В неделю сыропустную

И изгна́ его́ Госпо́дь Бо́г из рая́ сла́дости де́лати зе́млю, от нея́же взя́т бы́сть. И изри́ну Ада́ма. (Быт. 3:23–24).

Святая церковь в предшествовавшие три седмицы предуготовляла вас к покаянию смиренною молитвою Мытаря, примером обращения блудного сына к отцу, представлением страшного последнего суда всех человеков в настоящую седмицу, полагая предел всякому нашему сластопитанию и тем, вводя нас в самое попроще покаяния и поста, представляет нашему воспоминанию то плачевное событие, которое, ввергнув нас в гибельное состояние греха и растления, сделало для нас необходимым путь очищения и покаяния.

Это плачевное событие есть грехопадение и изгнание из рая сладости наших прародителей. В нашем праотце–Адаме и мы все, как дети в отце, как члены в своей главе ниспали из состояния блаженства, в котором и для которого первоначально созданы были.

О чем ныне благовременнее воспоминать, о чем благопотребнее беседовать, как не об общем нашем в прародителях падении? О нем нарочито воспоминает ныне святая церковь, дабы, приведши в живое чувство греховной нашей болезненности, со всею решительностию обратить нас к употреблению средств духовного врачевания, каковы суть–покаяние, и необходимые принадлежности его, пост и молитва. И мы стоим теперь в преддверии постного подвига, чтобы вступить в великое поприще святой четыредесятницы.

Предложим для собственного назидания событие падения наших прародителей, и с тем вместе нашего греховного падения.

Преблагий Бог, сотворив человека по образу и подобию Своему, для явления в нем совершенств Своих на земли, сотворил первых прародителей наших совершенными во всем существе и по телу и по душе.

Тело, хотя взято из персти земной, но·непосредственным действием премудрости и благости Божией образованное и разнообразными и внешними и внутренними чувствами одаренное, возведено на высшую степень земного совершенства, и, как благоустроенное жилище, уготовано для богоугодной жизни богоподобного духа. По телу прародители были совершенно здравы, крепки, благообразны, особенно потому, что были чисты и непорочны.

Но собственно образ Божий в человеке напечатлен в душе, которая, непосредственно вдохновенна в первого человека Богом. Первосозданные в духовном существе и разумно– свободных свойствах души своей украшены были богоподобными совершенствами. В уме их сияла истина Божия, истинное ведение Бога, себя, всего окружающего; в сердце и воле блистали чистота и доброта, стремление и готовность угождать Богу, как Отцу; друг другу, как сочленам, угождать и служить употреблением всего окружающего, как творения Божия, токмо на добро. Отселе первая благословенная Богом чета человечества, Прародители по внешнему образу, были в собственном смысле прекрасны, а по внутренним расположениям духа были правы и невинны. Были в расположениях правы,– были свободно расположены и мыслить и желать и делать только то, что истинно, что честно, что справедливо, что любезно; были невинны, были в существе своем непричастны зла, как и ныне детские–незлобивые умы и невинные сердца показывают еще неведение зла. Первосозданная правота и невинность наших прародителей изображается в бытописании под образом наготы. И бе́ста о́ба на́га, Ада́м же и жена́ его́, и не стыдя́стася (Быт. 2:25). Эта нагота и есть та Боготканная одежда чистоты, которая исключала всякой стыд, потому что исключала всякой помысл, всякое желание зла. Нагота прародителей было такое состояние нравственного совершенства, в котором, как во внутренних расположениях ума и сердца, так и во внешних поступках и действиях прародителей наших, ничего не было не достойного, унизительного, но все согласовало как с внутренним достоинством их естества и естества вещей; так с приличием и честностию внешних их отношений и действий друг ко другу . И бе́ста о́ба на́га, и не стыдя́стася.

Блаженному состоянию невинности наших прародителей соответствовало и блаженное состояние первобытного местопребывания их. Местом пребывания их был рай сладости, преисполненный всяких благ, красот, совершенств. Здесь все повиновалось и покорствовало им; все слушало и внимало им; все радовалось и веселилось вокруг их; все с радостию и веселием встречало и сопровождало их.

Долго ли прародители наши находились в состоянии невинности,–долго ли наслаждались блаженством в раю сладости? Слово Божие нам не открыло. Только пребывание прародителей в раю было не продолжительно.

