1870 г.

1-го января писал мне из Гродно Н. П. Мезенцов:

«Сегодня Новый год, начинаю его поздравлением Вашего Преосвященства. Да пошлет Вам Господь Бог многие и многие лета на прославление святого Его имени с такою же силою и пользою Вашей пастве, как это есть в настоящее время. Подай, Господи! Письмо это идет из Гродно, где я случайно нахожусь с 29-го по поручению Генерал-Губернатора. Думал проводить старый год и встретить новый в кругу своих в Вильне, но случилось иначе, и я здесь совершенно один.

Прошу святых молитв Ваших обо мне грешном и надеюсь, что Вы верите чувствам глубочайшего уважения и нелицемерной преданности, с каковыми имею честь быть всегда и проч...»

10-го ч. писал я в Москву Преосвящ. Леониду:

«Приношу Вашему Преосвященству вкупе с Вашими присными мое усерднейшее поздравление с наступившим новым годом и желаю всем Вам новых и обильных даров благодати Божией.

Душевно благодарю Вас, Преосвященнейший, и за краткое писание, но еще приятнее было бы для меня получить Ваше пространное послание, которое Вы уже приготовили было, но удержали у себя³⁸². Если оно сохранилось у Вас, прошу прислать его мне, как предназначенное для меня и потому составляющее как бы мою принадлежность. Личного свидания ожидать еще долго, да и неизвестно еще, состоится ли оно. Если матерь Митрофания, по возвращении из Петербурга, являлась к Вашему Преосвященству, то, конечно, она изложила Вам некраткую и не весьма утешительную повесть о моем житье-бытье. Да, мое пребывание на Полоцкой кафедре не может быть названо мирным и приятным. С первого шага моего вступления на эту кафедру и до последних дней истекшего года мне довелось вести непрерывную брань с разного рода врагами и противниками; в особенности, тяжел был для меня минувший год. В настоящем году есть некоторая надежда на перемену моих общественных отношений к лучшему. Великое уже благо теперь же ощущается для меня в прекращении всяких сношений с злосчастною администрациею Виленскою; а еще более ощутил я спокойствия от удаления отсюда Губернатора Токарева. И вот, едва лишь наступил четвертый год моего пребывания в Витебске, как я встречаю уже четвертого Начальника губернии, так же, как четвертого уже Секретаря имею в Консистории. А так как, по пословице, у всякого барона своя фантазия, то изволь Архиерей применяться и прилаживаться к этим баронским фантазиям; и надобно Вам доложить, что в западном крае отношения Епархиального Начальства к Гражданскому несравненно многосложнее и запутаннее, нежели во внутренних губерниях. Нужно ли созидать и исправлять храм Божий, без гражданского Начальства ни начать, ни совершить этого дела нельзя, потому что денежный средства, отпускаемый на этот предмет от казны, в его руках. Строить ли нужно вновь или исправлять разрушающиеся постройки того или другого сельского причта, без гражданского Начальства обойтись никак нельзя. Требуется ли взыскать с прихожан в пользу священника, так называемые, обработочные за землю деньги, надобно кланяться Мировому Посреднику, или, в случае неудовлетворения с его стороны, .Губернатору. Раскольничьи ли наставники вторгаются в православную паству, или ксендзы – хищницы прелазят во двор овчий, нет иной защиты от этих волков лютых, кроме власти Полицейской. Хорошо, если эта власть сколько-нибудь сочувствует делу Православия, но большею частию случается видеть противное. Бывает иногда и то, что мелкие административные власти не прочь бы оказать нам содействие по отношению к латинской и раскольничьей пропаганде, но им грозят пальцем сверху, и православные пастыри с их паствами предаются в жертву всякого рода насилиям и поруганиям со стороны врагов. Мы просим позаботиться об ускорении церковностроительного дела, а нам отвечают, что у них есть дело более нужное и спешное – устройство театра и других позорищных храмин. Все это говорю Вам без всякого преувеличения. Призываем на помощь высшую духовную власть, или ответствуют молчанием, или говорят: терпите».

14го ч. получил я неожиданно письмо из Томска от Ректора тамошней Семинарии, Архимандрита Моисея³⁸³, совоспитанника моего по Московской Академии. Вот что писал он мне от 18-го декабря 1869 г.:

«Приближение всерадостного торжества о Рождении по плоти Господа и Спасителя нашего, Иисуса Христа, открывает мне давно желанный приятнейший случай явиться мысленно Святительскому лицу Вашему, облобызать святительскую десницу Вашу и приветствовать Вас, первый раз в Архиерейском сане, с тою пренебесною радостию, которая от ангела возвещена веем падшим сынам Адама.

Удостойте, Христолюбивейший Архипастырь, преподать в новом лете Благодати Святительское, еще впервые, благословение Ваше и для меня недостойного, да вспомоществуемый молитвами Вашими возмогу с неослабным усердием паки изыти на святое служение церкви Христовой в деле образования духовного юношества».

Я не замедлил ответом на это дружеское послание и 17 числа писал я о. Моисею:

«С братскою любовию спешу отозваться на Ваш отдаленный, но издавна знакомый и любезный мне глас. Искренно благодарю Вас за приветствие меня с торжественным праздником Рождения по плоти Христа Спасителя и вседушевно желаю Вам на новое лето новых сил и новых благих плодов в делах Вашего учебно-воспитательного служения Православной церкви.

Письмо Ваше от 18-го декабря получено мною лишь 14-го сего января: вот какое пространство разделяет Вас со мною! Из одного центра мы удалились совершенно в противоположные пункты, но да сохранится между нами навсегда духовное и молитвенное единение, для которого не может служить преградою никакое пространственное разделение!

После нашего последнего свидания в 1861 г. со мною немало уже совершилось перемен и к лучшему, и к худшему. Переход, или лучше возвращение из Академии в Москву, конечно, не может быть назван переходом к худшему, но удаление из Москвы в Витебск не могу, по правде, почитать для себя за особенное счастие. Здесь, в течении трех лет, пришлось мне испытать много, очень много всякого рода затруднений и огорчений. Но так как я никогда сам не предназначал для себя и не искал никаких должностей, а всегда шел туда, куда мне указывали идти, то и это назначение я принял с полною покорностию, как указание воли Божией. Утешаю себя тою мыслию, что после многотрудного здесь делания, может быть, Господь даст рано или поздно вкусить и плодов этого делания.

Вы как подвизаетесь на отдаленном востоке? Желал бы я получить более или менее подробные сведения о Вашем пребывании, о Ваших трудах, о состоянии вверенной Вам Семинарии, о физических и нравственных особенностях Томской епархии и, между прочим, о причине перемещения из Томской епархии Преосвящ. Алексия³⁸⁴ и о Ваших к нему отношениях».

18-го числа писал я Н. П. Мезенцову:

«Прежде всего приношу Вам усерднейшую благодарность за Ваше поздравление с новым годом. Взаимно и Вас приветствую с новым летом благости Божией и всеусердно желаю Вам обновления духовного.

У меня ныне новый год начался мирным общением с новым Начальником³⁸⁵ губернии сначала в храме Божием, и затем в его жилище. Он устроил в этот день трапезу любви, к которой пригласил меня и высших представителей Губернской Администрации. Беседа за трапезой была любезная и веселая. Вообще, со времени его прибытия в Витебск, у меня на душе стало гораздо спокойнее. Сегодня он был у меня за литургиею в домовой церкви с своею дщерию, которая недавно приехала к нему и в первый раз пожаловала ко мне. С переменою главного деятеля значительно начинают изменяться отношения ко мне и второстепенных актеров».

Смотритель Переяславского д. училища (Владим. еп.) священник А. Свирелин, составив книгу под заглавием: «Православная Вера»³⁸⁶, прислал мне экземпляр этой Книги при письме от 23-го Января, в котором изъяснил цель своего издания в следующих выражениях:

«Сообразно Высочайшему положению о народных училищах утверждать в народе религиозные и нравственные понятия, при составлении означенной книги я имел целию изложить в ней религиозно-нравственное учение Православной веры в цельном и, по возможности, полном составе так, чтобы она служила справочною и руководственною книгою для нашего православного народа, Для сего книга разделена на три части: в 1-й излагается учение веры с пояснением догматов веры примерами, избранными из Четий-Миней, и изъяснение 10-ти заповедей Божиих; во 2-й представлено изъяснение всего Православного Богослужения – общественного и частного с переводом особенно замечательных молитвословий на русский язык; в 3-й помещены примеры и правила веры и нравственности, который всего ближе могут служить руководством в быту народа».

О. Свирелин известен мне с детства, как уроженец села Афанасьевского Шуйского уезда, невдалеке от моей родины, и как родной племянник Преосвященного Архиепископа Агафангела³⁸⁷. Когда я был Ректором Московской Академии, Свирелин, бывши уже священником в г. Переяславле, домогался получить от Академии какую-либо ученую степень и просил дать ему тему для написания сочинения. Ему дана была А. В. Горским следующая тема: «Догматическое учение православной церкви по Чети-Минеям Св. Димитрия Ростовского». Когда представлено было написанное на эту тему о. Свирелиным сочинение, ему дана была степень действительного студента Академии. Материалами, собранными для этого сочинения, о. Свирелин, очевидно, воспользовался и при составлении изданной им в 1868 г. книги: «Православная Вера».

24-го января писала мне Настоятельница Виленского женского монастыря, Игумения Флавиана³⁸⁸:

«В начале Декабря прошедшего года, возвращаясь из поездки в Москву, по делам Обители, я имела в виду истинное для себя утешение удостоиться личной духовной беседы и святительского благословения Вашего Преосвященства, когда мне предстояла возможность ехать на Витебск. Но обстоятельства вдруг росположились иначе, указывая мне необходимость быть в Петербурге, и я должна была лишить себя двоякого утешения и лично представиться Вашему Преосвященству и выразить Вам глубокое чувство благодарности за высокое для меня святительское благоволение и внимание Ваше, о котором сообщил мне достопочтеннейший Николай Павлович Мезенцов. При настоящем отправлении Николая Павловича в Богоспасаемые пределы Вашего Архипастырства, я, не имея счастия воспользоваться лично милостивым приемом Вашим, принимаю смелость выразить пред Вашим Преосвященством, по крайней мере, искренность моего задушевного желания и сожаления о нечаянном препятствии».

Игумения Флавиана (в мире Екатерина Александровна Попова) уроженка Москвы, дочь Титулярного Советника. После домашнего воспитания, 16-ти лет она поступила в монастырь; в 1852 г., Августа 2-го дня, она получила пострижение в Московском Алексеевском монастыре, а в 1855 г. назначена была Казначеей того же монастыря. В 1864 г., по мысли бывшего Главного Начальника Северо-Западного края М. Н. Муравьева, состоялось Высочайшее повеление об открытии в Вильне, на месте женского латинского монастыря (Визиток), православного первоклассного Мариинского монастыря. Почивший в Бозе Митрополит Литовский Иосиф обратился к Московскому Митрополиту Филарету с просьбою избрать из Московских монастырей способную и благонадежную кандидатку, для определения в этот монастырь Настоятельницею. Жребий избрания пал на Казначею Алексеевского монастыря Флавиану, как женщину очень способную, умную и распорядительную. За отсутствием Владыки Филарета из Москвы (он был в Троицкой Лавре) мне поручено было отправить монахиню Флавиану с избранными ею из среды Алексеевских сестер в Вильну. Мне же поручено было Митрополитом, по просьбе Флавианы, избрать из диаконов Московских кандидата во священника для нового Виленского монастыря³⁸⁹.

Законоучитель Демидовского Лицея и Ярославской Гимназии, священник А. П. Лавров³⁹⁰, товарищ мой по Академии, обратился ко мне с письмом от 26 января, в котором изъяснял:

«В истекшем году напечатав труд свой «Краткий Очерк Истории Христианской Церкви»³⁹¹, я считаю приятным для себя долгом предложить Вам в дар два экземпляра его. Надеюсь, что Вы, помня прежнего своего товарища по Академии, Алексея Лаврова, примете благосклонно этот дар его и не забудете его в своих молитвах пред престолом Божиим.

После посещения Вами г. Ярославля и в частности моей квартиры, в жизни моей произошли большие перемены. В 1862 г. я поступил во священника и законоучителя Демидовского Лицея, а в 1866 г., в течение трех недель, лишился троих детей и жены. Не могу выразить словами тяжести этого лишения. Уже четвертый год идет после великого несчастия моего, но рана душевная еще слишком глубока и сильна. И опытом убедился я, что девство гораздо легче переносить, нежели вдовство. К счастию моему еще остались у меня два сына, которые и обучаются в нашей Гимназии.

Напечатанный мною Очерк Истории Христианской церкви так понравился г. Попечителю Московского Учебного Округа Князю Ширинскому-Шихматову, что он обратился в духовный учебный Комитет с своим ходатайством о дозволении ввести его в руководство во всех Гимназиях Московского Округа. Не знаю, какой ответ последует на это из Духовного Учебного Комитета. Но я осмеливаюсь покорнейше просить Ваше Преосвященство, не признаете ли Вы полезным ввести этот очерк в руководство по Церковной Истории в Вашей духовной Семинарии. С своей стороны я премного был бы благодарен Вам за это».

Желая оказать услугу доброму товарищу, я поручил Семинарскому Правлению рассмотреть составленную о. Лавровым книгу и о последующем представить с мнением. Правление, рассмотрев книгу, представило мне 23-го Февраля следующее постановление:

«Хотя отзывы Коммиссии, рассматривавшей, по поручению Правления, сочинение священника Лаврова «Краткий Очерк Истории Христианской Церкви» и говорят в пользу этого сочинения, свидетельствуя о пригодности его к употреблению в качестве учебника для учеников Семинарии по предмету Церковной Истории, но, в виду недавнего Указа, из Св. Синода, от 15-го прошлого Января за № 6, которым определяется, что, в ожидании нового более удовлетворительнаго руководства по Церковной Истории, Наставникам следует держаться по этому предмету руководства Архимандрита Иннокентия, Правление Семинарии не находит удобным введение вышеозначенного сочинения священника Лаврова учебным руководством в Семинарии по Церковной Истории».

Уведомляя об этом неблагоприятном отзыве Семинарского Правления своего доброго товарища, я писал ему:

«Очень сожалею, что Ваше желание относительно Вашего Очерка Истории удовлетворено быть не может, но Вы сами можете из представленного мне Семинарским Правлением мнения усмотреть, в чем заключается препятствие к удовлетворению Вашего желания.

Вашему семейному лишению тем живее сочувствую, что я сам, как Вам известно, испытал подобное горе. Не следует ли и Вам последовать моему примеру? Но да подкрепит и да утешит Вас Господь в этом горестном лишении Своею Благодатию!

С любовию вспоминаю я о моем пребывании в знатном граде Ярославле³⁹² и о моем с Вами свидании. С того времени много воды утекло в Вашей знаменитой Волге и много совершилось перемен в Вашей и моей жизни».

Благочинный 1-го округа Полоцкого Благочиния, почтенный старец о. Феодор Одинцов в донесении от 27-го .января за № 59-м преподал мне следующее наставление:

«В некоторых приходах вверенного мне Благочиннического округа от времен подданства, когда крестьянин имел свободного только времени вечер субботный и воскресного дня до обеда, остался обычай привозить младенцев для совершения над ними таинств Крещения и Миропомазания в субботу вечером. И таинства уничижаются, поскольку приезжают кумовья и поевши и иногда выпивши, и воскресный день лишается должного почтения не только от кумов, но и от всей деревни, в которой младенцы. Целую ночь и утро празднуют крестины, и никого с той деревни в Церкви. Ревностнейшие священники сколько ни силятся усовещевать и убеждать, чтобы перестали грешить сим своим обычаем, но мало успевают, более потому что не все одинаково восстают против сего. А не все одинаково восстают, потому что нет на это подтвердительного воспрещения в настоящее время, и не было прежде. Кроме сего долг исповеди отбывается крестьянами в одно утро. Иногда бывает так: дьячек читает и поет канон, а священник выходит к иконе Спасителя или Богородицы, и исповедует человек сто. Ни молитв к исповеди, ни молитв ко причащению не читается, и нет времени прочитать их. И сие чинится собственно, потому что не было слова от Архипастыря. Самим священникам трудно устоять против исстари введенного обычая. Печатное слово Вашего Преосвященства, прочитываемое по церквам, могло бы и скоро и удобно исправить и недоумения разрешить по сим важным предметам, подлежащим Святительскому разрешению. Сами священники этого желают. А и народ православный сначала, может быть, поскучает, а потом, достойно в первом случае почтивши св. Таинства, а во втором освятившись исповедию и причащением, возблагодарит Бога за свое вразумление. О чем честь имею нижайше донести Вашему Преосвященству и ожидать разрешения».

28 ч. писал мне из Вильны Н. П. Мезенцов:

«Вместо того, чтобы иметь счастие быть уже у Вашего Преосвященства, я еще здесь в Вильне. Причина этому бывшая болезнь, и семья, в виду свирепствующих морозов, обязала меня остаться с нею до 3-го февраля. На это я должен был согласиться и только поэтому не мог быть в Полоцке, как я предполагал, и сегодня или даже вчера иметь радость душевную поклониться Вам, мой святый Владыко. У нас и сейчас 16° мороза и нет дня, чтобы не случилось на железной дороге какого-нибудь несчастия.

О вчерашнем столкновении поездов, вероятно, осторожно известят в газетах, т. е. не скажут правды. Гласность, как видно, нужна только для того, чтобы рассказать, как ничтожный воришка вытащил у меня платок из кармана, а о тех ворах, которые наживаются от железной дороги и убивают людей³⁹³, нельзя говорить, чтобы не раздразнить высокопоставленных двигателей своих интересов.

Грустно видеть существующее повсеместное зло и, конечно, нескоро дождемся мы доброго порядка. Такова-то кара над нами небесная! Кроме разговоров о происшествиях на железной дороге здесь беспрестанно слышишь об обливаниях женщин кислотою, что, впрочем, завелось уже с успехом в Петербурге. Указывают виновниками этой забавы нищих мальчишек и господ, прилично одетых, а уличить никого не могут, хотя заботливое Начальство очень горячится. Простите, святый Владыко, что занимаю Вас этими рассказами.

Чувства безграничной моей к Вам преданности и глубокого уважения известны Вашему Преосвященству. С ними был и буду до гроба».

29-го ч. получил я из Петербурга от Действ. Ст. Сов. Ник. Александр. Новосельского письмо (вероятно, циркулярное ко всем епархиальным архиереям) следующего содержания:

«Дух религиозного неверия, возникший в последние годы и развивающийся в некоторых слоях нашего общества, в особенности же в среде молодого поколения, способного увлекаться всякого рода учениями, имеющими вид истины и выдающими себя за научные результаты современного знания, возбудил во мне желание предпринять издание Сборника сочинений современных писателей, под заглавием: «Материализм, наука и христианство». Характер этого издания чисто апологетический. Избранные, как уже вошедшие, так и имеющие войдти в состав Сборника сочинения, при внутреннем, строго христианском, направлении, отличаются, сколько своим беспристрастием, столько же глубоким знанием избранных предметов. Все современные теории неверия, касающиеся основных истин религии вообще и христианства в особенности, найдут в Сборнике полное и беспристрастное раскрытие своих слабых сторон и ясное указание кроющихся в них недостатков и заблуждений. Современное неверие любит прикрываться авторитетом науки, и в ней одной ищет своей опоры. Соответственно этому и посвященные рассмотрению современного неверия, во всех его родах, сочинения имеют характер чисто научный и принадлежат перу таких писателей, которые составляют авторитеты даже в Европейской литературе. Изложение этих сочинений самое популярное и общедоступное.

В настоящее время изданы и находятся в продаже пять книг, содержащих в себе семь сочинений, печатаются и скоро выйдут из печати две, и много капитальных сочинений уже переведено на русский язык и ожидает своей очереди для напечатания. Но двухлетний опыт этого издания уже показал, что столь серьезные научного содержания сочинения, не смотря на внутренние их достоинства, не могут иметь должного распространения в среде нашего общества, без официальной поддержки и содействия, тогда как только при внимании к этому изданию общества и может осуществиться цель, к которой оно направлено. Единичные усилия в таком деле могут только бесплодно истощать средства и повести к прекращению издания, единственным побуждением к которому служит, с моей стороны, желание содействовать утверждению в нашем обществе религиозных убеждений и предохранение от гибельных плодов неверия. Духовенство ближе всего поставлено к внутренней жизни нашего общества; представители духовенства всего чаще и всего скорее могут иметь нужду в такого рода издании, при встрече с людьми, проникнутыми антирелигиозным направлением, – потому духовенство прежде всего должно и отозваться сочувствием к нему, оказав содействие к его осуществлению и распространению. В глубоком убеждении, что православное духовенство наше всегда готово оказать зависящую от него поддержку в добром христианском начинании, считаю долгом покорнейше просить Ваше Преосвященство удостоить вашим вниманием предпринятое мною издание, сделав распоряжение об извещении о нем подведомственного духовенства, с представлением права, где окажется к тому возможность, выписывать это издание и на счет церковной кошельковой суммы».

3-го (15) февраля писал мне из Парижа, принявший православие, бывший католический Аббат, о, Владимир Геттэ³⁹⁴. Письмо писано на французском языке, но я изложу его здесь в русском переводе. Вот содержание его:

«Преосвященнейший Владыко! Я отправил в Киев к Архимандриту Филарету³⁹⁵, Ректору Академии, 2 экземпляра 1-го тома Церковной Истории, на которую вы подписались.

Прошу Ваше Преосвященство, когда Вам угодно будет уплатить за 2-й том, адресовать деньги в Петербург Г. Неллье, книгопродавцу Двора Его Величества на Невском проспекте. Пересылка денег прямо в Париж сопряжена с значительными издержками. Том стоит 2 р. 60 коп. по причине потери на курсе.

Прошу Ваше Преосвященство принять изъявление моей признательности за сочувствие, которое Вы изволили оказать моему сочинению.

С почтением целую Вашу Архипастырскую руку и прошу Вас благословить меня, как покорнейшего сына Вашего, В. Геттэ, священника, доктора Богословия Православной Российской церкви.»

Скажу кстати несколько слов об о. Владимире Геттэ. Он был, если не ошибаюсь, в 1865 г. в Москве, и, между прочим, заезжал ко мне, но, к сожалению, не застал меня дома: я был в поездке по епархии³⁹⁶. В Москву привозил его известный Протоиерей Васильев³⁹⁷ для представления его Московскому Митрополиту Филарету и для испрошения ему ученой степени магистра Богословия. Владыка, зная, что о. Геттэ в то время написал уже до 40 томов разных сочинений в защиту Православной церкви против католицизма, сказал Протоиерею Васильеву, что ученые труды священника Геттэ заслуживают степени не магистра, а доктора Богословия.– И ему дана была, по ходатайству Московской Д. Академии, эта высшая ученая степень.

9 числа писал мне проф. С. К. Смирнов:

«17го февраля в Московской Семинарии назначено собрание духовенства по поводу быть или не быть Вифанской Семинарии. Прокурор предложил Духовенству Московской епархии содержать Семинарию на свой счет; иначе она должна быть закрыта. Все это относится к пресловутому вопросу об улучшении быта духовенства. Большинство заинтересованных в деле Вифанской Семинарии уверены, что отстоять ее существование не предвидится никакой надежды, тем более что Митрополит не высказал ни малейшего участия к делу, а предлагает уже, что на место Семинарии должно перейти Перервинское училище³⁹⁸. Сейчас посылаю к Гилярову³⁹⁹ записку о. Ректора Вифанского⁴⁰⁰; не знаю, напечатает ли он, но если напечатаете то имени автора не оглашайте.

Об ожидаемой реформе нашей Академии прошел слух, будто ее в нынешнем году не будет; но это, кажется, принадлежит к числу вымыслов».

В ответ на это писал я от 16-го числа:

«Приношу Вам мою душевную благодарность за Ваше вторичное письмо, которое побудило меня неотложно взяться за перо, чтобы ответствовать Вам как на это послание, так и на предыдущее от 24-го декабря.

С благодарностию принимаю Ваше искреннее желание относительно переселения моего с запада на восток. Но я и теперь уже, по милости Божией, стал несколько ближе к Востоку, отрешившись от сношений с Вильною. В самом деле, я теперь же начинаю чувствовать благодетельные последствия этой отрешенности; а еще более ощутительно для меня удаление из Витебска губернатора Токарева. По моему ли влиянию, или не по моему, состоялось это удаление⁴⁰¹, во всяком случае я чрезвычайно этому рад. В преемнике Токарева⁴⁰² видится человек совсем иных качеств.

Издаваемой г. Гиляровым газеты здесь, кажется, никто не получает, и потому упоминаемую Вами статью, если она и будет напечатана, едва ли мне удастся прочитать, хотя и желал бы. Все, касающееся Москвы, меня очень интересует. О ходе описываемого Вами дела по Вифанской Семинарии я читал в Моск. Епарх. Ведомостях, который я выписываю. Чудные дела деются у нас на Руси в настоящую пору по всем ведомствам!

Московское Общество Любителей Духовного Просвещения почтило меня званием своего Почетного Члена, о чем я получил сегодня уведомление вместе с дипломом на это звание. Не знаю, кому собственно обязан я этою честию, вероятно, Председателю Общества, новопосвященному Преосвященному Муромскому⁴⁰³, который подписал диплом. Это уже третий у меня в Витебске диплом: первые два присланы были от Исторических Обществ Московского и Одесского. Мне очень совестно, что эти почетные титулы присвояются мне незаслуженно с моей стороны, а заслуживать теперь довольно уже поздно, при моих служебных обстоятельствах. Читать кое-что я нахожу еще время, но писать решительно не могу».

12-го ч. извещал меня С. П. Оконнишников, что в настоящее время он не может, вопреки своему обещанию, приехать в Витебск, обещаясь посетить меня во время Пасхи, что он имел разговор с И. А. Ляминым⁴⁰⁴ (душеприкащиком покойного благотворителя Рыбникова)⁴⁰⁵, который в память усопшего готовь пожертвовать что-либо для Полоцкой епархии, но не знает, что для нее нужнее – вещи или деньги, и проч.

На это писал я Сергею Петровичу от 17 числа:

«Давно уже не писал Вам, потому что со дня на день ожидал Вашего посещения. Но если ожидания мои остались тщетными в прошедшем, то да утешит меня надежда на будущее. Позвольте надеяться, что Вы с Божиим благословением исполните свое слово.

О себе могу сказать утешительного только то, что с переменою некоторых внешних отношений начинает мало по малу утверждаться мое внутреннее спокойствие. Подробнее о сем побеседую при личном с Вами свидании.

О предполагаемом в память Ив. Петр. Рыбникова пожертвовании я пишу вместе с сим Ив. Арт. Лямину».

И вот что писал я г. Лямину:

«Сергей Петрович Оконнишников от Вашего имени спрашивает меня, по поводу изъявляемого Вами желания пожертвовать что-либо в пользу церквей Полоцкой епархии в память покойного Ив. Петр. Рыбникова, – что мне нужнее вещи или деньги? В ответ на это спешу ответствовать Вам, что по причине многообразных нужд церковных для нас необходимы и вещи и деньги. Есть церкви, где недостает самых необходимых утварей, как, напр., священных сосудов и напрестольных евангелий. Случается иногда так, что, если оказывается нужным совершать Богослужение в приписной к приходскому храму церкви, священник должен брать с собою священные утвари, так как другого экземпляра не имеется. Есть и такие храмы, которые требуют неотложной починки для беспрепятственного совершения Богослужения, а собственных к тому средств не имеют. Хотя Правительство и заботится о постройке и починке церквей в Западном крае, но дело это слишком медленно подвигается вперед, а между тем храмы Божии более и более ветшают, и даже некоторые из них, в ожидании исправления, остаются по десяти и более лет запечатанными. Здесь, очевидно, необходимы денежные пособия. – Итак я покорнейше просил бы Вас, достопочтеннейший Иван Артемьевич, половину той суммы, какую Вам угодно будет назначить в пользу бедствующих церквей вверенной мне епархии, употребить на приобретение священных сосудов и евангелий, а другую прислать мне для употребления на необходимые исправления ветхих храмов.

Впрочем, все это предоставляю Вашему собственному благоусмотрению и распоряжению и за всякую, оказанную Вами помощь, буду весьма признателен Вам».

Но не только пожертвования, даже и ответа не получил я на это письмо.

15-го же числа получил я от Московского Общества Любителей Духовного Просвещения Диплом на звание Почетного Члена сего Общества при следующей бумаге за № 49:

«Московское Общество Любителей Духовного Просвещения по уважению к просвещенной деятельности Вашего Преосвященства во благо православной церкви и к распространению духовного просвещения между сынами Ея, в заседании своем 5-го Февраля сего 1870 г., согласно ст. V, 2 Высочайше утвержденного положения об образовании Московского Общества Любителей Духовного Просвещения избрав Вас в свои Почетные Члены, имеет честь при сем препроводить к Вашему Преосвященству диплом на сие звание».

Само собою разумеется, что я счел долгом выразить свою благодарность за оказанную мне честь.

В 1863 г. я был свидетелем открытия сего Общества, бывши тогда Викарием Московской епархии и Управляющим Высокопетровским монастырем, при котором оное было открыто.

16-го числа писал мне племянник, студент Московской Академии А. И. Успенский:

«Прежде всего спешу поделиться с Вами впечатлениями по поводу окончательного устройства нашего Академического храма и его освящения. Мысль о нашем храме, давно лелеемая многими, теперь осуществилась на деле. Храм вполне устроен и освящен.

Благодаря усердию нашего попечителя – Толоконникова и некоторых частных лиц, наш храм благолепен. Иконостас и вся церковная утварь в нем редкие. 12-го числа сего месяца происходило освящение нашего храма. Его освящал Преосвященный Игнатий с Наместником Лавры и нашим Академическим Начальством. Освящение было торжественнейшее; после этого знаменательного обряда, за литургиею был посвящен во священника наш бакалавр Н. Фортинский⁴⁰⁶.

В конце литургии о. Ректор⁴⁰⁷ произнес глубокое слово, в котором раскрывал и значение этого храма по отношению к богословской науке и нашей корпорации. Это слово произвело на всех глубокое впечатление. Содержание этого слова подробно не передаю, потому что Вы, по всей вероятности, прочтете его в каком-нибудь духовном журнале⁴⁰⁸. После литургии, был дан в покоях О. Ректора обед; на него, кроме профессоров с их супругами, были приглашены некоторые из монашествующих Лавры и чиновных людей посада. Душою этого собрания был ктитор нашего храма г. Толоконников. Этот день, надобно сказать, был общим торжеством всего нашего Академического мира. Он сделался эпохою в нашей Академии. С него началась как бы иная жизнь.

От описания этого торжества перейду к самой Академии. В ней пока все идет по старому. Весною в ней начнутся перестройки. Что же касается меня, то я, благодарение Господу, чувствую себя недурно. При этом скажу Вашему Преосвященству, что после Рождественских каникул, вследствие полного разочарования в прежней теме, данной для сочинения на степень, я взял другую: «О чудесах с апологетической точки зрения». Эта тема по Богословию, и она мне весьма нравится. Пиша на нее курсовое сочинение, я могу хорошо познакомиться, как с положительным, так и отрицательным богословским направлением. А это будет весьма полезно для той жизни, которая мне предстоит впереди. Поэтому я теперь с удовольствием тружусь над нею. К каникулам надеюсь весь материал собрать на эту тему».

Помощник Статс-Секретаря, А. П. Вилинбахов, с которым я познакомился в Августе 1869 г. в г. Невеле, обещал доставить мне печатный экземпляр мнений по вопросу о детях священно-церковно-служительских. Но обещание это исполнил не ранее 20-го февраля 1870 г.. 22-го числа мною получены были следующие три брошюры: 1) Свод мнений Епархиальных Начальств по вопросу об открытии детям священно-церковнослужителей, для обеспечения своего существования, всех поприщ гражданской деятельности; 2) Представление Высочайше утвержденного присутствия по делам православного духовенства по вышеозначенному вопросу и 3) Отзыв Главноуправляющего II Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии по тому же вопросу.

При этом Г. Вилинбахов писал мне:

«Исполняя желание Ваше иметь некоторые записки, касающиеся последних преобразований по духовному ведомству, я покорнейше прошу Вас, Преосвященнейший, благосклонно извинить меня в том, что я не сделал этого ранее, и верить, что причиною тому послужила не забывчивость, а позднее получение мною двух из прилагаемых у сего записок»..

Выражая свою признательность за доставление мне этих любопытных записок, я писал 3-го Марта почтенному Афанасию Петровичу:

«Приношу Вашему Превосходительству искреннюю благодарность за доставление мне очень интересных для меня записок.

Читая Свод мнений Епархиальных Начальств по предложенному им вопросу, я, к удивлению, не вижу никакого по этому вопросу отзыва со стороны Полоцкого Епарх. Начальства. Видно, что оно или вовсе не представляло отзыва, или этот отзыв оказался незаслуживающим внимания.

Дай Бог, чтобы как эта реформа относительно священно-церковно-служительских детей, так и прочие, касающиеся вообще духовенства, послужили ко благу и церкви и Государства».

21-го ч. писал я к новорукоположенному (18-го января) Епископу Муромскому, викарию Владимирской епархии, Преосвященному Иакову⁴⁰⁹:

«Преосвященнейший Владыко, Возлюбленный о Господе Брат!

Усерднейше приветствую Вас с новым высоким званием Епископа. Да дарует Вам Пастыреначальник Господь И. Христос достойно ходити сего звания и право правити слово истины!

Наименование, присвоенное Вашей епископской кафедре, очень близко и любезно моему сердцу. В Богоспасаемом граде Муроме, и, именно, при Вашей настоящей кафедре, суждено было мне, как не безызвестно Вашему Преосвященству, начать служение Христовой церкви в сане иерейском. Когда Господь приведет Вас совершать святительское служение в Вашем престольном храме, не лишите и меня, смиренного некогда служителя сего храма, Вашего молитвенного воспоминания.

В Муроме остается еще в живых моя теща – старица, и при ней и около ее многочисленное семейство. Покорнейше прошу не оставить эту старицу и ее чад Вашим Архипастырским вниманием.

На сих днях я имел удовольствие получить от Московского Общества Любителей Духовного Просвещения диплом на звание Почетного Члена сего Общества, подписанный рукою Вашего Преосвященства. По всей вероятности, эта честь оказана мне по внушению Вашего Преосвященства, и потому я, воздавши обычное благодарение за оказанную мне честь Обществу, спешу выразить Вашему Преосвященству мою особенную искреннюю благодарность.

Желал бы я непраздно носить присвоенный мне Обществом титул, но, к сожалению, при моих обстоятельствах и при моем поистине затруднительном во многих отношениях положении, не имею возможности заниматься ни науками, ни литературою. Едва достает мне времени и сил исполнять обязанности своего звания и отражать постоянные нападения врагов, как внешних, так и внутренних».

Преосвященный не замедлил ответить мне, и 4-го марта писал:

«Вашим любезным посланием от 21 февраля, с приветствием по случаю возведения меня в сан епископский, Ваше Преосвященство доставили мне истинное утешение. Искреннейше благодарю Вас за такое воспоминание о мне.

Не Вам, а мне бы следовало наперед просить Ваше Преосвященство о принятии меня в общение, как новопосвященного, и я помышлял о сем, но по стесненным обстоятельствам никак не мог исполнить своего сердечного желания. Простите меня.

Знаю, что Муром нечужой для Вас город; знаю и то, что память о Вас там честно хранится. Ваши милостивые отношения к теще и ее семейству обновляют воспоминание о Вас и ставят Вас в особом свете. Вот это истинный свет!

Когда Господь приведет меня посетить Муром, я не премину посетить дом, в коем Вы жили, и увидеть Вашу тещу, если будет жива. Что касается молитвы, я и без особых напоминаний считал и считаю долгом сердца молиться о Вас на ряду с Иерархами, мною досточтимыми; могу ли забыть о Вас в Муромском Соборе?

Ваше Преосвященство, как и некиих других Иерархов, давно бы надобно включить в число Почетных Членов Общества Любителей Духовного Просвещения, но сего сделать мы не могли по заповеди в Бозе почившего Владыки, нашего незабвенного попечителя. Он удерживал нас, говоря: «наперед заявите свою деятельность, потом вводите в свое Общество Почетных Членов». Послужить Обществу можете, если захотите, распространением изданий Общества. И это будет услуга. Ваше духовенство, полагаю, богаче здешнего, и образованнее.

