1869 г.

В день нового года утешен я был письменным приветствием от старшего духовенства города Невеля. Вот что писали мне оттуда 31-го декабря минувшего года:

«Ваше Преосвященство, милостивейший архипастырь наш и отец!

С искреннейшею сыновнею преданностию дерзаем поздравить ваше преосвященство, нашего милостивейшего Архипастыря и Отца, с наступившим новым годом. Да даст вам Господь силы и крепость к прохождению вашего великого служения, к пользе Святой церкви и к благу нашего любезного, отечества вообще и вверенной вашему преосвященству пастве в особенности! Да будут дни жизни Вашей, – жизни исполненной блага ближних, – долги-долги и светлы, так, чтобы ни малейшее облако печали никогда не омрачало их! Искренность этих святых чувств и благожеланий мы, вступая в новый год, засвидетельствуем и пред Престолом Великого Архиерея, Господа нашего Иисуса Христа.

Вашего Преосвященства, Милостивейшего Архипастыря и Отца, нижайшие послушники: Настоятель Невельского монастыря игумен Тихон²³⁰, настоятель Невельского Успенского собора, протоиерей Василий Покровский ²³¹, и Невельский, благочинный, протоиерей Димитрий Белинский²³²».

В таком роде получено было мною приветствие и от и. д. Велижского благочинного священника Владимира Щербова²³³, с подведомым ему духовенством.

6-го числа приветствовал я с новым годом моего доброго Московского друга, преосвящ. Леонида²³⁴ и, между прочим, писал ему:

«Желал бы знать, какой порядок учредился теперь у вас в рассуждении занятия епархиальными делами. Справедлив ли слух, что вам яко бы предложено ежемесячно путешествовать в Петербург с докладами по делам?

Что слышно нового из Северной Столицы о делах церковных; начинаются ли суждения по вопросам, какие имел в виду предложить Св. Синоду Московский Первосвятитель?

До сих пор я вовсе почти не имел с Петербургом никакой частной, ни официальной переписки, и потому не имел никаких почти сведений о том, что делается и о чем рассуждается в нашем верховном ареопаге. Но на сих днях один из тамошних протоиереев, мой земляк, вздумал адресоваться ко мне с письмом по одному делу, и я думаю воспользоваться этим случаем, чтоб начать продолжать корреспонденцию с этим почтенным земляком в видах получения чрез него хотя каких либо сведений о делах церковных, тем более что этот земляк имеет близкий доступ к некоторым из Синодских властей.

Андрей Николаевич²³⁵ доброе задумал дело – издание писем приснопамятного святителя²³⁶. Без сомнения, этих писем у него немалое количество, и все они, конечно, весьма интересны. Напечатанные до сих пор письма покойного Владыки прочитаны мною не только с удовольствием, но некоторые и с пользою для моей профессии. Даниловский о. архимандрит²³⁷ давно уже просил меня прислать к нему, для напечатания, письма, какие я получал от почившего в Бозе Святителя; но я до сих пор этого не исполнил, частию потому, что некоторые письма еще неблаговременно оглашать, а другие, если бы и могли быть напечатаны, некому у меня переписать, а самому заняться этим делом нет времени. – Без сомнения, и к вашему преосвященству обращались с подобным предложением. Желательно бы знать, какой на сие дан вами ответ.

Андрей Николаевич приглашаете меня будущим летом к себе в гости, и даже выражает уверенность, что я непременно исполню его желание. Всею душою рад бы я был побывать в Киеве, чтобы поклониться тамошней святыне, между которою особенно близка моему духу, по моему теперешнему служению, святыня мощей преп. Евфросинии Полоцкой, но представляю это в волю Божию и во власть обстоятельств времени.

Между тем, на сих днях я получил официальное приглашение, как член Археологического общества, явиться на съезд археологический, имеющий быть в Москве 16-го будущего марта. Прошу вашего братского совета и наставления, не следует ли мне воспользоваться этим приглашением, как благоприятным случаем еще раз побывать в Москве, чтобы, во-первых, поклониться могиле моего незабвенного Рукоположителя, а во-вторых, чтоб поблагодарить лично некоторых благотворителей бедных церквей вверенной мне епархии, и тем расположить их к дальнейшим благотворениям. Моя поездка в Москву в 1867 г. имела чрезвычайно благотворные последствия для Полоцкой епархии».

8-го числа почтил меня очень любезным и доброжелательным письмом товарищ Обер-Прокурора Св. Синода, Ю. В. Толстой²³⁸: «Имею честь принести вашему преосвященству усерднейшеё поздравление с минувшим торжественным праздником Рождества Христова и с наступившим Новым годом. При этом позволю себе присовокупить желание – Русского и Православного, чтобы уже в сем году Господь Бог привел вас видеть плоды вашей заботливости и вашей деятельности, на пользу Святой Церкви и отечества.

Поверьте, преосвященнейший владыко, что эта заботливость и эта деятельность ценятся во всей полноте их достоинства; не оставляется без надлежащей оценки и злоба, которую они возбуждают во врагах православия и России; и если сообщаются, на усмотрение ваше доносы, внушенные сею злобою, то вовсе не из веры к клеветам, в них содержащимся, а из желания не оставлять сии клеветы в безызвестности от вас и для представления вам случая обличить их лживость и обнаружить тех, от кого они исходят».

На это почтенное письмо я ответствовал 19-го числа:

«Приношу вашему превосходительству глубокую благодарность за ваши приветствия с праздником и новым годом и за ваши христианские благожелания. Взаимно приветствую и вас с прошедшим праздником Рождества Христа Спасителя и с наступившим новым годом. Содержащий в своей власти времена и лета да умножит дни лет благочестного жития вашего и да укрепит ваши силы на дальнейшие подвиги вверенного нам Державною волею служения!

Дорогое письмо вашего превосходительства доставило мне великое утешение и успокоение среди моего, поистине тягостного положения. Да утешит за сие и вас Господь своим благодатным утешением.

Ваше доброе ко мне участие дает мне повод изъяснить пред вами, досточтимый Юрий Васильевич, хотя в кратких чертах, то печальное положение, в каком я нахожусь с первого дня моего вступления на Полоцкую кафедру и до настоящей минуты.

По прибытии моем в Витебск в Сентябре 1866 г., прежде всего поразили меня, после 16-тилетнего моего пребывания в Москве, бедность и убожество храмов Божиих, а вместе с тем отсутствие чинности и благолепия в церковном Богослужении. Но эти недостатки Господь помог мне скоро устранить. Теперь у меня, по крайней мере, Кафедральный Собор снабжен, по милости щедродательной Москвы, всем потребным для благолепного служения, которое везде, а наипаче в здешнем крае, имеет особенное, значение. Учрежден также и должный порядок в церковном Богослужении.

Еще более, чем материальною, скудостию Храмов Божиих, я поражен был умственными и нравственными недостатками служителей Алтаря Господня. Немало найдено мною священнослужителей еще из воссоединенных в 1839 г. Между ними трудно указать хотя бы одного, вполне способного и достойного служителя церкви. Большинство священников, хотя уже получивших сан после 1839 г., но воспитанных еще в понятиях и правилах Униатских. Из молодых священников, получивших образование в православной Семинарии, есть люди с живыми способностями, но очень мало с достаточным образованием. Вообще во вверенной мне епархии, кроме троих законоучителей в Гимназиях, нет священника, с академическим образованием, за исключением одного, который явился ко мне в 1867 г. из Варшавской епархии и на которого я возлагал было некоторые надежды, но тщетно: я должен был удалить его из епархиального города. Недели три тому назад рукоположен мною во Священника бывший Мировой посредник Красовицкий²³⁹, получивший высшее 1869 г. духовное образование; на его помощь я рассчитываю, но оправдает ли он мои надежды, это покажет время.

Невысокой степени умственного образования в среде здешнего духовенства, естественно, соответствует и нравственно-религиозное развитие. Правда, немало есть между духовенством, как высшим, так отчасти и низшим, людей с добрыми нравственными качествами; но едва ли не большая часть обнаруживают такие склонности и такие привычки, которые очень неприличны духовному сословию; не говорю уже о некоторых лицах, которые своими поступками совершенно унижают свое звание, и за это подвергаются должному взысканию. Чем далее, тем более и более раскрывается предо мною мрачных пятен в нравственном состоянии духовенства, к изглаждению этих пятен, к исправлению нравственных недостатков духовенства принимаются мною все зависящие от меня меры; но одному и усмотреть недостатков, и тем более исправить их, нет никакой возможности. Нужны верные и честные помощники, а в них-то и недостаток.

Главное орудие действования Епархиального Архиерея, без сомнения, есть Консистория; чрез нее в пределах епархии производятся управление и духовный суд. Личный состав Полоцкой Консистории и существующей при ней Канцелярии, при вступлении моем в управление епархиею, был таков, что ничего несчастнее его нельзя и представить. Знаю, что и в других епархиях наши Консистории не без недостатков, но там, по крайней мере, везде есть возможность иметь под руками людей, более или менее способных. В Полоцкой же епархии не существует этой возможности. Мне давно надлежало бы переменить почти всех членов присутствия и большую часть чиновников Канцелярии; но я до сих пор не имел в виду, кем бы мог заменить их. Притом, для Канцелярии, если бы и нашлись люди с способностями, при известной всем несоответственности вознаграждения с трудами, трудно привлечь их. Вообще, пока не будут введены в наши несчастные судилища новые штаты с высшими окладами, личный состав Канцелярий всегда будет жалкий, и потому успеха в делах нельзя ожидать никакого. В настоящую минуту, в Полоцкой Консистории, из 4-х столоначальников один вышел на другую, более для него выгодную службу, другой несколько недель болен, третий вчера внезапно помер; остается на лицо один, также весьма некрепкого здоровья, и притом не очень давно поступивший, и потому мало еще знакомый с ходом консисторских дел. Вольнонаемные писцы почти еженедельно сменяются. – После трех секретарей, которых я пережил в течении двух лет и из коих ни одним не могу похвалиться, явился у меня четвертый, на опытность которого я рассчитывал, но и этот пока еще не оправдал моих надежд. Он был уже секретарем Полоцкой Консистории, но это было довольно давно и при других порядках: в течении семи лет, которые он провел на другой службе, по духовному ведомству произошло немало перемен; явилось много новых распоряжений и узаконений, о которых он не имеет никакого понятия и которые ему надобно изучать, а его лета уже не молодые, ему под 50-т лет. Таким образом, мне приходится одному быть и руководителем всех и наблюдателем за всем, хотя я и сам не могу еще похвалиться достаточною опытностию и проницательностию в делах. По истине, тяжелое положение!

Второстепенными помощниками в делах епархиального управления служат для архиерея Благочинные. В Полоцкой епархии, по причине изъясненной выше скудости в людях образованных, встречается и здесь крайнее затруднение. Есть Благочиннические округа, где весьма не легко найти человека, которому можно было бы с пользою вверить благочиннический надзор. Но и способные из Благочинных не всегда оправдывают доверие Епархиального Начальства: по каким-то ложным побуждениям, некоторые из них стараются укрывать от взоров Начальства такие беспорядки, которые вовсе не делают чести ни тем, кто их допускает, ни тем, кто их укрывает. Впрочем, с Божиею помощию, я начинаю мало по малу приучать блюстителей церковного порядка к искренности и откровенности со мною.

Что, наконец, сказать о клеветах и пасквилях, изобретение и распространение коих составляют печальную особенность здешнего края? Клевета, возводимая на частного человека, не может иметь особенного значения; она, как дым, сама собою исчезнет. Но клевета, касающаяся чести общественного деятеля и особенно начальственного лица, не может не иметь вредных последствий, если не для самого оклеветаемого, коего совесть может оставаться спокойною, то для дела службы. С одной стороны клевета, нередко принимающая вид правдоподобия, достигая слуха высшего начальства, естественно, более или менее колеблет доверие его к официальному лицу, сделавшемуся жертвою клеветы; с другой, рассеваемая между подчиненными, всегда более или менее недовольными начальствующим лицем, клевета, по меньшей мере, ослабляет в них чувство уважения к этому лицу. Но подчиненные не всегда имеют возможность, а иногда и желание, разоблачить лживость клеветы, взводимой на их Начальника. Высшее же Начальство имеет и долг, и все способы к раскрытию благовидных покровов клеветы и к дознанию истины.

Что касается в частности меня, то я всегда готов отдать себя на суд высшего Начальства, при всякой на меня жалобе, а тем более клевете. Я могу ошибаться в своих суждениях, могу по недоразумению допускать какое-либо неправильное действие; меня может ввести в обман посторонняя хитрость, или неблагонамеренность (как это и случилось), но чтобы позволить себе намеренное уклонение от закона и увлечься в деле службы какими либо предубеждениями и пристрастием – да сохранит меня от сего Господь.

Это не в моих правилах.

Главным виновником возводимых на меня клевет и распространяемых на мой счет пасквилей я, по справедливости, могу признать Протоиерея Юркевича²⁴⁰, коего имя, без сомнения, небезызвестно Вашему Превосходительству. Меня удостоверяют, что и жалоба заштатного священника Клодницкого²⁴¹ и приложенное при ней анонимное письмо суть произведения Юркевича. Нельзя не пожалеть, что не было в свое время уважено ходатайство моего предместника об удалении Юркевича из Полоцкой епархии; с его удалением иссяк бы здесь главный и самый мутный источник всякого рода доносов и клевет. От Юркевича не было до сих пор покоя даже светским чиновникам. Впрочем, в настоящее время, его деятельность на этом бесчестном поприще, по кр. мере, открытая, начинает несколько ослабевать, в следствие того, что на его доносы Епархиальное Начальство не только перестало обращать внимание, но и обязало его подпискою не обременять Начальство неосновательными и ложными доносами.

Простите Бога ради, что я далеко простер свою беседу и утомил Ваше внимание: я очень рад благоприятному случаю искренно и откровенно побеседовать с Вашим Превосходительством и тем облегчить мою душевную скорбь. Dixi et animam levavi…

10-го числа почтил меня (вероятно, и других епархиальных архиереев) Первенствующий Член Св. Синода, Высокопреосвященный Исидор²⁴², Митрополит Новгородский, официальным письмом за № 36 следующего содержания:

«Издаваемый при С.-Петербургсской Духовной Академии журнал «Христианское Чтение» заслуживаете в настоящее время особенного поощрения. Помещаемый в нем с 1861 г., по распоряжению Св. Синода, перевод Священного Писания Ветхого Завета на русский язык, имея собственное значение по довольно точному соответствию еврейскому тексту, вместе с тем служит весьма важною подготовительною работою для издания Св. Синодом священных книг Ветхого Завета на русском языке. Затем, с нового 1869 г. редакция предприняла, также по мысли Св. Синода, издание символов и вероизложений Православной церкви от времен Апостольских до наших дней, с ученым разбором их текста, обстоятельств происхождения и догматической важности. Это издание обещает принесть большую пользу развитию нашей богословской науки, основав изложение догматики на прочной почве изучения подлинного текста догматических памятников Священного Предания Православной церкви. Кроме того, журнал поддерживает сношения с православными нашими церквами за границей, чтобы следить за ходом важнейших событий в среде православной церкви на востоке и за движениями в пользу православия на западе. Вообще редакция действительно заботится об усовершении своего издания. Но всему этому, а также в виду усердия Вашего Преосвященства к истинной пользе церквей вверенной Вам епархии, прошу Вас, милостивый Архипастырь, зависящими от Вас мерами содействовать распространению «Христианского Чтения» в возможно-большем размере.

Прилагая при сем 50 экземпляров объявления об издании его в 1869 г., о последующем распоряжении Вашем покорнейше прошу меня уведомить».

В ответ на это я писал Его Высокопреосвященству от 21-го того же Января за № 240:

«В следствие Архипастырского письма Вашего Высокопреосвященства от 10-го текущего Января за № 36, коим изволите приглашать меня к содействию зависящими от меня мерами к распространению издаваемого при С.-Петербургсской Д. Академии журнала «Христианское Чтение» в возможно большем размере, мною сделано по вверенной мне епархии следующее распоряжение: предписано 1) Настоятелям монастырей, соборов и всех Градских церквей, чтобы они на счет кошельковых сумм ежегодно выписывали «Христианское Чтение», и 2) Благочинным сельских церквей, чтобы они сделали распоряжение о выписке для каждого Благочиннического округа не менее двух экземпляров означенного журнала».

Инспектор Полоцкой Семинарии, иеромонах Александр²⁴³ отправлялся с моего разрешения в Петербург по своим частным делам. Я поручил ему наведаться там, могу ли я, при введении в действие новых Уставов для духовно-учебных заведений, обратиться к Св. Синоду, с надеждою на успех, с просьбою об оказании из Синодских сумм пособия на благоустройство училищных зданий; и вот что получил от. него в ответ:

«Прибыв вчерашнего числа, в Петербург, я только сегодня имел возможность повидаться с теми из моих знакомых, которым более или менее хорошо известны наши Синодские дела. Касательно вопроса занимающего Вас, Преосвященнейший Владыко, они сообщили мне следующее: хотя новый Устав и оставляет уездные училища на полном попечении епархиального духовенства, но исключительность положения Белорусского края, неблагоприятные условия быта духовенства Полоцкой епархии, неожиданность предстоящего дела, потребовавшего одновременно значительных материальных средств и проч. и проч. в этом роде, – дают Белорусскому Преосвященному неоспоримое право, и с надеждою на успех, ходатайствовать о 10-тысячном пособии для почина дела, которое местное духовенство принимает на себя весьма охотно, благодушно и с упованием на лучшие времена. Были и примеры назначения подобных пособий в истекшем году: по ходатайству Высокопреосвященнейшего Петербургского Владыки, отпущена сумма в пособие местному духовенству по случаю устройства параллельных классов при Невском училище. Все будет зависеть от Графа²⁴⁴, который вообще весьма охотно назначает суммы, необходимые для приведения в желанный порядок нашей учебной части».

20-го числа января, преемник митрополита Литовского Иосифа, преосвященный архиепископ Макарий²⁴⁵, препровождая ко мне литографированный портрет покойного святителя, писал:

«В Бозе почивший преосвященнейший Иосиф, митрополит Литовский и Виленский, в духовном завещании своем, между прочим, написал: «моему преемнику завещаю семьдесят пять экземпляров литографированного моего портрета и прошу разослать оный тем архипастырям и другим лицам, для которых приятно будет вспомнить обо мне и помолиться о душе моей».

Исполняя эту волю моего, блаженной памяти, предместника, имею честь препроводить при сем вашему преосвященству экземпляр его литографированного портрета и покорнейше прошу Вас принять уверение в моем совершенном почтении и преданности, с каковыми имею честь быть и проч.»

23го числа писал мне из Москвы И. И. Четвериков:

«20го числа послано на Ваше имя 9 мест Св. Икон и вещей для иконостаса в Чашники:

При сем квитанция конторы.

На днях приедет в Витебск мастер от Д. М. Струкова²⁴⁶ для расстановки; до его приезда прикажите не открывать ящиков».

24-го ч. писал я в Москву тамошнему купцу Н. А. Молодцову²⁴⁷:

«Согласно Вашему желанию, препровождаю к Вам при сем рисунок иконостаса для Успенской Соборной церкви г. Велижа, недавно обращенной и освященной в Православный храм из Латинского костела.

Иконостас, как можно судить по рисунку, необширный и не требующий многих резных украшений. Следовательно ценность его должна быть не слишком значительна. Посему, сверх иконостаса я прошу Вас покорнейше написать нисколько икон, неозначенных на рисунке, но составляющих необходимую принадлежность храма. Наименование и размер этих икон значатся в особом, у сего прилагаемом, реестре. Желательно, чтобы живопись всех икон была так называемая – фряжская (ни строго византийская, ни итальянская, а средняя между той и другою).

Для этих последних икон, без сомнения, понадобятся приличные рамы.

Так как в означенной Успенской церкви размещены, в настоящее время, по разным местам иконы, находившиеся в иконостасе сгоревшего Велижского собора, то неизлишне было бы устроить и для этих икон, хотя бы простые, но соответствующие рисунку иконостаса, рамы. Размеры этих икон показаны на прилагаемом при сем полулисте.

Не откажитесь Бога ради, достопочтеннейший Никита Алексеевич, удовлетворить столь существенной потребности храма Божия, при совершенном недостатке наших местных средств, по случаю страшного пожара, опустошившего почти весь город. Ваше благочестивое усердие вполне будет оценено и гражданами Велижа, и Полоцким Епархиальным Начальством и, надеюсь, Высшею церковного властию».

В своем месте мы сказали, что предположено было еще в 1866 г. приступить к возобновлению Витебского Кафедрального Собора. Составленный Виленским Губернским Архитектором Чагиным проект перестройки собора 28-го июля 1868 г. был Высочайше утвержден; на возобновление и перестройку собора по смете исчислено было 58.507 рублей. Для исполнения работ открыт временный Строительный Комитет под председательством Вице-Губернатора Щулепникова. В январе 1869 г. по снятии, по церковному чиноположению, св. престола, собор передан был в распоряжение этого Комитета²⁴⁸.

6-го февр. писал я в Троицкую Лавру профессору Моск. Дух. Академии С. К. Смирнову в ответ на его письмо от 20го ноября 1868 г.

«Приношу Вам искреннюю, хотя и очень запоздалую, благодарность за Ваше любезное и многосодержательное послание от 20-го ноября минувшего года.

Новый год, с которым имею честь Вас приветствовать, начался для меня тем же, чем закончился прошедший: те же заботы, те же скорби, те же огорчения, если еще не большие; а утешительного весьма мало. Нечто однако ж утешительное получил я не очень давно в письме от одного из высоких Синодских чиноначальников. Вот что, между прочим, он пишет: «поверьте, Преосвященнейший Владыка, что ваша заботливость и ваша деятельность ценятся во всей полноте их достоинства; не оставляется без надлежащей оценки и злоба, которую они возбуждают во врагах Православия и России; и если сообщаются на усмотрение Ваше доносы, внушенные сею злобою, то вовсе не из веры к клеветам в них содержащимся, а из желания не оставлять сии клеветы в безызвестности от вас и для представления вам случая обличить их лживость и обнаружить тех, от кого они исходят».

Впрочем, не столько огорчает меня тайная злоба посторонних врагов, сколько явные и открытые действия, частию бессмысленные, а частию и неблагонамеренные, людей, меня окружающих. Домашний враг, как известно, опаснее чужого. Но о сем довольно.

Переписку Митроп. Платона с Амвросием и Августином, которую Вы предполагаете издать, я некогда читал и даже имею ее в списке. Много тут интересного и курьезного. Без сомнения, читающая публика будет Вам благодарна за этот новый труд».

По поводу начавшейся перестройки Витебского кафедрального собора, Начальник губернии Токарев²⁴⁹ писал мне от 8-го февраля за № 678:

«Из сообщенных бывшим Губернатором Генерал-Майором Веревкиным²⁵⁰ сведений Вашему Преосвященству известно, что из пожертвованных разными лицами Витебской губернии денег на построение иконы в память чудесного спасения Государя Императора от угрожавшей ему опасности осталось за расходом на икону еще 1198 р. 71 1/2 к., которые предполагаются на устройство в Николаевском соборе киоты к образу.

Имея в виду, что в настоящее время приступлено уже к работам по переделке собора через особый хозяйственный комитет, я имею честь покорнейше просить Ваше Преосвященство, не изволите ли дать означенному Комитету указания, по Вашему благоусмотрению, как относительно заказа самой киоты к переданной уже в собор иконе, так и об избрании для оной приличного места, с тем, что Комитет от стороннего пособия может рассчитывать только на упомянутую выше сумму 1198 p. 71 1/2 к. и чтобы он о выдаче ему сих денег вошел с представлением ко мне, так как деньги хранятся в Казначействе в депозите на мое имя».

Состоящий при Министерстве Внутренних Дел архитектор Пав. Дм. Соханский, устроивший осенью 1868 г. в моей домовой церкви, по изобретенной им системе, вентиляцию, писал мне из Петербурга от 9-го Февраля:

«В прошлом 1868 г. Ваше Преосвященство поручили мне устройство вентиляции, по моей привилегированной системе, для очищения воздуха в домовой церкви.

Означенные работы произведены по моим указаниям и чертежам Епархиальным Архитектором г. Плющевским-Плющиком и, как мне известно, окончены, и я, не зная результата, принимаю на себя смелость обратиться к Вашему Преосвященству с покорнейшею просьбою, почтить меня уведомлением, как они произведены, довольны ли Вы ими или нет; если они произведены неудовлетворительно, то я могу приехать и поправить».

В ответ на это я писал, от 14-го числа:

«Имею честь уведомить Вас, что устроенная по Вашему доброму совету и по изобретенной Вами системе в моей домовой церкви вентиляция ощутительно способствует к очищению воздуха.

Приношу Вашему Высокоблагородию от себя и от всех посещающих наш храм искреннюю благодарность.

Препровождаемые вместе с сим фотографические виды Витебска прошу принять от меня на память Вашего посещения нашего града».

10-го ч. писал я в Москву И. И. Четверикову²⁵¹.

«Отправленный Вами из Москвы 20-го минувшего января иконостас для Чашницкой церкви получен мною сего Февраля 6-го дня, и сегодня, 10-го числа, препровожден с посланным от Дм. Мих, Струкова²⁵² учеником Викулиновым в Чашники.

Присланный Вами иконостас, который будет составлять украшение новоосвященного Чашницкаго храма, без сомнения, принят будет как причтом, так и прихожанами Чашницкаго прихода, с чувствами искренней к Вам признательности. Ваше имя и имя раба Божия Матфия на всегда будет сохранено в диптихах сего храма.

