223–224. Авторитет Церкви и наша интеллигенция
В деле веры опасность нашего времени в том, что в сознании наших интеллигентов, даже верующих, считающих себя православными, все более и более тускнеет значение авторитета Церкви и чистоты догмата веры и все дело веры сводится к нравственным истинам и доброй жизни по вере. Отсюда – охлаждение к Церкви и к вопросам догматического свойства и равнодушие к истинам Православия по их существу. Что враги Церкви стараются сознательно поддерживать в среде интеллигентов такое отношение к Церкви, к догматам веры, это понятно: вытравление из народной души Православия и разрушение Церкви – их заветная мечта. К несчастью, сами верующие, особенно получившие образование в светских школах, бессознательно подготовляют почву для врагов Церкви, чтобы сеять среди них семена равнодушия к догматам веры. Появляется ересь, ложное учение, искажающее православное учение – нашим образованным “чадам Церкви» и дела нет до самой сущности возникающего спора о том или другом пункте православного учения; мало того: незнакомые с догматикой, они и сами иногда готовы “подогматствовать», высказать то или иное мнение, не желая справляться даже с тем, как излагается тот или другой пункт учения в изложениях веры православной, писанных православными богословами. Стоит неосторожно как-нибудь задеть самолюбие такого дилетанта-богослова, и он готов уже упорно отстаивать свое, иногда только что ему пришедшее в голову мнение, а если вы вздумаете горячо опровергать его, – он примется еще с большею настойчивостью отстаивать свою мысль, иногда совсем противоположную учению Церкви. Ему и на мысль не приходит авторитет Церкви: он сам себе авторитет.
По поводу афонского лжеучения об именах Божиих теперь и происходит такое самочинное богословствование в среде образованных людей, именующих себя православными. Мы, служители Церкви, копаемся в писаниях отцов и учителей Церкви, чтобы возможно лучше выяснить истинное понимание учения церковного, возможно тверже обосновать его и обличить лжеучение; противники наши тоже роются в книгах, не пренебрегая даже такими уродливыми апокрифами, как “Посмертные вещания Нила мироточивого», которые сам же Булатович называет “безграмотной и бессмысленной болтовней»; и, конечно, не будь они заражены духом противления Церкви и самоценом в своем богословствовании, они сами пришли бы к сознанию своей ошибки. А наша интеллигенция? Представители якобы научной мысли? Они как будто и рады пофилософствовать, побогословствовать, сочинить от себя что-нибудь, но заняться исследованием, как учила о сем древняя Церковь, – им и на мысль не приходит, да и не под силу, и они предпочитают – холодно-пренебрежительно отнестись ко всему возникшему вопросу в его сущности. Недавно дарю я одному высокопоставленному лицу свою книжку: “Имебожники»; он благодарит, но в то же время говорит: “Ах, ваше Преосвященство, ну и зачем вы заварили всю эту кашу? И какое вам дело до того, как верует какой-то Булатович или невежды-монахи афонские? К чему этот шум, этот суд? Да как бы они там ни думали – стоит ли толковать-то об этом»?.. Вот вам образчик интеллигентного отношения к вопросам веры, к чистоте догматов ее!
А отсюда уже делаются и выводы: за что “сих смиренных старцев» отлучают от святого Причащения Тела и Крови Господней? За что их “преследуют»? Грозят им отлучением от Церкви?
Выходит, что не они вносят смуту в умы и сердца простецов, не они “делают шум», а власть церковная, стоящая на страже догматов веры, власть, которая будто бы должна безмолвно смотреть на эту смуту, на распространение ереси, на искажение учения Церкви православной!.. Так сумели новые лжеучители перепутать истинное положение дел, может быть, потому, что власть церковная уж слишком снисходительно относилась к ним, мало обращая внимания на газетные сплетни, ими распространяемые, не отвечая на их клеветы, ложь, выдумки и самую недобросовестную подтасовку фактов и подделку текстов.