Мое положение во Владимире хорошо. Владыка⁴¹⁰ добрый и опытный. Помещение у меня сухое, теплое и очень достаточное. Дел пока немного. Оклад мой 2500 руб. Можно благодарить Бога. Не знаю только, насколько могу быть полезным здешней пастве. Владимир не Москва. В Москве много помощников на добро. Здесь нищета поразительная, а источников для пособий мало.

Поучите нас действовать против раскола. Здесь то и дело просят скрытые раскольники об отчислении от Православия. Сам я в деле раскола сущий невежда. Да, кажется, самый дельный ничего не сделает без денег – средства, каким с успехом пользуются раскольники при совращении Православных, а у нас где деньги? где общение, подобное раскольническому? Каждый думает только о себе... Не правда ли?!

Поручаю себя св. молитвам Вашим и прошу продолжить обо мне Вашу добрую память.

Вашего Преосвященства покорнейший слуга Иаков, Епископ Муромский».

Известный издатель сочинения: «Раскольники и Острожники», Ф. В. Ливанов, препровождая ко мне 2-й том своего сочинения, писал от 26-го числа:

«В прилагаемом при сем на имя Вашего Высокопреосвященства 2-м томе только что изданной мною новой книги «Раскольники и Острожники» рассмотрены, на основании документальных источников Министерства Внутренних Дел, двадцать две губернии в коих жили и действовали Молокане и Духоборцы, при чем приведены подлинником самое полное учение тех и других и все обряды их молений и таинств, в первый раз являющиеся в печати; в очерках «Раскольничий Племянничек» и «Раскольничья Дочька» указаны идеалы, к которым стремится молодое поколение раскольников, и разработана, на основании документальных источников, вся шумная история «Плотицынского дела», со всею темною деятельностию газет, журналов и адвокатов, защищавших миллионеров скопцов....

Так как все эти неопровержимые сведения, помимо заинтересованной публики, более всех других , нужны духовенству православному, поставленному, по самому своему назначению, в необходимую борьбу с расколом и скопчеством, то я решился сделать и свою вторую книгу несравненно доступнее для духовенства, чем для публики. Для этого я имею честь предложить духовенству вверенной Вашему Высокопреосвященству Епархии 2-й том по 3 руб. 40 коп. сер. за экземпляр и с моею пересылкою, вместо объявленной цены 4 руб. с пересылкою, т. е. духовенству епархии Вашего Высокопреосвященства уступается 60 коп. с каждой книги. Пусть книгопродавцы не наживаются на счет духовенства!

Если Вашему Высокопреосвященству благоугодно будет предоставить духовенству Вашей епархии эти облегчения в приобретении 2-го тома «Раскольников и Острожников», мною будут высланы в подведомственную Вам Консисторию 50 экземпляров (при меньшем количестве я стесняюсь сделать такую значительную уступку, как 60 коп. на каждый экземпляр) для предложения оных духовенству; деньги же могут быть мне пересылаемы за книги по мере распродажи книг, ныне же вышлются оные пока в кредит» .

3-го марта приветствовал я со днем ангела (7-го числа) Московского ученого друга моего, Капитона Ивановича Невоструева, и при этом писал ему:

«Вместе со мною приветствует Вас и достопочтенный священник Павел⁴¹¹. Он, наконец, в последних днях Сырной недели посетил меня и провел у меня целые сутки. Много мы побеседовали с ним, как о его личной судьбе, так и о его благоплодной деятельности ко благу Православной церкви. Он получил от меня согласие на собеседование и, аще Господь благословит, на присоединение к единоверию беспоповцев в Динабзфгском и Режицком уездах. Ожидаю от него приятных известий о последствиях его бесед. Когда он возвратится в Москву и Вы увидитесь с ним, полюбопытствуйте и Вы узнать от него о его пребывании и действовании в пределах Полоцкой епархии и, что услышите от него, потрудитесь сообщить и мне. Вашею приязнию он хвалится и благодарит Вас за доброе к нему расположение.

Присланные мне в прошедшем году от Н. М. Аласина в количестве 200 экземпляров⁴¹² и распространенные мною между раскольниками беседы о. Павла читаются, как слышно, беспоповцами с большим интересом и пользою. Явился у наших раскольников запрос и на другие подобные книги прежнего времени. Недавно обратился ко мне от имени раскольников один благочинный с просьбою о доставлении им для прочтения Увета, Жезла Правления и др. Думаю удовлетворить их желанию и послать им книги, какие имеются в моей собственной библиотеке.

На сих днях прочитал я в Московских Епархиальных Ведомостях объявление о выходе в свет вторым уже изданием «Письма некоему старообрядцу Поморского согласия о необходимости исповеди пред иереями в церкви». Письмо это, по-видимому, принадлежит священнику Параскевиевской, в Охотном ряду, церкви Виноградову⁴¹³. Если мое предположение справедливо и если Вы знакомы с о. Виноградовыми попросите его, пожалуйста, выслать мне 100 экземпляров его Письма, для распространения, по примеру бесед о. Павла, между здешними раскольниками-беспоповцами. Деньги высланы будут немедленно по получении брошюр».

5-го ч. Полоцкий Благочинный, священник Ф. Одинцов, доносил мне:

«Сего марта первого числа священник Бельской церкви Иоанн Влюдинский получал пособие, определенное ему за понесенные убытки при пожаре, происшедшем в его доме, и, получив пособие, отправился в лавку Русского известного ему купца. Туда, пока купец отпускал нужные для него предметы, прибыл предводитель Полоцкого Дворянства г. Б. Едва только священник успел оказать свое почтение и заявить приветствие, г. Б. такую речь начал: «Что вы, батюшка, делаете мне подрез?» «Какой подрез, я не понимаю», ответил священник. «Почему вы не выходите из занимаемого Вами училищного дома; здесь бы было сельское Правление; вы мою корчму лишаете дохода». Священник говорил: «если бы было куда выдти, я бы вышел, а на улице теперь жить не можно, детей поморозить можно». «Вы задружили с помещиком, и его корчме доход от сельского Правления, а моя корчма совсем без дохода». Священник шуточно ответил: «помилуйте, я еще поддерживаю вашу корчму.» «Ну, не шутите, батюшка»; и, вышедши из лавки со священником, сказал ему вполголоса: «Батюшка, Преосвященнейший обещал Вас послать в монастырь на шесть недель; и тогда мне можно будет распорядиться занять дом сельским Правлением.» Священник ответил: «Если заслужу и угодно будет Архипастырю, не только на шесть недель, но и на шесть месяцев, определить меня в монастырь, я повинуюсь воле моего Начальства; а все-таки мне с семейством поместиться негде, кроме сего училищного дома.» Вот какие побуждения руководят Гг. Предводителей Дворянства. И г. Посредник твердит, конечно, в угоду г. Б., что сельское Бельское Правление совсем не у места, потому что не при церкви. А оно от церкви в трех верстах; только вот беда, что там корчма другого помещика. Простите, Преосвяшеннейший Владыко, что осмеливаюсь беспокоить сим. Сердце обливается кровию, когда видишь, как благожелательствуют г. православные помещики – руководители дворянства и приставники Правительства. Вот где причина остановки обеспечения причтов домами и постройками. Отсюда возникают клеветы на духовенство и подстрекательство простого люда православного.»

6-го числа священник Малиновской церкви, Динабургского уезда, Василий Соловьев частным письмом извещал меня о последствиях бесед Настоятеля Московского Единоверческого монастыря, Иеромонаха Павла Прусского, с раскольниками Малиновского прихода:

«Тотчас по возвращении из Витебска, я начал разузнавать, какое влияние произвел инок Павел, так называемый Прусский, на Малиновских раскольников и какие плоды оставил после себя. Он, сколько я мог узнать, произвел на них очень хорошее впечатление, как своим умом, который показал в беседах с ними, так и своею аскетическою жизнию. Особенно благотворно подействовал на тех, которые еще прежде чувствовали свое заблуждение; он своими беседами с ними окончательно разубедил их в заблуждении и обратил на путь истины. – На первый раз, как передавал сам о. Павел и от других я слышал, заявили желание принять православие, на правах единоверия, до 60 человек, но только свое присоединение отложили до осени, так как те лица, которые желают присоединиться к церкви, в настоящее время собираются на работы, а по возвращении с работ будут хлопотать об устройстве церкви и к тому времени обещается приехать опять о. Павел. Сознавшие свое заблуждение, зная, что их наставники не в состоянии будут говорить с о. Павлом, написали к ним письма, в которых просили их приехать в деревню Рубенишки изащитить своих прихожан от обличений Павла Прусского, но все наставники письменно отказались беседовать с иноком Павлом и защищать их пред ним. Этим самим они посрамили своих прежних наставников и поставили их в глазах народа невеждами, необразованными и малограмотными.

Из деревни Рубенишек о. Павел был приглашен раскольниками в деревню Данышевку, где моленная, и там он провел дня два в беседе с ними; раскольники привели насильственным образом для прения с о. Павлом своего Наставника. При многочисленном стечении народа, о. Павел обличал его в заблуждении и делал ему много вопросов, но он, по своей малограмотности, не отвечал на них, или отвечал нелепо. Наконец, когда, о. Павел спросил его, кто поставил тебя во священника, народ за него со смехом ответил: «Мы человек сорок взяли из корчмы, привели в моленную и поставили в отцы». Словом, о. Павел своими беседами многих из раскольников привел в колеблющееся состояние.

После отъезда о. Павла, в расколе образовались две враждебные партии: одна из желающих возвратиться в лоно православной церкви, а другая из фанатиков раскола; хотя первая партия состоит из меньшей цифры, чем вторая, но за то она имеет более влиятельных людей, и есть надежда, что со временем первая будет иметь перевес над последней партией.

Достоуважаемый о. Павел. 27-го февраля из Малиновки отправился в Динабург, там совершал литургию и некоторых единоверцев приобщал Св. Таин, из Динабурга – в Режицу, откуда мне писал и просил выслать в город Режицу дьячка Малиновской церкви Шапкина, как хорошо умеющего петь по единоверчески. В Режицком Соборе 8-го Марта будет присоединяться к Православию, на правах единоверия, купец Маслеников⁴¹⁴.

При сем посылаю Вашему Преосвященству копию пригласительного письма, которое посылали раскольники, желающие принять православие, к своим наставникам, и копию ответа одного наставника на пригласительное письмо».

Вот эти копии от слова до слова:

«Честный Отец Андрей Севастьяновичь. Приехал сюда Павел Прускии привес с собою много древних книг, и показывает из них что священство и таинства должны быть досудного дня а безних ни как не возможно спастися и мы не знаем ему что ответить, и есть некоторые слушают его, и может быть что некоторые будут готовы склониться на его сторону, то вы честный отче уподобьтись доброму пастырю полагающему душу свою за овцы, а нетому который оставляет овцы и бегает от них оставляете их на изъядение, но потщитесь приехать прогнать его Павла словом Божиим, и истинными доказательствами заградить ему уста, а если вы отец не потщитесь победить его Павла словом истины то церковные⁴¹⁵ над нами восторжествуют и многие из наших могут иметь причину колебаться в нашем положении».

Ответ:

«1870 года февраля 23 дня панедельник,

Добрые, Осип Мерькульевичь, и Кирьян Силиверьстьевичь,

На получение Вашего писма от 22го февраля уведомляем вас что мы не будим на ваша собрание и не желаем быть никагда в вашем совети, а почему Вас все покорнейше просим не извините на том а савету Мы вам недадим никакова как вы знайте так вы про себя и разумейте, и мы от закону малоумные, а толька то знаем что как преданы мы прежними своими Духовными Отцами так мы согласны вевтом и сконьчать свою жизнь сего света, а святости нати мы толька можем в сокрушение сердца, и в Добрых Делах в том и спастися можем, и так пращайте Осип Мерькульевичь и Кирьян Силиверстьевичь, Гости Ваши и Совет Ваш как хотит, писал Семен Ипатьев по приказанию отца Духовнаго Андрея Савость, и причих прихожан Маленны».

Рапортом от 8-го числа доводил до моего сведения о своих беседах с раскольниками и о присоединении некоторых из них к Единоверию сам О. Павел. Он писал:

«Ваше Преосвященство, Преосвященнейший Виадыко, Милостивейший Отец и Архипастырь! Честь имею донести Вашему Преосвященству о том, что я, по получении разрешения от Вашего Преосвященства беседовать с глаголемыми в Вашей епархии старообрядцами, вступал в беседу с ними в Динабургском уезде в двух местах и неоднократно, в деревнях Рубенишках и Данышевке, людей было съехавшись довольно и со иных деревень, и сами они старообрядцы письменно приглашали на беседу своих наставников, но наставники отказались; на другой день после этого Данышевские старообрядцы своего наставника упросили придти; но пришедший наставник рассуждать от писания не захотел и, указывая на привезенные мною книги, сказал так: сии книги, я вижу, они наши старые книги, но мы стоим не на книгах, но на том, что нам предали наши старики, потому я от книг говорить ничего и не могу, и сказал кое-что о своих обычаях безбрачных преданных стариками, и так затем и ушел, и люди после его со мною беседовали довольно, и просили меня отслужить молебен, что я и исполнил, и они сами за молебном молились.

В Режице присоединены мною к Святой церкви, и ко исповеди и к причастию Святых Таинств допущены 8-го Марта . Режицкий купец Лука Иванович Маслеников, жена его Мавра Артамоновна, и мать его Ксения и малолетний сын его Парфений, всех 4 души.

При сем донесении честь имею препроводить Вашему Преосвященству данный мне из Консистории билет».

В выданном 20-го февраля, за № 2331, из Полоцкой Консистории билете, между прочим, было изъяснено:

«Предъявителю сего, состоящему Настоятелем Московского Единоверческого Никольского монастыря Иеромонаху Павлу, вследствие его прошения, Его Преосвященство, Преосвященнейший Савва, Епископ Полоцкий и Витебский, разрешает и благословляет беспрепятственно посещать единоверческие церкви, дома единоверцев и старообрядцев, согласных принять его и слушать поучения о присоединение к св. церкви на правилах Единоверия в Полоцкой епархии, а равно совершать для них все церковные службы, требы и даже, где окажется возможным, Божественную Литургию на Св. Антиминсе древнего освящения, имеющемся при нем Иеромонахе Павле».

9-го числа получено было мною из Петербурга от Епархиальнаго Архитектора Хр. Н. Плющевского-Плющика письмо от 6-го ч. следующего содержания:

«Относительно Протоиерея Юркевича считаю нужным сообщить, что Святейшим Синодом постановлено, если после назначенного ему Вашим Преосвященством срока он не перейдет в другую епархию, уволить его совершенно; о замене натуральной повинности, отбываемой крестьянами для обработки земли причтам, деньгами, полагается со всех землевладельцев сделать постоянный сбор, который, вместе с отпускаемыми ныне на вспоможение духовенству 19.000 рублей обратить на увеличение содержания, как сельскому, так городскому и кафедральному духовенству, до такого размера, что Кафедральный Протоиерей будет получать до 1500 руб. и никак не менее 1200 руб. содержания; делом этим спешат и остановка за сведениями от г. Главного Начальника Западного Края; об изменении вида Николаевского Собора в Министерстве Внутренних Дел очень заботятся и надеются, что недели чрез две утвердится новый проэктъ; на постройку церквей в Западном Крае сумма ассигнуемая очень уменьшена, так что, вместо просимых Церковно-Строительным Присутствием 75.000 руб., на нынешний год будет отпущено едва ли 45.000 рублей».

15-го числа, в воскресенье 3-й недели Великого Поста, совершено было торжественное открытие Витебского (епархиального) Комитета Православного Миссионерского Общества.

Еще в 1865 г. основано было, по инициативе Барнаульского купца Малькова⁴¹⁶, Миссионерскоф Общество под покровительством Государыни Императрицы. В тоже время составлен был и Устав для сего Общества, Совет Общества находился в Петербурге. Но в 1868 г. в следствие распрей, происшедших в Совете, Ея Величество изволила, признать необходимым, чтобы главное Управление Миссионерского Общества перенесено было в Москву и состояло под председательством Митрополита Московского Иннокентия, как близко знакомого с делом Миссионерства. В след затем разрешено было составить проэкт нового устава Миссионерского Общества. Составленный проэкт устава, по рассмотрении и исправлении в Св. Синоде, внесен был в Комитет Министров и затем в 21 день Ноября 1869 г. удостоен Высочайшего утверждения. По новому Уставу Миссионерского Общества, между прочим постановлено открыть в епархиях, под председательством местных Преосвященных, Миссионерские Комитеты. В конце 1869 г. разослан был епархиальным архиереям при Указе из Св. Синода новый Устав Миссионерского Общества, с приглашением к открытию Миссионерских Комитетов.

Я не замедлил отозваться на это приглашение и поспешил обратиться к своей пастве с следующим пастырским воззванием:

«По силе § 4 Высочайше утвержденного в 21-й день Ноября минувшего 1869 г. Устава Православного Миссионерского Общества, коего назначите есть содействие православным миссиям в деле обращения в Православную веру обитающих в пределах Русской Империи нехристиан и утверждение обращенных в истинах св. веры и в правилах христианской жизни, делами сего Общества заведывают: Совет, находящийся в Москве, под председательством Высокопреосвященного Митрополита Московского, и, Комитеты, открываемые в епархиальных городах, под председательством местных архиереев.

В виду открытия Комитета в Витебске, как епархиальном городе Полоцкой епархии, с целию содействия Московскому Совету, обращаюсь, по долгу Председателя сего Комитета, к православным сынам Полоцкой церкви с усерднейшею просьбою принять участие в святом деле споспешествования православным русским миссиям благотворительными приношениями.

Желающие оказать помощь Миссионерскому Обществу денежными пожертвованиями (на основании § 16 Устава, не менее трех рублей в год) и чрез то приобресть право на звание действительного члена сего Общества, приглашаются 15-го числа текущего Марта к часу по полудни в Витебекий Архиерейский дом, для избрания, согласно §51 Устава, Членов Комитета.

На этот пастырский глас с любовию откликнулись многие из православных жителей г. Витебска. В назначенный день и час, в моем архиерейском доме, собралось 65 человек.

Об открытии Витебского Комитета православного миссионерского Общества, в местных Губернских Ведомостях напечатаны были в свое время следующие сведения:

«Благая мысль содействовать успехам православных миссий в деле обращения в православную веру обитающих в пределах Русской Империи нехристиан встретила полное к себе сочувствие со стороны Витебского православного Общества.

Равноапостольное дело просвещения неверующих светом евангельского учения уже само по себе, без всяких иных соображений, одною высотою своей священной задачи сочувственно располагает к себе сердца ревнующих о славе Божией христиан. Но есть и другие причины, ручающаяся за повсеместное быстрое умножение числа членов православного миссионерского общества, споспешников этого святого дела. Наше национальное чувство глубоко оскорбляется сознанием того грустного факта, что в среде европейских государств только одно наше отечество считает в числе своих граждан грубых идолопоклонников, не познавших единого истинного Бога. При этом невольно западает в душу сомнение: может ли государство называться цивилизованным и просвещенным, когда его еще невполне озаряет невечерний свет истинного Боговедения? возможно ли быстрое и успешное развитие гражданственности в обществе, между членами которого существует такое резкое и глубокое разъединение, какое естественно должно быть, и обыкновенно бывает, между просвещенными христианскою верою и людьми, коснеющими в самом грубом суеверии и совершенном невежестве? Как пагубно может влиять подобное разъединение на развитие общественной жизни, какие может ставить преграды успехам промышленности, процветанию ремесл и улучшению экономического быта, православным жителям г. Витебска это должно быть отчасти известно из ежедневного непосредственного опыта. В нашем городе нет грубых идолопоклонников; вид кумиров не оскорбляет нашего религиозного чувства. Но большинство городского населения состоит из чтителей Моисеева закона, живущих своею особою замкнутою жизнию, преследующих свои исключительные интересы и по многим бытовым вопросам не разделяющих с нами ни наших чувств, ни наших убеждений. О грустных последствиях такого разъединения между населением нашего города, дающих себя чувствовать почти на каждом шагу, было бы излишне распространяться, так как они всем хорошо известны.

И так, когда от лица нашего Архипастыря Преосвященного Саввы, епископа Полоцкого и Витебского, последовало приглашение к участию в деле православных русских миссий, местное православное общество нф могло не откликнуться на него с полною готовностью. Действительно в назначенный день, 15 Марта настоящего года, в доме Его Преосвященства, собралось православных жителей г. Витебска 65 человек. Его Преосвященство изволил открыть собрание молитвою: Слава Тебе Боже наш, Слава Тебе..... Царю небесный.... Трисвятое.... Отче наш.... Благословен еси Христе Боже наш.... и Слава и ныне, Днесь благодать Св. Духа нас собра.... Затем протоиерей Успенского собора Василий Волков⁴¹⁷ начал чтение Устава православного миссионерского общества. По прочтении 51 § сего Устава, Его Преосвященство, приостановив чтение, объявил собранию, что звание товарища председателя комитета Витебского миссионерского общества изъявил согласие принять на себя Его Превосходительство, Г. Начальник Витебской губернии Павел Яковлевич Ростовцев, потом продолжалось до конца чтение устава. По прочтении устава всем присутствующим, желающим быть членами общества, предложено было записать на особых печатных списках свои имена и фамилии, с означением количества ежегодных взносов я единовременных пожертвований в пользу миссионерского общества. Записались все присутствовавшие в собрании. Итого ежегодных взносов объявлено на 241 руб. и сделано единовременных пожертвований 40 руб.

После сего Председатель Комитета пригласил членов общества к выборам в члены Комитета и их кандидаты и в должность казначея. На сей предмет были розданы особые печатные билетики, на которых каждый присутствовавший в собрании записывал имена избираемых им кандидатов. Большинством голосов избраны: 1) шесть членов комитета, 2) столько же к ним кандидатов и 3) казначей. Результаты выборов объявлены собранию г. товарищем председателя комитета. После чего председатель комитета объявил комитет открытым и в кратких словах выразил надежду на содействие со стороны членов комитета и членов общества святому делу православных русских миссий; потом объявлено собрание закрытым до будущего 1871 г., или до особого какого-либо чрезвычайного случая. Наконец, последовало заключительное благодарственное пение: Достойно есть... и проч.

Таким образом было положено начало истинно святому делу. Твердо уповаем, что со временем оно получит еще более широкое развитие. Без сомнения еще многие духовные и светские лица, как в г. Витебске, так и в его уездах, пожелают принять на себя звание членов православного миссионерского общества и посильными приношениями содействовать успехам православных миссий в родном отечестве. Это бесспорно святое дело слишком к нам близко, чтобы кто-либо из православных христиан, ревнующих о славе Божией и преуспеянии народном, мог отнестись к нему равнодушно».

16-го Марта получено было мною из Москвы от Е. В. Кашинцовой⁴¹⁸ письмо от 14-го ч. следующего содержания:

«Преисполненное горем сердце требует духовной пищи. Обращаюсь к Вам, как к высокому другу, изливаю пред Вами свои мысли, ищу в Вас утешителя в своей душевной скорби, день ото дня усиливающейся, и даже надеюсь получить от Вас и нужный для меня совет. Вы поймете, что одно уже слово «наследство» для меня более, чем убийственно; это ядовитая чаша, которую неминуемо я должна испить! Мне предоставлена вся движимость, она ценна; я же не только ею пользоваться, но и видеть ничего не в силах; и сужу так, что все то, что принадлежало тленному телу, должно быть наследством бессмертной души, хотя столь Вам известной своей добродетелью, молитвенно христианской, но все требующей молитв от оставшихся еще пока на земле; я жажду окончания всех сроков, установленных законом, дабы, веруя в законы небесные, получить все мне назначенное, обратить все в деньги и предоставить к Вам для исправления и украшения столь нуждающихся храмов в Вашем крае. Храм Божий не подобится неблагодарному человечеству: он и за ничтожную лепту возносить свои молитвы к Богу, и за упокой, столь близкой мне души, услышатся они на небесах. Меня эта мысль облегчает в скорби, но оттяжка времени крушит, ибо не рассчитываю на долготу своей жизни. Второе обстоятельство меня смущает и даже затрудняет: как это. все продать! добросовестных найдти трудно, никто не вложит себе в мысль, что купить ценную вещь за бесценок будет ни что иное, как отнять у церкви; к тому же какие покупщики в Шуе. Рассуждаю и так: не лучше ли мне доставить Вам в натуре вещи, как то ценные табакерки, несколько часов, золотые цепочки и проч. Может быть, Вы иметь будете случай обратить это в деньги или обменять на церковный утвари; но не знаю, как и чрез кого Вам доставить: чрез почту будет очень дорого, если выставить ценность; уменьшить, много риску. Научите, Преосвященнейший Владыко! Сверх сего, экипажи, лошади, разная мебель, может быть и библиотека светская и духовная, могут быть проданы и в Шуе, хотя за бесценок, но все таки вся выручка будет доставлена к Вам. Все же иконы тамошние и обручальное кольцо я предоставляю в Юрчаковскую церковь.

Вот, Вреосвященнейший Владыко, все, что у меня на сердце, передала Вам; скажите мне Ваше мнение и дайте, совет. Если же воля друга моего не выполнится, и найдутся люди, которые будут оспаривать мне назначенное, то я в спор не войду и буду с горем думать, что Богу не угодно мое приношение; ибо я хлопочу далеко далеко не за себя; мне ничего не надо, да и собственно для себя, как выше писала, нашла бы это отравой при взгляде на вещи того, кто уже телом давно в могиле! Господь сподобил меня причаститься на первой неделе, но какое грешное было говенье! Прошу Ваших молитв и благословения и для страстной недели».

На другой же день, 17-го ч., писал я в ответ:

«Вам угодно просить моего совета относительно распоряжения принадлежащим Вам по закону и по воле покойного супруга Вашего движимым имуществом.

Если бы у Вас были дети или ближайшие бедные родственники, без сомнения, я посоветовал бы Вам разделить между ними, если не все, то, по крайней мере, половину доставшегося Вам имущества, ибо Господь сказал: милости хощу, а не жертвы. Но поскольку у Вас нет ни детей, ни, сколько помнится мне, очень бедных родственников, то Ваше намерение принести в жертву Богу все, что неоспоримо принадлежит Вам по праву, не может не быть вполне одобрено. И если Вы, по своему доброму, христианскому ко мне расположение, предоставляете мне распорядиться принадлежащим Вам имуществом на пользу бедствующих церквей вверенной мне епархии, я принимаю на себя это поручение тем с большею готовностию, что, с одной стороны, я буду иметь возможность удовлетворить чрез сие насущным потребностям многих бедных церквей, а с другой для меня утешительно думать, что дорогие для меня имена рабов Божиих Николая и Евдокии будут молитвенно воспоминаться пред престолом Божиим не только мною, но и многими из моих сомолитвенников.

Но как это дело устроить? – Прежде всего я просил бы Вас прислать мне, при особом полуофициальном письме, хотя краткий список вещей, какие угодно Вам предоставить в мое распоряжение. Из этого списка я увидел бы, какие из значущихся в нем вещей можно было бы доставить ко мне в Витебск и какие из них могли бы быть проданы на месте. О доставлены вещей в Витебск Вам не нужно будет самим заботиться, я укажу Вам способ к их препровождению. – В случае продажи ненужных вещей на месте, т. е. в Шуе, я могу обратиться с просьбою к моим тамошним добрым знакомым принять участие в этом деле и охранить церковный интерес.

Что касается библиотеки, то я думал бы поручить Шуйскому Соборному Протоиерею о. Владимиру Цветкову составить краткий каталог книгам, из коих одни, может быть, с пользою могли бы быть отданы в здешние, крайне скудные, церковные библиотеки, другие библиотеки училищные, иные же остались бы в Шуе для продажи.

Угодно ли Вам принять такие мысли? Если будете писать ко мне, потрудитесь известить меня и о том, когда минуют все законные сроки, после которых Вы будете иметь уже полное и неоспоримое право распорядиться Вашим наследством по своему усмотрению.

Пишу эти строки 17-го числа, в день Алексия Божия человека, и припоминаю, что в этот день когда-то я, по приглашению покойного Николая Андреевича, совершал литургию в Вашем прежнем приходском храме и имел у Вас радушную трапезу. Памятником этого служения сохраняются у меня до сих пор пожалованные мне Николаем Андреевичем столовые часы, которые каждый день напоминают мне о почтенном дарителе».

24 ч. писала мне из Москвы Е. В. Кашинцова:

«Перечитывая последнее письмо Ваше, останавливаюсь на словах: «Господь сказал: милости хощу, а не жертвы». Разбирая состояние моих близких, даже очень близких моему сердцу, трех моих племянниц, которые уже замужем и детей имеют, дочерей покойной сестры моей, с которой мы составляли одного человека, я, по духовному завещанию, предоставляю им все свои имения после себя – 950 душ, более чем по 300 душ на каждую, весь свой капитал, хотя неогромный, вещи, серебро и всю решительно свою движимость. Московская движимость покойного спутника моей жизни назначена мною в продажу. Я, призвав мебельных торговцев и объяснив им, на что будут употреблены вырученныя от продажи деньги, просила их, чтобы они по совести оценили и купили то, что принадлежит церкви. Но, как Вы думаете, Владыко, во что они оценили шесть комнат, наполненных мебелью и зеркалами? – во сто рублей! Добросовестно ли же это? А на замечание мое, что делают грех пред Богом, ответили: «что вмешивать Бога в наши дела». После этого, что будет в Шуе, где средств мало для сбыту! все пойдет за бесценок! Ваше предложение принимаю с признательностию – это обращение Ваше с просьбой к Вашим хорошим знакомым в Шуе принять участие в тамошней продаже и охранить церковные интересы; это будет милость Ваша для меня. О библиотеке Вы прекрасно придумали. Целую Вашу благословляющую руку».

30-го ч. получено было мною от священника Покровской в местечке Креславке церкви, Динабургского уезда, Александра Рылло донесение следующего содержания:

«Почтительнейше имею честь довести до сведения Вашего Преосвященства случившиеся события в последнее время в местечке Креславке. Эти события тем более важны в интересе Православнорусского дела, что в них невольно замешан Пристав 2-го стана Динабургского уезда Димитриев. 22-го марта, по распоряжению Господина Начальника губернии, Пристав должен был заявить в костеле Милостивейшую волю Монарха о дозволении читать молитвы, поминать Императорский Дом и говорить проповеди, если прихожане пожелают, на русском языке. Римскокатолическое духовенство, по врожденной ненависти к Православным и к русскому делу, заблаговременно успело, как видно из некоторых данных, внушить своим прихожанам –латышам, что Пристав будет читать им русскую проповедь и заставлять католиков принимать Православие. После такого со стороны Ксендзов внушения, только что успел Пристав войти в костел и начать первые слова указа, как многие с проклятием бросились вонь из костела, а большинство начало теснить Пристава; Пристав, не желая подвергнуть свою жизнь опасности, вынужден был бежать в ризницу и просить настоятеля успокоить народ; настоятель нехотя исполнил его просьбу, – ему довольно было двух слов сказать, чтобы прекратить волнение, и Пристав с тем и ушел.

О чем доводя до сведения Вашего Преосвященства, осмеливаюсь просить милостивейшего заступничества пред Его Превосходительством, если, по проискам католиков, могут выйти неприятности для Пристава Димитриева. Католики по своей ненависти к Приставу, как вполне преданному русскому делу и весьма аккуратному по своей обязанности, могут интригововать пред начальством и сместить его. Подобные последствия весьма будут чувствительны для малого моего стада и для меня самого, поставленного между иноверцами; я не буду иметь надежной опоры в деле моего пастырского служения, со стороны полицейской власти, а Димитриев в короткое время успел многим заявить себя на пользу нашей Православной церкви.»

30-го ч. писал мне из Москвы К. И. Невоструев:

«Всеусерднейше благодарю Ваше Преосвященство за Ваше архипастырски-снисходительное и благожелательное послание, каким изволили Вы почтить новолетие моего неключимства. Да. вознесет Господь Ваше снисхождение и ущедрит благосердие дарами благости Своей! Прошу также прощение, что на все это отвечаю так поздно. Я хотел писать Вашему Преосвященству непременно с попутчицами – при сем следующими брошюрами. Но о. Редактор Душеполезного Чтения, проводя меня недели с две, доселе не давал им вида на выход из типографии, где почему-то замедлил и нынешний №-р его журнала. Подождал еще я из С.-Петербурга оттисков моей Рецензии на сочинение г. Хрущова; но известился, что Академия Наук к будущей в С.-Петербурге выставке готовит какое то громадное издание, всем на диво, занимающее теперь по неделям и месяцам наборщичьи , и прочие руки типографии, и что при этом там бывает не до Уваровских отчетов и не до нашей, им соприкосновенной, мелкой сошки.

Брошюрки о имени Спасителя, по усмотрению Вашему, благоволите раздать, Ваше Преосвященство; в крае Вашем, обильном. раскольниками,: может быть они будут не лишни.

При писании письма сего прибыль ко мне на днях возвратившийся в Москву, о. Павел Прусский. Он передал мне Ваше Архипастырское благословение и благовнимание, за что паки приношу Вам свою признательность. По краткости первого свидания не мог я многого узнать от него о состоянии раскола в стороне Вашей, им посещенной. В Режицком и другом, смежном с Динабургом, уезде, он находит корень всего тамошнего раскольничьего зла, весьма сожалеет, что в обоих этих уездах среди раскольников, жидов и поляков всего только две церкви для православных и просит ходатайствовать пред Вами о Вашем Архипастырском вспоможении тамошнему мировому посреднику, предпринявшему построение церкви, по которой, говорит, хорошо бы еще другую и третью церковь вновь построить. Несмотря на множество расколоучителей и закоснелость многих слышать слово истины, о. Павел заметил сочувствие к церкви православной многих способных и преданных ей состязателей с раскольниками, на коих он имеет большую надежду. Так при совершении в одной часовне о. Павлом богослужения на лицах многих показалось умиление и даже слезы; старик, один из первых расколоучителей, почувствовав свое заблуждение, просил о. Павла прислать ему из Москвы книг против раскола; многие толпы говорили, что мы близки к дверям церкви, да поповские грехи всему мешают (вольности, несоблюдение постов и неподобное житие), и убедительно просили о. Павла посетить их на следующую зиму. О. Павел сам, впрочем, будет писать Вам, и нередко, как просил я его. Вседушевно он предан Вашему Преосвященству, будучи до глубины тронут явленною Вами к нему снисходительностию, простотою и о Христе общительностию.

К прискорбию у нас в Москве дела по расколу отнюдь не утешительны.... Братство не только не открыто, но (ut pro te solo dicam) встретило сильного противника в Преосвященном викарии старшем⁴¹⁹, подавшем Владыке⁴²⁰ протест против самой мысли о нем, яко бы унижающем и ослабляющем Епархиальное Управление, обличающем в неспособности, или недеятельности местное духовенство, подвергающем опасности церковь, и т. д. (Мысли, кажется, внушенныя со стороны). Хотя Владыка-Митрополит сам и расположен к открытию Братства и еще в Январе писал из Петербурга об открытии его, но этот протест; кажется, имеет на него впечатление. Впрочем, мы не теряем совсем надежды. Но вред уже в том, что тратится золотое время, остывает ревность в основателях и членах Братства, мало по малу расходящихся врознь, и, пожалуй, совсем пропадет мысль о нем.

Недавно, по моей рекомендации, приобретен покупкою в Московский Успенский Собор великолепно писанный и украшенный служебник, который в этот самый собор в 1604 г. приложил по себе и своих родителях Патриарх Иов. Известие об этой рукописи, замечательной и в отношении к расколу вскоре будет в Москов. Епарх. Ведомостях. Раскольники хотели бы купить ее дорогою ценою для служения своему Антонию Московскому, также и Солдатенков, да поздно⁴²¹.

Вышла книга, изданная трудами А. Е. Викторова «Славяно-русские рукописи В. М. Ундольского»⁴²², им самим описанные где Безсоновская⁴²³ уязвляется и наше Описание Синодальной Библиотеки, т. 1-й; Замечание недостойное такого имени, на которое однако нужно ответить. Часть его библиотеки, оставшейся от покупки в здешний музей, от душеприкащика А. И. Хлудова мне презентованную, посылаю я ныне на память о Вашем Преосвященстве во Владимирскую Семинарию».

31-го ч. писала мне из Москвы известная уже благотворительница М. С. Смирнова и, препровождая квитанцию, извещала меня, что она послала для бедных церквей несколько шелковых пелен, платов и воздухов ее собственных трудов, при чем обещала денежную помощь для церкви женского училища.

