Глава 2. Таинства Крещения и Миропомазания

Первое изучаемое нами церковное Таинство – Крещение.

Мы понимаем, что словесное определение любого Таинства столь же условно, недостаточно, как и определение самой Церкви, в которой оно совершается. И все же на страницах нашего курса следует привести некоторые принадлежащие православным богословам определения, формулировки. Так, по мысли святителя Московского Филарета. «Крещение есть Таинство, в котором верующий при троекратном погружении тела в воду с призыванием Бога Отца и Сына и Святого Духа умирает для жизни плотской, греховной и возрождается Духом Святым в жизнь духовную, святую».⁵⁴

По-гречески название Таинства Крещения звучит βάπτισμα (баптисма) – погружение в воду. В славянском варианте слово «крещение» дает нам гораздо больше для понимания значения Таинства, для постижения происходящего с человеком в крещальной купели, чем его греческий аналог: для всякого слышащего это название оно оказывается изначально созвучным темам Креста. Распятия, сораспятия Христу.

Крещение также зачастую называют Таинством Просвещения. Оно именуется так потому, что в Крещении человеку даруется свет Божественной благодати, делающий его способным к богопознанию. По слову святителя Василия Великого, «некрестившийся не просвещен; а без света, как глаз не видит того, что можно ему видеть, так и душа не способна к созерцанию Бога».⁵⁵ Как ярко свидетельствует о том же Климент Александрийский, «через Крещение мы получаем свет в душу, со светом получаем право на сыновство, с сыновством – совершенство, с совершенством – бессмертие. «Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы» (Пс.81:6). Этот акт именуется различно: благодатью, просвещением. совершенством, омовением. Омовением называется он потому, что в Крещении омываются наши грехи; благодатью – потому, что в нем освобождаемся мы от наказания за грехи; просвещением – потому, что в нем усматриваем мы небесный спасительный свет, то есть Бога познаем. Совершенством называем мы отсутствие всякого недостатка; но чего же недостает тому, кто Бога познает?».⁵⁶ В сиянии этого Божественного света христианин постигает спасительное значение Таинств, сподобляется подлинного богообшения, делается причастником Самого Бога.

Сам по себе обычай сакральных водных погружений очень древний – гораздо древнéе христианского Крещения. Еще в Ветхозаветной Церкви существовала практика водных погружений, хотя в ней они имели совсем иной, куда менее значимый, чем в Новом Завете, духовный смысл. По ветхозаветному установлению любой иудей после всякого случившегося с ним осквернения должен был совершить особое водное омовение – «микву». Кроме того, когда язычники, уверовавшие в истинного Бога, хотели присоединиться к ветхозаветной Церкви, над ними не было принято совершать обрезание; для них существовал иной, особый – как бы частичный, несовершенный – способ присоединения к Церкви. Ветхозаветная Церковь исповедовала национальную исключительность, богоизбранность евреев и потому в полноте не дозволяла присоединиться к себе никому, кроме сынов богоизбранного народа. Для уверовавших же из язычников как раз и существовали водные погружения, которые являлись для них путем вхождения в Церковь – через омытие скверны идолопоклонства. Такие люди назывались «прозелитами врат» или «боящимися Бога». Святой Иоанн Предтеча, как мы с вами помним, также крестил евреев в водах Иордана. Важно подчеркнуть, что крещение Иоанново и Крещение христианское – это два абсолютно разных крещения. Крещение Иоанново было крещением покаяния, хотя при этом оно не освобождало человека от источника всех грехов – греха первородного. Крещение же христианское дает нам прощение всех грехов, обновляет человека. Крещение Иоанново было приготовительным для каждого принимавшего его человека к личной встрече со Христом, к принятию чаемого евреями Мессии. Иоанн призывал принимавших его крещение сделаться чистыми, потому что среди них уже находился, стоял Тот, Кто пришел их искупить и с Кем им предстояло встретиться, пребывая в нравственной, духовной чистоте, с покаянным чувством, с осознанием собственной падшести, недостоинства. Итак, через крещение Иоанново человек должен был подготовиться к встрече со Христом. Который еще только пришел в мир, вступив в бой с сатаной и грехом. Крещение же христианское есть Крешение Духом Святым; оно дает нам абсолютно новые дары, являющиеся следствием уже одержанной Господом победы над диаволом – сораспятие со Христом, воскресение со Христом, новую жизнь, новое духовное рождение, победу над грехом. По слову святителя Василия Великого, «Иоанн проповедовал крещение покаяния, и к нему выходила вся Иудея. Господь проповедует Крещение сыноположения (усыновления Богу. – П.М.)… То (Иоанново) крещение предначинательное, а это (Христово) – совершительное; то – удаление от греха, а это – усвоение Богу».⁵⁷ Таким же крещением, как Иоанново, было и крещение апостолов, совершаемое ими еще до Воскресения Христа.

Только после Пятидесятницы новое, христианское Крещение являет себя в Церкви Новозаветной. В книге Деяний Апостольских приводятся слова Господа, Который Сам об этом говорит: «Иоанн крестил водой, а вы через несколько дней после сего будете крещены Духом Святым» (Деян.1:5). Об установлении Крещения мы узнаём из Евангелия от Матфея: «… дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф.28:18–20). Мы видим, что уже здесь, при установлении Таинства, Господь говорит, что крестить следует во Имя Пресвятой Троицы. О новозаветном понимании духовного смысла Крещения мы узнаём из 3-й главы Евангелия от Иоанна: «… истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин.3:5). Свидетельство о необходимости Крещения для Спасения человека также содержится и в Евангелии от Марка: «Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет» (Мк.16:16).

Как мы видим, Крещение, по твердому убеждению Церкви, основанному на Евангельском Откровении, является одним из важнейших условий нашего Спасения. Издревле возможность умереть некрещеным страшила обратившихся к вере во Христа людей больше всего. Святитель Григорий Нисский рассказывает яркую и печальную историю о некоем юноше по имени Архий, жившем в городе Команах в то время, когда эти места опустошали кочующие племена скифов. Этот юноша однажды неосторожно вышел из города, наткнулся на врагов и был ими смертельно ранен стрелой. Архий веровал во Христа, но еще не успел принять Крещение и пришел в ужас от того, что умрет некрещеным. По свидетельству святителя Григория, Архий, «упав и приближаясь к смерти, сколько было силы… кричал (так как не был крещен): «горы и леса крестите, дерева, источники, камни, дайте благодать», – и с этими жалостными воплями скончался. Город, узнав о сем, скорбел более, нежели о бедствиях, причиненных войной».⁵⁸

Впрочем, мы знаем из истории Церкви и примеры того, как люди, лишенные водного Крещения, тем не менее не только считались крестившимися, но и почитались христианами в качестве святых. Это – древние христианские мученики, бывшие поначалу убежденными язычниками, но вдруг искренне уверовавшие во Христа, тотчас же исповедавшие свое обращение к Богу перед врагами Церкви и немедленно за это исповедание убитые, казненные. При этом они, конечно же, никакого водного Крещения принять не могли. Такая мученическая смерть и становилась для них Крещением во Христа – Крещением кровью. Вот что говорит о подобном Крещении святитель Василий Великий: «… иные, в подвигах за благочестие, действительно, а не подражательно, прияв смерть за Христа, не имели уже нужды для своего спасения в символе – воде, крестившись собственной кровью».⁵⁹ Но чаще всего подобным образом – не успев принять Крещения – гибли от руки гонителей христиан оглашенные. В так называемом «Апостольском Предании» (III век) говорится о том, что мученическая смерть таких оглашенных равноценна водному Крещению: «… если оглашенный будет схвачен за имя Господне, то пусть он не сомневается в полноте своего свидетельства (то есть спасительности его мученического свидетельства о Христовой Истине. – П.М.). Если же ему было причинено насилие, и он был замучен, когда его грехи не были ему отпущены (то есть он умер некрещеным. – П.М.), то он будет оправдан. Ибо он принял Крещение своей кровью"…⁶⁰

Богословское значение Таинства христианского Крещения всегда понималось Церковью одинаково: как Крещение во Имя Пресвятой Троицы и Крещение во образ смерти и Воскресения Христова, совершающееся ради освобождения от первородного греха и для прощения личных грехов.

Кроме того, в Крещении (которое здесь теснейшим образом оказывается взаимосвязано с плодами следующего за ним Таинства Миропомазания) происходит как бы некая «нормализация» бытия людского естества: той природы, что некогда – в момент грехопадения Адама – утратила свое изначальное богопричастное существование, а теперь – в крещальной купели – вновь такую исполненность Божественной благодатью обретает. Еще при творении Богом в человека было всеяно «дыхание жизни» (Быт.2:7) – как пронизывающее все его естество Божественное присутствие, сила, энергия. В этом смысле благодать изначально – это не что-то внешнее по отношению к человеческой природе (хотя, конечно же, она и не есть сама наша природа, не ее часть, не ее составляющая), но начало ее жизни и существования в Боге.

Итак, исходное, нормальное и естественное состояние природы человека – это ее причастность Божественной благодати. В этом смысле человек – еще с момента сотворения Адама – не самодостаточен. Он – это отнюдь не «автономное» бытие, но существо, напрямую зависящее от своей связи с Источником жизни и полноты всякого бытия – Богом. Человек, ограниченный лишь своей природой и индивидуалистическим самозамкнутым внутренним миром, неполноценен и потому не вполне может быть назван человеком, во всяком случае – человеком духовно живым. Без благодати, пронизывающей человеческую природу, наполняющей ее, «выстраивающей» ее в соответствии с Божественным замыслом, «нормализующей» людское бытие, – человек как бы «обессмысливается» и «омертвляется». По словам

B.Н. Лосского, «нетварная благодать включена в самый творческий акт (создания человека), и душа получает жизнь и благодать одновременно, ибо благодать – это дыхание Божие, «Божественная струя», животворящее присутствие Духа Святого».⁶¹

Вот эту-то, по выражению святителя Григория Богослова, «струю невидимого Божества»⁶², и обретает опять человек в крещальной купели, делаясь духовно живым во Христе, подлинно существующим. Отныне он не «пустая», «голая» природа, какой она сделалась в результате грехопадения, но природа, пронизанная и напоенная благодатью. В полноте такое дарование благодати вскоре осуществит и реализует себя в нем уже в Миропомазании – как в исполнении Крещения, как в Боговселении Святого Духа. Здесь же – в Крещении – этому Боговселению полагается твердое основание, фундамент. Ныне в душе новокрещеного возводятся как бы «стены» того прекрасного духовного здания, что скоро станет обителью для Третьего Лица Пресвятой Троицы…

Святой Отец IV столетия святитель Кирилл Иерусалимский поясняет в своих тайноводственных беседах смысл и порядок совершения Крещения так: «… затем вы были препровождены к святой купели Крещения, подобно тому, как Христос был перенесен с Креста в заранее приготовленную гробницу. Каждый был вопрошен во Имя Отца, Сына и Святого Духа. Исповедав спасительную веру, вы трижды погружались в воду и поднимались из нее, образно знаменуя тем самым трехдневное пребывание Христа во гробе. Через это действие вы умерли и родились, и вода спасения была для вас одновременно гробницей и материнской утробой».⁶³ В апостольских постановлениях, подобным же образом изъясняющих духовный смысл Крещения, совершающему Таинство священнику повелевается: «… освяти эту воду, чтобы получающие Крещение сораспялись Христу, умерли вмести с Ним, были погребены вместе с Ним и воскресли для сыновства».⁶⁴

Крещение – это не просто моральная перемена, которая происходит с человеком; оно – реальное событие смерти человека и его воскресения во Христе. Древняя Церковь называла всякого крещеного человека, достигшего на путях доброй христианской жизни духовных плодов богопричастности, воскресшим. Об этом нам свидетельствует и апостол Павел в Послании к Римлянам (обратите внимание – именно этот отрывок из Апостола читается при совершении Таинств Крещения и Миропомазания): «Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни. Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть [соединены] и [подобием] воскресения, зная то, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху; ибо умерший освободился от греха. Если же мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним, зная, что Христос, воскреснув из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Ним власти. Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха; а что живет, то живет для Бога. Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим.6:3–11).

Кроме того, Крещение становится для нас и новым рождением водою и Святым Духом для Царства Божьего. Сравнивая водное христианское Крещение одновременно и с физическим людским рождением и даже с древним созданием из земного праха первого человека – Адама, святитель Иоанн Златоуст говорит, что Крещение как «омовение возрождения (см. Тит.3:5)… не просто очищает нас от прегрешений, но так, словно бы мы родились свыше. Оно действительно творит и устраивает нас свыше, созидая не из земли, как прежде (ср. Быт.2:7), но творя» в крещальной купели «из другой стихии, из водного естества».⁶⁵ Человек, находившийся прежде вне Бога и потому фактически не обладавший подлинным – духовным – бытием (ведь вне Бога не может быть никакой настоящей жизни), хотя и живший как плоть, но на самом деле пребывавший духовно «не сущим», истинно рождается, духовно созидается в крещальной купели. Как пишет святой Николай Кавасила, «креститься значит родиться во Христе, и получить самое бытие и существование тем, кои еще не существуют».⁶⁶ Отныне христианин начинает жить жизнью Христа: в Его Теле и как само Его Тело. По слову того же Кавасилы, «выходя из воды (Крещения), мы Самого Спасителя несем в наших душах, в голове, в очах, в самых внутренностях, во всех членах, чистого от греха, свободного от всякого тления, каким Он воскрес и являлся ученикам и вознесся, каким и придет опять».⁶⁷ Более того, по яркой и парадоксальной мысли блаженного Августина, в нас и вместе с нами, принимающими Крещение, а значит становящимися новыми членами Тела Христова. Мать-Церковь вновь и вновь рождает Самого Христа. Она производит нас на свет как бесконечно умножающееся Тело Господа, постепенно охватывающее Собой спасаемых. Блаженный Августин пишет: Церковь в Крещении «рождает детей… А если ты поразмыслишь, то она рождает и Христа: принимающие Крещение становятся Его членами».⁶⁸