Да, это печальное и вместе страшно опасное для чистоты учения веры явление – полное равнодушие к догмату, к церковному пониманию новых веяний в области догмата, к авторитету Церкви, я уже не говорю об авторитете современной нам иерархии, но самой Церкви, когда ее учение обосновывается на учении святых отцов, на единомыслии всего епископата в основных положениях того или иного пункта учения. Догмат как таковой считается нашими интеллигентами как будто чем-то отжившим, потерявшим всякую ценность, что пора и забыть, и забросить, как пережиток давнего прошлого. Мало-помалу забывается руководящее православное начало в отношениях “сына Церкви» к учению Церкви, а так как нельзя же быть христианином без всяких догматов, то на место православного начала в сознание православного христианина, незаметно для него самого, вторгается начало сектантское; смиренное искание водительства Церкви в учении веры подменивается самочинным блужданием ума в области религиозной мысли. Так равнодушие к догмату ведет к забвению руководящих начал православного богословского мышления, а отсюда рождается самочиние религиозной мысли, ведущее, в свою очередь, к разномыслию с Церковью и к сектантству, как скоро в душе верующего, потерявшего руководящее начало православного мышления, пробудится стремление к опознанию своей веры. Что корабль, сорвавшийся с якоря и лишенный руля, то верующий, оторвавшийся от догмата и уклонившийся самочи- нием мысли в сторону сектантства.
Вот почему святые отцы так крепко стояли за чистоту догматов веры. Некоторые иноки говорили преподобному Агафону: “Мы слышали о тебе, что ты блудник и гордец?» Он отвечал: “Это правда». Они опять спрашивают его: “Ты, Агафон, пустослов и клеветник?» Он отвечал: “Да». И еще говорят: “Ты, Агафон, еретик»? Он отвечал: “Нет, я не еретик»! Тогда спросили его: “Скажи нам, почему ты на первые вопросы соглашался, а последнего не вынес»? Он ответил: “Первые пороки я признаю за собою, ибо это признание полезно душе моей, а быть еретиком значит быть в отлучении от Бога, но быть отлученным от Бога я не хочу». Это значит, что угодник Божий боялся отлучения от Церкви, ибо отлученный от Церкви отлучается и от Бога, так как Глава Церкви есть Господь Иисус Христос. Наши обычные грехи суть грехи нашей слабой воли, а ересь есть грех гордого ума. Всякая же ересь есть, в сущности, искажение учения веры. На учении веры, на догмате зиждется и учение нравственности: искажается догмат – неизбежно искажается и основа нравственного учения. Ересь потому и гибельна, что не дает места смирению пред авторитетом Церкви, а чрез то лишает еретика и возможности покаяния, а следовательно, и благодати спасающей. Вот как важно хранить чистоту догмата. Вот почему Церковь в наше время, да и всегда, так строго относилась ко всяким лжеучениям и, щадя самых великих грешников, согрешающих грехами воли, не отлучала их от себя, еретиков же, искажающих ее учение, беспощадно отсекала от общения с собою, если они после вразумления не хотели отречься от своего мудрования.
В чем же сущность этого общения нашего с Церковью?
Главным образом, в святейшем таинстве Божественного Причащения святых Христовых Таин. Един Хлеб, поучает св. Апостол Павел, едино тело есмы мнози, еси бо от единого Хлеба причащаемся. В сем великом таинстве все мы объединяемся в одно тело Христово, именуемое Церковью. О сем Божественном таинстве говорит Сам Господь: аще не снесте плоти Сына Человеческого, ни пиете крове Его, живота не имате в себе. Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает и Аз в нем. Лишаемый сего Хлеба небесного умирает духовно: Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь имать живот вечный. Тот член тела, до которого не доходит струя обновленной крови, мертвеет, заражая собою и другие члены, и потому отсекается, дабы не заразил всего тела: так и еретик, отлученный от общения Тела и Крови Христовой, от общения с Церковью, духовно мертвеет. Если же он обманом, вопреки воле самой Церкви как-нибудь причастился бы св. Таин, то сие послужило бы ему в сугубое осуждение как последователю Иуды и святотатцу.
