84–85. Правда ли, что я навожу на читателей уныние?
Уже не раз говорил я в своих дневниках, что на наших глазах подменивается народное миросозерцание, что идет подмена понятий в сознании подрастающего поколения! Процесс этот совершается незаметно, но когда сравнишь то, что было лет 50 назад, с тем, что видишь и слышишь теперь, то это явление уже бросается в глаза. Полвека назад в среде простого народа немало было грамотеев, которые правильно употребляли в беседе о духовных предметах церковнославянские слова и выражения и даже, когда речь шла о духовном, то старались и выражаться по-славянски. И это было совершенно естественно: ведь учились тогда по славянскому букварю, Часослову и Псалтири, читали Четии-Минеи, прологи и творения святых отцов большею частью по-славянски и так осваивались с языком матери-Церкви, что хорошо понимали его и, как я сказал, нередко употребляли славянские выражения даже в беседе религиозной.
Не то теперь. Ныне люди верующие, достаточно образованные, читающие даже мое «Троицкое Слово», не всегда разбираются в терминах духовной жизни. Так, один почтенный читатель пишет мне, что моя статья в № 62-м «Наше духовное сиротство и бездерзновение веры» «вся проникнута таким грустным и безотрадным чувством, что и заключительная часть ее о покаянии не рассеивает навеянного уныния». «Мне, – говорит он, – прежде всего думается, уместно ли вообще такое уныние по высказанным в статье той причинам, да притом в дни Великого поста, когда каждый день взываем: «уныния не даждь ми». Ужели так плохи наши православные дела?» Ясно, что мой добрый читатель не знает значения слова уныние и употребляет его в смысле тоски, гнетущей скорби, боли душевной, безотрадного чувства. Между тем, это далеко не одно и то же. Уныние есть дремота, омертвение души, нечувственность сердца, как бы духовный паралич. Это – апатия духа, разленение, безразличие и холодность к добродетели, малодушие, рассеянность души, вялость и небрежение, заканчивающееся отчаянием в своем спасении. Если, не дай Боже, мои дневники наводят на читателей такое состояние, то прошу в том прощения. А если пробуждают в душе тоску о потере идеалов наших, спасительную скорбь о разлуке с Богом, Которого мы удаляем от себя своими грехами, чувство сиротства духовного, то это уже отнюдь не есть уныние: это спасительная печаль яже по Бозе, которая ведет к покаянию и спасение соделывает, по слову Апостола Христова. «Можно ли, – пишет читатель, – нам вообще говорить о сиротстве, когда Христос совершенно определенно сказал, что Он с нами будет во вся дни до скончания века, что Он не оставит нас сиротами, придет к нам, что Церковь Его не одолеют врата адовы?» Да, поистине радостные обетования! Да, Христос-то с нами, но мы-то со Христом ли? Не удаляем ли мы Его от себя грехами своими? Не уходим ли от Него на страну далече? Христос с нами, но со Христом ли те, которые в святые дни постов и праздников веселятся безумно в театрах и других еще более зазорных для христианина местах? Со Христом ли те, которые предаются порокам пьянства, беспутства, лгут, обманывают, сквернословят, живут с блудницами? Со Христом ли те, которые поносят Его, вторицею и многажды распинают, искажая Его Божественное учение, издеваясь над Церковью Божией, Его непорочной невестой, приравнивая Его Самого к Будде и Магомету? Со Христом ли те, которые не хотят слушать Христа? Да, Господь обетовал, что врата адовы не одолеют Его Церкви, но ведь Церкви же, а не Руси нашей дано это обетование! Да, Церковь вселенская пребудет до скончания века неодоленною, но ведь речь идет о вселенской Церкви, а не о русской! Была некогда славная Церковь Карфагенская: но где она? Были и другие частные Церкви в древности, но их уже нет: почему мы можем быть уверены, что не отымется от нас царствие Божие и не будет передано другому народу, который будет творить плоды, его достойные? Если мы считаем себя народом избранным, чтоб хранить святой ковчег Православия для всех народов земных, то и должны с благоговением хранить вверенную нам святыню, а не отдавать ее на поругание! А посмотрите, вспомните, что творится у нас! Вспомните, что был народ, избранный Богом от всех народов земных, чтоб принести спасение миру, народ, праотцам коего были даны обетования, коих мы, русские, не имеем. А что сталось с этим народом? Не стало ли имя его презренным среди народов так, что сам он, этот народ, стыдится своего имени? Не внушает ли он презрение и некоторую брезгливость и у нас на Руси? А ведь был когда-то избранный, а теперь – Богом отверженный, хотя все еще считающий себя Божьим избранником! Не дает ли он урок и нам, не творящим плодов царствия Божия, что аще не покаемся – такожде отвержени будем? Хвалились иудеи своим избранничеством и происхождением от Авраама и во дни Христа Спасителя: отца имамы Авраама. Но что им глаголет Христос? Вы отца вашего диавола есте!.. (Ин.8:39, 44). Сердце содрогается, когда читаешь в Евангелии эти слова, и помышляешь о нашем богоотступничестве!