В двадцатых числах марта приехал в Витебск, для ревизии здешней Гимназии и др. учебных заведений, новый Попечитель Виленского Учебного Округа Николай Александрович Сергиевский⁴²⁴ и пробыл здесь до конца месяца. Я обрадовался ему, как самому близкому родному. Как Москвич родом и как родственник покойного Митрополита Филарета (он был ему двоюродный внук), Николай Александрович известен мне с давнего времени: я знал его еще студентом Московской Д. Академии; видался с ним, когда он был Инспектором Московской Практической Академии; бывал у него в Петербурге, когда он был Директором Канцелярии Обер-Прокурора Св. Синода.

Бывши в Витебске, Н. А. почти каждый день посещал меня: то приезжал к обеду, то являлся вечером, и мы с ним вели о разных предметах самые искренние, откровенные беседы.

Изложу здесь, сколько могу припомнить, эти дружественные беседы.

Расскажу прежде всего о том, как Николай Александрович из Директора Канцелярии Обер-Прокурора Святейшего Синода сделался Попечителем Виленского Учебного Округа.

Предшественником Сергиевского на должности Попечителя округа был Тайный Советник Помпеи Николаевич Батюшков ⁴²⁵. Батюшков, как ревнитель православия и русской народности и притом пользовавшийся вниманием Государыни Императрицы, не слишком подчинялся власти Генерал-Губернатора А. Л. Потапова и не разделял его политических воззрений, потому и не пользовался его благорасположением. Потапов искал случая удалить Батюшкова, как ему несочувственного и для него неудобного. Случай этот не замедлил представиться. Служащие по учебному ведомству давали в Вильне обед, если не ошибаюсь, Помощнику Попечителя Округа (Шульгину)⁴²⁶, отставленному по распоряжение Потапова от должности. В обеде принял участие и Батюшков. Очевидно, что этот обед был демонстрацией против Потапова. Это было осенью 1869 г. Потапов не выдержал, немедленно отправился в Петербурга и, явившись к Государю, пал на колена и со слезами умолял Его или удалить Батюшкова, или ему самому дать другое назначение. Государь, разумеется, предпочел оставить в Вильне Потапова. На другой или на третий день после этой трагической сцены, является к Государю в Царском Селе с обычным докладом Министр Народного Просвещения, Обер-Прокурор Св. Синода тож⁴²⁷. Государь, встречает Министра такими словами: «Я удалил Батюшкова от должности; кого ты укажешь на его место?». Это было так неожиданно для Министра, что он не знал, что отвечать Государю. Однако ж Министр сказал: «Ваше Величество, В настоящую минуту я не могу иметь в виду ни одного кандидата, разве если позволите указать на Директора моей Канцелярии по званию Обер -Прокурора Синода, Сергиевского».–"Ну, хорошо,–сказал Государь,–представь его».

Граф Димитрий Андреевич Толстой, возвратившись из Царского Села в Петербург часов в восемь вечера, и подъехавши к. квартире Сергиевского на Невском проспекте (в одном доме с Графом), вызвал его на тротуар (в квартиру не хотел войти, потому что у кого то из них в семействе существовала прилипчивая болезнь – скарлатина или корь) и здесь, под открытым небом, объявил ему Царскую волю о новом высшем назначении. Эта нечаянность, без сомнения, изумила Николая Александровича. Но как ни почетна была должность, на которую его назначали, он не слишком ей обрадовался; ему не очень хотелось оставлять Петербург; тем не менее должен был покориться Высочайшей воле.

Обращусь затем к предшествующей службе. Н, А. Сергиевского. Вот что мне сделалось известным о ней из его бесед.

По окончании курса в 1856 г. в Московской Дух. Академии, Николай Александрович оставлен был при той же Академии по должности Бакалавра по классу Библейской истории и Греческого языка.

В Марте 1858; г. Н. А. выбыл за границу под предлогом изучения состояния Духовноучебных заведений, но в самом деле для воспитания детей Графа Путятина⁴²⁸, проживавшего в Лондоне. Граф Путятин: обращался: к Обер-Прокурору Св. Синода, Графу Александру Петровичу Толстому с просьбою отрекомендовать, ему образованного и благонравного учителя, для его детей из воспитанников Духовной Академии. Граф Толстой, по указанию Московского Митрополита Филарета, отрекомендовал Сергиевского. Но Сергиевский оставался за границей только года полтора, успевши в это время совершить путешествие по Франции и Германии с целию ознакомления с состоянием тамошних духовно-учебных заведений, о чем им и представлен был Обер-Прокурору обстоятельный отчет⁴²⁹. В конце 1859 г., он возвратился в Петербург, отрекомендовавши на свое место Графу Путятину совоспитанника своего по Академии Ник. Кир. Соколова⁴³⁰, бывшего также бакалавром в Академии по классу Новой русской Гражданской истории.

По возвращении в Россию, Сергиевский состоял некоторое время на службе по Морскому ведомству, где очень близко познакомился с Графом Д. А. Толстым, служившим также в этом ведомстве. Оттуда перешел он на службу в Св. Синод и занял должность Обер-Секретаря Канцелярии Синодской.

В конце 1864 г., он поступил на должность Инспектора Практической Академии в Москве, и здесь женился на купеческой дочери Елизавете Александровне. При избрании его на эту должность произошла сильная борьба между двумя купеческими партиями. Конкурентом его на эту должность был Бакалавр Московской Дух. Академии, старший его двумя курсами, Н. И. Субботин. На стороне Субботина был известный Московский богач А. И. Хлудов, а на стороне Сергиевского – его могущественный дед Митрополит Филарет. Авторитет Филарета восторжествовал над усилиями богача Хлудова.

Но слишком недолго суждено было оставаться в купеческой сфере г. Сергиевскому.

В мае или июне 1865 г. оставил должность Обер-Прокурора. Св. Синода А. П. Ахматов. Его место занял друг Сергиевского, Граф Дм. Андр. Толстой, который едва успел вступит в новую должность, как сейчас же поспешил обратиться к Сергиевскому с приглашением поступить к нему на службу и занять должность Директора его Канцелярии. Сроку для размышления дано было не более недели. В это время случилось мне быть в Практической Академии на экзамене по Закону Божию. После экзамена и обычного роскошного обеда, я зашел на чай к Инспектору Академии Сергиевскому. Он поведал мне свою тайну и просил моего совета. Я, разумеется, не затруднился дать ему решительный совет воспользоваться столь лестным приглашением.

Чрез неделю или две Я. А. Сергиевский был уже в Петербурге и вступил в должность Директора Канцелярии Обер-Прокурора Св. Синода.

При взаимном доверии между Обер-Прокурором и Директором его Канцелярии, ;при живых способностях и крепкой энергии того и другого, закипела живая и быстрая деятельность по делам Синодального Управления. Сергиевский был правою рукою и верным орудием в руках предприимчивого Графа. Все важнейшие бумаги по делам Синодским писались рукою Сергиевского и он посвящен был во все тайны Синодального Управления.

Со вступлением Графа Д. А. Толстого в должность Обер-Прокурора Св. Синода начались по духовному ведомству многие очень важные и радикальные реформы, но в какой мере необходимые и полезные – это другой вопрос. Одною из первых реформ была реформа духовноучебных заведений. Правда, мысль об этой реформе явилась еще прежде. Еще в 1860 г. при Обер-Прокуроре, Графе Александре Петровиче Толстом, учрежден был Комитет, под председательством присутствовавшего тогда в Синоде Преосвященного Димитрия, Архиепископа Херсонскаго⁴³¹, для изыскания способов к улучшению состояния духовных училищ. Предположения этого Комитета в 1862 г. были разосланы к епархиальным архиереям для обсуждения и соображения с местными условиями. Из представленных по сему предмету от Преосвященных отзывов сделан был систематический свод. Соображения этих отзывов с предположениями Комитета 1860 г. привели к убеждению в необходимости подвергнуть вопрос об устройстве духбвно-учебных заведений новому обстоятельному обсуждению. С этою целию 19го Марта 1866 г. был открыть новый Комитет из четырех духовных и такого же числа светских лиц, под председательством Митрополита Киевского Арсения⁴³², с назначением в помощь ему присутствующего в Св. Синоде Преосвященного Нижегородского Нектария⁴³³. Делопроизводителем же в этом Комитете, и, следовательно, главным деятелем был Директор Канцелярии Обер-Прокурора Сергиевский. Между тем, Митрополит Арсений, открывши в апреле действия Комитета, отправился в свою епархию, передав председательство в оном Преосвященному Нектарию. Новому Председателю, при его ограниченных способностях, очень не легко было, как передавал мне Сергиевский, руководить занятиями Комитета, где собраны были люди даровитые и ученые. Но Преосвященный Нектарий нашел простое средство преодолеть все затруднения: он поставил себе правилом беспрекословно исполнять, под руководством Сергиевского, все желания и даже прихоти Обер-Прокурора; и это человекоугодничество доходило в нем даже до смешного. Но как бы то ни было, а Комитет исполнил свое дело, в декабре того же 1866 г. окончил свой труд; и не знаю, получили ли за этот труд каки-либо награды Члены Комитета, а председатель удостоен был сана Архиепископа. Но так как этот Архиепископ до того времени имел только одну звезду Аннинскую, что казалось несообразным с достоинством этого сана, то Сергиевский внушил Обер-Прокурору исходатайствовать другую звезду –Владимирскую, которою он и был украшен чрез несколько месяцев по получении архиепископского сана.

Составленные Комитетом уставы и штаты православных семинарий и духовных училищ в 14-й день мая 1867 г. Высочайше были утверждены. Оставалось теперь вводить их в действие.–Труд этот на первый раз возложен был на Сергиевского, как главного деятеля в составлении новых уставов.

В начале июня того же 1867 г. он командировать был в те Семинарии и училища, которые в этом году назначены были к полному преобразованию, согласно с новыми уставами, а именно, в епархиях: Астраханской, Костромской, Нижегородской, Рязанской и Самарской.

Результаты этих ревизий изложены были в свое время в печатных отчетах, но мне довелось слышать из уст почтенного ревизора нечто такое, что не вошло в эти отчеты. Ревизуя учебные заведения, Н. А. естественно должен был входить в более или менее близкие сношения с епархиальными архиереями, и при этом ему доводилось немало видеть и слышать о действиях и образе жизни того или другого из Преосвященных. И вот что он сообщил мне о некоторых из них.

Преосвященный Нижегородский Нектарий окружил себя родственниками, которые злоупотребляли своею к нему близостию; в особенности много терпела паства от его брата –домашнего секретаря. Ропот дошел до Синода, и ему велено было удалить этого Секретаря. Преосвященному хотелось, чтобы в честь его учреждена была стипендия в каком либо из учебных заведений; но как духовенство не находило это для себя возможным, то он дал на этот предмет свои собственные деньги.

Преосвященный Иринарх⁴³⁴, Архиепископ Рязанский, не сочувствуя духовно-учебной реформе, заявил Сергиевскому, что он не желает далее оставаться на епархии, и 29-го августа 1867 г. уволен был на покой. Губернатор и граждане ходатайствовали пред Синодом о назначений на его место Ректора Рязанской Семинарии, но так как эта последняя найдена ревизором не в удовлетворительном состоянии во всех отношениях, то о. Ювеналий не только не был удостоен епископского сана, но и удален был от ректорской должности.

Астраханская семинария найдена ревизором крайне расстроенною по всем частям управления, так что предстояла опасность вовсе закрыть ее. Корпорация семинарская разделена была на партии; между начальствующими и наставниками была личная вражда, дошедшая до печатной полемики. Главным виновником этой вражды был племянник Преосвященного Архиепископа Афанасия⁴³⁵. Не благоприятны были к Семинарии отношения и самого Преосвященного, который, погрузившись в немецкую ученость, вел совершенно замкнутую жизнь. При этом он страдал по временам и нравственным и физическим недугом: у него на руках было нечто в роде проказы. Оттого он весьма редко служил, а проповедей никогда не сказывал, не смотря на свою глубокую ученость. Преосвященный Афанасий так же, как и архиепископ Рязанский, заявил Николаю Александровичу о своем желании идти на покой; однако ж свое желание привел в исполнение не ранее 1870 г.: он уволен был от управления епархиею 6-го Апреля этого года и поселился в Болдинском заштатном монастыре, близ Астрахани.

Новыми уставами духовно-учебных заведений многие из епархиальных Архиереев были недовольны, в особенности Архиепископы Казанский⁴³⁶ и Камчатский (Иннокентий)⁴³⁷.

Едва были обнародованы новые семинарские и училищные уставы, как Преосвященный Антоний, Архиепископ Казанский, поспешил выразить письменно Св. Синоду свой протест против них, хотя известно, что он и сам, бывши на кафедре Смоленской, был не доволен прежним Семинарским и училищным уставом, и, с разрешения Св. Синода и Высочайшего соизволения, допустил значительные изменения в учебной программе Смоленской Семинарии и подведомых ей училищ⁴³⁸. Протест Архиепископа Антония передан был на рассмотрение Сергиевскому, который с основательностию опроверг все замечания, сделанные на новые уставы Преосвящ. Казанским. Последствием горячего и не вполне основательного протеста было то, что Св. Синод сделал строгий упрек автору протеста.

О протесте Камчатского (впоследствии Московского) Владыки будет речь впереди.

В беседах с Николаем Александровичем я не мог не коснуться незабвенного как для меня, так и для него, почившего в Бозе Митрополита Филарета. И вот что, между прочим, раскрылось для меня.

Телеграмма о внезапной кончине Московского Святителя поразила Петербург. Неожиданная весть эта в разных лицах произвела однако ж неодинаковый впечатления: одних огорчила до глубины души, другим, встречавшим в почившем Иерархе отпор своим замыслам и стремлениям, доставила удовольствие и успокоила их относительно достижения своих (добрых или нет) целей. Новгородский Митрополит (Исидор)⁴³⁹, имевший к Московскому Владыке, при жизни его, холодные отношения, по смерти примирился с ним и начал питать к его памяти добрые чувства. Св. Синод в Митрополите Филарете слишком многого лишился: это был твердый столб Православия и непоколебимый защитник Церкви.

Кончина Филарета была невознаградимою утратою для Престола и Отечества. В особенности она огорчила сердце благочестивой и многострадальной Государыни Императрицы Марии Александровны, которая в почившем Святителе имела мудрого советника и утешителя в своих душевных скорбях. К нему она обращалась во всяких семейных обстоятельствах с полным доверием и в своих письмах нередко сообщала ему о своих сердечных» радостях и скорбях. Поэтому, как скоро она получила известие о смерти Московского Архипастыря, она поручила Обер-Прокурору Св. Синода Графу Д. А. Толстому, поспешить в Москву и тщательно пересмотреть оставшиеся после Митрополита бумаги. – Граф, без сомнения, в точности исполнил Высочайшую волю. Он все бумаги, какие оказались в кабинете покойного Владыки, взял с собою в Петербург и здесь наедине внимательно разобрал их. Важнейшие из них, заключавшие в себе фамильные тайны Императорского Двора, были положены и запечатаны в ящиках фамильною печатью Графа и переданы для хранения в Св. Синоде; прочие возвращены в Москву⁴⁴⁰. Оставленные в Синоде бумаги пересмотрены были, по воле Государыни, Протоиереем к В. Рождественским⁴⁴¹.

Относительно преемника себе на Московской кафедре покойный Митрополит заботился еще при жизни. В письме к Обер-Прокурору А. П. Ахматову, он указывал на Преосвященного Леонида⁴⁴², как на желаемаго им себе преемника. Тоже повторил он и Николаю Александровичу в беседе с ним в конце сентября 1867 г., вскоре после известного видения о 19-м числе. Его предызбранию вполне сочувствовало и высшее Московское Общество, в особенности дамы. Посему тотчас, после его кончины, отправлен был и к Государю Московский Генерал-Губернатор, Князь Вл. Андр. Долгоруков с адресом от этих дам, коим они ходатайствовали о назначении на Московскую кафедру Епископа Дмитровского Леонида, но Государь с гневом отверг это ходатайство⁴⁴³. После сего Обер-Прокурор, по требованию Государя, указал Ему кандидатов на Московскую Митрополию – Димитрия, Архиепископа Херсонского и Иннокентия Камчатского. Выбор пал, как известно, на последнего: 5-го января 1868 г. Архиепископ Камчатский Иннокентий назначен Митрополитом Московским.

Получивши так неожиданно столь высокое назначение Высокопреосвященный Иннокентий не замедлил двинуться в путь, но на протяжении всего безмерно-длинного пути он не переставал открыто выражать свое несочувствие к новым уставам духовно-учебных заведений и повсюду заявлял о своем намерении, по приезде в Петербург, протестовать пред Синодом против этих, по его мнению, разрушительных уставов. Вскоре после прибытия его (в мае) в Москву, имел случай представиться Его Высокопреосвященству Н. А. Сергиевский. Не преминул Владыка завести с ним самый горячий разговор о помянутых уставах и высказывал о них самые резкие суждения. Вслед затем, он поручил двоим ученым архимандритам – Никодиму⁴⁴⁴, Ректору Московской Семинарии, и Сергию⁴⁴⁵ – Вифанской написать на уставы замечания в его собственном духе и с его личной точки зрения, с намерением внести эти замечания в Синод.

В последних числах Ноября новый Московский Митрополит отправился в Петербург для присутствования в Св. Синоде, запасшись разными церковными вопросами, которые он намерен был предложить на суждение Синоду, между прочим, о восстановлении в России патриаршества, о созывании, по примеру древней Христианской церкви поместных соборов, об общежитии в монастырях и проч.

Прошла зима. На 6-й неделе Великого поста (1869 г.) Митрополит Иннокентий получил отпуск в Москву на Страстную и Светлую седмицы с тем, чтобы после Пасхи снова возвратиться в Петербург. В день своего отъезда он послал Обер-Прокурору письмо, в котором настоятельно требовал немедленного пересмотра новых Семинарских и училищных уставов. Обер-Прокурор доложил об этом Государю и получил Высочайшее соизволение удовлетворить требованию Московского Митрополита. Вскоре после Пасхи назначено было экстраординарное заседание Синода в покоях Петербургского Митрополита. Граф Толстой не захотел быть сам в этом заседании, а послал вместо себя Директора своей Канцелярии, т. е. Сергиевского. Начали рассматривать новые уставы; Митрополит Иннокентий, руководствуясь запискою, составленною Архимандритами – Никодимом и Сергием стал делать замечания на разные: пункты уставов, прочие Члены, в особенности Протопресвитер В. Б. Бажанов, опровергали эти замечания. Наконец, потребовали, чтобы прочитана была означенная записка; и, когда, по прочтении, спросили у Митрополита, кем составлена и подписана эта записка, оказалось что под ней ничьей подписи не было. Тогда с заключающую в себе замечания на Уставы, признав неосновательною и отчасти дерзкою, приложить к делу. Тем и кончилось дело, к великому посрамлению ревнителя-митрополита.

Подобная участь постигла и прочие вопросы, предъявленные Московским Владыкою к обсуждению Синода. – Правда, мысль об общежитиях в монастырях принята была к сведению и по этому вопросу сделаны были некоторые распоряжения, но они не везде могли быть приведены в исполнение.

По вступлении в должность Обер-Прокурора Св. Синода, Граф Д. А. Толстой попросил себе у Государя, по примеру прочих Министров, Товарища для заведывания текущими по Синоду делами, с жалованьем по 5,000 руб. в год. В Товарищи себе по Синоду он избрал товарища по образованию в Александровском Лицее и дальнего родственника – однофамильца, Юрия Васильевича Толстого⁴⁴⁶, который в 1865 г. был Тверским Вице-Губернатором. Казалось бы, что выбор этот был, как нельзя, более удачен и надлежало бы ожидать от двух однофамильцев полного единомыслия и единодушия в делах, но оказалось не то. Между двумя Толстыми не было даже тончайшей нравственной связи: опыт показал, что они расходились между собою и в мыслях и в действиях; что утверждал один, то отрицал другой; что один одобрял, то другой порицал. К этому присоединились еще на беду семейные расчеты. Юрий Васильевич Толстой женился на англичанке, которая была гувернанткою при супруге Графа Д. А. Толстого, урожденной Бибиковой. Англичанка – гувернантка, как супруга Товарища Обер-Прокурора, хотела бы держать себя на равной ноге с супругою Обер-Прокурора, своею питомкою; но та и мысли об этом не, хотела допускать. Отсюда решительный разрыв между двумя, столь близкими, по-видимому, семействами: не только жены, но и мужья никогда у себя в домах друг с другом не видались. Единственным местом свидания для них, в неделю или в две недели раз, в Синоде. Можно ли было после сего ожидать какого-либо единства в направлении дел по духовному православному ведомству?

В беседах наших речь коснулась Петербургской Академии, выборного начала, епархиальных отчетов и проч.

В 1869 г. назначена была ревизия в Петербургской д. Академии. Ревизорами были Епископ Ладожский Павел⁴⁴⁷ и священник магистр Михайловский. Последний ревизор был очень неприятен Ректору Академии, Протоиерею Янышеву⁴⁴⁸. Ревизия обнаружила очень много недостатков по всем частям Академического Управления.

Выборное начало между духовенством. особенно в отношении к Благочинным и Членам Консистории, не вполне одобряется. Распоряжение Преосвященного Владимирского Антония⁴⁴⁹ о назначении главных в уезде благочинных не одобрено Синодом.

Епархиальные отчеты, большею частию, не удовлетворительны. Из них весьма немногие, и только в выдержках, докладываются Св. Синоду. Извлечения из отчетов епархиальных для составления общего Отчета по православному духовному ведомству, обыкновенно делаются Директором Канцелярии Обер-Прокурора. Им же составляются и все важнейшие бумаги от имени Обер-Прокурора. Для переписки бумаг, идущих к Государю, имеется при Канцелярии особый писец, называемый Царским.

Николай Александрович не утаил от меня и того, как Сербинович⁴⁵⁰, брат игумении Полоцкого Спасского монастыря, интриговал против меня по поводу удаления мною от монастыря вдового священника Слупского⁴⁵¹.

Наконец. Николай Александрович сообщил мне сведения о своем вступлении в должность Попечителя Виленского Учебного Округа и о своих первых впечатлениях и распоряжениях на этой должности. В делах по учебному Округу он нашел большую запутанность. И неудивительно, потому что его предшественники были аристократами, которые, если бы и хотели заниматься школами, не могли по недостатку потребных для сего знаний и терпения. Мало оказалось способных и благонадежных помощников. Гимназии, особенно Ковенская, найдены им в крайне неудовлетворительном состоянии. Некоторые духовные Семинарии, по его мнению, стоят выше Гимназии. На первый же раз пришлось ему удалить от законоучительства двух Ксендзов из-за так называемых Евангеличек; и по этому поводу он имел и горячее объяснение с ГенералГубернатором Потаповым, покровителем Поляков. Тем не менее однако ж он скоро сошелся с г. Потаповым. который так его полюбил, что называл его – перлом духовного ведомства, вторым Графом Сперанским!....

Много было говорено с Николаем Александровичем и о других лицах и предметах, как то: о Преосвящ. Макарии, Архиеп. Литовском, о его раздражительности по поводу рассуждений о реформе духовных Академий; о Преосвящ. Платоне⁴⁵², архиеп. Донском, о его неприличном объяснении с супругою Атамана на счет какой-то его болезни; о Преосвящ. Платоне⁴⁵³, бывшем епископе Екатеринославском, о причине перемещения его в Томск – (упорный отказ в исполнении Синодского указа по поводу жалобы на него со стороны Таганрогского священника, перемещенного им на другое место и за самовольное освящение места для храма); о преосв. Павле⁴⁵⁴, Еп. Вологодском, о причине перемещения его в Псков (бестактная проповедь и излишняя свобода в обращении с светскими лицами); о Киевском Митрополите Арсении⁴⁵⁵, о его двоедушии; о ректоре Киевской Академий архим. Филарете⁴⁵⁶, о его либерализме и бесхарактерности, о его неуважительном отношении к Митрополиту, о представлении его, по поводу Академического Юбилея, в 1869 г., к несбыточной награде – сану Епископа; о деятельности Духовноучебного Комитета, и проч.

8-го апреля писал мне профессор Моск. Дух. Академии, С. К. Смирнов:

«Письмо Ваше от 15 Февраля имел честь получить и душевно благодарю Вас, но вместе с тем прошу прощения, что отнимаю у Вас дорогое время, употребляемое Вами на ответствование моему слову.

Толки о перемещении Академии замолкли. Из Петербурга есть известие, что там смотрят на эти толки, как на бесплодное занятие праздных голов, и есть совет подготовлять здания Академии к удобному размещению классов и студентов в виду скорой реформы. Составлена смета на перемену зданий, простирающаяся до 8000 рублей. Залу собрания предположено устроить из первой залы Правления с присоединением к ней залы Конференции; стену, находящуюся между этими залами, предполагают заменить колоннами.

Вся наша братия, благодаря Бога, здравствует. О. Инспектор⁴⁵⁷ собирается весною ехать в Евпаторию на грязи, а я должен буду разъезжать по Ярославской дороге, так как имею поручение составить указатель от Москвы, до Ярославля. Работы много; что можно было сделать в кабинете, большею частию успел сделать, но со многим надобно будет знакомиться на месте. Немало будет речи и о Вашей родной губернии.

Новостей, выдающихся из ряда обыкновенных, нет. Владыка Митрополит ожидается в Москву в половине мая. Есть слух, что в Сан-Франциско открывается Епископская кафедра⁴⁵⁸, которую будто займет сделавшийся в последнее время известным по делам миссии Архимандрит Владимир⁴⁵⁹. Преосвящ. Никодим⁴⁶⁰ Красноярский оставляет, говорят, службу и получит в управление один из Московских монастырей. Его место отдано будет, как ходят слухи, Преосв. Павлу⁴⁶¹ Американскому».

10-го апреля писал мне из Москвы К. И. Невоструев:

«В бандероли посланы Вашему Преосвященству брошюрка моя, да Рецензия на сочинение г. Хрущова. Душевно я рад, что эта рецензия, в коей не обинуясь писал я, как знал и чувствовал, на злое против церкви и преп. Иосифа сочинение, беспристрастным решением Академии Наук отпечатана, так, как вышла от меня, без всяких сторонних поправок и исключений. А со стороны сильных, покровительствующих Хрущову (в самой Комиссии по этой премии) сильные были требования⁴⁶² с угрозою, чтоб я исключил или переменил в решительном отзыве своем на 82-й стран. последнее отделение: «Соображая» и проч. Думаю, что с автором эти покровители и приведенные на стр. 79 рецензенты его Н. К-в (Костомаров)⁴⁶³ и Ор. Миллер⁴⁶⁴ будут писать на меня или бросать грязью. В отдельных оттисках сделаны следующие важные ошибки, кои необходимо нужно и благоволите исправить, дабы при чтении не стать в тупик. Стран. 76 на 14 строке сверху должна значиться не 117, а 34 страница. На стран. 78 в 18 строке снизу должна значиться страница не 108, а 25-я. На стран. 83 внизу пред примечанием должен стоять крыжик, и в самом примечании страница должна значиться не 91-я, а 8-я. На стран. 85 внизу также в примечании страницы должны значиться не 103 и 105, а 20 и 22.

О. Пафнутий из Донской земли⁴⁶⁵ возвратился в Чудов, кажется, по малоуспешности обращения. Впрочем, с ним еще не видался».

10-го числа писал мне из Вильны Попечитель Учебного Округа, Н. А. Сергиевский:

«Близок уже день светлого праздника, и я спешу к Вам с моим пасхальным приветом: Христос воскресе! Примите, Преосвященнейший Владыко, вместе, с этим приветствием мое сердечное поздравление и мое глубоко-искреннее желание Вам провести наступающие светлые дни в полной радости духа и неоскудевающей крепости сил. Сам же прошу: благословите меня, в близости, духа, а мою семью Вашим святительеким благословением. – Жена моя просит меня выразить пред Вашим Преосвященством ее почтительное поздравление и вместе особенную благодарность за благословение святою иконою, Вашим Преосвященством мне врученною.

Душа моя полна светлых воспоминаний о времени, проведенном мною с Вами в Витебске среди наших общих недосугов. Еще полнее она горячими благодарными чувствами за Ваше родное гостеприимство, о коем вспоминаю и не перестану вспоминать с живейшею радостию».

14-го ч. Приветствовал я преосвященного Леонида⁴⁶⁶ с праздником и днем его ангела (16-го числа), и, между прочим, писал ему:

«На сих днях получены мною из Вашей Канцелярии некоторые приношения в пользу церквей вверенной мне епархии, как то: священные сосуды и две перемены воздухов, из коих одна с вышитыми надписями и очень кстати употреблена была мною при литургии в Великий Четверток. К сожалению, мне неизвестно было имя жертвователя или жертвовательницы этих вещей, дабы оное могло быть молитвенно вознесено пред престолом Божиим. Если Вашему Преосвященству известен жертвователь, прошу Вас покорнейше передать ему мою искреннюю благодарность за его благочестивое и весьма благопотребное приношение. Как ни значительно число пожертвований, полученных мною из Москвы, в пользу бедных церквей моей епархии, но наши нужды и потребности далеко еще не все удовлетворены, и потому всякое приношение со стороны благотворителей имеет для нас существенное значение.

Давно не получал я от Вас вестей, но не сетую за это, зная, какое множество трудов и забот лежит теперь на Ваших раменах. Господь, всесильною Своею благодатию, да облегчает Ваши труды по управлению столь обширною паствою.

О себе скажу, что нынешний год я встретил Светлый Праздник необычным порядком. Вероятно, за многоглаголание в течении Четыредесятницы я осужден на молчание в Светлую Седмицу, когда, между тем, от избытка сердца естественно глаголати устам. В следствие неосторожного употребления холодного пития, я такую сильную болезнь получил в горле, что не мог на Страстной неделе читать евангелия и в Светлый день Пасхи с величайшим затруднением, почти шепотом, мог совершить утреню и литургию; от совершения же вечерни должен был отказаться. Теперь, при помощи Божией и при пособии врача, начинает мало по малу возвращаться мой голос. Между тем, весна на дворе; горю сильным желанием, как можно, скорее оставить город и поселиться в пустыне, дабы чаяти тамо Бога, спасающаго мя от малодушия и от бури. Действительно, приходится иногда впадать чуть не в малодушие, среди разнообразных огорчений и искушений. –Бури, воздвигаемые на мою душу разными врагами, и внутренними, и внешними, своими и чужими, часто до глубины возмущают мое сердце. – Впрочем, с нового года, с переменою некоторых обстоятельств, а, именно, с освобождением Витебской губернии от ига Литовского и с удалением отсюда Губернатора Токарева, я начинаю чувствовать себя много спокойнее, но надолго ли, неизвестно».

В ответ на это Преосвященный писал мне от 26-го числа:

«За письмо дружеское, полученное в день моего ангела, ответствую глубокою благодарностию, в день моей хиротонии.

Наступил 12-й год моего епископского служения. Благодарю Господа за неизреченную его милость и благодеяния на меня многоразлично изливаемые; благодарю за утешения, коих не заслуживаю, и за страдания, коих столь достоин.

В нынешнем году 26-го апреля упало на день воскресный, на неделю жен мироносиц как и в 1859 г., и я припоминаю живо все подробности этого дня, начатого мною с исповедания грехов моих пред Вами... О, как приумножились они с тех пор и как день этот начинает поднимать на меня свою главу из бездн вечности! Помолитесь!

Мы как будто сговорились с Вами. Со дня воскресения Лазарева я заболел от простуды и других причин, и теперь едва освобождаюсь от болезни. Господь помиловал меня и болезнь воспрепятствовала мне лишь читать четвероевангелие в первые три дня страстной недели. Все же прочие службы сих и прочих дней совершал по прежнему, и в Фомину неделю заключил ряд служений литургиею, даже с проповедию. Лечение бросил с четверга страстной, приняв врачевство в таинстве Елеосвящения, совершенном мною в Успенском соборе⁴⁶⁷. В день ангела моего имел я утешение возложить на почтенного Дмитрия Петровича Новского⁴⁶⁸, протопресвитера Успенского собора, знаки 1-й степ. Аннинского ордена в моем храме, пред трапезою. Владыку ожидать надобно к 11-му мая; дождемся ли, не знаю. Я нахожусь в самых живых с ним сношениях; но пишу с полным дерзновением подчиненного нелицемерствующего.

Болезнь и была причиною того, что я не писал о сосудах и воздухах. Это – жертва вдовы Генерал-Лейтенанта Лужина, Натальи Алексеевны. Если желаете помянуть тех, за кого дар, помяните Иоанна и Екатерину, супруга и мать приносящей жертву.

Вы собираетесь на дачу... Не смею завидовать, но могу сорадоваться вам... Пожалейте обо мне; еще и еще прошу, помолитесь обо мне».

В конце светлой недели посетили меня, по примеру прежних лет, добрые и почтенные Московские купцы: С. П. Оконнишников, И. С. Камынин и Н. А. Молодцов. Посещение их не осталось без приношений на пользу духовных училищ, при коих и они и состояли почетными блюстителями.

19-го ч. писал мне из Казани Ректор Академии, архим. Никанор⁴⁶⁹:

«Благословите, Ваше Преосвященство, принять от меня почтительно приносимое поздравление с наступлением светлых дней Христова воскресения, соединенное с молитвою к воскресшему Господу, да подаст Он Вам долгие и ясные дни для благотворного свещения на свещнице Церкви Божией.

При отъезде моем из Витебска Вашему Преосвященству благоугодно было выразить желание иметь мою карточку. Имею честь представить таковую в настоящее время. Благоволите Ваше Преосвященство принять ее не в ином смысле⁴⁷⁰, а только как выражение моего сердечного уважения и благодарности за безмятежные дни, какие Господь судил моему тяжкими искушениями испытанному недостоинству провести под Вашим Архипастырством. Новостей в Казани у нас нет. В последние дни мы позанялись новостями, полученными из Петербурга, относительно перемещения преосв. Архиереев. Наш благостнейший для нас Архипастырь⁴⁷¹ находится не в ладах со властями вследствие своих протестов на новые уставы. В Академии мы живем по старому Уставу. Нового у нас то, что и наша Академия, именно, сегодня обзавелась Генералом: профессор Нафанаил Соколов⁴⁷² (он же сего дня получил бумагу – поздравление от Его Сиятельства Обер-Прокурора) 12-го сего Апреля пожалован чином Действительного Статского Советника».

В ответ на это писал я от 12-го мая:

«На Ваше приветствие ответствую взаимным поздравлением Вас с преполовившимся праздником Христова Воскресения и желаю Вам в мире и духовной радости достигнуть предела и прейти за предел сего великого и светлого праздника.

Ваше любезное письмо и при нем фотографическая карточка дают мне приятный случай поздравить Вас с получением высшего ученого достоинства, знамение коего с утешением вижу я на присланном мне Вашем изображении, и от всего сердца пожелать Вам, да Бог Господа нашего Иисуса Христа, Отец славы, даст Вам духа истинной премудрости и откровения в познание Его.

Издаваемый под Вашею редакциею журнал⁴⁷³, за доставление коего приношу усерднейшую благодарность, достаточно свидетельствует о продолжении Ваших ученых трудов. Но довольно ли Вы имеете сотрудников по изданию журнала? – Хорошо, если генеральские чины служат свидетельством не только долговременной службы, но и дарований и ученых достоинств тех, кои ими награждаются. Впрочем, Церковная История Гассе, переведенная и изданная под редакциею Вашего нового Генерала, служит достаточным ручательством того, что редактор не напрасно украшен генеральским чином.

В нашем Витебске нового только то, что постоянно сменяются, как тени, чиновники, начиная с высших и до низших. Еще не исполнилось четырех лет моего здесь служения, как уже явился к нам прошедшею зимою четвертый Начальник губернии, о котором с утешением могу сказать, что его появление, хотя и среди зимних морозов, было для меня приятнее весны».

30-го ч. писала мне Баронесса София Александровна Боде⁴⁷⁴:

«Знаю, что Вашему благоприятному отзыву обо мне обязана я тем, что г. Попечитель Учебного Округа сделал мне лестное предложение занять место Начальницы открываемого в Витебске женского пансиона; потому к Вашему же Преосвященству обращаюсь с просьбою помочь мне в встречающемся теперь затруднении.