Церковь рождает нас в Крещении – как Мать. Но кто же становится в нем нашим Отцом? Сам Господь. Именно в Крещении и происходит то, о чем свидетельствует евангелист Иоанн Богослов: «А тем, которые приняли Его [Христа], верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые не от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились» (Ин.1:12–13). Рожденные от Бога в Крещении христиане обретают не только восстанавливающийся в них замутненный грехом Божественный образ, сходство с Родителем, но и Его силу, Его святость."Какое намерение и какая сила Крещения?» – задастся вопросом святитель Василий Великий. И тотчас же отвечает: «Чрез него крещаемый изменяется в уме, слове и деле, и но данной ему силе делается тем же, что Родивший его». При этом, по святителю Василию, Родителем для крещаемого христианина здесь оказывается Святой Дух. Святитель вспоминает евангельские слова: «Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух» (Ин.3:6).⁶⁹ Тем самым по силе рождающего его Подателя благодати – Духа – принявший Крещение христианин не только облекается во Христа, но и заново рождается в купели совершенно новым духовным облагодатствованным существом: духовным в Духе, благодатным по дару Божественных энергий, могущественным Божественной мощью, святым Господней Святыней. Святоотеческая традиция именует нашим Родителем в Крещении и Самого Христа. По слову святителя Григория Паламы, именно Христос «Отцом нашим стал в силу Божественного Крещения в Него…».⁷⁰

Крещение можно сравнить не только с рождением христианина в вечную духовную жизнь, жизнь во Христе, но и с созданием Богом новых существ, непрекращающимся Господним творением. Такие получающие бытие в водах Крещения из рук своего Зиждителя новые духовные люди, по мысли древних Святых Отцов, оказываются куда более совершенными, высокими, чем даже сотворенные некогда Богом Адам и Ева. Вот как ярко говорит об этом святитель Иоанн Златоуст: «Как в начале в основание (творения) положена была земля, все же дело принадлежало Создателю, так теперь в основание полагается вода, а все дело (возрождения) принадлежит благодати Духа. И тогда – «бысть человек в душу живу» ныне же «в дух животворящ» (1Кор.15:45). Но различие между тем и другим велико. Душа не сообщает жизни другому существу; а Дух не только живет сам по себе, но сообщает жизнь и другим существам. Так апостолы и мертвых воскрешали. Тогда, уже по совершении творения, наконец был создан человек; а ныне, напротив, новый человек творится прежде новой твари: сперва он рождается, а потом уже мир преобразуется. И как в начале (Бог) создал человека всецелым, так и ныне всецело образует его. Но тогда Он говорил: «сотворим ему помощника» (Быт.2:18), а здесь – ничего подобного. Принявший благодать Духа может ли нуждаться в другом каком-либо помощнике? Принадлежащий к Телу Христову какую имеет нужду в чьем-либо содействии? Тогда сотворен человек по образу Божьему: а ныне соединен с Самим Богом. Тогда Бог повелел ему обладать рыбами и зверями; а теперь вознес начаток наш превыше небес. Тогда дал для жительства рай; а ныне отверз для нас небо. Тогда человек создан был в шестой день, так как этим временем должно было окончиться и творение; а ныне – в первый день, и в самом начале, как и свет. Из всего этого ясно, что совершающееся ныне принадлежит к другой, лучшей жизни и состоянию, не имеющему конца».⁷¹

Сближает святитель Иоанн Златоуст понятие Таинства Крещения и с образами обручения и Брака. При этом, говоря о том, что «совершающееся ныне (Крещение) можно смело назвать Браком», он одновременно приводит и слова апостола Павла: «Я обручил вас Единому Мужу, чтобы представить Христу чистою девой» (2Кор.11:2).⁷² Таким образом, Крещение понимается им как мистическое очистительное обручение Христу, дарующее верующим состояние того святого и девственного целомудрия, без которого невозможно пребывание в вечном союзе любви, духовном Браке с Господом…

Как уже было сказано, Крещение – как начало действия в человеке Святого Духа – совершается ради освобождения от первородного греха и от личных грехов. По слову преподобного Симеона Нового Богослова, «в Крещении мы получаем отпущение прегрешений, освобождаемся от прародительской клятвы и освящаемся наитием Святого Духа».⁷³ Эту же мысль мы находим и у многих других Святых Отцов, выражающих общую для Православной Церкви веру в осуществляющееся в Таинстве Крещения прощение грехов. Так, святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет: «При Крещении человеку прощается первородный грех, заимствованный от праотцев, и собственные грехи, соделанные до Крещения».⁷⁴ Интересно, что в молитвах чинопоследования Оглашения (в так называемых «молитвах запрещения») избавление человека от греха описывается в категориях освобождения от порабощенности сатане. «Запрещает тебе, диаволе, Господь, пришедый в мир, и вселивыйся в человецех, да разрушит твое мучительство, и человеки измет… Убойся, изыди и отступи от создания сего, и да не возвратишися, ниже утаишися в нем… Изыди от человека, и да не ктому внидеши в него …». Тем самым преодолеваемый в Крещении первородный грех здесь понимается отнюдь не как наша личная виновность в некогда совершенном грехе Адама (такой идее «наследования» нами личной вины за грех прародителей прямо противоречат слова пророка Иезекииля «сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается» (Иез.18:20)), и совсем не как просто некая удобопреклонность человеческой природы ко греху, не как ее общая поврежденность, тленность или смертность. Первородный грех в молитвах чинопоследования Оглашения описывается как всеобщая порабощенность человечества диаволу, возникшая в результате грехопадения Адама и неизбежно действующая в каждом из его потомков. Это, конечно же, отнюдь не означает, что всякий человек до Крещения внутренне одержим злыми духами, что они лично обитают и властвуют в нем. Просто любой человек никогда не сможет оказаться в своем земном существовании «духовно нейтрален», автономен. Живя в этом мире, он обязательно находится в сфере влияния определенной духовной реальности. И если это не Бог, то таковой духовной силой оказывается богопротивник-сатана. Человек всегда – «чей-то». Тем самым некрещеный человек, еще не родившийся во Христе, по определению оказывается принадлежащим диаволу: не в смысле некой «одержимости» бесами, злыми духами, но в плане своего полного бессилия справиться – вне помощи Божьей – с властвующим в нем началом первородного греха. Вот эта-то личная порабощенность диаволу каждого человека и преодолевается в Крещении. Таким образом, понятие первородного греха оказывается здесь почти что синонимом именования сатаны. Как свидетельствует о таком совершающемся через Крещение освобождении человека от рабства диаволу блаженный Диадох Фотикийский, «мы возрождаемся в воле действием Святого и Животворящего Духа, вследствие чего тотчас очищаемся и по душе и по телу, если приступаем к Богу с полным расположением. При сем Дух Святой вселяется в нас, а грех изгоняется Им… Сатана… святым Крещением извергается из души».⁷⁵ Такая «персонификация» действующего в падшем человеке греха может быть соотнесена и с известными словами апостола Павла, который говорит о грехе как об обитающей внутри человека, содержащей его в рабстве и губящей его, влекущей к преступлению против воли Божьей темной духовной силе: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божьем; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти? " (Рим.7:19–24).

Для принятия Таинства Крещения всякому человеку необходимы два важнейших качества, чувства, состояния души: вера и покаяние. Условием и причиной нашего вхождения в Церковь должно быть отнюдь не прекраснодушное желание: а пойду-ка я в христиане, там все так красиво, романтично, все такие «благодатные». Это уже будет не поиском Спасения, а поиском какой-то «теплой» компании, внешних и поверхностных эстетических впечатлений, душевного, а отнюдь не подлинно духовного внутреннего удовлетворения. Поиск же Спасения начинается именно с покаяния, с твердой уверенности, что наших собственных сил для достижения этого Спасения совсем недостаточно, с чувства, что из такого тяжелого, печального и плачевного состояния «обезбоженности» нас может вывести лишь Божественная сила и благодать. Поэтому без покаяния, а только с одним прекраснодушным порывом «к чему-то возвышенному, небесному и прекрасному» креститься нельзя. И одна из задач священника, к которому приходит желающий креститься человек, как раз и заключается в том, чтобы пробудить в его душе это покаянное чувство: чтобы человек, ощутив свое недостоинство, падшесть, в то же время понял, что именно в Крещении ему простятся все его грехи – как первородный, так и личные. Человек должен понимать, что он не только во Христа крестится, но с него также снимается тот печальный и позорный груз, который на нем лежит.

Итак, со дня грехопадения Адама весь человеческий род находится под властью греха. Но сегодня мы получили надежное и единственно возможное врачевство от этого охватившего нас духовного недуга – Таинство Крещения. По точному замечанию святителя Амвросия Медиоланского, «нет человека без греха. Поэтому лишь тот, кто прибегает к Крещению Христову, признает себя человеком».⁷⁶

Об огромном значении веры и покаяния для вступления человека в церковь нам свидетельствует и Священное Писание Нового Завета: «После же того, как предан был Иоанн, пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царствия Божьего и говоря, что исполнилось время и приблизилось Царствие Божье: покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк.1:14–15); «Петр же сказал им: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа» (Деян.2:38).

О значении для христианина веры мы с вами уже поговорили ранее. Но что же такое покаяние, покаянное состояние и чувство в его православном понимании? По-гречески понятие «покаяние» звучит как μετάνοια (метаноиа), что означает перемену, преображение, изменение человеческого ума. То есть покаяние является для христианина изменением самого себя, преображением и преодолением своего греховного состояния, достижением новой и святой духовной чистоты. В христианском восприятии между понятиями «раскаяние» и «покаяние» существует большое смысловое различие. Иуда-предатель раскаялся в своем преступлении, но пошел и удавился, а вот апостол Петр покаялся и оказался восстановлен в своем апостольском служении. Раскаяние здесь – это простое признание предателем своей ошибки, за которым так и не последовало обращение к Богу; для его внутреннего преображения, возрождения одного лишь раскаяния оказалось недостаточно. Святые Отцы говорят, что если бы Иуда, даже после совершенного им предательства, по-настоящему покаялся, то был бы прощен: как пишет святитель Амвросий Медиоланский, «Иуда не был бы лишен Божеского милосердия, когда бы принес… покаяние Христу».⁷⁷ Но вместо этого, только раскаявшись, а не покаявшись, он закончил жизнь страшным грехом самоубийства. А вот выросшее из чувства раскаяния подлинное покаяние апостола Петра привело его к духовному возрождению, к восстановлению в былой чистоте.

В нашем сознании само понятие покаяния очень часто смешивается с духовным значением и сутью совершаемого в Церкви одноименного Таинства – Таинства Покаяния. Однако следует помнить, что покаяние для человека вместе с этим Таинством начинается, но отнюдь не заканчивается. Строго говоря, подлинное покаяние осуществляется в сердце человека, завершается для него лишь тогда, когда он оказывается перед выбором: совершить ли ему вновь тот грех, в котором он уже каялся на Исповеди, или не совершить. И если он этот грех уже больше не повторяет, то это означает: покаяние действительно совершилось; грех этот уже не коренится в его сердце, сатана уже не имеет в этом христианине ничего своего. И вот, если человек оказывается свободен от стремления ко греху, «наркотической» зависимости от властвовавшей в нем прежде страсти, если он укоренился в добродетели, то, значит, в нем произошла перемена ума – перемена ума как перемена жизни.

Крещение в церковном понимании отнюдь не есть частная треба, как зачастую мы воспринимаем его сегодня. В древней Церкви крестили в самые торжественные дни года, в самые значимые христианские праздники: Крещение и само по себе было тогда для верующих людей важнейшим и всеобщим церковным праздником. Новокрещеные люди, облаченные в белые одежды, торжественно шли в главный собор, где впервые приступали к Евхаристической чаше; при этом вся община молилась и ждала, когда они придут из крестильного храма. Сегодня мы с вами, увы, лишены этого ощущения всеобщего ликования, охватывавшего древних христиан от осознания того, что к единому Телу Церкви присоединился новый член, родившийся во Христе новый человек. И все же для нас с вами важно помнить: всякое Крещение, независимо от того, кто его принимает – наш друг, родственник или совсем незнакомый нам человек, – это и наш с вами праздник, потому что мы все вместе составляем единое Тело Христово, и это Тело через Крещение умножается; спасительная перемена, преображение происходит не только с крещаемым, но и со всей Церковью, а значит – и с нами. Очень важно помнить о том, что всякое Таинство – это событие, совершающееся и в жизни отдельного христианина, и в жизни всей Церкви.

Одна из древних православных традиций, за которую нас упрекают многие протестанты (прежде всего баптисты), – обычай крестить людей в младенческом возрасте. Как я уже говорил чуть раньше, существуют два условия для вхождения человека в Церковь: вера и покаяние. Благодаря Крещению человек вступает в абсолютно иные, чем прежде, глубокие и личные отношения с Богом – отношения верности, послушания и любви. Все это, безусловно, требует от человека его свободного усилия, живой устремленности к небу, жажды богообщения. Бог никогда не спасает человека без участия, без свободного изволения самого человека. При этом человек имеет право даже на страшный и ответственный выбор: жить ему с Богом или вне Бога.

Но не является ли Крещение младенцев, еще не способных к осмысленным поступкам, к свободному выбору, к логическим решениям, нарушением свободы выбора, дарованной человеку Самим Творцом? Маленький человек вступает в союз со Христом. вступает в Церковь, и при этом, с точки зрения протестантов, получается, что родители, крестные ему все это насильно навязывают помимо его воли – ведь он еще совсем неразумен. Протестанты возмущаются таким подходом; они считают, что Крещение должно быть осознанным.