«А нам, православным, – продолжает мой читатель, – и совсем нельзя говорить о духовном сиротстве при обилии наших русских подвижников веры православной. Ведь они в нашем государстве жили и подвизались, да ведь ими и Русь святая строилась». Но вот сие-то и послужит к сугубому нашему осуждению, что мы имеем таких духовных предков наших! А соблюли ли мы в целости святые заветы их? Да, они строили нашу многострадальную святую Русь, а мы не разрушаем ли ее своими беззакониями, своим непростительным равнодушием к поруганию сих заветов, своею холодностью к Церкви? Не растрачиваем ли их святое наследие? Не грозит ли нам то, что уже грозило нашей Руси в 1521 году? Вспомните видение слепой старушки-монахини в Вознесенском монастыре: направляется из Кремля в Спасские ворота как бы в крестном ходу сонм святителей и других угодников Божиих и среди них чудотворная икона Богоматери Владимирская. Вот они вышли уже из ворот, а навстречу им идут преподобные отцы Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский. Припав к ногам святителей, они вопрошают их: зачем они уходят из города и на кого оставляют его в такое скорбное время? Под стенами Москвы в то время стояли татары под предводительством Махмет-Гирея. Святители со слезами отвечают: «Много молили мы Всемилостивого Бога и Пречистую Богородицу об избавлении от сей великой скорби, но Бог повелел нам выйти из города и вынести с собою сей чудотворный образ Пречистой Его Матери, потому что люди забыли страх Божий и не радеют о заповедях Господних. Пусть они накажутся от сего варварского народа и чрез покаяние обратятся к Богу». Не забыли ли и мы страх Божий, не забыли ли заповеди Господни? Не уходят ли и от нас угодники Божии и Царица Небесная, наша усердная всегда Заступница? Тогда преподобные умолили святителей, и они, осенив город крестом Господним, возвратились в Кремль (в память чего и ныне в Спасские ворота все входят с открытою головой), и Москва была спасена. А ныне не переполняется ли чаша гнева Божия над нами и не грозит ли оставление по реченному: се оставляется дом ваш пуст! (Мф.23:38). Не напрасно ли мой добрый читатель утешает себя: «Как же нам говорить о духовном сиротстве, когда мы живем в православном государстве (увы! и в этом приходится подчас сомневаться!), а святая Русь находится под особым покровом Царицы Небесной? Ведь Вашему Преосвященству должно быть известно, что Русь строилась чудом, при помощи силы Божией, проявленной и проявляемой в великих святых подвижниках Российских. Ведь это непонятно для нашей языческой интеллигенции, а вам это должно быть известно лучше нас грешных».
Что же из всего этого? Тем более ответственности лежит на нас, чем больше мы удостоены милостей Божиих. И опять надо вспомнить отверженный Богом еврейский народ. Он ли не был любимцем Божиим среди всех народов земных? И однако же не пощадил его Господь. А Византия? Ведь, праздник Покрова Пресвятой Богородицы – не наш русский праздник: это праздник и Византии. Ведь Матерь Божия почиталась покровительницею и Царьграда, как и России. Ведь древняя Греция имеет не меньше России у Бога святых молитвенников, и однако же. Пятое столетие святая София в поругании у почитателей обманщика Аравийских степей, да и Гроб Господень охраняется неверными.
