161. Об апокрифической молитве и легкоспасенцах

Всколыхнулась русская жизнь, и с самого дна ее выходят на поверхность такие ужасные явления, как хулиганство, разврат в его самых отвратительных формах, бессовестность в житейских, да и не в одних житейских, а и в общественных, и в политических отношениях. Но рядом с этими мутными “отстоями дна” русской жизни заметны явления и иного порядка: чувствуются тоскливые отголоски как будто пробуждающейся совести, слышится как будто вздох кающейся души. Но вот горе: и эти отголоски, эти вздохи души народной, надо сознаться в этом, раньше нас, пастырей, подслушал кто-то, кому нужно самое покаянное чувство народное направить на ложный путь и чрез то обмануть кающихся. Недавно я писал в своих дневниках, как враги Церкви подметили в среде нашей интеллигенции некоторую склонность к так называемому мистицизму и стараются направить эти проблески духовного пробуждения в сторону разных мистических лжеучений.

Теперь множество писем, мною получаемых, побуждают меня обратить внимание моих читателей, особенно же пастырей, на другое явление, замечаемое в низших классах народа. Впрочем, те, кому это нужно, не стесняются обращаться и к интеллигентным лицам со своими непрошенными советами. Беру одно из более характерных писем по сему поводу:

“Меня одолевает сомнение и беспокойство. Получила я прилагаемое письмо, с приглашением переписать девять раз и разослать девяти лицам молитву, тут же помещенную. Это не в первый раз. Несколько лет назад так же точно рассылалась, но только с требованием семи списков, другая молитва, в которой несколько раз упоминалась кровь... правда, с прибавлением слова: святая Христова кровь. Ради этой крови просили спасения и благословения. Сколько мне помнится, тогда чуть ли не Святейший Синод заявил о ненадобности и даже вреде подобных анонимных, тайных почтовых пропаганд молитв, неведомо кем выдуманных. Теперешняя молитва гораздо короче. В ней, по-видимому, нет ничего предосудительного, но мне она кажется почему-то подозрительной. Во-первых, число девять – число масонское. Во-вторых, упоминание о всем человечестве пахнет интернационализмом, не вяжущимся с простым благочестием. В-третьих, какое-то внутреннее чувство подсказывает, что есть тайный смысл в словах, по-видимому, благочестивых. Боюсь, не скрывается ли богохульство под видом молитвы. Конечно, Господь не осудит согрешившаго по неведению. Не боюсь я и обещанных за неисполнение переписки злополучий. Господь прибежище мое: кого убоюся? Но, быть может, следовало бы предупредить малых сих, не умеющих думать собственными мыслями. Может быть, духовный авторитет нужен в данном случае, как и духовное знание. Вот почему и смею беспокоить вас, владыко. Посылаю вам оригинал, полученный мною. Может быть, найдете нужным написать предупреждение и совет – не поддаваться подобным приглашениям, позади которых мне почему-то ясно чувствуется масонская интрига. Быть может, желание заставить богохульствовать самих верующих православных людей. Злобное жидовство очень способно на подобную мысль. Быть может, тут и еще цель: узнать, кто и насколько способен поддаваться внушению. Словом, прошу вашего совета и указания и остаюсь”.

Следует подпись и адрес.

“М. Г. Посылаю вам молитву, которая должна обойти кругом света. Перепишите и увидите, что случится чудо. Сказано: кто эти молитвы перепишет в течение двух дней девяти лицам, тот будет избавлен от зла и на 4-й день получит радость, а кто оставит без внимания, того постигнет несчастье. Не подписывайте своего имени, а только обозначьте число, когда получено письмо. Не прерывайте эту молитву, посылая которую девяти лицам, напишите все, что пишу вам. Я получила 25 января и отправила 26 января 1913 г.” Затем следует молитва, которую привожу как образчик чисто сектантского мышления:

“О, Господи! Я молю Тебя: благослови меня и все человечество, избави от зла и дай нам пребывать с Тобою. Аминь”.

Вот и все!..

А если выкинуть это фарисейское “я молю Тебя”, совсем ненужное в столь краткой молитве, то молитва будет еще короче.

О чем же просит молитва?

“Благослови меня и все человечество”.

Великое дело – Божие благословение, но православная молитва, прежде всего, просит помилования, ибо тогда Божие благословение придет само собою. Автор как будто “все человечество” уже считает помилованным. А покаялось ли оно?.. Не слышится в этой молитве духа покаянного. И что разумеет автор под словом: “все человечество?” Ужели он дерзает просить благословения Божия всем еретикам, безбожникам и богохульникам? Всем тем, которые отвращаются от Божия благословения, бегут от лица Божия, погибая в богоненавистничестве? Но не оскорбление ли Богу такая молитва? И простой иерей не благословит того, кто издевается над Божиим благословением. А это что за выражение: “Дай нам пребывать с Тобою”? Как понимать его? Господь вездесущ, значит не о том речь. О чем же? Это – секрет автора, самочинно сочиняющего молитвы для “всего света”.