Яркий пример легкомысленного отношения нашей якобы верующей интеллигенции к авторитету Церкви и власти церковной представляет все та же история афонской смуты. Не довольствуясь открытым сочувствием в отношении к вождям нового лжеучения в печати и в обществе, мирские люди позволяют себе судить власть церковную за то, что она, еще в лице Патриарха, а потом и нашего Святейшего Синода, отлучила их от причащения св. Христовых Таин. “К чему, говорят, такая строгость? Не благоразумнее ли было бы совсем прекратить о них дело, расселив их по монастырям, где они постепенно сами сознали бы свое заблуждение».
А где ручательство, что такое сознание с их стороны действительно последовало бы? Напротив, по всему видно, что их вожаки, в лице главного вождя их Булатовича, стремятся к распространению своего заблуждения между православными, – мало того: их последнее заявление требует, чтобы и сам С. Синод принял их учение – до такой дерзости в отношении к церковной власти дошли эти фанатики-невежды! Можно ли говорить после сего о каком- либо снисхождении к ним, общении с ними в таинстве Евхаристии? Да они и сами на Афоне служили обедню отдельно от иноков православно верующих, сами отделяли себя от общения с сими верными сынами Церкви: с какими же чувствами приступали бы они к святейшему таинству, считая совершителей его еретиками? Нет.
Мысль о том, чтобы допустить имебожников к Божественному причащению, прекратив дело о них, недопустима. Прежде всего, следует поставить вопрос: правильно ли С. Синод и Вселенский Патриарх установили свой взгляд на их учение как заблуждение, граничащее с ересью и потому даже названное ересью? Учение это было предметом обсуждения со стороны С. Синода и Патриарха и уже осуждено в их посланиях и грамотах. Хотя послание к инокам и не может быть признано совершенно непогрешимым, однако же нельзя смотреть на него и как на мнение частного лица, тем более, что оно совершенно согласно с заключением об учении имебожников Вселенского Патриарха. Могут быть в нем некоторые отдельные слова и выражения, которые можно было бы, в видах большей точности и удобопонятности для читателей-простецов, заменить другими; но сущность изложенного в нем взгляда на учение имебожников как на заблуждение, как на учение неправославное, остается та же, и определение С. Синода относительно сего учения не подлежит изменению.
Должно иметь ввиду и то, что имебожники состоят под аргосом, наложенным на них каноническою властью Патриарха, который один, в сущности, и имеет право снять с них сей аргос. Правда, сие право, в силу послания Патриарха, перешло к С. Синоду, но всеконечно – под непременным условием раскаяния заблудших. Сего же раскаяния мы не видим. Напротив, имебожники, упорствуя в своем заблуждении, дерзают открыто заявлять, что церковная власть сама впала в заблуждение, и настаивают, чтоб она пересмотрела и исправила свое определение относительно их учения, в смысле признания его православным, без чего они не желают подчиниться С. Синоду и явиться на церковный суд. Таким образом, к упорству в заблуждении они присоединяют и оскорбление церковной власти непослушанием. Мы знаем, что и сама Божественная Любовь не прощает грешников, упорствующих в смертных грехах, ибо Любовь Божия не может стать в противоречие с правдою Божией, если сам грешник не пожелает сего, если он не проявит своей воли к восприятию воздействия на него Любви Божией чрез смиренное раскаяние. Церковное предание говорит, что Арий покушался лицемерным раскаянием и обманом возвратиться в недра Церкви, при содействии царской власти, но обличен был в своем лицемерии правосудием Божием. Из сего видно, что общение таинств, если бы имебожники и были допущены ко Св. Причащению, без раскаяния с их стороны, послужило бы им к сугубому осуждению, а посему самая