Когда вторый Адам, Господь Иисус, тотчас по вступлении в великое дело искупления нашего, совершил четыредесятидневный подвиг поста противу диавола в пустыне; то не показывал ли этим, что первый Адам, которого Он исправлял падение, не выдержал времени сорокадневного подвига, но пал от невоздержания.

Для сохранения жизни праведной и предохранения от греха, Бог заповедал прародителям древо жизни и древо познания добра и зла. Древо жизни–это было лепота и украшение рая. Образ его оттенен для нас в Апокалипсисе (Откр. 22:2), откуда можем разуметь, что древо жизни всегда долженствовало быть благоплодно и что самое листвие его цельбоносно. Вкушение от него имело сообщать человеку духовную силу, особенно в случаях необходимого укрепления противу сильных искушений,–когда бы оные, по навету духа темного, стали чрезмерно возмущать его и приводить в изнеможение и телесные силы.

Совершенно противоположное древу жизни было в раю древо познания добра и зла. Как древо, покровенное мраком таинственности, оно только одно было в области Едемской, куда не простиралась власть царя земли, где он должен был особенно сознавать свое ничтожество, чувствовать во всей силе державную власть Бога законодателя, безусловно покорствовать святой воле Его, и благоговеть пред нею. Прародителям нашим под страхом смерти воспрещено было не только вкушать от плода древа познания добра и зла, но и прикасаться; a следовательно и приближаться к нему. И о! еслибы спасительный страх обымал наших прародителей при одном приближении к смертоносному древу, и громовым голосом говорил тому и другому: не коснися, не осяжи, не приближайся семо: тогда они, победив козни диавольские и нам подали бы оружие к победе над врагом.

Из самого наименования ясно, что древо познания добра и зла представляло для первосозданных путь деятельного восхождения к богоподобному совершенству чрез безусловное покорение воли своей воли Божией, и неуклонное направление свободы своей по закону Божию. Употребление свободы, составлявшей в человеке верх богоподобного совершенства, согласно с волею Божиею, долженствовало усовершенствовать все силы его, просветить ум, очистить сердце, укрепить волю, наконец столь непоколебимо утвердить его в добре, и повиновении благой и совершенной воле Божией, что человек умом своим также бы стал видеть и любить истину, как телесными очами видим этот свет,–так ощущать и принимать сердцем своим добро и благотворное действие его на душу, как ощущаем благотворное действие теплоты на тело. Первосозданый, приведши себя в истинное отношение к Богу, к подобным себе и ко всему окружавшему его, перешел бы верою и любовию в приискреннее общение с Богом, сделался бы близок к Творцу своему, как сын к отцу, a тогда воля Божия также бы исполнялась на земли, как она исполняется на небеси, и люди, рождаясь от праведных родителей, обитали бы на земли в правде и святости, a вкупе и блаженстве при блаженном общении с Богом.

Но мы не пребыли в прародителях наших в правде, несохранили богодарованной свободы в добре, нарушили заповедь Божию, послушались искусителя, вкусили запрещенного плода, и с тем вместе пали падением плачевным, ужасным, горестным; преступив заповедь Божию, отпали от Бога, омрачились и растлились грехом в душе, навлекли на себя немощи, болезни, наконец разрушительную смерть по телу.

И вот как произошло плачевное, всеродное падение!