Не могу и я с своей стороны не повторить Вам, достопочтеннейший Иван Иванович, моей глубочайшей благодарности за Ваше христианское сочувствие к нуждам вверенной мне епархии.

Впрочем, достойное воздаяние Вам за все, что Вы сделали и продолжаете делать для бедствующих церквей здешнего края не здесь, а там»....

15-го февраля писал я в Москву Попечителю Единоверческой на Рогожском кладбище церкви, купцу Никандру Матвеевичу Аласину.

«Приношу Вам усерднейшую благодарность за Ваше книжное приношение²⁵³ на пользу духовенства и паствы вверенной мне епархии.

Присланные Вами книги я распорядился разослать в церковные библиотеки тех приходов, которые населены раскольниками – беспоповцами. К великому прискорбию моему, этих заблудших овец в пределах Полоцкой епархии считается до 50 тысяч.

Я уверен, что умные и основательные беседы достопочтенного отца Павла принесут великую пользу, как приходским священникам при их сношениях с беспоповцами, так и этим последним, если они не откажутся читать предложенную им книгу.

О Вашем усердном приношении Полоцкое Епархиальное Начальство не преминет довести до сведения Высшего Духовного Правительства».

В последних числах января выдано было из Полоцкой д. Консистории одному крестьянину метрическое свидетельство, которое, при рассмотрении в Губернском рекрутском Присутствии, заподозрено в верности и действительно оказалось фальшивым. Виновником подлога оказался родственник Секретаря Квятковского, Чиновник Пашин, который немедленно удален был из Канцелярии. Между тем, не питавший ко мне добрых чувств, Начальнику губернии Токарев воспользовался этим случаем, чтоб написать мне бумагу (от 15-го февраля за № 873) следующего содержания:

«В следствие отзыва, от 8-го Февраля за № 558, имею честь покорнейше просить Ваше Преосвященство, не изволите ли признать нужным сделать какие-либо распоряжения по Полоцкой Дух. Консистории, чтобы в выдаваемых оною метрических справках не допускалось ошибок, подобно тому, как случилось в свидетельстве крестьянина Сильвестрова, ибо такие неправильные свидетельства, имея силу документа, могут служить средством для злоупотреблений разного рода, в особенности при исполнении рекрутской повинности».

21-го ч. писал я в Москву С. П. Оконишникову:

«Посланные Вами сосуд с принадлежностями и воздухи получены мною своевременно и употреблены согласно Вашему назначению. Примите за сие приношение мою усерднейшую благодарность.

В новый год вступил я с старыми заботами и новыми огорчениями, которым пока не видно еще и конца. Для меня только и отрадного в Витебске, если я увижу здесь кого-либо из Москвы, или получу оттуда какую-либо весть. Как хорошо Вы сделали бы, если бы еще раз посетили меня, и тем доставили бы истинное утешение. Теперь Витебск стал ближе к Москве, и потому путешествие к нам и обратно требует меньшей траты времени».

Ветринский Лепельского уезда Благочинный священник Иаков Копецкий, при донесении от 25-го Февраля, представил мне рапорт причта подведомой ему Воронечьской церкви, в котором этот причт излагал, между прочим, следующее: «Заскорский костел (находящийся на границе между Лепельским и Полоцким уездами) построен около 1793 г. помещиком Траяном Корсаком в расстоянии 1/4 версты от существовавшей в этой местности униатской церкви, бывшей приписною к приходской Воронечьской. Целию устройства означенного костела, очевидно, было привлечете бывших униатов к латинскому обряду, ибо вскоре, по сооружены этого костела в местечке Заскорском, существовавшая там униатская церковь, по старанию того же Корсака, была перенесена в м. Гомель, а крестьяне принадлежавшие к этой церкви совращены в латинство. Во время польского мятежа 1863 г. Заскорский костел служил сборным пунктом для окрестных мятежников, которые стекались сюда, по зову костельного колокола, для получения наставлений: от ксендза, который за это удален был в ссылку. Далее в Заскорском костеле находится мнимо –чудотворное резное Распятие, которое нарочито чествуется народом и которое во множестве привлекает в костел во всякое время и особенно в праздники Св. Троицы и Воздвижения Креста Господня из окрестных селений православных богомольцев, ко вреду и униженно православия».

С прописанием сего, я относился от 19-го марта к Начальнику губернии Токареву с просьбою исходатайствовать разрешение на закрытие помянутого костела, как для местного православного населения опасного и зловредного, с передачею оного в православное ведомство. На это получено было мною от 15-го мая за № 2476 уведомление, что Генерал-Адъютант Потапов, на благоусмотрение коего было представлено мое ходатайство, дал знать от 6-го того же мая за № 88 Витебскому Губернатору, что упразднение Заскорского костела он не признает с своей стороны нужным.

Таково внимание и таковы отношения к православию и его представителям были со стороны высших представителей гражданской администрации в Северо-западном крае.

Все это изложено было мною в отчете Св. Синоду о состоянии Полоцкой епархии за 1869 год.

4-го марта писал я в Москву Н. А. Молодцову в ответ на его письмо от 21-го февраля, при котором он препроводил ко мне на рассмотрение план иконостаса для Велижской церкви, устроенной из Латинского костела.

«Присланный Вами и обратно возвращаемый Вам рисунок иконостаса, по внимательном рассмотрении, оказался весьма удовлетворительным и вполне соответствующим своему назначению. Если Господь поможет Вам устроить и поставить на место иконостас к светлому празднику, то чрез сие Вы доставите великое духовное утешение сетующим Гражданам Велижа и усугубите в них радость Светлого Церковного торжества. А радость принесенная сетующим сердцам Вашим благопотребным и благовременным даром, без сомнения, отразится и в Вашем сердце и низведет на Вас благословение от Воскресшего Господа.

Прочие иконы, если не будут готовы к празднику, могут быть доставлены и после: главное украшение храма – предалтарный иконостас».

Того же дня писал я также К. И. Невоструеву:

«На Ваше любезное приветствие меня с общим для всех европейских народов новым годом ответствую усердным поздравлением с новолетием Вашей жизни и со днем Вашего ангела. Владычествующий над всеми временами и веками, предстательством тезоименитого Вам святителя Херсонского, да продлить дни лет благочестного жития Вашего, на пользу Христовой церкви и церковного просвещения!

Ваш драгоценный ученый труд об антихристе высоко ценится и здешними раскольникамибеспоповцами, если только они могут надлежащим образом ценить такие труды. Мне на сих днях сообщал об этом священник, которому я подарил один экземпляр Вашего издания и который давал читать эту книгу во множестве живущим в его приходе раскольникам. По словам священника, раскольники очень желают иметь у себя Ваше издание, но не знают, откуда его приобресть. Посему прошу Вас покорнейше выслать мне на первый раз 10 экз. Вашей книги; деньги за них, сколько следует, получите от Высокопетровского О. Казначея.

Рекомендованные Вами Беседы Павла Прусского читаются нашими беспоповцами с большим также интересом и, без сомнения, пользою. До меня дошел слух, что наши Витебские раскольники ожидают настоящею весною посещения знаменитого автора Бесед. Если это справедливо, то желал бы и я повидаться и побеседовать с достопочтенным о. Павлом».

В ответ на мое письмо Капитон Иванович писал мне:

«Ваше снисходительное и любвеобильное послание к 7 марта с приложением книги имел я честь получить, и за то и другое приношу всепокорнейшую мою благодарность.

По письму Вашему и желанию старообрядцев Ваших, подающих добрую о себе надежду, послал я Вашему Преосвященству 10 экз. Иппол. Слова об антихристе, за кои деньги по 1 р. 50 к. экз. и надеюсь получить от Петровского о. казначея. К тому приношу в дар для старообрядцев Ваших 5 экз., да особой статейки «О наименовании Спасителя Иисус, а не Исус» Вашему Преосвященству приношу 3 экз., а прочие 12 прошу покорнейше рассеять по старообрядческим обществам и влиятельным между ними лицам. – Брошюру сию наши Московские старообрядцы одобряют и берут довольно; мысль к изданию ее подал писатель Окружного послания Иларион Георг. – На Ипполитово слово кто-то написал добрую рецензию в газете Русской, да, говорят, и еще кто то пишет. Венская Академия наук, куда после Славянских ученых Обществ и Академий посылал я экземпляр, в ответе своем назвала книгу «Sehr schätzbares Werk». Спасибо им!

У нас в Москве основывается Братство для противодействия расколу²⁵⁴, по примеру Саратовского и некоторых других. В корне по материальной части стоит Ал. Ив. Хлудов²⁵⁵, с некоторыми другими подобранными им тузами. 14-го минувшего февраля было первое совещательное собрание, на котором прочитан составленный Ник. Ив. Субботиным проект Братства. В нем присутствовали Члены-учредители Братства, будущие главные деятели, если Бог благословит осуществиться братству: Чудовский о. Наместник²⁵⁶, о. прот. Петр Матвеевич Терновский²⁵⁷, Василий Петрович Нечаев²⁵⁸ – редактор Душеполезного Чтения, священник у Пятницы в Охотном ряду²⁵⁹, Отец Павел Прусский²⁶⁰, Настоятель Никольского единоверческого монастыря, наш о. Пафнутий²⁶¹, другой о. Пафнутий Казанский²⁶² и Ипполит²⁶³, – оба последние, имевшие большое значение в расколе и избранные там на Архиерейские кафедры, в один день оба оставили раскол и перешли в единоверие; затем попечители Единоверческих церквей и известные Кремлевские состязатели с раскольниками из купечества, мещанства и др. сословий; светские только Ник. Ив. Субботин, да я. – Программа, которую Вы, вероятно, отчасти видели уже в нескромных газетах, довольна обширна и Членов будет много. Преосвященный Леонид, коему Владыка изволил сдать этот проект, совещался будто бы о сем с благочинными; такая форма не нравится учредителями и если она еще усилится, то может охладить усердие – и Братство не состоится. Это тем более будет прискорбно, что, по сношениям глав раскола из всей почти России с вышеозначенными к единоверию от него перешедшими лицами, жатва здесь предстоит многа, надежда большая, но делателей мало.

У нас теперь царствует Археология. Два заседания бывают каждый день. Волею и неволею на сей случай по прежде собранным редким материалам составляю я записку о Городищах бывшего Волжско-Болгарского царства. Сюда входить и Елабуга, оказывающаяся по Татарским летописям (недавно, впрочем, открытым) построенною не Дарием Истаспом, а самим Александром Великим. Пишу сие не шутя.

А за оборону преподоб. Иосифа²⁶⁴ крепко на меня гневается Академия наук, или точнее стоящий в этом деле Изм. Ив. Срезневский²⁶⁵. Ему собственно, говорят, принадлежат и взгляды на преподобного, выведшие меня из терпения, в его руки попала и моя Оборона. Однако в премии Хрущову²⁶⁶ отказано, а свою оборону я напечатаю и мимо Академии.

Простите, Ваше преосвященство, что отвечаю Вам так поздно. Письмо сие писано несколько почти дней и в несколько приемов, по случаю непрерывных хлопот, развлечений и посещений от Съезда».

7-го ч. получил я из Москвы от Преосвящ. Леонида письмо, писанное, как видно, наскоро, так что второпях он не означил ни времени написания этого письма, ни даже не успел (а может быть и не хотел) подписать своего имени под письмом. Вот что он пишет:

«Вручаю Вам Фиву, сестру нашу, писал апостол к Римлянам, да приимете ю о Господе достойне святым». (Рим. 16: 1–2).

Подобно сему пишу к Вашему Преосвященству о многострадальной, истинно первых веков христианке, Анне Ивановне Гагариной, которая, как Вам известно, понесла страшную потерю мужа и сына²⁶⁷, едет теперь для поправления здоровья, чрез Витебск, за границу. С нею надеюсь прислать Вам письмо, а за этот труд не вознаградите ли ее небольшою о ней заботливостию. Кто-нибудь из знакомых Ваших не приготовит ли ей поудобнее помещение и не вышлет ли на станцию коней с каретою. Я принимаю на себя такую заботу и по любви дружественной с ее мужем и личному глубокому уважению к его княгине, яко бысть заступница самому мне. Больному и душевно страждущему человеку это внимание будет очень трогательно. Выезд из Москвы – во вторник.

Простите и благословите, Святый Владыко.

До скорого возобновления беседы в письме.

С совершенным почтением и проч».

По получении этого письма, мною сделаны были должные распоряжения, но княгине почему-то неугодно было воспользоваться моими услугами. Может быть, она не рассудила останавливаться в Витебске. Посланное с нею Преосвящ. Леонидом письмо от 4 марта доставлено было мне чрез слугу 8-го числа утром. Письмо это следующего содержания:

«Так как Вы всегда живо принимали к сердцу все, что меня касается; то я решился воспользоваться отъездом Княгини Анны Ив. Гагариной, чтобы сообщить Вам копию с переписки моей по случаю предложения мне Нижегородской кафедры.

Вчитайтесь в первое письмо: оно поучительно. – Что до ответа моего, он сделан мною, кажется, благоразумно, тем более что и Вы были такого мнения, что мне не выдержать жизни в провинции. В деле этом особенно тронула меня милость Государя Императора, который велел спросить меня: захочу ли принять кафедру, что обыкновенно не делается.

Чья инициатива – легко догадаться. Я писал потом Владыке, что готов бы, если Бог изволил бы, всю жизнь остаться на этом месте; но также прошу прямо сказать, если начну быть в тягость. – Так ли я во всем поступил?

Владыка пишет, что всем, кому должно, все, что должно, сказал он и ждет последствий. При Дворе не ясна мысль о соборах: боятся новых расколов; Обер Прокурор будто бы за нее.

Вот вопросы очередные: о соборах и округах, о духовно-учебных заведениях, о быте и сословности духовенства, о миссионерстве, о расколе, о общежительстве в монастырях, о монашествующих сестрах милосердия, о движениях в Англиканской церкви, о епархии в Калифорнии; но нынешнею зимою, по великому множеству текущих дел, ни одним серьёзно не занимались. А. В. Горский в Петербурге был долго для заседаний по Академическому Уставу; результатов никаких доныне не достигнуто.

Владыка наш желанием желает возвратиться к Пасхе.

Ректор Москов. Семинарии²⁶⁸ изнемог в борьбе с правлением и просится на покой от ректорства.

Надобно бы утвердить мысль, что человек на должности, хотя бы и монах, может устать и потребовать отдыха, после которого снова возьмется за дело. А то сколько способных людей гибнет на мнимо-почетном покое; сколько бесполезно занимающих места из опасения, что их навсегда отлучать от дела.

Дела тянутся обычною нитью. Угспокоены ли Вы на счет Ваших? Я очень расстроил нервную систему: надсадил себя; – лечусь, но продолжаю страдать».

Переписка, с которой копию Преосв. Леонид препроводил ко мне чрез Княгиню Гагарину, заключала в себе: 1) Письмо к нему Обер-Прокурора Св. Синода, Графа Д. А. Толстого; 2) Ответ на это письмо и 3) Письмо Преосвященного к Высокопреосвященному Митрополиту Иннокентию.

Граф Д. А. Толстой от 22-го Января писал Преосвященному Леониду:

«Ваше Преосвященство, Милостивый Государь!

По случаю открывшейся епископской вакансии в Нижегородской епархии и сильно распространившегося в этой епархии раскола, Государь Император, желая, чтобы означенная кафедра была замещена особенно достойным Епископом, изволил вспомнить о Вашем Преосвященстве, полагая тем самым доставить Вам самостоятельную деятельность и открыть возможность к еще большей впоследствии.

Предварительно же всякого официального направления этого предположения, Государь Император повелеть мне изволил сообщить о нем Вашему Преосвященству и просить Вашего отзыва для доклада Его Императорскому Величеству.

Исполняя сию Высочайшую волю, долгом поставляю присовокупить, что, по словесному моему объяснению с Высокопреосвященным Митрополитом Московским, со стороны Его Высокопреосвященства не встретится к тому препятствий, в случае согласия Вашего Преосвященства.

С отличным уважением и искреннею преданностию имею честь быть, и проч.»

На это Преосвященный отвечал 25-го того же Января:

«Милостивый Государь, Граф Дмитрий Андреевич!

Оставив военное поприще для монашества, я пошел не стезею монастырских послушаний, а степенями духовно учебной службы из повиновения воле моего второго Отца и благодетеля блаженной памяти Преосвященного Филарета, митрополита Московского. От его же преподобных рук и омофор восприят мною. Питая в душе одно желание служить Св. Церкви, служа ему помощником, неоднократно отказывался я от предлагаемых мне епископских кафедр. Господь благословил мое я'желание: не только послужил я ему до последнего его издыхания и опустил в могилу сокровище его телесных останков; но сподобился и недоконченная им исправити, соответственно воле высшего священноначалия. Затем, от всего сердца отозвался я на глас нового Архипастыря, призвавшего меня послужить ему, пока не ознакомился с делами и лицами новой паствы.

Ныне слух мой оглашен от высоты престола Помазанника Божия нисшедшим гласом, одобряющим мое служение и призывающим к новому. Благодарю Бога, благодарю Его помазанника! но совесть Епископа и преданность верноподданного не позволяют мне к слову: благодарю, присовокупить: и приемлю.

Многими бывшими болезнями и изнурительными трудами отягощенный организм мой и дух мой давно требуют продолжительного отдохновения в тишине монастырской. Я нахожу силы, к продолжению настоящего моего служения, ибо оно только вспомогательное и прохожу его там, где и люди и обстоятельства близко мне знакомы в течении почти трех десятилетий. Иное дело –служение самостоятельное, в месте незнакомом, среди паствы, расстроенной, по словам Вашим, сильным вторжением волков. На такое дело я не могу решиться прежде нежели обновлю силы отдохновением одного или нескольких лет, если годами определена мне будет жизнь земная. Посему, теперь ли, или чрез некоторое время, повелено мне будет оставить настоящее мое служение архиерейское, я прошу у Всемилостивейшего Государя той милости, чтобы оставить меня настоятелем Саввино-сторожевского монастыря, который под начальством моим состоит с 1859 г., и с кафедрою викария необходимо не связан. Если же окажусь сей милости не достоин, то, дозволено было бы мне, хотя на первое время, иметь жительство в Николо-Угрешском монастыре.

Вас, Сиятельнейший Граф, прошу убедительнейше, чтобы откровенно высказанное мною было представлено Его Императорскому и Величеству и Монарх, всегда являвший мне высокую милость, мог видеть ясно, что, храня епископскую совесть, я пребываю и в чувствах нелицемерно верного и глубоко благодарного подданного.

С совершенным почтением и преданностию остаюсь Вашего Сиятельства смиренный богомолец Леонид Епископ Дмитровский».

Того же 25-го января писал Преосвященный Леонид к Московскому Митрополиту в Петербург:

«Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец!

Представляю Вашему Высокопреосвященству в копии письмо ко мне Г. Синодального Обер-Прокурора и мой ответ.

Как из письма его видно, что с Вашей стороны препятствий к увольнению меня не встречается, то сыновне прошу Вас, Владыко Святый, отечески благословить меня на исполнение давнего желания удалиться на продолжительный отдых в монастырь и милостиво содействовать к тому, чтобы оставлен был за мною Саввин монастырь. Немало примеров, что Епископы, даже Архимандриты Ректоры, удаляясь от дел, получали монастыри; я же не нового монастыря прошу, а желаю остаться в том, в котором настоятельствую почти 10 лет. С ним кафедра Епископа викария не связана: некогда жили Викарии в Богоявленском, которому и ныне, как Вы сами изволите знать, приличнее быть Архиерейским домом, нежели монастырем. И местность и средства указывают на сие назначение, по крайней мере, в случае подобном нынешнему.

Впрочем, и Почившего Архипастыря, Благодетеля моего, и Вашим примером, и своею верою убеждаюсь преклониться под крепкую руку Божию».

Последствием этой переписки было то, что Преосвящ. Леонид оставлен был на своей Дмитровской кафедре, а на Нижегородскую епархию, откуда 21-го января 1869 г. переведен был Архиепископ Нектарий²⁶⁹ на кафедру Харьковскую, перемещен был епископ Уфимский Филарет²⁷⁰.

19-го числа, в 7 часу утра, совершенно неожиданно получена была мною из Петербурга, за подписью Товарища Обер-Прокурора Св. Синода, Ю. В. Толстого, телеграмма, следующего содержания: «Святейший Синод поручает вам немедленно отправиться в Смоленск совершить погребение скончавшегося Преосвященного Иоанна²⁷¹».

В тот же день отправился я в Смоленск по железной дороге, предварив телеграммою тамошнего Кафедрального о. протоиерея, чтобы он выслал мне на станцию железной дороги экипаж. Прибыв туда в 12 часов ночи, я встречен был на станции о. протоиереем Ждановым и экономом архиерейского дома, Иеромонахом Кириллом. – Меня привезли и поместили в старом деревянном Архиерейском доме, первую ночь провел я здесь не очень спокойно.

Так как погребение почившего Архипастыря назначено было в пятницу, 21-го числа, то четверг я употребил на обозрение некоторых монастырей и церквей, на прием родных покойного епископа и старшего духовенства и на посещение некоторых из знатнейших граждан.

Общий вид города Смоленска очень красив. В особенности красивую местность занимают Кафедральный собор и архиерейский дом: они расположены на высокой горе, господствующей над всем городом. Вид из окон архиерейского нового дома на Заднепровье чрезвычайно красив.

Монастыри мною посещенные суть:

1) Троицкий, по первоначальному основанию своему относящейся к XV веку, а в настоящем виде существующий с 1674 г. – В нем имели пребывание прежние Смоленские Епископы и здесь же погребаемы были после смерти.

2) Богородицкий – училищный монастырь (Аврамиев) – основан в первой половине XII столетия. В нем первым настоятелем был преп. Аврамий, возведенный в сан Архимандрита; здесь почивают и его мощи. При этой обители с 1752 г. существует духовная Семинария, которая остается здесь и доныне. Мною посещена была и Семинария, которой Ректором и вместе настоятелем был Архимандрит Нестор²⁷². Монастырь показался мне очень скудным.

3) Вознесенский – женский; при нем существует училище для девиц духовного звания.

Утром 20-го числа представлялись мне: родственник покойного преосвященного – его зять, священник Московской Николаевской в Кузнецкой улице церкви – Ильинский, и члены Консистории.

В 12 часов дня и в 6 часов вечера совершал панихиду при гробе почившего архипастыря, в теплом соборе, куда тело умершего перенесено было утром 19-го числа. За вечернею панихидою говорена была при гробе речь учеником VI класса Семинарии, Александром Соловьевым. В этой речи, юный оратор, обращаясь к почивающему в гробе своему архипастырю, между прочим, изъяснил такие чувства: «позволь раскрыть нам пред тобою свою душу глубоко потрясенную твоею неожиданною смертию. Там, в глубине своего сознания, находим мы, к несчастию, двоякого рода чувства. Одни и самые горькие, составляющие теперь предмет наших нравственных страданий, – это чувства бывшего недовольства нашего твоею деятельностию... Но, – оговаривается далее вития, – у нас есть и другого рода чувства, – это чувства вечной признательности к тебе и проч.»

На другой день, 21-го ч., утром выслушаны были мною в келлии утреня и часы. – В 8 1/2 ч. начался перезвон во всем городе к литургии, которая началась в 10 часов и за которою рукоположены были мною иеромонах и иеродиакон. Вместо причастна говорил надгробное слово Ректор Семинарии. Затем по чину совершено было отпевание, среди которого, после великого славословия, сказана была при гробе Кафедральным протоиереем трогательная речь. Тело усопшего погребено было в холодном Успенском соборе, при входе с левой стороны, в особой усыпальнице. – При опущении гроба в могилу кто-то из светских хотел говорить речь; но так как содержание речи мне предварительно не было известно, то я не позволил произнесть ее в своем присутствии. Погребальная церемония окончилась в два часа, и затем была обычная поминовенная трапеза, за которою присутствовал Губернатор и некоторые другие из светских властей.

Кафедральный Успенский собор, в котором погребено тело преосвященного Иоанна, поразил меня своими огромными размерами; он почти вдвое обширнее Московского Успенского Собора²⁷³. К сожалению, по причине холодного времени, я не мог в подробности осмотреть его.

22-го ч. утром возвратился я в Витебск и в тот же день донес об исполнении возложенного на меня поручения Св. Синоду.

Преосвященный Иоанн (в мире Владимир Соколов) сын Московского священника, родился 5 июля 1818 г. Не отличаясь крепким физическим здоровьем, он отличался крепким умом и вообще блестящими умственными дарованиями, но немало имел и странностей в своем характере, от которых много терпели неприятностей лица, имевшие к нему те или другие отношения. Это был, по словам профессора Казанской Дух. Академии, П. Знаменского, человек, хотя парадоксального и необладающего особенною эрудицией, но сильного логического ума и непобедимой диалектики²⁷⁴».

По окончании курса в Московской Дух. Академии в 1842 г.²⁷⁵ с степенью Магистра и с званием иеромонаха, Иоанн оставлен был в той же академии бакалавром по классу нравственного и пастырского Богословия; но здесь он оставался недолго: в сентябре 1844 г. он переведен был с тем же званием в С.-Петербургсскую Академию на класс Канонического Права. В 1851 г. определен был Инспектором той же Академии, и летом того же года отправлялся в Архангельск на ревизию тамошней Семинарии и Училищ. Па обратном пути из Архангельска, он был в Москве и я с ним нечаянно встретился в первый раз и познакомился в Донском монастыре, у покойного Архимандрита Симеона²⁷⁶, у которого вместе с ним и обедали. На другой день он был у меня в Синодальной Библиотеке и рассматривал древнейший пергаменный список (1282 г.) Кормчей книги, так как он в это время занят был приготовлением своего обширного ученого «Курса Церковного Законоведения», доставившего ему в 1853 г. высшую ученую степень доктора Богословия. Но это ученое сочинение, стоившее, конечно, о. Иоанну великих и многолетних трудов и увенчанное такою высокою наградой, доставило немало труда и покойному Московскому Владыке Филарету. Ему поручено было Св. Синодом рассмотреть и исправить сочинение архимандрита Иоанна, – и он немало исписал листов бумаги, делая замечания и исправления в порученной ему рукописи. Мне случилось, уже по кончине Митрополита, видеть и читать эти замечания.