любовь к заблудшим побуждает Церковь не допускать нераскаянных к Чаше Господней. Со стороны же власти церковной это было бы явным нарушением канонов и правил церковных, что 1) послужило бы великим соблазном для православно верующих; 2) было бы в суд и осуждение самим заблудшим; 3) не примирило бы их и с Церковью, а напротив, подало бы им повод хвалиться победою своего лжеучения над учением Церкви, вследствие чего, укрепляясь в духе сопротивления Церкви, они еще с большею ревностью стали бы распространять свое лжеучение среди православных и тем сеять смущение в недрах Церкви; 4) являлось бы тяжким оскорблением для святейшего таинства Тела и Крови Господа Иисуса Христа, как сознательное преподание сего таинства явно недостойным и еретичествующим, а следовательно, и 5) тяжким грехом самой церковной власти, как допустившей таковое оскорбление; и – наконец, 6) дало бы основание Вселенскому Патриарху к протесту против такого нарушения канонов церковных и подозрению в имебожной ереси самого С. Синода, а следовательно, грозило бы опасностью раскола между Греческой Церковью – материю и Русской Церковью – дщерию.
Вот те соображения, которые, по моему мнению, необходимо иметь в виду при суждении о том, возможно ли допустить к общению в таинствах Антония Булатовича и его ревностных последователей, отказывающихся предстать на суд Церкви и в то же время домогающихся всеми путями и средствами признания их православно мыслящими. И благо Церкви, и духовная польза самих заблудших требуют удаления их от Божественного причащения дотоле, пока они не раскаются в своем заблуждении, пока не смирятся пред Церковью, не проявят сыновнего повиновения Богоучрежденной ее власти.
Достойно внимания, что как скоро возникает какое-либо лжеучение, наша либеральствующая интеллигенция тотчас берет его под свою защиту и становится к Церкви, к ее представителям, в оппозицию. Уже одно это показывает, как далеко уклонились такие люди от Церкви. В их суждениях чувствуется уже как бы некоторое пренебрежение к представителям Церкви, и притом к представителям не только современной Церкви, но и Церкви веков минувших, – правда, пока молчаливое, но все же довольно заметное: от Назарета-де может ли что добро быти? от тех веков мы-де ушли далеко вперед: стоит ли с ними считаться?.. И помышляя так, несчастные все дальше и дальше уходят во мрак духовного невежества и самочиния религиозной мысли.
А, между тем, казалось бы: если ты веруешь во Святую Соборную и Апостольскую Церковь, если хочешь быть верным ее чадом, если при этом еще сам не можешь глубоко изучить все ее догматы, ее учение, то чего проще: доверься тем, кому Сам Христос поручил хранить в чистоте эти догматы, это учение, – пастырям Церкви и ее Богоучрежденной власти, и сего довольно с тебя для твоего личного спасения. Но вот этой-то простоты веры, этого-то безусловного доверия к представителям Церкви и нет у наших якобы верующих интеллигентов. Они сами хотят решать все вопросы веры и жизни, своим смышлением, и оттого попадают в сети ложных мудрований, запутываются в них и впадают в ереси и расколы.
При таких условиях как не опасаться нам, пастырям Церкви, возможности и формального отпадения от нее таких шатающихся, всяким ветром учения колеблемых чад Церкви? При нынешних свободах всякого рода, иные могут сделать это просто из желания показать свой либерализм, свое отрицательное отношение к церковной власти и ее представителям. Но такое отпадение будет, в сущности, только вскрытием нарыва, который давно назревает в теле церковном: конечно, Церковь должна принимать все меры для врачевания этого “нарыва», но если болезнь не поддается лечению, то, может быть, для целого тела Церкви
будет лучше, если зараженные члены отпадут от нее и не станут вредить другим, еще здравым, милостью Божией, членам.