Я воспитана в родительском доме, а говорят, что для занятия должности Начальницы надобно иметь звание домашней учительницы. Держать экзамен в мои годы кажется мне странно и затруднительно, и если бы я это условие знала раньше, то с первых слов отказалась бы от предложения г. Сергиевского. Теперь же, когда мое назначение было так явно и стало известно всему городу, признаюсь, мне будет очень неловко и неприятно, если дело разойдётся.

Прошу Вас, Преосвященнейший Владыко, не откажите мне еще раз в Вашем покровительстве и потрудитесь написать Николаю Александровичу. Он теперь в Петербурге; не согласится ли он спросить обо мне Начальницу Смольного монастыря Г-жу Леонтьеву⁴⁷⁵, которая может дать сознательное свидетельство о моих способностях к предстоящему делу. Может быть в уважение ее рекомендации и отзыва Вашего Преосвященства, г. Сергиевский согласится освободить меня от неприятной формальности – держать экзамен для получения звания, которое в сущности требует более воспитательной опытности и нравственного направления, нежели специальных познаний».

В следствие сего я обратился к г. Попечителю Виленского учебного Округа, Н. А. Сергиевскому, с следующим письмом:

«Баронесса София Александровна Боде, которую я рекомендовал Вашему Превосходительству для занятия должности Начальницы Витебского женского пансиона, обратилась ко мне с убедительною просьбою о ходатайстве за нее пред Вами по поводу встретившегося для нее совершенно неожиданного обстоятельства.

Для представления Баронессы к означенной должности, от нее потребовали документ о ее училищном образовали; и как она этого документа представить не может, поскольку получила только домашнее образование, то ей представляют на вид необходимость держать экзамен на звание учительницы. Для ней, при ее летах, держать экзамен в Гимназии, или где бы то ни было, очевидно, дело нелегкое и не весьма приятное. Если бы она об этом условии знала заранее, то она, как пишет мне, никак не могла бы изъявить свое согласие на принятие помянутой должности. А с другой стороны, поскольку о ее предстоящем назначении сделалось по городу известным, для нее будет прискорбно, если это назначение не состоится. В таких крайностях она просить моего ходатайства пред Вашим Превосходительством о том, не может ли быть оказано ей снисхождение, т. е. не может ли она быть освобождена от неприятной и тягостной для нее формальности в рассуждении экзамена. Относительно ее познаний в науках и способности к наблюдению за преподаванием оных могла бы дать удовлетворительное свидетельство Начальница Смольного Института М. П. Леонтьева, если бы Вам угодно было спросить ее. Что касается нравственного характера Г-жи Боде, то едва ли кто решится сказать что-нибудь неблагоприятное о ней в этом отношении.

Представляя все вышеизложенное вниманию Вашего Превосходительства, позволяю себе покорнейше просить Вашего милостивого снисхождения к г-же Боде, в тех мыслях, что она, и при домашнем своем воспитании, быть может, не менее будет полезна на предлагаемом ей поприще, нежели другая, получившая школьное образование.»

3-го июня писал я во Владимир Преосвященному Иакову, Епископу Муромскому, Викарию Владимирской епархии:

«Спешу выразить Вашему Преосвященству мою искреннейшую благодарность за Ваше посещение в Муроме моих присных и прилагаемое при сем светописное изображение прошу принять от меня как бы личное мое посещение, коим я обязан Вам по долгу взаимности.

Утешено ли Ваше сердце посещением града Мурома? В должном ли порядке усмотрены Вами храмы Божии и их служители? Оказано ли Вам должное гостеприимство со стороны граждан?

Завтра и я предпринимаю путь, с целию обозрения церквей, по направлению к граду Полоцку, где, между прочим, предстоит мне испытание в Законе Божием воспитанников Военной Гимназии. – В Полоцке приходится мне бывать, по этому обстоятельству, каждый год, и каждый почти раз я выносил оттуда тяжелые впечатления, а ныне ожидает меня там необычайное обстоятельство».........

4-го Июня, в 4 часа по полудни, выехал я из Витебска по направлению к Полоцку, для обычной ревизии церквей. Около 6-ти прибыл в местечко Зароново, где, осмотревши церковь и документы, остановился на ночлег в доме Благочинного священника Попова. У Попова при детях оказалась гувернантка, – что, впрочем, в западном крае не редкость. Вечер проведен был мною в беседе с хозяином дома и с молодым помещиком Графом Забелло о разных предметах, касающихся материального положения сельского духовенства, народного образования, современного экономического быта помещиков и проч.

На другой день, 5-го ч., осмотрены были мною, по пути к Полоцку, церкви в селах: Сиротине, Черницах, Станиславове, Игумено-Оболе, Шатилове, Соснице и Струни.

В Черницах церковь, по причине совершенной ветхости, была запечатана; в Шатилове каменная церковь, обращенная из латинского костела, очень красивой архитектуры; в Соснице церковь деревянная весьма убогая; в Струни нашел я Синодик с следующею, сделанною на нем бывшим благочинным Прот. Юркевичем, надписью: «Завещание. – В книгу сию, глаголемую Синодик, могут, по желанию благочестивых людей, быть вписываемы имена усопших раб Божиих, на предмет постоянного таковых поминовения в Струнской Крестовоздвиженской церкви, но не иначе как после предварительного приношения или вклада только на пользу прописанного Храма Божия, и с ведома местного Отца Благочинного. Тысяча восемь сот пятьдесят седьмого (1857) года, Октября 28 дня. – Полоцкий Благочинный Протоиерей и Кавалер Андрей Юркевич».

6-го ч. присутствовал на экзамене по Закону Божию в Военной Гимназии, а 7-го, в воскресенье, служил в Гимназической церкви, при чем Законоучитель священник Алексий Добрадин⁴⁷⁶ – магистр возведен был мною в сан Протоиерея.

8-го ч. утром. посетивши Образцовый пансион и духовное училище, после обеда отправился на ночлег в поместье моего доброго друга, Н. П. Мезенцова.

Из имения Мезенцова отправился я на другой день, 9-го числа, для обозрения церквей Лепельского уезда: был в приходской церкви г. Мезенцова в селе Дубровке и нашел церковь в лучшем против прежнего устройстве; в Ветрине я приятно удивлен был стройным пением крестьянских мальчиков; оказалось, что учителем их был удалившийся из моего архиерейского хора певчий. Настоятель Ветринской церкви, Благочинный И. Копецкий докладывал мне, что крестьяне его прихода с 1861 г., т. е, со времени освобождения их от крепостной зависимости, чаще и в большем числе начали посещать церковь; что грамотность детей оказывает благотворное Влияние на смягчение грубых нравов, хотя народные суеверия и приверженность к известному Полоцкому Андрею Боболе⁴⁷⁷ еще не прекращаются. В доме Благочинного Копецкого имел я ночлег, но смрадный табачный запах в комнате и разные насекомые не дали мне покоя.

10-го числа, в 8-м часов утра, выехал я из Ветрина, в сопровождении Благочинного, и посетил церковь в Ореховне 1-й – поместье помянутого выше графа Забелло.

По пути от Ореховны к Солоневичам, близ дороги, находится латинский Зачатский костел. Подъезжая к этому костелу, слышим на колоколенной башне звон и затем видим приближающегося к карете ксендза. Благочинный, сидевший со мною в карете, предупредил меня, что ксендз этот злой враг православия, и умолял меня не заходить в костел, если ксендз будет приглашать. Ксендз действительно с тем намерением и подошел к карете, чтоб пригласить меня в свой костел; но я, внявши предостережению Благочинного, отклонил посещение костела благовидным предлогом.

В Солоневичах местность очень красивая: с одной стороны озеро, с другой – глубокий овраг. поросший высокими деревьями. Над оврагом стоит приходская церковь. В часовне, или, по местному названию, каплице, близ церкви, увидел я изваяние Спасителя, стоящего у столба в терновом венце, с узами на руках, в белой модной сорочке и шелковой мантии. Приказал было я Благочинному скрыть это изваяние, но мне заметили, что оно составляет предмет благоговейного чествования для окрестных поселян. Тогда я велел оставить оное до времени.

В Бабыничах церковь стоит в поле, а Дом священника в 6-ти верстах от церкви. Священник Ивановский молодой, но малообразован.

В 1 ч. по полудни прибыл в местечко Кубличи. Здесь две церкви: одна ветхая деревянная, другая каменная, в 1868 г. освященная из католического костела. Храм этот по внутренней архитектуре очень красив, но наружный вид его не соответствует внутренней красоте. Он основан в 1731 г. помещиками Сангушенками.

В Кубличах я расположился ночевать, чтоб на другой день выслушать литургию и быть в крестном ходе на кладязь, ежегодно совершаемом в четверг 9-й недели, в память воссоединения унии.

11-го, числа, после литургии и крестного хода, отправился далее. На пути встретил:

Местечко Ушачь. Здесь так же, как и в Кубличах, две церкви: одна деревянная с старинным иконостасом; другая каменная, освященная в 1868 г. из Латинского костела, с довольно хорошею живописью по стенам. При этом костеле до 1832 г. . был доминиканский монастырь.

В 7-мь часов вечера прибыл в село Туржец, Полоцкого уезда, и здесь, в доме священника – Ант. Клодницкого, расположился ночевать. Церковь в Туржеце одна из самых ветхих и убогих, но священник Клодницкий едва ли не из самых зажиточных священников в епархии. У него, кроме церковной земли, 120 десятин собственной, приобретенной им за 2000 рублей. Между тем, при таких обильных средствах к жизни, он обременялся содержать свою мать – бедную вдову. Она жила у зятя своего – сельского причетника и жаловалась мне на своего богатого, но жестокосердого сына. По рассмотрении этой жалобы в Консистории, определено было обязать свящ. Клодницкого подпискою ежегодно давать на содержание матери по 25-ти рублей.

При рассмотрении церковных документов Туржецкой церкви, я нашел, между прочим, Церковную Летопись, заведенную свящ. Клодницким. по распоряжению епархиального начальства, и начинающуюся 1869 г. Заинтересовавшись началом этой летописи и не имея времени прочитать ее до конца на месте, я взял ее с собою и храню до сих пор, как памятник высокопарного, бессмысленного и дерзкого красноречия священника Клодницкого, окончившего курс в 1855 г. в Полоцкой Семинарии с званием студента.

Не могу не выписать здесь нескольких строк из этого нелепого литературного произведения.

«Не в виду заносчивых целей оставить Гиантскую (!) память о себе, – так начинает свою Летопись о. Клодницкий, – не ради увлечения занять досужный момент беглым прочтением прошедшего былого дерзает слабая рука моя метать слова на бумаге, но ради желания споспешествовать неопровержимой действительности различных событий, явлений и другого рода разнородных фактов, и вообще всего того, что главным образом ныне меня окружает и составляет мою деятельность. Скажу еще: пишу сие не с целию, чтобы загремела обо мне громкая похвала, или сочли меня летописцем; нет! Я мал бех в братии моей, не далек в просвещении всего окончивший курс наук в Семинарии; но пишу единственно по долгу своему: яже ти повелено, сия разумевай.

Цель моя по сему предмету не парит на высоту поэтических или схоластических терминов, не ударяет на правильность силлогистических выводов, на чистоту слога и языка, но радикально следит только за правильностию описания церкви, прихода, всех происшествий и событий, случающихся в приходе, а также и явлений природы, если последние будут замечены».

Далее в таком же роде, красноречивый автор излагает историю своей приходской церкви, говорить о составе причта и представляет характеристику прихода в этнографическом, религиозно-нравственном и умственном отношениях.

Затем описывает случай присоединения к православию одного римского католика. 6-го января 1869 г. совершенно неожиданно для ю. Клодницкого явился в Туржецкую церковь католик Фома Борейко. «Удивило меня, – Пишет в своей летописи о. Клодницкий, – подобное обстоятельство. Человек, по-видимому, потерянный для всего доброго, а притом и католик, явился в церковь православную. Если бы личность другая, не было бы удивления, но как стоющая сожаления в нравственном отношении, то и обратила на себя внимание. Долго думал я, наконец бюджетом (!) моих размышлений было пригласить к себе».... и проч.....

17-го июня 1869 г. явился в первый раз в Туржецкую церковь вновь назначенный Благочинный, духовник Спасо-Евфросиниевского монастыря, священник Феодор Одинцов –старец примерно-благочестивый и в высшей степени кроткий и смиренный. О. Клодницкий в своей летописи изобразил это посещение в таких чертах:

«17-го июня 1869 г. посетил Туржецкую церковь вновь назначенный еще в феврале месяце сего года Полоцкий Благочинный, священник Феодор Одинцов в качестве ревизии (?) Ревизия сия отбывалась следующим образом: в четверть одиннадцатого часа утра сказанного дня совершенно нечаянно (ибо предписания, оповещающего о ревизии не было и даже указ о назначении не был опубликован), прибыль в село Туржец и остановился в доме священника о. Благочинный. Зашедши в дом священника, о. Благочинный, после приветственных слов: «Христос посреде нас», дал приказание явиться всему причту. Причт явился в 25 минуть того же 11-го числа и, получивши веление идти в церковь, по получении благословения немедленно отправились и, ожидая Благочинного, стояли на клиросе. В 30 минут 11-го часа, Благочинный с тростию в руке, сопровождаемый священником, отправился в церковь, стоящую от дома священника в четырех саженях. Вошедши в церковь, о. Благочинный у дверей храма поставил трость, повеся на ней шляпу и, перекрестясь, начал осматривать иконостас, потом вошел в Святая Святых и, приложась к св. Престолу, без епитрахилия, стал прямо у него, поднял на св. антиминсе св. евангелие, и, как бы опомнясь, развертывая илитон. в котором лежит антиминс. приказал пономарю подать эпитрахплий. Эпптрахилий подан. – Благочинный, в полном величии духа, с горделивым взглядом. поспешно взял эпитрахилий и, ни ознаменовав ни себя крестным знамением, ни надлежащим благословением поданного эпитрахилия, небрежно набросил его на себя и начал рассматривать извне и внутрь св. антиминс. Осмотревши антиминсы, Благочинный отправился к дарохранительнице для осмотра св. Даров и, не положив земного поклона, ниже осенив себя крестным знамением, без всякого благоговения, вынул сосуд с св. Дарами и, посмотрев их, снова поставил на место, сохраняя ту же самую величественную гордую позу, в которой и приступал к столь великой Святыне. Такой парадокс, неассюрирующий (?) значению не только Благочинного, но и всякого человека, привел меня к заключению, что Благочинный чем-то не доволен. И действительно, не долго, я блуждал в догадках. Дело скоро открылось. По выходе из Святая Святых, Благочинный поставил причт на клиросе и приказал ему вкупе пропеть тропарь Храму, дая догадаться, что сие нужно было сделать при входе его в церковь. Но что бы дело сие не представить слишком ясным к догадке, Благочинный сейчас же после сего начал испытание причетников. В храме заставил каждого из причта прочитать по несколько слов из месячной минеи, потом спросил пономаря, знает ли он наизусть 50-й псалом. и заставил прочитать его, даже спросил того же пономаря, как читается седьмой Член Символа, веры, а дьячка: что значит слова: и паки – Сим девизом (?) и в церкви все кончилось.. Последовало веление представить на лицо ризницу и весь церковный архив для осмотра и ревизии. Не прошло трех минуть,, как дьячек стоял пред Благочинным уже в доме священника, держа на руках ризы, а пономарь приносил и клал на столе архив. Видя пред собою все потребное, Благочинный, величаво усевшись на стуле, с полным убеждением в абсолютности своей практичности (?), с развитым чувством хотя несправедливого сознания идеальной оригинальности своих слов и действий, с важностию и тоном начальника, деспотически начал делать, только на словах, а в деле ничего, несправедливые свои замечания... . Такого рода девизом (?) кончилась ревизия Благочинного….

Статья сия по событию своему хотя и недостойна вноса в летопись, ибо посещение Благочинным церквей не есть редкость; но внесена она потому, чтобы 1) оставить память, что в городе Полоцке был благочинным священник Феодор Одинцов, до 70-ти лет, а может быть и более, проживший в деревне и в конце жизни возжадавший началия, и 2) чтобы показать организацию его первоначальной служебной деятельности».

Вот еще одна тирада из пустозвонной летописи свящ. Клодницкого:

«В 1869. г. Октября 20 дня свод небесный, по дарованному Верховным Миродержителем закону, впервые испустил на землю редкие сребристые блестки снега, как бы ликвидируя (?) сим обитателям земной юдоли о приближении того периода, в который вся природная жизненность должна опочить сном отдохновения в неутомимой деятельности всех своих отправлений».

12-го Июня в 11-м часу утра я опять возвратился в Полоцк.

13-го ч. я снова оставил Полоцк и направился к упраздненному Махировскому монастырю, обращенному в приходскую церковь. Здесь, между прочим, нашел я значительное собрание Книг разного содержания на языках латинском, польском и др. Оказалось книг до 105-ти названий. Книги эти, как недоступные для понимания местного причта, переданы были, по моему распоряжению, в Семинарскую библиотеку.

После Махирова осмотрены были мною в тот же день церкви в селах: Белом, Артейковичах. Юровичах и Домниках.

На другой день в 3 часа прибыл в село Казъяны и был удивлен необычным множеством крестьян, собравшихся около церкви. Оказалось, что крестьяне, пришедши утром из разных деревень в церковь к литургии и узнавши, что в этот день прибудет в Казъяны архиерей, не хотели возвращаться в домы. не принявши архипастырского благословения. Для меня, конечно, весьма утешительно было видеть изъявление такого усердия в простом народе.

Из Казъян. чрез Мишкевичи и Войхань, прибыль в имение благочестивой помещицы Ел. Лавр. Бондыревой, где и имел ночлег.

На другой день, 15-го числа, осмотревши приходскую Г-жи Бондыревой Стайкинскую церковь, к вечеру благополучно возвратился в Витебск, и здесь нечаянно узнал о прибыли из Петербурга важного гостя – моего высокочтимого предшественника, члена Св. Синода; Высокопреосвященнейшего Архиепископа Василия.

Преосвященный Василий, получивши на два месяца увольнение, проехал 15-го июня утром, чрез Витебск прямо в свое имение Любашково, находящееся по Могилевскому тракту верстах в 20-ти от Витебска. – Событие это имело очень важное значение как для Преосвящ. Василия, так и для меня. Преосвященный начал собираться в свое имение еще с 1867 г., и слух об этом очень тревожил меня: я не знал, как мы с ним встретимся при наших взаимных недоразумениях. Такая же тревога, как я узнал впоследствии, лежала на сердце и у него. – К счастию, наша взаимная встреча последовала не так скоро, как предполагалась. Так как в Синоде известно было о наших взаимных неблагоприятных с архиепископом Василием отношениях, то Обер-Прокурор старался всячески задерживать поездку Его Высокопреосвященства в Витебск: или, по его прощениям, вовсе не докладывал Государю, или докладывал в таком смысле, что Государь отказывал в просьбах. Наконец, состоялось в 1870 г. Высочайшее соизволение на двухмесячный отпуск архиепископа Василия в имение его Любашково, которое, впрочем, числится за племянником его, отставным военным врачем Лужинским.

Преосвящ. Василий, отправляясь из Петербурга в Витебск, был в недоумении, как ему встретиться со мною; приехать ему ко мне прежде с визитом не позволяло ему, конечно, ни самолюбие, ни его старшинство предо мною; но и от меня посещения он не ожидал. Но я разрешил все его недоумения: как скоро узнал я о прибытии в Любашково Его Высокопреосвященства, я без всякого колебания решил ехать к нему для приветствия его с благополучным прибытием в пределы вверенной мне епархии. Утром 19-го ч, отправился я в Любашково и прибыл туда часу в 12-м. В это время преосвященный возвращался с утренней прогулки и, увидевши меня, чрезвычайно обрадовался. Пригласивши меня в гостинную, тотчас же приказал подавать завтрак. К завтраку приготовлены были яйца всмятку, что-то мясное, – не помню, и селедка. Выпивши рюмку вина, я взял кусок селедки и тем ограничился. Радушный хозяин приглашал меня кушать яйца, подавая собою мне пример; но так как был Петров пост и притом пятница, то я, не смотря на высокий пример достопочтенного хозяина, не решился нарушить пост и оскорбить свою совесть, с детства приученный к соблюдению постов по всей строгости церковных правил. После завтрака подан был кофе со сливками, но я и от сливок отказался, хотя добрый:хозяин склонял меня к этому и собственным примером. Затем хозяин пригласил меня прогуляться в саду, на что я, разумеется, охотно, согласился. Во время прогулки беседовали о разных более или менее интересных предметах, но дел Полоцкого епархиального управления ни он, ни я отнюдь не касались. Погулявши часа полтора, я хотел было проститься с гостеприимным хозяином и отправиться в обратный путь, но он никак не и хотел отпустить меня без обеда. Видя настойчивое приглашение высокого хозяина, я не хотел огорчить его отказом, но вместе с тем подумал: после полускоромного завтрака, каким же он будет угощать меня обедом? К крайнему удивлению и вместе удовольствию моему, оказалось, что обед приготовлен был рыбный, только для хозяина подано было жаркое мясное в роде рябчика, но он не хотел к нему и прикоснуться. Без сомнения, не мог я не оценить такого деликатного ко мне внимания со стороны Преосвященнейшего Василия.

Не хотел и я остаться в долгу пред Его Высокопреосвященством: за гостеприимство, хотел заплатить таким же и гостеприимством. Прощаясь с радушным хозяином, я пригласил и его к себе на трапезу; он благосклонно принял мое приглашение. Обед назначен был на 30-е число того же июня. Но вот вопрос: какой приготовлять обед – рыбный, или мясной, сообразный со вкусом высокого гостя. После всестороннего обсуждения этого, трудного для меня, вопроса, я решил, наконец, приготовить стол рыбный, на том основании, что у меня в доме никогда и ни для каких гостей, не приготовлялось ничего мясного. – Ради чести столь высокого гостя приглашены были, к столу все высшие городские чины, начиная с Губернатора. Был приглашен и Губернский Предводитель Дворянства М. П. Храповицкий, но он под предлогом болезни уклонился от участия в моей трапезе; существенная же причина этого уклонения была та, что ему не удобно было встречаться с моим главным гостем, который в это время предъявил ко взысканию с г. Храповицкаго векселя на 7000 или на 8000 рублей.

В назначенный день и час пожаловал ко мне в загородный Залуческий дом, где приготовлен был стол, главный виновник торжества, а вместе с ним и прочие званные гости. За столом шла живая, одушевленная беседа; все были веселы и довольны моим угощением. Погулявши после обеда в саду и полюбовавшись своим прежним хозяйством, Петербургский гость отправился в свое Любашково, а за ним разъехались и прочие гости.

Приличие, разумеется, требовало поблагодарить высокопочтенного гостя за его милостивое посещение, и я вскоре отправился с этою целью в Любашково, где был принят ласково и угощен завтраком и обедом. – Затем еще раз посещал маститого старца 30-го июля; прием был такой же, как и в предыдущие раза. – Таким образом между нами установились едва не дружеские отношения; по крайней мере, я слышал, что Преосвящ. Василий, по возвращении в Петербург, с признательностию отзывался о моем почтительном с ним обращении.

Среди взаимных посещений с Петербургским гостем я не прекращал своей обычной деятельности, как официальной, так и партикулярной.

24 ч. Писал мне из Троицкой-Сергиевой Лавры племянник мой, студент Московской Д. Академии А. И. Успенский:

«Простите меня ради Господа, что я так долго медлил ответом на Ваше вспоможение. Причиною этого были подготовка к испытаниям и самые испытания.

Покончив же их, я тотчас считаю непременным долгом выразить Вам, милостивейший дяденька, мою искреннюю благодарность. Это чувство никогда во мне не погаснет. Благодаря Вашей помощи, в последнее время я здесь жил очень безбедно; Ваше содейстие давало возможность удовлетворять и моим научным целям и стремлениям. За такое Ваше ко мне расположение я должен платить всем тем добром, какое от меня зависит. И я, по мере сил, буду стараться оправдывать Ваши чисто отеческие ко мне отношения. Выражая Вам чувство моей искренней благодарности, я при этом нахожу нужным сказать и о себе.

При помощи Божией, я окончил курс благополучно; сдал выпускной экзамен удачно. На Догматическом испытании у нас были в качестве ревизоров Владыка Игнатий⁴⁷⁸ и П. Е. Покровский⁴⁷⁹, а на Св. Писании Владыка Митрополит Иннокентий. Пред этими испытаниями много пришлось потрудиться; но эти усиленные труды не остались напрасными. Мы уже теперь покончили свое образование в Академии. Она сделала свое дело для нашего воспитания. С живыми стремлениями к образованно, к развитию и усовершению умственному и нравственному, мы предали ей некогда свои силы молодые. В уроках любомудрия она старалась передать то, что должно служить к удовлетворению жажды знания, облагорожению сердца и волн и привела, наконец, на служение обществу и церкви. Припоминая с чем мы пришли сюда и сравнивая свой духовный настоящий рост, нельзя не остаться вполне признательным Академии, где в стремлении к истине в науке и к правде в жизни мы провели лучшее время своей жизни – молодые годы полные сил. Для каждого из нас имя: «Академия» будет именем заветным и дорогим. Знания, сообщенные здесь из разных наук, должны освещать темноту, встречаемую на пути жизни, предохранять от ошибок и во мнениях и поступках и чувствах, – путь, который неминуемо ждет нас за порогом школы. При выборе этого пути, в настоящее время я вверяю себя Промыслу Божию и Вашему совету; не думаю вдруг заявлять на места в дальние губернии; между тем, открывшиеся места пока только в них. Поживу здесь, сколько поживется, с одной стороны для получения более близкого к родине места, а с другой – для своих занятий. Более не знаю, что сказать о себе. Как видите, мое будущее еще неопределенное. Что же касается самой Академии, то в ней с 21-го числа сего месяца введен уже новый устав; сего же числа был выбор и деканов; деканами избраны по словесному факультету Е. В. Амфитеатров, по историческому П. С. Казанский, по философскому В. Д. Кудрявцев. Так и в нашей Академии началась жизнь нового строя и порядка.

Бывший же наш бакалавр о. Архимандрит Иоанн⁴⁸⁰, – теперь Владыка. На днях едет в Петербург. Отец Инспектор Михаил после своих испытаний отправился в Крым для лечения».

9-го июля писал мне из Москвы К. И. Невоструев:

«За Ваше прошлое писание и выраженные в нем чувства и отзывы, аще и превыше меры моея, всеусерднейшую приношу благодарность Вашему Преосвященству. Что там относилось до Отца Павла Прусского, ныне игуменствующего, я читал ему сам все, – он быль весьма тронут сим и сожалел, что в раскольнические приходы, требующие особенно добрых пастырей, таковых, по бедности сих мест, послать Вы не можете. Впрочем, сам он хотел Вам писать.

У нас в Кремле на Ивановской площади бои теперь страшные у православных с раскольниками, не ручные, т. е., бои, а словесные, – и, слава Богу, истина православия торжествует, посрамляет заблуждение и некоторых возвращает к церкви. Главным. а правильнее единственным, в этих прениях деятелем является о. Пафнутий. Надобно отдать честь его уму, труду и усердию. С разных сторон и отдаленных от Москвы мест раскольники привозят на состязание с ним, и неправда их каждый раз посрамляется при сочувствии и рукоплесканиях слушающих. Отец Пафнутий разбирает фактически самые сочинения раскольников, историкополемические, напр. «Виноград», «Сказание об Австрийской иерархии», и, сличая их между собою или с другими неопровержимыми свидетельствами, при всех доводит до сознания противника во лжи и клевете. Было бы очень интересно вести запись сим прениям. Одушевление сильное, так что один раскольник даже внушал о. Пафнутию, чтоб он запрещал эти рукоплескания; ответ был готов и покрыт новыми рукоплесканиями. Хорошо, что в споре об имени Иису о. Пафнутий по брошюре моей указал раскольникам на Греческие памятники, и особенно, что сами раскольники сознали важность их в этом деле. Теперь уже и сам Кирилл Белокриницкий, недавно признавший на соборе своем Иисуса антихристом и проклявший окружников, теперь сам и сильно стал проповедовать, что Иисус тот же Спаситель мира.

Окончившие ныне курс в Вифанской Семинарии лучшие воспитанники уже все почти заняли места, какие же? не духовные и не церковные, а на железных дорогах, на телеграфных линиях и т п., где им прямо полагается жалованья 600 руб. Вот плоды нынешней реформы! Что же останется для церкви? И мне сказали, что едва ли найду и посредственных охотников в писцы при Описании Синодальных Рукописей.

P. S. В дополнение к Апологии или Ответам на рецензии думаю послать в Академию Наук ответ на странное замечание г. Ундольского (Славяно-Русские рукописи В. М. Ундольского М. 1870 стр. 7. 8), якобы все результаты наши падают от употребления Синодального издания Греческой Библии в Москве 1821 г., и на прочее также. А на желчность или нетерпеливость и несообразительность печатавшего означенный труд г. Викторова, выразившуюся в примеч. на 57 стр. Очерка Собрания рукописей В. М. Ундольского, приношу лишь интимную жалобу Вашему Преосвященству. – Если же самой книги: «Славяно-Русские рукописи В. М. Ундольского» Вы еще не имеете, то смею рекомендовать ее Вашему Преосвященству».

С давнего времени занимала меня мысль о путешествии в Киев с целию поклониться тамошней святыне и с тайным желанием вступить в личные переговоры с Киевским Владыкою⁴⁸¹ относительно перенесения мощей преп. Евфросинии, Княжны Полоцкой, из дальних Киевских пещер, где они почивают ныне, на место ее молитвенных подвигов на земле – в основанную ею Спасскую Полоцкую обитель. Еще летом 1869 г. А. Н. Муравьев настойчиво убеждал: меня приезжать в Киев, но я не мог тогда последовать его доброму совету, и вот почему: с мыслию о поездке и в Киев соединялась у меня мысль о путешествии в Москву для поклонения священной для меня могиле блаженно-почпвшего иерарха Филарета и для вторичного приглашения благочестивых граждан столицы к благотворительным приношениям на пользу бедствующих церквей Полоцкой епархии; но как я воспользовался уже этим усердием Московских благотворителей в 1867 г., и повторять им свою просьбу чрез два года казалось Мне не совсем удобным, то я и отложил свою поездку в Киев и Москву еще на год. И вот 14-го июля 1870 г. обратился, наконец. к Товарищу Обер-Прокурора Св. Синода Ю. В. Толстому с просьбою об исходатайствовании мне у Св. Синода 28-ми-дневнаго отпуска. Я писал ему:

«Ваше Превосходительство, Милостивый Государь! С давнего времени я имел желание посетить древний Киев, для поклонения тамошней святыне. Ныне, при настоящем моем положении, это желание становится для меня требованием совести, так как в сонме Киевских Угодников Божиих нетленно почивает и святая Покровительница области Полоцкой, преподобная Княжна Евфросиния. К ней то в особенности влечет меня ныне звание епископа Полоцкого; в ее благодатном осенении желал бы я обрести помощь и духовное подкрепление к дальнейшему прохождению многотрудного поприща служения моего в пределах Ее земной отчизны.

На обратном пути из Киева желательно было бы мне посетить незабвенную для меня Москву, для поклонения также тамошней святыне и для исполнения молитвенного долга над гробом почившего в Бозе Преосвященнейшего Митрополита Филарета, моего Рукоположителя и Благодетеля.

Между тем, пребыванием в Москве я мог бы, с соизволения местного Архипастыря, еще раз воспользоваться, по примеру 1867 г., для приглашения известных мне лиц к благотворительным приношениям на пользу бедствующих церквей вверенной мне епархии. Как ни значительно было количество пожертвований в 1867: г., но ими далеко еще не удовлетворены нужды и потребности церквей Полоцкой епархии; на местные же пособия, при известной бедности Белорусского населения рассчитывать невозможно.

По сим побуждениям долгом поставляю обратиться к Вашему Превосходительству, с покорнейшею просьбою, дабы Вы благоволили исходатайствовать мне у Св. Синода разрешение на предприятие в последних числах будущего Августа путешествия в Киев и Москву с изъясненными выше целями, сроком на 28 дней, и о последующем почтить меня уведомлением».

3-го Июля, в училище девиц духовного звания, в г. Витебске, происходил торжественный акт по случаю первого выпуска из этого училища воспитанниц в числе 20-ти. На акте, по прочтении краткого отчета о состоянии училища, выпускным воспитанницам выданы были аттестаты и по несколько книг духовно-нравственного содержания. Затем эти воспитанницы пропели пред портретом Августейшей Покровительницы училища⁴⁸² прощальную песнь в стихах, сочиненных Ф. Н. Глинкою⁴⁸³ и положенных на музыку. Вот эти стихи:

Знать от самаго рожденья

Нам счастливый жребий пал.

И из весей и селений

В сей обители собрал.

В сей приют не проникали

Ни волнения, ни шум;

Здесь мы стройно разцветали

И созрел наш юный ум.

Наши чувства, наши речи

Мы сольем в хвалебный глас.

Так судьба от первой встречи

Благодетельна для нас!

Кто ж хранительной рукою

Нам разсадник осенил

И заботою святою

Нас для жизни укрепил?

Образ Той полмира носит

В памяти, как лик святой,

Ея имя произносит

Каждый с теплою мольбой!...

И тебе здесь нами речи

Мы сольем в хвалебный глас,

Архипастырь, с первой встречи

Благодетельный для нас!...

Им и вам благодаренье

Осчастливленных детей,

Вам, которых попеченье

Нас вело от первых дней.

Вы нам дали свет и руки,

Нам открыли веры свет!

О, примите ж в час разлуки

Благодарности обет.

Наши чувства, наши речи

Мы сольем в хвалебный глас.

Так судьба от первой встречи

Благодетельна для нас!

Покоримся Мощной Воле!

Кличет нас тревожный свет.

Там различныя ждут доли

Нас, подруги детских лет!

Руки в руки на прощанье!

Оставляем кров родной,

Мы минуту разставанья

Свяжем теплою слезой!

Наши чувства, наши речи

Мы сольем в молящий глас:

Будь судьба при новой встрече

Благодетельна для нас».

Прощальную песнь эту воспитанницы пели с таким искренним выражением чувства, что глубоко потрясли души присутствующих и у многих на глазах появились слезы.

После акта в той же зале совершен был мною соборне благодарственный молебен, в конце коего законоучителем, священником Д. Преображенским произнесена была приличная речь к Выпускным воспитанницам.

Воспитанницы, оставившие училище, поднесли мне на память бювар (портфель для письменных принадлежностей), вышитый бисером, с собственноручными на особом листе подписями каждой из них.

В помянутом выше отчете заключались следующие строки, касавшиеся моего участия в благоустройстве училища:

..... «Старание и архипастырские заботы Его Преосвященства, Преосвященнейшего и Саввы, Епископа Полоцкого и Витебского, о процветании еще нового в западном крае училища девиц духовного звания, расположили Преосвященнейшего обратиться к Москве, всегда готовой деятельно сочувствовать благому делу. На архипастырское приглашение отозвался Московский купец С. П. Оконишников и который кроме годового обязательного взноса, в количестве 200 руб., успел в непродолжительное время сделать пожертвований разными предметами на сумму до 800 рублей.

По предложению Его Преосвященства, Московские купцы г. Оконнишников и г. Молодцов пожертвовали на экипировку 40 воспитанниц 350 арш. зеленого камлоту и 40 шт. шейных платков.

По распоряжению Его Преосвященства из сбора Московских пожертвований передано в ведение училищной церкви 14 св. икон, брачные венцы, два местных больших высеребренных подсвечника и некоторые священные одежды для священнослужителя. Наконец, на экипировку беднейших выпускных воспитанниц Преосвященнейшим назначено 120 руб. серебром.

По предложению Преосвящ. Саввы, Московская купеческая жена г-жа Смирнова пожертвовала церковную шелковую завесу, напрестольную пелену, воздухи, большое высеребренное паникадило и более нежели на 200 руб. учебных и назидательного содержания книг.

... Но о сиротах печется Господь! они нашли себе отца и попечителя в лице местного архипастыря, который внимательно следил за их успехами в продолжение их воспитания. Его щедротами каждая из сирот получила по два платья и по теплому платку».

Отчет этот представлен был Училищным Правлением чрез Обер-Прокурора Св. Синода Государыне Императрице, и Ее Величество, как извещал меня от 18-го Июля за № 2793 Товарищ Обер-Прокурора, изволила слушать с особенным удовольствием о живом участии, оказанном мною к воспитанницам состоящего под Ее Августейшим покровительством заведения.