Иоанн и прежде, пока был бакалавром, не отличался особенным смирением и благопокорливостию пред властями, но теперь, сделавшись Инспектором Академии и следовательно властию, и особенно, когда достиг высшей ученой степени, тем более хотел быть «самостоятельным и независимым. Ректором Петербургской Академии в это время был Макарий²⁷⁷, Епископ Винницкий, и также доктор Богословия. Для Иоанна, который по летам службы на один только год моложе был Макария, а по дарованиям считал себя гораздо выше его, не легко, конечно, было находиться у него в подчинении, и от того между ними не было добрых взаимных отношений. В следствие сего, Макарий постарался освободиться от неприятного и тяжелого для него Инспектора: в 1855 г. Иоанн был назначен Ректором С.-Петербургсской Семинарии. Но и здесь он недолго оставался.

В Октябре 1856 г. переведен был, по смерти Никанора²⁷⁸, на Новгородскую и С.-Петербургсскую кафедру преосвященный Григорий²⁷⁹, митрополит Казанский. В след за ним, по его же личному усмотрению, взят был из Казани и Ректор тамошней Академии Архимандрит Агафангел²⁸⁰ (Соловьев), для возведения в сан Епископа Ревельского, Викария С.-Петербургсской епархии. Это было в начале 1857 г.

На место Агафангела, Ректором Казанской Академии назначен был Ректор Петербургской Семинарии Архимандрит Иоанн, который, очевидно, был не по духу нового Митрополита. Но это назначение, хотя, по-видимому, очень почетное, было Иоанну совершенно не по сердцу, и он так был этим раздражен, что оставил Петербург, ни с кем не простившись, даже с митрополитом.

Но приехавши в Москву, он уже почел неприличным не повидаться с здешним Владыкою. И что же случилось? В тот самый день и час, как о. Иоанн, явившись в Москву, расположился быть у Митрополита Филарета, явился на Троицкое подворье и предшественник его по Казанской Академии, архимандрит Агафангел, вместе со мною, так как он остановился у меня, в Синодальном доме, но мы упредили несколькими минутами Иоанна. Когда же явился на подворье Иоанн и узнал, что у Митрополита сидит Агафангел, не велел докладывать о себе прежде, чем удалится этот гость. Таким образом он не хотел даже встретиться с своим предместником. Другой, на его месте, поступил бы совершенно наоборот.

В Казани Иоанн приобрел себе громкую известность своими проповедями в современном духе, особенно в эпоху освобождения крестьян от крепостной зависимости (1861 г.); но в тоже время он подвергся тяжелому испытанию по поводу участия некоторых из студентов академии в какой то панихиде вместе с студентами тамошнего университета, под руководством даровитого, но неблагонамеренного профессора Академии и вместе Университета Щапова²⁸¹ и по этому случаю было назначено, по распоряжению Св. Синода, исследование, которое поручено было Архимандриту Московского Данилова монастыря Иакову²⁸². О. Иоанн был очень этим смущен, как слышал я от Архимандрита Иакова, и ожидал неприятных для себя последствий, но, по милости Московского Владыки, дело обошлось для него без большой беды.

В след за Иоанном, выпровожен был из Северной столицы и соперник его, Ректор Академии Епископ Макарий: он назначен был 1-го Мая 1857 г. на Тамбовскую епархию. Но Макарию еще более, чем Иоанну, не хотелось расставаться с Столицей, тем более что он пользовался особенным вниманием Императрицы и высшей столичной аристократии. Поэтому он употреблял все меры, чтобы уклониться от данного ему назначения, и не спешил выезжать из Петербурга. Митрополит Григорий не раз напоминал ему об отправлении к месту нового его назначения, но Макарий упорствовал. Митрополит не знал, наконец, что делать с упрямым епископом. К счастию митрополита и на беду Макария, случился раз у Владыки А. Н. Муравьев²⁸³. Митрополит завел с ним об этом речь и просил у него совета. Андрей Николаевич, не затруднился дать добрый совет: он советовал Митрополиту объявить Макарию решительную волю об удалении из Петербурга, а если он будет продолжать свое упорство, пригрозить ему запрещением священнослужения. Митрополит так и поступил. Угроза запрещением священнослужения произвела должное действие: Макарий немедленно оставил Петербург. – Все это передано было мне самим Андреем Николаевичем.

Преосвященный Макарий, по пути в Тамбов, был в Москве, но Московского Владыки на этот раз здесь не было; он был в Лавре. Другие Архиереи, проезжая чрез Москву, искали случая повидаться с Митрополитом Филаретом, чтоб воспользоваться его мудрыми советами. Доктор Макарий, вероятно, не нуждался в таких советах, и потому не заблагорассудил отправиться в Обитель Преподобного Сергия, чтоб повидаться с старцем – Митрополитом. Владыка был этим очень не доволен.

1864 г. Января 12 дня, Ректор С.-Петербургской Академии, Епископ Выборгский Иоанникий²⁸⁴ назначен был на Саратовскую епископскую кафедру. На его место, в Ректора Академии, переведен был Ректор Казанской Академии, архимандрит Иоанн. В течении года он оставался в сане Архимандрита, но в январе 1865 г. он рукоположен был во епископа Выборгского с оставлением в той же должности. При рассуждении в Св. Синоде о возведении его в сан епископа, произошли, как мне сказывали, немалые пререкания, между первенствующим Членом Св. Синода и Протопресвитером Бажановым. В то время, когда Иоанн переведен был из Казани в Петербург не по желанию Новгородского Митрополита, он будто бы в гневе высказался, что никогда его рука не будет возложена на главу Иоанна, т. е. что Иоанн не будет епископом, пока Исидор будет восседать на Новгородской кафедре. Но, по прошествии года, гнев Митрополита утишился, и он же, вероятно, сам представил Иоанна к сану епископа; тогда Бажанов, вообще нерасположенный к монашеству, напомнил Митрополиту о его нежелании возлагать руки на главу Иоанна. Однако ж ходатайство Митрополита было уважено Синодом, и Иоанн рукоположен был во епископа.

В том же, 1865 г., на праздник Рождества, Преосвященный Иоанн приезжал на свою родину, в Москву, и в день праздника, по приглашению Митрополита, совершал литургию в Алексиевской церкви Чудова монастыря, а после литургии он. и мы с преосвященным Леонидом приглашены были к трапезе на Троицкое подворье.

В конце Августа 1866 г., когда я по пути в Витебск, был в Петербурге, виделся с Преосвященным Иоанном в день праздника Александра Невского, в Лавре, и он обошелся со мною очень любезно. Искал я его в Академии, чтоб побольше побеседовать с ним, но не нашел его дома. На другой день он приезжал ко мне на Троицкое подворье, но также не застал меня.

Чрез три месяца после сего, именно 9-го Ноября, Преосвящ. Иоанн получил назначение на Смоленскую епископскую кафедру, на место Преосвященного Антония²⁸⁵, переведенного в Казань. 4-го Декабря по пути к Смоленску, он был у меня в Витебске не более как на полчаса, и при том это было в воскресный день, пред литургиею. Как не убеждал я его остаться обедать, он не согласился, спеша к вечеру поспеть в Смоленск: вместо вечера, он явился туда в полночь, когда бдевшие на страже пастыри, в ожидании своего Архипастыря, задремали и уснули. В самом деле, в архиерейском доме, как рассказывал мне Кафедральный Протоиерей, собрано было все градское духовенство, чтоб торжественно встретить нового Владыку, но, тщетно прождавши несколько часов, един по единому, все разошлись. Остался на страже один только эконом архиерейского дома, который и встретил запоздавшего в пути архипастыря; а путь тогда от Витебска к Смоленску был еще не огненный, а снежный. Преосвященный был недоволен такою встречей.

По вступлении в управление вверенною ему епархиею, он своею неумеренною строгостию произвел на паству неблагоприятное впечатление. Строгость свою прежде и сильнее всего он проявил над подведомой ему Семинарией. При окончании учебного года, он исключил своею властию из Семинарии целую треть, если не более, учеников. Это возбудило между Смоленским духовенством сильный ропот и доходили жалобы до Св. Синода. Синод осудил такое распоряжение Иоанна и сделал ему по этому случаю сильное вразумление, которое не могло не подействовать на его самолюбие, а чрез это и на состояние его здоровья, которое и без того не было крепким. Но что огорчило Смоленскую паству, то послужило к благу моей Полоцкой епархии. У меня немало оставалось незанятыми причетнических вакансий, и некем было их заместить: теперь столько явилось ко мне из Смоленска охотников занять причетнические должности, что для всех желающих не оказалось уже и свободных мест.

Отношения Преосвящ. Иоанна и к светскому обществу на первый раз были не совсем мирные. Его сильные и резкие поучения, вместо назидания, нередко возбуждали негодование в светской публике. Но потом, когда его взгляды на вещи и его нравственный характер мало по малу уяснились для его паствы, он приобрел себе искреннее расположение и общее уважение в городе. И надобно заметить, что церковные поучения составляли почти исключительный предмет его занятий, как мне передавали его приближенные. Административными делами и Консисторскими бумагами он занимался не очень прилежно. В течении двух слишком лет своего пребывания на Смоленской кафедре, он ни разу не выезжал в епархию для обозрения церквей. Домашнюю жизнь вел довольно замкнутую; только с Губернатором Бороздною он свел в последствии довольно близкую дружбу, посещал его и к себе принимал. Их взаимные собеседования, как передавал мне сам г. Бороздна, нередко продолжались за полночь, и потому кончина Преосв. Иоанна для сего последнего была истинным горем: в покойном он лишился умного и назидательного собеседника.

В обращении с подчиненными Преосвящ. Иоанн был иногда раздражителен и суров. Так, Ректор Семинарии мне передавал, что он раз, пред семинарскими экзаменами, пришел к Преосвященному с конспектами, и при этом позволил себе спросить Его Преосвященство, когда он пожалует в Семинарию на экзамены? На это Преосвященный отвечал: «а на что тебе это знать? Когда нужно будет, приеду. Ступай вон»!... Один сельский священник. присужденный за какой-то проступок к 5-ти рублевому штрафу, пришел к Преосвященному и стал оправдываться. Тот к 5-ти рублям прибавил еще пять. Священник еще громче начал говорить в свое оправдание. Преосвященный приложил еще пять руб. Священник продолжал защищаться, а преосвященный продолжал прибавлять штраф, и когда довел его до 25-ти рублей, священник замолчал, и таким образом вместо 5-ти руб. должен был заплатить штрафу 25 рублей.

Кончина Преосвященного Иоанна последовала в ночь с 16-го на 17-е ч. Марта, в следствие, как полагали, апоплексического удара. Накануне, в Воскресенье, он служил, хотя не без труда, и жаловался на особенную слабость в ногах.

По смерти Преосвященного Иоанна осталось родным довольно значительное наследство (говорили, тысяч 35 руб.); но более ценное после него осталось наследие не только для его присных, но и для всех, любящих духовные науки и духовное просвещение – это его богословскоканонические и проповеднические произведения. Перечень и оценку этих произведений можно прочитать в статье: «Заметка об ученых трудах преосв. Иоанна, еп. Смоленского», Т. Барсова, помещенной в 1-й ч. Христ. Чт. 1869 г., стр. 655 и след. А сведения о кончине и погребении усопшего архипастыря напечатаны в Смоленских Епарх. ведом. 1869 г., № 7.

5-го Февраля случилось в Полоцкой дух. Семинарии такое происшествие.

Ученики низшего отделения Семинарии не хотели в этот день идти в столовую на очередную спевку. Об этом доложено было Инспектору, Иеромонаху Александру²⁸⁶. Этот немедленно отправился в столовую, чтобы убедиться, пришел ли кто из учеников на спевку; между тем на лестнице из верхнего этажа в нижний, где находится столовая, он встретил двоих учеников низшего отделения – Игнатовича и Бернацкого; и, когда на его приказание идти в столовую на спевку, они не отвечали покорностию, он будто бы ударил того и другого по щеке и пригрозил им исключением из Семинарии. Обиженные и напуганные угрозою ученики подали Ректору²⁸⁷ Семинарии прошение о защите их, но Ректор, успокоивши их, прошение это, с их же согласия, уничтожил. Тем дело это и кончилось.

Между тем, в Марте месяце появилась в С.-Петербургских ведомостях статья, которая затем перепечатана была в 58-м № Вечерней Газеты, под заглавием: «Педагогические приемы бурсы», где помянутое происшествие описано было в преувеличенном виде. Статья эта, при письме от 16-го Марта, из Москвы препровождена была к Обер-Прокурору Св. Синода. В тоже время прислано было к Г. Обер-Прокурору от имени воспитанников Полоцкой Семинарии письмо с опровержением известия, заключающегося в первом анонимном письме.

В след за тем я получаю от Графа Д. А.. Толстого отношение от 3-го Апреля за № 1438 следующего содержания:

«Препровождая к Вашему Преосвященству поступившие на мое имя письма: а) от 16-го Марта 1869 г. из Москвы, с вырезкою из С.-Петербургских ведомостей, о грубом, будто бы, обращений Инспектора Полоцкой духовной Семинарии с воспитанниками оной, и б) вслед за тем от имени воспитанников означенной Семинарии, с опровержением изъясненного в том письме извещения, считаю долгом покорнейше просить Вас, Милостивый Государь и Архипастырь, с возвращением сих бумаг, сообщить мне точные по содержанию оных сведения с целию, чтобы, если возведенное упомянутою газетою на о. Инспектора обвинение окажется несправедливым, возможно было восстановить его честь, или же – в противном случае – принять зависящие меры к устранению на будущее время подобных вышепрописанным обращений с воспитанниками».

Но прежде, чем получена была мною эта бумага, я взял уже объяснение по поводу означенного происшествия от Инспектора и Ректора Семинарии, а также и от учеников Игнатовича и Бернацкого.

Между тем, Инспектор Иеромонах Александр, узнавши о последовавшей ко мне от Обер-Прокурора бумаге, обратился ко мне с письмом от 10-го Апреля такого содержания:

«Я слишком часто являюсь к Вашему Преосвященству. Это могут заметить мои враги и истолковать превратно... Посему, почтительнейше препровождая мое объяснение, настоящим письмом смиреннейше и усиленнейше осмеливаюсь просить Ваше Преосвященство сделать для моей защиты, что Вам Бог на сердце положит. Сам я отупел от горя и ничего не могу придумать. Благоприятный отзыв обо мне г.г. Наставников был бы для меня весьма полезен; но двое из них, Вам известные, или откажутся дать таковой отзыв, или напишут еще небывалые вещи. Мне казалось бы, что происшедший случай, даже в таком виде, как изображается он в представлении о. Ректора, умаленный несколько моим объяснением и смягченный отзывом Вашего Преосвященства о моем поведении, послушании и обычном всегдашнем обращений с учениками, как непредставляющий собою ничего слишком резкого, не должен бы подать повода к удаленно меня навсегда и всецело с учебной службы, – а больше этого я и не желаю, – особенно, если при этом Ваше Преосвященство прибавите, что уже сделали мне, в свое время, строгое внушение за допущенную ошибку... Наконец, Ваше Преосвященство могли бы, на основании представления о. Ректора и моего объяснения, но не представляя этих документов, пояснить Его Сиятельству обстоятельства происшедшего случая, не оправдывая меня совершенно, а только заверяя о том, что я не бесполезен для заведения и к послушанию способен, что как служил хорошо и честно до этого ничтожного случая, так и после оного могу служить с неменьшим рвением. Тон отношения Г. Товарища Обер-Прокурора Св. Синода к Вашему Преосвященству показался мне как будто бы вызывающим именно на такой способ разъяснения дела. Впрочем, полагаюсь на волю Божию и на Архипастырскую милость Вашего Преосвященства. Совесть моя чиста; я всегда искренно желал добра воспитанникам Семинарии и в данном случае, горячась, не руководствовался иными какими-либо побуждениями; я не сделал никакого преступления, хотя и могу ради этого ничтожного случая потерять службу, огорчить детей моих, поставить их в затруднительное положение в материальном отношении, и этим омрачить последующие дни их жизни, что для меня в особенности будет тяжело. Пусть Господь судит моих врагов».

На отношение г. Обер-Прокурора от 3-го апреля я дал 23 ч. того же месяца за № 1350 такой отзыв:

«Отношением Вашего Сиятельства от 3-го текущего Апреля за № 1438, при коем препровождены поступившие на имя Вашего Сиятельства письма: а) от 16-го Марта из Москвы, с вырезкою из С.-Петербургских Ведомостей о грубом, будто бы, обращении Инспектора Полоцкой д. Семинарии с воспитанниками оной, и б) вслед за тем от имени воспитанников означенной Семинарии, с опровержением изъясненного в том письме извещения, – требуются от меня по содержанию этих писем точные сведения.

На сие долгом поставляю изъяснить следующее:

1) Действительно, 5-го Февраля случилось в Полоцкой Семинарии происшествие, описанное в № 71-м С.-Петербургских Ведомостей, но не в том виде, в каком оно изображено Витебским корреспондентом.

2) По истребованному мною от Инспектора Семинарии Иеромонаха Александра объяснению, дело было так: известясь, что на класс пения никто из учеников не хочет идти, он (Инспектор) серьезно озаботился этим. Призвав чередного ученика, спросил его: кому очередь идти на спевку? Чередной отвечал, что очередь за учениками низшего отделения. На вторичный вопрос Инспектора: верно ли это? Чередной отвечал: верно. Тогда Инспектор приказал чередному идти и сказать ученикам низшего отделения, чтобы они немедленно шли в класс. – После сего Инспектор, уже не обращаясь к чередному, а как бы сам с собою рассуждая, прибавил: «что это такое?! ученики низшего отделения не слушаются!.. я их розгами погоню в класс». Но заготовлять розог он не приказывал и действовать ими не имел намерения, так как это и не в его правилах, и несогласно с преданиями заведения. Затем, отпустив чередного, Инспектор отправился в квартиру Ректора доложить ему о случившемся и просить его общими силами восстановить порядок. Из квартиры Ректора Инспектор отправился в столовую (где обыкновенно происходили спевки), чтобы лично убедиться, пришел ли кто из учеников на спевку. Тут, на лестнице, попался ему ученик низшего отделения Иосиф Игнатович. Он строго спросил ученика: куда он идет, и почему не на спевке, и тут же прибавил: ступайте сейчас же в класс. Но так как Игнатович не двигался с места и выражение лица его не показывало готовности повиноваться, то он повернул его рукою по направлению к столовой, но пощечины никакой не было. Тоже произошло и с другим учеником, Бернацким, с тою только разницею, что этого ученика он толкнул легче. – Когда Игнатович и Бернацкий спускались уже вниз, Инспектор погрозил им исключением из Семинарии. Более напуганные этою угрозою, чем действительно обиженные на Инспектора, Игнатович и Бернацкий обратились после спевки к Ректору с просьбой о защите не против побоев, а против угроз исключением из Семинарии. Ректор успокоил учеников, и между ними и Инспектором восстановились должные отношения.

3) По объяснению Ректора Семинарии, дело происходило так: «Инспектор, узнав от дежурного, что ученики низшего отделения не идут на спевку, приказал будто бы ему прислать в спальню служителя с розгами, а сам явился к нему, Ректору, с известием, что «ученики наши не слушаются, не хотят идти на класс пения». Видя сильное волнение на лице Инспектора, он тотчас стал собираться идти в ученические спальни. Инспектор, между тем, ушел от него и встретил в коридоре ученика низшего отделения Иосифа Игнатовича, взял его за ухо и толкнул по направлению к залу, где бывает класс пения; затем ученика Бернацкого, по словам этого последнего, ударил слегка и подрал за волосы. Ректор застал Инспектора уже в спальне, где ученики уже, по его убеждению, стали выходить на спевку. Унимать расходившегося Инспектора, как говорит корреспондент С.-Петербургских Ведомостей, ему вовсе не приходилось, потому что дело без того уладилось, и, без сомнения, никаких дальнейших следствий оно бы не имело, если бы преувеличенная боязнь «гонений» со стороны Инспектора не довела учеников Игнатовича и Бернацкого до подачи прошения. Но, считая вредным допускать в воспитанниках наклонность к сутяжничеству и клеветливости, Ректор, руководствуясь § 32 Устава, убедил их не заявлять письменно своих претензий и успокоил их относительно напрасных их опасений, и, хотя принял от них прошение, но с их же ведома, уничтожил оное, так как они только под влиянием страха быть исключенными из Семинарии вздумали подать прошение, как средство оправдания. – Что касается до поведения и отношения Инспектора к ученикам, то Ректор не замечал ничего ни обидного, ни опасного для них; сказанный же случай приписывает минутной вспышке.

Вот в чем заключалась сущность происшествия 5-го Февраля.

4) Если в настоящем случае, по современному странному (чтобы не сказать превратному) воззрению на взаимные отношения между начальствующими и подчиненными между воспитателями и воспитанниками, и допущено со стороны Инспектора Полоцкой Семинарии что-либо несоответствующее этому воззрению, то, с другой стороны, справедливо ли придавать поступку Инспектора такое значение, чтобы он заслуживал за этот поступок такого тяжкого наказания, какому подверг его корреспондент С.-Петербургских Ведомостей? Публичному позору, на какой осужден безыменным корреспондентом Инспектор Полоцкой Семинарии, не всегда подвергаются и уголовные преступники.

5) Притом, поступок Инспектора, вызванный упорством со стороны учеников, составляет единственный и исключительный случай. В течении трехлетней службы Инспектора при Полоцкой Семинарии ничего подобного за ним замечено не было; напротив он, по общему мнению, всегда отличался мягким и кротким обращением с учениками. Бывший Ректор Полоцкой Семинарии, Архимандрит Никанор в августе 1867 г. представил мне такой отзыв об Инспекторе: «Инспектор Семинарии Иеромонах Александр – характера мягкого, миролюбивого, благонамеренного; наблюдатель за поведением учеников тонкий и благородный; преподаватель в классах весьма способный; жизни ровно сдержанной, поведения доброго, отлично исправен и благонадежен». В сентябре прошедшего 1868 г., по случаю избрания кандидатов на должность Ректора Полоцкой Семинарии, большинство членов Семинарского Правления, по вниманию к обширной благораспорядительности, педагогическому такту и примерной ревности о пользе и благоустроении заведения, заявленным Инспектором Семинарии Иеромонахом Александром, просили меня ходатайствовать пред Св. Синодом об определении Инспектора Ректором Семинарии, за неимением в виду более достойных кандидатов, что и было мною исполнено, но, к общему сожалению, ходатайство мое оставлено без уважения. – После сего не лишено некоторого значения и письмо воспитанников Полоцкой Семинарии, с которым они обращались к Вашему Сиятельству.

6) Что касается письма из Москвы, при коем препровождена к Вашему Сиятельству вырезка из С.-Петероургских Ведомостей и коим настойчиво требуется увольнение от должности Инспектора Полоцкой Семинарии, то прежде всего нельзя не обратить внимание на имя и фамилию подписавшаяся под письмом. Если это имя и эта фамилия невымышленные, то они обличают в авторе письма или поляка, или, по крайней мере, неправославного. А если так, то откуда могла явиться в таком лице ревность о благе и преуспеянии православной Русской Семинарии? Кстати при сем заметить, что этот же автор обратился с укоризненным и угрожающим письмом и к Ректору Полоцкой Семинарии. – Но, без всякого сомнения, имя и фамилия автора вымышленные; и эти письма, по всей вероятности, принадлежать перу того же автора, которому принадлежит и корреспонденция в С.-Петербургские Ведомости.

В том, что письма из Витебска пришли в Петербург и обратно в Витебск чрез Москву, удивительного ничего нет. Мне не раз случалось получать подобным путем ругательные письма, составленные в Полоцке. Этот способ пересылки такого рода писем сохраняется здесь по преданию от приснопамятных отцов иезуитов.

Неблагонамеренная корреспонденция С.-Петербургских Ведомостей почти единогласно приписывается здесь одному из Наставников Семинарии, лично неблагорасположенному к Инспектору. Поводом к этой неблагорасположенности послужило, как думают, подозрение со стороны наставника на Инспектора в том, что будто бы этот последний донес мне о неблагоповедении перваго. – Действительно, до моего сведения дошел слух, но не официальным путем, о неприличном поведении подозреваемого в корреспонденции Наставника, и ему сделано от меня должное внушение. Итак, если бы, по исследовании, подтвердилось мнение, что автор корреспонденции есть именно этот наставник, то подобного рода корреспонденция не сделала бы чести ни автору, ни редактору газеты, так неразборчиво помещающему на столбцах своей газеты провинциальные корреспонденции, ни тем менее редакциям других газет, с каким-то злорадством поспешившим перепечатать Витебскую корреспонденцию, как будто происшествие, случившееся в Полоцкой Семинарии, угрожает опасностию целому Государству. Случись в той же Семинарии противное, то есть, окажи Инспектор какой-нибудь подвиг христианского благочестия, или человеколюбия, по всей вероятности, ни одна газета не уделила бы известию о сем подвиге и пяти строк. Поистине, грустные мысли возбуждает чтение большей части современных русских газет и отчасти журналов. Нет, публичное и притом неразборчивое порицание чести общественных деятелей не может быть признано благонадежными, а тем более, христианским способом прекращения злоупотреблений и исправления нравов. Злоупотребление, или проступок, допущенный по неосмотрительности или увлечению, может быть исправлен и вознагражден, но может ли быть изглажено черное пятно бесславия, публично нанесенного?

