Духовность души

Человек состоит из души и тела, три чем душа человека представляете собой явление самобытное и самостоятельное, независимое в своей сущности и природе от человеческого тела, явление духовное.

В священных книгах эта истина ясно выражена в тех многочисленных местах, где душа человеческая называется духом. Так, Екклесиаст говорит о кончине человека: «и возвратится прах в землю, чем он и был, а дух возвратится к Богу, Который дал его» (Ек.12:7). В Евангелии говорится: «Иисус, возгласив, громким голосом, сказал: Отче! в руки Твои предаю дух Мой; и сказав cиe, испустил дух» (Лук.23:46). Евангелисты, описывая это мгновение, выражаются: «Иисус опять возопив громким голосом, испустил, дух». (Mф.27:50); или: Иисус, «преклонив главу, испустил дух» (Ин.19:30) Евангелист Лука, описывая воскресение отроковицы Спасителем, говорит «и возвратился дух ее, она тотчас встала» (Лук.8:55). Апостол Павел говорит: «Самый дух свидетельствует духу нашему, что мы – дети Божии» (Рим.8:16); или: «кто от человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божиего никто не знает, кроме Духа Божия» (1Кор.2:11).

Эту истину подтверждает нам и наш постоянный опыт. Мы видим, осязаем наше тело и его различные части и органы и их действия; мы находим, что наше тело, также как и вне нас существует материальные предметы, имеет различные физические свойства – тяжесть, величину, цвет, запах и др. Но в то же время мы ясно сознаем, что в нас есть и другого рода жизненные явления, которые решительно недоступны никакому внешнему наблюдению и не имеют никаких физических свойств, взамен которых выступают другие, совершенно чуждые предметам материальным. Так, мы мыслим, чувствуем, представляем внешне предметы, свободно начинаем и прекращаем ряд известных действий; но самых этих мыслей, чувств, представлений, стремлений воли мы не можем ни видеть, ни связать. Ничего подобного мы не замечаем в предметах материальных. Противоположность этих двух родов обнаружении нашей природы заставляет нас предполагать, что и началом их служат две различные сущности, которые мы обыкновенно называем душой и телом, в силу чего и утверждаем, что человек состоит из души и тела.

Против такого рода воззрения на состав человеческой природы вооружается материализм. Почитая указанные нами, непосредственно представляющиеся, отличия телесных и душевных обнаружений нашей природы несущественными, он не считает необходимым предполагать для последних какое-либо особое начало; он считает душевные явления проявлением той же материи, которая составляет единую сущность всего мирового бытия, – частные, проявлением материи в той особенной ее форме, какая имеет место в человеческом организме. Поэтому, для подтверждения положения о духовности души мы должны, сперва, сравнить общие свойства ее со свойствами предметов вещественных, а затем, указать на частные, характеристические свойства нашей души и на невозможность объяснить их с материалистической точки зрения.

Существенное свойство материальных предметов, не исключая и нашего тела, есть пространственная протяженность. В силу этого свойства каждое физическое тело должно быть признано делимым, имеющим известную величину, форму или очертание, занимающим определенное место в пространстве.

Каждое материальное тело может быть разделено на неопределенное множество частей, путем ли то механического раздробления или химического разложения. Но может ли кто разделить на части нашу душу или указать на последние неделимые частицы (молекулы), из которых она состоит? Не могут быть также отдельны от души, как самостоятельные части, ее способности, действия, мысли, чувства; все они соединяются неразрывно в одном общем средоточии нашего «я» и не мыслимы существующими отдельно от него. Вообще, человеческий дух, зная сам себя, ничего не знает о том, будто он состоит из реальных частей, тогда как, зная чувственные предметы, он находит их сложными. Поэтому, если бы душа наша была сложною, то невозможно было бы ей, зная о сложности внешних предметов, не знать о себе самой, как о сложной.

Далее, с пространственностью тел соединяется понятие об их величине, которая определяется как сравнением их с другими телами, так и сравнением частей того же предмета; один предмет может быть меньше и больше другого; одна часть в нем больше и меньше другой. Но можно ли сказать что-либо подобное о душе, ее способностях и обнаружениях? Можно ли говорить о величине души, о том, что у одного душа большего размера, чем у другого, что способность, например, памяти занимает в душе столько-то куб. сантиметров, а способность мышления столько-то, что надежда во столько-то раз по объему больше или меньше радости, и т.п.? Все подобного рода выражения каждый назовет нелепостью. Если мы говорим иногда о величии духа, об обширности и узкости взгляда на предмет, о глубине чувства, о высоте добродетели и низости порока и пр., то каждый хорошо понимает, что это выражения метафорические, переносные, которые нельзя понимать в буквальном смысле.

