77. Какая семинария нужна нашей Церкви?

С тревогою следили мы, епископы, за судьбою проекта преобразования наших духовных семинарий. Не будет преувеличения, если скажу: от решения этого вопроса зависело – быть или не быть Православию господствующим исповеданием на Руси. С каждым годом наши семинарии все меньше и меньше дают нам, архиереям, добрых кандидатов пастырства, и приходится подбирать на священнические места старых дьяконов, ушедших из семинарии с половины курса, а иногда ограничивших свое образование духовным училищем.

В глубокой тайне почему-то хранился проект, выработанный нынешней зимою при прежнем обер-прокуроре Святейшего Синода. А то, что проникало в печать о нем, усиливало нашу тревогу.

Наконец, блеснул яркий луч надежды на лучшее будущее: новый обер-прокурор Святейшего Синода, старый и преданный друг исконной православной церковности, решил быстро подвинуть это дело вперед и поставить его прямо, безбоязненно на почву неотложных нужд Церкви. Имена святителей, призванных к обсуждению проекта преобразования, ручаются за успех дела, если только враги Церкви не изобретут способа и на сей раз вставить палку в колесо.

Великое зло семинарии последнего времени было в непримиримой двойственности ее задачи: она готовила в одно и то же время и пастырей Церкви, и студентов университета, и кандидатов в ветеринары. Из сознания духовного юноши как-то сам собою уходил идеал пастырского служения Церкви и заслонялся мечтами об университетах и разных институтах и лицеях. А если семинаристу и приходилось волею-неволею идти на служение Церкви, то в нем почти не оказывалось того огонька, который ярким пламенем горел когда-то, в 40-х и 50-х годах, в душе семинариста-идеалиста. Теперь не ждите, чтобы семинарист пришел к архиерею и сказал: «Благословите послужить Церкви в том положении, какое указать вам будет благоугодно». Или «Благословите занять место там, где вам угодно». Нечасто бывали такие случаи и в те времена, но тогда уважали таких идеалистов; а ныне такого юношу товарищи назвали бы просто юродивым. Житейский материализм заел душу современного семинариста: у него на уме прежде всего – не царствие Божие, а то, что Господь назвал приложением к нему.

Отделение общего образования от специального, резко подчеркнутое в предстоящей реформе, полагает конец этому раздвоению задачи пастырской школы какою должна быть семинария. Общеобразовательная школа, поставленная в духе православной церковности, предоставленная притом только детям духовенства, будет выпускать юношей, пригодных для дальнейшего образования в высших учебных заведениях разных ведомств, в том числе, и для пастырских школ, – юношей, основным тоном воспитания которых все же будет православная церковность, что будет ценным вкладом в общегосударственную жизнь, слишком расшатанную в последнее полустолетие веяниями безбожия и материализма. Но из этих же питомцев общеобразовательной духовной школы, надеемся, будет образовываться и главный состав будущих специально пастырских школ, с тою разницею против теперешних семинарий, что юноши эти будут определенно знать, куда и зачем идут. Поступление в пастырскую школу будет для них решительным, пожалуй, бесповоротным шагом на их жизненном пути: ведь пастырская школа ничего, по крайней мере в смысле прав, им не прибавит. Хотелось бы надеяться, что они-то и составят основное ядро питомцев пастырства, около которого и с которым будут объединяться, так сказать – ассимилироваться питомцы из других школ и сословий. Это столь важное обстоятельство, что на него должно быть обращено особенное внимание тех, кто будет обсуждать реформу духовно-учебных заведений. Реформа имеет святую цель – охранять церковность в воспитании духовного юношества. Носителем церковности, самой, так сказать, закваски ее, является, несмотря на всю расшатанность наших семинарий в духовном отношении, все же само духовенство и его семья. Как ни скуден дух церковности в воспитании нашего духовного юношества, а все же в них больше сохраняется этого духа, чем в питомцах светских школ. И это – благодаря не самой семинарии, а – духовной семье, ее еще незабытым традициям, влиянию близости к детской душе храма Божия, в коем служат отцы, служили деды и прадеды семинаристов. Этого запаса духовного почти нет или очень мало в недуховных семьях. А если где он и есть, если где и веет светлая струя любви к церковности, то благодаря лишь исключительным условиям жизни семьи и особенно благоприятным влияниям. Да и то редко бывает, чтобы этот дух церковности в светской семье совпадал по самому тону своему с духом церковности исторической, традиционной, всеобдержной, каковой, слава Богу, еще не утратился в семьях духовенства. Надо всячески озаботиться, чтобы именно этот исторический дух церковности и лег в основу воспитания будущих пастырей Церкви. Надо оберечь его от слишком сильного влияния духа – так сказать – дилетантской, в светских семьях воспитываемой, церковности. Надо иметь в виду, что в эту последнюю нередко проникают, незаметно для самой семьи, идеи слишком либерального отношения к некоторым кажущимся «мелочам», например, церковного устава и церковных канонов. Вместо смиренного сознания слабости нашего века в деле применения к жизни сих «мелочей» и благоговейного преклонения пред нашими предками, свято их соблюдавшими, является некое стремление во имя гуманности отрицать эти «мелочи», послаблять нашей немощи, извинять это послабление. Вот это-то юридическое отношение к «мелочам», это стремление присвоить своему смышлению право взамен простого смиренного сознания своей духовной незрелости нередко и является в суждениях о церковности главным стимулом у людей, искренно любящих Церковь, но обвеянных духом мира сего и незаметно для самих себя восприявших эти веяния в свое церковное миросозерцание. У питомцев такой семьи много искренности, много стремления беззаветно послужить Церкви-матери, и в этом отношении можно ожидать немало пользы от влияния таких соучеников и питомцев духовной семьи. Но в них мало как бы уже прирожденного духовной семье, в силу долговременно исторически сложившихся условий церковной жизни, уменья быстро разбираться в оценке всего, что относится до церковности. Теряют это свойство и современные семинаристы, а все же они более устойчивы в традиционном понимании церковности, нежели юноши мирской семьи.