Диавол, пав гордостию противу Бога, и потеряв с отпадшими духами блаженство, в злобе на Бога, в зависти к человеку, умыслил лишить блаженства и невинного человека. Для сокрытия козней своих, он сокрыл себя в змие, хитрейшем из животных, которого избрал орудием своим. Дабы успешнее достигнуть своих ухищрений, начинает искушение с жены, которая во всех отношениях была слабее мужа, и заповедь Божию о запрещении вкушать от древа познания добра и зла слышала не непосредственно от Бога. Сокрывшись в змие и улучив время, когда Ева, отлучившись от мужа, одна находилась в близости древа познания добра и зла, искуситель делает на нее внезапное нападение. Чрез хитрое орудие вещая злоухищренным языком, он предлагает жене двусмысленный вопрос: что я́ко рече́ Бо́г: да не я́сте от вся́кого дре́ва ра́йскаго? Таким коварным вопросом вовлекши Еву в разговор, вовлек и в сомнение о том, правильно ли Адам понял и передал ей заповедь Божию? Когда Ева ответствовала, что им позволено вкушать от всех плодов райских, a только воспрещено Богом, под страхом смерти, вкушать от древа познания добра и зла: то искуситель, приспособляясь к ответу Евы, сперва ослабляет в ней страх смерти: не сме́ртию у́мрете; потом, превратно перетолковав значение именования древа познания добра и зла, выказывает в запрещении оного противное намерение: ве́дяше бо Бо́г, я́ко в о́ньже а́ще де́нь сне́сте от него́, отве́рзутся о́чи ва́ши; наконец открывает Еве, будто важную для участи человеческой тайну древа: бу́дете я́ко бо́зи, и открытием такой тайны восхитив праматерь лестию приобретения богоподобного совершенства, имеющего последовать от вкушения плода древа как бы так змеиным языком обаятельно вещал в слух обольщенной Евы: не сме́ртию у́мрете. Какой напрасный страх, какое мнимое опасение! нет! вы неумрете; напротив, коль скоро вкусите от этого таинственного древа: то мгновенно завеса всякой неизвестности с глаз ваших спадет, все сомнения и недоумения ваши исчезнут, вы вдруг достигнете предназначенного вам богоподобного совершенства, бу́дете я́ко бо́зи, и в этом высоком состоянии изъятые от всякого неведения, недоумений, опасений, страхов, смущения, будете сами, как боги, и, подобно Богу, всеведущи и блаженны, ве́дяще до́брое и лука́вое (Быт. 3:1–5).

Чистая, невинная, но юная, простая, как дитя, неопытная Ева, привлеченная необыкновенным явлением сокровенного обаятеля, поверив словам его о чрезвычайном действии запрещенного плода на облаженствование их, в сердце обольстилась коварными обещаниями искусителя, взорами восхитилась видимою красотою древа, несомневалась, что добро́ дре́во в сне́дь и я́ко уго́дно очи́ма ви́дети и красно́ е́сть, е́же разуме́ти: и взе́мши от плода́ его́ яде́, и теми же хитросплетениями, внушенными искусителем, обольстив и подоспевшего мужа, дала и ему с собо́ю, и ядо́ста.

He нужно говорить, что последовало за смертоносным вкушением наших прародителей. Хитрый искуситель мгновенно исчез, a с ним, как призрак, рушилось и все обольщение; прародители наши тотчас увидели себя обманутыми, поруганными обнаженными и лишенными славы Божией; увидели себя в срамной, постыдной, ужасной наготе, старались скрыться от Бога, и прикрыть наготу свою смоковными листьями.

Неумедлил явиться и Судия; но Судия, ведущий немощь человеческого естества–Зиждитель. Посему и в первом вопросе Его слышится нестолько голос Судии, сколько вещание милосердого Отца, взыскующего виновного–удалившегося сына. Ада́ме, где́ еси́? кто́ возвести́ тебе́, я́ко на́г еси́, а́ще не бы́ от дре́ва, его́же запове́дах тебе́ не я́сти, я́л еси́? что́ сие́ сотвори́л еси́? (Быт. 3:9–14). После сих вопросов, располагавших Адама и Еву к раскаянию, начав судить с тягчайшего осуждения главного виновника зла–змия, Бог провозвестил наказание жене–в печалях, болезнях, воздыханиях рождение и воспитание чад, и во всем под управлением мужа подчиненную жизнь;–мужу в трудах, скорбях, заботах приобретение всего нужного для себя и детей; обоим смерть, и в заключение всего Адама и Еву, как преступников, как потерявших первую,–боготканную Едемскую одежду чистоты и невинности, изгнал из рая сладости и приставил Херувима с пламенным мечем охранять путь к древу жизни. И изгна́ его́ Госпо́дь Бо́г из рая́ сла́дости де́лати зе́млю, от нея́же взя́т бы́сть, И изри́ну Ада́ма, и всели́ его́ пря́мо рая́ сла́дости: и приста́ви херуви́ма, и пла́менное ору́жие обраща́емое, храни́ти пу́ть дре́ва жи́зни (Быт. 3:23–24).