Но весь вред распространения подобных молитв не в словах самой молитвы, а в том наказе, каким она сопровождается. В этом наказе – и суеверие и даже богохульство. Неведомый писака-сектант обязывает получившего его молитву сейчас же, в течение непременно двух дней, написать девять копий молитвы и разослать девяти лицам, да еще смеет пророчествовать и угрожать: если исполните его приказ, то на 4-й, – непременно на четвертый почему-то день – “получите радость, а кто оставит без внимания, того постигнет, видите ли, несчастие”. Это уж, как говорится, слишком... заврался г. автор! Откуда он заручился такою властью – давать счастье или нагонять на людей несчастье одним своим полуграмотным писанием? И конечно, многие православные получили эту апокрифическую молитву и не обратили на нее ни малейшего внимания; я получил их с десяток и с негодованием на автора за его наказ разорвал и бросил в корзину, и, милостью Божией, все мы целы и невредимы, и никаких несчастий с нами не случилось. Да и не могло случиться, ибо мы веруем, что Господь милостивее автора молитвы и не станет, по его предписанию, раздавать счастье или карать нас за неисполнение его приказа, притом еще отзывающего, как замечено в вышеприведенном письме, масонщиной, – несчастиями. Справедливо говорит один пастырь в “Колоколе”, что “этот наказ делает молитву “заговором”, превращает рассылку ее в посев кощунственного суеверия, в пропаганду колдовского причитания, хотя она упоминает и имя Божие. Вспомните Златоуста: он внушал “бежати и отвращатися волшебников, хотя бы они призывали и Святую Троицу, и угодников Божиих, и знаменовались крестным знамением” (“Требник”). Есть элемент волшебства, чаровничества в этом призывании счастья на рассылающего молитву и несчастья – на ослушников. “Я послал молитву – и Бог обязан дать мне счастье, не может отказать мне в даровании великой радости, пусть я по делам-то моим, по чувствам и расположениям заслуживал бы бичей и скорпионов”. Разве это не кощунственная надежда? Христос Господь научил нас молиться Отцу небесному, дабы на небе и на земле творилось все по Его премудрой и справедливой воле. А теперь неведомый миру изобретатель хочет связать волю Божию немудрым актом рассылки молитвы и назначить Богу даже и срок для исполнения надежды. Какое безумие! Какое страшное кощунство и богохульство!..

Лет сорок тому назад распространялась тоже молитва, с подобным заговором, обещаниями и угрозами. Изредка она и теперь продолжает кружить по белу свету. Помню: тогда, еще ученик семинарии, я находил в ней армянскую ересь, ибо молитва – Трисвятое обращена была к одному Лицу Пресвятой Троицы, к Сыну Божию. Видно, живучи подобные суеверия. А в наше время они находят себе очень благоприятную почву в той слабости человеческой, которою всегда злоупотреблял враг рода человеческого, когда ему хотелось отклонить людей, ищущих спасения, на ложный путь! Так было во все времена, с древнейших времен. Идея счастья заложена в душу человека при его сотворении. Бог сотворил его не для страданий, а для блаженства. Но для достижения блаженства и в раю нужен был труд – возделывать и хранить рай, нужно было послушание Богу, отсечение своей воли. Враг искусил людей желанием сразу получить высшее счастье – будете яко бози. Первозданные пали. Но заложенное в душу стремление к блаженству, а после падения – к спасению осталось неистребимым. И вот, рядом с путем подвига, по слову Господа: царствие Божие нудится и тесны врата, узок путь, ведущий в него, является иной путь, как бы в обход первого – путь самочиния, легкоспасенства, как охарактеризовал его в своих писаниях святитель Феофан Затворник. Идея спасения “полегче” лежит в основе всех сект, как рационалистических, так и мистических. Подвиг слишком тяжел: нельзя ли его чем-либо заменить? Даже в области самого подвига явились и являются способы и средства достигнуть тех или иных состояний, считаемых благодатными, помимо путей, указуемых Церковью. Латинская Церковь придумала для облегчения, преимущественно мирян, индульгенции, Франциск Ассизский изобрел особые способы достигать экзальтированной восторженности, Игнатий Лойола – целую систему “духовных упражнений”, во многом напоминающих не учение опытных великих подвижников Востока, а скорее учение йогов языческого Индостана. Протестанты-рационалисты просто отвергли значение подвига и добрых дел в воспитании человека для вечной жизни, успокаивая свою совесть на учении, будто одной веры достаточно для спасения, а сектанты-мистики придумали радения, скопцы – уродование себя и т. д. А в сущности, все сводится к одному: как бы полегче, без подвига, заповеданного “до пролития крови”, спастись. Вот почему всем этим отщепенцам от Православной Церкви так ненавистно учение Церкви о необходимости подвига, борьбы с самим собою, смиренного сознания своего духовного бессилия в этом деле и необходимости, а следовательно, и искания благодатной Божией помощи. Так постепенно вытравляется из сознания христиан учение о кресте, о необходимости участия христианина в Христовых страданиях чрез исполнение заповеди Спасителя: аще кто хощет по Мне итти, да отвержется себе и возмет крест свой.