7) Если, согласно настойчивому требованию чуждого православию ревнителя и поборника гуманных начал, всех воспитателей и педагогов за поступки, подобные поступку Инспектора Полоцкой Семинарии, удалять от службы и поставлять на их место людей, подобных авторам корреспонденции С.-Петербургских Ведомостей и писем из Москвы, то едва ли бы приведены были в лучшее положение наши духовно-учебные заведения. Тон корреспонденции и письма свидетельствует, что автор той и другого едва ли бы лучше и гуманнее поступил, если бы был поставлен в положение Инспектора Полоцкой Семинарии.

8) Смею уверить Ваше Сиятельство, что, в следствие сделанного мною внушения, поступков, подобных тому, какой допущен Инспектором Полоцкой Семинарии 5-го февраля, с его стороны впредь не будет, но не могу поручиться за то, чтобы со стороны воспитанников не было повторения происшествий, подобных происшествию 5-го февраля, при том способе исправления погрешностей, какой употребляется непризванными судиями по отношению к воспитателям и наставникам духовно-учебных заведений».

Этим все дело, наделавшее столько тревоги, и окончилось.

В последних числах марта отправилась в Петербург, по делам службы, Начальница состоящего под покровительством Государыни Императрицы, Полоцкого (в Витебске) училища девиц духовного происхождения, М. А. Баронесса Боде²⁸⁸, и вот что писала мне оттуда 3-го апреля:

«Много и много виновата я перед Вашим Преосвященством, что не писала до сего времени; оправдываю себя только тем, что хотелось сказать Вам что-нибудь дельное. До сего дня время мое было исключительно посвящено делам службы, и я не видалась еще ни с кем из своих знакомых; но за то дела идут успешно. Государыне Императрице я уже имела счастие представляться и была Ею принята весьма милостиво, также как и скромное мое приношение. Обер-Прокурор – дай ему Бог здоровья! – принял и обсудил мою записку и тут же порешил исполнить все мои просьбы, но велел мне остаться еще на несколько дней для некоторых справок и соображений.– Я воспользуюсь этими днями, чтобы повидаться с знакомыми и сделать закупки.

Надеюсь, что Бог поможет мне к Светлому празднику возвратиться домой, куда сердце сильно влечет меня. До тех пор поручаю Вашему покровительству и родных моих и родное мое Училище. Все высокопоставленный лица в Петербурге, которых мне довелось видеть –Государыня Императрица, Граф и Ю. В. Толстые – все с живейшим участием говорили о Вашем Преосвященстве; все понимают Ваше трудное положение и сочувствуют Вашим заботам и огорчениям, все смотрят на них, как на многотрудный, но необходимый подвиг, и льстят себя надеждою, что, при помощи Божией, несколько лет Вашей энергической и усердной работы изменят настроение Вашей паствы, и Вам останется только наслаждаться плодами трудов своих».

Слышать о таком добром сочувствии Государыни Императрицы и прочих высоких особ, без сомнения, было весьма отрадно для меня.

7-го Апреля писал я в Москву Преосвященному Леониду:

«Улучил свободный час и спешу воспользоваться им для беседы с Вами. Прежде всего, сердечно поздравляю Вас с высоким вниманием благостнейшего Монарха, Вами вполне заслуженным. Конечно, другой на Вашем месте, по такому зову, с радостию поспешил бы не только в Нижний Новгород, но и в Вышний-Волочек. Но Ваш отзыв я признаю вполне основательным и соответствующим Вашим личным обстоятельствам. Прежде давал я Вам братский совет не оставлять Москвы, основываясь на одном лишь наблюдении, и притом кратковременном и случайному над обстоятельствами жизни провинциальных Архиереев, а теперь подтверждаю тоже, утверждаясь на собственном двух –с-половиною-летнем опыте. Если бы Вы (буду говорить Вам прямую истину), при Вашем болезненном состоянии, при Вашем пылком характере и при Вашей впечатлительной натуре, поставлены были в моих обстоятельствах, думаю, что Вы не выдержали бы тех огорчений и затруднений, какие суждено испытать мне в течении двух с половиною лет. Разве только всемощная Божественная Благодать, по Вашей крепкой и горячей вере, сохранила бы и укрепила Вашу жизнь и Ваши силы.

Чтобы дать Вам хотя некоторое понятие о моем служебном положении, я сообщу Вам несколько слов из одного письма, полученного мною в начале текущего года от одного из высших Синодских чиноначальников. Вот что, между прочим, пишет он: «поверьте, Преосвященнейший Владыко, что Ваша заботливость и Ваша деятельность ценятся во всей полноте их достоинства; не оставляется без надлежащей оценки и злоба, которую они возбуждают во врагах Православия и России и, если сообщаются на усмотрение Ваше доносы, внушенные сею злобою, то вовсе не из веры к клеветам, в них содержащимся, а из желания не оставлять сии клеветы в безызвестности от Вас и для представления Вам случая обличать их лживость и обнаруживать тех, от кого они исходят.» Что доносам и клеветам, которые почти каждомесячно пишутся на меня в Петербург и которые всегда составляли и составляют печальную особенность здешнего духовенства, наследованную им от почтенных иезуитов, не дают веры в Синоде, – это, конечно, утешительно, но утешительно ли и отрадно ли для сердца читать эти доносы и гнусные клеветы, и приятно ли употреблять для опровержения этих доносов и клевет время, которого едва достает для исполнения ординарных обязанностей служебных? О полемике, которую приходится почти постоянно вести с местными властями, и о борьбе, почти ежедневной, с подчиненною мне братиею я уже и не говорю.

Нечто утешительное (хотя и в отрицательном также смысле) получил я на сих днях от одной из здешних особ, которая, находясь в Петербурге, имела надобность по своим служебным делам представляться Государыне Императрице, Обер-Прокурору Св. Синода и прочим властям Синодским. Вот что, между прочим, пишет мне эта особа: «все высокопоставленный лица в С.-Петербурге, которых мне довелось видеть – Государыня Императрица, Граф и Ю. В. Толстые – все с живейшим участием говорили о Вашем Преосвященстве; все понимают ваше трудное положение и сочувствуют Вашим заботам и огорчениям, все смотрят на них, как на многотрудный, но необходимый подвиг, и льстят себя надеждою, что, при помощи Божией, несколько лет Вашей энергической и усердной работы изменят настроение Вашей паствы, и Вам останется только наслаждаться плодами трудов своих».

Еще несколько лет напряженных трудов, затем несколько лет изнеможения от трудов, и, наконец, под предлогом почести, перемещение на новое, не менее трудное, поприще, или вернее всего – могила (ведь мне уже исполнилось полустолетие): здесь и наслаждение плодами своих трудов. Не таков ли смысл вышеприведенных слов?

Вот каково мое настоящее положение и какова перспектива моего будущего! Но да будет надо мною, как и всегда была, воля Божия благая и всесовершенная! Я сам по себе никогда ничего не домогался и ни от чего не отказывался.

Не далеко и 16-е апреля – день Вашего тезоименитства. Прошу принять от меня заранее усерднейшее приветствие с этим благознаменитым днем новолетия Вашей иноческой жизни».

9-го ч. извещал меня из Москвы Н. А. Молодцов²⁸⁹, что устроенный им на свой счет для Успенской Велижской церкви иконостас отправлен прямо в Велиж. Вследствие сего, мною дано было от 15-го ч. Настоятелю Велижского собора Протоиерею Г. Рабчевскому предписание такого содержания:

«Московский 2-й гильдии купец Никита Алексеевич Молодцов, по усердию своему, устроил для вверенной Вам Успенской церкви, освященной в Православный храм из Латинского костела, новый иконостас по утвержденному мною рисунку.

Г. Молодцов письмом от 9-го сего апреля уведомляет меня, что устроенный им для помянутой церкви иконостас отправлен из Москвы того же 9-го числа прямо в Велиж.

Нет сомнения, что Вы и ваши прихожане с благодарностию примите этот священный дар.

Если окажется возможным к предстоящему празднику поставить на место присланный иконостас, чего усердно желает благочестивый жертвователь, употребите, с своей стороны, возможное старание и пригласите к содействию прихожан. Затем совершите по чину освящение иконостаса.

О принятии и освящении иконостаса имеете донести мне по надлежащему.

Устроителю же иконостаса прилично Вам от соборного причта и от лица всех прихожан выразить должную признательность».

В след затем, 18-го числа писал я в Москву г. Молодцову:

«Письмо Ваше от 9-го текущего апреля имел я удовольствие получить, но иконостас, о котором пишете, в Витебск не являлся. Без сомнения, он провезен из Смоленска прямо в Велиж.

С своей стороны, я сделал распоряжение, чтобы в Велиже употреблено было все старание поставить иконостас на место к празднику. Если Бог поможет устроить это, чрез сие усугубится для Велижских граждан духовная радость праздника, и много будет вознесено горячих молитв к Воскресшему Жизнодавцу о Вашем здравии и спасении.

Повторяю и я, с своей стороны, искреннюю мою Вам благодарность за Ваше христианское усердие к удовлетворению церковных нужд вверенной мне паствы.

Равно примите мою душевную признательность за Ваше щедрое приношение на пользу бедных учеников Витебского училища. Приношение Ваше тем более ценно, что оно беспримерно для здешних духовных школ.»

Между тем иконостас, отправленный из Москвы 9-го апреля, привезен был в г. Велиж не ранее 1-го мая, о чем доносил мне Протоиерей Рабчевский²⁹⁰ от 1-го июля за № 30.

11-го числа писал мне из Мурома шурин, учитель духовного училища, В. В. Царевский²⁹¹ и, приветствуя меня от лица своей матери и прочих родных с Светлым праздником, между прочим, сообщал мне следующие вести:

«Недавно из Владимира выехал ревизор, командированный Св. Синодом обозреть Семинарию и училища Владимирской епархии – г. Ненарокомов²⁹². Подробно о его действиях я не могу сообщить Вам, так как не виделся еще ни с кем из живых лиц, бывших в то время во Владимире. Сведения получены, будто он остался недоволен инспекциею о. Архимандрита Аркадия²⁹³ и поставил это на вид педагогического собрания. Некоторые из наставников, по его мнению, тоже не могут продолжать своей службы при Семинарии, так как они ограничивали свою педагогическую деятельность назначением уроков «с этих и до сих». В числе опальных упоминают об известном Вам ветеране Григории Феодоровиче Соколове, который многолетнею своею службою доказал свою крайнюю неспособность иметь какое бы ни было влияние на учеников. Другой из молодых свящ. И. С. Любимов при посещении ревизора ограничился, в течении полного класса, чтением отрывка из сочинений Гоголя, без всякого критического разбора и применения к делу, и тем доказал свою способность говорить печатные поучения с церковной кафедры. Знаменитый педагог Новлянский показал положительное невежество в латинском языке и свой кляузный характер, когда пред лицем ревизора в классе унижал достоинство Владимирского училища, отстраняя тем от себя прямую обязанность заняться преподаванием. Положительных сведений я не имею, чем проштрафился о. Арх. Митрофан²⁹⁴. Должно быть прежнее помянулось. Все эти лица, будто бы, поставлены в необходимость просить об увольнении.»

Но прежде, чем получил это письмо, я сам писал в Муром к родным от 12-го числа:

«Минувшего марта 15-го дня исполнилось мне пятьдесят лет рождения.

Пятьдесят лет жизни в нынешние времена – некраткое поприще!

В течении истекшего пятидесятилетия мне суждено было испытать немало перемен и переворотов жизни, немало пережить скорбей и искушений. Но не могу не исповедать пред Господом, что мне даровано было Его Благостию вкусить немало так же и благ земных и радостей душевных.

Воздавая за все минувшее из глубины души усердное благодарение всещедрому Господу, умоляю Его Благость как о продолжении моих дней, так и еще паче об укреплении моих сил для небесплодного служения Св. Церкви и благу ближних.

Призываю и Вас к участию в моей молитве к Господу, так как продолжение моего земного жития, думаю, не бесполезно и для Вас.

По числу протекших лет моей жизни посылаю Вам 50 рублей, между прочим, с тем, чтобы Вы, пригласив своих родных и присных вознести о мне моление к Господу пред святыми и нетленными мощами Муромских чудотворцев, предложили за тем, в удобное время, приличное от моего имени утешение.

Да хранить Вас всех Господь Своею благодатию от всяких скорбей и искушений».

В тот же день и в тех же выражениях писал я своим родным в Иваново, препровождая также 50-т рублей денег.

16-го ч. получено было мною письмо от профессора Москов. Дух. Академии С. К. Смирнова. – Он писал мне от 12-го числа:

«Имею честь приветствовать Вас с наступающими Великим днем Воскресения Христова и от всего сердца желаю Вам полного духовного радования, не омрачаемого никакими представлениями противоположного свойства. Да дарует Вам Господь победоносно выйти из места скорбных трудов в иной край, где господствуют чисторусские православные начала!

Простите, что давно не писал Вам. Имею известие, что Вы были на погребении Преосвящ. Иоанна Смоленского. Чудны судьбы Божии! Сошел в могилу человек, еще довольно крепкий и бодрый, начавший только жить самостоятельно.... Обстоятельства его кончины здесь известны из частных писем.

Наш Митрополит²⁹⁵ вчера приехал в Москву и после Пасхи опять поедет в Петербург, где пробудет до окончания сезона Синодских заседаний. Любопытны должны быть сведения об Академическом Уставе, о котором ничего не было известно с тех пор, как А. В. Горский возвратился из Петербурга, где после Университетского Юбилея пробыл три недели. Мнения Преосвященных по делу об Уставе Вы, вероятно, уже читали.

Довольно крупная новость в Москве – это выход в отставку о. Никодима²⁹⁶. Он чрезвычайно расстроен здоровьем, и, по словам о. Михаила²⁹⁷, врачи даже опасаются за прочность его жизни. Члены Семинарского Правления избирают теперь преемника о. Никодиму, и предметом общих желаний служит А. М. Иванцов²⁹⁸, Ключарев²⁹⁹ и Зернов³⁰⁰ добровольно сложили с себя звание членов правления.

На Археологическом съезде я не был, потому что не успел благовременно приготовить статью, и только недавно послал к А. С. Уварову³⁰¹: «О древних надгробных надписях, открытых в Троицкой Лавре».

Академическая новость та, что у нас в большой зале Толоконников³⁰² устрояет церковь; работы начнутся после Пасхи. Алтарь назначен на юг, в том месте, где портрет Государя Императора. Вход будет с галереи».

14-го ч. писала мне из Москвы Н. П. Киреевская³⁰³:

«Христос Воскресе!

Воскресший да ниспошлет Вам утешение свыше: радость, мир, здравие и вся благая!

Мое долгое молчание происходило от болезни моей. Я более двух месяцев лежала, сильно страдая, в постели.

Желаю знать о состоянии здоровья Вашего и о всем Вас касающемся.

Несколько слов, сообщу Вам келейно о Митрополите³⁰⁴.

Все громкие слова – возгласы его – обещания – я скажу, я настою и проч. проч., говоренные всем и каждому по доверию, едва ли не похожи на гору, родившую мышь! Увы! Настоящей должной твердости для полезного не хватило.

Граф Толстой обошел и убаюкал – и громогласие утихло. Потом, то назначение, которое подписывать было даже грешно, из Уфы в Нижний, сделано ради человекоугодия³⁰⁵! Чего же ожидать? Порицание действий покойного Святителя никому не по сердцу, а мы и тени подобных действий от него не увидим.

Сибирская простота не есть простота искренняя. Нет надежды на что-либо полезное и утешительное. Только белое духовенство довольно, монашество же не процветет.

Да хранить Вас в здравии и утешении Возлюбивший Вас Спаситель наш Иисус Христос!»

18-го числа писал мне из Москвы К. И. Невоструев:

«У нас теперь Владыка, и из С.-Петербурга между прочим привез известия, что по новым положениям, едва ли уже не утвержденным, на 1000 душ должен быть 1 священник с причетником, без диакона, с предоставлением прихожанам нанимать диакона и прочий клир. Вдовым диаконам, по особому, впрочем, усмотрению епархиального начальства, не воспрещается принятие священства. Приходы, т. е. церкви, где менее 1000 душ, закрывать и приписывать к другим, а студентам, из коих по сему многие должны быть без мест, с званием личных почетных граждан и дворян, предоставляются на выбор сии два поприща. Кончившие семинарский курс во всяком случае три года должны служить псаломщиками или причетниками при церквах или наставниками в училищах и получать священство не прежде 30 лет.

Статья моя о Городищах³⁰⁶ на съезде принята хорошо, и отпечатается с планами, видами и рисунками Елабужских древностей.

Извините на мало- и худописании: глаза слипаются».

22-го числа, имел я утешение неожиданно получить приветственное послание от нового Московского Архипастыря, Высокопреосвященного Митрополита Иннокентия. Вот что он писал мне от 19-го числа:

«Имею честь поздравить Вас с пресветлым праздником Воскресения Христова и от искреннего сердца пожелать Вам встретить и проводить оный в духовной радости, и да продлятся дни Ваши до глубокой старости в непременяемом здравии.

Простите меня ради Воскресшего, что я не отвечал Вам в свое время на письмо Ваше от 24 августа. Не припишите этого чему-нибудь худому. Нет! Главною причиною тому мое плохое зрение, скоро утомляющееся. Кажется, скоро закроется и последний глаз катарактом. Но да будет воля Господня!»

На такое благосклонное послание Московского Святителя я не замедлил ответить. На другой же день по получении письма, я писал Его Высокопреосвященству:

«Посылая письмо к Вашему Высокопреосвященству в августе прошедшего года с изъяснением моего приветствия Вам на новой святительской кафедре, я думал только исполнить мой священный долг пред Вашим Высокопреосвященством, отнюдь не помышляя об ответе с Вашей стороны на мое приветствие.

Но если Вашему Высокопреосвященству благоугодно было удостоить меня приветствием с настоящим пресветлым праздником, то да будет мне позволено принять это архипастырское приветствие не как воздаяние, а как новый знак Вашего милостивого ко мне внимания, столь мало мною заслуженного. И чем неожиданнее для меня это приветствие, тем оно утешительнее и тем к большей побуждает меня благодарности пред Вами, Милостивейший Архипастырь. Примите же, Высокопреосвященнейший Владыко, мою глубочайшую благодарность за Ваше милостивое о мне воспоминание в столь великие дни и взаимное вседушевное приветствие с светлым и светоносным праздником воскресения Христа Спасителя. Животворный свет, воссиявший от гроба Жизнодавца, выну да озаряет Ваш дух и да укрепляет силу и телесного Вашего зрения, столь необходимую для беспрепятственного исполнения обязанностей Вашего великого и многотрудного служения.

Чтобы не обременять Вашего Высокопреосвященства излишними заботами, я не буду, без особенной нужды, утруждать Вашего внимания моими письмами. Но, если необходимость заставить меня обратиться к Вам, Милостивый Архипастырь, с покорнейшею просьбою о преподании мне Вашего многоопытного совета, или об оказании помощи в моих епархиальных нуждах, которые, конечно, не безызвестны Вашему Высокопреосвященству, позвольте быть уверенным в Вашем благосклонном внимании к моим просьбам.

Препровождаемые при сем книги, произведения моих прежних занятий на должности Синодального Ризничего, благоволите принять от меня, как дань моего глубочайшего высокопочитания, с которым навсегда имею честь быть и проч.»

21-го числа из Москвы писал мне С. П. Оконнишников, поздравляя меня с праздником и предуведомляя о своем намерении еще раз посетить меня вместе с И. С. Камыниным. В ответ на это писал я ему от 26-го числа:

«Известие о Вашем намерении вторично, посетит меня весьма утешительно для меня. Но я просил бы Вас покорно заранее, хотя предположительно, уведомить меня о времени Вашего прибытия, дабы я мог сообразить с этим мое путешествие по епархии. Я не имею еще никакой определенной мысли о времени моего выезда в епархию, но для меня все равно, в начале или в конце лета совершить эту поездку; между тем, как мне известно, для Вас не всякое время равно удобно к путешествию в Витебск».

Почетному Блюстителю Полоцкого дух. училища, Московскому купцу И. С. Камынину исходатайствовано было мною, за его значительный пожертвования для училища, благословение Св. Синода и объявлено ему чрез Училищное Правление. Это очень обрадовало его и он письменно выразил мне свою благодарность. – На его письмо, полученное мною 22-го числа, я отвечал от 25-го:

«Вы, по своему христианскому человеколюбию, приходите на помощь нашей бедности и нищете; а наш долг платить Вам за сие благодарностию и усердною молитвою к Верховному Подателю всяких благ, ущедряющему Вас дарами Своей Благости.

Преподанное Вам благословение Св. Синода да будет действенно над Вами и над Вашим благочестивым семейством, к преуспеянию Вам в дальнейших подвигах христианского благочестия и человеколюбия и к умножению Вашего семейного мира и благоденствия» !

24-го числа писал я в Москву К. И. Невоструеву:

«Книги Ваши³⁰⁷ я начал уже употреблять в дело согласно Вашему назначению, поручив это Благочинному Единоверческих церквей. Но один экземпляр Вашей книги о св. Ипполите пришлось мне самому вручить. На страстной неделе был у меня один из Режицких беспоповцев, по фамилии Маслеников, которого коснулась Благодать Божия, призывающая его от тьмы заблуждения в чудный свет Православия. Он еще не присоединился к церкви, но уже весьма близок к этому и горит ревностию о вразумлении и просвещении и прочих собратий своих по расколу. По его словам, он обращался будто бы в Петербург к Московскому Святителю с просьбою об устройстве Миссионерства в Режицком и смежных с ним уездах, преисполненных расколом. Владыка яко бы обещал ему свое содействие в Св. Синоде. Маслеников – человек довольно начитанный и благомыслящий; он нарочито приезжал в Витебск для свидания со мною. Я подарил ему Вашу книгу с тем, чтобы он внимательно прочитал ее и написал мне о ней свой отзыв. Он с радостию принял дар и обещал исполнить мое требование.

Проект предполагаемого в Москве Братства я читал в какой-то газете, и от души пожелал этому доброму делу успеха и благословения Божия.

Записку Вашу о Городищах бывшего ВолжскоБолгарского царства надеюсь в свое время прочитать. Археологический Съезд – дело хорошее и полезное для науки, но негораздо чинить на нем брани и ссоры, и особенно оглашать это на целый мир, которому от площадной брани ссорящихся археологов пользы никакой нет, а соблазна зело много³⁰⁸.

На реформы по части церковной, о которых Вы пишете, можно смотреть с разных точек зрения. Что с одной точки зрения может представляться благовидным, то с другой может иметь инаковый вид. Устройство православного клира по образцу лютеранскому, если представляет некоторые выгоды с финансовой точки зрения, едва ли не будет сопряжено с ущербом для духовных интересов, ибо не всякий приход, особенно в Западном крае, в состоянии будет иметь клириков-наемников. У меня в епархии. был опыт, что при двуличном составе причта, за болезнию или смертию причетника, целый приход, в течении Четыредесятницы, оставался без Богослужения и без причащения Св. Таин. С предположением относительно вдовых диаконов можно согласиться. Поставление во священника не ранее 30 лет и полезно согласно с канонами церкви».

Когда я был, в Марте месяце, в Смоленске по случаю погребения умершего Епископа Иоанна, я просил кафедрального о. протоиерея Жданова доставить мне экземпляр печатного описания кончины преосвященного и его фотографически портрет. О. протоиерей в точности исполнил мою просьбу и препроводил ко мне означенные вещи и сверх того брошюру бесед покойного Архипастыря³⁰⁹.

8-го мая, в 10-м часу утра, отправился я, в сопровождении Н. П. Мезенцова³¹⁰, в Успенский Тадулинский монастырь для освящения храма.

Небольшой теплый храм, первоначально устроенный в 1839 г. из жилых покоев, возобновлен и подготовлен был к освящению еще осенью 1868 г. Для совершения освящения этого храма я не мог решиться, при наклонности своей к простудам, ехать за 30 верст от Витебска, в зимнее время, и потому предлагал Настоятелю монастыря, Архимандриту Онуфрию, или самому с братиею освятить храм, или освящение оного отложить до будущей весны. Архимандрит охотнее согласился ждать весны, нежели самому освящать храм, по той причине, что он, как бывший базилиан, не имел никакого понятия о православном чинопоследовании освящения храмов.

Прибыв во 2-м часу по полудни в монастырь, в шесть часов велел я начинать в возобновленном храме всенощную службу, во время коей выходил на литию и величание.

На другой день 9-го числа, в день памяти перенесения мощей Святителя Николая, пред литургиею совершено была мною, по обычному чину, освящение храма во имя Св. Александра Невского, в сослужении Настоятеля монастыря, кафедрального Ключаря, священника Альбицкого и др. Стечение богомольцев было очень значительно как потому что в обители имеется чтимая народом икона Святителя Николая, празднуемого в этот день, так и ради необычайного торжества освящения храма, совершаемого притом Архиерейским священнодействием. При сем не излишне заметить, что в Тадулинском монастыре архиерейского посещения не было с 1846 года.

10-го числа, по выслушании ранней литургии в новоосвященном храме, я возвратился в Витебск.

27-го Мая писал мне из Москвы К. И. Невоструев:

«Вседушевно радуюсь, что трудами Вашими постепенно очищается от плевел и сора нива Божия, и хотя это возбуждает против Вас козни разбросавшего их врага, но Начальство, ценя и понимая Ваше Преосвященство, блюдет Вас от неприязни, да вящщий получите плод и хвалу и венец.