Не скрою, что мне видится опасность в том, что в пастырскую школу, с открытием ее для всех сословий, особенно на первое время, устремится немало из этих сословий юношей, недостаточно сознающих, что пастырство есть не просто служение, а – подвиг, требующий всецелого напряжения всех духовных сил, что первейшая добродетель, которая должна в их сердцах составлять основу всех добродетелей, есть смиренное сознание своих духовных немощей, особенно же – своего невежества в области духовной жизни, что в пастырской школе все должно быть основано на почве совершенного отречения от своего смышления, не говорю уже – об отсечении своей воли в ее внешнем проявлении. Я боюсь, что питомцев собственно духовной школы (общеобразовательной) окажется слишком мало, чтобы образовать то ядро, о коем я сказал выше. Особенно же я боюсь вторжения в эту школу иудеев, хотя бы это были дети уже ранее, до их рождения, крещеных родителей. Я умоляю святителей, составляющих уставы пастырской школы, иметь мужество твердо и решительно постановить правилом: лица иудейского происхождения, по крайней мере до третьего, если не до седьмого рода, не могут быть принимаемы в пастырскую школу. Что делать, когда эта нация так исторически себя зарекомендовала в качестве враждебной духу Христову! Что делать, когда в кровь и плоть иудея, помимо его сознания и воли, на протяжении двух тысяч лет, впиталось столько талмудизма, что отрешиться от него не в его воле, даже и после принятия им христианства. Думаю, что это передается даже и потомству крещеного иудея вместе с другими качествами его еврейской души. Если и бывают исключения, не следует ради их нарушать общее правило. Церковь Божия наберет себе кандидатов священства из всех народов земных, не говорю уже о Русском народе. Помнить надо, что для иудея ничего не стоит выдержать какой угодно экзамен, когда он захочет проникнуть в ту или другую школу. Тем легче ему сдать экзамен в пастырскую школу. Известно, что некрещеные иудеи в наших гимназиях охотно ходят на уроки закона Божия и готовят их иногда лучше православных учеников. И делается это не из любознательности, а с определенною целью: в случае перехода в православие он готов ответить и по катехизису, и по священной истории. Я уже не говорю об опасности проникновения в пастырскую школу типа иудея-интеллигента: от сего да сохранит Господь Церковь Свою! Я боюсь иудеев даже из ремесленников: уж слишком пропитана житейским материализмом и эта душа! А при обеспечении духовенства приличным жалованьем, возможно, что в среду его устремятся иудеи скорее, чем куда-либо: они постараются использовать свободу пастырского служения в своих гешефтмахерских целях. Итак: да сохранит Господь пастырскую школу от всякого иудея! Да будут раз навсегда закрыты двери сей школы для всего потомства Иудина! Довольно для них бесчисленного множества школ всяких иных ведомств, но не духовного!

Велика и свята задача пастырской школы! Она должна ответить на призыв Господа Иисуса: жатва убо многа, делателей же мало: молитеся убо Господину жатвы, да изведет делателей на ниву Свою (Мф.9:37–38). Она должна подготовить Небесному Домовладыке работников на Его благодатную ниву, она должна иметь честь представить Архиерею Великому смиренных в своем самоотвержении будущих сотрудников – иереев, непосредственных исполнителей Его благодатных распоряжений домостроительства нашего спасения, носителей и раздаятелей Его благодати. Невольно вырывается из сердца вопль: кто к сим доволен! (2Кор.2:16). Кто посмеет думать о себе, что он достоин сего призвания? Но Господь зовет и – пойдем за Ним!