Следует отметить, как это уклонение от креста, от подвига, так сказать, просачивается в нашу церковную жизнь. Покойный отец Иоанн Кронштадтский, сам величайший подвижник крестоношения и внутреннего духовного подвига, нередко советовал своим духовным детям чаще причащаться Св. Христовых Таин. Само собою разумеется, это должно быть совершаемо с должным приготовлением, с великим благоговением и согласно с установленными Церковью правилами. Среди его духовных детей нашлись такие, которые приняли к сердцу его совет. Всем верующим известно, что святейшее Таинство Евхаристии доставляет причастникам, благоговейно к нему приступающим, великое духовное утешение. Естественно, что не могли не испытывать сего утешения и упомянутые духовные чада о. Иоанна.

И они стали чаще обычного приступать к святейшему Таинству. Но немощи человеческие сказались и в них: мало-помалу они стали остывать в принятом на себя не по силе подвиге, все свое внимание лишь устремляя на то утешение, какое доставляло им причащение Св. Таин и, не внимая своему недостоинству, начали все дело спасения своего поставлять единственно в самом причащении, приступая к нему без должного посильного приготовления. Заповедь подвига крестоношения, борьбы с собою, смиренного очищения совести в слезном покаянии – все это отошло сначала на второй план, а потом и забываться стало. Явилась секта, сначала, может быть, не столь заметная, а потом, вследствие, как думаю, особых, известных из учения святоотеческого условий психофизиологических, о коих теперь говорить не место, секта приняла характер хлыстовщины и, вероятно, в своем развитии превратится в таковую.

То и дело слышишь и читаешь, что в разных уголках православной России появляются секты: в Бессарабии – иннокентиевщина, в Вологодской епархии – степановщина, в Харьковской тоже – от имени другого Стефана, в Киевской еще не исчезли следы малеванщины. В самой столице есть проходимцы, увлекающие своим лживым благочестием даже людей интеллигентных, не говорю уже о пресловутой чуриковщине. Казалось бы, уже одно то, что какой-нибудь мужик, назвавшись странником, отрастив себе волоса, явился, неведомо зачем, в столицу, бродит по улицам, иногда босой, без шапки, с громадною палкой – уже одно это должно было бы предостеречь каждого, понимающего христианскую жизнь, от знакомства с таким загадочным человеком: думать, что в наш век много избранников Божиих, несущих подвиг юродства ради Христа, нельзя. Истинных юродивых и всегда было немного: греческая Церковь в числе святых чтит только Симеона да Исидору Египетскую, – Андрей уже славянин, а Русская Церковь имеет в своих святцах сих подвижников не больше трех-четырех десятков. А между тем странных людей немало бродит в столице, и говорят, дела у них идут недурно. Свои дома имеют! И тем не менее – к таким проходимцам льнут не только простые люди, но и из общества. Что же влечет к ним? Думаю – желание получить наставление, как душу спасти – полегче. Вот тут-то и попадают сии ищущие спасения в сети хлыстовщины и подобных лжеучений.

Нет надобности говорить, что разные Редстоки, Пашковы, а в последнее время – Фетлеры находят себе многих последователей в среде якобы ищущих спасения. Благо же теперь в моде всякие свободы – до свободы духовного самоубийства включительно. А увлечение проповедями таких лжеучителей и есть, в сущности, самое настоящее духовное самоубийство.

Повторяю: опасность в том, что это стремление к легкоспасенству подмечено врагами Церкви; ему покровительствует и печать, и интеллигенция; к нему снисходительно относится даже и наше пастырство. Не будем греха таить: сами будучи немощны, мы всегда готовы снизойти и другим в таких предметах, в коих не только не имеем права делать уступки, но и долгом обязаны беспощадно обличать заблуждение, дабы оградить чистоту самого идеала жизни православной, каким он предан нам святой материю нашей – Церковью.