На письмо мое от 14-го июля с просьбою об исходатайствовании мне 28-ми дневного отпуска, Товарищ Обер-Прокурора Св. Синода Ю. В. Толстой писал мне доверительно от 4-го августа:

«По словесном предложении мною письма Вашего Преосвященства за N 2022, Святейший Синод не встретил никаких препятствий к исполнению Вашего желания поклониться Киевской святыне, посетить любящую Вас и любимую Вами Москву и помолиться над гробницею приснопамятного Митрополита Филарета.

Но, так как Ваше Преосвященство изъявляете желание предпринять сию поездку не ранее как в конце нынешнего месяца, решаюсь совершенно доверительно просить Вас поездку эту отложить до времени возвращения в С.-Петербург Синодального Члена Архиепископа Василия: отсутствие Ваше из Полоцкой епархии в то время, когда пребывает в оной Преосвященный предместник Ваш, могло бы подать повод к разным недоумениям. Никому не безызвестно, что Вам большого труда стоило изгладить некоторые, не совсем согласные с древле православными понятиями, обычаи, до прибытия Вашего терпевшиеся в Полоцкой епархии, и что заботы Ваши возбудили неудовольствие в некоторых из лиц воссоединенного духовенства; притом с оставлением Вами, хотя и на краткий срок, Полоцкой епархии, управление оною должно быть предоставлено местной Духовной Консистории и нельзя считать не возможным. что бы Члены оной не обращались, в случаях недоумения, к Преосвященному Василию, который, и по прежнему своему управлению епархиею и по нынешнему званию Синодального Члена, должен пользоваться особенным авторитетом в Витебске; не смотря на всю его опытность, осторожность в действиях, доказанную на деле приверженность к Православию и России, слова его могут быть умышленно и перетолковываемы и неблагонамеренные люди могут воспользоваться Вашим отсутствием, чтобы, ложно прикрываясь его авторитетом, вредно влиять на дела епархиального управления.

Поэтому, руководствуясь единственно желанием поддержать собственные Ваши благие начинания, я решился с полною откровенностью (но повторяю – вполне доверительно) изложить Вашему Преосвященству все означенные соображения и просить Вас, Милостивый Государь и Архипастырь, не изволите ли Вы признать возможным отложить Вашу поездку до выезда Архиепископа Василия из Полоцкой епархии; немедленно же по его прибытии в С.-Петербург я буду иметь честь сообщить Вам на Вашу просьбу соизволение Святейшего Синода».

Письмо это служить, с одной стороны, доказатёльством доброго искреннего расположения ко мне со стороны почтенного Юрия Васильевича, а с другой свидетельствует о том, как в Св. Синоде смотрели на поездку в Витебск Архиепископа Василия, и на его отношения ко мне.

На это многозначительное письмо я отвечал Ю. В. 10-го числа:

«Приношу Вашему Превосходительству искреннейшую благодарность за Ваше христиански доброжелательное предостережение, изъясненное в письме от 4-го сего Августа.

Но не скрою от Вас, что и мое предположение предпринять путешествие не ранее конца текущего месяца, между прочим, рассчитано было, именно, на то обстоятельство, о котором Вы изволите писать.

Выезд моего Достопочтенного Предместника из Витебска предполагается 12-го числа. Пребывание здесь Его Высокопреосвященства не причинило для меня никакого затруднения, надеюсь, что и он ничего не встретил для себя неприятного. С моей стороны оказаны были Высокопочтенному гостю всевозможные знаки почтения и внимания. Несмотря на двадцативерстное расстояние от Витебска имения, где он имел свое пребывание, я три раза посетил его; и эти посещения, кажется, не были неприятны для Его Высокопреосвященства. В свою очередь и я был удостоен посещения со стороны Преосвящ. Архиепископа. Вообще, наше взаимное свидание послужило на общую пользу; оно рассеяло те недоразумения и предубеждения, какие поселены были на счет меня и моего действования в душе Его Высокопреосвященства неблагонамеренными людьми.»

Еще прежде, чем я получил формальное разрешение на путешествие в Киев и Москву, гостеприимная Москва узнала уже о моем намерении посетить ее. Не знаю от кого получил об этом известие мой добрый преемник по Можайской кафедре, Преосвященный Игнатий, и сообщил о том своему Владыке – Иннокентию. Как бы то ни было только он писал уже мне от 7-го августа:

«В Москву милости просим. Узнав о желании Вашем на обратном пути из Киева посетить Москву, я говорил о сем Высокопреосвященному Митрополиту, который предлагает Вашему Преосвященству свои комнаты в Чудовом монастыре, как человеку уже знакомому.

Конечно, и Высокопетровская обитель, предложила бы Вам помещение с полною готовностию. Но полагаю, что в Чудове Вам будет гораздо удобнее и спокойнее, и надобно воспользоваться Чудовским помещением, как знаком особенного расположения Святителя Московского.

Прошу Вас уведомить меня о времени приезда. Прошу прфд Киевскими Чудотворцами воспомянуть и мое недостоинство».

Получив это братское послание 11-го числа, я поспешил немедленно отвечать на него, и вот что писал я Можайскому Владыке:

«Милостивым приглашением Высокопреосвященнейшего Архипастыря я с радостию воспользуюсь. Об этом вместе с сим я пишу и Его Высокопреосвященству.

Выехать из Витебска в Киев предполагаю не ранее 27-го ч. Время приезда моего в Москву с точностию определить теперь еще не могу, но полагаю, что не ранее могу быть 7-го или 8-го Сентября. Во всяком, впрочем, случае, постараюсь предуведомить Вас о моем прибытии в Москву с пути из Киева телеграммою».

17-го числа писал я Высокопреосвященному Митрополиту Киевскому Арсению:

«С давнего времени имел я желание посетить древний град Киев, для поклонения его святыне. Ныне решился привести это желание в исполнение. Получив на предприемлемое мною путешествие разрешение Св. Синода, я намереваюсь выехать из Витебска сего Августа 27 дня.

Почитаю непременным долгом предуведомить о сем Ваше Высокопреосвященство и всепокорнейше просить Вас, Милостивейший Архипастырь, не отказать мне в убежище под кровом святой Киево-Печерской Лавры, или другой какой-либо обители, на непродолжительное время моего пребывания в Вашем престольном граде».

В тот же день писал я и Московскому Владыке:

«С давнего времени имел я желание посетить древний град Киев и поклониться его святыне. Ныне решился привести это желание в исполнение.

На обратном пути из Киева предполагаю еще раз взглянуть на дорогую и незабвенную для меня Москву и представиться знаменитому ее Архипастырю.

По получении на сие разрешения Св. Синода, я поставил бы для себя непременным долгом предуведомить Ваше Высокопреосвященство о моем прибытии в Москву и испросить на сие Ваше Архипастырское соизволение, но Вашему Высокопреосвященству благоугодно было не только предварить мое намерение Вашим милостивым соизволением, но и выразить Ваше Архипастырское ко мне благоволение готовностию оказать мне странноприимство под кровом Вашей Кафедральной обители. О сем изъяснил мне в письме от 7-го текущего Августа Преосвященный Епископ Игнатий.

С чувством глубочайшей признательности приемлю Ваше милостивое приглашение и воспользуюсь им с особенным утешением.

18-гто ч. писал я в Муром к своей теще, Пр. Ст. Царевской:

«На сих днях предпринимаю я далекое, и продолжительное путешествие – отправляюсь в Киев поклониться тамошней святыне и в особенности нетленным останкам Преп. Евфросинии, Княжны Полоцкой, там почивающим. Из Киева по пути думаю заехать в Курск к Преосвящ. Сергию⁴⁸⁴, моему восприемнику по монашеству, наставнику и, затем предместнику по должности Ректора Академии. Оттуда чрез Орел направлю путь свой в дорогую и незабвенную для меня Москву помолиться еще раз тамошним и святителям, поклониться гробу в Бозе почившего моего Рукоположителя и руководителя, утешиться свиданием и приятною беседою с моими многочисленными друзьями и, наконец, обратиться еще раз к почетным гражданам Москвы с приглашением на пользу бедствующих церквей вверенной мне епархии. Москва столько явила и являет знаков доброго ко мне расположения, что я не могу и выразить всей моей признательности. Не только бедные церкви, но и все духовные учебные заведения моей епархии облагодетельствованы добрыми и усердными Москвичами. Некоторые из этих благодетелей посещали меня в Витебске, и даже не один раз; и каждое их посещение, разумеется, ознаменовывалось разными, иногда очень значительными, приношениями.

От Москвы недалеко и до Владимира; и я очень бы желал воспользоваться столь благоприятным случаем для посещения родины и для свидания с родными, но едва ли это будет удобоисполнимо, при моих предположениях относительно препровождения времени в Москве.

Выезд мой из Витебска предполагается 27-го числа этого месяца».\

21-го ч. получил я из Петербурга за подписью Товарища Обер-Прокурора Св. Синода Ю. В. Толстого телеграмму следующего содержания:

«О Синодальном разрешении на Ваш отъезд уведомление послано Вам вчера».

А в след за телеграммою, 22-го ч., получена была мною и официальная бумага от 17-го ч. за № 3126 об увольнении меня в Киев и Москву на 28-мь дней.

В следствие сего, на другой день – 23-го числа, дано было мною за № 2423 Полоцкой Дух. Консистории следующее предложение:

«1) Во время моего отсутствия, протоколы и журналы по делам, нетерпящим отлагательства, обращать, на основании 335 ст. Уст. Дух. Консистории, к исполнению по подписании всеми Членами Консистории.

2) Протоколы же и журналы, а равно и другие официальные бумаги, нетребующие немедленного исполнения, или оставлять до моего возвращения в Витебск, или, смотря по надобности, препровождать ко мне в Москву, адресуя в Чудов монастырь, в Кремле.

3) Об особенных, могущих встретиться обстоятельствах или происшествиях, немедленно доводить до моего сведения».

Имея в виду, по пути в Киев и на обратном пути из Киева в Москву, посетить Орел и Курск, я предварительно известил об этом Преосвященных – Макария⁴⁸⁵ Орловского и Сергия – Курского. Вместе с тем предварил я о приезде своем в Киев и А. Н. Муравьева.

Наконец, ранним утром 27-го числа, в четверг, я отправился в путь по железной дороге.

По пути до Орла промелькнули предо мной города: Смоленск е множеством своих церквей и зеленых садов, Рославль⁴⁸⁶, Брянск⁴⁸⁷, Карачев⁴⁸⁸ с высокою стройною колокольнею при одной из семи или восьми церквей и с белою глинистою почвою. В 8 1/2 часов вечера прибыль в Орел. Секретаря⁴⁸⁹ и старшего келейника отпустил с тем же поездом далее в Киев, а сам с младшим келейником отправился со станции, в экипаже, высланном Преосвящ. Макарием, в Архиерейский дом для ночлега. Преосвященный, как старый мой знакомый, принял меня с братскою любовию.

Орловский архиерейский дом очень просторен и хорошо поддерживается. При нем небольшой фруктовый сад с шоссированными дорожками, устроенными еще при Преосвящ. Смарагде⁴⁹⁰ руками подначальных причетников. На просторном дворе Архиерейского дома воздвигнуть, но не был еще окончен, обширный каменный храм. Преосвященный Макарий жаловался мне, что сооружение этого храма предпринято было его предшественником епископом Поликарпом⁴⁹¹ без всякой надобности, так как при доме есть довольно просторная церковь. Продолжая волею или неволею приводить к окончанию внутреннее украшение храма, он вынужден был прибегать к разным мерам; между прочим, он установил, чтобы за каждый брак, требующий архиерейского разрешения, вносилось по 3 рубля в пользу сооружаемого храма.

На другой день, 28-го ч. утром посетил я кафедральный Собор. Собор обширен, но без особенных украшений. При нем имеется приход.

В полдень, простившись с Преосвященным и получивши от него на память том его проповедей, отправился при колокольном звоне, на станцию железной дороги. Город Орел показался мне довольно обширным и благоустроенным.

По пути из Орла к Курску в первый раз увидел я, на протяжении многих верст, сплошную черноземную почву и необозримые безводные поля, лишенные почти всякой древесной растительности. На меня, привыкшего с детства видеть дремучие леса и большие реки, вид этот произвел не совсем приятное впечатление.

В Курске я теперь не останавливался, имея в виду заехать к Преосвященному Сергию на обратном пути из Киева.

Утром 29-го ч. в субботу, при ясном солнечном свете, я с восхищением увидел на станции Бровары за 27 верст золотую главу высокой Лаврской колокольни, и по мере приближения к Киеву шире и шире стала раскрываться пред моими взорами великолепная панорама священных киевских гор; а когда поезд приблизился к Днепру и тихо, очень тихо двигался по необыкновенно длинному мосту, не задолго перед тем устроенному чрез столь широкую реку, я не мог оторвать глаз от живописной картины города, расположенного по горам и тонувшего в густой зелени садов.

В 11 1/2 часов поезд остановился и я встречен , был на станции Лаврским Иеромонахом О. Виталием. Прямо с дороги я поспешил войти в Великую церковь Лавры и приложиться к находящейся в ней святыне; в это время продолжалась еще литургия, за которою причащалось множество богомольцев. Из церкви приведен был я в кельи О. Наместника Архимандрита Варлаама и здесь же мне указано было приличное помещение.

Когда я приехал в Киев, не нашел здесь ни Преосвященного Митрополита, ни Андрея Николаевича Муравьева. Первый был в епархии и возвратился 2-го Сентября 1870 г. ранним утром; а последний был в гостях у Графа Остен-Сакена в его имении не очень далеко от Киева и возвратился оттуда 1-го Сентября вечером.

Между тем я не замедлил приступить к обозрению священных Киевских достопамятностей. Буду описывать по порядку все, что я сподобился видеть и слышать в древнем граде Киеве.

Первая личность, с которою я встретился и познакомился в Киеве, – это наместник Лавры архимандрит Варлаам. Человек пожилой, лет 50-ти, полный собою, пострадавший от боли в ногах вследствие продолжительных, как сам он объяснял мне, стояний в церкви, из студентов Могилевской семинарии, с крепким умом и значительною начитанностию (читает даже французские книги), но с характером осторожным до хитрости. Много мы с ним беседовали, и он сопровождал меня иногда по Киеву. Из его бесед узнал я, между прочим, о неприличных отношениях к Митрополиту его викария, Еп. Порфирия⁴⁹² (Успенского) и Ректора Академии Архим. Филарета⁴⁹³, о размолвке с А. Н. Муравьевым, по поводу отсутствия Архиерейских певчих при всенощной и литургии в Софийском кафедральном Соборе 30-го Августа 1869 г., о доходах Лавры, простирающихся от 350 до 400 тысяч рублей и проч.

В первый же день моего прибытия в Киев, т. е. 29-го числа Августа, я отправился в 4 ч. по полудни в сопровождении О. Наместника, прежде всего в Трапезную церковь во имя Первоверховных Апостолов Петра и Павла, где приготовляется св. Миро. По сравнении мироварнаго очага и прочих мироварных принадлежностей с Московскими⁴⁹⁴, здешние мне показались очень скудными, и самое место приготовления мира тесным.

Из трапезной церкви перешли, в типографию. Она помещается в каменном двухэтажном здании на восток от великой церкви и находится во всех отношениях в благоустроенном состоянии; с балкона типографии вид на Лаврские пещеры и на Заднепровье превосходный. Подробности об устройстве, в каком находится типография и о ее производительности, можно прочитать в книжке: «Указатель святыни и свящ. достопамятностей Киева⁴⁹⁵. А я сообщу здесь о встрече моей с бывшим архитипографом, 83-хлетним старцем, архимандритом Вениамином. Почтенный о. Вениамин рассказывал мне, что он учился, в Киево-Могилянской академии, окончил курс в начале нынешнего столетия; был свидетелем посещения в 1804 г. Киева Московским Митрополитом Платоном⁴⁹⁶ и участником в торжественной встрече и этого знаменитого гостя в Братском монастыре и академии, с пением и музыкою. Местопребывание Московского Владыки было в этот день в Софийском Митрополичьем доме. Сюда в назначенный час собрались все Киевские духовные власти, начиная с Митрополита Серапиона⁴⁹⁷, а отсюда в торжественном поезде, в парадных каретах, отправились вместе с высоким гостем в Братский монастырь, где, после подобающей встречи и осмотра обители и академии, предложен был настоятелем и ректором академии, архимандритом Иринеем (Фальковским)⁴⁹⁸, роскошный обед, за которым произнесено было множество заранее приготовленных речей и стихов на разных диалектах⁴⁹⁹. При этом о. Вениамин не умолчал и о том, что, так как Киевский Митрополит незадолго пред тем (именно с 1788–1799 г.) был епископом Дмитровским, викарием Московской епархии, Московский Владыка держал себя пред ним очень важно и величаво, что Киевлянам казалось неприятным и обидным. – Немало также сообщил мне сведений почтенный ветеран –архитипограф и о неутомимой деятельности на Киевской кафедре ученого митрополита Евгения⁵⁰⁰.

Из типографии заходили в просфорню и книжную лавку, где я купил довольно разных книг и эстампов.

В тот же день не без удивления узнал я, что в числе Лаврских рясофорных послушников находится бывший Прокурор Московской Синодальной Конторы, Генерал-Майор Ив. Петр. Арбенев, коего сын учился при мне в Московской Д. академии.

В 6 часов ударили в тысячный колокол ко всенощной. Звук колокола очень приятный для слуха. Трезвон во все колокола с присоединением ударов в железный обруч (било) очень оригинален. – На всенощной к воскресной службе присоединена была служба благоверному великому Князю Александру Невскому. За службою немало замечено было мною особенностей: так, напр., чередный иеромонах творит начало не пред престолом, а вне царских врат; на вход облачался Архимандрит с 4-мя Иеромонахами и Архидиакон с Иеродиаконом; после входа царские врата оставались отверстыми до шестопсалмия; на величание икону выносит из алтаря с престола Архидиакон; в конце службы стих: «Христе Свете истинный» читал чтец; песнь: «Взбранной воеводе», не пели, а после отпуска пето было: «Под Твою милость, Богородице»... Пение Лаврское протяжное, своеобразное, громогласное, стройное и вместе с тем чуждое всякой искуственности. Всенощная продолжалась около 5-ти часов.

30-е ч. Воскресенье. В 7-м часу утра отправился в ближние пещеры и там в церкви преп. Антония слушал раннюю обедню. Стоя в подземной церкви, среди нетленных тел святых подвижников, я невольно переносился мыслию к первенствующим временам Христианства и вспоминал о древних катакомбах; душа полна была искренних благоговейных чувств. – Это душевное настроение поддерживалось притом еще стройным умилительным пением пещерной братии.

Позднюю литургию предлагал мне служить в великой церкви о. наместник, но я не решился на это в отсутствие местного Владыки, без его благословения. Поэтому служил Преосвященный Александр⁵⁰¹, бывший Полтавский. а в это время пребывавший в Киеве на покое. В служении его приметны были военные манеры. Неприятно было видеть, что Архидиакон служил с Архиереем без приготовления. На клиросах пели лаврские монахи, и только исполатчики были из Софийского Архиерейского хора.

Во время пения причастного стиха подошел ко мне какой то неизвестный мне старец невысокого роста, в черной рясе, и безмолвно приветствовался со мною рука в руку. Я подумал, что это должен быть какой-либо приезжий из-за границы Архиерей. Оказалось, что это был болгарский униатский архиепископ Иосиф, который, будучи православным, иезуитскою пропагандою завлечен был в 1861 г. в. Латинскую унию и в Риме получил рукоположение в архиепископа, но, сознавши свое заблуждение, оставил Болгарию и, прибывши в Россию, поселился в Киеве, не воссоединившись однако с Православною церковию. Об нем-то, между прочим, писал от 27-го Сентября 1861 г. к нашему чрезвычайному посланнику и полномочному Министру в Афинах, Д. Ст. Сов. А. П. Озерову покойный Московский Митрополит Филарет: «Простый, обманутый Иосиф обманул непогрешимость папы. Папа, рукополагая Иосифа в свои викарии для Болгарской унии, не догадался, что, у него под рукою только призрак».⁵⁰².

Но этот простец Иосиф, обманувший непогрешимого папу, ввел в искушение и нашего Митрополита Киевского Арсения. Когда он в первых числах Июля 1861 г., с разрешения русского Правительства, прибыл в Россию и поселился в Киево-Печерской Лавре, Владыка Арсений радушно принял его и вскоре затем вздумал пригласить его – униатского епископа к сослужению с собою (10-го Июля и 15 Августа). Такой необдуманный, антиканонический поступок Митрополита Арсения дошел до сведения Св. Синода, и ему сделано было подобающее внушение.

Впоследствии униатствующий епископ Иосиф пригодился для России: он не раз командирован был по распоряжению Обер-Прокурора Св. Синода, Графа Д. А. Толстого, заведовавшего делами униатских церквей в пределах бывшего Царства Польского, – в Холм, для рукоположения к некоторым из этих церквей священников.

После литургии Преосвящ. Александр был приглашен О. Наместником в мою квартиру на закуску, и мы с ним встретились здесь как старые знакомые. Преосвящ. Александр в эпоху Крымской компании был Настоятелем Соловецкого монастыря и защитником этой знаменитой обители от вражеского нападения со стороны Англичан. По совершении этого геройского подвига, он был в 1856 г., во время Пасхи в Москве, украшенный золотым наперсным крестом на георгиевской ленте. Мы с ним, в Успенском Соборе, были в служении с покойным Митрополитом Филаретом, и это живо сохранилось в памяти как у него, так и у меня.

После закуски я ездил с визитом к Киевскому Генерал-Губернатору Князю ДондуковуКорсакову, который принял меня очень любезно. С ним, между прочим, беседовали мы о переселившихся незадолго пред тем в юго-западный край России Чехах. Был слух, что эти переселенцы – католики располагались принять восточное православие; но что удержало их от этого, не знаю. На другой день Князь вместе с своею супругою, которой, впрочем, я не видел, отдали мне визит, но, к сожалению, не застали меня дома.

После обеда, часу в пятом осматривал я, в сопровождении О. Наместника, митрополичий дом. – Дом не весьма обширный и не особенно благолепный, но вид с балкона дома на Днепр превосходный.

При митрополичьем доме две крестовых церкви: верхняя во имя св. Митрофана, Воронежского чудотворца, и нижняя во имя св. Михаила, первого Митрополита Киевского. – Та и другая церкви устроены покойным Митрополитом Филаретом (Амфитеатровым, сконч. 21 декабря 1857 г.). В нижней церкви слушал я в этот день всенощную службу.

31 ч. Понедельник. Утром отправился в дальние Феодосиевы пещеры для поклонения почивающим здесь Угодникам и там же в Благовещенской церкви, где почивают мощи преп. Евфросинии, Княжны Полоцкой, выслушал раннюю литургию. После литургии для меня отслужен был молебен пред св. мощами Преподобной и освящены на раке привезенные мною из Витебска иконы ее. Между тем, увидевши над ракою на стене довольно большой образ преподобной Евфросинии, я попросил сделать для меня точную с него копию.

Напившись в своей даровой квартире чаю, я поехал, в сопровождении своего радушного хозяина, О. Наместника, в город для поклонения тамошним святыням и для обозрения священных достопамятностей.

Мы начали с Михайловского монастыря.

Михайловский Златоверхий монастырь находится на юго-восточной части Старокиевской горы. Первоначальное основание его предание приписывает первому митрополиту Киевскому св. Михаилу, который здесь основал и свою митрополичью кафедру. В 1108 г. великий князь Киевский Святополк – Михаил, в честь своего ангела, соорудил в обители, вместо деревянной, великолепную каменную церковь с 15-ю позлащенными верхами, почему монастырь назван Златоверхим. Но при нашествии на Киев Батыя золотые верхи церкви были сбиты и оставлены одни стены до купола. Не прежде как в XVI уже столетии игумен этой обители Макарий возобновил полуразрушенную церковь.

Главную и драгоценную святыню Михайловской обители составляют св. мощи великомученицы Варвары (собственно одна глава ее). Святыня эта принесена была из Царьграда первою супругою Храмоздателя – Варварою, дочерью Греческого Императора Алексея Комнина.

С 1799 г. Михайловский монастырь назначен для местопребывания викариев Киевской епархии, епископов Чигиринских, которые считаются и настоятелями его.

С 14-го Февраля 1865 г. Викарием Киевским был Епископ Порфирий (Успенский).

Поклонившись святыне и осмотревши достопамятности Главного монастырского храма, я посетил и настоятеля обители, Преосвящ. Епископа Порфирия. Он принял меня не в своих настоятельских покоях, а в келье Наместника, где он жил по случаю возобновления и украшения своих покоев. Возобновленные покои Преосвящ. Порфирия своим блеском и роскошью далеко превзошли, как мне впоследствии сказывали, покои митрополичьи.

Преосвященный Порфирий мне лично был знаком с 1858 г. В это время он, по распоряжение Св. Синода, вторично был командирован на Восток для собрания археологических сведений. Проезжая из Петербурга, где он находился с 1855 т. без особого назначения, чрез Москву, он был у меня, когда я был еще Синодальным Ризничим, и приглашал меня с собою путешествовать на Афон для изучения тамошних древностей. В беседе со мною он, между прочим, горько жаловался на свое бедственное положение в Петербурге; он не имел средств для приобретения себе даже необходимой обуви. С ним виделся я потом в начале 1865 т. после рукоположения его в сан Епископа Чигиринского, при проезде его чрез Москву в Киев, и получил от него в дар изданные им в 1864 г., в русском переводе, «Четыре Беседы Фотия, архиепископа Константинопольского». Во время пребывания своего в Киеве, Преосвящ. Порфирий продолжал приводить в порядок и описывать письменные и вещественные памятники церковных древностей, во множестве собранные им в последнюю поездку свою на Восток. Сверх сего, на основании этих памятников, составлял и издавал разные сочинения, не стесняясь при этом никакими преданиями, утвердившимися в Православной церкви. Так, он издал: 1) Первое путешествие (свое) в Афонские монастыри и скиты, Киев, 1877 г., и 2) Историю Афона, Киев, 1877 т. Вообще, Преосвящ. Порфирий отличался слишком свободными воззрениями на многие церковные вопросы. Он, напр., церковь русскую называл не иначе, как официальною, и потому не хотел быть епархиальным Архиереем. Но ему, правду сказать, никогда и не думали вверять в управление какую бы то ни было епархию⁵⁰³; мало того: его освободили даже от звания Викария и послали в начале 1878. г. управлять Московским Новоспасским монастырем с назначением присутствовать в Московской Синодальной Конторе. Синод называл он незаконнорожденным сыном Церкви и проч.

Из Михайловского монастыря мы поехали в Софийский кафедральный Собор.

Первоначальное основание церкви во имя св. Софии – Премудрости Божией относится ко временам великого князя Ярослава. Она основана на месте победы, одержанной Ярославом в 1036 г. над Печенегами, Благочестивый Князь, сооружая храм, в благодарность Богу за дарованную победу, не щадил никаких средств для благолепия этого храма. Доселе уцелевшие по местам остатки мозаики, мрамора и порфира свидетельствуют об этом благолепии. Но в тяжкую годину нашествия татар (1240, г.) от Ярославовой Софии уцелели одни только стены да купола и некоторые мозаические и фресковые изображения. Возобновлением и приведением в настоящий вид Софийский храм обязан ревности знаменитого Киевского митрополита Петра Могилы. Внутреннее же обновление храма, как то: открытие и восстановление древних греческих фресков совершено было в царствование блаженной памяти Императора Николая Павловича (с 1839–1851 г.), трудами соборного старца Лавры Иеромонаха Иринарха и священника Желтоножского, под руководством академика Солнцева.

В древнем храме Св. Софии, кроме святыни мощей священномученика Макария, митрополита Киевского, убиенного Татарами в 1497 г. и некоторых чудотворных икон, особенного благоговейного внимания заслуживает сохранившееся на полусводе от горнего места к главному, алтарю мозаическое изображение Божией Матери с воздетыми к небу руками, именуемое в народе Нерушимою стеною. Греческие фрески XI века с изображением ликов святительских, мученических и др., недавно открыты в других местах на стенах собора. В приделе во имя Равноапостольного Князя Владимира, при северной стене главного алтаря, мне указали могильный памятник Храмоздателя, великого Князя Ярослава, из бело-синеватого мрамора, украшенный разными символическими изображениями. При входе на хоры Собора, обращено было мое внимание на древние фрески на стене, где изображена в разных видах звериная охота древних Киевских Князей.

После осмотра Софийского собора, я посетил почтенного Старца Преосвященного Александра, имевшего очень скромное помещение в нижнем этаже Софийского митрополичьего дома. Здесь нашел меня земляк мой – священник Н..И. Флоринский⁵⁰⁴, законоучитель Киевской Гимназии, магистр Киевской Д. академии.

После краткой беседы с Преосвященным мы отправились в Духовную академию, находящуюся в Братском монастыре.

Ректора академии и настоятеля Братского монастыря, Архимандрита Филарета⁵⁰⁵ на эту пору в Киеве не было: он путешествовал на Восток для поклонения святым местам и, без сомнения, с учено-археологическою целию. Поэтому встретили меня в академии Инспектор Архимандрит Сильвестр⁵⁰⁶, Профессора В. Ф. Певницкий⁵⁰⁷, Свящ. А. М. Воскресенский⁵⁰⁸, и некоторые другие. Они ввели меня сначала в актовую залу, украшенную по стенам портретами русских царей, киевских митрополитов, благотворителей и знаменитых воспитанников академии. К зале с востока примыкает церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы, называемая конгрегационною. Показана была мне также академическая библиотека и студенческие помещения. Из академии прошел я в соборную монастырскую церковь Богоявления Господня, построенную в 1693 г. Ив. Мазепою. В алтаре этой церкви, с левой стороны главного престола, престол неосвященный и пред ним Царские врата. Мне объяснили, что это сделано только для симметрии с приделом, существующим на правой стороне главного алтаря; это немало удивило меня. Как на предмет достопримечательный, указали мне на Животворящи Крест, находящийся в иконостасе над царскими вратами. Этим крестом Иерусалимский Патриарх Феофан, во время пребывания своего в Киеве 1620 г. утвердил ставропигию Богоявленского Братства. Сверх сего, в Богоявленской церкви находится особая святыня – Чудотворный Образ Братской Божией Матери.

Из церкви пригласил меня Наместник Братского монастыря, Иеромонах Геннадий в настоятельские покои, куда вместе со мною пошли и мои ученые сопутники. Вошедши в гостинную, я увидел на столе приготовленную закуску. Оказалось, что в этот день о. Наместник был именинник.

Подкрепившись после трудов закускою, мы с Лаврским о. Наместником поспешили возвратиться домой.

1 сентября вторник. Раннюю литургию слушал в нижней крестовой церкви; служил иеромонах Николай из Вологодских студентов. На литургии замечены были следующие особенности: пред чтением Евангелия иеродиакон громогласно возглашает на амвоне: «Благослови, владыко, благовестителя»..; на великом входе делаются прибавления, какие положены на архиерейском служении; Символ веры читается (в пещерах поют).

После утреннего чаю опять отправились мы с о. Наместником в город и осмотрели:

а) Андреевскую церковь. Церковь эта занимает едва ли не самый возвышенный пункт на горах Киевских, и здесь-то, по преданию, первозванный апостол водрузил первый крест в нашем отечестве с известным заветным пророчеством о будущем христианском величии Киева. Настоящая церковь во имя св. Апостола Андрея основанием своим обязана благочестивому усердно Императрицы Елисаветы Петровны: Ею в 1744 (по другим в 1747 г.) положен был в основание этого храма первый камень. Исполнителем же благочестивого желания Императрицы был известный гениальный архитектор Граф Де-Растрелли. В последнее время, к поддержанию внутреннего благолепия этого замечательного храма много способствовал своею ревностию и своим ходатайством пред Правительством А. Н. Муравьев, с 1864 г. прихожанин Андреевского прихода. Но еще в 1859 г. он принес в Андреевскую церковь священный дар – часть мощей св. ап. Андрея, принесенную им из Греции.

Из Андреевской церкви заходил в дом А. Н. Муравьева.

б) Десятинную церковь. Первоначальная история Десятинной церкви восходит ко временам св. Равноапостольного Князя Владимира. На другой год после своего обращения в христианскую веру, благоверный Князь пожелал устроить в Киеве храм во имя Богоматери, в память того Корсунского храма, в котором он принял св. Крещение, – и устроил оный на том месте, где в 983 г. приняли мученическую смерть христиане – варяги Феодор и сын его Иоанн. На содержание этой церкви и причта он определил десятую часть от всего своего имения и городовых доходов; от чего церковь и получила название Десятинной. В 1240 г., при нашествии Батыя, Десятинная Владимирова церковь едва не сравнена была с землею; остался неразрушенным один только юго-западный угол. В таком разрушенном виде, храм оставался до начала XVII века, когда тот же благочестивый ревнитель церковного благолепия, Киевский митрополит Петр Могила к уцелевшему углу храма приделал из древних же кирпичей новые стены и надстроил над ними еще деревянный придел во имя Св. Апостолов Петра и Павла, и в таком убогом виде церковь оставалась еще два столетия. Наконец, в 1824 г., по внушению просвещенного любителя отечественных древностей, Митрополита Евгения⁵⁰⁹ Курский помещик Анненков поревновал восстановить по возможности древний храм св. Владимира. Нескоро было приведено в исполнение это многотрудное предприятие: не ранее, как 19-го июля 1842 г. освящена была торжественно новосооруженная, Десятинная церковь.

Из достопамятных вещей этой церкви заслуживают внимания посетителя: 1) мраморная гробница просветителя России; 2) 13 больших выпуклых букв, изсеченных на камне и сохранившихся от первобытного здания храма; 3) Остатки мозаического мраморнго помоста и 4) два небольших колокола особенной формы, крестики, куски фресок, мраморные плиты и другие остатки древности, найденные при разрытии в 1824 г. фундамента Десятинной церкви.

При посещении этой церкви, мне дано было. о. Настоятелем на память несколько кусочков древней мозаики.

в) Духовную семинарию, находящуюся в Петропавловском монастыре, на Подоле. В семинарии не нашел я ничего особенного.

г) Крещатик – место, где крестились сыновья великого князя Владимира. В настоящее время это ничто иное, как водоем, осеняемый каменным павильоном с высокою круглой над ним колонною, сооруженною в 1802 г. усердием Киевских Граждан.

д) Аскольдову могилу. Она находится на уступе Печерской горы, ниже –Пустынно-Николаевского монастыря, над Днепром. Здесь, по преданию, погребен первый русский христианский князь Аскольд, убиенный в 882 г. Олегом. – Теперь на этой могиле – небольшая кругообразная церковь во имя святителя Николая. Вид от этой церкви на Днепр восхитительный.

Этим и закончилась наша утренняя прогулка по Киеву.

Вечером посетили меня Инспектор академии с профессорами Поспеховым⁵¹⁰, Певницким, Воскресенским, Вороновым⁵¹¹ и Терновским⁵¹².

Инспектор Архимандрит Сильвестр, очень умный и ученый человек, к сожалению страдает слабостию зрения.

Поспехов, Певницкий и Воскресенский – мои добрые земляки – Владимирцы.

Воронов и Терновский – мои ученики по. Московской академии.

2-го ч. Среда. Во 2-м часу по полуночи возвратился из поездки по Епархии Высокопреосвященный Митрополит Арсений.

После ранней литургии в верхней крестовой церкви, я представился Его Высокопреосвященству и поднес ему икону преп. Евфросинии, Княжны Полоцкой, Владыка принял меня очень благосклонно и беседовал со мною, между прочим, об ученом монашестве, о его оскудении и о затруднении в скором времени иметь кандидатов на архиерейские кафедры. Прощаясь со мною, Владыка пригласил меня к себе в тот же день обедать.

В 9 часов слушал в великой церкви акафист Божией Матери, молебен Киево-Печерским Чудотворцам и панихиду при гробе Преосв. Павла⁵¹³, митрополита Тобольского, в 1768 г. уволенного на покой в исполнение обещания в Киево-Печерскую лавру и здесь скончавшегося; тело его покоится в склепе под великою церковию и остается нетленным.

Затем обозревал Лаврскую ризницу и библиотеку. Сведения о главнейших предметах и достопамятностях этих сокровищниц можно получить из книжки: «Указатель святыни и священных достопамятностей Киева».