Православный взгляд отличается от баптистского прежде всего тем, что, по нашему убеждению, младенцев можно крестить и по вере родителей. Для нас, православных христиан, положительная значимость младенческого Крещения очевидна. Мы понимаем: естественной «средой обитания», необходимой человеческой личности для ее правильного духовного развития, является Божественная благодать. Сам Бог вложил в Адама – в миг его сотворения, когда он стал «душей живой» (Быт.2:7), – дар Своих Божественных энергий, предопределив его к Богопричастности. К этому же призваны и мы все – в Церкви, во Христе. «Душа по природе христианка» – говорит древний учитель Церкви Тертуллиан.⁷⁸ Пребывание же вне дара Божественной благодати для любого из нас губительно, ненормально. Всякая человеческая душа предназначена Богом отнюдь не «влачить существование» вне Церкви, но жить Христом: ведь только так и можно жить по-настоящему. Потому-то любой из нас, лишаясь в младенчестве – вместе с возможностью креститься – дара Божественной благодати, попросту оказывается неспособен нормально развиваться: как личность и как духовный организм. Давайте представим себе, например, такую ситуацию: некий младенец с первых дней жизни вынужден дышать разреженным воздухом, ему не хватает кислорода. Что случится с таким ребенком? Наверное, у него частично атрофируются легкие, он вырастет больным, немощным. И для того, чтобы в дальнейшем его вылечить, суметь нормализовать работу его организма, потребуются просто колоссальные врачебные усилия. Нечто подобное – но уже в плане духовном – происходит и с любым из тех младенцев, что бывают в детстве лишены благодати Крещения. «Легкие» души такого ребенка чахнут без «кислорода» Божественных энергий: он поистине задыхается вне Бога, вне Христа и Его Церкви, без спасительных Таинств – Крещения, Миропомазания, Евхаристии. Ведь все это как раз и созидает в нас духовного человека, нормализует нашу природу, формирует личность. И чем дольше – с самой ранней поры жизни – мы бываем отлучены от этой естественной для всех людей богоблагодатной среды, тем больше искажается в нас наш «внутренний человек» (ср. 2Кор.4:16). Потом, когда такой ребенок вырастает, ему может оказаться очень трудно – при «взрослом» вхождении в Церковь – преодолеть тяжелые последствия своего прежнего существования вне Христа. Конечно, принимая Крещение уже в сознательном возрасте, христианин (с помощью Божьей) может постепенно полностью «реанимировать» собственную душу, еще совсем недавно почти что умерщвленную ее прежним – вне благодати – образом существования: но как же тяжело ему порой оказывается этого достичь!… И раз это действительно так, то имеем ли мы право оставлять наших младенцев без Крещения и его спасительных плодов: вхождения в Церковь, Евхаристического Приобщения?…

Замечу, что если до конца следовать логике баптистов, утверждающих, что креститься может только тот, кто осознанно принял Христа, то получится, что многие из рождающихся на свет людей вообще не могут быть крещены и потому неизбежно оказываются обречены на лишенность радости райского блаженства, даруемой человеку именно через Таинство Просвещения. Я имею в виду людей с тяжелыми врожденными психическими болезнями, нарушениями функций мозговой деятельности. Как мы понимаем, многие из них попросту не способны не только воспринять глубины христианского учения, но даже сколько-нибудь адекватно взаимодействовать с окружающим миром, словесно общаться с близкими. Так будем ли мы лишать их возможности вхождения в Церковь, приобщенности Богу только потому, что они не в силах при помощи речи сформулировать и выразить свою веру, логически осознанно принять Христа – как этого требуют от всякого верующего некоторые протестанты? Да, они действительно лишены возможности прочесть Евангелие, творить утром и вечером по молитвеннику «келейное» правило, совершать в Церкви многое другое из того, на что оказываются способны все другие «обычные» христиане. Но вместе с тем давайте зададимся вопросом: а могут ли подобные больные вести подлинно духовную жизнь, пребывать в Богообщении, молитвенно предстоять своему Творцу? Церковь верит, в то, что они действительно способны на все это. Просто здесь – в результате физической болезни – в их естестве оказывается нарушена способность души проявлять себя вовне при помощи тела, адекватно с ним взаимодействуя. Сама же душа таких людей безусловно может (пусть и невидимо для наших глаз, зрящих одну лишь болезнь – во всей ее тяжести и неприглядности) вести в глубинах собственного внутреннего бытия напряженнейшую и святую духовную жизнь. Такие больные, по слову святителя Феофана Затворника, безумны «только для нас… а не для себя и не для Бога. Дух их своим путем растет. Может статься, что мы – «мудрые» – окажемся хуже», чем они в очах нашего Создателя.⁷⁹ Именно поэтому Церковь считает необходимым крестить не только неразумных младенцев, но и психически больных людей, пусть и лишенных возможности, так же как и маленькие дети, логически осознанно принять христианскую веру. Наверное, многие из вас видели, с какой радостью и с каким внутренним глубоким благоговением причащаются такие больные, когда их подводят к Евхаристической Чаше. Кстати говоря, точно так же, как радостно приобщаются Крови Христовой и те младенцы, которых родители регулярно приносят в церковь на Литургию…

Какие же исторические и богословские основания могут привести православные христиане в пользу того, что Крещение младенцев необходимо?

В Новом Завете есть упоминания о Крещении целых домов: дома сотника Корнилия, дома темничного стража. Все эти Крещения совершались по воле главы дома. Дом – это семья, и, скорее всего, там могли быть и маленькие дети. Протестанты возражают на этот новозаветный аргумент, говоря, что дети в этих домах могли быть, а могли и не быть: ведь в древнее понятие «дома» входили даже и рабы.

Мы также можем сказать и о том, что в Ветхом Завете прообразом Крещения служило обрезание, которое как раз и совершалось над младенцами. И если это было законным в отношении прообраза Крещения, то почему нам не совершать над маленькими детьми и само Крещение?

Кроме того, можно упомянуть и о том, что многие древние Отцы и учители Церкви допускают возможность Крещения детей. Среди них священномученик Ириней Лионский, священномученик Ипполит Римский, Тертуллиан, Ориген. «… В первую очередь крестите детей», – наставляет нас «Апостольское Предание» – памятник раннехристианской письменности III столетия.⁸⁰ Древний поместный Карфагенский собор (418) очень решительно настаивает на необходимости Крещения младенцев: «Кто отвергает нужду Крещения малых и новорожденных от матерней утробы детей, или говорит, что хотя они и крещаются во отпущение грехов, но от прародительского Адамова греха не заимствуют ничего, что надлежало бы омыть баней пакибытия (из чего следовало бы, что образ Крещения во отпущение грехов употребляется над ними не в истинном, но в ложном значении), тот да будет анафема… Младенцы, никаких грехов сами собой содевати еще не могущие, крещаются истинно во отпущение грехов, да чрез пакирождение (Крещение) очистится в них то, что они заняли от ветхого рождения».⁸¹ Однако для протестантов подобное свидетельство не будет доказательным: они не признают авторитета древних Отцов Церкви и Соборов.

Можем ли мы здесь привести какие-то другие аргументы против доводов баптистов? Строго говоря, возражения протестантов против Крещения младенцев сводятся к двум утверждениям: Бог спасает человека только по свободной воле и устремлению самого человека, а младенец не может принять самостоятельного решения: человек может приобщиться к Божественной благодати лишь сделав осознанный, разумный выбор жизни во Христе, а младенец еще мал и потому лишен разума. Звучит убедительно? Казалось бы, да… Но давайте с вами посмотрим: а так ли это на самом деле? Так ли в этих протестантских утверждениях все просто и верно, как может показаться поначалу?

Протестанты не допускают мысли о том, что Бог может простить грехи человека по молитве его братьев во Христе, спасти его по вере других: исцелить – да, оказать благодатную поддержку – да, но – не спасти, не простить ему грехи. Здесь вопрос, строго говоря, заключается даже не в том, можно ли крестить младенцев. Он формулируется протестантами гораздо шире: а могут ли вообще грехи одного человека проститься по вере другого? И если действительно могут проститься, как утверждаем мы с вами – православные, то это и будет означать, что совершаемое по вере родителей Крещение младенцев может быть допущено в Церкви и что в этом Крещении младенец, также как и любой другой взрослый человек, освобождается от первородного греха.

Давайте вспомним один эпизод из Евангельской истории: исцеление расслабленного, которого близкие ему люди, разобрав кровлю дома, где в то время находился Спаситель, спустили к Господу на веревках. И вот Христос, видя их веру, не только исцеляет расслабленного от его физического недуга, но и прощает ему совершенные им в прошлом грехи. «Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: чадо, прощаются тебе грехи твои» (Мк.2:5). Этот эпизод ясно нам показывает, что именно по вере других людей, а не только по вере одного расслабленного Господь простил ему грехи. Значит, Господь может освободить от грехов по вере близких не только этого евангельского расслабленного, но и многих других людей, в том числе – очистить от первородного греха по вере родителей и крещаемых младенцев.

Как уже упоминалось, протестанты также говорят и о том, что человек должен принять Христа свободно и осознанно, сделав свой последовательный и разумный выбор. И здесь перед нами возникает еще один вопрос: а может ли ребенок почувствовать благодать Божью и каким-либо образом ее воспринять, будучи из-за своего возраста еще лишенным способности логических суждений, соединиться со Христом, не делая при этом разумно осознанного выбора пути христианской жизни? В связи с этой проблемой мы находим в Священном Писании еще один очень важный для нас эпизод: посещение Божией Матерью Своей родственницы Елизаветы. Именно тогда еще не рожденный младенец Иоанн – будущий Предтеча, ощутив присутствие пребывавшего в утробе Марии Господа, взыграл во чреве своей матери. Этот младенец еще не был способен разумно осмыслить, осознать происходящее, но он уже воспринял, ощутил присутствие и действие Божественной благодати. То же самое мы можем сказать и о любом крещаемом младенце: пусть он еще не может понять Христа, усвоить Его учение, но он в силах с радостной простотой принять Его благодатные дары; ведь душа всякого человека уже с самого его рождения по своей природе – христианка.

Протоиерей Александр Шмеман пишет о смысле Крещения младенцев так: «Православная Церковь… никогда не ставила понимание условием Крещения. Она утверждает, что истинное понимание становится возможным только благодаря Крещению, что это понимание является скорее плодом и следствием Крещения, чем его условием. Мы весьма далеки от поверхностной идеи, что Крещение является недействительным, если оно не «понято"… а потому может совершаться только над взрослыми людьми. Быть может, высшей благодатью Крещения является как раз то, что оно превращает нас в детей, восстанавливает в нас «младенчество», без которого, по словам Самого Христа, невозможно войти в Царство Божие».⁸²

В Крещении происходит наше новое – духовное – рождение, и мы опять становимся младенцами: младенцами во Христе. Мы начинаем путь ко Спасению именно из этой духовной колыбели: из крещальной купели. В этом смысле Крещение не только может совершаться над детьми, но оно делает из всякого человека младенца, рождающегося в этом Таинстве из утробы Церкви. В связи с этим следует помнить, что Крещение – это только первая «точка отсчета» в нашей церковной жизни, раннее детство всякого христианина, и потому для каждого из нас оно – лишь начало огромного и бесконечного пути к совершенному единению со Христом. Ведь, по словам преподобного Симеона Нового Богослова, «в божественном Крещении мы получаем отпущение прегрешений, освобождаемся от прародительской клятвы и освящаемся наитием Святого Духа: но совершенную благодать, как она означается в словах: «вселюся в них и похожду» (2Кор.6:16), – не тогда получаем. Ибо это есть достояние совершенно утвержденных в вере и доказавших ее делами».⁸³

Часто возникает и еще один богословский вопрос, также связанный с темой младенческого Крещения: а какова будет посмертная судьба тех детей, которые умерли, не будучи крещены? Обретут ли они вместе с праведниками вечную блаженную жизнь – благодаря тому, что не успели совершить никаких личных грехов и потому нравственно святы, чисты, или же они, напротив, подвергнутся вечным мучениям, как рожденные под властью первородного греха и этот грех унаследовавшие?

Восточная и западная богословские традиции дают здесь свои различные – противоположные – ответы. Католическое богословие, вслед за блаженным Августином, утверждает, что все умершие некрещеными младенцы подлежат адским мучениям. Сам блаженный Августин при ответе на этот вопрос основывался на мысли о том, что никакой иной путь к вечному Спасению, помимо благодати Крещения, для человека вообще недоступен. Второго такого пути попросту существовать не может. Ведь Сам Христос прямо и решительно утверждает: «… если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божье» (Ин.3:5). Безоговорочно следуя этой евангельской мысли о невозможности Спасения для некрещеных, блаженный Августин решительно утверждает: всякий новорожденный младенец до Крещения «принадлежит к массе погибели, и справедливо считается, как рожденный от Адама, осужденным чрез обязательное несение древнего долга». При этом не имеет значения, что умерший некрещеный ребенок не успел совершить ни одного личного греховного поступка. По мысли блаженного Августина, всеобщее наследование падшим человечеством греха Адама как греха в собственном смысле этого слова и как вины за поступок нашего прародителя, «делает некрещеных младенцев виновными и, как чад гнева, хотя бы младенцы умерли, влечет к осуждению»⁸⁴, то есть обрекает их на адские муки.

Совсем иначе, чем блаженный Августин, отвечают на вопрос о судьбе умерших некрещеных младенцев великие Отцы Восточной Церкви IV столетия Григорий Богослов и Григорий Нисский. Святитель Григорий Богослов пишет о тех, кто «не имеют возможности… принять дара (Крещения), или может быть по малолетству, или по какому-то совершенно не зависящему от них стечению обстоятельств, по которому не сподобляются благодати, хотя бы сами того и желали… (Они) не будут у праведного Судии ни прославлены, ни наказаны; потому что, хотя не запечатлены (Крещением), однако же и не худы, и больше сами потерпели, нежели сделали вреда».⁸⁵ Как вы понимаете, речь здесь идет не только о некрещеных младенцах, но и о тех людях, которые не стали при жизни христианами, членами Церкви, но все же были добры по отношению к ближним и прожили земной век согласно с внутренним голосом собственной совести. Для таких некрещеных людей, будь то младенцы или взрослые, по мысли святителя Григория Богослова, предназначено некое особое посмертное состояние, которое нельзя считать ни блаженным, ни мучительным. Святитель Григорий Нисский также согласен со святителем Григорием Богословом. Он говорит о том, что умершие некрещеными младенцы конечно же не будут подвержены посмертным адским мучениям, но при этом, однако, и не обретут совершенного богообщения: ведь подобное богообшение подразумевает истинное – в доступную для человека меру – личное знание, ведение Того, с Кем вступаешь в духовное единение – твоего Творца и Господа. Эти же некрещеные младенцы не знают Бога, «не знакомы» с Ним уже хотя бы потому, что, родившись по плоти в физическом мире, они не успели родиться Духом Святым во Христе, не успели получить дарующего боговедение Таинства Крещения, а значит, и ныне – по смерти – остались неспособны к подлинному богообщению, совершенной, по дару благодати, причастности Создателю. Впрочем, по убеждению святителя Григория, если душа в своей земной жизни отчасти утвердилась в нравственном добре или хотя бы не успела сотворить зла, она и после смерти оказывается способна к духовному совершенствованию. По мысли Нисского святителя, это означает, что душа некрещеного младенца все же, пусть и постепенно, сможет научиться «созерцать Сущего (Бога), станет способной к восприятию большего, свободно приобщаясь Истинно-Сущего» и тем самым достигая реального богообщения и богопознания.⁸⁶

Следует заметить, что эта яркая и оригинальная идея святителя Григория Нисского о посмертной судьбе некрещеных младенцев все же не получила своего широкого распространения на православном Востоке. Выражением более традиционного святоотеческого взгляда на эту вероучительную проблему скорее является уже упомянутое мной мнение святителя Григория Богослова о некотором «промежуточном» – вне мучений, но и вне совершенного блаженства – состоянии, в котором пребывают души умерших некрещеных детей.