Дальнейшее следствие пространственности тел состоит в том, что каждое тело имеет свое внешнее очертание или фигуру, понятие о которой мы получаем посредством чувств зрения и осязания. Но можем ли мы сказать что-нибудь о фигуре души? Несмотря на близкое отношение души и ее способностей к организму и известным его частям, мы не можем определить внешних границ ее и придать ей какое-либо видимое очертание. Наша душа, как учили еще древние философы, безвидна.

Наконец, свойство протяженности материальных предметов выражается в том, что два отдельные тела, равно как и две материальные частицы, не могут одновременно помещаться в том же пространстве, по основному физическому закону непроницаемости. Если бы душа наша была вещественна, то она не иначе могла бы существовать в теле, как занимая особенное, отдельное от других органических частей, место, как есть в организме такое место для каждой из его частей или органов. Но ни анатомия, ни физиология не открыли такого незанятого или пустого места в организме, где бы могла поместиться душа. Напротив, опыт показывает, что духовная жизнь разлита по всему организму, что духовные проявления совершаются совокупно с процессами органическими и механико-химическими, не выделяя для себя в организме какого-либо места, вопреки физическому закону непроницаемости. То же явление мы замечаем и во взаимном отношении частных актов душевной жизни. Способности человеческого духа не составляют отдельных, не смешивающихся между собой частей души; они не расходятся и не разъединяются, как ветви от корня или как члены в организме, но совместно действуют в каждом душевном акте, хотя совместность эта и не ясна непосредственно для сознания, обращенного на один акт в один данный момент. Мысль, чувство, желание, представление и пр. взаимно проникаются и существуют совместно в одном и том же акте душевной жизни. Никогда, например, не бывает, что когда я чувствую, то ничего уже не думаю и не представляю; когда я мыслю, то ничего не желаю (в самом мышлении есть уже желание мыслить), и не ощущаю удовольствия или неудовольствия, что необходимо должно бы быть, если бы душа была материальна и сложна, по вышеупомянутому закону, по которому два предмета или две части того же предмета не могут быть в одно и то же время в одном и том же месте.

Как существенно отличается душа от предметов материальных по отношению к пространству, так же точно она отлична от них и по отношению к другой форме нашего бытия, – времени. Самое общее свойство материальных предметов по отношению ко времени есть их постоянная изменчивость. По своему составу ни один вещественный предмет не остается одним и тем же; в нем постоянно, хотя и незаметно для нас, действуют химические и физические процессы, видоизменяющие и, наконец, разлагающие и уничтожающие его. Само наше тело, которое по его природе материалисты отождествляют с душою, подчинено тому же закону. Неизменна в нем в течение его жизни только образовательная или органическая сила, которая, как и в других органических существах, составляет низшую степень душевного начала; материальные же частицы тела в каждый момент постоянно меняются, прибывают и исчезают; «в живых телах, говорит Кювье, ни одна частичка не остается на месте; все они последовательно входят и выходят; жизнь есть непрерывный вихре, которого направление, при всей его сложности, остается неудержимым, – частички индивидуально заменяются одни другими постоянно». Наука говорит нам, что наше тело в течение нескольких лет совершенно обновляется и одна масса материальных частиц уступает место другой. Совершенно иное мы замечаем в нашей душе; наша личность, наше «я» остается неизменным и тождественным среди самых разнообразных изменений нашего тела; она не увеличивается с возрастом и приращением его, не оскудевает отделением его частей, не изменяется в своем существе со сменой материальных частиц в организме. Если бы наша душа была материальна или существенно связана с телом, то в течение жизни она должна бы постоянно возобновляться вмести с ним и, наконец, становиться совершенно иною. Правда, и в нашей душе происходящие своего рода изменения; в чем они состоят, знает каждый; иногда они бывают так значительны, что человек говорит о себе; я уже не тот, что был прежде. Но эти изменения касаются не самой сущности души, а только проявлений ее жизни, и имеют совершенно иной характер, чем изменения, происходящие в нашем теле.

