле вменения виновному его преступления, должны совершаться не иначе, как на почве закона, исходящего от церкви и изъясняющего ее мысль. Оценка преступления по указаниям общественного чувства и совести может и не совпасть с требованиями церковного закона. а это оскорбило бы авторитет церкви и чистоту ее уставов. Обсуждаемые на духовном суде преступления обыкновенно нарушают собой права и законы церкви, требования ее порядков, а потому и определение тяжести этих преступлений должно совершаться лицами особо к тому приставленными и уполномоченными, дабы было видно, что виновного осуждают или оправдывают закон церковного правосудия и ответственные исполнители этого закона. Вмешательство сюда посторонних судей с правами присяжных заседателей показывало бы, что приговор суда находится в зависимости от личного усмотрения, а потому этот приговор нельзя почесть непосредственным решением судящей власти церкви, которая одна, по соображению свойства учиненного преступления, может и простить, и наказать виновного, соразмерно тяжести совершенного преступления и в виду духовной пользы подсудимого». По этим соображениям, усматривая неуместность подчинения приговора духовного суда решениям посторонних судей с правами присяжных заседателей, комитет выразил желание, что и ординарные судьи духовного суда, действуя именем и правом церковного закона, должны иметь всю возможность применять его требования по совести и внутреннему убеждению, должны находиться в более близком прикосновении с подлежащим сему суду обществом, и их деятельность быть на виду у всего церковного народа и контролироваться его сочувствием или недовольством, одобрение или порицанием. Такого желания комитет признал возможным достигнуть другими вполне уместными в настоящем случае мерами, а именно предоставлением судьям права решать дела по внутреннему убеждению, выбором судей самим обществом, которому они служат, допущения общественного контроля их действий, при помощи гласности делопроизводства и обнародования во всеобщее сведение судебных приговоров⁵⁴.

Относительно уместности на духовном суде защиты комитет не только не встретил никаких затруднений, напротив находил ее необходимой; только при обсуждении способа ее осуществления остановился на мысли, что нет надобности в назначении специальных для сей цели лиц, а достаточно предоставить самому подсудимому избрать, кого пожелает, в защитники себе.-"Подобный способ защиты, по мнению комитета, дает более простора и свободы подсудимому оградить свои права и интересы на суде»⁵⁵.

Допуская отступления от предложенного проекта и находясь под видимым воздействием начал суда светского, комитет тем не менее с сознательной мыслью шел к выполнению предложенной ему задачи. Работы и труды комитета в свое время были предметом самых оживленных толков в литературе и печати. Печать, можно сказать, вся, без различия ее органов, единодушно и горячо отозвалась на поднятый в то время и разрабатывавшийся в официальной сфере вопрос духовно-судебной реформы, и открыла столбцы газет и страницы журналов для обсуждения, заинтересовавшего все общество вопроса. Духовные журналы представили, можно сказать, целые трактаты, посвятив оные преимущественно обозрению начал и форм духовного суда древней вселенской церкви, с целью дать историческую справку для предпринятой реформы, облегчить ее ход и подготовить более удачное решение затронутых реформою вопросов. Светские органы, со своей стороны, занявшись рассмотрением того же предмета, внесли свою долю труда в разъяснение вопроса. Если собрать и свести все, что было написано и высказано в печати по поводу предпринятой реформы, то такой сборник составил бы труд, почтенный по объему и не лишенный интереса. Некоторым восполнением этого пробела служат два выпуска книги «Предполагаемая реформа церковного суда», изданной в 1873 г. в С.-Петербурге, с дозволения московской духовной цензуры, без имени автора. Книга эта полемического характера и написана с целью помешать осуществлению предполагавшейся реформы. По содержанию книга представляет :1) записки профессора А. Лаврова, которые последний читал в комитете в качестве его члена и печатал в его мемуарах; 2) статьи того же профессора, печатавшиеся в Прибавлениях к творениям св. отцов в 1871 г., московских епархиальных ведомостях по поводу поднятой ми полемики с профессором московского университета Н. К. Соколовым; 3) заимствования из мемуаров упомянутого комитета и записок его членов и 4) выписки из статей и книг, сделанные с полемической целью, а потому и не