«Почему вы думаете, – пишет читатель, – что мы совсем не похожи на современников св. Александра Невского? Если бы мы были другие, то не могли бы выделить из среды себя тех святых подвижников, которых вы сами в своей статье насчитываете более десяти человек, и это только из недавнего прошлого. Весь мир во зле лежит, а потому и во времена Александра Невского, мне думается, были грехи и великие грешники не лучше нас, грешных».
На это скажу: хвалиться тем, что «мы выделили» мною указанных подвижников – не добре: во-первых, что все они вышли еще в то время, которое мы теперь называем «добрым старым временем», хотя оно и недавнее наше прошлое: ведь, я говорю о самом последнем времени, когда пронеслась духовная политическая смута по лицу родной земли, когда русские люди стали презирать все родное и сердцу святое, когда даже в деревнях появились богохульники и святотатство стало обычным явлением, когда не только грех грехом не называют, а уже возводят его в добродетель, а это уже – хула на Духа Святого, грех непростительный. А во-вторых, – и это главное: в те старые добрые времена люди, может быть, грешили и больше нас, да каяться умели, грех всегда грехом и называли! Прочтите в летописях, как русский народ буквально повторял на деле историю покаяния ниневитян, а теперь?!.. Теперь вот подыскивают оправдания: мы-де еще не так уж грешны, как вы расписываете, мы-де «выделяем из среды себя святых подвижников», что-де и тогда были «грешники не лучше нас грешных». Вот это-то и есть признак нашей нераскаянности, нашего нечувствия, нашей духовной слепоты! Вместо того, чтобы в чувстве покаянном вздохнуть из глубины души: «Согрешихом, беззаконновахом, неправдовахом пред Тобою, Господи! Согрешили, Господи, паче всех народов земных, не вниди в суд с нами грешными!» – мы рассуждаем, что мы-де еще не так уж грешны, что мы грешим, правда, но не больше же предков наших, что вот из среды нашей выходили еще так недавно избранники Божии. Рассуждаем так и стараемся успокоить себя, чтоб потом еще глубже заснуть. Пусть простит мне мой читатель – письменный собеседник, а мне страшно за него, мне слышится грозное слово ветхозаветного пророка, и слово это жжет, как огонь, палит, как пламень неугасимый: увы, народ грешный, народ обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные! Оставили Господа, презрели Святого Израилева – повернулись назад. Во что вас бить еще, продолжающие свое упорство?» (Ис. 1:4–5). Ведь вся наша правда, все добро наше – яко порт нечистый пред Господом! Горе нам, если будем еще любоваться чужими добродетелями, ссылаться на свое родство с угодниками Божиими в свое оправдание: ведь и иудеи ссылались на родство свое с Авраамом, а что им сказано? Вот в таком-то подкладывании себе возглавий под всякий локоть руки, по выражению пророка, и заключается начало того уныния, в каком обвиняет меня мой читатель! «Если сейчас, – говорит он, – когда гнев Божий только слегка коснулся России, наши архипастыри теряют дерзновение веры и впадают в уныние, то что мы будем говорить в то время, когда гнев Божий серьезно коснется России?» Нет, не к унынию призываю я Русский народ! Я хочу и в себе самом, и в других разбудить дремлющую совесть, глубже сознать свою виновность пред Богом, ярче осветить ту опасность, на краю которой стоит несчастная наша Россия. Богу не нужны наши оправдания, Ему нужно, чтобы мы упали пред Ним с горькими слезами раскаяния: «Нет у нас, Господи, ничего доброго, все только грехи и грехи, не стоим мы милости Твоей, а все же вопием: помилуй! Нет у нас даже дерзновения веры, ибо вера наша без дел, без исполнения Твоих животворящих заповедей – в нас омертвела, едва искрится. Но и веру оживи, и силы подай к покаянию, к новой жизни: помоги маловерию и неверию нашему!» Вот к чему я призываю моих читателей.
Сохрани Бог от уныния! Да смиренное сердце и не поддастся ему. Смиренный знает, что в самом унынии заключается гордыня самооправдания и богохульная мысль отчаяния.
