Речь Святейшему Синоду при наречении во Епископа Новомиргородского 28-го Февраля 1863 г.
Святейшие Отцы и богомудрые Иерархи!
Один из великих рабов в дому Божием, призываемый свыше на дело служения в Церкви ветхозаветной, дерзнул пять словес противовещать воле Бога отцов своих, с притрепетностью уклоняясь от указуемого ему служения.
Если бы последнейший раб Христов, – нижайший послушник Вашего Святейшества, – стал смотреть на дело Божие с той же стороны, с коей смотрел на него древний Боговидец, то и он, призываемый на чреду нового служения в Церкви благодатной, многое мог бы противопоставить милостивому определению о нем святейшего Собора и державной воле Монарха, – отказываясь, между прочим, от высокого служения завету благодати и сознанием своего недостоинства, и скудости жизни духовной, и неможением плоти, и преклонностью лет.
Но не для того предстал я пред священный сонм святителей, приседящих кормилу Церкви Христовой. Я предстал пред него не для прекословий в столь торжественную минуту, – не для того, чтобы отказываться от дела и делания, но, чтобы отозваться на зов его, как на зов Божий, словами Пророка: глаголи Господи, яко слышит раб Твой (1Цар. 3:10), отозваться сыновним послушанием и всецелой готовностью, работать в вертограде Христовом до позднейшего вечера, и петь Богу моему, дóндеже есмь (Пс. 103:33).
Не удивляйтесь, богоизбранные преемники служения и власти Апостольской, что слово решимости высказано мной скоро и без обычных обиновений и уклонений. Кому не известно, что если в чем открывается для земнородных воля Божия, то это, по преимуществу, в единомудренном согласии святейших отцов Церкви и в богоправимой воле помазанника Божия? Мне ли же, после сего, уклоняться от святых и премудрых определений Бога Вседержителя, – мне ли, который многоразличными опытами немаловременной жизни не мог не навыкнуть смириться под крепкую руку Божию (1Петр. 5:6) и веровать, что и буее Божие премудрее человека есть (2Кор. 1:25)? Мне ли, которому суждено было слишком много обтечь не только градов и областей, но и земель и народов, и слишком много видеть разных случаев в жизни человеческой, чтобы не убедиться внутренне, что всегда и везде путь, начертываемый перстом Всемогущего, хотя бы казался иногда и узким, и стропотным, несравненно благонадежнее и спасительнее для нас, чем все те самодельные, блестящие стези, кои измышляет и начертывает нам наш собственный разум, под влиянием мирских расчетов и мудрости житейской?
И вот почему, с благоговением преклоняя колена пред неисповедимыми судьбами Того, Который один разделяет служения в Церкви своей (1Кор. 12:5), якоже хощет, не только ничего не говорю вопреки воли Самодержца и богомудрого Собора, но и с благодарением приемлю павший на меня жребий служения Господеви.
Не сокрою, что с давнего уже времени, по мере того, как круг служебных занятий моих, вне отечества, становился теснее и единообразнее: в сумрачной перспективе жизни моей, более и более виднелись мне не жезл иераршеский и не увясло епископское, но старческий посох простого инока и схимнический кукуль на горе святой. Туда, под покров Пречистыя, утро и вечер стремилась одинокая душа моя, снедаемая грустью по отчизне земной и небесной. Там, как в необуреваемом пристанище, думал я уже в последний раз и навсегда остановить свой утлый челн житейских плаваний, и, среди покаянного безмолвия, окончить в мире и безмятежия дни жизни скитальческой. И как сладки были эти тайные думы, эти сокровенные надежды! Как нередко служили они не только единственной отрадой, но и как бы животворным елеем для духа моего, непривыкшего к покою без трудов, и видимо мертвевшего без занятий урочных и обязательных?
Угодно же было благому Промыслу отменить эту стезю мою, и указать иную. Угодно было благосердому Домовладыке и меня, доселе праздна, стояща на торжищи, послать чуть ли уже не в дванадесятый час моего жизненного дня, – послать в виноград свой (Mф. 20:6,7), да делаю в нем дело Божие, дóндеже свет есть (Иоан. 12:35). О, да будет ему вечная слава, вечное поклонение и благодарение!
К вам же, святейшие Отцы и Иерархи, со благодарением дерзаю вознести и моление. Ваша богопросвещенная святыня и любовь, вся терпящая и вся покрывающая (1Кор. 13:7), удостоили меня поставить пред Господом и дать мне жребий служения (Деян. 1:23,25,26) слову благодати, – жребий, который и пал на меня. Но чрез эту благостыню вашу не сокрылась от вас присущая мне немощь естества и духа и тела моего. Да вознесутся убо, – припадаю к святительским стопам вашим, – да вознесутся от той же отеческой любви вашей прилежные и единодушные молитвы, да Бог и Отец Господа нашего удоволит и меня, недостойного, быть служителем, святейшего завета благодати (2Кор. 3:6) и по заслугам великого и вечного Архиерея, единем бо приношением совершившего во веки освящаемых (Евр. 10:14), да подаст в мне, немощнейшему, силу и благодать Пресвятого Духа, да не бесплоден явлюсь на духовной ниве благодатного делания, и не вотще прииму общение служения Христова еже во святых (2Кор. 8:4), но да принесу хотя некий плод во благо Церкви и во славу Триединого.