Рассматривая силы и способности нашей души, мы замечаем в них такие свойства, которые совершенно отличны от свойств материальных предметов и не могут быть объяснены при предположении ее материальности.

Наиболее характеристические из этих свойств есть единство сознания, по которому человек во все продолжение своей жизни считает себя одной и той же личностью. Ничего подобного сознанию мы не замечаем в предметах материальных; оно и не может быть их свойством, так как это прямо противоречило бы понятию о протяженности и сложности вещественных предметов. Если бы душа была вещественна, то мы не иначе могли бы представить ее себе, как в виде собрания известного количества частиц или различных химических веществ, входящих в состав нашего мозга. Но в таком случае, если бы сознание было свойством материи, каждая отдельная от других частица материи должна была бы иметь свое сознание, точно также, как и каждое отдельное химическое вещество. Но в таком случае, как могло бы образоваться единство нашего сознания? Затем, материальные частицы, входящие в состав нашего тела, как мы видели, постоянно исчезают и заменяются новыми; как бы могло сохраниться при этом тождество нашего сознания, нашей личности? Материалисты иногда говорят, что хотя каждый отдельный атом нашего тела может и не иметь сознания, но известное своеобразное сочетание их, какое, например, имеет место в нашем мозге, может произвести его. Но одно простое соединение бессознательных атомов, очевидно, не может дать им качества, которого по своей природе не может иметь каждый из них в отдельности; нервы человека так же мало знают о своих состояниях, как телеграф о содержании передаваемой депеши.

Но в душе человеческой, помимо сознания, есть еще и самосознание, когда душа в одно и то же время не только мыслит, чувствует и желает, но и наблюдает свои мысли, желания, представления и руководить ими. Это явление еще менее объяснимо с материалистической точки зрения. Чтобы объяснить это, нужно допустить, кроме груды различных сознательных впечатлений, некое отличное от них существо, которое, с одной стороны, объединяло бы все эти и в одном общем сознании своего «я», относило бы их к себе, с другой – имело бы способность отличать их от себя и наблюдать. Ничего подобного этому явлению мы не находим в мирe материальном.

Другое характеристическое свойство человека есть его разумность. Разумность есть следствие совокупного действия его познавательных способностей ощущения, представления, памяти, воображения, мышления. Но каждая из этих способностей необходимо предполагает существование в человеке самостоятельного духовного начала и не может быть объяснена с материалистической точки зрения. Так, уже в самом низшем акте познавательной деятельности – ощущении, мы видим самостоятельный душевный акт, составляющий своеобразный отзвук или ответ на воздействие на наши чувства внешних предметов и не имеющий ничего общего с действительными физическими процессами, вызывающими ощущение. То, что в физическом мире есть волнообразное движение воздуха или дрожательное колебание эфира, нами ощущается не как движете или колебание, но как звук или цвет; химическое разложение веществ на языке ощущается как вкус, и др. Дальнейший душевный акт – представление опять возможен только при предположении единого самостоятельного начала душевной жизни. Иначе мы не можем объяснить, каким образом впечатления от предмета, полученные различными чувствами, например, зрением, слухом, осязанием, и в различное время, не остаются разрозненными и местными впечатлениями, но объединяются в одном общем образе и относятся нами к, одному предмету. Полученные впечатления и представления постоянно затем хранятся в душе и воспроизводятся ею. Это делает память человека. Но возможно ли было бы это явление, если бы душа наша не была началом самостоятельным и отличным от тела, в частности, от мозга? Если бы наши впечатления и представления были существенно соединены с мозгом, составляли не более как материальные следы или оттиски действий предметов внешних, то с постоянным обновлением материального состава мозга исчезли бы и наши представления, и сохранена их или память было бы невозможным. Если же наши представления остаются в душе, несмотря на неоднократное изменение мозгового вещества в течение нашей жизни, то очевидно, что сами по себе они не столь существенно связаны с мозгом и носят на себе самостоятельный духовный характер. Далее, как объяснить, при материальность души, деятельность нашего воображения, т.е., возможность представлять себе не только подействовавшие на чувства материальные предметы, но посредством свободной группировки впечатлений создавать и новые представления, не имеющие ничего общего с действительностью? Не говорим уже о высших обнаружениях духовной жизни, каковы, например, мышление, нравственное чувство, способность познавать сверхчувственное, и пр.; все они решительно необъяснимы с признанием вещественности души. Это невольно чувствует и сам материализм, так как его попытки объяснить из причин физических и физиологических явлений душевной жизни обыкновенно не простираются далее низших проявлений этой жизни, каковы, например, ощущение, представление, память.