Человек ищет в самом себе точки опоры для своего спасения и, не находя ее, начинает себя обманывать, успокаивать: есть-де и похуже меня, погрешнее есть; да я и не один: все ведь таковы; найдутся и праведники среди нас: за их молитвы Бог помилует, стало быть, много беспокоиться нечего. И дремлет духовно такая душа, и предается разленению, рассеянности и ищет развлечения вместо того, чтобы внимать себе, будить себя, толкать свою спящую совесть. А это-то и есть то, что называют святые отцы унынием. Мой собеседник, указывая на пример пророка Илии, которому Бог сказал, что Он соблюл Себе среди Израиля семь тысяч душ, пишет мне: «Думаете ли вы, что Христос не соблюл Себе в православной святой (не лучше ли сказать: многогрешной?) Руси семи тысяч верных, которые не преклонили колена пред ваалом прогресса и лжеучений? Я позволяю себе думать, что даже среди нашей языческой (язычествующей?) интеллигенции найдется гораздо более семи тысяч верных, а среди младенцев веры, среди народа и миллионы найдутся». В ответ на это я скажу больше: Ниневия пощажена была Богом за то, что в ней было более 720 000 младенцев: тайных, единому Богу ведомых праведников видит только Всевидящий, а младенцев и мы видим, и их на Руси несколько миллионов; но если бы ниневитяне не показали такого искреннего раскаяния, какое описывает пророк Иона, то город погиб бы, да он потом и погиб, когда снова развращение в нем дошло до крайних пределов, и младенцев ради не пощадил его Господь. Но вот именно такого-то раскаяния всенародного, во всех классах и слоях народных, мы и не видим. Не видим не только в высших классах, но и в народных массах. Все живут земными интересами, у всех на уме забота о личных выгодах и благоустройстве своей семьи, своего гнезда. Никому нет дела до общего горя, до общенародной беды, висящей над нашею головою. Возьмите, хотя бы, народное пьянство. Кто борется с ним так, как бы то подобало? Много ли у нас трезвенников, ревнителей этой борьбы? Проявляется ли в массах народных непримиримая ненависть к этому пороку в формах, например, решительных приговоров целых селений – ни капли ничего спиртного не употреблять? Спросите руководителей обществ трезвости, чего им стоит удерживать от искушения тех, которые уже дали обет трезвости? А только ли пьянство одно губит народные нравы? А леность, а бессовестность во взаимных отношениях, а клятвопреступничество, обман, распутство? Где же, где признаки искреннего всенародного покаяния? Кается ли наша язычествующая интеллигенция? Каются ли правящие сферы? Там нарушение седьмой заповеди Господней не ставится ни во что. Там целыми годами – даже именующие себя верующими – не говеют, не причащаются Святых Таин, в церкви не бывают. Там совсем забыли о том, что такое посты. От таких ли ждать покаяния? Правда, есть еще, слава Богу, и среди интеллигентов люди, Бога боящиеся, Церковь любящие, но много ли их? Не стоят ли они где-то в сторонке от дел государственных, а если и приближаются к сим делам, то что могут сделать, когда подавляющее большинство знать не хочет матери-Церкви, когда многие готовы продать ее за чечевичную похлебку иудейской печати, когда многие сами безмолвно уходят от дел в сознании своей беспомощности?.. С этим соглашается, по-видимому, и мой читатель. Он пишет: «Не могу не согласиться, что напор на православную веру со стороны обрезанных и необрезанных язычников сделан серьезный, но это, может быть, для того попущено, чтобы возбудить в нас ревность и заставить серьезно оглянуться на себя и на свою деятельность». О, конечно, так! Но что же? Оглядываемся ли мы? Ревнуем ли по вере? Исправляемся ли в жизни? Да, оглядываемся, пожалуй, и видим, что у нас еще не так все плохо: еще так недавно мы «выделяли из среды себя святых». То ли нужно для привлечения к себе милости Божией? То ли потребно для нашего духовного оздоровления? Слышите, что говорят святые отцы: егда узриши грехи своя яко песок морский – се начало здравия души! Даруй нам, Господи, зрети наши прегрешения! – учит молиться Церковь. А нам все хотелось бы видеть себя лучше, чем мы на самом деле.