могущие знакомить читателя с подлинными и полными воззрениями на предмет авторов этих выписок. Вся книга проникнута страстностью в тоне, переполнена порицательными выражениями и не чужда односторонности в суждениях. Пущенная в продажу книга была разослана епархиальным преосвященным; напечатанная без имени автора, книга, по последующему признанию ее издателя⁵⁶, принадлежит перу покойного литовского архиепископа Алексия, в мире упомянутого профессора московской духовной академии А. Ф. Лаврова, того самого, который, в качестве члена комитета для преобразования духовно-судебной части, выступил перед комитетом с предложенным ему и нами рассмотренным проектом реформы церковного суда по началам судебных уставов. Достойно особого примечания, что в книге «Предполагаемая реформа церковного суда» нашло себе место и приведенное выше предложение председателя комитета для соглашения его членов. Это мнение, под именем «особой теории поручения», рассматривается в книге с усвоенным ее автором приемом. Приведя означенное мнение, как «теорию поручения», книга замечает: «читатель, если и бегло просмотрел эту теорию, не мог конечно не вынести убеждения, что здесь только начато за здравие, а кончено решительно за упокой», и при этом продолжает: «эта теория есть величайшая ирония над здравым смыслом, над историей и над канонами православной церкви», и так далее в подобном высокомерном и резком тоне. В виду такого, крайне обидного и в то же время неуважительного отношения к мнению занимавшего в то время виленскую же кафедру иерарха, бывшего светилом русской церкви, позволительно, задавшись мыслью, спросить: нет ли в осмеиваемом книгой мнении каких-либо пунктов соприкосновения с предложенным в свое время автором этой книги комитету проектом реформы церковного суда? -Есть. Прежде всего общее между ними то, что мнение председателя развивало комитету духовное судоустройство на тех самых началах, на которых желал устроить церковный суд и предложенный комитету проект. Последний прямо заявлял, что епархиальный архиерей поручает духовному судье, в акте утверждения, судебную власть, а старшему члену пресвитерской коллегии председательство в епархиальном суде, так что и духовный судья под апелляцией своих товарищей почетных судей, и члены епархиального суда, под председательством своего собрата-пресвитера, решают дела уже без участия епархиального архиерея и отношения к его судебной власти, которая делегирована. Начало делегации, поручения составило основную сущность предложения председателя комитету. Посему, если порицать одно, то нельзя оставить без упрека и другое. Далее, предложенный комитету проект, мы видели, допускал возможность существования в русской церкви безепархиальных архиереев, в лице членов архиерейского сана судного отделения св. Синода, свободных от управления епархиями, подобно сему и в предложении председателя комитету нашла свое место мысль об архиереях-председателях духовно- окружных судов, не занимающих кафедр. Предложенный комитету проект требовал разделения властей вообще и в частности выделения функций обвинительной власти; применительно к сему и в предложении комитету его председателя проводилось тоже начало и устанавливались особые органы для обвинительных функций. Словом, не признавая за собой прав защитника комитета по преобразованию духовно-судебной части, а еще более его доблестного, мужа высокой учености, председателя, ради сущей правды вынуждаемся заметить, что если находят основания обвинять комитет и делать упреки его председателю за исход и результаты реформы, то в равной, если не в сугубой мере, ответственность должна падать и на составителя предложенного комитету проекта, указавшего исходные мысли и обрисовавшего дальнейшее направление работ комитета. Составитель предложенного комитету проекта первый сделал в комитет вызов ныне действующему уставу духовных консисторий, огласив секрет, что нынешнее положение епархиального архиерея в отношении к судным и административным делам покоится на источниках светских законоположений, и что распространение власти епархиального архиерея в равной мере на административные и судные постановления консисторий представляет аналогию с положением губернаторской власти в отношении к губернскому правлению в губернии. Подобное открытие и высказанное рядом с ним заявление о возможности применения к духовному суду начал суда светского, принятых в суд. уст. 20 ноября 1864 г., прямо определили направление реформы и привели ее к известным результатам в окончательных предположениях комитета.