Человека мы признаем существом не только разумным, но и свободным. О свободе человека мы далее будем говорить подробнее, теперь коснемся этого вопроса кратко. Свобода есть способность начинать и прекращать ряды известных действии самостоятельно и независимо от внешних причин. Эта способность не может быть свойством материальных предметов. Изменения или движения материальных, вещественных предметов всегда происходят от действия на них каких-либо других внешних им предметов. Так, механические движения какого-либо тела происходят от внешнего толчка, сообщаемого другим телом, которое в свою очередь получило начало своего движения от других двигателей. Химическое изменение также сводится наукою к молекулярному движению атомов и объясняется изменением их положения относительно друг друга. В мире физическом господствует общий закон механики, по которому ни одна веще сама себя двигать не может. Совершенно иного рода свойства мы замечаем в нашей душе. При каждом действии нашем мы сознаем, что можем сделать это и не сделать; сделать так и иначе; мы можем действовать не только без всяких принудительных внешних влияний и побуждений, но даже вопреки им, действуя единственно из своего внутреннего начала, как последнего основания своих действии; мы можем, например, переносить голод, преодолевать сон, усталость, вопреки требованиям организма, и пр. Такая способность души производить различного рода действия без всяких внешних побуждений – способность, ничего подобного которой не замечаем мы в предметах материальных, служит ясным доказательством невещественности нашей души.

Возражая против существования в человеке души, как самостоятельного духовного начала, материалисты указывают на факты зависимости души от тела. Опыт, говорят они, несомненно показывает, что на характер душевной жизни имеют могущественное влияние расовый и народные отличия, пол, возраст, даже внешние физические условия жизни, например, климат, пища; болезни тела сопровождаются упадком и расстройством душевных сил; наркотические вещества, действуя на нервы, расстраивают нормальный ход душевной жизни, лишая человека самообладания и самосознания, и т. п. Ведь эти факты будто бы говорят за то, что так называемая душа не есть какое-либо самостоятельное начало жизни, но результат взаимодействия различных физических, материальных причин.

Но указание на факты зависимости души от тела не имеет доказательной силы в пользу материализма, потому что им может быть противопоставлен ряд не менее многочисленных фактов зависимости, наоборот, тела от души, – фактов, намеренно упускаемых из вида материалистами. Всем известно влияние на наше тело как медленно действующих душевных состояний (например, усиленный умственный труд, печаль, заботы ослабляют телесные силы), так и кратковременных фактов (например, внезапная радость, испуг, гнев производит потрясающее действие на организм, оканчивающееся иногда смертью). Даже единичные представления и фантастические образы могут оказывать сильное влияние на организм; так, например, живое представление отвратительного предмета может возбудить тошноту и рвоту; представление вкусного блюда – слюноотделение, и пр. Медицина указывает множество фактов влияния фантазии на организм; например, ложная уверенность, что принят яд, производила симптомы, сходные с действием настоящего яда; живое представление себя больным известной болезнью вызывало некоторые признаки этой болезни. Далее, в области, например, умственной мы видим постоянные исключения из того правила, что «в здоровом теле здоровый ум»; мы видим глубину и силу мысли при неправильном строении тела, при его слабости и болезненности; видим скудоумие при цветущем состоянии организма. В области нравственной находим высоту нравственной жизни при самых неблагоприятных внешних условиях жизни, и порочность там, где ее всего менее следовало бы ожидать. Очевидно, единственно возможный логический вывод, вытекающий из сопоставления фактов того и другого рода, может состоять лишь в том, что в настоящей жизни человека его душа и тело тесно соединены между собою и находятся потому в обоюдной зависимости.