«Вот тут-то и должна оказаться вся стойкость наших пастырей и архипастырей, – пишет читатель. – Если сейчас, при предтечах антихриста, наши архипастыри теряют дерзновение веры, смиряются и молчат, то что мы будем говорить тогда, когда откроется человек греха, сын погибели, беззаконник – которого пришествие будет по действу сатаны со всякою силою и знамениями и чудесами ложными. Я глубоко убежден, что если наши архипастыри, поникнув головою, смирятся и умолкнут, то камни возопиют, потому что сказано: «Господь Иисус убьет его духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего».
Что архипастыри «смиряются» – за это слава Богу: горе, если бы они стали гордиться. Но слово это, кажется, употреблено здесь не в нашем церковном смысле, ибо около него стоит слово «молчать». В этом мы повинны: надо бы кричать, громко вопиять, с крыш проповедовать! Но вот, когда мы возвышаем голос, обличаем, зовем к покаянию, нас начинают обвинять, что мы наводим «уныние». Невольно вспоминается евангельское: пискахом вам и не плясасте, плакахом вам и не рыдасте (Мф. 11:17). Молчим мы – виноваты, говорим – зачем говорим не так, как бы хотелось нашим пасомым. Им бы хотелось, чтобы мы подкладывали подушечки под всякий локоть руки их, чтоб успокаивали их, не тревожили их совести. Им хотелось бы иметь дерзновение веры без дел веры, которая, однако же, без дел мертва есть, а у мертвеца какое уж дерзновение? Мы говорим: покажите веру свою от дел ваших, начните жить по заповедям Божиим, и вера ваша оживет, и дерзновение ее возвратится к вам, а они упрекают нас, что мы сами теряем это дерзновение веры. Да, я сказал: «То что творится теперь на Руси, лишает нас дерзновения веры». Поистине – не имамы дерзновения за премногия грехи наша! Разве это не правда? Поистине нам подобает склонять свою грешную главу до праха земного пред гробами наших небесных заступников и плакать, и горько рыдать, просить у них помощи и заступления! Мытарь не имел дерзновения и очей на небо возвести, но дерзал вопиять к Богу в сознании своей греховности: Боже, милостив буди ми грешнику! Будем иметь мужество взглянуть правде в глаза, сознать свое бедственное положение, свою тяжкую виновность пред Богом, восчувствуем свою беспомощность и вот это свое «бездерзновение» и пожалуемся Богу и святым Его на себя самих, на свое бессилие, свою полную духовную нищету. Не будем оправдываться, не будем утешать себя в горести своей тем, что еще недавно мы выделяли из своей среды праведников: напротив, поставим себе это в новую вину, в новое осуждение. Значит, и мы могли бы быть такими же, как и они, ибо и они были такие же люди, как и мы, и жили в тех же условиях, как и мы. Богу нужно наше сердце сокрушенное и дух смиренный. Бездерзновение веры еще не есть отчаяние: это – только глубокое сознание своего недостоинства пред Богом, безмолвный плач пред Господом, с показанием Ему своих немощей, своих ран духовных. Это зрение грехов своих, не личных только, но и всенародных. Бездерзновение веры вовсе не есть «сомнение» веры, не есть «уныние» духа: напротив, это – глубокая скорбь мытаря, кающегося и не дерзающего очей своих возвести на небо, но все же сердцем к Богу вопиющего. Что делать, когда мы не имеем того дерзновения, с каким вопияли к Богу великие праведники, с каким стоял пред Престолом Божиим, например, великий молитвенник Русской земли, незабвенный отец Иоанн Кронштадтский? Увы, мы должны сознаться: такого дерзновения Петра, который говорил: выйди от меня, Господи, яко человек грешен есмь (Лк.5:8).