Именное этим и связаны настойчивые призывы наших православных священников к скорейшему крещению новорожденных детей – ради того, чтобы они смогли, в случае их возможной неожиданной смерти, избежать опасности лишиться вечного блаженства.

В Церкви сложилось так, что два ее Таинства – Крещение и Миропомазание, как единый и неразрывный путь христианина к жизни в Святом Духе, представляют собой общее чинопоследование. Здесь наша православная практика совершения двух этих Таинств принципиальнейшим образом отличается от практики католической (Миропомазание там называется конфирмацией), где эти Таинства отделены друг от друга для принимающего их человека многими годами.

В православном Требнике чинопоследование Крещения предваряется рядом других кратких чинопоследований. Во-первых, это существующие в церковной практике с XII столетия «молитвы в первый день, по внегда родить жене отроча»; то есть церковная молитва о Спасении человека уже начинает совершаться с самого момента рождения ребенка. Здесь читаются молитвы и о матери, и о младенце.

Затем в Требнике следует молитва «во еже назнаменать отроча, приемлющее имя во восьмой день рождения своего». В ветхозаветной Церкви младенец на восьмой день обрезывался, а на сороковой день приносился матерью в храм. В Новозаветной Церкви в подобие этому на восьмой день после рождения младенцу нарекают имя. Практика наречения имени младенцу на восьмой день по его рождении существует в Православной Церкви с VIII века. Первая молитва в последовании – это молитва наречения христианского имени, которое уже дается ребенку, хотя он еще и не крещен; здесь же читается тропарь Сретения, потому что это чинопоследование соотносится с событием Сретения Господня.

Далее в Требнике находятся «молитвы жене родильнице по четыредесятихднех». На сороковой день читаются молитвы на очищение матери и на воцерковление ребенка. Момент совершения самого Крещения в разные времена и в разных поместных церквах менялся. Сейчас в Русской Церкви, в соответствии со сложившейся традицией, младенцев крестят чаще всего на сороковой день. В старину было не так: тогда крестили на восьмой день, именно отсюда и возник обычай для матери не присутствовать на крестинах своего ребенка, так как мать до сорокового дня, до прочтения над ней очистительных молитв, не имеет права входить в храм. Никаких канонов, которые бы вообще запрещали матери находиться во время Крещения в храме, строго говоря, нет. И если уже настал сороковой день после рождения ребенка, если священник прочитал над ней очистительную молитву, она, безусловно, имеет право присутствовать при Крещении своего младенца.

Итак, на сороковой день мать с ребенком приходили в храм и здесь читались молитвы о матери и отрочати. Сейчас чаще всего этот чин объединяется со следующими за ним оглашением и Крещением.

В Требнике есть и еще одна особая «молитва жене, егда извержет младенца». Это молитва относится только к тем обстоятельствам, когда с женщиной и ее еще не рожденным ребенком произошел какой-то несчастный случай, не зависящий от ее сознательных действий, направленных на то, чтобы от этого ребенка тем или иным способом избавиться. Понятно, что эта молитва не имеет никакого отношения к случаям абортов. Прежде чем читать эту молитву, священник должен исповедовать мать и выяснить: не было ли с ее стороны какого-то легкомысленного и безответственного отношения к своему плоду, приведшего ее к выкидышу, и есть ли здесь ее вина. И если оказывается, что она в чем-то виновата, священник эту молитву уже не читает, так как эта женщина совершила грех, который может быть преодолен только через Исповедь.

Далее в Требнике присутствует «молитва, во еже сотворить оглашенного», начинающаяся словами «О имени Твоем, Господи Боже истины…», а за ней следует и весь чин оглашения. Оглашение – это чинопоследование, которое непосредственно предшествует Крещению; это отдельное чинопоследование, имеющее своей целью приготовить человека к Крещению: освободить его от власти сатаны и принять его в достояние Церкви, в достояние Христово.

Оглашенные еще не обладают той благодатью, которая дарована всем членам Церкви – христианам; и все же Церковь за них уже молится. Сегодня в наших храмах за каждой Литургией звучат ектении об оглашенных: как раз о тех людях, которые готовятся принять Крещение. Когда диакон в древней Церкви возглашал: «Оглашенные, изыдите», то все эти люди должны были покинуть храм, так как они еще не имели права находиться здесь при преложении Святых Даров, то есть при преложении хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы, и тем более не могли причащаться.

Последование, которое мы видим сегодня в нашем Требнике, сформировалось в целом к X веку в Византии и оттуда перешло на Русь.

Итак, как же осуществлялось в древней Церкви оглашение? Являясь подготовкой к Крещению, катехизация могла продолжаться довольно продолжительное время: несколько лет. Подготовка к принятию человеком Крещения последовательно осуществлялась сначала мирянами, потом пресвитером и, наконец, на последнем этапе, епископом. Оглашенные готовились прочесть Символ веры, изучали Евангелие. До нас дошли древние огласительные беседы, которые произносились епископом (иногда пресвитером) перед готовящимися к принятию Крещения, принадлежащие перу таких замечательных церковных писателей, как святители Кирилл Иерусалимский, Амвросий Медиоланский, Иоанн Златоуст.

Оглашение как таковое известно в Церкви издревле. Еще о соработнике апостола Павла Аполлосе в книге (Деян.18:25) говорится так: «Сей оглашен был пути Господню».

Вступлению в Церковь предшествовало не только обучение основам веры, но и проверка человека в твердости его христианского исповедания. Представителями церковной иерархии испытывалось его покаянное чувство: насколько он сознает свою греховность и желает исправиться, возродиться во Христе. Первое упоминание о катехизации мы находим у святого Иустина Философа (II век). Термин «катехуменат» встречается у церковного писателя III столетия Тертуллиана. По свидетельству священномученика Ипполита Римского (III век), у катехизируемых были поручители, с ними беседовали епископ и особые учителя. С III века оглашение продолжалось в течение двух-трех лет. Этот срок мог сокращаться из-за степени готовности человека к принятию Таинства.

Для принимавшего Крещение человека, по существовавшему в древности обычаю, был необходим всего один восприемник (крестный): для мужчины – мужчина, для женщины – женщина (в соответствии с 22-м правилом I Вселенского собора). Таковой восприемник назывался по-гречески ἀναδεχόμενος («анадехоменос»); иногда это слово использовалось в значении «поручитель задолжника». Это юридический термин: всякий человек как бы «должник» Бога, и восприемник за него поручается. Вообще говоря, первым «Поручителем» за христиан перед Богом сделался Сам Христос. Именно Он – принося Себя в Жертву за всех людей – тем самым как бы «поручился» перед Своим Небесным Отцом за весь человеческий род: за умерших, за живых и даже за еще не рожденных. Как раз во образ Христов крестные, восприемники и поручаются при Крещении за неразумных младенцев, а также за тех взрослых, что ожидают наставления в вере. Замечу, что обычай иметь двух крестных – русская традиция, распространившаяся лишь с XIV века.

В нашем современном Требнике мы находим особую молитву «во еже сотворить оглашенного» – «О Имени Твоем, Господи Боже истины». В ней говорится о том, что священник возлагает – во имя Божие – на оглашаемого свою руку, дабы оглашаемый, при помощи подаваемой ему от Господа и хранящей его под своим покровом Божественной силы, освободился от «ветхого» сатанинского обмана, наполнился верой, надеждой и любовью, исповедал истинного Троичного Бога и соблюл Его заповеди. В ранней Церкви новообращенного человека, который готовился принять Крещение, приводили к епископу. Епископ выслушивал заверения этого человека в серьезности его намерений быть настоящим и верным членом Церкви Христовой. После этого епископ вносил его имя в список оглашенных, затем он трижды осенял оглашаемого крестным знаменем и возлагал на его голову руку. Этот обряд было принято называть «зачислением» в разряд оглашенных. Он означал, что Христос принимает этого человека в Свое достояние и вносит его имя в Книгу Жизни. Обычно этот обряд совершался в начале Великого поста.

В понедельник четвертой седмицы Великого поста оглашенные переходили в разряд просвещаемых: тех, кто вот-вот примет Крещение. Сегодня Великим постом – с его середины – на Литургии Преждеосвященных Даров мы с вами можем услышать специальную ектенью о просвещаемых, которая читается здесь с соответствующими тайными молитвами.

По окончании установленного срока оглашенные подвергались духовному экзамену, то есть выяснялись не только их знания, но также рассматривалась их жизнь – готов ли человек по своему настрою, по чистоте жизни, по покаянному чувству, по вере своей принять Христа и стать воином Христовым?

Великий пост был напряженным временем подготовки к Крещению. В Древней Церкви Крещение приурочивалось к великим праздникам – прежде всего к Пасхе (основным днем Крещения считалась Великая суббота), к Богоявлению. Крестили также на Пятидесятницу, на Лазареву субботу. И сейчас на этих службах можно услышать песнопения, напрямую связанные по своему смыслу с событием Крещения: на Литургии в эти дни вместо «Святый Боже…» поется «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся …»

Ныне в начале совершаемого по Требнику перед Крещением чинопоследования оглашения человек стоит «совлечен и отрешен одежд». Что это означает для оглашаемого? Этот человек прежде был пленником, рабом сатаны и греха. Рабы ходят раздетыми и разутыми, и вот эту-то свою былую рабскую нищету он здесь и являет. Теперь он жаждет дара иного рабства – рабства, которое может ему даровать подлинную свободу, рабства Христу.

Слова молитвы «во еже сотворити оглашенного» предваряются трехкратным дуновением, которое совершает священник. Это дуновение священника, по словам святителя Симеона Солунского, возгревает прежнее дуновение, которое было над Адамом, когда Господь Бог при творении вдунул в его лицо дыхание жизни.⁸⁷

При Крещении вновь осуществляется новое творение, человек духовно творится для жизни в Боге.

Следующая часть находящегося в Требнике последования оглашения принято называть молитвами экзорцизма, то есть совершающегося здесь изгнания нечистых духов. Как вы понимаете, речь идет отнюдь не о так называемых «отчитках», совершаемых над бесноватыми людьми. Просто каждый некрещеный человек, рожденный в падшем мире, сам того не подозревая, находится в рабстве у сатаны. И каждый человек (об этом уже говорилось ранее), поскольку он находится во власти первородного греха, должен от этой зависимости избавиться, то есть вырваться из этого рабства сатане и стать рабом Божьим. В Древней Церкви (в III столетии) существовали специально благословленные епископом через обряд хиротесии экзорцисты, которые, не имея при этом священного сана, читали особые молитвы над оглашаемыми людьми. Эти молитвы многократно читались над просвещаемыми до Великой пятницы.

В отношении человека к бесам зачастую можно обнаружить две крайности: первая – не верить в их существование, тем самым ставя под сомнение учение Церкви; вторая – испытывать к ним слишком большой интерес, с увлечением отыскивая в окружающей нас действительности лишь их «злокозненные проявления» и забывая при этом об их Победителе – Христе. Как известно, бесов радуют обе эти крайности: лишь бы человек пореже вспоминал о Боге. И тем не менее между христианами и силами бесовскими идет непрекращающаяся война; и начальный отсчет этой войны для каждого из нас ведется именно с запретительных молитв, читаемых священником, и с того отречения от сатаны, которое следует за запрещениями. В Требнике мы находим поистине уникальные и удивительные тексты этих запретительных молитв. Первые два запрещения напрямую обращены к диаволу. Например, первое из них – очень древнее, встречающееся уже в богослужебной практике Церкви VIII столетия, начинается словами; «Запрещает тебе, диаволе, Господь пришедый в мир, и вселивыйся в человецех, да разрушит твое мучительство …» Спросим себя: разве возможно найти в церковной молитвенной практике еще одно столь явное прямое обращение к сатане? Здесь – вызов на войну, запрещение властное, запрещение действенное именем Христовым, по слову евангельскому: «… и бесы повинуются нам о Имени Твоем» (Лк.10:17). Это – устрашающие слова, рассеивающие и уничтожающие бесовскую власть. Третья молитва обращена уже не к сатане, а к Богу, но и в ней идет речь о победе над диаволом: «Господи Саваоф, Боже Израилев, исцеляяй всякий недуг и всякую язю. призри на раба Твоего, взыщи, испытуй, и отжени от него вся действа диаволя …». После нее читается еще одна молитва об оглашенном, в которой содержится прошение к Богу о принятии этого человека в Пренебесное Царство: «Сый Владыко Господи, сотворивый человека по образу Твоему и по подобию …».

Затем следует новое дуновение: священник дует на уста, на лоб оглашаемого. Подобный древний обычай существовал в Церкви уже в III столетии. Смысл этого дуновения в том, что сам воздух нашего мира, зараженный вследствие грехопадения злом, грехом и смертью, освобождается от этого зла действием подаваемой через священнодействие благодати. Окружающий нас физический мир, космос болен в результате греха Адама, и всякий акт освобождения от зла имеет для мироздания не только духовный, но и физический характер. В Таинствах Церковных, во всех церковных священнодействиях Божественная благодать постоянно воздействует и на человеческий дух, и на душу, и на тело – в их неразрывном психофизическом единстве. Здесь, в Церкви Христовой, не только читается направленная на исцеление духовной стороны человеческой личности молитва, но постоянно совершаются и символические физические действия, призванные освятить и нашу телесность, и окружающий нас материальный мир.

При последующем за изгнанием нечистых духов троекратном отречении от сатаны оглашаемый человек стоит обращенным на запад. Запад – это духовный символ власти тьмы, сатаны (на западе заходит солнце). Восток – символ приходящего в мир света, солнечного восхода: ведь и Христос именуется Солнцем Правды; запад же в церковном символическом понимании – «адское» направление. Теперь, после совершившегося экзорцизма, оглашаемый уже не боится стоять лицом к лицу с сатаной, ибо, благодаря прочитанным над ним молитвам запрещения, он от власти сатаны освободился. Далее происходит отречение от сатаны: «Отрицаеши ли ся сатаны, и всех дел его, и всех аггел его, и всего служения его, и всея гордыни его?» – спрашивает у оглашаемого священник. Тот отвечает: «Отрицаюся». И так происходит три раза. «Отреклся ли еси сатаны?» – «Отрекохся», тоже три раза.