Между тем, пока я занимался молитвою и обозрением Лаврских достопамятностей, был у меня посол от А. Н. Муравьева и, не заставши меня дома, оставил записку следующего содержания:

«Андрей Николаевич, прибыв вчерашнего числа домой и узнав о посещении Его Преосвященством, нетерпеливо желает увидеться с ним и просит покорнейше Его Преосвященство пожаловать к нему сегодня в полдень или же вечером. Сам же он по причине утомления от дороги выезжать не может.»

В след затем получаю записку, писанную карандашем, и от самого Андрея Николаевича:

«Среда. Вчера я приехал поздно и устал с дороги. Просил одного офицера Ларионова к Вам заехать и известить обо мне и дал ему как документ – вашу карточку. Сегодня Вы верно на акафисте, а потом милости просим ко мне. Если угодно пожаловать кушать, то буду очень рад (в 3 часа). Если же утром Вы ко мне не будете, то приеду к Вам вечером в 5 часов. Боюсь только напрасно ехать такую даль и не застать дома. Просим об ответе».

К сожалению, в этот день ни сам я не мог быть у Андрея Николаевича, ни его принять у себя, так как после обеда у Высокопреосвященного Митрополита, мы отправились с ним за город в принадлежащие Лавре пустыньки – Голосеевскую и Китаевскую. В Голосеевекой пустыне, побывавши сначала в церкви, мы пили в скромных митрополичьих кельях чай и затем, при ясном вечернем солнце, гуляли в рощах и глубоких дебрях. Когда из Голосеевекой пустыни приехали в Китаевскую, начало уже темнеть. Несмотря на вечерний мрак, старцу-митрополиту угодно было самому вести меня, чрез глубокий овраг, на высокую гору и показать там древние, т. н. Пироговские пещеры, подобные Киевским. Из этой приятной прогулки возвратились в Лавру в 9 часов вечера.

Между тем, дорогою мы имели разговор о возбужденном в то время Московским Митрополитом Иннокентием (или вернее викарием его, Преосвящ. Леонидом⁵¹⁴, при участии Угрешского Архимандрита Пимена⁵¹⁵ вопросе о монастырских общежитиях, о собрании русских соборов и проч. Тут же Владыка Арсений рассказал мне о следующем случае с покойным Митрополитом Московским Филаретом. Известно, что Митрополит Филарет составил, по поручению Св. Синода, правила относительно избрания Настоятелей в общежительных монастырях. По этим правилам, настоятели должны быть избираемы самими монашествующими из среды братии той же обители. Между тем, вскоре по утверждении этих правил, надобно было избрать настоятеля для общежительного Белопесоцкого монастыря Московской епархии⁵¹⁶. Между братиею этого монастыря не оказалось достойного кандидата для занятия настоятельской, должности. Митрополит решился назначить в настоятеля благочестивого старца из другого монастыря, именно, из Высоцкого, что в г. Серпухове, и донес о том Св. Синоду. Но из Синода последовал Указ с замечанием Митрополиту за отступление от новых, им же самим составленных, правил избрания Настоятелей в общежительных монастырях. Это, конечно, огорчило старца, и он горько жаловался митрополиту Арсению, когда этот проезжал из Киева чрез Москву для присутствования в Св. Синоде. Но Преосвященный Арсений уверял Московского Владыку, что Синод, получивши донесете его о назначении настоятеля в Белопесоцкий монастырь из Высоцкого, постановил принять это только к сведению, – и обещал, по прибытии в Петербург, навести об этом точную справку. По справке оказалось, что, действительно, постановлено было Св. Синодом то, что сообщал Митрополиту Филарету митрополит Арсений, и что указ с замечанием был делом произвола Синодской Канцелярии. Таковы бывали иногда порядки в нашем верховном церковном судилище! Итак, аще в сурове древе сгя творят, в сусе что будет! Если с старейшим и знаменитейшим иерархом Российской Церкви так поступлено было, чего же ожидать юнейшим архипастырям?....

3-е ч. Четверг. После ранней литургии в Антониевской церкви ближних пещер, я отправился в город для продолжения обзора священных достопамятностей.

Прежде всего посетил церковь Спаса на Берестове. Церковь эта сооружена первоначально св. Равноапостольным Князем Владимиром, в 989 г. Разрушенная во время нашествия Татар, она возобновлена была Киевским митрополитом Петром Могилою и снабжена, нм священными утварями и ризничными вещами, из коих некоторые сохранились до настоящего времени. Но между утварями мне показано было напрестольное евангелие, пожертвованное с собственноручного подписью Московским Митрополитом Платоном, при посещении им сей церкви в 1804 г. Что особенно удивило меня в этой церкви, это необыкновенной высоты (около 2-х аршин) каменный престол.

Далее – видел развалины Ирининской церкви и Золотых врат, новосозидаемый храм во имя св. Кн. Владимира и церковь Божией Матери Всех скорбящих. Наконец, посетил достопочтенного А. Н. Муравьева и провел с ним не один час в искренней, откровенной беседе. Предметом собеседования были: обстоятельства кончины незабвенного Святителя Филарета⁵¹⁷, при чем А. Н. выражал крайнее негодование на Обер-Прокурора Синода⁵¹⁸ за овладение бумагами, хранившимися в кабинете покойного Владыки⁵¹⁹; назначение на Московскую кафедру Камчатского архиепископа Иннокентия, которое он присвоял себе, говоря, что он посадил Иннокентия на кафедру Филарета⁵²⁰; неудовольствие на Преосвящ. Леонида, Епископа Дмитровского, за отказ его от ходатайства пред Митрополитом Иннокентием о снабжении его пособием в количестве 1000 руб. для издания писем к нему покойного Митроп. Филарета⁵²¹; осуждение Преосвящ. Леонида за уклонение от назначения на Нижегородскую епархию⁵²².

Прощаясь со мною, А. Н. пригласил меня к себе на другой день обедать, при чем спросил, нужно ли приготовлять к столу какое либо вино, так как он сам никогда никакого вина не употреблял.

Возвратившись в Лавру, я встретил здесь Преосвящ. Игнатия⁵²³, Еп. Брестского, викария Литовского, который приехал в Киев также для поклонения святыне. Старец – добрый и почтенный. Он служил раз в пещерах по-священнически, в фелони, но с архиерейским омофором и в митре. Мы неоднократно вместе с ним обедали у митрополита.

4 ч. Пятница. После ранней литургии, все утро проводил в Лавре в собеседовании с некоторыми из Лаврских старцев; к 2-м часам по полудни поспешил к Его Превосходительству А. Н. Муравьеву на званый обед. Обедали только вдвоем. После обеда зашла речь о размолвке моего гостеприимного хозяина с Митрополитом Арсением из-за певчих, которые в 1869 г. под 30-е число августа – день тезоименитства Государя Императора не были за службою в Софийском Соборе не только во время всенощной, но и за литургией, по случаю приглашения их для отправления молебна на ближайшей к Киеву станции железной дороги. Андрей Николаевичу при виде такого беспорядка, воспламенился столь сильною ревностию, что в письме предлагал Митрополиту оставить управление епархиею. Когда я доказал Его Превосходительству незаконность и неуместность его поступка, указавши ему на апостольское Правило, он сознал свою вину и сказал при этом: «да мы уже примирились с ним».

После этой беседы пошли мы в сад, вновь разведенный Андреем Николаевичем подле его дома на возвышенной местности, откуда открывается превосходный вид на близкий Подол и на отдаленный Вышгород и Межигорский монастырь.

По возвращении из сада в покои, с особенным любопытством и благоговейным чувством рассматривал я святыню, хранящуюся в моленной комнате Андрея Николаевича. Здесь видел я очень много древних икон и других священных предметов, собранных нашим паломником во время странствований его по Востоку и Западу, по Грузии и по знаменитым обителям русским. Описание этой святыни составлено самим обладателем ее и издано отдельною брошюрою в 1872 г. в Киеве⁵²⁴.

В 6 часов вечера слушал я всенощную в Андреевской церкви, приготовляясь на другой день служить литургию в дальних пещерах Лавры. После всенощной, пил чай у Ктитора этой церкви Андрея Николаевича. При прощании он дал мне для прочтения очень замечательную записку, составленную им и посланную к Военному Министру Милютину⁵²⁵. В записке этой, Андрей Николаевич очень сильно и основательно возражал против предположения Правительства устроить, на случай неприятельского нападения, в разных пунктах Киева и, между прочим, вблизи Лавры, батареи. Записка произвела благодетельное действие: устройство батарей было отстранено. Граждане Киева поднесли за это Андрею Николаевичу благодарственный адрес.

5-е ч. Суббота. В 8-мь ч. Господь сподобил меня совершить божественную литургию в Благовещенской церкви дальних Феодосиевских пещер, где почивают св. мощи Преподобной Евфросинии, Кн. Полоцкой. Поклонение этой святыне было одним из главных побуждений к моему путешествию в Киев. Но у меня на сердце было не только поклонение этой святыне, но, если можно, и присвоение оной. Эту сердечную тайну я необинуясь открыл Киевскому Первосвятителю, но он не изъявил своего согласия на перенесете мощей преп. Евфросинии в Полоцк в цельном их составе, а только обещал отделить какую-либо часть от нетленных останков Угодницы Божией, и для сего требовал, чтобы я прислал, в удобное время, для принятия этой святыни какого-либо честного и благонадежного монаха. – И это милостивое обещание принято было мною с чувством глубокой признательности.

В 12 часов обедал вместе с Преосвященным Брестским Игнатием у Высокопреосвященного Митрополита.

В 4 часа ударили в большой колокол к великой вечерне, я поспешил в церковь. Вечерня с повечерием продолжалась два часа. Особенность за вечернею та, что Царские врата от входа и до отпуска не затворялись.

6-е ч. Воскресенье. В 1 час по полуночи большой Лаврский колокол разбудил меня к утрени, которая продолжалась до 5-ти часов. Особенности воскресной утрени в Лавре следующие: Канон Троичный на полунощнице поется весь нараспев с канонархом; тропари на Бог Господь читаются, и только окончания поются; служащие иеромонах и иеродиакон каждение совершают в алтаре в камилавках; евангелие, по прочтении, оставляется среди церкви на аналое под наблюдением пономарей или сторожей; свечи в алтаре возжигаются и погашаются в точности по Уставу; в конце канона принимается монахом трапезным благословение на приготовление братской пищи и каждый раз огонь берется от лампады чудотворной Иконы Успения Б. Матери; во время чтения 1-го часа все готовящиеся к служению принимают благословение у предстоящего Архиерея, хотя бы он был и иноепархиальный.

В 9 ч. позднюю литургию в великой церкви совершал Преосвящ. Митрополит Арсений. Я присутствовал в алтаре и приметил за литургиею следующие особенности: на великом входе все сослужащие архимандриты и иеромонахи, кроме старшего, держали в руках кресты; при хиротонии, по причине необычной высоты престола, подставляется для ставленника ступенька или небольшая скамейка, дабы он удобно мог положить голову свою на престол. – Преосвящ. Митрополит говорил поучение без тетради, но так тихо, что я не мог в царских вратах слышать ни одного почти слова. Лаврский Архидиакон имеет голос довольно сильный, но неблагозвучный и отрывистый; певчие Софийские пели стройно, но голоса мальчиков невполне удовлетворительны.

В 5-м часу по полудни приехал ко мне А. Н. Муравьев и мы с ним отправились в Выдубнцкий монастырь, расположенный на самом берегу Днепра, в трех верстах от Лавры. В соборной Георгиевской церкви нам показаны были все священные достопамятности и, между про. чим, образ Спасителя в терновом венце, привезенный из Греции. Посетив келью Казначея, иеромонаха Анфима – из Молдаван, мы чрез настоятельские покои (настоятеля на эту пору не было в монастыре) прошли в монастырский сад, откуда по бесчисленному множеству ступеней взошли на высокую гору, где вновь устроялся на счет пожертвований благочестивой Княгини Васильчиковой, вдовы бывшаео Киевского Генерал-Губернатора⁵²⁶, Троицкий Общежительный монастырь. Строитель этой обители – духовник Княгини Васильчиковой, иеромонах Иона ввел нас в обширную и расписанную по стенам церковного живописью братскую трапезу. Вид из этой трапезы на Заднепровье восхитительный.

7-е ч. Понедельник. Раннюю литургию слушал в Феодосиевской церкви дальних пещер.

7-го числа я. предполагал выехать из Киева, но Преосвященный Митрополит пригласил, а А. Н. Муравьев настойчиво убедил меня, остаться на храмовой праздник Киево-Софийского Собора, совершаемый 8-го Сентября. Я не мог, конечно, отказаться от такого лестного для меня приглашения. Мало того: я был даже приглашен Киевским Архипастырем к участию в торжественном священно-служении.

К 6ти часам я переехал из Лавры в Киево-Софийский Митрополичий дом, где для меня приготовлен был покойный и удобный ночлег.

В 6 часов ударили в колокол ко всенощной. Встреча Митрополита была обычная, и он до литии стоял вне алтаря, на своем святительском месте. На нем по особой привилегии Киевских Владык, было две панагии (что составляло особое преимущество Всероссийских Патриархов, начиная с Никона): одна – с изображением Софии-Премудрости Божией – дар Соборян, другая – в виде двуглавого Орла.

На всенощной замечены были мною следующие особенности: Протодиакон, стоя в алтаре за престолом, возгласил: «востаните Господеви, владыко благослови»; стихиры пели не все; на входе выходили все соборяне; паремии читал протодиакон; кафизмы читались сокращенно; на величании, при каждении Митрополита, протодиакон ходил с большою диаконскою свечою, а по сторонам его иподиаконы с трикирием и дикирием.

8-го ч. Вторник. Праздник Рождества Пресв. Богородицы и празднование СофииПремудрости Божией.

В 7 1/2 часов утра начался на Соборной колокольне перезвон к водоосвящению, в 9 благовест к литургии. Пред литургиею совершен был вокруг собора крестный ход. В совершении литургии, кроме Митрополита и меня, участвовал и викарий Киевский Порфирий, еп. Чигиринский. Особенностей при литургии не было мною замечено никаких.

После обедни чай и закуска были в Митрополичыих покоях, а обед в доме Кафедрального Настоятеля, о. протоиерея Лебединцева⁵²⁷. За трапезой, кроме архиереев, присутствовали академические профессора; в числе почетных гостей был и А. Н. Муравьев. За столом Преосвящ. Митрополит держал себя со всеми очень просто, но и с ним его подчиненные обращались довольно фамильярно.

После обеда я заезжал на короткое время с о. наместником к Андрею Николаевичу, чтобы еще раз полюбоваться из его сада превосходными видами и с ним окончательно проститься.

Вечером пил чай у Преосвященного Митрополита и при прощании получил от него в благословение икону Успения Божией Матери и на память его фотографический портрет и несколько книг.

9-го ч. Среда. Раннюю литургию слушал в Введенской церкви ближних пещер; затем заходил на кладязь свв. Антония и Феодосия.

В 12 часов дня оставил Лавру после одиннадцати-дневного пребывания в ней, исполненный самыми живыми и благоговейными чувствами ко всему мною виденному в священном граде Киеве.

На станции железной дороги я нашел достопочтенного А. Н. Муравьева, который приехал проводить меня и проститься со мною, и мы дружественно простились с ним – увы! до свидания за гробом⁵²⁸.

В час по полудни поезд двинулся, и я в последний раз взглянул на священные горы Киева и на золотые главы Печерской Лавры, сел в свое купе и погрузился в размышления о всем мною виденном и слышанном.

10 ч. Четверг. В 6 ч. утра прибыль я в Курск. Здесь, на станции, ожидал меня экипаж, заложенный четвернею архиерейских лошадей. Преосвященный Сергий⁵²⁹, мой наставник и начальник по академии, мой восприемный Отец по монашеству и, наконец, мой предшественник по должности Ректора Московской академии, принял меня с истинно братскою любовию.

Напоивши меня с дороги чаем, Преосвященный предложить мне осмотреть его архиерейский дом и церкви, а также посетить женский монастырь и Кафедральный Собор.

Архиерейский дом довольно обширный и очень удобно приспособлен к принятию приезжих лиц.

При нем главный храм во имя Знамения Богородицы огромный и благолепный, но в архитектурном отношении не изящен; притом довольно мрачен и закоптел от зимнего отопления печей, устроенных известным техником Быковым.

Женский Троицкий монастырь довольно древний и очень многолюдный: в нем более 400 монахинь и послушниц.

При монастыре женское училище; младшие девочки читают по-славянски и по-русски внятно и со смыслом, а старшие поют очень стройно.

Кафедральный Воскресенский собор двухэтажный, не весьма обширный, но довольно благолепный.

После обеда ездили мы с Преосвященным на его загородную дачу, отстоящую версты на две от города. Там устроен двухэтажный каменный дом с благолепною при нем церковию; при доме большой, фруктовый сад, дающий иногда доходу до 2000 рублей. В саду растет между прочим виноград. К сожалению, при даче нет близко воды.

Много и искренно беседовали мы с Преосвящ. Сергием, тем более что с 1861 г. мы не видались и не имели взаимной переписки.

11-го ч. Пятница. В 7 ч. утра простился я с гостеприимным хозяином и отправился чрез Орел в Москву, а он, проводивши меня, в тот же день поехал в Коренную пустынь, для сопровождения оттуда на другой день (12 ч.) в Курск Чудотворной иконы Знамения Б. Матери.

12-го ч. Суббота. В 7 1 /2 ч. утра благополучно прибыл в Первопрестольную столицу и остановился в Чудовом монастыре. Здесь встретил меня Преосвященный Игнатий, еп. Можайский, и я тотчас же вместе с ним отправился на Троицкое подворье к высокопреосвященному Митрополиту. Владыка принял меня очень милостиво.

В 6 ч. слушал всенощную в Алексиевской церкви Чудова монастыря, а после всенощной долго беседовал о разных учено-археологических предметах с добрым приятелем моим, профессором К. И. Невоструевым, который, как известно уже, занимался описанием Славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки и имел пребывание в Чудовом монастыре.

13 ч. Воскресенье, Литургию слушал в Благовещенской церкви того же Чудова монастыря.

В 6 ч. присутствовал за всенощного в Успенском соборе и, с разрешения Высокопреосвященного Митрополита, совершал, по церковному уставу, воздвижение креста.

14 ч. Понедельник, Праздник Воздвижения Животворящего Креста Господня. По благословению Московского Архипастыря, совершал я в этот праздник божественную литургию в Алексиевской церкви кафедральнаго Чудова монастыря и рукоположил ставленника во диакона.

После литургии, приняв нескольких посетителей, поспешил в Алексеевский женский монастырь к праздничной трапезе. Там, по случаю храмового праздника, литургию совершал сам Владыка-Митрополит, но кушать не остался, поспешив, по приглашению Г-жи Чепелевской⁵³⁰, на открытие какого-то благотворительного учреждения.

Из Алексеевского монастыря заезжал я в дом купца Никиты Тихоновича Смирнова, коего супруга Мария Сергеевна⁵³¹, не имея со мною личного знакомства, так много уже оказывала благодеяний как для церквей Полоцкой епархии, так и в частности для Витебского женского училища. – Затем был в Новоспасском монастыре, но о. Архимандрита Агапита⁵³², к удивленно, не застал дома, – говорю: к удивленно, потому что этот почтенный старец весьма редко оставлял свою келью, особенно вечером.

Когда я приехал в Москву, Преосвященного Леонида здесь не было; он был в своей Саввинской обители по случаю храмового праздника в 8-й день сентября, и оттуда 14-го числа писал мне:

«Завтра, во вторник, я возвратиться должен из Саввина. Могу ли просить Вас – разделить со мною трапезу в среду или четверг – как назначите? Постараюсь быть у Вас ранее сего, но, на всякий случай, прошу Вашего слова.»

Братским приглашением этим я воспользовался в среду, 16-го числа.

18-го ч. Пятница. Желая еще раз воспользоваться пребыванием своим в благодетельной Столице ко благу вверенной мне епархии, я испросил у Московского Архипастыря разрешение пригласить, по, примеру 1867 г., известных мне ревнителей церковного благолепия к благотворительным приношениям на пользу бедных церквей Полоцкой епархии. Вследствие сего мною собрано и записано было в книгу около 3,000 рублей. Сбор этот я начал, именно, с 18-го ч., и в этот день был у купцов А. И. Хлудова, братьев Бостанжогло, С. Д. Ширяева, И. А. Смирнова и друг.

В тот же день посетил я Преосвященного Кирилла, Митрополита Антиохийского, имевшего пребывание в Москве на Антиохийском патриаршем подворье; виделся также с Н. П. ГиляровымПлатоновым, который вызвался напечатать мое воззвание о пожертвованиях в издаваемой им газете «Современный Известия». Просил я перепечатать это воззвание в Московских Ведомостях М. Н. Каткова, но ему не угодно было исполнить мою просьбу: вероятно, он припомнил мой отказ от участия в торжественном обеде, который давали ему его почитатели в июле 1866 г.⁵³³.

19 ч. Суббота. Утром совершал поездку по Москве для сбора пожертвований, виделся между прочим с Праск. Ильин. Чепелевскою – председательницею совета женской учительской Семинарии при Братстве Св. Равноапостольной Марии. Она обещала сделать некоторые пожертвования для Полоцкой епархии.

21 ч. Понедельник. Слушал раннюю литургию в Благовещенской церкви Чудова монастыря, видел при сем служение в сане Иеродиакона о. Пафнутия⁵³⁴, бывшего раскольнического епископа (Коломенского) и присоединившегося потом к православной церкви.

В тот же день, Н. П. Гиляров-Платонов, препровождая ко мне несколько экземпляров напечатанная им воззвания моего о пожертвованиях в пользу Полоцкой епархии, писал мне:

«Примите, Преосвященнейший Владыко, и от меня приношение для ваших церквей, хотя в виде вашего же приглашения. Но с ним то же возни было немало: где было брать дозволение на напечатание? Разные формальности замедлили работу и выпуск листков, которые, впрочем, спешу вам представить.

А сам я совсем слег и лишен возможности лично быть у вас.

Прошу благословения и молитв ваших».

22 ч. Вторник. Истекал уже срок моего отпуска, а я, между тем, не успел еще исполнить всего, что мною предположено было исполнить в Москве. Поэтому я обратился к Товарищу Обер-Прокурора Св. Синода с просьбою об исходатайствовании мне на 7 или на 8-мь дней отсрочки. Вот что писал я Ю. В. Толстому:

«Получив 28-ми-дневный отпуск для путешествия в Киев и Москву, я выехал из Витебска 27-го истекшего августа. В Киеве сверх ожидания я должен был пробыть долее, нежели сколько предполагал; чрез сие естественно должен сократиться срок моего пребывания в Москве, где мне предстояла и предстоит надобность лично видеться с многочисленными благотворительными лицами, частию для возблагодарения за оказанные уже благодеяния в пользу бедствующих церквей вверенной мне епархии, частию для испрошения новых пожертвований, в коих весьма нуждаются многие еще церкви. При известных расстояниях в Москве, скоро исполнить этого нельзя, а между тем истекает уже срок моего отпуска.

Посему вынужденным нахожусь обратиться к вашему превосходительству с покорнейшею просьбою исходатайствовать для меня пред Св. Синодом отсрочку на 7 или на 8-мь дней, для приведения к окончанию моих дел в Москве по епархиальным нуждам; и в случае разрешения, благоволите уведомить меня о сем телеграммою в Чудов монастырь, где и имею пребывание.

При сем покорнейше прошу принять от меня препровождаемое вместе с сим священное изображение преп. Евфросинии Полоцкой, освященное возложением на честные ее мощи, почивающие в Киевских пещерах».

23-го числа в 4 1/2 часа по полудни отправился я в Троицкую Сергиеву Лавру для исполнения моего душевного обета – помолиться на могиле моего приснопамятного рукоположителя и благодетеля преосвященнейшего митрополита Филарета.

В одном поезде со мной был и высокопреосвященный митрополит Иннокентий с преосвященным Игнатием, которые отправлялись в Лавру на праздник Преподобного Сергия (25го числа). Все мы трое сидели в одном вагоне и обо многом откровенно беседовали.

Прибыв в Лавру в 7-мь часов, я приглашен был поместиться в покоях о. Казначея, соборного иеромонаха Мелетия⁵³⁵. Между разговорами о разных предметах, о. Мелетий предложил мне писать для церквей Полоцкой епархии местные иконы в Лаврской иконописной школе на холсте, ценою не свыше 3-х рублей за каждую икону. Цена очень выгодная, но я не мог воспользоваться этим предложением по той причине, что постройка и возобновление церквей в епархии, равно как и в других западных епархиях, зависели не от духовной, а от гражданской власти, для которой цена три рубля за икону, без сомнения, слишком ничтожна: тут нечем было бы поживиться храмоздателям.

24 ч. Четверг. После ранней литургии в Филаретовской церкви, я совершил соборне, с двумя Лаврскими Иеромонахами, панихиду при гробе святопочившего митрополита Филарета, в присутствии его досточтимого преемника митрополита Иннокентия.

В 3 часа по полудни ударили в большой Лаврский колокол к вечерне. Акафист препод. Сергию, который в конце вечерни, в прежнее время, читал обыкновенно сам Владыка, теперь, по причине слабости зрения нынешнего митрополита, читал о. наместник, архимандрит Антоний. Собор не мог вместить всех богомольцев.

В 6 ч. всенощная, за которою читал также наместник повествование о чудесах Преп. Сергия. Служба окончилась в 10 1/2 часов.

25 ч. Пятница. Празднование преп. Сергию. В 9 ч. начался благовест к литургии. По благосклонному приглашению высокопреосвященного митрополита, я сподобился участвовать с ним в совершении торжественной литургии; участвовал также и преоевящ. Игнатий.

После обычной праздничной трапезы в Трапезной церкви, я поспешил отправиться в Москву, так как на другой день приглашен был старостою Богоявленской в Елохове церкви купцом Камыниным⁵³⁶ в этой церкви служить.

26 ч. Суббота. В 9 ч. отправился в Богоявленскую церковь, отстоящую от Кремля версты на четыре, для совершения литургии. Богоявленская в Елохове церковь одна из самых огромных столичных церквей, и в этот день она переполнена была молящимися. После обедни, в доме почтенного старосты и вместе почетного Блюстителя Полоцкого духовного училища И. С. Камынина, приготовлен был чай и приличная закуска.

27 ч. Воскресенье. Совершал литургию в Успенском Соборе и рукоположил в диакона к Рождественскому монастырю учителя Евгения Успенского⁵³⁷ (племянника Наместника Чудова монастыря, Архимандрита Вениамина⁵³⁸.

28 ч. Понедельник. Утром занят был письмами в Киев к Митрополиту и Наместнику Лавры.

Высокопреосвященному Арсению писал я:

«Священным долгом поставляю принести Вашему Высокопреосвященству глубочайшую благодарность за оказанное мне милостивое гостеприимство под сению Святой Лавры. Усердная молитва к Богу о Вашем здравии и спасении вот единственное с моей стороны воздаяние.

Киевские святыни и красоты местности произвели во мне неизгладимое впечатление.

Напутствованный благословением Угодников Печерских и Вашим Архипастырским благожеланием, я благополучно совершил путь до Москвы.

В Троицкой Лавре, подобно как в Киево-Софийском соборе, Господь сподобил меня принять молитвенное участие в торжественном празднестве в день памяти преп. Сергия.

В первых числах октября располагаюсь оставить Москву и возвратиться в Витебск, откуда снова буду иметь честь писать к Вашему Высокопреосвященству о предметах, о коих Вы благоволили дозволить мне писать Вам.

Испрашивая Ваших Святительских молитв и благословения, с глубочайшим высокопочитанием и сыновнею преданностию имею честь быть» и проч.

Письмо к Наместнику Архимандриту Варлааму следующего содержания:

«Приношу Вам мою искреннюю душевную благодарность за вашу братскую любовь и оказанное мне гостеприимство.

Путь от Киева до Москвы совершил я, по Вашим св. молитвам, благополучно. На сутки останавливался в Курске у преосвящ. Сергия, который был очень рад моему посещению. За пресыщение в Киеве я наказан был голодом на пути от Курска до Москвы. Выехавши из Курска утром с тощим желудком, я рассчитывал подкрепить его на Орловской станции, но здесь не оказалось ничего постного (это было в пятницу), кроме соленых огурцов, которыми я и должен был удовлетворить свой голод. Но это лишение с избытком вознаграждается в первопрестольном граде: здесь чуть не по два обеда приходится на день. С необыкновенною любовию и радушием приняла меня Москва. Ежедневно, с утра до поздней ночи, я не выхожу из кареты; и мои путешествия по Москве, правду сказать, довольно утомительные, достаточно вознаграждаются приношениями на пользу бедствующих церквей вверенной мне епархии.

Числа 3-го Октября предполагаю выехать из Москвы, и на следующий день надеюсь быть в Витебске.

Из Витебска буду иметь честь писать к Высокопреосвященнейшему митрополиту о части св. мощей, преп. Евфросинии и о богослужёбных книгах. Прошу в этом случае вашего доброго содействия».

Отправивши по принадлежности письма, осматривал Моск. Оружейную Палату. Из Оружейной Палаты заезжал в близкую моему сердцу Патриаршую Ризницу; мимоходом был и в Мѵроварной Палате.

После обеда посетил отставного профессора Московского Университета О. М. Бодянского⁵³⁹. Он горько жаловался мне на интриги профессора Леонтьева⁵⁴⁰, вследствие коих он не был оставлен на профессорской кафедре еще на пятилетие.

В тот же день получено было мною письмо Пр. Ил. Чепелевской следующего содержания:

«Иконы уложены и будут доставлены Вашему Преосвященству завтра. Представляю при сем несколько вещей от Московского Комитета Общества ревнителей православия в СевероЗападном крае, которые могут послужить и образцами разных церковных предметов. О доставлении таких вещей для беднейших храмов Витебской Губернии Московский Комитет примет на себя заботливость, а пока прошу вас покорнейше принять, Владыко, нашу скромную лепту. В нынешнем году, Московский Комитет доставил пожертвований на довольно значительную цифру в Вильну и Гродно и в настоящее время Вы его застаете истощившим свой запас средств, который он готовится вновь поправить. По моему предложению стипендиатки педагогических курсов вызвались приготовить воздухи для беднейших храмов Витебской губернии и будут иметь счастие представить Вашему Преосвященству свою работу к Вашему отъезду. Вещи, требующие более продолжительного времени для выполнения, будут высланы от них в Витебск».

Во вторник, 29 ч. утром виделся я с Ив. Ив. Четвериковым, который, между прочим, сообщил мне, что в устройстве иконостаса для Вербиловского монастыря принимает участие П. Г. Цуриков.

30 ч в среду получил я от Преосвященного Леонида краткую записку такого содержания:

«Надеюсь, что Ваше Преосвященство изволите пожаловать ко мне завтра в два часа. Сегодня же, если увижу Вас, буду очень утешен».

1 октября – четверг – праздник Покрова Пресв. Богородицы и день памяти преп. Саввы, Вишерского Чудотворца.

В 9 ч. совершал позднюю литургию и молебен в Покровской церкви Высокопетровского монастыря, в которой накануне слушал всенощную.

В два часа обед на Саввинском подворье, у Преосвященного Леонида. После обеда подано было мне письмо от протоиерея Троицкой на Арбате церкви Ипполита Михайловича Богословского-Платонова⁵⁴¹ с приложением 200 р., собранных им между своими прихожанами в пользу церквей Полоцкой епархии. Вот что было изъяснено в письме:

«Вместе с глубочайшей благодарностью за милостивое воспоминание о нас, прошу Ваше Преосвященство принять поздравление с днем Ангела и искреннее пожелание здоровья, спокойствия и всего благопотребного для плодотворной и высокой деятельности Вашей. Простите, что осмелился не лично представить Вам все это: болезнь моя усилилась, и сегодня после обедни, не смотря на все усилие двинуться из дома, повергла меня на одр; она же лишила меня и утешения принять Вас в нашем доме (28-го ч. Сентября), так как во время Вашего посещения я брал ванну, по предписанию врача.

Прилагаемые лепты, собранные мною в два раза, прошу принять для беднейших церквей Витебской епархии».

2 ч. Пятница. Слушал в Благовещенской церкви Чудова монастыря раннюю литургию и молебен св. Алексию.

3 ч. Суббота. В 8 ч. 30 м. утра оставил Москву. На станцию Смоленской железной дороги приехали проводить меня Преосвящ. Леонид, Наместник Чудова монастыря⁵⁴², Синодальный Ризничий⁵⁴³, Казначей Высокопетровского монастыря⁵⁴⁴, Профессор К. И. Невоструев и некоторые другие из светских знакомых.

4 ч. Воскресенье. В 7-мь часов утра благополучно возвратился в Витебск.

По возвращении домой, нашел здесь все в порядке и всех в добром здоровье, кроме Кафедрального Протоиерея Иоакима Копаевича, который был в безнадежном положении.

Трехнедельное пребывание мое в Москве не бесплодно было для бедных церквей Полоцкой епархии. Кроме денежных приношений (около 3,000 руб.), немало привезено было Мною священных утварей и ризничных вещей. И все это передано было в учрежденный мною в 1867 г. Комитет по распределению пожертвований.

По возвращении в. Витебск, не замедлил я выразить чувства признательности за оказанное мне гостеприимство Московскому Архипастырю. Я писал Его Высокопреосвященству 6го числа:

«Спешу изъяснить пред Вашим Высокопреосвященством чувства живейшей признательности за оказанные мне знаки Вашего милостивого Архипастырского внимания и благорасположения. Успокоенный под кровом Вашей Кафедральной Обители, в Ваших святительских палатах, я имел все удобства к приведению в исполнение всех моих предположений, составлявших цель моего путешествия в Москву.

По возвращении в Витебск, первым долгом моим было принести усерднейшее моление ко Господу о Московских благотворителях и ревнителях о благоукрашении бедствующих храмов вверенной мне епархии, и первее всего о Христолюбивом Архипастыре Первопрестольного. града, благословившем и разрешившем мне воспользоваться усердием благочестивых чад его паствы.

Путешествие от Москвы до Витебска совершил я благополучно».

7-го ч. писал я в Киев А. Н. Муравьеву:

«Приношу Вашему Превосходительству искреннюю благодарность за то утешение, которое Вы доставили мне Вашею беседою, Вашим гостеприимством и Вашим ко мне благорасположением. С чувством благоговения и душевного восхищения воспоминаю я каждый раз о моем 11-тидневном пребывании в священном граде Киеве. Всем, кто только имеет возможность, советую я посетить Киев и поклониться его святыне.

В Москве встретил я необыкновенное сочувствие и радушие во всех классах общества. Для моих бедных церквей оказана значительная помощь, как денежная, так и вещественная.

Праздник преп. Сергия провел я в Лавре. С глубокою скорбию поклонялся я гробу, в котором сокрыто бесценное сокровище, утрата коего для Москвы и для целого Православного мира ничем не может быть вознаграждена. Со многими и много беседовал я в Москве об этой утрате. Без слез никто не может вспомнить о ней.

В Москве пробыл я до 3-го текущего Октября, и 4-го благополучно возвратился в Витебск по новооткрытому кратчайшему пути.»

В ответ на это Андрей Николаевич писал мне от 11-го числа:

«Радуюсь, что Вы довольны своим странствием в Киев и милостынею Московскою; Нам же оставили Вы по себе самое приятное впечатление, собственно по Вашей простоте. Если бы подражал Вам Пр. Л.⁵⁴⁵, то мог бы и у меня остановиться, что стало бы ему дешевле Лавры.

Простите. Поручаю себя доброй памяти Вашей. Остаюсь искренно и душевно Вам преданный».

8-го числа, в четверг, последовала кончина многострадального старца, Настоятеля Витебского Кафедрального Собора, Протоиерея Иоакима Копаевича, на 70 году его жизни. В назначенный день, с подобающею торжественностью, совершено было мною с многочисленным собором духовенства отпевание тела почившего труженика. Погребение же его, согласно его воле, последовало на одном из Полоцких кладбищ, где похоронена была его жена. Тело умершего Протоиерея до Полоцка сопровождал, по железной дороге, Кафедральный Ключарь священник А. Альбицкий.

Смерть мужу покой, изрек древний праведник Иов (Иов. 3:23). Смерть для почившего Протоиерея о. Копаевича, поистине, была покоем после его тяжкой и продолжительной болезни, после его многолетних и ревностных трудов на разных служебных поприщах и после его семейных огорчений.

Но конец его жизни послужил началом многих и тяжких. для меня неприятностей и огорчений.