Мой читатель далее пишет: «Вы говорите, что если бы православные, любя свою веру, твердо знали учение своей Церкви и могли отражать всякую хулу на это учение, то ни один еретик» и т.д. Я уже упоминал выше о младенцах веры: ужели все они, вызубрившие учебник Закона Божия, могут не только устоять против лжеучений, но и отражать нападки обрезанных и необрезанных язычников? Не думаю. Не об учебниках я говорил, не о школьном знании своей веры. Вызубрить учебник и даже все тома всяких курсов богословия вовсе еще не значит знать свою веру. Мало того: выучить всю Библию наизусть, знать ее текст на всех языках мира – опять-таки не значит еще знать свою веру. Представьте себе, что вы не знаете еврейского языка, и вот еврей продиктовал бы вам из еврейской Библии несколько стихов по-еврейски, а вы записали бы эти звуки русскими буквами и потом стали бы их читать: еврей понимал бы, что вы читаете, а вы сами не понимали бы. Вот то же значит – не больше – и знание веры по книжкам. Учение веры надо сердцем читать, и «младенцы веры» вот именно так его и читают. И бывает, что иная безграмотная старушка, едва умеющая произнести две-три кратких молитовки, но сердцем ищущая Бога, знает свою веру лучше профессоров богословия. О таких-то и говорил Господь: исповедаютися Отче, Господи небесе и земли, яко утаил еси сия от премудрых и разумных и открыл еси та младенцем. Ей, Отче, яко тако бысть благоволение пред Тобою! (Мф.11:25–26). Вот об этом-то знании веры сердцем я и говорил. В этом, кажется, мы согласны с читателем, ибо и он пишет: «Бог дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, а духа, потому что буква убивает, а дух животворит. Царствие Божие не в слове, а в силе». Согласен я с ним и в том, что «этого, к сожалению, не могут вместить наши интеллигентные язычники, типичнейшим представителем которых является нововременский философ (ну какой он философ? Довольно бы сказать – софист!) Меньшиков. Мне представляется он не иначе, как волком в овечьей шкуре, и волком большим, который, вероятно, многих овец из стада Христова опутал своими философскими (софистическими) сетями». А я замечу: если бы наши интеллигенты побольше интересовались богословскими науками, если бы побольше читали апологетические исследования, то этот волк был им не столько страшен, сколько смешон: так слабы его выступления против христианства, так шатки его софизмы! Вот тут и наука пригодилась бы, не говоря уже о том знании веры сердцем, о каком и понятия не имеют в большинстве наши интеллигенты.
Приятно читать в письме мирянина такие строки: «Оставаться равнодушным в нынешнее время значит идти против Христа: кто не со Мною, тот против Меня, и кто не собирает со Мною, тот расточает, сказал Он (Мф.12:30). О, Ваше Преосвященство, если бы вы знали, как кипит сердце, когда читаешь, слышишь и наблюдаешь все, совершающееся ныне в мире!»
И слава Богу, что такие скорбящие души есть на Руси. И дай Бог, чтобы эта скорбь проникала все их сердце, приносила плод в жизни, обновляла их духовное существо, а вместе с тем обновляла бы и бедную, измученную нашу мать – Русскую землю! Я боюсь, однако же, что наши интеллигенты, именно интеллигенты, а не простецы, будут виновниками гибели нашей Руси. Вспомните, что ведь и еврейский народ загубили, и Христа распяли, и проклятие на свой народ призвали интеллигенты – книжники и фарисеи. Читайте в Евангелии, с какою любовью народ, простой народ следовал всюду за Господом. Правда, его не всегда привлекало к нему Божественное учение Христово: больше влекли чудеса, однако же – с каким восторгом этот народ встречал Господа с ваиями и ветвями во время Его торжественного входа в Иерусалим! Но книжники, фарисеи, эти интеллигенты того времени, сумели отвлечь народ от Господа, и народ как бы отстранился, уступил их натиску. Не то же ли и теперь? С какою любовью народ бежал за отцом Иоанном Кронштадтским, с какою любовью он идет теперь за отцом Илиодором! Но настал 1905-й вечно проклятый год, и толпы народные пошли за иудами-предателями, а все эти иуды вышли, ведь, из среды если не интеллигентов, то полуинтеллигентов. О, боюсь я этих изменников-интеллигентов, гордых в своем самомнении и пустых в своем круглом, невероятном невежестве!..