Затем священник говорит: «И дуни, и плюни на него» – на сатану. Не все крещаемые понимают, зачем необходимы эти дуновение и плюновение. Но давайте не забывать, что у всякого богослужебного действия есть свой глубокий символический смысл. Если человек хочет нанести самое страшное оскорбление своему врагу, то он может сказать ему какие-то обидные слова, ударить его, а может и плюнуть ему в лицо. И этот плевок в лицо окажется для врага гораздо худшим, куда более страшным оскорблением, чем все другие. То, что совершает здесь оглашаемый, это плевок в лицо сатане. Христианство, помимо всего прочего, еще и жестокая, кровопролитная война с диаволом и его «аггелами», исход которой – или наша вечная жизнь, или вечная гибель. Итак, с этих дуновения и плюновения начинаются «активные боевые действия», развернутые нами против сатаны.

За отречением от сатаны следует исповедование личной верности Христу, сочетание со Христом. В древней Церкви – в Византии – этот чин (как и отречение от сатаны) совершался в Великую пятницу. Вновь происходит поворот от запада к востоку. Это значит, что мы обращаемся от царства сатаны в сторону восходящего солнца. Солнца Правды, Христа. Кроме того, на востоке, в соответствии с библейским рассказом, был насажден Богом древний рай. Все это означает, что мы, освободившись от власти сатаны, вновь обращены к Богу, стремимся вернуться ко Христу, войти в достояние Господне. Святитель Кирилл Иерусалимский говорит по этому поводу так: «Когда же ты отрицаешься сатаны, разрывая совершенно всякий с ним союз и древнее согласие со адом, тогда отверзается тебе рай Божий, на востоке насажденный, откуда за преступление изгнан был наш праотец. Означая сие, обратился ты от запада к востоку – стране света».⁸⁸ Далее священник спрашивает у оглашенного: «Сочетаваеши ли ся Христу?» – «Сочетаваюся», и так трижды. «Сочетался ли еси Христу?» – «Сочетался». «И веруеши ли Ему?» – «Верую Ему, яко Царю и Богу». Веровать в Бога можно по-разному. Известно, что бесы, прекрасно знающие о Его существовании, в Него веруют – и трепещут. Но мы веруем Христу, то есть верим в Него и доверяем Ему – как нашему Богу: мы готовы следовать за Ним, мы стремимся жить по Его заповедям. Мы веруем Ему как нашему Царю: и раз Он наш Царь, значит, мы даже сегодня, еще до нашего смертного часа, пребывая в Церкви Христовой, еще здесь, на земле, уже отчасти принадлежим к Его Царству.

Нужно помнить, что, сочетаясь со Христом, мы не только обретаем новую спасительную связь с Самим Началом Жизни, с основанием нашего духовного бытия – с Сыном Божьим, но и берем на себя перед Ним огромную меру ответственности: даем Господу обещание чтить Его и слушать Его повеления – именно как нашего Бога и Царя. Ведь и само Крещение, которое последует вскоре за обрядами оглашения, – это не только благодатный дар, подаваемый нам Богом, но и наша собственная данная Ему присяга верности, вполне определенные принятые перед Ним обязательства, наш с Ним – заключенный между Творцом и Его творением – взаимный Завет. По слову святителя Григория Богослова, «под силой Крещения разуметь должно завет с Богом о вступлении в другую жизнь и о соблюдении большей чистоты».⁸⁹ Подобное же значение будет иметь и включенное в обряды восьмого дня пострижение волос: оно – являемая нами готовность исполнять заповеди Божьи, символически выраженное отсечение нашей греховной воли. К этим обрядам мы еще обратимся немного позднее.

Далее оглашаемый человек произносит Символ веры. Наш с вами общепринятый в Православной Церкви Символ веры был составлен в IV веке. До него в древности существовало несколько других «крещальных» символов, предназначенных для приготовления ко вступлению в Церковь. Каждый из них использовался в тех или иных поместных церквах, находившихся в различных областях древнего мира и возглавлявшихся своими предстоятелями. В IV веке на I Вселенском соборе в г. Никее в 325 году был принят единый Символ веры, отредактированный и дополненный затем уже на II Вселенском соборе в Константинополе в 381 году. Этот Символ веры принято называть Никео-Константинопольским или Никео-Цареградским.

Символ веры и предшествующие ему слова подтверждения сочетания оглашаемого со Христом в соответствии с указанием Требника полагается читать троекратно. Затем человек еще раз трижды подтверждает свое сочетание со Христом. После этого он поклоняется Пресвятой Троице, произнося при этом слова: «Поклоняюся Отцу, и Сыну, и Святому Духу, Троице Единосушней и Нераздельней». Обратим внимание на то, что если отречение от сатаны оглашаемый «скрепил» физическими действиями дуновения и плюновения, то верность Христу скрепляется физическим поклонением, поклоном, обращенным к Богу Троице. Вся наша природа в ее полноте – и душа, и тело – участвует в этих важнейших символических действиях.

За поклонением следует благодарение, обращенное к Богу священником, а затем завершительная молитва чина оглашения: «Владыко Господи Боже наш, призови раба Твоего (такого-то) ко святому Твоему Просвещению …» В древности чин оканчивался введением оглашаемого в храм, где он должен был уже приступить к крещальной купели.

Далее в нашем современном Требнике следует чинопоследование Таинства Крещения, объединенное с чинопоследованием Таинства Миропомазания. Согласно древней константинопольской практике Крещение было принято совершать в Великую субботу: на вечерне, соединенной с Божественной Литургией.

В начале чинопоследования Таинства священник, одетый в белое облачение, символизирующее новую жизнь во Христе, в которую входит крещаемый, кадит купель, а также участников Таинства. При этом, в соответствии с указанием Требника, крещаемые должны держать в руках зажженные свечи. Каждение, по выражению святителя Симеона Солунского, являет «благоухание и святыню Духа», а свечи знаменуют переход крещаемого от духовной тьмы к божественному свету, ибо «он становится сыном света».

В идеале Таинство Крещения должно совершаться при участии диакона, как и предусмотрено в Требнике. Но в сегодняшней практике так происходит редко.

Таинство Крещения начинается с возгласа «Благословенно Царство …». Это литургийный возглас, который, строго говоря, принадлежит одной службе – Божественной Литургии (хотя в древности, например, в Константинополе, он использовался и в иных чинопоследованиях). Почему же этот возглас оказался включенным в чинопоследование Крещения? В древней Церкви чин Крещения был тесно взаимосвязан с богослужением Литургии. Чтобы было понятней, как осуществлялась подобная взаимосвязь, приведу пример из несколько иной области. Наверное, вы видели, как совершается Таинство Священства – во время Литургии. На несколько минут привычный для нас с вами ход Литургии вдруг прерывается и происходит рукоположение – но не как отдельная служба: просто в Литургию включаются определенные молитвословия, во время которых и происходит рукоположение. Так же в древней Церкви было и с Крещением и Миропомазанием. Лишь постепенно, поначалу совершаясь во время Литургии, они превратились в отдельную службу. И тем не менее литургийный возглас «Благословенно Царство …» по-прежнему сохранился в чинопоследовании Крещения и Миропомазания.

За возгласом следует мирная ектенья, в которой Церковь молится не только за крещаемого, но и за всех нас, членов Церкви, потому что Крещение – это праздник для всей Церкви, это всеобщая благая радость умножения Тела Церковного. Во время этой ектении священник тайно молится о себе; в молитве, начинающейся словами «Благоутробный и милостивый Боже …», он выражает всю свою ответственность перед Богом, он осознает собственное личное недостоинство и просит Творца о том, чтобы Господь соделал его достойным совершить это Таинство.

Затем священник переходит к освящению воды. Освящение воды очень древний обычай: он прослеживается в церковной истории со II–III веков.

Освящение воды раскрывает связь Крещения со всей полнотой мироздания. Мы знаем, что все предметы этого мира неразрывно связаны с водной стихией; да и наши тела, мы сами в значительной мере состоим из воды. Вода вообще является одним из древнейших религиозных символов жизни. В книге Бытия мы также находим слова: «… и Дух Божий носился над водой» (Быт.1:2), описывающие животворящую деятельность Божества, дарующего существование Своему творению. По слову Тертуллиана, при создании мира вода «первой произвела живое, дабы при Крещении не казалось удивительным, что воды могут оживлять».⁹⁰

В то же время мы можем вспомнить и о том, что при Своем Крещении Господь Иисус Христос входит в воды Иорданские еще и ради того, чтобы очистить их Своим Божественным присутствием от сил зла, освободить их от действия бесовского. Мы видим, что у водной стихии в результате свершившегося в мире грехопадения человека появилось двойственное символическое значение: она символ жизни, и в то же время она – основа смерти, разрушительная сила (здесь можно припомнить событие Всемирного потопа, когда водной стихией была уничтожена почти вся жизнь на земле). Этот двойственный – не только положительный, но и отрицательный – символический смысл воды преодолевается через осуществляющееся в Церкви действие Божественной благодати: образ воды как мертвящей, иррациональной, враждебной для жизни силы преходит, исчезает. Вода благодаря церковной молитве делается животворящей, освящающей, исполненной силы Божьей. По мысли святителя Григория Богослова, подаваемая через воду «благодать и сила Крещения не потопляет мир, как древле, но очищает грех в каждом человеке и совершенно измывает всякую нечистоту и скверну, привнесенную повреждением» в грехопадении.⁹¹ И освящение воды при Крещении также является подлинным воссозданием всего неразрывно связанного с водной стихией окружающего нас физического бытия – восстановлением всего тварного мира во Христе.

Вместе с тем вода Крещения – даже в таком освященном, облагодатствованном состоянии – по-прежнему сохраняет свое прежнее символическое значение гробницы, могилы, в которой спогребается Христу христианин. Но именно потому, что мы спогребаемся в ней Господу, Чья смерть на Кресте стала для нас животворящей, это погребение делается для крещаемого не только мертвящим, убивающим в нем грех, но и живительным. По слову святителя Василия Великого, при Крещении «вода изображает собой смерть, принимая тело как бы во гроб, а Дух сообщает животворящую силу, обновляя души наши из греховной мертвенности в первоначальную жизнь. Сие-то значит «родиться свыше водой и Духом» (ср. Ин.3:5–7); потому что умерщвление наше производится водой, а жизнь творится в нас Духом».⁹² Тем самым могила Крещения делается для нас подлинно животворной. В то же время она становится местом, в котором надежно погребается тот, кому уже не следует воскреснуть во Христе вместе с нами – грех, сатана. Для него воды Крещения поистине делаются гробницей, смертной обителью. Древний учитель Церкви епископ Василий Селевкийский, говоря о значении Крещения, свидетельствует об этом так: «Крещение есть совокупность всех благ, оно есть очищение мира, восстановление (человеческой) природы, наиболее скорое искупление, самое подходящее лекарство, влага, палящая грехи, губка, очищающая сознание, одежда, не подверженная воздействию времени, плодородное духовное чрево, могила, возрождающая погребенных, бездна, поглощающая грехи, водная стихия, ставшая надгробием диаволу …».⁹³ А святитель Амфилохий Иконийский решительно утверждает, что Христос «демонское полчище потопил в купели Крещения».⁹⁴

Молитва освящения воды, произносимая священником во время совершения Таинства Крещения «Велий еси, Господи, и чудна дела Твоя …», делится по своему смыслу на три части. В первой говорится о миротворении и хвалебном прославлении Бога ангелами; во второй – вспоминается Божественное Домостроительство Спасения человеческого рода через Господа Иисуса Христа, причем здесь же говорится о том, что все тварное воспевает Христа, пришедшего во плоти, и о том, что через Духа Святого Христос освятил воды Иорданские и сокрушил бесовские силы; в третьей части молитвы испрашивается нисхождение на воды Крещения Святого Духа и содержится прошение о том, чтобы эти воды через Его наитие стали для крещаемого избавлением, освящением, оставлением грехов, просвещением духовным, обновлением духа, дарованием сыновства, источником жизни.

Следом за освящением воды происходит освящение елея и помазание им. Елей (еще одно греческое слово в нашем церковном обиходе: ἔλαιον (элайон, «масло») – также важнейшее для богослужения символическое вещество. Кроме того, елей и древнейшее лечебное средство. Вспомним, что в притче о милосердном самарянине на раны «впадшего в разбойники» человека были возлиты вино и елей: вино как средство дезинфицирующее, а елей – как смягчающее боль.

Помимо всего этого, елей – это источник света, радости, добрых дел: в древности повсеместно использовались заправленные елеем светильники. Сегодня они тоже сохранились в нашем с вами обиходе – как храмовые и домашние лампады. Является елей и символом готовности просвещенного Божественным светом человека встретиться со своим Творцом (вспомним евангельскую притчу о мудрых и неразумных девах).

Елей – это и символ примирения и согласия между Богом и человеком (ведь после потопа голубь принес Ною именно масличную ветвь, ознаменовавшую прошение Творцом Своего творения).

Наконец, с елеем символически сравнивается и Дух Святой. По выражению святителя Василия Великого, «справедливо Дух Святой называется елеем радования, когда один из тех плодов, кои Он производит в душе нашей есть радость».⁹⁵ Значит, елей – это еще и образ христианской радости человека, пребывающего во Святом Духе. Дух Святой будет дарован христианину в Миропомазании, но и здесь крещаемый уже получает предваряющий дар, залог Святого Духа.

При чтении молитвы освящения елея «Владыко Господи, Боже отец наших …» осуществляется троекратное священническое дуновение, троекратное осенение знамением креста сосуда с елеем.

Потом священник освященным елеем помазывает освященную воду с возгласами «Аллилуиа». Здесь звучат слова «Благословен Бог, просвещаяй и освящаяй всякого человека, грядущего в мир …»: близится рождение нового христианина.

Заметим, что одним и тем же елеем помазуются и вода, и тело человека: для его примирения с Богом, и в Боге – с миром. Теснейшим образом – и в духовном, и в историческом плане – связанное с Крещением, это помазание понимается как восстановление человека в его целостности, как примирение друг с другом его души и тела, которые до сих пор (в результате грехопадения) пребывали в разладе.

Итак, совершаемое перед Крещением помазание человека елеем – это благодатное воссоздание человека, каждого его члена, каждого его органа чувств, и одновременно – наше личное примирение с Творцом, предшествующее погружению в крещальную купель. Интересно, что в византийской традиции елей выливался на голову крещаемого и затем растирался диаконом по всему его телу. Елей был здесь символом благодати, облекавшей всю полноту человеческой природы.