Доброе расположение к церкви Вашего раскольника из беспоповцев, Масленикова, конечно, служить знаком такового расположения многих других, склонит к тому и иных. В сем случае не поможет ли сколько-нибудь мое издание Иппол. Слова, в числе трех экземпляров, ныне по почте в пользу церкви Вашей безмездно посылаемое? Жалею, что второпях забыл я к тому приложить брошюры – о наименовании Спасителя. Сие – долг мой.

При сем не могу скрыть от Вашего Преосвященства того, что на днях довольное число Иппол. Слова выписал от меня на свое иждивение Преосвященный Архиепископ Олонецкий³¹¹ для своих миссионеров и некоторых священников. «К сему побудило нашего Архипастыря – писал мне тамошний миссионер – то обстоятельство, что подобное изданному вами подлинному Ипполитову Слову имеется в одной рукописи библиотеки, бывшей в известном Даниловском раскольничьем монастыре, с собственноручными, как можно полагать по почерку, отметками на рукописи ересеначальника Андрея Денисова касательно сходства и несходства этого слова с тем, что имеется в Соборнике. Посему употребление издания будет иметь здесь особенное значение. Даниловская рукопись будет придавать ему для Олонецких беспоповцев большую достоверность... Но и издание оказывает услугу Данил, рукописи в том отношении, что без него мы не имели бы прочного основания признать Даниловскую рукопись за подлинное Ипполитово слово. Эта услуга, думаем, расположит наших добросовестных и разумных беспоповцев к принятию этой рукописи за документ достоверный и для них». В письме ко Владыке Аркадию и профессору тамошней Семинарии, также при этом писавшему мне, я представлял, что нахожу весьма полезным к обличению раскола не только в их поморском крае, но и повсеместно, если не вполне издать им означенный Даниловский список, в сличении с другим Чудовским, мною изданным, то написать статью о согласии их между собою, поставив на вид только те резкие места, коими обличаются раскольничьи мудрования по подложному слову, и присовокупив к этому все приписки Денисова об отношении подлинного к подложному, с критическими, где будет нужно, на те приписки замечаниями. При этом в случае каких-либо затруднений или недоразумений предлагал им свое посредство, и советовал для большей гласности статью отпечатать в каком либо более распространенном духовном журнале.

Слава Богу, проект о нашем Братстве против раскола получает надлежащий ход. После некоторых сомнений и недоразумений со стороны Преосв. Викария Леонида, коему Владыка передал это дело, проект во всех положениях признан хорошим и твердым, и скоро Высокопреосвященный Владыка³¹² представит оный в Св. Синод. Из двух об этом проекте статей Н. И. Субботина в Воскресных Прибавлениях Московских Ведомостей, статей, нарочно отпечатанных для ознакомления публики с проектом, Ваше Преосвященство можете получить достаточное об этом Братстве понятие³¹³.

Московская наша Семинария находится в жалком положении: она без главы и страха, а правление – чисто демократическое. О. Инспектор Академии Михаил³¹⁴, Вифанский о. Ректор³¹⁵ и Московской Семинарии Инспектор о. Симеон³¹⁶ отказались и от баллотировки. Правление большинством голосов, минуя всех умных, летами и заслугами почтенных и твердых людей, из толикого облака здешних магистров избирает молодого бывшего весьма недавно в Московской Семинарии профессором, а теперь служащего во 2-м Кадетском корпусе Законоучителем свящ. Благоразумова³¹⁷. Вопросы и прения в Правлении, слышал я, доходят до смешного. Общее стремление – приобресть полную свободу, своей лености в угоду, освободиться от власти, и контроля, выиграть в материальных средствах, распространить либеральные идеи. Долго спорили о праве посещать классы Ректору и внешним членам правления (т. е. не от Семинарии сущим), о квартирах наставников, ни во что не ставя семейное положение некоторых».

Жена Московского купца Н. Т. Смирнова, Марья Сергеевна извещала меня письмом еще от 8-го мая, что она послала на мое имя паникадило, для одной из городских Витебских церквей, по моему усмотрению. Получив паникадило 28-го числа, я отвечал Г-же Смирновой благодарностью.

2-го июня отправился по железной дороге в Полоцк для присутствования на экзамене по Закону Божию воспитанников тамошней Военной Гимназии. Экзамен произведен был на другой день утром. – Ответы воспитанников на предлагаемые мною вопросы были на этот раз удовлетворительнее предшествовавшего (1868) года.

Кроме гимназии, посетил я духовное училище и женский Образцовый пансион. Сверх сего обозрены были мною Полоцкие монастыри и церкви.

Вечером 3-го числа, на ночь, отправился в имение моего доброго и почтенного друга Действ. Стат. Совет. Н. П. Мезенцова, с которым провел несколько часов в самой искренней беседе. На другой день, 4-го ч. обозрев по пути две сельские церкви, возвратился в Полоцк, и оттуда в тот же день отбыл в Витебск.

Из Витебска 6-го ч., отправил я Директору Полоцкой военной гимназии, Полковнику П. П. Глотову, отзыв о моем присутствии на экзамене следующего содержания:

«На происходившем, в моем присутствии, 3-го сего июня испытании старших воспитанников вверенной Вашему Высокородию Полоцкой военной гимназии в знании Закона Божия мною усмотрено, что уроки по сему предмету преподаны в полноте, соответствующей возрасту и назначению учащихся, с подробными и основательными объяснениями; преподанное усвоено учащимися с достаточным, по мере способностей каждого, пониманием; на предлагаемые мною вопросы даваемы были ответы некоторыми воспитанниками весьма удовлетворительные, а прочими удовлетворительные. В особенности, утешительно было для меня видеть в отвечавших на испытании воспитанниках довольно близкое практическое знакомство с содержанием книг Св. Писания и твердое изучение священных славянских текстов с правильным переводом их на русский язык.

Все это ясно свидетельствует как о прилежании и внимательности к преподаваемому предмету со стороны учащихся, так и об особенной ревности и опытности со стороны преподавателя»³¹⁸.

23 числа писал мне профессор Москов. Дух. Академии С. К. Смирнов:

«Ныне у нас кончились экзамены, и мы устремляемся к отдыху, но не думаю, чтоб для меня отдых мог быть вполне отрешенный от забот. Редакция Православного Обозрения требует, чтоб я к каждой книжке подготовлял письма Платона³¹⁹, и так как не со всеми примечаниями я мог сладить по здешним источникам, то должен отыскивать потребное в Москве и в других местах.

Устав Академический сюда еще не прибыл. Нынешний год он введен будет в Петербурге и Киеве, а мы с Казанью будем год жить на старых основаниях. Кое-что из содержания Устава известно. Ректор Академии не будет выборный; каждый профессор (даже и светских наук) может быть оным не иначе, как имея степень доктора Богословия, для достижения коей дается служащим уже профессорам три года, в течение коих профессор должен приготовить диссертацию, которая после публично должна быть защищена. Математика уничтожена во всех Академиях и сверх того – нравственная философия. Оклады жалованья университетские. На студента 200 руб. Профессоров положено 9 ординарных, 9 экстраординарных и 6 доцентов.

В Московской Семинарии Ректора еще нет. Избраны Благоразумов³²⁰ (14 голосов) и Смирнов-Платонов³²¹,редактор Православного Обозрения (10 голосов). Есть слухи, неизвестно кем пущенные, что Митрополит представит от себя Корнилия Костромского³²². Консерваторы находят это назначение весьма остроумным. Впрочем, порядок в Семинарии и без того может быть восстановится по выходе в вакацию А.....а Л......а и К........о.

А. Н: Муравьев издает письма к нему Митрополита Филарета. Собрание большое и очень замечательное»³²³.

28-го числа получено было мною из Казани письмо от Ректора Академии, Архимандрита Никанора:

«Почтительно уведомляя Вас, что мое недостоинство удостоено украшения орденом Св. Владимира 3-й степени, долгом считаю за эту милость принести почтительную благодарность и Вашему Преосвященству, так как началом этого приятного для меня дела послужила благость моего Архипастыря, Преосвященного Архиепископа Антония³²⁴, основанием же высокоблагосклонная отметка о моем поведении и трудах, данная на послужном моем списке Вами, Милостивейший Архипастырь».

В ответ на это писал я от 30-го числа:

«Усердно приветствую Вас с высоким знаком Монаршего благоволения.

Тем более утешаюсь и сорадуюсь Вашей награде, что виновником ее Вы признаете отчасти и меня. Ваши дарования, Ваши достоинства и особенно Ваше благородство и благодушие всегда я ценил, а теперь ценю еще более, по известному изречению: nil bonum nisi omissum.

В Витебске продолжается постоянная смена служащих лиц, так что я могу считаться одним из старожилов. Долго ли суждено оставаться в Витебске мне, Бог весть. Впрочем, как не затруднительно мое положение здесь, я не желал бы скоро удаляться отсюда, в том убеждении, что, после тяжелых трудов, рано или поздно настанет и для меня время отдохновения».

1-го июля получил я из местечка Друскеники Гродненской губернии от неизвестного мне Князя Николая Туркестанова экземпляр составленного им Календаря для поверки годов в русских летописях³²⁵ при письме от 29-го Июня. Само собою разумеется, что этот, хотя недорогой, но тем не менее интересный для меня, дар был принять мною с искреннею признательностию. Я почел долгом письменно поблагодарить за него сиятельного автора.

5-го Июля дано было мною за № 2163 Полоцкой дух. Консистории предложение следующего содержания:

«Московский Гражданин, Потомственный Дворянин Ив. Ив. Четвериков препроводил ко мне точный список с чудотворной иконы Пресвятой Богородицы, именуемой Гребневской и находящейся в Москве в храме Успения Пресв. Богородицы, что под Бором, ныне известном под именем Гребневского, что на Лубянке.

Препровожденная ко мне икона, по желанию г. Четверикова, должна находиться в Чашницком Николаевском храме, освященном в прошедшем 1868 г. из Латинского Костела.

По сему предлагаю Консистории предписать Чашницкому священнику Петру Кисселю, чтобы он явился в Витебск для принятия означенной святыни и затем, по прибытии в Чашники, внес оную в Николаевский храм с подобающею торжественностию, и о последующем донес Епархиальному Начальству».

В первых числах Июля получены были мною от упомянутой уже выше Московской купеческой жены М. С. Смирновой 12 подризников, при письме от 17-го Июня, где благочестивая жертвовательница обещает прислать еще несколько подризников и спрашивает, не нужно ли для училища девиц духовного звания каких-либо книг духовного содержания. Понятно, что на такой вопрос был дан мною положительный ответ. Приказавши Начальнице училища составить список необходимых и полезных для воспитанниц книг, я немедленно препроводил этот список к г-же Смирновой. В списке этом означено было 28-мь названий книг в 270 томах.

24-го ч. писал я в Москву К. И. Невоструеву:

«Долгом поставляю благодарить Вас за Ваше приношение на пользу нашего темного раскола. Простите, что запоздал исполнением этого долга.

Предполагаю, если Бог благословить, ехать для обозрения церквей по направлению к тем уездам, где сосредоточен Витебский беспоповщинский раскол, но не знаю, достигну ли центра этой мрачной среды. Впрочем, на всякий случай запасусь Вашими изданиями и беседами о. Павла Прусского.

Посылаю Вам при сем фотографический вид моей загородной дачи в тех мыслях, что не возбудит ли он в Вашей душе благую мысль и желание видеть эту дачу в действительности.

Отрадно читать в отдалении и письма добрых друзей, но еще утешительнее личное с ними свидание. Меня не оставляет мысль и надежда, рано или поздно, еще раз побывать в Москве и побеседовать лицем к лицу с друзьями и знакомыми, но, при множестве знакомых, беседы эти, очевидно, не могут быть довольно продолжительными и вполне удовлетворительными. Иное дело, если кто из моих знакомых посетит меня, хотя бы и на краткое время, здесь, в Витебске, и особенно в моем загородном уединении: здесь никто и ничто не может препятствовать нашим взаимным беседам.

Положение Московской Семинарии, судя по Вашему описанию, поистине достоплачевно, но оно очень естественно при новом, столь восхваляемом, выборном начале. – Вероятно, опыты, подобные Московскому, вразумили уже высшие власти отвергнуть это начало по отношению к Ректорам Академий.

Многие, особенно светские, восхищаются новыми законоположениями относительно штатов духовенства и назначения окончивших курс Семинарии, но в приложении к делу этих законоположений немало встретится затруднений, по кр. мере, в начале, особенно в наших западных краях. Причетнический оклад в 60 руб. и 10-тилетнее ожидание священнического сана немного привлекают охотников на должность псаломщика, и потому нам угрожает опасность остаться без кандидатов священства».

25-го Марта 1869 г. Высочайше утвержден был новый штат духовных Консисторий, по которому в великороссийских епархиях вновь назначено, а в западных значительно возвышено было, жалованье членам присутствия, а чиновникам Консисторских Канцелярий удвоены и даже утроены оклады жалованья. Когда получен был мною при Указе Св. Синода новый штат жалованья для служащих в Полоцкой д. Консисторий, я пригласил их принести Господу Богу благодарственное о сем молебствие. В след за тем составлен был ими благодарственный адрес на имя Обер-Прокурора Св. Синода, Графа Д. А. Толстого, который они представили мне, для препровождения к Его Сиятельству, при следующем письме:

«Преосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец!

Ваше Преосвященство по собственному порыву Вашей Святительской души благоволили предстать пред алтарем Отца Небесного с молитвою от нас за благоденствие Обожаемого Монарха, облагодетельствовавшего нас возвышением штатов, которыми обеспечено наше труженическое существование.

Благоволите же, Милостивейший Архипастырь, представить Его Сиятельству, Господину Обер-Прокурору Святейшего Синода, прилагаемое у сего наше верноподданническое выражение чувств беспредельной благодарности Августейшему Монарху за столь великие щедроты и обета верной и честной службы Его Императорскому Величеству, а также глубокой признательности Сиятельнейшему Графу за его предстательство».

Представленный мне адрес я препроводил к Графу Дмитрию Андреевичу при письме от 31-го Июля следующего содержания:

«Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь!

Члены Присутствия и чиновники Полоцкой Дух. Консистории, проникнутые чувством живейшей благодарности за великое благодеяние, открывшееся для них в новых, Высочайше дарованных Духовным Консисториям штатах, и сознавая, что этим благодеянием они обязаны предстательству пред Державною Властию Вашего Сиятельства, единодушно положили изъяснить пред Вашим Сиятельством чувства своей глубокой благодарности и обратились ко мне с просьбою представить Вашему Сиятельству выражение их благодарных чувств.

С особенным удовольствием исполняю просьбу моих сотрудников в делах епархиального Управления, соединяя с их признательными чувствами и мою искреннюю благодарность за Ваше, Сиятельнейший Граф, столь человеколюбивое попечение об улучшении материального положения наших Консисторских тружеников.

Призывая на Вас и на Ваши дальнейшие труды и подвиги на пользу Православного духовного ведомства Божие благословение, с истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть и проч».

На мое письмо Граф отвечал собственноручным письмом от 25-го Августа:

«Преосвященный Владыко, Милостивый Государь и Архипастырь!

Получив на днях почтеннейшее письмо Вашего Преосвященства от 31-го Июля, долгом поставляю искренно благодарить Вас за оказанное мне внимание и просить передать мою признательность Г.г. членам присутствия и служащим Полоцкой духовной Консистории. Я почитаю себя счастливым, что удостоился быть орудием Всемилостивейшей заботливости Государя Императора о положении лиц, посвятивших себя на служение Православной церкви.

С отличным уважением и искреннею преданностию имею честь быть и проч».

На этом письме 13-го Сентября мною дана была следующая резолюция: «Прочитав сие письмо в Присутствии Консистории, при общем собрании Членов и чиновников, сделать с него список, который и приложить к делу, а подлинное возвратить мне».

Попечитель Виленского учебного округа, Тайный Советник, П. Н. Батюшков³²⁶ препроводил ко мне, при письме от 31-го Июля за № 4803, III и IV вып. издаваемых по Высочайшему повелению под его руководством «Памятников русской старины в западных губерниях Империи», в дополнение к первым двум выпускам, доставленным мне в прошедшем 1868 г. – Получив письмо и этот дорогой дар 10-го Августа, я выразил Его Превосходительству свою искреннюю благодарность в письме от 22-го того же августа.

5-го августа послал я с гостившим у меня Казначеем Троицкой Лавры, Иеромонахом Мелетием, в Киев, А. Н. Муравьеву фотографически вид моей Залучесской дачи и при этом писал Его Превосходительству:

«Усерднейше поздравляю Вас с водворением на высотах древнего Киева-Матери градов Русских; да будет здесь пребывание Ваше еще более мирным и приятным, нежели в Северной Столице. За благосклонное приглашение меня в Киев приношу Вам душевную благодарность. Мысль о путешествии в Киев, для поклонения тамошней Святыне, и в особенности нетленным мощам Препод. Евфросинии Полоцкой, меня сильно занимает, и я почитаю священным долгом, рано или поздно, привесть эту мысль в исполнение, но для сего ожидаю более благоприятных обстоятельств. Нынешним летом предпринять этого путешествия я не могу, потому что данный нам осьмидневный срок для самовольных отлучек из епархии недостаточен для совершения с душевною пользою и удовольствием этого предприятия, а просить у Св. Синода увольнения на более продолжительный срок представляется неудобным и неблаговидным после долговременной моей отлучки из епархии в 1867 г. Я думаю, если буду жив и Господь благословит, просить отпуска на месяц, для путешествия в Киев и оттуда в Москву, или наоборот, тогда, когда Москва соединена будет железною дорогою с Витебском чрез Смоленск; а теперь, при настоящей оказии, посылаю Вашему Превосходительству мой низкий поклон и глубокое почитание. Податель сего письма, пробывший у меня в гостях четыре дня, хорошо осмотрел мое житье-бытье и сообщит Вам, если пожелаете, обстоятельные сведения о моем пребывании в Витебске и Залучесье.

Для наглядного понятия о моем летнем пребывании посылаю Вам фотографический снимок моей загородной дачи. Пребывание на этой даче составляет для меня приятное отдохновение после продолжительных и тяжких зимних трудов.

Есть слух, что Вы предпринимаете издание писем, полученных Вами от покойного Московского Святителя; весьма утешительный слух, если он справедлив. В этих письмах читающие обретут, без сомнения, много драгоценных мыслей и сведений. С нетерпением ожидаю я появления на свет этих драгоценных писем».

В ответ на это получил от Киевского насельника послание от 21-го ч. следующего содержания:

«Приношу благодарность Вашему Преосвященству за добрую обо мне память – фотографию Вашей виллы, которую однако не променяю на свою. «Прииди и виждь», а это бы можно было сделать и без особого отпуска, умножив только несколькими днями осьмидневный срок; но Вы так педантически аккуратны, что Вам кажется вся вселенная подвижется, аще не сотворите. Не зачем для сего ждать железной дороги на Смоленск. Исполняя желание Ваше, посылаю Вам изданные мною письма Владыки, а Преосвящ. Леониду не послал, потому что он не хотел озаботиться пред новым Владыкою о издании сих писем. Слишком сделался придворным человеком и от всех епархий отказывается, чтобы только не расстаться с Московским кружком, что я нахожу весьма неприличным, и все грозит уйти на покой, между тем сидит.

Простите и примите уверение в искреннем моем уважении ....

Постарайтесь огласить мою книгу, чтобы она из Киева расходилась по Вашим пределам».

8-го числа, в седьмом часу утра, отправился я в путь, для обычного обозрения церквей вверенной мне епархии. На этот раз путешествие мое продолжалось тринадцать дней (с 8 по 21 число), и мною осмотрено в уездах Городокском, Невельском, Себежском, Дриссенском, Лепельском и Полоцком два монастыря и 22 приходских церкви; при чем совершено было 5 литургий со всенощными пред ними бдениями.

Изложу здесь некоторые частности моего 13-ти-дневнаго путешествия по епархии.

Первая церковь на моем пути была – Собор в г. Городке. Здесь я выслушал литургию и пересмотрел церковные документы, которые оказались в большей исправности, чем в первый раз (в 1867 г.). Затем в доме протоиерея Бобровского пил чай.

Прибыв в село Рудню, я нашел в здешней церкви большие беспорядки: во-первых, я снова увидел за левым клиросом прежний престол, который, не смотря на мое приказание в 1867 г. предать оный огню, оставался целым; во-вторых, с ужасом увидел, что запасные Св. Дары хранятся в медном ковчежце на лоскутке газетной бумаги, и в третьих, заметил священника не совсем в трезвом виде. Приняв все это во внимание, я почел справедливым непослушного, небрежного и нетрезвого священника Кушина удалить от настоящего прихода.

В селе Завережье, осмотрев церковь, я посетил дом священника И. Корвецкого. Корвецкий вздумал угощать меня шампанским и при этом имел бесстыдство просить о принятии его дочери на казённое содержание в женском училище. За первое я сделал ему замечание, а в последнем отказал.

В тот же день (8-го ч.), в 5 часов вечера прибыль в г. Невель и остановился в Преображенском монастыре. На другой день (9 ч.) утром раннюю литургию слушал в монастырской церкви, а вечером всенощную службу совершал в Градском Успенском Соборе. Там же на следующий день (10-го числа), в воскресенье совершена была мною литургия с молебном и молитвою о бездождии.

В 10-ти саженях от Православного Градского собора стоит обширный каменный латинский костел. Скажу о нем несколько слов.

Костел этот, посвященный сначала имени известного врага православия Иосафата Кунцевича, а потом не без особенного лукавого намерения переименованный во имя св. великомученика Георгия, всегда служил и служит к соблазну православного народонаселения, как городского, так и окрестного сельского. При одновременном совершении богослужения как в соборе, так и в костеле, игра в последнем на органе с присоединением иногда и других музыкальных инструментов (барабанов, литавр и др.) служит немалым развлечением и оскорблением религиозного чувства и в священнодействующих, и в молящихся в православном храме, в особенности в летнее время, при открытых окнах и дверях как в соборе, так и в костеле.

Но этим не ограничиваются неблагоприятные действия близкого соседства латинского костела на посетителей православного храма. Занимая видную местность при городской площади, латинский костел, в базарные дни и в нарочитые местные праздники православной церкви, как, напр., в день празднования Казанской иконе Божией Матери, в день преп. Нила Столбенского (27-го мая) и др., когда бывает многочисленное стечение богомольцев, производимою на органе игрою во множестве привлекает к себе православных простолюдинов, отстраняя их от посещения православных храмов.

Приняв, с одной стороны, во внимание столь неблагоприятное соседство римскокатолического костела с православным храмом и вредное действие оного на православное местное народонаселение, а с другой, имея в виду весьма незначительное количество римскокатолического населения в г. Невеле, именно, не более 55-ти душ обоего пола, для которого весьма достаточным мог быть другой, существовавший в конце города, костел, – я не раз обращался к Начальнику губернии Токареву с ходатайством об удалении соблазна от взоров православных жителей г. Невфля, но мое ходатайство не имело успеха.

Вечером 10-го числа выехал я из Невеля на ночлег в имение Предводителя Дворянства Н. И. Евреинова-Еменец, где провел время в приятной беседе с добрыми и благочестивыми хозяевами.

На другой день, 11-го ч., утром осмотрел Еменецкую церковь, в которой за левым клиросом находится очень древний образ Божией Матери. После обеда возвратился опять в Невель.

12-го числа утром, осмотревши городские училища – мужское и женское, а также пансион, отправился далее, по направленно к г. Себежу.

В два часа по полудни прибыл в имение помещика Статс-Секретаря Ст. Мих. Жуковскаго. После обеда, в 6 ч. вечера, я совершил в существующей при имении Конашеве небольшой, но очень благолепной, церкви всенощную службу с величанием Святителю Тихону, а после оной панихиду о почивающих под этою церковию родителях благочестиврго помещика.

На следующий день, 13-го числа, в мест. Гультяеве (15 в. от Конашева) совершена была мною соборне литургия с молебном Свят. Тихону, так как в этот день совершается церковию память открытия его св. мощей.

Из Гультяева прибыл я того же дня, в 6 часу вечера, в заштатный Покровский Вербилов монастырь и здесь расположился ночевать.

Здесь скажу несколько слов о том, в каком положении усмотрена была мною эта пустынная обитель³²⁷.

Обширный монастырский храм снаружи был приведен уже в довольно благоустроенный вид, но внутри требовал безотложного обновления. Священными утварями и ризничными принадлежностями монастырь был снабжен из приношений от Московских обителей и церквей в достаточном количестве. Братии весьма немного, но богослужение отправляется довольно чинно. На ранней литургии, которую я слушал на другой день, чтение и пение было очень удовлетворительно.

14-го числа, в 10 часов утра отправился из Вербилова и в 4 часа по полудни прибыль в г. Себеж.

На расстоянии почти 50-ти верст от Вербилова монастыря до Себежа не встретилось на пути ни одной приходской церкви; причина та, что в этой местности, лесистой и болотистой, большинство населения составляют раскольники-беспоповцы.

Небольшой и малолюдный городок Себеж расположен на узкой полосе земли, вдающейся в обширное озеро того же имени и оканчивающейся высоким и крутым пригорком. В нем одна Православная церковь и Латинский костел.

По прибытии в Себеж, отправлено было мною в обычное время всенощное богослужение с литиею и величанием, а на другой день, 15-го ч., в праздник Успения Пресвятой Богородицы, совершена литургия при многолюдном стечении богомольцев, не только городских, но и окрестных селений. Должно заметить, что вообще народонаселение Сережа и Себежского уезда, как пограничное с древле-православным населением Псковской губернии, более привержено к православию и менее других соседних уездов Витебской губернии подвергалось влиянию латинства и во всех отношениях сохранило почти неприкосновенным для чужих элементов древле-русский тип.