Первее всего в душе юноши – будущего пастыря должна быть внедрена, раскрыта, углублена в его сознании и доведена до опытного ощущения его сердцем святая истина, что Христова Церковь – есть живое тело Его, членами коего все мы, православно верующие и православно живущие, имеем счастье состоять. Церковь есть живой организм любви, в коем живет и действует Дух Божий, Дух Главы Церкви – Христа, и пастыри Церкви суть главнейшие органы этого великого тела Христова, в коих проявляет Свою жизнедеятельность Христос и Всесвятый Дух. Каждый из нас есть малейший атом сего живого тела, атом, постольку живой, поскольку свободною волею отдает себя в распоряжение Главы своей – Христа. Другими словами: поскольку исполняет заповеди Христа, или лучше сказать, отдает свое сердце, ум и волю Христу, Который в нас и через нас исполняет Свои же заповеди. Без этого глубокого сознания и ощущения сердцем нашего членства в Церкви, как живом теле Христовом, невозможно истинное служение пастырское. Без этого сознания и ощущения невозможно руководить чад Церкви в путях Господних. Только при этом сознании и ощущении становится до очевидности ясным, почему мы должны постоянно прислушиваться к живому голосу древней Церкви: ведь мы и она – едино тело Христово, тело живое, и действенное! Противоречить этому голосу значило бы противоречить себе, противоречить Христу – Главе нашей. В этом единении, в этой любви Вселенской Церкви, объединяющей в себе Церковь на небесах торжествующую, и Церковь, на земли воинствующую, ее сила, непобедимая и вратами ада, – сила истины, сила благодати, спасающей и все побеждающей. В сознании этого единения сила нашего святого Православия. Сознание сего единения рождает смирение. Если для меня небесная Церковь не есть только историческое прошлое, если она для моего сознания и чувства есть живая действительность, если я сердцем ощущаю, что объединяюсь с нею под единою Главою нашею – Христом, вхожу с нею в живое общение молитвою и любовью, таинством Евхаристии и излиянием на мое внутреннее существо благодати Христовой по молитвам святых Божиих: то дерзну ли я поставить свое смышление превыше разума святых Божиих, разума Церкви, разума Христова? И я благоговейно и смиренно ищу решения смущающих меня вопросов – в учении Церкви, в ее постановлениях и канонах, в писаниях ее богомудрых отцов и учителей. Так ставили себя в отношении к Вселенской Церкви все святые Божии, так смирялись пред ее авторитетом великие святители и учители нашего времени, каковы были: Филарет Московский и Иоанн Кронштадтский, да и все верные Церкви православные пастыри. Таким смирением должен быть проникнут и каждый пастырь Церкви, каждый кандидат пастырства. В нем, именно в этом церковном смирении, он должен черпать силы для своего служения. Ведь он – не одинок: с ним все пастыри и учители веков минувших, с ним Апостолы Христовы и Сам Христос; сам-то ничто, круглый нуль в духовном отношении, а вот они-то и научат его, и в минуту трудную помогут, в скорби утешат, лишь бы быть с ними в общении смиренной любви и дыхания сей любви – молитвы.

Уже из сего видно, как важно для пастырской школы всестороннее раскрытие учения о Церкви и глубокое изучение Священного Писания и святоотеческих творений. Вся психология, все нравственное учение должны быть построены на святоотеческих творениях. Ими, их учением должны проверяться данные науки, и только то, что согласно с ними, может быть усваиваемо пастырской школой. С глубокою скорбью мы, архиереи, наблюдаем, что наше духовное юношество и понятия не имеет об аскетике в ее приложении к жизни. Любите враги ваша, говорит Господь (Мф.5:44), а как применить к жизни, как провести в грешное сердце эту заповедь, как смирить себя, чтобы нелицемерно признать в лице так называемого врага – своего лучшего друга и благодетеля – этому никакие современные учебники этики не научат. Так и во всех областях жизни нравственной. Жаль бывает молодого священника, который не знает, опытом не касался азбучки духовой жизни и борьбы со страстями. Как он благодарен бывает, когда покажешь ему авву Дорофея, «Лествицу», авву Варсонофия или нашего родного Нила Сорского! «Отчего нам в семинарии не показывали эти книг? Ведь это – истинное сокровище!» – говорят они, ознакомившись с писаниями отцов. В самом деле, отчего? Зачем мы изучали разные философские системы, а этой «науки из наук» – как жить по Христовым заповедям в духе Церкви – нам не дали и краем уха коснуться?..

Велик труд, скажу – подвиг, предстоит святителям, ныне уже приступившим к рассмотрению нового устава семинарий и духовных училищ. Хотелось бы верить, что наконец-то будет стряхнуто с пастырской школы нашей это чуждое Церкви обаяние современной моды – стыдиться Христа! Наконец-то наши кандидаты пастырства сбросят с себя немецкий сюртук с светлыми пуговицами и наденут... говорить ли? – простую одежду послушания – подрясничек: и просто, и дешево, и легко, и по-церковному прилично: ведь надевают же они сию одежду в день своего рукоположения. Я желал бы видеть и всех преподавателей в наших учебных заведениях вместо этого глупого фрака, в одеждах духовных, в рясах, хотя бы и без благодати рукоположения. Но не слишком ли далеко я захожу в моих мечтах и пожеланиях?

Пусть рассудят сие мудрые святители, на дело сие призванные волею Монарха. А наше дело паче всего молиться, да вразумит их Господь!