По смерти Копаевича, естественно, прежде всего возникал вопрос: кому быть преемником его по настоятельству в Кафедральном Соборе? Право это присвоил себе прежде всех, как получивший академическое образование, недавно принятый мною из мировых посредников на епархиальную службу, священник Кафедрального Собора и Член Консистории Матфий Красовицкий. Но как время достаточно уже раскрыло предо мною черты его самолюбивого, гордого и упрямого характера, то я, очевидно, не мог предоставить ему такое видное и почетное в епархии место, опасаясь еще большего развития недостатков его нравственного характера, тем более что я имел в виду пригласить на это место людей с лучшими качествами и с большими достоинствами. Между тем, к сожалению, мои расчеты не оправдались. Обратился я с приглашением принять священный сан к одному из старших преподавателей Витебской дух. Семинарии, Магистру Ив. Гр. Слиборскому, но он уклонился от этого приглашения под предлогом преклонности лет. Приглашал другого наставника и также магистра, М. И. Лебедева, но и тот не изъявил согласия. – Обратился затем с письменными приглашениями к некоторым известным мне Протоиереям, имевшим также высшее духовное образование, но и тут не имел успеха.

Покойный Протоиерей Копаевич, бывши Настоятелем Кафедральнаго собора, был вместе и штатным Членом духовной Консистории, за что получал 500 руб. жалованья. Это последнее обстоятельство было новым поводом к нфприятным для меня столкновениям с некоторыми из Членов Консистории.

Попечитель Московской Единоверческой, на Рогожском кладбище, церкви Н. М. Аласин, письмом от 13.-го числа, извещал меня, что он передал Высокопетровскому Казначею, для отправки в Витебск, несколько напрестольных одежд и воздухов, священнических и диаконских облачений и проч., для бедных единоверческих церквей Полоцкой епархии.

При циркулярном секретном отношении Товарища Обер-Лрокурора Св. Синода от 14-го числа за № 104, получен был мною печатный экземпляр копии с циркулярного и также секретного предложения Г-на Управляющего Министерством Внутренних Дел Начальникам губерний от 28-го Июня 1870 г., №167. В этом предложении изображено:

«Комитет Министров, рассмотрев представление Министерства Внутренних Дел о прибывающих в Россию из заграницы иностранных подданных раскольниках, журналом своим, удостоенным в 10/22 день сего Июня Высочайшего утверждения, положил:

1) Находящимся в пределах Империи, как на постоянном жительстве, так и временно, раскольникам иностранным подданным дозволить оставаться в России на общих установленных для иностранцев основаниях.

2) Разрешать на будущее время приезд и пребывание в Империи всем раскольникам иностранным подданным, принадлежащим к менее вредным сектам, с применением к ним, относительно паспортов и пребывания в России, общих по сему предмету об иностранцах постановлений.

3) Оставить в силе воспрещение въезда и пребывания в России лишь последователям более вредных сект, которые, в противность учёния Святой соборной Апостольской церкви, а) не признают пришествия в мир Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа, б) не признают никаких таинств и никакой власти Богопоставленной, в) допускают при наружном общении с церковию человекообожание, г) посягают на оскопление себя и других на основании богохульного учения, д) отвергают молитву за Царя и е) отвергают брак и допускают срочные или временные супружеские союзы».

16-го ч. обратился я к Высокопреосвященному Арсению, Митрополиту Киевскому, с следующим официальным письмом за №2821.

«Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец!

Приемлю смелость, как епископ и предстоятель Полоцкой церкви обратиться к Вашему Высокопреосвященству с следующею смиренною просьбою.

В пределах вверенной мне Полоцкой епархии нет никакой древней, особенно чтимой, православной святыни, за исключением креста, устроенного Преподобною Евфросиниею, Княжною Полоцкою, и хранящегося в Полоцком Спасо-Евфросиниевском монастыре, между тем как Римско-Католические костелы, окружающие как в городах, так и в селениях, православные храмы, изобилуют разного рода предметами, достоверно или недостоверно признаваемыми за чудотворные, которые привлекают к себе внимание и чествование не только от римскокатолического, но частию и православного, народа. В особенности, каждый раз прискорбно видеть и слышать, как православные простолюдины, во множестве стекающиеся в г. Полоцк на 23е число Мая, для молитвенного участия в торжественном празднестве в честь преп. Евфросинии, Княжны Полоцкой, толпами заходят в тамошний Доминиканский костел, где хранятся мнимонетленные мощи некоего Андрея Боболи, о происхождении и заслугах коего для Латинской церкви не имеется. даже никаких точных сведений.

Для противодействия такому, явно опасному для чистоты православия, влиянию Латинской святыни с одной стороны, и для утешения и подкрепления православного населения города Полоцка и его окрестностей с другой, – благопотребно и весьма полезно было бы иметь здесь какую либо древнюю православную святыню. Без сомнения, для православных обитателей города Полоцка всего вожделеннее и утешительнее было бы иметь родственную им по плоти и духу святыню мощей преп. Евфросинии, основательницы и подвижницы Полоцкого СпасоЕвфросиниевского монастыря.

В 1866 г. соседний Полоцку город Могилев, находившийся в подобном ему положении в рассуждении православной святыни, утешен быль принесением и положением в его Кафедральном соборе части мощей праведного Иосифа Обручника, имени коего посвящен этот соборный храм. Таким священным и драгоценным даром Могилев обязан Афонскому Пантелеимонову монастырю.

По сему примеру не благоизволите ли и Св. Киево-ПНечерская Лавра, сохраняющая у себя с древних лет святыню мощей Преп. Евфросинии, Княжны Полоцкой, уделить от этой святыни хотя некую часть в благословение и духовное ограждение Полоцкой обители, основанной по благоизволению Благоверной Княжны и украшающейся ее именем?

По преимуществу же от Вашего Высокопреосвященства, как Священноархимандрита Лавры, зависит удовлетворение вышеизъясненной духовной потребности православного населения города Полоцка и его окрестностей. Не отвергните же, Милостивейший Архипастырь, нашей усерднейшей просьбы и дарованием вожделенной святыни восполните наше лишение».

На это последовало от Киевского Архипастыря от 30-го того же Октября уведомление, что им сделано, к исполнфнию моей просьбы, надлежащее распоряжение и что мне следует прислать в Киев благонадежное лицо для принятия святыни.

Почетный Блюститель Полоцкого (в Витебске) училища девиц духовного происхождения, Московский купец С. П. Оконишников извещал меня письмом от 25 числа, что он 22-го послал в Витебск, для училищной Св. Духовской церкви, колокола и что вслед затем поспешит и сам прибыть к освящению возобновленной церкви.

26-го ч. писал я в Москву И. И. Четверикову:

«После многочисленных благодеяний, оказанных Вами и чрез Вас другими христолюбивыми благотворителями бедствующим церквам вверенной мне Полоцкой епархии, не откажитесь, достопочтеннейший Иван Иванович, явить нам еще одну милость.

Между немногочисленными монастырями Полоцкой епархии есть один монастырь, именно, Покровский – Вербилов, очень скудный материальными средствами; находится он в среде населения наполовину раскольнического, в Себежском уезде, примыкающем к Псковской губернии, издревле Православной. Монастырь этот в 1833 г. обращен из Униатского в Православный.

При крайне- ограниченных средствах своих, Вербилов монастырь пришел, в последнее время, в такое бедственное положение, что не было возможности ежедневно совершать в нем богослужение. По моему ходатайству. Св. Синод даровал некоторые средства к приведению этой обители в более или менее приличное положение, но эти средства далеко недостаточны к тому, чтобы обитель получила вид, вполне соответствующий своему положению в среде раскольнического населения. В особенности требует заботливого внимания устройство в монастырском храме иконостаса. Настоящий иконостас совершенно не соответствует размерам храма, весьма обширного, а иконы в нем чужды характера православной живописи.

И вот к удовлетворению этой существенной потребности Вербиловской обители прошу я Вашего доброго содействия при помощи средств, имеющихся или могущих быть в Вашем распоряжении.

Арка храма, в которой должен быть помещен иконостас, имеет в вышину пятнадцать (15) аршин, а в ширину одиннадцать (11) арш. четырнадцать (14) вершков.»

29-го писал мне из Полоцка Законоучитель Военной Гимназии, протоиерей Алексей Добрадин⁵⁴⁶:

«21го числа истекающего месяца имел я утешение получить чрез о. Благочинного Святительское благословение Вашего Преосвященства с выражением Вашего Архипастырского желания иметь меня Кафедральным Протоиереем и Членом Консистории в г. Витебске и вчера решился лично выразить Вашему Преосвященству сыновнюю признательность за столь высокое и милостивое, хотя нимало мною незаслуженное, внимание к моему недостоинству, но непредвиденное обстоятельство остановило меня, к сожалению, на пути, и я осмеливаюсь нимало немедля, письменно изложить ответ, какой считал возможным дать Вашему Преосвященству лично.

Милостивое внимание Вашего Преосвященства, возбуждая в сердце глубокое чувство благодарности к Вам, как многопопечительному моему Отцу и Архипастырю, обязывает меня с покорностию сына исполнить Вашу святительскую волю, но мое настоящее положение ставить непреодолимые препятствия к исполнению решимости, вызываемой чувством благодарности.

Не скрою пред Вашим Преосвященством, что, когда я в 1865 г. оставлял Новгород, оставлял для того, чтобы заменить административно-служебную деятельность учебнопедагогическою, как более соответственною моему настроению. В настоящее время изменять принятую за пять лет решимость значило бы показывать, по меньшей мере, недостаток зрелой обдуманности в действиях.

Впрочем, этот упрек в настоящем случае не мог бы беспокоить меня, как покорно повинующегося воле Вашего Преосвященства, если бы не останавливало обстоятельство, от меня независящее. Когда я в минувшее воскресенье сообщил о желании Вашего Преосвященства переместить меня к кафедральному собору г. Директору Гимназии и спросил, не будет ли с его стороны препятствия к увольнению меня, то г. Директор выразил удивление при моем сообщении, отозвался одобрительно о моем служении при Гимназии и прибавил, что своим выходом я поставил бы Начальство гимназии в большое затруднение по приисканию нового Законоучителя.

Это последнее обстоятельство, как и привязанность ко мне большинства воспитанников, побуждает меня принести Вашему Преосвященству искреннюю признательность за высокомилостивое внимание к моему недостоинству и почтительнейше просить Вас, милостивый мой Архипастырь и Отец, об оставлении меня при военной Гимназии.

Прося снисходительного внимания Вашего Преосвященства к моему заявление и Архипастырского благословения на дело моего служения, имею счастие быть» и проч.

Получив отрицательный ответ от Протоиерея Добрадина на мое приглашение к настоятельству в Кафедральном Соборе, я обратился с таким же приглашением к известному мне с детства Протоиерею Вязниковского Собора, Владимирской губернии, .Дм. Фед. Певницкому, получившему высшее духовное образование в Киевской Дух. Академии с званием магистра. И вот что писал ему от 30 ч. Октября:

«Обращаюсь к Вам с доброжелательным приглашением.

Лишившись Кафедрального Протоиерея о. Копаевича, я озабочен теперь выбором кандидата для замещения покойного. Не имея в виду среди наличного епархиального духовенства никого, на ком бы я мог с полною уверенностию и благонадежностию остановиться, решаюсь обратиться к Вам с приглашением на вакансию Кафедрального Протоиерея. Быть может, это место, и даже в совокупности с званием Члена Консистории, не может доставить Вам материальных выгод столько, сколько Вы имеете от занимаемой Вами должности, но здесь может быть для Вас другой, не менее важный, интерес – быть почетным представителем духовенства целой епархии; а вместе с тем можно рассчитывать со временем и на начальственную должность при Семинарии.

Если Вам неизвестно в точности какое содержание получает Кафедральный Витебский Протоиерей, то вот какое: 1000 руб. от Собора и 500 р. от Консистории.

Приглашая Вас на епархиальную службу, я имею в виду одно – приобресть в Вас доброго и благонадежного помощника себе в трудах по управлению епархиею.

Угодно ли Вам будет мое приглашение, или не угодно, во всяком случае прошу Вас без замедления дать мне положительный или отрицательный ответ, но лучше, если бы положительный».

Но и это приглашение оказалось напрасным: Протоиерей Певницкий не изъявил желания переместиться в Витебск.

5-го Ноября писал я к Обер-Прокурору Св. Синода, Графу Д. А. Толстому:

«В указе из Святейшего Синода от 19-го Декабря прошедшего 1869 г. за № 59, между прочим, изъяснено, что Секретари Консистории должны быть определяемы и увольняемы с утверждения Св. Синода, по непосредственному усмотрению Г. Обер-Прокурора оного, вне всякого участия местных Преосвященных.

Так ли должно понимать последние, мною подчеркнутые слова, что Епархиальные Архиереи, имеющие непосредственное и почти ежедневное сношение с Секретарями Консистории, хотя бы и примечали в них недостатки и злоупотребления, не обязаны и не имеют права доводить о сем до сведения Высшего Начальства, или как-нибудь иначе?

Не имея намерения действовать вопреки указного предписания и не посягая на права Вашего Сиятельства, я тем не менее решаюсь, побуждаемый долгом совести, довести до сведения Вашего Сиятельства не официальным, но частным образом, о некоторых, как физических, так и нравственных недостатках Секретаря Полоцкой Д. Консистории, Статского Советника Константина Квятковского, по коим он не может с пользою для епархии продолжать службу на настоящем месте.

Г. Квятковский, хотя и непреклонных еще лет (ему от роду не более 50-ти годов), зрение имеет до того слабое, что без очков едва может разбирать не только писанное, но и печатное. Еще более, нежели зрение, слаба у него память, вследствие чего он весьма скоро забывает все новейшие распоряжения, какие делаются по духовному ведомству и предписываются к руководству и исполнению Св Синодом. По той же отчасти причине нередко остаются без исполнения и мои, как словесные, так и письменные, предложения Консистории по делам епархиального управления.

Но, что особенно затрудняет и самого Квятковского в должном исполнении его обязанностей по службе и меня поставляет в неприятные к нему отношения, – это многочисленное родство и знакомство, коим он окружен, как уроженец Полоцкой епархии. Очень нередко случалось и случается, что, если производится по Консистории дело, касающееся его родственника или знакомого, он большею частию старается направлять это дело в пользу подсудимая, хотя бы это было и вопреки закона и справедливости. В этих случаях мне приходилось не раз вести с Квятковским упорную борьбу.

Не могу, наконец, умолчать и о том, что и вообще дела по Канцелярии Полоцкой Консистории идут не с желаемым успехом и исправностию.

Да не покажется Вашему Сиятельству настоящее письмо мое странным и неуместным после того, как я сам в 1868 г. ходатайствовал пред Вашим Сиятельством об определении на должность Секретаря Полоцкой Д. Консистории Квятковского. Побуждением к этому ходатайству было для меня тогда с одной стороны расчет на академическое образование г. Квятковского и на опытность его в делах, как человека, бывшего уже Секретарем Консистории, а с другой – неимение в виду таких кандидатов на Секретарскую должность, какие имеются ныне в распоряжении Вашего Сиятельства.

Представляя все вышеизложенное на благоусмотрение Вашего Сиятельства с истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть» и проч.

На это получен был мною от 19 числа за № 125 следующий конфиденциальный ответ:

«Вследствие письма Вашего Преосвященства от 5-го текущего Ноября имею честь уведомить, что изъясненный в циркулярном указе Святейшего Синода от 19 Декабря 1869 г. за № 59 порядок замещения Секретарских должностей в Духовных Консисториях не установляет какого-либо нового в сем отношении правила, а составляет лишь подтверждение о точном исполнении на будущее время 287-й ст. Уст. Дух. Конс, вызванное недоразумениями, возникшими при введении в действие нового штата Консисторий. Посему и приводимые Вами слова означенного указа не заключают в себе иного смысла, кроме того, что определение и увольнение Секретарей Консисторий должно оставаться на прежнем основании. Что касается до заявления Вашего о Секретаре Полоцкой Консисторий Квятковском, то к замещению его другим лицом не представляется в настоящее время возможности, так как подготовляемые ныне при Синодальной Канцелярии кандидаты для занятия Секретарских должностей в Консисториях не могут еще быть признаны совершенно приготовленными и теперь же получить предположенное пм назначение».

10-го ч. писал я в Киев Высокопреосвященному Митрополиту Арсению:

«Спешу выразить Вашему Высокопреосвященству от лица всей моей паствы, и в особенности от православных обитателей града Полоцка, чувства глубочайшего благодарения за милостивое архипастырское соизволение на отделение частицы св. Мощей преп. Евфросинии, Княжны Полоцкой, для положения оной в Полоцкой Спасо-Евфросиниевской обители.

Для получения этой вожделенной святыни немедленно будет отправлен мною честный и благонадежный Иеромонах.

Позвольте при сем обратиться к Вашему Высокопреосвященству с покорнейшею просьбою преподать мне совет и наставление, по получении и перенесении из Киева в Полоцк даруемой нам святыни, следует ли мне довести о семь до сведения Св. Синода, или нет? Если Ваше Высокопреосвященство изволили предварительно писать об отделении части св. мощей преп. Евфросинии для Полоцкой обители Св. Синоду, или намерены сообщить оному в известие уже по исполнении сего, то я полагаю, что и мне надлежит войти в Св. Синод с донесением о получении святыни.

В ожидании Вашего Архипастырского наставления с сыновним высокопочитанием и преданностию имею честь быть» и проч.

Того же 10 ч. получил я из города Торопца, Псковской епархии, от соборного священника Иоанна Знаменского письмо, с приложением печатного экземпляра изображения чудотворной иконы Божией Матери, именуемой Корсунскою. Вот что писал мне о. Знаменский:

«После многолетних моих занятий я имел счастие получить дозволение, от Петербургского Комитета Духовной цензуры, издать в первый раз печатное изображение чудотворной иконы Божией Матери, писанной, по преданию нашей православной Церкви, Св. Евангелистом Лукою, снятое с подлинной иконы Корсунской Богоматери, находящейся в Торопецком Корсунско- Богородицком Соборе (Псковской губернии).

Так как эта святыня – Икона Богоматери долгое время находилась в г. Полоцке, то я спешу поднести Вашему Высокопреосвященству печатное изображение чудотворной иконы Корсунской Богоматери с теплою молитвою к Царице Небесной, да сохранить и умножить Вашу жизнь во всяком здравии и благополучии к радости и утешению Вашей паствы. При чем почтительнейше прошу Вашего Архипастырского содействия к распространенно изображения Богоматери между духовенством Вашей епархии».

Полученный мною вслед за письмом экземпляр изображения иконы Корсунской Б. Матери явился в Витебск, как нельзя лучше, кстати. Ибо подлинная икона прислана была в дар из Константинополя от Императора Мануила и патриарха Луки Хрисоверга Полоцкой Княжне Евфросинии, которой часть мощей ожидалась в это время в Витебске. Но об этом счастливом совпадении обстоятельств подробнее сказано будет ниже.

Получив извещение от Высокопреосвященного Митрополита Киевского (от 30 Окт. № 5336) о том, что им сделано распоряжение об отделении части св. мощей преп. Евфросинии, я поспешил уведомить Его Высокопреосвященство, что для получения и доставления этой святыни в Спасо-Евфросиниевскую Полоцкую Обитель командирован мною Казначей Витебского Архиерейского дома Иеромонах Даниил, коему и выдана была от меня на сей предмет доверенность от 13-го Ноября за № 3228.

Вместе с тем писал я к Наместнику Лавры Архимандриту Варлааму от 14-го числа:

«Вследствие отношения Высокопреосвященного Митрополита от 30 минувшего Октября за № 5336, мною командирован в Киев, для принятия части св. мощей преп. Евфросинии, Княжны Полоцкой, Казначей моего архиерейского дома, Иеромонах Даниил инок честный и благоговейный. Ему дана мною на сей предмет доверенность, которую он обязан предъявить.

При личном объяснении моем с Высокопреосвященным Митрополитом, относительно отделения части св. мощей Преп. Евфросинии, я просил Его Высокопреосвященство уделить нам две, хотя неравной величины, части – одну для Полоцкой Обители, а другую для Витебского Кафедрального Собора. Благоволите напомнить о сем Владыке.

Вы приняли на себя по моей просьбе труд распорядиться написанием копии с иконы Преп. Евфросинии, что над ее нетленными мощами. Если эта копия готова, прошу покорнейше вручить ее моему посланному. Что следует иконописцу за труд он заплатить. Если же паче чаяния, копия еще не готова, нельзя ли приказать ускорить работою и приготовить ее к отъезду из Киева моего доверенного.

Пользуюсь настоящим случаем, чтобы повторить Вашему Высокопреподобию мою искреннюю благодарность за оказанное мне радушное гостеприимство».

Во время пребывания моего, в прошедшем Сентябре месяце, в Москве мною получены были в дар для одной из единоверческих церквей от Почетной Гражданки, вдовы Марьи Ивановны Щегловой, 25 икон разных наименований древнего письма, в серебряных золоченых окладах и частию венцах. Иконы эти получены Г-жей Щегловою по наследству от родителей, дедов и прадедов (раскольников)

Когда привезены были означенные иконы в Витебск, я дал от 13-го Ноября, № 3234, Полоцкой Дух. Консистории следующее предложение:

«Московская Потомственная Почетная Гражданка Мария Ивановна Щеглова препроводила ко мне 25 икон разных святых, значущихся в прилагаемом при сем реэстре, с тем, чтобы они помещены были в иконостасе какой-либо из церквей Полоцкой епархии, находящейся или вновь созидаемой в такой местности, где живут старообрядцы, так как иконы эти старинного русского письма, и потому могут привлекать к себе благоговейное внимание и поклонение любителей церковной старины. Сверх сего, иконы эти украшены серебряными золочеными окладами, а некоторые притом таковыми же венцами. Ценность сих икон с украшениями простирается, по словам сведущих людей, до трех тысяч рублей.

Посему предлагаю Консистории учинить следующее:

1) О столь значительном приношении Г-жи Щегловой донести от моего имени Св. Синоду с установленною на сей предмет граматою.

2) Так как в настоящее время разрешено вновь построить деревянную церковь в г. Режице, населенном, как известно, в значительной мере раскольниками – беспоповцами, то, в согласность с желанием Г-жи Щегловой пожертвованные ею иконы всего приличнее было бы поместить в иконостасе этой вновь созидаемой церкви. А для сего предписать Епархиальному Архитектору, чтобы он, при составлении для этой церкви рисунка иконостаса, имел в виду означенные иконы».

16-го ч. писал я в Киев А. Н. Муравьеву:

«Пользуюсь настоящим случаем, чтоб написать Вам хотя несколько строк и изъяснить Вам мою покорнейшую просьбу.

Господь услышал, наконец, молитву православных чад Полоцкой церкви и ниспосылает им духовное утешение в даровании вожделенной для них святыни. Я получил от Высокопреосвященного Митрополита Арсения уведомление, что им сделано распоряжение об отделении части св. мощей Преп. Евфросинии. Вследствие сего для принятия даруемой нам святыни мною отправлены в Киев иеромонах с послушником. Как принять и сохранить святыню, мною даны им наставления, но как оградить ее от чего либо непристойного в пути от Киева до Витебска, о сем обращаюсь к Вашей помощи и содействию. Примите на себя труд попросить г. Начальника Киевской станции, чтобы он, приказал дать моим посланным в первоклассном вагоне, если можно, отдельное помещение, дабы святыня могла быть ограждена и от неприличных разговоров и от табачного дыма, чего нельзя, как известно, избежать в общем помещении.

Как бы я был рад, если бы мог сам вторично побывать в Киеве ради получения святыни. Добрые и святые впечатления, полученные мною в Киеве, по прибытии в Витебск, скоро начали ослабляться и подавляться впечатлениями противоположного свойства. Мир и душевное спокойствие, которое испытал я в Киеве под благодатным осенением святыни, здесь ежедневно нарушаются от приражения к сердцу скорбей и огорчений. Уповаю, что явление и присутствие святыни мощей Преп. Евфросинии будет невидимо укреплять мой дух в борьбе с искушениями и врагами – видимыми и невидимыми.

Приближается день священной памяти Первозванного Апостола. Всеусердно приветствую Вас с этим благознаменитым праздником Вашего Небесного патрона. Да хранит Господь его предстательством Вашу жизнь и Ваше здравие на многие лета! Теперь, в день Вашего тезоименитства, мне не трудно будет перенестись мыслию в Ваш приходский храм и вместе с Вами преклониться пред святынею мощей тезоименитого Вам Апостола, с молитвою о Вас и о Вашем духовном преуспеянии».

Андрей Николаевич не замедлил ответить на мое письмо; 20-го числа он писал мне:

«Аще просите совета, даю оный и уже дал Вашему келейнику, а Вам пишу в известие. Полумеры нигде не полезны; если не с торжеством переносить мощи, то следует как можно скромнее, дабы не возбудить кощунства. Еще в Киеве можно было бы испросить особое помещение на железной дороге до Курска, но там и в Орле, поскольку переменяется Начальство, уже нельзя испросить особого отделения, разве только заплатить за купе, т. е. за шесть мест 1-го класса, а это слишком дорого. Пусть Ваши довольствуются следующим образом: гробницу с мощами даже и в ящике держать на руках всю дорогу – возбудило бы кощунство; надобно уложить ее без мощей в ящик и сдать в багаж, а св. мощи зашить в бархат в виде ладонки и надеть на себя под рясу. Так носил я целые полгода перст от мощей Первозванного, доколе не принес его в Киев; так и покойный Владыка⁵⁴⁷ надел на меня мощи Святителя Николая в кресте, чтобы я довез их Принцу Лейхтенбергскому. Таким образом соблюдены будут и святыня и приличие, тем более что в первых местах мало пассажиров и народ более порядочный. Когда же приедут в Витебск, пусть везут мощи прямо к Вам в домовую церковь, а не в ту, которая на краю города. Вы их сами вложите в гробницу с церемонией домашней, а на другой день торжественно перевезете в собор, а оттуда в Полоцк. Поверьте моей опытности, что лучше этого ничего нельзя придумать во избежание всякой молвы и нескромных взглядов и речей. Жалею только, что Вам отделили мало – один лишь перст.

Радуюсь, что Вам понравился наш Киев и мое в нем жительство, хотя Вы и сомневались в моей уживчивости. Недавно я был избран председателем Владимирского братства, о чем и Вам писал. Предложил же избрать меня сам Митрополит и даже на том настоял, и мы с ним теперь в весьма хороших отношениях.»

В г. Полоцке 1-го Ноября, в воскресный день случилось великое несчастие: человек 50-т мужчин и женщин, возвращаясь из города с базара, переезжали чрез Двину в лодке; лодка от излишней тяжести по средине реки потонула, и из 50-ти человек едва спаслось пять душ. Об этом бедственном происшествии напечатано было известие в Московской газете «Русские Ведомости». Московский купец К. В. Прохоров – строгий ревнитель почитания воскресных и праздничных дней, прочитавши это известие, писал мне от 17-го того же Ноября:

«Писать к Вам возбудил меня несчастный случай в г. Полоцке Вашей епархии, последовавший, как пишут в «Русских Ведомостях», первого числа сего месяца при перевозе на другую сторону реки Двины, в которой потонула лодка с народом, – и из 50-ти человек спаслось не более 5-ти чудным образом. Как день этот был воскресный, то, вероятно, народ с базара более собрался на лодку с своими там покупками, – и от большого груза произошла такая несчастная его гибель. Видно и в вашей стороне еще не прекратились пагубные для народа воскресные базары! Поэтому считаю неизлишним передать Вам слышанное мною от одного в г. Рыбинске коммиссионера г. Голубцова; он некогда, по приказанию своего доверителя, проводил чрез Боровицкие пороги барки с хлебом в воскресный день, хотя отложить до будничного дня предупреждал хозяина оных, который впрочем, по своим расчетам, на это не согласился. И что же случилось? Несколько проводимых барок были разбиты. После, его же барки, проводимые в будни, все прошли в целости, без малейшего повреждения.

Относительно воскресной и праздничной работы у нас в Москве был также замечательный случай прошедшею весною. На известном Москворецком мосту, в прошедшую зиму, переделывали одну половину деревянных арок с настилкою пола на каменных устоях, работая за поспешностию все воскресные дни и даже двунадесятые праздники, а после Пасхи начали переправлять другую половину, и вскоре, неизвестно от какой причины, 8-го мая, в день Святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, в полдень загорается средина моста, на котором все деревянное сгорело дотла, только лишь остались одни каменные устои; даже знаменитая Московская пожарная команда не могла погасить огненного сильного пламени, хотя по обе стороны моста в реке изобилие воды. Таких случаев от воскресных работ в моей памяти весьма довольно; были даже и при нашей фабрике.

А случай, подобный происшедшему 1-го сего Ноября в г. Полоцке, был еще в г. Калуге, в 1840 или 1841 г. Там, как рассказывал мне очевидец, Калужской же Семинарии студент, в Вербное Воскресенье, во время поздней литургии, при перевозе чрез реку Оку из г. Калуги на другую сторону народа, шедшего с базара, и нескольких человек солдат во всем вооружении, верно бывших на смотру, среди реки лодка, хотя и большого размера, но от тяжести груза или ветхости, чрез образовавшуюся в ней трещину, начала наполняться водою, и в скором времени, так что не успели подать помощи, потонула со всем народом, – спаслось только и также чудным образом немного солдат, умевших хорошо плавать, не смотря на то, что был большой разлив воды и быстрое оной течение; самая же вода в это время года весьма холодная.

О несчастных последствиях праздничных работ тот же студент мне рассказывал, что в 1845 г. в Белевском уезде, Тульской губернии, 20-го июля, в день св. Пророка Илии, человек пять крестьян одного помещика, у которого он жил домашним учителем, убирали на лугах при реке Оке свое сено, – и лишь только навили оное на воза, как зашла большая туча с проливным дождем и ударила гроза, которою убило до смерти двух человек и одну девицу изранило; а воз сена, под который они скрылись от дождя, сгорел дотла с телегою, что он лично видел, бывши, по поручению помещика, при следствии на месте происшествия».

При этом письме г. Прохоров приложил копию с своего очень замечательного письма, писанного в 1861. г. в Пензу к Маркеллу Николаевичу Загоскину. Вот содержание этого письма:

«Мне приятно было читать в наших Московских Ведомостях, что в Пензе купечество прекратило, по общему согласию, в воскресные дни и другие чтимые праздники торговлю и, наверное, за это Господь вознаградит их прочными прибытками и семейным благоденствием. К сожалению моему, в газете сказано, что будто это послужить облегчением только для одних прикащиков, что они, только не будут в праздник сидеть в лавках с утра до вечера и могут быть в кругу своих семейств, – и это правда. Но главная польза заключается и для самих хозяев в том, что торговые дома и фамилии их могут упрочиться в отечестве нашем? Мы видим, что у нас большие беспорядки и порча нравственности в народе происходили и происходят от несоблюдения четвертой заповеди Господней, и от того все новые устроения и введения по делам нашим, казалось бы столь полезные, не достигают желаемого успеха, не потому ли что мы лишаемся, за нарушение четвертой заповеди, благословения Божия?

Просьба наша, т. е. Московских граждан, к Митрополиту Московскому о перенесении воскресных базаров на будни и о прекращении вообще праздничной торговли находится еще в Правительствующем Синоде, по коей, вместе с другими просьбами, должно последовать представление Государю Императору. Весьма жалко, что все дела у нас так медленно идут, потому ли, что очень много дел, иные из них считают нужнее других, иногда и от того, что Директор Канцелярии в отпуске... А между тем, Русское Царство страдает, в народе происходит неблагоустройство, особенно в Царстве Польском и западных губерниях.

За уничтожением в нашем Отечестве воскресных базаров и всяких занятий, неприличных седьмому дню по заповеди Божией, надобно еще обратить внимание на богослужение, чтобы у нас служба совершалась с большим благоговением, в два голоса не читали и чтецы были бы хорошие, дабы можно было понимать, что читают, а то часто читается так, что нельзя ничего понять; совершая богослужение, спешат неизвестно куда; от чего и выходить из такого священного предмета только одна прокорма богослужения, что не только богопротивно, но и несносно видеть и слышать тому, кто сколько-нибудь понимает всю важность и силу молитвы. Если пригласить посмотреть у нас обыкновенное богослужение пасторов Лютеранского и Англиканского вероисповедания, то, вероятно, и они отнесутся не совсем похвально для нашей Православной церкви об этом.

К сему необходимо было бы говорить в церквах за каждой праздничной службой поучение; а без того наш народ совсем не слышит нравственно-христианского назидания, от чего происходят в нем беспорядки и лжетолки. Было бы справедливо назначить взыскание с тех священнослужителей, которые не скажут в церкви своей проповеди или поучения в течение трех служб, – таковых следовало бы отрешать от места, тем более что теперь во всех епархиях есть много студентов, кончивших курс в Семинариях и находящихся без всяких средств к жизни.

В настоящее время как у нас в Москве, так и в прочих местах – благолепие и наружное украшение храмов процветает, но, к сожалению, богослужение и проповедание Слова Божия все более и более упадает, а без такого живого источника наши внутренние храмы, если не совсем разрушаются, то делаются пустыми и безжизненными.

Истинно, Дух животворит, а буква без смысла убивает. Вот какой у нас в России есть пример. В Кяхте, на Китайской границе, был в прошлом году один Аккерманский странник Филипп Антонов Ковалев, который до этого времени посещал Восток, оттуда Проезжал в Барград и возвратился чрез Рим, где лично с Папою имел разговор; он передавал мне о благолепном Кяхтинском храме, выстроенном и украшенном торгующим там купечеством; казалось на это надобно бы радоваться, а между тем этот странник выехал оттуда, с горестным впечатлением, которое объяснял даже лично Митрополиту Исидору, в Петербурге. Первое – там. совершалось богослужение лишь только для порядка; за вечернею и всенощною до такой степени спешили, что он не мог понять ни чтения, ни пения, даже шестопсалмие не все прочли и нельзя было хорошо понять смысл читанного; а поучений и совсем не говорят, хотя там священник и с крестом магистра (Казанской Академии). Второе и главное – его чрезвычайно огорчило то, что между тамошним купечеством завелось Общество безбожников, кощунствующих над всеми священными постановлениями; а о дальнейшем страшно и говорить!... Вот что в нашем Отечестве делается! С одной стороны распространяется вольнодумство, а с другой – простой народ остается в неведении существенных христианских обязанностей и водится, какою-то слепою буквою своих обычаев.

Наш Московский Археолог, Иван Михайлович Снегирев⁵⁴⁸, писал мне из своего поместья, находящегося Орловской губернии во Мценском уезде, и, если его письмо показать Вам, Вы могли бы ужаснуться; у них идти на исповедь значить обманывать священника, а бабы на исповеди даже крадут у священника деньги; раз крестьяне обещались весною отслужить в поле молебен, чтобы Господь благословил урожаем; но без вина не пошли, сказав, что у нас без этого не молебствуют! А о семейной их жизни и нравственности нельзя уже и говорить!... Да и у нас, в недальнем расстоянии от Москвы, как ясам лично видел, не работают пятницы от Троицкой до Ильинской, считая то за грех, а в самые эти пятницы служб церковных не бывает и в эти дни все ходят праздными, между тем как в воскресные дни ездят на базар и не считают за грех даже во время обедни работать; церкви же, по большей части, остаются почти совсем пустыми. С моей стороны полагаю, что все это более происходить от воскресных базаров и от невнимательности пастырей к пасомым, остающимся без всякого нравственного назидания, которого вовсе им и не преподают в храмах Божиих, и, как говорится, зачастую и самую службу вертят, как только придется.

Я желал бы получить от Вас подробное объяснение: по какому поводу Пензенские граждане так единодушно решились прекратить у себя в воскресные дни и праздники торговлю и на каком основании это сделалось? Наверное, не для успокоения одних лишь прикащиков своих, а, вероятно, было целию и собственное благоденствие самих хозяев и их соотчичей. Изложение этого было бы полезно напечатать в каком либо журнале, напр. «Странник» или «Душеполезном Чтении» и даже в новом Петербургском «Духе Христианина».

Теперь нужно, сколько возможно, стараться распространять поучения из сочинений новоявленного Святителя Тихона Задонского⁵⁴⁹ Чудотворца. Прославление сего великого угодника должно состоять не в одном наружном поклонении, как то, в посвящении имени его храмов и Других украшений, а в последовании его примеру в образе самой жизни, христианском сострадании к бедствующей братии и всему его богодухновенному учению.