Вот плачевное событие всеродного падения наших прародителей! Вот и скорбные последствия, происшедшие оттуда для всего рода человеческого! От падших, прегрешивших прародителей все мы зачинаемся во грехах, раждаемся в беззакониях. Отселе на земле проклятия; как чада гнева и осуждения, все мы, начиная жизнь свою в немощи и слабости детства, осуждены жить среди нужд и искушений, среди бед и обуреваний житейских, среди многоразличных болезней и постепенного разрушения, дабы скорбным путем искуса, опытов, очищения и наконец смерти достигать каждому своего предназначения: земля́ еси́, и в зе́млю отъи́деши (Быт. 3:19).

Но никто из нас да не дерзнет и помыслить что либо жалобное–ропотливое противу прародителей наших. Ах! вспомним, сколько мы в этой греховной, но и обильною благодатию озаренной нашей жизни, сколько раз самым легкомысленным образом принимали самые тщетные обольщения духа искусителя; столько раз оставляли совершенно ясную и известную нам волю и заповедь Божию; сколько раз своевольно приступали к древу запрещенному, и преступно вкушая сами плодов его, подавали и другим от сластоядения нашего,– подавали другим примеры греха и соблазна; сколько раз сами сшивали себе ризы из листьев и древесной коры, сшивали, прикрывая стыд наготы своей лицемерием; сколько раз были праведно, но и кротко, милостиво, благосердо вразумляемы, наставляемы, обличаемы Господом нашим, и однакож не вразумились, непокаялись истинно; сколько раз сознанием собственного своего непотребства изженяемы были из рая сладости, из состояния чистоты совести, правоты духа, мира душевного, повергаемы в чувство своей нечистоты, вероломства пред Богом, неправды пред ближними, и с тем вместе в состояние сердечной скорби, томления, беспокойства, крушения духа, и что же? покаялись ли мы истинно, исправились ли, вразумились ли в своих неправдах, и утвердились ли на земле правой, что бы со страхом и трепетом работать и служить Господу в возможном благоугождении святой воле Его?

Когда Адам изгнан был из рая, и рай заключился для него: то исходя ударял себя в перси и седши прямо рая, рыдал как песнословит святая церковь, оплакивая изгнание свое¹: увы мне, прелестию лукавого окрадену и славы удалену увы мне, нагу и из рая сладости извержену, и покаянным гласом от всея крепости сокрушения вопиял к Богу: щедрый милостиве, помилуй мя падшего! Так рыдал праотец по изгнании из рая, так плакал во всю жизнь; плакал о себе, плакал и за весь свой род; так рыдала и праматерь Ева, так плакала во всю жизнь, плакала о себе и за всех своих чад. Так они плакали в покаянии, и праведною жизнию умилостивили милостивого Бога и первые Спасителем мира введены в рай.

Будем и мы дети падшего Адама, сами своим произволением без числа согрешившие и согрешающие, будем и мы плакать и всегда, a особенно в покаянное время поста, будем плакать с праотцем и рыдать с праматерию о ласкательной угодливости своей змеиному гласу страстей, о сластолюбивом вкушении беззаконной сладости, о греховной своей наготе и безобразии, о потере рая, чистоты и непорочности, a еще паче будем сетовать и воздыхать о лености, о холодности, о бесчувственности своей к восстанию от мертвых дел и поправлению стезей стропотных, и, бессильные сами по себе к исправлению своему, будем взывать каждый, в умилении и сокрушении–взывать и устами и сердцем и в дни и нощи: Милостиве Спасе, помилуй, прости и Твоею благодатию к деланию заповедей твоих восстави мя падшего! Аминь.

Себе́ искуша́йте, а́ще есте́ в ве́ре: себе́ искуша́йте. (2Kop. 13:5).

Так Апостол побуждает нас испытывать самих себя: в вере ли мы; верны ли мы своим обязанностям; достойно ли Бога и ближних наших ходим в том звании, которое восприяли от церкви, общества, нашего семейства? Нe забываем ли обязанностей звания своего?

Себе́ искуша́йте, а́ще есте́ в ве́ре. Слышали мы ныне – Иноки и не Иноки в произносимых иноческих обетах достаточное побуждение к тому, чтобы нам испытывать самих себя: верны ли мы–Иноки данным нами при пострижении иноческим своим обетам? – верны ли мы,–Христиане, своим христианским, данным нами при святом Крещении, обетам?