Далее происходит само Крещение. Оно совершается с произнесением слов: «Крещается раб Божий (здесь называется его имя) во имя Отца, аминь. И Сына, аминь. И Святого Духа, аминь». При этом происходит троекратное погружение во Имя Пресвятой Троицы. Как уже говорилось, в Крещении человек освобождается и от первородного греха, и от личных грехов: в купели он рождается для новой жизни духовным младенцем – в подлинной душевной чистоте.

Следует помнить, что Таинство Крещения – это единственное Таинство Церкви, которое может совершить не только священник, но и любой мирянин при каких-то крайних житейских обстоятельствах (например, при угрозе смерти находящегося рядом человека, желающего воспринять это Таинство, или над умирающим некрещеным младенцем). В соответствии с 45-м каноническим правилом святителя Никифора Исповедника, патриарха Константинопольского (IX век), «если в каком-либо месте нельзя будет найти священника, то некрещеных младенцев может крестить всякий, кто тут окажется налицо. Нет греха: крестит ли отец, или кто бы то ни был, лишь бы только был христианин».⁹⁶ По слову же преподобного Феодора Студита, «некрещеному полезнее… креститься… от мирянина… нежели отойти (из жизни) непросвещенным. И он становится поистине крещеным».⁹⁷

Почему же мирянин, пусть и в крайних обстоятельствах, но все же имеет право совершить Таинство Крещения? Почему всякое другое Таинство требует для себя действия именно священнической благодати, а вот Крещение может совершить каждый из нас: неважно – мужчина или женщина? Найти на этот вопрос логически выверенный и обоснованный ответ вряд ли представляется возможным… И все же, мы наверное, имеем право провести здесь некую параллель между духовным рождением христианина в крещальной купели и обычным человеческим телесным рождением. Мы помним, что Крещение очень часто именуют духовным рождением. Но кто же является здесь родителем христианина? – Сам Бог: мы уже об этом говорили ранее. «Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух» (Ин.3:6): в купели христианина рождает его Небесный Отец – Господь. И все же Бог духовно рождает христианина в вечную жизнь именно через посредство крещающего. Апостол Павел говорит об обратившемся христианине Онисиме: «которого я родил в узах моих» (Флм.1:10). Здесь слово Апостола «родил», по мысли древнего христианского экзегета Амвросиаста, означает – обратил ко Христу и крестил.⁹⁸ Всякий физически рождающийся человек получает свое бытие от природы единосущных ему родителей. Для духовно же рождаемого в купели христианина его родителем становится Христос, а во Христе – и тот, кто преподает ему дар Крещения. Мы понимаем: духовное рождение христианина в Крещении, помимо действия Божественной благодати, осуществляется – в соработничестве Богу – и совершителем Таинства – человеком. Причем этот человек способен совершить Таинство, как бы «родить» нового христианина, еще и потому, что и он сам был некогда рожден крещальной благодатью, троекратно погрузившись в купель и через это преложившись из плотского в духовного, обновившись из природы, пребывающей в рабстве греха, в природу, преображенную во Христе. И вот теперь он может лично даровать крещаемому нечто из этого своего, обретенного им в купели, духовного естества, уделяя ему – силой Божественной благодати – новое возрожденное во Христе состояние именно как некий присущий ему органический, природный дар. Но ведь не только священники, но и миряне равно обладают такой возрожденной в купели Таинства Просвещения духовной природой, будучи благодаря Крещению «живыми… во Христе Иисусе» (Рим.6:11). И именно поэтому даже мирянин оказывается способен (посредством крещальной купели) как бы «родить» – не по плоти, но по духу – крещаемого из своего обновленного во Христе естества, преподать ему начало жизни Христовой…

Кроме того, такое мирянское крещение, по убеждению святителя Фотия Константинопольского, «почтено призыванием Всесвятой Троицы, благочестивым намерением призывающих (крещающих) и верою воспринимающих».⁹⁹

Для совершения подобного – необходимого в крайних обстоятельствах – Крещения мирянину потребуется вода, а также будет нужно произнести (при троекратном погружении в нее крещаемого или при троекратном его кроплении) все те же крещальные слова. Затем, если этот умирающий человек все же останется жив, совершенное над ним Таинство Крещения будет необходимо восполнить Таинством Миропомазания, что должен будет осуществить уже священник…

Крещение происходит во имя Пресвятой Троицы. Как говорит святитель Григорий Богослов, «в Крещении тебе должно войти внутрь, видеть Святая, проникнуть взором во Святая Святых, бытье Троицей».¹⁰⁰

Для того чтобы следовать за Христом, нужно сначала умереть и воскреснуть с Ним и в Нем. Как пишет апостол Павел, мы крестимся в подобие смерти и Воскресения Христова, «ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения» (Рим.6:5). В Крещении мы получаем возможность оказаться причастными к искупительной Жертве Христовой лично. О Крещении как о нашем сораспятии Христу очень ярко свидетельствует святитель Амвросий Медиоланский: «Когда ты погружаешься (в крещальную купель) … ты принимаешь таинство Его Креста, ведь Христос висел на Кресте и Тело Его было прибито гвоздями. Таким образом, ты сораспинаешься, ты неразлучно связан со Христом, ты удерживаешься гвоздями Господа нашего Иисуса Христа, чтобы диавол потом не смог насильно тебя увести. Пусть держит тебя каждый гвоздь Христов, который уничтожает немощь человеческой природы».¹⁰¹

Мы сознаем, что Христос – Спаситель всего мира, Искупитель всей вселенной. И при этом мы зачастую задаемся вопросом: но почему же, если это действительно так, если Господь уже искупил всю тварную вселенную, почему же в ней по-прежнему остается столько зла, происходит так много войн? Где же эти плоды реальной победы Христа над грехом? Церковь на это отвечает: Христос Искупитель мира, но Искупитель мира Божьего – той части мира, которая себя этим миром Божьим подлинно являет и осознает. А это означает, что Христос дал всем возможность спастись, но не спас при этом всех без исключения механически: далеко не все живущие на земле люди присоединились к Его Царству, последовали за Христом, ибо в это Царство надлежало войти свободно: по любви, а не по принуждению, в осознанном стремлении соединиться с Богом. И потому, для того чтобы и нам обрести свою часть в этом Искуплении, нужно к этому Искуплению свободно и радостно приобщиться, войти в мир Христов, присоединиться к жизни Христовой, стать органичной частичкой Его Церковного Тела – лишь тогда и по нашим венам побежит Его Кровь, только тогда наша плоть преобразится в Плоть Христову. Чтобы быть причастным Спасению во Христе, нужно соединиться со своим Спасителем, нужно осуществить в своей жизни Его жизнь, пройти по Его пути, со-умерев и со-воскреснув с Ним. Как раз это и совершается в Крещении, когда человек сораспинается Христу, троекратно погружается в купель, спогребаясь на три дня с Господом в Его гробнице, и совоскресает с Ним для богоусыновления. По слову святителя Илария Пиктавийского, «мы спогребаемся в Крещении со Христом, чтобы возвратиться в жизнь вечную, поскольку смерть является дли нас возвращением к жизни, и, умирая для порока, мы рождаемся для бессмертия. Сам Христос умер за нас, будучи бессмертным, чтобы мы пробудились вместе с Ним от смерти к бессмертию».¹⁰² А святитель Василий Великий так призывает принимающих Крещение новообращенных: «Итак, умрем (в Крещении), чтобы нам жить… Спогребемся умершему за нас Христу, чтобы и восстать с Виновником нашего воскресения… Умертви себя греху, распнись со Христом, всю любовь свою обрати к Господу».¹⁰³

Словом «аминь», которое произносится после каждого водного погружения, Церковь как бы запечатлевает эти погружения. «Аминь» – «да будет так» – это печать нашей христианской молитвы.

После погружения мы слышим радостный ветхозаветный 31-й псалом «Блажени, ихже оставишася беззакония и ихже прикрышася греси…». Он говорит о Божественной милости и всепрощении, об облагодатствованном и воссозданном человеке, который пребывает в исполненном Божественной славой мире. Вообще говоря, такое предощущение грядущего Божественного дара Крещения человеческому роду – как пути к очищению человечества от рабства греху, как начала новой жизни в Боге и как залога полноты эсхатологической богопричастности – присуще многим речениям Ветхого Завета. Вспомним хотя бы такие слова пророка Иезекииля: «И окроплю вас чистой водой, и вы очиститесь от всех скверн ваших, и от всех идолов ваших очищу вас. И дам вам сердце новое, и дух новый дам вам; и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное. Вложу внутрь вас дух Мой и сделаю то, что вы будете ходить в заповедях Моих и уставы Мои будете соблюдать и выполнять. И будете жить на земле, которую Я дал отцам вашим, и будете Моим народом, и Я буду вашим Богом» (Иез.36:25–28).

Существует древняя традиция (со II-III вв.) облачать новокрещеного в белые одежды. В литургических богослужебных текстах и святоотеческих писаниях эти одежды называются блистающей ризой, ризой царской, одеждой нетления. Они символизируют духовную чистоту и праведность, приобщенность «новорожденного» христианина Божественной благодати. Облачение в ризу света противостоит разоблачению одежд оглашенного, которое осуществилось еще в начале чинопоследования. Разоблачение – это отречение от ветхой, греховной жизни, как бы от тех кожаных риз, которые подменили собой утраченные вместе с грехопадением Адама одежды Божественной Славы. До грехопадения люди были облечены Божественным Светом, благодатью; утратив же – вместе с отступлением от Бога – свою первую нематериальную ризу света, Адам и Ева узнали, что они наги. Облачение в белую ризу после Крещения символизирует восстановление в человеке той райской невинности, той целомудренности, которыми он некогда обладал. Отныне, после Крещения, человек уже принадлежит не земному, а горнему, вновь сияет светом небесной славы. Как восклицает святитель Амфилохий Иконийский, я «в Крещении землю отложил и в небо облачился».¹⁰⁴ Святитель Амвросий Медиоланский сравнивает эти крещальные одежды с ризами Христа на горе Фавор. Преобразившийся Господь являет там ученикам Свое безгрешное человечество не в обнаженном виде, но в одежде белой как снег, то есть в нетварном сиянии Божественной славы. Божественных энергий.¹⁰⁵ Эта Божественная слава при Крещении касается и нас.

На новокрещеного христианина также возлагается крест. Исшедшему из купели и одетому в белые ризы человеку вручается свеча, свидетельствующая о возжженном свете веры, который пребывает теперь в его душе, и о славе будущей жизни, к которой он призван. Святитель Кирилл Иерусалимский называет эти крещальные свечи (светильники) брачными. С такими светильниками христианин, по образу мудрых евангельских дев, призван встретить своего Небесного Жениха – Христа.¹⁰⁶

Чинопоследование Таинства Крещения плавно перетекает в последование Таинства Миропомазания.

По мысли святителя Филарета, «Миропомазание есть Таинство, в котором верующему при помазании освященным миром частей тела во имя Святого Духа подаются дары Святого Духа, возращающие и укрепляющие в жизни духовной».¹⁰⁷

В Таинстве Миропомазания на крещеного человека нисходит Святой Дух. Миропомазание есть «исполнение» Крещения – как его восполнение и как его реализация. Если Крещение можно сравнить с рождением или сотворением Богом нового человека, то Миропомазание дарует духовно новорожденному, новосотворенному христианину саму способность жить дальше, дышать, чувствовать и воспринимать касающуюся его и освящающую все его существо Божественную благодать. По слову священно-мученика Киприана Карфагенского, «рождение христиан совершается в Крещении… Рождающийся рождается не чрез возложение рук, когда он приемлет Святого Духа, но в Крещении церковном, а Святого Духа приемлет, уже родившись, как это совершено было и над первым человеком Адамом; Бог сперва образовал его из персти, а потом уже «вдунул в лице его дыхание жизни» (Быт.2:7). Ибо не может Дух быть принят, если не будет прежде приемлющего».¹⁰⁸ Само Начало Жизни, Дух Святой обитает отныне и действует в человеке, даруя ему подлинное бытие, наполняя его Своим освящающим дыханием.

Мы с вами хорошо помним о двух новозаветных событиях, напрямую связанных с двумя этими Таинствами – Крещением и Миропомазанием: крестная смерть с последующим Воскресением Христа, которое лично для нас с вами реализуется в христианском Крещении, и сошествие Святого Духа на апостолов в пятидесятый день после Воскресения Христова, – сошествия, к плодам которого мы приобщаемся в Миропомазании. Это – две важнейшие составляющие истории Церкви, два события, с которыми мы с вами – каждый из нас – тесно соприкасаемся через участие в церковных Таинствах и благодаря которым мы идем по пути Спасения.

В Таинстве Миропомазания с нами происходит то же самое, что произошло с апостолами в Сионской горнице, когда на Богоматерь и учеников Христа сошел Святой Дух. По внешней, видимой форме два эти события заметно отличаются: некогда, почти две тысячи лет назад, сошествие Святого Духа совершилось в образе схождения огненных языков; ныне же оно осуществляется через крестообразное помазание святым миром. И вместе с тем следует помнить: сегодня точно так же, в той же мере, в той же полноте, как и тогда в Иерусалиме, Святой Дух сходит на нас при совершении Миропомазания, освящая христианина, делая его вместилищем Своего благодатного огненного присутствия. Таинство Миропомазания – это наша личная Пятидесятница. Псевдо-Дионисий (древний церковный писатель V-VI вв.) пишет о том, что помазание миром преподает удостоившемуся этого Таинства «священнейшее свершение богорождения, явление (излияние. – П.М.) Богоначального Духа».¹⁰⁹

Принять дар Святого Духа, воспринять совершенное призвание члена Церкви Христовой может только тот человек, истинная природа которого уже восстановлена во Христе: именно поэтому Крещение и предшествует Миропомазанию. Хотя оговорюсь, что в Священной истории известен единственный случай, когда все произошло наоборот, когда сошествие Святого Духа предварило собой Крещение: я имею в виду описанную в книге Деяний Апостольских историю сотника Корнилия. На него и на находившихся рядом с ним уверовавших во Христа язычников сначала сошел Дух Святой, а уж следом за тем они приняли Крещение (Деян.10).

Миропомазание – это, с одной стороны, дар Духа Святого, вселение Духа Святого лично в человека, а с другой – духовные благодатные дары, подающиеся нам как некая духовная пища. Любому младенцу для его физического роста необходима материальная пища. Для духовного же роста «новорожденного» христианина, возрожденного в крещальной купели человека, нужна духовная пища, действие благодати Божьей: нас с вами насыщающей, вскармливающей, помогающей христианскому взрослению.