Совсем иное встретил я в примыкающем к Себежскому уезду уезде Дриссенском. Здесь поразила меня ощутительная разность, как в топографическом, так и этнографическом отношении: вместо песчаной почвы и дремучих сосновых лесов, которыми изобилует Себежский уезд, предо мною открылись обширные поля с глинистою и отчасти черноземного почвой; вместо великорусских крестьян с длинными бородами на каждом шагу встречались бритые и стриженые поселяне; вместо чистого и правильного русского языка слышалось белорусское наречие с примесью множества польских слов.

Первая встретившаяся мне на пути из Себежа церковь Дриссенского уезда – в селе Церковне. Построенная на правительственные суммы и в начале 1867 г. освященная во имя Успения Божией Матери, церковь эта имеет вид настоящего православного храма и в среде прочих церквей Дриссенского уезда, сохранившихся большею частию от времени Унии, составляет приятную особенность. Местные иконы в этой церкви – Спасителя и Божией Матери, а также изображение Тайной Вечери над царскими вратами – все очень хорошей кисти – приношение бывшего Министра Народного Просвещения, Действ. Тайного Совет. Авраама Сергеевича Норова³²⁸, а Храмовый образ Успения Божией Матери довольно хорошее произведение искусства, священника Стрелковской церкви того же уезда, Петра Соколова, изучавшего церковную иконопись, под руководством академика Солнцева³²⁹, в С.-Петербургской Дух. Семинарии. В этой же церкви находится древняя, по преданию, явленная икона Св. мученицы Параскевы, благоговейно чтимая народом. С этою иконою, в день празднования муч. Параскевы, ежегодно,, впрочем, не с очень давнего времени совершается крестный ход в соседнее местечко Освею, отстоящее от Церковны в 10-ти верстах.

Но так как этот крестный ход, существующий не далее, как с 1836 г., установлен не в следствие каких либо особенных обстоятельств и не по желанию церковлянских прихожан, а по произволу бывшего владельца, Шадурского – римско-католика, которому принадлежит и местечко Освея, где он имеет торговые лавки и питейные заведения, и следовательно побудительною причиною для установления этого хода со стороны Шадурского, очевидно, были одни лишь корыстные расчеты, между тем как церковлянская церковь, коей принадлежит чтимая святыня, а равно и причт сей церкви, получавший до 1836 г.. значительные приношения от притекающих Богомольцев, с этого времени лишились своих выгод, то, приняв во внимание эти обстоятельства, Полоцкое епархиальное Начальство, по сношении с Гражданским, предположило, согласно прошению церковлянского причта, отменить на будущее время совершение этого крестного хода, как незаконно установленного и притом несообразного с обычаями православной церкви, по которым чтимая святыня, в нарочитые дни ее чествования, обыкновенно привлекает благочестивых поклонников к месту ее чествования, а не сама привлекается ради чьих бы то ни было корыстных расчетов в иное место.

Местечко Освея – богатое имение помянутого помещика Шадурского, расположенное на берегу большого озера того же имени, имеет значительное население. Большинство этого населения, как и вообще в городах и местечках западного края, составляют евреи и отчасти католики; но, здесь немало однако ж и православных. Существовавшая до последнего времени в Освее православная церковь во имя Преображения Господня имела свою, заслуживающую внимания, историю. Церковь эта, зданием деревянная, построена тщанием и иждивением Виленского воеводы Казимира Яна Сапеги около 1667 г. и первоначально принадлежала Униатам. Но, в течении 18-го столетия, она неоднократно переходила из рук в руки от униатов к римским католикам и даже, среди этой взаимной борьбы, нередко оставалась по несколько лет запечатанною с прекращением в ней богослужения, пока, наконец, не было дозволено в ней, с разрешения Папского престола, совершать богослужение поочередно латинскому и униатскому духовенству, и это продолжалось до воссоединения униатов с православною церковию в 1839 г. Поводом к такой странной и непристойной борьбе из-за обладания церковию служило ее выгодное положение в центре местечка и на торговой площади. До 1840 г. в самой ограде церковной существовали лавки, отдаваемые в аренду евреям и приносившие значительный доход владельцу местечка – Шадурскому, который, как римский католик, без сомнения, из этого дохода уделял довольную часть ксендзам, когда в их владении находилась церковь. В настоящее время ветхая Освейская церковь разрушена и на ее месте воздвигнуть, на правительственные суммы, новый каменный храм.

На половине пути между Освеею и г. Дриссою находится богатое имение польского помещика Лопацинского – Сарыя. Здесь в 1855 г. сооружен был Лопацинским каменный, необширный, но весьма красивый, готической архитектуры, костел. Но так как этот костел воздвигнут был без ведома и разрешения Правительства, то он в 1868 г., по распоряжению гражданского начальства, был закрыт и передан в духовное православное ведомство. В Феврале 1869 г. костел этот освящен в православную церковь во имя Успения Пресвятая Богородицы. Новоосвященный храм снабжен был всем потребным из собранных мною в Москве приношений.

По пути из Сарыи, не доезжая верст четырех до г. Дриссы, посетил я церковь св. Евфросинии, находящуюся в местности, получившей наименование от окружающего ее соснового бора – Боровки. Вот какие сведения сохранились об этой церкви. Церковь, зданием каменная, сооружена в 1840 т. богатым польским помещиком Щиттом и первоначально была Латинским Костелом, а в 1844 г. обращена в Православный храм. Существовавшая здесь до 1840 г. униатская деревянная церковь, имевшая вид пуни, т. е. сарая, по распоряжению помещика, была разобрана, так как она закрывала собою и портила вид новосооруженного костела, и по перенесении на другое место обращена была действительно в сарай. С упразднением этой церкви, прихожанеуниаты по необходимости должны были посещать костел и, обращаясь с прочими духовными требами к своему приходскому священнику, причащение св. Таин принимали от рук латинских ксендзов; и это продолжалось до тех пор, пока униатский приход не был воссоединен с православною церковию, а костел обращен в Православный храм, т. е. по 1844 г. При моем посещении, Боровская церковь, как по внешнему виду, так и по внутреннему состоянию представляла мало отрадного для взора; но в ней, среди убожества, тем приятнее поразили меня и благолепием и особенным историческим значением некоторые священные предметы, как , то, образ Живоначальной Троицы на горнем месте, весьма искусной кисти в фряжском стиле, и напрестольный сребропозлащенный крест. Это – драгоценные дары Ее Величества, Государыни Императрицы Марии Александровны. Поведением же местного священника Сченсновича и беспорядками в ризнице я не был утешен.

Прибыв 16-го числа, в 7 ч. вечера, в г. Дриссу, я не нашел местного священника и Благочинного I. Короткевича. Он, но своей благочиннической обязанности, отправился встречать меня, но не по той дороге, по которой ехал я. Так как об этом обстоятельстве мне сделалось известным еще в Освее, то я взял отсюда с собою одного из двух священников с тем, чтобы он отправил всенощную в градской Дриссенской церкви, где я на другой день, в воскресенье, располагался совершать литургию. – Ночью возвратился и священник Короткевич, но он не участвовал уже в священнослужении: вместо него приглашено было, по моему распоряжению, несколько священников из подгородных сел.

Церковь, в которой я совершал 17-го числа литургию, каменная, но весьма тесная и маловместительная: при всей однако ж тесноте, она, к удивлению моему, не смотря на воскресный день, не была наполнена народом, обыкновенно привлекаемым в храм торжественным архиерейским священнослужением. Это странное и вместе прискорбное явление объясняется отчасти тем, что большинство Дриссенских прихожан рассеяно на значительном от города расстоянии по деревням, а отчасти и равнодушием к православию здешнего народонаселения, происходящим, с одной стороны, от невежества, а с другой – от сильного влияния латинства, господствовавшего в этом уезде в прежнее время.

По пути из Дриссы к Полоцку посетил местечко Волынцы – Забялы тож. Здесь на возвышенном пригорке красуется огромный Доминиканский костел, окруженный обширными каменными зданиями для помещения ксендзов, а при подошве этого пригорка, как бы у подножия костела, на расстоянии не более 200 саженей, приютилась малая и убогая православная церковь. Церковь эта, зданием деревянная, построена была доминиканами для их крепостных крестьян в виде костела и в 1842 г., по распоряжению Начальства, передана в православное ведомство. Длина этой церкви не более 5-ти саженей, ей соответствует и ширина; между тем число приходских душ, принадлежащих этой церкви, простирается до 2-х тысяч. Помещения причта находятся на расстоянии полуторы версты от церкви и притом за рекою, от чего происходить крайнее затруднение для причта в посещении церкви, особенно в весеннее и осеннее время.

Само собою разумеется, что описанная здесь церковь не могла далее оставаться в таком убогом виде; ее необходимо было заменить новою, более обширною, но скоро ли могла дойти до этой церкви очередь, при множестве, с одной стороны, других церквей в епархии, находящихся в подобном положении, а с другой, при ограниченности сумм, ежегодно отпускаемых от казны на построение новых и на возобновление ветхих церквей? По Полоцкой епархии, в 1869 г., нуждались в более или менее капитальных починках и исправлениях 128 церквей, а 5 церквей, по совершенной их ветхости, были даже запечатаны с прекращением в них богослужения.

Далее, по пути, встретил я церковь в селении Ново-Замшанах – Смоляки тож. Церковь во имя св. великом. Георгия, деревянная, построенная, как значится в Клировой ведомости, одним из Полоцких Архиереев, но кем именно и когда неизвестно. Беднее и скуднее этой церкви трудно что-либо и представить. Бедность эта зависит частию от малочисленности и бедности прихожан, а частию от невнимательности и нерадения причта.

18-го ч. в 5 часов по полудни прибыл в Полоцк и остановился по обычаю в Богоявленском монастыре. На другой день, 19-го ч. совершал в главной монастырской церкви литургию, а после обеда отправился за Двину для обозрения некоторых ближайших церквей. Ночь провел в Бездедовичах у помещика Н. П. Мезенцова, и 20-го числа возвратился опять в Полоцк.

Вечером 21-го числа благополучно возвратился в Витебск.

Пока я путешествовал по епархии, мне писали из разных мест разные лица, а именно:

9-го Августа писал профессор Московской Дух. Академии С. К. Смирнов:

«Относительно нашего Устава могу сообщить Вам, что при нем прислано предписание, чтобы профессоров обязать подпискою в три года приготовить диссертации на степень доктора. Те, которые в службе своей перешли за термин пятилетий, не подвергаются в настоящее время баллотировке и продолжают служить до 30 или 35 лет.

Граф Дмитрий Андреевич³³⁰ в настоящее время гостит в своем Рязанском имении и во второй половине Августа будет в Москве на открытии Съезда Естествоиспытателей и потом будет обозревать гимназии и другие учебные заведения. – Граф Михаил Владимирович³³¹ находится в большой скорби: жена его опасно больна от крайнего истощения сил.

Ректора в Московской Семинарии еще нет. О. Инспектор наш³³², которому я передавал Ваше приглашение ехать в Друскеники³³³, пробыл вакацию в Москве, лечился гальванизмом, но никакого облегчения не получил».

13-го ч. писал из Москвы Преосвящ. Леонид:

«Живу все лето в Москве в духоте, в скорби, в страшной туге сердечной. От дел в келлию без указания Промысла бежать боюсь; хорошо, что ускользнул от Нижнего, но что далее? Что я? Ненужное надгробие Митрополита Филарета. История не имеет обратного хода; но бывают и такие истории, за которыми и вперед идти не хочется. Только в храме утешение, да иногда в доброй беседе, особенно на даче с родными. Помню, как однажды (мы поехали из Новоспасского в Кремль) Вы говорили мне: не надобно заранее печалиться, а наслаждаться настоящим. Да, мы оба были справедливы: Вы – потому что будущее предоставляли Богу, я – потому что предчувствия сердца были сильны и тяжелы; оба – потому что очень любили настоящее. Мое земное, и внешнее и духовное, все погребено в Лаврской Филаретовской церкви. Впрочем, если эта сокровищница сохранит мне что-нибудь для неба, я вознагражден за испытания и страдания. Нередко переношусь мыслию к Вам и, хотя за уголок, приподнимаю завесу, однако вижу, как велики Ваши труды, как много Вы должны страдать за Церковь Божию.

В бытность здесь Высочайшего Двора, я действительно принимал в Саввине Ее Величество с Великою Княжною Мариею Александровною³³⁴. В Ильинском был принять Государынею, утешен был Ее благочестивым и разумным словом о монастыре; слушал с нею первую панихиду по Тат. Бор. Потемкиной³³⁵; был у Великих Князей, которые воспитываются в навыках благочестия и набожности. В Москве обедал у Цесаревича³³⁶ и довольно говорил с Ним и с Цесаревною³³⁷, в которой заметны залоги Екатерины и Марии Феодоровны – уменье действовать на сердца и готовность на благотворительность. След огненный восторга всеобщего оставлен юною четою по всем берегам Волги и Дона. Везде внимание ко всякому – кстати сказанное слово, кстати посещенный дом, и принятое или непринятое приглашение, угощение, и все это с умом и чистосердечием. Донцы в восторге неизъяснимом были, увидев подле Царственного Молодца – Атамана своего юную Атаманшу на коне, в женском верховом платье казачьего (синего) цвета, в казачьей бараньей шапке с белым султаном, смелую, с особенным искусством в наездничестве. Дай Бог, чтобы все обстоятельства благоприятны были к утверждению народа в любви и преданности к престолу, всегда, и в наши злые времена особенно.

Однако простите и благословите».

Письмо это получено было мною 17-го числа в г. Дриссе.

1-го сентября писал я в Киев А. Н. Муравьеву:

«Спешу принести Вашему Превосходительству искреннюю благодарность за драгоценный дар. Оторваться не могу от изданных Вами писем приснопамятного Святителя. Письма эти, без сомнения, заключают в себе наиболее интереса сравнительно с другими, адресованными к иным лицам, по крайней мере, с теми, кои уже напечатаны до настоящего времени.

Огласить Ваше издание в пределах вверенной мне епархии я почитаю приятным долгом и для примера других начну выписку Вашего издания с себя. Посылая вместе с сим 10 руб., прошу выслать мне, сколько следует за эту сумму, экземпляров книги.

Храню и я, как драгоценный залог отеческого внимания и благоволения ко мне покойного Владыки, несколько писем, которые также со временем, быть может, будут преданы печати³³⁸.

Вы напрасно упрекаете меня в педантизме. Мне суждено в настоящую пору жить и действовать в такой стране и среди такого общества, где не только отступление от закона, но и законные мои действия нередко подвергаются нареканиям и доносам.

Позвольте вступиться за Преосвященного Леонида. Я не буду оправдывать его за уклонение от ходатайства пред новым Владыкою относительно Вашего издания писем, но не могу не защищать его от Вашего нападения на счет его уклонения от принятия какой бы то ни было епархиальной кафедры. При его болезненном состоянии, при его впечатлительной натуре и при его аристократических привычках, оставить столицу и удалиться в провинциальную глушь, где нет для него привычного общества и где служебная ответственность падет на его рамена тяжким бременем, значит обречь себя на преждевременную смерть».

Андрей Николаевич не замедлил выслать мне книги и вместе с тем писал мне от 8-го числа:

«Поспешаю исполнить желание Вашего Преосвященства и отправить Вам 4 экземпляра писем Владыки, которые продаются здесь по 2 р. 50 к., а с пересылкою 3 руб., но с Вас я на сей раз за вес не беру (ради знакомства, как говорят в лавках).

Что касается Преосвященного Леонида, это самое я и осуждаю в нем, что Вы допускаете, т. е. чтобы он мог предпочитать свои аристократическая привычки долгу служебному и ради сего оставаться в Москве. Это недостойно Епископа; если Вы подвизаетесь в Полоцке, то и он мог быть в Нижнем и еще с большим утешением. Впрочем, наша переписка прекратилась. – Сегодня только от нас уехали дорогие гости Наследник и Цесаревна, которые милостиво посетили меня в моей вилле и восхищались ею».

28-го Сентября предстояло в Киеве торжественное празднество по случаю пятидесятилетнего юбилея тамошней духовной академии. В том предположении, что в этом торжестве примет участие, как воспитанник Киевской академии, мой почтенный сосед Преосвящ. Макарий³³⁹, Архиепископ Литовский, я почел долгом пригласить Его Высокопреосвященство к себе на перепутьи, так как путь из Вильны в Киев лежал чрез Витебск. По этому случаю я писал Литовскому Владыке:

«До меня достиг слух и, думаю, правдоподобный, что Ваше Высокопреосвященство имеете намерение в конце текущего месяца предпринять путешествие в Киев, для присутствования на предстоящем юбилее тамошней духовной Академии.

Давно занимает меня мысль о свидании с Вашим Высокопреосвященством, но до сих пор не представлялось удобства к ее осуществлению. Так как путь из Вильны в Киев лежит чрез Витебск, то, если бы и Ваше Высокопреосвященство нашли возможным остановиться здесь и удостоить меня своим посещением, я почел бы это за особенное для себя счастие.

В случае, если со стороны Вашего Высокопреосвященства, не встретится особенного затруднения к удовлетворенно моего душевного желания, просил бы я покорнейше предварительно уведомить меня о времени Вашего отбытия из Вильны, дабы я мог сделать надлежащее распоряжение относительно высылки экипажа на Витебскую станцию железной дороги».

На это письмо получен был мною из Вильны от 17-го числа следующий ответ:

«Усерднейше благодарю Вас за Вашу братскую предупредительность и те любезные услуги, какие мне предлагаете. К сожалению, воспользоваться ими я не могу.

Я действительно имел намерение отправиться в Киев на юбилей родной Академии и твердо стоял в этом намерении. Но с наступлением осени, дождливой и сырой, я почувствовал, что бедное мое здоровье не в состоянии вынести такого длинного пути в такое время. А потому нашелся вынужденным отказаться от счастья посетить св. град Киев и уже известил о том Академию.

Поручая себя Вашим братским молитвам, с совершенным почтением и преданностию имею честь быть».

27-го числа писал мне Преосвященный Игнатий³⁴⁰:

«Со днем Ангела усердно Вас приветствую и желаю Вам Божественного утешения и подкрепления во всех благих пастырских начинаниях и предприятиях.

Признаюсь, что я едва не попал на Вологодскую кафедру³⁴¹. Не знаю, похвалите ли меня за то, что я отказался от предложения. Но так решиться заставило меня некрепкое состояние здоровья, для которого неблагоприятен мог бы быть тамошний болотистый климат. Признаюсь, что еще несколько лет желал бы я пробыть на теперешнем месте.

За молчание мое прошу премного прощения. Да не поставится сие мне в вину великую».

Казначей Высокопетровского монастыря, о. Иосиф письменное приветствие меня со днем ангела сопровождал вещественным даром – прислал мне книгу писем в Бозе почившего Митрополита Филарета к А. Н. Муравьеву. Притом он передал мне поздравление и от известного благотворителя Полоцкого женского училища, С. П. Оконнишникова, сообщая вместе с тем о следующем прискорбном событии в семействе последнего: трехлетний сын его Петр, увидевши в передней комнате стакан с купоросным маслом, попробовал этого масла и на другой день скончался.

28-го числа приветствовал меня от лица подведомого духовенства Велижский Благочинный, священник Владимир Щербов в таких выражениях:

«Священным и отрадным долгом считаю приветствовать Ваше Преосвященство, Милостивейшего Архипастыря и незабвенного отца и святителя с наступающим днем Вашего Ангела, поздравить не от одного только своего имени, но от лица всего вверенного мне духовенства.

В достопамятный день Вашего Ангела, все мы пастыри душ, вместе с нашими духовными детьми, принесем особенно теплую усердную молитву к Господу сил о здравии и долгоденствии Вашего Преосвященства! С мольбою о продлении бесценной жизни нашего незабвенного Святителя и истинно милосердого Отца, мы соединим и благодарственную молитву к Царю Небесному, пославшему нам в лице Вашем истинно благодетельного Отца, под покровительством которого мы живем мирно и благополучно.

В день Вашего Ангела мы предложим нашу трапезу бедным и нищим, да разделят и они нашу общую радость и торжество и соединят свои молитвы с нашими о ниспослании всех благ и небесного благословения на Вас – нашего Архипастыря и Святителя!

Примите милостиво приветствие от сердец, проникнутых к Вам чувством глубокой беспредельной любви и благоговения.

Мы убеждены, что бесконечно Благий и неизглаголанно Милосердый Господь примет и услышит нашу смиренную и усердную мольбу, и продлит жизнь нашего незабвенного Архипастыря, Отца и Святителя, на много и премного лет, для славы Пресвятого Своего имени и радости и счастия православного духовенства».

29-го числа писал мне К. И. Невоструев:

«Увы! мысль о нашем Московском Братстве против раскола почти совсем остановилась и отменилась. Владыка, по наущениям других, недоброжелательствующих, подозрительных или недальновидных, показывает к ней холодность и недоверие, а таким образом у всех опускаются руки. Это прискорбно!

Летом Преосвященный Донской³⁴² для вразумления коснеющего в расколе своего казачества просил у нашего Владыки кого-нибудь из раскола же обратившегося. Владыка хорошо указал на о. Пафнутия³⁴³, жившего у нас в Чудове, который уже и отправился в Новочеркасск. О. Пафнутий на прощальном от Владыки благословении заметил, что каковы бы ни были действия на раскол в провинциях, без устройства по нему дела в самой Москве, будут малоуспешны. Возбужденные в провинции сомнения раскольники чрез депутатов своих обыкновенно хотят разрешить справками и беседами в Москве, и по недостатку людей сочувствующих и руководствующих часто в том и другом обманываются.

На новые церковные реформы³⁴⁴ сильно здесь негодуют, а в деревнях крестьяне плачут. Тем страннее и прискорбнее оказывается пущенная в Московских Епархиальных Ведомостях (и даже по внушению будто бы... и сказать не смею) в похвалу их статья. Когда Преосвященный Леонид ездил ныне по епархии, в некоторых селах крестьяне со слезами падали на колена, умоляя Его Преосвященство, чтоб не закрывали их церкви, построенные отцами их, при коих они частию и покоятся. Преосвященный Леонид писал о сем с дороги к Владыке – Митрополиту. Из Симбирска и Самары также неблагоприятствующие реформе вести.

Делаю Вашему Преосвященству убогое приношение, посланное по почте. По Рязанской епархии вновь открылись богатые и хорошие материалы, но беда, что Преосвящ. Алексий³⁴⁵ не сочувствует археологическим исследованиям.

Сейчас лишь получил известие, что из двух представленных кандидатов вопреки прямой воле Владыки, выраженной в представлении, на ректуру Московской Семинарии утвержден не Вифанской Семинарии ректор О. Сергий³⁴⁶, но Священник Кадетского корпуса Благоразумов³⁴⁷, человек еще молодой».

Того же числа писал мне из Мурома священник А. И. Орфанов³⁴⁸ и после приветственных слов извещал меня:

«День этот в настоящем году вдвойне будет важен и памятен для меня, как день тезоименитства Вашего и как начало новой для меня деятельности. Волею Божиею и распоряжением нашего Архипастыря перемещен я из собора во священника к приходской градской церкви Казанской Божией Матери».

1-го октября, в день моего Ангела, Кафедральный Протоиерей И. Копаевич³⁴⁹, поднося мне икону от лица соборян, сказал следующую речь:

«С чувством глубокого благоговения к Святительской Особе Твоей, имеем счастие приветствовать Тебя, Преосвященнейший Владыко, с настоящим вожделеннейшим днем Твоего Ангела. Такие торжества особенно отрадны для всех и каждого, которыми мы привыкли, по обыкновению, исчислять наши и других лета, наши труды и успехи, наши заслуги и награды, все, что составляет нашу деятельность и наше отличие от других. При таком радостном, в настоящия минуты, перечислении и Твоих достоинств, мы не можем не видеть, что лета Твои, Преосвященнейший Владыка, еще не маститы, но труды и заботы о вверенной твоему попечению здешней пастве тяжелы и неизмеримы. Но сподоби только нас, Владыка святый, любити Тя и боятися и во всем творити волю Твою; при этом святом условии и Твой покой и наше общее благо несомненны. Да совершает убо благодатное сие общение в нас Сам Верховный Пастыреначальник Господь наш Иисус Христос, Которого Св. образ да будет с нашей стороны залогом постоянной нашей готовности внимать Пастырскому Твоему гласу и неуклонно следовать Твоему учению. Да здравствуеши и благоденствуеши с нами, Владыке святый, на многия лета!»

4-го числа писал мне Профессор Московской Дух. Академии С. К. Смирнов:

«На новый год Вашей жизни прошу принять от меня искреннее желание Вам всего доброго и благоприятного в жизни, а паче всего крепкого здравия.

День Вашего Ангела и день академического праздника провели мы нынешний год без о. Ректора³⁵⁰, который еще до Сергиева дня уехал на Киевский юбилей. Юбилейное торжество Киевской Академии было, кажется, великолепнее нашего, и щедрот Академии дано более. В нашей Академии ожидается торжество освящения храма, которое предполагается в половине ноября. Церковь отделывается великолепно.

Московская Семинария торжествует по случаю утверждения Ректором Благоразумова».

15-го октября обращался я к Преосвященному Игнатию, Еп. Можайскому, с официальным письмом, за № 3106, такого содержания:

«Преосвященнейший Владыко, Милостивый Архипастырь!