Часто мы слышим для себя повторение общих христианских наших обетов при крещении младенцев, возраждаемых в новоблагодатную жизнь,–слышим и не слушаем, не внимаем мыслию: верны ли мы великому христианскому нашему званию? Редко, однакож слышим иноческие обеты, произносимые посреди церкви приемлющими иноческое звание в полном возрасте, в зрелом разуме, с совершенною свободою, и при особенных знаменательных действиях, слышим,– и этот священный обряд конечно сильнее действует на наши чувства. И стоит с чувством слышать иноческие обеты.

Произношение иноческих обетов приемлющими иноческий образ есть истинное повторение для нас, иноки, которые теже некогда произносили пред Богом посреди церкви обеты. И нам чаще нужно слышать повторение иноческих своих обетов при торжественном произношении оных. Живя в соприкосновении с миром, имея близкое отношение к живущим в мире, неосторожно обращаясь иногда среди лести мира, мы, быть может, иногда уподобляемся некоторым образом живущим в мире. Посему необходимо, чтобы трогательный глас вновь произносимых в церкви иноческих обетов, пробуждал нас от самозабвения, вводил в себя и озабочивал о соответствии своему званию: идем ли мы Христоподражательным путем, каким шли наши святые предшественники, святые иноки, пустынники, отшельники? Рассмотрим же слышанные нами иноческие обеты, какие главнейшие обязанности иноческих обетов?

Три главнейшие обязанности приемлют на себя вступающие в подвиг иноческой жизни:–обязанность нестяжательности, обязанность совершенного повиновения, обязанность хранения девства и чистоты.

Первая иноческая обязанность есть нестяжательность, вольная нищета, сообразно тому, жизнь простая, смиренная. Первый предмет иночества есть отречение от мира, от житейских благ и наслаждений, и искание царства небесного и стяжание горних благ. Самое совлечение прежних одежд приемлющими иночество означает как совлечение прежних мирских пристрастий и всего растленного образа жизни, так в особенности являет обнажение житейских стяжаний, дабы отрекающиеся обетом от мира, познав свою духовную нищету, тщились облещись в Христову нищету, по которой Он, будучи богат, нас ради обнищал, да мы нищетою Его обогатимся. Инок в зрелом возрасте, в полном разуме, в живом чувстве, вновь свободным отречением от мира предав всего себя в собственность Христу и все сокровище свое навсегда сокрыв на небеси со Христом в Боге, Инок не скрывает себе сокровища на земли, и ничего из земных стяжаний, кроме самого нужного, не приобретает. Нужный кров, простое седалище, скудное ложе, необходимая одежда для всегдашнего употребления в келлии и для приличного исхождения вне келлии, a паче для молитвы в храме, и еще книга для чтения молитв, книга или несколько для чтения слова Божия и душеспасительных наставлений св. Отцев – вот его стяжание. Он знает, что без отвержения привязанности к мирским благам и стяжанию их, не легко устремить дух свой к исканию благ небесных, что нельзя двум господинам противных свойств одинаково служить, нельзя служить Богу и мамоне (Мф. 6:24) Вся́к от ва́с, и́же не отрече́тся всего́ своего́ име́ния, говорит Спаситель избраннейшим своим последователям, не мо́жет бы́ти мо́й учени́к (Лк. 14:33). По сей причине строжайшие из отшельников не иначе вступали и вступают на поприще постнического жития, как, по слову Христову, продав и раздав нищим имение свое, дабы беспрепятственно искать сокровищ на небеси. И Иноки, обыкновенно в знамение нестяжательного, воздержного жития, облачаются в одежды по черному цвету смиренные, по веществу большею частию простые, малоценные, дабы оне всегда напоминали им нищету духа, плач о грехах, бренность временного жития, непрестанное ветшание ризы плоти, и возбуждали желание, по совлечении сего тленного, к облечению в нетленное. И так первая иноческая обязанность есть добровольная нищета, по которой Инок кроме общей пользы и общежительного строения, поколику вверяется ему оное, сам по себе должен быть чужд искания богатства, чести, преимуществ, славы и всякого мирского корыстолюбия. Иноку надлежит быть богату стяжаниями духовными, искать не ризного украшения, но украшения добродетелями, отторгать себя от привязанности к земному, вещественному, дабы умножать приобретения небесные, духовные.