Сионской горнице на учеников Христовых сходят пламенеющие языки Святого Духа. Тем самым и Таинство Миропомазания – идентичное той древней Пятидесятнице – стало для нас с вами доступно именно как плод явленной нам предельной славы Христовой: как в Его славном «кеносисе» – уничижении, умалении, так и в Его победе над смертью, увенчанной событием Вознесения к Небесному Отцу.

Не следует смешивать восприятие Духа Святого как личностной Ипостаси, Третьего Лица Пресвятой Троицы, с дарами Святого Духа, под которыми Святые Отцы зачастую понимают безличную и общую для всей Пресвятой Троицы Божественную благодать. Благодать всегда подается человеку Духом Святым в том смысле, что Дух всегда является Завершителем Божественных промыслительных действий, но при этом все Три Лица Пресвятой Троицы всегда действуют совместно, хотя и подобающим Каждому из Них образом. Об образе излияния такой благодати Святого Духа на нас святитель Афанасий Великий пишет: «… можно сказать, что Отец – это источник, Сын – река, а из реки мы пьем Духа. Ибо написано: «все мы… напоены одним Духом» (1Кор.12:13)».¹¹⁰ Следует помнить, что этот тройческий святоотеческий образ – конечно же, условный, несовершенный, как и все символические образы, претендующие на то, чтобы выразить тайны Пресвятой Троицы и Божественного Домостроительства Спасения. И вместе с тем этот образ святителя Афанасия до некоторой степени помогает нам уразуметь, что происходит с нами в Миропомазании: дарование обшей для всей Пресвятой Троицы Божественной благодати. И все же в Миропомазании мы получаем не только благодать Божью как единый дар всей Пресвятой Троицы. В этой нашей личной Пятидесятнице мы становимся храмом Божьим еще и потому, что отныне Дух Божий, Третья Ипостась Пресвятой Троицы, лично обитает в нас. Осуществляется это по слову апостола Павла: «Разве вы не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас» (1Кор.3:16).

Итак, в Миропомазании, точно также, как и при схождении Святого Духа на апостолов в день Пятидесятницы. Третье Лицо Пресвятой Троицы начинает ипостасно, лично обитать в человеке, делая его Своим Храмом. Святой Дух, по слову святителя Григория Богослова, после дня Пятидесятницы не только «действием уже, как прежде, но существенно присутствует… сопребывает и сожительствует»¹¹¹ в христианине. Об этом же личном пребывании Святого Духа со дня Пятидесятницы в христианах свидетельствует и замечательный богослов XII столетия епископ Николай Мефонский: Святой Дух «в праздник Пятидесятницы сошел на апостолов существенно уже не по обшей только сущности, разумеемой и созерцаемой в действии (через энергию. – П.М.), но ясно и в отдельности, или – сошла Сама Ипостась Духа. Потому что не Отец и не Сын, но Сам Дух виден был в виде огненных языков и разделяющимся».¹¹²

Конечно же, все это не означает, что человек сущностно приобщается в Миропомазании самой Божественной природе Святого Духа. Для человека возможно соединиться с Богом не иначе, как только по Его силе, благодати – став причастником Божественных энергий: именно эта энергийная богопричастность и осуществляется в Миропомазании. И все же в Таинстве Миропомазания именно Святой Дух как Ипостась, как Третье Лицо Пресвятой Троицы лично действует в человеке во всей полноте Своей Божественной мощи и силы, творит дело Спасения. Сам пребывает в живом творческом диалоге, в общении любви с христианином. Святой Дух в этом Таинстве, по сути, лично вводит человека в полноту пребывания в Боге как в жизнь Пресвятой Троицы, и христианин оказывается здесь не только вместилищем Божественных энергий, но отныне уже лицом к Лицу предстоит их Источнику – Духу Святому, а через Него – и всем Трем Божественным Ипостасям, подающим нам от преизбытка благости Свою силу – из Отца, через Сына, в Духе Святом.

Итак, получаемый в Миропомазании дар Святого Духа – это то, что не может принадлежать нашей тварной человеческой природе. Человек был сотворен для того, чтобы в своем совершенствовании при помощи Божьей и по Его милости стяжать этот дар – как осуществляющийся союз любви между Творцом и Его творением, достигнув через это обожения. Как пишет апостол Павел: «Утверждающий же нас с вами во Христе и помазавший нас [есть] Бог, Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши» (2Кор.1:21–22). Эти слова о запечатлении Духом как раз отсылают нас к тем важнейшим, поистине центральным словам, которые мы находим в чинопоследовании Таинства Миропомазания: «печать Дара Духа Святого».

Мы хорошо знаем, что означает для нас с вами слово «печать» в его обыденном, житейском смысле. Печать ставится на документы для подтверждения их подлинности, печать удостоверяет принадлежность человеку какого-либо имущества, печать препятствует прочтению не имеющими на это право людьми чужих писем, печатью опечатывают место преступления, чтобы никто незаконно туда не проник и не повредил или не похитил возможные улики.

Все эти современные, обыденные значения слова «печать» вполне созвучны с некоторыми толкованиями древними Святыми Отцами Православной Церкви смысла запечатления христианина печатью Миропомазания. Преподобный Ефрем Сирин говорит: «… печатью Святого Духа запечатлены все входы в душе твоей, печатью помазания запечатлены все члены твои».¹¹³ Двери нашей души накрепко «запечатал» при Миропомазании Святой Дух, и сатане уже трудно проникнуть в нашего «внутреннего человека» (ср. 2Кор.4:16), если только мы сами не сломаем эту печать своими грехами. Святитель Григорий Богослов учит: «… если преградишь себя печатью, обезопасишь свою будущность лучшим и действительнейшим пособием, ознаменовав душу и тело Миропомазанием и Духом, как древний Израиль нощной и охраняющей первенцев кровью и помазанием (Исх.12:13); тогда что может тебе приключиться?».¹¹⁴ Вы помните, что когда ангел-губитель проходил в ночь первой ветхозаветной Пасхи по Египту и поражал египетских первенцев, он не притрагивался к еврейским первенцам, узнавая их дома по своеобразной «печати»: евреи помазывали косяки дверей кровью жертвенных агнцев. И это событие – еще и ветхозаветный прообраз того, что Бог в час ожидающего всех нас Суда узнает Своих сынов, верных чад, по Своей печати Миропомазания и не попустит им погибнуть – конечно, если они эту печать сохранят, сберегут. Святитель Василий Великий рассуждает подобным же образом, говоря о том, что ожидает человека после его смертного часа: «… как будет оспаривать тебя ангел себе, как исхитит у врага, если не знает печати… Или не знаешь, что погубляюший миновал дома запечатленные и убивал первенцев в домах не запечатленных? Не запечатанное сокровище удобно похищается ворами, непомеченную овцу безопасно можно отманить».¹¹⁵

Миропомазание дает дар понимания Истины Христовой. Сам вселяющийся в нас Дух Святой учит нас понимать Писание, понимать церковное учение, понимать то, что происходит в Таинствах; Сам Дух научает нас всему, потому что Дух Святой живет в нас и дает нам новый разум, новый душевный мир, новую молитву, новый образ постижения путей Спасения. Как говорит апостол Иоанн Богослов в своем Первом послании: «… вы имеете помазание от Святого и знаете все. <…> Помазание, которое вы получили от Него, в вас пребывает, и вы не имеете нужды, чтобы кто учил вас; но как самое сие помазание учит вас всему, и оно истинно и неложно, то чему оно научило вас, в том пребывайте» (1Ин.2:20,27). Конечно же, все это отнюдь не означает, что мы с вами должны полагаться лишь на собственный «внутренний голос», а не на советы наших духовных наставников, учителей, рассчитывая при этом, что Господь Сам нас всему как-нибудь да научит. Подобное действие Божественной благодати, конечно же, известно нам из истории православной святости, но оно было доступно лишь высочайшим христианским подвижникам, не имевшим никакого богословского образования, но в тонкостях постигшим православное вероучение (таков был, например, преподобный Силуан Афонский). Мы же с вами можем получить просвещение действующим в нас Духом Святым как бы «опосредованно»: через участие в церковных службах, через окормление у духовника, через чтение святоотеческой литературы, усваивая – с помощью Божьей – важнейшее для нашего Спасения и обретая – благодаря дару личной Пятидесятницы – все новые силы для следования по этому пути.

В древней Церкви Миропомазание внешне выглядело совсем не так, как сегодня. Как мы помним, сначала Дух Святой сошел на апостолов в виде огненных языков; потом апостолы начали возлагать на крестившихся руки – возложение рук и стало способом дарования Духа Святого. Впоследствии установилась практика низведения Духа через помазание миром (сложным составом из различных ароматных веществ), которое освящалось предстоятелем Церкви; помимо всего прочего, такой обычай стал выражением идеи единства Церкви под священной богодарованной властью епископа.

Мы находим подтверждение необходимости совершения Миропомазания в дополнение к Таинству Крещения в книге Деяний Апостольских: «Находившиеся в Иерусалиме Апостолы, услышав, что Самаряне приняли слово Божье, послали к ним Петра и Иоанна, которые, придя, помолились о них, чтобы они приняли Духа Святого. Ибо Он не сходил еще ни на одного из них, а только были они крещены во имя Господа Иисуса. Тогда возложили руки на них, и они приняли Духа Святого» (Деян.8:14–17). Мы видим, что одного Крещения здесь оказалось недостаточно, нужно было, чтобы на этих людей еще и сошел Дух Святой. При этом описанное здесь Крещение не являлось крещением Иоанновым, а совершилось во имя Господа Иисуса Христа, то есть было именно Крещением христианским. И все равно тем самарянам, для того чтобы они стали членами Церкви, было необходимо еще и возложение рук, принятие Духа.

В католической традиции Таинство Миропомазания (конфирмация) оказалось отделенным во времени от Таинства Крещения и совершается епископом над людьми, достигшими отроческого возраста (так называемого «возраста распознавания»). Следует заметить, что конфирмации здесь предшествует совершаемое священником своего рода предварительное помазание миром младенцев сразу после их Крещения; вместе с тем это помазание не считается Таинством и в католической традиции представляет собой лишь залог будущего «взрослого» Миропомазания.

Известно, что, в отличие от Запада, в православной восточной традиции помазание миром как Таинство уже в III веке совершалось сразу же после Крещения.

Впрочем, по крайней мере до начала V столетия в древней сирийской богослужебной традиции, в связанной с ней традиции антиохийской, а также в Константинополе существовала практика преподавать Миропомазание – именно как Таинство Святого Духа – еще до Крещения. Это богословски обосновывалось тем, что получить Крещение – как начало жизни во Христе – может лишь тот, кто уже обрел дар веры; подлинным же Подателем такого дара является только Бог, Святой Дух. Тем самым утверждалась необходимость для просвещаемого получить дар наставляющего нас в вере Святого Духа еще прежде погружения в крещальную купель. Так, по мысли святителя Григория Нисского, крещаемым необходимо сначала «осязать помазание миром» именно потому, что «приближающихся верой» к купели Просвещения «отовсюду предваряет Дух».¹¹⁶ Вероятно, библейским основанием для подобной практики послужила упомянутая мной ранее история сотника Корнилия, на которого, по рассказу книги Деяний Апостольских, Святой Дух сошел прежде Крещения (см. Деян.10:44). Однако постепенно общепринятой в древней Церкви стала традиция совершать Миропомазание уже после Крещения.

Миро – это сложный благовонный состав. В ветхозаветной истории миро употреблялось Моисеем для освящения скинии, миром был помазан Аарон, первосвященники и пророки помазывались на вступление в служение Господу. Первый древнейший состав мира был указан Моисею Самим Богом (Исх.30). При этом миро Самим Богом было названо «святыней» (Исх.30:32). В том ветхозаветном миропомазании, конечно же, еще не было полноты Божественного присутствия, которая была явлена в Миропомазании христианском. Ветхозаветное помазание – это прообраз христианского Миропомазания.

Миро приготавливают епископы. В настоящее время в составе мира используется около сорока веществ. Раньше их было еще больше: так, в 1691 году на Руси использовалось пятьдесят пять веществ. Туда входят: оливковое масло, ладан, белое вино, лепестки розы, фиалковый, пряный, калганный корни, мускатное, розовое, гвоздичное масла и т.д. Эти вещества заготавливаются на Крестопоклонной седмице Великого Поста. Они смешиваются и настаиваются. Затем на Страстной седмице осуществляется чин мироварения. Ныне миро варят в Малом соборе Донского монастыря. Мироварение происходит с понедельника по среду Страстной седмицы – при постоянном чтении Евангелия и постепенной добавке в миро различных веществ. Затем в Великий Четверг на Божественной Литургии в Патриаршем соборе миро освящается; при этом в него добавляется немного древнего мира, хранящегося на престоле, а в древнее миро добавляется новое. Таким образом через это в Церкви также осуществляется преемственность передачи благодати от близких к апостольским времен и до наших дней.

Миро также используется при освящении храма; раньше – прежде торжества в нашем Отечестве безбожной большевистской власти – оно применялось при помазании на царство православных царей. Кроме того, миро используется при чиноприеме в Православие некоторых еретиков и раскольников.

