Слово при первом служении в Херсонском соборе 9-го мая 1863 года, в день Вознесения Господня и по принесении в город чудотворной иконы Богоматери из селения Касперовки

Устроением благого Промысла, первое появление моего недостоинства среди вас, братия и чадца мои о Господе, совпадает с великим и особенным торжеством Церкви сего богоспасаемого града.

Светел и радостен нынешний праздник вознесения на небо Христа Спасителя нашего; но святая Церковь града сего, присовокупляет к нему еще празднество не менее светлое и радостное.

Духовно созерцая в радостных песнях дня сего, восшествие, среди воскликновений, на небеса небес Царя славы, Господа и Бога нашего Иисуса Христа, ныне же верные града сего имели святую радость и телесными очами видеть пришествие к нам Богоизбранной Девы Богородицы, в чудотворной Ее иконе.

Таким образом, исшедши как бы на Елеон, чтобы с сонмом Апостолов боголепно поклониться восходящему на небо Сыну Божию, и принять от него торжественное благословение, как от Владыки неба и земли, в тоже время все мы сподобились благоговейно поклониться пришедшей к нам и Матери Бога-Слова, и принять благодатное осенение от дивного образа Ее, как Царицы Ангелов и человеков. Но к столь сугубому торжеству града и Церкви ныне произошло и еще одно празднование, невольно восторгающее духовной радостью сердца верных. Это есть празднование в честь и память одного из великих угодников Божиих, Святителя и чудотворца Николая.

Такая необычность стекшихся празднеств, чем неудержимее движет к слову и сердце, и уста, тем справедливее дух мой останавливается и недоумевает, какое слово назидания изнести вам, братия, чтобы, возвышая и восполняя общую радость многопразденственного дня, не утомить и без того уже утомленные силы и духа, и тела вашего¹. Да и не говорят ли о себе, сами собой многое, в своих духовных песнях и пениях, – не говорят ли, чуть ли не красноречивее иного живого слова, и это досточудное восшествие на небо с плотью Святейшего Богочеловека, восседающего одесную престола силы Божией, да пошлет нам оттоле Утешителя Духа, и это всерадостное явление к нам Преблагословенной Заступницы, приносящей с собой живой в приснотекущий источник благодати и щедрот для всех, прибегающих к Ней с мольбой и верой, и эта преславная память дивного чудотворца, подающего всему миру многоценное милостей миро и неисчерпаемое чудес море. Итак, да позволено будет мне, только что пришедшему к вам во имя Господне, ограничить на сей раз беседу мою кратким словом Евангельского приветствия, по заповеди Господней.

Припомните, братия, что Спаситель мира, Сын Божий, посылая в мир Апостолов возвестить миру мир, снесенный Им с неба, и приблизившееся Царство благодати, между прочим, заповедал им приветствовать те дома, в кои они входить будут, миром: входяще же в дома, целуйте его глаголюще, мир дому сему (Матф. 10:12). Святые Апостолы, свято исполняя слово и заповедь своего Божественного Наставника, так и делали. Куда ни проникали они с радостной вестью о спасении грешников, везде и всегда, письменно и устно, к целым обществам и отдельным домам, первое всего изрекали мир.

Да и чем лучше можно было благовестникам мира и примирения начинать дело свое среди примиряемых, как не возглашением к ним мира? Чем лучше и моему недостоинству, призванному продолжать Апостольское служение среди верных града сего, – чем лучше и приличнее начать сие служение, как не тем же словом мира?

И вот, вступая под кров сего дома Божия, чтобы вступить в духовное общение с вами, возлюбленные братия и чадца мои, приветствую вас миром, и изрекаю этот мир, как бы пред лицом самого Бога мира (Филип. 4:9).

Но что это за мир, составлявший и составляющий предмет Апостольских приветствий? Не есть ли это тот мир, который есть и в мире, и считается во всех странах света благом не только не последним, но и основным для благоденствия семейств и народов? Не есть ли это мир обыкновенный, принимаемый в смысле взаимного согласия, дружества и единодушия людей, живущих вместе, и обыкновенно противополагаемый распрям и раздорами? Конечно, братия, нельзя отвергать, что и такой мир действительно есть благо, и благо весьма немалое и отрадное для человека, столько злостраждущего от непрерывного междоусобия и вражды со всем, что вне его, и даже в нем самом: се что добро, или что красно, восклицает боговдохновенный царь, ублажая этот мир, после многих неизбежных браней, – се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе (Псал. 132:1), т. е, согласно, дружелюбно, любвеобильно. Итак, несправедливо было бы исключать этот мир из мира Христова, хотя еще и нельзя сказать, что это есть мир, заповеданный Христом.

Кому неизвестно, что этот мир и утверждается иногда в видах своекорыстных, и поддерживается под влиянием житейских расчетов и мудрости века сего, и потому бывает, большей частью, только наружно-видимый, без участия сердца, и, следовательно, без сочувствия к взаимным интересам миротворимых сторон. Под таким миром не редко таятся вражды самые затверделые, вековые, – обдумываются и созревают замыслы самые злобные, разрушительные. Может ли это быть миром Христовым? Но сего не довольно.

В мире есть и такой мир, который сопровождается условиями и требованиями, не только исключающими всякое уважение к справедливости и личным правам человечества, но и явно посягающими на разум и волю Божию. Само собой следует, что и приобретение, и удержание такого мира, сколько с одной стороны, трудно, а иногда и невозможно, хотя бы мы стремились к нему искренно и всеми силами, столько же, с другой – не вожделенно, потому что уничижительно и богопротивно. И конечно, это есть тот самый мир, от которого предостерегает богомудрый учитель языков, говоря: со всеми человеки мир имейте, аще возможно. (Рим. 12:18). Может ли же и это быть миром Христовым.