Вторая иноческая обязанность есть послушание до смерти, как изрекается в обетах, настоятелю и всей во Христе братии. Поставление приемлющего иночество посреди церкви при степенях алтаря–босым, обнаженным от всех верхних одежд, в одном хитоне, в этом обнаженном положении добровольное изречение им всех обетов с твердою решительностию, есть истинное выражение отречения его от воли своей и совершенного предания себя в послушание духовного водительства. Потому Инокам преимущественно усвояется название послушников, что они по свободной воле отдают себя на всякое благое и полезное послушание.

Инок не имеет своей воли, воли ветхого, греховного человека. Отрекшись от своих плотских помышлений, желаний, начинаний, он отдал волю свою Христу, восприял образ Христова послушания и, в лице настоятеля созерцая образ Христа, повинуется благому велению его, как слову Христову. ,,Я раб, я слуга, я послушник Христов ради братий моих и ради спасения душ их, слушаю слова, ожидаю повеления, готов к исполнению», так говорит и действует истинный Инок, и путем послушания благопоспешно ведется на совершение. И какое опочивает благословение на совокупном жительстве братий, когда одни отдают волю свою в управление благой воле других, в иноческом жительстве опытнейших, a другие, сами не имея воли своей, единственно в воле Божией тщатся управлять волями других! Тогда один бодрственный, блатопопечительный вождь ведет тысячи, и вкупе с ним тысячи послушных идут легким, беспреткновенным путем к Богу. В обществе благопослушных обитает благодатный мир, благопоспешество в делах, верное служение Богу, истинное назидание ближних, обитает всякое угодное Богу, полезное человекам добро. Потому послушание и угодно Господу, па́че же́ртвы бла́ги, и покоре́ние па́че ту́ка о́вня (1Цар. 15:22); потому и в Иноке послушание ценится паче поста и молитвы, что истинное послушание, как отречение от собственной воли, есть внутреннее воздержание духа и, как исполнение воли тех, которые сами тщатся действовать по воле Божией, есть тоже, что молитвенное приношение сердца Богу. Инок, неимеющий послушания, есть путник, скитающийся произвольно по распутиям, есть ратник сражающийся вне воинского строя, есть плаватель носимый стремлением всяких ветров. Без послушания Инок перестает быть Иноком. Подражай благопослушный Инок Подвигоположнику твоему Господу Иисусу, Который, во образе Божии сый, послушли́в бы́в да́же до сме́рти, сме́рти же кре́стные (Флп. 2:8). Послушание, – твоя вторая обязанность, есть твоя стихия, без которой ты не будешь жить свойственною тебе жизнию.

Но, боголюбивый Инок, ревнитель Ангельской жизни, твой цвет, твоя красота есть девство и чистота. Ты изрекал обет девства и чистоты, как печать иноческой жизни, как особенность, отличающую тебя и от благочестивых людей общей Христианской жизни, и прочие обеты ты произносил более, как средства к сохранению чистоты и непорочности жизни. Действительно для того ты давал обет вольной нищеты, чтобы умертвить себя для чувственных сладостей; для того изрекал обет безусловного послушания, что бы не иметь воли своей и для мысленного удовлетворения нечистым вожделениям. К тому же относятся и все принадлежности иноческого обета твоего, твое иноческое облачение, как духовное всеоружие, дабы отвсюду ты огражден был от ражженных стрел лукавого. И так смотри, богобоязненный Инок, рачитель горней жизни бесплотных Умов, теки святою стезею к последнему пределу обетов твоих,– к пределу чистоты и непорочности,– теки, умерщвляя и порабощая по наставлению Апостольскому тело твое бодрствованием, трудами, воздержанием, постом. А чтобы на этом пути, не легком для растленной природы, идти тебе твердо, ровно, не преткнуться о камень соблазна и о суету лести: то, рачитель чистоты, блюди паче всего око твое, дабы не назирать чуждой красоты; от назирания чуждой красоты многие и твердые погибли, как говорит Мудрый: отселе пламень страсти, я́ко о́гнь разгара́ется (Сир. 9:8–9). Почему, вот тебе правило для соблюдения себя в тишине помыслов и благоотишии чувств: не приближайся, не касайся, не осяжи. Иначе ты без огня сгориш, без пламени истлеешь, без падения падешь и низвeргнешься. Воздержанием, бодрственностию, крепким терпением, мудрым уклонением и молитвенным воскрилением ума и сердца от дальнего к горьнему, от чувственного к премирному, содержа во всегдашней собранности душу, в непрестанном труде тело, и так теки, чтобы досягнуть, так подвизайся, чтобы получить венец нетленный. Вот светоносный путь богомудренной иноческой жизни с его действиями!