Но зависимость двух предметов в их существовании нисколько не предполагает их существенного тождества или происхождения один от другого. Иначе, можно было бы заключать: зрение зависит от света и им условливается; следовательно, оно и происходить от света и тождественно с ним. Звук музыкального инструмента зависит от него и без него невозможен; следовательно, он есть произведете инструмента. На этот последний пример указывал еще древний философ Платон в опровержение материалистов своего времени, сравнивавших наше тело с музыкальным инструментом лирою, а душу с производимыми ею гармоническими звуками. Пользуясь этим примером, Платон указал еще на другой недостаток материалистического учения о душе. Звуки, говорит он, не имеют влияния на тот вещественный предмет, от которого они происходят, – т.е. звуки инструмента не оказывают влияния или воздействия на самый инструмент; он не может изменять его или противодействовать ему; напротив, от него зависит и определяется. Но совершенно иного рода отношение души к своему телу: душа не только противоречит часто действиям тела, но, имея на них влияние, направляет их по своему произволу. Итак, душа есть законодательница тела, а не тело производить душу, как инструмент звуки.

Кроме фактов зависимости души от тела, материализм с особенной силой указывает на, якобы, господствующий во всем животном царстве параллелизм или соответствие между телесным и душевным развитием, каковой параллелизм с особенной ясностью обнаруживается в строении мозга: чем менее развит мозг у животного, тем скуднее его душевные силы. Человек потому и обладает более совершенными духовными способностями, что, сравнительно с животными, имеет и абсолютно, и относительно наибольший и совершеннее организованный мозг. На полную зависимость души от мозга указывает, якобы, тот факт, что степень умственных способностей человека вполне зависит от величины мозга, и что повреждения этого органа неминуемо соединяются с упадком и расстройством душевной жизни (идиотизм, сумасшествие).

Но против подобного рода заключения нужно сказать следующее. В мире животных сравнительная анатомия показывает множество случаев, опровергающих мнение, будто душевная жизнь безусловно определяется величиной и степенью развития мозга. Так, некоторые насекомые, у которых очень мало мозга (например, пчелы, муравьи), обнаруживают замечательные умственные способности, не менышие, чем способности животных, обладающих значительно развитым мозгом (например, овец, гусей и др.). Мозг кита и слона гораздо больше человеческого; но это не дает им никакого превосходства не только над человеком, но и над другими животными; напротив, наиболее способными к обучению и понятливыми оказываются маленькие птички с ничтожным количеством мозга. Не дают также права заключать о полной зависимости умственных способностей от величины и формы мозга и наблюдения над относительной величиной последнего. Измеряя совершенство душевной жизни величиною мозга, сравнительно с весом и объемом тела, мы должны бы прийти к ложному заключению, что некоторые обезьяны и птицы умнее человека. Что касается до формы мозга, то в этом отношении мозг обезьяны почти тождествен с мозгом человека; между тем, по душевной жизни между ними огромная разница, что ясно доказывает независимость нашей души от формы мозга. Точно также и в человеческом роде наблюдение показывает, что хотя обширный ум и сопровождается часто значительным развитием мозга; но, с одной стороны, это развитие не настолько однако же значительно, чтобы отсюда объяснять очень большое различие между даровитыми и недаровитыми людьми; с другой, здесь встречаются столь многочисленные исключения, что невозможно установить какого-либо определенного отношения между величиной мозга и умственными способностями. Зависимость душевных болезней от расстройства мозга точно так же не столь неизбежна, как полагает материализм. Медицина указывает на множество случаев, когда самые поразительные повреждения мозга не сопровождались никакими значительными изменениями душевными, и наоборот, самые сильные расстройства умственных способностей не оказывали никакого заметного влияния на мозг. Таким образом, заключение материалистов о полной зависимости души от мозга, как основанное на односторонних и неточных наблюдениях, очевидно, не может быть признано правильным.

Но если мы даже и допустим некоторый параллелизм или соответствие между развитием мозга и умственным развитием, то отсюда опять еще нельзя будет заключать, что душевное развитее зависит от развития мозга. Еще вопрос, от чего происходит самое развитие мозга, соответственное силе умственных способностей. Наблюдение показывает, что усиленное упражнение известного органа тела, зависящее от чисто душевных причин, производить и особенное развитие самого органа. Известно, например, что руки хлебопеков и кузнецов, вследствие их занятий, приобретают особенное развитее мускулов, становятся толще и сильнее, чем руки лиц, не занятых черной работою; грудная клетка у жителей гор, привыкших взбираться на высоты, гораздо шире, чем у жителей городов или лиц, ведущих сидячую жизнь. На основании этих и подобных фактов нет ничего невероятного допустить, что орган нашего мышления – мозг может достигнуть большего развития у людей, занимающихся умственным трудом, чем у прочих. То же явление может иметь место не только между отдельными лицами, но и между целыми народами и расами.