Обратимся же теперь к изложенному в Требнике чинопоследованию Таинства Миропомазания. После облачения новокрещеного человека в белые одежды и тропаря «Ризу мне подаждь светлу…» следует молитва перед помазанием миром о даровании христианину печати Дара Духа Святого «Благословен еси, Господи, Боже Вседержителю, Источниче благих. Солнце Правды …». После нее происходит само помазание миром. Благодатная печать мира поставляется крестообразно на челе, очах, ноздрях, устах, ушах, груди, руках, ногах христианина. При этом вместе с каждым помазанием произносятся слова: «Печать дара Духа Святого. Аминь». О смысле помазания различных частей тела человека святитель Кирилл Иерусалимский, обращаясь к новокрещеным христианам, говорит так: «Вы помазаны на челе, чтобы «открытии лицом» взирать на славу Господню и преображаться «в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа» (2Кор.3:18). Помазанием на ушесах вы получаете ухо для слышания Божественных Таин, о котором сказал пророк Исаия: «Он пробуждает ухо мое, чтобы я слушал …» (Ис.50:4). Помазание ноздрей вводит человека в единство с Божественным благоуханием мира, чтобы он мог со всеми верными сказать: «Мы – Христово благоухание Богу в спасаемых» (2Кор.2:15). И, наконец, помазание груди облекает участника Таинства «в броню праведности …», чтобы он «молился во всякое время духом и старался о сем… со всяким постоянством» (ср. Еф.6:14,18) «.¹¹⁷

Конечно же, здесь происходит не только освящение тела христианина, но и его души. По слову того же святителя Кирилла, в этом Таинстве, «когда видимым образом тело помазуется, тогда Святым и Животворящим Духом душа освящается».¹¹⁸

Мы помним, что слово Χριστός (Христос) переводится с греческого языка на русский как «помазанник». Именно в Таинстве Мира человек помазуется во образ Христов, становится помазанником-христом (конечно же, «Христом» как бы только со строчной буквы), «Христом» во Христе. Приобщаясь в Таинстве Миропомазания, как и в каждом из христианских Таинств, к одной из сторон земной жизни Спасителя, Его Искупительного подвига, православный христианин действием Святого Духа, по дару благодати, освящается, обóживается и своим телом, и своей душой – во образ обóженной и прославленной человеческой природы Христа. Конечно же, это соединение нашей человеческой природы с Божественной жизнью в каждом миропомазуемом происходит далеко не в той полной мере, в какой оно осуществилось в отношении человеческой природы Самого Христа, соединившейся – в миг Боговоплощения – с природой Божественной и ставшей личным содержанием жизни Второй Ипостаси Пресвятой Троицы – Сына Божьего. В Лице Господа это соединение осуществилось в совершенстве, природно: в Нем соединились и неслитно пребывают две природы – Божественная и человеческая; в христианах же союз человеческого с Божественным происходит только по дару благодати: христиане – по своей природе по-прежнему только люди, пусть и исполненные Божественной силой. И все же такое соединение уподобляет верующих образу Христову, дарует им начало единства жизни с Ним и в Нем. Все это позволяет преподобному Иустину (Поповичу) сказать о том, что в этом Таинстве подаются «благодатные силы и дарования и энергии Святого Духа для новой жизни во Христе, для жизни Богочеловеческой. В святом Миропомазании человеческая личность бывает помазуема Духом Святым по образу и подобию Божественного Помазанника – Богочеловека Христа».¹¹⁹

После принятия помазания миром новокрещеный христианин троекратно обходит вокруг крещальной купели. Впереди идет священник; за ними купель обходят и крестные. При этом звучат слова: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся: аллилуиа» (см. Гал.3:27). Хождение вокруг купели – важный символ. Круг знаменует собой полноту, совершенство, вечность. Сделавшись подобным Христу – помазанником Святого Духа. «Христом» во Христе, – новокрещеный человек вступает в символический круг: для ознаменования вечности своего союза с Господом.

В древности Крещение совершалось в особом здании – баптистерии. Оттуда новокрещеные шествовали в белых одеждах и со свечами в храм, где их уже ожидала вся община: шествовали для того, чтобы впервые принять участие в Таинстве Евхаристии, приобщиться Святых Христовых Таин. После отделения Крещения и Миропомазания от Литургии, когда эта традиция перехода из храма в храм упразднилась и ходить новокрещеным стало некуда, появился обычай обхождения вокруг купели, приобретший уже исключительно символический смысл.

Затем читается прокимен – предшествующие чтению Священного Писания краткие библейские фрагменты. В данном случае, при совершении Таинств Крещения и Миропомазания, мы слышим слова, произносимые как бы от лица крестившегося: «Господь Просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь Защититель живота моего, от кого устрашуся?» (Пс.26:1). То есть христианин как бы говорит: поскольку я принял Крещение, кого мне теперь бояться? Мне уже ничто не страшно, потому что со мной Христос и я живу во Христе.

Вслед за прокимном читается отрывок из Послания к Римлянам апостола Павла (он уже приводился ранее). В этом фрагменте (Рим.6:3–11) говорится о теснейшем единении человека со Христом, которое достигается нашим уподоблением смерти и Воскресению Христовым: через духовную смерть для греха и

духовное воскресение, сочетание со Христом, со-восстание со Христом из гроба – того гроба, который знаменует собой крещальная водная купель. По слову святителя Иоанна Златоуста, «чем для Христа был крест и гроб, тем для нас стало Крещение… Христос умер и погребен плотью, а в нас умер и погребен грех… Как во Христе, так и в нас смерть есть истинная… Верь и собственному воскресению, так как и в этом ты уподобляешься Христу».¹²⁰

После Апостола читается отрывок из Евангелия от (Мф.28:16–20). Вот его окончание: «… шедше, научите вся языки, крестите их во имя Отца и Сына и Святого Духа». Это слова установления Таинства Крещения. «… И се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века, аминь», – говорит Господь. И эти слова Христа – не просто свидетельство о том, что Христос будет нам постоянно помогать (как бы «со стороны») на протяжении всей нашей жизни; это свидетельство того, что мы подлинно живем во Христе и Он непрестанно пребывает в нас: именно в результате нашего приобщения Таинству Крещения и затем – Таинству Миропомазания, открывающим для нас путь к предельному единению со Христом – через Таинство Евхаристии. После Крещения мы вечно пребываем в Боге, а Его благодать – в нас, если, разумеется, мы сами этот союз не разрушим нашими грехами и отступлением от Бога.

Затем следует ектения с прошением о новопросвещенном рабе Божьем. После ектении совершаются так называемые обряды «восьмого дня». Что же это за обряды? В древней Церкви на восьмой день после Миропомазания новокрещеные приходили в храм, чтобы быть омытыми от мира руками священника. Дело в том, что в течение недели после Крещения новокрещеные ходили в тех самых одеждах, которые на них возложили при совершении этого Таинства. Кроме того, миро до этого момента, до восьмого дня, с них не отиралось, не смывалось, но оставалось на их теле. Наверное, вы обращали внимание на то, что батюшки говорят новокрещеным при Миропомазании: «Только не трогайте, пожалуйста, те места, которые я сейчас помажу святым миром». Это делается потому, что миро – особая святыня; нельзя, чтобы она случайно попала на какие-нибудь посторонние предметы: мы можем коснуться его пальцами, а затем случайно взяться за дверную ручку, за что-то еще… В древней Церкви на помазанное миром место человеческого тела даже налагалась особая «шапочка» – чтобы миро не попало на посторонние предметы, и люди в течение недели с покрытым челом ходили в храм, слушали особые тайноводственные беседы, посвященные истолкованию смысла Таинств, причащались Тела и Крови Христовых. И вот наступал восьмой день, когда этим людям нужно было вернуться к повседневной жизни. Тогда-то они и переоблачались из белых одежд в одежды повседневные, с их тела аккуратнейшим образом омывалось миро, которое до сих пор оставалось под шапочками.

Сегодня обычай изменился. Никто из новокрещеных уже не ждет наступления восьмого дня, не ходит в шапочках. Но сами обряды «восьмого дня» в Церкви сохранились. Правда, совершаются они сразу же после Миропомазания, и потому эти восемь дней как бы сокращаются здесь до нескольких минут, воспринимая уже символически.

Почему же новокрещеные ходили с этой духовной печатью на теле именно восемь дней? Почему же именно на восьмой день после Крещения омывалось святое миро?

Как мы знаем, в Церкви Христовой очень важна символика чисел. Одно из таких символических чисел – семь. Семь – это число времени бытия нашего тварного мира: вы, конечно же, помните такое выражение – семь дней творения. За шесть дней Господь созидает мир, на седьмой же день Бог почил от Своих творческих дел, не оставляя при этом Своего Промысла о судьбах мироздания. Как же понимать этот период – семь дней творения: буквально (как семь суточных циклов) или символически (как некие условные периоды времени)? У Святых Отцов в их истолковании библейского рассказа о сотворении мира на этот счет есть две взаимоисключающие точки зрения. Первые считают, что мир действительно сотворен в семь суточных циклов (по 24 часа каждый) – так думал преподобный Ефрем Сирин.¹²¹ Другие (например, священномученик Мефодий Патарский) утверждают, что семь дней – это семь неведомых нам по своей продолжительности периодов, циклов¹²²: ведь у Бога тысяча лет, как один день, и один день, как тысяча лет (ср. 2Пет.3:8).

Как бы то ни было, те Святые Отцы, которые понимают под днями творения периоды времени, не идентичные суточному циклу, воспринимают седьмой день, день, в который Господь почил от всех дел Своих, как период, длящийся от завершения мироздания и до пришествия в мир Христа. При этом следует иметь в виду, что седьмой день, как день, в котором мироздание пребывает в своем падшем состоянии, отчасти длится и поныне – в наш с вами век. Правда, продолжается он не для всех, и это зависит от нас с вами. Почему? Дело в том, что приходящий на смену седьмому дню день восьмой в символическом восприятии Церкви – это время наступления Царствия Божьего; день восьмой – символ пришествия Христа во славе. И от каждого из нас зависит, живем ли мы хотя бы отчасти уже в восьмом дне или все еще обитаем лишь в дне седьмом. Если мы пребываем в рабстве греха, значит, хотя Христос и явился для Спасения всего мира, в том числе и ради нас с вами, Он, увы, к нам еще не пришел, мы Его – дарующего Свою славу и благодать – в нашу жизнь попросту не впустили; мы по-прежнему живем безбожно, а значит, все еще пребываем в седьмом дне. Но если Христос действительно в нашей жизни присутствует, если мы Христом животворимся. Им движемся и существуем, то мы отчасти уже принадлежим восьмому дню. Мы причастны тому грядущему дню, который в своей полноте еще только должен наступить –как день воскресения из мертвых, как нескончаемый день, у которого уже не будет захода солнца, который будет длиться вечно. Таким образом, этот день восьмой имеет как бы два «измерения», две степени своей реализации. Его исток и основание уже явлены нам ныне – как плоды Воплощения и Воскресения Христовых. Второе же – совершенное – явление восьмого дня осуществится лишь в грядущем, когда Господь придет во славе судить мир, когда возникнут новое небо и новая земля: то есть в апокалиптической, эсхатологической перспективе.

Для христиан эта символика восьмого дня издревле была очень важна. Поэтому и Евхаристические собрания проходили именно в первый день недели, в день Господень, который воспринимался одновременно еще и как день, выходящий за пределы только что завершившегося недельного цикла, – а значит, как день восьмой. У нас сегодня в гражданском календаре счет недели начинается с понедельника. А вот в древности, да и в церковном календаре, и в некоторых современных, в частности в англо-американской, традициях счет недели начинается со дня солнца, с воскресенья, с «недели». Кстати говоря, слово «неделя» в церковнославянском языке обозначает не семь дней, а именно воскресный день. Неделя такая-то по Пасхе, скажем, неделя шестая по Пасхе, о слепом, – это воскресный день новой седмицы, нового седмичного, семидневного цикла. И вот получается, что первый день недели в нашем церковном понимании – это день воскресный: он одновременно оказывается и днем первым, и днем восьмым.

Обряды восьмого дня, которые мы находим в нашем современном Требнике, как раз и символизируют, с одной стороны, вхождение новокрещеных людей в день Господень, а с другой – их возвращение в мир, вступление в обычный цикл бытия, в первый день седмицы – благословение на повседневные труды, на подвиг крестоношения.

Сначала происходит омытие святого мира. В древности оно предварялось возложением рук епископа на главу крещеного. Символический смысл этого возложения рук – посланничество в мир на войну с бесами и грехом, своеобразная духовная «мобилизация». И читаемые здесь молитвы, которые мы находим в Требнике, – это в том числе и прошение о защите, о даровании смелости, верности, терпения. И вот в знак готовности нести такое воинское служение христианин преклоняет свою главу. Здесь следуют несколько молитв (три молитвы): «Избавление грехов святым Крещением рабу Твоему даровавый …», «Владыко Господи, Боже наш, купелию небесное осияние крешаемым подаваяй …» и «Одеявыйся в Тя, Христа и Бога нашего …». При этом с новокрещеного снимали шапочку – в знак его готовности к повседневному труду. Затем происходит само омытие мира со словами: «Крестился еси. Просветился еси. Миропомазался еси, Освятился еси, Омылся еси. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь». Важно отметить, что среди этих слов присутствует выражение «освятился еси». Для древней Церкви это означало, что христианин уже подлинно освятился, то есть причастился Святых Христовых Таин, потому что в течение семи дней, до наступления восьмого дня по Крещении, человек многократно приобщался Евхаристии. А у нас сегодня сложилось так, что эти слова произносятся еще до тех пор, как человек приступил к Евхаристическому Чуду. Но мы с вами ныне можем отнести это выражение и к дару благодати Святого Духа, освящающей нас в Таинствах Крещения и Миропомазания.

Затем следует молитва на пострижение волос «Владыко Господи, Боже наш, иже образом Твоим почтивый человека …» и собственно само пострижение волос с молитвой «Господи, Боже наш, от исполнения купельнаго Твоею благостию освятивый в Тя верующыя …» и с произнесением слов: «Постригается раб Божий (такой-то), во имя Отца, и Сына, и Святого Духа». В древности этот чин не был связан с чннопоследованием Крещения и Миропомазания; он совершался над достигшими отрочества детьми. Это пострижение означает отсечение нашей греховной воли и принятие воли Божией, готовность послужить Богу. Затем произносится сугубая ектенья и творится отпуст.

Существует еще обычай воцерковления. После Крещения христианин входит в храм, мужчины вводятся в алтарь, а женщины только целуют иконы Спасителя и Богоматери в иконостасе.

Я не стану подробно останавливаться на духовном смысле воцерковления – понятно, что здесь осуществляется вхождение христианина в Церковь, в церковную традицию, в богослужебную жизнь.

Но почему же мальчиков вводят в алтарь, а девочек – нет (хотя следует заметить, что их тоже вносили туда до XIV века)? Это не какая-либо духовная «дискриминация», это отнюдь не означает, что девочки хуже, чем мальчики. Церковь объясняет такое ограничение очень просто: у всех людей, совершающих дело Спасения, есть свой образ служения Христу, дарованное им Богом жизненное предназначение. Подобное предназначение, свои пути служения Господу есть и у мужчин, и у женщин. Кем может стать почти всякий мужчина, желающий особым – усиленным – образом послужить Богу? Священником. Женщины не могут стать «священницами» (священник являет собой икону Христа, а Христос был по плоти мужчиной), но и у них есть иной, очень высокий образ служения Богу – материнство. Предельную славу этого высочайшего служения материнства нам явила Богородица, которая родила Сына Божьего, стала Его Матерью. Посмотрите: вот что недоступно мужчинам – только женщина смогла родить Христа. У мужчин же другое служение, другой особый дар – возможность священнодействовать. И девочек не вносят в алтарь не потому, что они хуже мальчиков, а потому, что мальчикам дается залог: каждый мальчик может когда-нибудь стать священником.