Будем, возлюбленные братия и сестры, чаще со вниманием воспоминать иноческие наши обеты. Если начинаем ослабевать в исполнении обязанностей наших: то, воспоминая время первого вступления нашего на путь иноческой жизни, будем оживлять в мыслях первые пламенные наши расположения, – коими горели приносить себя всем существом Богу, и умоленным воспоминанием возбуждать в себе святую ревность,– исправить пути свои пред Богом; если же, по благодати Божией, течем: то еще, паче будем тщиться подвигом добрым подвизаться, дабы и дух, душу и тело принести нам непорочно Господу в пришествии Его.

Воспоминание иноческих обетов полезно не только для Иноков, но и для всякого внимающего себе Христианина. В иноческих обетах изрекаются теже, только в частнейшем виде, главнейшие Христианские обязанности, которые каждый из нас принимал на себя при купели крещения.

Инок прежде изречения обетов своих отлагает мирские одежды; изрекши обеты, запечатлевает оные пострижением власов, наконец облекается во иные одежды, знаменующие звание его, как во всеоружие Божие, дабы в крепости воинствовать под знамением креста.

Вспомним, Христиане, как при крещении каждый из нас, в наготе естественной бедности с обращенным лицем на запад, изрекал сперва обеты отречения своего от всех греховных сладостей мира, от служения диаволу и от всех темных дел его, как, потом обратившись на восток, троекратно подтверждал решительность сочетания своего Христу,–затем после таинственного погружения в купели крещения в смерть Христову, после священного помазания, низводящего дары Духа, возрожденный и обновленный как облечен был в одежду белу,–в знамение облечения во одежду правды Христовой, дабы в правоте ума, в чистоте сердца и непорочности дел ходит пред Ним все дни жизни своей.

Посему без исключения на всех нас, Христиане, лежит необходимая обязанность жить не для мира, a для Бога,–жить в самоотвержении для исполнения святой воли Божией, жить в чистоте и не порочности, и всем заповедано не любить мира, не прилепляться к богатству и земным благам, но подражать Тому, Который, богат сый, нас ради обнищал; не пристращаться к почестям и славе, но быть смиренными подобно детям; отвергать плоти сладострастие и распинать плоть со страстьми и похотьми непрестанными трудами и воздержанием. Никто не может сказать: смирение не моя обязанность, я по моему состоянию могу позволить себе больше удовольствий, для чего мне изнурять себя воздержанием? Нет. Все мы, и живущие в мире и вне мира, богатые и убогие, благородные и худородные, все во Христа крестились, во Христа облеклись;– по сему все должны быть непорочными пред Ним в вере и любви, и каждый по различию пола и возраста, по состоянию и званию служа Господу исполнением своего дела и долга в преподобии и правде; – все должны жить не человеским похотям, но святой воле Божией, и, как последователи Христовы, идти спасительным путем креста Его и самоотвержения.

Господи Иисусе Христе, Спасителю наш, показавши нам различные пути спасения! если мы, быв поставлены Твоею благодатию на святый – Ангелоподражательный путь иночества, чтобы любить Тебя паче всего, безусловно повиноваться Тебе, как верховному нашему Господу, приносить себя и в душах и телесах наших Тебе, Всесвятый, в жертву святую, не порочную,– утверди нас, если мы нетвердыми стопами идем избранным по свободному изволению и избранными Твоими освященным путем иночества; Милосердный не помяни множества грехов и прегрешений наших, не лиши нас спасительной благодати Твоей, нo крепостию оной направляй, утверждай, влеки нас, как своевольных детей, на Святой стезе иноческой жизни. Если Мы прилепляемся к миру: Ты отторгай нас; если ищем пополнять растленную волю свою: Ты. обуздывай наши нечистые желания; если волею или неволею падаем:– Ты благоутробно подъемли нас беспредельными щедротами Твоими, ум и сердце наше воздвигай к горнему, и ими же веси судьбами, помилуй, Преблагий, и спаси нас на том пути, на котором благостию Твоею поставил нас служить Тебе. Аминь.

КОНЕЦЪ.