Но пусть будет этот мир мира с лучшими свойствами и побуждениями, и, следовательно, более достойный чтобы нам желать его, как блага высокого и многоценного. И в сем случае он не может еще быть для нас в таком размере благожелателен, в каком должен быть мир Христов. Мир, как согласие с другими, при всем своем совершенстве, не совершен, потому что односторонен. Объемля одну лишь внешнюю сторону жизни человеческой, он не может вполне удовлетворять всем потребностям существа нашего, не может успокаивать нашего духа. Мало ли есть людей, которые хранят глубокий мир со всеми, а между тем, как часто ощущают в себе самих страшную тревогу и беспокойство, страшную борьбу со своей совестью? От чего же это? От того, что этот мир, и в лучшем смысле понимаемый, есть только внешний, и так сказать, земной и человеческий; тогда как мир Христов есть внутренний и внешний, духовный и Божий.

Мир Христов есть спокойствие духа нашего, приобретаемое под влиянием Духа благодати, и не возмущаемое никакими превратностями мира. Состоя в невыразимо сладостном ощущении внутреннего самодовольства, этот мир не исключает и того мира, о котором мы говорили, а на против предполагает его, как необходимое условие, и не только предполагает, но соединяясь с ним, возвышает, усовершает и освящает его, сообразно тем началам, из которых проистекает сам он.

Источное начало мира духовного и Христова заключается, с одной стороны, в непрерывном самоотвержении и умерщвлении плотских страстей и похотей, воюющих в нас на дух наш, а с другой, – в неослабном стремлении к точнейшему согласованию всех наших мыслей и желаний, намерений и дел с волей Божией. Скажу полнее: жизнь проникнутая крепкой, как смерть, верой в Господа Иисуса Христа, и побеждающая сею верою (Иоан. 5:4) все прилоги и искушения ума кичливого и маловерного; жизнь, сопровождаемая непрерывной борьбой со грехом и со всеми его временными сладостями и обольщениями (Евр. 11:25); жизнь, протекающая среди подвигов и доблестей евангельских, ищущая во всем не своих си, а я же суть Божия (Филип. 2:21; Mф. 16:23), – ищущая не удовольствий и наслаждений, не почестей и отличий, а единого на потребу т. е. царствия Божия и правды его (Mф. 6:33); словом: жизнь святая и непорочная, хотя бы она текла и среди скорбей, лишений, озлоблений, страхов и смертей, есть единственный и самый чистый источник мира духовного. И сколько неиссякаем этот источник мира, столько же высок, вожделенен и сладостен паче меда и сота самый мир. Это есть, в собственном смысле, мир Божий. Это есть благодатный плод того вожделенного примирения нас Богови, которое составляет главную цель пришествия на землю Божественного Примирителя, Единородного Сына Божия.

Блаженны, стократ блаженны те из нас, кои благодатью Божьей стяжали этот мир, и носят его внутри себя, как неизгладимое свидетельство и запечатление Духа о их предизбрании в сосуды славы, – носят как неотъемлемый и несокрушимый залог предуготованного им вечного блаженства. Они суть, по преимуществу, сыны Божии и сынове царствия. Находясь еще здесь, на земли живых, в юдоли слез и воздыханий, они уже предвкушают сладость радостей небесных, и наслаждаются, хотя не вполне, неизреченными благами царствия. Царствия Божия они уже достигли; оно уже внутри них, и состоит, по Апостолу, в правде мире и радости о Дусе Святе (Ром. 14:17). Правда? Это–их труд святой и непрестаемой любви к Богу и ближнему, сияние дел благочестия со слезами, благодушное терпение под тяжестью креста, делание в вертограде среди зноя и жаря полуденного, хождение пред Богом во святыни Духа; а мир есть следствие правды, цель болезненного делания, радостное собиpaниe созревших классов присноживотия, награда и венец за претерпеваемые страдания, мзда многа за труд любве и непорочного хождения пред Богом. И чем более расширяется круг делания правды, тем более умножается самый мир, и, возрастая по временам до степени радости и восторга о Дусе Святе, составляет, наконец, то неизглаголанное блаженство царствия, которое, предначинаясь здесь, имеет раскрыться во всей силе и полноте там, – на небе, где правда живет (2Петр. 3:13).

Вот, братия, мир, коим Господь заповедал Апостолам и их преемникам приветствовать всех и вся. Им-то и я, недостойный, приветствую вас и присных ваших, приветствую наших чад и домочадцев, приветствую ваши дома и весь град сей, и молю восшедшего на небо Примирителя, да сам он молитвами и заступлением Пречистой своей Матери и великого Святителя и чудотворца Николая осенить вас миром пренебесным, – миром, который, утвердившись в сердцах ваших, как залог и предвкушение вечной славы, отразился бы всей полнотой своей благотворности во всех многоразличных проявлениях жизни вашей, да и не ближние токмо, но и дальние, не те только, кои суть npucнии Богу и сожители Святым, (Еф. 2:17,19), но и те, кои не суть от двора (Иоан. 10:16.) Христова², узрят его, и, познав цену и силу благодатного примирения нас во Христе с Богом и между собой, вступят и они в спасительную ограду царства Христова, и будет едино стадо и един Пастырь. Аминь.