Казначей вверенного управлению Вашего Преосвященства монастыря, Иеромонах Иосиф, вследствие ходатайства моего, удостоен благословения Св. Синода за принятие, хранение и доставление в Витебск икон, священных и церковных утварей и ризничных вещей, пожертвованных в 1867 г. Московскими монастырями и церквами в пользу церквей Полоцкой епархии.

Свидетельство о сем Полоцкой Д. Консистории препровождая к Вашему Преосвященству, покорнейше прошу Вас, Милостивый Архипастырь, принять на себя труд вручить оное о. Казначею.

С совершенным почтением и братскою о Христе любовно имею честь быть» и проч.

А на другой день 16-го. числа, я писал ему же частным образом:

«За братское приветствие Ваше приношу мою усерднейшую благодарность.

Ваше слово после долгого безмолвия произвело на меня такое же приятное впечатление, какое обыкновенно испытывается при неожиданной встрече с добрым другом после продолжительной с ним разлуки. Других причин Вашего продолжительного молчания, кроме Ваших служебных занятий и ежедневного развлечения посетителями, я не желал бы и воображать. Я уверен, что Ваше доброе ко мне расположение сохраняется и при Вашем молчании. Впрочем, не могу не пожелать, чтобы это молчание, хотя изредка, время от времени нарушалось, к взаимному нашему утешению.

Что Вы избавились от Вологодской кафедры, этому нельзя не порадоваться, но, с другой стороны, нельзя не заметить, что чем дальше Вы будете оставаться в Москве, тем труднее Вам будет с нею разлучаться, если только Вам суждено рано или поздно испытать эту разлуку. Я до сих пор не могу равнодушно вспоминать о благословенной Москве. Правда, мое положение здесь исключительное; в другом месте, может быть, я скорее примирился бы с своим положением.

Итак в Московскую Семинарию вступил первый выборный Ректор и притом из лиц белого духовенства. Постигаю радость и торжество по сему случаю избирателей, тем более что ими одержана победа над сторонними настойчивыми усилиями, чтобы был назначен невыборный Ректор. Что в подобном настоящему случае не уважено представление какого-нибудь Полоцкого Епископа; это очень неудивительно, но, если отвергнуто ходатайство Московского Митрополита и Члена Синода, это весьма печально».

Того же дня писал я и к Казначею Высокопетровского монастыря, о. Иосифу, для которого исходатайствовано мною благословение Св. Синода:

«Приветствуя Вас с преподанным Вам благословением Св. Синода, еще раз повторяю Вам и мою личную душевную признательность за понесенные Вами труды и беспокойства на пользу вверенной мне епархии. Призванное на Вас Высшим Священноначалием благословение Божие да осеняет Вас во все дни жизни Вашей и да укрепляет Ваш дух на дальнейшие подвиги христианского самоотвержения и благоделания на пользу ближних».

20-го числа писал я в Москву Преосвящ. Леониду:

«Письмо Ваше от 13-го Августа, полученное мною 17 числа в городе Дриссе, отзывается каким-то таинственно-печальным тоном. Желал бы я проникнуть в Ваше душевное состояние и ближе узнать о Ваших настоящих обстоятельствах, но, вероятно, этих сведений не могу я получить Посредством хартии. Посему, думаю, не бесполезно было бы устроить нам где-либо и как-либо свидание, чтобы личным искренним и откровенным объяснением взаимно облегчить тугу сердечную. По некоторым данным, я могу отчасти догадываться о Ваших нравственно-душевных скорбях.

Что до меня, то и я, в свою очередь, также нередко сетуя хожду (Пс. 37:7). На всех путях жизни и службы, время от времени, более и более встречается преткновений и столкновений. С высшими светскими властями, как туземными, так и Виленскими, с некоторого времени веду открытую борьбу. Признаюсь откровенно, не могу не радоваться газетным известиям, что с будущего нового года Витебская губерния освобождается от Виленского подначалия; вместе с этим наши взоры и мысли естественно отвратятся от темного запада и будут обращены, если не к светлому востоку, по крайней мере, к северному сиянию.

По газетам видно, что Вас нередко посещают в последнее время разные знаменитые иерархи. Желал бы я знать, какое впечатление произвел на Вас Сербский Владыка³⁵¹. Мне припоминается, что я видел его в Москве в начале пятидесятых годов, когда он, по окончании академического курса, путешествовал в Петербург.

По случаю киевского юбилейного торжества ожидал было и я на перепутьи почтенного гостя Литовского Преосвященного³⁵², но, по слабости здоровья, он не решился предпринять путешествия в Киев. У меня начинается мало по малу и заочное знакомство с и знаменитым соседом, но скоро ли увидимся лицом к лицу, Бог весть. Слышно, что Преосвященный Макарий, переселившись из Харькова в Вильну, очутился в таком же почти положении, как и бывший епископ Можайский, по переселении из Москвы в Витебск. Такая судьба еще более сближает нас взаимно.

27-го числа получил я письмо от 25-го из Москвы от И. И. Четверикова:

«При сем прилагаю и две квитанции Конторы Транспортов на отправленные 7-мь мест богослужебных предметов, для церкви Св. Духа в Училище девиц духовного звания; застрахованные в восемьсот руб. сер. Фактура приложена в письме к Баронессе Марии Александровне Боде³⁵³, которое прошу покорнейше приказать ей передать».

В тот же, или на другой день отвечал я Ивану Ивановичу:

«Сегодня лишь узнал я из газет, что Вы Всемилостивейше пожалованы чином Статского Советника за Ваши многолетние и в высшей степени благотворные труды по устроению и поддержанию Храмов Божиих. по всем, в особенности западным, окраинам России. Спешу принести Вам мое искреннее, сердечное приветствие с таким знакомь Монаршего к Вам благоволения. Над Вами оправдывается таким образом древнее присловие, что за Царем служба не пропадает даром.

Посланные Вами при письме от 25-го сего Октября две квитанции и письмо на имя Баронессы Боде мною получены сегодня 27-го числа, Письмо доставлено по принадлежности. Приношения Ваши будут приняты с должною признательностию.

Недавно писал мне добрый мой приятель, Вам известный Н. П, Мезенцов, что он обратился к Вам с просьбою об оказании помощи к возобновлению и благоукрашению приходской церкви в его вновь приобретенном имении и просил на сей раз моего ходатайства пред Вами. Если возможно, благоволите оказать помощь церкви Божией; бедностию и убожеством коей я поражен был при ее обозрении в минувшем Августе.

На сих днях посетил меня Ваш родственник и А.. В. Ганешин ³⁵⁴; как почетный блюститель Полоцкой Семинарий, он ознаменовал свое посещение щедрым (1000 р.) приношением на пользу бедных воспитанников. Господь сторицею воздаст ему за сие. Много побеседовали мы с гостем о Вас и о вашей благотворной деятельности».

1-го ноября писал я в Москву К. И. Невоструеву:

«И за приветствие и за книжное приношение усерднейше благодарю Вас. Виды Москвы возбудили во мне много приятных воспоминаний; между прочим, вид на Москву с Воробьевых гор напомнил мне о нашей с Вами когда-то прогулке на эти горы. Сочинение о Рязанских древностях составляет также приятное для меня приобретение. Очень жаль, что нет сочувствия и поощрения со стороны Епархиальной власти³⁵⁵ к дальнейшим трудам по части описания этих древностей.

Во время путешествия моего, в минувшем Августе, по епархии, мне случилось остановиться, для перемены лошадей, в одной деревне, в которой между православными живут и раскольники-беспоповцы. Из толпы народа, окружавшей мою карету, я подозвал к себе одного крестьянина для того, чтобы побеседовать с ним о чем-нибудь; с ним подошли и другие. На вопрос мой, православный ли он и к какому приходу принадлежит их деревня, он назвал себя православным и указал приходскую церковь. Между тем, после узнал я, что спрошенный мною крестьянин – один из закоренелых раскольников. Такова хитрость и бесстыдство раскольничьей братии.

Недавно мне вздумалось спросить моего переплетчика еврея, есть ли между ними в городе кто-либо начитанный и сведущий в Талмудическом учении. Он указал мне на одного старика-купца, которого, по моему поручению, он и пригласил побывать у меня. Старик с удовольствием-де принял мое предложение и обещал не замедлить своим посещением. С любопытством ожидаю этого посещения. В религиозном отношении не видится опасности для православия от близкого соседства с еврейским населением, но в нравственном и экономическом отношениях соседство это для нашего православного народонаселения весьма гибельно, а в будущем угрожает еще большими бедами. Мы – господствующее великорусское племя здесь в совершенном порабощении у Христоубийственного племени еврейского. Против его хитростей и козней никто и ничто не может оградить нас.

Что касается соседства других приятелей, разумею, Поляков, от этого соседства немало вреда для православных и в религиозном отношении. Весьма нередко получаются мною жалобы со всех сторон на вторжение в православное стадо хищных волков-ксендзов. Пишу об этом к гражданской власти, но принимаются ли ею должные меры к пресечению этих разбойнических набегов, неизвестно. Прежде слышно было, что ксендзы подвергались за совершение треб православным денежному штрафу; продолжается ли это и теперь, не знаю. Очень мало доводилось мне встречаться с здешним латинским духовенством, однако ж из ксендзов, коих случилось мне видать, не все показались мне достойными порицания.

Если мысль о вашем Московском Братстве против раскола не осуществится, это достойно будет крайнего сожаления. Где же и быть главному противодействию Русскому расколу, как не в главном центре его?

Из газет с удовольствием узнал я, что Ваш критический труд по разбору сочинения Хрущева³⁵⁶ не остался без приличного вознаграждения. Поздравляю Вас. Если Ваша рецензия будет напечатана, прошу указать мне, где можно будет прочитать ее; а если будут отдельные оттиски этой рецензии, нельзя ли будет пожаловать мне один экземпляр оной.

В настоящее время, в часы досуга, читаю я Историю Императора Александра 1-го, соч. Богдановича³⁵⁷, и достиг уже в ней до описания варварского нашествия на Москву Наполеона. В газетах, между тем, не раз уже видел я объявление о продаже по уменьшенной цене (именно, 5 руб. вместо 15 р.) издания: «Император Александр и его сподвижники в 1812–1815 г.» Издания этого у меня недоставало, а теперь, как нельзя более, кстати приобресть оное. Не примете ли на себя труд, достопочтеннейший Капитон Иванович, купить для меня это издание? Оно продается у Манухина. – Да кстати благоволите приобресть для меня еще одно сочинение, о котором недавно пришло мне на мысль, это – «Повествование о России Н. С. Арцыбышева³⁵⁸ (изд. Общ. Ист. и Древ. Российск.). Книги эти или сами, потрудитесь переслать мне по почте, или передайте Высокопетровскому О. Казначею; а он перешлет их ко мне при какой-нибудь оказии. Деньги мною будут высланы немедленно.

Еще одна до Вас просьба. Не случается ли Вам встречаться где-либо в ученых собраниях с А. А. Мартыновым – издателем подробного Исторического и Археологического Описания Москвы? При встрече с ним прошу спросить его, скоро ли выйдет в свет и будет мне доставлен 2-й том его издания, на получение коего у меня хранится билет более 3-х лет, оплаченный 10-ю рублями серебром. Заплативши деньги за книгу, очень неприятно так долго ожидать ее.

Вы по своему доброму ко мне расположению, обещали в скором времени писать мне; прошу исполнить Ваше обещание».

5-го ч. писал мне из Москвы Преосвященный Леонид:

«Матерь Игумения Митрофания³⁵⁹ предложила мне доставить к Вашему Преосвященству мое письмо. Я написал его на двух листах и послал; чрез несколько дней оно возвратилось от нее, и уже я нерасположен послать его вторично.

Если даст Бог, увидимся, то и наговоримся, а теперь скажу Вам о себе. Купался я от 15 Июня до 6-го Сентября; с 6-го до 22-го провел в Саввине, для разъездов по приходам; но как ни весенний, ни летний воздух не освежал меня, то чувствую уже, что недостает мне сил, сколько викарию Московскому иметь нужно. Поэтому живу и движусь кое-как. «Сподоби Господи день сей, вечер сей, нощь сию»; «весь живот наш Христу Богу предадим» – вот расположения, с которыми и которыми живу. Владыка³⁶⁰ вполне милостив и снисходителен ко мне. – Есть слух, что на днях получит указ о приезде в Синод на зиму. Его особенно заботить устроение церковных дел в Америке (т. е. отошедшей от нас с Калифорниею).

Сербский Владыка³⁶¹ очень приятное произвел на меня впечатление. От него дышет свежестью. Умен, красноречив, приветлив, благосердечен, смирен, благочестив, полон деятельности, полон благих надежд³⁶².

Вопрос о сокращении приходов Вас не касается, а над нами висит как меч, ибо я прямо высказал Владыке в письме, что распоряжение это даже приниматься исполнять опасно. По осмотре церквей я убедился, что дело это не принесет пользы духовенству: что значит сокращение на два–на три прихода в уезде? Принесет вред для паствы, ибо удалит от церкви народ, и без того скорее удаляющийся, нежели приближающейся к церкви. Опасно в политическом отношении, ибо возбуждает ропот против Власти. Ропот доходит до угрожающих размеров, и где же? В среде, наиболее обязанной Царю и доныне ему безгранично преданной – в крестьянстве!

Для Московской епархии утверждено, чтобы 4 члена Консистории служили без жалованья и избирались из Архимандритов, и четыре с жалованьем из Протоиереев. Требуют в Св. Синод, для Коммисии по пересмотру Консисторского устава, одного члена Консистории и одного наставника Академии (по Каноническому праву).

Очень тягощусь мыслию, что на мне лежит долг пред почившим Архипастырем собрать все, что знаю о нем по 30-тилетнему нахождению моему под крылом этого орла, по воле Божией, охранявшего могущественно Церковь и отлетевшего весьма безвременно для нас, но, конечно, благовременно для него. Хочу, но руки не доходят. Чтобы дописать письмо это, должен был оставить одр ранее обыкновенного.

Прошу святых молитв Ваших и благословения, прошу от души, чувствуя в этом нужду. Простите».

Разрушение от пожара моста чрез реку Мету на Николаевской железной дороге было поводом к следующей переписке между мною и Наместником Московского Чудова монастыря, Архимандритом Вениамином³⁶³.

О. Вениамин извещал меня от 9-го числа:

«Высокопреосвященнейший Митрополит – наш Владыка получил указ из Св. Синода, коим он приглашается в С.-Петербург «ныне же», как сказано в указе. А потому Владыка намерен выехать из Москвы 19-го сего Ноября. Но так как чрез р. Мету переправа очень затруднительна, а во время ледохода невозможна, то он предполагает ехать по Орловско-Витебской железной дороге. Выехавши 19-го числа, в Витебск он должен прибыть или поутру, или в полдень 21-го дня; поезд, как слышно, останавливается в Витебске часа на три. Владыке желательно было бы в этот день (21 ч.), как день праздничный, помолиться во храме; но это более будет, кажется, зависеть от отправки и хода поездов железной дороги.

Если же Высокопреосвященнейший Митрополит изменит план поездки, то я извещу Вас телеграммою в самый день выезда его из Москвы».

Получив это неожиданное известие 12-го числа, я на другой же день поспешил ответить о. Архимандриту, и вот что писал ему:

«Очень благодарен Вам за приятное для меня уведомление о предстоящем путешествии Высокопреосвященнейшего Митрополита в Петербург чрез Витебск.

Поезд в Витебске останавливается часа на три с половиною; приходит обыкновенно в 7-мь часов утра, а отходит около половины 11-го. Иногда поезд часа на два и опаздывает, но не более, и в этом случае откладывается на некоторое время и дальнейшее движение из Витебска.

Если Его Высокопреосвященству угодно слушать 21-го числа литургию в Витебске, в таком случае надобно будет оставаться здесь на сутки, а потому и билеты брать только до Витебска.

Чем продолжительнее будет пребывание Владыки в моем епархиальном граде, тем, конечно, для меня будет утешительнее.

Но я просил бы Вас покорнейше предуведомить меня о том, кто будет сопровождать Его Высокопреосвященство в Петербург, дабы я мог заблаговременно сделать нужные распоряжения о приготовлении и удобного и приличного для каждого из сопутников помещения.

Если 19-го числа я не получу от Вас телеграммы, это буду почитать знаком, что в этот день последует отбытие из Москвы Его Высокопреосвященства. Если же в этот день выезд не состоится, то я прошу Вас покорно уведомить меня о сем телеграммою».

Вместе с сим писал я и Высокопреосвященному Митрополиту:

«Известился я, что Ваше Высокопреосвященство 19-го сего Ноября изволите предпринимать путешествие из Москвы в Петербург по Орловско-Витебской железной дороге и 21-го числа, в день праздника Введения во Храм Пресвятой Богородицы, располагаетесь слушать в Витебске Божественную Литургию.

Известие это доставило мне душевную радость и Ваше Архипастырское посещение я почту для себя за особенное счастие. При сем долгом поставляю предуведомить Вас, Милостивый Архипастырь, что пассажирский поезд приходит в Витебск обыкновенно в семь часов утра, а отходит около половины одиннадцатого; в настоящее же время, по причине необыкновенного множества пассажиров, поезд иногда опаздывает часа на два.

Если Вашему Высокопреосвященству благоугодно будет, в день прибытия Вашего в Витебск, присутствовать при литургии, позвольте мне иметь приятную надежду, что Вы благоволите провесть под моим смиренным кровом и следующую затем ночь, как для отдохновения от продолжительного и утомительного пути, так и потому что литургия ни в каком случае не может окончиться ко времени отхода из Витебска поезда.

В приятнейшем ожидании милостивого посещения Вашего, с глубочайшим высокопочитанием и сыновнею преданностию имею честь быть и пр.»

12-го числа писал мне, по возвращении из Витебска в Москву, гость мой, почетный блюститель Полоцкой д. Семинарии, Московский 1-й гильдии купец и Потомственный Почетный Гражданин, А. В. Ганешин:

«Свидетельствуя Вам глубочайшее свое почтение, я считаю долгом еще раз поблагодарить Вас за то радушие, внимание и гостеприимство, которыми я пользовался в бытность мою у Вас и которые на всегда оставили в моей памяти самое приятное воспоминание.

При сем осмеливаюсь просить Вас принять от меня, отправляемую вместе с этим письмом, маленькую посылку-мантию, как знак моего к Вам искреннего внимания и признательности».

В ответ на это писал я от 19-го числа:

«Спешу выразить Вам мою искреннюю, душевную благодарность за Ваше богатое приношение. Употребление Вашего великолепного дара при священнослужении, без сомнения, каждый раз будет располагать меня к молитвенному воспоминанию о Вас и о Ваших присных. Господь, богатый милостию и щедротами, сторицею да воздаст Вам за Ваше усердие к Его служителю.

Начальство Полоцкой Семинарии вместе со мною повторяет Вам свою усердную благодарность за Ваше щедрое приношение на пользу бедных учеников³⁶⁴».

В начале Ноября Витебск и витебская губерния в один раз освобождены были, по распоряжению высшего Правительства, и от неприятной зависимости от Виленского преобладания и от тяжкого ига губернатора Токарева. Этому все, как светские, так и духовные, были очень рады и с радостию ожидали нового, независимого от Вильны, Начальника губернии.

Настало 19-е число; с нетерпением жду роковой вести: будет у меня или нет вожделенный Московский Гость, Высокопреосвященный Митрополит. Увы! получаю известие в отрицательном смысле. Сверх чаяния, мне телеграфирует в этот день сам Владыка: «Искренно благодарю за приглашение; поеду ныне по Николаевской дороге». В след затем получаю телеграмму и от Наместника его: «Владыка выехал по Николаевской железной дороге».

Но как одновременно с Московским Митрополитом должен был отправляться в Петербург и Митрополит Киевский Арсений³⁶⁵, я почел долгом наведаться, чрез Лаврского Наместника, Архимандрита Варлаама, о направлении его пути. О. Варлаам отвечал мне телеграммою от 19-го числа: «Митрополит Киевский выезжает в 5 часов по полудни. Из Орла уведомит особой телеграммой о направлении». Но телеграммы из Орла не последовало; и Митрополит проехал чрез Москву и оттуда, в след за Московским Владыкою, по Николаевской дороге. Таким образом, по русской пословице, честь была предложена, а убытков Бог избавил.

27-го числа писал мне из Москвы К. И. Невоструев:

«Всепокорнейше прошу извинения, что отчасти по независящим от меня причинам так медлительно отвечаю на прошедшее милостивое, благоуветливое и теплотою духа исполненное писание, Ваше.

А. А. Мартынова не удалось мне нигде видеть, ни узнать о квартире его, а от достоверных людей изввстился я, что издание 2-го тома Описания Москвы только еще в идее его, которая скоро ли осуществится, думают, и ему самому это неизвестно. Когда я увижу его или узнаю о квартире, напомню ему о его долге публике.

Объявление Манухина в газетах о продаже у него издания «Император Александр и его сподвижники» за 5 руб. вместо 15-ти оказалось фальшивым, сделанным лишь для уловления заочных покупателей-провинциалов. Под пресловутым изданием на деле оказывается не все издание, а только два тома.

Дело о Московском братстве против раскола после словесных представлений Николая Ивановича Субботина³⁶⁶, Отца Павла Прусского и, кажется, неких иных пошло в ход и теперь находится в Консистории. В последнее время и я дерзнул завести о сем речь пред Владыкою, и получил в ответ, что Братство яко бы с недоверчивостию принимаемое светским начальством (действовали тут и недоброжелатели) откроется на первый раз в виде опыта на 10 лет.

Слава Богу, правда немного выходить на свет, хотя, конечно, не обойдется это даром. Сверх чаяния недавно получил я из Академии наук 1-й корректурный лист Рецензии моей на книгу г. Хрущова. Полагая, что хотят напечатать ее с своими поправками и исключениями неблагоприятствующего книге и в сем случае намереваясь вполне напечатать ее здесь, в Москве, с сомнением изъявлял я г. Непременному Секретарю свое желание видеть Рецензию в Академическом издании без означенных поправок и исключений, и в ответ получил лестное удостоверение, что и Академия положила напечатать ее совершенно по оригиналу, предоставя мне самому поправки и исключения при корректуре. По издании надобно ожидать неприятностей от журналов, превозносивших прежде книгу Хрущова, но аз на раны готов (Пс. 37:18), особенно под авторитетом Академии и при вероятном сочувствии любителей истины и православия. Вашему Преосвященству оттиск (каковыми хотели подарить меня) доставлю.

О новых духовных реформах, простите моему неразумию и дерзновению, народ рассуждает так: не столь было бы горько, если б это сделали только светские люди-прогрессисты, от них нечего и ожидать хорошего для церкви, но как же такой враждебный церкви и духовенству указ и устав подписали Святители-то и ничего против него ни сказали, ни сделали? О сем разумевает он, яко последняя година. И когда народ отчасти своим противлением, а более слезами и воплями вразумил реформаторов и заставил их в глаголемых разъяснениях отказаться от прежней тенденции, он, ограждая себя, сослался на донесения архиереев, яко бы требовавшие такой реформы. Почему бы этим святителям не предъявить в успокоение публики против таких лжетолкований? Почему бы не идти против выборного начала, где оно делает явный вред? Одним из пагубных следствий, от нынешних реформ, тотчас же обнаружившихся, оказалось то, что ныне из кончивших семинарский курс в один только Московский Университет явилось 82 человека, которые при соперничестве с гимназическими медалистами, при всех нажиманиях на них экзаменаторов, запнули своих соперников и с честию все, кроме двух, поступили в Университет. Это значит, говорил с прискорбием передававший сей факт Профессор Юркевич³⁶⁷ что все лучшие силы от церкви обратились в мир. И при превратном образовали в Университете не будут ли эти студенты впослествии даже врагами церкви? Здесь, в Москве, все почти ученые и хорошие священники, кои могли бы воспитать лучших сынов церкви (в числе их и о. прот. Гавриил Иванович³⁶⁸, сын Владыки) отдают своих детей в гимназии».

17-го декабря писал я И. И. Четверикову:

«Как ни заботились мы освятить Св. Духовскую церковь к празднику, но она не только не освящена, но и не передана еще в духовное ведомство. Таковы у нас порядки по церковностроительному делу! Может ли утверждаться и процветать здесь православие, когда храмы православные остаются по несколько лет запечатанными; а если и воссозидаются, то только для того, чтобы чрез два-три года снова разрушиться. Правительство ежегодно отпускает на этот предмет значительные суммы; но из этих сумм едва ли третья часть употребляется согласно назначению. Все зло в равнодушии к делу Православия : в местных администраторах, коих главная забота обращена на устройство театров и других увеселительных зданий. Не знаю, лучше ли пойдет наше церковно-строительное дело с освобождением Витебской губернии от Виленского владычества³⁶⁹ и с поступлением к нам нового начальника губернии.»

Обер-Прокурор Св. Синода, Граф Д. А. Толстой, составив на основании записок покойного Митрополита Литовского Иосифа и других документов статью под заглавием: «Иосиф Митрополит Литовский, и воссоединение униатов с православною церковию в 1839 г.,» и напечатав ее отдельною брошюрою³⁷⁰, препроводил ко мне при частном (литографированном, очевидно, циркулярном) письме от 4-го декабря, с выражением уверенности, что память этого знаменитого иерарха и заслуги, оказанные им Православной церкви и России, мною чтутся. В чем конечно Его Сиятельство нимало не ошибся.

18-го числа писал я профессору Московской Духов. Академии, С. К. Смирнову, в ответ на его письмо от 4-го октября:

«Простите Бога ради, что так поздно отвечаю на Ваше любезное приветствие со днем моего Ангела: дела и заботы отнимают у меня и время и спокойствие души, без которого нельзя заниматься и дружеской беседой.