В нашем купеческом сословии много религиозности, казалось бы и очень похвальной, но усердие его всего более сосредоточивается в излишнем украшений храмов Божиих блестящими золотыми иконостасами, серебряными и позлащенными на святые иконы ризами, священническими богатыми облачениями и всею церковного утварью, а также в приобретении больших колоколов и больших хоров певчих. Но все это мало приносить существенной пользы, хотя на эти предметы тратят весьма значительный суммы; сим уже и ограничивается их благочестивое усердие, хотя предстояла бы и крайняя необходимость в пожертвованиях и на другие предметы. Например, иногда усердствуют в церковь сделать Евангелие, или что-либо из утвари совершенно без всякой надобности в них, ибо того и другого достаточно для церкви, а только для большего великолепия, за что священник с причтом и другие такого жертвователя и превозносят до небес! А чтобы вместо дорогого Евангелия и прочей излишней утвари, хоть на половинную сумму стоимости оных, раздать для чтения народу несколько Новых Заветов, а другую половину употребить для бедных, особенно для выдачи девиц в замужество? Об этом не вздумает и сам священник, отец духовный, напомнить таковому ревнителю.

А от больших колоколов нередко происходить, что за всенощной, во время чтения шестопсалмия и Евангелия, когда звонят, нельзя расслушать самого чтения и звуком только развлекается молитвенный дух. Часто священнослужители ограничиваются в богослужении одним только звоном. Мне случалось иного раз замечать: к вечерне или к молебну Царскому благовестят, – думаешь, должна происходить особенная или настоящая служба, а между тем, она кончается только дьячковскою: Помилуй мя Боже, и, на олтарь твой тельцы! Или: Отче наш, – но избави нас от лукаваго! Даже и так случается, что только сделают большой звон к службе, а церкви не отпирают. Поэтому было бы не бесполезно для наблюдения за церковною службою избрать особенных ревностных блюстителей; ибо сказано и в священном писании: «кто делает дела Божии с нерадением, того господь кости разсыплет!»

Наконец, позвольте передать Вам, какие бывают последствия от непочитания воскресных дней, особенно с теми, которые не могли содействовать к прекращению праздничной торговли и всех недозволительных в эти дни занятий. Мы были в прошлом году с подпискою о перенесении базаров на будние дни у головы Макарьевской ярмарки г. Баркова, а подпись его нужна была более для того, что она могла иметь влияние, во время ярмарки, и на другие города; но он счел этот предмет не так важным и остался при своем мнении, что в праздники не торговать и не быть базарам значит идти против пользы промышленности? А потому и не подписался... Впоследствии что же с ним самим случилось? По приезде из Нижегородской ярмарки с ним случился удар, он лишился рассудка и на долгое время слег в постель. Все усилия Московских Врачей не могли возвратить его к рассудку и избавить от смерти! За смертию дела его расстроились; он и по смерти остался должным, по своей железной торговле, четыре с половиною миллиона рублей сер. Кредиторы составили по его делам администрацию, а его семейство с братьями осталось ни при чем.

Сколько есть в Москве, между нашим купечеством, подобных примеров: одних корысть, других незнание значения воскресного дня – побуждали заниматься, с алчностию прибытков, по праздникам своими промышленными делами; но для многих из них, еще при жизни, они оканчивались самыми печальными последствиями и на потомстве даже, по-видимому, и добрых граждан, совершалась кара Божия. Вот у меня живет родственник первой жены моей из дома Александровых, что был у Никиты мученика в Басманной, (знаменитых в свое время фабрикантов), не почитавших праздников, ради своих прибыточных занятий; теперь пришлось мне содержать его, что бы не допустить до прошения милостыни. А другой – сынок известного в Москве торговца Карпа Ил. Майкова, у которого в магазине, на Никольской улице, был покойный Император Николай Павлович, теперь уже открыто протягивает руку для принятия помощи. Наверное, как в Москве, так и в других местах нашего Отечества, много есть таких случаев и примеров. – А если рассмотреть существенные причины тому, то можно достоверно сказать – все это происходит от непочитания четвертой заповеди Божией, при исполнении которой всякий человек легче может следовать в жизни и по всем прочим заповедям Господним».

19-го ч. неожиданно получено было мною, от 7-го числа за № 10545, отношение Г. Министра Народного Просвещения, Графа Д. А. Толстого, в коем изложено:

«Во время пожара бывшего в г. Динабурге 17-го минувшего Августа на Гривке, по ту сторону Двины, между собравшимися на дамбе над рекою учениками Динабургской гимназии и протоиереем Дорошкевичем завязался разговор политического свойства, между прочим о судьбе Польши, в котором, по словам Протоиерея Дорошкевича, один из учеников гимназии будто бы высказал, что для спасения отечества можно посягнуть на всякую роль.

Об этом разговоре Протоиерей Дорошкевич сообщил местному Судебному Следователю и произведенным следствием обнаружено, что разговор, вызванный Протоиереем Дорошкевичем, представляет только жеелание гимназистов показать свои знания, но вовсе не имеет характера обдуманности и подготовки.

Ныне Г. Попечитель Виленского Учебного Округа представшил копию с объяснения, данного Протоиереем Дорошкевичем, по поводу означенного разговора Динабургскому Полициймейстеру от 15 минувшего октября за № 204, в котором изложено, что случайно происщедший в известное время, около двух месяцев назад, между ним, Протоиереем Дорошкевичем, и воспитанниками здешней Гимназии разговор, сколько он может припомнить, в сущности был не что иное, как летучая, праздная, уличная болтовня деда с внуками и, по обычаю встречно-незнакомых собеседников, перескакивал с предмета на предмет, так что содержанием его были и огонь и вода, и семинаристы – бурсаки и гимназисты, и тушение пожара и хождение святых по водам, Папа и Наполеоны, Рим и Париж, Польша и Греция, статистика и этнография, древняя История и новейшие события, фантастические мечты и солидные суждения, – словом вся эта мимолетная бессвязная беседа – болтовня была тихим, безвредным разглагольством, не заключавшим в себе ничего предосудительного, служила единственно к развлечению и препровождению времени и кончилась мирным прощанием.

Усматривая из сего, что сам Протоиерей Дорошкевич означенным заявлением не придает никакого значения бывшему 17-го минувшего Августа во время пожара между ним и учениками Динабургской гимназии разговору, называя его мимолетною бессвязною болтовнёю, тогда как сначала он же дал знать местному судебному следователю об означенном разговоре, придавая ему особое значение в смысле политическом, – я считаю долгом сообщить о вышеизложенном Вашему Преосвященству с тем, не изволите ли признать нужным поставить на вид Протоиерею Дорошкевичу всю неосновательность в настоящем случае его действий и несоответственность их его духовному сану со внушением, чтобы впредь он был осмотрительнее».

В ответ на это я писал Его Сиятельству в тот же день:

«По поводу объяснения, данного Протоиереем Динабургского Крепостного Собора Дорошкевичем Динабургскому Полициймейстеру относительно разговора его Дорошкевича с учениками Динабургской гимназии во время бывшего в Динабурге 17-го минувшего Августа пожара, – и в копии представленного Вашему Сиятельству Г. Попечителем Виленского Учебного Округа, – Ваше Сиятельство отношением от 7-го сего Ноября за № 10545 изволите требовать от меня, чтобы я поставил на вид Протоиерею Дорошкевичу неосновательность в настоящем случае его действий и несоответственность их его духовному сану со внушением, чтобы впредь он был осмотрительнее.

На сие честь имею уведомить Ваше Сиятельство, что, так как Протоиерей Дорошкевич не принадлежит к числу духовенства вверенной мне Полоцкой епархии, а состоит в военном ведомстве, вышеизъясненное требование Вашего Сиятельства относительно его Дорошкевича мною исполнено быть не может».

26-го же числа получено мною от Управляющего делами Совета Общества восстановления Христианства на Кавказе Д. Философова печатное отношение от 8-го ноября за № 858, с приложением знака 2-й степени, присвоенного действительным Членам Общества, для ношения. В отношении изложено:

«Его Императорское Высочество, Августейший Председатель Общества восстановления Православного Христианства на Кавказе, Великий Князь Михаил Николаевич, имея в виду, что из Епархиальных Начальников нашей церкви очень немногие принимают участие в его деятельности, а между тем, участие их и было бы полезно и благотворно для Общества, ибо они советами своими значительно содействовали бы его преуспеянию, оградили бы от всякого нарекания нравственно-религиозное его значение, и влиянием своим на народ могли бы значительно способствовать приращению средств Общества чрез приглашение благотворительных лиц к пожертвованиям, согласно заключению по сему предмету Совета Общества, изволил входить с представлением в Кавказский Комитет об исходатайствовании Всемилостивейшего пожалования Государем Императором Епархиальным Преосвященным, как ныне Управляющим, так и впредь имеющим быть назначенными на таковые должности, звания действительных членов (2-го разряда) Общества, без подчинения их определенным уставом сего Общества денежным взносам, и с тем, чтобы упомянутое звание было сохраняемо Епархиальными Преосвященными, доколе они состоять в управлении своими епархиями.

Ходатайство это 17-го Октября сего года удостоилось Всемилостивейшего утверждения Государя Императора. Сообщая об этом Вашему Преосвященству, я, по повелению Государя, Великого Князя Михаила Николаевича, имею честь препроводить Вам знак, присвоенный действительным Членам Общества, для ношения».

В ответ на это я писал от 28-го числа за № 3408:

«Имею честь уведомить Ваше Превосходительство, что присланный мне при отношении от 8-го сего Ноября за № 858 знак, присвоенный действительным Членам Общества восстановления Христианства на Кавказе, для ношения, мною получен 26-го сего же месяца.

Приемля с глубоким чувством благоговения этот священный знак, как залог ревностного исполнения возлагаемых на меня вместе с ним обязанностей по отношению к помянутому Обществу, буду стараться всеми зависящими от меня мерами споспешествовать благим видам Августейшего Председателя сего Общества.

Прилагаемый у сего 50 руб. покорнейше прошу принять от меня и внесть в кассу Общества».

1 декабря писал я Обер-Прокурору Св. Синода, Графу Д. А. Толстому:

«Приношу Вашему Сиятельству глубокую благодарность за разъяснение моего недоразумения относительно выражений, диркулярного указа Св. Синода от 19-го декабря 1869 г. за № 59, касающихся порядка замещения секретарских должностей в Дух. Консисториях, но душевно скорблю, что не оказывается, в настоящее время, в распоряжении Вашего Сиятельства кандидата, вполне подготовленного к занятию секретарской должности при Полоцкой Дух. Консистории.

Но если, но словам Вашего Сиятельства, и при упомянутом указе Св. Синода определение и увольнение Секретарей Консисторий должно оставаться на прежнем основании, и если в прежнее время, в случае крайней нужды, не возбранялось Епархиальным Архиереям представлять вниманию Г. Обер-Прокурора Св. Синода имеющихся у них в виду кандидатов для занятия секретарской должности, как это допущено было и мне в 1868 г., то я покорнейше просил бы Ваше Сиятельство уведомить меня, не могу ли я, и в настоящем случае, поискать и представить вниманию и усмотрению Вашего Сиятельства кандидата, который бы мог быть определен на первый раз хотя бы только исправляющим должность секретаря Полоцкой Консистории на место Квятковского, который, по изъясненным в предыдущем письме моем от 5-го минувшего Ноября недостаткам, не может далее оставаться на настоящей должности без существенного вреда для епархии».

На это Граф ответил мне официальным письмом от 18 ч. за № 4874:

«На письмо Вашего Преосвященства от 1-го текущего Декабря, в коем Вы изъявляете готовность приискать и рекомендовать кандидата на должность Секретаря Полоцкой Консистории, вместо Статского Советника Квятковского, имею честь Вас, Милостивый Государь и Архипастырь, уведомить, что к сему не встречается с моей стороны препятствия, если Вы найдете возможным указать кандидата, который имел бы юридическое образование и некоторую служебную опытность, и в добросовестности коего Вы могли бы быть уверены».

2-е число декабря 1870 г. ознаменовано было для православных жителей г. Витебска необычайным и всерадостным духовным торжеством. Говорю о торжественной встрече принесенной из Киево-Печерской Лавры части святых мощей преподобной Евфросинии, Княжны Полоцкой.

Еще за несколько дней напечатано и распространено было в городе и окрестностях объявление о предстоящей встрече святыни. В нем читаем:

«Исполняется, наконец, по милости Божией, давнее пламенное желание православных чад Полоцкой церкви видеть у себя святыню мощей Преподобной Евфросинии, Княжны Полоцкой.

По ходатайству Преосвященного Саввы, епископа Полоцкого, и по соизволению Высокопреосвященнейшего Арсения, Митрополита Киевского, сделано распоряжение об отделении части св. мощей преподобной Евфросинии, почивающих в дальних пещерах КиевоПечерской Лавры, в благословение и духовное ограждение созданной ею в Полоцке Спасской обители.

В первых числах будущего декабря ожидается эта вожделенная святыня в г. Витебск, по пути следования ее из Киева в Полоцк.

Не можем не поделиться этою радостною вестию с православными обитателями города Витебска и его окрестностей.

Когда будет получено точное сведение о дне прибытия в Витебск ожидаемой Святыни, немедленно будет сообщено о сем во всеобщее известие.»

Посланные мною в Киев, для принятия святыни, Иеромонах и послушник телеграммой известили меня с дороги, что они 1-го числа вечером прибудут в Витебск. Когда приближался поезд к городу, я отправился с кафедральным Ключарем в ближайшую к станции Богоявленскую (Симеоновскую) церковь, и сам, оставшись здесь, Ключаря в карете послал на станцию, для принятия и доставления в эту церковь привезенной из Киева святыни. Запечатанный ковчег с частию св. мощей Преподобной Евфросинии и копия с иконы, находящейся над ее ракою в Лавре, оставлены были на ночь в Богоявленской церкви на нарочито устроенном возвышенном месте среди храма.

На другой день, 2-го числа, в 10 часов раздался во всех градских церквах благовест, призывающий благочестивых христиан к участию в предстоящей встрече православной святыни и продолжался до тех пор пока все градское духовенство собралось в Рынково-Воскресенскую церковь, где, по случаю переделки кафедрального собора, совершалось, в зимнее время, архиерейское священнослужение. – В половине 11-го часа открылся крестный ход по заранее составленному мною церемониалу к Богоявленской церкви. В этой торжественной процессии приняли участие местные власти и чины, а также воспитанники и воспитанницы всех духовных и светских учебных заведений. По входе в церковь, снята была мною с ковчега, в котором положена была часть святых мощей (именно, большой перст правой руки), печать и затем совершено было мною вокруг святыни троекратное каждение. После сего началось молебное пение Преподобной, на котором тропари канона были читаны мною. По окончании канона, совершено водосвятие и окроплены св. водою Ковчег с мощами и икона Преподобной Евфросинии, привезенная из Киева. По окончании водосвятия, открылось обратное шествие к градскому Успенскому Собору. По прибытии в Собор, святыня поставлена на нарочито устроенном посреди храма возвышении; затем совершено было благодарственное Господу Богу молебствие с коленопреклонением о даровании и православным чадам Полоцкой церкви столь вожделенной святыни, с провозглашением многолетия, после Царской фамилии и Св. Синода, Высокопреосвященнейшему Арсению, Митрополиту Киевскому и Галицкому с братиею Киево-Печерской Лавры. – В 5 часов вечера началось всенощное бдение с литиею и величанием Преподобной; на всенощном после 1й кафизмы читано было мною житие Препод. Евфросинии, составленное А. Н. Муравьевым.

На следующий день, З-го числа, в обычное время совершена была мною соборне с старшим духовенством божественная литургия, на которой, вместо пения причастного стиха, произнесено было Инспектором Семинарии, Архимандритом Александром, приличное торжеству слово; а по окончании литургии, совершен был молебен Преподобной Евфросинии, при участии всего градского духовенства. Затем святыня с такою же торжественностию, как и накануне, была перенесена в домовую Архиерейскую церковь, где она, с разрешения Св. Синода, и оставалась до мая следующего 1871 г.

Настоящее торжество со всеми подробностями было описано, по моему поручению, Инспектором Семинарии, Архимандритом Александром, и это описание напечатано отдельною брошюрою. Брошюру эту я разослал по церквам Полоцкой епархии и в разные места к своим знакомым⁵⁵⁰.

Прошло уже почти два месяца со дня смерти Кафедрального Протоиерея Копаевича, но его место оставалось никем незанятым. После тщетных поисков достойного кандидата на почетную вакансию Кафедральнаго Настоятеля, моя мысль остановилась, наконец, на кафедральном ключаре, священнике Андрее Альбицком, как человеке, более других способном и в то время безукоризненном по поведению. В этой мысли утверждали меня и многие другие, близко знавшие о. Альбицкого. Посему я 4-го числа 1870 г. декабря (№ 3480) дал следующее предложение Консистории:

«Принимая, с одной стороны, во внимание двадцатипятилетнее, при честном поведении, служение в звании священника, 10-тилетнее прохождение Благочиннической должности, свышетрехлетнее ревностное исполнение обязанностей Кафедрального Ключаря, трехлетнюю усердную и полезную службу в звании Члена Консистории священника Витебского Кафедрального Собора Андрея Альбицкого, а с другой – не имея в виду другого более достойного и благонадежного кандидата, для замещения Протоиерейской вакансии при Кафедральном Николаевском Соборе, справедливым признаю определить на место умершего 8-го минувшего октября Протоиерея Иоакима Копаевича, Ключаря оного Собора священника Андрея Альбицкого, с возведением его в сан Протоиерея и с присвоением ему штатного Протоиерейского жалованья.

Консистория немедленно учинит по сему должное распоряжение».

Это предложение произвело в мятежной Консисторской партии сильную тревогу. Не говоря уже о священнике Красовицком, присвоившем себе исключительное право быть настоятелем Кафедрального собора, Секретарь Квятковский – единомышленник Красовицкого до того был возмущен моим распоряжением, что не захотел даже подписывать Консисторского указа на имя священника Альбицкого о возведении его в сан протоиерея и велел подписать оный одному из столоначальников, а Красовицкий, по возведении Альбицкого в протоиерейский сан, никогда не называл его протоиереем, а всегда говорил и писал в официальных даже бумагах: о. Андрей...

Я распорядился посвятить священника Альбицкого в сан протоиерея 6-го числа, в день храмового праздника Кафедрального Собора. Литургия в этот день совершалась, впрочем, не в соборе, по случаю его переделок, а в моей домовой церкви. Случилось, что в этот день проповедь должен был произносить священник Красовицкий. Некоторые из слушавших эту проповедь мне передавали, что при произношении проповеди и лице и голос проповедника до того изменились, что в нем трудно было узнать О. Красовицкого: так исказило в нем черты физиономии чувство зависти и злобы!...

Получив из Киева драгоценную святыню, я поспешил выразить Киевскому Архипастырю от лица всей Полоцкой паствы глубокую благодарность. 6-го числа я писал в Петербург Высокопреосвященному митрополиту Арсению:

«Еще раз повторяю Вашему Высокопреосвященству от лица всех православных жителей вверенной мне Полоцкой епархии глубочайшую благодарность за Ваше благоснисходительное исполнение нашей усердной просьбы относительно уделения части св. мощей препод. Евфросинии.

Присланная из Киево-Печерской Лавры по соизволению Вашего Высокопреосвященства, святыня встречена была в Витебске, 2-го сего декабря, с подобающею торжественностию и с живейшею духовною радостию. Православные жители г. Витебска и окрестных селений так обрадованы прибытием этой святыни, что никак не хотели бы скоро расставаться с нею. Об этом искреннем желании Витебских граждан и окрестных поселян, официально заявил мне Начальник губернии и при этом выразил мысль, чтобы святыня, если можно, была оставлена в Витебске до весны с тем, чтобы, при благоприятнейшей погоде, она перенесена была из Витебска чрез селения, лежащие на пути к Полоцку. Эту мысль я вполне разделяю, и намерен изъяснить ее в донесении Св. Синоду. Всепокорнейше прошу и Вас, Милостивейший Архипастырь, поддержать мое ходатайство пред Св. Синодом об оставлении святыни Па зиму в Витебске и о перенесении оной в Полоцк к 23-му числу мая».

16-го ч. писал мне из Москвы Преосвященный Игнатий.

«Сорадуюсь Вашей духовной радости, открывшейся чрез принесете святых мощей Преподобной Евфросинии. Для Вашей епархии событие сие имеет великую важность.

Помолитесь, Владыко, о упокофнии новопреставленного Протоиерея Ипполита (Богословского),⁵⁵¹ скончавшегося в ночь на 15-е Декабря. Долго был болен, многие его лечили, но Богу угодно было взять его отсюда.

15-го Декабря Москва праздновала 30-тилетие Архиерейского служения своего архипастыря⁵⁵². В Чудове – торжественное архиерейское служение. К Виновнику торжества послано особое приветствие, а от съезда духовенства, собиравшегося по вопросу об эмеритальной кассе, – подробная телеграмма приветственная и благодарственная за попечение о нуждах духовенства, за недавнее пожертвование 101,000 на возобновление и исправление богадельни для духовенства бедного в селе Острове близ Угреши, и за распоряжение, данное Московским мужским и женским монастырям, к пожертвованию 11,000 на тот же предмет. Примите, Владыко святый, к сведению, что 1871 г. мая 18 дня исполнится ровно 50 лет со дня рукоположения Диакона Иоанна Вениаминова (ныне Владыки Московского) во священника. Может быть, заблагорассудите благовременно прислать поздравление, и меня о сем уведомите. По нынешнему времени, когда жизнь становится так не долговечна, Преосвященным следовало бы считать юбилей со дня принятия благодати священства. Иначе юбилей Архиерейства будет невозможен».

Пораженные возведением в сан Протоиерея священника Альбицкого, единомышленники – священник Красовнцкий⁵⁵³ и Секретарь Квятковский замыслили удалить Альбицкого из Консистории, как человека для них противного и опасного. Для достижения этой цели они вздумали открыть между мною и Альбицким близкое родство или свойство; им кто-то сказал, будто бы я и Альбицкий были женаты на родных сестрах и кроме того будто бы Альбицкий принять был мною в вверенную мне епархию из заштатных священников Владимирской епархии. Чтобы удостовериться в этом, Квятковский отнесся официальною, но секретною бумагою, к Секретарю Владимирской Дух. Консистории Нарбекову с требованием сведений по настоящему предмету, но, к стыду своему и к великой, конечно, досаде, получил ответ неудовлетворительный.

Узнав об этих секретных сношениях, я просил секретаря Влад. Консистории Нарбекова уведомить меня, какого рода были у него сношения с Секретарем Полоцкой Консистории Квятковским. И вот что написал мне г. Нарбеков от 16-го числа:

«Долг имею сообщить Вашему Преосвященству, что г. Секретарь вверенной Вам Консистории отношением своим от 8-го сего декабря за № 41 просил меня доставить ему сведения о следующих предметах: 1) не был ли за штатом бывший священник села Петрова Городища Андрей Альбицкий и на чьей дочери он был женат пред рукоположением во священника; 2) с чьею, именно, дочерью вступил в брак окончивший в 1840 г. курс учения студент Семинарии Иван Смирнов⁵⁵⁴ пред рукоположением во священника в 1841 г. в г. Муроме.

На это отношение от 15 сего декабря я отвечал, что священник Альбицкий за штатом не был, а перемещен из села Петрова Городища прямо к Витебскому Кафедральному Собору, по отношению Полоцкой Консистории от 10 марта 1876 г. за № 1861-м, что пред рукоположением во священника он вступил в брак с дочерью Петрово-Городищевского священника Иоанна Лаврова. Что же касается студента Ивана Смирнова, то в 1841 г. такого студента в священника в г. Муром не поступало. Отношение г. Секретаря ко мне начинается такими словами: «По важному обстоятельству, о котором надлежит представить Его Сиятельству Г. Обер-Прокурору Св. Синода, прошу» и проч.; вверху надпись: совершенно секретно. С такою же надписью на своем отношении и я отвечал ему и надеюсь, что сообщенные мною сведения безвредны для всякого человека, особенно касательно студента Ивана Смирнова, под которым, смею думать, Г. Квятковский разумел Ваше Преосвященство, но ошибся в фамилии».

Получив такое интересное письмо 20-го числа, я почел долгом поблагодарить за добрую услугу своего почтенного земляка и родича; и в первых числах Января следующего 1871 г. я написал ему:

«Приношу Вам искреннюю благодарность за Ваше обязательное письмо от 15-го минувшего декабря. Вам, конечно, не трудно было понять, к чему клонились намерения лица, требовавшего от Вас сведений, но Господь запинает таковых в коварстве их.

Мне предоставлено право искать кандидата для занятия секретарской должности в подведомой мне Консистории. От кандидата требуется, чтобы он имел, при честности и добросовестности, юридическое образование и некоторую опытность. Не имея в виду человека с такими качествами, решаюсь обратиться к Вам, любезнейший Герасим Федорович, с покорнейшею просьбою порекомендовать мне кого-либо из известных Вам во Владимире лиц с изъясненными выше качествами. Если не окажется юристов, не можете ли, по крайней мере, указать и пригласить кого-либо из Ваших сотрудников по Консистории, лишь бы он был с способностями и служебного опытностию, при честном и добром, разумеется, поведении. Весьма важную оказали бы Вы мне услугу, если бы указали мне благопотребного для меня человека. Но будете ли Вы иметь в этом успех, или нет, во всяком случае прошу Вас об одном – немедленно уведомить меня».

Не видя успеха в своих коварных замыслах против меня и Протоиерея Альбицкого, Секретарь Квятковский прибег к последней отчаянной мере. Он решился отправиться в Петербург, чтобы там лично сделать на меня донос Обер-Прокурору Св. Синода. Но чтобы прикрыть этот злой умысел каким либо благовидным предлогом, он подал мне 15-го числа прошение об увольнении его на 10 дней в Петербург и Москву по каким-то особенно важным домашним делам, нетерпящим будто бы ни малейшего отлагательства. Но имея в виду, что в конце года в Консистории, равно как и в других присутственных местах, всегда скопляется множество дел и разных отчетностей, я дал на этом прошении 16-го числа такую резолюцию: «Консистория скажет, нет ли препятствия к увольнению Секретаря Квятковского в отпуск в настоящее время, и если нет, то кто может временно исполнять его обязанности». В тот же день составлен был журнал в смысле благоприятном для Квятковского, и подписан двумя Членами – протоиереем Волковым и священником Красовицким, но протоиерей Альбицкий заявил, что он подаст особое мнение. Журнал, подписанный двумя Членами, был представлен мне с следующею собственноручною подписью Квятковского:"Кафедральный протоиерей Андрей Альбицкий уклонился от подписи. Архимандрит Полиевкт не присутствовал» . Эта подпись дала мне повод спросить, почему Альбицкий уклонился от подписания журнала. Квятковский, видя, что его отпуск замедляется, подал мне вторичное прошение об ускорении дела о его отпуске, угрожая в противном случае взысканием с меня понесенного им ущерба по своему домашнему интересному делу. Прошение это также сдано было в Консисторию с должною резолюциею. Между тем журнал, неподписанный Альбицким, Квятковский взял у столоначальника к себе и в Консисторию не возвратил. 18-го ч. Квятковский, явившись на короткое время в Консисторию, удалился и более не возвращался, вечером же того дня прислал в Консисторию два запечатанных пакета. По вскрытии на другой день, в Присутствии Консистории, этих пакетов, Члены Консистории прочитали в них следующее: «1, за № 47. Сегодня (т. е. 18 числа) не мог я досидеть при служебных занятиях до положенного времени,, потому что вчера очень сильно вечером угорел. К сему честь имею присовокупить, что, известив Его Сиятельство Г. Обер-Прокурора Св. Правительствующего Синода по телеграфу, отправляюсь в С.-Петербургс по нетерпящим ни малейшего отлагательства делам моим. Покорнейше прошу доложить о сем Его Преосвященству»; 2, за № 48. Покорнейше прошу Присутствие поступающие на мое имя пакеты вскрывать только те, которые поступят от лиц и мест Полоцкого Епархиального ведомства, а прочие, особенно секретные, оставлять невскрытыми до моего возврата, или до предписания высшего Начальства». По прочтении столь неожиданных актов, Члены Присутствия поспешили составить о внезапной отлучке Секретаря Консистории особый журнал, для доведения об этом экстренном событии до моего сведения. Кроме того, мне сделалось известным, что Квятковский, отправляясь в Петербурга, самовольно взял из Консистории некоторые дела. Получив все эти сведения, я в тот же день, т. е. 19-гочисла, послал в Петербург к Обер-Прокурору следующую телеграмму: «Секретарь Полоцкой Консистории Квятковский самовольно отлучился в Петербурга, похитив из Консистории некоторые дела. Отзыв на отношение Вашего Сиятельства за № 4676 без замедления будет представлен».

Недолго, впрочем, путешествовал наш Консисторский рыцарь; его с дороги (именно, из Динабурга) возвратила назад телеграмма из Петербурга. Утром 21 числа он явился ко мне с докладом и крайне удивил меня своим неожиданным появлением, – удивил еще более, нежели внезапною самовольною отлучкою в Петербург. В тот же день он и Консистории возвестил о своем возвращении в следующих выражениях: «Честь имею доложить Присутствию, что, по изменившимся не сколько обстоятельствам, я возвратился к должности и уже имел честь представляться Его Преосвященству». На другой день 22-го числа, я отправился в Консисторию, чтобы там, в Присутствии Членов, допросить Секретаря как о самовольной его отлучке, так и о сокрытии им помянутых выше дел. На первый вопрос он не дал никакого ответа, а. по второму вопросу он объяснить, что из требуемых от него дел он одно только брал с собою в дорогу, именно, журнал о его увольнении в отпуск вместо вида; прочие же им оставлены были в Консистории под замком. Между тем, при рассмотрении дела о священнике Конюшевском, в нем не оказалось чернового отпуска с донесения моего Св. Синоду от 10 Ноября 1868 г. за № 9655. Посему я потребовал от Консистории, чтобы немедленно представлена была мне эта бумага. Вследствие сего Секретарь Квятковский рапортом от 23 числа (№ 53) донес мне, что означенного чернового отпуска у него не имеется, что таковой должен отыскаться со временем и что сего числа он отнесся в Канцелярию Св. Синода о присылке засвидетельствованной копии с донесения моего Синоду по делу о священнике Конюшевском. На этот рапорт мною дана была 29-го числа следующая резолюция: «Консистория немедленно примет меры к отысканию чернового отпуска от 10-го Ноября 1868 г. за № 9655; и если эта бумага в течении двух дней не будет отыскана и представлена мне, предать виновного в утрате или похищении оной, на основании 303 ст. Уложения о наказаниях, суду». Консистория потребовала обстоятельных сведений по сему предмету от Секретаря. Секретарь в рапорте своем на мое имя от 30 декабря за № 55 изложить следующее:

«Резолюциею 30-го сего декабря Полоцкая Дух. Консистория требует от меня сведений, согласно резолюции Вашего Преосвященства от 29 сего декабря, касательно чернового отпуска по делу о священнике Стефане Конюшевском от 10-го Ноября 1868 г. за № 9655-м.

Вследствие сего, долг имею всепочтительнейше рапортовать Вашему Преосвященству, Милостивейшему моему Архипастырю и Отцу, что означенный черновой отпуск не похищен и не утрачен; но, в связи с почтительнейшим моим рапортом от 16-го сего декабря, приложенным к протоколу Консистории по указу Святейшаго Правительствующего Синода от 6-го Ноября сего года, представлен Его Сиятельству Господину Обер-Прокурору Святейшего Правительствующего Синода при рапорте от 22-го сего Декабря за № 50-м».

Изложивши все обстоятельства настоящего дела, я писал между прочим Обер-Прокурору Св. Синода (от 5-го. января 1871 г. за № 28):

«С какою целию и по каким побуждениям Секретарь Квятковский отправил к Вашему Сиятельству помянутый отпуск, мне неизвестно. Но как эта бумага мне необходима в настоящее время, то я долгом поставляю покорнейше просить Ваше Сиятельство приказать, кому следует, или возвратить, по миновании надобности, черновой отпуск, к Вам препровожденный, или доставить мне засвидетельствованную с него копию».

В след за сим, немедленно возвращен был мне подлинный отпуск и был приложен к подлежащему Делу. Так как означенный черновой отпуск представления моего Св. Синоду был писан рукою Протоиерея Альбицкого, то Квятковский, посылая оный к Обер-Прокурору, вероятно, имел в виду сделать какую либо неприятность Альбицкому; между тем горько обманулся в своих хитрых и злокозненных расчетах.

26-го ч. получено было мною из Москвы от профессора К. И. Невоструева письмо следующего содержания:

«Известно уже, думаю, Вам, что имя мое, аки зло, пронесено в журнальной статье Op. Миллера⁵⁵⁵, задетого в окончании моей Рецензии на книгу Хрущова. Навязывая мне мысли, коих я вовсе не имел, и извращая смысл написанного мною, он дурачить меня пред публикою и издевается площадным образом. Считаю нужным не для себя, а более для истины Христовой, подобными людьми попираемой, написать в том же журнале «Заря» ответ. Но укоряем таким образом от своих, в истекающем году имел я два лестных, уже выше меры моей, изъявления от чужих. В начале года сделало меня Членом своим Сербское ученое Общество в Белграде, а в половине – Югославянская Академия в Загребе или Аграме.

Хотя Совет о.о. Благочинных Московских признал пользу и нужду открытия в Москве Братства против раскола и сам Владыка на этой же стороне, но сданное для дальнейшего движения и окончания в Консисторию дело сие здесь снова задерживается под руками того же нерасположенного к братству лица... (т. е. Преосвященного Леонида). От такой трактации Члены Братства разбродятся врознь и, наконец, утвержденное, пожалуй, оно само собою не состоится. Кстати о расколе. Есть почти верная надежда на обращение одного из злых, раскольниками нанимаемых, состязателей на Кремлевских беседах, рекомого Десятиверного. Отец Пафнутий в ответе своем С.-Петербургсскому Единоверческому Обществу сильно обличил печатные и подпольные происки ихнего Протоиерея Верховского об учреждения: единоверческой иерархии, яко бы единственного средства, после всех, доселе неудавшихся, к примирению раскольников с православною церковию. Ответ сей, по всей вероятности, напечатается в Воскресных прибавлениях⁵⁵⁶ или инде и большое сделает впечатление.

Для вашей противораскольнической деятельности смею рекомендовать Вам выписать из здешней Синодальной Типографии два важных, перепечатанных ныне в С.-Петербургсе, сочинения Игнатия⁵⁵⁷, бывшего Архиепископа Олонецкого: 1-е О таинствах единой, святой, соборной и апостольской церкви⁵⁵⁸, и 2-е История о расколах⁵⁵⁹ (хотя от нее напечатана и написана автором только первая часть)».

27-го ч. писал я в Московскую Академию к профессору С. К. Смирнову и между прочим поздравлял его с назначением на должность Инспектора Академии:

«Приветствую Вас с новою почтенною должностию блюстителя Академических порядков и благочиния. – Сколько радуюсь за Ваше избрание на эту должность, столько же опасаюсь за Ваше спокойствие, которое не легко сохранить на этой должности, при всем благородном и благодушном Вашем характере. – Да сохранить Вас Господь и Его Угодник Сергий от всяких скорбей и огорчений на этом новом административном поприще!

Воображаю, какою скорбию поражены Вы с своим семейством и все присные Вам по поводу кончины досточтимого Ипполита Михайловича⁵⁶⁰. Примите мое искреннее сочувствие в постигшей Вас горести».

31-го числа собственноручно изволил писать мне из Киева А. Н. Муравьев:

«Приветствую Вас с новым годом и Вами заключаю старый, разразившийся у нас новыми снегами и морозами, каких в Киеве не запомнят. Каково-то у Вас? Радуюсь, что Вы получили, наконец, Ваше духовное сокровище, и хорошо, что у Вас его сумели удержать до весны; тогда будет торжественнее и удобнее перенести святые мощи и более соберется народу; но жаль, что Вам отделили такую небольшую частицу, когда и все тело Преподобной можно было бы Вам отдать, без большого лишения Киеву.

Грустно мне было, что в Петербурге сократили и исказили чудную молитву покойного Святителя⁵⁶¹ на молебне (в день Рождества Христова), и я о том написал трем Митрополитам, а Исидору подробно изложил всю нелепость такого сокращения. От Преосвященного Леонида вестей не имею».