Думаю, что с освобождением Витебской губернии от Литовского владычества³⁷¹ и с удалением отсюда Губернатора Токарева, я буду иметь менее случаев к столкновениям и распрям с гражданской властию. О новом, на сих днях прибывшем сюда, Начальнике губернии слышатся добрые отзывы. В западном крае, по исключительному положению здесь Православия и духовенства, сношения между епархиальным Начальством и Гражданским несравненно многосложнее и запутаннее, нежели во внутренних губерниях.

Около 21-го числа прошедшего ноября я был в приятном ожидании посещения двух старейших иерархов – Московского и Киевского, но, к сожалению, мое ожидание не исполнилось; а мне крайне хотелось бы излить пред ними всю мою душу…

Граф Д. А. был в Витебске, но ни сам не захотел пожаловать ко мне, ни к себе не пригласил. Правда, он, весьма усталый от пути, останавливался здесь не более, как часа на два или на три, и притом на станции железной дороги, куда мне не весьма удобно было приехать.

Был у меня в ноябре один гость Московский, и приятный и полезный – Почетный Блюститель нашей Семинарии А. В. Ганешин. Свое посещение он ознаменовал очень щедрым приношением на пользу наших бедных школьников; тысячу рублей оставил деньгами, и на 400 руб. прислал одеял и полотна, а мне принес в дар великолепную мантию. Да будет благословен град Москва!

Освящен ли Ваш академический храм? Кстати: каким образом пришло на мысль г. Касицину³⁷² проповедовать о необходимости переведения Московской Академии из Лавры в Москву; и как на это смотрит Ваше Академическое братство? Да скажите пожалуйста, кем написана статья по этому поводу в Московских Епархиальных Ведомостях³⁷³? Век реформ и переворотов»!

Далее поведу речь о известном протоиерее Юркевиче³⁷⁴.

Настоятель Полоцкого Софийского Собора, Протоиерей Андрей Юркевич в прошении своем от 21-го сентября жаловался Св. Синоду 1) на неудовлетворение мною ходатайства соборного причта об отпуске потребной суммы на необходимые предметы при Богослужении, за недостатком кошельковой; 2) на непринятие епархиальным Начальством мер к увеличению доходов собора устранением духовенства Полоцкого Богоявленского монастыря от совершения треб соборным прихожанам, и 3) на оставление мною без последствий донесения настоятеля Богоявленского монастыря о крайне безнравственных поступках Иеромонахов того монастыря Тихона и Варнавы.

Св. Синод прошение прот. Юркевича препроводил ко мне при Указе от 19-го ноября за № 3815, с предписанием представить по содержанию оного сведения и заключение.

Собрав нужные по настоящему делу сведения чрез Настоятелей монастырей Полоцкого Богоявленского и Тадулинского Успенского, а также чрез Полоцкого Благочинного священника Одинцова и истребовав относящиеся к сему делу справки из документов, хранящихся в Консистории, я изложил свой отзыв в пространном донесении Св. Синоду от 19-го декабря за № 3779, в котором с достаточною силою и обстоятельностию опроверг все пункты, заключающиеся в жалобе Юркевича.

Не излагая здесь моего отзыва в цельном виде, я ограничусь только повторением моих заключительных слов донесения.

«Из соображения всего, выше мною изложенного, – писал я, – не трудно усмотреть, что прошение Протоиерея Юркевича частию лишено основательности, частию наполнено лживыми и бездоказательными объяснениями и все проникнуто язвительными укоризнами, направленными лично против меня. – Посему мнением полагаю:

1) Ходатайство протоиерея Юркевича о возвращении Полоцкому Софийскому Собору преимущества относительно соборных молебствий оставить без удовлетворения.

2) Что же касается ассигнования потребной на каждодневное Богослужение в Соборе и содержание оного в благолепии суммы, то, хотя Полоцкое Епархиальное Начальство по тем основаниям, какие имело в виду и какие изъяснены в вышеизложенном определении Консистории, не почитало себя в праве утруждать Высшее Начальство ходатайством о ежегодном отпуске суммы на потребности Полоцкого Софийского Собора, но если бы Св. Синоду благоугодно было назначить к ежегодному отпуску для сего Собора хотя бы не очень значительную сумму, эта милость принята была бы Епархиальным Начальством с глубокою признательностию.

Но почтительнейше представляя на благоусмотрение Святейшего Синода сии заключения, уместным и благовременным почитаю войти при сем в некоторые объяснения в рассуждении личных ко мне отношений протоиерея Андрея Юркевича и обратиться к Святейшему Правительствующему Синоду с смиренною просьбою.

Протоиерей Юркевич, входя в Св. Синод с жалобою на отказ со стороны Епархиального Начальства в исходатайствовании ежегодного из казны отпуска суммы на потребности Полоцкого Софийского Собора, думал, по-видимому, засвидетельствовать тем свою ревность о благе и пользе сего Собора, как настоятель оного, но при этом он далеко вышел из пределов, указываемых здравым смыслом и доброю совестию. Ему для достижения своей цели, казалось бы, достаточно было ограничиться отрицанием или ослаблением тех оснований, на коих утверждено постановление Епархиального Начальства об отказе причту Софийского Собора в его домогательстве на счет исходатайствования суммы на потребности Собора. Пусть бы протоиерей Юркевич представил ясные и твердые доказательства того, что к сокращенно и ущербу Соборных доходов служит вмешательство в исправление треб по Соборному приходу со стороны монашествующих Богоявленского монастыря, Епархиальному Начальству не трудно было бы принять против сего надлежащие меры и оградить интересы Собора. Но таких доказательств он не представил. Указание на неблагоповедение некоторых из братии монастырской не есть доказательство вмешательства их в исправление мирских треб; напротив, это скорее может служить доказательством противного, ибо какой здравомыслящий прихожанин будет обращаться с своими духовными требами к нетрезвым и неблагонравным монахам? Но у протоиерея Юркевича имелись при сем в виду совсем другие соображения, как это можно примечать по направленно мыслей в его прошении. Ему нужно было иметь только какой бы то ни было повод к возведению обвинения на своего Епархиального архиерея пред лицем Св. Синода; и вот он всю вину упадка соборных доходов возлагает на архиерея, поощряющего якобы своим «прикровением» нетрезвых и неблагонравных монахов Богоявленского монастыря продолжать, в подрыв доходам Собора, вмешательство в преподавание духовных треб со борным прихожанам.

Чем же я мог навлечь на себя гнев протоиерея Юркевича, и что могло побудить сего последнего к таким лживым и бездоказательным обвинениям против меня?

Побудительными к сему причинами служат, по усмотрению, два следующих обстоятельства:

1) Удаление прот. Юркевича от должности Благочинного. Еще в июле 1867 г., вследствие постоянных, большею частию, неосновательных жалоб на сослужителя своего, Соборного священника Пясковского в опущении церковных служб и мирских треб, исполнения коих Юркевич требовал от Пясковского не только на его Пясковского, но и на своей седмице, по причине частых отлучек из города под предлогом исполнения служебных обязанностей, хотя при сем оказывался иногда и вне пределов вверенного ему округа, тогда как священник Пясковский не менее Юркевича постоянно занят преподаванием уроков по Закону Божию в разных учебных заведениях, куда его приглашали предпочтительно пред Юркевичем, – протоиерей Юркевич уволен был мною от должности Благочинного. Но для Юркевича, привыкшего с ранних лет своей службы над всеми властвовать, нелегко было лишиться этой почетной должности, и он всячески старался возвратить ее себе, прибегая для сего к разным, даже недостойным, хотя для него и обычным, средствам. Прежде всего, он начал выражать свое неудовольствие на меня безыменными, исполненными укоризн и порицаний, письмами, и притом не только на русском, но и на латинском языке, и даже стихами. Пасквильные письма эти он писал иногда не в одном даже экземпляре и рассылал их в одно и то же время к разным лицам, чтобы тем более распространить на мой счет худую молву. Когда это постыдное средство не имело успеха, протоиерей Юркевич явился ко мне вечером 16-го Сентября 1868 г. лично и требовал от меня возвращения ему Благочиннической должности, угрожая мне в противном случае печатным пасквилем. Когда я объяснил ему, что его угроза ни к чему не поведет и что он напрасно трудился над составлением и прежних пасквилей, на это он с бесстыдством ответил мне: «а все таки приятно написать пасквиль». После такого откровенного и дерзкого объяснения со стороны Юркевича, хотя я не мог преследовать его судебным порядком, так как объяснение происходило наедине, не мог не получить самого невыгодного понятия о его нравственном характере, хотя и прежде не очень высокое имел я понятие о его нравственных качествах.

2) Другою еще ближайшею причиною негодования на меня со стороны прот. Юркевича может служить предание его в прошедшем Августе месяце уголовному суду по делу о получении, в течении восьми лет, жалованья за умершую в 1851 г. просвирню Усвицкой церкви Ксению Войткевичеву.

В какой мере указанные мною причины могут оправдывать протоиерея Юркевича в его посягательстве на честь своего Епархиального Архиерея, судить о сем предоставляю другим. Но предполагая, что подобные причины к неудовольствиям на меня со стороны Юркевича могут представляться и на будущее время и имея в виду, что протоиерей Юркевич всегда отличался особенною склонностию к ябедам и доносам, о чем не безызвестно и Св. Синоду, и что, по причине этого немиролюбивого и беспокойного его характера, Полоцкое Епархиальное Начальство еще в 1863 г. ходатайствовало пред Св. Синодом о перемещении его, Юркевича, из Полоцкой в Могилевскую епархию, к которой он принадлежит по своему происхождению, не могу не повторить и я, в свою очередь, почтительнейшего ходатайства пред Святейшим Правительствующим Синодом об удалении из пределов вверенной мне епархии столь беспокойного и не отличающегося добрыми качествами священнослужителя, каков протоиерей Юркевич. Сим удалением не только обеспечено было бы на дальнейшее время мое личное спокойствие, но и удовлетворены были бы желания всех, кто только имеет какие бы то ни было отношения к протоиерею Юркевичу».

На другой день после отправления донесения своего в Св. Синод, я писал по тому же делу и к Обер-Прокурору, Графу Д. А. Толстому:

«Вследствие определения Полоцкой Дух. Консистории, состоявшегося по жалобе чиновницы Подобед на протоиерея Полоцкого Софийского Собора Юркевича и мною утвержденного 6-го Октября 1866 г. (чрез три недели по прибытии моем в Витебск), коим Юркевич признан оправданным и ему возвращена должность Благочинного³⁷⁵, – Ваше Сиятельство конфиденциальным письмом от 17-го Ноября того же года за № 168 признали нужным обратить мое внимание на то, что протоиерей Юркевич в последние годы подвергался многим обвинениям и сам неоднократно входил к Вашим предместникам и в Св. Синод с жалобами, в которых, обвиняя высших лиц местного духовенства, дозволял себе разные против них порицания, обнаруживающая во всяком случае немиролюбивый и беспокойный характер его.

Приняв с душевною признательностию столь благосклонное и доброжелательное со стороны Вашего Сиятельства предостережение на счет протоиерея Юркевича, я тем внимательнее стал наблюдать за ним и вскоре собственным опытом убедился в тех наклонностях и свойствах его характера, какие указаны в помянутом письме.

В течении трехлетнего моего служения на Полоцкой кафедре, я неоднократно уже делался предметом тайного и явного злоречия и порицания со стороны Юркевича; а в настоящее время подвергся даже формальному обвинению от него пред лицем Высшего духовного правительства. Свое личное ко мне неудовольствие он вздумал прикрыть личиною ревности о благе и пользе Собора, коего он именуется Настоятелем, и в Сентябре настоящего года вошел в Святейший Синод прошением, в котором жалуется на разные будто бы с моей стороны опущения. Почтой жалобе указом Св. Синода от 19-го минувшего Ноября предписано мне представить сведения и заключение.

Представляя вместе с сим Св. Синоду требуемые от меня сведения и заключение, я, опровергая взводимые на меня протоиереем Юркевичем обвинения и клеветы, прошу у Св. Синода милости избавить, меня от такого беспокойного священнослужителя, каков Юркевич.

Удаление протоиерея Юркевича из Полоцкой епархии не будет противно и его собственным мыслям и намерениям. В прошедшем году он сам объявлял мне, что он подал прошение о принятии его в Варшавскую епархию, но, вероятно, получил отказ. В нынешнем году до меня не раз доходили слухи, что Юркевич намерен переместиться в Нижегородскую епархию, где преосвящ. Филарет³⁷⁶ ближайший ему по жене родственник. На новом месте, в иной среде, при других обстоятельствах, быть может, и изменился бы на лучшее нрав протоиерея Юркевича.

Ваше Сиятельство явили бы мне новый опыт Вашего доброжелательства, если бы, вникнувши в содержание представляемого мною Святейшему Синоду объяснения, благоволили употребить Ваше содействие к удовлетворению моего ходатайства об удалении протоиерея Юркевича из пределов вверенной мне епархии».

Но если не было удовлетворено мое ходатайство об удалении протоиерея Юркевича из Полоцкой епархии, по крайней мере решено удалить его из Полоцкого Софийского Собора, с назначением ему, по моему усмотрению, срока для приискания другого места вне Полоцка. Я назначил Юркевичу месячный срок, но он и не думал искать себе места. По прошествии месяца, я удалил его от Софийского Собора и на его место определил Зароновского Благочинного, Священника Феодора Иваницкого с возведением его в сан Протоиерея. Но Юркевич предпочел оставаться безместным, чтобы жить безвыездно в Полоцке и продолжать свои бесчестные занятия ябедами к клеветами.

22-го декабря писал я Московскому купцу, почетному блюстителю Полоцкого духовного училища Ив. Степ. Камынину:

«Еще в Ноябре получил я из Москвы предуведомление, что получены в пользу Полоцкой кафедры некоторые ризничные вещи, но от кого, именно, этого объяснено не было. Теперь, получивши самые вещи, я узнал из приложенной при них записки, что это усердное приношение от Вашего благочестивого дома, и притом некоторые предметы, как можно догадываться, суть произведения собственных трудов Вашей достопочтенной супруги или других женских рук Вашего дома. – Из полученных мною вещей особенное заслуживает внимание архиерейское облачение: оно так изящно, что употребленное вчера мною при совершении литургии произвело необыкновенно приятное впечатление на всех, присутствовавших в храме, не только женщин, но и мужчин. – Ваше имя и имена Ваших присных всегда воспоминались мною при совершении бескровной Жертвы; а отныне еще более имею побуждение и долг творить о Вас и о сродниках Ваших молитвенное воспоминание, особенно в те дни, когда будет употребляемо при священнослужении принесенное Вами в дар прекрасное облачение.

О Вашем благочестивом усердии к моим епархиальным нуждам долгом поставлю довести до сведения Высшего Духовного Правительства; а между тем спешу выразить за Ваши приношения и мою личную признательность Вам и Вашей почтенной супруге со всем Вашим домом. Посылаемое вместе с сим священное изображение Препод. Евфросинии, Княжны Полоцкой, прошу принять от меня в благословение всему Вашему семейству и в залог моего всегдашнего молитвенного о Вас воспоминания.

Давно ожидает Вашего посещения облагодетельствованное Вами Полоцкое училище; а в Витебске всегда готово для Вас и перепутье. Когда же, в самом деле, Вы исполните данное Вами обещание еще раз посетить наши страны»?

23-го ч., приветствуя с праздником, между прочим, писал мне Казначей Троицкой Сергиевой Лавры, о. Мелетий:

«У нас в обители все по милости Божией идет по старому – мир и тишина и любовь братская между собою крепко, молитвами Преподобных Отец наших Сергия и Никона, стоят. О. Наместник милостию Божиею храним и здравствует и также служит без устали. Владыка наш – к нам и обители нашей по-видимому мирен. Академия наша стоит еще, церковь у них устрояется, но все еще конца нет, хотели непременно освятить по осени, но вот уже и зима начинает приходить, а не слышно, когда будет освящение. Г. Толоконников начал дело да и тянет – кажется обыкновенная его болезнь большею частию не дозволяет покончить. Я думаю Вы читали, что Касицын вздумал переносить Академию в Москву и все рассчитал, как Лавра должна купить у них корпуса и даже прибавить, что лишнего потребуется. Я было и деньги приготовил, но что то остановилось дело, кажется опять остаются на старом месте. Слышали ли Вы историю про Московскую семинарию, как она торжествовала вступление нового Ректора³⁷⁷; было напечатано в газете: после обыкновенных приветствий был предложен скромный обед. Наш Владыка Митрополит спустя уже довольно времени после этого торжества был приглашен в семинарию, по случаю какого то праздника – тут было много и других знаменитостей приглашено. Собрались все у о. Ректора в комнатах семинарии. Владыка вдруг говорить: о. Ректор, вы заметили ли ошибку в Ведомостях по случаю ввода Вашего в семинарию? Тот отвечает: нет, не заметил. Владыка говорит: «сказано обед скромный – здесь опечатка, а надобно бы напечатать: скоромный, потому что день был постный, а обед был приготовлен из говядины и других подобных принадлежностей. Ректор начал оправдываться, говорить: это было сделано для больных, а Владыка сказал: а когда больные, то зачем же им тут и быть, или в особую комнату их поместить».

24-го ч. писал мне профессор Московской Академии С. К. Смирнов:

«Имею честь приветствовать Вас с праздником Рождества Христа Спасителя и с наступающим новым годом. От всей души, глубоко Вам преданный, желаю Вам в новый год преселиться с запада поближе к центру Руси, к нашей матушке первопрестольной. Поздравляю Вас с новым Гражданским Начальником³⁷⁸; дай Вам Бог в его управление вкушать спокойствие. Недавно я слышал (от П. С. К.)³⁷⁹, что прежний перемещен вследствие Вашего влияния; душевно порадовался я этому известию.

Реформа на носу, но у нас еще не было серьезных толков о будущем. В настоящее время более заняты Академическою церковью, в которой ныне предполагается совершить всенощную, а освящение должно последовать на святках и будет совершено Митрополитом, который ожидается в Москву по поводу открытия Миссионерского Общества.

Печатные толки о перемещении Академии из Лавры в Москву продолжаются к крайнему прискорбию о. Ректора и большинства наставников. Касицыну предложены были от Митрополита три вопросные пункта, но это его не останавливает. В Епархиальных Ведомостях статья принадлежит тому, о котором сказал я в первом отделении сего письма (т. е. П. С. Казанскому). Борьба, конечно, окончится не перемещением Академии в Москву, ради чего без нужды не захотят тратить огромных сумм, но будет иметь последствием неприятности в самом обществе наставников, а всего более проэкт Касицына агитирует студентов.

Из новостей, касающихся Академической братии, могу сообщить Вам, что А. Ф. Лавров³⁸⁰ вызывается в Петербурга для присутствования в Комитете по делу применения действующих судебных уставов к быту духовенства.

P. S. В скиту (в пещерной церкви) явилась Чудотворная Черниговская икона Богоматери. Писана на полотне. Много чудотворений и многочисленное стечение народа. Я написал статью, но до формального освидетельствования иконы и чудес печатать не позволяют».

30-го ч. писал я в Москву К. И. Невоструеву:

«Усерднейше благодарю Вас за Ваш дорогой, давно для меня вожделенный, дар – зрелый плод Ваших неутомимых трудов. Судя по предисловию, которое я успел лишь прочитать, должно полагать, что в Вашей новоизданной книге Описания Синодальной Библиотеки³⁸¹ заключается весьма много интересных сведений относительно состава и изменений наших церковных служб. Очень бы желал я прочитать эту книгу от начала до конца, но едва ли это желание может быть исполнено при множестве ежедневных препятствий. Да поможет Вам Господь привесть к счастливому окончанию Ваш монументальный и многополезный труд!

Кстати об Академии. Скажите Бога ради, сбыточны ли мечты г. Касицына и его единомышленников о переведении Академии из Лавры в Москву, и как смотрят на это благомыслящие отцы Московские магистры? – Что за странное время мы переживаем? Везде какое-то судорожное движение: нив ком и ни в чем нет постоянства. Где же конец этому прогрессу и этим реформам»?

В заключение не могу не поместить здесь изложенного мною в Отчете Святейшему Синоду о состоянии Полоцкой епархии за 1869 г. общего взгляда на состояние этой епархии:

«Между разнообразными нуждами и недостатками, как вещественными, так и духовными, усматриваемыми в вверенной мне Полоцкой епархии и составляющими предмета постоянных забот и попечений Епархиального Начальства, в настоящую минуту более всего озабочивает это начальство бедственное положение многих храмов Божиих в Полоцкой епархии. Из них, в течении минувшего 1869 г., 128-мь церквей нуждались в более или менее капитальных починках и исправлениях, а 5 церквей, по совершенной ветхости и опасности к продолжению в них Богослужения, запечатаны. Но запечатанных церквей, в коих прекращено Богослужение, немало остается и от прежних, и притом весьма давних (от 10 до 20 лет) времен. Если храм Божий по справедливости называется 1869 г. училищем веры и благочестия Христианского, то где нет храма, там нет и этого спасительного училища, и потому члены той или другой приходской общины, как овцы, не имеющие двора овчего, рассееваются по другим приходским церквам, если таковые имеются по близости, а нередко привлекаются к ближайшим латинским костелам и даже увлекаются на распутия раскола.

По причине исключительного положения Полоцкой, равно как и других епархий Западного края России, попечение о постройке здесь новых и о починке и исправлении существующих ветхих церквей приняло на себя, как известно, высшее Гражданское Правительство, непосредственное же распоряжение по церковно-строительному делу в западном крае возложено на местные Губернские Комитеты, переименованные в 1868 г. в Присутствия. До 1868 г. церковно-строительное дело производилось без всякого почти участия со стороны Епархиальных Начальств; а в этом году, по новым Высочайше утвержденным правилам для устройства Православных церквей в 9-ти губерниях Западного Края, допущено некоторое участие в деле созидания церквей и Епархиальных Архиереев.

В Полоцкой епархии и в прежние годы церковно-стронтельное дело совершалось не вполне благоуспешно, и в настоящее время идет не с желаемым успехом. Частию по причине скудости в сведущих и честных подрядчиках и мастеровых людях, а частию и вследствие недостатка должного надзора, а, может быть, и потребной опытности в техниках, наблюдавших и наблюдающих за постройкою церквей, церкви созидались и созидаются то с излишнею поспешностию, в видах скорейшего получения за производство работ условленной платы, то с крайнею медлительностию, зависящею частию от неисправности подрядчиков, а частию и от невнимания наблюдателей за производством работ. Естественным последствием излишней поспешности в деле построения церквей, в особенности каменных, бывает их непрочность и другие недостатки, которые вскоре, по принятии новоустроенных храмов в епархиальное ведомство, обнаруживаются и требуют преждевременных иногда значительных расходов для их исправления. Так, воздвигнутая в местечке Бешенковичах Лепельского уезда каменная церковь, стоившая более 35 т. рублей, еще прежде, нежели была освящена, оказалась чрезвычайно сырою от того, что была оштукатурена как снаружи, так и внутри, немедленно по окончании каменной кладки. В таком же положении оказалась и другая каменная церковь в м. Камени того же уезда. Деревянные же церкви, на другой или много третий год по принятии их в епархиальное ведомство, начинают пропускать сквозь крыши более или менее сильную течь.

После таких прискорбных опытов построения и исправления церквей в Полоцкой епархии, можно было надеяться, что со введением новых, упомянутых выше правил для устройства церквей, церковно-строительное дело пойдет быстрее и успешнее. Но и эта надежда не оправдывается. По 1-му § помянутых правил требуется прежде всего произвесть осмотр существующих церквей и местностей, где находились сгоревшие или, за разрушением, упразднившиеся приходские храмы, и настоящий вид существующих церквей снять на план, а затем начертать общую сеть церквей, долженствующих быть в губернии, для удовлетворения религиозным нуждам местного православного населения. В мае 1868 г. Г. Министр Внутренних дел отношением просил Витебского Губернатора принять меры к осмотру храмов и составлению сети долженствующих быть в губернии церквей, направляя это дело так, чтобы не далее 20-го августа того 1868 г. Министерство могло иметь точные сведения, как об общем числе вошедших в сеть церквей, так и о тех, по которым составлены проэкты и сметы уже утверждены надлежащим порядком. Между тем, требование Г. Министра остается и до сих пор неисполненным. Несмотря на то, что труд осмотра церквей и составления планов разделен был между пятью, состоящими на службе в Витебской губернии, техниками, поручение это доселе еще не всеми исполнено, и потому Церковно-Строительное Присутствие до настоящего времени не могло приступить к составлению требуемой сети церквей. Причина столь непростительной медленности в таком важном деле заключалась отчасти в скорой перемене Начальников губернии (в 1868 и 1869 г. их сменилось три), а частию в недостатке внимания и 1870 г. ревности к этому святому делу со стороны некоторых из сменившихся Губернаторов. Так, по распоряжению бывшего начальника губернии Токарева, один из архитекторов, которому поручен был осмотр церквей по нескольким уездам, отвлечен был на целое лето минувшего 1869 г. от этого спешного и важного дела и приставлен был к другому, конечно, с точки зрения г. Токарева, может быть, не менее важному делу, а, именно, к перестройке театра при Губернаторском доме.

Если церковно-строительное дело по Полоцкой епархии будет продолжаться таким образом и на будущее время, то немалое еще число церквей придется запечатать и прекратить в них Богослужение, к великому прискорбию Епархиального Начальства и к явному ущербу духовных интересов православных поселян.

Но принимая во внимание, с одной стороны, освобождение Витебской губернии от зависимости Виленской Администрации, а с другой – благорасположение к Православной церкви, усматриваемое в новом Начальнике губернии г. Ростовцеве, можно с уверенностию ожидать большей поспешности и больших успехов в деле постройки и исправления церквей по вверенной мне епархии».